Загадать желание. Ольга Кай

Оглавление

• Часть первая
• Глава 1
• Глава 2
• Глава 3
• Глава 4
• Глава 5
• Глава 6
• Глава 7
• Часть вторая
• Глава 1
• Глава 2
• Глава 3
• Глава 4
• Глава 5
• Глава 6
• Глава 7
• Глава 8
• Часть третья
• Глава 1
• Глава 2
• Глава 3
• Глава 4
• Глава 5
• Глава 6
• Часть первая
• Глава 1
• Глава 2
• Глава 3
• Глава 4
• Глава 5
• Глава 6
• Глава 7
• Часть вторая
• Глава 1
• Глава 2
• Глава 3
• Глава 4
• Глава 5
• Глава 6
• Глава 7
• Часть третья
• Глава 1
• Глава 2
• Глава 3
• Глава 4
• Глава 5
• Глава 6
• Глава 7
• Глава 8
• Часть четвертая
• Глава 1
• Глава 2
• Глава 3
• Глава 4
• Глава 5
• Глава 6
• Эпилог

Часть первая

Стеклянное чудо

...
Под куполом серого неба город казался унылым и пыльным. Пламя осени уже коснулось листвы, но было еще по-летнему тепло. Обычный рабочий полдень, время обеденного перерыва... На остановке торговка громко расхваливает свои пирожки, а люди безразличной толпой проходят мимо нее, спускаются по ступенькам в подземный переход, и лишь немногие останавливаются, чтобы купить – с капустой, с картошкой, с мясом – попутно уточняя: не с кошачьим ли?
Старичок в поношенном пальто, некогда темно-зеленом, а теперь грязно-сером, устроился возле бордюра. На маленьком раскладном столике перед собой выложил стеклянные шары с заключенными внутри росплесками краски. На первый взгляд ничего необычного, но стоило присмотреться – и под прозрачной поверхностью угадывалось движение: медленное, плавное, словно дыхание спящего.
Прохожие редко обращали внимание на торговцев сувенирами, разве что перед праздниками. Но в ближайшее время всеобщих праздников не предвиделось, к столику со стеклянными шариками подходили только дети, да и те – ненадолго. Старичок начал было поклевывать носом.
– Ух ты, гляди!
Громкий восхищенный возглас заставил торговца поднять голову. Перед его столиком остановилась ватага мальчишек-школьников.
– Смотри, смотри, оно двигается! – один из ребят, кучерявый рыжик, протянул руку, но отдернул, опасаясь тронуть столь хрупкую и необычную вещь. – А что это?
– Это чудо, самое обыкновенное, – старичок усмехнулся, глядя на растерявшихся мальчишек. – Оно может исполнить желание...
– Здорово! – перебил его рыжий, удивленно присвистнув.
– ...но только загаданное не умом, а сердцем.
– Это как? – недоуменно спросил светловолосый мальчик в очках, а рыжик насупился, пытаясь осмыслить услышанное. Остальные трое притихли, подались ближе и поглядывали с некоторой настороженностью и на шарики, и на их хозяина.
– А так, – старик поднял шарик и протянул мальчику. – Возьми. Просто положи его на ладонь, вот так... и сожми, чтоб не выкатился. А теперь подумай о том, чего тебе хочется.
Школьник думал. Сосредоточенно поправлял съезжающие очки, думал снова – и ничего не происходило.
– Наверное, не о том думаешь, – покачал головой старичок. Взял шарик и протянул его рыжику: – Попробуй ты.
Тот, покраснев, осторожно, словно боясь обжечься, сжал гладкое стекло пальцами и зажмурился. Некоторое время он стоял так, изредка поглядывая одним глазом то на шарик в своей ладони, то на ребят – и снова ничего.
– Дай-ка мне! – темноволосый паренек, все это время наблюдавший за своими товарищами, тоже попытался зажмуриться, когда взял в руки стеклянное чудо. Но внезапное напоминание торговца его остановило:
– Только самое сокровенное, – негромко подсказал старичок. И уже шепотом добавил, словно отвечая мыслям незнакомого мальчишки: – И не желай невозможного.
– А невозможное – это какое? – тут же уточнил рыжик.
– Ну, наверное, чтобы Земля стала плоской, – улыбнулся старичок, и уже серьезно добавил: – Или вернуть того, кто ушел навсегда.
Темноволосый мальчик поспешно отвел глаза и снова уставился на цветные разводы под стеклянной поверхностью зажатого в пальцах чуда.
– Ну что там, Валька? Не получается? – поинтересовался рослый конопатый парнишка. – А ну, дай я...
Он уже протянул руку, когда ленты красок в стеклянном шаре завились, сплетаясь в новые узоры, а потом рассыпались мелкой пылью, повисшей мерцающим туманом, подсвечивая сжатые Валькины пальцы.
– Что это? – он поднял круглые от удивления глаза на хозяина стеклянных чудес.
– Это значит, что ты загадал правильное желание. И оно вот-вот исполнится.
Мальчик нахмурился и рассеянно, даже слегка испуганно огляделся по сторонам. Кругом ничего не изменилось – как прежде, люди шли по своим делам, ехали автомобили, зазывала покупателей торговка пирожками...
– Мама! Мама! – тонкий детский голос послышался рядом. Девочка лет четырех стояла посреди людского потока – глаза широко раскрыты, по щекам текут слезы. – Мама! Мама-а-а-а-а!
– Привет! – Валька присел рядом и, когда девочка удивленно взглянула ему в лицо, спросил: – Что случилось?
– Я... маму потеляла, – всхлипнув, ответила девочка.
– Где потеряла?
– Потеляла, – повторила она. – Мы сли, сли, а потом я на тютютоцьку отосла... и потеляла!
Валька растерянно почесал пятерней затылок. Его товарищи подошли ближе и смотрели, не зная, чем помочь. Девочка вновь надумала реветь, поэтому Валька поспешил перебить ее плач вопросом:
– А где ты живешь? Если хочешь, мы отведем тебя домой.
– Плавда? – улыбнулась малышка. И, сосредоточившись, быстро произнесла заученную по наущению взрослых фразу: – Калина Дмитлиива, улиса Кленовая пятнасать, квалтила двасать сетыле.
– Карина Дмитриева? – переспросил Валька. Опустил руку, нащупал в кармане брюк тяжелый стеклянный шар, который не успел отдать старику. Вот как? Неужели его желание действительно исполнится, надо лишь отвести сестричку домой... к ней домой. Но только...
– Карина! Карина, где ты? – встревоженный женский голос донесся от здания универмага и утонул в уличном шуме.
Схватив девочку за руку, Валька быстро пошел сквозь толпу. Как назло, людей словно стало больше, приходилось едва ли не проталкиваться. Он взял малышку на руки и побежал на удаляющийся голос.
– Карина, ты где? Карина! Кариночка!..
Женщина в длинной юбке и строгой светлой блузе остановилась напротив магазина игрушек, отчаянно огляделась по сторонам и замерла, увидев Вальку со своей девочкой на руках. В следующий миг она подлетела, едва не вырвав дочурку у мальчика, который как раз ставил малышку на тротуар.
– Это ты? Ты ее увел? – прижав девочку к себе, женщина зло уставилась на Вальку.
– Она просто... потерялась, – растерянно ответил мальчик.
Видимо, ему не поверили. Мать осмотрела свое дитя, и убедившись, что девочка цела и здорова, взяла ее за руку и решительно развернулась, чтобы уйти.
Пальцы сжали в кармане стеклянный шарик.
– Мама!..
Получилось тише, чем Валька хотел, но его услышали. Женщина замерла на миг, но не обернулась и пошла вперед.
Стекло внезапно стало горячим и жгло пальцы.
– Мама!
Собирались люди, привлеченные неожиданной сценой. Женщина остановилась, вернулась. Девочка пыталась выглянуть из-за складок колышущейся черной юбки, но у нее не очень-то получалось.
– Я не желаю иметь ничего общего ни с твоим отцом, ни с тобой, – прозвучал тихий голос. Темные глаза матери смотрели сердито и как-то странно блестели. – Понятно?
– Папа умер, – также тихо ответил Валька.
Она удивилась, приподняла брови. Кивнула, отвечая каким-то своим мыслям. Ни слов сожаления, ни вопросов – где и с кем Валька теперь живет... Устало вздохнула, выпрямилась.
– Тебе нужны деньги? Подожди... – открыла сумочку, достала кошелек, вынула из него несколько пестрых бумажек и протянула мальчишке. – На, возьми.
Валька беспомощно смотрел на предложенные бумажки, потом медленно отступил.
– Не надо. Не надо, – шаг, еще шаг. Голос сорвался на крик: – Мне ничего не надо!
Пропускать мальчишку не спешили, пришлось проталкиваться, не обращая внимания на возмущенные возгласы, лишь бы оказаться подальше, подальше... Глаза щипало от подступивших слез, но не реветь же: не девчонка, и не малолетка. Стыдно!
– Валька, стой! – окликнул его кто-то из ребят, увязавшихся следом. – Стой!
Споткнувшись, Валька остановился, поднял голову и обнаружил вдруг, что очутился возле того самого перехода. На раскладном самодельном столике ловят блики вынырнувшего из-за туч солнца стеклянные шары с замершими под прозрачной поверхностью росплесками краски. Чудеса. Неисполненные желания.
Лучше б их и не было, этих желаний!
Мальчик вынул из кармана стеклянный шар, наполненный мерцающим голубоватым туманом... "Увидеть маму". Но разве этого он хотел? Разве такой встречи? Разве?..
– Нет, не надо! – старик предостерегающе вскинул руку, но было поздно: Валька в сердцах швырнул стеклянное чудо на асфальт.
Легкий, едва слышный звон. Мерцающий туман поднялся облачком, сияющая пыльца защекотала ноздри. Мальчишка громко чихнул и... исчез.

Люди все так же шли мимо.
– Валька! Эй, Валька! – кричал рыжик, оглядываясь по сторонам.
– Наверное, домой пошел, – решил светловолосый мальчик в очках. Приятели с ним согласились, и вскоре школьники скрылись среди прохожих, их голоса поглотил городской шум.
Старичок стоял на коленях, собирая мельчайшие осколки с пыльного асфальта. Руки его дрожали.
– Прости меня, мальчик, прости...
...

Глава 1

Мир-ловушка

Двенадцать лет спустя

Пальцы нащупали в кармане монетку – плоскую кругляшку, едва ощутимо прохладную. Почему-то считалось, что именно такие монетки – простой медячок, разменная мелочь – могут спасти от поселившейся за старой пристанью нечисти. Правда, требовалось еще, чтобы знахарка Марфа нашептала на монетку, заговаривая оберегать хозяина, но... как-то мало верилось в действенность старушечьего бормотания над ненужной, подобранной в грязи мелочевкой.
Только другого выхода не оставалось. Пока Алина сама не выздоровеет, она никого лечить не сможет, да и не почувствует, если вдруг появится возможность хоть ненадолго оказаться в городе нашего с ней родного мира. К тому же сейчас ее помощь так нужна Леону...
Нет, Алинке болеть нельзя никак. Запасы в аптечке уже на исходе, а народной медицине, особенно здешней, у меня доверия нет.
Алина – это моя подруга. Лучшая. И, пожалуй, единственная. На два года младше меня, невысокая, стройная, светловолосая и кареглазая. Как говорится, умница и красавица. Не знаю, простят ли когда-нибудь меня ее родители за ту поездку, которая практически отняла у них дочь?
Эта история началась почти год назад, весной... В Иванцово – разросшийся за последние десятилетия город – мы поехали на выходные: в ботаническом саду как раз цвели мои любимые тюльпаны – знаменитейшая коллекция множества сортов и расцветок. В воскресенье после обеда, когда мы с подругой уже стояли на автостанции Иванцово в ожидании обратного рейса, случилось это... Поначалу никто ничего не понял, просто вдруг пропало электричество – разом во всем городе. Отключилось радио, телефоны, мобильники показывали полное отсутствие покрытия. В связи с этим странным происшествием наш рейс задержали сначала на десять минут, потом на двадцать, а после пришел водитель и сообщил, что произошло какое-то ЧП, город оцеплен, и нас отсюда не выпустят.
Не знаю, сколь долго мы бы прожили в Иванцово, ночуя на автостанции и ежечасно проверяя мобильные телефоны, только на следующий день из города ушли крысы. И перепуганные люди последовали примеру животных. Молодой аккуратный городок был оставлен мародерам и пожарам.
Сперва люди держались вместе, разбившись на довольно многочисленные группы, к одной из которых примкнули мы с Алиной. Но уже через день встретились с местными.
Крестьяне, мирно обрабатывавшие поле, очень испугались, увидев нагрянувшую из леса толпу. Они истово крестились, при этом чертыхаясь и сплевывая через плечо. Кто-то кричал: "Колдуны!" Кто-то назвал нас лесной нечистью. Объясниться нам не дали – схватились за вилы и косы. И вот тогда началось... Никто из нас еще не догадывался, что судьба – то ли в подарок, то ли в насмешку – подарила каждому из заброшенных в чужой мир свой особый дар: кто-то мог вызывать молнии на головы врагов, кто-то – валить деревья прикосновением пальца, кто-то – лечить любые раны и болезни... Но тогда, повторюсь, этого еще никто не знал, и на окраине злополучной деревушки в тот день и молнии сверкали, и камни летали, и трескалась земля. До сих пор непонятно, как мы с Алинкой выбрались из того ада. К сожалению, оказалось, что швыряться огненными шарами ни она, ни я не умеем, а потому бояться приходилось не только чужих, но и своих.
Тьма сгущалась. Монетка, зажатая в ладони, стала почти горячей. А может, я слишком сильно сжала пальцы, и простенький узор в виде рясных калиновых гроздьев до боли впечатался в ладонь. Здешней нечисти я по-прежнему опасалась, хотя и знала, что почти с любым относительно разумным созданием этого мира можно договориться, но из покинутого людьми города по окольным землям расползалось зло – неведомое, чуждое всему живому. Да и творения колдунов-самоучек – бывших жителей и гостей злосчастного города Иванцово – подчас впечатляли, причем не в лучшем смысле этого слова. То ловушку поставят – чужой жизненной силой поживиться, то слепят из старых вещей чучело и отправят гулять по окрестностям, пугать крестьян. Судьба поигралась, наградив многих пришельцев из нашего мира способностями прямо сказать зловещими, как, например, людей в каменные статуи превращать, со змеями говорить... Хотя последнее, как я убедилась, иногда может оказаться полезным.

– Куда идешь, полоумная!
Если б я вовремя не закрыла себе ладонью рот, на мой визг непременно слетелась бы вся окрестная нечисть. Сердито оборачиваюсь, уже зная, кого увижу.
Темная фигура оказалась всего в трех шагах позади. Лица не видно, только глаза поблескивают. И "руки – в боки". Ругаться будет, как всегда, хотя права меня отчитывать ему никто не давал.
Это Горыныч. Дядька неплохой, но сердитый.
– Как узнал?
– Нашептали, – усмехается. Еще бы, его тут каждая змея знает, и все, небось, ежечасно с докладами ползают. Мимо нашего с Алинкой дома, потому что Горыныч – наш ближайший сосед. Он вообще-то не любит, когда его Горынычем называют, но прозвище прилепилось крепко, пришлось смириться. В глаза да при хорошем настроении я зову его Арисом.
– Чего это тебе среди ночи за водичкой приспичило? – спрашивает.
– Так за ней только ночью и ходят.
– Ага. И в одиночку, – поддакивает Арис. – Небось, что-то хищное в лесу завелось, вот и подкармливают помаленьку его всякими дурочками, чтоб оно, сытое и довольное, в деревню не сунулось.
Обижаться на него бесполезно. И не спровадишь уже, придется вместе идти. Ну, оно и лучше, не так страшно. Разворачиваюсь и, как ни в чем не бывало, продолжаю путь. Ладно, сходим вдвоем, заодно и узнаем, что там за нечисть и насколько она опасна. А если вода Алинке не поможет – еще раз схожу, и тогда очень постараюсь, чтоб ни одна змея в округе о том не прознала.
Арис идет за мной, не отставая, но и не обгоняя – чтобы никто со спины не напал.
– Нету там никакой живой воды, – сообщает безразличным тоном, – обычный источник. Был.
– Почему – был?
– Потому что я давно туда не ходил, не знаю, как сейчас... Раньше у пристани нечисть водилась, но тихая.
– Это они змей твоих боялись, вот и не трогали.
Здесь Горынычу возразить нечего: того, кто говорит со змеями, лесные жители нередко принимают за своего. А люди сторонятся: как местные, так и пришельцы. Дело в том, что еще до Иванцово здесь появлялись люди из нашего мира – немного, всего сотни две человек. Арис был одним из них, попал сюда еще мальчишкой. Сейчас он немногим старше меня, но жизнь здесь другая, она меняет.


Около полугода назад

Последние домики остались позади, а вскоре асфальт под ногами сменился побитой колейкой.
– Женя, стой!
Алина отстала, но только чуть-чуть – за последнее время, много путешествуя пешком, подруга научилась быть выносливой, а вот на подъеме, как обычно, устала. Что ж, мы отошли достаточно далеко, можно и отдохнуть.
Я остановилась и обернулась, поджидая подругу. Алина подошла, сбросила рюкзак на землю и встала рядом.
Город лежал перед нами, как на ладони – нарядные домики, купола церквей, башенки стилизованных под замки гостиниц, несколько высоток в восточном районе и стрелы подъемных кранов на западе. Уходить отсюда не хотелось, но аномалия и так продержалась довольно долго, и вот-вот... По спине пробежал холодок, а где-то в животе сжался тревожный комочек. Что это значит, я уже знала.
– Жаль, хороший был город.
– Да, – тихо согласилась подруга.
Очертания домов дрогнули, поплыли пятнами акварели и растворились в прозрачном осеннем воздухе. Теперь на месте города были зеленые холмы и маленькое озерцо в центре. В зарослях у берега шевельнулось что-то темное, блеснуло глянцевым боком и пропало. Все так же плыли сияющие перламутром облака в осеннем небе, и лес тихо шелестел за спиной.
Нарядный пейзаж не радовал. Город исчез, а мы снова остались в этом чужом мире, в котором не было ни водопровода, ни газовых плит и централизованного отопления, ни радио, ни телевизора. Ни кофе. Пачки, лежащей в моем рюкзаке, надолго не хватит, как и сахара. Здесь же сладости дорогие, а кофе и чай еще не завезли из далеких стран.
– Как же мне все это надоело! – Алина пнула носком мягкой кроссовки свой рюкзак – далеко не легенький, хотя и не такой тяжелый, как у меня. – Ходим, ходим...
– Может, в Раславе и останемся, – предположила я.
Раслава – единственное в округе место, откуда пришельцев не гонят, и даже наоборот – приглашают поселиться. Тамошний воевода сразу понял, что из наших способностей вполне можно извлечь неплохую выгоду, и за короткое время превратил захолустную Раславу в богатый и процветающий город, куда с окрестностей стекаются люди в поисках чуда. Причем чудеса требуются самые разные: то болото осушить, то замок построить такой, какой здешним технологиям не под силу, а то и просто вылечить кого-то, признанного безнадежным больным. За подобные чудеса платят, обычно, не скупясь, и часть своей прибыли пришельцы сдают в городскую казну.
Мы с Алиной как раз решили перебраться в Раславу, но по дороге подруга почувствовала аномалию – проявившийся город из нашего мира – и было решено свернуть к нему. Почти две недели мы провели, наслаждаясь спокойной жизнью на съемной квартире, удобствами, которые когда-то давно казались само собой разумеющимися и такими привычными. К сожалению, съездить домой возможности не было – за границей аномалии мы попадали обратно, в этот мир-ловушку, но зато родителям удалось вырваться к нам, пожертвовав отпусками ради возможности в кои-то веки повидаться с детьми.
До Раславы путь был неблизкий – неделя времени, если пешком. В дороге приходилось осторожничать: местные относились к пришельцам с опаской, считали колдунами, причем непременно злыми. И если появлялась возможность отплатить чужакам за свой страх – редко ее упускали. Нас с Алиной частенько выручала охранная грамота, выданная ей как лекарке, но и на силу этой бумаги тоже не стоило полагаться всецело.
Подруга отрешенно смотрела на озеро, блестящее под ярким солнцем. Ее длинные светлые волосы трепал ветер, тонкие брови над карими глазами были слегка нахмурены.
– Ну что, идем? – окликнула я ее.
Алинка вздохнула, унимая раздражение и, нехотя взвалив на плечи свой рюкзак, поплелась вверх по тропинке.

К счастью, подъем закончился скоро, и дальше дорога все больше виляла между холмами, огибая крутые склоны. Лес подступал с обеих сторон, пахло дубравой. Вскоре мы с Алиной стали замечать, что в зарослях ходят грибники. Видимо, урожай был хорош – несколько человек, возвращавшихся с "тихой охоты", несли объемистые котомки, набитые доверху.
– Похоже, где-то рядом город или село, – я огляделась, послушала, нет ли кого поблизости и, сойдя с дороги, сбросила на землю рюкзак.
Чтобы не привлекать излишнего внимания, нам с Алиной пришлось одеваться в привычную для местных одежду, разве что обувь менять не хотелось, но кроссовки – неброские, под кожу, – почти полностью скрывались под широкими штанинами.
На пустынной дороге одиноким девушкам небезопасно, и мы специально не прятали наши пестрые рюкзаки, а то и надевали спортивные курточки. Возможно, опознав чужаков, бандиты десять раз подумают – а стоит ли нападать? Ведь неизвестно заранее, насколько сильным и страшным даром обладают странствующие колдуньи. А вот в поселках и городках мы скрывали рюкзаки под серыми чехлами и надевали длинные, до пят, юбки из грубого сукна. Прямо поверх штанов. Стройности это не добавляло, и поначалу Алина протестовала против такой маскировки. Но, во-первых, она и так довольно худенькая, и смотрелась изящно даже в столь нелепом наряде, а во-вторых... с ее красотой нам нечего было и надеяться остаться незамеченными.
Зато, приближаясь к спрятанному за лесом поселку, мы выглядели, как заправские грибники, спешащие домой с наполненными торбами.
Неподалеку мычала корова, слышался собачий лай.
– Ночлег искать будем или все-таки дальше пойдем? – спросила я.
– Опять ночевать в лесу? – Алина страдальчески вздохнула. – Нет уж. Нас в Раславе никто не ждет. Значит, можно не спешить.
– Да, но... – неожиданно для самой себя я согласилась. – Посмотрим, что там за поселок. Может, попутчиков найдем. Походим сегодня, поспрашиваем, кто в Раславу едет.
Подруга удовлетворенно кивнула и... остановилась. А потом с визгом отскочила на несколько метров назад.
– Женя, отойди, скорее! Там! Там!.. – она вытянула руку, указывая дрожащим пальцем на землю передо мной.
Я глянула под ноги и едва удержалась, чтобы тоже не закричать. Змеи – штук пять-шесть – угрожающе вились по земле, не приближаясь, но и не уползая с дороги. Потом из зарослей выползло еще несколько, и я поспешила отойти назад. Холодная волна страха запоздало пробежала по телу, принося слабость.
– Я туда не пойду, – прошептала Алина, словно подозревая во мне твердое намерение сунуться в самое змеиное кубло.
Заросли рядом были достаточно густыми, чтобы нам не захотелось в них лезть. Но зато, вернувшись немного, мы увидели ответвление дороги, уходившее вправо. После недавнего дождя на нем остались следы колес, да и вышедший из леса грибник, поправив наполненный до краев короб за спиной, свернул на эту дорожку.

Глава 2

Говорящий со змеями

Дождь, не переставая, лил вторые сутки. Денег не хватало, пришлось отказаться от нормальной еды и жевать голый хлеб.
Мы сидели за пустым столом у окна, с улицы доносился монотонный шелест. За другими столами было веселее – люди ели и пили, и все чаще поглядывали на нас. Вернее, на Алину. Ее, как всегда, заметили сразу, и уже не один мужчина приглашал нас за свой столик, но интуиция подсказывала, что лучше не соглашаться.
– Мы умрем с голоду, – мрачно констатировала Алина, украдкой поглядывая на соседний стол, заставленный снедью.
– Ничего, не умрем. Разве что похудеем немного.
– Только это меня и утешает, – вздохнула подруга, и даже немного приободрилась. Но тут же снова погрустнела. – Под этими тряпками сколько ни худей – видно не будет.
– Ничего. Вот приедем в Раславу...
– Прошу прощения!..
Мы с Алиной одновременно обернулись. Рядом с нашим столиком, приветливо улыбаясь, стоял мужчина лет двадцати восьми, с темно-русыми волосами, влажными от дождя, в коричневом дорожном костюме, с переброшенным через локоть промокшим серым плащом.
– Прошу прощения, вы не будете возражать, если я присяду за ваш столик?
– Не будут, – ответил за нас подошедший трактирщик. – Девушки уже поели и с радостью уступят вам место.
Сдерживая возмущение, я быстро огляделась и поняла, что свободных столов уже попросту нет.
– С радостью, – сердито подтвердила я и глянула на Алину. В принципе, можно было и подвинуться, сделав исключение для вежливого молодого человека, но...
– Нет-нет, не стоит, – незнакомец успокаивающе поднял руки, полы висящего на локте плаща шевельнулись, приоткрыв длинные ножны, прикрепленные у пояса. – Я найду себе другое место. Извините.
– Ничего страшного, – Алина улыбнулась и очаровательно взмахнула ресницами. – Присаживайтесь, пожалуйста. Мы не против.
Мужчина поблагодарил и опустился на свободный табурет.
– Меня зовут Леон, – сказал он. Странное имя для здешних мест, а на иностранца вроде не похож.
– Алина, – ответила моя подруга.
Я не одобряла знакомства, но тоже представилась:
– Женя. Евгения.
– Очень приятно, – ответил наш новый знакомый, при этом было видно, что не врет. Еще бы, сейчас ему наверняка завидовали очень многие мужчины в этом зале, которым так и не выпало счастья познакомиться с моей подругой. – Путешествуете?
– Вроде того, – рассказывать ему больше в мои планы не входило, но Алина неожиданно поддержала разговор и на последовавший вопрос о цели путешествия честно ответила:
– Мы едем в Раславу.
– В Раславу? – переспросил он. – Я там живу. Надеюсь, город вам понравится.
– Мы тоже надеемся, да, Жень? – Алина улыбнулась. – Нам рассказывали много интересного о вашем городе.
– Что у нас живут одни пришельцы? – мужчина хмыкнул. – Это неправда, но пришельцев у нас действительно много.
– И вы их не боитесь? – поинтересовалась подруга.
Он пожал плечами.
– А чего бояться? Люди как люди.
– Так ведь колдуны? – я ехидно прищурилась, ожидая реакции, но Леон лишь покачал головой.
– И все-таки, это просто люди, которым не повезло оказаться в неподходящее время в неподходящем месте.
В словах мужчины было слишком много правды. Оставалось надеяться, что Леон – не единственный в Раславе, кто относится к пришельцам столь доброжелательно. Или он сам из наших?
Я пригляделась к нему пристальней – благо вниманием мужчины целиком завладела Алина – красивый, лицо приятное, прямой нос, густые резкие брови над темными глазами. Костюм добротный, похоже, не из дешевых, меч в ножнах... Я не знаток оружия, но понимаю, что носить меч себе позволит далеко не каждый. Хотя, может статься, его родители полжизни копили на такую покупку! Руки красивые, с длинными пальцами, слишком чистые и светлые для крестьянина – у тех кожа грубее даже на вид. Итак, перед нами странствующий рыцарь? Нет, рыцари в этих землях не водятся. И Леон куда больше смахивает на отпрыска мелко-дворянской фамилии, отправившегося в поездку по делам благородного родителя...
На этом мои размышления были прерваны – Леону принесли заказанную еду. Мы с Алиной честно отвели глаза, потому как пожирать взглядом чужой ужин как бы неприлично, а не смотреть не получалось: полная тарелка каши в подливе с кусочками мяса притягивала взгляды. Но Леон оказался достаточно проницательным и тут же снова подозвал трактирщика:
– Еще две порции, пожалуйста!
– Сию минуту, господин, – поклонился тот.
Мы с Алиной быстро переглянулись.
– Нет-нет, не надо, пожалуйста, – возразила подруга. – Если это для нас, то мы не голодны. Правда, Жень?
Ответить я не успела. Дверь трактира отворилась, и в помещение влетел немолодой мужчина в промокшем плаще. Увидев хозяина, он быстро подошел к нему и негромко спросил, нет ли среди его постояльцев лекаря.
– Может и есть, мне не докладывали, – ответил трактирщик.
Пришедший растерянно огляделся и, прокашлявшись, произнес, стараясь, чтобы голос его звучал громко:
– Прошу прощения, уважаемые... Мне нужен лекарь. Здесь есть лекарь?
Алина и я смотрели друг другу в глаза. Она сомневалась, я тоже. Конечно, в другое время мы бы откликнулись, не мешкая, но раскрываться сейчас неосмотрительно, и клятву Гиппократа моя подруга не давала.
– Здесь есть лекарь? – повторил мужчина и уже без особой надежды добавил: – Я заплачу.
Алина вынула из внутреннего кармана охранную грамоту лекарки и поднялась.

* * *
Мастер-часовщик, Арсений Осипович, открыл перед нами дверь дома, приглашая войти. В помещении было чисто и уютно, и хотя нам предложили не разуваться, мы все же сняли грязные кроссовки, оставив их сразу за порогом.
Свет пробивался из-за приоткрытой дверцы, откуда доносились голоса – слабый мужской, скорее даже детский, и приглушенный до шепота женский. К этой-то дверце часовщик подошел, заглянул в нее и сказал только одно слово:
– Нашел.
Мгновение было тихо. Потом дверь открылась, пышная седовласая женщина в домашнем платье, с теплым платком на плечах появилась на пороге, посмотрела на нас как-то робко, словно не веря глазам.
– П-проходите, – ее голос дрожал.
Я вошла следом за Алиной. Внук хозяина дома, молодой худощавый парнишка, лежал на кровати бледный, и только на щеках алел неестественный кровавый румянец.
– Что с ним? – спросила Алина.
– Наш лекарь сказал: пурпурная лихорадка, – ответил часовщик.
– Гадость, – пробормотала я, предчувствуя тяжелую ночь. Безусловно, пареньку повезло: здесь скарлатина считалась почти что смертельной болезнью. Если б мы решили отмолчаться...
Алина подошла к кровати, села на подставленный хозяином стульчик. Улыбнулась пареньку и, прикрыв глаза, положила ладони на его горящие щеки. Потом Алинкины руки мягко соскользнули на его грудь.
Хозяева смотрели во все глаза и ждали, затаив дыхание. Мужчина придерживал жену за плечи, она же вцепилась пальцами в край теплого платка и закусила губу. Я тоже смотрела и ждала. Уже научилась определять – то ли по движению ресниц, то ли по бледнеющему лицу подруги – когда нужна помощь. И вот – подошла, положила руки ей на плечи, позволяя собственным жизненным силам перетекать в тело той, кому они были сейчас нужнее.

Мы вышли из комнаты в обнимку: Алина почти лежала на моем плече, едва переставляя ослабшие ноги. Такие болезни – не то что рана или перелом – лечатся куда трудней, и больше сил забирают. Я-то еще держусь, но вот подруга...
Речи о том, чтобы мы возвращались в трактир, даже не заводили. Нам постелили в хозяйской комнате, а когда я уложила Алину на кровать, часовщик вручил мне мешочек, приятно звякнувший о ладонь. Посчитать, сколько там, я еще успею – не до того. Подруга отключилась сразу. Я решила последовать ее примеру. Легла, подбила плечом подушку, подтянула одеяло – и внешний мир утонул в омуте глубокого крепкого сна.

* * *
Была глухая ночь. Я проснулась с гудящей головой и неприятным ощущением прерванного отдыха. Стук повторился, на этот раз не во сне, а наяву.
– Вот черт, – поднялась, быстро проверила рюкзаки, прикинула на глаз, сможем ли мы в случае чего выбраться через окно. Чувство опасности становилось все сильней, хотелось убежать... Но не босиком же! Так, Алину разбужу позже, сперва кроссовки.
Хозяева уже стояли у двери наготове: женщина держала свечу, мужчина – топор.
– Кто там? – спросил часовщик. Я молча взяла нашу с подругой обувь и прислушалась.
– Свои! – донеслось снаружи.
– Кто? – повторил мужчина.
В дверь тяжело ухнули кулаком.
– Эй, хозяин, а ну-ка открывай, если не хочешь красного петуха под крышу!
Понимая, что медлить нельзя, я скрылась в комнате. Обуваясь, потормошила спящую Алину. Подруга пробормотала что-то, но не проснулась.
– Алина! Алина, вставай! Бежать надо, срочно! Эй, ты слышишь?
Без толку. Кое-как я ее обула и с обреченным видом вернулась в горницу, впору чтобы услышать, как неизвестные за дверью требуют выдачи им "бесов нечистых" и "сатанинских отродий". Проще говоря, колдунов, то есть нас.
"Господи, если ты все-таки есть, и если ты меня слышишь – помоги! Пожалуйста. Хотя бы ради Алины – она ведь верит в тебя, молитвы знает, в церковь ходит"... Я перевела дыхание и неуверенно сказала:
– Открывайте.

Они не боялись – это я сразу поняла. Четыре противно ухмыляющиеся рожи, в руках у одного – нож, у другого – дубинка, да и остальные наверняка что-то припрятали.
– Ну, чего надо?
– А где подруга? – гаденько-сладким голосом спросил тот, что стоял ближе всех.
– Спит, – сурово свожу брови и скрещиваю руки на груди, демонстрируя фальшивую уверенность в собственных силах. – Чего надо, спрашиваю?
– Ты, детка, буди свою подружку, – угрожающе посоветовал бородач с дубинкой. – С нами пойдете.
– Чего ради?
– А того, что в нашем поселке колдуньям не место!
– Вот как? – улыбаюсь. – И с чего это вы такие смелые? Не терпится на собственные потроха посмотреть?
– Ты бы не кривлялась, детка, – снова подал голос бородач. – Не на тех нарвалась. Давай, тащи сюда подружку свою, и шмотки прихвати. И чтоб быстро!
Уверенности этим четверым не занимать. Словно знали, что не будет ни громов, ни молний, ни прочих неприятностей. Но – откуда?
– Последний раз предупреждаю! – я подняла руки, еще не зная, как закончить этот бездарный спектакль. Четверо смотрели с ухмылками, потом один вдруг захрипел и тяжело свалился в грязь.
Остальные обернулись на звук и пропустили тот миг, когда из-за угла дома вылетела черная тень и метнулась к ним. Клинок мелькнул, поймав отблеск света, и еще один незваный гость упал прямо у крыльца. Двое оставшихся, почуяв опасность, бросились бежать. А неожиданный заступник быстро вытер меч о чужую одежду и поднялся. Свет из приоткрытой двери упал на лицо, я узнала Леона.

Как управилась с двумя рюкзаками – до сих пор понять не могу. Леон вынес Алину из дома и быстро, едва ли не бегом, направился к трактиру. И я... тоже побежала. Проклиная тяжесть своей ноши и упрямо не желая ее бросить. Мы оказались у знакомого навеса, где стояла привезшая нас из Остаповки телега. Со стоном уронив Алинкин рюкзак на землю, я услышала голос Леона:
– Тише. Только не кричите. Подруга вам все объяснит.
Это он говорил очнувшейся Алине. Посадив ее прямо на телегу, мужчина ушел, пообещав, что скоро вернется. Подруга изумленно огляделась и уставилась на меня:
– Женя, что происходит?
Отдышка все равно не дала бы мне внятно ответить на этот вопрос.
– Потом, ладно?
Леон вернулся быстро, оседлал гнедого жеребца и тихую серую кобылку, закинул один рюкзак себе за спину. Потом подсадил Алину, сам сел на гнедого позади нее и указал мне на вторую лошадь. Признаваться, что ездила верхом лишь раз в жизни, было поздно и неуместно. Сунув ногу в стремя, я заскочила в седло и, следуя примеру Леона, стукнула пятками в лошадиные бока.

* * *
Выдержать бешеную ночную скачку было нелегко. Поэтому, когда Леон осадил гнедого, останавливаясь, я уже не думала о погоне и была рада передышке.
На свежем воздухе Алина немного пришла в себя. Леон усадил ее на бревнышко, закутав в свой плащ. Я же достала из рюкзаков теплые куртки, одну протянула подруге, вторую надела сама. Дождь прекратился, в лесу было влажно и тихо. Сперва мы слушали, как срываются с листьев капли, потом Алина пододвинулась ко мне, прижимаясь боком.
– Женечка, ты мне все-таки расскажешь?..
Во время скачки мы с Леоном в общих чертах объяснили ей, что надо оказаться как можно дальше от нехороших людей, которым очень не понравились две молодые и практически беззащитные колдуньи. Теперь мне пришлось рассказать ей более подробно о произошедшем.
– Кстати, – я вдруг вспомнила, что оставила Леона без слов благодарности. – Спасибо. Не знаю, откуда ты появился, но очень вовремя.
– Если честно, я за вами следил, – он развел руками, словно извиняясь. – Когда вы вышли из трактира, пошел следом и ждал возле дома, собираясь проводить вас обратно.
– Зачем?
– К пришельцам не везде относятся так, как в Раславе, – его взгляд остановился на лице Алины, что-то мелькнуло в нем, похожее на сожаление. – На дорогах теперь небезопасно, особенно для таких, как вы. Поэтому я очень прошу позволить мне сопровождать вас до Раславы.
Несмотря на вежливый тон сказанного, создавалось впечатление, что отказа он не примет, и уже знает, как уговорить нас согласиться на и без того заманчивое предложение.
– Мы будем очень рады, – ответила Алина за двоих.
– Спасибо, – он кивнул, словно поклонился, и присел рядом с нами на бревно. Алина вернула ему плащ, и мужчина завернулся в него, прячась от пробирающей сырости. – Только мне придется попросить вас сделать небольшой крюк.
Мы с Алиной переглянулись и согласились, что нисколечко против этого не возражаем.
Вот только утром, когда рассеялся влажный туман, я вдруг поняла, что узнаю дорогу.

Глава 3

Раслава

Леон обещал, что уже сегодня мы будем ночевать в Раславе, и не обманул. Городская стена – высокая, сложенная из ювелирно подогнанных массивных каменных глыб – иллюстрировала преимущества союза с пришельцами, а также неслабую оборонную способность города, главным оружием которого были колдуны, собранные здесь в невиданном для этого мира количестве. Перед въездом в город налево от дороги располагался огромный шумный рынок. Хотелось пройтись по рядам, и я с трудом подавила в себе это желание – после, когда обоснуемся на новом месте, тогда и станет ясно, сколько можно потратить, и что необходимо купить в первую очередь, а что – во вторую. Алина тоже смотрела с сожалением. Леон заметил это, предложил свернуть, но мы твердо отказались и поехали к воротам.
Город показался на удивление чистым и светлым – мощенные брусчаткой улицы, стены двух-трехэтажных домиков выкрашены в радостные цвета. Наверняка, все это не без помощи наших. Главное, что небоскребов не настроили... Я вдруг поняла, что в Раславе вполне может быть и водопровод, и другие удобства – есть ведь, кому строить, и ничего придумывать-изобретать не надо.
Мы проехали через центральную площадь, свернули в боковую улицу с нарядными невысокими зданиями. Леон остановил лошадь у калитки аккуратного голубенького домика и, поднявшись на крыльцо, позвонил в колокольчик.
Дверь открыла женщина, которую, несмотря на солидный возраст и снежно-белые волосы, язык не поворачивался назвать старушкой. Румяная, пахнущая сдобой, в белой блузе и пышной синей юбке, из-под подола которой кокетливо выглядывали рюши. Она радушно поздоровалась с нами, сказала, что у нее как раз есть несколько свободных комнат. И если нам с Алиной понравится и жилье, и цена, мы можем выбрать любую на свой вкус.
Неширокая деревянная лесенка с резным поручнем уходила наверх. Я сразу решила, что лучше смотреть комнату на втором этаже, и поднялась по ступенькам. Дом был опрятный, на светлых стенах – цветочный рисунок, очень напоминающий обои. Наверняка, тоже работа наших земляков. Комнаты обставлены просто, но уютно. И – самое невероятное и радостное – в доме действительно был водопровод! Замечательная ванная комната – хоть и одна на весь этаж, но вполне современная по нашим меркам.
– Для этого мира – условия класса люкс, – заключила Алина. И подмигнула: – Ну, почти.
– Этот люкс может быть нам не по карману, – шепотом напомнила я.
Но цена оказалась на удивление небольшой. Мы тут же договорились с хозяйкой и отправились "заселяться".
Леон проводил нас до дверей. Заглянул в комнату, удовлетворенно кивнул.
– Арина Павловна – женщина хорошая. Никто из жильцов еще не жаловался. Особенно хвалят ее стряпню, – он улыбнулся. – Мне пора, к сожалению. Я зайду завтра, узнаю, все ли у вас хорошо. И еще – надо будет сходить в городское управление, записаться в учетный список. Такие у нас правила.

Хозяйка и вправду готовила отменно. Она с удовольствием составила нам с Алиной компанию за столом, ничуть не смущаясь общества двух пусть и молоденьких, но колдуний. Ни о чем не расспрашивала, зато говорила сама, и в этот вечер мы узнали о Раславе довольно много – о магазинах, парках, аптеках, о местных мастерах и колдунах. А также получили заверения, что в этом городе пришельцы могут ходить свободно, не таясь, и что после того, как мы запишем свои имена в управские списки, нас смогут находить клиенты, и появится возможность заработать.
Переваривая полученную информацию, я долго не могла заснуть. Алина лежала на своей кровати, глядя в темно-синее небо за окном.
– Женя, – позвала она. – Скажи, а как тебе Леон?
– Ну, – вопрос застал врасплох, потому как об этом я предпочитала не задумываться, – он вроде хороший человек.
– Хороший? – подруга улыбнулась. – Это все, что ты можешь сказать? А знаешь, Жень, ты права. Он – хороший, по-настоящему. Уверенный такой, мужественный. И... красивый, правда?
Не согласиться было сложно, я предпочла уйти от ответа:
– Радость моя, ты, случайно, не влюбилась?
– Я об этом как раз подумываю, – хихикнула Алина. – Ты заметила, его здесь все знают и уважают.
– Может, наш Леон – главный мафиози этого города?
– Не похож! – весело возразила подруга. И тут же: – Жень, скажи, он тебе нравится? Хорошо, что мы его встретили, да?
– Да, – отворачиваюсь к стене, натягиваю на плечи одеяло. – Я – спать. Спокойной ночи.

* * *
Леон, как и обещал, зашел за нами утром. Город уже проснулся, на улице было полно людей и, к моему удовольствию, внимания на нас с подругой почти не обращали, разве только здоровались с нашим спутником. В Раславе колдуны действительно не таились, но и не выпячивали свою принадлежность к пришельцам, предпочитая носить местную одежду, делая исключение, например, для любимой курточки или кроссовок. Частенько на глаза попадались интересные вывески: "Живые куклы", "Строительные работы любой сложности", "Микстуры от любой болезни", "Иллюзии: от зеленых гномиков до драконов" и прочие, и прочие. Встречались и скромные надписи: "Пекарня", "Обувная мастерская", "Пошив одежды на заказ".
– Наверное, здесь много лекарей, – вздохнула Алина.
– Совсем нет, – отозвался Леон. – Всего трое на весь город.
– Не много, – согласилась я. – Но и не мало. Потому что их уже знают, и пойдут скорее к ним, чем к нам.
– Есть еще приезжие, – напомнил мужчина. – Люди съезжаются за помощью со всей округи. И... может, вы захотите указать в списках еще какие-то способности, кроме тех, о которых я знаю? Если нет – ваше право.
– К сожалению, у нас больше нет талантов, которые могли бы помочь заработать на жизнь, – я почти не соврала. Способность Алины чуять аномалии мы пока держали в секрете, не зная, насколько опасным может быть для этого мира доступ в наш. Как-то не хотелось, чтобы местные головорезы ко всему прочему обзавелись огнестрельным оружием и другими "благами" современной цивилизации.
Как использовать собственный дар с выгодой – я пока не придумала, но... напишу в анкете, пусть будет на всякий случай.
Тем временем мы вышли на широкую площадь, окруженную нарядными двухэтажными зданиями из светлого камня.

Глава 4

Сын воеводы

Осень словно проснулась и напомнила о себе. За две недели листья полностью пожелтели и упали. Голые ветви мокли под проливными дождями, а вскоре пришли первые заморозки.
Леон бывал у нас нечасто. Не знаю, в какой должности он состоял при воеводе, но времени ему порой не оставляли даже на сон. Появляясь у нас под вечер, он обычно усаживался на голубенький диванчик в гостиной и грелся, грелся... Не столько теплом, сколько возможностью отдохнуть, спокойно поговорить за чашкой малинового отвара. А еще Леон был так на удивление тактичен, что я до сих пор тешила себя надеждой, будто он приходит сюда не ради Алины. Или, хотя бы, не только ради нее.
А вот подруга точно влюбилась. Правда, не раз обжегшись в прошлом, старалась держать себя в руках и не давать воли чувствам.
Горыныча искали, но вяло – всем было ясно, что он сразу ушел из города, и вряд ли рискнет вернуться. Из Раславы разослали весть о розыске, однако мало кто верил, что беглый колдун найдется.
Леон рассказал нам с Алиной, что два года назад несколько человек погибли от змеиных укусов. Один из них был племянником того самого богатыря, начальника городской стражи. Арис тогда жил в Раславе и пользовался расположением воеводы. Прямых улик против него не было, доказать ничего не смогли, но... Говорящий со змеями был один, о других никто раньше не слышал, да и подписанный им договор в архиве почему-то не нашли. Поэтому Горынычу пришлось уйти из города.
Воевода как будто верил в его невиновность и изредка, через Леона, передавал известия о ловушках в окрестностях Раславы. Но ловушек появлялось все больше, и Ариса подчас приходилось долго искать, чтобы сообщить место. История со змеями позабылась, воевода разрешил Горынычу вернуться в город. Вот только Алексей Леопольдович полагал, что тот вернется тихо и незаметно. А вышло иначе.
Что случилось в тот вечер: провокация или Арис действительно сводил старые счеты? Леон полагал, что кто-то очень хотел помешать его другу встретиться с воеводой. Несмотря ни на что, предупреждение о готовящемся бунте сам Алексей Леопольдович воспринял серьезно, хотя ему и намекали, что не стоит верить пригретой на груди змее, которая уже не раз укусила...
Максим, наш веселый сосед, уехал как раз во время листопада, и вернулся, когда колдуны стали готовиться к празднику Нового Года. А после уехал снова. Куда и зачем – мы не спрашивали, уважали чужие секреты.

Раньше я частенько задумывалась над тем, какое применение в мирной жизни находят колдуны с более агрессивными способностями – разные там взрыватели, сжигатели... В канун праздников городская власть собрала всех этих пиротехников и объявила им приглашение участвовать в представлениях на центральной площади. Естественно, не задаром.
Владельцы магазинов с диковинками также подготовились вовсю. Живые куклы пели "В лесу родилась ёлочка" прямо с витрины. Неподалеку, в соседней лавке, красовались празднично вызолоченные статуи, в натуральную величину изображавшие собак, кошек, мышек, змей и всякую мелкую живность. Мимо этой лавки я старалась пройти быстрее, потому как подозревала, что предприимчивый колдун попросту превращал в камень бедных животных. Хотя... позолоченные тараканы меня позабавили.
– Не понимаю, почему ваши люди празднуют начало года в разгар зимы? – не переставал удивляться Леон. По мере приближения праздника он становился все более мрачным и уставал все сильнее. И дело было вовсе не в том, что он не одобрял выбранную пришельцами дату праздника. Просто Леон ждал неприятностей, и по его убеждению, лучших обстоятельств для бунта, чем шумное многолюдное празднество, не придумаешь. И все же... Мало вероятности, что наши захотят испортить праздник и себе, и семьям. К тому же каждый живущий в Раславе колдун подписал договор – не преступать закон, не вредить городу. И нарушение этого договора, мягко говоря, чревато последствиями.

* * *
Сколько к Новому Году ни готовься, он всегда приходит как-то вдруг. Так случилось и тогда. Однажды утром мы с Алиной проснулись и поняли, что праздник – вот он. Что это сегодня ночью будет играть музыка, небо расцветет огнями, а на главной площади выступит знаменитый на всю округу театр иллюзий, и его представление в кои-то веки можно посмотреть бесплатно.
Полдня мы помогали Арине Павловне готовить праздничный ужин, а когда стемнело – оделись потеплее и вышли на улицу.
Да, колдуны постарались на славу! Гирлянды разноцветных огней на деревьях были так похожи на обычные электрические...
– Как дома, – прошептала Алина, смаргивая слезы.
Я промолчала.

Глава 5

Зимние дороги

Снегопад начался еще до рассвета. Мороз, мягкие пушистые хлопья кружатся, медленно опускаются вниз, на земле – сплошное белое покрывало. Погода самая что ни есть новогодняя.
Дороги не видно. Лошадка бежит себе вперед, недовольно фыркая, а я уже не пытаюсь подгонять. Мы наверняка сбились с пути, но... куда-то же мы обязательно приедем. Возле Раславы не одно Ручейное – много других сел. Скорее бы только добраться. Вот ведь жалость – такая красота вокруг, а я, вместо того чтобы любоваться, щурюсь и пытаюсь разглядеть сквозь пелену снегопада хотя бы один огонек, хотя бы одно маленькое окошко, в котором горит зажженная свеча.

Время шло. Змеи в моей шапке не шевелились. Подняв воротник, я безнадежно жалела об отсутствии капюшона и то и дело смахивала с лица и ресниц влажные хлопья снега. Вот так Новый Год... Кстати, а ведь местные празднуют начало года весной, а значит сейчас, перед рассветом, все спокойно спят, и наверняка никто не позволил себе такого разгильдяйства, как зажженная лучина или свеча, забытая в горнице на столе.
От этой мысли стало еще холоднее. Я ведь могла уже проехать не один поселок и не заметить! А зимой светает поздно, да и снегопад вряд ли утихнет, и можно ехать долго, очень долго, прежде чем какая-нибудь деревенька соизволит попасться на моем пути.
Небо уже начинало светлеть, когда где-то слева, вдалеке мелькнул живой желтый огонек. Еще не веря глазам, я потянула поводья, лошадка послушно повернула на свет.
Это оказались окна большого трактира, стоящего на окраине села. Вывалившись из седла, я нащупала посиневшими пальцами несколько монет, вручила конюху – чтобы позаботился о моей четвероногой подруге, и, едва передвигая ноги, побрела к крыльцу. Лицо встретившего меня на пороге трактирщика показалось знакомым.
– Где я? Что за село?
– Вы в Ручейном, уважаемая.
Сил удивляться не было. Я заплакала.

Неведомо как, но трактирщик меня узнал. Вспомнил и Алину, и то, что мы были вместе с Леоном и Горынычем. Похоже, я была не первой, кто прибыл сюда из Раславы – о бунте знали. И спрашивали о воеводе, о Леоне. Я подтвердила слова тех, кто добрался сюда немногим раньше, но дополнять рассказ не стала. Змеи мирно спали в шапке – черная и пестренькая. По крайней мере я надеялась, что они действительно спят, и собиралась последовать их примеру. Но, едва согревшись, кутаясь в хозяйское одеяло и грея руки о горячую кружку, вдруг поняла, что надо делать дальше.
Хозяйка очень удивилась моей просьбе, но передала ее мужу, и тот пришел, самолично поднявшись в отведенную мне маленькую комнатку, за которую пока не потребовал платы.
– У вас ко мне дело?
– Да, – я закуталась поплотнее. – Скажите, вы знаете, где найти Горыныча?
Мужчина задумался, потеребил бороду.
– Обычно он сам сюда заезжает, чтобы узнать, нет ли вестей от Леона или о ловушках. Мне оставляют записки или на словах говорят, что да как, я уж после ему передаю.
– И давно он был?
– Да вот... дня два как заезжал. Я ему передал, что в Коряках ловушку нашли. Повезло еще, сразу поняли, что к чему. Только один и попался.
– А когда он в следующий раз здесь появится?
Трактирщик развел руками:
– Откель же мне знать?
Ну все. Отогреться не получится. Теперь скакать по всей округе за этим змеем окаянным...
– И как же мне найти эти... Коряки?

* * *
Дорога была пустынна – только несколько цепочек конных следов в разные стороны. Лес постепенно приближался, сжимая объятия, и вот над головой – ветви в белом покрывале. Прыгнувшая прямо над дорогой белка струсила мне за шиворот несколько снежинок.
Хозяин трактира намекал, что одной ехать небезопасно, но сумасшедших, путешествующих в такую погоду верхом, не так-то и много. А до Коряк недалеко. Я выехала до рассвета, и надеялась, что буду на месте задолго до обеда. Однако не давала покоя мысль, что потеряно слишком много времени, и Горыныч мог уже давно разобраться со здешней ловушкой и уехать. Естественно, не сказав – куда. И тогда – ищи ветра в поле!
Деревни все еще не было видно. Лошадь сбавила темп и настороженно поглядывала по сторонам, а изредка поворачивала голову и смотрела на меня с укоризной.
– Ну чего ты, чего? – ее имени я не знала, а придумать пока не успела. – Наверное, устала, да? Не дали тебе отдохнуть по-человечески...
– Стой! – окрик за спиной испугал до полусмерти. Я пришпорила лошадь, посылая в галоп, и лишь тогда рискнула обернуться.
Всадник вдалеке тоже подгонял коня.
– Стой, дурак! Стой, нельзя туда! Нельзя! Поворачивай!
Опасность? Я нащупала за пазухой змей, перепрятанных в небольшой мешочек, посмотрела вперед, на дорогу, потом вспомнила о ловушке. Если Арис здесь еще не был...
Моя лошадка с радостью повернула назад, а я пониже натянула шапку, и подняла воротник. Раз уж меня приняли за парня – хорошо, разубеждать не буду.
Всадник приближался. Из-под шапки с серой меховой оторочкой торчали темные патлы. Сердитое лицо, черная щетина, серо-зеленые глаза под насупленными бровями. Боясь поверить в такую удачу, я не смогла сдержать улыбку.
– Полоумный, что ли? – буркнул Горыныч, подъехав ближе.
– Привет! – я отвернула ворот и поправила шапку, открывая лицо. – Арис, ты меня узнаешь?
По взгляду поняла – да, теперь узнает. Вот только зачем-то поглядывает мне за спину и хмурится. Не рад, видимо, а жаль...
– И что ты здесь забыла? – это вместо приветствия.
– Тебя ищу, – на этот раз я успела заметить промелькнувшее во взгляде Ариса удивление.
– Зачем?
– Долго объяснять, – вести важный разговор посреди дороги совершенно не хотелось. – Просто у меня змеи...
– Какие змеи? – перебил он. – Зима ведь!
– И... что?
– А то. Что зимой змеи спят.
– Верно, – киваю. – Спят. Кажется...
Молчание.
– Ладно, – сдаюсь. – У меня с собой две змеи. Вот тут.
Взгляд Горыныча упирается в мой живот, потом поднимается к лицу. Изумление и сочувствие явно говорят о том, что меня приняли за умалишенную.
– Нет, я их не съела, – стараюсь улыбнуться, но нарастающее раздражение все портит. – Они у меня в мешочке лежат, за пазухой.
– И на кой тебе эти змеи?
Как же быстро он перестал удивляться!
– Ты ведь не знаешь, что случилось в Раславе?
– Случилось таки, – морщится. Оглядывается на дорогу и резко поворачивается ко мне. – А где твоя подруга?
Ну наконец-то! Осторожно, чтобы не потревожить своих спящих спутников, хлопаю ладонью по животу.
– Да-да. И Леон. Там же.

* * *
В лесу было красиво, даже празднично. Только... я уже устала ждать и немного замерзла, хотя, вопреки указаниям Ариса, спешилась и наматывала круги вокруг лошади. Горыныч обещал, что вернется скоро, и поскакал к ловушке, куда я едва не угодила. Бррр... Вот понаставят же прямо на дороге! Что будем делать дальше – он не сказал, но хотя бы не отправил на все четыре стороны. Может, Леон в нем и не ошибся.
Прошло немногим меньше часа, прежде чем Горыныч вернулся, ведя под уздцы вороного. Вид у говорящего со змеями был не просто уставший – измученный.
– Ну что? – спросила я.
Он окинул меня взглядом, тяжело забрался в седло и бросил:
– Поехали.
В деревне нас ждали. Вилы, косы, лопаты... Горыныч велел мне остановиться, а сам подъехал ближе и крикнул:
– Эй, староста! Плату давай!
Мужик, высокий и плотный, сделал два шага вперед и с размаху что-то швырнул. Арис не поймал. Пришлось ему спрыгнуть и достать мешочек из снега. Спокойно пересчитав монеты, Горыныч забрался на коня и поехал прочь от негостеприимной деревни.
– И что, всегда так? – спросила я. До сих пор было неуютно от такой встречи.
– Как?
– Ну вот так. Сначала помочь просят, а потом встречают частоколом.
Он пожал плечами:
– Зато заплатили.
– А могли не заплатить?
– Вполне.
– Да ну! – это заявление меня удивило. – Если один раз не заплатят, потом ты просто не приедешь!
Арис хмыкнул, помолчал немного и сказал:
– Ладно. Ты это... рассказывай.

Вокруг – снова дремучий лес. И ни дороги, ни приметной тропки. По словам Горыныча, неподалеку было охотничье зимовье, почти заброшенное после того, как посреди пятачка, очищенного от сгоревшего леса, появилась деревня Коряки. Но иногда охотники прятались там, пережидая непогоду.
Мой рассказ на Ариса впечатления не произвел. Он слушал молча, поглядывал по сторонам, смотрел в небо, щурясь от солнца. А после подытожил:
– Метель будет.

Домик показался за деревьями, наполовину засыпанный снегом, похожий на сказочную избушку Деда Мороза. Но когда, расчистив крыльцо, Арис толкнул тяжелую дверь, очарование пропало.
Пыль, темнота. Давным-давно остывшая зола в открытом очаге. Я нерешительно остановилась. Горыныч прошел к печи, оставляя белые следы на деревянном полу, присел. Дрова небольшой аккуратной кучкой лежали рядом. Арис положил в очаг несколько чураков и достал из кармана обыкновенный спичечный коробок.
Огонь загорелся, сперва несмело, потом, весело потрескивая, обнял сухие дровишки. От его света в домике сразу стало и уютней, и теплей.
– Ты тоже бываешь в аномалиях? – смахнув рукавом пыль с массивного табурета, я присела у стола.
– Редко, – Арис бросил потухшую спичку в огонь. – Доставай своих... змей.

Осторожно вынутые из мешочка, две змейки неподвижно лежали на столе. Горыныч долго смотрел на них, потом изрек:
– Спят.
– Вижу. Может, их разбудить?
– Зачем? Пусть уж лучше так... – он нахмурился, приподнял змею-Алину двумя пальцами. – Особенно эта.
– Почему? – удивилась я, пристальнее приглядываясь к своей видоизмененной подруге.
– Потому что если укусит – мало не покажется.
– Да? – запоздалый испуг при мысли, что меня уже не раз могли укусить прямо в живот, заставил вздрогнуть. – И что теперь делать?
– Держать их где-нибудь, где попрохладней. Чтоб не проснулись. Хотя бы в кармане...
– Нет, я о другом. Что делать, чтобы вернуть им прежний облик?
– Найти того, кто сумеет это сделать, – Горыныч поднялся. – Знаю одну женщину. Живет недалеко. Дня три ехать.
Я едва сдержалась, чтобы не закричать: "Ура!" Казавшаяся ужасной ситуация теперь представлялась в совершенно ином свете. Итак, пока Леон с Алиной мирно спят, мы найдем колдунью, которая снимет чары. И все. Пожалуй, в невозмутимости Ариса таки есть свои преимущества. Улыбнувшись, я осторожно погладила пальцем пеструю змейку.
– В нашем мире такие тоже водятся, да?
– Да, – подтвердил Горыныч. – Это эфа. По крайней мере, похожа, – он поднялся и направился к двери. – Лучше поспи, пока есть время.
– А ты куда? – встрепенулась я.
– Караулить, – коротко ответил Арис и вышел.

* * *
Огонь в очаге мирно потрескивал, на сложенных горкой сучках плясали рыжие лепестки. Единственное окошко без стекла было плотно закрыто ставнями, снаружи доносился то ли гул, то ли вой. Я свернулась калачиком на скрипучем топчане, надеясь отдохнуть перед дорогой, змеи спали в темном углу, подальше от печки. Горыныч вернулся и устроился прямо на полу перед огнем, расстелив свой тулуп и положив под голову большие рукавицы. Наверное решил, что в такую пургу никто в здравом уме в лес не сунется, а не в здравом – пройдет мимо домика и не заметит.
Когда метель стихла, мой спутник сам покормил лошадей остатками овса и хлеба, проверил сбрую, и мы снова отправились в путь.
Была ночь – ясная, звездная. Нарядные деревья в снегу и скрытая под снегом тропка вдоль опушки. Среди замерших стволов что-то двигалось – большое, серо-белое. Словно одно из деревьев вздумало прогуляться лесом.
Лошадь остановилась – резко встала, как вкопанная. Я следила за странным существом или видением, не в силах пошевелиться. И лишь когда нечеткий силуэт оказался достаточно далеко, прошептала:
– Кто это?
– Хозяин леса.
– Леший?
Арис ответил не сразу:
– Может и так.
Существо, кем бы оно ни было, скрылось из виду. Было еще немного жутко, но лошадка уверенно пошла вперед. Я запомнила то место, где леший подходил к кромке леса, и тщетно всматривалась, пытаясь разглядеть следы. Арис только усмехнулся. Наверняка знал заранее, что я ничего не увижу.
– Скажи, Горыныч, а ты раньше лешего видел?
– Пару раз. Мельком.
– И? Как он выглядит?
– Да я не разглядел, – Арис задумался, словно хотел добавить что-то еще, но промолчал.
– А кого ты еще видел? – не унималась я, но все еще под впечатлением от ночной встречи, говорила шепотом. – Из тех, кого в нашем мире не существует... Домовых, русалок? Кикимор?
– Русалок видел, – нехотя признался он.
Вот же, каждое слово приходится словно щипцами вытягивать!
– И?
– Что "и"? Русалки как русалки.
– Нет, ну тебе что – жалко рассказать? – я уже теряла терпение. Мы с Алиной мало успели увидеть, и нечисть сейчас пуганая, прячется постоянно... – Скажи, это правда, что русалки – все молодые и красивые, что они по ночам хороводы водят, а если кого встретят на берегу – заманивают в воду и топят?
Прошла целая минута, прежде чем Горыныч соизволил буркнуть:
– Правда.
– Значит, они тебя не видели? Русалки?..
– Видели.
– А чего ж не утопили?
Арис зыркнул из-под шапки. Хотел, видно, ответить, но сдержался.

Всю ночь и день мы ехали, лишь пару раз остановились перекусить. Я уже смирилась с тем, что вся нижняя часть туловища за несколько часов становится как чужая – вероятно, с непривычки, и только опасалась – не заболеть бы.

Глава 6

Рождество в аномалии

Мы бежали по улице незнакомого города, счастливые, не задумываясь о том, как странно выглядим в своей невероятной для нашего времени одежде. По дороге я поскользнулась, Алинка придержала меня, едва сама не грохнувшись, и дальше мы пошли шагом.
Улочка провела нас через небольшой частный сектор в спальный микрорайон на окраине. Уютные дворы с пустующими качелями и горками, серые девятиэтажки, редкие автомобили пробираются по засыпанным снегом дорогам. Кое-где в окнах, несмотря на дневное время, видно огни украшенных к празднику ёлок.
– Рождество скоро, – вспомнила я. Посчитала дни и удивленно сообщила подруге: – Кажется, как раз сегодня ночью!
– Хорошо бы родители смогли приехать, – мечтательно вздохнула она. – Надо найти телефон!
Максим откровенно радовался, почти как мы с Алиной. И даже что-то насвистывал под нос – ненавязчивое, веселое. По дороге он успел разузнать, в каком городе мы находимся, и был приятно удивлен, сообразив, что бывал здесь раньше: ездил по делам фирмы, когда еще жил обычной жизнью в нашем родном мире.
Арис выглядел мрачным, как обычно, и хмуро зыркал по сторонам. Леон смотрел вокруг с интересом и удивлением. Запрокидывая голову, разглядывал дома, и, кажется, считал этажи. А когда мы вышли на улицу, по которой ездили автомобили, Леон насторожился, словно дикий зверь, оказавшийся на чужой территории. Но от машин все же не шарахался.
– Я первый раз в городе вашего мира, – тихо сказал он. – Мне рассказывали многое, но... да, стоит хотя бы раз все это увидеть самому.
– Поверь, мой друг, ты еще ничего не видел! – Максим хлопнул Леона по плечу. – Ну, не страшно! Если нам удастся остаться здесь хотя бы на несколько дней, я покажу тебе много интересного!
Недалеко от дороги, напротив здания кинотеатра, была установлена высокая елка, украшенная электрическими гирляндами. Мы прошли мимо нее, миновали небольшой базарчик, цветочные киоски... Люди косились на нас, но, наверное, списали наш внешний вид на предрождественский маскарад. По крайней мере, хотелось на это надеяться... А потом я, наконец, заметила на стене магазина несколько телефонов-автоматов, и мы с Алинкой радостно побежали к ним, попутно споря, кто будет звонить первой.
И только оказавшись на месте, я вспомнила, что денег у нас нет.
– Вот черт...
Пальцы вцепились в телефонную трубку и не хотели ее выпускать. Запоздало пришло понимание, что и жить нам в городе будет не на что, и даже если мы где-нибудь найдем мелочь на телефонный звонок, то денежного перевода не получим, потому как документы остались в Раславе, вместе с другими вещами, спрятанные в наших с Алиной рюкзаках.
– Что случилось? – спросил Леон. Видно, мое побледневшее лицо его встревожило.
– У нас денег нет, – я пожала плечами. – Даже на звонок.
– Да не вопрос! – воскликнул Макс. Запустил руку во внутренний карман меховой куртки и, поискав там, протянул мне несколько желтых монет. – Этого хватит?
Торопливо поблагодарив, я сгребла подаренное мне богатство в карман, бросила парочку кругляшков в щель автомата и набрала номер. А когда на том конце провода наконец подняли трубку, закричала, рискуя оглушить собеседника:
– Мама! Мамочка, это я!

Пока Алина, сменив меня у аппарата, звонила домой, папа успел заказать четыре билета и, когда я перезвонила, сообщил, что они приедут вместе с Алинкиными родителями на центральный автовокзал завтра днем. Мама уже отправилась собирать вещи по продиктованному мной списку. Оставалось лишь дожидаться завтрашнего дня и надеяться, что аномалия не исчезнет.
В городе было хорошо просто потому, что это был наш мир. Немного сумасшедший, но такой родной и знакомый. Даже запах гари и автомобильных выхлопов не заставлял брезгливо морщить нос, хотя после чистого лесного воздуха ощущался слишком сильно. Гудели машины, играла музыка... Узнав, где находится автовокзал, мы неторопливо шли в заданном направлении, мимо домов и ярких витрин, мимо раздающих рекламки Дедов Морозов и Санта Клаусов. Шли в основном молча, только Леон иногда о чем-то спрашивал, и тогда кто-то из нас троих отвечал ему. Горыныч не в счет – он, как всегда, отмалчивался.
Эйфория прошла, когда устали ноги. Я долго выглядывала лавочку и, наконец, нам повезло. На уютной аллее, перетекающей в парк, мы уселись все вместе на одну длинную скамью. Арис и Максим достали свои припасы, разделив еду на всех. Алинка, зажатая между мной и Леоном, опустила голову мне на плечо и смотрела вверх, где сквозь узор оголенных ветвей синело вечернее небо. Фонари зажглись, и редкие снежинки в их свете вспыхивали серебряными искрами.
– Придется ночевать на улице, – некстати объявила я. – Хорошо, что сегодня праздник. Людей будет много.
– Ничего, – подруга беспечно махнула рукой. – Одну ночь потерпим, правда? А завтра уже родители приедут...
Горыныч сидел на самом краю, возле Леона, и настороженно разглядывал прохожих. Перехватил мой взгляд, нахмурился, словно вспомнил о чем-то и, поднявшись, встал напротив Макса, заслонив желтоватый свет фонаря.
– Как нашел? – коротко спросил он.
Максим, как ни странно, понял, о чем речь.
– Я был знаком с Полиной. Рано или поздно, вы бы к ней приехали.
– Это ты расколдовал? – не унимался Арис. – Не знал, что умеешь.
– Конечно, не знал, – Макс прищурился. – Я не рассказываю о своих способностях. Так, скажем, безопаснее. Сам понимаешь...
– Ясно, – прервал его Горыныч. Развернулся и отошел от нашей лавки. Недалеко, всего на шагов десять, но теперь казалось, что он здесь сам по себе, не с нами. Запрокинул голову и смотрел, как падает снег.
– Горыныч в своем репертуаре, – тихо прокомментировал Максим. – Никому не доверяет. В принципе, это правильно. Мы с ним не настолько близкие друзья...
– Кажется, он не рад тому, что мы здесь, – прошептала Алина.
– Есть причины, – Леон улыбнулся. – Девушки, вы не замерзнете?
– Можем и замерзнуть, – серьезно ответила подруга.
– Тогда, может, пойдем? – предложила я.
Алинка вздохнула.
– Давай еще хоть пять минут посидим. Я так устала!
– Ну давай...
Двигаться, и правда, не хотелось. Леон, вежливо спросив разрешения, обнял сидевшую рядом с ним Алину за плечи – конечно, лишь чтобы согреть. Максим последовал его примеру, правда греть ему пришлось меня. Я чувствовала себя неловко, украдкой поглядела на Алинку, Леона... и вдруг вспомнила, что давно хотела кое о чем нашего друга спросить.
– Леон, скажи, ты ведь сын раславского воеводы?
Он удивленно приподнял брови, потом ответил:
– Да.
– А почему скрывал?
– Я не скрывал, – мягко поправил он. – Просто не говорил. Это ведь ничего не меняет, верно?
– Верно, – согласилась я. – А еще мы теперь знаем, как тебя зовут. По-настоящему.
Леон страдальчески скривился, а Алина обеспокоено и почти испуганно посмотрела на меня:
– Ой, Женечка, а я, кажется, забыла! Там сказали что-то такое длинное...
Макс хихикнул и потребовал:
– Озвучь!
Мы посмотрели на Леона, тот кашлянул и нехотя выдавил:
– Леопольд.
Алинка икнула, наверняка очень стараясь не засмеяться. Я легонько толкнула ее локтем и, весело прищурившись, посмотрела на нашего Леопольда Алексеевича:
– А что, тебе подходит! Помните? "Ребята, давайте жить дружно!"
Подруга не выдержала и засмеялась, смущенно спрятав лицо в ладонях. Мы с Максимом тоже. Леон, глядя на нас, растерянно улыбался.
Веселье было прервано появлением Ариса.
– Вставайте. А то примерзнете тут, – проворчал он.
Мы как раз немного согрелись от смеха, но спорить не стали и, поднявшись, дружно пошли по аллее к расцветающему разноцветными огнями парку, упорно борясь с желанием спрятаться в тепло и стараясь не думать о сегодняшней ночи.

* * *
Я не ошиблась.

Глава 7

Расставание

...
– Помогите!
– Сюда, сюда, скорее!
Женские крики переполошили весь поселок, и вскоре на окраине, у ограды сада Петрушиных, собралась целая толпа. Женщины, все еще испуганно ахая, держались поодаль, а мужчины обступили пышный куст сирени. Под редкой тенью еще голых ветвей, на земле, покрытой островками тающего снега, лежал виновник переполоха: лицом вниз – только темную макушку видно. Левая рука вытянута вперед, словно человек пытался до чего-то дотянуться, ухватиться из последних сил. Под разжавшейся ладонью правой – рукоять ножа. На боку – темное пятно.
– Не наш, точно не наш... Пришлый, – шептались крестьяне и приглядывались: – Ранен? Или уже умер?
– Папка! – звонкий голос перекрыл бормотание. Сквозь толпу, отчаянно толкаясь, пробралась девушка лет семнадцати и встала, ничуть не стесняясь осуждающих взглядов. – Папка, пап! Я его узнала! Это он меня от кабана спас. Летом, помнишь?..
Ее отец, Павел Петрушин, задумчиво покрутил ус: не хотелось ему так внезапно оказаться в долгу у неизвестно кого! Надо же, девчонка: при всем честном народе сказала! Теперь не отвертишься...
Присев на корточки, Павел сперва тронул чужака за плечо, а потом, поднапрягшись, перевернул его на спину.
– Он? Ты уверена?
На земле у его ног лежал молодой парень, которому, наверное, не было еще и двадцати. Щеки ввалились, вокруг глаз – болезненная тень...
– Да, уверена! – громко заявила девушка. – Это он!

Огонь уютно потрескивал, закипала в котелке вода. Выпроводив дочерей, хозяйка сидела подле печки и смотрела на лежащего без сознания чужака.
– Марья Алексеевна, – дверь отворилась, русоволосый юноша – Аленкин жених – занес в горницу ведра с водой. – Что еще сделать?
– Подойди сюда, Севушка, – махнула рукой хозяйка. – Раздеть его поможешь. А то грязный весь...
Но едва они в четыре руки принялись стаскивать с чужака изодранную рубаху, как что-то шевельнулось под тканью, и из-под ворота показалась серая змеиная голова.
Марья вскрикнула, отшатнулась. Гадюка, свернувшись на груди незнакомца, угрожающе подняла голову и зашипела на перепуганных людей. И в этот миг чужак открыл глаза. Огляделся не то испуганно, не то изумленно, а потом прикрыл змею ладонью, успокаивая, словно кошку:
– Тихо... – и, повернув голову, уставился на людей. – Где я?

О себе он так ничего и не сказал, даже имени... Двигаться мог едва-едва, видно, ослаб и от голода, и от раны в боку – не глубокой, но успевшей нагноиться. Гадюка оказалась ручной, чужак уверял, что не укусит, но Марья до обморока боялась змей, и гостю пришлось отправить свою питомицу жить в подпол.
– Ты меня помнишь? – спросила Аленка, когда мать, наконец, разрешила ей зайти.
Чужак мгновение вглядывался в ее лицо, потом улыбнулся, и настороженный взгляд зеленых глаз потеплел.
– Прости, что я тогда испугалась и убежала, не поблагодарив, – девушка поклонилась низко, что кончик косы коснулся дощатого пола. – Спасибо.
– Ты спас жизнь моей невесте, – Сева встал рядом с Аленой и тоже поклонился. – Я этого не забуду.
Чужак смотрел на них задумчиво, словно удивляясь, потом заморгал, потер ладонью глаза.
– Вам спасибо, что умирать не оставили...

А на следующее утро Марта, стирая его одежду, нашла в карманах несколько круглых чешуек. Они лежали на женской ладони – серые с перламутровым отливом.
– Что это у тебя? – окликнул Павел.
– Да вот, в кармане у него нашла... Рыбья чешуя, что ли?
– Рыбья? – Павел возмущенно посмотрел на жену. – Да где ты такую огромную рыбу видела, женщина? Это не рыбья, это... Это... – мужчина схватился за голову. – Ты хоть понимаешь, кого в мой дом привела?
– Пашенька, – Марья успокаивающе положила ладонь на мужнино плечо. – Какая разница, кто он, если он нашей дочери жизнь спас?
– Спас, говоришь? Еще неизвестно, спас или нарочно все подстроил! А теперь вернулся, чтобы всех нас угробить! Это... это же змей-оборотень! На чешую-то погляди внимательней! И змея у него ручная неспроста... Оборотень, говорю тебе!
– Ну что ты, – отмахнулась Марья. – Человек это, самый обыкновенный!
Но Павел уже не слушал.

Дед Мирон, местный знахарь, наведывался каждый день. Благодаря его мазям рана чужака очистилась и стала понемногу затягиваться коркой. Тоська, младшая Марьина дочка, повадилась у постели чужака сидеть и, так как он много говорить не мог, девочка показывала ему своих кукол, сшитых из старого тряпья, да сказки рассказывала. Мать сперва гоняла ее, потом решила – пусть: и девочка при деле, и гостю их не так скучно будет лежать.
Все бы ничего было, вот только муж... С того утра, как Марья чешую нашла, он ходил сам не свой, и женщина частенько видела, как собираются мужики у соседского дома, и как Павел им что-то рассказывает, поясняет.
"Не к добру это, – вздыхала женщина. – Как бы кровь не пролилась"...
Она все сомневалась: предупредить гостя об этих разговорах, намекнуть ему, что небезопасно тут? И сама себя останавливала – стоит ли? Все равно ведь слаб совсем, не уйдет далеко. А потом поняла, что тот и так все знает: серая гадючка из подполья ползала на соседский огород и пряталась там за кустарником все время, пока мужики разговаривали. Наверняка после незаметно разговоры эти хозяину передавала...
Однажды змею все-таки заметили. Марья в огороде копалась, когда увидела, как Павел к кустарнику с лопатой идет – осторожно, словно подкрадывается.
– Не надо! – крикнула.
Муж не обратил внимания. Лопата опустилась, с хрустом рубанув по корням.
– Все, – Павел выкинул из-под куста располовиненную гадюку. – Cдохла.
В доме Тося все так же играла со своими куклами на полу подле лежанки, а чужак, отвернувшись, неподвижно смотрел в стену.

Вечером Мирон-знахарь зашел, как обычно, слушал сердце и дыхание больного, рану осмотрел, заглянул в глаза...
– Не нравишься ты мне сегодня, – задумчиво пробормотал старик. – Ну-ка, где болит?
За окном было темно. Дети спали, муж еще не вернулся. Марья штопала рубашку в углу у печи, но, услышав голос Мирона, подняла голову. Налетевший ветер качнул занавески, и задрожал, словно от холода, огонек стоящей на столе свечи.
– Тут, – чужак коснулся груди, царапнул ее пальцами, словно хотел вынуть, выцарапать собственное сердце. – Горячо...
– Тут и должно быть горячо, – усмехнулся Мирон. – Вот когда совсем не будет болеть – значит точно, умер. А пока жить будешь...
И, наклонившись, что-то шепнул ему на ухо.
– Да, знаю, – хрипло отозвался чужак. – Спасибо.

Павел долго не возвращался. Марья устала ждать мужа и легла спать, но уже за полночь разбудил ее какой-то шум в горнице. Выбравшись из постели, завернувшись в теплый платок, женщина вышла из комнаты и увидела в полутьме едва освещенного луной помещения чей-то силуэт. Едва не вскрикнула, но – узнала.
– Уходишь?
– Да, – отозвался чужак. – Пора.
– Погоди, я тебе еды соберу.
Запалив лучину, женщина быстро сложила в узелок домашних пирожков, полхлебины... Потом вспомнила, что так и не вернула хозяину найденные чешуйки.
– Себе оставьте, – ответил чужак, когда Марья вынесла на ладонях поблескивающие перламутром кругляшки. – За эту чешую и городской лекарь, и ювелир хорошие деньги предложат. А вам дочери свадьбу играть... Пригодится.

Под утро в горницу ввалились мужики во главе с Павлом. С топорами да вилами бросились к лежанке, изрубив ворох сложенных Марьей одеял, и лишь потом рассмотрели, что под одеялами никого-то и нет. Долго ругались, собирались по следу пойти, лес прочесать, но дальше угроз дело не пошло.
А змеевы чешуйки Марья от мужа припрятала и после свадьбы дочери отдала. На счастье.
...

* * *
Ветер стих внезапно. Белые хищники упали в снег и застыли невысокими сугробами. Над головой развернулось темное зимнее небо с редкими огоньками звезд и яркой половинкой луны.
Ровное поле, полоса леса вдалеке.
– Где это мы? – шепотом спросила Алина.
Вокруг было тихо, даже слишком, и стоило немалых усилий набраться смелости и нарушить эту тишину.
– Леон! – закричала я. – Максим! Арис!
Ответа не было, только что-то треснуло в лесу. Схватив подругу за руку, я потянула ее вперед.
Лес то отступал дальше, то подбирался вплотную к ровной белой ленте засыпанной дороги. А потом впереди показались домики. Сначала мы думали, что деревня спит, но... над крышами не поднимался столбиками дымок, не слышно было собачьего лая. Ничего, кроме скрипа снега под нашими ногами.
– Там никого нет, – Алина остановилась, потянула меня за руку. – Может, не пойдем?
Я рассеянно огляделась. Мороз крепчал, и другого убежища, кроме пустующих домов, поблизости не было.
– Если не спрячемся где-нибудь, то просто замерзнем.
Ночевать в оставленном людьми поселке, не хотелось, но иного выхода я не видела.

Забираться вглубь деревни мы побоялись. Домик – второй с краю, опрятный, с заметенным сугробами двориком и невысоким плетнем, показался вполне безобидным. Двери, окна не заколочены, никаких зловещих меток. Просто дом – чистый, обжитый. В темных комнатках – вещевые сундуки, на кроватях – одеяла, штопаное покрывало с кисточками на лавке, глиняная посуда у печи. И все же чего-то не хватало, каких-то вещей, которые нужны постоянно: не висели тулупы на крючках у двери, не стояли в ряд под стеной валенки, и пустовали полки неплотно закрытой тумбочки. Словно хозяева уходили впопыхах и забрали только самое необходимое.
– Странно это... – Алина провела рукой по столешнице, покрытой тоненьким слоем пыли, похожей на иней. – Интересно, почему они уехали?
– Мне бы не хотелось, чтобы какая-нибудь страшная тайна испортила нам ночлег, – я осторожно положила рюкзак на лавку, подошла к холодной печи. – Надо поглядеть дрова в сарае. Затопим, погреемся.
– Может, не надо? – Алина с опаской выглянула в окно и, резко отпрянув, прошептала: – Жень, они здесь! Эти... звери.
И правда. Странные белые существа бродили недалеко от ограды, их силуэты казались призрачными, словно сотканными из снежной пороши. Теперь можно было разглядеть, что эти твари больше похожи на лис, чем на собак, но слишком уж крупные.
– Что за чертовщина?..
– Не чертыхайся! – строго напомнила Алина.
Тем временем на улице показалась белая фигура. Дорожный плащ, капюшон широкий, тень закрывает лицо. Человек шел навстречу снежным лисам уверенно, словно не видел перед собой ничего необычного. Он приближался, а призрачные существа беспокойно мели хвостами и вдруг рассыпались блестящей пылью. Человек развернулся, подошел к калитке. Лица его по-прежнему видно не было, но походка и движения казались настолько знакомыми, что мы с Алиной одновременно озвучили нашу догадку:
– Леон!
Да, это он. Высокие сапоги, меч приподнимает полу плаща... а плащ этот почему-то белый, и его складки снежным серебром переливаются в лунном свете.
Наперегонки мы бросились к двери и, распахнув ее, замерли на пороге. Фигура в белом плаще, так похожая на Леона, стояла напротив крыльца, но за ее спиной и до самой калитки были только наши с Алинкой следы. И никаких других.
Спрятаться бы в дом, но мы, словно околдованные, застыли, не в силах пошевелиться.
– Уходите, – этот голос был знакомым и одновременно чужим. Ни движения, ни пара от дыхания, лицо все так же спрятано тенью. Лишь ветер едва колышет складки белого плаща.
– Леон? – тихо спросила Алина, но в ответ прозвучал все тот же холодный голос:
– Уходите.
– Куда мы пойдем? – робко возразила я. – Холодно...
Тишина. Фигура в плаще качнулась к нам, дохнуло ледяной стужей... Но существо остановилось и, едва обернувшись назад, произнесло:
– Уведи.
Миг – белая ткань взметнулась снежным вихрем, в котором мы с Алиной увидели вдруг темный силуэт, большой и страшный. Оцепенение прошло, мы с визгом кинулись назад, закрыли дверь на засов и привалились к ней спинами.
– Ой, Женечка, это медведь! – пробормотала подруга.
– Да уж, нам только шатуна не хватало для полного счастья, – согласилась я и прислушалась. В этот миг дверь вздрогнула от тяжелого стука. И тут же раздался громкий сердитый голос:
– Открывайте! Открывайте, кому сказал!
Мы с Алиной мгновенно отскочили подальше. Удивленно переглянулись:
– Арис? – шепотом предположила подруга.
– Похоже, – я, кашлянула и сказала строго, надеясь, что за дверью меня хорошо слышно: – Арис, если это ты, стань перед окном, чтобы мы тебя увидели.
Мне не ответили, но на крыльце послышались шаги. Алина первой подскочила к окну и радостно возвестила:
– Он! Жень, это, правда, он!
– Ну, посмотрели? – крикнули с улицы, и я, опомнившись, отодвинула тяжелый засов и открыла дверь.
От Ариса веяло стужей, запорошенные снегом волосы казались седыми. Он смерил нас мрачным взглядом, хотя мог бы хоть немного обрадоваться, найдя нас здесь живых и здоровых.
– Вам сказали уходить, значит, надо взять сумки и идти. Подальше, – взгляд зеленых глаз остановился на мне. – Со стражами не спорят.
Сразу захотелось оправдываться:
– А куда уходить? Там холодно и темно. И волки, наверное...
Горыныч не ответил. Просто взял Алинкин рюкзак и направился к двери.

* * *
Ночь была красивая, лунная и морозная. Мы с Алиной шли медленно, а скоро подруга и вовсе выбилась из сил. Сперва Арис приноравливался к нашим шагам, потом просто посадил Алину к себе на спину, наказав держаться, и потащил ее вместе с рюкзаком. Ноша, может, и не слишком тяжелая, но теперь Горыныч шел не так быстро, и мне не надо было за ним гнаться. А может, он просто понял, что при подобной спешке ему скоро придется тащить на себе не одну девицу, а сразу двоих.
Слово за словом я вытянула из него рассказ о том, как они с Максимом и Леоном пытались найти нас во время вьюги, и как после разделились, уговорившись о встрече.
– Мы бы не ушли, если б не эти снежные лисы, – было как-то неудобно, что нашим спутникам пришлось нас искать.
– Какие лисы? – спросил Арис. Выслушал мои объяснения, нахмурился и, наконец, выдал. – Тоже стражи, наверное.
– Как тот, в белом плаще? А что они сторожат?
– Этот мир. От... чужого.
– От нас, что ли?
– Нет, – Арис приостановился, подсадил повыше сонную Алинку, которая, хоть и держалась, понемногу сползала вниз. – Здесь была аномалия.
Рассказывали, что на местах, где проявлялись аномалии, заводилась какая-то чуждая, неизвестная этому миру, нечисть, но мы с Алиной обычно уходили заблаговременно, и, наверное, потому не сталкивались ни с какими-либо чудищами, ни со стражами.
– Странно, – пробормотала я.

Часть вторая

На заповедной земле


...
Свежий ветер холодит спину, забираясь под влажную ткань рубашки. Песок везде – под руками, на лице, одежде. Едва слышный шепот воды, ласкающей босые ступни. И небо – огромное, широкое, в багровых отсветах угасающего заката. Там, в сказочной вышине, вьются темные силуэты, то превращаясь в маленькие точки, то приближаясь, спускаясь ниже, проносятся над берегом... Он силится рассмотреть летунов, но не может – глаза слезятся от песка. Только слышно, как громко шелестят и хлопают над головой огромные крылья...

В комнате – жарко и немного душно. Книжные полки до самого потолка, разобранная кровать. Темноволосый худощавый парень дремал, положив голову на ладони с длинными, костлявыми пальцами.
– Снова спишь за столом? – безразличный голос сестры прогнал сновидение. Парень встрепенулся, раздраженно зыркнул из-под длинной челки.
Алла, или, как ее ласково называли родители, Алика, стояла рядом, чуть опустив голову, перебросив через плечо жиденькую черную косичку. На бледном треугольном личике – почти белые губы и темные глаза в обрамлении длинных ресниц. Тоже, впрочем, жиденьких.
– Где хочу, там и сплю, – раздраженно буркнул он. – Не смей меня будить!
– Я не будила. Просто сказала... – все тот же безразличный тон, взгляд блуждает по полу, стенам, подбирается к окну. Плотно закупоренному. – Там сегодня тепло...
– Тепло. А мы сидим тут, как в погребе, – парень отодвинул подальше учебники, тетради. Некоторые бумаги, неосмотрительно оставленные на столе, прибрал в ящик. Перевел дыхание, успокаиваясь.
Нет, на сестру сердиться не стоило – родители просто берегли ее от сквозняков. Зато вчера она была на улице, гуляла с матерью возле дома. И позавчера. А он – дурак – отказался. Хотя... лучше уж так, в четырех стенах, изредка выглядывая в окошко на проходящую мимо жизнь, чем ехать в ненавистной коляске и ловить сочувственные взгляды знакомых и незнакомых людей. Однажды, вернувшись с такой прогулки в пресквернейшем настроении, он сидел у окна и услышал, как внизу, под подъездом, одна соседка говорила другой:
– Надо же, такой симпатичный парень – и калека. На всю жизнь! – в голосе прозвучало какое-то противоестественное удовольствие. И даже будто причмокивание – старая сплетница смаковала чужие несчастья, словно сахарные леденцы.
– Да уж, бедненький мальчик, – поддержала ее собеседница. – И родителей жалко! Хорошие люди, работящие, а с детьми не повезло. Сын вот теперь инвалид, да и дочь тоже недолго протянет.
Если б в эту минуту случилось чудо, и он смог бы встать на ноги, и если б снова случилось чудо, и у отца в шкафу нашлось ружье... Но чуда не случилось. Он сидел, сжав кулаки в бессильном гневе и кусая губы. Хотел выглянуть в окно и крикнуть что-то злое... но что именно? Все казалось глупым.
О подслушанном разговоре он никому не сказал, но с тех пор не мог себя заставить выйти... выехать на улицу. Если б ночь – это еще ничего, но родители слишком уставали, чтобы устраивать прогулки по ночам.
Самое обидное, что сплетницы были в какой-то мере правы: их с Аллой родителям не повезло. Им, наверное, вовсе не стоило иметь детей. Тратили бы свое время и деньги на отдых и удовольствия, а так треть зарплаты съедала оплата исследований, лекарств, санаториев и прочие неприятные вещи. А свободного времени не оставалось вовсе. Сестра с младенчества была слабенькой, врачи говорили – и года не проживет. Но Алика выжила. К добру ли? Разве можно назвать жизнью ее почти затворническое существование? Ни дня без лекарств, ни недели без врача. Ни месяца без скорой помощи у подъезда. Ходит бледная, тщедушная по дому, как привидение, говорит тихо. И даже если улыбается – как-то безразлично, не радуется ничему по-настоящему. И другим норовит радость испортить... Вот как сейчас: взяла и разбудила. Прямо посреди такого сна!
Юноша в сердцах стукнул кулаком по столу – нет, она точно специально! И обернулся к сестре:
– Уйди!
– Ухожу, – тихо ответила она. Дверь закрылась за ней, но спустя минуту отворилась вновь. – Я тебе показать хотела. Вот...
На худых девичьих ладонях лежал стеклянный шар с застывшими в середине росплесками краски: розовыми, синими, фиолетовыми, алыми... Почему-то вспомнилось закатное небо и крылья из сна.
– Что это? – спросил он, тщательно скрывая интерес. "Наверняка безделушка какая-то, сувенир", – убеждал себя, но что-то внутри при взгляде на странный предмет в руках сестры начинало скулить и царапаться, словно просясь на волю.
– Подарок, – она улыбнулась, а голос оставался холодным, безжизненным. – Мне подарил один дядечка вчера, в парке. У него было много, и все разные. Он сказал: "Кажется, тебе нужно именно это", и отдал мне шарик. И еще сказал, что я должна загадать желание, и оно обязательно исполнится.
– Дай мне, – сказал брат.
Девушка покачала головой.
– Нет. Я уже придумала, какое загадаю желание. Надо только сказать его правильно, чтобы случайно не получилось не так, как надо.
– И что же ты загадаешь?
Алика скользнула задумчивым взглядом по стене и уставилась в окно. На миг в темных глазах сверкнули огоньки – словно солнечные зайчики.
– Я загадаю... – она прижала шар к груди, опустила голову. Взгляд потух, девушка молча и тихо вышла из комнаты.

Вечером родители дружно готовили ужин. С кухни доносились веселые голоса, мамин звонкий смех. Алики не слышно, но она там, с ними. То ли помогает, то ли просто сидит на табуреточке, подперев острый подбородок, и думает. Наверняка о своем желании. Интересно, не загадала еще? Дура! Неужели она верит, что сбудется?
Дверь в комнату сестры была открыта. Юноша раздумывал недолго: его коляска въехала из темного коридора в маленькое помещение – чистое, опрятное, едва освещенное последними солнечными лучами, пробравшимися сквозь щель в плотных занавесках.
Стеклянный шарик лежал на книжной полке, рядом с тяжелым кожаным альбомом и самодельными тряпичными куклами, одетыми в темные платья.

Глава 1

Дочь леса

Солнечные зайчики резвились на воде. Речушка, которую при желании можно было перепрыгнуть, хорошенько разбежавшись, поблескивала, словно усыпанная осколками зеркал. Ее тихий голосок перекрывал птичий щебет. Я поставила корзинку на землю и осторожно присела на зеленеющий свежей травой бережок.
Еще зимой Арис как-то узнал, что сына воеводы видели недалеко от Раславы, вместе с Максимом, но с тех пор прошло больше месяца, а вестей от Леона не было. Мы с Алиной старались не говорить об этом, но я видела, как она смотрит в окно полными слез глазами, выглядывая то ли Горыныча с весточкой, то ли самого Леона.

Хуторяне устроили зиме шумные проводы. Седьмицу гуляли. Ходили с песнями вдоль оград, угощали детей сладостями. Нарядили побрякушками да лентами соломенное чучело и поставили его на утоптанном пятачке за поселком. Вокруг него по вечерам плясали, нацепив патлатые парики и маски злобных лесных духов. А на седьмой день чучело сожгли.
Арис в гуляниях не участвовал, да и мы с Алиной поостереглись, хотя подругу мою парни уговаривали наперебой.
С наступлением весны жизнь на хуторке как-то зашевелилась, словно пробуждаясь от спячки. Старая Марфа, для которой я из-под снега выкапывала таинственные корешочки, дала мне новое задание. Осторожно, чтобы не повредить белые звездочки цветов, я несколько часов ползала по поляне, обдирая нижние сочно-зеленые листья и складывая в немаленькую круглую корзину. За это мне обещали дать хлеба и молока, и я старалась, потому что теперь приходилось подкармливать и Ариса.
Горыныч постоянно куда-то уходил и отсутствовал неделю-две, а потом возвращался так тихо и незаметно, что о его прибытии мы узнавали по вьющемуся над трубой его дома дымку от растопленной печи. Из своих поездок он привозил нам еду, и каждый раз старался сбежать поскорее домой, чтобы не выслушивать благодарностей. Но в последний раз вернулся больной, с температурой, и едва дополз до кровати. Мы с подругой узнали об этом лишь через пару дней. Пока Алина занималась лечением, я строго отчитывала Ариса за то, что не пошел сразу к нам, а потом притащила еду, нагрела молока. Горыныч – неумытый, в затасканной рубахе и штанах, сердито смотрел на нас с низенькой, накрытой старым одеялом, тахты. А когда подруга предложила помочь ему прибраться в доме и вещи постирать, выпроводил нас за дверь.
Мы не обиделись и тем же вечером заявились к Арису ужинать. Естественно, со своими припасами, и как Горыныч ни отнекивался, ему пришлось уступить и нашим уговорам, и собственному желудку. Что с ним случилось, где он был, и куда делась его сумка, деньги и тулуп – мы так и не узнали. Но первые несколько дней буквально заставили своего соседа на завтрак, обед и ужин заглядывать к нам в гости.
Вчера Арис, уже окончательно придя в себя, отправился к старосте на подработку – дрова рубить, колодец подправлять. Сегодня я его не видела – на завтрак не пришел, а дома его не оказалось.

В лесу было хорошо и так пьяняще пахло весной, что хотелось лечь на землю и дышать, дышать... Но на земле еще холодно, да и Алинка, наверное, ждет. Я поднялась, потянулась за корзинкой – и замерла.
В нескольких шагах от берега, прислонясь к серому древесному стволу, стояла девушка. Высокая, тоненькая, бледная – аж светится. Длинные темно-русые волосы мягкими волнами ниспадали на спину. Платье, словно сшитое из молодой листвы, держалось на одном плече, плавно обволакивало стройную фигуру и спускалось до земли. Незнакомка звонко рассмеялась, откровенно забавляясь моим изумлением, шагнула вперед. В высоком разрезе показалась стройная белая ножка.
Я уже почти догадалась, кто передо мной, и потому решила, что надо проявить вежливость.
– Здравствуй... те.
– Здравствуй, – ответила она. Тоненький голосок звенел колокольчиком. – Ты кто такая?
– Человек, – ответа получше у меня не нашлось.
– Вижу, что человек, – она снова засмеялась. – А что делаешь в моем лесу?
– Листочки собираю, – я показала ей корзинку.
Та заглянула внутрь, словно оценивая причиненный ущерб. В милом треугольном личике с большими янтарными глазами было что-то кошачье. Я не удержалась и спросила:
– А ты кто?
– Я – дочь леса.
– Мавка?
Она передернула плечиками.
– Меня Осинкой зовут. А тебя?
– Женя, – сказала и сообразила, что свое имя называть не стоило.
– Ишь ты, не соврала, – Осинка прищурилась. – Глууупая!
– Зато честная, – обреченно похвасталась я, чем снова вызвала смех.
– Я же говорю – глупая!
Цепкие прохладные пальцы с неожиданной силой вырвали из моих рук корзинку, я услышала всплеск за спиной и обернулась. Корзинка плыла по речке, листики, собранные с таким трудом, кружились на воде.
"Вот тебе и хлеб с молоком", – успела подумать, и тут же почувствовала прикосновение рук на плечах. Что-то царапнуло кожу.
Я дернулась, и лишь тогда увидела, что за плечи меня держат не тонкие девичьи руки, а ветви, новые побеги быстро оплетают локти, запястья... Жесткая петля охватила горло, мешая дышать, над головой дрожали свежие листочки. И голос дочери леса – тихий, как шепот ветра – повторял медленно и напевно:
– Забудь. Забудь себя. Забудь жизнь свою и любовь свою. Забудь горести и радости. Забудь родных и близких, друзей и врагов, забудь...
И неуловимый, словно гаснущее эхо, еще один такой же голос подпевал ему, повторяя мое имя:
– Женя, Женя...
Разом все смолкло.
– Ты назвала мне не то имя, – недовольно сказала Осинка прямо над моим ухом. – Может, оно не полное?
Я молча дернулась, но петля на горле предупреждающе шевельнулась.
– Вот как? Имя не скажешь? – она вздохнула. – А ведь ты могла бы стать такой, как я. Свободной. Красивой. Любой мужчина, увидев тебя, сошел бы с ума от страсти. Хочешь? Ну, говори?
– Нет, спасибо, – я кашлянула и попросила: – Отпусти.
– Еще чего! Лучше я тебя в дерево превращу. Будешь стоять на бережочке. Место красивое, тихое...
Мне стало холодно.
– Не надо. Не надо превращать, – сжимающая шею ветка здорово мешала говорить. – Скажи, чего ты хочешь?
– А что у тебя есть? – оживилась Осинка. Веточки беззастенчиво залезли ко мне в карманы и, ничего не найдя, сильнее сдавили тело. – У тебя ничего нет! Совсем! Так что быть тебе деревом!
От объятий становится больно. Лихорадочно соображаю, что же предложить взамен за свою жизнь и, наконец, вспомнив, почти кричу:
– Сережки!
Хватка ослабевает.
– Золотые, – уточняю.
– Они маааленькие, – дочь леса сокрушенно вздыхает. – Что еще предложишь?
– Одежда?
– Фи! Зачем мне эти тряпки!
– У меня дома есть получше. Немного.
– Фи! – пауза, и заинтересованное: – А что еще у тебя дома есть?
Чуть не ляпнула: "спички", вовремя сдержалась.
– Ложки, вилки, посуда... Нитки, иголки. Браслетик бисерный.
– Что за браслетик? – спрашивает Осинка.
– Пять рядов, узор цветочками... он симпатичный, правда.
– Не интересно! – перебивает. – Еще что?
– Платки, полотенца... Нет? Термос? Это чтобы воду в него налить, и не остывала. Тоже нет? Мобильник...
– Это что такое?
– Телефон такой, – вздыхаю – нет у них тут телефонов. – Такая штучка: светится, музыку играет разную...
– Интеррресно, – мурлычет Осинка и замолкает. И я замираю, опасаясь отвлечь ее от раздумий. – Хорошо. Давай свои сережки!

Ветви скользнули, освободив руки, которые сильно занемели, и я минут пять потратила, чтобы вынуть из ушей золотые колечки. Тоненькая веточка ухватила их с моей ладони. Осинка недовольно поцокала языком:
– Маааленькие! – и, наконец, отпустила.
Я не удержалась, упала на землю. А когда прокашлялась и смогла поднять голову, мои сережки уже красовались в аккуратных ушках коварной красавицы.
– Но учти, – она погрозила тоненьким длинным пальцем, – чтобы до заката принесла мне этот... который светится и музыку играет. Понятно?
– Хорошо.
– Не обманешь?
– Не обману.
Да, такую обманывать – себе дороже. Потом можно и вовсе в лес не заходить.

Домой я вернулась быстро. Достала из рюкзака новенький мобильничек, купленный родителями на тот случай, если окажусь в аномалии. Всунула в него запасной аккумулятор, чудом доживший без подзарядки до весны. Что ж, в следующий раз буду знать, что надо не мобильниками запасаться, а бусиками-браслетиками да сувенирами разными – мавкам на подарки.
Самодельный браслет из цветного бисера был одной из немногих вещей, оставшихся при мне после бегства из Раславы. Его я тоже захватила – так, на всякий случай. Поглядела на пластмассовую голубую сосульку – подарок Максима, но решила, что за елочную игрушку капризная Осинка еще обидится.
Выбегая из дома, едва не сбила с ног Алину – та как раз возвращалась от больного. И пахло от подруги хлевом.
– Опять корову лечила, – пожаловалась она и уже в спину спросила: – Жень, ты куда?
– Потом! – крикнула я и со всех ног побежала к лесу.
Солнце медленно опускалось за верхушки деревьев. Остановившись на берегу, я огляделась, не уверенная, что верно запомнила место.
– Надо же, пришла, – послышалось за моей спиной.
Осинка подошла, взяла с моей ладони телефон, покрутила и, словно обжегшись, бросила на землю.
– Ты что принесла? Оно плохое!
Подняв телефон, я вынула аккумулятор.
– Так лучше?
– Лучше, – согласилась дочь леса. – Но... теперь оно не светится.
Она поджала губки, ощупала меня пристальным взглядом и, протянув руку, потребовала:
– Ладно, давай сюда свой браслетик!

Обратно я не шла – плелась, едва переставляя ноги. Тревожила мысль, что если хутор не зря называется Осинки, то в здешнем лесу может быть не одна такая очаровательная вымогательница.
– Женя, ты откуда?
Василий, старостин внук, возвращался с охоты. За его спиной болтались заячьи тушки, штуки четыре.
– Гуляла, – устало ответила я.
Дальше пошли вместе. Вася был немногословен, охотой не хвастался. Разве что про Алину спросил – осторожно так. С тех пор, как мы поселились в Осинках, наверное, каждый второй молодец поглядывал на мою подругу с интересом, а каждый третий пытался подкараулить у калитки или провести до дома после посещения заболевшего хуторянина...
На развилке Василий свернул на соседнюю улицу, а я остановилась у невысокого заборчика возле Арисова дома. Коленки подогнулись, я уселась на землю.
И тут же вскочила с визгом. Змея выскользнула из-под меня и юркнула в щель между досок.
– Чего кричишь?
Спокойный тон подкравшегося Ариса окончательно вывел меня из равновесия.
– Ах, чего кричу? А того! Раскидал здесь своих гадов ползучих! Ни сесть, ни встать, ни упасть нельзя! Ползают везде! Шипят! Под ноги лезут!..
Не хватило дыхания, я замолчала, только тут сообразив, что ору как сумасшедшая. Горыныч смотрит, словно ждет чего-то, глаза темные: то ли от злости, то ли от обиды. Нет, ну чего, спрашивается? Разве не видно: у человека истерика, он себя не контролирует...
– Черт знает что творится, – я пнула заборчик, вымещая на нем злость и на хитрую Осинку, и на змею, и на себя. Развернулась и пошла к нашему с Алиной дому, стараясь не обращать внимания на тяжелый взгляд, направленный в спину.

На следующий день Арис не пришел к нам обедать, хотя Алина звала. Отговорился, как умел, вежливо, и подруге это совсем не понравилось. Выслушав ее, я поняла, что придется идти самой и просить прощения за вчера.
Горыныч сидел на крылечке. Серая гадючка положила голову ему на ладонь, словно кошка, что напрашивается на ласку. Потом одним быстрым движением скользнула вверх, обвиваясь вокруг протянутой руки.
– Здравствуй, – я остановилась в нескольких шагах, не решаясь подойти ближе.
– Здравствуй, – эхом отозвался Арис.
– Ты прости, я вчера... я не хотела.
– Я понял.
– Просто день был тяжелый.
– Ясно, – он смотрел на гадючку, а та, повернув голову, на меня.
Вдруг змея открыла рот и, показав ядовитые зубы, зашипела. Я отпрянула и от испуга едва не шлепнулась на землю. Арис прикрыл змею ладонью, успокаивая. Ко мне даже не обернулся. Я ждала целых полминуты, прежде чем развернуться и гордо уйти, оставив Горыныча в обществе рассерженной гадюки, которое его, похоже, вполне устраивало.

Вечером, пока я, переборов страх, искала в лесу Марфину корзинку, выброшенную Осинкой в реку, Алина вернулась домой с температурой. Градусник у нее был, подруга лежала на постели, прикрыв глаза, и, услышав мои шаги, сообщила:
– Тридцать восемь и пять.
– Вот черт!
– Не чертыхайся...
Хорошо, родители обновили нам аптечку. Вытащив компактный кулечек, я приготовила противовирусные, жаропонижающие, выложила их на столик в комнате и отправилась греть воду, очень надеясь, что у Алинки обычное ОРВИ, которое пройдет себе за несколько дней. Только переждать...
Горыныч пришел, когда уже стемнело.
– Случилось что?
– Как узнал?
Отводит глаза. Ну ясно – змеи проснулись, теперь мы, как и весь хуторок, под их неусыпным наблюдением.
– Алина заболела.
– Сильно?
– Температура, кашляет.
– Говорил же, не надо было меня лечить, – Арис виновато глянул на дверцу, за которой дрожал свечной огонек. – Заразилась.
– Да ладно, – пожимаю плечами. – Мы вон скольких лечили – еще ни разу не заразились ни от кого.
И, спохватившись, стучу по столешнице – чтоб не сглазить. Горыныч заметил, усмехнулся, и тут же снова посерьезнел.
– Помочь чего?
– Да нет.
– Еда у вас есть?
– Есть, – вздыхаю и признаюсь: – Немного. Но Алинке сейчас много и не надо, аппетита нет. Она у меня малину пьет.
– А ты? Тоже голодаешь?
– Я святым духом питаюсь.
Во взгляде Горыныча читается сомнение. Да, знаю, по мне не скажешь...
– Ладно, сейчас принесу вам чего-нибудь.

Алинка выбралась к столу ненадолго. Моя подруга из тех, кто болезнь на ногах не переносит, предпочитая вылеживаться. Она посидела немножечко, съела жалкую четвертушку сдобной булочки, пожевала тоненький кусочек свежего сыра и снова легла, засунув в подмышку градусник.
– Женечка, уже тридцать девять, – сообщила она из спальни. – Дай таблеточку.
– Сейчас, – я поднялась, и Горыныч тоже вскочил. Резко обернулся к окну, замер, словно прислушиваясь и, ни слова не сказав, выбежал из хаты.

Подруга не спала, а лежать ей было скучно. Устроившись на своей постели, поверх одеяла, я развлекала ее рассказом про Осинку. К сожалению, истории хватило минут на двадцать, не больше, и стоило замолчать, как в голову полезли невеселые мысли.
– Леон долго не возвращается, – озвучила их Алина. – Женечка, как ты думаешь, что могло случиться?
"Да все, что угодно", – этого я вслух говорить не стала, подруга и сама понимает.
– Наверное, они с Максимом нашли воеводу и пытаются его освободить. Такое дело за пару дней не сделаешь, надо все спланировать. А если его еще увезли далеко, посадили в какую-нибудь тюрьму, тогда можно месяцами побег готовить.
– Но ведь он бы передал нам весточку, правда, Жень? Или Арису. Арис ведь ждет, как и мы, только не говорит. Наверное, тоже волнуется.
Что-то стукнуло, словно открылась дверь. Оставив подругу, я выскочила из спальни.
Арис стоял посреди горницы. В руке его был меч, а на спине, перевесившись через плечо, лежал человек в порванной, залитой кровью одежде. Русые волосы, сильно отросшие, скрывали лицо, но я не могла его не узнать.
– Куда положить? – шепотом спросил Арис.
На лавке ему будет узко, неудобно. Есть еще моя постель... Распахнув дверь спаленки, я пропустила Горыныча с его ношей внутрь, и тут же услышала отчаянный вопль подруги:
– Леон!

Отстранив Алину, которая так и рвалась помогать, мы с Арисом осторожно отлепляли пропитанную кровью ткань Леоновой рубашки от тела. Рана оказалась глубокой – видно, задели в драке. Полоснуло по груди, на ключице рубануло по кости, но определить, есть ли там перелом, получилось не сразу – края раны воспалились, опухли и выглядели довольно страшно. Подруга, закусив губу, смотрела огромными от ужаса глазами, потом поднялась.
– Женечка, дай я попробую...
Мы обе знали, что ничего не получится: когда Алинка болеет, она никого лечить не может. Даже с моей помощью. Но – вдруг? Понаблюдав за нашими попытками, Горыныч попросил у меня иголку с ниткой, взял спирт из нашей аптечки и выпроводил нас с Алиной за дверь. Обнявшись, мы сидели на лавке и смотрели то на огонек свечи, стоящей на столе в простеньком подсвечнике, то на плотно закрытую дверь нашей спаленки, откуда изредка доносились стоны. Слыша их, Алина прижималась ко мне сильнее, горячими пальцами до боли сжимая мою руку.
Наконец, дверь приоткрылась. Горыныч выглянул, жестом позвал нас внутрь.
Леон все так же был без сознания. Рана, пересекающая грудь и ключицу, превратилась в ровный шов. На воспаленной плоти ярко выделялись белые нитки.
– Перевязать надо, – напомнил Арис.
Под повязку положили мазь, найденную в аптечке, и замотали настоящим бинтом. После Горыныч кое-как напоил Леона чистой колодезной водой и сел рядом с кроватью прямо на пол, устало опустив руки.
– Как он? – тихонько спросила Алина, склоняясь над раненым. – С ним все будет хорошо? Правда?
Наверное, Арис в этом уверен не был, и врать не стал.
– Крови потерял много, – сказал он. – Сил нет, едва держится.
Бледное лицо Леона казалось одного цвета со свежими бинтами. Я опустилась на колени рядом с кроватью, взяла его за руку, нащупала пульс. И плевать, что и Алина, и Арис сейчас смотрят, и что себе думают, и о чем догадаются... Леону сейчас силы нужнее, а если я после проваляюсь денек в постели – в том большой беды не будет.
Закрываю глаза, прижимаясь щекой к горячей мужской ладони.

Глава 2

За живою водой

Леон так и остался у нас, только мы его разместили в горнице, на тахте, принесенной Арисом из дома. Сын воеводы приходил в себя медленно, едва мог вставать и до уборной шел, шатаясь, держась за стенку, изредка разрешая мне или Арису его провести. Расспросить его мы с Алиной не решались, Горыныч тоже не торопил, понимая, что срочные вести сын воеводы не стал бы держать при себе. На третий день после обеда Леон, сидя на своей тахте, сам вдруг сказал:
– Раславы больше нет. Все, как ты говорил, Арис.
– Как – нет? – переспросила я.
– Нет. Руины. Пепелища, – он нахмурил брови, заглядывая в полупустую кружку. – Бродяги какие-то поселились, кто смог пройти караул. И все.
Он помолчал, но видя, что все ждут продолжения рассказа, вновь заговорил:
– Мне удалось попасть в город, пока Максим отвлек стражу. Нашел тайник, оружие... И тех, кого превратили в камень. Они так и стоят на площади. Среди развалин.
– А разве Максим не смог их расколдовать? – удивилась Алина.
Леон покачал головой.
– Он не смог к ним пробраться. И... мне тоже пришлось уйти. Мы поспрашивали в Ручейном. Люди видели, как церковники вывезли из города закрытый фургон. Нам указали дорогу. Оказалось, фургон ехал в Свято-Георгиевскую обитель. Они остановились на постоялом дворе, в Васильковом. Сын хозяина игрался с приятелями недалеко от повозки, им стало любопытно, что внутри. Проковыряли щель между досок... – Леон покрутил кружку в руках, вздохнул. – Мальчишки все как один клянутся, что видели в фургоне каменного человека.
Я словно ожидала чего-то подобного, и потому не удивилась.
– О, Господи! – выдохнула Алина, а Арис хмуро потребовал:
– Дальше.
– Дальше мы решили ехать в обитель. Сначала нашли колдуна, который смог изменить нам внешность. Обещал, что хватит на неделю. Но... только мы прошли под воротами монастыря, колдовство рассеялось.
Объяснить этакое чудо мне оказалось просто:
– Им, наверное, кто-то из наших с воротами помог.
– Наверное, – согласился Леон.
– А может, кое-кто подгадал минутку и чары снял, – подал голос Горыныч, явно намекая на Макса.
– Вряд ли, – возразил сын воеводы. – Ему тоже досталось. Мы оба едва вырвались. Но кое в чем ты прав, Арис. Нас словно ждали. Мы с Максимом несколько дней в окрестностях прятались, людей спрашивали. Фургон видели, говорят, заехал в те самые ворота. Одна старушка рассказала, что его ночью на заднем дворе разгружали, что-то большое и тяжелое там было. Но что именно – не разглядела, а после ее сын позвал, и что дальше произошло – она не знает.
– Значит, ты так и не увидел отца? – тихонько спросила я.
Он покачал головой.
– Нам пришлось уйти оттуда. Была погоня, Максима ранили. Я помог ему спрятаться и отвлек. А у развилки, что возле Павловска, меня поджидали. Понять не могу, как узнали. Вроде не по прямой дороге ехал... Застали врасплох, – он нахмурился. Допил остывшее молоко и отставил кружку на край тахты. – Знаешь, Арис, я долго думал над тем, что ты говорил мне тогда, в лесу, ночью. Помнишь? Нам, и правда, больше не к кому обратиться за помощью. Но... я уже не застал того времени, когда старейшины общались с лешими и водяными. Помню, что с ними боролись – то церковники, то сами крестьяне, а позже – и колдуны. Потому что леший детей таскал, водяной рыбу в сеть не пускал, русалки... – он усмехнулся, – сам знаешь. И я совершенно не представляю, как с ними можно договориться.
Я вспомнила Осинку и ляпнула:
– Бусиков накупить побольше, когда в аномалии будем.
На меня посмотрели удивленно, а Горыныч – подозрительно.
– Есть тут одна любительница побрякушек, – проговорил он. – Только это у них по-молодости, потом проходит. Лет эдак через двести. И молодых совсем мало осталось, их колдуны в первую очередь перебили. Так что бусиками не откупимся.
– А чем?
Горыныч пожал плечами:
– А кто их знает? Решим на месте. Там народ капризный, но, думаю, сторгуемся.

* * *
В путешествие мы собирались потихоньку, без спешки, день за днем. Леон едва ходил, и свалился бы на первой стометровке, а Алина, хоть и перестала температурить, кашляла да чихала, вытирая припухший от насморка нос платочком. Я пыталась помочь, но после той ночи, когда, по рассказу подруги, таки потеряла сознание, силы возвращались необыкновенно медленно. На моем самочувствии это не отражалась, а вот делиться было практически нечем.
Наверное, мы бы еще месяц ждали, пока Леон окончательно придет в себя, но Арису не нравилась эта задержка. Он пару раз уезжал куда-то, позаимствовав у старосты лошадь, и возвращался через сутки, усталый и недовольный. Первый раз на мой вопрос, куда и зачем ездил, Горыныч не ответил.
После второй поездки он, как обычно, зашел к нам. Алина как раз готовила ужин, я зашивала дыру на рубашке. Арис поздоровался, узнал, что Леон дышит свежим воздухом на лавочке за домом, и пошел к нему. Я отложила шитье и тихонько, мысленно успокаивая проснувшуюся совесть, отправилась следом.
Они говорили тихо, но расслышать слова оказалось нетрудно.
– Ну как? – спросил Леон.
– Ищут.
– Думаешь, найдут?.. И скоро?
– Не знаю, – ответил Горыныч.
– Уходить надо. Хотя бы вам. Арис, может...
– Тихо, – перебил его тот.
Я вслушивалась, вслушивалась... И едва не умерла от страха, когда прямо передо мной неожиданно выросла темная фигура. Горыныч молчал, но надеяться, что мне позволят дослушать разговор или введут в курс дела, было бы слишком наивно. Я виновато пожала плечами и, провожаемая укоризненным взглядом, ушла в дом.

Подслушанный разговор о многом заставил задуматься. И многое прояснил. Вот почему Арис постоянно словно на иголках, почему так много змей ползает у нашего дома и за околицей. И Леон наверняка чувствует себя виноватым, но ничего не может поделать. Хорошо, что Алина не знает, иначе тоже бы не находила себе места. А ведь надо что-то сделать, и срочно, иначе скоро придется уносить ноги. И Леона, которому в его состоянии путешествие вряд ли пойдет на пользу.
Полночи я думала, как помочь ему и подруге выздороветь. А наутро отправилась к Марфе.

Старушка жила в небольшой, окруженной цветником избушке. В ответ на стук в дверь Марфа крикнула: "заходи", – предпочитая не отвлекаться от приготовления всяческих снадобий на такие пустяки, как открывание-закрывание двери.
Я вошла в благоухающую травами горницу и устроилась на табурете у двери. Старушка сидела подле окна: в вышитой рубашке, красной юбке с передником и темно-вишневой в мелкий цветочек косынке, прячущей волосы и завязанной надо лбом. Хвостики смешно торчали в разные стороны, напоминая то ли рожки, то ли заячьи уши. На плотной шее Марфы красовалась не одна нитка бус.
– За работою пришла? – спросила она, не переставая толочь что-то в медной ступке.
– Нет. Спросить хочу. Я тут слышала о живой воде.
– Надобно тебе?
– Надобно.
Знахарка вздохнула, поставила ступку на колени.
– Озеро где – знаешь?.. Там в заливчике, за старою пристанью, ручеек был. Вода в нем завсегда целебною считалась, и, помню, когда ешо молодая была, многие хвори ею вылечивала – и себе, и людям. Только вот у пристани нечисть какая-то завелася, и мало кому удавалося до воды той добраться: кого сгубит, над кем поглумится да отпустит восвояси голого-босого, с синяками да шишками. А последний год так и вовсе одтель никто не возвращалси.
– А многие ходили?
Старушка задумалась, загибая пальцы, подсчитывая.
– Трое, кажись. Один вернулся, да умом тронулся после. А мож, он и раньше болезный был, кто его знает?
После такого рассказа стало немножечко не по себе.
– Вы мне скажите, как это место найти. Позову Ариса, вместе пойдем.
– Ни-ни, нельзя вместе! – старушка замотала головой. – За живою водою токмо в одиночку ходють, да ночью, абы никто не знал да не видел.
– Почему это?
– А иначе силы волшебной в ней не будет.
Дурацкое условие и очень подозрительное, но после того, как девушка в листвяной одежде чуть не превратила меня в дерево, я готова была поверить во все, что угодно.
– Так пойдешь? – деловито осведомилась Марфа.
– Пойду. Куда денусь...
– Ну так я тоже скляночку приготовлю, принесешь и мне водички. Ежели достанешь. А то ведь уйдете вы – сызнова ко мне все пойдут со своими хворями... – знахарка протянула руку, взяла горсть сушеных ягод с блюдечка на подоконнике, бросила в ступку и принялась толочь. – Ты зайди ко мне пополудни, да монетку принеси медную. Я тебе на нее нашепчу, абы нечисть отпугивать.
Я недоверчиво скривилась.
– И что, поможет?
– А то как же! Токмо она и поможет, без нее никак. Заговоренных медячков наша окрестная нечисть завсегда пугалася.

Вечер близился. Медная монетка, заговоренная Марфой, уже лежала в кармане. Арис зашел к Леону ненадолго, а после Алинка его уговорила поужинать с нами, и, так как Леон заснул, составить ей компанию, дождаться меня. Сегодня его присутствие было очень некстати, но не останется же он на ночь!
Я быстро поела и сидела за столом, поглядывая в окно. До полуночи еще очень далеко, можно и подождать.
Леон спит на своей тахте. Алина с Горынычем, как нарочно, тянут время, медленно попивая горячий отвар.
– Арис, – тихонько шепчет подруга, – скажи, а ты, правда, видел русалок?
И эта туда же!
– Видел, – отвечает Арис.
– И какие они? Красивые, да?
– Да.
– Скажи, а правда, что они неженатых мужчин по ночам к воде заманивают и топят?
– Без разницы им – женатый или нет. Кого поймают – того и топят.
– Э... – подруга тактично молчит, не решаясь спросить. Потом осторожно: – Так тебя не поймали?
Я не сдержалась – захихикала. Арис поставил пустую кружку, поднялся из-за стола.
– А я им не глянулся. Доброй ночи.

* * *
Ночь, и верно, оказалась доброй – звезд на небе видимо-невидимо, тепло, безветренно. Луна только блеклая, почти не светит. Ну да ладно, тайное дело темноту любит. Как, впрочем, и нечисть. Да и Марфа сказала, что ночь сегодня самая благоприятная.
Я осторожно выбралась из дома, оставив записку, что вернусь к утру, и, на ходу застегивая курточку, пошла к лесу, очень надеясь, что змеи возле Арисова дома спят, а если какая-нибудь меня и заметит, то не станет ради такого пустяка будить хозяина.
Нахоженная тропинка вела к озеру. Кроны деревьев смыкались, становилось темнее. Я нащупала в кармане монетку, зажала в ладони – а вдруг она и правда поможет?
Страшно. За каждым деревом чудище мерещится. А ведь днем этой дорожкой ходить одно удовольствие – светло, свежо, птицы поют...
– Куда идешь, полоумная! – рявкнули за спиной.
Едва не завизжала, вовремя прикрыла рот ладонью.
Ну, Горыныч!.. Узнал таки.

Дальше идем вместе. Отговаривать меня от затеи Арис не стал, а я решила, что на первый раз лучше уж вдвоем. Все-таки с Горынычем спокойнее. Он и сам страшный: русалок вон – и тех распугал. Да еще с топором...
– Марфа надоумила? – интересуется.
Я пожалела старушку-знахарку и честно призналась:
– Я сама к ней пришла с расспросами. Нам ведь уходить надо, да?
Молчит. Укоризненно. Да помню я, что подслушивать нехорошо! Но некоторые вещи получается узнать только таким образом, и никак иначе.
Вот и озеро. Темная вода поблескивает, отражая скупой свет. Изредка что-то плеснет, зашуршит трава у берега – и снова тихо.
Минуты через две показалась пристань – деревянный мосток с железными кольцами по краю. Рядом с ним в воде покачивалась старая лодка, перевернутая кверху дырявым днищем.
Едва поравнявшись с мостком, я заметила ручеек, прячущийся в траве. Марфа сказала, что воду надо брать только у источника, который мы с Горынычем отыскали довольно быстро – в нескольких шагах от берега. Вода здесь промыла себе круглую ямку, на дне которой бил ключ. Словно сторож-великан, у самого источника стояло старое засохшее дерево с корявым стволом и покрученными ветвями, угрожающе торчащими в стороны.
Это дерево и показалось Арису подозрительным.
– С живой водой рядом оно бы не засохло.
Я пожала плечами, достала фляжку, отвинтила крышку. Горыныч флягу забрал, отпихнул меня подальше, а сам наклонился к воде.
Негромкий скрежет заставил его отскочить назад. Лысая ветка хлестнула воздух над источником и замерла. А Арис вдруг упал. Мощное корневище, вынырнув из-под земли, охватило его ногу и потянуло к дереву.
Горыныч махнул топором. Раздался стук. В ответ – злобный скрежет. Несколько ветвей одновременно качнулись к нему, хватая за руки, обвивая тело. Топор выпал из разжавшихся пальцев.
Опомнившись, я ринулась на помощь. Схватила топор.
– Уйди! – крикнул Горыныч. Еще одна ветка охватила его горло, по ней-то я и рубанула.
Тут же что-то поймало меня за ногу, повалило на землю. Несколько раз удалось махнуть топором, отсекая выползшие из-под земли корни, но один из них шустро перехватил мой локоть, хлестнул по запястью, и правая рука оказалась обездвижена.
И тут я вспомнила о медной монетке, лежащей в кармане. Кое-как дотянулась, вынула показавшийся горячим кругляшок и прижала его раскрытой ладонью к извивающемуся корневищу.
Дерево замерло, и вдруг заскрипело страшно, словно от дикой боли. Хищные объятия разжались. Я увидела, как Арис подхватил топор с земли.
– Уйди! Прочь! – крикнул он.
Несколько отрубленных веток упали на землю. Дерево опомнилось, новые щупальца пытались ухватить Горыныча за руки и ноги, а тот с неожиданной прытью уклонялся от хлестких ударов. Но скоро вновь оказался на земле.
Монетка поблескивала на взрыхленной почве. Я бросилась к ней, упала, поползла. Дотянулась кончиками пальцев.
Ветки шарахнулись от моих рук, но петля, державшая за ноги, замешкалась на миг, и отпустила, ощутив прикосновение горячей меди.
Горыныч выхватил медячок, сгреб меня за шкирку и отшвырнул прочь, словно нашкодившего щенка. А сам ринулся к стволу дерева-чудища, распугивая монеткой щупальца ветвей, ударил топором под корень.
Скрежет превратился в чудовищный рев. Ветви хлестали, уже не боясь заговоренной меди. Арис едва успевал уворачиваться. И рубил, рубил...
Все стихло внезапно. Дерево замерло, покачнулось и с тихим стоном повалилось на землю. Горыныч несколько секунд ждал настороженно, подняв топор, потом нагнулся, положил на пень мою монетку и, отойдя в сторону, устало опустился на траву.

Срубленное чудище по-прежнему не двигалось. Я встала с холодной земли и, отряхнув штаны, подошла к Арису. Ветви здорово его поцарапали, словно с кошкой дрался...
– У тебя бровь разбита, – тихонько заметила я и тут же об этом пожалела.
Горыныч поднялся навстречу, сгреб пальцами воротник моей курточки, приподнимая так, что носки моих ботинок едва касались земли.
– Дура! Тебе же велено было уйти! – прокричал он мне в лицо. – Почему не ушла? Жить надоело?
Таким я видела его впервые: разгневанный взгляд глаза в глаза пугал, от него хотелось спрятаться. И обидно до слез: ну кто бы на моем месте ушел?
Шелест, похожий на вздох, заставил нас обернуться. Корявый ствол поваленного дерева, ветви, пень и корневища почернели и в миг рассыпались холодным пеплом. Потускневшая медная монетка осталась лежать на земле, прикрытая темными хлопьями.
Арис разжал пальцы, отвел взгляд. Морщась, потер правое запястье и сказал обычным ворчливым тоном:
– Давай флягу.
Он присел у источника. Ждал, пока я справлюсь с нахлынувшим оцепенением, найду на перерытой корнями земле брошенную фляжку, принесу ему. Набрал воду. Понюхал.
– Поить их собираешься или как?
На меня не смотрел. Наверное, самому было неловко.
– Не знаю. Можно напоить. И Леону рану смазать, – голос еще дрожал от обиды, справиться с этим так вот сразу у меня не получилось.
Арис поднялся, еще раз понюхал воду.
– Лучше сам сперва попробую, – решил он и поднес флягу к губам.

Смех зазвенел серебряным колокольчиком. Тень шевельнулась, и на полянку вышла тоненькая девушка в платье из листьев, в которой я тут же узнала Осинку.
– Я бы не советовала, – она подошла к источнику, посмотрела на воду, потом на Ариса. Улыбнулась. – Помереть – не помрешь, а животом маяться будешь долго.
Горыныч молча перевернул флягу, и вода с бульканьем полилась вниз. Осинка снова засмеялась, потом протянула руку, красуясь браслетиком – бисеринки таинственно блестели и переливались на ее бледной коже, словно не обыкновенное крашенное стекло, а драгоценные камни.
– Красиво, да? – дочь леса выпрямилась, подбоченилась, в разрезе платья будто нечаянно показалась ножка. Едва не до талии. – Что это вы здесь шумите? Весь лес всполошили, сестричек моих разбудили...
– А лучше надо за своим лесом присматривать, – проворчал Арис. – Развели нечисть.
Осинка хмыкнула и, поджав губки, осторожно тронула босой ножкой кучку пепла в траве.
– Оно само сюда приползло. Мы почуяли, что оно – плохое, хотели прогнать из леса – не смогли. Пришлось в дерево превратить.
– Хорошенькое дерево, – я поежилась, – на людей кидается.
– А люди сюда не ходят, – возразила красавица. Наморщила носик, словно вспоминала. – Ах, да, приходили. Один сначала, потом другой. Потом третий. Двое тут и остались, под корнями. А последний сбежал.
Она отбросила волосы за плечи, потянулась, словно ото сна и, повернувшись к нам, взмахнула длинными ресницами, явно кокетничая.
– А вы что здесь забыли?
Горыныч промолчал, предоставив объясняться мне.
– За живой водой пришли.
Как я и ожидала, Осинка засмеялась.
– Глууупые! Тут давно живой воды нет. Источник отравили. А люди все ходят и ходят... Глууупые!
– Это верно, – неожиданно согласился Арис. – Тогда может быть ты, умная, подскажешь, где эту воду найти?
– А вам зачем? – Осинка прищурилась. – Что, мертвяков поднимать будете?
– Нам живых вылечить надо.
– А... ну так это несложно, – она подобрала юбку, дернула за подол. Несколько листиков остались в ее пальцах. – Вот, возьмите. Из них отвар целебный любую хворь прогонит.
Листики опустились на ладонь Ариса, Осинка тоненько хихикнула. Крутнулась.
– Скажи-ка мне, змеиный брат, а нравятся тебе мои сережки?
– С кого сняла? – поинтересовался тот. Красавица обличительно уставилась на меня. Горыныч обернулся, бросил в мою сторону хмурый взгляд, не обещавший ничего хорошего.
– Да, да, и браслетик, – продолжила Осинка. – Она мне и имя свое назвала. Совсем-совсем глупая!
– Ладно, – прервал ее Арис. – Ты скажи, здесь на двоих хватит?
– Хватит, хватит, – уверила его дочь леса. – По одному листочку на кружку, больше человеку разом пить нельзя. Если сейчас напоите, к утру как раз и подействует.
– Спасибо, – поблагодарил Арис. – Что хочешь за помощь?
На этот вопрос у Осинки ответ был, по-видимому, готов заранее.
– Бусики хочу. Из камешков голубеньких, которые бирюзой зовутся. Березке вон полюбовничек ее подарил, так она хвастает на весь лес. А бусики-то мааааленькие, камушки меееленькие. Меньше горошины! Хвастать нечем! А мне бы крупненькие, да чтобы камушки все один к одному на ниточке – ровненькие, кругленькие.
– Будут тебе бусики, – пообещал Горыныч. – Как достану – передам.
– Уговорились, – мурлыкнула Осинка.
Она осталась у источника, а мы направились к озеру. Сделав несколько шагов, я запоздало вспомнила, что надо бы и мне поблагодарить дочь леса. Обернулась и сказала:
– Спасибо.
Осинка фыркнула и, вздохнув, пошла к нам.
– Погоди, змеиный брат. Дай-ка сюда листики.
Неужели отобрать решила?
Горыныч раскрыл ладонь, Осинка коснулась листочков пальцем, и в темноте я увидела, как меняются их очертания, и зелень становится светлее.
Арис усмехнулся.
– Отравить хотела?
– Да что ты, – дочь леса отступила назад, смущенно захлопала ресницами. – Пошутила я... Листочки эти, правда, помогут.

Листиков оказалось девять. Два я залила крутым кипятком в глиняных кружках, три спрятала в аптечку, два отложила Марфе отнести – в благодарность, а оставшиеся отдала Арису – на всякий случай. Минут через десять сняла блюдечки с кружек и, когда отвар немного остыл, отправилась будить Алинку.
Ее пришлось уговаривать, но подруга наконец-то сдалась, выпила терпко пахнущую жидкость и снова улеглась, накрывшись одеялом по уши. Леон проснулся быстро, молча сделал, что его просили, и тоже уснул.
Все еще сомневаясь в эффективности Осинкиных чудо-листиков, я решила сидеть до утра и наблюдать, как бы кому не стало плохо. Но очень скоро начала клевать носом и, устроившись на сложенных руках, едва не задремала прямо за столом.
– Иди спать. Я покараулю, – пообещал Горыныч.
Спорить и проявлять благородство в этот раз мне совершенно не хотелось.

Отвар из чудо-листьев помог. Алина больше не чихала, даже насморк прошел. И Леон на удивление стремительно пошел на поправку, к вечеру уверенно ходил и даже готов был пробежаться, но мы не позволили. И, чтобы не терять времени, решили назавтра же покинуть хутор.
Едва утро заглянуло в окна, я решила, что пора вставать. И не ошиблась. Едва вышла в горницу и прокралась мимо спящего Леона, как в дверь постучали.
– Готовы? – с порога спросил Арис и уставился на меня: вполне одетую, но явно только вылезшую из постели. Леон, разбуженный стуком, успел подняться, а Алинка еще досматривала сны.
Как ни странно, чтобы окончательно проснуться и собраться, нам хватило часа. Даже меньше. И лишь стоя на пороге с рюкзаком за плечами, я вдруг сообразила, что не знаю ответа на очень простой вопрос:
– А куда идем?

Глава 3

Клад королевы ужей

Когда-то богатая и процветающая Раслава вовсю торговала не только чудесами своих колдунов, но и принимала купцов с товарами. Рынок возле города был одним из самых больших в стране. Из-за гор, расположенных на юго-востоке, тоже прибывали караваны. Они ехали по хорошей дороге, нередко нанимая колдунов в охрану: от перевала до города и обратно.
На дорогу мы не выходили, шли стороной. Благо погода не портилась, и ночевать можно было в лесу. Арис сказал, что через несколько дней сможет достать нам лошадей у одного верного человека, потому как пешком до предгорья путь долог. Что ждет нас там, где в лесах, полях, реках и болотах еще живут те существа, которых теперь под одну гребенку всех называют нечистью, никто не знал.

В первый же вечер Горыныч предупредил нас, чтобы в лесу были осторожны, без надобности ничего не ломали, не срывали, не топтали...
– И вообще на землю лишний раз не ступали, а лучше – и не дышали, – пробурчала я. На маленькой уютной полянке чернел круг от кострища, но мы еще недалеко ушли от хутора и опасались подать знак возможным преследователям, а потому обошлись на ужин сухим пайком. – Эх, жалко, у вас драконы не водятся. Оседлали бы одного – вмиг домчали!
– Это кто бы оседлал? – поинтересовался Горыныч.
– Ты, конечно, – мы с Алиной расстелили карематы и уютно расположились почти вплотную друг к другу. – Дракон – это ведь тоже... как ящерица, только с крыльями и большая.
– Мысль, конечно, хорошая, но драконов у нас нет, – Леон устроился на сложенном одеяле, захваченном из нашего дома в Осинках. – Большие Змеи когда-то водились в горах, но о них уже лет десять не слышно.
– После того, как Горыныч последнему из них голову отрубил, – просветила я Алинку.
– Правда? – заинтересовалась подруга.
– Не знаю. Но очень надеюсь, что сейчас нам кто-нибудь расскажет.
Мы затаились и ждали. Мужчины молчали, потом Леон, сжалившись над нами, тихонько позвал:
– Арис!..
– Он уже дохлый был, змей этот, – проворчал Горыныч. Он лежал на земле, подложив руки под голову, и смотрел в небо, где светлячками загорались звезды.
– А зачем тебе его голова понадобилась? – спросила я.
– Продать. Или обменять. Вдруг бы кому глянулась.
– И как? Обменял?
– Нет.
– Чего так?
– Не донес.
– А чего не донес? И куда ты ее нес?
Рядышком захихикали.
– Женя, прекрати! – подруга обняла меня, придвигаясь ближе, чтоб согреться.

Глава 4

Ворота предгорья

Горы показались на третий день пути верхом. Их голубоватые вершины поднимались над горизонтом, за зеленой полосой леса. Резкие очертания сглаживались окутывающей склоны дымкой. Вот бы забраться туда, наверх! Но нам не по пути, да и кто знает, каких созданий – волшебных и не очень – можно встретить там, в пещерах, гротах и глубоких расселинах? О троллях здесь слышали только от наших, как и о драконах, а больше я никого и не знала.
Руки у Алины на диво быстро подзажили, и она ехала верхом на серой кобыле, наслаждаясь путешествием. Правда, иногда немного морщилась, когда, сжимая повод, тревожила ожоги. Погода не портилась, днем светило солнце, а ночи, хоть и прохладные, были тихи и безветренны.
Во второй половине дня, переправившись через реку, мы въехали в небольшой городок под названием Вереш. Он встречал путников аркой ворот над дорогой, причудливыми вывесками на аккуратных зданиях, серебристыми куполами церкви и высокой башней управы, видной едва ли не с любой городской улицы.
– Вереш – это ворота предгорья, – негромко объяснял Леон нам с Алиной. – От него идет дорога к перевалу, здесь проходят купеческие караваны с востока. И с юга тоже. Иногда легче перебраться через горы, к тому же дорога наезженная, чем лезть непролазными топями и болотами. Да и Заповедный лес не каждого пропустит.
– Что-то у меня нехорошее предчувствие, – шепотом поделилась я с подругой.
– Что мы пойдем именно туда, куда ни один нормальный человек не сунется? – она обреченно улыбнулась. – Я в этом почти уверена.
Мы остановились возле большого здания, на котором красовалась вывеска: "Змеева Голова". Под ней кто-то не слишком старательно изобразил змею, насаженную на вилы, словно сосиска на очень похожий столовый прибор.
Хозяину лошадей Горыныч пообещал оставить их на конюшне именно этого гостевого дома. Людей было мало. Леон сказал, что после зимы купцов здесь немного ездит, потому что одна горная речушка во время таяния снега частенько размывает дорогу, ведущую через перевал.
Наш змеиный воевода отправился на конюшню – и лошадей поставить, и с конюхом договориться, доплатить за корм и заботу о животных, а мы с подругой и Леоном направились внутрь.

Глава 5

Подарок водяного

...
Огромные птицы в закатном небе... Как же он в них обманулся! Ждал – наивный глупец – что из багряной высоты к нему спустятся драконы!..
Вода негромко хлюпала у ног, касаясь босых ступней. Мокрый песок хрустел на зубах. Черные птицы с крыльями, похожими на истрепанную ветошь, кружили в небе, словно стая ворон над падалью. А потом – шорох шагов, чьи-то ноги...
– Чего развалился? Думаешь, в сказку попал? – дружный хохот, затем серьезное: – Повезло тебе, парень, что мы тебя нашли.
Повезло?..
Поднявшись и отряхнув песок, он пошел за теми, кто встретил его на берегу, и не сразу понял, что идет... идет сам, своими ногами! Так, словно не было тяжелой болезни и долгих месяцев в инвалидном кресле! Радость поднялась, едва не заставив Виктора кричать от счастья, но... юноша лишь ниже наклонил голову, пряча улыбку.

Драконов – мечту своего детства – он в этом мире так и не встретил. Да он их и не искал, в общем...

...во взгляде просителя, обращенном к тому, кто стоял по левую руку от престола, читалась мольба и обещание благодарности. Среди разодетых в яркие шелка придворных советник правителя – с темными, гладко зачесанными волосами, в строгом костюме чернильного цвета – выглядел мрачной тенью, нахохлившимся вороном, невесть как оказавшемся посреди дворцового великолепия. Но люди, приближенные ко двору, уже знали, что воля государя во многом будет зависеть от произнесенных им слов.
– Он говорит правду, государь, – негромко произнес Виктор.
Князь важно кивнул:
– Мы рассмотрим твою жалобу.
Невысокий, ссутулившийся пред очами правителя человек не сдержал облегченного вздоха и, вытирая выступивший на лбу пот, бормоча благодарности, попятился к двери.
Виктор больше не обращал на него внимания. К устланным ковром ступенькам, ведущим на возвышение, где стоял княжеский трон, подошел крепкий светловолосый мужчина. Поздоровавшись и поклонившись по обычаю, заговорил. Он тоже пришел с жалобой, вполне справедливой: придворному колдуну было известно о бесчинствах, творимых боярами Грищенко и Моршелем в своих вотчинах. Но... оба боярина крепко сидели у колдуна на крючке и готовы были исполнить едва ли не малейшую его прихоть ради того, чтобы не выдал князю их махинаций с казной.
– Это ложь, государь.
В глазах светловолосого – изумление, затем – праведный гнев. К просителю подходит стража, выводит под локти, а дальше – известным маршрутом – в допросную, а после, если переживет беседу с дознавателями – на виселицу. Мужик упирается, рычит, словно раненый медведь. Пытается воззвать к справедливости, к князю, сыплет угрозами и проклятиями... Правитель лишь недовольно отмахивается – ему удобно, что стоящий по левую руку от престола колдун всегда подскажет, кому верить, а кому нет.
Виктору это тоже удобно. Нет, править княжеством ему неинтересно – слишком мелко, слишком хлопотно. Его горизонты шире, но пока...
– Он говорит правду, государь, – колдун снисходительно улыбается очередному просителю, мысленно делая пометку, что потребовать после за свою ложь.

К престолу молодой колдун пробивался целеустремленно и нельзя сказать, чтобы долго. Зная о его умении распознавать ложь, даже те, кто был значительно старше и, казалось, мудрее, часто просили Виктора присутствовать при важной беседе или подслушать и рассказать после, что правдивым было в речах собеседников, а что – нет. И не могли устоять перед соблазном снова и снова воспользоваться его услугами – ведь это, если подумать, дешевле, чем оплачивать шпионов. Виктор никогда не просил много, и потому получал гораздо больше остальных. Сильные колдуны, церковные и государственные мужи враждовали, плели интриги, ссорились друг с другом, а Виктор с их помощью поднимался все выше и выше, пока не оказался у самого княжеского престола...

...этим вечером во дворце пили и развлекались. Никаких важных разговоров. По слякоти весенних улиц карета ехала медленно, хлюпая и переваливаясь, но вот, наконец, остановилась у особняка, окруженного высоким забором. Если бы кто-нибудь из жителей столицы оказался внутри этого дома, он бы невероятно удивился: в жилище колдуна ожидали увидеть сушеных жаб и змей, но никак не сверкающую чистоту сервизов, уютную мебель и много-много света.
Свет исходил от золотистых шаров, лежащих в металлических чашах светильников, выкованных в форме цветов. Поднимаясь по широкой деревянной лестнице, Виктор в который раз думал, что, когда построит свой собственный дом, в нем будут такие же светильники.
В просторном кабинете на втором этаже его ждали. Трое мужчин в дорогой, но довольно простой на вид одежде сидели в удобных креслах. Навстречу гостю поднялся сам хозяин – крепкий, с длинной бородой и усами.
– Я рад, что ты смог прийти.
– А ведь действительно, рад, – гость как будто удивился.
– Оставь свое красноречие для дворцовых попрошаек, – отмахнулся хозяин и, подойдя к дверям, повернул ключ в замке. Виктор постоянно умилялся в душе тому обстоятельству, что даже самым влиятельным и сильным колдунам многое приходится делать вручную. Сжечь город, выкорчевать дерево или поднять ураган – это запросто. А вот, к примеру, двери прикрыть, светильник принести или... заварить кофе. Хотя последний процесс Виктор не доверил бы никакому колдовству.
– Ну что же, раз все в сборе...
Хозяин особняка – в прошлом инженер-макетчик Борис Анатолиевич Шепитько, а ныне придворный колдун Яромир – опустился в глубокое кресло.
– Разговор предстоит серьезный. Вы знаете, что бояре строят заговор против Раславского воеводы, и князь, похоже, сам положил глаз на воеводскую казну. Нам же стоит решить – помешать им или, наоборот, помочь?
– Не хочется мне в это лезть, – пробормотал один из собеседников – мужчина с пышной рыжей шевелюрой, в которой уже угадывался проблеск седины.
– А придется, – возразил хозяин. – Помощь оценят куда больше, чем бездействие.
– Мне тоже не нравится эта затея, – вмешался Виктор. – Воевода Раславский исправно налог в казну платит, считай, весь дворец кормит. Нам невыгодно, чтобы земли остались без хозяина.
– Нам невыгодно быть на стороне проигравшего, – отозвался бородач. – К тому же воеводу люди уважают, и князь боится, что Алексей Леопольдович на его престол метит.
– Чушь какая! – фыркнул Виктор.
– Это мы знаем, что чушь. Князю с боярами нашими заодно жажда наживы глаза застит, а чужое богатство – как кость поперек горла.
Рыжий раздосадованно хлопнул ладонью по колену:
– Эх, если бы Алексей Леопольдович задумал собрать армию и пойти на столицу, я бы еще подумал, на чью сторону становиться! На Раславских землях многовато наших, и, если так пойдет и дальше, воевода сможет значительно укрепить войско колдунами.
– А вот этого мы не допустим, – хозяин особняка обернулся к Виктору: – Я полагаю, твои люди над этим работают.
– Как всегда, Борис Анатольевич. Не покладая рук...
– Ну, значит, других колдунов можно будет не опасаться.
Дальше разговор крутился вокруг дворцовых интриг, а Виктор, прислушиваясь к беседе, не мог оторвать взгляда от живого пламени в камине...

...сырость от мокрого снега пробирала до костей, серая вата застилавших небо облаков нагоняла тоску и сон.
– Полцарства за кофе, – мрачно сам себе пообещал колдун.
Обняв пальцами кружку с подогретым вином, он устроился кресле у очага и крикнул:
– Входите!
В тот день хотелось новостей. Неважно – хороших или нет: любых. Но, оказалось, сыщик в очередной раз пришел лишь за тем, чтобы сказать: не нашел. И замереть под недовольным взглядом придворного колдуна.
Но в такую погоду Виктору даже гневаться было лень.
– Продолжай поиски, – и он жестом велел оставить его одного.
Странно, как тоскливо иногда бывает от того, что не с кем поговорить. Была бы Алика рядом – они наверняка бы снова поругались. Но с ней, по крайней мере, можно было бы спорить по-настоящему. Не думая о последствиях, не опасаясь сказать лишнее слово... Так, как теперь можно поспорить лишь с самим собой.
Виктор часто возвращался мысленно к тому вечеру, когда загадал желание на купленный сестрой шар. Нет, раскаяния он не испытывал, но, перебирая в памяти минуты и секунды, думал: не ошибся ли в предположениях? Если бы у него был выбор: медленно умирать или шагнуть навстречу неизвестному – он не колебался бы ни мгновения! Но... либо Алике не удалось купить еще один шар, либо она сменила не только имя, но и внешность – найти ее не могли...

...за окнами чернела ночь, ставни скрипели от налетевшего ветра. В харчевне на окраине столицы посетителей всегда было немало, теперь же небольшое, приземистое помещение было забито до отказу теми, кто прятался от непогоды.
Виктор пришел сюда в компании плечистого детины, который, в случае чего, мог выполнять обязанности телохранителя. Выбрав место за угловым столиком, он опустился на скамью, предварительно брезгливо смахнув с нее крошки полой плаща. Капюшона колдун не снимал, и его лицо скрывалось в тени от посторонних взглядов.
– Который? – Виктор огляделся, и его губы скривились в усмешке: – Давай угадаю... Этот?
Человек, на которого он при этом указал, сидел у окна, задумчиво сцепив пальцы над миской, от которой поднимался пар. Казалось, погруженный в свои мысли, он не замечает шумной компании, уместившейся за тем же столом, не слышит пьяных криков и стука пивных кружек. Но Виктор прекрасно знал, что эта отрешенность обманчива.
– Этот.
– Странно, я не думал, что он окажется настолько... щепетильным, – придворный колдун прищурился, приглядываясь внимательней к заинтересовавшему его человеку. – Что ж, с возрастом это проходит, если доживешь, конечно... Сколько ему? Двадцать? Меньше?
Светловолосый пожал плечами.
– Ты сам с ним говорил? – поинтересовался придворный колдун.
– Не сам: ребята говорили, я слушал. Ну и видел немного... Он сперва спрашивал, сколько платят и за что, потом послал подальше.
– Может, предложили мало?
Насмешки в словах Виктора его спутник не расслышал, хотел что-то еще добавить, но в это время тот, о ком они говорили, обернулся и посмотрел прямо в лицо придворного колдуна. Вернее, в тень под глубоким капюшоном. Смотрел недолго, но пристально. А когда отвернулся, Виктор еще некоторое время разглядывал хмурый профиль сидящего у окна человека, потом сказал негромко:
– Ты прав, он нам не пригодится. Жаль... – Виктор поднялся, расправил плащ. – Отправь за ним надежных людей. Змеи еще спят, но советую поторопиться.
...


* * *
Дождь уютно шелестит в листве. Над головой – каменный свод. Рядом – Леон. Прижимаюсь к нему спиной, опасаясь шевельнуться. Тепло, уютно. Непонятно только, что же меня разбудило... Приподнимаюсь, оглядываюсь.
Алина спит с другой стороны от Леона, положив голову ему на плечо. Ее усталое личико в слабом сером свете кажется несчастным – вчера она долго плакала и никак не могла успокоиться. Я бы тоже ревела, но... не в кого было уткнуться в поисках утешения. Пришлось терпеть. А потом мы как-то сами не заметили, как устроились рядышком все втроем, согреваясь, словно только что забрались в тепло после зимней стужи, и заснули.

Горыныч дремал у входа, прислонясь к желтой каменной стене. Его плечи вздрагивали, словно от холода.
Осторожно, стараясь не разбудить своих соседей, я выбралась из-под одеяла, подошла к Арису, наклонилась, вглядываясь в его лицо. Здесь, у входа, было свежо, дождь шумел громче, заглушая все посторонние звуки. Капли воды дробились о камни, и брызги падали на носки моих легких ботинок. Неудивительно, что Горыныч мерзнет.
Арис открыл глаза так резко и неожиданно, будто и не спал вовсе. Смутившись, словно меня застали за подглядыванием, я постаралась улыбнуться:
– Доброе утро.
– День на дворе, – он посмотрел в серое небо, затянутое тучами, поморщился. – Часа два пополудни.
– Что, правда? – я выглянула из нашей пещерки, рискуя промокнуть. Унылый дождь погасил все краски, света почти не было, казалось, что солнце еще и не вставало. Надо же, полдня проспали! Зато как хорошо!..
Горыныч поежился, поправил ворот своей вязаной кофты.
– Может, у тебя температура? – протянув руку, я положила ладонь ему на лоб и тут же в замешательстве убрала.
– Арис, ты же совсем холодный! Надо... надо срочно тебя согреть!
В прищуренных серо-зеленых глазах мне чудится что-то, похожее на насмешку. Вот скажет сейчас: давай, мол, согревай, раз напросилась!
– Может, пойдешь на мое место? – предлагаю торопливо. – Там тепло... Или может воды нагреть? Горячего попьешь, а?
Последнее предложение он обдумывает всерьез, но все же отказывается.
– Не надо. Огонь еще заметят.
– Да не заметят! Кто здесь будет по такой погоде шастать?
Но Горыныча не переубедить. Ладно... Опасливо высовываюсь наружу. Дождь как будто стихает, но холодные капли все еще падают с неба.
Поднимаю воротник куртки и по привычке предупреждаю:
– Я недалеко.

Когда вернулась, сын воеводы сидел у входа рядом с Горынычем.
– Он, кажется, заболел, – сообщила я Леону. – Это из-за вчерашнего, да?
Леон поглядел на друга, словно спрашивая разрешения, провел рукой по волосам, приглаживая отросшие ниже плеч пряди, стянул их шнурком на затылке.
– Да. Арис слишком быстро убрал свою ловушку. Она не успела напитаться силой и...
– Ловушку?
Несколько раз мне довелось видеть место, где когда-то были ловушки: обугленный ствол или дерево, очищенные от колдовской силы огнем. Вчера я такого не видела. Но... вспомнилась воткнутая Арисом в землю палка, над которой он до того колдовал и которую выкинул после, когда все было кончено. Возможно, именно так может уничтожить ловушку ее хозяин? Но – Арис?
– Разве он может... ставить ловушки? – я посмотрела на Леона, потом на Горыныча. А ведь правда, ловко он вчера сбил птицу – не арбалетной стрелой, а воздушным вихрем. Совсем так, как за несколько минут до того ударом воздушной волны его самого сбил с ног неизвестный колдун в доспехах. Получается, колдун умер, и его сила перешла к Арису?
– Это могут все, кто попал сюда до вас, разбив шар желаний, – ответил сын воеводы.
– Все? И сколько же их?
– Осталось не так-то много, – Леон задумался ненадолго.

Глава 6

Тайны Заповедного леса

Темно, словно и не день вовсе. То ли туча над лесом, то ли густое переплетение ветвей не пропускает свет. И тихо. Хрустнет сухая веточка под ногой – резко, громко, да так, что хочется оглядеться: уж не потревожил ли звук хозяев леса, не спешит ли кто уберечь чащобу от незваных гостей?
– А далеко нам идти? – шепотом спросила Алина Ариса. Нам обеим казалось, что Горыныч должен знать об этом лесе куда больше, чем его друг.
– Может, далеко. Может, нет, – ответил он. – Лес большой.
– Вопрос в том, где нас встретят, – откликнулся Леон.
– Кто встретит?
Этого не знал никто. Тем временем едва заметная тропка уводила все дальше от болота, в самую лесную глушь. Деревья здесь казались старыми, больными, их стволы были искручены, в них зияли дупла, на корявых ветвях встречались неприятного вида наросты. То и дело приходилось перелезать через неохватный сухой ствол, преградивший дорогу, или подныривать под накренившуюся до земли ель, чьи ветви колючим пологом завешивали проход. Леон все так же шел впереди, не выпуская Алинкиной руки, помогая ей пробираться сквозь бурелом. Арис держался позади.
Внезапно он остановился. Оглянулся удивленно, словно увидел что-то странное. Я задержалась на мгновение, но не заметила ничего и, пригнувшись, пролезла следом за подругой под обросшей мхом корягой.
Алинки я не увидела, но спросить, где она, не успела. Обернувшись, Леон махнул мне рукой:
– Скорее. Сюда!
И быстро пошел прочь от тропы, мимо покрученных стволов.
Надо было подождать Горыныча, но он почему-то не появлялся.
– Скорее! – повторил Леон, и я побежала за ним.
– Что случилось? Где Алина? – мы уходили все дальше от тропки. Сын воеводы торопился, за ним сложно было успеть.
– Она попала в беду, – бросил на ходу, не оборачиваясь. – Скорее. Иначе мы не успеем помочь.
– Но что случилось? И где Арис?
– Его поймали.
– Кто?
– Потом...
За нашими спинами что-то трещало, все громче и громче, потом звук ушел куда-то в сторону. Леон пробирался вперед, изредка оборачиваясь, а я уже едва переставляла ноги.
– Подожди, пожалуйста, – запыхавшись, перелезла через бревно и остановилась. – А куда мы?..
Не договорила. В стороне за деревьями мелькнул серый силуэт, остановился, и я узнала Горыныча.
– Арис! – крикнула я. – Леон, смотри, это Арис!
– Это не он, – прошептал Леон, настороженно вглядываясь в темноту. – Морок... Это морок. Нас хотят обмануть, заманить. Бежим.
– Но...
– Бежим! – он рванул вперед, я побежала за ним.
Из чащи донесся голос, очень похожий на голос Горыныча:
– Стой!

Ветви царапали лицо, корни цепляли за ноги. Ступня подвернулась, я упала.
– Вставай, скорее! – Леон замер в двух шагах, требовательно глядя на меня. – Нужно спешить!
И резко обернулся, потому что из-за дерева рядом с ним вышел Арис. Схватил Леона за руку, едва не сломав запястье, и с силой приложил о шершавый ствол умирающей липы.
– Где остальные? Говори!
Леон, оглушенный ударом, скользнул вниз, оставляя темный след на коре. Я закричала, рванулась вперед, но Арис обернулся, и его взгляд – темный, пугающий – заставил меня замереть.
– Это не Леон, – сказал незнакомец, так похожий на Горыныча.
– Неправда.
– Правда. Подойди, проверь.
Леон очнулся и, вывернувшись, ударил в ответ с неожиданной силой. Арис отлетел к другому дереву, но тут же вскочил и бросился вперед. На Леона.
Происходящее не укладывалось в голове. Я подняла с земли увесистую палку, но, совершенно растерявшись, не знала, кому из этих двоих прийти на помощь. Теперь странными казались оба.
В этот миг из-за деревьев послышался крик:
– Помогите! Помогите! На помощь!
Алина! Значит, Леон сказал правду!
Пальцы сжались вокруг сухой деревяшки. В какой-то миг темный затылок того, кто притворялся Арисом, показался мне удобной мишенью.
– Помогите!.. – донесся жалобный призыв.
Замахнулась... а ударить не смогла. И, проклиная себя за нерешительность, побежала на зов.

Деревья поредели. Я вылетела на небольшую полянку, но в сизом тумане не заметила пересекавший ее овраг. Успела остановиться на самом краю, не удержала равновесия и, беспомощно взмахнув руками, скользнула вниз.
Овраг оказался неглубоким – в два человеческих роста. Кубарем скатившись по склону, я подняла голову, оглядываясь, прислушиваясь...
– Помогите, – голос прозвучал совсем близко. Подруга горестно всхлипнула и повторила: – Кто-нибудь, помогите! Пожалуйста!
– Алина? Ты?
– Я! – отозвалась она радостно. – Я тут!
– Иду!
Несколько шагов, поворот оврага. Высокое дерево растет на склоне, корни висят в воздухе, образуя нишу, в которой можно неплохо спрятаться. Алина сидит, забившись в эту самую нишу, сжавшись в комочек, как от холода, в одной только рубашке – белой, коротенькой, с широкими рукавами.
– Алина, что случилось? – быстро стягиваю курточку, накидываю на плечи подруги. – Как ты здесь оказалась?
– Он ушел, – жалобно, едва сдерживая слезы, проговорила она. – Ушел.
– Кто?
– Он ушел с тобой, – Алинка подняла руку, смахнула слезу. – Он бросил меня и ушел с тобой...
Ее плечи задрожали. Подруга закрыла лицо ладонями и тихонька заплакала.
– Не говори глупости, – я обхватила ее за плечи, пытаясь успокоить, согреть. Холод, исходящий от ее продрогшего тела, ощущался даже через мою куртку. – Не знаю, что случилось, но Леон бы тебя не бросил. Правда.
– Но он бросил! Бросил! Ради тебя! – сквозь слезы прокричала она. – Как ты могла так со мной поступить? Мы же подруги, правда? Правда?
– Правда, – прижимаю ее сильнее. Пусть говорит, пусть плачет... Только бы понять, что же здесь на самом деле произошло. И с кем я ушла? С Леоном или нет? И... Арис? Настоящий он был? Или, правда, морок?
Подруга всхлипнула последний раз и притихла. Моя рука коснулась ее волос и замерла.
А Алинка? Настоящая?..
– Алина? – голос дрожит, не слушается.
Ее пальцы комкают ворот моей рубашки.
– Хороша же ты, подружка, – тихо шепчет Алина. – Хочешь меня бросить? Хочешь оставить меня здесь одну? Замерзшую, несчастную... Совсем одну. Хочешь, чтобы я потерялась, чтобы осталась здесь навсегда... Чтобы он меня не нашел. Хочешь сама быть с ним вместо меня? Хочешь?
Незнакомые нотки слышатся в ее голосе – вкрадчивом, шелестящем, словно трава под ветром. Пытаюсь отцепить ее пальцы... Подруга смотрит мне в глаза, на ее лице – чужая улыбка. Злорадная. Хищная.
– Хочешь меня оставить... Хочешь, чтобы меня не было!
– Алина, не надо! – мне удается высвободить ворот, но цепкие пальцы хватают за рукава, смыкаются на запястье.
– Ты всегда хотела быть вместо меня. Хотела, правда?
Ее пальцы удлиняются, гибкие веточки выныривают из-под широких рукавов, оплетая мои руки. Смеется. Лицо – треугольное, с большими золотистыми глазами, уже совсем не похоже на Алинкино. Висящие в воздухе корни старой акации изгибаются и тянутся ко мне, пытаясь ухватить за плечи.
Внезапно хватка ослабла. Дочь леса подняла голову, прислушиваясь. Я дернулась и, высвободившись, упала на землю. Попятилась, потом побежала. Веселый смех зазвенел за спиной и стих, словно проглоченный туманом.

Я бежала по оврагу, пока не упала, поскользнувшись. И приникла к земле.
Склоны уходили вверх, над ними лежал густой туман, совсем, как на болоте, и что-то трещало и шуршало, словно ходил кто. Потом вдруг звуки смолкли, и очень знакомый голос позвал:
– Женя!
Арис? Я замерла, глядя в марево над оврагом. Только сейчас поняла, что Горыныч до сих пор не называл меня по имени. Он вообще почти не произносил имен. А значит...
Снова шаги. И снова голос:
– Ты здесь?
Молчу. Стараюсь не дышать. Шорох отдаляется, замирает. Ушел?..
Громкий треск. Темный силуэт спрыгнул на дно оврага шагах в десяти от меня, и замер, прислушиваясь. Я смотрела в его спину, надеясь, что уйдет, не заметив, но...
Он обернулся. В тот же миг я вскочила и бросилась бежать.

– Стой! – несется вслед. Влажная земля под ногами то и дело хлюпает грязью.
– Стой!
Поворот. Нога подворачивается, резкая боль пронзает ступню и голень. Делаю несколько неуклюжих шагов и, забравшись в темную земляную нишу, замираю.
Он пролетает мимо, но останавливается, оборачивается.
Выскакиваю из ниши, начинаю пятиться. Нога болит, бежать не смогу, но и он тоже не бежит – медленно идет за мной. Словно хищник, который боится спугнуть добычу. Дышит тяжело, наверное, тоже запыхался.
– Не подходи! – предупреждаю. Он послушно останавливается в нескольких шагах. Вглядываюсь в лицо: – Арис, это правда ты?
– Правда, – он делает шаг.
– Стой! А как я узнаю, что ты не врешь?
Протягивает руку, раскрытой ладонью вверх:
– Ну? – в голосе слышится раздражение.
– Нет, – испуганно пячусь. – Я лучше спрошу что-нибудь. Сейчас...
Надо было придумать вопросы раньше. Не пришлось бы теперь лихорадочно соображать, о чем именно можно спросить Ариса.
– Долго думать будешь? – спрашивает он.
И в следующий миг оказывается рядом. Хватает мою руку, кладет на свое запястье.
Я честно пытаюсь нащупать пульс, но пальцы дрожат и не слушаются. Или это не Арис?
– Нет... Ничего нет!
– Вот черт! – ругается он сквозь зубы. Не давая моей руке вырваться, прижимает ее ладонью к своей груди. – Теперь есть?
Стук чужого сердца ударился в ладонь: тук, тук...
Устало опускаю голову, ноги подкашиваются. Падаю на Ариса. Его руки осторожно обнимают, придерживая. Сердце по-прежнему колотиться мне в ладонь.
– Что ж ты Леона не проверяла? – ворчит Горыныч.
– Я даже не подумала...
– Не подумала она! – пальцы перебирают мои волосы. Замирают. – Подругу нашла?
– Нет, – воспоминание о той Алине заставляет вздрогнуть. – Это была не она.
– Ясно.
– Арис, – поднимаю голову, – а как ты узнал, что Леон – не настоящий?
– Он холодный был.
– Но ты ведь раньше это понял, правда? До того, как... дотронулся.
Хмурится. Не хочет, но отвечает:
– Рядом с настоящим была бы не ты.
Это верно. Для него дочь леса приняла бы облик Алины.
– Спасибо за честность, – вздыхаю. – Арис, а тебя тоже сманили с тропы, да? Кто? Кого ты видел?
Горыныч недовольно морщится:
– Много будешь знать...

Мы выбрались из оврага и пошли через лес. Сначала медленно, потом нога расходилась, почти перестав болеть, я ускорила шаг. Теперь, после пережитого страха и беготни, тело остывало. Стало холодно.
Арис остановился, снял свитер, протянул мне.
Серая шерсть обволакивала теплом. Я зажмурилась от удовольствия, словно кошка на припечке, подвернула слишком длинные рукава.
– А ты не замерзнешь в одной рубашке?
Покачал головой и без лишних слов поволок меня дальше.

Время тянулось медленно, и чащоба, через которую мы пробирались уже не первый час, все никак не заканчивалась, не прерывалась едва заметной дорожкой. А ведь казалось, что следом за ненастоящим Леоном я совсем недалеко ушла от тропы. Сказывалась усталость, я все медленнее переставляла ноги, но упорно не останавливалась, потому что Арис решил, во что бы то ни стало, найти тропу до ночи. В лесу и сейчас было довольно темно, так что особой разницы я не видела, но Горыныч наверняка знает лучше. Куда больше беспокоило то, что ни Алину, ни Леона мы так и не встретили.
Тьма сгущалась. Глаза едва различали в ней преграждающие дорогу коряги, я спотыкалась о каждую вторую. В довершение ко всему лесная тишина сменилась странными звуками – что-то хрустело, скрежетало, словно вокруг нас по лесу ходили медведи и точили когти о кору.
– Что это? – шепотом спросила я.
– Солнце село.
На земле, один за другим, загорались маленькие голубые огоньки.

Глава 7

Имя

Утром нас с подругой разбудил яркий солнечный свет, льющийся в окна, и размеренный стук где-то снаружи. Ни Леона, ни Ариса рядом не оказалось, но я увидела их, выйдя на крылечко: один рубил дрова, другой чинил ставню. Заметив меня, Горыныч отложил топор.
– Проснулась? – спросил он про Алину.
Я кивнула. В это время моя подруга выглянула из дома.
– Хорошо, – Арис усмехнулся. – Тогда живо куховарить! – и, понизив голос, добавил: – Берите все, что найдете, не стесняйтесь. И готовьте побольше.
– Побольше – это сколько? – перспектива подготовки к застолью меня пугала. Как выяснилось, не зря.
– Чтобы хозяин был сыт, – ответил Горыныч. – А есть он будет за четверых.

Поплескав в лицо водой и решив отложить полноценное купание на потом, мы с Алиной взялись за дело. Быстренько осмотрели дом, нашли крупу и муку, сыр, варенье... Долго боялись заглядывать в погреб – а вдруг там как раз лежат белые косточки предыдущих смельчаков? Благо Леон согласился помочь и сам спустился туда за овощами.
Разобрали находки, сообразили, какие блюда можно из всего этого приготовить. Сколько у нас времени – никто не сказал, но мы решили, что к обеду управимся.
Так и вышло. В печи доходил пирог с ягодами, укутанное полотенцем жаркое стояло в теплом уголке, накрытые плошками миски с салатами и варениками – на столе. Мужчины, заглянув на запах, тут же получили распоряжение оттащить за дом под навес бочку и наполнить ее подогретой водой. Потом Леон стоял на страже, а мы с Алиной, не помня себя от счастья, наслаждались купанием.
Наконец отмытые, с мокрыми волосами, в чистой одежде, босиком – вымытая обувь сохла у печи – вернулись в дом. После пришел Леон, за ним Арис – они предпочли искупаться в реке. А сразу за ними – словно специально подгадал – пожаловал и сам хозяин избушки.
За стол сели впятером и, голодные, набросились на еду. Арис оказался прав – бородач ел за четверых, да еще так быстро, жадно. И не переставал, причмокивая от удовольствия, нахваливать нас с Алиной. А когда заметил, что в доме прибрано, что дверь висит, как положено, ставни починены и дрова нарублены, растаял совсем: улыбался, благодарил. Только маленькие черные глазки хитро поблескивали.
– Слышал я, что вы пришли у народа лесного и речного помощи просить да совета, – мужичок привалился спиною к стене, погладил набитый живот, вздувшийся барабаном. – Будет вам совет. Сегодня вечером, когда солнце встретится с землей, я вас на озеро проведу. Там будете говорить.

Время еще оставалось, Леон сосредоточенно обдумывал, что скажет на совете – никто не сомневался, что говорить придется именно ему. Алина терпеливо расчесывала спутанные после купания длинные волосы. Это занятие не обещало быть легким, но предстать перед волшебным народом хотелось в наилучшем виде. Даже Горыныч в кои-то веки побрился, правда, не совсем удачно, и теперь на его щеке красовался тонкий красный след. Хозяин избушки ушел и еще не вернулся, мы сели ждать его на берегу реки. Хатка, в рекордный срок приведенная в порядок, смотрелась уютным пристанищем на фоне темной зелени леса.
– Хорошо поработали, – пробормотала я. Мы с Алиной так толком и не отдохнули из-за спешной уборки и готовки.
– Хорошо, – согласился Леон. – Кажется, угодили.
– Это так важно?
– Да, – сын воеводы вздохнул, поглядел на тронутое позолотой заката небо. – Зато теперь с нас не потребуют плату за ночлег: мы его вроде как отработали.
– Мы на год вперед отработали! – моему возмущению не было предела. – И вообще: что бы он потребовал? Деньги? Драгоценности?
– А меч? – подсказала Алина. – И у Ариса наверняка оружие есть, да?
– Меч здешним жителям не нужен, – усмехнулся Леон.
– Тогда что? У нас больше ничего нет.
– Да разве? – подал голос Горыныч. – Руки-ноги на месте, а ты говоришь – ничего...
Мы с Алиной переглянулись.
– Ты шутишь? – переспросила подруга.
Он хмыкнул и не ответил.
– Я слышал рассказы о том, как люди за возможность пройти в сердце леса глаз отдавали, – произнес задумчиво Леон. – Но, может быть, это лишь сказки.

Солнце опускалось за лес. Его лучи снопами рыжего света пробивались сквозь сплетение ветвей, яркие блики плавали в воде, словно расплавленное золото.
– Ну что, не передумали идти?
Бородатый мужичок, неслышно подкравшись, стоял позади нас и улыбался, щуря и без того маленькие глазки.
– Не передумали, – ответил Арис, поднимаясь.
– Ну тогда идемте. Идемте... – и бородач слегка подпрыгивающей походкой пошел вдоль реки, предоставив нам следовать за ним.
Прибрежные деревца и кустарник быстро скрыли от нас домик, где мы оставили свои вещи и куда собирались еще вернуться. На другом берегу лес стоял сплошной стеной, но внезапно там открылась прогалина, за которой как будто начиналась тропа. Мужичок остановился, махнул рукой:
– Туда.
– Вплавь? – шепотом спросила Алина.
– Зачем же вам, красны девицы да добры молодцы, одежку-то мочить? – бородач усмехнулся и щелкнул пальцами.
Сперва прямо под его ладонью появилась оскаленная песья морда, вырезанная из дерева и насаженная на гладко выструганное бревно. Рядом, чуть в сторонке, показался такой же столб, и от берега над водой протянулся неширокий бревенчатый мостик. Тонкие поручни из лозы начинались от украшенных деревянными мордами столбов.
– По мосту перейдете – дальше будет тропинка. Идите по ней, не сворачивайте, прямо к озеру и выйдете.
На этот раз Горыныч пошел первым. Я – следом. Рука машинально потянулась к поручню, но деревянная морда вдруг клацнула зубами, едва не ухватив меня за пальцы. Бородатый мужичок пригрозил злюке пальцем и посоветовал:
– Если можешь не тронуть – лучше не тронь, если можешь не сказать – лучше не скажи, – и вряд ли этот совет был адресован ожившей деревяшке.

Тропинка вильнула. В воздухе все больше чувствовалась сырость, а лягушачий хор стал громче. В траве то и дело мелькали огоньки – не голубые, а теплые, желтые. Яркие точки расползались от тропинки и спешили спрятаться под лопухами или в кустах. И вот деревья расступились, закатное небо отразилось в небольшом, окруженном лесом озере. На его берегах – кто прячась в тени, кто болтая ногами в воде – собрались исконные жители этого мира. Дочери леса в платьях из листвы, двое водяных: один старик с бородой до колен, другой совсем еще молодой, только слегка располневший от малоподвижной жизни. Маленькая страшненькая тетка с длинным носом, тоненькими, как веточки, руками и ногами, одетая в буро-зеленые лохмотья – так изображают кикимор в детских книжках. Низенькие мохнатые лесовички с желтыми, как у филинов, глазами. Русалки... Да, молва не даром молвилась, они и правда были прекрасны: три юные девы со светло-русыми волосами, наполовину скрывающими безукоризненное нагое тело, и ангельскими лицами, на которых читалось невинное любопытство.
Неширокая коса выходила почти до середины озера и заканчивалась круглым островком. Вот туда-то и привела нас тропинка. Мы остановились под взглядами множества глаз, держась за руки.
– Доброй ночи всему честному народу, – громко произнес Леон и поклонился. Мы последовали его примеру.
– Доброй ночи! Доброй ночи! – послышалось отовсюду, в разнобой и на разные голоса. Лягушки заквакали, словно засмеялись. А потом кто-то сказал, и остальные подхватили: – Тише! Тише!.. Тише...
И смолкли.
Прямо напротив нас на берегу возвышалось огромное дерево с неохватным стволом, узловатыми могучими ветвями и густой кроной, в которой мерцали мелкие блестки светлячков. В последних лучах заходящего солнца на его коре проступили очертания человеческого тела, и на траву шагнул мужчина – плечистый, бородатый, в простых полотняных штанах, рубахе да меховой безрукавке. Подошел к воде и сел, скрестив ноги.
– И вам доброй ночи, гости дорогие, – его голос был негромким и напоминал шелест ветра в листве, но в напоенном влагой воздухе отчетливо слышалось каждое слово. – Длинный вы путь проделали, да и впереди ждет дорога нелегкая. Говорите, зачем пришли.
– Здравствуй, хозяин леса, – догадавшись, кто перед ним, Леон вышел вперед, отпустив Алинкину руку. – И вы здравствуйте, жители лесные и водные. Мы пришли к вам за помощью, чтобы вместе с общей бедой бороться.
– Это с какой такой общей? – раздался скрипучий голосок болотной кикиморы.
– Вы, верно, и без нас знаете, что в мире делается, – ответил Леон. – Церковники с колдунами власть делят, одни людей за ведовство камнями и плетьми наказывают, другие на дорогах и тропах ловушки ставят. А князь ни одним, ни другим перечить не решается. Люди теперь живут по указке, вас, извечных своих соседей, кого раньше о помощи просили, гонят отовсюду. А из чужого города зараза ползет во все стороны, землю и воду отравляет, и некому без вас ее сдерживать.
– Некому, – поддакнул старый водяной. – Русалок моих перебили, так река и погибла от черного яда.
– Люди сами виноваты, – крякнула кикимора.
– Люди виноваты! – поддержала ее золотоглазая дочь леса, так похожая на ту, что притворялась Алиной. – Если бы нас не прогоняли, если б не убивали, мы бы сумели справиться с ядом, ползущим из другого мира. Это люди виноваты!
– Люди, люди... – зашипели вокруг, но хозяин леса поднял руку, и все смолкли.
– Говори, сын каменного воеводы, – сказал он.
Солнце спряталось, и в наползающей тьме над водой медленно раскрывались маленькие бутоны ночных цветов. От них исходил мягкий голубоватый свет. Алина вынула из кармана подарок водяного и бережно держала сияющий цветок-звезду в ладонях.
– Люди виноваты, – повторил Леон, соглашаясь. Его голос стал холодным, чужим. – Но и вы сами не слишком много сделали, чтобы всего этого избежать. Почему забавы ради пугали крестьян, заблудившихся в лесу и забредших к ночи на болото? То в чащу кого заманите, то в речке утопите.
Русалки захихикали.
– Не токмо забавы ради, – подал голос мохнатый лесовичок с длинным сучковатым носом. – Но и для наущения. Если дурак почем зря зверей стреляет, не для пропитания, а так, для азарту, или деревья ломает, силушкой своей похваляясь, такому самое место деревом у ручья стоять, воду охранять. Или мшистой корягой у болота людей пугать, чтобы в самую топь не залезли.
– Кто вам хорош, а кто нет – люди о том не знают, и потому боятся, – Леон обвел взглядом собрание и снова обернулся к хозяину Заповедного леса. – Мы хотим, чтобы колдуны вернулись в свой мир, чтобы больше не было ни покинутого города, в котором оселилось зло, ни всемогущих пришельцев, помогающих церковникам в борьбе за власть. Мы хотим найти шар желаний и с его помощью вернуть все на свои места. Пусть нам придется нелегко и после, но все же без помощи колдунов церковникам сложнее будет подчинить себе и городских властителей, и князя. Да и чудеса людям они больше не смогут показывать, выдавая их за свои. А когда пришельцы вернутся в свой мир, вы тоже сможете вернуться в свои леса и озера, в поля и реки.
– Но вы не знаете, где искать, – златоглазая дочь леса не скрывала пренебрежительной ухмылки.
– Шар может находиться в заброшенном городе, – Леон оглянулся, посмотрел на нас, пожал плечами. – Пока это единственная догадка.
– В чужом городе? Вы пойдете в чужой город? – послышались отовсюду голоса, полные не страха – отвращения. – В том городе живет зло... Оттуда никто из людей не возвращался.
– Его охраняют стражи, мимо которых трудно пройти, – снова заговорил старый водяной. – Чужие города, появляясь на нашей земле, питаются жизнью живущих на ней, пьют ее силы. Получив жертву, зло из запретного города станет сильнее, потому стражи и не пускают туда любопытных дураков.
Наступила тишина. Я вспомнила стража, встреченного мной и Алиной еще зимой, в покинутой жителями деревне на месте аномалии. Тогда мы приняли его за Леона...
– Вы хотите, чтобы стражи пропустили вас к запретному городу? – прозвучал тихий голос хозяина леса.
– Да, – ответил Леон, и мы с подругой, все еще держась за руки, молча кивнули, подтверждая.
– А знаете ли вы, что ваши замыслы – не тайна для тех, кто захочет помешать?
– Догадываемся, – пробормотал за моей спиной Арис.
– Своими силами не справитесь.
– Да, – повторил Леон. – Нам нужна ваша помощь.
– Что ж, – хозяин леса склонил голову. – Мы подумаем.
– Подумаем... подумаем... – эхом разнеслось над озером.
– Завтра в это же время вы придете сюда и узнаете наше решение. Но сперва я хочу спросить у всех, кто собрался здесь: нет ли у кого-то из вас причин не верить этим людям? Или кто-то хочет пожаловаться на несправедливость или обиду, ими нанесенную?
Возможно, этот вопрос – лишь дань традиции, потому что мне сложно было представить, чтобы кто-то из собравшихся здесь существ мог на нас пожаловаться: уж слишком мало мы общались. И хорошо. Осинки хватило... Кстати, а нет ли ее поблизости?
Я вытянула шею, вглядываясь в полутьму, рассеиваемую голубоватым свечением волшебных цветов, присматриваясь к дочерям леса. Сейчас они прятались в тени деревьев, но Осинку я бы заметила сразу, еще засветло. Нет, вряд ли...
– Есть! – сказал вдруг старый водяной. – Есть жалоба.
И, с молчаливого согласия хозяина леса, махнул рукой. Послышался легкий всплеск, возле русалок из воды появилась еще одна – чуть ниже других ростом, светловолосая, миловидная, с большими темными глазами и пухлыми губками. Одетая только в венок из листьев каких-то водных растений, она медленно прошла вдоль берега и остановилась напротив островка.
– Помню тебя, сын каменного воеводы, – негромко произнесла она.
– Он – твой обидчик?
Русалка покачала головой.
– Нет. Мой обидчик – тот, кто прячется за чужими спинами, – она улыбнулась, взмахнула ресницами. – Узнаешь меня, змеиный брат?
Горыныч отодвинул нас с подругой в сторону и вышел, встав рядом с Леоном.
– Нет, не узнаю.
Она провела рукой у лица. Алинка ахнула – на безупречном лице русалки проступил темный след через нос и щеку – словно лезвием полоснули.
– А теперь узнаешь?
– Нет, – повторил Арис.
– И про озеро Пруток не знаешь? Не был? И друзей не водил?
– Озеро помню, – ответил Горыныч.
– А меня, значит, забыл? – она обернулась к хозяину леса. – Он! Он – мой обидчик! Мы с сестричками при полной луне на берег выбрались хороводы водить, а тут Марьянка говорит, что молодцы в зарослях прячутся. И все как будто не уродливые, а один так особливо пригожий, – русалка стрельнула глазками в сторону Леона. – Мы их, как водится, выманили да в воду потянули, а тут один как выскочит, как начнет ручищами размахивать. Сестричек раскидал, мне лицо оцарапал. Мало, что друзья его нам хоровод испортили, так и после потехи не вышло!
– Хороша потеха! – не выдержал Арис.
– А чем плоха? – русалка наклонила голову, серебряные отсветы заструились по светлым прядям. – Нечего было в нашу ночь на озеро приходить да подглядывать. Знали ведь...
– Зря ты его обидчиком своим назвала, – вдруг заговорил Леон. – Ведь и я там был. И мои друзья. Арис нас отговаривал на озеро идти, так что его вины в том нет. И если он поранил тебя, так нечаянно, потому и не вспомнил.
– Чаянно или нет – дела не меняет, – красавица передернула обнаженными плечиками. – Он, говоришь, не помнит, а я после той ночи долго не могла на берегу показаться, пока водица-матушка рану заглаживала, чтобы лицо стало, как прежде, без следов, без изъянов.
Она улыбнулась, темный след пореза вмиг пропал, словно растворился в белизне безукоризненной кожи.
– Что скажешь в свое оправдание? – спросил хозяин леса.
– А что сказать? – Арис пожал плечами. – Сестры ее на Прутке забавы ради людей топят. И если кто за ними по доброй воле в омут не полез, значит, уговаривали плохо.
Русалка зашипела, потемнела лицом, ее сестрички тихонько засмеялись.
– А зачем в русалью ночь на озеро пошли? – заступился за обиженную красавицу водяной. Тот, что помоложе. – И сами едва не погибли, и сестричек обидели.
Леон хотел возразить, но над озером поднялся многоголосый шум: спорили не кто прав, а насколько сильно обидели красавиц-русалок, решали, не стоит ли из-за этого всем водным и лесным жителям тоже на нас обидеться. Но хозяин леса вновь поднял руку, требуя тишины.
– Мы услышали тебя, Ульяна, – сказал он русалке. – И тебя, змеиный брат, услышали. Нет в тебе ни сожаления, ни раскаяния, а значит, придется тебе вину свою перед Ульяной искупить.
"Утопиться, что ли?" – мелькнуло у меня. Русалка откровенно злорадствовала. Обиженная, тоже мне! Даже шрама не осталось! Вот ведь мелочная... Хуже Осинки.
– Прежде этого мы с вами договориться не сможем, – хозяин леса все так же сидел у воды и смотрел на нас будто на всех сразу. И на прищурившуюся от нетерпения Ульяну тоже.
– И чего она хочет? – мрачно поинтересовался Горыныч.
Русалка открыла рот, но хозяин леса заговорил прежде:
– Если уж пришла с обидой своей на общий сбор, значит вместе и решим, что с обидчиком делать. Что скажете?
Мгновение тишины, потом с берега послышались возгласы. Кто-то требовал утопить, кто-то – выкупом взять, но большинство голосов повторяли одно слово:
– Имя! Имя! Имя!
И смолкли все разом, по знаку.
– Имя, – хозяин леса поднялся. – Знаешь ведь, скольких вы, колдуны, убили, как мало нас осталось за пределами Заповедного леса. Мы не желаем зла ни людям, ни тебе, змеиный брат, но пусть имя твое останется у нас. Как залог. И без надобности мы тебя не позовем. Слово даю.

Тишина.
– Не надо, – говорит Леон.
– Согласен, – отвечает Арис. Его кулаки сжимаются.
– Не надо, – слышу собственный голос. Еще секунда и... отпускаю Алинкину руку, становлюсь рядом с Горынычем. Темные глаза хозяина леса смотрят прямо на меня. – Не надо, не говори! Зачем... Что им, леших не хватает?
– Не хватает, – веселится златоглазая дочь леса, и в какой-то миг ее лицо и правда становится один в один как Алинкино. – А что, леший-то как раз из него получится что надо!
Смех прокатывается берегом и замолкает. Хозяин заповедного леса смотрит неотрывно, темнота его глаз затягивает.
– Не надо, Арис! Не надо! Молчи! – шепчет Алина, хватает его за локоть.
Горыныч ступает вперед, к самому краю островка.

Глава 8

Знак земли

Обратный путь нам освещал цветок в руках Алины. Подруга шла, глядя на подарок водяного отстраненно, чудом не спотыкаясь.
– Нельзя же так, – прошептала она, когда впереди показался мостик. – Он ведь Леона спасал, не просто так...
– Для них это ничего не значит, – ответил Леон.
Арис молча шел впереди. Ужасно хотелось обогнать его, заглянуть в лицо, чтобы удостовериться – это все-таки он, а не то чудище, какое мы увидели на озере. Внезапно в голову пришла жуткая мысль, я резко обернулась к подруге.
– Мы же тебя все время полным именем называем! А если они услышали...
– Не страшно, – сказал Арис, не оборачиваясь. – Они могут имя забрать, только если человек сам им скажет. По доброй воле.
– Разве ж это по доброй? – Алина поглядела на меня, на Леона. – И что теперь? Что можно сделать?
– То, что мы и собирались, – твердо ответил Леон. – Найти шар и загадать желание. Если Арис вернется в свой мир, здешнее волшебство не будет иметь над ним власти.

Избушка на берегу речки стояла темная. Мы думали, что хозяин спит, но его не было. Я зажгла свечу – благо их здесь много припасено. Арис сел прямо на пол под стенкой, устало прислонился к ней спиной. Леон опустился рядом.
– Прости, – сказал он, пристально вглядываясь в лицо Горыныча. – И что будет теперь? Они тебя отпустят?
Алина присела на табурет, поджала ноги:
– Хозяин леса сказал, что не позовет без надобности...
– Ага, – я подтащила одеяльце и уселась на него. – Они себе надобность хоть завтра придумать могут!
Арис посмотрел на меня с укоризной.
– А что? – меня такими взглядами не проймешь. Знаю, что права. – Скажут, мол, освободилась у нас тут вакансия лешего... Ну зачем ты согласился?
Горыныч не ответил. Вместо него заговорил Леон.
– Иначе они бы нас даже слушать не стали. Или еще что похуже придумали.
– Куда уж хуже, – вздохнула подруга.
– Это правда ты ее поранил? – тихо спросила я. – И как тебя угораздило?
Арис пожал плечами.
– Не помню. Наверное, застежкой. На рукаве как раз сломалась, острием торчала. Мог задеть.
– Скорее всего, – поддержал его Леон. – Помнишь, куртка твоя тогда рыбой воняла так, что выбросить пришлось?
– Да, – Горыныч поднялся. – Ладно, обойдется как-нибудь, – и вышел.
Леон проводил взглядом его спину, нахмурился.
– Подождите здесь, – и тоже ушел.

Мы с Алиной долго смотрели, как танцует свечной огонек. Сонная тишина и мягкий, неяркий свет убаюкивали, усталость возвращалась в тело. Подруга легла на расстеленный у стены коврик, я примостилась рядышком, зевнула. Глаза закрывались сами собой, хотя мне и хотелось дождаться, пока Леон с Арисом вернутся. Наверняка они были рядом, у дома, но их голоса не доносились с улицы. А было интересно узнать, о чем же говорят мужчины, какими невеселыми размышлениями не хотят нас беспокоить. Они не возвращались довольно долго. Алина заснула. Я смотрела на свечу, смотрела, смотрела...
Открыла глаза в темноте. Свечу то ли кто-то задул, то ли сама погасла. Алина чуть отодвинулась от меня, и в лунном свете, проникающем сквозь небольшое окно, я увидела Леона. Он лежал возле моей подруги, во сне обняв ее за плечо. Так трогательно и невинно... Ариса нет, хозяина избушки тоже.
Я подошла к одному окну, ко второму. На улице было светло от яркой луны, лес замер, по воде разлилось серебро. Захотелось выйти из душного помещения, вдохнуть свежего ночного воздуха. А заодно посмотреть, куда это запропастился Горыныч. Поэтому, после недолгих колебаний, я накинула куртку Леона и, толкнув дверь, переступила порог.

Арис сидел на завалинке за углом дома. Смотрел то ли на реку, то ли на лес, то ли куда-то внутрь себя. И рассеянно тер левое запястье, словно оно болело.
Я не решилась сразу подойти – спряталась за углом. В это время послышался тихий всплеск. Из воды, недалеко от избушки, на берег вышла обнаженная девушка, укутанная длинными светлыми волосами, спускавшимися до колен. Меня она как будто не заметила и пошла прямо к Арису, но не приблизилась – остановилась на расстоянии.
– Зачем пришла? – услышала я голос Горыныча.
Русалка наклонила голову.
– Грубый какой, – вздохнула. – Ты бы прощения попросил.
– А что тебе с того? – спросил Арис.
Она пожала плечами.
– Как знаешь...
Молчали.
– Ну, извини, – сказал, наконец, Горыныч. – Больно было?
– Нет, – Ульяна хихикнула. – Тебе больнее будет!
Арис хмыкнул. Судя по всему, о своем "извини" он уже пожалел. Русалка поджала губки и медленно пошла к дому, мне пришлось спрятаться за угол.
– Я из-за тебя дважды хоровод пропустила, пока след с лица не пропал, – снова зазвучал мелодичный Ульянкин голос. – Тебе вот кажется – мало, а для меня в наших хороводах под луной – единственная отрада. Ничто с этим не сравнится... А как надо мной сестрички потешались! До сих пор смеются, что я тебя в воду затащить не смогла. А ведь если б ты за дружков своих не опасался, уже давно бы в омуте сидел!
– Это вряд ли, – ответил Арис.
– Ой ли? А если б я тебя на берегу одного встретила да за собой позвала? Неужто не пошел бы? – промурлыкала русалка. – Я ведь красивая, правда? Правда?..
– Правда, – подтвердил Горыныч. – Только я топиться не собираюсь.
– Как соберешься – приходи на Пруток, – серьезно посоветовала Ульяна.
В ответ послышался то ли кашель, то ли смех.
– Тебе что, утопленников не хватает? – в кои-то веки голос Ариса звучал почти весело.
– Не хватает, – русалка вздохнула. – К нам все больше вдовицы топиться приходят да девицы молодые от несчастной любви. А молодцы-то и не захаживают. Скууучно!
– Да уж, скучно, – пробормотал Горыныч. – А людей губить – так не скучно.
– Вам, людям, не понять, – Ульяна замолчала, потом вдруг спросила: – Что, рука болит? Сильно, небось? Хочешь, дам тебе травку речную? Пожуешь стебелек – боль и отпустит. Что, не хочешь? Брезгуешь? Или... думаешь, я тебе отраву принесу? Ну, как знаешь! День-другой промучаешься – не раз меня вспомнишь!
И снова тишина, потом – негромкий голос Ариса:
– Шла бы ты... к лешему.
– А чего ходить? Вот он, леший, передо мной сидит! Или... водяной? – русалка замолчала, словно задумалась, потом заговорила вновь: – А и правда! Пока неизвестно, все до рассвета решится.
– Что решится?
– Кем ты станешь, если хозяин Заповедного леса тебя по имени позовет. До рассвета на запястье знак появится – то ли водный, то ли земной. Тогда и будем знать... Эй, погоди, куда ты? Обиделся, что ли? – в ее голосе появились просительные, жалобные нотки. – Стой, змеиный брат, не уходи! Ведь я не знала, что по моей жалобе у тебя имя потребуют. Правда... Я-то думала – откупишься дорогим подарком, на том и дело решится. И мне на радость, и тебе убыток небольшой.
– Напасешься на вас, – пробормотал Арис, и вдруг спросил: – Бусики?
– Жемчужные! Или коралловые! – мечтательно промурлыкала Ульяна. – А что еще девушке красивой надо? Ожерелье, да к нему браслет с сережками, и чтобы...
Арис выругался тихо и зло. Заслышав его шаги, я метнулась к крыльцу, заскочила в дом и, осторожно прикрыв за собой дверь, легла. Притворилась спящей. Арис зашел сразу после меня. Я осторожно смотрела из-под ресниц, как он подходит к столу, поднимает кувшин с водой, пьет, выглядывает в окошко.
– Бусики, – едва слышно пробормотал он. Подошел и лег на полу. Сначала на спину, потом на бок, потом на живот, потом снова перевернулся. Когда через несколько минут Арис встал и вышел из дома, мы с Леоном подскочили оба.
– Что с ним? – тихо спросил мужчина.
– К русалке пошел, – с перепугу выпалила я.
Но когда мы открыли дверь, Арис сидел на крыльце, привалившись к перилам.
– Что случилось? – Леон наклонился к нему.
– Воздухом дышу, – отговорился Арис. – Идите спать. Завтра много работы.
– Опять убирать и готовить? – я вздохнула. – Лучше уж на улице ночевать, чем так отрабатывать.
– Не скажи, – пробормотал Горыныч. Не знаю, правда ли ему было так больно, как обещала русалка, но говорил он с трудом.

Под утро Леон разбудил Алину. Я услышала их приглушенный шепот и открыла глаза. Арис сидел за столом, согнувшись, но выпрямился, когда Алина подошла к нему, и обреченно протянул ей руку. На коже левого запястья проступал темный след, словно от неудачной татуировки. Подруга взяла Горыныча за руку, пряча отметину под своими ладонями, зажмурилась.
– Не чувствую, – сказала она чуть погодя.
– Ладно, – Арис поглядел на Леона. – Не надо было будить.
Я вспомнила про аптечку и поднялась.
– У нас есть обезболивающее.
Горыныч обернулся:
– Давай.
То ли таблетка подействовала, то ли усталость взяла свое, но, когда стало светать, Арис, наконец, уснул. А мы втроем уже не стали ложиться. Леон натаскал воды, мы с Алиной, стараясь не слишком шуметь, принялись за готовку.

Хозяин избушки снова вернулся только к обеду. Мы с подругой успели много наготовить и занимались починкой старых одеял и простыней, найденных в доме. Бородач, как и в прошлый раз, похвалил стряпню, поглядел, хорошо ли мы залатываем дыры на его ветхих тряпках, и ушел, предупредив, что вечером отведет нас к мосту. Когда за ним закрылась дверь, мы с Алиной переглянулись и одинаково облегченно вздохнули – хозяин нам не нравился. И не потому, что работали на него второй день, не покладая рук – просто маленькие черные глазки под кустистыми бровями казались неприятными и слишком внимательными, слишком любопытными.

* * *
Мы втроем сидели на берегу реки, когда Горыныч подошел к нам и опустился рядом, на траву.
– Как рука? – тут же спросила Алина.
– В порядке, – ответил он.
– Не болит?
– Нет, – видно было, что обманывает, потому как до сих пор морщился и тер левое запястье.
– Может, еще таблетку? – предложила я.
– Не надо.
Рукава у Ариса были завернуты, темный след на его коже превратился в рисунок – грубый, угловатый, из ломаных линий черного цвета, браслетом охватывающих левую руку.
– Что это? – подруга пододвинулась ближе, чтобы рассмотреть.
– Знак земли, надо полагать...
– И что это значит?
– Пока ничего, – Горыныч опустил рукава, пряча рисунок.
Леон оглянулся.
– Кажется, пора, – сказал он, поднимаясь с земли.
Бородатый мужичок вышел на опушку и, махнув нам рукой, пошел вдоль реки. Мы последовали за ним.

Снова мост. Вырезанные из дерева собачьи морды встретили нас злобным оскалом. Потом тропинка, огоньки в траве...
Мне было страшно. Страшнее, чем вчера. Я поймала Алинкину ладонь и сжала, ощутив ответное пожатие пальцев. Леон, серьезный и сосредоточенный, шел впереди нас, Горыныч – позади. То я, то Алина постоянно оглядывались, проверяя, все ли с ним в порядке, и Арису это совершенно не нравилось. Но он молчал.
Озеро, как и вчера, живописно отражало закат. И на берегах, погруженных в вечерний сумрак, собрались лесные жители. Водяные и русалки сидели у самой воды, Ульяна – чуть в стороне от других – устроилась на мшистом валуне, грациозно вытянув ноги, и с любопытством глядела на нас. Точнее, на Ариса. Чуть щурилась, словно силясь разглядеть что-то. Наверное, гадает, какой знак – земной или водный – проступил на руке у Горыныча. Ну что ж, по крайней мере ей сегодня не придется радоваться.

Хозяин заповедного леса появился в пламени последних закатных лучей. Оживленные переговоры среди лесовиков, водяных и кикимор стихли, лягушачий хор – и тот смолк.
– Не передумали? – прозвучал над озером негромкий голос.
– Нет, – как-то само получилось, что мы все ответили хором. И мне показалось, хозяин леса улыбнулся.
– Хорошо... Скажи, змеиный брат, как тебе наш подарок? Руку не жжет?
– Согревает, – ответил Арис.
Кикимора и водяные засмеялись. Ульяна подалась вперед, приглядываясь. Напрасно: демонстрировать всем новое украшение Горыныч не собирался.
– Рад слышать, – произнес хозяин леса. – Что же до вашей просьбы...
Он замолчал. Неужели, отказать решили? Собравшиеся на берегах тоже молчали. Ждали...
– Стражи пропустят вас к запретному городу, если таково ваше желание. Знаете сами, что за рубежом, который они охраняют, наш народ бессилен. Более того – мы не ходим туда. Но до рубежа, по всей земле, где еще живет наш народ, мы будем помогать вам, чем сможем. Вам стоит лишь позвать и попросить.
– Спасибо, – сказал Леон.
– Спасибо, – эхом повторил Арис, а за ним и Алина, и я.
– Тебе, сын каменного воеводы, я подскажу, как расколдовать отца. Отныне прикосновение твоего меча сможет снять с человека любые чары. Но только если человек жив. Вернуть мертвого не дано никому.
Пальцы Леона привычно скользнули к левому боку, но вместо рукояти меча нащупали пустоту – оружие осталось в домике, вместе с вещами.
А хозяин леса продолжил:
– Ты принадлежишь этому миру. Ты – воин. Ты – настоящий сын своей земли. И потому эта земля приоткроет для тебя некоторые из своих тайн. Отныне ты сможешь ходить короткими дорогами, которые в несколько раз быстрее приведут тебя к цели. Ты сможешь провести по этим дорогам тех, кого захочешь, кто будет с тобой рядом. Короткие дороги есть не везде, чем дальше от Заповедного леса, тем их меньше осталось – люди многое разрушили, осушая наши болота и выкапывая ставки на потайных перекрестках. Но если дорога будет поблизости – ты ее почуешь.
– Спасибо, – Леон благодарно наклонил голову.
– А вы, дочери чужого мира, для себя ничего не попросите?
Мы с Алиной крепче сжали руки.
– Мы просто хотим вернуться домой, – сказала подруга.
– Да, – подтвердила я. Жаль все-таки, что не придумала заранее какого-нибудь желания. А вдруг бы исполнили?
Во взгляде хозяина леса мне почудилась насмешка. Прочитал мысли? Ладно, мне не стыдно.
А может...
Я дернула Алину за руку, подруга повернулась ко мне, без слов поняла и согласно кивнула.
– Верните Арису имя! – почти хором попросили мы.
– Молчите, – рыкнул Горыныч за спиной, сказал что-то еще, но его слова заглушил звонкий смех дочерей леса, бульканье водяных и кряканье кикиморы.
Отвечать нам не стали.
– Мы также попросим вас об услуге, – хозяин леса поднялся, его лицо скрылось в тени. – Вы заберете имена у тех врагов, кого оставите в живых.
– Но как мы сможем?.. – начал было Леон.
– Змеиный брат сможет.

* * *
Той ночью небо затянули облака. Хозяина избушки опять не оказалось дома. Мы расселись вокруг стола при зажженной свече. Молчание затягивалось, становилось тягостным. Я заговорила первой.
– Уважаемые наши Леопольд Алексеевич и Валентин... как тебя по батюшке?
– Дмитриевич, – отозвался Арис.
– Итак, каковы наши дальнейшие планы?
Мужчины переглянулись, Горыныч потер руку.
– Для начала из леса выберемся.
– А дальше?
– Отправимся сразу в заброшенный город, – сказал Леон.
Алина тронула его локоть:
– А как же твой отец?
– Легче будет его освободить, когда колдуны вернутся в свой мир.
Он замолчал. Сжал Алинкину ладонь. И я только теперь поняла, что если мы все же загадаем желание, и оно исполнится – им придется расстаться. И мне... мне придется смириться с тем, что Леона я больше никогда не увижу. Никогда...
На глаза просились слезы, я тряхнула головой, прогоняя грустные мысли. Не буду об этом думать, не сейчас.
– И когда в путь?
Леон посмотрел в темное окно, нахмурил брови.
– Чем скорее, тем лучше. Завтра на рассвете и уйдем. А пока нам всем надо как следует выспаться. Неизвестно, когда еще удастся отдохнуть.

Рассвет мы проспали. Все. Проснулись, когда солнце уже поднималось над лесом. Было светло, ярко. Бородатый мужичок, хозяин лесного жилища, наблюдал за нашими сборами, щуря маленькие темные глазки, и посмеивался в патлатую бороду.
– Доброй вам дороги, – сказал он на прощание.
И остался на крыльце глядеть нам в спины.
Деревья подступили к тропинке, переплетая кроны над нашими головами. Я обернулась.
Избушки не было. Ее хозяина тоже. На берегу реки стояло огромное дерево с широкой сочно-зеленой кроной. Редкие нити солнечных лучей пробивались сквозь его листву, оставляя на земле яркие золотые пятна.

Через час с небольшим вышли к болоту.
– Как это? – я растерянно огляделась. – Туда мы шли почти сутки.
– Наверное, это и есть короткая дорога, – прошептала Алина. – Будем ждать темноты?
Мы уставились на Леона. Он смотрел вперед, сосредоточенно хмуря брови.
– Нет, – сказал наконец. – Ждать не будем. Пойдем сейчас.
– Ты уверен? – спросила я.
– Да, – ответил мужчина и первым шагнул вперед.
Не провалился, даже не запачкал сапог. Твердая почва словно поднималась к его ногам и тонула, опускаясь в грязь, после того, как по ней проходил последний из нас. Чирикали птицы, порхали бабочки. Полоса леса впереди быстро приближалась. Двадцать минут – и мы вышли на твердый берег.
– Так быстро? – удивилась Алина и тут же улыбнулась: – А мне нравится!
– Да уж, – Арис огляделся, удовлетворенно хмыкнул: – Удобно.
Рядом с берегом, прямо посреди булькающей жижи, рос неопрятный, похожий на большую метлу куст. Его листья шевелились, хотя ветра не было. Приглядевшись, я вдруг увидела среди ветвей тонкие жилистые руки, мохнатое зеленое тело и ухмыляющуюся носатую физиономию.
– Доброй дороги, – проскрипело существо.
– Спасибо, – ответили мы с Алиной.
– Спасибо, – Леон подошел, протянул руку странному человечку.
Тот, крякнув, пожал ее своей цепкой лапой. И улыбнулся, показав остренькие желтые зубы:
– Когда благодарность от души, она приятней.

Часть третья

Чужие игры


...
Сколько он себя помнил, разговоры о колдунах велись всегда. Только раньше это были редкие случаи – мол, явился где-то чужак, наворотил делов таких, что и за год не расхлебаешь, да и скрылся. Или к крестьянам на вилы попал. Все же народ не робкого десятка был, могли собраться всей деревней от мала до велика – и гурьбой на супостата. Позже, когда кто-то из пришлых так две деревни сжег, люди опасливей стали и осторожней. Но все равно колдуны встречались редко, и воспринимались эти рассказы как страшные и удивительные сказки.
Иное дело с лешими, водяными, русалками всякими да кикиморами – этот народец жил бок о бок с человеком испокон века. Когда мирно, а когда вредительством промышлял. Последнее чаще. Водяной мог сети порвать – рыбы для людей ему жалко было, леший на поля грызунов напускал, чтобы крестьяне землю у леса не отнимали. Кикиморы детишек крали, и не всегда удавалось отыскать ребеночка да родителям вернуть. То ли люди разучились мирно ладить с жителями вод и лесов, то ли тем самим людское соседство уж вовсе не по нраву было.
Священники приходские о нуждах и невзгодах паствы своей знали и помочь пытались: колокольным звоном да крестным знамением нечисть распугивали. И как будто честного христианина с нательным крестиком под рубашкой ни леший, ни водяной, ни кикимора болотная не трогали. Стороной обходили. Не всегда, правда, но в силу церкви люди поверили. И народ лесной поверил, видимо, потому что знали священники, как бороться с нечистью: где болото осушить, где горку сровнять, где речку запрудить. И все бы шло гладко, если б не стали все чаще и чаще на княжеских землях появляться чужаки. Люди из иномирья. Попросту – колдуны.
Теперь они встречались не один-два за целый год, а по нескольку. И попадались среди них такие, что могли прикосновением рук любую хворь вылечить. Если о таком чужаке узнавали – вручали ему охранную грамоту, подписанную воеводой этих земель, а реже – и самим князем. Умелые врачеватели завсегда ценились, и хотя их частенько подозревали и в чародействе, и в деяниях богопротивных, и в дружбе с силой нечистой – лекарей не трогали. Потому как к кому ты пойдешь, если вдруг ребенок заболеет или родитель старый? Сперва, как повелось, шли в церковь, просили молиться об исцелении, свечку ставили. А после – к местной знахарке. Или к колдуну с охранной грамотой лекаря. Были, конечно, и ученые доктора во многих городах, но частенько просили они за свой труд много, да и боялись их люди, может, побольше, чем тех колдунов.
Очень скоро чужаки появились и в Раславе. Горожане сперва опасливо на них косились, а после воевода взял пришельцев под свою защиту.
– Это самые обычные люди, – сказал он как-то сыну. – Люди, которые попали в беду. А что до их чародейства – так можно его повернуть на пользу городу.
С тех пор и стали колдуны искать убежища в Раславе. За пару лет их было уже больше дюжины. И, уж конечно, не могло случиться, чтобы князь о том не узнал. Однажды в начале лета он пригласил к себе воеводу с семьей – в гости.

В столице их приняли хорошо – с уважением и почтением отнеслись к воеводской чете, с князем за один стол сажали. Сына на те застолья Алексей Леопольдович с собой не брал – четырнадцатилетний Леон в это время ходил с дядькой Яковом по столичным улицам, с интересом впитывая подробности иной жизни – шумной, суетливой, так не похожей на размеренное и спокойное бытье в Раславе.
В столице прогостили три дня, а на обратном пути случилось несчастье – заболела мама. Она лежала – слабая и горячая – на узкой кровати в комнате постоялого двора, почти не могла говорить – только улыбалась через силу, подбадривая сына и мужа.
Люди отца отправились за лекарем и нашли в соседнем селении парнишку-колдуна с охранной грамотой, но когда вернулись – было уже поздно. Мама все так же спокойно улыбалась – едва теплая и неподвижная, с разметанными по подушке черными волосами. А молодой лекарь тронул ее за руку и, трясясь то ли от холода, то ли от страха, сказал, что не сможет помочь. Колдуна не обидели и даже заплатили за беспокойство – знали, что никому не под силу вернуть человека с того света.
Воевода заперся в комнате с умершей и просидел с ней всю ночь. Прощался. Леону же прощаться с матерью довелось утром, слепяще-ярким после бессонной ночи, – под чужими взглядами, слушая размеренную речь священника. Незнакомые бабы плакали в голос, и хотелось закричать, чтобы все замолчали, чтобы убрались прочь...
Из своих не плакал никто.
На следующий день после похорон воевода отдал сыну тонкую серебряную цепочку, которую его жена носила, не снимая.
– Пусть теперь у тебя будет, – сказал.
Позже, месяц спустя, воевода вспомнил о парнишке-лекаре, велел съездить за ним да пригласить в Раславу, но когда Леон с дядькой Яковом прибыли в поселок, колдуна уже не было на этом свете.

Немало требовалось сил, чтобы поддерживать порядок в приграничном воеводстве: то из столицы указ придет о новых налогах, то разбойники на восточном тракте купцов ограбят, то иштранские головорезы, нарушив южный кордон, устроят набег да село сожгут. А вскоре появилась в Раславских землях новая беда – колдовские ловушки. Чужаки ставили их на дорогах и тропах, а то и просто посреди леса. Как – никто не знал, но стоило попасть человеку в заколдованный круг – и падал он замертво. С этой напастью церковники бороться не смогли, обратились к властям за помощью. Воевода раславских колдунов собрал да порасспрашивал, и стало известно, что убирать эти ловушки могут только сами же колдуны. Но дело это даже для них нелегкое, опасное. И соглашались не все – тот, кто ловушки ставил, наверняка успел силой чужой напитаться, и как узнает, кто его работу портит – жди беды. Но смельчаки нашлись, и, стоило воеводе передать известие о новой ловушке – ехали помогать. Да возвращались не всегда. Поговаривали, что так хозяева ловушек мстят.
В окрестности Раславы колдунов было не так уж мало, и люди, чтобы не ждать помощи из города, обращались к чужакам, предлагая щедрую плату – со всего поселка гроши собирали.

Глава 1

Город родного мира

Горные вершины на востоке быстро скрывались за лесом, и скоро над тропинкой виднелось только небо – голубое, ясное, – и ветви, одетые пышной листвой.
Леон сошел с дорожки, устало опустился на землю.
– Привал!
Хождение короткими тропами экономило время, но отнимало много сил. И, наверное, не стоило за полдня проходить расстояние, которое верхом мы в прошлый раз преодолели за трое суток.
У Леона под носом была кровь. Перехватив наши с Алиной обеспокоенные взгляды, он вытер ее рукой.
– Все в порядке. Сейчас посижу немного...
– Сегодня дальше не пойдем, – решил за всех Горыныч.
– Правильно, – поддержала я. – И так много прошли. Слушай, Арис, далеко ли до Осинок?
Он огляделся, нахмурился.
– Не очень.
– Я вот думаю, надо бы обещание выполнить, Осинке бусики купить. Чтобы потом сюрпризов не было.
– Бусики! – прошипел Арис и согласился: – Надо. Доберемся до Вершанска, там поищем.
– А денег хватит? – осторожно поинтересовалась я.
Горыныч молча кивнул, огляделся, прислушиваясь. Видимо, лесной гомон, не нарушенный посторонними звуками, его успокоил. Мы перебрались на небольшую полянку неподалеку от тропы. Арис достал из торбы остатки пирога и мясо, и мы вчетвером, уютно расположившись на траве, с удовольствием поели.
Припасов оказалось совсем немного – все, что мы с подругой готовили в Заповедном лесу, съедалось без остатка, а взять еду у хозяина избушки было боязно. Вот и не запаслись.
– Место знакомое, – вдруг сказал Леон. – Кажется, деревня недалеко. Гончаровка?
– Верно, – Горыныч поглядел на него хмуро. – Ты сможешь, если что, на короткую тропу уйти?
Леон кивнул. Арис поднялся, подхватил на плечо свою сумку.
– Я в деревню схожу, еды куплю.
– Сам? – встревожилась Алина.
– Так лучше будет. Ждите здесь, – и ушел.

Солнце светило, его лучи согревали, клонило в сон. Растянувшись на траве, я наблюдала, как колышет легкий ветерок резную зелень листвы. Алина с Леоном сидели рядом и о чем-то говорили, но очень-очень тихо. Их разговор явно не предназначался для чужих ушей.
Земля еще не прогрелась настолько, чтобы лежать на ней без подстилки. Намереваясь достать каремат, я села, потянулась к рюкзаку...
В тени на краю поляны стояла высокая фигура в серо-зеленом плаще. Длинные полы едва заметно шевелились от ветра.
Я сдавленно вскрикнула. Леон и Алина обернулись, послышался испуганный возглас подруги. Мужчина вскочил, выхватил меч и... опустил его.
Фигура качнулась вперед на полшага. Широкий капюшон скрывал лицо. Или его отсутствие.
– Уходите, – негромкий властный голос исходил словно бы отовсюду, из окружающего полянку леса.
Страж? Но...
– Женя, бери рюкзак, – скомандовал Леон. – Уходим.
Фигура шевельнулась, подняла руку, указывая направление. Впрочем, руки мы не увидели: широкие складки полностью скрывали ее, не оставляя на виду даже кисти.

Шли сперва через заросли, потом под ноги нырнула узенькая тропка. Страж следовал за нами, но держался на расстоянии.
– Ой, – Алинка вдруг остановилась, согнулась, схватилась руками за живот.
Леон придержал ее за плечи, заглянул в лицо:
– Что случилось?
– Похоже... – подруга посмотрела на меня несчастными, измученными глазами, – похоже очень... Как аномалия.
– Где? – удивилась я.
– Здесь, – уверенно сказал Леон. – То-то страж нас и прогоняет, – и снова наклонился к Алине: – Ты сможешь идти?
– Да, – она вздохнула, переводя дыхание. – Кажется, отпустило... Да, смогу.
Силуэт стража двигался позади – не приближался и не отставал. Значит, еще не отошли на нужное расстояние... Стоит поспешить, ведь когда проявится аномалия, мы можем появиться в ней и посреди оживленной улицы, и оказаться замурованными в фундамент какой-нибудь высотки. Варианты еще менее приятные я старалась не представлять, сдерживая так некстати разыгравшееся воображение.

Речка – неширокая, с темной непрозрачной водой – преградила дорогу. Моста поблизости не было.
– И что? – обернулась я к Леону. – Поплывем?
– Умеете? – получив утвердительный ответ, мужчина снял рубашку, разулся. – Тогда поплывем. Вещи я сам переправлю.
Мы с Алиной быстренько разделись до белья, зашли в прохладную воду и поплыли. Подруга добралась до берега раньше. Когда Леон с рюкзаком над головой выбрался на сушу рядом с ней, вид у моих спутников был смущенный. Оба старательно отводили взгляды, предпочитая смотреть вместо этого на кого-то другого, и нельзя сказать, чтобы меня это устраивало – не каждый день все-таки предстаешь перед мужчиной своей мечты в мокром нижнем белье.
Есть ли время на переодевание – мы не знали, поэтому я и Алина накинули рубашки, чтобы не смутить случайного прохожего. Фигура стража виднелась на покинутом нами берегу, но после он каким-то необъяснимым образом оказался уже на этом и по-прежнему следовал за нами. А потом вдруг остановился.
Мы не оглядывались, и увидели замерший поодаль серо-зеленый силуэт, лишь взобравшись на склон невысокого холма, покрытого лесом.
– Он больше не идет за нами, – прошептала Алина.
– Значит, мы ушли достаточно далеко, – рассудил Леон. – Можно остановиться.
И тут я вспомнила про Горыныча. Ведь он отправился за едой в деревню. Интересно, оттуда стражи увели людей, или Гончаровка не попадет в аномалию?
– Надеюсь, он нас найдет, – сказал мужчина, словно в ответ на невысказанное беспокойство. – Подождем на границе.
– Жень, – Алина тронула меня за руку. – Пойдем пока, переоденемся.

Позади нас были холмы и балки, впереди – фигура в серо-зеленом плаще, лес, в котором пряталась речка, и яркое небо в белых барашках облаков.
Все изменилось внезапно. Там, где только что стоял страж, красовался забор частного дома. Пригород резко прерывался стеной высоток, которые спускались вдоль широких улиц к набережной. Нам были видны зеленые газоны, гранитный берег с парапетом, но... реки не было. Мосты поднимались на мощных опорах и таяли в воздухе. Автомобили по ним уезжали в никуда и появлялись тоже из ниоткуда. В аномалии оказалась лишь половина города, за набережной начинался лес, можно было даже разглядеть тропу, по которой мы не так давно прошли.
Жутковатый вид оборванных мостов и выныривающих из воздуха острокрылых чаек слегка подпортил радость от встречи с родным миром. Хотя куда больше меня волновало отсутствие Ариса. Но, вопреки опасениям, Горыныч не заставил себя долго ждать – не прошло и получаса, как Алина заметила его пробирающимся через заросли в овраге за нашими спинами.
– Что, пойдете? – с ходу спросил он, кивнув на город, убегающий вниз от холма.
Мы дружно воззрились на Леона.
– Нам бы аптечку пополнить, – напомнила я тихонько. – И... обещанный подарок для Осинки заодно купим.
– На денька два, не больше, – поддержала меня Алина.
Леон улыбнулся и кивнул:
– Конечно, пойдем.

Мобильные телефоны и у меня, и у Алины требовали подзарядки, но родители предусмотрительно купили нам телефонные карточки. Автомат отыскался довольно быстро, я набрала код родного города, домашний номер... С того времени, как мы с Алиной попали в другой мир, я частенько забывала делить дни на будние и выходные. А в нашем мире, похоже, был рабочий день, трубку дома никто не брал. К счастью, номер маминой мобилки я заучила наизусть.
– Мама! Мамочка, это я! Да-да!.. Ну, не плач, пожалуйста! У нас с Алиной все в порядке. Правда. Нет, мы не одни. С друзьями. Да... Нет, не надо. Не надо приезжать. Мы недолго пробудем здесь, не больше двух дней. Не хочу, чтобы вы зря ездили. Нет, все хорошо, правда, просто... дела.
Мы проговорили не так-то долго – около получаса. Я все думала, что надо не забыть сегодня же купить новую карточку: пусть будет на всякий случай. А в том городе, куда мы попали, папа частенько бывал в командировках и, когда я перезвонила ему, обещал связаться с хозяйкой, у которой пару раз с сотрудником снимал квартиру. Еще рассказал, что они с мамой, помня мой спешный рассказ о стеклянных шарах, исполняющих желания, попытались узнать хоть что-нибудь. Поначалу было непросто, странные вопросы воспринимались как глупая шутка, но, в конце концов, кто-то написал моему отцу о том, что давным-давно видели одного старика, уверяющего людей, будто его стекляшки могут исполнить их сокровенные желания. А позже родные и друзья тех, кто оказался в другом мире вместе со всем населением города Иванцово, подключились к поискам. Нельзя сказать, чтобы люди очень уж верили, что эти "стеклянные чудеса" на самом деле существуют, но для многих это была единственная надежда.
Алина еще говорила по телефону, а я отошла в сторонку. Через десять минут надо перезвонить папе, узнать адрес квартиры, где мы сможем остановиться, и цену. Банкоматная карточка была надежно спрятана в одном из внутренних карманов рюкзака, и я собиралась снять столько денег, сколько понадобится заплатить за квартиру, плюс еще на пропитание – не больше. Неизвестно, вдруг аномалия исчезнет до ночи?
Леон отошел от телефона-автомата, чтобы не смущать Алину во время разговора с родителями, и с интересом наблюдал за прохожими. Наверняка их одежда казалась ему странной, но удивляться мужчина не спешил: другой мир, другие обычаи... Когда мимо прошла молоденькая девушка в мини-юбке, Леон очень постарался не провожать ее взглядом.
Арис на людей смотрел с напускным равнодушием, а мне все казалось, что он кого-то высматривает.
– У тебя кто-то остался в этом мире? – спросила.
Он покачал головой. Перехватил внимательный взгляд Леона и отвел глаза.

Банкомат нашелся буквально за углом. Я перезвонила отцу, узнала адрес и, выспросив у людей, как туда добраться, повела друзей на троллейбусную остановку.
Нам повезло, квартира оказалась в той части города, что попала в аномалию. Небольшая, однокомнатная, с просторной светлой кухонькой и балконом, с которого открывался вид на зеленую балку и далекую набережную. Вид немного жуткий, потому что в сумерках ряды огней над мостом обрывались, и яркие потоки машин по-прежнему курсировали из ниоткуда в никуда, словно кто-то откусил кусочек этого тихого и спокойного мира, и на его месте теперь расстилалась непроглядная чернота. Свет города мешал разглядеть в этой черноте лес, уходящий к горизонту.

Оказавшись в квартире, мы с Алиной едва не подрались за право первой забраться под душ. В итоге я уступила. Пошла на кухню, включила телевизор, поставила на конфорку чайник. Подумала и набрала воды в кастрюлю. Сегодня вечером мы решили сварить вермишель. И хотя Алина порывалась соблазнить меня на приготовление более изысканного ужина, желания чистить картошку на ночь глядя ни у кого не возникло.
Пощелкав кнопками на пульте телевизора, я оставила новости – узнаю хоть, что в родном мире делается. Но прислушиваться как-то не получалось. Мобильный стоял на подзарядке, чайник медленно закипал, в ванной уютно шумела вода. Все было так привычно, словно я вернулась домой после недельного отпуска. А ведь уже больше года мы с Алинкой странствуем по просторам мира, где не знают ни электричества, ни атомной энергии, где до сих пор водятся русалки, лешие и, стараниями наших ученых, теперь еще и колдуны.
Конечно, мир Леона красив и полон волшебства, пусть и не всегда доброго, но... Почему же душа радуется при виде шумного города, расцвеченного вечерними фонарями, каменных стен высоток и потоков машин на шумных улицах?
– Женя, – тихо позвал Леон, я подняла голову. – Что-нибудь случилось?
Когда Алина ушла купаться, они с Горынычем остались на балконе и о чем-то разговаривали, теперь же оба стояли на пороге кухни.
– Нет, – покачала головой. – Просто... немного грустно.
Как оказалось, грустно было не мне одной. Ночью я проснулась, услышав тихие всхлипы. Мы с Алиной лежали на одной широкой кровати, я обняла подругу. Мужчины тоже проснулись, но за ширму, отделявшую нашу постель от комнаты, никто так и не заглянул. И ничего не спросил.

Утром все вчетвером составили список того, что необходимо купить в аномалии. Первыми в этом списке стояли бирюзовые бусики для Осинки. Адрес ближайшего ювелирного магазина, где можно найти изделия из полудрагоценных камней, для меня узнал отец, и мы, закинув за плечи полностью собранные сумки, отправились туда.
Бусы из бирюзы лежали в отдельной стеклянной витрине: небесно-голубые, зеленоватые, блекловато-синие, с сеточками черных прожилок. Цена впечатляла, но подарок Осинка попросила не просто так, целебные листья с подола ее платья стоили, пожалуй, куда дороже.
– Такие подойдут? – спросила я Ариса, стоявшего за моей спиной.
– Подойдут.
– А какие лучше? Она, вроде, голубые хотела.
– Да все равно. Главное, чтобы настоящая бирюза.
Да уж, фальшивку Осинка почувствует непременно. И обидится. А после знакомства с Ульяной мне очень не хотелось давать дочери леса повод для жалоб и обвинений в неисполнении обещаний.
– Иранская бирюза. Натуральная, не подкрашенная...
Мы обернулись на голос. Продавец – немолодой дядечка в сером костюме – смотрел на нас, тщательно скрывая удивление. Если мы с Алиной были одеты вполне по-городскому, про Ариса и Леона такого нельзя было сказать.
– Точно натуральная? – на всякий случай переспросила я и потребовала: – Покажите.
На прилавок осторожно выложили одну за другой три низки бус. Я растерялась, но тут на помощь пришел Леон.
– Можно? – он поднял бусы, внимательно приглядываясь к камушкам, ощупывая их кончиками пальцев. Потом взял другие, третьи, осмотрел их точно так же придирчиво. И подытожил: – Похоже, не подделка.
Объяснять ему, что современную подделку разоблачить можно, пожалуй, только в химлаборатории, я не стала.

Остановили выбор на камнях небесно-голубого цвета. Рассчитались карточкой.
– Деньги верну, – пообещал Горыныч уже на улице, когда вышли на крыльцо.
– С какой стати? – удивилась я. – Мы ведь вместе с Осинкой договаривались.
Арис не стал спорить, но мое возражение явно не принял во внимание.
– Красивые бусы, – похвалила Алина мой выбор. – Думаю, ей понравятся.
– Надеюсь. Хотя дама она привередливая.
Мы шли по улице мимо витрин магазинов, мимо ларьков и рекламных вывесок. Люди, оглядывались на нашу четверку, нагруженную рюкзаками и дорожными сумками.
– Теперь ищем аптеку! – скомандовала Алина, и мы дружно завертели головами, озираясь по сторонам. Зазевавшись, я едва не налетела на женщину в элегантном костюме, только что вышедшую из дорогого магазина. Леон вовремя придержал меня за руку.
– Извините, – пробормотала я.
Женщина поглядела на меня из-под полей шляпки, повернулась к моим спутникам и замерла. Ее лицо – не юное, но ухоженное и красивое, исказила гримаса не то ужаса, не то отвращения.
– Ты?.. – выдавила она. – Опять ты!
Алина с Леоном изумленно переглянулись, Арис попятился.
Рука незнакомки потянулась к шее, пальцы сгребли цепочку, на которой сверкнул золотой крестик.
– Уйди! Уйди! Сгинь!
К нашему удивлению, ее просьба возымела действие. Горыныч развернулся и быстро пошел по улице, едва не расталкивая встречных прохожих.
– Господи, прости меня, прости! – шептала незнакомка, вцепившись в свой оберег. Из стоящего рядом автомобиля выскочил молодой мужчина в строгом костюме, за ним – девушка с длинными темными волосами.
– Мама, что случилось? – взволнованно спросила она.
Объяснений мы дожидаться не стали и поспешили вслед за Горынычем, который успел скрыться из виду.

Арис сидел на бордюре у фонтана, смотрел прямо перед собой и выглядел почти спокойным. За его спиной в водных брызгах цвела радуга.
Леон придержал нас, заставляя сбавить шаг.
– Что это было? – шепотом спросила у него Алина.

Глава 2

Каменный воевода

Рассчитаться с Осинкой решили сразу, как только отошли подальше от аномалии.
– Как звать будем? – спросила я и, не дожидаясь ответа, закричала: – Осинка! Осинка, выйди к нам, пожалуйста!
Горыныч нахмурился, потер метку на руке, огляделся.
– Осину, что ли, найти да по стволу постучать? – задумчиво произнес он.
– Попробуй, змеиный брат... – тоненький голосок послышался совсем близко и так неожиданно, что мы встревоженно обернулись.
Осинка в зеленом платье из листвы стояла в тени деревьев, но солнечные блики падали на ее лицо и отражались огнем в золотистых глазах.
– Что это ты деревце мое обижать вздумал? – ее тонкие брови сошлись к переносице, но лицо не казалось сердитым. Скорее, ей было весело. Потом дочь леса углядела Алину и Леона. При взгляде на сына воеводы в ее глазах появился неподдельный интерес.
– Кого это ты мне привел, змеиный брат? – промурлыкала она.
– Не тебе, успокойся, – осадил ее Горыныч. Осинка обиженно посмотрела на него.













– А чего звал тогда?
– Подарок тебе обещанный принес. Вот, держи, – и протянул ей на ладони низку бирюзовых бус.
Глаза дочери леса загорелись, но она, как могла, скрывала от нас свою радость. Подошла медленно, вальяжно, покачивая бедрами, поводя плечами, протянула белую ручку и сцапала бусы длинными тонкими пальчиками.
– Голууубенькие, – проговорила она, любуясь камнями. – А я зелененькие хотела.
– Разве? – шепотом спросила я.
Арис в ответ легонько качнул головой, призывая не обращать внимания и молчать. Осинка тем временем налюбовалась на подарок, потом подошла к Леону, протянула бусы ему:
– Помоги украшение надеть.
Мужчине от такого предложения было немного не по себе, но он принял бусики и, обвив их вокруг тонкой Осинкиной шеи, застегнул золотую застежку. Дочь леса игриво поглядела на него через плечо:
– Спасибо, – и наклонила голову, разглядывая, красиво ли смотрятся на ее бледной коже небесно-голубые камни.
– Хороши, – сказала она наконец. – Голууубенькие... мне идут. И крууупненькие. Куда лучше, чем у Березки!
Она еще покрасовалась перед нами, повертелась – и ушла в лес, напоследок пригласив Леона приходить почаще и звать непременно ее, а ни в коем случае не Липку и уж тем более не постылую соперницу Березку.
– А эта пусть не приходит! – фыркнула она на Алину. И наморщила аккуратненький носик: – Мне она не нравится.
– Это почему же я ей не понравилась? – немного обиженно спросила подруга, когда мы вышли на короткую тропу, намереваясь к вечеру дойти до Вершанска, если не дальше.
– Ревнивая она, – отозвался Арис.
– Это верно, – Леон обернулся. – Дочери леса красивых девушек не любят.
– Понятно, – Алина порозовела от нечаянного комплимента.
– Понятно, – эхом повторила я. И вздохнула тихонько: – На меня она так не фыркала...

Город обходили по околице, чтобы не уйти далеко от короткой тропы, найденной Леоном. День был не рабочий, люди к вечеру стягивались на посиделки да по гостям. Группка молодежи прошла мимо, оживленно переговариваясь. Что-то в их беседе заинтересовало Горыныча. Он приотстал, сказав, что догонит.
Минут через десять Арис подошел к Леону.
– В город каменную голову привезли.
Леон побледнел.
– Где?
– На центральной площади.

Вершанск был городом по нашим меркам маленьким, по тамошним – довольно большим. Воскресный день народ проводил в гуляниях, и в центре было людно. Вот только одно место на площади веселые компании обходили стороной. Там, на гранитном постаменте, стояла каменная голова с отломанными усами – видимо, они мешали установить это своеобразное украшение. Трещина от неровного скола на шее пересекала подбородок и тянулась к губам.
Лицо это не показалось мне знакомым, но мы все как-то сразу поняли, что это – не работа скульптора, а голова живого человека, когда-то обращенного в камень.
Группки любопытствующих изредка подходили к постаменту, рассматривали голову. Чтобы не привлекать внимания, Леон подошел вместе с другими. Мы видели, как он подобрал какой-то камушек и сунул в карман. Потом, следуя за теми же людьми, оказался у здания городского совета. Над крыльцом, под охраной сурового стража, был вывешен пергамент с княжеской печатью.
– Что там? – спросил Арис, когда Леон догнал нас на неширокой улочке.
– Указ князя. Если до конца месяца я не сдамся, моего отца ждет та же участь, что и... – он запнулся и не сразу смог договорить. – Тех, кто пришел со мной на Раславскую площадь, уже не спасти. Их головы отправили в крупные города княжества.
– Заманивают, – пробормотал Горыныч.
– Да, – Леон поднял взгляд к небу, прищурился. – Они не ждут, что я сдамся. И... ты правильно сказал, заманивают.
Костер не понадобился – родители дали нам в дорогу столько еды, что Арисова сумка распухла до невозможности. Сидели в темноте на маленькой полянке, вокруг которой уже привычно шелестел в траве ползучий караул.
Леон достал из кармана камушек, повертел его в пальцах, положил на землю. Вынул меч. И очень осторожно коснулся своей невзрачной находки лезвием.
Там, где был камень, теперь лежала неровно обрезанная прядь светлых волос.
Горыныч молча передал другу спичечный коробок. Волосы быстро сгорели, остался лишь запах.
– Я пойду в столицу, – тихо сказал Леон.
– Один? – уточнил Арис. – Уж не сдаваться ли?
– Нет. Я... – он вздохнул. – Не знаю, что я смогу сделать сам, но у отца были надежные люди и в столице. Купец Феодор как раз должен вернуться с южных земель.
– Неужели ты действительно собрался идти без нас? – встрепенулась Алина.
– Я не вправе подвергать вас опасности.
– Но тебе может понадобиться помощь! – возразила подруга. И повернулась к Горынычу: – Ты ведь его не оставишь, правда?
Арис помолчал немного, и подытожил:
– Вместе пойдем.
Спорить больше никто не стал.

* * *
Чем ближе к столице, тем меньше удавалось идти короткими тропами, и вскоре мужчины решили, что надо пересесть на лошадей. До обозначенного в княжеском указе срока оставалось чуть более недели, а именно – девять дней. Слишком мало, чтобы позволить себе медлительность.
Достать получилось только трех лошадок, мы с Алиной сидели вместе, и для меня езда верхом позади подруги превратила путешествие в мучительное и одновременно скучное времяпровождение. Но зато через три дня мы въехали в гостеприимно распахнутые ворота стольного града.
Дом купца Феодора стоял недалеко от центра, на широкой улице, обрамленной высокими резными заборами таких же немаленьких зажиточных домов. Каменный, с узорными ставнями, он и снаружи казался внушительным, а внутри был уютным и просторным. Широкая лестница от входа поднималась на второй этаж, по стенам висели шкуры, оружие. Лавки также были накрыты шкурами и покрывалами с длинными кистями. Строго, просто, богато... Сам Феодор – статный мужчина средних лет – вышел к нам сразу же, как только ему передали приветствие от Леона. Одет он был также просто, но дорого: сорочка с искусной отделкой подпоясана широким кушаком, штаны простого кроя заправлены в высокие кожаные сапоги с вышивкой по голенищу. Серые глаза внимательно смотрели из-под густых бровей.
Купец обнял Леона, как родного, Арису руку пожал. Велел слуге стол накрывать, чтобы гостей с дороги накормить-напоить, а тем временем повел нас наверх.
В широкой комнате стоял стол и массивные стулья, да лавки у стен, покрытые пестрыми ткаными дорожками. На стенах, как и внизу, шкуры и ковры – наверное, не столько для красоты, сколько для тепла.
– Присаживайтесь, – коротко предложил купец, и, придвинув стул, сам устроился во главе стола. Начал сразу и без обиняков: – За воеводой пришли?
Мы дружно кивнули, хотя ни мое, ни Алинкино мнение его не интересовало – Феодор смотрел только на мужчин.
– Гиблое это дело, – он прищурился, огладил темную бороду. – Охраняют его так, что и мышь незаметно не проскочит. И стража, и колдуны.
– Ты знаешь, где он? – удивился Леон.
– А то! – пробасил купец. – В городе о том каждая собака знает. Поставили воеводу на Судейской площади, в самом центре. Уже, почитай, недели две там стоит.
– Прямо на площади? А ты уверен, что это – он?
– Что ж я, Алексея Леопольдовича не узнаю? – возразил купец. – Привезли его из Свято-Георгиевской обители церковники тамошние под охраной княжеских дружинников, да в тот же день еще повозок восемь в столицу въехало. Оказалось, там ваши раславские городские стражники. Окаменелые все. Выставили их в ряд на Судейской площади, приговор зачитали, а после стали им головы рубить. Не расколдовывая. Так, каменных, и обезглавили. И говорят, головы эти в разные города разослали вместе с приказом князя тебе сдаться до конца месяца.
Леон с Горынычем переглянулись. А Феодор тем временем поднялся.
– Погодите. Есть у меня кое-что, что вам показать надобно, – и вышел.
Тяжелые шаги купца стихли. Слышно было, как лают собаки за домом, как поднявшийся ветер гремит ветвями о голые каменные стены.
– На Судейской площади не воевода, – сказал вдруг Горыныч.
Леон встал из-за стола, подошел к окну.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что не стали бы его на обозрение выставлять. А вдруг бы мы колдуна нашли да расколдовали?
– Если его действительно так охраняют, отец не смог бы сбежать. Даже если б расколдовали.
Арис пожал плечами:
– Это еще неизвестно.
– И ведь Феодор отца узнал.
– Копию сделать могли, – подала голос Алина, мы обернулись к ней. – Привезли сюда фальшивку, чтобы Леона заманить, а настоящего воеводу в другом месте спрятали.
– В обители? – Леон нахмурился, постучал пальцем по оконной раме. – Все равно надо бы проверить...
За дверью вновь послышались шаги, а вскоре и сам Феодор вошел в комнату, слабо освещенную последними лучами, пробравшимися в небольшое окно. В руках его было что-то маленькое, завернутое в платок. Положив сверток на стол, купец неторопливо развернул тонкую ткань, и мы увидели на ней серый каменный палец. С неровным сколом вместо нижней фаланги.
Леон с Арисом склонились над столом, мы с Алиной предпочли интересоваться издалека.
– Эти оболтусы, когда выгружали его – воеводу – на площади, не углядели. Он и упал, – объяснил Феодор. – Слава Богу, цел остался, только палец и откололся. Один шустрый монашек его живенько подобрал и под рясу спрятал. Да я приметил, а после к монаху подошел и выкупил палец этот. Не знаю, пригодится ли. На всякий случай.
Леон и Арис смотрели друг на друга, словно договариваясь о чем-то, потом сын воеводы вынул меч.
Алина зажмурилась.
Лезвие меча коснулось лежащего на столе обломка.
И ничего не произошло.
Леон попробовал еще раз. И еще. И только после спрятал меч в ножны.

* * *
Феодор сам предложил нам остаться у него. Мужчины собирались посетить Свято-Георгиевскую обитель и наверняка считали, что, пока будут вызволять воеводу, мне и Алине лучше остаться в доме купца. Но сперва Горыныч решил сам съездить на разведку. Он уехал на следующее утро и обещал вернуться не ранее, чем через сутки.
Мы ждали дольше. Ходили по просторному купеческому дому, рассматривая висящее на стенах оружие – мечи, палаши, сабли, кинжалы и кортики, луки и арбалеты. Хозяина такое внимание не раздражало. Он показывал нам разноцветные ковры с диковинным орнаментом, шкуры: медвежьи, лисьи, волчьи... Зверей было жаль, но Феодору мы о том не говорили.
Сутки прошли, а Горыныч не вернулся. На душе стало неспокойно. Мы знали, что Арис сам в обитель не сунется, змей пошлет, и все равно волновались: мог ведь и на разъезд напороться, и в окрестностях монастыря не безлюдно – вдруг встретит кого?
На третий день мы сидели за столом все в той же комнате с застеленными пестрыми дорожками лавочками и убранными коврами стенами. Хозяин ушел по делам сразу же после обеда. Алина допивала компот, я рассеянно ковыряла ложкой в тарелке с остатками прикрашенного вареньем творога, Леон смотрел на отполированную столешницу и о чем-то думал... В это время дверь распахнулась, и Горыныч появился на пороге – усталый, растрепанный, рубашка в грязи. Вошел, как ни в чем не бывало, притворил за собой дверь.
– Вернулся, – Леон радостно поднялся навстречу. – Ну как, есть новости?
– Есть, – Арис нахмурился и уставился почему-то на меня. – Надо проверить кое-что... Поедешь со мной?
– Куда?
– За город.
– Сейчас?
Кивнул.
– А может, все вместе поедем? – пришла на помощь Алинка.
– Нет, – Горыныч покачал головой. – Нечего всей оравой через ворота туда-сюда кататься.

До ворот ехали молча. После, миновав городскую стражу и выселки, свернули в лес. Мне стало неуютно. Я исподтишка поглядывала на мрачного Ариса, пока он не перехватил мой опасливый взгляд.
– В седле плохо держишься, – сообщил вдруг.
– Знаю.
– Чего так?
Пожала плечами:
– Негде было учиться.
– А подруга твоя научилась.
– Она на ипподром ездила.
Да уж, и тут Алина меня опередила...
"Хочешь быть вместо меня?"
Я тряхнула головой, отгоняя навязчивое воспоминание. Горыныч огляделся и осадил коня.
– Приехали.

Спрыгнув на землю, Арис подобрал сухую ветку, очистил, оставив кривенькую палку и, сосредоточившись, стал водить вокруг нее рукой, словно нитью обматывал. Потом воткнул в землю и обернулся.
– Иди сюда. Только медленно.
Он как-то сказал, что ловушки на меня не действуют, но я все же побаивалась.
– Уверен?
– Ловушка слабая. Если что – успею убрать.
– Ладно...
Делаю один шаг, другой. Вроде бы ничего не происходит, но я же не знаю точно, где граница этой ловушки... Иду медленно, постепенно приближаюсь к поджидающему меня у воткнутой в землю палки Горынычу.
– Ну как? – спрашивает он.
Неуверенно пожимаю плечами:
– Ничего.
– Так... – Арис задумчиво хмурится. – Хорошо. Идем обратно.
После он стоял в стороне, а я ходила взад-вперед через расставленную на полянке ловушку. Наконец, мне разрешили остановиться и отдохнуть.
– Так мы за этим сюда ехали? – спросила я.
– Да.
– А что, нельзя было у купца на заднем дворе поиграться?
– Нет.
– Почему?
– Кто-нибудь мог узнать, – нехотя ответил Арис. Вздохнул. – Мне сейчас нужна будет помощь.
– Какая?
Ответ не понадобился. Горыныч наклонился, выдернул из земли палку, провел вдоль нее ладонью, словно разрывая невидимую паутину, связавшую центр его ловушки с этой тихой лесной поляной. И, придерживаясь за дерево, сел на траву. Я присела напротив, взяла его за протянутую руку, охватила пальцами запястье. Прищурилась, позволяя жизненной энергии перетекать в чужое тело. И даже смогла впервые нащупать у Ариса пульс.
Горыныч сам убрал руку, когда решил, что ему достаточно. Но возвращаться в город не спешил: сидел себе под деревом и о чем-то думал, судя по всему – неприятном. Видя, что сейчас его расспрашивать бесполезно, я смотрела, как последние лучи солнца тают в листве.
– Пора, – решил Арис.