В любви и на войне все средства хороши! Книга 1. Ирина Ведуница

ГЛАВА 1

- Девушки-красавицы, а не хотите ли распить бутылочку чудесного винца за скорейшую победу наших войск? Ну, или хотя бы просто подарить по поцелую «на удачу» будущим величайшим героям? – вихрастый рыжий огневик приоткрыл дверь купе и с наглой улыбочкой многозначительно подвигал бровями.
- Иди уже отсюда, герой-любовник, потенциальный пациент, - нарочито сурово отшила его Тильда. - А то сообщу магистру, чем вы тут занимаетесь вместо положенного отдыха и медитаций. Или совсем запамятовал, что рано утром мы уже прибываем?
Парень тут же испарился, поспешно захлопнув за собою дверь: то ли угрозы испугался, то ли и вправду забыл, что ехать нам осталось всего ничего, и всем было приказано хорошенько отдохнуть и восполнить личный резерв.
Женщина весело усмехнулась, лукаво сверкнув глазами, и покачала головой.
- Нет, Эрин, ты только посмотри! Ничего со временем не меняется! Ведь на войну едут, шалопаи великовозрастные, а сами только о плотских радостях думают, да о выпивке. Адепты! Ещё молоко на губах не обсохло, а всё туда же. Соблазнители роковые, так их разэдак!
В ответ на её наигранное ворчание я лишь улыбнулась задумчиво, не став развивать эту тему дальше, и вновь погрузилась в созерцание проносящегося за окном мирного пейзажа. Пока ещё мирного.
Мы ехали на войну. Началась она уже более полугода назад с какого-то мелкого пограничного конфликта. Но после гибели нашего посольства, отправленного разрешить возникшую ситуацию, небольшое столкновение стремительно переросло в полноценные боевые действия. Яростные сражения сменялись периодами недолгого затишья, а затем снова набирали силу, собирая свою кровавую жатву.
Сначала армия справлялась своими силами: боевых магов там хватало с лихвой. Но когда противник объединился ещё с одним соседом и ситуация на фронте сильно ухудшилась, призывать стали всех без разбору. Каждый хоть на что-нибудь, да годился.
Даже адептов-старшекурсников боевого и стихийного факультетов отправили на передовую. В бой, правда, пока не кидали, приписав их к охране полевых госпиталей, интендантской службе и фуражирам тылового обеспечения.
Спустя некоторое время настала очередь Лекарского факультета. На военную службу призвали почти весь преподавательский состав и самых талантливых адептов.
Поговаривали, что даже некромантам пришлось отправить своих магов на фронт. То ли в службу разведки, то ли в госпитали, а то ли и вовсе для использования умертвий в качестве боевых единиц.
В последнюю версию мало кто верил, так как для проведения массовых ритуалов поднятия требовалась уйма магической энергии. К тому же удерживать войско нежити в постоянном подчинении совсем непросто. С такой задачей не каждый архимаг справится.
Так что многие склонялись к мысли, что это просто слухи. Сами же некросы хранили гордое молчание, не распространяясь на эту тему вовсе. А настаивать и выспрашивать дураков больше не было: дурная слава адептов факультета некромантии была известна всем.
Впрочем, небезосновательно.
На все жалобы чересчур настырных и любопытных, а потому пострадавших, ректор лишь разводил руками, сетовал на издержки профессиональной деформации и рекомендовал лишний раз с ними не связываться.
Однако все эти разговоры и догадки вмиг потеряли свою остроту, как только стала известна последняя новость.
Магия заканчивается!
То есть, не совсем исчезает: просто природный магический фон не успевает восстановиться в местах проведения боёв, вычёрпываемый магами обеих враждующих сторон до дна.
Из-за этого стали гибнуть магические растения, массово откочевали все животные, чьё существование было невозможно в условиях магического вакуума.
Соответственно участились случаи столкновения войск врукопашную без магической поддержки и защиты. Понятное дело, самих магов в эту мясорубку не бросали. А вот простого народа там полегло немало.
Было много раненых, увечных, умирающих. Ведь для полноценного использования лекарского дара так же требовалась магия. Целитель, как известно, может или тянуть силу из окружающего пространства, пропуская её через себя, или зачерпывать из собственного восполняемого резерва. А в самых крайних случаях - брать из неприкосновенного запаса – ауры.
Но в последнем случае слишком велика вероятность нанесения здоровью целителя непоправимого ущерба: в лучшем случае – простое выгорание, в худшем – летальный исход.
При использовании личного резерва необходимо было его потом где-то пополнять. Вот тут-то и таилась основная сложность: магии почти не осталось, а тех крох, что ещё были - катастрофически не хватало.
Тогда командование приняло решение о доставке на линию фронта амулетов-накопителей. И нужно их было много. Очень много.
Так оказался мобилизован факультет артефактологии. Причём, в полном составе. Естественно, сами адепты никуда не поехали, но с этого момента все силы старшекурсников были направлены на создание боевых и лекарских артефактов.
Младшие же курсы делали заготовки для простеньких одноразовых амулетов-накопителей. Много сил и знаний для этого не требовалось, так что с задачей они справлялись вполне. Заодно получили неоценимый опыт и весьма полезные навыки, в кратчайшие сроки доведённые практически до автоматизма.
Всё, что они создавали, шло на нужды войны, пересылаясь под конвоем вместе с очередным поступлением на фронт: людей, провианта, лекарств и всего того, что требовалось для войск.
Работая в академическом лазарете, я с нарастающей тревогой наблюдала за постепенным развитием всё более пугающих событий. Будучи чистокровным человеком, практически начисто лишённым магического дара, я могла не опасаться призыва в армию, как иные лекари, работающие со мной. Но это меня мало успокаивало.
Когда я появилась на свет, родители – оба дипломированные маги-лекари – только руками развели. Резерв их единственного ребёнка был настолько крохотный, что даже не стоил упоминания и не оставлял надежды на какие-либо положительные изменения в будущем. И они смирились с этим. Просто приняли меня, как есть.
Будучи людьми прогрессивными, и сторонниками осознанного выбора, позволяющего самостоятельно творить свою судьбу, родители не стали заключать раннюю помолвку, чтобы отдать меня замуж, едва я вступлю в пору девичества, как было принято у обычных людей.
Вместо этого они с младых ногтей стали прививать мне любовь к медицине, обучая теории и практическим навыкам, не требующим использования магической силы. Так, по их мнению, они давали мне возможность самостоятельного заработка и самообеспечения, за что я им до сих пор безмерно благодарна.
Возможность убедиться в мудрости такого подхода выдалась до обидного быстро: неожиданно я осталась сиротой. Мама с папой погибли при проходе через портал – несчастный случай, как мне объяснили позже. Какой-то там пространственный сбой или что-то вроде того унёс самых дорогих для меня людей. Утешало лишь то, что они ничего не почувствовали – всё произошло слишком быстро.
В ту пору мне было всего десять лет, и до наступления восемнадцати пришлось жить в приюте, пока по достижении совершеннолетия я не вступила в права наследования имущества родителей. Других родственников у меня, увы, не было. В приюте было неплохо: о нас заботились, кормили, одевали, научили шить, готовить, вести хозяйство и даже танцевать. В общем, дали образование, необходимое молодым девушкам для дальнейшей счастливой замужней жизни. Читать и писать я к тому времени уже умела сама, по остальным дисциплинам тоже не отставала, так как любила узнавать новое, и учёба давалась мне легко.
Печалила лишь полная невозможность заниматься любимым делом: учиться медицине дальше. Несколько раз я пыталась подольститься к приютскому лекарю и предлагала свою помощь в несложных делах взамен на обучение. Но тут меня поджидала неудача: вредный старикашка имел отвратительный характер и всегда был чем-то недоволен. А уж рассматривать в качестве помощницы сопливую девчонку, как он меня тогда называл, отказывался вовсе.
Несколько раз получив отворот поворот, я бросила эту затею, решив, что обязательно продолжу дело, начатое родителями, как только вступлю в права наследования и выйду из приюта.
Так и произошло. Денег от родителей мне досталось немного, но их вполне хватало, учитывая мой скромный образ жизни. Отдельным сокровищем оказался дом: небольшой, но уютный, в котором прошло моё детство. Расположенный в тихом зелёном районе на окраине города, он мог похвастаться даже небольшим садом, где когда-то располагался мамин аптекарский огородик и росли на диво плодовитые яблони.
За восемь лет хозяйство пришло в упадок: сад сильно зарос, а дом успел несколько обветшать без твёрдой хозяйской руки, но я это быстро исправила, потратив, правда, на услуги мастеров-ремонтников и бытовых магов почти треть имевшихся у меня денег.
Следующий год я посвятила тому, чтобы заново обжиться в отчем доме, наладить незамысловатый быт и воскресить в памяти все те знания, которые родители успели в меня вложить. Благо, домашняя библиотека была мне в том хорошим подспорьем.
А потом случилось чудо!
Миранда – моя близкая подруга по приюту - помогла устроиться на работу в лазарет магической Академии. За тот год, что мы с ней не виделись, она каким-то образом ухитрилась выскочить замуж за одного из тамошних целителей и, зная о моей давней мечте, упросила мужа дать мне шанс.
Счастью моему не было предела! И я сделала всё от меня зависящее, чтобы удержаться на этом месте. Трудилась допоздна, оставалась сверхурочно, не чуралась никакой тяжёлой работы, со временем прочно войдя в коллектив хорошо принявших меня людей.
Двенадцать лет пролетели незаметно, а я всё так же работала в крыле исцеления академического лазарета. Личная жизнь как-то не сложилась, замуж я так и не вышла. Любимое дело заменяло всё. А, может, просто с мужчинами не везло, не знаю. Романы были, конечно, но особых надежд я на них не возлагала. Всего лишь взаимно приятное времяпровождение: на большее не оставалось ни времени, ни сил.
Сначала потому, что, кроме работы в Академии, я периодически ходила на практику в городскую больницу для неимущих - набиралась опыта по безмагической диагностике и лечению. А потом просто пропало желание что-то менять в своей налаженной жизни.
Для обычных мужчин, в свои тридцать с хвостиком, я давно уже считалась перестарком, а маги меня совсем не привлекали. Может, оттого, что я до сих пор болезненно переживала собственную ущербность и невозможность управлять потоками? Кто знает…
Долгая жизнь, как другим одарённым, мне не грозила, а потому я философски приняла как данность то, что, похоже, так и останусь одна на склоне лет, не познав великого и прекрасного чувства любви.
И снова ошиблась.
А всему виной неожиданно ворвавшийся в мою жизнь адепт боевого факультета – Максимилиан Ройс.
Высокий, статный юноша с коротко стриженными тёмными волосами и голубыми глазами. Серьёзный, вдумчивый и… какой-то настоящий. Несмотря на свой возраст, он производил впечатление уже взрослого мужчины, хотя и подурачиться иногда тоже любил.
Являясь не слишком сильным магом, Максимилиан с успехом компенсировал это наличием таких черт характера, как талант, упорство и старательность, иногда граничащая с фанатизмом. Да и любви к экспериментам ему было не занимать. Наверное, именно поэтому он поначалу так часто попадал к нам в лазарет. Травмы были разной степени тяжести и порой по совершенно нелепым причинам. Пару раз даже казалось, что выжить адепту помогло только чудо.
Но каждый раз, вылечившись и покинув крыло Исцеления, он снова забывал об осторожности, отдаваясь процессу обучения со всей горячностью юношеского максимализма.
Спустя год целители и медперсонал, работающие в лазарете, стали даже делать ставки
на то, как быстро Максимилиан вновь окажется их пациентом, и по какой причине на этот раз. Я в этом тотализаторе не участвовала, искренне переживая за целеустремлённого юношу. И несказанно обрадовалась, когда интервалы между его посещениями стали постепенно увеличиваться, а после и вовсе сошли на нет. Видимо, поднаторел в магическом искусстве и многому сумел научиться.
А потом как-то так случилось, что он просто зашёл к нам в гости. Да не просто так, а с большим тортом и горячей благодарностью за все наши старания. Не знаю, кто его надоумил это сделать, но угадал парень верно. Поэтому стоило ему только заикнуться о желании пройти краткий курс обучения оказания первой помощи без применения магии, как ему тут же дали разрешение приходить в любое удобное время и обещание научить всему-всему по высшему разряду!
Так Максимилиан Ройс снова стал частым гостем крыла Исцеления, где и находился собственно лазарет. Занимался он старательно и весьма радовал добровольных учителей своей серьёзностью, вдумчивостью и успехами.
Практику он проходил под моим контролем, сначала помогая в перевязках и выдаче лекарств пациентам. Потом набивал руку в уколах, наложении гипса и остановке кровотечения. Так мало-помалу мы и сдружились.
Хотя назвать это дружбой было сложно. Просто общее дело и приятное общение, причём и то и другое исключительно в стенах лазарета. Вне его у каждого из нас имелась своя жизнь, и никакого даже намёка на общение друг с другом в ней не было. Правда, пару раз он присылал вестника, когда не мог прийти на заранее договорённое занятие. Но на этом всё.
А время шло. Мало-помалу я и сама не заметила, как привязалась к нему, начала с нетерпением ожидать этих наших коротких, но таких важных встреч. Ждала, тосковала. Понимала, насколько это глупо, ведь разница в возрасте между нами была почти в десять лет, но глупое сердце упрямо не желало слушать доводы холодного рассудка, прекрасно осознающего, к чему идёт дело.
К тому же надежды добавляло то, что уже не раз я замечала, как Макс тоже смотрит на меня с чисто мужским интересом. Называл меня на «ты» и коротким именем, заботился в мелочах, что позволяло почувствовать себя хрупкой и оберегаемой женщиной. Порой шутки наши перерастали в откровенный флирт, когда грани становились размытыми, а сердце сладко замирало от предвкушения и надежды. Вроде бы случайные прикосновения, долгие взгляды…
Иногда мне казалось, что Макс словно чувствует, когда я нахожусь рядом: стоило войти в помещение, как он тут же оглядывался и искал меня взглядом. А найдя, с улыбкой приветствовал кивком и только после этого возвращался к прерванному занятию.
Так продолжалось почти год.
Впоследствии к нам с целью обучения стали заглядывать ещё двое его однокурсников. Но с этими ребятами у меня сразу установилось ровное, дружеское общение. Ни малейшим намёком не похожее на то неясное сумасшествие и томительное ожидание, что накрывало меня рядом с Максом.
А потом началась война.
Адепт Максимилиан Ройс, к тому времени уже окончивший четвёртый курс боевого факультета, был призван вместе со своими сокурсниками. И в начале лета, почти сразу после сдачи сессии, отправился на фронт.
Снедаемая страхом и беспокойством за ставшего уже таким небезразличным мне юношу, я места себе не находила. Больших трудов стоило мне узнать, куда именно его распределили. А выяснив точное местоположение группы войск, где сейчас находился их факультет, я тут же написала заявление в деканат о добровольном желании пойти на фронт.
Но мне было отказано. Резко и бескомпромиссно. Вплоть до угрозы увольнения. Но что значит карьера для влюблённой женщины, чьё сердце болит и разрывается вдали от дорогого ей человека?
Решение было принято. И вслед за отклонённым заявлением о мобилизации на стол ректора Академии легло моё заявление об увольнении. Меня не стали ни уговаривать, ни удерживать. Оно и понятно: сколько ещё таких старательных, но бездарных в смысле магии женщин мечтает получить работу в Магической Академии?
Да каждая вторая!
Мне ведь просто сильно повезло, что подруга похлопотала за меня и устроила на хорошее место, дав не только незаменимую практику, но и научив держать себя с магами на равных. Без излишнего трепета и преклонения.
Ведь пусть мой магический дар настолько мал, что почти незаметен, зато рука у меня лёгкая и память хорошая. А ещё талант к медицине. Да, я так и не получила полноценного профильного образования, зато за годы практики при академии в качестве санитарки и помощницы на все руки получила массу новых полезных навыков и знаний.
Я никогда не стеснялась задавать интересующие меня вопросы, если что-то было непонятно. К тому же коллектив у нас подобрался на редкость дружный и отзывчивый, поэтому целители с удовольствием и максимально доходчиво посвящали меня во все тонкости своей работы. Причём и тогда, когда работали с магическими потоками, и когда использовали классический безмагический метод.
На то, чтобы видеть ауру человека и его энергетические каналы, моего куцего дара хватало, но уже впритык. Ни о каких заклинаниях и речи быть не могло. Единственное, что я ещё умела – это поглощать содержащуюся в амулетах-накопителях магическую энергию. Но вот только шла она не на увеличение резерва, а лишь кратковременно усиливала мою скорость реакции и выносливость.
Иногда это было необходимо.
Так что нужными знаниями, навыками и практическим опытом я обладала. Решимость моя не подлежала сомнению тоже. Поэтому, как только заявление на увольнение было подписано ректором, не прошло и часа, как я уже ставила свою подпись на контракте в городском пункте набора рекрутов-контрактников.
В условиях образования аномальной безмагической зоны в местах боевых действий добровольцы, умеющие работать в таких условиях, ценились на вес золота! И платили им тоже, кстати, весьма неплохо. Это явилось весьма приятной неожиданностью, лишний раз утвердив меня в правильности принятого решения.
О войне же я пока старалась не думать. Всё равно, пока не прибуду на место и не окунусь в тамошние реалии, представить, что именно происходит и чего ожидать, было сложно. На моём веку таких крупных войн, да ещё в условиях отсутствия магии, не случалось. Только небольшие приграничные стычки.
Так что, когда на фронт отправился очередной эшелон, я уже была в числе его формирования. И сердце моё радостно билось в предвкушении скорой встречи с Максимилианом, которого я не видела уже больше двух месяцев. Предчувствие грядущего свидания окрыляло. Ещё совсем чуть-чуть. Уже скоро.
Порталы теперь не были надёжны, так что добираться ими непосредственно до расположения армии больше не представлялось возможным. Поэтому вновь, как когда-то в давние времена, для связи с фронтом стала использоваться старая железная дорога: по ней отправляли эшелоны снабжения туда и госпитальные поезда обратно.
Здесь-то я и познакомилась с Тильдой Крафт – неунывающей вдовой средних лет, как и я, ставшей добровольцем. Муж её погиб несколько лет назад из-за несчастного случая, дети уже выросли, а внуков пока ещё не предвиделось. Так что дома её особо ничего не держало. Всю жизнь проработав в главной городской лечебнице и обладая весьма обширными знаниями и опытом, она почти сразу, как началась война, перевелась в полевой госпиталь.
И пусть магического дара у неё не было вовсе, но и без него эта удивительная женщина прекрасно умела оказать первую помощь, обиходить больного, а то и помочь лекарю во время операции, буде возникнет такая необходимость. Плюс к этому ещё время от времени самолично моталась в столицу для сбора и комплектации необходимых медикаментов, материалов, инструментов и амулетов, не доверяя в этом деле службе тылового обеспечения.
Вялые мысли, воскрешающее перед мысленным взором самые приятные моменты прошлого, текли неторопливо. А усталый, переполненный новыми впечатлениями разум медленно, но верно погружался в дрёму, под мерный перестук колёс, унося меня в мир грёз и сладких ожиданий.
Пробуждение было неожиданным и резким. Кто-то настойчиво тряс меня за плечо, приговаривая:
- Вставай, Эрин. Приехали. Надо быстро собираться и освобождать места. Тут уже на погрузку носилки стоят, и как только вагоны заполнят, поезд двинется обратно!
- Уже приехали? – спросонья я непонимающе хлопала глазами и пыталась осознать полученную информацию. – Мы же должны были утром прибыть, а за окном ещё темень полуночная.
- Вот так вышло: пришли с опережением графика. В такое время рассусоливать не любят. Особенно, когда надо раненых и местное население эвакуировать. Прошёл слух, что линия фронта сдвинулась из-за нашего отступления. Так что того и гляди наш госпиталь на передовой окажется.
Сама женщина уже была полностью одета и вовсю готовилась к высадке: споро собирала постельное бельё, упаковывала остатки еды в сумку, при этом активно поторапливая меня.
- Эрин, поспеши, времени мало. Скоро уже мужики грузиться придут, а ты ещё в ночной рубашке тут щеголяешь.
После этих слов сон с меня как рукой сняло. Подскочив на кровати, я начала поспешно одеваться, после чего последовала примеру своей попутчицы, наскоро собирая оставшиеся вещи.
Успели мы вовремя. Стоя на станции и поёживаясь от ночной прохлады, я ни на шаг старалась не отходить от Тильды, понимая, что она тут самый надёжный проводник, без которого я просто заблужусь и потеряюсь. Сама же женщина, переговорив с несколькими мужчинами, быстро выяснила, где находятся подводы, присланные из госпиталя, на которые уже грузилось доставленное для него обеспечение.
Ухватив меня за руку, чтобы не потеряться, она куда-то поспешила, ловко лавируя в толпе, и периодически бурча себе под нос что-то явно нецензурное. А дойдя до одной из повозок, уже заполненной мешками и коробами, забросила в неё наши вещи, посадила меня рядом с возницей и наказала никуда не отходить. Сама же вновь растворилась в толпе.
Вернулась Тильда только спустя полчаса, и обрадовала меня новостью, что мы скоро отправляемся. Сама она собиралась ехать на другой подводе, но обещала, как только мы достигнем госпиталя, сразу же найти меня и озаботиться моим размещением. Ехать предстояло недолго, всего около часа, но заснуть по дороге я так и не смогла.
Во-первых, банально боялась свалиться во сне на дорогу, а во-вторых, возница оказался довольно разговорчив, и во время пути сначала я развлекала его свежими столичными новостями, а потом он посвящал меня в последние события, произошедшие на фронте.
В общем, что называется, оба провели время с пользой. Хотя, признаться, меня последние новости слегка напугали. Судя по всему, дела наши были плохи, однако переживать по этому поводу пока ещё рано, да и бессмысленно. Лично я ничего не могла изменить, а всё от меня зависящее собиралась исполнять со всем старанием и самоотдачей. В остальном же – на всё воля Богов!
По приезду мне пришлось ещё немного подождать, наблюдая за тем, как споро мужчины разгружали подводу, на которой я прибыла. Но вскоре пришли и за мной, пообещав отвести к месту ночлега. Предчувствуя скорый отдых, я без возражений подхватила свои вещи и отправилась следом за провожатой.
Тильда шла быстро, уверенно ориентируясь в хитросплетении раскинувшегося в поле недалеко от леса лагеря, тихо проскальзывала между палатками и почти уже прогоревшими кострами, у которых вповалку спали солдаты. Мне оставалось только не отставать и запоминать её пояснения.
- Так, слушай внимательно: тебе места пока не нашлось. У нас тут вообще с размещением напряжёнка. Женский шатёр забит под завязку, поэтому временно поживёшь в мужском.
- То есть как это? – от удивления я даже споткнулась о чей-то брошенный рюкзак, и чуть не пропахала носом землю.
На моё счастье, реакция женщины оказалась быстрее. Подхватив меня под руку, она помогла восстановить равновесие и терпеливо пояснила, увлекая меня за собой дальше:
- Да не бойся ты, там сейчас только один из целителей живёт. Принесём тебе лежак, матрас, будете делить один шатёр на двоих. Не волнуйся, места там много, занавеску повесишь, отгородишься, как ширмой, и будет тебе личное пространство. Насчёт соседа не беспокойся, приставать или ещё как-то докучать не будет. Не до того им сейчас, бедолагам.
Последнюю фразу она произнесла с тяжёлым вздохом и явным сочувствием в голосе, и я не удержалась от вопроса:
- Почему? - но ответ меня разочаровал.
- Скоро сама всё увидишь и поймёшь. А пока располагайся, мы пришли.
С этими словами Тильда свернула к не слишком уж и большому шатру, откинула полог и затащила меня внутрь. Темно было, хоть глаз выколи! Но спустя несколько мгновений впереди затеплился небольшой огонёк – это Тильда зажгла висящую на опорном столбе масляную лампу. И это показалось таким странным по сравнению с привычными уже магическими светлячками, что я даже сначала не поверила своим глазам.
- Экономим магию на всём, - хмыкнула санитарка, увидев выражение моего лица. – Скоро и ты привыкнешь.
Несколько смутившись своего поведения, я поспешно отвела взгляд, с интересом осматривая место, где мне предстояло жить ближайшее время.
Внутренняя обстановка была действительно весьма скромной: невысокий лежак с тюфяком, подушкой и одеялом, средних размеров сундук с плоской крышкой, который, похоже, одновременно использовался как обеденный стол, и этажерка со всевозможными баночками, пузырьками и устрашающего вида хирургическими инструментами.
Сам шатёр поддерживался центральной опорой и несколькими столбами по периметру, на одном из которых я с удовольствием заметила умывальник и походную раковину. Так что как-то приспособить здесь разделяющую занавеску было не слишком сложно. Осталось только раздобыть где-то моток верёвки и кусок материи достаточного размера.
Обратившись с этим вопросом к Тильде, получила совет обратиться утром к интенданту, что-нибудь обязательно найдётся. После чего женщина распрощалась, пообещав зайти за мной завтра утром и показать, что тут где находится.
Несколько растерявшись от столь стремительно развивающихся событий, я только и успела окликнуть её с последним вопросом:
- Тильда! А мой сосед…
- Эрих Ленц, целитель высшей категории. Не беспокойся, он сейчас на ночном дежурстве. Завтра с ним познакомишься, а пока устраивайся и спи.
- Спи - это хорошо, – пробормотала я себе под нос. – А где?
С сомнением покосилась на единственный тюфяк, и тяжело вздохнула. Нет уж, чужую постель точно занимать не буду. Неизвестно ещё когда этот лекарь с дежурства вернётся и в каком состоянии, а тут я у него развалилась – счастье нежданное. Мало кто такому сюрпризу обрадуется. Начинать же добрососедские и рабочие отношения с ссоры – как минимум, недальновидно.
Лучше подожду немного. Мне там, вроде как, матрас обещали. Или, на крайний случай, просто посижу у одного из костров до рассвета. Вроде, не так долго уже осталось. Плащ у меня добротный и тёплый, так что сильно замёрзнуть не успею.
Однако не успела я положить свои вещи на облюбованное место у противоположной стенки шатра, как полог повторно откинулся и внутрь вошли несколько солдат: двое несли лежак, ещё один скатку с тюфяком, одеялом и подушкой. Следом за ними проскользнула молодая девушка, прижимая к груди внушительную стопку белья.
Неужели это всё мне? Как оказалось, нет. Моей там была ровно половина, и содержала в себе постельные принадлежности, два полотенца, форменное платье для работы в лазарете, фартук, плотную длинную ночную рубашку и простое нижнее бельё. Судя по всему, проблем со снабжением у них нет. Только с магией. И войной.
Точно такая же по высоте стопка нашла своё место на тюфяке моего соседа по жилью, только, полагаю, с мужской одеждой.
Уля, так представилась девушка, оказалась помощницей интенданта. Выдав мне всё полагающееся обеспечение и извинившись за спешку, попросила заправить постель самостоятельно. Причин для отказа я не видела, и без того понимая, что сейчас девушка носится с вновь прибывшими, как «в попу раненая рысь». Поэтому согласилась всё сделать самостоятельно без возражений и капризов.
В благодарность Уля предложила обращаться к ней, если понадобится что-то ещё. А я, пользуясь удобным случаем, тут же выложила свою просьбу насчёт верёвки и плотного куска ткани для ширмы. Задумчиво кивнув и пообещав завтра что-нибудь придумать, помощница интенданта пожелала мне доброй ночи и убежала по своим делам.
А я, уже с заметно возросшим оптимизмом оглядев своё временное пристанище, быстро приготовила спальное место и одежду на завтра. Дорожную сумку, за неимением собственного сундука, пока положила рядом с изголовьем. На том и успокоилась.
Уже собираясь переодеваться на ночь и ложиться спать, я оглянулась на лежанку своего пока ещё незнакомого соседа по шатру и тяжело вздохнула. Мне часто говорили, что инициатива наказуема и нельзя ничего делать без просьбы со стороны. Да и вообще лучше думать побольше о себе, а не заниматься никому не нужным альтруизмом. Но не могла я оставить всё, как есть. Не могла и всё тут.
Вот как представлю, что усталый мужчина придёт с ночного дежурства, а ему тут ещё и постель себе застилать, так жалость в душе и просыпается. Поэтому, отбросив последние сомнения и робко вякнувший голос рассудка, я пересекла шатёр и споро заправила походную постель, накрыв её сверху имевшимся здесь же покрывалом.
Больше всего почему-то боялась, что кто-то сейчас зайдёт и застанет меня за этим занятием. Как будто нечто постыдное делала, а не простое доброе дело. Но, на моё счастье, посетителей больше не было. Видимо, и без того у людей забот хватало. Большинство уже спали после тяжёлого дня, а те, кому по долгу службы и работы приходилось бодрствовать, давно уже обо мне забыли, поглощённые более неотложными делами.
Закончив застилать бельё, после недолгого раздумья, убрала и тарелки с давно высохшей едой с импровизированного стола. Объедки счистила в помойное ведро, стоящее с внешней стороны шатра.
Его я заметила не сразу. Лишь когда вышла в надежде спросить у кого-нибудь, куда я могу выбросить мусор, заметила небольшую загородку с нужной мне ёмкостью. Сюда же, видимо, можно было ходить по нужде, буде таковая внезапно случится ночью. Сделав себе зарубку на память завтра подробно расспросить Тильду о местах личной гигиены, я, довольная, вернулась обратно в шатёр.
Мне даже показалось, что внутри стало как-то уютнее. Хотя, вполне возможно, что я просто надумываю себе это в попытке побыстрее приспособиться к походным условиям жизни. Как бы то ни было, теперь, по крайней мере, здесь не будет пахнуть несвежей едой.
На этой оптимистичной мысли я, вполне довольная собой и прошедшим днём, быстро переоделась в ночнушку и юркнула под одеяло. С непривычки тюфяк показался чересчур жёстким. Зато одеяло хоть и было довольно тяжёлым и к тому же немного кололось даже через пододеяльник, грело просто замечательно!
Но ещё больше меня грела мысль, что возможно, уже завтра я, наконец-то, смогу увидеть того, ради которого проделала столь долгий путь и презрела опасности военных будней.
Да что там, с кафедры лекарей я уходила чуть ли не со скандалом, выбивая себе направление на военную службу. Не хотели меня отпускать, ох, как не хотели! Я даже и не поняла почему, если честно. Но свою цель видела чётко и шла к ней напролом, невзирая ни на какие препятствия. Потому что просто хотела быть рядом с тем, кто мне дорог.
И вот завтра… уже завтра!
Крепко зажмурившись и чувствуя себя проказливой девчонкой, я снова, как когда-то в детстве, тихо прошептала:
- Я сплю на новом месте, приснись жених невесте!

ГЛАВА 2

Утро выдалось двояким, принеся как приятные новости, так и печальные. Причём, печальных было две. Первая состояла в том, что сегодня рано утром снова произошла крупная стычка, а значит, скоро будут подвозить раненых. Вторая новость была неприятной только для меня: оказалось, что тот, кого я так надеялась встретить в лагере, неделю назад ушёл в составе сопровождения обоза фуражиров.
Приятная же была в том, что совсем скоро, в течение нескольких дней ,обоз уже ждали обратно. Поэтому я решила сильно не расстраиваться, все силы пока бросив на ознакомление с планом лагеря, обстановкой полевого госпиталя и своими непосредственными обязанностями.
С соседом своим, к слову, я утром так и не встретилась. Помню лишь, сквозь сон слышала шаги, покашливание, а чуть позже плеск воды и тихое фырканье со стороны умывальника. А потом скрип лежака и тишина. Видимо, он так устал, что упал на постель и заснул тут же.
Привыкшая спать чутко, всё это отметила, не открывая глаз. А ещё порадовалась, что мужчина не храпел. Так, посапывал себе чуть слышно и всё – везение прям-таки невероятное! Но спустя некоторое время послышался шорох полога, потом тихий разговор и невнятная ругань. После чего шатёр вновь опустел: кроме меня, внутри никого больше не осталось.
И впрямь бедолага: если его каждый раз так дёргают по любому поводу, то о сне и отдыхе приходится только мечтать.
Однако жалела я Эриха Ленца недолго. Ровно до тех пор, пока не посчастливилось познакомиться с ним лично.
Общение наше не задалось сразу же. Едва только увидев высокого, сухопарого брюнета с довольно резкими чертами лица и пронзительным взглядом, я каким-то шестым чувством поняла: с ним будет сложно.
Ленц сильно отличался от спокойных, уравновешенных лекарей и целителей, к которым я привыкла за долгие годы работы при лазарете Академии. Те были невозмутимые, даже несколько флегматичные в большинстве своём, однако работали в высшей степени профессионально и не чурались доброй шутки или простого разговора.
Этот же больше походил на сердитого нахохлившегося ворона. Приказы отдавал резко и коротко. Не терпел и малейшей проволочки или неповиновения, больше походя на армейского старшину, чем на целителя. Впрочем, своё дело он тоже знал превосходно, не зря имел ранг высшей категории.
Работал Ленц быстро, умело, стараясь сделать всё в кратчайшие сроки, не затягивая операции и быстро принимая решения на основе анамнеза больного. В условиях почти полного отсутствия магии и весьма ограниченного запаса амулетов-накопителей такая тактика была единственно верной.
Разумеется, раненые и больные находились у нас не до полного выздоровления: стационара как такового у нас не было. В полевой госпиталь свозили только самых «острых» и тех, кто без оказания серьёзной медицинской помощи не пережил бы переброску в тыл.
Легко раненым первую помощь оказывали прямо на месте. После чего отправляли их с обозом к ближайшей станции, откуда их забирал курсирующий по расписанию поезд. Один из тех, что привёз меня сюда. Пациенты нашего госпиталя, уже пришедшие в стабильное состояние и способные выдержать перевозку, тоже при первой возможности отправлялись в тыловые городские госпитали.
Там, в условиях неограниченного количества наличествующей магии, их быстро ставили на ноги, и нередко снова отправляли на фронт, в зависимости от тяжести перенесённых повреждений и психологического состояния солдата. Паникёров, садистов и психически нестабильных на фронт не брали - это было опасно для своих же. Война ломала многих, и были люди, которые уже никогда не становились прежними, выпуская наружу свои самые тёмные, потаённые страхи и желания.
Но были и те, кого лишения закаляли. Бесконечное количество случаев личного героизма и самоотверженной помощи не только в сражениях, но и в тылу, находящемся в непосредственной близости от передовой.
Без сомнения, к таким людям можно было отнести и Эриха Ленца. То, с каким фанатизмом он отдавался своей работе, не жалея себя и подчинённых, без сомнения спасло жизнь многим. Это вызывало невольное уважение. Но характер легче ничуть не делало.
При этом, судя по всему, я ему тоже не очень-то понравилась с первого взгляда. Когда утром, после завтрака, обхода лагеря и знакомства со всеми необходимыми службами меня привели в лазарет, то первое, что я от него услышала, было:
- Ну, вот, ещё одна сердобольная. Почувствуешь, что не справляешься – собирай вещи и уматывай. Нам тут лишние плаксы не нужны.
Наверное, не являйся он начальником госпиталя, к которому меня приписали, я не сдержалась бы и нахамила в ответ. Пусть подобное поведение мне несвойственно, но терпеть незаслуженные обиды я не привыкла. Однако тут пришлось прикусить язычок и молча проглотить недовольство. Негоже ссориться с начальством, ещё даже не приступив к работе.
Вот будет сегодня новое поступление, и он сам увидит, что зря возводил на меня напраслину, обвиняя в непрофессионализме. Убедится как в моих умениях, так и в том, что я прекрасно понимаю особенности работы с пациентами. Главное – не допускать чрезмерного эмпатического погружения. А лёгкое сопереживание и забота только на пользу пойдут. Это я в академическом лазарете уже хорошо усвоила.
Как же я была самонадеянна! Хлынувший вскоре нескончаемый поток раненых и увечных доказал мне, что я ничегошеньки не знаю о настоящей войне, боли и смерти. Это был чистый ужас!
Первые подводы с ранеными пришли ближе к обеду. В течение этого дня я не раз порадовалась, что так и не успела поесть, потому что по первости смотреть на открывшееся мне зрелище без содрогания и спазмов в желудке было невозможно. Потом как-то привыкла, постепенно абстрагируясь, и уже не так остро воспринимая.
За годы работы в лазарете и практики при хирургическом отделении городской больницы я не раз видела травмы разной степени тяжести. Наблюдала, а после и ассистировала на многих операциях, и думала, что привыкла к виду крови. Даже разрезанные мышцы и внутренние органы не пугали меня своим видом, вызывая лишь профессиональный интерес и жажду познания.
Но теперь, глядя на открытые рваные раны, животы, внутренности в которых оставались на месте только благодаря амулету краткосрочной стазисной заморозки, перевязанные окровавленными бинтами культи, на месте некогда здоровых, крепких рук и ног, меня откровенно мутило.
Мы работали не покладая рук, принимая и размещая раненых, а подводы всё шли и шли. В лагере не осталось никого, кто не был бы задействован в этой тяжёлой и скорбной работе. Разве что несколько человек с полевой кухни занимались своими прежними обязанностями. Пусть о еде мы пока и не помышляли, но раненых всё равно требовалось кормить. Да и персонал госпиталя на одной силе духа и патриотизме долго не протянет. Для остальных помощников дел нашлось более чем достаточно.
Крепкие местные мужики, присланные для тяжёлых работ при госпитале, споро и аккуратно выгружали раненых, размещая их на заранее подготовленных лежаках. Они же по требованию переносили самых «острых» в операционный шатёр.
Самые опытные из лекарей и помогающие им медсёстры работали на пределе сил и возможностей, часами не отходя от хирургического стола.
Я же, в первый день определённая на испытательный срок в санитарки, под руководством Тильды носила, убирала, подавала, бинтовала, выполняла поручения лекарей и руководила помощниками.
И хоть работы было много, я всё чаще поглядывала в сторону стоящего поодаль похоронного шатра, в который периодически кого-то уносили. Время от времени рядом с ним появлялся высокий, худой мужчина в чёрном балахоне, и некоторое время зачем-то ходил вокруг. Колдовал или просто там бродил по своим интересам, я так и не поняла.
Как узнала позже, погибших не закапывали в ближайшем лесочке, а под чарами заморозки отправляли в столичный морг, где родственники могли забрать тела и похоронить их по своим обычаям. Тем же, кто остался неопознанным, устраивали огненное погребение за счёт города.
День и ночь пролетели незаметно. Один раз меня даже отпустили ненадолго поспать, но я так и не смогла себя заставить закрыть глаза. Стоило только опустить веки, как перед внутренним взором вставали картины виденного сегодня кошмара. Поэтому вместо того, чтобы на час прилечь и отдохнуть, я достала из запасов, привезённых с собой, предпоследний амулет-накопитель и опустошила его почти наполовину, возвращая себе какое-то подобие бодрости и сил.
Вообще-то я взяла их с собой десять штук: девять одноразовых прикупила в магической лавке перед самым отъездом, а десятый многоразовый заказала в родной академии. Хотела отдать их Максимилиану, вдруг ему понадобится? Однако, видя творящееся вокруг и понимая, как острая нехватка магической энергии ограничивает возможности целителей и снижает шансы оперируемых на благополучный исход, собрала восемь штук и отдала их Эриху Ленцу с просьбой использовать по назначению.
Вот просто подошла и отдала. Даже внимания не стала обращать на его усталый, мрачный и даже в чём-то подозрительный взгляд, встретивший меня, стоило к нему приблизиться. Но накопители взял, даже кивнул благодарно. И то хлеб. Я же не ждала от него благодарственных речей, вот и не дождалась. Но мне уже было всё равно. Работы было ещё много, ей-то я и занялась.
И вот теперь, не удержавшись, потратила один из двух оставшихся амулетов на себя, твёрдо решив, что последний, самый большой и дорогой, сделанный на заказ – уж точно передам по назначению.
Второй день был менее суетливым, чем первый, но всё равно довольно напряжённым. Умерших за ночь мужчины относили в похоронный шатёр. Тех, кто мог выдержать долгую дорогу до столичного госпиталя, мы готовили к отправке на поезд: переодевали, меняли повязки, кормили. Остальным, находящимся ещё в довольно тяжёлом состоянии, оказывали необходимую помощь и уход. Некоторые ещё до сих пор ждали операции. Некоторые её так и не дождались.
В первый день, пока магии и амулетов хватало, лекари ещё пытались ставить людей на ноги. Но когда она вновь начала заканчиваться, а подводы с поступающими ранеными – нет, стали экономить, используя целительский дар только в самых тяжёлых случаях, когда без этого у человека не оставалось шансов выжить. Останавливали внутреннее кровотечение, сращивали повреждённые внутренние органы, лечили тяжёлую контузию.
Никто не ожидал такого огромного количества пациентов. Всё, что могло подождать или быть исправлено хирургическим путём – делали по старинке, безмагическим методом. И тут мои умения оказались весьма кстати: перевязка, накладывание гипса, подготовка материала и необходимых инструментов – в этом я разбиралась хорошо, имея немалый опыт за плечами. Оттого работа шла быстро и уверенно. Так что и второй день я почти весь провела в операционном шатре и при больных.
В один из кратких моментов отдыха меня нашла Тильда. Чуть ли не насильно впихнув в руки глиняную миску с густой похлёбкой, коротко приказала:
- Ешь, давай.
- Не хочу, - аппетита и правда не было, настолько сильна была усталость
- А я говорю, ешь! Желудок у тебя крепкий, как я посмотрю. Так что обратно всё не отдаст на следующей операции, а вот организму нужно откуда-то силы брать. На одной подпитке с накопителя долго не протянешь. Или измотаешь себя начисто так, что уже потом не встанешь, или отходняк накроет такой, что пару дней будешь совсем ни на что не годна. А здесь так нельзя: сама видишь, каждая пара рук на счету.
Отчитав меня, Тильда присела рядом и быстро принялась за еду. А я, виновато покосившись на неё, тихо спросила:
- Ты заметила, да?
- Конечно, заметила. У меня глаз наметанный, - коротко хмыкнула женщина и пожала плечами. - А чего в этом такого? Тут все так делают. Кто умеет, конечно.
Её нейтральный тон и спокойное отношение вдруг подтолкнули меня выговориться, делясь своими тревогами.
- Мне почему-то стыдно, Тильда. Ведь накопитель можно использовать для лечения. Помочь кому-то, спасти жизнь. А я трачу его на себя. И, вроде, умом понимаю, что это верно, а на душе всё равно не спокойно, будто отбираю у кого-то что-то важное.
Вопреки опасениям, Тильда не стала высмеивать эти страхи или отмахиваться от моих проблем, просто посмотрела остро, словно в самую душу заглянула и серьёзно, обстоятельно всё разъяснила:
- Ерунда всё это, Эрин. И думать о таком забудь - это в тебе усталость говорит и нервное напряжение. Ни у кого ты ничего не отнимаешь. Прикинь сама: много ли с одного накопителя лекарю достанется? Сил ему прибавит - да, но тут ведь не только в магии дело. Сама же знаешь, маги – они тоже люди, не могут работать беспрерывно. Им же и поесть, и хоть немного поспать надо, да иные какие потребности справить. В таких условиях для них работать на износ - только ценные кадры зря переводить. Так и до выгорания недалеко. Никто этим рисковать не будет, - сказала и замолчала. А потом с тяжёлым вздохом добавила: - Ну, почти никто. Однако там дело особое было. Так вот о чём я? Значит, все накопители сразу в дело не пойдут, какие-то про запас лежать останутся. А здесь, вблизи линии фронта, одна неприятная особенность имеется. Магия здесь ещё худо-бедно теплится, работать с ней можно. На самой линии фронта – уже нет, как отрезало, а здесь ещё получается. Отчасти поэтому госпиталь подальше, чем надобно, расположен. Так вот, хоть работать с магией выходит, а взять её не из чего. Поэтому и везут из тыла накопители. Но с ними тут странные вещи происходят: если пролежит несколько дней, то постепенно опустеет. Будто тянет из них магию что-то. Потому и не жалеют для помощников и персонала по паре штук на руки: всё одно часть магической энергии потеряна будет. А так хоть госпитальная обслуга будет способна трудиться, сколько потребуется. Так что не бери в голову глупости всякие. Тем более что ты молодец! Сама свои накопители привезла, оттого и вины за тобой точно никакой нет. Не грызи себя понапрасну. Лучше поешь и отдохни чуток. Скоро опять за работу.
Пришлось скрепя сердце признавать её правоту. Вяло ковыряясь в миске, я через не хочу запихнула в себя несколько ложек оказавшегося неожиданно вкусным варева. И тут же почувствовала, насколько я на самом деле проголодалась.
Быстро проглотив свою порцию, с трудом удержалась от того, чтобы сбегать за добавкой. Понимала: нельзя переедать, сразу в сон потянет. Да и тяжелее работать станет. Так что лучше через некоторое время, как освобожусь, наведаюсь на кухню и ещё что-нибудь перекушу.
А пока, раз выдалась свободная минутка, хотелось расспросить Тильду о том, что вообще такое происходит вокруг. Судя по тому, что я увидела и услышала мельком, такой массовый наплыв раненых выдался впервые. Бывали, конечно, и раньше тяжёлые дежурства, но никогда ещё не случалось такого, что операции длились несколько дней подряд почти беспрерывно. И это ещё даже с учётом использования целительской магии.
Слишком страшные и необычные раны, слишком большое количество пострадавших. Неимоверные эманации боли и страданий, которые прочувствовала даже я, фактически лишённая дара. Тяжело представить, что сейчас ощущали сами целители, как никто восприимчивые к таким тонким материям.
И я хотела понять, что же произошло? Как было раньше и может ли это повториться вновь? И хоть умом понимала, что, скорее всего, так и будет, однако наивная вера в чудо всё же заставила попробовать расспросить Тильду. За последние два дня мы с ней и не разговаривали толком, просто некогда было. А сейчас такой удобный случай выдался.
Отставив свою миску в сторону, я задумчиво посмотрела на небо, виднеющееся в распахнутом пологе госпитального шатра. Солнце клонилось к горизонту, сумерки медленно опускались на землю, принося с собой прохладу и тишину. Мы сидели в небольшой проходной «комнате» у выхода, достаточно близко для того, чтобы быстро прийти на зов в случае необходимости, и достаточно далеко от запахов и звуков, присущих госпиталю, чтобы немного отдохнуть, наслаждаясь краткими мгновениями покоя.
- Тильда, - решилась я начать разговор, видя, что женщина так же, как и я, закончив с едой, никуда не торопится. – Ты давно здесь работаешь. Скажи, неужели это каждый раз вот так?
- Как именно, Эрин? – в голосе старшей санитарки чувствовалась усталость, но раздражения от моего любопытства там не было, и я приободрилась.
- Страшно. Столько изувеченных людей, столько смертей, выжатые досуха целители? А эти раны?! Я никогда прежде не видела такого. Ведь магии сейчас нет. Так каким же разрушительным оружием можно сотворить такое? Да ещё так массово?
- Ты права. Раньше так не было. Война, конечно, штука неприятная, и всякое на ней случается, но ещё несколько месяцев назад всё было иначе. Если в человека попадают заклинанием и его успевают доставить живым, то, как правило, вылечить такого раненого не так уж и сложно. Особенно при наличии лекарей и целителей высшей категории. Поэтому поначалу всё было не так уж и плохо. Работы много, да, но не такой, как ты видела сегодня. Когда магия ушла, всё намного усложнилось. Но в чём-то и стало проще: ранения были обычные, от холодного оружия или стрел. При минимуме целительских сил и умелых руках хирургов оказать первую помощь и отправить долечиваться в тыл было вполне посильно. Разумеется, везде имелись свои сложности и исключения, но, в общем и целом, так. Однако на этот раз… - тяжело вздохнув, Тильда чуть подвинулась, доставая что-то из кармана платья и, найдя искомое, положила себе на открытую ладонь, - …всё было совсем по-другому.