Змеиный медальон - 2

Спасибо большое, Инна! Рада, что заглянули
> Инна:
> Кируня!
> Очень интересно А слог шикарный - в лучших традициях старинных народных сказаний.
>
> С теплом, Инна Комарова.

Кируня!
Очень интересно А слог шикарный - в лучших традициях старинных народных сказаний.

С теплом, Инна Комарова.

В дополнение - небольшой отрывок из середины книги.


Старый двухэтажный особняк, выстроенный на древнем фундаменте, казался спящим. Ни дымка из трубы, ни единого огня в окнах. В подворотне слонялся парнишка в потёртом плаще. Чутьё подсказало Кешке, что он опасен.
Гости шли в дом всю первую половину ночи, и только у каждого третьего на шее белел платок или шарф. Удивительно, как много в этом городе, где магия вне закона, неучтённых колдунов.
Парнишка-сторож прятался в тени, но каждый гость, поравнявшись с ним, коротко взмахивал руками и беспрепятственно спешил дальше. Входная дверь отворялась, впуская визитёров в тёмное нутро дома, и снова всё замирало.
Круговое движение кистью правой руки. Рубящее, крест накрест, левой. Знак! Они рисуют Знак!
Кешку не учили маскироваться. Он шёл открыто, по центру улицы, и чувствовал, как его прощупывает чужой "эхолокатор". Кожа отчётливо зудела. Он свернул в подворотню, приостановился рядом с часовым, чтобы начертить в воздухе круг и крест, и двинулся дальше, во внутренний дворик. Но парень, выступив из тени, преградил ему путь.
Он ничего не говорил, просто стоял и смотрел, и от этого взгляда у Кешки волоски на загривке встали дыбом. Обычный человек на его месте, даже уличный задира, решил бы, что связываться себе дороже. Кешке пришлось собрать всю волю, чтобы остаться на месте. Он медленно развёл руки в стороны, показывая, что безоружен. К Эфиру он не прикасался.
— Отведи меня к своим друзьям. Есть разговор.
Нельзя сказать, что он не рисковал. Но парню был не резон применять магию без крайней нужды. Темноволосая голова качнулась, пробирающий до костей взгляд потух, и Кешка прошёл к невидимой в ночи двери. Приоткрылась створка, в лицо пахнуло теплом… ему дали тычка, и он бегом влетел внутрь.
Дверь захлопнулась, вокруг сомкнулся мрак. Кешка стоял, не шевелясь, без единой мысли в голове, давая прослушать себя насквозь доброму десятку слухачей. Рядом зашуршали шаги, его подхватили под руки и поволокли вниз по стёртым каменным ступеням, втолкнули в небольшое прохладное помещение… Кешка вдруг понял, что слышит, не слушая, что уши заменяют ему зрение, как учила Мара. Это получилось само собой.
Конвоиры отступили к дверям. От стены напротив, из-за стола, на него смотрели чужие глаза. Пять глаз — две пары и ещё один… Одноглазый сидел в особом кресле, лицо обезображено шрамами, нога… да, левой ноги нет по колено, на правой руке отсутствуют три пальца. Он был стар, но в нём бурлила сила, с которой Кешка не рискнул бы тягаться.
— Итак, — просипел старик. Оказалось, горло и связки у него тоже покалечены. — Итак, мальчишка, ты хочешь сказать, что ты один из нас…
— Нет, — тихо, но чётко выговорил Кешка.
Старика мучили боли, и он был раздражён. Он всегда был раздражён, но сейчас особенно. Кешка чуял: одно неосторожное движение или слово, и его прикончат. Здесь, под землёй, они не боятся колдовать. Даже те, кто в белых шарфах. И ещё он знал, что малейшую фальшь старик почует.
— Я пришёл из другого мира. Здесь, в Майнандисе, меня зовут Кен. Но имя, данное мне при рождении, Питнубий. Король во дворце — самозванец. Я пришёл, чтобы вернуть себе трон, — эти слова в собственных устах звучали для Кешки странно, но не жгли язык, как раньше. — Мне верила Мара из Захотимья. Мне верил Бармур из Летуприса. Оба пожертвовали жизнью, чтобы спасти меня. И я сделаю всё, чтобы их гибель не была напрасной.
Никто не рассмеялся, не вскрикнул, не ахнул, но ритм дыхания у людей в комнате изменился. У всех, кроме старика. Женщина по левую руку от него нервическим движением убрала со лба прядь волос. Мужчина справа повёл шеей, словно ему стал тесен воротник.
— А ты наглец, — просипел старик. — Трон ему подавай… Только заикнись об этом там, наверху, и трупоеды вырвут тебе сердце. Знаешь об этом?
— Не вырвут, — возразил Кешка. — Трупоед по имени Ухада недавно предложил мне сделать это самому. Стать одним из них.
Повисла тишина. Кешка решил, что всё-таки ошибся с выбором слов. Потому что в старике поднялся тяжёлый жгучий гнев, как магма в вулкане — ещё чуть, и выплеснется наружу.
— Ты здесь по его приказу? — голос старика был еле слышен. Шипение воздуха, выходящего из порванного шланга.
— Вы же слушаете меня. Вы знаете, что нет!
Невидимая рука отвесила ему пощёчину, и мужчина справа от старика резко сказал:
— Как же тебе удалось спастись?
У него было вытянутое лицо с острым подбородком и длинный кривой нос.
— Меня спас ракен.
Снова пощёчина, сильнее первой, аж в ушах зазвенело, и Кешка, успевший понять, как это делается, ударил в ответ. Голова кривоносого откинулась назад, из правой ноздри потекла тёмная струйка. Кешка позволил себе усмехнуться.
А потом…
Никакого предупреждения, ни малейшего намёка. Просто в мозгу взорвалась сверхновая, и мир сгинул.

* * *
Лицо в зеркале. Коридор теней. И дальше по кругу — до бассейна в дворцовом парке… Сколько это будет повторяться? Пока она не сойдёт с ума? Или она уже спятила… У неё раздвоение личности. Нет, раздвоение, это когда в тебе живут двое. А когда много, это называется мультипликация. Смешное слово. Но сразу всё объясняет. Её место в дурдоме. Может быть, она уже там. Может, она всегда была там, и её жизнь — просто череда галлюцинаций?..
Санд под треск ветвей тащил Лику сквозь подлесок — к озеру, к цветку. А она кусала губы, силясь припомнить, что за идея в прошлый раз заставила её взлететь на дерево, словно она птица, а не человек. Не идея даже — догадка, искра, скользнувшая по краю сознания, но такая важная, что Лика кинулась действовать без размышлений. Потому и не додумала, не задержала в уме драгоценное озарение…
Принц ничего не помнил. Это хорошо. Он не знает, что она сделает, и не сможет ей помешать. Беда в том, что она тоже не знает… Огнецвета нельзя касаться под страхом смерти. То есть лепестков можно, а сердцевины нельзя. Но именно сердцевина ей и нужна. Зачем?
Лика решила не отступать от сценария. Снова взобралась на ствол и не спеша двинулась вверх — к цветку, заворожённая его притяжением. Почти заворожённая. Санд шёл рядом, подняв руку над головой, и она легонько касалась пальцами его пальцев — чтобы усыпить бдительность. Он даже не побоялся замочить ноги, но когда вода дошла до щиколоток, всё-таки сдался и, крикнув: "Осторожно!" — выбрался обратно на берег.
Цветок пылал как костёр, над которым потрудился голливудский мастер по спецэффектам: по языкам пламени прокатывались радужные переливы, вокруг роились блуждающие огни, поднимаясь вверх стайками светляков и тая в воздухе. От этой феерии света рябило в глазах. Но когда лепестки раскрылись, Лика ясно увидела кристалл и в его центральной грани — своё отражение.
Поверх отражения гуляли влажные отсветы, а под ним чернели маковые зёрна семян. Кристалл манил… Лика с трудом удержалась, чтобы не коснуться его шелковистой плоти. Такой живой, желанной… Юный принц сказал: "Ты умрёшь!" Но почему? Разве цветок ядовит? Или дело в другом? Лика наклонилась к своему отражению, и лицо в кристалле приблизилось… будто глядишься в рубиновое стекло, под которым плещется вода.
Глядишься… Зеркало! Портал, через который вещуньи ушли в другие миры.
Лика ахнула и накрыла кристалл ладонью, успев заметить, как крошечное отражение тянется ей навстречу. Поверхность была тёплой и тихо пульсировала…
Мир разлетелся вдребезги и из осколков сложился заново. Всё кругом окрасилось багрянцем. Лика зажмурилась, но кровавый свет проникал под веки.
Она внутри. Пленница кристалла.
Не открывая глаз, Лика видела, как в вышине летят облака, тоже красные, и чуть ломаются, пересекая ребро между гранями. Летят по ту сторону кристалла, на воле… Свод над головой состоял из огромных шестигранников. К каждому снизу тянулись ветви — нет, не ветви, скорее членистые манипуляторы гигантской машины. Должно быть, их окончания и казались снаружи чёрными крапинками семян…
А то место, тот центр, в котором они сходились… Лика не видела его, потому что не хотела видеть. Но стоило ей подумать о жутком нечто, разбросавшем во все стороны длинные лапы, как оно тут же проявилось, и нельзя было уже ни спрятаться, ни отвернуться, ни заслониться неведением…
В сердце залитого алым пространства висел исполинский паук. Чёрная туша его лоснилась, ротовые придатки, каждый с бивень мамонта, плотоядно шевелились. Теперь Лика заметила и паутину — больше похожую на кисею или кружево из тончайших солнечных лучей. Алая пелена кристалла не могла затмить их чистый свет. Паутина была прекрасна, но паук внушал ужас.
В воздухе прокатилось мерцание, алый свет поблёк, и открылся новый слой реальности: в каждой лапе у чудовища было по человеку, а лап были сотни… тысячи! Лика узнала Мейлин и графа Моалора с женой, казначея Хаппрона, Алиерию, Стрейн и Лимою, а потом увидела Нолемьера. Он висел в воздухе, скрестив руки на груди, с самодовольным видом, словно и не подозревал, что всего лишь марионетка в когтях монстра…
А это кто? Кеша! Он-то здесь зачем?
Затем, что бросил её! Явился призраком из прошлого, растравил душу и исчез, оставив после себя глухую тьму. А она не усвоила урок… Дура! Кинулась спасать чужой мир — и погубила себя. Зачем? Лучше жить рядом с Нолемьером, делать, что велят, наслаждаясь покоем и роскошью, — и будь что будет. Но теперь уже поздно…
Из-под брюха паука вывернулась ещё одна лапа с человеком-куклой в когтях, придвинулась, будто похваляясь своей ношей — мелькнули золотые локоны, атласные юбки, и Лика уставилась в собственное лицо. Немигающие глаза были пусты, уголки губ приподняты в резиновой улыбке.
Девочка попыталась зажмуриться, но не почувствовала век. Хотела закричать, но с губ не сорвалось ни звука. Может, у неё просто не было ни глаз, ни рта? Похоже, она вовсе лишилась тела. Ни убежать, ни уклониться…
В широко расставленных зраках паука мерцала тьма, на кончиках его ротовых придатков выступили капельки яда, и кукла в лапе поплыла навстречу Лике. Улыбка её стала шире, головка приветливо склонилась, а правая рука поднялась в знакомом жесте… Так поступали двойники, приглашая в своё зазеркалье.
Она дошла до предела, до последнего отражения…
Кукла придвинулась вплотную, и Лика ощутила, как в неё проникает чужое, холодное, мёртвое…

* * *
Очнулась она на руках Нолемьера. "Что с тобой, моя птичка?" — встревоженно спрашивал придворный маг, а Лика не знала, что ответить.

Выкладка основного ознакомительного фрагмента завершена.