Оглавление
Глава 1
Меня ждёт целая неделя счастья: тишина, покой и озеро с кристально чистой водой. Я вспомнила песчаный пологий берег, представила, как лежу на подстилке, млею в ласковых солнечных лучах, лёгкий ветерок приносит аромат леса и полевых цветов. Всё это будет уже завтра. Я зажмурилась, предвкушая. Да, завтра в это время, я уже буду за городом. А сейчас, когда приду домой, перекушу и начну собирать вещи. Не забыть бы подстилку. Планы, планы….
Я настолько погрузилась в свои мечтания, что не заметила, как оступилась, зацепилась за бордюр и вылетела прямо на проезжую часть. Дальше всё было быстро. Визг тормозов, крики. Резкая боль, и я потеряла связь с реальностью.
- Девушка!
- Скорую! Вызовите кто-нибудь скорую!
- Девушка, как вы? – кто-то попробовал меня встряхнуть. Только зачем же так кричать? И что происходит? Перед глазами плавали цветные пятна, накатила невероятная слабость.
- Девушка! Девушка, не умирайте!
А я умираю?! От такого заявления у меня даже зрение прояснилось. Надо мной зависло очень бледное мужское лицо. Я скосила глаза и попыталась посмотреть вдоль своего тела. Сколько крови…. Он прав, умираю. Но я хочу жить! Попыталась сказать, чтобы не паниковали раньше времени. Озеро отменяется, но у меня столько дел: через месяц участвую в танцевальном конкурсе, потом у меня билеты на цирковое шоу.
Кто-то выключил свет, и боль пропала. Всё-таки он прав. Нет! Я дёрнулась, попыталась уцепиться за стремительно гаснущую действительность. Уж лучше багровые пятна, чем абсолютная темнота. Мысли, что я перестану существовать я не допустила.
Я боролась изо всех сил. Зрение не вернулось, зато звуки различала отчётливо. На них я и сосредоточилась. Гомон толпы, сирена скорой помощи. Наконец-то. Всё-стало мутным, но слова врача я расслышала идеально:
- Сожалею. Девушка мертва.
Что? Но как?! Я же в сознании, слышу, думаю, всё понимаю.
Мужчина что-то пытался возразить, но врач повторил:
- Ничего нельзя сделать.
И чёрт с вами! Я жить хочу, я вопреки всему очнусь и выскажу всё, что думаю. Но меня начала затягивать чернота. Странно, она стала похожа на то самое озеро, о котором я мечтала. Я пыталась выплыть, а она затягивала. Я барахталась, сопротивлялась, выбивалась из сил, но не сдавалась.
Потом что-то будто лопнуло, и я полетела в чёрный омут вниз головой. А я жить хочу! Не позволю. Я прислушалась к собственным ощущениям. Что трепыхаться просто так бесполезно, я уже догадалась. Нужно что-то придумать, что-то сделать, и я обязательно очнусь. Хихикнула, представив реакцию работников морга.
Темнота оказалась неоднородной, зернистой. То тут, то там вспыхивал свет, плавали тёмно-красные, насыщенно-синие, болотно-зелёные и жёлтые пятна. Я поняла, что меня засасывает не одну. Здесь были одиночки, как я, пары, даже группы. И все мы падали в небытие. Так должна выглядеть космическая чёрная дыра: нечто невидимое, прожорливое, оно поглощало даже свет. Не полезу туда. А куда? Логика подсказывает, что, раз темнота не подходит, нужно искать её противоположность. Я сместилась вбок, проскочила мимо тёмно-синий кляксы. Свет вспыхнул впереди и тотчас погас. Я не успела, зато примерно поняла, в каком направлении двигаться, чтобы оказаться к подобным вспышкам поближе.
Чернота неумолимо надвигалась.
К четырём всполохам света я опоздала, а с пятым повезло – влетела в самый эпицентр вспышки. Свет ослепил, я почувствовала дикую головную боль и потеряла сознание. Долго ли я лежала, не знаю. Беспамятство уступило место сводящей с ума головной боли. Тело казалось чужим и сильно избитым, к тому же тошнило. Я сосредоточилась на дыхании. Вдох-выдох, раз-два. Главное, что я жива. Вдох-выдох. Я справилась. Теперь немножко отдохнуть, собраться с силами и звать на помощь. Я медленно открыла глаза, но ничего толком не увидела – мешали свалившиеся на лицо волосы, и это было странно, потому что стриглась я очень коротко, под мальчика. И тут всплыло совсем другое воспоминание, что волосы у меня длинные и чёрные. Так неправильно…. Длинных у меня никогда не было, а картинка невероятно ясная.
Голова разболелась сильнее, я застонала в надежде, что меня услышат, и вновь сосредоточилась на ровном дыхании. Надо понять, где я. И вот тут память подвела. Ничего не помню. Попыталась сообразить хоть что-нибудь. Что было вчера, позавчера, год назад? Память молчала.
Я приподнялась на локте, откинула волосы назад, огляделась. Я лежала на песке, впереди плескалась вода. Так, помню – я собиралась на озеро. Наверное, мне стало плохо. С чего я решила, что умирала? Провела рукой по лицу. Мне бы умыться. В поле зрения попала собственная рука, и я бы завизжала, но сил просто не оказалось. Рука была смуглая, цвета горького шоколада. Всегда мечтала о таком загаре, мелькнула неуместная мысль. Рука была не моя, и дело не только в цвете – совсем другая форма ладони и длина пальцев, под обломанными ногтями чернозём. Что за чёрт? Где мой маникюр?
И почему я не одета? Набедренная повязка из странного материала не в счёт. Тело, кстати тоже чужое. Голову прострелило болью, и на меня обрушился целый калейдоскоп воспоминаний. Я собираю ягоды, жарю на костре мясо, вымазываюсь белой глиной…. И во всех этих воспоминаниях у меня смуглое чужое тело.
Я кое-как подползла к воде, поплескала на лицо, прополоскала рот. Стало полегче. Голова по-прежнему раскалывалась, но в остальном я чувствовала себя сносно. А теперь вопрос. Как я оказалась на озере? Точно знаю, что шла домой, планировала перекусить и собирать сумку. Поездку не помню, как складывала вещи не помню. Очередная вспышка головной боли, и в памяти всплыло, как я оступилась, оказалась на дороге, как меня сбила машина и как врач констатировал смерть. Вспомнила полёт в никуда, попытку вырваться из темноты.
Чудно – я свихнулась. Или умерла, но не отправилась туда, куда обычно все отправляются, а, кажется, попала в чужое тело. Для галлюцинаций окружающая действительность слишком стабильна, детально прорисована и логична.
Хорошо, что у меня голова болит, не до истерики, и размышления смазанные какие-то, тусклые. Я полежала, затем повернула голову и охнула: ни одного знакомого растения. К озеру подходили заросли мелколистного колючего кустарника, чуть в отдалении на расстоянии друг от друга высились раскидистые деревья, казавшиеся припорошенными стиральным порошком, а неподалёку от себя я увидела огромный красный цветок, в основании которого висела лопнувшая кожура, похожая на шкурку съеденного банана. И тотчас пришла паническая мысль – ядовито. Память предыдущей владелицы тела работает, уже хорошо. Кстати, где хозяйка?
Я с трудом встала и, пошатываясь, отошла от цветка подальше. Следующее воспоминание прояснило случившееся. Девушка в набедренной повязке спускалась к озеру попить воды, в тот момент полную ядовитых спор коробочку зацепил местный мелкий зверёк. Трупик зверька я заметила в метре от цветка. Девушка умерла, а я заняла её тело.
Очень захотелось закатить истерику, но я мысленно приказала себе забыть обо всём и думать лишь о насущном. Я хотела выжить, вот и не надо на постороннее отвлекаться. Моё собственное тело в морге, возврат невозможен, следовательно, размышления о прошлом я откладываю на неопределённо долгий срок.
Моё новое тело хотело пить? С этого и начну. Правда, придётся воспользоваться сырой водой практически из лужи, но альтернатива – мучиться жаждой, при головной боли не выход. Сложила ладони лодочкой, зачерпнула из озера, вода оказалась прохладной, приятной. Я отфыркивалась, повторно умылась, стало совсем хорошо. Единственное, голова продолжала болеть, к счастью, уже не так сильно, так что потерплю.
Я села, подобрав под себя ноги, завела руку за спину и стала аккуратно массировать шею в надежде, что хоть немного полегчает. Боль болью, а мне нужно хорошенько подумать. Куда я попала, неизвестно. Небо голубое, на нём ни облачка, солнце светит. Меня смутила незнакомая растительность, такой я не только вживую не видела, даже на картинках не встречала. Зато порадовала погода: тепло и сухо.
Хорошенько рассмотрела свой наряд. На поясе повязка из довольно грубой ткани с пришитыми понизу полосками кожи, оканчивающимися разноцветными бусинками, в общем, местная миниюбка. А больше ничего. Ни кофточки, ни топика, зато на шее около сотни бус, преимущественно из сухих плодов, вырезанных из дерева кругляшек, камушков. Оттянув одну из ниток, обнаружила связку из трёх клыков, принадлежавших, вероятно, какому-то крупному животному. Память подсказала, что местные ходят именно так. Боги, это куда я попала!
Чужая память услужливо подбросила серию картинок – черноволосые смуглокожие полуголые люди. Отлично, я в стане дикарей. Продолжать думать резко расхотелось. Я глубоко вздохнула и напомнила себе, что моё тело препарируют в морге, выбор исключительно между туземцами и чёрной дырой.
Оставила шею в покое, сложила руки на коленях. Что делать, относительно понятно. Нужно вернуться в поселение, поесть, отдохнуть, выспаться. Другой вопрос, как вести себя с… соплеменниками. Да, именно это слово. Я поморщилась, представив ближайшее будущее. Определённо, стоит пытаться выбраться к цивилизации, если она здесь есть, конечно. Учитывая, что растения сплошь незнакомые, гарантии, что я всё ещё на Земле никакой. Раз сменилось тело, мог смениться и мир. Я в очередной раз поморщилась, потёрла висок, вздохнула.
Итак, что будет, если соплеменники заподозрят подмену? Память предшественницы молчала. Инквизиции, слава богам, тут нет, зато ритуальные жертвоприношения могут практиковаться. Как бы то ни было, безопасней молчать, скрываться и притворяться своей.
Подозреваю, что времени с ухода моей туземки из поселения прошло много. Хватятся, будут искать и задавать неудобные вопросы? Не хотелось бы. Кстати, о вопросах. Надеюсь, я смогу лопотать по-местному.
Я встала, пошатнулась и едва не завалилась обратно. Устояла. Затылок прострелило болью, и перед глазами встало новое воспоминание. Туземка оказалась у озера не без причины: какая-то почти лысая старуха с горбатым носом отправила её на поиски редкого плода Оло. Плод девушка нашла, вон он лежит на берегу, завёрнутый в тряпицу. Повезло мне, причём дважды: и работа выполнена, и длительное отсутствие нареканий не вызовет. В общем, можно не спешить. Я села обратно, прикрыла глаза и сосредоточилась на доставшихся в комплекте с телом воспоминаниях.
Раз название завёрнутой в тряпку штуки я знаю, стало быть, говорить смогу. И впрямь, чужая память начала подкидывать слова, отдельные фразы. Какой, однако, примитивный язык. Грамматика почти нулевая, предложения строятся по принципу называния предметов: «Я убивать зверь хорошо вчера». С одной стороны, это плюс, легко освоюсь. С другой – насколько же примитивна здесь жизнь?
Более-менее разобравшись с языком, я принялась выуживать из памяти допустимые жесты, мимику, правила поведения. Не хочу, чтобы меня изгнали за то, что я по незнанию неучтиво поздоровалась с женой вождя.
Идти к соплеменникам я отчаянно трусила, но выбора нет. Волевым решением заставила себя подняться, последний раз помассировать виски. Голова так и не прошла. Я подобрала плод Оло, руки сами обхватили его у основания и прижали к животу. Неплохо, моторная память тоже есть. Оглядевшись, пошла налево, к стоящему особняком растению, чем-то походившим на гигантский лук. Даже не память, просто почувствовала, что мне туда.
Минуты три шагала по инерции, пока до меня не дошло, что я голая. Полоска ткани, связка бус и всё. Первый порыв – обнять себя руками, сжаться, найти, во что завернуться, спрятаться от чужих глаз. Придавила желание в зародыше. Нельзя. Меня просто не поймут. И вообще, нужно уяснить раз и навсегда, что по местным меркам я очень даже одета. Поправила начавшую размочаливаться тряпочку, прикрывавшую драгоценный плод, пошла вперёд, стараясь не слишком задумываться, пусть тело движется, как привыкло.
Память подсказывала, что идти недалеко, на деле оказалось, что топать больше часа, по крайней мере, так мне показалось. Боялась, что устану, но нет, привычное к физическим нагрузкам тело туземки справлялось идеально. Я даже порадовалась, что дорога заняла столько времени: я успела попривыкнуть к новому виду и уже не так остро ощущала наготу.
Крайняя хижина поселения появилась в поле зрения неожиданно. Я постаралась не таращиться. Одно дело тусклые чужие воспоминания, другое – увидеть самой. Хижина была весьма условной: несколько скреплённых между собой жердей в качестве каркаса и прицепленные к ним пучки лохматой травы, заменявшие стены. Из хижины выползла старуха. Не та, что отправляла меня за растением, другая. Она была древняя, сморщенная, как сморчок, грязная, с полубезумным взглядом, страшная и мерзкая.
- Здравствуй, старая Лода, - я поклонилась.
Старуха издала утробный бессмысленный звук, посмотрела мне прямо в глаза неожиданно острым взглядом и чётко сказала:
- Ты ходить страна Уша.
Старуха развернулась ко мне спиной, от неё пахнуло перепревшей вонью, я увидела расползшееся по набедренной повязке коричневое пятно и запоздало вздрогнула. Старуха вползла обратно в хижину. Я сглотнула и зашагала дальше.
Страна Уша…. Память предшественницы подсказала, что встретившая меня старуха считается провидицей, оттого её и кормят всем племенем. Что же она мне нагадала? Вместо ответа получила очередную вспышку головной боли. Ладно, с этим потом. Я вообще не уверена, что слова старухи чего-нибудь стоят.
Я задумалась о другом. Первый контакт можно считать успешным и даже удачным, обнадёживает. Нет, я понимала, что опасна не выжившая из ума женщина, а старуха, отправившая меня за плодом, вождь, если таковой есть, старейшины, но подбодрить-то себя надо.
Следующие хижины выглядели опрятней и внушительней. Да, в основе палки и полог из пучков травы, но здесь были дополнительно вплетены пруты. Хижины напоминали размочаленные опрокинутые гнёзда. Причём, чем ближе к центру поселения я подходила, тем меньше было травы, и тем больше веток.
Кстати, а куда я собственно иду? Радует, что кроме провидицы пока никто не попался. Из взрослых, я имею в виду. Дети, мелкие, голые и невероятно грязные, бегали, шумели, но с моим приближением затихали и кланялись.
Я остановилась около богатой хижины, резко выделявшейся на фоне остальных: она была сделана из шкур животных. Память подсказала, что здесь обитает та, кто отправила меня за плодом Оло. А неплохо живёт целительница, отметила я и вскрикнула от острой боли, прострелившей висок. Плод каким-то чудом удержала.
Одна из шкур приподнялась, и она приказала:
- Войди.
Тело сработало идеально: я согнулась в поклоне, переступила условный порожек, замерла, обеими руками протягивая свою добычу.
Старуха приняла тряпочку с плодом, медленно развернула, покачала головой.
- Что кричишь, девка?
Не уверена, что я точно разобрала смысл сказанного, всё же местный язык я знаю через призму чужой памяти, но в том, что женщина обращалась грубо и выкрик не одобряла, я не сомневалась.
- Здравствуй, хозяйка.
Интересно, у неё нечто вроде титула, отстранённо отметила я.
- Боль в голове, - пояснила я причину крика.
Она пожевала губами. Тут шкуру снова откинули, в хижину вошла девушка, в руках она держала миску, от которой шёл пар. Миску она подала целительнице и вышла. Женщина ненадолго опустила руку в похлёбку, затем медленно смачно облизала.
Боги, куда я попала?
Целительница между тем окинула меня цепким взглядом и выставила вон, велев идти есть. Я повторно поклонилась, вышла. Ноги предательски задрожали. Оказывается, предыдущая владелица тела целительницу боялась Она хотела стать ученицей этой женщины, впоследствии занять место хозяйки, жить в лучшей хижине, иметь лучших мужчин племени в своём распоряжении, только вот незадача, другие претендентки в ученицы справлялись куда лучше и у моей девочки шансов почти не было.
Я хмыкнула. Из всего увиденного хочу дом из шкур животных. Кому-то придётся потесниться. Я о соперницах. Неужто не смогу стать лучше их? К тому же от меня племени будет реальная польза – обяжу всех перед едой мыть руки.
Обошла хижину, память подсказывала, что мне нужно туда. И остолбенела. Огромная плошка, размером с тазик, стояла на земле, в ней было нечто, напоминавшее переваренную фасоль. Вокруг тазика сидели три девушки, включая ту, что приносила целительнице миску, и они ели, черпая из общего котла грязными руками, облизывали пальцы, снова запускали их в плошку.
К горлу подступила тошнота. Я просто не могу так. Висок снова прострелило болью. Вскрик сдержала, но гримасу скрыть не смогла и машинально схватилась за голову. Девушки посмотрели на меня с недоумением. Гадство! Собиралась быть тихой мышкой, а уже выдаю себя с головой. Через силу шагнула вперёд, остановилась. Не могу, не могу, видя их, лезть в тот же котёл и есть. Я слишком брезглива и слишком хорошо знаю, сколько заразы можно подхватить.
- Ида, ешь, - сказала одна из них. Вот я и узнала своё новое имя.
Я обречённо села на землю. Сделаю вид, что ем…. Потом придумаю, как питаться. В конце концов, Ида ела из общего котла всю жизнь, одним разом больше, одним меньше. Всю дрянь, какую можно было собрать, она уже собрала. От этой мысли мне совсем поплохело. Зажмурившись, потянулась к плошке, опустила руку в тёплую липкую жижу с катышами бобового происхождения, вытащила, поднесла ко рту.
Мерзко. Горло сдавило. Чую, меня вывернет, если только попытаюсь эту дрянь лизнуть. Мне срочно нужно воспоминание о подобных трапезах. Вдруг полегчает? Жгучая боль ударила в затылок, усилилась. Невыносимо, с ума сводит. Наверное, я снова закричала, не знаю. Поняла, что лежу на земле, вымазанная похлёбкой рука прижата к животу. Стало совсем противно, и я уплыла в спасительное забытьё.
Глава 2
Горькая жижа потекла в рот. Я закашлялась, попыталась выплюнуть, но неожиданно сильная рука зажала мне нос, и я проглотила. Тошнота накатила с новой силой, я попыталась извернуться, но тотчас схлопотала несильную оплеуху, и раздался скрипучий голос, но я ни слова не поняла. Открыла глаза и увидела старую почти лысую женщину, буравившую меня недовольным взглядом.
Её лицо мне показалось знакомым. Ах, да. Это целительница, живущая в хижине из шкур. Стоп, а почему я не поняла, что она сказала? Хорошо, если дело в том, что я ещё в чужом теле не освоилась, наверное, и голова из-за этого болит. Хуже, если новое тело меня отторгает. Я судорожно вздохнула. Целительница приложила ладонь к моему лбу, не нежничала, походя оцарапала ногтем.
- Тише, девка, - о, понимание вернулось.
Впрочем, лучше бы я так и валялась без сознания, потому что целительница взяла острый камень с зазубринами, чем-то смазала и вдруг полосонула меня по руке. Нет, это было не кровопускание, хотя очень близко. Старуха принялась выцарапывать у меня на плече знак жизни. Прикусила губу, чтобы не завыть в голос, что-то подсказывало, что боль здесь принято сносить молча. Если выживу, то не благодаря, а вопреки её лечению. Меня снова заставили выпить какую-то дрянь, и я уснула.
Проснулась ближе к ночи и поняла, что талант у целительницы всё же есть. Или это совпадение. Как бы то ни было, чувствовала я себя сносно. Самое главное, голова почти прошла. Затылок немного тянуло, но по сравнению с тем, что было недавно, могу с уверенностью сказать, что я здорова.
Проснулась от чувства беспокойства. Что-то нужно сделать, но никак не соображу, что именно. Я аккуратна встала на ноги. Оказалось, меня уложили в ворох сухой травы. Отряхнулась, но вот из волос всё вытрясти не удалось. Я похожа на чучело. И ко всему ко прочем, я очень хочу вымыться. Эх, мечты.
Стены хижины были не из шкур, так что я сразу поняла, что нахожусь не в доме целительницы. Логично. Стала бы она у себя пациентов размещать. Я поправила юбку, связку бус, стараясь, чтобы они закрыли как можно больше и осторожно выбралась наружу. Память Иды наконец отозвалась, и я узнала, что сейчас положено идти к костру, потому что ежевечерне шаман задабривает духов предков пением эпоса. Ладно, это должно быть полезно. Извлекать информацию из памяти не очень легко, а сейчас у меня шанс получить полезные сведения лично, смогу понять, каким моим соплеменникам видится мир, что они знают об окружающем пространстве и, главное, какие здесь основные традиции и правила.
В предвечернем полумраке плясали тени, ярким пятном горел огонь и отбрасывал причудливые блики. Я низко поклонилась старейшинам, отдельный поклон адресовала шаману и сидевшей неподалёку от него целительнице, а затем как можно незаметней скользнула в сторону и опустилась на землю рядом девушкой, приносившей хозяйке обед. Соперница в борьбе за право стать ученицей целительницы одарила меня хмурым взглядом, но что-либо говорить в присутствии старших не рискнула.
Я опустила взгляд в землю, всячески демонстрируя смирение и почтение к старшим. На самом деле мне просто не хотелось видеть соплеменников. Верю, что они милые в сущности люди, но ведь дикари дикарями. В душу закрадывалось подозрение, что жить среди них я не смогу: мне нужно мыло, зубная щётка. Здесь её, кстати, заменяет веточка какого-то дерева, которую отламывают, обкусывают по краю, и волокнистая древесина превращается в кисточку. По идее, хорошо бы выбраться к цивилизации, но сведений об окружающем мире у Иды было катастрофически мало.
Наше племя жило в долине, зажатой между двух отвесных скал. Голые ровные стены считались священными столпами, на которых покоится небосвод. К скалам не приближались под страхом смерти: старейшины были убеждены, что любое неосторожное движение может их повредить, и тогда небо обрушится на землю, люди погибнут под обломками, а выживших сожжёт упавшее вместе с небом солнце.
Запад также был под запретом. Туземцы верили, что именно там расположен вход в страну мёртвых. Оставался восток, но и с ним всё было не просто. На восток ходили охотиться, собирать травы, ягоды, плоды, рыбачить. На востоке жили другие племена. В языке моих соплеменников для них даже было отдельное слово – нелюди. Мы люди, а те другие – нет. И о мирном существовании не могло быть и речи. Мда, в маленьком мирке живут Лолампо.
Я прислушалась к заунывному пению шамана.
- Моно ударил злого зверя камнем и отшиб зверю лапу, но зверь замахнулся когтями….
Память Иды подсказала, что Моно – легендарный воин-охотник, считался одним из первых Лолампо.
- И тогда Моно убил злого зверя, но и зверь ранил его. Моно лежал день, лежал ночь, а наутро отправился в страну Уша.
Я встрепенулась, выцепив знакомое название. Страна Уша – страна мёртвых, подземное царство, куда каждый вечер уходит солнце. Именно эту страну мне напророчила Лода. Получается, она сказала, что я умру? Стоп. Или она поняла, что настоящая Ида мертва? Чёрт её разберёт, что она сказала. Я оглядела соплеменников. На меня никто не обращал внимания, все слушали шамана. Значит, тревогу пророчица не поднимала. Хорошо…. Я сглотнула, в красках представив, что меня могло ждать.
Так….
Надо подумать ещё раз и начать с самого начала. Кем бы я ни была сейчас, я хочу к людям, которые спят на кроватях, едят за столом и знают, что такое элементарная гигиена. Но сколько я ни рылась в доставшейся в наследство памяти, я не находила ничего полезного, север, юг и запад под запретом, а восток опасен, и там живут не менее дикие племена. Просто прелестно. Я даже предположить не могу, нахожусь на острове или на материке. И главное, никаких сведений о цивилизации.
Вывод напрашивается один: либо цивилизации в этом мире ещё нет как явления, либо есть, но уровень у неё не выше, чем был в Европе в эпоху Великих географических открытий.
Я украдкой вздохнула. Про цивилизацию придётся забыть и работать с тем, что есть. Дикари. Нет, верю, что они милые люди, но сложно воспринимать ровней тех, кто понятия не имеет о микробах. Я вспомнила попытку совместного обеда и передёрнулась. Что-то нужно решать, причём быстро. Принять их быт полностью я не смогу, скрыть отличия, когда все у всех на виду невозможно, следовательно, мне нужны доказательства, подтверждающие моё право быть не такой как все. Что же, это проблема. Явно, что перемены здесь не в чести. Похоже, не зря Лода мне напророчила страну Уша.
Шаман продолжал петь, теперь он рассказывал о жене Моно, которая очень переживала, что одному Моно в мире мёртвых будет скучно. Она связала плот и уплыла на запад к мужу.
Итак, племя Лолампо – моя действительность. Ида мечтала стать ученицей хозяйки, впоследствии, когда целительница умрёт, занять её место. Согласна, это лучший вариант из имеющихся, только я не потяну. Опять вспомнился обед с девушками.
Мысленно прикинула на себя роль посланницы небес. А что? Единственная альтернатива, которую я сейчас вижу. Если не ошибаюсь, были случаи, когда белых людей аборигены Америки принимали за богов. Только, увы, цветом кожи не вышла и ружья, чтобы пальнуть вверх и произвести неизгладимое впечатление, у меня нет. Свой божественный статус я бы отработала с лихвой – дала бы письменность, обучила бы математике, обязала бы мать руки перед едой, а ещё рассказала бы про ложки, вилки и личные тарелки. Взамен прошу ванную или корыто, нормальную одежду и пищу без чужих слюней. Не так уж и много.
Беда в том, что вместо благодарности вероятнее всего меня отправят на алтарь в качестве жертвы. Как же, разрушаю уклад, завещанный предками. Нужно зрелищное подтверждение небесного происхождения: показать фокус, вызвать огонь. Увы, благами цивилизации я пользовалась во всю, а сделать что-нибудь своими руками не смогу. Не инженер я, и не конструктор.
Пение шамана стало ещё заунывней, сейчас оно идеально отражало моё настроение – я не находила выхода. Цель есть, но путь к ней неясен и крайне опасен. Я украдкой вздохнула. Ничего, сориентируюсь. Шаман допоёт, и мы разойдёмся по хижинам. Я лягу спать…. Планы! Я горько усмехнулась. Не так давно я планировала поездку на озеро. Где я и где озеро. Стоп. Не думать о прошлом, не надо лишних переживаний, и без них забот полон рот. Меланхолия потом, когда выживу и буду уверена в собственной безопасности.
Дальше я просто слушала, мысли текли довольно вяло. Кажется, рискую начать клевать носом. Пришлось незаметно ущипнуть себя, чтобы отогнать сон, хотя он именно то, что мне сейчас нужно.
Эпос закончился, шаман дотянул последнюю «у», и пришла тишина. Никто не двинулся с места. Тишина звенела. Даже мне, чужестранке, она показалась волшебной, полной незримого присутствия. Странно. Наваждение медленно истаяло, и шаман объявил:
- Духи довольны.
Он поднялся и пошёл прочь, поддерживаемый под руки двумя своими учениками. Следующими ушли старейшины, и одновременно с ними в свою хижину убралась хозяйка. Теперь подняться могли остальные. Я встала на ноги одной из последних, и, оказалось, не зря, потому что почувствовала лёгкое головокружение и чуть не пошатнулась. Ничего, сейчас к себе в хижину и спать.
- Ида.
Я обернулась. Меня позвала девушка, относившая хозяйке обед, её почти ученица и служанка по совместительству, среди нас четверых подаёт самые большие надежды
- Хозяйка зовёт тебя.
Опять мои планы накрылись медным тазом. Я поспешила в хижину из шкур. Интересно, что понадобилось хозяйке.
Женщина сидела на шкурах, втирала в кожу рук бурую пахучую массу, а на меня смотрела неодобрительно. Я ещё раз ей поклонилась и приготовилась ждать. С целительницы станется заставить меня прождать и полчаса, и час. Память Иды подсказала, что женщина так поступала уже не раз, причём это не вредность и желание унизить, а местный способ воспитания и напоминания, что к старшим положено относиться почтительно.
- Ты хочешь стать моей ученицей, - хозяйка не скрывала, что осуждает мой выбор.
Ида этих интонаций очень боялась, а я вдруг подумала, что неодобрение может быть частью испытания.
Отвечать хозяйке не требовалось, так что я ждала, что будет дальше.
- Пришла пора проверить, годна ли ты мне в ученицы.
Я едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть. Не к месту сейчас. Я ещё не освоилась ни в теле, ни в племени. Какое к чертям испытание?! К тому же провалялась в забытьи. Похоже, Ида и впрямь меня не любит.
- Да, хозяйка, - поклонилась я.
- Ты смогла принести плод Оло. Это было первой проверкой, а будет ещё две. Иди за мной.
Женщина поднялась и вышла прочь из хижины. Я шла, держась позади, и нервничала всё больше. Я не готова, и при этом должна справиться. Захотелось самой себя стукнуть. Я вот-вот скачусь в истерику, чего допустить никак нельзя. Я забыла главное, то, с чего всё началось – я хочу жить, и отсутствие антибактериального мыла не имеет ровным счётом никакого значения. Я хочу жить, поэтому буду есть из общего котла, притворяться своей и по возможности карабкаться наверх по социальной лестнице. Посланница богов, принёсшая письменность – глупость, больные фантазии, а место ученицы хозяйки должно стать моим, следовательно, я справлюсь.
Она шла всё дальше от поселения, причём на запад, где, согласно местным верованиям, вход в загробный мир. Предсказание старой Лоды сбывается буквально? Нет, как-то непонятно. До сих пор я исходила из того, что окружающий мир устроен также, как на земле. Всё те же солнце и луна. Альтернативная реальность? Возможно. Прошлое Земли? Возможно. Я забыла, что получила неопровержимые доказательства существования явления сверхъестественного порядка. Так почему я не учитываю, что магия может существовать и работать? Как ни жаль это признавать, к предсказанию Лоды стоит прислушаться, а напророчила она смерть.
Хозяйка остановилась перед хижиной, сложенной совсем уж условно и стоящей почему-то за пределами поселения. Я насторожилась, подобралась. Хозяйка вошла первой. Секунду я ещё постояла, а потом услышала тихий стон. Чёрт! Я ворвалась в палатку, думала хозяйке плохо. Как же я ошиблась. На голой земле лежал раненый. Сначала я увидела только рваную кожу на плече, бурую кровь. Хорошо, что ночь сглаживала открывшуюся картину, в свете горящего в очаге огня почти ничего не разобрать. Потом я поняла, что передо мной мужчина, он без сознания, раздет полностью, набедренной повязки нет, кожа разукрашена татуировками. А ещё он был крепко связан.
- Это нелюдь, - сказала хозяйка, что в переводе на язык цивилизации значило, что пленник не из Лолампо.
Хозяйка всмотрелась в моё лицо, и я постаралась выглядеть бесстрастной, послушной, жаждущей великих откровений.
- Твоё испытание. Нелюдь должен дожить до полудня. За вами придут.
Более не интересуясь происходящим, хозяйка покинула хижину. Я осталась с пленником наедине. С минуту я просто смотрела на него. Раз он связан и назван хозяйкой нелюдем, стало быть, его можно смело причислять к врагам племени. Для меня лично это не имеет значения, но для него…. Где гарантия, что, очнувшись, мужчина не кинется меня убивать? Развязывать его нельзя, во-первых, из соображений безопасности, во-вторых, соплеменники не поймут.
Я присела на корточки и присмотрелась к плечу мужчины. Рана выглядела плохо, но, на моё счастье, была поверхностной. Впрочем, в ином случае он бы не протянул так долго. Я поднялась и оглядела хижину. Меня в первую очередь интересовали запасы воды. Обнаружила всего один глиняный кувшин. Мало, но хоть что-то. По крайней мере, рабочее место мне подготовили.
Для начала обмыла водой пальцы. Жаль, спирт тут ещё не изобрели. Затем дала пленному пить. Мужчина подался к кувшину и жадно присосался, в сознание он так и не пришёл. Оставшейся водой промыла рану, и вид у неё сразу стал лучше.
Оглядев пленника ещё раз, решила, что ничего страшного не случится, если я оставлю его одного и схожу за водой. Когда хозяйка привела меня к раненому, за ним никто не следил. Постараюсь быстро. Я обнаружила ещё один кувшин, пустой, и, прихватила его тоже.
Я точно знала, что воду можно добыть в озере, но оно далековато. Память Иды услужливо подсказала, что у самой границы поселения бьёт родник. Я обогнула хижины соплеменников по дуге, напрямик было бы быстрее, но лишний раз пересекаться с кем-то из них не хотелось. Прогадала. Сначала я почувствовала запах, какой обычно исходит от бомжей, а потом навстречу мне вышла пророчица.
- Ты ходить страна Уша, - повторила она.
Из-за облака вышла луна, её свет упал старухе на лицо, отчего Лода вздрогнула, взгляд её сделался совсем безумным, она захохотала. Хохот оборвался резко, я дёрнулась. Чёрт. Вроде бы ничего не происходит, но страшно до жути. Лода утробно зарычала, медленно отвернулась и пошла прочь.
Я перехватила кувшины в одну руку и приложила пальцы к запястью. Сердце билось часто-часто. Два глубоких вдоха помогли немного успокоиться. Я напомнила себе, что меня ждёт пациент и поспешила к источнику.
Воду я набрала быстро и, никого больше не встретив, вернулась к раненому. Мужчина лежал с открытыми глазами и, я была потрясена, пытался развязать путы. При виде меня он зашипел и заговорил что-то злобное. Слов я не понимала. Так, у разных племён разные языки. Хорошо, что не стала освобождать мужчину.
Я очень аккуратно приблизилась, убедилась, что достать пленник меня не сможет, и принялась за повторный осмотр раны. Жаль, что я не специалист. Разбираться с повреждениями, серьёзнее сбитых коленок, мне не доводилось. Полагаю, что в нынешних условиях рану нужно максимально обеззаразить и наложить повязку. Я настолько сосредоточилась на попытках вспомнить что-нибудь полезное из области первой медицинской помощи, что молниеносное движение пленника стало сюрпризом. Нелепо взмахнув руками, я отшатнулась, упала назад, в последний момент извернулась, и приложилась спиной о землю. Повезло, могла и головой в огонь угодить. Волосы бы вспыхнули…. Додумывать мысль я не стала.
Посмотрела на едва не убившего меня мужчину. Зло посмотрела. Он таращился в ответ с куда большей злобой, и это отрезвило. Очевидно, что я для него такой же нелюдь, как он для хозяйки. Перспективно. Кажется, убить врага для него важнее, чем выжить, иначе бы он вёл себя иначе. Бдительность придётся удесятерить.
Я отошла подальше и занялась делом – повесила кувшин над огнём, чтобы вскипятить воды, из второго кувшина перелила воду в миску и тоже отправила её в огонь, бросила в неё полоски ткани, пусть они плавают, а микробы дохнут. На пленника я опасливо косилась, но больше он ничего не предпринимал.
Пока ждала кипяток, делать было решительно нечего, так что я стала обдумывать ситуацию в очередной раз. Понятно, что сейчас я сдаю экзамен на профпригодность, и давать мне для экспериментов своего человека недопустимо, нелюдь же подходит идеально. Но что с ним будет потом? У Лолампо нет тюрем, нет слуг и рабов. Задание хозяйки нравилось мне всё меньше.
Глава 3
Причин не выполнить распоряжение целительницы у меня не было. Прокипятив ткань, я дала лоскутам высохнуть над огнём и вернулась к мужчине. Он вновь заговорил на непонятном языке, что не мешало в общих чертах понять смысл сказанного. Наверняка ругательства пополам с проклятиями. Когда я склонилась над его плечом, пленник задёргался. Мало того, что я слабо представляю, как наложить повязку, мало того, что бинтовать придётся, не снимая пут, так ещё и пациент буйный, мешает себя лечить.
Я отстранилась. Возможно, лучший выход – мужчину не трогать, только я боюсь, что рана может воспалиться. Так, а Ида что-нибудь полезное о врачевании знает? Оказалось, что да. Ида была хорошей травницей, иначе бы хозяйка её к себе даже близко не подпустила. Я прошлась вдоль предоставленных мне снадобий и обнаружила коллекцию дурманов, как сильнодействующих, так и относительно слабых. Ида в них разбиралась прекрасно, извлекать нужные сведения из её памяти получалось неожиданно легко.
Я налила кипячёной воды в небольшую глиняную плошку очень похожую на пепельницу, отжала в воду сок округлого рыжевато-ржавого плода, добавила порошок из протёртого корня другого неизвестного мне растения. По идее, вместе они должны вызвать у пациента глубокий сон. Я вернулась к мужчине с плошкой в руках, встала на колени, чтобы обрести устойчивость, зажала ему нос, приложила плошку к губам и, пролив половину, вынудила сделать два полноценных глотка. Мужчина задёргался, попытался ругаться, но постепенно обмяк, а пару минут спустя смачно захрапел.
Подождав, пока он окончательно уснёт, я потрогала его, проверяя реакцию. Мужчина действительно спал. Вот и замечательно. Я тщательно обмыла кожу вокруг раны, наложила повязку, зацепив ткань под верёвки. Теперь, пожалуй, всё. Можно и самой отдохнуть. Я свернулась калачиком в углу хижины, закопавшись в ворох сухой травы.
Сон, несмотря на усталость, не шёл. Вспомнился утерянный дом, друзья, родные. Хорошо, что я не была единственной дочерью, родителям будет легче пережить мою смерть, зная, что у них есть ещё дети. Что-то солёное попало в рот, скатившись по щеке. Ничего уже из того, о чём я мечтала, не случится.
Я с силой прикусила щёку, боль помогла взять себя в руки. Нет воспоминаниям девочки Ольги, теперь я Ида и никак иначе. Нельзя думать об утерянном, нельзя раскисать. Я закрыла глаза и принялась считать овец. Представила зелёный лужок, ажурную низкую изгородь и белую кудрявую овцу. Животное в моём воображение лениво ткнулось мордой в заборчик, отошло на несколько шагов, разбежалось и прыгнуло. Следующую овцу я представила чёрной. Первая, вторая, третья…. Я заснула.
Утро наступило для меня неожиданно рано. Рассвет только занимался, солнце ещё не взошло, но я уже не спала, хотя явно не выспалась. Я зевнула, попробовала повернуться на спину и снова уплыть в страну грёз, но ничего не выходило. Причину я поняла довольно быстро – Ида всегда вставала на рассвете, и тело следовало многолетней привычке.
Пришлось вставать, лежать и таращиться в пустоту бессмысленно. Я потянулась, сделала несколько упражнений, затем проверила раненого. Повязку следовало сменить, этим я и занялась, благо снотворное на мужчину всё ещё действовало. Рана, кстати, явно подживала, выглядела уже совсем хорошо. Полагаю, мой пациент выздоровеет в рекордные сроки.
Теперь следует озаботиться завтраком, как для себя, так и для пленника. Радует, что есть я буду в одиночестве: ничьих немытых рук в моей тарелке. Я быстрым шагом направилась в поселение. Вообще-то, я немного беспокоилась, потому что уже успела перешерстить воспоминания Иды, и знала, что мне отдельное питание не полагается, но сегодня особый случай – я прохожу испытание.
У первой же хижины я встретила соплеменницу. С отрешённым видом она кормила грудничка, рядом с ней сидел мальчик лет двух и увлечённо сосал палец.
- Здравствуй, Гата, - поздоровалась я, как полагается. Гата мотнула головой и не озаботилась ответом. Пока ей можно меня не замечать: я ещё никто, а она уже родила то ли троих, то ли пятерых, провоцировать очередной приступ головной боли ради точных цифр я не стала. Почему-то воспоминание о возрасте Гаты всплыло само – на четыре года старше Иды. Я ужаснулась. Гата выглядела так, будто старость к ней уже подкралась. А сколько же лет хозяйке и старой Лоде? Если вспомнить продолжительность жизни людей первобытнообщинной эпохи, то получается, что финал случается в двадцать пять-тридцать.
Стоп. Это получается, что мне осталось лет семь жизни и пара лет глубокой старости?!
Я по-новому посмотрела на доставшееся мне тело: Ида была совсем юной, но тело уже порядком изношено. Чтобы прожить долго, мне нужно к цивилизации. Даже если предположить, что я сумею привить туземцам новый образ жизни, хотя это несбыточные фантазии, то всё равно долго не протяну, потому что телу требуется полноценное лечение. Я отогнала нерадостные мысли подальше.
Две женщины сидели у большого чана и стряпали нечто, что на вид было несъедобным. Я поздоровалась, как полагается. Та, что была моложе в ответ сказала:
- Ида.
Вторая промолчала. Я объяснила, что хозяйка устроила мне испытание, поэтому присоединиться к общей трапезе не могу.
- Дай ей, - распорядилась старшая женщина.
Мне выдали миску с продолговатыми крапчатыми семенами, похожими на фасоль и тонкую полоску копчёного мяса. Я приняла полагающуюся мне порцию, поблагодарила и поспешила прочь. Еды мне дали ровно столько, чтобы не умереть с голоду, сыт этим не будешь. А ведь мне ещё пленника кормить. Постаралась вспомнить, нет ли на этот счёт каких-нибудь табу. Табу не было, ибо кормить врага – дикость несусветная, никому и голову бы не пришло делиться едой с нелюдем.
Я вернулась в хижину, поставила семена вариться, фрукт отложила, прошлась по имеющимся в моём распоряжении травам, выбрала подходящие для заварки чая, подбросила веток в очаг, поставила чай. Пленник всё это время сверлил меня ненавидящим взглядом, а я старалась не обращать на него внимания. Учитывая его попытки до меня дотянуться, чувствует он себя очень хорошо, можно поздравить себя с успешной сдачей экзамена. Надо не забыть до полудня снять с него повязку, чтобы не шокировать соплеменников нетрадиционным подходом. Я вздохнула и уставилась на огонь. Говорят, за пляской пламени можно следить вечно, но на меня пылающий очаг действовал почему-то угнетающе.
Семеня размякли и превратились в квашню. Я поставила перед собой миску и подумала, что нужно изобрести ложку, но чего нет, того нет. Я промыла руки кипячёной водой и принялась завтракать самым варварским способом. Баланды была склизкой, мерзкой и совершенно непитательной, но я ела. Оставив в миске чуть больше трети, посмотрела на пленника. До сих пор я ограничивалась планами накормить и его тоже, но как это повелось, планы оказались неосуществимы. Я не могла развязать его, потому что мужчина убьёт меня при первой же возможности, кормить с рук – опасалась и брезговала. Он смотрел на меня с такой ненавистью, что было очевидно, дай я шанс, и он с радостью отгрызёт мне палец.
Выход я всё-таки нашла. Разбавила квашню водой, сделав её полужидкой и поднесла к губам пленника, предлагая попросту выпить, как кисель или бульон. Мужчина заговорил на своём языке. Наверное, опять проклинал и ругался. Я устала вздохнула и понадеялась, что он будет благоразумным. Даже для ненависти и попыток убить нужны силы. Убедившись, что я ни на что не реагирую, а терпеливо жду, он сделал первый глоток, потом второй, а через минуту миска была пуста. Выданный мне фрукт я тоже поделила на двоих, а в конце предложила мужчине отвар. Он принял и почти спокойно.
Я прибралась в хижине и задалась вопросом, что делать дальше. До полудня время ещё есть, так что можно подремать, ночь-то у меня прошла кое-как, но мешал запах, исходивший от пленника. Полагаю, он лежит в этой хижине больше суток, под ним жуть, что творится. Победили брезгливость и цинизм. В санитарки я не нанималась, а нянчиться с тем, кого скорее всего убьют, нельзя, потому что я привяжусь и потом мне будет очень-очень больно. Спасти его от соплеменников не в моих силах. Я устало потёрла виски и решила, что потерплю. Я отползла в дальний угол, прикрыла глаза и погрузилась в тревожную дрёму.
Полдень приблизился внезапно, хотя я его ждала. Я выпила остывший травяной отвар, заменивший мне чай, остатки отдала раненому. Теперь он смотрел на меня настороженно, но ненависти во взгляде поубавилось. Чёрт.
Я осторожно сняла повязку и присмотрелась к ране. Неплохо, совсем не плохо. Я удовлетворённо кивнула и отстранилась. Человека мне было искренне жаль, но закон племени утверждает, что он нелюдь, и вряд ли я могу с этим что-то поделать. Разве что предложить идею сделать его рабом, всё же какая-никакая, но жизнь, всяко лучше чёрной дыры, в которую я неслась. Меня передёрнуло, и я постаралась ни о чём не думать, не вспоминать. Прошлое ушло навсегда, а рабом мужчину никто не сделает, потому что его нечем кормить, нерентабельный он. Я снова передёрнулась.
Послышались шаги, и в хижину вошла хозяйка. Я подскочила, поклонилась. Следом за хозяйкой вошёл шаман, и я поклонилась второй раз. Впрочем, внимания ни от одного из них я не удостоилась. Шаман склонился над мужчиной, внимательно его осмотрел, обнюхал, даже пощупал рану. Пленник задёргался, закричал что-то злобное на своём языке и зашипел от боли. Шаман обернулся к хозяйке и теперь она разглядывала рану нелюдя.
- Ты можешь стать моей ученицей, если предки одобрят, - сказала она, - Идём, Ида.
Она назвала меня по имени. Прогресс.
Хозяйка покинула хижину. Я последовала за ней. Очень хотелось бросить последний взгляд на своего пациента, но я задавила желание на корню. Нельзя. Хотя, кого я обманываю? Мне будет больно.
Целительница привела меня к себе, уселась на шкуру, подобрала под себя ноги и пристально уставилась мне в глаза. Слишком пристально, слишком цепко, слишком подозрительно. Пробрало до костей. Страшно, что она сделает, если разглядит истину. Старуха отвернулась от меня.
- Ты хорошо справилась, Ида. Очень хорошо. У тебя проявился дар, - несмотря на то, что старуха, казалось, хвалила, интонация была враждебной.
- Благодарю, хозяйка, - откликнулась я.
- Если духи предков примут тебя, ты станешь моей ученицей. Скоро и остальные могут стать ученицами или не стать. И только та из вас, кого выберут духи, станет хозяйкой после меня.
Я вздрогнула. Как реагировать правильно, я не знала. Память Иды ничем не помогла, потому что она в подобных ситуациях не оказывалась. Можно было бы найти ответ, собрав его как пазл из обрывков посторонних воспоминаний, но это требовало времени.
Хозяйка прищурилась, наклонила голову к плечу, от чего слипшаяся прядь седых волос свалилась ей на лоб.
- Да, хозяйка, - пробормотала я.
Она выпрямилась, скривила губы в усмешку, окинула с головы до ног пренебрежительным взглядом, поднялась и распорядилась:
- Иди за мной. Сейчас шаман испросит волю духов.
Всю дорогу я смотрела исключительно себе под ноги. Вроде бы и покорность старшим демонстрирую, а на деле мне просто не хотелось видеть разочаровавший меня новый мир. Я предчувствовала трагедию, и пыталась смириться с её неизбежностью. Новый мир мне не подходит, и как бы я под него ни подстраивалась, в моём распоряжении десяток лет дикарского образа жизни. Мне нужна хоть какая-нибудь цивилизация, только где её искать? С севера и юга долина зажата отвесными горами, на востоке я напорюсь ничем не отличающиеся от Лолампо племена, только для них я буду нелюдем, на западе – неизвестность, но не думаю, что там есть кто-то, значительно опередивший Лолампо в развитии.
Я услышала сдавленный стон, подняла голову и едва сдержалась. Огромные валуны были сложены в подобие невысокой пирамиды со срезанной вершиной. Алтарь, сообразила я. И на алтаре лежал пленник. Он был накрепко привязан, и единственное, что он мог – это шипеть от боли и сыпать проклятиями.
Подле алтаря стояли шаман, из-за спины которого выглядывали два его ученика, и хозяйка, окружённая моими соперницами. Иде полагалось подойти ближе, и я подошла. Умом я понимала, что сейчас будет, но в голове не укладывалось. Хотелось визжать, кричать и объяснять этим дикарям, насколько бесценна жизнь. Этого мужчину не их предки получат, а его поглотит небытие, чёрная дыра, пустота, ничто. Я открыла рот, спохватилась и прижала ладонь к лицу.
- Ида?
- Я беспокоюсь о воле предков.
- Ты не должна беспокоиться, - сказал шаман, - Воля предков непререкаема и должна быть исполнена в точности.
Руку я опустила вдоль тела и склонила голову. Опять себя выдаю. Если сосредоточиться на собственном выживании, я справлюсь? Ох, вряд ли.
Ученики шамана облили мужчину чем-то донельзя пахучим, прекрасно перебивавшим вонь от его тела, хотя правдивее сказать не перебивавшим, а подменявшим. Шаман зажёг огонь, сел у алтаря и затянул протяжное «а». Все, кроме меня и хозяйки, поспешили отойти подальше. Целительница же толкнула меня в спину, вынуждая сделать два шага вперёд. «А» сменилось гнусавым пением гимна, прославлявшего великих прародителей Лолампо. Мужчина отчаянно задёргался, пытаясь освободиться от пут, закричал.
Хозяйка одарила меня неодобрительным взглядом. Видимо, на поприще помощи врагам я перестаралась. Я сглотнула. Не вживаюсь я, не вживаюсь. Такими темпами скоро сама на месте нелюдя окажусь. Судя по всему, о том, чтобы меня признали посланницей небес, имеющей полное право чудить, как заблагорассудится, нужно задуматься всерьёз и как можно скорее, иначе мне не выжить.
Шаман закончил петь, поднялся на ноги, приблизился к алтарю вплотную, и я увидела, что двумя руками он держит заострённый продолговатый камень. Крик я проглотила, сжала кулаки, почувствовала, как ногти пропарывают кожу. Чёрт, опять себя выдаю. Хотелось зажмуриться, не видеть, но даже этого нельзя.
И хозяйка рядом стоит, следит. Шаман вновь запел, на сей раз воззвание. Он просил духов явиться.
- Откройте нам свою волю, откройте! – причитал он, как заведённый, сводя меня с ума.
Видеть я могла только занесённый над мужчиной камень. Как у шамана рука только не устаёт. Сейчас он ударит, и всё будет кончено, но шаман не спешил объявлять финал, он обращаться к духам ушедших в страну Уша хозяек, каждую называл по имени, для каждой из них повторял свой вопрос.
Я впала в оцепенение. Наверное, защитная реакция. Она-то меня и спасло: в какой-то момент я стала искренне считать, что смотрю слишком реалистичный фильм. Я удивлялась безупречности эффекта присутствия и в то же время думала, что следовало выбрать другое кино. Это было уж слишком кровавым.
Шаман опустил камень вниз. Человек на алтаре зашёлся в предсмертном крике, кровь хлынула, обагряя умирающего.
- Ида, - подтолкнула меня целительница, разрушая иллюзию безопасности. Я содрогнулась всем телом, правда, смолчала. Но сейчас дрожь приняли за прикосновение ко мне незримых духов.
- Хороший знак, - шепнул шаман.
Хозяйка вновь подтолкнула меня к алтарю, и память Иды выдала, что мне полагается наполнить стоящую подле алтаря глиняную чашу жертвенной кровью. Гадство. На негнущихся ногах я вплотную подошла к алтарю, двумя руками подобрала плошку и подставила под рассечённую шею мужчины. Странно, он всё ещё был жив. Наверное, шаман старался, чтобы жертва умерла не сразу. Человек встретился со мной взглядом. Он меня узнал, и от этого стало ещё страшнее. Я бы хотела ему сказать, чтобы нырял во вспышку света, но не знала языка. Мужчина что-то произнёс, он был уже на последнем издыхании. Слова прозвучали тихо, невнятно, и в то же время сомнений у меня не было – человек меня проклинал.
Он умер, и я с облегчением шагнула назад. И чудом не самоубилась. Руки от его крови были словно в алых перчатках, кровь плескалась в чаше. Я бы отшвырнула это от себя с криком, но за оскорбление духов меня казнят. Чудом подавила рвотный позыв. Я стояла, тряслась мелкой дрожью и неглубоко часто дышала.
Шаман забрал у меня чашку. Он что-то говорил, но я перестала понимать речь Лолампо. В голове мутилось, всё плыло, и я желала свалиться в обморок, но почему-то не отключалась. Шаман ушёл на запад, за растениями мне было его не видно, вернулся без миски. Наверное, оставил пищу духам.
- Предки открыли свою волю, Ида, - торжественно сказал он.
Я ждала дальнейших откровений, мне даже было уже без разницы, какое решение принято, лишь бы всё закончилось поскорее, но шаман молчал. В виске стрельнуло болью, и я поняла сразу две вещи. Во-первых, я вновь говорю по-местному, а во-вторых, это ещё не конец. Шаман снова взялся за свой наточенный камень, и вспорол убитому живот. Я потеряла сознание.
Очнулась рывком, распахнула глаза и напоролась на презрительный, полный неодобрения взгляд хозяйки.
- Встань, девка, - приказала она, намеренно не обращаясь по имени.
Я повернулась сначала на четвереньки, потом встала на колени и, оттолкнувшись руками от земли, привела себя в вертикальное положение. Шаман стоял у алтаря. Тело уже было сброшено на землю, на камне лежала… воспоминания Иды подсказали – вырванная у трупа печень.
- Она поражена, - сказал шаман.
Печень и впрямь не выглядела здоровой. Впрочем, откуда мне знать? Я видела только печень животных, что продают в упаковках в продуктовых магазинах. Я ничего не чувствовала. Видимо, черту я давно перешла, потому что сейчас была абсолютно безразлична ко всему вокруг.
- Сильно поражена, - поддакнула хозяйка со скрытым удовлетворением.
- Духи отказали тебе в ученичестве у хозяйки, - пояснил шаман, - Ты тряслась и не вынесла прихода духов. Ты прогневала предков. А теперь поди прочь.
На автомате я поклонилась ему, целительнице, развернулась и, пошатываясь, направилась в сторону своей хижины. Мне бы вымыться, но негде, и сил нет. Я ускорила шаг, желая поскорее добраться до уголка, куда можно забиться, спрятаться от всего мира, забыться. Иллюзия безопасности…. Как я желаю хотя бы её, потому что знаю, что скоро меня ждут испытания пострашней. Прогневала духов…. Если следующее гадание не скажет, что духи вновь благоволят мне, меня убьют, заколют на алтаре, как того мужчину, принесут в жертву.
Я вползла в хижину, тотчас легла, замотавшись в шкуру, и меня знобило, несмотря на огонь в очаге и жаркую погоду.
Глава 4
Мне было адски плохо. Я лежала, свернувшись в клубок, и тихо поскуливала. Я не справлялась с эмоциями, и с каждой секундой становилось всё хуже. Ужас захлёстывал. Бежать отсюда, отмыться от грязи, забыться. Мне как никогда в жизни хотелось напиться до беспамятства, но я продолжала лежать под палками, перевитыми прутом и сухой травой. Выхода не было, и сознание отказывалось воспринимать действительность. Перед глазами вновь и вновь вставала картина убийства. А ещё его кровь с рук я так и не оттёрла. Мне вдруг показалось, что мужчина вошёл в мою хижину.
- Зачем ты меня лечила? Чтобы убить, - спросил он, и я впервые понимала его речь.
Я приподнялась на локте, сглотнула, пытаясь выдумать оправдание, объяснить, а мужчины между тем от живота отошёл лоскут кожи, и стали видны внутренности. Он улыбнулся и сделал шаг ко мне, протягивая ссохшуюся мёртвую руку. Я зашлась криком.
Щёку обожгло болью. Я резко дёрнулась, пытаясь сесть. Надо мной склонился шаман.
- Духи гневаются на тебя, - сказал он с очень недоброй интонацией.
Так значит это был всего лишь кошмар. Я обессиленно упала назад. Шаман несильно ударил меня ногой в бок.
- Духи гневаются на тебя, - повторил он, - Вставай и иди за мной.
Я уцепилась за приказ, как за спасательный круг. Если сосредоточиться на том, что говорит старший, то можно справиться. Враньё, конечно, но мне нужна сейчас хоть какая-нибудь спасительная ложь. Шаман вёл меня на запад, и я вспомнила слова старой Лоды о стране Уша. Меня… убьют? Может быть, шаман специально сказал, что духи гневаются на меня, чтобы поддержать веру в пророчества старухи? Не понятно. Мысль, что мне предстоит сейчас отправиться следом за мужчиной, я упрямо не допускала в сознание. Да, глупо, но её я просто не вынесу и свихнусь.
Однако всё оказалось не так страшно. Шаман привёл меня к простенькой хижине – три жерди и между ними сухая трава. Хижина располагалась за пределами поселения и была отгорожена зарослями низкорослого колючего кустарника с листочками, которые по мере роста заворачивались в трубочку.
- Жди ночи здесь.
Шаман развернулся и ушёл, и я, чтобы хоть чем-то занять голову, принялась разглядывать свои новые апартаменты. Скудно и бедно даже по меркам туземцев, но отверженные иного и не заслуживают. Меня порадовало, что в хижине меня ждал кувшин воды и миска с местным аналогом фасоли. Готовить мне не полагалось – фасоль уже сварили, превратив в баланду-размазню, которая захрясла и стала совсем несъедобной.
Я опять свернулась клубочком у противоположной от входа стенки. Перед глазами в тысячный раз разыгралась сцена убийства. Нет, если не возьму себя в руки, я погибну. Я с силой ущипнула себя за руку, решительно села и попыталась проанализировать своё нынешнее положение.
Мысли путались. Тогда сделала два глотка воды, налила немного в миску с и попыталась развести закостеневшую дрянь до состояния жижи. Поесть нужно обязательно, мне необходимы силы. Как ни странно, поглощённость пережитым позволила есть, не замечая того, что кладу в рот. тошнило, правда, а необходимость сглатывать вызывала у организма протест, но я справилась.
Итак, Лолампо по состоянию внутренних органов жертвы определяют волю духов предков. Учитывая образ жизни дикарей, гневаются духи наверняка часто – встретить кого-то со здоровой печенью сложно. Болезни, паразиты…. Мне закономерно не повезло.
Я принялась анализировать воспоминания Иды. Того, кто прогневал предков, убивают, но не сразу. Если старейшины сочтут, что человек племени полезен, то шаман взывает к духам вновь, приносит жертву и молит о милости. Шанс у меня ещё есть, племени я явно полезна - смертность у детей высокая, а я потенциальная мать. От представленной перспективы передёрнулась. Даже не знаю, может я зря борюсь? Овчинка выделки не стоит.
Раньше мне казалось, что приспособиться и притерпеться можно, но теперь стало очевидно, что я не выдержу и свихнусь, буду, как старая Лода. Вспомнив, буро-коричневое пятно на её набедренной повязке, уверилась, что с Лолампо я не останусь. Слегка приду в себя, подготовлюсь и сбегу. Снова планы…. Последнее время они имеют обыкновение лететь в тартарары, но по этому поводу я, к сожалению, вряд ли могу что-либо предпринять.
Я задремала, и мне вновь мерещились кошмары. То камень, убивающий мужчину оказывался у меня в руках, то это я была жертвой на алтаре. Он проклинал меня, умолял сохранить ему жизнь. В последнем сне мужчина падал в чёрную дыру и тянул ко мне руку, я пыталась его спасти, и не могла. Проснулась от собственного крика.
До прихода шамана я сидела, обняв свои колени и дрожала. Я не сдалась, но растеряла весь боевой настрой. Мне требовалось время, много времени. А шаман изверг. Два его ученика привели меня к камню, на котором был убит мужчина. Тело убрали, а кровь осталась. У меня подкосились ноги, и я стала оседать на землю. Мне позволили упасть. Слабость приняли за гнев духов. Хорошо, в общем-то, ничего лучше в качестве объяснения и не выдумать.
Я огляделась. Перед самым камнем стоял шаман, сразу за ним –его ученики, на небольшом отдалении от камня расположились старейшины и хозяйка. Отдельно ото всех, горбясь, стоял старик. Остальные члены племени держались на значительном расстоянии.
Шаман запел очередной гимн. На сей раз он не скупился на слова, и каждому предку, чьё имя помнили, посвящался куплет. Завывания длились бесконечно долго, но сейчас они меня не раздражали, а успокаивали. Ночная темнота стёрла краски дневного кошмара. Я нашла в себе силы подняться. Я хочу жить, напомнила я себе. Пора включаться в происходящее, пока не стало поздно.
За пару часов до рассвета шаман спел последний куплет и затих. В дело вступили его ученики и одиноко стоявший старик. Ученики возложили на камень мешок, сшитый из шкур животных, вложили в него глиняный горшок, заполненный семенами, несколько съедобных плодов, кувшин с водой. Кувшин и горшок предварительно закрыли толстыми зелёными листьями, похожими на капустные, и запечатали сырой глиной. Последними в мешок вложили украшения, убитую птицу и пучок сухой травы.
- Примите нашу жертву, - вновь заговорил шаман, - Даруйте своё прощение, откройте свою волю!
Старик снял с камня мешок и закинул на спину, примотав к себе верёвкой наподобие рюкзака. Шаман вновь запел и пошёл на запад, старик постарался не отстать. Соплеменники тронулись следом, мне пришлось идти со всеми вместе. Я вновь предчувствовала катастрофу.
Племя жило собирательством и охотой, Ида точно знала, что взрослые с трудом добывают пропитание для себя и детей, а ещё нужно прокормить старейшин, шамана, хозяйку, пророчицу. Для остальных стариков еды попросту не было. Бесполезные люди приносили последнюю пользу – в критический момент отправлялись в последний путь с дарами для духов, чтобы точно донести свою просьбу до предков.
Дорога на запад была вымощена камнем. Она разошлась на два рукава, и шаман выбрал левый. Мне показалось, мы шли чуть больше получаса, пока не оказались у обрыва. Для меня на сегодня это слишком, но я продолжала смотреть.
Шаман запел, ученики подхватили. Для меня время будто остановилось. В какой-то момент старик шагнул вперёд и рухнул вниз. Я единственная с шумом втянула воздух. Для остальных ничего особенного не произошло. Шаман закончил петь, и люди, дождавшись его одобрения, поспешили обратно к поселению.
- Ида, ты должна оставаться в той хижине, пока духи не явят свою последнюю волю, - сказал мне шаман.
- Да, - поклонилась я. С радостью. Видеть вас всех не могу.
В спасительную хижину я почти бежала. Забилась в угол, сжалась в комок и попыталась уговорить себя, что всё будет хорошо. Я представила, что ответ духов будет отрицательным. Тогда побегу прочь, уходить буду на запад. К соседям попадать нельзя, так что путь один, даже не о чем думать. Если шаман решит, что духи сменили гнев на милость, на некоторое время задержусь, подготовлюсь.
Полагавшуюся мне еду я съела ещё вчера. Сегодня голодаю. Я постаралась уснуть. Усталость взяла своё, и ко мне вновь пришли кошмары. К картинкам, в которых так или иначе погибал мужчина, примешались видения смерти старика. Я ворочалась с боку на бок, стонала и к вечеру чувствовала себя окончательно разбитой.
Ближе к полуночи я услышала ставшее ненавистным пение. Шаман в окружении учеников и старейшин шёл, чтобы узнать мою судьбу. Я подобралась. Перед Лолампо у меня есть существенное преимущество: я не боюсь идти на запад. Преследовать меня будут, но не долго, поэтому, если, по мнению шамана, духи продолжат гневаться, побегу туда.
Я вышла к шаману, поклонилась и пристроилась в конце процессии. Шаман заунывно перечислял подвиги охотника Моно, погибшего от когтей злого зверя, поминал других ушедших в страну Уша. Мы вышли к злополучному алтарю, и шаман завыл ещё печальнее. Ученик поставил на алтарь миску с сушёными ягодами, второй ученик поджёг пучок сухой травы и бросил в плошку. Шаман тотчас смолк, все затаили дыхание. Сейчас решается моя судьба. Огонь перекинулся на ягоды, повалил дым, и люди ахнули. Чёрные клубы сплетались в ровный тянущийся к небу столб.
- Духи вновь милостивы к нам! – возвестил шаман во всю силу лёгких.
Крик перешёл в очередной гимн во славу предков, старейшины дружно затянули гундосое «а», ученики шамана пустились в ритуальную пляску. И только я стояла, не испытывая ничего. Я поняла, что бежать не нужно, и на меня вновь навалилась усталость. Жаль, что нельзя вернуться в хижину, которую мне выделили, как изгнаннице, должна вернуться в ту, где и положено жить Иде.
Про мечты о месте хозяйки можно забыть. Отныне я одна из многих. Мне предстоит дни напролёт ходить в поисках съедобных ягод, плодов, корешков и отдавать добытое старшим женщинам, чтобы они приготовили в общем котле очередную квашню, а старейшины разделили её между всеми. Один из охотников удостоится права продолжить род, и я буду обязана стать матерью его ребёнка. Через год это право получит кто-то другой. Из памяти Иды я узнала, что понятие брака у Лолампо на стадии зарождения. Несколько жён было у шамана и у старейшин, одну жену мог получить самый достойный воин племени, а ничем не отличившиеся охотники жили поодиночке и лишь с позволения старейшин переселялись на девять дней в хижину, носившую имя Дом Жизни, куда по решению тех же старейшин отправлялась выбранная ими женщина. Зря я решила, что ничего страшнее убийства, развернувшегося на моих глазах, быть не может. Быт, который ждёт меня у Лолампо, в сотни и тысячи раз хуже.
Следующий день полностью соответствовал ожиданиям. Мне пришлось подняться на рассвете, через полчаса я была допущена к котлу, в который уже обмакивали пальцы такие же юные собирательницы, как я.
Есть очень хотелось, но отвращение к их грязным рукам и каплям слюней, падающим в котёл, было сильнее. Я притворилась, что ем, а сама не взяла ни капли. Но это я, девушки котёл буквально вылизали. Одна из старших, за её ногу пытался держаться трёхлетний ребёнок, но женщина шла слишком быстро, и малыш всё время падал и отставал, принесла громоздящиеся друг на друге корзины. Каждая из нас получала одну и отправлялась на поиски пропитания для племени.
- Ида? Ты хорошо собираешь, - с этими словами женщина вручила мне сразу две плетёнки.
Я едва не поморщилась, сдержалась. С поклоном приняла обе корзины и пошла прочь. Работать в два раза больше, чем все остальные не хотелось, но ведь я получу и некоторые привилегии: девушки старались держаться вместе, а я вполне могу позволить себе одиночество.
Маршрут я выбирала по двум критериям: во-первых, я не должна пересекаться с остальными собирательницами, во-вторых, я должна найти достаточно, чтобы наполнить обе корзины.
Поскольку Иде часто доводилось бродить по окрестностям от восхода до заката, я полностью доверилась механической памяти и задумалась над тем, как незаметно для остальных организовать себе личное гнёздышко за пределами поселения. Нет, пока это не подготовка к побегу, а поиск места, где я смогу уединиться и заниматься тем, что Лолампо не поймут и осудят. Сложность заключалась в том, что ни у Иды, ни у меня, Ольги, навыков прятаться нет. Возможно, мне удастся скрыться от женщин, но любой охотник сразу заметит следы.
За размышлениями я набрела на стелящееся по земле растение, кончики веток которого были усыпаны малиново-красными ягодами. Редкое лакомство, достававшееся лишь шаману и старейшинам, даже хозяйка не имела не него права. Ида одна из немногих, кто наловчился отыскивать эти ягоды. Она их, кстати, ни разу не пробовала, правильная была девочка. Я порылась в её памяти, чтобы понять, как определить, ел человек их или нет. Ни сока, оставляющего след на зубах, ни характерного запаха. Всё держалось лишь на сознательности нашедшей и бдительности остальных собирательниц. Я воровато огляделась, сняла первую ягодку, положила на язык и раздавила, прижав её к нёбу. Из ягоды вытек вкуснейший сок, немного вяжущий и невероятно сладкий. Отличный у меня сегодня завтрак.
Половину собранного я съела, половину сложила в глиняную плошку, обнаруженную в корзине: память Иды подсказала, что такая обязательно должна быть. Ягоды накрыла надёрганной здесь же травой. Так, теперь нужно к роднику, мне пить хочется. По дороге я заметила кустарник, дававший пригодные в пищу плоды, внешне напомнившие мне кокос. Сначала я хотела набрать побольше и забить ими первую корзину, но передумала. Плоды тяжёлые, так зачем я буду их таскать весь день? Вернуться в поселение я собиралась как можно позже.
Первую половину дня я посвятила себе. Сначала позавтракала до отвала, немного посидела, посожалела, что мяса взять негде, небольшой кусочек перепадёт только вечером, если охота у мужчин пройдёт удачно, затем я отправилась к озеру, у которого очнулась в этом мире и искупалась. Я была настолько счастлива смыть с себя грязь, что даже не слишком печалилась из-за отсутствия мыла. Полдень я провела в тени раскидистого дерева, спрятавшего меня от жары и чужих глаз. Я пообедала и только после этого напомнила себе, что нужно заняться делом.
Вокруг меня колосились лысые сухие стебельки, увенчанные стручками. Я потянулась к одному, сломала, и в руку мне высыпались семена, которые поначалу я принимала за фасоль. Подбросила их н ладони и стряхнула в землю. Не хочу возиться. Чтобы наполнить корзины такой мелочёвкой нужно потратить несколько часов. К тому же эти стручки растут на каждом шагу и возникнет вопрос, почему за весь день я принесла только две корзины, могла ведь и несколько ходок сделать.
Я решительно вернулась к «кокосам». Всяко лучше, чем стручки. Управилась я быстро, и с двумя тяжёлыми корзинами поплелась к поселению. Дорогу я выбрала не прямую, а сделала несколько крюков, чтобы заглянуть в места, которые Ида считала «хлебными» и разнообразить свой улов. Как ни странно, женщины, которым я сдала собранное, были довольны. Я взглянула на корзины, принесённые другими собирательницами и поняла причину: остальные девушки пошли по пути наименьшего сопротивления и ограничились стручками.
Ужинать пришлось с соплеменниками. Размазню из семян я не тронула, наравне со всеми повозилась в котле и отошла одной из первых.
- Как ты мало ешь, - похвалила меня одна из женщин.
Да уж, ей невдомёк, что я совершила святотатство и пришла сытая. С мясом не повезло – охотники никого не убили. Я поторопилась к себе в хижину, соврав, что собираюсь её подлатать. Для вида я впрямь заменила несколько подгнивающих пуков травы новыми, но на деле я занималась не хижиной, а кипячением воды. Хотя бы один раз в день нужно что-то горячее, я заварила сухие ягоды, которые ещё вчера умыкнула из хижины для отверженных.
Отпивая получившийся напиток мелкими глотками, я размышляла о первом «нормальном» дне в племени. Ни неожиданных происшествий, ни хоть сколько-нибудь значимых событий. Этот день будет похож на все последующие, как брат близнец. Тоскливо и мерзко. Я дала себе слово, что некоторое время потрачу на то, чтобы восстановиться, а потом подамся в бега. Уж лучше прожить отшельницей, чем через неделю или месяц отправиться на девять дней в Дом Жизни.
Я зевнула. Хотелось уже лечь и уснуть, но нельзя. Сегодня племя собирается у костра и слушает шамана. Хорошо, что такая «культурная программа» не каждый вечер. Я потянулась, ещё раз зевнула. Пришлось встать и сделать несколько физических упражнений, чтобы взбодриться. Зевать при шамане ни за что нельзя.
Уже выходя из хижины, с удивлением заметила, что весь день не вспоминала об убитом мужчине, а вспомнив сейчас, не испытала ничего. Кажется, я эмоционально выгорела. Ну и хорошо, легче будет справиться с происходящим. У меня осталось лишь одно – желание жить.
Глава 5
Шаман пел о море, о волнах, вздымающихся до небес, о бескрайней синеве и бесстрашных Лолампо, покоряющих стихию. Он рассказывал, как предки строили лодки и выходили в море на рассвете. Большая вода пугалась великих воинов и старалась отступить, море возвращалось лишь после полудня, когда воины покидали его воды. Я догадалась, что речь идёт о приливах и отливах.
Описание моря в песне было невероятно реалистичным, а это значит, что когда-то Лолампо жили на побережье. Так и оказалось. Шаман поведал о том, как однажды море взбунтовалось и пошло на Лолампо войной. Многие тогда погибли, но и море оказалось бессильно. Оно выдохлось и отступило, оставив победу Лолампо. Я предположила, что речь идёт о цунами.
Море затаило злобу. Оно знало, что не достать ему людей и решило отомстить с помощью хитрости. Оно привело сотни сотен плотов с нелюдями. Пришельцы ступили на берег и обратили оружие против Лолампо. Лучшие воины племени погибли ещё в схватке с Большой водой, защитников почти не осталось, и людям пришлось отступать. Лолампо молили предков о помощи, и на их зов откликнулся дух охотника Моно, который обратил нелюдей в бегство. Лолампо поселились в долине, где и живут до сих пор.
«Культурная программа» оказалась на столь бесполезной, как я себе представляла. Я узнала, что где-то здесь есть море. Логично предположить, что на востоке, поскольку именно там обитают племена нелюдей. У меня по-прежнему нет никаких сведений про западное направление, утверждение, что именно там вход в страну Уша, не в счёт, поскольку никакой практической значимости не несёт. Выходит, я нахожусь либо на материке, либо на очень большом острове. Впрочем, какая разница? На восток бежать нельзя, поскольку тамошние племена меня выследят и убьют. Север и юг – горы. Остаётся один путь – на запад, про который Лолампо, судя по всему, не знают ничего, они же там не жили…. Думаю, запад необитаем. Хорошо бы.
Возвращаясь в хижину, я думала цивилизации. Раз никакие «европейцы» у Лолампо не объявлялись, то цивилизации, скорее всего, ещё не существует, либо она недалеко ушла от уровня туземцев. Вру, конечно. Между Средневековой Европой и Первобытной Африкой пропасть, но для меня, привыкшей к мобильнику и антибактериальным влажным салфеткам, её глубина не имеет значения. Вспомнилось, что долгое время в Европе помои выливали прямо из окна на улицу. Дикость же.
Следующие дни ничем друг от друга не отличались. Я вставала на рассвете, отправлялась на поиски еды и к вечеру возвращалась. Один раз столкнулась с Лодой, и она повторила своё пророчество, а я впервые по-настоящему задумалась о магии. Сейчас пророчество старухи воспринималось по-новому. Лода каким-то образом «увидела», что я собираюсь бежать на запад и сказала об этом в доступной ей форме. Наверное, она сама не до конца понимает своё предсказание, иначе давно бы била тревогу, к тому же она безумна.
Словом, я получила косвенное доказательство, что магия существует. Явления сверхъестественного порядка я уже испытала на собственно шкуре, но полёт к чёрной дыре и переселение моей души в тело Иды не доказывают, что человек может провидеть будущее и колдовать. Надо бы присмотреться к шаману.
Сегодня племя провожает охотников на Большую охоту, шаман будет работать – призывать удачу для мужчин. Посмотрим, чего стоит его шаманство. Я пришла к алтарному камню одной из первых. Место мне полагалось дальнее, поскольку в иерархии племени я была в самом низу, ниже только малолетние дети. Я села так, чтобы спины старейшин не закрывали мне обзор. Пока ждала начала, обдумывала побег. От невнятных мечтаний я давно перешла к пошаговому планированию. Нужно сделать себе похоронку с едой на первое время, собрать корзину с самым необходимым – кувшин с водой, вяленое мясо, целебные травы, заточенный камень, выполняющий функции ножа, металла Лолампо ещё не знали, запасной камень.
Я прикидывала, как аккуратнее выкрасть и припрятать орудия, которые наверняка мне пригодятся. Всё же я собираюсь быть отшельницей. Представив в красках своё будущее, я вздрогнула. Очень может быть, что, приняв решение бежать, я погорячилась.
Если я права и запад необитаем, то я обречена на вечное одиночество. За несколько лет я одичаю, забуду человеческую речь и в конце концов сойду с ума. Если я ошиблась и на западе живут другие племена, меня, вероятнее всего, просто убьют. Может быть, семь-десять лет предпочтительнее?
Заунывное «а» на сей раз тянули старейшины. Мужчины, отправляющиеся на Большую охоту, выстроились за их спинами и в бодром ритме принялись потрясать каменными ножами и выкрикивать резкое:
- У!
Не участвующие в действе члены племени стали постепенно подниматься на ноги и нервно приплясывать. Я почувствовала, что и мне хочется начать дрыгаться в такт уханью воинов. Мышцы сами собой стали подрагивать, я вспотела, в глазах появилась резь. Странно и очень уж подозрительно.
Откуда-то сбоку к алтарному камню метнулся ученик шамана, одетый в шкуру животного, к голове у него были прикручены рога, а сзади болтался хвост, похожий на лошадиный.
- Злой зверь!
- Злой зверь пришёл! – закричали старейшины, охотники замолчали, а женщины и вовсе попятились прочь. Я сделала вид, что отступаю вместе с ними. Ученик шамана, изображавший злого зверя, заметался вокруг алтаря. С рычанием он наскакивал на старейшин, и те отодвигались. На лицах соплеменников я видела выражение полнейшего ужаса. Дети начали плакать, какая-то девушка закричала, и ученик шамана рванул к ней, подскочил. Женщина подняла руку, закрывая лицо, актёр же ударил её в полную силу по голове, и женщина упала без сознания. Чёрт, он ей до крови лоб рассёк.
Лолампо уже были на грани массовой истерики. Ужас перед чудовищем витал в воздухе, а зверь, ученик шамана, бесновался всё больше. Стоявшая рядом со мной девушка упала в обморок. Кто-то ещё закричал, и зверь направился на голос, но тут на поляну вышел шаман, одетый как охотник, в руках он сжимал копьё с каменным наконечником.
- Моно!
- Моно пришёл! – приветствовали его Лолампо.
Шаман и ученик вступили в ритуальную схватку. Чётко выверенные движения завораживали, и в то же время, мне было противно следить за происходящим. Шаман и ученик щадили друг друга, лишь обозначали удары, схватка была зрелищной и абсолютно безопасной. Женщина слабо застонала и попыталась сесть. Никто не спешил ей помочь. Я отвернулась.
Схватка злого зверя и Моно достигла кульминации. Охотник нанёс удар, поразивший зверя в грудь. На самом деле шаман остановил копьё вовремя. Зверь взмахнул когтистой лапой и поразил охотника. Зверь умер первым. Ученик шамана красиво упал навзничь, сбросил костюм и на четвереньках отполз за алтарный камень, шкура, рога и хвост остались лежать перед зрителями.
Моно обратился к соплеменникам и принялся долго, с пафосом рассказывать, как он их спас, и как теперь Лолампо должны его чтить и чествовать. Он обещал, что будет сдерживать злого зверя в стране Уша, и не позволит ему тревожить потомков, для этого Лолампо должны приносить ему еду и оружие.
Я особо не вслушивалась, ждала, когда всё, наконец, закончится. Шаман схватился за грудь, Моно был смертельно ранен, он демонстративно покачнулся и пошёл прочь на запад. Племя провожало Моно безмолвием.
Где-то через четверть часа шаман вернулся, он был одет в свою обычную шаманскую одежду – набедренную повязку и безрукавку, сшитую из шкур, на шее висела гирлянда из сотни разномастных бус, запястья и лодыжки были украшены браслетами, а в волосах торчала трава, ветки, перья и косички, сплетённые из полосок кожи.
- Ооо, - завёл шаман, и охотники дружно сделали шаг вперёд.
К алтарному камню выбежали ученики шамана, на сей раз оба, они были одеты в шкуры животных и изображали животных, отсутствие рогов чётко показывало, что сейчас они играют роль простой добычи, никакого отношения к злому зверю не имеют.
Сначала ученики пустились в пляску. Некоторое время им позволили порезвиться, а потом вступили охотники. Мужчины разошлись веером и начали медленно обступать свих жертв, стремительно бросились в погоню, потрясая каменными ножами. Я отстранённым любопытством задумалась, будут ли они бить по-настоящему, как раньше ученик шамана ударил женщину, или ограничатся имитацией удара. Один из воинов вырвался вперёд, настиг ученика шамана, повалил того на землю, сам прыгнул сверху, с силой опустил камень в землю в нескольких сантиметрах от головы пойманного и победно закричал.
Второму ученику повезло меньше. На него навалились толпой, случилась куча-мала. Кажется, его основательно потрепали, и неизвестно, чем бы дело кончилось, но шаман запел, возвещая, что Лолампо дана удача в Большой охоте. Про ученика тотчас забыли, и он смог отползти подальше.
Второй, менее пострадавший, уже нёс кувшин с каким-то напитком. Первыми доступ к пойлу получили старейшины, следом за ними глоток сделала хозяйка. Ученик перешёл к охотникам. Я наблюдала, как у людей начинает меняться выражение лица, осознанность сменялась безумием, они начинали вихляться, махать руками, крутиться на месте и совершать массу бессмысленных движений. У одного из старейшин изо рта потекла слюна, глаза его закатились.
Люди тянулись к кувшину, будто умирающие от жажды. Я чувствовала, что и мне нестерпимо хочется сделать глоток. Руки уже тряслись, в ногах появилась слабость, меня зазнобило. Да это наркотик! А мне досталось тело начинающей наркоманки.
Ученик шамана шёл с кувшином ко мне. Предвкушение смешалось с отвращением и лёгкой паникой. Мало того, что мой нынешний образ жизни не способствует долголетию, так ещё и травиться предстоит. Разумом я всё понимала, но тело предавало и тянулось к кувшину, желая получить дозу.
- Нет, - мысленно сказала я себе, уткнулась лицом в кувшин и притворилась, что делаю глоток, на самом деле я губами к кромке даже не прикоснулась. Столько слюней оставили – фу! Хотелось немедленно утереться.
Ученик шамана подошёл к двум девушкам, последним, кто не выпил пойла. Взгляд их тотчас затуманился, они «поплыли» и перешли в состояние полного безволия и неадеквата, делай с ними, что хочешь, а наутро они и не вспомнят.
Я с тихим ужасом наблюдала за начинающимся безумием, охватывающим людей. Я попятилась. На меня уже никто не обращал внимания, наверное, можно спрятаться, уйти из поселения и переночевать где-то, ничего не случится и никто не заметит. Меня как обухом по голове стукнуло – ни шаман, ни его ученики не принимали пойла, они трезвые, а стало быть высовываться нельзя, хоть и очень хочется.
Заозиралась в поисках выхода. Вроде бы, сейчас памяти Иды я не слишком доверяла, тому, как на человека повлиял наркотик, значения не придают, следовательно, можно изобразить любую реакцию. Я скопировала состояние молодой женщины, упавшей навзничь и впавшей в забытьё. В отличие от неё я отошла подальше, чтобы не затоптали и не тронули.
Шаман начал обходить беснующихся, ползающих, дрыгающихся, лежащих неподвижно. На всякий случай прикрыла глаза и повернула голову так, чтобы ему моё лицо было плохо видно, зато я могла отследить приближение чужаков, про его учеников тоже нельзя забывать. Шаман прошёл мимо, не слишком мной интересуясь. Повезло.
Я так и лежала в диком напряжении. Было страшно, мышцы ныли, а голова болела, телу требовалась доза, которой я не дала. К утру мне стало совсем плохо, но я терпела и тихо радовалась тому, что соплеменники угомонились. Они попадали, кто где был, и заснули мёртвым сном.
И я ещё сомневалась, бежать ли мне? Однозначно – бежать. Сегодня же прихвачу полоску вяленого мяса и спрячу в тайнике, который уже сделала в расселине Северной скалы, как я про себя назвала гору. Предпочитаю свихнуться от жизни в полной изоляции, чем остаться в племени. Ничего, пораскину мозгами, найду себе другое племя и прикинусь посланницей небес, как я уже и думала. Но пошаговым планированием займусь, когда сбегу.
Рассвело. Из-за горизонта появилось солнце. Лолампо начали приходить в себя. Первым попытался встать один из охотников. Смуглая кожа приобрела сероватый оттенок. Мужчину повело вбок, и он схватился за голову, я с мрачным удовлетворением пожелала им всем мучиться похмельем подольше, ибо пить надо меньше.
Я показала, что очнулась, после того, как встали три или четыре девушки моего возраста. Мы вместе развезли баланду из семян, которые мысленно я продолжала обзывать фасолью. Котёл пришлось оттаскивать вместе с девушками на пригорок, где мужчины будут завтракать. То есть, они тащили, а я притворялась. Дальше пришлось прислуживать охотникам – подносить им кувшины с водой и запечённые в углях плоды, напоминавшие по виду кокос, те самые, которые я как-то принесла.
Через час-полтора мужчины отбыли на Большую охоту, и я было надеялась поесть, но напрасно. Оклемавшиеся жёны старейшин принялись кормить своих мужей. Шаман, хозяйка и их ученики питались отдельно. После старейшин еду получили не ушедшие на охоту, а оставшиеся защищать поселение воины. Матери покормили детей, и только ближе к полудню к остаткам в котле приблизились женщины. Сначала старшие и лишь в самом конце девушки, ещё не родившие ни одного ребёнка. Я была в их числе.
Есть из котла я не стала, да и нечего уже было, его вылизали до нас. Я получила воду, запечённый плод и, пока никто не видел, утянула две полоски вяленого мяса. Одну съем сегодня, а вторую спрячу. Попутно я размышляла об укладе жизни в племени.
Главными считались мужчины. К некоторым женщинам, хозяйке, например, или старой Лоде, прислушивались, но всё же…. Не хотелось бы узнать, что старейшины отправляют меня в Дом Жизни. Однажды этот приказ прозвучит, а права возразить у меня не будет.
Я привычно отправилась прочь из поселения, прихватив пару пустых корзин. Я уже наловчилась набивать их «кокосами» в кратчайшие сроки. Да, нести эти плоды тяжело, но зато я получала массу свободного времени, я могла вдоволь накупаться, отмыться, днём поспать и просто посидеть, подумать о будущем, которое упорно рисовалось только в мрачных красках.
Сегодня я совершила ещё одно открытие. Раньше, занятая исключительно попытками не выдать себя и устроиться как можно комфортнее, я не обращала внимание ни на что больше, а сегодня до меня со всей ясностью дошло, что я хожу полуголодная. Организму нужно мясо, которого практически нет. Да хоть какая-нибудь нормальная еда! Я не верблюд, чтобы от случая к случаю жевать растения.
Взгляд зацепился за нагромождение веток под кустом. Я присмотрелась и обнаружила самое обыкновенное гнездо. В гнезде сидела птица с серым невзрачным оперением, крупная, поменьше курицы и косила на меня глазом. Я шагнула к ней, и птица начала беспокоиться, но не пыталась улететь, скорее, готовилась напасть. Я не поверила своей удаче – птица высиживала яйца. Иначе с чего ей не улетать?
Ни разу не слышала про птицу, чьи яйца негодны в пищу. Воробьиные, насколько я знаю, не едят, но не из-за яда в них, а скорее из-за того, что просто не принято. Кому нужны вороны вместо кур? Я помялась и решилась. Что я теряю? Почти ничего. Авось, не отравлюсь. Птица же. Я отошла подальше, поставила корзины в траву, они мешать будут, и вернулась к гнезду. Птичка, прости. Я дёрнулась вперёд, она раскрыла крылья в попытке защитить своих невылупившихся детей, пригнула шею, защёлкала клювом. Я подсунула руку ей под живот и опрокинула навзничь. Пока птица барахталась, у меня появилось несколько секунд. Пять яиц в гнезде. Я взяла два, в каждую руку по яйцу, подорвалась и бросилась прочь. Птица меня не преследовала.
Я спряталась в небольшой пещерке у подножия Северной скалы. Охотники ушли, и можно надеяться, что никто не заметит моих художеств. Отставив корзины к дальней стене, я отправилась к ближайшим зарослям кустарников и очень быстро набрала несколько охапок годных в топку веток. За водой пришлось бежать к роднику, благо их несколько и возвращаться в поселение не нужно. На роль кастрюли я приспособила глинный кувшин.
Сварить яйцо – дело пяти минут. Я угробила почти час: сначала искала дрова, потом высекала камнем искру и пыталась поджечь сухие травинки. Ждала, когда вода закипит. Столько усилий, а получила два сваренных вкрутую яйца. Ела с опаской. Вкус был непривычный, чувствовалось что-то мускусное. Но всё же я впервые за эти дни получила от еды истинное удовольствие. Заела их я полоской вяленого мяса.
К вечеру, как повелось, я вернулась в посёлок, сдала «кокосы», кувшин ягод, три съедобных корня и отправилась спать в свою хижину. Следующие два дня прошли спокойно. Я потихоньку готовилась к бегству, решила, что дождусь возвращения мужчин с Большой охоты. Надеюсь, они вернутся с добычей, мне она не повредит.
На свою голову дождалась. Вечером третьего дня шаман собрал племя у алтарного камня и объявил, что охотник Локо теперь Моно-Локо и ему нужна жена.
Глава 6
Шаман запел. Как только не надоедает раз в пару-тройку дней повторять историю жизни Моно. Акценты от случая к случаю разные. Отправляя мужчин на охоту, шаман упирал на сцену победы Моно над злым зверем. Сейчас он вещал о самоотверженной женщине, которая последовала за Моно в страну Уша, чтобы великому охотнику не было скучно одному.
Вопрос прозвучал неожиданно:
- Есть ли та, кто хочет стать женой Моно-Локо?
Я удивилась. Память Иды подсказывала, что обычно жену старейшины назначали, никакого права выбора девушкам не полагалось. Как бы то ни было, в жёны дикарю я не стремлюсь, следовательно, молчу как рыба. Украдкой оглядевшись, убедилась, что все стоят молча и стараются стать как можно незаметнее. Странно…. Разобраться я не успела. Вперёд шагнула старая Лода и, потрясая скрюченным пальцем, выкрикнула:
- Она идти в страну Уша!
Наступила тишина, люди запереглядывались. Шаман же приблизился к провидице, поклонился и спросил:
- Кто идти?
Старуха гнусаво ухнула, по ногам её потекло, и она заковыляла прочь.
Племя забеспокоилось. Кого именно указала Лода, было не ясно. Я ответ знала и собиралась молчать, но всё повернулось иначе. Девчушка лет восьми похлопала свою мать по ноге и тихо сказала:
- Она – это же Ида? Лода ей уже говорила про страну Уша, я слышала.
Говорила девочка тихо, но её услышали все. Шаман посмотрел на меня с неприкрытой злостью. Ну да, не призналась, волю духов нарушаю, подвергаю Лолампо угрозе вымирания….
- Кто ходить страна Уша? Кто? – запричитала, вернувшаяся Лода, - Ида ходить!
Меня обступили люди, и я поняла, что сейчас мне не сбежать.
- Почему ты не сказала? – хозяйка больно ткнула в меня пальцем.
- Растерялась. Я и Моно-Локо….
Хозяйка поджала губы, но обвинять меня ни в чём не стала. Значит, по местным меркам я была на грани совершения святотатства, но черту не перешла. Уже хорошо. Я пыталась сообразить, почему отступили от традиционного назначения жены старейшинами и почему охотник, носивший имя Локо обзавёлся двойным. Видимо, сделал что-то героическое в представлении Лолампо.
Что-то подобное видела Ида, но ей тогда было лет шесть, ничего путного вытащить из воспоминаний не удалось. Я полностью сосредоточилась на происходящем. Нужно бежать, и как можно скорее.
Меня подхватили под руки, и повели в хижину хозяйки. Не увильнуть, но пока всё терпимо. В хижине меня уложили на подстилку из сухой травы, и жёны старейшин остались меня караулить. Чёрт! Я лежала на боку и таращилась на спящую хозяйку. Из хижины мне не выйти – поймают. Значит, действовать буду утром или когда нас с Локо оставят одних. Ударю и выберусь, он такого не ждёт, должно получиться. Нас же оставят без наблюдателей?!
Я не боялась, не беспокоилась, эмоции у меня уже давно как отрезало. Я холодно и расчётливо пыталась решить задачку под названием «побег». Завтра будет трудный день, мне потребуются силы, нужно выспаться. Я закрыла глаза и погрузилась в сон без сновидений.
- Ида.
Слово мне ни о чём не говорило, но собравшиеся его упорно повторяли. В полусне я никак не могла понять, чего они хотят. Что такое «ида»? Моё имя. Нет, меня зовут Ольга. Я недовольно перевернулась на другой бок и постаралась отмахнуться от назойливых женщин.
- Ида! – а это уже окрик хозяйки. Я резко села и как-то разом всё вспомнилось. Я у Лолампо. Я в теле туземки. У меня сегодня свадьба.
Очухаться мне не дали, окружили, потянули за руки, заставляя встать, и потащили за собой. Похоже, в честь свадьбы завтрак мне не полагается.
Меня вели на восток, минут через десять я узнала маршрут. Оказывается, мы шли к озеру, с которого начался мой путь в этом мире. Девушки первыми забежали в воду и остановились, когда она дошла им до колен. Мне стало любопытно, умеют ли они плавать. Жена старейшины подтолкнула меня в спину. Ладно, я пока смирная. Я послушно подошла к девушкам, позволила себя усадить, почему-то они считали, что перед свадьбой достаточно окунуться в озеро, и ты чистая. На меня побрызгали водой, повосхищались моими волосами. Конечно, у них на голове сосульки слипшиеся, а я волосы мыла чуть ли не каждый день.
Из озера меня вывели, когда подошли девочки, желавшие попасть к хозяйке в ученицы, мои бывшие соперницы. Они принесли несколько плошек с пахучими снадобьями, уложили меня на берегу, так что песок лип к мокрому телу, и стали делать массаж.
Я осталась равнодушной, несмотря на то, что массаж девочки делали очень хорошо. Внешне я расслабилась, а внутри была напряжена, как сжатая до предела пружина. Я готовилась к одному молниеносному рывку.
Напрасно я прятала мясо и воровала кувшин. Уходить придётся налегке. Из памяти Иды я вытащила главное – не было ни одного случая, чтобы за первой брачной ночью наблюдали зрители. Мне достаточно справиться с будущим супругом. Меня беспокоило, что подготовка к свадьбе идёт не так, как должна бы, но сообразить, в чём дело не получалось. Моно-Локо…. Чтобы спастись, мне придётся ударить его по голове. Надеюсь, голова у жениха крепкая, и урона ему не нанесу, не хотелось бы стать причиной его смерти.
Я удивилась ходу собственного рассуждения. Никогда бы не подумала, что способна быть настолько чёрствой и безразличной к чужой жизни. Наверное, когда эмоции вернутся, я буду мучиться угрызениями совести, а сейчас мне всё равно. Постараюсь причинить минимум вреда, только своя шкура дороже.
Массаж окончился, меня подняли на ноги и принялись украшать гирляндами цветов. Я отстранённо порадовалась. Впервые за время пребывания у Лолампо я более-менее одета. Гирлянды оборачивали вокруг шеи и оставляли свисать до земли, так что в результате получилось нечто напоминающее платье. Ещё одной гирляндой меня опоясали, и пропустили её крест-накрест наподобие лямок.
- Будь хорошей женой, - строго сказала хозяйка, - Идём.
И я поняла, что меня ведут к мужу.
Я сама себе казалась сейчас крысой, которую безумный учёный гонит по лабиринту, в конце которого ждёт смерть, крыса идёт вперёд и знает, что за следующим поворотом она, такая послушная сейчас, бросится в атаку, чтобы перегрызть врагу сонную артерию и умчаться прочь. Ощущения обострились. Чужие пальцы на моих локтях, тропинка под ногами, острый камешек впился в пятку, травинки чуть шевелятся от ветра. Поселение мы обошли стороной. Наверное, сейчас будет свадьба, а потом нас с Моно-Локо оставят одних….
Мы вышли к алтарному камню. Шаман вновь что-то гундосил. На меня он даже не взглянул, пялился на пар, медленно поднимающийся из стоящего на алтаре кувшина. Что-то мне это не нравится….
Неподалёку от алтарного камня в два ряда выстроились охотники, а межу ними стоял шалаш нетипичной для Лолампо формы. Хижины строили конусообразными: втыкали в землю несколько жердей, связывали верхние концы полосками кожи и ткани, сами жерди перевивали прутьями и сухой травой. Чем выше положение в племени, тем меньше травы и больше прутьев. Самое-самое, это как у хозяйки, стены из шкур животных.
Шалаш был прямоугольный, и деревьев на его постройку не пожалели. Как и у хозяйки, вместо травы использовались шкуры, это особенно напрягало, потому что воинам подобная роскошь не полагалась. Шалаш крепился к бревенчатому настилу, из-под которого торчали длинные толстые жерди. Мужчины выстроились так, что было очевидно: за эти жерди они поднимут настил в воздух, а затем понесут.
Маленькая Ида видела что-то подобное. Перед глазами всплыла расплывчатая картинка: мужчины с ношей идут вслед за шаманом по дороге, упираются в развилку и сворачивают направо. Это была свадьба охотника Моно. Больше ничего Ида не помнила.
Я настолько увлеклась воспоминаниями прошлой хозяйки тела, что не заметила, как шаман поднялся, взял с алтаря кувшин и приблизился ко мне. Вроде бы вот он сидит, а в следующий миг уже смотрит мне в лицо и тычет в губы кувшином. Первая мысль – наркотик. Одуряюще-горькая жидкость попала в рот, сколько-то я невольно сглотнула. Поняла, что не пить не удастся, изобразила обморок, причём упала специально вперёд, чтобы выбить кувшин и разбить, или хотя бы разлить пойло.
Я упала, а подняться уже не смогла. Сначала онемели губы, я не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой. Я ошиблась. В кувшине был не наркотик, а парализующий яд. Меня перевернули на спину, шаман заглянул в глаза, пощупал пульс.
- Духи наказывают тебя, Ида, - сказал он, - не дали тебе испить Воду Сна. Не гневи их, когда придёт время, будь тихой и смирной.
Какая к чёрту Вода Сна?! Они что, совсем того, паралич от сна не отличают? Главное не это. Судя по последнему совету шамана, через некоторое время я снова смогу двигаться. Хорошо. Я уцепилась за это мысль, как за спасательный круг. Меня захлёстывал ужас, а чувство абсолютной беспомощности сводило с ума. Я пыталась хоть как-то пошевелиться, но получалось только моргать.
Просто лежать невыносимо, но ведь сейчас станет во сто крат хуже: меня отдадут этому Локо, и я попаду в его власть без каких либо шансов защититься. Что же там такое, что женщину нужно обездвижить? Получается, были случаи, что даже туземки сопротивлялись? Я попыталась возразить, закричать, да хоть замычать, но ничего не вышло.
Ученики шамана подхватили меня под руки, подняли, хозяйка больно ухватила за волосы и потянула. Садистка…. Меня медленно понесли к шалашу, создавая иллюзию, что я иду сама, только со свитой. Шалаш приближался. Я впала в ступор. Почему, почему я лишена даже шанса сопротивляться? Я постаралась уцепиться за единственную мысль, помогавшую держаться на плаву – я хочу жить, ради этого я всё перенесу.
Шкуру отодвинули, меня втащили внутрь. Поначалу глаза отказались воспринимать то, что я увидела. Я рассмотрела, что шалаш небольшой, этакий кубик-переросток из детского набора игрушек. Настил был тоже укрыт шкурами, в дальнем углу стояли закупоренные травой кувшины, прикрытые тряпочками миски. Здесь были пучки трав, оружие, что-то ещё явно ценное. В центре шалаша было небольшое возвышение, из которого торчали жерди, прикреплённые к потолку. Глаза отказывались видеть жениха, но всё же картинка дошла до сознания. Моно-Локо сидел на возвышении. Полосками кожи и ткани он был крепко привязан к жердям. Смуглая кожа посерела, была покрыта сине-фиолетовыми пятнами. Вместо нижней половины лица чёрная корка застывшей крови. От него сильно пахло травами, но сквозь этот запах уже пробивалась вонь разложения, по телу ползали мухи. Мой жених уже пару дней был безнадёжно мёртв.
Как-то сразу я поняла, откуда в воспоминаниях Иды, наблюдавшей перенос такого же шалаша, развилка дороги. Теперь я её узнала. Когда старик сбросился в пропасть, чтобы говорить с духами предков, мы шли именно этой дорогой. Я снова попыталась дёргаться. Неизвестно, что сделают с шалашом, маленькая Ида не видела. Тоже сбросят или сожгут? Дёргаться бесполезно, яд ещё действовал. Я уговаривала себя потерпеть. Шаман же ясно сказал, что я смогу двигаться до того, как всё закончится. Терпение и спокойствие. Нужно подождать и не рваться, нельзя выдавать себя раньше времени, об этом я как-то забыла. Лучше порадуюсь, что жениху я ни в каком виде не нужна.
Меня опустили перед помостом на колени и стали привязывать к жердям, чтобы не упала, а оставалась в положенной согласно канону позе. Дальше стало совсем гадко: хозяйка, которая до сих пор тянула меня за волосы, уложила мою голову трупу на колени. Как меня не вывернуло, не знаю. Холодная мерзкая кожа, ни шанса отвернуться. Где этот обморок, когда он так нужен?
Хозяйка, ученики шамана и сам шаман вышли, оставив меня впритык к телу. Из глаз сами собой потекли слёзы. Может, я попала в тело Иды в качестве наказания за отказ смирно утонуть в той чёрной дыре?
Я почувствовала, как настил с шалашом поднимают. Вы там поаккуратней, не уроните меня. Движение было резким. Видно, тяжело им тащить постамент, жилище и жильцов. Я предположила, что охотники положили жерди на плечи. Шаман загундосил очередную эпическую песню. Сюжет всё тот же: девушка Лолампо идёт в страну Уша к убитому Моно, чтобы ему не было там одиноко. Как шаману не надоедает быть попугаем? Представила его себе облитым клеем и вываленным в разноцветных перьях.
Пусть лучше самые глупые, самые дурацкие мысли, чем осознание действительности. Я крепко зажмурилась.
Шалаш медленно покачивался в такт ритмичным шагам воинов. Я притерпелась к ситуации, пару раз попыталась пошевелиться, но пока ничего не выходило. Ладно, жду. Неизвестность давила почти также, как беспомощность. Вдруг я не успею? Вдруг следующий шаг охотников для меня последний? Они сбросят меня в какой-нибудь овраг прямо сейчас? Утешало одно – шаман в своём заунывном пении не добрался ещё и до середины истории. Время есть.
Первый момент я даже не заметила, что слегка двигаю пальцем. Яд уходит! Я попыталась шевельнуться. Увы, рано. Некоторое время я ещё лежала, напряжённо вслушиваясь в песню. Рассказ о великом Моно перевалил за половину. Наконец, власть над телом вернулась. Я с облегчением выдохнула, попыталась отстраниться от трупа, разогнуться, встать на ноги и не смогла. Какая же я дура! Я забыла про кожу и ткань, которыми меня привязали. Яд ушёл, а толку мало. На меня с новой силой обрушился весь ужас моего положения.
Сплошные невозможно и нельзя. Невозможно отползти от постамента, невозможно согнать ползающих по мне мух, невозможно порвать путы. Нельзя дёргаться, нельзя кричать и звать на помощь. Я прикусила щёку изнутри, чтобы не заорать. Нельзя же, чёрт возьми!
Минуту спустя я уже достаточно успокоилась и методично пыталась освободить руки. Меня привязывали так, чтобы поддерживать безвольное тело в нужной позе, на удержание пленницы такие узы рассчитаны не были. Я дёрнула рукой чуть сильнее, рассадила кожу, зато запястье выскользнуло из петли. Размяла пальцы. Да, свобода! Только бы успеть. Песня шамана подходила к концу.
Я освободила вторую руку и с наслаждением отстранилась от трупа. Только нельзя поддаваться эйфории, нельзя себя выдать. Сняла путы с талии, затем с ног и осторожно отползла к краю помоста. Хоть бы не заметили.
Нужно понять, что будет дальше. Я аккуратно подобралась к стенке шалаша и отогнула самый край шкуры. Решение оказалось верным. Шаман шёл впереди, я видела его спину, как и спины учеников, охотники же находились по бокам шалаша и увидеть меня просто не могли. Я осмелела и сдвинула шкуру ещё сильнее и увидела блестящую на солнце водную гладь, дорога выводила на песчаный берег. Я нырнула обратно в шалаш и принялась рассматривать деревянный пол. То, что я приняла за настил, скорее всего было плотом. Что за водоём впереди, я не рассмотрела, но не сомневалась, что меня ждёт река – чтобы унести плот на запад нужно течение, значит и озеро, и пруд отпадают.
Я услышала, как охотники зашлёпали по воде. Движение замедлилось, ритм пропал. На всякий случай я вернулась к трупу и заняла положенную позу на случай, если шаман пожелает меня проверить. Не полез. Шаман что-то ещё прогундосил, затем громко, во всю силу лёгких принялся взывать к духам.
Минут через десять плот резко пошёл вниз, я почувствовала удар о воду, толчок. Кажется, охотники принялись подталкивать плот прочь от берега. Ещё через некоторое время движение стало равномерным, плот чуть покачивался, я слышала плеск воды.
Высовываться я не спешила. С одной стороны, отслеживать, что происходит за стенами шалаша, необходимо, с другой – пусть Лолампо вернутся на берег, ни к чему дразнить гусей. Я чуть приоткрыла полог из шкуры и осмотрелась. Широкая полноводная река текла вяло, будто нехотя. Сонливая, преисполненная скучающего спокойствия природа. Я задумалась, а водятся ли в реке крокодилы. Память Иды в этом плане была бесполезна – на реке туземка не бывала, поскольку река считалась у Лолампо одной из дорог в страну Уша, Большой дорогой воды.
Я умылась, прополоскала рот, напилась и вернулась в шалаш, чтобы разобраться с тем, что осталось позади. Осторожно сдвинула шкуру. Моих, теперь уже с радостью могу сказать, бывших соплеменников на берегу не было, ушли. Счастья им, без меня.
Отпустив шкуру, я обернулась к трупу. С ним нужно что-то делать, причём срочно. Мази из трав, которыми его обмазали, уже ничего не дают, вонь всё сильнее, и на неё слетаются жирные чёрные мухи. Я бы и рада похоронить этого Локо по-человечески, только возможности у меня такой нет. Понятно, что нужно пристать к берегу, выкопать яму…. Но мне не дали не только лопату, но и весло. Плот неуправляем. Придётся скинуть труп в реку. В конце концов, это Лолампо отправили его в воду, а есть шалаш или нет, мёртвому телу не важно.
Я вышла наружу, чтобы решить, как именно лучше действовать, и обомлела. Река делала поворот, а за ним было что-то невероятное. Из воды поднимался белёсый пар, настолько плотный, что казался полощущейся на ветру простынёй. Человек с воображением легко мог угадать в нём извивающиеся тени, призрачные силуэты. Полагаю, когда Лолампо дошли до этих мест, с суеверным ужасом бросились прочь.
Белый туман приближался.
Глава 7
Я рванула обратно в шалаш. От трупа нужно избавиться до того, как шалаш попадёт в белое молоко. Решила не жалеть ткань и кожу, которой он был примотан. Поддававшиеся узлы развязала, с остальными справилась с помощью каменного ножа – в последний путь нас снабдили всем необходимым. Трогать тело с очевидными внешними признаками разложения совсем не хотелось. Хватит того, что я терпела его прикосновения, пока была обездвижена. Подхватив освобождённые концы пут, я за них волоком потащила труп наружу.
Плот под нашим общим вестом стал клониться вперёд. Я чертыхнулась, ухватилась за жердь по крепче и поняла, что подходить к краю опасно. Перешагнула через тело, села, поджала ноги к себе и резко выпрямила, отталкивая тело. Со смачным шлепком труп ушёл в воду.
Сначала я обмыла ноги, потому, схватив ткань, которой я сама была примотана к постаменту, протёрла пол. Шкуру с постамента вышвырнула в реку. Теперь бы проветрить…. Я снова выглянула наружу. Тело вместо того, чтобы честно затонуть, плыло впритык к моему плоту. Меня аж затрясло. Избавиться, и избавиться немедленно!
В последний путь нас снабдили щедро: за постаментом лежало оружие, полоски ткани, несколько шкур, кувшины, миски. Я схватила копьё. Если чем и оттолкну труп, то только им. Метнулась на улицу. Тело было здесь.
Я упёрла копьё каменным наконечником в живот трупа и слегка нажала, направляя его вдоль плота. Сейчас тело было впереди и получалось, что плот его толкает вперёд. Я попыталась убрать труп в сторону. Легче влево. Он поддался, вдруг нырнул и тотчас всплыл. Зараза. По крайней мере, он сместился к углу плота. Я пнула его сильнее, и тело оказалось по левую сторону от плота, но всё ещё слишком близко. Я оттолкнула его в последний раз, труп хлюпнул водой и поплыл отдельно. Большего я сделать не могла. Прощай, муж. Очень надеюсь, что обратно тебя не прибьёт.
До тумана оставалось несколько метров. Я нырнула обратно в шалаш. Течение спокойное, размеренное, волноваться пока не о чем: ни водопада, ни порогов не предвидится. Я завалилась на спину, и прикрыла глаза. Как же я устала…. А ещё страшно. Ближайшее будущее ужасало. Я представила, как вечно одна скитаюсь по долинам и горам. У Робинзона Крузо были тетрадки, чтобы вести дневник, Библия, а потом появился Пятница. У него были ружья, чтобы произвести на Пятницу впечатление. Фактически, с затонувшего корабля Робинзон принёс с собой на остров цивилизацию.
Одна я сойду с ума. Нет уж, мне нужно к людям, пусть и к дикарям. Если верить эпосу Лолампо, то остальные племена прибыли откуда-то с востока. Это подтверждает и тот факт, что из слов того пленника я не поняла ни звука. Выходит, мне нужно… к соплеменникам. Хотя…. Даже удачно складывается. Ни у кого не возникнет и тени сомнения, что я вернулась из страны Уша. Остаётся только убедить их, что я посланница духов предков, а не приспешница злого зверя. Вот, план готов, и он мне нравится.
Свою ошибку я осознала где-то через час. До меня дошло, что чем дальше река уносит плот, тем сложнее вернуться. Дорога опасна, навыков выживания на берегу у Иды не было, я и подавно знала о природе весьма условно – из учебников. Как ошпаренная выбежала наружу, прихватив копьё. Туман всё ещё висел над водой, но здесь он был лёгким полупрозрачным маревом, ни капли не мешающим оглядеться.
Перво-наперво я проверила труп. К счастью, тела не было.
Оба берега были пологие, песчаные. При других обстоятельствах я бы решила, что это идеальный пляж – мелкий белый песок, благодаря которому берег казался сахарным. В общем, мне годятся оба. Я опустила копьё в воду. Где-то я слышала, что аналогом весла может служить шест, которым упираются в дно и толкают лодку в нужную сторону. Копьё идеально подходило на эту роль до тех пор, пока я не попыталась воплотить задуманное. До дна я попросту не доставала. Больше того, я чуть не потеря копьё. В последний момент я выдернула его из воды, резко развернулась, положила на плот, но сама не удержалась. Взмахнув руками, полетела в воду спиной. В следующий миг меня уже накрыло с головой.
Я почувствовала, что меня относит. Видимо, на этом участке течение сильнее. Я бешено заработала руками-ногами, вынырнула и глубоко вздохнула. Плот обнаружился чуть впереди, догнать было не сложно. Плыть по течению – это не бороться с ним. Я легко уцепилась за крайнее бревно, подтянулась и почувствовала себя увереннее. Хорошо, что климат тут жаркий, хотя бы не околею. Да я бы и поплавала с удовольствием, просто боялась того, что может обитать в воде. Крокодилы, пираньи, акулы, наконец. Я легла на плот животом, плот накренился, но выдержал. Зря я беспокоилась, что потоплю свой домик. Плот медленно и неуправляемо шёл вниз по реке.
Выходит, что я могу либо довериться стихии и рискнуть уплыть на огромное расстояние от Лолампо, либо я могу бросить всё, что есть на плоту, включая шалаш, и плыть к берегу. Второй вариант неприемлем. Оставалось одно – откинуться навзничь и смотреть в безоблачное синее небо. Я стала развлекать себя мыслями о рыбной ловле. К сожалению, я не знала, кого есть можно, а кем отравлюсь. Идея осталась невостребованной.
Мне давно хотелось есть, однако запас еды был ограничен. Соплеменники полагали, что к этому времени я уже буду у предков, поэтому мяса пожалели. Зато щедро отсыпали семян для каши размазни, я бы съела её даже с удовольствием, только сварить негде. Подумав, взяла небольшой сладкий корнеплод. Его, как и свёклу, можно было есть сырым.
Беспомощность бывает разной. Я не была ни связана, ни парализована, но по-прежнему не могла ничего предпринять для собственного спасения. Всё решали удача и обстоятельства. Я сидела, подтянув колени к подбородку и любовалась кровавым закатом.
На ночь, напившись воды из реки, я ушла спать в шалаш. Постелила себе шкуру, другой накрылась. Под голову положила согнутую в локте руку. Покачивание должно было убаюкивать, но вместо этого напрягало. Я прислушивалась к плеску воды и невольно перебирала в уме всякие ужасы, которые могут случиться с человеком на воде.
Этой ночью мне снились кошмары. Я видела своего пациента, убитого шаманом, видела старика, шагнувшего в пропасть, видела труп, на коленях которого я лежала сегодня лицом. Я несколько раз просыпалась о собственного крика. Сердце колотилось, хотелось бежать прочь, звать на помощь. К утру сон окончательно покинул меня. Я ворочалась с боку на бок и боролась с подступающей паникой.
Утром я призналась себе, что уже стала ненормальной. Я свихнулась, чего и следовало ожидать. Осознание этого, как ни странно, помогло полностью успокоиться. Зачем беспокоиться о чём бы то ни было, когда просто можно наслаждаться собственным безумием? Я почувствовала, как шальная улыбка озаряет моё лицо, и расхохоталась в голос.
Я вышла из шалаша думая о том, что могу смело провозгласить себя владычицей мира. Должа же я как-то развлекаться? Впереди никого, необитаемые земли, свергать самопровозглашённую госпожу некому. Как же я ошиблась. Река разливалась ещё шире и впадала в море. Мне открылась бесконечная синева до горизонта, сливавшаяся с синевой небес. И по этой синеве скользил самый настоящий корабль. Тёмно-коричневый красавец, плавные линии, ровный ход. Я смотрела и не верила своим глазам. Этого просто не может быть. Мне снится. Я потёрла глаза, ущипнула себя, отвернулась от моря и вновь посмотрела туда, где увидела корабль.
Он никуда не исчез, плыл себе, рассекая воды. Невероятное зрелище, волнительное и обещающее цивилизацию. От счастья я расплакалась, уткнувшись лицом в ладони, трезво мыслить я не могла.
Я уселась на плот, подобрав под себя ноги, и не отрывала взгляда от корабля. Вела себя, как восторженная идиоточка. Немного пришла в себя, когда подумала, что к встрече с людьми нужно подготовиться – на мне же кроме набедренной повязки ничего нет. Выйти к ним в одних трусах – нет уж.
Когда я увидела ещё один корабль, счастью моему не было предела. Кто-то меня обязательно увидит! Показалось странным, что на этой стороне суши такое активное судоходство в то время, как туземцы о высокоразвитых чужаках и не подозревают, но мало ли…. Вдруг это исследовательская экспедиция? А вдруг у них свои дела, и я им не нужна? Последнюю мысль я отогнала. Что-нибудь придумаю. Их языка я не знаю, но объяснюсь жестами, постараюсь наняться на работу. Поварихой, уборщицей. Должна же необычная туземка их заинтересовать.
Единственное умное, что я сделала – сыто поела, налегая на мясо. Из лоскутов ткани и полосок кожи собрала себе одёжку, отдалённо напоминающую топик с юбкой. Всё, что должно быть прикрыто, я прикрыла в несколько слоёв. Волосы заплела в косу, туземных украшений оставила минимально. Я решила, что роли попрошайки или живого экспоната мне не подходят, поэтому буду играть торговку. Попытаюсь предложить украшения господам с корабля. А вдруг они купят сувенир, так-то связки деревянных кругляшек им без надобности.
К тому времени, как плот подошёл к самому устью, я была готова.
Смутные сомнения меня всё же начали терзать. Для людей с корабля я туземка и никто больше. Европейцы коренных жителей Африки и Америки, если не ошибаюсь, за людей даже не держали. Вроде бы религиозное обоснование себе состряпали…. Если мыслить логически, то выходит, что Лолампо не знают о цивилизации, потому что сюда она ещё массово не дошла, это возможно, по-моему, в одном случае – эпоха открытия новых территорий только начинается. Захватчики на кораблях или учёные я не узнаю, пока не столкнусь с ними лицом к лицу.
Я взвесила все «за» и «против» и пришла к выводу, что игра стоит свеч. За спиной у меня остался первобытный ад, на острове ждёт ад одиночества. Корабль – мой единственный шанс. Я рискну, чего бы мне это ни стоило.
Настоящим сюрпризом стала приземистая квадратная башня на берегу. Деревянное строение было явно сляпано на скорую руку, но при этом было видно, что оно отнюдь не новое. Не исследователи?
Мои планы полетели ко всем чертям: я увидела, что с берега наперерез моему плоту на приличной скорости идёт лодка, похожая на моторную. В лодке находились трое мужчин, и не похоже, чтобы у них были мирные намерения.
Чистые безбородые лица, короткостриженые волосы, светлые не то футболки, не то рубашки, тёмные брюки. Двое стояли у борта и смотрели на меня, один сидел на носу, видимо, управлял. Лодка остановилась чуть впереди, точно на пути моего плота. Кажется, всё плохо. Я постаралась приветливо улыбнуться, поздоровалась на языке Лолампо и в знак дружелюбия сняла с запястья браслет-косичку, сплетённый из полосок кожи, и протянула им.
Мужчина, тот, кого я мысленно окрестила рулевым, поднялся, недобро усмехнулся и вытащил из-за пояса нож, который, откликаясь на движение хозяина, вспыхнул и вытянулся в настоящий короткий меч, пылающий огнём.
Я повела себя так, как положено туземке – закричала, шарахнулась. Падать ниц и кланяться я не стала, метнулась в шалаш, чтобы выиграть хоть пару секунд на принятие решение. Враги с неизвестным мне оружием. Убить они меня не пытались, с одной стороны это обнадёживает, а с другой…. Если у них тут база, а женщин нет…. Додумывать, что дальше, я не стала. Драться бессмысленно. Может быть, хотя маловероятно, одного я камнем по голове приложу, пусть смогу ранить второго. Третий будет особо жесток. Поднырнуть под шкуры задней стенки шалаша и пытаться скрыться, уплыть? Или сдаться на милость? Исчезнуть бесследно за отведённые мне пару секунд я не успею, они поймут, что я нырнула, а достать меня с лодки не составляет проблем. Значит, спрятать плоский с зазубринами камень в складках намотанной на меня ткани и притвориться овцой.
Прижалась к помосту, изображая дикий страх. Особо играть даже не пришлось. Я дико боялась. Кто-то схватил меня за плечи, грубо дёрнул наверх и поволок наружу. Я всхлипнула и позволила вывести себя из шалаша, как безвольную куклу. Мужчина заставил меня остановиться у края плота и показал напарникам.
Я уже готова была взбрыкнуть, скинуть их воду, тело у Иды сильное, справлюсь. Самого ретивого стукну камнем и схвачу копьё. Но тот я встретилась с рулевым взглядом и передумала. На заинтересовавшую его женщину мужчина так не смотрит, этот рассматривал меня взглядом оценщика и мысленно навешивал на меня ценник. Державший меня мужчина крепко сжимал мои плечи, но не прижимался, рук не распускал. Обнадёживает. Третий и вовсе мазнул по мне безразличным взглядом, проверил шалаш и перебрался в лодку.
Рулевой что-то сказал, державший меня мужчина ответил, а я мысленно поздравила себя с двойным попаданием. Здравствуй, мир цивилизации, здравствуй, язык, на котором я не говорю. Между тем мужчина медленно опустил руки, проверяя, не начну ли я делать глупости. Не начну. Я также медленно обернулась к нему. Рулевой хмыкнул. Или это был тот, второй? Мужчина со мной на плоту ткнул рукой на лодку и посмотрел на меня. Во взгляде читалось ожидание. Ага. Он хочет, чтобы я перебралась в лодку и хочет убедиться, что с пониманием у меня порядок. Я на всякий случай кивнула, осторожно переступила с плота через борт лодки. К моему удивлению рулевой даже решил помочь и подал руку. Я уверенно приняла протянутую ладонь, перекинула ногу, распрямилась и, выпустив его руку, шагнула к центру лодки, подальше от мужчин.
Вот теперь во взглядах читалось любопытство, интерес, некоторое одобрение. Мужчины заговорили между собой, обсуждение моментально стало бурным, но я видела, что как женщина я никого из них не заинтересовала. Слава богам! Я нужна им живой и для дела, а значит, можно работать. Пока они о чём-то спорили, я пыталась выработать линию поведения. Для них я туземка, и пока имеет смысл оставаться в образе. Неизвестно, как они себя поведут, если вскроется мой маленький секрет. А если пришельцев из иных миров тут убивают? Рисковать нельзя. В то же время я поняла, что осторожничают они со мной, потому что увидели мою необычность. Буду стараться соответствовать и не перегнуть палку. Да, господа, я всё та же овца, только умнее обычных.
Рулевой ткнул пальцем в угол лодки и показал рукой вниз. Мне предлагают сесть? Отлично, сажусь. Мужчины обрадовались ещё больше, и обсуждение стало ещё более бурным. Я подумала, а не попробовать ли с ними заговорить? Научат меня паре-тройке слов. Всё лучше, чем изъясняться на языке жестов. Не стала. Излишний выпендрёж ни к чему. Двое сели у борта, рулевой пристроился на носу. Какое здесь управление, я не разобрала. Что-то, напоминающее, пульт, аналогия не слишком удачная, но лучше я подобрать не могла.
Лодка развернулась и пошла к берегу, брошенный плот, моё временное прибежище, течением понесло дальше, в море. Лодка причалила к берегу, мужчины соскочили со своих мест и спрыгнули прямо в воду. Я последовала их примеру. Рулевой посмотрел с подозрением. Боялся, что попытаюсь бежать? Чёрт, туземке не полагается быть столь прыткой. Забылась. Я старательно изобразила страх и покорность.
Мужчины вытащили лодку на берег, что-то с ней сделали, что именно, я не разобрала, и двинулись в сторону деревянной башне. Рулевой махнул мне рукой, и сам пошёл замыкающим. Я почувствовала себя как под конвоем, впрочем, «как» явно лишнее. Утешилась тем, что пока со мной обращаются очень даже неплохо. Думать о курице, которую вплоть до отправки в суп холят и лелеют, не хотелось.
Меня вели к деревянной башне, которая оказалась гораздо ближе к берегу, чем виделось с реки. И не такая уж она и хлипкая. Я всё больше нервничала, понимая, что добровольно лезу в капкан. Мужчины будто поняли, о чём я размышляю и поспешили подтвердить предположение. Один из них поднял с земли камешек и швырнул вперёд. Первый момент я подумала, что мужчина промазал, камень летел мимо башни. Воздух вдруг заискрил. От того места, куда ударился камень, побежали злые молнии, камень же был отброшен обратно к нам.
Я изобразила приличествующий туземке священный ужас, с визгом шарахнулась в сторону и тотчас была перехвачена рулевым. Я тотчас обмякла и стала тихо поскуливать, мотать головой, отказываясь приближаться к страшной стене. О том, что я такое видела, подумаю потом.
Рулевой залепил мне подзатыльник, не больно, но ощутимо, схватил за руку и поволок вперёд. Мне осталось лишь перебирать ногами. Дверь башни нам распахнули изнутри. Рулевой что-то сказал, и вновь поволок меня за собой. Это уже даже не конвой, тянет, как собачонку на привязи. Наверное, в его глазах я собачонка и есть. Ничего, справлюсь.
Глава 8
Коридор оказался низким и тёмным, два раза мы свернули, и рулевой втолкнул меня в небольшую давно никем не убираемую комнатку. Возможно, она была не такой уж и маленькой, но ощущение невероятной тесноты не покидало из-за многочисленных шкафов, вплотную приставленных друг к другу. Особняком стоял большой стол с лежащими на нём толстенными книгами и папками.
Рулевой посмотрел на меня и жестом показал снять все бусы и ожерелья. Я схватилась за шею и всхлипнула. Висящие на мне поделки из природного материала мне даром не нужны, но один раз я уже прокололась, надо постараться из образа больше не выходить. Рулевой достал из-за пояса нож, и лезвие тотчас вспыхнуло огнём. Я с визгом отскочила, заплакала, но тихо. Излишние вопли мужчину могут разозлить. И стала одно за другим снимать украшения. Для пущей убедительности руки подрагивали.
Он кивнул и отвернулся, присел перед столом на корточки, тем самым очень удобно подставил свой затылок для хранящегося у меня за пазухой камня. Бить я не стала. С базы мне не уйти. Он открыл створку, выдвинул огромный ящик и достал наружу простую тёмную полоску из непонятного материала. К ней крепилось нечто вроде бирки.
Рулевой раскрыл одну из лежащих на столе книг, долистал до того места, где записи обрывались и сделал свою, после чего нарисовал на бирке закорючки. Цифры? Обернулся и сделал шаг в мою сторону. Я слегка отступила и протянула ему пригоршню бус. Он хмыкнул, поманил меня пальцем. Пришлось подойти. Полоска оказалась ошейником, который он на мне и застегнул. В утешение показал, что бусы я могу носить на запястьях. Вот спасибо! Поспешно намотала их на себя. Мужчина хмыкнул и вновь вернулся к записям.
Отлично, мне присвоили номер и внесли в реестр. Я же правильно всё поняла? Рулевой отложил первую книгу и взялся за вторую. В ней он строчил гораздо дольше, причём, если бумага на мой взгляд была самой обыкновенной, писал он чёрной заострённой палочкой, не ручка, не карандаш, не перо, а что-то сугубо местной. Последние записи мужчина делал на отдельных листах бумаги. Я предположила, что он заполняет характеристику для какой-нибудь картотеки.
Закончив, повернулся ко мне, одарил меня сытой довольной улыбкой и махнул следовать за ним. Ладно. Знакомый коридор, но теперь мужчина выбрал другой поворот и вывел меня во внутренний дворик базы, как я про себя окрестила территорию, обнесённую невидимым забором, проявляющемся при угрозе.
Справа стояли вполне презентабельные здания, путь и построенные сплошь из дерева. Они напоминали избы-переростки со срезанной крышей. Рассмотреть подробно я не успела: рулевой повёл меня в противоположную сторону к самым настоящим загонам, только вместо лошадей и быков в них находились люди, аборигены.
Четыре столба, между ними весьма условные перекладины. Рулевой подобрал с земли камешек и бросил. Этот фокус я уже видела. В нескольких сантиметрах от загона вспыхнули искры, сверкнула молния, камешек отлетел обратно. Я честно вздрогнула и сделала вывод, что охрана здесь на уровне.
Туземцы, на загоне которых мне продемонстрировали работу охранной системы, шарахнулись в противоположную сторону, лица, все как у одного, перекошены от ужаса. Кажется, кто-то даже сознание потерял. Я думала, что успешно изображаю тихую трусиху, а на деле выходит, я само воплощение храбрости и отваги. Дела….
Рулевой повёл меня вперёд, минуты три мы петляли между загонами, пока не вышли к сараю или бараку. По крайней мере, у этого сооружения были стены и крыша. К ним тотчас мужчина, до этого, как я поняла, занимавшийся обходом загонов. Перекинувшись с рулевым парой слов, он достал из небольшого деревянного ящика тетрадь и палочку, сел на ящик, тетрадь пристроил на колене и приготовился записывать.
Рулевой подхватил бирку на моём ошейнике, продиктовал присвоенный мне номер, затем сказал что-ещё, проверил запись, расписался, последний обмен репликами, и рулевой развернулся, быстро зашагал прочь.
Дежурный распахнул для меня дверь сарая-барака, и я вошла. Помещение в первый момент показалось пятнистым, потом до меня дошло, что в сарае полутемно, а кляксы – это свет, идущий через дыры и щели. Пол был земляным, в центре вырыта яма, от которой шёл неприятный запах. Рядом с ямой куча песка. Видимо, по мере наполнения, яму следовало закапывать.
Своих новых соседей я заметила не сразу. Незаметными тенями они сидели на настилах, тянущихся вдоль стел. Тоже аборигены, но не такие, как Лолампо. Женщина была закутана в ткань на манер римской тоги, а ещё у неё были крупные бронзовые серьги. А Лолампо-то мои отстающие, есть, оказывается, племена, которые знают металл.
Интереса я ни у кого не вызвала, чему невероятно обрадовалась, и быстро прошла к свободному месту. Сарай для избранный, усмехнулась я про себя. Ещё раз обвела взглядом сидящих со мной людей и утвердилась в мысли, что критерий отбора – наличие интеллекта, всё-таки в этих людях градус дикости казался на порядок ниже. Мы – товар элитный? Наверное, не худший вариант….
Я привалилась к стене и прикрыла глаза. Мне требовался перерыв. Посидеть, не думая ни о чём, отгородить себя мысленно от происходящего, прийти в себя. Течение времени в сарае не ощущалось. Каждый сидел в своём углу, и ничего не происходило. Редко кто-то вставал и шёл к яме, тогда я отворачивалась.
Цивилизация, о которой я так мечтала, нацепила на меня ошейник, а мыла так и не дала. Жмоты, однако. Значит, рабство. Вряд ли есть ещё какая-то причина присваивать мне номер. Мысль заработала. Раз нас сортируют, то, во-первых, рабство здесь обыденное широко распространённое явление, во-вторых, рабы разные. Кто-то, не разгибаясь, пашет в полях и рудниках, кто-то, чисто и опрятно одетый, стирает тряпочкой пыль с книг в хозяйской библиотеке. Действительность от того, что я нафантазировала отличается, но общий принцип наверняка такой, достаточно сравнить крепостных крестьян в России и темнокожих рабов в Америке.
Моя дальнейшая жизнь будет зависеть от работы, на которую мне определят и от доброты хозяина. Придётся быстро разбираться с ситуацией и сделать всё, чтобы попасть туда, где получше, а там посмотрим. Главное сейчас не унывать, ведь моё самое сокровенное желание – выжить – пока исполняется. Учитывая, что поймавшие меня мужчины были чисто выбритые, негрязные, гигиенические процедуры для меня всё-таки в меню.
В конце концов, нужно во всём искать позитив. Я представила, что попала бы к цивилизации каким-нибудь иным путём. Языка не знаю, прав никаких, денег нет и необходимость позаботиться о себе самостоятельно. В общем, все шансы загнуться от голода в какой-нибудь подворотне. Здесь меня будут скудно кормить, поить и обучат самому необходимому.
Мне даже удалось убедить себя, что я оказалась в плюсе.
Я повторно рассмотрела своих соседей по сараю. Первое впечатление оказалось верным. У женщины были серьги, у мужчины железное кольцо в носу, ещё у кого-то браслет на руке. Да, эти ребята отличаются от тех, кто шугается искорок в заборе. Элита дикарей. Но раз нас держат в бараке, а не в загоне, можно с почти абсолютной уверенностью сказать, что нас берегут. Правильно, качественную вещь не портят, жажду разрушений удовлетворяют на дешевке. Значит, нужно приложить всё усилия, чтобы перейти в категорию «сверхдорогой товар».
Когда свет стал меркнуть, я догадалась, что уже вечер. Скоро спать. Нас же покормят? Я уже есть хочу. Я покосилась на соседей-мужчин. На женщин они внимания не обращали. Наверное, отчасти, потому что не до женщин, отчасти, потому что у аборигенов отношения строго регламентированы традициями.
Внезапно дверь распахнулась, и вошла женщина лет сорока, полноватая, с уставшим измождённым лицом, одетая в грубое коричневое платье, которое недалеко ушло от прихваченного пояском мешка с прорезью для головы. Волосы, чтобы не мешали, женщина притюкнула платком. В глаза бросилось, что на ней тоже ошейник, но другого цвета и без белой бирки-номерка. Тоже рабыня. Женщина толкала перед собой тележку, на которой стоял котёл и высились сложенные друг в друга миски. Отдельная посуда! Спасибо вам, господа рабовладельцы. Женщина сняла с тележки первую стопку мисок и стала быстро раздавать оживившимся туземцам.
За своей порцией я не торопилась, видела, что в котле еды хватит на всех. Я смотрела на женщину и пыталась понять, что меня в ней смущает. Что-то было явно не так. Она протянула мне пока пустую миску, я взяла, наши руки соприкоснулись, и до меня дошло, в чём дело. У всех свободных, кого я успела увидеть, кожа была загорелая, у меня – смуглая от природы. Незначительная разница в цвете, которую я отметила, как факт. Другая цивилизация и другая внешность. Всё оказалось сложнее. Женщина явно из их породы, лицо потемнело на солнце, но полоска кожи, выглянувшая из-под рукава светлее тыльной стороны ладони на несколько тонов. «Свои» тоже бывают рабами. Открытие было неприятным, потому что лучшее местечко хозяин, вероятнее всего, отдаст такой «своей», чем дикарки с острова.
Женщина вручила каждому по миски и принялась разливать из котла варево, оказавшееся супом. Когда она придвинула тележку ко мне, я женщине улыбнулась и слегка поклонилась, а затем и вовсе указала на себя пальцем и сказала «Ида». Она безмерно удивилась, так и застыла с половником в руке, быстро спохватилась, опустила половник в котёл и поболтала им. Она тоже улыбнулась, показала на себя и представилась: «Леси».
Она налила мне порцию и моментально отошла, будто испугавшись. С нижней полки своей тележки она достала корзину с крышкой, в которой лежали пресные лепёшки. Полагалось две на нос. На мне Леси запнулась и поторопилась уйти.
Я хмыкнула ей вслед. Знакомилась я совершенно искренне, желая наладить общение и выучить хоть пару слов языка хозяев, но знакомство принесло и вполне материальную выгоду. В моей тарелке суп был гуще, чем у других, а ещё специально для меня Леси выловила со дна несколько кусочков мяса. Надо будет попытаться подарить ей ожерелье или браслет. Вспомнив о своих бестолковых украшениях, я вдруг поняла, что у меня есть крайне неликвидная «валюта». Не зря я хотела их продать. Леси забежала через полчаса, собрала грязную посуду и исчезла за дверью. Пообщаться, увы, не удалось.
После ужина, лёжа на жёстком настиле, я размышляла о магии. Были ли искры забора-невидимки и огонь, пылающий на лезвиях мечей, технологией или магией? Узнать точный ответ у меня возможности не было, но я склонялась, что верно именно второе. Например, кто сказал, что земные экстрасенсы все сплошь шарлатаны? Вряд ли люди бы продолжали верить в сказку, не имея никаких на то основания. Иными словами, магия может существовать даже в моём родном мире, стало быть, может и здесь. Вспомнилось пророчество Лоды. Совпадение ли, что она предрекла мне путь на запад?
Я стала вспоминать лодку. Шла она и управлялась, как моторная, но, во-первых, мотора у неё я не заметила, во-вторых, от лодки ничем не пахло, звуков, кроме естественного плеска воды, не было. Если это технология, то местный технический прогресс обогнал земной в разы, что исключено: роботы дешевле и эффективней, никакой человек не поспорит с трактором, а здесь массово используют рабов. Получается, что в ходу магия. Магия, о которой я не знаю ничего. Весело.
Утро для меня началось, когда уже во всю светило солнце. Я выспалась, лениво потянувшись, села, оглядела соседей, которые, судя по виду, бодрствовали уже давно. Ни жалости, ни сочувствия они у меня не вызвали. Безразличие никуда не ушло, больше того, я в такой же ситуации, как аборигены. Я встала на ноги, медленно наклонила голову к правому плечу, затем к левому. Силы мне понадобятся, и нужно держать тело в тонусе. Соседи на мои физические упражнения уставились с ужасом, потом что-то до них дошло, мужчина с кольцом в носу поднялся, раскинул руки завыл. Ох, кажется, они сочли, что я столь своеобразно поклоняюсь богам и решили последовать примеру.
- Омго-амго-умго, - речитативом заговорила женщина слева от меня, одну руку она подняла к уху, а второй взмахивала, наверное, имитировала удары по бубну.
Пусть их, я продолжила упражнения. Я как раз выполняла наклон, когда дверь распахнул прибежавший на шум охранник. Он ошалело посмотрел на творящееся безобразие, а убедившись, что ничего дурного мы не делаем, ушёл.
Завтрак принесла Леси.
- Привет, Леси, - сказала я ей, получая миску, налитую до краёв.
Женщина отреагировала сдержанно – улыбкой, но я видела, что ей очень приятно. Для закрепления эффекта сунула ей в ладонь бусы. Как она обрадовалась! То есть сначала была полнейшая растерянность, сменившаяся неуверенностью, а потом счастье. Леси спрятала бусы за пазуху и, окрылённая, поспешила дальше. Поговорить опять не вышло.
Весь день я ждала ужина и возможности произнести хоть пару слов на родном языке, а не лопотать по-лоламповски. Собственно, делать было нечего, только ждать. Ждать Леси, ждать хозяев, ждать решения моей дальнейшей судьбы. Дважды за день дверь открывалась. Первый раз в сарай втолкнули перепуганного мальчишку лет четырнадцати, второй раз вошёл неизвестный мужчина, свободный. Он пересчитал нас, что-то записал в тетради и быстры вышел. Полный комплект, партия готова к отправке? Я не сомневалась, что попала на перевалочную базу. Дикарей, из племён, живущих недалеко от побережья, отлавливают, свозят сюда, а потом отправляют на продажу.
Я дремала, отлёживала бока, скучала. Незаметно подобрался вечер, и дверь открылась в третий раз. Леси втолкнула тележку. Мне она улыбнулась с порога, я ответила.
- Привет, Леси.
- Иза, - сказала она, слегка смутившись. Имя она моё не запомнила, но поправлять я не стала. Мне всё равно, я Оля. Суп Леси выдала мне с мясом, а ещё тихонько сунула мне в руки самый настоящий пирожок, который жестом фокусника выудила из рукава. Чудесная женщина, жаль, что отблагодарить её я никогда не смогу.
- Спасибо.
Она меня не поняла. Как бы её раскрутить на урок языка? Сама она общаться не стремилась. Наверное, Леси в этом права: я исчезну, она останется. Пока я ломала голову, она ушла.
Печали я заела пирожком, который прятала под одеждой и достала, когда стало окончательно темно. Спать не хотелось, я лежала, таращилась в темноту и размышляла, как лучше спрятать камень с зазубринами, чтобы не нашли и не отобрали моё единственное оружие. Правда, уснула, ничего умного так и не придумав.
Утро, как вчера, я начала с зарядки. Туземцы составили мне кампанию. Завтрак по распорядку, принесла Леси. Мы друг другу поулыбались, мою попытку втянуть её в разговор, Леси проигнорировала, зато, когда забирала грязную посуду, крепко-крепко меня обняла и сунула в руки целых две полоски вяленого мяса. Она смахнула с глаз слёзы, очень грустно улыбнулась и быстро убежала. Так…. А завтрак-то дали сытный, не как вчера. Что-то будет. Я вздохнула. Спасибо тебе, Леси, не забуду. И прощай. Вряд ли свидимся.
Где-то через час за нами пришли. Двери распахнулись, вошли двое мужчин, сходу продемонстрировали нам пылающее огнём оружие, чем вызвали приступ тихой паники у всех, кроме меня. Я просто старательно изображала страх, но получалось не очень. Нас вывели на улицу, бегло осмотрели и оставили стоять под присмотром уже виденного мною охранника.
Откуда-то из-за соседнего барака выбежал молодой парень. Светленький, чистенький, после замызганных туземцев приятно посмотреть. В руках он держал самую обыкновенную цепь из мелких звеньев и мешок, из которого при каждом шаге паренька раздавался характерный звук удара металла о металл.
Поклажу он бросил в траву, поморщился, видать, считал свою работу тяжёлой, или просто не выспался. Жестами показал, что нужно повернуться направо и выстроиться колонной. Парень наклонился, извлёк из мешка несколько ободков, выпрямился, окинул фронт работ, то есть нас, придирчивым взглядом и подошёл к первому в колонне. Металлическая дрянь надевалась на пояс, хоть какое-то разнообразие ошейнику. Ободки раскрывались, превращаясь в две дуги и смыкались вокруг талии. Из кармана парень доставал заклёпки и с их помощью застёгивал ободок. Привычные, отработанные движения, руки сами всё делали, он почти даже не смотрел. Шлёп, шлёп и готово. Закончив окольцовывать, он вернулся к своему металлолому и поднял цепь. Я ошиблась, их было несколько, нашей группе полагалась одна. Парень пристегнул её к ободку первого в колонне туземца и к ободку аборигенки, стоящей последней. Остальным пришлось потесниться, чтобы цепи хватило на всех. Парень споро пристегнул цепь к каждому ободку, как завершающий штрих, повесил на цепь белую бирку без номера, а затем легко подобрал поклажу и ушёл.
Снова ожидание. Пришёл мужчина с тетрадкой, сделал в ней заметки и вписал на бирку присвоенный нашей группе номер. Ещё через полчаса нас повели.
Глава 9
Нас ждал деревянный корабль тёмно-коричневого цвета с белой окантовкой вокруг иллюминаторов. Мужчина у трапа переписал номер нашей общей бирки к себе в тетрадь, отдал какие-то распоряжения, и мы поднялись на корабль. Рассмотреть ничего толком не удалось. Нас сразу же повели вниз, в тесный коридор, по обеим сторонам которого были двери, запиравшиеся на внешний засов. На полу я заметила странные квадраты – с маленькими частыми сквозными дырочками. Впереди один такой квадрат был откинут в сторону, и оказался всего лишь крышкой люка. Я заглянула вниз. Лучше бы я этого не делала. Внизу были люди, много людей, их затрамбовали в трюм, как картошку в ящик.
Страшная картинка, увиденная мельком, отпечаталась в памяти невероятно ярко. Именно её я отныне буду видеть во всех своих кошмарах. До сих пор, оказывается, я не сталкивалась с настоящим ужасом. Умерла – все умираю, традиции Лолампо – это традиции, туземцев всё устраивает. То, что я увидела сейчас, не поддавалось осмыслению.
Нас завели в малюсенькую каморку без иллюминатора, вообще без источников света, с угловой лавкой, ведром для нечистот, дверь захлопнулась за нашими спинами. Я вздрогнула и медленно обернулась. Снаружи что-то стукнуло, думаю, задвинули засов.
Меня будто оглушили. Я села на лавку и уставилась вникуда. Реальный мир перестал для меня существовать. Или это я исчезала…. Я не видела, не слышала, ни на что не реагировала. Ничего не помню, что было с того момента, как я села.
Очнулась от того, что меня неловко толкнули. Я передёрнулась, обвела каморку взглядом, но рассмотреть что-либо не смогла. Слишком темно, одни неясные очертания, разобралась, что справа от меня сидит мужчина, а слева – женщина. Потом сообразила, что так и должно быть, мы же в колонне, когда цепью заковывали, стояли рядом.
Женщина сползла на пол, она стояла на коленях, упираясь руками в ведро и сплёвывала желчь. С морской болезнью в такие условия, бедная. Почему-то мне показалось, что она не выживет. Впрочем, не она одна. В трюмах наверняка гибнут больше половины. Самое страшное, что логика в этом есть. Необразованные дикари годны лишь на тяжёлые физические работы, слабый товар – товар бракованный, ад перевозки лишь тест, лишь заменитель сертификату качества.
Я бы погладила её по спине, хоть так утешить, но туземцы от прикосновений чужаков шарахались, болезненно воспринимали даже необходимость находиться рядом с теми, кто не из их племени. Я прикрыла глаза и напомнила себе, что даже сейчас я очень хочу жить, а, следовательно, должна справиться. Женщине я помочь не могу, никому из них.
Мне казалось, что уже давно наступила ночь, но к нам так никто и не пришёл. Видимо, кормить не будут. Чувство времени меня подвело, а предположение о кормёжке оказалось верным. Дверь открылась, вошёл сгорбленный щуплый мужчина, поставил в центре каморки пустое ведро. Когда он со мной поравнялся, я рассмотрела ошейник. Ещё один раб. Забрал грязное ведро и вышел. Про нас забыли до утра.
Я очень хотела есть, в складках ткани прятались две полоски вяленого мяса, подарок Леси. Был соблазн съесть их, но я себе запретила. Неизвестно, что там впереди. Надо быть очень экономной. Я терпела, а живот начало сводить.
Еду дали только утром. Баланду принёс очень угрюмый раб. Через открывшуюся дверь шёл тусклый свет, и в нём шрамы раба казались уродливыми жирными червями. Заговорить я даже не пыталась. Во-первых, надзиратель услышит, во-вторых, рабу хватило взгляда, чтобы напугать меня, настолько злобным он был.
По сравнению с тем, что нам выдали, питание у Лолампо было полезнейшим и вкуснейшим, но я подлизала всё до последней капли. Лучшего не будет, да и голод стимулировал. Посуду забрали и не приходили до вечера – вынесли ведро. И снова только мы одни в темноте. Соседку по-прежнему выкручивало, она стала совсем плоха. Девушка через две головы от меня держалась, а недавно начала тихо всхлипывать и всё никак не успокаивалась. Я старалась не замечать. У меня и так с психикой крепко не в порядке, если продолжу концентрироваться на окружающем ужасе, окончательно свихнусь. Я прикрыла глаза и расслабилась. Представляла себе, что гуляю по берегу озерка, до которого так и не доехала, солнце светит, деревья шумят, трава мягко стелется под ноги, а я босиком, вот травинка уколола пятку…. А почему бы не добавить в фантазию волшебства? Рядом с озером из ниоткуда возник самый настоящий замок, башни его вознеслись до неба и скрылись в белых пушистых облаках, двери сами собой распахнулись и навстречу мне выкатилась алая дорожка. Бегом бросилась к замку.
Хлопнула дверь разрушая иллюзию. Я вновь оказалась в темноте. Принесли завтрак, если так можно назвать еду, выдаваемую раз в сутки. Несмотря ни на что, попыталась улыбнуться угрюмому мужчине, показать свою симпатию, но он не поверил и даже оскорбился, ощерился и отвесил мне подзатыльник. Я скрючилась на лавке, едва не расплескав похлёбку. Мерзавец и псих, чтоб его…. Мысленные ругательства в его адрес я сдержала. Довели человека, озверел, всё понимаю, но….
Когда дверь открылась и вошёл человек без ошейника, я даже не поняла, зачем он тут, настолько он лишний и неуместный в этой каморке. Мужчина взял конец связывающей нас цепи, ощутимо дёрнул и потянул. Неужели всё? Конец плаванию? Нас привезли на базар? Я не поверила своему счастью.
По коридору, люки, слава всем богам, духам и силам, были закрыты, нас довели до лестницы, вывели на палубу, осмотрели, в тетради была сделана соответствующая запись, и нас потянули прочь с корабля. Прощай, проклятая посудина. Я жмурилась, стараясь подставить лицо солнечному свету. Наверное, я теперь буду бояться темноты, придётся спать с ночником. Стоп, о чём это я? Какой ночник может быть у рабыни? Я встряхнулась, несколько раз напрягла и расслабила мышцы, чтобы хоть немного вернуть им тонус. Дура я, в каморке должна была об этом думать, а не о страдальцах-соседях, они пусть сами о себе заботятся. Будет шанс – помогу, но не в ущерб себе, ибо жить хочу.
И мозги, вы тоже просыпайтесь, выплывайте из розовых грёз, круиз пережили, пора начинать думать и наблюдать. Разгрузка корабля шла полным ходом. Оказывается, везли не только людей, но и какие-то товары. Я заметила ящики, мешки, тюки. Надо же, их вынесли раньше, чем вывели людей. А и хорошо, я очень рада, что сейчас не увижу тех, кто гнил в трюмах.
Нас повели по дороге к группе деревянных зданий, очень похожих на те, которые я видела на предыдущей базе. Рынком тут даже не пахло.
Новая перевалочная база меня порадовала отсутствием загонов. Всех без разбора здесь содержали в бараках, друг от друга отличавшихся размеров. Узкие и длинные, как гробы, мы прошли мимо. Я пыталась посчитать их количество, но сбилась. Нет, дело не в том, что их было слишком много, просто голова отказывалась работать. Я опустила голову вниз и принялась разглядывать зелень под ногами. Бежать я не собиралась, следовательно, толку от знания расположения сараев никакого, так что лучше полюбуюсь самым симпатичным, что есть вокруг – травинками. Я бы и на небо посмотрела, но задирать голову было лениво, а шея болела.
Нас привели к квадратному сарайчику для элиты, размером как две корабельные каморки – можно сказать шикарные апартаменты. Я одной из первых плюхнулась на скамейку, стоящую у правой стены. Мимоходом отметила, что цепь не сняли, значит, сидеть тут не долго. Обнадёживает. Скорей бы уже всё это закончилось. Попасть к хозяину, хоть в чём-то определиться, попытаться обрести точку опоры под ногами.
Нам принесли еду. Женщина-рабыня из огромной корзины раздала пресные бледные, как смерть, лепёшки. Начала раздавать. Мужчина с кольцом в носу подскочил с лавки, подался к женщине и попытался отобрать всё. Она вскрикнула, отскочила, а его не пустила цепь. На шум вбежал охранник. Мгновенно сориентировавшись, он выхватил клинок, тотчас вспыхнувший огнём. Туземцы испуганно отшатнулись, но корзина хлеба интересовала их куда больше диковинного огня. Мужчина с кольцом чуть попятился, заговорил плачущим голосом, с надрывом. Не сложно понять, что он просил. Охранник снял с пояса плётку и ударил мужчину по спине. Один раз, указал ручкой плётки на скамейку. Мужчина понял, замолчал и вернулся на место. Охранник обернулся к рабыне и мотнул головой, женщина торопливо раздала по одной лепёшке в руки и быстро ушла. Нас заперли.
База – возврат к двухразовому питанию в отличии от корабельного одноразового. Вечером та же рабыня втолкнула в сарай тележку, на которой стояли котёл с супом, корзина с тем же клёкло-несъедобным хлебом и чистые миски. После дневной попытки мужчины напасть, она нас боялась. Когда я улыбнулась ей, отступила на шаг, миску подала на вытянутых руках, стараясь быть как можно дальше. Совсем зашуганная, пообщаться не выйдет, жаль.
Сдав пустую плошку, я устроилась на лавке поудобнее с твёрдым намерением крепко выспаться. Силы нужно восстанавливать и копить, и к сожалению, в моём распоряжении только сон. Порции, которую нам вечером дали, хватило только чтобы утолить голод, но не наесться. Жмоты.
Во сне я видела чёрную дыру. Я летела к ней, а пятна света мешали. Они вставали на пути, охотились за мной. Уворачиваться получалось с трудом, света становилась всё больше, он жёг, ослеплял, а желанная дыра удалялась. Свет залил всё, и я проснулась. Оказывается, наступило утро, и солнечный луч бил мне прямо по глазам сквозь здоровенную щель в стене сарая.
Принесли завтрак. Нам выдали горячую похлёбку, в которой я с удивлением обнаружила мясные жилки, шкурки. Да это же целый пир – объедки с барского стола. Подозрительно, с чего для нас так расщедрились.
Ответ пришёл через час. Нас вывели из сарая и повели за пределы базы, на площадку, где уже ровными рядами стояли скованные цепями измождённые люди. Я тотчас опустила глаза и больше не отрывала взгляда от земли. Видеть их глаза не было никаких сил.
И всё же один раз голову я подняла. Передо мной расстилалась степь. Солнце уже припекало, и от этого вдали воздух будто дрожал. Марево делало неразличимой границу между небом и землёй. Нам туда? Пешком? Я опустила голову и больше не поднимала до тех пор, пока цепь не дёрнули. Пора. Единственное, что я сделала до того, как мы тронулись – отвязала одну из полосок ткани, приоткрыв живот, и намотала её на голову вместо панамы, а то недолго схватить солнечный удар.
Монотонное движение вперёд, шаг за шагом. Уже через несколько часов, время я приблизительно определяла по длине собственной тени, ноги гудели, начали болеть стопы. Каждый шаг означал боль, пока ещё слабую. Кажется, я на что-то наступила и пропорола кожу. Чёрт! Если будет воспаление, то мне не дойти. Да и дойти – заражение крови лечить никто не будет.
Адски хотелось пить. Воду всё-таки дали, на привале. Конвоиры остановились, чтобы их лошади могли передохнуть. Снова в путь. Я возненавидела мерное бряцанье цепи в частности и людей вообще, особенно этих, без ошейников. Можно искренне считать аборигена человеком второго сорта, но быть с ним человечным. Я убеждена, что всемогуща в сравнении с котами, собаками и аквариумными рыбками, но никогда ни одного животного не обидела. А эти…. Идущий передо мной мужчина сбился с шага: ему чуть ли не под ноги упала женщина из группы, идущей справа от нас. Раньше тоже падали, но я туда не смотрела, а уши зажимала ладонями, а сейчас никуда не спрятаться. Женщина не пыталась встать – она на своё счастье потеряла сознание. Подъехал надсмотрщик, спрыгнул с коня, подошёл и несильно пнул упавшую ногой. Она, естественно, никак не реагировала. Он наклонился, отпер металлическое кольцо на её талии, снял и убрал в мешок, привязанный к седлу, взобрался обратно на коня и дал отмашку продолжить движение. Женщина осталась лежать. Если не затопчут, то у неё есть призрачный шанс, в который я совсем не верю.
Я для себя уяснила, что падать нельзя. Нужно терпеть и бороться до последнего. Я считала шаги. Раз-два, левой-правой, топ-топ. Счёт помогал ощущать себя в безвременье, один застывший, бесконечный миг, а где-то там, за его пределами, бегут минуты, часы, возможно, дни.
Разболелась голова, это было куда хуже, чем резь в ногах. Голова нужна ясная. Перед глазами поплыли цветные кляксы. Скоро рухну.
Меня спасла Леси и подаренные ею полоски вяленого мяса. Надо же, у туземцев мясо так готовят, и цивилизация доисторическим рецептом не брезгует. Я воровато огляделась. Надсмотрщики контролировали общее движение, туземцы были слишком замучены, чтобы замечать. Я сунула руку за пазуху, подтянула полоску мяса кверху, наклонила голову и стала осторожно откусывать крохотные кусочки под прикрытием руки.
Головокружение прошло, волнами накатывающая темнота отступила. Мне по-прежнему было плохо, но я вновь могла идти. Вторую полоску мяса я оставила про запас, притронусь, когда окажусь опять на грани, не раньше.
Я снова принялась считать. Раз-два, топ-топ. В какой-то момент раскалённый солнечный шар оказался прямо передо мной, то есть мне так померещилось. Солнце было далеко впереди, клонилось к горизонту. Мы шли на запад. Освещённый красным светом уходящей звезды, впереди показался рынок.
Ещё чуть-чуть, и будет отдых. Очевидно, что вечером, в ночи, покупать никто никого не будет. На радостях у меня второе дыхание открылось. Я распрямилась, подняла голову повыше. Сейчас важно сосредоточиться и себя показать, чтобы не сомневались в моей исключительности, вылетевшие в копеечку редкости обычно берегут.
Нашу группу довольно быстро отделили от остальных и подвели к двум таким же, а ещё спустя пять минут повели. В том, что нас привели именно на рынок, а не на очередной перевалочный пункт, я не сомневалась.
Рынок был похож на небольшой город. В отдалении я увидела высокое, в пять этажей, здание, неподалёку от него стояли несколько трёхэтажных. Видимо, административная часть. Слева тянулись бесконечные загоны, каждый из которых был пронумерован. Вот бы начать хоть циферки местные разбирать…. Нас повели мимо загонов к компактно стоящим баракам, но внутрь заводить не стали, наоборот, провели ещё вперёд и заставили встать между двумя стенками. Завели нас туда явно с целью, но на витрину стоящие друг напротив друга деревянные панели в чёрную точку никак не походили. Я занервничала. Понятно, что портить товар специально никто не будет, но непонимание происходящего вызывало всё больше беспокойства.
Внезапно из чёрных точек хлынули струи воды. Она лилась на голову, струи били по животу, по ногам. Да это же душ. Я завертелась на месте, чтобы лучше смыть грязь, умылась, прополоскала рот. Мочалку бы, но лучше мыло. Я была готова плескаться вечность. Какое блаженство ощущать, как грязь и пыль стекают, оставляя кожу чистой. Мне казалось, что усталость тоже смывается. Дышать стало легче.
Воду отключили, и только тут я заметила, что у остальных купание энтузиазма не вызвало. Туземцы попадали на четвереньки и пытались закрыться. Я фыркнула, отряхнула каплю, зависшую на кончике носа и неожиданно столкнулась с внимательным оценивающим взглядом. Мной заинтересовался кто-то из свободных. Рассмотреть обладателя взгляда я не успела – цепь дёрнули, и нас повели обратно к баракам, загнали в сарайчик и заперли. Поздно вечером принесли пресный хлеб и похлёбку. Я отдала вылизанную миску собиравшему грязную посуду рабу, тотчас повалилась на скамью и забылась тяжёлым сном без сновидений.
Утром просыпаться не хотелось. Сквозь пелену сна я слышала окрики, но никак не могла заставить себя открыть глаза. Дождалась удара по рёбрам. Не до боли, но всё же. Подняться пришлось. Мимоходом отметила, что почти вся моя одежда высохла, но кое-где оставалась влажной. Надзиратель показал идти на улицу. А завтрак? Завтрака не было. На выходе из сарая мне дали воды. Выходит, что раз на продажу, то и кормить незачем? Пусть покупатель заботится. Логично. Пока никто не смотрел в мою сторону, два раза откусила от последней полоски мяса, остаток бережно прикрыла тканью.
Десятиминутный переход, и мы подошли к деревянному помосту. Отныне я буду ненавидеть театры и концертные залы. Вместе с остальным товаром я поднялась на сцену. Я встала ровно, распрямила плечи, подняла голову. На фоне сгорбившихся, измученных, потерявших всякую надежду туземцев я выделялась. В отличии от них я не смирилась, я верю в свою счастливую звезду, я справлюсь, только пусть хоть сегодня мне повезёт. Я так ждала продажи, мечтала, что ад путешествия с базы на базу закончится, что не задумывалась о самом простом. До сих пор я лично никого не интересовала. Будучи проданной, я окажусь в полной власти нового хозяина, и он неизбежно уделит мне внимание. Чем оно может обернутся, лучше не думать.
Я решила сделать то, на что вчера не хватило сил – осмотреться. Загоны, помосты, здания, корабли…. Я моргнула. Корабли в картину не вписывались. Я потёрла глаза и посмотрела ещё раз, насчитала восемь кораблей. Как интересно. Я упустила самое главное. Рынок располагается на западном берегу острова, на котором, судя по всему, кроме рынка и перевалочных баз ничего нет. То есть, те, кто занимаются отловом живого товара, сдают добычу на базу, с базы нас перекинули на новую базу, видимо, принадлежащую тому же дельцу, а сейчас привели на рынок, где он имеет свой уголок. Нас продадут. А кому, если кроме таких же дельцов здесь явно никого нет? Если домыслить вырисовывающуюся схему, нас купит мелкий оптовик, и снова мытарства, голод, неопределённость. Я резко выдохнула. Я была зла, и в первую очередь на себя, потому что не стоило утром грызть мясо, оно мне ещё пригодится, а растратилась.
Глава 10
Покупатели к нам не спешили. Я стояла на помосте и наблюдала, как на такие же сцены заводят людей. Групп в общей сложности было не так много, как я сначала ожидала, потом сообразила, что «туземная элита» - исключение, и, как оказалось, не самый востребованный товар.
Первый желающий обзавестись живым товаром появился где-то минут через двадцать после того, как всех построили. Он шёл в сопровождении двух рабов, мужчины и женщины, и глядя на них троих я, наконец, обратила внимание на несоответствие, над которым раньше не задумывалась.
Внешний облик рабыни выдавал в ней островитянку, и ни закрытое платье, ни строгая причёска, ни выученность манерам, не могли скрыть её происхождение. Раб был другой. Первый момент я приняла его за свободного, и только когда они приблизились, рассмотрела широкую полосу ошейника. Он был из «своих» в смысле цвета кожи, но раб.
Раньше я уже отмечала, что не только туземцы могут быть имуществом, но как-то не слишком задумывалась, что это значит лично для меня. А ведь значит, и очень много. Я надеялась на тёплое местечко в господском доме, в идеале стать поварихой – сытно, тепло и не на глазах. Худо-бедно готовить я умею, и поразила бы хозяев земными блюдами, что-то бы им обязательно понравилось, они бы получили возможность хвастаться перед друзьями и соседями угощениями, которых ни у кого нет. Главное, я не сомневалась, что уже попала в категорию «раб первого сорта», не расходный материал. Ошиблась. «Первый сорт» набирают из своих же сограждан, или близко к тому. Нет, утверждать с уверенностью пока рано, но всё же.
Мужчина остановился у соседнего помоста и что-то коротко бросил рабыне. Она выступила из-за его спины, и вплотную подошла к сцене. Пройдя взад-вперёд, она заговорила на незнакомом мне языке. Мужчина, молодой туземец, напротив которого она остановилась, встрепенулся и ответил, она что-то ещё сказала, и туземец спустился вниз. К нему тотчас подошли двое – раб покупателя и свободный из числа надзирателя, оба достали тетради и пишущие чёрные палочки. Оформляют покупку, поняла я, и переключилась обратно на рабыню. Она целенаправленно выискивала тех, кто её понимал. Был порыв просочиться обманом, хозяин мне понравился жестким деловым выражением на лице, можно надеяться, что не жестокий и готовый поговорить о собственной выгоде. Рабыня, увы, бдела, пройти мимо, не ответив на её вопрос, не представлялось возможности.
На нашем помосте она нашла двоих, и двинулась дальше, а на площадку шёл следующий покупатель, и за его спиной также были двое, раб с загоревшей, когда-то светлой кожей и раб, смуглый от рождения. Схема повторилась. Раб-туземец принялся выискивать тех, кто мог его понять.
Моё дело плохо. Лолампо соседей не понимали, и очевидно, что на языке Иды тут никто не говорит. Какая прелесть, я пролетаю. Большого ума не надо, чтобы догадаться, что дальше. Всех невыкупленных, в том числе меня, отправят к «стаду» в загоны.
Первый покупатель забрал больше десяти человек, второй около двадцати. Приходили ещё несколько перекупщиков, и помосты стремительно пустели. На своей сцене я осталась одна. Я бы засмущалась, но сейчас мне было не до мелочей, мне бы выжить. Очевидно, что в загоне я сгину. Подозреваю, что смерть и переселение душ порядком ослабили тело Иды, остальные-то туземцы выдерживают пока. И тут же вспомнилась упавшая на переходе с базы сюда женщина, она так и не встала.
На соседнем помосте стоял паренёк, он покачивался из стороны в сторону, обхватил себя руками и что-то мычал. Кажется, первый свихнувшийся. Я точно видела, что один из рабов-туземцев добился от паренька пары осмысленных фраз, но с помоста мальчик почему-то не спустился, хотя раб его звал.
Покупатели разошлись. В общей сложности нас, невыкупленных, осталось семь. Это конец. Я думала, что было плохо? Наивная я, плохо будет теперь. Ко мне шёл надсмотрщик, он махнул рукой, чтобы спускалась. Я покорно поплелась вниз, не время взбрыкивать. Мужчина по смотрел на меня с любопытством, и я узнала этот взгляд. Вчера после душа я видела именно его. Упускать единственный шанс я не собиралась, вскинула голову, улыбнулась ему и ткнув в себя пальцем сказала:
- Ида.
Он прищурился, интерес я ощущала буквально кожей, и что радовало, интерес был сугубо деловым. Он кивнул в ответ и повёл меня обратно к загонам. Я замерла на месте. Мужчина, ты чего?! Он обернулся и нахмурился. Пришлось подчиниться. Подавив полный разочарования вздох, я засеменила за надзирателем. За неподчинение недолго и плёткой схлопотать. А мужчину хотелось чем-нибудь тяжёлым стукнуть за то, что понапрасну обнадёжил. На глаза наворачивались слёзы.
- Ида, - позвал он меня, остановившись у бочки с краником.
- Да? – машинально переспросила я на своём родном языке и заработала новую порцию любопытства.
Он взял стакан из стопки чистых, налил в него воду и произнёс непонятное короткое слово. Так по-местному называется вода? Я повторила слово за ним. Мужчина кивнул, наклонился, сорвал травинку, показал мне её и произнёс другое слово.
Я не поверила собственным ушам. Он пытается со мной общаться! Милый, дорогой, обожаю! Радостная улыбка против воли расползлась по лицу, я повторила название травы. Мужчина хмыкнул и продолжил. Показал камень. Вообще-то странный набор слов он преподаёт, но всё стало понятно, когда мужчина произнёс ещё одно слово и выпил из стакана воду. Он кивнул мне, явно чего-то ожидая. Наверное, я должна показать, что умна и обучаема. Я произнесла два слова подряд: «пить» и «вода». Вот теперь мужчина одобрительно улыбнулся. На лице появилось выражение предвкушения, кажется, он уже прибыль подсчитывает. В качестве поощрения, он разрешил мне напиться вдоволь, и снова повёл за собой.
Восторг я старательно сдерживала. Загона я, кажется, избежала, но рано судить о везении, пока ничего не знаю, да и голову нужно иметь ясную. Мужчина подвёл меня к пятиэтажному зданию, на которое я ещё вчера внимание обратила внимание. Одно из окон на первом этаже было приоткрыто, и я, когда проходили мимо, постаралась заглянуть. Надзиратель одёрнул, и я согласно кивнула, опустила голову вниз. Главное я уяснила – комната по виду жилая, следовательно, здание, вероятней всего, аналог гостиницы. Не в загоне же работорговцам ночевать, хотя именно им там самое место.
Мы остановились, мужчина что-то крикнул, и на зов подбежал мальчик лет семи, в одних коротких брючках, босяком, без рубашки, но в ошейнике. Мужчина что-то сказал, и мальчишка убежал. Ждать пришлось недолго. К нам вышел короткостриженый голубоглазый господин лет тридцати. Обменявшись парой коротких реплик с надзирателем, он подошёл ко мне. Поклониться что ли? Падать ниц было противно, да и унизительно это, просто мерзко. Припомнив виденные мной когда-то фильмы, действие которых разворачивалось в прошлом, попыталась изобразить книксен. Потенциальный покупатель, я не сомневалась, что господину меня демонстрируют с целью продать, приятно удивился. Он задал вопрос, обращаясь ко мне, но я могла лишь пожать плечами. На помощь пришёл надзиратель. Он повторил вопрос господина и при этом ткнул в меня пальцем, повторил мой жест, когда я представлялась.
- Ида, - ответила я.
Надзиратель тронул меня за руку, привлекая внимание, указал пальцем на покупателя и произнёс два слова. Смысл я не уловила, но звучание постаралась запомнить. Надзиратель же с уже знакомым вопросом обратился к покупателю, и я сумела про себя перевести весь диалог.
- Как тебя зовут?
- Меня зовут Арсис.
Два слова, которые надзиратель произнёс до этого, вероятнее всего означали «господин Арсис». Господин повернулся ко мне и вновь спросил:
- Как тебя зовут?
- Меня зовут Ида, - ответила я, коверкая слова и не прибегая к помощи жестов.
Господин был сражён. Мужчины заговорили. Полагаю, обсуждали куплю-продажу, а я стояла и мысленно повторяла выученные слова и фразы. Камень, вода, пить, как тебя зовут. Фразы, к сожалению, для меня существовали пока целиком, и как их поделить на слова я не представляла, но обязательно потом разберусь.
Мужчины закончили торг. Господин Арсис, мой новый хозяин, я ужаснулась собственным мыслям, крикнул, и на зов появился мальчик-раб. Арсис отдал распоряжения, и через пару минут мальчишка принёс несколько листов бумаги. Арсис хлопнул мальчика по спине. Подумала, что хвалит. Куда там. Это оказалось всего лишь командой наклониться и поработать столом. Мужчины составили тексты, обменялись документами и распрощались. Надзиратель сказал что-то напоследок, убрал бумагу за пазуху и ушёл.
- Ида.
Я обернулась к хозяину. Взгляд голубых глаз показался мне недружелюбным. Я сглотнула. А вдруг этот Арсис садист? Да нет, раз его интересовала моя способность обучаться, чрезмерно зверствовать не должен. К тому же он посредник, когда-нибудь перепродаст.
Он подошёл вплотную. Я вздрогнула и отшатнулась бы, но он цепко ухватил меня за ошейник, просунул под него сразу три пальца, и стало трудно дышать. Чтобы сдержаться мне потребовалась вся моя воля, пульс частил, а я мысленно уговаривала себя расслабиться. В конце концов, на людях он мне ничего не сделает, а наедине ему лучше не лезть ко мне, камень с зазубринами я достану очень быстро. Арсис отстегнул с ошейника номерок, переломил его и бросил в траву, не озаботившись мусоркой, а мне повесил новую бирку с новой надписью. Подозреваю, что там было написано нечто вроде «собственность Арсиса». Он отпустил меня и жестом приказал следовать за ним. Я послушалась. А ещё готова была благодарить всех богов и духов на свете за то, что во взгляде, которым он окинул меня напоследок, не было ничего кроме сугубо делового интереса. Арсис смотрел не меня, и в уме у него начинал щёлкать калькулятор, подсчитывающий возможную выручку с перепродажи.
Мы поднялись на третий этаж, прошли по коридору вперёд, и Ариси остановился перед дверью, в правом верхнем углу которой были нарисованы закорючки. Я предположила, что они означают номер комнаты. Арсис открыл дверь и жестом показал, что я должна войти первой. Он захлопнул дверь и запер на ключ. Я сразу почувствовала себя неуютно, впрочем, всё моё беспокойство улетучилось, когда навстречу нам вышла красавица в тёмно-зелёном платье, крупные каштановые кудри обрамляли миловидное личико, кожу загар едва тронул. Картинку портил рабский ошейник. Девушка поклонилась.
Арсис заговорил. Я ни слова понять не могла, так что просто осматривалась. Мы находились в помещении, представлявшее из себя помесь прихожей, гостиной и приёмной. Здесь теснились письменный стол, шкаф, диван, две этажерки, три кресла, стеллаж с полками. В противоположной стене был прикрытый шторкой проход в дальние помещения. Похоже, у господина не просто номер в гостинице, а настоящие апартаменты небедного человека. Арсис закончил говорить, и девушка отозвалась одной единственной фразой, в которой два слова я уже знала, а третье домыслила:
- Да, господин Арсис.
Девушка повторно отвесила поклон, а Арсис, не глядя, прошёл мимо, походя огладил рабыню по спине вниз и скрылся за шторкой. Стоило хозяину выйти, рабыня преобразилась. Взгляд стал цепкий, она тоже мысленно взвесила меня, прикидывая, чем её грозит моё появление, что-то для себя решила и строгим голосом спросила:
- Как тебя зовут?
- Меня зовут Ида, - ответила я, старательно выговаривая слова чужого языка.
- Меня зовут, - произнесла девушка по слогам. Оказывается, я коверкала окончание первого слова. Повторила, как правильно, произнеся несколько раз. Девушка улыбнулась и представилась сама:
- Меня зовут Ирис.
Девушка ещё раз прошлась по мне взглядом с головы до кончиков пальцев ног, тяжело вздохнула, представив, сколько работы ей со мной предстоит. Я постаралась ободряюще улыбнуться. Я же понятливая, в быту освоюсь, а язык выучу.
Ирис поманила меня за собой и завела в ванную. Увидев знакомые чёрные дырочки в деревянной панели и полочки со всевозможными средствами, я бросилась ей не шею. Бедная Ирис с перепугу шарахнулась, но сообразив, отчего я так бурно реагирую, ухмыльнулась, быстро показала, чем и как пользоваться, попутно озвучивая названия и ретировалась.
Про запоминание слов я не думала. Никаких ценных я не услышала, эти потом освою. Вернувшаяся Ирис застала меня за перебором вкусно пахнущих баночек. Дорвалась я. Ирис глядела на меня неодобрительно, и, подозреваю, дело не в том, что я впустую трачу время, а в том, что делиться со мной вниманием хозяина она не собирается. Или дело ещё в чём-то.
Она повесила на крючок у входа платье, ближе к душу бросила полотенце и показала жестами, что моё тряпьё нужно снять и выбросить.
- Да, Ирис, - откликнулась я.
Девушка вышла.
Хорошего настроения как не бывало. Во-первых, я обнаружила, что на дверце нет никакой защёлки, то есть, пока я моюсь, войти может кто угодно, во-вторых, вряд ли я имею право запираться от хозяина. Я быстро избавилась от тряпок, камень с зазубринами запрятала в платье, туда же пошёл остаток мяса, украшения Лолампо я сняла, тщательно перебрала и решила, что пока оставлю. Выкинуть деревянные бусы и связки звериных клыков мне не приказывали, так что надену обратно, авось, сгодится.
Залезла под воду, щедро зачерпнула из баночки мыла и стала яростно отдраивать накопившуюся грязь. Вот бы ещё мозги и память промыть и избавить от всего лишнего. Управилась за двадцать минут.
Платье мне было великовато, зато очень удачно обвисало балахоном и скрывало фигуру. Сейчас желательно стать неприметной и затеряться на фоне красавицы Ирис. Волосы я сначала хотела как-нибудь затянуть, но, впервые глядя на себя в небольшое зеркальце, висящее в ванной, обнаружила, что качественнее всего меня уродует прямой пробор по середине головы и две косы над ушами, косы я подобрала сзади в рыхлую корзинку. Опрятно, по-деловому, и внешность скрывает. Как были влажными, так и заплела.
Кстати, Ида оказалась довольно симпатичной. Тёмные, почти чёрные глаза обрамляли густые ресницы, нос аккуратный, чуть вздёрнутый, губы умеренно пухлые. Больше всего в своём новом теле мне понравилась волосы – чёрные, прямые, спускающиеся ниже талии.
В платье «от цивилизации», с новой причёской, в туфельках-лодочках, которые я обнаружила за дверью ванной, я могла бы сойти за иностранку, но цвет кожи выдавал островитянку, а ошейник рабыню.
Ирис обнаружилась в прихожей-приёмной-гостиной. Она увлечённо стирала пыль с коллекции примитивных каменных статуэток, теснившихся на одной из полок. Заметив меня, она отставила статуэтку, которую держала в руках. Ирис была явно удивлена моим преображением. Натуру под одеждой не спрятать, макаку, как ни выряди, макакой останется, а во мне сейчас от дикарки не было ни следа. Она покрутила пальцем, призывая повернуться и дать посмотреть на себя со всех сторон. Причёску Ирис одобрила и собиралась вновь вернуться к статуэткам, заодно вовлечь меня, но я спросила:
- Ирис, пить?
Она озадачилась. Неужели своим умом нельзя было дойти?! С другой стороны, возможно, она рабыня до мозга костей, выполняет приказы, а думать не способна. На всякий случай объяснилась жестами: сказала
