Синдром отличницы. Елена Ромова

ПРОЛОГ

Лимма Лессон. Этакая отличница из университета Катригана.
Ситайка, но только наполовину. Одна из немногих, кто получил приглашение на стажировку в Каптиийскую исследовательскую лабораторию.
Лесс Хейвуд отложил анкету, по которой бегло скользнул взглядом, а затем посмотрел на Лимму, миниатюрную смуглую девушку с торчащими из высокого хвоста прядями. Солнечный свет врывался в распахнутое окно его небольшого кабинета, выхватывая из полутьмы ее фигурку и позволяя ректору внимательно рассмотреть гостью. Девушка обладала выраженными чертами ситайки: треугольным маленьким личиком, полными губами, суровым изломом бровей и неоспоримым упрямством во взгляде. Она сидела, хлопая черными глазами, неестественно и напряженно прижав к коленям кулачки. Эта девушка даже не осознавала, какую шумиху подняла в городе – не часто в Каптике объявляются ситайки, тем более, такие хорошенькие.
– Итак, – Хейвуд прочистил горло и, постукивая пальцами по столешнице, откинулся на спинку кожаного кресла, – ваша мать та самая Гарверд Лессон. Вы решили пойти по ее стопам?
Лимма нахмурилась. Говорить о матери, учитывая ее болезнь, было плохой идеей.
– Не совсем, – голосок у девушки был хриплым и неуверенным.
– Как ее здоровье?
– Ей уже лучше. Мы переехали в Каптику, чтобы сменить климат.
Конечно, это интересовало Хейвуда в последнюю очередь, поэтому он поспешил сменить тему:
– Вы закончили университет с дипломом биомедицинского инженера-техника в Элентропе, затем работали на кафедре патофизиологии в Катригане, верно?
– Да.
Впечатляющее резюме. Хейвуд был уверен, что эта юная ситайка способна получить работу в лучших исследовательских центрах Альянса. Если бы не болезнь Гарверд…
– У вас довольно востребованная специальность, – пробубнил мужчина. – Но я понимаю ваше желание не останавливаться на достигнутом. Вы экстерном закончили аспирантуру и теперь хотите применить знания в сфере инноваций.
– Да.
Хейвуд скрыл удовлетворенную улыбку – из любой ситуации он всегда выжимал по максимуму.
– Сомневаюсь, что вам было бы интересно работать в команде доктора Баргера.
– Но я…
– Мы, к сожалению, больше не набираем стажеров, – подняв взгляд, мужчина с изумлением отметил, что девушка вся подобралась и напряженно застыла, – но я ознакомился с результатами ваших тестов и рекомендацией доктора Морган и могу заявить, что вы довольно перспективный специалист. Мы можем взять вас сверх штата, но это значит, что вы не будете получать стипендию.
Лессон нетерпеливо выдохнула.
– То есть, я могу рассчитывать на это место?
– Да, но с условием, которое я озвучил…
Пожалуй, эту девушку не интересовали условия. Она привыкла всегда и во всем быть лучшей.
– Я согласна, – произнесла она.

ГЛАВА 1

У меня все из рук валилось. Особенно под пристальным взглядом Питта Сайверса.
Этот красавчик с модной прической вызывал в моем воспаленном мозгу короткое замыкание. Моя потертая джинсовка, перекинутая через длинную лямку сумки, норовила упасть на пол. И зачем я взяла ее сегодня? Дня, более жаркого – буквально адски жаркого – не было еще за все лето. Юбку цветочного платья, которое казалось мне сейчас самым неудачным из всего гардероба, раздувал горячий южный ветерок.
Взгляд Питта был острее самурайского меча. И опаснее.
Я, конечно, понимала – такие мальчики не мечтают о ситайках, живущих в домах, которые арендует государство. В жилище, далеком от эталона каптийских домов.
Семья Питта была весьма обеспеченной, и я даже не смела мечтать об участи Золушки, и о том, что Сайверс может оказаться благородным принцем. Сверкающая тачка, уйма свободного времени, футбольный гарнизон и одна из самых престижных команд Каптики – это составляющие портфолио Питта. А еще он одно время встречался с действующей «мисс бикини», что вознесло его на Олимп так высоко, что нам смертным не угнаться. Но, несмотря на это, мое сердце едва не выпрыгивало из груди, когда этот парень смотрел на меня. Он был младше на год, но иной раз мне казалось, что до его уровня мне еще расти и расти, невзирая на то, что наш айкью разнился, как Эверест и дюна в какой-нибудь пустыне.
– Уверена, он не читал Галена в оригинале, – раздалось скептическое мнение Ниллы, моей подруги, которая наблюдала, как я запихиваю в сумку книгу.
– Меня это не интересует.
– Не советую обольщаться на его счет. Все знают, что он самовлюбленный кретин.
Внимание Питта, как призрачный мираж. Вроде бы меня это беспокоит, а вроде и беспокоиться не о чем – мало ли на кого он может смотреть.
– Может, у него проблемы со зрением? – бурчала я, завязывая рукава джинсовки вокруг лямки. – Такие, как Питт Сайверс не смотрят на таких как Лимма Лессон.
Нилла, пожалуй, единственная, кто не считал меня чокнутой. Она занималась изготовлением кукол из папье-маше, которыми был забит гараж в ее доме. Честно признаться, даже я – а меня считали «не от мира сего» – боялась лишний раз спуститься туда в одиночестве. Впрочем, Нилла и сама напоминала одну из своих кукол. Она любила черный цвет, поэтому он преобладал во всем: в ее гардеробе и в макияже.
Перекинув лямку через плечо, я пошла к автобусу. Ниллу забирал старший брат, который работал лаборантом, а мне оставалось провожать их взглядом, а затем трястись полчаса до нашего дома в восточном районе Каптики.
Наш двухэтажный дом был редко наполнен суетой или каким-либо воодушевлением. Ба часто читала маме, сидя на заднем дворе, попивая крепкий бренди или не менее крепкий чай с бергамотом и льдом. Она покачивалась в кресле, спустив очки в прозрачной оправе на кончик носа, и медленно читала какой-нибудь бульварный роман. И маме всегда нравились эти мгновения спокойного уединения.
Перед ужином мы читали молитву. Эта традиция повелась еще с тех времен, когда только случилась мамина болезнь. Ба верила, что взывание к небесам могло помочь матери исцелиться. А мама, будучи медиком, позволяла нам в это верить и со снисхождением наблюдала, как бабушка возносит молитвы.
Дейне Морис было уже семьдесят восемь лет. Моя мать была у нее поздним ребенком, ожидаемым и любимым. Через год после ее рождения не стало деда. К слову, у нас уже не одно поколение женщин оставалось без мужчин. Мама никогда не говорила о моем отце. Она родила в шестнадцать, еще учась в старших классах, так что моим отцом мог быть какой-нибудь прыщавый школьник, забывший об элементарных средствах контрацепции. Однако наличие ребенка не помешало ей окончить школу, поступить в университет и стать одним из самых успешных медиков Альянса.
После переезда в Каптику я почти сразу получила место в исследовательской лаборатории. Группы из двенадцати человек были сформированы еще в начале года, и руководителю одной из них, доктору Баргеру, присутствие меня в зоне его комфортного пребывания только портило настроение. Будучи человеком практичным, он долго и скрупулезно приглядывался ко мне, прежде чем допустить до исследований, которые были назначены его стажерам. Мы занимались тем, что выращивали какой-нибудь трансгенный сорт кукурузы, что само по себе было делом скучным до колик. Однако это был шаг вперед. Для меня – весьма ощутимый.
Я обычно заканчивала около шести. Мы уходили вместе с Баргером, потому что он всегда дожидался, когда его стажеры покинут святая святых, и запирал лабораторию на ключ. Он никогда не предлагал подвезти меня, хотя жил в восточном районе. Впрочем, он относился к тем людям, которые старались держаться особняком. Ему вполне хватало моего ежедневного десятичасового присутствия, чтобы продлять его на лишних полчаса.
Автобус обычно приходил в шесть пятнадцать, и я заходила в минимаркет за пакетиком фруктовых леденцов, которые имела привычку грызть в дороге. Мой путь до остановки никогда не отличался чем-то примечательным. Доходя до лавочек, я обычно вскрывала пакет, разворачивала одну из конфет и закидывала в рот. Но на сей раз мне было не суждено насладиться вкусом любимых леденцов.
С ходу я столкнулась с кем-то, выронила лакомство со стоном: «Проклятье…», а затем вскинула полные негодования глаза.
У вас в руках когда-нибудь взрывалась петарда? Да так, что глаза заволакивало на пару мгновений, сердце замирало от страха, а вы сами бледнели, представляя, что лишились половины пальцев?
Так вот: эта встреча была подобна взрыву петарды.
– Прости, – приятная улыбка скользнула по карамельным губам Питта.
Какого черта он делает здесь? В опасной близости от такой, как я?
– Ты ведь Лимма, так?
– Да, – я могу говорить только тогда, когда не смотрю в голубые глаза этого парня.
Мы молчим некоторая время, испытывая неловкость. Для Питта это в новинку, мне не привыкать. Я делаю неуверенное движение вбок, чтобы обогнуть парня, глупо улыбаюсь на прощание. Когда осторожно обхожу его, как робот-краб, твержу про себя, какая я идиотка.
– Ты ведь работаешь здесь? – этот вопрос летит мне в спину, как брошенный вдогонку булыжник. Он вышибает из меня дух.
Я обернулась, цепляясь за лямку сумки обеими руками, как за спасательный круг. Губы у меня дрожали от острого приступа паники.
– Да.
– Новенькая? Давно приехала?
Питт поправил челку, которая спадала ему на левый глаз. Очки с зеркальными стеклами были подняты вверх, и пускали солнечные зайчики. Одна его ладонь скрывалась в кармане синих джинсов. Белая футболка выгодно подчеркивала загар и рельеф развитых мышц.
– Пару месяцев назад, – произнесла я.
В этот момент к остановке подъехал автобус, и я нетерпеливо перемялась с ноги на ногу.
– Мне пора.
Питт взглянул на распахнутые дверцы автобуса, затем на меня и спросил, не колеблясь ни секунды:
– Хочешь, подвезу?
Реакции у меня были медленные, как у кита, но сейчас я среагировала молниеносно:
– Меня?!
– Ну вроде как, – усмехнулся Питт, – поехали?
На его тачке? В той самой, на заднем сидении которой университетская «мисс бикини» лишилась девственности?
– Я не буду лихачить, обещаю, – поспешил добавить парень.
В его руках звякнули ключи. Я бросила взгляд на автобус и пожала плечами:
– Поехали.
Почему-то мне казалось, что куш в казино срывают реже, чем подобные Питту Сайверсу приглашаю подобных мне прокатиться на его тачке. В любом случае, я не тешила себя мыслью, что случившееся акция многоразовая. Мы с Питтом были слишком разные, чтобы нас что-то заинтересовало друг в друге.
Первые пять минут мы просто слушали радио, пребывая в каком-то оцепенении. Я могла бы сказать что-то типа: «классная у тебя тачка» или «о, люблю эту песню», но все, что приходило на ум казалось невероятным идиотизмом.
– Мне, – решился Питт, глядя на дорогу и сжимая и разжимая пальцы на руле, – мне сложно придумать тему для разговора, хотя обычно со мной такого не случается.
Наверно, в этом виновата я. О чем можно разговаривать с зубрилкой, которая большую часть времени убивает в лаборатории и грезит карьерой ученого?
– Можем поговорить о Галене и его трактатах, – пошутила я и сразу почувствовала, как напрягся Сайверс.
– Понятия не имею, кто это.
Это моя вина. Я совершенно лишена чувства юмора.
– Один древний медик, не бери в голову, – прозвучало, как чертово оправдание.
– Я жуткий идиот, если честно. Вся моя жизнь строится вокруг футбола.
Не знаю, испытывал ли он дискомфорт, произнося это, но я точно испытывала, слушая.
– А вот я не знаю ни одного игрока национальной лиги. Я и футбол – это на разных полюсах, – снова оправдание.
И почему я всеми силами не хочу выглядеть слишком умной?
– Ты работаешь в лаборатории, – произнес Питт, – это, наверное, сложно. Чем вы там занимаетесь?
– Трансформируем растительные ткани… эм… в общем, занимаемся разной ерундой.
И с каких это пор генная инженерия стала для меня ерундой?
– Интересно, – произнес парень. – Тебе это нравится?
– Да.
– Хочешь связать с этим свою жизнь?
Парой вопросов он докопался до истины. Наверняка, он не такой придурок, каким его выставляет Нилла.
– Скорее с биомедициной…
– Хочешь быть врачом? Вроде бы твоя мать…
– Она выдающийся хирург, – перебила я Питта, – а биомедицина – это нечто иное. Скажем так: эта сфера регенеративной медицины и поле для создания искусственных органов и тканей. В общих чертах, это то, что позволит человеку быть неуязвимым и жить вечно.
Сайверс улыбнулся, оторвался от созерцания дороги и взглянул на меня.
– Круто. Люблю людей, у которых есть цель в жизни.
– А ты? – смутилась я. – Будешь продолжать заниматься футболом?
Питт рассмеялся.
– Нееет, – протянул он, – футбол это только в университете, через год я возглавлю отдел в фирме отца. Моя жизнь была распланирована, как только я появился на свет. Родители вкладывали в меня деньги, как в особый долгосрочный проект, и теперь надеются, что я отобью все их траты.
– А ты этого не хочешь?
– У меня нет выбора, – его улыбка померкла, он перехватил руками руль, поворачивая к моему дому. – Ты ведь здесь живешь, не ошибся?
– Да, верно. Что ж, спасибо, что подвез, – я открыла дверцу, замечая, что Питт чуть поддался вперед, не спуская с меня глаз.
– Послушай, Лимма, – сказал он, когда я благополучно высадилась из его машины и уже посчитала, что все волнения закончены, – может, мы… мы с тобой…
Я взглянула на него, видя, что он нервничает.
Питт Сайверс нервничает!
– …мы с тобой сходим куда-нибудь вечером… вдвоем, а?
В моем сознании будто переключился тумблер. Наверняка, был запущен режим «розовые очки».
– Я и ты? – переспросила, заставив его слегка покраснеть.
– Вроде того. Так ты не против? – приподнял бровь. – Может завтра? В семь? Я заберу тебя из университета, хочешь?
– Как скажешь.
Мы оба жутко волновались. Со мной это на каждом шагу случается, но Питт! Не иначе, магнитные бури или взрыв где-нибудь на Солнце.
– До завтра, Лимма, – опустив локоть на сдвинутое вниз стекло, Питт притягательно улыбнулся.


ГЛАВА 2

Еще до вступления в Альянс, моя планета – а вернее планета моих предков, – Лиртона спокойно сосуществовала с набирающим обороты международным сообществом. До тех пор, пока к нам не пришли люди. С виду такие же, как и мы. Но, откровенно говоря, разница между человеком и ситайцем была велика так же, как и Равнина Эллада на Марсе. Во-первых, люди изначально воспринимали нас, как отстающий вид. Они вторглись в Лиртону, обширно внедряя технологии, заряжая поспешностью и резкостью жизни. У них было право селиться, где им заблагорассудиться. И они присвоили Лиртону, единственную из Альянса, где уже существовала «разумная жизнь». Во-вторых, все вышесказанное не отменяло и другого различия между нами. Различия, о котором приличная ситайская женщина предпочла бы умолчать.
Об этом я думала, выбирая платье, подходящее для первого свидания. Я примеряла одно за другим, ловя себя на мысли, что веду себя не так, как Лимма Лессон, совершенно не так. Да и быть Лиммой Лессон мне не хотелось. Кем угодно, только не запуганной девчонкой, опасающейся лишний раз взглянуть на такого, как Питт.
Мое лицо было аккуратно подрумянено, губы подкрашены блеском. Волосы я не стала собирать в хвост. Темные, почти черные пряди легли изящными волнами по плечам. Вишневое платье с коротким рукавом и белым тонким пояском из кожи, светлые туфли на низком каблуке кричали о том, что сегодня необычный день. Я чувствовала себя такой уязвимой, что пропустила завтрак и даже не зашла к маме, чтобы поцеловать перед уходом, как делала обычно. Ба проводила меня понимающим взглядом, выйдя из кухни и вытирая руки полотенцем. Хвала всем святым, она не произнесла ни слова, иначе бы я провалилась сквозь землю.
Автобус причалил к университетской остановке вовремя, и меня подхлестнуло волной студентов, спешащих на пары. Затерявшись среди них, я прошла до лаборатории, прошмыгнула внутрь.
– Лимма, сегодня ты в паре с Териной… – доктор Баргер развернулся от кофемашины, помешивая ложкой в бумажном стаканчике, и удивленно скользнул взглядом по моему платью.
– Да, конечно, – проговорила я, отчаянно хватаясь за дверную ручку раздевалки, желая поскорее исчезнуть в дверном проеме или же попросту распасться на атомы.
Вбежав внутрь, я захлопнула дверь и метнулась к своему шкафчику. Меня терзала мысль, что кто-то из девочек может прийти так же рано и увидеть меня… и все понять!
Накинув халат, переобувшись и спрятав волосы под шапочку, я облегченно выдохнула. Убрав в карман перчатки, и закрепив бейдж, я некоторое время собиралась с духом, чтобы выйти из раздевалки.
Баргер уже готовил инструментарий. Обычно он редко заговаривал со мной на отстраненные темы. Но сегодня, видимо, был тот самый редкий случай.
– У тебя свидание, Лессон?
Я подошла к столу, тщетно пытаясь придумать какой-нибудь дурацкий ответ или отшутиться.
Доктор все же был не настолько жестоким человеком, чтобы потешаться надо мной и дальше.
– Приступай уже к работе, раз пришла на двадцать минут раньше, – вымолвил он, ставя передо мной лоток с пробирками.
Время летело неумолимо.
Я обычно не бываю рассеянной, особенно на работе. Но сейчас мои мысли витали где-то далеко. Но доктор Баргер был само снисхождение. Он ни разу не прикрикнул на меня: «Эй, очнись!», как обычно кричал на других стажеров, если они засыпали на ходу. А поводов я сегодня давала много. Наш куратор, вообще, вел себя на удивление спокойно. Он был человеком очень терпеливым и замкнутым, мало говорил, но надзиратель из него был отменный. Мы все, как один, боялись, когда он зависал за нашими спинами, следя за ходом эксперимента, и цедил скупо: «Ну, ведь не так же, не так…» За ним стояла вещь более серьезная, чем мы могли представить, – это наша будущность. Именно Баргер мог дать мне или соседу или даже вечно путающемуся под ногами Тиму Эвертону счастливый билетик в любую крупную лабораторию, где требовались сотрудники.
Ход нашей слаженной работы разбил звонок телефона. Баргеру единственному разрешалось пользоваться телефоном в стенах храма науки, и он, сев на стул в углу комнаты и спокойно наблюдая за нами, воткнул в ухо наушник.
– На каком? – взволнованно произнес он. – Прямо сейчас?
Рывком он поднялся со стула и почти бегом кинулся в общий коридор.
– Где пульт? Где пульт от этого телевизора? – донеся оттуда его голос.
Никогда не видела Баргера таким!
Мы все выглянули из лаборатории, неуверенно высыпали в коридор, с изумлением наблюдая, как доктор шарит по полкам в поисках пульта, затем судорожно жмет кнопки.
Телевизор, который не включался черт знает сколько лет, замигал и зажегся. Баргер замер, покусывая нижнюю губу. Мы все тоже замерли, глядя в экран.
– Да, да, я уже включил, – произнес доктор, все еще находясь с кем-то на связи. – Они что действительно одобрили это…
Голос диктора заставил всех с шумом втянуть носом воздух и остолбенеть. Я будто провалилась в параллельную вселенную, плывя по звуковым волнам этого голоса, который вещал, что был отменен международный протокол, запрещающий терапевтическое и репродуктивное клонирование человека.
– Да, я это слышу, – произнес Баргер. – Это случилось, черт побери…
Это действительно случилось.
Стажеры заголосили, а доктор снова сел, напряженно слушая собеседника и почесывая лоб.
– Ты не зря принарядилась сегодня, Лессон, – сказал он мне с улыбкой, когда мы все вернулись в лабораторию.
Новость, обрушившаяся на нас этим утром, вытеснила мысли о Питте. Хотя, чем ближе стрелка настенных часов подходила к шести, тем больше я думала о нем.
Нилла, увидев меня после работы, удивленно присвистнула. Мы сели на лавочку, дожидаясь ее брата, покуда перед нами сновали студенты дневной смены.
– У меня сегодня… – откашлявшись, произнесла я: – встреча с Питтом Сайверсом. В семь.
Нилла даже головы не повернула, продолжая жевать соленый арахис.
– Что ж, желаю удачи, – вымолвила она после минутной паузы.
Она умела показывать неодобрение и недовольство, не говоря ни слова. И она явственно видела, как далеки друг от друга сын богатого папочки и дочка ученого, живущая на пособие.
Когда она уехала, я с тоской взглянула на электронные часы, показывающие время с башни Каптийского университета. Площадь медленно пустела, солнце садилось в розоватый туман над парком. Я проводила взглядом очередной автобус, и в какой-то момент поняла, что Сайверс не приедет.
Семь тридцать.
Какая же я дура, раз подумала, что могу понравиться ему!
Вероятно, он проехал мимо с какой-нибудь из своих подружек, с довольным превосходством отмечая, что я сижу и жду его, нацепив лучшее свое платье. Это, конечно, польстит его самолюбию. Подумать только, он ведь может понравиться любой девушке, включая глупую зубрилку Лессон, которая ждет, словно преданный Хатико.
Швырнув сумку на лавку, я принялась рыться в ней. У меня должно хватить на такси, где-то завалялась двадцатка… если найти еще пятьдесят…
– Эй, Лессон, тебя подвезти?
Подняв покрасневшие глаза, я обнаружила, что у обочины притормозил доктор Баргер.
– Нет, спасибо, я… – сжимая в кулаке деньги, я думала лишь о том, что он обо всем догадался. Понял, наверняка, что Лимму Лессон прокатили со свиданием, и теперь она сидит, едва сдерживая рвущееся наружу негодование.
– Садись уже, – бросил мужчина, – нам ведь по пути.
Подхватив сумку, я села на пассажирское сидение и отвернулась к окну, надеясь, что Баргер не станет со мной разговаривать, в частности, намекать на то, что мое первое свидание оказалось плодом моего воображения.
– Ты писала диплом по клеточным технологиям в регенеративной медицине, – выдал он с ходу. – Как далеко вы продвинулись с доктором Морган?
Я была удивлена, но уж лучше треп о работе, чем о моих любовных неудачах.
– Не особенно.
– Хейвуд передал мне результаты твоих тестов. Я впечатлен.
– Спасибо.
– Ты уверена, что хочешь остаться на стажировке именно в нашей лаборатории? Каптика никогда не даст разрешения на исследования в области человеческого тела. Хейвуд слишком боится осуждения, чтобы пытаться получить гранд на такие разработки. Но я знаю человека, который не боится ничего. Он получил место руководителя проекта в одном из исследовательских центров крупного технопарка, и пределов у этого человека нет. Я могу поговорить с ним о тебе.
Я удивленно повернула голову, сглотнув ком в горле.
– Мне все кажется, – продолжил Баргер, – что ты не на своем месте. У меня нет к тебе никаких претензий, Лессон, кроме одной: ты способна на большее и тратишь себя здесь напрасно.
Мое сердце стучало, разрывая аорту ко всем чертям.
– Я говорю о научно-исследовательском центре биомедицины в Вейсмунде. Слышала об этом месте?
– Вейсмунд… – повторила желанное слово, пробуя на языке, – это так далеко…
Чертовски далеко. Почти в другой галактике без преувеличения.
– Я не могу уехать из-за матери. Она очень больна, а бабушке семьдесят восемь.
Мне всего двадцать, у меня еще уйма времени на карьеру… но почему так рвет сердце?
– Понимаю, – немного разочаровано протянул Баргер, – тогда продолжим трудиться в одной команде?
– Да, думаю, несколько лет я проведу в Каптике.
Разговор иссяк, а меня еще долго терзало чувство, будто я упускаю единственную и такую желанную возможность добиться успеха на поприще науки.


ГЛАВА 3


Два дня я искренне верила в то, что кошмар по имени Питт Сайверс, наконец, покинул пределы моего сознания и улетучился, как предрассветный туман. Однако ж, как я ошибалась!
Этот парень, внешний вид которого кричал о внушительном состоянии, самоуверенности и черт знает о чем еще, ждал меня после стажировки, примостив свой зад на лавочку. Он поднялся навстречу, лепеча какую-то чепуху, вроде горя из-за того, что наше свидание – о, да, он назвал его именно так – сорвалось не по его вине. Какая жалость, ей-богу!
Я охотнее поверила бы в то, что он просто забыл, что вообще договаривался со мной о чем-то.
– Давай сходим куда-нибудь, ну, скажем, сегодня? – пожал он плечами, – прямо сейчас?
Я вошла в минимаркет, схватила пакетик леденцов и подошла к кассе, продолжая равнодушно слушать:
– Прости, что так получилось… Дай мне еще один шанс, ладно?
Расплатившись, я направилась к выходу, надеясь, что проблема под названием Питт Сайверс рассосется сама собой.
– Брось, Лимма, – почти взмолился парень, не отставая от меня ни на шаг, – мне бы очень хотелось, чтобы наше свидание все же состоялась…
– Зачем? – я обернулась, скрестив на груди руки.
– Зачем? – переспросил он удивленно, – выпьем кофе, прогуляемся, поговорим…
– Ты не понял, Питт, – вымолвила я, – зачем тебе все это? Зачем тебе я?
На его лице обозначилась глубокая озадаченность.
– Ты что с кем-то поспорил?
Его голубые глаза округлились. Пожалуй, Питт не ожидал, что я спрошу «в лоб». Его темные брови сошлись над переносицей.
– Лимма, послушай, – усталость засочилась в голосе, – я похож на подонка?
– Ты похож на человека, которому должно быть плевать на такую, как я?
– Потому что я подтираю зад купюрами и трахаю по полдесятка мисс «пятый размер бюста»? – Питт ожег меня хмурым взглядом. – Как же я устал от этого дерьма, ты бы знала. Думал, ты единственная, кто не выльет на меня помои из-за того, кто мой отец.
Он развернулся как-то слишком быстро. И слишком неожиданно, чтобы я смогла остановить его, почувствовав острый укол стыда и угрызения совести.
Еще один упущенный шанс в мою копилку.
Впрочем, всю дорогу до дома я успокаивала себя тем, что мы с Сайверсом далеки друг от друга, как Каптика от Вейсмунда, и у нас ни за что ничего бы не получилось, даже, если бы я, пылая страстью, пала к его ногам. Впрочем, нельзя отрицать тот факт, что Питт был до безумия обаятельным. Я в жизни своей не видела столь привлекательных людей.
Причина моей симпатии к нему не поддавалась логике. Пару месяцев назад я впервые увидела его на футбольном поле, когда, сняв футболку с загорелого тела и перекинув ее через плечо, он вылил питьевую воду из бутылки себе на голову и грудь. В тот день выдалась относительно теплая погода, хотя для подобного еще довольно прохладная. Солнце сияло на абсолютно безоблачном небе и в каждой капельке воды на безупречном подтянутом теле Питта Сайверса. И в тот момент, когда он опустил руку и вскинул глаза, наши взгляды соприкоснулись. Книги, едва не вывалились из моей хватки, потому что земля уплыла из-под ног, как зыбучий песок. Питт отвел взгляд, а я все еще глядела на него, чувствуя тугое напряжение в животе. И это было волнующе, пугающе… незабываемо.
Эта странная первая и острая необходимость в мужчине повергла меня в шок. Я никогда ни в кого не влюблялась, и мне казалось, что я попросту лишена «гена влюбленности». Однако с первой встречи с Питтом, он стал предметом моих грез. Он мне даже снился. И эти сны заставляли вздрагивать наяву, случись мне увидеть Сайверса где-нибудь в университете, ибо ночью моя фантазия позволяла себе слишком многое. Но до поры до времени фантазии оставались фантазиями, и я даже не смела мечтать, что в один из дней этот человек запросто подойдет ко мне и позовет на свидание.
Зато теперь я понимала, что все мои мысли будут отданы ему.
Пару дней после нашего последнего разговора я досаждала Баргеру своей невнимательностью, из-за чего он, в конце концов, вывел меня в общий коридор, усадил на диванчик и взглянул уничижительно.
– Что не так, Лессон?
– Я плохо сплю.
Отчасти это было правдой. Слишком часто в своих грезах я занималась любовью с Питтом, просыпаясь в ужасе оттого, что мое тело обмякло, а мышцы в паху продолжают сокращаться.
– У тебя бессонница?
– Вроде того.
– Тогда иди домой и не приходи, пока не станешь прежней Лиммой Лессон.
– Но…
– Я сказал, – рука доктора Баргера опустилась мне на плечо, легонько направляя в сторону раздевалки, – иначе я возьму обратно свои слова о Вейсмунде и твоих рекомендациях.
Целую неделю после внушения Баргера я занималась исключительно наукой. А по вечерам я заменяла ба в чтении книг матери, балуя ее статьями из передовых научных журналов. Мама, конечно, делала вид, что ее ничуть не заботит, каких высот добились ее коллеги. Но я и ба прекрасно знали причину, побудившую ее охладеть ко всему этому – мама нуждалась в медицине, а медицина в ней нет. И эта односторонняя привязанность грозила свести ее с ума.
– Ты же понимаешь, как ей тяжело, – говорила мне Дейна, когда мы спускались из спальни на кухню, – незачем травить ей душу этими статьями, Лимма. Время Гарверд, как медика, прошло, теперь она лишь твоя мать и моя дочь. Эта правда слишком болезненна, но она и является лучшим лекарством.
Дейна была чертовски права во всем, что касалось ее дочери. Мне же было тяжело осознать, что неиссякаемый потенциал моей матери стал лишь частью ее пожизненного проклятия.
Кто знает, может быть, моя жизнь и текла бы в прежнем русле, разрываясь между работой и домом, если бы в один из дней, Дейна не заглянула ко мне в комнату со словами:
– Там во дворе какой-то парень, Лимма. Может быть, ты знаешь, кто он?
Карандаш, которым я делала пометки, выпал из моей руки. Я вскинула глаза, полные необъяснимой тревоги. Сердце забилось так сильно и громко, будто мне сообщили о начале войны, как минимум. Отложив книгу, я соскочила с кровати, подошла к окну и отдернула штору, проронив лишь: «Что б тебя!»
– Так ты знаешь его, или я звоню в полицию?
Ба терпеливо дождалась моих сбивчивых объяснений по поводу личности этого парня. Залившись краской стыда, я снова юркнула в постель.
– И что с ним делать? – приподняла брови моя бабушка. – Он потопчет все цветы во дворе.
Пусть катится ко всем чертям. Я ни за что не выйду к нему, потому что боюсь. Смертельно боюсь, ибо умру сразу, как только он взглянет на меня. А еще я всерьез могу расплакаться или упасть в обморок. Нет, это выше моих сил!
– Лимма, мне его прогнать?
– Не знаю. Я его не звала. Я…
Дотянувшись до кувшина с водой, который стоял на прикроватной тумбочке, и чудом не расплескав, я припала к краю.
– Так, может, ты с ним поговоришь?
В ответ я отчаянно замотала головой.
Святое небо, Питт Сайверс ошивается у меня во дворе, как чертов Ромео! И одно это обстоятельство заставляет сходить с ума от паники.
– Уверена, он сейчас уйдет, – совладав с волнением, произнесла я и распахнула книгу, делая вид, что читаю. – Через пять минут его уже и не будет.
– Если пострадает хотя бы одна моя роза… – усмехнулась ба.
Черт побери, а ведь этот парень даже не постучал в нашу дверь и не соизволил намекнуть, что героически торчит во дворе. Ему будто плевать на условности, он же Сайверс, ему положено. Может, ему просто нравится наш сад? Или он заблудился в восточной Каптике? Здесь ведь все трущобы на одно лицо.
Я отбросила книгу, взирая на часы и смакуя мысль, что Питт просто очарован мною до сумасшествия, раз в восьмом часу шарахается рядом с моим домом. Хотя кого я обманываю? Очарован? Мной? Этот богатый красавчик? Ему что-то нужно, наверное. Может, у нас донорская совместимость и ему нужна одна из моих почек? Или он забежал занять денег на новую тачку.
А может, ему просто нравится экзотика? Ситайки – это ведь такая редкость в Каптике. Кроме того, ситайские девочки созревают очень поздно. Главная особенность всех ситаек – определенное «женское строение» и чрезмерная наивность. Я наслушалась этого еще от матери, которая родила в шестнадцать, поддавшись чарам моего отца. «Мужчинам – нельзя верить!» Это просто священная истина нашей семьи. Особи противоположного пола, как бы они не выглядели и что бы не говорили – зло. Им нужно только то, что находится у добропорядочных ситаек между ног. И ради этого они будут лгать, как последние грешники.
С другой стороны, Сайверс мог без труда обаять любую девчонку. Зачем ему я? Именно я?
С этим пора покончить.
Я поднялась, натянула кофту и спустилась в холл. Погода за окном испортилась, но дрожь меня была не из-за этого. Поверить не могу, что паникую из-за Питта. У меня подгибаются колени, но я твердо решила, что пора бы поставить все точки над «и».
На крыльце я остановилась, увидев Сайверса, понуро сидящего на подвесной качели. В свете надвигающихся сумерек, поднявшегося прохладного ветра и трепещущих из стороны в сторону листьев молодого клена, парень казался несчастным и безумно красивым.
– Привет, Питт.
Сайверс поднял бледное лицо, нашел меня потерянным, совершенно опустошенным взглядом. На его губах возникла знакомая теплая улыбка.
– Прости, Лимма, я сейчас уйду. Не думал, что ты выйдешь, я… просто хотел побыть здесь.
Нельзя доверять Сайверсу, особенно, когда он выглядит таким измученным и уставшим.
– С чего бы это? – нахмурилась я, складывая на груди руки. – Тебе понравился сад моей бабули?
Он мог бы и разозлиться. В конце концов, я говорила тоном, который вывел бы любого, но Сайверс лишь понимающе усмехнулся.
– Прекрасные розы.
– Тебе не стоит быть здесь, – категорично выпалила я, – это не имеет никакого смысла. Лучше бы тебе прямо сказать, что тебе от меня надо?
Чем жестче звучал мой голос, тем приятнее и очаровательнее становилась улыбка Питта. Казалось бы, хандра медленно оставляет его, во взгляде появляются прежние озорные искорки.
– Мне нужны твои трусики. Самые откровенные и желательно кружевные.
– Что? – обомлела я, мгновенно вспыхивая от гнева.
– Ты же быстрее поверишь в то, что я поспорил с ребятами, что пересплю с тобой, чем в то, что мне хочется просто поговорить.
– О чем тебе со мной говорить? – еще пылая негодованием, произнесла я.
– О тебе или обо мне, – пожал он плечами, – не важно. Я, как дурак, постоянно о тебе думаю, Лимма. Поэтому я здесь. Я прошу только о разговоре.
У меня пару мгновений не билось сердце. Эйфория нахлынула, и все поплыло перед глазами. Низ живота налился тяжестью, губы вожделенно запылали.
– Уходи, Питт, – смертельно краснея, произнесла я.
– Хотя бы пару минут, – попросил он, поднимаясь с качелей.
Его осторожное приближение вызвало волну жара, прокатившуюся по спине.
– Уходи, Питт, – повторила я, почти умоляя.
Сайверс остановился, но его взгляд блуждал по моему телу.
– Я понимаю, ты слышала обо мне много всего, но… разве ты не хочешь узнать меня получше? Сама?
Я решительно мотнула головой, отступая к дому.
– Нам с тобой не о чем разговаривать.
– Хорошо. Хочешь сказать, что я не заслуживаю даже шанса? – его бровь вопросительно и нахально изогнулась.
– Дело не в этом, – еще два шага к дому.
Я уже чувствовала, что могу спастись, как вдруг Питт усмехнулся:
– Да ты просто боишься.
– При чем здесь…
– Боишься, Лимма, признай это, – оборвал парень, – тебе хочется поверить мне, но ты упорно ставишь барьеры. Проще к черту меня послать?
У меня – зубрилки и отличницы – вдруг кончились все слова. Я глотала ртом разряженный воздух, не зная, что ответить.
– Если так, – произнес Питт, закусывая губу, – у тебя здорово получается. А я стелюсь перед тобой, как идиот. Да я в жизни так не унижался ни перед одной женщиной.
Его взгляд стал требовательным и острым, как бритва.
– Мне пора, – упавшим голосом бросила я, резко разворачиваясь, и этим позорным бегством признавая правоту слов Сайверса.
Всего несколько шагов до крыльца показались мне бескрайним расстоянием по раскаленной пустыне. Я знала, что Питт глядит, как я сбегаю, усмехается и, наверняка, злиться. Сто к одному, что он сядет за руль своей сверкающей тачки с твердым намерением никогда не возвращаться в эту глушь и не встречаться со мной.
Громко хлопнув дверью, я прошагала к лестнице, услышав голос Дейны, донесшийся с кухни:
– Не забудь про ужин!
– Я не голодна! – прокричала, хватаясь за перила и направляясь в комнату.
Просто дойти. Мне нужно спрятаться там от всего и подумать.
Как же я ненавижу себя! Почему не могу быть просто двадцатилетней ситайкой с бушующими гормонами, которая занимается сексом с тем, кто ей нравится, безо всяких предрассудков? Почему я не могу сказать Питту, что изнываю от желания ощутить вкус его губ и отдаться ему там, где он прикажет. Пусть даже в машине! Мне, черт побери, двадцать лет! Я уже совершеннолетняя, и я хочу Питта Сайверса! Хочу почувствовать его в себе, хочу испытать первый в своей жизни оргазм!
Я рухнула на койку, обкусывая губы. Стоит только вспомнить сны с участием этого голубоглазого парня, как я постыдно и по животному начинаю возбуждаться. Если бы он только прикоснулся ко мне или поцеловал, я бы умерла от наслаждения.
И вместо того, чтобы сказать ему об этом или хотя бы молча посидеть рядом, я шарахаюсь от него из-за чертового страха! Этот страх, будто код ДНК, передающийся из поколения в поколение семьи Лессон.
– Лимма, спустись, пожалуйста, к столу, – настойчиво заголосила Дейна, легонько постучавшись в дверь, – мы ждем.
– Я не голодна, правда.
– Мы всегда ужинаем вместе, Лимма.
Очередная традиция, чтоб ее! Будь я при смерти, я все равно пошла бы за стол, потому что традиции Дейны – это закон. Вся Каптика могла испариться, а закон Дейны нет.
Поднявшись, заново собрав растрепавшийся хвост, я спустилась в столовую и застыла на пороге, едва не схлопотав сердечный приступ.
– Я позвала твоего друга, ты же не против? – ставя на стол поднос с лазаньей, спросила ба и взглянула на меня невинно-кротким взглядом. – Там начался дождь. Питт, вы же любите лазанью?
– Да, очень, – улыбнулся парень, всем своим видом показывая мне: «я не сдаюсь без боя».
Промокшие от дождя волосы он небрежно откинул со лба и уселся рядом с моим стулом.
Я стиснула челюсти, сверкнула рассерженным взглядом на Дейну, и притворно осведомилась:
– Ба, ты же еще не познакомила Питта с мамой?
Та вскинула взгляд, качнув головой.
– Я сейчас ее приведу, – произнесла, зная, что Сайверса это зрелище может шокировать, впрочем, я на это и рассчитывала.
Пусть он увидит, что я девушка, отношения с которой могут приносить лишь проблемы.
Когда я вернулась с мамой из гостиной, Питт в самом деле растерялся. Секунду выражение его лица демонстрировало крайнее замешательство, но затем прояснилось и даже смягчилось.
– Мама, познакомься, это Питт, – сказала я, наклонившись над инвалидным креслом к уху матери, – он мой знакомый из университета, занимается футболом.
Конечно, мама не могла ответить и даже приветливо улыбнуться. Она, вообще, не могла двигаться.
– Очень приятно, – нашелся Питт, – я многое слышал о вас, о вашей научной деятель…
– Давайте к столу! – раздался чересчур встревоженный голос Дейны. – Мы не говорим за едой о работе. Питт, садитесь скорее! Лимма!
– У мамы боковой амиотрофический склероз, – шепнула я Питту, когда мы сели за стол, – действующие у нее только указательный и средний палец на правой руке. Ба сейчас ее покормит, но прежде мы прочтем молитву.
Пусть думает, что наша семья чокнутая. Быстрее отвяжется.
– Возьмемся за руки? – предложила Дейна. – Вот так, отлично…
Пока ба произносила молитву, я глядела на Питта, который был полностью сосредоточен на происходящим и больше не казался обескураженным или шокированным. Он так неожиданно вписался в наш семейный ужин, что само его присутствие здесь казалось мне сном. Я чувствовала тепло его пальцев, крепких, длинных. Я на секунду представила, как его руки касаются моего тела, талии, напряженной и изнывающей томлением груди. А затем и его рот… Эти губы, наверно, умеют ласкать. Уверена, они такие нежные и горячие, как лучи солнца. Они невесомо запорхают по шее…
– Лимма, передай мне салфетку.
Я вздрогнула.
Ба кормила маму, вытирая ей подбородок.
– Питт, – спросила она любезно, – вы давно знакомы с Лиммой?
– Нет, – отозвался парень, отправляя в свой притягательный рот кусочек лазании. – Нам все не представится случая поговорить.
– Значит, вы футболист?
– Да, играю за местную футбольную команду.
– И как же вы познакомились? Лимма не ходит на футбол, – в голосе ба заскользили нотки неприятного подозрения.
– Я просто увидел ее после тренировки.
– Просто увидел, – повторила Дейна и усмехнулась, – все это мне до боли знакомо. Я уже проходила это в случае с Гарвед, – и она многозначительно взглянула на меня. – Чем же вас так поразила Лимма, Питт?
Он перестал жевать, понимая, что его попросту тестируют.
– Она не такая, как все. Особенная.
Ба была удивлена. Впрочем, я тоже.
– Вы поняли это, просто посмотрев на нее?
Питт улыбнулся, осознав, что недоверие – это у нас семейное.
– Наверно, да.
– Вы, мне кажется, из тех, кто считает, что всегда добивается своего? – улыбка на лице Дейны была неизменным атрибутом, когда она вела подобные беседы.
– Нет, я спортсмен и знаю цену поражений. Я не всегда получаю то, что хочу. Но я стремлюсь к цели, иначе мне нельзя.
Ба сочла ответ исчерпывающим, натянуто улыбнулась и принялась за еду.
Когда ужин был окончен, и Питт сердечно поблагодарил нас за гостеприимство, он коснулся моей руки:
– Проводишь меня до двери, Лимма.
Мы поднялись и вышли в холл.
– Мне было очень приятно познакомиться с твоей семьей…
– Брось, – отмахнулась я, – считанным единицам это может быть приятно. Можешь ничего больше не говорить, все и так ясно.
– Да, – согласно кивнул он, – ясно.
– Что ж, – я распахнула дверь, – дождь закончился…
– Да, верно, – парень взглянул на улицу, вдохнул свежий вечерний воздух и снова посмотрел на меня, – увидимся завтра, Лимма.
Я изумленно вскинула брови, решив, что ослышалась. Так значит, его не отпугнуло даже мое семейство? Он что ненормальный, в конце концов?
Горячая ладонь легла мне на щеку, а дыхание Питта опалило губы. Первый поцелуй был легким и целомудренным, но выбил почву у меня из-под ног основательно. Я отпрянула, судорожно втягивая носом воздух. Кровь ударила в голову, ладони объяло огнем.
– До завтра, – едва смогла прошептать я.