"В горе и в радости": Алена Кручко и Виктория Светлая

Светлая, романтичная история детской дружбы, взросления и верной любви...
   Дорогие читатели, я рада представить вам нашу соавторскую с Викторией Светлой фэнтези-повесть "В горе и в радости": https://feisovet.ru/магазин/В-горе-и-в-радости-Виктория-Светлая-Алена-Кручко
   

   
   АННОТАЦИЯ:

— Мы знали друг друга с шести лет.
   — Эй, мелкая, не путай! Мне тогда было тринадцать!
   — Когда мне было пятнадцать, мы в первый раз поцеловались.
   — Дурной способ прятаться от стражников, но мне понравилось.
   — Я не имела в виду ничего такого!
   — Еще бы, а я чуть не спятил, пока мы всю зиму спали в обнимку.
   — Потом я думала, что тебе понравилась другая…
   — Лучше бы ты вообще не думала, чем думать такую ерунду.
   — И мы женимся!
   — Это я женюсь, мелкая, а ты выходишь за меня замуж.
   — Молодые могут поцеловать друг друга.
   
   Алена Кручко, Виктория Светлая
   В ГОРЕ И В РАДОСТИ
   
   
   
   — …быть верной своему мужу в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в здравии и болезни? Клянешься ли…
   Счастливая невеста должна ловить каждое слово церемонии, должна всей душой подтвердить клятвы, от всего сердца сказать свое «да». Счастливая невеста и к алтарю приходит сама. С подружками, если нет родителей. В белом свадебном платье. Жених не втаскивает ее в храм чуть ли не волоком, босую, с грязными ногами, в рабочем переднике, из кармана которого торчат садовые ножницы.
   Все слишком внезапно. Так быстро, что я чувствую себя, словно во сне. Ведь это не может быть правдой? Не может?
   Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, но я никогда не слышала такого о свадьбе.
   Вот мне шесть, почти семь — мелкая сопля с торчащими куцыми косичками, с гордостью заявлявшая о себе: «Я ученица старой Марты!» Хотя какая ученица — подмети да вытри. Я поливала ее огород и убиралась в доме, и только краем глаза, из-за порога, подглядывала, как старая ведьма варит свои зелья. Другую ученицу, десятилетнюю задаваку Урфриду, Марта допускала крошить травки, мешать жуткое варево в котле над огнем и даже добавлять в него жабью икру. Нет, я не завидовала. Любой ученик начинает с работы по дому, а если у него не хватит мозгов подглядеть за работой мастера и улучить подходящую минутку для расспросов — сам виноват, что останется неучем. Я хотела научиться, и я нисколько не боялась кривого носа и сердитого взгляда старой Марты — да и чего бояться, ведь я выросла в ее доме и когда-то давно, когда ничего еще не понимала, даже называла ее мамой. Она отвечала на мои вопросы, а после придумывала для меня лишнюю работу, но я справлялась.
   Вот мне уже исполнилось семь, летнюю засуху сменили осенние дожди, огород убран, на чердаке сохнут травы. Каждую травку я знала в лицо и по имени, знала, где и как сорвать и с какими словами развесить или разложить сушиться. В лесу выли с переливами волки — я знала, что нужно сказать и как махнуть рукой, чтобы волчья стая не почуяла тебя в лесу, и какое зелье сварить для коней, чтобы они не шарахнулись от волчьего запаха. Но однажды в густом малиннике за нашим участком я нашла приставший к колючей ветке клок серой шерсти. Мне стало страшно, а Марта рассмеялась дребезжащим резким смехом:
   — Скоро зима, а там и большая охота! Его светлость соберет всех, будут и знатные господа с копьями и мечами, и мужики из деревень с рогатинами и вилами, даже баб погонит визжать да шуметь. Пора готовить травки на зелья, слышите, соплячки? Приворотные для девок и вытравляющие ненужный плод для баб, бодрящие и отрезвляющие для господ, да лечебные снадобья не забыть, да для псов и коней, ох-хо-хо, старой Марте хватит работы, да и вам, бездельницам, тоже.
   Я перетирала в ступке ягоды шиповника и руками крошила сухие листья подорожника, и Марта даже доверила мне размолоть в мелкую пыль скорлупу кукушкиных яиц — я страшно этим гордилась и очень старалась. Урфрида, которой досталось отмерять и мелко резать жабью печень, рассмеялась неприятно:
   — Первым делом научишься зелью, вытравляющему дитя из утробы — это потому что у твоей матери когда-то не хватило на него денег, да?
   — Тебе что за дело до моей матери! — заорала я. Марта нашла меня в корзине на пороге, так что о своей маме я ничего не знала. Но верила, что она подбросила меня ведьме не со зла и не оттого, что я совсем-совсем не была ей нужна. Просто женщине с ублюдком на руках некуда идти, вот и все.
   Зато мамаша Урфриды, толстая важная мельничиха, честно платила ведьме за ее обучение снадобьям. Спросить бы, зачем ведьмовская наука мельниковой дочке, но Марта отвесила нам обеим по подзатыльнику и погнала Урфриду на чердак, разбирать остатки прошлогодних трав.
   Я чуть не плакала от обиды, зато скорлупа и впрямь вышла какая нужно, ровно мука самого тонкого помола.
   — Поди в курятник, яйца собери, — буркнула Марта.
   Я выскочила во двор, ничего не видя от разъедающих глаза слез.
   — Дура мелкая, смотри, куда несешься!
   Протерла глаза: оказывается, врезалась в какого-то мальчишку. Незнакомый, раньше он к Марте не приходил, то есть — не из деревни. Одет не богато, но добротно — подбитая потертым собачьим мехом куртка, плотные темные штаны, сапоги из грубой кожи.