Страйгер. Анастасия Шатил

1.
Утро в лесу.
«Классика, почти по Шишкину, - Андрей поднял голову, рассматривая зеленый бурелом, насквозь прошитый сияющими стежками солнечных лучей. - Медведей только не хватает. Или драконов. Да, очень бы кстати тут было несколько маленьких сказочных дракончиков. И чтоб они резвились на поваленных соснах».

А Магнолия с удивлением огляделась: куда это ее занесло? И ведь прямо с торжественного правительственного приема…
Она стояла посреди широкой поляны, дремотно шевелился могучий лес вокруг, на самом краешке поляны – палатка. Наверно, туристская. Рядом с палаткой, спиной к Магнолии – полуголый длинноволосый парень. В одних шортах. Потягивается навстречу солнцу, зевает, трет ладонями заспанное лицо, спина играет мышцами – они красиво перекатываются под загорелой кожей.
- Здравствуйте, - вежливо поздоровалась Магнолия с мускулистой спиной.
Всегда стараться быть вежливой – один из принципов Магнолии, но сейчас ее любезность произвела неожиданный эффект: парень подпрыгнул. Прямо сходу, без подготовки. Уже в полете успел обернуться и даже выставил кулаки. Драться, что ли, с ней собрался?
Девушка отступила на шаг, чтоб случайно не попасть под удар и попросила:
- Вы меня не бойтесь, я вам ничего плохого не сделаю.
Парень стоял все еще в бойцовской стойке – твердо, уверенно, - но после просьбы Магнолии растерянно моргнул, опустил руки.
Улыбнулся:
- А я и не боюсь. Были б вы драконом… Или хотя бы медведем с картины Шишкина… А такой красотки чего мне бояться?
Это она-то красотка?
Магнолия внимательно оглядела себя. Нет, никогда она не была особой красоткой. Миленькой – может быть. А поскольку перенестись сюда, на полянку, пришлось прямо из Колонного зала Московского Кремля – из сияния хрусталя бесчисленных люстр, щедрой позолоты богатой лепнины, атмосферы светского вечера – то и наряд на ней был соответствующий: светло-зеленый брючный костюм (который удачно оттенялся темной рубашкой с узким стоячим воротничком), а поверх строгого жилетика – неброский золотисто-каштановый галстук, повязанный с тонко рассчитанной небрежностью. Визажисты постарались. Или имиджмейкеры? Магнолия до сих пор путалась в этих новоиспеченных профессиях. Даже заколка у нее была подобрана этими приятными людьми в тон костюму – наверно сейчас заколка знатно искрится на солнце россыпью мелких, как росинки, алмазиков. Очень даже возможно, что не стразовых имитаций, а настоящих – в такие подробности Магнолия не вникала: искрится – и ладно! На ногах у нее тоже все было прилично – черные лакированные туфельки (бальные, как сказали ей), небольшой, но изящный каблучок...
И все-таки не красотка, до глянца модных журналов ой, как далеко.
Она учтиво улыбнулась парню, уточнила:
- Правда, вы не боитесь? Даже несмотря на то, что я – Супер?
- Даже несмотря! – заверил парень, не отрывая он нее глаз. – И даже особенно поэтому не боюсь. Разумеется, вы, супер-красотка! Просто даже несомненно супер!
Помолчал, продолжая увлеченно рассматривать гостью, поинтересовался:
- А как вы, собственно, оказались здесь, юная супер-красотка? Ни за что не поверю, что притопали прямо через бурелом. Тридцать километров до ближайшей деревни, а вы, гляди-ка, даже туфелек не запачкали!
Магнолия пожала плечиком:
- Но я ведь Супер.
- То, что супер – это понятно, это я сразу увидел. Но и супер-пупер-красотка не может не запачкаться, когда бродит в лесу. Или вы не бродили? Вы по воздуху прилетели, да? Только и вертолета я что-то не слышал. И самолет на нашу полянку не садился… Где ваш воздушный шар? А, может - парашют? Или - крылья?..
- Молодой человек, все-таки, как мне кажется, налицо недоразумение, - корректно предположила Магнолия. – Еще раз напоминаю: я – Су-пер!
Даже по складам произнесла. Чтобы понятней стало.
- Ну и?.. – намекнул на продолжение парень.
- Ну и: зачем мне самолет-вертолет-дирижабль, что там еще, если я – Супер?
Парень подумал, переваривая услышанное, с сомнением покачал головой, высказал гипотезу:
- Вы, наверно, тут живете? Где-то рядом, в дебрях лесхоза? Или просто - здесь, в чаще, за деревьями, спрятана дача экстравагантного олигарха, а вы его дочь? Как же мы вчера, когда ставили палатку, олигарховой дачки не заметили?.. Впрочем, темно уже было…
- Оли?.. Как вы сказали?
- Оли? Какой Оли?
- Вы сейчас сказали дача Оли…
- Олигарха?
Магнолия прикрыла глаза, наморщила лоб. Строчки словаря поплыли перед мысленным взором.
- Оли… Олиг… Хм… На «олиг…» я знаю только «олигофрен», - честно призналась она, распахивая ресницы. – Но ведь это не то, о чём вы сказали?
Парень кивнул:
- Совсем не то.
Экие у него русые локоны – так и колыхнулись волной… Будто у какого-нибудь волшебного лесного Леля. Только вот с соображалкой что-то туго. Лоб нахмурил от избытка задумчивости и высказал новое предположение:
– Девушка, а вы меня, случайно, не разыгрываете? Такая красивая девушка, а смеетесь над простым пацаном. «Олигофрен», надо же! Про олигофренов мало кто знает, народу такие слова не нужны – а вот словечко «олигарх» всем известно.
Магнолия оглянулась по сторонам, но ни народа, ни олигофренов, ни даже пресловутых олигархов вокруг не наблюдалось – только зеленый лес.
- Это Россия? – уточнила она неуверенно.
- Она, она, Россия-матушка. Да и... мы ведь с вами вроде бы по-русски говорим?
- Вроде бы по-русски… Но, знаете, у меня такое впечатление, что я все-таки не в России…
- Это из-за того, что вам не знакомо слово «олигарх»?
- Да, но не только. Есть кое-что еще... Вы, например. Вы ведь тоже, кажется, многого не знаете из общеизвестного…
- И чего я не знаю? – заинтересовался парень – даже белобрысую челку поправил, чтоб умопомрачительно-длинные пряди не затеняли глаза.
- А вы ведь тоже красивый, - сообразила Магнолия.
- Точно? – усмехнулся парень. - Такой же красивый, как вы?
- Ну не такой, конечно, - качнула Магнолия головой и неуверенно попыталась объяснить, – понимаете, понятия красоты у мужчин и у женщин сильно отличаются…
- Да неужели? – поразился парень, и не сдержался – ухмыльнулся, блеснув зубами.
- Не смейтесь, - серьезно попросила Магнолия. – Отличаются. Это действительно так. Вот, например, ваши мускулы. Они такие…
- Какие?
- Ну… мужские такие. И по-мужски красивые. Вот – на руках, на груди, на животе… - Магнолия указала пальчиком.
- А еще у меня на ногах мускулы есть, - подсказал парень.
И в доказательство поднял правую ногу. Широкие цветастые шорты задрались, обнажая загорелое бедро.
Магнолия внимательно осмотрела бедро, согласила:
- Да, и на ногах тоже. Ноги у вас тоже мускулистые. И тоже красивые. А это правда, что здесь на тридцать километров вокруг только лес да лес?
- И даже дальше чем на тридцать.
- А что же вы сами делаете в такой глуши?
- Мы-то? Да мы с Толяном экстремалы, что с нас взять? Вот, решили попробовать дикое лесное путешествие. На спор. Чтоб только вдвоем...
С шумом и хрустом на полянку выломился из кустов еще один парень. Так энергично, что Магнолия даже попятилась.
Видимо, тот самый Толян.
Чуть ниже первого парня, темноволосый, веселый – рот до ушей. И гораздо более одетый: зеленовато-защитного цвета брюки, попугаисто-пятнистая красная рубашка с длинными рукавами, на ногах солидные ботинки на толстой подошве, а голову украшает задорная джинсовая кепочка с большим козырьком. Видимо, все это на нем наличествовало в силу необходимости лазания по чащобе.
- Ух ты! – заявил он, восторженно глядя на Магнолию.
Приподнялся на цыпочки к уху первого парня, деловито шепнул:
- Потрахаемся с ней?
- Что? – Андрей даже сперва не понял.
Потом понял, ткнул друга локтем в бок, прошипел яростно:
- Совсем охренел, Толян? Она ж такая красивая!..
Его возмущение выглядело столь наивно, что Толян нашел в себе силы удивиться, с трудом переводя дыхание после дружеского тычка:
- А что – теперь только с некрасивыми разрешено трахаться? Интересно, за что им такая лафа?
- Балда ты! – грустно качнул головой Андрей.
- А сам – не балда? Можно подумать, будто сам трахался всегда только с некрасивыми.
- Но ведь она не просто красивая, она – фея… - прошептал Андрей на ухо другу. – Лесная фея из сказки... Или какая-нибудь эльфийская принцесса. Тоже из сказки…
Магнолия с интересом прислушивалась к их беседе, у нее был тонкий слух.
- И все-таки вы не совсем понимаете меня, - сделала она вывод. – Не понимаете, а потому и не боитесь.
- Не боимся, - признал первый парень. – Но, если надо – будем бояться. Обязательно! Ведь так, Толян, будем?
- Еще как будем! – заверил тот. – И бояться, и страшиться, и вообще – в обморок от ужаса упадем. Если надо.
- Вот видите, девушка, Толян согласен вас бояться. Но давайте, пока мы не начали вас активно бояться, все-таки познакомимся! Меня зовут Андрей.
- Ну да… - грустно кивнула Магнолия. – Познакомимся… И что следует из вашего предложения?
- В смысле? – заинтересовался Толян. Он явно намеревался опять поднять тему «траха», но своевременно получил очередной тычок локтем в бок и предпочел промолчать.
- То и следует, - вздохнула Магнолия, - что вы меня все-таки не узнали. Совсем. Хотя я ведь сразу представилась: я - Супер. Уж после этого не узнать меня было никак нельзя - моё лицо растиражировано по всем газетам и экранам телевизоров… Если только… это точно Россия?
- Точнее не бывает, - заверил Андрей.
- А кто в России Президент?
- Сейчас скажу! – заторопился Толян, стремясь показать свою осведомленность. – Президентом у нас сейчас этот… как его… ну, его только что избрали… Горищук, вот кто!
- Не может быть!.. – Магнолии стало так плохо, что она даже покачнулась. – Ведь Горищук покончил с собой!
- С чего бы это? Живой вполне! Посмертно у нас президентами не становятся. Пока что.
- А как его зовут - Петр Викторович?
- А черт его знает, как его зовут… - расстроено почесал в затылке Толя.
- Михаил Семенович, - пришел на помощь более политически подкованный Андрей. То, что девушка так резко побледнела при упоминании фамилии Президента, ему совсем не понравилось.
- Ах, вот как… Значит, не Петр Викторович… Ну конечно, конечно… Этого просто не могло быть... – бледность медленно уходила с лица Магнолии. – А этот, Горищук ваш… как вы говорите его зовут?
- Михаил Семенович.
- Странно. Но ведь я только что здоровалась с Президентом. За руку. И мне даже говорили, как его зовут… - Магнолия наморщила лоб, вспоминая. – Кажется, Аркадий… Да, Аркадий! И отчество какое-то… то ли Дмитриевич, то ли Сергеевич – что-то в этом роде. Фамилию, вот, не помню. Совсем. Но не Горищук – это уж точно! Такую фамилию я бы не забыла!
- Девушка, - насторожился Толян. – Вы сейчас с Президентом – за руку?.. А президент этот – он, случайно, не в белом халате был?
- Вы бы еще спросили, не было ли с ним сопровождающих – парочки санитаров, и тоже в белых халатах, - усмехнулась Магнолия. Грустно усмехнулась – самым краешком губ. – И все-таки, друзья мои, ошибочка вышла! Россия, говорите? Может и Россия – да не та!
Толян задумчиво сдвинул кепку на затылок. Глянул на друга с сомнением. Кажется, ему расхотелось трахаться с этой чудесной лесной феей. Слишком уж она непонятная. Ну их, этих психованных! Еще покусает, чего доброго...
А Магнолия рассмеялась. Ей как раз стало все ясно.
- Да, ребята, извините, это я виновата. Сама попала не в ту Россию, а теперь вам голову морочу. Промахнулась просто…
- А в какую Россию вы хотели попасть? – еще больше насторожился Толян. – У нас, что, так много Россий?
- Да, действительно, - кивнул Андрей. – Что значит – «не в ту»? Я, например, только одну Россию знаю.
- И я! – поддакнул Толян.
- И я тоже до сих пор была уверена, что Россия – лишь одна, - легко согласилась Магнолия, слегка улыбаясь. – Ведь отличия неанизатропного континуума и его физических характеристик в разных пространственных слоях столь сильны, что вроде бы просто не может быть другой России…
- Какого... континуума? – поразился Толя.
- Неанизотропного, - послушно повторила Магнолия.
- Ага, - сказал Толик и со значением посмотрел на Андрея. Только что пальцем у виска не покрутил.
Магнолия поняла это по-своему, улыбнулась еще более виновато, развела руками:
- Ну да. Вот и верь теоретическим постулатам современной корпускулярной топологии… Я ведь до сих пор считала, что в других пространствах людей вообще не может быть. Абсолютно не может – из-за различий физических законов. Практически была уверена... Но вы же есть! Извините, конечно, но ваше существование более чем убедительно доказывает, что может!..
- Да уж. Мы есть, мы не можем не есть… - почесал в затылке Толик.
- Вы все-таки не фея. И не эльфийская принцесса, - констатировал Андрей. – Феи про континуум не рассуждают. Наверно. Или все-таки фея? Только продвинутая?
- Какая ж я фея? Я – Супер. Просто - Супер. И бояться меня не надо… Ах, да! Конечно! – она радостно всплеснула руками. – Вы ведь и не знаете, что меня надо бояться! Вы же, наверно, даже не слышали про Любомудрого?
- Про какого... мудрого?
- Про Семена Любомудрого, "спасителя России". Но не вашей России, а той, другой!
- Так вы с Любомудрым вашим сейчас за руку здоровались? – уточнил Толян.
- Ну уж нет! – развеселилась Магнолия. – Уж с Любомудрым я бы ручкаться не стала! Ни за что! А здоровалась я сейчас с новым, только что избранным Президентом. И вот, прямо с Президентского приема, из Москвы-столицы - вдруг сюда, в лес...
- Из столицы? - озадачился Андрей. - А с каких пор у нас Москва стала столицей?
- А у вас, в вашей России, она не столица?
- Ну, когда-то была столицей. Лет триста назад...
- А теперь? Где теперь столица у вас?
- Известно где - в Петрограде.
- Вот!
- Что - "вот"?
- Вот и еще одно отличие. В моей России Москва - по-прежнему столица. И там - Президент. Не ваш, а совершенно другой, наш Президент. Который и должен был мне вручить орден «За заслуги перед Отечеством». Какой-то степени. Даже, кажется, первой. Вот как раз за то, что я помогла справиться с Любомудрым… помогла, ну… - Магнолия смутилась. – Ну, в общем, помогла убрать Любомудрого.
- Убрать, в смысле, не переизбрать? – уточнил Андрей.
- Не совсем… Убрать в смысле - физически…
- Убить? Укокошить?
- Ну… да, в общем…
- Так вы, оказывается, девушка-убийца? – заинтересовался Толян. – Киллер? И от этого тронулись головой?
- Я не убийца! – поспешно возразила Магнолия. - Я всего лишь помогала! Я почти нечаянно. Только и сделала, что Виктора парализовала – и больше ничего!.. А уж Атанас потом сам смог застрелить Любомудрого - ну, когда Виктор парализован оказался…
Она замолчала, припоминая. И, судя по напрягшимся скулам, воспоминания те были не особо приятными.
- И вам за это вручили сегодня орден? – прервал Андрей затянувшееся молчание.
- Орден? – Магнолия с явным усилием отвлеклась от воспоминаний. – Ах, орден! Да. Президент как раз собирался передать его мне. В бархатной такой коробочке. В синенькой, – она подняла свои ладошки, внимательно их осмотрела, но коробочки не обнаружила. – Наверно, не успел… Вы ведь так срочно меня вызвали!..
- Кто? – удивился Толян. - Мы вызвали?
- Он вызвал! - Магнолия легко, практически невесомо дотронулась пальчиком до загорелой груди Андрея.
И смутилась от собственной бестактности, спрятала руку за спину.
- Я не вызывал! - заверил Андрей. – Ошибочка вышла, милая девушка. Я вообще молча стоял. Это вы со мной поздоровались. Первая. Но если уж вы заглянули к нам на огонек, то я совсем не против!..
- Ах, так вы меня не звали? – обрадовалась Магнолия. – Ну, тогда я нырну обратно. А то неудобно получается перед Президентом…
И тут же исчезла. Не дожидаясь ответа. Вместе со своей улыбкой.
Только воздух схлопнулся там, где она только что стояла. Дохнул легким, едва ощутимым ветерком, заполняя пустоту, образовавшуюся на месте симпатичной, хотя и слегка сумасшедшей девушки.
- Ап! И тигры у ног моих сели! – сообщил Толян, обалдело таращась перед собой.
- Вот тебе и ап... Вправду ведь, нырнула… - Андрей ошеломленно протянул руку, трогая пустоту.
- Охренеть, Андрюха! – заорал восторженный Толян. - Фея, говоришь? Ничего себе фея! Как ты ее вызвал-то? – он присел на корточки, разглядывая место, где только что находились изящные бальные туфельки лесной феи.
Трава оставалась еще примятой, и в мягкой сырой почве отчетливо виднелись глубокие следы тонких каблучков.
- Да не вызывал я! – Андрей склонился рядом. – Сама пришла…
- Ага, - глубокомысленно согласился Толян. – Сама она пришла. Зеленая и плоская, как рыба камбала… - и недоверчиво хмыкнул.
На что он в этот раз намекал - так и осталось непонятным. Потому как на полянке вновь возникла, материализовалась из ниоткуда, загадочная лесная фея. В том же щегольском наряде, но уже с синей бархатной коробочкой в руке.
- Это и есть орден? – деловито поинтересовался Толян.
- Вы решили вернуться? – одновременно с ним спросил Андрей с непонятной надеждой.
- Как же я могла не вернуться? – вздохнула Магнолия. – Вы ведь так кричите!
- Мы кричим? – поразился Толян.
- Я кричу? – уточнил Андрей.
- Ну, конечно, вы, именно вы, Андрей! Вашего друга я совсем не слышала. А вы – вы ведь опять звали меня! Снова!
- А сейчас я тоже зову? – Андрей выпрямился, пристально глядя на девушку.
- Сейчас – нет. Да и зачем вам звать – ведь я уже здесь! А еще секунду назад кричали и звали. Ну, и?..
- Хм… - Андрей недоуменно пожал загорелым плечом. - Вы, конечно, можете мне не верить, милая девушка, но, уверяю: никаких криков я не издавал!
- Не верить – могу. Запросто могу! – кивнула она. – И не верю. Потому как я отчетливо слышала ваш голос! Более чем отчетливо! И кричали вы так громко, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Орали! Я подумала: стряслось нечто ужасное! Поэтому все бросила и опять прыгнула сюда, к вам.
- Но он не кричал! – решительно вступился за друга Толян. – И не звал вовсе!..
- Да и как я вас мог звать? – задумчиво наклонил голову Андрей. – А? Даже интересно. По имени? Но ведь я не знаю вашего имени. Вы ведь так и не представились.
- Имя… Что имя? – пожала плечиком Магнолия. – Как будто имя что-то значит. Главное, что вы звали. Меня! Вы – меня. Понимаете? И тут уже не важно, что ваше имя «Андрей», а мое «Магнолия» - дело ж вовсе не в имени. Мало ли какое мне могли дать имя!
- Так ваше имя – Магнолия?
- Да, Магнолия. Но поверьте – это ничего не значит, в свое время я сама себе придумала такое имя. Вернее, назвалась первым словом, которое в голову пришло – вот и всё…
- А остальные Супера зовут ее Мага, - сообщил ровный, бесстрастный и очень громкий голос. Будто громовый раскат прокатился по тихой солнечной полянке. Мощный и властный.
Все аж присели - и, как по команде, повернулись в его сторону.
На дальнем краю поляны, прячась в тени низких ветвей, возвышалась бурая, безликая фигура. С головы до ног закутанная в плащ-балахон полумонашеского вида. На чуть склоненную голову надвинут широкий капюшон, затеняющий лицо.
- Но для вас она – Магнолия, - повторно прогрохотал голос.
Монашеская фигура при этом не шевельнулась и голову не подняла.
- А вы кк-тто? – поинтересовался Толян, икнув с перепугу.
- Не стращай ребят, - попросила Магнолия. – Они вовсе не хотели срывать меня с такого торжественного мероприятия, всё само собой получилось.
- Я не пугал, а всего лишь тебя представил, - возразила фигура в надвинутом капюшоне, не делая попыток выйти на солнечный свет. Правда, громкость голоса чуть уменьшилась – теперь это был просто внушительный бас. Очень сильный, но не оглушающий. – Они ведь очень хотели узнать твое имя – теперь знают.
- А после столь солидного представления они захотят узнать и твое имя, - вздохнула Магнолия. – Что ж, тогда представимся по всей форме. Я, как вы слышали – Магнолия, а он – Сверхсупер. Теперь бы еще понять: почему вы, Андрей, так меня к себе зовете все время?
- Он просто хочет тебя видеть, - по-прежнему громогласно предположил Сверхсупер. – Влюбился.
- И из-за этого вопит на все миры и пространства?
- Я не вопил, - твердо возразил Андрей, хотя возражать в столь грозной и даже, может быть, опасной компании было весьма не просто, а, возможно, и рискованно. Но все-таки возразил. – Толян свидетель: мы разговаривали очень тихо. И только между собой.
- Никакой он не свидетель, - веско прервал его Сверхсупер. – Он глухой. Он даже не способен услышать твой вопль.
- Я глухой?! – поразился Толян, от возмущения перестав икать.
- Глухой, как пень! – торжественно провозгласил Сверхсупер. И уточнил. – То есть не в смысле звуковых колебаний воздуха, а в отношении воплей, которые издает твой дружок. Тут ты глух. И именно, как пень. Самое же забавное, что твой дружок, похоже, и сам своих воплей не слышит. Хотя разносятся они чрезвычайно далеко. Я, например, их тоже слышал. Как и бедная, ни в чем ни повинная Магнолия
- Так может быть, это вовсе даже и не звуки? – повернулась Магнолия к Сверхсуперу. – Я имею в виду те вопли, что Андрей издает? Ведь мы с тобой их слышим не с помощью барабанных перепонок?
- Правильно! Умная девочка! – значительно пророкотал бас из-под капюшона. – К колебаниям здешней атмосферы тот ослиный рев, что производит Андрей, отношения никакого не имеет.
- Хотя я его и слышу!.. – вздохнула Магнолия.
- Потому что он как раз тебе и предназначается, девочка моя! – сделал громогласный вывод Сверхсупер. – Итак: чего ты хочешь от Маги, молодой человек?
- Да ничего не хочу!
- Совсем ничего?
- А, по-моему, молодой человек чего-то боится, - предположила Магнолия. – Потому и зовет меня все время!
- И ничего не боюсь! – гордо выпятил загорелую грудь Андрей. – И никого! - при этом опасливо глянув на таинственную фигуру в балахоне.
- Смелый! – хохотнул бас из-под капюшона. – Сдается мне, что ты, Мага, страдаешь зря. Все дело в простой мутации. Бесполезной для смелого молодого человека и весьма неприятной для тебя. Он, как и все мутанты...
- Это Андрей, что ли, мутант? - возмутился Толян. - С чего это он вдруг мутант?
- А с чего мутации бывают? Биологию учил? Про сбой в генном коде слышал?
- И всё равно, он не мутант! – храбро вступился Толян за честь друга.
- Мутант, да еще какой! – громоподобно хохотнул Сверхсупер. - В организме твоего Андрея сама собой образовалась некая… назовем ее инфразвуковой пушкой. Впрочем, на самом деле, и к инфразвуку сие образование тоже отношения не имеет. Зато оно межпространственное. Действующее в пределах сразу нескольких смежных измерений. Причем, к твоему несчастью, Мага, прицел этой пушечки, этой дурной Иерихонской трубы, направлен именно на тебя.
- А, так получается - это у него случайная мутация… И конкретно я тут ни причем, - с легким разочарованием кивнула Магнолия. – Я всего лишь оказалась на траектории инфразвукового удара... Ладно. И что теперь делать-то? Теперь мне все время придется слушать его крики?
- Не придется, дело поправимое, - буркнула фигура в балахоне и сдвинулась с места. Всплыла над поляной. Плавно переместилась в сторону троицы, застывшей возле палатки. Заставляя траву с легким шелестом пригибаться по полами монашеского балахона.
Андрей с Толяном следили за неумолимым приближением Сверхсупера, приоткрыв рты и широко открыв глаза. Вообще-то хотелось убежать. Или хотя бы спрятаться от безликого чудовища, надвигающегося прямо на них. И Толян не выдержал, отступил на шаг. Андрей же, крепко сжав кулаки и стиснув зубы, все-таки заставил себя остаться на месте.
Примерно на середине поляны, фигура в балахоне вдруг решила притормозить. Складки ее мантии дрогнули, из них появился сначала локоть, а потом и вся рука. Обтянутая все той же бурой балахонной тканью. Узкую ладонь скрывала серая перчатка.
Слегка наклонившись, Сверхсупер сорвал сухую веточку с куста низкорослого шиповника. Поднял ее... предположительно к глазам (лица из-под капюшона по-прежнему не было видно), внимательно осмотрел, лениво встряхнул, как встряхивают градусник – и вместо корявой мертвой веточки в его серых пальцах оказалась прямая, как стрела, и раскаленная до красна, огненная спица.
- Фокус! – пояснил сам себе Толян, отступая еще на шажок.
- Ага, - ответно усмехнулся громовой голос, и фигура вновь невесомо поплыла вперед, надвигаясь на парней.
- Спокойно, - пророкотал Сверхсупер. – Сейчас будет произведена маленькая хирургическая операция на горле. Исправление мутации. Больно не будет, бояться нечего.
Он по-дирижерски взмахнул багровой огнедышащей спицей перед лицом Андрея. Подумал, взмахнул еще раз.
Андрею больно не было, Сверхсупер не обманул. Но было странно. Так странно, что Андрей даже глаза закрыл, вслушиваясь в собственные ощущения.
Спица не прикасалась к его лицу, хотя по коже проходили горячие волны от раскаленного металла, скользящего рядом, буквально в нескольких сантиметрах. И в то же время Андрей чувствовал, что проклятущий стержень тонкой, незримой указкой проникает в него. И вовсе не в горло. Скорее, куда-то в район переносицы. И что-то там делает. Почти неощутимо, но делает!
- Хватит. Не хочу никаких операций, - решительно заявил Андрей, отступая назад, к палатке.
- А никаких операций уже и не будет! – хохотнул громовый голос из-под капюшона. – Все операции закончены!
Сверхсупер небрежно разжал пальцы, бросая раскаленный прут под ноги, в сухую траву.
- Э-эй! Загорится! – дернулся Толян.
Но на траву упал уже не раскаленный стержень, а обыкновенная сухая и очень корявая палочка.
- Мага, можешь спокойно отправляться назад, на президентский прием, этот парень тебя больше не потревожит! – сообщил Сверхсупер.
- Ага, - чуть растерянно кивнула Магнолия. - Ну, тогда, ладно, всего доброго, ребята. Прощайте, Андрей.
И исчезла с прежним легким хлопком. Будто раздались негромкие аплодисменты, обозначающие финал аттракциона.
- Испарились… - выдохнул Толян.
Андрей оглянулся – безликий Сверхсупер в своем монашеском балахоне тоже исчез. Не прощаясь. Поляна опустела.
- Нырнули, - поправил друга Андрей.
- Чего-чего?
- Это она так называла свои перемещения. Говорила, что «ныряет».
- Мага?
- Да, Магнолия.
- А ты, что – и правда, вызывал ее к себе? Кричал как-то по особенному?
- Не знаю. Может быть. Как-то ведь она меня слышала. Такая красивая… И имя у нее красивое – Магнолия…
- Да, удачно получилось, что мы ее не успели трахнуть! – рассудительно кивнул Толян. - А то бы потом явился дружок ее, этот Сверхсупер, и нас самих затрахал!..
- Дурак ты, - беззлобно хмыкнул Андрей.
А над лесом загудел, быстро нарастая, рокот вертолета.
Парни задрали головы, глядя на снижающуюся болотно-зеленую тушу.
- К нам спускается, что ли? – прокричал Толян, придерживая кепку, норовящую упорхнуть с головы. – И как он здесь уместится?
Андрей пожал плечами. Чем-то ему эта туша не понравилась. И этот ее оглушительный рокот, и покорно полегшие под колесами травы. Что-то в этой сцене было зловещее. Даже жутковатое.
Вертолет на поляне вполне уместился. Лопасти остановились, но еще раньше звякнула открываемая дверца, вниз скользнула лесенка, и на примятую траву выпрыгнули один за другим четыре мужика в одинаковой униформе. Лычки и погоны – оранжевые с синим.
- Ого! К нам пожаловал главный олигарх губернии! – уважительно пробурчал Толян.
- Олигарх губернского разлива, - хмыкнул Андрей. - Местечковый олигарх. - И прищурился, рассматривая лычки бугаев, деловито сжимающих в руках короткие автоматы. - Да, похоже это ребятки Решетника.
Один из решетниковских вразвалочку подошел к палатке, качнул дулом, проговорил негромко, значительно:
- Пацаны, быстро собрались, и чтоб через минуту мы вас здесь не видели. Время пошло.
- Зачем вы гоните мальчиков? – остановил его веселый возглас со стороны вертолета.
На ступеньках стояла ярко-рыжая девица в кожаном костюмчике, плотно облегающем стройную фигурку. Игриво вертела на пальце блестящий брелок и не менее игриво улыбалась. Вторая девица (с роскошной иссиня-черной гривой) выглядывала из люка позади первой.
- Не тронь мальчиков, они хорошие! И пригодятся еще, – капризно проворковала черногривая. Обернувшись, спросила у кого-то. – Правда ведь, пупсик? Ну, скажи что пригодятся!
- Эти? – из люка, раздвигая девиц, выбрался на ступеньки небольшой кругленький человечек, производящий абсолютно безобидное впечатление - этакого свойского мужичка, колобка на ножках.
Он одобрительно поглядел на палатку, на Андрея с Толяном, размашисто шлепнул пухленькой ладонью рыжую девицу по попке, обтянутой кожаными брючками, с веселым прищуром поинтересовался:
- Что, понравились мальчики? Эй, Никитка, веди ребят сюда, знакомиться будем!

2.
Андрей лежал и думал: можно ли было избежать того, что случилось дальше?
Бесстрашие – это очень просто: не думать о последствиях. Только и всего. Заносить руку для удара, не утруждая себя мыслью об ответном ударе. Или еще: пыжиться, упрямо доказывая свое, несмотря на то, что врагов много, а ты один. Не потому ли бесстрашие так похоже на глупость? Ведь именно это главное качество всех глупцов – поступать, не задумываясь о последствиях. Их глупость – их бесстрашие.
А он? Тогда, на поляне? Нет, в самом начале он еще не был бесстрашным. Он был просто любопытным. Он добровольно пошел к вертолету – потому что ему было интересно: а что будет дальше? Ведь его звал самый богатый олигарх губернии! Который явно развлекался. И, наверно, Андрею в тот момент даже хотелось поучаствовать в тех развлечениях – когда еще выпадет шанс?
Да, да – он сам пошел к вертолету, его никто не принуждал. Он проявил любознательность – то есть не глупость? Ведь в тот момент он думал о последствиях – еще как! Он интересовался последствиями, и даже с нетерпением ждал их! И бесстрашием было бы как раз обратное: не идти к вертолету, а опрометью бежать от него, как можно дальше, бросив все, включая палатку! И это было бы правильное бесстрашие, потому что новую палатку можно купить, а новую жизнь – вряд ли.
Но, наверно, и это тоже не было бы бесстрашием. Потому что бежать – значит, бояться. А бояться – это не быть смелым, а как раз наоборот.
Да и что толку было б бежать? Если вдуматься - совершенно бесполезное занятие. Решетниковские охранники все равно поймали бы его. И? Последствия были бы другими? Или теми же самыми?
Пожалуй, по большому счету, даже на самом первом этапе предотвратить то, что потом произошло, было все равно невозможно…
А позже? Когда Решетник махнул своей коротенькой пухлой ручкой, приказывая застелить поляну коврами? Андрею все еще было любопытно: зачем это? Он слыхал, что олигархи частенько развлекают себя охотой в лесхозах. Он все еще думал, что цель прилета Решетника – все-таки охота. А девицы – так, дополнительный штрих. Маленький гарнир к охотничьим удовольствиям. Андрей даже предположить не мог, что как раз девицы – основное блюдо. Девицы - и теперь уже они, с Толяном.
Значит, все-таки виной дальнейшему была его глупость. То есть бесстрашие. Ведь если б он проявил ум, попытался догадаться для чего их позвали к вертолету, и для чего начали раскатывать по поляне заранее привезенные ковры, то все-таки смог бы что-нибудь придумать. И для него не было б таким неожиданным дальнейшее.
А догадаться было не сложно. Девицы прямо сказали, что ребят не надо прогонять, что они еще понадобятся. А для чего они с Толяном могли понадобиться девицам? Ведь не для охоты на перепелов!
Но не догадался. Или постарался не догадываться.
И даже когда на расстеленных коврах девицы принялись бодро сбрасывать свою амуницию, освобождаясь не только от штанов и юбок, но и от нижнего белья – он все еще не понимал! Даже улыбался. По-дурацки скалился, глядя на неожиданный стриптиз.
И Решетник улыбался. Маленький человечек, но большой олигарх. Улыбался и довольно потирал свои ручки. А потом обернулся к Андрею и приказал:
- Теперь твоя очередь! Покажи класс! Ну-ка, сколько раз оприходуешь этих телочек? Три? Пять?
И только тут до Андрея дошло, чего от него ждут.
Показательного секса. На глазах у охранников, у летчиков, высунувшихся из своей кабины, и, главное, на глазах у Решетника! Может быть, олигарх был импотентом? Или просто его заводило наблюдение за чужим сексом? Может быть, в этом и состояла цель его экспедиции?
Кто же должен был в этом лесном спектакле исполнять роль могучих самцов на радость Решетнику? Охранники? Летчики? Кто знает… Но тут случайно попались они с Толяном. Свежее мясо. Новый объект для наблюдения.
И вот уже Андрею предстоял секс на потеху этому сборищу.
Наверно, именно тогда он струсил. Ведь он испугался, да! Или ему стало просто противно? И он, покачав отрицательно головой, промямлил:
- Нет…
- Нет? – обрадовался Решетник. – Не пять раз? Неужели ты такой бычок, что и семь раз сможешь их оприходовать? Только давай, знаешь, поизвращенней как-нибудь! Они это любят!
Вот в этот момент Андрей и проявил самое большое своё бесстрашие. То есть абсолютную глупость. Он, совершенно не думая о последствиях, сообщил Решетнику:
- Нет, я не буду. Совсем. Не хочется.
Вот уж бесстрашие так бесстрашие! Незамутненное никакой мыслю. На что он рассчитывал, вот так прямо и откровенно отказывая первому олигарху губернии? Надеялся, что его строптивость останется безнаказанной?
Да нет, ни на что он не рассчитывал. Он даже и не думал ни о каких последствиях.
А о чем думал?
Скорее всего, просто демонстрировал себя. Мол, глядите, какой я крутой: хочу – трахаюсь, не хочу – не трахаюсь. И никто меня не заставит. Даже олигарх! Даже Решетник!
Скорее всего именно так он и думал.
И эти его мысли Решетник понял. Отлично понял! Глаза его снова сощурились, ухмылка сделалась еще шире, обнажая белоснежные зубные протезы, и он сообщил Андрею:
- Будешь.
Сообщил как факт. Как неизбежность.
А Андрей бесстрашно повернулся к нему спиной и сделал шаг к палатке. Всего лишь шаг. Дальше уйти ему не дали.
Уже в следующую секунду он осознал, что лежит на животе, носом в ворс ковра, распластавшись, раскинув руки и ноги. Раскинув, разумеется, не по своей воле: на каждой из его конечностей сидело по мордовороту-охраннику.
- Куда это ты собрался? – вкрадчиво поинтересовался Решетник.
Андрей чуть попытался приподнять голову и уткнулся носом в ботинок. Лакированный, тупорылый, очень дорогой ботинок, во всём своем блеске.
- Э-эй! Вы это что!.. – раздался где-то наверху встревоженный возглас Толяна.
Но Толяна прервали. Короткой автоматной очередью в воздух. И злобным криком одного из охранников:
- Лежать, щенок! Руки за голову!
Визг девиц, испуганных стрельбой, тоже прозвучал, но никого не заинтересовал.
- Ты паренек, лучше не дергайся, - ласково пояснил Решетник Толяну - сияющие ботинки чуть повернулись (их обладатель рассматривал Толяна, с готовностью упавшего по приказу). – Ага, полежи. Не вставай пока. А то ведь мы и заставить можем полежать. Как твоего дружка. Не хочешь так? Вот и давай, лежи себе. Вот и умница!
Ботинки вернулись в исходное положение.
- Ну, а ты, дружок, чего такой гордый? Очень хочешь, чтоб мы тебя тут пристрелили? Вместе с гордостью твоей?
Андрей попробовал шевельнуться – не получилось. На него навалились еще сильнее.
- А-а, жить-то хочется! – удовлетворенно констатировал Решетник.
Тут и наступил апогей безрассудства (то есть – глупости). Тут и захлестнул Андрея приступ неконтролируемой ярости. Ударил в голову, затуманил мозги бессмысленной пеленой, заставил Андрея биться, под тяжестью охранников, кричать...
Что кричать? Андрей даже с некоторым удивлением услышал свой полупридушенный, истерический крик:
- Стреляй, скотина, гад, сволочь!.. Стреляй!.. – ну и так далее. Хлестко и оскорбительно. Специально для нежных ушей олигарха, давно успевших привыкнуть исключительно к лести и преклонению.
Когда же Андрей закончил свои героические выкрики, наступила тишина. Даже птички в листве вдруг примолкли от его безрассудства.
- Стрелять? – задумчиво промолвил Решетник.
Хмыкнул. Потом хохотнул негромко:
- Слышь, Никитка? Он нахамил мне, а теперь дешево отделаться хочет! Как думаешь, а, Никитка - можем мы его пристрелить, оставив хамство его без последствий?
- Не надо его стрелять! – взвыл испуганно Толян где-то совсем рядом – и тоже внизу. Так же как Андрей – с ковра, на который, правда, улегся сам, почти по своей воле. – Не надо! Он нечаянно! Он не будет больше! Простите его!
- Правда, не будет? – озабоченно переспросил Решетник. – Слышь, парень? Говорят, ты больше не будешь. Говорят, ты паинькой станешь, и мы тебя не пристрелим.
Андрей молчал. Потому что бесстрашие кончилось – он четко увидел последствия своих действий. Очень четко – вплоть до отдаленной перспективы в виде могильного холмика. Но с окончанием бесстрашия пришло очень много мыслей. Они толпились в голове, визжали, требовали от Андрея немедленного исправления ситуации: каких-то извинений, просьб о прощении, покаянных оправданий, мольбы… А это тоже было неправильно. Андрей знал наверняка: если проявить слабость, то станет еще хуже. Как только покажешь себя подстилкой – об тебя сразу вытрут ноги. А потом будет еще хреновее.
Хреновее чего? Смерти? – вопили мысли.
Да, смерти. Андрей знал это твердо. Потому что со смертью кончится все: и страдание, и страх, и унижение. «Мертвые сраму не имуть!» - выплыла откуда-то каменная, просто-таки гранитная цитата, которую невозможно было ни обойти, ни объехать, ни переломить никакими доводами. А вот если остаться живым, то после самоунижения можно получить все – и страдание, и страх, и продолжение унижения. Всё. По полной программе. Андрея не обманывала ласковость голоса Решетника. Стоит начать просить прощения, как его, бессильного Андрея, в порошок разотрут, издеваясь. И все равно, скорее всего, потом пристрелят.
Даже сейчас, много времени спустя, Андрей, обдумывая случившееся, по-прежнему был уверен, что извиняться было нельзя: назад дороги уже не было. Он правильно сделал, что промолчал.
Решетник легонько ткнул его ботинком в лоб. Пожаловался с недоумением:
- Молчит… Как партизан. А ну-ка, Никитка, напомни ему, что с партизанами-то было!
- Есть, напомнить! – с готовностью откликнулся тот, кого звали Никиткой.
И, для начала, заломил Андрею правую руку.
Это было больно. Даже очень.
- Ну как? Почувствовал себя партизаном? Настоящим партизаном? – заботливо поинтересовался Решетник. – Не почувствовал? Никитка, не филонь! Что-то ты миндальничаешь с ним!
Боль усилилась. Андрей сжал зубы, ощущая, как через них, независимо от его воли, рвется страдальческий стон. Еще секунда этой боли, и стон бы вырвался наружу, на радость Решетнику.
Но этой секунды не хватило. Боль вдруг прекратилась.
Андрей удивился, и только потом осознал, что перед прекращением боли прозвучал отчетливый хруст.
«Он мне руку сломал!» - дошло до Андрея.
И так ему вдруг стало обидно! И одновременно – всё равно. Совсем всё равно. Ведь то тело, которое он берег, тренировал, за которым ухаживал, – оно теперь было безнадежно испорчено. Перелом может быть когда-то и заживет, но рука красивой, как прежде, уже не станет.
Слово «красивая» применительно к его руке напомнило ему одну девушку… Странную девушку. Магнолию. Являвшуюся на его зов совсем недавно. Это она наивно говорила о различных его частях тела - «красивые». Теперь уж не скажет.
А над Андреем разворачивалась дискуссия. Творческая.
Никитка, демонстрируя безжизненно повисшую правую руку Андрея, говорил, что ее давить бесполезно. И предлагал давить теперь левую руку. Охранник, прижимавший к ковру левую руку, сомневался что такого молчуна возьмешь, выламыванием еще одной руки. И предлагал сломать так же и ногу. Хоть какую – хоть правую, хоть левую.
Порядок навел хозяин.
- Ломай сначала руку, а там посмотрим, - распорядился он.
Андрей почувствовал, движение – заламывая руку, охранник почти перекатил его на бок - перед глазами мелькнула зелень деревьев, туша вертолета, ярко-красная рубашка Толяна.
Толян даже вскочил на ноги, даже кинулся с отчаянным криком к Андрею – но был остановлен кулаком Никитки. И снова упал на ковер – уже вовсе не по своей воле.
Треска ломаемой плечевой кости Андрей на этот раз не услышал – видимо, потерял сознание еще до перелома.
Очнувшись же, с удивлением увидел перед лицом все тот же ковер – мягкий, длинноворсный, синтетический, ядовито-желтый. Неужели с тех пор ничего не произошло?
Оказалось – произошло. Несколько голосов над ним спорили, как сподручнее ломать ногу. Трудность была в том, что кость ноги очень большая, толстая, и сломать ее не просто. Никитка предлагал прострелить кость автоматной очередью – хотя вполне подходящим вариантом считал и одиночный выстрел в бедро.
- Глупости! – прервал его Решетник. – Руками ломать трудновато, да, но стрелять не будем. Найдут потом огнестрел – поднимут расследование - мало ли чего?.. Но сломать можно, есть способ. Ты просто подпрыгни – и всей тяжестью по кости! Вот и всех делов!
Что было дальше Андрею помнилось смутно, кровавое марево не позволяло воспринимать мир ясно. Так, какие-то клочки, обрывки…
По-настоящему отчетливым мир сделала боль.
Андрей открыл глаза и понял, что лежит почти на боку. Вывернутый в такую позу, какую нормальный человек принять не в силах. Рук и ног он не чувствовал, зато дикая боль пульсировала где-то в районе поясницы.
А прямо перед ним, метрах в двух, стоял голый, трясущийся Толян и торопливо кивал головой.
Андрей сначала не понял – чего он кивает-то? А потом до сознания дошел насмешливый голос Решетника:
- Усвоил урок? Будешь слушаться?
Толян все кивал, и лицо у него было совсем белое, а глаза - вытаращенные.
- Всего и делов-то! - весело продолжал Решетник, - Покажешь нам молодого бычка – и свободен! Телочки, вы где? А, вот они, наши девочки! Уже наготове!
Пошевелиться Андрей не мог, но в его поле зрения попали - вдвинулись, вползли чуть ли не на четвереньках - обе девицы. Они тряслись не меньше Толяна. И, как и он, были готовы на все.
- Ну, телочки, давайте, начинайте! Возбуждайте своего бычка! – подбодрил их голос Решетника. – Энергичнее, энергичнее, вы же можете! И не только руками! Покажите, на что способны! А ты, бычок, давай возбуждайся, если не хочешь чтоб и над твоими косточками поработали! Оприходуй телочек!
Руки Толяна лихорадочно сновали по голым плечам и грудям девиц. Дивицы старательно трудились внизу его живота.
- Ну, бычок! Ну, давай же! Ну возбуждайся на телок! – понукал голос Решетника.
Толян шарил по коже девиц все быстрее, глаза у него вытаращивались все больше. И вдруг они наполнялись слезами. Закрывая лицо ладонями, Толян разрыдался, закричал, завыл от ужаса:
- Я не могу-у-у! Он не встает! Я никак не могу-у!
И в этот момент в поле зрения Андрея попал Решетник.
Он сгибался и разгибался, корчась от хохота, как клоун на манеже.
Он упивался бессилием людей. Растоптанных, униженных почти уже не людей. Наслаждался по-настоящему – до исступления, до оргазма.
И когда, отсмеявшись, он хлопнул в ладоши, показывая, что концерт окончен, и пошел к вертолету мимо Андрея, на его светлых летних брюках, в паху, расплывалось темное пятно.
- Всё, всё! – крикнул он охране. – Скатывайте ковры! Тёлочки, живо в кабину! Отбываем!
- А с этими двоими что? – спросил Никитка. – Пристрелить?
- Пускай живут! – весело отозвался Решетник. – В благодарность за хорошую охоту. Неожиданную, конечно, но классную. Давно такой хорошей охоты у нас не было!
- И даже никого не порешили, - как бы поддакнул Никитка, но в его голосе явно сквозили сожаление и разочарование.
Лопасти вертолета начали раскручиваться, мелькая над поляной стремительными тенями, и под грохот взлетающей машины Андрей снова потерял сознание. Теперь-то уж точно ничего нельзя было изменить.

3.
Боль означала одно: он жив.
И еще что-то означала. Что – он сразу и не понял. И лишь когда открыл глаза, сообразил: боль кричала, что его изуродованное тело куда-то тащат.
Над головой мелькали ветки, выше – голубело небо. В нем – рваные белые облака. А Андрея передвигали. Оттого и боль была разной: каждый пенек, каждый сучок, каждая ямка отзывалась новым видом боли.
Боль оказалась на редкость многообразна. Как спектр солнечного луча. Как палитра веселого художника. Да и рисунки мучений, выводимые ею, пылали неистощимой дьявольской фантазией.
Андрей застонал. Движение прекратилось, и над ним склонилось виновато-радостное лицо Толяна.
- Пришел в сознание? Молодец! Андрюха, мы еще выкарабкаемся!
Андрею хотелось сказать, что вот карабкаться-то как раз и не надо – слишком больно. Но не сказал. Даже губу прикусил, чтоб не дай бог не сорвалось. Потому что это была бы жалоба. А жалобы бессмысленны – это раз. Второе – жалобы вредны. Ведь Толян мог принять жалобу во внимание и остановиться. А останавливаться нельзя было ни в коем случае. Наоборот, надо двигаться быстрее, как можно быстрее! И пусть Андрею сейчас больно, но они выйдут к людям – и люди окажут помощь. Прежде всего – медицинскую.
Андрею, конечно, уже не быть прежним красавцем, но переломы можно залечить. А, раз так, то надо сделать все, чтобы их залечить. И даже если после этого навсегда останешься уродливым – это не помеха для мести. А месть теперь - главное в его жизни. Решетник оставил его в живых? Это ошибка, может быть самая большая ошибка в жизни олигарха!
- На чем ты меня тащишь?.. – просипел Андрей.
Тихо так просипел, натужно. Но Толян услышал.
- На палатке. Расстелил палатку, перевязал тебя, как мог, и вот – везу. К реке. Там уже полегче будет. Я плотик собью - поплывем. Плыть-то всего километров десять. Я смотрел по карте – там поселок, там нам помогут!
- Ага, - сказал Андрей.
Или хотел сказать? Собирался да не сказал? Он и сам не мог этого понять. Потому что вновь отключился. И пришел в себя уже под плеск воды.
Над головой опять высилось небо, но уже без веток, а барашки облаков в нём слегка покачивались.
- Плывем, Толян? – пробормотал Андрей.
- Плывем…
- А почему я мокрый?
- Да, понимаешь… Я ж не специалист по плотам… Я старался – и деревья потолще выбирал, и хвороста тебе подстелил, чтоб повыше было, но все одно – просачивается, подлюка! И откуда только берется…
- До поселка далеко?
- Поселок мы уже проплыли… Никого там нету. Врет карта. Когда-то был, а теперь остались одни стены. Да окна пустые. Да проваленные крыши. Я уж, кричал, ходил – никого…
- А дальше есть поселки?
Было невероятно трудно заставить себя говорить. Потому что каждое произнесенное слово означало новую боль. Но Андрей упрямо продолжал говорить. Он не мог позволить боли пересилить себя. Если даже простая боль возьмет над ним верх, то что тогда говорить о Решетнике?
- Дальше? Да нарисовано-то их много, а что там на самом деле?.. Не боись, Андрюха, прорвемся! Куда-нибудь река нас да вынесет!
Голос Толяна был подчеркнуто бодр. Он старался утешить, но Андрей не нуждался в утешении.
- Я не боюсь ничего! – твердо сказал он.
Или прошептал? Или лишь шевельнул губами?
- Что? – склонился к нему Толян.
Но веки Андрея уже опустились, а губы расслабленно приоткрылись, и из их уголка скользнула тонкая ниточка слюны.
- Эх, ты, дружище… - тяжело вздохнул Толян, поправляя запрокинутую голову Андрея.

4.
«Я что-то должен был сделать…» - вспомнил Андрей. Но что?
Ах, да! Отомстить!
«И для этого я должен выздороветь. Обязательно! Совсем выздороветь? Вряд ли это удастся. Но переломы должны полностью зарасти. Я ведь должен буду двигаться: ходить, бегать, бить. Возможно, стрелять. Я должен хорошо отомстить!»
Он открыл глаза. Было темно. И его не качало. И плеска волн не слышно – значит, он не на плоту.
Распахнулась дверь, в темноту ворвался резкий электрический свет вместе с громким, чужим голосом:
- Ну и что? Ведь сам же слыхал! Никого из района они прислать не могут! Так что выбирай – или я буду оперировать, или никто!
- Но вы… Вы ведь выпимши… - этот голос Андрей знал - это был голос Толяна. И опять эти панические нотки! Ну нельзя же быть таким нервным.
- Я? – хохотнул незнакомый голос. – Да я нормальный! Я такой только и бываю! А если б я трезвый был – вот тогда уж точно, оперировать бы не смог! Руки бы дрожали!
- А нельзя ли подождать?.. Отложить операцию? Хоть чуть-чуть? Вдруг кто-нибудь за это время сможет приехать? Может, мы еще раз позвоним?..
- Чудик ты! Довел своего дружка до полного абзаца, а теперь ждать собрался? Да ты ж посмотри, посмотри что у него делается: гангрена всех конечностей! Думаешь, речная водичка стерильная? Ха! А ты его раны в ней столько времени полоскал!
- Я не полоскал. Я вообще старался не смачивать… Я бинтовал…
- Ага, бинтовал он! И добинтовался. Смотри на его ноги… Да не отворачивайся, смотри! Видишь где проходит граница омертвевших тканей? То-то же! А через три часа она будет еще выше - уже в паху. И тогда - прости-прощай! Если в малый таз инфекция проникнет, так уже никто не спасет его. Хоть какое светило прилетит к нам. Хоть из самого Петрограда. Так что резать надо прямо сейчас! Если, конечно, хочешь, чтоб твой дружок жив остался. А если не хочешь – так зачем тогда тащил его в такую даль? Оставил бы помирать в лесу. Или даже прибил бы, чтоб он не мучался. Так бы честнее было!
Андрей тоже хотел принять участие в разговоре, тоже что-то сказать, что-то важное – он и сам не знал что, но это, несказанное, было очень-очень важным… А сказать-то как раз и не получалось. Он лежал и молчал. И это было странно.
Не менее странным было и то, что ему удавалось видеть сразу всех троих: и врача в замызганном белом халате, и растерянного, сгорбившегося Толяна, и… себя.
Вот он, Андрей, лежит на какой-то высокой кушетке. Кушетка застелена желтой клеенкой. А он лежит голый, руки и ноги странно вывернуты – как будто в них образовались дополнительные суставы. И еще этот запах!.. Отвратительный, гнилой запах! И идет он именно от него, от Андрея - от его рук и ног.
- Да ты, пацан, зря боишься! – хохотнул доктор. – Я этих операций знаешь сколько переделал пока здесь работаю! О, брат! Думаешь, ты один такой, кто приволок дружка из лесу в терминальной стадии? Да мне все время таких тащат – и охотники, и лесники… Ну не совсем таких – ты уж тут особенно постарался, иссекать круто придется!..
- Но, может быть, хоть руки удастся спасти? – умоляюще проблеял Толян.
- Ну, чудило! Ну объясняю же: попадет инфекция в грудную полость – кранты! Пока гангренозная только конечность – стоит ее удалить, и все в порядке. Но когда гангрена дойдет до грудной полости – пиши пропало. Там же все жизненно важные органы, в груди-то! Там же уже ничего не отрежешь! Понял, дурилка?
- Так у Андрюхи, получается, совсем ничего не останется – ни рук, ни ног? – убитым тоном спросил Толян. - Что я скажу его маме?
- Зато живой будет, мама обрадуется! – уверенно заявил доктор. – Ты ж этого хотел? Чтоб он живой был? Вот он и… эй! Как там тебя – Андрюха! Ты что, помер тут, пока мы разговариваем?..