Королева, заговорщик и проклятый. Инна Кирьякова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 14
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Эльфийский Лунный Камень помогает эльфам в чародействе, и многие стремятся его найти. Кто-то - чтобы творить волшебство, иные - чтобы уничтожить артефакт.

   Действие происходит в течение двух эпох, и в каждой эпохе Камень становится для многих силой, которая возвышает или губит, отнимает любимого или меняет судьбу. В романе описывается тот же мир, что и в "Волшебном театре", но историческое время - иное, и сюжетно романы не связаны.

   Мария, племянница короля, ищет Камень, чтобы получить власть и избавить страну от черных чародеев. Герцог Тарн, влюбленный в юную Аиллим, всегда верно служил королям Анларда и никогда не мог и помыслить, чтобы стать заговорщиком.

   Тириэль, живущая в Анларде двести лет спустя, работает в архиве и пишет книгу о той эпохе. Мечта о Лунном Камне, исчезнувшем двести лет назад, отняла у нее мужа. Ее одинокая жизнь с сыном идет мирно и обыденно. Но однажды в их архиве появляется эльф из страны черных чародеев - впрочем, уже давно не воюющих ни с кем, и запрашивает множество книг и рукописей. По его выбору понятно, что он ищет Лунный Камень.

ГЛАВА 1

Бросая на пол золотые полосы, весеннее солнце заглядывало на кухню. Тихий ветерок осторожно играл тончайшей белой занавеской. В новостном блоке показывали очередные ужасы.

   – И мы надеемся, что население этой страны дорастет наконец до действительно политкорректного отношения к эмигрантам, ведь в противном случае проблемы внутри общества сильно усугубятся…

   – Мам, у кого проблемы? – донесся голос со второго этажа.

   – У тебя, если ты не собрал еще школьный рюкзак.

   – Я серьезно!

   – В Аркайне. Проблемы с переселенцами из Южного Королевства. А тебе пора завтракать уже.

   … чему способствует ежегодное увеличение числа эмигрантов, составляющих сегодня сорок процентов общего количества населения… – бодро закончила диктор, и картинка, изображавшая улицу с покореженными фонарями и разбитыми витринами, сменилась рекламой:

   – Папа! – кричала девочка, – я уже съела печенье. Больше нет!

   – Как это нет? – улыбается отец. – А ну-ка иди на кухню…

   Дочка бежит на кухню, там перед пустым столом грустно сидят мама и бабушка… Отец, пошатываясь, вносит огромный прямоугольник печенья, еле пролезающий в дверь.

   – Печенье «Для всей семьи!» – всегда много, всегда под рукой! – уверенно возглашает голос за кадром. Папа борется с громадой печенья и почти придавлен, семья за столом приятно улыбается в камеру.

   Тириэль снова позвала сына:

   – Элр, может, ты поешь все-таки перед школой?

   – Нет… – раздался недовольный голос из верхней комнаты.

   – Хоть чай.. . – не особо надеясь, предложила она.

   – Я же сказал – не хочу!!

   – А я думала, ты со мной посидишь…

   – Ммм… Ну ладно уж, посижу! А булочки есть?

   – Одна еще есть.

   Раздался топот, со второго этажа на кухню прибежал мальчик – высокий, с непричесанными светлыми волосами, в пижаме, с темный полупрозрачным шаром в руке.

   – Как, не оделся еще! Выходим же через полчаса! И возьми ключи – опять кинул их на стол на кухне.

   – Сначала чай с булкой, – сказал Элр, положил перед собой, чтобы не забыть, ключи, скрепленные брелоком в виде маленького орка, зеленого и толстого, уселся за стол и, поведя рукой в сторону экрана, переключил изображение, потом еще раз и наконец, остановился на передаче из Лименнского зоопарка. Показывали морских тигров, блестящих, черных в серую полоску, сонных и ленивых; одни лежали около воды, другие плавали туда-сюда, высовывая добродушные морды из воды, когда сторож бросал им рыбу.

   – А лохматый-то… Я тебя причешу. Так, не вертись, это просто кошмар,…а вот теперь лучше.

   Элр посмотрел в зеркало, висевшее слева от стола.

   – Мам, ну опять уши торчат! Надо чтобы волосы были сверху, а то прямо уродство!

   – Все равно ведь вылезут, что ж делать-то.

   – Ужас просто, смотреть противно! Зачем ты меня так коротко стрижешь! Я хочу отрастить длинные волосы. Так намного красивее, и уши не торчат.

   – Ладно тебе. Нормальные эльфийские ушки.

   Элр, скорбно покачав головой, откусил от булки. На экране большого прямоугольного кристалла, стоявшего в нише кухонного шкафа, снова пошла реклама.

   – Раньше Гылбдрулг и Олред были вот такие… (На экране злобный гоблин, лохматый и грязный, отбивающийся мечом от не менее лохматого и тоже измученного битвой эльфа в порванном плаще). – А теперь…(Изображение гоблина-клерка в деловом костюме – перекладывает бумаги за офисным столом и улыбается идущей мимо девушке, у Гылбдрулга гладко прилизанные черные волосы и коротко стриженые ногти; затем изображение эльфа, его длинные светлые волосы мягко ложатся на плечи, он также в строгом костюме – рисует на черной доске формулы, студенты внимательно слушают). – С новым шампунем «Победитель» вам будет всегда сопутствовать успех! Только победа! Только «Победитель!»

   – Вот-вот, – сказала Тириэль. – Масло дать?

   – Нет! – буркнул Элр и посмотрел на темный шар, лежавший между булкой и чашкой кофе. – И еще мой палантир – ты посмотри на него! У него уже все бока в царапинах, и он тусклый. Когда ты меня вызываешь, я тебя вообще почти не вижу! Ни у кого нет такого уродства. Надо покупать новый.

   – Ну, конечно, а деньги у нас на деревьях растут! Сейчас денег нет, сам знаешь, я итак тебе недавно новый гвейр купила.

   Элр посмотрел на экран, где все еще шла реклама, и повернулся к Тириэль:

   – Мам, давай о чем-нибудь поговорим?

   – Давай, только недолго, а то пора уже собираться.

   – Расскажи, о чем ты сейчас пишешь?

   – О чем…Я заканчиваю сейчас первую часть книги о королеве Марии. Пока буду продолжать публиковать в журнале, по главам, а ко второй части книги начну собирать материал. Да, еще у меня наполовину готова статья о Тарне, но это будет в конце книги, поскольку он связан с переворотом и отречением королевы Марии, то есть с последними месяцами ее правления… Не знаю, может, будет как глава в книге, а может быть, и отдельная статья, как получится. Я тебе потом кое-что зачитаю. В общем, я работаю сейчас сразу над двумя направлениями – до начала царствия Марии и самый последний год. А промежуток буду заполнять потом. Ну все, давай, одевайся.

   Элр помолчал, потом опять начал смотреться в зеркало.

   – У нас в классе только у пятерых такие уши…

   – Ну, хочешь, переведу тебя в ближайшую школу? Там, кажется, эльфов больше. Но во вторую смену ночью там тролли. Тебе понравится, что ты не сможешь оставить в школе ни сменку, ни пакет с бумагой для рисования и красками? И учителя орут на всех подряд? Тебе это надо?

   – Ну, есть же и другие школы, кроме нашей!

   – Если тебе плохо дается математика, это не значит, что надо искать немедленно что-то другое… В каждой домушке свои погремушки, знаешь ли…

   Элр мрачно покачал головой и пошел одеваться. Тириэль подумала, уже не первый раз, что надо как-то пережить еще года три переходного возраста, и все будет хорошо…

   Она быстро помыла чашки и блюдца, убрала хлеб. Переоделась, чтобы идти на работу, расчесала длинные темные волосы так, чтобы они лежали гладко и ровно, ниспадая по старой моде на спину и оставляя свободными уши, и поднялась к Элру на второй этаж.

   Элр лежал на ковре животом вниз, болтал ногами в воздухе и листал тяжелую книгу, состоящую из почти одних картинок. Это был нирт – книга, ее основной автор – художник. Каждая картинка рисовалась долго, иногда такие книги создавали годами. Треть страницы занимали подписи к картинкам. Такие книги, особенно, если они были сделаны хорошими художниками, стоили немало, Тириэль купила за всю жизнь только несколько ниртов. Этот создал Танорам, талантливейший художник-эльф; он изображал давние дни Анларда, когда их страна воевала с эрхами.

   Элр перелистывал страницу за страницей. Высокие, со злыми лицами (очень натуралистично!) эрхи шли сплошной лавиной на небольшую армию, в которой сражались люди, эльфы, гоблины… Поражение от эрхов в той войне было огромным, и Анлард потерял огромные территории, жителям казалось, что конец их страны близок. Но постепенно стало понятно, что потерянные территории – любимые эрхами глухие леса – мало что значат для развития государства, его культуры и экономики. А потомки эрхов, живших в городах или селениях Анларда, как правило ничем не отличались от обычных эльфийских детей, были так же способны к доброму волшебству, так же глубоко и тонко чувствовали мир…

   Однако надо остановиться и объяснить, кто такие эрхи, и тогда станет понятно, отчего они могли быть подлыми, злыми, бесконечно жестокими, но никогда не смогли бы упрочить навсегда господство своей расы. Собственно говоря, эрхов, в отличие от прочих обитателей мира, нельзя было, в сущности, назвать расой. В современном мире, если такое случается, что эльф становится эрхом, в его документах все равно будет написано – эльф… Итак… Эрхи – это темные эльфы. Любой эрх рождается эльфом, однако потом, если его душа склоняется к злу, превыше всего любит зло, сознательно утверждается во зле – происходит перерождение. Оно может произойти только сознательно, воспитать эрха не удалось никому. И сила эльфийского волшебства, присущая каждому эльфу, усиленная страстью ко злу, дает страшные результаты. Считалось, что у эрхов меняется даже внешность – их волосы и глаза более темные, чем у светлых эльфов. Из-за этого в эпохи гонений на эльфов любой темноволосый эльф оказывался в опасности, хотя с тех пор, как прошли великие дни древних битв – больше двух тысяч лет – эльфы жили среди людей, женились и выходили замуж за людей, и трудно стало найти подлинно чистокровного эльфа. Словом, даже если мать, и отец у ребенка будут эрхи– он родится самым обычным эльфом. Хотя конечно, пример черных магов всегда будет у него перед глазами, и выбрать злой путь ему будет проще, чем ребенку из обычной эльфийской семьи. Ну и еще – эрхом может стать только эльф. Если он наполовину или больше человек – он может стать злодеем, но не эрхом… Разницу отлично объясняет древняя пословица – «Злой человек может стать зверем, злой эльф – демоном». В современном мире нет государства эрхов, да и самих их почти нет. Даже странно вспомнить, что когда то их было так много, что они могли бы смести целое государство, как лавина – жалкую деревеньку...

   Тириэль посмотрела через его плечо на открытую страницу нирта.

   – Нам пора, -сказала она. Сын уже в форме – темно-синие школьные брюки и такой же пиджак, белая рубашка.

   – Мам, купи мне игру для гвейра. Я видел вчера рекламу. Про войну с эрхами. Там можно играть как угодно – хоть за Фарлайн, хоть за нас.

   – У тебя уже столько военных игр! Она дорогая?

   – Ну, не то чтобы дорогая, средняя. Но я дам свои деньги, а ты только добавь.

   – Ну, не знаю, посмотрим…

   Накинув легкие весенние плащи – Элр короткий, Тириэль подлиннее – они вышли из дома, не спеша пошли по проспекту, вдоль которого на невысоких, чахлых городских деревьях уже появились первые листья, зеленые и немного трогательные; пересекли вымощенную серым булыжником площадь, на которую симметрично выходили еще три таких же широких улицы. По проезжей части мчались машины, одна за другой, останавливаясь только по сигналу регулировщика. От машин пахло паром горючей воды, и Тириэль старалась, чтобы сын держался от проезжей части подальше. Они посмотрели на старинные часы на Обсерватории – высокой башне, заканчивавшейся высоко в небе золотым шпилем-иглой.

   Почти девять часов. Когда Элр был помладше и Тириэль встречала его из школы, им очень нравилось ждать, когда пробьют часы. Уже сейчас небольшая группа непривычно одетых туристов стояла внизу под башней, ожидая, когда часы начнут отбивать полный час. Над циферблатом откроется дверца и появятся две фигурки, которые, в то короткое время, пока будут бить часы, исполнят фигуру медленно танца под мелодичные переливы «Ледяных узоров». Чем дольше бьют часы, тем длиннее танец двух фигурок, одна в платье с пышной юбкой, другая – в длинном камзоле... Как хорошо, что этот район города, довольно старый, не застроили новыми зданиями, высокими и безликими, даже, еще при прежнем мэре, отреставрировали несколько домов позапрошлого века. Обсерватория построена на возвышенности, улицы, ведущие к ней, спускались вниз и отсюда хорошо рассматривать панораму прекраснейшего города – строгие дома, мостики с чугунными решетками, закованные в камень городские речки…. Их обгоняли мальчики и девочки, тоже в школьной форме, кто– то крикнул: «Элр, привет!», кто-то издали махал рукой. Элр поправил рюкзак на спине, сказал: «Пока!» Переждал, пока проедут несколько машин, и пошел в школу, прятавшуюся в тени высоких тополей за Обсерваторией.

   Тириэль шла по площади, теплое солнце грело, играло на земле, скользя между тенями покачивающихся листьев. Тириэль подошла к небольшому столику и начала изучать розовый листок с меню – она бывала здесь много раз, но все равно любила сидеть, не торопиться, выбирать… Она заказала высокую чашку кофе. Официантка принесла овальный поднос с кофе и всем, что обычно полагалось к нему – сливками, сверкающими на солнце льдинами в стеклянной вазочке, с крохотными квадратиками сахара, пышными булочками, сыром. Когда Тириэль приходила в кафе с Элром, она просила для него разноцветный лед с разными привкусами: малины, земляники, лимона, черники, мяты… Сама она никогда не клала такой ни в кофе, ни в сок, но смотреть на яркую горку льда, мерцающего неровными острыми гранями, ей тоже было радостно и приятно.

   Тириэль сидела за столиком около самой мостовой, бездумно помешивала кофе, просто наслаждаясь теплым весенним днем, солнцем, легким ветерком. Смотрела на редкие облачка, на прохожих, на гуляющих по серым камням толстых голубей, изредка кидая им крошки булочки, скользила взглядом по ряду художников, стоявших на краю площади. Они любили эту часть города – отсюда был прекрасный вид на старое здание Обсерватории, на тенистый парк, тянущийся до самого королевского дворца. Кроме того, здесь часто бывали туристы из Аркайны, Тиеренны и других стран – они кормили голубей, заходили в то или другое из многих кафе, расположенных по краю площади, заказывали мгновенные портреты (художники только дотрагивались специальной кистью до полотна или бумаги, и получался великолепный портрет, в нем почти не было творчества, но он был необыкновенно точный) или покупали их картины, выставленные тут же: с пейзажами Розового моря, историческими сюжетами, изображениями разных знаменитых зданий. Сейчас тоже можно было видеть две или три подошедшие группы туристов – шумных, смеющихся, беззаботных…

   Архивный отдел городской библиотеки открывался в полдесятого утра, впрочем, едва ли кто-то заметил бы, приди она в одиннадцать или даже позже. Но Тириэль все же особо не опаздывала – неловко было. К тому же – в архиве иной раз бывает интереснее, чем дома…иногда… если наткнешься на что-то стоящее, когда будешь разбирать очередные пыльные полки…

   Тириэль вошла в здание архива, ее нынешний зал – эпоха Великих Войн – длинный, темный, он еле-еле освещался тусклыми огнями кристаллов, ярко горел только один, стилизованный под сталактит, над ее рабочим столом, где лежали вчерашние бумаги и два тяжелых тома. Тириэль открыла свою тетрадь с ее новой статья для журнала «Историческое обозрение», уже наполовину написанной. Архивными бумагами, книгами и рукописями она занималась по долгу службы, а вот то, что на самом деле ее интересовало – эльфы, свидетельства Великой Эпохи, интриги и дворцовые перевороты… Но все с точки зрения эльфов, точнее… все то, что касается эльфов…

   Нынешняя ее работа стала еще одной из нового цикла статей о королеве Марии. Первой и единственной эльфийской королеве в истории их страны. Тириэль любила читать о ней, уважала ее безмерно и сейчас, дописывая вторую статью-рассказ о королеве, собирала материал о начале войны с Фарлайном, когда королева смогла не только победить государство эрхов, но и завоевала несколько окрестных государств. Анлард в эпоху Великих Войн был самым могущественным государством того времени… Детство королевы прошло вдали от дворца – собственно никто и не думал, что Мария станет королевой. Первая статья-рассказ Тириэль была посвящена детским годам королевы, прошедшим далеко в тихой провинции. Она была племянницей короля, но от трона ее отделяли несколько претендентов: дочь короля, ее младший брат и брат короля Ардег (отец Марии). Однако случилось так, что принцесса Ариана, королевская дочь, отдала право наследования своему младшему брату – Даргу, а сама вышла замуж за принца Тиеренны, небольшого горного государства, находившегося с северо-востока от Анларда. Дарг погиб в ранней юности, на войне с Фарлайном, бывшим тогда государством эрхов. По закону наследником стал Ардег. И тогда только юную герцогиню Марию, которой исполнилось шестнадцать лет, первый раз привезли в столицу.

   Тогда на очаровательную провинциальную барышню обратили внимание только потому, что она была мила, умна, необыкновенно обаятельна, любила балы, маскарады, любые увеселения. Но никто не думал, что она может стать королевой. Ее дядя, король Нарден, был вдов, но мог жениться, тогда наследниками стали бы его дети. Однако… через одиннадцать лет на трон взошла королева Мария, и это стало потрясением для всех. Не только потому, что это произошло неожиданно. Главное было то, что Мария стала первой в истории Анларда чистокровной эльфийской королевой… Ардег – сводный брат предыдущего короля, который был наполовину эльф – однако полностью отказался от эльфийского начала, не пытался использовать эльфийскую магию, вел внутреннюю политику, учитывавшую прежде всего интересы людей – в общем, его осторожность была понятна, учитывая небывалые успехи и завоевания эрхов Фарлайна.

   Эльфы вызывали недоверие, опасения, иногда – страх. Эльфийские артефакты или уничтожались, или были спрятаны. Мария же детство и раннюю юность провела в провинции, от политики далекой, и дело не только в том, что ее эльфийское происхождение было чистокровным. Она жила внутри эльфийских представлений о мире, эльфийской магии. Когда она стала жить в столице и бывать при дворе, она не выставляла напоказ свою тесную связь с миром эльфов. Она была умна и понимала, что это может оттолкнуть от нее людей и даже полуэльфов. Не говоря о других расах. Потому, когда она надела корону на роскошные каштаново-рыжие волосы, и дивный серо-зеленый камень сверкнул, оттеняя блеск ее серо-зеленых глаз, все с робкой надеждой подумали: «Обойдется… все будет по-прежнему… Она такая же, как мы…» Напрасная надежда, и ничего из этого не сбылось... сбылось многое другое, сделавшее Анлард самым могущественным государством того времени – но не это…

   Тириэль посмотрела на столик, стоящий у входа – там было пусто, не белели листочки читательских запросов, значит, можно заниматься пока только своими делами. Она открыла тетрадь и продолжила начатую вчера статью.

   «После появления в Фарлайне семи высших эрхов, все изменилось. Они начали собирать армию, окружив город-крепость кольцом могучих заклинаний. Старинные эльфийские рода, чьи представители теперь жили в этом городе, не видели пути обратно. Их целью стало – покорить Анлард и Аркайну. Они давно чувствовали свою силу, собственно, именно независимость Фарлайна-леса, эльфийских вождей от этих двух государств, их нежелание участвовать в политике на чьей бы то ни было стороне и стало причиной уничтожения древнего эльфийского леса. Области, соседствовавшие с лесом, принадлежали с юга и востока – Аркайне, с севера и запада – Анларду. Окраины леса находились на территории этих государств. Вожди эльфов именовались баронами, имели свои поместья, но многие семьи так же жили на мэллорнах, относились вполне равнодушно к правителям и вообще к делам государства и в большей степени считали себя фарлайнцами (жителями леса), нежели жителями своих государств. Никому вреда это не приносило, хотя существование столь независимых областей очень смущало правителей и политиков двух крупнейших государств. И, в конце концов, нашествие на древний лес положило конец тому укладу эльфийской жизни, при котором они считали себя сначала эльфами, а уж потом жителями, гражданами и так далее. Так умер великий лес Фарлайн, и так появилось государство Фарлайн, хотя предполагалось совсем иное…

   Началась эпоха великих войн. Дипломатия или компромиссы между Фарлайном и прочими государствами были невозможны. Слишком велик был счет, который стороны предъявляли друг к другу».

   …Фарлайнцы применяли везде одну и ту же тактику. Они старались как можно реже сталкиваться с регулярной армией. Окружая город (выбирали они города с небольшим гарнизоном и с преобладанием эльфийского населения), они предлагали сдаться. Иные города, помня о недавних арестах и притеснениях эльфов, открывали им ворота. Если город отвечал решительным «Нет!» – фарлайнцы уходили. Однако на сопротивляющуюся округу тут же начинались набеги, немногочисленные, но постоянные, разбойники грабили проезжих, постоянно случались тут и там поджоги. Воевать с мелкими, постоянно перемещающимися отрядами было трудно.

   Тогда король Нарден, дядя Марии, решил искоренять крамолу в самом государстве. Это было страшное для эльфов время – аресты, казни, доносы. Время для того, чтобы легко свести счеты с врагом, отнять понравившееся поместье… Можно точно сказать, что если бы не природная склонность эльфов к добру, их светлая суть, у Фарлайна стало бы намного больше приверженцев… И вот – тысячи эльфов уходили в изгнание, однако не мстили и не становились на сторону Высших эрхов. Однако, если тысячи эльфов готовы были просто уйти, то находились сотни эльфов, готовых отплатить за разрушенные дома, семьи и жизни. Такие уходили в Фарлайн. Не все становились эрхами, любящими зло ради зла. Но воевали они превосходно, были умны, умели неслышно красться в ночи или стрелять без промаха в непроглядной темноте. Словом, через год-два после начала искоренения крамолы стало ясно, что никакие эрхи не смогли бы усилить Фарлайн так, как это сделал королевский указ…

   Нарден был очень умен, умел идти на компромиссы. Он искренне ненавидел эльфов, считая, что лучше дурной, но предсказуемый человек, нежели эльф, который носит в себе странный и непонятный многим свет, или же становится бесконечно жестоким, каким может стать только самый озлобленный человек – и то не всегда. Но что делать! Фарлайн следовало уничтожить. А для этого нужно было прекратить поставлять ему воинов…

   Нарден издал еще один указ. Всем изгнанникам (кто не выступал на стороне Фарлайна и не принимал участие в убийствах мирных жителей) возвращались их имения, аресты полностью прекратились, те, кто был в тюрьмах, но подозрения на помощь эрхам не оправдались (а таких было большинство из заключенных-эльфов) – были выпущены.

   Вскоре после приезда Марии ко двору и назначения ее отца наследником, король женился на аркайнской принцессе. Через год родился их сын. А еще через год во время похода на Фарлайн Нарден был убит… После смерти Нардена его брат, Ардег, стал регентом. Это был разумный выбор – отец у них был один, только мать Ардега была эльфийкой, а мать его брата – человеком. И на какое – то время власть стала искренне лояльной и к тем, и к другим. Конечно, юный король, которому было тогда всего год, сын Нардена от второго брака, мог бы, воцарившись, оказаться не таким лояльным, и многие ненавистники эльфов очень ждали момента его воцарения.

   Мария предчувствовала, что военный поход ее отца на Фарлайн станет долгим, неуспешным и может завершиться его гибелью. Она много раз отговаривала его, но он отвечал только одно:

   – Мы можем только противостоять злу, нападать снова и снова. И если зло сможет победить – мы погибнем в противостоянии ему, а не в слабовольном отступлении… Как волна бесконечно бьется и подтачивает скалы, мы должны идти на этот город, разбиваться, отходить и возвращаться опять. Разве есть у нас другой выход?

   – Конечно, есть, – убеждала она его. – Надо сокрушить Высших эрхов, потом можно будет теснить их армию, сильную, но не бессмертную.

   – Высшие эрхи сами уберутся в свой мир, когда поймут, что тут они проиграли. А сокрушить Первородных – нам не дано…

   Когда Мария думала о том, как закончится поход отца, она теряла надежду, тосковала до отчаяния. Но она понимала и то, что кроме магической силы, эрхи используют и грубую военную силу, которую надо уничтожать, и еще она понимала, что пока она не найдет Камень, они не смогут противопоставить Фарлайну ничего. Ее отец, подражая брату, с юности отказался от пути эльфов и не пытался использовать эльфийскую магию – правда, он всегда был в ней не силен. Ему, как и многим, казалось, что магия таит в себе слишком большие опасности и уводит на путь зла, даже помимо воли того, кто ее применяет.

   У Марии появилось две цели. Первая – найти Камень. Вторая – найти того, кто будет иметь право и силу им воспользоваться. Это должен был быть правитель, имеющий или королевскую власть или огромное влияние на короля, ну, а также опытный в эльфийской магии. Отец, нынешний регент, в силу выбранного им пути, на такую роль не годился. Юная королева-мать – тем более, в ней не было эльфийской крови, да Мария и вообще не представляла ее правительницей – милая, немного капризная, беспомощная барышня… Чем больше Мария смотрела на придворных, на вельмож, приближенных ко двору, на ближних или дальних родственников покойного короля или нынешней королевы, тем больше убеждалась – никто не сможет управлять Камнем, нет или умения, или приближенности к власти. Она никому не могла бы доверить Камень. Ну, а значит, ей придется спасать Анлард самой. И тут открывалось лишь два пути – или стать лучшим другом королевы, полностью подчинить ее своему влиянию, или… совершить переворот. И то и другое вначале казалось Марии неосуществимым. Еще может быть, если королева заведет фаворита, попробовать действовать через него… Мария размышляла, постоянно перебирая разные возможности, а военные дела Анларда шли уже совсем невесело.

   Отследить путь Камня Марии было проще, чем кому-то другому – во-первых, Камень сам готов был помогать ей, она чувствовала его зов, а во-вторых, она провела столько времени в архивах, что непременно наткнулась бы, в конце концов, на след Камня.

   Мария долго размышляла, читала старинные книги и беседовала со старыми эльфами. У нее, наконец, появился план…

   Немало думала она над тем, как претворить его в жизнь. И, в конце концов, вновь и вновь приходила к мысли, что самое простое и разумное – это возглавить королевство. Она не видела никого, кто мог бы добиться того, чего хотела бы она – эльфийского правления, изгнания с помощью магической и военной силы эрхов и победа над Фарлайном. Она надеялась переубедить отца, но он отказался наотрез использовать силу волшебства, и отправился в гибельный для него поход. Мария же только в это время окончательно уверилась, что Камень не потерян и, вероятнее всего, еще находится в Анларде.

   Теплилась в сердце зыбкая надежда, что отец вернется из похода. Но его власть как регента все равно не была абсолютной…

   В малом зеленом зале королева устроила семейный ужин. Траур ее еще не закончился – в королевских семьях он длится три года, ей нельзя появляться на торжествах и больших приемах. Но тихий ужин в почти семейном кругу этикетом вполне допускался. Поводом были проводы Ардега в поход на Фарлайн. Несколько придворных негромко переговаривались о своих делах. Пожилой герцог Тарн рассказывал об охоте в одном из своих поместий. Месяц назад произведенный в генералы, Севвен играл в шахматы с двоюродным братом королевы, недавно приехавшим из Аркайны. Мария сидела немного в стороне. Она уже подходила к королеве-матери, чтобы поприветствовать ее. Юная вдова надела сегодня длинное черное платье с высоким кружевным воротником. Волосы собраны в высокую прическу, нежный овал лица, чуть вздернутый носик, длинные, загнутые кверху ресницы. О ней так и хотелось сказать: «Капризная, милая принцесса….» – и никак не получалось подумать «Королева-мать». В тот день Мария окончательно решила, что она совершит переворот, если ее отец не вернется из похода. Негоже оставлять целую страну в таких слабых руках.

   ... Тириэль дописала последнюю строчку и отложила статью. Если она доделает ее уже сегодня, то успеет отнести в журнал и тогда заплатят ей уже в этом месяце. Это удачно, потому что хотелось немного обновить весенний гардероб, и Элру она купила два-три дорогие вещи из денег, предназначенных на летний отдых. Обычно они на месяц уезжали к морю. Правда, Элру это немного поднадоело, и сейчас они обдумывали поездку в горы, может быть, даже в Тиеренну (так получилось, что за границей они ни разу еще не были. В Аркайне сейчас неспокойно, Фарлайн казался колдовским и враждебным, до прочих стран – далековато). Тириэль представляла себе прогулки по горным дорогам, множество прозрачных голубых озер, лиственницы и сосны, странные горные цветы, непривычные для городского жителя, чистый привольный воздух…

ГЛАВА 2

Уруздан стоял посреди комнаты, мрачно разглядывая развал. Вещи валялись тут и там, книги, тетради с записями. Завтра он уезжает, билет на поезд уже куплен. Значит, то, что не нужно, надо сегодня же как-то распихать по шкафам… Опять не выспался за ночь – последние годы это уже действительно стало серьезной проблемой. Раньше он как-то отсыпался днем, но сейчас и так не получается. Он огляделся еще раз – нет, все-таки пропала трубка. И табака прикупить не помешает. И, пожалуй, некоторые ингредиенты для зелий, кто их там знает, в Анларде, может у них и зелий-то не варят. Ищи потом все необходимое на черном рынке. Он бросил в карман несколько золотых монет, вышел и запер дверь. Вернувшись через два часа, Уруздан скинул на пол рюкзак с покупками, достал из кармана снотворное, и съел несколько таблеток. Поспать следовало в любом случае. Уже можно сказать – любой ценой.

   ... Прошло два дня. В обеденный перерыв, Тириэль, выходя из здания, увидела высокого человека в темной одежде. Его прямые черные волосы падали на плечи, он шел легко и развязно, словно его движение было элементом некого изящного и немного наглого танца, легко отводя назад то одно, то другое плечо при каждом шаге. Руки он держал в карманах длинного черного плаща, глаза смотрели безразлично и насмешливо. Его рука выскользнула из кармана… «…и сейчас он выхватит острый тонкий кинжал или кривой нож и ударит меня!» – в панике подумала Тириэль, остановилась и в смятении начала оглядываться. Но человек в плаще достал всего лишь пропуск в архив и прошел мимо нее, даже не остановив на ней взгляд. «Совсем ты одичала, сидишь над книгами день и ночь, жизни не видишь, да и бесконечное детективное чтиво на ночь не приближает к реальности», – упрекнула она себя и, переведя дыхание, пошла в ближайшее дешевое кафе. Уруздан зашел в читальный зал архива и положил на стойку перед девушкой, выдающей книги и рукописи, свои документы. Библиотекарша открыла и прочла: «Уруздан, гражданин Фарлайна, раса – эльф. Постоянное проживание – Миртиль (Фарлайн). Не женат». И печать о пересечении границы Анларда. Девушка подумала, что мгновенный портрет, видимо, делался давно – лицо на нем не выглядело ни осунувшимся, ни уставшим. И эти темные волосы, это немного наглое обаяние – это наверняка наследство его предков… Можно и не сомневаться, что в давних родственниках у гостя – темные эльфы… Она заполнила несколько бумаг, завела читательскую карточку и предложила Уруздану пройти посмотреть картотеку.

   – Только прошу вас снять плащ, у нас нельзя входить в залы в верхней одежде. Гардероб вон там, если вы немного вернетесь назад по коридору, – девушка-библиотекарь вежливо улыбалась, но старалась передать читательскую карточку так, чтобы ненароком не коснуться руки посетителя.

   Он кивнул и ушел своей танцующей походкой, не вынув рук из карманов. Когда он снял свой длинный черный плащ, он остался в темных брюках спортивного покроя – узких и сшитых из мягкой ткани, в длинной темно-серой рубашке с высоким стоячим воротником, распахнутым и без верхних пуговиц, словно сделанной по моде двухсотлетней давности. В архивном зале, где за столами сидели или студенты, или напротив, немолодые преподаватели, Уруздан был очень заметен и на него оглядывались. Он же, не глядя ни на кого, прошел к картотеке и нашел эпоху Великих Войн. Взял коробку с карточками и присел за ближайший столик. Через полчаса принес библиотекарю список книг.

   – Да, хорошо, вам придется подождать немного. Если хотите, можете пройти в открытый зал – там лежат журналы и газеты. Или можете подождать в соседнем кафе, – любезно улыбнулась девушка.

   Уруздан кивнул и вышел из здания архива, прихватив снова свой плащ. А, вот оно, это соседнее кафе… Ну что ж! Посмотрим, как в наше время угощают врагов… И он, улыбнувшись выглянувшему из-за облака солнцу, направился в кафе. Тириэль как раз расплатилась и выходила на улицу. Столкнувшись в дверях с тем же незнакомцем, она задумалась. Странно… Совпадение – или он ее преследует? Последняя мысль – глупая… но совпадение тоже как-то подозрительно.

   Тириэль вернулась в архив, и посмотрела на листок с запросами. Надо же! Кто-то сегодня щедро заказал материалы по эпохе Великих Войн. Она пошла по рядам, всматриваясь в шифры книг и разыскивая нужные. «Воспоминания маршала Севвена», «История Великих Камней, созданных Первородными эльфами» – неизданная рукопись позапрошлого века, «Письма из Аркайны» барона Тагелла, редкое издание с комментариями историков. Все заказанные им книги были или редкими или вообще никогда не издававшимися, рукописными. Подобрав все по требованиям, она отнесла книги и несколько рукописей в читальный зал. Положила перед Лирой, той девушкой, которая выдавала книги, и спросила:

   – Кто же столько назаказывал?

   – Приезжий из Фарлайна. И знаешь, я почти уверена – он из эрхов. Волосы черные, плащ черный… Правда, говорит спокойно так, даже любезно…

   Тириэль даже вздрогнула – тот самый незнакомец. Все-таки то, что они все время сталкивались – неслучайно… даже если он этого не хотел, не преследовал ее – в этом есть какой-то странный, непонятный пока знак…

   Она вернулась в архив, настроение было тоскливое, грустное…

   Достала из сумочки палантир, провела по гладкому шару рукой и представила себе Элра. Он отозвался довольно быстро.

   – Привет. Как дела?

   – Нормально. Ты когда будешь?

   – Как всегда, к пяти. Ты поел? Нашел мясо в леднике?

   – Да, съел уже все.

   – Что в школе было? Уроки делаешь?

   – Нет, но сейчас буду. Поиграю немного и начну уроки делать.

   – Хорошо, давай… не затягивай с заданиями.

   – Ладно, ладно. Ты мне купишь что-нибудь вкусное по дороге?

   – Куплю. Но обещаю тебе – если приду, а ты играешь, и уроки не сделаны, то все съем сама. Элр, я серьезно, садись за уроки.

   Тириэль накрыла рукой палантир, и связь прервалась.

   Она открыла тетрадь и продолжила статью, судя по всему, она успеет ее доделать к ближайшему выпуску «Исторического обозрения». Ей осталось кратко описать встречу юной герцогини с хранителем королевской сокровищницы – именно во время этой встречи Мария смогла выяснить судьбу Великого Лунного Камня – самого сильного эльфийского артефакта.

   «Мария надела в зеленое платье, волосы она спрятала под зеленой шапочкой с длинной фатой на плечах и вуалью на лице. На шапочку она приколола белый ландыш. На тайном языке придворных любезников это значило – узнаешь меня только ты. Мария любила секреты, тайны, условные знаки. Ее экземпляр «Тайных знаков», изданный незадолго до этого на всеобщем языке, исписан различными пометками…»

   …Мария вошла в зал, где уже начинался первый танец бала-маскарада. Мгновение, когда она легко скользнула из кареты на постеленный перед ступеньками дорожкой ковер, когда радостно вдохнула колючий зимний воздух, когда снег скрипел под колесами отъезжавшей, чтобы дать место другой, кареты – это мгновение уже уходило в прошлое, сейчас она была полна дивной, медленно-томной музыкой, не столько глубокой, сколько изящной, пленительной, кружащей… Ей было всего двадцать два года… Смерть отца, погибшего в походе на Фарлайн, она переживала долго, многие месяцы на сердце лежала тяжесть. .. но жизнь продолжалась… Ей хотелось бури, вихря событий, любви и счастья… Когда она появилась при дворе после полугодового траура, она заметила, что среди придворных появилось немало аркайнцев. А регентом стал дядя королевы, из ее аркайнской родни. Мария снова принялась за поиски Камня. Камень, по ее мнению – она провела столько времени в поисках, что была почти уверена в этом – должен был попасть в королевскую сокровищницу, где еще со времен ее дяди осталось множество конфискованных драгоценностей.

   Она не могла свободно распоряжаться королевской сокровищницей, но сумела завести мимолетное знакомство с одним из хранителей – он был очень польщен ее вниманием… По ее замыслу именно этот артефакт должен выгнать Высших эрхов из их мира, хотя это было сложное дело, требующее напряжения всех ее сил и помощи Камня. Она узнала, что Эрест, один из хранителей королевской сокровищницы, иногда бывает на разных придворных увеселениях. Она, опять же как будто мимолетно, дала ему понять, что появится на маскараде. Игриво улыбнувшись, Эрест произнес:

   – Как я вас узнаю?

   – Я приколю к моему костюму ландыш. Достать их сейчас нелегко, поэтому полагаю, вы сможете меня угадать…

   …Утром герцогиня готовилась к маскараду. Идеальное место для вольного веселья, можно танцевать с теми, с кем никогда бы даже не смогла свободно поговорить в силу придворного этикета – и для тайных встреч. Мария сидела каминной зале – комнате, смежной со спальней, с высоким камином. Перед ней стоял столик с утренним кофе. Парикмахер причесывал ее, готовясь уложить волосы. Одна из специально обученных служанок шлифовала ногти на руке. Компаньонка вслух читала новую книжку – «Тайный язык прелестных дам и галантных кавалеров, принятый при аркайнском дворе в царствование короля Энринда». Мария, нежась в тепле уютной шали, то отпивала немного кофе, то закрывала глаза, задремывая. Она любила вставать рано, посидеть в уюте теплой комнаты и полудреме… Новая книжка оказалась, правда, необыкновенно глупой: «Красный цвет – есть знак любви страстной и разделенной, розовый – цвет склонности нежной, лиловый – знак страдания любви безответной… Если ленту избранного цвета завязывают в бант и прикалывают к правому плечу, сие значит…» Мария зевнула. Какая нелепая книга. Впрочем, если этот условный язык будет принят и при их дворе, то этим можно пользоваться иногда – и не обязательно так, как придумал многоумный автор.

   – А ландыш что-нибудь значит?– поинтересовалась Мария.

   – Да, Ваша Светлость. Это значит – меня узнаешь только ты.

   – Как это кстати! Я просила тебя достать ландыши.

   – Да, утром принесли, – компаньонка быстро вышла в в соседнюю комнату и принесла маленький букет нежных, слабо пахнущих цветов.

   Мария легко шла по залу, ее останавливали, заговаривали с ней, она только отрицательно качала головой…

   – Ваше Сиятельство, – тихо прошептал чей-то голос. Она обернулась и милостиво кивнула…

   … Осторожно переступив высокий порог, Мария вошла в сокровищницу. Хранитель подал ей руку. Вчера на маскараде Эрест сам предложил ей прийти посмотреть королевские драгоценности. Он не имел права пускать сюда постороннего – но никак не смог устоять перед ее обаянием и искренним интересом к историческим реликвиям и произведениям искусства, хранившимся под спудом, в тишине, втайне ото всех… Вчера на маскараде он показался Марии немолодым, но любезным кавалером и интересным собеседником. Здесь же ей почудилось, что в плохо освещенных комнатах древний дух этой сокровищницы явился перед ней невысоким старичком в темной старомодной одежде, от которой пахло не духами, как вчера, а древностью и пылью. Он галантно поклонился. Поцеловав ей руку, пригласил Марию в путешествие по своим владениям.

   В начале хранилища – зала, где на стенах развешаны военные доспехи, которые лет триста уже никто не надевал; в длинных сундуках лежали мантии, украшенные драгоценные камнями или с золотым тяжелым шитьем. Мария рассматривала, осторожно трогая, богато расшитую парчу: распускающиеся золотые цветы, гроздья винограда…

   – Вот этот наряд надела королева Лассанна на второй день после коронования, на приеме послов… Доспехи, подаренные герцогом Эльтемским молодому королю Дору… Извольте взглянуть – гобелен с охотой на лис. Вот тут, в углу, кровь. Гобелен висел в спальне принца Малькольма. Когда туда вошли убийцы, барон Хельм защищал маленького наследника, вся спальня была забрызгана кровью.

   Эрест любил эти вещи больше, чем если б они были его собственными драгоценностями. Здесь дремала история его страны, богатство его королей. Ему казалось, что храня эти ценности, он и сам становится частью Анлардской истории – славной и страшной… Эрест рассказывал подробно и долго, Мария начала уставать, но понимала: показывать утомление нельзя, иначе хранитель прервет свою экскурсию. Она была почти уверена, что Камень здесь, надо только проявлять внимание и терпение… ждать… расспрашивать и любезно кивать в ответ.

   Наконец, пройдя зал, где хранились драгоценные камни и множество старинных изделий из золота или серебра – кубки, изящные кинжалы и шлемы, скорее для парадов, чем для войны, украшения, дорогие безделушки, они перешли в небольшую последнюю комнатку, где держали в нескольких сундуках и шкафчиках конфискованные эльфийские драгоценности. Мария подошла к первому.

   – Как, Ваше сиятельство, вы говорите, выглядел тот кулон? – спросил Эрест, проскользнув вперед и открывая тяжелую крышку.

   – На длинной тонкой цепочке в виде тюльпана, если слегка нажать на бутон, он начинал медленно раскрываться. Кстати, внутри был крохотный циферблат, и пока лепестки раскрывались, звучала тихая музыка, лучше сказать, легкие переливы, короткая музыкальная фраза, – милостиво уточнила Мария.

   Подобный кулон в самом деле принадлежал ее бабушке и пропал в годы смуты – забавно было бы вдруг найти его тут… И они начали осторожно перекладывать, пересматривать все вещи, лежавшие в сундуке. Хранитель – в поисках ее семейной реликвии, Мария же – совсем с иной целью. Она брала один за другим камни, будто перекладывая их, но при этом повторяла про себя длинные напевные слова на староэльфийском языке. Она не сомневалась – если Камень суждено найти именно ей, она его найдет.

   Эрест брал вещи медленно, одну за другой, комментируя почти каждую из них примерно так:

   – Герб маркизов Альнесских, взгляните, какая дивная чаша, а изумруды, которыми выложен узор по бокам… А вот этот набор, посмотрите, герцогиня, старинная добротная работа, сапфиры в оправе из небольших бриллиантов, может быть, немного не хватает изящества…

   Мария перекладывала драгоценности, тайно взывая к Камню, и пыталась показать хотя бы некую вежливую заинтересованность словами Эреста, но не прерывая безмолвного монолога, обращенного к Камню. Она старалась как можно меньше касаться прочих вещей, потому что, усиленные сосредоточенностью всех ее духовных сил, как сквозь скользящую туманную пелену, перед ней появлялись одна за другой печальные, непонятные или страшные картины. Она видела то же, что прежде видели эти камни: горящие замки и фермы, разрушенные стены, она слышала отчаянные крики и проклятия. Иногда видения становились слишком яркими.

   … Поздний вечер, хлещет дождь, кто-то убегает, кто-то испуганно и тревожно перекрикивается в темноте. Безлюдный дом с пустыми окнами без штор и закопченными стенами, сломанная игрушка, упавшая в лужу…

   Мария гнала эти видения, они бесполезны, она никому уже не поможет, это все случилось очень-очень давно, это тени прошлого, никого из владельцев этих вещей давно нет … Марии всего двадцать два года, и ей невыносимо думать о смерти, разрушении древнего уклада жизни сотен семей…

   Но внезапно… наконец-то… Серо-зеленый камень потеплел в ее руках, тепло погладило руки и поднялось к самому сердцу… Мария держала в руке артефакт и видела одновременно два камня: один, в ее руке, – полупрозрачный, цвета дыма с прозеленью, второй, внутри него – живой зеленый огонь, вспыхивающий, мерцающий, торжествующий…

   Она перевела дыхание, опустила руку с Камнем и, отступив на четверть шага, тронула один из кубков, стоявших на краю полки… Он качнулся, упал и покатился по каменному полу с протяжным, медным звоном…

   Эрест быстро наклонился, и, приговаривая: «Не беспокойтесь, герцогиня…» – поднял кубок. Мария быстро опустила Камень в карман платья, достав почти такой же. Теперь она держала на ладони копию Великого Камня – лунный камень, найденный ею по описанию, очень похожий на оригинал, но без самого главного – его волшебных свойств… Найти камень-двойник было трудно, обычно лунные камни – прозрачные с голубым оттенком, у этого же цвет зеленоватый… Эрест поставил кубок на место. Мария величественно кивнула ему:

   – Благодарю вас, сударь, было чрезвычайно интересно. Вы знаете столь глубоко и основательно анлардскую историю, что слушать вас весьма познавательно… Но я устала, проводите меня.

   Склоняясь в поклонах, Эрест повел ее к выходу из королевской сокровищницы и вновь подал руку, помогая переступить через высокий порог…

   Тириэль дописала «…различными пометками» и отложила почти дописанную статью, потерла нос кончиком пера… задумалась… Как непохожа жизнь королевы на ее жизнь…нет, конечно, жизнь архивариусов в любые времена была далека от королевской… но есть ведь и такие события в жизни человека, которые не зависят от того, родился он в лесной глуши, или в золотом отблеске короны, или просто в скромной эльфийской семье… Любовь… разве зависит счастье в любви от происхождения? А отчего же зависит? И не от красоты, и не от богатства…

   Тоскливые мысли нахлынули, как это часто случалось, когда она была в одиночестве. Перо упало на стол… Тириэль внезапно уронила голову на руки и зарыдала. Никто, никто этого не поймет! Она одна, уже двенадцать лет… Все видят – красивое лицо, длинные темно-каштановые волосы, все говорят – эльфийское очарование… Но она -то знает… да, эльфы стареют не так быстро, как люди, но старость настигает и их… А есть еще более страшная вещь – старость души… Кто вернет, ну скажите, кто вернет все то, что было в ее душе в двадцать лет, юные надежды, ощущение счастья, новизны мира, узнавание этого мира вместе с любимым человеком… Она одна, и она будет одна, всегда, до смерти, вечно… Через несколько дней после свадьбы ее муж пропал.

   Уруздан закрыл очередную рукописную книгу. Читал он быстро, листая страницу за страницей, он приучился воспринимать смысл прочитанного, глянув на страницу целиком. В редких случаях останавливался и вчитывался внимательнее, делал выписки. Он понимал – пока не то, все не то… Однако глупо рассчитывать, что найдется нечто существенное вот так, сразу. На сегодня наверно, хватит. Завтра начнем снова. Он встал, отнес высокую стопку книг и рукописей девушке-библиотекарю. Потом направился в гостиницу, где еще вчера поселился в уютном небольшом номере.

   По дороге домой он перебирал в уме воспоминания одного из сыновей барона Крея. Барон был первым фаворитом королевы, точнее, сначала – молодой герцогини… Воспоминания его не очень объемны, стиль изложения тяжел и скучен, с множеством подробностей и полным отсутствием важных наблюдений. Или барон Крей не любил вспоминать при других о своем прошлом, или из его сына вышел скверный пересказчик… Однако вот существенная деталь. Юный сын барона несколько раз написал: «Герцогиня подошла к нему… герцогиня пригласила Крея к столу…» Важным для Уруздана было то, что явен был интерес будущей королевы к барону Крею. Значит, она сама выбрала его. Значит, их долгая связь была не случайной, и значит… хотя они расстались через год после ее восхождения на трон, он изначально завоевал ее доверие и уважение. По крайней мере, характер Марии Уруздану виделся именно таким. Могла бы она сказать ему, где спрятала древний, сильнейший эльфийский артефакт? Могла…

   Он очень ярко представил себе, как они встретились впервые – Мария и Крей. Королеская охота. Поздняя осень, холодный лесной воздух, напоенный запахами листвы. Егеря перекрикиваются где-то в глубине, фыркают лошади, все чувствуют охотничий азарт – сейчас, вот-вот мелькнет в кустах рыжий хвост. Охота на лис – первая в этом сезоне, и все гадают, кто настигнет первую лисицу. Дам почти нет, хотя их участие в охотах в обычаях Анларда. Однако сегодня вечером дает спектакль придворный театр Аркайны, приехавший всего на несколько дней, дают оперу "Волшебная арфа", которую придворные дамы никак не могут пропустить...

   ... Мария на белой лошади, в темном охотничьем костюме. Она уверена, что первый трофей может быть у нее. Она знает это, ее предчувствия, редко обманывавшие ее в серьезных вещах, не обманут ее и в таком пустяке. Хотя для нее (она улыбается про себя) это совсем не пустяк. Барон две недели назад на балу заинтересованно и оценивающе посмотрел на нее – очаровательную придворную барышню. Несколько дней назад он услышал ее мимолетный отзыв о старинных манускриптах, найденных в огромном и безалаберном архиве королевской библиотеки. Мария прочла их первой. Когда она читала, а затем комментировала несколько баллад на староэльфийском, Крей внимательно прислушивался к ее словам. Мария про себя подумала, что даже если он больше вслушивался в звук ее голоса, нежели в смысл слов, то все же потом он непременно отметит и ее эрудицию, и оригинальность замечаний. Не зря она ждала, чтобы барон подошел поближе, и тогда только "вспомнила" про старинные манускрипты.

   И вот сейчас они мчались на лошадях, наперегонки, лисица выскочила на открытый участок леса, Мария почти нагнала добычу, барон чуть-чуть отставал. Холодный ветер бил в лицо, блекло– серое небо было где-то далеко над ними. Остальные охотники сильно от них отстали. Мария слегка натянула поводья, ее лошадь послушно замедлила ход, а лошадь Крея вышла вперед, и он первый настиг рыжую беглянку. Мария еще сильнее натянула поводья, остановила бег лошади и грациозно соскочила вниз. Итак, они с бароном были соперники, и он победил. Первый трофей достался ему.

   Они вернулись на место охотничьего привала, к столам с сытной, но простой закуской, крепким вином, хлебом. Рядом горели костры, слышались тут и там довольные возбужденные голоса возвращающихся охотников. Кто-то привязывал лошадь, кто– то поджаривал на костре, насадив на ветку, сочную колбасу с начинкой из кусочков сала.

   – Положите мне мяса и овощей, барон, – попросила Мария, снимая перчатки. Девушка знала – она выглядит так, что он залюбуется ей: оживленное лицо, выскальзывающие из-под охотничьей шапочки пышные темно-рыжие пряди, румянец на щеках… Костюм для езды на лошади делает ее еще стройнее...

   Никому не понравится, если на нем попробует играть, как на флейте, используя его силу и слабость, его тайны… Но если умело коснуться струн души, то в ней зазвучит дивная музыка…

   Крей увидел в ней очаровательную придворную даму, умную собеседницу, верного спутника в охотничьих забавах, который может превзойти его в том, что он отлично умеет, слабую девушку, которую он сам победил в честном соревновании… Мария чувствовала, как трепетная и странная музыка начинает звучать в его душе. Она посмотрела ему в глаза – открыто и нежно. Барон протянул ей бокал вина, Мария взяла его и накрыла его пальцы своими. Она чувствовала такое тепло в сердце, словно в нем горит сильным алым пламенем таинственная свеча, и она поднесла пальцы к огню, словно погладив его, и огонь разгорелся сильнее и сильнее, он вырвался наружу и горел между ней и Креем, грея, лаская и увлекая своим теплом… Время на миг замерло, они сейчас были отделены от всех – будущая королева и барон, юная придворная дама и немолодой гвардейский генерал, охотник и его спутница… Просто мужчина и женщина.

   Потрескивали ветки в костре, перекликались подъезжающие охотники…

ГЛАВА 3

Уруздан вошел в свой гостиничный номер. Плотно зашторил окна, поел булочек-бутербродов из «Вкусного Спутника», купленных по дороге. («Вкусный Спутник» – сеть придорожных кафе, популярных и в Анларде и во всем мире, там подавали дивные мягкие булочки, испеченные из нескольких злаков, сделанные в виде корзинок-полушарий, внутрь путник мог положить все, что ему хотелось – кусочек мяса, приготовленного на пару, сыр, ветчину, овощи – свежие или маринованные, листья салата, лук, залить одним из пятнадцати соусов на выбор, потом закрывали другой такой же корзинкой, края и верх булочки смазывались специальным соусом с добавлением сыра, посыпали маком, кунжутом или семечками и ставили на минуту в печь. Платили – по весу. Затем готовые булочки клали в специальный пакет, где они оставались теплыми в течение 8-10 часов – даже зимой). Выпив чаю, вышел на балкон и посмотрел на улицу перед гостиницей – настоящую анлардскую улицу, где были и изогнутые мостики с резными чугунными перилами, перекинутые через маленькую речку, одну из десятков, протекавших по городу, и далекий разводной мост (Уруздан решил, что стоит выйти как-нибудь ночью, посмотреть на развод мостов), и грустные фонари, черные, с ажурными решетками поверх светильников.

   Вернулся в комнату. Покурил трубку, глядя на трепетное пламя привезенной из Фарлайна свечи – не любил он светящиеся кристаллы… Не любил, и все тут. Ну что ж… Уруздан посмотрел на часы над кроватью. Скоро полночь. Значит – пора … приступить к неприятному, страшному, но необходимому – надо лечь спать. Снотворное сегодня не понадобится – он устал, и спать хочется безумно. Уруздан положил под подушку несколько талисманов, поставил на столик за головой светящийся кристалл – свечу на ночь побоялся оставить. Переоделся и лег. Напоследок тоскливо подумал – за что мне это… Закрыл глаза. И сразу начал наплывать сон…

   Тело проваливалось в мягкое, уютное облако… Усталость от переезда брала свое… Туман наползал, закрывал все – сырой, промозглый, какой-то вязкий. Раздался быстрый шорох, шум шагов. Кто-то бежит. Дикий, высокий женский крик… Что-то невыразимо жуткое гонится за ней – сейчас оно доберется и до него – надо спасаться, он бежит, бежит в тумане – и налетает на что-то огромное, темное, что наваливается на него и давит, не давая дышать… Картина меняется… Темные коридоры, лестницы… Запах нежилой сырости… паутина… Надо идти вперед, но никак не выпутаться из паутины… если не вырваться – останешься тут навсегда, никто не поможет… Взять шпагу, кинжал и резать эти липкие смертельные нити… но паутина срастается и словно обволакивает мертвым коконом… Он рвется вперед – миг освобождения, и он летит в гулкую пропасть, в какой-то бесконечный провал, о котором он наверняка знает, что внизу – камни, острые, как осколки…

   Уруздан в ужасе проснулся, сев на постели. Вытер лоб. Глубоко вздохнул. На часах стрелка сместилась всего на час вперед… Может, он уже… выспался? Нет, к сожалению, по-прежнему невыносимо хочется спать. И он снова опустился на подушку и безнадежно закрыл глаза. Или бессонница, когда невозможно уснуть, даже не спав две-три ночи подряд. Или кошмары. Или – самое мерзкое – когда во сне он бывает в каком-то непонятном месте вне времени и пространства, словно потерявшийся в бесцветно-серой вечности, и тогда весь сон его томит ощущение невозможной тоски. Он не боялся снов. Он мог терпеть бессонницу. Но как же это надоело! Пусть после этих снов он не чувствовал себя ни подавленным, ни разбитым, напротив, словно что-то уходило и освобождало его, но каждую ночь находиться в царстве кошмаров – было тяжело…

   Утро следующего дня было серым, пасмурным. Тириэль долго лежала в постели, в полудреме, пока не поняла, что больше тянуть нельзя. Вздыхая, она побрела на кухню и начала готовить эльфийские блинчики. Рецепт их известен по всему Норнстенну – материку, на котором располагались Анлард, Аркайна и все прочие государства. На огне греется молоко, смешанное с кефиром. Как только смесь эта створаживается, ее снимают с огня, взбивают до однородной массы, остужают. Смешивают с желтками, сахаром, крупно нарезанным яблоком, ванилином, крохотной щепоткой корицы, солью, потом добавляют муку. И жарят небольшие блинчики, отдельно подают варенье, мед, сахар, сметану – на выбор.

   Тириэль взяла большую чашу и проверила, открыв дно – не потускнели грахны – синие кристаллы, дающие энергию всем небольшим приборам, вроде взбивальной чаши. Несколько кристалликов действительно стали тусклыми. Тириэль вынула их, провела рукой над ними, проговорив нужные слова. Элр, когда наблюдал за ее работой, всегда говорил: «Эх, хорошо, что мы эльфы и сами все можем починить, а то бы пришлось нести в мастерскую и платить деньги». Конечно, все это по мелочи, серьезный ремонт бытовых приборов ей не под силу.

   Положила вновь засветившиеся кристаллы к остальным, проверила, не сгорел ли тахарн – порошок, дающий тепло кристаллам (икусственный порошок, природный был редок и дорог), поднесла ко дну чаши маленький светильник. Порошок нагреется и останется горячим еще очень долго, потом нагреет кристаллы, они дадут энергию, и прибор заработает. Поставила чашу на стол, залила туда смесь, закрыла крышкой. Пока чаша, слегка помигивая голубыми огоньками, искрящимися по прозрачной крышке, взбивала смесь, Тириэль включила плиту. Загорелось ровное зеленое пламя. Подземная вода (горючее вещество, поступавшее централизованно во все городские дома) всегда горела зеленым светом. Когда прошло несколько минут и смесь была взбита, Тириэль нажала кнопку, в чаше выдвинулся блок между кристаллами и порошком, вращение замедлилось. Тириэль поставила сковродку на огонь и, вылив смесь в большую кастрюлю, начала печь. Готовятся эльфийские блинчики не быстро, но зато ни один ребенок не уйдет в школу голодным. Такого случая история пока не знает – чтобы ребенок отказался от эльфийских блинчиков…

   Так и сейчас. Со второго этажа послышался сонный голос :

   – Чем это так вкусно пахнет?

   – Блинчиками! И кофе.

   – Ура!! Уже иду!

   Элр спустился со второго этажа, еще в пижаме (мягкой, уютной, с рисунком, изображающим маленьких эльфов, спящих в цветах). Он быстро сел за стол, Тириэль поставила перед ним тарелку с блинчиками, вазочки с вареньем и медом. Кофеварка выдала переливчатую мелодию,и Тириэль налила готовый кофе, Элру добавила побольше молока – для пользы, себе чуть-чуть.

   Они мирно пили кофе и ели блинчики, Элр с вареньем, она со сметаной.

   – Мам, сок хочу. У нас есть яблоки?

   – Есть. Но боюсь, грахны в соковыжималке уже слабо работают. Я их еще в прошлый раз сама заряжала – но уже они совсем слабые. Надо нести в мастерскую или новые покупать. Сейчас попробую.

   Тириэль помыла яблоки, порезала, кинула в соковыжималку. Крутилась соковыжималка уже действительно еле-еле. Но немного сока получилось.

   – Какие уроки сегодня?

   – Легкие. Мифология, всеобщий язык, ну, математика конечно. Потом два спецзанятия, уже не помню какие. Вроде магия и староэльфийский. По староэльфийскому нам ничего не задали, а по магии – только тренироваться.

   – И ты, значит, тренировался?

   – Ну да. Немного. Вроде бы. По мифологии вообще смешное задание – подписать под картинками созвездия, названных по именам мифологических персонажей. Ну, там было легко. Я три созвездия нашел, думаю, уж этого им достаточно.

   – Ну, наверно. Я в звездах плохо разбираюсь, помню только со школы Созвездие Короны, Созвездие Лебедей…

   Позавтракав, они начали собираться, и вышли как всегда вместе. На работе Тириэль заварила чай и открыла тетрадь. Предыдущая статья закончилась описанием того, как будущая королева побывала в сокровищнице. Собственно, никто не знал, нашла она Камень именно тогда, или позже, а если нашла, то когда взяла его себе. Но Тириэль, как почти все историки, считала, что именно тогда.

   «Придворные обеды давались не пышно, но непринужденно и изящно, по новой аркайнской моде. Столы – точнее ряд столов на 5-7 человек – были расставлены полукругом перед широкой сценой, где давали небольшие спектакли или просто играл оркестр из нескольких скрипок и виолончелей. Первыми подавали знаменитые на весь мир анлардские протертые супы, сделанные из приготовленных на пару овощей, потушенных в сливках, потом смешанных с мясным бульоном. В супы добавляли самые разные приправы, отчего они источали дивный аромат.

   В те годы только-только начал входить в моду тайный придворный язык – украшения, ленты, банты, приколотые цветы – с их помощью придворные дамы и кавалеры объяснялись друг с другом. Не говоря ни слова. Например, приколотая к плечу роза означала отмену свидания. Роза, украшающая прическу – надо срочно увидеться. Лента – символ чувств. Синяя – не верю. Красная – страсть. Черная – ненависть. Белая – чистая любовь. Появились книги, в которых разъяснялись знаки тайного языка. Кстати, в них часто описывались разные случаи из придворной жизни, иногда совершенно неправдоподобные, например, как двое влюбленных условились бежать, и девушка должна была дать знак, что она готова, но от волнения перепутала, и вместо того, чтобы приколоть к поясу белый ландыш («сегодня»), она взяла белую розу – что означало «подожди». Побег сорвался, но юноша все равно потом женился на ней – похитил за день до ее свадьбы с другим. Но, конечно, это всего лишь придворная легенда».

   … Мария сидела рядом с молодым графом Эвельдом. Она слышала о том, что в Аркайне у него есть родные, а она стремилась узнать побольше о жизни и интригах аркайнской знати. Она чувствовала, что если она сможет узнать что-то о прошлом королевы, это может помочь… потом, в будущем… Эвельд был любезен, передавал блюда ей за столом и был польщен ее вниманием.

   Квартет из скрипки, альта, виолончели и флейты заглушал звуки их негромких голосов.

   – Я знаю, что брак Эллиалы с Нарденом был важен для многих в Аркайне. Так полагаю, что это из-за спорных земель. Даже были разговоры, что Черные Горы вернут Аркайне – в качестве свадебного подарка от Нардена. Король отказался, но сейчас очень счастливо сложилось для них и весьма неудачно для нас.

   – Что вы имеете в виду, граф?

   – Королева-вдова под их влиянием – аркайнцев, разумею, что ее родня на нее влиять будет, а нам как бы части земель не лишится…

   – Вы это достоверно знаете, Эвельд?

   -У меня есть копии писем, я мог бы… Если вам это любопытно…

   – Да, весьма любопытно. Если там нет ничего чересчур уж… личного, я бы с интересом взглянула на них.

   Обед завершился, нежные звуки флейты неслись над залом, вслед расходящимся придворным – кто-то оставался и проходил в зал для игры в карты, кто– то беседовал зале для приемов.

   Мария подумала, что надо непременно получить эти письма. Она была заинтригована, и – это случалось с ней редко – задумалась до такой степени, что, выходя из зала, почти толкнула юную девушку, взволнованным взглядом ищущую кого-то в толпе. С пояса девушки упал цветок, и кто-то сразу наступил на него, смял… Мария улыбнулась девушке, подумав, что та, наверно, первый раз на приеме. И подала ей белую розу из своего букета. Девушка растерянно улыбнулась и приколола цветок к поясу. Мария уже шла к своей карете, когда граф Эвельд подал ей руку и открыл перед ней дверцу кареты. Мария ласково кивнула ему, и велела кучеру ехать домой…

   ... Раздался стук, открылась дверь, и Лира положила на ее столик целую пачку читательских запросов. Тириэль быстро собрала нужные книги в тележку, которую возила между пронумерованных стеллажей, потом взяв первую стопку, начала подниматься в читальный зал. Книги она собирала всегда машинально, глядя только на номера, означающие стеллаж и номер полки на нем. Одна книга привлекла ее знакомой обложкой. «Дипломатия эпохи Великих Войн» – воспоминания Дацца, посла Анларда в Тиеренне. Она ее недавно читала – делала выписки для статьи. Любопытно, кто же заказал ее – книга не слишком популярная, много ненужных подробностей и мало настоящих интриг, из чего, по мнению Тириэль, и состояла собственно дипломатия. Она посмотрела, кто заказал книгу – надо же, именно тот странный тип из Фарлайна… Вернулась и просмотрела все затребованные из хранилища материалы. Те, что запросил фарлайнец, все так или иначе касались королевы Марии и ее эпохи – так же, как и в прошлый раз. Или эльфийских утерянных артефактов. Почти все это книги были недавно прочитаны ею для ее работ. Тириэль, задумавшись, начала медленно подниматься по лестнице в зал. Значит, он приехал изучать царствование королевы Марии, а также его интересуют артефакты. С королевой связан был один-единственный артефакт. Она избегала волшебства, основанного на силе магических предметов. Исключение – Великий Лунный Камень. Но он был погиб во время гвардейского переворота: его уничтожила на глазах у всех присутствующих сама королева.

   Ну и, кроме того, именно этот Камень уничтожил и разломал, уже не существуя, как некий долетевший из прошлого злой ураган, и ее жизнь...

   Муж Тириэль, Арнур Сторним, чистокровный эльф, учился в том же университете, что и она. Она на историко-литературном факультете, он – на магико-техническом. Но он очень интересовался историей, и они познакомились в гуманитарном зале их огромной университетской библиотеки. Арнур учился уже на последнем курсе и специализировался на палантирах. За несколько месяцев до их свадьбы Арнур рассказал Тириэль, что он вместе с другом, бывшим с ним на одном курсе, придумал палантир совершенно иного типа, нежели ныне действующие. Палантиры традиционно использовались для общения, кроме того, в соединении со специально заряженными кристаллами они могли передавать новости, спектакли и так далее (экран также состоял из плоского кристалла, но искусственного происхождения). Палантиры вместе с кристаллами другого типа использовались так же в порталах – могли перемещать людей или предметы на небольшие расстояния; если вес перемещаемого объекта был невелик, то расстояние могло быть побольше. Впрочем, такие перемещения были довольно дорогими, и пользовались ими редко.

   – Смотри, – объяснял он Тириэль. – У нас есть естественное свойство палантира – передавать изображение на расстояние. В соединении с портальными кристаллами – передаем предметы, перемещаем людей. Теперь – я ввожу функцию времени. Что мы получаем?

   – Что?

   – Мы получаем перемещение некоего объекта, допустим, человека, во времени, понимаешь?

   – Да, но… этого не может быть. Что было, то было. Прошло, закончилось, исчезло.

   – И тем не менее! Я доказал, математически, что это может быть, понимаешь? А мой друг придумал специальные заклинания и практически разработал этот прибор. Правда, в теоретической части он мне тоже помогал.

   – Ну, я не очень понимаю все это… может ты как-то ошибся?

   – Нет, Тириэль! Я не ошибся, более того… Хорошо, я тебе скажу. Мы уже видели прошлое. Ты можешь это себе представить??

   – Что ты видел? Расскажи, пожалуйста, поскорее!

   – Ну, так вот… Мы сделали специальный палантир. Я еще не придумал название этому магическому прибору. Пока мы его называем его палантир времени. Он работает и на будущее, но пока – только теоретически.

   – Но этого не может быть!

   – Ну, почему же… Первородные эльфы владели секретом знаменитых хрустальных шаров. Мы знаем об этом из древних летописей. Они могли свободно видеть прошлое, предсказывать будущее. Но как они это делали, использовали ли свои только, действительно великие первозданные силы, или еще и волшебство палантиров, кристаллов или иных неведомых сейчас предметов? Я считаю – тут была не только их личная магия. Но вот на чем была основана магия хрустальных шаров – мы не знаем. Возможно, я только повторил их изобретения. Возможно – придумал новое. Но я сделаю больше! Не просто увижу то, что прошло.

   – Переместишься в прошлое??

   – Да! И не только. Я задумал такое… Ах, Тириэль, мне бы только сделать это, только это одно, и вся жизнь и у нас, и во всем мире, наверно, пойдет иначе!

   – Так ты расскажешь мне, что ты видел?

   – Я видел… я заглянул в позапрошлый век… Наш палантир времени показывает только то, что было или будет именно на том месте, где он находится в то время, когда в него смотрят. В этом его отличие от прежних хрустальных шаров. Или я применил какой-то совершенно иной принцип – или надо доработать, добавить еще функцию расстояния – но это сильно усложнит прибор, могут пойти помехи… В общем, пока, я думаю, это неважно. Надо доработать этот вариант, он потрясет основы сам по себе… Но это не все! Я знаю, что можно вынести из прошлого, и это сделает наш мир настолько лучше, необычнее, сильнее! Великий Лунный Камень! С ним у нас будут такие возможности, такие откроются пути, такие пробудятся силы!

   – Но ты же знаешь, что он погиб! Его уничтожили.

   – Тири! Ну как ты не понимаешь. Было время, когда он существовал. Значит, если я возьму его именно тогда, то он останется цел! И послужит нам.

   – Но…

   – Я все продумал и все просчитал. Я знаю, где и как его возьму, ну и… Да, нам надо немного доработать наш палантир, но через несколько недель, максимум пару месяцев – он будет готов.

   – Это опасно?

   – Нет, ничего трудного или опасного, как мне кажется.

   – Но тебе надо посоветоваться с кем-нибудь…

   – Ну, уж нет! Я знаю, как поступают очень часто с важными работами и открытиями. Тириэль, это же настоящее открытие, ты это понимаешь? И я не хочу, чтобы кто-то присвоил его себе. Я мечтаю, чтобы мы не снимали после свадьбы вот эту жалкую комнатку, где и мне-то одному тесно, и не жили с твоими родственниками, а имели бы собственный дом, чтобы наши дети, когда они появятся, учились в хороших школах и не знали ни бедности, ни горя… Разве это плохо, что я хочу денег, ну и…славы наверно тоже….

   – Это не плохо, я это понимаю, я просто боюсь за тебя…

   – Напрасно! Я все просчитал.

   Вскоре после их свадьбы Сторним с другом провел опыт в лаборатории. Он сказал, что сколько б он ни пробыл в прошлом – а он хотел побыть там, пока не добудет Камень, все равно вернется в тот же самый день – его друг должен находиться в лаборатории и в нужный момент использовать заклинания возврата, опять же придуманные ими для своего прибора. Тириэль очень нервничала, и Сторним, в конце концов, пообещал ей, что, если будет хоть малейшая опасность, или просто поиски артефакта затянутся так, что станут бессмысленными, он вернется. Только возьмет несколько каких-нибудь предметов из прошлого – для того, чтобы были доказательства для научного совета, когда они будут патентовать свой прибор. Они долго обсуждали, что лучше прихватить из прошлого, и какой поднимется шум и крик, когда они расскажут о своем изобретении...

   Они не вернулись из лаборатории – ее муж вместе со своим другом. К вечеру, когда Тириэль не дождалась мужа, она побежала в лабораторию. Там был страшный пожар, когда она подошла к зданию, все уже выгорело дотла – и пожарные не смогли определить потом, один ли человек там погиб, или двое…

   Тириэль всегда считала – она чувствовала это шестым чувством, что он остался жив… Когда прошло время, уже более спокойно обдумав все, она решила, что он все же смог попасть в прошлое, но не смог выбраться оттуда, потому что их прибор погиб в огне пожара. Палантир состоял из двух частей, одна перемещала путешественника, вторая обеспечивала постоянный открытый коридор во времени и возможность вернуться.

   Тириэль много месяцев после этого жила бесцветной и безвкусной жизнью, безразличная ко всему, просто провожая в никуда день за днем. Но мысль, что он мог спастись, затерявшись в глубине веков, постоянно точила ее. Она перешла на исторического отделение и занялась изучением эпохи Великих Войн, потому что именно в эту эпоху был найден и потом уничтожен Лунный Камень. Государство помогало ей и Элру во многом – давало дотацию на городские (за свет, воду) платежи, благодаря чему Тириэль смогла поселиться в квартире, которая досталась ей в наследство вскоре после рождения сына – если б не помощь государства, пришлось бы продавать эту квартиру – она была слишком большая и дорогая, потому что находилась очень близко к центру. Только поэтому Тириэль смогла хоть как-то прожить, хотя первые годы, когда Элр родился и она почти не могла работать, были очень тяжелыми.

   Теперь, получается, есть еще желающий добыть утерянный артефакт... Можно бы предположить, что он всего лишь исследователь, пишет статью, однако Тириэль верила своей интуиции и чувствовала, что дело именно в Камне. Но судя по его документам – он историк, а не маготехник, едва ли он тоже решил проникнуть в прошлое. Но что тогда он хочет? Ведь артефакт уничтожен, это всем известно.

   Тириэль отдала книги девушке, стоящей за стойкой выдачи, и вернулась в архив. На рабочем столе лежали подготовленные для работы книги и рукописи, которые она хотела просмотреть, рядом со столом, стоял портрет знаменитого заговорщика Тарна, недавно привезенный из одного провинциального музея. Надо было его внести в картотеку и отправить в секцию, отведенную для хранения живописи той эпохи. Портрет был написан за год до заговора против королевы Марии. Тириэль поставила его так, чтобы он был освещен ярко и ровно, и принялась разглядывать.

   Портрет Тарна… Вот он, легендарный заговорщик, главный гонитель эльфов … Рука на эфесе шпаги, холодные глаза смотрят рассеянно-надменно. Напудренные по моде того времени светлые волосы, парадный камзол – зеленый с золотой вышивкой, высокие сапоги до колен. Может, слишком широкие скулы, но все же – очень красив. Прямой нос, высокий лоб… На правой руке – кольцо с изумрудом, ограненным в виде ромба, наверно – фамильная драгоценность… Художник смог уловить отблески лучей, играющие на гранях камня. Уже два века как нет ни Тарна, ни художника, а солнечные лучи все так же беспечно играют на камне, как двести лет назад…

   Сколько часов отдал великий заговорщик на такое пустое для него дело – еще один парадный портрет. Один человек, смертный, как мы все… Неужели его не интересовало ничего, кроме власти и ничто не трогало его сердце, кроме ненависти к эльфам? Он шел к цели напролом. Если надо – интриговал. Если надо – убивал… Бедный Араэль, эльфийский лекарь при дворе королевы Марии, он был знаменитым ученым, его уважали и эльфы, и люди… Тарн убил его на дуэли, затеянной без всякой причины, просто из желания уничтожить всех, кто был не-человеком… Как королева не понимала, что он враг? Не выслала его, не заточила в тюрьму… Тириэль взяла портрет заговорщика, быстро описала его, сделав карточку, поставила в свой архив – а дубликат отложила, чтобы отнести наверх, в залы выдачи книг. Портрет сердито повернула к стене, чтобы не видеть. Вечером вместе она отправит две эти картины в секцию художественных экспонатов, закрыв специальным чехлом, а сейчас и так постоят.

   …Тарн вышел на крыльцо, усеянное первой снежной крупой, хрусткой, прозрачной, чистой. Сгреб с перил пригоршню снега, сжал в комок, подбросил.

   – Абрелг, коня мне, – кинул он приказ не глядя и вдохнул полной грудью холодный, как вода из колодца, осенний воздух.

   Слуга, гоблин, поклонившись, подвел коня. Тарн перекинул плащ через плечо и вскочил в седло. Откинутые со лба развевающиеся светлые волосы, слегка напудренные, зеленый камзол, шпага на серебряной перевязи. Темные глаза, смотрящие на мир как на свое личное достояние. На плече (под черным плащом не видно) приколота бантом красная шелковая лента, на тайном языке придворных галантов – знак любви, взаимной и пылкой. Дамы при дворе сегодня будут переглядываться и гадать – кто? Кто она? Лента приколота булавкой с замочком, наискосок, и тут уж ахи-охи неминуемы, поскольку это значит: "Жди, приду нынче ночью". Стоит ли дразнить придворных сплетниц? Эх, пусть!

   Тарн слегка тронул шпорами бока коня и поскакал, сминая в один настил еще зеленую кое– где траву и ранний снег. После вчерашнего ночного дежурства в дворцовом карауле (два обхода вокруг дворца, несколько партий в карты, снова обход…) он спал часа четыре, а усталости никакой. Три года он провел в армии, участвуя в самых трудных боях. После того, как его ранили, и в момент некоторого затишья на фарлайнской границе, отец добился его перевода на службу при дворе, в элитном полку дворцовой охраны. Тарн сначала командовал взводом, сейчас дослужился до должности командира полка. Сегодня вечером во дворце прием в честь приезда наследника короля Тиеренны. Тарн был представлен наследнику в день его приезда, и, поскольку он отвечал за охрану дворца, то лично проследил за размещением принца в Северном флигеле и тем, чтобы при его покоях был выставлен и в нужное время сменялся караул. На приеме, к тому же, должен появиться посол Тиеренны, которому Тарн был представлен как один из знатнейших людей Аналарда. Значит – танцы до полуночи, праздничный ужин… Ну и быстрый и незаметный уход из парадных зал, а потом – темными дворцовыми коридорами, пугая изредка попадающихся слуг… Она будет ждать…. Первое свидание… а может ну его – этот парадный ужин в преисподнюю – и сразу к ней?

   Около парадного входа во дворец он съехался с каретой, запряженной белой тройкой, с герцогским гербом (недавно придуманным – ну ничего, через пару веков его потомки будут говорить – «Герцогство стародавних времен») на дверце – Райнель. Нынешний фаворит королевы Марии. Выйдя из кареты, Тарн быстро шел по короткой аллее, ведущей к дворцу. Под ногами то и дело шелестели, рассыпаясь, сухие листья, воздух по-осеннему свеж, влажен и как-то тревожен. Редкие снежинки кружились в воздухе. Легкие, тающие звуки скрипок и виолончелей неслись из ярко освещенных окон второго этажа дворца. За темными шторами видны сходящиеся и расходящиеся темные силуэты, напудренные парики, высокие прически. Это было похоже на театр теней… Но Тарн стремительно шел ко дворцу, не глядя на окна, светлые волосы развевались, открывая лоб, плащ он перекинул через руку, с тем, чтобы, войдя во дворец, бросить его первому подбежавшему лакею.

   На балу, как Тарн и ожидал, почти каждый останавливал взгляд на алой ленте на левом плече. Пока никто не спросил, но, кажется, вопрос уже витал в воздухе. Тарн улыбнулся про себя и пригласил на вальс Лалиану, юную белокурую красавицу, недавно представленную ко двору. Он легко кружил с ней под нежную музыку скрипок, не так изящно, как это делали придворные – завсегдатаи балов, но ему это позволительно – не танцор, но воин… И он даже слегка бравировал своей манерой – танцевать, двигаться, говорить с дамами – без лишних любезностей и чуть-чуть грубовато (но не грубо…) Он знал, что ему простят все… Простят? Нет. Будут очарованы! Он знал: он – первый. В бою. В любви. В кутеже. Он мог не быть герцогом. Не быть красавцем. Или быть бедняком. Это ничего не изменило бы в его осознании мира, как бескрайнего чуда, целиком принадлежавшего ему…

   Музыка мягко, словно понизив голос на последней ноте, стихла. Тарн поклонился красавице с пышными напудренными волосами и отвел ее к расставленным вдоль стен диванам, обитым зеленым шелком с золотым тонким узором, около которых стояли невысокие столики с напитками, крохотными пирожными, фруктами. Дворцовые залы освещались или свечами, или светильниками в форме чаш и факелов, наполненными горючей водой, и во всех залах было светло, как днем. Тарн указал слуге на высокий бокал, и тот наполнил бокал вином и добавил серебряной ложкой из особой вазочки горстку колко блеснувшего разноцветного льда. Придворные бросали нарочито рассеянные взгляды на бант. Не обращая на это внимания, Тарн подошел сначала к наследнику, затем к послу и, поклонившись, сказал несколько приветственных слов. Собственно, на этом его долг и был выполнен… Наследник милостиво кивнул. Посол также поклонился, ответил что-то и, улыбнувшись приятно (все же Тарн – один из первых знатных людей королевства) пригласил стоящую рядом с ним даму на танец … Видно, и он счел долг выполненным…

   – Партию?.. – Райнель, своим неслышным шагом подойдя к столу, тасовал колоду. – Одну? Отыграться?

   Тарн посмотрел на часы, подумал… Потом кивнул.   

   Они перешли в соседний зал, отделанный в розово-красных тонах, еще один из длинной анфилады приемных залов, где не танцевали. Придворные прогуливались по залу или обсуждали что-то, стоя группами. Тарн и Райнель сели за отдельный столик, и слуги немедленно убрали вино и фрукты. Райнель раздал карты. Тарн взял свои и небрежно кинул первую на стол. Игра началась.

   Постепенно придворные начали подходить и обступать их столик. Первая партия кончилась быстро – выигрышем Тарна. Вторая так же… В третьей партии Райнель немного поборолся, посидел, задумчиво нахмурив лоб, над некоторыми ходами, но, в конце концов, бросил карты на стол.

   Один из толпившихся вокруг стола придворных угодливо улыбнувшись, наклонился к фавориту:

   – Эх, Ваше Сиятельство, кому в любви везет – в карты не садись.

   Окружавшие их льстиво закивали, улыбаясь, будто удачной шутке.

   – Да… – Райнель лениво запрокинул голову и слегка потянулся, – и сегодня не отыграюсь… Я уж должен тридцать золотых, но – проклятая память – оставил кошелек дома…

   – Забудь, – бросил Тарн, поднимаясь и тоже кладя на стол карты. – Мелочь. После сочтемся.

   До ужина – совсем немного.. . Или – прямо сейчас ?.. Нет, рано.. Пусть у нее в доме все уснут…

   – Не привык в должниках быть, – и Райнель снял с пальца перстень. – Он стоит проигрыша?

   – Трех проигрышей, – усмехнулся Тарн.

   – О… стало быть, ты в долгу будешь? Это мне больше нравится.

   И Райнель протянул Тарну кольцо с изумрудом, ограненным в виде ромба. На его гранях плясало множество лучей от светильников, ярко сияющих с потолка и стен. Тарн небрежно надел кольцо на палец, и оно как будто вспыхнуло каким-то потаенным сиянием. Он кивнул фавориту, и отошел от карточного стола. Райнель лениво развалился на диване, обитом темно-красной бархатистой материей. Его черные волосы, длинные, опускающиеся до плеч, а не зачесанные наверх и откинутые назад по моде того века, не напудренные и не завитые, мягко легли на белоснежный воротник. Он был дивно хорошо собой, тонкое лицо, голубые глаза под длинными ресницами…и странное очарование… видно та крохотная капля эльфийской крови, текшая в его жилах делала его… не лучшим – но иным… И даже презрительно-наглая складка, появлявшаяся то и дело в уголках его губ, даже она казалась просто подтверждением его избранничества.

   – Вчера коня на него сменял, да в дураках остался – колечко с изъянцем… На камне – царапина, сразу и не заметил, ну да ты мне друг, не будешь зла таить, – нарочито рассеянно сказал Райнель.

   Тарн еще раз кивнул ему и вышел из залы. Он глянул на кольцо: царапина была сбоку и почти незаметна. Тарн тут же забыл и о кольце, и о карточной игре. Оглянувшись, он посмотрел на часы. Что ж – еще немного, и можно покинуть дворец… Пробьет полночь – и уйти незаметно…

   Он смахнул прядь со лба – камень на выигранном кольце снова вспыхнул странным зеленым мерцанием – и вышел из залы. Стройный красавец, в зеленом расшитом камзоле и с кольцом, словно выбранным под цвет камзола. В дальнем углу залы сидел невысокий человек, точнее, полугоблин, у него был напудренный старомодный парик, а в руке – не карты или высокий бокал, а листок бумаги и карандаш. И на листке – набросок фигуры молодого человека, в зеленом камзоле и с изумрудом на левой руке… Стремительность, молодая сила, странный блеск камня…это заворожило придворного художника, и он решил, что напишет непременно большой портрет … Конечно, на картине не будет красного, не сочетающегося с камзолом банта, и вместо бальных изящных сапожек – высокие военные сапоги… и шпага, конечно.

   Зайдя в Золотой Зал, где сегодня проходил прием, Тарн понял, что первая часть вечера закончилась, и сейчас перерыв между танцами. Танцы предполагалось продолжить немного позже, но музыканты все равно играли – негромко, чтобы не заглушать разговоров. Сейчас звучали то веселые, то задумчиво-медлительные мелодии старинных народных танцев, обычно исполняемые на лютне или небольшой эльфийской арфе, но для придворного оркестра переделанные для скрипки и флейты.

   Тарн миновал несколько столов, где также шла карточная игра, и подошел к группе придворных, беседовавших в дальнем углу зала. Перед ними стояли бокалы с вином и фрукты. Тарн решил дождаться танцев, потанцевать еще немного и незаметно удалиться. Отпил вина и начал прислушиваться к разговору – точнее, бурному спору, который затеяли рядом с ним. Разговор шел о наемниках из других стран, служивших в анлардской армии. Спор велся бурно, «с огоньком, перекинувшимся на солому», по народной поговорке.

   Тарн пожалел, что не подошел к другой группе, более спокойной – мог бы говорить сейчас об охоте или обсуждать какую-нибудь из придворных красавиц. Он чувствовал себя слишком усталым для подобных споров, да и никогда не интересовался подобными вещами. Как говорил его отец, «политика есть дело государево, а дворянам дело служить, а не рассуждать, ибо от рассуждения недалеко до осуждения».

   Граф Дальгорн спорил с пожилым вельможей, бывшим при дворе еще со времен короля Волдота, отца покойного короля.

   – Я, сударь, как военный, вам скажу – без наемников армия не то, что существовать не может, но будет уступать прочим армиям, которые не преминут наиболее смелых и опытных солдат к себе пригласить.

   – Нешто своих нету? Тут, смотришь – эрстеннец командир, там еще кто, а наши-то, анлардцы, и не пробьются наверх, где уж тут талантам да смельчакам их превзойти. А наемник что – ему заплатят побольше, вот его и нет.

   – Вы, сударь, как штатский судите, может, вы и правы по-своему, а я как военный сужу. Никогда ни смельчак, ни талант военный не пропадет, не так-то их и много, все больше рабочие лошадки, а талантов-то не найдешь…

   Один за другим вступали в разговор подходившие к группе спорщиков. Каждый, даже самый далекий от военной службы, имел свое мнение о наемниках. Тарн собрался было уйти, потому что ему все было совершенно ясно в этом деле. Без наемников не обойтись – многие эрстеннцы давно стали солью анлардской армии, но очевидно и то, что давать им чрезмерные права в ущерб исконной знати – это ошибка, а, впрочем, кого возвышать, кого карать – дело государево, так и говорить тут не о чем. Но едва Тарн сделал шаг в сторону, как слева раздался неприятный насмешливый голос:

   – Да, может, и наемникам нет резона служить тем, кто не так и ценит их заслуги. Нужны – так зовут, а потом иди на все четыре…

   Тарн обернулся к подходившему к ним. Невысокий, с острыми чертами лица, прямыми черными волосами до плеч. Если б на него посмотрел человек с воображением, фантазией или просто интуицией, он бы, может быть, увидел нечто зловещее… злого хромого горбуна с темным тяжелым взглядом, не то человека, не то эрха… На самом деле Араэль, полуэльф, почти не сутулился и прихрамывал еле заметно. Он приехал наемником из Эрстенны и десять лет назад был лейтенантом одного из пеших взводов. Затем его ранили, он какое-то время жил на накопленное жалование, начал заниматься знахарством, преуспел и сейчас был придворным лекарем. Араэль, по мнению Тарна, не мог жаловаться на свою судьбу и несправедливость королевы. Сам Тарн не любил его за пристрастие к магии, вечную возню со снадобьями, зельями, заклинаниями. Как казалось Тарну, он был скорее похож на эрха и по характеру и по пристрастиям к сомнительным экспериментам в волшебстве. Но также Араэль был автор множества ученых трудов, в которых рискованно, необычно и успешно соединял методы традиционного лечения и магии, не всегда безобидной (например, иные составы его снадобий требовали жертвоприношений, конечно, не человеческих, но Тарну все равно это претило). Королева Марии ценила его и как ученого, и как дворянина эльфийского происхождения. И с чего бы ему сейчас понадобилось жаловаться на жизнь? Тарн окинул его безразличным взглядом и небрежно произнес:

   – Едва ли вы, сударь, в вашей Эрстенне достигли бы того, что у нас – быть при дворе, участвовать в королевских приемах.

   И высокомерно посмотрев на лекаря взглядом, каким принц крови мог бы одарить безродного выскочку, Тарн поставил бокал на ближайший столик, слегка поклонился оставшимся, заспорившим еще яростнее, и направился к дверям в зал, где музыканты уже заиграли «Синие рукава» – прелюдию продолжения танцевального вечера . И те, кто хотел танцевать, также оставляя карты и бокалы с вином, начали переходить в соседний зал. Там музыка звучала громче, горело множество светильников и сияли вдоль стен бесчисленные зеркала… Тарн не обратил внимание на ненавидящий взгляд, которым придворный лекарь смотрел ему вслед – на его быструю уверенную походку, играющий блеском всех лучей изумруд на перстне…

   Тарн вышел из дворца, вдохнул холодный ночной воздух. Как славно! Он не оглянулся на дворцовые окна, где, словно в волшебном фонаре, за полупрозрачными шторами в медленном и изящном танце двигались, склонялись друг к другу темные силуэты дам с высокими прическами и кавалеров в париках. Он тихо свистнул – тут же верный конь отозвался из конюшни (у Тарна как у начальника дворцовой охраны, всегда был наготове конь, если б понадобилось срочно поехать куда-то). Тарн, не будя конюхов, пошел туда, откуда неслось ржание. Отвязал коня, вскочил и тихим пока шагом выехал из дворца. Его карета осталась стоять у главных ворот дворцовой ограды. Караульные вытянулись, отдали честь. Он кивнул им и, миновав ворота, помчался, уже не таясь.

   Доехав до белого, с колоннами, уже погруженного в сонную тьму здания, похожего на небольшой дворец, Тарн слез с коня, привязал его к прутьям ограды. Подобрал мелкий камешек и влез на ограду, бывшую в богатых домах в спокойной столице Анларда всего лишь красивым украшением, а не защитой. Перебрался на дерево и придвинулся по ветке к темному окну, завешанному тонкой прозрачной кисеей. Ни звука не донеслось из дома. Тарн достал из кармана камешек и легонько кинул в окно. Тихим звяканьем отозвалось стекло, и все стихло. Тогда Тарн достал из кармана небольшой кристалл, потер его и посветил на стекло, свет отразился и – поскольку кристалл был не просто светящийся, а зовущий – «позвал» другой кристалл, дремлющий на невысоком столике около окна…

   Тарн увидел, что около стола сидит девушка, положив голову на руки, и безмятежно спит… Он еще раз посветил кристаллом, нарисовав затейливую фигуру – кристалл на столе вспыхнул ярче, словно заискрился… Девушка слегка пошевелилась. И вдруг Тарн – обычно он жил, не останавливаясь, не слишком вслушиваясь в свои чувства – вдруг он понял, что вот это все: лунный свет, скользящий по ограде и траве, покрытой инеем, вот этот пронзительный воздух поздней осени, крикнувшая где-то далеко птица, эта спящая девочка в белом платье – это никогда не повториться… Он может запомнить это навсегда – и он действительно никогда не забудет, он может положить это мгновение себе в душу, как бережливый купец положит золотой в сундук, но оно никогда не повторится…

   Девушка проснулась и шагнула к окну, распахнула створки, слегка вздрогнув от ночного холода, и протянула к нему руки, улыбаясь радостно и изумленно, словно была не обитательницей богатого дворца, а бедной нищей сироткой, которой первый раз подарили красивую игрушку. Тарн, стараясь не переломить ветку, подобрался поближе к подоконнику и прыгнул. Рама, за которую он ухватился, опасно затрещала, он быстро отпустил ее и скользнул в комнату. Подошел к девушке, нежно обнял ее и тихо-тихо сказал:

   – Аиллим… Наконец мы вместе…

   Потом взял со стола светящий еще кристалл и прежде чем погасить его, чтобы он не привлек ничьего внимания, осветил ее юное лицо. Длинные темные волосы, голубые глаза, немного ассиметричные черты худого лица… Она совсем не красавица… И когда она подошла и закрыла окно, задернув занавеску, было видно, что она немного прихрамывает. Тарн не то что подумал, но снова почувствовал, как она похожа на цветок, неяркий, беззащитный, но притягивающий своим таинственным ароматом и нежностью.

   Неподвижный свет уличных фонарей ровно освещал мостовую перед особняком, где жила Аиллим. Горел неяркий огонь в камине. Раскаленные угли казались пылающими драгоценными камнями… Над камином ровно тикали часы на стене.

   – Хочешь, я тебе чаю согрею? – спросила Аиллим. – Ты, я думаю, не ужинал во дворце.

   Тарн улыбнулся и кивнул. Аиллим подошла к камину и аккуратно взяла чайник, который стоял на столике возле камина. Повесила его на специальный крючок над огнем. Потом подошла к шкафчику в углу комнаты и достала две красивые чашки, из тонкого белого фарфора, несколько блюдец, сахарницу. Тарн перенес поближе к камину столик, стоявший в углу комнаты, сняв с него вышивание (лилово-розовая ветка сирени), стакан с оранжерейными ландышами (по-эльфийски ландыш – аиллим), овальную коробку с разноцветными нитками. Аиллим расставила чашки, поставила круглый маленький заварочный чайник, достала изящные серебряные ложечки. Потом снова вернулась к шкафу и сняла с верхней полки коробку, завязанную зеленой шелковой лентой.

   – Утром я была в кондитерской на Королевской площади…

   – Одна?

   – Нет, разве можно! Я всегда езжу с горничной или служанкой. Она ждет меня в карете или у дверей. Я так люблю пить там шоколад. И пирожные у них пекут особенно вкусные. Там пахнет… даже не умею сказать... так сладко и таинственно… Огонь в камине, а камин украшен уже венками из еловых веток и веток остролистов. Все как в сказке. Тепло, мягкие, уютные кресла, запах корицы и шоколада, а за окном идет снег, как будто снежинки собрались на бал к своей королеве, и танцуют, кружатся... а сколько карет на площади… Когда я бываю в этой кондитерской, мне кажется всегда, что я попала во дворец, на праздничный прием. Потом я выбрала несколько пирожных и велела положить в коробку, чтобы взять с собой.

   Аиллим открыла коробку и радостно улыбнулась, словно увидела прекрасную игрушку. Взбитые сливки, крем, фрукты, нежный бисквит и песочное тесто. Белые лебеди, плывущие по голубому озеру из прозрачного желе, веселая поляна, усеянная земляникой, булочки с корицей, тонкое печение, вырезанное в форме больших снежинок… Тарн улыбнулся и взял из ее рук чашку с горячим чаем, над которой вился ароматный пар. Конечно, он предпочел бы настоящий ужин – мясо, сыр, вино. Но это неважно сейчас.

   Неподвижный свет уличных фонарей ровно освещал мостовую перед особняком, где жила Аиллим. Горел неяркий огонь в камине. Раскаленные угли казались пылающими драгоценными камнями… Над камином ровно тикали часы на стене.

   – Какое ты выберешь? – спросила она у него.

   – А ты?

   – Сначала с земляникой.

   Тарн положил ей на блюдце пирожное и взял себе две булочки с корицей.

   Аиллим сняла сверху ягодку земляники и задумчиво сказала:

   – Когда я одна, то есть почти всегда, то все время представляю, что ты рядом, и я с тобой говорю.

   Тарн окинул взглядом комнату. Вышивание, отложенное на подоконник, большая фарфоровая кукла с красиво уложенными, вьющимися крупными кольцами волосами. Книжный шкаф. В нем книг недостаточно для основательного образования, но более, чем хватит, чтобы полюбить затейливые плетения историй о чужих жизнях, полюбить мечтать.

   – Что ты делаешь, когда одна остаешься? Читаешь, вышиваешь? Ведь дядя твой редко бывает дома, только по вечерам, а его сестра, как я понимаю, больше занимается своими делами, и живет она от вас отдельно.

   Аиллим призадумалась.

   – Да, я много читаю и вышивать люблю. Я хотела к праздникам дяде вышить узор на подушку – но не успела. Хотя вышиваю с начала лета. Нет, с начала осени – лил дождь, на улицах лежали такие унылые, бесцветные мокрые листья. Но я часто задумываюсь.

   – О чем?

   – Например, когда я вышивала вот этот узор, – Аиллим кивнула на сирень, освещенную ровным светом уличных фонарей, – я все мечтала, как мы с тобой будем жить далеко от города, в маленьком домике, там будет сад и цветник. А потом я вспомнила, как прежде летом ездила к тетушке в деревню. Это другая сестра моего дяди… И когда я гуляла в ее саду – за ворота усадьбы меня не пускали одну – так всегда представляла, что цветы – это маленькие замки или дома, в них есть комнаты, коридоры, уголки потайные. Там живут цветочные человечки. В больших бутонах – знатные, в маленьких – простолюдины. Я все искала самую большую розу, в которой живет их королева. Вот так я и вышиваю – несколько стежков сделаю и замечтаюсь. А однажды случилось необыкновенное. Я работала очень долго, потом устала и закрыла глаза. И знаешь, вот эти цвета – розовый, лиловый, светло-зеленый – они внезапно превратились в цветной туман, потом туман немного разошелся, и я увидела волшебницу… У нее на голове корона, сияющая необычными лучистыми камнями, на ней платье пышное – даже не знаю, какого цвета, все переливающееся, она смотрела так пронзительно, почти грозно, как будто она всемогущая…

   Аиллим замолчала, словно глядя куда-то внутрь себя. Потом продолжила:

   – Мне многое кажется странным, как музыкальная шкатулка секретом…

   – Что ж, если пожелаешь, я подарю тебе такую шкатулку. Видел ее в одной лавке.

   – Да, очень бы хотела! Она старинная?

   – Не думаю, однако же очень хороша. Я недавно проезжал мимо музыкальной лавки и решил заглянуть. Увидел там шкатулку с секретом – она играет пять мелодий, две веселые, две медленные и один военный марш, а сбоку у нее выдвижной ящичек, она очень красивая, резная и лакированная.

   Аиллим неуверенно сказала:

   – Я не знаю…

   Тарн улыбнулся:

   – Мы потом поговорим еще об этом. Коли ты любишь музыкальные шкатулки с секретом, почему не подарить тебе ее.

   Аиллим подлила ему и себе чаю и продолжала:

   – Я очень люблю просто сидеть и пить чай. Смотрю, как падает снег или просто думаю… Представляю, как мы с тобой потом будем сидеть вечерами за чаем. Ты будешь приезжать со службы и рассказывать мне все, что у тебя было днем. А я расскажу, что произошло у меня.

   – Например, сегодня?..

   – Сегодня у меня были всяческие происшествия, пустяки, конечно... Утром из камина прямо на ковер вылетел уголек, служанка тут же замела его в совок, но он был такой круглый, черный, как клубок, который может указать дорогу в потаенную страну... Потом я ездила гулять. Снег скрипел под колесами кареты, а когда мы вышли и пошли по Королевской площади, я ловила на муфту хлопья, они распадались на снежинки, и я разглядывала узоры на них. Я шла и опять мечтала, как мы будем жить далеко-далеко, в маленьком замке, и будем ездить вместе в город за покупками – выбирать ткани или книги...

   «Все правильно, так и сделаю, – думал Тарн, – через год она станет совершеннолетней, и я ее увезу. Переведу на ее имя одно из дальних поместий, выезд в город – это немыслимо, конечно, на нее будут косо смотреть… Но я не поступлю с Аиллим и нашими детьми так же, как ее отец – с ней. Пусть он не мог жениться на ее матери, но ее-то мог бы признать. Я детей признаю. Воспитываться они не смогут при мне, на ком бы я со временем ни женился, но мальчики карьеру в армии или на дипломатической службе сделают, помогу им во всем. А девочек замуж выдам, найду женихов пусть небогатых, но непременно дворянского рода».

   Аиллим посмотрела на светильник, в которой огонек, словно маленький корабль, плавал на поверхности горючей воды и продолжила:

   – Я буду сама заваривать тебе чай по вечерам, присматривать, как на кухне готовят еду для ужина. Мы будем вместе смотреть на то, как горят угли в камине и как огненные языки пляшут между ними, словно крохотные саламандры… Когда чайник на огне, он начинает сначала шуметь, потом ворчать, а потом как будто петь. И не петь даже, а будто рассказывает свои сказки, всегда разные. Помнится, я еще тогда была совсем маленькой, мне иной раз под его пение чудилось, будто я живу в очень большой семье, где вечером все собираются за одним столом. Я тогда удивлялась, что такой большой чайник всего лишь для меня одной. А еще иногда мне казалось, что этот чайник дразнит огонь и говорит ему : «Достань меня», а огонь прыгает и старается схватить его, а когда бока чайника становились закопченными, я его жалела и думала, что напрасно он так дразнит огонь и так уж уверен в своих силах.

   «Конечно, я не смогу приезжать часто. Но несколько раз в месяц непременно. И надо поселить с ней кого-то из старых верных слуг, чтобы ей не было одиноко».

   Часы пробили два часа ночи. И тут Тарну пришла в голову великолепная мысль.

   – Аиллим, мы не можем всегда встречаться в твоем доме, когда-нибудь кто-то из слуг заметит меня. Или услышит, как мы разговариваем. У меня есть дом в городе. Я остаюсь ночевать там иногда, когда устаю после ночного дежурства или мне надо рано утром быть в городе.

   – Это твой дом?

   – Да. Он достался мне в наследство от матери.

   Тарн подумал о пустом городском доме, где жил один Лессгл – старый слуга-гоблин, обычно все комнаты были не топлены, зимой Лессгл и свет зажигал только в своей комнатке. Дом с темными окнами выглядел словно недоброжелательный, прячущий глаза нелюдим, который по ошибке попал в оживленное веселое общество и досадует на это. Тарн никогда не любил этот дом, с самого детства, но если туда будет приходить Аиллим, дом перестанет быть таким мрачным, наводящим уныние.

   – Но я не могу нигде ходить одна. Если я пойду со служанкой, она расскажет, где я бываю. Дядя будет очень зол. Он, конечно, сошлет меня в деревню…

   Тарн весело посмотрел на нее.

   – А почему ты должна везде ходить со служанкой?

   – Но барышне неприлично ходить одной, как можно!

   – А барышне из такого богатого дома тем более неприлично ходить со служанкой. Допустим, пожилая почтенная компаньонка из мелкопоместных разорившихся дворян – вот это хороший тон, это разумно.

   – Ах, я-то как раз думаю, пожилая почтенная женщина будет очень против и еще скорее расскажет дяде, куда я хожу, и тогда…

   – Аиллим, в этом – то и дело. Она ничего не скажет. Ты объяснишь дяде, что хочешь ходить по городу, заказывать ткани для нарядов или, скажем, бываешь в театре. В ложу ведь не возьмешь служанку, верно?

   – Но где же взять такую добрую женщину, которая будет нам помогать?

   – А разве «Столичный иллюстрированный журнал» уже перестал печатать объявления подобного рода? В ближайшем номере появится объявление, нужное нам.

   – Но дядя может выбрать другую компаньонку?

   – У нашей дамы будут наилучшие рекомендации. А плату она запросит умеренную.

   – А… кто она?

   – Бывшая экономка в нашем поместье. Два года назад решила уйти на покой, но я уговорю ее.

   Аиллим доверчиво посмотрела на Тарна и улыбнулась.

ГЛАВА 4

Уруздан взял пачку затребованных книг и занял место у окна, понравившееся ему еще вчера. Он любил солнце, зелень, шелест листьев за окном – как приятный контраст с ночными кошмарами.

    Просмотрев названия выданных книг, выбрал для начала «История эльфов Нового времени». Эту книгу он взял не в хранилище Тириэль, это была другая эпоха, но ему было важно вот что – понять, не найдется ли в прошлом веке примеров необычного волшебства, незаурядных эльфийских способностей. Это показывало бы, что артефакт найден, и к нему взывают... Нынешний путь развития Анларда показывал, что эльфы использовали только свои силы, данные им от природы, ну, и усиленные естественными силами самой природы (например, они могли исцелять, а силу для исцеления брать у деревьев, травы, земли…) – но внешнего источника энергии – артефакта – они не имели. По крайней мере, фарлайнские источники говорили именно об этом.

   Целый день Уруздан усердно изучал воспоминания, рукописи, письма. Уже неделю он просматривал анлардский архив, и пока совершенно ничего нового не узнал. Появились некоторые версии, которые стоило бы проверить, но в итоге все сводилось к тому, что следовало бы перечитать архивы нескольких десятков людей, так или иначе пользовавшихся доверием королевы Марии, обойти все возможные места, которые они могли использовать как тайник, и если учесть, что прошло больше двухсот лет, да и архивы не многие сохранили – задача казалась неподъемной. Отказываться от поиска Уруздан не хотел. Но все это требовало серьезного обдумывания. Идти по пути наитий и озарений, или нудно, методично, монотонно изучать, искать и снова искать… Конечно, путь второй – более понятный, это обычный путь археологов и архивистов. А первый, он вроде бы полегче – но судя по всему, за него придется расплатиться еще десятком новых сюжетов в ночных кошмарах. Ну – что делать! На методичный путь всей жизни не хватит. Уруздан отнес книги к стойке выдачи, изящно поклонился девушке-библиотекарю, которая от неожиданности и удивления просто остолбенела, и летящим шагом направился к выходу. Он решил не откладывать на завтра, надо – значит надо. Тем более, все ингредиенты для чародейства у него есть.

   По дороге он перекусил в кафе «Мэллорн», уютно расположенном на именно ветвях могучего мэллорна. В Анларде, как он заметил, эти деревья были редкостью. Впрочем, в городах Фарлайна их теперь тоже почти не было.

   Мясо жарили сразу, а гостю в ожидании главной трапезы ставили овощные салаты и прочие закуски. Юркие воробьи, пестрые сойки и другие птицы норовили ухватить каждую упавшую со стола крошку. На одной из широких ветвей устроили небольшую площадку, на ней играла эльфийская лютневая группа – и старинную музыку, и вполне современную. И еда, и медленная музыка, и запах листвы – все пробуждало желание посидеть подольше, отдохнуть, замедлить дивный миг… Уруздан заказал кофе, ему по обычаю принесли лед, сахар, сыр и булочки. Он был уже сыт, от булочек и сыра отказался, и просто медленно пил кофе, откинувшись на мягкую спинку кресла. Если б можно было закурить… Он осмотрелся и увидел двух эльфов, один из которых покуривал трубку. Ну да, тут Уруздан вспомнил, что в Анларде часто разрешают курить, если кафе стилизовано под старину. Он достал трубку и тоже неспешно закурил. Только когда совсем стемнело, он расплатился и пошел домой.

   Вернувшись в гостиницу, Уруздан плотно запер дверь, закрыл деревянные ставни, расставил на пустом столе семь свечей, серебряное блюдо с водой, около него зеркало, достал несколько припасенных в Фарлайне ингредиентов и начал опускать в воду – гранулы, порошки, коренья, напевно повторяя нужные слова на староэльфийском. Потом взял серебряный кинжал и сделал надрез на левой руке, капнул семь капель крови в воду – она блеснула серебряно-багровым в ответ, и приказал:

   – Лунный Камень, отройся, яви мне себя. Я – эльф, потомок первородных, я твой брат по силе и духу. Яви мне себя, дай мне свою защиту, своей силой пробуди мою силу.

   Вода в серебряном глубоком блюде начала вращаться, создавая воронку-водоворот, она меняла цвет и становилась алой, лазурной, темно-зеленой, черной, поверх нее потянулся дымок тумана, и Уруздан взглянул в зеркало. Оно уже не отражало воду. В нем начали медленно плыть, меняясь, перетекая друг в друга странные образы. Он напряженно вглядывался. Было жарко. По лбу, по спине тек пот, при этом слегка подзнабливало. Он увидел в зеркале неизвестные лица, смотрел внимательно, стараясь запомнить. Одно лицо показалось знакомым. Он видел его когда-то мельком, надо запомнить… а вспоминать, где они встречались, он будет потом…

   Вода угрожающе забурлила и выплеснулась на зеркало. Пламя свечей заметалось. Уруздан быстро распахнул окно, задул свечи. Осторожно вылил воду. Накрыл зеркало и убрал его подальше. Блюдо тоже.

   Потом без сил упал на нерасстеленную постель. Сон пришел сразу. Из его левой руки лила кровь. Она медленно, во много раз медленней, чем на самом деле, падала вниз, разбиваясь на крупные и мелкие брызги. Легкие капли превращались в бабочек, с черно-красными крыльями, они взлетали, кружились вокруг Уруздана, касались его лица, рта, глаз. Тяжелые капли крови падали на пол, превращаясь в кровавое озерцо, которое поднималось выше и выше, уже до колен… Он отмахивался от бабочек, но они мягко пролетали мимо его ладоней, и продолжали свой полет, гладя крыльями его лицо. Сдвинуться с места он тоже не мог, ноги не слушались.

   Проснулся он среди ночи, весь в поту, голова болела, и чувствовал себя Уруздан усталым и разбитым. Он выпил воды, выкурил трубку, разобрал постель и лег. Сон он выкинул из мыслей немедленно, гадание – вспоминал деталь за деталью, пытаясь воссоздать в памяти виденные лица. Потом уснул, погрузившись в тоскливый туман, но теперь без сновидений.

   Утром Уруздан обдумал все как следует и решил пройти по всем местам, где он был раньше – зайти во все кафе, в библиотеку, прогуляться в соседнем парке. Камень показал ему несколько лиц, одно – лицо темноволосой девушки – было знакомым. Значит, надо или попытаться встретить эту девушку – или хотя бы вспомнить место, где он ее видел, и попробовать расспросить о ней. Он никак не ожидал, что повезет ему моментально.

   Едва он подошел к библиотеке – как та девушка, чье лицо показал ему Камень, обогнала его и вошла в библиотеку. Он тоже вошел за ней – но она спустилась вниз, по служебной лестнице. Даже не глядя на ее уши (которые сразу выдают эльфийское происхождение), он с одного беглого взгляда мог сказать – эльф. Походка, взгляд, тайная притягательная магия, свойственная всем эльфийским женщинам – тут не ошибешься… Ну, и то, что она прошла в архив – говорит о многом, значит, Камень действительно показал ему человека, способного помочь в поисках. Эльфийка, работающая в архиве – идеально для поисков камня.

   Уруздан зашел в кафе рядом с библиотекой заказал то, что тут готовили просто великолепно: свинину с черносливом (мелко нарезанные кусочки свинины клали на слой натертой моркови, добавляли горстку чернослива, немного травы аис и эстрагона, сверху снова клали тертую морковь и тушили в большой печи в отдельных, на одну порцию, глиняных горшочках).

   Уруздан решил расположиться тут основательно – как он понял, служащие библиотеки постоянно ходят сюда обедать, значит, он сможет ее встретить. В тот раз, когда та девушка выходила из библиотеки, она была одна, и значит, есть возможность снова застать ее одну – судя по всему, она не очень-то любит ходить с компанией.

   Уруздан взял газету (газеты лежали на отдельном столике в углу), в ожидании свинины попросил кофе и стал читать утренние новости.

   Новости в Анларде спокойные и мирные, не то, что в Аркайне, где постоянно говорилось то о демонстрациях, то о разгонах демонстраций… Да и то, что видел там Уруздан на улицах – не радовало.

   А тут все было тихо, мирно… Реставрационые работы в Старом Городе – бывшем центре Анлардиана, полном старых домов и памятников прежних дней – в отличие от Нового Города, той части Анлардиана, которая была построена при Нардене и особенно при королеве Марии. Новые звери в зоопарке. Продажа первой партии «безмолвных» палантиров – изобретения, позволявшего эльфам говорить мысленно на расстоянии, причем палантир усиливал эти способности, даже если они были изначально не очень сильные. Считалось, что даже люди, хоть немного способные к чтению мыслей, а также существа иных рас с подобными способностями тоже смогут пользоваться такими палантирами… Уруздан покачал головой. Анлард есть Анлард… Постоянное стремление к комфорту и покою.

   К мясу всегда подавали традиционные крохотные булочки, с чесноком, сыром или молотыми травами, непременно свежие овощи и яблочный сок в высоком кувшине. Уруздан посмотрел на часы, висевшие на стене – время позднего завтрака или раннего обеда. Пора бы уже… Он просидел в кафе уже два часа – съел свинину, выпил горячий и крепкий кофе. Съел яблочный пирог. Сколько же можно... Сидеть дальше просто так стало уже как-то неловко, наверно, стоит покараулить ее в парке около кафе. Уруздан направился к выходу, и тут вошла Тириэль. Уруздан приостановился, повернул к стойке, где можно было купить что-нибудь из еды с собой, и попросил завернуть ему кусок малинового пирога. Как раз в этот момент перед Тириэль ставили тарелку с дымящейся и очень вкусно пахнущей похлебкой и блюдо с булочками. Уруздан не стал придумывать ничего особенного для знакомства – зачем, все наработано веками. Он просто, проходя мимо, споткнулся, толкнул столик и разбил тарелку. Тириэль вскочила, еле успев подхватить блюдо с булочками. Уруздан ахнул, сделал извиняющийся поклон, позвал официантку и для нее похлебку и, как компенсацию, кофе с мороженым. Пакет с пирогом он слегка порвал об угол стола и сев около Тириэль, продолжал виновато извиняться, перекладывая пирог в новый пакет, принесенный той же официанткой.

   – Простите…– повторял он. – Как я неловко… Кстати, я вас видел в библиотеке. Вы ведь там работаете?

   – Да, -ответила Тириэль. Она не знала, стоит ли завязывать разговор, ей было немного неловко, но и любопытно. Уруздан, словно в задумчивости, сказал:

   – Мне действительно неудобно… Я закажу вам еще пирожных… И себе кофе, – добавил он, стараясь, чтобы на его лице отражалась именно жажда кофе и пирожных (чего он уже совершенно не хотел), а не заинтересованность в знакомстве.

   Вечером, заканчивая свои сегодняшние дела в архиве, Тириэль все время отвлекалась от работы. Она вспоминала все подробности странной встречи, темные пронзительные глаза фарлайнца…

ГЛАВА 5

…Сославшись на неотложные дела в поместье, барон Крей уехал. Прошло два месяца со времени его отъезда. Мария скучала, тосковала, она ревновала к его жене, даже к его занятиям – охоте, хозяйственным делам. Она чувствовала, что Крей боится найти в самом себе серьезное, глубокое чувство к ней и хочет ограничиться обычным придворным романом. Чтобы не показать ему, как сильно она его любит, Мария не то что соглашалась видеть в их отношениях легкий роман, но всякий раз, при каждом их свидании давала ему понять, что любой его шаг к ней, любое усиление привязанности, которое им могло восприниматься как усиление его зависимости от нее, все это было только добровольно… Хочешь – шагни вперед…хочешь – отступи обратно.

   Свое поведение при дворе Мария продумывала долго, и решила вести себя так, как обычная придворная барышня того времени – бывала на балах, маскарадах, в театре, охотно танцевала, ездила на охоту, свободно общаясь с молодыми людьми, с теми, с кем ей приятно и интересно проводить время, когда Крея не было рядом. При этом ни малейшего флирта или нарочитого кокетства с ее стороны не было, и Крей видел, что она не замыкается на нем, живет свободной жизнью, но не ищет ни любовной связи, ни простого флирта. Это давало ему возможность сделать шаг – и возможность чувствовать себя свободным от необходимости такого шага. Правда, последнее время Мария видела, их связь не то что тяготит или мучает его, но он не хочет, боится открыть свою душу более сильному чувству. Она чувствовала в нем последнее время постоянную внутреннюю борьбу. Но все, что она могла сделать – показать ему свою бесконечную нежность и предоставить полную свободу…

   Однажды ей пришла в голову мысль, что если бы она вела себя немного поглупее – сердилась бы или даже устроила сцену… может быть, это дало бы лучший результат. Ей подумалось, что , может быть, в делах сердечных надо быть иной раз не столь расчетливой… Но он уехал, и уже не имело значения: проявлять разум или глупость. Мария решила вести себя так же, как при нем. Полная свобода без намека на роман с кем бы то ни было. В любом случае, сказала себе она, даже если Крей не вернется, я не позволю себе погрузиться в тоску и отчаяние. Ей двадцать шесть лет, почти двадцать семь… ей много надо еще сделать в жизни…

   Она вспомнила свою бабушку. Та была дивной красавицей, очень высокой и стройной, с зелеными глазами, с белокурыми волосами, вьющимися крупными кольцами, которые она зачесывала в высокую прическу, оставляя вьющиеся пряди на лбу и на шее. Бабушка вышла замуж не слишком рано, пережив бесчисленные романы и увлечения. Дед любил ее безумно, она относилась к нему с глубокой нежностью и огромным уважением. Он был ее намного старше и умер, когда ей не исполнилось еще пятидесяти. Две недели бабушка провела в глубоком трауре, никого не принимая, затем, выйдя однажды к близким, которые сидели вечером около камина, сменив черное платье на более светлое, хотя и сдержанных тонов, она сказала:

   – Сердце мое разбито, но жизнь не закончена.

   Она прожила еще сорок лет, воспитывала внуков, много читала, написала две тетради мемуаров, помогала эльфам из семей изгнанников или из разоривших родов, два раза совершила путешествие в Анлард к двоюродной сестре, привезла оттуда целый сундук книг и множество новых кулинарных рецептов.

   Мария очень любила бабушку, умершую несколько лет назад, помнила рассказы о ее молодости, сказки, прогулки по старому парку, когда бабушке стало уже трудно ходить и Мария поддерживала ее под локоть.

   Они шли по аллее, усеянной золотыми листьями, глядя в пронзительно-голубое, словно улетающее ввысь осеннее небо, на хрустально поблескивающие нити паутинок… Во время прогулок они говорили то о недавно появившихся романах, то о новостях, пришедших из столицы, то обсуждали хозяйственные дела.

   – Вот на этой скамье твой дед сделала мне предложение… Первый раз… Тогда я ему отказала… – и снова, помолчав, начинала говорить на прежнюю тему.

   И становилось ясно, что прошлое не забыто, оно так же живо, как и настоящее… «Сердце разбито, но жизнь не окончена»… Мария решила, что будет всегда жить так же – брать от жизни все, что можно, не позволяя невзгодам или даже трагедиям управлять ее душой и жизнью.

   Назначили день королевского зимнего бала, первого в этом году. Зимние балы давались с пышностью и размахом. Многие знатные семьи, на лето и в начало осени переезжавшие в своих поместья, к зиме переезжали в Анлардиан. Дворяне, жившие постоянно в провинции, если в их семьях были незамужние барышни, получали приглашение на весь сезон балов, и часто провинциальные барышни находили свою судьбу на самом первом балу. Оттого первый зимний был самый многолюдным, шумным, веселым и пышным.

   Мария начала готовиться празднику за три недели. Полистав модные журналы и не найдя ничего, что остановило бы внимание, сама набросала рисунок бального платья, выбрала светло-кремовый материал с легким золотистым отливом и отделкой из золотистых кружев, ожерелье из некрупного розового жемчуга и серьги к нему, тонкий золотой браслет с розовыми жемчужинами поверх кружевных перчаток. Поверх пышной юбки также лежали золотистые кружева, в которых были вырезаны разные узоры... И казалось, что на сияющем золотом поле рассыпаны кремовые листья и цветы… После долгого совещания с парикмахером остановились на высокой прическе, затейливо собиравшей ее пышные темно-рыжие волосы с золотистым блеском, в которые будут вплетены живые цветы. Обычно ее волосы, в начале дня аккуратно уложенные, пребывали в «артистическом беспорядке», как неодобрительно говорила ее тетушка, они были слишком пышные, непослушные. Выбранная после основательного обсуждения прическа скроет этот недостаток. Бальное платье облегало и делало талию тоньше, фигуру стройнее. Мария, в юности жалевшая, что не унаследовала от бабушки-красавицы высокий рост и худощавость, в день примерки, посмотрев в зеркало, увидела юную очаровательную придворную даму, изящно одетую, разве что с излишне задумчивыми глазами. Мария улыбнулась, и на слова своей портнихи : «Ох, Ваше Сиятельство, просто чудо… ну прямо ослепительно хороши…» милостиво кивнула.

   Утром, в день бала, Мария, проснувшись, понежилась в постели, глядя на мягкие, крупные хлопья снега, белой пеленой застлавшие мир за окном. После того ужина во дворце, когда рядом с ней сидел граф Эвельд, намекнувший ей о письмах королевы в Аркайну, Марии не довелось поговорить с ним ни разу. На балу, думалось ей, такой случай будет. Мария позвонила горничной и отдала распоряжение подать карету к семи вечера, а парикмахеру было велено прийти к пяти часам. До бала оставалось много времени, и Мария решила заняться делами.

   Приказав подать в кабинет шоколад и круассаны, она накинула утренний пеньюар и подошла к столу. Вошла служанка и поставила поднос с горячим шоколадом, круассанами, маслом и джемом на небольшой столик у двери. Мария перенесла серебряный поднос на свой рабочий стол, выдвинула средний ящик, где лежали письма, несколько журналов, писчая бумага и чернильница, потом взяла булавку и, присмотревшись, нашла крохотное углубление сбоку ящика и воткнула в него булавку. Пружина толкнула и выдвинула узкий ящик, расположенный сбоку от основного.

   Мария достала ключик, хранимый в глубине стола, отперла замок. В ящичке лежала тетрадь, свернутая как свиток. Мария подумала, что, наверно, такие вот уютные минуты – лучшее, что есть в ее жизни. Тихий снег за окном, скрип саней и дальние голоса извозчиков, горячий шоколад и возможность спокойно, откинувшись на спинку стула, строить хитроумные козни... Если бы сейчас у мирно потрескивающего камина сидел бы, с утренней газетой и чашкой кофе барон Крей…

   Мария спокойно положила перед собой тетрадь и нарочито неторопливо развернула ее, отодвигая от себя все пустые мечты. Морозный зимний день, бал вечером, уютное тепло кабинета… Она счастлива.

   Круассан, испеченный из нежнейшего теста, грел пальцы. Мария медленно пила шоколад и листала тетрадь. Тетрадь в темно-синей обложке была толстой, часть листов уже исписана полностью, часть – абсолютно чиста. Поверх исписанных листов стояли пометки. Эти записи Мария вела давно, с момента нахождения Камня, даже раньше. Камень помогал ей лучше разбираться в людях, усиливал предчувствия и наития, тайно указывал путь, которым надо было идти. Она долго готовилась к перевороту, и теперь все было почти готово… Мария пролистнула с десяток страниц и нашла ту, где было сверху написано гр.Д-н. Она старалась не писать ни одного имени, опасаясь, что тетрадь когда-либо найдет недоброжелательный к ней человек.

    Граф Деренг. Она просмотрела свои записи о нем. Первая была сделана два года назад. «Учтив, остроумен до язвительности. Быв послом в Анларде в царствование короля Нардена, немалые имеет связи в дипломатических кругах, не расточителен и не скуп, в политические интриги всегда вникает, сам же в стороне остается, об эльфах говорит с почтением, Фарлайн же с его черной магией ему ненавистен. Не бунтарь, лучше предпочтет правление дурное и слабое, но законное, нежели власть самую блестящую, но через бунт или заговор достигнутую. Использовать можно разве лишь его связи, если случай представится».

   Мария улыбнулась. Вот случай и представился. Пролистнула еще с десяток страниц. Нашла заголовок б.Т-л. Барон Тагелл… Нынешний дипломат в Аркайне. Приехал только на открытие зимнего сезона и через неделю уедет. Мало времени… мало… И все же надо непременно попытаться. Он знал нынешнюю королеву, когда она была еще ребенком. Вхож в ее семью, так же осведомлен о всех интригах, происходящих в Аркайне. Если есть нечто, компрометирующее королеву – он непременно знает… Но скажет ли… «Умен, хитер, интриган, всегда осведомлен обо всех последних событиях, сдержан, расчетлив…» Любезность, обходительность, кокетство – ничего не поможет. Он станет улыбаться, целовать ей ручки, говорить комплименты – но не обмолвится ни словом о том, что ей нужно знать.

   Мария вздохнула. Что ж… придется действовать не женским оружием – а так было бы приятно очаровать, прельстить… тем более, она в самом деле так хороша в этом платье… Мария мечтательно прикрыла глаза… Ну что ж…. А впрочем, коварство – тоже женское оружие, и если она все-таки сможет хоть немного расположить его к себе или хотя бы не нажить смертельного врага – это будет прекрасно.

   Спрятав тетрадь в тайник, Мария подошла к стоящему в углу книжному шкафу. Достала с полки тяжелую книгу в бархатном зеленом переплете. Золотыми буквами на обложке выведено «Сказки Зеленолесья» С.Креннел. Мария взяла листок бледно-голубой бумаги с мраморными разводами и начала письмо.

   «Любезный граф! Возвращаю Вам Вашу книгу, она доставила мне немало приятных минут. Я всегда относилась к нынешним писателям с недоверием – мнилось, хорошая книга, простите мне такое сравнение, похожа на хорошее вино. Она должна очень долго постоять на полках, пусть одно или два столетия сделают обложку – пыльной, а содержание – терпким и кружащим голову. Если Вы берете книгу, которую читала еще Ваша прабабушка, а после – Ваш дед или мать, то можно надеяться, кто книга стоит того, чтобы ее прочли и Вы. С новыми же книгами никому ничего не известно, но хотя наше любопытство побуждает нас читать их, только истинные ценители могут сказать, что случится с книгой через несколько лет, будет ли ее аромат таким же сладким, волнующим, пьянящим, или она выдохнется, едва лишь нас перестанет привлекать аромат новизны… Благодарю Вас за то, что Вы, руководствуясь Вашим тонким литературным вкусом, прислали мне эту прелестную книгу».

   Мария просмотрела письмо. Прибавила еще несколько строк и в конце приписала: «Отсылаю Вам обратно Вашу книгу с надеждой увидеть Вас на балу и поблагодарить лично». Запечатав письмо, Мария позвонила горничной и велела доставить послание и книгу графу Деренгу. Она знала, что благодарственные слова польстят ему, а встретившись с ней еще раз на балу, он хоть немного, но будет увлечен ею и, конечно, с удовольствием представит ее барону Тагеллу. Конечно, Мария могла привлечь внимание барона обычной хитростью: уронила бы веер или платок, когда он пройдет мимо, но знакомство через Деренга представлялось ей более надежным. Ну, а если вдруг барон будет занят и не сможет уделить ей несколько минут, тогда все же придется воспользоваться веером или платком...

   Без четверти семь Мария, в ослепительно-нарядном платье, с волосами, уложенными в высокую прическу – только несколько мягких вьющихся прядей опускалось на шею, в шубке из нежного серебристого меха, выходила из кареты. Морозный воздух, редкие снежинки, поблескивающие в полосе света, скрип снега под копытами коня… Звуки музыки, нежной скрипки и виолончелей, доносились из окон второго этажа. Мария прошла несколько шагов по светлой ковровой дорожке, ведущей к крыльцу. Карета отъехала, а лакей распахнул перед ней двери. Когда Мария вошла, лакей закрыл дверь, подхватил сброшенную с плеч шубку, и сказал почтительно:

   – Извольте пройти на второй этаж, Ваше Сиятельство.

   Мария легко подняла по лестнице и вошла в первый зал – приемный. Танцы начнутся после прихода королевы, в соседнем, огромном бальном зале, а здесь Ее Величество только произнесет краткую приветственную речь ко всем собравшимся. Около дальней стены, между двумя окнами, закрытыми кремовыми шторами, спадающими изящными волнами, стояла высокая, сияющая огнями и игрушками ель. Ее украсили стеклянными фигурками, сквозь которые просвечивали и словно их изнутри освещали трепещущие огни свеч, тонкими витыми лентами, золотыми и алыми, прозрачными и матовыми разноцветными шарами.

   Мария подошла к елке, полюбовалась таинственным мерцанием свеч, огонькам, словно играющие внутри стеклянных украшений, вдохнула запах хвои – леса, мороза, приближающегося новолетия, потрогала колкие иголки. Лакей подошел к ней с большим подносом, на котором стояли бокалы вина. Мария, не взяв бокала, легко повернулась и пошла в зал, откуда неслась нежная и веселая музыка. Зал был огромен, освещен ярко множеством свеч, вдоль стен стояли диванчики, обитые темно-красным бархатом, около них – столики с напитками. На диванчиках тут и там сидели нарядные дамы, около них сидели или стояли мужчины, готовые пригласить их на первый танец. Большинство приехавших на первый зимний бал ожидало в предыдущем зале для приемов – ждали выхода и приветственной речи королевы. В золотом зале пока была меньшая часть гостей. Зал называли золотым, потому что отделка стен была бледно-кремовой с золотым узором. Музыканты находились на втором этаже, в нише, огражденной витыми перилами.

   – Позвольте, Ваше Сиятельство? – граф Деренг, улыбаясь, подвел ее к ближайшему диванчику. – Предложить Вам бокал вина или лимонада? Вы сегодня так обворожительны!

   Мария села рядом с графом. Она мельком осмотрела зал. Пока не было видно тех, кто ее интересует.

   Мария раскрыла зеленый веер, боковые его пластины были с позолотой и чуть толще, чем у обычных, не бальных – с одной стороны сбоку можно было вытянуть бумажную полоску для записей, кому какой обещан танец, после бала листы обновлялись; в другой пластинке веера хранился тонкий карандаш, держался же веер на витом золотом шнуре, обвитом вокруг запястья. Деренг подал ей бокал лимонада и продолжил:

   – Я рад, что вам понравились мои книги. Если когда-нибудь я буду иметь честь принимать вас в своем особняке, то покажу вам мою библиотеку. Несколько сотен тысяч томов… Старые авторы, новейшие, и кстати, есть немало аркайнских авторов.

   – Я буду счастлива увидеть столь ценное собрание.

   Пока они вели разговор, в соседнем зале послышалось какое-то движение и церемониймейстер торжественно произнес :

   – Ее Величество королева Анларда!

   Мария на мгновение прикрыла лицо веером, стараясь спрятать легкую улыбку, вызванную этим титулом. Едва ли эта тщеславная девочка заслуживает пышного титула «Ее Величество» и едва ли долго будет носить этот титул. Граф провел Марию в первый ряд придворных почтительно внимавших королевской речи. Одетая в белое платье с серебряными кружевами, в накидке из черно-белого горностая, водившегося лишь в Зеленолесье, эта девочка-вдова с ее овальным личиком, высокой прической и загнутыми длинными ресницами была как всегда похожа на капризную принцессу.

    Мелодичным звонким голосом она произнесла краткую приветственную речь и прошла в бальную залу. За ней следом хлынула толпа придворных и через минуту музыканты заиграли начало быстрого вальса. Первые пары уже кружились по залу. Королева по этикету могла танцевать только несколько особых танцев, потому она прошла к тронному возвышению и села, окруженная множеством молодых людей – придворных или военных. Она с таким удовольствием отвечала то одному, то другому и выслушивала комплименты, что Марии подумалось – как же она вытерпела полгода строгого траура, без развлечений, без торжественных приемов. Но тут подошел придворный кавалер, который был записан на ее первый вальс, и Мария, улыбнувшись Деренгу, закружилась в легком танце под звуки то веселых, то задумчивых виолончелей.

   Вальс сменился медленным и сложным старинным танцем, затем началась мазурка, потом снова был вальс… Когда через час музыканты заиграли тихую и задумчивую мелодию «Ледяные узоры», которая обозначала перерыв между танцами, Мария с удовольствием опустилась на мягкий диван и взяла из рук графа Эвельда, своего кавалера в последнем танце, еще один бокал лимонада. Поскольку перерыв предполагался довольно длинный, не менее сорока минут, слуги внесли в зал и поставили на столики блюда с фруктами и пирожными. Мария с удовольствием выбирала пирожное из десятка других, лежащих на овальном блюде. В этот момент к ним подошел Дерренг, рядом с ним шел невысокий человек, в голубом шелковом камзоле.

   – Барон Тагелл, – представил его Дерренг. – Великий знаток истории Аркайны, которой вы так интересуетесь, герцогиня.

   Тагелл поклонился. Мария, улыбаясь, протянула руку, которую тот галантно поцеловал.

   – У вас, наверно, не осталось ни одного свободного танца, Ваше Сиятельство? – спросил он, очевидно из вежливости.

   Мария, не отвечая, улыбнулась и встала. Жемчужины на ее ожерелье таинственно сверкали, словно отражая блеск ее глаз.

   – Здесь слишком душно, – заметила она.– Думаю, я пройду в белую галерею.

   – Желаете посмотреть картины, герцогиня? – тут же подошел к ней Эвельд, готовый предложить руку.

   – О, может быть, не знаю, я всего лишь хочу ненадолго выйти, здесь так душно… – и она повернулась, словно в задумчивости, к Тагеллу, так что ему пришлось, хотел он или нет, подать ей руку, чтобы не выглядеть невежей.

   Они вышли из Золотого Зала через боковую дверь и прошли в смежную с ним белую галерею – длинный широкий коридор, по стенам которого висели картины знаменитых Анлардских художников.

   Опираясь на его руку, Мария шла по галерее. Она была немноголюдна, и Мария старалась идти подальше от прогуливающихся под руку пар. Тагелл шел молча, словно некая докучливая обязанность – провести даму по галерее в перерыве между танцами. Но легких запах ее необычных духов, теплая рука, лежащая на его руке, таинственный блеск ее глаз в полутьме галереи – все это уже волновало его, и он начал разговор, ему хотелось еще раз услышать ее голос:

   – Итак, вы интересуетесь историей, герцогиня?

   Мария остановилась почти в конце галереи, около окна. Молодая луна лукаво светила, озаряя черные силуэты деревьев, рассыпая искрящиеся блестки на снегу… Мария решила, что не стоит ждать и делать длинные предисловия.

   – Лучше сказать, разными историями, барон. У вас слава удивительного рассказчика.

   – Что же вы хотели бы услышать, герцогиня? За мою жизнь я, в самом деле, столько раз…

   – Мне интересно прошлое великих людей. Но самым интересным, самым волнующим, разумеется, стал бы рассказ о нашей королеве.

   Мария посмотрела на собеседника. Ее глаза мерцали в полутьме – взгляд был тверд, без малейшей кокетливости. Барон ее понял. Он сделал шаг назад и спокойно произнес:

   – Я провожу вас в бальный зал, Ваше Сиятельство. Ваши кавалеры станут искать вас…

   Мария так же спокойно посмотрела на него.

   – Следующий танец я оставила свободным, и еще один после него. Послушайте только одну минуту, барон, потом вы решите, как же лучше вам поступить. Вы знали семью королевы, знали саму королеву в юности. Вам известны все прошлые и нынешние аркайнские интриги.

   Тагелл покачал головой, сделав еще шаг в назад.

   – Я могу рассказать вам несколько забавных сплетен, но…

   – Нет, нет. Сплетни, особенно забавные, едва ли могут быть любопытны.

   – Тогда, к моему великому сожалению, я вам ничем не смогу помочь, Ваше Сиятельство…

   Мария вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза.

   – Я уверена, что вы сможете припомнить нечто, что могло бы меня заинтересовать. Тем более, что и у меня также есть нечто, что весьма заинтересует вас.

   – О, не думаю…

   – Ваше письмо, написанное вами около двенадцати лет назад. Вот его копия, взгляните.

   Мария нажала на пластину веера, и вытащила тонкий листок. Тагелл взял его, просмотрел и тут же, прочтя только начало, разорвал на несколько частей, затем, оглянувшись – галерея почти опустела – поднес к одной из свеч обрывки и зажег.

   – Всего лишь копия, – пожала плечами Мария. Она отвернулась и стала смотреть в окно.

   – Но как… – в ярости начал было Тагелл.

   – Для вас, сударь, важно, не как и откуда, а какие у вас будут гарантии, что я передам вам ваше письмо в обмен на нужные мне сведения и что я не разглашу вашу тайну, – твердо сказала Мария.– Думаю, граф Деренг говорил вам обо мне. Я не нарушаю свое слово никогда. Известно мне, что у вас в предках есть эльфы, а не будь их, не рискнули бы вы в тот раз прибегнуть к черной магии. У вас просто не вышло бы ничего. Посмотрите мне в глаза, и вы уверитесь, что я говорю правду.

   Тагелл поднял на нее взгляд и молчал минуту, затем кивнул.

   – Хорошо, – холодно сказал он. – Я расскажу вам все, что я знаю о королеве и ее семье.

   … Рассказ оказался недолог, танцы только-только возобновились… Мария слушала, записывая кое-какие имена на обратной стороне бального листка. Она поняла – эти сведения бесценны. Если ей удастся… Она улыбнулась. Затем снова раскрыла свой веер и достав еще один, совсем ветхий листок, протянула его Тагеллу.

   – Мне было весьма любопытно поговорить с вами, барон, однако я вернусь в зал…

   Он молча подал Марии руку и провел ее до дверей зала.

   – Благодарю вас, сударь, за увлекательную беседу, – проговорила она, глянув ему в глаза. В ответ поймала жесткий, ледяной взгляд. «Что ж…не удалось не нажить врага – жаль, но что сделаешь…»

   Барон поклонился ей и быстрым шагом направился к выходу.

   …Бал длился до полуночи. Эвельд танцевал с Марией еще два танца и все перерывы проводил рядом с ней. В один из перерывов он предложил ей Ледяного вина – всегда холодное, с ледяной крошкой, терпкое и сладкое одновременно вино, сделанное эльфами Зеленолесья. От него у Марии немного закружилась голова, и Эвельд отвел ее к самому крайнему у окна дивану, где было немного прохладнее. Он не сводил с нее глаз. Сверху лилась тихая и неспешная мелодия старинной песни «Синие рукава», положенной на музыку для скрипки.

   – Я хотел бы пригласить вас на завтрашние катания на санях.

   Мария представила, как они мчатся с высокой горы в широких санях, как Эвельд укутывает ее голубым мехом, как внизу они пьют горячий чай и он покупает ей горячие пироги с мясом или ягодами… Она взглянула на Эвельда. Он смотрел на нее преданными глазами. Мягкие пряди светлых волос, открытый лоб, серые глаза… Она улыбнулась ему и кивнула. Эвельд просиял и нежно поцеловал ее руку.

   Приехав домой после первого зимнего бала, Мария прошла в спальню. Горничная помогла ей переодеться в домашнее платье и погасила все огни – оставила одну свечу около зеркала. Мария подошла к окну и долго смотрела в безмолвную ночь, на белый снег, который темнел вдали от освещенного окна и искрился ломкими снежинками под желтым светом фонарей. Обдумав все, что сказал ей Тагелл, она решила послать в Аркайну Эвельда. Конечно, его придется еще чуть-чуть… приручить…

   Мария еще немного постояла у окна, затем закрыла штору и погасила свечу.

   Вечером, после катания на санях, Мария в своей спальне готовиласьь ко сну.

   – Иди! – приказала Мария. Она была одета в бело-кремовый вечерний пеньюар, темно-рыжие волосы падали волной на плечи. Горничная поклонилась и вышла. Мария приоткрыла окно и вдохнула зимний колючий воздух. Ей было радостно, и тревожно, и странно. Где-то скрипел снег под колесами запоздалой кареты. Снежинки, искрясь в лучах уличных фонарей, падали редкой серебристой мукой из небесного сита. Она любит Крея, но… Он уехал, а она юна, свободна, вся жизнь перед ней, как этот ночной застывший под снегом город, видный из окон дворца далеко – далеко. Сколько еще будет таких таинственных ночей, холодных и звездных! Стекло, на котором по краям рамы нарос слой пушистого льда, холодило руку. Мария посмотрела на ночное небо. Есть ли там, высоко, на какой-нибудь из этих звезд, такой же мир, как на земле? Может быть, и там кто-то сейчас любит, страдает или строит какие-то свои, неведомые планы…

    Мария закрыла окно и задернула тонкий прозрачный тюль. Ах, как хорошо! Она отошла от окна и упала на застеленную атласным розовым покрывалом кровать. Сейчас пробьют часы. Скрипнет потайная лесенка, ведущая к спальне герцогини. Эвельд откроет дверь тем ключом, который она дала ему, расставаясь после утренней встречи, и войдет, почтительно поклонившись… Мария улыбнулась. Но сначала она просмотрит письма, которые он должен принести. Это важнее всего…

ГЛАВА 6

Уруздан и Тириэль шли по парку, проложенному от центра города мимо библиотеки к самым пригородам. Собственно, такими парками, которых было шесть, и идущими вдоль них параллельными проезжими дорогами был пересечен весь центр Анлардиана. Тириэль чувствовала себя со своим спутником легко и непринужденно. Уруздан купил ей мороженое в трубочке из розовых вафель (в тесто для таких вафель добавляли сок земляники). Они шли под сплетенными в высокую арку ветвями старых деревьев, мимолетный солнечный луч иногда проскальзывал в зеленую тишину, но потом воцарялся снова спокойный прохладный полумрак.

   Уруздан не старался навести разговор непременно на Камень. Он понимал: сначала должно быть доверие, потом можно пробовать говорить и о том, что ему действительно было нужно.

    – Вы жили в столице с детства?– спросил он.

   – Да, Анлардиан – мой родной город.

   – Учились, конечно, вместе с людьми, гоблинами, гномами? Нет, вы не подумайте, вот, мол, потомок эрхов, и он презирает всех, кроме своих сородичей. Мне в самом деле интересно, каково это – учиться вместе с теми же гоблинами.

   – Знаете, очень обычно… Ведь все мы – просто живые существа в этом огромном и не всегда добром к нам мире.

   – Конечно. Я не спорю с этим. Просто у меня в жизни этого не было. Я учился в строго эльфийской школе…

   – Неужели других туда не брали?

   – Не в этом даже дело. Нет, у нас есть и общие школы. Но, во-первых, другие расы особо не распространены в нашей стране, исторически так сложилось, и довольно суровые законы о трудоустройстве эмигрантов, да и сама эмиграция ограничена. Ну, а во-вторых, конечно, формально любого примут в школу, которая изначально сделана как школа со специализированно-эльфийским обучением – я ходил в такую, у нас подобных школ большинство. Но едва ли тому же гоблину будет интересно изучать углубленно тот же староэльфийский язык, историю эльфийских родов... Ну, и главное – магия. Достаточно усиленные занятия, и требуются результаты, а не просто присутствие.

   – Меня пугает эта…

   – Зацикленность на самих себе, да? Вы ведь это хотели сказать?

   – Пожалуй, да.

   – Я не оцениваю, хорошо это или плохо, я с этим вырос. А потом… Я часто думаю, что детство у всех в общем-то и уникально, и очень похоже… Узнавание мира, удивление…

   – Похоже? Мне кажется, нет…

   -Уверяю вас! Вот скажите, ваш сын – в какие игры он играет?

   – Ну, он все больше с гвейром, мне это не нравится, считаю, что это развивает праздность, но они сейчас все… А если все же идет на улицу играть, то опять же, как все – салки, прятки…

   – Гвейры… В такие игры мы, конечно, не играли, тогда этого не было. В салки, прятки… А еще, когда я приезжал на лето к родителям из школы, у меня был приятель, наполовину гоблин… Не удивляйтесь, мои родители были без предрассудков. И мы играли в какие-то свои игры, придумывали всякие поисков кладов и так далее..

   На следующий день Уруздан снова встретил Тириэль после работы. Он ждал ее, прислонясь небрежно к высокому клену. В руке Уруздан держал светло-кремовую розу на длинном стебле, он смотрел на бледно-синее небо, слегка откинув голову назад. Увидев Тириэль, подошел к ней своей легкой походкой и вручил розу.

   Они шли по тому же парку, ведшему к дому Тириэль. Начинало темнеть, уже зажгли фонари, чьи светильники были спрятаны в ажурные сетки. Говорили они уже долго, и беседа понемногу перерастала в спор.

   – Ну, тут мы подходим к эльфийскому извечному вопросу : «Кто начал первый?»…

   – Не сердитесь, – твердо сказала Тириэль. – Но это очевидно, это уже история нашего мира, общеизвестный факт. Триста лет назад эльфы Фарлайна вызвали из другого мира Высших Эрхов. Те появились, и почти столетие после этого творили черные дела. Множество эльфов стало эрхами, и потому, в конце концов, началась война, точнее, даже эпоха Великий Войн.

   – Я не считаю, что это общеизвестный факт, – Уруздан взял Тириэль под руку, и они свернули к лавочке с резной железной спинкой. Он сел, вполоборота к Тириэль, закинув руку на спинку лавочки.

   – Но вы же историк! – возмутилась Тириэль, опустившаяся рядом с ним.

   – Вот именно поэтому. Нет, буквально два слова! Они Вызвали Высших эрхов из иного мира, использовав множество страшных и даже отвратительных заклинаний.

   – И даже совершили жертвоприношения! – добавила с отвращением Тириэль.

   – Да, это и жутко, и мерзко. Но они сами совершили не меньшую жертву. Погубили себя, впустили эту мерзость в свои души…

   – Ах, давайте мы их еще пожалеем! – разозлилась Тириэль.

   – Да! И это тоже. Тири, я знаю, о чем говорю, я действительно знаю, как это мерзко и ужасно.

   – Но то, что делали фарлайнцы…

   -Тириэль, а скажите мне – откуда взялся Фарлайн?

   – Только не говорите, что это мы виноваты!

   – Ну, лично вы ни в чем не виноваты, – и Уруздан галантно поклонился ей. – Но Анлард и Аркайна – да. За несколько десятилетий до того, как несколько фарлайнских эльфов решились вызвать Высших Эрхов, Фарлайн, как вы знаете, был не столько государством, в нашем современном понимании этого слова, сколько большим лесом. Причем единственным в нашем мире – там эльфы по-прежнему жили на мэллорнах, говорили на древнем языке…. Ну кому стало лучше, когда этот лес разорили, пожгли, а земли разделили между Аркайной и Анлардом их тогдашние короли? Фарлайн как первый эльфийский город-крепость появился именно в ответ на жестокость и истребление.

   – Но эльфы Фарлайнского леса были темными эльфами! Они начали использовать темную магию.

   – О-о-о…. Тириэль… Ну вы-то должны знать, ведь вы чистокровный эльф, к тому же и историк, да и просто великолепно образованы. Вы же знаете, что не бывает никаких темных эльфов. Или эльф, или эрх. И всегда можно остановиться, не дойдя до грани.

   Она вздохнула. «Что было раньше, огонь или феникс…» В таких вопросах ей всегда виделась не загадка, а подвох. Но все равно, одно дело начать несправедливую войну, а совсем другое дело – вызвать из иного мира Зло, дать ему плоть и жизнь в этом мире. Уруздан тоже молчал, откинувшись на резную спинку скамьи и, запрокинув голову, разглядывал сплетенные над ними ветви. Потом он снова повернулся к Тириэль.

    -Не будем спорить. Это в самом деле сложный вопрос. Вот лучше скажите, почему вы решили стать историком?

   – Да нет. Я выбрала сначала литературное отделение нашего факультета, но потом… в общем… перешла на историческое. Звучит глупо, но сделала это по личным причинам, не по призванию. Хотя я не жалуюсь. Работаю с очень интересным для меня архивом, пишу статьи…

   – Какая эпоха? – спросил Уруздан, стремясь, чтобы интерес в его голосе с одной стороны, был заметен, но, с другой стороны, чтобы не выдать происхождение этого интереса…

   – Как раз – Великие Войны. У вас ведь тоже?

   – Да, я специализируюсь на этой эпохе. Тоже написал несколько статей, сейчас думаю о книге.

   – А вы почему решили стать историком?

   – Так сложилось. Мои родители очень много работали, я, когда приезжал на каникулы, мало их видел, читал, искал «древние клады»…

   – Кем они работали?

   – Мама была целителем, отец – преподаватель магии в училище. Летом я ездил к бабушке и деду, они жили в возрожденном фарлайнском лесу, у них была небольшая, но очень любопытная библиотека.

   – Они жили на мэллорне? Ох, как интересно!

   – Да, как в древности жили наши предки. Мэллорны растут долго, но, в конце концов, лес удалось возродить. Тех огромных королевских деревьев, которые росли веками, таких, конечно, пока нет… Но подросло немало мэллорнов, где уже может жить одна небольшая семья. Ну, и вот… Я много бродил, читал старые книги…

   Они почти дошли до того места, где из парка надо выходить на одну из улиц, ведущих к дому Тириэль. Им казалось, что они никогда не смогут наговориться… Но иногда наступали паузы в разговоре, и оказывалось, что молчать им вдвоем было тоже легко и спокойно…

   Вернувшись домой и увидев, что Элр уже отправился спать, Тириэль закрыла шторы, зажгла светильник-кристалл. Мерно тикали ходики, висевшие на кухне. Тириэль потянула вниз гирю, сделанную в форме листа мэллорна, сами ходики были в виде ствола мэллорна, обрамленного такими же листьями, а сверху, как из дупла, высовывался серебристый соловей – они на самом деле живут только на этих деревьях – и издавал в нужное время короткие трели. Самое любимое ею время. Элр спит и не надо понукать его, чтобы он делал уроки, или заставлять поужинать. По улице проносятся редкие машины, цепочки желтоватых фонарей шли вдоль далеких проспектов, на улицах почти нет прохожих, только редкие влюбленные парочки стоят на мостах да патрулируют улицы отряды ночных стражников-троллей. От соседей сверху слышится музыка, но тихо и негромко… какая-то современная