…В прохладу летней ночи она шагнула с опаской. Вцепилась обеими руками в парапет, с замиранием сердца вглядываясь в ночную мглу, перевела напряжённый взгляд на Сабира. Ассасин подцепил свисавшую с крыши верёвку, дёрнул на себя, проверяя крепость, и первым спрыгнул из окна, удерживая тонкий канат одной рукой.
- Не бойтесь, - шепнул он снизу. – Я помогу.
Бояться было поздно: Ева решительно поправила чёрную чалму, и крепко ухватилась за натянутую верёвку. Закрыла глаза и оттолкнулась от подоконника, зависая над землёй. От пьянящего ощущения полёта захватило дух; девушка осторожно приоткрыла глаза и так же несмело глянула вверх.
- На крышу, - подсказал ассасин, подставляя свободную ладонь ей под сапожок.
Ева услугой воспользовалась, оттолкнулась, делая первые судорожные рывки, и вдруг поняла, что у неё получается – с большей лёгкостью, чем она предполагала. Леди Штрауб даже тихонько рассмеялась, тут же растеряв все силы, и крепче вцепилась в канат, с отчаянием глядя на покачивавшийся перед носом парапет крыши.
- Сейчас, - шепнул голос над самым ухом, и тотчас Ева ощутила мягкий толчок – Сабир отпустил верёвку, прыгнув вперёд.
Она даже испугаться не успела: ассасин легко уцепился за край, подтянулся, забираясь на крышу, и обернулся к оставшейся внизу девушке.
- Держитесь крепче, - попросил негромко.
Ева не удержалась, взвизгнула тихонько, когда Сабир в два рывка втащил её наверх. Оказавшись на широкой плоской крыше, девушка отпустила наконец верёвку и выдохнула.
- И совсем несложно, - с вызовом заявила леди Штрауб.
Сабир рассмеялся и кивнул наверх.
- Отсюда они ближе, правда?
Ева честно вгляделась в яркие звёзды над головой. Знакомые созвездия и впрямь сияли, как россыпи редчайших драгоценностей, но их свет терялся на фоне огромной, иссиня-белой луны. У горизонта мириады звёздных путей терялись в бесконечности, даже в глазах задвоилось, и Ева не сразу поняла, что видит уже не звёзды, но их отражение в спокойных водах крупнейшего порта Палестины. К свету небесных светил добавлялись огни пришвартованных кораблей и городских фонарей, и это царство света в ночи манило, притягивало, звало к себе.
- Идём, - позвал Сабир, протягивая руку. – Чтобы почувствовать ночную жизнь, нужно сделать не один шаг.
Ассасин стоял у самого края крыши – противоположного тому, откуда они выбрались. К соседнему дому вела толстая доска, перекинутая с одной кровли на другую. Ева осторожно глянула вниз. Под ногами простирался спящий город, тёмный и угрюмый, над которым возвышалась на севере мрачная громада цитадели – оплота короля Ричарда. «Сделать не один шаг» оказалось чуть страшнее, чем ожидала леди Штрауб.
Сабир её сомнения угадал раньше, чем она успела их высказать. Запрыгнув на доску, он протянул к ней обе руки.
- Вы мне верите? – настойчиво спросил ассасин, как только Ева несмело приблизилась. – Верите?
Девушка закусила губу, с замиранием сердца глядя, как мягко пружинит доска под весом Сабира. Подняла на него полные сомнений серые глаза.
- Да, - ответила неуверенно, вкладывая свои ладони в его.
Улыбка, вспыхнувшая на лице ассасина, будто осветила бездну под их ногами. Ева, впрочем, пожалеть о своём решении не успела: сильные руки крепко стиснули тонкие запястья, уверенно потянув на себя, и девушке не оставалось ничего другого, кроме как впиться пальцами в грубую, мозолистую ладонь, и шагнуть следом.
- Смотрите на доску, но не вниз, - предупредил сдержанный голос, но Ева от испуга едва ли его услышала. Несколько шагов показались вечностью, и очнулась она только когда Сабир приобнял её за талию, помогая шагнуть с доски на плоскую крышу.
Она неуверенно улыбнулась, оглядываясь назад. Пьянящая высота осталась позади, как и крыша дома, где находились их комнаты; а вместе с ними – тяжёлые оковы на её ногах, приковавшие её к невидимой тюрьме. Лёгкость, которую она теперь ощущала, скрыть было невозможно – уж по крайней мере не от Сабира, пристально наблюдавшего за её лицом. Ассасин первым рассмеялся, беря её ладонь в свою.
- Повторим? – кивнул на следующую крышу он. – Потребуется сделать всего один прыжок. Сможете?
Ева стиснула ворот тёмного балахона у горла, переждала несколько мгновений, вдохнула поглубже и кивнула. С места они сорвались вместе, и к краю подбежали, почти не сбавляя темпа.
- Сейчас! – велел ассасин. Вовремя, чтобы Ева успела задержать дыхание, увидев узкий перешеек между крышами, и послушно оттолкнуться ногами от парапета.
…Короткий полёт, обжигающий ветер, всплеск ужаса и внезапно близкая твердь. Приземлилась она на корточки, не покатившись по ровному настилу лишь потому, что Сабир удержал её, крепко прижав к себе. Сердце бешено билось в груди, и Ева не сразу успокоила разбушевавшееся дыхание, а потому и не сразу скинула с плеч неожиданно горячие ладони.
- Как ты мог, Сабир! – возмущённо воскликнула леди Штрауб, от испуга и неожиданности преступая установленную ими границу вежливости. – Я не ожидала, что эти дома так далеко друг от друга! А если бы…
- Мы называем это прыжком веры, - улыбнулся ассасин. – И не у каждого он получается так же хорошо, как у тебя, миледи.
Ева вспыхнула от похвалы, но ответить не успела: Сабир прижал палец к губам и кивнул в ночь:
- Слышишь?
Ева честно прислушалась, забыв отстраниться от своего спутника. Мир вокруг них жил своей жизнью: дышал, вздыхал, радовался и грустил. Из открытых окон доносились приглушённые звуки: оживлённые голоса, крики и ругань, тихие колыбельные, плач младенцев. С крыши открывался великолепный вид на более низкие дома: некоторые окна были наглухо затворены ставнями, некоторые – распахнуты настежь и прикрыты лишь тонкими занавесками, кое-где горел тусклый свет одинокой свечи.
- Иногда я думаю, что там, в этих окнах, течёт жизнь, от которой я когда-то сбежал, - негромко проронил Сабир. – Размеренная и предсказуемая, в которой порой не замечаешь, как чёрное сливается с белым. Не можешь отделить одно от другого, и плывёшь в серой массе, не подозревая об этом. А когда понимаешь, что стоишь на месте – это ещё хуже, потому что ты ничего не в силах изменить. До тех пор, пока не погасишь свет в своём окне и не оставишь всё, что тебе принадлежит, позади. Но на это способен не каждый.
Ева с удивлением глянула на спутника. Сабир по-прежнему удерживал её плечо одной рукой, а она всё так же цеплялась за его свободную ладонь. Лицо убийцы находилось теперь совсем близко; она видела прорезавшие его жёсткие складки, плотно сжатые губы, пронзительный, режущий взгляд необычно блестевших глаз. Привычный капюшон чуть сдвинулся из-за прыжка, и она впервые увидела, что таинственный спутник был бритоголовым, даже на щеках его не оказалось обычной мужской растительности. Те оказались гладко выскоблены, но кожа оттого мягче не выглядела: черты лица казались высеченными из мрамора.
- Не тебе одному было душно, Сабир, - неожиданно для себя произнесла леди Штрауб. – Но не каждый может сбежать. Кто-то связан своим положением, кто-то – чувством долга перед близкими, а кто-то считает ту жизнь, которую ведёшь ты, неправильной. И нужно уважать выбор каждого из тех, кто… плывёт в серой массе.
Ассасин помолчал.
- Ты… сделала свой выбор, леди Ева?
Девушка нахмурилась, отстранилась, разжимая наконец судорожно сведённые пальцы.
- Порой мне хотелось, как и тебе, сбежать от жизни. Не так, как это сделал ты, - тотчас оговорилась леди Штрауб. – В юности я хотела уйти в монастырь, но Гуго воспротивился. Сказал, что я должна сиять, - Ева чуть заметно поморщилась, - выйти замуж за богатого человека. Быть счастливой…
Сабир усмехнулся.
- Сэр Гуго, должно быть, и сам не отказался бы от богатой жены и блеска в обществе, - проницательно заметил ассасин. – Деньги, преуспевающее имение, обеспеченная старость. Дети?
Ева кивнула.
- Гуго любит детей, - подтвердила девушка. – Он говорил, что не отказался бы и от десятка наследников.
- Однако не может вытерпеть даже одного ребёнка в доме, - ввернул Сабир.
- Джана – не его дочь, - пожала плечами Ева. – А Гуго – мужчина. Многим из вас чуждо самаритянское сострадание и отеческая любовь. Впрочем… многим женщинам – тоже.
- Значит, замуж за богатого человека, миледи? – уточнил ассасин. – Это – твоя цель?
- Я больна, Сабир, - напомнила Ева, и по прекрасному лицу пробежала быстрая тень. – Один только Господь ведает, как долго мне суждено жить. Я уже… не имею никакой цели и… полностью полагаюсь на Его провидение.
- Может, это и верный подход, леди Ева, - пожал плечами Сабир. – Как говорил великий мудрец? «Не завидуй тому, кто силён и богат – за рассветом всегда наступает закат. С этой жизнью короткою, равною вздоху, обращайся, как с данной тебе напрокат».
Ева тихо рассмеялась, поднимаясь на ноги. Ассасин удивлял её с каждой минутой всё больше. И какая жалость, что ум и образованность так и не нашли в нём достойного применения! Расчёт на поэзию он, по крайней мере, сделал верный: арабские стихи почти покорили леди Штрауб.
Сабир вновь взял её за руку, и она не стала протестовать.
- Я обещал шербет, - напомнил ассасин, - но до него нужно дойти.
Леди Штрауб улыбнулась, следуя за своим провожатым. Следующую крышу брали штурмом чуть дольше: хотя два дома и примыкали друг к другу, но один из них оказался выше, и Ева с трудом взобралась на его кровлю. Сабир подставил скрещенные ладони, чтобы она оттолкнулась и достала до края, и подсадил чуть выше, помогая девушке подтянуться на дрожащих руках.
- Пожалуй, я не готова к такой прогулке, - откашлявшись, покачала головой леди Штрауб. – Хотя должна сказать, что это лучшая прогулка в моей жизни, Сабир.
Ассасин улыбнулся, пожал плечами и подхватил всё ещё трудно дышавшую девушку на руки. Ева задохнулась от неожиданности и возмущения, но сдалась почти мгновенно: ей показалось, что это ненадолго. В самом деле, не будет же он переносить её с крыши на крышу?..
- Тут недалеко, - пообещал он. – Сейчас мы окажемся в богатом квартале. Здесь множество красивых домов знатных горожан. И на их крышах полно великолепных беседок и деревянных навесов – будет, где полюбоваться ночными красотами Акры. Лично я предпочитаю вид на порт.
Они находились уже на краю; Ева нетерпеливо дёрнулась в руках проводника, глядя на отделявшую их от следующей крыши бездну.
- Я вполне могу идти своими ногами, Сабир, - нахмурилась она. – Просто из-за… из-за болезни мне приходится восстанавливать дыхание, и…
Ассасин прыгнул. Всплеск ужаса продлился едва ли секунду, когда они приземлились. От удара о твёрдую кровлю хватка Сабира чуть ослабилась, но тут же он вцепился в драгоценную ношу ещё крепче, так что ошеломлённой Еве не удалось ни вырваться, ни даже шевельнуться.
- Пусти, - едва слышно, севшим голосом от испуга голосом потребовала она. – Я пойду сама, Сабир!..
…Место, которое ассасин выбрал для свидания, оказалось и впрямь живописным: в доме, стоявшем на углу, кровля оказалась уставлена, помимо утвари и мешков сена, разложенными коврами и сохнущими простынями, а на самом краю располагалась увитая плющом беседка. Внутри нашлась гора мягких одеял и подушек, а также низкий столик, уставленный блюдцами с яствами и кубками для вина.
- Самое близкое к порту место, - помогая Еве войти внутрь, проронил ассасин. – Отсюда видны огни кораблей и слышен плеск волн…
- И не только, - тихо фыркнула девушка, кивая на пятно света на соседней улице. Оттуда доносились громкие голоса, разухабистые песни и звон битой посуды.
- Местное заведение для одиноких, - хмыкнул Сабир.
Ева устроилась на мягких подушках, устремляя взгляд на запад – туда, где сияли дрожащие огни и отражался блеск тысяч звёзд. Сторожевая башня, освещённая тут и там светом факелов, выделялась на фоне тёмного небосвода ещё более чёрной громадой в ореоле мерцающей водянистой дымки.
- Шербет, - продемонстрировал ассасин, протягивая ей блюдце.
Ева подавила улыбку, принимая лакомство, откусила сладкий кусочек. Когда-то ей приходилось пить шербет, но напиток ей нравился меньше, чем ароматная помадка, которую принёс Сабир.
Ассасин открыл графин вина, наполнил два кубка, передавая один из них Еве.
- Ты всё продумал, - отметила леди Штрауб. – Часто приходилось красть девушек из их собственных комнат?
Сабир загадочно улыбнулся.
- Я стараюсь следовать совету мудреца: «Не моли о любви, безнадёжно любя, не броди под окном у любимой, скорбя. Словно нищие дервиши, будь независим – может статься, тогда и полюбят тебя».
Ева рассмеялась, качая головой.
- Не отшучивайся, Сабир! Я должна знать, чего ожидать от тебя.
- Я и сам не знаю, - с той же улыбкой, не отрывая внимательного взгляда от лица девушки, ответил ассасин. – Я впервые встречаю такой единение красоты и жестокости…
- Жестокости? – поразилась леди Штрауб.
- Именно, - Сабир оказался вдруг чуть ближе, - потому лишь сердце холодное, как снега на вершинах гор, может быть безучастным к болезненной страсти, сжигающей моё сердце…
Ева выставила перед собой кубок с вином – как защиту от внезапной близости.
- Тогда предлагаю выпить за то, чтобы ты повидал, наконец, эти самые снежные горы, - отшутилась на этот раз уже она. – Потому что только голова горячая, как пески Палестины, может вообразить, будто у Евы фон Штрауб холодное сердце!
Сабир рассмеялся, разглядывая вспыхнувшую девушку, пригубившую вино. Чёрный цвет оказался ей необычайно к лицу; теперь же, когда Ева отбросила мужскую чалму, белоснежный каскад волнистых волос выделялся на тёмном фоне, как нимб на иконах христианских святых.
Он даже не разгадал собственного желания – не успел – потому что уже в следующий миг понял, что прижимается к пьянящим устам франкской баронессы. Поцелуй не вышел ни долгим, ни страстным: не ожидавшая такого напора леди Штрауб отпрянула, выронив кубок с вином из рук. Тут же ойкнула, опуская глаза на промокший наряд, и вскочила на ноги.
- Сабир… - произнесла с сомнением.
В следующее мгновение ассасин уже был рядом, и вновь эти полные душевных терзаний серые глаза – расплавленное серебро с отражёнными в нём мириадами звёзд – и влажные от вина губы…
Повторным надеждам сбыться, однако, не довелось: снизу, со стороны «заведения», раздался разухабистый и до боли знакомый рёв, и Ева вздрогнула, поспешно выбираясь из беседки.
- Мне показалось, - возбуждённо заговорила она, не оборачиваясь, - показалось…
Мысленно Сабир выругался: нет, Еве не показалось. Внизу, вразвалку двигаясь по соседней улице, медленно шёл по направлению к дому Гуго фон Штрауб. Рыжий рыцарь был одет в распахнутую на груди рубашку и штаны, небрежно заправленные в сапоги; в одной руке госпитальер держал пузатую бутылку, к которой и прикладывался время от времени.
- Быть не может! – воскликнула Ева, провожая брата ошарашенным взглядом. – Он же отправился почивать раньше нас с Аминой!
- Видимо, сэр Гуго нашёл способ покинуть комнаты так, чтобы никто из вас этого не заметил, - усмехнулся Сабир. – И задолго до того, как вы обе отошли ко сну. Дело-то было явно срочное.
Леди Штрауб вспыхнула, закрывая лицо ладонями. Самое ужасное заключалось не в том, что брат накануне воскресной службы отправился пить в кабак – и, судя по виду его одежды, нашёл там весьма приятную компанию – и не в том, что в таком виде его лицезрел Сабир. В понимании ассасина девушка была странным образом уверена, как и в благоразумии: Сабир не станет ей напоминать об отвратительном свидетельстве.
Самое жуткое состояло в том, что Гуго после подобных «отдохновений» имел дурную привычку заявляться к ней в покои, будить и требовать полного внимания. Излияния рыцаря обычно не длились долго, потому что Ева взяла за правило не отвечать подвыпившему брату и откладывать пробирающую речь до утра, но сегодня случай подвернулся особый. Если Гуго придёт домой раньше их, и увидит, что в комнате сестры пусто…
- Сабир, - в отчаянии повернулась к спутнику леди Штрауб, - прошу тебя, мне нужно вернуться, и как можно скорее! Гуго, он… он непременно зайдёт ко мне, и…
Ассасин молча кивнул, залпом выпивая так и не тронутый кубок.
Первые две крыши Ева прошла сама – с одной спрыгнула прямо в руки Сабира, на другую перебежала по короткому мостику, соединявшему две кровли – а затем начала постепенно выбиваться из сил. Одышка не заставила себя долго ждать: такой темп оказался ей не по плечу. Остаток пути девушка провела на руках Сабира, стараясь унять разбушевавшийся кашель и, чтобы заглушить его, отворачивалась к ассасину, прижималась лицом к крепкой груди.
На крыше гостевого двора они оказались раньше, чем шатающийся Гуго добрёл до дома. Сабир осторожно поставил девушку на ноги и критически осмотрел промокший от вина наряд.
- Запах, - ёмко пояснил ассасин. – Сэр Гуго почувствует.
- Я сниму одежду в комнате, - быстро решила Ева, поглядывая на свисавшую с крыши верёвку, - и выброшу её в окно.
- А я подхвачу с той стороны, - кивнул Сабир. – Одна только деталь: я возьму плату за свою скромную услугу.
Ева непонимающе нахмурилась, но непонимание быстро сменилось удивлением и уже знакомым сомнением. Ни то, ни другое не могло удержать палестинского ассасина. Удерживая хрупкие плечи крепкими ладонями, он склонился к невинным, неумелым губам. Мягко коснулся своими…
Ева отвечала неуверенно, впитывая прежде неведомую ласку всем своим существом; отвечала, с отчаянием прислушиваясь к себе. Из всех мужчин на земле именно палестинский убийца Сабир, великий грешник и безбожник, стал первым, кому удалось разбудить и её сердце, и неожиданно откликнувшееся тело…
Ассасин мягко отстранился и осторожно коснулся губами мокрых глаз леди Штрауб. Прочертил дорожку ко лбу, запечатлевая на нём целомудренный, почти отеческий поцелуй. Замер, вдыхая запах белоснежных волос…
- А-а-а, чтоб тебя черти взяли!!! – раздался оглушающий рёв, и Ева вздрогнула, бросая взгляд через плечо: из-за угла выходил злой Гуго, разбивший по пути свою драгоценную бутылку. Двери постояльцу хозяин тут же открыл: видимо, ожидал позднего возвращения.
Коротко и приглушённо вскрикнув, девушка бросилась к свисавшей верёвке, но Сабир успел первым: взялся руками за тонкий канат, соскользнул вниз, приглашающе кивнув головой. Теперь Ева не могла бы сорваться: ассасин находился внизу, страхуя её спуск.
Оказавшись в комнате, девушка быстро задёрнула занавески и принялась срывать с себя пропитанную вином одежду. Тяжёлые шаги в спящем доме она услышала даже сквозь запертые двери, и успела снять лишь один сапог перед тем, как Гуго бахнул в её дверь громадным кулаком:
- С-сестр-рёнка-а!!! Спишь, что ли?!
Прыгая на одной ноге, Ева сорвала наконец второй сапог с ноги, заворачивая одежду с обувью в рулон, метнулась к окну, охнула, осознав, в каком виде предстанет перед Сабиром, бросилась к кровати, на которой лежала ночная рубашка.
- Тебе не плохо там, а?! Ева?! А ну отопри немедленно!!!
Поспешно накинув ночное одеяние, девушка откинула занавески, швыряя свёрток вниз, и тотчас задёрнула их вновь. Поймал ли Сабир вещи, её уже не интересовало: дверь тряслась под превосходящим напором германского рыцаря.
- Гуго! – распахнула Ева дверь перед самым носом брата. – В такое время – ты в своём уме? – заговорила быстро, не давая ему вставить ни слова. – Ты… в кабак ходил, что ли?
Штрауб тяжко вздохнул и грузно рухнул на жалобно скрипнувший стул.
- Ну… - неохотно признал враз стушевавшийся госпитальер. – Я не ради вина ходил, сестрёнка, - запинаясь от дурманного хмеля, выговорил Гуго. – Я это… того самого…
- Избавь меня от объяснений, - как можно холоднее произнесла Ева. – Ты же знаешь, меня твои походы к продажным женщинам не интересуют.
- А это ты, между прочим, виновата, - вяло возразил рыжий гигант, протирая осоловевшие глаза. – Привела сюда эту… ходит тут, вертит сочным задом, трясёт аппетитными…
- Гуго! – вспыхнула Ева, прижимая ладонь к губам. – Как тебе не стыдно, она же в тягости!
- И что? – резонно вопросил германец. – Мне от того не легче… А я что? Я же не железный… Это ты у нас монашка, любезная сестрица… Ох, и как только ты сэра Кая окручивать будешь? Что ты, что он – дети малые, не знаете что и куда… Пособить вам, что ли? Поспеши, время же дорого, сама… знаешь…
На этой риторической ноте Штрауб всё же поднялся и, пошатываясь, вышел из комнаты. Уже в дверях обернулся и неуверенно принюхался:
- Никак… вином смердит? Увлеклась, что ли? – усмехнулся госпитальер.
- Не сваливай на меня свои ароматы, - огрызнулась «любезная сестрица», выталкивая брата из комнаты. – Ступай, Гуго, да отоспись, я отдохнуть сама хочу…
Штрауб всё же потрепал Еву по волосам огромной пятернёй, прежде чем ей удалось захлопнуть перед ним дверь, и пробормотал:
- Хорошо хоть ты в нашей семье… всё делаешь правильно…
Оставшись одна, Ева бессильно опустилась на кровать и бросила виноватый взгляд на распятие, висевшее у изголовья. Гуго и не подозревал, насколько похоже они провели этот вечер. Видимо, никто в семье Штрауб правильно поступать не умел.
И я не ошибся. После прочтения книги, хочется прокомментировать каждое действие, каждый сюжетный поворот, каждого персонажа... но не хочется людям ломать своими спойлерами - удовольствие от прочтения. Эмоции после книги сильные, как и мысли... если в первой фэнтезийной дилогии автора был глубокий смысл, отличная любовная линия(хоть я и не фанат этого), то тут - сильнейшая любовная линия(во многих местах сильно трогает, хотя опять же... у меня к этой части романов - особых чувств нет), а смысл глубочайший! Безусловно, здесь присутствуют мистические моменты, но с этим нет перебора. Я люблю история, а т.к. события происходили в довольно известную историческую эпоху, то это меня вдвойне зацепило. Одним из главных(лично для меня) достоинств книги, я бы назвал именно красоту и изящность переплетений сюжета с известными историческими событиями, происходившими в период повествования. НУ ОЧЕНЬ харизматичные герои, у меня 5 персонажей(правда все мужские =
