Бессмертный избранный (ознакомительный отрывок)

Я распахиваю окно, впуская в комнату воздух. Ветер доносит до меня разговоры болтающихся поблизости людей. Они произносят слова так же, как произносят их дома. На какое-то мгновение мне кажется, что в своей деревне. Всего лишь мгновение — а потом дверь позади открывается, и голос наместника возвращает меня в настоящее.
   – Мигрис прибудет вечером, фиоарна. Я хочу, чтобы ты поел со мной в моем доме.
   Я оборачиваюсь. Асклакин стоит в дверях и говорит со мной, но взгляд его мечется по сонной, как будто пытается что-то отыскать. Вот он задерживается на смятой постели. Становится острее.
   – Девушка... оставалась здесь на ночь? - спрашивает Асклакин, переводя взгляд на меня. Его голос чуть заметно дрожит, но я бы не заметил этой дрожи, если бы не прислушивался. - Ответь, она была с тобой?
   Я с трудом подавляю гнев, но из голоса изгнать его все равно не удается.
   – Я ценю твое гостеприимство, фиур, но допрашивать меня даже ты не имеешь права.
   Асклакин делает вид, что смущен, хотя глаза говорят о том, что мои слова его злят.
   – Эта девушка мне, как дочь, - говорит он. - Я беспокоюсь о ее судьбе.
   – Это благородно, - говорю я так, словно верю ему.
   Теперь у меня не остается сомнений насчет отношения наместника к Нуталее. Они делят постель — его преувеличенно бодрый голос, его бегающий взгляд говорят мне об этом. Я жалею о том, что позволил этой девке остаться здесь, но вчера я слишком устал и вымотался. Я провалился в сон, едва коснулся головой этой неудобной подушки.
   – Мне понятно твое беспокойство, фиур, - продолжаю я, чувствуя легкое раздражение оттого, что оказался впутанным в постельные дела этого старика. - Девушка оставалась здесь, но по собственной воле. Можешь спросить ее.
   Глаза Асклакина наливаются кровью, но я еще не закончил.
   – Я клянусь памятью отца, что не тронул ее и пальцем.
   Наместник хочет спросить что-то еще, но я уже сыт этой игрой. Я отхожу от окна, беру с постели корс и поворачиваюсь к Асклакину.
   – Я готов идти.
   – Как тебе платье моего сына? - спрашивает он.
   Я понимаю намек — я должен был сразу поблагодарить его, но от раздражения забыл это сделать.
   – Оно отлично сшито, - говорю я. - Я снова у тебя в долгу, фиур.
   Асклакин довольно прищуривается, разворачивается и выходит из сонной. Я следую за ним, хоть он меня и не позвал. Я не знаю, когда приедет мигрис. Он наверняка останется на ночь после дороги, и мне предстоит вернуться в эту комнату и в эту постель.
   Мы проходим по коридору мимо сонной наместника, где он встретил меня накануне, и идем дальше. Сегодня я уже обращаю внимание на то, что вчера из-за боли и усталости пропустил. Мне не приходится, разглядывая, замедлять шаг – наместник не торопится, идет медленно и степенно. Даже слишком медленно, как будто надеется наткнуться на кого-то по пути.
   Но в доме тихо. Лишь на улице слышны голоса, и среди них колокольчиком заливается голос Нуталеи. Я отмечаю это — и тут же выбрасываю образ девушки из головы. Я уже потерял к ней всякий интерес.
   Дом наместника построен из камня, но полы в нем деревянные, и половицы тихонько скрипят под нашими ногами. Комнаты расположены только по одну сторону коридора, вторая окнами открывается на городскую площадь. В городах северного Шинироса такие постройки не редкость, но на юге, ближе к реке, города либо бедны, либо вообще зачахли, превратившись в большие деревни, и каменные дома там встречаются нечасто. Новые дома сейчас строятся из глины, которой по берегам Шиниру в избытке. Древесины достать в тех краях не составит труда, вот только вряд ли кто-то рискнет срубить в вековечном лесу даже ветку. После того, как туда согнали всех магов, он был объявлен запретным, а его древесину стали называть проклятой. Говорили, что маги наложили на нее особые чары, и теперь могут подчинять себе тех, в чьих домах есть хоть чахлая веточка, хоть бревнышко из вековечного леса. Многие не верили этим россказням, но были те, кто отказывался входить в дом, если видел там хоть одну деревяшку.
   Видеть дерево в доме наместника было странно, но я не думал, что Асклакин играет с судьбой. Скорее всего, заказал древесину где-то на севере. Вековечный лес был самым большим, но не единственным лесом в Шиниросе. Правда, кое-кто говорил, что магам подчиняется все деревянное. Но отец считал эти слухи глупыми. Так недолго дойти и до воздуха, властью над которым маги тоже обладают. Назвать его проклятым не составит труда, только вот что же делать с теми, кто им дышит?
   Асклакин останавливается перед запертой дверью в самом конце коридора и открывает мне дверь. Это кухня. Жарко горит очаг, кипит вода в подвешенном над ним котелке. На чисто выскобленном столе — еще котелок, поменьше. В нем аппетитно дымится каша, как видно, только что снятая с огня. Приставленная к кухне работница возится на столе у окна с тестом, что-то заворачивает в вырезанные из него маленькие квадраты. Она не оборачивается, и Асклакин не делает ей замечания. Он вообще ведет себя так, словно мы тут одни. Я не знаю, хорошо это или плохо. Своих работников отец приучал к порядку, иногда поднимал на них руку, часто покрикивал.