Самхейн

Самхейн
- Самайн, самхейн, – гудит ночь вокруг.
- Самуин, - воет ветер.
В баре празднуют. Сегодня День, точнее, Ночь всех святых. Приглашенная группа надрывается, исполняя тяжелый рок. Чтобы услышать собеседника, нужно орать из всех сил ему прямо в ухо. Я не слышу ни музыку, ни голосов окружающих. Только биение крови в моих ушах.
- Самхейн, – напоминают мне. Осталось недолго.
Бар маленький, тесный и прокуренный. Он под завязку набит людьми. Они сидят, плотно сбившись за столиками. Некоторые пытаются танцевать на крохотном пятачке около сцены. Я сижу за стойкой бара, и единственное свободное место во всем баре – около меня. Сюда приходят за новой порцией выпивки, но никто не задерживается. Поводят плечами, чувствуя нездешний холод, и спешат вернуться на свои места.
А я пью. Передо мной третий стакан для пива, наполненный виски вперемешку со льдом. В обычный день мне хватило бы половины, чтобы начать танцевать на столе. Если бы я смогла допить до дна – заснула бы там же. Но сегодня выпивка не в состоянии затуманить мой рассудок. Я ощущаю жизнь как никогда остро, и мне вовсе не хочется с ней прощаться. Вот только меня никто не спрашивает.
На последнее свободное место в баре втискивается новый посетитель. Молодой, коротко стриженный темноволосый парень. По нынешней моде, с бородкой. Не будь ее, был бы симпатичнее, но все равно не в моем вкусе. Под черной кожаной курткой одна футболка, а ведь на улице холодно. Идиот. Хотя мне сегодня холодно даже внутри бара, где так душно, что воздух можно резать ножом.
- Знаешь, какой сегодня день? - сосед поворачивается ко мне. Видимо мой бокал и декольте располагают к разговорам. Я безразлично пожимаю плечами, но это его не останавливает.
- Самхейн, - произносит он, заставляя меня повернуть голову и изучить его более пристально. Вдохновленный моим интересом, он продолжает:
– Так в древности назывался этот праздник у кельтов. А сейчас все превратили в балаган.
Что есть, то есть. Вокруг обладатели самых причудливых костюмов и грима. Бэтмен чокается с Джокером. Красная шапочка тянет Серого волка наверх, в комнаты. Медсестра хохочет, сидя на коленях у зомби. А парень всего-навсего ботаник. Но мне настолько тяжко быть одной, что я поддерживаю разговор.
- И что это был за праздник?
Парень на радостях закидывает меня подробностями о том, как отмечали начало зимы люди, жившие на территории древней Британии. Похоже, действительно специалист.
- А еще, - продолжает он слегка заплетающимся голосом,- было поверье, что в Самхейн умирают те, кто нарушит свой гейс.
Льдина у меня в животе превращается в полноценный айсберг. Как он узнал? Я пристально смотрю на него в ожидании злорадства или, наоборот, сочувствия на лице, но сосед по стойке на меня не смотрит. Он допивает уже второй стакан виски – обычный, не чета моему, но для него, похоже, непривычный. Машет бармену, чтобы попросить еще, но тот не реагирует.
Да нет, откуда ему знать. Просто несет чепуху, вспоминая все, что когда-то слышал об истоках Хэллоуина. Хотя я уже не могу называть этот день так даже мысленно.
- Это Самхейн, - напоминает ночь, - и скоро ты умрешь.
- И что же такое гейс? - выдавливаю я мертвым голосом.
- Зарок, что-то вроде табу, - бормочет парень. – Боги накладывали самые разные запреты. Например, нельзя есть в гостях или нельзя отказаться от любой еды. Нельзя выходить из дома после захода солнца. Нельзя убивать диких зверей.
С каждым словом голос собеседника становится все тише. Ему, похоже, уже хватит. Удачно, что бармен не торопится. Скорее бы ботаник уже вырубился. Между тем парень не замолкает:
- Вот интересно, что они делали, когда уже знают, что умрут. Становились монстрами или наоборот святыми, пытаясь доказать богам, что достойны жить.
- Или жили как обычно, зная, что уже ничего не поможет, - говорю я вслух сама с собой.
Он склоняется к моему уху и шепчет, слова проникают прямо в мозг:
– Но есть способ избежать смерти.
Я снимаю его ладонь со своего колена и резко отвечаю:
– Нет такого способа.
Говорю не этому напившемуся юнцу, а надежде, которая вспыхивает в моем сердце.
- Есть, - он больше не пытается придвинуться ближе, но почему-то я прекрасно различаю его голос в грохоте праздника.
Я делаю новый глоток. Другой. Но спасительный туман не приходит.
- И какой же это способ? – спрашиваю, словно не по своей воле.
- Любовь нелюбовь не живого, не мертвого.
Голос уже не заплетается. Бармен плюхает на стойку стакан, и ботаник выпивает его, не сводя с меня взгляд.
Чушь, понимаю я. Меня просто клеит какой-то белибердой пьяный незнакомец в прокуренном баре. На часах 23.45. Я молча допиваю свой бокал. Почему бы и нет? Мне остается всего пятнадцать минут, так какая разница, что я буду делать в это время. Уж лучше так, чем снова думать и пить. Я перевожу взгляд на его губы и через мгновение мы уже целуемся.
Его поцелуи ранят и жгут. В голове туманится. Не знаю, как это получилось, но мы уже в комнате наверху. В ней почти нет мебели, только кровать и часы на стене. Его и моя одежда разбросана по полу.