Судьба в наследство. Елена Ковалевская

Оглавление

• Глава 1.
• Глава 2.
• Глава 3.
• Глава 4.
• Глава 5.
• Глава 6.
• Глава 7.
• Глава 8.
• Глава 9.
• Глава 10.
• Глава 11.
• Глава 12.
• Глава 13.
• Глава 14.
• Глава 15.
• Глава 16.
• Эпилог

Глава 1.

Я поняла, что лежу на чем-то теплом и мягком, а нос щекочет резкий запах дегтя, смешанный с тонким ароматом лавандового масла. Его бы я узнала из тысячи других. Точно так же пахло в лазарете нашего монастыря, в котором я умудрилась поваляться не раз, и не два.
Рядом скрипнула мебель, похоже, кто-то встал и отошел в сторону… Интересно, как я вновь оказалась в лечебнице? Открывать глаза совершенно не хотелось, так хорошо лежать расслабившись, а не бежать с очередным поручением настоятельницы… Но надо, надо…
А вот не буду!
Скрипнула дверь, и рядом раздались голоса: один незнакомый, с жутким акцентом, а второй… О Боже, да это же Агнесс! И тут же разом нахлынули воспоминания о битве на камнях, о ранении, о том, как мы доставляли срочное письмо в Святой Город… И я невольно распахнула глаза.
Оказалось, что я лежу в незнакомом полутемном помещении, с низким сводчатым потолком. Чуть в стороне, перед большим прогоревшим камином стоит простой стул с высокой спинкой. Возле моей кровати сто6ит пышнотелая тетка в широком балахоне, который носят только бедные женщины в северных областях Лукерма, а рядом с ней Агнесс. Девочка оказалась обряженной в похожую просторную хламиду, подпоясанную узким ремнем. Из прорези горловины, сползавшей на плечо, виднелась обыкновенная уставная орденская рубашка, голова была непокрыта, и теперь волосы, отросшие за время путешествия, доставали до плеч. На ногах у нее красовались странные башмаки из расшитого войлока.
- Она надо пить этот, - меж тем с трудом произнесла сказала толстуха. В руках она держала какую-то плошку. – Она пить и скоро - хорошо. Понимать?
- Ой, а вы точно уверены, что это поможет? А то она все лежит и лежит, – всплеснула руками Агнесс.
Толстуха задумалась на пару мгновений и сказала:
- Верю. Помогать, и скоро хорошо, - и тут же бойко залопотала по своему: - Tytt?, jonka haluat, on hyvin loukkaantunut. Mutta h?n pian toipuu1, - я с удивлением узнала родной язык племен гугритов, на котором в союзе разговаривали только они. Жалкая горстка этих варваров еще продолжала упрямо цепляться за свою веру, за свои традиции, противясь истинному учению Господа и Матери Церкви.
Агнесс отчаянно всплеснула руками.
- Я не понимаю, что ты говоришь! Совсем не понимаю! Слышишь меня?! Скажи нормальным языком.
Не выдержав, я решила подать голос.
- Где мы? – он оказался неожиданно слабым и хриплым. И я сама была слаба до невероятности!
- Есфирь! – девочка с радостным вскриком бросилась ко мне. – Ты очнулась! Наконец-то! Я так рада, так рада! – и подскочив к кровати, схватила руку, лежавшую поверх одеяла, и прижала к своей груди. Из ее глаз побежали слезы. – Я так за тебя волновалась, и Юозапа тоже и Гертруда! И вообще, это было так ужасно! Так страшно!
Тут толстуха наклонилась и положила шершавую ладонь на лоб.
- Se ei ole l?mp??2, - сказала она на своем языке и добавила: - Ты холод, хорошо. Скоро совсем хорошо. Можно идти, но не делать драка. Рано, очень рано.
Я пристально посмотрела на нее, а потом повторила свой вопрос для Агнесс:
- Где мы?
- Не волнуйся мы в монастыре Святого Кристобаля Сподвижника. Мы доехали, - радостно защебетала девочка.
Я еще раз внимательно оглядела толстуху, которая молча выдернула мою руку из цепких пальчиков Агнесс и вновь положила поверх одеяла.
- Тогда что она тут делает? – следующий мой вопрос прозвучал еще тише, чем предыдущий. В горле было сухо, как в пустыне.
В мужском ордене не могло быть женщин. То есть могло, но временно, вроде того, как я привозила письмо в монастырь Варфоломея Карающего. Хотя ладно, может эта могучая женщина живет неподалеку…
- Ты лежать, молчать, - влезла в разговор та. – Ты, - женщина указала на девочку. – Пить ей. Потом спать ей. Понимать? Не мешать, не плакать. Спать. Понимать?
Девочка закивала головой, смахнув слезы:
- Я поняла, поняла, - и совершенно неожиданно добавила: - Ymm?rt??3.
Толстуха кивнула, а потом с важностью, которая была бы в пору даже кардиналу, вышла из комнаты.
- Агнесс, - хрипло начала я, но она положила ладошку мне на губы и сказала:
- Ута запретила тебе говорить, поэтому молчи. Я сейчас напою тебя отваром, ты поспишь, а потом все будет хорошо. Ведь, правда, хорошо?!
- Агнесс, - я попыталась произнести это более грозно, однако ничего не вышло. Господи, да я толком пошевелиться-то не могла, напоминая себе новорожденного котенка!
- Нет, нет, - замотала головой девочка, поднося плошку с каким-то варевом. – Сейчас тебе нужно молчать. Вот попьешь, поспишь, и тогда поговорим. Тогда я все расскажу.
С неожиданным проворством, выдававшим немалую сноровку в таких делах, она приподняла мою голову, подпихнула глиняный край посудины к губам и, наклонив, заставила сделать несколько глотков.
Фу-у!.. Смесь котовника, мяты, шалфея и еще бог знает чего...
- Ну вот, - удовлетворенно произнесла девочка, опуская мою голову обратно. Она поставила пустую плошку на табурет, что стоял возле кровати, и поправила одеяло. – Теперь давай закрывай глаза и спи.
Я уже хотела возмутиться, но неожиданно для себя провалилась в глубокий сон.

Проснулась от тихого скрипа дверных петель, в комнату входила Ута. Поскольку обе ее руки были заняты большими мисками, она затворила ее спиной, точнее объемным задом, и неспешно подошла ко мне.
- Ei unessa?4 – спросила она по-своему, а затем повторила: - Не спать? Хорошо. Смотреть бок. Vaikka kiitoksia kopioinnin, mutta olet onnekas. Toinen ei ole s?ilynyt.5 Ты - Оннекас. Твой Бог - любить тебя. Твой муж - есть радованный. Ты - сила. Olet vahva6.
Говоря все это, она поставила миски на табурет, стащила с меня одеяло и ловко повернула на левый бок. Я ужаснулась, увидев свое тело, изрядно смахивающее на скелет - одна кожа да кости! Все мясо, которое раньше на мне было, теперь усохло, ноги походили на две тонкие палки, руки - не лучше! Кости таза торчали вверх, так и норовя прорвать синюшную кожу. О-хо-хо! Эк, меня ушатало!.. Это ж мне теперь всю зиму придется здесь отлеживаться! Как же быть?! Я и так всех жутко этим ранением задержала. Как придут девочки, надо будет посовещаться и решить, как быть дальше. Ох, взгреет нас настоятельница по первое число за столь длительное путешествие!..
- Ты терпеть. Хорошо? – прервала мои размышления Ута. В уме я уже не смела назвать ее толстухой. Как никак она меня выхаживала! - Сейчас я нитки вынуть. Рана зажить. Тебе потерпеть, Оннекас, - и ткнула меня пальцем в бок.
Я поняла, что сейчас она будет снимать швы. Поэтому чуть извернулась, чтобы рассмотреть багровый рубец, стянутый льняными нитями: он начинался от нижних ребер и уходил наискось куда-то под лопатку. Ничего себе, меня развалили! Едва ли не пополам!..
А женщина, придерживая меня одной рукой, взяла из большой плошки тряпку, резко пахнущую дегтем, и протерла шов. Затем подхватила маленький острый нож и, разрезав пару стежков, ловко дернула.
Я невольно вздрогнула, ощущение было не из приятных.
- Терпеть, - повторила она, разрезая следующую пару стежков, и не давая мне опомниться, тут же дернула.
Но я была уже готова, лишь зубы покрепче сцепила. Ничего, и не такое бывало! Все-таки деготь - не уксус, так не жжет.
Ута за какие-то четверть часа выдернула из шва все нитки, еще раз смазала чуть кровоточащий рубец смесью дегтя и лавандового масла, и, обмотав меня от подмышек до талии полотнищем чистой ткани, не говоря ни слова, удалилась. Я же, невероятно устав от такой мелочи как снятие шва, вновь задремала.

На этот раз я проснулась от чудеснейшего запаха мяса. Мой желудок взвыл едва ли не на всю комнату, мигом напомнив как же мне хочется есть. Открыв глаза, я увидела Агнесс тащившую корзину, из которой шел этот божественный аромат.
- Ой, ты проснулась?! – ее улыбка походила на солнышко, выглянувшее из-за туч. – А я тебе поесть принесла. Саллоу приготовила такой чудесный мясной суп из зайчатины. Ушастого сегодня с утра брат Мурскё в силок поймал. Он сказал, что его специально для Оннекас ловил, то есть для тебя, - девочка водрузила на табуретку корзину, достала оттуда небольшой горшочек и деревянную ложку. - Ну, сама сможешь поесть, или тебя пока покормить? – поинтересовалась она.
- Давай, сама попытаюсь, - немного хрипловато предложила я и, улыбнувшись, добавила: – А то чего-то я залежалась.
- Это верно, - кивнула девочка. – Ты не поверишь Есфирь, но так было страшно, пока мы тебя везли. Юза все боялась, что не успеем, а Гертруда ругала ее, что та позволила тебе в седле ехать. Если бы мы на следующий день не встретили брата Мурскё и старшего брата Вайво, все могло бы кончиться плохо. На пути такие буреломы попадались, Юза все опасалась, чтобы кони себе ноги не переломали, и мы насовсем в лесу не остались. Верхом местами было сложно проехать, а с волокушей и вовсе тяжело приходилось. Но кончилось все хорошо! Братья взвалили себе на плечи носилки и прошагали так целый день. Представляешь, целый день?! Не останавливаясь! Даже Гертруда к вечеру устала, а они нет, - и резко поменяв тему, спросила: - Тебе подушку повыше сделать? А то, наверное, неудобно.
Она положила горшок и ложку обратно в корзину, и, привстав, вздернула мою подушку чуть выше. Затем кое-как с моей помощью помогла сесть и вновь достала суп.
- Вот. Держи, - она сунула в руку мне ложку, а горшочек оставила у себя.
Я неловко зачерпнула из него и отправила себе в рот. М-м-м! Боже, как вкусно! Есть хотелось просто зверски.
Агнесс продолжала тараторить:
- Знаешь, когда мы приехали сюда, Юозапа жутко ругалась, и даже хотела немедленно уехать, и только настоятель Лемихарий ее удержал. Она обозвала Ёлли - жену брата Бьерна грязной… Ой ну этого я тебе повторять не буду, потому что не все запомнила. А она так сильно ругалась, и за оружие все хваталась. Но потом все же немного успокоилась, когда ей настоятель сказал, что сам их в церкви венчал. Знаешь у Ёлли такие милые мальчик и девочка в прошлом месяце родились, я их уже видела. Я бы тоже хотела детишек… Брату Бьерну так повезло, у него такая красивая жена!
- Кто у него?! – я аж подавилась. Первые минуты, пока Агнесс рассказывала мне это все, я была очень голодна и не соображала, что она говорит, но теперь, когда мне повторили три раза…
- Жена, - спокойно пояснила девочка, явно не понимая, чего я так удивлена.
- У любого священнослужителя не может быть ни мужа, ни жены! – сдавленно начала я. – Мы все даем обет безбрачия и целибата! Агнесс, ты что?! Этого быть не может!
- Почему?! – теперь девочка удивилась. – Ораван – жена младшего брата Ульво, у них дочка Луми уже есть. У брата Соан и Кауны – двое близнецов. А позавчера была свадьба у старшего брата Ильвексена и родной сестры брата Уно – Лийвало. Все законно. Ты же сама мне объясняла. Ну, помнишь тогда в Святом Городе? Ты говорила, что если мужчина и женщина живут вместе как муж и жена, то ничего плохого не будет, что это очень хорошо.
- Но не церковники, - с трудом выдавила я из себя, ошарашено слушая Агнесс. – Мы НЕ выходим замуж, и НЕ женимся! Чтоб жениться или выйти замуж, нужно покинуть орден, уйти из церкви. А это не так-то просто. Мало того, что нужно разрешение настоятеля того монастыря, где ты находишься, так еще нужно, чтобы это одобрил епископ твоей епархии! Девочка моя, таков закон! Так сказано в Писании! – и с надеждой переспросила: - Может, ты все-таки ошибаешься?
Агнесс помотала головой.
- Не-а. Поэтому-то Юозапа ругалась; даже Гертруда ругалась. Она говорила, что этот монастырь неправильный, что здешние блудни - происки Искусителя. И когда они уезжали, то очень не хотели оставлять тут тебя и меня. Юза сказала – если бы не тетин приказ, то она бы забрала меня отсюда немедленно.
- В это я верю, - прошептала, я, осмысливая ее слова, а потом уточнила: - Так что, девочки уже уехали?
- Да, - кивнула Агнесс. – Как только у тебя жар спадать начал, и ты перестала метаться в бреду, они уехали. Герта очень торопилась обратно, хотела как можно скорее сообщить тете, что со мной все в порядке. Что я на месте.
- Долго я так провалялась? - поинтересовалась я, проглотив пару ложек.
- Две недели точно, - ответила Агнесс. – Едва тебя привезли сюда, Ута взялась за лечение. Она долго с тобой возилась, что-то делала - я не видела что, меня не пускали - но на пятый день ты перестала метаться в горячке. А потом когда тебе стало легче, то есть - Ута сказала, что теперь ты точно поправишься, сестры подождали еще пару дней и поехали в орден. Гертруда все Юзу подгоняла, говорила, что надо торопиться, пока дорогу совсем не завалило.
- Ясно, - выдохнула я, проглатывая очередную ложку. – А сестры просили что-нибудь мне передать?
- Нет, - в раздумьях девочка пожала плечами. – Вроде, ничего. Ну, сказали, что как только ты выздоровеешь, так возвращайся домой в монастырь, а так - больше ничего.
- Ладно, - махнула я ложкой. – Все я наелась, забирай.
Агнесс заглянула в горшочек, и изогнула бровь:
- Ты мало съела? Ута сказала, что ты должна скушать не меньше половины.
- Мне хватит, - отмахнулась я, чувствуя, что сыта.
- Есфирь! – девочка попыталась скопировать интонацию Юзы, когда та начинала мне что-нибудь выговаривать. – Если ты не будешь есть, ты не поправишься, - и вдруг неожиданно предложила: - Ой, а давай я тебя с ложечки покормлю, а?
Я улыбнулась:
- Нет, чуть попозже. Хорошо?
Агнесс еще раз с сомненьем заглянула в горшочек, но потом, вздохнув, убрала его в корзину.
- Ладно, - согласилась она. – Но только потом - обязательно доешь.
Прикрыв глаза, я сползла с подушки, что-то меня быстро разморило. А девочка, встав с моей постели, достала откуда-то шитье и, пересев на стул возле камина, принялась за работу. Я же из-под полуопущенных век стала смотреть на нее.
Агнесс, то есть Ирена была очень красивой девушкой. Жаль, что мы ей тогда волосы срезали, с косой она была бы чудо как хороша… Э-эх! Ей бы на балах при дворе блистать, а не в этой глуши по задворкам Союза прятаться. Не повезло ей не в то время родиться, ох не повезло!.. Она еще не понимает, что ее жизнь наперекосяк пошла, что всю судьбу ей поломали. А может и понимает, только пока значения не придает…

Через неделю я начала вставать. И хотя шатало меня безбожно, лежать лежнем было нельзя. Ута заставляла меня по нескольку раз в день подниматься и ходить по комнате, внимательно следя при этом, чтобы я не упала. Она говорила, что мне нужно больше двигаться, тогда я скорее выздоровею. Правда разобрать ее слова можно было с пятого на десятое, но я быстро приноровилась понимать ее. Большую часть времени со мной проводила Агнесс, но иногда забегали и жители монастыря. Хотя, честно говоря, монастырем назвать это место у меня язык не поворачивался. Из рассказов Агнесс я поняла, что настоятель Лемихарий, чтобы склонить гугритов в Истинную Веру, разрешил новообращенным братьям жениться.
После этого я целый час ругалась, не переставая, и остановилась лишь тогда, когда девочка попросила повторить меня последнюю фразу, сказав, что такого она еще не слышала и хотела бы запомнить. И хоть потом я постаралась сдержать распиравшее негодование, для себя решила, что обязательно побеседую на эту тему с его высокопреподобием.
И уже на следующий же день, как только начала более-менее ковылять, я порывалась дойти до здешнего настоятеля. Однако Ута, грозно посмотрев на меня, выдала:
- Оннекас, ты глупо. Для дева муж - есть хорошо. Ты сильный дева - очень хорошо. Но ты глупо ругать. Нельзя. Is? Lemiheriy ihmisille7. Муж - есть хорошо! - и не пустила меня за порог комнаты.
Пока я лежала ко мне заглядывали дети и их матери, однако ни один из братьев не переступил порог моей комнаты. Агнесс объяснила мне это, сказав, что меня поселили на женской половине как женщину, с которой не было ее супруга. И пока я пыталась с ошарашенным видом переварить эти слова, она рассмеялась и пояснила, что не стала разуверять всех в том, что у меня его нет, иначе бы мне грозили ухаживания всей мужской братии монастыря.
- Но, а как же ты?! – прохрипела я тогда. - Тебе ни в коем случае нельзя выходить из женского крыла!
В моем мозгу уже рисовался этот ужас, словно бы мы оказались не в Церковном Союзе, а в пресловутом Нурбане, где по рассказам ни одна женщина не смела выходить из дома без сопровождения мужчины.
- Что ты! – еще сильнее закатилась девочка. – Меня здесь считают некрасивой и зовут Варпуста или "Воробушек". Говорят, что я очень маленькая и слабая и из меня получится плохая жена. А вот ты другое дело, ты очень всем понравилась, и сестра Гертруда тоже. За ней знаешь, как бегали?! У-у! Они ее Мённустё назвали, то есть сосна и очень восхищались, когда она брата Кауниса по коридору швырнула, когда тот ей руку и сердце предлагать стал.
- Боже мой, куда мы попали, - пораженно выдавила я. – Это безумие какое-то!
На что девочка пожала плечами и выдала:
- Не знаю, а мне нравится, здесь весело. Дети играют, женщины веселые. Они не ходят с кислыми лицами весь день и не ругают, если допустим, я хочу пройти по середине коридора, а не по его краю. А у тети была тоска зеленая! Все смурные, надутые и молчаливые, ни песен тебе, ни шуток.
- Девочка моя, но служение Богу – это труд и смирение!
- А что трудиться обязательно нужно с кислыми лицами, будто бы Мурронского вина выпили? Или уксуса хлебнули? – возразила мне Агнесс. – По-моему это глупо. Здесь гораздо лучше!

Когда я в первый раз покинула свою комнату и прогулялась по монастырю, то была поражена увиденным. И надо сказать, что не все мое удивление было негативного характера. Сама обитель была огромной и величественной, как вся северная природа. Стены были невообразимой толщины и высоты, и если бы августинцы или варфоломейцы увидели их, то удавились бы от зависти. Огромный монастырский двор мог вместить в себя два, а то и три из виденных мною ранее. Я уж молчу про просторные жилые корпуса и вместительные хозяйственные постройки, с лихвой перекрывающие строения в других обителях.
Храм во славу Господа тоже был невероятно красив. Соборы столицы Церковного Союза были не менее величественны и прекрасны, однако если в них ты себя чувствовал ничтожным червем по сравнению с мощью Господа, то в этом соборе ты ощущал себя наравне с Богом, хотя подобные размышления и есть великий грех. Такое ощущение создавали ровные белые стены, устремляющиеся верх на головокружительную высоту, резные колонны из того же белоснежного камня и невероятно высокие окна из цветного стекла, сквозь которые свободно лился солнечный свет. Абсолютная белизна всего окружения многоцветные блики витражного кружева окон создавали пьянящее ощущение единения со Всевышним.
Оказалось, многое из построенного здесь, было сделано руками и старанием новообращенных из гугритов. Бывшие варвары, а ныне боевые братья ордена Святого Кристобаля Сподвижника были неутомимы как в труде, так и в своем служении Богу. Вот если бы все это делалось с соблюдением канонов Веры, как и в прочих обителях союза, цены бы им не было! А так…
Мне невмоготу было видеть, как плечистый брат, смеясь, хлопает беременную молодку пониже спины и, шепча, что его женщина самая красивая на свете, целует в губы. Это было неправильно! Недопустимо! Мы священнослужители отказываемся от радости телесной, дабы обрести радость святого духа и бытия. А здесь?! Как удастся им, погрязнувшим в плотских утехах, постичь счастье духовной цельности?! Невозможно!..
Кстати, надо заметить - здесь не было отдельно братьев прислужников и боевых братьев, здесь каждый мужчина был боевым братом. Это на женскую долю доставались труды на кухне и по хозяйству. Впрочем, в свободные минуты мужчины выполняли наравне со своими женами работу на кухне, убирали двор, конюшни. Немногие уходили охотиться, принося дичь из леса: то кабана, то косулю. Они были отличными охотниками и рыболовами, все-таки опыт варварской жизни сказывался. Но и те братья, которые еще не женились, не были обделены женским вниманием - о них заботились чужие жены, присматривая как за своими великовозрастными детьми или младшими братьями. Любая из женщин могла предложить им постирать или заштопать рубаху, связать теплые одежды или пошить новые. Я сама слышала, как чья-то из жен, спрашивала совсем молоденького безусого паренька, которого почему-то раньше времени сделали боевым братом, сшить новую рясу, поскольку прежняя ему была уже явно мала.
То, о чем говорили братья и их жены, а большинство из них говорили именно на своем родном языке, мне переводила Кеттуен – дочь Варби и боевого брата Хирви. Эта верткая рыжая девчонка, следовавшая за мной, как привязанная на веревочке, с легкостью лопотала на двух языках и была незаменимым переводчиком. Кстати имя девочке дали, что называется не в бровь, а в глаз: ведь «Кеттуен» на их северном наречии как раз и означало - лиса.
Где-то еще через недельку, когда начала нормально ходить, а не уставать через пять-десять шагов, я направилась к настоятелю этой сумасшедшей обители, чтоб высказать все, что думаю о его монастыре, о его служении Богу в этой глуши.
Его высокопреподобие Лемихария я нашла у него в кабинете, где он работал с бумагами. Постучав в дверь и дождавшись громкого: «Да?!», - вошла.
Кабинет как все здесь в монастыре, было простым светлым, но гармонично-прекрасным. Простые шкафы вдоль стен, массивный стол, деревянные стулья – все было сделано тщательно и с любовью.
- Ваше высокопреподобие, - начала я с порога.
Настоятель сидел за столом, он поднял голову и посмотрел на меня. Это был мужчина лет пятидесяти, весьма высокий, крупный, явно уроженец этих мест. Черты лица были столь же четкими и правильными, как у всех поморов. Светлые волосы, цвета небеленого льна, волосы, легкий загар рыбака, сине-серые, как море осенью, глаза. Он внимательно изучал меня.
– У меня к вам очень серьезный разговор.
- Сядь сначала, - мягко сказал он мне. – А то тебя покачивает.
Настоятель был прав, длинный путь от комнаты, до кабинета не прошел бесследно. Опустившись на предложенный стул, и даже откинувшись на спинку из-за внезапно нахлынувшей слабости, я продолжила:
- Меня очень…
Но отец Лемихарий прервал меня:
- Вижу дочь моя, тебе уже лучше, - голос настоятеля, как глубокий напев главного колокола был мощным и одновременно красивым, и его хотелось слушать, не перебивая. – Это хорошо. Ута говорила мне, что сделала все зависящее от нее, остальное было в руках Господа. А Он, я вижу, любит тебя. Ты выздоравливаешь.
- Да, но…
- Я в тот же день, как тебя к нам доставили, отправлял братьев посмотреть, не бродят ли приятели тех злодеев, что напали на вас у озера Ёрвеллё. Однако когда наш обряд добрался до места сражения, тел уже не было. Похоже, дружки вернулись за ними, едва вы с сестрами ушли. У тебя есть предположение, кто мог нанять этих разбойников? Мне не нравится, что подобные вещи творятся вблизи моей обители.
- Нет, - качнула я головой. Врать настоятелю я не могла, да и желания такого не было. Он одним своим видом внушал трепет и уважение. – Даже понятия не имею. Если у меня и есть догадки, то те, кто бы мог пожелать моей смерти просто не имеют нужных средств, чтоб дотянуться до меня на другом конце Союза.
- Н-да, - глубокомысленно вздохнул он. – Странно. А ты ведь не простая боевая сестра? – подметил он.
- Я старшая боевая сестра, - ответила я. – Но все же не настолько необычная, не настолько важная фигура в политической жизни своего ордена, чтобы кто-то захотел изменить ход событий таким образом.

Глава 2.

Студеная зима, характерная для северо-восточных областей союза в Крисовах оказалась довольно мягкой, но снежной. Который день крупными хлопьями валил снег, отчего по широким улицам Звенича, превратившимся в узкие протоптанные колеи с обеих сторон окруженные сугробами, пройти было довольно проблематично. Грубые башмаки ремесленников и изящные сапожки местных красавиц с одинаковой легкостью вязли в снегу. Стройные нарядные дома, сложенные из светло-серого камня под мокрым снегом превратились в угрюмые бастионы, отчего создавалось впечатление, что весь город нахмурился и весьма недоволен скорыми праздниками. А ведь всего через неделю должны будут состояться торжества в честь тезоименитства Его Святейшества Папы Геласия IX, которые продлятся семь дней. Потом останется всего чуть-чуть, каких-то двенадцать дней и наступит Новый год, сулящий новые празднества. Однако, несмотря на ненастную погоду и безрадостный пейзаж на главных улицах уже нет-нет, да и вспыхивали яркими пятнами флаги и пестрые гирлянды.
Впрочем, в городе были и другие улицы, где раньше пир жизни бурлил круглые сутки, но ныне из-за торжеств Церкви и наводнивших город священнослужителей, а теперь поутих, и лишь изредка распахивающаяся дверь да украдкой выходящий клиент указывали - здесь еще что-то теплится.
Брат Убино и старший брат Дезидерий, переодевшись в мирское платье вольных купцов, выписывая ногами замысловатые кренделя, шли вдоль домов веселого квартала.
- Этот, - пьяным голосом уточнял Убино: высокий и плечистый мужчина у своего не менее крупного спутника. Брат был одет в темно-синий плащ-шаперон13, из-под которого выглядывал зеленый таперт14 с фестонами. Его товарищ, облаченный в точно такой же плащ только с красным подкладом и распахнутый на груди жупон15, имел не менее ухарский вид. Он в ответ с трудом поднимал голову, долго вглядывался в сумрак начинающегося вечера, а потом, промычав нечто нечленораздельное, но по смыслу отрицательное, ронял ее обратно. – И не этот! – переводил брат ответ Дезидерия в понятную речь и, дергая того под руку, тащил к следующему дому.
Так они прошли пару улиц с плотно прижимающимися друг к другу особнячками, пока на очередной вопрос брата, тот утвердительно не боднул головой воздух. От резкого кивка с его головы слетел шаперон. Тогда Убино с терпеливыми, но неточными движениями, какие бывают лишь у человека находящегося в сильном подпитии, натянул капюшон обратно и повлек нестоящего на ногах спутника к заветной двери, над которой кокетливо пристроилась вывеска «Милая шалунья».
Завидев нетрезвых, но явно состоятельных клиентов выглянувший в окошко молодчик приветливо распахнул ее, и двое шатающихся мужчин нырнули в соблазнительно блеснувший полумрак дома терпимости.

Дом виконта Ранзе и миледи Ранзе, урожденной дочери графа Штаверт был самым прекрасным в этих местах – так считал сам виконт, сосланный сюда прежним правителем Винета - Гюставом II, и пока не возвращенный в столицу ко двору Гюставом III. Впрочем, ныне милорд Рензе был искренне рад своей опале, поскольку чистка среди титулованных особ устроенная нынешним правителем и церковной инквизицией, приводила его в легкий ужас. В более серьезный ужас виконта повергло известие, что его дом будет временной резиденцией первого достойного доверия16 одного из боевых орденов. И сейчас в особняке спешным темпом наводили глянец в ожидании столь почетного визитера.
Еще неделю назад виконт дал распоряжение всем слугам, что пока высокий гость будет присутствовать в доме, никаких гуляний проводиться не будет. Миледи перебрав весь свой немалый гардероб, отложила в сторону нарядные и броские платья, а достала из дальнего угла все неприметные и скромные, которые не вызывали бы сомнения в ее набожности и благочестии. Отпрыски Ранзе так же были проинструктированы, как они должны вести себя в присутствии достойного доверия, что им позволяется, а что нет.
А за день до приезда высокопоставленной особы прибыли два хмурых брата в серых плащах, поверх холодно поблескивающих доспехов, и осмотрели особняк с чердака до погребов, пересчитали всю дворню, расспросив у виконта: кто работает в доме, а кто во дворе и какое по продолжительности время. Ознакомились со всеми слугами лично и только после успокоились, заявив, что особняк подходит для временного пребывания его преосвященства.

Констанс прибыл в провинцию Крисовы в самом начале зимы, около двух недель назад. Первоначальной точкой его пути являлся монастырь родного ордена Варфоломея Карающего, но когда спустя всего неделю нахождения в обители его секретарь - брат Боклерк - отыскал в библиотеке требующиеся документы, епископ после некоторого размышления самолично решил приехать в главный город провинции. Поскольку Звенич являлся «городом с вольностями»17, и в нем, как и в вольных городах союза отсутствовал госпиталь, а местное церковное управление – легиторум18 – не мог похвастаться богатством и предоставить покои, подходящие по сану и положению его преосвященству, то епископ вынужден был избрать своей резиденцией один из домов местной знати. И теперь карруса19, в которой путешествовал Констанс со своим секретарем и десятью братьями-сопровождающими верхами, подъезжала к дому виконта Ранзе, расположенному в центре города.
Из-за снегопадов заваливших весь северо-восток провинции путешествие протекало с некоторыми трудностями, и от этого было еще более неспешным. Епископ, раздосадованный этими обстоятельствами, а так же пустыми задержками в пути из-за непогоды, тем не менее, держал недовольство при себе, лишь изредка позволяя выразить его окружающим, в частности брату Боклерку. А секретарь зная, что раздражительность Констанса вызвана скорее целью поездки в Звенич, нежели чем качеством дороги и скоростью передвижения, как мог, заверял его преосвященство в сохранении цели визита в тайне и обнадеживал, что постарается еще до новогодних празднеств разобраться во всех обстоятельствах дела.
Встречать епископа вышло все семейство во главе с виконтом Ранзе, следом за ними на ступеньках дома выстроилась челядь. Едва повозка остановилась, как словно бы ниоткуда появились два брата-сопровождающих прибывших сюда ранее и поспешили опустить борт каррусы. Первым из нее вышел высокий, сухопарый мужчина возрастом около сорока лет, темноволосый с несильными залысинами и намечающейся плешью, с резкими, но незапоминающимися чертами лица. Он был облачен в коричневый плащ, подбитый заячьим мехом, из-под которого выглядывала черная дорожная сутана. Следом за ним выбрался невысокий и сухощавый старец, закутанный в нарядный пелессон, поверх которого было наброшено меховое одеяло. Но оно тут же свалилось с плеч, едва старец распрямился, при выходе из повозки. Один из братьев тут же кинулся поднимать упавшую вещь, а другой поспешил подать руку, чтобы помочь тому спуститься по откинутому борту, как по наклонному трапу.
- Мы рады приветствовать ваше преосвященство в нашем скромном доме, - торжественно провозгласил виконт Рензе, склоняясь в почтительном приветствии. Его супруга сделала глубокий реверанс, сын повторил движение отца, а две дочери скопировали мать. Челядь же согнулась в поясном поклоне.
- Господь будет милостив к вам, - и, окинув всех собравшихся пронзительным взглядом, епископ едва заметно кивнул на приветствие виконта и важно прошествовал в распахнутые двери.

Каминное пламя яркими всполохами играло на начищенных до блеска столовых приборах, весело потрескивало, окутывая ароматом сосновой смолы сидящих в парадной зале. За богато накрытым столом на хозяйском месте по праву старшинства восседал епископ Констанс и вяло ковырялся в поданных блюдах, явно размышляя о чем-то своем. По левую руку от него сидел секретарь, по правую - заметно нервничающие хозяева дома. К ужину были приглашены гости: легат20 - старший викарий его преподобие Адельм со своими заместителями - младшим диаконом - преподобным Кликстом и диаконом - преподобным Слендером, предстоятель главного храма в Звениче – святой отец Бонифаций, а так же наставник аколитов21 при храме - святой отец Маку. На ужине должен был присутствовать баронет Шельц, но он нашел благовидный повод и не явился, предупредив об этом длинным витиеватым письмом, которое доставил его слуга практически перед самым началом трапезы.

Глава 3.

Боклерк перевел взгляд на стоящих у входа братьев:
- Старший брат Дезидерий, - секретарь явно предлагал брату как командиру тройки первому начать разговор.
Мужчина в бордовом жупоне откашлялся, прочищая горло перед началом рассказа, и усевшись на ближайшую к двери кровать, начал:
- После вашего письма мы с братьями покинули обитель и в первых числах зимы прибыли сюда. Поскольку направление поисков вы указали только приблизительное, было решено отправить брата Карфакса в городской архив, где он под видом помощника купца первой гильдии якобы собирался отыскать старый договор о купли продаже дома в городе, а так же земельных владений неподалеку. После уговоров и солидной мзды ему позволили бывать в ратуше, где он нашел некоторые сведения, которые могли заинтересовать его преосвященство. Мы с братом Убино в свою очередь окольными путями постарались выяснить о творившемся здесь восемнадцать лет назад, но безуспешно до тех пор, пока вы через старшего брата Тиаса не передали нам новые известия. Тогда наши поиски стали более целенаправленными. Первым делом постарались отыскать бумаги о суде над девицами из дома терпимости…
- Судебные документы явно пытались подчистить, - вставил свое слово брат Карфакс; он стоял, прислонившись к дверному косяку. - Но неумело, в городском архиве искуситель ногу сломит, но ничего не разберет. Все свалено кучами на полках, половина свитков порвана, остальные лежат, как попало, совсем не там где должны быть. Впрочем, это нам оказалось на руку, ведь из-за этой неразберихи бумаги не сумели изъять до конца.
- Таким образом, нам удалось отыскать название дома терпимости и описание его хозяина, где епископ Сисварий получил свою болезнь, - продолжил Дезидерий.
- Надо сказать, заведение оказалось не из дешевых, - ухмыльнулся брат Убино. – Но все равно его дороговизна не уберегла Святого Сифилитика! И там оказались точно такие же порченые девки, как и шлюхи в последнем портовом борделе! – однако под строгим взглядом секретаря он тут же стер кривую улыбку с лица.
- Последив за борделем пяток дней мы выяснили, что заведение существует до сих пор, правда у него владелец поменялся. Без охраны он не ходит, с ним всегда минимум четыре головореза. Судя по ухваткам неплохие профи: не наемники конечно, скорее из бывших туркополей, - стал рассказывать дальше старший брат Дезидерий, – но взять с наскока их вряд ли получилось бы, могло выйти излишне шумно. Поскольку в письме вы настаивали на совершенной секретности, мы не стали его хватать, а продолжили слежку.
- Благодаря этому удалось выяснить, что хозяин имеет несколько таких заведений и кучу баб при них, - вновь с бесцеремонным комментарием влез брат Убино, опускаясь на кровать рядом с Дезидерием. – И со всего хозяйства он стрижет деньги, причем немалые. В Звениче в поисках приключений на свою… - тут брат все же сбился, вновь наткнувшись на ледяной взгляд Боклерка, заменив непотребное слово кашлем. – В общем, желающих здесь получить греховное удовольствие полным-полно. Это сейчас народа поубавилось – Святые праздники на носу. А еще неделю назад было пруд пруди искателей всех мастей: от средних ремесленников, до богатых купцов.
- Городская стража к ним не лезет, - вновь подхватил повествование старший брат, стараясь незаметно ткнуть Убино в бок, чтобы тот хоть немного придерживал язык. – Патрули обходят этот квартал стороной, заглядывая туда, лишь когда совсем шумная драка случается, и только если на улице, а уж никак не внутри.
- И церковная стража на эти улицы не заворачивает, - вновь вмешался в разговор Карфакс. Братья дополняли друг друга, внося пояснения в рассказ. – Бейлифатской ветви достаточной для несения стражи и наведения порядка в Звениче, как в городе с вольностями естественно нет. А те силы, что есть в городе, не спешат вмешиваться в происходящее.
- У меня вообще создается впечатление, что здесь все куплено-перекуплено на сто рядов, - едко прокомментировал свое мнение о городе брат Убино, напрочь игнорируя тычки командира. – По слухам у хозяина борделей есть свои люди не только в городской управе, но и в легиторуме. Об этом на каждом углу судачат, только глухой не услышит.
- Мы должны сообщать только проверенные факты, - одернул его Карфакс, но брат отмахнулся от него.
- Дыма без огня не бывает. И здесь, я нюхом чую, не обошлось без подмасливания и подкупа нужных людей. Уж на что Упертому Гюставу было не до внутренних мелких безобразий, но он бы такое не спустил, если б в королевские кабинеты доложили.
- Мы собрались здесь не для того чтобы политику обсуждать и действия кабинета министров Гюстова II, - недовольно отрезал Боклерк; ему явно не нравился чересчур разговорчивый брат. – Однако такие сведения, пусть ничем неподтвержденные, так сказать глас толпы, иногда имеют немаловажное значение. Еще что-нибудь удалось обнаружить?
Старший брат Дезидерий смиренно опустил голову, как бы признавая что это пока все сведения, однако брат Карфакс являющийся из-за небольшого увечья – поврежденного в бою локтя - неполноценным бойцом тройки, и будучи вынужденным переквалифицироваться на работу с бумагами явно желал еще кое-что дополнить.
- Сегодня с утра, мне удалось отыскать кое-какие намеки в архиве. До самих документов добраться не удалось, тогда бы рухнула вся легенда помощника купца первой гильдии. А раскрывать, что у них в документах копаются священнослужители, вряд ли следует. Его преосвященство нам запретил делать подобное. Да и объявлять раньше времени, что такими документами интересуется Церковь тоже не стоит. Так вот, я нашел намеки о неких подарках на крупные суммы барону Мельтишу – градоначальнику города - от граждан под видом пожертвований в пользу казны. Все бы ничего, но простые горожане, пусть и очень состоятельные вряд ли единолично будут вносить до сотни золотом, да при том сразу. В Звениче настолько богатых нет. Даже виконт Рензе, в доме которого была устроена резиденция его преосвященства, не столь обеспечен. Я взял на себя смелость и перепроверил всех местных зажиточных купцов и аристократов. С такими именами, указанными в бумагах нет, и никогда не было. Скорее всего, это вымышленные лица, взятые из воздуха. Из ниоткуда! Брат Боклерк я прошу вас, как приближенному к его преосвященству, а значит имеющему доступ ко всем документам городского архива, узнать вот эти сведения, - Карфакс подал лист, исписанный убористым подчерком. – Мне думается что, раскопав все до конца, нам гораздо легче будет понять суть происходящего в Звениче, а так же гораздо быстрее добраться до корня дела, которое привело вас, а значит и нас сюда.
Секретарь самым внимательным образом прочел написанное.
- Что ж если мне удастся получить эти данные, то положение дел в городе будет рассматриваться совершенно под другим углом. Думаю даже если все удачно повернуть, то… - Боклерк тут же оборвал фразу, и уточнил у Дезидерия: - Это все известия?
- Совершенно верно, - по-военному четко кивнул тот. – Пока все. Будут ли какие-то распоряжения?
Секретарь задумался на пару мгновений.
- Пожалуй, нет. За хозяином дома терпимости вести наблюдение по-прежнему, в архив пока не ходить, вплоть до дополнительного распоряжения. Никаких действий не предпринимать, разве что на всякий случай узнать, что же происходит в этом вертепе, - тут Боклерк впервые на памяти братьев смутился. – То есть я хотел сказать, что следует разузнать какая там обстановка, стражники или охрана. И ни в коем случае не шастать туда под видом клиентов! – секретарь, выдавая наставления, покраснел, словно девица. Ему было явно неловко обсуждать подобные вещи.
- Поздно, - тихо выдохнул брат Убино. – Уже…
На Боклерка от одновременного шока и возмущения напал столбняк, а командир тройки, видя это, поспешил пояснить:
- Мы попали туда под видом сильно загулявших купцов, которые настолько напились, что способны были устроить только пьяный дебош, и после, немного поколышматив охранников, вырубились, где стояли. А проспавшись через пару часов извинились, дали приличные деньги за поломанную мебель да набитые рожи охраны, и в сильном раскаянии удалились, так и не испытав умения местных красоток. Мы выполняем обеты, данные в обители, брат.
И хотя после этих слов секретаря немного отпустило, он продолжил смотреть на мужчин с недоверием.
- Нам с братом Тиасом пора идти, - сухо вымолвил он. – Нас следует провожать?
- Не думаю, - качнул головой Карфакс. – Чем меньше знают о нашей принадлежности к священнослужителям, тем лучше. Да и уходить отсюда весьма безопасно, из дома ведет три запасных выхода, по одному из них я вас провожу.
Он повернул ключ в замке и распахнул дверь.
- А теперь ни слова, и быстро за мной, - предупредил их, и первый исчез в полумраке коридора. Секретарь и Тиас поспешили следом.

Получив сведения от братьев Боклерк с полного согласия и одобрения его преосвященства, все последующие три дня провел в городском архиве. И каждый раз как он отправлялся в ратушу, за ним следом направлялись один или два топтуна. Столь нарочитая слежка за секретарем и всеми остальными сопровождающими епископа велась лишь для того, чтобы они не могли встретиться с нужными им людьми, а вынуждены были не солоно хлебавши, оставаться без важных сведений. Ведь ни один тайный агент или информатор не станет раскрывать себя перед посторонними. Тиасу для очередной встречи с одним из братьев боевой тройки порой приходилось из кожи выпрыгивать, чтобы скинуть со следа прилипчивых топтунов.
Впрочем, в архиве за Боклерком уже не следили, наблюдение за его действиями и препятствование расследованию здесь перекладывалось на другие плечи, а именно служащих архива.
Как и рассказывал брат Карфакс, бумаги находились в ужасающем виде, библиотекари которые должны были за ними наблюдать, не справлялись со своей работой. Желающие найти тот или иной документ, вынуждены были затрачивать на поиски гигантское количество времени, своими раскопками еще больше увеличивая неразбериху. И, несмотря на то, что подобный хаос сыграл только на руку в делах епископа Констанса, секретарь оказался очень недоволен положением дел.
На следующий едва он день явился в ратушу и изъявил желание поработать с бумагами, касающимися ордена Святого Варфоломея Карающего, в архиве начался форменный переполох и светопреставление. Два библиотекаря курирующие документацию попеременно изобразили, что их душит грудная жаба, мучают страшные головные боли и у них вообще случились провалы в памяти. Когда же представление не подействовало, те, перестав изображать недомогающих, сбегали за старшим надзирающим за писчими делами. Тот в свою очередь повторил балаганное действо за починенными, и только после угроз со стороны Боклерка и обещания пригласить сюда четверых братьев-сопровождающих, чтобы устроить самый настоящий погром, а библиотекарей предать суду за ненадлежащее выполнение обязанностей, согласился пустить его в свою святая святых – скрипторий32 и архивные комнаты.
И все эти три дня секретарь потратил на подтверждение сведений, которые ему передал брат Карфакс, за что был своеобразно награжден. Оказалось, намеки, раскопанные Карфаксом, не только соответствуют действительности, но и являются лишь верхушкой айсберга того взяточничества и взаимоукрывательства, что процветают в Звениче.
А вечером третьего дня в пятницу Боклерк уже докладывал его преосвященству о творящемся в городе. Епископ сидел на своем излюбленном месте в кресле перед протопленным камином, и, укутав ноги меховым пледом, внимательно слушал секретаря. Тот, разложив на маленьком тонконогом столике скопированные документы, особо важные отрывки зачитывал в слух.
- Помимо дорогих подарков управляющему городом, подобные преподношения делались и представителям легиторума. Например, в прошлом году старшему викарию Адельму было передано в дар неким горожанином Флавиусом Севорецием девяносто монет золотом, а спустя еще неделю все тем же Сиворецием пятьдесят монет. Такого гражданина в городе нет, я проверял церковные книги, благо у них все в алфавитном порядке записано. Пару лет назад викарию и его помощнику – преподобному Кликсту тоже были сделаны не менее щедрые подарки от некоего Тибора Раскатного. Удивительно, но в городе действительно был Тибор, только он помер аж пять лет тому назад, я лично регистрационную запись видел.
- Да уж, - тихо прокомментировал слова Боклерка Констанс. – Совсем распустились и страх перед разоблачением потеряли. Уверовали в свою безнаказанность. Даже усопшие души к своим махинациям приплели.
- Вот и получается, что в мздоимстве и удовлетворении своих стяжательных потребностей участвуют не только градоначальник со своими приближенными, но верхушка легиторума, которая должна была надзирать за порядком, и в случае таких вот вещей немедленно докладывать в свою епархию, - подытожил доклад секретарь.
- Город насквозь гнилой, - заметил его преосвященство, в задумчивости глядя на рдеющие головни. – И управляющие им - настолько же гнилые. Как говорят? Рыба портиться с головы? Верная мысль, очень верная, - Боклерк молчал, слушая епископа, а тот продолжал: - Не удивительно, что именно в таком месте Сисварий умудрился использовать низменные людские страсти не только себе на утеху, но и на обогащение. Орден дилурийцев всегда был с душком. Всепрощающие они. Как же! Всестяжательсвующие и всегрешащие. Лишь единицы на моей памяти следовали заветам Святого Дилурия, прочие же из-за мягкости устава нарушали его направо и налево.
- Ваше преосвященство, - с каким-то волнением брат перебил рассуждения Констанса. – А ведь и епископ Сисварий и старший викарий Адельм – легат города, принадлежат к одному и тому же ордену.
- А ты только сейчас это заметил? – немного ехидно заметил тот. – Едва прибыв в город и узнав, что в Звениче легиторум представляет орден Святого Дилурия Всепрощающего, я сразу заподозрил, что все здесь не просто так. До этого мне нужны были лишь доказательства моих домыслов, и теперь они у меня есть. Остается лишь разыграть полученные сведения самым выгодным для нас образом. И хотя картина еще не совсем полная - мы не знаем, причастен ли хозяин богомерзкого заведения к подаркам городским управляющим и верхам из легиторума, а так же каким образом он отправляет деньги Сисварию, но направление у нас уже есть. Интересно, через кого шелудивый все это делает? Не самолично же сюда приезжает? - еще немного поразмышляв, повернул голову и посмотрел на секретаря. – Какие-нибудь изменения в поведении хозяина дома терпимости, или его действия могут указать нам на его взаимосвязь с епископом?
- Нет, ваше преосвященство, - отрицательно качнул головой Боклерк. – Братья наблюдают за ним. Все как обычно. Ни о чем особенном Карфакс через брата Тиаса мне не докладывал.
- Угу, - епископ прищурил глаза и хитро улыбнулся, отчего брата мороз по коже продрал. – А почему мы церемонимся с содержателем непристойных заведений, словно он из хрусталя выточен? Хозяин не уважаемый гражданин города и не добропорядочный обыватель... Он сам поставил себя вне закона, как людского так и Божьего. И мы можем поступить с ним не по церковному всепрощению, а как он того заслуживает.
От вкрадчивости тона, которым все было произнесено, секретарь поежился. Так его преосвященство прежде не разговаривал, настолько хищного оскала и предвкушения охотника учуявшего добычу, Боклерк еще не видел.
– Навестите-ка его, да расспросите хорошенько. Так спрашивайте, чтоб вилять не мог и все на духу, как перед святой инквизицией выложил. Погрома, конечно, устраивать не стоит – шумно больно, но вот припугнуть так, чтоб у него от страха расслабление кишок наступило - самое подходящее дело.
- Я этим же вечером через брата Тиаса извещу боевую тройку, и они выполнят ваше пожелание, - быстро ответил секретарь.
- Нет, Боклерк, - отрицательно качнул рукой епископ. – Такие расспросы одним боевым братьям доверять не следует. Ты у меня в курсе всех событий, тебе и нужно с ними идти. Вдруг они по незнанию своему чего спросить не смогут или вовсе пропустят, поскольку в некоторые вещи не посвящены. Тебе необходимо пойти вместе с ними, - секретарь слегка побледнел и нервно сглотнул.
Никогда он еще в жизни не участвовал в подобных авантюрах, ему не доводилось непосредственно на допросах присутствовать. Обычно он писал вопросы на бумаге, а брат Лафе неспешно выпытывал ответы, чтобы после подать ему уже готовые. Если что-то было непонятно, Боклерк уточнял и в пыточной умелец Лафе мигом получал разъяснение. Здесь же, субъекта к палачу не уволочешь: придется все на месте узнавать и пояснения на ходу получать, а в роли непосредственного допросника брату еще бывать не приходилось.
- Как прикажете, ваше преосвященство, - согласился он, кое-как проглотив подступивший к горлу ком. Мало того ему как главному придется допытывать, так еще состоится все это в борделе, что само по себе является уму не постижимым для него, как для священнослужителя.
Подметив внутреннее сопротивление секретаря, Констанс добавил:
- А чтобы разговор сподручней вышел, а главное быстрее и безопасней, возьмешь с собой не только боевую троицу, а еще дополнительно троих братьев из моего сопровождения, - Боклерк склонил голову с благодарностью – наличие еще трех могучих бойцов хоть как-то успокаивало его перед предстоящим действом.

Глава 4.

За месяц до описываемых событий, декабрь 505 года от основания Церковного Союза.

В кабинете царил полный разгром - словно ураган прошелся. Дверцы шкафов были распахнуты, ящики стола вывернуты; книги и бумаги, что находились в комнате - разбросаны по полу. Среди этого беспорядка высокая худая женщина в коричневой рясе, белом горжете34 под коричневым же покровом35 стоя на коленях, собирала рассыпавшиеся листы и складывала их в отдельные аккуратные стопки. За столом, что стоял посредине комнаты, уперев локти в столешницу и обхватив руками голову, в точно таком же одеянии сидела грузная женщина. По ее лицу было видно, что она находилась в полной растерянности.
- Матушка… - обратилась было к ней собиравшая документы – старшая сестра Иеофилия - ее секретарь, но, так и не закончив фразы, продолжила свой труд.
В кабинете на некоторое время воцарилась тишина, прерываемая шорохом расправляемого пергамента и бумаги.
- Иеофилия, я одного не могу понять, почему сестры не подали вестей? – растерянно произнесла настоятельница. Ее голос был тих, и в нем сквозило отчаяние, словно она повторяла один и тот же вопрос бесконечное число раз, но так и не нашла ответа. Та, которой адресовались эти слова, оторвалась от своего занятия и, усевшись на пятки, посмотрела на мать.
- Я не знаю, что могло случиться, - с безграничным терпением обреченного вынужденного говорить одно и тоже, начала Иеофилия. – Но одно установлено точно: сестры переночевали в госпитале Витрии, а дальше их следы теряются. Настоятель обители Святого Августина клялся, что к нему никто не приезжал, а госпиталях расположенных вдоль Битунского тракта и до самых Горличей женщины похожие по описаниям не останавливались. С расследованием мною лично были отправлены Аделаида и Монсерат, а вы знаете, насколько старшая сестра Монсерат въедлива и исполнительна. Но они так никого и не нашли. С одной стороны все произошедшее ужасно, но с другой – так намного лучше для вас. Вы смело можете клясться на Писании, что не знаете, где сейчас скрывается Ирена.
- Да, Иеофилия, да, - покивала головой матушка. – Но у меня сердце разрывается от дурных предчувствий. А если ее уже схватили?
- Боже милостивый! - всплеснула руками та. – Вы опять?! Не стали бы Слушающие в четвертый раз переворачивать с ног на голову ваш кабинет и всю обитель заодно, в поисках малейшей зацепки. Первым бы признаком, что девочку нашли, стал бы их скорый отъезд, а то и ваш арест заодно.
- Да, ты права, - потеряно произнесла матушка. – Как всегда права, но это не успокаивает сердце. А наоборот еще больше тревожит. Я много думала, но так и не смогла понять: почему настолько крупная фигура во власти заинтересована в устранении моей племянницы? Ведь на ее поиски были посланы не только Ищущие, но и сам епископ-суффраган из ближайшего к нам диоцеза Слушающих! Отец Ирены - герцог Мильтон Амт был казнен ужасающим способом, моя дорогая сестра Амарис вместе с ним. Большинство земель отошли по конфискации36 в пользу короны, титул я думаю тоже. Нет никакого смысла искать девочку. Однако на деле все происходит совсем по-другому! – тут настоятельница не то застонала, не то зарычала от бессилия, а потом со всей силы стукнула кулаком по столу, отчего тот содрогнулся. - Мало им смерти Амарис, так они единственное дитя, последний росточек в роду хотят забрать?! Не позволю! Богом клянусь – не позволю!
Секретарь поднялась с колен и с намерением утешить подошла к настоятельнице. Положив ей руки на плечи, женщина чуть сжала их, словно говоря, что все понимает и сочувствует горю, однако нужно быть мужественной и со смирением принимать удары судьбы. Ее высокопреподобие с благодарностью посмотрела на сестру.
- Ах Иеофилия, ты мой самый верный и надежный друг…
Но их прервали: в дверь постучали, а потом в кабинет заглянула одна из сестер.
- Ваше высокопреподобие, к вам в очередной раз его преосвященство епископ-суффраган Себастиан, - сообщила она и исчезла, а в помещение вошел мужчина в темно-бордовой сутане инквизитора.
На вид ему было далеко за пятьдесят лет, невысокого роста и плотного телосложения, которое явно принадлежало человеку, любившему вкусно поесть, но знающего в этом меру. На полуседой голове, словно бы прикрывая солидную плешь, плотно сидела епископская шапочка. Неожиданно ярко-синие глаза смотрели спокойно и чуть-чуть насмешливо, словно бы с ехидцей вопрошая: «Ну, у вас есть еще что-нибудь мне рассказать?».
- Ваше преосвященство, – холодно кивнула мать, тяжело поднимаясь из-за стола.
- Ваше высокопреподобие, - в ответ чуть склонил голову епископ.
Иеофилия, напряженно замерев рядом с креслом настоятельницы, с враждебностью смотрела на вошедшего. Однако инквизитор не удостоил ее вниманием.
- Чем на сей раз обязана? – едко поинтересовалась Серафима. В прозвучавших словах тяжело ворочался сдавленный гнев.
- Ни чем, ни чем, - мягко улыбнулся епископ, однако его пронзительный взгляд по-прежнему остался холодным. – Разве что… Удостойте меня разговором.
- Как в прошлый раз или позапрошлый?! – язвительно заметила настоятельница, намекая на обыски кабинета, последовавшие после беседы с инквизитором.
- Что вы! - махнул рукой тот, деланно изумляясь. – Разве стоит вспоминать об этом. В данный момент у меня к вам весьма дружеский разговор.
- Дружеский? Вот как? – в словах матери сквозило неверие. Было очевидно, что она не хочет с ним говорить, однако выхода у нее не существовало: малейшее препятствие святой инквизиции в свершении правосудия каралось самым жесточайшим образом. – Сегодняшний разгром, мне тоже следует рассматривать как дружеский жест?
Епископ Себастиан укоризненно покачал головой:
- Полноте, достопочтимая настоятельница. Неужели вы думаете, что мне самому доставляет удовольствие причинять вам столько неудобств?! Отнюдь. Однако это мой долг, а он требует безукоснительного исполнения обязанностей, какие бы при этом чувства я не испытывал.
Ее высокопреподобие Серафима исподлобья посмотрела на инквизитора, что-то решая для себя, и заодно боролась с обуревавшими ее чувствами. Наконец кое-как подавив гнев, она тяжело опустилась в кресло.
- Хорошо, – нехотя согласилась она. – Давайте побеседуем.
Однако епископ недовольно махнул рукой и, словно только что заметив беспорядок, сказал:
- Здесь немного не прибрано. Поэтому, я думаю, нам следует прогуляться. У вас в обители замечательная галерея, с которой открывается вид на заснеженный монастырский сад. Для середины декабря на дворе стоит чудесная погода, и нам с вами непременно следует этим воспользоваться. Я буду ждать вас, через пол часа.
С этими словами инквизитор, аккуратно перешагивая через стопки бумаги, вышел.
- Что на сей раз нужно бордовому скорпиону? – недовольно фыркнула сестра-секретарь, едва тот закрыл за собой дверь. – Мало горя он вам принес?! Все так и норовит исподтишка ужалить! Весь кабинет разгромили, сестер допросили, вас измучили! А все неймется ему! Теперь еще на допрос на холод тянет…
- Иеофилия, - оборвала ее настоятельница. – Я понятия не имею, что нужно епископу, но от меня он ничего не добьется. Что бы он не предпринимал, хоть весь день и ночь на морозе в одной рубахе стоять заставил, мне все равно. Я не выдам ему Ирену. Ради нее я готова пожертвовать всем. Никого и ничего не пожалею, лишь бы девочка осталась жива и невредима. Только одного я не знаю – где она сейчас и что с ней. А вдруг инквизитор как-либо мне даст понять, что знает о ее местонахождении?
- Вы думаете такие как он, могут хоть раз проболтаться? – сомнение крупными буквами было написано у сестры на лице.
- Я сейчас готова уповать на что угодно, верить всем, лишь бы получить сведения о племяннице, - отмахнулась от ее слов Серафима, и резко оборвав разговор, приказала: - Позовешь пару сестер понадежнее, и пусть к моему возвращению все здесь будет прибрано.
- Как скажите матушка, - кивнула Иеофилия, а настоятельница, поднявшись из кресла, ушла к себе в спальню.

Погода на улице действительно была чудо как хороша. Свежевыпавший снег искрился на солнце, а легкий морозец срывал с губ облачка пара, что тут же растворить их в хрустальной прозрачности воздуха. Вид с открытой галереи на пригнутые на зиму яблони, что причудливыми холмиками искажали пейзаж, особо не радовал глаз, однако инквизитору зачем-то потребовалось поговорить с настоятельницей без свидетелей, а значит, она должна была непременно пойти.
Епископ-суффраган дожидался ее высокопреподобие, кутаясь в меховой плащ. Он задумчиво обозревал покрытый снегом сад и явно о чем-то усиленно размышлял. Когда настоятельница Серафима подошла к нему, напряженное выражение исчезло с лица инквизитора, сменившись на обычное - иронично-пытливое.
- Ваше высокопреподобие, - учтиво поклонился епископ Себастиан, словно не было его визита в кабинет, и они еще ни разу за день не встречались.
Однако матушка сразу отмела попытку инквизитора начать разговор в любезной манере и довольно резко перешла к делу.
- Мне бы хотелось знать, зачем вы меня сюда пригласили, - голос женщины был сух и холоден. Она занемевшими пальцами удерживала полы шерстяного манто37 запахнутыми, чтоб морозный воздух не забрался под облачение. По легкой одежде можно было судить, что настоятельница не собиралась длить разговор больше необходимого.
Епископ окинул ее высокопреподобие пытливым взглядом, а потом с сожалением вздохнул.
- Очень жаль, что вы настаиваете на спешной беседе. Но это ваше право. Однако мне думается, что в неспешном разговоре можно узнать гораздо больше, нежели чем в прямых вопросах и ответах.
- Мне не о чем с вами разговаривать, - отрезала Серафима. – Я не знаю где моя племянница. Но жизни бы не пожалела, чтобы узнать все ли с ней в порядке.
- Родная кровь, - понимающе улыбнулся епископ. – Она толкает на многое. На необдуманные поступки, на подлость по отношению к другим, к себе…
- Вы меня в чем-то обвиняете? – резко заметила матушка. Пространное замечание Себастиана поставило ее в тупик.
Из-за того, что инквизиторы Слушающих вот уже неделю находились в обители и контролировали каждый шаг сестер, настоятельница сильно нервничала. Бессонные ночи и нескончаемое напряжение делали ее раздражительной и неспособной на угадывание тонких нюансов в разговоре. Нынче ее измученным нервам хотелось ясности и простоты.
- Нет, совсем наоборот, - качнул головой Себастиан, явно недовольный, что женщина вынуждает его быть прямолинейным. – Мне бы хотелось, чтоб все мои слова вы примерили к ситуации с вашей племянницей, - настоятельница еще более нахмурилась, от чего стало ясно, что она окончательно запуталась.
Тогда епископ, оглянувшись по сторонам, вплотную приблизился к ее высокопреподобию и зашептал на ухо:
- Молчите и слушайте! Только учтите, что я вам ничего не говорил и в дальнейшем буду все отрицать.

***

Я безумно обрадовалась, когда увидела вернувшихся сестер. Мы крепко стиснули друг друга, едва не задушив от счастья в объятьях. Как же было здорово вновь оказаться всем вместе! За прошедшие полтора месяца я настолько по ним сильно соскучилась, что теперь не могла поверить, что девочки вновь рядом со мной.
Но вот первый восторг встречи схлынул, и я уже спокойно смогла как следует их рассмотреть. А сестры-то совсем не изменились, разве что лица у них какие-то напряженные, словно что-то их что-то тревожило.
- Девочки, что-нибудь случилось? – осторожно уточнила я.
Герта ухмыльнулась, и, указав глазами на Агнесс, произнесла:
- С чего ты взяла?! Тебе показалось. Мы просто волновались как ты тут, - и еще раз стиснула меня, аж ребра хрустнули.
- Оннекас, - окликнул меня Сепнён. - Sadonkorjuu j??hdytt??. Pilaamaan!38, - и тут же добавил: - Плохо. Все стынет. Иди сюда!
- Ой, девочки извините меня, сейчас, - попросила я сестер. – А то попорчу все, потом еще раз греть - хрупкое будет.
- Иди, - махнула рукой Гертруда, выходя из кузни. – Возись дальше. Мы пока себя в порядок с дороги приведем и поедим.

Несмотря на недовольное ворчание кузнеца, я по-быстрому завершила работу, и, накинув на себя лишь стеганый таперт, прямо в чем была, поспешила к жилым корпусам.
Я начала волноваться, похоже девочки не спроста приехали. Просто так, без повода среди зимы их никто бы обратно не отпустил в эту глушь. Значит, причина для приезда должна быть серьезная.
Сестер я нашла в небольшой женской столовой рядом с общей кухней, они сидели с краю длинного стола и уплетали за обе щеки пироги, испеченные Саллоу и Варби, запивая все это горячим ягодным заваром. Рядом с ними сидела Агнесс и, подперев рукой щеку, смотрела на них, не отрываясь, и при этом едва не светилась от счастья.
- Девочки, вы не представляете, как я рада вас видеть! – воскликнула я, рассматривая напряженные морщинки в уголках их глаз. – Как же я рада!
- Ты бы хоть умылась, - фыркнула в ответ Юозапа. – Вон вся рожа в саже, а за стол лезешь.
- Да ладно, - отмахнулась я. Жизнь в ордене Кристобаля Сподвижника накладывала свой отпечаток, расхолаживая своим спокойствием и необязательностью. – Ничего страшного.
- Ну наконец можно рассказать почему вы приехали? – выпалила Агнесс, перебивая меня, она вся извелась в ожидании. – Теперь-то все в сборе, начинайте.
- По тебе соскучились, - пояснила свое появление Герта и щелкнула девочку по носу. Та сморщилась, а затем чихнула.
- Нет, ну а все же, - продолжила допытываться она.
- Взяли и приехали, - попыталась отмахнуться от нее Юза, наливая себе полную кружку завара. – Мы что, просто так не можем? Обязательно должна быть причина?
Тут к нам подлетела Кеттуен – дочь Варби с мордашкой перемазанной в муке. Сегодня была очередь жены брата Хирви дежурить на кухне и помогать поварихе.
- Оннекас, мама спрашивает, а ты есть будешь? – протараторила она без акцента. – Если да, то она просит Варпусту помочь ей, чтоб быстрее получилось.
- Буду, - кивнула я с улыбкой. Несмотря на странные и волнующие обстоятельства приезда девочек, я продолжала лучиться от счастья.
Малышка ухватила за подол балахона Агнесс и нетерпеливо дернула.
- Пошли, не заставляй Оннекас ждать, она много работала и голодная.
Девочка тяжело вздохнула и встала с явной неохотой. Похоже она ни на минуту не желала расстаться с нами, однако Кеттуэн словно взрослая, уперла кулаки в бока и стала нетерпеливо постукивать ножкой по полу.
- Варпуста ты копуша! - с важным видом произнесла малышка, обвинительно ткнув в нее пальцем. – Всех заставляешь ждать.
В ответ Агнесс показала ей язык и, обернувшись к нам, попросила:
- Только вы без меня ничего не рассказывайте, ладно? - а после припустила за улепетывающей от нее девчушкой.
- Хорошо, - пообещала ей вслед Гертруда, но едва та скрылась за дверью, поинтересовалась: - Значит, здесь тебя зовут Оннекас?
- Ага, - кивнула я. – На местном языке значит «Удачливая». Говорят, чтоб после такого ранения остаться в живых нужно обладать большим везением и быть любимицей Бога.
- Что прямо так и говорят? – скептически заметила Юза, откусывая пирог.
- Так и говорят, - подтвердила я.
- Варвары, - недовольно скривилась она.
- Юза не надо так говорить, - одернула я сестру. – Они все дети Единого Бога, - и тут же ввернув слушанную от отца Лемихария фразу, добавила: - Неужели ты сомневаешься, что все созданное на этом свете возникло не по божьей воле?
Юозапа одарила меня скептическим взглядом и промолчала. Да-а. Вот и пытайся выглядеть умной после этого.
- Ладно, поболтали, и будет, - сменила я, круто сменив тему разговора. Меня все сильнее волновал внезапный приезд сестер, и ждать нового удобного момента я не собиралась. Похоже, они хотели что-то рассказать мне в отсутствие Агнесс, и пока ее не было, я следовало обсудить. – Почему вы на самом деле так рано приехали?
- Да тут такие дела, - вздохнула Герта. – Не знаю, как и начать…
- Как-нибудь уж покороче, - поторопила я ее. – А то наша красавица через четверть часа обратно прибежит и нам еще долго не удастся поговорить наедине.
- Инквизиция в нашем монастыре ищет Агнесс, - кратко выдала все известия Юозапа, наклонившись ко мне поближе, чтоб никто из посторонних ее не услышал.
- …! – шепотом сказала я. – И как успешно?
- Если бы успешно, то сейчас бы мы здесь не сидели, - резонно заметила она, постучав согнутым пальцем себе по лбу. – Думай хоть иногда, что спрашиваешь?! У тебя здесь от махания молотом совсем мозги засохли? Естественно нет! Однако это тоже мало чего меняет.
- Рассказывай, рассказывай, - поторопила я ее, и сестра тихо продолжила:
- Через три дня, после того как вернулись, настоятельница выперла нас сюда обратно. Мы даже обопнуться не успели! В первый день как приехали, даже толком не разделись, а Иеофилия - будь она не ладна, приперлась и передала материн приказ: до закрытия врат отправляться в комендатерию к Беруте и отвезти ей какой-то сверток. Я аж обалдела от требования, а она кинула нам непросохшие вещи и, не слушая дальнейших возражений, выставила вон.
- Все понятно стало, когда мы заявились к Беруте на следующее утро. Она-то нам все и разъяснила, - подхватила рассказ Герта. – Оказывается, все архивы перетрясают Ищущие с другими братьями-инквизиторами из ордена Слушающих. С ними же приехал епископ-суффраган, которому те подчиняются, и лично наблюдает за процессом. Саму настоятельницу с ее верной Иеофилией допрашивает старший дознаватель Ответственных, а всех сестер в обители, приехавшие с ним помощники.
- Мама родная! – выдохнула я ошарашено. Я все ожидала услышать, и чтоб такое?! Неужели Слушающие объединились в поисках с Ответственными?! Такое случалось впервые на моей памяти!
- Вот-вот! – подтвердила Герта и продолжила: - Инквизиторы Слушающих ищут некую Ирену, которая может находиться у нас в ордене. Ты чуешь, откуда ветер дует?! – ее пауза была многозначительной.
Еще бы! Если за поиски взялись братья-инквизиторы, да еще во главе с епископом, то дело обстояло гораздо серьезнее, нежели чем мне в кошмарах могло привидеться. Тут, похоже, были замешаны не только интересы короны Винета, но еще и кого-то из высшего духовенства. А сестра меж тем продолжала:
– А Ответственные раскапывают нечто иное, но вот что именно, узнать не удалось. Мать постаралась сделать так, чтоб мы с ними ни разу не пересеклись. Получилось, что как только я и Юза заявились обратно в монастырь, наша дражайшая секретарь всунула нам едва ли не в зубы по паре сумок с провиантом и барахлом, и отправила обратно сюда, предупредив при этом, чтоб мы никому не говорили, куда едем.
- Но сейчас ты еще больше удивишься, - вновь перехватила речь Юозапа. – Нам в дорогу было дадено по пятьдесят монет золота каждой, включая и тебя.
- А я-то тут причем, - мне был непонятен ход мыслей девочек.
- Сейчас поймешь, - зловеще пообещала Герта и извлекла мятый четырехугольник. – Мы тоже сначала удивились, но потом когда вскрыли посланный тебе Серафимой конверт, заматюкались.
- Девочки, - протянула я укоризненно. – А если бы в пакете что-то тайное было?
- А что там такого могло быть тайного, что тебе знать можно, а нам нельзя?! - изумилась Юза, явно не понимая, чего это я снова начинаю.
Нет ну и как с ними быть?! Никаких личных секретов!
- На вот, читай, - с серьезным видом старшая сестра сунула мне измятое письмо.
Я быстро пробежала глазами по строчкам…
О-хо-хох! Ни хрена себе!
- Вот же-шь …! – потрясенно выдохнула я, враз задрожавшими руками пряча мятую бумагу за пазуху. – Это практически… - я попыталась подобрать подходящее слово, но, так и не найдя, сказала, как думала: - Нам что, предлагают покончить жизнь самоубийством?!
- Вроде того, - многозначительно протянула Юозапа, криво улыбнувшись. – Считай, что настоятельница пытается обезопасить себя и свою племянницу как может. Мы не хотели все это рассказывать в присутствии Агнесс, но именно из-за нас туда и отправляют. Выживем – хорошо, а нет – не беда. Даже еще лучше будет!
- Да, - согласилась я невесело. - Послать нас в разгар военных действий в Лориль, все равно, что заставить пройтись по лезвию ножа и не порезаться.
- Ненавижу я всех этих знатных выскочек, из-за которых нам приходится расковать и жертвовать своей головой! – зло процедила Юза.
- Ну Агнесс-то в этом не виновата, - возразила ей Герта.
- Косвенно виновата, - голос сестры был сух от гнева. – Если бы мать ее нам не впихнула, то мы бы не оказались в такой заднице!
В этом Юозапа была права, что положение наше походило теперь, как она выразилась на полную… Ну в общем, ту самую часть тела. Скорее всего, именно из-за того, что мы единственные знали точное местонахождение Серафиминой племянницы, нас отправляли в центр боевых действий. Где будет война, и насколько крупной и серьезной, настоятельница известила нас в этом же письме. Нурбан собирался напасть на земли Церковного Союза по всему побережью, захватывая Лукерм и прибрежные области Бремула. Незащищенная Лориль - небольшая провинция Лукерма, всегда нищая из-за спорного соседства с Приолонью, не имела даже мало-мальски приличных крепостей, чтобы долго держать там оборону. Мы даже моргнуть не успеем, как эти территории окажутся под войсками султаната. А тут настоятельница под глупейшим предлогом направляет нас туда, где очень удобные гавани для высадки армии и начала военной компании. В общем, нам приказали ехать в самое пекло, где будут наиболее яростные сражения. По ее приказу мы втроем должны будем успеть прибыть в монастырь Святой Эллионы до начала войны. И когда станут вывозить сестер, посвятивших свою жизнь смирению и уединению, защитить их не только от наших ретивых вояк, но и от возможных вражеских захватчиков. Это же бред, полный! Три боевых монашки против армии?!
Мне захотелось засмеяться, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Похоже, нас решили принести в жертву благополучию Агнеес, списывая в расход без долгих раздумий.
Надеюсь, что этих дур, которые за свою жизнь и шагу не ступили за стены своей обители, все же вывезут вглубь страны. Тогда мы сможем мирно пересидеть в центре Лукерма, где-нибудь в Стайрусе, подальше от побережья и войны. А если нет, то… Упокой Господи наши души!
- Инквизиция серьезно взялась за Серафиму, раз она, наплевав даже на возможную преемственность, отправила тебя в Пекло, - печально хмыкнула старшая сестра. – И нас за одно.
- Когда горят пятки, средств особо не выбирают, - саркастически прокомментировала я приказ настоятельницы. – Все-таки не стоит забывать, что мы не настолько важные фигуры, чтобы в любой момент нас не разменяли как пешку на доске. Родовитость и личные заслуги здесь не так уж и важны. Прежде всего, родная кровь не водица, ей всегда будет отдано предпочтение, - Юза согласно кивнула, а я, отложив метания на потом, повернула разговор в другую сторону: - Ладно, с этим все понятно. А почему ее трясут братья из Ответственных, вы хотя бы предположения имеете?
- Ни малейшего, - качнула головой Юза. – Я ж говорю, она нас тут же выпнула обратно, мы даже супротив чирикнуть не успели.
- Да уж, положеньице, - мне хотелось разбить что-нибудь со злости, аж руки чесались, но приходилось терпеть. - Что при Агнесс говорить будем?
- Все в порядке как всегда, что дела у нас лучше всех, - тон старшей сестры совершенно не соответствовал ее словам. – Кстати расскажи, а как у тебя дела на самом деле обстоят? - и, ввернув шпильку в бок, добавила: - Братья особо не домогались?
- Герта! – отмахнулась я от нее. – Есть мне дело до этих коней стоялых! У меня тоже все обстоит не самым лучшим образом. Настоятель согласился приютить Агнесс, но только до начала лета.
- Это как так?! – вскинулась Юозапа. – Выходит, что мы зря ее сюда везли?!
- Зря, не зря, - пожала я плечами. – Только вот после этого приказа, - я постучала по груди, где лежало письмо от настоятельницы, - Нам уже не до Агнесс.
- А что же делать? – в растерянности старшая сестра почесала затылок сквозь горжет.
- Ехать куда отправили, но до этого договориться с настоятелем, чтобы не раньше середины весны он отправил нарочного с письмом, чтобы Серафима вывозила отсюда племянницу. Других вариантов я не виж…
- Так все закругляемся, - перебила меня Герта, - а то вон она наше горе луковое тащит плошку с печевом.
Девочка довольная и разрумянившаяся поставила на стол огромную тарелку с горячими пирогами. Следом за ней Кеттуен принесла мне кувшин завара и большую кружку.
- Кушай, Оннекас. Мама сказала, что тебе нужно много есть, потому что на тебе мало мяса, такой ты не понравишься своему мужу, - и, ошарашив сестер речами, развернулась и пошла обратно.
- Какой муж?! – кое-как выдавила из себя Юозапа, через пару минут наконец-то обретя дар речи. Похоже из всего разговора именно эта «новость» удивила больше всего. – Ты что тут устроила?!
- О! Это долгая история, - наигранно бодро протянула я, и, поиграв бровями, принялась подробно рассказывать сестрам, что за время их отсутствия происходило в этой обители.

Шел четвертый день, как девочки приехали за мной в монастырь. За это время мы успели наболтаться обо всем, а так же серьезно обговорить без Агнесс, что предпринять, чтобы с ней было все в порядке, и что сами станем делать после отъезда. Естественно уезжать никуда не хотелось, но и взбунтоваться мы не могли, приказ – есть приказ. Как заявила мне Юозапа: «Знаешь положение конечно безвыходное, но раньше срока мне туда ехать не горит. Чем меньше мы будем сидеть в обители в Лориле, тем лучше!», - и в этом я была полностью согласна с сестрой. Меня тоже не прельщало тащиться в предвоенную провинцию, где в такое время появляются мародеры на дорогах, и наемники, сбиваясь в большие банды, разыскивают возможного нанимателя, а попутно грабят крестьян, отбирая у тех все, что попадется на глаза.
Агнесс все это время крутилась рядом с нами, совершенно не догадываясь, что мы собираемся отправиться в путь без нее. Девушка щебетала без умолка и была искренне рада, что мы снова все вместе: что, как и прежде Юозапа вечно всем недовольна, Герта добродушна, а я пожизненно у них крайняя. Кстати, какой нагоняй ей устроила ей Юза за непокрытую голову! Она кричала на девочку, пока я не вмешалась и не напомнила, что Агнесс на самом деле не монашка.
В общем, дни проходили весело, но над нами тремя довлел приказ настоятельницы и от этого становилось паскудно на душе. Нет, я, конечно же, понимала, почему мать так поступила - мы ей никто, а девочка - дочь ее родной сестры, ныне скорей всего покойной. Неудивительно, что она постаралась защитить ее от лап инквизиторов всеми возможными способами; всеми правдами и неправдами стараясь, чтобы никто никогда не узнал, где спрятана племянница. Вот только мне никак не хотелось во имя спокойной жизни Агнесс, тащится к бесу на рога, да и сестрам не хотелось тоже. Поэтому в нашем, казалось бы, безоблачном общении, нет-нет, да и проскакивал холодок, только девочка его не замечала. Впрочем, это было и хорошо, незачем ей знать, что умудряется совершать тетка ради ее спасения. Да и нас хоронить раньше времени тоже не стоило.
То, что мы можем не поехать в Приолонь, у нас троих даже тени сомнения не появилось. Приказы не обсуждаются. А вот если настоятельница надеялась, что мы сложим там головы, чтобы унести тайну Агнесс с собой в могилу… В этом я сомневалась очень сильно! Мы тоже не пальцем деланные и абы как воспитанные. Ничего еще побарахтаемся, и глядишь, когда вся эта пена с поисками сама собой сойдет «на нет», сможем спокойно вернуться и продолжать жить дальше, правда, с большей оглядкой на распоряжение матери. Только чтобы смочь вернуться, нам сначала все же придется смотаться в Лориль и просидеть там какое-то время, чтоб настоятельница монастыря элиониток пропечатала бирку на обратную дорогу и направила ответное письмо настоятельнице. Оказывается девочки везли еще одно послание, только в отличие от адресованного мне, его вскрывать не стали, не рискнули вызвать гнев вышестоящих.

Так в конце января, когда основные метели и морозы были еще впереди, мы втроем выехали из монастыря ордена Святого Кристобаля Сподвижника. Было раннее утро, солнце еще не всплыло из-за горизонта, но его блики, отражаясь от снега, давали достаточно света для того чтоб разглядеть дорогу. Провожать в путь нас никто не стал, да и мы, если честно, не хотели. К тому же лишь один отец Лемихарий знал, что мы уезжаем. Он, да еще Сепнён. Вчера вечером кузнец хлопнул меня по плечу и, сказав: «Верной тебе руки и хорошего молота, дочка», - ушел к себе. А с настоятелем накануне перед отъездом я имела продолжительный разговор, в котором попросила его как можно лучше позаботиться об Агнесс, на всякий случай подробно пересказав ему политическую ситуацию в Винете, а так же то, что творилось у нас в ордене. Он пообещал мне в случае чего спрятать Агнесс у гугритов. Кстати накануне нашего отъезда под предлогом помощи Уте девочку отправили в селение и пообещали задержать там на пару дней. За это время мы отъедем на приличное расстояние, и она вряд ли сможет нас догнать. О том, что Агнесс не желает расставаться с нами ни под каким видом, мы поняли из ее разговоров. Все наши пробные попытки начать разговор о нашем отъезде она воспринимала резко, бескомпромиссно заявляя, что в любом случае поедет с нами. Говорила, что сейчас нам не надо никуда спешить, она потом все уладит, объяснив тете, а уж когда наступит весна, мы все вместе поедем туда, куда приказано. Добродушная и немного наивная девочка! Мне кажется, она до сих пор не поняла серьезность своего положения, ведь ей большую часть жизни придется провести здесь на крайнем севере среди усколлинен.

Мы ехали одна за другой, прицепив тех же самых вьючных меринов к седлам. Все почти как и прежде, только Агнесс с нами не было. Но это и к лучшему, теперь не надо будет опасаться за каждый шаг, волноваться из-за нее на каждой стоянке или в гостинице. Пусть теперь за нее у других головы болят.
Дорога проходила в молчании, лишь по вечерам у костра мы перекидывались парой-тройкой слов. Лошади тряской рысцой, местами по дороге, а местами и вспахивая глубокий снег, преодолевали милю за милей.
За неделю неспешной езды мы, обогнув озеро и отроги Пойонских гор, оставив по правую Хейгазег, добрались до Бертроя - небольшого гарнизонного городка, где орден Бедных Братьев Святого Симеона совместно с орденом Братьев Пустынных Земель – самых серьезных рубак после братьев Святого Георгия - держали многочисленную заставу. Она была организована на случай внезапного нападения гугритов-усколлинен, однако последние пол века больше служила сдерживающим фактором для наемников из Хейгазега.
Мы наконец-то рады были попасть в тепло к нормальному очагу, а не сидеть, скукожившись у костра или вдыхать ароматы крестьянской избы, где зимой молодняк у скотины заводили прямо в дом, чтобы не померз ненароком.
Стены города показались издалека, они серым колоссом возвышались среди заснеженных полей. Укрепления были серьезные, ведь наемники, коль обозлятся, шутить не будут, могут многое по камушку раскатать. И чтоб этого не случилось, здесь все построили на совесть.
Мы неспешно преодолели пологую земляную насыпь перед рвом, выехали на укатанную повозками дорогу, ведущую к предмостным укреплениям, чтобы пройти проверку.
Перед воротами барбакана с поднятой решеткой стояли по десятке братьев семионцев и пустынников, они внимательно осматривали въезжающие в город телеги, проверяли подорожные у путешественников. На нас они обратили особое внимание: мало того, что потребовали проездную бирку и пересчитали по головам, так еще рост каждой прикинули, в лицо заглянули. В новой бирке, выданной матерью для пути на юго-запад к морю, которую привезли девочки, четко указывалось наше место назначения и приблизительное время, когда мы должны будем там появиться. Брат-пустынник рассматривающий надписи, прикинул что-то в уме и поинтересовался:
- А вы успеете к концу февраля? Вам еще ехать и ехать.
- Не твоей голове болеть, - сухо и зло отрезала Гертруда.
Действительно, вот сердобольный выискался! Удумал спрашивать – успеем мы к войне или нет? А куда мы денемся…
На что брат равнодушно пожал плечами, и еще раз подозрительно осмотрев Юозапу, вернул мне пластинку.
- Видала? – заострила мое внимание Герта на произошедшем у ворот, когда мы, проехав двор башни перекрывающей подступы к городским стенам, пересекали мост, переброшенный через крепостной ров.
Я покивала головой. Тут все было яснее ясного! Это искали Агнесс. Причем братьям на воротах был дан приказ самым внимательным образом осматривать боевых сестер. А поскольку женский боевой орден единственный по Союзу, то соответственно большого разнообразия в вариантах поиска не имелось. Значит, инквизиторы Слущающих уже докопались, что девочка была вывезена сестрами из ордена и теперь ее могут выдавать за одну из нас. Да-а… Вовремя ее настоятельница спрятала. Ох вовремя! И надо же особо проверяют всех мелких! Ну, меня или Герту за благородную барышню принять сложно, во-первых - рост, во-вторых – разворот плеч.

Глава 5.

От моих слов девочка растерянно захлопала глазами, явно не понимая, почему мы так ошеломлены. Вот святая простота!
Кое-как справившись с потрясением, я ухватила Агнесс за руку и потащила в комнату, что мы сняли на третьем этаже этого же трактира. Девочки, подталкивая ее в спину, поспешили следом. Запихнув девушку первой в помещение, я пропустила сестер и напоследок, окинув коридор цепким взглядом, захлопнула дверь.
- Ты что здесь делаешь?! – напустилась я на нее, едва стараясь не срываться на крик. – Ополоумела сюда соваться?! Здесь церковник на церковнике сидит и церковником погоняет!
- Есфирь я…
Но я перебила ее:
- Как ты здесь оказалась?! Тебя же ищут!
Девочка насупилась, и было видно, что она сейчас заплачет. Она не понимала, почему я так ополчилась.
- Фиря, да не ори ты на нее! – осадила меня Герта, и обратилась к Агнесс: - Ты зачем сюда приехала? Тебя же специально везли к сподвижникам и там оставили.
Наконец та не выдержала и, рухнув на кровать, разрыдалась в голос. Она плакала и, сбиваясь, пыталась рассказать нам, что она очень обиделась, узнав про наш тайный отъезд. Сквозь ее рев мы разобрали, как она торопилась вслед за нами, боясь не успеть.
- Вы… Вы уехали, бросили меня… Почему-у-у? В чем я виновата? Зачем вы… Та-а-ак?!
Юозпа сунула ей в руки кусок чистой тряпицы, потому что девочка вытирала слезы грязным рукавом таперта, оставив разводы на лице.
- Утрись, успокойся, а потом послушай меня, - сурово начала она. Агнесс всхлипнула еще раз, высморкалась и вопросительно подняла на сестру зареванные глаза. – Тебя никто не бросил, тебя специально там оставили для твоей же безопасности.
- Зачем? – прерывисто вздохнула девочка, пытаясь унять все еще набегающие слезы. – Вы же сказали что все хорошо. Я думала, что весной мы вместе поедим обратно к тете, что все закончилось, и я смогу потом вернуться домой к папе…
- Господи Агнесс! – едва не взвыла я. – Какая же ты наивная! – и подскочив к ней, крепко прижала ее к себе. У меня язык не поворачивался сказать, что ее родителей больше нет; об этом мне сообщил настоятель Лемихарий в нашем последнем разговоре, когда я попросила передать весной вести настоятельнице. Как я могла сообщить ей такое?! – Понимаешь, девочка моя, - начала я, пока она, крепко обняла меня за талию и уткнулась лицом в живот. – Мы не хотели тебе многого говорить, не желали, чтоб ты знала… - и, собравшись с силами, на одном дыхании выпалила: - Твоего отца больше нет, и мамы тоже, - Агнесс вздрогнула и еще сильнее вцепилась в меня. – Тебя ищут. И все очень серьезно. Мы не хотели этого говорить, но у твоей тети большие неприятности. Ты должна была обязательно остаться в монастыре. Понимаешь?
- А вы? – глухо донеслось снизу. – Вы не остались…
- Мы не можем, - я принялась гладить ее по голове, стянув с нее ужасный платок. – У нас приказ и мы должны ехать. Твоя тетя приказала нам кое-что сделать.
- Тогда я с вами, - упрямо прозвучало в ответ.
Отцепив ее от себя, я заглянула ей в лицо.
- Ты что не понимаешь?! Тебя ищут, - я пыталась не сорваться. - Это очень опасно.
- Меня и тогда искали, - угрюмо бросила она, – но не нашли, и сейчас не найдут.
- Тебя ищут уже как боевую сестру, - попыталась объяснить я упрямице. Говорить совсем всю правду я не хотела; вдруг ей потом остаток жизни придется жить с осознанием вины. – Уже известно за кого ты себя выдаешь.
- Тогда давайте вернемся вместе, - предложила она. Меня иногда поражала ее детская упертость, но сейчас она переходила все мыслимые приделы. – Я скажу тете, и она все поймет.
- Нет, - отрезала я твердо. – У нас приказ. Мы едем в Лориль, предварительно возвращая тебя к сподвижникам.
- Я не поеду обратно, а отправляюсь с вами, - девочка поджала губы. – Ваши доводы на меня не действуют.
- Да нас на войну послали помирать, лишь бы никто не знал где ты! – рявкнула Гертруда, не выдержав ослиного упрямства Агнесс. – Серафима на многое пошла, чтобы ее драгоценная племянница была жива и здорова! А ты, заявляясь сюда, подставляешь все под угрозу!
- Тетя не могла такого сделать! – девочка побледнела от слов сестры. – Я не верю…
- А придется! – яда в словах Юозапы хватило бы на десяток кобр. - Ты разве не понимаешь, что Герта тебе сказала? Нас отправили только за тем, чтоб мы никогда не вернулись обратно. Это тебе понятно?!
Агнесс, спала с лица, став белее мела, и переводила взгляд с одной на другую, словно бы искала опровержения словам сестер, но не находила.
- Юза, - одернула ее я. – Зачем ты наговариваешь?! Мы точно не знаем, зачем нас направила туда настоятельница.
- А кто только за столом с похоронной рожей сидел?! Неужели я? Я вам с самого начала твердила, что девочка должна знать правду. А вы? Все тряслись над ней как над тепличным цветком. И что в итоге?! Теперь нам ее обратно везти, каким-то чудом протаскивая мимо стражников.
Сестра выговаривала нам с Гертой за малодушие, а Агнесс сидела ни жива, ни мертва.
- Ладно, все, покричали и будет, - попыталась остановить я наш бессмысленный ор. – Сейчас нам надо быстренько решить каким образом мы Агнесс мимо братьев на воротах обратно вывезем, - и, обратившись к девочке, уточнила: - Ты как в город-то попала? И вообще как нас умудрилась найти?!
На что она пожала плечами и потерянно стала рассказывать:
- Очень просто. В тот же день, когда я вернулась от Уты в обитель, узнала, что вы уехали. Я сильно расстроилась и побежала к отцу Лемихарию, чтобы он помог мне. С начала он не хотел меня никуда отпускать, говорил что пообещал вам… Но в конце-концов я его уговорила. Мне дали все, что нужно для дороги, и даже братьев в сопровождение. Те почти до деревни проводили, а уже в самой деревне я напросилась в попутчики к одному крестьянину. Привязала своего жеребца к телеге и сидя вместе с ним на сене в город и въехала. Никто меня не проверял.
От этих слов я до хруста сжала пальцы и прошипела в полголоса:
- Вот паскуда! Ведь обещал святоша! Нет же, выпроводил девчонку за нами следом. За себя побоялся!..
- А что ты хотела?! - резонно заметила Герта. - Естественно, для настоятеля своя шкура дороже. Но ты тоже хороша! – она перевела взгляд на Агнесс. - Под самым носом проскочила! Хозяина запомнила? - Девочка кивнула. – Нужно спешно найти его и чтобы он, если будет уезжать до закрытия врат, тебя обратно вывез.
Будем надеяться, что никто из братьев не догадывался, что в одежде с чужого плеча, в замурзанном платке на телеге везущей фураж может ехать герцогская дочь.
- Я не… - попыталась сказать Агнесс. Но Юза, перебивая ее, прикрикнула:
- Молчи несчастная! От тебя и так одни проблемы! Сказано поедешь обратно – значит поедешь! Одевай обратно свой платок и пошли искать этого крестьянина.
С этими словами Юозапа с самым решительным видом достала свой зимний жакет39, и стала натягивать его прямо поверх поддоспешника. Из-за сильных холодов царивших на севере Лукерма мы вынуждены были помимо привычной для нас одежды надевать дополнительные вещи.
- Юза, - начала было я, но сестра глядя на меня весьма недовольно выдала.
- Все! Мне это надоело! Вы сейчас еще три часа воду в ступе толочь будете. Хватит! Я устала слушать ваши вопли. Сейчас отведу ее обратно к тому хозяину, а вы в это время собирайтесь. Потом встречаемся у ворот, - и, обратившись к Агнесс, уточнила: - Как ты там говоришь, называлась эта деревня?
- Айри, - сдавлено ответила девочка.
- Так вот встречаемся у ворот, а потом догоняем в деревне эту курицу и везем обратно к сподвижникам.
- А… - едва ли не шепотом попыталась что-то произнести Агнесс, но сестра ее одернула.
- Все, я сказала! Бегом!
Юозапа справившись с застежками на жакете, накинула поверх плащ и, вздернув девочку на ноги, потащила к выходу.
У-у-у! Как сестру-то понесло! Давненько она не проявляла свою хватку. Юза могла долго терпеть, зудеть и даже говорить гадости, но однажды, когда дело начинало принимать серьезный оборот, подскакивала и, не рассуждая, решала все за всех. Глядя на ее напористые действия, я до сих пор не понимала, как ее еще не сделали старшей сестрой и не дали свою боевую четверку. Такой командир зазря пропадает!..
Когда девочка с Юозапой вылетели за дверь я, обернувшись к старшей сестре, сказала:
- Ну что? Собираемся. Накрылся наш вольный день медным тазом.
Герта лишь зло рубанула рукой воздух и, бросив: «Действительно, надо было сказать все, как есть, а не тихушничать», - принялась торопливо укладывать сумки.
Собираться нам было недолго, вновь распихали по сумкам то немногое, что успели достать с обеда, и уже стали натягивать зимние жакеты, как к нам постучали.
- Да? – поинтересовалась я, осматривая пуговицу – не оторвалась ли? А то когда я последний раз надевала жакет, она болталась на ниточках.
Дверь отворилась, и в комнату зашло пятеро одоспешеных братьев из ордена Пустынных Земель, и еще парочка маячила в коридоре.
- Сестры ордена Святой Великомученицы Софии Костелийской, - утвердительно произнес один из братьев – их командир. – К вам есть пара вопросов у Ищущего инквизитора города. Прошу проследовать с нами в магистратуру, - и демонстративно положил руку на рукоять фальшиона.
Я растерялась и не знала, что сказать или сделать, но тут к командиру торопливо подошел один из братьев, находившихся в коридоре и, склонившись, что-то прошептал ему на ухо.
- С вами была еще одна сестра. Где она? – тут же спросил возглавлявший пустынников брат.
- Фураж закупать пошла, - наконец-то сориентировалась я. – Я как командир боевой четверки прошу ответить мне – в чем собственно дело.
- Вам в магистрате40 ответят, - оборвал меня брат и поторопил: - На выход. Поживее.
- Тогда позвольте нам одеться, как полагается, - тут же нашлась Гертруда. – Мы же не можем в таком виде. Нам по уставу не положено.
Командир кинул подозрительный взгляд на сестру и разрешил:
- Одевайтесь, - однако не сдвинулся с места.
- Но не при вас же! – деланно возмутилась я. Нам просто жизненно необходимо было остаться хоть пару минут одним. – Неужели вы откажите сестрам по Вере в уважении, а так же соблюдении уставных правил?
Брат поиграл желваками в недолгом раздумье и согласился:
- Хорошо, но быстро.
Едва за пустынниками закрылась дверь, я метнулась к окну; будь благословенна теснота города, из-за которой под окнами более высоких зданий, начинались крыши более низких.
- Давай, живо! – прошипела я Герте, распахивая створки окна.
- Куда?! Сумки! – так же шепотом возмутилась она, но подтащила наши баулы к окну. – С ними не побегаешь!
- Я увожу, ты прячешься, - пояснила я только что пришедшую на ум идею. – Ждешь Юзу и тихо уходишь. Я же громко потяну всех за собой.
- Может я? – предложила сестра, уже скидывая первую сумку на крышу пристройки.
Мотнув головой, я бросила:
- Я легче и Пятый быстрее, - и дернув рукой горловину, сорвала с шеи шнурок с проездной биркой. - Пластину держи, поедите тихо и нормально!
- Ага… - сестра сунула ее в поясной кошель и, глянув на меня, спросила: - Кольчужку накинешь?
- Долго!
- Тогда жакет сверху и щит на спину, - предложила она. – И щит мой возьми, он прочнее.
Натянув на голову подшлемник, я только кивнула и принялась застегивать через пуговицу толстый жакет, а после, подхватив с пола ее щит, закинула за спину вверх тормашками, чтобы не рассадить острым концом спину жеребцу и застегнула ремень через грудь. Пока я возилась с приготовлениями, Гертруда успела поскидывать вниз переметные сумки и стала вылезать сама.
- Живее! - поторопила я ее, натягивая перчатки и цепляя на пояс отложенный в сторону фальшион. Едва сестра спрыгнула вниз, полезла следом.
Соломенная крыша прогибалась под нашим весом и при неудачном шаге грозила обрушиться, но было не до того.
- Прячься, где хочешь, только не внизу! - бросила я и перепрыгнула на навес, прикрывающий поленницу, во внутреннем дворе трактира.
- Встречаемся где, - услышала я сдавленный вскрик напоследок.
- В Айри, - ответила я, и чуть осмотрелась.
С высоты поленицы через забор мне было видно, что двое братьев с гвизармами41 стояли на улице у входа в трактир. «Твою мать! Как плохо! Хоть бы Пятого не попортили», - мелькнуло у меня в голове и я спрыгнула вниз. Судя по звукам, сестра все еще оставалась на верху, но усилено пыталась попасть куда-то прямо через соломенную крышу. Бог ей в помощь!
Тут раздался крик: «Стоять! Она внизу во дворе!», - это кто-то из братьев высунулся из окна нашей комнаты и принялся руководить остальными. А зараза! Теперь не успею. Придется без седла!
Ломанувшись в конюшню, я распахнула двери настежь и, выведя жеребца из стойла, вылетела во двор.
- Ворота держи! – надрывался крикун из окна.
Но поздно, один из братьев стоящих у входа уже распахнул створку, чтобы зайти внутрь и тут же получил шипастым копытом в грудь. Я на Пятом вылетела на заснеженную улицу. Оставшийся у входа в трактир брат попытался достать жеребца по ногам двухъяродовой гвизармой, но мы были уже вне его досягаемости. Тут из дверей трактира на улицу высыпали остальные, и в спину мне ударило – у кого-то из братьев был лук или арбалет. Только бы не в коня! А мне похрен, если не в упор, то щит сдюжит.
Поднялся шум, кто-то куда-то побежал, закричали… Я рискнула оглянуться – один из братьев целился в меня из лука. Саданув Пятого в бок, я вовремя вильнула, а потом и вовсе повернула на другую улицу.
Следовало немного помотаться по городу, создав как можно большую шумиху и сутолоку. Однако затягивать тоже не стоило - перекроют выезды из города, и конец всему. Надо подгадать так, чтобы решетку не успели опустить, но неразбериха получилась уже порядочная.
Шипастые подковы не давали коню проскальзывать на обледенелой мостовой, и я птицей летела вперед. Так теперь поворот направо, а то раньше срока окажусь у ворот … Налево. Ах ты ж! В спину вновь ударило. Похоже, братья догоняют меня через узкие улочки. Ну что пошумим?!
- Пожар! Город горит! – заорала я во всю мощь легких. – Наемники! Пожар!
Сначала народ оторопел, а потом все сильнее и сильнее заволновался, повалил на улицы, а я летела дальше и кричала.
В тесном городе сильнее пожара боятся разве что чуму. Знаю, что нельзя так поступать, но… Уж сильно жить охота!
И поэтому…
- Пожа-а-ар! Гори-и-им! Нае-ё-омники!
Прошло еще пяток минут сумасшедшей скачки, народ запрудил улицы, с беспокойством озираясь по сторонам. Стало не протолкнуться. Еще чуть-чуть и я сама уже не выберусь из города. Пора!
Кое-как развернув Пятого, я направила его к воротам, через которые мы въезжали в город. Теперь самое опасное – предмостные укрепления и воротная башня. Ох, спаси-помоги Святая заступница София! На тебя одну уповаю! Будь милостива к дочери твоей!..
Копыта дробно застучали по укатанному снегу главной улицы; я ударила пятками жеребца, заставляя его пуститься в галоп. Плевать на опасность! Или успею, или все равно уже мертва! Внутренние ворота все ближе… Ну?! Братья увидев меня засуетились… Поздно! Я уже пролетела их! Дальше!.. И тут Пятый, взвизгнув, понес! Теперь все, только держись! Грохот подков по каменному желобу соединяющему барбакан и крепостные стены… Внутренние ворота барбакана… Братья с копьями и гвизармами!..
Оборони София!..
Мимо! Еще чуть… Решетка пошла вниз. Не успеваю?! Распластавшись на шее жеребца, я пролетела под заостренными прутьями… Еще удар в щит на спине, другой… Но я уже далеко, не пробьют… Пологая насыпь после рва… Заснеженное поле… А теперь поворот и… Я огляделась по сторонам: ну что по направлению к Хейгазегу?
И мы помчались…

Через четверть часа я потихоньку начала сдерживать Пятого, иначе загоню. Мальчик и так в пене, да и я уже зад практически не чувствовала. Ох, как тяжко с непривычки-то без седла скакать! Спину чуть саднило; неужели все же достали? А-а-а, потом об этом!
Еще чуть спустя, кое-как сдержав коня, заставила перейти его на шаг и тут же поняла, что он прихрамывает. Ой мать! Оглянувшись, я увидела, что в крупе торчит стрела.
Сволочи! Животина-то в чем виновата?!
Остановив его, я постаралась осторожно сползти, и тут же зашипела от боли – спину нестерпимо защипало. Все же достали. Я кое-как слезла наземь и отстегнула щит. Ух, мама родная! Хорошо, что Гертин взяла, мой бы не выдержал!
Я увидела, что трехгранные наконечники, пробив дерево, торчат изнутри, однако ни один так и не воткнулся в меня. Они лишь рассадили кожу, прорвав толстый жакет и поддоспешник. Ладно, это ерунда, а вот с Пятым… Я осторожно ухватив жеребца за чембур42, повела его к видневшимся невдалеке деревьям. И плевать, что сейчас погоню вышлют, пусть сначала сориентируются в городской толчее!
Добравшись до них, я привязала за повод жеребца к дереву, и, молясь, чтоб недоуздок43 выдержал и Пятый от боли не порвал его, я стала осматривать ранение. Стрела вошла прямо, но не очень глубоко – не больше чем на ширину ладони, рана была небольшая - били противокольчужными. Уже хорошо. Так теперь оставалось извлечь стрелу, только бы наконечник в мышце не остался.
Расстегнув одежду, я вытащила подол рубашки и срезала кусок фальшионом, затем, сложив его, намочила растопленным в ладошках снегом. А потом, зачерпнув полную горсть, прижала к ране на крупе. Жеребец тревожно всхрапнул, но я постаралась успокоить его, похлопав по пояснице.
- Тише малыш, тише. Все будет хорошо.
Когда из-под ладони по боку потекли первые розоватые струйки, я зачерпнула новую горсть снега и снова прижала к ране. Я сделала так раз пять, чтоб место вокруг стрелы замерзло, и коню не было так больно. Своих пальцев на левой руке я тоже не чувствовала, но это ерунда… Главное Пятый.
Ухватив за древко как можно ближе к ране, я потащила не резко, но устойчиво. Жеребец забеспокоился, но я продолжала тянуть. Кровь темной струйкой потекла по шкуре, стрела пошла. Стараясь не поддаваться и не дернуть в сторону из-за рывков коня, который косил на меня карим глазом и нервно всхрапывал, я сумела-таки извлечь стрелу вместе с наконечником. Кровь хлынула обильнее, и я стала вытирать ее заранее подготовленной тканью; не хватало еще, чтоб потом круп у жеребца воспалился из-за какой-нибудь попавшей в рану гадости. Не дай Бог охромеет и все, пиши - пропало! Нам кони здоровые нужны. Мало того, что девчонку обратно везти, так и потом в прочие города не след соваться. Ведь если церковники взялись за дело, то обязательно доведут его до конца.
Продолжая вытирать кровь, я окинула окрестности тревожным взглядом: не видно ли кого. Но нет, на горизонте пока было все чисто, правда небо потихоньку затягивало с севера. Неужели будет снег? Ой как плохо... Мне еще эту деревеньку разыскивать надо! Я без нормальной одежды, Пятый устал, разгорячен и простыть может…
Сняв жакет, я обтерла жеребца внешней стороной куртки, а потом и вовсе накинула ему на спину. Ничего, я-то холод как-нибудь вытерплю, а вот если жеребца потеряю – плохо дело! Да и жакет все равно теперь только на выброс - конский пот едкий и не выстирывается.

Глава 6.

Мы слёту проскочили Айри, оставив где-то далеко позади братьев, которые, скорее всего, заявились по наши души. Но дальше не последовали совету травницы и двинули не на юг по направлению к Тормину, а на юго-запад мимо небольшой деревушки со странным названием Стокра.
Ближе к вечеру поднялась пурга, задул резкий холодный ветер, который бывает только в феврале. Он сек лица и промораживал насквозь, а крохотные снежинки похожие больше на осколки стекла, казалось, резали кожу не хуже ножа. Не выдержав подобной погоды, мы решили завернуть обратно, сделав приличный крюк, и заночевать в тепле.
Уже практически ночью едва не загнав лошадей, мы наконец-то добрались до деревушки и остановились в единственном трактире, сняв все две комнаты. Быстро перекусили и рухнули спать. Завтра с утра пораньше следовало раздобыть чего-нибудь съестного и двинуться в путь.
Мне было очень тревожно: братья дальше по эстафете45 передадут наше описание и уже в следующем городе, куда мы можем заехать для пополнения провианта, нас с распростертыми объятьями будут ждать разъезды орденских братьев вместе со святой инквизицией. Все, что мы могли сделать, чтобы не попасть к ним в руки – это опережать их и надеяться, что со временем они потеряют след. Впрочем, на то, что братья собьются и отстанут от нас, шансов было мало. Скорее всего, они землю носами начнут рыть, но постараются найти нас; мало того среди нас девушка объявленная в розыск Ответственными, так еще уходя из Бертроя, мы их товарищей положили. А такое никто не прощает. Вот и выходило, что из-за глупости и бездумных поступков Агнесс мы оказались по ту сторону церковных законов. А бороться с государственной системой не возможно: как не пытайся, все равно сомнет и перемелет, кем бы ты ни был. Хотя ко мне с сестрами отношение будет даже хуже, чем к прочим – мы же церковники, а значит изменники вдвойне – и если схватят, судить нас станут гораздо суровее, нежели чем простых обывателей.
И теперь у нас был только один выход - что есть силы мчаться в Лориль, но уже не по приказу матери, а для того чтобы спасти свою шкуру. Там скоро начнется война, а значит суматоха, неразбериха, благодаря которой можно будет легко скрыться и затеряться средь толп беженцев, что сыпанут с побережья, или среди защитников, где каждый, кто способен держать оружие и говорит на языке союзных государств уже свой и, следовательно - не враг, а сотоварищ. А после надеяться, что забудется суета с поисками сестер, которые положили трех братьев из ордена Пустынных Земель, и нам удастся тихо вернуться в свою обитель, чтоб потом оттуда еще где-то в течение пары лет даже носа не высовывать.
Ну Агнесс, ну удружила! Хотя мы тоже хороши – сказали бы все сразу без обиняков – ехали бы сейчас себе спокойно, матерясь на приказ настоятельницы, и не опасаясь каждого куста.
Ладно, что попусту воду в ступе толочь: нам сейчас день прошел и ладно, ночь пролетела – уже хорошо; не поймали – значит, живем, барахтаемся.

Ранним утром, еще даже светать не начало, мы были уже на ногах. Следовало убираться отсюда. Я поспешила к трактирщику, чтоб за любые деньги купить у него провианта и фуража для лошадей; все одно монеты от матушкиных щедрот отсыпанные, а не потом и кровью заработанные. Хозяина заведения мне пришлось вытаскивать из постели, ведь деревенские что куры: светло - бодрствуют, темно – спят. Он долго не мог сообразить, что я от него хочу, но когда, наконец, растолковала ему, отрицательно замахал руками.
- Что ты, матушка, что ты! Рази-шь я могу продать тебе такую прорву овса?! Где я его возьму? У меня ведь только для самого себя осталось. А ведь на дворе последний зимний месяц, и еще вся весна впереди. Мне ж свою животину и себя кормить надобно. Трактир - это так, больше для деревенских выпить, да посидеть за беседой, а уж никак не для долгого житья путников. Те, что проезжают больше чем на одну ночь не останавливаются. Овса у меня в дорогу вовсе никто не покупает, разве что в кормушки досыпать требуют – не больше. Хочешь, я тебе сенца хорошего продам? Этого добра у меня много.
- Зачем мне твое сено?! – взвилась я, выслушав долгую речь хозяина. – Мне овес нужен. Я тебе за него полуторную цену дам.
По лицу трактирщика было видно, как жадность от неплохой выручки борется с хозяйской расчетливостью. Однако расчетливость, похоже, все же победила. Он подумал чуток для верности, а потом покачал головой:
- Продав требе требуемую меру, я сейчас выиграю, а потом проиграю. Постояльцы хоть и не частые гости, но все же бывают. А с них доход повыше даже чем с двойной стоимости фуража. Так что уволь матушка. Вот сенцо хорошее продам, а овес нет.
- Тройную цену дам, - выставила я очередное предложение, понимая, что хозяин прав.
Трактирщик что-то прикинул в уме, потом позагибал пальцы, подсчитывая, что выгоднее, а потом сказал, как в воду прыгнул.
- Я тебе четверть требуемой меры продам и за три с половиной цены супротив обычной. Если подходит – бери, а нет… - тут он развел руками, словно бы говоря, что рад бы уступить, но не может.
- Искуситель с тобой! – кивнула я. – Беру. Но мне еще и еды нужно.
Таким же макаром поторговавшись с трактирщиком, я купила у него запасы на три дня, и поспешила к сестрам. Девочки ждали меня уже сидя на сумках.
- Чего так долго? – недовольно бросила Юозапа. – Крову что ли у него торговала?
- Три коровы, - обиделась я. – В общем так, девочки: запасов удалось раздобыть максимум на три дня. А дальше надо их где-то пополнить. Деревенские все продают с неохотой, торгуясь за каждый фунт. Впереди почти месяц зимы и они готовы удавиться за последние крохи, лишь бы им до весны хватило. И поэтому нам надо решать, как ехать: через центральные области, молясь всем Святым, чтобы нас не поймали, но с нормальным довольствием, или по приграничью – голодухой и возможностью нарваться на орденский разъезд с тем же успехом. Ну так что?
- По-моему хрен редьки не слаще, - вздохнула Гертруда. – Мне кажется, нам лучше отправляться по торговому тракту через крупные города. Закупились, заплатили, сколько запросят, все одно деньги не наши и отправились дальше. А мотаться по бездорожью, где зимой каждый след как на ладони виден? Больно надо!
- Поддерживаю, - кивнула я. – А ты Юза? – я хотела узнать мнение всех нас, чтоб в дальнейшем избежать недоразумений.
- Варианты другие есть? – хмуро поинтересовалась сестра и тут же ответила: - Нет. Так чего обсуждать? Развели тут полемику! Сколько у нас в Лукерме вольных городов? Это в основном к ним самые бойкие дороги ведут.
- Тарагрен и Солья на юго-востоке государства и, скорее всего, будут нам по пути, - припомнила я карту. – Остальные вряд ли. А что?
- В них и будем заезжать, там орденской охраны нет, - пояснила Юозапа, не меняя выражения лица. – А остальные минуем по дуге, чтоб ни на кого не наткнуться.
- До Тарагрена отсюда где-то шесть дней пути и то если по прямой, - возразила я ей. – А у нас запасов только на три дня. Чем ты коней кормить будешь? Собой что ли? Нам волей неволей придется в Виану заскакивать.
- Зачем в сам город соваться? – сестра скептически изогнула бровь. – Там же орденцы на головах друг у друга сидят. С нас предместий довольно будет, а там, в караванном дворе или крупном трактире провиант взять и снова в путь.
- Разумно, - кивнула Гертруда. - Тогда Виана, Тарагрен, Солья и мы в Лориле.
- На прямую между Тарагреном и Сольей сплошные холмы, в неделю ни за что не уложимся. Нужно будет через Ромуэль двигать, - в очередной раз возразила я.
- Ну тогда и двинем! – взвилась Юозапа не выдержав пустого обсуждения. – Взялись говорить о том, чего нет! Когда доберемся – там и посмотрим, а сейчас нам бы к Виане подобраться, не напоровшись при этом на боевых братьев с инквизиторами.
- А… - тут подала голос Агнесс, доселе скромно сидевшая в уголке.
- А ты молчи несчастная! – рявкнула на нее Юза. – Делай, что сказано и не спорь с нами.
- Я и не спорю, - тихо прошептала та. – Я просто хотела сказать, что если от меня нужна какая-то помощь, то всегда пожалуйста.
- Спасибо, помогла уже! – сестра с издевкой отвесила ей поясной поклон. – Вовек не забуду! – но потом, видя, что у девочки слезы навернулись на глаза, смягчилась и, подойдя к ней, похлопала по спине. – Ладно, чего уж. Будет. Это, наверно даже лучше, что ты с нами едешь. Я всегда считала, что эта дурная обитель с варварами, выдающими себя за братьев, не место для столь юной девушки.

За те два дня, что добирались до Вианы, мы с надеждой заглядывали во встречавшиеся на нашем пути деревеньки, чтобы сторговать в них провиант и не подъезжать к городу. Однако нашим чаяниям не суждено было сбыться. В феврале, когда половина запасов была уже подъедена самими жителями и скормлена домашней скотине, никто не соглашался что-либо продавать. Какая выгода в том, чтобы сейчас получить деньги, а потом из-за голода зарезать животину, стоящую в три раза дороже, чем им удастся выторговать? Никакой. Вот и пришлось нам подбираться на опасную близость к Виане, куда по осени направлялся тот самый торговый караван достопочтенного купца третьего ранга Гвидобальдо Мейса, с которым мы ехали к сподвижникам.
Предместья Вианы были весьма обширны. Старый торговый город, к которому уже не один век стремился люд, оброс небольшими селениями вокруг, как старый пенек грибами. Затем эти отдельные хутора, трактиры, постоялые дворы из разрозненных слились в кварталы домов, что широким кольцом на добрую милю вокруг опоясывали крепостные стены. Стихийно образовавшиеся улицы оказались кривыми и узкими, и заплутать в них было минутным делом. На свободных от строений местах образовались несколько больших рынков, где возможно было купить все: от драгоценного морского жемчуга до сухого кизяка. А меж ними теснились в огромных количествах трактиры, таверны и прочие едальные заведения, в которых можно было снять комнату: как на час, так и на месяц. За всем этим водоворотом торговой жизни старались строго следить патрули церковников, городская гвардия и местные стражи порядка, набираемые из добровольцев и содержавшиеся на пожертвование в городскую казну.
Городское управление, магистрат, а так же торговая палата и таможня, что выдавали разрешение на торговлю и взимали пошлину за перевозимые товары, находились в самом городе. Купцам, чтобы получить дозволение дальше торговать в Лукерме и заплатить деньги, приходилось проходить через городские ворота, а весь свой скарб, чтоб не тащить его через стражников и соответственно не платить дополнительные деньги за «подушный и поголовный въезд» они оставляли в караванных домах или подворьях, предоставлявших подобные услуги.
Мы гнали лошадей не щадя сил, и когда добрались до городских предместий, то наши скакуны начали спотыкаться от усталости. Нам следовало дать им хотя бы дневной отдых, но и о предосторожности забывать не стоило. Подумав немного, мы отправили коней на постой в общую конюшню у развилки, в которой купцы, торговцы и путешественники, не желающие волноваться за безопасность и возиться с уходом, оставляли своих скакунов. Там за ними и присмотр неплохой будет, да и нам проще в случае чего проще скрыться удастся. К тому же сестры на конях – примета добрая, а вот пешие... Тоже не вариант конечно, однако другого-то нет.
Сняв крохотную комнату в трактире средней паршивости и оставив Агнесс в ней следить за вещами, мы с сестрами подались за закупками. Еще одним соображением не тащить девочку с собой стало опасение, что сведения по эстафете прибыли и на позорной доске уже висят листы с подробным ее, а заодно и нашим описанием. Мы то привычные, скроемся мигом - никто не поймает, а наша курица клювик распахнет и будет стоять, дожидаясь, пока ее патруль заберет.
Первым делом я потащила сестер узнавать в розыске мы или нет. С трудом разминувшись с десятком братьев ордена Святого Симеона, мы добрались до площади, где были развешаны описания примет разыскиваемых преступников. Рассредоточившись и изобразив ленивое любопытство, мы принялись изучать их содержание.
Увы, мои опасения практически сразу же подтвердились: список с парадного портрета, что я видела в Робату, а так же точное словесное описание, но уже с возможным изменением внешности висели на самом видном месте. А сумма, что обещали за поимку девочки, стояла и вовсе баснословная – пятьсот золотых. Уму непостижимо! Мне аж дурно стало от одного представления, кто же может ее разыскивать. Это должны быть люди стоящие в двух шагах от Святого Престола, если не рядом у него. Опять-таки, а кому ж ее разыскивать то?! Отец Агнесс – герцог Амт – один из богатейших людей Винета, вернее был в свое время «одним из», ныне он покойный. Девушка - его единственная наследница, и пока она жива, его величество Гюстав III не сможет передать фамилию другому. Ведь если она вступит в брак, то ее муж сможет претендовать на титул и оставшиеся земли. А допустим, возможный супруг Агнесс очень влиятелен - чем Искуситель не шутит – то тогда разразится свара, по сравнению с которой голодные псы, дерущиеся за кусок мяса, покажутся потешной борьбой.
Такие размышления за доли секунды пронеслись в моем мозгу, а потом я принялась высматривать и наши розыскные листы. Слава богу, их не было! Пока еще не было.
Оглянувшись в поисках сестер, я махнула рукой Юзе, и та, оторвавшись от изучения написанного, поспешила ко мне. По дороге она дернула за рукав Гертруду и уже вместе они подошли.
- Ничего нет, - тихо начала я. – Но не факт, что через час тут ничего не появится. Поэтому лётом на рынок и обратно.
Сестры дружно кивнули.
- Я за жратвой, - так же тихо предложила Герта. – Юза, ты тоже, мне одной столько не унести. А тебе, Фиря нужно сторговать у кого-нибудь зимний жакет или еще что. Большую часть ночевать под открытым небом будем. И еще нашей дурынде еще чего купи, а то у нее таперт довольно тонкий и выношенный. Простудится, не ровен час; морока лишняя будет.
- Когда встречаемся и где? – по-деловому уточнила Юза, уже собираясь направиться в сторону рынка.
- Давайте здесь же через час, - прикинула я.
- Ну тогда с Богом, - подвела итог разговору старшая сестра и мы одновременно повернули каждая в своем направлении.

Встретились мы, как и уговорились – через час у позорной доски. Мельком глянув и убедившись, что о нас еще ничего не вывешивали, я с сестрами двинулась обратно в трактир. За час стремительного пробега по рынку, я стала обладательницей толстого стеганного, практически нового жакета для себя, немаркого жупона для Агнесс, который, если одеть его на поддоспешник, придется ей как раз впору, и еще четырех валяных одеял для всех. Юозапа и Гертруда тащили объемные мешки с провизией. Овес же мы решили купить прямо на конюшне, благо эту услугу там оказывали. Правда, за фураж драли безбожно, но особого выбора у нас не было.
Уже подходя к трактиру, меня начало терзать смутное беспокойство: все вроде бы ничего, но на улице было подозрительно тихо. В предместьях обычно копошится людской муравейник, затихающий разве что ночью, а сейчас оказалось, что прохожих мало, все стараются быстро прошмыгнуть мимо, не поднимая глаз.
- Аttentio! (Внимание) – не повышая голоса, предупредила я сестер и чуть замедлила шаг.
Девочки повторили мой маневр, подобрались и, пристроив поудобнее мешки на спину, как бы невзначай передвинули перевязи с клинками под руку.
- Что? – коротко спросила Юза.
- Не знаю, - дернула я головой, - Но видишь народ пуганый, значит, здесь нарисовался кто-то, кого не должно быть.
- Стражи? – уточнила Герта, ухватив мои мысли на лету.
- Скорее за нами, - предположила я худшее, но само вероятное.
До дверей оставалось десяток ярдов, скоро мы должны будем зайти внутрь. Нужно решать быстрее, неожиданно замереть на полпути покажется подозрительным. А если нас ждут братья, то за улицей, скорее всего, следят. Поэтому, сделав сестрам незаметный знак рукой «идите за мной», я прошла мимо дверей трактира. Сестры не отставали.
Расслабиться удалось лишь когда мы ушли с этой улицы и, повернув за угол, скрылись за полуразваленным сарайчиком. Нужно было срочно придумать, как выпутаться из сложившейся ситуации.
- Фиря, ты уверена, что это за нами? – первое, что спросила Юза, когда мы скрылись от посторонних глаз.
- Ты прохожих видела? - вопросом на вопрос ответила я. - Толпа на опасность всегда чуткая: чуть что и все - разлетелись как мухи в дождь. Но даже в трактире нас никто и не ждет, то лучше перестраховаться на пять раз, чем всем дружно вляпаться по самое не могу. Прямо на рожон переть не стоит, нужно сначала узнать, сколько народу по наши души явилось.
- В окошко бы заглянуть, - вздохнула старшая сестра. - Так бы четко знали, сколько заявилось по наши души, так ведь мы поселились под самой крышей. Может пацаненка какого посмышленей послать? - припомнила она тот вариант, что мы провернули тогда в Приспе.
- Это тебе не приказчик с прихвостнями, - отрезала я. - Если там наши, то церемониться с посланником не станут, махом вытрясут: кто и откуда послал. А пока мы будем вестей ждать, нас зажмут и возьмут тепленькими. На внезапность надо рассчитывать.
- Тогда покараулим с черного входа, может тогда будет ясно, за нами или нет, - предложила Юозапа. - Если братья нас нагнали, то они обложили трактир по всем правилам. Хотя если по всем правилам, то плохи наши дела...
- А другие варианты у нас есть?! - вскинулась я. - Куда мы без Агнесс денемся?! Девчонку надо вытащить любой ценой. Без нее обратно ходу нет! - и выдохнув, продолжила: - В общем так, наблюдаем за входом не больше часа, если все спокойно — заходим сами, ну а если нет... Если нет, то прорубаться будем. Кольчуги хотя бы на всех есть? - сестры кивнули, а Гетра даже постучала себя в грудь: метал глухо звякнул под могучей ладонью. - Тогда пошли, время дорого.
Мы вновь дружно вернулись на улицу и, обогнув ряд домов, нырнули в проулок, куда выходили задние двери домов побогаче, а так же черный ход нашего трактира. Присмотрев местечко, откуда бы просматривалась нужная нам дверь, я опустилась на крыльцо у какого-то дома, подсунув под зад скатку с вещами, Юза прислонилась к стене рядышком, а Гертруда отошла чуть в сторону и пристроилась у чужого входа.
В переулке было спокойно, разве что когда пробегал чей-нибудь прислужник или парнишка посыльный. Они окидывали нас настороженными взглядами и спешили дальше по своим делам. Прошло где-то пол часа, но ничего не менялось, я начала было замерзать, и хотела уже предложить сестрам обратно натянуть плащи, которые сама же заставила снять, чтоб не мешались, как в нужную нам дверь сунулся мальчишка, судя по одежде - поваренок или прислужник по кухне. Мы подобрались готовые в любую секунду ринуться ему в след.
Тем временем парнишка постучал, подождал, чтобы открыли, но вот в нетерпении потянул ручку на себя. Дверь пошла, распахиваясь во всю ширь.
Мы внимательно наблюдали, как мальчик спокойно сделал пару шагов вперед, потом вдруг неожиданно попятился, словно испугался увиденного и уже собрался было дать деру, как из трактира выметнулся мужчина в уставном сюркоте пустынников и, ухватив его за одежду, втащил обратно.
Мы как по команде сорвались с места и за несколько ударов сердца преодолели те пару десятков ярдов, что отделяли нас от двери. Рывок за ручку и Гертруда первая ввалилась внутрь. Брат все еще возился с отбивающимся от него пацаном, когда старшая сестра с размаху швырнула ему в спину сумку, а потом прыгнула сама, всем своим весом придавливая к полу. При этом она старалась зажать ему рот рукой. Мы с Юзой влетели следом. Первым делом я отоварила брата, с которым боролась Герта, рукояткой фальшиона по голове, а Юза зашипела как змея, призывая связанных слуг, что сидели на кухне у стены, к тишине.
Подавальщица задавила в себе писк, глядя на нас перепуганными глазами, повариха от страха начала икать, а двое юных прислужников с побледневшими лицами перепугано сжались. Я же метнулась за мальчишкой, который чуть не выбежал в общий зал. Ухватив его за шкирку, я зажала ему рот рукой и поволокла обратно. Тот принялся стучать каблуками ботинок по полу.
- Натан, что у тебя? – тут же раздалось из зала. На шум среагировал один из братьев, что находился за дверью. Послышались шаги.
Швырнув сопротивлявшегося парнишку на повариху, которая тут же истошно завизжала, я бросилась к двери ведущей в трактирный зал и заняла позицию справа от нее, Юозапа слева, держа фальшион на изготовку.
К вопящей поварихе присоединилась подавальщица, только крики ее были осмысленными.
- А-а-а-а! Убивают! Нас всех убьют! Помогите! А-а-а!
И тут на кухню влетел другой брат, со словами: «Что у... », - но Юза не дала закончить, вогнав ему клинок тычком в бок, помогая себе при этом всем весом. Кольчуга поддалась, и мужчина нанизался на фальшион едва ли не до половины лезвия. Я тут же подхватила оседающего брата подмышки, обняла его и, прикрываясь им точно щитом, шагнула в зал. И не напрасно я подстраховалась: тут же щелкнул арбалет, в мертвое тело вонзился болт.
Бросив уже ставший бесполезным труп, я кинулась к другому противнику, что находился в противоположном конце помещения. Но тут посетители, которых пустынники повязали, когда занимали трактир, вскинулись со своих мест и, снеся по пути брата, что в свою очередь кинулся ко мне, дружной толпой устремились к входной двери.
Вновь щелкнул арбалет, и пробегавший мимо меня мужик рухнул с болтом меж лопаток. Я запоздало дернулась в сторону, а потом сцепилась с пустынником, который выбирался из напирающей толпы. Его кошкодер был уже в крови, значит, кого-то порезал.
С наскока я хлопнула ладонью по его клинку плашмя, нелепо отбивая удар, и поднырнув, вогнала фальшион ему подмышку.
На миг всех