Заложник силы - 2. Третий шеар Итериана. Ирина Шевченко

Оглавление

• Глава 1
• Глава 2
• Глава 3
• Глава 4
• Глава 5
• Глава 6
• Глава 7
• Глава 8
• Глава 9
• Глава 10
• Глава 11
• Глава 12
• Глава 13
• Глава 14
• Глава 15
• Глава 16
• Глава 17
• Глава 18
• Глава 19
• Глава 20
• Глава 21
• Глава 22
• Глава 23
• Глава 24
• Глава 25
• Глава 26
• Глава 27
• Глава 28
• Глава 29
• Глава 30
• Глава 31
• Глава 32
• Глава 33
• Глава 34
• Глава 35
• Глава 36
• Глава 37
• Глава 38
• Глава 39
• Глава 40
• ЭПИЛОГ

Глава 1

Много лет спустя
где-то очень далеко…


Крепость Ал-Ферена готовилась принять бой.
Сегодня укрывшиеся за ее стенами либо обретут славу в веках, победив того, кто уже уничтожил восемь других крепостей Энолы, либо бесславно полягут в схватке с жестоким врагом. Воины заняли места у бойниц, маги сплели защитный купол. Женщины и дети спрятались в подземных убежищах, откуда в случае поражения смогут уйти по тоннелю, ведущему на берег Жемчужного залива… Но кто встретит их там, если Ал-Ферена, последний оплот империи, падет под мечом темного вестника?
Несколько лет назад четырнадцать иномирцев прибыли в Энолу, чтобы подарить стране счастье и процветание. Местные называли их итер-са, дивные, по имени мира, откуда они пришли. Мудрые чужаки открыли людям неизвестные доселе грани магии, подарив источники мощнейшей энергии, для защиты которых и были построены девять крепостей. Народ Энолы забыл о болезнях и голоде, синьоры отстроили разрушенные в последней войне замки, торговцы спустили на воду новые корабли, а маги стали могущественны, как никогда.
Теперь всему этому пришел конец.
Всего месяц назад явился темный вестник, а из девяти твердынь, хранивших силу империи, осталась одна. Армия нелюдей, ведомая ужаснейшим из исчадий бездны, оставляла после себя смерть и тлен. В Ал-Ферену, отрезанную от империи знойной пустыней и скалистыми горами, вести доходили редко, но были они одна другой страшнее. Многим защитникам крепости, не говоря уж об их женах и детях, снился ночами монстр, у которого вместо волос на голове копошатся пестрые змеи, а лицо так безобразно, что несчастные, увидевшие его без маски, лишались рассудка, а то и жизни.
Нападал он, по слухам, всегда одинаково: с первыми лучами солнца появлялся в небе верхом на огненном орлане в окружении уродливых гарпий и оттуда, с высоты, руководил кровавыми бесчинствами, что устраивали его солдаты – призванные из-под земли мертвецы, морские и речные чудища и пышущие огнем драконы.
Но у Ал-Ферены оставалась надежда. Четверо из итер-са, когда-то открывших людям волшебные источники, находились сейчас в крепости. Их силы и знаний должно хватить, чтобы одолеть врага. Хотя все помнили, что среди защитников разрушенных твердынь тоже были выходцы из дивного мира…
На широкой стене, обращенной к восходу, в окружении арбалетчиков стояли двое, маг-человек и итер-са. На родине он назывался альвом, здесь его, как и тех его сородичей, что много тысячелетий назад прошли пути силы и обосновались под новым солнцем, звали эльфом. Стройный, голубоглазый с длинными белоснежными волосами, заплетенными в сложную косу, итер-са выглядел полной противоположностью своему собеседнику, седовласому сморщенному старику, невысокому от рождения и еще больше согнутому годами.
- Он всегда приходит на рассвете, - произнес маг, с тревогой вглядываясь в розовеющее небо над горизонтом. – Вестник тьмы является с наступлением дня. Почему?
Альв не ответил.
- Защита выдержит? – вместо этого спросил он у человека.
- Да. С вашей помощью, в зависимости от оружия и от того, что за чары применит враг, мы продержимся от трех до восьми часов. Но после придется принять бой.
- Значит, будет бой, - с решимостью обреченного кивнул итер-са.
Что-то тяготило его, но как ни старался маг, ему не дано было проникнуть в мысли дивного.
- Летит! – закричал один из бойцов, показывая на небо.
- Летит! Летит! – подхватили со всех сторон.
Враг появился внезапно - медленно увеличивающейся точкой на нежной синеве небосвода.
- Купол выдержит? – еще раз узнал альв у старшего мага Ал-Ферены, глядя, как приближающая точка обретает очертания гигантской огненно-черной птицы.
- Выдержит. Любую боевую магию.
Старик запнулся и в страхе уставился на небо. Вскинул вверх руки, ощупывая оплетшие крепость чары, и тут же уронил бессильно.
- Но он… Он не нападает!
Птица опускалась все ниже. Солдаты в панике вскинули арбалеты, и навстречу вестнику смерти полетели стрелы. Но, как и пущенные магами заклинания, они не причиняли огненному орлану вреда.
- Не стрелять, - упавшим голосом приказал альв.
- Не стрелять, - эхом повторил маг.
Через минуту огромная птица опустилась на заблаговременно освобожденное на стене пространство, но седока на ней не было. Кто-то даже успел вздохнуть с облегчением, прежде чем орлан, встряхнув пылающими крыльями, стал меняться, на глазах превращаясь в высокого широкоплечего мужчину в легких кожаных латах. Верхнюю половину его лица скрывала серебряная маска с замысловатой чеканкой. Виден был лишь подбородок, покрытый колючей щетиной, и искривленный недоброй усмешкой рот. Но раньше этих деталей привлекали внимание длинные темные волосы, заплетенные во множество мелких косичек, в каждую из которых впутаны были нити одного из цветов: белого, синего, зеленого или красного.
- Сложите оружие, - ровным сильным голосом приказал чужак.
Солдаты растерялись.
- Сложите оружие и спускайтесь во двор, - повторил мужчина в маске.
- По какому праву вы здесь распоряжаетесь? – осмелился подать голос маг, предварительно убедившись в тщетности попыток использовать против пришельца дар.
Улыбка чужака, похожая больше на оскал хищника, открыла на миг два ряда крепких белых зубов.
- По праву победителя. Я захватил крепость, а вам осталось решить: сдаться или умереть.
- Захватили? – поперхнулся неожиданным известием человек. – Когда?
- Когда пришел.
Он не совершал никаких пассов, не шептал заклинаний – посмотрел на крышу донжона, и развевающееся на ветру знамя вмиг оказалось объято пламенем.
Крепостные стены угрожающе задрожали. Из ниоткуда рядом с людьми стали появляться воины вражеской армии - не гарпии и зомби, а молодые мужчины и женщины. Двое встали за спиной у своего командира: златовласая красавица с длинным мечом, рукоять которого оплетал, заползая воительнице на предплечье, зеленый плющ, и мужчина, сложивший пустые руки на груди, но глаза его при этом полыхали огнем, и ясно было, что он не нуждается в ином оружии.
- Теперь понятно? – спросил вестник.
- Да! – выкрикнул альв. – Чего ты хочешь?
Посланник тьмы оглядел его, будто только что заметил, и кивнул каким-то своим мыслям, укрытым в оплетенной змеями-косами голове.
- Где еще трое? – спросил он.
Итер-са сжал губы.
- Могу сам поискать, - жестко предложил чужак.
- Не нужно, - предупредил его певучий женский голос.
На стену, ведя перед собой скованных невидимой цепью пленников, поднималась невысокая худенькая девушка с коротко остриженными светлыми волосами. Даже в стальном доспехе она казалась невесомой, и непонятно было, как не падает под весом амуниции, и что за силы позволяют ей с легкостью нести длинное копье с широким, похожим на лист подорожника наконечником.
Обескураженные дивным зрелищем арбалетчики без слов расступились в стороны, пропуская ее и связанных воздухом итер-са.
- Эсея, - покачал головой чужак в маске. – Разве я не говорил не вмешиваться?
- Разве я обещала слушаться? – пропела девушка.
Белокосый альв встретился с ней взглядами и опустил глаза.
- Эта война коснулась всех, отступник, - резко, насколько позволял тембр голоса, сказала она, успев заметить его удивление. – Было бы странно, если бы сильфы Энемиса остались в стороне. Особенно, если вспомнить, сколько моих братьев и сестер погибло в последнюю волну.
Высказав это, сильфида обернулась к командиру:
- Забираем их в Итериан или снова поступим милосердно?
Тот, кого в Эноле искренне полагали слугой тьмы, не задумываясь, ответил:
- Милосердно.
Но старик-маг не успел обрадоваться, как услышал:
- Казним их здесь.
Человеку сделалось нехорошо. Сказались преклонный возраст, слабое сердце и огромная отдача сил на сооружение бесполезного, как выяснилось, купола. В глазах у мага потемнело, и он упал бы, не придержи его кто-то за плечи. От прикосновения чужих, даже через одежду холодных на ощупь рук стало легче.
- Спускайтесь во двор, - негромко велел, отпуская его, статный юноша в броне, похожей на рыбью чешую. У него была бледная, слегка голубоватая кожа, и светлые-светлые глаза с вытянутыми как у змей зрачками.
«Все-таки нелюди», - подумал старик, послушно сходя вслед за солдатами и пленными итер-са со стены.
В голове у него все перепуталось. Чужаки, хоть и не были людьми, оказались совсем не монстрами, которых он ждал, но от этого делалось еще страшнее. На мгновение вспыхнула в душе слабая надежда, что если внешность захватчиков не соответствует рассказам, то, возможно, и все остальное, слышанное когда-то, окажется выдумкой или преувеличением, но после взгляда на их предводителя надежда эта растаяла без следа.
На широкий, замощенный каменными плитами двор согнали всех магов и солдат Ал-Ферены. Женщин и детей либо не нашли, либо не посчитали нужным привести на запланированную казнь.
Четверку дивных вывели в центр. Вокруг, развернувшись лицом к столпившимся людям, а спинами - к пленникам, выстроилось два десятка вражеских бойцов, а остальные, прохаживались среди обезоруженных защитников крепости.
Воин-орлан остался рядом с захваченными итер-са. Он, женщина с мечом, мужчина с горящими глазами, девушка с копьем и юноша в чешуйчатом доспехе.
- По законам Итериана я обязан огласить обвинение, - громко произнес тот, кого знали в Эноле как вестника тьмы. – Но мы не в Итериане, и я могу не делать этого.
Девушка, которую он называл Эсеей, покачала головой и сказала что-то на непонятном людям языке.
- Хорошо, - с неохотой согласился ее командир. – Пусть так.
Он тряхнул головой, отчего косички-змеи зашевелились как живые, и продолжил, демонстративно повернувшись спиной к приговоренным:
- В ваш мир и раньше являлись пришельцы из нашего, а потому для многих здесь не секрет, что именно Итериан является источником жизни и магии во всех мирах великого древа. А некоторым также известно, что только Итериан стоит между другими мирами и вечной угрозой. Тьма, Великое Ничто, Бездна. Убийственная пустота, цель которой – поглотить все и вся. Иногда враг долгими веками не дает о себе знать, но потом он все равно возвращается. Где-то происходит разрыв на всех пластах реальности, и ничто просачивается в наш мир…
Люди слушали и ничего не понимали. Какое ничто? При чем тут они и их крепость?
-…Около тридцати лет назад началось новое наступление пустоты. Разрывы произошли сразу в нескольких частях мира, целые страны были уничтожены, все народы стихий понесли огромные потери. Прежде Итериан не знал такого, и даже шеары, владеющие силой четырех стихий, мало что могли сделать. Шеар Верден отдал свою жизнь, чтобы закрыть один из разрывов…
- Слава в веках! – гулким эхом пронеслось по рядам нелюдей.
- Слава, - негромко повторил рассказчик. – После гибели отца шеар Холгер и его сын шеар Эйнар продолжили борьбу с великой пустотой и, в конце концов, одержа…
- В конце концов, - перебила командира синеглазая альва с мечом, - когда девять лет назад у Итериана появился еще один шеар, нашему миру достало сил, чтобы за три последующие года в очередной раз справиться с вечным врагом.
- Спасибо за подсказку, Эллилиатарренсаи, - с явным недовольством поблагодарил мужчина. – Но мы отвлеклись. Собравшихся здесь интересует, в чем вина их добрых друзей, сделавших для их страны столько хорошего.
Итер-са, все четверо, опустили глаза.
- Их вина в том, что тогда, как народы Итериана сражались с всепожирающей пустотой, а после залечивали раны мира, возрождали леса, наполняли водами реки и отстраивали города, они не просто оставили свой мир, но и пытались нажиться на его мучениях. Источники силы, что они открыли вам – это раны Итериана. Энергия, которую вы черпали годами, - его кровь. Наша кровь. Жизни наших братьев и сестер. Наших детей. Дети первыми страдают в любой войне, вы это знаете. Но как же нелепо, когда жизнь новорожденного флейма гаснет оттого, что здесь, в Эноле, какой-то чародей использовал его огонь на то, чтобы вскипятить себе воды…
Старый маг вспомнил, сколько раз он использовал силу, чтобы заварить чай или разогреть обед, и поежился.
- Шеар Холгер, нынешний правитель Итериана, обязал меня рассказать историю их предательства людям Энолы, - продолжил посланец Дивного мира. – Он считает, что узнав, какой ценой получили благоденствие, они устыдятся своей невольной вины и впредь будут ценить каждую крупицу силы, что приходит к ним по связующим наши миры нитям. Шеар Холгер мудр… - Жесткая усмешка искривила не скрытый маской рот. – Но он не знает людей так, как знаю их я. Месяц назад я, один и без оружия, пришел к вашему императору и попросил выдать мне изменников и позволить залечить болезненные для Итериана разрывы. Пришел мирным послом, а ушел темным вестником. Так что… Давайте заканчивать этот балаган.
Он обернулся к приговоренным.
- Чуть не забыл об еще одном законе Итериана. Вам полагается последнее слово.
Трое итер-са молчали, лишь беловолосый осмелился поднять голову и заглянуть в темные прорези маски.
- Мы признаем свою вину и готовы понести наказание. Но знаешь… - Шалая улыбка осветила лицо альва. – Пять лет в спокойствии и достатке, вдали от черных провалов смерти, стоят целой жизни.
- Если бы ты расплачивался только своей, я бы с тобой согласился, - ответил осужденному обвинитель. После обратился к четырем своим спутникам: - Вы знаете, что делать. Я – к разрыву.
И исчез.
Наблюдавший за всей сценой маг моргнул от неожиданности. Он полагал, что вестник сам расправится с предателями, но тот перепоручил грязную работу подчиненным. Впрочем, и те не спешили пускать в ход оружие.
- Воздух покарает изменников Итериана, - певучим голосом возвестила сильфида. Острие копия по-прежнему смотрело в землю.
- Огонь покарает изменников, - произнес мужчина с пламенным взглядом.
- Земля покарает изменников, - подняла меч над головой женщина.
- Вода покарает изменников, - настала очередь юноши в чешуе.
Воздух вступил первым: порыв ветра подобрал с каменных плит пыль и сухую листву и закружил вокруг приговоренных, почти полностью скрывая тех от наблюдателей. Огонь явил себя в виде сверкнувшей на безоблачном небе молнии, ударившей ровно в центр пыльного вихря…
Старый маг напрягся, ожидая услышать крики страдальцев, но ничего подобного не последовало. А в следующий миг он сам едва не закричал, почувствовав, что источник силы, поддерживавший его в последние годы, недоступен. Недужное сердце напомнило о себе острой болью в груди, слабые стариковские ноги подкосились, и некому было удержать его от падения. Рухнув на колени, человек ощутил вибрацию земли. Еще одна стихия проснулась, чтобы наказать отступников. Но не только: стены крепости загудели и пошли трещинами, с крыш посыпалась черепица – Ал-Ферена, как и ее старший маг, жила энергией чудесного источника. Кровью Итериана, как сказал чужак в маске, только что, очевидно, залечивший последнюю рану своего мира.
Ушли захватчики так же, как и появились: командир птицей взмыл в небо, а остальные растворились в воздухе или провалились под землю.
Если от предателей-итер-са остался пепел, ветер успел его развеять.
- Крепость рушится! – очнулись люди. – Все к воротам!
На счастье мага кто-то подал ему руку и помог подняться. Несколько человек побежали в подземелье к женам и детям, чтобы вывести их, пока ходы не завалило.
«Нужно будет писать отчет, - думал старик, уже с безопасного расстояния наблюдая за окончательным падением Ал-Ферены. – Изменники, посланник итерианского шеара, казнь… Или уже как все? Безжалостный вестник тьмы с армией чудовищ разгромил крепость…»
Историю, как известно, пишут победители. Но если тем недосуг, побежденные переписывают все по-своему.

Когда Кеони, молодой тритон, в обязанности которого среди прочего входило вести записи о деяниях их небольшого отряда, поинтересовался у командира, как отметить сегодняшний день в хрониках, тот, подумав, сказал:
- Напиши: «Погода была хорошая».
Третий шеар Итериана крайне несерьезно относился и к истории, и к собственной роли в ней. А ведь если даже отбросить события последних девяти лет, одна только миссия в Эноле заслуживала быть увековеченной, дабы потомки помнили героев и никогда не пошли по стезе предателей.
Взятие Ал-Ферены далось легко и без лишних жертв, но в самом начале приходилось куда сложнее. Пока оставались открыты разрывы, справиться с отступниками и людьми, черпавшими силы в боли Итериана, стоило немалых усилий, как физических, так и моральных: трудно сражаться, когда знаешь, что для отражения каждой атаки враг крадет энергию жизни твоего мира. Но чем меньше оставалось источников, тем проще было захватить очередную крепость, тем меньше лилось крови и меньше ненависти оставалось в сердцах энольцев после их ухода. Люди не все одинаковы, и кто-то осознавал, что их обманом вовлекли в постыдное преступление. И не все они видели в пришельцах из Итериана воинов тьмы. Кеони, как и многие его соратники, искренне верил в это, и лишь их предводитель, которому безразлично было, что говорят и думают о нем даже в родном мире, тем более не волновался о том, какую память оставит о себе в чужом.
- Но, шеар…
Тритон хотел, чтобы командир дал иные распоряжения насчет хроник, но тот раздраженно махнул рукой и отошел подальше от свиты и остальных бойцов, уединившись на узком скальном карнизе, нависшем над глубоким ущельем.
Здесь, в горах, воины Итериана дожидались, когда откроется проход домой. Чтобы уменьшить грозящую другим мирам опасность, шеары ограничили перемещения. Дети стихий могли появляться в чужих мирах только там, где светило солнце, и до темноты должны были уйти. Предатели тоже знали об этом, потому всегда готовы были к встрече на рассвете и всеми силами старались затянуть бой до ночи.
- Не тронь его сейчас, - посоветовала альва, которую в отряде называли просто Лили. Странное имя для дочери земли, почти человеческое, но Кеони никогда не слышал, чтобы кто-то, кроме шеара, сумел без запинки выговорить то, которым нарекли ее при рождении. – Запиши, что сам считаешь нужным.
Юный тритон вошел в свиту шеара последним из четырех, а Лили была старшей из всех и самой опытной, и к ее словам, как бы странно они ни звучали, стоило прислушаться. Альва пережила уже три волны. Пустота отобрала у нее мужа и единственного сына, но горе не сломило женщину и не ожесточило сверх меры, и уже за это в глазах Кеони достойна была глубочайшего уважения. А еще она лучше остальных знала их шеара. Тот редко кого подпускал к себе, делая исключение лишь для свиты, и то не всегда, а из остальных членов отряда немногие могли похвастаться личным общением с командиром.
- Позволишь взглянуть? – женщина кивнула на тетрадь, которую Кеони прижимал к груди.
Не ожидавший такой просьбы юноша смутился.
- Пожалуйста, - не смог отказать он. – Но это черновые наброски.
На первой странице красивым почерком было выведено: «Деяния Этьена, славного шеара Итериана, обманувшего смерть и время, старшего сына мудрого шеара Холгера и внука шеара Вердена, да славится имя его в веках».
Лили прочла это и, не заглядывая дальше, вернула тетрадь.
- Пиши впредь все сам, - повторила она свой совет. – И постарайся, чтобы это не попало ему на глаза.
Оставив Кеони, она прошла по скальному выступу и присела рядом с шеаром, по его примеру безбоязненно свесив с карниза ноги.
- Хотел бы и я однажды узнать его так же хорошо, как она, - со вздохом сказал тритон оказавшейся рядом Эсее.
Сильфида, представлявшая в свите шеара народ воздуха, улыбнулась.
- Вряд ли у тебя получится.
Зависнув над землей, она обняла за шею бывшего намного выше нее юношу и зашептала ему на ухо что-то, от чего щеки тритона, не имея способности краснеть, сделались насыщенно-лилового цвета.
Эсея всегда говорила правду или то, что считала правдой, могла поспорить с самим шеаром и часто не стеснялась в выражениях, грубость которых не сглаживал нежный голос. Некоторые недоумевали, почему из всех сильфов Итериана сын правителя принял в личную свиту именно эту девчонку, и Кеони иногда – тоже. Все, что он знал, лишь гулявшие среди бойцов слухи. Говорили, что последняя волна уничтожила всю ее семью, от пра-прапрадеда до младших братьев, и шеар взял Эсею после того, как сильфида вместо клятв в верности ему и Итериану заявила, что ей больше нечего терять.
- Время, - предупредил со стороны Фернан. – Возвращаемся.
Шеар тут же оказался в центре своего маленького воинства.
Лишь теперь он позволил себя снять маску, которую носил, чтобы память врагов не сохранила его лица, и устало растер виски.
- Как же я хочу домой, - услыхал Кеони его ни к кому не обращенный шепот.
- Мы скоро будем там, - поспешил обрадовать командира юноша и запнулся, увидев, как сердито сощурились яркие зеленые глаза и наморщился под разноцветными косичками лоб.
В следующий миг лицо мужчины разгладилось, и шеар ответил сыну воды улыбкой:
- Да, Кеони. Уже скоро.

Глава 2

День спустя
где-то еще дальше

Шеар Холгер, правитель Итериана, принимал в своем кабинете сына. Младшего сына, как теперь следовало говорить, но, если речь не шла об официальных мероприятиях, подданные остерегались делать подобные уточнения в присутствии Холгера. Законы четырех заставили его признать рожденного далеко от благословенных земель и каким-то дивом прошедшего испытание стихий бастарда, однако близких отношений между ними не сложилось, и приближенные понимали: для правящего шеара Эйнар был, есть и навсегда останется единственным ребенком.
Но возлюбленное чадо нежданно стало на путь бунтарства.
- Что это? – Холгер, поморщившись, указал пальцем на голову сына.
В остриженных по плечи темных волосах наследника пестрели четыре тонкие косицы с вплетенными в них разноцветными нитями.
- Многие дети стихий выражают подобным образом свою принадлежность к тому или иному началу, - разъяснил Эйнар. – Шеару полагается носить все четыре цвета.
- Четыре цвета? – желчно переспросил Холгер. – То есть, без красной косички никто не узнает во флейме флейма, и без зеленой – альва в альве? А шеар так вообще не шеар, если не станет рядиться, как шут?
Правитель Итериана прекрасно знал, кто являлся родоначальником подобной моды, и то, что наследник поддался этим веяниям, его не радовало.
- Нет ничего плохого в том, чтобы носить на себе символ своей стихии, - произнес спокойно молодой шеар.
Для какого-нибудь человека отец и сын выглядели бы практически ровесниками, ведь у людей годы резче отпечатываются во внешности, оставляют морщины на лице и серебро в волосах. Но представитель любого из народов Итериана понял бы, что Холгер, высокий, как альв, и смуглый, как флейм, с голубыми глазами сильфа, и иссиня-черными волосами водяного змея, старше наследника минимум на триста лет: слишком наивным кажется рядом с родителем Эйнар, слишком просто глядят на жизнь чистые зеленые глаза.
Зеленые. Такие же глаза, но глубже и мудрее, были у отца Холгера, шеара Вердена, отдавшего жизнь, защищая свой мир от всепожирающей пустоты. Такие же глаза, но недобрые и колючие, увидел правитель девять лет назад, впервые принимая вернувшегося в Итериан мальчишку…
- Сними это, и впредь не смей появляться у меня в подобном виде, - приказал сыну правитель.
Эйнар наравне с отцом принимал участие в борьбе с вечным врагом и не раз демонстрировал невероятные для своих лет таланты, но в глобальных основополагающих вопросах, к коим, очевидно, относилась и прическа наследника, верховенство всецело принадлежало Холгеру.
- Это все, о чем ты хотел поговорить? – спросил младший шеар.
- Нет.

Глава 3

Серебристо-серый автомобиль с открытым верхом на несколько секунд притормозил у булочной, а затем свернул за угол и неспешно покатил по тихой улочке. Подкрался, шурша шинами, к свежевыкрашенному в небесно-голубой цвет забору, по которому расползлись зеленые побеги хмеля, и остановился напротив калитки.
Здесь.
Прошла целая минута, прежде чем Этьен сумел разжать вцепившиеся в руль пальцы. Руки тут же затряслись, как у заядлого алкоголика.
- Шеар недоделанный, - выругал он себя шепотом. – Повелитель стихий!
Развернул к себе зеркало: вроде похож.
Пригладил пятерней непривычно короткие волосы. Отрепетировал улыбку. Ну да, зуб. Вырос через полгода жизни в Итериане, но можно сказать, что вставной.
Мужчина распахнул дверцу и вышел из машины. Проверил, по-прежнему ли блестят начищенные час назад новые коричневые туфли, стряхнул с лацкана легкого бежевого пиджака несуществующую пылинку и подошел к калитке.
Бегавший по двору щенок приветствовал его радостным лаем. На шум из дома выскочил худенький мальчишка лет двенадцати, и сердце остановилось на несколько секунд, чтобы тут же забиться еще быстрее.
- Вам кого?
Шеар сглотнул подступивший к горлу комок.
- Люк, - едва шевельнулись губы.
Мальчик не услышал. Развернулся к двери и прокричал вглубь дома:
- Ма-ам! Тут к нам пришли.
Нежданный гость еще не успел понять, что не так в этой фразе, как на крыльцо, на ходу вытирая руки полотенцем, вышла немолодая полная женщина в засаленном переднике поверх домашнего платья.
- Здравствуйте, - улыбнулась она приветливо. – Извините, на кухне вожусь…
- Вы здесь живете?
- Да. А что?
- Давно?
- Скоро семь лет.
Этьен посмотрел на мальчишку: темные волосы, карие глаза – как можно было ошибиться?
- Не знаете, куда перебрались старые жильцы? Меня долго не было в городе, хотел навестить знакомых…
Женщина спустилась со ступенек и подошла к забору.
- Простите, ничем не помогу, - извинилась она, пожав покатыми плечами. – Мы жилье через агента покупали, он документами занимался. Знаю лишь, что прежняя хозяйка умерла, и продавала дом ее дочка.
Между словами «умерла» и «дочка» успела пролететь мучительная вечность…
- Хотите, я вам адрес агентства запишу? – предложила женщина. – Может, там что подскажут.
- Да. Буду благодарен.
Получив листочек с адресом, шеар попрощался, но, уже идя к машине, обернулся:
- Здесь раньше розы в саду росли…
Он помнил только выглянувшие к весне из-под снега «пеньки», но часто представлял, как хороши будут летом разросшиеся кусты с пышными бутонами. Реальность обманула и в этом.
- Да, было, - кивнула новая хозяйка. – Первый год еще цвели у нас, а потом захирели почему-то.
Роз нет. Дома нет.
Не так он видел свое возвращение.

Лили оказалась права: девять лет – огромный срок.
Город изменился, люди изменились.
Вчера, когда они с отцом вернулись сюда, пришлось решить множество вопросов: документы, жилье, одежда. Со способностями шеара и доступом к банковским счетам Фернана это не составило особого труда: для проживания выбрал «Золотой двор» (давно хотел пожить в лучшей гостинице города), паспорта, на время позаимствовав у случайного прохожего образец, сделал сам, а после осчастливил один из центральных магазинов крупной покупкой, обновив и свой, и отцовский гардероб. Уже поздно ночью, оставшись один, выключил электрические лампы и зажег свечу. Всмотрелся в танцующее пламя и понял, что не найдет их так. Не узнает, ни Софи, ни тем более Люка. Попытался и надолго потерялся в калейдоскопе незнакомых лиц.
Девять лет, три месяца и двенадцать дней…
Лавка, в которой работала когда-то Софи, была на месте, да и лавочник тоже, еще больше располневший и совсем седой. О судьбе своей бывшей работницы он ничего не знал.
Здание старой почты снесли, но взамен ничего не построили, и поросший бурьяном пустырь наводил уныние.
Церквушка у парка превратилась в богатый храм. А вот сам парк пришел в запустение, и вряд ли теперь там был смотритель, а у смотрителя – собака…
В Торговой слободе пустили трамвай. Пришлось притормозить на перекрестке, пропуская звенящий вагончик.
На первом этаже знакомого с малолетства дома вместо мастерской точильщика располагался часовой магазин, а из окошка на втором пускал мыльные пузыри мальчуган лет семи.
Переливающийся всеми цветами радуги шар опустился Тьену на плечо и висел там несколько секунд. Как только он лопнул, мужчина вошел в наполненное тиканьем и боем помещение.
- Здравствуйте, - встретила его малышка в нарядном розовом платьице. – Хотите купить часы? Напольные, настенные, наручные, карманные?
На вид крохе было не больше пяти, но говорила она уверенно, словно являлась тут единоличной хозяйкой.
- Здравствуйте, - вежливо приветствовал ее шеар. – Нет, я хотел узнать кое-что. Здесь когда-то жила вышивальщица…
- Желаете заказать работу? – поинтересовались за его спиной.
Этьен медленно обернулся на голос, от которого сердце в груди радостно подпрыгнуло, и растеряно моргнул, увидев перед собой статную молодую женщину в легкой голубой блузе и узкой юбке.
- Так у вас есть заказ? – она убрала за ухо выбившуюся из аккуратной прически прядь, и знакомый жест развеял остатки сомнений.
- Здравствуй, Манон.
Она всмотрелась в его лицо и выдохнула недоверчиво:
- Тьен?
Шеар еще думал, удобно ли после стольких лет хотя бы взять ее за руку, а она уже бросилась ему на шею.
- Тьен! Боже правый, я уж и не чаяла…

В комнатке, куда привела открывавшаяся за прилавком дверца, пахло лимонами и сдобой, и шипел, закипая, на маленьком керогазе чайник.
- Изменилась? – смущенно спросила присевшая рядом с ним за стол хозяйка.
- Да.
- Бывает и так, - повела плечами Манон. – Иных женщин после родов вширь разносит, а я вот, если на третьего решусь, наверное, что та спичка стану.
- Мальчишка наверху твой, значит?
- Мой. Тео. Седьмой год разбойнику. А Оливи шесть осенью. Погодки они у нас.
- А муж кто?
- Ты его не знаешь. Не слободской он. Мастерскую у Блеза под магазин выкупил, где-то через год, как ты пропал. С торца две комнаты, помнишь? Так и их тоже. Хотел и мою квартирку купить, чтобы весь дом его был. Ну а я-то с рождения тут, с матерью еще жила… Помнишь, как она за вами с метлой гналась, когда Ланс окошко камнем разбил?
- Не Ланс, - с улыбкой покачал головой шеар, которого когда-то звали Валетом. – Я. А Лансу той метлой перепало. Защищал меня.
- Так тебе тогда лет десять было. А после я уж знаю, кто кого защищал… - Она встряхнулась, отгоняя воспоминания, и продолжила прерванный рассказ: - Так вот, отказалась я квартиру продавать. Юрбен ходил все, уговаривал. Долго ходил… В итоге получил-таки дом целиком, только со мной в придачу.
- Не обижает?
- Разве похоже?
- Нет, - с удовольствием признал Тьен. – А сейчас он где?
- На вокзал поехал. Товар новый должны привезти. Но если часок подождешь, познакомишься.
- Лучше в другой раз заскочу, - отказался мужчина.
- Точно заскочишь? – нахмурилась хозяйка. – А то обещал уже…
Вода закипела, и Манон встала, чтобы заварить чай. Словно невзначай, проронила, не оборачиваясь:
- Знаешь, какое у меня чудо приключилось? Около месяца прошло, как Ланса не стало - я как раз думала, что надо бы на кладбище сходить, – а мне кто-то денег подбросил. Утром встаю, а они на столе лежат, толстая такая стопочка.

Глава 4

В гостиницу вернулся к пяти.
- Этьен! – Генрих Лэйд, наверное, услыхав, как он отпирает ключом двери своего номера, тут же выскочил из соседнего. – Наконец-то! Я тут с ума схожу. Этот город, люди, машины…
К паршивому настроению добавилось чувство вины: совсем забыл об отце! Если самому Тьену спустя девять лет город показался чужим, то каково было человеку, пропустившему в истории родного мира почти столетие?
- Прости, папа. Я… купил автомобиль.
- Автомобиль? – удивленно переспросил Генрих, входя вслед за ним в номер. – Ты умеешь управляться с этим железным зверем?
- Не сложнее, чем летать на вивернах.
- Автомобиль, - пробормотал Лэйд. – Даже не думал… Знаешь, я вышел из гостиницы, прошел всего квартал и чуть не заблудился. Мир вырос и изменился. Чувствую себя в нем такой же древностью, как те, за которыми охотился когда-то.
- Это пройдет. Тебе тут еще понравится.
- Думаю, понравится, - улыбнулся успокоившийся с его появлением человек. - Только не бросай меня больше, пока я не разберусь, что тут и как.
- Не брошу, - уверил Тьен и вздрогнул, услышав в своих словах обещание, что дал когда-то, но не смог выполнить.
- Что-то случилось? – заволновался Лэйд, увидев, как он переменился в лице.
- Устал. Не возражаешь, если я отдохну недолго? Выкупаюсь, вздремну пару часиков, а потом поужинаем вместе?
- Хорошо. Я посижу у себя. Купил газет, почитаю. Но потом буду задавать вопросы, готовься!
У каждого свое спасение. Отец нашел свое в чтении. Никто не скажет, сколько книг он прочел в Итериане, заполняя ими одинокие дни.
Хотя, с одинокими днями перебор, конечно. В столице мира был целый район, где жили попавшие к дивным люди или их отпрыски. Нет, дети стихий не притесняли полукровок, вынуждая селиться отдельно, но тем удобнее было держаться вместе. И Генрих Лэйд, у которого от щедрот шеара Холгера имелся собственный дом недалеко от дворца, часто навещал соплеменников… До того случая…
Тьен поморщился, отгоняя неприятные воспоминания. Ни к чему ворошить прошлые обиды, и без них есть, что вспомнить.
В ожидании, пока наполнится ванна, шеар снял одежду, пропитавшуюся запахом бензина и несбывшихся надежд, и, прилег на кровать, мыслями возвращаясь к самому первому дню своей новой жизни.

…Первый переход был болезненным. Позже Фер объяснил, что это оттого, что он родился не в Итериане. Мир людей признал его своим и не желал отпускать. А Тьен не желал уходить. Так что, оказавшись в Дивном мире, он не испытал благоговения перед открывшимся ему величием древнего города, а согнулся пополам и, не стесняясь спутников, избавился от остатков обеда. А едва распрямился и отер лицо рукавом, его снова всосало в чуждое подпространство и вынесло, ни много ни мало, в дворцовый зал совещаний. И там-то он, если верить хронографам, сходу известил всех, что прибыл служить этому миру.
- Эллилиатарренсаи! – гневно воскликнул мужчина, восседавший в кресле на небольшом возвышении. – Как это понимать?
- Вы велели привести его, когда он будет готов, - невозмутимо ответила Лили. – Он готов.
Мужчина поднялся с места, подошел к нему, заглянул в глаза и тут же отвернулся.
Сделал несколько шагов к центру зала и громогласно объявил:
- Старейшие четырех народов, представляю вам третьего шеара Итериана. Мой… - он запнулся, и, возможно, эта секундная заминка стала первой трещинкой, превратившейся за годы в пропасть между ними. – Мой сын Этьен.
- Тьен, - по привычке поправил юноша. И когда на него были устремлены все взгляды, он произнес другую фразу, не вошедшую в хроники даже с поправками: - Мне обещали встречу с моим настоящим отцом, а не с мерзавцем, который сначала бросил, а потом убил мою мать.
На этом собрание закончилось.
Старейшие испарились, Фер и Лили – тоже, и он остался один на один с Холгером.
- Впредь не смей заявлять ничего подобного, - холодно отчеканил правитель, - иначе я вынужден буду вызвать тебя на бой в защиту справедливости.
- Видал я такие бои, - Тьен хорохорился, а внутри все переворачивалось от страха. Давящая мощь первого шеара ощущалась буквально физически.
- Не знаю, кто сказал тебе это, но я не имею отношения к смерти твоей матери, - будто и не слышал его Холгер.
- Докажи.
- Моего слова достаточно.
Юноша снова хотел сказать что-нибудь колкое, грубое, но вдруг понял, что действительно достаточно. Сила четырех стихий, недавно проснувшаяся в нем, говорила, что Холгер не врет. Тьен застыл, пораженный внезапным открытием, и тогда, догадавшись, что произошло, правитель впервые взглянул на него без раздражения и даже, казалось, с интересом.
- Это дар шеара, - пояснил он. – Ты можешь распознавать правду и ложь в решающие моменты жизни.
- Только в решающие? – пробормотал юноша, путаясь в мыслях и чувствах. – Не всегда? Что же сейчас решающего произошло?
- Ты мне поверил, - сказал Холгер. – Что до твоей матери, мне неизвестно, кто виновен в ее смерти. Я пытался найти его, но шеар отнюдь не всемогущ. Скоро ты это поймешь.
После была встреча с Генрихом, радость, немного приглушившая грусть расставания с оставшимися в другом мире близкими людьми, долгие разговоры. Минутное знакомство с высокородной семьей, Арсэлис, Эйнаром и Йонелой, и снова разговоры с отцом. Вспоминали маму, дом, живших в нем людей. Тьен рассказал о том, как сложилась жизнь маленького Шарля, попутно поведав об изобретении кинематографа. Рассказал, что был в музее, что работы археолога Лэйда не забыты, как и он сам.
- А ты? – спросил отец. – Как ты жил там один? Чем занимался?
- Я был вором, - признался Тьен. – Хорошим вором. Но не очень хорошим человеком.
- Наверное, тебе простительно, - вместо упреков и новых вопросов пожал плечами Генрих. – Ведь ты не совсем человек.
После этого он больше не спрашивал его о жизни до Итериана.
А на второй день Тьен увидел разрыв…

Ванна набралась, и он выкупался, вместе с потом смывая нахлынувшие воспоминания. Затем, как и говорил отцу, собирался отдохнуть до ужина. Но прежде чем лечь, достал принесенную из Дивного мира шкатулку. Открыл, заглянул в пустой ларчик, закрыл и опять открыл. Вынул на свет сделанный когда-то музейным фотографом снимок.
- Я вернулся, - сказал глядящей на него с карточки девочке. – К тебе. Ты ведь ждала… хоть немного?
Она не ответила. Она никогда не отвечала, но это не мешало ему говорить с ней часами.
У каждого свое спасение.

Проспав почти три часа, Этьен чувствовал себя значительно лучше.
Да, многое изменилось. Но можно изменить все снова.
Он зашел за Генрихом, и они вместе спустились в ресторан. Заказали ужин и долго беседовали под ненавязчивые звуки рояля и легкое белое вино.
- Завтра я отлучусь, - предупредил отца Тьен. - Не знаю, надолго ли. Но ты не волнуйся, хорошо?
- Хорошо, - обещал Лэйд. Замялся, но все же осмелился заговорить о том, что его беспокоило: - Неловко спрашивать, раз уж я не сделал этого за столько лет, но… У тебя остался кто-то в этом мире? Ох, что я несу, конечно, остался, ты ведь жил тут не один год. Но мне казалось, у тебя не было особых привязанностей, иначе, думаю, ты поделился бы…
- Пап, я просто хочу пройтись по знакомым местам.
- Да-да, понимаю.
- Когда вернусь, пойдем в кинотеатр. Помнишь, я рассказывал?
- Ожившие изображения? - глаза Лэйда загорелись детским любопытством.
- Да. Это тебе точно понравится.
Как ни близки они были с отцом, некоторые тайны Тьен хранил и от него.
Разговор плавно перетек на научные и технические достижения мира, а затем постепенно заглох. Генрих, которому после размеренной жизни в Итериане впечатлений за день хватило бы на год, не меньше, стал позевывать и клевать носом.
- Продолжим за завтраком, - решил Этьен, расплачиваясь по счету.
Сам он, выспавшись днем, прогулялся бы по ночному городу, но боялся, что ноги сами приведут в Ли-Рей. А он уже дал себе зарок, появиться там завтра не раньше полудня. Блондинистый стяжатель из агентства явно неспроста уточнил время.
Проводив отца до дверей его номера, Тьен направился к себе.
Первое, на что он обратил внимание, открыв дверь, так это на включенный свет, хотя он точно помнил, что выключал его, уходя. А затем увидел под потолком зависшую рядом с люстрой Эсею.
- Какая прелесть, - напела сильфида, тыча пальцем в лампочки. - Огонь в баночках. У тебя тут интересно.
- Угу, - сложив на груди руки, мрачно согласился Этьен. - И с каждым часом все интереснее. Что ты тут делаешь?
- Жду, пока Фер и Лили возьмут нам комнаты, а Кеони выйдет из ванной. Его подсушило при переходе.
Тритон, нуждаясь в постоянном притоке влаги, чувствовал изменение среды острее товарищей, но, в этот раз переход для него был не самым трудным, и не успел Тьен задать следующий вопрос, как Кеони появился в комнате. Освежившись, выглядел он весьма довольным: покрывавшая мускулистые плечи чешуя блестела, прозрачные плавники на руках и икрах переливались в ярком электрическом свете. Юноша увидел шеара и без слов согнулся в почтительном поклоне. Влажные темные волосы почти коснулись пола, а спинной плавник приветственно распрямился.
- Повторяю: что вы здесь делаете? – проявляя невероятное терпение, спросил шеар.
- Прибыли в твое распоряжение, - выпрямившись, объявил тритон.
- Мы должны всюду следовать за тобой. – Эсея спустилась на пол и стала рядом с Кеони. – Разве нет?
- Нет.
- Твой отец другого мнения, - сообщила сильфида.
- Он приказал вам прийти сюда?
- Нет, что ты! – махнула рукой девушка. – Но намекнул, что прикажет, если мы сами не вспомним о своих обязанностях.
- Если еще не понял, нас вышвырнули из Итериана, - без стука вошла Лили. В отличие от Эсеи, на которой был традиционный наряд женщин ее народа – свободное многослойное платье из полупрозрачных тканей, белой и голубой, и Кеони, на котором кроме чешуи и плавников не было ничего, альва успела одеться по местной моде. Элегантное черное платье плотно облегало ее фигуру, оттеняя струящиеся по плечам золотистые локоны, а на ногах у красавицы были туфли с высокими острыми каблуками, которыми она сердито отстукивала по полу. – Да, дорогой мой, вышвырнули и обратно не ждут. Так что если хоть заикнешься о том, чтобы мы шли туда, откуда явились, за целостность мебели, стен и твоей головы я не ручаюсь.
Она никогда не стала бы говорить с ним так при посторонних. Но свита – это не посторонние, это почти семья. А в семье случаются размолвки.
Волна возмущения схлынула, и Тьен почувствовал себя неловко перед товарищами, за которых нес ответственность и перед законами Итериана, и перед собственной совестью.
- Где Фер? – поинтересовался он.
- Оформляет нам номера, - ответила Лили.
- Я говорил, что это не обязательно, - вклинился в разговор тритон. – Тут есть река, я могу жить там. А Эсея устроилась бы где-нибудь на крыше.
- Сам объяснишь, или мне это сделать? – спросила у Тьена альва.
- Сам, - вздохнул он. – Кеони, это – человеческий мир. Тут не привыкли к таким, как вы… как мы. Поэтому будет лучше притвориться людьми.
- Хорошо, - с готовностью кивнул юноша. Подобрался, и плавники медленно втянулись под кожу, а чешуя стала прозрачной и, в конце концов, полностью исчезла. Тритон несколько раз моргнул, и змеиные зрачки приобрели округлую форму. – Похож на человека?
- Почти, - улыбнулся Тьен. – Но люди тут обычно не расхаживают голышом.
Дивные тоже носили одежды, но у детей воды, проводивших большую часть времени в родной стихии, был несколько иной взгляд на этот вопрос.
- Оденем мы его, не переживай, - успокоила альва.
- Или я могу невидимым сопровождать тебя повсюду! – внес встречное предложение Кеони.
- А вот этого не надо, - предупредил шеар. – Ни невидимыми, ни сопровождать. Лили, чего хочет Холгер?
- Чтобы ты вернулся.
- Что?
- Дослушай, - вскинула руку женщина. – Чтобы ты вернулся, принял полагающиеся тебе почести, вежливо попрощался и снова ушел.
- Но я так и собирался поступить.
- Зная твою непредсказуемость, правитель решил подстраховаться.
- Ясно.

Глава 5

За стойкой пивной стояла вульгарно разукрашенная тетка в свалявшемся белобрысом парике. По такой хорошо проверять степень опьянения: как покажется милашкой, значит, все, пора уходить. Только кто от милашки уйдет?
- День добрый. - Она остановилась напротив Тьена. Окинула опытным взглядом, оценила стоимость костюма и степень тоски в глазах. – Есть вентанский бренди. Настоящий.
Мужчина кивнул, и через секунду перед ним появилась бутылка и пустой бокал.
После первого глотка в груди потеплело…
- Корова неповоротливая! – бранилась тем временем кабатчица на уронившую поднос официантку. – Чтоб тебе пусто было!
- Не нужно «пусто», - еле слышно прошептал шеар. – Пусто – это плохо. Очень плохо.
Налил себе еще.

…Первое утро в Итериане началось с мучительного осознания, что он больше не дома. Не было фабричного гудка, шагов в коридоре, родных голосов. Только щебет птиц за окном, и их радостный гомон казался ужаснейшим из звуков.
- Выспался? – Лили сидела в кресле в углу отведенной ему в доме Генриха комнаты. Спокойное лицо, бесстрастный голос. Во взгляде проскользнуло на миг любопытство, но тут же погасло. – Я принесла тебе одежду. Собирайся и спускайся вниз.
- А если я не хочу? – спросил Тьен угрюмо.
- Тогда побуду твоей нянюшкой: сама умою, усажу на горшок, одену и поведу гулять. Согласен?
Менее чем через полчаса он уже стоял в холле.
- Неплохо, - одобрила, осмотрев его, альва.
Наряд, состоявший из свободной темно-зеленой рубахи и плотных коричневых брюк, пришелся впору. Высокие кожаные сапоги, по мнению Тьена, смотрелись нелепо, но их он тоже надел, не желая спорить с «нянюшкой».
- Идем, - скомандовала женщина.
- Завтрака не будет? – нахмурился юноша.
- Для твоего же блага.
Он полагал, что они пойдут во дворец к Холгеру, но Лили проводила его к причалу на узкой быстрой речушке. Там они сели в длинную лодку без гребцов и весел, и вода доставила их к замощенному каменными плитами пустынному плацу. Тьен подумал, что у итерианцев, принято устраивать тут показательные казни: серый камень был в каких-то подозрительных пятнах. Но спросить, верны ли его догадки, новоявленный шеар не успел. Отвлекло пение от реки:
- Много красот в разных мирах ты увидишь, много чудес. Но нигде ты не встретишь ничего прекраснее и чудеснее, чем наш Дивный мир…
- Ундины, - пояснила Лили. – Для тебя стараются.
-…Мир, рожденный по воле четырех. Мир, где вода идет рука об руку с огнем, а воздух танцует с землей. Мир, где в радуге тысячи цветов, и каждый из них неповторим…
Песня завораживала, мелодия проникала в самое сердце. Но стоило прислушаться к голосам невидимых певуний и попробовать повторить за ними слова, обнаруживалось, что и рифма, и ритм отсутствовали напрочь. Непонятно было, каким образом эти «не стихи» ложатся на музыку.
- Еще не догадался? - заметила его недоумение альва. – На каком языке, ты думаешь, я с тобой говорю?
- На каком? – озадачился Тьен.
Женщина рассмеялась:
- Надо же, такой маленький и глупенький, а уже шеар!
- Так на каком языке мы говорим? – потребовал ответа не оценивший шутки юноша.
- Ты – на своем, я – на своем, - пояснила, если это можно было счесть пояснением, альва.
- Но я тебя понимаю.
- Все понимают детей стихий, а дети стихий понимают всех. Разве ветер в разных мирах шумит по-разному? Или вода журчит иначе? Или земля и огонь в одном мире не такие, как в другом?
- Не знаю, - буркнул Тьен. Он видел всего два мира, тот, в котором родился, и Итериан. Тут ветер шумел так же, как дома.
- Мы понимаем людей, а люди понимают нас, - продолжила лекцию Лили. – Но если дети стихий не захотят быть услышанными, их не услышат. Дело не в языке. Это как громкость. Когда с тобой говорят громко, ты хорошо разбираешь речь. Когда кто-то перешептывается между собой, до тебя долетает невнятный шум. Вот например… - Она и правда произнесла что-то невразумительное: ни понять, ни повторить. – Так говорят альвы. Дети других стихий общаются иначе. Будет желание, научишься понимать и их. Я долго жила рядом с ундинами и тритонами, кое-что разбираю в их болтовне. А ты шеар – тебе положено.
- Скажи еще что-нибудь, - приказал Тьен.
Женщина хмыкнула, но подчинилась. Юный шеар не понял ни слова, и, судя по выражению лица альвы, – к лучшему.
- Значит, как громкость? – переспросил он.
- Да. Вот еще один пример.
Она достала из мешочка на поясе тонкую трубочку, и Тьен непроизвольно отшагнул назад, вспомнив, каких сюрпризов можно ждать от подобных безделушек в этих нежных ручках.
- Не бойся, это свисток. Он твой.
Юноша с удивлением принял подарок.
- Подуй, - велела Лили.
Он с опаской поднес трубочку к губам. Дунул. Пожал плечами:
- Ничего не слышно.
- Тебе. А она услышала.
- Кто?
Альва указала вверх. Медленно и плавно размахивая широченными крыльями, к ним приближался крупный темно-зеленый ящер.
- Это не дракон, - предупредила Лили. – Не путай, а то драконы обижаются. Это – виверна.
На неискушенный взгляд Тьена, приземлившееся на плац существо отличалось от виденных им на картинках драконов лишь тем, что имело всего одну пару лап – заднюю. Передние ему с успехом заменяли сложившиеся перепончатые крылья. Опираясь на них, виверна неторопливо приблизилась к молодому шеару и его спутнице. Легкая и грациозная в воздухе, на земле она казалась неуклюжей, но отнюдь не забавной. Огромная голова покачивалась на длинной изгибающейся шее, раззявленная пасть пугала двумя рядами длинных острых зубов, а хвостовая пика даже на вид была острой и опасной. Но альва не выказывала признаков страха, и Тьен старался следовать ее примеру.
Когда виверна остановилась в нескольких шагах и уставилась на них, по-щенячьи вывалив раздвоенный язык, стало видно, что она оседлана, а на вытянутую морду надета длинная уздечка.
- Это наш транспорт, - подтвердила догадку Лили.
- Если нам далеко, я, может быть, сам полетел бы, - неуверенно проговорил шеар.
- Научишься обходиться без «может быть», летай, сколько угодно, - холодно осадила его женщина. – А сейчас нет времени на эксперименты.
Опасливо косясь на скалящуюся морду, юноша взобрался в седло. Альва устроилась позади.
- Ты ведешь, - заявила она.
Что и как делать, Тьен не знал, но спрашивать не стал: сама так решила, пусть, если что, пеняет на себя. Но вышло неплохо… для первого раза. Если бы позавтракал, было бы намного хуже.
Лили указывала направление, иногда перехватывала поводья, но не правила, а только помогала. Минут через пять полет виверны перестал напоминать резкие метания летучей мыши то вверх, то вниз, в голове прояснилось, и взбудораженный желудок опустился на место. Тьен даже начал испытывать некое подобие удовольствия от такого способа передвижения, но надолго это чувство не задержалось. Впереди, за зелеными лугами и внезапно обрывающимся лесом стеной стала тьма.
Виверна, не слушаясь поводьев, пошла на снижение.
- Пусть, - шепнула в ухо альва.
Когда лапы разволновавшегося животного коснулись земли, Лили первая соскочила вниз и пошла узкой тропой между незнакомых Тьену высоких деревьев с гладкими, будто отлитыми из темного металла стволами и толстыми кожистыми листьями размером с ладонь.
Больше не было шуток и насмешек, альва нервничала не меньше виверны, которая, избавившись от седоков, тут же взмыла в небо и затерялась в облаках на светлой его половине. Тьену тоже было не по себе. Сам воздух здесь, казалось, наполнен тревогой. Воздух, вода, земля, огонь…
Огненные вспышки рассекали тьму, но яркое пламя тонуло во мраке безо всякой надежды осветить непонятное нечто. Или ничто.
- На самом деле оно не черное, - тихо сказала Лили. – Оно никакое. Ни цвета, ни звуков.
- Это смерть, - прислушался к своим ощущениям Тьен.
- Хуже чем смерть. – Женщина прикрыла глаза, остановившись у границы, за которой мир и все сущее переставало быть. – Дети стихий не боятся умирать. Когда приходит время, мы возвращаемся к своим началам, чтобы однажды родиться снова. Тот, кого забрала пустота, не вернется никогда.
Тогда он подумал – нет, не подумал, а понял - что она потеряла кого-то близкого в этой пустоте, но спросить не решился.
- Потому ты и нужен здесь, - продолжала Лили. – Лишь шеар способен остановить это. Закрыть разрыв. А после мы уже восстановим разрушенный мир. - Она присела и коснулась рукой земли. Почва под ее ладонью зашевелилась, за несколько мгновений выросла небольшая горка, и на ее поверхности показались молоденькие побеги какого-то вьюнка. - Вот так.
Тьен молчал. Смотрел в пустоту и не проронил ни слова.
Какое ему дело до того, что этот мир рушится, когда по воле здешних жителей его собственный мир рухнул не далее чем вчера? Пусть Итериан целиком провалится в ничто: не останется Холгера и его семейки, никто не явится в дом Софи и не пришлет крылатых теней.
Не будет сладкоголосых ундин, ветреных сильфид, альвов и флеймов. Не будет песен без рифмы и радуг в тысячи цветов. Не будет чудес…
- Что случится, если я откажусь помогать вам? – спросил он.
- Не знаю. Возможно, справимся и без тебя. А ты… Ну, поживешь в городе, с Генрихом. Вернуться домой ты в любом случае пока не сможешь.
- Почему?
- Пустота разрушает границы миров, разрушает границы света. А на смену свету всегда приходит тьма. Войны, болезни, природные катастрофы. Никто не скажет, как это проявится. Пока не ликвидирован последний разрыв над Итерианом, опасно открывать дорогу в другие миры: чем плотнее они закрыты, тем меньше вероятность, что тьма коснется их. Хотя… - она неприязненно поморщилась. – Если тебе настолько противно здесь находиться, думаю, Холгер сделает для тебя исключение. Я говорила ему, что это – пустая затея. Полукровка никогда не станет шеаром.
Последние слова прозвучали неприкрытым оскорблением. Но Валету, росшему на городских задворках, было не привыкать. Плевать ему на то, что думает о нем высокомерная альва и, тем более, Холгер.
Он сказал бы ей это в лицо, но отвлекла очередная огненная вспышка за спиной женщины. В этот раз длинная струя пламени будто сожгла часть пустоты, и в оставленном ею следе высветилось чистое голубое небо. А затем Тьен увидел источник пламенных разрядов, и это уж точно была не виверна. Величественный черный дракон парил между обрывками неба и земли, огненным дыханием и взмахами крыльев изгоняя губительную тьму.
- Драконы латают разрывы?
- Шеары латают разрывы, - поправила Лили. - Только они могут коснуться всепоглощающего ничто и не раствориться в нем… какое-то время.
После Тьен узнает, что закрытие разрыва требует силы всех четырех стихий, и потому никто кроме шеаров не способен справиться с пустотой. А еще он узнает, что если силы на исходе, а разрыв разрастается вопреки всему, шеару достаточно предложить пустоте вместо кусочка мира себя, и она, насытившись, уйдет…
Но это будет потом.
А в тот момент он, не в силах отвести взгляд, следил за движениями дракона.
Видел, как могучие крылья поднимают воздух.
Как из пасти вырывается огонь.
Как вслед за его полетом тянется к небу и тянет небо к себе земля.
И вода тяжелыми каплями пота и слез падает вниз, прошивая распоротое пространство, мелкими стежками…
- Холгер – дракон?
- Это его боевая ипостась, - ответила альва. – Шеар
- Я драконом не буду, - насупившись, объявил юноша. Он ничем не желал походить на первого шеара Итериана.
- И кем же ты будешь? – заинтересовалась Лили.
- Придумаю.
- Точно придумаешь?
- Да, - обрубил он последние сомнения, не ее – свои. – Передай ему, что я останусь, пока это не закончится. Он же за этим тебя послал, Эллилиатарренсаи?
Женщина удивленно приподняла бровь.
- Я в тебе ошиблась, малыш. – Выдержала паузу и усмехнулась: - Ты все-таки выговорил мое имя с первого раза.
Вечером, когда соберется небольшой отряд добровольцев или, скорее, смертников, готовых сопровождать неопытного шеара-полукровку к недавно открывшемуся разрыву, на который не было времени и сил ни у Холгера, ни у Эйнара, когда перезнакомятся, обсудят планы и разойдутся до рассвета, Тьен запрется в своей комнате и достанет из-под матраса завернутую в платок фотографию.
- Я тут задержусь немного, хорошо? Не ради них, ради вас. Не хочу, чтобы хотя бы маленькая частичка этого пришла в наш мир.
Кровь четырех стихий и чужая заемная сила не позволили бы избежать предназначения. Но тогда он еще не понимал этого и верил, что сам принял решение остаться.
Ненадолго.
Неделя, месяц, полгода…

Неизвестно, чем занималась в отсутствие шеара его свита, гуляли ли дивные по городу и ходили ли в кинотеатр, но вернувшись в гостиницу, Этьен застал всех четверых в своем номере. Как и во время военных походов, товарищи держались вместе. Такая сплоченность радовала, но бивак можно было устроить в комнате одного из них.
От строгого выговора удержало присутствие здесь же Лэйда.
- Как прошел день? – спросил Тьен вместо того, чтобы разогнать всех и завалиться на кровать, уже оккупированную Фером и Эсеей.
- Неплохо, - ответил за всех Генрих. – А у тебя?
- Тоже… ничего так…
Археолог подошел к сыну и поморщился, почувствовав запах алкоголя.
- Этьен, - прошептал он, оглядываясь на итерианцев, будто всерьез верил, что они ничего не услышат. – Ты что, пьян?
- Если бы, – шеар раздраженно тряхнул головой.
- Но он старался, – подлетев к командиру, Эсея втянула носом воздух в дюйме от его лица и скривилась. – Сколько ты выпил?
- Много.
- Но зачем? – недоумевал Генрих.
- Хотел почувствовать себя человеком.
А добился лишь того, что внутри все горело, по лицу катился пот, и влажная рубашка прилипла к телу. Воздействие спиртного было кратковременным: все, что не сжигал огонь, вымывалось водой.
Тьен вынул из кармана платок, чтобы утереть лоб, и не заметил, как на пол упал многократно сложенный листок. Зато шустрая сильфида тут же заинтересовалась, подхватила бумажку и взмыла с ней к потолку.
- Ли-Рей, Кларисса Санье, - зачитала она вслух. – Кто такая Кларисса Санье?
- Никто, - хмуро ответил шеар. – Это роза. Очень красивая, с большими ярко-красными бутонами.
- Надо же, - проговорил задумчиво Лэйд. – В Ли-Рей теперь разводят розы? В мое время там селились комедианты и шлюхи…
- Она не шлюха! – От злости не понимая, что делает, Этьен вспышкой метнулся к отцу и схватил того за грудки, приподняв над полом. – Не шлюха. Ясно?
- Да-да, - Лили, до поры тихонько сидевшая на стуле у окна, тут же оказалась рядом и мягко оторвала его руки от пиджака Генриха. – Мы уже поняли: она – роза.
Альва обвела взглядом всех находившихся в комнате и красноречиво указала глазами на дверь.
- Думаю, тебе нужно побыть одному.
Тьен понимал, что должен извиниться перед отцом, но не мог сейчас этого сделать. В ответ на предложение Лили кивнул и отвернулся, чтобы не видеть, как те, кого он теперь считал семьей, один за другим покидают комнату.
Набрал полную ванну и, забравшись под воду с головой, пробыл там несколько минут, в течение которых ничто не отвлекало от размышлений. Вынырнув, уже принял решение.
Высушился, причесался. Достал из шкафа отутюженную рубашку и новый костюм.
Она ведь светилась – он видел, но не понял. Зациклился на внешнем, наносном. На том, что говорили ему глаза и уши. А она светилась, совсем как раньше, и значит, все остальное неважно.
Когда-то Софи спасла его, не только от смерти, но и от жизни, которую он вел до встречи с ней. Неужели он не отплатит ей тем же?

- Он ушел, - сообщила товарищам сильфида, материализовавшись в комнате Фернана, куда итерианцы перебрались из номера шеара. И хихикнула: – Видимо, за розами.
Но весело не было.
- Девять лет огромный срок для людей, - вздохнула Лили. - Я говорила ему, что так получится.
- И как всегда оказалась права, - буркнул со своего места флейм.
- Поверишь, если скажу, что меня это не радует? – огрызнулась альва.
- Нужно что-то делать, - оборвала не начавшуюся перепалку Эсея. – Выяснить, что его беспокоит. Я могу проследить, куда он направился.
- Он приказал так не делать, - напомнил Кеони.
- А я опять обещала слушаться? – усмехнулась сильфида.
- Если попадешься, знай: мы будем чтить твою память, - обещал Фер.
Но всерьез девушку никто не отговаривал, и через миг она растворилась в воздухе, чтобы легким ветерком догнать отъехавший от гостиницы автомобиль.

Глава 6

Тьену ничего не стоило незаметно войти в дом на Фонтанной улице, но, как и до этого, он не воспользовался своими способностями: друзья не вламываются без спроса. Лишь когда открывший дверь дворецкий поинтересовался, приглашен ли он на вечер к госпоже Клариссе, не сдержался. Коснулся плеча человека, и тот застыл.
Шеар пересек небольшой холл и вошел в гостиную, откуда слышались голоса и музыка.
В просторной комнате собралась большая компания. Трое мужчин что-то оживленно обсуждали, рассевшись на диване. Две девицы курили у открытого окна. Еще одна любезничала с молодым человеком, устроившимся на подлокотнике ее кресла. Слова у них перемежались с поцелуями, и сидевшая напротив женщина, худая брюнетка лет сорока, наблюдала за ними с осуждением и плохо скрываемой завистью. Остальные гости, их было около десятка и в основном - мужчины, окружили пианино, за которым сидела молодая женщина в темно-зеленом вечернем платье. Глубокий вырез открывал спину, а цвет наряда гармонировал с медно-рыжими волосами пианистки, уложенными в высокую прическу так, что ничто не мешало любоваться изящной шеей. Этьен видел женщину со спины, но предполагал, что и в иных ракурсах та хороша, ибо играла она довольно посредственно и, как музыкантша, вряд ли собрала бы вокруг себя столько поклонников.
Софи в гостиной не было.
- Добрый вечер, - поздоровался шеар.
Фортепиано умолкло, и женщина в зеленом, крутанувшись на вращающемся стульчике, развернулась к нежданному гостю. Он не ошибся: привлекательное молодое лицо, белая нежная кожа, какая бывает только у рыжеволосых, большие синие глаза, совершенно лишне подведенные темными тенями, и пухлые, ярко накрашенные губы.
- Что вам угодно? – голос у нее был хрипловатый, но приятный.
- Я хотел бы поговорить с хозяйкой.
- Так говорите, - она поднялась навстречу. – Единственная хозяйка здесь – я.
- Вы? – ошарашенно переспросил мужчина в воцарившейся тишине. – Вы – Кларисса Санье?
Он был уверен, что только Софи могла придумать использовать название сорта розы как псевдоним… Но кто сказал, что она придумала его для себя?
Он присмотрелся к женщине и вспомнил, где видел прежде эти же глаза, губы и волосы.
- Анна?
Хозяйка с укором качнула головой.
- Себастьян, замени меня, - попросила она одного из окружавших ее молодых людей.
Приблизилась к растерявшемуся гостю, без предисловий схватила его за рукав и потащила прочь из гостиной. Провела через холл, в котором бродил, приходя в себя, освободившийся от чар дворецкий, и втянула в комнату, по всему, служившую ей чем-то вроде кабинета и мастерской одновременно. Включила свет.
- Во-первых, Амелия, - объявила она, опершись на заваленный бумагами стол. – Но это было давно и не здесь. Здесь – Кларисса. А во-вторых, здравствуйте, Виктор. Или как вас теперь зовут?
- Амелия? – Он проигнорировал ее вопрос.

Глава 7

Амелия Ламиль стала Клариссой Санье шесть лет назад. Неопытной шестнадцатилетней художнице, решившейся подать работы на объявленный престижной галереей конкурс, понадобился звучный псевдоним, и подруга предложила использовать название не слишком популярного, а потому мало кому известного сорта розы.
Конкурс рисунки Амелии не прошли, но заинтересовали молодого и в то время востребованного иллюстратора Поля Флави. Тот предложил девушке поработать вместе… А через месяц, вдрызг разругавшись с семьей, Ами, а точнее – уже Кларисса, перебралась в его квартиру рядом с университетом. С той же легкостью, с которой Поль рисовал иллюстрации к приключенческим романам, он живописал картины их дальнейшей жизни: известность, достаток, особняк в центре города, пышная свадьба и однажды, лет через десять, - пара милых ребятишек, красивых в мать и талантливых в отца.
Но известность преходяща, заказов от издательств поступало все меньше, а картины не находили покупателей. Достаток, соответственно, тоже падал, и на пышную свадьбу уже не хватило бы средств. Кларисса согласилась бы и на скромный обряд, но единственное предложение, которое она получила – переехать из квартиры в центре, ставшей Флави не по карману, в Ли-Рей. Девушка согласилась. Деваться ей было некуда: родители не жаждали ее возвращения, а сестра недавно вышла замуж, и мешать молодой семье Кларисса, еще помнившая, что была Амелией, считала себя не вправе. В целом мире у нее оставались лишь Поль и Софи, которой доставало своих хлопот. А когда дела у художника пошли совсем худо, у Клариссы появилась соперница: Поль все чаще сбегал от нее к бутылке. Возвращался, лил покаянные слезы, обещал, что этого не повторится, а через несколько дней забывал все клятвы. Но это не мешало ей в следующий раз снова ему верить.
Кларисса взяла его дела в свои руки. Дорисовывала иллюстрации и отсылала в издательства. Заканчивала заброшенные натюрморты, чтобы продать за гроши и купить еды. А вечерами вытаскивала загулявшего художника из кабаков и тащила домой, слушая дорогой то проклятия, то любовные признания. Уж насколько терпелива и жалостлива была Софи, но и та стала высказывать ей, что нельзя терпеть подобного обращения, и ничего хорошего жизнь с пропойцей в дальнейшем не сулит. Но девушка продолжала надеяться на чудо.
Однажды Поль не пил почти неделю. Этого времени хватило ему, чтобы оценить, какая все же замечательная женщина рядом с ним, и, не откладывая до очередного запоя, он предложил ей в довесок к сердцу, которым она и так безраздельно владела, и руке, за которую уже год как тянула, свою известную в определенных кругах фамилию. Кларисса согласилась. Но при условии, что он не будет пить хотя бы полтора месяца – именно на такой срок отложили их заявление в мэрии…
Флави сорвался через одиннадцать дней. На двенадцатый невеста забрала заявление, но из квартирки в Ли-Рей не ушла. Не смогла, и некуда. У нее по-прежнему были только Поль и Софи.
А потом от Поля, от того Поля, которого она знала и любила, осталась лишь половина. Затем четверть. А после – хорошо, если десятая часть…
И только Софи, вся без остатка, была рядом, готовая поддержать во всем.
Но когда Кларисса решилась оставить безнадежно опустившегося художника, гостеприимством подруги она не воспользовалась. Не только потому, что не хотела стеснять. Софи предлагала комнату в своей квартире и помощь в поисках работы, а Кларисса-Ами уже не представляла жизнь за пределами Ли-Рей. Вставать рано утром и идти на работу? Возиться с бумажками или стоять у прилавка? Не чувствовать, просыпаясь, запаха краски и кофе? Нет, такая жизнь ее не манила.
Недолго думая, Кларисса приняла предложение давно симпатизировавшего ей немолодого, но весьма интересного, обеспеченного и, главное, непьющего антрепренера Марио. Правда, вскоре выяснилось, что тот не употребляет алкоголя из-за болезни, но ночные приступы, визиты врачей, микстуры, таблетки и всеми правдами и неправдами добываемый морфий казались сущей ерундой в сравнении с тем, что она пережила рядом с неизлечимым алкоголиком.
Но и болезнь Марио оказалась неизлечима. И у Клариссы вновь осталась одна Софи – добрый и светлый человек, которого так не хотелось подводить.
Потому-то сейчас хозяйка маленького салона всеми силами пыталась заставить себя молчать, чтобы ненароком не навредить любимой подруге. Ведь неизвестно, зачем этот мужчина с пронзительными зелеными глазами так интересуется ею…
- Полно вам, Амелия, - рассмеялся он, называя ее старым именем, хоть она и просила так не делать. – Мы лишь поговорим. Выпьем вина.
- Я не пью.
- Болезненная тема? – Его ладонь накрыла ее безвольно лежащую на подлокотнике кресла руку. – Не думайте об этом. Все хорошо.
Хорошо, спокойно…
- А где Жерар? – спохватилась женщина. – Как вы вошли?
- Он дремлет в холле. Пожилой человек нуждается в отдыхе, не будем его тревожить.
- Да-да. – Ей тут же стало стыдно перед беднягой-дворецким: порой она загружала его делами без меры.
- Мы с вами говорили о Софи, помните? Софи Хамнет, она привозит вам цветы по пятницам.
- Она – моя подруга, - на миг вырвавшись из-под власти околдовывающего голоса, воскликнула Кларисса. – Она…
- Замечательная, - улыбнулся зеленоглазый, когда-то знакомый ей как Виктор из Галора. – Не бойтесь, я ее не обижу. И другим не позволю.
Ему хотелось верить, и она поверила. А перестав сопротивляться, почувствовала себя вновь легко и свободно.
- Что вы хотите знать? – спросила уже обычным тоном, словно говорила со званым гостем.
- Все. Начните с того, как вы снова сошлись.
- Мы и не расходились. Не общались какое-то время после того, как вы… после того, как вы обидели Анну! – горечь воспоминаний отрезвила на миг. - Это было подло!
- Это было грубо, - поправил он. – А подло с моей стороны было бы продолжать наши отношения.
Анна его не интересовала, ни сейчас, ни тогда, но Кларисса почему-то посчитала нужным сообщить, что сестра замужем, счастлива и растит девочек-двойняшек.
- Чудесно, - кивнул мужчина. – Но мы говорили о Софи.
- Да, Софи. Мы встретились летом. Мы с сестрой гуляли по набережной, а она продавала розы. Смутилась, когда нас увидела. Мы решили, что они с Люком совсем бедствуют, раз уж она торгует цветами, но Софи объяснила, что это дополнительный заработок. Знаете, когда человек привык экономить каждую монетку, лишних денег для него не бывает. Она тогда работала в продуктовой лавке, но собиралась уходить. Думала пойти на курсы, выучиться на швею, чтобы работать дома. Но осенью приехал ее отец. Его жена умерла после долгой болезни, оставила его с малышкой, а мужчине нелегко одному заниматься ребенком…
- И он вспомнил о старшей дочери, - нахмурился гость.
- Да, наверное, поэтому, - согласилась женщина. – Софи ушла из лавки, но о курсах уже речи не было: Клер требовала постоянного внимания. Она часто болела, много денег уходило на лечение. Но у Софи оказались какие-то сбережения, она даже смогла свозить детей в санаторий на водах. Малышка после этого пошла на поправку…
- А что отец?
- Помогал, как мог. Перевелся из того города, где жил раньше, в наше железнодорожное депо, мастером. Но что-то не заладилось, не сошелся с начальством. Потом как-то появился на службе нетрезвым. Нет, пьяницей он не был, Софи такого не допустила бы, но иногда, как и многие, искал спасение в бутылке. Его уволили после того случая. Несколько месяцев просидел без работы. Чувствовал себя бесполезным, и оттого срывался временами: скандалил или опять пил. Софи грозилась, что выгонит его из дома, но вместо этого сама взялась устраивать его жизнь. Оббивала пороги, искала нужных людей. Каким-то чудом добилась, чтобы его снова взяли на железную дорогу, правда, уже не мастером, а обычным рабочим - обходчиком или что-то вроде того. Но денег семье все равно не хватало, и когда Софи исполнилось шестнадцать, она продала дом.
- Разве в таком возрасте можно заключать подобные сделки?
Женщина нахмурилась, припоминая.
- При согласии опекунов – можно. Макс разузнавал для нее детали, его дядя владелец агентства недвижимости. Он и помог найти покупателей. Мы все помогали ей тогда… Насколько она позволяла. Денег не брала, и мы шли на хитрость: покупали пирожки, конфеты, фрукты и приходили на чай. Или приносили подарки детям, одежду и игрушки, – тут она отказаться не могла. Но, знаете, даже тогда Софи помогала нам больше, чем мы ей. Это сложно объяснить…
- И не нужно, - покачал головой странный гость. – Рассказывайте дальше.
- Дальше, вскоре после того, как они продали дом и перебрались в квартирку рядом с вокзалом, погиб их отец. Товарный вагон перевернулся, и его придавило. Умер на месте… Грешно так говорить, но это лучшее, что он сделал для своих детей. Софи была уже взрослой, но Люку и Клер удалось оформить пенсию, да и в доме у них стало куда спокойнее, и в жизни. Софи устроилась сортировщицей на фабрику. Платили немного, но для детей рабочих при цехе были ясли, и ей не приходилось беспокоиться, с кем оставить Люка и Клер. Потом – только Клер, а Люк стал ходить в школу. Но на фабрике она долго не задержалась: увидела объявление, что нужна работница в оранжерею, а ей всегда нравилось возиться с цветами. Потом нашла еще одно место, в варьете…
- Софи – в варьете? – переспросил мужчина, видимо, надеясь, что это шутка или оговорка.
- Да, устроилась официанткой в «Разбитую шхуну. Четыре дня в неделю, с семи вечера и до последнего клиента. Утром – в оранжерею.
- А дети?
- Оставляла дома.

Глава 8

В выходные покупателей к Софи заходило обычно больше, чем в будни, но летом часть клиентов отбирали цветочницы, торгующие вразнос выращенными в палисадниках розами и георгинами, которые хоть и уступали по красоте оранжерейным цветам, отличались выгодною ценой. Девушка на конкуренток не сетовала, помня, что сама когда-то зарабатывала тем же, а у «Оазиса Рамзи» были постоянные покупатели, из тех, которые на улице букетики брать не станут. Но в этот день торговля совсем не шла, и к обеду настроение у Софи окончательно испортилось.
Оно и с утра не было радужным, но все же получше, чем вчера.
Вчера она вздрагивала всякий раз, как открывалась со звоном колокольчика дверь. Сердце срывалось на бешеный перестук, если рядом притормаживал автомобиль или слышался с улицы мужской голос…
Но он не пришел.
И к лучшему. Скоро все станет как прежде, и она снова забудет о нем. Ведь она же забыла, в последние годы почти не думала. Бывало, по два-три дня не вспоминала… Хотя нет, три – не бывало. И два тоже редко. Но теперь получится. Теперь она знает, что того парня, которого она ждала все это время, больше нет. Есть чужой для нее мужчина, похожий на того мальчишку лишь внешне, и с каждым проходящим часом Софи все больше убеждалась в этом. Потому что тот мальчишка не принял бы так легко отказа.
- Здравствуйте.
Девушка подпрыгнула от неожиданности и уронила ножницы, которые без нужды уже полчаса вертела в руках. Сердце екнуло, но вошедший в магазин человек лишь с первого взгляда чем-то напоминал того, о ком она думала, а при ближайшем рассмотрении никакого сходства не обнаружилось. Разве что походка – как-то неуловимо, и то, как он поворачивал голову, осматриваясь.
- Добрый день.
Мужчина лет сорока, в элегантном, даже с виду недешевом костюме приблизился к прилавку. Пригладил вьющиеся русые волосы, покосился на свое отражение в зеркальной витрине и удовлетворенно хмыкнул.
«Сейчас примется расточать комплименты», - решила ко многому уже привыкшая цветочница.
Но ошиблась.
- Я хотел бы купить цветы. Не в подарок, а, как бы это… В знак благодарности. Посоветуете что-нибудь?
- Для женщины или для мужчины? – осведомилась Софи.
- Для мужчины. Для моего доктора. – Серые глаза покупателя вспыхнули восторгом. – Для волшебника, я бы сказал!
- Возьмите розы, - посоветовала девушка. - Красные. В меру строго и со вкусом.
- Дайте дюжину, - тут же отозвался клиент. – Нет, три!
- Три розы?
- Три дюжины! Взял бы больше, но, наверное, это будет слишком.
По мнению Софи, и три дюжины – слишком, но она промолчала: глупо действовать себе в убыток.
- Не знаю, чем его отблагодарить, - словно прочел ее мысли мужчина. – Денег не берет, от подарков отказывается. Святой человек! Волшебник!
- Да-да, есть такие люди, - закивала девушка.
Ее ничуть не занимал святой волшебник, но покупатели любят, когда с ними поддерживают разговор.
- Он вернул мне жизнь! - продолжал воодушевленно мужчина, пока она собирала букет. – Нормальную жизнь, на которую я уже не надеялся. Остальные медики в один голос утверждали, что я до конца дней останусь слепым. И что же? Я вижу даже самую малюсенькую веснушку на вашем носике!
- У меня нет веснушек, - смутилась Софи. Но рассказ покупателя стал интересен.
- Есть-есть, почти незаметные, но есть! – рассмеялся мужчина. – Веснушки – это прелестно. Особенно в сравнении с оспенными отметинами.
Софи закусила губу.
- Не представляете, на кого я походил после болезни, - радостно вещал человек, на лице у которого не рассмотреть было ни шрамика, лишь едва заметные пятнышки. – Я бы тоже не представлял, я ведь себя не видел. Но добрые родственники сделали для меня фото на память. Вот, взгляните.
Он достал бумажник и вынул карточку.
Девушка присмотрелась: определенно он же. Тот же широкий лоб, нос с горбинкой и квадратный подбородок. Но кожа – еще хуже, чем у Люка, и мутные мертвые глаза.
- Так вы говорите, есть доктор, способный вылечить последствия оспы? – спросила она охрипшим от волнения голосом. – Даже когда другие врачи сказали, что это невозможно?
- А кому, по-вашему, я покупаю цветы? – удивился мужчина. – Вас интересует подобный специалист?
- Да. То есть… Да.
Покупатель задумался.
- Я не стал бы рассказывать, если бы знал. Доктор, о котором я говорю, практикует экспериментальный метод и пока не заинтересован в притоке пациентов.
- Пожалуйста, - взмолилась Софи. – Я не хочу ему докучать, но вы не спросите, не примет ли он мальчика?
Клиент порылся в бумажнике и вынул визитную карточку.
- Я бы спросил, но ответ вам передать не смогу. Уезжаю сегодня. Попробуйте зайти к нему сами. Но не говорите, что это я вас направил, неудобно выйдет.
От волнения Софи позабыла о деньгах за цветы, но покупатель сам положил на прилавок нужную сумму и, пожелав удачи, вышел из магазина.
Кабинет волшебника находился на другом конце города, но если закрыть магазин пораньше, можно успеть до пяти, как значится в часах приема. А работал доктор, если верить карточке, без выходных.
Несколько часов мысли девушки занимал предстоящий визит – ничего лишнего в голову уже не лезло. Только бы этот врач согласился лечить Люка. Только бы лечение помогло, вернуло брату зрение, пусть и не до такой степени, чтобы он мог разглядеть веснушки у нее на носу, которые – вот незадача! – все же имелись.
Делиться новостью с Люком она пока не собиралась. Не хотела обнадеживать заранее. Забежала на пять минут домой, выпила заваренный Клер чай, схватила булку и, не переодевая рабочего платья, опять убежала, соврав про срочный заказ.
Нико уже собирался домой, но она успела его перехватить.
- Заказ? – обрадовался шофер. – Сейчас буду готов.
Пока он выводил авто из гаража, Софи заперла магазин, бросив все неоконченные дела. Полить горшечные цветы и обернуть влажной марлей не проданные за день срезанные можно будет и вечером. А вообще, госпожа Рамзи давно собиралась найти девушку ей на смену, нужно напомнить: с таким товаром магазин должен работать круглосуточно. Случается же, и ночью кому-то понадобится букет.
…Вот Тьен однажды вернулся под утро с розами – купил же их где-то…
- А цветы? – растерялся Нико, увидев, что она налегке.
- Представляешь, забыла. В другой раз возьму.
Если доктор и впрямь такой чудодей, она ему не то, что три дюжины, она ему сотню роз подарит!
- Софи, - укоризненно нахмурился водитель.
- Ты мне друг?
- Конечно.
- Значит, вот по этому адресу, – она подала молодому человеку визитку. – Если у госпожи Рамзи появятся вопросы, я сама все объясню.
Хозяйка оранжереи, добродушная старушка, одинаково ласковая и с цветами, и с работниками, никогда не отказывала в помощи. Тот же Нико нередко брал автомобиль, чтобы съездить по личным делам, и вспомнив об этом, шофер прекратил препираться.
По дороге он спрашивал о чем-то, но Софи не слышала. Поглядывала ежеминутно то в окно, то на циферблат маленьких наручных часиков. Казалось, что машина едет слишком медленно, а стрелки бегут слишком быстро.
Наконец автомобиль остановился у крыльца, над которым поблескивала на солнце металлическая табличка с надписью: «Г-н Л. Раймонд, доктор».
- Жди здесь, - велела Софи шоферу.
Поднялась по ступенькам и позвонила.
Никто не открыл.
Времени было уже без пятнадцати пять, и доктор в отсутствие пациентов мог уйти домой.
Девушка позвонила еще раз.
- Иду-иду, - послышалось из дома. – Иду!
Дверь отворилась, и на крыльцо выглянул полноватый пожилой господин с блестящей в редких темных волосах проплешиной и густой окладистой бородой.
- Простите, отпустил ассистента пораньше, - извинился он.
- Так вы и есть доктор! – радостно воскликнула Софи.
- Да, - приосанился мужчина. – Доктор Лайонел Раймонд к вашим услугам. Если, конечно, вы в них нуждаетесь.
- Нуждаюсь, - прошептала девушка.
- Тогда прошу.
Узкий, неосвещенный коридор привел в большой и светлый, но до ужаса скудно обставленный кабинет. Тут имелся лишь письменный стол темного дерева, два кресла и книжный шкаф. Чтобы отвлечься и как-то унять охватившее ее волнение, Софи пробежалась взглядом по корешкам: часть книг стояла вверх ногами.
- Так что вам угодно? – поинтересовался доктор.
Девушка замешкалась: должного впечатления волшебник и его рабочее место на нее не произвели.
- Смелее, милая барышня, - поторопил господин Раймонд. – Вы оторвали меня от написания важной статьи. Излечение оспы и ее последствий. Девятнадцать случаев полного восстановления после болезни и около сорока – с частичными улучшениями. Как думаете, моя работа стоит того, чтобы о ней узнал мир?
Произнесено это было в высшей степени хвастливо, но оглашенные результаты впечатляли, и Софи решилась.
- Я как раз хотела спросить, не взяли бы вы еще одного пациента. Мальчика…
- Какого мальчика? – доктор огляделся. – Не вижу здесь мальчика.
- Он остался дома.
- Милая моя барышня, - всплеснул руками господин Раймонд. – Как я могу дать ответ, не взглянув на вашего мальчика? Разве я в состоянии без осмотра обещать что-нибудь?
- Но…
- Что с ним, с вашим мальчиком? Он переболел оспой?
Софи кивнула.
- Давно?
- Четыре года назад.
- Последствия?
- Он не видит, и шрамы…
- От шрамов я его избавлю, - беспечно, словно речь шла о ссадине на коленке, заявил доктор. – А зрение – вопрос серьезный. Нужен осмотр. Приводите-ка его сюда. – Он поглядел на часы. – В течение часа, я пока подожду.
- Может быть, уже завтра?
- Завтра?! Завтра я буду за сотни миль отсюда.
- Но как же…
- Меня ждут в столице. Но если ваш мальчик, вернее его случай, меня заинтересует, я останусь, - милостиво пояснил господин Раймонд. – Материалов для исследования много не бывает. Двадцать успешных опытов – это же лучше, чем девятнадцать?
- А если не заинтересует? - сникла девушка.
- Выпишу вашему мальчику состав для ванн и дам баночку мази, чтобы убрать оспенные отметины. Хоть что-то, согласитесь.
Не согласиться было сложно.
- У вас час, - напомнил доктор.
Не прощаясь, Софи вылетела в темный коридор, а затем и на улицу.
- Поехали! – крикнула она Нико, запрыгнув в машину. – Быстрее!
- Что случилось?
- По дороге объясню. Только скорее!
- Да-да, уже…
Он провернул ключ в замке зажигания. Мотор заурчал… закашлялся и затих.
- Что такое? – заволновалась Софи. – Машина? Сломалась?
- Нет, не сломалась. – Нико виновато опустил курчавую голову. – Ты так торопила… Я забыл залить бензин.
- О, нет. – Девушка в ужасе закусила кулачок. – Что же делать?!

После визита в цветочный магазин у Тьена оставалось достаточно времени, чтобы еще раз все проверить. Но вместо этого он съездил на кладбище. Дюжина роз для Ланса, дюжина – для Михала. Оставшиеся положил к надгробию с именем Клер Хамнет. Задумался ненадолго, чем руководствовался человек, называя дочь от второго брака именем бывшей и на тот момент уже покойной жены, но не нашел ответа. Люди вообще странные…
- Я о них позабочусь, обещаю.
…например, говорят с теми, кого уже нет.
Софи в этот час собиралась к чудесному доктору.
Поначалу Этьен собирался сам предложить ей специалиста. Сказать, что прочел в газете, или кто-то из знакомых порекомендовал. Но тогда угодил бы в благодетели, а он меньше всего желал, чтобы Софи чувствовала себя обязанной ему. По его разумению, девушка, назначив себя виновной в том, что случилось с братом, должна искупить эту вину в своих глазах. Пусть и не без помощи счастливого случая найти решение, пойти на какие-то жертвы, как то пренебрежение работой и незначительный обман. Упросить чванливого лекаря осмотреть больного ребенка. Понервничать, помотаться по городу, устать, чтобы потом испытать облегчение и удовлетворение и от того, что все уже хорошо, и от того, что не сдалась и сделала все возможное, чтобы помочь брату.
План был прост.

Глава 9

Все-таки Пьер Луз – талант!
Шеар слушал, как он говорит с Люком, а затем с его сестрой, и не мог не отметить, что выбрал правильного актера. За день сценарий выучил, образ создал, живой, с манерами, привычками – характерный такой образ. А с оплатой – это он, Тьен, придумал. Подачек девушка не приняла бы, а так и не догадается ни о чем…
- Замечательно, - похвалил он мнимого доктора, когда Софи и Клер вышли на улицу, а Люк – в соседнее помещение, где была приготовлена ванна. – Теперь подождите здесь.
Для Луза врачом был сам Этьен: молодой, никак еще не зарекомендовавший себя специалист решил помочь знакомым, не особо доверяющим его опыту, что и вынудило прибегнуть к хитрости. Дело, невзирая на обман, благородное, ничем (и это отдельно оговаривалось) больному ребенку не грозящее. Казалось бы, ерунда, все равно через две недели лицедей ни о чем не вспомнит, но то, что его волновали такие нюансы, радовало.
Оставив актера в кабинете, шеар прошел в «процедурную». Софи, взволнованная и обрадованная, даже не подумала осмотреть здесь все. А ведь он готовился!
У стены, скрытая широкой белой ширмой, стояла большая эмалированная ванна. Вода в ней была подкрашена кристаллами марганцовки в нежно-розовый и источала аромат лаванды. Под окном располагался стол, за который мальчика следовало усадить после водных процедур. Аппарат для стимуляции глазного нерва представлял собой окуляры с толстыми линзами, установленную на столешнице рамку и две электрические катушки, после включения испускавшие голубые молнии разрядов. К дужкам очков были прикреплены провода, уходившие в ту же коробку, от которой шло питание на катушки, но не подключенные к общей цепи. Это создавало впечатление, что во время сеанса пациент получает электрические импульсы.
Тьен рассчитывал, что Люк увидит в конце «процедуры» слабую вспышку. Для ребенка, чей мир четыре года назад накрыла тьма, это станет лучиком надежды, настоящей радостью, которую шеар хотел разделить с ним. Но теперь, из-за преждевременного выхода на сцену, приходилось уступить это счастье Лузу-Раймонду и возвращаться к Софи.
- Готовы, юноша? – спросил Этьен у раздевшегося и стыдливо прикрывшегося ладонями подростка. Воздух превратил голос мужчины в голос оставшегося за дверью актера, а интонации он вполне успешно скопировал. – Позвольте, помогу вам забраться в воду.
Люка он старался не рассматривать – больно. Так больно, что логика пасует перед чувствами, и сам начинаешь верить в свою причастность ко всему, случившемуся с мальчишкой.
- Осторожно, вот так. Плечи должны быть покрыты водой. Задержите дыхание…
Лавандовая вода слабо замерцала, когда шеар опустил в нее руки, зачерпнул в ладони живого света и пролил Люку на лицо.
Трудно было удержаться, чтобы не сделать все сразу. Вернуть здоровье пораженным болезнью органам, смыть оставленные оспой отметины, оживить тусклые глаза… Но он переборол себя: никаких чудес, только постепенное лечение. Потом, когда Софи и Люк все о нем узнают, они догадаются, но пока им проще принять правдивую ложь, а не сказочную правду.
- Проследите за ним, - попросил Тьен, вернувшись к Лузу. – Поможете выбраться из ванной. Полотенца в шкафу. После усадите к аппарату, как я вам показывал.
Темный коридор вывел к запасному ходу. Шеар дошел до двери, взялся за ручку, но открывать не стал – перенесся огненным сполохом в пустой двор, где оставил автомобиль.

Софи и Клер топтались у крыльца.
- Простите, нужно было отлучиться, - извинился, выйдя из авто, Этьен.
Цветочница равнодушно передернула плечами:
- Мог и не возвращаться. Я же говорила, ждать не нужно.
- Нужно-нужно! – перебила сестру Клер. – Тут ни лавочек нет, ничего! У меня уже ноги устали туда-сюда ходить… Можно в машине посидеть?
Мужчина распахнул перед ней заднюю дверцу, но девочка не спешила забраться внутрь.
- А за рулем можно? – для проформы смущаясь, спросила она.
- Можно.
Обернулся к Софи.
- Долго ждать? – спросил, словно не знал. – Тут есть одно местечко – напитки, мороженое.
- Мороженое! – радостно воскликнула Клер, но сникла под взглядом сестры.
- Мы побудем здесь. Ты нам очень помог, спасибо. Но дальше сами справимся. А тебя ждут, наверное.
Тьен сказал бы, что никто его не ждет, но это было бы неправдой. Ждали. Отец, свита. Но что с того, если за девять лет никто из них не стал ему ближе, чем девочка, рядом с которой он прожил всего три месяца? Если никому из них он так и не решился открыть свою большую маленькую тайну?
- Я не спешу, - произнес он уверенно.
Софи было не до него, Тьен понимал это, но находиться с ней рядом, пытаться говорить о чем-то, не получая в ответ ни слова, ни взгляда, чувствуя себя чужим и ненужным, было невыносимо. Потому он отлучился, купил бутылку газированной воды и мороженое для Клер.
- Вы точно не ухажер? – хитро поинтересовалась малышка, разворачивая обертку. – А то похоже.
Захотелось узнать, много ли мужчин баловали девчушку подарками и сладостями в надежде снискать расположение ее сестры и сколько из них преуспели в этом деле.
Возможно, он спросил бы, но отвлекла вспышка – та, которую увидел Люк. Яркая молния на мгновение прорезавшая многолетнюю тьму. А следом – взволнованный стук сердца, воздух, комом ставший в груди, не сорвавшийся с губ крик… Вместо радости – горе от того, что вокруг опять чернота.
«Спокойно, напарник. Дыши ровнее. Вот так. Ты молодец»
По дороге домой, когда Софи устроилась на заднем сидении вместе с детьми, Тьен посматривал в зеркало и прислушивался к взволнованному разговору.
- Я бы мог возить Люка к доктору, если ты не против, - прежде чем проститься, предложил он девушке.
- Не нужно, – она покачала головой, не глядя ему в глаза. – Нико будет его возить. Думаю, хозяйка не станет возражать.
- Ну, тогда…
Он не знал, что тогда, но продолжать не пришлось.
- Вы так и не сказали, как вас зовут, - вмешалась в разговор Клер.
- Тьен, - ответил он, опуская привычную отговорку.
- А вы хотите компота?
- Клер, - Софи укоризненно покачала головой. – Тьену уже пора. Мы и так его задержали.
- Всего лишь стакан компота! – не сдавалась девочка. – Я сама варила. Из черной и красной смородины.
- Я, пожалуй, попробовал бы, - сказал шеар, чтобы не обижать малышку.
В квартиру его не пригласили, и он остался ждать на лестничной площадке.
Софи, не прощаясь, скрылась в комнатах, Люк зашел еще раньше, а Клер забежала внутрь и через минутку появилась на пороге со стаканом, до краев наполненным напитком насыщено-красного цвета.
- Очень вкусный, вам понравится! – прокричала она, но отдавать стакан не торопилась. Подманила мужчину пальцем и шепотом спросила: - Хотите остаться на ужин?
Он кивнул.
Девочка бегло оглянулась, не стоит ли за спиной строгая сестра, и вдруг, без предупреждения, выплеснула на Тьена содержимое стакана.
- Ой! Я нечаянно! – заголосила тут же. – Простите меня, пожалуйста!
На крики выбежала Софи. Уже готовилась накинуться на него за то, что обидел драгоценного ребенка, но, увидев пустой стакан в руках сестры и расплывающееся по белой рубашке и светло-бежевым брюкам мужчины кровавое пятно, схватилась за голову.
- Я нечаянно, - продолжала лепетать Клер. – О порожек споткнулась.
- Ничего страшного, - в искреннем смущении пытался уверить Тьен. – Нужно промокнуть чем-нибудь.
- Пятно останется! – как о пожизненном увечье сокрушалась маленькая плутовка. – Это же смородина! Надо застирать! Я сейчас! Я сама! Я все сделаю!
- Ты уже сделала, - опомнившись от испуга, мрачно проговорила Софи.
Девушка втянула мнущегося на площадке шеара в квартиру и захлопнула дверь.
- Раздевайся.

В жизни у Софи случалось всякое. Но таких дней, чтобы и волнения, и надежда, и радость, и тревога – все сразу, вперемешку и много, таких дней у нее давно не было. Лет девять уже.
Тогда тоже все шло кувырком от одного слова, мысли путались с чувствами, и желания сбывались самым неожиданным образом.
Лишь на миг подумалось, что вот бы он остался, – и смотрите-ка, что вышло.
- Раздевайся, - велела она облитому компотом мужчине.
Не могла же она оставить его за дверью после того, как он выручил их сегодня?
- Нужно застирать и на балконе развесить! – Клер путалась под ногами. – Солнышко еще не село, и ветерок хороший: за часик протряхнет, за два просохнет.
- Иди к себе, я разберусь. А ты почитай лучше, – спровадив сестру, принялась за гостя: - Ванная там. Пятен не останется, не беспокойся.
Прошла вперед, включила свет в облицованной гладкой плиткой комнатке, открыла воду и вышла, едва не столкнувшись с Тьеном в дверном проеме.
Вернулась через пару минут, отыскав в шкафу старые мужские брюки и рубашку. Постучала.
- Вот, тебе должно подойти. Надень, пока я твои вещи постираю.
Взгляд скользнул по обнаженному торсу, от загорелой шеи вниз, по покрытой темными волосами груди, по мускулистому животу, до расстегнутого ремня, а затем - резко вверх и задержался на едва заметном светлом пятнышке под ключицей.
- Я сам постираю, не волнуйся. А это… не надену, извини.
- Тогда сиди здесь, пока твое не просохнет, - бросила Софи раздраженно.
Ей-то все равно, но при ребенке в исподнем расхаживать она ему не позволит.
- Набросить что-нибудь дай, полотенце какое-нибудь… И где у тебя тут мыло?
- Для стирки – порошок, в коробке под ванной.
Гордец какой! Чужого не наденет, свое сам постирает. Да пожалуйста!
Подходящего полотенца не нашла, взяла в комоде простыню, сунула в приоткрывшуюся на стук дверь и на время постаралась выбросить бывшего квартиранта из головы.
Зашла к Люку.
Брат сидел на кровати и задумчиво трогал кончиками пальцев струны лежавшей рядом гитары, без звука, касался и тут же отводил руку.
- Прости, бросила тебя.
- Все в порядке. Я… Правда, лучше стало? – так же нерешительно, как только что струны, он коснулся своей щеки.
- Правда.
Шрамы никуда не девались, но кожа заметно посветлела.
- Помнишь, тот доктор, к которому мы ходили в прошлом году, сказал, что если бы я видел свет, можно было бы на что-то надеяться?
- Помню.
- Я видел свет. Честно, видел.
Из ванной послышался какой-то грохот.
«Таз с крючка сорвался, - Софи усмехнулась про себя: - Зацепил. Неуклюжий такой…»
- Что там? – встрепенулся мальчик.
- Клер облила Тьена компотом. Видимо, он останется на ужин.
Люк взял гитару, словно собрался играть, но вновь лишь погладил пальцами струны.
- Знаешь, что еще я помню? Как ты говорила, что он вернется, и все будет хорошо.
- Это было давно, – Софи покачала головой. – Отдохни, я пока займусь ужином.
Тьен, завернутый в простыню как в тогу, ждал в коридоре. Девушка удивленно приподняла бровь, заметив влажные вещи у него в руках:
- Уже?
- Да. Где можно развесить?
- Я сама.
Выход на балкон был из комнаты Люка, а она не хотела, чтобы незваный гость тревожил брата.
Пятен, как заметила девушка, развешивая одежду, не осталось. Еще одно подтверждение, насколько все изменилось: тот, прежний Тьен никогда не отстирал бы так тщательно. Но, видно, жизнь научила. Сейчас-то авто, часы дорогие, запонки, а до этого?
И часы, и запонки остались на полочке в ванной. И бумажник.
Софи закрылась на щеколду и дала волю любопытству. Деньги ее не интересовали. Только обратила внимание, что их немало. Нашла документы.
- Этьен Лэйд, - прочла шепотом. – Надо же, Этьен.
На глаза попался счет из ресторана «Золотого двора», и Софи узнала, что ел вчера за ужином господин Лэйд, а по количеству порций сделала вывод, что трапезничал он не один.
Сложив все, как было, девушка для вида ополоснула руки и вышла из ванной.
Тьен разговаривал на кухне с Клер. Забытых вещей он не хватился, и вот это как раз было знакомо. Тогда, в их доме, он тоже чувствовал себя своим с первого дня, не таился и не прятал ничего от них с Люком. Хотя сейчас ему и кошелек убрать некуда – сам-то в одной простыне.
Сестренку подобный наряд гостя не смущал.
- Машиной управлять трудно? – услыхала Софи ее вопрос.
- Не очень.
- Научите меня?
- Может быть.
- Не может, - обрубила девушка, входя в кухню. – Хватит с тебя велосипеда.
Клер обижено засопела, но спорить не стала.
- Помоги на стол накрыть, - попросила ее сестра.
- В гостиной?
Для гостей накрывали всегда в гостиной.
Софи задумалась на минутку. С одной стороны, много чести. А с другой, если на кухне сесть, получится, что Тьен не гость, а свой, как тогда…
- В гостиной, - решила она.

Поначалу ели в полном молчании, лишь гость из вежливости похвалил стряпню и компот, которого ему налили теперь не на одежду.
- Тьен, а сколько вам лет? – не выдержала тишины Клер.
- Двадцать семь.
- Да? – девочка наморщила носик. – Я думала, больше. А Софи – двадцать три. Но все говорят, что меньше.
- Клер, что за разговоры? – попыталась угомонить сестру цветочница.
Как всегда, безуспешно.
- Где вы живете, Тьен?
- Пока в гостинице. Но хочу купить дом. – Он посмотрел на Софи, на Люка и вернулся взглядом к любопытной малышке. – Не очень большой, но и не маленький. И обязательно с садом.
– А денег хватит?
- Клер! – окрикнула Софи возмущенно.
- Хватит, - улыбнулся гость, проигнорировав бестактность вопроса.
- Много зарабатываете? – прищурилась дотошная девчонка. – Чем вы занимаетесь?
«Ворует, - подумала Софи, устало прикрыв глаза. – Только уже по-крупному».
- У нас большое семейное дело, - с расстановкой произнес мужчина. – Можно сказать, трастовая компания. Помогаем людям выжить в сложном мире… финансов…
- Так скучно, - Клер напоказ зевнула, не удосужившись прикрыть рот ладошкой. – Но с другой стороны, хорошо, что вы – серьезный человек, а не какой-нибудь…
- Сказочник, - ляпнула, не сдержавшись, Софи.
Тьен посмотрел на нее через стол, долго и задумчиво. В знакомых зеленых глазах почудилась незнакомая тоска.
- Знаешь, как-то не до сказок стало.
Сделалось неуютно.
Софи потупилась. Люк царапал вилкой тарелку, делая вид, что пытается наколоть убегающий кусок. А Клер вдруг вскочила на ноги и стукнула себя кулаком по лбу:
- Сказки! Точно! Вы – Тьен!
- Да, – мужчина удивленно моргнул. – Я так и сказал.
- Я сейчас! – рванула к двери девочка.
Можно было догадаться, куда она помчалась, но Софи уже не могла нормально соображать, а когда сестра вернулась с книгой в руках и протянула ее гостю, было поздно.
- Мои любимые. Честно.
Мужчина заглянул под яркую картонную обложку. Вслух читать не стал, но девушка знала, что он увидел на титульном листе.
«Волшебные истории Бертрана Брю», - отпечатали в типографии. Она заклеила имя Бертрана Брю кусочком белой бумаги, а Люк, он тогда уже умел писать, вывел поверх новое. И получилось: «Волшебные истории Тьена». Они перечитывали их вечерами, и мечтали о том, как будет здорово, когда он вернется.
А когда Люк уже не мог читать, она отдала книгу Клер. Жаль, имя в названии вымарать забыла.
Гость поглядел на них с братом по очереди с такой теплотой и нежностью, что захотелось… Захотелось схватить тарелку и швырнуть ему в голову! А потом и соусницу! И проорать то, что он и сам уже понял: «Да! Ждали мы тебя, ждали! Но это давно было. А сейчас нам и без тебя хорошо. И не нужны нам больше твои сказки!»…
- Люк, - хрипло обратился мужчина к невидящему, но понимающему, что происходит, подростку. – Я предложил твоей сестре возить тебя к доктору…
- Я же сказала, Нико нам поможет, – оборвала его Софи.
- Люк, ты уже не маленький, - не слушая ее, продолжил Тьен.

Глава 10

Настроение не располагало к общению, но Этьен усвоил жизненные уроки: добрые отношения нужно беречь. Потому, вернувшись в гостиницу, без оглядки на поздний час заглянул к отцу: Генрих не имел привычки рано ложиться.
Но и привычки коротать вечера с бутылкой за ним раньше не водилось.
- Да вот, вроде бы неплохое вино, - смутился Лэйд, заметив удивленный взгляд сына. – Присоединяйся… если никуда больше не собираешься…
Тьен почувствовал легкий укол совести. Притащил отца в мир, давно ставший ему чужим, и бросил.
- Не собираюсь, – он устроился за столом напротив археолога. – Как прошел день? Как экскурсия?
Лэйд вздохнул. Вперил взгляд в свои сцепленные замком пальцы.
- Пап, как ты вообще?
- Не знаю. Странно.
- Это с непривычки. В Итериане все иначе.
- Иначе, - кивнул пожилой человек. – Возможно, ты не заметил, ты же шеар, а люди своеобразно ощущают пребывание в Дивном мире. Помнишь истории о тех, кого прекрасные альвы или легкокрылые сильфиды уводили за собой? О том, как прожив какое-то время в окружении чудесных созданий, те люди возвращались домой, думая, что минуло всего несколько дней, и с удивлением понимали, что прошли уже годы?
- К чему ты это?
- К тому, что мы чувствуем себя такими же, какими пришли однажды в Итериан. Не стареем, да, но и не взрослеем, если поймешь, о чем я. Приобретаем знания и опыт, но не меняемся душой.
Наверное, он был прав. Иначе, почему третий шеар, пережив встречу с ненасытной пустотой и пройдя не одну чужую войну, до сих пор иногда чувствовал себя выросшим на слободских улицах мальчишкой? Видимо, много в нем было человеческого.
- Думаю, так Итериан оберегает нас от неприятных моментов долголетия, - продолжал Лэйд. – Дивные воспринимают жизнь иначе, а люди за свой короткий век устают, становятся скупы сердцем, равнодушны ко многому. Это тоже своего рода защитный механизм, призванный примирить нас со скорой смертью… А здесь я вновь чувствую время. Свою древность, и неуместность. Уязвимость…
- Хочешь обратно?
Генрих неопределенно поморщился.
Уйти вместе с сыном было его решением, и Этьен обещал, что сделает все возможное, чтобы сохранить его силы и долголетие в людском мире. Но он не мог обеспечить ему той защиты, что давал Итериан.
- Мы все равно вернемся, - напомнил человек.
- Я вернусь, - поправил шеар.
- И я, - проговорил Генрих упрямо.
Говорят, время лечит. Но, согласно только что выдвинутой теории, в Дивном мире человек не чувствует времени. Его боль не уходит. Он все так же жаждет расплаты.
- Хорошо. Вернемся вместе. Мне еще нужно уладить здесь кое-какие дела…
Прежде чем возвращаться к прошлому, нужно позаботиться о будущем. Или хотя бы о настоящем.
Но сейчас не было никакого желания думать о чем-либо кроме отдыха, и уже через полчаса разговора, в котором оба они, и Тьен, и Генрих, избегали вскользь затронутой темы, шеар пожелал отцу доброй ночи.
Оказавшись в своем номере, повесил на дверь табличку «Не беспокоить», разделся, лег в кровать и тут же уснул, привычно пожелав себе не видеть снов.

…Через полгода в Итериане сны стали настоящей проблемой. И те, от которых просыпался в липком поту с искусанными в кровь губами и саднящим от крика горлом, и те, теплые и светлые, в которых хотелось остаться. Последние были даже хуже: каждое пробуждение – маленькая смерть, независимо от того, где откроешь глаза, в поле на краю очередного разрыва или в доме отца, куда завернул на день или, как чаще случалось, всего на ночь. Где ни проснись, все будет не то.
Тьен думал, что однажды сны сведут его, если не в могилу, то с ума – точно. На счастье, Лили, заметив его мучения, подсказала, как с этим справиться, и научила засыпать без сновидений.
Альва во многом помогала юному шеару. Именно она, а не Холгер, как это было бы правильно, рассказала ему о пустоте и волнах.
- Природа этого явления до сих пор не изучена, хоть наши народы борются с ним уже не первое тысячелетие. Кто-то считает, что пустота – это обратная сторона силы. Антисила. Полная противоположность огню, земле, воде и воздуху одновременно. И чем чаще в Итериане и в других мирах великого древа используют магию стихий, тем чаще повторяются волны. Но энергия и материя не могут исчезать бесследно… Так говорят. И на основании этого наши ученые построили другую версию, по которой пустота – это нечто сродни огромному порталу, который не уничтожает, а переносит что-то или кого-то из нашего мира в иное измерение. Это хорошая теория. В нее хотелось бы верить… Но я не верю. Пустота – зло. Она разрушает наш мир и открывает в другие миры путь для тьмы. А если погибнет Итериан, погибнет все великое древо. Чтобы не допустить этого, нам и нужны шеары. Ведь что такое мир? Это земля, в сердце которой, в самых недрах, таится огненная душа. Вода – кровь мира. Воздух – его дыхание. Мир, любой мир, рожден четырьмя стихиями. Так же, как и шеар. Когда ты бросаешь вызов пустоте, ты заменяешь собой мир на ее пути. Часть силы вытягивает из тебя ничто, а часть ты сам отдаешь, возмещая украденные пустотой воздух, землю, огонь и воду.
Ликвидация разрывов отнимала немало сил. На восстановление уходили дни, порой – недели. Однажды Тьен полутрупом провалялся в постели почти месяц. И альва с длинным-предлинным именем была рядом. Делилась силой земли. Помогала, поддерживала, подсказывала. Но, несмотря на это, дружбой между ними и не пахло. Во всяком случае, с его стороны.
- Что не так, малыш? – не выдержала Лили как-то. – Что тебя не устраивает?
- То, что тебя ко мне приставил Холгер, - ответил он честно.
- Ох, не смеши меня, - отмахнулась она. – Назови того, кто пошел с тобой по собственному желанию.
- Фер? – предположил Тьен, сбитый с толку ее тоном.
- Мечтай, - хмыкнула женщина. – Облобызать любимого племянничка при встрече – это одно, а рисковать жизнью у разрыва – совсем другое.
До того дня юноша был уверен, что Фернан искал его в мире людей, а после сопровождал в Итериане более по личным мотивам, нежели по воле правителя, но после слов Лили засомневался. Неужели флейм и все остальные в его отряде лишь выполняют приказ Холгера?
- Войти в отряд шеара почетно, - разъяснила альва. – Но тут, малыш, вопрос – какого шеара. У твоих отца и брата есть опыт, они могут защитить тех, кто рядом с ними. А ты еще учишься. Вот Холгер и позаботился о том, чтобы ты не остался один. Он не так плох, как ты думаешь, и волнуется за тебя.
- Ты так его выгораживаешь… Спишь с ним?
- Уже нет, - и глазом не моргнув, ответила Лили.
- Отставка? – уточнил он злорадно.
- Скорее, окончание контракта. Хочешь еще что-нибудь узнать о моей личной жизни?
- Не хочу. Ни о тебе, ни о Холгере, ни о ком-либо из его семейки.
- А это зря. Они и твоя семья тоже. Стоило бы получше узнать их.
- Я знаю, что они ненавидят меня. Этого достаточно.
Из всей итерианской родни разве что Эйнар не выказывал неприязни, но его интерес к Тьену был замешан на любопытстве, которому третий шеар потакать не желал.
- Нет, малыш. Не ненавидят. Я бы сказала, они тебя боятся.
- С чего бы это?
Если альва и знала, то не ответила. Вернулась к прерванной теме:
- Не нужно опасаться, что все вокруг шпионы Холгера. Нет ничего дурного в том, что отец подстраховал тебя, окружив опытными воинами и сильными магами. Но можешь попробовать набрать собственный отряд. Только теперь, когда ты показал, на что способен, сомневаюсь, что, те, кто был с тобой это время, захотят уйти.
- И ты?
- Честно? – призадумалась Лили. – Я останусь, да. Но не ради не ради тебя, малыш. Я останусь, потому что с тобой у меня больше шансов послужить Итериану. Так что, пока угроза нашему миру не миновала, придется свыкнуться с моим присутствием. И ты окажешь мне огромную услугу, если перестанешь глядеть на меня зверем.
Через месяц он последует ее совету: придя в себя после закрытия очередного разрыва, объявит о роспуске отряда и новом наборе. Явятся еще добровольцы, и много, но никто из тех, с кем он начинал, не пожелает уйти.
А еще через полгода, вернувшись в столицу из затянувшегося похода, узнает, что стал героем Итериана. Его встретят цветами и гимнами, осыплют почестями. А Холгер, потакая симпатиям подданных, устроит в его честь прием, на который Тьен, будучи предупрежден за день, явится лишь после того, как четверо альвов в полном боевом облачении в прямом смысле слова вытащат его из постели хорошенькой дриады и «напомнят» о приглашении родителя. Он так и придет во дворец в мятых штанах, небрежно наброшенной на плечи рубахе и с зеленой ленточкой в отросших за год волосах.
Почему-то эта ленточка, символ земли, повязанная Тьену девушкой, от которой его так бесцеремонно оторвали, особенно разозлит Холгера. И третий шеар это запомнит…

Утром, только открыв глаза, Тьен обнаружил рядом Лили.
Альва сидела на краешке его постели и со скучающей миной рассматривала свои ногти.
- Не объяснишь, что ты здесь делаешь?
- Хочу поговорить, пока ты снова не сбежал, - ответила она, по-прежнему увлеченная длинными острыми ноготками.
- Говори.
- Умойся сначала. А я закажу завтрак. В номер? Ты же спешишь, как я понимаю?
Спешил: к восьми планировал быть уже у Софи. В девять Люка ждал «доктор», и нужно было узнать, позволят ли ему возить мальчика, или все же поручат это растяпе Нико.
Но Эллилиатарренсаи не пришла бы без веской причины.
- Яйца всмятку, ветчина, сыр, масло, хлеб, две чашки кофе, - распорядился шеар по пути в ванную.
То ли Лили, угадав его скромные желания, заказала завтрак заранее, то ли смогла убедить персонал, что в их заведении остановилась императорская особа, но через пять минут заказ доставили в номер.
- Начинай, - велел он альве, ножом размазывая мягкое масло по квадратику пшеничного хлеба. – Кстати, второй кофе – тебе.
Итерианцы черпали энергию в родных стихиях, но и человеческую пищу нередко употребляли, скорее, как приятное дополнение к основному рациону. Лили, и он это знал, нравился кофе.
- Спасибо, – она придвинула к себе чашку. - Не буду тянуть и спрошу прямо. То, за чем ты вернулся… За кем… Это женщина?
- Это ревность? – вопросом на вопрос ответил шеар, желая свести все к шутке.
- Нет.
- Раньше ты не интересовалась моей личной жизнью.
- Раньше ты не стремился загубить свою жизнь с таким упорством, – Лили поразительным образом удавалось орать на него, не повышая голоса. – Ты понимаешь, что будет, если ты свяжешь себя с человеком?
- И что же? – нахмурился он. – Снова ваши идиотские запреты? Законы о чистоте крови? Ильясу, которых пришлют в мой дом?
- Дурак, - вздохнула альва. – Ты сам себе вредишь, больше никто. Скажи мне, что это мимолетная интрижка, и я не буду волноваться. Правда, с учетом того, что ты не забыл ее за столько лет, в мимолетность поверить сложно. Тогда пусть это будет дружба. Благодарность. Что-нибудь… нейтральное. Что-то, из-за чего ты не будешь страдать, когда поймешь, что у вас не получится жить, как в сказке, долго и счастливо и умереть в один день. Потому что даже в Итериане ты останешься шеаром, а она – человеком. Понимаешь, о чем я?
- Понимаю.
Завтрак заканчивали в молчании. Тьен ел, подозревая, что в следующий раз подкрепиться получится нескоро. Лили наслаждалась кофе, отпивая из чашки маленькими глотками, пока на дне не осталась лишь черная гуща.
- Давай договоримся не возвращаться к этой теме? – попросил шеар. – По крайней мере, в ближайшее время.
- Хорошо, - согласилась альва. – Если ты пообещаешь не делать глупостей.
- Обещаю, - улыбнулся Этьен. – Я буду делать исключительно умности. И я рад, что ты решила поговорить начистоту, вместо того, чтобы затевать что-то за моей спиной. Ты ведь не станешь делать ничего такого, Эллилиатарренсаи?
- Не сомневайся, - произнесла она твердо. - Я никогда не сделаю ничего тебе во вред.

Колокольчик не звякнул. Можно же хоть в мелочах позволить себе использовать силу? Например, чтобы войти незаметно в магазин и несколько минут, пока твоего присутствия не обнаружили, наблюдать за работой составляющей букет девушки.
Софи собирала цветы в высокую узкую корзинку. В центре – темно-красные розы, плотные, едва развернувшиеся бутоны с лепестками, словно вырезанными из бархата. Вокруг роз – нежная пена белых хризантем с вкраплениями незнакомых светло-розовых цветочков. По краям – зеленые листья папоротника. Маленькое произведение искусства, которому суждено неделю вянуть в будуаре какой-нибудь красотки…
- Тьен? – девушка подскочила от неожиданности, заметив молчаливого созерцателя. – Я не слышала, как ты вошел.
- Извини, что напугал, – он указал взглядом на букет. – У тебя хорошо получается.
- Ерунда, - смутилась она от заслуженной похвалы. – Ты… заехал за Люком?
- Если ты не против.
- Я против, - опомнившись и настроившись на выбранный для общения с ним тон, сообщила цветочница. – Но вчера ты поставил вопрос таким образом, что мне приходится соглашаться, чтобы не ссориться с братом.
- Прости. Я не хотел, чтобы так вышло. И… вот…
Он положил на прилавок небольшой сверток.
- Мне не нужны твои подарки, - демонстративно отвернула голову девушка.
- Но это…
- Я сказала, - нахмурилась она сердито. – Забери.
- Я только…
- Как знаешь.
Софи подхватила сверток и легким броском отправила его в мусорную корзину к сломанным цветам и оборванным листьям.
- Я ничего от тебя не возьму, понял?
- Да. Конечно. Но это твоя простыня. Я хотел вернуть.

«Я веду себя как дура», - мысленно простонала Софи.
- Прости, нужно было сразу сказать, – Тьен взял на себя вину за ее глупость. Сам достал из корзины сверток. – Тут, если честно, еще плитка шоколада для Клер.
- Спасибо.
Уже и в мыслях не было отказываться.
Так… по-детски…
В его присутствии Софи снова чувствовала себя той девчонкой, которую он оставил посреди заполненной народом улицы, беспомощной и испуганной.
- Ты рано, – она вернулась к букету. – Люк спустится минут через десять-пятнадцать. Но можешь его поторопить.
- Я подожду. Можно здесь?
- Да… Нет. Зачем?
- Посмотрел бы. У тебя здорово получается.
- Я уже закончила.
Софи убрала цветы подальше от проникающего в окно солнечного света. Если не ставить под прямые лучи или на сквозняки и не забывать смачивать подложенную под цветы губку, они еще долго будут радовать красотой.
- Сделаешь и для меня что-то такое? – спросил мужчина. – Ну, или не такое, что-нибудь попроще, без корзинки.
- Для чего?
- Мне понравилось, как ты это делаешь. А букет… Неважно. Отдам кому-нибудь. Ты же не возьмешь? Тогда – первой встречной девушке.
Улыбнулся. Тепло и задорно, как… Нет, не как тогда. Но очень похоже.
- Представляешь, идет по улице какая-нибудь девушка. Работница с фабрики после ночной смены. Или медсестра на дежурство спешит. Курсистка. Идет, думает о своем: хлопоты, заботы… А я останавливаюсь рядом и протягиваю ей букет. Хорошее настроение с доставкой.
- На час, - согласилась Софи. – Самое большее – на полдня. Затем бедняжка изведет себя мыслями о тайном поклоннике на дорогом авто, внезапно обнаружившемся и тут же пропавшем. Будет мечтать, ждать. И не дождется. Хорошее настроение на час, дурное – на неделю. Осадок на всю жизнь.
- Ты слишком серьезно это видишь. И мрачно. Может, у той девушки уже есть жених?
- И он устроит ей сцену, когда она возвратится домой с цветами. Кто поверит в случайного дарителя?
- Она оставит букет на работе, - не желал сдаваться Тьен.
- И тут же поползут слухи…
- Что ж у тебя так грустно выходит? – усмехнулся он. – Всего лишь цветы, маленький эпизод. Зачем усложнять?
Действительно. Подумаешь, цветы. Ведь на самом деле приятно. Шла себе, шла, думала о своем, о том, что завтра на работу, что нужно денег на новые чулки отложить или успеть перед сном брату курточку залатать, а тебе тут подарок.
…только бы до дома дотащить, пока не окоченел…
Цветы. Красиво. Смотри, радуйся. День, неделя. Если повезет, то две.
…три месяца – разве мало? Сытая жизнь, теплые вечера. Разговоры. Кофейни, музеи…
А когда букет завянет, выбрось и забудь. Просто забудь. Даже если судьба не подкинет больше ни одного цветочка, не вспоминай. А если снова решит побаловать подарком, не думай о том, что это лишь на время, - радуйся новому букету…
- Софи? Я что-то не то сказал?
Нет, цветы – плохое сравнение. Вообще не сравнение.
- Люк скоро спустится. Подожди его в машине, пожалуйста.
Мужчина нахмурился. Брови сошлись у переносицы, разделенные двумя глубокими бороздками морщин. Глаза потемнели.
Если бы за эти годы он совсем-совсем изменился бы, она узнала бы его по глазам. Больше ни у кого таких нет. Зеленые-зеленые. Когда он спокоен и улыбается, они яркие и светлые, как молодые побеги аспарагуса. Когда думает о чем-то, темнеют до изумрудного. А когда по-настоящему сердится или злится, становятся цвета вечернего моря… Софи никогда не видела моря, ни вечером, ни утром – только на картинах. И на одной, она запомнила, такое темное, что зелень почти не различается.
Да, она узнала бы его лишь по глазам. Но он не так и изменился. Выше стал. И шире. Не поправился, но мальчишеская худощавость пропала, плечи раздались, черты лица, оставшись прежними, стали как будто крупнее. Прямой нос, высокие скулы, мягкие губы, почти незаметная ямочка на подбородке. И глаза, да… Таким нельзя дарить незнакомым девушкам цветы…
А у нее веснушки на носу. И вообще ничего примечательного. Раньше были волосы – длинные, карамельно-медовые. Но однажды она решила все изменить, начать новую жизнь… И проплакала весь вечер, поняв, что после парикмахерской ничего не изменилось, ни в ней, ни вокруг нее.
- Тьен, пожалуйста. В машине или на улице. Мне нужно работать.
А не отвлекаться на глупые мысли. Хотя одно другому обычно не мешает.
- Хорошо.
- И от доктора сразу назад. Не задерживайтесь нигде.

Глава 11

Несмотря на показную холодность Софи, на обиду в ее глазах, им все-таки удалось поговорить. О чем-то незначительном, отвлеченном. И Этьен расслабился.
Расслабился и пропустил болезненный удар.
Сомнений не было: пожилая сухощавая дама вышла из подъезда в одно время с Люком не случайно. Она не поспешит по своим делам, в магазин или на прием к дантисту, - нет, она усядется в автомобиль и поедет с мальчиком к доктору, а после проследит, чтобы они не задерживались, как и просила его сестра.
Зачем было просить, Позволять ему поверить, будто она без сомнений, как прежде, доверила ему брата?
- Это госпожа Магдала, - представил даму мальчик. – Софи думает, что ей нужно поехать с нами.
- Я работала сиделкой в больнице святого Марка, - пояснила женщина. Голос у нее оказался неожиданно мягким и приятным. – Софи сказала, что Люку было нехорошо в прошлый раз. Так случается после процедур, я знаю. И смогу при необходимости оказать помощь.
Очень приятный голос. На больных должен действовать как доза успокоительного.
А Софи – умница.
Не выставила его перед братом полным идиотом или мошенником, не стоящим доверия. Нашла уважительную причину и правильного человека.
Но он-то понимает, что к чему!
По приезду на место шеар позволил госпоже Магдале отыграть свою роль и проводить мальчика к доктору. Но присутствовать при процедурах Луз-Раймонд ей не разрешил, а Люк еще и покраснел довольно красноречиво, так, что женщина тут же поняла неуместность своей просьбы. Вернулась в машину, забралась на заднее сидение и достала из ридикюля какую-то брошюрку…
- Ждать долго, - развернулся к ней не покидавший место водителя Этьен. – Можно вздремнуть.
Сиделка строго поглядела на него поверх обложки:
- Я не сплю на работе.
- Это вы так думаете, - улыбнулся он.

Люк уже сидел в ванне.
Тьен приблизился неслышно. Совсем неслышно: у незрячих чуткий слух, и шеар не принес с собой звуков. И запахов тоже. Даже воздух не колыхался вслед его движениям, чтобы мальчик ничего не почувствовал.
И воды он почти не касался, как и влажного компресса на лице ребенка. Изменения должны быть постепенными, едва заметными…
Закончив, подошел к двери, открыл и сразу захлопнул. Как будто только вошел, со звуками и запахами, разгоняя по комнате сквозняки.
- Это я, Люк. Доктор мне разрешил. Не станешь возражать, если посижу с тобой?
Всплеск. Смущение.
- Тут ширма, я тебя не вижу, - успокоил Тьен. Присел на стул у окна, сцепил в замок пальцы. – Я хотел поговорить с тобой. Объяснить. Наверное, это странно выглядит: появляется какой-то человек из прошлого, пытается влезть в семью…
…чужую семью, где все давно устроено и, если верить Софи, хорошо. Уже хорошо. Без него.
- Что ты помнишь?
- Мало, - ответил после паузы мальчик. - Каток. Сказки. И то, что Софи рассказывала.
- Знаешь, как мы с ней познакомились?
- Ты снимал у нас комнату, да?
- Да. Но все не так просто. До того, как попасть к вам, я был преступником. Вором.
Это давно уже стало прошлым, и слова признания давались легко. Ни сожаления, ни угрызений совести. Их и тогда не было. Вор и вор. Валет.
- Впутался в неприятную историю, полез на рожон. Ну и поплатился. Меня ранили.

Глава 12

По дороге домой Люк не сказал ни слова. То ли из-за сиделки, то ли все еще размышлял над тем, что услышал. Но главное - понял.
- Проводить тебя до квартиры? – спросил шеар.
- Спасибо, я сам. Завтра в то же время?
Прозвучало обнадеживающе.
Шел мальчишка не спеша, но уверенно. И не скажешь, что слепой. Тросточка в руке будто для красоты – лишь изредка постукивает по тротуару. А глаза – в ногах. Подошва на ботиночках тонкая, ступни каждый булыжник помнят, каждую трещинку. Дошел до знакомой выбоины, дальше отсчитал нужное количество шагов – следующая. Госпожа Магдала смотрела с сочувствием. Этьен – с восхищением. Никто не знает, чего стоила парнишке такая выдержка до того, как вошла в привычку. А он и не скажет. Порода не та. Не папашина явно. И воспитание, на счастье, не его.
Шеар попрощался с выспавшейся сиделкой и перешел на противоположную сторону улицы. Отчитаться. Увидеться еще раз.
У Софи был покупатель. Смазливый щеголь лет двадцати с небольшим, вальяжно облокотившись на прилавок, с улыбкой, которую так и хотелось растереть кулаком по физиономии, расточал комплименты собирающей букет девушке.
Не любил Тьен таких. С хорошенькой продавщицей пофлиртовать – дело обычное, мужчине в добром здравии и хорошем настроении вполне простительное. Но у этого больно морда наглая, и на лбу крупными буквами написано, что, будь его воля, словами и подмигиваниями не ограничилось бы.
- Ой, вы уже приехали? – обернулась на звон колокольчика Софи. – А где Люк? Как он?
- Пошел домой. Немного устал, как и вчера, но в целом - неплохо.
- Спасибо, что помог.
Не нужно было ей это говорить. Так – не нужно.
Благодарность прозвучала искренне, но сухо: подобным тоном не с другом, а с наемным шофером говорят.
Шеар нахмурился, а развязный молодчик, умолкший при его появлении, приободрился и опять нацепил на просившуюся под кулак рожу похотливую ухмылку.
- Так что, красавица, сходим куда-нибудь вечерком? Во сколько твоя лавочка закрывается? Заскочу.
- Не стоит, - с вежливой улыбкой отказалась девушка. – Вряд ли вашей невесте это понравится.
Торопясь, закончила с букетом, обернула хрустящей бумагой стебли собранных пышным зонтиком белых фрезий и мелких нежно-розовых роз и подала клиенту. Успела отдернуть руку до того, как ладонь наглеца накрыла бы ее пальцы.
- Невесте? – фат в напускной задумчивости подергал один из длинных глянцевых листочков, зелень которых оттеняла светлую пастель цветов. – Кто ж ей скажет?
- Может, мой жених пожалуется? – беззаботно предположила Софи.
Юнец обернулся на Тьена. Тот в его бесстыжих глазах на жениха не тянул, но намек цветочницы был понят, и повода оставаться в магазине у незадачливого ухажера уже не осталось.
Он вынул бумажник и положил на прилавок деньги.
- И знаешь, что? – Достал еще одну банкноту. – Вон из тех розочек выбери одну покрасивше.
Софи вытянула из вазона пышную алую розу. Хлюст перехватил длинный стебель, с гадким чмокающим звуком поцеловал бутон и вернул цветок девушке.
- Тебе, милашка.
Этьен отчетливо увидел, как сейчас Софи с размаху стеганет наглеца этой розой, оставив на смуглой щеке кровавые царапины от шипов…
- Спасибо, – вежливо поблагодарила она.
- Всегда пожалуйста.
Молодчик прихватил букет и, насвистывая, пошел к дверям.
Пнуть бы его, для ускорения, но мужчина сдержался.
- Часто у тебя так? – спросил он, когда колокольчик обрадованно звякнул, выпроваживая беспардонного повесу.
- Как?
Девушка вернула розу в вазон. После возьмет из кассы стоимость цветка. Те же чаевые, что в варьете.
А от него, значит, цветов не примет…
- Я пойду. Завтра заеду за Люком.
- Если занят, Нико…
- Я заеду.

Щеголька нагнал на соседней улице.
Оставил авто у обочины и пошел следом. Дождался, пока фат свернет в глухую подворотню, нырнул следом и позвал негромким свистом.
- Слушай внимательно, красавчик. Еще раз в оранжерее появишься…
- И чё? – перебил тот, осклабившись.
Шеар мог бы даже не говорить с ним: еще в магазине, коснулся бы невзначай, и юнец в прямом смысле навсегда забыл бы туда дорогу. Но… не по-мужски это, что ли?
- А то, что кости долго срастаются, - пояснил Тьен. – Подумай над этим.
Тот подумал, да, видно, не вник. Шагнул навстречу. Рука скользнула в карман отутюженных брюк, и заиграла между ловких пальцев тонкая бритва.
- Ты меня на испуг не бери, фраер, - наступал молодчик. В одной руке роскошный букет, в другой – перо пляшет. – Свои кости береги. И с колодой не связывайся. Слыхал про колоду?
Этьен присмотрелся к парню. Слободской? В этом районе?
- Слыхал. Но вряд ли колода за шестерку вступится.
- Это папаша твой шестерил, пока мамаша матросне давала, - зло сплюнул фартовый. – А с тобой, фраерок, валет разговаривает.
- Валет?
Тьен поперхнулся, закашлялся и вдруг расхохотался, так неожиданно и громко, что размахивающий бритвой юнец удивленно отпрянул.
- Ты – валет?
- А чё? – обиделся щеголь. – Чё, получше вальтов видал?
- Да уж видал.
Веселье отпустило так же резко, как нахлынуло.
А парниша-то открылся…
Фасад портить не стал: к невесте же идет… коллега…
Кулаком под дых. Руку с пером в запястье перехватил, дернул с силой вниз, ударил о колено, выбивая бритву…
Подружка местная, видать. Девочка примерная, из хорошей семьи. Чулочки фильдеперсовые, шляпка… Сам на таких засматривался…
Вторую руку, ту, что с букетом, вывернул и цветочки отобрал аккуратно – Софи же старалась…
…И сам по почкам получил – извернулся гад, ударил в бочину. Теперь видно, что точно слободской. Верткий, шельмец. А Тьену неудобно с букетиком-то. И силу использовать глупо на ерунду, да и неспортивно как-то…
Схлопотал в челюсть, так что аж за ухом хрустнуло, но потом уложил-таки гоголя. Красиво так уложил. И горло локтем прижал, чтоб не рыпался…
- Про оранжерею повторить, или и так понял?
- Понял, - огрызнулся щуренок.
Поднял за шкирку, отряхнул. Букетик вручил.
- Топай к своей крале. Только часы верни… в-валет.
Или думал, он не заметит?
- Чё? – попытался сыграть дурку фартовый.
- Верни. А я тебе взамен твой лопатник отдам.
Юнец ощупал карманы. Нижняя губа удивленно оттопырилась, а в глазах промелькнуло подобие уважения.
- Ты кто такой? – осмелился спросить он, когда обратный обмен состоялся.
- А это ты у царей поинтересуйся, - усмехнулся Тьен.
Такой ответ лучше всяких чар красавчика от оранжереи отвадит. Но береженого и бог бережет, и четверо не оставят. Воздух и вода сплелись в тонкую ниточку-невидимку и браслетом обернулись вокруг запястья парня. Внезапное расстройство желудка – не самая большая кара за ослушание. Но показательная.
Сев за руль, шеар развернул к себе зеркало. Стер со скулы наметившийся кровоподтек. Бок болел еще – да и ну его, так пройдет.
«А хорошо погулял, - подумал он хмуро. – Вспомнил, как человеком был. Каким человеком был».
На сегодня, решил, хватит с него людей. Завел мотор и поехал в гостиницу. К нелюдям.

Нелюди скучали.
Всего за пару дней в человеческом мире захандрили без дел и развлечений.
А им ведь как-то нужно месяц переждать.
- И что мне с вами делать?
Не найдя ответа, собрал всех в своем номере. Отца не звал, с ним хотел поговорить позже, наедине. А пока – с этими разобраться.
- Зачем с нами что-то делать? – насторожился Кеони.
- Затем, чтобы Этьена совесть не мучила, - ответила за шеара Эсея. – За то, что совсем нас забыл.
Вроде бы обычные для нее поддевки, но Тьен нахмурился.
А тритон занервничал: зрачки вытянулись длинными рисовыми зернышками, радужка посветлела. Того и гляди встопорщит плавники и порвет ни в чем не повинную рубашку. А рубашка эта, голубая, в мелкую синюю полоску, ему, между прочим, шла, и к глазам, и к бледной гладкой коже, и с длинными черными волосами, сейчас собранными на затылке в хвост, контрастировала и гармонировала. Лили выбирала, а у нее вкус хороший.
- Эллилиатарренсаи, - обратился к альве шеар, - объясни, пожалуйста, что пытается скрыть от меня наш юный друг.
Не просьба, хоть звучит обманчиво мягко, - приказ. А приказы Лили выполняет быстро и четко.
- Наш юный друг считает, что ты впустую тратишь время в этом мирке, - копируя тон командира, ответила она.
- И почему он так считает?
Не выдержав, что за него приходится отвечать другому, Кеони вскочил с места:
- Потому что этот мир и люди, что его населяют, недостойны внимания шеара!
Все-таки испортил рубашку.
- Это – мой дом, Кеони, - веско произнес Тьен. – Я не заставляю его любить, но прошу уважать.
- Дом шеара – Итериан! Твое место там. Несправедливо лишать детей стихий спасителя!
Тьен увидел, как при этих словах дрогнули уголки губ Эсеи в попытке скрыть ухмылку, и мысленно порадовался. Бред о спасителе засел всего в одной голове. И его еще можно из нее выбить… Фигурально выражаясь, конечно.
- Сядь, Кеони. Лучше на кушетку, а не в кресло. Или плавники убери.
Острые, как бритва, в бою они заменяли оружие. Те, которые на руках и ногах. Спинной, по мнению Тьена, существовал единственно для красоты и демонстрации настроения. Но он не исключал, что чего-то еще не знает о тритонах.
- Послушай, Кеони, я прошу - могу приказать, но пока прошу - никогда, ни при мне, ни в мое отсутствие, не называть меня спасителем Итериана. Во-первых, это неправда. Во-вторых, подобные слова оскорбляют шеара Холгера и шеара Эйнара, сделавших для Итериана и всего великого древа намного больше, чем я.
- Без тебя они не справились бы!
- Кеони! – окрик командира заставил вновь вскочившего тритона вернуться на кушетку и спрятать ножи-плавники. – Еще одно такое высказывание, и я перестану считать тебя другом.

Глава 13

Первое письмо Софи написала через неделю после того, как он исчез. Всего пара строчек.
Где ты? Как? У нас все хорошо. Скучаем. Возвращайся…
Второе было длиннее.
Третье…
В доме стало пусто. Люк слишком мал, чтобы понять. Подруг нет. У сударыни Жанны только и разговоров, что о непутевом сыне и болячках, а господину Гийому главное, чтобы в лавке был порядок.
А в комнате Тьена осталась стопка писчей бумаги и чернила. Много чернил, словно в самом деле собирался писать сказки…
Сказки Софи сочинять не умела. И дневников, как героини романов, не вела. Глупость какая – эти дневники! А письма – другое дело. И не беда, что адресат неизвестно где… Вернее, беда, еще какая беда, но писать-то можно. Не очень часто, и лишь когда есть о чем.
Сирень зацвела – чем не новость? Наломала душистых веток, расставила по всему дому. И в его комнате тоже. А до того все вещи перестирала, рубашки погладила, постель чистую застелила…
Люку ботиночки купила из тех денег, что оставил, спасибо. Не нужно было, они бы и так не пропали, но… И платье себе. Два. Потому что лето, тепло, жарко даже, а ей, оказалось, и надеть нечего. Из прошлогоднего выросла… Не такая она уже мелкая!
С Люком в кинотеатр ходили, в тот самый, что возле студенческого клуба. Там еще тапером старичок, которого они в музее видели. Фильм интересный был, про любовь… А потом к ним какие-то парни подошли. Познакомиться хотели. Неприлично же, когда вот так прямо на улице подходят? Не стала с ними разговаривать…
Книгу купила, про цветы. Еще роман один, но про цветы интереснее. Оказывается, Нирейская невеста не белая, а красная. В Нирее по-другому все, у них у девушек свадебный наряд красный. А белая – Красавица Южноморья… Это она про розы, которые он ей тогда принес. Еще желтая была, Филомена. Она в их климате не цветет, только в оранжереях. И дорогая. Вот нужно было такую дорогую покупать?
Никаких не нужно. Пусть только приходит, а розы у них в саду скоро распустятся. Сначала Маргарита, а потом Кларисса…
Писала чисто, без ошибок – каждое слово проверяла. Словарь специально для этого купила. Все равно пригодится, когда Люк в школу пойдет, а Тьену не понравится, если с ошибками.
О брате, о доме, о розах…
О том, что встретилась с сестрами Ламиль. Анна на него уже почти не сердится. У нее новый поклонник. Скучный и слишком заумный, но Анну, кажется, по-настоящему любит и родителям ее нравится. А Ами решила стать великой художницей, но это пока секрет…
Об отце, который появился на пороге их дома осенью. О Клер. Она такая маленькая и все время болеет. Пришлось уйти из лавки… Спасибо, что оставил деньги. Малышке они пригодились: на докторов, на лекарства…
Сложенные вчетверо листы ложились в круглую жестяную коробку из-под печенья. Коробка пряталась на шкаф.
Когда продали дом и переезжали на квартиру неподалеку от депо, где работал отец, таких коробок было уже две. Софи упаковала их со своими вещами, а на новом месте нашла для них тайничок между стеной и комодом.
И продолжала писать…
- Ему, значит?
В тот день она водила детей в парк, а отец вернулся домой раньше обычного. Что он делал в их с Клер комнате и как наткнулся на письма, она не спросила. Вообще ни о чем не спросила: увидела разбросанные по столу развернутые листы, и дыхание перехватило от возмущения.
- Спасибо, что не жалуешься, - поблагодарил родитель серьезно. – А то ведь такого могла понаписать…
От него пахло спиртным, хоть Софи накануне и спрятала бутылку. Видно, ее и искал.
- Тяжело тебе одной? – вздохнул он.
- Я не одна.
У нее Люк есть. И Клер. И Амелия. И Анна. И Макс. И Рене… У нее и отец, если подумать, есть.
- Вернется, - сказал он вдруг.
- Много ты знаешь!
Захотелось ударить его, наорать - за то, что рылся в ее вещах и в ее жизни, за то, что снова пил, за то, что завел этот разговор…
- Вернется, - повторил отец. – Если живой, обязательно. Я, может, в людях не слишком разбираюсь, но этот твой…
- Он не мой.
Но письма собрала. Каждый листочек бережно сложила и убрала в коробку. А коробку – в тайник, который уже не тайник.
- Браслет не продала еще?
- Тот, что ты подарил?
- Не я. Расскажу. Но ты уж не пиши про это, ладно?
…Когда врач, лечивший Люка, сообщил Софи, что брат никогда полностью не исцелится и не вернет себе зрение, она не плакала. Хватило слез, что пролила, пока он лежал в больнице. Пришла домой, растопила на кухне плиту и сожгла подчистую содержимое уже трех жестяных коробок. А коробки выбросила.
Но браслет остался. И привычка складывать в уме долгие письма.
Только заканчивались они теперь иначе.
…У нас все хорошо. Скучаю. Не приезжай…

А он приехал.
И если бы не доктор, не новая надежда для Люка, Софи только и думала бы, что о бывшем квартиранте. Но брат был, несомненно, важнее.
А Тьен? Он лишь возит Люка на лечение. И она вовсе не собиралась о нем расспрашивать.
- О чем вы говорили?
- О разном, - неопределенно ответил Люк.
Софи честно держалась до вечера. В обед заскочила на десять минут, убедилась, что с братом все в порядке, отметила новые улучшения в его внешности – целебные ванны оказались на диво эффективными – и вернулась в магазин. А уже после ужина, оставив на Клер мытье посуды, уединилась с мальчиком в его комнате.
- Он рассказывал, где был это время?
- Где-то далеко.
- Где?
- Не знаю. Спроси сама, если тебе интересно.
- Интересно? Да я так…
Плохо, просто отвратительно, но она на мгновение порадовалась, что брат не видит ее лица.
Устыдившись, попыталась перевести разговор на другое. Праздник, гости. Испечь торт самой или купить в кондитерской? Или вообще заказать столик в ресторане?
Но Люк сам вернулся к оставленной теме:
- Как думаешь, зачем он приехал?
- Понятия не имею.
Это же Тьен. Его не зовут, он сам приходит…
- Вот и я не знаю, - рассеянно проговорил мальчик. – Что ему от нас нужно? У него же все есть. Автомобиль шикарный – слышно как идет легко, и в салоне новой кожей пахнет. Костюмчик, небось, часы золотые. Сразу понятно, что при деньгах.
- Не в деньгах счастье, - напомнила известную поговорку Софи.
- Так ты считаешь, он к нам за этим? За счастьем? – улыбнулся Люк.
Улыбка у него вышла лукавая и многозначительная.
- Ну уж нет! – воспротивилась Софи. – Обойдется! Счастья у нас у самих мало, чтобы его еще раздавать.
Но слова брата долго не шли из головы.
Ведь не может же быть… Или может?

На следующее утро он опять появился раньше времени. Как и накануне, не стал ждать в машине, а зашел в магазин. Положил на прилавок пышный букет. В зелени душистых трав пестрели алые маки, васильки, голубые и белые колокольчики. Ромашки - как мелкие звездочки…
- Тебе.
- Спасибо, - только и смогла выговорить Софи.
Она настроилась сразу же предупредить, что занята, и пусть ждет Люка на улице, а тут такое чудо! Живое, яркое, щекочущее нос пушистыми метелочками и длинными острыми травинками. А как пахнет – даже здесь, где воздух наполнен цветочным ароматом, различается отчетливо запах летнего луга.
- Не за что. За городом этого добра навалом. Причем бесплатно.
Конечно-конечно. Прижав к груди букет, девушка спрятала улыбку в ворохе цветов. Пусть сколько угодно пожимает плечами с деланым безразличием, будто сорняков под забором надергал и ей за ненадобностью приволок, но ведь встал ни свет ни заря, поехал куда-то, нашел этот луг, собрал все, сложил так красиво.
- Если хочешь, можешь выбросить, – в голосе мужчины прорезалась обида, словно она уже сделала это.
- Если захочу – выброшу, - пообещала Софи.
А пока нужно подыскать вазу. Благо, в магазине их предостаточно.
- Не буду тебе мешать, - убедившись, что его подарок не отправится в мусорную корзину, Тьен направился к двери. – Дождусь Люка в машине.
И вышел, оставив растерявшуюся девушку наедине с букетом и путаными мыслями.

На самом деле сначала Тьен и не думал о цветах.
Проснулся до рассвета от неясного беспокойства, и, понял, что не сможет уже уснуть. Взял авто и долго кружил по городу, а на одной из улиц просто не свернул: ехал прямо, пока дорога не вывела за городскую черту, и дальше - за поля, расчерченные зелеными линиями лесополос, мимо молочных ферм, мимо старого элеватора.
А потом уже увидел цветы и не удержался.
Подарок не отвергли, и можно было продолжить разговор, но ощущение, что вот-вот должно что-то произойти, не оставляло.

Глава 14

В гостинице он собрал всех, включая отца.
- Холгер здесь, - объявил без обиняков, наблюдая, как отреагируют на его слова.
Тритон подобрался, точно правитель вот-вот войдет в дверь. Взгляд спокойный, готовый в любой момент окраситься почтением, но не слишком глубоким: у Кеони свой, собственный шеар, он же – герой и командир… И как эту дурь из мальчишки выбить?
У Фера, напротив, глазки бегают. Но привычно так бегают – параноик, он параноик и есть.
Лили удивлена. Если бы кто-то из свиты и знал о намерениях Холгера, то только она. Но не знала. Озадачена, однако, не напугана: шеар в своем праве, хочет – приходит, хочет – уходит.
А вот Генрих всполошился. Отчего бы? Неужели снова затеял какую-то игру?
Тьен и не подозревал за собой подобной злопамятности, однако история, стоившая ему немало нервов, навсегда внесла коррективы в их с отцом отношения…
- Что будем делать? – отвлекла от размышлений альва.
- Ничего. Если Холгеру что-то нужно от меня или от кого-нибудь из вас… - шеар будто случайно задержал взгляд на Лэйде. -…мы узнаем об этом, только когда он сам себя обнаружит. И надеюсь, если у кого-то состоится встреча с правителем, меня посвятят в подробности.
Поняв, что разговор окончен, собравшиеся направились к выходу.
- Папа, задержись ненадолго, - попросил Тьен. – Хотел… Да нет, ничего.
И правда, сколько можно изводить и себя, и его подозрениями?
- Меня не будет до завтра. Если что-то понадобится, обращайся к Феру.

…Больше трех лет прошло, но обида прочно вросла в сердце.
Лэйд казался простоватым добряком. Заботливым папочкой, не замечающим, что его чадо уже выросло и уходит из дома не с друзьями играть, а на самую настоящую войну, где могут убить его и где, если нужно, будет убивать он. Но Тьену именно это в нем и нравилось. Приятно было хоть в чем-то чувствовать себя ребенком. Сидеть на террасе, пить ароматный травяной чай и слушать сказки, в которые превращалась в устах Генриха любая история. А когда в один из редких свободных вечеров отец предложил вместе прогуляться в район, где проживали люди и полукровки, Этьен не увидел в этом приглашении ничего подозрительного.
Лэйд привел молодого шеара в дом на окраине столицы и представил небольшой компании мужчин. Их имена Тьен успешно выбросил из головы, но запомнил, что там было трое людей, двое полукровок - сильф и тритон, двое истинных альвов и старый, едва искривший флейм.
- Я должен был объяснить тебе сам, Этьен, - еще непонятно за что извинился отец. – Но мы никогда не говорили серьезно… настолько серьезно…
Генрих, всегда легко игравший словами, терялся и путался, и вот это уже насторожило.
А когда заговорил флейм, только открыл рот, не сказав еще ничего конкретного, бессознательная тревога всколыхнулась в душе, разбудив дремавшую до поры пустоту.
- Рады приветствовать вас, шеар Этьен, - сын огня почтительно поклонился. – Для нас это великая честь. Я знаю, что вы не сторонник затяжных церемоний, а потому перейду сразу к делу. Мы, здесь собравшиеся, представляем интересы человеческого сообщества Итериана и ущемляемых нынешней властью народов.
- Разве народы Итериана в чем-то ущемляют? – спросил Тьен.
- Ущемляют, - степенно кивнул флейм. – Как вам известно, энергетические жилы пролегают неравномерно, где-то их концентрация выше, где-то ниже, и не всем посчастливилось родиться и жить в богатых силой местностях. А шеары, в чьей власти изменить распределение энергии, не хотят внимать просьбам подданных…
Этьен позволил себе саркастическую усмешку: о неравномерности распределения естественных энергетических потоков он знал, но знал также, что силы Итериана хватало всем. За исключением разве что полукровок, которым от рождения не дано было обладать теми же способностями, что и чистокровным детям стихий, и лишь непосредственное подключение к жиле могло превратить их в могущественных магов.
Заметивший его гримасу огненный стушевался.
- Мы вернемся к этому позже, если вы позволите, - поспешно закрыл он едва начатую тему.
«Не позволю», - загодя решил Тьен.
- Правлением шеара Холгера многие недовольны. Мы считаем, что трон Итериана должен занять более достойный претендент, - с некой долей торжественности в хриплом голосе произнес флейм. – Тот, кто проявил себя в борьбе с ненасытной пустотой, кто сражался с тьмой, расползшейся по ветвям великого древа, кто…
- Я уже понял, - оборвал воодушевленную речь Тьен. – И как вы намереваетесь это провернуть?
- Для начала достаточно вашего желания, шеар Этьен.
- У меня его нет. Что дальше?
Флейм был стар. Стар и мудр. Он уже понял, что продолжать не имеет смысла. Но остальные еще не нажили подобной мудрости.
- Люди Итериана возлагают на вас огромные надежды, шеар! – сохраняя почтительность, но не в силах полностью скрыть возмущение его отповедью, воскликнул один из людей. – Лишь приход к власти того, в ком течет человеческая кровь, позволит нам и нашим детям занять достойное место в мире. Как вы можете отказывать соплеменникам в справедливости?
- Справедливости? – переспросил Тьен, чувствуя, как поднимается в душе волна ярости. – Вы этого хотите? Могу устроить.
Он в упор приблизился к обращавшемуся к нему человеку.
- По справедливости я отправлю тебя в мир, где ты родился, и откуда был выдернут по случайности или чьей-то прихоти. Верну Итериану силу, которую сейчас он отдает тебе, а ты вновь вынужден будешь работать, чтобы прокормиться, болеть, как то и положено людям, и умрешь в отмеренный человеческой природой срок. А все вы, - он обвел взглядом смешавшуюся компанию заговорщиков, - по справедливости будете переданы на суд четырех за то, что усомнились в их выборе, пойдя против правителя. И справедливым приговором всем вам будет…
Он хотел сказать «смерть», но осекся, увидев выросшую за спиной старого флейма тень.
У тени были крылья.
И меч.
Она на голову возвышалась над дивным, на которого уже направила оружие.
Воздух застрял в горле вместе с не вырвавшимся криком.
Огонь воспоминаний ожег сердце.
Земля дрогнула, грозя уйти из-под ног.
Вода проступила потом на лбу.
Нет, не нужно, только не снова!
Тень сделалась прозрачной и начала медленно таять.
А вместе с ней и первая мысль, что ильясу послал узнавший о тайном сходе Холгер.
Никто не может призвать темных слуг в Итериан, даже верховный шеар: Дивный мир – средоточие света, сюда закрыта дорога тьме…
Но если найдется некто достаточно сильный, несущий ее в себе, убийца с тьмой в сердце, как говорила старушка Йонела?
В последний раз посмотрев на заговорщиков, шеар развернулся к выходу, коротко бросив испуганному, как и все они, Лэйду:
- Идем.
Темные демоны… Темные демоны – после.
Искусственный мир, созданный на замену тому, который у него отняли, мир, где у него была не только великая цель, стоившая жизни и счастья, но и семья, рушился. Нужно было попытаться сберечь хотя бы осколки…
- Зачем?
Дом, который он долго учился считать своим, знакомая терраса. Но время сказок кончилось.
- Я хотел, чтобы ты был счастлив. – Генрих прятал глаза, а голос его звучал так тихо, что только дар шеара позволял разбирать слова. – Чтобы занял полагающееся тебе по праву место.
- Место раба? Ты представляешь, что значит быть правителем? Быть шеаром – это… А правителем…
Долг, который превыше всего. Желания, никогда не бывшие твоими. Уверенность в том, чего не знаешь, не понимаешь, и не поймешь, как бы ни старался. Деяния, идущие вразрез с собственными убеждениями. Сила, связывающая по рукам и ногам, петлей затянувшаяся на сердце…
- Я не могу быть правителем Итериана, - произнес Тьен размеренно, надеясь, что сумеет донести что-то до человека, решившего загубить его жизнь. - Шеар – это, в первую очередь, слуга четырех, исполнитель их воли и защитник великого древа. Любой шеар. А правитель как никто связан долгом. И одна из его обязанностей – оставить наследника, который после его смерти позаботится о судьбе Итериана и связанных с ним миров. Мои дети этого не смогут. Не наверняка, но наверное… Я вообще не думаю, что захочу когда-либо иметь детей…
Опасность того, что дар четырех пробудится в крови его сына – у шеаров рождаются лишь сыновья – велика, и после всего, что случилось с ним, он не рискнул бы положить на алтарь служения высшим силам и высшим целям жизнь собственного ребенка. Пусть уж этого ребенка не будет вовсе.
- Есть Эйнар, - хмуро напомнил археолог. – Пусть его дети пекутся о великом древе.
Генриха перспектива никогда не увидеть внуков, не пугала. Как и то, что Итериан может однажды лишиться шеара.
Как это по-людски - не думать, что оставишь после себя.
Тьен с силой сдавил пульсирующие виски.
- Зачем тебе это? – прошептал он. – Ради моего счастья? Я не буду счастлив в Итериане. Ради своего? Скажи, и получишь все, что пожелаешь.
Он злился на Генриха. Но и на себя - за то, что прятался все эти годы в маленьких выдуманных мирках. В одном ждала его девочка с фотографии, в другом – заботливый отец.
- Зачем?! – Лэйд молчал и Тьен все-таки сорвался. – Тебе так нужен ручной шеар? Шеар-правитель? Зачем, объясни мне? Вечная жизнь? Никто не в силах дать тебе этого. Богатство? Власть? Слава? Мечтаешь войти в легенды, как единственный человек, стоявший за троном четырех? Но я не буду потакать твоим фантазиям, уж извини. Я уйду отсюда. В лучшем случае навсегда, в худшем – до новой волны. И вот это для меня будет счастьем. А все, что ты тут наговорил… Если хочешь, чтобы наши отношения остались прежними, то… забудь.
Он не верил, что все будет как раньше, разбитую иллюзию дружной семьи не склеишь, но Генрих все же был дорог ему.
- А как же мама, Этьен? – тихо спросил Лэйд. – О ней ты тоже велишь забыть, как сделал сам? Забыть? Простить ее убийц?
Холод прошелся по телу, заставив сжаться, обхватив себя руками за плечи.
Вот так, значит? Не власть. Не слава. Месть.
Более восьмидесяти лет в Итериане ничего не изменили для Генриха, он, как и прежде, помнил, страдал и ненавидел. Обрадовался появлению Тьена и обретенной им силе, понадеялся, что пасынок сумеет докопаться до правды и рассчитаться с виновным. А не дождавшись этого, решил поступить по-своему.
- Холгер не виноват в маминой смерти, - произнес шеар медленно и четко. – Я говорил тебе это.
- Он не убивал ее, - возразил человек. – Но он виновен.
«В чем?» – хотел спросить Тьен. Он согласился бы с Лэйдом, что именно Холгер – первопричина всего, что произошло с их семьей, но Генрих винил правителя в другом. Холгер незримой тенью стоял между человеком и его сильфидой. Холгер был настоящим отцом ее сына. Его она звала за миг до гибели. И, что еще хуже, он услышал – связь между ними не распалась до самого конца.
- Обвиняй тогда и меня, - сказал Тьен.
Лэйд отвел взгляд.
Может, и обвинял. Не случись его, ненужного ребенка, по недоразумению получившего дар четырех, Аллей осталась бы жива. Но у нее не было бы причин покидать Итериан, и археолог никогда уже не встретился бы со своей сильфидой.
- Каким образом я должен был занять место Холгера? – вернулся к началу разговора Этьен. – Что планировалось? Переворот? Убийство? Я должен это знать, чтобы защитить тебя.
- А нужно ли? – Генрих пожал плечами.

Глава 15

Он уже не помнил, когда чувствовал себя так хорошо. Может быть, девять лет назад, в маленьком домике, где плясал под закопченным стеклом лампы озорной огонек и стучали колеса игрушечного поезда. Тихо. Спокойно. Жадная пустота не разевает хищную пасть в обрывках неба. Чужие войны не взрываются в ушах тысячами криков. Не кривит недовольно губы бабуля Йонела. Не отводит взгляда Холгер, вещая об очередной важнейшей задаче. Нет рядом Генриха и свиты, неизменно желающих ему добра… А добро есть. Просто так, само по себе. Как неотъемлемая часть его маленького мира.
Закрыть бы дверь, чтобы умолк трезвонящий при появлении посетителей колокольчик, взять Софи за руку и сказать: «Я устал, пойдем домой»…
Но колокольчик звонил и звонил. Казалось, ближе к вечеру половине жителей города срочно понадобилось украсить квартиру цветами, одарить букетами любимых женщин или возложить венки на могилы почивших родственников. Софи отложила книгу и едва успевала выпроводить покупателя, как на пороге появлялся следующий. Любимая работа была ей не в тягость, и с заказами девушка управлялась быстро: легко выдергивала из вазонов цветы, чтобы собрать в букет или упаковать в коробку, подрезала стебли, оборачивала хрустящей бумагой, перевязывала лентами – все это с искренней улыбкой, переговариваясь с клиентами о всяких пустяках. А Тьена раздражала создаваемая незнакомыми людьми суета, нервировали их голоса и то, как они тянули к Софи руки, за цветами или расплачиваясь за покупку. Раз за разом чужаки касались исходившего от нее света, будто крали тайком нечто, предназначенное только ему…
А когда показалось, что вернулось спокойствие, почти на полчаса онемевший дверной колокольчик вновь разразился веселым звоном.
- Софи! - Амелия… вернее, Кларисса, влетела в магазин, и аромат ландышей, которых по сезону тут не было и быть не могло, на какой-то миг перебил все остальные запахи. – Здравствуй, милая моя! Прости, собиралась прийти еще вчера… или позавчера… Но вся эта суета…
Обрадованная неожиданным визитом Софи не спрашивала, что за суета помешала подруге приехать раньше. Выйдя из-за прилавка, обняла гостью и подставила щеку для поцелуя. На нежной коже остался темно-вишневый отпечаток.
- Прекрасно выглядишь.
Цветочница недоверчиво хмыкнула, оглядев гостью.
- Ты тоже.
Содержательница богемного салона должна придерживаться определенного образа. Кларисса, наверное, и в булочную наряжалась как в театр. Хотя – чушь, вряд ли она самостоятельно делала хозяйственные покупки. Но в гости к подруге заявилась при полном параде: карминовый атлас плотно облегал фигуру, широкий черный пояс перехватывал талию, длинный разрез, в теории предназначенный для того, чтобы облегчить движения, на деле провокационно оголял затянутую в мелкую сетку чулка ножку, и вряд ли за этим зрелищем кто-то замечал черные лакированные туфельки с тонкими высокими каблуками.
- Ох, Софи… - Амелия – сейчас точно Амелия, совсем такая же, какой Тьен помнил ее по катку – не зная, куда девать руки, поправила уложенные ракушкой волосы. Густо подведенные тушью глаза горели в предвкушении, а с губ не сходила лукавая улыбка. – Рассказывай! Он приехал? Приехал, да?
Девушка ответила протяжным вздохом.
- Так это ты дала ему адрес?
- Не адрес. Вернее, адрес, но магазина, - затараторила, спеша оправдаться, гостья. - Я не хотела, но он так спросил, что…
- Понимаю. Иногда Тьену сложно в чем-либо отказать.
- Ага! Значит, его зовут Тьен?
- Его не зовут, - цветочница снова вздохнула.
Этьен подумал, что ему стоило бы выйти и оставить девушек наедине. Подслушивать нехорошо. Но разве можно было упускать такую возможность? С ним-то Софи не слишком откровенничала.
Дав себе зарок тут же удалиться, если разговор станет слишком личным, шеар остался.
- Ну же, не молчи! – настойчиво требовала Амелия-Кларисса. – Намолчалась уже, хватит. Кто он такой для начала? Только не ври, что твой кузен из Галора.
- Не буду, - согласно кивнула Софи. – Не кузен.
- А кто? – гостья пританцовывала на месте от нетерпения.
- Старый знакомый.
- Это мне он старый знакомый, - не приняла такого объяснения Кларисса. – Но со мной он гулять не ходил, по магазинам не водил и… Что у вас еще было?
- Ничего. Тьен снимал у нас комнату. Мне нужны были деньги, ему – жилье. Вот и договорились.
- Да ну! – притворно удивилась Амелия. – А совместные прогулки – часть договора аренды?
- Ами, - протянула Софи умоляюще, но даже затаившийся у стены шеар уже понял, что от любопытной красотки так просто не отделаться. – Это… ничего интересного, честно. Ну, жил он у нас. Естественно, общались. Иногда ходили куда-то вместе. У нас были хорошие отношения, добрососедские, можно сказать…
- А я вот не сказала бы, - хитро улыбнулась хозяйка салона. – Помню, как ты на него смотрела, пока он вокруг моей сестрицы увивался. Да и он… Он Анну бросил из-за тебя!
- Что ты уже придумала? – сердито тряхнула головой Софи. – Какое – из-за меня? Помнит она. Лучше вспомни, какой я была тощей замухрышкой. Мелкой. Он ко мне как к ребенку относился. Он… Он мне леденцы покупал!
Нет, не дело это все-таки – подслушивать.
Забывшись, Тьен, оставаясь невидимым, вышел через дверь. Внезапный хлопок и жалобный взвизг колокольчика заставил девушек испуганно умолкнуть.
«Леденцы! – шеар раздраженно пнул дорожный знак. – Вот пойми ее! Чем ей леденцы не угодили? Вкусные же!»

Дверь громко хлопнула, и Софи вскрикнула бы, не успей она зажать ладошкой рот.
- Обычный сквозняк, - отмахнулась Ами, мгновенье назад испугавшаяся не меньше подруги.
Сквозняк – это вряд ли: пружина тугая. Скорее всего, какой-то озорник, пробегая по тротуару, толкнул дверь. Цветочница понемногу успокоилась, а решительный настрой гостьи, намеревавшейся во что бы то ни стало выведать у нее все подробности, включая несуществующие, не позволял сосредоточиться ни на чем, кроме темы разговора.
- Не знаю, что там было с леденцами, - проговорила с усмешкой Амелия, - но сейчас он чего хочет? Или заехал навестить бывшую квартирную хозяйку и снова укатил незнамо куда?
Скажи Софи, что так и есть, допрос, возможно, тут же окончился бы, но Тьен не «укатил», и Ами к ним заходит пусть не так часто, как раньше, но и не редко, не исключено, что однажды столкнутся случайно.
- Заехал навестить, - согласилась она наполовину. – У него почти нет знакомых в городе, вот и… Но мы не очень тесно общаемся. Тьен возит Люка к доктору…
Рассказ о докторе Раймонде на время отвлек Амелию от расспросов, но Софи слишком хорошо знала подругу, чтобы надеяться, что та забудет, зачем пришла. Ами искренне порадовалась тому, что у Люка появился шанс на выздоровление, но уточняя то одно, то другое, умудрилась вытянуть из не собиравшейся откровенничать девушки новую информацию о ее бывшем квартиранте.
- А теперь, - госпожа Кларисса Санье уперла руки в боки, – объясни, что тебя не устраивает. Привлекательный, обеспеченный мужчина, который, замечу, хорошо относится к Люку и Клер, добивается твоего внимания…
- Да ничего он не добивается! – выкрикнула Софи, глядя при этом почему-то не на подругу, а на подвявший с утра букет полевых цветов. – Он…
- Опять подыскивает жилье? – съязвила Ами.
- Может быть, - не ей, а скорее, самой себе пояснила цветочница. – Он такой… бесприютный…
- Вот и приюти, - тут же предложила гостья.
На такую дерзость не сразу найдешь, что ответить.
- Ты уже не та тощая замухрышка, - не отступала подруга. – Ты стройная, миленькая… замухрышка. Посмотри на себя! Что это за платье? А волосы? Можно же как-то уложить, завить немного… И, к слову, ты слышала о таком изобретении, как косметика?
- Я же прекрасно выгляжу, - напомнила цветочница со смешком, но пришедшая на смену доброй Амелии Кларисса скривилась в ответ.
- Хочешь так и остаться старой девой? – спросила она, как недавно Клер.
- Нет, конечно. Выйду замуж сразу же после тебя.
Это было некрасиво по отношению к Ами, но вмешательства в свою личную жизнь Софи не терпела.
Однако художница не придала значения обидной реплике.
- Я на год тебя младше, - заявила она легкомысленно. – Так что с очередностью ты ошиблась. Да я и не толкаю тебя под венец. Просто хочу, чтобы ты была счастлива. А тут как раз подвернулся приемлемый вариант.
- Ты же его не знаешь! Видела мельком и уже спешишь подсунуть мне. Ты мне добра желаешь, или как?
- Добра-добра, - спешно заверила Амелия. – И потому завтра пришлю тебе несколько платьев. И туфли. Нужны еще шляпки. Перчатки… С волосами сама что-нибудь придумаешь…
- Ами, - Софи покачала головой. – Это же смешно.
- Тогда улыбайся! – подмигнула подруга. – И в эту пятницу жду вас обоих у себя. Ровно в восемь. Будет несколько артистов, выберу самых приличных, Себастьян, возможно, Рене…
- Зачем?
- Затем, что, если тебе верить, вы слишком мало времени проводите вместе. А этот твой Тьен, пусть я и видела его мельком, мне понравился. Он решительный, настойчивый. Легко ли было отыскать тебя через столько лет? А он нашел! Значит, намерения у него серьезные.
- Ами, поверь, у него и в мыслях нет…
Улыбка Амелии сделалась шире.
- Милая моя, - проворковала она тоном многоопытной женщины, - вот если бы ты сказала, что ничего подобного в мыслях не было у тебя, я давно прекратила бы этот разговор.
Софи почувствовала, что краснеет, и отвернулась.
- Завтра привезут платья, - пообещала ей в спину Амелия. – А в пятницу жду.
Оспорить предложение и приглашение не получилось: не дожидаясь, пока смущенная цветочница найдется с ответом, хитрая лисичка Ами выскочила из магазина на улицу, где ее дожидалось авто.

Оставив Софи с Амелией и продолжая «присматривать» за девушкой на расстоянии, Тьен собирался проверить, как дела у детей. Не заглядывать к ним тайком, не подслушивать разговоры, хватило уже, а лишь прощупать обстановку, оценить эмоции обитателей квартиры на втором этаже… Оценил. Заглянул в кондитерскую за углом и, оглядываясь на окна магазина через дорогу, проскочил в подъезд.
- Кто там? – в ответ на звонок послышался голосок Клер. В двери был прорезан глазок, но малышка до него пока не доросла.
- Это Тьен.
- Софи нет. Она в магазине.
- Я не к Софи. Откроешь, или мне самому пирожные есть?
- Какие пирожные? – заинтересовалась девочка.
- Разные. Есть со сливочным кремом, есть ореховые, вишневые. Я целую коробку взял.
Щелкнул замок, дверь медленно приоткрылась.
- Целую коробку? – недоверчиво переспросила Клер, но ответ, то бишь помянутая коробка, был очевиден. – Вы знаете, что есть так много сладкого – вредно? Одному, - она посторонилась, пропуская его в квартиру. – Придется вас спасать.
- А ты сама знаешь, что нельзя открывать дверь малознакомым людям? – строго спросил у девочки брат.
Люк остановился на пороге своей комнаты, прислонившись к косяку. Лицо подростка было серьезным, но Тьен видел, как тяжело дается напарнику эта напускная серьезность, а потому на слова о «малознакомом» не обиделся: Клер явно недоставало воспитания.
- Вообще-то это – друг семьи, - нимало не смутилась девчушка. – А познакомиться получше еще успеем. Например, за чаем с пирожными.
Она отобрала у гостя коробку и убежала на кухню.
- Надеюсь, я не помешал? – спросил Тьен у мальчика.
- Нет, - улыбнулся тот, в отсутствие сестры растеряв всю строгость. – Клер уже управилась с заданиями, а я… бездельничаю, как всегда.
Его расстраивало собственное бессилие, но Люк, как мог, старался не поддаваться унынию. Вот и сейчас тряхнул головой, отбрасывая назад упавшую на лоб русую челку, и уверенно пошел по коридору туда, где уже гремела посудой хозяйственная малышка.
- Я был поблизости, - объяснил свой визит шеар. - В воскресенье не сложилось – ужин и остальное, а я хотел, если можно, взглянуть на ту книгу.
Причина придумалась сама собой, ему, правда, было интересно.
- Сказки? – догадалась Клер. – Я принесу. А вы пока плиту разожгите. Умеете?
- Научусь, - под нос себе пробормотал Тьен.
Плита была не такая, как в их старом доме. Та, громоздкая, чугунная, топилась углем, выпуская дым через выведенную в окно трубу. А эта – новая, компактная, работала на баллонном газе. Он что-то слышал о таком или читал, но никогда не видел.
- Сначала откройте вентиль на баллоне, - подсказала успевшая вернуться девочка. – Потом поверните ручку под конфоркой и поднесите спичку… Горящую же!
Да, много он пропустил…
- Чудной вы, - склонив курчавую голову к плечу, проговорила Клер. - Машину водить умеете, а плиту зажечь – нет.
Хозяюшка всучила ему книгу, а сама поставила на огонь чайник и полезла в буфет за чашками.
- Что вам в этих сказках? – спросила она, ловко балансируя на шатком табурете с заварником в одной руке и сахарницей в другой.
- Просмотреть хотел, много ли господин Брю переврал. Ты же знаешь эту историю?
- Нет. - Девочка спрыгнула на пол. – Расскажете?
- А ты, Люк, помнишь? – обратился мужчина к присевшему за стол подростку.
- Смутно. Лучше расскажи.
Клер устроилась рядом с братом и устремила на гостя просящий взгляд. Впрочем, долго не выдержала – коробка с пирожными манила сильнее, чем истории из прошлого. Но чайник все равно еще не закипел.
- Как-то раз мы, я, Люк и Софи, зашли в книжный магазин, и продавец сказал, что скоро у них в гостях будет знаменитый сказочник. А я, так вышло, знал немало сказок: что-то с детства помнил, что-то сам сочинял, для Люка. Ну и записал кое-что. А потом мы с Люком сходили на встречу с этим писателем – помню, седенький такой старичок в пенсне, все время на часы глядел – и показали ему эти записи. Предложили купить. Он сначала отмахнулся: мол, я и сам чего хочешь насочиняю. А потом просмотрел… ну и раскошелился.
- А Софи, когда деньги увидела, на нас накричала, что мы сказочника ограбили! – припомнил вдруг мальчик.
- Точно, - обрадовался Тьен.
- Она знала? – спросил Люк. Невидящие глаза уставились прямо на шеара.
«Знала ли она, что я – вор?» - перевел он для себя этот вопрос.
- Да. Но я обещал, что завяжу. И сдержал слово.
Промедлив, подросток удовлетворенно кивнул.
- Вы это о чем? – ничего не поняв из их диалога, Клер глядела то на брата, то на гостя.
- О сказках, - соврал Этьен.
- Вы бросили сочинять сказки? – девочка в ужасе расширила глаза.
- Да нет, сочиняю, - успокоил ее шеар. – Но больше не продаю.
- А что вы с ними делаете?
- Иногда рассказываю знакомым детям.
- Ой, расскажите мне! – тут же запросила малышка. - Пожалуйста!
- Расскажу, - обещал мужчина. – Если напоишь чаем и прекратишь мне выкать. Я же друг семьи, да? Значит, и твой тоже.
- Договорились, - легко согласилась девочка. – С меня чай, с… тебя – сказка. Но, чур, про любовь!
Все сказки, которые Тьен когда-либо слышал, так или иначе были про любовь.
- Знаешь настоящую историю спящей красавицы? – спросил он у Клер.
- В каком смысле – настоящую?
- В прямом. Как все было на самом деле, пока сказочники все не переврали.
- Такую, наверное, не знаю.
- Тогда заваривай чай и слушай.
Вряд ли теперь кто-нибудь скажет, когда и в каком из миров это случилось, а Тьен не помнил даже, откуда знал эту историю, то ли слышал от Генриха, то ли читал, но в одном не сомневался: все было именно так.
- Жили-были король и королева, - начал он. – Или граф и графиня. Или барон и баронесса… Какая разница? Главное, что жили они в замке, имели обширные угодья и в подчинении уйму народа, а еще служил при их дворе штатный чародей…
- Не фея? – перебила с сомнением Клер. – Вроде бы фея была.
- Нет, не фея. Чародей. Старик уже, дряхлый, лысый, лоб в морщинах, бороденка клочком, да и силы не те, что прежде. Потому и взял он в науку ученика – мальчишку одаренного и сметливого, такого, чтоб мог за замком приглядывать, как старый волшебник преставится, и хозяевам помогать. У тех как раз дочурка родилась и забот прибавилось. Малышка капризная была, чуть что – сразу в рев. Ни отец, ни мать, ни няньки унять ее не могли. И свирель волшебная, специально для усыпления младенцев зачарованная, на нее не действовала… А вот если ученик чародея ей что рассказывать начнет – сразу успокаивалась.