Оглавление
Все парижские газеты пестрят сенсационными заголовками: «Убийство на улице N!», «Совершенно тяжкое преступление – убит ребёнок!».
Комиссар полиции берёт это дело под свой контроль. Ему на помощь приходит знаменитый писатель, который с давних времён сотрудничает с комиссаром. Он всегда откликается на просьбу старинного знакомого, когда речь идёт о сложном, запутанном преступлении, которое заводит следствие в тупик. Их сотрудничество даёт успешные результаты.
Писатель обладает тонким чутьём и интуицией настоящего сыщика. Он эксперт-аналитик, поэтому видит всю подноготную преступления.
В расследовании принимает участие близкий друг писателя, который получил юридическое образование и имел обширную практику.
Они действуют слаженно, продуманно, взвешено, стремительно, не оставляя преступникам ни единого шанса обмануть следствие или направить его по ложному пути, руководствуясь принципом – риск оправдан, когда торжествует справедливость.
Кто преступил закон, предстанет перед судом и понесёт наказание.
Лейтмотивом романа является светлая, чистая, как родник, неистраченная с годами и всё побеждающая любовь писателя к Музе, которой ещё в молодые годы стала его супруга.
Жанр романа – романтический детектив
Инна Комарова
Оборванная нить
романтический детектив
в двух частях
Эпиграф
«Любовь можно снискать лаской,
а не силой».
Публилий Сир
Пролог
Среди белого дня в проходном полутёмном подъезде старого дворянского дома убийца с остервенением душил свою жертву, пока у ребёнка не закатились глаза и пересохший язык безжизненно не припал к нижней губе. После этого ополоумевший преступник испустил истошный крик.
Монолог писателя –
часть первая
Выдержки из дневника
14 июля, среда
Забросил свой старинный дневник, который вёл ещё в юности. На отдельных листах на ходу записывал мысли, замечания. Подумал и решил, что нехорошо это. Продолжаю после большого перерыва. Не подумайте, что вызвано это необходимостью общения с посторонними людьми. Нет. В искреннем и молчаливом собеседнике, пожалуй. Вижу, как вы улыбаетесь. Да, да, именно молчаливом, чтобы не мешал мыслить, анализировать, размышлять. Для этой цели дневник – самый подходящий и надёжный собеседник. Он принимает всё, о чём я хочу рассказать ему. Меня это вполне устраивает. Такой подход кто-то посчитает эгоистичным. Возможно. Не возражаю.
Человек, достигший моего возраста и положения, далеко не всегда берёт на себя обязательства что-либо доказывать. Я всего-навсего записываю свои мысли. За самые удачные из них издатель аккуратно выплачивает мне гонорар. Но сколько тех откровений, что остались в тёмном закупоренном на ключ ящике. Думаете, почему? Ответ прост. Я их сам забраковал и никому не показывал, ибо самый непримиримый и жёсткий критический фильтр для моих произведений – я сам. Не исключаю, что издатель взял бы и это. Он доверяет мне, давненько ничего не проверяет и относится с уважением ко всему, что выходит из-под моего пера. Но я поступил так.
Писатель оторвался от дневника, на мгновение застыл. Душа томилась, тосковала по утерянной любви. Всё чаще он возвращался к воспоминаниям. Шквал эмоций затмили реальность, он отдался им и погрузился в переживания. Под настроение полились из сердца строки, он только успевал их записывать.
Зардел закат в небесной дымке
День близится к концу.
А я хочу воскликнуть:
Люблю тебя, люблю!
И нет в подлунном мире,
Кто б мог нас разлучить
И нет того, кто в этой жизни
мне даст тебя забыть.
Люблю тебя и нет разлуки
Люблю тебя и нет тоски
Люблю тебя - ушли из сердца муки
В душе моей навеки ты.
Ты Музой стала с первой встречи
Осталась до последних дней
И так сложилось,
Что на белом свете
Нет тебя ближе и родней.
21 июля, среда
Приходит день, приходит час душевного откровения, честного разговора с самим собой. Сознание подсказывает, в дальнейшем настаивает, что именно уединение даёт ту полноту свободы, о которой мечтал всегда. Ты остаёшься наедине со своими мыслями, чувствами. Пожалуй, так рождается ощущение свободы. Появляется уникальная возможность созерцать, изучать, анализировать. Никто не вправе нарушить эту идиллию. Никто и ничто не переводит твоё внимание, сконцентрированное на работе, на повседневные мелочи, не навязывает своих желаний, не предъявляет необоснованных и несвоевременных требований. Нужно было, наконец-то, перестать служить скорой помощью и эту практику один раз и навсегда аннулировать.
Ты уединился… им же ничего другого не остаётся, как оставить тебя в покое и справляться самим, без тебя.
Это такое счастье, когда человек принадлежит самому себе! Сколько прекрасных свершений можно сотворить. Сколько добрых, нужных начинаний, а впоследствии больших дел, можно совершить. Сделать мир чище, гуманнее, духовно богаче, краше, наконец, великодушнее. Вот, когда становится легко дышать, а душа распахивается нараспашку и уже никогда не закроется.
Вот так с осознанием своего выбора я остался один. Собственно, настоящих друзей у меня никогда не было. Знакомых много, да, но мы виделись от случая к случаю, в основном, когда им от меня что-то было нужно. На самом деле нас особо ничего не связывало. Единственный друг, с которым мы дружим с юности, живёт вдали от меня. А в случайных знакомых не было нужды. Да, я принял для себя окончательное решение и стал жить отшельником.
То, что было ценно и дорого для меня, то ради чего я мог отречься от всех благ, Всевышний забрал у меня в одночасье. Остальное не имело значения, потеряло смыл. Так я остался один.
31 июля, суббота
Короткие моменты счастья
Как долго я ждал человеческого тепла, искренности в каждом движении, взгляде, звуке. Господь пожалел меня и спустил с небес настоящую Фею. Я почувствовал, что ожил. Это была сказка наяву, короткая и необыкновенная.
Волшебница-Фея предстала предо мной с хрупкой душой и лёгким нравом, вся светилась изнутри и этот свет щедро дарила мне. Она окутала меня удивительным романтическим флёром дивных, редких, целомудренных чувств. Я преобразился. Во мне родился другой человек. Я и не подозревал, что могу стать таким романтиком и буду способен совершать рыцарские поступки. Она оживила мою душу, вдохнула в неё чудодейственную силу, наполнила божественной мудростью.
Её звали Глория. До встречи с ней я слыл повесой, всерьёз ничего не воспринимал, особо ничему не придавал значения. Она перевернула моё сознание, представление о жизни, о таких понятиях, как добро и зло. Во мне шла работа, я преобразился, даже внешне, и это начали замечать посторонние люди. Стал обращать внимание на то, чего раньше не видел. Вдумчиво относится к тому, что делаю. Этот период в моей жизни навсегда врезался в память, как время больших и значительных открытий, переосмысления того, что осталось в прошлом, и грандиозных планов на будущее. Я всматривался, вслушивался в то, как моя Фея воспринимает окружающий её мир и как реагирует на разные явления природы. Как легко, без принуждения вступает в диалог с другими людьми, подчас совсем чужими. Какой отклик в её сердце находят их беды, страдания, несчастья. Поражался тому обстоятельству, как просто она находит общий язык, стирая грани между сословиями и рангами. В этом заключалась уникальность её цельной натуры, человеческого таланта и Личности, как таковой.
В открытое окно ворвался тёплый приятный ветерок.
- Как хорошо! - вздохнул он, прикрывая глаза и подставляя лицо ласкающему его ветерку. На мгновение он прикрыл глаза, его обворожил чарующий аромат душистой сирени. Он замер и вспомнил, что кусты росли неподалёку. Как он раньше этого не замечал? Аромат сирени будоражил кровь, завораживал, сводил с ума. Он носился вокруг него, над ним. Искусно вызывая, клещами вытягивая из памяти забытые, скорее насильно приглушенные волей воспоминания. Один за другим непрерывной вереницей пронеслись эпизоды ушедших лет. Одна картина сменяла другую, но неизменным оставалось одно: всё это так или иначе было связано с ней - его Феей. Да, да, с той до боли счастливой порой его жизни. Именно тогда чувства были обострёнными, возвышенными и трепетными, а помыслы, надежды, мечты, желания олицетворяли собой одно – её присутствие рядом и только в его жизни. Эта Фея перевернула его жизнь, представление о ней, о ценностях. Она сумела услышать и распознать мелодию струн его одеревеневшей души. Это внезапное вторжение, наваждение дурманили воспалённый рассудок, бередя изголодавшуюся и израненную душу.
- Как она была прекрасна, восхитительно нежна и трепетна! А как она любила сирень… - мысли вырвались наружу. Его душили рыдания, он поднялся, выпил воды из графина, посмотрел в окно и…
- Тогда мы с ней жили загородом. Поутру я забирался в соседский сад, где каждый уголок утопал в кустах сирени. Она буйно цвела крупными белыми гроздьями. Там я воровал охапку самой крупной сирени, легко преодолевал забор, разделяющий наши территории, и возвращался домой. В мгновение ока её ложе утопало в белоснежном покрывале и превращалось в сиреневый рай. Вся комната тут же наполнялась и пропитывалась тончайшим, неуловимым ароматом. Она, ощутив этот божественный, чудесный и любимый, узнаваемый запах, нежилась и, как малое дитя, подтягивалась, сладостно улыбаясь, - продолжал он свой монолог.
- Это были самые лучшие годы в моей жизни. Вся трагедия человеческого бытия заключается в том, что истинное счастье заявляет о себе внезапно, без подготовки, как гром среди ясного неба. Человек думает, что благо ниспосланное свыше пришло навсегда. Это не так. Оно приходит всего лишь на мгновение, как последний вздох и, как соломинка, за которую мы держимся всю последующую жизнь. Ибо потом: годы тоски, безразличия, забвения и укоры, бесконечные укоры, от которых не найти спасения. Эти укоры исходили от щемящих сердце и душу воспоминаний. И бесконечных вопросов: «Почему не уберёг, почему не спас?! Почему допустил это?». Ответ не приходил, поэтому вместо ответа каверзные вопросы тут же заглушались крепким напитком. От него мутило, рвало и жгло всё внутри. Нужно было забыться… но не получалось. И сколько раз я давал себе слово – не прикасаться к спиртному, как бы плохо ни было.
Однако горечь потери была настолько велика, что удержаться не получалось. Так я и жил. Не пил я, когда работал. Да, работа меня спасала. Когда я находился в процессе и был ответственным за будущее своего нового произведения, никогда не позволял себе подобных слабостей. Запрет действовал на весь период работы над рукописью. Я был поглощён работой, она меня увлекала, и я на время уходил от скорбных мыслей. Когда же удавалось создать что-то значимое, стоящее, весомое, написанное с азартом, вкусно, с настроением, да ещё талантливо, я радовался, как дитя. Это придавало силы. Господь внезапно и так безжалостно забрал у меня самое дорогое. В утешение оставил лишь ремесло. И на этом спасибо. Что-то я размяк, скис, чрезмерно расслабился, надо работать и всю хандру, как рукой снимет, - философствовал писатель, фиксируя свои мысли, состояние, движение либо оторопь души. Его дневник, как показало время, явился отдушиной, единственным и молчаливым собеседником. Писателя это устраивало.
9 августа, понедельник
Он сидел в кресле. Перед ним на столе дожидалась открытая рукопись. Несколько листов были исписаны мелким, неразборчивым почерком. На полях – ремарки, внизу – сноски. Где-то стрелки, штрихи, пометки, понятные только ему. Он творил и ему так было удобно. Когда работа над рукописью завершалась, ощущалась общая усталость, и он оставлял её, давая себе время на раздумье. А рукописи – отлежаться. Затем он перечитывал её заново и только после правок, отдавал секретарю. Та на пишущей машинке подготавливала чистовик. В таком виде рукопись уходила к издателю. Бывало, редактор надоедала своими вопросами: «А как лучше?» или «Что Вы думаете?». Его раздражали надоедливые и беспочвенные вмешательства, но он не вступал в дискуссию, ибо хотел поставить точку. Каждое новое произведение – новый этап в его творчестве. Это был трудоёмкий и долгосрочный процесс, но иначе он не умел работать. Да, он очень взыскательно и требовательно относился к тому, что выходило из-под его пера. Такого было свойство характера его натуры и следствие воспитания.
Глория – Муза, осуществившаяся мечта и невосполнимая потеря…
Они познакомились случайно. Эндрю пришёл по делу к своим знакомым, там в этот момент оказалась Глория. Он не поинтересовался, по какому поводу она пришла. Увидел её и понял – это ОНА, его мечта.
Встречались молодые недолго. После первой встречи с Глорией наш герой не стал откладывать, сделал девушке предложение, она тактично попросила неделю на размышления. Всю эту неделю он не находил себе места, ничем не мог заниматься, думал только о ней и с большим нетерпением ждал ответа. Очень волновался. Когда же она дала согласие, молодые сразу поженились.
Справедливости ради скажу, до встречи с ней мысли о женитьбе не приходили ему в голову.
Эндрю влюбился в Глорию сразу и навсегда. Она стала для него путеводной звездой, ангелом-хранителем, палочкой-выручалочкой – всем, и он не хотел расставаться с ней ни на мгновение. Глория была олицетворением добродетелей. Очень красива, необыкновенно обаятельна. Её утончённость за квартал бросалась в глаза. А доброта не знала границ.
Молодой писатель снял одну комнатку в мансарде, чтобы уложиться в те небольшие гонорары, которые получал за работу.
Жили они чрезвычайно скромно и бедно. Эндрю не приучен был просить у родителей помощь, а Глория рано осталась сиротой, поэтому молодожёны могли рассчитывать только на самих себя. Надо отметить, девушка была очень одарённой, щедро наделённой от природы талантами и способностями. Всё, к чему она прикасалась, на глазах превращалось в диковинку, которая вызывала бесчисленные восторги. У неё были золотые руки, она шитьём нарядов состоятельным клиенткам зарабатывала на хлеб. Это спасало. Глория по натуре была скромницей и никогда не определяла стоимость своей нелёгкой работы. Напротив, с благодарностью принимала от заказчиц только то, что ей давали. Её щепетильность не позволяла назначить цену за выполненную работу. Более того, она не требовала денег за дополнительную работу, даже очень трудоёмкую и кропотливую, когда такая возникала в процессе. Она постоянно что-то придумывала, фантазировала. Так, к примеру, Глория мастерила своими руками приятные и очень нужные в быту вещицы для создания уюта в доме. Иногда её клиентки обращали внимание на аксессуары и другие мелочи, которыми она украшала съёмную квартиру. Они тут же заказывали, потом выкупали. Глория довольная и радостная бежала в лавку, отдавала долги, а на оставшиеся деньги покупала съестное. Она не могла позволить себе купить то, о чём мечтала. Себя, детей она полностью обшивала сама, Эндрю шила сорочки, брюки. Но иногда приходилось покупать ему то верхние вещи, то костюмы. Эндрю по работе бывал в присутственных местах и должен был достойно выглядеть, чтобы соответствовать уровню представителей обеспеченных слоёв населения, с которыми приходилось сотрудничать.
На эти покупки Глория откладывала небольшие суммы, в противном случае, невозможно было приобрести что-либо. Их бюджет не позволял. Супруги искали недорогие магазины, чтобы обновки для Эндрю не оставили семью без самых простых и обыденных вещей, главным образом, без продуктов питания.
Когда дети болели, она лечила их народными средствами, которые применялись ещё в родительском доме. Глория жадно впитывала в себя всё, что делала её мама. Она, будучи маленькой девочкой, интуитивно почувствовала и поняла, как это важно.
И когда её родители погибли при невыясненных обстоятельствах, Глория в подростковом возрасте осталась предоставленной сама себе, в полном смысле слова брошенной на произвол судьбы. Вот тогда все эти знания и трудолюбие ей очень пригодились и выручили её.
Соседи заботились о девочке, устроили её в пекарню в помощь главному кондитеру. Он согласился её взять по той простой причине, что ему нужен был человек на подхвате. Глория и там очень быстро освоила процессы производства, и вскоре он доверил ей самостоятельно готовить тесто и выпекать сдобу.
Затем знакомая познакомила её с известной в Париже модисткой и Глория после основной работы в пекарне, ездила на другой конец города, чтобы освоить новый крой, замысловатые расчёты, типы тканей, отделочных материалов, которые модистка применяла в процессе изготовления заказов. У неё были богатые клиентки. Они часто капризничали, придирались по любому поводу и в отсутствии такового, модистка всеми имеющими в её арсенале средствами старалась угодить им. Глория у неё выполняла самую трудную работу. Но не роптала, потому что знала, что освоив эти методы и получив глубокие знания, она сможет самостоятельно начать работать и получать заказы. Позднее всё так и случилось. Клиентки с удовольствием обращались к ней. Объяснялось это очень просто. Глория была более добросовестной и старательной в работе, а получала гораздо меньше, нежели модистка. По выходным, когда пекарня не работала, а модистка отдыхала, Глория присматривала за соседской девочкой. Так она обеспечивала Эндрю тыл и лишала необходимости искать дополнительно неквалифицированную работу, чтобы обеспечить семью самым необходимым. Когда она готовила пищу и пекла пироги, самый лакомый кусочек она оставляла мужу, потом делила между детьми, остатки доставались ей.
Эндрю она любила больше жизни, была ему преданна всей душой, всё делала для его благополучия и успешной работы. Она растворилась в нём, в его делах, интересах. О себе Глория не думала никогда.
Именно поэтому, когда её не стало, он так остро и болезненно ощутил и осознал, кого потерял. Потеря оказалась невосполнимой.
31 декабря
Некогда вести дневник. Очень занят. Вот и сейчас тороплюсь на встречу.
Часть вторая. Убийство на улице N.
На следующее утро горничная, заходя в дом, была чем-то очень взволнована.
- Мария, с добрым утром, - поприветствовал он горничную.
- Не такое оно доброе, как вам кажется, господин хороший.
- Что так?
- А вы не слышали?
- Нет.
- То-то я вижу, ваш почтовый ящик лопается от корреспонденции. Меня несколько дней не было, вот и накопилось, - тараторила Мария, снимая верхнюю одежду в прихожей. - Ездила сестру проведать, она нездорова. Вы сами меня отпустили, что запамятовали? – спросила горничная и подозрительно посмотрела на него. - Вы, видать, и на улицу не выходили все эти дни.
- Ты угадала. Был занят и никуда не отлучался.
- Возьмите там, я опорожнила почтовый ящик и всю вашу корреспонденцию принесла. Молока купила. Сейчас завтрак приготовлю, - отчиталась горничная и удалилась на кухню.
- Я не пойму, вы ели все эти дни, пока меня не было? – возмущённо спросила она, вернувшись в кабинет.
- Не помню, - безразлично ответил он.
- Всё, что я вам приготовила, не тронуто. Только грязные чашки с засохшими кусочками кофейного налёта. Что, аппетита не было? – пытала она.
- Ты права, не было, - с тем же безразличием ответил он. – Изредка ванильные сухарики с кофе пожёвывал.
- И что с вами делать? Ума не приложу, совсем от рук отбились. Пока была жива ваша супруга, она приглядывала за вами, - бурча себе под нос, комментировала горничная, возвращаясь в кухню.
Мария была простовата, но не зловредна и по-человечески сочувствовала ему. Он не прислушивался к её советам, и это её травмировало, а иногда раздражало. Когда совсем терпению приходил конец, она высказывала ему, что накипало в душе, но чаще терпела и молчала, фанатично выполняя свою работу.
Эндрю вышел в прихожую, взял корреспонденцию и последний номер утренней газеты.
На развороте в глаза бросился заголовок, выделенный жирным шрифтом: «Убийство на улице N», - прочитал он вслух.
– Что такое, какое ещё убийство?! Ерунда какая-то. Эти газетчики совсем с ума посходили, - разозлился он.
Писатель прошёл в кухню. Горничная готовила овсяную кашу с сухофруктами.
- Мария, что ещё за убийство в нашем тихом городе?! Вы об этом хотели мне рассказать?
- Именно. Был тихим когда-то, - гневно ответила она. – Нечего было впускать сюда, кого попало. Целый цыганский табор бродит по городу, людей пугая и выманивая деньги. Вот вам и результат.
- С чего ты взяла?
- Своими глазами видела, и люди рассказывают об их «чудесах». Волосы на голове встают. А вы всё в небесах летаете, ничего не знаете и замечаете, - огрызнулась она. - Ни на минуту вас оставить нельзя, - не успокаивалась горничная. - Между прочим, ваш завтрак поспел, - мимоходом кинула Мария. - Сейчас сварю кофе. А вы этим временем мойте руки и приступайте к трапезе. У меня много дел. Приятного аппетита, - пожелала горничная.
- Благодарю, - ответил он и подошёл к столу.
Горничная Мария служила у него много лет, и он на её бурчание давно перестал реагировать, просто привык, как к мебели или мяуканьям старого кота. Она вела в доме всё хозяйство: готовила, убирала, относила бельё в прачечную, приносила продукты, ухаживала за растениями, которые появились в доме, благодаря покойной супруге. Глория очень любила растения и животных.
Бывало Эндрю просил и Мария ездила с письмом к издателю. Такое случалось, когда назревшие вопросы нужно было решать срочно и безотлагательно. Ещё горничная ухаживала за ним, когда он болел, ходила за доктором, за лекарствами. Она стала неотъемлемой частью дома, и он к ней привык.
- Вот ваш кофе, - сказала Мария, ставя перед ним маленькую изящную фигурную чашечку с инкрустацией. Чашечка была составляющей сервиза, который достался ему от матери. Невооружённым глазом было заметно, что сервиз выполнен старинным мастером, его отличала филигранная работа.
- Благодарю, - сухо ответил он.
- Слава Богу, кашу осилили. Смотрите, как исхудали, кости да кожа. На что это похоже?
- Кашу я люблю, меня к ней супруга приучила, забыла что ли? - подметил он и поднял глаза на горничную. - И наши дети, когда были маленькими, ели с удовольствием, - подчеркнул он, затем
хаотично стал что-то искать в кухне.
- Что вы ищите? – спросила горничная.
- Мария, ты случайно не заходила в булочную?
- Ну конечно, по дороге зашла и купила ваши любимые булочки с корицей. В сумке остались. Отвлеклась и забыла. Старею…
Сию минуту принесу, - доложила горничная и стремглав помчалась в прихожую. Там в сумке в бумажном пакете изнемогали в тесноте и испарине свежайшие ароматные булочки. Он их ел на завтрак с кофе.
- Вот, пожалуйста, кушайте на здоровье. Всё из головы выскочило после болтовни молочницы, - оправдывалась Мария, выкладывая булочки в соломенную корзинку.
- Какая ты впечатлительная. Чем же это она тебя так напугала? – поинтересовался он, пододвигая к себе корзинку с ароматными и свежайшими булочками.
- Как чем? Что, каждый день у нас такое происходит? Страшно после этого на улицу выходить, - раскраснелась горничная.
- А ты выпей горячий кофе с булочкой и успокойся, - предложил он.
- И то верно. Пожалуй, надо перекусить. Я и позавтракать не успела, так торопилась к вам, - согласилась Мария, налила себе кофе и присела к столу.
- И булочку бери, не стесняйтесь. Ты сегодня, как не родная, - сыронизировал он.
- Спасибо. Расстроилась. Растревожила она меня. Никак не могу прийти в себя.
-Ты хоть скажи, в каком районе преступление совершено? – расспрашивал он.
- Рядом с поместьем госпожи Рошаль. В народе это место называют улицей N. Там на табличке выгравированы инициалы владельцев имения, под ними внизу стоит этот знак. Вот люди и прозвали это место улицей N. Не знаю, что это означает.
- Госпожа Нора Рошаль. Литера N - первая буква имени, не догадалась? – спросил он у горничной и добавил, - этот особняк подарил на свадьбу госпоже Рошаль её отец.
- Вот оно что. А я ломаю себе голову, чтобы это могло значить?
- Теперь будешь знать.
- Да, благодарю вас. Пролили свет на тёмное пятнышко, - загадочно произнесла Мария.
-Ты знаешь, мне очень интересна одна деталь.