Враг един. Том 1. Слуга отречения Свенья Ларк
Магазин Книги автора Комментарии Похожие книги Предыдущая книга Следующая книга
Они живут рядом с вами.
Они живут внутри вас.
Может быть, у кого-то из них вы спрашивали дорогу на улице. Может быть, кто-то из них являлся вам во снах.
Те, кто способен подчинять себе стихии. Те, кто сам является стихией.
Те, что выбрали для себя путь Тьмы или путь Света.
Самая обычная троица молодых людей одновременно обретает силы, неведомые простым смертным. Весь мир — их дом теперь.
Они еще не знают, что им предстоит оказаться по разные сторону баррикад...
Внимание! 16+
Первая книга: Враг един. Свенья Ларк
Вторая книга: Враг един. Том 2. Чёртов плод. Свенья Ларк
Отрывок «Враг един. Том 1. Слуга отречения Свенья Ларк»
ПРОЛОГ
— В Утрехте семь часов тридцать минут, а следующие полчаса вы проведете со мной, Эммой ван дер Берг, и, конечно же, с признанными классиками мировой рок-музыки. Я надеюсь, что композиция, которую вы услышите сразу же после выпуска новостей, поднимет нам настроение в эту дождливую осеннюю погоду. Желаю всем отличного начала рабочего дня…
Тесс поправила в правом ухе белый наушничек гарнитуры, чуть убавила звук радио и в очередной раз глянула на экран мобильного. Уже семь тридцать две. Завтракать, видимо, придется за рулем. Да сколько же можно стоять в этой очереди? В конце концов, ну неужели нельзя немного быстрее разливать в стаканчики этот чертов капучино?
— Мааа! купи мне тоже… конвертик с шоколадом… — заканючил сидящий в коляске Леви.
— У тебя же аллергия на шоколад, мышонок, забыл? Тебе нельзя…
— Ну тогда с яблоком…
— С яблоком куплю, — покорно пообещала Тесс, взъерошив сыну льняные вихры.
Семь тридцать пять. Если она не застрянет в пробке за Центральным вокзалом, есть маленький шанс, что ребенок вовремя попадет в садик, а она еще успеет на совещание.
У противоположного конца прилавка замер, остановившимися глазами глядя на нацарапанное мелом на черной доске меню, низенький полноватый мужчина в полицейской форме. Он выглядел бледным и каким-то страшно измученным; под запавшими глазами наметились темные круги. Наверное, с ночной смены, сочувственно подумала Тесс.
Семь тридцать восемь.
— …число жертв землетрясения в Индонезии достигло восьмидесяти человек, сообщает пресс-служба, — размеренно бормотало радио в ухе. — Президент страны выразил жертвам…
За спиной монотонно пиликали сканеры на кассах и слышался равномерный, похожий на пчелиное жужжание, гул людских голосов. Запах кофе щекотал ноздри.
— Ма-ам… смотри, — Леви снова задергал ее за платье. — Дядя ряженый!
Тесс посмотрела туда, куда указывала маленькая детская рука, и невольно вздрогнула. Прямо позади полицейского, положив руку тому на плечо, стоял высокий, затянутый в черное человек в уродливой карнавальной маске, изображающей какую-то краснолицую тварь с круглыми, обведенными толстой темной каймой глазами, широким, в пол-лица, носом, кустистыми черными бровями и оскаленными острыми зубами. Ах да, точно, через месяц же Хэллуин, вспомнила Тесс, нервно теребя в кармане ключи от машины. Хотя это, конечно, все равно не причина пугать невыспавшихся людей в супермаркетах с утра пораньше. Да и выспавшихся тоже не стоило бы…
Ну да мало ли на свете фриков — в конце концов, у нас ведь свободная страна.
— …сухогруза, затонувшего вчера вечером у побережья Туниса. Продолжается операция по спасению двадцати одного члена экипажа, двое из них являются гражданами Нидерландов, четверо найдены погибшими. Следите за развитием событий в трансляции на нашем сайте. А теперь к другим новостям Нидерландов и мира…
Семь сорок одна.
Из азиатской закусочной по соседству с пекарней тянуло горячим пряным паром; Тесс видела, как лбы поваров, возящихся на открытой кухне, блестят от пота. Очередь как будто бы даже не уменьшалась, и она со вздохом стянула с себя шарф и расстегнула пальто.
— Черт, да долго ты там еще будешь копаться, а?! — неожиданно визгливо заорал полицейский. — Ты что, специально надо мной издеваешься?!
Этот вопль заставил Тесс дернуться от неожиданности, и тут же она увидела, как продавщица, веснушчатая девушка в круглых блестящих очках и белом кружевном фартучке, побледнела и судорожно шарахнулась от прилавка назад.
— Пожалуйста… пожалуйста, успокойтесь, — залепетала она вдруг, выставляя перед собой ладони с тонкими наманикюренными пальчиками. — Мы сейчас… сейчас…
Вот ведь пугливая пошла молодежь, успела с неудовольствием сказать себе Тесс. Какая уж тут борьба за женские права, если ты в восемнадцать (или сколько ей там?) лет еще не умеешь даже поставить на место зарвавшегося покупателя? Да и мужик тоже хорош — видно, что устал, но и срывать злость на ком попало… это уже ни в какие ворота. А еще полицейский.
Сейчас я ему все выскажу, решительно подумала Тесс, оборачиваясь.
…и внезапно с изумлением заметила, что мужчина вытягивает из прицепленной к поясу кобуры пистолет.
Сонная, медленно соображающая поутру очередь, как в замедленном кадре, качнулась от него в сторону.
— Суки… какие же вы все суки, а… ненавижу… — невнятно забормотал полицейский, с громким щелчком снимая пистолет с предохранителя и внезапно с силой закусывая губу.
Тесс показалось, что она как будто бы со стороны услышала свой собственный вскрик.
Первые две пули попали девчонке за прилавком прямо в грудь. Та отлетела к стене, со звоном сбивая на пол расставленные на столе кофейники; на белом фартуке расплылось огромное красное пятно. Вокруг пронзительно закричали на разные голоса, какая-то женщина позади Тесс судорожно выкрикнула: «Позовите охрану!»
Еще одна пуля вдребезги разнесла стекло прилавка. Во все стороны полетели осколки, стоящий рядом с Тесс парень в длинном красном шарфе развернулся и побежал к выходу, и полицейский начал с двух рук стрелять ему вслед.
На несколько безмерно долгих мгновений Тесс замерла на месте как статуя, не в силах заставить себя двинуться с места. Ей почему-то казалось, что стоит ей совершить хоть одно лишнее движение… всего только одно движение… и тогда…
Расширенные от ужаса глаза остановились на человеке в карнавальной маске… и Тесс внезапно померещилось, что она видит, как маска подергивается мутной белесой рябью и потом растворяется, словно смытая водой, обнажая вполне человеческие черты: узкие восточные глаза, прищуренные и пронзительно-черные, кривоватый нос и жесткие бледные губы.
Мужчина стоял в шаге от нее, держа руки скрещенными на груди. Казалось, его совсем не тревожит происходящее и не пугают выстрелы. На какой-то миг он встретился с Тесс взглядом и едва заметно нахмурил густые темные брови — и в тот же момент она увидела, как полицейский неправдоподобно медленно наводит на нее дуло пистолета.
Женщина задохнулась от нахлынувшей паники, наконец-то стряхивая с себя смертельную оторопь, выхватила из коляски ревущего сына и бросилась вместе с ним на пол, прикрывая своим телом…
ГЛАВА 1
Когда электричка тронулась, Тимка уже почти перестал плакать. Он все-таки не был идиотом и вполне отдавал себе отчет в том, что плачущий тринадцатилетний подросток при полном отсутствии каких-либо взрослых поблизости наверняка может вызвать вопросы у особенно заботливых окружающих, — а посторонние вопросы Тимке сейчас нужны были меньше всего на свете.
А если сидеть вот так, без особенных эмоций на лице, и спокойно рассматривать носки своих кроссовок, то никто, наверное, и не станет обращать на него специального внимания. А в крайнем случае всегда можно сказать, что его мама, например, просто выглянула в соседний вагон посмотреть расписание… или, например, вышла в тамбур поговорить по телефону о чем-нибудь, не вполне предназначенном для детских ушей — такое ведь тоже иногда случается в жизни, верно?
Вот если бы это еще действительно было правдой…
Электричка миновала Толмачево, потом Мшинскую. Вагон мерно потряхивало. Внезапно Тимке показалось, что сидящая напротив него женщина в зеленом клеенчатом пальто и с большой клетчатой сумкой на плече, до того мирно покусывавшая дужку очков над кроссвордом-судоку, вдруг поднимает на него взгляд и вот-вот к нему обратится. Тогда Тимка стремительно поднялся со своего места, без единого слова дернул дверь, на мгновение впустив внутрь вагона какофонию колесного грохота, и почти бегом двинулся вперед. Дойдя до самого конца поезда, где почти не было людей, он снова сел на жесткое, обитое малиновым дермантином сидение и стал, не отрываясь, остановившимися глазами смотреть в окно. За запыленным стеклом мелькали ажурные силуэты берез и тоненьких осин, усыпанных подсвеченной солнцем золотистой листвой — печальные и скоротечные картинки ранней осени. Потом поезд помчался через чернолесье, и в щель приоткрытого окна над головой потянуло запахом мокрой хвои.
Рассеянно провожая взглядом проплывающие мимо железнодорожные столбы, Тимка подумал, что эта поездка вполне может удостоиться номинации на звание самого отчаянного поступка в его пока еще не очень долгой сознательной жизни. Не то чтобы среди номинантов на это звание совсем не имелось никаких других эпизодов — Тимке вообще казалось, что он последние три года живет какой-то очень странной, вывернутой наизнанку жизнью, в которой порой совершенно невозможно отличить правильное от неправильного. Но все-таки, вот так вот в одиночку сорваться из города, не имея перед собой абсолютно никакой конкретной цели — это был уже, пожалуй, переход на какой-то новый уровень.
Просто… он не мог ни единой минуты больше находиться там, в теткиной квартире. Вот просто физически не мог, и все.
Тот факт, что тетка (Тимка никогда, даже про себя, не называл ее по имени, потому что сводная сестра его мамы по странному капризу судьбы носила то же имя, что и мама, и думать об этом Тимке было невыносимо противно) никогда не бывала довольна ни его внешним видом, ни оценками, наверное, не являлся сам по себе такой уж страшной бедой. То, что она иногда встречала Тимку из школы и специально, явно получая от всего процесса немалое удовольствие, громко отчитывала его на виду у одноклассников, называя тупым и малохольным, тоже было, в общем-то, терпимо.
Гораздо хуже было то, что тетка постоянно требовала от него быть вежливым, не перечить старшим и, самое главное, не ввязываться в драки с ровесниками («Смотри мне, если вылетишь из школы, там и до полиции недалеко!»). Наверное, именно поэтому, когда в этом году его выбрало своей жертвой еще несколько человек, примкнувших к компании Серого, Тимка с самого начала стал стараться просто терпеть и не обращать на них внимания. Иногда его обливали водой из поломойного ведра или выкидывали шапку в унитаз, иногда вытряхивали вещи из рюкзака на пол и заставляли ползать на карачках по всему классу, собирая их, иногда окружали толпой на перемене и харкали в лицо. И все смеялись — один раз даже физрук по время урока посмеялся вместе со всеми, когда его во время игры в пионербол отправили на пол подставленной подножкой.
И совсем уже фигово было, что Серый, по праву сынка какого-то там, как выражалась тетка, «оч-чень серьезного человека» ходивший в вечных любимчиках у директрисы, наслаждался в своей жизни, по сути, полной безнаказанностью. Более того, каким-то образом он умудрялся каждый раз выворачивать все так, что в любой ситуации выглядел как первая жертва. Однажды Тимке пришлось перед всем классом просить у него прощения за то, что он толкнул Серого в коридоре, а этот амбал смотрел на него в упор и издевательски лыбился.
Тимка и правда очень старался делать вид, что у него всё в порядке. Раз или два он даже пробовал отбиваться, но любая попытка постоять за себя, когда Серый или кто-то из его компании начинали лезть к нему в столовой или в раздевалке, всякий раз оборачивались вызовами к директору и страшными скандалами дома, если вовсе не ремнем. Во время этих скандалов всегда надо было стоять, вытянувшись в струнку, и молчать, виновато опустив голову, а потом обязательно еще и извиниться первому, чтобы тетка наконец оставила его в покое и отпустила в свою комнату.
Сегодня он впервые в жизни крикнул ей в ответ «дура!», и в наказание был на полчаса выставлен на лестницу босиком и в одних трусах («Я из тебя воспитаю приличного человека, тварь неблагодарная!»). Когда тетка наконец впустила его обратно, Тимка стянул из тумбочки в коридоре ключи от дачи, а потом натянул куртку с кроссовками, незаметно прокрался мимо двери кухни, из-за которой слышались взлаивания очередных телевизионных дебатов, и на цыпочках вышел из квартиры.
Потому что он просто больше не мог.
***
— …и вовсе даже не «какая-то там барахолка», а антикварный рынок, — в который раз повторила Верена, прижимая смартфон к уху и роясь в рюкзаке в поисках кошелька. Вечно в этом бардаке ничего не найти… — Ну ма-ам, сама подумай, где еще искать подарок человеку, который еще ни разу в жизни не бывал в Европе? А Анжелика сама не своя от всякой винтажной бижутерии, где ж я ее еще найду в таком количестве, не в молле же… да продезинфицирую я все!
Верена немного кривила душой. Она была практически уверена, что ее австралийская подруга по переписке будет прыгать до потолка, получив в подарок даже банальную сувенирную бутылку «Берлинского воздуха» в форме Бранденбургских ворот. На самом деле Верена просто любила барахолки. Было что-то удивительно приятное в том, чтобы в воскресенье после репетиции пройтись вдоль шумных торговых рядов, трогая и разглядывая старинные и не очень фарфоровые сервизы и медные статуэтки, ящики с книгами и выцветшими от времени журналами, древние лампы и вычурную деревянную мебель. Все такое разное, и так быстро меняется, а на одну человеческую жизнь приходится так мало интересного, думала Верена. И так жаль временами, что нельзя жить вечно. Ну или не вечно, ну хотя бы пару столетий — Верене в ее двадцать лет это тоже казалось весьма солидным сроком.
На набережной напротив Музейного острова яблоку было негде упасть. Над головой плыло звонкое, гудящее многоязычное разноголосье; пестрый народ, обрадованный хорошей погодой, вовсю щеголял в рваных джинсах и коротких майках. Верена смотрела на них с некоторым скепсисом: папина немецкая кровь в ней иногда требовала относиться к одежде попроще, но мамина французская время от времени призывала пытаться тренировать вкус, что бы это ни значило.
В безоблачном небе, синем и пронзительном, висело ослепительно-яркое солнце, и его лучи отражались от отполированного за множество лет диабаза под ногами и окрашивали начинающую желтеть листву деревьев и растянутые вдоль берега Шпрее белые тенты в золотистые празднично-карнавальные тона. Сладкий и терпкий, пахнущий сыростью и опавшими листьями холодный осенний воздух, казалось, можно было разливать по бокалам и пить, как шампанское.
У прилавка с украшениями толпой галдели китайские туристы. Самый спокойный из них — кажется, это был гид, — пытался что-то втолковать продавцу на ломаном английском, на что тот с завидным упорством отвечал на смеси польского с немецким.
А еще было бы здорово, если бы люди понимали друг друга без переводчика, продолжала фантазировать Верена, перебирая почерневшие от времени серебряные цепочки. Вот эта уже ни на что не годится, а вот под ту, если почистить, конечно, вполне можно подобрать какую-нибудь винтажную под-ве-соч-ку… Вот скольких проблем лишилось бы человечество, если бы людям дать возможность просто понимать друг друга, и все. В непонятном ведь всегда ищешь подвох…
Верена взяла в руки тяжелую бархатную шкатулку с ладонь величиной. На крышке красовался какой-то хитрый полустершийся вензель. Кто-то там фон кто-то там… Вот в такой штуке точно можно дарить винтажные погремушки, мелькнуло в голове. Верена заглянула внутрь. На атласной подложке лежали два тонких золотых кольца. А может, и не золотых…
— Слушай, а это вообще серьги или браслеты? Почему такие тонкие?
— Понятия не имею, красавица, — улыбнулся ей молодой, турецкого вида парень, стоящий за прилавком, скучающе засунув руки в карманы джинсов. — Я в женских побрякушках не очень разбираюсь. Но у серег должна же быть застежка, так? А эти сплошные… И на руку по размеру вот как раз подходят. — Он покрутил кольцо на пальце. — Тебе пойдут. Скидку сделаю. А? Всем за двадцать отдаю, а тебе за десять. А? Возьмешь?
Верена демонстративно задумалась. Медленно, выдерживая паузу, обвела взглядом нарядные, умытые полуденным светом фасады домов на набережной и увенчанный гигантским темным куполом монолит музея Боде на противоположном берегу — он ей почему-то всегда казался похожим на сказочную крепость из какого-то мультфильма.
— А может, и возьму. За пять.
— За восемь.
— Семь!
— Договорились…
Необыкновенно довольная в равной степени и покупкой, и собственным умением торговаться, Верена засунула приобретение в карман и, насвистывая, направилась в сторону вокзала.
***
Тимка спустился на платформу, и, перейдя через железнодорожные пути, шагнул на узкую усыпанную гравием дорожку. Солнце уже потихоньку опускалось за горизонт, и воздух постепенно становился все прохладнее. Под ногами жадно чавкала налипающая на кроссовки грязь.
На территории садоводства не было ни души, только ветер со свистом носил тучи желто-красных, похожих на обрывки цветной бумаги листьев по выложенными деревянными досками тропинкам между домами.
Какие-то черные птички с одинаковыми желтенькими клювами, сидящие на клене у самого дома, перекликались между собой тонкими переливающимися трелями; на крыше крыльца курлыкали голуби.
С трудом открывая тяжелую деревянную входную дверь, Тимка автоматически бросил взгляд в маленькое, покрытое черными точками старое зеркало, в незапамятные времена зачем-то привинченное проволокой к столбику крыльца. Глаза все еще были покрасневшими, под ними наметились едва заметные голубоватые тени.
Если тетка сразу не хватится ключей, то, может, и не поймет, что он здесь.
Сбежавший из собственного дома.
Мама бы никогда такого не допустила. И папа тоже.
Но их было не вернуть…
Тимке хотелось есть, поэтому первым делом он стал шарить по дому в поисках ключа от кладовой. Он точно знал, что тетка имела привычку закупать тушенку и всякие запаянные компоты на дачу ящиками, чтобы потом не таскать с собой тяжелые сумки каждые выходные.
Дом внутри пах застоявшейся сыростью и затхлостью. Деревянные половицы с раскиданными по ним пестрыми тряпочными ковриками отчаянно скрипели даже от легких шагов.
Где же он может быть, думал Тимка, один за другим обыскивая ящики громоздкого, с толстыми, словно бочонки, ножками-тумбами, письменного стола в жилой комнате. Он как раз выгребал из глубокого пыльного нижнего ящика ворох каких-то журналов со смятыми выцветшими обложками и вырванными страницами — кажется, мама использовала их исключительно в качестве подстилок, когда пересаживала цветы, — как вдруг увидел на самом его дне большой нераспечатанный конверт из мягкой желтой бумаги. Тимка взял конверт в руки и поднес его под зеленый жестяной колпак настольной лампы.
Отправитель: Константин Зиновьев. Синяя наклейка «avia». Тимка взглянул на штамп…
Письмо пришло по адресу через два месяца после того, как было отправлено.
Спустя две недели после возвращения папы из своей трехмесячной командировки в Мексику.
И через четыре дня после аварии.
Его просто никто уже не успел прочесть…
Совершенно забыв о том, что он здесь искал, и чувствуя, как озябшие пальцы внезапно начинают предательски дрожать, Тимка, торопясь, вскрыл конверт зубами. На полированную поверхность стола выпали большая, размером с тетрадный лист, глянцевая открытка с кактусами на фоне заката и два тонких золотистых кольца в запаянном целлофановом пакетике. На оборотной стороне открытки знакомым крупным папиным почерком было размашисто выведено:
«Ангелочек! Скучаю по тебе страшно — скатываюсь в банальности, так что уже, можно сказать, ночами пишу письма пером при свете свечи. Совсем скоро домой. Не могу, прямо дни уже считаю. Поцелуй от меня Тимофея крепко-крепко. Твой Ко.
P. S. Нашел тебе браслетики на местном развале, ты вроде такое любишь. Продавщица клялась, что это традиционное украшение ацтеков. По легенде, их надо одевать сразу на обе руки, чтобы с тобой пребывала гармония стихий. Мне, правда, показалось, что эта легенда была сплошным экспромтом, но с другой стороны — если поверить, то получается очень романтично, правда?»
Тимка перечитал текст еще три или четыре раза, осторожно сжимая открытку в пальцах. Потом он тихонько всхлипнул, а потом, закусив губу, разорвал целлофан, вытащил браслеты и нацепил их себе на оба запястья. Он понимал, конечно, что ведет себя как полный идиот, примеряя вот так женские украшения, но… в конце концов, его ведь никто сейчас не видел. И кто знает, может быть, действительно сработает какая-нибудь магия, и они ему хотя бы приснятся?
Тимка додумывал эту мысль, уже забираясь на свою скрипучую тахту в углу комнаты и укрываясь старым синим стеганым одеялом.
***
Верена села за стол, сгребла в сторону кучу карандашных набросков с неопределенно-крылатыми светящимися существами для очередного конкурса фэнтези-рисунка, несколько многоэтажных стопок разнообразных распечаток, долженствующих означать прилежную подготовку к написанию курсовой по социологии («Успе-ет-ся», — мысленно строго сказала им Верена), десяток тетрадей, пару кофейных чашек, зарядку от ноутбука и весь прочий хлам, который обычно пылится на рабочем месте у любого нормального человека — и положила открытую шкатулку перед собой.
Из кухни тянуло жареным мясом и оливковым маслом и слышалась музыка — наверное, соседка Луиза опять готовила себе что-нибудь итальянское.
…дарить или не дарить?
Верена задумчиво посмотрела в окно, на вытянутую колонну телебашни и зеленый купол Берлинского собора, виднеющийся вдалеке. С семнадцатого этажа было видно, как стремительно ползут по небу и стягиваются в одно большое облако маленькие пушистые клочки небесной ваты. Потом на землю легла густая прохладная тень, и в стекло тут же застучались мелкие капельки дождя.
— Может быть, все-таки не дарить? А? Как думаешь? — спросила она у устроившегося на наличнике дрозда. Птица посмотрела на нее блестящим черным глазом и спорхнула прочь, вниз. Хорошо им, крылатым, можно никогда не бояться высоты…
Верена повертела один из браслетов в пальцах. С одной стороны, для подарка все-таки как-то дешево. Это ведь явно не золото и даже не серебро. Может быть, мельхиор?
А с другой стороны…
Верена нацепила один из браслетов на правое запястье.
С другой стороны, если, например, надеть индийское платье с такими вот штуками поверх рукавов, то может получиться очень даже оригинальненько… Может быть, даже как-нибудь пригодится для выступления. Она нацепила второй браслет на левую руку и подошла к зеркалу. Оценивающе посмотрела на себя и пригладила ладонями светлые волосы, шкодливо улыбнувшись своему отражению. Нет, не отдам, решительно подумала Верена. Потом включила накинутую на зеркало бумажную гирлянду и сделала пару движений из классического танца Одисси, сложив перед собой ладони.
…и внезапно поняла, что не может их расцепить.
— Что за…
Запястья неожиданно начало жечь, и Верене показалось, что два браслета притягиваются друг к другу, как намагниченные. Она с усилием развела руки в стороны и с ужасом почувствовала, как тонкие золотистые кольца все больше сжимаются, сдавливают руки, а потом… как будто бы всасываются под кожу…
— А-а! — вскрикнула Верена, тряся руками.
Больно. Больно…
— А-а-а! — она упала на четвереньки.
— Эй, что случилось? — раздался голос Луизы в коридоре. В дверь начали стучать, потом она приоткрылась, и в проеме показалась смуглая кудрявая темноволосая голова.
— Что за кричание? Для тебя все в порядке? — обеспокоенно спросила Луиза, как всегда, путая немецкие слова с итальянскими.
Верена сделала глубокий вдох и поняла, что боль отхлынула — так же стремительно, как и навалилась.
— Ничего… у меня… у меня все в порядке, — медленно ответила она, запинаясь.
Широко распахнув глаза, Верена смотрела на свои руки и ошарашенно трясла головой. Вокруг обоих запястий виднелись две тонких, очень четких, как татуировки, розовых полоски.
И больше ничего.
ГЛАВА 2
Наводка была так себе — это Кейр понял почти сразу. Замок не поддался ни с первой, ни со второй попытки, и тогда его пришлось, чтобы не терять драгоценных минут, просто выломать вместе с круглой золотистой ручкой и целым куском белой дверной панели. Треск дерева показался в первый момент оглушительно громким, и Кейр сквозь зубы чертыхнулся, хотя и проверял накануне, что все квартиры на этом этаже в будние дни пусты как минимум до полудня.
Гостиная. Стеклянный плафон над дверью в виде пронзенного стрелой сердца. Серые стены, фоторепродукция с Эмпайр Стейт Билдинг в рамке у окна, низенький полукруглый диван в углу, на барной стойке валяется старый выпуск «Нью-Йорк Таймс». В окне, наполовину скрытая желтеющими кленовыми кронами, виднеется красная кирпичная стена противоположного дома с окнами-арками; на лакированных половицах пола лежат два косых пыльных прямоугольника солнечного света.
Кейр торопливо поскидывал на пол диванные подушки. Где же эта долбаная хипстерша может хранить свои бирюльки, а?
Если ему не удастся ничего найти, ему крышка. Ему просто нечем больше расплачиваться с Бугром. А тот теперь поставил его на счетчик и совершенно точно больше не станет долго ждать.
Спальня… Резкий запах то ли освежителя воздуха, то ли каких-то мерзких приторных духов, бьющий в ноздри. Дурацкий трехногий пуфик, укрытый розовым ковриком из искусственного меха. Перевернуть пуфик. По нулям.
Руки мерзко влажнели под резиновыми перчатками.
За входной дверью в коридоре отчетливо заскрипели деревянные половицы.
— Барбара? — раздался дрожащий старческий голос с лестницы.
Если что, я его вырублю, подумал Кейр. Прости, не обижайся, дедуля, но лучше не лезь, не лезь…
— Барбара, ты дома? У тебя тут дверь…
Шкаф. Вытряхнуть постельное белье. Пусто, везде пусто… Черт!!
— Алло, полиция? — спустя еще примерно минуту снова донеслось с лестничной площадки. Дедуля умненький, дедуля боится лезть на рожон. Вот и славно. — У меня тут, кажется, соседку ограбили… да… нет, не заходил… адрес, да, записывайте…
Кейр высыпал на лимонно-желтый в черную крапинку ковер (и как только у этой бабы глаза не вытекают каждый день на такое смотреть?) содержимое ящика прикроватной тумбочки. Какие-то флакончики, блокнотики, пачка тонких сигарет, губная помада, вышитый бабочками кожаный очечник… ярко-красный, очень реалистично выполненный вибратор. Тьфу ты, блин…
Морщась от боли, он наклонился и пошарил вытянутой ладонью за серой коробкой кондиционера под окном. Ничего…
После последней встречи с «байк-клубом» у Кейра болели все ребра и он через раз мочился кровью. В следующий раз, если он не принесет Бугру капусту, тот его просто прикончит, в этом нет уже никаких сомнений. Он так и сказал тогда, отвешивая распластанному на асфальте Кейру последний пинок по почкам: «Не найдешь, тогда уж мне самому придется навестить тебя и твою семью… и боюсь, что это будет последняя наша встреча…» А затянутые в кожу амбалы из его стаи стояли вокруг и любовались зрелищем.
И эти гребаные суки действительно знали, где он живет.
Назад в гостиную. Снова исцарапанная деревянная стойка с развешенными над ней бокалами. Белый кухонный кафель в мелкий бежевый цветочек. Магнит-открывашка на холодильнике в виде Суперволка — ха, он тоже эти комиксы собирал в детстве.
Где, где, где?!
Серые кухонные шкафчики. Бутылочка пива с маленькой пятиконечной алой звездочкой на этикетке, стыдливо припрятанная за горой разноцветных пластиковых коробок (Кейр мгновение помедлил, а потом сунул бутылку за пазуху). Множество жестяных ящичков на верхней полке. На пол, все на пол. Кофе, соль, мука, рис… пусто… сахарница…
Тяжелая банка в виде белого фарфорового слоника с загнутым вверх хоботом рухнула вниз, треснув острым краем как раз по косточке на ступне. Кейр тихо взвыл, хрипло выматерился, глянул на пол…
Да-а-а! Вот оно!
Ему показалось, что с улицы слышатся звуки сирен. Проклятье!!
Позавчера он официально стал совершеннолетним, а значит, рассчитывать на поблажки от правосудия больше не приходилось.
Кейр присел на корточки и стал лихорадочно собирать с пола и распихивать по карманам бесконечные цепочки, колечки с цветными камушками, пару тонких золотистых браслетиков — может быть, действительно золото? — какие-то серьги, тоже с камушками…
На лестнице послышался тяжелый топот ног.
Дурацкие браслеты никак не влезали в карман джинсов, и тогда Кейр, снова чертыхнувшись, нацепил их себе на запястья и бросился к окну. Выход на пожарную лестницу… черт, заперто… Он содрал с крючка рядом с газовой колонкой белое кухонное полотенце с желтыми мишками и намотал его на руку. Удар, еще удар, звон разбитого стекла, задвижка. Готово! Спускаться вниз пролет за пролетом показалось слишком долгим, и Кейр прыгнул на подвесную лестницу, тянущуюся вдоль перил. Высоты бояться было некогда, и он пополз вниз, быстро-быстро, как обезьяна, перебирая руками и ногами.
До земли оставался какой-то один этаж, когда кисти обеих рук на холодных как лед ржавых скобах внезапно свело какой-то сумасшедшей по силе судорогой. У Кейра вдруг закружилась голова, сознание резко поплыло, перед глазами закрутились огненные шутихи. Он зажмурился и резко сделал пару глубоких вдохов-выдохов, пытаясь прогнать дурноту — да что же с ним такое? черт, нельзя медлить! — но пальцы все равно ослабли, неумолимо делаясь какими-то ватными. Кейр чуть было не сорвался, но в последний момент умудрился-таки снова перехватить скобу скрещенными руками и безуспешно попытался расслабить сведенные мышцы. Ничего не получилось: все тело только окатило жаркой дрожью, словно водой из горячего душа, а потом его ладони все-таки разжались.
На счастье, Кейр грохнулся не на брусчатку, а на газон, причем довольно удачно, лишь в кровь разодрав себе оба колена и больно треснувшись головой о край пожарного гидранта. Почти не замечая боли, он сейчас же вскочил и бегом кинулся прочь из двора.
Оказавшись на улице, Кейр заставил себя перейти на быстрый шаг и миновал в таком темпе еще пару кварталов, дисциплинированно останавливаясь перед каждым пешеходным светофором, если на том мигала светящаяся красная ладошка. Все, теперь его точно уже никто не возьмет с поличным. Он давний житель Бруклина и вполне законопослушный гражданин, просто выходил до ближайшего магазинчика за сигаретами, а теперь вот гуляет, наслаждается погодкой, а что, ребята?
Погодка, кстати, и правда была что надо. Сентябрьское солнце припекало макушку почти что по-летнему; наполненный ароматом кленовых листьев густой прохладный воздух обжигал горло, но казался почти сладким, как родниковая вода.
Разгоряченные щеки пылали от быстрой ходьбы. Кейр остановился под темно-синим тентом напротив маленькой стеклянной витрины, переводя дух. За стеклом в полумраке смутно виднелись ряды включенных стиральных машинок; к дереву напротив был прикован ржавый остов велосипеда со снятыми колесами. На улице не было ни души.
Ладоням было жарко, и Кейр только тут вспомнил, что на них все еще надеты резиновые перчатки. Парень стянул их с рук, небрежно закинул в стоящий около двери зеленый мусорный бак на коротких ножках…
…и вдруг осознал, что руки у него совершенно черные, а пальцы вытянуты, как у обезьяны, и покрыты черной блестящей шерстью.
Совершенно рефлекторно Кейр зажмурился и потер руками глаза.
И понял, что прикасается пальцами к какой-то… звериной морде.
«Да что. Со мной. Нахрен. Такое?!!»
Дыхание вдруг резко застряло в груди, как будто горло заткнули пробкой. Кейр рвано выдохнул и словно бы со стороны услышал, как из полуоткрытой звериной пасти вдруг вырывается какой-то хриплый, полный ужаса полустон-полувой. Почти захлебнувшись этим непроизвольным мучительным звуком, парень снова посмотрел на свои руки, потом на ноги — нечеловеческие, босые, с широкими ступнями и тонкими блестящими когтями на кончиках пальцев. Откуда-то из желудка поднялась стремительная, как тошнота, неуправляемая паника.
Кейр перевел взгляд на свое отражение в витрине прачечной… и увидел стоящую на задних лапах покрытую черной короткой шерстью тварь, вроде бы похожую на орангутанга — но то ли с волчьей, то ли с медвежьей клыкастой башкой на толстой шее.
Чувствуя, что начинает дрожать, Кейр медленно протянул руку к стеклу.
И жуткая тварь, глядящая на него из отражения, сделала то же самое.
***
— Привези мне бумеранг, — сказала Грета и щелчком отправила в переполненную пристенную пепельницу, сделанную из засыпанной песком старой жестяной раковины, остатки самокрутки. Грета была из тех гурманов, которые предпочитали курить исключительно на свежем воздухе, особенно когда в помещении уже хоть топор вешай. — Я читала, что там продаются настоящие бумеранги ручной работы. Которые аборигены вырезают.
— Ни за то не поверю, — сморщила тонкий носик Айминь, в четвертый раз пытаясь вслепую превратить воронье гнездо на растрепанной после танцев голове во что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее прическу. — Спорим, что у них там тоже все китайское?
— Сознайся, экономишь иногда на подарках малозначительным знакомым, а? — хихикнула Верена и пихнула Айминь в плечо, с наслаждением втягивая в себя благоухающий недавно прошедшим дождем ночной воздух. Несмотря на плывущие в нем тонкие табачные струйки после почти шести часов на провонявшем потом и дымом танцполе это казалось необыкновенно изысканным удовольствием.
— Вот тебе смешно, — укоризненно сказала Айминь, скептически разглядывая себя в зеркале карманной косметички. — А для меня в путешествиях чуть ли не самая главная проблема — найти какой-нибудь сувенир, не отштампованный у меня же дома за ближайшим углом.
Верена снова хихикнула, стянула с себя серую ветровку с вышитым на левой стороне груди логотипом в виде отпечатка волчьей лапы и завязала ее рукава себе вокруг пояса. Осенняя ночь радовала теплом — должно быть, последний или предпоследний раз в этом году.
Когда я вернусь от папы, наверное, будут уже вовсю опадать листья, подумала Верена. И дни будут становиться все короче, и останется только терпеливо ждать открытия первых рождественских ярмарок, которые хоть как-то разгонят зимнюю тоску. А вот у них там, в южном полушарии, сейчас вроде бы должен быть почти апрель…
Из-за мятой исцарапанной железной двери клуба, сверху донизу изрисованной цветными маркерами и исклеенной многочисленными агитационными наклейками (кажется, здесь отметились все, от защитников животных до борцов с мировой закулисой), доносились монотонные гудящие басы. На ровным слоем покрывающих асфальт лужах подрагивали в такт с этими басами цветные блики от развешенных над головой мигающих гирлянд. В ушах все еще немного звенело от музыки.
Грета убрала в карман куртки тонкую золотистую зажигалку и глянула на часы.
— Ну что же, если тебе повезет быстро добраться, пару-тройку часов сможешь, может быть, даже поспать до самолета, — она ехидно улыбнулась Верене ярко накрашенными губами.
— Ай, да брось ты, — поморщилась та. — По дороге высплюсь. Сутки лету, мама моя. Что там еще делать-то? И добираться мне отсюда ровно десять минут по прямой ветке, так что через полчаса буду уже спать как младенчик, даже не сомневайся…
Девушки обнялись, хлопая друг друга по спине.
В голове у Верены чуть гудело после нескольких бокалов вина с минералкой, но в целом она чувствовала себя прекрасно. Улица в этот час уже затихала, но из кальянной напротив все еще была слышна негромкая музыка. Около турецкой закусочной — видимо, из тех, что работают до последнего гостя, — дразняще пахло кебабами и пиццей. Круглосуточные магазинчики призывно мерцали пестрыми витринными табличками. Мимо Верены прокатил сосредоточенно-насупленный велосипедист в шлеме, раскрашенном под скорлупу кокосового ореха и с пластиковой красной корзинкой из какого-то супермаркета, прикрученной скотчем к багажнику. В чернильно-синем небе над головой, словно наклеенная светодиодная аппликация, светила луна.
Надо будет засунуть в чемодан бутылку шнапса для папы с Алексом, напомнила себе Верена, сворачивая на широкую, утопающую в тени аллею. Чтобы им там, хи-хи, не так скучно было корпеть над своими мозгодробительными биологическими проектами. Как все-таки удобно, что подземка работает по ночам, подумала она, рассеянно разглядывая слабо подсвеченную лепку на стенах домов. Ждать ночного автобуса и ехать криулями через полгорода было бы однозначно намного менее увлекательно. Вот если бы еще везде светили нормальные фонари, как в Париже, а не эти энергосберегающие недоразумения… Верена внимательно посмотрела себе под ноги. В этой части Кройцберга жители, судя по всему, исторически считали себя выше того, чтобы убирать за братьями своими меньшими…
Внезапно ей послышалось, что где-то слева раздался вдруг протяжный трудноопределимый звук, напоминающий то ли скрип, то ли всхрап. В воздухе как будто бы что-то изменилось, и Верене почудилась смутная, гудящая вибрация вокруг себя — так бывает, если вывернуть на полную громкость работающие колонки аудиосистемы, отключенные от компьютера. Верена вздрогнула: ей померещилось, что между стволами разлапистых платанов стремительно проскользнула большая серая тень, а потом серо-синие сумерки совсем рядом на мгновение обрели… отчетливую форму какого-то существа.
Оно походило на гигантскую ростовую куклу, только вот там, где у таких кукол обычно бывают пришиты глаза, виднелись две широких круглых дыры, сияющие ярким лимонно-желтым светом, как фонарики. Существо с хрипом вздернуло вверх длинные когтистые лапы, и Верене тут же показалось, что окружившая ее вибрация складывается в какие-то едва различимые, растянутые слова — нечто вроде «смотри-и-и» или «бери-и-и»… и в следующий же момент странная фигура исчезла, а прямо перед лицом Верены, окатив ее волной вонючего спертого воздуха, снова мелькнула огромная темная тень. В лунном свете Верена успела еще различить широкие перепончатые крылья, покрытую черными наростами страшную морду, как у бультерьера, и желтые, влажно поблескивающие вытянутые клыки. Верена судорожно отмахнулась от твари руками, хватая ртом воздух, и чуть было не упала на траву.
…вокруг было темно и тихо. Едва слышно шуршали перебираемые ветром листья под ногами, на виднеющейся впереди за деревьями улице сердито просигналило проехавшее мимо желтое такси.
Верена потерла руками лицо и нерешительно огляделась. Мама моя, я что, травки в клубе надышалась, мелькнуло в голове. Говорят, что пассивных курильщиков тоже с нее иногда ведет…
Ладно, сейчас мимо автобусной остановки, налево — и под голубенькую арку подземки. Надо все-таки будет постараться поспать сегодня, подумала Верена, отчаянно пытаясь не обращать внимания на неясную, давящую тревогу, отчего-то занозой засевшую в груди.
— Э-эй… А куда это мы торопимся, такие кра… красивые? — неожиданно раздался прямо у нее за спиной нетвердый мужской голос с абсолютно неопределимым акцентом. Пахнуло сладковатым марихуанным дымком. — Может быть, тебя, это… проводить куда? Хочешь, провожу?
— Слушай, отвали, а? — Верена выругалась про себя и, не оборачиваясь, ускорила шаг, пытаясь побыстрее попасть к светящейся в темноте остановке.
— Вот вообще не пытаешься быть вежливой, да? Что ж вы, бабы, сучки-то такие все? — Верена почувствовала, как чужая рука схватила ее за локоть и резко дернула назад.
Вот черт.
— Эй, руки убрал! Пусти, я сказала! — Верена попыталась вырваться, но хватка на ее руке неожиданно окрепла.
— Нет, ты мне скажи… Почему. Нахрен. Вы. Все. Такие сучки? — невидимый в темноте парень притянул ее к себе за локти, дыша в затылок перегаром, и Верена почувствовала мерзкий холодок нахлынувшего испуга. У нее почему-то резко свело запястья.
— Отпусти!! — девушка с силой треснула каблуком ботинка по невидимой в темноте ступне, одновременно пытаясь свести руки на груди и двинуть парня локтем в поддыхало.
И вдруг она почувствовала, как ее тело волной окатывает обжигающим жаром — словно поток горячей воды заструился сверху вниз по коже, и почти сразу же Верена услышала оглушительный болезненный вопль за своей спиной. Сжимающие ее локти пальцы исчезли. Вокруг почему-то сделалось очень светло; Верена бегом бросилась вперед, но услышала за спиной отчаянно подвывающий, почти скулящий голос, и все-таки замерла, оборачиваясь.
Здоровенный плечистый чернобородый парень отчаянно тряс руками в воздухе, глядя на нее с выражением какого-то потустороннего ужаса на лице. Потом он попятился, запинаясь, и вдруг резко развернулся на пятках и кинулся прочь. Почему-то Верена очень хорошо видела все это, как будто бы пространство вокруг нее внезапно осветили прожектором. В лучах непонятно откуда взявшегося света она могла отчетливо разглядеть деревянную лавочку под кустом сирени, огромные липы по сторонам аллеи, покрытую лужами и усыпанную окурками песчаную дорожку под своими ногами…
Руки жгло, словно Верена только что по локоть засовывала их в кипящую воду.
И вдруг она увидела свои ладони.
Постепенно затухая, от них распространялся ровный, огненно-лучистый, очень, очень яркий золотистый свет.
***
Тимка проснулся от холода. Отсыревшая постель совершенно не грела, наоборот — сухая одежда, в которой он лег под одеяло, пропиталась влажным, несвежим и нежилым душком и теперь, неприятно холодя, липла к телу.
Он встал, с пронзительным скрипом распахнул дверцу старого рассохшегося шкафа, порылся на полках и натянул на себя вылинялый свитер с оленями, а поверх него — синтепоновую куртку с оторванным карманом. В таком виде Тимка попытался было снова лечь, но сон, конечно, уже больше не шел.
Тогда он снова встал, ежась, слез с продавленной тахты, засунул ноги в кроссовки и прошлепал в прихожую-кухню. Потом пошарил в застеленном белой клеенкой пристенном шкафчике, вытащил старую электроплитку, вставил вилку в розетку и выкрутил выключатель на максимум. Хорошо хоть электричество есть в доме, а ведь могли бы и отключить, подумал Тимка, держа озябшие пальцы над маленьким раскаляющимся диском и стуча зубами. Запястья болели, кисти рук словно бы свело от холода. А может быть, они просто затекли во сне…
Тимке хотелось есть, а есть в доме было нечего — только в ящике кухонного стола среди алюминиевых ножей и вилок нашелся прошлогодний батончик мюсли с истекшим сроком годности, и мальчик со вздохом надорвал упаковку, откусил маленький кусочек и стал смотреть в окно.
За мутноватым стеклом, покрытым ажурной филигранью первой осенней изморози, был виден занимающийся рассвет над одинаковыми темными крышами дачного поселка — еще пока очень-очень ранний, тусклый, серовато-розовый, без единого солнечного луча. Интересно, который сейчас час — во сколько вообще начинает светать в сентябре? Тимка не помнил. Пластмассовые часы на стене кухни остановились, а мобильник он специально оставил дома.
Дома…
Мальчик некоторое время бессмысленно рассматривал узор на пожелтевшей тюлевой занавеске, обводя пальцами вышитых на ней то ли змеек, то ли ящериц с короткими перепончатыми лапами. В детстве он сочинял себе сказки про эти картинки. Про смелых ящерок в услужении у хозяйки Медной горы.
Тогда он еще приезжал сюда с родителями. Совсем малышом, первоклашкой. Уже шесть лет назад.
Так давно.
Тимка отпер входную дверь и вышел на крыльцо.
Холодный утренний воздух был напоен терпкой сыростью ранней осени. Дома вокруг стояли угрюмо-серые, тоскливые и неуютные, будто вымершие. Земля местами была покрыта тонкой блестящей ледяной корочкой — ночью, видимо, были заморозки. На пожелтевшей траве перед домом лежало плотное покрывало белесого ледяного тумана, и вместе с этим туманом землю укрывала глубокая-глубокая тишина. Вот так бы, наверное, и выглядел мир совсем без людей…
А ведь еще вчера было так ясно и тепло, подумал Тимка. И к кому ему идти теперь? Домой он не вернется, это точно. Вот не вернется, и все. Дудки.
По запястьям наконец-то перестали бегать противные колюшки, и Тимка почувствовал, как холод понемногу его отпускает.
— Куда же мне пойти, а, — спросил он вслух.
— Куда захочешь… — вдруг раздался за его спиной негромкий женский голос.
Мальчик вздрогнул и обернулся. На серых рассохшихся досках крыльца стояла женщина. Очень… очень странная женщина. Она выглядела на фоне их дачного домика так же неуместно, как могла бы выглядеть картина из Эрмитажа на стене его увешенной плакатами девятиметровки в теткиной двухкомнатной квартире.
Женщина как будто сошла с иллюстрации к какой-то старинной книжке — лучшего сравнения Тимка не мог подобрать. Ее длинное, глухое черное бархатное платье с меховой оторочкой было перевязано широким пурпурным кушаком, вышитым золотыми нитями. Вытянутые концы темно-красных замшевых туфель загибались вверх. Легкое серебристое покрывало укрывало густые темные волосы, прижатое сверху тяжелым бронзовым венчиком в виде множества переплетающихся маленьких змеек с изумрудными глазами. Настоящая Серпентина, подумал Тимка. Как в сказке про золотой горшок.
Женщина смотрела на него и улыбалась.
— Тебе теперь все можно, — тихо повторила она. — Все, что тебе захочется.
Сначала Тимке отчего-то показалась, что женщина сказала это по-испански — Тимка второй год учил в школе испанский язык и мог уже иногда разбирать на нем простые фразы. Секундой позже он понял, что все слова были произнесены по-русски. Тимка просто слышал каждое слово как будто бы еще за мгновение до того, как женщина открывала рот.
Он тряхнул головой, но странное ощущение не исчезало.
Да я же просто еще сплю, дошло до него вдруг. В самом деле, это же только во сне можно засомневаться, на каком именно языке к тебе обращаются. Тем более что кроме русского, Тимка никаких языков никогда больше и не знал…
— Бывают такие сны, — на пробу сказал он, просто чтобы услышать собственный голос. — Когда я вроде бы уже проснулся и встал, а потом вижу в окне вместо парковки с теткиной машиной — всякие пейзажи. Очень необычные и яркие, совсем как ты сейчас. Но я всегда понимаю, что сплю.
Тимка действительно всегда это понимал. Он научился этому еще в детском садике, когда не мог уснуть в тихий час — вроде бы спать, а вроде бы бодрствовать, видеть цветные сны и наблюдать за ними со стороны, или пытаться ими управлять. Это была очень интересная игра. Он всегда ее любил.
Женщина покачала головой, и маленькие зеленые камни в ее венце заискрились:
— Даже не знаю, Тим… Мне уже очень давно не снились сны.
Тимка провел пальцем по перилам крыльца. Ну конечно же, он спит. Вот и перила — они кажутся теплыми, как будто нагретыми солнцем. А ведь на улице раннее пасмурное осеннее утро. Значит, он на самом деле спит сейчас внутри дома, пригревшись в тепле, а все это ему просто мерещится.
— Ты знаешь мое имя, а я не знаю твоего, — сказал он. — Но это ничего, я понимаю, что во сне всегда так бывает.
Женщина снова улыбнулась:
— Ты можешь называть меня Милис, — сказала она. — Донья Милис…
— Хочу этот сон подольше. Знаешь, они всегда так быстро кончаются, как только понял, что спишь, — пожаловался ей Тимка. — А там надо будет опять думать, что делать дальше. Куда деваться. А может быть, она сама за мной приедет и разбудит. Не дура же. Наверняка сообразит, что я здесь. А я не хочу.
— Ты всегда можешь изменить свой облик, — прозвучал в его ушах мелодичный голос. — Как захочешь. Ты хотел бы?
— А как это делается? — спросил Тимка.
Женщина шагнула ближе, взяла его руки в свои и крест-накрест приложила к его груди.
— …вот так. Сожми кулаки, Тим. Покажи мне зверя.
Сперва Тимка не почувствовал ничего особенного, но уже спустя несколько секунд у него вдруг отчего-то резко зазвенело в ушах. По напряженным рукам от ладоней к плечам прошла волна мелкой вибрации, и тут Тимка ощутил, как все тело его внезапно окутало жаром; запястья заболели, как будто их накрепко перетянули веревкой.
И в следующий момент… что-то изменилось.
Крошечные колюшки защекотали сначала лицо, а потом и все туловище; ледяной воздух вокруг сделался каким-то густым, одновременно сладким и терпким. Тимка рефлекторно сделал глубокий вдох и вдруг понял, что туман, лежащий на земле, словно проникает внутрь его тела, растворяется там, и от этого ощущения ему вдруг делается очень легко, как будто бы он потерял часть собственного веса. Так легко, легко и беззаботно…
— Какой славный… — нежно сказала женщина. — Я буду звать тебя Аспид.
Преисполнившись какого-то странного волнения, Тимка обернулся к зеркалу, висящему на столбике крыльца.
С отражения на него большими синими глазами с широким вытянутым зрачком и подвижными разделенными веками глядело… больше всего это существо было похоже на ящерицу с продолговатой мордой, покрытой мелкой серебристо-серой чешуей, но с почти человеческими губами и с крошечными маленькими заостренными ушками. На груди у существа Тимка разглядел едва заметный узор в виде темных поперечных полосок. Он не мог видеть себя целиком, но сразу же посмотрел на свои руки — непривычно мускулистые и гибкие, оканчивающиеся крупными лапами с маленькими перепонками у основания пальцев и короткими загнутыми когтями.
Тимке не было ни страшно, ни странно — но так ведь оно всегда и бывает во сне.
— Откуда взялся этот облик? — только и спросил он.
— Из твоего подсознания, — ответила донья Милис. — Ты теперь не человек, материальное не властно над тобой… Как и над всеми нами.
— А кто вы такие?
— Мы — власть, мой мальчик. Мы хотим восстановить справедливость в мире, чтобы каждый в нем получил то, чего он на самом деле заслуживает. — Она взяла его руку, нет, его лапу в свою горячую узкую ладонь с длинными пальцами, унизанными старинными тяжелыми перстнями. — Показать тебе, на что ты способен?
11333 просмотров
Категории: Фэнтези, Приключения, Роман, Городское фэнтези, Мистика, Серия, Дарк фэнтези, Авторские расы / Редкие расы, Демоны, Ларк Свенья, Триллер
Тэги: свенья ларк, враг един, слуга отречения, фантастические существа, становление героев, молодежь и подростки, сверхсилы, авторские расы, метаморфы
| Доступный формат книг | FB2, ePub, PDF, MOBI, AZW3 |
| Размер книги | Роман. 13,12 алк |
Эксклюзивные авторы (77)
- появились новые книги
Авторы (1183)
Подборки
Комментарии
Свои отзывы и комментарии могут оставлять только зарегистрированные пользователи, купившие данную книгу!
Войти на сайт или зарегистрироваться, если Вы впервые на сайте.
Подборки книг
#Академка и Студенты #Вампиры #ВедьмаИщетЛюбовь #ГендерныеИнтриги #ДворцовыеТайны #Дневник моей любви #КосмическиеИнтриги #КурортныйРоман #ЛитСериал #Любовь на спор #ЛюбовьОборотня #Магический детектив #Наследница #Некроманты #Новые звезды #Отбор #Полюбить Дракона #Попаданка #ПродаМастер #СемейныеИнтриги #СнежнаяСказка #Фамильяры в деле! #ЭроЛитМоб Young adult Авторские расы / Редкие расы Азиатские истории Академия, школа, институт и т.д. Альтернативная история Боги и демиурги Бытовое фэнтези В гостях у сказки Вампиры Ведьмы, ведуньи, травницы, знахарки и т.д. Гендерная интрига Герой-преступник Городское фэнтези Дарк фэнтези Демоны Детективное фэнтези Драконы Европейское фэнтези Жестокие герои (18+) Истории про невест Квест / LitRPG Космическая фантастика Литдорама Любовная фантастика Любовное фэнтези Любовный гарем Любовный треугольник Любовь по принуждению Маги и волшебники Мелодрама Мистика и ужасы Молодежка Морские приключения Некроманты и некромантия Неравный брак / Мезальянс Оборотни Остросюжетный роман Отношения при разнице в возрасте Первая любовь Попаданки Призраки и духи Приключенческое фэнтези Прыжки во времени Рабство Сентиментальный роман Скандинавский фольклор Славянское фэнтези Служебный Роман Современный любовный роман Социально-психологическая драма Стимпанк Триллер Фамильяры Фейри Эльфы Эротическая фантастика Эротический современный роман Эротическое фэнтези
