Прогулки по крышам. Наталья Колесова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
• ЧАСТЬ ВТОРАЯ
• ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

АННОТАЦИЯ

Агате Мортимер шестнадцать, и больше всего на свете она любит читать в тихом уголке или болтать со своей бабушкой - единственным близким человеком. Но однажды в школу приходит новый учитель, и спокойная жизнь летит кувырком. Лишенная магических способностей Агата попадает под неожиданное пристальное внимание и магов-заговорщиков и спецслужб. А отчего-то невзлюбивший ее с первой встречи учитель Игорь Келдыш - тот, кто всегда оказывается рядом. Или он тоже лишь использует ее?

   Что делать, если не знаешь, кто враг, а кто друг? Если прошлое, знакомое по учебникам, вдруг стало твоей собственной реальностью? И теперь неизвестно, кто ты - жертва эксперимента, ходячая бомба или живой человек со своими желаниями, планами и первой любовью?

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЛОВЕЦ ТЕНЕЙ

   Они защищают окружающих и вас самих

   от вашей собственной магии.

   «Мерцание»

   Агата захлопнула книгу и счастливо огляделась. Кроме нее в библиотеке никого не было. Ее это не огорчало. Сквозь пыльное окно с трудом пробивались солнечный свет и голоса девочек, гулявших в парке. Навалившись грудью на стол, Агата посидела, уткнув острый подбородок в скрещенные руки. В выходной у нее была куча времени, чтобы заняться тем, что она больше всего любила — чтением.

   Агата встала, потянулась, поставила книгу на полку. Пробежала пальцами по корешкам, выбирая, предвкушая... За день можно одолеть несколько толстых книг — чтобы было, что вспоминать всю длинную унылую школьную неделю.

   — Агата!

   Вздрогнув, она едва не уронила книгу. Библиотекарша — высокая тощешеяя Банчи — смотрела на нее поверх круглых очков.

   — Ты что, собираешься весь день провести над книжками? Немедленно в парк!

   — Но я...

   — Посмотри, на кого ты похожа! Мне скоро запретят пускать тебя в библиотеку! И правильно сделают!

   — Но...

   — Бери книгу, если хочешь, но вон отсюда — на свежий воздух! Иди, побегай, позагорай... Немедленно вон!

   Агата поспешно сунула томик под мышку — Банчи могла и передумать, она редко выдает на дом книжки из закрытого фонда. Вышла на крыльцо, привычно сутулясь, и поскорее завернула за угол, чтобы ее не увидели одноклассницы.

   Подружись с девочками, наставляла бабушка. Агата дергала плечами — как с ними можно дружить? Только и знают, что болтать о мальчиках, новой диете и суперстойкой помаде...

   — Это я тебя такой воспитала! — сокрушалась бабушка. — Слишком старомодной, слишком послушной, слишком...

   — Книжной, — подхватывала Агата, рассматривая себя в зеркало. Большой нос, вечно торчащие волосы, рот как у лягушки, глаз из-за очков не видно — а если их снять, то ничего не видно самой Агате.

   Бабушка расстраивалась — тогда Агата целовала ее в теплую, мягкую, вкусно пахнущую щеку.

   — Бабушка! — говорила убедительно. — Я вовсе не скучаю. Нет. Это мне с ними скучно!

   И ведь не врала — почти. Просто иногда завидовала, когда девочки смеялись вместе, или шли, обнявшись, маленькой стайкой по набережной. Иногда и ей хотелось поболтать, рассказать, как они живут с бабушкой, что выделывает соседский кот Васька, какие замечательные строчки она прочитала ночью — от них просто хочется плакать...

   Это желание проходило быстро — когда девочки отпускали шуточки в ее адрес или приставали с глупыми вопросами: а что это ты читаешь? про любовь? а секс там есть? ой, девочки, Мортимер порнуху читает!

   Поэтому Агата старалась побыстрее прошмыгнуть мимо и найти укромный уголок, где она могла остаться одна — с книгой. Ее любимым местом был ручей, в котором обитала ее знакомая рыбка. Может, их было несколько, но Агате нравилось думать, что приплывает всегда одна и та же.

   Она присела у ручья, протянула руку и позвала — сама не зная как. Иногда представлялось, что от ее растопыренных пальцев во все стороны летят золотые нити, плывут по и против течения, касаются блестящей спинки рыбки. Та изгибается и резво плывет к Агате, чтобы поиграть с ней, попрыгать через подставленную руку. Вот уже на солнце сверкает гибкое торопливое тельце, вот уже Агата опускает в воду руку, чтобы взять ее в ладонь...

   — Так-так-так, и чем мы это тут занимаемся?

   Агатина рука застыла, точно примагниченная лежащими на дне камнями. Плеск — это рыбка-подружка испуганно метнулась вниз по течению. Агата, подняв голову, заморгала. Человек стоял против солнца, и лица его не было видно. Но уж этот голос она бы узнала из тысячи.

   — Я вас спрашиваю, Мортимер!

   Агата поднялась, поспешно вытирая руку о подол юбки. Как он здесь оказался? Гулял, а она его не заметила? А может, он специально рыскал по парку, чтобы испортить ей еще и выходной?

   — Ничем, учитель, — выдавила она.

   Он сдвинулся, словно для того, чтобы ее лучше видеть, и сама Агата ясно увидела его лицо. Подумать только, в первый раз он показался ей даже красивым... Девочки до сих пор так считали — некоторые были просто влюблены в молодого учителя и постоянно вертелись возле его класса, чтобы иметь возможность лишний раз поздороваться и перекинуться с ним парой словечек.

   Игорь Келдыш — вот как его звали и вот из-за кого и без того унылая школьная жизнь временами делалась просто невыносимой.

   Под взглядом его ледяных глаз ей захотелось спрятать покрасневшую руку за спину.

   — Почему вы не со всеми, Мортимер?

   — Мне вовсе не хочется, учитель, — пробормотала она.

   — Что? Не слышу! — резко сказал Келдыш.

   Агата вскинула голову.

   — Я хотела почитать, — объяснила погромче, но так же нетвердо. — Там шумно.

   — Почитать? — переспросил он таким тоном, словно она занималась каким-то извращением. — И что же, осмелюсь спросить?

   Агата неловко наклонилась, подбирая книгу, и подала через ручей, едва не уронив при этом в воду.

   — «Противостояние. Лица и судьбы последней магической войны», — прочел Келдыш с выражением. Посмотрел на Агату поверх книги. — Вас интересуют такие вещи, Мортимер?

   Агата заморгала.

   — О, я не знаю, учитель. Я просто читаю все, что попадется под руку...

   — И часто вам попадаются под руку подобные книги?

   Келдыш открыл книгу, быстро просмотрел оглавление, заглянул в середину, в конец... У него были очень густые темные ресницы — будто нарисованные на бледной коже. Сколько бы Агата ни красилась тушью, «увеличивающей объем», такие у нее все равно не выходили. Келдыш вскинул глаза.

   — Уверен, в вашей голове настоящая мешанина, Мортимер. Просто помойка.

   И, захлопнув книгу, почти швырнул ей через ручей. Шагнул мимо, едва не задев плечом, и стремительно пошел прочь. Агата смотрела ему вслед. Губы у нее дрожали. Коленки тоже. Нет, она не заплачет, нет. Не даст ему испортить еще и выходной. Она посмотрела на потускневший ручей. От воды тянуло холодом. Рыбка уплыла. Книга была очень тяжелой, и из нее выпадали страницы. Солнце скрылось за неведомо откуда взявшимся облаком.

   Он уже все испортил.

   ...Когда на переменке в класс влетела рыжая Полли и объявила, что их новый препод по истории ну просто душка, девочки, как одна, схватились за зеркала и расчески. Кое-кто украдкой подкрашивал губы: в школе было запрещено пользоваться косметикой, но на старшеклассников уже смотрели сквозь пальцы. Мальчики подшучивали и передразнивали одноклассниц. Но и они притихли, когда вошел новый историк. Он и вправду оказался очень молодым — особенно по сравнению с другими учителями. Весь в черном, с довольно длинными блестящими темными волосами, историк небрежно бросил папку на стол и обвел класс серыми улыбающимися глазами. — Ой, мамочка моя! — услышала Агата за спиной слабый возглас Тани Дьячко.

   — Здравствуйте, класс! — сказал учитель. У него был спокойный звучный голос. Класс отозвался нестройным:

   — Зра-асс...

   — Меня зовут Игорь Келдыш. Я ваш преподаватель истории магии. Надеюсь, мой курс будет очень познавателен — для вас и для меня. Теперь — знакомство!

   Он взял папку и, прислонившись бедром к первой парте, стал зачитывать фамилии. Когда названный вставал, учитель кидал на него короткий взгляд — Агата почему-то не сомневалась, что он навсегда связывает в памяти имя и внешность ученика. У Келдыша было узкое лицо с провалами щек, бледная кожа и красивые ресницы под темными, четко выписанными бровями. «Чрезмерно узкое его лицо подобно шпаге», вспомнилась вдруг строка из старого стихотворения. Почему? Не походил он на «книжного червя» из провинциальной школы — стремительные движения, сухощавое гибкое тело под дорогой тканью одежды. Агата так внимательно разглядывала его — и не она одна! — что даже прозевала, когда назвали ее фамилию.

   — Мортимер Агата.

   Дьячко ткнула ее линейкой в спину, Агата подскочила, конечно, уронив при этом страшно хлопнувший учебник. Класс привычно захихикал. Агата, краснея, наклонилась, но Келдыш оказался быстрее — он уже поднимал книгу. Положил на угол стола, не отрывая глаз от Агаты.

   — Вы Мортимер?

   — Да.

   Крошечная пауза.

   — Снимите, пожалуйста, очки.

   — А?

   — Ваши очки, пожалуйста.

   — А-а-а...

   Агата стянула с носа очки. Все расплылось. С мгновение учитель смотрел на нее, потом сказал:

   — Понятно, — и, повернувшись к ней спиной: — Мур Екатерина.

   — Я!

   Сбитая с толку Агата села. Дьячко вновь ткнула ее линейкой.

   — Спорим, его предупредили о самой тупой ученице школы?

   — Отстань, — огрызнулась Агата.

   — …Ученики всегда спрашивают — почему мы, не маги, учащиеся обычной школы, должны штудировать курс магической истории, запоминать этапы развития магической науки, зубрить даты жизни выдающихся волшебников и древних войн?.. Магия — такая же составная часть нашей жизни, как искусство, литература… культура вообще. Без знаний — хотя бы элементарных — о состоянии магии в нашей стране и в мире в целом, я думаю, нельзя назвать себя не только образованным, но и взрослым человеком вообще…

   Келдыш знал, на какой крючок их подцепить. Агата огляделась. У одноклассников — особенно девочек — сияли глаза. А может, он просто всех зачаровал? Уж слишком необычная тишина стояла в кабинете. Агата нечасто сталкивалась с волшебниками, но слышала, что по их кодексу они не имеют права применять магию против человека, лишенного способностей. Разве что в исключительных случаях. А можно назвать исключительным урок в классе, состоящем из двадцати пяти оболтусов?

   — …для начала хотелось бы выяснить уровень ваших знаний. Мортимер, прошу вас!

   Чудом избежав очередного тычка дьячковской линейки, Агата пошла к доске. Она еще не подозревала, что с этого дня начинаются ее мучения…

   Добром это не кончится.

   Так решила Агата, увидев сиявшее огромными буквами объявление о Большом Школьном Бале.

   — Эй-эй-эй! — крикнула ей Дьячко, стоявшая под объявлением с красной шляпой в руках. — Мортимер! Не проходи мимо!

   Пришлось остановиться.

   — Ну что?

   — Тяни пару!

   — Какую пару?

   — У кого из девочек нет пары, тянут жребий. Парни набросали в шляпу свои имена.

   — Ни пуха им!..

   — Стой, Мортимер! Жаль, что тут нет преподавателей! — лицемерно вздохнула Таня. — А то бы ты вытянула своего любимого Квигли!

   — А я бы, — подхватила ее соседка по парте Элла Мельникова, — Игоря Келдыша!

   — Почему это ты? — фыркнула Дьячко. — Уж наверняка бы я!

   У подруг сделались такие мечтательные пустые лица, что Агате стало противно. Она дернула плечом, подтягивая тяжелую сумку.

   — Да не собираюсь я ни на какой ваш дурацкий бал!

   — Эй-эй, Мортимер! — мгновенно вернулась Таня с небес на землю. — Ты чего? У нас все рассчитано! Если ты не идешь, значит, какому-то несчастному придется тоже сидеть дома!

   — С чего ты взяла, что он несчастный?

   Длинноносая Инга зазывно тряхнула шляпой.

   — Тяни-тяни свою судьбу, Мортимер!

   — Ну, давайте! — нетерпеливо буркнула Агата. Ей еще надо было перед уроками успеть забежать в библиотеку. Она сунула руку в шляпу, пошуршала бумажками и вытянула одну. Молча отдала Дьячко. Таня развернула — и лицо у нее вытянулось. Подружки так поспешно придвинулись, что стукнулись лбами.

   — Кто? Ой...

   Все трое подняли глаза и посмотрели на Агату с одинаковым удивленным недоверием.

   — Кто там? — занервничала она.

   — Вуд, — медленно произнесла Дьячко. — Алекс Вуд.

   — Похоже, сегодня тебе свезло, Мортимер! — язвительно сказала Элла.

   — Это ему повезло! — буркнула Агата, снова поддернула сумку, развернулась и поспешно пошла прочь. Но не так быстро, чтобы не услышать мстительный голос Тани:

   — Это ему за то, что он не пригласил никого приличного! — Понимай — ее саму. — Сказал, пусть будет судьба. Вот ему и судьба! Танцевать с Мортимер, бр-р-р!

   Агата ускорила шаг, только сейчас осознав размеры катастрофы. Вуд! Алекс Вуд! Один из заводил параллели, парень, который крутил громкие романы то с одной, то с другой из самых красивых девочек школы. Ну что бы ему, в самом деле, не пригласить ту же лупоглазую Дьячиху!

   Она уже взялась за ручку приоткрытой двери библиотеки, как услышала знакомый резкий голос:

   — Повторяю — вы слишком безалаберно относитесь к своим обязанностям!

   У Банчи был необычно визгливый голос:

   — Насколько я понимаю, учитель Келдыш, вы, хоть и из столицы, назначены сюда не инспектором надзора за библиотеками, а таким же преподавателем, как и все остальные! А что касается выдаваемых старшеклассникам книг — каждая из них одобрена министерством образования и не представляет никакой опасности для ума и нравственности молодежи!

   — Я имею в виду книги из закрытого фонда...

   — ...а если вас что-либо не устраивает в давно сложившихся традициях нашей школы, обратитесь за разъяснениями к директору!

   Келдыш! Он и сюда добрался! Агата попятилась, но зацепилась лямкой сумки за массивную ручку, и дверь, страшно заскрипев, открылась. Собеседники обернулись.

   — Мортимер! — неприятным голосом сказала Банчи. Келдыш молчал. Агата неуверенно кивнула, отцепляясь от двери. Затопталась на пороге.

   — Я хотела... я позже...

   — Заходите же, Мортимер! — нетерпеливо сказала Банчи. Никаких тебе «Агата» или «моя девочка». Келдыш отступил от стойки, пропуская ее, но Агата спиной чувствовала его взгляд и оттого уронила на пол пару книг. Банчи, поджав губы, нервно перебирала карточки каталога. Агата подвинула к ней внушительную стопку.

   — Вот.

   Она скорее почувствовала, чем услышала, как Келдыш шагнул вперед, и отшатнулась, когда он схватил верхнюю книгу. Молча показал ее Банчи. Кинул на стол со стуком и стремительно удалился. Агата посмотрела. «Расширенная история магических войн». Чем он так недоволен? Ведь это же входит в его предмет!

   Банчи длинно вздохнула.

   — Иди на уроки, Агата. Сейчас будет звонок.

   — У вас неприятности?

   — Вовсе нет, с чего ты взяла? Просто мы с учителем Келдышем... разошлись во мнениях.

   — И теперь вы...

   Банчи посмотрела на нее зорким взглядом поверх очков.

   — И, разумеется, ты будешь продолжать брать книги из закрытого фонда, Агата. Как и все остальные. А теперь — беги!

   К концу дня Агата впала в тихую панику: весть о вытянутом жребии разнеслась по всей школе. Девочки смотрели с удивлением и насмешкой, многие — с завистью. Мальчишки то и дело принимались разглядывать ее с ног до головы и громко обсуждать, как она будет выглядеть в бальном платье. Правда, при Вуде все вели себя куда сдержанней и не решались высказать ему издевательские поздравления — кулаки у Алекса тяжелые. Сам Вуд был напряжен и зол и старался вообще не смотреть на Агату. Весь последний урок она таращилась в его широкую спину и напряженно думала, как бы подойти и сказать: мол, ладно, Вуд, успокойся, я тоже не хочу с тобой идти на бал, давай все переиграем?

   После звонка Агата задержалась, долго укладывая сумку и поглядывая на расходившихся однокурсников. Может, Вуд оглянется и подойдет к ней? Нет. Ушел. Ругая себя за то, что так и не решилась его окликнуть, Агата уныло побрела из класса.

   И в дверях столкнулась с Вудом.

   — Я тут линейку забыл, — бросил он.

   — А. Хорошо, — тихо сказала она, отступая. Вуд прошел, взял со стола линейку, глубоко вздохнул и повернулся.

   — Слушай... Знаешь... — одновременно начали они.

   Вуд замолчал и сделал жест рукой: продолжай, мол. Агата набрала воздуха и выпалила:

   — Знаешь, Вуд, я тоже не в восторге!

   Он открыл рот, закрыл и снова открыл:

   — Что?

   Агата поставила сумку на стол.

   — Может, это можно как-то переиграть?

   — Как? — с досадой спросил он, упираясь пальцами в парту. У Вуда красивые сильные руки и мускулистые плечи, и он любит носить открытые майки.

   — Ну... перетянуть жребий.

   — Жеребьевка окончена, Мортимер!

   — А почему ты... ну, не пригласил кого-нибудь сам?

   Он пожал плечами и засунул руки в карманы. Сказал просто:

   — Потому что дурак. Никак не мог выбрать. А почему ты сказала, что не в восторге?

   В голосе его послышалась обида — великий Вуд и представить не мог, что кто-то о нем не мечтает.

   Потому что ты задавала, хвастун, любишь выпендриваться и не обращаешь внимания на «сереньких мышек», могла бы объяснить Агата, но просто пожала плечами.

   — Я тебе не нравлюсь, ты мне тоже... Тогда что будем делать? Хочешь, я скажу, что заболела?

   — Ну да, — буркнул Вуд. — Чтобы все были с девчонками, а я, как лох, один?

   — Тогда что ты собирался мне сказать? — а она-то думала, у него есть план, как отвертеться!

   Вуд подбросил линейку. Поймал. Сказал, проходя мимо Агаты:

   — Хотел предупредить, чтобы ты надела на бал что-нибудь поприличнее, не эти обноски! Не хватает мне окончательно опозориться. Пока.

   И вышел, оставив Агату с открытым ртом.

   Обноски! Что бы понимал этот надутый индюк Вуд! Она любила вещи, которые ей шила бабушка — может, они были немножко старомодными, но такими... родными, теплыми — как вторая кожа.

   Агата сидела в ворохе одежды и уныло оглядывалась. Все ясно — ни на какой бал она не идет. Чтобы не опозорить его высочество Вуда.

   И саму себя.

   — О! — сказала бабушка. — Большая примерка?

   — У нас будет школьный бал, — уныло поведала Агата.

   Бабушка обрадовалась, да так сильно, что Агата удивилась: засмеялась, захлопала в ладоши.

   — Ты идешь на бал! Великолепно! На бал! А кто твой молодой человек?

   — Алекс Вуд с нашей параллели, но он не мой...

   — Алекс? Приятное имя! А он симпатичный?

   Агата представила Вуда: светлые волосы, синие глаза, ослепительная улыбка...

   — Да, — сказала коротко. — Но он вовсе не мой. Я его в жребий вытянула.

   Бабушка заморгала.

   — Да? Довольно странно! Так вот как теперь молодые люди заводят романы?

   — Ба-буш-ка! — сказала Агата, начиная свирепеть. — У нас нет никакого романа! Мы просто идем на бал.

   — Конечно-конечно, — сияя, согласилась бабушка. — Но бал есть бал, и ты будешь у меня самая красивая. Я сейчас же сажусь придумывать тебе платье!

   Этого-то она и боялась.

   — Знаешь, — осторожно начала Агата. — Не надо ничего такого... выделяющегося.

   — Чушь! — сказала бабушка. — Чешуистая чушь! Моя внучка идет на свой первый бал — и не должна «выделяться»!

   И, чуть ли не подпрыгивая, полетела в свою мастерскую придумывать Агате что-нибудь...

   Эдакое.

   — Эй, Мортимер!

   Агата постаралась придать лицу скучающее выражение и обернулась. К ней неторопливо шествовала Сирин Вуд. Сестра Алекса, старше их обоих на год. Под придирчивым взглядом синих — вудовских — глаз, Агате захотелось тоже оглядеть себя с головы до ног.

   — Та-ак, — сказала Сирин, — Это, значит, с тобой будет мой братец на балу? Н-да... не повезло ему.

   Агата вздернула голову:

   — Это еще надо разобраться, кому из нас не повезло!

   Она готовилась продолжить «обмен любезностями», но на красивом лице Сирин расцвела такая веселая улыбка, что Агата растерялась.

   — Да ладно! Знаю я Алекса — свинья порядочная — но все же он мой брат, и я хочу ему помочь. — Подумала и добавила: — И тебе.

   Агата замерла.

   — Как? Отравишь нас обоих?

   Сирин засмеялась:

   — Ну уж, не так радикально! Просто могу тебе посоветовать... знаешь — прическа, макияж, одежда...

   — А, — сказала Агата и замолчала. Про прическу и макияж она даже не вспомнила.

   — И еще. Ты не могла бы ходить слегка... попрямее?

   — Да я стараюсь, — Агата почти оправдывалась. — Только потом забываю.

   — И — обувь! — добавила Сирин, указывая безукоризненным пальчиком на ее плетеные босоножки. Агата тоже посмотрела вниз. Поставила ногу на пятку.

   — Что — обувь?

   — Мы не научим тебя ходить на высоких каблуках за такое короткое время. Но каблучок, хотя бы маленький, должен быть. Есть у тебя что-нибудь такое?

   — Ну да... кажется.

   — Так, — сказала Сирин деловито. — Встречаемся в субботу. В двенадцать дня. У тебя или у меня?

   — У меня, — сказала Агата, растерявшись. — Набережная, семнадцать.

   — Ну, пока, детка! Только смотри, никому ничего не рассказывай!

   Агата проводила взглядом постукивающую каблуками Сирин. Красивая, свободная, заводная... Что бы ей не быть такой? Агата заставила себя выпрямиться. Никому не рассказывай! Да кому она интересна!

   Агата всегда сворачивала на 1-ю Волшебную, когда возвращалась домой через Старый Город. Можно подумать, в городе есть еще 2-я Волшебная, 3-я и так далее! Улица расположена параллельно Троллейбусной, транспорт по ней не ходит — только пешеходы. Бабушка всегда ворчала, когда внучка утаскивала ее на Волшебную: «Ты как маленькая, право! Ну что ты там забыла?» А та была готова часами бродить по здешним удивительным магазинчикам.

   Агата тихонько шествовала мимо выпуклой линзы-витрины Самой Знаменитой Гадалки Города И Его Окрестностей Мадам Шендерович. Зайти погадать — чем обернется Большой Школьный Бал с Вудом? А вдруг мадам Шендерович предскажет ей какую-нибудь катастрофу? Например, что она в танце запнется за чью-то ногу и растянется в центре зала на виду у всех? Или выльет на белоснежную рубашку Вуда какой-нибудь коктейль? Агата остановилась, мрачно рассматривая себя в витрине: линза искажала, и нос выглядел не нормальным носом, а каким-то свиным рыльцем. Ну уж нет, хватит ей гадостей воображаемых. Если к этому прибавятся еще гадости предсказанные…

   Магазин магических игрушек — один из самых любимых. В детстве Агата часами простаивала у его витрин, представляя, как бы счастлива она была, если бабушка купит ей то, и то, и то… Бабушка ничего не покупала. В смысле, обыкновенных игрушек-то в доме была уйма, а вот волшебной — ни одной. Без объяснений. Агата, правда, умудрилась поломать пару маг-игрушек в детском саду и рассориться из-за этого со своей тогдашней подружкой Соней. Сонька наябедничала на нее воспитательнице. А ведь Агата даже поиграть не успела — просто взяла посмотреть, но игрушки почему-то перестали работать. Вызванная бабушка возместила ущерб и строго-настрого запретила внучке даже касаться волшебных игрушек.

   Может, потому Агату до сих пор и тянет в игрушечный магазин. Ничего, в летние каникулы подработает в библиотеке и купит… ну, например, вот этот набор светящихся планет со звездами — они будут летать и кружиться в темноте спальни, а она будет смотреть и представлять, что летит сквозь космос. Или Магический Кристалл — в него смотрят перед каким-нибудь важным событием, а потом по инструкции разгадывают смысл увиденного. И еще… Агата со скорбным вздохом оторвалась от витрины. Ничего не изменилось. Она, как и в детстве, хотела всё.

   Следующая остановка традиционно в Лавке Духов Эсмеральды. Удивительный аромат разносился далеко по улице. Дразнил, ластился и притягивал. Почему-то даже больные аллергией на пыльцу растений чувствовали себя прекрасно в облаке запахов, окутывающих лавку, пропитавших каждую трещинку балок, стен и деревянных ступок, в которых хозяйка измельчала сухие корешки, цветы и кору деревьев. Агата бродила между стеллажей, разглядывая плотно закрытые стеклянные банки с подписанными по-латыни названиями (Эсмеральда закончила столичный Ботанический университет, чем очень гордилась). Под потолком, на темных дубовых балках, висели связки сушеных трав. Говорят, Эсмеральда никогда не повторяется, потому что каждые духи создает под определенного человека. Агата улыбнулась хозяйке поверх головы толстушки в красном, навалившейся всеми своими грудями и животами на прилавок. Эсмеральда кивнула в ответ.

   — ...он говорит, вы так пахнете, Мария, — доверительно говорила толстушка, — я по вам просто с ума схожу! Нельзя ли как-то усилить эффект, Эсмеральдочка? Чтобы подействовал побыстрей?

   — Что вы, Маша, — ответила хозяйка. У нее был очень уверенный, низкий, почти мужской голос. — В этих случаях лучше не дожать, чем пережать. Потерпите с недельку, я буду не я, если он не явится к вам с предложением. А уж с каким предложением и примете ли вы его — сами мне потом расскажете.

   — Но, Эсмеральдочка, нельзя ли как-то закрепить? Чтобы он только обо мне и думал? Я заплачу́…

   — Маша! — повысила голос хозяйка. — Сколько вам говорить? Я не торгую приворотным зельем! Так же как и отворотным, ядами и прочими цыганскими штучками! Я делаю духи!

   Посетительница испуганно оглянулась, увидела Агату и понимающе закивала всеми своими подбородками.

   — Да-да, конечно, я знаю, Эсмеральдочка! Так я зайду к вам через недельку?

   — Буду рада, — с любезностью отозвалась хозяйка. Едва Маша направилась к двери, Эсмеральда выразительно закатила черные глаза. Агата несмело фыркнула. Посетителей больше не было. Эсмеральда, напевая, растирала что-то в деревянной ступке.

   — Мэр заказал духи для своей дочки. Она выходит замуж, ты слышала?

   Агата выглянула из-за стеллажа с кореньями. Некоторые из них напоминали крошечных человечков или чертиков. Она никогда раньше не беседовала с владелицей лавки. Только здоровалась.

   — Да?

   — Он хочет, чтобы дочь пахла розами, — хозяйка фыркнула. — Розами, представляешь?!

   — Да? — осторожно повторила Агата. Она не видела ничего оскорбительного в том, чтобы пахнуть розами.

   — Она — как наливное яблочко, тугое, спелое, сладкое. Яблоко августа, понимаешь? И она будет пахнуть августом! — твердо объявила Эсмеральда. Не глядя, запустила руку в банку рядом с собой и щедро сыпанула в ступку. — Если мэр будет недоволен, заплатит жених, или я буду не я! У парня-то нюх получше… А ты что себе ничего не заказываешь?

   — Я? Ну, я не знаю…

   — Часто приходишь, смотришь, и не заказываешь.

   — А вы и вправду не торгуете приворотным зельем? — зачем-то спросила Агата. От стеснительности она часто ляпала что-нибудь неожиданное — даже для себя самой. Эсмеральда подмигнула ей черным блестящим глазом.

   — Неужто надо?

   Агата совсем смутилась:

   — Да нет, я так просто спросила…

   — Ой-ой-ой, я догадываюсь! Большой Бал, так?

   — Да…

   — И мальчик? — проницательно спросила хозяйка.

   — Ну… да.

   Рука с пестиком двигалась все медленней, пока не замерла совсем. Агате казалось, что женщина смотрит даже не на нее — сквозь, словно прислушивается к чему-то. Пестик вновь задвигался, а хозяйка сказала уверенно:

   — Не нужно тебе никакого зелья! Сердце твое не задето, только гордость, а гордости запах не нужен. А вот духи… говорю тебе — духи нужны.

   У Агаты было немного денег — бабушка дала на сумочку для платья. Но сумка ей ни к чему, а вот Эсмеральдины духи… У многих девочек класса они уже есть, а чем она хуже?

   — А сколько?..

   Эсмеральда подмигнула:

   — Школьникам и студентам скидка! Мы сделаем тебе совсем маленький флакончик, который можно засунуть даже в бюстгальтер. Ну что?

   Агата решительно кивнула.

   — Не так, — поправила хозяйка, — скажи: «Эсмеральда, сделай мои духи»!

   — Эсмеральда, сделай мои духи…

   — И сделаю, я буду не я! — хозяйка бросила пестик, вытерла руки цветастым фартуком. — Хотя я никогда не занимаюсь двумя ароматами сразу, так захотелось сделать твой, даже нос зачесался! Подождет мэрова дочка! Ну-ка, дай я на тебя посмотрю! Повернись, повернись, только медленно.

   Агата повернулась. Эсмеральда стояла перед ней, подбоченившись. Пестик за ее спиной продолжал самостоятельно толочь ароматную смесь.

   — Никаких пряностей, — твердо заявила хозяйка. — Даже ванили!

   — А?

   — Подойди и наклонись.

   Агата послушалась. Эсмеральда легко вздохнула, потрогала ее волосы. Зачем-то подержала Агатины руки. Мозолистые, коричневые от трав и пряностей пальцы скользнули по голубой ве́нке предплечья.

   — Немного печали — не тоски, а тихой грусти, — задумчиво сказала Эсмеральда. — Ожидание, от которого сладко ноет сердце… Не расцвет, лишь предощущение расцвета… Апрель. Вечер апреля. Синий апрельский вечер, я буду не я! Жди!

   Резко повернувшись — взметнулись шелковые широкие юбки, зазвенели браслеты и многочисленные цепочки — хозяйка исчезла в глубинах магазинчика. Агата села у прилавка, подперла голову рукой и стала следить за усердным пестиком. Интересно, а если не отменить заклинание, он так и будет работать, пока не протрет ступку до дыр? Агата осторожно взялась за ручку пестика. Тот на мгновение замер, точно приноравливаясь к новой руке, а потом невозмутимо продолжил работу. Где-то вдалеке бормотала Эсмеральда:

   — Лавандовое масло, да-да-да… и ландыш… и больше никаких цветов, нет… Синий топаз… хотя глаза у нас зеленые, но изумруд — камень тридцатилетних, а у нас апрель… и вечер-вечер… синие тени…

   Наверно, так сочиняют стихи и пишут книги. И еще бабушка выдумывает фасоны для своих клиенток. Агате стало грустно — так ее ничто не захватывает. Разве что чтение книг. Но ведь их тоже придумывают другие.

   — Вот! — торжественно объявила Эсмеральда, являясь из ароматного сумрака. Несла в пальцах крошечный флакончик — такие в парфюм-магазинах называются «пробниками» — правда, с золоченой фирменной крышечкой. Агата осторожно приняла его, полюбовалась переливающимся синим содержимым, с трепетом открыла крышку. Вдохнула — и…

   — Да они же ничем не пахнут!

   Эсмеральда готовно кивнула, расплывшись в яркой крепкозубой улыбке.

   — Конечно! Это же твой запах! С тебя, как со школьницы, сотня!

   Агата прижала крышечку и медленно полезла за кошельком. Она могла бы на эти деньги купить пять таких пробников в обычном парфюмерном магазине. Говорили, что все волшебники надувают, но не так же нагло, честно и весело глядя в глаза! Никогда больше не приду сюда, подумала Агата, чуть не плача. И вообще больше на Волшебную улицу ни ногой!

   — И не надо меня благодарить! — победно воскликнула Эсмеральда, вновь берясь за пестик — он уже устал, наверное. — Придешь, расскажешь после Большого Бала! А если сильно влюбишься, приходи, добавим еще нотку к твоему аромату.

   И вновь весело подмигнула. Как у нее только мышцы лица не болят, сердито подумала Агата и решила с Эсмеральдой не прощаться. Правда, та не заметила ее невежливости, потому что в дверь ввалились сразу три покупательницы.

   Агата быстро шагала по 1-й Волшебной. Чтобы она еще хоть раз сюда пришла!..

   — Ах, Мориарти, как хорошо, что я тебя встретил!

   — Мортимер, — привычно поправила Агата, останавливаясь. Доктор Фейерверкус энергично отмахнулся острым подбородком.

   — Ах, это все равно печальная фамилия! Ты можешь подержать все это, девочка?

   Агата машинально приняла из рук Фейерверкуса растопыренный сверток петард, бомбочек и разноцветных мешочков.

   — Куда вам столько?

   Тот радостно засмеялся, хлопая обожженными ресницами:

   — Но как же! Большой Бал! Обещаю, это будет Нечто!

   Доктора Фейерверкуса, конечно, звали не так. Он замдиректора школы по внеклассной работе, но больше всего обожает делать фейерверки. Самые лучшие в городе. Цветы и букеты — «пфф, какой примитив»! Драконы, зодиакальные созвездия, сцены из сказок — вот настоящее мастерство, говорил он. Агата была с ним согласна. Второй волшебник в их школе (первой была Трускинковская, учитель домоводства) считался у учеников маленько тронутым, но все его любили. А может, пожаловаться ему на Эсмеральду, вдруг он ее приструнит? Да нет, стыдно, скажет — зачем тогда деньги отдавала?

   — Конечно, наш молодой столичный маг подал мне несколько свежих идей…

   Ей надо было кидать все и бежать, едва она услышала слово «столичный». Агата подперла подбородком норовящие выпрыгнуть из рук петарды.

   — Кто?

   — Николай, смотри, что я здесь обнаружил!

   Агата согнулась от неожиданно потяжелевшего свертка. Выскочивший из лавки Келдыш торжествующе потрясал красным бумажным пакетом. Один взгляд на нее — и улыбка угасла.

   — Вы?

   — Здравствуйте, учитель, — обреченно сказала Агата.

   — Виделись.

   — Ну-ка, ну-ка, что тут у нас? — ворковал Фейерверкус, засовывая в пакет длинный нос. — О, иллюминион! Ты просто клад, Игорь! Подождите секундочку, я забыл поставить печать на чеке! Бухгалтер меня убьет!

   И исчез за разноцветными дверями лавки. Проклятый сверток разваливался на глазах. Агата обхватила его из последних сил — стоит выскользнуть хоть одной петарде, за ней последуют все остальные. А за этим последуют комментарии Келдыша. Дернул же ее черт пойти сегодня на Волшебную! Сначала Эсмеральда, теперь этот вот…

   — …столичный маг, — пробормотала Агата в свертки, но Келдыш услышал.

   — Да, я маг. Вас что-то не устраивает, Мортимер?

   — Нет-нет, — быстро отозвалась Агата. Покосилась. Келдыш стоял в двух шагах от нее. Сосредоточенно рассматривал улицу. Это он чтобы на меня не смотреть, подумала Агата, очень я ему не нравлюсь! Ну и пожалуйста! Скорей бы только Фейерверкус вернулся. Интересно, а чем отличаются маги столичные от магов провинциальных? Кроме зловредного характера, конечно?

   Она видела, что Келдыш пару раз повел носом. Сказал в ее сторону:

   — Были у Эсмеральды?

   Агата моргнула. Наверно, за время пребывания в парфюмерной лавке запахами пропиталась не только ее одежда, но даже — она ткнулась носом в свое плечо — даже кожа. Как будто Агата только что вылезла из ароматной ванны.

   — А вы ее знаете?

   — Эсмеральда Иванова — знаменитый парфюмер, — сухо проинформировал Келдыш. — Ей делают заказы даже жители столицы.

   Конечно, она не надувает их, как нас, местных дурачков…

   — Вы заказали свои духи? — неожиданно спросил Келдыш.

   — Да.

   — Я хочу посмотреть.

   А я не хочу вам показывать, мысленно огрызнулась Агата. С облегчением кивнула на растопыренный сверток.

   — У меня руки заняты.

   — А, это, — небрежно сказал Келдыш. Щелкнул пальцами, и петарды все-таки выскользнули у нее из рук. Дисциплинированно сложились по размерам в аккуратный сверток, перевязались подарочной ленточкой и подплыли к Келдышу. Келдыш взял ленточку, точно придерживал воздушный шар. Протянул ладонь к открывшей рот Агате, напомнил нетерпеливо:

   — Духи!

   Еще раз щелкнет пальцами — и «духи» радостно выпрыгнут из сумки прямо ему в руку… Агата отдала флакон и отвернулась. Ну вот, сейчас опять услышит, какая она дура — и поделом на этот раз.

   Пауза.

   Келдыш сказал:

   — Та-ак…

   Агата поглядела. Учитель водил закрытым флакончиком под носом, как заправский специалист по запахам. Ресницы его были полуопущены. Он что, и правда, что-то чует?

   — Я считал, что Иванова никогда не ошибается… — вдох. — Но на этот раз…

   Вдох. Келдыш из-под ресниц взглянул на Агату.

   — Что?

   Он не притворялся. Значит, духи и вправду пахнут? Значит, она зря обижалась на Эсмеральду?

   — Здесь не хватает горечи, — неожиданно сказал Келдыш. — Много горечи. Эсмеральда ошиблась. Возьмите.

   Агата взяла флакон бережно — гораздо бережнее, чем кидала его в сумку в лавке. Надо дать понюхать бабушке. Ох, ну надо же, он еще и по духам специалист великий! Чего хватает, чего не хватает…

   — Вот и все! — из лавки вылетел растрепанный Фейерверкус. — Все упаковано, все оплачено, все проштемпелевано! Идемте?

   — Нет, — поспешно сказала Агата, отступая. — Я еще здесь… погуляю.

   — Понятно-понятно! — кивнул Фейерверкус. — Дела девичьи, так? Спасибо, Мориарти.

   — Мортимер! — поправили одновременно учитель с ученицей. Келдыш поморщился:

   — Идем, Николай.

   Агата побрела в противоположную сторону, хотя туда ей было не надо. Оглянулась. Волшебники шли по Волшебной улице: над головой Келдыша плыл сверток, Доктор Фейерверкус подпрыгивал на ходу, размахивал руками, что-то оживленно рассказывая. Чуть ли сам не пускал искры. Ему явно нравился его столичный собеседник. Всем он нравился.

   Кроме нее, Агаты.

   Да теперь еще и Банчи.

   — Ах, какая милая у тебя подруга! — одобрила бабушка. — Красивая, вежливая.

   У Агаты не хватило духу сказать, что Сирин никакая ей не подруга.

   — И... — сдвигая очки на лоб, Лидия оглядела внучку. — Надо признать, она хорошо поработала. А какие у тебя умопомрачительные духи! Не забыть поблагодарить Эсмеральду. Я все считала тебя малышкой, а ты совсем взрослая девочка. Придется купить тебе набор косметики. И обязательно расспроси Сирин, как она умудрилась справиться с твоими волосами.

   Агата рассматривала себя в зеркало — то так, то эдак. Когда Сирин колдовала с ее лицом, казалось, она не оставит ни единого живого места. Агата подумывала даже все смыть, едва за Сирин закроется дверь. Но сейчас ей совсем не хотелось умываться. Тональный крем скрыл все неровности кожи. На бледных щеках — золотистый румянец. Глаза обведены зелеными и золотисто-коричневыми тенями и видны даже за очками, рот, казалось, стал еще больше, но это его совсем не портило — яркие губы то и дело растягивались в подрагивающей улыбке. На волосы Сирин извела целый флакон лака, и они стали неприятно жесткими и неживыми, зато спускались с плеч блестящей красивой волной.

   Агата смирилась и с платьем. Цвет ей шел, а фасон... Не заставлять же бабушку отпарывать лишние, на ее взгляд, кружева. Тем более сейчас, когда бабушка застыла в совершеннейшем восторге.

   — Принцесса! — воскликнула она. — Настоящая принцесса!

   Агата криво улыбнулась — плохое начало! Она явно выглядит по-дурацки. Бабушка вдруг встревожено завертела головой.

   — Мы забыли! Где они? — Наклонилась, заглядывая под стол, застеленный достающей до пола бархатной скатертью. — Да где же они?!

   — Кто? Что ты ищешь?

   — Твои хрустальные башмачки!

   Агата рассмеялась, бабушка тоже. За окном засигналили, и Агата вздернула палец:

   — О! Прибыла моя тыква! Я побежала, а то еще придется мне гнаться за принцем!

   Прислонившийся к стене у двери подъезда Алекс, насвистывая, протянул Агате маленький букетик:

   — Привет, Мортимер!

   — Добрый вечер, — пробормотала Агата. Под его взглядом пригладила ткань на боках. Поправила кружева на глубоком вырезе. Тонкую лямку платья. Рука взметнулась к волосам, но тут уж Вуд перехватил ее запястье.

   — Не трогай! Неплохо, совсем неплохо. Я не ожидал, что у Сирин что-нибудь получится.

   Этот недоделанный комплимент привел Агату в чувство.

   — Это ты ее подослал?

   — Сама проявила инициативу. Не хотела, чтобы ненаглядный братец опозорился и ее опозорил. Садись, поехали.

   Агата уселась на переднее сиденье машины, расправила длинный подол и перехватила взгляд Вуда. Сказала, почти оправдываясь, вновь касаясь кружев:

   — Бабушка любит романтичный стиль...

   Вуд завел машину и сказал:

   — Вообще-то я удивился, что у тебя, оказывается, есть грудь!

   И рванул с места, безмятежно бросив:

   — Расслабься, детка!

   Ничего себе — расслабься! Чем ближе они подъезжали к танцевальному залу, тем больше Агата вжималась в сиденье, представляя дальнейшее. Бал. С танцами. С Вудом. И все наверняка будут смотреть на них, потому что Вуд — звезда. Она точно начнет спотыкаться о собственные ноги! Зачем это ей было надо? Сказалась бы больной и сидела себе дома с книжкой и подушкой в обнимку — привычно, уютно, тепло...

   Безопасно.

   Если б Алекс хоть что-то говорил, она бы перестала себя накручивать. Но Вуд только насвистывал, иногда поглядывал на нее и улыбался. А сама Агата не знала, как начать разговор. О чем вообще говорят с мальчиками? Не о прочитанной же вчера книжке? Дорога все длилась и длилась, Агата даже на часы на всякий случай взглянула — всего-то пятнадцать минут прошло. А ей уже начало казаться, что они давно вырвались за пределы города и приближаются к столице!

   Подъехали. Агата посидела, медленно расстегнула ремень и увидела протянутую руку Алекса.

   — Выходи! — приказал он сквозь зубы.

   — А. Хорошо. — Она неловко вылезла из низкой машины. Вуд быстренько подхватил ее под локоть, словно боясь, что она удерет — да Агата и правда уже готова была это сделать, если бы ноги так не дрожали. Они начали подниматься по лестнице, и Агата вдруг представила, что сбегает по этой лестнице вниз под бой часов полуночи... Только вот никакой принц не кинется за ней сломя голову вдогонку.

   Вуд улыбался по сторонам своей обычной ослепительной улыбкой, небрежно приветствуя стоявших на ступеньках школьников. Агата ловила взгляды — любопытные, оценивающие. Удивленные. Смеющихся не было. Даже у трех неразлучных подружек, приветствовавших хором: «Здравствуй, А-алекс!», лица скорее вытянулись, чем расплылись. И Агата сразу почувствовала себя уверенней — видимо, она и вправду не слишком скверно выглядит.

   Народу в зале было много — и из других школ тоже — но и здесь Вуда то и дело окликали, здоровались, останавливали.

   — Что будешь пить? — спросил он Агату.

   — Сок.

   Вуд фыркнул.

   — Да ну! Я же сказал — расслабься. Выпей коктейля.

   — Ну... ладно, — с сомнением сказала Агата. — Только не очень крепкий.

   Алекс растворился в толпе. Агату немедленно толкнули, потом наступили на ногу, пихнули локтем... Следовало сменить дислокацию. Агата огляделась и, лавируя между оживленно разговаривающими школьниками, отошла и прислонилась спиной к прохладной колонне. Поправив очки, принялась рассматривать фланирующих по залу ровесников. На большинстве ребят пиджаки сидели так, словно они одолжили их у отцов. Зато девушки... Вечерние платья длинные. Вечерние платья крохотные. С открытыми плечами, шеей, грудью. Закрытые по самое горлышко, но зато с огромным вырезом сзади или разрезом сбоку. Органза, шелк и кружева, кружева... Агата вновь взбодрилась — оказывается, бабушка знала, что делала.

   Как обычно.

   Большинство мальчиков рядом с этими девушками выглядели просто... мальчиками.

   Агата повернула голову и увидела неподалеку группу преподавателей. У нее было ясное ощущение, что за миг до того Келдыш смотрел на нее, но сейчас он беседовал с учителем рисования Квигли. Это им девчонки постоянно дразнили Агату. Агате было его часто просто жалко — он так боялся своих учеников! И сейчас она сравнила его нелепую сутуловатую фигуру в мятом пиджаке с вечной перхотью на плечах и подтянутого историка, одетого, как обычно, во все черное. Кстати, в школе уже пошла мода «по Келдышу» — многие мальчики и девочки резко сменили свои любимые цвета на мрачный черный. Сердясь неизвестно на что или кого, Агата принялась искать глазами запропастившегося Вуда.

   — Веселитесь, Мортимер?

   Вздрогнув, она посмотрела на идущего мимо Келдыша и не успела ничего ответить. От черного шелка рубашки или неяркого освещения в зале учитель казался бледнее обычного. Хорошо, что он не остановился доставать ее своими придирками, а вышел в открытые двери террасы.

   Минут через десять она уже об этом жалела. Вуд все не возвращался, а среди стоявших или проходивших мимо не было ни одного знакомого лица. Даже преподаватели куда-то подевались — наверное, пошли исполнять свою церберскую службу. У Агаты начала кружиться голова. И это — бал, которого все так ждали? Из открытой в парк двери тянуло свежестью. Агата вышла на мягко освещенную террасу. Сиденья еще были пусты, внизу, в темном парке, стрекотали кузнечики. Агата поглядела на звезды, прислушалась к гулу, доносившемуся из зала, и спустилась по ступенькам. Здесь было еще лучше. Никого нет, свежо, пахнет ночными цветами. Может, пойти домой? Вряд ли Вуд разозлится — он просто забыл про нее.

   Она прошлась по дорожке до небольшого журчащего фонтана. Платье тихо шелестело, задевая траву. Постояла, глядя на серебристые струи воды. И повернула голову, услышав странный звук. Поодаль, на одной из скамеек, кто-то сидел. Агата попятилась, собираясь уйти. И остановилась, когда звук повторился.

   Уж слишком он походил на стон.

   — Эй... — осторожно позвала Агата. — Эй, кто там?

   Тишина. Агата осторожно двинулась вперед, готовая в любой момент кинуться наутек.

   — Эй... вам что, плохо?

   Человек сидел неподвижно, наклонившись вперед, и обхватив себя за плечи. Белые пальцы резко выделялись на фоне черной одежды. Агата сделала еще шаг и замерла.

   — Келдыш? — сказала неуверенно. — Учитель Келдыш?

   Журчание воды — и тяжелое дыхание сидящего перед ней человека. Он не поднял головы, но из-под прядей темных, свесившихся на лицо волос, блеснули глаза. И закрылись.

   — Учитель?

   Если б он сказал хоть слово, она бы немедленно удрала обратно в зал. Но Келдыш так же молча откинулся на спинку скамьи — и лицо его попало в полосу света. Бледное, мокрое от пота, с зажмуренными глазами, оскаленным ртом, из которого со свистом вырывалось дыхание... Сейчас бы никто не назвал его красивым.

   — Вам плохо? — Агата шагнула к нему и бестолково затопталась на месте. — Что с вами? Я сейчас кого-нибудь позову!

   Рука взметнулась и, схватив ее за запястье, резко дернула — так, что, ойкнувшая Агата шлепнулась на скамейку рядом.

   — Сидеть! — хрипло приказал Келдыш. Так как он и не подумал отпустить ее, Агате оставалось только беспомощно наблюдать, как он корчится от боли. Больше учитель не позволил себе ни звука, и от этого было еще страшнее — она сама на его месте уже орала бы благим матом. Через некоторое (ей показалось, очень долгое) время его дыхание начало выравниваться. Разжались пальцы. Потирая запястье, Агата тут же вскочила.

   — Я же сказал — не надо никого звать!

   Агата оглянулась. Келдыш даже не открыл глаз.

   — Я сейчас, — торопливо сказала она. Смочила в фонтане платок, вернулась, и начала осторожно вытирать его лицо. Келдыш вздрогнул, попытался отстранить ее — но теперь уже он был слишком слаб для сопротивления. Агата расстегнула ворот рубашки и положила влажный платок ему на грудь. Келдыш повернул голову на спинке скамьи. Сказал негромко:

   — Мортимер, я ведь могу завтра возненавидеть вас за то, что вы здесь оказались.

   — Ну... вам и стараться не придется особо, — утешающе заметила Агата. Что это? Смешок? Тело Келдыша содрогнулось от эха уходящей боли. Агата озабоченно вгляделась в его лицо.

   — Вы ведь не умираете, нет? — спросила жалобно.

   Келдыш хрипло рассмеялся:

   — И не надейтесь!

   — Хотите воды?

   — Не сейчас.

   — Что это было? Вам правда не надо никакой медицинской помощи?

   — Все, что мне надо, — посидеть еще с полчаса в неподвижности.

   И в тишине. Наверное, она должна уйти. Агата медлила. Келдыш заговорил сам, не открывая глаз:

   — Вы выглядите сегодня совсем взрослой.

   Морщины боли у его рта и между бровей постепенно разглаживались.

   — Сколько вам лет?

   Между прочим, давно уже мог выучить возраст своих учеников! Агата почему-то сказала правду:

   — Не знаю.

   Пауза.

   — Как это?

   Агата расправила платье на коленях.

   — Бабушка называет это «плавающий год рождения». Выжившие мамины-папины знакомые почему-то путались в датах. Когда меня нашли, я еще не умела разговаривать. Решили, что мне не больше двух лет. А мой день рождения теперь день, когда бабушка меня нашла.

   — Два года плюс-минус... — отсутствующе произнес Келдыш.

   — А?

   — Странно, что бабушка не знает год рождения своей внучки.

   — Я... они с мамой были в ссоре. Бабушка узнала, что я существую, только после войны, от друзей. Поехала искать меня в столицу.

   — И нашла, — сказал Келдыш со странной интонацией. — У мадам Мортимер всегда был дар отыскивать потерянные вещи.

   Агате не понравилось сравнение с вещью, но тут же ее отвлекло другое:

   — Так вы знаете бабушку?

   — Железную Мортимер? Кто же ее не знает... — рассеянно заметил Келдыш. Из зала доносилась музыка. Келдыш повернул голову и поглядел на Агату.

   — Вы сегодня с кем?

   — С Вудом.

   — А. Местный принц! — Келдыш, поморщившись, поднялся на сиденье повыше. — Тогда поспешите, Мортимер. Он, наверное, с ног сбился, вас разыскивая.

   — А вы... как вы?

   — Выживу. Идите, Мортимер, идите, — сказал нетерпеливо, видя, что она мнется. — Дайте мне уже отдохнуть от вашего благотворного присутствия.

   Да. И вправду оживает. Вновь начал говорить витиевато и обидно. Агата нерешительно побрела навстречу музыке.

   — Мортимер!

   — А?

   — Думаю, нет нужды предупреждать, что вы ничего не видели?

   — Нужды нет. Но вы предупредили, — отозвалась Агата. Келдыш махнул рукой — прощание? Раздраженная отмашка?

   Агата, отойдя, вновь оглянулась:

   — Передать бабушке привет от вас?

   — Лучше не надо, — сказал он, вновь закрывая глаза. — Она не обрадуется.

   — Вот ты где! — сказал Вуд, протягивая ей высокий бокал. — Я тебя искал.

   Ага, обыскался, прямо с ног сбился! Пока не переговорил со всеми своими бесчисленными друзьями-подружками, и не вспомнил о ее существовании!

   — Ты танцевать-то умеешь? — спросил Вуд.

   — Немного, — осторожно ответила Агата...

   — Ну, — удовлетворенно подвел итог Вуд — уже возле ее дома, — все прошло не так уж плохо. А ты боялась.

   Боялся-то прежде всего он.

   — Неплохо, — согласилась Агата, выходя из машины. Во второй половине вечера она уже устала и заскучала. Хорошо хоть Доктор Фейерверкус не подкачал. — Пока, Вуд.

   Алекс привстал на сиденье. Он казался удивленным.

   — Куда это ты?

   — Домой, — тоже удивилась Агата.

   — А как насчет пообжиматься в машине?

   — Нет, — сказала Агата быстро. Наверное, невежливо так резко отвечать на столь лестное предложение, поэтому она добавила: — Уже поздно, бабушка волнуется.

   — Ма-аленькая Мортимер, послушная Мортимер, — пропел Вуд, двигаясь на сиденье. — Ну, тогда поцелуй на прощанье!

   Агата подумала, наклонилась — Вуд привстал и неожиданно притянул ее к себе. Мужественно вытерпев прикосновение его губ, языка, Агата отступила, подавив желание вытереть рот. Вуд смотрел с интересом, как будто провел какой-то удачный эксперимент. Агата выдавила: «Пока», и, скрывшись в подъезде, все же тщательно вытерла губы.

   — Ну как? — спросила бабушка. Агата пожала плечами. Голова слегка кружилась от трех выпитых коктейлей.

   — Нормально.

   — Это не ответ, дорогая моя. Твоей старенькой бабушке хочется знать все-все!

   — Ладно, — сказала Агата, зевая. — Задавай вопросы, а то я не знаю, что говорить.

   — Есть хочешь?

   — Немного.

   — Иди умойся, а я подогрею.

   Расправляясь с ужином, Агата добросовестно рассказывала, кто был, в каких нарядах, какая музыка играла, какие танцы и с кем танцевала, о чем говорили и что пили. Под конец поняла, что расписала все гораздо лучше, чем было — но пусть бабушка порадуется.

   — Этот... Вуд, — сказала бабушка, подвигая поближе варенье, — он тебе нравится?

   Агата облизала ложку.

   — Ну... он многим нравится.

   — А тебе?

   — Ну... не знаю. Думаю, после сегодняшнего вечера он ко мне и близко не подойдет.

   — Трудно поверить! — неожиданно подмигнула бабушка. — Девочку, которая не нравится, так не целуют!

   Агата едва не уронила ложку.

   — Бабушка, ты подглядывала!

   Та ничуть не смутилась.

   — А как же я иначе узнаю, с кем общается моя внучка?

   — Ну и как он тебе? — небрежно спросила Агата.

   — Неплох, совсем неплох. Но ты достойна самого лучшего, помни это.

   Бабушка взяла посуду и величественно пошла ее мыть. Агата смотрела в ее прямую спину. «Железная Мортимер»? Внучка была почти на голову выше. Седые, чуть волнистые волосы Лидия Мортимер зачесывала за уши, из косметики пользовалась только неяркой розовой помадой, любила шелк в мелкий цветочек и строгие деловые костюмы. От нее всегда хорошо пахло. Домом, уютом, теплом, булочками с корицей и ванилью. У нее были мягкие руки и мягкая улыбка — особенно, когда она смотрела на Агату.

   Железная Мортимер!

   Агата фыркнула.

   — Что такое? — тут же отозвалась бабушка.

   — Да так, вспомнила...

   — Итак, подведем итоги. Я просмотрел ваши сочинения. Некоторые настолько хороши, что я даже удивлен.

    Как всегда стремительно вошедший в класс Келдыш небрежно бросил папку с сочинениями на стол. Прислонился к нему спиной и, скрестив на груди руки, обвел школьников зоркими глазами. Агата видела его первый раз после Большого Бала. Похоже, учитель был уже совсем здоров.

   — Особенно проработанной оказалась тема последней Магической войны.

   У Агаты внутри что-то дрогнуло. Успокойся, принялась уговаривать себя, ведь ему очень не понравился твой интерес к Магическим войнам...

   — Думаю, — тут Келдыш сделал вескую паузу, — я смогу свозить лучших на выходные в столицу…

   По классу пронесся гул.

   — ...чтобы вы собственными глазами увидели все то, о чем так убедительно писали. Итак, это будут...

   Он обвел замерший класс смеющимся взглядом.

   — Дьячко!

   — О-о-о!

   — Вуд!

   Агата посмотрела на Вуда — тот откинулся на спинку стула, важно пожимая протянутые руки соседей.

   — Фейхман!

   Маленький шустрый чернявый Марк просто запрыгал на стуле.

   — Кисова!

   Полная медлительная Ирма заулыбалась на все стороны. Агата невольно улыбнулась в ответ.

   — И... Мортимер.

   Наступила тишина. Агата чуть было не начала вставать.

   — Я? — спросила глупо.

   Келдыш смотрел холодно.

   — Я вдруг начал невнятно изъясняться, или вы с трудом вспоминаете собственную фамилию?

   — Я... ну... — и Агата закрыла рот, чтобы больше ничего не ляпнуть.

   Келдыш с издевательской вежливостью подождал продолжения, но не дождался и продолжил сам:

   — Все вышеназванные должны принести завтра письменное согласие родителей или опекунов. Поездка запланирована на два дня, и я обещаю сделать все, чтобы она была для вас нелегкой.

   Мог бы этого и не говорить, уныло размышляла Агата. Оставалась надежда, что бабушка не согласится.

   Но бабушка согласилась.

   — А этот твой мальчик, который не твой, тоже едет?

   — Угу. И Дьячко. И еще двое.

   — И ваш новый учитель? Но это прекрасно! Конечно, поезжай. Компания молодая, развеешься, посмотришь столицу, наконец. Мы с тобой никогда туда не ездили.

   — Может, как-нибудь потом, лучше с тобой, — пробормотала Агата.

   — Чушь! — отрезала бабушка. — Чешуистая чушь! Всю жизнь за моей юбкой не просидишь. Пошли смотреть, что возьмешь с собой...

   В результате в субботу утром Агата стояла на вокзале, сиротливо оглядываясь и обнимая спортивную сумку. Она с трудом отговорила бабушку от проводов, а из-за нелюбви опаздывать приехала слишком рано. Вторым прибыл Келдыш. «Вижу, Мортимер, вы пунктуальны», — сказал он таким тоном, словно это был очередной ее тяжкий грех. Последней прибежала Дьячко, волоча за собой внушительный чемодан на колесиках. Вуд присвистнул:

   — И когда ты собираешься все это надеть? Будешь переодеваться каждые пять минут?

   Дьячко глянула злобно, но ругаться со звездой не решилась. Вместо этого чувствительно толкнула Агату:

   — Встала, раскорячилась, как корова, пройти не дает!

   — Сама ты... — тихо сказала Агата.

   — Доброе утро, учитель! — уже соловьем заливалась Таня. — Так спешила, вы не представляете, какие пробки...

   Агата хмыкнула — ну надо же, пробки ей в шесть утра!

   В автобусе почти все места были свободны. Агата устроилась у окна, подальше от одноклассников. Доставая книжку, бросила взгляд через проход и сморщилась — уж лучше бы Дьячко! Учитель аккуратно укладывал наверх свою синюю сумку. Сел, задернул шторку и положил на колени ноутбук. Агата подумала-подумала и решила, что пересаживаться сейчас будет уж совсем по-детски. Просто максимально отвернулась от него к окну и раскрыла книгу.

   Автобус ехал мягко и быстро, город скоро оказался позади. Агата любила смотреть в лобовое стекло, но тогда надо было перебраться ближе к проходу, а любое ее движение привлечет внимание Келдыша — ненужное внимание. Поэтому она смотрела в свое окно, пока веки не отяжелели. Редкие толчки, громкий смех Дьячко, тихое щелканье клавиатуры...

   Она резко проснулась. День был неярким; одноклассники, наконец, угомонились. Келдыш сидел, сложив руки на крышке ноутбука. Ресницы опущены, губы плотно сжаты. Нос довольно длинный, но совсем его не портит. Щеки впалые, подбородок выдается... темные волосы, обычно зачесанные назад, сбились на лоб, и Келдыш вдруг показался гораздо моложе — точно парень из старших классов. Его руки слегка дрогнули, Агата посмотрела на них. На кольцо на среднем пальце — массивное, черное с серебром, по ободу то ли надпись, то ли змейка... Правая его рука накрыла левую, и Агата внезапно поняла, что Келдыш уже не спит.

   — Вам так нравится моя физиономия, Мортимер? — спросил, не открывая глаз.

   — Н-нет...

   — Тогда будьте добры, переведите свой взгляд на что-нибудь более для себя приятное.

   Чувствуя себя, как обычно, полной дурой, Агата послушно уставилась в окно. Выходные обещали быть долгими.

   Столица не то чтоб поражала — утомляла. Агата так быстро уставала в обществе других людей, а тут их было просто чересчур. Одноклассники восхищались домами, новыми моделями машин и столичной модой, а Агата кисло плелась в хвосте, мечтая наконец просто сесть где-нибудь в тени. Где-нибудь, где зелено, мало народа и есть какие-нибудь животные... Келдыш несколько раз оглядывался на нее, но, на удивление, помалкивал.

   И вот — о, чудо! — впереди появился сквер — не сквер, парк — не парк, просто зеленое место с пустыми скамейками и маленьким фонтаном.

   — Давайте отдохнем, — сказал Келдыш. — Кто хочет мороженое?

   — Я!

   — И я!

   — Я!

   — Вы, Мортимер? — не глядя на нее, он копался в своей поясной сумке.

   — Ничего не хочу, — равнодушно сказала Агата. Келдыш с Вудом ушли за мороженым. Таня было рванула следом, но тень и скамейка оказались притягательней. Агата бродила по небольшому скверу. Присела на выщербленный парапет фонтана. В фонтане степенно плавали раскормленные золотые рыбки. Агата опустила ладонь на поверхность воды, и рыбки сразу ринулись к ней, точно голодные щенки.

   — Ну, давайте, — тихо сказала она. — Попробуйте, прыгните, вам понравится.

   Рыбки кружились вокруг щекочущим хороводом. Одна несмело, осторожно, скользнула над рукой Агаты.

   Хорошо, подбодрила она. Рыбка проплыла чуть быстрее и смелее. Вернулась — уже высунув плавник из воды.

   Выше, попросила Агата. Рыбка плеснула из воды солнечным зайчиком, и, плюхнувшись в фонтан, быстро поплыла прочь. Ее подружки тоже бросились врассыпную. На воду легла тень.

   — Минералки? — спросил Келдыш.

   — Спасибо.

   И давно он наблюдает за ней? Келдыш отошел к радостно подвинувшимся на скамейке ученикам. Агата поболтала в воде пальцами. Вот бы превратиться в рыбку! Хотя тоже наверняка ничего хорошего — торчи целыми днями в фонтане, как в школе...

   — Что это?

   — Музей Магии, Дьячко.

   — А я думала... — разочарованно протянула Таня. Келдыш улыбнулся:

   — ...что я веду вас на танцы? Я же обещал, что поездка будет познавательной, а не развлекательной. Так что — вперед, к вершинам знаний!

   Залы перетекали один в другой, и по залам брела Агата — задрав голову, разглядывала далекие потолки-купола в виде звездного неба, выложенные сияющими камнями, мозаикой, витражами, меняющие цвет, свет и изображение...

   — Мортимер! Вернитесь с небес на землю!

   Агата заморгала и виновато улыбнулась Келдышу:

   — Так красиво...

   Он с мгновение смотрел на ее, потом поднял голову.

   — В детстве я их часами рассматривал.

   — А сейчас? — влезла неугомонная Дьячко.

   — Шея затекает, — отрезал Келдыш. — Продолжим экскурсию, бездельники!

   Агата послушно плелась следом. Она старалась слушать учителя, но то и дело теряла нить рассказа: ведь невозможно не отвлекаться на волшебные экспонаты, мимо которых они проходили так быстро!

   С некоторого времени ей стало казаться, что откуда-то доносится гул — словно где-то работает огромная, приглушенная многими этажами здания машина. Агата помотала головой, потерла ухо — бесполезно. Поглядела на спутников: гул, похоже, им совсем не мешал. Агата завертелась. Кажется, да, справа... Она пересекла очередной, украшенный сияющими камнями зал (учитель говорил о магии камней), и выглянула в арку темного коридора.

   — Мортимер, куда это вы направились?

   Она обернулась, поднимая руку:

   — Что это? Гудит.

   Все смотрели на нее с разной степенью недоумения и любопытства.

   — Гудит?

   — Где?

   — Наверняка у нее в голове, — пробормотал Вуд.

   — Ветер гуляет, — подхватил Фейхман.

   Келдыш смотрел внимательно.

   — Что вы слышите, Мортимер?

   — Гудит, — повторила Агата и, отвернувшись от них, пошла по еле освещенному коридору: лишь через несколько шагов появлялись светильники, расположенные почему-то на полу, и оттого по стенам и потолку из плохо обработанного черного гранита метались длинные тени.

   — Эй, ты куда?

   — Мортимер!

   — Да ну ее, очередной заскок!

   Агата не обращала внимания — гул притягивал, почему-то очень важно было посмотреть на эту машину... если это была машина... и вовсе даже не машина...

   Как-то ниоткуда появился Келдыш, пошел рядом, сцепив за спиной руки. Шум не делался громче или ближе. Но Агата знала, что идут они правильно.

   Наплыл серый проем, и они вышагнули на металлическую площадку. Агата взялась за перила, посмотрела вправо-влево. Вниз. Услышала, как за спиной охнула Ирма и выругался Вуд. Далеко внизу и по сторонам — куда доставал взгляд — тянулся огромный клубящийся котлован. Смесь черного, бурого, серого с редкой примесью бордового, изредка ярко-красного, как раздувающиеся искры в костре — все это напоминало варево в жерле вулкана, но без его испепеляющего жара. Агата, не задумываясь, протянула руку над пропастью: ни тепла, ни холода, ни даже ветерка, словно воздух над котлованом был высосан.

   — Что это такое? — Вуд вцепился в ограждение. Келдыш непринужденно облокотился о перила рядом.

   — Это, дорогие мои историки, то, во что практически превратилась наша столица в последнюю Магическую войну.

   — Вот дьявол! — с отвращением сказал Вуд. Келдыш кивнул:

   — Именно. Когда читаешь об этом или смотришь видеозаписи, все выглядит не так...

   — ...ужасно, — тихо сказала Ирма.

   — Ужасно, — согласился Келдыш.

   Мальчики перегнулись через перила, вглядываясь в странное варево внизу.

   — Но... что это?

   — Эксперименты с материей. Превращение мертвого в живое.

   Агата посмотрела по сторонам — площадка тянулась по периметру всего котлована. Кое-где на ней виднелись люди.

   — И что — это оставили как экспонат для музея, да? — Дьячко опасливо держалась у стены. — Как напоминание?

   — Экспонат, — пробормотал Келдыш. — На самом деле его просто не смогли уничтожить. Последний очаг... язва на теле столицы, которую мы не смогли выжечь.

   Агата перегнулась через перила, вглядываясь в глубину котлована. Он был здесь, вдруг подумала она. Келдыш был в столице во время войны. Тогда он был уже совсем взрослый и все помнит, не то, что я... ничего не помню... даже маму...

   Ее крепко взяли за локоть.

   — Осторожнее! — резко сказал Келдыш. — Вы же не хотите туда упасть? Впрочем, это вам и не удастся... Видите? — он показал вниз, и, напрягая глаза, школьники увидели почти прозрачный козырек, идущий по периметру котлована. — Одно время среди самоубийц столицы стало модным кидаться в Котел.

   — Котел?

   — Так его называют. Можете прогуляться вдоль. Вон там, слева, бывают интересные миражи — то ли радуги, то ли северные сияния. Вуд, дайте руку Дьячко. Идите, Таня, идите, вы храбрая девушка. Вот умница! Кисова, Фейхман, не теряйте времени. Сфотографируйтесь на фоне Котла — потрясающие получатся снимки, можете мне поверить.

   Ирма поглядела на Агату выпуклыми коровьими глазами — жалость в них, мелькнула, что ли? — и кивнула.

   — Пошли, Марк. Если Дьячко грохнется в обморок, Вуд просто удерет.

   Привалившись к перилам спиной, Келдыш провожал учеников взглядом. Агата бездумно наблюдала за подымающимися то там, то сям тонкими сизыми дымками. Когда учитель повернулся к ней, тон его был деловым и требовательным.

   — Итак, вы услышали гул, Мортимер?

   — Как все, — равнодушно сказала Агата.

   — Не все, далеко не все, — возразил Келдыш. — Гул?

   — Сначала я подумала: машина. Но это... — она рассеянно нахмурилась. — Как будто взяли всякие звуки: слова из разных языков, лай, карканье, жужжание, журчание... я не могу... ну все-все-все звуки на свете! Взяли, размешали, раздробили, растянули или ускорили... Он что, так говорит? ОН разумный?

   — Да вы просто поэт, Мортимер! — сказал Келдыш, и не было в его голосе никакой издевки.

   Агата угрюмо посмотрела на него.

   — Но ведь вы тоже это слышите?

   — Я — это я! — раздраженно отозвался Келдыш. — А вы не могли этого слышать. Не должны были.

   Он закрыл глаза, словно зрение мешало ему думать, но и под опущенными веками глазные яблоки беспокойно метались.

   — Разве что... — сказал он — почти про себя. — Созданье позвало созданье.

   — А?

   Сгорбившись, Келдыш навалился на перила.

   — Что вы чувствуете, глядя на все это? А, Мортимер?

   — А вы? — неожиданно спросила она. Учитель вскинул голову.

   — Вы ведь видели все это... — Агата показала вниз. — Живьем. Во время войны, да?

   С мгновение он молчал. Потом сказал холодно:

   — С чего вы взяли?

   — Догадалась, — Агата оглядела стены музея, окольцовывающие Котел. — А это не опасно... я имею в виду, ведь здесь так много магических предметов... действующих? Если это... вырвется и проглотит их? Что будет?

   Келдыш хмыкнул:

   — Забавно, что именно вы об этом спросили!

   И прежде чем она поинтересовалась — что тут такого веселого (хотя вряд ли бы он ответил) — резко оттолкнулся от перил.

   — Идемте приводить Дьячко в чувство. Интересно, чего она боится — магии или высоты?

   Агата бросила последний взгляд на Котел. У нее не было страха — или отвращения. Ей казалось, что она встретилась и прощается с кем-то или чем-то давно знакомым. Короткая красная вспышка прорезала серый полумрак. Келдыш даже не оглянулся.

   — Салют в вашу честь, Мортимер!

   — Академия Магии.

   Огромное здание в форме трилистника. В самом центре высится треугольная башня — такая длинная, что шея заболит, пока увидишь растворяющийся в небе тонкий шпиль. Келдыш хмыкнул:

   — Башню задумал Алакдел Возвышенный. Она могла бы быть еще выше, если бы он не скончался — вовремя, по мнению многих. Хотите зайти?

   — А можно?

   Вместо ответа Келдыш взбежал по черным мраморным ступеням и приглашающе распахнул зеркальную дверь:

   — Прошу!

   Воображает, подумала Агата. Они прошли мимо дежурного, поприветствовавшего Келдыша как давнего знакомого. «Студенты», — бросил Келдыш, дежурный закивал.

   Черный мраморный вестибюль был чем-то похож на Музей Магии. Вызывал такую же робость. И любопытство. Келдыш показал на три одинаковых прохода.

   — Вправо — министерство, налево — Институт прикладной магии, прямо — учебный корпус. Куда желаете?

   — Ну уж точно не в министерство, — проворчал Вуд.

   — У студентов сейчас... — Келдыш бросил взгляд на огромный циферблат, висящий на громадной золотой цепи в центре вестибюля, — занятия. Но идем.

   Они шагали по просторным коридорам с высокими стрельчатыми окнами — за окнами царил унылый серый туман, которого на улице и в помине не было. Чтобы учащиеся не отвлекались на хорошую погоду, пояснил Келдыш. Двери некоторых аудиторий были прозрачными, и студенты за ними занимались обычными студенческими делами: записывали лекции, дремали, ели, листали под партами мобильники, болтали и заигрывали. Ничего такого... волшебного не происходило, и экскурсанты скоро заскучали.

   — А хотите исследовать свои магические способности? — неожиданно спросил Келдыш.

   — Да ну, — Вуд равнодушно махнул рукой. — Последняя проверка была всего год назад.

   — Так давно? — подначивал Келдыш. — Вы быстро растете, за это время все могло уже перемениться!

   — А вдруг я стала черной ведьмой? — Дьячко протянула скрюченные пальцы с красными ногтями к горлу Фейхмана, тот, захихикав, отпрянул. Фейхману Таня нравилась.

   Агата брела вдоль портретов преподавателей в золотых старинных рамах. Взгляд лениво скользил по витиевато выписанным именам под картинами... пока, метнувшись туда-сюда, не остановился.

   Лидия Мортимер.

   Агата медленно подняла глаза. Это была бабушка. Пусть не совсем молодая, но куда моложе, чем сейчас. Все с той же высокой прической еще без седины, с очень ясными зоркими зелеными глазами. Агата вновь посмотрела на надпись. Лидия Мортимер, преподаватель Магических Основ.

   Преподаватель.

   Магических Основ.

   В Академии Магии.

   — Мортимер, мы идем в Институт! Мортимер, вы оглохли?

   Агата только оглянулась на оклик и вновь уставилась на бабушку. Услышала, как Келдыш бросил:

   — Идите, мы догоним.

   Подошел, посмотрел и встал рядом.

   — Она не говорила вам, так?

   — Но как же... — Агата развела руками и показала на портрет, словно Келдыш его еще не видел. — Она же...

   — Лидия Мортимер преподавала в Академии почти четверть века.

   — Она говорила, что была учительницей, я думала, в обычной школе, но здесь, в Академии Магии, в столице...

   Агата растерянно повернулась к Келдышу.

   — Почему она не сказала?

   Келдыш помолчал. Сказал спокойно:

   — Может, потому, что вы не спрашивали. Поговорите об этом дома. А сейчас — идемте. Идемте-идемте, нас ждут!

   Агата неохотно оторвалась от портрета. Пошла, медленно переставляя ноги, точно кто тянул ее назад на канате — Келдыш из-за этого вынужден был сдерживать обычно стремительный шаг. Спросил — так, словно ему это только что пришло в голову:

   — А вы проходили тесты на магические способности?

   — Конечно.

   — Вы в этом уверены?

   Агата глянула сердито:

   — То есть, не вру ли я? Нет, не вру, учитель Келдыш! Попробуй, открутись от них!

   Келдыш хмыкнул, но промолчал. Агата задумалась:

   — Правда, самые ранние я не помню... Но обязательные дошкольные и школьные — уж точно.

   Они вновь спустились в черный вестибюль, где изнывала нетерпеливая команда, и поднялись на третий уровень института. Институт тоже разочаровывал. Обычная обстановка обычного делового учреждения. Никто не бегал по коридорам в колпаках со звездами или в развевающихся бархатных мантиях. Одежда встречных-поперечных была самой обычной, разговоры велись хоть и непонятные, но вовсе не казались волшебными:

   — ... на мышей препарат никак не влияет...

   — А может, стоит дождаться новой популяции, прежде чем делать такие скоропалительные выводы?

   — ...на уровне пять бис замечена флуктуация...

   — ...смешать все ингредиенты, перечисленные Аквилоном, с толченым изумрудом...

   — Сюда! — показал Келдыш на дверь с бегущей зазывной надписью: «Хочешь проверить свои магические способности? Не проходи мимо!»

   — Для экскурсантов, — объяснил Келдыш обстановку обитой черным бархатом комнаты. Тут сияли огромные цветные свечи, в воздухе крутились шары, разбрасывая по стенам разноцветные блики, а волшебник, вышедший им навстречу, наконец-то был в колпаке, расписанном золотыми и серебряными звездами.

   — Входите, входите, молодые люди, сейчас... О, Игорь! — произнес он совсем другим тоном. — Ты вернулся?

   — Нет пока. Это студенты из моей школы.

   — Ага, — сказал волшебник и сделал что-то. Комната исчезла — вернее, сменила колорит и обстановку: светлая, небольшая, без окон, заставленная всяческой аппаратурой.

   — А мне раньше больше нравилось, — тихонько сказала Ирма.

   — Угу, — сказала Дьячко. — Дешевые спецэффекты. Будто на прием к гадалке пришли.

   Рыжеватый конопатый волшебник смущенно улыбнулся.

   — Конечно, милая девушка. Вся эта мишура рассчитана на посетителей младшего школьного возраста. Вам это ни к чему.

   — Ну, не совсем ни к чему, — Келдыш опустился в кресло и с удовольствием вытянул ноги. — Можешь проверить моих студентов на наличие МС.

   — А что, есть подозрения? — подмигнул волшебник. — Ну, кто хочет первым?

   Агата присела в сторонке, рассеянно наблюдая за обычным сканированием головы, ладоней и пальцев. Потом — измерение разницы каких-то потенциалов. Потом — смотрение на картинку из разноцветных пятен — кто что видит. Последнее испытание особенно любили школьные фантазеры.

   Вуд встал с небрежным хлопком по коленям.

   — Я же говорил!

   У Дьячко нашли слабый намек на магические способности: «Я знала, я знала, я так и знала!». Агата нисколько не сомневалась, что к возвращению в школу этот «слабый намек» превратится в «суперспособности». У Ирмы, Марка и самой Агаты — ничего.

   — Посидите в кафе на первом этаже, — распорядился Келдыш. — Волшебное мороженое и сдобу я вам гарантирую. А вы, Мортимер, подождите.

   «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!», — вспомнила Агата фразу из бабушкиного любимого старого фильма. Неохотно вернулась от двери — ну что ему еще надо?

   Едва школьники вышли, Келдыш сказал волшебнику:

   — Ник, проверь девушку еще раз!

   Тот развел руками:

   — Сожалею, Игорь. Пусто.

   — Это внучка Мортимер.

   — А? — Ник развернулся и уставился на Агату. Та тут же, как обычно, покраснела. — И правда, как я не узнал эти фамильные глаза!

   — Очки мешают, — глупо разъяснила Агата.

   — Как поживает ваша бабушка? Мы тут все как-то упустили ее из виду. Внучка Мортимер, ну надо же! Где вы, как вы?..

   — Ник. У Мортимер было не так уж много детей.

   Слова, которые Агата не поняла, повергли волшебника в молчание. Он с замешательством поглядел на Келдыша, потом — снова на Агату. Во взгляде его появилось какое-то новое, непонятное ей выражение. Мотнул головой:

   — Нет, Игорь. Успокойся. Так бывает. Природа на детях гениев отдыхает.

   — Гениев! — сказал Келдыш, как плюнул.

   — Ну, на внуках, — покладисто согласился Ник.

   — Она услышала Котел!

   — Значит, у девочки хороший слух.

   — Но это невозможно! — сказал Келдыш с яростью.

   — Извини, друг, — Ник начал сматывать провода. — У нас лучшая аппаратура в стране. Другой пока еще не изобрели. Если не доверяешь, попробуй сводить ее к Слухачам.

   Агата смотрела на важно входящего в приоткрытую дверь рыжего роскошного кота. Задрав хвост, он прошествовал до ее кресла, сел и уставился на Агату желтыми немигающими глазами.

   — Кис-кис! — тихонько позвала она.

   Кот презрительно дернул ухом.

   Да ладно тебе, — сказала Агата. — Иди ко мне, рыженький. Иди. Я тебя поглажу, шейку почешу...

   Кот прижмурил глаза, словно раздумывая над ее предложением.

   Иди, красавчик, иди.

   Кот коротко мякнул и прыгнул к Агате на колени. Поставил круглые лапы на ее плечи, принюхиваясь к лицу. Агата осторожно почесала его за ухом, провела пальцами по шее: котяра вытянул подбородок, прислушиваясь к ощущениям, негромко забурчал и рухнул теплым тяжелым комом ей на колени.

   — Тигр! — ахнул волшебник. — Вот это да! Первый раз дал себя приласкать! У вас, наверное, дома кошки?

   — Нет, — грустно сказала Агата. — У бабушки аллергия.

   Мужчины переглянулись.

   — Аллергия? — спросил Келдыш.

   Ник пожал плечам.

   — Старость, друг мой... Ты еще не нанес ей визита?

   Келдыш сморщился, как будто у него заныли зубы.

   — Думаешь, надо?

   — Хорошо, что это твоя головная боль, не моя. Рад был увидеть вас, маленькая Мортимер. Надеюсь, у вас все будет хорошо.

   У них и так все было хорошо. Агата поняла это как предложение убраться. Осторожно встала и переложила Тигра на кресло.

   Спи, рыженький.

   Кот перевернулся на спину, открыв белое брюхо, и замурлыкал еще громче. Его полуприкрытые глаза следили за Агатой.

   Прощай, мальчик, — сказала она грустно.

   Келдыш простился с волшебником и вышел вслед за ней. Он молчал и смотрел перед собой. Агата поглядывала украдкой. Почему он вдруг разозлился? У бабушки тоже была странная реакция на результаты тестов МС — разочарование, а следом — облегчение. «Ну, вот и славно, — говорила она. — Хочешь оладушков?»

   У ее привычной бабушки. «Гения». Преподавателя Академии Магии.

   — Давайте сходим в какую-нибудь кафешку, — предложила Таня.

   Фейхман оживился.

   — А учитель?

   — У него здесь какие-то родственники, — с досадой сообщила Дьячко. — Так что седня вечером он вряд ли появится. Вуд, ты идешь?

   — Иду. Ирма?

   Продолжая медленно расчесывать свои длинные белокурые волосы, Ирма кивнула. Вот и идите, подумала Агата. Я хоть высплюсь.

   — Мортимер, идешь? — неожиданно спросил Вуд. Агата подавилась зевком.

   — Я? Не-ет. Пойду спать.

   — Конесно, Молтимел, — засюсюкала Дьячко. — Детоске давно пора в постельку!

   Дура, подумала Агата, и, демонстративно взяв книжку, пошла к себе.

   — Спокойной ночи, детка!

   — Пусть клопики тебя не кусают!

   Закрывая дверь, Агата перехватила задумчивый взгляд Вуда.

   А сна, как назло, оказалось ни в одном глазу. Сначала Агата думала прочитать страницу-другую, уронить книжку и уснуть, но половина книжки уже преодолена, а сон все никак не желал приходить. Да и вообще — про что она читала? Агата раздвинула дверь и вышла на балкон. Внизу — и во все стороны, куда глаза глядят — светился и шумел город. Когда же они спят? Чад и нагретый запах асфальта поднимался аж до ее седьмого этажа. Может, все же пойти прогуляться?

   В дверь номера постучали. Агата прошлепала босыми ногами до двери и, не спрашивая, открыла. Пожмурилась на яркий после полумрака комнаты коридорный свет.

   — Вуд?

   — Не спишь? Я так и думал. Принес тебе колу и пиццу. Будешь?

   — Ну... да.

   Вуд вошел боком, прижимая к груди пакет — то ли от пакета, то ли от него самого резко пахнуло спиртным. Оглянулся и потащил пакет прямиком на балкон. Выставил содержимое на стол. Там была не только пицца — пиво, пирожные... Агата растерянно смотрела. Вуд плюхнулся в кресло, по-хозяйски скомандовал:

   — Угощайся!

   — Спасибо, — пробормотала Агата, взяла пирожное и опять прислонилась к перилам.

   — А где остальные?

   — Эти придурки? — Вуд ловко открыл пиво о край стола. — А, надоели! Вот, решил тебя угостить. Не знаю, что ты любишь, поэтому принес всего понемногу.

   — Спасибо, — вновь стесненно сказала Агата.

   — Да что ты заладила — «спасибо, спасибо»! — притворно возмутился Вуд. Агата затолкала в рот пирожное, чтобы не спросить: «А что я еще должна сказать?» Вуд заговорил с ней чуть ли не впервые после Большого Школьного Бала. Правда, он перестал принимать участие в привычных подколках «Мортимер-зануды»...

   Сейчас Агату смущал его ползущий по ней взгляд. Агата запоздало вспомнила, что на ней майка, не прикрывающая колен, волосы растрепаны, на лице — ни миллиграмма косметики.

   — Слушай, — серьезно сказал Вуд, ставя бутылку. — А я ведь не сказал тебе еще спасибо за бал!

   — За то, что я разрешила твоей сестре раскрасить меня, как индейца?

   — За то, что все спрашивали, кто такая эта красотка?

   Агата открыла рот.

   — Врешь, — сказала неуверенно.

   — Я?! Нет! — Вуд поднялся, слегка качнувшись, подошел к перилам. К ней. Зацепил пальцем прядь ее волос и шутливо дернул. — А потом эта красотка опять спряталась за Мортимер. Очкарик Мортимер. Зануда Мортимер. Принцесса, ау-у, где ты?

   — Зануда Мортимер — это тоже я, — тихо сказала Агата. — И замухрышка. И очкарик.

   — Не-ет, Мортимер, я тебя потерял. Может, поищем вместе?

   Он придвинулся, заглядывая в глаза Агаты сияющим взглядом.

   — А? — спросил шепотом. Агата вновь пожала плечами, хотя сердце ее заколотилось. Вуд притянул ее к себе.

   — Алекс... — пробормотала Агата ему в губы.

   — М-м-м?

   Опять этот странный, мокрый, неудобный поцелуй. Агата попыталась отвернуться, но Вуд прижал ее к перилам. Тело его было твердым, горячим и вздрагивающим, перила больно впивались в поясницу.

   — Ну... не надо... — пробормотала она, когда руки парня заскользили по ней.

   — Не надо? — выдохнул Вуд. — Тебе же приятно? Расслабься.

   Приятно? Да это точь-в-точь, как тебя щупают в набитом автобусе — противно, стыдно, и некуда ускользнуть...

   — Алекс! Перестань!

   Он притворился, что не слышит. Не слушал. Агата, свирепея, представила себя взбешенной макакой — сейчас она начнет визжать, царапаться, кусаться... и кидаться банановой кожурой. Она уже набрала побольше воздуха и вдруг сдулась, как проколотый мяч — совсем рядом прозвучал мягкий голос:

   — Я не помешал?

   Вуд не сразу услышал. А, услышав, не сразу понял. Агата остервенело толкнула его в грудь и отошла. Келдыш проводил ее взглядом. Посмотрел на Вуда.

   — Вы спутали комнаты, Вуд?

   Тот глядел исподлобья, свесив сильные руки. Агате показалось, что он сейчас кинется на учителя. Келдыш, наоборот, был расслаблен и дружелюбен.

   — Тогда вернитесь к себе в номер.

   Вуд проворчал что-то — Келдыш благоразумно не стал переспрашивать — и двинулся на выход. Учитель проводил его прищуренным взглядом.

   — И — мой совет, юный друг...

   Вуд приостановился. Буркнул, не оглядываясь:

   — Чего еще?

   — Если не хотите, чтобы вам мешали, запирайте за собой дверь. И попробуйте приходить к даме трезвым. Может, тогда вы покажетесь ей более привлекательным.

   Дверь сильно хлопнула. Агата вздрогнула и искоса посмотрела на Келдыша.

   — Итак, Мортимер? — спросил он спокойно. Зловеще спокойно.

   С мгновение Агата готова была разрыдаться, закричать, затопать ногами — но объяснить, как и что происходило. Но тут же на нее напало странное равнодушие — бесполезно. Агата пожала плечами и отвернулась.

   — Это все, что вы мне можете сказать? — спросил Келдыш.

   — А что я вам должна сказать? — Агата хотела произнести это с вызовом, не получилось, голос ломался.

   — Стоило вас оставить на какой-то час, как вы уже тискаетесь с этим... Вудом.

   — Ну и что? — враждебно спросила Агата у города внизу. Мерзкое слово «тискаетесь». Противно.

   Глубокий вздох за спиной.

   — Мортимер, я за вас отвечаю. И я намерен сдать вас с рук на руки вашей бабушке... вместе с вашей невинностью... Если, конечно, она у вас еще имеется.

   Пауза. Агата сглотнула и промолчала. Ясно. Вуду он так и словечка не сказал, а ей закатывает сцену. Словно он ее папаша. Или ревнивый муж.

   — С этого дня... ночи вы, Мортимер, будете соблюдать комендантский час. Вам ясно? Не слышу ответа.

   — Можно подумать, вы сами не тискаетесь, — сказала Агата противным голосом.

   — Что-о?

   — Вы сами не тискаетесь, не лапаете, не...

   Длинная пауза. Агата представила выражение его лица и вжала голову в плечи. Да он от злости может запросто скинуть ее с балкона! И скажет — так и было!

   — Вы будете договаривать, Мортимер? — спросил Келдыш очень мягко.

   Агата плотнее сжала губы.

   — Вот и славно, — сказал, подождав, учитель, по-прежнему разговаривая с ее спиной. — И усвойте одну простую истину. Я не тискаю. И не лапаю. Я ласкаю женщин. Понимаю, вы пока не в состоянии оценить разницу, якшаясь с мальчишками вроде Вуда...

   Агата укусила щеку и, спотыкаясь, ушла в комнату. С размаху села на кровать, подбирая под себя ноги. Келдыш смотрел на нее с балкона.

   — Зачем вы его впустили?

   — Вы же сами сказали, — огрызнулась Агата. — Чтобы поякшаться!

   — Не грубите, Мортимер, вам это не идет, — сказал Келдыш.

   — А что идет? — злобно отозвалась Агата. — Сидеть дома в гордом одиночестве, когда все кругом веселятся? Мортимер — зануда, Мортимер — чокнутая! А когда красивый парень, наконец, обращает на меня внимание, я сразу становлюсь шалавой, да?

   Она кричала все это, вцепившись в край кровати и подавшись вперед — словно для того, чтобы он лучше слышал. Келдыш шагнул с балкона и закрыл дверь. Задернул штору.

   — У вас истерика, — сказал небрежно.

   — Да! Истерика! — взвизгнула Агата, хлопнув ладонями по пружинящей кровати. — Так прикажите мне прекратить! Давайте! Я послушаюсь! Я же послушная девочка!

   Келдыш подошел, протянул руку — Агата изо всей силы хлестнула его по запястью.

   — Не трогайте меня!

   Что-то звякнуло. Сквозь слезы она видела, что Келдыш наклонился, поднял это «что-то» и осторожно положил на тумбочку.

   — Даже и не думал, — сказал негромко. — Я принес ваши очки.

   — А... — выдохнула Агата. — Да? Спасибо...

   Келдыш отшагнул и осторожно опустился на край кровати. Посидел, облокотившись о колени и глядя в зашторенное окно. Агата, вздыхая, изо всех сил прижимала к груди подушку. Она так и не разрыдалась по-настоящему, и слезы комом стояли где-то в горле, перехватывая дыхание.

   — Успокоились? — спросил Келдыш, глядя теперь в пол.

   — Я и не волновалась! — огрызнулась Агата.

   — Вот и хорошо. Умывайтесь, одевайтесь и едем смотреть город.

   — Ч-что?

   — Я, собственно, за этим и приехал. Основные силы, по-видимому, уже совершают набег на столичные дискотеки? Так что... едем вдвоем?

   Агата моргала. Келдыш посмотрел на нее и отвел взгляд. Конечно, смотреть на нее сейчас совсем противно...

   — Пятнадцати минут вам хватит? — деловито спросил, вставая. — Я жду внизу. Темно-синий седан. Я помигаю фарами, как выйдете.

   Он бесшумно подошел к двери. Помедлил у двери. Сказал, не оборачиваясь:

   — Едем, Мортимер.

   Агата запоздало открыла рот — но дверь уже закрылась. Агата растерянно огляделась, надела очки и снова огляделась. Ну и пусть сидит в своем темно-синем седане. Она с места не сдвинется!

   Они брели по пешеходной улице. Глазея по сторонам, Агата то и дело на кого-то налетала, или кто-то налетал на нее — пока Келдыш не подтянул ее к себе за локоть, а потом просто взял за руку. Как маленькую, подумала Агата. И увидела, что многие парочки держатся за руки. Со стороны они, наверное, тоже смотрелись парой. Агата покосилась. К ночи прошел небольшой дождь, и темные волосы Келдыша теперь слегка вились. Наверное, ему не нравятся его волнистые волосы, поэтому он укладывает их так гладко. А Агата терпеть не могла свои собственные прямые «пакли». До чего же все в мире устроено неправильно!

   Келдыш несколько раз вскидывал руку, приветствуя знакомых, но не останавливался — отделывался улыбками и поклонами.

   — Хотите есть? — спросил он, останавливаясь перед очередной кафешкой. Агата кивнула. Пирожное, которое ей принес Вуд, давно уже встало камнем в желудке. Интересно, а что поделывает сам Вуд? Спит или пошел догуливать? Ночь в столице — есть, чем хвастать весь ближайший год!

   В кафе было на удивление тихо. Где-то в конце стойки бормотал телевизор, из-под низкого потолка лилась приятная мелодия.

   — Сюда, — Келдыш за локоть подвел ее к столику в углу — между стойкой и затемненным окном. Усадил, скинул на спинку стула кожаную куртку (конечно же, черную). Официантка материализовалась из полумрака, подперла толстые бедра и уставилась на Агату. Та неловко завозилась. Она должна что-то заказать?

   — Лили, нам ужин для двух оч-чень голодных подростков, — сказал Келдыш.

   — Хм... — выразилась Лили, переводя взгляд на него. — Вижу, красавчик, ты переключился на детишек?

   Тот широко улыбнулся.

   — Нет, Лили, это моя ученица.

   — Ученица? — придирчиво сощурилась Лили. — Интересно, чему это он вас учит, деточка? Поделитесь потом?

   И величественно удалилась.

   — Не обращайте внимания, — сказал Келдыш. — Она всегда много болтает.

   — Да я и не... — пробормотала Агата. То, что ее приняли за подружку этого взрослого красивого мужчины, было и смешно, и приятно. И одновременно стало страшно интересно — а с кем он тут бывал раньше?

   До этого Агата не решалась задавать Келдышу вопросы. Но сейчас, когда она плохо видела его в полумраке, и он перестал — только на время, уверена, — отпускать язвительные замечания в ее адрес, Агата слегка осмелела.

   — Вы любите столицу, да?

   — Я здесь родился.

   — А почему вы переехали в наш город?

   Келдыш смотрел в темное окно.

   — Меня отправили на легкий труд. В санаторий практически.

   Это школа-то — санаторий? Что же за работа тогда у него была раньше? Агата собралась с духом.

   — Это из-за вашей... болезни?

   — Да.

   — А что за...

   Глаза Келдыша блеснули.

   — Это не заразно, Мортимер!

   Агата тут же умолкла. Вовремя принесли ужин — несколько полновесно загруженных тарелок. Агата ела, ела и ела, пока пояс просторных джинсов не стал давить на живот. Облизывая ложку, посмотрела на Келдыша. Он усмехнулся:

   — Пожалуй, это кафе — самое лучшее, что я вам сегодня показал, да?

   — Так вкусно, — сообщила Агата. — А мы все посмотрели?

   — За один вечер? Вам еще не надоело, Мортимер?

   Ей не надоело — хотя у нее ныли ноги и слегка кружилась голова. Но вот ему наверняка надоело — она и слова не могла по-человечески, по-умному сказать, только ойкала, крутила головой и спрашивала: а это что? А еще сегодня она «тискалась» с Вудом и орала на учителя... при воспоминании об этом у Агаты сделалось такое несчастное лицо, что Келдыш рассмеялся:

   — Ну, тогда едем дальше!

   — Что вы помните о войне, Мортимер?

   — Ничегошеньки.

   — Совсем-совсем? — настаивал Келдыш.

   Агата подумала.

   — Очень тесно. Все кричат. Качается пол. У меня в руках Барсик.

   — Барсик?

   — Мой кот. Вернее, он не мой и наверняка не Барсик. Воспитатели сказали, что из подвала меня достали с ним в обнимку. Пытались отобрать, а я не отдала. Так и приехала с ним в приют. Он там прижился. Жил в подвале, мышей ловил. Иногда даже мне приносил, когда приходил спать в мою кровать. Только тогда я спала. Он мурлыкал, а я спала...

   — А когда не приходил? — помолчав, спросил Келдыш.

   — Я... — Агата сморщилась. — Я правда не помню. Это все воспитатели бабушке рассказывали. А она — мне. Я сидела в кровати, и никакими силами меня нельзя было уложить. Я все на что-то смотрела.

   — На что?

   — Откуда я знаю? Не помню...

   — Совсем? — не отставал Келдыш. Агата разозлилась — да что ему от нее надо? Чтобы она рассказала про тени, которые до сих пор иногда рыщут в ночи? Слабо светящиеся тени — они бродят и бродят, ищут и ищут, и не могут кого-то найти... стих почти получился.

   — А вы сами что помните? — спросила с вызовом. Келдыш слегка растерялся:

   — Хотите знать, что видел я?

   Он перегнулся через перила моста — внизу плыл речной трамвайчик, весь в огнях и в музыке. Молчал долго. Потом повернул голову и серьезно посмотрел на Агату.

   — Радуйтесь, что ничего не помните, Мортимер. Радуйтесь — и живите.

   Агате стало холодно. Агате стало грустно. Тяжело. Она тоже принялась смотреть на медленно текущую черную реку: огни моста и набережной золотили и серебрили воду, но не проникали внутрь. А что там, в глубине? Что там, в ее памяти? В памяти Келдыша?

   Его пальцы, лежащие на перилах рядом с ее локтем, дрогнули, сжались сильнее. Ей показалось, он произнес что-то. Агата взглянула вопросительно. Келдыш медленно, осторожно выпрямлялся, как будто по частям, по позвонку, точно раздумывая — а стоит ли? Замер, высоко подняв голову. Агата подумала — что-то увидел, взглянула тоже — те же огни фонарей, те же звезды... Учитель застыл, ноздри у него раздувались, на напряженной шее трепетала жилка... Ему опять плохо?

   — Что... — начала Агата, но он быстро закрыл ей рот ладонью. Рука пахла рекой, камнем и была влажной. Медленно повел головой — влево-вправо — прислушиваясь? принюхиваясь?

   — Мортимер, — сказал негромко. — Быстро в машину.

   — А...

   — НЕМЕДЛЕННО!

   Он будто одним возгласом телепортировал ее — Агата мгновенно очутилась на переднем сиденье. Смотрела через стекло, как медленно, завернув голову влево, он отступает к машине. Шажок — остановка, шажок — остановка. Агата изо всех сил напрягала зрение, но видела перед собой только пустой мост. Келдыш широким полукругом повел рукой, как будто измерял температуру моста под ногами, потом снова — уже вверх ладонью. Остановился перед капотом — Агата видела, как шевелятся его губы, но изнутри слов не было слышно. Вновь двинулся, так же замедленно открыл дверцу — и мгновенно оказался в седане.

   — Пристегнитесь!

   Агата потянула ремень — ее бросило на стекло, потому что зверь-машина внезапно прыгнула, разворачиваясь чуть ли не в воздухе. В панике завизжали тормоза со встречной полосы. Барахтаясь на сиденье, Агата сумела оглянуться: машина встала, упершись бампером в перила, а следом, накрывая и ее, и мост, полз белый туман.

   — Пристегнись! — снова рявкнул Келдыш, и Агата испуганно повиновалась. Снаружи мелькали огни и улицы, размазанные в цветные пятна, скорость вдавливала ее в плотное сиденье, а оскалившийся Келдыш гнал и гнал, бормоча что-то, и только иногда вскидывал взгляд в зеркало заднего вида. Вид у него был дикий. Агата вжалась в угол между дверцей и сиденьем, глядя то на него, то на несущуюся на них улицу...

   — Выходите!

   Ни за что, подумала Агата и открыла зажмуренные глаза. Сильная рука Келдыша уже бесцеремонно вытаскивала ее за локоть.

   — Быстрее же, Мортимер!

   Она еле успевала переставлять ноги, пока он тащил ее по узкой дорожке к слабо освещенному крыльцу. Нажал кнопку звонка и еще пару раз вдарил кулаком по деревянной двери. Дал бы и третий, если бы дверь безо всякого предупреждения не распахнулась. Оттуда на них вылетело очень сердитое существо в чем-то развевающемся белом.

   Существо зашипело по-змеиному:

   — Игорь! С-скотина ты этакая! Ты меня до смерти напугал! Дети уже спят, а ты...

   Келдыш молча, как объяснение, выставил вперед Агату, и женщина сказала обычным человеческим голосом:

   — Господи! Заходите скорее!

   Рука Келдыша на Агатином плече, подталкивая и направляя, провела ее через порог, ярко освещенную прихожую, до горящего торшера в гостиной. Тут, надавив, приказала сесть — Агата безо всякого сопротивления рухнула в мягкие подушки дивана.

   — Что с вами, бедняжка? — услышала сочувственное. Женщина сидела перед ней на корточках, заглядывая в лицо. — Игорь, что ты с ней сделал?

   — И рад бы что-нибудь с ней сделать, да не знаю — что! — раздраженно огрызнулся Келдыш. Он все встряхивал и встряхивал рукой, словно пытаясь сбросить с запястья массивные металлические часы.

   — Ч-черт! Лизка, побудь с ней, я должен кое-что проверить...

   — Ты куда?

   Но только дверь хлопнула. Женщина со вздохом повернулась к Агате:

   — Вот так всегда! Налетит, наорет, перепугает — и снова пропал! Что случилось?

   Зубы Агаты начали отбивать дробь.

   — Н-не знаю... м-мы б-были на м-мосту...

   — Каком?

   — Н-не помню... там льв-вы...

   — Королевском. Так?

   — А он и говорит: «б-быстро в машину!», и как рванет! Я думала, мы разоб-бьемся...

   Лиза кивала:

   — Вполне в стиле моего братца.

   Брата? Представить только, ядовитый, черный, неприятный Келдыш в родстве с этой маленькой, толстенькой, беленькой женщиной…

   Лиза чуть прищурилась.

   — Он что-то вам сказал? Что он делал?

   — Я не слышала, я же б-была в машине... а он шел и делал рукой... в-вот так...

   Агата добросовестно постаралась повторить жест учителя. Подняла глаза и увидела, что Лиза задом отползает от нее по ковру и чуть ли не шипит при этом, как разъяренная кошка.

   — С-стервец!

   — А? — ошарашенно спросила Агата. Лиза неожиданно легко подпрыгнула с пола — как мячик — и хватила рукой по телефону.

   — Серёгина мне! — взлетел к потолку ее пронзительный голос. — Серёгина! Я... Игорь сейчас на Королевском. С нашими друзьями. Да... и... да, я говорю! Скорее, ради бога!

   Хлопнула трубкой о стол, подперла руки в боки и уставилась на Агату. После минутного замешательства та завозилась, и Лиза сообразила, на что смотрит. Или на кого. Кивнула и сказала:

   — Все в порядке. Его прикроют.

   Как будто Агату это должно было успокоить. Как будто она должна за Келдыша волноваться...

   Лиза еще помолчала и всплеснула руками:

   — Нет, ну какой идиот! Мы же только год назад его буквально по кусочкам собирали!

   Агата насторожила уши.

   — По каким… кусочкам? Почему по кусочкам?

   Но Лиза вдруг вновь превратилась в хлопотливую хозяйку:

   — Да вы же вся дрожите! Как вы, бедненькая, перенервничали! Идемте, я покажу, где ванная, умоетесь, я вас покормлю.

   Агата послушно поплелась следом. Ей было неудобно признаться, что она вовсе не перенервничала, а если кого и испугалась, то только взбесившегося Келдыша...

   Ванная была просторной, светлой и доказывала, что в доме есть дети: детские шампуни и присыпки, цветные пластмассовые уточки и кораблики.

   — Девушка, где вы там? Ау-у? Вы не утонули?

   Агата вытерлась мягким полотенцем и пошла на кухню. На столе уже стояли тарелка с пирогами и громадная чашка с дымящимся какао.

   — Ешьте. Как вас зовут?

   Агата отбросила волосы с лица.

   — Агата.

   Лиза уставилась на нее, и Агата завозилась: опять «фамильные глаза»? Их что, знает вся столица?

   — Да вы же совсем молоденькая! — пораженно сказала Лиза.

   Тут Агате стало окончательно неудобно. Официантка, теперь Келдышева сестра...

   — Мы из его класса. Приехали в столицу на экскурсию. Я и еще четверо.

   Лиза засмеялась.

   — Ну конечно! Он говорил! А я-то подумала... Ешьте. Вы, конечно, голодная. Когда Игорь чем-то увлечен, он просто безжалостен. Наверняка морил вас голодом.

   — Нет, он...

   — Ешь!

   Несколько минут слышалось только благодарное Агатино чавканье. Конечно, это не бабушкины пироги, но тоже очень и очень.

   Лиза сидела напротив, поглядывая то на Агату, то на часы.

   — И как там мой братец учительствует?

   Агата облизнулась и вытерла губы.

   — Он хорошо преподает. Увлекательно.

   — Да уж, зажечь он умеет. А как он вам как человек?

   — Многим нравится, — честно сказала Агата.

   — А тебе? Ну, что я спрашиваю, у тебя на лице все написано! Он может быть просто невыносимым!

   Агата покраснела. Везет ей в этот год на любящих сестер невыносимых братцев: Вуд, потом Келдыш...

   Она внезапно обнаружила, что зевает во весь рот.

   — Ну вот что, — решительно сказала Лиза. — Пойдем, уложу тебя спать.

   Агата подавилась зевком.

   — Но учитель... когда приедет... мне же надо в гостиницу...

   — Когда приедет, тогда приедет. Теперь явно уже только под утро. Ляжешь на диване. Идем-идем!

   Слабо сопротивляясь, Агата переоделась в мягкую просторную майку, Лиза сунула ей подушку и накрыла пледом. Погасила свет.

   — Если что — я неподалеку. На кухне.

   — Разбудите меня, когда он вернется.

   — Разбужу-разбужу. Спокойной ночи.

   — Спокойной ночи... — и Агата моментально уснула.

   — Где она?

   — Спит. И тебе бы не мешало.

   — И тебе. Вздремну. Разбудишь в семь?

   — Сначала отчитайся... куда грязными руками? Давай я тебе чай согрею. Кто это был?

   — Нюхач работает. Но, по-моему, дело гиблое. Как всегда. Я все не пойму — зачем? Кому я теперь нужен? Сижу себе в провинции, никого не трогаю...

   — А вдруг они об этом не знают?

   — Мне что, объявление в газете дать? Или бейджик на себя повесить: «Это Келдыш, никому теперь совсем не страшный»?

   — Игорь... когда это все кончится?

   — Никогда. Не при нашей жизни — точно. Так что пойду я все-таки посплю...

   Она как-то сразу вспомнила, где она и кто она, и почему по комнате бродит заспанный Келдыш. Агата смотрела на него, медленно моргая. Келдыш остановился у окна, оттянул штору, серый свет лег на его такое же серое хмурое лицо. Провел пальцами по непривычно взлохмаченным волосам, подергал себя за мочку уха, точно проверяя, насколько он проснулся — и поглядел на Агату. Та поспешно зажмурилась. На учителе были одни полузастегнутые джинсы — конечно же, черные! — на груди висел какой-то медальон.

   — Ига-арь! — прошипела Лиза. — Что ты там топчешься? Иди на кухню!

   Келдыш послушно зашаркал к двери. Агата посмотрела ему вслед. С утра он был какой-то... скованный. Словно тело еще не проснулось и плохо его слушалось.

   Год назад мы его буквально по кусочкам собирали...

   Дверь Келдыш прикрыл неплотно. Лиза сказала — уже обычным голосом:

   — Есть будешь?

   — Угу. И кофе.

   — Большую чашку?

   — Что спрашиваешь?

   Пауза. Позвякивание. Агата перевернулась на спину.

   — Хоть немного поспал?

   — Да. Лизка, успокойся, я жив и здоров!

   — Не могу. Ты меня вчера до смерти напугал!

   — Ну, извини, — буркнул Келдыш.

   — И девочку свою...

   Тишина. Позвякивание.

   — Как ты ей все это объяснишь?

   — Я не обязан.

   — Так-та-ак, — зловеще сказала Лиза, — представляю тебя в роли школьного учителя!

   — Полный мрак. Хотя детишки попадаются... интересные.

   — Вроде этой... Агаты, кажется?

   — Угм. Нам пора. Разбуди ее.

   — Твоя ученица, ты и буди. А я пирожки подогрею.

   — А вдруг я ее испугаю?

   Голос Лизы стал ехидным:

   — До сих пор не знаешь, как будят по утрам девушек? Поцелуями, братец!

   Келдыш заворчал. Агата тут же закрыла лицо локтем. Слушала, как открылась дверь, медленные шаги. Потом Келдыш негромко сказал — совсем близко:

   — Мортимер!

   Интересно, а что он будет делать, если она притворится, что крепко спит? Тормошить за плечо или поливать из чайника? Тут Агата вспомнила про Лизины поцелуи и мгновенно вспыхнула — наверное, даже локоть покраснел. Опустила руку:

   — Я не сплю.

   — Тогда вставайте, — сказал Келдыш своим обычным голосом. — Пора ехать в гостиницу.

   Агата поискала глазами одежду. Поверх аккуратной стопки лежал лифчик. Она увидела, что Келдыш увидел тоже, и втянула голову в одеяло, как черепаха. И зачем вчера напялила? Ведь терпеть же не может...

   Келдыш молча ушел на кухню. На этот раз джинсы были на нем застегнуты.

   Лиза подала ей пушистое полотенце.

   — У тебя косметичка с собой?

   — Нет...

   Не признаваться же, что из всей «косметички» у нее только тушь и блеск для губ. Вот у Дьячко — у той в сумке целый арсенал.

   — Хочешь, дам тебе?

   Почему-то все сестры всех ее знакомых братьев хотят ее непременно раскрасить...

   — Спасибо, не надо.

   — Ну и правильно, — бодро и неубедительно согласилась Лиза. Агата возилась в ванной долго — пока Келдыш не стукнул костяшками пальцев в дверь:

   — Я ушел с кухни!

   Агата вышла из своего убежища, села на табурет и с тоской поглядела на полную тарелку. Есть не хотелось. И хозяйку не хотелось обижать.

   — Возьми пакет с собой, ехать-то далеко, проголодаетесь, — сказала догадливая хозяйка.

   «До гостиницы, что ли?», едва не спросила Агата, потом вспомнила, что сегодня они возвращаются домой.

   В прихожей задумалась, куда пристроить пироги, чтоб обуться. Келдыш молча забрал у нее пакет. Агата присела, сражаясь со шнурками. Шнурки, будто маленькие змеи, жили своей собственной жизнью и совершенно не хотели подчиняться. У самого ее носа начал нетерпеливо постукивать черный блестящий ботинок.

   — Побыстрее, Мортимер!

   Поспешно завязав-запутав последний узел, Агата выпрямилась — и прямо-таки напоролась на взгляд широких серых (тоже фамильных?) глаз Лизы.

   — Мор-ти-мер? — по складам выдохнула она. Розовая ее кожа пошла бело-красными пятнами, и сразу стало видно, что эту ночь женщина почти не спала. И что она очень испугана. Вернее сказать — перепугана. Агата растерянно взглянула на Келдыша — тот тоже смотрел на сестру, закусив губу. Лиза шагнула к нему и стала комкать на его груди водолазку, по-прежнему не сводя глаз с Агаты, словно боялась хоть на миг выпустить ее из виду.

   — Это... что ты... ты что задумал, Игорь?!

   Брат сильно сжал ее руки.

   — Успокойся, Лиза. Все в порядке. Все под контролем.

   Метнул злобный взгляд на оцепеневшую Агату, как будто она в чем-то виновата.

   — Идите в машину!

   Машина, конечно, была заперта, и Агата переминалась рядом с ней с ноги на ногу, пока из дома не вышел стремительный Келдыш. Уже сидя рядом с ним, Агата увидела Лизу. Неподвижная, подретушированная утренней дымкой, вся в белом, женщина казалась привидением, которое вот-вот унесет порывом легкого ветра...

   — Приехали, Мортимер.

   Келдыш перегнулся через спинку, достал с заднего сиденья пакет с пирогами и кинул ей на колени.

   — Мортимер, вы заснули?

   Агата смотрела в лобовое стекло.

   — Почему она испугалась?

   — Кто?

   — Лиза. Ваша сестра. Она так хорошо отнеслась ко мне, а потом испугалась. Она меня испугалась?

   Келдыш искоса, подняв бровь, оглядел Агату. Сказал с отвращением:

   — Посмотрите на себя, Мортимер! Кого вы можете напугать?

   Агатина нижняя губа упрямо выдвинулась вперед.

   — Значит, не меня, но из-за меня?

   Келдыш с силой потер лицо ладонями. Он тоже мало спал сегодня. Ответил нетерпеливо:

   — Не вас. И не из-за вас. Это наше с сестрой дело. Вас оно не касается.

   — Как же — не касается, — сказала Агата противным голосом. Она была готова разрыдаться. — Когда меня люди боятся!

   Дальше будет еще хуже, мог бы сказать ей Келдыш. Не сказал — вздохнул длинно и как-то тоскливо.

   — Идите в номер, а? Поспите до двенадцати. А то вас и правда пугаться начнут. Идите, Мортимер, идите.

   Агата посидела, взялась за ручку дверцы и спросила, глядя на свои колени:

   — А как же ваша обычная фраза?

   — Которая?

   — «Нет нужды предупреждать, чтобы вы никому ничего не говорили?»

   — Да говорите хоть всему свету! — сразу откликнулся Келдыш. — Ничего сверхъестественного или секретного с вами вчера не происходило. Я показал вам город, вы переночевали у моей сестры, я довез вас до гостиницы. Вот и все.

   — А как же Королевский мост? — спросила Агата. — Там тоже ничего не происходило?

   Она покосилась. Ресницы ее были мокрыми, и оттого темными и длинными.

   Вторая за сутки истерика в его планы никак не входила.

   — Это тоже вас не касается, — сказал Келдыш утомленно. — Но я могу ответить. Была попытка нападения. Она не удалась. Вот и все.

   Этого, конечно, оказалось недостаточно, потому что Агата тут же развернулась и вывалила на него целую авоську вопросов:

   — Чья попытка? А почему на вас хотели напасть? А куда вы потом ездили? Кто такой нюхач?

   У него моментально кончился запас и без того невеликого терпения — Келдыш сунулся к самому ее лицу и рявкнул:

   — Вон из моей машины, Мортимер!

   Ее как ветром сдуло. Келдыш проводил взглядом быструю сутулую фигуру. Пироги она оставила на сиденье.

   — Что-то ты совсем не ешь, — заметила бабушка. — Что, пироги не удались?

   Агата положила кусок на тарелку.

   — Нет, просто я вчера уже их ела.

   — Где это? — ревниво спросила бабушка.

   — Мы с учителем заезжали к его сестре. Она нас и покормила.

   Агата быстренько проверила свою фразу. «Мы» могло обозначать и всю группу и их двоих. Бабушка, не колеблясь, приняла первый вариант. Любовно погладила томик стихов, который Агата привезла ей из столицы. Бабушка тоже обожала книги.

   — Итак, ты осталась довольна. Было интересно?

   — Да, — Агата вспомнила слова Келдыша. — Познавательно. Знаешь, бабушка...

   — Да? — та рассеянно перелистывала книгу.

   — Когда мы были в Академии Магии...

   — Да?

   — Я видела там твой портрет! — выпалила Агата и уставилась выжидательно.

   Бабушка кивнула — по-прежнему с легкой улыбкой.

   — А-а-а... Ты ведь знаешь, я там преподавала.

   — Нет, — сказала Агата быстро. — Я не знала. Ты не говорила.

   Бабушка слегка удивилась.

   — Разве? Значит, к слову не пришлось.

   — А почему ты ушла оттуда?

   — Стара стала, — просто сказала бабушка. — А ты что, даже видов столицы не привезла?

   — Ой! — Агата сорвалась с места. — Марк же сделал фотографии! Сейчас найду.

   Притащила ворох разноцветных снимков. Фейхман снимал не только их, но и все, что ему нравилось — витрины, машины, девушек — Агата не всегда могла объяснить, что и где снято.

   — Это Таня? Гляди, как подросла... А это твой... извини, не твой Алекс, узнала-узнала... Ой, смотри, а этот похож на Бориса Карпова, ну тот, из сериала «Мужество». А вдруг это он и есть? Агата, ты была рядом с Карповым и не взяла автограф?! А это, наверное, дискотека? Вы ходили на танцы? Алекс приглашал тебя танцевать? А где же ты? Почему Марк так мало тебя фотографировал?

   Агата отмыкивалась, отмалчивалась — она все собиралась и все почему-то не могла начать рассказывать, как они с Келдышем гуляли по ночной столице, и про сцену на мосту, и про то, как ее — не ее? — испугалась келдышевская сестра Лиза...

   — А вот это ты... ага, это у львов, это театр, смотри-ка, они покрасили его... а это Зал Камней, как я его любила... а это, как ее, Ирма? Крупная девочка, тоже симпатичная... А вот опять ты... надо тебе почаще снимать очки, гляди, какие глазищи, светятся, как у кошечки...

   Бабушка положила было фотографию, помедлила и вновь взяла. Вгляделась. Потом подняла очки на лоб, словно они ей мешали смотреть, поднесла снимок ближе к глазам.

   — Кто это?

   Это были она и Келдыш. На переднем плане — она сама, на заднем — Келдыш, чуть смазанный, но вполне узнаваемый. Учитель избегал фотографироваться: «Я не фотогеничен». Марк подкрался со спины, окликнул и щелкнул, когда они обернулись. Помнится, Келдыш еще раздраженно отчитал его: «Что за детские игры, Фейхман?»

   — Это и есть наш новый учитель. — Агата следила настороженно. «Кто же не знает железную Мортимер?» Похоже, и железная Мортимер кое-кого знала.

   — А фамилия у него... — медленно сказала бабушка.

   — Келдыш.

   — Зовут?

   — Игорь. По отчеству не знаю.

   — Да, отчества сейчас не в моде... — бабушка положила снимок. Встала. Взяла и подержала в руках чайник. Поставила.

   Неожиданно резко повернулась к внучке.

   — Он пристает к тебе?

   — Что?

   — Он пристает к тебе?

   Агата вытаращила глаза.

   — Бабушка, ты что?! Он же учитель!

   Лидия Мортимер нетерпеливо отмахнулась.

   — Как будто это кого-то когда-то останавливало! Я говорю о другом, девочка! Он придирается к тебе?

   Агата смотрела на нее во все глаза. Во всем мире существует заговор взрослых: «Не смей осуждать его, он в три раза тебя старше!» «Ну и что, что она на вас кричит? Она вам добра желает!» Или: «Учитель (начальник) всегда прав!» И этот заговор бабушка всегда поддерживала...

   Агата вздохнула.

   — Ладно. Он ко мне не пристает. Он меня достает!

   — Как?

   — Ну... он не называет меня дурой прямо, говорит так... красиво, но так, что чувствуешь себя дурой... и другие думают так же...

   — Можешь не объяснять, — ноздри бабушки раздувались. — Я сама треть века была учительницей. Он занижает тебе оценки?

   Агата поколебалась. Было большое искушение согласиться, но...

   — Нет, — признала нехотя. — Он требовательный, очень... но у него мы знаем больше, чем у других. И у него такие интересные уроки!

   — Да уж, — сухо сказала бабушка. — Представляю себе. Он был очень талантливым мальчиком.

   — А ты откуда его знаешь?

   Бабушка нетерпеливо отмахнулась.

   — И все это началось с его прихода в школу? Почему ты мне ничего не сказала?

   — Бабушка... — Агата помолчала. — Я ведь должна сама уметь справляться с трудностями? Может, дело не в них, а во мне? Иначе почему они на меня нападают? Может, это я... не такая?

   — Кто — они? — мгновенно насторожилась бабушка. Агата вздохнула: ну не пойдет же она разбираться со всей школой?

   — Я... мне просто нужно научиться не обращать на них внимания, понимаешь? «Повышать порог болевой чувствительности», сказал школьный психолог. Я просто... тонкокожая. Меня легче достать.

   Бабушка села.

   — Я всегда знала, что ты ранимая и... немного замкнутая девочка... но что у тебя такие трудности...

   — Бабушка! — Агата начала жалеть, что выложила все это. — Все нормально, правда! Ну и что, что я им не нравлюсь? Они мне тоже не нравятся! Я тоже не хочу с ними дружить!

   — Понимаю, — пальцы бабушки зарылись в белые волосы. — Ко мне всегда приходили только взрослые... чего там — старые! — люди... а ты с детства была такой... серьезной девочкой... это я во всем виновата!

   Агата завздыхала:

   — Бабуль, успокойся! Все у меня будет в порядке. Вот отращу кожу, как у носорога...

   — Против Келдыша она тебе не поможет, — бабушка внезапно вспомнила начало разговора. — Пригласи-ка его завтра к нам!

   Вот так-таки просто пригласи, да? Агата весь урок истории просидела как на иголках, уговаривая себя, как это просто сказать: «Бабушка приглашает вас к нам в гости». А он спросит: зачем? И посмеется. И никуда не пойдет. Или скажет: «А что это вы ей наговорили про меня, Мортимер? Жаловались, значит?» Или...

   В общем, когда урок закончился, у Агаты уже все поджилки тряслись. Прощаясь кивками и улыбками с уходящими учениками, Келдыш неторопливо собирал свои бумаги. Агате вдруг пришло в голову, что он специально медлит — обычно ведь выходит из класса первым. Чего-то ждет. Или кого-то.

   Ее?!

   Агата проводила обреченным взглядом хихикавших подруг и побрела к учительской кафедре. Келдыш даже глаз не поднял.

   — До свидания, Мортимер.

   — До... я хотела сказать, учитель...

   Агата перевела дыхание. Келдыш аккуратно выравнивал стопку листков.

   — Моя бабушка... она...

   Теперь Келдыш вскинул глаза. Спросил резко:

   — Что? Что такое с вашей бабушкой?

   Пытаясь не оцепенеть окончательно под его пронзительным взглядом, Агата выдавила:

   — ...она приглашает вас к нам. Сегодня. Вечером.

   С мгновение он еще смотрел на нее. Потом опустил глаза и спросил спокойно:

   — С чего вдруг?

   Он не пойдет! Слава богу!

   — Она видела нас... вас... на снимке...

   — А. Да. Снимок. Я не подумал, — Келдыш кивнул и засунул листки в папку. — Передайте мадам Мортимер, что я буду. В девятнадцать ноль-ноль.

   — Мы живем...

   — Я знаю ваш адрес, Мортимер!

   Помолчал и добавил:

   — Думаю, на пироги рассчитывать нечего?

   Они смотрели друг на друга с разных концов комнаты. Бабушка надела свой самый деловой костюм, белую блузку с брошкой у горла, туфли на высоких каблуках — словно ожидала важного гостя. Келдыш пришел в черных брюках и черной водолазке, в которых был в школе. Агата, стоявшая между ними, видела, как блеснуло его кольцо — Келдыш слегка развел руками, как бы говоря: «Да, это я! И что?» Коротко поклонился:

   — Здравствуйте, Лидия.

   — Келдыш, — сухо сказала та вместо приветствия. Показала на стул у бархатного стола.

   Оба сели и уставились друг на друга. Агате показалось — с какой-то даже жадностью. Она тихонько попятилась и опустилась в кресло у стены.

   — Вот как, — сказала бабушка, словно продолжая неслышный разговор. — Я не знала.

   Учитель молча пожал плечами.

   — Зачем вы в городе, Келдыш?

   Он усмехнулся.

   — Не поверите — не из-за вас! Я даже не знал, что вы здесь живете.

   Пауза. Келдыш сказал насмешливо:

   — Ну, вот видите...

   — И о том, что у меня есть внучка, тоже не подозревали?

   — А она действительно ваша внучка?

   Агата открыла рот. Лидия мрачно и молча смотрела на Келдыша. Тот сказал мягко:

   — Прежде чем вы выберете, что ответить, могу напомнить, что существуют такие вещи, как генетический анализ, например...

   Бабушка кивнула.

   — Она действительно моя внучка.

   — Вот и прекрасно.

   — Вижу, как это вас радует.

   — Я должен прыгать от счастья?

   — Вы должны оставить нас в покое.

   — В конце учебного года я, скорее всего, вернусь в столицу. Этого достаточно?

   — Достаточно было бы, если бы вы все забыли о нашем существовании!

   — Для этого надо лишить памяти очень многих людей.

   Бабушка вдруг хлопнула ладонью по столу: бархат проглотил звук, но Агата вздрогнула от неожиданности — бабушка редко выходит из себя.

   — Агата здесь ни при чем!

   — Они тоже, — сухо сказал Келдыш.

   Молчание.

   — Зачем вы пригласили меня, Лидия? — Келдыш облокотился о стол, рассеянно перебирая «висюльки» скатерти.

   — Чтобы убедиться, что Агата... что Агату...

   — Агате... Агатой... — продолжил Келдыш. — Я вполне способен контролировать свои эмоции.

   Лидия фыркнула.

   — Словно это вам когда-нибудь удавалось!

   — С тех пор я... слегка подрос. Если вы не заметили.

   — Тогда какого... зачем вы потащили ее в Академию? Зачем заставили проходить тесты?

   — Меня интересовало, как вы сумели подменить результаты тестов.

   — Что-о-о?

   Агата вытянула шею. Теперь заморгала бабушка. Откинулась на спинку стула — до этого она сидела прямо, как с привязанной к спине дощечкой.

   Бабушка засмеялась — молодым красивым смехом, который так обожала Агата. Келдыш скучающе посмотрел в окно.

   — Так вы подумали, вы думали... Нет, Келдыш, вы просто невозможны! Как будто вы не знаете! Каждый квартал из года в год приходит кто-нибудь от вас. Как, по-вашему, я могла это сделать? Заколдовать всех до единого? Дать взятку? Выкрасть результаты детсадовских и школьных тестов? Келдыш, я не всесильна! Девочка, как это ни печально, действительно лишена магических способностей.

   — Печально? — спросил Келдыш, по-прежнему глядя в окно. — Вы действительно об этом жалеете?

   Пауза. Агата уже начала уставать от этих пауз — она не знала, как переводится молчание.

   — Только иногда, — сказала бабушка. — Иначе бы вы мне ее не оставили. Итак, наше маленькое недоразумение улажено?

   — Вы не водили ее к Слухачам?

   — Нет!

   — Почему?

   — Не вижу смысла.

   — Почему?

   Бабушка опять начала раздражаться.

   — Нет ни малейших сомнений... И потом, эта процедура не рассчитана на детский организм!..

   — Она уже не ребенок.

   — И я имею полное право, как опекун, не разрешить ее проведение!

   — А мы, — вкрадчиво возразил Келдыш, — имеем полное право настаивать на ее проведении.

   — Для чего? У вас есть хоть какие-то основания? Хоть какие-то намеки на МС в результатах тестов? Или вам просто хочется продемонстрировать свою власть?

   — Основание есть.

   — Какое?

   — Ее фамилия.

   — И что вы по этому поводу собираетесь предпринять? Мстить? Посмотрите мне в глаза и скажите, что вами движет только профессиональный долг!

   Келдыш молча смотрел на нее.

   — Оставьте нас в покое, — негромко сказала бабушка. — Просто оставьте нас в покое.

   — Не могу, — так же негромко ответил Келдыш. — Не могу, и вы это знаете.

   Бабушка прикрыла лицо рукой, и Агата испугалась, что она расплачется. Келдыш тоже смотрел на эту красивую белую руку.

   — Так, — сказала Лидия, убирая ладонь. Сухие ее глаза горели. — И что дальше?

   — Дальше вам придется отвечать на мои вопросы. Любые. Вплоть до того, до скольки лет она писалась в постель...

   — Я не писалась в постель! — недовольно сказала Агата. Оба обернулись и уставились на нее, как будто забыли о ее существовании. Очень нелогично — ведь они только о ней и говорили.

   — Агата! — воскликнула бабушка и посмотрела на Келдыша. Тот подумал. Встал.

   — Я приду еще.

   — Я вас не приглашаю, — сказала бабушка, вставая, чтобы не смотреть на него снизу вверх. — Вам придется предъявить какой-нибудь документ, чтобы снова переступить порог моего дома.

   — Даже так? — Келдыш кивнул — почти весело. — Документ будет. Вы меня знаете. Доброй ночи.

   — До свидания, — прошелестела Агата.

   Бабушка молча стояла, пока внизу не хлопнула дверь. Потом опустилась на стул и вновь закрыла лицо рукой.

   — О, господи...

   — Бабушка.

   — А? — спросила она, не открывая глаз.

   — О чем вы говорили? Что он хочет? Почему ему не нравится наша фамилия?

   — Не сейчас, Агата.

   Агата потопталась рядом. Предложила, охваченная приливом вдохновения:

   — А давай его отравим!

   — Что? — бабушка с изумлением отвела руку.

   — Ты испечешь пироги, мы туда положим яд и отравим его!

   — О, господи! — вновь сказала бабушка. Притянув к себе Агату, ткнулась ей лбом в живот. — Это было бы просто здорово!

   Агата погладила ее по жестким седым волосам.

   — Бабушка. Может, расскажешь, что происходит?

   — Не сейчас, — вновь сказала та. — Я женщина старая, всю ночь потом спать не буду. Пойду-ка я в ванну и спать. И тебе советую.

   Агата знала, что настаивать, когда человек не хочет что-то делать — невежливо. Хотя очень хотелось быть невежливой. Бабушка совершенно нестарческой трусцой сбежала от расспросов в ванную, а Агата подумала и засела в своей комнате с блокнотом и ручкой.

   Первое: откуда Келдыш и бабушка знают друг друга?

   Что давно знают и давно не виделись — это ясно. Вместе работали в Академии? Келдыш учился у бабушки?

   Второе: кто такие «они, от вас»? Почему и когда они наблюдали за ней, Агатой?

   Третье: почему Келдыша волнует, что у нее нет магических способностей, МС сокращенно? Их нет у большинства населения...

   Четвертое: кто такие Слухачи, и почему она должна к ним идти?

   Агата погрызла ручку.

   И пятое, последнее — может, самое важное — что же не так с их фамилией?

   С вопросом первым все выяснилось очень быстро. Бабушка, хоть и без особой охоты, но отвечала.

    Да, Келдыш был ее учеником. Очень талантливый мальчик, но совершенный шалопай. Многочисленные нарушения правил Академии, опасные для окружающих и самого студента эксперименты с вновь обретенными знаниями и умениями, и все это помноженное на непомерное честолюбие и действительные способности... Из Академии его вышибали с треском — три раза. Три раза же он и возвращался. Разумеется, они конфликтовали, поскольку мадам Мортимер слыла на факультете дамой железной. Ну и что с того? Не он первый, не он последний. Знаешь, какую ей устроили овацию на последней встрече выпускников? Аплодировали стоя! И еще подходили и лично благодарили за суровое с ними обращение!

   — Тогда почему... он ведь очень не любит тебя, да, бабушка? Было что-то еще, потом?

   — Еще, — бабушка задумалась. Нахмурилась. — Еще была война. Она сделала его... нас такими. С этим уже ничего не поделаешь.

   Агата посоображала, что бы еще спросить по пункту первому. Вдруг ее осенило:

   — А он знал маму с папой?

   Бабушка сняла и снова надела очки.

   — Почему ты так решила?

   — Мне... показалось. Бабушка, ты говорила, они были учеными. А про себя ты всегда говорила, что была учительницей. Баб, кем они были на самом деле?

   Ответ она уже и сама знала. Бабушка опять сняла очки и закусила дужку. Сказала медленно:

   — Я тебе никогда не врала. Просто не говорила всего полностью. Они действительно были учеными. Работали в Институте Экспериментальной Магии.

   — И они были?..

   — Да, магами. И твой отец, и твоя мать были магами. Очень талантливыми.

   Агата вздохнула — глубоко.

   — Но почему ты никогда не говорила...

   — Я бы сказала, — медленно произнесла бабушка. — Но попозже. Я не хотела, чтобы у тебя сформировался комплекс неполноценности. Единственная не-магичка в семье волшебников... Мне казалось, это может быть очень обидным.

   — Поэтому Келдыш и не верит, что у меня нет никаких способностей! Он учился вместе с ними?

   — Кто, Келдыш? Ну что ты! Он ведь гораздо младше!

   — Но он знал их?

   — Знал, — бабушка выглядела утомленной.

   — А кто... ну, контролировал меня все это время?

   Бабушка посмотрела в потолок.

   — Несколько человек. Я представляла их тебе, как своих знакомых. Ну, помнишь, дядя Владек? Сергей Сергеевич? Не помнишь?

   Агата сморщилась. Круг знакомых бабушки был очень обширным, дома у них бывали многие, и она не замечала, чтобы кто-то специально регулярно проверял ее на наличие МС.

   — А кто они?

   — Люди из столицы. Они тоже не могли поверить, что ты...

   — Бездарь, — закончила Агата печально. Бабушка сморщилась.

   — Вот этого-то я и боялась! Агатка, ты понимаешь, что я люблю тебя такой, какая ты есть? Ты — единственное, что у меня вообще осталось! Ты мне веришь?

   — Угу, — подавленно сказала Агата. А разве не радовалась бы бабушка еще больше, если б Агата пошла в нее? Или в маму?

   — А Слухач?.. — начала она. Бабушка перебила:

   — Забудь! Пока я жива, к Слухачу ты не пойдешь. Ты не представляешь, что это такое, и слава богу! Это до такой степени дико, незаконно и... ненужно, что даже Келдыш это понимает. Или поймет со временем.

   — А он... и вправду может как-то помешать нам жить?

   Бабушка ответила не сразу:

   — Он... очень изменился, Агата. Вполне возможно, что нам предстоит нелегкое время. Но нас — двое, мы вместе, и это — самое главное.

   Келдыш появился у них почти через две недели. До этого Агата видела его только на уроках, где он не обращал на нее никакого внимания. Агата, впрочем, от этого не страдала.

   Дверь открыла бабушка. Когда Агата выглянула из своей комнаты, она молча отступала перед входящим в дом Келдышем.

   — Здравствуйте, Лидия, — сказал он негромко.

   — Вы без звонка.

   — И без доклада, — добавил Келдыш, быстро провел обеими руками по раскрасневшемуся от ветра и дождя лицу. Поверх головы бабушки взглянул на Агату.

   — Добрый вечер, — пробормотала та. Келдыш коротко кивнул.

   — Я пришел, как обещал. Будем разговаривать прямо здесь?

   — Словно вас это смущает! — буркнула бабушка. — Проходите. И ты, Агата.

   Агата подумала было переодеться — наверное, неправильно встречать учителя в длинном свитере, трико и носках, но взглянула на бабушку и передумала. Сунув книгу под мышку, поплелась вслед за взрослыми.

   Они снова расселись в гостиной — Лидия в своем кресле, как на троне, Келдыш у стола, Агата в этот раз приткнулась рядом с бабушкой.

   Келдыш положил на стол какую-то карточку.

   — Я принес разрешение, Лидия.

   Агата вытянула шею, чтобы рассмотреть, и взгляд Келдыша остановился на ней.

   — Я ваш куратор, Мортимер.

   — Что?

   — Я сказал, — повторил Келдыш отчетливей, точно смысл от этого становился яснее, — теперь я ваш куратор.

   Какой?..

   — А что это значит?

   — Это значит, что, наряду с вашим официальным опекуном Лидией Мортимер, я имею право и обязанность участвовать в вашем воспитании, образовании и вообще в вашей дальнейшей судьбе.

   Жили они столько лет безо всякого куратора... Агата вдруг ужаснулась:

   — Как... судьбе? Всю жизнь?

   Келдыш улыбнулся. Получилось это у него очень неприятно. Прямо как у добродушного вампира.

   — Если потребуется.

   Кому потребуется? Зачем потребуется? Почему Келдыш? Вопросы перепутались, как вареные спагетти, и Агата никак не могла ухватить самый важный и главный, который распутает все остальные. Она посмотрела на напряженное лицо бабушки и спросила — со всей возможной наивностью:

   — Куратор — это как офицер надзора за выпущенным досрочно заключенным?

   Келдыш моргнул, бабушка предостерегающе покосилась, но Агата продолжила:

   — А могу я узнать, в чем заключается мое преступление?

   Келдыш непонятно смотрел на нее. Будто не был готов к вопросу. Или его формулировке.

   Бабушка постучала пальцем по карточке.

   — Как вы этого добились?

   Келдыш пожал плечами.

   — Добился.

   Лидия кивнула.

   — Представляю себе! Заразили их своими больными фантазиями? Это к вам надо прикреплять надзирателя, чтобы держать вас в узде!

   — Тем не менее, куратор здесь — я.

   Бабушка брезгливо повертела карточку за уголок.

   — Я проверю ее по всем своим каналам!

   — Да ради бога. Это ваше право. Успокойтесь, Лидия. Я не собираюсь вмешиваться в вашу жизнь без особой нужды.

   — Конечно-конечно! — ядовито согласилась та. — Было бы желание, а причина всегда найдется!

   Келдыш, оскалившись, посмотрел вверх, вниз. На бабушку.

   — Вы что же, считаете, мне это доставляет удовольствие?

   Лидия не сводила с него зорких глаз.

   — Не совсем. Во всяком случае, не на все сто процентов. На пятьдесят. Остальные пятьдесят — извращения вашей больной психики. Мне жаль вас, Келдыш. Вы были таким многообещающим студентом, а превратились... в помешанного ловца теней. Вы пытаетесь бороться не с противником, а с призраками прошлого. Прошлому нельзя отомстить, Игорь! Он мертво.

   — Но есть вы, — сказал он.

   В следующий раз Келдыш принес с собой папку вроде учительской. Обменявшись «любезностями», трое вновь собрались в гостиной.

   — У меня к вам несколько вопросов.

   — Вы говорите как следователь. Или судья. Снимаете показания? Я должна поклясться на библии? — осведомилась бабушка.

   Келдыш пропустил ее колкости мимо ушей.

   — Это касается вашей внучки.

   Надо же, удивил! Агата тихонько перелистывала книгу, делая вид, что не слушает. Келдыш постучал пальцами по жиденькой папочке. Поглядел вопросительно.

   — Будем разговаривать при ней?

   — Почему бы и нет, — медленно сказала бабушка. — Ведь вы же ее куратор.

   Келдыш качнул головой.

   — Не боитесь? Впрочем, пора бы и ей, действительно, кое-что узнать о прошлом.

   — Келдыш... — угрожающе начала бабушка.

   — Что? — Келдыш вскинул брови — сама невинность. — Я говорю о ее прошлом!

   Агата опустила книгу на колени.

   — Когда вы отыскали девочку в столице, она не умела разговаривать. Так? Я просмотрел больничные карты. Она страдала аутизмом. Ходила в специальный детский сад для детей с отклонениями в психике... Несколько лет в этом садике не привели к ожидаемым результатам.

   Агата сжалась. Она что, была недоразвитой? Как это... с отклонениями в психике? Аутизм — посмотреть в энциклопедии...

   — Девочка не могла общаться, играть со сверстниками... Что там еще? — Келдыш посмотрел в папочку. — Ни лечение, ни психотерапевтические игры и процедуры не дали впечатляющих результатов... Пока однажды в детском саду не появился кот...

   Бабушка вздохнула и сказала:

   — Агата, выйди!

   — Ну, уж нет! — возмутилась Агата. — Ни за что!

   — Ни в коем случае! — неожиданно поддержал Келдыш. — Она имеет полное право знать!

   — В таком случае я отказываюсь продолжать этот разговор! — решительно заявила бабушка, делая попытку встать.

   — В таком случае, — сказал Келдыш не менее решительно, — я продолжу его с вашей внучкой. И отвечу на все интересующие ее вопросы... Как поживает ваша аллергия, Лидия?

   Бабушка осела обратно.

   — Агата. Пожалуйста. Я прошу. Уйди. Я хочу поговорить с этим человеком наедине.

   Чуть ли не впервые на ее памяти внучка взбунтовалась.

   — Нет, бабушка! Я действительно имею полное право все знать! Извини, но я останусь.

   Бабушка подняла голову. Посмотрела на Агату. В ее зеленых глазах что-то вспыхнуло, бабушка коротко размахнулась и...

   Агате показалось, что-то ударило ее в лоб. Это «что-то» толчком откинуло голову назад, на спинку кресла, и растеклось холодными ручейками по лицу, шее, плечам, по всему телу, сделав его неподвижным. Агата даже губами не могла шевельнуть, повести глазом. Единственное, что она могла — слышать.

   — Ого! — услышала она через паузу — почти восхищенное. — Крутовато вы!

   Келдыш поводил перед ее лицом ладонью. Агата даже не моргнула — не могла. Учитель подержал ее за непослушную тяжелую руку, положил на подлокотник кресла, со вздохом выпрямился и повернулся к невидимой ей бабушке.

   — Ну, если вы с внучкой так обращались, неудивительно, что она выросла такой... тряпкой!

   — Келдыш, черт вас возьми! — сказала бабушка, и в голосе ее было бешенство.

   — Нет, это вас черт побери, Лидия! — сказал Келдыш с бешенством не меньшим. — Разительное отличие от ее маменьки, да? Вы этого добивались? Только зачем? Вы понимаете, что сотворили? Да любой может заставить ее сделать, что ему только будет угодно!

   — Отойдите от нее! — рявкнула бабушка. — Отойдите и заткнитесь! Иначе...

   Келдыш резко рассмеялся:

   — Иначе — что, Лидия? Если бы вы что-то могли сделать, вы бы уже это сделали! Думаете, я не чувствую, как вы меня прощупываете?

   Он все же отошел, и Агата видела только тени, отражающиеся на стеклянных дверцах шкафа напротив. Некоторое время двое молчали. Потом бабушка сказала с усилием:

   — Хорошо. Успокоились оба. Агата спит и ничего не запомнит из нашего разговора. Уж я об этом позабочусь. Продолжайте.

   — Итак, — ровно сказал Келдыш. — В детском саду появилась кошка. С этого момента у девочки пошло резкое улучшение. Она начала реагировать на окружающее, улыбаться, играть, разговаривать. Врачи порекомендовали взять животное домой. Вы взяли. Развитие ребенка выправилось, она пошла в нормальную школу, хоть и в более позднем возрасте. Потом вы... испугались. Чего вы испугались, Лидия?

   Тишина.

   — Вы наблюдали за девочкой и котом. Они понимали друг друга не то что с полуслова — со взгляда. Не удивлюсь, если вы провели несколько экспериментов, и они вас напугали. А вдруг, подумали вы, это не просто дар к общению с животными, как в старину говорили: «петушиное слово знает»? А вдруг — это зачатки магии, которые еще не улавливают периодические обследования? А вдруг они разовьются? А вдруг она пойдет по стопам... семьи Мортимер?

   И тут у вас открылась жесточайшая аллергия. Врачи запретили держать в доме животных — любых. Кота — наверняка, со слезами — отдали «в хорошие руки», но девочка уже подросла, уже выровнялась, уже не так тяжело перенесла разлуку со своим любимцем... Все обошлось, да, Лидия? Все обошлось на этот раз.

   Келдыш помолчал.

   — Я тоже кое-что видел. И тоже не сразу обратил внимание. Если бы не ваша... аллергия, мы могли бы получить любопытные результаты.

   — К чему, — спросила бабушка надтреснутым голосом, — к чему вы мне все это говорите?

   — К тому, — сказал Келдыш резко, — чтобы вы не пытались что-то скрывать от меня. Я все равно до этого доберусь. У вас есть, что еще мне сказать, Лидия? Я не тороплю. Подумайте. Повспоминайте. А сейчас — разрешите откланяться. И в следующий раз воздержитесь от таких... резких жестов. Я всегда... восхищался вами, что бы и как бы там ни было. Я бы не хотел потерять еще и это.

   Он мелькнул мимо глаз Агаты. Бабушка посидела еще, потом тяжело поднялась, тяжело подошла. Положила руку на ее лоб.

   — Агата, — сказала тихо. — Проснись.

   Агата вздрогнула. Поморгала и потянулась. Бабушка стояла рядом и грустно смотрела на нее.

   — Проснулась?

   — Я что, заснула?

   Агата со смущением огляделась. Келдыша уже не было. Агата помнила, как они что-то долго и нудно обсуждали с бабушкой, и она устала прислушиваться и начала клевать носом над книжкой, а потом... Кто-то ссорился. Соседи за стеной, что ли? Или бабушка смотрела какой-то фильм? Она потерла глаза. В памяти еще мелькали обрывки сна, но уже не разобрать и не вспомнить — что к чему, и что там было таким интересным и важным — как часто бывает после не вовремя зазвонившего будильника...

   — Хочешь чаю? — спросила бабушка.

   Келдыш приходил раз в неделю. Теперь Агату не обязывали присутствовать при беседе взрослых. Но и не отсылали в свою комнату. Поэтому Агата выбрала половинчатое решение — садилась с книгой на кухне. Оттуда слышно почти все. Особенно, когда говорят повышенным тоном. Но повышенным тоном они почти не говорили. А если говорили, то всегда начинала бабушка. Келдыш — удивительно! — разговаривал вежливо, спокойно, даже с юмором. Чаще всего они вспоминали общих знакомых — то ли по столице, то ли по Академии. Это было слушать неинтересно. А вот когда начинали обсуждать историю создания или область применения какого-нибудь заклинания, или вспоминать разные забавные (и не очень) случаи, случавшиеся с нерадивыми студентами и даже — подумать страшно! — с самим Келдышем… Правда, маги при этом сыпали специальными терминами, которые Агата не то что не понимала — повторить не могла.

   В этот раз Келдыш пришел раздраженным. Начал чуть ли не с порога:

   — Что за бардак творится тут у вас в провинции!

   — Я всегда предполагала, что рыба гниет с головы, то есть, со столицы, — надменно заметила бабушка. — Что, опять какое-то нарушение ваших хваленых правил?

   — Моих правил! — хмыкнул Келдыш. — Город кишмя кишит незарегистрированными магами! Сегодня на базаре я буквально за руку поймал ведьму — пыталась всучить мне амулет от сглаза! Ни лицензии, ни клейма, ни разрешения на торговлю! А ведь сильная девчонка! Ей бы в Академии учиться, а теперь — штраф и тюремное заключение! Куда только ваша мэрия смотрит! Придется составлять записку в СКМ…

   — Все вам неймется, Ловец, — сухо сказала бабушка. — Пейте чай.

   — Ведь с последней войны прошло не так уж много времени! Вы что тут, все с ума посходили? Хотите ее повторения?

   — Пейте чай.

   Агата положила книжку на колени. Пауза. Потом бабушка сказала:

   — Когда я переехала в… провинцию, сначала тоже была шокирована. Потом я поняла, и свыклась с одной простой мыслью. И вам к ней тоже придется привыкнуть.

   — К какой?

   — Это была не просто очередная Магическая война. Это была Столичная Магическая война. Несмотря на миллионы жертв, несмотря на то, что столицу отстраивали заново всей страной, это была война столицы. И столичного округа. Понимаете? В провинции слегка ужесточили надзор и чуть ограничили права магов, ввели обязательные тесты на МС в детсадах и школах. Ну и что? Вечно в этой столице что-то выдумывают! А мы как ходили, так и будем ходить заговаривать зубную боль к нашей нелицензированной бабке Паше, а не к вашему высококлассному клейменому специалисту, обученному в Академии… Она-то нам ничего дурного не делала! Вот так вот, Келдыш. Не надо пронзать меня этим вашим профессиональным взглядом, мальчик. Просто усвойте это. И пейте чай.

   Агату вызвали к директору прямо с урока литературы.

   — И возьмите с собой сумку, Мортимер...

   — На выход с вещами! — пропела за спиной Дьячко. Агата растерянно и торопливо покидала все в сумку, прошла мимо молчащей учительницы «дылды-Людмилды». Перехватила ее какой-то жалостный взгляд.

   — Проходи, Агата, — торопливо сказал директор, когда она нерешительно замаячила на пороге его кабинета. — Проходи, садись.

   В кабинете оказался Келдыш. Агата сразу насторожилась: что за очередная пакость? Келдыш посмотрел на нее и отвернулся к окну.

   Директор сцепил на круглом животике толстые руки, встал прямо перед ней. Ей оставалось или задрать голову, чтобы видеть его лицо, или смотреть на его нервно вертящиеся пальцы. Агата смотрела на пальцы.

   — Послушай, Агата... Твою бабушку увезли в больницу. Она...

   Агата тяжело моргнула. Пальцы директора вертелись все быстрее. Он нервничал.

   — У нее...

   У нее в голове зашумело.

   — Она жива?

   — Конечно! — воскликнул директор. — Конечно, не пугайся так!

   — Тогда не надо ее пугать! — услышала Агата резкий голос Келдыша. — У вашей бабушки инсульт. Сейчас вы можете поехать повидать ее в больницу.

   — Конечно-конечно! — повторил директор и быстро вытер покрасневший лоб. — Учитель Келдыш любезно предложил подвезти тебя на своей машине в больницу. Уверен, все будет в порядке... конечно, в порядке...

   Конечно, конечно, повторила про себя Агата. Встала. Сумка мягко съехала с плеча и шлепнулась на пол. Агата тупо смотрела на нее сверху. Келдыш наклонился, нетерпеливо всунул сумку ей в руки.

   — Идемте, Мортимер.

   В машине они молчали. Агата ненавидела больницы. Она провела там полдетства, и они напоминали ей приют — полудом, где ты живешь в ожидании и тоске по дому настоящему. Она глубоко вздохнула и поймала быстрый взгляд Келдыша. Он боится, что она разревется. Не сейчас. Не при нем.

   Не дождется.

   Больница была не слишком большой; в окружении зеленого парка казалась даже приветливой. Келдыш быстро выяснил что-то в регистратуре и махнул рукой Агате.

   — Она в реанимации. Родственников туда пускают. Идемте.

   Вы не родственник, хотела сказать Агата. Конечно, не сказала.

   На дверях реанимации шелестели прозрачные ленты-занавески. Келдыш развел их, Агата вошла и остановилась, растерянно глядя по сторонам. Кто из них бабушка? Учитель молча взял ее за локоть, разворачивая влево.

   Пол-лица Лидии Мортимер закрывала прозрачная маска. Кто-то тяжело, натужно дышал — то ли бабушка, то ли сама эта маска. Агата посмотрела на нее и принялась таращиться на подмигивающие и попискивающие приборы. Огоньки расплывались перед глазами. Она не заплачет, не заплачет! Бабушка казалась такой малюсенькой под этой простынею — словно там ничего не было, словно эти больничные приборы сами жадно высасывали из нее жизнь...

   Дежурный целитель, сидевший в изголовье кушетки, поднял голову и встал. Сложив руки на животе, молча смотрел на них.

   — Как? — спросил Келдыш, кивая подбородком.

   — Состояние тяжелое, но стабильное. У врачей прогноз осторожный.

   — А у вас?

   — Мы даем ей энергию, чтобы она могла принять медицинскую помощь.

   — Если понадобится еще...

   — Спасибо, коллега. Мы пока справляемся. Вы родственник?

   — Нет. Вот.

   Целитель посмотрел на Агату. Вокруг глаз у него были темные круги, как будто было уже далеко за полночь. Кивнул.

   — Ясно. Думаю, пока вам вредно находиться здесь. Приходите завтра.

   Агата послушно повернулась вслед за келдышевским прикосновением.

   — Я везу вас домой, — объявил Келдыш. Агата туманно удивилась — конечно, не в гостиницу же! Они ехали гораздо медленней. Агата смотрела в окно.

   — Что маг говорил про энергию?

   — Они берут ее у родственников. Как кровь подходящей группы, понимаете?

   Агата медленно кивнула.

   — А так как у меня нет магических способностей...

   — Подойдет любая, — резко сказал Келдыш.

   — В том числе и ваша?

   — В том числе и моя.

   — Но вы же... вы ее ненавидите.

   Келдыш остановил машину и открыл дверцу.

   — Приехали.

   — Вы ненавидите ее, правда?

   Келдыш смотрел на нее поверх машины.

   — Я испытываю к Лидии... смешанные чувства.

   — И все же хотите ей помочь?

   Учитель повернулся и пошел к дому.

   — Из чистого эгоизма. Где ключи, Мортимер?

   Агата медленно, точно во сне, передала ему ключи. Смотрела, как он открыл дверь, вошел. Зашла следом.

   — Эгоизма?

   Келдыш огляделся по сторонам и повернулся к ней.

   — Я еще не настолько стар, чтобы жить в одном доме с молоденькой девушкой.

   — А?

   — Похоже, вы забыли, что я — ваш куратор. Практически второй опекун. Так что, если что-то случится с вашей бабушкой...

   Он развел руками. Агата смотрела на него с испугом.

   — Поэтому и в моих интересах, чтобы мадам Мортимер и дальше благополучно здравствовала. А теперь — к более конкретным вопросам! У вас есть деньги?

   — А? — спросила опять Агата и подумала, что ее легко принять за идиотку. Да он и так всегда считал ее идиоткой...

   — Деньги, — торопливо повторила она. — Деньги... да, есть.

   — Сколько?

   Агата достала шкатулку из шкафа. Келдыш тщательно пересчитал бумажки.

   — Должно хватить на продукты и неотложные нужды. У вашей бабушки есть страховка, и вы не обязаны ничего оплачивать в больнице. Если с вас что-то будут требовать... ну, обращайтесь ко мне. Вы не боитесь ночевать одна?

   — Вот еще! — презрительно сказала Агата. Он внимательно оглядел ее.

   — Я оставлю вам свой телефонный номер.

   — Спасибо, — вежливо сказала Агата, сразу решив, что ни за что ему не позвонит.

   — Завтра я заберу вас из школы, и мы съездим в больницу.

   — Спасибо, — вновь сказала Агата. — Но ведь это моя бабушка. И я сама решу, когда и с кем мне ее навещать.

   Келдыш посмотрел на нее с легким удивлением.

   — Полушайте, Мортимер...

   Она ожидала какого-нибудь привычного едкого замечания, но Келдыш пожал плечами и, буркнув:

   — До свидания, — сбежал вниз по лестнице. Хлопнула дверь.

   Агата осталась одна.

   Услышав звонок, Агата вздрогнула: он был какой-то... пронзительный, как будто предвещал очередную беду.

   — Не спрашиваете, — недовольно констатировал Келдыш, когда Агата, открыв дверь, испуганно уставилась на него.

   — Что такое? — спросил у нее и сам же ответил. — Ничего нового, Мортимер! Если будут какие-нибудь изменения в ее состоянии, вам сообщат первой. Вот.

   — Что это? — машинально спросила Агата, хотя и сама видела — что. Или, вернее, кто. Отставив руку, двумя пальцами, словно нечто невообразимо противное, Келдыш держал за шкирку слабо мякавшего котенка-подростка.

   Келдыш поднял котенка повыше и внимательно оглядел его.

   — Соседка съехала в отпуск, попросила присмотреть. У вас сейчас масса свободного времени и никакой аллергии. Консервы в пакете. Пусть поживет, пока мадам Мортимер в больнице. Держите.

   Сунул котенка Агате и пошел к машине.

   — А как его зовут? — крикнула Агата вслед.

   Келдыш оглянулся на ходу. Поднял плечи.

   — Это кошка. Зовут... ну, Киска. Спокойной ночи вам не желаю. Не даст.

   — Думаете, у меня все-таки есть какие-то магические способности?

   Они сидели в больничном парке. Уже полчаса, как вышли от бабушки, но идти домой Агате не хотелось. Ничего не происходило: бабушке не делалось ни хуже, ни лучше, врачи были уклончиво-пессимистичны, Келдыш пару раз уже становился донором...

   Агата покосилась. Сегодня она опять застала его в больнице, но выглядел Келдыш как обычно — бледный, неприветливый, весь в черном. Он сидел, раскинув руки по спинке скамьи. Глядел на солнце, посверкивающее в зеленой чешуе листвы.

   — Всё за то, — отозвался рассеянно.

   — И бабушка каким-то образом смогла их спрятать?

   — Хотел бы я только знать — как.

   — И что я могу... хорошо общаться с животными — это тоже магия? Вы тогда говорили про моего кота Сему...

   — Если не магия, то уж очень похоже... — Келдыш уставился на Агату. — Вы помните, о чем мы говорили с вашей бабушкой?

   — Да.

   — Но вы не могли... не должны... Как же так?!

   Ей доставило удовольствие изумление учителя. Он даже заикаться начал.

   — Лидия набросила на вас заклятье сонного забвения. Вы просто не могли нас слышать. И уж тем более — помнить!

   Агата небрежно пожала плечами.

   — Я и не помнила, когда проснулась. Потом... все как будто возвращалось... как эхо... выплывало откуда-то...

   Келдыш смотрел на нее во все глаза.

   — Что вы помните?

   — Вы сказали: она испугалась, что у меня есть способности, когда увидела, как мы с котом общаемся... Притворилась, что у нее аллергия. А я так плакала, когда мы отдавали Сему! — пожаловалась Агата.

   Келдыш отмахнулся:

   — Что еще?

   — Вы предупредили, чтобы она ничего от вас не скрывала... А почему она испугалась?

   — У семьи Мортимер своя... особая история.

   — А кто-нибудь когда-нибудь мне ее, наконец, расскажет?

   — Не думаю, что вас это порадует, — рассеянно сказал Келдыш. Провел по лицу ладонью. — Преодолеть сонное заклятье при нулевых способностях... Разве что мадам Мортимер постарела... но не думаю, не думаю...

   Он поглядел сбоку на Агату. Сказал неожиданно:

   — Посидите так.

   — А?

   — Не шевелитесь.

   Келдыш потянулся к ней. Агата скосила глаза на руку, исчезнувшую за ее спиной. Он не коснулся ее, но Агата почувствовала покалывание на шее, словно по коже прошел слабый электрический ток.

   — Что вы чувствуете?

   Агата закрыла глаза, чтобы не отвлекаться.

   — Тепло. Становится горячей... очень горячо... ай! — она, отпрянув, оглянулась. Келдышевская рука была в сантиметрах тридцати от ее спины. Агата сердито потерла шею:

   — Что это вы делаете?

   — «Горчичник», — объяснил Келдыш. — Упражнение для первого курса. Дайте, посмотрю.

   Агата, откинув волосы, наклонила голову. Почувствовала пробежавшие по шее пальцы.

   — Даже не покраснела, хотя у вас должен быть волдырь, — сказал учитель. — Защита. Вы, на первый взгляд, поддаетесь магическому воздействию. Но оно на вас никак не отражается...

   Агата сердито выпрямилась:

   — Я что для вас, подопытная обезьянка? Есть у меня магия или нет?

   Келдыш улыбнулся лениво.

   — Вот для того, чтобы это выяснить, и нужно побыть подопытной обезьянкой...

   — Например, сходить к Слухачу?

   Келдыш помолчал.

   — Вы этого хотите?

   — А у меня есть другой выход?

   — То есть?

   — Вы сами говорили, что больному лучше всего помогает энергия родственников. Если Слухач скажет, что магия есть, я смогу бабушке помочь. Ведь так?

   Келдыш смотрел с прищуром. Оценивающе.

   — Она будет против.

   — Она об этом не узнает.

   — Узнает потом.

   — Но тогда уже будет поздно... Я что, — жалобно спросила Агата, — теперь должна вас уговаривать? Я могу и сама к нему пойти.

   — Нет. Не сможете, — Келдыш смотрел прямо на яркое солнце. Не мигая и не щурясь. Сказал серьезно:

   — Надеюсь, мадам Мортимер по выздоровлении не превратит меня в жабу!

   Он сидел в тени — громадный, жирный, страшный. Агата попятилась и наткнулась на Келдыша. Рука его была ледяной — он почему-то тоже нервничал. Слухач, глядя в пол, помял ладони, больше похожие на ковши экскаватора.

   — Девушка готова? — спросил мягким голосом.

   К чему? Агата поглядела через плечо.

   — Да, — отозвался Келдыш.

   Слухач поднял тяжелые белые веки и посмотрел на Агату. Глаза его были такими прозрачными, что казалось — еще чуть-чуть — и можно увидеть, что находится за ними в черепе.

   И еще — Агата его где-то видела. Нет, не встречала никогда, потому что такого не забудешь.

   Просто она его... помнила.

   И он ее помнил.

   — Понятно, — сказал Слухач — непонятно для Агаты и Келдыша. Неожиданно проворно поднялся. Поманил Агату толстым пальцем.

   — Идем-ка...

   Они вошли в затемненную комнату. Посреди стояла высокая кушетка, накрытая серым покрывалом, рядом — табурет. И больше ничего. Никакой аппаратуры или привычных с детства магических предметов-определителей. Слухач показал на кушетку и пошел задергивать плотные черные шторы, сквозь щель в которых пробивалась узкая пыльная полоска света. Он так долго ловил и уничтожал этот лучик, что Агата успела заскучать, сидя на дурацкой кушетке. Келдыш стоял, прислонившись спиной к стене. Пол разглядывал. Слухач справился с солнцем и сел на табурет, обхватывая его ножки толстыми ногами.

   — Начнем?

   Агата насторожилась.

   — Наверное...

   В поисках поддержки взглянула на учителя. Теперь тот исподлобья следил за Слухачом.

   — Посмотри на меня, — сказал Слухач своим мягким голосом. Агата посмотрела. Слухач подался к ней, взял ее руку в теплые ладони.

   — Смотри на меня. Ляг, откинься на подушку, но смотри на меня.

   Агата вновь испуганно покосилась на Келдыша.

   — Смотри на меня, — напомнил Слухач. Агата послушалась. Через секунду пожалела, но взгляда было уже не отвести — прозрачные глаза Слухача вдруг превратились в черные колодцы, дыры, в которые Агата проваливалась и летела — вниз, вниз, вниз...

   — ...ты, ублюдок, — говорил кто-то, — ты чуть не убил ее, с-скотина!

   — Ты сам говорил, что она готова, — отвечал кто-то другой — гнусавым жалобным голосом, — ни черта она не готова... привел девчонку... а она не готова... кто тогда из нас ублюдок?

   — Вы со своей жадностью меры не знаете... всю бы высосал... пшел вон!

   — Ага... — сказал второй с облегчением. — В себя приходит.

   Легкие шлепки по щекам.

   — Ну, давайте, просыпайтесь, давай, девочка, пора встава-ать...

   Агата двинула головой. В голове звенело, и казалась она легкой и пустой — вот-вот взлетит над подушкой, как воздушный шарик. Агата разглядела опрокинутое над ней лицо. Теплые пальцы касались ее щек, лба, висков...

   — Не спать!

   Вздрогнув от резкого приказа, она вновь открыла глаза. Хмурый Келдыш стоял, положив одну ладонь на ее лоб, а второй взяв за руку. Только тут она начала чувствовать свое тело — словно до того отлежала его целиком. Агата вздохнула и выдохнула — получилась какое-то хныканье — и Келдыш сказал, не открывая глаз:

   — Всё-всё, успокойтесь.

   Агата поискала взглядом. Слухач, съежившись, сидел в углу на корточках — и что он так, ему ведь неудобно — вон же лежит уроненная или отброшенная табуретка... Теперь уже он следил за Келдышем.

   Келдыш вздохнул, открыл глаза и посмотрел вниз. На нее. Агате стало неудобно.

   — Можно, я сяду? — спросила, чуть ли не извиняясь.

   — Да, — сказал Келдыш и убрал руки. — Конечно. Но не быстро.

   Быстро у нее не получилось. Наверное, вообще бы не получилось, если б он не помог, а потом еще и не поддержал за плечи. «Отлежанное» тело совершенно не хотело слушаться.

   — И что... — сказала Агата. — Нашли?

   Келдыш вместе с ней посмотрел на Слухача.

   — Эхо, — сказал тот.

   — Что? — Агата взглянула в близкое лицо Келдыша, но и тот не понял.

   — Эхо? — повторил сам, как эхо.

   — Эхо, — упрямо повторил Слухач. — Нет магии.

   Он смешно помахал большими руками, словно изображая полет.

   — Одно эхо. Большое, гулкое эхо... большой магии... Видишь, — сказал почему-то обиженно, — и взять-то было особо нечего...

   — Что же ты тогда так долго высасывал? — Спросил Келдыш с отвращением. — И что значит — эхо? Ты когда-нибудь встречал такое?

   Слухач качнул головой.

   — Нет. Никогда. И еще мне сказали: девочка — ключ.

   — Ключ? — вдвоем переспросили Агата и Келдыш.

   — Какой ключ?

   — Ключ — к чему?

   Слухач, сморщившись, замахал на них ковшами экскаватора.

   — Не знаю! Что сказали — повторил! А ты мне за это — по зубам!

   Агата сощурилась, вглядываясь. Так вот почему Слухач говорит так невнятно! Губы у него были разбиты, и он то и дело трогал их, проверяя — не идет ли кровь.

   — Мало дал. Могу добавить, — равнодушно ответил Келдыш. — Идти сможете?

   — Да, — удивилась Агата. — Почему? Могу.

   Не смогла. Ноги проваливались, словно куда-то делись коленки. Келдыш неприлично (хоть и тихо) выругался, подхватил ее неловко. Явно не привык носить девушек на руках... Агата вдруг вспомнила Лизино: «До сих пор не знаешь, как будят по утрам девушек? Поцелуями, братец!»

   — Держитесь крепче, — приказал Келдыш. И бурчащему Слухачу: — Да ладно, заткнись! Не доложу я на тебя, не бойся!

   — Вот спасибо! — причитал Слухач, впрочем, на всякий случай не вставая. — Вот спасибо, добрый человек! Не донесешь, что девку привел неподготовленную, что разрешение на проверку не предъявил, что мне увечья нанес! Ай, спасибо!

   Келдыш глубоко вздохнул. Длинно выдохнул.

   — Радуйся, что мне не до тебя, Слухач! А жадность твоя тебя погубит. Обожрешься однажды.

   Увидев, как шевельнулись занавески на соседском окне, Агата подумала: ну, все! Теперь доложат бабушке, что ее внучка явилась среди бела дня в стельку пьяная с каким-то взрослым мужиком в обнимку! Да ладно, она все объяснит... Только вот не уверена, что объяснение бабушку успокоит.

   Келдыш доволок ее до дивана. Киска немедленно вспрыгнула на колени, но Агата раздраженно ее столкнула. Все было противным — недоуменно мяукающая кошка, прикосновение гобеленовой обшивки дивана к голым рукам, слепящее солнце, заглядывающее в окно... Келдыш первым делом задернул занавески. Агате стало легче, но ненадолго, потому что он сказал невыносимо громким голосом:

   — Вам надо поспать.

   С какой стати он раскомандовался! Почему она должна его слушаться? Ведь это ее дом! Агата открыла рот, но Келдыш уже ушел на кухню. Половицы невыносимо под ним скрипели. Агата сморщилась, прилегла на подушку. Через мгновение откинула ее в сторону — подушка чем-то воняла.

   — Выпейте это!

   Агата сжала кулаки. Сказала сквозь зубы:

   — Оставьте меня в покое!

   — Оставлю, — сказал Келдыш. Голос его бил по ушам. — Вот выпьете, и оставлю.

   — Я вас ненавижу! — мрачно сказала Агата. Взяла чашку. Понюхала. — Это что? Оно же протухло!

   — Зажмите нос и выпейте.

   — И вы уйдете?

   — Уйду.

   Жидкость была темно-красной — как венозная кровь. И такой же теплой.

   — Фу! — Агата вытерла рот и сунула чашку Келдышу. — Видите? Я выпила! Теперь уходите.

   — Сейчас, — спокойно сказал Келдыш и ушел на кухню.

   Валик под головой тер шею. Что там, наждачка что ли? Никогда не замечала, как оглушительно тикают напольные часы. Если бы были силы, она бы встала и разбила их. Но сил у Агаты не было. Сейчас она посидит и...

   Агата открыла глаза. Она лежала на диване, укрытая теплым уютным пледом, под щекой — подушка. Уже стемнело. Возле стола, под желтым светом торшера, вытянув ноги на соседнее кресло, сидел Келдыш. Читал книгу.

   — Проснулись?

   Агата, кутаясь в плед, села.

   — Голова кружится?

   — Да.

   — Выпейте еще. Вон чашка.

   Агата послушно выпила. Поболтала чашку. На дно выпал фиолетовый осадок.

   — А что это вообще такое?

   — Укрепляющий состав.

   — Поэтому бабушка и не хотела, чтобы я шла к Слухачу, да?

   — Почему «поэтому»?

   — Потому что мне плохо. Я там потеряла сознание, да?

   — Вы говорили с ней о Слухачах?

   — Немного. Она сказала, это как сделать аборт.

   Келдыш резко рассмеялся.

   — Никогда не думал, но, наверное, похоже!

   — И всем так плохо?

   — Не всем, — Келдыш помолчал. — Ваша бабушка имеет полное право жаловаться на мои неправомерные действия.

   — Но я же сама хотела!

   — Дело не в этом. Перед визитом к Слухачу вы должны были освоить ряд упражнений и принимать кое-какие препараты. Могла возникнуть легкая послесеансовая депрессия, которая прошла бы в течение нескольких часов. И все. Я слишком торопился.

   — Боялись, что бабушка вылечится и запретит вам?

   Келдыш просто кивнул. Похоже, он никогда не извиняется. И никогда не чувствует себя неправым.

   — А почему вы... дали ему в зубы?

   Келдыш взял книгу с колен и кинул ее на стол.

   — Что вы знаете о Слухачах?

   — Ну... я заглядывала в Большую Магическую Энциклопедию. Это человек, который... м-м-м... может без помощи приборов и приспособлений определить у испытуемого наличие и величину способностей... иногда даже их направление... Я не поняла, зачем тогда вообще нужны приборы?

   Келдыш кисло усмехнулся:

   — Конечно, самое неприглядное в словари и энциклопедии мы не включаем! Не выносим, так сказать, сор из магической избы!

   Он подтащил кресло к дивану. Плюхнулся в него, сцепив на животе руки.

   — Слухач, Мортимер, — это человек, который пожирает магию.

   — Ч-что?

   — Пожирает, поглощает, вампирит... Магия, конечно, не является главным условием его существования, она для него... ну, как легкий наркотик. Отъем магии у испытуемого — это плата за сеанс.

   Агата скривилась:

   — Фу, гадость!

   — Деятельность Слухача лицензирована. Он обязан убедиться в подготовленности испытуемого, его защите, истребовать разрешение врачей и магических служб...

   — А этот... ваш...

   — Он нарушил все правила, — сообщил Келдыш. — Я надавил на него своим авторитетом.

   — Да уж... — буркнула Агата. — Знаем, как вы давите... авторитетом.

   Келдыш даже бровью не повел.

   — Но он нарушил и самое главное правило — об отъеме магии. Слухач может взять только определенный процент — в зависимости от размера и силы исследуемых способностей — который не повредит ни способностям, ни здоровью донора. То есть, он должен уметь контролировать себя и правильно определять этот самый процент.

   Агата молчала. Келдыш смотрел на нее.

   — Ваш Слухач не контролировал ни себя, ни ваше состояние.

   — Но так же, наверное... и убить можно?

   Келдыш кивнул.

   — После войны это и происходило.

   — Что — это?

   — Тогда возникла паранойя... вы не помните, конечно. Некоторые родители, желающие оградить одаренного ребенка от преследований и от... от самой магии... приводили детей к Слухачам. Их выпивали досуха.

   Агата сжалась.

   — Они умирали?

   — Некоторые. Другие оставались жить. Но когда из тебя высасывают твое главное составляющее... это сравнимо с потерей души.

   — И им еще выдают лицензии?!

   — Слухачи имеют право на частную практику наравне с астрологами, гадалками, знахарями и... иже с ними. Хирурги режут людей, но, пока они не действуют во вред пациенту, они действуют ему во благо. Нам тоже приходится иногда обращаться к Слухачам — когда мы не можем определить, в каком направлении лучше развивать способности студента. И еще...

   Келдыш посмотрел на свои сомкнутые руки. Поднял глаза.

   — Думаю, вам надо это знать. Некоторые Слухачи состоят на государственной службе, — он смотрел, не мигая. — Они совершают казнь магов-преступников. Лишают их магии.

   Почему она должна знать? Ведь она же не маг! Зачем он все это ей рассказывает? И почему об этом никогда не говорила бабушка?

   А кто вообще об этом знает?

   — Это... страшно, — сказала ему Агата. — Отвратительно.

   Келдыш кивнул. Задумчиво.

   — Вы не видели, что творилось после войны. Хорошо еще, до костров дело не дошло. Слухачи жирели. Думаю, в Средние века они добровольно состояли на службе у инквизиции.

   — А сейчас — у вас, — сказала Агата сдавленным голосом.

   Келдыш слабо улыбнулся.

   — Вы что-то путаете, Мортимер. Я сам маг. Просто магии, как и всякой силе, влияющей на человеческое существование, нужен сдерживающий фактор. Контролирующий орган, отслеживающий последствия ее развития и нарушение магической этики. Вы никогда не бывали в провинции Кобуци? Нет? Там был научно-исследовательский центр экспериментальной магии. Сейчас в Кобуци не осталось ни одного человека... потому что тех, кто там живет, уже нельзя отнести к роду человеческому. Заградотряды и наблюдение — это все, что мы можем им противопоставить.

   Он потянулся. Свет торшера выделил все мышцы и жилы под черной водолазкой.

   — Вы должны понять, Мортимер. Я буду делать все, чтобы не допустить новой войны. Или даже угрозы ее возникновения.

   — Я ничего... — сказала Агата с тоской. — Я не понимаю, зачем вы мне все это говорите. Вы меня будто предупреждаете. Вы все время на что-то намекаете, но никогда не говорите прямо. Я же не маг! У меня даже никаких способностей нет, вам же этот ваш... Слухач сказал!

   — Эхо, — повторил Келдыш, закрывая глаза. — Эхо большой магии. И — что он так долго высасывал из вас? Вот вопрос. Идите спать, Мортимер.

   Агата посмотрела в сторону темного прямоугольника двери.

   — Я не... я здесь полежу.

   Келдыш открыл глаза, посмотрел на нее. Тряхнул головой.

   — Ну, а я здесь посижу. Почитаю.

   Он сумасшедший, подумала Агата, глядя, как Келдыш вновь склоняется над книгой у стола. Как назвала его бабушка? «Помешанный ловец теней»? Он никогда не отстанет от них. Он все чего-то ждет — непонятно чего, от нее, Агаты. Он испортил ей весь год и собирается портить всю жизнь. Он рассказал ей сегодня такие вещи, о которых она не знала, и, наверное, не хотела бы знать. Он водил ее к этому ужасному Слухачу, и тот чуть не убил ее.

   Она его ненавидит.

   Она рада, что он остался здесь, с ней, сегодня ночью, в которой вновь начали бродить серые тени...

   Келдыш спал, не погасив торшера. На его ногах уютным клубком свернулась Киска. Агата, щурясь, рассматривала учителя. Он сидел, склонив голову на грудь, действительно спал, не притворялся. Но все равно казалось, что в любой момент он откроет глаза и скажет: «Ну, и что вы меня рассматриваете, Мортимер?»

   ...Он принес ей кошку, чтобы начать разговор об ее «петушином слове». Чтобы намекнуть, что Агата, с ее способностями, может помочь бабушке побыстрее выздороветь — для этого надо только сходить к Слухачу. Он ведь говорил тогда бабушке, что Агату может любой уговорить сделать все, что ему заблагорассудится. Он и был этим «любым», и Агата прыгнула по его команде, как дрессированная собачка. Он давно хотел отвести ее к Слухачу. Он знал, что бабушка ни за что не позволит... Что, не будь Лидия Мортимер в больнице... А почему она попала в больницу? Агата приподнялась на локте. Бабушка была здорова. Всегда здорова. У нее не было перепадов давления, сердечных приступов, головной боли — вообще всего того, что, по мнению Агаты, обязательно бывает у людей в старости. Разве может такой здоровый человек так тяжело и внезапно заболеть?

   Может.

   Если ему кто-нибудь помог.

   Агата свернулась клубком, обхватывая колени руками. Она узнает. Она все узнает. И если он что-то сделал бабушке...

   Она тоже ему сделает.

   Не знает — что, но сделает.

   Было позднее утро. Почти день. И — никакого следа Келдыша. Кресла стоят, где положено. Книга наверняка в шкафу. Чашка на кухне. Агата отдернула шторы, заранее щурясь. Но день был серым, и свет не так ударил по глазам. Она доплелась до спальни, по пути окликая Киску. Переоделась в длинную майку и пошла в ванную.

   И сказала оторопело:

   — Ой!

   Киска сидела на ванной и наблюдала, как умывается Келдыш. Глядя в зеркало, он провел ладонью по мокрым щекам.

   — Доброе утро, Мортимер. Полагаю, бритвы у вас нет?

   — А?

   — Отвратительно. Щетина лезет, — объяснил он со вздохом. — Хорошо женщинам, нет у вас таких забот...

   — Зато вам брить ноги не надо, — ляпнула Агата от неожиданности. Келдыш хмыкнул.

   — Да. Об этом я не подумал. И часто приходится?

   Агата закусила губу.

   — Я реквизировал новую зубную щетку, — сообщил Келдыш. — И чистое полотенце.

   Даже не спросил — не против ли она. Просто поставил перед фактом. Хотя, даже если она против, что бы это изменило?

   — Момент, — сказал он и вновь наклонился над раковиной. Агата глядела на его широкую спину. У него были хорошо развитые мышцы — правда, не такие бугристые, какие накачивают в спортзале. Кожа незагорелая, гладкая, казалось, переливалась в приглушенном свете, как атласная ткань. Агате вдруг захотелось ее коснуться, и, застеснявшись самой себя, она поскорее отвела взгляд.

   На полочке под зеркалом лежало кольцо. Агата осторожно взяла его. Очень тяжелое, непонятно из какого металла, черного цвета, с кое-где проступающей зеленью... не чистит он его, что ли? По кольцу действительно бежала вьющаяся серебряная змейка, а над змеей теснились буквы — вытянутые, незнакомые. Готические.

   — Положите кольцо, Мортимер, — сказал Келдыш, не поднимая головы. — Это не игрушка.

   Заспанные мысли-воспоминания медленно бродили в Агатиной голове. И неожиданно вынырнули наружу.

   — Это вы сделали, чтобы у бабушки... чтобы бабушка попала в больницу? — спросила Агата у его спины. Казалось, Келдыш не услышал. Во всяком случае, он еще пару раз сполоснул рот, выпрямился, вытер лицо. И лишь потом сказал, прямо глядя Агате в глаза:

   — Нет.

   Она покосилась в сторону. Ну, и чего она добилась? Если он врал, она этого не поняла. Если говорил правду, не поверила. Во всяком случае, Келдыш теперь знает, что она его подозревает.

   — Но я догадываюсь, почему у вас возникла такая мысль, — сказал он с ядовитой любезностью. — Звонят.

   — Что?

   — Звонят в дверь, Мортимер.

   Агата спустилась по ступенькам, открыла дверь, как обычно забыв про «глазок».

   — Привет, — сказал облокотившийся о косяк Вуд.

   — Привет, — машинально отозвалась Агата.

   — Как там твоя бабулька?

   — Все так же, спасибо.

   Вуд кашлянул и посмотрел на свою руку. На ней были супермодные серебристые часы со встроенным мобильником.

   — Может, в кино прошвырнемся?

   — В кино?

   — Да. В «Огоньке» триллер. «Магический кристалл». Все говорят — классный. Пошли?

   Вся Агатина жизнь была теперь триллером. Причем магическим. Агата тупо смотрела на однокурсника. В голове не было никакой мысли. Даже насчет «да» и «нет».

   Вуд начал проявлять признаки нетерпения:

   — Ну так что, пойдешь?

   — Кто там, Мортимер?

   Вуд замер с открытым ртом. Агата оглянулась. Наверху лестницы стоял Келдыш. Голый до пояса. С намоченным поясом джинсов. Вытирающий полотенцем широкую грудь.

   — А, Вуд. Доброе утро, — сказал он обыденно. — Проходите. Я поставлю кофе.

   И скрылся в дверях квартиры.

   Вуд захлопнул рот и уставился теперь на Агату. Было что-то такое в его взгляде, что ей не понравилось. Совсем не понравилось.

   — Ну, ничего себе, — произнес он медленно, почти с восхищением. — Я-то думал, ты тут с тоски подыхаешь, а ты тут с учителем... Ничего себе!

   И, отодвинув рукой Агату, взбежал по лестнице. Агата с тоской поглядела на улицу. По улице неспешно двигались люди. Она бы тоже ушла куда-нибудь — куда глаза глядят — будь на ней хоть какая-нибудь приличная одежда.

   Одежда! Она пошла в спальню и натянула джинсы. Умылась наконец и почистила зубы.

   Вышла на кухню. Делать здесь было нечего, потому что Келдыш, надевший черную водолазку, уже разливал кофе по чашкам, а Вуд сидел, засунув руки в карманы и вытянув ноги чуть ли не на всю кухню. Насвистывая, он весело наблюдал за учителем.

   — Вам с сахаром? — спросил Келдыш — непонятно у кого, в воздух. Агата промолчала. Вуд сказал громко:

   — Да! Три ложки!

   Келдыш поставил перед ним чашку и пододвинул сахарницу. Молча показал пальцем Агате на ее кофе. Сам непринужденно уселся на широкий подоконник, с удовольствием хрумкая сладкими сухариками. Сказал с набитым ртом:

   — Звонил в семь утра в больницу. Состояние улучшается, но в сознание еще не пришла.

   — Спасибо, — автоматически сказала Агата. Она тоже отхлебнула кофе и испугалась, что звук получился слишком громким. Вуд неожиданно хихикнул:

   — А я и не знал, что у нас такой заботливый учитель! По утрам звонит в больницу бабушке, по ночам внучку утешает!

   Агата сжалась. Келдыш, подняв бровь, с интересом смотрел на Вуда. Не дождавшись ответа, тот взял чашку, наблюдая за учителем.

   — А я-то думал, чего это вы так взъерепенились, когда застукали нас с Агаткой в номере! Собака на сене, да, так это называется?

   Келдыш серьезно подумал. Поставил пустую чашку. Сказал учтиво:

   — Кажется, так. Действительно. Так вот что это было.

   Вуд хохотнул:

   — А я-то думал, Агата у нас единственная девственница! В тихом омуте и все такое...

   — И все такое, — подтвердил Келдыш вежливо, точно поддерживал разговор про погоду.

   — А бабулек-то в курсе? — Вуд обернулся и подмигнул Агате. — А?

   — Заткнитесь вы, оба!!

   Кружка с начатым кофе врезалась в угол между учеником и учителем. Часто мигая, Агата смотрела, как стекает со стены коричневая жижа. Вуд подобрал вытянутые ноги.

   — Ну, ты... — сказал ошарашено.

   Келдыш протер джинсы на колене, куда попал кофе.

   — Ладно, Мортимер, — сказал сухо. — Повеселились, хватит. Вуд. Прежде чем распространять о нас слухи... и разрабатывать ослепительные планы шантажа, вы должны знать: я — ее опекун.

   Вуд открыл рот — и засмеялся:

   — Врите больше! Опекун!

   — О-пе-кун, — повторил Келдыш раздельно. — Если желаете, могу предъявить соответствующие документы. Хоть и не обязан.

   — Вы явились в наш город в этом году, так?

   — Так.

   — И вы знать не знали Агату?

   — В глаза не видел.

   — И вот теперь вы вдруг ее опекун? Да какой дурак в это поверит! А может, вы какой-нибудь нашедшийся троюродный дядюшка, а? — продолжал издевательски допрашивать Вуд.

   Агата покосилась с неожиданным испугом. Келдыш расслабленно откинулся в оконном проеме.

   — К семье Мортимер я не имею никакого отношения. К счастью.

   — У меня мать работает в Комиссии по защите детства, — сообщил Вуд. — Я-то знаю, сколько времени и проверок тратится на оформление опекунства!

   — Я — опекун, — повторил Келдыш уже со скукой. Казалось, эта скука озадачила Алекса. Но через мгновение он уже опять ухмылялся.

   — А если даже и так — что с того? Вон артист... забыл, как его... тот вообще трахался со своей приемной дочкой — и что?

   Пауза. Келдыш внимательно рассматривал раму окна, словно прикидывая, какой ремонт ей требуется.

   — Ну? — спросил Вуд выжидающе.

   Келдыш опустил обе ноги на пол. Сказал утомленно:

   — Вуд. Вы мне надоели. Можете сделать эти ваши... сексуальные фантазии доступными для всей школы. Можете доложить в дирекцию, Комиссию, полицию, ООН. Можете болтать, что угодно и где угодно. Только не в этом доме. Проваливайте!

   Вуд подобрался.

   — А что это вы тут раскомандовались? Вам бы лучше вообще приткнуться, чтоб неприятностей на свою...

   — Я сказал — пшел вон!

   Келдыш даже голоса не повысил — только чуть подался вперед, цепляясь обеими руками за подоконник. Он улыбался. Почти. Вуд с мгновение смотрел на эту его полуулыбку, потом начал вставать. Задел ногой табуретку. Та с грохотом упала, Вуд и Агата вздрогнули. Келдыш даже не моргнул.

   — Ну... Мортимер... — буркнул Вуд. — Ну, ты и дура! Нашла, с кем связаться...

   Они послушали, как Вуд ссыпался с лестницы. Как хлопнула дверь. Посмотрели друг на друга.

   — Мортимер, — сказал Келдыш, как ни в чем не бывало, — вы меня удивляете.

   И широким жестом показал на осколки. Мортимер, вы меня удивляете. Вуд, вы меня утомляете. Какой же насыщенной жизнью живет их школьный учитель!

   Агата взяла все еще трясущимися руками тряпку и, присев на корточки, стала собирать остатки разбитой чашки.

   — Ревнивый молодой осел, — сказал Келдыш сверху.

   Он-то, может быть, и молодой осел, а вот вы...

   — Ну как, трудно оправдываться, в чем не виноват, да? — огрызнулась Агата.

   Они возвращались из больницы весенней цветущей аллеей. Чуть поодаль, за деревьями, неспешно прогуливались и смеялись люди.

   — Ну и что толку от всей вашей магии? — Агата, нахохлившись, смотрела себе под ноги. Бормотала: — Магические войны, лицензии на магию, Слухачи... Всего наворочено, а толку-то, раз нельзя просто вылечить человека...

   — Просто — нельзя, — согласился Келдыш. — Можно только облегчить страдания. Поделиться силой. Энергией.

   — А как же наложение рук, мгновенное исцеление? Вранье, да?

   Келдыш оглянулся. Он тоже не казался счастливым. Шел, засунув руки в карманы куртки. И все поглядывал по сторонам.

   — Почему вранье? Просто не каждому это под силу. А представьте, каково бы пришлось людям, если бы магов-целителей не было вообще? Оставлять больного наедине с лекарствами, когда у него уже просто нет сил принять лечение? Сколько было бы напрасных смертей!

   — Но все равно! — упрямо продолжала Агата. — Почему не выращивают таких целителей? Зачем тогда вообще Академия? Вот вы вроде бы маг, а вы можете излечить человека?

   — У меня, — сказал Келдыш, вновь оглянувшись, — несколько иная... специализация. А маги — не цыплята в инкубаторе, чтобы их выращивать. У каждого свой талант, своя направленность, и его с этого направления не свернуть... уж вам ли не знать, Мортимер!

   — А какая у вас... специализация?

   Келдыш глянул поверх головы Агаты и вдруг взял ее за локоть — сильно, крепко. Больно. Агата, удивленно айкнув, потянула руку. Учитель сказал вполголоса:

   — Кажется, вам придется ее увидеть. Идите вперед. Вон туда, к людям. Быстрее. Не оглядывайтесь.

   — Что...

   — Пошла!

   Он чувствительно подтолкнул ее между лопаток. Агата невольно пробежала вперед несколько шагов, затормозила, сердито развернулась...

   Келдыш, отступавший вполоборота, вдруг дернулся, неловко и высоко вскинул локоть, будто поскользнулся. Повернулся к ней, взмахнул рукой с обращенными вниз скрюченными пальцами — и Агата разом перестала слышать все звуки на свете — как будто на нее упал прозрачный купол. И только оцепенело смотрела на Келдыша.

   Больше всего его движения напоминали какую-то дыхательно-медитативную гимнастику — Келдыш двигался так сосредоточенно, уверенно, спокойно... Наверное, из-за плохого зрения, Агате казалось, что каждое его движение сопровождается дрожащим цветным размазанным ореолом... а иногда — короткими яркими вспышками.

   И вдруг Келдыш словно на что-то наткнулся. Агата моргнула и увидела, что учитель медленно опускается на колени — как-то весь запрокинувшись, будто что-то неуклонно давило ему на грудь, а он уступал этому напору. Голова откинута, зубы оскалены, с пальцев отведенных рук стекают какие-то зеленоватые хлопья. Из носа у него пошла кровь — сначала медленно, крупными яркими каплями, а потом потекла двумя непрерывными полосками. Ей казалось, Келдыш кричит, да она была уверена, что он кричит — но почему она тогда ничего не слышала?

   Словно лопнула невидимая тонкая пленка — шум, крики, ее схватили сзади, больно, крепко; потащили; кто-то орал над самым ухом:

   — Уходим, уходим!

   — Серго ранен!

   — Он не ранен, он убит, брось его, брось!..

   — Девчонку в машину!

   — Уходим!

   Ее подняли — Агата молча молотила ногами воздух, выворачивала шею, чтобы посмотреть, как там Келдыш — с натужным выдохом швырнули в отъехавшую дверь синей машины, запрыгнули следом, наваливаясь, бесцеремонно толкая; дверь поехала вместе с разворачивающейся машиной... И в этом светлом проеме Агата вновь увидела Келдыша.

   Он лежал на боку, согнув колени, рука вывернута в локте раскрытыми пальцами вверх. Кровь на черной водолазке тоже была черной.

   Дверь закрылась.

   Люди копошились, ругались, не могли подняться из-за резких поворотов.

   — Как девочка?

   Ее нашли, достали из-под кучи тел, приподняв, усадили на сиденье.

   — Ты как?

   — Очки... — сказала Агата слабо.

   — Нормально, — сказали рядом. — Она в порядке. Он накрыл ее «колпаком» чуть раньше нас.

   — Очки...

   — А?.. да, сейчас. Посмотрите на полу, где очки?

   Кто-то нашел очки. Агата надела. Стекла были целы, но из-за погнутой дужки очки сидели криво. Агата огляделась. Трое мужчин смотрели на нее с трех соседних сидений. Водитель смотрел в зеркале заднего вида. Никого из них она не знала.

   — Вы убили его, — сказала Агата.

   — Вы убили его, — говорила Агата. Раз за разом. Сжав коленями руки и глядя прямо перед собой. Они все ехали и ехали, но ее не интересовало — куда, зачем, с кем. У нее перед глазами прокручивалась один и тот же фильм: взмах руки Келдыша, его гибкий стремительный «танец», Келдыш, опускающийся на колени — медленно, с усилием, словно он старался просто-напросто не свалиться — кровь на влажном бледнеющем лице, ладонь, раскрытая навстречу небу...

   И город и улица были незнакомы. Агату взяли под локти, выводя из машины. Завели в обыкновенный подъезд обыкновенного дома. В обыкновенную квартиру. Осторожно усадили на диван.

   — Вы убили его, — сказала она в лицо наклонившегося к ней мужчины. Он медленно повернул голову — все вокруг теперь происходило, как в замедленной съемке — сказал что-то... спросил?

   — Да... И Серго... — ответили ему, — ...пришлось бросить.

   — Идиоты!

   — Мы просто следили, а он…

   — ...проверят?

   — ...на Серго ничего нет.

   — Откуда вы знаете, что у них есть, чего нет?.. что с девочкой?

   — Похоже, шок...

   — ...не страховали?

   — ...ты что? Она же была под двойным «колпаком»! Этот... дьявол черный успел за секунду до нас... нет, ну у него и скорость!

   — ...была... я вам голову сверну, если с ней что-то...

   — Эскаэмовцы свернут быстрее, если найдут...

   — Вы убили его, — повторила Агата, глядя в окно.

   — Тш-ш-ш... успокойся, девочка... расслабься. Все хорошо. Понимаешь? Все хорошо, — монотонно говорил мужчина, водя перед ее лицом рукой. Агата посмотрела на эту руку — казалось, она «размывает» воздух перед ней — все окружающее становилось расплывчатым, теряло окраску, или, вернее, краски смешивались и переливались друг в друга...

   Агата резко отмахнулась:

   — Отстаньте от меня с этой вашей магией!

   Руки мужчины замерли. Он подержал их на весу и очень медленно опустил. Переглянулся с кем-то через плечо.

   — ...не действует?

   Агата смотрела в окно. За окном было солнце.

   — Ну, тогда придется... — услышала она над ухом. Не успела оглянуться, как что-то кольнуло ее сзади в шею.

   И тут Агата в первый раз закричала.

    — Проснулась?

   Она открыла и закрыла глаза. Снова открыла. В глазах было сухо и в горле тоже.

   — Садись. Вот так. Голова не кружится?

   Голова кружилась, но Агата сказала хрипло:

   — Нет.

   — Вот, попей. Не бойся, это просто вода.

   — Что вы мне вкололи?

   — Легкое снотворное. Ты проспала десять часов.

   И это называется «легкое»? Агата осмотрелась, щурясь. Ей подали очки. Выпрямив оправу, она вновь огляделась. Вчерашний мужчина, не спуская с нее глаз, отступил и сел в кресло. Комната была маленькая: диванчик, на котором она сидела, стол у окна, плотные шторы, кресло под хозяином, полки на стенах. Все. Агата вновь уставилась на мужчину. Не очень старый — может, лет сорок — темноволосый, совсем обычный.

   — Вы кто?

   — Друг.

   — Это вас так зовут?

   Мужчина с облегчением рассмеялся, и его напряженное лицо сразу стало симпатичным.

   — Да, извини, мне нужно было сразу представиться! Я Влад Лем. Очень рад тебя видеть, Агата.

   — А я так — совершенно не рада, — честно сказала она. — Вы что, меня похитили?

   — Мы тебя спасли.

   — Спасли? Убив моего школьного учителя?

   Улыбка пропала с лица Лема.

   — Никакой он не учитель!

   — А кто тогда?

   — Игорь Келдыш, Черный Ловец или Черныш, оперативник СКМ.

   — Что?

   — Службы контроля над магией, — пояснил Лем, точно от этого Агате стало понятнее. — Представляешь? Они бы еще солнечную активность попытались контролировать!

   — Подождите-подождите, я не поняла! Я думала, Ловец — просто такое прозвище… Вы сказали, Келдыш...

   — Наш враг. Предатель. До войны поддерживал нас, а потом переметнулся на другую сторону. Это он выследил и уничтожил многих наших людей... и до сих пор этим занимается. В прошлом году мы пытались убрать его, но на то он и дьявол... Выкарабкался.

   Агата зажмурилась и выставила вперед ладони:

   — Стоп-стоп-стоп! А кто такие — Вы?

   Лем подался вперед и сказал — мягко и убедительно:

   — Агата, мы — те, кто сражался вместе с твоими родителями в последней Магической войне.

   — Если бы мы знали, если бы мы только знали, что ты жива! Но мы были разгромлены, дезориентированы, многие погибли... Мы даже подумать не могли... Если бы мы знали, давно бы отыскали тебя, помогли...

   — А бабушка знала, — сказала Агата. Она сидела, подобрав ноги, на все том же диване. Лем закряхтел. Потер лысеющую голову.

   — Я все не могу поверить, что Лидия так и ничего не рассказала тебе о твоих родителях!

   — Ну почему, — вяло возразила Агата. — Кое-что рассказывала. О маме в детстве. Что мама с папой познакомились в столице, еще студентами. Что она поссорилась с ними «из идейных соображений», но сейчас это все уже не имеет никакого значения, и она не хочет об этом говорить. Я только недавно узнала, что они были... — Агата поколебалась, — ...магами.

   — Магами! — Влад, шлепнув ладонями по подлокотникам, поднялся, прошелся по комнате, выглянул в окно. — Магами! Они были не просто магами! Тогда столица кишмя кишела магами. Агата, твоя мать была величайшей волшебницей современности! Ей просто не было равных!

   Значит, она просто не оставила мне ни капельки магии, оглушено подумала Агата.

   — И твой отец тоже был очень талантлив.

   — Бабушка говорила... они были учеными... в экспериментально-исследовательском институте.

   — С этого-то все и началось, — отстраненно сказал Влад, по-прежнему глядя в окно.

   — Что — началось?

   — Не хочешь передохнуть?

   Агата с кривой улыбкой потерла шею.

   — Вы снова вколете мне эту... легкую гадость? Нет уж, спасибо!

   — Я просто тревожусь, как ты это все сразу перенесешь, — сообщил Влад. Глядел он и правда с беспокойством.

   Как-то поздновато они встревожились.

   — Я бы, наверное, что-нибудь съела...

   Влад сказал виновато:

   — Да-да, конечно, извини! Сейчас, одну минутку!

   Скрылся в кухне по соседству. За окном не было ничего интересного — так, слепая стена соседнего дома. Агата обхватила руками колени. Уперлась в них подбородком. Закрыла глаза. Раскрытая рука. Кровь, бегущая по бледному лицу. Оперативник СКМ. А вы знаете, оперативник Келдыш, моя мама самая великая волшебница последней Магической войны! Конечно, он знал. Конечно. Все знали. Кроме нее. Тело вздрогнуло от зреющего внутри истерического смешка. Чтобы не дать ему вырваться, Агата обхватила колени покрепче, покачалась из стороны в сторону, словно убаюкивая саму себя. Даже прошептала успокаивающе: «Ш-ш-ш».

   — Ну вот, чем богаты, тем и рады!

   Если Лем и заметил, что она крупно вздрогнула, виду не подал. Приговаривая, выставлял на маленький обшарпанный столик немудреную еду:

   — Бутерброды, консервы, вот колбаска. Из напитков чай. А хочешь — вино?

   — Вино! — решительно сказала Агата. Она пила светлое вино, больше похожее на сок, с жадностью уничтожала криво нарезанные бутерброды. Ела так, точно не ела три дня и еще три дня собиралась не есть. Лем смотрел на нее с удовлетворением.

   — Надо будет еще прикупить продуктов. Ты очень худенькая.

   — Бабушка говорит: «Не в коня корм», — подтвердила Агата.

   — И высокая.

   Отпивая вина, Агата глянула исподлобья.

   — Моя мама... она была не... Я на нее не похожа?

   Лем развел руками — как бы извиняясь:

   — Не очень. Разве что глаза... цвет глаз. Ты больше похожа на бабушку.

   Ну и пусть, сердито подумала Агата. Бабушка красивая. На снимках, где она была молодая, конечно.

   — У нас есть мамины детские фотографии. Бабушка говорила, все остальное погибло во время войны, в столице... — Агата на миг призадумалась: а правда ли это? Кто-нибудь когда-нибудь говорил ей правду? Всю правду? — Так что я не знаю... А папу я вообще не видела. Никогда. Он красивый?

   Лем взглянул как-то нерешительно. Словно хотел что-то сказать — и передумал.

   — Я, знаешь, никогда не задумывался о мужской красоте... Извини! А твоя мама... она...

   Лем откинулся на спинку кресла. Сцепил руки.

   — Это не красота, хотя Марина была очень привлекательна, да. Обаяние? Харизма? Может, все дело в переполнявшей ее магии? Она просто светилась магией, у нее была особая аура — силы, энергии, красоты...

   Агата чувствовала, что становится все меньше, меньше, меньше. Она всегда думала — вот, будь у меня мама... А любила бы эта удивительная волшебница своего неудачного ребенка — такого обыкновенного, диковатого, стеснительного? Гордилась бы ею? «Все матери любят своих детей», услужливо выплыла мудрая взрослая фраза, но Агата отмахнулась от нее — как от очередного взрослого вранья.

   Не все.

   И не всегда.

   — ...способности обнаружили еще в младенчестве. Лидия, конечно, постаралась их развить... досрочно поступила в Академию. С блеском ее закончила, выбрала профессию мага-экспериментатора...

   Агата решительно налила еще вина. С удовлетворением перехватила взгляд Лема: он смотрел озабоченно, но возразить не решился.

   — И что произошло потом?

   — Потом?

   — Как из... «самой великой волшебницы современности» Марина Мортимер превратилась в пугало для целого поколения?

   Лем поморщился.

   — Агата, я все понимаю. Когда в школе вы проходите подправленную историю, когда вам в оба уха твердят правду (в кавычках) о последней войне... трудно воспринять правду настоящую.

   Вина совсем уже не хотелось, но Агата все же сделала маленький глоток.

   — Он тоже так говорил. История имеет свойство меняться.

   — Умный человек, — с одобрением кивнул Лем. — Кто это «он»?

   Агата улыбнулась ему поверх бокала:

   — Наш учитель истории. Келдыш. Слышали про такого?

   Лем потер пальцами высокий лоб.

   — Понимаю. В твоих глазах мы убийцы. Возможно, лжецы.

   Агата важно ему кивнула.

   — Вот именно. Вы говорите уже который час и не предъявили еще ни одного доказательства. Почему я должна верить вам больше, чем... чем Келдышу? Его-то я знаю... хотя бы несколько месяцев. А вот вас вчера впервые увидела.

   Лем все кивал, словно соглашаясь с каждым ее словом. Агата чувствовала себя взрослой, уверенной в себе, разумной: вот, как она его «обломила», пока Лем не сказал:

   — Понимаю. А какого рода доказательства ты бы хотела получить?

   Она тут же растерялась. Промямлила:

   — Н-не знаю... что-нибудь, что доказывало бы...

   Умолкла. Лем вновь кивнул. Вздохнул:

   — Насчет того, как все это случилось... Агата, ты чувствовала когда-нибудь такую огромную радость, что тебе хотелось поделиться ею со всем миром... сделать его светлее, счастливее?

   Агата честно подумала. Помотала головой:

   — Не помню. А при чем тут...

   — Марина хотела осчастливить весь мир, — сказал Лем. Вино стало кислым. Агата так быстро поставила бокал, что немного выплеснулось на стол. Лем взял салфетку, принялся тщательно промакивать прозрачную лужицу.

   — В ней самой было так много магии... Она не представляла, каково человеку обычному существовать без этого. Это словно быть лишенным одного из чувств — зрения, слуха, обоняния — калека от природы, не подозревающий, чего он лишен.

   «Калека от природы» завозилась на диване, обхватывая себя за плечи. Промолчала.

   — Марина утверждала, что каждый человек рождается с магическими способностями — как каждый жизнеспособный организм рождается с умением дышать. Теория, конечно, спорная, хотя тогда увлекла многих. Она предположила, что существуют гены, отвечающие за магические способности. А если они спят, их можно разбудить... Представляешь, как бы изменился наш мир, Агата?

   Агата отвернулась от его ищущего взгляда. Нашла дырку в диванной обивке и принялась ковырять ее.

   — И что... ей удалось?

   — Не сразу, — рассеянно сказал Лем. — Кроме научных проблем, было множество препятствий: бюрократических, псевдоэтических, происков завистников и горе-ученых, менее талантливых, но очень амбициозных... Но со временем вокруг научной группы начали сплачиваться студенты Академии, ученые разных направлений, просто талантливые и увлеченные этой идеей люди. Когда руководство Института попыталось нас прихлопнуть, тут такое началось: митинги, движение в защиту идей Стебловых... кстати, ты знаешь, что после ссоры с Лидией Марина взяла фамилию мужа?

   Агата мотнула головой. Дырка в обивке становилась все больше.

   — Бабушка... она тоже была против? А почему?

   Лем развел руками.

   — Они обе были довольно вспыльчивы. А Марина еще... так устала, что просто была не в состоянии дипломатничать. Ты не представляешь, сколько сил тратится, чтобы доказать этим тупоумным ублю... — Он осекся. — ...ладно, не важно. Я слышал только конец разговора. Лидия была очень разгневана. Когда она сердится, говорит очень тихо... но так, что ее прекрасно слышно...

   Агата машинально кивнула.

   — ...уходя, она сказала: «Пора прекратить играться в господа бога, девочка моя. Есть силы, которые не будут повиноваться даже тебе».

   — А мама? — жадно спросила Агата.

   — Она рассмеялась. И стала работать еще усерднее.

   — А почему... это ваше руководство решило вас запретить?

   Лем поморщился. Сказал неохотно:

   — Неудачи. Были человеческие жертвы. Руководство сочло, что мы не соблюдаем технику безопасности и научную этику. Но, Агата! Мы шли на риск вполне осознанно, готовые ко всему. От добровольцев просто отбоя не было.

   — И у вас что-то получилось?

   — Слишком мало и нерегулярно, чтобы служить доказательством. Да еще и время поджимало — несмотря на огромную поддержку общественности и незакоснелых магов, группу в любое время могли расформировать. Тогда...

   Он подлил вина себе. Выпил его, как простую воду — жадно, залпом.

   — ...не сворачивая наших исследований, мы вышли на одну многообещающую теорию. И сразу получили результат. Если нельзя воздействовать на гипотетический «ген магии», можно создать... хм-м... вещество, которое станет вечным магическим источником. Чтобы любой мог погрузить туда руки, — он повел в воздухе округленными ладонями, — и зачерпнуть полные пригоршни...

   «Счастье для всех даром, и пусть никто не уйдет обиженным», — подумала Агата.

   Магия для всех даром...

   И вдруг она вспомнила: эксперименты с материей... превращение мертвого в живое...

   — Это... Котел?

   Лем смотрел на нее горестно и пьяно:

   — Это — то, чего бы не случилось, если бы нам дали закончить... Но нам не дали.

   Они жили одними исследованиями, лишь иногда выныривая на поверхность повседневности. Бремя общения с действительностью взвалил на себя Петр Стеблов, «твой отец, Агата». Он сумел встать во главе движения, поддерживающего ученых, обещавших уравновесить возможности урожденных магов и магов потенциальных. Иногда он силой вытягивал на поверхность Марину, та являлась на митинги и перед камерами, утомленно и воодушевленно произносила требуемое — и вновь погружалась в работу. Руководство Института, многочисленные комиссии, правительство, наконец, колебались, то вынося, то отменяя решения. Лем уверен, что именно из-за этой нервотрепки и неразберихи участились несчастные случаи — пока не погибла целая группа испытателей...

   — Они объявили нас преступниками, представляешь? Они пришли арестовывать нас прямо в Институт, во время работы — нас, магов, эти... недоделанные людишки...

   Лем только что так болел и радел за этих самых недоделанных людишек — не-магов...

   — И что случилось потом?

   Лем моргнул и сфокусировал на Агате глаза, только что смотревшие в прошлое.

   — Потом случилась война.

   Он сжимал и разжимал пальцы костлявых рук, как будто они у него онемели.

   — Нас осталось мало. Так мало. Погибли практически все урожденные маги, выступившие на нашей стороне. Оставшихся переловили в ближайшие годы — такие, как этот... Келдыш. Мальчишка! Подумать только, такой талантливый, подающий большие надежды... подлец! Трус! Он боится своей собственной силы! Ни на секунду не выпускает ее из-под контроля... То-то, наверное, для него радость, когда он находит одного из нас! С нами-то можно не церемониться!

   — А эти... кто вчера напал на... они кто? Тоже маги?

   Лем тяжело вздохнул:

   — Какое там! Жалкие последователи! Любой мало-мальски сильный маг заклеймен, находится под непрерывным контролем и наблюдением. Поэтому мы так встревожились, когда узнали, что ты жива, и к тебе приставлен Ловец... Агата, мы никому бы не пожелали такой судьбы! Агата! — Его холодные пальцы коснулись ее сжатых рук. — Дочь Марины и Петра Стебловых должна быть с нами! Понимаешь, что это значит?

   Это значит...

   Это значит — ее не отпустят.

   Агата еще сильнее стиснула руки.

   — Я понимаю только, что сейчас должна быть с бабушкой. Она больна. Она — единственная, кто у меня есть.

   Лем вглядывался в нее. У него были бледно-голубые глаза с красными прожилками. По лицу его опять скользнуло непонятное выражение — сомнение? Неуверенность? Он откинулся назад и шумно вздохнул.

   — Нет, Агата. Ты не права. Есть кое-кто еще.

   У стола в пыльном кабинете — библиотеке? — сидел большой мужчина. Он не обернулся на их шаги, бережно и неторопливо переворачивая хрупкую желтую страницу огромной книги.

   — Добрый день, — ласково сказал Лем. Он крепко держал Агату за плечо, словно боялся, что она убежит. Агата пробормотала полное «здравствуйте», косясь на застекленные полки забитых книжных шкафов. Да это же целая сокровищница! Ей бы сюда, хоть на недельку!

   — Как ты себя чувствуешь? — спрашивал Лем. Человек с книгой отозвался не сразу. Голос у него был негромкий и глуховатый.

   — Неплохо, неплохо...

   — Я тут тебе кое-кого привел.

   — Не хочу, Влад...

   — Ты просто взгляни, взгляни, и все, — приговаривал Лем, подталкивая Агату к окну — и к человеку. — Если скажешь, мы сразу уйдем.

   Агата подошла сбоку к столу, и Лем наконец оставил ее в покое. Пожилой мужчина рассматривал страницу. Там и букв-то никаких не было — то ли мелкий узор, то ли какой-то запутанный рисунок. Мужчина наклонил голову, любуясь им. У него был крупный нос, крупный... какой-то рыхлый рот, обвислые нижние веки и тяжелые верхние. Волосы средне-русые, на макушке поблескивала седина. Он не обращал на нее никакого внимания. Томясь, Агата посмотрела на Лема — тот о чем-то сигнализировал ей глазами и бровями. Что она должна сделать? Поздороваться заново? Треснуть мужчину по склоненной макушке, чтобы он наконец посмотрел на нее?

   Тут мужчина, не поворачивая головы, взглянул поверх старинных массивных очков с толстыми стеклами — искоса, украдкой, словно бы с опаской. Быстро выпрямился и, не спуская глаз с Агаты, сказал плачуще:

   — Кого ты мне привел, Влад? Зачем ты ее привел? Зачем?

   У него были серые глаза с быстро расширяющимися-сужающимися зрачками, как будто он все никак не мог сфокусировать их на Агате, и смотрел то ближе, то за ее спину, пытаясь разглядеть кого-то еще. Агата невольно отступила. Что-то успокаивающе забормотал склонившийся к нему Лем, а Агата все смотрела и смотрела в подвижные глаза испуганного мужчины.

   И тут вопреки всему она его узнала.

   Горячая волна окатила ее с головы до ног, следом нахлынула холодная и тоже откатилась, оставив ее неподвижной, растерянной, с больно колотящимся сердцем.

   Агата сказала:

   — Здравствуй, папа.

   — Не расстраивайся, Агата, — неловко приговаривал Лем. — Он вовсе не хотел ничего такого говорить...

   — Да? — огрызнулась она. — А почему же сказал?

   Отвернувшись, смотрела в окно летящего над рекой поезда. Солнце сверкало в воде и в небе.

   — Агата, — помолчав, начал Лем. — Я должен тебе кое-что рассказать. Твой папа... Он не... не совсем в себе. Он болен.

   Агата покосилась. Вдруг вспомнила, что так же косился на нее отец. Вся передернулась и повернулась к Лему.

   — Чем он болен?

   Лем быстро огляделся. Наклонился поближе к перилам. К Агате.

   — Когда я говорил про гибель... магов, я говорил не только о смерти. Тех, кого взяли живыми, судили, потом казнили... нет, не физически, хотя была предложена и такая мера наказания... Их лишали магии.

   — Слухачи? — спросила Агата. Пальцы Лема сжались на поручне.

   — Да, — почти прошептал он. — Ты знаешь... ты представляешь, что это такое?

   — Немного, — буркнула Агата, вновь отворачиваясь. Дыхание Лема касалось ее виска.

   — Мы думали, он умрет. Некоторые покончили с собой, и мы тщательно следили, чтобы это не произошло с Петром. Он выжил. Но уже никогда не станет…Ты не знала его, Агата. Это был энергичный, сильный, бесстрашный человек. И что с ним стало? Для него прошлое — как старый-старый полузабытый фильм. А живет он в черно-белом настоящем. Его интересует только вкусная еда да картинки-головоломки... Это Петра-то Стеблова! Что они с ним сделали! Что сделали!

   — А вы... почему вы...

   Лем развел руками и снова ухватился за поручень. Сказал с горечью:

   — Я не представлял для них особой опасности. Кто я? Не мастер, так, подмастерье. Мне просто запретили практиковать магию, преподавать магию, и вообще иметь дело с магическими предметами или людьми, обладающими магическими способностями... Это сейчас контроль слегка ослаб — кого интересует замшелый человечишка, давно похоронивший свои способности? И мы потихоньку начали действовать...

   — Действовать — как?

   — Разыскивать спрятавшихся, потерявшихся... особенно ценна группа, с которой работала Марина, испытатели... Мы пытаемся восстановить идеи, этапы опытов...

   — А разве ничего не сохранилось?

   — Может, только у НИХ... От Института тогда мало что осталось. Новый построен уже после войны.

   — Зачем? — помолчав, спросила Агата.

   — Что — зачем?

   — Зачем вы пытаетесь восстановить исследования? Вы же видели, к чему это привело!

   Лем поразился.

   — Агата, на нас ведь навесили всех собак — мы и военные преступники, и бездарные авантюристы, и беспринципные ученые! Разве ты не хочешь вернуть добрую память своей матери?

   До сегодняшнего дня она и не подозревала, что ее мама в этом нуждается...

   — И ведь ничего не изменилось — до сих пор в природе существуют только урожденные маги. Ты просто представить не можешь, как обделены обычные люди! Как они бедны — духовно и физически. Они не представляют, как многоцветен, сложен, удивителен мир... — Лем даже задохнулся от волнения. Сейчас, с горящими глазами, со слабым румянцем на лице, он был симпатичным и увлеченным. — Мне жаль их!

   Почему она не может представить? Еще как может!

   — Жаль, — повторила она. — А вам не жаль тех, кто погиб в этой войне? Как ни крути, а ведь все началось из-за вас!

   Лем словно потух. Сгорбился, наваливаясь на поручень грудью.

   — Жаль... сколько часов, дней, лет, я провел, думая — как следовало поступить, как можно было избежать, предотвратить... Может, не надо было торопиться? Но мы боялись, что исследования свернут... нам не хватило времени... Иногда я даже думаю, нас провоцировали нарочно — чтобы дискредитировать идеи, которые стали пользоваться огромной популярностью... кое-кто из власть имущих магов испугался за свою исключительность. А может, это просто старческие оправдания перед самим собой...

   — А что тогда произошло... в Институте?

   Лем смотрел в окно. Вокруг глаз углубились морщины: он сощурился, вглядывался куда-то. В прошлое, что ли...

   — Мы были не вооружены. Мы не были готовы к нападению, хотя Петр поговаривал о такой возможности. Мы просто смеялись: нападение — где, в Институте магии, на кого — на нас, величайших магов? Мы были молоды, самонадеянны и беспечны...

   — И что случилось? — повторила Агата, потому что Лем замолчал надолго.

   — Магия вышла из-под контроля, — сказал он так, как будто это все объясняло. — А что касается твоего отца, Агата... Он вовсе не хотел оскорбить тебя. Он со всеми нами так теперь обращается. Он просто... немного равнодушен.

   Равнодушен... Он посмотрел так, словно увидел что-то отвратительное, махнул полной белой рукой: «Убери эту бездарь, Влад. Не хочу. Не хочу».

   Лем все мучился, пытаясь подыскать оправдание для своего героя.

   — Он... понимаешь, Агата...

   — Понимаю, — сказала Агата, и он взглянул с внезапной надеждой. — Отлично понимаю. Наверное, противно видеть детей, не оправдавших надежд родителей. Наверное, они думали, у них будет чудо-ребенок. А родилась вот такая я, — она развела руками. — Обычная я. Без малейших проблесков таланта. Когда они об этом узнали?

   Агата чуть не засмеялась, увидев на лице Лема уже знакомое выражение. И его слова тоже были знакомыми:

   — Но это невозможно!

   — Возможно. Я же есть!

   — Я... — Лем мотнул головой, как встряхивающаяся собака. — Я никогда об этом не слышал! Ни-ког-да! Мы, бывало, подшучивали — где вы прячете свою чудо-девочку? Они только улыбались... Агата, этого не может быть! Здесь какая-то ошибка!

   — Тесты, — сказала Агата рассудительно, точно она была взрослая, а он — упрямившимся ребенком. — Ежегодные тесты. Недавно оказалось, что меня контролировали маги из столицы. Келдыш водил меня к Слухачу. Этого все еще мало? Спросите у от... у него. Ведь он-то давно все знает.

   Лем молчал долго. Молчал, смотрел в окно — за ним уже мелькали редкие огни подземки. Агата стала смотреть тоже. Смотреть, слушать гул поезда, негромкий разговор пассажиров. Глаза слипались, ноги и спина отваливались, в голове было звонко и пусто. В душе — тоже пусто. Как Лем говорил — черно-белый фильм? Похоже. Пусть даже у нее не было магии, ее сегодня тоже чего-то лишили. Чего-то очень важного...

   Может, прошлого?

   В какой миг человек становится взрослым? Когда понимает, что все, во что он верил — чепуха, вранье, на худой конец просто красивая выдумка? Если так — она не хочет взрослеть.

   — Вот почему это для нее было таким важным, — наконец сказал Лем. — Она работала, как одержимая, и заражала этой одержимостью всех нас...

   Агата покосилась и промолчала. Что тут скажешь? Может, и война тоже началась из-за нее, Агаты?

   — Однако, диагностика в таком раннем возрасте... — продолжал бормотать Лем. — ...это же практически невозможно. Конечно, я попробую расспросить Петра... хотя вряд ли от него сейчас многого добьешься.

   Он принялся рассматривать свои руки. Агата посмотрела тоже. Белые, напряженные, с голубыми вспухшими венами.

   — Мы так надеялись, — говорил он тихо. Очень тихо, но она его прекрасно слышала. — Как мы радовались, когда тебя нашли... и... вот...

   Агата попыталась вздохнуть. Петля вокруг горла стянулась туже, и вздох получился похожим на всхлип. Лем не заметил. Поезд мягко притормаживал перед платформой.

   — Идем, — сказал он. — Наша остановка.

   Агата вышла следом в маленьком напористом ручейке людей. Остановилась, глядя на спину Лема и мешая входящим.

   Совершить побег оказалось до смешного просто — попятиться, повернуться и вновь зайти в вагон. Дверь закрылась. Лем обернулся, ища ее глазами. Агата успела увидеть удивление на его лице, когда он посмотрел на нее сквозь стекло дверей. Открыл рот, произнося ее имя. Поезд тронулся. Лем машинально шагнул следом. Агата отошла от двери и села на самое последнее сиденье в углу.

   Она сама не знала, как нашла этот дом. Просто шла-шла, поворачивая, пересекая дороги и мосты, и вдруг пришла к нему. Может, аукнулись бабушкины гены — ведь «мадам Мортимер всегда умела находить потерянные вещи». Агата медленно поднялась на невысокое крыльцо. Пожалела, уже нажав на звонок. Убежать, пока не поздно? Никто не подходил — и Агата сразу расстроилась, что не сможет сделать то, что должна сделать. Написать записку? Или отыскать в справочном номер телефона?

   Дверь открылась бесшумно, Агата даже ойкнула от неожиданности.

   Женщина смотрела на нее в упор. Казалось, она была готова захлопнуть дверь, и Агата сказала тихо:

   — Лиза...

   Лиза выглядела совсем как тогда, может, немного устало. Они молча смотрели друг на друга. Агата вдруг заторопилась:

   — Я... извините, я сейчас уйду... Лиза, возьмите детей и уедьте из города. Очень быстро, пожалуйста.

   Попятилась, оступилась на ступеньках, пробормотала: «до свиданья», хотя была уверена, что Лиза меньше всего на свете захочет с ней снова встретиться.

   И уж меньше всего ожидала, что ее окликнут. Оглянулась.

   — Подожди, — повторила Лиза. — Зайди в дом.

   — Н-нет! — Агата даже головой затрясла. — Мне нельзя, вы знаете, а то еще и вы... и вас...

   Махнула обеими руками, словно отпихивая то, что сама хотела сказать, и, не оглядываясь, заторопилась прочь по узкой садовой улочке.

   Лиза, покусывая губы, проводила ее взглядом, потом вбежала в дом и набрала номер.

   Агата шла по городу. Она не представляла, куда идет. Зачем. Вокруг мелькали люди, иногда толкались, извинялись или ругались — Агата не обращала на них внимания. Чужой город, чужие лица. Чужой мир. Мир, где все перевернуто с ног на голову. Где школьный учитель оказывается магом, выслеживающим других магов. Где жив отец, который не хочет ее видеть. Где мама превращается в чудовище, которым до сих пор пугают столичных детей. Где она сама нужна лишь для того, чтобы быть козырем в дурацкой взрослой игре.

   И еще она не знает, вышла ли бабушка из больницы...

   Агата остановилась — так резко, что на нее наткнулись шедшие следом. Заругались — Агата очнулась, удивилась и отступила к витрине какого-то магазина. Ну и что, что не отвечает телефон? Ведь она может поехать домой! Найти бабушку, забрать и сбежать вместе с ней от всех этих сумасшедших!

   — Скажите, как добраться до Западного вокзала?

   Денег было немного — из тех, что было при ней в тот день... позавчера? Неужели только позавчера? Но должно хватить, если не брать билет на экспресс, а поехать с тремя пересадками... Агата стояла перед светящейся схемой автодорог, изобретая собственный маршрут, как вдруг почувствовала, что за ней наблюдают. Не сводя глаз со схемы, чуть отступила назад, за огромного сопящего дядьку. Зыркнула по сторонам. Обычная толчея вокзала. Пассажиры с вещами. Ревущий ребенок. Ругань возле кассы. В широких дверях зала ожидания стояли двое мужчин и оглядывали людей. Вещей при них не было. Даже маленькой барсетки. Агата втянула голову в плечи. Похвалила себя, что надела кепку с большим козырьком. Хотя лучше всего, конечно, подошла бы шапка-невидимка. Может, они просто кого-то встречают? Агата покосилась из-под козырька. Один смотрел прямо на нее. Сказал что-то второму и двинулся вперед. Агата попятилась, натыкаясь спиной на снующих туда-сюда людей. Затравленно огляделась. В дальнем конце зала из-за жары открыто огромное окно. Падать невысоко. Если только она успеет...

   — Агата!

   Агата запетляла между людей.

   — Агата, стой! — топот приближался.

   Мужчина, сидевший на скамье неподалеку, свернул газету — и встал, столкнувшись с бегущим по рядам парнем.

   — Уй! — он ухнул от боли и немедленно сгреб парня за грудки. — Смотри, куда прешь!

   — Извини, друг... да пусти ты меня!

   — Пусти! — мужчина с силой толкнул его — так что тот налетел спиной на целое семейство, нагруженное уймой коробок и корзин. Завопили женщины, второй ловец сделал отчаянный прыжок в сторону — и поскользнулся на раскатившихся яблоках.

   Мужчина увидел, что девочка перемахнула через широкий подоконник и, похлопывая себя по бедру газетой, вышел из вокзала.

    Агата приземлилась не слишком удачно — в голову через позвоночник дало током — пригнулась, как под обстрелом, и, не оглядываясь, понеслась вправо, где больше народу. Быстрее, быстрее! Она тут ничего не знает, но если смешаться с базарной толпой, переждать за каким-нибудь киоском...

   — Не так быстро!

   — А!

   Ее схватили за локоть с такой силой, что затрещал и рукав куртки, и сама рука. Агата, взвизгнув, замолотила поймавшего свободной рукой, а когда он перехватил и её, с остервенением принялась пинать его в голень. Мужчина зашипел, сгреб ее в охапку, притиснул к себе с силой — так, что Агата чуть не расплющила нос об его грудь. Услышала над ухом:

   — Уймитесь, Мортимер!

   Прокусить толстый свитер было нелегко, но Агата очень постаралась. Услышала удивленный возглас — и на секунду получила чуток свободы. Раскрыла рот, собираясь завизжать так, чтобы у всех полопались перепонки...

   Челюсти с дребезгом захлопнулись.

   Потирая грудь, на нее смотрел Келдыш.

   ...Теперь уже ему пришлось подхватывать Агату, потому что у нее подогнулись коленки. — Так-то лучше!

   На счет «раз» он отшвырнул Агатину кепку в сторону, на счет «два» — поменял стекла очков на модные красные, на счет «три» — содрал заколку и больно растрепал волосы, мимоходом заменив их цвет на ярко-рыжий. На счет «четыре», крепко обхватив за плечи, уже вел прочь от вокзала — вроде бы и не торопясь, но как-то очень быстро. Уткнувшись носом в его свитерный бок, Агата еле успевала перебирать ногами. Косилась по сторонам — вокруг было полно девушек в таких же джинсовых куртках и штанах. Кое-кто — и в кепках...

   Ту же самую картину увидели отчаянно крутящие головами незадачливые ловцы.

   — Ты видишь ее?

   — Ты видишь?!

   Келдыш, не оглядываясь, свернул за угол, спустился по пандусу к автостоянке. Открыл дверцу маленького зеленого двухместного автомобиля — не запирал он его, что ли? — молча подтолкнул Агату на сиденье.

   Машина осторожно и неторопливо вывернула со стоянки и влилась в многорядный поток, постепенно набирая скорость...

   — Слушаю вас внимательно, Мортимер! — любезно сказал он. Машина стояла в тенистом стареньком дворике. Здесь были дети, бабушки, собаки — и никого подозрительного. Агата смотрела все еще диковато, но злость уже нарастала в ней, смешиваясь с непреходящим изумлением и радостью.

   — Почему вы не умерли? — спросила требовательно. У Келдыша дрогнули губы. С виноватостью развел руками:

   — Ну, простите, не оправдал ваших ожиданий...

   — Перестаньте! — прикрикнула на него Агата, и он умолк — от неожиданности. Агата взяла его за рукав свитера, потянула. Сильно дернула:

   — Я думала, вы убиты! А вы живы, вы здесь, в столице, и еще с этой своей издевательской улыбочкой...

   — Издевательской? — невольно переспросил он.

   — А то вы не знаете! Вы же на меня всегда смотрите, как на какое-то противное... насекомое!

   — Правда? — спросил он заинтересованно. Агата энергично кивнула:

   — И думаете — раздавить или еще поисследовать!

   Теперь у Келдыша задрожали еще и крылья носа.

   — Не поверите, Мортимер, вы первая, кто мне об этом говорит!

   — Еще бы! — с презрением сказал Агата. — Все же так вас боятся! Ловец магов! Черный Ловец! Ведь вас так называют?

   Мерцающая улыбка исчезла с лица Келдыша. Взгляд стал прежним — прицельным и отстраненным.

   — Да-а, — сказал он слегка врастяжку. — Кое-кто меня называет именно так. И что вам еще обо мне рассказали?

   Агата вдруг, как-то разом, устала.

   — То, что вы должны были мне рассказать сами, — ответила вяло. — Вместо того, чтобы ходить столько вокруг да около, намекать и издеваться...

   Келдыш потер лицо ладонями. Агата посмотрела внимательней — учитель казался осунувшимся. И тоже очень усталым.

   — Мне показалось тогда — вы умерли...

   — Мне тогда тоже так показалось.

   — Почему... а как вы...

   Келдыш откинул голову на спинку сиденья. Сказал, глядя в потолок:

   — Просто они повторились. Применили то же заклинание, что и год назад.

   — И что?

   Он покосился.

   — У нас... Ловцов образуется своего рода иммунитет к некоторым боевым заклинаниям... если мы выживаем, конечно. Я в прошлый раз выжил.

   — Это что... как прививка?

   Келдыш снова покосился — проверить, не издевается ли. Агата искренне пыталась понять.

   — Пожалуй. Не скажу, что все прошло... а-а-а... безболезненно, но — я здесь, перед вами.

   — Почему вы мне ничего не рассказали? О маме. О войне. Об отце... Почему?

   Келдыш вздохнул.

   — Вам знаком термин: тайна личности? Нет? А ведь он заложен в основу нашего правосудия! Хотя юридические основы вы должны изучать только в следующем году... Никто из родственников преступника, его потомков, его окружения не должен пострадать от общественного мнения. Вы бы хотели, чтоб в вас с детского сада тыкали пальцем: «А вон дочка той ведьмы, что уничтожила столицу»? Нет? Почему-то я так и думал.

   — Какое... гуманное правосудие... — сказала тихо Агата. — Лишает человека его родных... даже памяти о них... и заботится о его душевном состоянии...

   Келдыш презрительно скривил губы:

   — Думаю, все прекрасно знают, почему был принят этот закон. Тогдашние власти предержащие тоже имели в родственниках и друзьях кучу волшебников. Быть магом, общаться с магами было престижно.

   — Поэтому вы и злились, когда я читала книги о войне... Думали, я на что-то наткнусь? Догадаюсь?

   — И еще мне не нравилась ваша зацикленность на этой теме. Это мне напоминало... ладно, дело прошлое.

    Он качнул болтавшегося под зеркалом Хохотунчика. Сказал небрежно:

   — Думаю, нет смысла спрашивать, где и с кем вы общались здесь, в столице?

   — Смысла нет, — готовно согласилась Агата. — Даже если вы примените ко мне... особые методы. Когда я убеж... ушла, они наверняка сменили место дислокации.

   Келдыш внимательно следил за качавшимся Хохотунчиком, отчего его взгляд напоминал взгляд кошки из настенных «ходиков»: туда-сюда, туда-сюда… Амплитуда все затихала.

   — Какие особые методы? — спросил ровно. Агата внимательно смотрела на него.

   — Такие. Мне рассказывали.

   — А, — прокомментировал Келдыш. И умолк. Агата молчала тоже. Радость уходила... выдавливалась тяжестью. Безнадежностью. Тоской.

   — Знаете, что меня удивляет, Мортимер? — спросил Келдыш через долгую паузу. Агата молча смотрела.

   — Вы до сих пор не спросили о своей бабушке.

   Она все собиралась и собиралась с духом...

   И все не могла решиться.

   — Она жива, — сообщил Келдыш безо всякой радости.

   Агата осторожно выдохнула.

   — А...

   — Ей лучше. Она пришла в сознание, и теперь приходится ее буквально привязывать — чтоб не сорвалась из больницы вслед за вами.

   — Значит, вы сказали ей?

   — Ну... видите ли, меня доставили в ту же больницу.

   — И она... что она?

   Келдыш неожиданно ухмыльнулся:

   — Думаю, будь у нее побольше сил, она бы завершила начатое вашими друзьями!

   — Они не мои друзья!

   Келдыш кинул на нее быстрый взгляд, и Агата нахмурилась:

   — И вы тоже!

   — Ничуть не сомневаюсь, — согласился он. — Только они об этом не знают, раз ищут вас по всем вокзалам! Что вы собираетесь делать дальше?

   — Я собиралась взять бабушку и где-нибудь переждать... Мы бы что-нибудь придумали!

   — Один раз мадам Мортимер это уже удалось, — кивнул Келдыш. — Беда в том, что теперь о вашем существовании знаем не только мы с ней.

   — А вы... — нерешительно сказала Агата, — н-не можете сказать им, что я... ну, бесталанная?

   — Сказать-то могу... Да кто же мне поверит?

   Агата посмотрела в стекло перед собой. Развела руками и так замерла:

   — И что же теперь делать?

   Келдыш словно только этого и дожидался:

   — Для начала — хорошенько спрятаться на несколько дней. Причем здесь, в столице.

   — Но где? Не у Лизы же?!

   — И не у меня. Не хочу афишировать, что я все еще жив.

   Келдыш тоже рассеянно посмотрел в переднее стекло.

   — Мортимер, не хотите побывать в исторических местах?

   — А?

   — В катакомбах. Мы жили... выживали тогда в катакомбах. Думаю, я кое-что еще помню. Там нас не достанут — им и тогда туда не было ходу.

   Катакомбы так катакомбы. Все равно.

   — Это вы поймали моего отца?

   Они ужинали за импровизированным столом из ящиков. Келдыш сервировал его с некоторым шиком — были даже салфетки. Агата крошила хлеб в остатки консервов. Смотрела, как он ест: с аппетитом и так же красиво, как делал почти все. Келдыш тщательно, до блеска очистил свою банку, с сожалением оглядел ее и прижал крышечку. Сказал спокойно:

   — Нет.

   Агата осторожно вздохнула. Узел, по-прежнему стягивающий горло, сделался чуть слабее. Келдыш глядел на нее сквозь черные густые ресницы.

   — Но не думаю, что я бы от этого мучился угрызениями совести. Понимаю так, что вы с ним познакомились?

   — А что это такое — потерять магию? Это как... ослепнуть?

   Келдыш вытянул ноги, откинулся на стену, сонно и сыто оглядывая опустевший «стол». Агата продолжала размышлять вслух:

   — Или это как паралич? Нет, наверное, слишком сильно...

   — Слишком слабо.

    Келдыш вытянул руку, разглядывая ее — так женщины любуются своим маникюром.

   — Слишком, — повторил сосредоточенно. — Зрение, слух, возможность двигаться — без желания смотреть, слушать, куда-то идти. Паралич чувств — вот это будет вернее. Он ведь... не обрадовался вам? — спросил Келдыш утвердительно.

   Агата кивнула. Келдыш не смотрел на нее, но увидел. Двинул бровями.

   — Не думаю, чтобы он обрадовался хоть чему-то в своей жизни. Даже если бы вдруг объявилась ваша... Марина Мортимер, он бы и это воспринял как... данность.

   Петля стянулась туже. Агата сказала сипло:

   — А она может... объявиться?

   Келдыш опустил руку и наконец посмотрел на Агату прямо.

   — Нет. Вот это — исключено.

   — Откуда вы знаете?

   — Я видел, как она умерла.

   Агата закрыла и открыла глаза.

   — Вы...

   — Не я! — перебил Келдыш с досадой. Скрестил на груди руки, словно готовясь к неизбежному и неприятному разговору. — Она умерла, — сказал веско. — Это я вам могу гарантировать.

   — А как?..

   — А вот этого я вам не скажу.

   Теперь уже Агата рассматривала свои руки.

   — Почему?

   Пауза.

   — Смерть — очень неприятное дело, Мортимер, — сказал Келдыш тихо. — Очень. И очень личное — если ты не умираешь напоказ. Марина умирала не напоказ. Ее смерть... слегка примирила меня с ней. Это — все, что вы от меня услышите.

   Он огляделся. Сказал, резко меняя тему разговора:

   — К сожалению, наши апартаменты не так просторны и комфортабельны, как я привык...

   Когда Агата изучала историю последней войны, столичные катакомбы представлялись ей чем-то таинственным и романтичным. После часового путешествия вслед за Келдышем по темным запутанным закоулкам катакомбы превратились просто в слишком большой, пыльный, захламленный, а иногда и загаженный подвал. А «апартаменты», которые выбрал Келдыш, были маленьким ответвлением от основного коридора. Здесь стояли старые ящики, лежанка из досок на таких же ящиках, покрытая истлевшими тряпками. Келдыш быстро произвел ревизию имеющейся «мебели», починил шатавшуюся, выкинул тряпки, отгреб мысами дорогих замшевых ботинок крошево камней к стенам. И с сознанием выполненного долга объявил: «Будем жить здесь».

   Агата повертела головой.

   — А это все и правда осталось с войны?

   Келдыш задумчиво осматривал стены.

   — Вполне возможно, хотя я не узнаю... А, может, здесь жил-поживал поссорившийся с родителями подросток. Или бомж. Или какой-нибудь скрывающийся преступник...

   Агата втянула голову в плечи. Келдыш сообщил равнодушно:

   — Я выбрал ветку, по которой давно никто не ходил. И слегка запутал следы.

   — Значит, никто случайно на нас не наткнется?

   — Ни случайно, ни нарочно. Вы, надеюсь, не страдаете клаустрофобией?

   — Не страдаю, — буркнула Агата. — А если б страдала, вы бы наверняка что-нибудь придумали...

   Он снисходительно проигнорировал ее неумелую насмешку.

   — Рад, что вы так высоко оцениваете мои таланты! А как насчет темноты?

   — Я же не маленькая!

   — Но помнится, вы говорили, что в детстве могли уснуть только с котом в обнимку...

   Веское молчание.

   — Кота здесь нет.

   Он что, хочет предложить взамен кота себя? Агата озадаченно моргала.

    Келдыш наблюдал с иронией.

   — Я имел в виду только то, что светильник не погаснет, — сказал он, вдоволь насладившись ее растерянностью.

   — Что, неужели наконец-то ваша магия?

   — Нет. «Вечная» батарейка.

   Сон все не шел, хотя Келдыш рядом дышал ровно, глубоко. Успокаивающе.

   Агата открыла глаза. «Вечный» светильник продолжал гореть, и она ясно видела его профиль, тень под глазами, приоткрытые губы.

   Интересно, а что чувствуешь, когда тебя целует взрослый мужчина? Мокрые напористые поцелуи Алекса совершенно не объясняли, что такого в поцелуе, о котором так часто твердят — едва ли не чаще, чем о сексе. Или это обычное всеобщее взрослое притворство — стыдно признаваться, что тебе не нравится и даже противно то, что должно волновать и нравиться по определению?

   А как целуется Келдыш?

   Как тогда он говорил в гостинице: «Я не тискаю. И не лапаю. Я ласкаю женщин…»

   Со смешанным чувством стыда, страха и волнения Агата представила, как он поворачивается, обнимает ее и...

   — Послушайте, Мортимер, — сказал Келдыш, не открывая глаз. — Спите. Не будите зверя.

   И повернулся к ней спиной. Агата осторожно и длинно выдохнула. Он ведь не умеет читать мысли? Ведь нет? Келдыш опять дышал ровно, но Агата ему уже не верила. Послушно замерла. От стены сильно тянуло холодом. Агата подумала-подумала, натянула на руки длинные рукава куртки и, свернувшись клубком, уткнулась лбом в твердую спину.

   Она просыпалась медленно, словно толчками. Ее крест-накрест обнимали теплые руки, прижимали к большому горячему телу. Келдыш еще и придавил ее бедро тяжелым коленом — так что Агата шевельнуться не могла. Наверное, он всегда так спит, подумала она сонно, когда спит не один. Ему так удобно. Ей же было странно…

   — О, как мило, — произнес кто-то кислым голосом.

   Агата вздрогнула. Она знала, что Келдыш тоже проснулся — его руки чуть напряглись, сбилось ровное глубокое дыхание…

   — Не дергайся, не дергайся, Черныш. Это только я.

   Келдыш медленно повернулся и сел.

   — Привет, Генрих.

   Агата нашла очки у свернутой куртки, служившей им подушкой, и выглянула из-за спины Келдыша. Его плечо слегка шевельнулось, как будто он хотел задвинуть ее обратно. Не задвинул. Агата увидела стоящего перед ними пожилого светловолосого мужчину в красивом сером костюме.

   — Здравствуйте-здравствуйте, фройлян, — сказал он приветливо.

   — Здрассте...

   Он окинул Агату внимательным взглядом и вновь обратился к Келдышу.

   — Стареешь, мальчик. Что такое? Я обошел все твои ловушки. А если б я был не я?

   Келдыш громко зевнул и потянулся.

   — Ловушки не на тебя ставились. Как нашел?

   — Во время войны я тоже бывал в этих катакомбах, если не помнишь, — ворчливо сказал Генрих. Огляделся, проверил пальцем на пыль поверхность ящика, поднес к глазам, вздохнул и уселся. Вновь поглядел на Агату.

   — Так-так, значит, вот как обстоят дела?

   Келдыш провел рукой по взлохмаченным волосам.

   — А как, на твой взгляд, обстоят эти самые дела?

   — Решил прикарманить сокровище себе?

   Келдыш хохотнул. Хрипловато и невесело.

   — Она вовсе не сокровище.

   — Согласен-согласен, никто из членов семьи Мортимер не подарок, — кивнул Генрих. — Однако...

   — Я не о том, — перебил его Келдыш. — Она не представляет никакой ценности. Ни для нас. Ни для них.

   — То есть?

   — Пусто. Чисто. Клэр. Никакой магии.

   — Что?

   — Никакой магии. Полный нуль, ноль. Зеро, если тебе так будет понятнее.

   — Как?

   Келдыш пожал плечами.

   — Так. Ни в малейшей степени.

   — Но ведь ты говорил...

   — Я ошибался.

   Генрих сощурился. Агате не понравился его взгляд: он словно прослушивал Келдыша глазами.

   — Доказательства?

   — Я водил ее к Слухачу.

   Генрих покивал.

   — Разумеется, не получив ни у кого разрешения?

   Келдыш чуть повел плечом:

   — Разумеется.

   — Выговор, — сказал Генрих, не меняя интонации. — И он также не передал отчет дальше по инстанциям?

   — Он себе не враг.

   — И он сказал...

   — Пусто.

   — Ты проверил его квалификацию?

   — И не раз.

   — Координаты и идентификационный номер, надеюсь, припоминаешь?

   — Припоминаю.

   — Диктуй, диктуй.

   Генрих небрежно занес цифры в электронную книжку, сунул ее во внутренний карман, и вновь посмотрел на Агату.

   — Итак, ребенок, носящий фамилию Мортимер и не обладающий магией Мортимер?

   — Выродок, — сквозь зубы подсказала Агата.

   Он слегка поднял светлые брови и быстро взглянул на Келдыша.

   — Ну-ну, хоть что-то ей перепало, не так ли?

   — Вы говорите о нашем убийственном семейном обаянии? — уточнила Агата. Она, наконец, выбралась из-за спины Келдыша и села рядом, свесив ноги. Краем глаза заметила предостерегающий взгляд учителя, но упорно продолжала сверлить Генриха мрачными глазами. Мужчина моргнул и вдруг рассмеялся:

   — Неплохой выпад, фройлян! Ваша бабушка была бы вами довольна!

   — А моя мама?

   Келдыш придавил ее руку, и Агата замолчала. Генрих помедлил.

   — Думаю, для нее оказалось большой трагедией, что вы лишены таланта. И еще... э-э-э... одним стимулом к продолжению работы. Тогда объясни мне вот что, — он вновь обратился к Келдышу. — Почему наши друзья развили такую бешеную деятельность, чтобы заполучить себе младшую Мортимер?

   Келдыш хмыкнул:

   — Думаю, и в этом виноват я.

   — То есть?

   — Они обратили на нее внимание, когда я привез ее в столицу. Я-то думал, на Королевском мосту охотились на меня... вот что значит самомнение. Наверное, тогда они впервые и узнали о ее существовании. Зная меня, нетрудно сообразить, что Агата Мортимер представляет интерес для нашей службы. А, значит, и для них. Новый флаг движения! С нами Мортимер! Снова Мортимер! Да и ее способности, а они, как и я, не сомневались, что она унаследовала талант своей чертовой мамаши...

   Агата, в свою очередь, впилась ногтями в его ладонь. С удовольствием. Келдыш с шипением вырвал руку, помахал ею в воздухе и продолжил:

   — ...им бы пригодились. Вот так, вкратце, все и выглядит.

   Генрих помолчал и вздохнул:

   — Да уж, да, свинья везде грязи найдет... Тебя для чего посылали в провинцию? Отдохнуть — и от греха подальше! И во что ты нас всех втравил?

   — В первый раз, что ли? — совершенно не смутился Келдыш.

   — Не в первый, не в первый... Но с каждым разом твои... э-э-э... эскапады становятся все масштабнее. Мне будет спокойнее, если ты будешь находиться у меня на глазах. И девушка — тоже. Ты понял меня?

   Келдыш молча кивнул.

   — Ты понял меня?! — повысил голос Генрих.

   — Да. Еще как, — быстро сказал Келдыш. — Моментально. Целиком и полностью. Яволь. Так точно. Слушаюсь.

   Генрих для профилактики просверлил взглядом очередную дырку на келдышевской физиономии, и сказал Агате:

   — Сожалею, что так все случилось.

   А не засунете ли вы свои сожаления себе... Вслух Агата, конечно, сказала другое:

   — Значит, теперь, когда все выяснилось, я могу вернуться к бабушке?

   Генрих переглянулся с Келдышем, качнул головой:

   — Пока нет. Нет. Думаем, в столице вам пока оставаться более... а-а-а... целесообразно. И безопасно.

   — С ним? — Агата безо всякого почтения мотнула подбородком на Келдыша. — Безопасно?

   Глаза Генриха смешливо сощурились:

   — Полностью, просто полностью разделяю ваши чувства! Но, кроме этого паршивца...

   — Но-но, Генрих, полегче, — угрожающе сказал Келдыш. — Я же все-таки еще ее учитель!

   — Думаешь, это долго продлится?.. у вас теперь есть мы, фройлян.

   — Вы — это кто? Те, кто лишил моего отца магии? Отнял у него душу?

   Тишина. Агата сглотнула — глоток получился очень громким. Лицо Генриха потеряло всякое выражение.

   — Вы пристрастны. Ваш отец — преступник. Он получил по заслугам.

   — Вы так в этом уверены?

   — Игорь, похоже, ты плохо преподавал историю!

   — Историю всегда преподают победители, — упрямо продолжала Агата. — Которые тоже пристрастны. Так что история имеет странное свойство меняться. Разве не так?

   Пауза.

   — Девочка, если бы вы видели судебные факты, касающиеся вашего отца...

   — Так я могу их увидеть? — быстро спросила Агата.

   — Навряд ли, навряд ли. Существует тайна личности...

   — Да что вы? — Агата засмеялась. — Личности уже нет, а тайна все существует?!

   Генрих посмотрел в пол и обратился к Келдышу:

   — Все, хватит, набегались! Выходите на поверхность. Ты порядком запустил дела…

   — Я в отпуске по болезни, — напомнил тот.

   — А я тебя отзываю! — гаркнул Генрих. — И... Игорь, — он выразительно постучал по