Прочь с Земли!

Пролог

Смотреть было наслаждением.
   Для тех, кто не понимает… Видеть, как огонь пожирает то, во что ты вложил столько надежд и денег – это ни с чем не сравнимое наслаждение. Вот он и смотрел. И жар пламени обжигал ему лицо, и дёргались от огня веки, и корчились волосы, и липким потом покрывалось тело – и это было наслаждением.
   Генерал этого не понимал. Генерал опять надоедал ему:
   – Верховный, вы стоите слишком близко к огню. Это опасно.
   Пришлось обернуться. Ответить:
   – Благодарю вас, генерал.
   Да, слишком близко… Но этот генерал просто не знал, что смотреть так близко – это наслаждение. Сначала генерал требовал приказаний, а его люди бросались искать источники возгорания, порывались тушить и эвакуировать. Сейчас к генералу опять подбежали с докладом, и тот натянул гермошлем – а всё потому, что не чувствовал и не понимал.
   Генерал снова рапортовал:
   – Верховный, радиационный фон повышен. Наденьте хотя бы гермошлем.
   Пришлось повернуться. Ответить ему:
   – Благодарю вас, генерал.
   Да, фон повышен… Но этот генерал просто не знал: когда ты смотришь, как горит терминальная хроно-камера, как полыхает её машинный зал, как в рое огненных светляков исчезает контейнтмент и плавится циркониевый блок, фон радиации и должен быть повышен – и это было наслаждение.
   Генерал в своей солдафонской ущербности опять подступил к нему:
   – Верховный… Мать и дочь! Только прикажите!.. Мы ещё можем их спасти!
   Пришлось скосить глаза и бросить небрежно:
   – Благодарю вас, генерал.
   Да, мать и дочь… Но этот генерал просто не знал: главное достоинство пламени в том, что оно убирает последствия и ответственность. Когда проблема становится обременительной – в топку её. И вот теперь он смотрел. И бездна адского пламени сжигала ему лицо, и билась кровью в висках, и жёстким оскалом корёжила рот – и это было ни с чем несравнимо.
   И только когда наслаждение стало невыносимым, он повернулся к генералу. Приказал чуть слышно:
   – Отзовите своих людей. Мы уходим… Благодарю вас, генерал.
   

****

Глава 1. Дед Морозов

А Дед Мороз – он человек или млекопитающее? И он на свои деньги покупает нам подарки, или они идут с наших налогов?.. Хотелось бы на Новый год большой взрослый подарок. Холодильник, например, а маме – норковую шубу или много-много денежек ей в зарплату. Но только Дед Мороз – он же пенсионер.
   (Детская сетевая мудрость начала ХХI века.)
   
   Каждый раз перед Новым годом он поражался оптимизму этих людей.
   Как бы не было им плохо, но праздники они встречали в исключительном расположении духа, безудержно предаваясь веселью. Что происходило с ними потом – уже другой разговор. Но именно из-за новогодних праздников он и остался в этой стране, взяв себе фамилию «Морозов». В Канаде, конечно, тоже бывают морозы и снег, как и в Финляндии, и на Аляске. Что уж говорить об Антарктиде? Но нигде никто так самозабвенно не растягивал зимние торжества, бурно отмечая даже странный праздник Старый Новый год.
   И вот в эти предпраздничные дни конца 2019 года для семьи Морозовых и наступило время «прочь».
   Последней каплей стала внучка Леночка, которая пришла из школы в слезах: её не взяли участвовать в новогоднем спектакле. Бабушка бросилась к ней с утешениями, а Морозов, только глянув на девочку, сразу понял, что дело тут не только в спектакле.
   Морозов любил внучку до умиления.
   Когда Леночка была совсем маленькая, она не могла запомнить отчество деда, которого бабушка в кругу семьи звала по-простому «Гаврилыч». Подражая бабушке, Леночка кричала из детской, картавя и пришепётывая, как все дети её лет:
   – Говорилыч! Иди ко мне! Я соскучилась.
   После чего появлялась в коридоре красная, сопящая от напряжения, со своим детским стульчиком, который был ей нужен, чтобы встать на него и дотянуться до щёк деда.
   Внук Борька, если был дома, поправлял сестрёнку громко, с насмешкой в голосе:
   – Горилыч! Деда зовут Горилыч! Или, лучше даже сказать, Горыныч!
   – Борька! Уши надеру! Твой дед – известный писатель, нельзя над ним смеяться, – одёргивала внука бабушка.
   Она, вытирая руки полотенцем, уже спешила из кухни навстречу Морозову, чтобы расцеловать.
   Если Борька не занимался уроками, он тоже подходил к деду поздороваться, по-своему, по-мужски. Такая звонкая перекличка близких, встречающих его, была очень дорога Морозову. И сейчас, когда Леночка уже подросла, он часто, с удовольствием, вспоминал то время.
   Он женился на Шурочке, когда её сыну Михаилу, было уже семь лет. Своих детей у них с Шурочкой не было, и родившиеся впоследствии у Миши дети, – сначала Борис, а потом Леночка, – вызывали у Морозова чувство непередаваемой словами нежности. А познакомился со своей будущей женой Морозов в милиции.
   Он тогда плохо понимал психологию людей, ему были понятнее звери и птицы. Может быть, поэтому он и служил в то время кинологом в Советской Армии. Ну, и ещё, конечно, потому, что зарплата у офицера была гораздо выше, чем у остального населения СССР. Вот из-за непонимания человеческой психологии он и пришёл в отделение милиции, чтобы отдать купюру в десять рублей, найденную им на улице.