Отражение. Алекс Дж

Немного сумасшедший герой, слегка неадекватная героиня, много-много испытаний на их пути, предательства, тайны, интриги, измены, и, как всегда, неоднозначный эпилог. В общем, все, как я люблю. 

Особая благодарность за терпение и поддержку Валентине и пользователю Mes Sem.


ОТРАЖЕНИЕ

Поединок Добра и Зла происходит каждую секунду в сердце каждого человека, ибо сердце и есть поле битвы, где сражаются ангелы и демоны
П.Коэльо.

ЧАСТЬ 1.

Равнодушный человек как пустыня: он не злой, но совершенно безжалостный.
Игорь Карпов

ПРОЛОГ.

«Я плохо помню свое детство. Точнее, есть причины – не вспоминать. Как, впрочем, и у многих … рано, а иногда в одночасье повзрослевших. Хотя есть и другие, не желающие расстаться с легкомыслием и оправданным незнанием, вечные дети, безнадежно погрязшие в уютном мирке ленивого существования, где понятия «ответственность» и «борьба за выживание» так и останутся всего лишь понятиями. Я не спешил примерять на себя чужие прописные истины, фальшивые высокие мировоззрения. Проверял на практике, строил собственные гипотезы, размышлял. Это я помню. Я все время витал по ту сторону реальности, наблюдал, по-детски анализировал. Дети, вообще, забавны в своей искренности. Их взгляд на мир честен, неподкупен, прям, почтив всегда полон неподдельного восхищения. Мы только думаем, что умнее, мудрее, опытнее. Я отдал бы все, чтобы сохранить в памяти обрывки тех великих открытий, которые, несомненно, совершил. Теперь я даже не пытаюсь искать истины, раскрывать тайны мира, заглядывать за завесы заговоров, махать плакатами с кучкой опасных чудаков, окрыленных идеей, но на кой-то прячущих под курткой бутылки с зажигательной смесью. Я не хочу менять мир. Он мне нравится. Правда. Таким, как есть.
Мне было семь, когда я прочитал детскую Библию. Вторая книга после «Тимура и его команды». Я родился в СССР. В садике нас заставляли учить стихи о Ленине. Я уже тогда чувствовал, что это неправильно. Громкие лозунги, фальшивые идеи. Коммунизм. Мир. Равенство. Братство. Вроде так. Не знаю, я далек от политики. То полузабытое время и сейчас мне кажется каким-то смазанным темным пятном. А мама вспоминает о нем с благоговением. Я - помню черствый хлеб, мандарины и ее слезы, а еще талончики, ваучеры и первую жвачку. Детская Библия для «октябренка» стала настоящим откровением. Я читал ее все летние каникулы, не пропуская ни строчки, ни слова. Я смотрел на картинки с библейскими сюжетами и замирал от восторга. Моя мама была верующей женщиной, и она с гордостью рассказывала таким же благочестивым подругам, что ее семилетний сын зачитывается Библией. Я видел, как она ждет, когда я закончу, закрою последнюю страницу. Знала, что я ни слова не скажу раньше, чем дойду до конца.
Я думаю, чтобы правильно понять Библию, ее обязательно нужно читать в детстве, и не к чему тогда будут многочисленные споры, переводы и интерпретации.
Чистый, неотягощенный проблемами мира взгляд ребенка на прописанные истины.
- Такая интересная сказка. – Сказал я, отдавая книгу матери. Она лишь слегка свела брови, видимо, ожидая другой реакции.
- Ну, теперь, ты знаешь, что у нас есть Бог, милый. – Мягко сказала мама, потрепав меня по волосам. – И он очень-очень добрый. И ты должен благодарить его каждый день за то, что он дал тебе жизнь.
- А почему ты называешь его - ОН, мамочка?
- Ну, как же? Он – Бог, Создатель. Творец.
- Нет, ты все перепутала. Не ОН. ОНА. МАМА. Ты мой Бог, мамочка. …Слово в слово, я помню, как сейчас. Мама расстроилась, что я иначе понял замысел книги. Хотя и сейчас, положа руку на сердце, повторю те же слова. Но была и другая правда, которую я ей не сказал.
У меня было два бога, но один из них умер, когда мне было восемь лет. От меня словно отсекли половину, я и сейчас чувствую себя получеловеком. В детстве было сложнее, и только рядом с мамой я ощущал себя целым, наполненным. Или просто пытался верить в это. Мы не могли забыть. Никто из нас. Мы думали, что переезд в другую страну излечит раны….»
Отрывок из сочинения на тему «О самом близком человеке» студента Максимилиана Эванса. Кембридж. Технологический факультет. 1996г.

ГЛАВА 1.

«… он открыл глаза, такие странные, абсолютно чёрные, я больше ни у кого таких не видела, без зрачков, будто там жил кто-то совсем другой, в хрустале, холоде, вечной ночи, не жаловался, а думал, как захватить мир.»
Ники Кален «Арена»


Москва 2003 г.

Трое высоких взрослых мужчин и одна девочка лет тринадцати, не переговариваясь, не глядя друг на друга, напряженно наблюдали, как двое коренастых работников кладбища закапывают могилу женщины, которую каждый из скорбящих любил по-своему, но глубоко и искренне. Их было всего четверо здесь, в этот страшный час. Трое мужчин и девочка, объединенные, пригвожденные болью, которая стирала слезы прошлых обид и невидимые стены отчуждений и недосказанности. И все они, дети разных миров, готовы были пролить слезы о той, что ушла внезапно, и не прощаясь.
- Я не знал, Макс. Ты веришь мне? – высокий брюнет лет сорока с хвостиком, тронул за плечо молодого человека, уткнувшегося носом в воротник модного пальто. – Макс, скажи что-нибудь. Ты уже сутки молчишь. Мне тоже больно, мальчик мой. Я очень любил твою мать. Она сама ушла от нас. Он бросила тебя, чтобы вернуться в эту богадельню.
- Не сейчас, папа. – Прошелестел охрипший голос молодого человека. Он не шевелился, не поднимал глаз, и, кажется, даже не дышал, и только белое облачко пара над воротником пальто выдавало в нем живого человека.
- Не будь таким сейчас, Макс. Не отдаляйся от меня, словно я виноват в том, что твоя мать сбежала к любовнику.
Девочка, которая все это время стояла в сторонке, держась особняком от остальных, вздрогнула, вскинув светлые глаза на человека, бросившего такое странное для нее слово «любовник». Вторая фигура зашевелилась, пробуждаясь.
- А кто виноват, папа? Я? – все тем же безжизненным простуженным голосом ответил тот, кого называли Максом. – Или она? – он ткнул пальцем в девочку, которая задрожала еще сильнее. Третий присутствующий решил тоже принять участие. Он встал за спиной перепуганной девочки, положив ладони ей на плечи. Но она не приняла поддержку, шарахнулась в сторону.
- Что вы тут устраиваете, Эдвард? Моя сестра, и ваша жена отмучилась и все ее грехи упокоились вместе с ней. Имейте уважение. Хотя бы в этот день. – Мужчина провел рукой по небритому подбородку, невольно задержавшись взглядом на дорогом кожаном плаще лощеного Эдварда Эванса, своего бывшего богатого родственника.
- Что ты знаешь об уважении, Степа? Ты когда последний раз трезвый был? Не помнишь? – Эдвард с презрением смерил родственничка брезгливым взглядом. – Небось, и любовничка сестры тоже ты споил и на тот свет отправил.
Двое мужчин, принадлежащих разным государствам и мирам, воинственно уставились друг на друга, готовые сцепиться.
Их остановила не совесть, не человеческая мораль и не уважение к усопшей, а девочка, внезапно потерявшая сознание.
Макс бросился к ней, упавшей, как сломанная кукла. Из носа девчонки пошла кровь, смешиваясь с грязным от глины снегом. Какое фееричное завершение безумного спектакля. Несостоявшаяся драка и голодный обморок.
Два бизнесмена из Англии, алкоголик и девочка сирота. Почти как в стихах. Ночь. Точнее, надвигающийся вечер. Улица. Фонарь. Аптека.
Макс отлично помнил расположение улиц. Спустя столько лет. И аптеку нашел сразу. Родители увезли его из Москвы двадцать лет назад. И он не собирался возвращаться, если бы не похороны матери, так и не сумевшей обрести себя в Лондоне. Она оставила семью и уехала обратно в Россию семь лет назад. А отец не последовал за ней, и сына не пустил. Все просто. До банальности просто. Именно так рушатся семьи и умирают непрочитанными сочинения «о самом близком человеке».


- Мне нужно срочно вылетать в Лондон. Звонил Джей. Дела не терпят промедления. Важный контракт горит. – Расхаживая по номеру гостинцы со стаканом виски в руке, сообщил сыну Эдвард Эванс.
Макс сидел на кожаном диване. В пальто, не сняв ботинки. Глиняные грязные отпечатки остались на белом ковре. Темноволосая голова откинута назад, очерченные скулы напряжены, а взгляд темно-синих глаз витает где-то за пределами потолка.
- Черт, да посмотри ты на меня! Хватит, Макс. Ты все время залипаешь, когда нужно собраться и решить проблему.
- У меня умерла мать. Я имею право на скорбь. – Пожал плечами Макс. – Что за сироту пригрела мама?
- Дочка Лехи Собинова. Это тот, который помер от рака полгода назад. Последний воздыхатель Сони. Она еще просила у нас перевод на похороны.
- София, пап. Зови ее София. Соня – чужое имя, холодное. Моя мать была Софией. И она была самой прекрасной и светлой женщиной на планете. – С грустной теплотой в голосе произнес Макс. – Почему дядя и эта девочка живут в квартире мамы?
- Откуда мне знать? – раздраженно спросил Эдвард. – Что за глупые вопросы? Ты хоть слышал, что я говорил? Я уезжаю завтра. Ты со мной? Или останешься до девятого дня?
- Я не могу остаться. Мне здесь холодно.
- Можно подумать, что в Лондоне сейчас теплее. – Усмехнулся Эдвард. Две пары синих глаз встретились. Отец отвел взгляд первым, не выдержав напряжения.
- Тебе все равно, да? – спросил Максимилиан.
- Конечно, нет. – Выдохнул мужчина.
- Да. Поэтому она ушла. Ты не любил ее так, как она заслуживала.
- Ты не прав, мальчик.
- Мне двадцать шесть лет, отец. Я не мальчик. Даже не юноша. Я спал с женщинами, напивался в стельку, принимал наркотики, и даже участвовал в настоящей оргии, пока учился в Кембридже. Но я никогда не причинял боль своей матери. Это делал ты, потому что не умел лгать так, как умел это делать я. Для мамы я был ангелом, в то время, как все педагоги, которым повезло учить меня наукам, видели во мне исчадие ада. Почему ты, черт возьми, не притворился, что у тебя ничего не было с Элизабет Макгрив? Почему не солгал? Она бы поверила. Она всегда тебе верила.
- Ты слишком молод, чтобы понять. – Глаза Эдварда потухли, лицо осунулось. Он постарел на секунды на пару лет. – Я любил ее, Макс. Я с ума сходил. А она хотела домой. Всегда хотела домой. Словно забыла, каких трудов мне стоило увезти вас в Англию из закрытой страны. Но я не мог смотреть, как она страдает. Я дал Софии причину вернуться сюда и жить дальше, не жалея о том, что оставила меня. Иначе бы София не ушла. Я никогда не хотел Элизабет Макгив. Я сделал это, чтобы освободить твою мать.
- На кладбище ты говорил иначе.
- Потому что мне больно, Макс. До сих пор больно.
- Почему ни один из вас не подумал обо мне? О вашем общем сыне?
- Ты был уже взрослый. Девятнадцать лет. Поздновато для детской травмы. Ты учился, был занят собственной персоной, и казался абсолютно равнодушным к нашим проблемам.
Отец и сын встретились глазами. Одинаково-синими, глубокими, проницательными. Максимилиан горько усмехнулся. Его губы плотно сжались. Что мог знать отец о том, что происходит в душе его сына? Разве есть границы возраста, за которыми ребенку больше не нужна мать?
- Ты прав. Извини, пап. – Выдохнул парень.
- Забыли. – Отвел взгляд Эдвард Эванс. – София была потрясающей женщиной. Если бы я мог тогда все бросить. Мы только начали развиваться, только получили первую прибыль. Мне нужно было думать о тебе, о твоем будущем. 90-е годы. Здесь творилось черт знает что. Да и сейчас…. Хотя уже скоро все может измениться. Если дела пойдут так и дальше, в плане расширения и прибыльности, я подумаю, чтобы открыть филиалы 3ЭМСКомпани в крупных городах бывшего СССР.
- Как ты можешь думать о бизнесе сейчас? – нахмурился Макс.
- В работе я нахожу забвение и лекарство от печальных мыслей. Если бы я был моложе, то последовал бы твоему примеру, и увлекся бы женщинами и выпивкой, но я уже слишком стар для подобных подвигов.
- Только не нужно притворяться развалиной, пап. – Скептически бросил Макс. – Я знаю, что у тебя случались интрижки после развода с мамой.
- Я все-таки мужчина. – Не стал отрицать Эдвард. Он серьезно посмотрел на сына. – Я должен кое-что сказать тебе, мальчик. Ты хорошо подумаешь, а потом примешь решение.
Эванс старший сделал большой глоток спиртного. Было заметно, что он взволнован.
- Что случилось, папа? – встревожился Макс. Он подался вперед, пристально взирая на отца.
- Эта девочка. Ее зовут Анжелика. И твоя мать удочерила ее…. Когда вышла замуж за ее отца.
- Что? – выдохнул Макс, вскакивая на ноги. – Мама вышла замуж? И ты молчал?
- Я не знал до вчерашнего дня, пока нотариус не известил меня о завещании Софии.
- О каком завещании? Почему ты мне не сказал?- голос парня гневно звенел, он тяжело дышал, руки инстинктивно сжались в кулаки.
- Ты был в шоке, подавлен и разбит. Ты, как обычно, ушел в себя, отгородился от внешнего мира. Если бы я не спешил вернуться в Лондон, то сказал бы тебе позже, когда ты справишься с болью утраты. Но все обернулась не так, как я планировал. Решение стоит принять сейчас.
- Какое решение? О чем ты говоришь?
- Девочка – документально твоя сводная сестра. – Проговорил Эдвард, тщательно подбирая слова. – Ты ее единственный родственник. Степа не в счет, он и о себе позаботиться не может. Нам нужно решить вопрос с будущим Анжелики. Останется она в России или поедет с нами.
Макс закрыл глаза, пытаясь справиться с накатывающей волной удушья. Его скулы напряглись, лицо побелело.
- Бросила сына и удочерила чужую девчонку. – Прошептал парень сквозь стиснутые зубы. – Любила ее, вместо того, чтобы быть рядом со мной. И я должен заботиться об этой девочке. Почему?
- София так хотела. У меня есть ее письмо, адресованное тебе. Ты все поймешь, когда прочтешь его. Она очень страдала от разлуки с тобой, Макс, и ее душа была больна и пуста. Анжелика наполнила ее жизнь смыслом.
- Ну, конечно.- С горечью бросил Макс, взъерошив волосы. Он смотрел на отца, как на сумасшедшего, который бредил. – Мне не нужна сестра.
- Никто не заставляет тебя делать то, чего ты не хочешь. – Эдвард подошел ближе, положил руку на плечо Максимилиана. – Прочти письмо. Я уеду утром. А у тебя будет время подумать. В конце концов, мы можем просто обеспечить ее, устроить в хорошую школу интернат для девочек, оплатить образование. Необязательно брать Анжелику в Лондон.
Он достал конверт из пиджака и протянул сыну.
- Ты смягчишься и простишь свою мать. Я знаю. …
- Ты совсем меня не знаешь, пап. Существуют разные формы предательства. И я могу смириться со многими из них. Но предательство матери, пренебрежение своим ребенком…. Нет. Я не смирюсь. Никогда. Что может быть хуже этого?
- Предательство любимой женщины, Макс. Нет преступлений, которые нельзя простить близкому человеку. Я простил ее. Смерть искупляет все грехи.
- Я не такой благородный, пап.
- Ты просто еще очень молод. Все пройдет. Поверь мне. Боль утихает. Рано или поздно. И мы просто продолжаем жить дальше.
- Оставь меня одного, пожалуйста. – Холодно попросил Макс. Эдвард бросил на сына тяжелый взгляд. Мальчик не понял его и не услышал. К одной свежей ране добавилась другая. И кто знает, которая из них болела больше.
- Я иду спать. Утром улетаю. Не вставай, чтобы проводить меня.
- Спокойной ночи, папа.
- Время лечит, мой мальчик. Я всегда буду рядом, чтобы поддержать тебя.
Максимилиан Эванс долго смотрел на прощальное письмо матери, когда отец ушел в свою спальню. Он не плакал много лет. Но сейчас по его лицу текли слезы. Его Бог умер. И он похоронил его не утром на кладбище, а сейчас. Снова.
Макс не спал всю ночь, оплакивая свою боль, запивая вином свое прошлое и несчастливое детство.
Но он так и не прочел письмо.
Следующим утром, вопреки просьбе отца, Максимилиан проводил его в аэропорт. И за несколько минут до отлета, сообщил Эдварду о своем решении.
- Я прилечу в Лондон, как только улажу документальные хлопоты. – Холодно сказал он. В синих глазах молодого человека стояла арктическая стужа. - Не один.
- Ты уверен? – мягко спросил Эдвард Эванс.
- София хотела, чтобы я позаботился о той, кого она назвала дочерью. Я выполню ее последнюю волю. – Спокойно ответил Макс. И выражение его лица только на пару минут насторожило отца. Он улыбнулся сыну, пожав его руку.
- Я знал, что ты так и поступишь. – Сказал он. – Я горжусь тобой. Это взрослое решение.



ГЛАВА 2.

«Мы преисполнены нежности к тем, кому делаем добро, и страстно ненавидим тех, кому нанесли много обид".
Жан де Лабрюйер


2008. Лондон.

- Что снова случилось, Энжи? – спросил Эдвард Эванс, выходя из кабинета директора колледжа. Девушка ждала его в коридоре, кусая губы. Нервным движением она убрала прядь темных волос со лба, потупила взгляд. Святая невинность, иначе не скажешь. Эдвард тяжело вздохнул. Если бы ее характер соответствовал внешности….
- Прости, дядя Эд. – Прошептала она, сделав шаг навстречу. – Я плохо нахожу общий язык со сверстниками. Анжелика Собинова в колледже для золотых английских деток! Они ненавидят русских.
- Это не так, милая. – Мягко обнимая девушку за хрупкие плечи, произнес Эдвард. – Ты должна быть мягче к людям. Нельзя все слова принимать буквально. Зачем ты ударила Нелли Браун?
- Она была груба, дядя Эд. – Проговорила Анжелика, поднимая на мужчину огромные серые глаза.
- Драка не решит твоих проблем. Что было бы, позвони мистер Харрис не мне, а Максимилиану? Ты хочешь, чтобы он снова лишил тебя карманных денег?
- Нет, и поэтому в анкете указала твой номер. Ты всегда добр ко мне, дядя Эд.
- Эдвард, мы же договаривались. Ты уже взрослая, чтобы называть меня так. – Тепло улыбнулся мужчина. – Обещай, что я в последний раз краснел за тебя.
- Да... Эдвард. Я обещаю. – Белозубая искренняя улыбка преобразила личико девушки. И Эванс окончательно оттаял. Анжелика была славной девочкой, доброй и искренней, но слишком импульсивной. Лучик живого света среди замороженных лицемерных улыбок. Он теперь прекрасно понимал причины любви Софии к падчерице. И тоже не остался равнодушным к открытой и ранимой одинокой девочке. Чего нельзя сказать о Максимилиане. Да, он принял Анжелику в свой дом, он обеспечил ее всеми необходимыми удобствами, устроил в хорошую школу, а сейчас оплачивал дорогостоящую учебу в колледже, но так и не принял в свое сердце, не смог полюбить, как сестру. Макс относился к ней, как к обузе, навязанной последней просьбой матери, как к досадному недоразумению, капризному ребенку. И был чересчур предвзят, и порой откровенно несправедлив. Любая мелкая оплошность со стороны Анжелики наказывалась, как страшное преступление. Эдвард, как мог, сглаживал углы, но он не всегда был рядом. Сын и Анжелика жили в отдельном доме на соседней улице, и когда становилось невмоготу, Энжи прибегала к нему, чтобы выплакаться и поделиться обидой. А Макс злился еще сильнее, уже на обоих.
- Ты подумала, как хочешь отметить свой восемнадцатый день рождения? – выводя девушку на улицу, спросил Эдвард. Они сели в его машину, и он повез ее домой.
- Я не хочу ничего праздновать. У меня почти нет друзей, а Макс снова будет весь вечер ходить надутый, как индюк. Мы могли сходить с тобой в кафе, или просто поехать на пикник к озеру.
- Так не хорошо. Я говорил с сыном. Он намеревается снять ресторан, и позвать кучу народа. Не нужно снова огорчать его.
- Макс делает это не для меня. – Покачала головой Энжи. Ее улыбка вышла вялой, вымученной. – Соберутся его гости и будут говорить о бизнесе, забыв о причине праздника.
- Ну и что. Зато я буду говорить только о тебе. Ты подаришь свой первый взрослый танец старику?
- Ты не старик, дядя Эд. – Засмеялась Энжи.
- Но чувствую себя им, когда ты меня так называешь.
- Хорошо. Я забылась. Эдвард, я подарю тебе свой первый танец. – Торжественно пообещала девушка.
- Подумай, кого еще ты хочешь видеть на своей вечеринке. Не верю, что у тебя совсем нет подружек.
- Разве что Мила Кравченко. Мы учимся на одном курсе. Ее отец украинец, но давно живет в Англии.
- А парни? – хитро прищурившись, спросил Эдвард. – Тебе, наверно, уже нравятся мальчики?
- Мальчики мне нравились в садике. – Со смехом ответила Энжи. – У Милы есть старший брат. Позову и его, пожалуй.
- Симпатичный?
- Да. – Кивнула девушка.
- Сколько ему лет?
- Двадцать три.
- Слишком взрослый.
- Я не собираюсь за него замуж, Эдвард.
- Это-то и пугает меня, малышка. Взрослые парни умеют… ну, как это сказать…
- Нет, Ник не такой.
- Ник?
- Никита. Его так зовут.
- Ну, конечно, Никита не такой. – Многозначительно сказал Эдвард Эванс. – Будь осторожна, милая.
- Скажите это своему сыну. – Нахмурилась Энжи. – У него каждую неделю новая подружка. И все, непременно, желают со мной подружиться. Некоторые даже называют сестренкой. Представляешь?
- Он в меня. Я тоже долго …хм… вел свободный образ жизни. До встречи с Софией, разумеется.
- Ты ее очень любил? – печально спросила девушка. Лицо мужчины омрачилось воспоминаниями.
- Да, милая.
- Я тоже, Эдвард. Я очень любила Софию.

Максимилиан Эванс вышел из офиса в отличном настроении. Ему удалось заключить сделку года, и он намеревался отметить успех со своей новой секретаршей. Старую он уволил за ужасный кофе, и постоянные опоздания. Хотя ему не нужны причины, чтобы уволить сотрудника. Он держал весь офис в постоянном напряжении и страхе. Среди коллег Максимилиан Эванс прослыл, как жесткий руководитель и самодур. Он мог выставить человека за малейшее прегрешение, без объяснений причин.
- Фрея, сегодня ты выбираешь заведение. – Благодушно улыбнулся он своей белокурой длинноногой спутнице. Его взгляд задержался на лице девушки. Она похожа на предыдущую, с иронией заметил Макс. Они все неизменно похожи на предыдущую. Иногда он путал их имена.
- Я не хочу в ресторан, Макс. – удивила его красавица. Максимилиан приподнял бровь, вопросительно взглянув в безупречно накрашенное лицо.
- Красная игра, клубника и шампанское больше не привлекают Фрею Филипс? – иронично поинтересовался он.
- Все это можно организовать дома. Я хочу поехать к тебе. Хочу, чтобы мы остались одни.
- Это вряд ли получится. – Пожал плечами Макс, скептически усмехаясь.
- Почему? – теперь девушка выглядела удивленной.
- Ты забыла, что я живу с сестрой?
- Дом большой, и мы спрячемся в твоей комнате. Как в прошлый раз.
- В прошлый раз, ты бросила меня утром, и отправилась пить кофе с Энжи. И выпытывала у нее мои секреты. – Напомнил Макс. Фрея изобразила смущение. Причем, весьма успешно.
- Но она не раскололась, и вела себя вызывающе.
- Она плохо воспитана, и к тому же не знает ни одного секрета обо мне. Мы мало общаемся, почти не видимся.
- Как это возможно? Вы живете вместе.
- Я живу в офисе. – Невесело усмехнулся Макс. Фрея сочувственно коснулась его руки.
- Тебе нужно больше отдыхать, Макс. Кстати, ты пригласишь меня на день рождения сестры?
- Откуда ты знаешь про день рождения? – нахмурился Макс Эванс.
- Ты забыл, что я заказывала ресторан, цветы и ведущих? И подарок, кстати, тоже я покупала. Не хочешь знать, что ты подаришь Энжи?
- Мне все равно. До конца года я куплю ей квартирку, и освобожусь от ее вечно недовольной физиономии. Пусть сама живет, как заблагорассудится. Я свою миссию выполнил.
- Ты ее не очень-то любишь? – с ноткой недоумения спросила Фрея. Они остановились возле спортивного автомобиля Максимилиана.
- Есть причины. – Сухо ответил Макс, открывая дверцу. – Садись.
- Едем к тебе? – кокетливо улыбнулась девушка. Он размышлял буквально пару секунд.
- Нет. Я хочу посмотреть, как живешь ты. Диктуй адрес.

Анжелика сняла наушники, бросила плеер на кровать, и, накинув на пижаму, шелковый халат, подошла к окну. Удивленно нахмурилась, заметив припаркованную у дома машину Макса. Взглянула на часы. Пятнадцать минут первого ночи. Она не слышала, как он приехал. С каждым днем Макс возвращался все позднее, а, если случалось во время, то он всегда был не один. Дом как будто тяготил его. Анжелика догадывалась, что дело в ней. Это ее Макс не хочет видеть. И, если раньше, он хотя бы делал вид, что выносит ее общество, то теперь стал просто невыносимым. Ей было обидно подобное отношение, потому что сама Анжелика не испытывала к нему неприязни. И она искренне пыталась наладить отношения, пропуская мимо ушей колкие замечания и бесконечные придирки. Но, видимо, его предубеждения сильнее и глубже, чем она могла представить. Что ж, осталось недолго. Через год она сможет перевестись в университет и уедет из этого дома. Навсегда. Подальше от Максимилиана Эванса, перевернувшего ее жизнь. Никогда больше не видеть холодной неприязни в его глазах, не слышать едких замечаний. И не пытаться делать вид, что ей не больно. Не улыбаться сквозь слезы. Да, так будет лучше. И они оба обретут свободу. И смогут стать счастливыми.
Печально вздохнув, Анжелика запахнула халат и вышла из комнаты. В горле пересохло, и она спустилась в кухню, чтобы выпить сока. Щелкнув выключателем, она вздрогнула от неожиданности и испуга, услышав поток брани в свой адрес. Макс сидел за кухонным столом, на котором стояла бутылка виски и полупустой стакан.
- Какого черта ты шляешься полуголая среди ночи? Тебе не спиться? Или снова шпионишь за мной? – он поднял на нее покрасневшие глаза, лицо исказила гримаса гнева.
- Я просто захотела попить. Я не думала, что ты здесь. Свет не горел. – Заплетающимся языком начала оправдываться Анжелика.
- Ты должна спать в такое время. Я могу хотя бы час посидеть в собственном доме в одиночестве? – яростно спросил он.
- Ты пьян, и вымещаешь на мне свою злость. – Взяв себя в руки, спокойно ответила девушка.
- Я не был зол, пока ты не явилась. Пей и уходи.
- У тебя что-то случилось, Макс? Проблемы на работе? – стараясь быть вежливой, спросила Анжелика. Он грубо рассмеялся.
- А тебе не наплевать, сестренка? – ядовитым тоном спросил он, выплевывая слова.
- Нет. Мне не наплевать. – Тихо ответила девушка. – Я не хочу ругаться. Нет повода.
- Ты так считаешь? – он скользнул по ней изучающим взглядом. – Тихоня, мать твою. Как мне надоели твои фальшивые улыбочки. Я раздражаю тебя не меньше, чем ты меня. Не надо притворяться. Ты только усугубляешь и без того непростые отношения.
- Ты делаешь их такими. Не я. – возразила Анжелика, обхватывая себя руками, защищаясь от жестоких пьяных глаз. – И ты не раздражаешь меня, Макс. Можешь, сколько угодно презирать меня, выливать свою злобу и яд, но я никогда не забуду, как много ты сделал для меня. Не думаю, что дома меня ждало бы другое отношение, а если прибавить еще и нищету, то ты мой спаситель. А руку дарящего не осуждают.
- Библию начиталась? – усмехнулся Макс, но раздражение постепенно отпускало его. И Энжи уже знала, что так и будет. Максимилиан вспыхивал бурно и непредсказуемо, и быстро остывал. За его гневом и агрессией скрывалась боль, и, проведя с ним под одной крышей четыре года, она научилась понимать отдельные черты характера Макса. Они были с ним похожи в этом. Ярость – не лучший помощник в борьбе с болью и одиночеством, но отличная ширма для тех, кто не хочет делиться.
- Сядь. – Рявкнул он, и, схватив за запястье, с силой посадил рядом с собой. Подвинул пустой стакан и плеснул виски. – Пей.
- Мне завтра в колледж. – Попыталась отказаться Анжелика. Он остановил на ней свой тяжелый взгляд. И она взяла стакан, сделала маленький глоток, закашлялась.
- Соплячка. – Усмехнулся он, сунув ей в руку кружок лимона. – Закуси, а то упадешь. Тебе пора взрослеть. Нечего безвылазно сидеть за учебниками. Заведи парня, ходи на свидания, совершай глупости. Приходи домой пьяная в блузке на левую сторону. А то мне как-то тошно от собственной испорченности.
Анжелика изумленно уставилась на Макса, чуть не подавшись лимоном.
- Ты здорово перебрал, наверно. – Придя в себя от шока, произнесла она. - В последний раз, когда я пришла после десяти, ты устроил мне взбучку на глазах своей очередной девицы, а потом посадил под домашний арест на целый месяц.
- Тебе было шестнадцать. – Пожал плечами Макс. - Сейчас ты почти совершеннолетняя, а через три дня я официально освобождаю тебя от своей опеки. Делай, что хочешь.
- Все-все? – уточнила она, все еще не веря своим ушам. Он кивнул, осушив свой стакан.
- Значит, ты не будешь против, если я приглашу на день рождения своего парня? – спросила Анжелика. Он уставился на нее неподвижным непроницаемым взглядом.
- Кто он? – сухо спросил Макс.
- Брат моей подруги Милы. Ты видел ее недавно. Она заходила ко мне за книгой. – Пояснила девушка.
- И как далеко вы зашли?
Энжи опешила, открыв в изумлении рот, но не сразу нашлась с ответом.
- Какое это имеет значение?
- Я задал вопрос. Ответь, пожалуйста. – С ледяным спокойствием произнес Макс.
- Тебя не касаются мои отношения с Ником.
- Я – твой опекун.
- Ты только что сказал…
- Три дня. Еще три чертовых дня. А сейчас отвечай. – Закричал на нее Эванс. Анжелика сжалась под его яростным взглядом. – Или я выкину тебя из дома, в чем мать родила.
Девушка вскочила на ноги, но Макс опередил ее, грубо схватил, собрав в пригоршню ткань ее халата на груди.
- Сидеть, когда я с тобой разговариваю.
- Я тебе не домашнее животное. Меня нельзя выкинуть, нельзя обращаться, как с собакой, нельзя вести себя, как грубая скотина. Я не сделала ничего плохого.
- Ты назвала меня скотиной? – изумленно произнес он, глядя в заблестевшие от обиженных слез глаза. Потом расхохотался, и резко отпустил ее. Девушка чуть не упала. Только остатки гордости помогли ей устоять на ногах. – Иди спать. - Неожиданно угасшим тоном сказал Макс. Он отвернулся от Анжелики, отмахнулся, словно от назойливой мухи, не чувствуя ни малейшей вины за то, что обидел ее без причины. В порядке вещей…. Лика какое-то время еще стояла на пороге кухни, как будто надеясь на что-то. Всплеск человечности или позднее раскаянье, или просто один виноватый взгляд. Но нет. Макс просто пил свой виски, демонстративно повернувшись к ней спиной. Неужели он никогда не успокоится?

- Значит, он разрешил? – Никита Кравченко притормозил у ворот дома Эвансов и, повернувшись всем корпусом, изучающее посмотрел на девушку, которая сидела слева от него.
- Да. – Без особого оптимизма ответила Анжелика. Она отвела взгляд, не выдержав пристальной атаки молодого человека. Ник заметил, что сегодня его подруга выглядела подавленной и грустной, лицо бледное, под глазами тени. В такие моменты он всем сердцем желал надрать задницу ее братцу, или кем он там ей приходится. Если Лика плакала и выглядела вот так, как сейчас, причина обычно была одна. Максимилиан Эванс. Смазливый баловень судьбы. Гаденыш. Он выбрал Анжелику объектом для своих бесконечных издевок.
- Опять устроил взбучку? – мягко взяв руку девушки, спросил Никита. – Что на этот раз? Неужели из-за меня?
- Не придумывай. Максу не нужна причина, чтобы очередной раз унизить меня. Я совсем его не понимаю. – Покачала головой девушка. Ник откинулся на спинку сиденья, глядя перед собой, руки нервно легли на руль.
- Меня бесит, что я не могу вмешаться. Лик, ты не можешь и дальше его терпеть.
- Он оплачивает мое обучение, кормит и одевает меня. Я зависима от него полностью. – Тихо отозвалась Анжелика. Она посмотрела на напряженный профиль своего темноволосого друга. Заботиться о ней.…Переживает… Хочет защитить… Может быть, влюблен…. Какие непривычные чувства и отношения. Она не умела так, была не готова. С тех пор, как умерла единственная мать, которую она знала и любила, мир не был к ней благодушен и доброжелателен. Люди жестоки к таким, как она. Пользуются беспомощностью слабого, упиваются его болью и своей властью. Она не помнила, когда разучилась любить людей. Два или три года назад, после очередного перевода в новую школу. Русская девочка с холодными серыми глазами и черными прямыми волосами, бледная и худая, немногословная, прилежная, плохо владеющая английским языком, везде была не ко двору в городе туманов и бессердечных снобов. Все знали, что она сиротка, живущая на обеспечении преуспевающего молодого бизнесмена. Бедная родственница из России. Обуза. Печальная слава шла за ней, куда бы она ни переводилась, словно кто-то специально распускал слухи еще до того, как преподаватель называл ее имя. И ни один человек, кроме Эдварда Эванса не проявлял к ней сочувствия и понимания. Уже в колледже, полгода назад, девушка познакомилась с украинкой Милой Кравченко, а та свела ее со своим братом. И все изменилось. Анжелика почувствовала, что начинает жить, ее сердце пело от радости, ей хотелось снова улыбаться серому дождливому городу, и его холодным обитателям. Она шла навстречу новому дню, не ощущая больше пустоты и одиночества. Быть одной…. В огромном мире, большом городе, и в собственном доме не иметь никого, кто сказал бы вечером «Как прошел твой день?», «Спокойной ночи», или «Хочешь, завтра вместе посмотрим телевизор?». Такая мелочь, банальность, для кого-то ежедневная рутина. «Доброе утро». «Хорошо выглядишь». Будничные ничего не значащие слова. А для Анжелики они могли стать праздником, но не стали. Эдвард, конечно, был мягче и добрее своего сына, но иногда его покровительство обходилось ей боком. Макс наказывал ее еще и за привязанность отца.
- Ты поступишь в университет, получишь стипендию, и сможешь освободиться от Эвансов. Переедешь в общежитие, и забудешь о Максе, как о страшном сне. – Ник снова взял руку Анжелики, потянул к себе и обнял за хрупкие плечи.
- Ты не понимаешь… - горько улыбнулась девушка, глядя в голубые глаза молодого человека. – Все гораздо сложнее. Я обязана Максу всем, что имею. И мне никогда не расплатиться с ним. И даже осуждая его, я испытываю стыд. Мне ли жаловаться на Эвансов. Я вряд ли смогу получить стипендию, а без нее мое обучение снова будет оплачивать Макс. Он хочет купить мне квартиру, в течение года, сроки уточнять неудобно, сам понимаешь, а до этого я буду жить в его доме, до того, как получу очередную подачку. Я, как нищенка на попечении принца. Все, что у меня есть – это милостыня, которую мне дает Макс. А он вовсе не обязан это делать. Никто бы не заставил его. Меня просто отдали бы в интернат, или, хуже, оставили бы с дядей Степаном. Ты не знаешь, как я жила. Представить не можешь. Мама лежала в больнице три месяца. Три долгих месяца наедине с ее вечно пьяным братом и его дружками. Я убегала из дома, и сидела на ступенях больницы, если та закрывалась для посещений. Я ночевала по подругам, а потом дядя бил меня за это. Я больше всего боялась остаться с ним после смерти мамы. Но приехал Макс и спас меня. Из двух зол выбирают лучшее. По сравнению со Степой, Макс Эванс – ангел божий.
- Милая моя, я и не знал, как тебе досталось. – С нежностью и сочувствием прошептал Никита, прижимаясь теплыми губами к ее виску. И Анжелика вздрогнула от неожиданности, но не отпрянула. Как давно никто не прикасался к ней так. Последней была мама. Мама Максима Эванса, и именно этого он не мог простить Анжелике. Его мама целовала, любила, заботилась о чужой девочке… не о нем. Но что он мог знать об отношениях Софии и ее падчерицы. О той связи, духовной и эмоциональной, появившейся в первую встречу. Анжелика догадывалась, что София вышла за ее отца, потому что полюбила его дочь. Не его самого. Сердце женщины всегда принадлежало тому, кого она оставила в Лондоне, в чужой ей стране, которую София так и не смогла назвать домом. Но она никогда, никогда не говорила о своем сыне.
- Но ты не должна чувствовать себя нищенкой. Это не так. – Возразил Никита, приподняв ее лицо за подбородок. – Ты удивительный, хороший человечек, светлый и радостный, не смотря ни на что. Уверен, что и твой придурок братец видит это, и завидует. Он – очередная богатая пустышка, машина для производства денег. Он питается твоими эмоциями, потому что сам на них не способен.
- Это не так. – Отрицательно качнула головой Анжелика. В глазах появилось странное выражение. – Извини, мне пора. Нужно подготовиться к докладу по истории.
- Ты всегда его защищаешь. – Осуждающе бросил Ник, помогая девушке отстегнуть ремень безопасности.
- И буду защищать.
- Даже у благодарности есть пределы. Что, если однажды Макс запросит слишком высокую цену за свою щедрость?
- Я заплачу ее. – Сказала Анжелика, не раздумывая. Парень изумленно уставился на нее.
- У тебя психологическая зависимость, Лика. Это лечится. – Сухо сообщил Ник. – Ничего, в следующем месяце мне обещали повышение по службе. Я заберу тебя у этого садиста. И ты станешь моей заботой. Я все для тебя сделаю, и никогда ты не будешь плакать.
- Это мечты, Ник. – Девушка нежно дотронулась до его щеки. – Но вся прелесть иллюзий в том, что они дают нам силы жить дальше. Дарят надежду на лучший день… когда-нибудь, однажды, в будущем. У нас есть шанс, если нам его даст Макс. Ты должен понравиться ему на вечеринке. Будь осторожен, он любит разные подлые маневры и коварные стратегии.
Никита улыбнулся и поцеловал девушку в губы.
- Помнишь «Руки Верх»? «И целуй меня везде, восемнадцать мне уже»? – лукавые искры разгорелись в глазах парня, он крепче обнял девушку, нежно поглаживая по спине. Она тихо рассмеялась, осторожно отстраняясь. Маленький пальчик лег на его губы.
- Мне все еще семнадцать, Ник. Не торопи события. – Прошептала она. – Я не уверена, что уже готова к серьезным отношениям.
- Мы встречаемся почти два месяца. – Напомнил парень с очаровательной улыбкой. Сердце девушки ухнуло куда-то в пятки. Никита Кравченко, красивый, высокий спортивный молодой человек, из благополучной семьи, подающий блестящие надежды. Взрослый, неглупый, с чувством юмора, на хорошем счету в крупной торговой компании, где уже год работает ведущим специалистом по продажам. Ник нравился женщинам, и Анжелика прекрасно знала об этом, замечала заинтересованные взгляды на нем, враждебные – на себе. Но он выбрал ее. Она не знала за что, но он выбрал.
- Самые лучшие два месяца в моей жизни. – Широкая ласковая улыбка озарила лицо Анжелики, преобразив его. Серые глаза потеплели, расплавились от переполняющей их нежности. Он не мог оторвать взгляда, когда она улыбалась подобным образом. Сложно передать словами, что творилось с его сердцем в этот момент. Он смотрел в серебряные глаза Анжелики, и, казалось, в их прозрачной глубине видел свою душу. Если это не любовь, то ему стоит бояться… полюбить ее однажды. Рядом с ней он чувствовал себя другим. Взрослым и мудрым, сильным, интересным, значимым. И представить не мог, что кто-то способен обидеть ее. Все внутри него восставало против подобной несправедливости. Чистая светлая девушка, не испорченная тяжелыми воспоминаниями и пережитыми испытаниями. Прочинить ей боль, все равно, что ударить ребенка. Кощунственно и подло. Больше всего Ник хотел защищать ее, заботиться о ней, быть самым близким и родным человеком. Такое случилось с ним впервые. Раньше женщины вызывали в нем лишь определенные инстинкты, и он забывал их, как только наступало отрезвление. И временами ловил себя на мысли, что готов ждать сколько угодно. И даже мечтал о первой брачной ночи. По-настоящему первой. Без репетиций и проб. Хотел быть единственным. Навсегда. Целовать по утрам прозрачную кожу, шевелить дыханием длинные ресницы, вдыхать цитрусовый аромат шелковистых волос, любоваться детской, немного наивной и чуть-чуть испуганной улыбкой. Влюбился, как мальчишка, в девчонку, которая была младше его на шесть лет.
- Я буду носить тебя на руках. – Пообещал он, снова целуя ее в сладкие губы. – Пока руки не отвалятся.
- Чудак-человек. – Засмеялась Анжелика, отстраняясь первой. – Мне пора. Но… я совсем не хочу домой.
- Если будет плохо, звони. Лик, я серьезно. Можешь на меня рассчитывать. Я заберу тебя к себе. Мои родители замечательные, они все поймут. – Никита нежно сжал ее руки. – Береги себя.
- Спасибо. Ты не представляешь, как много значат для меня твои слова. – Смахивая набежавшие слезы, шепнула девушка. – Увидимся завтра. Встретишь меня после занятий?
- Конечно. Я позвоню тебе вечером, чтобы пожелать хороших снов.
- Я буду ждать. – Снова легкая неуловимая улыбка тронула губы Анжелики.
Она с огромным трудом заставила себя оторваться от Никиты, от его теплых глаз и нежной улыбки.
Вышла из машины. Оглядываясь, пошла к воротам, щелкнула пультом, снова обернулась, помахала рукой Нику, провожающему ее взглядом. Застыла в раскрывшейся пасти высокого забора, вздохнула, заставила себя улыбнуться, чувствуя, как замедляется дыхание. Тук-тук сердце. В ушах звон. Последний уголек погас в остывающей душе. Никита повернул ключ зажигания. Десять секунд, и он уедет. Она возвращалась в ледяной замок, где снова ее сердце покроется инеем, и несколько часов весны скроются за снежными тучами.
Анжелика с тоской смотрела вслед синему Порше Никиты. Вздохнула. Грустно. Пошла вперед. Медленно. Пряча руки в карманы легкой курточки.
Май. Прохладно. Ветрено и дождливо. Как всегда.
Посмотрела на внешне очаровательный уютный дом с венецианскими окнами и ставнями. Внутри он был еще красивее, чем снаружи. Высокие потолки, лепные камины, современная техника, спрятанная в стенах, тщательно подобранные мелочи, которые придавали каждой комнате из пяти свое настроение. Дизайнеры продумали интерьер до мелочей. Классика и минимализм. Золотистые, бежевые, кремовые тона. Просторный, светлый дом, но Анжелика мерзла в нем, даже, покачиваясь в кресле, перед пылающим камином. И ей не нравился ни этот дом, ни сам район на западе Лондона. Конечно, в Педдингтоне были свои плюсы. Современный и деловой район, Максимилиану подходило это место. Динамичное, прочное, пребывающее в бесконечном движении. Он с энтузиазмом вливался в струю молодых и уверенных, мчался за новыми идеями, работал, не покладая рук, а вечером становился частью толпы, спешил все успеть в погоне за развлечениями…. Бутики, магазины, клубы, рестораны, кафе, выставки, галереи, театры, набережные. Анжелика не признавала подобный темп жизни, не успевала за ним, предпочитая тихий отдых в Гайд-Парке, или за книгой в самой уютной и заброшенной гостиной дома, где располагалась большая библиотека, проданная Максу вместе с особняком. Вряд ли он мог оценить, какое сокровище ему досталось. Вряд ли он прочел хотя бы одну ….
Анжелика миновала пробуждающийся весенний сад, давно требующий внимания садовника, и грозящий перекрыть дорогу к запасному крыльцу. Она не любила заходить через центральный вход. Холл, ведущий к лестницам на второй ярус, где находилась спальни, проходил через главную гостиную, а она редко бывала необитаема. Чаще по вечерам. Но и днем Макс мог явиться на обеденный перерыв, скорее, сон. Не один. Спальня Анжелики находилась на третьем этаже. Раньше там был чердак. Это она попросила Макса сделать для нее комнату. Они оба понимали ее мотивы. Он даже спорить не стал. Их нежелание встречаться в доме, площадью полкилометра, было взаимным.
Вход со стороны сада начинался с небольшого коридорчика, переходящего в террасу с видом на яблони, и малую гостиную, где располагалась, так называемая, тихая зона. Из обстановки: кожаный бежевый диван с мягкими, плюшевыми подушками, четыре кресла, стеклянный стол и видеосистема с хорошим звуком, огромным экраном во всю стену, и другими достижениями современной техники, в разработке которых участвовал сам хозяин дома. И неотъемлемая часть всех гостиных – изысканный мини-бар, с напитками на любой вкус и гирляндой хрустальных бокалов, свисающих с подставки вниз головой. Камин, украшенный лепниной. Фотографии в рамках. Природа и лошади. Ни одного лица. Ни одной фотографии матери. Ничего личного. Ни единой детали, которая могла что-то рассказать о хозяине дома. Хорошая работа дизайнеров, и пустота, неодушевленность, холод в каждом углу, словно дом снова готовиться к продаже. Они оба были гостями здесь. На время….
Она знала. Почему-то точно знала. Шестое чувство или интуиция. Не столь важно. Никто из них не останется в этом доме навсегда, не создаст семьи, не раскидает детские игрушки по дорогим полам со сложной системой обогрева. Не будет встречать гостей на пороге, улыбаясь и держась за руки. Они несчастливы здесь. Одиноки. Каждый по-своему.
Лика улыбнулась потоку своих мыслей. Наверно, ей стоит начать вести дневник. Нужно учиться группировать тот хаос, который твориться в голове.
Закрыла за собой дверь, скинула туфли с налипшей на подошву землей. Убрала в шкаф курточку. Снова задумалась, запустив пальцы в темную растрепанную «греческую» косу, расплетая, освобождая тяжелые непокорные локоны. Прислонилась плечом к двери гардероба. Закрыла глаза. Устала. Четыре пары. Восемь часов лекций. Она ничего не ела сегодня. Не могла себя заставить.
- Привет. – Произнес голос, который Анжелика желала слышать меньше всего. Дрянной день. Особенно с того момента, как уехал Ник.
Подняла напряженный взгляд, стараясь выглядеть спокойной, собранной, а не такой умирающей развалиной. Не вышло.
Он вышел из малой гостиной. Высокий, подтянутый, симпатичный, стильный, даже дома одевался, как будто ждал гостей. Смотрел фильм? Инстинктивно взгляд двинулся к часам на стене. Половина восьмого. Рано вернулся. Ночная попойка дала о себе знать?
- Привет. – Кивнула она, чувствуя нарастающую тревогу. Ее пугал его взгляд без выражения. Как манекен в витрине бутика. Настоящие волосы, красивая одежда, по стеклянные глаза. Застывшая поза. Похоже на Максимилиана Эванса. Часто она ловила себя на мысли, что, возможно, он болен одним из душевных расстройств. Слишком часто, чтобы поверить в это. У Макса Эванса существовал выключатель, как у небезызвестного Электроника. Никто не знал, где он находится. Но когда чья-то невидимая рука нажимала кнопку, Макс просто застывал. На десять минут, час, три часа. Глядя в одну точку, не меняя позы. И Анжелика была уверена, что в эти долгие минуты выхода из реального мира, он не думает ни о чем, словно умирает, покидая пределы этого измерения. Зато сразу после маленькой смерти наступал взрыв энергии, который длился дни, недели и месяцы. Богатая фантазия девушки рисовала самые жуткие картины. Вплоть до контроля над его мозгом инопланетными паразитами. Подзарядка батареек, смена запчастей, перезагрузка. Может, он и не человек вовсе. Так, экспериментальная машина, выпущенная его же компанией. Она любила сочинять истории. Так веселее жить.
- Не думал, что в колледже занятия заканчиваются так поздно. – Уперевшись плечом на стену, и, скрестив на груди руки, опасно-спокойным тоном спросил Макс. Его глаза начали медленное путешествие по ней. До отвращения детальное. Что он пытался разглядеть?
- Я гуляла с подружкой. – Соврала Анжелика, не зная зачем. Он понял. Она догадалась по насмешливому выражению его глаз. Сегодня Макс не хотел войны. Мы все иногда устаем и жаждем мира.
- Выглядишь неважно. – Заметил Макс, взгляд вернулся к начальной точке – ее лицу. – Круги под глазами. Плакала всю ночь?
- Нет. – Слишком энергично тряхнула головой. Белые точки поплыли перед глазами. Сахар упал. Нужно что-то съесть.
- Плакала. – Утвердительно кивнул он. – Я слышал. Как маленькая.
- Ты не мог слышать на кухне, как я плакала на третьем этаже. – Нахмурила тонкие брови Анжелика. Макс криво усмехнулся, оторвался от стены.
- Я слышал. – Сказал он, глядя в стальные глаза. – Знаешь, почему у тебя проблемы в школе?
- Я учусь в колледже.
- Неважно.
- И почему?
- Из-за твоих глаз.
- Что с ними не так?
- Слишком светлые, как у инопланетянки. У меня мурашки по спине бегут, когда ты на меня смотришь. Иногда я не могу уснуть, когда слышу твои шаги на чердаке.
- В моей комнате.
- Неважно. Я боюсь, что ты спустишься и убьешь меня, пока я сплю. Ты способна. Тихая маленькая девочка, которую отчислили из трех школ за драки.
- Я ничего не делаю без веской причины.
- Я знаю.- Он прищурил глаза, сканируя ее взглядом. Шагнул вперед, безжалостно вторгаясь в личное пространство девушки. Она оцепенела, задержала дыхание. – Я дал тебе огромный список причин.
- Что ты хочешь сказать?
- Я был не прав вчера.
- Странное извинение.
- Я не извиняюсь, а признаю очевидный факт. Не подходи ко мне, когда я пьян.
- Ты часто бываешь пьян.
- Почему твоя подружка не зашла? Посмотрели бы вместе фильм. – Резкая смена темы. Он не любил говорить о своих недостатках.
- Мне нужно готовиться к докладу по истории. – Пояснила Лика. Почти, правда.
- Тебе стоит найти подружку помладше. – Холодно улыбнулся Макс, снова занимая исходную позицию. Покидая ее территорию. Можно дышать. – Взрослые подружки не научат хорошему.
Как ему удается все видеть и знать? Анжелика пожала плечами, впервые отведя в сторону глаза. Проиграла. Попалась на вранье.
- Ты разрешил мне вчера. – Нелепое оправдание.
- Ты не ответила мне вчера.
- Мы просто друзья.
- Из-за друзей не размазывается помада, Энжи. – скептический взгляд, спокойный голос. – Я не страж тебе. Но мне не нужны неприятности.
- Я способна сама нести ответственность за свои поступки.
- Поэтому отец вчера снова уговаривал ректора не отчислять тебя за очередную потасовку?
- Откуда ты знаешь?
- Звоню в колледж, чтобы узнать, как обстоят дела у моей подопечной. – Насмешливая улыбка. - Тебя ругают чаще, чем хвалят. Что на этот раз? Чем не угодила тебе Нелли Браун?
- Это важно? – пожала плечами Анжелика, закусив губу.
- Нет. Просто пытаюсь понять, что за человек живет со мной под одной крышей. – Пояснил Макс. Когда он живой, у него красивые глаза. Синие-синие. И ресницы длинные, как у девушки.
- Этот человек – я, Макс. Ты можешь спать спокойно. Я не собираюсь тебя убивать. – Она неловко улыбнулась. – Ты все еще обеспечиваешь меня.
- Стоит урезать твои расходы, чтобы понять, как далеко ты можешь зайти.
- Я могу устроиться на работу.
- А институт?
- Вечернее или заочное отделение. Я справлюсь. Могу выйти замуж, в конце концов.
- За подружку? – усмехнулся Макс. – Познакомь меня с ним.
- Он будет на моем дне рождения.
- Я купил тебе платье. Оно в твоей комнате.
Анжелика изумленно уставилась на него. Он никогда не покупал ей вещей, не делал подарков. Раз в месяц пополнял счет на кредитке. И этим все ограничивалось.
- За