Карты судьбы. Наталья Колесова

«Карты судьбы» - книга для совершенно определенной аудитории. Прежде всего - для тех, кто истосковался по классическому фэнтези в духе Андрэ Нортон: оборотни, драконы, древние битвы, любовь, благородные мужчины, сильные и нежные женщины - и непременно счастливый для героев финал. Она может или очень сильно понравиться - или оставить ощущение недоумения, а то и злости: зачем автор снова и снова говорит об одном и том же? Но если вас не слишком раздражает предсказуемость, если вам нравится прежде всего не новизна, а романтика отношений, сильные, честные и благородные герои, мягкий стиль, ненавязчивый юмор - эта книга для вас.

   Алла Гореликова журнал «Мир фантастики»

***

Карты ложились на стол. Гадалка раскладывала их раз за разом, когда ее об этом просили. Когда не просили — сидела себе в углу, бережно расходуя заработанные монетки на еду и подогретое вино. Санни поглядывала на нее украдкой. Волосы, темные, с проседью, распущены, как то и полагается у их бродячего племени. Черный с красным платок обернут вокруг головы, из-под него поблескивают зоркие глаза — цве́та в полумраке не поймешь. Смуглые жилистые руки двигаются мягко и гибко, позвякивают тусклые браслеты на обнаженных запястьях…

   Вьюга нагнала полную корчму постояльцев, и ни комнаты, ни даже соломенного тюфяка Санни не хватило. Но она не унывала: провести морозную ночь с сытым животом, в тепле у очага — и без того уже немалая удача. Грея руки о закопченную кружку, девушка подняла глаза и обнаружила, что теперь и гадалка за ней наблюдает. Санни поспешила отвести взгляд.

   Путники, закутываясь в одеяла, а то и в собственные плащи и меховые куртки, укладывались на полу поближе к огню. Санни похвалила себя за предусмотрительность: она заняла узкую лавку, на которой и ребенок-то с трудом поместится, зато будет здесь спать одна. За столом неподалеку, привалившись к стене, спал молодой мужчина. Морщился и вздрагивал во сне. Хозяйка у очага помешивала похлебку, но то и дело придремывала с длинной ложкой в руках.

   Санни подоткнула под спину заплечный мешок с вещами, подтянула колени к груди, плотнее укутываясь в плащ. Завтра снова в путь, в путь… Снежный путь… Не хотелось даже думать об этом. Она открыла глаза и резко выпрямилась. Гадалка стояла перед ней, карты ссыпа́лись на стол с сухим шелестом, точно осенние листья.

   — Погадать тебе?

   — Нет у меня денег на твое гаданье, — буркнула девушка и отвернулась. Женщина не ушла, уселась напротив. Пальцы просто порхали, раскидывая карты вверх «рубашкой». Глаза ее при этом были устремлены на Санни, яркие губы изогнуты в белозубой усмешке.

   — Я же сказала — нет денег! — повторила Санни.

   — А я раскину на тебя карты бесплатно, — легко отозвалась женщина. Санни все старалась не смотреть ей в глаза: говорят, такие могут зачаровывать одним только взглядом… Недоверчиво поморщилась:

   — С чего это ты вдруг такая добрая?

   — Я в пути и ты путница, — сказала гадалка чуть нараспев. — Я хочу тебе помочь.

   Санни смотрела в стену. Уже много времени ей удавалось выдавать себя за парнишку-подростка — так безопаснее. То ли она чем-то выдала себя сегодня, то ли у гадалки и впрямь острый глаз. Неудивительно — при ее-то полуколдовском-полуобманном ремесле… Санни со вздохом стянула шапку. Неровно подстриженные светлые волосы упали по обе стороны осунувшегося лица.

   — Разве я просила о помощи?

   Женщина чуть сощурилась.

   — Девушка, переодетая парнем, путешествующая в одиночку по зимней дороге, спящая в захудалой корчме… Конечно, у тебя все в порядке!

   — Ночевала я в местах и похуже, — пробормотала Санни, опуская ноги со скамьи на пол. — Может, все и так, как ты говоришь, только не вижу я, тебе-то какой ко мне интерес?

   — Судьбы, — сказала женщина приветливо. — Я меняю человеческие судьбы.

   — Так же, как тасуешь свою колоду?

   Гадалка кивнула.

   — Я раскидываю карты — раз за разом, и с каждым раскладом твоя судьба меняется. Выбери свой расклад, девушка. Выбери сама.

   Обветренные губы Санни растянулись в невеселой усмешке.

   — Да знаю я все, что ты мне тут наговоришь! Дорога дальняя, неожиданный удар, враг темный, друг давний, испытания, тяжелая болезнь, а в конце — мечты сбываются, родной дом, денег мешок — и мой сердечный король… Разве не об этом ты толкуешь весь вечер?

   Женщина улыбалась, глядя на свои танцующие пальцы. Казалось, она не карты раскладывает, а плетет причудливый запутанный узор.

   — У тебя хороший слух, девушка. Только говорила я это за деньги, а не меняла судьбы. И я никому не лгала — все это будет, хоть и не совсем так, как им хочется.

   За соседним столом зашевелился мужчина, повернул голову, открыл глаза. Смотрел на них с сонным недоумением.

   — Иди и ты послушай, — сказала ему гадалка, не оборачиваясь. — Раз уж тебе не спится.

   Тот потер лицо ладонями, встряхнулся — и неожиданно быстро поднялся. Пересел за их стол рядом с женщиной. С улыбкой разглядывая Санни, сказал:

   — А я-то смотрю и думаю — сплю я или нет? Засыпал — рядом был тощий парнишка. Проснулся — симпатичная девушка. Что за колдовство?

   Его улыбка была открытой и чуть сонной. Темные глаза поддразнивали.

   — Встречала я тех, кто легко меняет не то что одежду — саму шкуру, — сказала гадалка. Ее пальцы двигались все медленней. Женщина оценивающим взглядом окинула карты, как будто видела их насквозь. Поменяла пару-другую местами и выжидающе посмотрела на девушку.

   — Ну так что же? Оставляем этот расклад или выбираешь следующий?

   — Хочешь, чтобы я взяла кота в мешке? Ты ведь даже не рассказала, что мне там выпало!

   Гадалка уверенно кивнула:

   — Так оно всегда и бывает.

   Парень поглядывал то на нее, то на Санни.

   — На сердечного короля гадаем?

   — Кто, может, и на сердечного! — огрызнулась Санни. Ей не понравилась усмешка в его низком голосе. — А я меняю судьбу!

   Парень снова потер ладонью лицо. Не выспавшийся, усталый, взъерошенный — но очень, на взгляд Санни, привлекательный.

   — А чем тебя твоя-то не устраивает?

   — Те, кого все устраивает, дома сидят! — Санни мотнула головой. — Вон, посмотри, сколько таких, как я. Да и ты, — она окинула взглядом его хоть и добротную, но изрядно поношенную одежду, — ты тоже не выглядишь уж очень удачливым.

   Темные густые брови сошлись.

   — Да, мне нелегко бывало, — признал сдержанно парень. — Но я не жалуюсь...

   — А кто тут жалуется?

   — …и я сам сумею наладить свою жизнь, а не буду наколдовывать ее темной ночью!

   Два взгляда — карий и серый — с вызовом скрестились над столом. Гадалка, затаенно улыбаясь, переводила глаза с одного на другую. Мягко убрала несколько карт: не задумываясь, с разных мест — точно пчела, берущая с цветов взятку. Парень первым отвел взгляд. Кивнул на карты:

   — Ты, и вправду, можешь поменять судьбу?

   — А что такое правда? — ответила женщина. — Правда — то, во что веришь. Ты сразу поверил мне, и для тебя это правда. А Санни пока не верит, и что для нее еще станет правдой…

   Слишком много слов, думала девушка. Она опутывает людей словами, точно паутиной... И, вздрогнув, вскинулась испуганно:

   — Я же не говорила, как меня зовут!

   Гадалка показала на карты.

   — А разве всегда нужны слова?

   — Санни, — произнес парень — так мягко, что у нее что-то дрогнуло в груди. — Красивое имя.

   Женщина двинула в его сторону темной изогнутой бровью.

   — На тебя тоже карты раскинуть, или сам имя назовешь?

   — Я Дайяр, — поспешно представился тот. — А поверил я тебе, потому что кое-что видел… Даже тех, кто запросто меняет свою шкуру.

   Санни смотрела на них озадаченно.

   — Меняет шкуру? Вы что, встречали оборотней?

   — И не раз, — сказал Дайяр. Гадалка просто кивнула и, не глядя, вновь убрала карту. Санни проводила ее глазами.

   — Что ты там все убираешь?

   — Лишнее.

   — И что у меня оказалось лишним?

   Гадалка перевернула карту. Молодые люди рассматривали оскалившегося голубого зверя.

   — Пантера?

   — Пантера, но из тех, кто меняет шкуру.

   — А что эта карта означает?

   — Судьбу, которая тебя, по счастью, миновала.

   — Встречу с оборотнем?

   — БЫТЬ оборотнем, — поправила женщина. Санни поежилась.

   — И что, любой, кто вытянет эту карту, становится оборотнем?

   Женщина смотрела на нее с нетерпением.

   — Как ты не понимаешь? ЛЮБОЙ ее не вытянет. Я убрала карту, потому что она не из твоей судьбы.

   — Ты все убираешь и убираешь, — заметил Дайяр, — сколько их должно вообще остаться?

   — Столько, сколько останется, — туманно ответила гадалка. Взгляд Санни был прикован к пантере. Она осторожно повернула ее к тусклому свету очага. Казалось, шкура зверя посверкивает голубыми искрами.

   — А был кто-нибудь… кому досталась эта карта?

   — Я не гадала ей, хотя и встречала когда-то. Видела.

   — И что с ней стало?

   Гадалка усмехнулась.

   — Не пойму я что-то, на кого я сейчас карты раскидываю. Хочешь узнать про ее или про свою судьбу?

   — Ну-у… раз уж я тебя гадать все равно не просила, расскажи лучше о ней, — палец девушки постучал по карте. — Кто она? Как стала оборотнем? Что с ней приключилось?

   — Ну что ж, впереди целая ночь… А в горле уже пересохло, — с намеком произнесла гадалка. Дайяр молча поднялся и принес пива. Когда он поставил кружку и перед Санни, та возмутилась — шепотом:

   — Я пива не просила!

   — Тогда что? — с готовностью спросил он. — Есть еще ячменный напиток. И кипяток с медом. Чего ты хочешь?

   Санни слегка растерялась. Она так давно уже отвыкла от простой заботы о себе.

   — Ничего, — буркнула, отворачиваясь. — Ноги-руки есть, сама схожу, если понадобится.

   Дайяр пожал плечами и сел.

   — Ну, так что там про голубую пантеру?

   Гадалка неторопливо сделала глоток из своей кружки. Взяла карту, повертела так и сяк, разглядывая, словно видела впервые.

   — Давно это было… Но время — как сейчас, — она повела рукой, показывая на спящих вповалку людей, — неспокойное время. И в это-то самое нелегкое время угораздило ее родиться…

   Санни недоверчиво хмыкнула:

   — Будто мы сами выбираем, когда нам родиться!

   — Некоторые говорят, что и сами. Только судьбу вот этой девочки определили боги. Вернее, богини.

   Женщина вглядывалась в карту, точно там была написана история, которую она собиралась рассказать. Санни внезапно обнаружила, что глаза у гадалки вовсе не черные, как казалось в полумраке корчмы — синие, густо-синие. Да и седина в волосах — не желтая, не белая, и не серая — отливающая голубым. Гадалка разомкнула сухие губы:

   — Еще до своего рождения я была обещана Черным богиням…

   Г О Л У Б А Я П А Н Т Е Р А

   Еще до своего рождения я была обещана Черным богиням: вторая жена Владетеля Соколиного приюта долго не могла выносить ребенка и, в конце концов, поклялась отдать родившегося живым служению древним силам. Но моя мать умерла в родах, а отец осмелился нарушить клятву, оставив меня при себе. Хотя он был одинаково суров и со мной, и со сводной сестрой Бейги, я знала, что он любит меня. Но иногда озадачивал его взгляд — смесь боли и затаенного страха (боги коварны, злопамятны и не терпят, когда их обманывают). Говорят, я как две капли воды походила на мать: те же странные серые, даже с голубизной волосы, те же темно-синие глаза, те же резкие черты лица.

   Если Бейги проводила время в обществе сверстников, наследников благородных Владетелей, то меня очень редко отпускали за пределы наших земель. Целыми днями я рылась в пыльных забытых манускриптах, обследовала огромный замок, да носилась с ордой таких же полудиких детей по нашим владениям, осваивая искусство соколиной охоты. Но мне нравилась такая жизнь, где существовал лишь один запрет — приближаться к древнему святилищу Богинь на северной границе наших земель. Я не слышала шепота и пересудов за спиной, не замечала, что люди избегают моего взгляда, разговора со мной. Теперь-то я понимаю — они боялись нависшего надо мной проклятья.

   Видимо, отец надеялся, что его дочь минует долг клятвы. Но едва мне исполнилось десять лет, случилось то, что должно было случиться. В один из своих первых женских дней я проснулась на лесной поляне вдалеке от замка. Когда растерянная, мокрая от росы, в одной рубашке, я вернулась домой, где уже поднялся переполох, и объяснила, что не знаю, как очутилась в лесу, то увидела, как помертвело лицо отца, услышала, какая тишина повисла под высокими сводами.

   Не объясняя причины, отец приказал на дверях моей спальни укрепить тяжелые засовы, на окнах — крепкие ставни. Все было напрасно — замки, часовые, заговоры. Утро за утром я просыпалась в лесу, не помня, что со мной было. На пятый день, открыв глаза, я увидела рядом отца — на его лице, измученном бессонной ночью и страхом, лежала печать обреченности. В руках его был меч.

   — Отец! — воскликнула я, смеясь и радуясь. — Как ты нашел меня?

   — Я шел по твоим следам.

   Он попытался уклониться от моих объятий, но руки его дрогнули, выронили меч, и он больно прижал меня к себе, хрипло шепча:

   — Ты моя дочь... дочь... Я не отдам... никому тебя не отдам...

   Трава вокруг была примята, а на ветках кустарника блестели клочки голубоватой шерсти: когда я коснулась их, они растаяли, как клочья тумана в ясное утро.

   — Что это?

   — Наваждение, — ответил отец и, крепко взяв меня за руку, повел домой.

   Вскоре в замок приехала сестра отца. Зная, что тетка меня недолюбливает, я старалась не попадаться ей на глаза, а отрывок того странного разговора услышала совершенно случайно.

   — ...многие дети ходят во сне...

   У тетки был властный, не терпящий возражения голос:

   — Оставь! Ты знаешь, в чем дело! Поговаривают, появился невиданный в здешних краях зверь — голубая пантера. Она ходит по ночным улицам и заглядывает в окна. У нее синие глаза.

   — Да, у нее синие глаза.

   — Ты... ты видел ее?

   — Да. Я ее видел. Она купалась в лунном свете и играла с сухими листьями, как с бабочками...

   — А потом?

   — Я пошел по ее следам.

   — И что же?

   — Я нашел свою дочь.

   Пауза.

   — Пока она молода, и они владеют ею лишь в женские дни, — произнес бесстрастный голос тетки, — что будет, когда она войдет в силу? Не лучше ли вернуть то, что принадлежит богам?

   — Пусть она не такая, как другие, — тяжело сказал отец, — но она моя дочь. Ни она, ни я не давали клятвы.

   — Я говорила, не следовало тебе жениться на той женщине: она несла на себе печать проклятия. А теперь проклятие падет и на наш род. Почему ты не выполнил волю своей жены? Если Эрнани когда-нибудь узнает...

   — Я убью всякого, кто осмелится ей сказать об этом! — с силой сказал отец. — Пока я жив, ни ты, ни они ее не получат!

   — Да. Пока ты жив. — С этими словами тетка вышла из библиотеки и наткнулась на меня. Ее гневный взгляд пронзил меня, костлявые руки взметнулись для удара... Я отшатнулась, прикрываясь ладонью...

   Яркая вспышка. Не понимая что происходит, я опустила руку. Тетка отступала, не спуская с меня глаз. Ее костлявое тело сотрясала крупная дрожь.

   — Они сильнее меня! — простонала она, отворачиваясь.

   Отец стоял на пороге библиотеки, пристально наблюдая за нами. Его лицо было бледным. Через неделю, никому не сказав о цели путешествия, отец с небольшим отрядом покинул замок. А я перестала ломать голову над загадочным спором и над моими ночными странствиями, тем более, что случались они редко и не приносили мне вреда.

   Вернувшись через несколько месяцев, отец объявил, что обручил меня с одним из Горных Князей — Князем Серебра. Пока мы еще слишком молоды, но лет через пять...

   — Хорошо, — ответила я, не видя причины для радости или печали, и выбросила свое обручение из головы. О том, что я — невеста, напоминало лишь кольцо, над которым насмехалась Бейги, твердившая, что у Горных Князей нет ничего, кроме их имени. Но мне кольцо нравилось: оно было тонким, легким и не мешало стрельбе из лука. Раз в год мой далекий жених присылал мне подарки — великолепные шкуры невиданных зверей, чудесной огранки хрусталь, и все то же серебро — изящное, светлое, словно вобравшее в себя лунное сияние...

   Время шло. Все реже гости появлялись в нашем замке, все реже мы получали приглашения от окрестных Владетелей. Но лишь Бейги огорчало и бесило это. Нам с отцом было достаточно общества друг друга — на охоте, у камина долгими зимними вечерами. Отец стремился каждую свободную минуту провести со мной, будто старался наверстать упущенное или наговориться вперед на долгие годы. Возможно, он предчувствовал скорое расставание...

***

   Враг пришел в год моей свадьбы — так внезапно, что даже воины-горцы были застигнуты врасплох. Владетели, верные заключенному союзу, собрав отряды, уходили воевать на север.

   Перед отъездом отец долго, будто стараясь разглядеть во мне кого-то еще, смотрел в мои глаза.

   — Простишь ли ты меня когда-нибудь, дочь? — произнес он загадочную фразу, поцеловал меня в лоб и простился с остальными.

   Я смотрела ему вслед с тяжелым сердцем. Я уже знала, что он не вернется, и была готова к известию, которое мы получили через два года. Сам ли он искал смерти, или она его настигла... Рыдавшая Бейги обвиняла меня в бессердечии, но все свои слезы я уже давно выплакала.

   А через несколько лет война докатилась и до нас: отбросив остатки горцев и войск северных и ближних Владетелей, враги лавиной обрушились на равнины. В считанные месяцы благодатная земля была вытоптана, сожжена, разграблена. Стрейкеры прошли и через владения Соколиного приюта — мы, немногие его защитники, женщины, в полной мере познали, что значит поражение, насилие, смерть...

***

   — Что же ты рыдаешь?

   Не сразу выбравшись из омута мертвой отрешенности, я отвела глаза от серого пепла в своих ладонях. Сестра стояла надо мной, опухшее от слез темное лицо кривилось в недоброй усмешке.

   — Над чем, Владетельница Эрнани? — ее красивый голос срывался на визг. — Ты должна радоваться! Ни один мужчина не глянет на тебя по доброй воле, а тут тебя любили многие! Даже твой нареченный взошел бы с тобой на брачное ложе лишь для того, чтобы зачать наследника, а потом отвернулся бы с омерзением!

   Во мне просыпался ужас: казалось, сестра сошла с ума...

   — Бейги! Что ты говоришь?

   — Правду! Я ненавижу тебя! Ты — проклятие нашего рода! Из-за тебя на нас обрушиваются несчастья! Из-за тебя я до сих пор ни с кем не обручена, а ведь я старше и красивее тебя! Да и тебя отец обручил, лишь посулив Горному Князю все свое богатство, но Князь откажется и от богатства, когда узнает, кто ты! Ты — ведьма, оборотень, слуга Черных Богинь, Голубая пантера! О, почему тебя им не отдали в час рождения, как обещала твоя мать! Может, и отец, которого ты околдовала, был бы жив, а я... я...

   Бейги разрыдалась. Я с трудом поднялась с холодных каменных плит. Подняла руку, но Бейги отшатнулась — в ужасе и отвращении.

   — Что же... что же вы не сказали мне раньше? Почему?!

***

   Я стояла у окна смотровой башни. Снег. Пепел. У ворот замка дотлевал погребальный костер. Провела пальцами по лицу, словно пыталась убрать паутину, мешавшую смотреть. Но мир так и остался серым. Вряд ли в него вернутся краски.

   Я была слепа все эти годы. Сейчас я вспомнила шепотки и взгляды, странную скованность людей в моем присутствии, отчужденность, а то и враждебность ближних Владетелей...

   А мои ночные странствия! А выражение глаз моего отца! «Она купалась в лунном свете...» — «А потом?» — «Я пошел по ее следам...» — «И что же?» — «Я нашел свою дочь».

   Не лучше ли вернуть то, что принадлежит богам? Спасибо, отец, за все, что ты сделал или пытался сделать для меня, но, видно, от давней клятвы, от судьбы не уйдешь. Если я не такая, как все, то и жить мне следует по-другому. Как? Про то знают Богини.

   Дрожа от холода и страха, я стояла перед древним святилищем, не решаясь сделать последний шаг. Хотя вокруг крупными спокойными хлопьями падал снег, черные камни оставались чистыми и блестящими. Столетия, прошедшие над миром, не оставили на них и следа.

   Опустив на лицо занавесь волос, я шагнула вперед. Окоченевшие босые ноги ощутили внезапное тепло — оно вошло ноющей болью. Подняла глаза. Четыре Черные Богини смотрели на меня с четырех углов — огромные, трехметровые, с указывающими на меня пальцами. Четыре взгляда скрестились на моем лице — взгляд смерти, взгляд мести, взгляд жизни, взгляд любви. Плоские, бесстрастные лица, лишь глаза со вставленными в древние времена драгоценными камнями светились живо и ярко. Я обвела их медленным взглядом.

   — Это я. Я пришла вернуть то, что принадлежит вам по клятве. Возьмите меня и, если можно, не обращайте свой гнев на тех, кто мне близок.

   Я подождала: ответа не было.

   — Настали времена, когда люди не могут или не хотят помочь друг другу, и я пришла к вам в страхе и сомнении. Бывали времена страшнее, но нам выпали эти. Будь я прежней Владетельницей Эрнани, я бы лишила себя жизни, но если я принадлежу вам, подскажете ли мне, что делать, куда пойти, о чем думать?

   Я смолкла. Тишина плыла над миром — до вершины холма не доносились стоны, плач и проклятья... Что Богиням до нашего смертного мира?

   Опустившись на колени, я без особого удивления обнаружила в четырех чашах бассейна благоуханное масло — кто-то чтил еще древних. Пока есть люди, верующие в них, старые боги живы и могущественны.

   Скоро отблески огня заплясали на шероховатых камнях — желтые, красные, белые, зеленые... Лики богинь изменились, они смеялись надо мной, такой жалкой, глупой, беспомощной. Склонив голову, не прося, не жалуясь, я смотрела в темный глаз водоема. Богини слышали. Если будет на то их воля, они ответят.

   Зажмурилась и вновь открыла глаза. Что это? По ровной поверхности воды пробежала рябь, но ведь ветер не проникал в святилище! Из блестящих чешуек складывалась картина — мерцающая, неверная, зыбкая... Дорога... блеск мечей... окровавленное лицо мужчины... тающее мерцание ожерелья... оскаленная пасть голубого зверя...

   Глаза резало все сильнее, не выдержав, я на мгновение зажмурилась, но и этого было достаточно, чтобы поверхность воды вновь стала темной. В ней отражалось только мое лицо, бледное, как луна за облаками.

   — Мои Богини! — воскликнула я с мукой. — Вы сказали, но я не смогла услышать...

   Глаза четырех Богинь были тусклы и равнодушны. Я должна выполнить их волю, а как...

   Заплетя длинные косы, я отрезала их и положила на жертвенный очаг — во славу Четырех Богинь.

***

   — Благодарение небу! — с насмешкой и досадливым облегчением воскликнула Бейги. — Мы уж думали, что никогда не увидим своей Владетель... что у тебя с волосами?

   Я остановилась, глядя на нее. Без сомнения, она была красива, гораздо красивее меня, и со стороны отца было жестоко забывать о ней.

   — Идем, — сказала я, — я должна кое-что тебе показать.

   Удивленная, а то и встревоженная, Бейги последовала за мной. Я шла, опустив голову, между молча расступавшихся уцелевших — сколько из них боялись, ненавидели меня, призывали на мою голову проклятья?

   Я проследовала тайным ходом в подвалы замка. Бейги испуганно вскрикнула, я оглянулась, но это был всего лишь скелет древнего вора, прикованный к подножию лестницы. Склонив чадящий факел, я с трудом приподняла крышку одного из кованых сундуков: как солнце в ручье, свет пламени заиграл на бесчисленных драгоценных камнях, золоте, серебре...

   — Боги мои, что это, Эрнани?

   — Твое приданное, Бейги. А вон там стоят мешки с зерном. Вы продержитесь до следующего урожая. А если нет, расстанься с частью этого богатства.

   — Что?

   Я внимательно смотрела на нее. Озаренное факелом и светом золота лицо сестры сейчас не было красивым: темные жадные провалы глаз, рта; чернота волос сливалась с мглой подземелья. Я заколебалась, смутно понимая, что совершаю ошибку, но все же сказала:

   — Было бы лучше, если бы я не родилась, правда? Проклятие бы не преследовало вас, ты бы стала Владетельницей. Красивой, богатой, счастливой... Ты будешь счастлива.

   Я отдала факел Бейги и пошла вверх по лестнице.

   — Сестра!

   Я обернулась, посмотрела на нее пристально:

   — Твоя сестра умерла, Бейги.

***

   Она кричала долго — так долго, что крик превратился в сипенье, хрип, но она продолжала кричать, хотя знала, что никто ей не поможет, мужчины заперты или перебиты, а женщины...

   А потом случилось это. Хриплый рык и отчаянный вопль слились воедино. Очередной насильник отпустил ее, вскакивая. И был сбит на землю голубой молнией, огромным зверем, вылетевшим из темноты.

   Она с трудом приподнялась, опираясь на руки. По улице, освещенной пожарами, метались черные тени — крики, непонятные команды, блеск оружия... А между ними бесновался яростный, искрящийся, волшебный зверь.

   Оцепенев, она смотрела, как враги падают один за другим — с прокушенным горлом, с разорванными животами. Вскоре они остались единственные живые на этой улице убийств: девушка и Голубая Пантера. Зверь обернулся, облизывая окровавленную пасть, глаза сверкнули синим огнем.

   — Повелительница... — выдохнула девушка, — повелительница ночи... ты пришла.

   Пантера повернулась, неспешно и мягко ступая, направилась к ней. Увидев так близко от себя эти светящиеся глаза, белоснежные клыки, девушка вздохнула... повалилась на черный снег.

   Голубая Пантера постояла над неподвижным телом. Не притронувшись к нему, скользнула от пламени пожара в благодатную ночь...

***

   Дан еще раз напряг мышцы, но тщетно — он был связан слишком крепко. Попасться в ловушку так глупо — ему, горному охотнику!

   Враги, не скрывая усмешек, следили за ним.

   — Что будем делать?

   — Допросим, а потом немного поразвлекаемся...

   Дан прекрасно понимал их слова: за столько лет войны можно изучить даже сны врага, не то что его язык. Один из стрейкеров подобрал меч Дана, взвесил его в руке. Приставил клинок к горлу пленного. Тот не спускал с него внимательных серых глаз.

   — Ну-ка, горец, пес, идущий по следу, скажи — сколько вас в стае?

   Дан усмехнулся и почувствовал, как острие легко прокололо кожу.

   — Отвечай, горец!

   Дан захрипел.

   — Легче, легче, — добродушно выговорил второй, — а то он не сможет ничего сказать.

   Враг неохотно отнял меч, наклонившись, ударил мощной рукоятью. В глазах у Дана потемнело — и он не сразу понял, что происходит.

   Резкий свист, стрейкер медленно валится на пленника. В узкой щели между шлемом и кольчугой торчит черная стрела.

   Ошеломленные враги, хватаясь за оружие, крутятся на месте; придавленный тяжестью убитого, Дан ухитряется лягнуть связанными ногами одного из них; другого, рванувшегося в заросли, настигает вторая стрела. Дан пытается перевернуться на бок и замирает. Нет, это не его Охотники...

   Серый человек мягко спрыгнул с дерева, неторопливо пошел по утоптанному снегу, держа под прицелом третьего стрейкера. Дико вскрикнув, тот рванулся со снега — и получил свое.

   Дан поморщился:

   — Зачем ты? Мне надо было его допросить.

   — А мне надо было его убить, — возразил лучник.

   Он подошел, перекинув через плечо лук, остановился над Даном. Из-под серой ткани капюшона блестели глаза. Повернув к нему голову, Дан молча ждал. Лучник достал нож и наклонился.

   — Стоять! — крикнули за его спиной. — Стоять! Брось нож!

   И в этот миг Дан не мог не восхититься незнакомцем. Тот даже не вздрогнул. И тем более не бросил нож. Только медленно выпрямился и обернулся.

   — Брось нож! — угрожающе повторили ему.

   — Бросит, — пробурчал Дан, — да только в тебя. Развяжи меня хоть ты, Брон.

   — Но...

   — Развяжи ты, если не даешь ему! Или ты ослеп?

   Все еще настороженно косясь на отступившего лучника, Брон, мальчик из его отряда, выросший на этой войне, быстро разрезал веревки, помог подняться. Отстранившись, Дан протер снегом разбитое лицо, оглядел поляну. Вздохнул с досадой. Брон подвел коня — невысокое, крепкое, выносливое животное с заплетенной в косички гривой. Отряхиваясь, Дан уселся в седло. Брон наклонился над мертвым стрейкером, снимая с него подбитый мехом плащ, встряхнул, любуясь золотой вышивкой. И услышал негромкое:

   — Я бы не советовал этого делать.

   Брон покосился недобро:

   — Почему?

   — Я могу ошибиться, — просто объяснил лучник.

   Брон хмыкнул, накидывая на плечи плащ. Командир, молча наблюдавший за ними, сказал резко:

   — Он прав. Брон, брось тряпку!

   Досадуя, но не смея возражать, Брон отшвырнул плащ и взлетел на своего коня.

   — Едем?

   Сдвинув брови, Дан смотрел на лучника.

   — Погоди. Послушай, парень. За мной мой долг и моя благодарность. Не хочешь присоединиться к нам?

   — Я иду по следу, — возразил лучник.

   — Так пойдем вместе. Кто бы ты ни был, мы заняты одним делом.

   — Ты хочешь взять меня в отряд?

   — Да. Если ты снимешь, наконец, капюшон!

   Помедлив, лучник поднял руку и сдвинул капюшон на плечи. Порыв ветра бросил ему в лицо пригоршню снега, лучник прищурил темно-синие глаза. Брон разъяренно засвистел — как он и думал, парень был ненамного его старше. Дан пристально вглядывался в бледное, усталое и спокойное лицо, и неуловимая улыбка трепетала на его суровых губах.

   — Ну что же, лучник... Я беру тебя.

   — Я иду с тобой, но помни — иду по своей воле и могу уйти, когда захочу.

   Брон негодующе фыркнул, но командир протянул тяжелую руку.

   — Согласен.

   Ухватившись за его рукав, наступив на носок его сапога, лучник легко поднялся в седло перед Даном. Тот усадил его поудобнее... медленно отнял руки. Наклонившись, поправил свой плащ и снизу взглянул в лицо лучника.

   — Как, говоришь, тебя зовут?

   Тот перевел на него непроницаемый взгляд.

   — Я не говорил. Эрни.

   Ничего на это не сказал Дан. Только снял с себя меховые рукавицы и натянул на узкие руки Эрни. Тот обернулся в недоумении. И встретил смягчившийся взгляд суровых обычно глаз.

   — Лучник должен беречь свои руки, — сказал Дан.

***

   Застонав, я перевернулась на спину и открыла глаза.

   В развалинах придорожной гостиницы, служившей нам в эту ночь убежищем, горел бездымный костер. Вокруг, завернувшись в меховые плащи, спали люди. Командир Горных Охотников сидел у моего изголовья и задумчиво глядел на меня.

   Я стремительно села, машинально проверяя ворот куртки.

   — Эрни... — негромко произнес Дан.

   Его высокоскулое смуглое лицо сейчас, казалось, потеряло властную жесткость. Или темнота смягчала резкие красивые черты? В теплой тени таяли глаза.

   — Слушаю, командир.

   — Ты хорошо знаешь здешние места? Куда направляются стрейкеры?

   Мы склонились над картой. Недавний снегопад завалил все дороги, и враги были вынуждены пробираться к реке, чтобы следовать по ее руслу к благодатному югу.

   — Здесь, — показала я, — они войдут в ущелье. Оно такое узкое, что трое всадников не смогут проехать рядом. Зимой на склонах скапливается много снега, часто случаются обвалы. Если обвал застигнет их посередине дороги, стрейкеры повернут обратно. А там их встретим мы.

   Командир поднял взгляд сощуренных глаз.

   — Если обвал будет...

   — Будет.

   Не знаю, мои ли губы это сказали, но услышав эти слова, я поняла — так и будет. Дан откинул голову, словно желая меня получше рассмотреть. Он был, как и все горцы, рослым, широкоплечим. Черные длинные волосы, перехваченные на лбу лентой с охранными рунами, были блестящими и жесткими, как гривы их мохнатых лошадей. Многие горцы заплетали волосы в косы или перехватывали серебряными застежками, но ни смешными, ни женоподобными их это не делало. Одежда из кожи и шкур показалась бы нашим Владетелям убогой и грубой, но она была прочна, удобна, и украшена сложной неяркой вышивкой. Лишь некоторые из них носили серебряные серьги и браслеты, настоящей же драгоценностью, которой я не уставала восхищаться, было их оружие.

   Командир горцев был молод и сероглаз. Суровостью обветренного лица он напоминал мне отца, но вряд ли эта суровость была свойством характера — скорее следствием жизни, которую он вел уже чуть ли не десяток лет.

   Итак, он взглянул на меня испытующе.

   — Обвал будет, говоришь ты?

   — Да.

   — Ну что ж, я рад. И не стану задавать вопросов, на которые не получу ответа. Поторопимся! По моим расчетам, они уже близко к ущелью.

***

   Деревня, встретившая их настороженно, — в такое время опасны любые вооруженные чужаки — смягчилась, услышав о бое в приречном ущелье, не жалея запасов, накрыла стол в одном из сохранившихся домов.

   Дан много пил, много ел, охотно улыбался поглядывающим на него женщинам. Сидевший по правую руку от него Эрни-лучник едва ли пригубил вина из своего кубка. Командир бросал на него короткие взгляды. Лучник воевал бесстрашно, нимало не заботясь о своей безопасности, разил врагов с одного выстрела...

   — Мы неплохо поработали сегодня, Эрни, — Дан накрыл узкую руку своей большой ладонью, легко скользнув пальцами по белой, тонкой коже: нет, не из крестьян, не из ремесленников... — все случилось так, как ты говорил. Мои люди довольны тобой, хотя поначалу были против. Взять в отряд кого-то с равнины, говорили они, то же самое, что таскать с собой женщину...

   Эрни просто, без вызова, взглянул ему в лицо.

   — Женщины бывают разные.

   — Да, — согласился горец, — но девушки с равнин более изнежены и избалованы, чем наши.

   — Сейчас всем приходится становиться сильными.

   Дан вновь кивнул.

   — Я наблюдал за тобой. Сразу видно, что ты не привык к такой жизни, но ты не жалуешься и не перекладываешь свою ношу на других. К тому же, ты немного владеешь магией...

   — Скорее она мной владеет. Я пока не знаю, Дан, что я умею, что — нет.

   — Все равно я рад, что ты с нами.

   Эрни без улыбки взглянул на него.

   — Я тоже, — сказал не сразу. И обернулся навстречу песне — мерной, печальной, тягучей песне гор.

   Закинув за голову руки, слушал ее командир Охотников. Притихшие крестьяне не сводили глаз с поющего Брона; молчали, опустив головы, горцы, и даже отрешенного лучника тронула грусть незнакомой мелодии...

   Не разжимая век, командир горцев вдруг заговорил — негромко, задумчиво... Он говорил о древних замках, высеченных прямо из черных скал, и таких же вечных и грозных. Он говорил о пылающем в небе огне — зимой, когда солнце помногу дней не встает из-за холодного горизонта. Говорил о буранах, о снеге — таком белом, ослепительном, какого не бывает на равнинах. Говорил о старинных изваяниях и святилищах, которые оставил после себя неведомый могущественный народ. О короткой весне и жарком буйном лете, когда пьянеешь от одного глотка южного ветра... Он говорил, и ему вторил ритмичный рефрен старой песни:

   — И тогда мы вернемся, вернемся, клянусь, мы, наконец, вернемся!

   Дан поднял ресницы, туманными, улыбавшимися глазами взглянул в задумчивое лицо лучника.

   — Там так красиво? — тихо спросил тот.

   — Там моя родина.

   Песня закончилась. Брон перебирал струны. Женщина, подошедшая налить вина, заметила:

   — Какой грустный мальчик! Сразу видно, тоскует по своей подружке! Хочешь, раскину карты, расскажу, где она и как она?

   Эрни вскинул на нее глаза, и повеселевший командир увидел, что лицо его порозовело. Дан отказался за лучника:

   — Спасибо, добрая женщина! Мы и так все о себе знаем.

   Та подмигнула ему черным лукавым глазом:

   — Да ты и знать не знаешь, насколько я добрая!

   Засмеявшись, повернулась — зазвенели браслеты и амулеты, плеснули черные распущенные волосы — и гадалка ушла искать счастья у других солдат.

   Лучник поднялся:

   — Я устал. Командир Дан извинит меня...

   — Командир сам с ног валится.

   Дан поспешно поднялся, освобождая проход, и усмехнулся, заметив озадаченный взгляд Брона.

   Скрестив ноги, Эрни-лучник перебирал свою сумку. Слабо шелестели сухие травы. Пахло летом.

   — Послушай-ка, — подал голос командир, молча наблюдавший за ним. — Я видел тебя сегодня в бою. Ты совсем не бережешься, словно ищешь смерти.

   — Смерть минет меня, — равнодушно отозвался Эрни. — Так сказали боги.

   — Что ж... Может, они сильнее моих. Но вряд ли боги будут защищать тебя от случайных царапин. У тебя даже браслета лучника нет.

   Дан сел на постели, расстегнул свой браслет — массивный, широкий, покрытый паутиной древних рун.

   — Возьми.

   — Но командир! Это не браслет лучника. Я не могу...

   — Можешь! Это не военная добыча. Это единственное, что осталось от моих сокровищ.

   Встретив взгляд лучника, усмехнулся криво:

   — Не думаешь же ты, что они щадили наши земли? У них было немало времени, прежде чем Владетели вспомнили о своем долге. Мне остались только сгоревшие стены... И еще вот это...

   Он бережно развернул мягкую шкуру голубого зверька. У Эрни дрогнуло лицо:

   — Боги, какая красота!

   Ожерелье сверкало на широких ладонях — светлое серебро, синие сапфиры и горный хрусталь, соединенные сложным узором.

   — Тебе нравится? — как-то застенчиво спросил Дан. — Это свадебный подарок. Подумать только, уже десять лет я должен быть мужем и отцом...

   — Война поломала многие свадьбы, — задумчиво сказал Эрни.

   — Свадьбы и судьбы. В тот год я и мои ровесники должны были взять в жены девушек с равнин...

   — Ты так и не встретился с ней?

   — Нет. И ничего не знаю о ее судьбе. А когда найду, смогу подарить нареченной в день свадьбы только это ожерелье, себя и свое имя.

   — От многих не осталось и имен. Я думаю, твоя невеста сумеет оценить тебя и твой подарок.

   — А ты? Дай руку! — Не слушая больше протестов, Дан надел браслет. — Говорят, боги, как люди, в родстве друг с другом. Быть может, и мои будут добры к тебе.

***

   Я проснулась от удушья — ворот рубахи, куртки, одеяло — все душило меня. В забытьи или кошмаре стала срывать с себя одежду...

   — Подъем!

   Я села, отводя с лица влажные волосы. Уставилась на руки, не веря своим глазам — на ладонях быстро таял снег. Во дворе возбужденно гомонили люди. Поднявшись, озадаченно оглядела разорванный ворот рубашки, накинув плащ, вышла за порог.

   — Пантера! — кричал кто-то, задыхаясь от страха и восторга. — Лошади взбесились, я вышел поглядеть, а она тут...

   Склонившиеся над снегом Охотники выпрямились, и я увидела крупные круглые следы. Они вились вокруг дома, конюшни...

   — Голубая пантера, — тихо сказала женщина. — Опять она появилась! К худу или к добру?

   — Голубая?

   — Да-да, голубая! — ответили сразу несколько голосов. — Голубая с серебряной полосой на спине! Синие глаза!

   — Вот это зверь! — воскликнул кто-то из охотников. — Добыть бы такую шкуру!

   — Упаси вас Боги, горцы! — испугалась крестьянка. — Говорят, это не простая пантера, а оборотень!

   — Взглянуть бы хоть раз, — задумчиво сказал Дан. — Синие глаза...

   Я смотрела на него. Горцы не промахиваются. И может, это было лучшим выходом...

   — Если увидишь, — сказала я тихо. — Убей сразу. Не смотри ей в глаза. Ни в коем случае не смотри пантере в глаза. Ты запомнил, Дан?

   Дан обернулся:

   — Почему? Почему ты говоришь мне это?

   — Просто совет одного охотника другому.

   — Странное дело, Дан! — негромко сказал ехавший сбоку Саймон. — Я прошел немного по следу этой пантеры. Он идет к дому и от дома.

   — Что же тут странного? Она пришла и ушла.

   — Сначала ушла. Следы, ведущие обратно, более свежие.

   Дан помолчал. Эрни-лучник, ехавший рядом, повернул бледное серьезное лицо.

   — Но тогда... Откуда же она взялась и куда делась? — спросил Дан.

   — Не знаю, Дан... Но...

   Их разговор прервал крик впереди. Дан, нахмурившись, пустил вперед коня: горцы избегали лишнего шума, когда шли по следу.

   — ...Там! — кричал Брон. — Там такое!..

   Дан, а затем и Саймон с Эрни, врезались в группу молчащих горцев.

   — Что здесь!.. — резкий окрик Дана пресекся. — Боги мои...

   Снег был красным. Снег превратился в лед — красный от смешавшейся крови лошадей и стрейкеров. Разорванные глотки, глаза, остекленевшие от ужаса, рты, ощеренные в предсмертном крике...

   — Что это? Кто это... Кто это сде...

   Дан повернул голову на затихающий голос. Эрни смотрел на него расширенными глазами.

   — Наша знакомая, — мягко сказал Дан. — Я и не знал, что она — наша союзница.

   — Мы тоже могли быть на их месте, — озабоченно произнес Саймон. — Придется быть поосторожнее.

   Кто-то предостерегающе крикнул. Полумертвый стрейкер полз прямо под ноги лошадей. Дан склонился, но стремительный лучник уже спрыгнул с седла. Его руки поддержали приподнявшуюся голову врага. Встретились взгляды. С мгновение стрейкер смотрел в ярко-синие глаза юноши, потом со сдавленным хрипом:

   — Пантера... Проклятая пантера! — метнулся в сторону.

   — Умер?

   Лучник медленно поднялся с колен.

   — Убей, — попросил тихо. — Убей ее, Дан. Убей.

***

   Привычно опершись на руку командира горцев, лучник спрыгнул с седла. Дан задержался перед пологом палатки, похлопывая себя перчатками по бедру и насмешливо глядя на изумленного Брона.

   — Брон, — позвал, не повышая голоса, — иди-ка ты сюда!

   Когда тот приблизился, сказал с улыбкой:

   — Брон. Мне не нравится, как ты пялишь глаза на меня и лучника.

   — И не пялил я... — проворчал тот, — хотя, сказать по правде, можно подумать...

   — Нужно подумать! — жестко сказал Дан. — Хотя бы о том, что если в наши дни девушки берутся за оружие, мы должны хоть немного облегчить им жизнь!

   — Де-девушки?..

   Дан успокоился. Вновь улыбнулся.

   — Так ты не знал! Нужно быть слепым... Расскажи и остальным. Но никаких намеков или вопросов я не потерплю! Если ей хочется что-то сохранить в секрете, это ее право.

   Горцы не особо удивились — кто-то уже знал, кто-то догадался, да и в горах женщины оружием владели наравне с иголкой. Но, повинуясь приказу Дана, ни взглядом, ни вопросом не тревожили Эрни-лучника.

***

   Совещание командиров отрядов горцев и Владетелей закончилось неожиданно быстро, и Дан, не поддавшись на уговоры, пустился за полночь в свой дальний лагерь.

   Спешился. Обменялся несколькими фразами с часовыми («Опять поблизости видели пантеру»), прошел к своей палатке, отстегнул меховой полог. Отряхивая наметенный на плечи снег, поднял голову — и слова приветствия замерли на его губах.

   Лучник Эрни сидел у огня, с каким-то оцепенением вглядываясь в танец пламени. Одежда была разбросана по сбитой постели, теплые блики плескались на мягких изгибах тела, полных грудях, плавных линиях живота и ног, золотили тонкую, словно светящуюся изнутри кожу...

   Зная, что это бесчестно, что он должен отвернуться, уйти, командир сделал шаг вперед. Эрни медленно оглянулась, в глазах плясало зеленоватое пламя — и вдруг вскинулась со слабым криком. У него было лицо... лицо тех насильников: темные затуманенные глаза, полуоткрытые жадные губы... Но все же это были глаза Дана — честного, славного, гордого Дана — и она не хотела его убивать.

   Обхватив себя за плечи, наклонив голову, так что волосы закрыли лицо, она заговорила:

   — Прошу тебя... Ради твоей матери, сестры, суженой... Уйди, оставь, не трогай, не прикасайся ко мне!

   Вряд ли Дан понял, расслышал ее, но — увидел стиснутые руки, беззащитные испуганные плечи, склоненную шею — и остановился, проводя ладонью по пылающему лицу. Оторваться от ее золотого тела было труднее, чем грабителю — от долгожданного сокровища.

   — Бог с тобой, девушка, — проговорил хрипло, — я не насильник.

   Он вернулся лишь через несколько часов — грелся у сторожевого костра, проверял часовых — и все это время успокаивался, собирался, готовясь к разговору, как к нелегкой битве.

   Эрни не повернула головы. Ее куртка была наглухо застегнута, руки стиснуты на коленях. Дан остановился поодаль, разглядывая тонкий профиль.

   — Я знал, что ты не мужчина, — произнес негромко. Кажется, ему удалось ее удивить. Эрни вскинула глаза.

   — Знал? И все это время...

   — Но ведь это была твоя тайна, — возразил он. Присел, откинул плащ. — Ты назовешь свое имя?

   — Оно тебе ничего не скажет.

   — У тебя есть родители, родственники?

   — Нет.

   Взгляд Дана скользнул по руке.

   — Жених?

   Эрни быстро прикрыла ладонь с сохранившимся следом от обручального кольца.

   — Да. Был.

   — С ним... что-то случилось?

   — Не зна-аю, — полустоном вырвалось у Эрни. — Не знаю, жив ли он. Воюет ли... Все равно я должна забыть о нем.

   — Ты устала ждать? — спросил Дан, и в голосе его не было ни гнева, ни укоризны. — Полюбила другого? Война длится так долго...

   — Я не нарушила клятвы. Но жив он или мертв, я не стану его женой.

   — Послушай, девушка. Не знаю, что случилось с тобой, твоим домом, твоими родными. Но я видел многих и многих, чьи души были черны и пусты от горя и потерь. И видел, как они воскресали — для жизни... Кого бы и что бы ты не потеряла, у тебя остается твое будущее.

   — Мое будущее во власти Черных Богинь.

   Командир сдвинул брови.

   — Я чужак, я не знаю ваших богов. Но мои боги добрее — они не забирают человека целиком. Богини и велели тебе отказаться от твоего жениха? И ты покорилась?

   Глаза Эрни вспыхнули еще неизвестным ему огнем — гневом, обидой? Сильные тонкие пальцы рванули тяжелый пояс, куртку, рубаху, обнажая золотистую кожу живота.

   — Ну так смотри же, горец!

   Дан смотрел и видел шрамы, оставленные небрежным росчерком кинжала — ровно настолько, чтобы не распороть живот, но оставить след на всю жизнь.

   — Стрейкеры метят все, что им принадлежало, — медленно сказала Эрни. — Думаешь, мой муж будет счастлив, лаская меня, каждый раз вспоминать, что я могла бы убить себя или врага, чтобы не допустить этого? Ты, мужчина, ответь мне!

   Дан сидел, склонив голову. Не спуская с него глаз, Эрни привела в порядок одежду. Сказала тихо:

   — Что же ты молчишь?

   Горец уловил в ее голосе мольбу и растерянность — уж не жалела ли она, что все ему рассказала? Дан поднял лицо, зная, что на нем ничего не отразится, сказал, тщательно и отчетливо выговаривая слова:

   — На месте твоего жениха я был бы рад, что ты осталась жива... Но у вас, жителей равнин, другие, странные обычаи...

   Ему показалось, Эрни хотела что-то сказать — но сдержалась. Дан поднялся.

   — Прости, девушка, за то, что я заставил тебя рассказать. Больше не буду пытаться узнать о тебе что-то, пока ты сама не захочешь... Утешать я не умею. Твое утешение сейчас в мести. А мое — в знании, что все проходит.

   Он шагнул было к выходу, но вдруг, круто развернувшись, опустился перед Эрни на одно колено. Девушка отшатнулась, но, перехватив ее испуганную руку, горец заговорил хрипло и умоляюще:

   — Не уходи, останься с нами — пока захочешь, пока позволят твои богини... Позволь мне заботиться о тебе, позволь быть рядом, беречь и защищать тебя!

   Эрни молчала. Опустив глаза, он продолжил:

   — Я не потревожу тебя ни взглядом, ни словом... Клянусь, эта была минута безумия, она больше не повторится. Прости меня.

   — Мне ли прощать... — сдавленно сказала она. — Мне ли, которая над собой не властна...

   И отвернула исказившееся лицо. Дан поцеловал ее узкое запястье и неслышно вышел.

***

   Не знаю, почему я все рассказала ему — не другу, не брату, не даже благородному Владетелю — чужаку, горцу, с суровыми и властными глазами воина. Никто не в силах понять до конца чужого горя, но я видела отблеск страдания на его холодноватом обычно лице.

   — ...У вас, жителей равнин, — сказал он. А мне хотелось ответить, что мой жених — один из них. Но тогда Дан не сдержал бы любопытства, а я — желания узнать судьбу своего Князя Серебра.

   Дан почти всегда был рядом — в переходе, в бою. Я не хотела жалости, но нуждалась в поддержке и дружбе. Я получила и то и другое. И не только от Дана.

   Если отбросить воспоминания, можно сказать, что я была счастлива — несмотря на все тяготы войны, несмотря на кровь и смерть. Я могла мстить, рядом были друзья, и даже странная сила, которой наградили меня Богини, уже не мешала и не пугала. Казалось, я стала хозяйкой своей судьбы, своих сил, своих мыслей...

***

   — Брон!

   Резкий оклик был, точно удар хлыста. Головы горцев, как по команде, повернулись к Дану. Он сидел на коне, сузившимися глазами глядя на юношу. Не понимая, в чем его вина, Брон нехотя подошел к командиру. Упершись рукой в бедро, тот смотрел на него сверху. Неудержимый гнев — гнев, которому не было ни причины, ни названия — душил Дана.

   — Брон! — сказал он холодно. — Что это значит?

   — Что? Что, мой командир? Я только помог Эрни... Ты ведь сам говорил...

   — Я говорил! — нетерпеливо кивнул Дан. — Я говорил. Но ты слишком стараешься, парень. Ты слишком усерден.

   Глаза Брона метнулись в сторону. Дан концом плетки поднял его подбородок.

   — Посмотри на меня. Уж не влюбился ли ты?

   — Если будет на то разрешение командира, — пробормотал Брон.

   С мгновение Дан смотрел в его смущенное лицо. Гнев и удивление боролись в нем. Наконец тихо рассмеялся:

   — Разрешения любить не спрашивают, дурачок. Любовь приходит и уходит, и ничто не в силах ее остановить. Иди. Если добьешься от нее хоть одной улыбки, сделаешь мне самый лучший подарок. Я сумел заставить ее только плакать...

   Дан вошел в палатку и был застигнут врасплох с самого порога:

   — Не бери завтра Брона!

   Дан замер с рукой у ворота. Давешний гнев взметнулся в нем — он резко рванул застежку.

   — Почему? Боишься потерять этого красивого мальчика?

   Даже не заметив необычной резкости его тона, Эрни взволнованно подошла к нему.

   — Я не боюсь. Я знаю. Я могу предвидеть будущее. Худшее будущее. Сегодня... Сейчас я увидела его лицо... изрубленное мечами. Прошу, Дан, поверь мне!

   Нахмурившись, он смотрел на нее.

   — Ну хорошо, хорошо... Я оставлю его охранять наших лошадей. Хотя это будет нелегко.

***

   Охотники напали на спящий лагерь, как они одни это умели — внезапно, бесшумно. Часовые лежали с перерезанными горлами, просыпавшихся стрейкеров разили одним ударом меча... Рассеявшиеся вдоль опушки лучники деловито и неспешно снимали немногих бегущих. Дан, оглянувшись, увидел, как, приопустив лук, Эрни отводит с лица волосы.

   — Эрни!

   Стрейкер бежал прямо на нее — израненный, но все еще сильный, разъяренный зверь. Эрни словно не видела его, лицо было бледным, глаза — слепыми.

   — Эрни!

   Вопль словно пригвоздил всех к месту — и в этом замершем мире Дан увидел, как взлетел и опустился меч стрейкера...

   Кинжал вошел ему под правую лопатку. Дан рывком откатил в сторону тяжелое окровавленное тело. Наполненные болью и страданием глаза Эрни смотрели ему в лицо.

   — Брон... Он умер... Его убили... Только что... Вот сейчас... Дан, от судьбы не уйдешь!

   Обняв ее, горец крикнул:

   — Быстро в лагерь! Там засада! Быстро!

   Его нетерпеливые пальцы скорее рвали, чем снимали с нее одежду. Эрни спокойно повела взглядом, сказала удивленно:

   — Кровь?

   — А ты что думала, — бормотал Дан, — у тебя в венах вода? О... Счастливы твои боги, девушка!

   — Я услышала чей-то крик, в последний момент прикрылась луком... Теперь надо будет менять его... И кольчугу.

   Перетягивая рану тряпкой, Дан кусал сухие губы. Ему хотелось кричать, вопить, плясать от радости... от счастья... Вместо этого он сказал:

   — Подарю тебе новые.

   — Пока мы защищаем их от стрейкеров, они воруют наших лошадей и убивают наших людей!

   Саймон втолкнул в круг единственного уцелевшего грабителя. Упав на колени, тот рыскал испуганным взглядом по суровым лицам горцев.

   — Умоляю, помилуйте меня, Владетели! Я не трогал вашего мальчика!

   — Зачем вы напали на наш лагерь?

   — Они говорили, у горцев хорошие лошади и полные сумки добычи... Голод, голод и дети заставили меня заняться разбоем!

   — Ты виноват, — Дан сделал знак, но человек, в отчаянии вглядывающийся в безжалостные лица, вдруг метнулся к ногам Эрни.

   — Владетельница! Моя Владетельница!

   Несколько мечей одновременно ткнулись в его спину, но Эрни, наклонившись, отвела их движением руки.

   — Гнор?

   — Моя Владетельница, — повторял тот, целуя ее ноги.

   — Как ты оказался здесь?

   — Голод... моя Владетельница... голод... те, кто хотел выжить, ушли...

   — Голод? Какой голод? В замке достаточно припасов, чтобы продержаться до весны.

   Гнор беспомощно пожал плечами.

   — Та... вторая госпожа сказала, что ничем не может нам помочь.

   Эрни медленно выпрямилась.

   — Гнор?

   — Да, госпожа?

   — Поклянись, что не убивал мальчика.

   — Пусть покарают меня боги!

   Эрни повернула голову.

   — Дан, могу я отпустить этого человека?

   Охотники зароптали, но командир ответил:

   — Его жизнь и смерть в твоей власти, Владетельница.

   — Возвращайся, — тихо сказала Эрни. — Возвращайся, Гнор. Будь моя воля, я вынесла бы и боль, и слезы, и голод, лишь бы остаться на родине. Прощай. И никому не говори о нашей встрече.

   Охотники неохотно расступились. Дан проводил взглядом Эрни, поколебался, и все же догнал Гнора у самого леса. Когда тот оглянулся на оклик, на его лице был ужас. Дан хотел спросить, но язык сковывала клятва.

   — Возьми эти монеты, Гнор, Они тебе пригодятся. И послушай свою госпожу.

   — О, высокий Владетель! — Гнор припал губами к его сильной обветренной руке. — Ты добр и справедлив, кто бы ты ни был! Сделай так, чтобы она к нам вернулась. Передай... скажи ей, пусть Голубая Пантера снова ходит по нашим улицам. С тех пор, как мы своими молитвами и проклятьями изгнали ее, беды сыплются на наши головы... Верни ее, Владетель!

   Дан шел, раздумывая над его словами. Голубая Пантера... Голубая Пантера. При чем тут этот зверь? Каким образом он связан с Эрни?

   — Дан. — Саймон шагал рядом. Лицо его было угрюмым. — Мне тревожно, Дан, — сказал он напрямик, — я вижу — ты другой. Ты изменился. Если бы не твое обручение, я бы подумал...

   Командир резко повернулся к нему. Жаркий гнев ослепил его глаза.

   — Что? Что ты хочешь этим сказать?

   Саймон смотрел на него. Его изуродованное шрамами лицо окаменело.

   — Я только хотел помочь тебе, Дан.

   — Ну так помоги, — буркнул тот. — Излови мне Голубую Пантеру.

***

   Она билась в сетке — великолепный, гибкий зверь — сгусток злобы, мощи и ненависти.

   Охотники с восторгом разглядывали невиданную добычу.

   — Как вам удалось ее поймать?

   Довольный Саймон пояснил:

   — Уже несколько дней она кружит вокруг лагеря. Я расставил ловушки, и... Ты доволен, Дан? Ты сам убьешь ее?

   — Да. Дайте дротик. Разбудите Эрни.

   — Я уже ходил, — доложил часовой. — Ее нет в палатке.

   Дан нахмурился — опять эти ночные странствия! Поймал внимательный взгляд Саймона. Охотники расступились. Дан привычно взвесил в руке дротик, выбирая нужную точку, чтобы не попортить голубоватый, мерцающий снежными искрами мех... Вдоль сильной спины Пантеры шла серебристая полоса, отливающие сталью когти рвали прочную сеть.

   Дан поднял руку. И услышал далекое, сказанное давно и неизвестно кем: «Не смотри ей в глаза». Он провел взглядом по замершей голове Пантеры — узкой изящной голове с круглыми ушами, по ее оскаленной, снежно-кровавой пасти. И, встретившись взглядом со зверем, вздрогнул. Это не были глаза зверя — синие, сверкающие, как сапфиры ожерелья — они были умны и тоскливы. В подвижных черных зрачках билась мысль-мольба. Дан пошатнулся — зрение его застилало голубоватой дымкой...

   — Убей меня, Дан, — тихо сказал чей-то голос, — убей меня. Убей!

   — Нет!

   Дан выхватил меч у Саймона и рубанул веревки, натягивающие сеть. Со сдавленными криками, хватаясь за оружие, охотники отскочили. На земле, сжавшись в смертельную пружину, застыла Голубая Пантера. Глядя ей в глаза, Дан бросил меч, сказав отрывисто:

   — Иди. Кто бы ты ни была — демон, оборотень, древняя богиня — уходи. Иди своей дорогой и не тревожь наши души. Не я дал тебе жизнь, не мне ее отнимать. Иди!

   Голубое тело стремительной вспышкой сверкнуло над костром. И Дана словно что-то отпустило.

   Он оглядел испуганные лица. Пробормотал:

   — Мне жаль. Я не знаю, что...

   Подошедший Саймон похлопал командира по плечу.

   — Зато я знаю. Мы сглупили, ты исправил, Дан. Этот зверек не по зубам даже горцам.

   — Но где-то я видел эти глаза... — пробормотал Дан.

***

   Зима. Весна. Лето. С отрядом охотников я прошла через всю страну до самого южного моря. Враг надорвался в горах и на наших равнинах — потому война опалила лишь краешек юга.

   Со скалы я смотрела на яркую воду — волны, пена, небо... Подумать только, если б не война, вряд ли бы я увидела море.

   Дан, наклонившись, похлопал коня по шее. Я заметила, что он искоса наблюдает за мной. Черные волосы были густы и тяжелы, ветер едва шевелил их, зато трепал легкую рубаху, облегавшую его могучую грудь.

   — Эрни. Ты решила нас покинуть?

   Я невольно вздрогнула. Иногда казалось, что горец читает мои мысли. Ответила сдержанно:

   — Ты ведь помнишь уговор?

   Я тронула коня, и мы начали спускаться вниз — бок о бок, бедро к бедру. Я поймала одобрительный взгляд идущей навстречу женщины, покосилась на Дана. Он не отрывал глаз от гривы своей лошади. Заговорил:

   — Уговор я помню. Но я хочу, что бы ты поехала со мной на север. Мне нужно найти мою невесту...

   — Богини ждут меня. Но пока нам по пути, я буду сопровождать тебя.

   — Что ты станешь делать дальше?

   — Я же говорила, над своей судьбой я не властна. У тебя свой долг, у меня свой.

   — Ты твердо решила не встречаться с нареченным?

   Я помолчала.

   — Дан. Нас обручили обманом. Жених ничего не знает о том, какие силы мною владеют.

   Дан окинул меня взглядом.

   — Но ведь ты остаешься женщиной, молодой, красивой...

   — Ты же знаешь... и кроме того... одна... она сказала, что ни один мужчина не полюбит меня. Я приношу только несчастья.

   — Кто бы ни сказал тебе это, она только женщина, Эрни.

   — Спасибо, что стараешься утешить меня.

   Голос Дана звучал угрюмо:

   — Брон был влюблен в тебя.

   — Поэтому его убили.

   — Да нет же! — крикнул Дан так яростно, что я вздрогнула. — Это война! Причем тут ты! Кто тебе сказал, что ты во всем виновата? С таким же успехом можно сказать, что я проклят — потому что потерял все и всех, да еще...

   Он внезапно смолк, кусая губы. Пораженная этой неожиданной вспышкой, я отвела взгляд от его изменившегося лица, спешилась, но Дан спрыгнул раньше, подхватил меня. Я ощутила его твердое сильное тело, теплое дыхание на своем лице, горячие руки. И странное ощущение пронзило меня, неудержимо повлекло — прижаться к нему, ближе, ближе, гладить мощные плечи, жесткое смуглое лицо... «Обними его!» — услышала я властное, но это уже приказывало не мое тело, не мое сердце... Я отпрянула — так резко, так явственно, что Дан, кажется, даже смутился.

***

   Он мог сказать, что одно ее мимолетное прикосновение может дарить радость и причинять боль, один взгляд может вызвать бешеное желание и великую нежность, а ее любовь...

   Но он сказал только:

   — Брон любил тебя.

   А потом она отшатнулась — наверное, он обнял ее слишком крепко, слишком откровенно...

   Зеленая трава хрустела под ногами. Эрни шла впереди. Она так и не сменила одежду на женскую, хотя волосы ее вновь отросли — тонкие, легкие, как паутинка, странного снежно-голубого цвета. Широкие ремни охватывали талию, спускались на бедра. Ветер шелестел травой и листвой, но громче был стук крови в висках, а глаза горца не отрывались от девушки.

   Поэтому он впервые потерял осторожность, впервые не заметил примет, указывающих на близость врага.

   Дан увидел, что девушка встрепенулась, словно просыпаясь. Обернулась с криком — испуганным и яростным:

   — Дан!

   Он отпрыгнул, выхватывая меч, но их было много, слишком много — обреченных, молчаливых, злобных... Эрни отступала, растерянная, невыносимо сейчас красивая.

   И вдруг ее руки взметнулись к вороту рубашки, рванули его, и он услышал то ли крик, то ли яростное рычание...

***

   Этот звук — то ли рычание, то ли вопль — все еще стоял у меня в ушах, когда я очнулась. С трудом подняла голову; плащ пополз с моих плеч, я поспешно поддернула его, потому что была совершенно голая.

   Дан сидел поодаль, положив руки на рукоять меча. Его грудь наискось была перехвачена повязкой с проступающей алой кровью.

   — Что случилось? — спросила я хрипло.

   Дан повернул голову, поглядел и ничего не сказал. Я села. И вспомнила: исказившееся лицо Дана — смесь отчаяния и ярости — а их было много, слишком много...

   Теперь они все лежали на поляне. Некоторые были убиты мечом, но большинство... Страшась взглянуть на Дана, я осмотрелась в поисках своей одежды. Рубаха была разорвана пополам. Как и кольчуга — такая сила была в то мгновение в моих пальцах... или когтях.

   Не поднимая глаз, я позвала тихо:

   — Дан.

   Он молчал.

   — Ты… видел?

   Дан молчал. Он пристально смотрел на мои руки. Я содрогнулась — и пальцы и ногти были в засохшей крови. Оборотень, Голубая Пантера... Вот он и узнал, наконец, кто я. Темные брови сведены, серые глаза смотрят с напряженным вниманием. Чего он ждет? Почему не уходит?

   — Теперь ответь, — негромко сказал Дан, — Кто ты, Эрни? Человек? Зверь? Колдунья? Богиня? Кто ты?

   — Не знаю. Уже не знаю. Я не то и не другое. Я оборотень. Я не властна над собой, я тебе говорила...

   — Почему ты не рассказала об этом раньше?

   — Как? — вырвалось у меня. — Как я могла? Чтобы ты отвернулся от меня? Чтобы боялся и ненавидел, как все они? В чем моя вина? Я думала, что уйду раньше, прежде чем кто-то из вас поймет... узнает...

   — И это главная причина твоего отказа от замужества?

   — Да. Нет. Я не знаю. Как женщина я обесчещена, а как колдунья... я до сих пор не владею своей силой. А мой жених не знает, и если узнает... уж лучше я сама освобожу его от клятвы!

   Дан слушал угрюмо. Лицо было бледным и постаревшим.

   — Нет! — сказал он резко. — Ты ошибаешься. Ты сильна и свободна. Сегодня ты стала Голубой Пантерой, потому что сама захотела этого, потому что иначе бы мы оба погибли, а не потому что так приказали твои Богини. Слушай, девушка. Ты можешь выбирать свою дорогу, распоряжаться своей судьбой...

   — Как ты не понимаешь? Я боюсь не только себя и за себя! Я боюсь за тех, кто мне близок и дорог!

   Дан мрачно мотнул головой. Ему, горцу, чьи боги сильны, но бесхитростны, трудно было понять меня.

   — Подумать только... — пробормотал он. — Не загляни я тогда в твои глаза, я бы убил тебя.

   — Уж лучше бы ты это сделал! — с отчаянием воскликнула я. Дан взглянул, но промолчал. Привел лошадей. Они храпели и бились, а когда я подошла к своей, она в ужасе шарахнулась в сторону, вырвав уздечку.

   Опустив руки, я смотрела ей вслед.

   — Даже лошади меня боятся...

   — Но я не лошадь.

   Нахмурившись, Дан смотрел на меня. Заговорил — резко, гневно:

   — Чего ты ждешь от меня? Страха? Отвращения? Час назад девушка, приняв облик Голубой Пантеры, спасла мне жизнь, а я должен бежать от нее сломя голову? И мое приглашение остается в силе. Ты будешь самой почетной гостьей на моей свадьбе.

   Я опустила глаза. Горец был смел. Но то, что он чувствовал на самом деле, я вряд ли смогу узнать.

   Повязка его набухала кровью.

   — Тебя надо перевязать.

   Но Дан отступил, уклоняясь от моих рук.

   — Нет, не надо...

   — У тебя...

   — Нет, я сказал! — крикнул он. И я вдруг вспомнила, как когда-то мой отец пытался избежать моего прикосновения.

   Все стало ясно.

   — Эрни!

   Я не хотела оборачиваться.

   — Эрни, послушай... — Дан смотрел на меня растерянно. — Это вовсе не из-за того, что...

   — Да. Конечно, — сказала я.

***

   Мы двигались на север, а навстречу нам брела осень — теплая, золотая, ясная осень. Первые падающие листья стелились под ноги праздничным ковром, над головой плыли птицы, их прощальный крик печалил и тревожил сердца.

   Осень вошла и в мою душу — тревожная, глубокая осень расставанья.

   — Смотри. Эрни. Здесь мы с тобой впервые встретились, — однажды сказал Дан. Я огляделась, но не смогла узнать в этой цветной поляне тот заснеженный окровавленный пятачок... Значит, мы уже близко и от моей родины?

   Словно проснувшись, я жадно всматривалась в дорогу, в перелески, в поля, на которых теплилась слабая жизнь. Узнавала ручьи, из которых пила, овраги, куда мы детьми кидались очертя голову. Но лишь немногие деревни были отстроены заново, лишь в немногих кузницах звенел молот, лица встречных были озабочены и угрюмы.

   Сердце мое замерло. Остановившись на склоне холма, мы глядели вниз — навстречу нам вздымались древние черные башни Соколиного приюта. Я уходила отсюда с твердым намерением никогда не возвращаться, но с какой болью и счастьем билось сейчас мое сердце!

   Горцы и их предводитель тоже рассматривали замок. На лице Дана было странное выражение — смесь надежды, ожидания и сомнения...

   — Мы остановимся там на ночлег? — спросила я, не понимая причины задержки.

   — Нет, — ответил Дан, — мы уже пришли.

   И тронул коня. С мгновение я смотрела в его широкую спину, не понимая. А потом мир закружился перед моими глазами.

   — Так твою невесту зовут...

   — Эрнани.

   — А тебя... — прошептала я.

   Саймон, проезжая мимо, закончил:

   — Данар, Князь Серебра.

***

   Они стояли в просторном внутреннем дворе. Загоняя внутрь неожиданную дрожь и тревогу ожидания, Дан внимательно оглядывал древние стены. Хотя война и здесь оставила свой черный след, замок казался более уцелевшим, даже цветущим по сравнению с тем, что они видели в пути.

   — Высокий Владетель? — полувопросительно произнесли за спиной. Дан круто обернулся. Девушка стояла в окружении слуг. Темные волосы уложены в высокую прическу, яркие темные глаза, белая кожа лица и рук... Кто-то из горцев прищелкнул языком. Девушка с недоумением повела взглядом по простой запыленной одежде гостей, но с явным удовольствием задержалась на смуглом привлекательном лице предводителя.

   Она была прекрасна. Но чем дольше Дан смотрел на нее, тем больше чувствовал отчуждение. Почти механически произнес:

   — Я пришел отдать свой долг и взять свое по праву. Меня зовут Данар, Князь Серебра. А тебя, моя Владетельница...

   Странная тень мелькнула по ее лицу:

   — Мне жаль, Высокий Князь, но я не Эрнани. Я Бейги, ее сестра. Твоя невеста умерла год назад, и все мы полны печалью и скорбью.

   Дан отшатнулся, словно его ударили.

   — Умерла? Эрнани умерла?

   — Да, — сказала Бейги. — Не разделишь ли ты со мной скромный ужин, Князь Данар?

   Князь оглянулся, отыскивая кого-то. Крепкая рука сжала его пальцы. Эрни, так и не снявшая шлем, смотрела на него с состраданием.

   — Ты слышишь? Эрнани умерла, — проговорил Дан.

   — Да. Мне так жаль, Дан...

   — Видят боги, этого я не хотел! Желал что угодно — чтобы она нарушила клятву, полюбила другого, но только не ее смерти! Идем со мной, раздели мое горе...

   Пил он много. Владетельница Бейги не уставала подливать старого вина, не уставала шептать вкрадчиво, нежно, успокаивающе. Соседних Владетелей вернулось так мало, а этот был молод, красив... Этот был Князь.

   Вряд ли он слышал, понимал ее; глядя прямо на яркие свечи, молчал и, как за последнюю надежду, держался за руку молодого лучника, сидевшего справа. Бейги несколько раз с раздражением посматривала на солдата, но встречала сквозь прорези шлема такой пронзительный тяжелый взгляд, что невольно отводила глаза.

   Склонив голову на руки, Князь Данар застонал — хрипло и жалобно. Бейги встала, и одновременно вскочил лучник. «Телохранитель», — подумала Бейги.

   — Твой Князь устал, — властно заявила она, — нужно уложить его отдыхать!

   — Я провожу, — глухо сказал лучник. И раздосадованная Бейги отступила. В конце концов, в ее власти задержать Данара еще на несколько дней. А там, быть может, он и не захочет уходить.

***

   Задыхаясь, я металась по мокрой постели. Села, тряхнула тяжелой головой. Провела ладонью по влажному лицу, груди. Мне показалось, что кончики моих пальцев голубовато засветились...

   — Нет! — крикнула я. — Нет! Только не сейчас, не здесь!

   Я метнулась к окну — серебряный свет луны ударил мне в глаза, точно яркое солнце. Вцепилась в узорную решетку, борясь изо всех сил. На мгновение показалось, что я раздваиваюсь, что часть меня становится яростной, гневной Голубой Пантерой, жаждущей крови Бейги, а часть остается человеком, борющимся безнадежно и отчаянно...

   И вдруг меня отпустили. Было ли это милостью Богинь, или я смогла противостоять им? Так или иначе, у меня не осталось сил, и, повинуясь неслышному зову, я вышла из спальни.

   Замедлила шаг. Осторожно приоткрыла тяжелую дверь. Бесшумно пересекла застеленные лунным ковром покои. Дан спал на белоснежных простынях широкой кровати. Дышал он тихо, почти неслышно, лунный свет омывал резкие черты лица — и во сне не разгладилась складка между бровей... Такую ли ночь ты ожидал, Дан, Князь Данар, так спешивший к свой невесте?

   Расстегивая браслет, я остановилась над ним. Свет гладил крепкие плечи, могучую грудь, тяжелые мышцы, подчеркивая шрамы — недавние, страшные, рваные шрамы, оставленные не человеческим оружием — безжалостными когтями разъяренного зверя...

   Вот как, Дан. Значит, покончив со стрейкерами, я набросилась на тебя, а ты опять не поднял меч против Голубой Пантеры! И не рассказал мне. Затаив дыхание, с виной и болью я провела кончиками пальцев по шрамам. Сильная рука перехватила мое запястье — на меня смотрели открытые глаза Дана. Я рванулась, но не смогла освободиться.

   — Кто ты? — хрипло спросил он. — Что тебе здесь нужно?

   Я молчала, отвернувшись. Волосы упали мне на лицо, Дан приподнялся, но когда отвел рукой пряди волос, луна скрылась за облаками. В комнате стало так темно, что мы могли различить лишь блеск наших глаз.

   — Кто ты, девушка? — тихо повторил Дан. Его пальцы легко скользнули по моей щеке. И то, чего от меня не могли добиться мои богини и мое собственное тело, сделало одно его прикосновение: перестав сопротивляться — сразу всем — я подалась вперед, обняв твердые плечи...

   Сильные теплые руки обхватили меня, сначала осторожно, легко, словно недоверчиво, потом крепко, горячо. Дан медленно опустился на кровать, увлекая меня за собой. Сухие твердые губы осторожно коснулись лица, глаз, рта, пальцы скользили по плечам, спине...

   От поцелуя — долгого, нежного, после требовательного, властного до боли — я задрожала... Ощутила под своей грудью его бешено бьющееся сердце.

   Дан на миг оторвался от меня с хриплым полустоном-полувздохом:

   — Кто ты?

***

   Он проснулся отдохнувшим и свежим, хотя провел почти бессонную ночь. Сел на кровати, с удовольствием ощущая утреннюю прохладу, обнявшую сильное тело. Дотронулся, словно приласкал, до простыни рядом. Всю ночь он не отпускал эту девушку, но под утро все же задремал...

   Он вспомнил все заново — неожиданное пробуждение, ласковую ладонь на своей груди, нерешительное, но страстное объятье, горячие, податливые губы... Его руки помнили бархатистость ее спины, шелк грудей, атласность бедер. В последний миг она хотела оттолкнуть его — и все же подалась навстречу, даря собой щедро и самозабвенно. Потом они лежали рядом, и он не уставал ласкать ее, поражаясь силе и гибкости ее тела — незнакомого и все же странно близкого — напоминающего мягкостью и упругостью пантеру... Пантеру? За всю ночь она не произнесла ни слова — только ее дыхание, долгий стон, сдавленный вскрик...

   Дан, не вставая, потянулся к одежде. Что-то, упав, покатилось ему под ноги. Дан нагнулся — и в то же мгновение был на ногах.

   В руках его светился расстегнутый браслет — браслет Эрни.

   Как он здесь оказался? Пантера... Почему он подумал о пантере?

   Он ударил руками в створки дверей:

   — Эрни!

   Увидел пустую постель, брошенное оружие: нет, это жестоко, это несправедливо — потерять ее сейчас, когда их не разделяет его невеста, когда она, наконец, сама пришла к нему, одарила его любовью!

   — Эрни!

   Дан вылетел в пустой двор, добежал до конюшен — нет, ее лошадь на месте...

   — Кого ты ищешь, Высокий Владетель?

   Дан всмотрелся в смутно знакомое лицо.

   — Уж не нашу ли госпожу? — продолжал человек. — Она ушла, и нам, смертным, не догнать ее на этой дороге...

   И тут Дан узнал его:

   — Гнор? Что ты тут делаешь?

   — Вернулся домой, как вы мне велели. И был счастлив, что ты привез назад мою госпожу, мою Владетельницу. Я видел, вы любите друг друга, а сегодня утром она ушла к богиням. Как ты, Высокий Владетель, отпустил ее? Чего испугался? Даже боги уступают любви. Теперь она действительно умерла для нас всех, Владетельница Эрнани...

   И он смолк, увидев, как сжав сильными руками голову, застонал Князь Серебра:

   — О-о-о! Будь я проклят!..

***

   Я отдала то, что принадлежало ему по праву, и теперь ни один долг не удерживал меня больше. Мои подданные сами выбрали новую Владетельницу, отец — единственный в мире человек, любивший меня, — давно мертв...

   Почему же мне так страшно уходить от них? Пусть Богини заберут у меня все человеческое, я не хочу, не хочу, не хочу жить с этой болью... С этим одиночеством.

   Поднимаясь на холм, я последний раз оглянулась. Осень опустилась над миром — золото лесов и голубизна неба... Так ли красива осень в горах? Довольно! Он человек, он заслужил своего, человеческого счастья. Хотя бы с Бейги.

   Я подошла к святилищу и внезапно остановилась. Я увидела широкую спину, услышала гневный голос...

***

   Оставив меч у входа в святилище, Данар опустился на одно колено, исподлобья оглядывая устремленные на него руки и лица.

   — Я пришел, Богини, — заговорил медленно, — издалека и ничего не знаю о вас. Быть может, сюда не до́лжно входить мужчине, но я мужчина, пришедший из-за женщины. Великие Богини, отпустите ее душу. Она изранена. Позвольте ей любить, позвольте не бояться вашего гнева — и она восславит вас и понесет ваш свет и силу через жизнь. Позвольте ей быть тем, кто она есть или кем хочет стать, потому что я люблю ее всякую: женщину, колдунью, пантеру. Я знаю, мое тело, мои руки могут исправить то, что сделал наш общий враг... ведь он и ваш враг, Богини, иначе бы вы не отпустили ее воевать. Мое сердце заставит забыть ее все и наконец вздохнуть свободно, наконец улыбнуться... Услышьте, Богини, поймите, ведь и вы сами женщины! Если она принадлежит вам по старой клятве, так ведь она принадлежит и мне! Вы сделали так, чтобы мы встретились, узнали друг друга, и вы не можете разлучить нас! Я не откажусь от нее, слышите!

   Данар вскочил, окинул гневным и вызывающим взглядом безжизненные лица.

   Он угрожал им! Я рванулась вперед — пусть сделают что угодно — но только со мной!

   — Простите его, Великие Богини! — крикнула, кружась по площадке, чтобы видеть их лица. — Он сам не понимает, что говорит, он... Это я виновата!

   Сильные руки подхватили меня, я увидела смеющееся лицо Дана.

   — Эрни! Эрнани!

   Его близкие, сумасшедшие, непохожие глаза, шепот:

   — Эрнани... наконец моя Эрнани.

   И откинув все страхи, сомнения, я бросилась к нему, прижалась, зажмурившись. Будь что будет, пусть они накажут нас обоих... Дан наконец отстранился, разглядывая меня с гордостью и нежностью.

   — Они все-таки вернули тебя!

   Не понимая, что происходит, я боязливо огляделась. Богини Мести и Смерти стояли со слепыми глазами, зато светились яркие лица Жизни и Любви. Первые получили свою дань, настала очередь других...

   — Так будет, — шептали мне на ухо, — ты только не бойся ни гнева, ни любви. Живи — и не оглядывайся на запреты молодых богов. Живи и неси свою силу и их славу другим. Ты заслужила это.

   — Но я... кто я теперь?

   — Говорю тебе — твоя жизнь в твоей власти. Но кем бы ты ни была, хочу, чтобы ты была рядом. Ведь я спешил на нашу свадьбу...

   Я смотрела на него, и он услышал мой ответ прежде, чем я его произнесла. Лицо Дана осветилось. Он поцеловал меня так крепко, что я задохнулась. Оторвавшись от меня, сдерживая горячее дыхание, Данар сказал медленно:

   — По-моему, нам следует принести жертву...

   Я закинула голову, чувствуя, как все крепче смыкаются его объятия. Увидела голубое небо и подумала — каким оно будет в горах.

   И наконец улыбнулась.

   Женщина замолчала, и Санни как будто очнулась от волшебного сна. Тряхнула головой, приходя в себя, покосилась на Дайяра — не задремал ли тот во время долгого рассказа. Парень навалился на стол, упершись подбородком в положенные друг на друга кулаки. Темные глаза его блестели из-под низких бровей.

   — И что — все это было на самом деле?

   Гадалка, глотнув пива, пожала плечами:

   — Может, было, может, только мои карты нашептали…

   — А что с ними случилось дальше?

   Гадалка улыбнулась Санни. В полумраке блеснули белые влажные зубы.

   — Неужто еще не догадалась? Мешок денег, родной дом — и король сердечный!

   Дайяр разбирал раскиданные по столу карты, старательно минуя расклад Санни. Со значением постучал по одной:

   — Хочешь сказать, что и это — оборотень?

   Девушка вытянула шею — разглядеть — Дайяр двинул к ней карту.

   — Дракон? Неужели у нас где-то еще водятся драконы?

   — У нас — нет, — сказала гадалка. — Но вот на северном побережье…

   — Я бывал там, — Дайяр потер крепкий подбородок, — и слышал легенды о Говорящих с Драконами. И о людях с драконьей кровью. Значит, это не просто россказни подвыпивших моряков?

   Санни смотрела на него во все глаза. И она еще считала себя храброй, когда оставила разоренный дом и пустилась в неизвестный ей самой путь! Сколько же он увидел, услышал и где побывал? Ведь он ненамного старше ее, Санни!

   Где бы там Дайяр не побывал, его, похоже, смутил пристальный удивленный взгляд девушки. Он опустил глаза, бесцельно передвигая по столу карту.

   — В каждой сказке всегда есть своя маленькая правда, — гадалка отобрала у него дракона. Погладила осторожно, как живого. — Людей-драконов так мало осталось… Но они еще есть. Я видела Дракона. Он сиял между солнцем и морем, точно драгоценное сновидение. А потом он исчез, и из воды на берег вышел человек…

   — Расскажи об этом! — в один голос потребовали молодые люди. Гадалка глядела на них, и серые глаза ее (почему они раньше казались синими?) сияли смехом.

   — Когда же ты, Санни, наконец, возьмешься за устройство своей собственной жизни?

   — Ночь длинная! — нетерпеливо возразила девушка.

   — Не настолько длинная, как мне бы хотелось, — мягко возразила гадалка. — Но, может, кое-что я, все-таки изменить успею…

   Дайяр вытянул ноги, привалился к стене поудобнее, чтобы видеть одновременно лицо гадалки и лицо Санни. Распахнутые глаза, полуоткрытые нетерпеливые губы… Надо, как и тому несчастному Брону, быть слепым, чтобы спутать ее с мальчишкой. Что за злая судьба сорвала ее с места и погнала в странствия? Может, этот колдовской расклад и впрямь выход для девушки? Только не доверял Дайяр колдовству — верил лишь вовремя протянутой руке друга. А Санни, похоже, и боязно, да и не на кого опереться…

   — Эта история произошла почти в то же самое время, но дальше к северу, на побережье… там, где не устают петь и рассказывать про Драконов, и потому даже небольшая гавань называется…

   Г А В А Н Ь Д Р А К О Н А

   — Какие будут указания, леди Янга?

   Я молчала, глядя в окно. Прошло уже полгода, как было послано сообщение о смерти Агнора, Владетеля Гавани Дракона, его родственникам — в столицу, брату лорда или его наследникам, и с помощью морской почты, столь же непредсказуемой, сколь и надежной — сыну Янгмаару (если тот еще жив). Сегодня мы должны перенести прах Агнора из временного пристанища в семейный склеп, но никто из родственников так и не появился. Значит, провести церемонию придется мне, его дочери — не по крови, а по крову, приютившему меня и ставшему моим единственным домом и единственным богатством. Надолго ли я сумею его сохранить? Перед смертью лорд объявил меня своей наследницей, но последняя воля, не скрепленная свидетельством ни одного благородного Владетеля, может быть оспорена любым наследником по крови. И то, что я женщина, придаст их притязаниям лишний вес.

   Я отвернулась от окна, где виднелись лишь серое море и низкое небо, и взглянула на управляющего, терпеливо ожидающего указаний. Он был предан своему лорду, но многие ли перенесут эту верность на меня — женщину без рода и племени, неожиданно ставшую их Владетельницей?

   Я вздохнула, запахивая теплый плащ.

   — Начнем, Рогнар.

   Я нерешительно открыла шкатулку, найденную в кабинете Агнора. То, что лежало в ней, издавна принадлежало семье Владетелей Гавани. Имею ли я право вообще ее касаться?

   Драгоценностей оказалось немного — Гавань никогда не была богатым Владением — но все изумительно тонкой старинной работы. Даже мужские украшения отличались редким изяществом. Я по очереди доставала их из шкатулки, пока не наткнулась на те, что принадлежали леди Яоретте — жене Агнора, умершей совсем молодой. Хотя мне не приходилось видеть много драгоценностей, я могла поклясться, что такой красоты на свете больше нет. Я раскладывала на столе ожерелье, диадему, кольца, серьги — пока искушение не стало непреодолимым...

   Древнее матовое зеркало отразило мое раскрасневшееся похорошевшее лицо. Удивительные камни, меняющие цвет и того, кому принадлежат... Длинные серьги почти касались плеч, при малейшем движении лаская кожу шеи. Я поправила сверкнувшее ожерелье и вновь склонилась над шкатулкой, то и дело поглядывая в сторону зеркала. Древний свиток, дающий право роду Агнора владеть этой землей — за особые заслуги перед ныне забытым королем... Миниатюра, изображавшая прелестную юную девушку, — леди Яоретту. Слухи о ее красоте, до сих пор ходившие среди жителей Гавани, не были преувеличением. Казалось, она даже слишком хороша для нашей суровой земли, для своего нелюдимого мужа. Или тогда Агнор не был таким? Он был молод, и он любил свою леди — ведь Агнор так и не женился после ее ранней смерти.

   Если портрет Яоретты висел и в фамильном зале, то Янгмаара я видела впервые и теперь разглядывала вторую миниатюру с понятным любопытством. Юноша, почти ребенок; не совсем оформившееся лицо, отдаленно напоминавшее аскетичные черты Агнора, живые светло-карие упрямые глаза. Через несколько лет он покинет Гавань — надолго или навсегда. Всего раз я попыталась узнать у Агнора — почему? — и с тех пор уже не повторяла своей ошибки. Сейчас я была твердо уверена в одном: что бы ни послужило причиной ссоры, продолжали ее лишь гордость и упрямство с обеих сторон, фамильная черта Владетелей Гавани. Насколько она будет сильна сейчас, после смерти одного из них? Глядя в глаза лорда Янгмаара, я чувствовала, что ему хватит сил, энергии и ловкости, чтобы избавиться от нежданной соперницы. Мельком взглянув в зеркало, я поморщилась — волшебство закончилось, та, в зеркале, вновь стала прежней озабоченной женщиной, жалкой пародией на хозяйку драгоценностей. Они шли мне, как седло корове. Оставлю себе только печатку с гербом Владетелей Гавани. Я вновь сложила все в шкатулку и, лишь захлопнув крышку, заметила, что на руке осталось еще одно кольцо. Тонкое, украшенное мелкими посверкивающими камнями, оно было совсем невесомым, и шло даже моей далеко не изящной обветренной руке. Ну что же, пусть остается еще и это...

   Время шло, но никто из наследников не предъявлял свои права — то ли сообщение так и не нашло родственников Агнора, то ли они пренебрегли такой мелочью, как владение Гаванью Дракона. А вскоре новые беды и заботы вытеснили мои тревоги.

   Война, давно предсказанная умершим лордом, все-таки разразилась. Хотя из-за удаленности и бедности Гавань миновали военные действия, сюда, как осколки кораблекрушения после страшной бури, выбрасывало уцелевших, бежавших, раненых...

***

   ...Меня затрясло позже, гораздо позже — когда мы очутились за надежными стенами корчмы, укрывшись от бури и снежных волков. Вдруг ярко, совершенно явственно представилось, что было, и что могло произойти, и я с силой вцепилась в колени, пряча лицо и пытаясь справиться с дрожью, охватившей все мое тело. Не хватало еще разрыдаться от облегчения... Шагов я не услышала. Чья-то теплая рука, легшая на мой лоб, заставила меня поднять голову. Я послушно сделала глоток, другой, и перехватила трясущимися руками поднесенную кружку с подогретым вином. Подняла глаза — поблагодарить — но человек уже уходил от меня к очагу, прихрамывая и сильно сутулясь. Пальцы заложенных за спину рук нервно шевелились. Остановился перед проводником — я увидела горбоносый профиль, услышала брюзгливый простуженный голос:

   — Какого дьявола ты таскаешь за собой женщину? Что, других проводников не нашлось?

   Готтон покосился на меня.

   — Она хорошо знает тропы.

   Я допила вино и, морщась, поднялась. Надо было сразу переодеться в сухое...

   — Когда пойдем дальше? — спросил неугомонный солдат. Я ответила за Готтона, поставив на стол пустую кружку:

   — Когда утихнет буря и отдохнут люди. Как ты заметил, с нами женщины. Да и тебе не мешало бы выспаться.

   Мужчина обернулся. Похоже, он недавно перенес тяжелую болезнь — его худобу не скрывала даже многослойная зимняя одежда. Но изможденным вовсе не казался, движения резкие, порывистые, ввалившиеся глаза из-под длинных прядей темных волос смотрят живо и зорко.

   — Давно водишь людей через перевал, женщина?

   Я зевнула, присела у стола.

   — Почти год...

   — И что, всегда так везет?

   — Иногда, — гневить судьбу я не хотела.

   Его взгляд скользнул по мне, остановился на рукояти волчьего бича, заткнутого за пояс.

   — Так это ты поработала в арьергарде? Неплохо, совсем неплохо...

   Его снисходительная похвала вызвала у меня улыбку.

   — Ты офицер? Это твои люди?

   Он взглянул на спящих и кивнул. Что ж, в отличие от других дезертиров, остатки его отряда подчинялись дисциплине и во время перехода помогали беженцам, не стараясь уйти вперед как можно скорее.

   — Какому лорду вы присягали?

   Морщины вокруг его рта углубились.

   — Он мертв... как мертва армия. Что за жизнь в Гавани Дракона?

   — Мирная. Когда снег завалит перевал, будем жить спокойно до самой весны. Особенно теперь, под охраной таких храбрых воинов!

   Хотела я или нет, это прозвучало как издевка. То ли я задела его за живое, то ли у него и без того был бешеный нрав. Офицер резко подался ко мне через стол.

   — Ну, ты... придержи язык, женщина! Мои люди гибли за таких, как ты! За вас, кто отсиживается в своих норах, надеясь переждать войну, как налетевшую бурю!

   Тяжелая рука Готтана легла между нами. Глядя поверх нее на яростное лицо офицера, я сказала спокойно:

   — Гавань отдала войне мужчин — сколько смогла. Ни один из них еще не вернулся. Гавань принимает беженцев, не отказывая никому. Что сделать еще, чтобы ты был доволен? Привести сюда стрейкеров, чтобы они уничтожили ее, как другие Владения?

   Рот его неприязненно дернулся, но офицеру было нечего сказать. Он выпрямился, резким движением отбросил назад длинные неопрятные пряди волос.

   Майда, хозяйка корчмы, бросила передо мной стопку одежды. Сказала ворчливо:

   — Иди спать, леди Янга! Нечего тут разговоры разговаривать, когда с ног валишься! И переоденься!

   Я послушно поднялась. С дюжей и бесцеремонной Майдой не решались спорить и подвыпившие мужчины.

   — Леди Янга? — услышала я за спиной резкий голос. Оглянулась. Если офицер и был удивлен, то быстро справился с замешательством и теперь разглядывал меня — заново — сощуренными оценивающими глазами.

   — Значит, я говорю с самой хозяйкой Гавани Дракона? — сказал неспешно. Усмешка его мне показалась дерзкой.

   — А как зовут тебя?

   Он склонился в шутовском поклоне.

   — Капитан Эрл к услугам прекрасной леди!

   Я помедлила. Похоже, его что-то очень раздосадовало: то, что я оказалась Владетельницей или что Владетельницей оказалась именно я? Нет, я слишком устала...

   — Покойной ночи, капитан! — сказала я, направляясь к лестнице. Ответа я так и не услышала — но не из-за того, что он был слишком тих.

   Только увидев невозмутимого Рогнара, я смогла, наконец, расслабиться — за время моего отсутствия в Гавани ничего не случилось. Спросила для очистки совести:

   — Все в порядке?

   Рогнар тут же принялся длинно и нудно рассказывать, как обстоят дела со скотом, продовольствием, дровами... Делал ли он это, чтобы успокоить меня, или считал долгом управляющего изводить свою измученную леди подробностями спора между рыбаками клана Сарры и клана Питера? Рогнар сделал паузу. Сказал значительно:

   — Леди Ильме снова нездоровится.

   Я отвела глаза от скорбного лица Рогнара, пытаясь скрыть улыбку: похоже, Ильма исчерпала даже чашу безграничного терпения управляющего!

   — Что новенькие? — спросил Рогнар, принимая мой плащ. Я вынула шпильки из волос, тряхнула головой.

   — Десятка два солдат, один из офицеров тяжело ранен. Крестьяне с Черной Крепости. Горожане с Хейма. Посмотрим.

   — Я прикажу приготовить ванну.

   Я откинулась на спинку кресла. Немного отдохну...

   И открыла глаза лишь в сумерках. Слуги не решались потревожить меня, хотя огонь в камине продолжал гореть, мои ноги были прикрыты пледом, а на столе остывал ужин. Отщипнув хлеба и отпив вина, я поднялась и поморщилась — ноги затекли, я с трудом передвигалась. Хоть я не сомневалась, что Рогнар отдаст все необходимые распоряжения, все же нужно было убедиться в этом самой.

   У кое-кого из крестьян здесь были родственники, их приютившие, большую же часть разместили в нижнем ярусе замковых башен, причем, к моему удовлетворению, солдат расселили порознь, небольшими группками. Вряд ли это понравится их командиру, но мы должны предпринять хотя бы такие меры безопасности. У нас слишком мало опытных воинов, чтобы противостоять хорошо организованным и обученным бойцам, если вдруг на то возникнет их желание...

   Не поминай демонов к ночи — я столкнулась нос к носу с капитаном Эрлом. Он слегка посторонился, приветствуя меня формальным кивком. Офицер явно не горел желанием говорить со мной, именно поэтому я его задержала.

   — Как здоровье лорда Дэйва?

   — Он без сознания, — отозвался капитан, уже не пытаясь сорваться с места. Эрл побрился, вымылся, темные его волосы еще были влажными; переоделся в слишком просторную для него черную форму офицера. Герба лорда на рукаве не было — свободный наемник...

   Капитан ответил мне таким же прямым изучающим взглядом. Его напряженность меня удивила. Но я уловила лихорадочный блеск глаз, увидела красные пятна на резких скулах — да, явно болен.

   — Идите за мной, капитан.

   Оглянувшись на ходу, увидела, что он медлит, разглядывая пол под ногами, — но вот, словно преодолев себя, двинулся следом. Похоже, его раздражают приказы, исходящие от женщины. Но ему придется смириться — или покинуть нас еще до исхода зимы.

   — Вот ваша комната, капитан.

   Его реакция была столь же бурной, сколь и предсказуемой:

   — Я останусь с Дэйвом и со своими людьми!

   — Ты слишком слаб, чтобы быть при нем нянькой, а я не хочу потерять разом обоих офицеров. Раздевайся, я осмотрю тебя.

   — Что?

   — Ты болен, я же вижу.

   — Я не болен, — возразил он. — Это все рана.

   — Так покажи ее. Посмотрим, что можно сделать.

   Он не шевелился, молча глядя на меня запавшими глазами. Я пожала плечами.

   — Если не доверяешь мне, позову кого-нибудь из наших лекарей...

   Он жестом остановил меня, скинул куртку, стянул рубаху. Я сдержала вздох, не желая показать ему ни своей жалости, ни испуга. Если до сих пор страшно смотреть на шрамы, какова же была свежая рана! Рубцы воспалились — от физических усилий или от не слишком тщательно сделанных перевязок. Его впалый живот напрягся под моими пальцами. Я подняла глаза — Эрл смотрел поверх моей головы на стоящего в дверях Рогнара.

   — Нужна помощь, леди Янга?

   — Пришли кого-нибудь с мазями.

   Рогнар еще раз пристально оглядел офицера и, тяжело повернувшись, вышел.

   —Удивительно, что вы вообще выжили, капитан! — сказала я, закончив перевязку.

   Он криво усмехнулся.

   — От меня не так-то легко избавиться, леди Янга!

   Показалось или нет, что это прозвучало как предупреждение?

   Одеваясь, капитан наблюдал, как я собираю тряпки и мази. Предложил неожиданно:

   — Поднимемся на сторожевую башню?

   — Зачем?

   — Хочу убедиться, что мои люди здесь в безопасности.

   Я устала смертельно, но если раненный офицер не дает себе пощады, то и я не должна выказывать перед ним свою слабость. Да и желание его было вполне законным.

   Солнце садилось в стылый воздух над морем. Я остановилась у парапета, пряча руки в рукава куртки. Ветер трепал волосы на непокрытой голове Эрла. Он быстро оглядел берег и, повернувшись спиной к морю, начал рассматривать Гавань Дракона, погружавшуюся в синие сумерки. Я искоса поглядывала на его горбоносый профиль.

   — Дорога, по которой мы пришли, была единственной? — спросил капитан, не глядя на меня.

   — Есть еще несколько охотничьих троп. Но после вчерашней бури они запечатаны так же надежно, как и торговая дорога.

   — А если стрейкеры все-таки найдут проводника?

   — Тогда и у нас найдется, чем их встретить, — в тон ему отозвалась я. Эрл окинул меня косым взглядом.

   — Похоже, вы еще не сталкивались со стрейкерами?

   — Зато сталкивался ты. И что ты можешь нам посоветовать?

   Капитан повернулся спиной к горам, словно они перестали его интересовать, или он поверил, что они все-таки неприступны. Вновь окинул взглядом бухту.

   — Ты не думаешь, что они могут прийти и по морю?

   — По морю? Но сейчас зима и... — я осеклась.

   — Вот именно, — выразительно сказал офицер.

   Я, застыв, глядела в его немигающие светлые глаза. Мы всегда думали только о горах — и поворачивались спиной к зияющей бреши в наших укреплениях. Море нынешней суровой зимой — великолепная дорога, по которой к нам может прийти не только торговый караван, но и целая армия...

   Моя слегка дрожащая рука скользила по карте. Я едва не плакала от злости и досады — потребовался один-единственный взгляд чужака, чтобы заметить то, что мы не замечали всю зиму!

   — Не думаю, что они непременно явятся сегодня или завтра, — небрежно заметил Эрл, упершись костлявыми кулаками в карту.

   — Не успокаивайте меня, капитан! — огрызнулась я. — Если бы я была внимательней...

   — В конце концов, ты только женщина. Твои советники...

   — В конце концов, Владетельница я! — я резким движением поправила карту, едва не порвав ее. — Если они сейчас в Хейме...

   — Хейм — богатая гавань, — заметил Эрл. — На время они удовлетворятся этой добычей. У нас будет время подготовиться.

   «У нас», не «у вас»... Я подняла глаза. Офицер внимательно разглядывал карту, покусывая бледные губы.

   — Довольно точна, — заметил с удовлетворением. — Да. Я думаю, они могут выйти только из Хейма. Смотри, здесь идет теплое течение, море зимой не замерзает, да и берега́... Стрейкеры не такие уж опытные моряки и наслышаны о здешних зимних бурях. Пожалуй, месяца два нам нечего опасаться.

   Он выпрямился, словно невзначай коснувшись раненного бока. Огляделся.

   — Твой кабинет?

   Я сворачивала карту. Надо еще переговорить с моряками...

   — Агнора, — отозвалась рассеянно. Поймала вопросительный взгляд офицера и уточнила. — Моего приемного отца. Он умер.

   — И ты стала Владетельницей? У него что, не было своих детей?

   — Сын. Не знаю, где он сейчас.

   И обернулась к вошедшей служанке, радуясь, что избавилась от дальнейших расспросов. И без того все доложат.

   — Леди Янга, леди Ильма ждет вас.

   Я едва не застонала — вынести ужин с Ильмой было уже выше моих сил. Разве что...

   — Капитан, вы поужинаете с нами?

   Он опустил глаза и молча поклонился.

   — У меня в гостях леди Ильма, сестра Владетеля Оленьего леса, — пустилась я в объяснения. — Она скучает, а я всегда так занята...

   — Понимаю, — сказал Эрл. — Думаете, мое скромное общество может ее развлечь? Я польщен.

   Не был он польщен. Он скорее казался раздраженным, хотя я так и не поняла — чем.

   Мысль оказалась удачной — ужин прошел на удивление приятно. Внимание Ильмы переключилось на другое лицо, я же практически дремала, облокотившись о стол, за что в иное время заслужила бы негодующее замечание. За несколько месяцев, проведенных в моем замке, это был единственный случай, когда Ильма могла блеснуть. Она вела себя, как радушная хозяйка — обаяние, улыбка, блеск глаз, мелодичный голос, занимательный разговор... Даже нелюбезный капитан изменился, стал живее, внимательней, веселее. Не совсем то, что нужно Ильме, но на безрыбье...

   Я прикрыла глаза — блеск свечей пробивался и сквозь сомкнутые веки, расплывался туманным пятном. Голоса становились глуше и невнятней, я плыла в теплом тумане...

   — Леди Янга!

   Вздрогнув, я выпрямилась, опрокинув кубок. Ильма смотрела гневно, но голос был мягко подтрунивающим.

   — Словно малый ребенок! Чуть стемнеет — и она готова уснуть прямо за столом!

   — Странно, с чего бы это? — пробормотал капитан, рассматривая свою тарелку.

   Я зевнула, не обращая внимания на недовольство Ильмы.

   — Ты права. Мне пора спать. Благодарю за приятный вечер, леди, капитан...

   Он слегка помедлил, прежде чем встать, как того требовали правила учтивости. Похоже, вежливость ему нелегко давалась. Во всяком случае, в отношении меня.

***

   — Порджес!

   Он нерешительно остановился на пороге, улыбаясь во весь рот и комкая в руках лохматую волчью шапку.

   — Порджес! Как я рада тебя видеть!

   Глаза его сияли на красном от мороза обветренном лице.

   — Я тоже рад, моя леди!

   — Все живы? Как вы успели пройти перевал? Что видели? Как груз?

   Порджес глянул поверх моей головы. Улыбка его пропала, глаза стали настороженными. Я спохватилась — за нами наблюдал сидевший в кресле Эрл.

   — Извините, капитан, дела...

   — Вижу, — сухо откликнулся офицер. — Вы, вероятно, хотите переговорить со своим... слугой наедине?

   Казалось, он намеренно поколебался, прежде чем назвать так Порджеса. Тот сжал крепкие челюсти, меряя невысокого Эрла ледяным взглядом. Похоже, знакомство одного из моих ближайших помощников и офицера, опыт которого я намеревалась использовать, складывалось не слишком удачно. Они невзлюбили друг друга с первого взгляда.

   — Идем, Порджес, — сказала я. — Посмотрим, что вы привезли.

   ...Некоторое время я разглядывала драгоценный груз. Порджес молча стоял за моей спиной. — Это то, что нужно, ты уверен?

   — Я говорил с разными людьми. Это долматские клинки. Один стоит половины наших.

   Я подняла меч — сталь блеснула в свете утра.

   — Может, это последние, — негромко добавил Порджес. — Долматии больше нет, моя леди.

   Не глядя на него, я осторожно положила меч.

   — Это страшно, Порджес?

   — Да хранит нас Дракон, леди! Всего страшней бессилие!

   — Теперь мы не бессильны, — я вновь коснулась клинка. — И нам нужны воины. Нужен этот офицер. Поговори о нем с солдатами — с тобой они будут откровеннее. И о втором, лорде Дэйве. И... Порджес. Будь с капитаном повежливее. Он не слишком приятный человек, но он нам нужен.

***

   Леди Ильма проявила неожиданное внимание к нуждам раненых, пропадая целыми днями в нижних башнях. Я втихомолку удивлялась — пока не застала ее у постели больного лорда. И с облегчением вздохнула: хоть одна забота с плеч! Эрл мне такой поблажки не давал. Он, похоже, вознамерился изучить всю Гавань вдоль и поперек, сопровождая меня во всех поездках — с моего приглашения или без. Я испытывала двойственное чувство: с одной стороны, мы получили несколько дельных советов по охране Гавани, с другой — он знает теперь все наши уязвимые места, и если опасения Порджеса верны...

   Эрл ехал на коне, слегка склонившись влево. По словам лекаря, делавшего ему перевязки, рана заживала медленно, и я замечала, что он старается оберегать больной бок.

   — Слышал, тебя называют Драконовой дочкой...

   Это прозвучало как вопрос. Я поморщилась.

   — А видел, что старухи при встрече со мной плюют через плечо?

   — И это тоже, — подтвердил он, глядя с ожиданием кошачье-желтыми глазами.

   — Люди считают, мне покровительствует Дракон и его брат — Тот, что спит на берегу.

   — Кто?

   — Дракон, что спит на берегу, охраняет нашу Гавань. Видишь? Горы — его хребет. Замок стоит на его голове, как корона. А левая оконечность бухты — изогнутый хвост.

   Эрл щурил круглые глаза, разглядывая Гавань.

   — Действительно похоже. Ты до сих пор помнишь детские сказки... И как же Дракон тебя удочерил?

   — Всякий, кто спасется от гнева Морского Хозяина, слывет его любимцем. Много лет назад меня выбросило на берег во время шторма — я осталась целой и невредимой, но потеряла память. Мне даже заново пришлось учиться говорить...

   Эрл смотрел на меня.

   — И ты не знаешь... до сих пор не знаешь — кто ты и откуда?

   — Море сорвало с меня одежду и украшения — если они были. На берег не вынесло даже щепки от погибшего корабля. Никто никогда не искал меня. Нет, я не знаю. И сейчас это меня уже не печалит.

   — А Морской народ?

   Я вздрогнула.

   — Что — Морской народ?

   — Они могли бы отыскать какие-нибудь следы.

   Давнее, полузабытое воспоминание, которое со временем я стала считать сном... Пляшущие по стенам тени; я, застывшая в страхе и смущении; вскинутые в жесте благоговения и мольбы перепончатые руки; и — застывшее, ставшее просто каменным лицо Агнора...

   — Мне кажется, — сказала я с усилием, — нет, я помню, приводили кого-то из Морского народа. Видимо, безрезультатно.

   — И тогда лорд Агнор пожалел и удочерил тебя, — полувопросительно сказал Эрл.

   Я помедлила. Каким-каким, а жалостливым Агнора бы никто не смог назвать.

   — Думаю, вначале он обратил на меня внимание из-за имени.

   Так как офицер смотрел непонимающе, я пояснила:

   — Его сына зовут Янгмаар. Звучит похоже. А потом... не знаю, почему он удочерил меня. Может, считал, Драконова дочка принесет семье удачу.

   Мы не зависим от моря полностью, как Морской народ. У нас есть земля, скот, охота. Но и мы платим ему свою дань — страхами, сказками, обычаями... В древности в жертву Дракону приносили девушек из рода Владетелей, да и сейчас семья пропавшего рыбака бросает в волны черного петуха, чтобы умилостивить Морского Хозяина.

   Эрл удивил меня. Он сказал:

   — Помнится, первую леди Драконьей Гавани тоже подарило море...

   Я засмеялась.

   — Так кто из нас любит детские сказки?

   Эрл отчего-то смутился. Он похлопал коня по шее и сменил разговор:

   — Неплохие лошади. Выторговали у горцев?

   — Да. Неказисты, зато выносливы. Если лорд Брайн не заберет свой скот, будет хороший приплод — плата за то, что мы их держим и кормим. В иные времена пришлось бы покупать задорого.

   Капитан смотрел с прищуром. Каждый раз под этим взглядом я ощущала, что меня изучают так же тщательно, как мою Гавань.

   — Леди Ильма говорит, было бы неплохо объединить ваши Владения.

   Я раздраженно откинула капюшон. Старая песня!

   — Ильме было бы неплохо не совать нос в чужие дела!

   — Но все же, — настаивал Эрл, — тебе не помешает мужская опека, а лорд Брайн еще не стар и холост...

   — И ты в сваты подался?

   — Не за себя же, леди! Конечно, негоже мне давать советы, но... Или он тебе не люб?

   Я промолчала. Брайн был гораздо старше меня, вечно озабочен и неприветлив, но слова плохого ни от него, ни о нем я не слышала. Вряд ли вообще стоит размышлять, как я поступлю, если он ко мне посватается — эти планы существуют лишь в голове Ильмы...

   Не дождавшись ответа, Эрл продолжал с раздражающей настойчивостью:

   — Или все уже обговорено и слажено, и хлопоты леди Ильмы запоздали?

   Я взглянула непонимающе, и он кивком указал на мою руку:

   — Кольцо-то обручальное, я сразу заметил!

   Я уставилась на кольцо, словно видела его впервые. Конечно, оно было обручальным, ведь Агнор подарил его своей невесте в день свадьбы. Опять понадобился один-единственный взгляд чужака, чтобы заметить то, что не замечали ни Рогнар, ни Ильма, ни даже я сама.

   — Где же твой нареченный? — не отставал Эрл. — Почему не с тобой, почему не защищает тебя и Гавань?

   Я смерила его раздраженным взглядом. Объяснять этому тощему бродячему псу, которому в иное время не доверили охранять бы и пустой сарай!

   — Не твоя забота, с кем и как я обручена!

   — Как же, не моя! — буркнул он. — Есть разница, кому подчиняться: мужчине или...

   Я резко натянула поводья. Лохмач осел назад, недовольно заплясал. Уперлась рукой в бедро.

   — Давай-ка договоримся, капитан! Пока ты здесь, ты будешь подчиняться мне — или вон тебе горы и море!

   — Я подчиняюсь лишь лорду, которому присягаю! Тебе я клятвы не давал!

   — Я и не требую от тебя никакой присяги — ты солдат и рано или поздно уйдешь отсюда! Будь я побогаче, я бы наняла вас. Но денег у меня нет, и потому я напоминаю — у вас долг передо мной. Ваши жизни, наш приют. Верни его — и ты свободен.

   Он слушал меня, сцепив челюсти. Напомнив о долге, я, похоже, оскорбила его, но он не оставил мне другого выхода. Я была готова к вспышке гнева, но Эрл сказал только:

   — Ты не представляешь, насколько хорошо я это помню. Иначе бы...

   И, не договорив, тронул коня. Я смотрела ему вслед, хмурясь: что это было? Угроза? Предупреждение?

***

   — Да не так же! — Я с досадой вырвала из рук юного Кея меч, встала в привычную стойку. — Когда ты наносишь удар, открываешь плечо. Видишь? Если тебе не дорога твоя рука, пожалей свою мать. Смотри, вот так. Теперь ты. Нет. Еще сильней. Неплохо. Почти так. Порджес, погоняй его как следует!

   Повернулась — и едва не столкнулась с наблюдавшим за нами Эрлом.

   — Эко диво! — сказал он с насмешливым удивлением. — Ты еще и воинов обучаешь, леди?

   — Почему бы и нет?

   Он перевел взгляд на утоптанную площадку.

   — Деревянные мечи... И давно ты готовишь эту армию, леди? Крестьяне лучше орудуют вилами.

   — От стрейкеров одними вилами не отмашешься. Конечно, учитель из меня никудышный, но у нас есть опытные воины...

   — Немногому же они их научили, — проворчал Эрл. Повысил голос. — Рэнд, Фокс, покажите-ка ребяткам, что такое настоящий мечник!

   Я отступила, наблюдая за вышедшими в круг солдатами. Что ж, теперь дело за Эрлом! Словно услышав мои мысли, капитан обернулся. Нашел меня взглядом.

   — Ты неплохо владеешь мечом. Для женщины, конечно. Кто учил?

   — Отец.

   — Агнор? Зачем ему это было надо?

   ...Он приходил за мной, отрывая от тканья холстов, от вышивания, от очага, от всего того, что должна знать и уметь хозяйка дома, давал в руки меч и ставил против себя. Это было тяжело, и больно, и страшно, и синяки и ссадины не заживали месяцами, и он никогда не ругал и не хвалил меня, но раз за разом я поднимала меч немеющими руками и кивала ему: «Продолжим»… — Может, ему просто больше некого было учить.

   Эрл смотрел на сгрудившихся вокруг площадки мужчин.

   — В любом случае, — сказал он наконец, но как-то издалека, словно думал о своем, — у вас нет настоящего оружия. Луки хороши, но не в ближнем бою.

   — Идем со мной.

   Оружейная была пуста уже многие десятки лет: столько, сколько Гавань не воевала. Но теперь...

   Я откинула мешковину. Эрл быстро наклонился и присвистнул:

   — Боги! Что это?

   Меч стал продолжением его руки — смертоносным и прекрасным продолжением. Эрл коснулся его с нежностью, словно ласкал кожу любимой женщины. Отступил, рассекая затхлый воздух быстрыми взмахами, — меч взлетел и опустился в его руку, как охотничий сокол...

   Когда капитан обернулся, худое его лицо сияло.

   — Откуда такое богатство, леди? Это же долматцы! Откуда эти мечи?

   — Последнее золото Гавани и несколько месяцев опасного пути. Это получше деревянных мечей, капитан? Ты будешь учить моих людей?

   Он тряхнул головой, откидывая назад длинные прямые пряди волос.

   — Да я и не отказывался... Идем к Дэйву.

   Увидев меня, лорд сделал попытку приподняться на постели и растерянно улыбнулся:

   — Прошу прощения, леди...

   У него было очень приятное лицо и красивая улыбка. Я слегка смутилась под его заинтересованным взглядом.

   — Как вы себя чувствуете?

   — Совсем неплохо... благодаря вашей заботе и хлопотам леди Ильмы.

   Он оглянулся. Ильма была тут как тут — сидела, слегка зарумянившись и не сводя с него сияющих глаз. Промолвила:

   — Что вы, лорд, какие хлопоты!

   — Я пока не могу отблагодарить за все, что вы сделали для нас, но вы можете полностью положиться на моего капитана. Он опытный воин и отличный офицер. Я без колебаний доверил бы ему свою жизнь и жизнь своих людей.

   Чувствуя, как у меня запылали щеки, я посмотрела на Эрла. Он сидел в углу и переводил внимательные глаза с меня на Дэйва. Наверняка давно разгадал наши опасения и рассказал о них своему другу.

   — Мы недолго будем злоупотреблять вашим гостеприимством. Дайте время поджить ранам, утихнуть бурям — и мы вас оставим. Но до того никто не будет даром есть ваш хлеб...

   Даже этот недолгий разговор утомил его. Я встала.

   — Никто не гонит вас отсюда. Гавань готова принять любого, кто не таит зла. Выздоравливайте, лорд!

   Дэйв, слабо улыбаясь, опустил голову на подушки.

   — Учтивая речь... Благородная дочь благородного отца...

   Я невольно взглянула на Эрла, ожидая увидеть знакомую усмешку. Тот глядел на лорда серьезно, будто пытаясь что-то понять.

***

   Капитан взялся за нас всерьез, обучая наравне со своими бойцами. На тренировки лучников сходились и женщины — многие владели этим искусством с детства, удивляя даже опытных воинов Эрла. Но восхищение вызывало не только это...

   Через несколько дней я отозвала офицера в сторону.

   — Проследи за своими людьми, капитан. Я не хочу, чтобы они вели себя как стадо жеребцов!

   Он скривил губы:

   — Сама блюдешь верность неизвестно кому и отказываешь в радостях другим?

   — Если женщина пойдет с солдатом по своей воле — это одно. Но если кто-то посмеет взять ее силой, пусть побережет свое мужество!

   Эрл усмехнулся:

   — Надеюсь, это буду не я.

   — Я не шучу!

   — Я тоже. Похоже, твой Порджес готов это сделать прямо сейчас.

   Я невольно оглянулась — на другой стороне площадки высился Порджес, неотрывно наблюдавший за нами.

   — Ревнует, — сказал Эрл, кивнув на него острым подбородком.

   Я поморщилась.

   — Не мели чепухи! Меня — к тебе?

   — Ну не наоборот же. И он прав! Сейчас, когда многие Владения стерты с лица земли, найдется немало лордов, охотно бы на тебе женившихся. Взять хотя бы Дэйва...

   Я с изумлением взглянула на него.

   — Дэйв смотрит совсем в другую сторону!

   — А ты хотела бы, чтоб в твою? — тут же прицепился Эрл. Я промолчала. В присутствии Дэйва я чувствовала себя неуклюжей деревяшкой — именно потому, что он был мне приятен.

   — А ты ему понравилась...

   Удивление, прозвучавшее в его голосе, неожиданно больно меня задело.

   — Вот странно-то, да? — бросила я, уходя с площадки.

   Я стояла на самом краю головы Дракона — в сезон бурь ее захлестывало волнами, но сейчас морозное море спало, и лишь колючий ветер трепал мои волосы.

   Я сразу перепрыгнула из детства, где меня звали Драконовой дочкой, в юность, где моими спутниками были лишь пожилой Рогнар да мрачный Агнор. Я просто не заметила поры, когда девочка превращается в девушку, с первыми ее влюбленностями, улыбками, кокетством... Я и сейчас не ощущала себя женщиной — Владетельница, воин, проводник — не меньше, но и не больше. Иногда казалось, что я превращусь в старуху, так и не узнав, что была женщиной.

   Услышав, как кто-то спускается по крутой тропке, я вздохнула. От этого человека нигде не было спасения.

   — Я не хотел тебя обидеть, — сказал Эрл мне в спину.

   — Ты этого и не сделал, — отозвалась я, не оборачиваясь. Скрипнул снег — Эрл усаживался на камни.

   — Можешь быть спокойна — парни хоть и изголодались по женской ласке, порядок знают.

   — На самом деле я была бы рада, если б твои люди создали здесь семьи. У нас мало молодых мужчин, да и я бы смогла больше доверять вам.

   — А сейчас — не доверяешь?

   Я оглянулась. Глаза его светились, отражая стылый закат.

   — А ты — мне?

   Он промолчал. Я пожала плечами.

   — Вот видишь...

   Эрл обвел взглядом заснеженный склон, еле заметную тропинку, поднимавшуюся к замку по скалистым уступам.

   — Любишь бывать здесь? Тихо, спокойно, не видно со стороны замка...

   Встретил мой взгляд и криво усмехнулся.

   — Много спрашиваю, да? Это только любопытство, леди, и оно не несет ничего плохого ни тебе, ни твоим людям. Любопытство всегда звало меня в дорогу. А ты, ты бывала когда-нибудь, кроме Гавани?

   — Мы живем обособленно. Пару раз была в Оленьем Лесу, еще в одном Владении. На ярмарках в Хейме. Агнор хотел свозить меня в столицу, но...

   — И тебе никогда не хотелось узнать, что там, за горами?

   — Я люблю слушать моряков и купцов, когда они до нас доходят. Но уехать... — Я вздохнула, оглядываясь. — Нет. Это — моя жизнь. Это моя Гавань. Я не представляю, как можно уйти за горы и перестать видеть море. Нет. Нет, Эрл, я бы не смогла уйти отсюда. Никогда.

   Капитан слушал меня, глядя в землю. Я помедлила, прежде чем спросить:

   — А ты? Тебе никогда не хотелось вернуться домой? Ты так и останешься вечным бродягой?

   Эрл наклонился, зачерпнул пригоршню снега.

   — Мне просто не к кому и некуда возвращаться. Идем, тебя заждались к ужину.

   Я прикусила губу, глядя в его спину. Никогда не расспрашивала его ни о чем, а тут... Движимая чувством вины, я сказала необдуманно:

   — Ты можешь остаться в Гавани, если захочешь...

   Офицер резко развернулся — я увидела его изумленные глаза, кривую усмешку на бледных обветренных губах.

   — Благодарю за доброту, леди!

   Не было в его голосе никакой благодарности. Похоже, что бы я ни сказала и ни сделала в отношении Эрла — все будет невпопад. Не стоит и пытаться.

***

   ...Я была рыбой, я была птицей, парящей в синем океане, прозрачном от неба до самого дна. Солнце таяло, плавилось в толще воды, словно старая золотая монета; рыбы вспыхивали мгновенными праздничными фейерверками, а рядом плыл кто-то сильный и стремительный — я не видела его, лишь различала туманную тень, лишь чувствовала успокоительное присутствие. Я жду тебя, сказал он, я жду...

   Я сидела в кровати, обняв колени, и улыбалась. В моих покоях было холодно, не спасал горевший всю ночь камин и теплые одеяла. Но все это неважно, потому что скоро придет весна.

   И сны станут явью.

   Я спускалась по лестнице, скользя ладонью по гладким от старости деревянным перилам. Зима уходила из души, из тела, из памяти. Возвращалось давно и крепко подзабытое. Другая жизнь, другая радость...

   — Нет, ничего об этом не знаю, — упрямо твердил старческий голос. — Не слышал, не знаю...

   И другой — раздраженный, молодой:

   — Ну что ты заладил — не знаю, не знаю! Так узнай и скажи мне!

   Из-за угла вышли Рогнар и капитан Эрл. При виде меня на лице управляющего появилось виноватое выражение: похоже, речь шла обо мне.

   — Доброго утра, леди Янга, — Рогнар склонил седую голову и поспешил прочь. Я мимолетно подумала, что в последнее время он сам не свой — заболел или чем-то встревожен. Не забыть переговорить с ним... Забота прошла и канула, и я с задумчивой улыбкой взглянула на Эрла. Сегодня утром даже капитан мне казался мил.

   — Славное утро, капитан, — сказала я, проходя мимо.

   Он сказал что-то, и я мельком оглянулась. Эрл стоял и смотрел мне вслед. Я открыто улыбнулась ему — и он мне в ответ, неуверенно и немного растерянно, именно улыбнулся, а не усмехнулся, как обычно, и оттого лицо его помолодело и стало симпатичным, и даже как будто напомнило кого-то...

   Это все сон, подумала я, все сегодня выглядит как сквозь волшебную призму.

***

   Едва миновал месяц бурь, офицеры решили послать разведчиков за пределы Гавани. Никто лучше наших не знает здешние места, но они настаивали, чтобы пошел кто-нибудь сведущий в воинском деле.

   — Вы слишком слабы! — заявила я Дэйву и повернулась к Эрлу, — а вы...

   — ...хромой, — закончил он. — Рад, что вы так печетесь о нашем здоровье, но мы собирались послать Хагена и Джейка.

   — И еще, — решительно сказала я. — Что бы ни случилось. Никто из ваших людей не должен указать стрейкерам дорогу в Гавань.

   Дэйв внимательно смотрел на меня.

   — Другими словами, если им придется спасаться бегством...

   — Пусть ищут спасения в другом месте.

   Дэйв отвел взгляд: хотя он сознавал мою правоту, ему было неприятно, что это сказала именно я — женщина. Я сжала зубы. Что ж, тем лучше. Легче будет не думать о том, какая у него приятная улыбка, и как мягко светятся его глаза, когда он на меня смотрит...

   Поддержка пришла с неожиданной стороны. Эрл лениво поднялся, засунув пальцы под широкий ремень.

   — Леди права. На ее месте я сказал бы так же.

   Дэйв окинул нас взглядом — в усталых серых глазах мелькнула усмешка.

   — Не сомневаюсь...

   Порджес просто засиял, когда узнал, что отправляется вместе с разведчиками. Как я и опасалась, молодые мужчины, овладев кое-какими воинскими навыками, просто рвались опробовать их в деле — даже самый благоразумный из них.

   Порджес вдруг помрачнел.

   — А этот... капитан здесь остается?

   — Конечно, он еще плохой ходок, — ответила я, не понимая причины его озабоченности.

   — Этот малый пройдоха еще тот! — недовольно сообщил Порджес. — Всюду свой нос сует, словно он здесь хозяин! Не знаю, как вы тут с ним справитесь без меня.

   Я сумела спрятать улыбку.

   — Уж как-нибудь, Порджес. Я же остаюсь не одна. Да и отсутствовать ты будешь недолго.

   Он неспокойно качнул головой.

   — Говорил вам, доверяете какому-то бродяге, кто знает, что у него на уме! Мнится, решил он прибрать к рукам Гавань... И вас.

   — Меня?

   — Вы же не замечаете, как он на вас смотрит. Прямо как кот мышку стережет!

   Сравнение с мышью меня развеселило.

   — Надеюсь, до твоего возвращения меня не съедят!

   — Экая вы недогадливая, леди Янга! — выдохнул Порджес. Щеки его раскраснелись. — Да ведь он вас как женщину хочет!

   Я потеряла дар речи. Этакая чушь... Я знаю, как смотрят на женщину, которую желают. Так никто никогда на меня не смотрел.

   — Порджес! Да он меня терпеть не может!

   — Может, для вас оно и так. Да только со стороны-то виднее, леди. А вы такая молоденькая, неопытная, что вам стоит голову задурить речами ласковыми...

   Я засмеялась. Ласковое слово — от Эрла! Скорее Дракон его обронит!

   — Я буду очень осмотрительна, Порджес. А теперь иди, офицеры ждут.

   Порджес посмотрел на меня печальными глазами, качнул головой и пошел прочь.

   Нам не впервой было снаряжать охотников — но не на такую дичь. Провожая взглядом четыре фигуры, медленно двигавшиеся по белому склону, я подумала вслух:

   — Лучше бы я пошла сама!

   — Боишься за Порджеса?

   — А ты за своих людей разве нет?

   — Я привык. Но если он тебе так дорог, могла послать кого другого...

   — Порджес — один из лучших. Другой может погибнуть из-за своей неопытности.

   — Но тот, другой, будет все же не Порджес!

   Я качнула головой, не сумев скрыть усмешки. Сговорились они сегодня, что ли?

   — Ты о чем? — подозрительно спросил офицер.

   — Недавно Порджес сказал мне, — легкомысленно сообщила я, — что твои намерения в отношении меня не совсем честны...

   Казалось, Эрл опешил. Во всяком случае, привычная усмешка вернулась на его худое лицо не сразу.

   — Не совсем честны... — повторил он медленно, словно пробуя слова на вкус. — И как же это понимать?

   Я закрыла рот. Зачем мне понадобилось его поддразнивать?

   — Спроси у него, когда он вернется, — пробормотала я, пытаясь его обойти. Эрл и не подумал посторониться.

   — А как его поняла ты? — спросил с обманчивой мягкостью. Я сдержала вздох — поди попробуй повтори...

   — Я думаю, он ошибается.

   — Ошибается в чем? — спросил Эрл, вновь заступая мне дорогу. Теперь у меня за спиной был обрыв, и, глядя в его светящиеся желтые глаза, я подумала, что ошибался Порджес не во всем. Я совсем не знаю этого злого, сильного, несмотря на худобу и хромоту, мужчину. Что, если он сейчас протянет руку и столкнет меня вниз?

   Эрл протянул руку и крепко взял меня за рукав.

   — Отойди, упадешь. Или ты так не хочешь отвечать мне, что готова скорее прыгнуть в пропасть? Порджес всегда так беспокоится о тебе? Похоже, он и не подозревает, что у тебя есть законный защитник — твой нареченный. Похоже, никто об этом не подозревает. Что это за жених такой, которого ты так успешно скрываешь?

   «Так узнай и скажи мне»... Вот о чем спрашивал Эрл управляющего — о моем выдуманном нареченном! Зачем ему это нужно? Или он из тех людей, которые не успокоятся, пока хотя бы один секрет не останется нераскрытым?

   — Я... мы... — я облизнула обветренные губы, лихорадочно соображая. Призрачный жених давал хоть какую-нибудь, хоть эфемерную защиту... если не от выдуманных Порджесом притязаний Эрла, то от тех, кто действительно мог появиться в будущем — охотников до сохраненной нами земли.

   — Тебе, кажется, нечего сказать, леди Янга? — спросил Эрл.

   Я вздохнула.

   — Я... лорд Агнор хотел сохранить наше обручение втайне... до поры до времени. А потом он... он умер и...

   Что я такого сказала? Почему он так смотрит?

   — Ты хочешь сказать...

   Я глядела на него во все глаза. Я и сама не знала, что хочу сказать. Эрл выдавливал слова, словно язык у него еле ворочался.

   — Что Агнор... что это кольцо... ты...

   Похоже, и он не знал, что хочет сказать. У меня не хватило духа выслушать его до конца — и отрицать или соглашаться.

   — Ах, да понимай, как хочешь! — я вырвала руку и бросилась вниз, словно за мной гнался сам демон гор.

   Разведчиков не было несколько недель. Я старалась не волноваться, зная, как трудны сейчас переходы и с какими предосторожностями им придется передвигаться. Но все же целая вечность прошла, прежде чем дозорные доложили о возвращении.

   На многие мили вокруг была пустота — ни человеческого следа, ни даже дымка над заснеженными пожарищами. Пустота, дикость, заброшенность... Все живое или было уничтожено в той страшной битве, или покинуло край, спасаясь от врага и голода.

   Я покусывала губы. Может, позже послать отряд побольше — узнать, что там с Владением лорда Брайна... а заодно присмотреть, где обитает дичающий скот. И неплохо бы самой возглавить этот отряд. Некоторое время Гавань обойдется без меня, а свой глаз всегда надежней...

   И я встретилась взглядом с наблюдавшим за мной капитаном. Похоже, он читал мои мысли: Эрл неспешно вытянул ноги и сказал лениво:

   — Может, пошлем отряд побольше — и подальше, как думаешь, Дэйв? Я мог бы пойти вместе с ними.

***

   Едва стаял снег, в Гавани появились дельфины. Приплыли за своими друзьями — Морским народом, зимовавшим в этот год на нашем берегу. Я вышла попрощаться с вожаком Морского народа. Мы не виделись несколько зимних месяцев: время от времени я посылала в их поселок гонца с вопросом, не нуждаются ли они в чем-нибудь — и этим исчерпывалось наше общение. Морской народ любит уединение.

   Вождь едва склонил непокрытую голову. Бледная кожа, серые волосы, серая меховая одежда, облегающая тело, как вторая кожа...

   — Морской народ готов плыть — друзья ждут его.

   — Мы рады, что Морской народ отдохнул на нашем берегу. Пусть с вами будет теплое море и милость Дракона.

   Он смотрел на меня серыми прозрачными глазами.

   — Милость Дракона скоро понадобится тебе, Хозяйка Берега. Не бойся своих гор — бойся моря.

   Я не поняла, но знала, что переспрашивать бесполезно — Морской Народ говорит только то, что хочет, а свое слово вождь уже сказал.

   Но, как оказалось, не все.

   — Морской народ благодарит тебя, Хозяйка Берега.

   Я взглянула на протянутую руку, и сердце мое замерло. Слеза Дракона! Лишь раз в жизни я видела этот камень, но сразу узнала его призрачное сияние, которое не угасает и ночью. Он таял в сером бархате перепончатой ладони, словно осколок летнего моря.

   — Пусть он поможет тебе, когда будешь говорить с Отцом Драконом!

   Едва слыша его, как во сне, я приняла камень. Я не ожидала такого подарка — видно, Морской народ оказался доволен предоставленным ему укромным уголком бухты, куда строго-настрого было запрещено являться любопытным. Когда, наконец, смысл сказанного дошел до меня, я вскинула глаза, но вождь уже уходил, и я не решилась его окликнуть.

   Люди высыпали на берег и замковые стены — посмотреть на покидавший нас Морской народ. Рядом с матерями в ледяной воде плыли родившиеся в эту зиму младенцы... Я зябко передернула плечами.

   Многие приметили сиявший на моей груди камень. Подталкивая друг друга локтями, переговаривались — будет богатый улов, Морской народ об этом позаботится.

   — Неплохо, совсем неплохо, — сказал подошедший Эрл. Осторожно поднял длинными пальцами висевший на серебряной цепочке камень. Повернул, любуясь его сиянием. Похоже, и он слышал о Слезе Дракона. Я смотрела на его руку, потому что смотреть в близкое лицо офицера было как-то неловко. После того нелепого разговора Эрл держался со мной вежливо и отчужденно. Мы негласно поделили обязанности: я занималась Гаванью, он — ее охраной, и общались лишь по мере необходимости. Как ни странно, меня это задевало...

   — Знаете, сколько стоит этот камень, леди? — спросил офицер. — Столько, сколько вся Гавань Дракона целиком!

   Я накрыла камень ладонью.

   — Не собираюсь продавать ни его, ни Гавань!

   — Ну да, как же, как можно продать свою удачу! А ты знаешь, что в древности его носили Говорящие с Драконами?

   — Леди Янга, — сказал подошедший Рогнар, — рыбаки спрашивают, не пора ли и нам в море? У них все готово.

   — Не сейчас, — рассеянно отозвалась я, — дня через три пройдет шторм, а там...

   И перехватила удивленный взгляд капитана.

   — Шторм? Откуда ты знаешь? Я вырос у моря, но не вижу никаких примет...

   Рогнар пыжился от гордости.

   — Леди всегда это умела! — похвастался он. — С самого детства! И всегда ее слова сбывались!

   — Да? — спросил Эрл. Я пожала плечами.

   — Я просто чувствую море — мне не надо никаких примет. Что ты говорил о Драконах?

   — Я говорил, что тебе очень везет, леди Янга.

   — И это, похоже, тебя совсем не радует?

   Эрл посмотрел на спокойное море.

   — Было бы гораздо легче, если бы ты не так ловко со всем управлялась!

   — Легче... кому?

   — Мне! — буркнул он, отходя. Я озадаченно смотрела в его ссутуленную спину. Сегодня все со мной говорили загадками.

***

   Владение лорда Брайна тоже осталось невредимым — чуть стаял снег, в Гавань пробрался отряд, присланный за его сестрой. Неудивительно, что Дэйв вызвался проводить леди Ильму, взяв половину своих людей. Удивительно, что здесь оставался капитан Эрл — по соглашению между офицерами или по своему собственному желанию...

   — Увидимся ли мы снова? — спросила я при прощании. Дэйв смотрел задумчиво.

   — Не знаю. У солдат изменчивые судьбы — ими правит война. И она же делает им неожиданные подарки.

   Я посмотрела на Ильму. Подарок? С ней, во всяком случае, мы простились безо всякого сожаления.

   Эрл послал с отрядом несколько человек — разведать территорию подальше. Я не пошла с ними, потому что сны становились все ярче...

   А за снами пришли ночи.

   Я стряхнула капли, стекавшие с мокрых волос; тихо смеясь, на цыпочках пробежала по темному коридору. Все спали и...

   — Добрая ночь, не так ли, леди?

   Вздрогнув, я всем телом повернулась в сторону этого язвительно-вежливого голоса. В нише окна сидел Эрл и, скрестив руки, смотрел на меня светящимися, как у кошки, глазами.

   — Как ты меня напугал! — выдохнула я. — Что ты здесь делаешь?

   — Жду тебя.

   — Сейчас? В три часа ночи?

   — Странно, что ты это заметила! — он встал и толкнул мою дверь. Я растерянно шагнула через порог, Эрл вошел следом; сразу, словно знал мою комнату наизусть, нашел и зажег свечи. Приподняв подсвечник, окинул меня тяжелым взглядом.

   — Что случилось? — спросила я.

   — Мне надо с тобой поговорить. Для начала переоденься.

   В другое время я бы возмутилась повелительностью его тона, но спорить не приходилось, у меня действительно зуб на зуб не попадал. Зайдя за полог кровати, я быстро переоделась и, заколов влажные волосы, вновь явилась под хмурые очи офицера.

   — Так что случилось?

   Он стоял у камина, ожесточенно обкусывая ногти. Сверкнул на меня злобным взглядом.

   — Сядь!

   Я села, скорее заинтригованная, чем задетая.

   — Я пришел, чтобы переговорить с тобой... предупредить... О, дьявол! — Эрл метнулся от стены к стене. Несмотря на хромоту, быстроты и ловкости ему было не занимать. Обернулся, уставился злобными янтарными глазами.

   — Я слышал о твоих ночных странствиях...

   Я насторожилась.

   — Вот как? — сказала холодно. — Уж не следишь ли ты за мной, капитан?

   — Не следил! — прошипел он. — До сегодняшнего дня... ночи. Я всегда считал тебя достаточно разумной, но сегодня...

   Я похолодела. Он следил за мной и видел...

   — Что — сегодня?

   — Я видел, как ты вернулась. Я видел твое лицо... ты кралась в свою комнату, как кошка после любовных утех...

   Мне словно дали оплеуху — он думал... Облегчение и удивление вылились в нервном смешке, и Эрл дернулся, как от удара.

   — И ты еще смеешься?

   — А ты хочешь увидеть мои слезы?

   — Не мешало бы! — рявкнул Эрл. — Ты понимаешь, что ты делаешь? Владетельница должна быть чиста, иначе твои люди не пойдут за тобой! А ведь ты, вдобавок, еще и обручена!

   Я смотрела на него в насмешливом удивлении. Самого главного он так и не узнал. Но почему он так взъярился — не родственник и не друг? Или для него оскорбление служить обесчестившей себя леди?

   Эрл смолк. Сказал через паузу — почти спокойно:

   — Я должен был догадаться сразу. В последнее время ты вся словно светишься. Могу понять твоего парня — сейчас весна, а ты очень желанна. Но подумай и прими мой совет — совет мужчины. Покончи с этим.

   Я подняла брови в притворном удивлении.

   — Значит, Владетельница не может иметь возлюбленного?

   Эрл пробормотал что-то. Кажется, выругался.

   — Пришел бы ты, будь я мужчиной? — продолжала наступать я. — Потребовал бы расстаться с подругой? Нет? Так какое же ты имеешь право указывать, где мне быть и что мне делать?

   Я действительно разозлилась, точно он задел меня за живое. С первого дня пребывания Эрла в Гавани я чувствовала его недоверие. Сначала он сомневался в моем умении управлять Владением. Потом — в существовании моего жениха, которого сам же мне и приписал. А теперь еще и это!

   — У меня есть на это право, — тихо сказал Эрл. — Ты молода и неопытна, а я много старше, и знаю, как хрупка женская честь и слава. Прости, если обидел тебя, но я не желал плохого.

   Я словно впервые разглядела темные круги вокруг светло-карих глаз, глубокие морщины между бровей и у рта — и вдруг представила, как он ждет меня в темном холодном коридоре — несколько долгих ночных часов.

   — Что дурного в том, что я просто плаваю в море?

   Пауза.

   — Ты плаваешь в море? — повторил он.

   — Да. И люблю делать это ночью.

   Пауза.

   — Одна?

   — Что?

   — Ты несколько часов проводишь в море — одна?

   — Эрл, ты переходишь все границы!

   Он мотнул головой.

   — Согласись, последнее, о чем я мог подумать — что ты ночью уходишь на берег и купаешься в бухте... Почему я тебе всегда верю? Наверное, скажи ты, что бегаешь на свидание к Морскому Дракону, я бы и этому поверил... Значит, вся эта проповедь была ни к чему?

   — Совершенно.

   Эрл подошел к столу, налил вина и выпил его, как пьют горячий глинтвейн — мелкими неспешными глотками. Спросил, не глядя на меня:

   — Я был очень смешон?

   — Немного. Но я тронута, что ты так печешься о моей чести — чести Владетельницы. А сейчас, раз ты выяснил все, что хотел...

   — Не пойти ли тебе вон?

   — Скажем, не пора ли вам спать?

   — Хорошо, — он шагнул к двери, я — следом — и вдруг очутилась с ним лицом к лицу.

   — Рискую разгневать леди, — сказал Эрл со слабой усмешкой, но напряженное лицо его нисколько не смягчилось, — и все же повторю свой глупый вопрос. Ты плаваешь в море одна?

   Я закрыла глаза, чтобы показать, как я от него устала, а на самом деле — чтобы скрыться от этого испытующего взгляда. Огромное стремительное тело рядом со мной, высверк серебристого изгиба, повторяющего каждое мое движение; танец в прозрачном мерцающем море, где нет дна и нет глубины, одно огромное, неподвластное бессильному взгляду пространство; полет двух снящихся друг другу теней...

   — Совершенно одна, — сказала я.

***

   Разведчики вернулись с тревожным известием: на пути в Олений Лес солдаты встретились с небольшим отрядом стрейкеров. Он был уничтожен, но я не разделяла их радости. Похоже, Хейм исчерпал себя, и стрейкеры искали новую добычу. Эрл думал так же — он усилил охрану перевала и разослал дозорных на границы Гавани. Не следовало забрасывать и поля — война войной, а земля требовала рабочих рук. Мы спали вполглаза, держа наготове оружие и дорожные мешки...

   И все же они пришли неожиданно.

   Хватило одного взгляда на ворвавшегося в кабинет Эрла.

   — Сигналят с Маяковой горы — идут корабли.

   — Они?.. — я застегивала плащ, и все никак не могла справиться с застежкой. У меня дрожали руки.

   — Не думаю, что они идут торговать...

   Я крепко зажмурилась, вздохнула — и, наконец, застегнула плащ. Эрл наблюдал за мной.

   — Может, тебе тоже уйти с женщинами?

   — Что?

   — Ладно, я сказал глупость. Забудь. Но постарайся, по крайней мере, держа¬ться ко мне поближе.

   Я с трудом улыбнулась.

   — Не волнуйся — клещами вцеплюсь!

   Три корабля стояли на рейде, не пытаясь войти в Гавань — вероятно, были наслышаны о местных подводных скалах. Что они предпримут дальше? Торговцы всегда пользовались указаниями наших лоцманов, ревностно хранивших свои секреты.

   Стрейкеры рискнули. От одного из кораблей отделилась лодка. Мы напряженно следили за ней с замковых стен: стрейкеры двигались осторожно, медленно, словно вынюхивая дорогу.

   — Пусть лучники будут наготове, — сказала я Эрлу, — если они пройдут...

   — Ни к чему тратить стрелы! — воскликнул кто-то. — Море за нас — смотрите!

   Неожиданный водоворот закружил шлюпку, подбросил вверх — и ударил о скалу, как будто прихлопнул надоевшего комара. Волна схлынула — ни людей, ни даже щепки... На замковых стенах раздался восторженный вопль, эхом подхваченный лучниками, засевшими в укрытии береговых скал. Я взглянула на Эрла — он, не отрываясь, смотрел на корабли. Ничего еще не кончилось.

   — Пошли еще людей к Порджесу на перевал. Может, здесь нас только отвлекают...

   ...Я чуть не ослепла от яркой вспышки. Что-то с ревом пронеслось над морем — и рыбачьи лодки на берегу запылали, словно в них ударило молнией. — Колдовство, — сказали рядом, — это колдовство!

   Слишком ошеломленная, чтобы спрашивать, я взглянула на Эрла. Он, ощерясь, смотрел на пылающие лодки. Офицер не казался испуганным, хотя лицо его еще больше помрачнело.

   — Это не колдовство! — громко сказал он. Люди оглянулись, стали подходить ближе. — Я слышал о таком, хотя видеть не приходилось.

   — Колдовство или нет, так они могут сжечь всю Гавань!

   — Для этого их корабли слишком далеко. Просто они хотели показать свою силу, запугать нас...

   — И это им удалось, — негромко сказала я. Рука Эрла стиснула мои пальцы. Он повысил голос:

   — Помните — они не колдуны! Они такие же люди, как мы с вами — из плоти и крови. Их можно убивать!

   Долговязый Хэнк, стоявший рядом с непривычно молчаливым Рогнаром, криво усмехнулся:

   — Скоро мы это проверим, ведь так?

   Мы заворожено следили за новой шлюпкой, уверенные, что теперь, после демонстрации мощи стрейкеров, она непременно доберется до берега. Но затонула и эта.

   До наступления темноты стрейкеры предприняли новую попытку — и снова она закончилась неудачей...

   — Тебе надо отдохнуть.

   Вздрогнув, я оторвала взгляд от неподвижных огней в море.

   — Иди, приляг, — продолжил Эрл. — Я разбужу, если...

   — Сколько их там, на кораблях?

   — Много.

   — А лодок?

   Он хмыкнул.

   — Судя по легкости, с какой с ними расстаются, тоже немало!

   — Ты заметил? С каждой новой попыткой они продвигаются, хоть на дюйм, но дальше! Знаешь, что я думаю? Они будут посылать лодки — снова и снова — пока не нащупают фарватер. Они войдут в Гавань, Эрл. Они войдут в Гавань. В МОЮ Гавань.

   В его пристальных глазах что-то мелькнуло. Он подумал, что я испугалась, хотя только сейчас я справилась со своим страхом. Страхом решения.

   — Леди, ты должна быть со своими людьми. Увести их отсюда, позаботиться о новом, безопасном месте...

   Я нетерпеливо отмахнулась:

   — Перестань! Они взрослые, разумные люди! Они сумеют прожить без меня. Я говорю о Гавани, Эрл. Я могу помочь ей. Сама.

   Рогнар понял первым.

   — Нет, леди, пожалуйста, нет!

   Рогнар больше не упрашивал меня, но словно как-то постарел и усох на глазах — и я впервые подумала, как много ему лет, и что я буду без него делать. Эрл наблюдал за нами с раздражением взрослого, вынужденного тратить драгоценное время на детские глупости.

   — Ты же сама говорила, что этот обычай давно забыт!

   — Когда Гавани угрожала смертельная опасность, всегда приносили жертву…

   — Даже если у тебя есть Слеза Дракона, это не значит, что Хозяин тебе ответит!

   — Может, и так. Рогнар, ты будешь сопровождать меня.

   Тот сокрушенно кивнул.

   — Эй, послушай-ка! — Эрл преградил мне дорогу. Он казался встревоженным. — Насколько я помню, это должна быть женщина из рода Владетелей. Но ты-то ведь чужая по крови!

   Я перехватила удивленно-благодарный взгляд управляющего. Сказала резко, заглушая собственные сомнения:

   — В крайнем случае ответа мы не получим! Пропусти, у нас мало времени!

   Эрл помедлил — я готова была его ударить — и нехотя отступил в сторону.

***

   Я стояла посреди Жертвенного грота, сцепив на животе ледяные пальцы. Несколько факелов, вставленных в проржавевшие кольца, слабо освещали сырые стены, низкий свод, неровный пол; отражались в зеркале неподвижного водоема. У воды был цвет и глубина обсидиана.

   Мне было страшно. Гораздо страшнее, чем когда Агнор привел меня сюда в первый раз.

   ...Свет одинокого факела отразился в его глубоких темных глазах. — Раз ты моя дочь, дочь Владетеля Гавани Дракона, — сказал он, и звук его обычно глуховатого голоса был чистым и звонким, словно отразился от близких каменных стен, — ты должна знать все о Жертвенном Гроте.

   Хмурясь, Агнор смотрел в зеркало водоема, будто вспоминая.

   Каждая жертва приносилась Дракону в годы великих бедствий. Я до сих пор помню имена, перечисленные монотонным речитативом Агнора. Девушек оставляли на ночь в Жертвенном гроте, опоив особым напитком — с тем, чтобы они могли послать зов Морскому Хозяину и говорить с ним, если на то будет его воля. Редко кто переживал эту ночь — Дракон благосклонно принимал жертвы.

   Уходила в прошлое пора великих бедствий, и жертвоприношение постепенно превращалось просто в обряд, через который должна пройти дочь Владетеля, чтобы стать по-настоящему взрослой. Теперь с девушкой оставляли на ночь преданного слугу, а Морской Дракон все реже отзывался на зов, или зов становился все менее искренним, все менее необходимым. Был бы жив Агнор, я бы давно уже прошла через Грот, знала, что меня ожидает...

   Шаги Рогнара отозвались болью в пылающей голове. Глубоко вздохнув, я поднесла к губам ритуальную чашу и выпила напиток жертвы. Горьковатый, с легким привкусом освежающей мяты...

   — Что так долго? — сказала я. — Возьми масло и натри мне спину.

   Сбросив теплый плащ, я, морщась, окунула в чашу руки — запах был отвратительный, но следовало соблюдать все указания Агнора. Начала втирать масло в кожу шеи, груди, живота. Рогнар — да что он возится? — наконец коснулся моей спины; масло и руки были холодными, ладони — шершавыми, сильными, металл браслета царапнул мне кожу и...

   — Ох!

   Обернувшись, я толкнула его в грудь — Эрл попятился, чтобы не упасть, вскинул жирно отсвечивающие руки.

   — Что ты здесь делаешь?

   Он пожал плечами.

   — Натираю тебя, ты сама велела...

   — Я думала... где Рогнар?

   — Я пришел вместо него.

   Я не верила своим ушам.

   — Не слишком ли много ты берешь на себя, солдат?

   — Не больше, чем смогу унести, леди, — он посмотрел на свои ладони и локтем откинул назад волосы. — Может, продолжим?

   Его взгляд привел меня в чувство. Я схватила плащ, накидывая на себя.

   — Жаль, — огорченно сказал Эрл, — осталось самое интересное. Уверена, что справишься сама?

   Я закрыла глаза, сказала устало:

   — Эрл. Мне сейчас не до препирательств. Иди и пришли сюда Рогнара.

   — Он не придет.

   — Почему? — спросила я на пределе спокойствия.

   — Потому что пришел я. Потому что дверь в Жертвенный Грот откроют только на рассвете.

   Поморщившись, он вытер руки о штаны.

   — Послушай, я не могу заставить тебя не делать этого. Но я могу проследить, чтобы с тобой ничего не случилось. Я буду ждать.

   — Нет.

   — Да. Ты не сможешь вернуться, если тебе никто не поможет. Если тебя не будет ждать человек, готовый пойти за тобой куда угодно. Видишь, я тоже знаю обычай.

   — Но ты же не...

   Лицо Эрла расплылось в усмешке.

   — Ты не знаешь границ моей преданности, леди!

   Я поднесла руку ко лбу — в голове была звонкая пустота. Нахмурилась, вспоминая.

   — Там, наверху... Дэйв уехал, и нет тебя... и меня... что, если...

   Меня качнуло или он шагнул ко мне? Напиток начал одурманивать мой разум — иначе откуда на этом недобром лице нежность?

   — Успокойся... не думай ни о чем.

   Голос его стихал, как гасли факелы по стенам грота, как нарастало ледяное свечение воды, как тихое эхо моих снов вновь окликало меня...

   Я успела почувствовать, как меня подхватывают и бережно опускают в поддающуюся ткань водоема. Холода воды я уже не ощутила.

   Меня несло вперед — я не могла управлять этим движением — стремительным, неумолимым. Волна, течение, вихрь... Я была песчинкой в его ладонях.

   А потом все оборвалось, и я повисла в мглистой пустоте, где не было начала и конца, где не было даже пространства. Холод сковал мое тело, холод заморозил мои мысли и чувства. Где-то ждали меня, к кому-то я должна была вернуться, но зачем... Ведь я здесь и останусь здесь навсегда.

   Во тьме передо мной вспыхнула россыпь серебряных искр — словно созвездия на внезапно прояснившемся ночном небе. Звук, вибрацию которого я ощутила каждой клеточкой своего тела — мысль или голос?

   — Зачем ты разбудила меня, Дочь Берега?

   — Я пришла с просьбой, Отец Дракон!

   — Сама? Тебя, что же, не отдали мне, как делали эти глупцы несколько веков подряд? Я брал их из любопытства, но скоро они наскучили мне, эти маленькие черви, которые умирают при мысли, что увидят меня воочию! Я не ем их мяса, а беседы их пусты и утомительны...

   — Я звала по своей собственной воле.

   — И просьба твоя смешна... Прибрежные черви на глупых деревяшках — что мне до них и до тебя, Дочь Берега? Возвращайся назад...

   — Люди зовут меня Дочерью Дракона! — в отчаянье сказала я. Сейчас меня отшвырнут, как надоевшего щенка…

   Казалось, это позабавило Хозяина.

   — Наконец что-то новое, хотя никогда не слышал, чтобы Драконы имели детей от людей! Едва ли это вообще возможно — да и зачем создавать то, что будет вечно разрываться между морем и сушей?

   Я молчала, не зная, что еще сказать или сделать. Но замолчал и он. И чем дольше длилось молчание, тем больше росла во мне надежда.

   — Если я... — в голосе его была надменная небрежность, — допустим, со скуки, выполню твою просьбу — что ты можешь дать мне взамен?

   Я перестала дышать.

   — Все, что угодно!

   Презрительный смех.

   — Мне не нужна твоя жизнь или твое тело — на что они мне? Отдай то, что тебе действительно дорого, отдай часть души, в которую не пускаешь сородичей...

   — Я не понимаю.

   — Твои дни, твои мысли принадлежат берегу, твои ночи, твоя душа — морю. Отдай свои ночи, девушка... Отдай свои сны...

   Серебро огромного тела рядом с моим; луна, как усталое солнце; полет над призрачной бездной; тени, скользящие на невообразимой глубине под нами... Танец — любовь — или схватка?

   — Отдай эхо раковин и шорох волн, в чьем шепоте ты различаешь слова, отдай серебро ночной морской дороги, по которой ты можешь идти, да-да, идти до самого горизонта. Отдай легкость тела и ласку вод, бархат мха и шелк водорослей, отдай сумрак дна и искры рыб, населяющих мои подводные сады. Отдай мысли, которые ты понимаешь, и друга, которого ты принимаешь... Отдай этот танец... он не твой... он не для тебя... отдай свои сны мне... верни мои сны мне... потому что ты мне снишься...

   Молчание.

   Молчание.

   Молчание.

   Рвались на части не то что душа — само тело. Я бы закричала от боли, если б могла, но у меня отняли даже голос. Что ты делаешь со мной?!

   Молчание было как пощечина. Как удар.

   — Ты выбрала, — сказал Дракон.

   ...Руки, вцепившиеся в камни, растекались, будто воск, вода стремилась унести меня обратно, к тому, кто отпустил меня. Даже волосы, намокнув, отяжелели, оттягивая голову назад. Я подняла глаза, пытаясь разглядеть в сумраке грота того, кто меня ждал. Кто он и как его зовут, я уже не помнила, но он ждал меня, ждал, иначе бы я не вернулась. Меня схватили за запястья, за локти, под мышки и вытащили из воды, словно рыбину, такую тяжелую и неповоротливую вне своей стихии. Воздуха, так много воздуха — я захлебнулась им, я была расплющена его весом, я...

   Я открыла глаза. Полумрак. Тишина. Повернула голову, ощутив щекой мягкий мех плаща. Эрл стоял у воды, сцепив за спиной пальцы.

   — Эрл... — шепнула я.

   Он быстро подошел, вглядываясь. Присел рядом на корточки.

   — Проснулась? Идем отсюда. Здесь...

   Он смолк.

   — Страшно?

   Он посмотрел на водоем.

   — Ты лежала вон там... — жест получился незаконченным. — Неподвижная. Белая, словно уже умерла. А я должен был смотреть на тебя и ждать. Ждать — удел женщины. Для этого нужно особое мужество. У меня его нет.

   Прошло несколько часов пополудни. Я стояла, прислонившись к зубцу стены, и отрешенно смотрела на корабли стрейкеров. Все звуки — шум моря, голоса, бряцанье металла — доносились до меня словно издалека, но его шаги я узнала сразу. Эрл остановился за моей спиной.

   — Думаешь, он услышал тебя?

   Я не оглянулась.

   — Услышал.

   — А может, пора перестать ждать несбыточного и думать, как самим защитить Гавань?

   — Пусть люди покинут скалы и берег. Отзови всех в замок.

   — Иначе что? — с раздраженной насмешкой спросил Эрл.

   Я вздохнула.

   — Просто отзови их. И… Эрл, не подходи ко мне. Я слишком устала, чтобы спорить с тобой.

   Эрл молча развернулся, задев меня плечом. Ушел. Я прислонилась лбом к камню стены. Закрыла глаза.

   ...Солнце плыло в раскаленной трещине между багровым небом и кровавым морем. Я с трудом вздохнула — грудь давило, как будто сам воздух стал неподвижно-каменным. Корабли стрейкеров казались кусками угля, плавящимися в печке заката. Все притихло. Даже извечно накатывающиеся на берег волны, казалось, двигались крадучись. Все ждало — чего? Повернув голову, я увидела неподвижных молчаливых людей, стоявших на каменных стенах: их было много, гораздо больше, чем должно было быть. Ожидание выгнало всех наверх, и я знала, что даже в горах уходящие из Гавани так же стоят и смотрят в сторону моря.

   Я не заметила Эрла, пока его горячая рука не накрыла мои вцепившиеся в камень пальцы. Сейчас я была ему даже рада.

   — Что это? На приближение бури непохоже — я видел всякое. Это — больше или страшнее... Что будет, леди?

   — Я не знаю, — несмотря на духоту, я дрожала от холода — из меня с каждой секундой уходило тепло, силы, сама жизнь. Словно то, что надвигалось, черпало силы из моего тела...

   И я вдруг подумала: а если то, что я вызвала, слишком велико и может захлестнуть и нас? Ноги мои подкосились, и я вцепилась в Эрла, чтобы не упасть.

   — Ты устала. Идем вниз.

   — Нет! — зубы мои отбивали дробь. — Я должна быть здесь... видеть...

   Он глянул поверх моей головы, глаза его расширились, руки стиснули меня так, что я охнула:

   — Ну, так смотри!

   Сначала я увидела суматошное движение на кораблях стрейкеров — там поднимали паруса — но слишком поздно, да и незачем...

   Потому что горизонт вставал на дыбы. Он подымался и подымался, поглощая солнце — оно продолжало светить и сквозь него, словно кровь, растекшаяся по мокрой ткани, и я, наконец, поняла — ЧТО заслонило солнце...

   На берег шла огромная волна, заполнившая мир от края до края.

   Мы ощутили дрожь, гул, идущий из невыразимо далекой глубины. Он рос и полнился, и были в нем вопли отчаянья, и крики торжества, и скрежет разрушения. Вместе с гулом надвигалась и росла волна — так медленно и так стремительно... Кто-то бросился вниз, в замок, ища спасения, но большинство так и застыло на стенах, в оцепенении созерцая собственную гибель. Замерло все и на кораблях стрейкеров — они тоже ждали неизбежного.

   И оно пришло, подхватывая и поднимая ставшие игрушечными корабли, понесло к нам, к берегу, пожирая скалы и обнажая дно, веками не видевшее неба. Спасение — и гибель, как насмешка над этим спасением!

   Вырвавшись из рук Эрла, я бросилась навстречу волне, ударилась грудью о камень, вскинула руки, в безумии пытаясь остановить уже изогнувшийся над нами белый светящийся гребень.

   — Нет!!!

   И как во сне увидела, что скалы, издавна охранявшие вход в Гавань, словно взлетели, стремительно вырастая из дна, превращаясь в каменную стену, сравнимую по высоте с самой чудовищной волной. Замок содрогнулся от удара, с которым столкнулись две силы — моря и земли — и мы попадали навзничь. Инстинктивно перевернувшись на спину, я увидела зрелище, которое никто никогда не видел и, возможно, никогда больше не увидит: замершую в небе толщу воды, прекрасную в своем величии и смертоносности, расцвеченную проглоченным солнцем... И вдруг она изогнулась назад, как гигантский огненный свиток, и обрушилась вниз, пожирая саму себя...

***

   Я сказала с тоскливым раздражением:

   — Что ты бродишь за мной, как тень?

   — Это ты стала похожа на тень! — буркнул Эрл.

   Он заслонил собой лунный свет, встал рядом, уставившись в море. Положив голову на колени, я смотрела на него — обведенный серебром силуэт хищной птицы...

   — Что с тобой происходит? — спросил, по-прежнему глядя в море. — Ты сама на себя непохожа. Сначала я думал, это усталость или болезнь. Но время идет, а ты таешь. Ты совсем не спишь.

   Зачем спать? Сны не дадут мне силы, потому что их больше нет. И не будет.

   — ...и не плаваешь в море, — продолжил Эрл.

   — Ты снова следил за мной?

   — Конечно. Ты приходишь и сидишь на берегу целыми ночами, словно боишься моря. Или кого-то ждешь.

   Я пыталась. Но море стало пустым. Пустым. Бездонным. Равнодушным. Никто не звал, не ждал, не любил меня.

   — Стрейкеры изгнаны — с твоей помощью, Владетельница! — с силой говорил Эрл. — Но ты не рада победе, не рада, что некого больше бояться. Ты равнодушна ко всему, бродишь целыми днями, как замковое привидение, и, похоже, не слышишь и половины слов, что к тебе обращено... Янга!

   Вздрогнув, я подняла голову — Эрл присел рядом на корточки, заглядывая мне в лицо.

   — Что случилось? Что он сделал с тобой?

   — Просто обмен, Эрл. Простой обмен. Честный договор. Он защитил нас и взял... то, что оказалось таким же драгоценным, как моя Гавань. Я всегда думала о себе только как о Хозяйке Берега... но оказалось, я была больше, и теперь от меня осталась только половина...

   Я говорила, не заботясь, чтобы он меня понял, да и вряд ли кто-нибудь смог это понять. Не в силах вынести вопросительный взгляд Эрла, я отвернулась, а потом легла на песок, закрывая лицо от света луны, от его настойчивых глаз, от шороха волн, в котором смысла было не больше, чем в моей собственной жизни...

   — Уходи, Эрл, — сказала я в песок. — И не приходи больше, потому что я тоже уже не приду.

   Волна уходила и приходила, с каждым своим возвращением обнимая меня все выше и выше, пока, наконец, не оторвала от каменистого дна. Я плыла по лунной дороге, отодвигавшейся от меня все дальше и дальше, как недостижимая мечта. А потом позвала — впервые в жизни, потому что всегда звали меня.

   Снова. И снова.

   Этот звук, гул, голос, воспринимавшийся не слухом — всем телом...

   — Ты... — сказал он. — Опять ты... Что тебе на этот раз?

   — Я хочу найти друга.

   — Друга? Да — друга, пса, возлюбленного... что же так поздно ты вспомнила о нем?

   — Я помнила... я никогда его не забывала!

   — И отказалась от него... из-за людей... из-за берега... Чего ж тебе еще? Ты знаешь — кто он?

   — Какая разница — если я не знаю даже, кто такая я?

   Молчание. Но не то презрительное молчание, как в предыдущем разговоре. Казалось, он колеблется.

   — Раз во много ваших... да и наших лет среди нас появляются те, кто равно принадлежит морю и берегу — как в ныне забытых легендах. Но то, что раньше было Даром, становится нашим проклятьем — мы рвем тело и душу, не в силах стать целым, и те, кто отдал себя морю, выбрасываются на берег, а те, кто принадлежит берегу, уходят в море... Среди людей ты приемыш, ставший человеком. Но даже ты... Разве что твоя дочь...

   Я напряженно слушала его, не в силах постичь смысл.

   — Но у меня нет дочери!

   — Как нет? Я видел ее... серебро с янтарем, волна и камень... Может, я слишком стар и вижу будущее? Простись с прошлым без горечи — и сны твои станут снами, и море не будет пустым, а берег — бесплодным. Ты выбрала — так гордись своим выбором. Простись со мной, потому что ты никогда не придешь больше... потому что я спал и видел сон о тебе, потому что сон кончается... Простись с прошлым и прими будущее. И — прощай.

   Я очнулась посреди лунной дороги. Звезды над головой, звезды на далеком берегу. Как же далеко я заплыла, хватит ли сил вернуться... Но не успела я и рукой шевельнуть, как что-то темное, огромное, всплыло рядом со мной из воды — гребень и чешуя, ослепительно засиявшие в свете луны, как на ярком солнце... Поток воды, двигавшийся вместе с огромным телом, подхватил и понес меня к берегу. Это не было танцем — одно целеустремленное, ожесточенное, стремительное движение...

   До берега было рукой подать, когда он остановился, уходя так же молча, как пришел.

   — Подожди... — сказала я и почувствовала его взгляд. Я впервые коснулась его — сталь и шелк, огонь и камень...

   — Отпусти меня, — сказал он, — отпусти, я не смогу уйти, пока ты не простишься со мной.

   — Подожди... немного... еще чуть-чуть...

   Он молча ждал.

   Я последний раз скользнула ладонью по чешуе-пластине. Морской рыцарь, мечта несбыточная...

   — Прощай, — сказала я. Толчок воды, отбросивший меня к берегу, последний высверк серебра...

   — Прощай...

   Эрл стоял на берегу, словно и не уходил никуда. Молча протянул мой плащ, молча отступил; оглянувшись, я увидела, что он смотрит на море.

   — Совершенно одна... — сказал с печальной усмешкой.

   Было раннее утро, но я чувствовала себя выспавшейся и отдохнувшей. Подошла к окну, вздохнула полной грудью. Море сонно улыбнулось мне, и я вдруг поняла, что теперь могу смотреть на него без печали. Последний подарок Отца Дракона...

   Спустилась вниз, отвечая на удивленные приветствия слуг. Рогнар бросился мне навстречу, и я растрогалась при виде заботы, светившейся на его лице — как будто я выздоровела после тяжелой болезни.

   — Как вы, леди Янга?

   Он держал меня за руку и неуверенно улыбался.

   — Все хорошо, Рогнар. — Я огляделась. — Как у нас дела?

   — Все в порядке! — гордо доложил Рогнар. — Я тут присматривал за всем, пока... пока вы были нездоровы.

   — А где...

   Он перехватил мой взгляд.

   — Капитан Эрл?

   — Да. Он не... не уехал?

   — Уехал? Почему он должен был уехать? — Рогнар встревожился необычайно и даже стал бесцеремонным. — Леди Янга! Вы поссорились? Он собирался уехать?

   Я растерялась.

   — Не знаю. Я просто хотела его видеть. Где он?

   — Он собирался объехать поля. Наверное, в конюшне... И, леди...

   — Да?

   — Нет, ничего. Прикажу приготовить завтрак.

   — Да, в дорогу. Я еду вместе с Эрлом.

   — Боги, да это леди Янга! — Эрл раскинул руки в притворном изумлении. Он был одет в куртку и штаны из потертой кожи, на раскрытой загорелой груди мотался серебряный медальон. — А мы уж не чаяли встретиться со своей Владетельницей!

   Я приказала седлать коня и повернулась к Эрлу.

   — Еду с тобой. В последнее время я все забросила.

   — Да уж! — проворчал он. — Хорошо, что у тебя есть я.

   Я благодарно коснулась его плеча.

   — Я тоже этому рада.

   Эрл взглянул так странно, что я отдернула руку. Конюх подсадил меня, передал мешок с дорожными припасами, и мы двинулись в путь.

   Останавливались мы часто — переговорить с крестьянами или пастухами. Они были рады мне, но рады и Эрлу, и я была удивлена, что он успел вникнуть во все необходимое, неотложное... И даже ощутила что-то вроде ревности.

   К полудню зной загнал нас в свежую зелень леса. Лениво отщипывая кусочки холодного мяса, я лежала в траве, глядя на море: его можно было увидеть из любой точки Гавани — только оглянись. Я оглянулась и встретила напряженный взгляд Эрла. Он моргнул, но не отвел глаз, рассматривая меня, как трудную задачу, которую необходимо решить.

   — Эрл...

   — Леди...

   Мы оба умолкли, пережидая, что скажет другой.

   — То, что ты видел...

   — Я видел то, что не должен был видеть! — перебил он. — Но это было так...

   Он слабо улыбнулся и огляделся, словно подыскивая слова. Сказал тоскливо:

   — Красиво... Девушка и Дракон... Никогда не думал, что увижу такое — наяву.

   — Расплата — прощание, Эрл. Никогда мы больше не увидим Драконов у наших берегов. Никогда не будем говорить с ними.

   Эрл сорвал травинку. Помолчал. Коротко вздохнув, словно что-то решив про себя, взглянул на меня напряженными золотистыми глазами.

   — Я слышал, иногда из моря приходит огромная волна, уничтожающая все на своем пути. Но никогда не видел, чтобы она останавливалась, оттого что прибрежный Дракон ударил хвостом, как рассерженный кот... Леди. Я просто мужчина. Солдат. Я не понимаю в волшебстве и не разговариваю с Драконами. Но в остальном ты можешь на меня положиться. А помощь тебе сейчас понадобится.

   Я насторожилась.

   — Что случилось?

   — Сюда едет лорд Стеффид, племянник Агнора. Завтра он должен быть здесь.

   Я вскочила:

   — Почему ты не сказал мне раньше?

   Эрл криво усмехнулся:

   — Скажи я об этом еще вчера — и ты бы подарила ему Гавань и нас в придачу, только бы тебя оставили в покое!

   Я смолчала, сознавая, что он прав. Эрл неспешно поднялся, отряхивая штаны. Сказал с улыбкой:

   — Не бойся, я с тобой!

   Да, но надолго ли? Я удивлялась, что он все еще здесь — солдаты частью уехали с Дэйвом, частью ушли искать нового военного лорда. Остались лишь те, кто нашел в Гавани семью. И Эрл. Он не завел себе подруги и, по его собственным словам, не любил задерживаться на одном месте. Но спрашивать я опасалась — вдруг он решит, что я стремлюсь от него избавиться...

   Я чувствовала себя униженной: Стеффид явился, но вместо того, чтобы поприветствовать меня, сразу отправился осматривать Гавань. Это было сделано явно намеренно — показать, что он не считает меня Владетельницей.

   — Перестань метаться, — сказал Эрл. — У меня уже в глазах рябит.

   Он-то сидел на удивление спокойно, скрестив на груди руки, как бы показывая, что никуда отсюда не уйдет.

   — Почему ты так нервничаешь? Ты что, не уверена в своем праве? Ты незаконно присвоила Гавань?

   — Нет, конечно, нет! Но как ему это доказать?

   — В любом случае он тебе не поверит. Не пожелает поверить. Просто возьми себя в руки и встреть его, как когда-то встретила меня. Он не сможет забрать Владение силой — люди будут на твоей стороне. Оно твое по праву. Ты доказала это тем, что для него сделала.

   Я вздохнула. Провела ладонью по щеке.

   — Я хорошо выгляжу?

   Вокруг засветившихся глаз Эрла разбежались смешливые морщинки.

   — Гораздо лучше, чем он заслуживает.

   — Дыра, как я и думал, — сказал Стеффид, обращаясь к своему другу — или родственнику? — я не поняла во время небрежного представления. — Но при хорошем хозяине...

   Капитан рассматривал моего кузена внимательными немигающими глазами. Тот окинул кабинет изучающим взглядом. Вздохнул, сбрасывая перчатки.

   — Лорд Стеффид недоволен тем, как я веду хозяйство? — спросила я напряженным голосом.

   Он снисходительно улыбнулся.

   — Нет, конечно, нет! Вы неплохо справились — для женщины, разумеется. Я даже удивлен... Но теперь, когда я здесь, вы можете вздохнуть с облегчением.

   — Ну, разумеется... — пробормотал Эрл. Словно впервые заметив его присутствие, Стеффид полуобернулся, чтобы его было слышнее.

   — В свое время наемники были необходимы, но теперь надобность в них отпала, и вам следует с ними расплатиться. Думаю, вам хватило ума не обещать слишком многого?

   Его тон подразумевал обратное. Эрл молчал и улыбался.

   — Разумеется, будь я здесь, — добавил Стеффид, — помощь солдат была бы не нужна. Но я не удивлен, что женщина прибегла к первой подвернувшейся возможности, чтобы как-то укрепить свою власть...

   — Лорд Агнор, — сказала я слегка дребезжащим голосом, — был уверен в моем умении управлять Гаванью. Иначе бы он не назвал меня своей наследницей!

   Стеффид нетерпеливо отмахнулся.

   — Слышал я об этой нелепице!

   — Лорд Стеффид сомневается в слове умершего? — с наивозможнейшей почтительностью осведомилась я.

   — Ах, нет! — спохватился Стеффид. — Конечно, нет! Но я думаю, его здоровье... он был не в себе, когда произносил последнюю волю. Доверить Гавань женщине без...

   Он хотел сказать: «без роду и племени», но опять спохватился:

   — ...без опоры и руководства можно только в предсмертном бреду!

   — Но лорд Агнор не оставил меня одну! У меня были надежные помощники...

   — Слуги, как же! — саркастически подхватил Стеффид. — Экая опора для Владетеля!

   — Не только, — возразила я. Я хотела сказать — офицеры — но мой взгляд упал на игравшее при свете дня кольцо. Метнув покаянный взгляд на Эрла (в конце концов, он сам подсказал мне эту идею!), я выпалила. — И мой жених!

   Стеффид поднял брови.

   — Вот как? Кто-нибудь из крестьян? Солдат? Ах, простите, какой-нибудь окрестный лорд! Что ж, тем лучше. Я намеревался дать вам приют в Гавани... Одной заботой меньше!

   Он намеревался дать мне приют в Гавани! Я тяжело сглотнула. Сердце билось в горле.

   — Гавань Дракона принадлежит мне, лорд Стеффид. Вам придется еще доказать, что завещание было сделано не в здравом уме и не в твердой памяти. Возможно, Совет не прислушается к слову женщины, но если меня будет защищать мой жених...

   — Уж не этот ли? — Стеффид ткнул пальцем в Эрла. Тот с веселым вопросом посмотрел на меня. — Нет? А может, вы его только что выдумали? Мало того, что вы втерлись в доверие к выжившему из ума старику, так вы еще смеете пугать меня своим несуществующим женихом!

   — Я ничего не выдумывала! — возразила я, импровизируя на ходу. — Пусть мы обручены лишь волей лорда Агнора, но обряд проведен согласно обычаю, и не в ваших силах что-либо изменить! Мой жених, — я набрала воздуха, — лорд Янгмаар.

   Пауза. Никто из них не ожидал от меня такого заявления — да и я сама его не ожидала. Я увидела вытянувшееся лицо Эрла, ошеломленные лица «кузена» и его друга.

   Надо отдать должное — Стеффид быстро пришел в себя.

   — Янгмаар? Вот как... любопытно. Но насколько я знаю, — вкрадчиво начал он, — лорд Янгмаар отсутствует уже много лет и даже не поддерживал связь со своим отцом. Каким же образом было совершено это... обручение?

   Я и глазом не моргнула. Взялся за гуж...

   — Вы не хуже меня знаете, как проводится такое обручение. На воде и мече, разумеется. И тому есть надежные свидетели. Лорд Янгмаар был оповещен об обручении письмом. И прислал свое согласие.

   — Ах, вот как? — Стеффид улыбался змеиной улыбочкой. — Только что-то не вижу я здесь лорда Янгмаара! Что-то не спешит он выполнить волю своего отца!

   Я улыбнулась в ответ.

   — Отец умер два года назад, а вы, лорд, приехали сюда только сейчас, хотя между нами всего месяц конного пути! Лишь расстояния и война держат моего жениха вдали от меня и родного дома. Но сейчас, когда врага изгоняют с наших земель...

   — Следует ожидать прибытия Янгмаара со дня на день? А вы уверены, что он давно не сгинул в чужом краю? Что вы не обручены с мертвецом, а?

   — В любом случае, пока мы не знаем этого наверняка — Гавань принадлежит мне и моему лорду, а вы... кузен — лишь гость, а не хозяин и покровитель.

   Его синие глаза сузились.

   — И, конечно, у вас сохранилось письмо Янгмаара?

   — Вижу, моего слова вам недостаточно?

   — Слово безродной авантюристки, вцепившейся в чужое добро, как бродячая собака — в кость! — процедил Стеффид. — Многого же оно стоит!

   Я вскинула голову.

   — Доказательства вам будут представлены в свое время. А сейчас — располагайтесь. Мои слуги сделают все, чтобы ваше… кратковременное пребывание в моем замке было удобным и приятным.

   И вышла, делая вид, что не слышу ни скрежета зубов, ни проклятий.

   И опять меня затрясло позже, много позже — как после схватки со снежными волками. Но против зверей у меня был бич. А против людей?

   Я растирала ледяные пальцы, когда в кабинет ворвался Эрл. Глаза его сияли.

   — Ты была великолепна! Довела этого выскочку до белого каления! Он готов грызть камни с досады и не знает — верить тебе или нет. Но что ты собираешься делать дальше?

   Я холодно смотрела на него.

   — Почему я должна что-то делать?

   — Он не успокоится, пока не получит доказательств. — Эрл смотрел с любопытством. — А ведь у тебя их нет.

   — Почему ты так решил? — я подошла к столу, бесцельно перекладывая бумаги.

   — Вряд ли у Стеффида хватит терпения дожидаться твоего лорда. Вот если бы у тебя было письмо Янгмаара... Но ты не можешь подделать его подчерк — ты его не знаешь. А Стеффид знает.

   Он угадал мои мысли.

   — У меня нет нужды подделывать его подчерк, — отозвалась я сухо, желая, чтобы он оставил меня в покое. — Письмо существует. И оно здесь.

   Эрл посмотрел на мою руку, легшую на шкатулку с бумагами. Мотнул головой, поднял глаза. Во взгляде его было восхищение.

   — Надо же! Я даже на мгновение поверил, что оно лежит там, что оно вообще существует!

   Он уселся в кресло, закинув ногу на ногу, и разглядывая меня со странной полуулыбкой.

   — Нет, леди. Не знаю, состоялось ли обручение на самом деле, но известие о нем Янгмаар не получал. Следовательно, и его ответного письма просто не существует.

   И этот туда же!

   — С чего ты так уверен в этом, капитан? — ядовито спросила я.

   Его зубы блеснули в усмешке.

   — Я просто его не писал.

   Мне показалось, я ослышалась. Уставилась на его улыбавшееся лицо.

   — Что ты сказал?

   Эрл прищурился на свечи, как сытый кот. Произнес — очень мягко:

   — Я сказал, что я его не писал, леди Янга. Дело в том, что Янгмаар — это я.

   Я глядела на него поверх пламени свечи. Мои руки, опиравшиеся о стол, внезапно затряслись. Чтобы скрыть эту дрожь, я поспешно села, сжав пальцы в кулаки. Нет... Он совсем не был похож на Агнора. Он не был похож даже на свой детский портрет. Но я поверила ему — сразу.

   Просто все разом стало на свои места.

   Я опустила глаза, бесцельно разглядывая бумаги, лежащие на столе. Кашлянула, чтобы хоть сорвавшийся голос не подвел меня — Эрл, несомненно, наблюдал за мной, и очень зорко.

   — Почему ты не сказал мне?

   Пауза. Похоже, он удивился.

   — Что? Ты даже не пытаешься обвинить меня во лжи? Объявить самозванцем? Ты так храбро сражалась со Стеффидом, а сейчас...

   — Почему ты не сказал? — упрямо повторила я, не видя ни строчки в письме, с которого не сводила глаз. Скрипнуло кресло. Эрл поднялся, прошелся по комнате, остановился у узкого окна. Я исподлобья взглянула в его напряженную спину.

   — О смерти отца я узнал спустя год... Я был далеко. Потом эта война. Пробираться сюда из чужой страны между двумя армиями... — он смолк и бросил через плечо. — Я, разумеется, не оправдываюсь!

   — Я присоединился к отряду Дэйва, потому что он шел сюда, на побережье. Потом эта битва... Я думал только о том, как добраться до Гавани, хотя не сомневался, что она стерта с лица земли. Потом узнал, что Гавань цела и управляет ею откуда-то взявшаяся дочь лорда...

   — Самозванка, — закончила я, разглядывая стол. Я знала, что он обернулся и смотрит на меня.

   — Именно так. Хотя я, как Стеффид, не сомневался, что она с радостью сбросит такую непосильную ношу. Потом я встретился с тобой. Ты была такой... невыносимо гордой и во всем правой, потому что спасла нам жизнь. Я решил промолчать насколько дней — поглядеть, что ты из себя представляешь.

   — Несколько дней... — пробормотала я.

   — Да, получилось несколько дольше, — хмыкнул он. — Хоть и неприятно, пришлось признать, что справляешься ты совсем неплохо. В этом я пошел дальше Стеффида, а?

   — Кто еще знал, что ты — это ты?

   — Дэйв и Рогнар.

   — Рогнар? — я вскинула глаза. Лорд подошел к столу, задумчиво разглядывая меня. Эти его светло-карие глаза... как я не догадалась?

   — Не беспокойся, он остался тебе верен. Только и делал, что изводил меня вопросами — как я намерен поступить с бедной девочкой... ведь не нарушу же я волю отца?

   Вопрос повис в воздухе. Я не собиралась его повторять.

   — А я все это время ничего...

   — У тебя были другие заботы.

   Он присел на край стола, по-хозяйски сдвигая в сторону бумаги. Он и был здесь хозяином. И отчаянье охватило меня. Удар пришел оттуда, откуда я его меньше всего ждала — ведь я теперь верила Эрлу. О, если бы он пришел сюда, как Стеффид!

   — Что ты ему скажешь?

   — Стеффиду? Сейчас же сажусь писать то злополучное письмо. — Он рассмеялся, как ребенок. — Увидишь, какое у него будет лицо!

   — Но зачем? Ведь ты же — здесь?

   Эрл... Янгмаар потянулся за пером.

   — Нельзя же допустить, чтобы ты выглядела обманщицей! — он взглянул на меня близкими веселыми глазами.

   Что ж... он мог веселиться. Я встала, цепляясь за остатки самообладания — сейчас я могла разрыдаться, как обиженная девчонка.

   — Не хотелось бы мешать высокому лорду...

   — Подожди! — но я уже поспешно закрывала за собой дверь. Спасалась бегством.

   Я сидела в своем укрытии на скале. Не хотела никого видеть. И не хотела, чтобы видели меня — такой. Сбитой с ног. И что скрывать — испуганной.

   Вся моя жизнь принадлежала Гавани. И до сегодняшнего дня Гавань принадлежала мне...

   Каково же было вернуться Янгмаару домой, и обнаружить на своем месте чужачку, имеющую полное право распоряжаться его Владением, да и им самим — не всегда разумно и наверняка совсем не так, как распорядился бы он сам... Почему он молчал — и так долго?

   Шаги я услышала издалека. Он хромал больше обычного, как всегда, когда волновался или злился — и это помогло мне взять себя в руки.

   Эрл... Янгмаар уселся на камень и объявил, широко улыбаясь:

   — Стеффид уехал!

   — Уехал! Так скоро?

   — Я отдал ему письмо. А заодно представился и напомнил кое-какие истории из его юности... Он предпочел убраться. Жаль беднягу! Проделать такой длинный путь — и наткнуться на такую женщину, как ты!

   — Это упрек или...

   — Или. Признаться, заставила ты меня поломать голову с этим кольцом! Однажды я даже решил, что ты — моя мачеха! Хотя и последний вариант оказался для меня несколько неожиданным...

   Я промолчала.

   — Леди Янга, мы действительно обручены?

   Я прямо взглянула на него.

   — Какой ответ ты хочешь услышать?

   — Но я же дал согласие в своем письме!

   — В ответ на известие, которого не получал?

   — Я его все-таки получил — если не от отца, то от тебя. А вот согласна ли ты?

   — Что?

   — Согласна остаться Владетельницей Гавани и одновременно — моей женой?

   Я испытующе смотрела на него. Хотя Янгмаар улыбался, я видела, что он не шутит. Все решалось так просто и...

   — Почему?

   — Почему что?

   — Почему ты... в смысле, почему я?

   Янгмаар пощурился на море. Помолчал.

   — Ты хозяйственна, рассудительна, спокойна. Как жена ты меня вполне устраиваешь. Да и породниться с Морским Хозяином — честь великая, — он повернул голову, взглянул на меня искрящимися золотыми глазами — и вдруг рассмеялся. — Я такой же, как ты: своего никому не отдам! Ни тебя. Ни Гавань. А ты — моя, что бы там не думали Порджес и другие. Вы, верно, сомневаетесь в своей желанности, леди? Уж будьте уверены — я-то знаю...

   Я прикусила губу.

   — А вдруг я соглашусь?

   — Попробуй.

   Я обвела глазами Гавань Дракона. Это была моя земля. Взглянула на Янгмаара — его улыбка стала напряженной. Рассматривала его, словно видела впервые. Мой мужчина. Мой лорд?

   Янгмаар слегка покраснел.

   Я вздохнула — и шагнула в пропасть.

   — Да. Да, Эрл... Янгмаар, я останусь с тобой.

   — Из-за Гавани?

   — И немного — из-за тебя.

   — Немного?

   — Самую малость.

   Янгмаар усмехнулся, протягивая мне крепкую руку.

   — Пока согласен и на «малость». Но не думай, что так будет всегда. Ты меня полюбишь.

   — Экая самоуверенность, — пробормотала я, осторожно, как бы пробуя, касаясь его ладони. — Придется отучить тебя от нее...

   Пальцы сжались, скрывая мою руку — крепко и бережно.

   — Да, жена у меня будет кроткой и послушной! Все, как я и ожидал!

   Я ответила улыбкой на улыбку, взглядом на взгляд. Мы были вместе в дни страха, в дни тревоги, в дни печали. Сможем ли мы быть вместе в дни мира?

   Над Гаванью дремал Дракон. Он верил нам. Нашим неверным решениям и глупым метаниям, человеческой слабости и человеческой силе. Нашим изменчивым чувствам и бесконечной вере в то, что нам повезет.

   Над нами дремал Дракон...

   — А ты? — Санни повернулась к Дайяру. — Ты видел когда-нибудь драконов?

   — Нет, — ответил тот с сожалением. — Хотя слышал много рассказов и песен. На побережье нет ни единого города или местечка, где бы не было названий, связанных с драконами, или их изображений. Некоторые прибрежные лорды и впрямь считают, что их род основан первыми людьми-драконами, вышедшими когда-то из моря.

   Санни сидела, подперев подбородок рукой. Ее глаза мечтательно мерцали. Казалось, перед ней оживают сказки и легенды — те, которые она вдоволь наслушалась в детстве. Оборотни, драконы, древние битвы, любовь, благородные мужчины, сильные и нежные женщины… Почему-то сейчас они кажутся такими настоящими, протяни руку — коснешься. Может, все дело в этих волшебных (якобы) картах? Или гадалка навела на них какие-то колдовские чары?

   Санни тряхнула головой.

   — У них ведь были дети?

   — А почему ты спрашиваешь?

   — Но ведь Отец Дракон говорил про дочь Янги… как там? Серебро с янтарем… волна и камень…

   — И у этой истории есть продолжение? — подхватил Дайяр.

   Гадалка посмеивалась, глядя то на него, то на Санни:

   — Вы не устали еще слушать детские сказки?

   — Какие же они детские? — возразила Санни. — Ведь ты говоришь, что сама встречала этих людей… или не совсем… не всегда — людей… но встречала? Какой была дочь Янги и Янгмаара? Она и впрямь могла превращаться в Дракона?

   — Для начала она могла говорить с ним, — поправила гадалка.— А это сумеет лишь тот, в ком течет кровь драконов.

   — Ну так что же? Ты расскажешь нам?

   Дайяру понравилось это ее нечаянное «нам». Он был готов уже провести без сна всю ночь, слушая действительно увлекательные истории, и смотреть на девушку. Следить, как тени выражений скользят по смягченному полумраком лицу, как сияют детские глаза и вздрагивают в улыбке губы…

   — Расскажу, — вздохнула гадалка. — Раз уж вы не оставляете мне другого выхода. Это случилось, когда девушке исполнилось… наверное, столько же лет, как и тебе, Санни. Никто не знал тогда, что в роду Владетелей Гавани Драконов появилась…

   Г О В О Р Я Щ А Я С Д Р А К О Н А М И

   Сватовство

   Девушка сидела на берегу, обхватив колени руками, и смотрела на море. Так она могла сидеть часами — щурясь на солнечные блики на воде; наблюдая за чайками, парящими над скалами, за медленно накатывающими на берег волнами. В детстве она любила поиграть с морем в «а ну-ка, догони!», но сейчас, когда тающая пена волны коснулась пальцев босых ног, только неторопливо отодвинулась и вновь замерла, устремив взгляд на море. Это зрелище ей никогда не надоедало.

   — Гейдж! Гейджи-и...

   Шевелиться не хотелось. Хотелось, чтобы этот оклик унес с собой дующий с моря ветер — туда, где за ее спиной спал Береговой Дракон.

   — Гейджи! — голос раздался ближе, в нем появились сердитые нотки, и она неохотно оглянулась. Прижавшись щекой к коленям, наблюдала искоса, как, пробираясь по камням, к ней торопливо идет отец. Вряд ли у него было что-то спешное — просто он все и всегда делал стремительно — двигался, говорил, принимал решения. Сегодня давняя рана, полученная на войне, давала о себе знать — отец заметно прихрамывал.

   — Опять ты здесь, — сказал он, останавливаясь рядом и оглядывая берег. Это была его обычная присказка, не требующая ответа, поэтому Гейджи с чистой совестью промолчала.

   — Что ты там все высматриваешь? — спросил Янгмаар с неожиданным любопытством. Гейджи заглянула в его вечно насмешливые глаза — сейчас, при солнечном свете, они были янтарными. Она часто жалела, что не унаследовала этот цвет — ее собственные были какими-то... оловянными... даже не определенно-серыми, как у матери. Гейджи пожала плечами.

   — Иногда я просто представляю себе берега́. Там, за морем. Или огромные чужеземные корабли. Или думаю, как бы я смотрелась в воду, будь я облаком. А иногда я вижу... смотрю и вижу подводные сады и дворцы, построенные из кораллов, раковин и песка. И танцующих в них драконов.

   Едва произнеся последние слова, Гейджи пожалела — отец терпеть не мог разговоров о драконах, что было очень странно для Владетеля Гавани Дракона. Она не видела лица Янгмаара, зато слышала, как изменился его голос.

   — Драконы! — сказал он, словно плюнул. — Вечные сказки! Когда ты только повзрослеешь! Иди домой, ты нужна матери!

   С легким вздохом неудовольствия Гейджи соскочила с камня. Известно, зачем: леди Янга все пыталась научить свою непутевую дочь премудростям, которые подобает знать будущей Владетельнице. Она и без того долго была снисходительна — чересчур долго, по мнению многих.

   Янгмаар смотрел дочери вслед. Из-за почти постоянного пребывания в воде плечи Гейджи были широковаты, а бедра и ноги — почти по-юношески стройны. Волосы она унаследовала от него; густые, прямые и жесткие косы вечно рассыпались, ленты и заколки просто горели на них. А вот черты лица и сильные красивые руки — от матери. В последнее время он все чаще задумывался — не передалось ли ей от Янги еще чего в придачу. Эта ее одержимость морем... драконы... Его глаза потемнели, как старое золото. Пора что-то решать. Янга всегда могла заморочить ему голову — и в молодости, и сейчас — смеясь и негодуя, и восхищаясь, он отступал.

   Но не теперь.

   Гейджи приостановилась у двери, чтобы привести себя в более-менее приличный вид — леди Янга не терпела расхлябанности ни в манерах, ни в одежде. Наскоро пальцами расчесала-разодрала спутавшиеся, как морские водоросли, волосы; отряхнула запылившийся подол платья, понадеявшись, что от зоркого взгляда матери скроется свежая дыра. Осторожно стукнула в дверь.

   — Входи, — раздался низкий голос леди.

   Гейджи всегда любила бывать здесь, разглядывать загадочные вещи, книги с удивительными старинными рисунками, морские и сухопутные карты, оставшиеся еще от деда Янгмаара. Родителям хватало терпения не гнать ее прочь и отвечать на бесконечные вопросы. Не отсюда ли, из этой затемненной комнаты с вечным запахом воска, кожи и старой бумаги ее страсть к диковинным вещам, найденным на берегу или на дне моря?

   Едва глянув на мать, сидящую за большим столом, Гейджи устремила взгляд за окно. Эти крепко сжатые губы, пронзительные серые глаза — сам лорд иногда терялся, когда она так на него смотрела... Леди Янга правила Гаванью железной рукой, лишь иногда пряча ее в бархатную перчатку.

   — Садись.

   Внутренне затосковав, Гейджи опустилась в кресло. Ну почему, почему ни с одним из братьев мать не устраивает таких долгих, изматывающих бесед? Что о ней доложили на этот раз? Гейджи знала пару-тройку своих прегрешений, но очень надеялась, что больше о них никому не известно. Девушка приняла покорный вид, сложив на коленях руки, и уставилась на них, ощущая взгляд матери.

   — Мне сказали, ты опять ныряла с Черных скал во время прилива, — произнесла леди Янга. Гейджи моргнула: совсем не то, что она ожидала услышать. Этот вопрос оставался спорным, но прямого запрета она пока не получала.

   — Да, — произнесла осторожно.

   — Кто еще был с тобой?

   — Кейдж, Сант и Дотл.

   — Все мальчишки, — подвела итог леди Янга. — И далеко не младенцы. Надеюсь, ты хотя бы плавала одетой?

   — Да.

   К большому сожалению, потому что одежда страшно мешала. К тому же мокрая, прилипшая к телу ткань совершенно не спасала от взглядов, что бросали на нее выросшие друзья детства. Но матери говорить об этом не следовало.

   Леди Янга отодвинула бумаги. Встала, заложив руки за спину, прошлась до окна. Гейджи следила за ней, невольно гадая — настолько ли одинаковы привычки Владетелей Гавани или они просто переняли их друг от друга? Отец тоже всегда ходил по комнате, когда нервничал или принимал важное решение.

   — Мы с лордом долго откладывали решение твоей судьбы, — произнесла леди Янга. — Может быть, слишком долго.

   У Гейджи заныло под ложечкой, хотя она постаралась сохранить безмятежное выражение лица. Глупо, конечно, было рассчитывать, что этот день никогда не наступит... Ее равнодушный вид мог обмануть кого угодно, но только не мать — та сама была мастером по владению собой и потому замечала мельчайшие оттенки выражений на лицах других людей. Леди Янга остановилась и уставилась на нее прищуренными внимательными глазами.

   — Слишком. Твои младшие братья уже готовы ввести в дом невест, а ты еще даже не помолвлена.

   — Да, — пробормотала Гейджи, поскольку невозможно было отрицать очевидное. Леди Янга вздернула бровь, но не усмотрела в этом коротком ответе ни вызова, ни возражения.

   — Я также не замечала, чтобы тебе кто-то особо пришелся по сердцу...

   Гейджи подавила глупейшее желание рассказать, что она целовалась с Кейджем на ночном берегу. Вряд ли родители сочтут Кейджа подходящим женихом. Да и поцелуи не произвели на нее особого впечатления.

   — Гавань — не слишком богатое Владение, потому у нас не такой уж большой выбор...

   Гейджи встрепенулась.

   — Неужели лорд Фэрик?

   Леди Янга улыбнулась — одними глазами.

   — Ну, ты еще не настолько допекла нас с отцом, чтобы мы выдали тебя за семидесятилетнего старика. Хотя, если подумать...

   — Мама!

   — Говорят, он уже плох, и если б ты осталась богатой вдовой...

   — Мама! Отец, ну скажи ей!

   Леди Янга повернулась к вошедшему мужу. Сообщила серьезно:

   — Я как раз расписывала ей преимущества замужества за Фэриком.

   Янгмаар хмыкнул.

   — Я бы предпочел, чтобы он ее удочерил.

   — Конечно-конечно, — подхватила Янга, — а потом бы явился законный наследник...

   — Это мы уже проходили, — с легким смешком лорд опустился в кресло. — В нашем случае все вышло не так уж и плохо.

   Гейджи знала наизусть историю их женитьбы, рассказанную ей разными людьми и в разных вариациях, но всегда с одним и тем же концом: они жили долго и счастливо...

   Янга вздохнула:

   — Ну, раз вы оба отвергли единственного богатого кандидата, остается... — она протянула руку и взяла со стола свиток, не спеша разворачивать, — Гейджи следила за ним опасливо, как за ядовитой змеей. Судя по тому, что мать не передала свиток лорду, отец содержание уже знал. Устроился поудобнее, словно готовясь к долгому разговору.

   — Итак, наша малышка их заинтересовала...

   — Эти НОВЫЕ лорды, — сказала Янга церемонно, — просто счастливы породниться с агнорской ветвью твоей семьи...

   — Хотя твой род гораздо древнее всех наших, вместе взятых...

   Гейджи навострила уши — она впервые слышала о существовании материнской родни: до сих пор считалось, что Янга — найденыш, родства не помнящий, ставшая леди лишь благодаря удочерившему ее Агнору.

   Янга легко взмахнула свитком.

   — Вряд ли для них это что-то значит. Они ведь чужаки.

   — Но на гербе у них все-таки дракон, — возразил Янгмаар.

   Гейджи переводила взгляд с одного на другую. Мысли ее лихорадочно метались: новые лорды... чужаки... дракон...

   — Ригерты!

   Оба уставились на нее — дочь глядела на них с таким же изумлением.

   — Вы хотите отдать меня Ригертам? — спросила Гейджи недоверчиво. — Пиратам Ригертам?

   Янгмаар искоса глянул на жену.

   — Ну... это было давно... еще до твоего рождения...

   — Все это слухи, — продолжила Янга.

   — ...и они до сих пор ничем не доказаны, — закончил Янгмаар.

   — А кто-нибудь пытался? — мрачно спросила Гейджи. Ее крепкая нижняя губа выпятилась вперед — как в детстве, когда девочка была чем-то недовольна. Мать склонила голову набок, приглядываясь внимательно. Сказала предостерегающе:

   — Гей-джи!..

   Янгмаар хмыкнул:

   — Думаешь, твоя дочь не справится с какими-то там пиратами? Тем более — с остепенившимися. Да, Ригерт явился на побережье после войны, заняв осиротевшее Владение. Да, мы не знаем, кем он был у себя на родине, и откуда у него взялись деньги. Но здесь Ригерт показал себя с лучшей стороны. Возродил Владение, дружен с соседями, женился на местной, наделал кучу сыновей... Ты приглянулась ему на осенней ярмарке, что доказывает его хороший вкус. Письмо составлено весьма учтиво, хотя не сказано, кого из своих сыновей он имеет в виду. — Он пытливо взглянул на Гейджи. — У тебя будет выбор.

   — Может, лучше вернемся к старому Фэрику? — безнадежно пробурчала Гейджи. — Лежит себе в постели, никого не трогает...

   Лорд Янгмаар широко улыбнулся:

   — Молодой Ригерт тоже будет лежать с тобой в постели, вот только не могу обещать, что он тебя не тронет!

   Жена наградила его неодобрительным взглядом и обратилась к дочери:

   — Я позову посланника Ригертов. Ты сейчас же переоденешься и примешь его и подарок учтиво и достойно.

   — Так вы и вправду согласны? — воскликнула Гейджи. — Вы согласились, даже не видя своего будущего зятя?

   — Подарок — только залог того, что разговор состоится. Встреча пройдет на празднике Середины лета. Ведь ты же хотела поехать в Хейм на состязание пловцов?

   — Да, но... — Гейджи беспомощно закусила губу. Что она могла возразить? Замужество — судьба каждой девушки — и горе той, кто не найдет себе мужа и не нарожает детей. Есть, конечно, женщины-воины и монахини... Но удел ни тех, ни других ее не привлекал. Как, впрочем, и тот, что уготовили ей родители и неведомые, внушающие опасения Ригерты...

   — Слушай, дочь, — теперь Янгмаар был вполне серьезен. — Поверь, если хоть одно худое слово о Ригертах окажется правдой — тебя они не получат. А теперь...

   — Иди переоденься и возвращайся поскорее, — закончила Янга. Помедлив, Гейджи встала и, упорно глядя в пол, вышла.

   Родители переглянулись.

   — Тебе не кажется, что она что-то задумала? — спросила леди Янга, едва за дочерью закрылась дверь.

   Гейджи не поднимала глаз, чувствуя изучающий взгляд посланника. С такой миссией обычно отправляли одного из самых уважаемых людей рода. Пожилой седовласый мужчина держался уважительно, но уверенно, словно рассчитывал на немедленное согласие Владетелей Гавани. Впрочем, и их предложение о предварительном сговоре его не обескуражило. Послевоенные времена принесли и в эти окраинные земли новые, менее строгие обычаи. По его знаку юноша, молча стоявший у дверей во время всего разговора, поднес и поставил на стол довольно большую шкатулку. Гейджи нехотя посмотрела — резное черное дерево, работа мастеров южного Сандера.

   — Откройте, молодая госпожа, — предложили ей. Гейджи неловко, остро ощущая взгляд посланника, стерегущий каждое движение, изучающий ее загорелые сильные руки, не знающие ни колец, ни браслетов, подняла тяжелую крышку. Взглянула — и вскинула глаза — почти с испугом:

   — Куда мне столько?

   Посланник улыбнулся снисходительно.

   — Все это предназначено вам в дар, молодая госпожа. Возьмите все — или лишь то, что придется вам по душе.

   Тяжелое ожерелье из старинных монет с профилями неведомых правителей и невиданных зверей. Шелковый прозрачный шарф с искусно вплетенной золотой нитью. Серебряный браслет, посверкивающий мелкими каплями серебра, словно чистый снег на солнце. Сеточка для волос, унизанная жемчугом — чудо, если она сможет удержать ее гриву! Костяной гребень с искусно вырезанной кошкой на ручке: крохотные глаза блеснули красным, когда она повернула гребень. Шахматная доска размером с мужскую ладонь — фигурки из янтаря стоили, вероятно, целое состояние. Гейджи невольно взглянула в сторону наблюдавшего за ней посланника — не слишком ли велика цена за помолвку, которая может и не состояться?

   Посланник, похоже, в прошлой жизни был торговцем: уловив ее колебания, хоть и не поняв причины, произнес вкрадчиво:

   — Ригерты — древний, известный в своей стране род. То, что сейчас видит молодая госпожа — лишь малая толика их богатств...

   Пальцы Гейджи машинально сжали какую-то вещицу, вынутую из шкатулки. Она прямо взглянула в лицо посланника:

   — Богатств — нажитых каким путем?

   Гейджи скорее почувствовала, чем услышала, как зашипела за ее спиной леди Янга, но по-прежнему пристально смотрела на посланника. Тот выдержал паузу, не спуская с нее столь же пристального взгляда.

   — Выгодная торговля, молодая госпожа. Смелые поиски, дальние странствия, частая удача... Мужчины рода Ригертов всегда отличались храбростью и предприимчивостью. Они не святые. Но и не демоны, как изображают их недруги. С хорошей, умной, доброй, терпеливой, хозяйственной женой их пыл будет укрощен.

   — Да где же нам такую взять... — пробормотала Гейджи и услышала смешок юноши — он тут же замаскировал его кашлем. Посланник обернулся, чтобы поразить слугу суровым взглядом, а Гейджи опустила глаза на то, что лежало в ее руке. И чуть не ахнула. Дракон! Не тот привычный, морской, каким принято его изображать на побережье — крылатый, выточенный целиком из прозрачного красного камня. Гейджи подняла его на ладони, подставляя под солнечный луч — фигурка сияла, бросая на ее лицо огненные блики.

   — Этот, — сказала она. — Я беру его.

   — Дракона? — переспросил посланник. — И все?

   — Этого довольно.

   — Красный дракон — символ рода Ригертов, — сообщил он ей то, что Гейджи и без того уже знала. — Его изображение наносят на спину мальчика, когда он становится взрослым.

   Посланник поклонился лорду и леди Гавани, отдельно — и весьма низко — Гейджи и поспешил распрощаться. Похоже, он остался и доволен и озадачен ее выбором. Доволен — понятно, но озадачен... может, она должна была выбрать какое-нибудь украшение?

   Пожалуй, она бы оставила себе еще ожерелье из монет — чтобы не торопясь, вдоволь наглядеться на отчеканенные на них рисунки.

   Похищение

   — А вот и наша маленькая леди! — поприветствовал ее хозяин лавки редкостей Хейма. Гейджи сморщила нос и улыбнулась — так Коранд здоровался с ней с того самого дня, когда она впервые переступила порог этой лавки. Хозяин — крупный мускулистый старик, бывший моряк — навалился на прилавок, оглядывая ее с ног до головы.

   — Уж больно вы худенькая, маленькая леди! — сообщил неодобрительно. — Ну кто ж на такую худышку глянет? Девушка должна быть пышечкой, румяной булочкой, чтобы было за что ущипнуть, и на вкус — сладкая, как сдоба!

   Гейджи рассмеялась.

   — Некоторым нравятся и черные сухарики, Коранд!

   — Ну да, кто слаще ничего не пробовал... Принесли что-нибудь, или так заглянули, по старику соскучились?

   Гейджи привычно уселась на высокий, обитый потертым бархатом, табурет.

   — Покажи мне что-нибудь новенькое, Коранд!

   Оглядываясь с любопытством и удовольствием в ожидании хозяина, Гейджи вздрогнула: она и не заметила, что в лавке был кто-то еще. Человек двигался бесшумно, то и дело останавливаясь то перед тем, то перед другим предметом, разглядывая, проводя пальцами, словно стирая пыль далеких стран и долгих лет. У Коранда никогда не было много посетителей — сюда приходили лишь любопытствующие да ищущие в подарок нечто диковинное. Правда, были еще богатые искатели редкостей. Похоже, этот как раз из таких, решила она, когда мужчина вышел из сумрака к прилавку. На запястьях тусклой позолотой блеснули широкие браслеты, на правой руке — перстень с печаткой — головой оскаленного дракона; одежда из дорогого добротного сукна и хорошо выделанной кожи. Мужчина облокотился о стойку, мельком глянув на девушку, и выбил пальцами по стойке быструю нетерпеливую дробь.

   — Коранд!

   Моряк. Хотя обветренное загорелое лицо могло принадлежать и солдату и торговцу. Короткий меч в потертых ножнах — мастера известного, а потому дорогой (стараниями отца и матери Гейджи в оружии кое-что понимала). Под тонкой тканью рубахи на широкой золотой цепи скрывался амулет. Незнакомец глянул искоса темным глазом — похоже, ему не понравилось, что его так бесцеремонно рассматривают — и повысил голос:

   — Коранд!

   Голос у него оказался зычный — где-то испуганно зазвенели хрустальные певучие подвески. Спохватившись, Гейджи вспомнила об учтивости и отвела взгляд.

   — Иду-иду, господин Саймон! — отозвался хозяин. Появившись из задних дверей, положил на стойку перед Гейджи ожерелье.

   — Взгляните, маленькая леди! Торговец сказал, оно из зуба морского дракона...

   — В прошлый раз я видел у тебя шкатулку золотого дерева, — сказал мужчина. — Ты уже продал ее?

   — Господин Саймон просто не заметил ее, — Коранд поспешил в дальний угол лавки. Когда он вернулся со шкатулкой, Гейджи уже успела налюбоваться тонкой резьбой по кости.

   — И что вы скажете, маленькая леди?

   Гейджи погладила ожерелье.

   — Искусная работа, Коранд. Но тебя надули. Это зуб, но не морского дракона, а безволосого зверя, живущего далеко на юге. Увы, в этот раз чутье тебя подвело!

   Коранд с мгновение выглядел озадаченным, но потом лицо его прояснилось:

   — Ну что ж, я все равно не дал торговцу его цену! Безволосого, говорите? Ишь ты! Видно, их зверюга не уступает нашему дракону!

   — Не встречала ни того ни другого, — пожала плечами Гейджи. Саймон стоял, привалившись спиной к прилавку и, подняв темную бровь, смотрел на нее.

   — Маленькая леди изволит разбираться в таких вещах?

   Гейджи сердито вспыхнула — это прозвище было простительно Коранду, который знал ее, когда она еще не доставала головой до прилавка, но вовсе не этому надменному... Впрочем... Она попыталась увидеть себя его глазами: простое платье-туника, перехваченное кожаным ремнем с пристегнутой сумочкой и ножнами; никаких украшений, кроме нашивок цветов Гавани Дракона на плече; вновь рассыпавшиеся волосы... где заколка?.. И кто сможет узнать в ней дочь Владетелей?

   — Если ты когда-нибудь видел изделие из зуба морского дракона, — объяснила Гейджи сдержанно, — больше ни с чем его не спутаешь. Даже старая, потемневшая кость будто светится... Как лунное серебро, понимаешь?

   Саймон, чуть помедлив, кивнул.

   — Пожалуй, ты права. Ты умеешь подбирать слова и глаз у тебя зоркий.

   Коранд наблюдал за ними с хитроватой усмешкой.

   — Помните ту вещичку из голубого металла, что вы купили у меня в прошлом году? Это она мне принесла.

   Глаза Саймона хищно сощурились.

   — Верно? А могу я узнать, где ты ее нашла и нет ли там еще подобных? Я мог бы заплатить щедро. Очень щедро.

   Гейджи сдержала смешок.

   — Рыбаки часто приносят мне свои находки. Да и после хорошего шторма стоит только пройти по берегу... Хочешь купить эту шкатулку?

   — Да, — он помедлил, потом взял шкатулку за небольшие металлические ручки и передвинул по прилавку поближе к Гейджи.

   — Что скажешь?

   Она ласкающим движением провела ладонью по гладкой, почти шелковой поверхности крышки. Никакой инкрустации, никакой резьбы, главное здесь — само дерево, отливающее золотым песком.

   Саймон взглянул в лицо девушки: полузакрытые глаза, слабая улыбка на крепких губах... Казалось, она прислушивается к кончикам своих пальцев.

   — Делалось с любовью... — пробормотала она. — Здесь трещина, дерево не портит, только доказывает древность...

   Пальцы скользнули по шкатулке, нащупывая замок. Гейджи подняла крышку, погрузила внутрь руку, наслаждаясь прикосновением шелка, которым была обита шкатулка — нежным, как морская пена. Открыв глаза, заглянула внутрь; наклонилась, поворачивая шкатулку так и эдак.

   — Что? — спросил Саймон.

   — Не кажется, что она слишком большая снаружи? — пробормотала Гейджи, ощупывая стенки. — В таких шкатулках часто бывают тайники... Оп!

   Что-то щелкнуло, и из нижней части шкатулки выдвинулся небольшой ящичек. Все трое так быстро склонились к нему, что едва не столкнулись лбами.

   — Пусто! — разочарованно сказал Коранд. — В следующий раз буду знать, что сначала надо показать вещь маленькой леди. А вдруг там какое сокровище?

   Саймон задумчиво играл с тайником — выдвинуть-задвинуть, выдвинуть-задвинуть. Глаза его при этом были устремлены на девушку.

   — И давно ты занимаешься такими вещами?

   Гейджи ласково коснулась шкатулки.

   — Я ими не занимаюсь. Я их просто люблю. Да и Коранд многому научил меня.

   Коранд подмигнул.

   — Я бы давно разбогател, если б маленькая леди согласилась работать со мной!

   Гейджи молча улыбалась. Иногда она представляла себя в такой же лавке, окруженной таинственными красивыми вещами — что может быть интересней? Разве что поиск этих самых вещей...

   Солнечный луч, коснувшийся прилавка, покраснел, и Гейджи, спохватилась, вспомнив о времени. Саймон расплачивался с хозяином.

   — Зайду завтра насчет обещанного.

   Коранд стрельнул посерьезневшим взглядом в сторону Гейджи.

   — Приходите, поговорим, поторгуемся, господин Саймон...

   Они вышли вдвоем. Закатные лучи проникали в узкую прямую улочку, ведущую прямо к порту.

   — Ты не голодна? — неожиданно спросил Саймон. Гейджи машинально прижала руку к пустому животу.

   — Я перекусила с утра, а потом мы пошли на ярмарку...

   — И ты обо всем забыла, — закончил Саймон. — Идем ко мне. Мы поужинаем, и я покажу тебе кое-какие вещи, — он небрежно мотнул подбородком на шкатулку, — вроде этой. Мне любопытно, что ты скажешь.

   Гейджи помедлила, давая ему время облечь слова в форму просьбы. Но торговец только смотрел с ожиданием — похоже, он не умел просить — лишь распоряжаться и требовать. Девушка еще раз окинула мужчину изучающим взглядом. Ничто ни в нем, ни в его предложении не внушало тревогу, да и Коранду этот человек хорошо знаком...

   Дом Саймона находился в тихом переулке — большой добротный каменный дом, которыми был и выстроен, собственно, весь Хейм. По тому, как их встретил слуга, Гейджи решила, что тут привыкли к самым разнообразным посетителям. Пока она оглядывалась, в гостиную внесли свечи, потом — и разогретый ужин. Хозяин предложил ей некрепкого вина, пригубил сам, сказав:

   — За приятное знакомство!

   Скорее уж — за необычное, подумала Гейджи. Приятным этот человек не был. Властность — от рождения или занимаемого положения. Взгляд темных глаз — как у рекрутера, набирающего новобранцев. Губы плотно сжаты, хотя, судя по заметным морщинкам у рта, Саймон был не прочь посмеяться. Или, скорее, надсмеяться.

   Прожевав кусок сочного мяса, он деловито кивнул ей:

   — Рассказывай о себе!

   Гейджи прикусила губу, не зная, смеяться ей или негодовать: казалось, ее пригласили не в гости, а наниматься на работу. Она не спеша доела свой кусок и предложила:

   — Может, сначала поговорим о вас, господин Саймон?..

   «Как вас там» хоть и не прозвучало, но ясно подразумевалось. Саймон поднял бровь — не привык, чтобы ему перечили. Смерил Гейджи оценивающим взглядом и предложил неожиданно:

   — У тебя зоркий глаз на вещи. Может, найдешь, что сказать и обо мне?

   — В вещах я разбираюсь лучше, — честно сказала Гейджи. Но так как он продолжал смотреть с ожиданием, отложила нож и вздохнула смиренно, будто собираясь отвечать перед строгим учителем.

   — Ты торговец. Или искатель редких вещей. Или то и другое. У тебя много денег — этот дом и эта... — она обвела рукой просторную комнату, — это все немало стоит. Ты привык командовать... может, воевал где-то, судя по тому, как ты носишь меч... или бывал в таких местах, где без оружия не обойтись. Ты, — она снова огляделась, — не женат, или жена твоя далеко. И ты очень любишь драконов. Почему?

   Саймон хохотнул, откидываясь на спинку кресла. Похоже, услышанное ему понравилось.

   — Почему — что? Не женат? Или люблю драконов?

   Гейджи встала; заложив руки за спину, чтобы ненароком чего не задеть, прошлась по комнате, разглядывая многочисленных драконов — статуэтки, гобелены, подсвечники... Оглянулась — Саймон наблюдал за ней, неспешно отпивая вино. При свете свечей глаза его слабо мерцали. Гейджи, подражая ему, молча подняла брови. Хозяин поставил бокал. Встав, подошел, положил руку на бронзового оскалившегося дракона.

   — На родине моих предков чтят драконов — их жилище на горе Фарба — там, где вечный снег и вечное пламя. Дракон — символ богатства и силы. Тот, кто идет путем дракона, всегда находит, что ищет.

   Он говорил, пальцами и взглядом следуя изгибам драконьего тела. Говорил искренне. Гейджи вспомнила своего красного «свадебного» дракона — она тоже частенько доставала его, любуясь и гладя.

   — Говорят, и Морские Драконы хранят на дне сокровища. Только людям туда никогда не добраться.

   — Да? — казалось, он хотел что-то сказать, но вдруг раздумал. Отошел в дальнюю дверь, бросив на ходу:

   — Хочу показать тебе свои сокровища.

   Вернувшись, выложил на стол золоченые браслеты с пропущенной между ними тоненькой золотой цепочкой; перстень в замшевой коробочке; кусок мягкой кожи с нанесенными на нее то ли мелкими рисунками, то ли неизвестными письменами; палочку из голубоватого металла; пару крупных полудрагоценных камней... Гейджи уселась, поджав под себя ноги, как ребенок, и принялась изучать принесенные вещи. Покрутила камешек — один был с заметным пятном, словно с внутренним сколом. Сжав в левой руке граненый горный хрусталь — ей нравилось прикасаться к нему — разгладила отбеленную кожу.

   — Что это?

   — Кусок книги-карты. Был такой странник — Рухим Длинный. Он бродил и плавал по свету, собирая рассказы о всяческих чудесах... Мне удалось найти только несколько страниц... Никогда не встречала ничего подобного?

   — У нас много старых книг, но не таких. Нет, я и букв таких не видела. Ты понимаешь, что здесь написано?

   — Кое-что, — Саймон небрежно отложил в сторону карту. — Что скажешь про перстень?

   Гейджи поднесла его к глазам. Массивный, металл цветом напоминает бронзу, но гораздо тяжелее. Камень — медовый янтарь с крохотным мотыльком внутри. В неверном свете чудилось, что мотылек жив, что он трепещет крылышками, паря в густом медовом воздухе...

   — Камень с Западной Ринии... а металл... там много солнца... металл южный... — Гейджи приложила перстень к щеке: он быстро нагревался. — У нас такого не знают, может дорого стоить. Носил мужчина. Крупный мужчина. Не берег, не боялся расколоть — на камне царапины. Богатый, но не любящий броскости. Откуда он у тебя?

   — Снял с мертвеца.

   Рука Гейджи, водившая камнем по щеке, замерла. Девушка с ужасом уставилась на торговца. Тот резко хохотнул.

   — Не пугайся. Я не мародер. Его хозяин истлел уже много десятилетий назад — я нашел его корабль, выброшенный на один из островов.

   Гейджи осторожно отложила перстень. Склонилась над палочкой — граненая, толщиной с ее мизинец, она, казалось, слегка светилась голубоватым сиянием, похожим на сияние Слезы Дракона — камня, который Гейджи видела у матери. Заострена с одного конца, как дротик.

   — А, металл, находящий металл, — пробормотала она.

   — Что?

   — Он ищет себе подобный. Помнишь тот диск, что я отдала Коранду? Эта стрелка найдет его. Просто притянет. Так я нашла несколько слитков, когда ныряла в бухте.

   — Ты еще и ныряешь? — резко спросил он.

   — Конечно, — Гейджи поглядела удивленно. — В прошлом году на ярмарке заняла первое место. Завтра тоже будет состязание.

   — Приду взглянуть, — пробормотал Саймон. — Будь ты парнем, цены бы тебе не было... Тебе так понравился этот камень?

   Гейджи вспомнила, что все еще сжимает хрусталь. Смутившись, быстро положила его на стол.

   — А что за браслеты?

   — Примерь, — предложил торговец. Сам надел ей на руку браслет — большеватый вначале, он крутнулся и словно сжался, плотно обхватывая запястье. Гейджи удивленно засмеялась. Саймон быстро надел второй браслет на другую руку и защелкнул. Гейджи развела ладони — тонкая золотистая цепочка натянулась — и девушка вдруг поняла, что ее сковали, точно опасного преступника. Теперь она даже не могла выхватить нож, передвинутый для удобства за спину. Сжав кулаки, рванула руки в стороны — цепочка, такая изящная на вид, туго дернула запястья обратно, став еще короче. Не успев даже испугаться, Гейджи гневно взглянула на хозяина:

   — Ты!..

   В темных глазах, наблюдавших за ней, плясало пламя. Саймон рассмеялся — невесело.

   — Ты так доверчива...

   Потянулся к ней — Гейджи едва не шарахнулась — и, чем-то щелкнув, освободил ее. Гейджи стряхнула на стол зазвеневшие браслеты.

   — Это что — твоя благодарность?

   — Своего рода. Это урок. Не будь такой доверчивой. Твой отец, или брат, или тот, кто за тебя отвечает, должен знать, что нельзя отпускать такое сокровище без охраны. Завтра приду посмотреть на состязание. А теперь — слуга проводит тебя до твоих родных. Не советую говорить, что была в гостях у незнакомого мужчины. И помни — не ходи по улицам Хейма одна. Иди.

   Кивнув, он собрал свои вещи и вышел, словно у него внезапно появилось спешное дело. Гейджи гневно фыркнула — было бы чем хвастать — знакомством с таким невежей!

   В этот раз они поделили первое место с ныряльщиком из Хейма. Когда их пронесли на руках от Скалы Дельфина до замковой площади, закидывая поздравлениями и цветами, даже неулыбчивая леди Янга смеялась и радовалась, как ребенок. Принимая приз — ожерелье-оберег пловца Морского Народа, Гейджи мельком взглянула в сторону Ригертов. Вчера она познакомилась со своими возможными женихами. Со страху казалось, что их так много... Шестеро парней — ее возраста и старше — разглядывали ее с неотступным любопытством, сдерживаемым лишь разной степенью учтивости. Гейджи держалась молчаливо и настороженно, не отзываясь на улыбки и шутки молодых людей. В общем-то, ни один из Ригертов не был ей отвратителен, но когда она представляла, что придется провести с кем-то из них всю жизнь...

   Сейчас Ригерты на нее не смотрели. Они смотрели на стоявшего перед ними торговца Саймона. Похоже, они ссорились — судя по небрежно-вызывающим манерам Саймона, повышенному голосу Марка Ригерта и хмурым лицам его сыновей. Сгорая от любопытства, Гейджи медленно направилась в их сторону. Саймон больше слушал, чем говорил, а потом вдруг рассмеялся, сделал пренебрежительный жест, повернулся и пошел прочь. Несмотря на то, что он пытался казаться невозмутимым, зубы его были оскалены, а карие глаза метали молнии из-под сведенных темных бровей. Кто-то из молодых Ригертов рванулся следом, но отец вернул его раздраженным окликом. Торговец шел навстречу Гейджи, но вряд ли б заметил, если бы она не встала у него на пути. С мгновение казалось, что Саймон, занятый своими мыслями, просто пройдет сквозь. Торговец остановился буквально в дюйме от нее. Темные напряженные глаза его взглянули, не узнавая, и, смягчившись, улыбнулись.

   — А! — сказал он. — Девушка-дракон! Меня задержали, но кое-что я успел увидеть! Ты, наверное, умеешь дышать под водой? Тебя уже поздравили? Прими и мой подарок!

   Он протянул руку — Гейджи отшатнулась с преувеличенным испугом:

   — Что? Еще браслеты?!

   Саймон хохотнул.

   — На этот раз — нет. Возьми. Он, похоже, вчера тебе приглянулся.

   На протянутой ладони засверкал всеми своими гранями горный хрусталь.

   — Говорят, те, у кого он есть, всегда сохраняют ясный ум и видят вещие сны. Иди, веселись, маленькая леди!

   Снисходительный тон Саймона так рассердил Гейджи, что она даже не поблагодарила его. Провожая взглядом стремительную фигуру торговца, вспомнила, что за ней во все глаза наблюдают Ригерты, и сунула подарок в поясную сумочку.

   — Гейджи...

   Кто-то тронул ее за руку. Гейджи обернулась к самому младшему из Ригертов.

   — Могу я поговорить с вами?

   Может, потому что Айсон был самым застенчивым из братьев, она чувствовала себя с ним более свободно. Кивнув, Гейджи отошла от родителей в сторону. Айсон казался обеспокоенным.

   — Что он от вас хотел?

   — Кто?

   — Этот... человек, который с вами разговаривал после состязания? Вы знаете, кто он?

   — Никто! — довольно сердито отозвалась Гейджи. — Знаю только, что он торговец. А что? Вы враждуете с ним?

   Айсон сделал неопределенный жест.

   — Мы слишком хорошо его знаем. Поверьте — такая девушка, как вы, не должна иметь с ним ничего общего...

   Гейджи нахмурилась. Подобное замечание она могла стерпеть от матери, но вовсе не от постороннего человека. Айсон безошибочно истолковал ее взгляд. Вскинул руки.

   — Поверьте, я не желаю вам зла и не пытаюсь приказывать. Вы оказали честь нашей семье и взяли подарок, хотя выбрали дракона... но это все равно ничего не значит, потому что все еще может перемениться... О, я знаю, что говорю бессвязно! — сказал он, заметив ее напряженный взгляд. — Вы же придете вечером на праздничный ужин, да? Я попробую объяснить... До вечера, Гейдж.

   Вечером Гейджи сидела, прислонившись к стене возле разгромленной лавки Коранда — просто потому что ноги ее не держали. Сам Коранд лежал навзничь неподалеку от входа. Мертвый, конечно. Мертвее не бывает после нанесенного ему удара мечом. Хорошим мечом. Мастера известного.

   И известного хозяина.

   — Дьявол! — сказал он. — Дьявол! Дьявол!

   Он стоял посреди лавки — спиной к ней — и потому она незамеченной отшатнулась в тень у двери.

   — Дьявол! — повторил Саймон и загнал свой меч в ножны. Перешагнув через старика, изо всей силы пнул валявшийся на полу шкафчик. Что-то сказал сквозь зубы. Огляделся, шагнул за прилавок, чем-то стукнул — Гейджи, не дыша, вытянула шею и увидела, что Саймон деловито выгребает содержимое потайного ящичка в стене — вряд ли там лежало много золота, но зато были милые сердцу торговца книги и карты.

   Саймон приостановился над стариком, посмотрел вниз.

   — Дурак ты дурак, — сказал тяжело. — Отдал бы, был бы сейчас жив...

   Перешагнул через Коранда и вышел из лавки, поспешно глянув по сторонам, но не заметив скорчившуюся чуть ли не у самой двери Гейджи. Накинул капюшон плаща и стремительно пошел по улице к порту.

   Гейджи медленно сдвинулась с места. Заглянула в разгромленную лавку. Уставилась на лежавшего на полу Коранда. И тенью метнулась по улице вслед за торопливо удалявшимся человеком. Слабо горели огни порта, с моря шли ночь и буря, которую предсказать не могли и самые лучшие знатоки погоды. Порт был пустынным — все веселились в замке и на площади перед замком лорда Хейма. Туда она и хотела привести Коранда...

   Торговец ни разу не оглянулся, и Гейджи беспрепятственно следовала за ним, держась в тени, куда не доставали огни пристани.

   Саймон остановился возле сходен, подняв голову, отдал какой-то приказ, легко взбежал на борт. Откуда ни возьмись, появились моряки, поспешно готовясь к отплытию. Гейджи пробралась ближе, крадясь в тени тюков и ящиков.

   — ...торопишься, — сказали неодобрительно прямо над ее головой, и Гейджи присела на корточки. — Посмотри на море!

   Знакомый смешок.

   — Ведьмина погода! — сказал Саймон. — На этом берегу теперь гораздо опаснее, чем в море. Сегодня нас никто не увидит. Если не поторопимся...

   — Эй!

   Резкий оклик подбросил ее с места — Гейджи, не оглядываясь, метнулась прочь, но запуталась в канатах, и ее ухватили за полу куртки. Вывернувшись, она оставила куртку в руках у моряка, молча, вслепую, двинув его в живот — глухо охнул, отшатнулся. Гейджи подпрыгнула, ухватившись за веревку, стягивающую громадный тюк, но от удара по спине свалилась вниз таким же тюком.

   Когда ее выволокли на свет, Саймон уже сбежал со сходен. Цепко ухватил за подбородок, поднимая ее лицо. Губы его дрогнули и сжались в жесткую прямую линию.

   — Ты, — сказал он. — Опять ты. Кто тебя послал следить за мной? Марк?

   Его пальцы сжались сильнее — Гейджи глядела на него снизу, задыхаясь от боли и бессилия — даже если б она понимала, о чем речь, не могла сейчас что-то объяснять или отрицать. Или даже обвинять. Саймон убрал руку, протер о полу плаща пальцы, словно коснулся чего-то грязного. Рассеянно оглянулся на оклик:

   — Саймон, если отплывать, то только сейчас! Потом будет поздно.

   — Ну так отплываем!

   — А что делать с девчонкой?

   — Бросьте ее здесь.

   Но тут у Гейджи наконец (и совсем некстати) прорезался голос.

   — Ну да, плыви! — прогавкала она. — Беги от суда лорда, убийца!

   Торговец, уже ступивший одной ногой на сходни, резко обернулся.

   — Что ты сказала?

   — Убийца! — выкрикнула она. — За что ты убил Коранда? Что он тебе сделал? Что не отдал по доброй воле? Люди, вы знаете, что служите убийце?

   Жесткие пальцы сжали ее плечи сильнее, но моряки молчали. Саймон склонил голову набок, внимательно разглядывая Гейджи. Она прямо встретила его взгляд — ядовитых змей не боятся. Их уничтожают.

   — Итак, кого я убил? — скучным голосом спросил Саймон.

   — Ты знаешь!

   — Ты назвала имя Коранда... Хозяина лавки... И что, ты сама это видела?

   — Да! Я видела тебя там! — выпалила Гейджи. — Видела тебя с мечом! Видела, как ты взламывал его ящик с деньгами!

   — И ты готова присягнуть в этом? Готова повторить на суде лорда?

   — Слово в слово!

   Саймон опустил голову, разглядывая носки своих сапог. На пристани царило молчание, наливающееся крепчавшим ветром. Наконец торговец качнул головой, сказав тихо:

   — Это плохо, девушка-дракон. Это очень плохо. — Шагнул ближе, заглядывая в лицо Гейджи — та оскалилась ему навстречу. — Плохо для меня. Плохо для тебя. Разденьте ее!

   Гейджи немало дралась в детстве — со сверстниками-мальчишками и с надоедливыми братьями. Когда подросла, отец научил ее владению мечом и кое-каким солдатским приемам. Сейчас Гейджи показала себя во всей красе.

   Хорстон отступил вслед за хозяином от взбесившейся пристани. Сморщившись, покосился: Саймон, засунув пальцы под ремень, наблюдал, как несколько дюжих мужиков пытаются справиться с одной девчонкой. Глаза его сияли. Хорстон готов был поклясться, что капитан наслаждается происходящим. Наконец, когда девчонка чуть не вспорола живот одному из моряков его же собственным ножом, ее попросту оглушили. Гейджи выронила нож, упала на колени, потом навзничь — в ушах шумело, перед глазами мелькали звенящие круги, а рядом кто-то говорил гулким голосом:

   — Не порвите... одежда должна быть целой...

   Гейджи закрыла глаза — все звуки и цвета мира словно обрушились внутрь, скручиваясь в гудящую воронку, уходящую вниз, вниз, вниз...

   — Дивно выглядишь.

   Гейджи осторожно повела затекшей шеей, сморщившись, потянулась к затылку — здоровенная больная шишка... Все покачивалось и плыло перед глазами. Гейджи посильнее ухватилась за ускользавшую постель и вдруг поняла, что качает ее не только от слабости и боли — качался пол под ногами, потолок, раскачивался на цепочке слабо горящий шар-светильник.

   Они вышли в море.

   Человек, наблюдавший за ней из темноты каюты, согласился с ее мыслями:

   — Мы оставили бурю в Хейме. Очень неожиданная буря для середины лета. И очень своевременная.

   Гейджи села, пережидая приступ головокружения. Подняла голову навстречу протянутой руке — торговец уже стоял перед ней. Гейджи заставила себя не вздрогнуть, когда теплые пальцы коснулись ее шеи. Саймон вытянул из-за ворота рубахи цепочку со Слезой Дракона.

   — Откуда это у тебя?

   Гейджи, не мигая, смотрела на него снизу. Волосы растрепаны, синяк на скуле, на щеке — царапина; ссадины на костяшках пальцев, с силой вцепившихся в полку. Суженые темно-серые глаза злы, выпяченная нижняя губа разбита. Красотка...

   С легким смешком он отпустил камень — тот запутался в складках рубахи.

   — Заметь — я не забрал у тебя этот камень

   Да, он просто взял ее вместе с камнем. Гейджи покосилась по сторонам: судя по обстановке, она находилась в каюте Саймона. До его меча не дотянуться. А дойти... Она спустила ноги с полки, оттолкнулась и осторожно выпрямилась, оказавшись лицом к лицу с торговцем. Если... если он действительно торговец. Ноги ее дрожали, но она прямо встретила его взгляд. Саймон хмыкнул, легонько толкнул ее в грудь — Гейджи взмахнула руками и со всего размаху плюхнулась обратно на постель.

   — Не торопись, Говорящая, — посоветовал доброжелательно. — Если ты и впрямь Говорящая с Драконами. Теперь тебе некуда торопиться. Поешь и отдохни.

   Он кивнул на чашку с густой похлебкой. Гейджи ответила тем, что повернулась к нему спиной и свернулась клубком на постели. Он постоял еще, потом вновь сел у стола, насвистывая незатейливую мелодию. Гейджи сжала обеими руками Слезу Дракона.

   — ...Возьми его, — сказала Янга. Гейджи разглядывала легендарный камень со странным чувством — он манил и притягивал; если долго вглядываться в глубину, чудилось, что смотришь в чей-то сияющий голубовато-зеленый глаз... И в то же время что-то мешало принять покачивающийся на потемневшей серебряной цепочке камень.

   — Теперь он твой, — сказала мать. — Я отдаю его по своей воле и со своим благословением. Пусть Отец Дракон будет милостив к тебе, как ко мне когда-то...

   — Но, мама... — пробормотала Гейджи, — ведь его могут носить только...

   — Я знаю, кто его может носить! — жестко сказала мать.— Он твой по праву рождения.

   Гейджи потянулась за камнем и остановилась.

   — А как же братья?

   Леди Янга резким движением подхватила Слезу в ладонь.

   — Сядь!

   Она прошлась по комнате, выглянула в узкое окно. Будет буря... Внезапная летняя буря — Свадьба Драконов.

   Обернулась, хмурясь.

   — Мои сыновья — хорошие, сильные, умные мальчики. Но это — не их наследство. Они никогда не будут говорить с Драконами. Может, и ты не будешь. Но...

   Она остановилась перед Гейджи, рассматривая ее пристально, как будто никогда не видела свою собственную дочь раньше.

   — Ты начала плавать прежде, чем ходить. Ты чувствуешь себя в море, словно в тебе кровь Морского Народа. Ты знаешь все повадки моря и его обитателей. Берег тебе тесен. Я никогда не спрашивала тебя... — мать замолчала, глядя поверх головы Гейджи. Когда продолжила, голос ее был странен. — Не снятся ли тебе сны... странные сны... словно ты плывешь — ты и не ты — и рядом с тобой...

   Леди Янга замолчала вновь.

   — Кто? — тихо спросила Гейджи. Мать опустила на нее глаза. Лицо ее было печальным.

   — Возьми его, — она вложила Слезу в руку Гейджи. — Тебе он нужнее...

   Теперь Гейджи сжимала Камень в ладонях и, глотая слезы, гадала, уж не предвидела ли мать ее судьбу. Но старалась дышать ровно и тихо — чтобы не показать тому, за спиной, как ей сейчас страшно и одиноко.

   Обхватив себя за плечи, Янга стояла у окна — за ним бушевала ночная буря. Свадьба Драконов...

   Осторожные руки коснулись ее плеч — Янга напряглась в последней попытке устоять, не принять того, что ей сейчас скажут. И, обмякнув, прижалась к мужу спиной.

   — Нашли ее вещи? — спросила, чуть повернув голову.

   — Возле Скалы Дельфина, — ответил он глухо. — Одежду, сумку, обувь... нож...

   — А Камень?

   Голос дрогнул, и Янгмаар обнял ее крепче.

   — Янга. Буря бушует вторые сутки. Что там можно еще найти?

   Она упорно не отрывала глаз от несущихся по небу клочковатых сине-черных туч. Молнии — длинные, раскидистые, как кроны гигантских деревьев, раз за разом озаряли ее напряженное лицо. Свадьба Драконов... Неужели Отец Дракон оставил их дочь без своего покровительства?

   Точно в такую же ночь — первую их брачную ночь — они и зачали Гейджи. Странная была ночь, страшная и страстная. Казалось, буря, бушевавшая за стенами замка, заставляла кипеть их кровь, возвращая силы усталым телам и яркость желанию — и раз за разом бросала их друг к другу... Он до сих пор чувствует волнение при воспоминании о той ночи.

   А что чувствовала она? Спустя столько лет он не знал — нуждается ли она в нем, любит ли его... Словно услышав его мысли, Янга прижалась к нему еще теснее. Медленно качнула головой.

   — Нет, — сказала она, оборачиваясь и заглядывая ему в глаза. На ее губах появилась странная улыбка. — Нет. Просто они не знают, как она плавает...

***

   Она почти не ела — так, перехватит пару ложек похлебки или кусок лепешки из муки и сушеных водорослей. А потом вновь лежала на постели. Уже не отворачивалась к стене, но и на него не смотрела — смотрела в окно, маленькое окно каюты, сквозь которое струился свет — утро, день или вечер — все одинаково серый. Ее лицо заострилось, глаза впали, роскошные волосы свалялись в колтуны. Несколько дней наблюдений убедили его, что из чистого упрямства (или отвращения к нему) Гейджи готова сжить саму себя со свету. Он пытался уговаривать, пугать или успокаивать — это было все равно, что беседовать со стенкой. Иногда Саймон был готов поклясться, что девчонка глуха и нема от рождения.

   Наконец, терпение его лопнуло. Саймон сгреб девчонку в охапку — сначала она дернулась, потом обмякла — вытащил наверх и не слишком бережно скинул на палубу. Гейджи тут же попыталась свернуться в клубок — не тут-то было! Ведро воды, окатившее ее с ног до головы, заставило ее протестующе вскрикнуть. Второе заставило сесть: неудобно и противно лежать в луже...

   Гейджи сидела на палубе, и вода стекала с нее ручьями. Рядом стояла пара скаливших зубы моряков.

   — Ну, вот что, — сказал Саймон. — Если не хочешь, чтобы тебя на лине прополоскали за бортом, иди и вымойся. Воду тебе сейчас нагреют. Не хватало, чтобы на борту у меня завелись чесотка или вши.

   Моряки дружно засмеялись, но ушли за своим хозяином, оставив ее одну. Гейджи сидела, глядя вперед, впервые за много дней ощущая на своем лице ветер и слезы моря. Медленно, цепляясь за канаты, поднялась. Всюду, куда не бросишь взгляд, было море и небо — серое низкое небо, необычное для середины лета. Если где и была суша, Гейджи ее не чуяла. А ведь она всегда знала, где находится берег...

   — Иди мойся, дочка.

   Гейджи обернулась. Крепкий коренастый старик, чем-то напомнивший ей Коранда — Коранда! — смотрел на нее, помаргивая выгоревшими ресницами.

   — Иди-иди, — сказал добродушно. — А то гляди, и впрямь в твоих косах блохи заведутся, как у собаки в колтунах!

   С отвычки ее качало — цепляясь за все, что попадалось под руки, Гейджи добралась до каюты, где обнаружила большую лохань с водой, исходящей паром. Рядом стояла чашка с жемчужно-зеленым мыльным камнем и мочалкой из морских водорослей. Без лишних раздумий Гейджи скинула одежду и залезла в лохань. Яростно сдирая с себя грязь и кожу, словно линяющая змея, смывала заодно и безразличие, тоску, и безнадежность.

   На постели обнаружилась одежда, очевидно, ей предназначенная — туника и штаны. А так же гребень для волос.

   — Прошу, — сказал Саймон, широким жестом указывая на накрытый стол. — Сегодня мы празднуем твое возвращение в мир живых. Ты знаешь, что похожа на бледное, отощавшее за сотни лет привидение?

   Гейджи села напротив. Ела и пила, не обращая на него ни малейшего внимания. Саймон рассмеялся.

   — Похоже, я наконец-то нашел собеседника, который никогда не надоест мне своей болтовней!

   Она и бровью не повела.

   — И тебе неинтересно, куда мы направляемся? Нет? Нисколько? Помнишь, мы говорили о кладах драконов? Что люди никогда до них не доберутся? Я нашел такой клад.

   По крайней мере, она слушала.

   — Город. Подводный город, когда-то проглоченный морем. Но теперь само морское дно поднялось, чтобы сделать нам подарок. Думаешь, город обидится, если мы немного пошевелим его кости?

   Он не ждал ответа, но, отпив вина, Гейджи хрипловато сказала:

   — А если рассердится его хозяин?

   — Думаешь, у него есть хранитель?

   — Ты сам говорил про драконий клад...

   — Что с того, что мы возьмем у него капельку — море велико и Дракон не заметит. А, может, хранитель давно мертв... Упоминание об этом городе я нашел в очень старых книгах.

   — Драконы живут долго. Может, даже вечно, — заметила Гейджи. Помолчала. — И как ты собираешься доставать сокровища?

   Саймон хмыкнул.

   — До них теперь рукой подать — просто наклоняйся и бери. А для тех, что на глубине, я нашел несколько пловцов. Собирался нанять победителя ныряльщиков в Хейме, — он взглянул почти сердито. — Но им оказалась ты! А второй парень-победитель не решился оставить беременную жену...

   — И вот я здесь, — невыразительно произнесла Гейджи. Она думала, не рассказать ли ему, что она дочь Владетелей. А вдруг он из тех, кто похищает людей ради выкупа?

   Саймон мрачно разглядывал ее. Сказал сквозь зубы:

   — Говорю тебе — первый и последний раз. Я не убивал Коранда. У него была карта, которую я долго искал, и мы собирались встретиться в тот вечер, чтобы обсудить сделку. Я пришел, но он был уже мертв. Карты я не нашел. Кто-то меня опередил.

   Конечно, она не поверила. Он бы и сам на ее месте не поверил. Но какая ему разница, что Гейджи о нем думает?

   И думает ли вообще.

   Теперь Гейджи сидела на палубе целыми дням, обхватив колени, и смотрела на море и небо. Из-за неподвижности ее можно было принять за фигуру, которую моряки по традиции крепят на бушприте.

   Троим нанятым ныряльщикам разрешалось подыматься на палубу только в беззвездные ночи или пасмурные дни — чтобы они не могли запомнить дорогу, догадалась она однажды. И задумалась: а почему Саймон не опасался ее? Напрашивающийся ответ был так неприятен, что Гейджи выбросила эти мысли из головы.

   Мышцы тела ныли без привычной нагрузки, и ночами ей часто снилось, что она то ли плывет, то ли летает. Но — она вспоминала слова матери — одна, всегда одна...

   Так же, как и наяву. Гейджи не пыталась завести дружбу с небольшим экипажем. Из них лишь старик Хорстон подходил к ней запросто, да и то не слишком докучал. А ныряльщикам и вовсе запрещалось с ней заговаривать. Немногословным стал и Саймон. Чем дальше, тем больше она чувствовала нарастающее в нем возбуждение, нетерпение, и невольно сама начала считать дни. Впереди у них было всего два месяца — если они собирались вернуться до наступления месяца Золотого Дракона. Если собирались...

   А потом стих ветер: паруса безвольно поникли, и шхуна обманчиво застыла посреди моря. Поначалу обрадовавшиеся передышке моряки полеживали на теплом солнышке, лениво чинили такелаж, устраивали купания. Стосковавшиеся от безделья ныряльщики плавали с ними наперегонки и ныряли на спор. Гейджи уходила на нос и уплывала так далеко, что было видно лишь самую высокую мачту. Лежала, глядя в небо и чувствуя море каждой клеточкой своего оживающего в такие минуты тела — море пело, ласкало и говорило с ней...

   — Чего ты дергаешься, Саймон? — спросил Хорстон однажды, заметив, как хозяин то и дело посматривает в ту сторону, куда уплыла девушка. — Куда она денется, посреди-то моря?

   — Не знаю, — хмыкнул тот. — Может, кликнет своих приятелей-драконов, да и уплывет с ними домой.

   — Она и впрямь Говорящая?

   — Не знаю, — вновь сказал Саймон. — Во всяком случае, при ней Камень. Я видел-то ее всего пару раз до этого. А теперь она не хочет со мной знакомиться, сам понимаешь.

   — Может, надо было все-таки оставить ее на берегу?

   — И дать им лишний козырь против меня? Она ведь знала, что вечером у меня встреча с Корандом. И видела... то, что видела.

   — И что ты будешь делать с ней потом?

   — Не знаю, — в третий раз ответил Саймон. Он прищурился, вглядываясь вдаль. — Родные наверняка считают ее мертвой. Возвращается. Дай ей чего-нибудь горячего, Хорст.

   Он хлопнул помощника по плечу и ушел с носа. Хорстон проводил его взглядом. Слишком много «не знаю». Это у Саймона-то, который никогда и ни в чем не сомневается!

   Потом пришел туман — плотная белая влажная пелена, накрывшая море и шхуну, путающаяся в такелаже, цепляющаяся за верхушки мачт, словно сахарная вата. Теперь ее волосы всегда были влажными, и сидеть на палубе было зябко, но Гейджи упрямо оставалась наверху, хоть в такой мелочи пытаясь отстоять свою свободу. Она не могла теперь видеть, но могла слушать — мерное дыхание моря, неожиданно громкий скрип и стук снастей, странно приглушенные голоса озабоченных моряков — в такой туман немудрено наткнуться на скалу или волну-убийцу...

   — ...я уж было начал сомневаться, — сказал Хорстон.

   — А я нет. Такой туман был и в прошлый раз — тогда мы и попали в нужное течение. Через несколько дней он рассеется, и — будь уверен — задует наш ветер.

   Гейджи покосилась. Торговец с помощником стояли неподалеку, вглядываясь в туман, как будто искали только им ведомые ориентиры. Саймон неожиданно вздохнул, провел по лицу ладонью — и словно стер вместе с мельчайшими каплями тумана следы сомнения и неуверенности — что бы он там не говорил Хорстону...

   — Идем, — сказал он, — нужно кое-что еще проверить.

   Проходя мимо Гейджи, молча набросил ей на плечи плащ. Гейджи дернула было плечом — но моряки уже ушли, и она передумала. Закуталась сильнее — теплая шерсть так приятно грела...

   Хребет Дракона

   — Это — здесь! — сказал Саймон. Сжимая руками поручень, он подался вперед, словно стремился быстрее попасть на берег или удостовериться, туда ли он попал. Гейджи еще раз обвела взглядом песчаную подкову острова. Песок, скалы, переходящие в небольшие, покрытые зеленью горы. Вода у берега, отражая яркое небо, имела лазурный оттенок, но рядом со скалами становилась почти черной. Чуть дальше виднелась еще одна полоска суши. И еще... Цепь островов, к самому крупному из которых они сейчас пристали.

   Так странно было чувствовать под ногами твердую землю. Босые ноги проваливались в нагретый песок — просто ослепляющий удивительной белизной песок. Гейджи остановилась, оглядываясь. Моряки начали перетаскивать на берег груз. Несколько человек пошли за пресной водой к ручью, поодаль впадавшему в море. Да, они явно были здесь не в первый раз.

   Гейджи вновь скользнула взглядом по ленте островов — те выступали из воды неровными разновеликими зубцами, следуя друг за другом по одной линии, как хребет спящего в море...

   — ...хребет дракона, — сказала Гейджи.

   Саймон немедленно обернулся.

   — Что? Что ты сказала?

   Гейджи молча выдержала пронзительный взгляд темных глаз, не понимая, что его так взволновало.

   — Так называются эти острова на моей карте. Ты знала, куда мы плывем?

   Гейджи сочла его слова глупостью. Пожав плечами, сказала просто:

   — Похоже.

   И побрела от них, осторожно ступая — все казалось, что земля качается под ногами.