Йольская дева

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ - 18+! ИМЕЮТСЯ ЭРОТИЧЕСКИЕ СЦЕНЫ!

ПРОЛОГ

Этот год для Новеграда выдался тяжелым.
В конце лета, когда пришло время ставить в погреба яблочный мед, сошелся новеградский князь Гостомысл в сече с вятским князем Щадрилой. Бились они за Тешеву падь, где водился горностай с соболем — и за право собирать дань с деревень в той округе. А ещё за земли, что лежали дальше Тешевой пади, по пути к реке Волгаре.
С той сечи Гостомысла привезли израненным. И от дружины вернулась лишь пятая часть. А к осени под Новеград пришли курши с гуртами — и мечи зазвенели уже у стен новеградских. Заголосили во дворах матери, все, кто мог, похватались за топоры и рогатины.
В той осаде на стенах погиб последний из сыновей Гостомысла. Сам князь, узнав об этом, испустил дух.
Новеграду, городу богатому, купецкому, не отбиться бы от врага — но с Ильмень-озера пришли вдруг семь кораблей. Просмоленных, черногрудых. И в каждом сидело по пять-шесть десятков мужиков. Пришлые налетели голодными волками — да на куршей с гуртами. Не на речные ворота, как того опасались новеградцы. Мелкие струги налетчиков пожгли, ватаги их, числом в три раза поболе, в реку Волхову загнали. И там порубили.
В тот день Волхова-река покраснела от крови. А пришлые, покончив с дракой, послали вестника к городской стене. И объявили через него, что отныне желают брать с Новеграда выкуп — «гельд» по-ихнему. Но за это обещают новеградцам защиту и охрану от всякого ворога. Иначе, прокричал вестник, не видать больше здешним купцам мирной торговлишки.
Потом чужаки отступили, не пожелав взять город — хотя защитников на стенах осталось не так уж много. И люди с черных кораблей могли награбить немало добра, за годы накопленного в сундуках…
Однако чужаки вместо этого встали лагерем на высоком берегу, у истока реки Волховы из Ильмень-озера. Срубили там крепость — быстро, за десять дней. Вбили частокол из заостренных бревен, рядом возвели пару высоких башен, внутри сладили дома.
А купцы новеградские, почесав в затылках, согласились платить им дань. Слишком мало воинов осталось в Новеграде после осады — и битвы с вятичами. К тому же крепость пришлые поставили на мысу, под которым проходили торговые корабли, идущие к Новеграду. По весне чужаки и впрямь могли порушить всю торговлишку. Выгодней было откупиться…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Дед-нужда

Березеня поднапряглась и ухватилась за рогожный куль, куда сложила самую мелкую репу. Закинула куль в дощатый сусек, устроенный в погребе, подхватила ведро, куда отложила подгнившие репины и пару хороших. Потом полезла по узкой лесенке вверх.
У лаза в погреб стояла мать — бледная, с кругами под глазами, так и не оправившаяся после болезни. Спросила, задыхаясь:
— Ну как? Хватит нам до весны?
Березеня молча качнула головой — а когда мать зашлась в кашле, поставила ведро. Шагнула к матери, погладила её по спине. Сказала быстро, когда кашель прошел:
— Ничего, продержимся. Я свое вышиванье на торжище отнесу. То, что с мелким скатным жемчугом…
Мать махнула рукой. Дернулась, сбрасывая со спины руку Березени, пробормотала:
— На твоем вышивании того жемчугу — слезы. И по всему Нове-граду таких мастериц, как ты, хоть пруд пруди. А заморских гостей нынче нет, прошло их время, Ильмень скоро льдом покроется. Кому ты свое шитье собралась продавать? Да его даже на мешок зерна обменять не получится. Хлеб нынче отдают втридорога, все амбары в округе сожгли… эх, Березенька. Сиротами нищими нас оставил твой отец…
Сбоку к матери подступил один из младших мальчишек, Селятка. Обхватил её чуть пониже впалого живота двумя руками, прошептал тихо:
— Мам, корки нет?
А прежде, когда просил хлебца, со стыдом в мою сторону косился, подумала Березеня. Видать, совсем подкосил Селятку недокорм. Трудно мальцу на одной репе, да и той по счету…
Ей вдруг захотелось заплакать. И стало стыдно перед мальцом, не знай почему.
— Нету, — выдохнула мать. Снова закашлялась, потом оттолкнула от себя Селятку. Сказала строго: — Иди, дитятко, в избу. Поиграй с остальными. А я пока с Березеней поговорю.
Селятка посмурнел с лица ещё больше, но молча ушел. Мать строго глянула на Березеню.
— Так мы до весны не продержимся. Ещё и без коровы остались… я вот что надумала. Ты меня на торжище сведешь и попробуешь продать. Хоть малую толику серебра выручишь. Только смотри, сразу зерно купи. На тебя всех оставлю, не подведи!
Березеня, враз растерявшись, пробормотала:
— Не надо. Выживем, матушка, вот увидишь…
Мать отвернулась в сторону, словно не услышав её. И Березеня в отчаянии сжала кулаки. Проговорила уже упрямо:
— Запас пока есть. Репа, морковка, овса полтора мешка. И Путилка скоро с рыбалки вернется. Улов принесет!
— Он уж сколько раз с парой рыбешек возвращался, — тихо ответила мать, не глядя на неё. — И те с палец — то ли уху из них варить, то ли плакать. Время такое, рыба на дно ушла. Вот как встанет на Ильмене лед, пошлешь туда Путилку с одним из мальцов… глядишь, и наловят. А нам с тобой, Березеня, наперед думать надо…
Мать смолкла. Потом сказала уже погромче, потверже: