Прощание. Последний конфликт. Настя О

Оглавление

• АННОТАЦИЯ:
• ГЛАВА ПЕРВАЯ. О РАСКАИВАЮЩИХСЯ ПРИШЕЛЬЦАХ И ПРОБЛЕМАХ ОТЦОВ И ДЕТЕЙ
• ГЛАВА ВТОРАЯ. О ТОМ, ЧТО ЛУЧШИМ ЛЕКАРСТВОМ ЯВЛЯЕТСЯ НЕ ТОЛЬКО СОН, НО ЕЩЕ И РАБОТА
• ГЛАВА ТРЕТЬЯ, В КОТОРОЙ НЕКОТОРЫЕ ЛИЧНОСТИ С АНТИЗЕМЛИ ПЫТАЮТСЯ ВОССТАНОВИТЬ СВОЕ ДОБРОЕ ИМЯ
• ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, В КОТОРОЙ ВЫЯСНЯЕТСЯ, ЧТО НЕ ВСЕ ЛЕЙНИАНЦЫ ЯВЛЯЮТСЯ БЕСЧУВСТВЕННЫМИ ИСТУКАНАМИ
• ГЛАВА ПЯТАЯ. О ТОМ, КАК ПОЛЕЗНА ИНОГДА БЫВАЕТ РАЗЛУКА
• ГЛАВА ШЕСТАЯ. О ТОМ, КАКИМИ НЕПРЕДСКАЗУЕМЫМИ ПОРОЙ БЫВАЮТ ЗНАКОМЫЕ ПРИШЕЛЬЦЫ
• ГЛАВА СЕДЬМАЯ. О ТОМ, РАДИ ЧЕГО ВСЕ И ЗАТЕВАЛОСЬ
• ГЛАВА ВОСЬМАЯ. О ПЕРЕМЕНАХ РАЗНОЙ СТЕПЕНИ ТЯЖЕСТИ
• ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. О РОДСТВЕННИКАХ ДОБРЫХ И НЕ ОЧЕНЬ
• ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. О ТОМ, ЧТО ДАЖЕ ВЫСОКОРАЗВИТЫЕ ГУМАНОИДЫ НЕ ПРОЧЬ ПОЛАКОМИТЬСЯ ШКУРОЙ НЕУБИТОГО МЕДВЕДЯ
• ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. О ТОМ, НА ЧТО БЫВАЕТ СПОСОБНА СВОБОДНАЯ ВОЛЯ
• ЭПИЛОГ, КОТОРЫЙ НАКОНЕЦ–ТО РАССТАВИТ ВСЕ ПО СВОИМ МЕСТАМ

АННОТАЦИЯ:

   Лейквун вернулась на Землю после рекреации на корабле лейниан.

   Это недолгая передышка, и вскоре ее ожидает полет на историческую родину.

   Впереди сложный путь, и Лей предстоит со всем разобраться.

   С Диорном, который все еще хочет получить Мая обратно.

   С Советом, на котором ее будут делить, как вещь, поскольку она оказалась чистокровной лейнианкой.

   И с Александром Преображенским, с которым у нее слишком запутанные отношения.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. О РАСКАИВАЮЩИХСЯ ПРИШЕЛЬЦАХ И ПРОБЛЕМАХ ОТЦОВ И ДЕТЕЙ

   – Ненавижу.

   – Зря ты так. Иногда обстоятельства действительно сильнее нас. Что уж говорить о лейнианской субординации. Это не его вина.

   – Ненавижу всем сердцем. Это из-за него я чуть было не оказалась подопытным кроликом.

   – После всего, что было? Знаешь, себя обманывать – самое последнее дело.

   Мария курила много и часто. Странно держала сигарету двумя дрожащими пальцами. И постоянно стряхивала пепел в специально приготовленную Преображенским пепельницу. Она стояла на кухне кадровика рядом с окном, согнув руку в локте, смотрела в вечернее небо Ильинска и о чем-то размышляла. Я, напротив, устала соображать, поэтому просто следила за ее действиями.

   Мне нужно было привести себя в порядок. Мне было холодно. Так холодно, что пришлось укутаться в покрывало из спальни Преображенского. На ноги мне выдали мягкие носки. Оказалось, что Преображенский случайно купил их на какой-то новогодней ярмарке. Вид горящей сигареты по-своему согревал меня.

   – Извини, – покаялась Мария, снова избавившись от пепла и замечая мой интерес. – Привычка с детства: отец приучал к аккуратности. Это здесь я расслабилась, но его наставления запомнила навсегда. Да, тяжело ему со мной пришлось. Прости, – она внезапно взглянула на меня, и в зеленых глазах блеснуло раскаяние. – Я думала, мы не успеем. Стресс. Очень сильный стресс. Мне нелегко с ним бороться до сих пор.

   – У нас есть обычай обнимать друг друга в случае больших переживаний, – мне тоже было далеко до успокоения. – Если хочешь, можем попробовать, вдруг получится справиться с эмоциями.

   – Нет, – Мария покачала головой. – Не стоит. Я слишком давно не шла ни с кем на контакт.

   Между нами повисло неловкое молчание. Мне хотелось спросить ее обо всем и ни о чем. Но начала я не с этого.

   – Трехдневный интим можно отнести в категорию «все, что было»? – невпопад спросила я.

   Мария зависла. Она даже руку на полпути к губам остановила, забыв затянуться.

   – С Сашиком?..

   – Ага.

   – И никого другого за это время?

   – Если бы не знала, что у вас в ходу менять партнеров, сейчас бы обиделась, – я глубоко вздохнула, понимая, что меня тоже этот вопрос интересует. – Нет, у меня только он с момента встречи. Про него ничего определенного не могу сказать.

   – Его я знаю, как свои пять пальцев, – усмехнулась Мария, отходя от новости. – Ты-то, как раз, меня и интересовала. Но у тебя воспитание. Баб Зоя молодец – сделала тебя настоящим человеком. Если честно, я даже рада этому.

   – Что должна символизировать твоя странная речь?

   – У Сашика тоже никого не было, – торжественно заявила Мария. – Это-то и странно, это–то и пугает.

   – Да неделя всего прошла, – фыркнула я. – Боже, мы с тобой обсуждаем его, как настоящую породистую лошадь. Это неэтично.

   – Ну а что ты хотела? – пожала плечами женщина, от которой во мне, пожалуй, был только чуть вздернутый нос. – Прилетишь на Лей – там со всех сторон будет эта система сдержек и противовесов. Привыкай сейчас. Тебе вообще повезло познакомиться с Преображенским. Он мое лучшее творение, он не такой, как остальные. Кстати, об этом, – она нахмурилась, а потом серьезно посмотрела на меня. – Кровотечения из носа были?

   – У кого? – поначалу не поняла я.

   – У Сашеньки, конечно, – словно маленькой, объяснила мне Мария. – Как у тебя. Тогда, на корабле, во время стычки с Диорном.

   Я не хотела вспоминать то ужасное время. Но возвращение с «Орайона» на Землю стало моим триумфом. Хотя Мария и Саш появились, как будто их послали свыше. В самый нужный момент. Мария сказала проще. Это был запасной вариант.

   Чудесного спасения могло и не произойти. Если бы не Муни, корабль Марии никогда не состыковался бы с орбитальной станцией. И не узнай командир «Армады» на экране приветствия без вести пропавшую соотечественницу, их с Преображенским ни за что не пустили бы внутрь. Поскольку Диорну внезапно стало хуже (из-за чего «Орайон» и взлетел раньше времени), командование на корабле перешло в руки военных. Глава исследовательской миссии за свои слова отвечать перестал. И пока нас с Диорном пытались «синхронизировать», Мария в нескольких предложениях доходчиво объяснила капитану, что я являюсь чистокровной лейнианкой. Поэтому процедура рекреации без моего согласия считается незаконной. Преображенский помчался к залу рекреации в тот же миг, как во взгляде командующего блеснула искра понимания. Дальше события развивались в моем присутствии. Самым ярким из них стал ненавидящий взгляд Диорна. Не знаю, как у меня получилось вытолкнуть его одного, оставив Мая себе. Вместе с этим я интуитивно научилась и еще одной вещи: «выключать» соседа. Он оказался слишком настойчивым в желании узнать, как я смогла выгнать его злую половину, так что я от всей души пожелала ему заткнуться, и у меня получилось. Потом, правда, пришлось извиняться за внезапную вспыльчивость. Но с этого момента в моих руках было оружие против лейнианцев.

   Диорн, присмиревший после моей выходки и обескураженный появлением Марии, сдался почти без боя. Еще бы, ведь моя предприимчивая боевая мама заявила, что мы непременно отправимся на историческую родину. Но через две недели. Это время понадобится, чтобы восстановить меня после их садистской процедуры. Которую, опять же, проводили без согласия чистокровной лейнианки. Однако Диорн не упустил возможности подгадить напоследок.

   – Раз уж вы оказались так тесно знакомы, от имени главы касты управленцев поручаю господину Преображенскому быть наблюдателем Лейквун. Он будет сообщать обо всех ее реакциях на Земле и во время полета к планете Лей, – непререкаемым тоном заявил он.

   Саш только глаза прикрыл, а мне словно голову тисками сжали. Я поняла, что это дело рук Диорна. Голова стала раскалываться еще сильнее, стоило мне взглянуть в его сторону. Он в упор смотрел на меня, гипнотизируя и пытаясь воздействовать так, как ранее в кабинете Преображенского. Тогда-то из носа и хлынула кровь. Очередная стычка с главой биотехнологов не прошла без последствий, но из нее я вышла победительницей.

   – Саш, платок есть? – вытирая ноздри, спросила я у кадровика.

   Мне тут же протянули салфетку. Но я, не замечая заботы Преображенского, холодно обратилась к Диорну. Только он сейчас интересовал меня:

   – Теперь-то мы можем покинуть станцию?

   – Вполне, – будто и не было попытки сломить меня, разрешил он. – Будем надеяться, что ваше с Маем расщепление произойдет по обоюдному согласию.

   Под термином «обоюдное согласие» он имел в виду как раз вариант Преображенского. Одна из сторон должна была испытать сильное эмоциональное потрясение, чтобы иметь возможность избавиться от второго сознания. Я смутно представляла, что же должно случиться, чтобы я захотела расстаться с Маем.

   – Прислонись ко мне – сейчас буду поднимать, может закружиться голова.

   Нотками заботы в голосе Преображенского меня было не обмануть. Потеряв всякий интерес к Диорну, я хмуро взглянула на Суперменовича:

   – Если ты думаешь, что, появившись в сверкающих доспехах и вызволив меня из камеры, получишь прощение, даже не надейся. Я тебя все еще ненавижу.

   – Я понимаю, – смиренно отозвался кадровик и понес меня прочь из зала рекреации.

   Мария от нас не отставала. Преображенский, выслушав мои гневные слова, как и обычно, сделал все по–своему. Так мы оказались у него дома, и на все мои протесты было дано лишь одно объяснение: «Я считаю это необходимым, я ведь назначен твоим наблюдателем».

   Черт бы побрал этого самоуверенного павлина!

   – Догадываешься, какой теперь меня интересует вопрос? – я вернулась мыслями в настоящее и хмуро посмотрела на биологическую мать.

   – Не так чтобы очень, – пожала плечами Мария. – Но мне нравится наблюдать за твоими логическими цепочками.

   В наступившей после этого тишине отчетливо стал слышен скрежет зубов. Моих, естественно. Если даже родная мать не могла относиться ко мне, как к человеку, что еще оставалось делать?

   – Откуда ты знаешь Преображенского? – сухо отозвалась я, на что Мария понимающе хмыкнула:

   – Трехдневный секс, говоришь…

   – Не переводи тему.

   Мария, коротко кивнув, начала удовлетворять мое любопытство.

   Оказывается, Преображенский еще в детстве имел с ней контакты. Там, на далекой планете с причудливым названием Лей. Хотя антиземля моей подкорке привычнее, но это уже трудности нашего с инопланетянами перевода. Так вот, Саш и Мария много времени проводили вместе. И пусть находились они в разных кастах, Мария пользовалась своим правом в отношении Саша, поскольку именно она конструировала его генетический код. Это означало, что она пожизненно может быть его наблюдателем. Вот почему она и назвала его своим – эти слова стоило воспринимать в буквальном смысле.

   – Ты же целитель, – вмешалась я. – Какой генетический код?

   – Генетика и целительство входят в одну ветвь медицины, – фыркнула женщина. – Первое мне нравилось больше, во втором преуспел отец.

   – И тебе доверяли такие ответственные процедуры?

   – И даже не следили за тем, что именно я выбирала для будущих генов, – подмигнула мне женщина.

   Когда Мария якобы пропала, Сашу было около шести лет, и развит он в свои годы оказался намного лучше остальных. Мой подозрительный взгляд она встретила самодовольной ухмылкой и сказала, что подробности генной инженерии мне пока постигать рано. Но да, это было ее рук делом. Сама она в то время искала любую возможность покинуть пределы планеты, и однажды ей это удалось.

   – Я не хотела, чтобы мой ребенок стал еще одним роботом, – заявила женщина, и я отметила еще большее дрожание пальцев.

   Удивительно, как она умудрялась говорить спокойно и без запинки в состоянии сильного эмоционального напряжения. Вспомнился Саш в машине, говоривший гадости, когда сам был натянут, как струна. Но эти мысли я отогнала – слишком уж волнующее было у них продолжение.

   Сам факт того, что Мария забеременела, уже мог оказаться краеугольным камнем в истории двенадцати семей. По негласной договоренности они не заводили отношений друг с другом. Это грозило вырождением устоявшейся системы правления. Мария и здесь пошла против общепринятых норм.

   – Как ты думаешь, почему в лидерах именно двенадцать объединений? Только двенадцать пар мужчин и женщин однажды осознали в себе желание находиться друг с другом до конца жизни. Инстинкт продолжения рода сработал только у двадцати четырех особей огромной популяции, Лей! Остальные предпочитали свободные отношения. Те же, кто сумел организовать семьи, напрямую занялись биологическим преобразованием общества: они поставили себе целью создать такой социум, который бы положил начало полезной трудовой деятельности и улучшению качества жизни. И им это удалось! Генная перестройка организма, четкая картологизация каждого зародыша. Несколько столетий кропотливой работы превратили лейнианцев в четко ориентированных на одну из двенадцати каст граждан. Естественно, подобная монументальная задумка потерпела бы крах, скончайся кто-нибудь из этих двадцати четырех лейнианцев раньше времени или перенеси они внезапную неизлечимую болезнь. Вот почему было принято решение о продлении у них стандартного жизненного цикла в сто пятьдесят лет. Двенадцать семей стали усиленно заменять отказывающие органы. Они проходили терапию, чтобы мозг сохранял свои функции. Возрастной барьер был преодолен, а протяженность жизни увеличена примерно вдвое. Таким образом, нынешние представители Совета Двенадцати лишь внешне смотрятся относительно молодыми – на деле это такие ветераны, что нам с тобой и не снилось.

   – Дед не выглядел на видео молодым, – возразила я, вспоминая его седые волосы и живые голубые глаза. По–другому назвать Августа Лея у меня не поворачивался язык.

   – Мой папа – это вообще отдельная тема для разговора, – понимающе улыбнулась Мария. – Не будь он таким, какой есть, никогда бы не случилось ни меня, ни моего бегства и счастливого рождения дочери. Что касается остальных, то их постигло проклятье бессмертия. Они перестали быть способными к зачатию детей спустя некоторое время после изменения генной структуры. Выход из положения был найден почти сразу. Искусственное оплодотворение, развитие зародышей вне чрева матери, организм которой просто не смог бы выносить их в положенный срок. Как следствие - увеличение срока «беременности» с девяти до одиннадцати месяцев. Зародыш не мог сформироваться вне материнского организма за положенный срок.

   Вскоре новость о безболезненном родоразрешении просочилась в массы, и женская часть общества взбунтовалась. Они так же, как и члены двенадцати семей, захотели сохранять свои фигуры и молодость, получая здоровых детей из пробирки. Все, кого ты успела увидеть, пришли в мир неестественным путем. Если бы не помощь твоего деда, я и сама никогда бы не стала на Земле нормальной матерью.

   Смутно верилось в факт счастливого рождения. Да, по сравнению с Диорном, Артурчиком и даже Преображенским, Мария вела себя намного более раскованно. Но она все еще оставалась для меня одним из роботов. И все же слушать ее было приятно.

   – Мы отвлеклись от разговора.

   Я с готовностью кивнула. Мне действительно хотелось узнать о Преображенском больше.

   Мелкий шестилетний паразит просчитал все. И даже примерную область приземления корабля Марии на поверхность Земли. То, что у Леи на одной орбите есть антипод, знал любой ребенок. Просто Преображенский изучал эту планету. А когда началась активная фаза по сближению цивилизаций, он прибыл на Землю в составе первой исследовательской экспедиции. Она была призвана выявить скрытые особенности землян. Тогда-то и началась головокружительная карьера Преображенского.

   – То, что он попал в ту же контору, что и ты – это гениальная случайность и величайшее в мире совпадение, Лей, – с нескрываемым восхищением в голосе проговорила Мария. – После таких вещей я начинаю верить в ваш Божий промысел. Но именно тогда в его сознании и произошел первый раскол.

   – Раскол? – заинтересовалась я.

   – У него было задание: проверять всех землян, оказавшихся в пределах досягаемости, на предмет наличия в них дополнительного сознания. Но Сашка параллельно искал меня.

   – Блондинка из «Сияния», – пробормотала я. – Он сказал, что они давно сотрудничают.

   – Что? – переспросила Мария.

   Я замахала рукой, призывая ее не останавливаться. В голове постепенно начинала складываться картина личности человека по имени Александр Преображенский.

   – Мелочи. Я слушаю.

   – Когда он увидел тебя и твое личное дело, то сразу догадался, что ты не простая работница филиала крупного государственного объединения. Ты себя выдала на собеседовании. У тебя сияли глаза.

   – Я подумала, что это образное выражение, – смутилась я. – У Преображенского было такое лицо, словно он на добычу нарвался. С его цветом глаз трудно отличить серебристую кайму от выражения чрезвычайной заинтересованности.

   – А у тебя действительно по краям радужки показалось небольшое свечение, – триумф так и светился у Марии на лице. – Он, конечно, подумал, что ты полукровка, и был уверен в этом почти до самого последнего момента. Но покоя не давало одно обстоятельство.

   – Какое?

   – Ты на него влияла – неосознанно, но все же, – улыбнулась женщина. – Полукровки так не умеют.

   – И много лейнианцев оставили у нас свой генетический материал? – не выдержав, спросила я.

   – Достаточно, – вздохнула Мария. – Чтобы в итоге считать детей от таких отношений вторым сортом.

   Я поморщилась: опять это инопланетное превосходство вылезло. На деле просто выходило, что для первого сорта нужно было не иметь души.

   – Но он так и не был до конца уверен в том, кто именно из лейнианцев приложил руку к твоему рождению.

   – Он сказал, что у меня очень необычное имя.

   – Верно, – с гордостью улыбнулась Мария. – Мой мальчик! Когда его поиски, наконец, увенчались успехом, тебя уже готовили к рекреационной камере. К сожалению, Сашик управленец, он не представляет, какие последствия может иметь долгое раздельное существование двух частичек нашего сознания. Едва он сообщил о том, что тебя положат в камеру, мы сорвались к «Орайону». Как оказалось, корабля к тому времени уже не было. Так что мы немного задержались, мелкая. Прости меня за это.

   – Ты все время просишь прощения, – раздраженно заметила я. – А сама при этом открыла счет в банке на мое имя. И наверняка была в курсе моей жизни. К чему была вся эта конспирация?

   – Двух лейнианок обнаружить гораздо легче, чем одну. Теперь тебе предстоит не самое приятное возвращение на Лей. Тебя будут исследовать, как диковинку, ведь ты – первый ребенок, появившийся от представителей двух ведущих семей за последние пятьсот лет.

   – Ты так ласково назвала меня ископаемым.

   – Прости, мелкая, – она снова повернулась к окну.

   – Ради чего все это было? Зачем ты покинула родину? Неужели не смогла бы тихо родить меня в отдаленном уголке планеты?

   – Я плохо вписывалась в упорядоченную структуру нашего общества, – объяснила Мария. – При моем планировании изменения в генах были произведены в минимальном количестве. Отец и мать придерживаются тех позиций, что нам ни к чему уродовать собственную ДНК. Они так называемые участники движения натурализма. Папа сам расскажет тебе об этом, если захочешь. Август Лей не упустит возможности встретить нас.

   – Звучит так, словно они революционеры среди остальных двенадцати семей, – усмехнулась я.

   Мария замахала руками, отчего пепел просыпался на кухонный пол. Чертыхнувшись, она бросила окурок в пепельницу и принялась собирать мусор с кафеля.

   – Никакой революционной деятельности – на Лей этого нет. Просто хотели посмотреть, что получится из рожденного с обычным набором генов ребенка.

   – И получилась ты, – заключила я с кривой ухмылкой.

   – Какая есть, – согласилась Мария. – Так уж вышло, что переходный возраст проходил у меня красочно и бурно. Тогда-то Бастиан и появился в моей жизни.

   – Бастиан? – заинтересовалась я.

   – Твой отец, – кивнула Мария, присаживаясь на свободный стул. – Сын главы касты военных.

   На этих словах я сглотнула. Вспомнился Артур, который наверняка был оттуда же. Мой отец – идеальный исполнитель? Если это так, то мир в одночасье рухнул.

   – Ты побледнела, – заметила Мария. – Уже с кем-то общалась?

   – Его зовут Артур Валерьянович. Диорн говорил, что в военное время все будут подчиняться ему.

   – Валерьян Белов – один из подчиненных Максима Дорна, отца Себастьяна, – не слишком радостно ответила Мария.

   – Мне кажется, или я крупно влипла? – несмотря на плохие новости, пошутила я.

   – Мы влипли, – поправила меня Мария. – Нам и выкручиваться! – внезапно ее лицо приобрело ироничное выражение. – Помнится, собирались Баса женить на одной сушеной вобле.

   – Мария! – удивилась я. – Лейнианцы же не ругаются.

   – Так я почти землянка, – подмигнула мать. – Чувствую, наведем мы у них шороха.

   Раз уж я научилась сопротивляться главе одной из двенадцати каст, значит, смогу оказать отпор и остальным.

   – Кто знает, может, это одна из причин, почему двенадцать семей решили не смешивать кровь между собой, – размышляла Мария перед тем, как заварить мне горячий успокаивающий чай.

   Ей тоже было необходимо уладить некоторые дела, связанные с отбытием на Лей. За то недолгое время, что мы провели на кухне, я успела узнать немного о ее жизни. Последние десять лет Мария работала заведующей клинической лабораторией одной из частных клиник Петерграда. Клиенты там были важные. Казалось бы, совсем под рукой. И все же ни одна исследовательская экспедиция не смогла засечь ее.

   – Со временем ассимилируешься, – объяснила женщина. – И «своих» от «чужих» отличаешь уже без проблем.

   Этот вопрос особенно волновал меня в свете последних событий. И в связи с появлением папочки тоже. И прибытием на планету Лей.

   – Ты его хотя бы любила? – спросила я, продолжая держать в руках пустую, но еще сохраняющую тепло чая чашку.

   – Ты у меня спрашиваешь или на себя примеряешь? – кисло улыбнулась Мария. – Как тебе сказать. Мне было восемнадцать – по земным меркам всего ничего. А он летчик–испытатель. Пилот нового межзвездного корабля, способного доставить экспедицию ученых к Проксиме Центавра. И это при минимуме усилий. Он был героем в свои тридцать, понимаешь? Сам вызвался проверять устойчивость новой обшивки звездного трейсера при приближении к Солнцу. А потом провалялся полгода в целительском корпусе папы. Я наблюдала за ним. У него был дух, который никто не мог сломить. Когда начали приходить журналисты, чтобы написать статью, он вел себя с ними сдержанно и вежливо. Потом в обзоре написали, что Себастьян Дорн пышет здоровьем и готов к новым свершениям на благо народа. А я смотрела на него и видела странную искру в глазах, которая у нас возникает обычно от долгого взаимодействия с агрессивным Солнцем. Мне показалось то, чего на самом деле в нем не было.

   – Ты тоже знаменита была? – я жадно вслушивалась в каждое ее слово.

   – Невозможно носить фамилию Лей и при этом не прославиться – мой прадед испытал на себе вакцину от СПИДа, попытавшись запустить иммунитет с нуля. Его памятник до сих пор украшает вход в Аллею Национальных Героев, Лей.

   – Неудачно испытал? – догадалась я, ощущая, как бегут по коже мурашки.

   – Его дело закончили дед с бабушкой, – пояснила Мария. – У нас вся семья такая – без открытий не можем. В силу своего темперамента и характера я много где успела засветиться – даже в Сашкиной Муни отметилась.

   – А отца чем привлекла?

   – Да мы прямо там, на конгрессе, – показалось, или щеки ее опалил недолгий румянец? – Он припомнил свою сиделку, выразил благодарность, предложил спуститься в кафе. Мы уже закончили с докладами. Потом напрямую сказал, что ждет, когда его невеста достигнет совершеннолетия, и через год они поженятся. Для меня это не представляло особой проблемы. А ему было важно вступить в близкий контакт не только ради эстетического удовольствия. Это как сломать систему, переспав с высшим лейнианцем. Запретный плод сладок.

   – А ты? – спросила я.

   Меня взяла обида за мать. Она стала для отца военным трофеем.

   – Мне было все равно, – чистосердечно призналась Мария. – Целители долго не живут – слишком велика страсть к экспериментам. Опыт с Себастьяном Дорном я получила на столе в одной из лабораторий нижнего уровня.

   – И все? Больше вы не виделись? – окончательно расстроилась я.

   – А смысл, Лея? – удивилась Мария. – Двенадцать не заводят отношений между собой. Вот и мы разошлись, как в море корабли. Когда я узнала о тебе, в запасе было месяца четыре, чтобы расправиться с делами и побыть с Сашкой. Ему как раз пять лет исполнялось. А потом пришлось улетать – чтобы рожать тебя в нормальной человеческой обстановке.

   – Не хочешь об этом говорить, – догадалась я.

   – Да нет, – к моему удивлению, поморщилась женщина. – Себя может поставить на повестку дня новый вопрос.

   – Себа? – переспросила я, побоявшись, что ослышалась.

   Мария махнула рукой:

   – Я не слишком уважаю Дорна после того, как он начал делать вид, что мы незнакомы.

   – А что за вопрос? Он вообще имеет право что-то поднимать? Он же просто поделился биологическим материалом.

   Мария от души расхохоталась:

   – Скажи ты ему это в лицо – получила бы злейшего врага до конца жизни. Хотя врагом он был бы тебе гораздо более полезен, чем признанным отцом.

   – В этом и заключается проблема? В признании меня законной дочерью? Разве я не чистокровная лейнианка и не могу давать или не давать разрешения на такие вещи?

   – Так-то оно так, – кивнула Мария, – и на Лей в этом плане мало что отличается от Земли. За исключением одного нюанса.

   – Одного? – скептически ухмыльнулась я.

   – Одного, но достаточно важного. Тест на генетическое родство могут заставить пройти в том случае, если необходимость в информации является критической. Может возникнуть ситуация, при которой лейнианец одной из двенадцати каст не сможет оставить потомства от законного супруга. Тогда, при наличии у него добрачных связей, начинают проверяться все появившиеся ранее дети. Если результат теста будет положительным, ребенка переместят в касту двенадцати.

   – Не очень радужная перспектива.

   – Никто не станет противиться, – Мария с усилием потерла виски. – Посуди сама: какой–нибудь рядовой социолог станет вдруг членом семьи Эверсон – это верхушка управленцев. Или более грустный пример. Кто–то из энергетиков погулял с простым целителем. Женщина забеременела, она целитель, у нее свой набор генов.После экспертизы ребенку-медику придется переучиваться на энергетика. Все потому, что наследие двенадцати должно быть сохранено, иначе выверенная машина прогресса начнет разваливаться с головы.

   – Погоди–погоди, – остановила ее я. – Ты же говорила о том, что у вас там…как же это…картологизация! – вспомнилось мне умное слово. – Разве это не составление четкого плана генетического кода младенца? Я смутно представляю, как все это можно проделать в утробе матери.

   Мария снисходительно улыбнулась:

   – Картологизация – это если ребенок запланирован. На Лей уже давно никто не вынашивает детей – это вредно для плода, поскольку радиация может негативно воздействовать на организм матери. И это портит фигуру, к чему женщины совершенно не готовы морально. Дети развиваются в специальных центрах рождения. Созревание плода вне организма матери увеличилось с девяти до одиннадцати месяцев, но никто особо не против. Когда плод готов, его изымают из специальной биологической капсулы и, проверив жизненные показатели, отдают родителям.

   – А как же те случаи естественной беременности от ведущих семей?

   – Извлекают зародыш, пока еще не поздно, и также помещают в инкубатор, – ответила Мария. – Тайна рождения есть и у нас. Естественно, пока кому-нибудь из двенадцати не придет в голову проверить свои пущенные в другие ветви корни. Но уж если приспичит – ребенка ожидает веселое будущее. Хорошо, если родители из похожих каст, например, как мы и биотехнологи. А если нет? Далеко ходить за примером не надо. Ты и есть тому подтверждение.

   - Я вообще айтишник.

   - Хорошо бы, чтобы так и осталось.

   – И что, всех всё устраивает? – брезгливо передернулась я.

   – Наоборот – это честь. Стать членом одной из двенадцати семей-основателей – это очень почетно.

   – Чем признание грозит мне?

   Мне все меньше хотелось лететь на историческую родину.

   – Военная подготовка – это самое простое, что тебе предстоит, – невесело пошутила Мария. – Ты и так фактически Дорн. Если Себастьян захочет подтвердить это экспериментально, то просто забьет последний гвоздь в крышку нашего с тобой гроба. А у них к женщинам отношение специфическое.

   – В каком смысле?

   – Браки заключаются на небесах, – хмыкнула мама. – Причем в буквальном смысле. Верхушка касты просто выберет тебе мужа и первые лет десять после брака заставит заниматься детьми. У них мало кто решает завести дочку, поэтому девочки наблюдаются тщательнее мальчиков. Потомство, сама понимаешь, должно быть здоровым, чтобы достойно исполнять роли защитников планеты.

   Опасения Марии не произвели на меня сильного впечатления. Кого в наше время можно было испугать договорным браком? К тому же, я была уверена, что полечу обратно за Землю сразу же, как увижу Совет Двенадцати и сдам анализы. Что могло пойти не так?

   В общем, биологическую мать я решила успокоить. Сказала, что буду как можно дольше отдыхать и приводить себя в порядок. Но стоило двери за Марией закрыться, я вернулась на кухню.

   Не могла сомкнуть глаз.

   Ждала.

   Ждала его.

   Ждала первого серьезного разговора после всех произошедших событий.

   За тяжелыми мыслями я решила ненадолго прикрыть глаза, положив голову на столешницу. И не заметила, как уснула. Меня разбудило торжественное возвращение кадровика. Тихая квартира наполнилась громким лаем, визгом и добродушным смехом Суперменовича. Кажется, Преображенский вернулся не один. Ничего не понимая, я высунулась в прихожую, чтобы воочию наблюдать картину под названием «Саш пришел из магазина».

ГЛАВА ВТОРАЯ. О ТОМ, ЧТО ЛУЧШИМ ЛЕКАРСТВОМ ЯВЛЯЕТСЯ НЕ ТОЛЬКО СОН, НО ЕЩЕ И РАБОТА

   – Это что?

   Выйдя из кухни, я почти сразу же пожалела об этом. Кадровик завалился в дом, неся в одной руке пакет из гипермаркета, а другой поддерживая под попу что–то грязно–белое. Оно было мохнатым, рычало, визжало и явно хотело оказаться на полу. Сейчас наделает луж. Эта мысль была единственной, пришедшей мне на ум, стоило Суперменычу отпустить живность. Продукты в пакете он аккуратно поставил рядом, а сам принялся снимать ботинки.

   – Это собака. Продавец сказал, что это добродушный мохнатый медведь.

   Преображенский говорил это с такими честными глазами, что я сразу не поверила. Но радость на его лице была такой искренней, что я сдалась.

   – Продавец тебя не обманул. Насчет медведя. В будущем. Это бобтейл.

   – Но он ведь щенок совсем, – с сомнением глядя на меня, протянул Преображенский.

   Кажется, кого-то надули в зоомагазине. Хотя с возможностями Преображенского он и в питомник какой-нибудь мог смотаться.

   – Твой «щенок» уже сейчас в росте около полуметра. А когда ты начнешь кормить его, достигнет размеров маленького пони. Ты со своей работой вообще заботиться о нем не сможешь. Ты же дома не бываешь!

   – И полечу на Лей с тобой, – как бы между делом заметил кадровик, надеясь, что я не замечу.

   – Тем более! – воскликнула я. – Ты вообще планету покинешь, а он… – договорить я не смогла: до меня дошел смысл слов Преображенского. – Как это – летишь со мной на Лей?

   – Моя командировка заканчивается, – пояснил Саш. – Я и так здесь почти десять лет. Задания выполнены, пора возвращаться. Полет «Армады» пришелся как нельзя кстати. Да и Диорн, уверен, только обрадуется, если я продолжу наблюдать за тобой на станции.

   – А…

   – А о Финике позаботится твоя подруга Наталья. Я уже договорился об этом, – козырнул кадровик. – И она совершенно не была против.

   – Наташка? – недоверчиво переспросила я. – О Финике?

   – О Финике, – повторил Преображенский. – Это кличка собаки.

   Посмотрела я на этого Финика. Лохматое длинношерстное нечто не хуже половой тряпки намывало ламинат в гостиной. Похоже, оно всерьез намеревалось облюбовать себе место на кожаном диване. Творческая мысль животного мне понравилась. Нужно было очистить карму этого места. Что, как не собачий дух, лучше всего мог это исправить?

   – Веник он, самый настоящий Веник, – буркнула я под нос, надеясь, что Преображенский не расслышит.

   – Что? – не понял кадровик.

   – Вениамином, говорю, назовем, – как ни в чем не бывало, повторила я. – Ты хотя бы догадался узнать о том, как его кормить?

   – Рыба и мясо, – с готовностью отозвался кадровик. – Только их от костей надо очистить.

   Преображенский был удостоен недовольного взгляда. Я интуитивно поняла, что заниматься с псиной в оставшееся до отлета время придется мне.

   – А зачем ты его вообще притащил?

   – Это один из психологических приемов, – пояснил Преображенский. – Ты сейчас в таком состоянии, когда нужен кто-то близкий. Чтобы вернуться в привычное состояние, тебе нужно о ком-то заботиться. Раз уж я не могу быть твоим подопечным, пусть им станет Финик.

   – Не сможешь? – я выдохнула весь воздух из легких.

   До чего вжился в образ, гад. Зараза и ухом не повела, хватая пакет с продуктами и неся его на кухню. Я наблюдала за ним со спины.

   – Твоя мать тоже не подходит. Подруга слишком занята налаживанием личной жизни.

   Он сделал выразительную паузу, и у меня внутри все похолодело. Он знал про Дениса!

   – Тронешь Новикова – будешь иметь дело со мной.

   – Твой уважаемый друг не входит в сферу моих интересов, – как ни в чем не бывало, отозвался с кухни Преображенский. – В его организации работают другие члены касты управленцев, которых он, кажется, весьма удачно избегает. А с тобой я готов иметь дело в любое время суток.

   Говорил он нарочито небрежным тоном, но во мне закипела ярость. Первым порывом было кинуться к нему и ударить, но, вдохнув поглубже, я задавила желание на корню и молча шагнула на кухню. Преображенский как раз выкладывал мясо в вакуумной упаковке на стол.

   – Исходя из всего вышеперечисленного, я сделал вывод, что домашнее животное будет лучшим вариантом.

   – Это не домашнее животное, – возразила я, представляя свои будущие мучения.

   – Это добродушный пес, который даже за детьми присматривать может. На Лей нет проблем с пространством – этого, возможно, я в условиях Земли не учел. Там Финик чувствовал бы себя раскованней, – признал свою недальновидность кадровик.

   – Пока я здесь ночую, лапы его в спальне не будет, – безапелляционно заявила я.

   – Договорились.

   Помогать с продуктами я не спешила: пусть хоть сегодня займется собакой. Вместо этого решила посмотреть, что пишет о бобтейлах сеть.

   – Можно воспользоваться твоим ноутом?

   – Да, конечно. Он в спальне.

   – Я помню.

   Плотнее закутавшись в покрывало, я развернулась, чтобы сходить за компьютером. Бросив последний взгляд на кадровика, с чувством проговорила:

   – Я тебя ненавижу.

   – Я знаю, – тихо раздалось мне в спину.

   Я не испытывала необходимости заботиться о собаке. Наоборот, хотела, чтобы заботились обо мне. Но раз уж Сашу пришла в голову эта прекрасная идея с живностью, пусть сам ее и реализовывает. Я решила, что имею полное право оккупировать глазастое кресло Преображенского на вечер. Вышла из спальни и отправилась исполнять свой план. Саш коротко усмехнулся, поняв мою затею, и продолжил свое занятие.

   В теории ничего сложного не выходило. Но я никогда не имела домашнего животного. Веник оказался очень любознательным и все норовил занять место ноутбука на моих коленях. Чем-то он был похож на отмытого домовенка Кузю. Когда мне надоело отпихивать добродушного пса, я осторожно схватила его за шею и пригвоздила к полу взглядом:

   – Слушай сюда, маленький полоочиститель. Принес тебя, может, и Преображенский. Но иметь дело ты будешь в основном со мной. Так что заруби на своем черном пятачке: меня расстраивать нельзя, – для убедительности я еще и бровь выгнула, чувствуя, как вздрагивает комок шерсти в руках. – Так что давай прямо с сегодняшнего дня начнем дружить. Идет?

   Тихий голос имел ошеломительный успех. Веня плюхнулся на пятую точку и посмотрел на меня жутко преданными глазами. Будь у него хвост, он наверняка бы им завилял.

   – Вот и умница. А сейчас вот тот самоуверенный павлин сделает тебе поесть, и все будет отлично.

   Преображенский действительно занялся ужином для Вени, и скоро я учуяла запах вареного мяса. Собак тоже принюхался и сбежал к Преображенскому, легко променяв меня на ужин. Я нисколько не обиделась. Наоборот – втянулась в чтение еще больше. Правда, меня тоже решили накормить. Отказываться я посчитала кощунством.

   – Ты умеешь готовить?

   На морде Вени наблюдалась колоссальная борьба между долгом и желаниями. В верности он присягал именно мне. А вот кормил его совершенно другой человек. И кормил, надо сказать, отменно. Во всяком случае, миску Веня опустошил со скоростью звука. Жаль, что он даже отдаленно не представлял, какую подставу может учинить Суперменович после того, как мягко постелет. Я на собственной шкуре в этом убедилась. Так что обольщаться не спешила. И метания собаки прекрасно понимала. Ничего, две недели покажут, кому в итоге Веник окажет предпочтение. Лениво наблюдая за щенком, я с удовольствием ела тушеные овощи с мясной подливой.

   Мне можно. Я уже преодолела этап предательства. Теперь пусть задабривает.

   – Это стандартное умение каждого лейнианца, – флегматично отозвался кадровик, устраиваясь напротив меня.

   Упоминание об исторической родине неприятно кольнуло, продолжать я не стала. Но в благодарность за ужин помыла посуду, пока Преображенский гулял с Веней. Оказывается, его уже приучили справлять дела на улице. Очень полезное умение. Вот так погуляешь час или около того, и дома чистота и порядок.

   Пока мужчин не было дома, я решила провести время с пользой. В холодильнике снова был стратегический запас на случай ядерной войны, так что я спокойно подумала о том, что осталось только помыться и улечься спать. Две недели до отлета планировалось провести бок о бок с Преображенским в его квартире. Это значило, что меня будут отвозить на работу и обратно под чутким инопланетным руководством. Именно поэтому факт того, что не придется ходить в магазин, меня и обрадовал. Не хотелось лишний раз маячить на виду с электроником. Усмехнувшись новому определению Преображенского, я отправилась в ванную, быстро помывшись и прошлепав в спальню. Пока раздевалась, слышала, как вернулись Саш с Веником, но выходить не стала. Мне хотелось отключиться от реальности так, чтобы исчезли все страхи и ужасы рекреации. И холодные глаза Диорна, что теперь постоянно преследовали меня.

   Облачившись в широкую футболку Саша, я наконец-то улеглась.

   Сон не шел, несмотря на чувство усталости. Преображенский с Веней возились рядом с дверью, и я поняла, что глазастое кресло заняли именно они. Я поймала себя на мысли, что улыбаюсь, вспоминая непоседливого щенка. Снаружи изредка доносился размеренный голос Преображенского, что-то объясняющего псу, но даже это не помогало расслабиться.

   Я ворочалась в постели, пока за дверью все не затихло. А потом решила выбраться на разведку, все равно не сомкнула глаз. Два товарища обнаружились на кресле. Преображенский спал с откинутой назад головой. Веня пристроил свою морду у него на коленях, осторожно потеснив ноутбук, чтобы тот не свалился. До чего умного зверя выбрал Преображенский. Я аккуратно забрала компьютер, отложив его на пол, и сходила в комнату за пледом, которым укрыла Преображенского. Сама же натянула носки с ярмарки и пристроилась к Вене, который тихо и радостно заскулил. Я шикнула на него, чтобы не разбудил кадровика, и приложила голову к мягкой поверхности кресла-трансформера.

   Да, так значительно лучше. Чтобы заснуть, мне нужен был кто-то рядом. Только подумав об этом, я почувствовала, как стремительно приходит сон. В этот раз он оказался довольно приятным.

   Мне снилось, что Преображенский несет меня на руках. И мне так тепло и хорошо в его объятиях, что не хочется отпускать.

   – Только не на рекреацию, – срывается с губ прежде, чем я успеваю осознать эту мысль.

   Суперменович молчит некоторое время, сбиваясь с шага, затем возобновляет ход и тихо отвечает:

   – Нет, Лей. Больше никакой рекреации.

   Он бережно укладывает меня на постель в спальне, и начинает отстраняться. Я хватаю его за шею и притягиваю к себе обратно.

   – Не уходи.

   Почему он всегда исчезает, когда так необходим? Почему предпочитает оставаться в стороне, когда мне всего лишь нужно, чтобы он находился рядом?

   – Я скоро вернусь, – обещает кадровик, и в его голосе мне слышится улыбка. Перед камерой он говорил то же самое. – После прогулки с Фиником не успел помыться – уснул.

   От него действительно чувствуется ненавязчивый запах Вениной шерсти. Я уже успела с ним познакомиться, пока объясняла бобтейлу, кто в доме хозяин. Мне не мешает этот запах. А вот без тепла Преображенского плохо.

   – Опять обманешь.

   – Нет. Я вернусь, Лей. Обещаю.

   Он действительно возвращается спустя некоторое время, когда я уже успеваю перевернуться на бок, скинув носки. Устраивается сзади, кладя руку мне на талию. Чтобы быстрее согреться, я подползаю ближе к нему и ощущаю, как напряжено все его тело.

   – Лей, – предостерегающе шепчет он, щекоча своим дыханием кожу на моей шее.

   – Тепло, – блаженно выдыхаю я, скрещивая наши пальцы.

   – Последствия процедуры. Скоро согреешься.

   Он сам вжимает меня в свое тело. С моих губ срывается еле слышный стон.

   – Хорошо.

   – Ты убьешь меня за это, когда проснешься, – говорит Преображенский, целуя меня в плечо.

   По телу разносится миллион мурашек, за которыми следует такая горячая волна предвкушения, что я изгибаюсь, требуя продолжения. Почему в голосе Саша мне слышится сожаление? С чем это связано? С тем, что я сплю?

   Стоило только подумать об этом, и сон как рукой сняло. Тело оцепенело, и я поняла, что все это время, прижимаясь к Преображенскому, находилась в полудреме. Именно за это я и должна была его убить.

   – Вот ты и проснулась, Лей, – словно в подтверждение моих мыслей, заметил Саш.

   Однако, вопреки моим ожиданиям, он не отстранился. Напротив: рука его отпустила мою, двинувшись по футболке вниз, пока не достигла ее края и не нырнула под нее, останавливаясь на трусиках.

   – Что ты делаешь? – хрипло отозвалась я.

   Несмотря на все, что совершил, этот мужчина все еще будил во мне желание оказаться рядом и заняться любовью именно с ним.

   – Тебе нужно человеческое тепло, – просто ответил Саш.

   В это время его пальцы, подцепив край белья, резко оказались внутри меня, заставляя выгнуться и инстинктивно сжать ноги. Мне еле удалось сдержать стон.

   – Ты не человек.

   – Если выбирать между нами с Фиником, то я подхожу больше, – со смешком заметил Преображенский, и со следующим его маневром я выдохнула в голос. – Не сопротивляйся, Лей. Раз уж нам так повезло получать удовольствие друг от друга, надо этим пользоваться.

   – Ты только и делаешь, что пользуешься! Это мне потом лечить разбитое сердце.

   Я пыталась убрать его руку и не могла ничего с этим поделать. Он слишком хорошо успел изучить меня. С каждой минутой, во время которой он находился рядом, я теряла ощущение действительности все больше и больше.

   Я скучала по нему.

   Я скучала без него.

   Как же я скучала!

   – Разбитое сердце может быть у человека, – его жаркое дыхание коснулось моего уха, и я вздрогнула. Преображенский прекратил мои мучения, но только для того, чтобы перевернуть на спину. Лицом к нему я оказалась уже сама. – Ты чистокровная лейнианка. С налетом чужой культуры – да, но основа твоя неизменна. Так относись ко мне соответствующе. Я – твое сегодняшнее лекарство от страха и холода. Почему ты не хочешь принять его?

   Он лежал на боку, подложив руку под голову, и спокойно смотрел на меня, когда я вся пылала от страсти. Опять хваленый самоконтроль? Я решилась на эксперимент, протянув ладонь вперед и дотронувшись до груди – как раз там, где должно было быть сердце.

   – Ты говоришь о себе, как о лекарстве, а сердце стучит, как ненормальное.

   – Я лучше себя контролирую, – лениво улыбнулся Саш.

   – Да неужели? – неподдельно удивилась я, пропутешествовав от грудины к низу живота. Подтверждение своим мыслям я обнаружила сразу. – А на ощупь и не скажешь.

   Я улыбнулась, когда вместо привычной наготы обнаружила на Суперменовиче боксеры, но повторить чужой маневр с бельем мне не дали. Рука Преображенского дотронулась сначала до моего подбородка, потом прошлась по шее, притягивая меня к себе. Я знала, что он ждет от меня первого шага. И я дотронулась до его губ своими. Больше он от меня инициативы не ждал.

   Опрокинув на спину, чем вызвал довольный короткий стон, он принялся стягивать с меня футболку. Я смеялась, когда одежда запуталась в волосах, и тяжело задышала, стоило ей оказаться брошенным на пол.

   – Саша, – прохрипела я, откидывая голову назад и испытывая непередаваемый восторг от ощущения его внутри.

   – Ты необыкновенная женщина, Лей, – прошептал Преображенский над моим ухом.

   От его действий я не кричала – всхлипывала, прикусив его плечо и ловя каждый отклик тела.

   Когда он попытался покинуть меня, я удержала его и шепнула:

   – Нет. Пожалуйста. Еще немного.

   Светлая радужка внезапно засверкала серебром по краям. Робкая улыбка коснулась губ Преображенского. В тот момент мне было хорошо. Лучше всего. Именно оттого, что он, оставшись, в первый раз сдержал свое слово до конца.

   Мы лежали вместе долгое время. Слушая размеренное дыхание Преображенского и спокойный стук сердца, я подумала, что он наконец–то уснул. Однако поцелуй в макушку развеял эти подозрения.

   – Саш? Не спишь?

   – Еще нет. Что такое?

   – Если мы продолжим все две недели в том же духе, тебе придется относить меня на «Армаду» на руках.

   – Мне нравится эта идея, – со смешком отозвался кадровик.

   – Ты серьезно? – удивилась я.

   – Да. Только не в качестве лечения, – добавил он тихо. – Просто так – для души.

   В сердце что-то кольнуло. Я приподнялась на груди Преображенского, чтобы посмотреть на него. Он застыл, не отводя взгляда. Как будто опасался, что я могу расценить любое другое поведение как предательство. Но проблема была не в этом.

   Проблема была в том, что сейчас Преображенский сказал чистую правду. И пусть он любил отговариваться, что души у него нет, что он не один из нас, зачатки эмоциональности я иногда улавливала. Это и было главной проблемой. Эмоциональный Александр Преображенский заставлял меня трепетать.

   Я не должна была к нему привязываться. Но сейчас его откровенность заставила меня наклониться и прикоснуться к его губам легким поцелуем. Мне не хотелось продолжения. Тело было расслаблено, страсть - утолена. А словами Саш залечил одну из кровоточащих ран на моей душе.

   – Я подумаю над этим, – серьезно ответила я и, заметив короткую улыбку Преображенского, опустила голову обратно.

   Он снова это делал. Показывал свои эмоции, которые раньше держал под контролем. А я снова пыталась этому противостоять. Если бы я признала, что Преображенский не потерян для общества, я начала бы копать дальше. А это могло привести меня к нежелательному результату. Я попросту могла влюбиться в Преображенского.

   В Преображенского, который, не задумываясь, раскрыл Диорну инкогнито Мая.

   В Преображенского, благодаря которому я очутилась в капсуле рекреации.

   В Преображенского, обещавшего, что мне не будет больно.

   Однако маленькая откровенность заставила меня протянуть к Сашу ниточку доверия. Это означало, что наедине я могу рассказать ему немного больше, чем того заслуживал любой другой лейнианец.

   – Моя мать была влюблена в моего отца.

   – Мария? В Себастьяна Дорна? – в его голосе вновь появились нотки научного интереса.

   – Мария сказала тебе о том, что Дорн приходится мне отцом?

   – Нет. Об этом я догадался намного раньше. Ты очень похожа на него.

   – Да?

   – Да. Волосы, глаза, овал лица, форма губ. Он не спутает тебя на церемонии приветствия ни с кем другим. От Марии в тебе, пожалуй, только характер.

   – Я надеюсь, это комплимент, – недоверчиво проговорила я.

   Я поднялась и подогнула ноги под себя, отмечая, как задерживается взгляд кадровика на моей неприкрытой груди. Голос его, однако, ничем не выдавал интереса:

   – Констатация факта. Именно твое сходство с Дорном и привело меня к мыслям о Марии. На Землю не доставляли банков с эмбрионами. Ни тридцать лет назад, ни сейчас. Ни одна лейнианка ни за что не пошла бы на то, чтобы рожать естественным путем. К тому же, в то время как раз пропала Мария. А Мария контактировала с Дорном. И Мария никогда не была такой, как все.

   – Да ты целое расследование провел! – восхитилась я. – Впрочем, не знаю, поздравлять тебя или сочувствовать. Ты опять выбрал женщину, не похожую на остальных.

   Преображенский услышал меня. Но предпочел не заострять на моих словах внимания. И мы вернулись к прежнему обсуждению.

   – Мария была необычной. Но чтобы влюбленность? Мне казалось, это чувство больше характерно для землян.

   – Ты электроник, – отмахнулась я. – Тебе не понять того, что может разглядеть женщина. Она полгода ухаживала за Дорном, а потом согласилась на секс без обязательств. Черт, прямо как я с тобой, – поняла я комичность ситуации. – Возможно, она сама не понимала, что испытывала.

   – Я тоже этого не понимаю, – согласился Преображенский. – Но ты всегда можешь поработать переводчиком как дитя двух культур.

   – Можем хоть словарь составить, – пошутила я.

   Ответил Преображенский неожиданно, но очень волнующе. Его ладонь очутилась у меня на колене и двинулась по бедру. Желание заниматься лингвистикой отошло на второй план.

   – Этому странному чувству, что владеет мной сейчас, когда сводит определенные мышцы, в груди застыло ожидание, а в мыслях – предвкушение, я, пожалуй, могу дать определение.

   Я позволила себе лукаво улыбнуться, чтобы затем закинуть ногу на Преображенского:

   – Это желание, Саш. Это желание.

   Другого приглашения ему не требовалось. В этот раз культурные различия сглаживались намного дольше.

***

   Утром нас разбудил скребущийся в дверь Веня. Мне понравилось ворчание Преображенского на тему того, что некоторых собак стоило приучать к лотку. И все же, прежде чем покинуть постель, он подмял меня под себя и сказал свое «с добрым утром» весьма оригинальным способом. Я не возражала, конечно. Сонный Преображенский с Веней и поводком отправились гулять. Я бодро пошла на кухню готовить завтрак. В хорошем настроении у меня вышел пышный омлет с колбасой и гренками, поэтому я разрешила себе сходить умыться, пока не вернулись мужчины. Для Вени оставалось вчерашнее мясо, которое я ненадолго отправила в микроволновку. Когда щенка выгуляли, он получил свою долю раньше кадровика. Пока мужчины занимались истреблением основного блюда, я накидала бутербродов и приготовила кофе. Преображенский смотрел на мою мелькающую в его футболке фигуру с все больше светлеющими глазами.

   – А ты, Лей? – намекая на то, что неплохо бы присоединиться, поинтересовался он.

   Я присела рядом, хватая самый симпатичный бутерброд, и подмигнула кадровику.

   – А у меня утренний кофе. Какие планы на сегодня? Как ты собираешься за мной наблюдать?

   – Готов выслушать все твои предложения.

   Надо будет взять на заметку. Преображенский добреет, если накормить его завтраком. Даже смешно стало. И после этого он еще будет утверждать, что не как мы?

   – Мне, пожалуйста, Луну с небес. Желательно ту, которая побольше, – с самым серьезным видом ответила я.

   Меня пересадили на колени и задумчиво разглядывали некоторое время.

   – Ночное небо могу устроить в спальне. С Луной разберемся в процессе.

   В его дыхании смешались запахи омлета и кофе, но все это только добавило вкуса поцелую. Я прижалась к Суперменовичу, всерьез раздумывая на том, не претворить ли в жизнь его предложение. Но тут на ноги опустилось чтото мокрое. Вздрогнув, я оторвалась от Преображенского.

   – Веня! – с укором взглянула я на щеночка. – Нельзя так тихо подкрадываться!

   Собак состроил самые невинные в мире глаза и полез обниматься к нам обоим. Видимо, не хотел пропустить всеобщую ласку. Не знаю, как Преображенский, а я таких вещей допускать не собиралась, так что быстро покинула суровую мужскую компанию, спрыгнув с колен кадровика.

   – Мне кажется, Веник будет против. Так что отвезите меня, пожалуйста, домой, Александр Вячеславович.

   Глаза кадровика удивленно расширились, и я пояснила:

    – Если собрался держать меня у себя, дай хотя бы одежду захватить. Того, что я брала на «Орайон», явно будет мало.

   Со мной мгновенно согласились. Затем Преображенский ушел готовить машину. Веню я решила взять с собой. Может, Преображенский и прав насчет живого тепла рядом. Но, если отношения с ним продолжатся в том же духе, что и сегодня ночью, через две недели мне станет очень сложно расставаться. И сейчас я имела в виду совсем не Веника.

   Я замотала головой, отгоняя непрошеные мысли. Если я допущу самый плохой сценарий отношений, никогда себя за это не прощу. Надо было отвлечься. Отвлечься надо было капитально. Две недели впереди – это настоящий срок, за который я могла полностью поменять свои привычки. Натыкаться повсюду на мелочи, принадлежащие Преображенскому, меня совсем не устраивало. Значит, стоило как можно меньше времени проводить в этой квартире. Ходила бы я на работу, но Олежка отправил меня на больничный с пятницы.

   Ходила бы я на работу… А что! Это же замечательная мысль. К тому же, имея в любовниках начальника отдела кадров, можно было решить вопрос с отсутствием на рабочем месте. В конце концов, кто мешает мне оформить прошедшую пятницу административным? В самом крайнем случае, конечно. А вообще, это Преображенскому стоило замолвить за меня словечко. В конце концов, именно он послужил причиной моего исчезновения с работы.

   Придя к этой мысли, я кивнула сама себе и отправилась переодеваться. Футболка Суперменовича – это, конечно, хорошо. Но, боюсь, бабушки у подъезда меня не поймут.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, В КОТОРОЙ НЕКОТОРЫЕ ЛИЧНОСТИ С АНТИЗЕМЛИ ПЫТАЮТСЯ ВОССТАНОВИТЬ СВОЕ ДОБРОЕ ИМЯ

   – Ну, рассказывай! – Наташка, вместо того чтобы пить утренний кофе, подложила руки под подбородок и приготовилась слушать.

   – О чем именно? – сделала удивленное лицо я, привычкам не изменяя.

   – Не знаю, о чем хочешь! – она выразительно посмотрела на меня. – О том, каков Суперменович в постели. О том, почему твой больничный так неожиданно закончился. Почему тебя теперь возит на работу начальник отдела кадров. Можешь даже рассказать, как так вышло, что я согласилась присматривать за ВАШЕЙ собакой. А, и еще почему вы якобы уезжаете в какой-то романтик. Но больше всего я хочу знать, почему даже замужняя часть нашего дружного змеиного коллектива присоединилась к Нинке и теперь желает расправиться с тобой в темном переулке!

   Мне захотелось сначала расправиться с Преображенским

   – НАШЕЙ собакой? Пока мы уезжаем в РОМАНТИК?

   – Да-да, – поддакнула подруга. – Не знаю, как он раздобыл мой номер, но в субботу позвонил именно с этими словами. А я, как дура, отказать не смогла – как будто под гипнозом была!

   – Не удивлюсь, если правда была, – я пожала плечами. – Кто их, этих пришельцев, разберет.

   Глядя, как вытягивается лицо Наташки, я поняла, что сболтнула лишнего. Но меня, как оказалось, на этом не остановило.

   – То есть Денис тебя в курс дела не посвящал?

   На этот раз раздался характерный стук упавшей на пол челюсти.

   – То есть, я сейчас ему проблем подкинула.

   Из веселой болтушки Наташка превратилась в готовую к броску кобру. Такой уж у нее был характер. Она позволяла мне любые шалости, рыдала, как маленькая, когда ее бросал очередной ухажер. Но когда кто-то обижал ее близких, она становилась серьезной и обдумывала каждое слово. Полученная информация подвергалась тщательному анализу, а уж выводы Наташка делала как самый настоящий аналитик.

   – То есть душка-Панкратов не просто так тащил сюда свою задницу, да? – задала она очень хороший вопрос. – А я-то тешила себя надеждой, что ты растерялась в присутствии генерала и не смогла системник починить. А Олежка, чтобы совсем не упасть в грязь лицом, больничный организовал.

   – А еще я не человек.

   Наташка замотала головой, не веря услышанному:

   – То есть как это?!

   – Технически, конечно, человек. Лейнианцы раньше жили на Земле. Они улетели отсюда до всемирного потопа. Но меня зачали по ту сторону от Солнца. А сюда привезли в чреве матери.

   Наташка снова зависла.

   – Мать моя, женщина, – промямлила она. – Вот это поворот!

   Я пыталась успеть до того момента, пока не придут на работу остальные. Отвечать на вопросы о больничном хотелось уже в спокойном состоянии. Чтобы Наташка к этому времени все уже знала и ничему не удивлялась. Пока я рассказывала, она слушала меня внимательно, не задавая лишних вопросов и не перебивая. Только хмурилась с каждой минутой все больше и больше.

   – А я еще так удивилась, когда Денис сказал, что ты вернешься на работу. Значит, он полукровка?

   – Только не говори, что после этого станешь любить его меньше! – предупредила я Наталью. – Он не виноват, что залетные пришельцы иногда решают поразвлечься.

   – Да нет, что ты, – она покачала головой. – Про любовь говорить еще рано. Он обходительный, добродушный, заставляет меня задерживать дыхание при одном своем появлении — но любовь? А теперь еще и это.

   – Да ты расистка, Наташка, – удивилась я, на что подруга прищурила глаза:

   – Думаешь, рядом с мужчиной, который просчитывает каждый твой шаг, легко находиться рядом? Я только успеваю о чем-то подумать, а у него уже готов бизнес-план! Я себя как на сеансе ясновидения чую.

   – Думаешь, легко спать с электроником, который занятия любовью считает лекарством от скуки, причем в прямом смысле этого слова? – в свою очередь, спросила я.

   Наташка, как ни странно, оживилась:

   – Кстати, об этом! Что, все-таки, произошло у вас с Преображенским? Я ведь не обманывала, Лейка: я сегодня с десяток мстительных взглядов словила. И они все были предназначены твоей удаляющейся спине!

   – Что-что, – я поморщилась. – Подвез он меня на работу.

   – Так ты у него теперь живешь? – сглотнула Наташка.

   Явно ждала сенсационной новости. А я не могла разочаровывать подругу, когда она слушала меня с непосредственностью ребенка.

   – Эти две недели – да.

   Воскресенье начиналось замечательно. Настолько замечательно, что я ощутила на себе действие синдрома гнездования. Хотя Преображенский в постоянных мужчинах был чем-то вроде смертного приговора, после которого можно было смело закапывать себя на кладбище несбывшихся надежд.

   После поездки ко мне на квартиру кадровик затащил меня в небольшую летнюю кафешку, где мы могли сидеть на улице рядом с Веней. Собак был очень рад. Он привлекал к себе повышенное внимание и всячески демонстрировал радость оттого, что его приняли в семью и покатали на большой машине. Он высовывал от удовольствия язык, а еще делал большие и наивные глаза, как бы намекая, что мороженым могут питаться не только люди. Памятуя о том, что говорил Саш о кормлении, я только удивлялась такой сообразительности. Но устоять перед собачьим обаянием не могла. Преображенский наблюдал за этим с легкой улыбкой. Перед тем, как накормить Веню мороженым, я вопросительно посмотрела на Саша. Тот только мотнул головой. Мол, продолжайте в том же духе.

   Программа по наблюдению за новой лейнианкой предусматривал парк, в котором планировалось выгулять Веню. Бобтейл носился по лужайкам, как ненормальный, я держала в руках отстегнутый поводок. Кадровик делал вид, что наслаждается погожим днем, хотя на самом деле изредка поглядывал на меня. Я не знала, как на это реагировать. Взгляды у Саша были крайне задумчивыми, он как будто решал в уме задачу с тремя неизвестными. Хотя любой разговор он поддерживал безупречно, так что придраться было невозможно.

   Когда состояние неопределенности мне надоело, я решила присоединиться к Венику. Щенок пытался прыгнуть на меня и повалить на траву. Я уворачивалась, как могла, и хохотала над неуклюжими попытками вывести меня из равновесия. Когда же мелкому поганцу это удалось, я затискала его тушку, лежа на траве. А потом чесала ему и брюхо, и за ушками, чем заслужила безусловную любовь и преданность домашнего питомца. Именно в тот момент я и заметила, что Преображенский, сидящий на лавочке неподалеку, сидит не один. Компанию ему составлял не кто иной, как Артур свет Валерьянович.

   Посчитав невежливым оставаться в стороне, я поднялась с травы. Пристегнув поводок к Вениамину, направилась к негромко беседующим мужчинам. Я отчетливо видела, что разговор очень не нравится Преображенскому.

   – Доброе утро, Артур Валерьянович, – вежливо поздоровалась я. – Вот уж ни за что бы не подумала, что смогу увидеть вас здесь – в парке для семейных развлечений, – не удержалась я от подколки, вспоминая Наташкины разговоры о свободной жизни безопасника.

   Артурчик осмотрел меня с ног до головы, и взгляд его был настолько противным, что захотелось помыться. Актер из него был никудышный. Все, что он говорил, было заранее спланировано, чтобы внести раскол между мной и Сашем.

   – Да я тоже как-то не рассчитывал на встречу с вами, уважаемая будущая наблюдаемая. Как? Александр Вячеславович не поставил вас в известность? На «Армаде» я буду вашим личным тренером. Поскольку условия на Лей несколько отличаются от земных, вам потребуется дополнительная физическая подготовка. Хотя вы и сейчас в прекрасной форме.

   – Александр Вячеславович действительно ничего не говорил об этом, – нахмурившись и бросив вопросительный взгляд в сторону кадровика, ответила я.

   – Увлекся, – с понимающим видом улыбнулся Белов, однако улыбка его больше напомнила мне волчий оскал. – Так иногда бывает, когда слишком погружаешься в общение с наблюдаемыми человеческими единицами.

   Он специально так говорил – я знала это. Думаю, касте военных были хорошо знакомы приемы психологического давления на противника. Я этому не удивлялась. Неприятным сюрпризом оказалось то, что в присутствии Преображенского меня покинуло самообладание. Я перестала отбиваться от нападок Артура сама, словно искала защиты у кадровика. Словно забыла, что это такое – самой отстаивать свои интересы.

   – Артур Валерьянович, разве вы не общались с Диорном? – с холодной вежливостью наклонился в сторону безопасника Преображенский. – У вас устаревшая информация. Да и в докладе, который я вчера предоставил, было указано, что Лейквун является стопроцентной лейнианкой. Проявите уважение. Хотя, наверное, общение с человеческими единицами в вашем случае дает о себе знать.

   – Пусть она и наша по крови, но выросла в условиях Земли, – не унимался Белов.

   Мне, несмотря на защиту Преображенского, захотелось врезать ему по самодовольной морде.

   – Ваши личные соображения вы всегда можете подтвердить документально и отправить на ознакомление совету, – оборвал его Саш. – Пока же позвольте напомнить, что Лей находится под моим наблюдением. Вы не в праве строить догадки и предположения. Вплоть до установления военного режима. Вы же и сами знаете это, Артур Валерьянович, – с неприятной ухмылкой, от которой у меня мурашки поползли по коже, Преображенский поднялся со скамейки. – Разрешите откланяться – после действий ваших подчиненных Лейквун все еще не может прийти в себя. А кто еще, как не каста управленцев, сможет привести ее в чувство?

   Не дожидаясь реакции безопасника, он взял у меня поводок с Веней, подхватил под локоть и повел по парковой дорожке.

   – Извини. Каста военных никогда не блистала хорошими манерами. Куда бы ты еще хотела? – поинтересовался Саш.

   И пусть свои слова он произнес вовремя, настроение было безнадежно испорчено.

   – Домой. Отвези меня домой, – упавшим голосом попросила я.

   В машине мы не произнесли ни слова. Даже Веня, занявший заднее сиденье целиком, чувствовал угнетающую атмосферу салона и притих, положив морду на лапы. Я смотрела в окно, ощущая необъяснимую пустоту в душе. Неужели меня действительно ждало такое же будущее на новой планете? Неужели мне придется стать такой же, как и все лейнианцы?

   «Ох уж это самокопание», – прорезался в моей голове голос Мая.

   «Я не хочу становиться такой же», – глубже вжимаясь в кресло, подумала я.

   «Ты и не станешь, – в голосе соседа не прозвучало ни единого намека на сомнение. – Просто будь сама собой, Лея».

   «Легко сказать, находясь в моей голове, – с грустью усмехнулась я. – Тот же Артурчик спит и видит, как бы преподать мне парочку уроков хорошего поведения по-лейниански».

   «Он ничего тебе не сделает. Даже объяви кто-нибудь из совета военное положение на территории всей планеты, лично Артур ничего не сможет. Если ты, конечно, не поддашься собственному страху и не дашь слабины».

   «Как это?» – заинтересовалась я.

   «Ты выше по положению. По концентрации генов, Лея. Даже его прямой приказ не заставит тебя подчиняться. Возможно, я сейчас открываю тебе одну из самых страшных тайн лейнианцев, но по-другому тебе будет не выжить среди нас. Наша система ценностей построена на подчинении низших высшим. Безоговорочном подчинении. Поэтому ты должна знать свое место среди остальных. Артур Белов для тебя – мелкая сошка. Я уверен, что, когда вы прибудете на Лей, на твою сторону тут же встанет Диорн».

   «С чего вдруг?»

   «Пока он тоже был в твоем сознании, он не успел скрыть от меня свои мгновенные впечатления. И то, что я успел увидеть, не оставляет никаких сомнений. Ты ему нравишься, Лей. Не в том смысле, который вкладывают в это понятие земляне. Твоя сопротивляемость произвела на него огромное впечатление. Это большая честь, когда глава биотехнологов так высоко оценивает тебя».

   «Лучше научи пользоваться этой самой способностью к сопротивлению. Пока я ничего, кроме кровотечения из носа, от нее не получила».

   «Я не думаю, что с тобой еще хотя бы раз произойдет подобное. Я изучил возможности твоего организма – ты почти как обычная лейнианка. С той лишь особенностью, что твое тело никогда не испытывало пагубного действия Солнца на клетки. Когда ты смогла дать отпор Диорну, организм сразу же выработал иммунитет. Теперь он будет срабатывать каждый раз, когда тебя захотят проверить. Остальные члены совета обладают примерно такими же показателями, как и Диорн. Их можешь не бояться. Тебе стоит самой научиться влиять на остальных».

   «Как это?»

   «Нужен лейнианец не из совета. Из простых. И ты должна желать чего–то всем своим существом. Тогда твои интонации приобретут характерные для представителя совета оттенки, и более низкие по происхождению безоговорочно послушаются».

   Не знаю, почему, но в этот момент я подумала о Преображенском.

   «Не уверен, Лей, – с сомнением в голосе отозвался Май. – Что-то с ним не так».

   «Что именно? – спросила я. – Он незаконнорожденный сын одного из двенадцати глав ваших каст, а про сопротивляемость на самом деле притворялся?»

   «Я бы сопоставил его геном с образцом касты управленцев, но, честно говоря, не хочу подавать Диорну идею».

   «Боишься?»

   «Не хочу, чтобы Преображенского пока от тебя отдаляли. Как ни крути, но он по-своему о тебе заботится. И это не следствие приказа. Это его собственное решение».

   «Ты сейчас о том, что он сдал меня твоей отрицательной половине? – цинично улыбнулась я. – Или о том, что лечить предпочитает через постель?»

   «Лей, – голос Мая зазвучал хмуро, – находясь внутри тебя, я могу видеть сквозь призму твоего отчаяния. Но я прошу тебя: присмотрись к Преображенскому. Твоя мать могла что-то сделать с ним».

   «Судя по тому, что я успела о ней разузнать, она могла создать чудовище в человеческой оболочке».

   «Судя по тому, насколько я успел изучить деятельность Марии Лей, она с легкостью могла перестроить любой геном. Она могла сделать так, чтобы лейнианец стал обладать способностью к обучению. Способностью учиться быть человеком».

   Последние слова Мая заставили меня серьезно задуматься, и поездка до дома прошла в молчании. Вернувшись после прогулки в квартиру Саша, я первым делом отправилась готовить Венику обед. Собак, будто чувствуя, что все внимание в ближайшее время будет отдано ему, последовал за мной и устроился под столом. Он сверкал оттуда глазками-бусинками из-под кустистых шерстяных бровей. А потом, облизываясь, наблюдал за тем, как тщательно я очищаю от костей рыбу. Когда пёс начал обедать, я уселась рядом с ним на полу. На кухню зашел Преображенский, облокотившись на барную стойку. Я окинула его равнодушным взглядом.

   – Саш, тебе не кажется, что совместное проживание с объектом наблюдения несколько смазывает результаты эксперимента? Разве не логичней было бы отправить меня домой?

   На его лице не дрогнул ни единый мускул. В тот момент я совершенно не представляла, о чем думает Преображенский. Так и не дождавшись ответа, я медленно поднялась с пола:

   – Я отдохну немного. Спать хочется. До встречи.

   Преображенский еле заметно кивнул, и я оставила Веника рядом с кадровиком, отправившись в спальню. Меня действительно начало укачивать, когда мы возвращались домой. Наверное, еще давали о себе знать последствия камеры на орбитальной станции.

   Кровать с черно-белым бельем и маленькими вишневыми цветами с радостью приняла меня. Я легла лицом к окну и подложила ладонь под щеку. Солнце светило приглушенно. Я с утра оставила шторы не до конца распахнутыми, и сейчас лежать вот так было очень приятно.

   Дверь не скрипела, но приход Преображенского я все равно почувствовала. Не стала противиться, когда он присел рядом. Я не смотрела на него, но знала, что и он сейчас смотрит на щелку, оставленную на занавесках.

   – Лей? – раздался тихий голос кадровика.

   – Да? – в тон ему отозвалась я.

   – Как называется чувство, когда мысли путаются, тяжело размышлять логически, в груди все застыло, и хочется побыть наедине с самим собой?

   – Смятение, – не раздумывая, ответила я.

   Он молчал довольно долго. Потом повернул голову в мою сторону и отчетливо произнес:

   – Ты не объект, Лей. Ты человек.

   Не говоря больше ни слова, Саш поднялся с постели и покинул спальню. До него что-то стало доходить после встречи с безопасником. Может, Май действительно оказался прав, и Преображенский был способен на изменения? Хотя стоило ли вообще думать об этом? С Преображенским любая заинтересованность могла обернуться разбитым сердцем. А разбитое сердце могло быть привилегией только человека.

   Тяжело вздохнув, я прикрыла веки, и сон быстро сморил меня. Проснувшись, я поняла, что выпала из реальности на несколько часов. По крайней мере, об этом говорили и часы на стене, и свет за окном. Организм продолжал восстанавливаться тем способом, который был ему привычен. Холода ощущалось гораздо меньше, чем вчера. Вопрос был в том, стоило ли и дальше прибегать к услугам Преображенского.

   Из-за двери не доносилось ни единого звука. Я осторожно сползла с кровати и выглянула из спальни. До уха донеслись резкие выдохи, услышав которые, я поняла, что кадровик тренируется. У двери в спальню посапывал Веня. Пришлось аккуратно переступить через него, чтобы не разбудить. Саш в майке и штанах висел на перекладине и подтягивался. Он не видел, как я вышла, поскольку занимался спиной к стене. Полюбовавшись зрелищем развитых перекатывающихся мышц, я все также тихо прошествовала на кухню. Заваривая кофе и, несмотря на полный холодильник, я воровато оглянулась, когда доставала с полки крекер. Преображенский в это время отжимался от пола. Промелькнуло воспоминание, как он с легкостью вытаскивал меня из рекреационной камеры и нес до машины, даже не запыхавшись. Что-то положительное в образе жизни лейнианцев все же было. Я села на стул и стала дожидаться, когда закончится тренировка.

   – Выспалась? – голос Преображенского заставил меня вынырнуть из мыслей.

   Чтобы не слишком откровенно разглядывать его тело, я встала со стула и отправилась к холодильнику:

   – Да. Пить хочешь? Я тут где-то видела минералку.

   – Не откажусь.

   Он снял с шеи полотенце, небрежно бросив его на край стойки, и примостился на моем стуле.

   – Я хотела поговорить с тобой. Насчет ближайших двух недель.

   – Слушаю, – еле заметно кивнул Преображенский.

   – Я бы хотела это время продолжать работать. Мне кажется, это пойдет мне на пользу. В привычной обстановке я быстрее вернусь в строй.

   – Разумно, – согласился Преображенский. – Но жить ты продолжаешь здесь. Отвожу тебя на работу и забираю оттуда тоже я.

   – Это приемлемая плата.

   Я наблюдала, как медленно поглощает воду Саш, и внутренне ликовала. Вечера с ним – это небольшое наказание по сравнению с днями, проведенными в любимом коллективе.

   – Хорошо. Значит, договорились, – кадровик поднялся со стула, прихватывая полотенце. – Я в душ.

   – Легкого пара, – неловко пошутила я, замечая, что Преображенский в ответ опять заученно улыбнулся.

   Ночевал он в ту ночь на кожаном диване в компании Вени. А утром, как ни в чем не бывало, отвез меня в контору.

   Наташка слушала, не перебивая, потом молчала еще несколько минут.

   – Не расскажи ты мне до этого, что он пришелец, я готова была бы биться об заклад, что у вас переходный этап отношений, – наконец призналась она.

   – В какой-то степени это действительно так. Через две недели жизнь на Земле для меня закончится.

   – Я Денису позвоню, – решила Наташка. – И все расскажу. Теперь мне хотя бы понятна причина, по которой он казался не таким, как все остальные.

   – Не страшно? – улыбнулась я, наблюдая, как подруга возвращается от своего рабочего места с мобильником в руках.

   – Страшно, – не стала лукавить она. – Но хотя бы понятно, с чем я имею дело. Да и Денис, кажется, действительно во мне заинтересован.

   Смартфон зазвонил, стоило ей произнести последние слова. Посмотрев на монитор, она криво улыбнулась:

   – Нет, мне определенно начинает нравиться его предусмотрительность.

   Когда же она поднесла телефон к уху, случилось невероятное. Я видела множество выражений ее лица. Но застенчиво улыбаться и по-детски краснеть ее впервые заставил именно Денис.

   – Хорошо, – коротко ответила она и отключилась. – Вот же неисправимый романтик, – облегченно засмеялась Наташка.

   – Что такое? – заинтересовалась я.

   – В любви признался, представляешь? – хихикнула подруга. – Через неделю после знакомства!

   – С его талантами я бы не удивилась, что знает он тебя гораздо дольше, – заметила я.

   – Не занимай сегодняшний вечер ничем, – внезапно сменила тему Наталья. – Ты ужинаешь с нами в «Сиянии». Денис сказал, что возражения не принимаются, а Веник вполне способен подождать часик.

   – Веник! – только сейчас спохватилась я. – Саш же должен отвезти меня в обед, чтобы покормить собаку.

   – Я так понимаю, присутствие Преображенского не возбраняется, – предположила Наташка задумчиво.

   – Вот еще! – фыркнула я. – Не зря Денис так долго от лейнианцев прятался. Не стоит сейчас давать им лишние козыри в руки.

   Наташка недоверчиво посмотрела на меня:

   – Так и скажи, что не хочешь, чтобы за твоей спиной договаривались.

   Ответить я не успела, поскольку в отдел начали стягиваться коллеги. Мы с Наташкой поспешили освободить чайную зону, чтобы не провоцировать чужое любопытство. Всем было интересно. Все наверняка пытались связать приезд Панкратова и наш с Олежкой вызов на ковер. Естественно, удовлетворять чужое желание потрещать языком я не собиралась. С начальником, конечно, поговорить все же пришлось.

   – Зря, выходит, я про твой больничный говорил?

   Олег Евгеньевич позвал меня сразу, как пришел на работу.

   – Не зря, – ответила я. – Через две недели придется оформлять административный.

   – Так у тебя еще отпуск не отгулянный, – напомнил начальник.

   – Боюсь, для того, что мне предстоит, месяца будет мало.

   Рассказ для Олежки занял гораздо меньше времени. По окончании он задумчиво смотрел на меня, крутя в пальцах ручку:

   – Да. Честно говоря, много на свете повидал, но тебе удалось меня удивить. Получается, родившись от двух родителей из верхушки их правления, ты обрела способность не подчиняться прямым ментальным приказам?

   – Выходит, что так, – я пожала плечами. – Теперь их главный биотехнолог хочет изучить это явление.

   – Мать не выдавай, – велел начальник. – Непроста она у тебя, ох, непроста. Твой индивид сейчас нас слушает?

   – Нет, пока отключен, с самого моего прихода к вам, – ответила я.

   – Правильно, – расслабился Олежка. – Ему потом все равно делиться мыслями с этим твоим биотехнологом. Ты возвращаться-то планируешь? – как бы невзначай закинул он удочку интереса, но я только поморщилась:

   – Моя бы воля – никуда бы и не уехала. Меня хотели защитить от их системы, а вышло все с точностью до наоборот.

   – Ты права, – согласился Олежка. – Но и подмога у тебя там тоже будет.

   – Кто, интересно? – горько усмехнулась я. – Мама, пропавшая с планеты тридцать лет тому назад? Не смешите меня, Олег Евгеньевич.

   – Ну, почему только мама? – удивился босс. – У тебя там дед, оказывается, не последний человек в государстве. Да и Преображенский больно интересно себя ведет – для рядового исполнителя-то.

   – Не сыпьте соль на рану, – взмолилась я.

   – Ты, главное, с плеча не руби, – посоветовал Олежка. – Раз уж вышла такая петрушка, постарайся извлечь из ситуации максимум пользы. Тем более что у тебя есть одно неоспоримое преимущество.

   – Какое же?

   – Свободная воля, Лей. И ни один, даже напичканный генами под завязку лейнианец, не будет способен на тебя воздействовать.

   Я раздумывала над его словами вплоть до того момента, пока за полчаса до обеда не появилось сообщение от Преображенского.

   «Я буду ждать тебя у машины».

   «Хорошо, – не стала спорить я, памятуя о том, что Веня один дома. – Вечером мне необходимо будет встретиться с Денисом и Наташей. Я надеюсь, ты меня отпустишь».

   «Где?» – только и спросил кадровик.

   «В «Сиянии».

   «Я тебя туда подвезу и потом заеду».

   «Хорошо».

   Странное желание Преображенского быть везде и всюду рядом меня несколько напрягло, но я постаралась успокоить себя мыслью о том, что Денису от близости с Сашем ничего не будет. Собравшись перед обедом, я захватила сумку и в общей толпе спустилась к выходу. Я даже представить не могла, какую встречу преподнесет мне ближайшее будущее.

   Я увидела его, когда неспешно направлялась к машине Преображенского. Суперменович уже был в салоне, и по его напряженному виду я поняла, что нового гостя он заметил немного раньше меня. Судя по всему, Диорн выпроводил его, чтобы не мешался под ногами. Чувство разочарования кольнуло в груди, но ожидающему меня мужчине я его увидеть не позволила. Раз уж Диорн собственной персоной заявился ко мне на работу, я должна была встретить его с достоинством.

   – Добрый день, Лейквун.

   – Здравствуйте, Диорн. Какими судьбами?

   – Я хотел бы побеседовать с вами в обеденное время в ближайшем кафе, если вы не против.

   Я с недоверием посмотрела на него. Вроде бы никаких подводных камней за его словами не пряталось. Только у меня были совершенно другие дела.

   – Простите, Диорн, но у меня проходит процесс восстановления организма после рекреации. В данный момент я должна торопиться на еще один сеанс.

   Он поджал губы, но уступать я совершенно не собиралась. Веня вызывал во мне гораздо больше симпатии, чем этот холодный лейнианец.

   – Что ж, – Диорн смирился с поражением. – В таком случае, позвольте оставить вам номер моего телефона, – с этими словами мужчина протянул мне небольшую визитку. – До отбытия с Земли я хотел бы прояснить несколько вопросов, касающихся путешествия.

   – Вы очень любезны, Диорн, – я мило улыбнулась. – Я постараюсь выкроить на это время.

   Хотя сама в этот момент подумала, что буду чудовищно занята.

   Я спрятала визитку в сумку, после чего, распрощавшись с Диорном, отправилась к внедорожнику Преображенского. Садясь с его помощью в салон, я услышала облегченный вздох кадровика.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, В КОТОРОЙ ВЫЯСНЯЕТСЯ, ЧТО НЕ ВСЕ ЛЕЙНИАНЦЫ ЯВЛЯЮТСЯ БЕСЧУВСТВЕННЫМИ ИСТУКАНАМИ

   – Что он хотел? – спросил Саш, заводя двигатель.

   Я как раз пристегнулась и устраивала сумку на коленях:

   – Честно говоря, я не особенно поняла. Сказал только, что до отлета ему необходимо обсудить со мной пару вопросов.

   – И ты отказалась? – мне почудились в голосе Преображенского удивленные нотки.

   – Это только вы на вашей антиземле приказам беспрекословно подчиняетесь, – фыркнула я. – А мы, простые смертные, помним о данных обещаниях. Раз уж мы с тобой договорились кормить Веню, то давай это соглашение соблюдать.

   – Пожалуй, не все так запущено у землян, как предпочитает думать большинство лейнианцев, – короткая улыбка осветила лицо Суперменовича.

   – Для тех, кто относится к полукровкам, как ко второму сорту, ты сейчас сказал возмутительные слова, – не преминула подколоть его я.

   Саш ничего не ответил, но, кажется, шутку понял и оценил. Вот так, редко переговариваясь, мы и добрались до дома, где счастливый собак радовался так, что не переставал визжать и кувыркаться на гладком теплом полу. Потом он с удовольствием причмокивал свою обеденную порцию, я же с умилением поглядывала за его забавными действиями.

   Преображенский опирался на стену, граничащую с пространством кухни, и молча глядел на меня.

   – Что? – не выдержала я.

   – Думаю, Диорн решит привлечь тебя на свою сторону. В конце концов, медицина и биотехнология – достаточно тесно связанные отрасли науки. Иначе он не стал бы искать твоего внимания раньше положенного срока.

   – Тебе бы радоваться, – съязвила я. – Не придется следовать за мной бесплотной тенью. Хотя я, честно говоря, до сих пор не понимаю, с какой целью на эти две недели ты решил примерить на себя роль моего тюремщика.

   – Чтобы в твоей жизни не произошло неприятностей больше, чем есть уже, – не задумываясь, ответил Преображенский.

   Не знаю, что в тот момент мною двигало, но слова сорвались с языка сами собой:

   – В моей жизни все было бы замечательно, не реши ты появиться в ней! Исчезни – и все встанет на свои места!

   Преображенский вздрогнул, затем прижал ладонь к носу, запрокинув голову назад. Я мигом сообразила, что у него началось спонтанное кровотечение. Что-то такое мне говорила Мария, только вот что?

   – Только не вздумай сейчас в обморок грохаться! – пригрозила я кадровику.

   – Все нормально, Лей, просто в голову неожиданно ударило что–то, – приглушенно отозвался Преображенский, размазывая кровь по губам.

   Я усадила его на стул, сбегала в спальню за полотенцем, намочила край и аккуратно протерла испачканную кожу. Преображенский сполоснул руку от крови в раковине. Когда Саш развернулся, я заметила, что на белоснежной рубашке осталось небольшое пятнышко крови. Подойдя к мужчине, принялась быстро расстегивать пуговицы:

   – Надо сменить. Пиджаком не скроешь.

   – Не страшно, – чему-то улыбнулся Преображенский.

   – Ты знаешь, что мы с Наташкой дали тебе прозвище Суперменович? – проворчала я, продолжая заниматься его одеждой. Взлетевшие брови кадровика стали поводом для успешки. – Ты всегда и во всем остаешься безупречным. Давай не будем изменять этому правилу.

   Он взял мою руку в свою ладонь и осторожно поднес к губам:

   – Когда ты так говоришь, я действительно начинаю в это верить.

   Поцелуй получился сам собой. Бросив взгляд на часы, я нетерпеливо спросила:

   – Сколько у нас времени?..

   – Как раз хватит, – хитро улыбнулся кадровик.

   Чуть позже, когда мы уже сидели в машине, и я, откинувшись на спинку сиденья, лениво приводила мысли в порядок, внимание снова сосредоточилось на неожиданном происшествии, случившемся с Сашем. О чем у меня спрашивала Мария? Были ли у него кровотечения? Такие же, как у меня во время воздействия Диорна на «Армаде»? Но ведь тогда я отчаянно сопротивлялась непонятному приказу. И вышла из этой битвы победителем! Что же получается?

   Саш боролся со мной?

   Я отчаянно начала вспоминать, что именно говорила ему перед тем, как случилось кровотечение. Какие именно слова. Точно. Я сказала ему исчезнуть из моей жизни. Выходит, он этого не хотел?

   – Ты так пристально смотришь на меня, – как бы невзначай заметил Саш, не отрывая взгляда от дороги.

   – Слежу, чтобы ты снова не закровил, – соврала я.

   Я пока не была готова делиться своими наблюдениями. Стоило обдумать их хорошенько.

   – Не бойся, аварии не случится, – будто не замечая прозвучавшего в словах сарказма, заверил меня Суперменович. – Это вряд ли последствия пребывания на Земле – за десять лет со мной ничего подобного не происходило. Ты же являешься носителем крови сразу двух ведущих семей – кто знает, как может твое отношение отразиться на других лейнианцах?

   Я разочарованно посмотрела на него:

   – Как и всегда, найдешь всему объективную причину.

   От расстройства я повернула голову к окну, пытаясь сосредоточиться на мелькающих за стеклом улицах. Выходило плохо, так что я просто прикрыла глаза, ожидая, когда же закончится путешествие.

   – Я не все в отношении тебя могу объяснить логически, – тихо признался Преображенский спустя некоторое время.

   – Но это, естественно, пробуждает в тебе еще больший интерес, – усмехнулась я. – Осталось только узнать, к чему приведет тебя новое знание: к прогрессу или деградации.

   – Именно поэтому мне и нравится идея создания словаря с лейнианского языка на земной, – согласился кадровик.

   Я только покачала головой: нет, этому мужчине не дано было исправиться.

   – Хочешь добавить туда еще одно слово? – смирившись с участью переводчика, спросила я. – Тогда я выбираю тему.

   – Это было бы справедливо, – согласился Преображенский.

   – Ты сказал, что не все можешь объяснить логически. Где у тебя проблемы с логикой? – поинтересовалась я.

   – Мне не нравится, что Диорн приезжает к тебе в обход намеченного плана действий, – ровным голосом ответил Саш. Повернув голову в его сторону, я заметила, как ненадолго сжались на руле его пальцы. – Но это чувство не то, которое я испытывал, когда доставал тебя из рекреационной камеры. Мне не нравится отношение Диорна, потому что я хочу тебя только для себя.

   Наверное, в тот момент с меня можно было писать картину из разряда «приплыли». Я не удержала лицо. Я даже молчала намного дольше, чем того требовали обстоятельства. Все пыталась подобрать достойное определение поведению Преображенского.

   – Все так плохо? – поинтересовался он.

   Хотя бы воспринимать информацию лейнианцы могли со спокойным видом.

   – Да не то чтобы, – задумчиво отозвалась я. – Ты упомянул рекреацию – я бы, конечно, могла сказать, что таким образом в тебе внезапно проснулось желание заботиться обо мне. Вот только эгоистичное стремление обладать мной единолично и нетерпимость к сопернику говорят в пользу ревности.

   Я широко улыбалась, когда говорила это. И Преображенский это заметил.

   – Это повод для радости? – предположил эмоционально чистый электроник.

   – Не–е–е–т, – хихикнула я. – Это повод задуматься над тем, что именно в твоей программе работает не так, Саша.

   – Почему? – заинтересованно спросил мужчина.

   Мы как раз притормозили на стоянке около конторы. Пользуясь случаем, я отстегнула ремень безопасности и решила оставить последнее слово за собой. Выйдя из машины, я с улыбкой посмотрела на Преображенского:

   – Ревность предполагает наличие любви или, на крайний случай, симпатии ко мне. А у тебя в программе предусмотрены только кратковременные отношения. Ревность – это когда ты не можешь быть уверен в партнере. И от этого ты испытываешь муки, поскольку не можешь решить, верить ему или нет. Какие, к черту, вера и симпатия у лейнианца?

   Захлопнув дверь, я с улыбкой пошла к парадной двери. Хмурые взгляды встречающихся на пути фанаток Преображенского не смогли испортить моего хорошего настроения. День прошел как обычно, и вечером я снова садилась в авто кадровика. Наташку должен был забрать Денис, но его машины я поблизости не обнаружила. Вздохнув, я пожаловалась вечно бодрому электронику:

   – Вот смотрю я на тебя и думаю: может, ты удовольствие от моих мучений получаешь?

   – В каком смысле? – не понял Преображенский.

   – В каком, в каком! – воскликнула я. – Меня ненавидят абсолютно все женщины с работы – просто потому, что ты не отдал им предпочтения! Все, Саш, даже те, кто давно и прочно замужем, даже те, кому остался месяц до пенсии!

   Черные брови взлетели вверх. Казалось, подобного следствия из своих поступков он совсем не ожидал.

   – Какой неожиданный феномен, – наконец выдал он с видом крайней заинтересованности. – Управленцы умеют располагать к себе, но чтобы настолько…

   Я даже застонала с досады:

   – Ты вообще себя в зеркало видел?

   Словно желая разрешить мои сомнения, Преображенский взглянул в зеркало заднего вида.

   – Только что, например. Тебя что-то не устраивает в моем образе? – невинно поинтересовался мужчина.

   – Да! – выдала я. – Его безупречность!

   – То есть физически я являюсь для тебя привлекательным? – улыбнулся кадровик загадочно.

   – А у вас что, нет этого понятия в природе? – съязвила я.

   – На Лей отношения строятся скорее на факторе удобства. На Земле, как я успел заметить, внешнему виду уделяется гораздо больше внимания.

   – Электроник, – со вздохом заключила я.

   – Я подумаю над этим, пока ты будешь ужинать, – как ни в чем не бывало, подытожил Преображенский.

   До «Сияния» он довез меня достаточно быстро. Коротко попрощавшись, мы условились, что Саш заедет за мной через час. Пока направлялась к входу, внедорожник продолжал оставаться на стоянке. Очутившись внутри ресторана, я и думать о Суперменовиче забыла: меня уже поджидали друзья.

   – Жива и здорова, – с улыбкой сказал Денис, обнимая меня.

   – Будто ты не предвидел этого, – фыркнула я, отстраняясь.

   – Я не ясновидец, Лей, – покачал головой друг. – Я просто высчитываю вероятности.

   – Наташку ты тоже вот так высчитал? – не поверила я ни единому слову.

   – Он за тобой приглядывал, – сдала парня с потрохами подруга. – Вот и видел нас вместе. Ну а дальше «просто высчитал вероятности», – передразнила она Дениса.

   – Серьезно? – неподдельно удивилась я. – Да ты же суперпроцессор, получается! И они еще считают полукровок вторым сортом!

   – Не все, – хитро улыбнулся Новиков.

   – К чему ты клонишь? – насторожилась я.

   – Почему бы тебе не пригласить своего спутника к нам? – внезапно сменил тему разговора друг. – Нехорошо заставлять человека сидеть в машине, когда сама будешь проводить вечер в приятной компании.

   – Мы вроде договорились, что он заедет за мной через час, – начала я, а потом спохватилась. – Так он что, не собирался уезжать?

   Денис только головой покачал, и я с сомнением посмотрела на него:

   – Я просто боюсь, что он может выдать твое местонахождение другим лейнианцам.

   – Не бойся. У него нет такого распоряжения. Сходи за ним – я хочу посмотреть, как разрешится эта развилка в событиях.

   Переглянувшись с Наташкой и получив ее благословение, я отправилась обратно к Преображенскому. Внедорожник был в том самом переулке, что и неделю назад, и меня охватили давно забытые воспоминания. Именно здесь началось мое грехопадение. Усмехнувшись вспыхнувшему в мыслях прошлому, я подошла к водительскому месту. Замешательство на лице Суперменовича было прекрасно.

   – Лей? – вопросительно взглянул он. – Что-то случилось?

   – Пойдем, – просто сказала я, протягивая вперед руку. На то, чтобы вылезти из машины и поставить ее на сигнализацию, Сашу понадобилось всего ничего. Затем он притянул меня к себе за талию, заработав предупредительный взгляд.

   – Прекрасный вечер, – словно не замечая моих попыток отодвинуться, заметил он.

   Кажется, моя просьба присоединиться к компании была воспринята как зеленый свет для более тесного общения.

   Удивительное дело, но они с Денисом нашли общий язык практически сразу. Мы с Наташкой только закатывали глаза, когда двое мужчин принимались беседовать на темы культурных различий и неизменно приходили к взаимопониманию. Преображенский руководствовался своим излюбленным научным интересом. Денис поглядывал на него так, словно оценивал, можно ли доверить ему миссию по спасению мира. Разорвать сиамских близнецов удалось лишь тогда, когда женская часть собралась танцевать. Сильной половине пришлось пойти на уступки. Преображенский перестроился моментально: прижав к себе, он уверенно повел меня в танце, и когда удавалось смотреть ему в глаза, на лице кадровика блуждала расслабленная улыбка.

   – Чему ты так радуешься? – не выдержав блаженного вида кадровика, спросила я.

   – Тому, что у Вени сегодня есть хороший ужин, – откровенно признался Саш.

   И я прокляла все на свете, даже свое внезапное желание пойти на работу в юбке вместо привычных джинсов. Я сама себя загнала в ловушку. Мне нравилось видеть Преображенского в благодушном настроении. Мне нравилось делать ему приятно, несмотря ни на что. Чтобы не смотреть больше в его довольные глаза, я устроила голову на плече Саша, пока его пальцы осторожно гладили меня по спине.

   – Неугомонный пришелец, – не опасаясь, что смысл моей жалобы ускользнет от Суперменовича, проворчала я.

   – Это потому что со мной самая прекрасная женщина на свете.

   – Для души? – я подняла голову, снова встречаясь взглядом с Преображенским.

   – Для души, – коротко улыбнулся Саш.

   Прощались мы довольно тепло. Денис и кадровик пожали друг другу руки, словно не первый год были знакомы, и Саш отправился заводить машину. Новиков задержал меня на пороге и, перестав улыбаться, серьезно произнес:

   – Лей, когда тебе понадобится поддержка, я стану твоим третьим. Запомни эти слова. В нужный момент они сами придут к тебе на помощь.

   - Ничего не поняла. Постараюсь запомнить. Ты теорию-то свою проверил?

   В ответ Денис только кивнул. По его виду было понятно: делиться подробностями не станет. Вздохнув, я удрученно посмотрела на Наташку:

   – И как ты вообще такого терпишь?

   – Просто я его, кажется, люблю, – шепнула подруга, пользуясь моментом, когда мы обнимались на прощание.

   Слава Богу, она стала счастливой.

   В ту ночь мы с Преображенским заснули одновременно. Тесно прижались друг к другу после того, как дошли до полного изнеможения. У него стало входить в привычку прижимать меня спиной к себе и вдыхать запах моих волос, а потом желать спокойной ночи. Не знаю, что он думал при этом. Я боялась размышлять на эту тему, поскольку Саш должен был скоро исчезнуть из моей жизни. Будь он обычным человеком, я подумала бы, что он привыкает к жизни с женщиной. Жаль, что ему никогда не стать обычным.

   На работе мы продолжали сохранять нейтралитет. Причину приезда генерала Панкратова директор так и не озвучил. Олег Евгеньевич был не из болтливых. Так что вся контора строила догадки одну круче другой. Внеземное происхождение Преображенского и Белова также осталось для всех секретом. Когда я пыталась узнать об этом у кадровика, он ответил, что это информация, к которой люди пока не готовы. Я напомнила, что директор был посвящен в эту тайну. Саш ответил, что к директору было применено частичное блокирование воспоминаний. Это было в его же интересах, и воздействие не окажет влияния на его разум. Мне стало страшно. Они ведь могли так поступать с любым человеком. Преображенский категорически отказался. Они не занимались психологическим программированием, естественные эмоции и поступки людей были гораздо интереснее. Однако мое неожиданное превращение в лейнианку могло вызвать широкий общественный резонанс. Вот и было решено оставить все, как есть.

   Ну да, как есть.

   Как есть – это когда мы с кадровиком ежедневно появлялись на внедорожнике вместе.

   Меня ненавидели все, кроме Наташки. Я даже стала замечать, как с утра кто-нибудь постоянно наблюдает за парковкой Преображенского на стоянке. Слежка меня не напрягала, но я знала истинную природу женской натуры. Наши дамы явно застыли перед броском. Я понимала, что когда-нибудь общее напряжение даст о себе знать. Момент истины случилсяв последнюю пятницу перед отлетом.

   На дисплее телефона высветилось название «отдел кадров». Сняв трубку, я привычно поздоровалась с Ниночкой.

   – И тебе доброго, Лей, – приветливо отозвалась она. – Ты не могла бы зайти к нам и посмотреть, что случилось с компьютером Даши? Виснет не по-детски, просто ужас какой-то, а у нас «2Д», сама понимаешь, конец месяца.

   – Да, конечно, Нина, сейчас подойду, – отозвалась я, опуская трубку.

   – Осиное гнездо расшевелилось, – замогильным голосом пропела Наташка.

   Для драматизма она еще зловеще улыбнулась. Зря она так отреагировала. Ниночка, вопреки всем моим опасениям, ни слова поперек за эти две недели не сказала. Хоть я ловила на себе ее хмурый взгляд. Сложно было поверить, что она стояла во главе армии поклонниц Преображенского.

   – Да брось, – отмахнулась я. – Не надо нагнетать обстановку. Я ненадолго – наверняка опять какая-нибудь мелочь.

   В кадрах было оживленно – в связи с текучкой новые лица появлялись здесь регулярно. Напротив Ниночки сидела какая-то студентка в больших стрекозиных очках и делала вид, что серьезно разглядывает договор о сотрудничестве.

   – Привет, – поздоровалась со всеми я, подходя к рабочему месту Даши. Та сразу слезла со стула и жестом пригласила меня занять свое место. Кивнув в знак благодарности, я начала проверять компьютер.

   Довольно быстро обнаружилось, что Даша просто запустила антивирусную проверку, а одновременная работа с «2Д» сильно подвешивала машину. И все бы ничего, только вот время начала проверки совпадало с тем, когда Ниночка положила трубку после разговора со мной. Я же смотрела на экран телефона, я всегда подмечаю такие вещи. То есть компьютер не мог висеть в то время, когда мы с ней разговаривали. Значит, стоило все-таки ожидать подвоха.

   Словно в подтверждение моих мыслей, дверь кабинета Преображенского отворилась. Оттуда вышел сначала Суперменович, а потом ладная хорошо одетая блондинка чуть ниже его ростом. Натуральная! Один взгляд на ее соломенно–белые брови дал понять, что ни грамма краски она на своих волосах не использует. А загар и белое платье-футляр делали ее настоящей кинозвездой. Большие голубые глаза живо осмотрели помещение с документоведами, а потом остановились на мне.

   – Саши, у тебя новое лицо в кабинете, – мелодичным голосом заметила она.

   Преображенский проследил за ее взглядом.

   Саши? Саши – она так его назвала? Мне стоило больших усилий, чтобы не заскрежетать зубами. Перед глазами возникло воспоминание о нашей первой близости. Преображенскому понравилось сокращение «Саш» в моем исполнении.

   Голубые глаза – у нее были голубые глаза! И смотрела она, пусть и приветливо, но этот научный интерес я теперь могла чуять за километр. Она не была человеком. К Преображенскому в гости пришла лейнианка, которая допустила в присутствии посторонних неформальное общение. Кажется, наша двухнедельная идиллия подошла к концу.

   – Лейквун! – бодро обратился ко мне Суперменович, натягивая на губы ненавистную заученную улыбку. – Что привело вас к нам в отдел?

   Я мельком взглянула на Ниночку, ожидаемо видя на ее лице плохо скрываемый триумф, и хмыкнула. Видимо, прошлый раз ничему девочек не научил. Специально подстроили завис компьютера, чтобы я лично могла столкнуться с любовницей Преображенского. Ниночка сглотнула. Поняла, что сейчас запахнет жареным. Кто же виноват, что она не умеет думать о последствиях своих поступков. Я спокойно посмотрела на электроника и сказала:

   – Ваши сотрудники, Александр Вячеславович, добросовестно подошли к рабочему процессу. Решили проверить машину на наличие в ней