Maktub. Бесплатные главы

Вид бушующего моря всегда завораживал меня, как и любое проявление стихий, не подвластное внешнему контролю. Цунами, ураган, землетрясение, извержение вулкана, лавина, несущаяся в вершины скалы, огонь, боль, пуля, выпущенная из автомата… человеческая жестокость, страсть, жадность, гнев, ярость. Несопоставимо? Не для меня. Но эта картина не о смерти и крушении. Загорающийся в черных тучах рассвет и светлеющие волны даруют надежду, что огромная волна не обрушится на бессильных перед ее мощью моряков, спасающихся на обломке мачты погибшего корабля. Художник не поставил точку, оставив нам неизвестность, побоявшись взять на себя роль вершителя.
   Странно, что среди десятка портретов обнаженных красавиц, Рику заинтересовала именно эта — тягостная, но завораживающая. Я останавливаюсь, оставляя между нами достаточное пространство, чтобы не сорваться раньше времени.
   — Классика? Не думала, что твои вкусы насколько разносторонни. Или шторм тебя тоже возбуждает? — насмешливо спрашивает Рика, разглядывая репродукцию «Девятого Вала» Айвазовского. — Или нравится смотреть на страдания, цепляющихся за жизнью людей?
   — Это то, что ты видишь, Рика? — низким голосом спрашиваю я. Она резко оборачивается, не ожидая услышать мой голос так близко, в прозрачно-голубых глазах лишь на мгновение проскальзывает смятение и быстро скрывается за льдистой коркой инея. Неторопливо скользнув взглядом вниз по моему телу, замечая каждое пятно краски на синей футболке и черных спортивных штанах, и возвращается к лицу, скептически улыбаясь.
   — Босоногий, бедный художник. Очаровательно, — язвительно бросает Эрика. Длинные черные ресницы вздрагивают, словно хочет добавить что-то еще, но передумав, снова отворачивается. — Я знаю эту картину. Айвазовский. Мы проходили историю искусств в колледже. Это же копия, да?
   — Да. Бедный художник не может себе позволить Айвазовского, — тронув подбородок, потираю короткую щетину. Пытаясь понизить градус возбуждения, я переключаюсь на изучение переливов буйства темно-сине-зеленой гамы на холсте.
   — Ты рисовал? — склонив голову, продолжает допрашивать любопытная искусительница, размахивая своим хвостом, как маятником, перед моим носом.
   — Ты думаешь, я бы стал покупать чужую подделку?
   — Я не видела оригинал. Мне сложно оценить.
   — Ты бы не поняла разницу.
   — Ты настолько хорош? — в надменном вопросе Эрики проскальзывает сомнение.
   — Нет, — невозмутимо отрицаю я. — Ты совершенно не разбираешься в живописи.
   — Согласна, — легкий кивок головы в знак согласия, и следующую фразу она говорит с прежней ядовитой интонацией. — На этом предмете я обычно засыпала. Надеюсь, ты не заставишь меня уснуть, пока твоя… кисть будет открывать мои тайные грани на девственно-белом холсте?
   — С литературой у тебя, похоже, проблем не было? — этот рот давно пора занять делом. Кто интересно внушил мисс Доусон, что она имеет право разговаривать с мужчиной в подобном тоне?
   — Скажи лучше, — растягивая буквы, нараспев начинает Рика. — Какой должна быть работа неизвестного художника, чтобы покупатель захотел за нее отдать двадцать тысяч?
   — Не похожей на другие работы неизвестного художника.
   — И у тебя получится?
   — Нет.
   — Нет? — удивленно спрашивает Рика, резко поворачиваясь. Мои односложные и уверенные ответы пришлись девчонке не по вкусу. Не нравится, крошка, когда тебе тоже щелкают по хорошенькому носику?
   — Ты заказ, Рика. Мне уже за тебя заплатили, — пожимая плечами, небрежным тоном сообщаю я. В лазурных глазах разгорается буря негодования. То ли еще будет, мисс Доусон.
   — Значит, можно не стараться?
   — Даже, если я приложу максимум усилий, ты не будешь отличаться от всех остальных, — я обвожу взглядом картины, расставленные вдоль стен студии.
   — А как же мое лицо? Самое прекрасное из всех, что ты видел? — иронично припоминает Рика мои слова, сказанный в момент страсти.
   — Я насмотрелся на него в отражении, — с блуждающей улыбкой я наблюдаю, как огненные вспышки проскакивают в расширенных зрачках и затуманивается кристальная радужка голубых глаз. — И увидел даже больше, чем хотел. Оно светилось от удовольствия, когда ты кончала. Наверное, Ильдар не так хорош в технике, как современные художники, раз ты завелась от пары движений пальцами.
   — Ты не понимаешь, о чем говоришь, — напряженно произносит она. Я ожидаю взрыва ярости, шипения дикой кошки, пощечины, но не полного равнодушия, с которым Эрика снова возвращается к изучению портретов девушек. На одной из них изображена Сальма Рами, прикрытая только шляпой, и, Рика узнает заклятую подругу мгновенно.
   — Ты ей польстил, — потратив пару минут на составление обоснованно-критического мнения, заключает Эрика, вызывая у меня скептическую усмешку.
   — Ни одного фальшивого мазка, — уверенно заявляю я.
   — Она тебе так нравилась?
   — В тот момент — да.
   — А сейчас? — вызывающе спрашивает мисс Доусон и, обернувшись, смело вторгается в зону моего комфорта, хотя какой к черту комфорт, когда все пространство между нами протоптано похотью.
   — А сейчас я хочу, чтобы мы приступили, Рика, — голос звучит резко, но мисс Доусон даже бровью не ведёт.