Оглавление
АННОТАЦИЯ:
Ей была уготовлена роль постельной утехи, дорогой послушной игрушки, живущей для того, чтобы отдаваться мужчинам. Но Мия не пожелала смириться с такой судьбой. Отстаивая право самой выбирать свой путь, она бежит из страны.
Куда приведет дорога маленькую гейшу? Быть может, как раз в объятия того, от кого она так отчаянно спасается бегством?
Что выберет Ледяной Беркут при их следующей встрече – любовь или власть? Сможет ли переступить через предрассудки, навязанные традицией и воспитанием?
И сможет ли Мия простить его за то, что он сделал?
ГЛАВА 1. Наперекор судьбе
«Квартал ив и цветов» тонул в сумерках. Загорались фонари. Круглые, обтянутые оранжевой и красной бумагой, они походили на огромные мыльные пузыри, заполненные живым сиянием. От реки тянуло прохладой, вечерняя дымка запуталась в ветвях вишневых деревьев, высаженных по центру главной улицы. Сквозь решетчатые стены веранд на землю косыми полосами ложился свет.
Из-за стен слышался женский смех и звуки музыки.
Владелица самого дорогого заведения в столице бросила последний взгляд в окно. С высоты второго этажа вид был особенно хорош – подсвеченные снизу здания словно плыли по темным водам в окружении желтых и красных огней.
Еще одна ночь в веселом квартале, ничуть не отличимая от сотен тысяч других ночей. Смех, танцы, сакэ, распаленные мужчины, готовые без сожалений расставаться с серебром и золотом. Ночь – подруга гейши, обманщица, чаровница. Она завлекает, обещает мужчинам наслаждение, а взамен просит лишь немного денег.
Кстати, по поводу денег!
Госпожа Хасу решительно задвинула ставень и вернулась к бумагам и счетным палочкам. Баланс никак не желал сходиться, куда-то пропало почти двести серебряных момме, значит, снова придется проверять записи, выискивая ошибку.
Но стоило ей погрузиться в расчеты, как в дверь постучали.
- Госпожа, пришел дайме Такухати, - в огромных испуганных глазах юной гейши плескался страх пополам с любопытством.
Владелица «Медового лотоса» тяжело вздохнула. Она знала, что этого разговора не избежать, но все же надеялась найти беглянку раньше, чем Ледяной Беркут вернется в столицу.
- Проводи его ко мне, деточка, - велела она и мимоходом бросила взгляд в большое бронзовое зеркало у стены.
Безупречно, как всегда. Умелый макияж, изысканная прическа с дорогими украшениями, кимоно, которое не зазорно было бы надеть придворной даме. Да, видно, что не девочка – возраст не скроешь. Но оно и неплохо – девочку бешеный дайме Эссо не стал бы слушать.
Он ворвался в комнату резко, чуть не снеся дверь, как один из ледяных вихрей, которые приходили в столицу с его родного острова поздней осенью. Остановился напротив госпожи Хасу, сверкнув холодным голубым пламенем в глазах.
- Что это значит?! – почти прорычал генерал.
Госпожа Хасу степенно кивнула, предлагая гостю сесть.
- Здравствуйте, господин Такухати.
- Где Мия?!
Госпоже Хасу показалось, что вместе с этими словами на нее обрушилась ярость северного шторма. Она вцепилась в край кимоно, всеми силами стараясь не отвести взгляд. От дежурной вежливой улыбки свело щеки.
Гнев дайме был страшен. Если бы не годы, которые госпожа Хасу провела главой гильдии гейш, выступая послом, буфером и судьей в любых конфликтах между самураями и «кварталом ив и цветов», она бы не смогла удержать на лице доброжелательную и безмятежную маску.
- Сядьте, - повторила женщина вежливо, но настойчиво. – Мия сбежала, господин Такухати. Уже больше недели назад. Я сообщила страже, ее ищут, но пока, к сожалению, никаких вестей.
Шторм разбился о скалу, Такухати отступил, и госпоже Хасу показалось, что на лице его на миг мелькнула растерянность и боль.
- Сбежала? – хрипло переспросил генерал. – Когда? Как?
- Сядьте, - снова ласково предложила госпожа Хасу, указывая на циновку. – Ну же!
Он послушно сел, сжимая кулаки в бессильной ярости, и госпожа Хасу снова, в которой раз, напомнила себе, что при общении с хищниками главное – не бояться.
- Что за бардак у вас с охраной? На девушке должны быть метки…
Первый шок от известия уже прошел, и в глазах дайме снова загорелось колючее синее пламя.
Госпожа Хасу выложила на низенький столик серебряную сережку в форме цветка лотоса.
- Вот, - сказала она, следя, чтобы в голосе не было лишних эмоций. – Это нашли в сумке почтового курьера. Девочка хорошо подготовилась перед побегом, господин Такухати.
Мужчина поднес сережку к глазам, изучая. Скривился и снова бросил на стол.
- Барахло! Слишком легко снять. Почему не браслеты, как в школе?!
Госпожа Хасу вздохнула. Она предчувствовала: то, что она сейчас скажет, сильно не понравится генералу.
- Мои гейши не бегут, господин Такухати. «Медовый лотос» - лучшее заведение во всей Оясиме, я никогда не обижаю своих деточек. И они знают, что нигде больше у них не будет такой легкой и сладкой жизни… да и не умеют ничего другого. Возможно, это МНЕ следует спросить ВАС, что вы такого сделали, что Мия предпочла голод и неизвестность, лишь бы не проводить каждый вечер с вами.
Акио Такухати сжал челюсти. Проступили и заиграли желваки под кожей, в глазах вспыхнула ослепительная ярость.
Вспыхнула и погасла. Дайме тяжело выдохнул и отвел взгляд.
- Я говорила с ней днем, - продолжала госпожа Хасу, словно не заметив этого молчаливого протеста. – Мия была счастлива услышать, что вы выкупили ее на месяц. Она искренне раскаивалась в своем необдуманном отказе и собиралась умолять вас о прощении. И вот всего через сутки после вашего визита моя деточка сбегает с огромным риском для жизни. Я не хочу даже спрашивать вас, господин Такухати, что вы сделали, но поверьте – такими поступками женщину не завоюешь…
- Хватит! – резко оборвал ее генерал. – Я понял.
Несколько минут они молчали. Госпожа Хасу не торопила самурая. Она задумчиво рассматривала красивое мужественное лицо и пыталась представить, что произошло между генералом и гейшей той ночью.
Вряд ли что-то действительно ужасное. Синяки или неловкую походку, какая бывает после избиений, госпожа Хасу непременно заметила бы на следующий день – глаз наметан. А если не бил, чего убегать?
Слухи о клиентах в «квартале ив и цветов» расходятся мгновенно. Любителей жестоких развлечений владелицы чайных домиков знали поименно. За Такухати водилась разве что любовь к шибари – не больно, не страшно и даже приятно. Девочки всегда вспоминали о ночах с генералом с мечтательным придыханием. Любая гейша в «Медовом лотосе» была бы рада приласкать Такухати и бесплатно, но он никогда не скупился на оплату и чаевые.
Ну, допустим, связал он ее! Было бы из-за чего переживать!
Дурочка эта Мия. Дурочка, не знающая ни жизни, ни мужчин. Ведь и слепому ясно – генерал совершенно потерял голову. Поведи себя с ним правильно – Ледяной Беркут не то, что тебя выкупит, луну с неба достанет…
Наконец Такухати нарушил поселившуюся в комнате тишину:
- Ее нужно найти.
Владелица чайного домика развела руками:
- Побеги гейш редко, но случаются. Я известила стражу, но уже не надеюсь на добрые вести. Обычно беглянок или возвращают в течение первой недели, или не находят вовсе.
Он свел брови на переносице, отчего и без того хмурое лицо стало совсем сумрачным:
- Как их ищут?
- По всем провинциям рассылают описание. Но вам ли не знать, как неохотно дайме прислушиваются к приказам сегуна, особенно в таких мелочах. В крупных городах легко затеряться, а в деревнях нет стражи.
Генерал скривился. На его лице было написано все, что он думает о таких методах поиска.
Владелица чайного домика вздохнула и добавила:
- Разумеется, я верну вам деньги, которые вы заплатили за этот месяц.
- Деньги? Ах, да…
Мысленно госпожа Хасу назвала себя болтливой сорокой. Такухати так удивился, что было ясно – генерал совершенно забыл о деньгах, уплаченных за месяц вперед.
Ничего не поделаешь, слова-то сказаны.
Он криво ухмыльнулся, побарабанил пальцами по столику, словно что-то прикидывал, и посмотрел на женщину в упор.
- Вычти эту сумму из долга Мии и подготовь бумаги. Я выкупаю его.
На мгновение госпожа Хасу почувствовала зависть. Глава гильдии гейш давно не верила мужским обещаниям, сама выбирала свою судьбу и уже многие годы пуще любых нежных признаний любила деньги, но в эту минуту она вдруг остро позавидовала молоденькой бесхитростной и наивной девочке.
Госпожу Хасу никогда так не любили.
***
Звезды потускнели, черный шелк небес вылинял до бледно-синего, и Такухати понял, что не уснет. Он рывком поднялся, подошел к окну, отодвинул створку, впустив в комнату холодный ночной воздух, напоенный весенними ароматами, и ткнулся лбом в стену.
Прохладный бамбук остудил разгоряченную кожу.
Всего полчаса, и пробудятся первые птицы, ликующий щебет понесется к небесам, возвещая начало нового дня. Пройдут по улицам столицы глашатаи, покатятся телеги с товаром в сторону рынка.
Скоро станет суетно и шумно, но пока над Тэйдо стояла особая предрассветная тишина.
Генерал любил эти мгновения покоя на границе ночи и дня.
Он вдохнул ночной воздух. Чего-то не хватало…
Сакуры?
Тонкий и нежный аромат, так раздражавший Такухати те короткие две недели. Время цветения закончилось, лепестки облетели и увяли, оставив в душе пустоту и тоску.
Он снова вспомнил испуганные полные слез глаза, упрямое и обреченное «не хочу», нежную пахнущую сакурой кожу под пальцами…
…и горькие рыдания после.
«Что вы такого сделали, что Мия предпочла голод и неизвестность, лишь бы не проводить каждый вечер с вами?» - зазвучал в ушах голос владелицы чайного домика, и Такухати скрипнул зубами.
Ему очень хотелось убить кого-нибудь.
Ми-я. Имя – перезвон колокольчиков, глоток сливового вина на языке – пьянящий и сладкий. Девочка-женщина – хрупкая статуэтка в мужских руках, сожми чуть сильнее – сломаешь.
…сломал.
Нужно было остаться тогда. Выслушать все, что девочка хотела ему сказать. Но он был слишком зол. На нее – за то, что она принадлежала другим. На себя – за слабость, неспособность отказаться от продажной девки…
- Такие деньги за беглую гейшу? Ты в своем уме? – спросил Нобу, когда прочел объявление о награде за поимку беглянки.
- Тебя не спросили.
- А что скажет твоя будущая жена и твой тесть? – не унимался тот. – Горо это может не понравиться…
- И что?
Нобу отвел взгляд:
- Я думал, нам нужна поддержка клана Асано, - пробормотал он.
Акио с трудом обуздал раздражение.
- Я – дайме. И я не буду спрашивать совета у Горо Асано, что мне делать с моими женщинами, - процедил он. – Иди. И проследи, чтобы о награде знал каждый староста в каждой вшивой деревеньке.
Нобу поклонился, но задержался на пороге:
- А как же Хитоми? – горько спросил он. – Ты совсем забыл о ней, брат?! А твои планы…
Генерал еле сдержался, чтобы не рявкнуть на младшенького. Служба в городской страже не пошла Нобу на пользу. Откуда эти трусоватые замашки и попытки поучать своего дайме по любому поводу?
- Не твое дело. Иди.
Плевать, что подумает будущий тесть или будущая супруга. Мию нужно найти.
Потому что без нее Ледяной Беркут не в силах заснуть до рассвета.
Но в одном Нобу прав – самое время вытащить Хитоми из дворца, а сволочь Асано тянет с обещанной помощью. Придется лететь на Кобу. Акио и так слишком долго откладывал.
Снова почти десять часов в воздухе. Дорога от Эссо заняла бы в пять раз меньше времени. Если бы Акио не сорвался в последний момент в столицу.
И можно врать самому себе сколько угодно, что прилетел по делам, что хотел увидеть брата.
Правда в том, что он прилетел сюда ради маленькой гейши. Прилетел, сам не зная, что сделает, когда ее увидит – попросит прощения или снова грубо возьмет, обзывая шлюхой.
«Господин… я так рада вас видеть…»
Шесть дней и шесть ночей без нее и с ней. Она была рядом – в мыслях, воспоминаниях, щекочущем ноздри еле уловимом запахе сакуры – ханами на Эссо наступал позже, на ветках лишь зрели тугие нежно-розовые бутоны.
Шесть ночей без нее с навязчивым чувством вины.
Мия… Где ты сейчас?
***
Поскрипывало просмоленное дерево, за тонкой дощатой стенкой плескала вода. Дракон океан нес джонку на спине, обнимал, сжимая в кольцах, игриво стучался в борт. Мия закрывала глаза и видела его рядом. Как он лениво обтекает кораблик, косит на джонку – вполглаза, словно кот, караулящий мышь.
Кот был сыт и приглядывал скорее для порядку.
В крохотный тайник между двумя каютами не проникало и малейшего лучика. Темнота, теснота. Мия слушала тишину – она говорила с девушкой на разные голоса. Тихий шелест волн, жалобное кряхтение дерева – «Ночная лисица» была немолода и жаловалась на возраст, словно ворчливая старушка.
Порой в привычную музыку жалоб вклинивались иные звуки – скрип ступеней, шлепанье босых ног по дереву. С негромким стуком панель отъезжала в сторону. Мия жмурилась и отворачивала лицо. Тусклый фитиль потайного фонаря для отвыкших от любого света глаз полыхал ярче полуденного солнца.
Капитан, ухмыляясь, подтрунивал над «послушником» и уходил, оставляя рисовые лепешки и кувшин с водой. Мия съедала безвкусный обед и снова проваливалась в сон, похожий на забытье.
В этом сне она скользила вокруг корабля верхом на драконе. И сам дракон Океан – жуткий монстр, воплощение великой стихии, был покорен ее воле. Позволял дергать себя за длинные упругие усы, похожие на водные струи, выдыхал по команде хлопья пены, взлетал к небесам и нырял вниз, заставляя сердце Мии замирать от страха и восторга…
Она не знала, сколько времени она провела в полузабытьи среди темноты и плеска волн. Иногда ей начинало казаться, что прошла уже тысяча лет, что в мире нет больше ничего – только непроглядная мгла тесного тайника и сладкие сны.
Волосы сперва щекотали шею, после отросли ниже плеч. Девушка хотела бы увидеть, как выглядит сейчас, но в ее крохотном мирке не было зеркал.
Будь на то воля Мии, она бы так ушла целиком в сны, растворилась в шепоте волн, дыхании Великого Океана. Но ее тело – здоровое, молодое, полное жизни – то и дело заставляло выныривать из забытья. Тело все время требовало чего-то – страдало от голода, жажды, мерзло, напоминало о естественных потребностях.
Приходилось просыпаться. Ночами пробираться на палубу, щурясь от слепящего света луны. Пугливо прижимаясь к борту, добираться до отхожего места, чтобы спустя пару минут торопливо юркнуть снова в безопасное и знакомое брюхо корабля.
Навстречу снам.
Дважды ей снился Джин. Эти сны были совсем иными, не похожими на грезы об Океане. Полные страсти, взаимных ласк, наслаждения, клятв и признаний взахлеб. Мия просыпалась, все еще ощущая прикосновение рук, жаркие поцелуи на коже. Вглядывалась, тяжело дыша, в безликую тьму перед собой и давила слезы обиды.
Вспомнит ли Мию Джин, когда они встретятся? Захочет ли назвать своей, как клялся в ее снах?
***
Погрузку закончили на рассвете. Последний ящик с последней повозки отволокли на корабль, и последние воины поднялись по сходням. С надлежащими заклинаниями и обращениями к богу вод был зарезан и отправлен на морское дно черный петух. Взбурлившая вокруг места погребения трупика вода подсказала, что божество благосклонно приняло жертву.
- Отплываем, ваше высочество?
Джин окинул взглядом три корабля самханского посольства, пытаясь понять, не забыл ли он что-то важное, и кивнул.
Сигнальщик поднес к губам медный рог, протрубил к отплытию. Засуетились, забегали матросы, поднимая якорь, отдавая швартовые концы. Корабли раскрыли оранжевые паруса, похожие на крылья нетопыря. Расписанные языками огня борта качнулись на темно-пурпурных водах.
Навстречу из океанских вод в нежно-розовой дымке вставало солнце. Где-то там, впереди, в паре недель пути Джина ждет Оясима. И Мия.
Там же ждет нежеланная невеста, от которой нельзя отказаться – клятву, данную на Сердце Огня, не нарушить. Но безвыходных ситуаций не бывает, надо лишь сделать так, чтобы Тэруко сама разорвала помолвку.
Ветер чуть толкнул в спину, надувая паруса, растрепал волосы, и Джин рассмеялся от переполнявшего душу совершенно детского восторга.
- Отправь сикигами, - велел он младшему атташе. – Пусть сегун готовится к приему гостей.
***
В покоях госпожи кто-то был. Хитоми замерла, вслушиваясь в голоса.
- Я сказал: выйдешь замуж! Так нужно для Оясимы, и я не желаю слушать твое нытье! Посольство уже отплыло. Через две-три недели мы будем принимать гостей, и ты не опозоришь наш род перед самханскими выскочками! Ты поняла меня, Тэруко?
- Я поняла вас, дорогой брат, - ровный, лишенный любых эмоций голос подсказывал, что подруга и госпожа Хитоми пребывает в ярости. Девушка невольно съежилась, представляя себе ее лицо сейчас – фарфоровая маска, красивая и неживая. – Вы, не подумав, влезли в войну, которую с позором проиграли, и теперь хотите откупиться мною. Интересно, согласились бы вы в оплату за мир стонать под бесталанным, лишенным магии ничтожеством?
- Заткнись! – голос сегуна походил на шипение змеи. Раздался звук борьбы и короткий девичий вскрик. Леденея от ужаса, Хитоми приникла к щели между деревянными панелями.
Сегун удерживал двоюродную сестру над полом, сжимая ее горло. Девушка беспомощно разевала рот, пытаясь заглотнуть хоть немного воздуха.
Вот пальцы Тэруко легли поверх душащих ее рук. Хитоми поняла, что сейчас последует, и вцепилась зубами в ладонь, чтобы не закричать.
«Не надо! – мысленно уговаривала она принцессу. – Пожалуйста, госпожа! Вам не справится с ним!»
Сегун чуть ослабил хватку.
- Ты забываешься, Тэруко, - прорычал он. – Дядя мертв, никто больше не станет терпеть твои капризы. Я – глава рода и верховный военачальник Оясимы. А ты будешь молчать и слушаться, как положено женщине.
Он разжал руки, и девушка отшатнулась от него, растирая горло. На ее красивом и гордом лице мелькнуло выражение крайнего отвращения, а потом снова застыла высокомерная отрешенность.
- Ты поняла меня, Тэруко?
- Я поняла вас, - хрипло ответила принцесса.
Хитоми еле дождалась, пока он покинет покои, чтобы отодвинуть дверь.
- Госпожа!
- Хитоми, - последняя из рода Риндзин повернулась к своей любимой фрейлине. Сейчас, когда сегун ушел, и больше не было необходимости сдерживаться, на лице Тэруко проявились по очереди гнев, возмущение, презрение и снова гнев. – Ты слышала?
- Слышала, госпожа, - Хитоми хотела бы ободрить и утешить принцессу, но Тэруко Ясуката не нуждалась в утешении.
Она схватила вазу – трехсотлетний самханский фарфор, и со злостью запустила ею в стену. Не удовлетворившись этим мимолетным разрушением, принцесса зашагала по комнате туда и обратно. На бледной шее красными пятнами горели отметины от пальцев сегуна.
- Он продал меня! Откупился, собачий сын! – бормотала девушка, как в лихорадке. – Отдал уроду. Ненаследный принц! Конечно, Шину так выгодно. О, я готова поспорить на свое право править, он никогда не выдал бы меня ни за кого другого, кто может занять его место. Только Джин Хо Ланг-И Аль Самхан! Конечно, - она повернулась к Хитоми, дрожа от ярости. – Ко мне трижды сватались дайме, Хитоми! Сильные, полноценные мужчины! Правитель Вангланга засылал послов, предлагая в мужья своего младшего сына – чем плохи дети камня?! Ничем! Но Шин слишком трясется за свое место, как любой самозванец. Он отдаст меня только жалкому неудачнику, который никогда не сможет править!
- Госпожа, тише! – зашептала Хитоми, оглядываясь в ужасе. Не хватало еще, чтобы до правителя дошел слух о крамольных речах двоюродной сестры. Сегун и за меньшее вырывал языки.
Тэруко остановилась, тяжело дыша, и Хитоми снова невольно залюбовалась принцессой.
Даже сейчас, в момент наивысшей ярости, Тэруко Ясуката была необычайно красива. Гнев не уродовал ее черт, только придавал живой блеск глазам цвета вишневых ягод. Сердито сдвинутые брови и сжатые губы лишь подчеркивали женственность девушки.
- Я не хочу, Хитоми, - с отчаянием прошептала принцесса. – Не хочу принадлежать убогому, слабому! Моя мать – принцесса Риндзин. Я – последняя, в ком течет кровь повелителей драконов. Зачем мне муж – не воин? Мужчина, который никогда не был в бою – разве может он зваться мужчиной? То ли дело твой брат… - голос девушки дрогнул.
Хитоми вздохнула. Она понимала и разделяла чувства подруги, но все же попыталась утешить ее:
- Говорят, принц хорош в дипломатии.
- Дипломатия?! Ха! – девушка презрительно встряхнула головой. – Дипломатия для трусов!
Она еще раз прошлась по комнате, медленно успокаиваясь. Потом повернулась к Хитоми.
- Отец предупреждал – этот мир принадлежит мужчинам. И каждый будет стремиться использовать меня, уже потому что я женщина. Он берег меня, пока был жив, Хитоми. Но теперь его нет, и я должна сама о себе позаботиться. А ты мне поможешь!
- Но что мы можем сделать? – возразила девушка. Возразила слабо, больше для порядка.
Целеустремленность и всесокрушающий напор подруги уже увлекли Хитоми – снова, и не сосчитать, в который раз. Сестра сегуна обладала неженским упорством и силой воли. Казалось, она вовсе не знала слова «сомнение». Пожелав чего-то, Тэруко не останавливалась, пока не получала это.
Злорадная улыбка промелькнула на лице принцессы.
- Мы заставим самханца отказаться от свадьбы!
ГЛАВА 2. Дракон Океан
Тих ночной океан. Легкий ветер гуляет над водой, наполняет паруса, подталкивает корабль со стороны кормы. Цукиёми-но-ками – повелитель приливов и отливов – наполовину отвернул свой лик от мира людей, но палуба в бледном свете его лучей все равно, как на ладони.
Мия вдохнула запах моря. После тесного и затхлого трюма он пьянил сильней сакэ. Лунный свет серебристыми рыбками плясал на волнах. Джонка шла мягко, покачиваясь, словно колыбель: вверх-вниз.
Девушка еще раз глотнула морской воздух и поняла, как опротивел ей тесный тайник в трюме. Вместо того, чтобы пригнуться, пробежать несколько шагов и нырнуть в нутро корабля, она шагнула к борту.
Пять минут – не больше! Она постоит тут только пять минут.
Ветер шаловливо растрепал отросшие пряди – сколько же они плыли, если волосы почти прикрывают лопатки?
А действительно: сколько времени она в пути?
Дайхиро предупреждал, что кормить ее будут раз в сутки. Капитан приносил еду трижды. Неужели они плывут только три дня? А кажется, что прошла целая вечность!
Осталось всего полторы недели – и Самхан…
- Все драконы Ватацуми-но ками мне в корму! Вот так подарочек прислали морские демоны!
При звуках знакомого сиплого голоса внутри Мии что-то оборвалось, в животе заледенело и начало крутить. Пальцами она до боли впилась в дерево борта. Молясь про себя, чтобы все это было сном, навеянным океаном кошмаром, девушка повернулась к говорящему.
Лунный свет отразился от выскобленного до почти зеркальной гладкости черепа. Капитан «Ночной лисицы» предпочитал брить голову налысо, словно буддистский монах, но короткую щеточку усов над верхней губой не трогал. По массивному лицу расплылась полная предвкушения улыбка.
- Какой хорошенький послушник! Проезд на моем корабле стоит денег, крошка.
- Я уже заплатила вам, - с безнадежным отчаянием прошептала Мия, но капитан только ухмыльнулся.
- Для женщин дороже.
- Я дам вам денег… потом, когда приплывем.
- Не верю в долг.
Она попыталась сделать шаг в сторону, чтобы обойти его, но капитан тоже сместился и встал на ее дороге.
- Куда ты, сладенькая? - спросил он, довольно оглядывая свою добычу. – В трюме тесно и холодно. В моей каюте всяко удобнее будет.
- Нет, спасибо, господин, - голос окончательно перестал повиноваться.
Не уйти, не скрыться. Она одна посреди моря, в окружении мужчин, которые не слишком-то привыкли соблюдать законы. Ни друга, ни защитника. Можно сколько угодно кричать и вырываться, но даже если матросы прибегут на крик, разве кто-нибудь пойдет ради нее против капитана?
Мия почувствовала, как ее начинает колотить крупная нервная дрожь. Она сделала еще одну безуспешную попытку обойти мужчину, но тот снова встал у нее на пути.
- Я сказал – пойдешь со мной в каюту, - с угрозой в голосе произнес капитан. – Или хочешь, чтобы я тебя прямо здесь разложил?
Она сглотнула и покачала головой, глядя на мужчину снизу вверх расширенными от ужаса глазами.
- Так-то лучше, - довольно произнес он. – Будешь орать – придется поделиться с ребятами. Тебе же этого не надо?
Мия снова покачала головой. Ей хотелось завизжать или разрыдаться от ужаса, но она молчала.
Правильно будет покориться. Если она ему понравится, может, он не отдаст ее потом команде…
Мерзость… какая невозможная мерзость! Хуже, в сотни раз хуже того, что было с ней в чайном домике в последний визит Акио Такухати. Неужели свободная жизнь начнется с того, что Мие придется ублажать насильника?! Разве не от этого она сбежала?
Трюм из безопасного убежища в одно мгновение превратился в черную яму, на дне которой ожидали унижения и страдания. И надо бы послушаться, спуститься за мужчиной вниз, пока их не приметил никто из команды, но Мия не в силах была заставить себя смириться и сделать эти несколько шагов.
Добровольно – никогда!
Капитану надоела возня. Он протянул мозолистую ручищу, сцапал девушку за отросшие пряди и подтянул к себе, заставив жалобно вскрикнуть.
- Ну что ты пищишь? Сейчас набегут же… - бормотал он, торопливо шаря руками по ее телу. – Давай вниз! Или я тебя унесу…
Мия отвернулась от него и зажмурилась, дрожа от отвращения. Ей казалось, ее тело омывают волны бессильной ярости и страха. Все внутри восставало против неизбежного насилия, требовало наказать, покарать негодяя.
Обычно мягкая и добрая, она вдруг ощутила сильнейший гнев на собственную беспомощность, неспособность постоять за себя. Неужели так будет всегда, и судьба Мии становиться покорной игрушкой любого мужчины, который пожелает ею обладать?! Неужели никак невозможно ответить на насилие?!
Будь у Мии кинжал в руках, она бы ударила капитана.
Словно отзываясь на ее гнев, в морских глубинах что-то глухо зарокотало.
- Что за… – капитан, пытавшийся одновременно раздеть Мию и увлечь в темное нутро корабля, оторвался от девушки и насторожился.
«Ночная лисица» странно вздрогнула, резко съехала вниз, словно по скользкой горочке… Мия не удержалась на ногах, пробежала пару шагов и упала на колени.
Внизу забурлила вода. Океан зашипел, как сотня тысяч змей одновременно, и этому шипению вторили крики ужаса с кормы. Устоявший во время качка капитан поднял голову и вдруг съежился, словно вдвое уменьшился в размерах, а потом бухнулся на задницу и пополз, не отрывая глаз от черного неба. С губ его срывались беспорядочные мольбы к богу моря Сусаноо.
Мия проследила за его взглядом и обмерла. Над джонкой завис Дракон Океан – совсем такой же, как в ее снах. Длинный нос, похожий на нос хищной рыбы, раззявленная пасть, острые клыки в хлопьях белой пены и гибкие усы, сотканные из водных струй.
На мгновение время застыло. Мия и дракон всматривались друг в друга – настороженно, с опаской. Девушка почувствовала, как трепыхнулось и замерло в груди сердце. Дракон был знаком ей не только по снам. При взгляде на него она ощутила странное узнавание, подобное тому, какое испытывала, разглядывая себя в зеркале.
Его безудержная, первобытная мощь привлекали и пугали. Мие казалось, она ощущает незримые, но прочные сети, что сдерживали дикий порыв изначального чудовища, не давали ему не знающей преград волной пройтись по Благословенным островам, чтобы слизнуть, раздавить, уничтожить крохотных людишек вместе со всем их жалким имуществом.
Дракон хотел этого. Мия почувствовала его жажду.
«Рано, - беззвучно сказал дракон. – Пока еще рано.»
И обрушился на кораблик.
***
- Не спится, Ваше Высочество?
- Я слышал странный звук.
Будто подтверждая его слова, по воде снова прошел грохот, напоминающий утробное рычание огромного хищника. Корабли закачались на внезапно усилившихся волнах.
- Море, - матрос пожал плечами. – Здесь часто можно услышать и увидеть странное, Ваше Высочество.
Джин шагнул к борту. Ходящие волны за кормой неприятно напомнили ему тугие змеиные кольца. Снова скользнуло где-то по краешку сознания гадкое ощущение чужого пристального взгляда в спину. Дремлющий в глубинах души демон насторожился и шевельнул ухом.
«Это все морок, - напомнил себе Джин. – Шепот голоса крови, не больше.»
Все отпрыски фамилии Аль Самхан неуютно чувствовали себя на воде, и Джин не был исключением. Он плохо спал на кораблях и частенько просыпался от кошмаров, в которых его душил и уволакивал на дно гигантский кракен или раздирали на части акулы. Во сне Джин пытался призвать демона, но пламя гасло, погребенное в толще вод.
Он просыпался в мокрой от пота постели с отчетливым ощущением, что это – предупреждение. Ревнивый морской бог неохотно терпел на своей территории детей огня.
Чтоб ему сдохнуть, змею морскому!
Сегодняшняя ночь подарила особо пакостное видение. В нем гигантский дракон вставал из морских глубин и нависал над хрупкой фигуркой на палубе. Джин запомнил мешковато сидящую одежду послушника, ужас в широко распахнутых глазах и собственный бестолковый крик: «Мия!».
Приснится же такое. Мия сейчас в безопасности, в доме агента Ёшимитсу. Скоро, всего две-три недели – и Джин сможет увидеть и обнять ее.
Он дождался, пока матрос уйдет, и вынул нож, чтобы надрезать руку. Красная кровь казалась черной в лунном свете.
- Не обижай ее, - попросил Джин, простирая ладонь над морскими волнами.
Капли упали, разбились о блестящую черную поверхность. Море довольно зашипело и слизнуло подношение. Отданная добровольно сила – редкое лакомство.
Джин усмехнулся и покачал головой. В кого он превратился? Поверил дурному сну, словно мнительная старуха.
Но дар поднесен, и Джин не станет жалеть о нем. Глядишь, Ватацуми-но ками и правда смилуется как-нибудь к его любимой…
***
Раскрылась шире пасть. Дракон вскинул голову с победным ревом, сжимая в зубах добычу. На мгновение джонка воспарила над морскими волнами, словно пыталась улететь…
Клыки сомкнулись, сминая борта, будто ореховую скорлупку, ломая мачты, раздирая паруса. С криками ужаса капитан, матросы и остатки «Ночной лисицы» полетели вниз. Туда, где могучие потоки воды сливались в клокочущий водоворот.
Мие повезло. Торчавший над страшными клыками ус обвился вокруг ее запястья, захлестнул руку и удержал от падения. Понимая, что это единственный шанс выжить, она вцепилась в подвернувшуюся опору обеими руками и повисла у края морды.
Ус дергался, выворачивался из рук – скользкий, гладкий, обтекаемый, совсем как во сне. Но наяву, в отличие от сна, дракон не торопился повиноваться воле Мии. Он шумно выплюнул облако белой пены, нырнул в толщу вод и устремился куда-то огромной волной – неудержимой и страшной. И девушка устремилась вместе с ним, ощущая себя не удалой наездницей, но репейником, приставшим к собачьему уху.
Ее мотало вверх и вниз, то окунало с головой в горькую соленую воду, то подбрасывало. Небо и море менялись местами, вода заливала глаза, и невозможно было хоть что-то разглядеть в бурлящих переплетениях струй, в ночном бескрайнем море, где темные небеса переходили в такие же темные воды. Осталось только ощущение невероятной скорости, падения, полета сквозь мокрую тьму. Вода заливала нос, не давала дышать, а когда дракон выныривал на поверхность, ветер облизывал Мию, выдувая остатки тепла. Уже почти не чувствуя озябших рук, она цеплялась за драконий ус и уговаривала себя держаться.
Разжать пальцы посреди океана означало смерть. Мия хотела жить.
ГЛАВА 3. Разбитый корабль
- Вы еще не спите, госпожа?
Тэруко оторвала взгляд от расстеленной прямо на циновке карты Самхана и тепло улыбнулась своей любимице.
- Не сплю. Мне, наконец, принесли подробный отчет о сражении в Огненной долине. Пытаюсь повторить его, - она кивнула на карту, где поверх вычерченного рельефа местности располагались миниатюрные фигурки воинов. Конные, лучники, пехотинцы. Каждый воин означал отряд в тысячу самураев. Вырезанные из бумаги стрелки показывали направление движения армейских частей.
Карту и фигурки Тэруко подарил отец. Он же научил дочь составлять и анализировать планы сражений. Принцесса мнила себя неплохим стратегом и частенько предавалась этому неженскому занятию втайне от деспотичного двоюродного брата.
- Три часа ночи, - с упреком сказала Хитоми. – Вы же хотели с утра на тренировку.
Тэруко фыркнула:
- Не превращайся в няньку, Хитоми. Тебе это не по возрасту. Тренировка переносится на вечер, Шин повелел устроить учения для дворцовой стражи.
- Но как же… - фрейлина замялась.
- В три часа пополудни Шин отбывает на праздник в храм почти со всей охраной, - принцесса снова фыркнула. – К счастью, я не обязана его сопровождать. Шин не хочет лишний раз напоминать вассалам о моем существовании. Капитан, охраняющий зал, любит золото, он будет молчать.
- Это рисковано, - с упреком сказала Хитоми, но девушка только отмахнулась.
- Что он мне сделает, даже если узнает? Ты лучше посмотри на карту!
Подруга покорно посмотрела и пожала плечами:
- Простите, госпожа. Вы же знаете: я ничего в этом не понимаю!
- Я тебе объясню! – с энтузиазмом откликнулась принцесса. – Смотри, фиолетовые – это наши воины. Красные – самханцы. Видишь, они все в горах. Это была ловушка, Хитоми! Генерал Такухати подозревал неладное, но Шин, - она произнесла имя сегуна с великолепным высокомерным презрением, - приказал занять долину, угрожая казнью за измену в случае неповиновения.
Хитоми нерешительно склонилась над диспозицией. Самханские войска были разбросаны по всей горной гряде. Их основу составляли лучники, в то время как армия Оясимы состояла преимущественно из кавалерии и пехоты.
- А тигр? – пальчик девушки ткнул в оранжево-полосатую фигурку посреди вражеской армии.
- Это наследный принц Аль Самхан. Он разбудил вулканы вот здесь, здесь и здесь, - Тэруко ткнула в горы, отмеченные красными фишками. Красные стрелки, перекрывшие войскам Оясимы путь к отступлению, символизировали потоки лавы.
- Ума не приложу, как генерал Такухати сумел спасти две трети армии, - задумчиво продолжала девушка. – Твой брат совершил невозможное, Хитоми. О таких деяниях слагают легенды, а Шин наградил его позором и изгнанием.
Она благоговейно погладила вырезанную из кости фигурку полководца, преграждавшую путь рекам пламени. Перед мысленным взором Тэруко кипел огненный ад – почерневшая расколотая земля, клубы едкого серого дыма и одинокий воин, вставший на пути стихии, чтобы защитить своих людей.
Конечно, принцесса помнила, что рядом с Такухати стояли и другие. Отпрыски сильнейших родов, лучшие из лучших. Многие так и остались на огненных полях Самхана. Война пожрала их, не вернув родным даже горсти праха для достойного погребения.
Иные сумели выжить – опаленные, выгоревшие дочиста. Встречая порой в коридорах дворца ветеранов осенней кампании, девушка отводила взгляд – слишком уж жуткими казались их обожженные лица и навсегда почерневшие глаза.
В отчете говорилось, что генерал тоже был среди них, но сумел вернуть магию. Восторженный вздох сорвался с губ девушки. Как бы она мечтала встать там, чтобы прикрыть спину достойному! Будь Тэруко рядом, она бы не позволила ни пламени, ни вражескому клинку коснуться полководца.
Она представила, как защищает его от вражеских атак, пока тот сдерживает пламя. Как бросается наперерез стреле, пущенной предательской рукой и медленно падает, а генерал подхватывает ее, сжимает в объятиях, зовет по имени, умоляя не оставлять его, и даже зажмурилась от удовольствия. Жаль, Тэруко никогда не встречала Акио Такухати, поэтому не могла представить себе его лицо…
Голос фрейлины вырвал принцессу из сладких грез:
- Мой брат – самый лучший!
Хитоми произнесла это с детской гордостью и абсолютной уверенностью в правоте собственных слов.
Даже сама богиня Аматэрасу не сумела бы убедить сестру дайме Такухати в обратном.
Она ни на мгновение не обманывалась его напускной суровостью. Он был для нее всем сразу: дайме, обожаемым братом и даже строгим, но любящим отцом, в противовес отцу родному, от которого девочка куда чаще получала попреки и тумаки. Хитоми росла со знанием, что для старшего брата не существует невозможного. Рядом с ним она не боялась ничего и никого, он способен был защитить Хитоми от всего мира…
– Самый сильный и самый добрый. Он прислал письмо.
В глазах Тэруко заплясали пурпурные искорки.
- Прочтешь мне? – голос принцессы на этих словах подозрительно дрогнул.
- Конечно.
Брат никогда не писал в письмах чего-то секретного или личного. Специальное охранное заклинание не пускало духов-сикигами на территорию дворца, а официальная почта просматривалась службой безопасности, о чем и Хитоми, и Акио прекрасно знали.
Она развернула свиток. Всего несколько сухих строчек. Приветствие. На Эссо все хорошо. Сегун не дал разрешения посетить женскую половину дворца и не дозволил Хитоми покинуть территорию принцессы даже для свидания с братом.
«Обещаю – это временно. Мы скоро увидимся», - на этих строках письмо обрывалось. Внизу стояло три иероглифа – имя. И короткая завитушка вместо подписи.
Хитоми представила, как Акио окунает кисточку в тушь, как выводит послание по-военному четкими скупыми движениями, и на миловидном личике девушки мелькнула счастливая улыбка. Она даже не удержалась и украдкой поцеловала исписанную иероглифами бумагу.
- Счастливая ты, - тихо вздохнула принцесса. – У тебя такой брат, а я совсем одна после смерти папы… Все улыбаются, но любой рад толкнуть или воткнуть нож в спину. И везде шпионы Шина.
Она печально вздохнула и поникла, отвернувшись к стенке. Хитоми всплеснула руками и бросилась утешать подругу.
- У вас есть я, госпожа, - бормотала она, обнимая Тэруко за плечи. – Клянусь, я вас не брошу! Что бы ни случилось.
***
- Так что насчет Хитоми? Когда ты вытащишь ее из этого гадюшника?
Спокойнее, надо быть спокойнее.
Акио выдохнул и отвернулся от собеседника. Уставился на петляющую между скал тропинку и бескрайнее небо, сливавшееся у горизонта с таким же бескрайним морем.
Горо откровенно нарывался. Вчера вечером отказался обсуждать вопрос, ссылаясь на поздний час и усталость гостя после долгого перелета. С утра уводил разговор в сторону. Ныл про высокие налоги, намекал на льготы.
Потом предложил прогуляться – мол, деловую беседу лучше вести там, где ее никто не сможет подслушать. И вот теперь уже полчаса распинался, критикуя бездарную политику клана Кумаэ.
Надоело.
Уже не пытаясь изображать из себя дипломата, Акио оборвал разглагольствования коротким и грубым вопросом.
Пусть поможет, прежде чем выпрашивать что-то.
Наместник послал в сторону генерала укоризненный взгляд, тяжело вздохнул и, наконец, сдался:
- Потерпите всего два дня, мой друг. К завтраку мои люди доставят вашу прелестную сестру в городскую резиденцию Такухати.
Этот ответ не удовлетворил генерала:
- Я хочу знать подробности.
Горо издал еще один душераздирающий вздох – он не любил делиться информацией. Искоса глянул на будущего зятя – нет, заморочить ему голову не получится.
Жаль, жаль. Репутация генерала сыграла с главой клана Асано злую шутку. Горо посчитал Ледяного Беркута человеком прямолинейным, сильным, но недалеким. Идеальный сегун, будущая ручная зверушка Горо Асано.
Но Такухати оказался умным, упертым и очень себе на уме. К тому же под напускным спокойствием генерала Горо то и дело ощущал всплески злости, похожей на порывы штормового ветра. И вспоминал легенды о северной земле Торфуто, где правили дальние потомки бога зимы, ветров и метелей до того, как сошедшие льды не выгнали их с обжитых земель и не заставили принести вассальную клятву императору Благословенных островов.
Неудобный союзник получился из генерала. Опасный, неуправляемый.
- Мой человек будет во дворце послезавтра. По утрам фрейлина спускается в сад, чтобы нарвать цветов для принцессы. Мой человек усыпит ее, отнесет на кухню и вывезет на подводе, которая доставляет продукты.
Акио задумался. План был хорош. Не без слабых моментов, но хорош – продуманный, логичный. И, что особенно важно, почти не содержал в себе риска для Хитоми.
- Годится. Как зовут твоего человека?
- Ах, мой друг, я предпочел бы не называть его имени. Сами знаете, как рискованно в наше ненадежное время рассказывать о своих знакомствах…
Вопреки ожиданиям Горо, Такухати не стал настаивать, и это насторожило толстяка.
Видимо, и так догадывается о ком речь. Плохо.
Эх, выкрасть бы девчонку, да увезти «погостить» на Кобу. Генерал сестру любит – видно, что любит. Глядишь, стал бы сговорчивее.
Жаль, не получится. Путь от Тэйдо до Кобу – больше недели. Сначала по суше, потом на корабле. Такухати на фэнхуне в два счета догонит людей Горо. Отобьет сестру, увезет на Эссо, да еще и компенсации потом потребует.
Нет, придется играть честно.
- Завтра утром я возвращаюсь в столицу, - продолжил генерал.
- Ах, мой друг, неужели вы погостите у нас так недолго?! – с преувеличенным отчаянием в голосе воскликнул наместник. – А как же плаванье по окрестностям Кобу?! Как же праздничный ужин…
- В другой раз.
Горо снова разразился сетованиями – больше для порядку. Уезжает, и ладно. Потом поговорим, когда генерал будет ощущать себя должником.
Тропинка под ногами вильнула, огибая скалу, вывела к побережью. Внизу, на покрытом галькой пляже лежал остов корабля, и виднелось несколько человеческих фигурок.
Горо оборвал свою речь на полуслове и подался вперед, вглядываясь в происходящее.
- Что там? – в голосе генерала послышалось любопытство. – Похоже на кораблекрушение.
- Оно и есть, мой друг, - губы наместника расплылись в предвкушающей улыбке. Он фальшиво вздохнул. – Ах, в это время года мореходам следует быть особенно осторожными. Иначе можно лишиться не только груза, но и жизни.
По закону Оясимы все, что морские волны выносили на берег, принадлежало владельцу этого берега. Иные острова, удачно расположенные возле отмелей и коварных рифов, почти полностью жили с таких «даров моря».
- Подойдем ближе, посмотрим, что на этот раз принесли нам волны? – с энтузиазмом предложил Горо.
Акио пожал плечами. Мыслями он уже был в Тэйдо. Подготовить все к немедленному отлету, как только сестра окажется с ним. И Нобу… позаботиться, чтобы мальчишка тоже сумел уехать. Хорошо, что брату разрешено покидать казарму – сволочь Ясуката прекрасно понимал, что младший Такухати никуда не уйдет без Хитоми…
Они спустились по крутому склону. Толстяк-наместник катился впереди, резво перебирая короткими ножками, и в итоге умудрился обогнать своего спутника.
Вблизи корабль выглядел совсем плачевно. Расписанные огнехвостыми лисицами борта прочерчивали глубокие борозды, словно джонку попробовал на зуб гигантский морской хищник. В четыре симметрично расположенных вдоль носа и кормы отверстия вполне мог пролезть взрослый человек, и Такухати мимоходом удивился, что корабль не затонул с такими повреждениями.
Должно быть, всему виной утренний шторм. Рев моря и вой ветра разбудили Акио около шести утра. Генерал выглянул в окно и порадовался, что не стал откладывать вылет. Попасть в шторм на фэнхуне посреди моря означало почти верную смерть и для птицы, и для наездника.
Разбиравшие добычу люди оказались самураями клана Асано. Увидев Горо и Акио, они поклонились:
- Господин Асано! Дайме Такухати!
- Что с грузом? – жадно спросил толстяк, потирая руки.
- Полные трюмы, - отозвался жилистый молодой мужчина, в котором Акио узнал племянника Горо. – Попорчен водой, но часть удалось спасти.
- Прекрасно! – наместник даже зажмурился от удовольствия и мысленно поблагодарил дракона морей за неожиданный щедрый дар.
- Из команды и пассажиров, похоже, никто не выжил, - продолжал мужчина. – Кроме нее.
Акио проследил за его взглядом и увидел мокрый комочек, кутавшийся в наброшенную каким-то доброхотом на плечи куртку хаори. Потерпевший кораблекрушение выглядел жалко. Слипшиеся сосульками влажные волосы закрывали лицо. Мелькнул рукав шафранового одеяния, какое носили служители Будды. По-детски тонкие запястья, ухоженные изящные руки.
Юноша, а может быть девушка, откинула назад мокрые пряди, и на Ледяного Беркута уставились самые прекрасные в мире глаза. Два темных омута, на дне которых прячется звездный свет. Уже много недель он каждый день вспоминал эти глаза.
- Ой… - еле слышно прошептала девушка. – Господин Такухати? Это снова сон, да?
***
Мокрая ткань неприятно липла к коже. Болели руки. Тело ломило, по нему пробегали волны жара, которые сменялись ознобом. Таким сильным, что лязг собственных зубов отдавался в ушах подобно рокоту боевых барабанов.
Мир расплывался, съеживался, шел волнами, словно Мия смотрела на него через струи воды. Какие-то люди сновали рядом, что-то спрашивали. Мия не отвечала. Куталась в накинутую на плечи куртку и молчала. В голове не было ни единой мысли, стоило прикрыть глаза, как она снова ощущала под пальцами верткий ус дракона. И казалось, что неведомая сила все еще несет ее над волнами, с размаху приподнимает и бьет о воду, протаскивает сквозь соленую толщу, чтобы снова вздернуть к небесам.
Кто сказал, что вода мягкая, пусть сам покатается на драконе!
Голоса над головой заставили ее поднять голову и откинуть волосы назад.
Знакомое лицо – красивое и жесткое. Недобрые синие глаза. Человек, от которого Мия сбежала. Но он должен быть в Тэйдо…
Это сон… просто сон, как она раньше не поняла?
Только почему так холодно?
Мия закрыла глаза, бессильно опустилась на гальку и изо всех сил пожелала проснуться.
ГЛАВА 4. Поединок
Это было, как один из тех навязчивых снов, в которых он искал, находил и снова терял Мию.
Акио почувствовал, что задыхается, словно куда-то пропал весь воздух. Все, кроме озябшей и промокшей девушки, стало вдруг незначительным, неважным. Генерал шагнул к ней, не отрывая глаз от хрупкой фигурки, страшась даже моргнуть – вдруг, если отвести взгляд, она исчезнет?
- Ах, мой друг, это же та самая крошка-гейша, которую ты перекупил у меня на мидзуагэ. Я все хотел зайти к матушке Хасу, чтобы попробовать ее, но так и не собрался. Так она сама прибежала. Чувствую, сегодня вечером мы отлично развлечемся…
Голос Горо заставил генерала очнуться. Он резко обернулся, испытывая почти нестерпимое желание ударить будущего тестя. В кровь разбить губы, вышибить несколько зубов, загнать обратно в глотку похабные слова.
- Нет.
Брови толстяка озадаченно скакнули вверх:
- Не хочешь разделить со мной малютку? Ладно, думаю, я и сам сумею сделать так, чтобы девочка не скучала.
Он захихикал. Акио стиснул кулаки так, что почти свело пальцы.
Боль привела в чувство. Нельзя ссорится с Асано. Не сейчас, не время…
Но стоило представить, как толстяк прикасается к Мие, как разум, логика и хладнокровие отступали. Оставались только звериное бешенство и готовность защищать свою женщину до последнего.
- Ты не тронешь ее.
Горо нахмурился:
- Ты не слишком-то вежлив, мой друг. Напоминаю, что девочка принадлежит мне.
- Не тебе. Я выкупил ее долг.
Мия жалобно застонала, и генерал бросился к ней, забыв о наместнике.
Одного взгляда хватило, чтобы понять – девушка очень больна. Она дышала неглубоко и хрипло, ее била крупная дрожь, а ее кожа показалась Акио слишком холодной и влажной.
Он погладил ее по щеке, мимоходом влив толику магии, и позвал:
- Мия!
Знакомый властный голос выдернул Мию из жарких волн беспамятства. Она почувствовала тяжесть ладони на лбу и открыла глаза.
Склонившийся над ней мужчина был врагом, мучителем. Но сейчас на его лице читались неподдельная тревога и забота.
- Господин Такухати, - обметанные солью губы едва шевельнулись. – Простите меня. Я не хотела…
- Держись, - не попросил, но приказал Акио, вливая в девушку еще исцеляющей силы.
Мия прижалась щекой к ладони. Прикосновения его рук отводили в сторону беспамятство, несли успокоение, отгоняли могильный, пробирающий до костей холод.
Мужчина скинул куртку, укутал и поднял Мию. Она прижалась к нему, чувствуя, как отступает озноб. Все хорошо. В его объятиях так спокойно…
Визгливый голос откуда-то со стороны снова вернул Мию к реальности:
- Мой друг, нехорошо трогать чужую собственность. Оставь девочку, мои люди позаботятся о ней без тебя.
И гневное сквозь зубы в ответ:
- Она не твоя!
Нельзя спать! Происходит что-то важное…
Девушка разлепила мокрые от морской воды ресницы, перевела взгляд на обладателя визгливого голоса и снова задрожала. На этот раз не от холода.
Тот самый толстяк, который торговался с Такухати в ночь мидзуагэ! Кривится недовольно, а в глазах горит злое оранжевое пламя.
Чего он хочет и почему так сердится на Мию?
***
Тэруко завязала узел на хакама, посмотрела на себя в зеркало и удовлетворенно кивнула. Широкие штаны скрадывали линию бедер, под свободной курткой не было видно туго забинтованной груди. Мужская прическа – собранные в хвост на затылке волосы – довершала образ.
Юноша получился, пожалуй, излишне миловидный. Такой, приди он в додзё, непременно навел бы любителей молодого тела на определенные мысли. Но ей в додзё не надо.
Подойдя к стене, принцесса привстала на цыпочки и зашарила по ней в поисках той самой панели. С тихим щелчком часть стены, расписанная райскими птицами, подалась в сторону.
Тэруко обернулась:
- Хитоми, ты идешь?
- Конечно, госпожа!
Они прокрались по до невозможности узкому коридору, замирая, когда из-за настенных панелей слышались шаги или голоса других обитателей замка.
Императорский дворец хранил множество тайников, известных лишь отпрыскам рода Риндзин. Мать Тэруко перед смертью рассказала о них мужу, а он запомнил и передал дочери, предчувствуя, что однажды это знание может спасти ей жизнь.
У небольшой ниши девушки задержались. Принцесса вынула и прицепила на пояс настоящую воинскую катану и вакидзаси.
Оружие, как и умение владеть им, были подарками отца, которые приходилось тщательно скрывать от ненавистного двоюродного брата.
У очередной стенной панели принцесса остановилась и прислушалась.
За стеной было тихо.
Она потянулась, нащупывая рычаг. С тихим щелчком панель отъехала в сторону, выпуская принцессу и ее верную фрейлину в маленький чулан.
Все так же на цыпочках Тэруко прокралась к двери, прильнула к щели, кивнула.
В этой части дворца располагались казармы для офицеров и малый тренировочный зал.
Принцесса не обманывалась внешним лоском двора или покровительственными улыбочками двоюродного брата. Отец не раз повторял, что дворец станет для нее полем боя.
Только дурак выйдет на битву с тупым мечом. Тело нуждается в тренировках так же, как клинок нуждается в заточке.
Поминутно оглядываясь и замирая, девушки добрались до входа в зал. Выданная начальнику стражи взятка гарантировала, что в ближайшие два часа никто не пройдет этим коридором, но Тэруко все равно было страшно. Она боялась не гнева сегуна, но того, что брат узнает ее секрет.
Наконец, опасный участок остался позади. Девушки проскользнули внутрь. Хитоми осталась у двери – на страже, а Тэруко взяла тренировочный деревянный меч, вышла на середину зала и встала в стойку.
- Точно не хочешь попробовать? – с подначкой спросила она фрейлину.
- Нет, госпожа.
Принцесса пожала плечами, но уговаривать подругу не стала. Она выдохнула и сделала несколько движений, разминая застоявшиеся мышцы.
Хитоми любовалась госпожой, не забывая поглядывать в сторону двери. Тэруко двигалась неторопливо, с текучей грацией, которая выдавала немалый опыт. Конечно, она не была такой сильной и опытной, как старший брат Хитоми, но госпожа утверждала, что с мечом в руках способна справиться со средним воином, и Хитоми ей верила. Не зря же отец принцессы с четырех лет учил Тэруко кэмпо.
Закончив с разминкой, девушка принялась за тренировочный манекен.
Удар. Чучело крутанулось на подставке, торчащий из набитого соломой «туловища» деревянный меч пронесся в опасной близости от принцессы. Тэруко рассмеялась, снова рубанула и отпрыгнула, избежав ответного тычка.
Щеки ее раскраснелись, глаза блестели, волосы липли к мокрой от пота шее.
Тэруко по-настоящему нравилось сражаться.
***
Наместник наблюдал за Ледяным Беркутом и все больше злился.
Что он себе позволяет, в конце концов? Да, род Такухати куда более древний и могущественный, но это не повод грубить в ответ на искреннее и дружелюбное предложение. Горо ведь еще в «Медовом лотосе» приметил и захотел эту девицу. А сейчас, вместо того, чтобы натешиться в одиночку, от всего сердца был готов поделиться с будущим родственником.
Выкупил ты гейшу, так скажи! Вежливо. Горо Асано не кухарка, которой можно плевать в лицо.
- Мой друг, девушка – часть груза. Все, что выносит море на берега Кобо, принадлежит мне.
Генерал вскинул голову, и толстяк невольно отшатнулся – столько обжигающей ярости сверкнуло в его взгляде.
- Она – моя! – сквозь зубы прорычал генерал. – Я забираю ее на Эссо.
Мия почувствовала, как напряглись его мышцы. Руки с такой силой стиснули тело девушки, что она снова жалобно застонала.
- Сочувствую твоей потере, но море отдало девушку мне…
Если бы все это происходило наедине, Горо, возможно, пошел бы на попятный. Видно же, что Ледяной Беркут не в себе, спорить с ним сейчас – себе дороже.
Но отступить на глазах у своих людей и племянника? После того, как они слышали этот тон?
- Ты можешь обратиться к правосудию сегуна, но до поры, пока он не велит ее вернуть, малышка останется у меня. Мы находимся на моей земле, вокруг мои люди, и любой из них подтвердит, что Горо Асано умеет защитить свое добро…
Визгливый голос наместника врезался в уши, вызывал желание прихлопнуть его, как надоедливую муху.
А Мия лежала в его объятиях, доверчиво уткнувшись в плечо. Такая маленькая, слабая, беззащитная…
И пугающе холодная.
Сколько она пробыла в морской воде? Генерал видел, как от переохлаждения умирали сильные мужчины, а тут девчонка. Сорвать бы сейчас с нее мокрую одежду, пропарить в офуро. Потом намазать согревающей мазью, укутать в шерстяное одеяло и держать в объятиях, по капле вливая исцеляющую силу.
Акио тяжело выдохнул, мысленно сосчитал до десяти. Потом еще раз до десяти.
- Я забираю ее, - медленно сказал он. – В обмен на закаты Кумаэ, о которых мы говорили раньше.
Он разберется с неизбежными проблемами, которые только что себе создал, позже. А лечение нужно Мие уже сейчас.
Наместник изумленно моргнул. Даже ущипнул себя – просто на всякий случай, проверить, вдруг грезит.
Он заводил речь о Кумаэ с первого дня переговоров, но будущий зять упорно делал вид, что не понимает намеки. Будь Горо на его месте, он бы сам действовал так же, но Горо был на своем. И в его планах полного экономического контроля Оясимы этот небольшой остров играл одну из ключевых ролей.
В голове наместника замелькали обрывки разрозненных слухов, выстраиваясь в единую картину.
…Такухати выкупил первую ночь этой девушки за совершенно невероятную сумму…
…после мидзуагэ он пожелал сделать ее своей наложницей, а она опозорила его отказом…
…он утверждает, что все же выкупил ее позже, и достаточно одного взгляда сейчас на встревоженное лицо генерала, чтобы понять – выкупил не для того, чтобы плетью объяснить девке, как должна вести себя гейша рядом с самураем…
Вот он! Тот самый рычаг! Вторая Хитоми Такухати, заложник, который позволит клану Асано контролировать неуступчивого дайме Эссо. Хвала повелителю морских драконов Ватацуми-но ками, что сам прислал ее в руки Горо Асано.
Отдать ее сейчас, когда Горо на своей территории и в окружении своих людей, а Такухати один? В обмен на всего лишь одну уступку?
Пусть не надеется. Горо Асано не сделает такой грандиозной глупости.
- Ах, мой друг, - ликование, которое он испытывал, против воли все же прорвалось сквозь напускное равнодушие. – Не все в этом мире продается и покупается. Быть может, позже я соглашусь уступить ее, но не сейчас.
Наместник Асано нипочем бы не сознался даже самому себе, что, отбирая сейчас у высокомерного и опасного союзника добычу, он ощутил совершенно детский азарт и радость.
По его сигналу несколько воинов преградили генералу дорогу.
Мию охватил ужас. Реальность и вызванный переохлаждением и слабостью бред путались в ее сознании. Толстяк трансформировался в огромную бородавчатую жабу с оранжевыми глазами.
Девушка почувствовала, как сухие губы мимолетом коснулись ее виска, а потом Такухати опустил ее снова на камни.
Сразу стало холодно. Мия жалобно захныкала, цепляясь за рукав его кимоно, и услышала:
- Потом, Мия.
Генерал выпрямился, оскалился по-звериному и положил руку на рукоять катаны.
- Назад! – прорычал он и прочертил ножнами на гальке пляжа линию. – Любой, кто переступит ее – умрет.
Воины нерешительно покосились друг на друга, потом на Такухати и остановились около линии.
Наместник чуть не взвыл от досады.
Вот ведь трусы!
Не дурак же Ледяной Беркут, чтобы выходить в одиночку против всего клана Асано, среди которого тоже немало сильных магов. Взять того же племянничка Дзиро, сволочь изрядная, но какие бури умеет насылать!
Да и не выгодно генералу ссориться. Кто тогда вытащит из дворца его обожаемую сестренку? Кто поддержит во время переворота?
- Всегда неприятно лишаться имущества. Но надо понимать, что правда и сила на моей стороне. Стоит ли так держаться за наложницу, если совсем скоро у тебя будет молодая жена?
В последних словах таился намек. Пусть союзник вспомнит обо всех договоренностях. Будущее сестры и честолюбивые планы против одной смазливой девки.
Видимо те же мысли пришли на ум Такухати. На лице генерала отразилась короткая мучительная борьба.
Мия сама не поняла, почему ей стало тоскливо и больно от последних слов наместника. Дайме непременно послушается – не станет же высокорожденный самурай ссориться с другом из-за девицы, которую считает шлюхой. Зачем ему Мия, когда скоро у него будет молодая жена…
Такухати проявит благоразумие и отдаст Мию жабе с оранжевыми глазами.
Реальность крошилась под пальцами. Девушка закрыла глаза и скользнула в беспамятство.
Она уже не видела, как Ледяной Беркут криво ухмыльнулся, и как испуганно вздрогнул наместник при виде этой ухмылки.
- Твоя мать была шлюхой, а отец – жалким торгашом, - очень четко и громко выговорил дайме Эссо. Его холодный голос далеко разносился по пустынному берегу, отражался эхом от скал. – Сам ты заплыл жиром и не знаешь, с какой стороны находится рукоять у катаны. Горе клану Асано, им правит такое ничтожество. Если я не прав, выйди и докажи это с мечом в руках, как мужчина.
Горо сглотнул и посерел от ужаса.
В этот момент ему остро захотелось, чтобы все происходящее было просто дурным сном, потому что такой вызов обязывал его лично выйти против Такухати. А прозвучавшее оскорбление – родителей, рода и его самого – не оставляло шансов отказаться.
Бой до смерти. Такие слова смывают только кровью.
Нельзя отступить, перевести все в шутку. Два десятка самураев слышали эти слова. И племянничек, змеиное семя. Если пойти на попятный, ославят на весь мир трусом.
Клан не станет подчиняться трусу.
Как он мог?! Ради какой-то девки…
«Я – труп», - с каким-то обреченным равнодушием подумал наместник. Он еще жил, дышал, двигался, но сказанные Такухати слова подписали ему смертный приговор.
Ледяной Беркут моложе на десять лет, выше, легче. Один из лучших фехтовальщиков Оясимы, он тренируется ежедневно, а Горо и в дни молодости не блистал воинскими талантами…
- Ты – вонючее отродье свиньи и крысы. Твой рот грязнее нужника. Пришло время научить мальчишку почтению к старшим, - как издалека услышал он свой голос. Тот показался Горо непривычно высоким, как у подростка. – Я заставлю тебя рыдать, просить прощения и молить о пощаде, - безнадежно закончил наместник.
Теперь только бой. И кто бы ни победил, не будет больше мира между Такухати и Асано.
Глава 5. Против бури
Акио не стал затягивать поединок. Хочешь убить – убей.
Коротко и злорадно свистнула катана, разрубая толстяка так же легко, как рубила воздух. Плеснувшая струя крови запятнала кимоно, красные брызги легли на лоб и щеку, заставив генерала поморщиться.
Разрубленное наискось тело наместника еще опускалось, когда Акио не услышал – ощутил всем телом опасность.
Не рассуждая, не думая, повинуясь одному инстинкту, он, пригнувшись, нырнул вперед. Развернулся и вскинул меч.
Вовремя.
Брошенное в спину заклинание наткнулось на сталь и распалось. Остаток вложенной в него силы протащил Акио по гальке, швырнул спиной на скалу, вышибая дух.
Он, не глядя, ответил магическим ударом. Со стороны противника послышался вскрик боли.
Мия! Что с ней?
Короткий взгляд в ее сторону успокоил его. Девушка лежала там же, где Акио оставил ее. Занятые местью самураи не уделили ей внимания.
Пущенный генералом порыв ледяного ветра разметал противников. В два прыжка он оказался рядом с Мией и перекинул ее через плечо. Нащупал и дернул невидимый поводок…
Теперь важно успеть подняться вверх по тропе раньше, чем вассалы Горо придут в себя.
Он ударил еще раз, обрушив ледяной смерч на противников, и мрачно ухмыльнулся, услышав крики боли за спиной.
- Держи его! Уйдет же, - голосил кто-то из воинов.
И голос Дзиро Асано:
- Спокойно. Ему никуда не деться с острова.
Если бы не необходимость беречь дыхание, генерал бы рассмеялся.
Стрела пропела над ухом и разбилась о камень сотней голубых искр. Акио снова отмахнулся, как от надоедливой мухи, послав за спину «Улыбку севера». Для любого более сложного заклинания требовалось остановиться и сосредоточиться.
Генерал не сомневался, что справится с любым из оставшихся за спиной самураев. Порознь или вместе, сражаясь с помощью катаны или магии – не важно.
Но время! Пока будет идти бой, подбегут другие. Всех воинов клана ему не одолеть.
И Мия…
Девушка безжизненно свисала с его плеча, напоминая, что дорога каждая минута.
Еще дважды рядом свистели стрелы – пущенные слабой рукой, на излете, они были безвредны.
Генерал преодолел гребень и остановился. Довольная улыбка осветила сосредоточенное и мрачное лицо.
Навстречу Такухати, переливаясь всеми оттенками пламени, спускалась огненная птица.
***
Сегодня фэнхун не играл в строптивца, поэтому высоту они набрали в считанные мгновения.
Далеко внизу грязным серым пятном посреди вод цвета аметиста лежал Кобу. По приказу всадника птица сделала круг, разворачиваясь грудью на северо-восток. Упругие струи встречного ветра били в лицо, несмотря на встроенную в седло магическую защиту.
Мия обвисла в объятиях Акио – неподвижная и холодная, словно уже готовилась расстаться с этим миром. За все это время девушка пришла в сознание лишь на мгновение, когда он усаживал ее в седло и затягивал ремни. Пробормотала в бреду: «Здравствуй, Хоно», - и снова отключилась.
Тревога за нее мешала мыслить трезво. Такухати с трудом сдерживался, чтобы поминутно не дергать повод, принуждая птицу лететь быстрее.
Так только загонишь летуна до смерти. Фэнхун и без того работал крыльями на пределе усилий.
Они успели преодолеть почти половину пути до Эссо, когда резкий порыв ветра ударил в спину, подбросил фэнхуна вверх. Птица замахала крыльями чаще, выравнивая курс. Генерал оглянулся и выругался в голос.
За спиной сплошной черной стеной в проблесках молний надвигалась буря.
Дзиро! Акио еще раз выругался, вспомнив улыбчивого племянника Горо.
Генерал слышал, что мальчишка хорош в заклинании штормов, но чтобы настолько…
Эманации чужой силы носились в воздухе, чуть покалывали кожу голубыми искрами. Синий абрис магического пламени подсвечивал контур туч. От красоты и мощи стихии захватывало дух.
Налетевший вихрь подхватил птицу и седоков словно сухой лист, подбросил к небесам, а потом швырнул навстречу волнам.
Уже почти у самой воды фэнхун сумел выровняться, тяжело хлопая крыльями.
«Буря быстрее меня, - в мыслеречи птицы звучала обреченность. – Мы погибнем.»
- Поговори мне! – сквозь зубы прошипел генерал, направляя летуна к скалистому островку посреди бушующего океана.
***
Это был крохотный клочок суши длиной в пару сотен шагов. Бури и шторма глодали его восемь из двенадцати месяцев в году, с корнем выдирали едва взошедшие деревца. Лишь в короткое северное лето островок оживал: поросшие можжевельником скалы покрывались сорной травой, в которой изредка пламенели соцветия рододендронов. На камнях у воды любили отдыхать тюлени, а в скалах гнездились альбатросы и чайки.
Когда огненная птица опускалась на гальку у кромки воды, небо над островком уже почернело. Генерал, ругаясь, ослабил ремни, выдернул девушку из седла.
- К скалам, - скомандовал он.
Северный край острова вздыбливался беспорядочным нагромождением каменных глыб. Одна из них слегка нависала, образуя естественное укрытие. В выемке между камнями прятались прошлогодние птичьи гнезда, похожие на спутанные клубки из сухой травы.
Акио с предельной осторожностью уложил Мию под навес и кивнул фэнхуну:
- Полезай туда.
«Что? В эту нору?» – мыслеречь летуна была богата на интонации. Вне всяких сомнений фэнхун оскорбился, услышав приказ.
- Будешь греть и защищать Мию, - прорычал генерал. – Быстро!
И уже не обращая внимания на птицу, обнажил катану, чтобы вогнать клинок в землю меж камней.
Успел!
Налетевшая на островок мгновением позже волна скатилась по стенкам созданного Акио защитного поля, словно омыла гигантский невидимый пузырь. Ветер запел в скалах, все больше усиливая напор.
Такухати сосредоточенно сдвинул брови и положил руки на рукоять меча.
Ему предстояло в одиночку держать щит против бури.
***
Дракон кружил рядом, мечтая заполучить Мию в холодные и влажные объятия. Она отбивалась, вырывалась и бежала, оскальзываясь на гладких камнях. В темноту, где таился, поджидая добычу, огромный тигр. Шерстинки на его шубе полыхали языками огня и роняли искры на обожженную землю.
Тигр и дракон играли. Скалились, пугали, гоняли друг к другу измученную девушку. Мия металась между ними, чувствуя, как последние силы оставляют ее.
Она споткнулась, упала и не смогла встать. Дракон подошел и лег с левой стороны. От его тела расходился сырой холод. Справа лег тигр, обжигая испепеляющим дыханием.
Жар, холод и слабость.
- Уходи! – сказала Мия дракону и закашлялась. – И ты тоже! – велела она тигру.
Дракон насмешливо фыркнул, тигр дернул ухом. И все.
Мия рассердилась, и гнев помог побороть страх и слабость.
- Убирайтесь оба, - крикнула она.
Крик отразился в темной пустоте и вернулся. Теперь в нем ощущался отзвук силы. Тигр слегка отошел и уселся поодаль, настороженно поглядывая на девушку. Дракон не двинулся с места.
- Почему ты преследуешь меня? – спросила Мия у дракона.
Она не ждала ответа и вздрогнула, когда услышала его бесплотный и равнодушный голос.
- Мне нет нужды преследовать. Я и так всегда рядом.
- Неправда! – рассердилась Мия. – Ты появился, когда я села на корабль. Что тебе нужно? Почему ты хотел меня убить?
Дракон засмеялся. Именно засмеялся – разве могли быть чем-то иным эти ритмичные хлюпающие звуки?
- Я пришел потому, что ты позвала, дитя вод. Но в тебе недостаточно силы, чтобы приказывать мне. Хочешь повелевать – найди ее.
Что-то ткнулось в ладонь. Мия перевела взгляд и поняла, что сжимает нож. Она вскрикнула и чуть не выронила его, успев перехватить рукоять в последний момент.
Когда она подняла взгляд, дракон уже исчез, а на месте тигра лежал Джин. Полностью обнаженный, скованный цепями.
Тихий вкрадчивый шепот, похожий на змеиное шипение – он рождался будто сам собой в голове Мии:
- Ты с-з-з-знаеш-ш-шь, что делать, дитя вод. Выпус-с-сти силу.
Покачиваясь, Мия подошла к распятому мужчине. Аметистом вспыхнул узор вен на обнаженном теле, похожий на переплетение ветвей в кронах деревьев.
Джин посмотрел на девушку, и в расширенных зрачках мелькнул страх. «Мия!» - шевельнулись губы.
Она подняла нож и замерла. Вспороть кожу по рисунку, выпуская на волю алую несущую пламя и смерть жидкость – вот чего ждет от нее дракон. Достаточно нескольких надрезов…
- Дейс-с-ствуй, ес-с-сли хочеш-ш-шь силы.
Внутри ожгло ужасом, точно кипятком плеснуло. Как можно – это же Джин?! Ее Джин! Пусть он предатель, пусть изменил Мие у нее на глазах, разве можно за это зарезать его вот так, как жертвенного петуха?!
Как вообще можно зарезать невинного человека ради силы?!
Мия вскрикнула, отшвырнула нож, как ядовитую змею, и даже вытерла руку о полу кимоно, словно короткое прикосновение к обтянутой кожей рукояти ее испачкало.
- Потерпи, - всхлипнула она, дергая цепи Джина. – Сейчас я тебя освобожу…
- Ду-у-ура, - разочарованно вздохнул в темноте дракон.
***
Ревел и бесновался шторм, дождь лил сплошным потоком, словно все небесные реки разом решили сойти на землю, стонал ветер, и вставало на дыбы море, чтобы обрушиться на затерянный в океане клочок земли. Казалось, все воздушные и водные драконы Оясимы собрались вокруг крохотного скалистого островка и теперь с размаху бились телом о возведенный генералом барьер, желая попробовать на зуб человечинки.
Лезвие уже наполовину скрылось в земле, и каждый удар стихии вгонял меч все глубже.
Над катаной на коленях стоял Акио Такухати и держал щит.
Вцепившиеся в рукоять пальцы сводила судорога, в глазах темнело от запредельного напряжения. Каждый вдох давался с трудом, словно сверху придавило гранитной плитой, но Ледяной Беркут стискивал зубы и снова воздвигал преграду на пути обезумевшей стихии.
В Огненной долине было хуже.
Стемнело, но буря не ослабляла напора. Ночная тьма была наполнена визгом ветра в скалах и грохотом волн.
Шторм выдохся лишь на рассвете. Тучи расползлись, небо над островком, наконец, прояснилось. Акио выдохнул, разжал негнущиеся побелевшие пальцы и рухнул на камень.
Не хотелось шевелиться, думать, что-то решать. Усталость затягивала в черную дыру, обещая покой – сон без сновидений.
Нельзя спать! Мия…
Он медленно поднялся, опираясь о камень. Ковыляя, добрел до скалы, под которой оставил девушку. Фэнхун забился в глубь «норы» и мелко дрожал. Даже для волшебной птицы попадание в подобный шторм было равносильно смерти.
Летун выполнил приказ. Мия лежала, укрытая его крылом. Акио взял ее на руки, прижал к груди, еще раз поразившись, какая она маленькая и легкая.
И холодная.
На бледном лбу девушки выступила испарина, Акио вытер ее, злясь, что не может толком согреть больную – после ночи наедине с бурей он и сам почти не чувствовал рук.
Поцеловав посиневшие от холода губы, он влил в Мию еще немного силы. Столько, сколько девушка могла сейчас взять.
Она всхлипнула:
- Господин Такухати! Я не шлюха…
- Я знаю, - голос генерала дрогнул. – Знаю. Держись! Скоро дом.
Акио прижал девушку к себе крепче и перевел взгляд на фэнхуна:
- Вылезай.
Птица выбралась, опасливо косясь то на небо, то на хозяина.
Такухати раздраженно поморщился, предчувствуя очередные капризы. И оказался прав.
«Опасно лететь, ветер еще силен. Нужно подождать хотя бы полчаса.»
Доля истины в словах фэнхуна, несомненно, была. Буря окончилась, но летящие по небу рваные клочья туч не внушали доверия. В любой иной ситуации генерал и сам предпочел бы переждать непогоду.
«Если влетим в болтанку, погибнем все.»
Акио был слишком занят, усаживая Мию в седло и затягивая ремни, поэтому проигнорировал нытье птицы:
«Ты слышал меня, человек?»
- Справишься, - сквозь зубы ответил генерал, впрыгивая в седло. – Полетели!
***
Госпожа Масуда выглянула в окно – убедиться, что небо совсем прояснилось после ночной грозы, и довольно кивнула.
- Неси белье, - велела она молоденькой служанке. – Похоже, дождь уже не вернется.
Девушка кивнула и исчезла, чтобы чуть позже появиться на крыльце с огромной корзиной выстиранных еще вечером простыней. Рассветное солнце ложилось во двор замка золотыми и розовыми отблесками. Где-то в кустах запела птица. Госпожа Масуда раскрыла окно, впустила в дом птичьи трели и легкий морской бриз.
И чуть не выронила вазу, которую протирала от пыли, заметив в небесах сияющую оранжевую точку.
Аккуратно поставив вазу на место, госпожа Масуда подбежала к бронзовому гонгу и трижды по два раза ударила в него, выстукивая знакомый всем обитателям замка ритм. Звук еще таял в воздухе, а слуги уже засуетились, забегали, спешно проверяя – все ли в порядке?
Сама госпожа Масуда оправила кимоно и степенно проследовала к парадному входу – встречать хозяина.
Фэнхун снизился резко. Ветер от его крыльев заставил заколыхаться тяжелые полы кимоно госпожи Масуды. Она дождалась, пока всадник спрыгнет на землю, и поклонилась:
- Добро пожаловать домой, господин. Мы не ждали вас раньше полудня.
- Горячую баню с лечебными травами, согревающую мазь, чай с медом и два… нет, три шерстяных одеяла, - велел генерал, снимая с седла какой-то сверток. – Немедленно!
Госпожа Масуда, наконец, разглядела, что за «сверток» привез хозяин, охнула и побежала исполнять распоряжение.
***
Генерал внес Мию на руках в банное помещение и раздел, не обращая внимания на суетившихся рядом прислужниц.
При виде странного украшения на шее девушки он мимоходом удивился и тут же забыл о нем думать, поглощенный тревогой.
Полет в мокром кимоно и ночевка на острове усугубили последствия переохлаждения. Даже магия, которую Акио осторожно вливал в Мию на протяжении всего пути, лишь замедлила развитие болезни. Руки и крохотные ступни девушки показались ему просто ледяными, а кожа неприятно холодной и влажной на ощупь. Она часто и хрипло дышала, иногда вскрикивала в бреду.
Сейчас это совершенное обнаженное тело не вызвало в Ледяном Беркуте никаких мыслей, кроме сводящего с ума страха потерять ее.
- Пошли прочь! - прорычал генерал служанкам, которые как раз заложили магические камни в офуро.
Проверил температуру воды, удовлетворенно кивнул и опустил Мию в воду. Девушка вскрикнула: «Горячо!»
- Терпи!
Она захныкала, открыла глаза и попыталась выбраться из бочки, но Акио удержал:
- Не дергайся, Мия, - он старался, чтобы это прозвучало мягко, но получилось лишь чуть менее требовательно, чем обычно. – Так надо.
Мия была слишком слаба, чтобы спорить. Она бессильно откинулась на стенку офуро и снова закрыла глаза.
Из вновь накатившей апатии ее вывел плеск воды – Акио опустился рядом и обнял ее сзади. Так же, как было на мидзуагэ вечность назад. Но теперь в его прикосновениях не сквозило вожделения. Бережные и нежные, они согревали и вливали силы в измученное тело.
Кожа горела от обжигающе-горячей воды, словно Мию опустили в крутой кипяток. Особенно больно было пальцам – их жгло, будто огнем.
- Пожалуйста, - выговорила она, с трудом шевеля губами. – Слишком горячо…
- Вода едва теплая, Мия. Камни только заложили. Дай руки.
Ее кисть утонула в ладонях Акио. Сначала онемевшая кожа ничего не чувствовала, а потом в пальцы словно хлынуло жидкое пламя. Мия не сдержала крика.
- Терпи! Вторую руку!
Болезненному воздействию подверглись и ноги. К концу этих странных банных процедур девушка задыхалась – по лбу стекали капли пота. Она чувствовала себя измученной, но при этом – странное дело – более живой, чем до офуро. Скрюченные пальцы, пусть неохотно, но слушались. Мию все так же невыносимо клонило в сон, но теперь это был нормальный сон больного на пути к исцелению, а не тяжелое забытье, подобное смерти.
- Положи здесь, - сказал Такухати, обращаясь к кому-то, кто был в комнате. – И приготовь мою постель.
Потом рывком встал и вынул Мию. После офуро воздух показался ей очень холодным. Она стояла, закрыв глаза, и покачивалась, пока Акио вытирал ее полотенцем. Он старался делать это нежно, но Мия все равно морщилась и стискивала зубы. Покрасневшая от горячей воды кожа болезненно отзывалась на любое прикосновение.
Мия еще запомнила урывками, как он нес ее на руках, завернув в шерстяное одеяло. Как растирал резко пахнущей травами мазью – сначала от нее стало холодно, а потом по телу словно прокатилась огненная волна. Как будил, поднося к губам Мии обжигающий приторно-сладкий напиток.
- Выпей, и я отстану. Ну!
Она покорно пила, слишком вымотанная, чтобы самой что-то решать или спорить. Акио не выпускал ее даже на мгновение, и от этого было хорошо – легко и спокойно.
Мягкая постель. Сильные заботливые объятия. Темнота.
За окном вовсю светило солнце, но в спальне генерала, благодаря опущенным ставням, царил полумрак.
Акио лежал на футоне, сжимая в объятиях свою находку. После лютого напряжения прошлой ночи он тоже нуждался в отдыхе, но сон не шел. Он чувствовал на шее теплое дыхание маленькой гейши и против воли улыбался ласковой, совсем несвойственной ему улыбкой. Пожалуй, из всех приближенных и домочадцев Ледяного Беркута только Хитоми Такухати доводилось видеть эту улыбку на лице брата.
Попалась! Теперь никуда не денется.
Чуть не потерял ее.
Он зарывался лицом в волосы девушки, вдыхал сладкий сводящий с ума запах сакуры. И старался не думать, что с ней было эти полторы недели. Кто бы ни обрезал ей волосы, Акио найдет ублюдка, чтобы убить. А если этот «кто-то» успел обидеть Мию, умирать он будет долго.
- Моя Мия.
ГЛАВА 6. Я тебя не брошу
Солнце уже медленно тонуло в море, когда генерал открыл глаза. Мия спала на его плече, обнимая за шею. Ее щеки порозовели, она улыбалась во сне и выглядела здоровой.
Сонная, теплая, желанная до одури.
Его женщина.
Он почувствовал зверское возбуждение. Захотелось разбудить ее ласками и поцелуями, войти, взять, утолить голод по ее телу, услышать стоны…
Нет времени.
Акио не удержался и все же поцеловал нежные губы перед тем, как разжать ее руки и аккуратно положить хорошенькую головку на подушку. Девушка обиженно пробормотала что-то во сне.
Одевался он быстро, по привычке выстраивая план на ближайшие сутки. Десять-двенадцать часов пути до столицы, даже при худших раскладах он прибудет туда задолго до смены стражи. Успеет перехватить мелкого крысеныша Сасаки до того, как тот заступит на службу во дворец.
В том, что людей, преданных Асано, теперь ни в коем случае нельзя подпускать к младшей сестре, Такухати не сомневался. И пусть любая собака в Тэйдо знает, что Дзиро Асано не любил дядю и пытался занять его место. Долг велит Асано мстить, и клан будет мстить.
Но ничего. С этой проблемой Акио справится. Жаль, что придется оставить Мию…
Он задержался на мгновение перед выходом из комнаты, чтобы еще раз поцеловать ее.
- Я вернусь, - пообещал Акио.
***
Мие снился Джин.
Это не было одним из тех пугающе-реалистичных снов, в которых она отдавалась ему. Просто сон. Они лежали в обнимку, Джин целовал ее щеки, волосы и шептал «Моя!», и Мия прижималась к нему теснее, подтверждая – да, твоя, только твоя.
Порой она выныривала из забытья, и оказывалось, что сон – совсем не сон, ее щека лежит на мужской груди, сильные руки удерживают Мию в надежных объятиях, а изматывающий страх и невозможный холод – позади. Мия улыбалась и снова засыпала.
Потом Джин поцеловал ее, пообещал вернуться и ушел. Сны Мии разлетелись пестрыми бабочками – путанные и бестолковые, как сны большинства людей. Последнее, что ей запомнилось – тануки, который с важным видом объяснял Дракону Океану, как правильно варить сакэ. Дракон слушал и кивал, а иногда даже делал пометки в свитке, держа кисть длинным гибким усом.
Когда Мия проснулась, было темно. Сперва она даже не поняла, где находится. Обрывки воспоминаний никак не желали складываться в единую стройную картину.
…вот Мия на борту парусника, вглядывается в ночное море…
…а вот она уже цепляется обледеневшими руками за скользкую опору, и соленая вода заливается в нос…
…толстая жаба с оранжевыми глазами требует отдать Мию ей. Господин Такухати женится, он не станет возражать…
…связанный Джин, и Мия над ним с ножом в руках. Узор вен аметистом по коже…
…вода горяча, как кипяток. Властный голос: «Терпи, Мия»…
…и сон в мужских объятиях.
Что из этого было наяву? Что пригрезилось?
И где она?
Покачиваясь от слабости, Мия встала, замоталась в одеяло и подошла к окну, чтобы отодвинуть ставни.
Холодный ветер ворвался в комнату, заставил ее поежиться, вспомнив о другом, высасывающем жизнь холоде. За окном простирались невысокие холмы, поросшие молодой травой и можжевельником. В чаше озера отражалось высокое северное небо в барашках облаков.
Высоко! Такое высокое здание – третий или даже четвертый этаж! Да еще на холме.
Мия перегнулась, наполовину высунувшись из окна. Внизу был двор – меж хозяйственных построек сновали люди, доносилось блеянье овец, квохтанье кур. Крепкие сложенные из камня и укрепленные бамбуком стены отделяли этот высоченный дом и маленькие домики у его подножия от остального мира.
Неужели воспоминания не бред, и Мия действительно сейчас на Эссо, во владениях Акио Такухати?
Что толку гадать, когда можно пойти и узнать!
Она со стуком захлопнула окно и вернулась в комнату. Большую, но аскетично обставленную: футон, пара шкафов в нишах. Рядом с футоном обложенный камнями очаг на полу – сейчас погасший и пустой.
На стене висел кинжал с лезвием, похожим на язык застывшего пламени. Мия вздрогнула, вспомнив, где видела его в прошлый раз.
В домике господина Такухати на Рю-Госо. В тот единственный раз, когда она пришла туда по его приказу, и он наказал ее.
Получается… это комната Акио Такухати? И он может войти в любую минуту?
Она торопливо схватила лежавшую стопкой возле футона чистую одежду. Оделась, боязливо поглядывая на дверь, и выскользнула наружу.
По дороге к лестнице Мия заглянула в соседние комнаты, в них было чисто и безлюдно. Рядом со спальней располагался зал для тренировок – огромный и совершенно пустой, если не считать стойки с оружием. Следующие несколько помещений показались ей личными покоями, заходить в которые было неловко.
Она успела спуститься на два этажа, когда встретила дородную женщину в летах. При виде девушки незнакомка тепло улыбнулась:
- Госпожа уже встала?
Мия обернулась, не понимая, к кому обращается эта женщина, но за спиной никого не было.
А та, словно не заметив недоумения, которое вызывали ее слова, продолжала:
- Я как раз собиралась вас будить. Вам понравилось кимоно, которое я для вас выбрала? Что госпожа желает на завтрак?
Завтрак. При этом слове в желудке заурчало от голода, и Мия поняла, что зверски, просто невыносимо голодна. Первоначальный план – выскользнуть по-тихому из дома, пока никто не видит, все равно провалился, так почему бы не позавтракать? Она поклонилась женщине, как младшая старшей:
- Мое имя – Мия Сайто. Как мне называть вас, госпожа?
Та добродушно рассмеялась, увлекая Мию за собой:
- Я – Хоси Масуда, супруга управляющего замком Инуваси и главная над прислугой. Вы не должны обращаться ко мне на «вы», госпожа.
- Но почему?
Госпожа Масуда была старше, замужем и занимала высокую должность. У Мии язык бы не повернулся фамильярничать с такой почтенной женщиной.
- Наложница господина Такухати выше по статусу, чем управляющая его слугами. Вы, наверное, очень голодны. Пойдемте, я распоряжусь, чтобы вас накормили, а потом помогу уложить волосы.
***
Госпожа Масуда, мысленно Мия продолжала называть ее именно так, взяла девушку под свое покровительство. Она сделала это вежливо, спрашивая каждый раз совета подопечной, но у Мии просто не хватало ни желания, ни уверенности противостоять ее настойчивой доброжелательной заботе.
После изысканного и сытного завтрака, по настоянию женщины Мию посетил семейный врач клана Такухати, который подтвердил, что девушка слаба, но здорова. На прощание доктор посоветовал не бывать на сквозняке и не гулять долго, угрожая возвращением болезни и осложнениями.
Потом госпожа Масуда отвела Мию в ее покои в замке и показала несколько кимоно, от красоты которых захватывало дух.
- Их доставили из города сегодня утром, - с гордостью произнесла супруга управляющего, услышав восхищенное: «Ах-х-х!». – Мы заплатили целое состояние, чтобы перекупить их – мастер шил заказ совсем для другой девушки, но господин Такухати сказал не жалеть денег. Дайме очень щедрый и заботливый хозяин. Вам так повезло, госпожа.
В голосе женщины слышалось искреннее восхищение и гордость своим господином.
Она огорченно поцокала языком над короткими волосами Мии и сделала прическу, спрятав меж волосами валик, чтобы те казались пышнее, затем аккуратно накрасила девушку.
- Вот – совсем другое дело, - радостно объявила госпожа Масуда. – Госпожа такая красавица!
Зеркало подтвердило – да, по-прежнему красавица. Выпавшие испытания почти не оставили следа на лице, лишь слегка осунулись щеки, отчего глаза казались совсем огромными. В них застыло изумление пополам с испугом.
- Если госпожа дозволит, я пойду. Слуги такие бездельники. Чуть перестанешь приглядывать, совсем обленятся. Позже я подберу для вас личную служанку, посмекалистее.
Мия жалобно посмотрела на захлопнувшуюся дверь, потом вскочила и забегала по комнате.
На протяжении последних нескольких часов девушку не оставляло неприятное ощущение, что она – самозванка, которая обманом проникла в этот дом и ввела в заблуждение хорошего человека.
Она совершенно не понимала, что делать ни с этим ощущением, ни с переменами, которые так стремительно ворвались в ее жизнь. Еще несколько дней назад Мия думала, что, наконец, сумела перехватить руль, и лодка ее жизни теперь подвластна ее воле. Но взятый курс вел на рифы, судьба снова отдала Мию во власть Акио Такухати.
Что будет дальше?
***
- Что там случилось, Хитоми? – Тэруко с жадным любопытством повернулась к фрейлине.
С утра девушки из окна покоев принцессы наблюдали необычайное оживление во дворе. Толпились слуги, бегала туда и обратно стража, пронесли носилки с укрытым сверху полотном телом.
Распоряжением сегуна им обеим было запрещено покидать женскую половину дворца, но любопытство принцессы было столь велико, что она уже готова была нарушить приказ двоюродного брата, когда Хитоми предложила разузнать все через знакомую служанку.
Сбор информации занял время, но сейчас, судя по испугу на лице девушки, фрейлина вернулась с новостями.
- Убит самурай из внешней охраны дворца. Его тело нашли в кустах, - Хитоми сделала знак от сглаза.
- Уби-и-ит, - глаза Тэруко засияли от восторга. – Ничего себе! Известно, кто это сделал?
- Нет, госпожа. Никто не видел убийцу.
- Во дворе был поединок, а никто ничего не видел и не слышал?
- Его задушили, - отчего-то шепотом произнесла Хитоми. – Напали сзади с удавкой. Сейчас капитан стражи опрашивает слуг. Другие самураи говорят, что он вообще не должен был находиться в саду, его место на воротах.
- Какая недостойная и позорная смерть! – Тэруко неодобрительно покачала головой. – Как его имя?
- Сасаки Ёкота.
- Никогда о нем не слышала. Видимо, он был не таким уж хорошим воином, если позволил удавить себя подобным образом.
- Это еще не все, - девушка пугливо оглянулась. – Госпожа, после смерти у него отрезали ухо.
***
Нобу ворвался в комнату без стука. В несколько шагов преодолел расстояние до столика, за которым сидел Акио с кистью в руках, и с размаха швырнул на лежащий перед старшим братом лист бумаги какой-то предмет.
- Вот! – пафосно воскликнул юноша. – Я сделал то, о чем ты меня просил.
И замер в позе, изображавшей одновременно гордость и возмущение.
Акио поднял двумя пальцами предмет, оказавшийся отрезанным человеческим ухом, брезгливо скривился.
- Ты его убил?
- Да, - буркнул младший брат.
- А ухо зачем отрезал?
- Чтобы ты видел!
- Дурак, - дайме раздраженно отодвинул начатое письмо, вместе с ухом. - В следующий раз просто убьешь. Не надо трофеев.
Глаза Нобу изумленно расширились:
- В следующий раз? – в голосе юноши зазвучали истеричные нотки. – Ты хочешь сказать, будет следующий раз?! Да ты знаешь, через что мне пришлось пройти?! Убивать человека, когда рядом столько стражи! Меня чудом не поймали!
- Не поймали же.
- Если бы не твои непомерные амбиции, всего этого не было! Это ты сначала сдружился с Асано, а потом сделал их врагами! Из-за тебя сегун удерживает Хитоми в заложницах. Из-за тебя отец…
Обличительную речь прервала оплеуха. Хорошая такая. Смачная. Звонкая.
- Прекрати истерику! – свистящим шепотом потребовал Акио, испытывая большое желание добавить к оплеухе еще парочку.
Нобу уставился на старшего брата, тяжело дыша. В широко распахнутых глазах блеснули слезы.
- Ты никогда бы не ударил никого из своих вассалов, - сказал он дрожащим голосом. – Ты меня совсем не уважаешь, да?
- Никто из моих вассалов не посмеет орать на своего дайме, - очень холодно отрезал Ледяной Беркут. – А если посмеет, я его убью. Ты мальчик или самурай, Нобу? Брат или вассал? Подумай.
Нобу сглотнул. Сейчас Акио до боли напомнил ему отца в гневе.
- Иди. До завтра ты мне не понадобишься.
Он кивнул на дверь и выжидающе посмотрел на младшего брата, как будто вопрошая: «Ну, чего встал?». Нобу понял, что не дождется слов благодарности за грязное дело, которое пришлось совершить. Обида стала горьким комом в горле – ни проглотить, ни выплюнуть злыми словами.
Нобу всегда испытывал к старшему брату опасливое восхищение, а тот смотрел на него, как на пустое место. Мальчишкой мечтал, как однажды вырастет и станет равным или даже более сильным, чем Акио. В конце концов, Нобу тоже Такухати, пусть ему и не досталось родовой магии, не в ней доблесть самурая…
И вот он вырос, а брат по-прежнему помыкает им и ни в какую не желает прислушиваться. Нобу ведь и в городскую стражу пошел, чтобы что-то доказать родным. Поначалу так гордился, что сам сегун отметил его и велел перевести в охрану дворца. Пока Акио не отнял мимоходом эту радость и гордость, сказав, что сегун просто держит Нобу поближе, чтобы иметь возможность влиять на старшего Такухати.
А как страшно и гадко было убивать Сасаки. Подло накидывать удавку из-за спины, удерживать хрипящее и трепыхающееся тело. И как раз рядом пробежала та служанка. Нобу чудом не попался. И что? Где благодарность?! А ведь он прикрыл Акио. Заплатил за его оплошность, замарал руки кровью, рисковал. Оплеуха – вот и вся благодарность.
- А что с Хитоми? И с предателем? Я хочу помочь…
Тот поморщился:
- Ты уже помог. Иди. И забери это, - Акио кивнул на все еще лежащее на столике ухо. – Похоронишь по-человечески.
Он отвернулся, показывая, что беседа завершена. За спиной раздался шорох, стукнула дверь.
Ледяной Беркут недоуменно пожал плечами и достал чистый лист бумаги. Что за фокусы? Смог выполнить задание? Избавился от опасного человека, защитил сестру? Молодец. Но к чему эта сцена с отрезанным ухом?
Имей Акио возможность проникнуть на территорию дворца, он бы сделал это сам. Но он не мог, а мальчишка рвался помочь, разве что не умолял. Все хочет стать героем для Хитоми. И ведь справился, смог. Так по какому поводу истерика? Можно подумать, ему не приходилось раньше убивать…
«А ведь вправду не приходилось!» - от осознания этого простого факта Ледяной Беркут даже замер. Нобу девятнадцать лет, и сегодня утром он впервые убил человека. Убил не в честном поединке, подло, из-за спины…
Акио нахмурился, удивляясь, как могло получиться, что Нобу до сих пор не проливал крови. Сам он к девятнадцати годам имел за плечами две войны, подавление мятежа в юго-восточной провинции и бессчетное количество дуэлей. Его меч не просто попробовал крови, он пролил реки…
Нобу тогда, десять лет назад, был слишком мал. А потом пришли годы мира. Брат умолял взять его на последнюю войну, клялся служить верной собачонкой, спать у входа в палатку. Но Акио слишком хорошо видел, к чему идет эта кампания. Они с отцом хором запретили мальчишке покидать Эссо.
- Я слишком берег его, - проворчал генерал и скомкал недописанное письмо.
***
«Квартал ив и цветов» рад принять гостя в любое время. Нобу здесь хорошо знали. Безымянная гейша с поклонами проводила его от входа к вышитым подушечкам, подала подогретое сакэ.
Вокруг как-то сразу собрались прелестные девушки – одна краше другой. Веселые и беспечные, словно птички. Видя, что гость не в духе, они защебетали, пытаясь отвлечь его от мрачных дум.
Их старания стали бальзамом для раненной гордости, но по-настоящему расслабиться Нобу смог лишь, когда в зал впорхнула Уме.
Малышка Уме – самый ослепительный цветок в «Медовом лотосе». И она так восхищалась Нобу. Смотрела, как на живое божество. И ласкала… так искренне, страстно, нежно. Нобу знал, что он для нее – особенный. Не просто клиент.
Только с ней он мог до конца расслабиться, забыться. Только ей выложить все, от чего так тяжело на душе. Только от нее, после того как Хитоми стала фрейлиной принцессы, слышал слова поддержки.
И никто другой не умел слушать так, как она!
Вот и сейчас, уединившись в комнатке, запивая обиду сакэ, он говорил, говорил.
- Что он о себе воображает?! Как делать грязную работу, так: «Пожалуйста, Нобу, помоги! На тебя вся надежда, брат!»
Здесь младший Такухати откровенно кривил душой. Приказ об убийстве Ледяной Беркут отдал в таком же сухом и категоричном тоне, каким потребовал убрать злосчастное ухо. Нобу сам радостно ухватился за возможность заслужить благодарность старшего брата.
- Конечно, господин, - нежный голосок Уме ласкал слух. – Без вас он бы никогда не справился.
- А потом что? «Иди, ты мне больше не нужен.»
- Ах! Неужели так и сказал?!
- Да, именно так. Разве так поступают с братьями, Уме?!
- Конечно, нет, господин. Вы слишком добры к вашему брату. Он это не ценит.
И снова в голосе покладистой гейши звенела разделенная обида и негодование.
Прохладные руки легли на плечи – разминая, легонько поглаживая. Нобу охотно откинулся, отдаваясь ее умелым и заботливым движениями. Хорошо!
- И что же дальше будет делать ваш брат? – сочувственно спросила Уме.
Она надавила на какие-то точки у основания шеи, и Нобу чуть не замурчал от блаженства.
- Не знаю, - как всегда, рядом с ней злость улеглась. Уме успокаивала его лучше кувшина сакэ. – Наверное, найдет другой способ пробраться во дворец. Хитоми нужно вернуть на Эссо…
Дайме не станет советоваться с Нобу, не зря он сегодня указал брату на его место. Совсем как отец. Тот тоже никогда не интересовался мнением младшего сына. Кому интересно, что там думает полукровка от наложницы?
- Ах, господин! Я боюсь за вас.
- Не бойся. Мне нельзя во дворец дальше внешней ограды. Иначе я давно бы сам выкрал сестру. Нет, Акио придумает что-то другое.
- А потом? Вы же можете погибнуть.
Нобу рассмеялся. С Уме он чувствовал себя настоящим мужчиной. Сильным. Смелым. Защитником.
- Не погибну. Представляешь, Акио будет сегуном, а я – братом сегуна! Что скажешь?!
- Ах! Вы уйдете и забудете вашу маленькую Уме!
- Не бойся, глупенькая, – он потянул девушку на себя и поцеловал алые губы. – Я тебя не брошу.
ГЛАВА 7. Рассказ отшельника
Замок Инуваси – родовое гнездо Такухати – был огромен. По слухам, императорский дворец в Тэйдо еще больше, но Мия его никогда не видела. Она вообще ничего не видела в столице, кроме нескольких улиц «квартала ив и цветов».
Покои Мии располагались на самом верхнем – четвертом – этаже. Рядом с комнатами Акио Такухати. Порой ей становилось неуютно при мысли о подобном соседстве, но пока хозяин отсутствовал, Мия вместе с выделенной ей личной служанкой оставались единственными обитателями этажа.
- Господин редко бывает дома, - пояснила миловидная смешливая девушка на пару лет младше самой Мии. Судя по имени, Юрико Масуда была дочерью управляющего.
- А когда он вернется?
- Никто не знает. Господин часто прибывает без предупреждения.
Инуваси-дзё находился в часе пути от Асикавы – крупнейшего города провинции. Мия глядела из окна своей комнаты на холмы, озера, скалы. На сотни хозяйственных построек и домов – в них обитали люди, чья жизнь была тесно связана с замком. На неприступные каменные стены и ров внизу. Глядела и пыталась осознать, что все это – холмы, стены, люди, огромный портовый город в часе пути отсюда – принадлежит Акио Такухати.
И не только это, но много-много больше. Эссо - второй по величине и четвертый по населенности среди Благословенных островов.
Нет, конечно, Мия знала и раньше, что роду Такухати принадлежит весь северо-восток страны. Но теперь, увидев величие, мощь и богатство замка Инуваси, она словно впервые осознала по-настоящему, что значит слово «дайме».
Вторым удивительным открытием стало огромное уважение и любовь, с которыми все люди Такухати говорили о своем господине.
При Мие слуги старались не сплетничать, но пару раз ей удалось подслушать обрывки разговоров. Дайме Такухати навел порядок, истребив несколько разбойничьих банд, а главарей повесил на глазах у городских жителей. Давно надо было, общины деревень уже не раз отправляли прошение о защите, а его отец все медлил. Дайме Такухати провел налоговую реформу и поднял пошлины для чужих товаров. Пусть купцы жалуются, зато крестьяне и мастеровые вздохнули спокойнее. По распоряжению дайме начат ремонт дороги между Асикавой и Омакомаем – ей полсотня лет, давно пора…
Тень восхищения, с которым жители Эссо смотрели на своего господина, ложилась и на Мию, куда бы она ни пошла. От этого было неловко. Словно Мия, сама того не желая, обманывала всех этих людей.
Неловко было и от того, что от нее ждали такого же восхищения, а Мия сама затруднилась бы сказать, что испытывает к Акио Такухати.
- Господин – самый лучший, - с непоколебимой убежденностью заявила Юрико, когда Мия попробовала завести с ней этот разговор.
- Но он такой жестокий…
- Он строгий, но справедливый. Господин много делает для нас всех, и от нас требует не меньше.
Джин приходил только во снах. Обнимал, клялся, что отыщет. Рассказывал про родной Самхан, в котором никогда не бывает снега, и просил только чуть-чуть потерпеть, подождать.
Мия подождала бы, будь эти встречи наяву. Но что есть сны, как не сладкая ложь самому себе?
В реальности ее ждали только Акио Такухати и холодные небеса Эссо.
Она силилась понять этого мужчину и не могла. Зачем он привез ее сюда? Отспорил у наместника, вылечил, представил всем свей наложницей, подарил одежду и украшения? Разве так обращаются с девицами, которых считают дешевыми шлюхами?
Мия знала, что если она хочет свободы, надо бежать сейчас, пока не поздно, пока не вернулся Акио. Но у нее не было денег, а продавать подаренные кимоно или драгоценные гребни казалось бесчестным. Все равно что воровство.
Да и куда бежать? На чем? И что важнее всего – к кому?
Пусть будет так, как будет! Если ее воспоминания верны, Акио Такухати спас ей жизнь. Он заслуживает разговора.
Но если все выльется в очередные унижения, Мия не станет мириться и терпеть.
***
Пещера пряталась среди скал – черная дыра, неприметная со стороны дороги. Чтобы найти ее, нужно было сойти с тропы и продираться почти пятьдесят шагов по каменистому склону сквозь заросли остролиста.
Что и сделал низенький толстый монах в тростниковой шляпе.
У входа он остановился, опасливо поглядывая на нависающий сверху каменный гребень, за которым начиналась холодная мгла.
- А, Будда его знает. Кажись, пришел, - пробормотал монах и огладил усы. – Надеюсь, внутри действительно почтенный ямабуси, а не медведь-сан. Иначе мое путешествие может очень дурно закончиться.
С этими словами он извлек откуда-то из складок своего одеяния медную чашу для подаяний, куда больше напоминающую котел, в котором можно приготовить ужин на большую семью. И с энтузиазмом замолотил по ее краю деревянной колотушкой.
Поднялся адский трезвон. Пронзительный звук осквернил хрустальную тишину гор, разлетелся по ущелью, отразился от скал, заставил вибрировать и дрожать воздух. Казалось, даже тьма, скрывавшая нутро пещеры, сжалась, съежилась, уползла глубже в каменную толщу.
- Э-ге-гей! – завопил монах и с удвоенным энтузиазмом заработал колотушкой. Самовольно выползший из под балахона хвост взмыл к небесам и победно распушился, а на морде засияла горделивая улыбка.
- Хватит! – хриплый рык из пещеры перекрыл поднятую монахом какофонию. – Еще один звук, и я подниму тебя на вершину священной Ондзё и покажу «обзор Востока».
- Это когда подвешивают за ноги над пропастью, чтобы добиться просветления? - уточнил монах, немедленно прекративший трезвон.
- Именно.
Тьма в пещере заворочалось, дрогнула. Некто огромный подошел к краю и встал, перекрывая проход. Во мраке вспыхнули два красных глаза с нечеловеческими серповидными зрачками.
- М-м-м, не стоит, почтенный ямабуси-сама, - монах спрятал чашу и ловко поклонился. – Еще и трех месяцев не прошло, как мне пришлось испытать подобное. В тот миг, болтаясь на веревке, я устыдился, осознав неправедность своей жизни, и дал зарок пресветлой Аматэрасу блюсти умеренность в пище и женщинах. И, кстати, истово следую ему с тех пор. Клянусь, что не стал бы нарушать вашего покоя, достопочтенный отшельник, не приведи меня сюда безотлагательная нужда.
В доказательство своих слов гость потряс тыквенной бутылью почти с него ростом. Внутри бутыли что-то призывно булькнуло.
- Будда заповедовал монахам не иметь собственности и сразу же съедать подаяние. Да вот незадача: добрые крестьяне в ближайшем поселении одарили меня так щедро, что одному мне никак справиться с таким количеством еды и сакэ.
Теперь из складок воистину бесконечно вместительного монашеского одеяния появился сверток с лепешками, связка копченых перепелов и даже мешок с яблоками.
- Прошу, почтенный отшельник, спасите меня от образовавшихся излишков и разделите со мной трапезу, - наивный тон монаха спорил с самодовольным и даже наглым выражением морды.
В проеме пещеры возникла гигантская фигура. Этот человек, а может, и не человек вовсе, ростом почти вдвое превышал низенького монаха. Кряжистый, мощный, он казался плотью от плоти окружающих гор. Кожа его была красной, словно глина, мышцы бугрились под жилетом на голое тело. Кроме жилета, на обитателе пещеры были только просторные штаны из грубой ткани и грязная накидка, наброшенная на плечи. На поясе, рядом с катаной и вакидзаси, висел огромный веер из разноцветных перьев.
Но самой примечательной деталью во внешности обитателя пещеры было лицо. Не старое, но изборожденное глубокими морщинами, темно-красное, с невероятно длинным носом. Всклокоченные седые волосы обрамляли его неопрятным ореолом.
Весь вид этого существа был грозен и призван вселять трепет в сердца случайных незваных гостей, но толстенький монах оказался не робкого десятка. Он, не моргнув, выдержал тяжелый взгляд из-под нахмуренных кустистых бровей.
- Чтобы тануки в одиночку не справился с какой-то бутылкой сакэ и десятком пташек? - проворчал великан.
- Не забудьте про лепешки и яблочки, - смиренно подсказал оборотень и в доказательство своих слов подсунул сразу три яблока обитателю пещеры. – Кстати, мое имя – Дайхиро. А ваше, почтенный ямабуси-сама?
Отшельник фыркнул, сунул длинный нос в протянутые яблоки и медленно принюхался, словно подозревая подвох. Так и не найдя ничего крамольного, ловко сцапал подношение, закинул в пасть и захрустел.
- Ты украл их в деревне внизу?
- Что вы говорите, почтенный ямабуси-сама?! Украл?! Как можно?! Разве вы не знаете, что служителю Будды заповедано брать чужое?! – возопил монах. – Любезная вдова поделилась со мною своим добром совершенно безвозмездно, в благодарность за беседу, которой я скрасил ее вечер.
- Зачем пришел? - лицо отшельника оставалось суровым, но взгляд смягчился.
- Так… - монах сделал неопределенный жест рукой. – Выпить, воздать должное этим прелестным перепелкам, вспомнить дела давно минувших дней… почтенный ямамбуси ведь проживал здесь пятнадцать лет назад? Возможно, почтенный ямабуси помнит женщину с младенцем и сопровождавшего их самурая? Пятнадцать лет назад они покинули деревню внизу и направились в поселение Бокоромоно, но не дошли.
И без того сумрачное лицо отшельника помрачнело еще больше.
- Помню, - тяжело обронил он. – Ты правильно сделал, что взял сакэ. Я выпью его с тобой, помянув Таскэ Сайто. Он был храбрым воином и погиб, как герой. Но здесь не подходящее место.
С этими словами он снял с пояса огромный веер. Тануки с ужасом покосился на него и выразительно сглотнул.
- Я вообще-то высоты боюсь… - обреченно пробормотал он.
Огромная ручища хозяина пещеры ухватила оборотня за загривок. Второй рукой ямабуси взмахнул веером, отталкиваясь от земли. Накидка раскрылась, оказавшись огромными черными крыльями, и отшельник вместе со своей добычей взмыл к небесам.
- Держи меня крепче, - заорал тануки, - если я буду держаться за тебя, то кто будет держать сакэ?!
И тут же опровергая свои слова изо всех сил вцепился в руку отшельника.
Бутыль сакэ жалобно булькнула и повисла на плетеном ремешке, подаренном благодарной вдовой.
***
Вид с горной площадки на вершине горы открывался совершенно головокружительный. Тануки покосился вниз и опасливо отодвинулся от края.
- Сикомэ напали на том кряже, - смотреть туда, куда указывал узловатый палец отшельника, Дайхиро не решился из опасений расстаться с перепелкой, которая только что нашла упокоение в желудке оборотня.
Он приложился к сакэ и восхищенно посмотрел на собутыльника. Не каждый день выпадает удача попьянствовать с тысячелетним тэнгу.
По правде говоря, в жизни Дайхиро это вообще был первый раз. Несмотря на екайское происхождение, тануки вырос среди людей, они были для него куда ближе и понятнее иных оборотней или духов. За всю свою короткую жизнь Дайхиро нечасто встречал других екаев.
А тут настоящий тэнгу! Изначальный хозяин этих лесов и гор. Ну красота же!
- Зимой эти твари наглеют. Вылезают из своих нор, шастают по округе. Местные знают, что в холода лучше не ходить в горы. А Таскэ пошел…
- Вы знали его? - уточнил Дайхиро. – Ну, до того…
Обычно легко переходивший на запанибратский отношения оборотень ощущал непривычную робость. Даже его дерзости не хватало, чтобы фамильярничать с древним тэнгу.
- Я помню его мальчишкой. Таскэ Сайто мечтал стать мастером меча. Он оставлял подношения каждый день, упрашивал взять в ученики. Я сказал, что не возьму. Устал брать учеников из людей, слишком быстро они старятся и умирают, но он продолжал приходить, пока родители не отправили его на другой остров. Потом я тринадцать лет не видел его…
Дух гор сделал воистину богатырский глоток из бутыли и тяжело вздохнул.
- Не сразу услышал просьбу о помощи, опоздал. Он скончался от ран у меня на руках.
- А женщина и младенец? – жадно поинтересовался тануки. – Я был в Бокоромоно, это три двора и пара стариков. Ни о какой женщине там не слышали.
- Бокоромоно гибнет. Серебряные шахты истощились, люди перебрались за кряж. Там не мои земли.
- Так что с женщиной?
- Сачи. Ее звали Сачи Сайто. Я обещал Таскэ позаботиться о ней, и я исполнил обещание. Она месяц жила в моей пещере. Я предложил ей остаться навсегда, но Сачи твердила, что малышке нужны люди, и в итоге ушла к ним, за кряж. Я проводил ее.
Он снова тяжело вздохнул и под жалобным взглядом оборотня в два глотка прикончил бутыль.
- Плохо, - подвел итог тэнгу. – Люди быстро живут и легко умирают, тануки. Не привязывайся к людям.
ГЛАВА 8. Прости меня
Поначалу госпожа Масуда резко воспротивилась просьбе Мии.
Да, понятно, что на Эссо начался ханами, и госпоже наложнице хочется выйти, полюбоваться на цветущие деревья. Но где это видано, чтобы женщина высокородного дайме путешествовала без свиты и без норимона – переносного экипажа, избавлявшего даму от нескромных взглядов?
Мие, выросшей в окружении вольных гор Рю-Госо, этот способ передвижения казался странным и диким.
Ну какое удовольствие можно получить от ханами, когда ты смотришь на него из бамбукового ящика? Пусть даже этот ящик размером может сравниться с небольшой комнаткой, изнутри украшен и устлан мягкими шкурам.
Мие хотелось разуться. Пройтись босиком по траве, зарыться пальцами в еще прохладную после зимы почву, вдохнуть живой аромат цветка.
Чтобы настоять на своем, девушка впервые воспользовалась властью, которую давал ее статус, и вдруг с удивлением обнаружила, что ее слово действительно что-то значит для этих людей.
Как ни возмущалась госпожа Масуда, она была вынуждена уступить.
В сопровождение Мие дали двух самураев в полном боевом облачении. То ли конвой, то ли охрана.
- Обязательно посмотрите на холм Татакай! - напутствовала женщина на прощание Мию. – Люди едут несколько дней, чтобы увидеть его, а потом до старости рассказывают внукам.
На все расспросы супруга управляющего хитро улыбалась и отвечала: «Увидите».
Распаленная любопытством девушка полюбовалась всего полчаса на цветущую вдоль реки сакуру, а потом попросила охранников отвести ее к таинственному холму.
Дорога пролегала через обычную, ничем не примечательную пихтовую аллею. Ветви деревьев тесно переплетались, образуя высокий сводчатый потолок в бликах солнечного света.
Шагнув за пределы рощи, Мия ахнула.
Впереди, насколько хватало глаз, простиралось море. Синее в фиолетовых переливах, оно поднималось по склону холма вверх, чуть волновалось, шелестело.
Море цветов.
Синие и аметистовые флоксы – нежные соцветия, собранные в гроздья на длинных тонких ножках. Ветер чуть покачивал их, создавая иллюзию ряби на водной глади.
Это было похоже на чудо. Словно сама Ко-но-хана – Дева Цветения – высадила здесь целый холм во славу весны.
Сквозь цветочное море вела узенькая тропинка. Мия вдруг поняла, что хочет взглянуть вниз с самой высокой точки. Она порывисто обернулась к своим суровым сопровождающим:
- Я хочу подняться наверх. Одна!
Самураи переглянулись, потом тот, кто был за старшего, медленно кивнул:
- Это можно, госпожа. Татакай – священное место, никто не побеспокоит вас там.
Мия растерянно улыбнулась. Так просто? Она приготовилась воевать и спорить за право насладиться чудом в одиночестве, но это не потребовалось.
Запах цветов был похож на сливовое вино – такой же сладкий, и так же пьянил. Мия шла наверх, а справа и слева волновалось море. Синее в брызгах аметиста.
У самой вершины над дорогой нависали врата-тории, словно отмечая место, где начиналась власть иных сил.
Мия вспомнила тории в Дзигоку, которые она вместе с другими майко так неосторожно распахнула во время гадания. С внезапно нахлынувшей робостью девушка подошла к воротам и поклонилась духам этого места, испрашивая дозволения войти.
Тихий шелест флоксов, похожий на вздох, был ей ответом. Мия решила, что это добрый знак.
Она поднялась на выложенную камнем площадку, медленно подошла к краю и встала, любуясь на сотворенное природой и богами чудо.
Ирреальная красота и полное безлюдье вокруг делали это место сакральным. Мия застыла, впитывая в себя залитый солнцем холм и цветочное море внизу. Сладкий аромат флоксов оседал на губах. Порхали бабочки – крупные, с бархатистыми крыльями, окрашенными в оттенки вишни и пурпура, они тоже казались цветами, внезапно обретшими дар полета. Пели сверчки.
- Нравится? – спросил из-за спины знакомый низкий голос.
Мия вздрогнула и медленно обернулась.
Он стоял у врат тории и смотрел на нее с непонятным выражением лица.
Ей приходилось видеть Акио Такухати разгневанным и довольным, скорбящим и собранным, надменным и вожделеющим. Но таким она его не видела никогда.
- Очень, - тихо ответила Мия. – Холм прекрасен, как и сам Эссо.
- По преданию здесь была битва, - он медленно подошел. – Мой предок – Такэхая – бился с предком императоров – Риндзином. Такэхая принял облик гигантского белого беркута, а Риндзин обернулся драконом. Они сражались три дня и три ночи. Пролившаяся кровь стала цветами. Раз в год, на годовщину битвы холм цветет, чтобы напомнить о ней.
- Почему? – тихо спросила Мия. – За что они бились?
- За право владеть этой землей. На северные острова, где правили мои предки, сошли льды. Людям Такэхая нечего было есть. Они сели на лодки и приплыли сюда.
- Ваш предок победил?
Такухати покачал головой:
- Он проиграл. Был изранен и попросил добить его. Но император-дракон впечатлился доблестью побежденного. Он сказал, что отдаст эту землю, если Такэхая принесет вассальную клятву за себя и весь свой род…
Холодный и резкий голос дайме разносился над холмом. Мия слушала, как Акио скупо и просто рассказывает о событиях невообразимой, легендарной древности, и верила.
- Такухати всегда держат свое слово. На протяжении веков Эссо был верен императорской власти. «Цепные псы Риндзин» - так нас называли, пока предательство Ясукаты не оборвало династию.
- Ой… об этом нельзя говорить. Сегун…
Дайме скривился и очень выразительно пояснил, где видел сегуна вместе с тайной службой. Мия, успевшая за время жизни в «квартале ив и цветов» узнать значения некоторых слов, почувствовала, как у нее начинают гореть уши.
Какой странный получился разговор. Она десятки раз представляла, какой будет их встреча, что сделает и скажет. Но никогда и подумать не могла, что Такухати заведет речь о политике.
Девушка ощутила, что дайме смотрит на нее, повернулась, чтобы встретить его взгляд, и вдруг невесть от чего покраснела.
Акио разглядывал ее все с тем же странным выражением на лице и молчал.
И Мия тоже молчала, не зная, что сказать. Тишина перестала быть уютной, в ней ощущалось напряжение, предвестие грозы…
Что можно сказать человеку, который был твоим первым мужчиной? Которого ты прилюдно унизила, от которого получила ответное унижение?
И который спас тебе жизнь…
Чтобы говорить и быть услышанной, нужно сперва оставить обиды в прошлом.
Мия почтительно и церемонно поклонилась:
- Господин Такухати, я виновата перед вами. Я глубоко сожалею, что оскорбила вас отказом. Простите меня. Клянусь, что если бы вы сперва поговорили со мной, я предупредила бы вас о своем нежелании становиться вашей наложницей.
Он тяжело выдохнул сквозь стиснутые зубы:
- Не хочешь быть моей, Мия?
- Не хочу принадлежать мужчине, для которого я всего лишь шлюха.
Теперь на лице Акио отразилась боль. Он отвел глаза.
- Я был неправ, - тяжело и медленно выговорил дайме. – Если сможешь, то… нет, не так… - он помолчал, а потом поднял на нее взгляд и выговорил, словно шагая в бездонную пропасть. – Я прошу: прости меня.
По лицу дайме было видно, как тяжело ему было произнести это.
- Вы?! Меня?
Он кивнул.
Десятки раз Мия представляла себе этот разговор, но никогда в самых смелых фантазиях не мечтала о подобном.
Реальность дала трещину. Высокорожденный самурай, один из первых по знатности людей в стране просил прощения у беглой гейши. Разве это может быть правдой? Раньше Дзигоку замерзнет, чем Акио Такухати с его властностью и гордостью попросит прощения.
Мужчина не просит прощения у наложницы. Самурай не просит прощения у того, кто ниже по статусу. Но странное дело: Мия почувствовала, что это не унизило, а возвысило Акио в ее глазах.
Стало легко-легко. Невысказанная обида была грузом, камнем на шее. Мия носила ее с собой все эти дни, а вот теперь избавилась в одно мгновение.
Она молчала, все еще пытаясь осмыслить его слова и свои чувства, и напряженное ожидание на лице дайме сменилось бесстрастной маской.
- Не простишь? - сквозь зубы спросил он и отвернулся.
Мие показалось, что она упустила время. Что он сейчас уйдет. Она порывисто шагнула навстречу и ухватила его за рукав, пытаясь удержать.
- Прощаю! Подождите!
Он обернулся, и у нее перехватило дыхание от его взгляда – столько желания и яростной тоски сейчас читалось на лице мужчины. Все слова вдруг забылись и стали неважными, остался только полный страсти взгляд.
Снова вспомнилась ночь мидзуагэ, когда она была покорной, а он – нежным. И наслаждение, которое Мия испытала в его объятиях. По коже забегали сладкие мурашки. Мие вдруг очень захотелось коснуться его упрямо сжатых губ. Совсем легонько, как бабочка касается цветка.
Словно угадав ее желание, он стиснул девушку так, что стало почти больно.
Все мысли вылетели из головы, остался только голодный огонек в его глазах и теплое дыхание на губах.
- Я верю… что вы не хотели… обидеть меня… - проговорила она, запинаясь. Сама не понимая, что несет.
- Но я хотел, - очень тихо и грустно возразил Акио. – Тогда – хотел.
Поцелуй был похож на глоток сакэ в промозглый зимний вечер. От него по телу пробежала сладкая огненная волна, выдуло все мысли из головы. Мия прижалась к мужчине, покоряясь, отвечая, отдаваясь его воле. Он был то настойчив, то нежен, то почти груб. Прикусывал ее нижнюю губу, дразнился, вторгался в рот возбуждающей пародией на секс, и снова целовал, разжигая внутри девушки голодное пламя.
Он оторвался от нее, пробормотал: «Моя!» - и застыл, стискивая в объятиях. Мия потянулась поцеловать его снова, чувствуя возбуждение и неудовлетворенность, но он отстранился.
- Нет. Или я возьму тебя прямо здесь. Я хочу тебя, Ми-я. Каждый день и каждую ночь. Хочу раздевать, ласкать, брать, - его голос внезапно охрип. – Хочу знать, что ты только моя. Что никто другой больше не увидит твоего тела и не коснется… - он осекся, а потом посмотрел ей прямо в глаза. – Тебе будет хорошо со мной, обещаю.
От его низкого хриплого голоса Мия задрожала. Отнюдь не из-за страха.
Сладко… сладко и безумно возбуждающе чувствовать себя настолько желанной для этого сильного мужчины.
- Поклянитесь, что не обидите меня больше!
- Клянусь, - он прижал девушку к себе с такой силой, что у Мии вырвался полупридушенный писк, и выдохнул в полуоткрытые губы. – Не обижу! Больше – никогда!
***
Спуск с холма запомнился как в тумане. Мия чувствовала на себе вожделеющий взгляд, от которого полыхали щеки и уши, а в ушах еще звучали слова, сказанные им на вершине.
Конечно, она всегда знала, что Акио ее хочет. Но одно дело – просто знать, а другое – услышать полное страсти признание.
Чтобы отвлечься от непристойных мыслей, девушка спросила у него, как она оказалась на Эссо.
- Я помню только, как вы спорили на берегу с тем господином. Он сказал, что вы скоро женитесь…
Акио усмехнулся:
- Уже не женюсь. Наместник не хотел отдавать тебя. И я его убил.
Мия споткнулась, остановилась и уставилась на него круглыми от изумления глазами:
- Убили?!
Это казалось абсолютно невозможным. И все же по лицу дайме было видно, что он не лгал.
Разве бывает так, чтобы высокородные самураи убивали друг друга ради какой-то гейши?!
Акио тоже остановился и обернулся на нее. На лице дайме появилась чуть снисходительная улыбка:
- Убил и не жалею об этом. Потом я увез тебя на Эссо. Ты была очень больна.
