Оглавление
- АННОТАЦИЯ
- ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
- ГЛАВА 1 Как прокатиться и не убиться
- ГЛАВА 2 Лезть в неизвестность не стоит ни при каких обстоятельствах
- ГЛАВА 3 Иногда бояться так полезно!
- ГЛАВА 4 Бойся своих желаний, они имеют свойство сбываться
- ГЛАВА 5 Воспоминания о доме не дают покоя
- ГЛАВА 6 Мысли вслух о насущном: что бы такого съесть и не сильно похудеть
- ГЛАВА 7 Первая встреча и «теплый» приём
- ГЛАВА 8 Исполнение желаний: хотела встречи – ну вот, не жалуйся!
- ГЛАВА 9 Кто тут у нас? Инопланетяне ссорятся
- ГЛАВА 10 О последствиях татуировок, или Зачем нужен паспорт
- ГЛАВА 11 Страшная сказка о последствиях фотографирования на память
- ГЛАВА 12 Жизнь хороша и прекрасна, но не здесь
- ГЛАВА 13 Выезд на природу, или Как с пользой провести свободное время
- ГЛАВА 14 Любовь до смерти, или Как не надо расставаться
- ГЛАВА 15 Полет души туда и обратно
- ЧАСТЬ ВТОРАЯ
- ГЛАВА 16 Здравствуй, папа, вот и я!
- ГЛАВА 17 Греческий профиль
- ГЛАВА 18 Бытовые трудности взрослого мужчины
- ГЛАВА 19 Мучения внеземного существа
- ГЛАВА 20 Будни психбольницы
- ГЛАВА 21 Москва встречает гостей
- ГЛАВА 22 Как расслабиться и никого не убить
- ГЛАВА 23 Польза от посещения русской глубинки
- ГЛАВА 24 Ты знаешь, что я знаю о том, что знаешь ты
- ГЛАВА 25 Разговор по душам, который давно назревал
- ГЛАВА 26 Отдых дикарями
- ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
- ГЛАВА 27 И я сама пойду туда, куда мне надо
- ГЛАВА 28 Что я тут делаю? Работаю…
- ГЛАВА 29 Столб на границе
- ГЛАВА 30 Начались проблемы – ищите женщину
- ГЛАВА 31 Не бросай надолго работу, она имеет склонность накапливаться
- ГЛАВА 32 Особенности строения женской материи
- ГЛАВА 33 Женская солидарность
- ГЛАВА 34 Никогда не угадаешь, что найдешь, что потеряешь!
- ГЛАВА 35 Мужики думают, как быть, как жить и как разрулить
- ГЛАВА 36 Звезда моя, утешь меня!
- ГЛАВА 37 Еще одна победа мужского эго
- ГЛАВА 38 Что я тут делаю?! Или «Мама, забери меня обратно!»
- ГЛАВА 39 Дети страдают: ведь родителей не выбирают
- ГЛАВА 40 Переходящее красное знамя
- ГЛАВА 41 Переход под дождем
- ГЛАВА 42 Испытание на прочность мозгов и инстинктов. Голова моя, ты еще со мной?
- ГЛАВА 43 О пользе голых ножек и драгоценных побрякушек
- ГЛАВА 44 Родственные гены, или Что можно принести в семью? – Ответ: неприятности
- ГЛАВА 45 Цель достигнута. Что дальше? А мы подвинем всех подальше!
- ГЛАВА 46 Чего никто не ожидал, какой же был потом скандал!
- ГЛАВА 47
- ГЛАВА 48 Женская особь с Земли
- ГЛАВА 49 Купи-продай, найди – отдай. Достали!
- ГЛАВА 50 Стресс вреден не только для беременных, но и для Вселенной
АННОТАЦИЯ
Девочка случайно попадает в странное место и немного поплутав, скатывается в параллельный мир другой планеты, связанной переходным туннелем с Землей. Роковое стечение обстоятельств - вечерняя прогулка верхом - лошадь понесла - и телефон потерян. И как результат – чужой, жестокий мир в котором волей-неволей приходится жить. Где смерть – непозволительная роскошь. А еще страх после встречи с чужаком, страх и погнал стремительно вперед, навстречу неизвестному.
Как результат – мы выжили, многое узнали и хорошо усвоили уроки. Ну, а если хорошо попросить, то можно вернуться и домой. Вот только пережитое в новом мире не оставляет надежд забыть и просто жить, как прежде, дальше. Возникает непреодолимое желание вернуться и отыскать хорошо спрятанное в новом мире.
Итогом череды событий будет поставленная на ноги Вселенная и непредсказуемый финал.
В тексте есть: нетривиальная история, жестокие герои, живые корабли, простые люди, которым приходится выживать в чужом им, враждебном мире. Роман содержит откровенные эротические сцены, сцены жестокости и насилия. Строго 18 +!
Это жестокая история, прежде всего, по отношению к главной героине и ее семье. Впечатлительным и чувствительным, не читать! Всё закончится хорошо, есть продолжение.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1 Как прокатиться и не убиться
(Москва, 21 февраля 2005 года)
– Маш, догоняй! – крикнула ей Ольга и повернулась к группе всадников.
Едва Маша успела подобрать поводья, как послышался гул мотора. Конь сделал десять шагов в направлении группы, и тут из сосняка на всадников внезапно выехал снегоход. Резкий рев мотора, брызги талого снега с полозьев внезапно вылетевшей из ниоткуда бензиновой рычащей махины, и ее Ландыш, взметнувшись на дыбы, резко рванул влево, в лес. Маша чудом удержалась в седле, вовремя вцепившись в его гриву обеими руками в перчатках. Пальцы все время соскальзывали. Уже несясь по лесу, она смогла ухватить болтающийся на шее повод. Лошадь шарахалась от встречных деревьев то вправо, то влево, все время меняя направление.
Лицо горело, глаза слезились, приходилось держать их чуть приоткрытыми – ветки кругом. Из-под ресницы Маша смотрела, как проносятся рядом деревья.
«Убьюсь сейчас»
Лошадь выскочила на прогалину, понеслась по глубокой снежной канаве. Маша оглянулась. Незнакомый, чужой и нехоженый какой–то участок леса.
«Занесло же меня черте куда!»
Она слегка потянула на себя повод. Лошадь слушалась. Маша решилась и натянула еще. Лошадь остановилась, бока животного тяжело вздымались. Левый повод Маша натянула сильнее, Ландыш повернул голову. Блестящий влагой злой глаз глянул на Машу.
– Ну, успокойся! – раздался не звук, а какой-то всхлип, а вслед за ним и стук зубов.
Своего голоса Маша не узнала. Сказалось жуткое перенапряжение и испуг – упасть в такой глуши страшно. Оставаться в седле опасно – лес кругом. Маша пригнулась к лошадиной шее и попробовала чуть отпустить повод. Ландыш дернул мордой и рванул дальше.
«Опять понес. Только бы не упасть!»
Маша прижалась к его шее и мечтала теперь только об одном: чтобы им не встретился какой-нибудь низко-растущий сук.
Через некоторое время Маша снова попыталась натянуть поводья, пытаясь хоть как-то восстановить контакт с лошадью – без успеха, и шенкеля он не слушался. Сапоги постоянно теряли контакт со стременем. Еще несколько десятков метров галопа, то ускоряющегося, то замедляющего бег коня, и впереди прямо под ногами внезапно возник крутой обрыв. Лошадь метнулась в провал мордой вперед.
Маша удержалась в седле каким-то чудом, откинувшись назад. По глубокому мокрому снегу они съехали в какой-то овраг. Снежное месиво, взлетевшее брызгами до головы, мешало вконец видеть, куда они попали.
Окончательно остановить лошадь удалось только на дне – вернее, Ландыш сам остановился, уткнувшись мордой в противоположный крутой склон.
«Приехали!»
Конь тяжело дышал, от животного валил густой белый пар, а все его четыре ноги дрожали.
– Вот это я влетела! И куда? – проговорила Маша, оглядываясь.
Подняв голову, она оценила высоту. Вперед не проехать. Девочка обернулась, пригляделась – подняться тоже не удастся. На краю оврага красовались все те же здоровенные сосны. Их корни торчали, но не дотянуться.
– Ох! Ничего не сломала при падении вниз – уже хорошо. Хотя сверзиться с такой высоты и ничего не сломать ни себе, ни лошади?! Обошлось! – просипела чуть слышно.
Конь, услышав человеческую речь, разволновался, заплясал на месте, опять повернул голову и испуганно скосил огромный глаз на наездницу.
– Тихо, милый, тихо. Куда ты летел?
Маша старалась успокоиться, но руки её тряслись, а голос никак не выравнивался, срывался на хрип, сопение, кашель – что угодно.
Девочка нервно гладила Ландыша по мокрой, покрытой белой пеной грязной шее. Кожаные перчатки совсем намокли. Тишина вокруг – ни звука.
Попробовала поговорить еще с лошадью и поняла, что голос окончательно пропал. Девочка попыталась прокашляться, но у неё не получилось. Наклонившись вбок, она схватила горсть мокрого снега со склона оврага, запихнула ладонь в рот, прожевала. Стало немного легче, и она смогла слова проговорить слова.
– Главное, что ты ноги не переломал, – прошептала Маша и внезапно закашлялась.
«Сейчас попробуем подняться вверх. Только вот как?» – посмотрела опять на овраг.
Начала разворачивать лошадь в направлении, откуда они свалились. Тот склон выглядел более пологим. И в этот момент, раздался топот, и прямо ей и Ландышу на голову свалилась еще одна хрипящая лошадь – гнедая кобыла Резина и Олег, ее наездник.
– Блин, мать твою! Охренеть! Я вас раздавлю сейчас! – орал сверху всадник валясь на девочку в вихре снега и комьев мокрой земли. Мелькнули конские копыта.
И вправду, его лошадь просто смяла Ландыша. Конь не устоял, повалился на бок. Коленка второго седока больно врезалась Маше в левое бедро. Вторая лошадь сразу же провалилась по самое брюхо в рыхлый снег, и Олег повалился на Машу.
Маша только и успела, что подтянуть выше ноги и выдернуть их из стремян. Толчок – и девочка отлетела в снег, сразу провалившись по грудь, в каких-то двух шагах от повалившейся рядом лошади. Маше показалось, что копыта мелькнули у самого её лица. Она зажмурилась. Открыв глаза, увидела, что Олег удержался в седле. Его лошадь устояла на ногах. Ландыш же барахтался, безуспешно, пытался встать, но потом отчаялся, завалился на бок, вытянув шею, а голову уложил на снег. Пар от мокрых тел лошадей шел такой, что неба не видно было.
А между тем, уже начало темнеть.
Двум лошадям в овраге было не развернуться.
Маша отстраненно подумала о времени. Она так и лежала на спине в снегу.
– Ты как? – наконец, спросил Олег. – Я не специально. Да что уж оправдываться?! Как выбираться будем?
– Не знаю.
Маша осторожно встала на ноги, ухватила за повод коня. Картина над головой была безрадостной. Вечерело, и зимнее солнце уже скрылось за лесом. Небо затянуто облаками. С каждой минутой становилось все темнее. Маша посмотрела на Олега. Тот так и сидел на лошади, все время оглядываясь.
– Ты бы слез с нее, – просипела Маша и закашлялась. – Верхом не подняться из оврага. Снег глубокий. Давай помоги мне, нужно снять седло с Ландыша. Ему очень плохо. – Маша боялась подойти с той стороны, где были все четыре копыта коня, но сделать это нужно было, чтобы расстегнуть подпругу, а замки были с той стороны.
Олег продолжал невозмутимо сидеть на лошади и оглядываться. Так было, конечно, удобнее. Маша стояла в снегу по грудь.
– Что у тебя с голосом? И вообще, ты кто?
– Я – Маша. Голос сел…
– Где остальные? – Олег недослушал, и Маша замолчала. Говорить было тяжело. – Куда все подевались? – Похоже, у мужика был шок.
– Не знаю, у них лошади тоже понесли. Наверное, уже далеко…. – Маша замолчала.
– Ты видела, как вылетел снегоход? – Олег продолжал озираться. – Нас хоть искать будут? А то я леса не знаю. Как выбираться будем?
– Нужно спешиться и вылезать самим, – сказала Маша, – а лошадей здесь оставим. Им все равно самим не выбраться: высокий подъем и сколько. Нужно идти за помощью. Лошадей вытягивать…
– Твой чего улегся? – Олег, наконец, обратил внимание на коня Маши. До этого он как будто и не видел, что своим падением сбил Машу и Ландыша. – Чего он валяется? – спросил снова.
– Он не валяется, а лежит! – вдруг разозлилась Маша. Ответила зло, отвернулась от Олега и, решившись, полезла ближе к коню, попыталась все же расстегнуть подпругу. – Помоги, слезай, и давай вместе снимем с него седло. Ему дышать трудно – видишь, хрипит. К ногам его не приближайся – без зубов оставит.
– Может, он чего сломал? – Олег начал слезать с лошади. Та стояла смирно, мотала только длинной густой челкой, челка лезла кобыле в глаза. Она постоянно нервно встряхивалась.
Олег спрыгнул в снег и неожиданно полез по самой крутой стороне оврага вверх. Выбрал эту сторону, наверное, потому, что она была ближе всего к нему и дальше всего от лежащего Ландыша.
Маша хотела спросить: «Куда же ты?», но голос снова пропал и она только молча наблюдала, как мужик поднимается по склону.
Маша видела, как Олег, все время матерясь, быстро добрался до середины оврага, потом не удержался и съехал по склону вниз, загребая ногами и руками горы снега, потом опять поднялся почти до самого верха, ухватился там за какую-то корягу и выбрался. После Олег растворился в темноте.
Маше, наконец, удалось расстегнуть подпруги, еле сил хватило! Она изо всех сил уперлась руками в луку седла, стиснула зубы на кожаном ремне, и замок, наконец, поддался. Первая подпруга расстегнулась. Второй замок дался легче, седло сползло со спины лошади в снег. Конь сразу глубоко вздохнул и перевернулся на снегу, устроившись поудобнее, передние ноги подтянул под грудь, качнулся вперед-назад и с шумным выдохом встал.
Кобыла дернулась в сторону Ландыша, наверное, в поисках поддержки. Маша и ее ухватила за повод. Не хватало еще, чтобы кони снюхались, начали беситься в таком тесном месте и затоптали ее! Кое-как ей удалось развести лошадей в разные стороны. Кобылу она привязала к торчащей из снега коряге, а Ландыша привязать было не за что. Но уставшему Ландышу, видимо, было все равно, кобыла или медведь рядом стоит. Он устал, опустил голову и дрожал мелкой болезненной дрожью.
Прошло какое-то время. Маша все ждала, что кто-нибудь наткнется на нее или Олег вернется. Она не знала, сколько времени прошло.
У Маши был с собой мобильник, но, вспомнив о нем только сейчас, она принялась искать его по карманам куртки и обнаружила, что куртка порвана на боку и мобильника нет. Сразу вспомнилось о холоде и о том, что красная вязаная шапка слетела вместе со шлемом. Как потеряла шлем, Маша не помнила. Ее еще прозвали на конюшне Красной Шапочкой. Смешно! Она так всегда смеялась над шутками в свой адрес. И вот теперь – темный лес, ночь и осталось только волка дождаться!
Коса расплелась, резинка потерялась. И теперь она стоит, относительно целая, на дне оврага, по пояс в снегу, а с ней две измотанные скачкой лошади; к тому же надвигается зимняя ночь. А еще пропал голос и невозможно даже позвать на помощь! Одни сипы выходят!
Маша живо представила, в каком она сейчас беспомощном состоянии – мокрая и без надежды самой выбраться вместе с лошадьми из оврага. Если только попытаться, как Олег, одной подняться. Мысль лезть вверх и топать ночью по темному лесу не вдохновляла.
Этот Олег уже давно ушел, и Маша надеялась, что он скоро вернется и приведёт помощь. Следовательно, вылезать и подвергать себя риску в лесу, ища людей и жилье, она не станет. Пока не станет, нужно дождаться помощи тут или искать выход уже утром, когда станет светло.
Пошел снег – мокрый, крупными, как вата, хлопьями – но быстро кончился, и стало немного светлее. Маша подняла голову и увидела, что небо прояснилось и справа висит, задевая за макушки сосен, полная луна.
«Если луна так высоко, то уже далеко не вечер – часов одиннадцать или же уже давно за полночь».
Ноги заметно закоченели, руки мерзли, пальцы вообще были ледяными.
«Сейчас бы позвонить отцу. Уже точно узнали, что меня унесла лошадь в лес!»
Прошло еще немного времени.
«Куда же он запропастился? Хоть бы ноги не переломал! Утром, но доберется к людям, и меня начнут искать утром или раньше. Наверняка уже ищут! Остается только ждать», – думала мерзнущая девочка. Мысли вяло ворочались в голове. Хотелось сесть, хотелось лечь.
Маша замерзала; вдруг захотелось закрыть глаза и поспать немного. Девочка нашла в темноте под снегом снятое седло и присела на него. Внезапно её словно что–то толкнуло в голову. Она очнулась, начала осматривать себя и поняла, что ноги совсем промокли аж до коленок. Стремительно встала на ноги.
«Спать нельзя, замерзну».
Только сейчас она поняла, что в сапоги попал снег и растаял там, превратив носки в мокрые тряпки.
Маша отвязала кобылу и подтянула за поводья поближе к себе.
«Стой, вредина, мне нужно расседлать и тебя. Сёдла ни к чему, коли ехать некуда!» – Маша стукнула кобылу по мокрой шее. Та дернулась, опустила голову ниже, и Маша занялась седлом, нацепив ее повод на изгиб руки.
Маша старалась не думать о плохом, голоса не было, сил тоже.
И вот ей удалось расстегнуть подпруги и снять второе седло. Она решила, что сейчас оттащит оба седла к тому месту, от которого начал свой подъем Олег, и усядется там и будет ждать народ.
Перетащив седла, девочка уселась. Неожиданно где–то вверху оврага задул ветер, луна скрылась за облаками, и снова пошел крупный снег; заметно подморозило.
Вспомнилась сразу дневная пробежка по грязной обочине от маршрутки, днем было плюс два. Сейчас ноль, и, по ощущениям, будет только холодать.
«Под таким снегопадом к утру все следы засыплет, и кто тогда меня найдет? Ну ладно, лес же не вечный, искать будут, не замерзнуть бы!»
Мысли были невеселые, но паники не было. Маша приготовилась ждать еще долго.
«Ботинки, наверное, давно просохли на батарее в каптерке, – вспомнилось ей, – и есть как-то сразу захотелось. Нужно снять сапоги и ноги осмотреть».
Девочка начала стягивать кожаный сапог с левой ноги. Мокрый, он еле снялся.
Ей прошлым летом исполнилось 14, и Маша многое умела и знала. Правда, в походы не ходила ни разу, была дача у тетки и куча бесполезных знаний и навыков, которые ей дали средняя школа и близкие люди. Но вот в такой ситуации этих знаний было до чертиков маловато. Главное – она помнила: нельзя замерзать, нельзя спать, и нужно двигаться всё время, как бы она ни устала и ни хотелось лечь, сесть, поспать.
«Холодно-то как!»
Шерстяной носок был мокрый. Зубы застучали, из носа потекло.
Выжав носок, она натянула его обратно на ледяную ступню и занялась второй ногой. Правая ступня болела, удар свалившегося в овраг Олега пришелся на левый бок, но болели правый голеностопный сустав и правая голень. Еще болела правая коленка и немного – левое бедро. Как она умудрилась получить столько больных мест разом, она не понимала. Мысли все время ускользали, она была, как в тумане, и с неохотой о том, что нужно встать и попробовать согреться. Есть лошади, они теплые. Посмотрела на кобылу, она ближе стоит – нет, она не теплая, а мокрая. Лошадь и ту трясет от холода…
Животные зимой и летом стояли в теплой конюшне – шерсти минимум. Замерзли все –и она, и кони.
«Сейчас обуюсь, попрыгаю, вспотею, потом пристроюсь у теплого лошадиного бока и постою так немного», – бубнила себе под нос Маша, не слыша своего голоса.
Пришла мысль: а не оглохла ли она, ко всему прочему? Вроде, нет. Вон, слышен же ветер вверху.
Вот сразу и стало совсем темно. Звезд не видно. Снег снова валил, уже сплошной стеной, и лошади, стоявшие совсем рядом, напоминали снежные горки. Минус был тоже небольшой, слабый, и это только подстегивало снегопад, но все же лучше снег, чем дождь зимой в лесу.
Маша начала резво прыгать на одном месте, энергично размахивать руками и хлопать ладонями по коленкам, в надежде согреться. Куртка была меховая, теплая, мехом внутрь, снаружи – мягкая черная кожа, молния до подбородка и длинные рукава. А вот доходила куртка только до талии. Капюшона тоже не было. Под курткой был только тонкий шерстяной свитер. Маша натянула его на попу.
Так, брюки промокли. Кожаные, с шишечками на ладонной поверхности, перчатки промокли насквозь. Девочка сняла их и засунула в левый карман куртки – тот, что не был порван.
Резво и энергично попрыгав минуту или две, Маша снова почувствовала боль в правой ступне, похоже, нарастал отёк. Вспомнился Олег. Куда он делся? Вот странный мужик!
Маша перестала прыгать и попробовала ходить от места, где стоял Ландыш до места, где стояла кобыла. Было тяжело, правая нога болела все сильнее, но останавливаться было страшно. Так и двигалась, превозмогая боль, от одной лошади к другой, трогала их влажные спины, гладила морды. Лошади вздрагивали, трясли мокрыми гривами, мотали хвостами. Снег, влажный, обильный, сплошной стеной падал с темного неба. Красота, если не знать, что так холодно!
Голова под копной густых волос пока не мерзла. Ветра в овраге не чувствовалось. Снег засыпал волосы, а как снега в волосах становилось много, Маша стряхивала его.
Вдруг раздался какой-то странный звук, как будто под снегом, под сапогами, сильно вздрогнула земля. Лошади испуганно дернулись, синхронно вскинули головами и шагнули в стороны. Ландыш был не привязан, подался назад и своим крупом воткнулся в склон оврага. Вниз пополз влажный пласт снега, за ним следом и земля, и вдруг глазам открылась небольшая дверь. Маша присела на корточки у необычной находки.
– Ух, ты, я что-то нашла!
Внезапно к ней вернулся голос. Не голос – хрип.
– Все, заболею и слягу на месяц или два с воспалением легких! – просипела она себе под нос. Прокашлявшись, руками начала смахивать комья мокрой глины, освобождая саму дверь.
Дверь выглядела не новой, как будто из другой эпохи: странный цвет, выпуклые узоры. Совсем маленькая, как вход в детский домик на игровой площадке в детском саду, как для ребенка. Взрослый сможет пройти, правда, согнувшись. У двери была ручка. Маша тронула ее – металл холодный, и нигде не видно ржавчины. Ручка была украшена орнаментом. Пересекающиеся ровные полосы, аккуратные тупые завитки, как и сама маленькая дверь, были покрыты этим необычным узором: выпуклые полосы, сходящиеся под разным углом линии, завитки и отдельные круги.
И в тот самый момент, когда Маша начала дергать ручку, вдруг снова сотряслась земля, и куда основательнее, чем в первый раз. Маша не удержалась и повалилась в снег.
– Ох! Как землетрясение, не устоишь прям…
В этот момент раздался тихий, еле слышный щелчок, и дверь сама открылась внутрь на самую малость. Маша толкнула дверь от себя, дверь поддалась, но двигалась с таким трудом, что Машиных сил едва хватило на то, чтобы дверь открылась на достаточное расстояние, чтобы она могла заглянуть внутрь. Со склона оврага посыпался влажный грунт, заваливая узкий проход. Девочка повалилась на коленки и начала отгребать землю, освобождая дверь. Наконец, она смогла пройти внутрь.
Полнейшая темнота открылась ей за дверью. Отчетливо тянуло сквозняком, а значит, где-то там, за этой дверью, был ход. Оглянувшись еще раз на лошадей, Маша вошла в узкий проход и ощутила под сапогом каменную ступеньку, уходящую вниз.
Осторожно ступая, она шагнула в темноту хода. Здесь, за дверью, еще отчетливее тянуло сквозняком. Зябко ежась, девочка начала спускаться вниз. Каменные ступеньки, проход ведет куда-то вниз. Так и подмывало остановиться и вернуться к лошадям.
Посмотрев назад, Маша отметила, что дверь так и осталась открытой, там было чуть светлее, чем здесь. Решение спускаться дальше пришло неожиданно. Наверное, сыграло свою роль то, что в проходе было сухо. На поверхности Машу ждал обильный снег.
«Гляну, что там впереди, и вылезу аккуратно, если ничего не найду! Ночь еще не скоро кончится, никто меня не найдет так рано, а если найдут лошадей, то и дверку увидят. Короче, лезу дальше».
Ступеньки были одинаковые по ширине, не крутые, аккуратные, как детские. Стены рядом совсем. Узкий проход и невысокий потолок. Складывалось ощущение, что туннель шел спиралью. Она всегда поворачивала вправо, уходя как бы в одном направлении и все время вниз. Давно исчез слабый свет. По ногам отчетливо тянуло холодным сквозняком, и Маша была почти уверена, что такой сухой и обустроенный проход выведет ее точно к другому выходу или входу – это как посмотреть. Может быть, и к жилью. Уверенность росла с каждым шагом. Проход не был завален мусором. Сухо. Чисто, то есть, убрано. Скоро глаза привыкли к темноте, и Маша начала различать стены.
Продолжив спуск еще какое-то время, девочка поняла, что стало светлее, немного погодя можно было отчетливо разглядеть стены вокруг.
И вот она вышла куда-то.
Темная галерея, по ощущениям – большой каменный зал. Гулко раздавались ее осторожные шаги. Под ногами хрустели камешки. А света прибавилось. Где-то впереди что-то горело, мерцало, свет то становился ярче, то затухал немного.
Этот каменный зал точно освещался, но вот откуда шел свет, было пока непонятно. Маша осторожно сделала шаг. В отличие от узкого прохода здесь было очень замусорено и пахло здесь странно. Чем пахло, Маша понять не могла.
«Куда идти? Актуально, ничего не скажешь!» – Девочка осмотрелась.
Обернувшись, она внимательно оглядела проход, из которого только что вышла. Под пальцами – холодный, сухой камень.
«По галерее вправо или влево? Или пойти вперед?»
Свет мерцал все так же. Там, где мерцал свет, был край провала. Справа и слева галерея терялась в кромешной темноте. Подходить к самому краю, откуда и тянуло сквозняком, было откровенно страшно.
«Двинусь влево, спиной пойду к стене. Все время влево, так и не собьюсь; если что, вернусь назад и поднимусь вверх, к лошадям. Где проход к двери, я запомнила».
Маша начала осторожно продвигаться влево. Под ногами хрустели мелкие камни, ноги все время натыкались на более крупные обломки, Маша отталкивала их сапогом или переступала.
В какой–то момент чувство опасности просто взвыло в груди. Понять причину безотчетной паники не получалось. Кроме света, еле мерцавшего и то и дело прерывающегося, слабого сквозняка, тянувшего из провала, других эффектов присутствия чего-то необычного или страшного не было. К запаху, странному и незнакомому, она притерпелась и почти не замечала его. То и дело всплывал вопрос: а чем это так пахнет? Тишина вокруг. Она слышала каждый свой шаг.
«Может, я в шахте какой?! Но откуда здесь шахта? В округе нет угля, из полезных ископаемых – только торф (помню, точно есть), да еще песок, наверное, а здесь кругом камень. Вот болото и торф – это близкие и понятные понятия. А камень добывают в каменоломнях. Может, это древняя каменоломня?» – раздумывала девочка, осторожно ступая дальше.
ГЛАВА 2 Лезть в неизвестность не стоит ни при каких обстоятельствах.
Можно попасть совсем-совсем не туда, и встретить совсем не того.
Галерея продолжалась, конца ей не было видно. Идти было тяжело: непонятный свет все время затухал и разгорался вновь. Пару раз Маша спотыкалась о крупные камни; сапоги спасали, но мокрые ноги уже ныли от усталости.
«Галерея... откуда она здесь? С каких времен, и куда тогда я иду?» – Маша всерьез озадачилась этим вопросом, когда поняла, что двигаться дальше в выбранном ранее направлении ей расхотелось из-за панического чувства опасности и какой-то тоски по свету и открытому пространству неба.
«Зря я куда-то иду, – подумала девочка. – Но воздуха здесь с избытком – вон как тянет из провала! Может, и небо где-то рядом?»
Хотя, как ей казалось, спуск по лестнице был длинным, она опустилась вниз под землю как минимум этажа на три-четыре, если не глубже. Или это ей так кажется? Как узнать?
Пройдя влево по галерее еще немного, Маша, наконец, решила перебраться к самому краю обрыва и заглянуть вниз – туда, откуда шел слабый свет.
«Все, решено, ползу к краю, гляну, что там светит внизу, и потом, наверное, нужно идти обратно. Чего я здесь ползаю одна?!» – решила Маша.
Маша присела, штанины натянулись, и она в который раз подумала с досадой, что мокрые ноги в сапогах – это уже не актуально: сырость и влага добрались до коленок и рисковали двинуться выше. Холодно, она совсем замерзла, просто трясло от холода; состояние близкое к простуде – это как минимум.
«Вот мама обрадуется!»
Маша скривилась, вспомнив, что теперь уже наверняка все знают, что она потерялась. Отец, наверное, уже полгорода на ноги поднял!
Посмотрела опять в сторону чернеющего провала. Что же там мерцает такое?
Встав на четвереньки, двинулась в ту сторону, шаг за шагом приближаясь к краю галереи.
«Вдруг там ничего нет, и это просто обман зрения?»
Обернулась назад и разглядела, что галерея выстроена из камня. Каменные глыбы одинаковые, огромные – не кирпичики современные.
«Странно: что их держит вместе?» – подумала.
Пол галереи был усыпан камнем, отколовшимся от потолка. Виднелись большие и маленькие дыры в потолке, и как раз под этими дырами лежали мелкие и более крупные фрагменты потолка.
«То есть до обвалов здесь было чисто. Странно, кто это все построил?»
Маша еще раз оглядела темноту вокруг себя. Все, что дальше пары метров, терялось во мраке.
«Или я вижу плохо, или же это обман зрения!»
Маша двинулась дальше вперед – все так же на корточках и очень медленно. Продвинулась еще на пару шагов и, наконец, смогла заглянуть вниз. Темнота была и там, но сразу чувствовалась высота! Какое-то шестое или даже седьмое чувство говорило ей, что падать ей и падать, если полезет дальше… Метров десять, не меньше. Но вот здесь стал виден свет. Он был слева, в том направлении, куда пробиралась Маша. Теперь этот свет больше напоминал ей огонь в камнях, как костер; кстати, ветер или сквозняк дул опять же с той же стороны, откуда и виднелся свет. Только запаха дыма не было.
Очень странно!
«Может, там фонарь висит и его ветром качает, вот и кажется, что огонь горит? Я бы почувствовала дым – тянет же свежим воздухом, как из прохода, оттуда, а пахнет странно. Химия какая-то, но это не огонь!»
Посидела у самого края пару минут, прислушиваясь. Ни звука.
«Ладно, надо отползать от этого края и двигаться вдоль стены дальше. Куда вот?»
Маша раздумывала, стоя на коленках у края, вертела головой, но кроме далекого света, больше ничего не рассмотрела.
– Так. Кто это у нас тут?
Звук человеческого голоса раздался так неожиданно, что Маша вскрикнула и по инерции подалась вперед. Она упала бы вниз и разбилась, если бы кто-то неизвестный не схватил её больно за руку. Кто-то просто вынырнул из темноты и сразу оказался совсем рядом, вытянув ее из развернувшейся пропасти, и резким рывком вернул обратно на пол галереи.
– Отпусти, отпусти, урод! – заорала от ужаса Маша и вцепилась руками в чужую конечность, грушей повиснув на волосатой руке неизвестного – голой и толстой, как нога. Ужас накатил волной: кто ее удерживал?
«А может, это и есть нога?» – Маша пригляделась. Такая странная мысль и перспектива обнимания ноги расстроила ее, но ногу (или руку) она не отпустила.
– Я тебя не держу, отцепись сама, – в ответ пробасил незнакомец и дернул конечностью.
Маша посмотрела вверх и увидела рядом с собой лохматую голову и глаза. Голос принадлежал какому-то гному. Она опустила взгляд и с изумлением увидела, что обнимает ногу маленького, волосатого и, кажется, голого человека.
«Вот ужас!»
Ростом гном был с Машу или даже ниже. Маша не могла уверенно ответить на этот вопрос, так как все еще сидела на коленях и держалась за волосатую конечность незнакомца двумя руками, крепко – не оторвать, даже при сильном желании. Незнакомец еще раз дернул ногой. Маша сжала пальцы сильнее.
«Шерсть, – сообразила, что под пальцами. – Ужас! Может, стоит посмотреть еще раз?» – Маша подняла голову.
На нее сверху смотрел опять все тот же гном.
Ужас отразился в ее глазах, видимо, очень ярко, потому что незнакомец скривился уж совсем пакостно, обернулся назад и посмотрел в темноту.
Следом раздался странный свист. От этого звука завибрировало в груди и следом больно ударило в голову, как приливной волной. Маше внезапно стало дурно, и она выпустила ногу незнакомца, откинулась назад и чуть вновь не упала в чернеющий провал.
Незнакомец подался вперед, споро ухватил Машу снова, больно очень – тяпнул на конечность со всей дури. Маша поморщилась. Попыталась вырваться из захвата, засучила ногами по полу.
– Стой! Куда намылилась? – Гном потянул к себе девочку. – Смотри, ребенок, и откуда он тут взялся? – изрек незнакомец.
Машу быстро развернули, цепко ухватили за другую руку – опять очень больно. Незнакомец, явно не привык регулировать свою силу, сжал конечность, надежно удерживая дергающуюся Машу, приподнял над полом.
– Больно, отпусти, – Маша снова начала вырываться.
Одна рука и ноги были свободны, и Маша предприняла несколько попыток достать пинком или толчком такое, казалось, близкое тело волосатого нечто. Все безуспешно. Маша болталась в воздухе, ноги едва доставали до пола чуть только. Голос, предатель, опять пропал. Начался глухой кашель, и Маша на некоторое время отвлеклась, пытаясь справиться с внезапным приступом. А голова уже гудела…
Незнакомец без усилий держал ее за предплечье на вытянутой в сторону руке, пристально разглядывал, вертел туда-сюда. Маша раскачивалась, кашляла, глаза наполнились слезами. Приступ дурноты не проходил.
Незнакомец опустил девочку на каменный пол галереи. Руку не выпустил, лишь чуть совсем ослабил хватку, придерживая ее на месте.
Маша перестала кашлять, чуть вздохнула. Вот это силища!
Вдруг гном изрек:
– А ты не дергайся. Сразу отпущу. Куда прыгать хотела? Там пропасть, падать быстро, больно умирать.
Маша даже кашлять перестала. Ей показалось или незнакомец оскалился, проговорив эту последнюю фразу? Тембр басовитого голоса заметно изменил свою тональность, и плохо скрываемый сарказм так и сквозил из фраз.
В следующее мгновение волосатый коротышка бесцеремонно отволок Машу к стене галереи, и из темноты вдруг вышел еще один субъект. Именно субъект, потому что этот второй был одет во все темное с ног до головы, различим был с большим трудом, потому что все сливалось с окружающей темнотой. Этот был, очевидно, замотан в плащ или странное одеяло – Маше так, во всяком случае, в первый момент показалось, что замотан, и именно в одеяло. Девочка разглядывала тело второго, а он смотрел на нее с высоты своего роста. Маша боялась поднять голову, смотрела на это темное тело. Потом даже протянула руку, пытаясь ощупать ткань одеяния.
Наконец, она подняла голову и уверилась в своих догадках: голова второго субъекта почти касалась потолка очень высокой галереи. И голова эта была странной.
– Обалдеть! Парни, а вы не знаете, как мне отсюда выбраться? – Маша попыталась встать на ноги, кашель сам прошел, голос вот сам тоже вернулся.
Второй субъект неожиданно присел перед ней, не дав подняться. Маша повалилась на пол. Колени незнакомца оказались на уровне её лица, он ухватил ее за подбородок. Маша тронула ногу незнакомца и начала ощупывать мягкую ткань.
«Как ватное одеяло или мягкий велюровый плед. Вот во что этот одет! Да, все–таки не вата одеяльная, а плед шерстяной. Чего это он в плед вырядился?» – подумала она и тут же вспомнила, где она и кто находится рядом.
«О чем это я думаю? Блин, бред какой-то!»
В этот момент прямо над головой зажегся яркий свет. Резануло болью по глазам, следом брызнули слезы. Маша дернула головой, попыталась вырвать из захвата подбородок, толкнула чужую конечность рукой – безрезультатно. Рука второго незнакомца была такая же сильная и безжалостная, как и у волосатого коротышки, и... холодная. Попробовала вновь вырваться, не вышло.
– Отпусти, – прошептала Маша, убрав руки за спину, и прижалась, как могла, спиной к камню галереи. Подняла глаза и посмотрела на второго. Посмотрела, и голос пропал. Следом, как ножом, резанула острая боль, и прямо в голову. Сознание стремительно уходило прочь, а глаза наполнились слезами.
На нее в упор смотрел не человек, а нечто странное: непропорциональное вытянутое в длину узкое белое нечто, косые темные разрезы вместо глаз. Сквозь разрезы смотрела темнота, рот-щель, а нос отсутствовал. Белая маска, с прорезями для глаз – вот на что было похоже.
«Зачем он маску надел?»
Собственная голова начала наливаться тяжестью.
На нее смотрели в упор и не отводя взора.
Неожиданно её словно по голове ударили – такой был натиск силы, идущей от взгляда, устремленного прямо в душу. Веки стали закрываться.
Второй незнакомец перестал разглядывать Машу.
– Все ясно: ребенок человеческий, из этого мира, лет двенадцать или близко, – помолчал немного. – И, да, девочка.
Сказав это, он сразу отвернулся, отпустил подбородок Маши, поднялся, а девочка завалилась на бок.
– Потуши свет, – проговорил он и отступил в темноту галереи.
Свет сразу, как по волшебству, погас. Маша попыталась посмотреть, даже открыла глаза – темнота.
Она тут же почувствовала, как нагрузка на голову резко ослабла, но не прошла бесследно. Мозг просто кипел. Голова болела, кровь стучала в висках, а затылок все сильнее и сильнее наливался тяжестью. Еще немного, и она потеряет сознание. Девочка из последних сил цеплялась за реальность, что, казалось, остановилась рядом. Вот стоит и смотрит на нее… Она подняла отяжелевшие руки и ухватилась за волосы. Дернула, еще раз, сильнее – ничего не почувствовала: ни боли, ни за что держится.
Родное сознание раздумало уходить прочь, вернулось, вернее, остановилось совсем рядом со своей хозяйкой, но как-то неуверенно, со своими личными мыслями: а стоит ли возвращаться обратно в голову? Видно, всерьез раздумывало, не решит ли «нечто странное» снова заглянуть на огонек, еще посмотрит опять так в глаза – и каюк: «я – овощ, мама!» Вот сознание и думало за Машу. Маша сидела, прислонившись спиной к стене галереи, оставив волосы в покое, опустив руки; голова свесилась на грудь.
Двое говорили где-то рядом, а Маша ловила свое сознание; то вредничало, ускользало от Маши. Маша очень старалась, но выходило плохо.
«Ветром, что ли, его сдувает в этой галерее? Не поймать никак!»
Глупые, тупые мысли о ветре и ускользающем сознании скакали совсем рядом. Маша ловила, что ловилось. Голова ощущалась странно бесполезным предметом. Никак не получалось вспомнить, что ей нужно с головой делать.
Наконец, одна здравая с виду мысль вернулась в голову, и девочка на время оставила попытки выловить свою улетевшую в пространство сознательность. Мысль была такая: нужно не ловить все сразу и целиком пытаться запихнуть обратно в голову, а сосредоточится на чем-то близком, например, на звуках вокруг. Звуки были, и они пугали. Сердце отчаянно стучало где–то в районе горла.
Прислушалась…
Голос второго был необычный, как будто он не говорил, а совсем тихо шептал. Странно, но теперь Маша воспринимала странный свист как речь. Слышен был тихий, свистящий шёпот. Маше, валявшейся совсем рядом на полу галереи, всё было хорошо слышно. Этот тихий разговор двух субъектов нашел в опустевшей Машиной голове свое место, и разговор стал понятен. Говорили двое точно не по-русски. А тогда на каком языке?
Девочка зябко обняла плечи, подтянула коленки к лицу.
«С ума схожу».
Разболевшаяся голова склонилась, достав подбородком коленки, подтянутые к животу. Показалось даже, что из носа пошла кровь. Маша осторожно вытерла нос ладонью, лизнула: соленое – точно кровь.
Видеть, она ничего не видела. Они стояли где-то рядом – руку протяни, и найдешь…
– Ее лошади наверху у двери. Она сюда спустилась от двери, пахнет от нее лошадиным потом, и потом, следы на ступенях ее. – Молчание. – Ее будут искать. Дверь нужно закрыть снаружи. Закроешь – и вернешься через второй проход.
– Давай ее оставим себе.
Коротышка говорил тихо, но второй вообще как будто и не открывал рта; видеть не видела, но чувствовала и рисовала картину: два тела молча стоят напротив друг друга, и речь идет из ниоткуда. И у Маши их голоса просто раздавались в голове, будто она в наушниках.
– Ты хотел сказать: давай оставим тебе? – ответили вяло и без интереса.
– Ну да, давай? Тебе не нужно, а я так развлекусь в этой глуши!
– Она ребенок, и развлечение будет коротким.
– Ну и что? Коротким так коротким, она как раз моего роста, худая и молодая. На пару часов хватит. Здесь все равно нам трое земных суток еще возиться.
– Она не твоего роста, она роста ребенка. И ребенок, по сути, хотя…– Второй незнакомец замолчал на миг. – Нет, нужно избавиться от нее. Волокем назад к лошадям, дверь скроем, ее обездвижим, и через пару часов она сама замерзнет. Я сделаю так, что мороз усилится. Найдут уже мертвой и без телесных повреждений.
Маше показалось, что второй незнакомец усмехнулся, а коротышка отчетливо вздохнул с явной досадой. Или показалось? Разговор продолжался, но уже ее не касался.
«Нужно тикать в темноте, пока они разминаются в словесной баталии. – Маша чуть пошевелила рукой. Тело слушалось. Подняла чуть голову. – Черт, голова болит, и кровь идет!»
Маша обратила внимание на язык – чужой, она такого не учила, но понимала. Странно. И была еще странность, хотя речь и волосатого коротышки, и второго была грамотна и обывательски проста. Так говорят в крупных городах России. Что в речи настораживало? Маше понять не удавалось, как будто она слышала уже перевод на русский, и сразу же в голове. Все мысли роились в гудящей голове.
Внезапно вернулся страх за свою жизнь. Сразу прошиб холодный пот, а тело тем временем уже скоро двигалось прочь в темноту галереи, подальше от двух незнакомцев, так просто решающих, как они будут ее убивать. Сработали простые инстинкты: подальше, и нечего размышлять, раз все равно идей нет. Ну ни одной, кроме той, что нужно сваливать!
«Тут темно, отползу… Назад нельзя, догонят. Значит, ползем снова влево, к свету».
Маша проворно переставляла руки по полу, ноги волочила по земле, потом и вовсе встала на четвереньки и еще шустрее заскользила в сумрак галереи.
«Еще метров пять ползу на четвереньках, а там бегу».
Голоса за спиной раздавались приглушенно, в смысл слов Маша больше не вслушивалась. О чем говорили, уже не важно.
«Я не хочу умирать, замерзать, остывать, быть мертвой без телесных повреждений… Господи! О чем это я?! – бубнила Маша себе под нос, быстро переставляя конечности. – Во! Бога вспомнила, в самый нужный момент! Вставай и беги, пока они не вспомнили про тебя!»
Разговор незнакомцев резко прервался. Стало так тихо, что Маша услышала стук собственного сердца, но голову отпустило. Похоже, что это речь двоих так на мозг действовала, как будто кувалдой били рядом. И вдруг – тишина и блаженная пустота в мозгах.
Это послужило сигналом; девочка вскочила на ноги и понеслась, не разбирая больше, только бы вперед! Левая рука в какой-то момент потеряла конкретную опору на стене галереи, и второй раз ориентир в виде стены Маше найти не удалось. Страх быть пойманной гнал ее вперед, в какой-то момент темнота стала непроглядной. Боясь уже разбиться от столкновения с тем, что впереди по курсу бега, Маша пригнулась, снова рванула влево, надеясь отыскать руками стену, но руки хватали только пустоту, а страх гнал ноги вперед. Было ощущение пологого спуска вниз. Да какая разница?! Маше было не до ориентиров и наблюдений. Убежать бы подальше!
Пробежав еще немного вперед, как слепец в полнейшую неизвестность, она все же неожиданно споткнулась, кубарем полетев через голову и руками зажав голову между плеч, и упала. Перекатившись через голову на спину, вскочила и побежала дальше. В какой-то миг ей показалось, что стало светлее. А может, это глаза опять начали видеть в кромешной темноте? Так или иначе, но Маша начала снова различать дорогу впереди себя: галереи не было, кругом был массив камня, лежащий перед ногами справа и слева, переходивший в завалы из крупных валунов, дальше переходившие в пологий склон, а дальше начиналась отвесная стена, изрытая крупными кривыми трещинами. Сколько она так пробежала, она не знала, но успела согреться и вспотеть.
Маша приблизилась к стене, посмотрела вверх и полезла по стене, ни минуты не раздумывая, что делает и куда лезет. Было страшно остановиться хоть на секунду. Ноги сами вставали, куда можно. Тянуло все время вверх, только вверх. Руки цеплялись за выступы острого камня, надежно цеплялись – не оторвать!
В какой-то момент, уже забравшись высоко на отвесную стену, она обернулась, страшась высоты и того момента, как посмотрит вниз. Но сделать это нужно было. Спустя какое-то время от момента начала подъема Маше начало казаться, что ее догоняют и незнакомцы из темноты уже у стены. Голосов она не слышала, но уверенность нарастала с каждой секундой.
– Удрала! Вот оторва! – Коротышка с удивлением обернулся на звук удаляющихся шагов. – Как ты думаешь, она поняла, что мы говорили о ней? Они ведь теряют связь с окружающим миром от твоего разглядывания в упор, причём так близко, не так ли? А эта ускакала. Она должна была какое-то время вообще сидеть без движения и в прострации слюни пускать, а тут подхватилась и убежала. Лигулы не прошло! Странно!
– Не думаю, я ее память не смотрел. Мозги на ветер выпустил точно, хотя странно... И, да, я не против, нужно ее догнать.
– Что? Ты передумал, и я могу оставить ее себе? – Волосатая рожа коротышки расползлась в довольной ухмылке. Сверкнули крупные зубы.
– Можешь оставить себе. – Второй незнакомец замолчал. – Ты не обратил внимания – лошадей две, а значит, был второй всадник. Где он? А? Вопрос… Эта знает наверняка и с ума пока не сошла, раз убежать додумалась, и так скоро; я бы сразу почувствовал безумие рядом. Его тут нет. Башка варит, хотя и сильно болит. – Второй скривился; узкая маска поехала влево и вниз, потом двинулась тем же маршрутом, и вернулась на место. – Нужно догнать ее, и тогда я внимательно просмотрю ее и пойму, куда подевался второй всадник.
Оба бесшумно и совершенно не обращая внимания на мрак, валяющиеся камни, рытвины и близкую пропасть рядом, быстрыми шагами двинулись вслед за убежавшей в темноту девочкой. Им темнота, похоже, вообще не мешала видеть. Шли, не спотыкаясь, перешагивали через попадавшиеся на пути большие куски камня или обходили их, двигались бесшумно в полнейшей темноте. Скоро они ушли в глубь галереи от провала.
Коротышка шел следом за высоким. Одежды на нем был минимум – что-то похожее на темные шорты обтягивало ягодицы; все его тело было покрыто густой темной растительностью, как кучерявой шерстью. Лицо вообще заросло до глаз, а волосы на голове достигали середины массивной короткой шеи и мало отличались цветом от растительности на теле. А вот борода была разделена на две равные части, заплетена на треть в косички и украшена блестящими скрепами из металла.
– Мы пришли следом за ней по проходу галереи, никого не встретили, – рассуждал высокий. – Это может означать, что второй всадник прошел в проход вместе с ней или же первым, и его она потеряла и искала в тот момент, когда мы сами ее нашли. Куда он делся? – Высокий обернулся. Коротышка в молчании пожал плечами.
Быстро дошли до начинающегося подъема, легко перешагнули через крупный завал из камней и подошли вплотную к поднимавшейся впереди отвесной каменной стене.
Коротышка с сомнением посмотрел на спину высокого и после минутного раздумья спросил:
– А ты разве не можешь увидеть, был в галерее второй или нет?
– Не могу.
Незнакомец поднял голову и посмотрел вверх. В этот момент Маша обернулась.
***
Весна наступила поздно, и снег растаял по обочинам дорог только в самом конце апреля. Тогда только, в грязном отвале черного снега, на федеральной трассе «Каспий М6» в районе правого съезда на поселок Коммунар оттаял труп двухмесячной давности. Это был труп Олега. Его и Машу искали 56 дней. Машу так и не нашли, Олега – только недавно. Что произошло, понять сейчас было сложно. Лошадей нашли утром. Кстати, водитель снегохода, который вылетел на группу всадников и был причиной того, что лошади понесли, так и не объявился. Его искали, участковые объезжали всех владельцев техники в округе, но никто ничего не видел и не слышал. Слышали, что пропали девочка и мужчина, что в овраге, в 3 км от деревни Млевки нашли их лошадей. Лошади были расседланы. Свидетели и участники той злополучной верховой поездки давали показания. Было понятно одно: попавшие в овраг всадники не сломали ноги, так как расседлали лошадей и, видимо, сами выбрались из оврага и пошли искать деревню и людей. Но почему они разминулись и что случилось с девочкой? Мужчина почти дошел до жилья, но неудачно вышел к обочине дороги и, видимо, провалился в талую воду, натекшую в оттепель из дренажной канавы у обочины трассы. Во всяком случае, судмедэкспертиза установила, что Олег не замерз, а захлебнулся талой водой и утонул.
ГЛАВА 3 Иногда бояться так полезно!
Маша, не останавливаясь, лезла, вверх. Подъем становился все тяжелое и тяжелее, трещины для ее девичьих ног были огромными, пересекали скалу криво и края их были остры, но Маша упорно карабкалась вверх, подтягивалась на руках, высоко задирала ноги, выше плеч и головы, цеплялась за выступы, подтягивалась, и больше не оглядывалась. Сапоги, конечно помогали, но и через них Маша ступнями ощущала острые углы скальной породы.
Отец много занимался с ней, пока не ушел из семьи. Несмотря на всю внешнюю хрупкость, Маша была хорошо развита физически. Подтягивалась шесть раз и единственная в классе из девчонок в восьмом классе не просиживала физкультуру на скамейке.
Встречаться еще раз взглядом с глазами высокого незнакомца она больше не хотела. Ужас! Как она не сорвалась вниз, когда посмотрела на него снова! Было странное, но такое осязаемое ощущение, что незнакомец смотрел ей не в глаза, а залез взглядом прямо в мозг, – во всяком случае, Маша ощутила его присутствие в своей голове и во второй раз.
Они догнали ее у начала подъема на стену. Вышли точно, как по ее следам пришли.
Больше оборачиваться и смотреть ей не хотелось.
И еще, было страшно – очень страшно.
«Она сейчас выберется на карниз, и мы ее можем потерять. Упорная!»
Аврас испытал странное уважение к этой человеческой девочке. Такая маленькая и слабая на вид, а нашла силы бежать в неизвестность! Он-то знал, что она ничего почти не видела в темноте, не то что они. Вот она полезла на скалу, почти забралась на самый верх и не побоялась второй раз взглянуть ему в глаза. Он по опыту общения с разными людьми знал, что всем хватало и одного-единственного раза.
Странно и то, что и второй раз его взгляд она выдержала и даже у нее нашлись силы отвернуться и полезть выше и дальше, хотя он четко подал ей в мозг команду остановиться и начать спускаться вниз.
«Если долезет до верхнего выступа карниза, будет обидно ее потерять, там уже разлом и проход», – подумал Аврас.
«Пожалуй, я бы оставил ее для экспериментов себе, может, и развлекся бы. Атаку на мозг она хорошо выдерживает, с нею было бы не скучно какое-то время – мысли почитать там всякие, эмоции попробовать на вкус. Коротышка... она назвала его коротышкой – очень точно, ну ему не обломится теперь, если удастся ее догнать... конечно, шустрая».
Аврас вовсе не был уверен в том что теперь успеет подняться вовремя. Его возможности в этом мире были заметно ограничены – тем более, под землей, на глубине нескольких метров и в этой скальной породе. Проводимость энергии звезды была здесь низкая. Все было сделано специально и очень давно. Кто же знал, что ему понадобятся здесь силы!? Подниматься вверх по скале вообще не следовало и ему. И местная там не выживет.
Он никак не ожидал, что девчонка начнет вообще подъем в таком месте. У нее были длинные ноги, но трещины в скале были широченные, уступы вертикальные. Нужно было прикладывать невероятные, нечеловеческие усилия, чтобы просто не сорваться вниз, а уж о том, чтобы подниматься с ее быстротой и легкостью, не шла речь вообще. Увиденное под стеной его откровенно поразило, а повидал Аврас в своей жизни немало.
Он легко настроился на ее биоритмы, и его охватило острое ощущение страха. Странно, а паники не было. Она очень боялась, и этот страх гнал ее вверх по стене. Деваться ей в галерее было некуда. Аврас всё видел вокруг себя, не то что человеческий ребенок. Тут были или обрыв, или проход к этой стене. Других путей впереди не было. Назад к двери она не побежала и попала туда, куда и должна была пройти... ну, или сорваться в пропасть. Не сорвалась, а достигнув преграды из нагромождения камней, не остановилась, а полезла вверх по почти вертикальной стене. Что там, наверху, она не знала.
Мысли ее он прочитал. Она просто так лезла, из простого желания убраться подальше.
Так, размышляя над способностями ребенка к скалолазанию, Аврас начал сам стремительно подниматься по скале вслед за девчонкой.
«Все решено: однозначно, догоню и оставлю себе», – думал Аврас, поднимаясь по склону стены вслед за быстро удиравшей вверх Машей.
Коротышку он отправил обратно к двери, закрыть открывшийся проход, замуровать и надежно скрыть дверь, которая случайно открылась после искусственно вызванного толчка земной коры. Проход нужно было закрыть, чтобы никому не вздумалось спуститься вниз и найти то, что спрятано под этим лесом.
Здесь был вмурован в слой земной коры объект «Рr» – очень давно, еще в Каменный век. И местность выбрана с расчетом на то, что тут копать не придет в голову никому – голая песчаная почва. Когда-то здесь вообще была вода… По правде сказать, в те далекие времена и думать над таким вопросом еще некому было: Каменный век – это даже не железный. Но вот поди ж ты, пришло время – и лови тут всяких случайных гостей!
Да, человечество уже в течение многих столетий разрабатывало песчаные карьеры. Но такого добра кругом было полно. Копать здесь и не пытались. Лес. Земная техника ничего не показывала. А желающих здесь строиться пока не находилось: местность слишком неприглядная – одни рытвины и овраги, лес тоже обычный.
Но если кому и пришло в голову копать, то он бы сильно удивился. Отрыть можно было при желании вовсе не песочек из Мелового периода, а кусок гранита, монолит камня размерами с три футбольных поля, уходящий в глубину земли на десятки метров и прикрытый с поверхности слоем песчаной почвы и лесом.
Машу перспектива быть настигнутой высоким подвигла на более решительные и безрассудные действия. Подъем был сложный, но:
«Если не думать, как тяжело, то и не так страшно – это первое.
Я так боюсь того, что внизу, что мне проще лезть вверх, чем спускаться. Тем более что это истина: лезть вверх проще, чем спускаться – это второе».
Что там третье, додумать не вышло. Мысли скакнули опять, и ей показалось, что высокий уже близко, догоняет. Девочка, не останавливаясь ни на секунду, лезла вверх. Панический ужас гнал и гнал её, толкал в спину, помогал крепче цепляться за выступы.
Она понятия не имела, что ждет ее наверху, но зато она хорошо ощущала, что второй незнакомец начал подъем вслед за ней по стене и что он уже близко, так как ростом и силой превосходил Машу в разы. Это и на первый взгляд, и на второй, больше смотреть не хотелось!
Она давно уже согрелась, успела вспотеть, ободрать все, что можно и нельзя, разбить костяшки на руках в кровь. Кровь из носа потекла еще при первом близком общении с высоким и, не останавливаясь, текла и сейчас, она измазала кровью всю окрестную каменную поверхность в радиусе полутора метров размаха, на те полтора метра, на которые она рисковала растянуть руки, ища, за что бы уцепиться и подтянуть тело вверх еще на несколько сантиметров. Лезть вверх становилось все сложнее и сложнее. Спасало только то, что стена была чуть наклонена, шла не везде вертикально, встречались большие разломы в породе. Края камней были острые. Нога надежно упиралась в острые выступы. Наверное, было больно, но Маша не чувствовала ничего, кроме страха, что ее догонят.
И эта такая ощутимая мозгом команда его остановиться и начать спуск! Маша больше не хотела рисковать и оглядываться вниз. Чувствовала, что не стоит.
Что находится наверху и скоро ли кончится подъем, она не знала, смотреть вниз не могла, там уже совсем близко находился второй – тот, что с нечеловеческим лицом. Она думала о нем непрестанно, казалось, что незнакомец, глядя вверх и на нее, улыбается своим разрезом вместо рта. Она видела это, картинка в голове то и дело всплывала перед глазами. Она чувствовала его присутствие все ярче и ярче у себя в мозгу, как будто он стоял перед глазами и смотрел в упор.
Вдруг послышалась человеческая речь:
– Остановись! Ты же даже не представляешь, что ждет тебя, малышка, за уступом этой скалы! Поверь мне: я знаю точно, что ты найдешь за карнизом. Правда, знаю, я там бывал…
Маша остановилась как вкопанная, но только на миг. Моментом вспотела в сотый раз. Холодный пот выступил на лбу и висках, ледяными струями потек по шее и лопаткам, холодя разгоряченную кожу под одеждой. Руки тоже мигом вспотели, пальцы заскользили по камню, норовя соскользнуть. Она упадет с высоты и разобьется!
– Я уже близко, – послышалось снова.– Тут повсюду твоя кровь, ты сильно поранилась и страдаешь. Я помогу тебе… и не сильно буду мучить, и даже буду беречь…
Маша уловила в его словах легкую усмешку. Обдало волной ужаса, граничащего с началом паники.
Незнакомец рассмеялся уже отчетливо. Он был рядом. Почти догнал.
«Зачем беречь? О чем это он?» – Маша не поняла, но вот опять разобрала, что в ответ на ее мысли догоняющий ее, опять усмехнулся.
«Он что? Слышит, о чем я думаю?! Бред!»
Она была точно уверена, на все сто процентов, что незнакомец бережет дыхание и не открывает рта, карабкаясь за ней по склону горы. Он говорит мысленно, и его речь звучит у Маши в голове! Ужас от осознания этого накатывал волнами.
«Он слышит мысли, мои мысли в моей голове! Это я так с ума схожу!»
Это осознание невероятности происходящего подстегнуло ее, как хлыстом. Она отмерла от ступора, дернулась и полезла вверх. Действия Маши по собственному спасению ускорились. Не задумываясь более обо всех несоответствиях в голове и выводах, так и напрашивающихся, жуткий страх, что ее догонят вот уже сейчас, только помогал не ошибаться в выборе камня для опоры, тем более что она давно перестала переживать из-за разбитых, ободранных пальцев, подранных брюк и разбитых коленок. Она этого и не замечала, пока ей не напомнили снизу. Теперь это все было второстепенным. Главным было удрать повыше. Результат уже был виден глазам – карниз или выступ в породе. Не важно. Главное – долезть. Совсем чуть-чуть осталось. Руки слушаются, а голову надо отключить. Только мешает!
«Еще немного... вот уже виден этот проклятый уступ скалы, я легкая, быстро поднимаюсь, ему меня уже не догнать».
Последняя мысль сильно порадовала.
«Хорошая голова! Правильная. Так думать и надо! А то панику развела. Чуть не свалилась!»
Маша рта не открывала, но интуиция прямо вопила, подсказывала, что незнакомцу все слышно, как будто Маша разговаривала вслух.
В ее голове раздался чужой хриплый смех, и в этот самый момент правая ступня оказалась в крепком захвате чужих пальцев. Нога разболелась сразу и очень резко, от ступни и до коленки. Все горело огнем от боли. Это была раненая нога, на которую упала лошадь в овраге. Пока Маша лезла, она и забыла, что у нее что-то болело!
Незнакомец со странным лицом быстро поднялся, и последние три метра подъема, отделявшие его от Маши, оказались пройдены.
Маша замерла, зависла на скале на большой высоте, одной левой стоя на каменном выступе. Руки были заняты, и не отпустить стену никак.
– Ну что, поговорим? – раздался тихий голос, еле слышный и потому еще более пугающий.
Он потянул Машину ногу на себя, легонько дернул и немного ослабил хватку.
– Я не хочу с тобой разговаривать, отпусти ногу, урод! – хрипло, с надрывом ответила Маша. Дышалось тяжело, сердце стучало в груди, сбивалось с ритма, ускоряясь с каждой секундой. В висках застучала кровь – признак скорой паники. Маша резко дернула ногу вверх. Эта правая нога у нее не стояла на уступе скалы, Маша только готовилась ее переставить чуть выше левой ноги, и вот страшный урод схватил ее и теперь крепко держит.
– А ты сильная, хорошо держишься! – Он сделал паузу.– Знаешь, кто я? – обратился к ней незнакомец. – Конечно, не знаешь. Скажи только, куда подевался твой друг? Это ведь был мужчина? Взрослый, судя по оставленному запаху. Он что, оставил тебя одну?
Незнакомец замолчал. Ступню неожиданно сжали чужие сильные пальцы. Маша через сапог ощутила всем многострадальным правым голеностопом силу сжатия. Подумалось вдруг, что он делает ей больно специально, и вдруг стало так обидно, что попалась, горькие слезы отчаяния потекли из глаз. Маша запрокинула голову, стараясь унять панику. Задышала глубже, как учил отец, когда она паниковала, встречаясь с трудностями.
В детстве Маша очень боялась потеряться и остаться одна. Пару раз у неё был такой испуг и истерика, что мама после вообще старалась не выпускать её маленькую ладошку из своих пальцев. Маша никогда не оставалась одна, и если и отходила к песочнице или горке, то всегда оглядывалась и, найдя глазами маму, только тогда начинала играть с детьми. Мама пожаловалась отцу, и тот сам взялся за ее страхи. Ей было всего четыре года. Он ее специально «терял» и, найдя по дикому визгу за соседним кустом, долго и нудно учил, как надо справляться с паникой и страхом. Учил лет пять и выучил. Маша умела себя контролировать. Так ей казалось раньше.
Отец однажды ушел из семьи, и странно, Маша не стала паниковать, как мама. Она была готова к неожиданным поворотам судьбы, а мама – нет.
И вот теперь руки задрожали. Она попыталась дышать глубоко, открыла рот, а глаза закрыла. Глубоко вздохнула, пытаясь справиться с паникой. Слезы прорывались сквозь сомкнутые веки. Дыхание выровнять никак не удавалось.
Это заметил незнакомец.
– Ты плачешь?! Как трогательно! Или тебе уже так больно?
«Он издевается?»
Держит и сжимает ее ногу в своих железных тисках и спрашивает, чего она плачет. Плачет. Он ее догнал.
Незнакомец замолчал. Потом тихо, безразлично, но так, что ослушаться показалось немыслимым, скомандовал:
– Спускайся! Я помогу.
Она стояла на совсем маленьком выступе острого камня, выше его метра на полтора, точно выше его вытянутой руки. И как он ее достал? Не подпрыгнул же?
Маша обернулась и посмотрела прямо вниз. Специально постаралась не смотреть на незнакомца. Начала подъема она не увидела: мешала стена, идущая с небольшим наклоном.
«Нужно прыгать, – родилась в её голове мысль. – Прыгну, и он не удержится на уступе и разобьется вместе со мной».
И эта убийственная мысль в ее голове незнакомцу не понравилась. Она бросила полный отчаяния взгляд в самый низ от начала подъема. Глубоко вздохнула, готовясь оттолкнуться от стены. Взгляд в никуда, полный отчаяния пойманного зверя. Зверя в капкане. Эмоции обожгли. Она на него не смотрела – как почувствовала, что не сможет отвести взгляд еще раз.
– Не надо прыгать, я отпускаю, смотри… – Незнакомец разжал руку.
Маша повернула голову на звук речи. Посмотрела сначала на свою ногу, а потом на руку, удерживающую ее ступню. Рука, державшая ее, начала удаляться, удаляться и уменьшаться в длине, как трос, засасываемый в чрево пылесоса механическим приводом, по средству нажатия кнопки.
«Этого не может быть!!!»
Маша в полном замешательстве перевела взгляд на незнакомца. Он был еще далеко от нее и достать просто рукой ее ногу ну никак не мог, если бы не удлинил конечность.
«Бред, мне просто кажется, – подумала Маша. – Похоже, вернулось не то сознание в мою многострадальную голову, я – псих, а скоро стану овощем».
Незнакомец ответил:
– Нет, ты все правильно поняла и увидела, а руку я нарастил.
Он стоял в двух с половиной метрах под ней, тихо говорил на чистом русском, теперь держался обеими руками за камни. Голова и то, что называлось лицом, со щелью рта, смотрела на нее, откинувшись назад для удобства обзора, иначе он бы не видел ее лица. Она стояла выше, и наклон скалы мешал. Она увидела его лицо... или что это было? Маску?
Ей опять почудилось или это было правдой? Шею он тоже нарастил, чтобы без помех взглянуть сейчас на нее. Маша молчала. С большим трудом отвела взгляд от маски и посмотрела вниз, в темноту и тишину. Темнота внизу пугала меньше.
– Я пугаю тебя своим внешним видом. Ну что ж, это моя внешность и можно, конечно, попробовать угадать, какая личина понравится тебе.
Маша словно очнулась. Эти слова заставили ее снова перевести на него взгляд.
«И зачем я это делаю?!»
Незнакомец улыбнулся, маска поплыла влево и вниз, превращаясь в густой гель – во всяком случае, Маше так показалось; щель рта, наоборот, потянулась вширь.
– Ты светленькая, – услышала она. – Ну вот, смотри…
Маша и так смотрела, не отрываясь, завораживающая картина разворачивалась у нее перед глазами. Или это был обман зрения?
Увидела, как маска лица незнакомца поплыла теперь в противоположные стороны, к ушам, которых там и не было никогда. Момент – и вот на нее осмысленно посмотрел голубоглазый блондин лет тридцати пяти¬ – сорока, со скулами, немного выдающимися вперед, тонкими губами ниточкой и стриженым ежиком волос на макушке. Маша перевела взгляд на тело, заметила, как шерстяное одеяло, наброшенное ему на плечи, тоже поплыло в стороны, и вот уже он был одет в черную куртку, так же разорванную на правом боку, как у Маши.
В глазах девочки отразился такой ужас, а незнакомец снова улыбнулся, но так ласково, что у любого свело бы скулы от такого нежного оскала. Обладатель же ласкового взгляда направил свой новый взор на Машу.
Маша только гулко сглотнула подступивший комок в горле:
– Мне нравятся брюнеты, зря старался, урод! – Она отвернулась к стене и рванула вверх. Поставила свободную правую ногу чуть выше еще на пару сантиметров, подтянулась на руках до карниза.
И где взялись силы в её измученном теле!?
Потом она с усилием перекинула через каменный карниз уже левую ногу; нога ушла вниз и уперлась в новую каменную расщелину по ту сторону скалы; это помогло ей опереться, и, кряхтя, как старая бабка, и стеная откровенно в голос, она перевалилась за последний выступ скалы и откинулась на спину.
«Стресс и ужас в плюсе – творят чудеса! Вот и девиз родился! Боже! Где ты?! Где я?!»
Маша подтянула обе ноги к животу, распрямила опять и, наконец, расслабила перенапряженные мышцы рук, просто раскинув их в стороны. Дыхание с шумом и свистом вырывалось из груди. Начался новый приступ кашля. Вверху взгляд ее нашел близкий потолок. «Откуда он тут взялся? А чем должна закончиться отвесная стена, как не потолком? – подумала Маша. – Наверное, небом?!
Если стена закончилась потолком, то куда она вылезла? Маша тупо разглядывала камень в каком-то полуметре от лица.
– Куда, ненормальная?! Туда дальше не суйся!
Незнакомец явно старался не отстать и был уже совсем близко, и Маше ничего не оставалось делать, как оттолкнуться и заскользить вниз по другую сторону каменного выступа. Это была темная узкая щель, под наклоном, уходящая куда-то вниз.
Первые два или три метра она сползала, как вдруг что-то толкнуло ее в спину. Как сжатый воздух. Маша подогнула колени к лицу, обхватила их в попытке сгруппироваться и замедлить сползание. Но вместо этого она начала кувыркаться от неведомой силой сжатого воздуха или газа, и эта сила толкала её все сильнее и сильнее.
Скорость увеличивалась с каждым оборотом тела, нарастал странный звук, как будто двигатель самолета набирает обороты перед самым отрывом от земли.
Последнее, то она помнила – это гул, который все нарастал в ушах, пока не стал невыносимым.
Маша в последний миг подумала, что, может, все еще и обойдется; оставалась надежда, что ей, наконец, удастся выбраться, но сознание подло сдалось первым и отключилось.
ГЛАВА 4 Бойся своих желаний, они имеют свойство сбываться.
Очнулась Маша от желания пить. Сперва огляделась, лежа в том положении, в котором поняла, что уже пришла в себя. Паршивое ощущение, что на ней нет живого места и все тело болит. Особенно болела голова, и в горле все пересохло, даже язык присох к небу и ворочался еле-еле, Маше показалось, что во рту нет места для языка. Сглотнуть не получалось.
– Пить, пить хочу, – хрипела Маша. Открыла глаза, повернула голову. Рядом никого не было. Вообще никого. Только камни.
Но был свет, шел он от белых стен, рядом с одной из них Маша и лежала. Стен было точно больше, чем четыре, она попыталась посчитать – не вышло.
«Значит, стукнулась и головой!»
Маша сначала села, потом убрала с глаз копну спутанных волос и посмотрела, как светятся белые стены. Потрогала ту, что рядом. Пальцы слушались, руки двигались. Удалось подтянуть и ноги. Только в глазах все троилось и плыло.
«Где я?»
«Разговаривать, говорить с самой собой, иначе все, потеряю сознание и умру тут».
Маша попыталась встать, продолжала держаться руками за светящуюся стену, потом заметила, что и руки, после того как она прислонялась к стене, светятся, и одежда, вся рваная и пыльная – заскорузлая куртка, рваные брюки и сапоги, всё светится тем же тусклым, мерцающим сиянием, что и стена.
«Где я? Что за бред со мной происходит?!»
«Меня же искать должны, а я в каких-то катакомбах пропадаю без воды и солнечного света. Свет, что излучают тут стены, а теперь ещё и моя одежда, и кожа, не в счет! Я подумаю об этом потом, а сейчас нужно идти к обычному уличному свету!»
Она огляделась.
Был точно проход, там, впереди, и стен было точно больше, чем две. Но Маша почему-то посмотрела вверх. Увиденное ее не обрадовало: прямо над тем местом, где она очнулась, она увидела движущуюся спираль. Бесшумно, по кругу внутрь, спираль двигалась к своему центру, как воронка в стакане с водой, когда быстро мешаешь ложкой воду. Увиденное не имело объяснения. Маша тяжело опустила голову, закрыла глаза, немного посидела в таком положении, потом сглотнула с трудом раз, другой. Язык отлип. Во рту появилась слюна.
«Нужно уходить».
Маша двинулась вперед, держась руками за светящуюся стену. Шла, согнувшись, как сгорбленная старушка, спина не распрямлялась. А еще болел живот, болели ребра – да все тело болело! Она, чувствовала боль в каждой клеточке тела, как будто её избили. Шаги были маленькие, и идти было все равно куда и в какую сторону.
Маша не знала, куда она попала, раз за разом возвращаясь мыслями к той первой двери в овраге. И зачем она в нее вошла?! Дура!
«Я умерла! Осталось только это прочувствовать. Уже поняла. Убедиться осталось…»
Через какое–то время она выбралась к узкому проходу в стене. Виднелся кусок синего неба.
«Так, вышла… а куда?»
Проход был настолько узким, что если бы ей было не четырнадцать лет и весила она не сорок два килограмма, она бы не протиснулась наружу! Еле пролезла. Пока протискивалась, застревала плечами, грудью, попой. Ну что в ней такого большого?! Нет ничего, одни кости. Вот они и застревали. Вот никогда не знала, что у нее есть попа! Но узкая щель, а не проход, говорила красноречиво, что да! Есть попа, и она застревает. Уже почти все тело прошло, а эта выдающаяся у некоторых часть тела не проходит. Никак!
Помучившись и сняв куртку, с трудом втиснувшись боком, начала проталкивать бедра. Кое-как вылезла с другой стороны узкого лаза. Оглянулась, в последний раз посмотрела на оставшиеся позади светящиеся стены. Протянула руку в лаз и забрала куртку.
Проход в скале вывел ее на каменную насыпь горного склона. В лицо ударил горячий, явно южный ветер. Обернувшись, Маша увидела и само здешнее солнце – розовое, большое, странного вида и странного цвета. Смотреть на него было больно, глаза зачесались, и Маша их прикрыла, но розовый диск неправильного солнца так и стоял перед взором.
Так, насмотревшись в летнем лесу на обилие красных ягод, закрыв глаза, все равно видишь эти ягоды, даже уйдя с лесной полянки. Маша видела странный диск солнца – розовый, горящий по самому краю круга желтым.
Проморгавшись, Маша разглядела впереди зеленый лес. Множество красивых темно- зеленых лиан обвивало толстые стволы деревьев. Увидела высокие раскидистые ветви и траву, доходящую могучим деревьям до нижних веток. Всё пространство зеленого леса было оплетено лианами – стволы, кроны, всё, как на нашем Юге. Обилие зелени смутило её.
– Обалдеть! Я в раю, в раю и в горах! – Произнеся первую фразу, Маша закашлялась. – Странный рай! Очень похож на обычный горный лес!
Собственный голос звучал странно и непривычно. Голос был чужим, хриплым, как простуженный. Своим было тело, которое болело каждой клеточкой. Маша ощупала себя, нашла и шишку на голове, и две ранки на коленках, покрытые белым налетом. Ступать было больно, но снять сапоги Маша не решилась.
«Так пойду!»
Голова по-прежнему гудела, как чугунок или как чугунная же сковородка от удара о стенку, и она, кажется, догадывалась, кто этому виной! Вспомнился странный тип, от которого она убежала.
«Добегалась! И где же я?– Маша в сомнении оглядывала близкие райские кущи. – Похоже, я все же умерла».
Больше не о чем таком приятном, не думая, Маша побрела, шатаясь и постоянно спотыкаясь, в сторону деревьев. Насыпь была усыпана мелким гравием, белого и песочного цвета камнями разной величины и огранки. Ступать по этому грунту было тяжело, сапоги проваливались по щиколотку, утопая в мелких камешках. Каменная насыпь была, как зыбучие пески – сапоги утопали при каждом шаге. Маша падала на коленки, руки сразу увязали по локти в мелком каменном зыбучем песке. Она вставала и шла дальше. Руки только еще сильнее разодрала. На первые ссадины накладывались новые ранки.
«Все странно.! Я чувствую, больно мне, и вот – кровь».
Гудящая голова определенно работала. Руки и ноги слушались, дышалось тоже вполне конкретно: больно было делать вдох, легко выдох.
«Я определенно живая пока, точно это не смерть! А раз я выжила в этих пещерах, то заслужила хотя бы воду, хоть бы попить и умыться!»
Мысли крутились вокруг утоления жажды. Других мыслей в растрескивающейся от пережитого кошмара последних часов голове не было. О смерти уже не думалось. Если есть такие конкретные желания, то она точно живая.
Лес надвинулся как-то сразу, высокая трава, росшая по самому краю высоких деревьев, поглотила девочку с головой, но в самом лесу трава сразу поредела и исчезла совсем метров через двадцать–тридцать от прогалины склона, и стало так прохладно, что она опять замерзла. Резкий перепад температур был весьма ощутим. В тени деревьев было прохладно. Она застегнула молнию на куртке, потрогала карманы, похлопала себя осторожно по бокам – больно, и чешется кожа на руках.
Маша пошла в глубь леса. Стволы деревьев покрывали переплетения лиан, не имевших листьев, только ветки. Каждое дерево было оплетено ими, как деревянный корабль тросами. Лианы, обвивавшие деревья, были у земли темного цвета, толстые коричневые полосы скрывались в ветвях великанов, листьев лианы не имели. Лианы тянулись вверх, к солнцу. А здесь, в тени исполинских великанов, света было мало. Маша шагала в пугающем воображение сумраке. Ни звука, ни шороха в вышине – ни один листик высоко над головой не шелохнулся. Под ногами только пожухлая листва темно-коричневого цвета. Маша зачерпнула сапогом гору засохших листьев. Потом присела на корточки и тронула листья – сухие. Разворошила ворох и нашла землю.
Встала и пошла дальше, оглядываясь в поисках чего-то нового.
Вскоре она заметила, что идет под гору, вниз по склону той же горы, на каменистый склон которой она и вылезла из пещеры.
Маша присела еще в одном месте, прижала руку к земле и внезапно ощутила легкий толчок, как будто земля дрогнула. Странное ощущение, точно толкнул кто-то. Маша поднялась и пошла еще быстрее.
Вскоре она остановилась и снова присела на корточки, приложила вновь ладонь к земле. Опять толчок. Не решив, что это такое, Маша больше не отвлекалась и двинулась дальше.
Никого из живности. Лес был совершенно пуст. Ни птиц, ни зверья. В опавшей сухой листве не видно было даже муравьев. Не встретив никого, она вышла на широкую поляну, заросшую высокой темно-зеленой травой.
По травяному одеялу она вышла к крутому обрыву. Вода была внизу, темную ленту стремительно бегущей воды она увидела со склона; овраг был глубоким.
Шум воды!
Маша глубоко вздохнула и прищурилась, прикидывая расстояние и глубину оврага. Пара метров крутого спуска. Еще несколько метров сплошного ковра из лиан.
Маша оглянулась на оставшийся позади лес.
На открытом месте сильно жгло кожу. Нет ветра, жар разгоряченного воздуха. Маша в который раз посмотрела на странного цвета диск. Солнце висело высоко и, кажется, вовсе не подвинулось на небосводе, пока она шла по лесу. Шла долго, по ощущениям – часа два.
«Странно все. Странное место, странные растения! Трава одинаковая, как посеянная на газоне, но это не парк; если парк, то странный очень! Не может быть такого однообразия и тишины – это необычно! Какой-то мертвый рай под розовым солнцем! Хоть небо голубое! Уже приятно…»
Не рискнув спускаться прямо в том месте, где она стояла, Маша пошла вдоль склона. Скоро она поняла: где-то близко шумит вода, поток падает с высоты обрыва, вдалеке виден легкий туман из капель и брызг. Но как попасть к воде?
«Красиво, наверное! – подумала Маша, посмотрела на дно оврага. – Буду спускаться здесь!»
В этом месте, совсем близко, была видна темная полоска воды. Посмотрела вновь на лес. За его темной синей стеной была видна тупая вершина белой песочной горы, а над горой висело странное солнце.
Решив для себя, что без того, чтобы напиться именно сейчас, она уже не обойдется, Маша начала спуск.
Спустившись вниз, она поняла, что росшие внизу лианы, цепкие и колючие, удерживают своими тонкими кончиками Машины руки, не помогая пробираться, а, наоборот, останавливая и мешая ей двигаться в сторону воды. Стоило ей опустить руку или попробовать опереться о толстый темный ствол коленкой, как из-под него мигом показывалась тонкая зеленая ветка, молодой побег, и он был очень цепким, хватал Машу на руки, одежду, брюки, сапоги и тянул вниз. Но Маша была упорна в выборе маршрута, жажда подстегивала её, она с трудом, но продвигалась вперед, к воде. Отцепляла прутики, тянула ноги, но каждый раз за одной цепкой веткой лезла к ней другая. Маша уже осторожно наступала сапогами на толстые стволы лиан, каждый раз ожидая, что из-под нее появится новая порция молодой цепкой поросли.
Ей оставался какой-то метр или чуть больше до призывно журчащего ручья, когда в воздухе, в стороне, пролетел странный предмет и скрылся за кронами деревьев. Предмет этот Маша разглядеть не успела. Это было что-то блестящее и жужжащее. Она слишком была сосредоточена на борьбе с хваткими и липучими лианами и, стоя на коленях, осторожно отцепляя новую порцию веток от своих брюк. Один мельком брошенный взгляд в направлении пролетевшего предмета – и всё. Легкий вздох – она тут не одна. Кто-то летает, пусть и не птица! Странный предмет исчез, пропал жужжащий, как мотор, звук, и Маша сразу о нем забыла. Ей было недосуг – рядом вода, она страшно хочет пить!
Еще пара шагов по упругим прогибающимся телам, и она выбралась прямо к быстрине.
Достигнув вожделенной воды, Маша стремительно подалась вперед и не удержалась на ногах – толстая лиана под правой ногой стремительно опустилась почти на полметра, и Маша, взмахнув руками, повалилась лицом в ручей. Руки ушли в черную воду по плечи. Это взметнулся на поверхность темный ил. Маша окунулась в воду с головой и все равно не достала руками до дна. В сапоги сразу хлынула студеная вода.
Оказавшись в воде, она испугалась до ужаса, цепко ухватилась за толстые лианы и полезла обратно.
Вода ледяная, черная от всколыхнувшегося со дна ила. Нет дна!
Выбравшись обратно, Маша поняла, что земли под лианами нет. Теперь стало понятно, почему они так прогибались, пока она шла по ним к воде! Они растут прямо поверх воды.
Она чуть не утонула!
Маша легла на спину. Черный ил был страшен. Она вымазалась в иле, нахлебалась ледяной воды и теперь лежала в полном изнеможении на толстых упругих побегах, очень, кстати, неплохо державших ее тело сейчас.
Вода с расстояния казалась чистой, а при ближайшем рассмотрении и после Машиного стремительного погружения с головой теперь выглядела скверно и на вид, и на вкус. Пить сразу расхотелось, да и напилась уже! Ил был везде – в носу, в волосах, на коже…
Маша попыталась перевернуться на живот и с удивлением поняла, что сделать этого не может. Когда она оказалась в воде, лианы удержали ее, не дав утонуть, а теперь, удерживая услужливыми побегами за ноги и куртку, лианы же уже не давали девочке возможности даже перевернуться на живот. Теперь они сковывали все возможные обратные действия по высвобождению конечностей из цепкого мягкого плена.
«Я здесь умру, в этом месте! Напилась вот, одно большое желание исполнилось. Теперь и пить уже не хочу. Какие еще там насущные желания остались?» – вяло думала девочка.
Маша грустно оценивала свое положение, разглядывала небо. Сил выпутывать руки и ноги из цепких лиан не осталось. Навалилась апатия, солнце пекло лицо даже под слоем ила, который коркой засох на лице и одежде. Прошло не меньше получаса, а она все так же без сил лежала на спине.
А лианы, между тем, все сильнее и плотнее охватывали тело, лезли тонкими концами к ней отовсюду. И вот через некоторое время Маша с удивлением поняла, что пока лежала на спине, правая нога перестала слушаться: цепкие лианы опутали больную конечность.
«Еще немного полежать так, и меня уже сам черт не выпутает! – с досадой подумала девочка. – Что же делать?»
Маша оглянулась на дальний склон оврага; до него уже не было никакой возможности добраться, сил на обратный путь не осталось. Посмотрела на илистый ручей, повернула голову туда, где шумела вода. Водопад? Его высоту Маша не могла оценить. Решение плыть в сторону водопада сейчас казалось единственным. Вода с темным илом на дне все же ближе, чем крутой склон оврага, по которому нужно было еще взобраться наверх. Да и пройти по цепкому одеялу из лиан обратно казалось невозможным.
«Кошмар наяву! Я когда-нибудь сегодня сдохну уже?! Вот, еще одно желание появилось! Я определенно еще живая, раз желания находятся», – вздохнула Маша. Она скосила глаза и осторожно попробовала повернуться на бок. Тут же откуда-то сбоку выстрелило сразу несколько тонких цепких нитей, они оплели ей руку и потянулись к горлу.
«Нет! Так я сдохну тут!»
Маша начала отчаянно вырываться, грубо ругаться и выворачиваться изо всех сил. Наконец, с трудом села. Глубоко вздохнула полной грудью и начала руками рвать лианы, опутавшие ее правую ногу. Не тут-то было! Лианы были на редкость жилистыми, рвались только самые мелкие и зеленые, остальные, толстые, пришлось растягивать. Эти были темные, почти коричневые, и больше походили по толщине и крепости на корабельные канаты. Опять вспомнился рисунок средневекового плавсредства с толстенными канатами на всех частях деревянного каркаса.
Борьба через час с лишним принесла скудные плоды. Маша мало в чем преуспела, хотя в одном был явный плюс,: пока Маша рвалась и сопротивлялась, лианы не предпринимали попыток сильнее скрутить ее новыми кольцами побегов, но и не отпускали опутанное ранее. Стоило ей перестать рваться, как сразу же новая порция тонких и колючих нитей показывалась из-под толстых стволов. Эти новые порции колючек больно жгли израненные руки. Маша теряла силы, рвалась вновь и вновь к темной воде, а лианы как будто знали, что все равно победят. Им нужно только время. Она обязательно устанет и тогда перестанет вырываться столь активно…
Еще Маша осознала, что день заканчивается. Оглянулась на солнце, и увидела, что оно скрывается за лесным массивом.
«Сколько же я часов тут уже воюю с этой зеленью?»
Приближение темноты еще сильнее напугало. Что же с ней будет в темноте, если она останется сидеть в лианах?
– Зачем я вам? – прошептала девочка.
Ответа не было. Кругом тишина и мерный звук падающей где-то воды…
Прошло еще несколько минут утомительной борьбы. Маша, наконец, освободила правую ногу и живот от лиан и попробовала сначала двинуться в сторону склона оврага, но этот маневр принес только две новые порции цепких лиан. Лианы назад не пускали.
Обернувшись, Маша дернулась в сторону ручья, и лианы пропустили ее немного вперед. Так, иногда на коленках, иногда поднимаясь во весь рост, она двигалась к воде. Наконец она споткнулась о вылезшую прямо под ногой лиану, от толчка резко наклонилась вперед, и в это мгновение тонкая, как спица, зелень рванула к ее шее, крепко, в одно касание, обвилась вокруг горла Маши, сразу нырнула свободным концом в сплетение других товарок прямо под ногами. Машу со страшной силой потянуло вниз. Сейчас задушит… Глаза полезли на лоб. Маша изо всех сил напрягла шею, так, что жилы вздулись, дернулась и с огромным трудом вытащила конец лианы из сплетения товарок. Нагнув голову, она зубами вцепилась в ствол лианы, руками ухватила подлый кончик. Злость и отчаяние от мысли, что это конец, придали ей сил, лиана поддалась, прокушенный участок обагрил Машины губы горьким соком, и лиана, как живая, ослабила хватку. Маша, хрипя, стянула кольцо петли с шеи, чуть не сняв при этом скальп с головы, спутанные волосы рвались с адской болью, часть длинных волос безвозвратно отправилась вслед за снятой петлей, быстро сгинув под слоем упругих побегов.
Освободившись на миг, Маша рванулась в направлении воды, сорвала с себя куртку, сняла левый сапог… Еще один шаг – и лианы отвоевали себе и второй сапог. Носки тоже остались в цепких зарослях. Маша уже ползла в направлении воды, не оставляя попыток спастись.
Голые ноги в полной мере оценили колючесть и цепкость молодых побегов, но в отличие от носков и сапог не так легко можно было расстаться с живой кожей! Маша ползла к воде, испытывая адскую боль от разодранных ступней, но кожа держалась крепко!
Еще один резкий, через боль, рывок – и девочка окунулась с головой в воды ручья. Ноги скользнули следом, лианы оторвались, и течение сразу подхватило и понесло Машу. Водоворот закружил, Маша отчаянно гребла руками и ногами, как могла, панически боясь илистого дна под ногами. Чудилось, что и там таится опасность.
Все ускоряющимся потоком ее несло вперед, крутя и переворачивая через голову. При выныривании Маша хватала ртом воздух и вновь уходила под воду. Мысль была только одна: «Теперь бы не утонуть!»
Водопад возник неожиданно. Маша не успела подготовиться, и только всплыла из очередного водоворота, как ее неожиданно бросило вниз. На какое-то мгновение ощущение свободного падения… Бах! Опять ушла с головой под воду… За пару мгновений падения Маша успела проститься с жизнью.
На ее счастье, высота водопада была небольшой, а озеро под водопадом глубоким, и Маша хоть и достала сразу до дна, но не ударилась и не сломала ноги. Наоборот, наконец, ощутив под ногами твердую почву, девочка испытала несказанное счастье от самого факта, что это не ил и не цепкие лианы. Нырнув еще раз и достав до дна ногами, Маша с силой оттолкнулась и в два гребка добралась до песчаного берега.
Выползла из последних сил на песок.
Второй раз за этот нескончаемый день отключилось сознание, помогая таким образом отдохнуть телу и привести в порядок больную голову.
ГЛАВА 5 Воспоминания о доме не дают покоя.
Маша очнулась, перевернулась на спину, с минуту полежала и открыла глаза. Ночное небо было усеяно крупными, как на юге, яркими звездами. Облаков нет, нет луны, а звезд множество и ни одного знакомого созвездия.
Маша поднялась на ноги. Пока она валялась без чувств, одежда уже высохла. Ночь была безветренная, такая теплая, что воздух грел израненную кожу. Девочка попробовала осторожно походить. Правая нога болела в нескольких местах, но без сапога было терпимо, лодыжка заметно опухла. Маша ощупала пальцы руками. Острой боли не было. Перелома точно нет, раз наступать не больно, а отёк пройдет.
Осмотревшись внимательно, Маша с недоумением выяснила для себя еще один факт, что за все то время, что она валялась на песчаном пустынным берегу, никто к ней не подходил. Она специально посмотрела на песок, он был совершенно сух, даже корочка образовалась, и на нём виднелись только следы Машиных босых ног.
Кругом непроглядная темнота, только свет далёких звезд над головой. Райское место!
Побродив еще несколько минут по берегу, она решилась подойти к воде. Озеро. противоположные пустынные берега едва виднелись. Стояла оглушающая тишина. Ни вскрика птицы, не всплеска рыбы. Тихая, совершенно спокойная черная гладь и звезды, ярко и четко отражающиеся на поверхности. Небо в звёздах везде, куда ни глянь…
Маша села на песок, осторожно напилась. Вода в отличие от воздуха вокруг была ледяная, сладкая на вкус, и совершенно земная. Решив, что неплохо бы умыться, Маша проделала ряд неприятных, но бодрящих процедур, потом вообще разделась в темноте и полнейшей тишине окружающей ее природы. Немного побродив по щиколотку в ледяной воде, она решилась и быстро зашла по самую шею, набрала в грудь воздуха и, стараясь не шуметь, поплыла к середине. Шум водопада разносился в тишине слева; повернув голову на звук и проплыв немного в эту сторону, Маша оценила высоту своего недавнего падения.
– Впечатляет! – вслух проговорила девочка и поняла, как сильно замерзла. Вода быстро отбирала тепло, набранное на песке.
«Нужно быстрее плыть обратно».
Накатил опять страх, и вслед за ним – паника. Назад она плыла и кролем, и брассом, и по-обычному – как плавает лягушка, ногами взбивая брызги и усиленно толкая остывающее тело вперед. В тишине звук от разгребающих воду рук далеко разносился по пустынной округе.
Маша вышла на берег. Найдя свои вещи, она начала одеваться. Руки путались в ворохе заскорузлой одежды, зубы стучали, Маша стала натягивать брюки. Большие дыры на коленях, разорван пояс. На мокрые ноги узкие брюки никак не хотели натягиваться, и Маша долго прыгала на одной левой ноге, пытаясь не насыпать в штаны песка.
Когда и вторая штанина была натянута на ногу до колена и Маша уже приготовилась подтянуть штаны до пояса, она вдруг вспомнила, что не надела трусов.
– Блин, балда, а трусы? – Она начала оглядываться. В темноте белье искать трудно, и в итоге девочка решила все же закончить начатое и одеться хотя бы в то, что пока не было потеряно. Бюстгальтер тоже был куда-то выброшен. В итоге, поползав в темноте, она нашла свитер и футболку.
– Ладно, утром все найду, а сейчас хоть это натяну на тело.
Одевшись, Маша занялась волосами. Мокрые, они к тому же были так сильно спутаны, что возилась девочка с ними долго. Руки уставали, приходилось опускать кисти и ждать, пока пройдет дрожь. Чувствовала она себя странно. Родная израненная кожа горела огнем, сильно чесалась, но девочка одергивала себя, терпела. Повозившись с волосами, начала внимательно осматривать себя, ощупывать, где можно.
– Сплошной кровоподтёк! Жуть, наверное, как выгляжу!
В полнейшей темноте и на теплом воздухе кожа быстро сохла и как бы светилась. Скоро это стало очень заметно. Нательные вещи также, хоть и совсем тускло, но светились, высыхая.
– Странный вид какой? С-с-с-серьезно, светятся в темноте, и кожа странная, горячая и чешется. – Зубы стучали, и Маша пыталась справиться с этим. – Холодно очень! Больше не буду купаться! Жуть, а не вода!
Тишина вокруг напрягала, и бормотание под нос немного успокаивало. Время все равно тянулось очень медленно, ночь никак не кончалась, хотя, по ощущениям, Маша провела на берегу озера уже много часов – успела второй раз высохнуть на теплом воздухе.
Опять разбирала длинные пряди пальцами, распутывала колтуны и чесала голову. Волос заметно поубавилось, лианы оставили себе большую их часть. В волосах нашелся темный ил, а на коже головы – песок. Песок скрипел и на зубах. Идти к ледяной воде и отмывать голову во второй раз совсем не хотелось: от одной мысли о купании зубы сразу же начинали выбивать дробь.
«Вот когда я успела песка поесть?!»
Спать не хотелось, очень хотелось есть, но бродить в темноте не тянуло, и что искать – съедобные предметы? Пугала тишина и отсутствие даже комаров или мошек. Её никто не спешил есть, и это настораживало. Все было неправильно. Если так жарко днём и тепло ночью – то это лето, а это значит, в таком тепле и влаге должна водиться куча живности. Живность бывает разная, и она всегда съедобна одна для другой…
– Какой-то странный окружающий мир! Я так не люблю, мне шума не хватает, там, птичек пения, кузнечика в травке и мошек под носом! – бормотала себе под нос Маша. Подняв голову, она снова вгляделась в незнакомое небо. – Ну вот, ничего похожего с небом над домом!
Вскоре Маша улеглась на песок. Много часов она внимательно рассматривала звезды. Звезды лениво мерцали в высоте – огромные, яркие, холодные, как вода в озере.
Звезды тоже лениво наблюдали за девочкой, висели над головой, как приклеенные. Маша что-то бормотала себе под нос, что-то повторяла, а что, вспомнить потом не могла, просто успокаивала себя своим же голосом, как умела. Ночь всё не кончалась…
***
Вспомнился родной дом. Накатила тоска. Что же там сейчас происходит? Она здесь, сама не понимает, где. И как можно было тут очутиться? Они там ее наверняка ищут и не могут найти. Куда же ее занесло?
Дома она такого пустого безоблачного неба не помнила. Почти каждый день была обычная для средней полосы России вечная непогода: то снег, то дождь, то просто сырость и морось. А летом темнело поздно, и чтобы понаблюдать за звездами, нужно было проснуться ночью и быть в это время на даче. В городе и ночи были светлые, и видно ничего не было – ни с балкона, ни на улице. А кто же ее пустит ночью в парк на звезды глядеть!? Поэтому звезд Маша не знала. Небо и небо. Днем звезд видно не было, это дома. А здесь ночь была тихая, и небо все подсвечено тысячами ярких красивых точек. Прямо влюбилась и зачаровалась звездным небом над головой!
Мысли потекли, вспомнилась квартира мамы, вспомнилась дача и лес кругом с ягодами летом и грибами под моросящим осенним дождем. Было приятно и очень грустно вспоминать об этом.
Родители развелись, когда ей было всего десять лет. Просто в один из вечеров отец вернулся с работы и, позвав на кухню дочь, объявил своим женщинам, что уходит. Оказывается, мама давно это знала, и теперь осталось только сообщить эту новость Маше.
Почему отец ушел, Маша не знала. Ей было обидно до слез. Ее папа, который всегда с ней занимался, который так многому ее научил и так много показал, ушел от них. Ушел от нее и мамы.
Потом, уже по прошествии двух лет, она впервые увидит Викторию – женщину, которую выбрал отец. Маша сразу возненавидела это имя, и, наверное, тогда же у нее начал меняться характер. Она это поняла, когда однажды услышала разговор мамы с отцом по телефону. Говорили о ней. Мать жаловалась отцу, что дочь замкнулась и ведет себя странно.
Что ответил ей отец, Маша не узнала. Зато он почти в тот же час приехал и даже остался ночевать. Отец попробовал поговорить с ней, но не вышло. Маша молчала, а мама так была рада! Дура! Он лег в гостиной.
А Маша? Маша научилась не паниковать. Она знала, что он никогда не вернется к ним.
***
Маша смотрела на звездное небо. Красиво здесь, очень красиво, как в раю!
«Может, это и есть рай, а я умерла?»
– Да, как дико, ну никого вокруг! Хоть бы букашки ползали по травке! – Маша в темноте пропускала светлый, крупный песок через пальцы. – Если я в раю, то как в рай попали лианы с оврага? Они-то явно хотели меня пожевать, прямо мечтали оставить у себя и содрали бы всю кожу – вон как обрадовались кожаным сапогам и меховой куртке! А мои носки? – Маша со смехом вспомнила, как она резво избавлялась в тот момент от предметов гардероба и как они скоро исчезали в переплетении лиан.
Вот это и есть местная фауна – лианы, живые и цепкие, они хотели меня съесть, а рыбы нет почему? Или в озере тоже водятся лианы и всех пожрали?
Маша засмеялась; её смех был реакцией на стресс и воспоминанием о том, что она чуть не погибла в переплетении лиан. Они ее и душили, и рвали за руки, и вон волос нормальной длины на башке совсем не осталось!
Маша смеялась еще долго, потом сами собой выступили слезы, и девочка замолчала. Вот оказалась одна, и нужно придумать, куда утром идти. А будет ли это утро? Маша в сомнении посмотрела на темное небо. Опять захотелось заплакать от жалости к себе, маленькой. И настроение было странное, как будто чужое. Маша себя ощущала необычно, как будто это не она, а ее тень или образ. И не увидишь себя со стороны!
И по прошествии нескольких часов ее кожа продолжала гореть, все тело ныло от ссадин. Хотелось содрать кожу с открытых участков тела, но нельзя, нужно себя контролировать. Но так хотелось почесаться!
Вот голова почти не болела – так, чуть тянуло в затылке. Немного болела правая ступня, если ногу пробовать гнуть вправо-влево, но уже болела тупо. Или Маша просто свыклась?
Маша уселась поудобнее на песке, скрестив и поджав ноги, обхватила коленки руками и уставилась на темный лес. Подойти к лесному массиву она ночью так и не решилась.
Мысли сами собой опять вернулись к дому, мама вспомнилась и отец. Она скривилась. Отец в ее голове прочно ассоциировался только с красавицей Викой. Вика была молодой, на двенадцать лет младше мамы. Уже четыре года родители жили порознь, Маша зависла посередине. Вику мать приняла молча, Маша – нет, как не простила и отца. Вика всегда приезжала к ним в гости с отцом. Приходилось терпеть и делать вид, что ей все без разницы. Они неплохо жили. Отец давал много денег, и мама еще работала, хотя могла и просто дома сидеть.
«Вот же стерва! – со злостью думала Маша. – Вошла в нашу семью и теперь чувствует себя, как дома... ну, а мы приняли ее, потому что отец так решил».
И Маша вспомнила с тоской, что и она приняла Вику и даже была в последнее время не против ее общества. Мама все время ее напрягала своим молчаливым согласием с отцом во всех мелочах быта, а Вика всегда высказывалась открыто, и часто ее решения не совпадали с решениями отца. Даже спорили они в присутствии ее и мамы. Мама всегда только изумленно и как-то испуганно молчала, не принимая в споре никакого участия.
«Ну, участие безмолвной мебели – это вот было ее амплуа!» – Маша вновь усмехнулась и вновь всмотрелась в небо. Небосвод неожиданно начал резко светлеть в левой стороне, а справа проявились очертания белой горы. С той стороны она прибыла в этот рай.
Наверное, там восходит это ненастоящее солнце – вон как светлеет!
Если бы она перезвонила маме после школы, если бы осталась делать уроки, если бы пообедала хотя бы, то не успела бы на конный двор. Все уехали бы в лес в тот день без нее. Ну, поездила бы в манеже. Зато сейчас не оказалась бы черт знает где!
Неожиданно её привлек предмет, который возник в небе – ну просто больше неоткуда, еще секунду назад его не было, и вот, пожалуйста, нарисовался! В прямом и переносном смысле – это было, как яркий мазок толстенным фломастером на акварели в нежно-зеленых тонах. Совершенно лишний элемент на фоне райского места – какая-то сюрреалистическая хрень.
Маша открыла рот в изумлении: в той части неба, где сейчас поднималось солнце, завис странный объект. За несколько часов вынужденного бесцельного лежания на песке она изучила звездное небо. Картинка со звездами двигалась согласно законам физики. Звезды сместились, и это было очень заметно сейчас, когда начало подниматься солнце. Они бледнели, но все еще хорошо просматривались.
Похоже было на родную Землю, но сильно напрягала реальность…
Так вот! На небе, совершенно взявшись из ниоткуда, разворачивался на одном месте большой металлический предмет – настоящий, как в фантастических фильмах, космический корабль. Огромный и блестящий, он закрывал половину неба, доступную для созерцания. Новый объект на звездном небе разворачивался в совершенной тишине, против часовой стрелки, ярко сверкал тем боком, что был обращен к восходу. Поверхность его была разделена на одинаковые квадраты – как назвать правильно грани деления, Маша не знала.
Плитка шоколада. Молочного…
И еще ее очень беспокоило отсутствие звука вокруг – хоть какого-то. Полнейшая тишина, не считая звука падающей воды.
Может, я оглохла?! Ну что происходит, в конце концов, со слухом!?
– Но нет, вот я себя же слышу? – опять проговорив последнюю фразу и хорошо расслышав ее ушами, Маша уверилась, что звуки есть и издает их почему-то только одна она (водопад не в счет, его слышно постоянно). Еще и ущипнула больно себя за руку.
«Все здесь такое странное, и уж точно в раю нет космических кораблей. На таких вот машинках прилетают только монстры или уродцы вроде того типчика, от которого я убежала и который был причиной вываливания меня в этот раек», – с грустью подумала девочка.
Маша вспомнила странного незнакомца, и ей резко расхотелось оставаться на открытом пространстве у озерка. Забыв о не найденном белье, она побежала в сторону темного леса. В лесу, на самом краю, она не остановилась, а молча побрела вперед. В тени деревьев, идя все время вперед, она уже, что было закономерно, не встретила ни одного живого существа или даже следов живых обитателей. Стояли деревья-великаны, все в зеленой листве, высоко над головой росли ветки, и не было ни одной, даже обломанной палки – все целые. Под ногами – пожухлая сухая листва. Встающее светило было скрыто за высокими деревьями, и в сумрак леса пробивались только его слабые лучи.
И за несколько часов пути по лесу она не встретила никаких следов живых существ. Было такое ощущение, что озеро, вода и песок были выращены искусственно и насекомые, животные и птицы не предусматривались по первоначальному плану неизвестного создателя.
Когда-нибудь же этот пустой лес кончится! Во всяком случае, без еды и зверья оставаться на старом месте нет резона.
Маша опять вспомнила о еде; есть хотелось, но пробовать ветки и листья она пока опасалась. Сейчас вспомнила, что она поела в последний раз в школе. Несъеденный обед остался дома.
Тоска с новой силой охватила ее, очень хотелось к маме, хотелось к отцу, к друзьям. И даже Вике Маша бы сейчас только обрадовалась. Да любому человеку! Она так долго еще ни разу не была одна.
Вспомнилось раннее детство и то, как она боялась потеряться. И вот теперь она опять одна, совсем одна, и никого кругом, вообще никого. Только этот корабль.
Оглядываясь назад, Маша видела его очертания сквозь листву на том же месте. Теперь он был чуть левее, все также без звука крутился на одном месте и никуда не улетал, висел, как приклеенный к тому месту, от которого теперь она уходила. Небо светлело, звезды разом растаяли, даже не попрощавшись. Розовый диск светила нарастал громадой света слева, катясь по белому небу все выше и выше. Странный свет солнца очень волновал. Маша то и дело оглядывалась, но скоро смотреть на розовый диск стало невозможно.
Впереди показался просвет в лесном массиве, и вскоре Маша вышла на открытое пространство. Впереди, куда ни посмотри, простиралась травяная равнина. Здесь, на просторе, вне исполинских стволов гулял порывистый ветер. Травы сгибались под его напором. Пройдя вперед, Маша оглянулась на лес и посмотрела в направлении, откуда она пришла. Где поднималось солнце, был корабль, в другой стороне высилась гора, белая и ярко горящая обращенным к солнцу склоном.
Сколько она уже протопала? Похоже, просто он огромный, этот корабль, и не делся никуда. Странный объект все так же бесшумно крутился на одном месте.
– Так, если солнце слева встает, я тогда топаю на юг. Есть корабль, будут, значит, и жители, люди или кто там... гуманоиды, как тот, с маской-лицом, поэтому к кораблю не пойду, вдруг других встречу, которые местные и без набора предметов техники для перемещения между планетами. Ну, там, с лопатой кого или с вилами; на лошади – тоже хорошо, сразу будет понятно: есть общие детали. Может, местные похожи на меня – две руки, две ноги и голова одна. А с космосом и такой техникой у меня нет ничего общего – я человек и хочу встретить человека, – рассуждала вслух девочка.
Говорить и слышать собственный голос, было приятно.
Так, бубня себе под нос, Маша двинулась вперед. Трава доставала ей до пояса. Равнина была пустынной, только сильный ветер трепал длинные волосы девочки; временами порывы его были настолько сильны, что казалось, реально можно взлететь, если сильно захотеть. Было пока не жарко, но растущая за спиной и чуть слева громадина солнца обещала, что через некоторое время на этой открытой всем ветрам равнине она будет печься под его лучами, как на сковородке.
***
Через несколько часов ходьбы Маша уже была готова повернуть обратно к озеру и воде, да даже к кораблю и обитавшим на нем гуманоидам с лицами, как у первого встреченного ею. Может быть… Она не знала. Ну не пустой же он там крутился?! Хотя, видимо, и он завис в этом странном мире. Может, и пустой? Ей так и не встретился ни один сколько– нибудь похожий на нечто съедобное, предмет или какое-нибудь существо. Небо было безоблачно, трава высока и безжизненна, воды не было, почва под ногами сухая и растрескавшаяся. Голым ступням было больно ступать. Чувств она не лишена тут, голова варит, сердце стучит, и очень хочется есть! А родные ноги побаливают, топая разутыми по ссохшемуся грунту.
Обернувшись в который раз назад, Маша увидела, что леса на горизонте уже нет – отошла далеко. Корабль все это время, пока она продвигалась по равнине, только немного уменьшившийся в размерах, висел все там же. Большая плитка шоколада, как окрестила его Маша. Серебристая плитка.
Шагала еще какое-то время вперед, обернулась назад и увидела, что корабль исчез. Вот, как и не было его. На том месте, где некоторое время назад она его четко видела, было чистое небо, чуть розовое, безоблачное.
«Галлюцинация начались или это миражи? Все-таки голову напекло! Куда все ориентиры подевались?» – Маша посмотрела по сторонам.
Повертела головой, потрясла даже ею, волосы потрепала рукой, моргнула, потерла глаза – ничего не изменилось. Гора пока виднелась, но очень далеко и расплывчато, как самый настоящий мираж. Воздух в том направлении вибрировал. Белая гора сливалась с белым небом. Солнце висело высоко и уже не выглядело розовым – огромный раскаленный белый шар, на который было очень неприятно смотреть. Травянистая равнина под ногами не заканчивалась…
Девочка остановилась, ветер продолжал дуть ей в левый бок, свитер продувался насквозь; справа виднелась не исчезнувшая, как корабль и далекий лес, белая гора. Маша развернулась вокруг своей оси, с явным облегчением нашла хоть этот ориентир на прежнем месте. Порывы ветра только усиливались час от часу. Пока в шерстяном свитере ей было не жарко. Голову не напекло, голова была здоровая и на ощупь. Просто уже хотелось не только есть, но уже и пить, и размышления о еде и воде отравляли ей весь путь – пару последних часов уж точно. Смысла возвращаться к озеру ради воды она не видела. Ну напьется она, и что? Еды там не было. Надо было пробовать листья в лесу; теперь поздно – ушла далеко. Маша начала рвать высокие стебли, некоторые были толстыми и ребристыми, некоторые – тонкими и длинными, некоторые цвели мелкими и желтыми цветками, но не пахли. Вот и еще одна странность: она поняла, что запахов нет. Маша сунула травку в рот и начала жевать – сухая. Выплюнула, так как проглотить комок безвкусной зелени не смогла. Пошла дальше, по пути продолжила срывать разные на вид травинки, раскусывать их в надежде найти влагу внутри и толстых, и тонких стеблей. Это на некоторое время ее отвлекло, и она вдруг заметила впереди по курсу изменение цвета зелени – похоже, там далеко, вроде, снова лес.
– Ну ладно, дикий рай под розовым солнцем! Дойду до нового леса, и если уж встречу там хоть бы и корабль пришельцев, то точно уже направлюсь в его сторону, иначе банально умру. А так, может, и обойдется.
Маша прибавила шагу, впереди точно было что-то, напоминающее оставленный за спиной лес. Он очень медленно, но все же приближался. К тому же Маша, наконец, обратила внимание на то, что раньше она поднималась в горку, хоть и очень пологую, но явную, а теперь так же медленно, но неуклонно спускалась в низину, там и виднелась темная полоса зелени.
– Вниз идти и будет сырее, и если я дотащусь до водоема, то может, хоть напьюсь воды?– Она потрогала кожу на лице, почувствовала, как она высохла. – Нужно все равно идти и идти: если упаду то не встану, а до ночи еще далеко, – шептала чуть слышно девочка.
Оглянувшись на солнце, Маша сощурилась, прикинула по высоте его стояние над горизонтом и с недоумением для себя отметила, что если сравнивать с ее родным солнцем, то здешнее показывало не больше как часов девять–десять утра, а между тем, Маша шла, по ощущениям, по равнине только часов десять–двенадцать точно, а было еще и несколько часов ходьбы в лесу. Значит, день, и ночь здесь длятся дольше, причём намного.
Куда она попала?
Внезапно в ее голове началась странная катавасия, как будто неожиданно включилась музыка в мозгу, и, как из динамиков, прямо в мозг полилась знакомая музыка и зазвучали песни. Пела популярная в Европе группа, даже припомнился мультфильм на диске, «Конан Варвар», и это был саундтрек к этому мультфильму.
Маша попыталась закрыть уши руками, крутилась на месте и стучала себе по голове, зажимала рот и закрывала глаза. Вконец измучив себя попытками заглушить звуковое безумие в своей голове, она уселась в высокую траву. Первая песня закончилась, и в голове зазвучала новая хард-роковая композиция – следующая, как и было записано на диске ею же самой и для себя. Песня была тоже иностранная и популярная. Маша часто слушала эти песни, сидя в машине отца в наушниках. Кроме нее, в семье никто не мог долго слушать эти песни, но ей ничего не запрещали, она была вольна слушать хоть джаз или оперу, если нравится, лишь бы не громко.
«Вот я и сошла с ума – съехала, так сказать с катушек. Музыка, конечно, ничего, и я прям как дома, но что со всем этим делать?»
Маша не знала.
Посидев так немного и помучившись от осознания того, что и следующая песня началась и звучала, как в ее мире, она поднялась на ноги и теперь уже со звуковым сопровождением в моментально разболевшейся голове побрела дальше.
«Теперь и не усну, а на кой черт мне спать?! День в самом разгаре, и с этими звуковыми галлюцинациями я даже английский вспомню. На кой мне здесь английский?! Но вообще-то терпимо, главное для меня – это топать и топать вперед».
Звуковое сопровождение натолкнуло ее на мысль, и она сделала вывод, что куда-то пришла. До этого места, кроме шума травы под порывами ветра, она никаких звуков не слышала (свой голос не в счет). Новый звуковой фон в родной голове был качественным, чистым, и шел, словно из наушников. Странно все.
Так, все время оглядываясь по сторонам в поисках ответов и время от времени тряся головой, в надежде хоть что–то еще понять, она шла дальше.
А лесной массив, между тем, приближался. Песни в голове продолжали сменять одна другую, и, немного привыкнув к новым звуковым приколам здешнего края, Маша отметила, что она начала спускаться теперь уже явно вниз, забирая все время правее, так как явно ступала теперь по обозначившейся травянистой долине, простиравшейся между двумя одинаковыми с виду холмами. Соседний холм уже порос темным лесом.
Ветер дул теперь как-то слабее, но направления своего не менял, Маша чаще начала оглядываться назад, и вокруг, уже привыкнув к музыке в голове, она искала глазами признаки близкой воды.
Пройдя еще немного вперед, она, наконец, встретила предмет.
К сожалению, это был несъедобный предмет, и даже напиться он не предлагал, а так хотелось!
Маша сначала увидела, а потом и дошла до столба – высокого, каменного истукана, метров пяти в высоту, исчерченного странными искривленными линиями, направленными вверх, начинавшимися ближе к основанию и заканчивавшимися примерно на середине столба, дальше столб был гладким, без узоров.
Постояв рядом минут пять и не дождавшись ничего конкретного, она уже думала пройти мимо, как в голове, заполненной, казалось, одной музыкой, возникла странная мысль: это граница.
«Чего? Какая граница?»
Музыкальное сопровождение безумия в голове продолжило звучать новой композицией, на этот раз это была «Эпидемия» – не в смысле эпидемия вирусного заболевания, а песня группы «Эпидемия», композиция годов так примерно 2003–2004, ритмичный рок и слова песни о войне, орках и эльфах, о короле и воде. Маша не вслушивалась, сил просто не было реагировать еще и на смысл стучащих в голову слов. Песня была старая. Маша ее слушала когда-то, и вот больная голова сама все воспроизводила как аудиозапись!
А вот мысль о границе ее задела и, изучив предмет еще внимательнее, Маша сделала два решительных шага к столбу и дотронулась до ближайшей искривленной и устремленной вверх выпуклой линии.
В следующее мгновение ее ударило разрядом тока в руку, рука дернулась и с такой силой отлетела назад, что больно дернуло правое плечо. Секунд пять было ощущение, что руку оторвало совсем, боль только нарастала валом тяжести в плече. Больше ничего не произошло, музыка в башке так и звучала, посторонние внешние звуки в голову не проникали, других таких же трезвых и разумных мыслей, как о границе, не прилетало. А между тем, обожжённая током рука явственно горела и отекала прямо на глазах, пальцы кисти тоже распухали.
«Я обожглась током!» – пришло в голову.
Запахло паленым, и Маша с ужасом поняла, что вернулись все разом ощущения живого пространства – боль от удара током и нарастающий, дергающий правую руку отек, и главное, она, наконец, почувствовала запах. Запах этот был самым настоящим, горел ее шерстяной свитер. Пахло паленой шерстью!
Маша задрала обуглившийся рукав, родная рука темнела на глазах, отёк стремительно нарастал, как в каком-то фильме – ужасное состояние шока. Далее Маша осознала, что резко заныло сердце, а еще начали болеть ноги. Ток. Его разряд прошел через ее тело и ушел по ногам в землю. Глянув с ужасом на предмет, то бишь на столб, Маша увидела за ним не темную стену леса, а зеленые до пологих вершин горы!
ГЛАВА 6 Мысли вслух о насущном: что бы такого съесть и не сильно похудеть.
Как в тумане, она прошла мимо столба в направлении гор. Всем телом Маша почувствовала сильное уплотнение воздуха и даже дернулась назад, но и не подумала останавливаться. Давление разом ослабло, и ее прямо-таки выкинуло толчком в спину в другую реальность.
Упав на колени, Маша увидела и услышала все обычные звуки, и главное – она оказалась в живом донельзя мире. Прямо на нее шагало стадо огромных рогатых и мохнатых лосей! Рост и вес примерно раза в три превышали виденные ею вживую экземпляры. Рога были как у лосей, и сами животные весьма походили на лосей, так что сомнений в видовой принадлежности стада у нее не было.
Маша присела в испуге, и тут кто-то больно укусил её за руку. Девочка поняла, что раз она пригодна в виде еды для кого-то, то наверняка и для нее в этом мире теперь обязательно найдется кто-то съедобный. Маша поднялась на ноги и побежала вперед.
Еще через некоторое время в голове прекратился концерт «по заявкам радиослушателей», и на нее нормальным шумовым потоком хлынули звуки дикой природы.
Маша с изумлением и детским восторгом оглядывала зеленые окрестности. Кругом все было нереально настоящим, живым, пахнущим и движущимся.
Живности хватало, даже с избытком. Маша внимательно смотрела под ноги – обуви на них не было. Разных трав было много, но они явно были примяты животными и местами изъедены более чем наполовину. Какая радость! Тут едят и наверняка где-то и пьют! Везде, куда ни попадал взгляд, Маша теперь видела жизнь во всех ее проявлениях: видела птиц, больших и маленьких, всевозможных насекомых. Тот, кто укусил ее, явно хотел попробовать её на вкус. Для кого-то она была едой, а, значит, кто-то тут точно ей сгодится в этом плане! Плод, растение, зверь, птица… Мир, где есть еда в виде мяса! Какое это счастье! Маша с энтузиазмом голодного туриста осматривала животный и растительный мир вокруг себя и топала, топала вперед.
Заприметила птиц, скачущих по низким кустам, пригляделась, рассмотрела, что они не только скакали, но и клевали плоды, черненькие и сморщенные. Наверняка зрелые, а раз птички клюют, то и ей можно пробовать. Круто развернувшись в направлении этих кустов и спугнув всю галдящую многочисленную стаю ярких, как попугайчики, мелких птичек, Маша с безумным восторгом ощутила запах, исходящий от кустов. Пахло едой! Ввалившись в кусты, она дотянулась до первого сморщенного плода, всего дырявого. Засунула его в рот и проглотила, не прожевав.
Воспаленное горло саднило, и пища застряла. Вкусно или нет, Маша так и не поняла. Начался надрывный кашель. Все же, прежде чем есть, нужно было сначала смочить пересохшее горло. Но куст она ободрала, карманов не было, те, что были в брюках, не подходили никак – слишком узкие. Тем не менее, Маша надергала с кустов полные ладони плодов и, продолжая кашлять, побрела дальше в лес на поиски воды.
Воду искала долго. Вконец вымотавшись и устав до полусмерти, она, наконец, вышла, в самой заросшей части лесного массива, к речке. Долго искала проход к воде, растеряла больше половины плодов, пока тащилась через завалы деревьев, но в итоге легла головой лицом в воду и пила, пила, жадно захлебываясь и давясь. Потом ела плоды, кашляла оттого, что глотала их, почти не разжевывая. Снова пила и лежала, опустив лицо в ледяную воду.
Как хорошо! Что нужно для счастья? Да ничего особенного: поесть, напиться.
«Какая вкуснятина – ничего вкуснее не ела!» – размышляла счастливая девочка. Живот от выпитой воды вздулся. Маша его погладила. Уходить от ручья не хотелось.
Пришла приятная мысль: «А жить здесь можно. Нужно отмыться и найти укрытие, а то пока мне везет, я поела и напилась, и меня никто не попытался съесть. Но судя по обилию еды, скачущей вокруг меня по земле и по веткам, хищники местной фауны не голодают. Всё же, всякий случай, стоит залезть на дерево и, наконец, отдохнуть, а то ноги отваливаются».
Вот и план созрел. На полный желудок.
Приняв такое решение, Маша огляделась в поисках подходящего дерева. Такое скоро нашлось, причём недалеко от воды. Маша поднялась по склону к дереву, попрыгала у ствола; наконец, смогла зацепиться за одну ветку и полезла вверх. Теперь, поев плодов и выпив, наверное, ведро воды, она чувствовала себя отлично, бодро и, забыв о цели подъема на дерево, так увлеклась, что поднялась по удобным, толстым и корявым веткам почти до вершины. Укладываться на такой высоте на ночлег она побоялась, спускаться вниз не хотелось; безумно тянуло подняться еще выше и посмотреть на лес с высоты крон деревьев.
«Я замордую свой организм и умру, так и не встретив местных гуманоидов. Очень смешно! Надо мне поспать, наконец, но как тут спать? День и не думает переходить в ночь!»
Болит рука от удара током, болит выбитое плечо, нога болит от удара бросившего меня в лесу Олега, голова вот перестала транслировать концерт «по заявкам радиослушателей», но все равно голове тоже нужно отдохнуть: ее мучили и сильно. Ладно, гляну, что там впереди меня ожидает, и буду искать надежную развилку, спать буду прямо днем. На этом дереве», – решила Маша.
Скоро она вылезла почти на самый верх, раздвинула густую обильную листву и сразу увидела гнездо, устроенное на развилке двух веток на почти самом верху кроны. Дальше шли совсем тонкие веточки. В гнезде лежали яйца, но хозяйки не было. Немного поразмыслив, что белок ей не помешает, Маша совестливо решила взять только одно из двух имеющихся в наличии яиц. И то сначала, аккуратно взяв первое, пятнистое, зеленое и крупное, она его придирчиво обнюхала со всех сторон, потом долго трясла: может, там уже и птенец вырос? Но нет, яйцо выглядело с виду и на ощупь свежим, не залежалым и не воняло.
«Я ворую птичьи яйца! Дожила!»
Маша оглянулась в поисках поверхности, о которую собиралась треснуть яичко. Нашла и, больше не раздумывая ни секунды, ударила о неё яйцо. Скорлупа треснула, и, лизнув с опаской содержимое, выступившее в трещинке, Маша начала высасывать яйцо. Вкус был обычный, яичный. Тут же девочка решила, что жизнь ее вскоре наладится. Остается только потерпеть немного! Кто-то же запустил тот корабль во вращение? Она найдет жителей, или ее найдут. А сейчас, выпив несчастную несостоявшуюся птичку, она полезла вниз.
Уже спустившись наполовину, вспомнила, что так и не глянула на окрестности.
«Все потом, сейчас ищу развилку – и спать, хоть днем, я устала».
Поползав еще какое-то время по раскидистой кроне дерева и выбрав, наконец, сук потолще, Маша уселась в развилку, а ноги закинула на две толстенные ветки. Спиной навалилась на ствол. Если не наклоняться вперед а, не двигаясь, уснуть в такой позе, то свалиться не получится при всем желании.
«До земли не упаду – кругом ветки, в крайнем случае, проснусь от удара о нижние ветки – хорошее я дерево выбрала». С этими приятными мыслями, Маша приготовилась провалиться в глубокий сон.
Поспать не получилось: захотелось по нужде, Маша не могла припомнить, когда же она в последний раз занималась этим делом. Полежав с закрытыми глазами и не вспомнив вообще ничего такого, она решила не откладывать сие дело, не слезать, а просто переползти немного в сторону и решить проблему. Сколько же она выпила? Бегать и бегать.… Да нет: ползать и ползать ей по кроне…
Все. Сил осталось только на то, чтобы натянуть штаны. Не застегивая ничего, вернулась на выбранное место и устроившись в прежней позиции, Маша, наконец, уснула.
***
Что можно пожелать себе в этой жизни? Именно себе самой?
Нам оставляют письменные пожелания или на словах близкие, друзья и родственники, в праздники и на день рождения желают здоровья, молодым и семейным желают счастья, любви, деток здоровых. Людям, работающим или учащимся, желают успеха, удачи в делах и начинаниях. Старикам желают опять здоровья, долгих лет жизни, не болеть – в общем, и жить, жить долго, чтобы все устали ждать, когда ты помрешь! Вот уж желание!
А что можно пожелать себе самой? Странный вопрос!
Приходишь в церковь или просто так, или в праздник большой. Стоишь у икон и думаешь: а все ли ты имеешь в этой жизни? Вроде, и неудобно, и неправильно что-то желать себе самой. И в церкви так не принято. Принято просить за родных и близких людей. А о себе часто и не вспоминают в таком месте! Близких бы не забыть! Помянуть или же вспомнить, что живым нужна поддержка, забота и удача… Так у всех, так всегда, так и должно быть в любом мире. Это главное!
А вот Маша ещё совсем недавно желала себе смерти. Странное место, в котором она оказалась так внезапно, боль и страдание, непонимание, как быть и что делать дальше... Куча вопросов и так мало конкретных ответов…
Пожелав себе однажды умереть, Маша скоро забыла об этом. Может, потому, что ее желание не сбывалось? Ведь жизнь не кончалась.
Попав черт знает куда, она не скончалась ни от перегрузок, ни от ран, ни от жажды или голода.
Наоборот, пожелав себе скорее помереть и перестать, наконец, страдать от боли и переживать из-за того, что она таскается одна и ей нечего есть и негде спать, Маша через несколько длинных дней и бесконечных темных ночей захотела жить. Она с каждым днем чувствовала себя все лучше и увереннее. Раны затягивались, кожа меньше чесалась, глаза видели, а ноги топали. Куда? Она пока не знала, но топали они уверенно.
Передумав кучу дум и припомнив разные эпизоды своего взросления и детства, с момента, как себя помнит, Маша осознала, что жизнь, какой бы она ни была в данный момент, все же лучше неизвестности после смерти. Еще никто не возвращался из мира мертвых. И если ей удалось выжить после таких событий, то, значит, не стоит отчаиваться. Рано или поздно она выйдет к людям или ее найдут. Пускай и не люди. Уже без разницы, честное слово! Надоело одной!
Время текло, дни сменялись днями. А ночи... ночи были самым скучным временем суток. Высыпалась она быстро. Проснувшись посреди ночи, девочка лежала с открытыми глазами и смотрела в ночное небо. Оставалось только думать и вспоминать дом.
***
Странно: вот сны не снились совсем. Маша не уставала днем. Еды было полно – однообразной, странной, но еда была везде. Она привыкла есть, то, что находила. Особого выбора не было. Она много ходила, осмотрела окрестности, поднялась на ближайшие возвышенности, но ничего не увидела: лес был и на вершинах очень густым. Нужно было лезть на высокое дерево. Пока она не решалась это делать: правая рука болела от удара током. Это беспокоило, и Маша боялась перегружать её. Решила подождать несколько дней. Потом решила еще подождать…
Укладываясь на ночлег, Маша каждый вечер просила Бога, чтобы ей приснился дом и мама, приснилась школа и даже конюшня, но глаза закрывались, а сны не снились. Маша каждый раз просыпалась, как от толчка. Садилась в темноте, начинала вспоминать сон и ничего не помнила. Высыпалась быстро, по ощущениям – за пару часов. Дальше просто бездумно рассматривала ночное небо. Мириады ярких звезд странной россыпью драгоценных камней горели в темноте. Красиво. Загадочно. Сказка.
Странная земля вокруг цвела и пахла. Днем небо все так же было ярко-белым – не синим, а именно странно белым. А, может, причиной этому было странное солнце? Маша не знала. Небо начинало синеть только ближе к вечеру, несколько часов до заката оно было похоже на земное, а потом стремительно нарастала темнота. Чуть погодя черный небосвод начинал блестеть миллиардами ярких звезд. Звезды горели, мерцали, манили и завораживали. Маша рассматривала скопления, рисовала линии, соединяя яркие точки, удивлялась каждый раз красочным скоплениям и сиянию некоторых точек.
Еще обратила внимание: днем и ночью – ни облачка. Даже легкой дымки ни разу не заметила.
Чужая земля каждый раз отвечала на ее прикосновение мягким толчком. Смысл сего действа Маша не понимала, но каждый раз прикладывала ладонь вновь и вновь.
***
«Эх! Сейчас бы хлеба покушать!»
Маша с сомнением осмотрела большой лист. Она уже перепробовала все местные травы и плоды. Этот местный лопух точно был съедобным. У него был сочный, сладкий стебель. Попробовала вчера и сегодня пришла к тому же месту. Сладкий стебель понравился. Похоже, это был местный сахар.
На хлеб и близко не тянул. Девочка выбрала стебель потолще и, присев на корточки наклонилась и начала грызть кожуру у основания стебля. Просто так оторвать не выходило, только зубами перегрызть. Потом уже можно просто жевать стебель и топать дальше, ища глазами, что бы еще схомячить.
Ступни сначала огрубели, потом потрескались и, наконец, зажили и нарастили толстый слой ороговевшей кожи. Маша теперь почти не замечала, что ходит босиком.
Сколько прошло дней, как она живет в этом месте? Несколько недель! Маша не считала дни.
– Ох! Ну, наконец-то! – воскликнула девочка. Стебель поддался. Отделив его от куста, Маша пошла дальше в глубь леса. Вгрызлась в стебель.
– Вот же вкуснятина какая! Правда, тяжело отгрызать.
Болтать с самой собой ей очень нравилось. Вроде как с подружкой молчаливой разговариваешь. И как бы не одна в лесу.
Раньше Маша редко бывала одна, почти никогда. Ее берегли. Все время. Навыков выживания, таких, которые бы пригодились ей сейчас, она не имела, но не унывала. Время все лечит! Вот уже и правая рука почти не болит, и пораненная кожа не так чешется по ночам.
Подумалось, что если у нее не было бы зубов и ногтей, она бы тут загнулась! Зубами она орудовала постоянно. Она жевала яичную скорлупу, однажды решив, что она ей полезна, как и трава и разные корнеплоды. Пробовала все, что находила и раскапывала. Еще ни разу не отравилась и не нарвалась на горечь или гадость. Что плохо выглядело или плохо пахло, не трогала, проходила мимо.
Есть хотелось постоянно. Пыталась делать запасы, но все быстро засыхало. Сорвав плод с дерева или куста, притащив его к своему дереву, она через несколько часов она замечала, что плод сохнет или же быстро гниет, превращаясь на глазах в дурно пахнущую кашу.
Приходилось все время срывать свежие и сразу же съедать. Съедобных вариантов кругом было много. Маша смотрела, что клюют птицы, что пытаются есть травоядные животные, наблюдала за зверями. Смотрела на мелкую рыбку в речке и удивлялась! Совсем нет хищников! Или она их не встречает!
Жара стояла невыносимая. Маша залезала в ручей по сто раз на дню. Прохлада наступала только ночью, да и то это была не прохлада, а просто солнце садилось. Ночи были теплые, как в тропиках. Не замерзла ни разу. Ветерок задувал мягкий, несравнимый с тем шквалистым ураганом, пока она шла по равнине. Сейчас Маша точно уже знала: тот мир и та местность были как бы другим миром. Она в который раз удивлялась тому, как смогла выжить и очутиться снова в новом мире. Точно этот мир был другим – живым и обитаемым.
А вот вода в ручье была холодной, течение – быстрым. Маша решила, что когда соберется уходить дальше, то пойдет вдоль русла этого ручья к истоку. Хоть выяснит, откуда он берет начало и почему вода такая холодная.
В ручье, неглубоком и очень стремительном, было полно разной рыбы. Лес полон живности. Кроме птиц, постоянно встречались разные мохнатые зверьки, и не зайцы, а вроде хомяков, только крупных. Маша все представляла, что когда-нибудь она решится и поймает хомяка. Останавливала только мысль: как она его есть сырым будет?
Даже попробовала разжечь огонь. Не вышло, только ладони до крови стерла. Браться повторно уже не хотелось. К ее больной и ноющей правой руке не хватало еще стертых в кровь ладоней!
Ночью под ее дерево приходили крупные животные – так ей, по крайней мере, казалось. Почва была сухая, и следов она не находила. Зато много следов и копыт, и лап находилось утром у ручья. Днем крупных зверей она не видела.
– Небо! Ни облачка! Как мне надоело просыпаться каждый раз и понимать, что я всё еще остаюсь здесь, в этом бескрайнем горном лесу! Просыпаться на этом дереве, ставшем мне домом, постелью, просыпаться на три раза за ночь, такую длинную и темную! Может, я умерла, и это моя обратная сторона жизни в другой, мертвой реальности. Ну не может же мое сознание такое наяву рисовать?! И где же я теперь?!
Ответа не было.
Кругом лето, жара днем и звездное небо ночью. Тихая гавань мира. Райское место.
Сейчас она высыпалась и, проснувшись, сидела в кроне приютившего ее дерева и смотрела на звездное небо. Потом смотрела, как встает розовое солнце. Смотреть на солнце можно только рано утром, потом не посмотришь уже. Очков нет. У нее вообще ничего почти не осталось из ее мира. Куртка, сапоги, носки остались у липучих лиан. На берегу озерка у водопада она оставила белье. Из одежды был рваный свитер, зеленая футболка и брюки, порванные на коленках и на поясе. Зашить их было нечем. Волосы она заплетала и завязывала вытянутой ниткой из свитера. Вот и весь скарб.
Первые дни рука ужасно ныла, Маша пыталась е1 не тревожить, но перевязать и зафиксировать ее было нечем. В итоге она сняла свитер и, стянув его узлом, сделала примитивную косыночную повязку. Рука немного успокоилась.
Маша вспоминала прочитанные книжки: о Гулливера и лилипутах, о Синдбаде- Мореходе и Робин Гуде, а также об индейцах, и, конечно же, «Приключения Робинзона Крузо».
Всем книжным героям отчасти повезло: у кого были стрелы, у кого – длинное ружье, у одного сразу были и ружья, и собаки, и даже кошки, пока не сдохли от старости на острове, и всех в итоге, рано или поздно, находили люди. А ее и не искал никто, она уже точно знала, что этот мир – не Земля. Как она здесь очутилась, она не понимала ни умом, ни сердцем. Помнила только лицо незнакомца, как будто все произошло вчера. На самом деле прошло уже не меньше месяца, а, может, даже больше. Время неумолимо шло вперед, Маша это отмечала даже по тому, как темнела ее кожа под ярким солнцем. Волосы, ее красивые длинные волосы, выгорели до белизны и даже немного отросли. Ухаживать за волосами она привыкла и без личных средств. Были же пальцы, есть ногти –длинные и крепкие, как лезвия ножей. Точить их нечем, если только грызть время от времени. Но выхода нет, иначе они начнут загибаться и обламываться.
И героем, как в книгах, она себя не чувствовала ни капельки. Было очень грустно, нужно было куда-то направить свои действия.
Хотелось плакать, но ни разу Маша не заревела, слез не было. Была тоска по дому и мечта хоть во сне, хоть раз увидеть Москву, подруг, отца, маму, даже Вику . И снов не было.
Надо было искать жителей, но сил уходить с приютившей ее кроны дерева у нее не было. Прошел еще месяц жизни, и она неожиданно для самой себя разболелась – заболело горло и начал мучить сухой кашель, при кашле болела грудь. Мокрота отходила плохо. Но температуры не было. Где она могла простудиться? Она перестала заходить в воду ручья. Маша понимала, что она, конечно, не умрет, но идти босиком дальше пока не решалась.
Хотелось встречи, очень хотелось найти людей или нелюдей. Но, оценивая животных, Маша предполагала, что жители, если они есть, не сильно должны отличаться от нее внешне. Образ чужака никак не вязался с обитателями райского места, в котором она очутилась, как не вязался ни с чем вид космического корабля, похожего на плитку шоколада.
Почувствовав себя чуть лучше, Маша решила все же подождать, пока она чуточку не окрепнет и не пройдет кашель. Теперь большую часть длинного дня она проводила в тени, стараясь не загорать вовсе. Чесалась голова, еще чесалась кожа, покрытая странным белым налетом, который не смывался водой. Кожа потемнела, а волосы, напротив, совсем выгорели. И еще этот белый налет. Они смотрелись очень странно. Пегая грива, иначе не назовешь!
Маша пробовала тереть кожу и голову землей и споласкивала измазанное в речке, Она где могла, давно и тщательно себя осмотрела и изучила каждый кусочек своего тела. Кожа приобрела странный мраморный рисунок, просвечивающий сквозь кожу узор. Загар на узор ложился кусками, как трафарет. Маша недоумевала. Шею и лицо она плохо могла разглядеть в воде ручья, но зато уж на дикий рисунок кистей рук и лодыжек насмотрелась всласть. Все пестрело, как пастелью, бледными красками.
У нее была футболка –когда-то зеленого цвета; теперь цвет был непонятным. Маша горько жалела о потерянном нижнем белье, но проведенные без него последние несколько недель в итоге примирили ее с этой потерей. Женские недомогания пришли и ушли. Маша их почти не заметила. Стирать было нечего. Брюки она не снимала ни разу: боялась, что не наденет вновь – такими они были ветхими. Белья не было, и жалеть больше о нем не было никакого смысла. Нужно было искать пропитание, а так как правая рука болела очень сильно, то Маша старалась искать пропитание на ногах, а руку берегла для подъема на дерево. Ночевать на земле она не решалась.
Девочка по нескольку раз в день выходила к стремительной мелкой речке, видела сквозь быструю воду много крупной блестящей рыбы и готова была уже попробовать её поймать, но останавливала мысль, что есть ее придется сырой и не чищенной. У нее были только палки, и как снять ими с рыбы чешую, Маша не представляла. А еще внутренности как-то надо достать. Прочитанные книги о путешествиях и приключениях пробела в таком вопросе не устраняли.
Однажды Маша вспомнила, что Робинзон Крузо делал зарубки на дереве и таким образом мог сосчитать точно, сколько дней он прожил на острове. Маша припомнила примерное количество своих дней, прожитых ею в лесу, и, кое-как ободрав кору на влажном стволе своего «нового дома», отчертила десять вертикальных полос – пускай это будут примерно десять недель, что она провела в этом месте. Теперь каждый вечер она добавляла по одной короткой полосе рядом с последней длинной. Когда маленьких полос набралось семь, Маша решилась половить рыбу.
Кожа поджила, рука перестала беспокоить её по ночам но главное – добыча многочисленных яиц перестала приносить результаты. Все чаще Маша встречала гнезда с птенцами. Если в гнезде были птичьи яйца, то либо они были испорчены, либо в них были почти вызревшие птенцы, и, в очередной раз разбивая скорлупку выбранного ею яичка, девочка находила почти сформировавшегося птенчика. Этот способ кормежки перестал приносить результат. Птичьи стаи были многочисленными, но прожитое в лесу время давало понять, что неумолимо приближается сезон вывода потомства. А новых гнезд птицы не строили. Маша облазила все знакомые места, птицы взлетали при ее приближении и отчаянно орали на нее с высоты. Там лежали те же несколько, ею же оставленных яиц, а новых не прибавлялось. Где же ей знать, что для того, чтобы птицы несли новые яйца, нужно было забирать из гнезда все ранее снесенные; тогда птица, оставшись вовсе без яиц, начинала, как курица в деревне, нести новые и свежие. А так у птицы осталось одно или два, вот она и продолжала их высиживать!
***
Ранним утром, когда солнце ещё не встало, а горизонт только начал светлеть, ее разбудили странные звуки, как будто под ее деревом пробежало стадо крупных животных.
Животные пробежали группой, шум стих, и тут треск неожиданно повторился: видимо, один из зверей почему-то отстал от стала. Маша ничего не видела с высоты. Быстро все стихло, и в воцарившейся тишине вновь защебетало множество мелких птичек.
Начался рассвет, и поскольку спать не хотелось, Маша решила, что пора ей, наконец, заняться ловлей рыбки. А то странные вязкие на вкус плоды уже приелись, и от нечего делать рыбалка представлялась ей хорошим времяпровождением.
Посидев в ветвях еще некоторое время и не услышав больше новых посторонних звуков, она начала спускаться Правая рука сегодня была в лучшем состоянии, и, уже почти спустившись вниз, Маша подумала, что так и не собралась за все время подняться на самый верх кроны и посмотреть, наконец, что видно в округе.
Под деревом земля была словно вспахана пробежавшими животными. Разглядев несколько отметин в грунте, Маша решила, что это были кабаны: копытца были раздвоенные. Ну, а рост животных был приличным: ветки были сломаны на уровне ее макушки.
– Ничего себе хомячки тут водятся! Хорошо, что я тут не стояла: втоптали бы в землю по плечи.
Она выбралась к речке и долго наблюдала за мелькавшей в воде рыбой. Вопрос, как есть её сырую и в чешуе, встал с новой силой, но есть все равно хотелось, а потому нужно было попробовать выловить хоть одну.
Оглянувшись, Маша решила ловить с помощью острой палки. Развернувшись, она отправилась в глубь леса, поискать, что бы такого сломать.
ГЛАВА 7 Первая встреча и «теплый» приём.
Стадо унеслось в самую глубь леса, Ольянэ и Шаирэ ускакали следом, похоже, надолго. Преследовать животных желания не было, все равно догонять нужно было сразу, как настигли, а теперь оставалось только ждать. Суэ вышел к стремительному ручью; протока была узкая, вода неслась среди деревьев обильным потоком, вымытые корни высоких стволов торчали из стремнины, и некоторые из них перегораживали поток, так что можно было по ним пройти на другую сторону. А вот искупаться было негде: мелко, да и коряг везде полно. Принесенные течением сломанные ветки застревали в корнях великанов, образуя корявые завалы.
Пройдя немного вдоль русла вниз по течению и найдя следы пронесшегося здесь стада, Суэ хотел повернуть назад, но что-то привлекло его взгляд. Приглядевшись, он увидел мелкую дикарку.
Она стояла на самой стремнине – невысокая, худая (точнее сказать – тощая), одетая во что-то странное. Вода доходила ей до середины ног, видны были голые коленки, дальше шла обтягивающая бедра темная ткань. В руках дикарка держала тонкую палку. Вдруг она стремительно воткнула тонкий прут в воду и подняла над водой рыбью тушку. Но то ли рыба была плохо насажена, то ли палка без зазубрин, рыба дернулась и, сорвавшись с насадки, свалилась в воду.
Мелкая начала громко ругаться на странном языке, переступила на новое место и приготовилась снова орудовать прутом. Дикарка стояла вполоборота, и лица ее Суэ не видел.
Суэ от нечего делать остался наблюдать. Результат рыбной охоты не заставил себя долго ждать: вторая рыбка, пузатая и блестящая, была ловко насажена на прут и поднята над водой. Но и вторая рыба так же быстро сорвалась с насадки и свалилась в воду.
Второй неудачный опыт вызвал у дикарки недоумение, она не стала больше ругаться на своем странном языке, а красноречиво почесала мокрую, спутанную гриву белесых волос на макушке и, внимательно осмотрев прут, повернула к берегу.
Суэ приготовился взглянуть незнакомке в лицо, она как раз развернулась всем корпусом, но все еще смотрела под ноги, пытаясь не упасть в быстрой воде, аккуратно переставляла босые ноги среди множества подтопленных коряг. Двигалась она прямо к нему. Суэ стоял, прислонившись спиной к стволу дерева.
Наконец, дойдя по воде до берега, мелкая, отчаянно размахивая руками, чтобы не упасть в потоке воды, подняла голову.
Суэ взглянул ей в глаза, поток силы пошел в ее направлении и, отскочив, понесся назад. Такого он не ожидал, а дикарка не ожидала тем более. Испуганно вскрикнув, но так и не отведя взгляда, она посмотрела внимательно на стоявшего прямо перед ней незнакомца.
– Кто ты и как тебя зовут? – спросил Суэ.
Дикарка явно поняла, но с ответом не торопилась, как бы мысленно решая для себя, что ответить.
– Ты поняла меня. Отвечай, кто ты?
Суэ задал новый вопрос и вслед за словами снова ударил силой, и снова получил назад полный откат. Пробиться дальше внешней оболочки ему не удалось. Дикарка поморщилась, как от сильной головной боли , а должна была либо открыться для чтения, либо банально потерять сознание и упасть. Но она стояла, смотрела внаглую на него и явно все больше и больше злилась. Гримаса злобы отразилась в ее необычного каменных цвета глазах. Суэ даже наклонился вперед, стараясь не разорвать зрительный контакт, так как дикарка начала отворачивать голову.
Голову она отвернула с трудом: все же это он обладал силой, ну а она – нет. Простолюдины не могли соперничать с высшими, а она на высшую не тянула, да и вообще он впервые прощупывал такое строение мозга разумного существа. Кто она?
Незнакомка повернула голову и разорвала зрительный контакт. Суэ просто выбросило из головы дикарки, как первогодка из головы магистра, а дикарка забралась на берег и молча протопала мимо него в сторону леса.
Столь наглое поведение было таким необычным, что Суэ в первый момент вовсе растерялся. Посмотрел вслед удалявшийся мелкой и с недоумением перевел взгляд н свои руки. В руках был заряженный арбалет.
«Может, выстрелить?»
Суэ в недоумении покачал арбалетом.
«Кто она такая и почему так спокойно прошла мимо? Или она не знает правил, или я не я».
Еще раз посмотрев вслед уходившей мелкой, он увидел, что дикарка зря времени не теряла, а припустила с места бегом и уже добежала до кустов.
– Ну нет, так не пойдет! Мы еще не поговорили, и ты мне не ответила, кто такая, а ведь поняла меня, и прекрасно поняла! – Суэ бросился вслед за ней, намереваясь догнать ее в лесу.
***
«Кошмар-р-р-р-р-р, еще один придурок, свободно гуляющий у меня в голове! Я хоть кого-то нормального встречу?! Или мне теперь только с такими вот общаться?!»
Она прекрасно поняла смысл сказанных слов. Почувствовала даже ментальное давление на голову, как будто ее принуждали ответить, открыть рот. Не уверена была только, что дословно поняла каждое слово странной тягучей речи. Он финн? Язык был чужой, но какой? Но поняла же! Что с ее головой? Где она?
Маша летела вперед, не разбирая дороги. Первый раунд она выиграла, не уступив натиску на мозг и свое сознание и оставив за собой и второй раунд, дав себе небольшую фору по времени, пока пришелец у ручья приходил в себя от неожиданности. Была атака прямо на мозги, и Маша ее почувствовала, но вот как смогла откатом вернуть назад поданное ей в голову? Вопрос! Ну ладно, наверное, сработал эффект неожиданности: если бы она его первая увидела, то не стала бы смотреть, тем более в глаза. Смылась бы быстро в кусты и уж оттуда бы разглядывала. А так все вышло случайно, она подняла голову и увидела его, он посмотрел и задал банальный вопрос. И она вопрос поняла – вот диво!
Она успела отбежать на приличное расстояние, пока он сообразил, что она банально удирает от него, и, наконец, последовал следом.
Бежать было легко. Маша не чувствовала усталости, ее ноги давно привыкли к отсутствию обуви и так огрубели, что она уже давно не мучилась, наступая пятками на острые предметы. Этот лес был хорошо ей знаком. А убежать она намеревалась как можно дальше.
«Вот заодно и узнаем, наконец, что за тем дальним холмом». Туда дойти все никак не удавалось.
Вскоре далекий холм остался позади и справа. Маша нырнула в овраг; грунт внизу не располагал к беговым нагрузкам, и, проскакав, как заяц по кочкам в топкой низине, она споро поднялась на другую сторону оврага и опять нырнула в густую лесную массу деревьев.
Изменив уже в пятый раз направление движения, перескочив два раза через стремительный поток встреченной речки, Маша намеревалась пробежать еще столько же, но тут впереди нее начался крутой подъем на новый холм. Еще метров сто стремительного бега в горку, и высокий лес резко закончился и открылся обрыв с холма. Со всего разбега Маша полетела с обрыва головой вперед, в беспорядке перебирая ногами, чудом не упала, удержала равновесие и, сопровождаемая треском ломаемых кустов и обрывками вырванного дерна, спустилась на самое дно. Но встреченные ветки здорово надавали ей сучьями по голой шее.
«Нужно убежать подальше и ни в коем случае не оглядываться. Я еще даже не устала! В таком случае только прибавим скорости!»
Достигнув, наконец, самого дна обрыва, не останавливаясь, не оглядываясь, Маша припустила вперед еще стремительнее.
Бежала она еще долго; наконец, устала и, остановившись в незнакомом лесном массиве, перешла на шаг. В ушах стучала кровь. Не переставая размахивать руками, Маша начала оглядываться, ища приличное по высоте дерево, на которое можно забраться.
Деревьев было множество, но низких веток – ни одной. Роща, в которую она прибежала, состояла сплошь из деревьев – высоких, могучих, но не имеющих ни одного низкорасположенного сучка или же, на худой конец, дупла. Каждое дерево располагалось в нескольких метрах от собрата. Кроны лиственных гигантов были обширны. Низких или просто молодых и тонких деревьев не было вовсе. Некоторые экземпляры в толщине ствола равнялись десятку таких девочек, как Маша. Она, как зачарованная, брела вдоль великанов, оглядывая их с восторгом.
«Ну надо же! Это сколько же они растут на этой земле!»
Почва под деревьями была сухая, трава совсем не росла, только пожухлые сухие листья толстым ковром укрывали поверхность. Ноги по щиколотку утопали в опавшей листве. Маша припомнила первый лес – тот, в который она вошла, когда вышла из пещеры в горе. Там тоже кругом была пожухлая листва и деревья-великаны. Но эти были гораздо толще встреченных ею тогда.
Этот лес был живой.
Подняв голову, она заметила в самой вышине огромных крон деревьев птиц.
– Какая красота! – Маша всё крутила головой, стараясь разглядеть сквозь крону солнечный диск и таким образом сориентироваться в направлении дальнейшего бегства. Оставаться долго на таком просматриваемом пространстве она опасалась.
Оглядываясь в поисках солнца, она вдруг увидела нечто напоминающее блестящий шарик. Предмет приблизился к девочке по воздуху и завис на расстоянии вытянутой руки. Шарик тихо жужжал и крутился вокруг своей оси.
Внезапно послышался стук копыт, и через мгновение её окружили всадники. Маша оглядела нарисовавшуюся компанию незнакомцев. Одна знакомая рожа присутствовала, эта же рожа, нагло ухмыльнувшись ей, протянула руку к блестящему шарику, и тот послушно прыгнул в раскрытую ладонь.
Её догнали. Пришельцы. Конкретнее Маша охарактеризовать нагнавших ее, не сумела – вроде и люди, но странные очень.
Огромная ручища бесцеремонно ухватила девочку за плечо, подняла в воздух и усадила впереди корпуса всадника, прямо на шею могучего животного. Кроме лохматой гривы, Маша больше она ничего рассмотреть не смогла.
Незнакомая компания весело обсуждала поимку, слова все были понятны, но конкретный смысл веселого общения всё время ускользал, потому что целая толпа незнакомцев так налегала на ее слабый мозг, что выдержать все атаки ей было просто не под силу. Били в ее голову прицельно больно, как будто ее голова была мячиком для игры в пинг-понг. Отскакивая от одного препятствия – натиска силы, она налетала на новое препятствие и отскакивала вновь. Заниматься еще и переводом слов, воспринимать поток чужих слов и звуков в таком объеме Маша не могла, ее мозг начал закипать в прямом смысле, и как итог – Маша быстро отключилась, свесив голову на грудь.
– Все, прекратили обсуждение! Хватит ковыряться у нее в мозгах! Убьете еще раньше срока, а потом оживляй! Поехали!
Суэ круто развернул коня. Веселый гомон голосов прекратился.
Маша не приходила в сознание, находясь в глубоком обмороке, так не свойственном ей раньше. Суэ поудобнее обхватил бесчувственное тело и пустил животное в галоп.
ГЛАВА 8 Исполнение желаний: хотела встречи – ну вот, не жалуйся!
– Давай, приходи в себя!
Машу сильно тряхнули за плечи – видимо, кому-то надоело присутствие бесчувственного тела.
– Открывай свои наглые глаза! Я знаю, ты давно пришла в себя и слушаешь.
Маша скривилась. Тряхнули чувствительно, аж хрустнули шейные позвонки. Смотреть не хотелось, и она открыла только один правый глаз. Увиденное мельком ей не понравилось, и она попробовала вновь закрыть глаз, а также попробовать прикинутся бревнышком.
«Полежу тихонечко, авось, они забудут на время про меня, я отползу и еще с удовольствием побегаю. У меня много сил!»
В следующее мгновение ее посетило смутное понимание неудобности обстановки, и она уже с ужасом открыла уже оба глаза. Она лежала совершенно голая. На земле!
Нет, она и раньше была не совсем одета, потерянное на песчаном берегу озера нижнее белье как-то давно и с легкостью забылось, и уже не так смущало его отсутствие на теле – были же брюки, разорванные на поясе, разодранные на коленках, но все же закрывавшие все, что нужно. Был свитер (правда, он остался, на приютившем ее дереве), но была футболка, она тоже хорошо все закрывала.
Теперь одежды не было, лежать голой было неприятно до мурашек, особенно, если на тебя в упор смотрели, давно и нахально разглядывали. Разглядыванием занималась та же рожа, встреченная ею у речки. Маша хмуро уставилась на сидящего на корточках рядом с ней незнакомца: длинные курчавые, какие-то неестественные волосы, непонятного цвета глаза, большое тело и неправильная по форме голова – внешность явно бандитская, таким только старушек в подъездах пугать! И голова странно загудела, стоило ей только встретить чужой внимательный взгляд. Незнакомец неприятно ухмыльнулся. Посетило гадкое чувство, что это пришли неприятности, и большие. Незнакомец ухмыльнулся уже во весь свой зубастый рот, как бы соглашаясь с ее мыслями: «да, неприятности и большие».
К рассматриванию ее тела бандитская неправильная рожа подошла со всем вниманием. Наконец, зрительное любопытство было удовлетворено. Маша не отводила серьезный взгляд, молча продолжая сверлить незнакомца взглядом. Рожа перестала ее разглядывать. Переместившись ближе и оказавшись совсем рядом с ее лицом, незнакомец перевел взгляд и посмотрел на живот. Голову как толкнуло волной и разом отпустило. В следующее мгновение чужая лапа грубо раздвинула ей ноги. Сверху навалилась такая туша, что перехватило дыхание.
Не погладили, не обняли, сразу полезли! Тряхнули посильнее, и пара грубых слов – вот и вся прелюдия. Ну и обращение! Испугаться времени не осталось, Маша попыталась вывернуться из под навалившегося на неё тела – не вышло. Давление сверху только усилилось. Вторая огромная ручища легла ей на шею, сильно придавив ее к земле. Дышать стало невозможно. А тут еще и боль в паху! Он что, решил ее руками взять!?
Нет, Маша, конечно, читала много такого, чего в ее возрасте подросткам читать не полагалось, даже немного и посмотреть удалось! Но происходившее с ней недоразумение надо было срочно как-то прекращать, нужно было как-то действовать, не лежать же молча в ступоре!
Шок!
А его и не было. Маша себя ощущала вполне адекватно.
Стопорить, тормозить Маша вообще не умела, ее реакция дома на запреты и ограничения свободы часто выходила за рамки нормальной. Родня старалась не задевать ее без особой надобности. Она с легкостью могла самостоятельно выучить наизусть сложный урок, с такой же легкостью могла выкинуть какую-нибудь неожиданную шалость либо притащить в постель взрослую книженцию или мужской журнал. И если последний не успевала надежно спрятать, то его находили, и разгорался скандал. За порог дома информация о Машиной осведомленности и неадекватной начитанности не выходила. Родители сами опасались. Читала Маша всё подряд. Только в школе она вела себя примерно. Учителя ее любили. Все. Особенно нахваливал учитель физкультуры. Отличница, красавица, спортсменка, комсомолка… и т.п. Ах, да! Комсомол приказал долго жить, но его с легкостью заменила подростковая среда, компания в классе, где Маша занимала свое место, причём не последнее.
Она росла активным, жизнерадостным ребенком. Бросалось в глаза ее отношение к животным – Маша странно реагировала, если рядом наказывали собаку или же тискали котенка. Если и не вмешивалась, то сразу как-то замыкалась и уходила в себя. Наблюдать чужую боль она не могла. Домой брошенных котят не приносила, мама была против животных в доме, и отец никак не разрешал завести хотя бы попугая. Маша выпросила только разрешение заниматься верховой ездой, и мама с большим трудом уступила. Уступила, похоже, напору отца.
Зато она перечитала все доступное о животном мире и серьезно раздумывала: а не пойти ли ей учиться на биолога? Останавливало нежелание строить свои отношения с живым миром, как того требовала официальная наука о природе: человек – потребитель всех благ, а не один из элементов живой природы. Маша хотела быть элементом и просто наблюдать или же помогать природе жить. Но об этих ее мыслях никто не знал и не догадывался.
Друзей и подруг было много, но не с кем Маша близко так и не сошлась. О её внутреннем мире, о разносторонних познаниях и интересах ее подружки не догадывались. Еще бы, они этим не заморачивались! А родня молчала. Читать давали, к компьютеру допускали. Ее пытались всеми силами оградить от тлетворного влияния интернета, западной морали, друзей и информации в открытом и не совсем, но доступе. В итоге мало преуспели. Маша сама выбирала из потока информации то, что ей интересно.
Ну, а сейчас она попыталась встать, вывернуться, а когда почувствовала, что становится очень больно, то просто заорала в рожу существу, так неординарно начавшему к ней приставать и своими лапами лезть туда, куда и сама она не влезала!
Это подействовало неожиданным образом: подошел второй пришелец-бандит, его разглядеть вообще не вышло – мешало тело первого. Этот второй, присев рядом с другой стороны, начал подначивать словами навалившегося на нее первого. Разглядывать первого и второго подробнее Маша не собиралась – рожа была, конечно, необычная, но не настолько, чтобы отвлекать ее от начатого сопротивления. В том положении она не могла кого-то рассматривать внимательно. Ей в корне не нравилось происходящее, и она собиралась прекратить это немедленно и сейчас!
Руки были свободны, и, разом вцепившись в шевелюру первого типа, Маша начала рвать ее в разные стороны, продолжая визжать, как поросенок, которого уже резали.
Все бранные слова, выученные ею когда-то и вылезшие в немыслимых сочетаниях и последовательности в ее голове, полились грязным потоком на головы двух подступивших к ней мужских особей. Особей! Они смахивали на людей и отличались внешним видом.
«Меня будут насиловать пришельцы!»
Мысль родилась в голове и вызвала первый приступ паники.
«Куда меня занесло!?» – прискакала в голову следом новая мысль.
Не замолкая ни на секунду, вырвавшись, наконец, из-под навалившегося на нее тела, Маша перевернулась на бок и наподдала освободившимися ногами по конечностям и туловищу первого.
В следующее мгновение визг прекратился, это второй тип лапой зажал ей рот. Она тут же его укусила, так сильно сжав зубы, что прокусила свой язык. Да хрен с ним, с языком! Второй вырвал укушенную конечность и тоже заорал. Маша вырвалась и, развернувшись, бросилась бежать. Выскочив из того места, в котором она очнулась, Маша поняла, что бежать-то и некуда.
Место было поляной десять на десять метров, трава утоптана, везде, куда ни попадал взгляд, она видела сложенное странное оружие, седла, привязанных длинногривых лошадей и людей, которых и людьми-то назвать было сложно. Вид внешне был похож: те же четыре конечности, та же голова – одна штука, и те же волосы на голове в избытке. Одеты тоже, как обычные люди: штаны на ноги, куртка или рубашка на туловище и руки. Никаких там плащей длинных, рогов или крыльев, но все же эти были не человеческой расы. В чем причина, Маша не могла уяснить: какая-то неправильность в пропорциях тела... Но думать над этим вопросом её было недосуг.
Так и встала, как вкопанная, посреди этой поляны. Немая сцена хоть куда, да! Вот влипла так влипла! В следующее мгновение, не дав ей как следует все рассмотреть, к ней стремительно подошли со спины и опять повалили на землю, в этот раз банально сделав захват рукой за шею и согнув спину в три погибели. Ну и силища! Чуть позвоночник не переломился!
Схвативший ее незнакомец отволок ее на прежнее место. На тот раз никто не стал заниматься ерундой, лазить рукой куда не надо. Стоя на небольшом расстоянии и задумчиво разглядывая бесившуюся и вырывающуюся из захвата второго девушку, первый обладатель странной рожи бандита-пришельца, начал раздеваться. Сняв всю одежду, обладатель первой увиденной ей в этом лесу рожи присел перед ней на корточки и провел рукой по щеке.
– Не дергайся, я все равно получу свое. – Сказано это было очень понятно, Маша так обалдела, снова поняв весь смысл слов, что перестала вырываться.
– Вы что… Почему я вас понимаю, вашу речь, она ведь мне чужая?
Ответить ей не посчитали нужным. Незнакомец состроил новую гримасу и, толкнув ее в грудь, повалил на землю. Второй завел руки на голову и прижал одной рукой, второй рукой обхватил горло, прижимая к земле голову.
– Держи крепко! – скомандовал первый.
Маша скосила, как смогла, глаза, увидела только подбородок. Незнакомец снова навалился, чуть сдвинулся… Маша только и успела вздохнуть…
В следующее мгновение она почувствовала резкую давящую боль в промежности. Рванулась из-за всех сил влево, вправо, стараясь вырвать свое тело, снова попыталась хотя бы освободить голову... не удалось. Она не переставала выворачиваться, снова и снова пробуя освободить хоть голову, хоть вытянуть спину из-под тела. Держали крепко, не ломая только шею. Незнакомец сверху больше не двигался, нависнув корпусом над ней, некоторое время он так повисел, потом сам развернул ей лицо, и зло глянув в глаза, задал вопрос:
– Ты еще долго будешь вертеться?
Маша поморщилась от резко стрельнувшей боли в голове. Он так смотрел… чувствовалась странная сила, идущая от взгляда. Маша прикрыла глаза, чуть вздохнула – ровно настолько, насколько позволяла державшая ее за горло рука второго.
Первый что-то буркнул и чуть отпустили шею. Почувствовав это, Маша дернулась, сильно врезала нависшему над ней насильнику лбом по носу. Удар получился – отчасти оттого, что Маша очень постаралась, отчасти от того, что никто такого не ожидал.
Насильник отстранился, в поле зрения появилась рука, схватилась за нос.
– Ну все, игры кончились!
Голову снова придавили к земле, совсем перекрыв доступ воздуха. Маша захрипела. Сил сопротивляться не осталось. Обладатель первой встреченной рожи смотрел теперь строго в сторону, его взгляда она не видела. Пара резких движений – и Маша поняла, что дело сделано, осталось только дождаться момента, когда он насытится ею. Было ощущение, что ему безразлично, кто под ним лежит. Как бесчувственная машина выполняет свою рабочую программу. В следующее мгновение он повернул голову. Маша поймала его взгляд. Резануло бьющей, как плеть, болью в голову. Маша запрокинула свою и первой разорвала зрительный контакт.
– Ну вот, умница, наконец, я пробился в твое сознание, и ты теперь знаешь, что смотреть мне в глаза не надо! – Насильник скорчил очередную мерзкую гримасу, и послышался тихий смех. – Смотри на небо, если хочешь…
Маша закрыла глаза.
Совсем отключиться не давали. Как только Маша попробовала уйти в несознанку, ее больно ментально встряхивали, и она с ужасом приходила в себя, чувствуя, что незнакомец еще не кончил и ее несчастное тело не оставили в покое.
«Да сколько можно?!»
Маша слышала рядом обрывки тихого разговора, темой его была она, а смысл слов был не до конца понятен. Разобрала из странной речи только то, что ее предлагали перевернуть? Опять болезненный толчок, и еще один. Маша закрыла глаза, ее продолжали иметь и только входили в раж.
«Скотина, когда же ты кончишь?!»
На этом моменте раздумий над происходящим беспределом Маше, наконец, стало все равно. Стучало загнанное сердце, дышали легкие, и не уходило никуда проклятое осознание того, что с ней происходит. Но неожиданно резко стало всё равно.
– Уступила, теперь я могу закончить! – Поймавший ее в лесу незнакомец усмехнулся.
Маша только осторожно вздохнула.
«Чего уступила?»
В какой-то момент насильник остановился, послышался, как через вату в ушах, уже его стон.
***
Было так плохо, что легче, наверное, было умереть, но не получалось. Память выдала ее недавнее желание умереть. Похоже, что мечты сбываются в этом месте. Но смерть не принимала ее в свои объятия, каждая клеточка тела болела. И, как поговаривал один голливудский актер: «Если чувствуешь боль, значит, ты все еще жив!»
«Класс! Я вот уже начувствовалась до отвала, и мозги кипят и кипеть продолжают».
Маша попыталась повернуться на бок – не вышло. Полежала чуть без движения. Внезапно резануло ярким светом. В первый момент ей показалось, что ее голова уже живёт отдельно от больного и убитого в конец тела.
– Пришла в себя, отлично, можно продолжать!
Кто-то начал ее переворачивать. Это было так дико, что Маша попыталась возражать, но проговорить что-то было невозможно – в горле все пересохло. Начался сухой надрывный кашель.
Ее напоить не собираются?
Кто-то помог ей сесть. Пальцы нащупали твердый грунт.
«Опять на земле валяюсь! Даже постели нет!»
Рядом с ней обозначился очередной обладатель странной рожи, разглядывать его было тяжело. Этот тоже что-то говорил, не разобрать… мозги уже варились, этот толкал ей в лицо какой-то предмет. Маша попыталась отвернуться… не вышло. Разглядела – бутылка очень странной формы.
Ей предлагают пить! Маша ухватилась за емкость рукой. Хлебанув пару больших глотков, распахнула глаза, с ужасом понимая, что это далеко не вода, не вода в чистом виде. Ее спаивают, что ли? Все очень напоминало выпитое однажды содержимое в сильном градусном варианте. Вариант был близкий к коньяку.
Отринув от себя предлагаемый вариант питья, Маша судорожно закашлялась, слезы брызнули из глаз. Но местный индивид со странного вида бутылью не отстал, схватил ее за волосы, запрокинул голову и протолкнул горлышко между зубов.
– Пей! А то сдохнешь раньше срока!
– Я не хочу, я не хочу напиваться в такой жуткой компании! – прохрипела Маша, тщетно уворачиваясь от бутыли. В какой-то момент навязываемая жидкость попала в глаза, резануло новой острой болью, и попытку вырваться пришлось оставить. Маша покорно глотала и глотала предлагаемое пойло. Отпустили только, когда она дохлебала емкость до конца. Горло горело огнем, сознание уходило: «Прощай, хозяйка!» Последней мыслью в ускользающем в спасительное забытье опьянения сознании была мысль, что ее будут насиловать совершенно пьяной.
ГЛАВА 9 Кто тут у нас? Инопланетяне ссорятся.
– Ты упустил ее специально, Аврас, чтобы я ее не получил, – бубнил коротышка, шагая вслед принявшему свой обычный облик незнакомцу. Хотя нет, одеяло все же исчезло, его место заняла элегантная черная куртка, подсмотренный фасон и крой, как у девочки. – Во что ты одет? Это, похоже, женские тряпки или ты на память о ней себе такой же прикид сотворил? – не унимался коротышка.
– Заткнись или как там у местных говорят, – отвяжись! Выйди в мир и т***ся с малолетками, сколько душе твоей угодно. А меня оставь в покое сейчас и в дальнейшем.
Аврас был не в настроении. Более того, он был в плохом, просто адски скверном настроении, и если бы не дело, то прибил бы уже зудящего у самого слухового прохода коротышку.
Девчонка и ее дерзкий, немыслимый, при физических и ментальных возможностях Авраса побег и быстрое, стремительное скатывание на огромной скорости в параллель вывели из равновесия первого сантая империи. Он же уже решил для себя, что оставит этого ребенка себе и займется ее аккуратным изучением, изучением ее способностей –видимо, способностей некоторых людей, о которых он не догадывался ранее.
Он и раньше осматривал землян. Обычно люди сходили с ума от первого и единственного его взгляда, и не то чтобы он копался, как у нее в мозгах, и читал их мысли.… И раньше некоторые выживали. Судьба выживших, его не волновала.
Обычно исследуемый объект кричал от боли и сходил с ума от воспаления мозга в считанные часы, или же его мозг затухал через три-четыре местных дня, при всем возможном лечении и уходе на кораблях перворожденных. С землянами было неинтересно работать – слабый, долго не живущий материал. Еще ни один не протянул больше семи дней.
Аврас и не старался, чтобы они выживали. Еще наболтают, что увидели. Хотя какая разница? Выживут – наболтают и попадут в психбольницу, там большинство таких и проживает. Ему было все равно не интересно. Судьба маложивущих его не волновала никак.
А эта девочка так дерзко смотрела ему в глаза, испытывала панический ужас от его вида и все равно не цепенела телом, кричала не от боли, а от испуга и ужаса сознания, что увидела нечто ранее ей не знакомое и отвратительно-уродливое. И всеми силами пыталась ускользнуть, закрывала свое сознание от его вторжения простым человеческим усилием воли.
Потом, уже двигаясь за ней вверх по склону, он всеми силами старался не лезть к ней в голову и все же услышал ее мысли в тот момент, когда ухватил ее за конечность. Он услышал, что она хочет сделать со своим телом. Она собиралась спрыгнуть вниз и разбиться, утянув и его за собой в полет. Наивная, он не умер бы, сегодня не умер бы точно и не завтра, а вот она бы покалечилась, и в таких условиях подземелья он мало чем бы ей смог помочь. Была бы жива, конечно.
Он когда-то развлекался, по молодости лет, развлекался вливанием сил в одушевленные предметы, убивая различных особей, а потом оживляя их и наблюдая работу их мозга и органов чувств, калеча части их слабых тел, вливая жизненную энергию и наблюдая постепенную, мучительную регенерацию и прирастание живой ткани.
Он упустил ее не специально, а вопреки всему. Она оказалась смелее и более безрассудной, чем он от нее ожидал. Или это страх оказаться рядом погнал ее вперед и придал сил для последнего рывка наверх, а потом она уже не по своей воле укатилась в параллель.
При любом варианте он был сейчас не в духе. Аврас решил для себя, что оставит ее себе, и когда эта цель не осуществилась, то муки его были сравнимы с разрыванием тела сантая карателями- законниками. Видел он один раз, как умирал и оживлялся один сантай, которого приговорили к пытке смертью и воскрешением. Чувства собрата по разуму Аврас уже тогда вполне мог испытать, и по наивности, отсутствию опыта и любопытству ранних лет молодости он подключился к сознанию казнимого и испытал всю гамму чувств, пока отец не вырвал его затухающую душу из этой муки.
Тоска по жизни без боли – вот то чувство, которое помнилось ему по тому случаю и которое он со странным смятением испытывал сейчас, думая об упущенной в параллель девчонке.
«И лет ей не двенадцать, а четырнадцать–пятнадцать. На Земле короткие сутки, жизнь в местных условиях скоротечна, взросление проходит быстрее, и вполне можно было развлечься и самому, если аккуратно и предварительно наколов ее транзимами для снятия острой боли», – размышлял Аврас.
У него не было привязанностей в жизни. Он не боялся смерти – она его боялась. Работал на империю все свою сознательную жизнь и с самого рождения знал, что долг перед родом и семьей превыше всего остального, и никакие желания или честолюбивые стремления остальных родов империи не могут соперничать с правом его рода главенствовать над всеми расами Вселенной. Был широкий круг обязанностей, был круг доверенных лиц. В его руках была сосредоточена огромная власть. Тем более что в удовольствиях и желаниях его никто и никогда не ограничивал, наоборот, всячески давали ему возможность попробовать все оттенки и краски миров и испытать возможности своего далеко не слабого организма. Аврас был очень любопытен, хорошо образован и активен.
С особями противоположного пола у Авраса все было налажено, росли на Астрее два сына, наследника родов правой и левой ветви. Обе супруги были ласковы и обаятельны, могли принять любой облик по его желанию. При полетах по галактикам и при посещении параллелей миров он не отказывал себе почти ни в чем, если работа и долг позволяли расслабиться и отвлечься на опыты и эксперименты с жизнью. Давно он пресытился убийствами и воскрешениями, принятием других обликов и использованием разных стилей перемещения в пространстве и времени. Давно перепробовал весь спектр наслаждений, боли и пороков всех рас и миров.
– Красивая такая, нежная, и кровь у нее сладкая, – продолжал бубнить себе под нос коротышка. – Я пробовал: там, в галерее на полу много осталось крови. Дыхалку разбила, видно…
Он внезапно замолчал, мельком взглянув на Авраса.
Они двигались по галерее назад; скоро должен произойти еще один толчок земной коры, и тогда можно будет собрать приборы и валить с этой планеты на космоборт. Работа будет проделана в срок, показания сняты и сохранены. Свидетели мертвы. Подумав о свидетелях, Аврас опять вспомнил девчонку. Поняла ли она, кто он такой? Наверное, догадалась: книжки, небось, о пришельцах читала или фантастику какую, да и официальная земная наука далеко продвинулась вперед за последние шестьдесят лет. Уже и в ближний космос летают, станции слежения запускают подальше в космос. Марс, Юпитер еще дальше закинули свои громоздкие аппараты. Земная цивилизация развивается, как и должно быть. Все идет своим чередом. И всему своё время.
К чему тогда эта тоска и странное стеснение в груди? Она не переживёт переход, а если и переживет, то долго не проживет за той гранью. Нужно было ее обездвижить еще там, пока она не начала подъем по стене. Он захотел поиграть, размять мускулы, поиграть в скалолаза и заодно посмотреть охота была, как далеко она поднимется в своем стремлении убежать от него. И как потом будет себя вести, если ей не сильно давить на сознание. Эксперимент, который закончился странно неожиданно, можно сказать провально. И безнадежно испорчено настроение.
Потом был этот запах крови, она сорвала себе в кровь пальцы и колени, кровь текла и из носа – он при первом контакте явно резко и грубо вторгся ей в сознание, давление скакнуло, и как результат – сосуды не выдержали, лопнув.
Запах крови смутил его, и ему вдруг неожиданно захотелось оставить ее себе. Сначала была игра, потом возникло и пришло осознание на стене того, что ему нравится ее стремление выжить и сбежать.
«Она, пожалуй, могла бы и прожить какое-то время за той гранью», – подумал Аврас.
Следующей его мыслью было решение, что после окончания дел на Земле он отправится за ней, но не через переход – это опасно, а напрямую – через космос. Сообщение он отправит туда уже сейчас, пускай ищут и найдут ее тело, если она мертва, или поймают живую, и он заберет ее себе. Тело можно всегда оживить, правда, живой мозг угаснет за такое время. Эти олухи Билара все не научатся сохранять трупы пригодными для работы! Жаль, у него нет возможности отправиться за ней сразу же, дело рода превыше всего остального и превыше желаний, даже его желаний.
Симпа вспорхнула с руки Авраса и улетела в направлении перехода, коротышка вскинулся, проследив мельком за направлением полета симпы, но ничего не сказал. Про себя подумал:
«Если сантай что-то надумал, то нам, простым смертным, это и знать не к чему, дольше проживем».
Так думал коротышка, быстро шагая за угрюмым спутником. Даже мысли постарался понадежнее прикрыть ментальным щитом. Хотя его спутнику сейчас не до этого. Весь недовольный, аж на расстоянии биополе фонит разрядами.
«Видно, и сам жалеет, что упустил девчонку. Неужели она его переиграла и ушла не по его воле? – Коротышка уже давно молчал, шагал и раздумывал над поведением Авраса. – Вот сказка! Перворожденный и кто-то из простых случайных смертных оставил его с носом. Да и кто? Девчонка спустилась в переходный туннель, осталась при мозгах после прямого общения с сантаем и ускакала черт знает куда при первой благоприятной возможности! Сантай не дурак, этот все и без меня знает. Значит, крошка не свихнулась, что само по себе уже нонсенс – после прямого-то контакта. Ладно, топаем дальше. Хорошо бы как-то узнать, доберется ли сантай до нее в той параллели или ему достанется только ее оживленное тупое и послушное тело?»
Коротышка слишком долго общался с Аврасом и давно понял, что если этот типчик чего-то захотел, то никто не смеет ему отказать ему в услуге быть призом по первому требованию.
«Эта ненормальная девчонка его обыграла как-то, удрала туда, куда ему пока нет времени попасть, из-за занятости здесь сунуться пока нельзя. Жаль, я был в другом конце туннеля: хотелось бы послушать их диалог. Значит, был и второй прямой контакт. Ну, дела!»
В том, что второй разговор состоялся и не закончился горячкой мозга, коротышка не сомневался, иначе Аврас бы давно успокоился. Таким злым или скорее обозленным на неудачу он его не видел ни разу. Коротышка видел Авраса в те дни, когда ему было интересно, и сантай был в поиске или на охоте за добычей. Добыча всегда была настигнута, исследована, и были случаи – пару раз точно – отпущена в естественную среду обитания. Но еще ни разу от Авраса никто не сбегал, если он этого не хотел. Может, он сам отпустил ее? Но тогда почему такой злой и обозленный? Нет, сбежала, обыграв его по всем очкам!
Он не ожидал ее побега, вот и злой, как демон в преисподней. Девчонка сыграла свою игру и набрала много очков форы. Он в итоге ее достанет, но скорее всего это будет уже не свежий труп, приз не приз, если знать Авраса, этому подавай всегда то, что он приметил и в том виде, который ему приглянулся. А приглянулся в данном конкретном случае явно мозг. Не на молодость или внешность же он обратил внимание?! Конечно же, это был человеческий мозг, выдержавший общение напрямую с сантаем, и дважды!
***
Начавшийся сдвигаться магнитный полюс Земли был стабилизирован, переходный туннель надежно замурован. Он остался на несколько суток и все проверил.
Только в таких местах, как Центральная Россия, ближе к территориям, занятым вечной мерзлотой и на небольшой глубине, к тому же расположенной на надежной тектонической платформе без крупных разломов, можно было незаметно и безопасно проводить такие работы. Здесь раньше была вечная мерзлота и не было разумных. Они поселились в этих местах относительно недавно. Уже роду Авраса досталось обслуживать этот объект. Хлопот пока не возникало, да и сейсмических станций, способных уловить работы в этом направлении, здесь не было на многие тысячи миль. На такие стабильные территории редко доходили волны землетрясений.
Дела были улажены, можно было улетать. Аврас ждал ответа на свой запрос, но никаких сигналов из параллели не было. Коротышка был все время рядом, но лишних вопросов не задавал. Аврас задержался еще на Земле. Улетать, не получив ответа на запрос, не хотелось.
***
Выйдя этой же ночью на поверхность, он прогулялся до оврага. Там было полно народу. Ветрено, сыро, грязно и темно. Казалось, что хмурое северное небо спустилось на саму землю. Свет давали только горящие фары снегоходов, люди громко переговаривались; женщины, мужчины – насчитал двадцать человек народу. Все вместе они вытаскивали из оврага лошадей. Еще до пяти утра управились, в полнейшей темноте.
Аврас был совсем близко, чтобы удобнее было наблюдать, осторожно залез на раскидистую старую березу, всего в двухстах метрах от того места. Эта была самой высокой в округе. Кругом росли деревья, в основном сосны. Человеку на таком расстоянии и в темноте было бы ничего не видно, но только не перворожденному. Он мог с легкостью разглядеть и с более далекого расстояния, да хоть с орбиты Земли. Но сейчас этого не требовалось. Аврас просто наблюдал.
Отсюда хорошо просматривалась и яма оврага, и место, где была дверь.
Первую лошадь вытащили почти сразу. Со вторым конем возились очень долго. Наконец, по прошествии часа и второй конь был вытянут из ямы.
Люди радостно обменивались впечатлениями, громко, визгливо кричали женщины, ходили туда-сюда мужчины, курили почти все. Аврас слушал земную речь и немного погодя узнал, что ребенка звали Машей, мужчину – Олегом. Их не нашли. Куда ушли, никто не знал. Он бы мог им помочь и дать конкретный ответ в одном вопросе точно уже сейчас…
Стало светать. Сначала уехали снегоходы, потом начали расходиться люди, пришедшие пешком. Последними повели лошадей. На животных напялили их же седла, но никто не сел верхом. Одно животное заметно хромало.
Аврас сидел на дереве, пока все не разошлись. Связался с коротышкой. Отдал необходимые распоряжения. Он не сомневался, что к яме скоро явятся следователи, мужика будут искать, и если даже найдут его, то вернутся, чтобы попробовать найти ребенка. Аврас точно знал, что мужчина мертв, уже как семь часов мертв. Недалеко, всего в паре километров от места, где сейчас он находился.
Мертвое тело было легко ощутимо. Биополе начало разрушаться сразу, изменился сигнал от ауры – почти через несколько секунд после того, как перестало биться сердце.
Аврас хорошо разбирался в таких тонких вещах, тут главное было поймать нить связи с живым существом, проследить по связи направление движения и найти место, где существо сейчас находится.
Таким способом, найдя точку, от которой можно было начинать поиск, реально было найти следы любого биологического существа, фонящего энергией распада. Можно было найти и неодушевленный предмет, но тогда искать следовало не по тепловому излучению биополя, а по остаточной энергии атомов или радиационного спектра.
Исчезнувшая девчонка точно была еще жива. Аврас мог и на таком огромном расстоянии почувствовать это. Она была пока жива, но очень далеко от места перехода. Сигнал шел совсем слабый.
Когда совсем рассвело, Аврас спустился вниз и ушел в направлении, противоположном тому, по которому ушли люди. Через пятьсот метров он вышел к проложенной в снегу снегоходами колее. Там его ждал коротышка.
Через час они приехали к загородному особняку. Как только подъехали к воротам, те гулко поехали, открывая проезд во двор. В особняке Аврас и провел следующие трое суток, потом – еще трое суток.
Как он и предполагал, еще до двух часов дня к оврагу вернулись люди и попробовали найти девочку и мужчину. Они тоже строили свой план поиска от последнего места, где те были вместе. Но не нашли следов ни первого, ни второй. Уйдя от оврага в направлении ближайших населенных пунктов, искавшие их люди еще два раза в последующие дни возвращались к оврагу. Хорошо, что никому не пришло в голову начать копать грунт в том месте. Тогда была высока вероятность, что они наткнутся на дверь. Копать не стали, Дверь не нашли, исчезнувших – тоже.
Аврас оставил на березе следилку, и ему приходила не только картинка онлайн, но и звуковой код.
Уже на следующий вечер пошел сильный снегопад и сильно подморозило. Аврас еще раз с усмешкой отметил, что его предки удачно выбрали место для постройки переходного туннеля. Конкретно этого места, но и других тоже. Он бывал в нескольких таких местах на этой планете.
Вроде бы и рядом с цивилизацией, удобно в плане сервиса, но также это стабильно было труднонаходимое место, если точно не знать, чего надо искать и где копать. Никто и не знал, все осведомленные проживали далеко от Солнечной системы.
Сам он чувствовал, что есть живой сигнал от перешедшей параллель девчонки. Поэтому и ждать остался. Хотелось получить желаемое. Но по этому сигналу дать координаты в тот мир, куда она ушла, он не мог. Там не жили перворожденные. Некому было передать наводки на биополе живого существа. Не к чему было привязать начало поиска – только к слепку ауры, который он им выслал. Он не был уверен даже в месте выхода ее на поверхность.
Через шесть земных суток пришел ответ, что все запущенные следилки ничего не обнаружили. В месте предполагаемого выхода на поверхность не было никаких посторонних возмущений, никаких иномирных сигналов или помех в эфире.
Дождавшись ответа, Аврас отдал распоряжения ко взлету. Тем же вечером он без проблем улетел с Земли.
ГЛАВА 10 О последствиях татуировок, или Зачем нужен паспорт.
Она вспомнила, как очнулась от качки в странном обозе.
Ощущения ее не обманывали: кто-то везет ее на своей спине. Какая-то тряпка на голове мешала обзору.
Немного погодя она разглядела шагающую рядом вполне себе земную лошадь в кожаной сбруе. Пришла мысль: а может, она просто сильно стукнулась, и все, что происходит с ней, – как матрица ее заболевшего мозга. Она – как в ролевой страшной игре, и вот уже и сознание возвращает ее в родную действительность. Сейчас все рассмеются и приедут к автобусам и машинам.
Никто не смеялся, хотя она точно разглядела, что люди шагают рядом, но все в полном молчании.
Так и не выяснив для себя для себя, Маша сосредоточилась на новых ощущениях. Хотелось, чтобы голова перестала болтаться из стороны в сторону. Такое простое желание было почему-то невыполнимым, начало еще и тошнить. Маша попыталась пристроить поудобнее мотающуюся голову, напрягла шею, и ее пронзила острая боль. Застонав, девочка снова отключилась, но, очнувшись на миг, она привлекла к себе внимание.
Животных, которые везли притороченные к седлам носилки, остановили, накидку с головы стянули, и на лицо попал дневной свет. Подъехал принц и вперился в нее взглядом. Пошел ментальный контакт, Маша вновь пришла в себя, дернулась и, повернув голову, посмотрела на подъехавшего мужчину. Кто это, она не помнила. Сознание заботливо стерло большую часть пережитого, а, может это мучивший ее так сделал... в любом случае девушка посмотрела и не узнала его. Принц усмехнулся и дал ей инфу в мозг сам. Глаза дикарки расширились от ужаса.
– Очень хорошо, мозг не сгорел. Хватит пока.
Принц разорвал зрительный контакт и отъехал в сторону, а Маша надолго отключилась.
Она ничего не помнила из длинного путешествия. Не видела ни мрачного замка, где остановились охотники и пойманная дичь, ни того, как через некоторое время во дворе замка приземлился небольшой летательный аппарат. В него ее и погрузили, а еще следом внутрь заскочили принц и пара его приближенных.
Маша пришла в себя уже в просторной комнате. Кругом была деревянная мебель. Девочка повернула голову влево и увидела, что рядом с ней сидит пожилая женщина, одетая в странный головной убор. Видны были еще плечи, больше ничего – мешали высокая постель и одеяло. Маша пошевелила левой рукой – все было мягкое и сухое. Постель теплая.
Сидевшая рядом с ней женщина обернулась, когда Маша повернула голову. Ничего не сказав, женщина встала и вышла из комнаты. Маша услыхала, как тихо захлопнулась дверь. Девушка захотела пошевелиться, перевернуться на бок и посмотреть, куда ушла женщина, но боль снова вернулась. Следом накатила сильная слабость, и она закрыла глаза.
Очнулась она сразу, ей просто приказали открыть глаза. Рта никто не открывал, на нее просто смотрели, и она поняла, чего от нее хотят. Рядом с кроватью стоял обладатель бандитской рожи из леса. Ее первый мучитель. Принц. Откуда она это знала? Непонятно, просто знала, и все. Маша молча смотрела на него.
– Как тебя зовут? – обратился к ней принц. Маша перевела взгляд, рядом стояла женщина и смотрела на неё.
– Маша.
– Маша, значит. Звук речи «ш» в имени. Так ты знатного рода?! И кто же твои родители? Я могу сам посмотреть твою память, но не сейчас. Сейчас ты или сама скажешь, откуда ты, или я тебя сам назову. Пока. Потом, когда ты окрепнешь немного, я просмотрю твою больную, слабую головку и все узнаю. Может быть…
Принц усмехнулся и неожиданно сдернул с кровати одеяло.
– Нечего смотреть. – Он хмуро оглядел избитое тельце и обратился к стоявшей рядом женщине: – Смотри, чтобы не померла. Как только поймешь, что она уходит, дай мне знать. Я приведу ее в чувства. Мне не нужен ее мертвый мозг. Ясно?
– Ваше Высочество, я все поняла. Как мне к ней обращаться?
Стоявшая рядом женщина почтительно склонила седую голову. В глаза не смотрела. Хорошо одетый молодой незнакомец был выше ее на целую голову. Манера его обращения к пожилой женщине напрягала. Маша пыталась проанализировать ситуацию. Видно, он здесь главный, раз ведет себя так властно. Один голос чего стоит!
Маша наблюдала за разговором, как во сне. Сквозь ресницы, все в ярких бликах – день сейчас?
Принц обернулся, подошел ближе и, наклонившись, ухватил прядь ее волос, помял в пальцах и отпустил.
– Это не седина, она молода, даже юна. Странный цвет, как меланин в горах. Пускай будет Мелана. И дай ей поесть. Корми хорошо, чтобы поправилась быстрее. Мне не терпится ею заняться.
– Да, Ваше Высочество. Я все поняла. Девушку зовут Мелана.
Женщина еще ниже склонилась. Принц еще постоял, поразглядывал тело, наконец, вышел. Невидимая дверь тихо скрипнула. Одеяло вернула на место стоявшая рядом пожилая женщина.
– Меня зовут Юмата, я ваша служанка, Мелана. Обращайтесь ко мне по имени. А приходил ваш хозяин и господин. Мой вам совет: не злите его.
Девушка внимательно пригляделась. А женщина была не настолько и стара, просто взгляд выдавал возраст, а еще осанка. Она все время горбилась.
В этот вечер Маша забыла свое имя. Началась другая жизнь. Жизнь круто изменилась на все сто восемьдесят градусов, она сама стала другой.
***
– А ну не дергайся! Нет! Так не выйдет! Давай связывай ее!
Ее клеймили, как лошадь! Хозяин ставил ей печать на тело. Терпеть такую боль было просто невозможно.
Её быстро связали. Можно было обездвижить и более щадящим способом: дать ей снотворное или магически обездвижить, обезболить уколом, отключить сознание. Куча способов! Но хозяин делать так не стал. Ее не берегли от боли – наоборот, чем ей больнее, тем ему приятнее. Мелана остро чувствовала всю боль в выжигаемом на запястье рисунке, кисточка с краской, прожигающей кожный покров, как кислота, нежно касалась ее, оставляла чуть заметный след синего цвета. Но только видимо.
Она отключилась сама, но ненадолго. Удар в мозг ментально, и Мелана пришла в себя. От боли дергало всю конечность, от кончиков пальцев до плеча. Рука все еще была надежно прикручена веревкой к подлокотнику кресла. Ноги связаны и примотаны к ножкам. Само кресло прочно стояло на полу комнаты. А голову держали за горло – не вырваться.
Мелана скосила мутный взгляд на свою руку и увидела, что рисунок все еще наносят. Рисовал сам принц. Он сидел прямо на полу комнаты. Рядом парил в пространстве маленький столик с красками в крошечных баночках.
Оторвавшись на миг от очередного мазка маленькой кисточкой, Его Высочество посмотрел на страдающую девочку.
– Тебе хоть нравится? Я спрашиваю! Отвечай!
– Нет, не нравится. Мне больно, очень!
Мелана попыталась отвести взгляд, но не смогла. Ее голову с силой повернули, чтобы взгляд принца встретился с ее глазами.
«Как больно! Я не выдержу!»
Чужой взгляд прожигал насквозь, губы кривились в жестокой ухмылке. Ему было хорошо, очень.
Мелана попыталась дернуться, разорвать зрительный контакт; послышался негромкий хруст в шее. Накатила слабость, и она перестала, наконец, чувствовать боль в теле. Шею моментально отпустили.
– Ты сломал ей шею, скотина!
Последней связной мыслью было, что это не так и плохо.
«Наконец-то я умру!»
Она хотела глубоко вздохнуть, но не смогла. Пришла темнота. Глаза ничего не видели.
«Хорошо, пускай так и будет! Последнее мое желание! Я так хочу!»
Но в голову ворвалось:
«Не стоит надеяться, моя радость! Я не дам тебе так просто спрыгнуть с этой волны удовольствий! Давай! Приходи в себя, моя красавица чувствительная».
«Ох, нет! Так не честно!»
Мелана открыла глаза. Дышалось. Попробовала пошевелить пальцами на руках – вышло. Стоявший рядом принц посмотрел ей в глаза. Видела она его размыто, как будто в глазах стоял красный туман. Тошнило.
– Теперь пошевели пальцами на ногах.
Мелана пошевелила. Она постаралась сфокусировать взгляд; все двоилось и одновременно расплывалось, слезы мешали видеть. Было не так больно, только дышалось тяжело.
«Все же дал обезболивающее».
Эта мысль её ничуть не обрадовала.
– Да, дал обезболивание. Как все подживет, продолжим. Без метки больше ходить не будешь.
Принц вышел из комнаты, а к ней сразу подошла ее служанка. Мелана начала плакать. Плакала долго, горько и беззвучно.
Она не умерла, а шейный позвонок срастили. Ничего не болело в шее, болели только легкие, дышалось очень тяжело. Ей точно дали большую дозу обезболивающего, а оно тормозило дыхание. Но девушка знала, что это только на первое время. Боль обязательно вернется, как и нормальное дыхание, и очень скоро. Она попала в лапы к садисту.
Этот первый ритуал по нанесению метки принц Суэ провел сразу, как она пришла в себя после нападения.
***
Принц дождался момента, когда она начала нормально есть и спать. Тогда к ней в комнату вместе с принцем пришел какой-то важный следователь менталист, выглядевший стариком и очень молчаливый.
Сначала принц и этот дед долго общались молча, на закрытой волне. Мелана переводила взгляд с одного лица на другое, но не смогла понять ни слова. Наконец, договорившись о чем-то, принц уселся напротив Меланы, а старик стал у него за спиной. Начался допрос.
После длительных и настойчивых расспросов Мелана сделала для себя несколько важных выводов: первый – она действительно убила ринтарца; второй – ее не хотят калечить и не будут просматривать память; третий вывод – не нашли остальных, кто напал на нее. Принц особенно настаивал, даже приказывал ей рассказать, описать, кто с ней так «поиграл». Мелане составило большого труда не рассказать, что она запомнила. Его Высочество, наконец, отстал, погладил ее по щеке. Вздохнул. Принц был недоволен результатами допроса. Хотелось нажать на девчонку посильнее, но дознаватель категорически был против.
А девушка перевела взгляд на стоящего за спиной принца ринтарца. Появилось ощущение, что он знает, что она врет... ну, или старается врать принцу. И еще, когда она об этом подумала, то поняла, что дознаватель с легкостью послал ей в мозг фразу, что тоже советует ей молчать.
Странный тип. Мелана почти сразу забыла о нём, стоило ему уйти. Или это он так специально сделал? Она была скорее склонна так думать.
Первый рисунок дорисовали через несколько суток. Это был первый магический след на ее теле. Ее пометили, как домашнее животное. Теперь каждый встречный местный знал, кому она принадлежит, как вещь – вещь ценная и дорогая, которую ни в коем случае нельзя сломать и нельзя трогать без разрешения. Жить, ходить, дышать стало проще, но это мало радовало девочку. Магическая краска впиталась в кожу, разукрасив тонкими линиями ее левую руку, начиная от лучезапястного сустава, по той стороне, где проступали тонкие венки, и до локтевого сгиба.
Потом будут еще метки.
А сейчас, выдержав такую пытку во второй раз, Мелана тяжело приходила в себя. Слезы вымотали ей душу, превратив нервы в измочаленную мокрую половую тряпку. К ночи у нее разболелось сердце, начала возвращаться боль – сначала тупая в шее, потом дергающая и нарастающая в травмированной, обожжённой конечности. Боль все нарастала – это отходило обезболивание. У Меланы не было сил пошевелиться, она и не хотела шевелиться. И говорить не хотела. Сидящая рядом служанка молча разглядывала ее, ища ответы на свои вопросы.
Мелана попробовала вздохнуть, и резкий укол в сердце вызвал только стон. Она не смогла закончить даже вдох, так и застыла на вдохе с открытыми мокрыми глазами. Сердце. Служанка сорвалась со своего стула и выбежала из комнаты.
Мелана вся посерела, глаза закатились. А сердце стучало, странно, в сбитом ритме, раненое сердце с порванной мышцей. Но стучало все равно.
***
Ее хозяина звали Суэ Саил-Ваишэ. Он был наследником Империи Билара, и так как войн давно не было, скучал, просиживая штаны во дворце и иногда присутствуя на советах и заседаниях. Он уже несколько лет как отучился в магической школе для детей знатных семейств, получил третью степень магистра ментальных связей. Его отец, император Билара, был еще не стар, власть передавать не собирался, резонно полагая, что успеет еще его единственный сынок поуправлять державой. Но только не сейчас.
А сейчас принц скучал. Думал слетать в космос, посмотреть миры. Но вот появилась дикая девчонка, интересная и чувствительная. Принцу стало интересно настолько, что он передумал улетать. Мать вздохнула с облегчением. Кого он там себе нашел, ей было не интересно, лишь бы сидел во дворце. Открытый безбрежный космос ее пугал. Семейство Саил-Ваишэ правило пятьсот веков.
Мать Суэ была из другого знатного рода, она, так и не родившая Императору второго наследника. Сын Суэ был ее единственным ребенком. Она его берегла и баловала. Вот пускай сначала женится, родит себе наследников, а им с отцом внуков, и летит на все четыре стороны – хоть в космос, хоть по Билару мотается! Но только не сейчас!
Императрице Далишэ быстро доложили о новой игрушке принца. Что нашли девчонку в лесу, никого не удивило, больше удивило отсутствие меток на теле. Но и это иногда встречалось, дети терялись, сбегали, им ставили родовые метки не сразу, проходило в пять-шесть карастов от рождения, тогда им давали имя и не только его, но также и имя рода. Но дети к пяти-шести карастам уже многое умели, и самое главное – могли защищать себя в здешнем мире. А это было главным. Далишэ девчонка не интересовала.
Чем он там с ней занимается, как проводит время, тоже не волновало. Принц не мальчик, его игрушка – местная, может за себя постоять. А не может – ее беда. Скоро надоест любая, и он оставит ее в покое. Таких рядом с принцем было полно всегда: красивых и знатных, простолюдинок и богатых наследниц родов. Мать выбирала, но пока не нашла подходящую особь. Пугало настойчивое желание большинства оказаться в постели наследника, причём сразу.
***
Мелана и не знала, как называть то существо. То, что это был не человек, она знала всегда. Прожив на Биларе два с лишним местных года, она узнала, что и раса, приютившая ее во дворце по сути своей, не является близкими ей организмами. Хотя? Да, они теплокровные, выкармливают свое потомство молоком, а значит, могут называться и млекопитающими. Но так как окружающая эту планету атмосфера была также кислородной, а согревающая планету звезда стабильной, то многое в развитии организмов, населяющих Билар и Землю, было похожим. Среда, температура, организмы из органики; основным компонентом присутствовала измененная, но не сильно, обычная вода. Почти такое же, как и на Земле, атмосферное давление и не сильная гравитация и приличная сила притяжения делала обитавших здесь особей и внешне очень похожими на землян – никаких тебе хвостов, как у аватаров, никаких лишних конечностей или же крыльев и костяных наростов. Внешне – высокие люди, очень сильные физически и особенно ментально, немного удлиненная голова, хорошо развитые оба полушария головного мозга и небольшая перемычка, как утяжка черепа в районе чуть повыше обычных ушей. Все органы расположены симметрично, как у землян, с небольшой разницей.
Вот этой разницей местные жители отличались от землян, и очень кардинально. Первое, что бросалось сразу в глаза – это их умение общаться без помощи звуков. Хотя обычная речь и присутствовала и даже часто применялась.
Но чуткий мозг девочки еще в диком лесу выловил ментальные диалоги поймавших ее ринтарцев, а через некоторое время она начала и сама передавать мысле-речь на расстояния. Не научилась только строить закрытые каналы. Связала эти свои новые способности с местной средой, всей насквозь пропитанной странными связями. Магические волны непонятной ей природы – тут жили маги, и эти волны, переносили потоки информации, и при некотором старании можно было запросто подключиться к этим связям и прочитать информацию для себя и передать нужную другим особям, способным эту информацию усвоить. На Биларе жило несколько рас, и все они умели передавать мысле-речь на расстояния.
Мелана часто вспоминала внешность первого встреченного ею в подземелье инопланетянина. Он не был похож на местных. Здесь никто масок не носил, а тот был в маске, скрывающей, а может, и заменяющей ему кожу. И волос у него не было. Глаза странные, таким она его запомнила на всю жизнь.
Если бы не он, она бы здесь не оказалась!
Следующим шагом в познании нового мира была необходимость научиться закрывать свое сознание от чтения мыслей другими особями, намного более развитыми ментально, чем она. Этим навыкам от скуки и научил ее принц Суэ, в перерывах между издевательствами запросто копавшийся в воспаленном мозгу девочки. Он перебрал только близкие воспоминания, интуитивно почувствовав, что если после таких телесных мук он полезет глубже, то убьет мозг.
Принц любил все необычное, даже красивое, а пойманная дикарка без роду-племени, без родовых меток на теле сильно отличалась внешне от обитавших рядом особей женского пола.
К тому же пойманная девочка была очень юной; полное неумение строить защитные щиты, огромные куски не занятого связями пространства живого мозга приятно удивили принца. Она была похожа на новорожденную – такая незащищенность и открытость во всем.
Он наблюдал за ней еще в лесу, когда его компания мучила девушку, перекидывая ее безвольное, слабо сопротивлявшееся тело от одного к другому. Приказав напоить ее местным аналогом алкоголя, чтобы немного ослабить нервную составляющую боли, принц наблюдал ментально, как она строит защитные щиты, и не находил никаких связей. Девочка просто страдала от боли, никак себя не закрывая. Страдал головной мозг, страдало теряющее кровь тело. Нервные окончания отмирали и не восстанавливались вновь, хотя количество нервной ткани удивляло.
Принц встречал и рассматривал особей пришельцев из других галактик и миров. У многих было странное строение нервных клеток, однако такую массу ничем не защищенных нервных стволов и окончаний у отдельного индивида принц встретил в первый раз. Но она не была похожа на пришельцев с других планет и миров. Она была похожа на ринтарку, как смесок двух рас, потерянный ребенок, долго живший в диком лесу один и без связей.
В какой-то миг, приняв решение сохранить ей жизнь, принц дал команду своей команде прекратить ее мучить. Деочку оставили в покое, она свернулась кольцом и, обняв ноги, отключилась. Приглядевшись еще внимательнее, принц разглядел, что аура пылает красным, связей нет, энергия живого организма вытекала наружу.
Удивившись еще раз такой неспособности себя защищать, принц сам закрыл разрывы в ауре, напитал энергией ослабленный организм. Притянул даже энергию жизни извне, прямо из окружавшего пространства леса несколько жизненных жил, намертво убив пару молодых деревцев.
Потом девчонка научится сама вытягивать необходимую энергию из растений и живых существ. Научится убивать по желанию, просто запуская приказ из мозга на разрыв в связи, научится читать чужие мысли и управлять потоками информации. Все это будет потом.
Принц никогда ее не расспрашивал о ее семье, о том, откуда она появилась, что делала в лесу одна. Ему это было не интересно. Осмотрев ее тело в замке по пути в город из района охоты и не найдя даже следов первой детской метки, он только хмыкнул, решив для себя, что она банальная генетическая ошибка и потеряшка. И раз нет метки, значит, ее никто не будет искать.
На Биларе было распространено рабство, можно было купить даже маленького ребенка – бедные родители часто продавали детей. Покупкам меняли родовые метки и вносили данные в акты связей. Также дети иногда банально убегали из родных домов сами или росли отдельно. А желанных детей прятали даже от соседей по поселениям. Маленький ринтарец ментально очень слаб и беззащитен от местной природы и потоков разливающейся везде силы магии связей. В семьях побогаче и познатнее детей было мало, их берегли, как дорогие и нежные цветы. Детей сначала растили, потом учили укрывать мозг и строить закрытые каналы. Ну, а потом только начинали учить всему, что необходимо, и только после выпускали на улицу. Часто уже подросших до взрослого состояния особей, карастов так через десять-двенадцать. Жили ринтарцы долго, очень долго. Часто сами вырастая, ринтарцы меняли себе родовые метки. Можно было при желании и выкупиться из рабства, а также приобрести себе что угодно – имелись бы средства. К тому же на Биларе жили и многие выходцы с других миров и галактик. У некоторых смесей рождались и потомки. Но таких смесей было мало. Обычно иномирцы жили близко к космопортам и занимались космическими перевозками, строили корабли или же занимались торговлей.
Девчонка-дикарка ему была интересна, и все, большее его не интересовало. Он оставил ее в своем дворце, поселив рядом и дав прислугу.
Чтением мыслей в ее голове принц больше не увлекался. Он так и не допросил ее, не выяснил, откуда она взялась и как попала в лес, где он охотился на карбанов. Ему это было неинтересно. Девчонка пережила манипуляции, отошла после перелома шеи и от сердечного приступа. Через непродолжительное время совсем зажило красивое хрупкое тело. Ему так нравилось быть с ней! Часто просто быть рядом и смотреть на нее.
Ему достаточно было пить ее боль на ментальном уровне, еще ему нравилось наблюдать, как она вырывается из рук его компании, как упорна в своей наивной попытке остановить кого-то своим сопротивлением. Она тогда в лесу долго сопротивлялась, но в итоге все равно устала и потеряла вообще потеряла сознание. Это так было нелогично с точки зрения местных. Он тогда хорошо повеселился, даже подумал, что ей тоже доставляет удовольствие переносить боль. Но принц быстро разобрался, поняв, что девчонка просто очень упрямая. Знатные и незнатные ринтарки, представительницы других рас Билара были всегда покладисты, а если он начинал бить или выламывать руки, то просто наращивали броню, болевые рецепторы сразу грубели, и эффект снижался. У этой было все не так: на генном уровне заложено странное неповиновение, неумение закрывать каналы прохождения боли. Тем притягательнее было мучить ее вновь и вновь. Эмоции зашкаливали. Через некоторое время он очень привязался к новому источнику наслаждения.
Пару раз он ее замучивал насмерть, но садист был начеку и быстро приводил ее в живое состояние. Возвращал к жизни, убивая дышащее и наделенное энергией другое живое существо. Один раз это был приласкас – существо, близкое по виду и поведению к земной собаке, второй раз, просто перестроив биотоки – у девочки остановилось сердце. Сердечная мышца после того случая была надорвана, часть волокон отмерла, случившийся разрыв он залечил, а мертвую ткань изолировал, окружив биоволокном, проведя инородную, синтетически выращенную ткань через легкие и артериальную кровь прямо к сердцу.
***
Мелана изменялась. Тело ее изменялось, развивался мозг; все-таки она попала на Билар, будучи еще совсем юной, организм не закончил рост, костный мозг вырабатывал новые порции кровяных клеток. А сама кровь под действием местной энергии связей изменялась.
Странностью здешнего мира была природная магия. Девочка столкнулась с ней почти сразу. Жители поклонялись странным богам, ходили в храмы и преспокойно летали на околопланетную орбиту на вполне совершенных летательных технических средствах перемещения. Активно использовались и такие средства передвижения, как верховая лошадь, мало отличавшаяся от земного варианта, вот только копыта у нее были раздвоенные. На Биларе был большей частью влажный климат, было несколько сезонов дождей, которые прерывались длительными периодами засухи. Но почва не успевала даже толком высохнуть, и перемещаться на раздвоенных копытах по мягкой влажной поверхности было удобнее. В остальном лошади Билара ничем не отличались от земного варианта, разве только умением наращивать защитный панцирь на часто травмируемых участках, таких, как спина объезженного животного и ротовая полость. Седла, уздечки, одеяния – все было очень похоже на земное. Местные лошади были, как свиньи, всеядны и неприхотливы. Животные возили банальные двух- и четырехколесные повозки. Были и своеобразные автомобили, легко поднимающиеся в воздух.
Продавалось топливо для таких повозок, тут же рядом можно было купить живую птицу для жертвоприношения в храме местного бога плодородия. А вот нормальных дорог не было, были только направления. Проехать по дорогам можно было только в засушливое время года, поэтому дороги вовсе не строили. Где быстрее просохло после дождя, там и проезжали. Обычно же пролетали по воздуху. А дожди на Биларе шли муссонные, несколько месяцев лило, как из ведра, на головы жителей. Было все равно очень тепло. Дожди сопровождались частыми грозами и сильным ветром, но были и недели, когда ветер стихал, а затянутое низкими тягучими, как вата, тучами небоизливало тонны воды с шумом и без ветра. Потом все просыхало, на несколько долгих местных месяцев устанавливалась теплая, жаркая погода, и небо было совсем безоблачным.
Население почти не обращало внимания на катаклизмы местной природы.
Часто принц на некоторое время забывал о ней, предоставляя ей некоторую самостоятельность, и тогда Мелана знакомилась с местным миром.
ГЛАВА 11 Страшная сказка о последствиях фотографирования на память.
Девушку привели в удерживающих магию и силу тюремных лианах. Длинные серебристые волосы ниже поясницы с вкраплениями золотых и серебряных прядей. Серые наглые глаза, прямой, точеный нос и упрямые, скривленные в наглой усмешке мягкие розовые губы. Красивая, необычная, чужая красота. Высокая, хрупкая, тонкая кость, легкая походка, изящная фигура. Руки тонкие, но очень сильные. Тюремщицы-лианы явно напрягались, удерживая ее руки на месте, а стоящие справа и слева от нее охранники были мрачны. Хотя нет– тот, кто стоял справа от нее, был странно напуган, но пытался это скрыть, отчаянно строя щит.
Взор пленницы блуждал по е комнате, долго не останавливался ни на одной детали интерьера, как будто она разглядывала предметы от явной скуки, ожидая, что ей зададут первый вопрос. Ни страха, ни смятения. Полное душевное спокойствие. Магистр связей Руэсанэ уже некоторое время сканировал аккуратно сканировал ее сознание, но пробиться дальше поверхностных эмоций не смог.
Активно применять силу он пока не решался. Все же трогать мозг, если она коренная землянка, как и сообщалось в наводке на поиск, было крайне опасно. Он никогда не работал с такими особями. Эта девушка – первая увиденная им представительница земной цивилизации. Она похожа на местных, но лишь немного, да и то внешне. Аура совсем другая. И магия….
Он изучал разные миры и представителей разных рас. О землянах читал информацию и еще раз освежил свои знания, как только нашел ее. Обычные люди не выдерживали даже слабого, ограниченного натиска на мозг, если его проводил не специально обученный сантин. Он это точно знал, сам работал с разными расами и разумными видами, и эта была первой, кто вел себя так откровенно нагло в его присутствии. Она выдавала себя за ринтарку. И все же она была коренной землянкой – белой и молодой, заметно изменившей свою природную внешность, но все же узнаваемой магистром под наложенной искусно личиной нового образа коренной жительницы Бримаса.
Магистр напряг надбровные дуги и пустил чуть напряженный поток силы к правому охраннику. Момент – и уже тонкие губы Магистра тронула легкая усмешка. Нахалка, когда ее вели сюда, изловчилась и со всего размаха врезала правому стражу в пах. Удар был подлым во всех мирах, где расы делились на женскую и мужскую половины.
Бесы, демоны, архаины, мессалы и маслаки и все прочие многочисленные расы – всем одинаково было, что терять при таком подлом ударе.
Ну что ж, похоже, что он не ошибся и это та, которую искали долгих два караста.
Магистр Руэсанэ повернулся к пленнице всем корпусом и взглянул ей в глаза. Она тут же ответила встречным взором, наглым без меры, и Магистр со смятением, плохо скрываемым даже от нее, понял, что девушка обладает недюжинной способностью управлять чужим разумом и легко держит натиск силы на свой юный мозг. Девять карастов. Не старше!
Магистр Руэсанэ горько пожалел, что придется ее вернуть пославшему запрос на поиск. От рождения он был любопытен и сам бы не прочь понаблюдать за такой. Чужестранка, освоившаяся в его мире. Интересно.
Эта особь не только успешно скрывалась от поиска по запросу долгих два местных года-караста, но и научилась неплохо выживать в его мире. Иномирянка с отсталой во всех смыслах планеты, населенной неразвитыми людишками, откуда-то получила силу, научилась ею управлять, научилась считывать информацию с мозга и распоряжаться полученными сведениями наилучшим для себя образом. Она была богата, красива особенной красотой, редко встречающейся в их мире, и умной, хитрой, похоже знающей много и умело использующей эти знания себе во благо.
И не прокололась даже сейчас, молча смотрела дерзким взглядом, не переживая и не тратя эмоции и энергию.
Кроме всего этого, она была почти всегда эти два караста на виду у магистра, и соберись он внимательно осмотреть внутренним взором окружение многочисленных постельных подружек наследного принца, он бы, конечно, обратил внимание на странную ауру этой особи. Хотя она умела вести себя и с принцем, и с двором Его Высочества. Научилась сама? Или кто-то подослал и научил выживать? Наследник странно выделял ее из толпы. Девушка была относительно свободна от всех налагаемых на близких к принцу граждан обычных обязанностей. Никто не помнил, как она появилась в окружении принца, как давно он с ней мутил и откуда у девчонки такая власть над его близким окружением. А власть была – она имела все, как выяснилось: кредиты, местные деньги, принимаемые к оплате во всех населенных мирах, огромные дома, имела доступ к библиотеке и проводила за учебой все свободное от своих обязанностей время. У нее были даже близкие друзья в этом мире, все мужские особи. Ни одной женщины рядом. Служанки не в счет. Он уже многих опросил, и надо успеть еще много узнать. Пока не забрали…
Для магистра не было секретом, в каком качестве она находилась рядом с принцем. Обычно, если упоминалось ее имя, то припоминали, что принц развлекался с ней не один, а устраивал шумные оргии. Состав участников был различным, неизменным оставалось лишь ее присутствие. Было очень странным, что у девчонки нашлось много влиятельных покровителей. К нему сразу обратились с запросом пять ринтарцев. У всех было огромное влияние и связи на самом верху. Ее предлагали выкупить, а узнав, что запрос на поиск пришел два караста назад и отдал его первый сантай Империи Астрея, были все, как один, несказанно удивлены и явно расстроены. Тягаться с такой силой никто не мог, даже при большом желании. Многих известие расстроило… Странно.
Но не это удивляло, а та реакция – активная реакция на сам факт ее задержания. Магистр остро сожалел, что ее раньше не нашли. Он слишком хорошо знал перворожденных. Город лихорадило. Башня связей выдала результат на запрос, и началось. Результат улетел в космос, и из глубин Вселенной почти немедленно пришел ответ, лаконичный и не двусмысленный: «Выдать».
Магистр знал о запросе, знал, что ее искали по слепку ауры с первого дня ее появления на планете, искали все это время, запрос был активен все два караста.
Он быстро навел все возможные справки о ней и понял, наконец, почему ее не могли найти так долго. У нее не было родовой метки. Попади она не в руки принца, а к кому-то другому, менее знатному и влиятельному, ее бы нашли раньше – просто потому, что ее передали бы властям, а уж они провели бы расследование, связались с башнями связей во всех городах, и отправивший запрос получил бы искомое в кратчайшие сроки. А так, она оказалась у наследника, и он ей поставил метку, но совсем не ту. Девчонке крупно не повезло. Если бы она умерла, то тогда запрос на поиск стал бы не активным. Мертвые так не фонят, это и понятно. Ее искали как живую, запрос на поиск все время был активным. Первые метки изменили ее ауру, и четкий след затерся почти сразу.
Родни у нее в этом мире быть не могло – чужая кровь, она же иномирянка. Она и не распространялась, где жила ее семья и откуда она родом, и всегда молчала. Проникнуть в её мысли было невозможно. Магистр связей вот попробовал, с наскоку не вышло. Пускай пославший запрос пытается. Или он знает? Беда…
Родовая метка была на руке. Руэсанэ ее видел под рукавом и читал – свежая, не больше аквариса прошло с момента установки. Не зажила еще, но активна. Значит, наложена по всем законам и правилам. Но ее уже поставил принц сам и назвал ее тоже он.
Все это магистр Руэсанэ попытался проанализировать лишь сейчас. Времени было в обрез. И если первый сантай не сильно занят делами, то уже через несколько сот лигул его корабль пристыкуется в космопорту Биларской столицы, и девчонка окажется у него.
У магистра были вопросы, и их стоило поспешить задать, пока еще и сам принц не выяснил, кто такая на самом деле его дерзкая постельная подружка, и какая сила интересуется ее судьбой.
Самое скверное, что принц давно уже с ней спал, и, по слухам, у этой девицы был даже ребенок, правда, кто отец, было непонятно. Принц, наверное, и не знал о приплоде. Партнеров у нее было много, очень много. Хорошо бы узнать, где ребенок и от кого он, но как? Она жила во дворце. Комнат много. Ребенка никто не видел, и о нём никто не знал. Башня связей выдала ответ, что есть связь с живым существом, примерный возраст, и все. Она его прятала не просто так, иначе какой смысл скрывать ребенка так хорошо? Одного взгляда на ребенка достаточно для обученного сантина, и можно было с уверенностью указать, как на отца, так и на мать. Но взгляд бросить было не на кого, ребенка никто не видел.
Магистр отвел взгляд, девушка же продолжала смотреть на него, явно издеваясь. Улыбка не сходила с ее губ, и она молчала, ждала, что он начнет разговор первым.
Магистр незаметно вздохнул, подошел к висящему в воздухе столику красного дерева и взмахом руки активировал изображение, пришедшее два караста назад к нему по симп-связи. Не совсем фото, а что-то размываемое в пространстве, как гель изображение.
– Вы не узнаете это лицо? – спросил негромко магистр.
Девушка перевела взгляд на изображение.
– Нет, а кто это?
Уставилась в самые зрачки магистра.
«Не боится ни капельки, какая-то безумная!»
Он так подумал, а девушка усмехнулась, явно прочитав мысли самого магистра.
– Это вы, – ответил он и смело взглянул в её серые глаза – красивые, необычные. Взгляд кипел силой.
– Я? Ну нет, эта ещё ребенок, и я на нее совсем не похожа. Кто это? – Девушка прекрасно играла свою роль.
Магистр усилил совсем чуть-чуть натиск в самый момент, когда девушка только посмотрела на изображение. Натиск был с огромной силой отринут назад, а магистр ничего не почувствовал – ни фальши, ни испуга, ни такой хорошо узнаваемой эмоции, как удивление от встречи со старым знакомым.
И все же она обманывала, в этом он не сомневался. Да, она сильно изменила внешность, подстроила под местный стереотип свое лицо, вытянула скулы, немного сузила череп, но все равно это была она, девочка с симпы.
С изображения смотрело то же лицо, только измученное, детское и узнанное связью сразу, как только ауры стоящей рядом девушки и изображения магистр сложил вместе. Магию связей обмануть нельзя. И это хорошо известно стоящей здесь. Но тогда почему она не сознается? Только одно приходило на ум: она догадывается, кто ее разыскивает. Более того, она всегда знала, что надо прятаться, и так же хорошо знала, что окончательно спрятаться не удастся и даже смерть не выход. Поэтому она успела подготовиться к неизбежному и так нагло себя ведет, откровенно ухмыляясь, прекрасно зная, что ни скрыться, ни изменить ход событий теперь ей не под силу.
Плененная девушка тоже беззастенчиво рассматривала магистра связей и решала в голове головоломку. Изображение на столике было ее – ну как себя-то не узнать! Вопросы возникали, а кто ее и когда сфоткал? Ответы всплывали, как утопленники. Она давно догадывалась, и теперь уверенность окрепла. Вон как забегали все!
Руэсанэ мрачно стоял напротив и молчал. Девушка не пропускала его в голову. Выстроила защиту, как на экзамене. И кто научил? Похоже, что наследник тоже развлекался таким способом. И не паникует, усмехается и наглеет с каждым новым вздохом.
Ей ничего и не осталось, как только поиздеваться напоследок и по-крупному насолить всем, кто выдал ее первому сантаю.
А как не выдать? Мысли магистра связей были невеселые. Мрачные мысли и неблагоприятные прогнозы.
Такие поиски всегда находили разыскиваемых, причём максимально быстро. Эту искали долго, как никого раньше. И эта ненормальная откровенно успела им всем нагадить, и прямо в постель принца крови. Чего он там с ней вытворял конкретно, надо хоть это выяснить, пока не совсем поздно!
Аврас Сигитэ-Шаэ быстро узнает, кто испортил девочку; страшно даже представить, что он сделает с городом! Со всеми жителями! Принца он, правда, не тронет, но остальным несдобровать: проглядели ее приход во дворец и пустили не в ту постель!
Времени оставалось мало. Магистр очнулся, перевел взгляд на изображение девчонки на симпе. Нужно максимально подготовить пути возможного отхода и попробовать выяснить: вдруг окажется, что не все так скверно.
– Тебя допросят сейчас мягко – я не хочу портить тебе голову; ты скоро отправишься к пославшему запрос на поиск. Поэтому предлагаю просто поговорить. Не захочешь – не отвечай.
Магистр махнул рукой, и охранники тихо отошли к выходу, исчезли за бесшумно открывшимися дверями. Лианы на руках остались.
Магистр сел, жестом указав ей на стул, висевший, как и стол, в воздухе. Девушка вздохнула и подошла к предложенному сиденью. Стул мягко опустился на пол и прирос к нему.
– Итак, меня как представителя власти на землях Билара интересует, прежде всего, безопасность города и населения. Когда ты познакомилась с принцем Суэ? Ну, будем отвечать?
Магистр слабо надеялся что-то выяснить по средствам простой беседы, допрос проведут другие. Он снимет с себя хотя бы эту ответственность.
– Давно, – небрежно ответила она. – В первый раз это было почти два караста назад. Принц был не один, их было трое или больше, но Его Высочество принц Суэ точно был первым. – Девчонка усмехнулась, поднесла опутанную лианой ладонь к губам, как бы попыталась скрыть наглую улыбку, потом вздохнула и откровенно рассмеялась.
Магистр угрюмо разглядывал ее ровные, крупные, белые зубки, такие острые, и показавшийся нахальный язычок неприятно его смутил.
– Ага! Вам всем достанется, мне даже немного жаль Его Высочество. Но моего мнения не спрашивали, желания – тем более! Я и в первые дни ни на что особо не надеялась. А уж прожив во дворце это время! Было всякое…Так что только сочувствую... И вам тоже.
Девушка отвернулась к окну.
– Так ты признаешься, что прибыла через переходный туннель из другого мира к нам?
– Нет, не признаюсь, я прибыла из Бримаса и вернулась в Бримас уже вместе с принцем. Я родилась в городе и никакого туннеля не знаю. А что до магии управления разумом, так Его Высочество сам меня обучил. Не верите – спросите у него самого. Его Высочество поймал меня в лесу, изнасиловал и потом отдал своим сопровождающим. Я плохо помню подробности... – Девушка скривилась. – Но хорошо помню, что очнулась уже в обозе Его Высочества принца Суэ, и он немного погодя милостиво начал со мной заниматься. Ну, и развлекался, как нравилось.
«Хуже некуда, она нагло врет, что местная, и я не могу пробиться в её разум, а вот про принца не обманка – похоже, что наш наследник действительно первым ее… И Аврас Сигитэ-Шаэ это скоро узнает».
– У тебя родился ребенок. Где он?
Магистр мрачно взглянул девушке в глаза, усилил натиск. Похоже, это все, для себя он все уже решил, остались так, детали.
– Не скажу. – Девушка скривилась от явной боли и неожиданно отключилась, свалившись со стула на пол. Все эмоции потухли. Приводить её в чувство Магистр не стал.
ГЛАВА 12 Жизнь хороша и прекрасна, но не здесь.
Мелана разглядывала камеру: три сплошных стены из сплава металлов и гранитного монолита и одна, состоящая из толстых металлических прутьев, расположенных на небольшом расстоянии один от другого. Прутьев было много, они закрывали всю внешнюю стену, выходящую в общий проход. Она насчитала сорок прутьев. Прутья были толстые, расстояние между ними приличное, при возможности можно протиснуться мелкому, но пройти через них посаженному в камеру было невозможно.
Она подняла правую руку вверх; тюремные лианы вяло воспротивились движению, но Мелана была терпелива, и если не применять попыток поднять руки силой магии, которую и сковывали лианы тюремщицы, то силой мышц можно аккуратно дотронуться до лица.
Лицо горело, последнее что она помнила, – как потеряла сознание. Может, ее кто-то вспоминает? Вздохнула. Конечно! Как иначе?!
Потеря сознания была распространенной в мире женской уловкой. Она не хотела допроса с пристрастием, и тем более вопросов о ребенке. Это удалось. Магистр отстал от нее. Вряд ли она его еще увидит когда-то.
Ее даже не допросили другие дознаватели. Бросили в камеру и заперли. Она не местная, это понятно, и выбраться через заграждения она не сможет. Структура не та, она не пройдет без доступа. Доступа у нее не было.
Принцу все равно кто там и от кого у нее родился. Мелана молчала, принц не спрашивал. Но ему не все равно, если она исчезнет из его жизни не по его воле. Самолюбив без меры и не готов уступать ни в чем, тем более старшему, тем более перворожденному, тем более …. Мелана задумалась: а кто же ее ищет? Кто он такой, что имеет такую власть над этим миром? Нет, она помнила то лицо-маску, меняющую облик, и того, кто так упорно лез за ней по стене. Но кто же это был? Только одна раса во Вселенной могла так настаивать на своем и обозначить свой поиск в этом мире. Этот тоже не любитель проигрывать и уступать? Вероятнее всего.
Принц из той же породы мужчин. Им ни до чего нет дела, если это не касается их желаний. Вот и ответ. Принц скоро узнает или уже узнал, кто послал запрос на поиск, и узнает, кто в итоге на этот запрос попался – его любимая игрушка.
Его Высочество будет в ярости, и это мягко сказано. Девушка вздохнула. Убить не убьет, нет никакого смысла, оживят, ее сто раз оживят после этого и снова убьют; боль не разорвет и даже разумной останется. Оставить при себе тоже не выйдет, придется вернуть хозяевам Вселенной. Жить все хотят, тем более – жить в роскоши и обладать немыслимой, лишь в малом ограниченной властью. Но и это малое ограничение в правах на приз Суэ переживет тяжело. Мелане придется пострадать на совесть! Пока она еще в его власти.
Девушка осторожно подняла голову, посмотрела на потолок своей камеры. Перед её мысленным взором неожиданно возникла картинка из прошлого: холодный ночной зимний лес. С темного неба тихо падает снег, возникает из непроглядной темноты – белый, мягкий, холодный, тающий на горячей ладони. Родная Земля! Накатила тоска, заныло сердце. Давно такого не случалось. Она всегда держалась хорошо. Найти бы силы справиться сейчас!
«Ну надо же! К чему я дом вспомнила? Я о нем уже и думать перестала. Не к добру все это!»
Из длинного коридора проникал слабый свет, но окон в камере не было, и девушка видела кругом лишь мрачный камень тюремного подземелья. Тьма. Она здесь впервые. Раньше как-то не приходилось бывать в таком месте.
Мелана тихо вздохнула. Опустила голову. Тяжелые волосы, перевитые драгоценными нитями, упали ей на лицо. Она богата, но богатство ничто в этом мире. За нее никто не заступится.
Да, пострадать ей напоследок придется, а дурак магистр всё мучился вопросом, почему она столько времени была рядом с принцем и чем так привлекала его. Мужик он непостоянный, а тут такое дело – два караста рядом кто-то! И только недавно поиск дал результат! Вокруг было множество особей женского пола красивее, умнее, изысканнее и привлекательнее девочки без роду-племени. Но, видно, некоторым трудно понять, что может привлекать садиста в слабой беззащитной жертве. Да и не искали ее активно – так, скинули информацию в башни связей по всей планете и сканировали приход информации и архивы аур. А ее никто к башне связей и не отправлял! К чему родовая метка комнатной собачке? Вот недавно лишь родовую метку дали и, наконец, кинули инфу куда следует. Вот и результат пришел. Она наверняка была единственная, кто расхаживал без родовой метки. Зато других меток аж две было, да еще каких!
Мелана тяжело вздохнула. Лианы на руках сразу заметно напряглись, пленница вызывала у стражей темниц панику – она была для них чужой, сильной и опасной своей непредсказуемостью и необычностью магии. Но лианы справлялись, да и решетка тоже. Через неё девушка пройти не могла. Иномирянка. Как ни прикрывай ауру, а выйти из подземелья ей не под силу.
И вот совсем скоро ее опять заставят мучиться и страдать.
Мелана очнулась от невеселых мыслей и увидела, что прямо через прутья решетки к ней в камеру проползает тюремщик; прутья растворялись на глазах и возникали вновь, уже пропустив имеющее доступ к пленнице существо.
Работали в тюрьмах Билара два вида разумных организмов: живые разумные ползучие лианы и ормы – похожие на головастиков организмы, огромные земляные черви. У «головастиков» не было ни рук, ни ног, и у они прекрасно управлялись с предметами при помощи вытягивающихся из тела наростов. Ормы умели многое: одним усилием воли сдвигали предметы весом в несколько земных килограммов. Это были умные и преданные своим родам разумные ползучие существа. Ормы жили большими семьями-родами, роя проходы в грунте планеты. Они были гермафродитами и свое потомство не берегли. За свою длинную жизнь ормы дорастали до размеров взрослой особи за семьдесят земных лет и набирали вес до ста пятидесяти килограммов. Взрослая особь могла за биларские сутки, прокопать не туннель, а целую галерею в грунте на несколько сот метров. Они умели расщеплять атомы, а также проходить через препятствия.
Перед просочившимся через прутья ормом так же беспрепятственно проплыл в комнату столик с двумя уровнями. На столике стояли баночки с крышечками – всё миниатюрное, не больше ладони. предметов восемь разной формы и вида На верхнем уровне лежало предметов восемь разной формы и вида, на нижнем – два побольше.
«Кормить будут», – подумала Мелана. Есть ей не хотелось, да и к чему? Потом вырвет, и страдать будешь только сильнее. Она же не дура – кому приятно в здравом уме осознавать себя измазанной в блевотине или испражнениях?!
– Я не хочу есть, и не надо меня заставлять.
Девушка пригляделась к блюдам. Сомнений не возникало: в еду что-то подмешали – ну не просто же так ей поесть принесли. Точно какая-то вызывающая острое сексуальное желание дрянь... ну, или туманящая разум. Отключаться и превращаться в тупое существо не хотелось.
– Ешь! – Лианы на руках разом ослабли и провисли до пола, давая возможность двигать руками без особых помех. – Тебя приказано накормить и переодеть.
Орм издавал странные повторяемые, как эхо, звуки, щель-рот просто растягивалась, звук вибрировал и выходил наружу волнообразно, следующие фразы, догоняли первые и, наталкиваясь на них, смешивали звуки.
– Корми тогда насильно. – Настроение у Меланы было поганое, она догадалась, чей это приказ. Его Высочество решил напоследок ее довести. Хочешь истерики – не выйдет, скотина! Я сильная, переживу, ну постараюсь, во всяком случае, пережить и этот день и с головой не поссориться.
Мелана неожиданно с силой толкнула столик ногой. Эффект удался. Ормы не умели читать мысли, питались они эмоциями, и в данный момент этот жирный орм замер и пил ее ненависть и злость. И это было причиной, что он упустил момент маневра ногой, и всё, что было на двух уровнях стола и сам столик тоже, улетело к прутьям и там развалилось и пролилось. Улетел к прутьям следом и орм.
Чего он там верещал дальше, Мелана не стала слушать, привычно отключилась и внимательно оглядела свою камеру.
Она сидела на койке, не застеленной и холодной, но она уже знала, что это особый вид камня.
Так называемая кровать сейчас была придвинута вплотную к стене, рядом слева в полу была решетка, а по стене рядом с решеткой текла ручьем вода. Мелана была уверена (и нос ее не подвел), что это была проточная чистая вода, пускай и канализации, а значит, ее можно пока еще без боязни пить, и она смоет, что можно, водой. Не обращая внимания на ползающего по полу и верещащего орма, девушка поднялась, аккуратно задрала подол платья с мыслями избавиться, по возможности, от всего лишнего перед неизбежной встречей с принцем. Скотина скоро явится истязать её напоследок, ну а потом ей наверняка скоро предстоит встреча с первым существом из ее кошмара первых часов новой жизни, давно желающим ее увидеть. Кто же откажется, зная, какая она чувствительная и беззащитная!
Раздались характерные звуки, они сразу отвлекли орма от занятия по собиранию баночек и содержимого, и он проверещал лианам усилить давление и вернуть непослушную пленницу назад на койку, но Мелана уже успела, и даже в процессе повернула голову и смогла сделать несколько глотков. Лианы на руках мгновенно сдернули девушку с пола, и она, как пробка от бутылки, перелетела на импровизированную койку.
Все срочное было сделано, это несказанно радовало, и девушка ласково и с вызовом глянула на изменившего цвет орма. Настроение стремительно улучшалось.
Мелана начала вспоминать свою нелегкую жизнь во дворце. Первые дни были ужасны, последующие – пугающие, а осознание того, что она не может вырваться, привело к неожиданным результатам: она научилась извлекать уроки из всего, что её окружало.
***
Среди местных царили странные порядки: почти всё общение проходило без звуков речи. Нет, речью пользовались, но лишь тогда, когда передаваемая информация не требовала секретности. А скрывали от соседей буквально всё, особенно эмоции и чувства. Попав к ринтарцам, девушка окунулась в среду полного равнодушия и тишины. Никто не кричал, не плакал, не жаловался и не болтал друг с другом.
В массе своей население Билара было чистой крови. Раса ринтарцев умела не только проникать в мозг собратьев, но также и наращивать защитные слои на нервных окончаниях при острой необходимости выживать в местном жестоком мире. Да что говорить о нервных корешках! Ринтарцы наращивали защитные щиты даже на позвоночный столб и кору головного мозга! И при повторных попытках пробиться к болевым рецепторам в итоге получалась смазанная, безликая, без всякой яркости серая эмоциональная картинка.
Мелана же наращивать такие доспехи не умела, быстро научилась закрывать память, научилась скрывать мысли от окружения, а эмоции и боль не смогла. Терпеть-то терпела, но страдания каждый раз были, как в первый раз. Принц получал удовольствие сродни легкому, безвредному для его развитого мозга наркотику, даже просто наблюдая, как её насилуют или калечат другие. Она быстро поняла, что попала в лапы к откровенному садисту с испорченной вседозволенностью психикой.
Жалеть ее не собирались. Беречь – да, но только так, чтобы не умерла.
Ринтарцам был доступен космос, и не было преград для полетов к другим мирам. Такая власть, такие технологии, такие соседи и такие союзники! А еще привилегии! Она же была здесь ничем. Слабая телом и сильная духом – да! Но кому показывать свою внутреннюю силу, если даже защитить себя не в силах, не можешь ни закрыться от боли, ни спрятать эмоции? Душу защитить, и то не выходит. Вон как душа страдает! Тело тоже не привыкает к боли. Каждый раз, как в первый. Странно, и почему такая?
Она знала ответ и помалкивала. Жила Большую часть времени жила рядом с принцем. Он часто посылал за ней, ее находили придворные или посылали поисковик, настроенный еще там в лесу на ее ауру, приводили к нему в комнаты. Ее мнения он никогда не спрашивал. Она и не спорила, да и к чему? Чтобы раззадорить его своим неповиновением, как в первый раз, получить по полной и снова дать ему повод сделать ей еще больнее при новой встрече? Он научился мучить ее долго и изощренно. Она научилась выживать и долго терпеть боль, приносящую такое удовольствие, которую Его Высочество ценил очень дорого.
Она приходила в себя, видела рядом его довольное лицо и получала все, что просила. Она не стеснялась, ему ничего это не стоило. Семья наследника Империи была самой богатой. Тратить кредиты было не на что: все и так давалось даром.
Доходы Империи были огромны. Население жило долго и богато. Войн многие века не было. Да, была армия, и даже космический флот. Но к чему она на мирной планете? Кто хотел воевать, улетал в другие, неспокойные миры. А здесь, дома, на своей родной планете, росли дети и жили семьи. Но полноценных семей и тем более маленьких детей, Мелана ни разу не видела близко. Окружавшие ее ринтарцы не показывали ей родственные связи, и первое время она недоумевала. Её окружал безликий, безэмоциональный вакуум тишины ментального поля.
Билар был планетарной системой. Еще несколько обитаемых планет почти рядом. И Билар был Империей с правящей династией, наследным принцем которой был её хозяин. Выше него только звезды. Выше него только перворожденные, которые, кстати, здесь появлялись редко. Планета и так им подчинялась и жила по их законам. Спорить никто не пытался ни разу! Пара фраз, и всё – значит, есть такие где-то.
Принцу улетать в космос было незачем. Он торчал во дворце и развлекал себя как хотел. Родня не вмешивалась.
Её такие яркие эмоции от боли он пил, как крепкое вино. Эмоции были сильные, не местные, болевой шок яркий, ярким же было и приносимое им при желании удовольствие от близости и понимания, что ей очень нравится. Он с легкостью входил при близком контакте в ее сознание, и краски и картины ее ощущения поражали его, восхищали. Он даже пробовал ее пугать, смешить. не Только не лез ей в память – память она умела и сама закрывать, а уроки с принцем только развили её ментальные способности.
Она его ненавидела, но сделать ничего не могла, даже со своей жизнью. Пробовала. Ей не давали умереть. Приводили в чувство, и ей становилось только хуже от осознания того факта, что попытка не удалась. Восстанавливаться каждый раз было тяжело.
Здесь были свои боги. Только Мелане они были чужими, а её Бог о ней забыл. Она была одна. Всегда одна, наедине со своей жизнью, со своей судьбой и с ее хозяином. Никого рядом (слуги не в счёт). Они были всем сердцем преданы своему господину. Мелана была его собственностью, близкой по ценности к комнатной живности.
Ей иногда казалось, что сердце есть только у нее одной. В этом мире никто никого не жалел и не любил. Кругом она видела только взрослых – властных, агрессивных, жестоких ко всему окружению. Чувств к близким они не проявляли. Детей она не встречала ни во дворце, ни в городе. Как-то раз набралась смелости и спросила принца. он ответил В первый раз он ответил: «Не твое дело!», и больше она не спрашивала. Слуги давали пожизненную клятву верности своему господину, родовитые ринтарцы – своему сюзерену. И ни разу клятва не была нарушена. Кому присягал принц? Да никому. Подчинение воле главного должно было быть беспрекословным. Ей не помогали выжить, ее просто стерегли и выхаживали, как ценную вещь. Всегда. Слуги принца смотрели на её мучения и тихими голосами обсуждали, как ей помочь окрепнуть и что дать выпить от боли.
Мелана иногда сравнивала себя с кошкой, лежащей на операционном столе в ветклинике перед стерилизацией. Кошку не спросили, хочет ли она. Ее тоже не спрашивали. Она – вещь, и у нее есть хозяин. Остальное не важно. Не важно, что думает она, не важно, что у нее есть сердце. Важна только воля хозяина и только одно желание: ее мучить. Желание не пропадало.
Сердце болело. Мелана видела окружающий ее мир другими глазами и ощущала его по-другому. Она терпела. Иногда это было невыносимо.
Принцу ни разу не удалось довести ее до истерики, она не поддавалась панике. Ей помогали мила воли и умение владеть собой, а еще злость. Злиться Мелана умела очень хорошо, окружающий воздух кипел и взрывался искрами странной силы. Только принцу было это не опасно. Он с легкостью гасил все ее приступы ответной агрессии. Он был ментально сильнее. Он – ринтарец. Кто она, он не хотел узнавать. Ему это было безразлично.
Что такое удовольствие от секса, она поняла очень быстро. Разобралась в своих ощущениях, и осознание того, что ей может быть и хорошо, привело её в шок. Всё! Садист получил в свои руки её тело. Принц сразу обратил внимание на эмоции и только усмехнулся. Даже расспрашивать не пытался – и так все прочитал в ее голове. Боится? Ну и хорошо, так еще приятнее. Страх жертвы так возбуждает. Как на охоте. Охотиться принц любил.
Он ее иногда баловал, давал много свободы, если хотел – доставлял море удовольствия, ведь девушка была такая чувствительная. Она боялась своего тела, боялась близости, и если бы могла, то сбежала бы от всего его окружения, но ее не отпускали.
Скрывать своих мысли от него не получалось. Она училась владеть своим телом, у управлять эмоциями. А он читал ее, как открытую книгу. Девчонка сопротивлялась просто из одного упрямства дикой натуры. С ней было интересно – каждый раз, как в первый. Как в том лесу: она сопротивлялась физическому насилию и не отдавала на растерзание душу. Она была живой игрушкой удовольствий. Эмоции переполняли ее, выливались часто через край неудержимым потоком огненной смеси из гнева, злости и ненависти. Стремительный выброс адреналина в кровь – и девчонка начинала гореть, как свеча. Такие мгновения были самыми приятными.
Принц был доволен.
Такая яркая эмоция – ненависть! Она ненавидела его всем сердцем, до боли в груди,. У неё перехватывало дыхание, темнело в глазах, а он только смеялся и легко гасил все внешние всплески. Выпивал ментально и отпускал к себе приходить в себя.
Но однажды, выйдя ночью из его покоев, Мелана смогла, наконец, оценить силу своей человеческой ненависти.
***
Ее должны были ждать у дверей. Девушку вывели и закрыли дверь за её спиной. Приближенный принца даже не потрудился выяснить, ждет ли ее кто-то или нет. Она прожила во дворце уже несколько акварисов – местных длинных месяцев. Ее судьба, похоже, никого сильно не волновала. Ну, ходит тут такая, серая и бледная, как тень. Ну и пускай ходит! У Меланы были свои комнаты, принц выделил ей прислугу – они ее не столько обслуживали, сколько сторожили и выхаживали, если он ее калечил. Ей нужен был уход. Она была странная, слабая, но это никого не волновало. Врачей к ней не допускали. Принц все делал сам, а потом сваливал дальнейший уход на слуг.
Мелана постояла немного. Осмотрелась. Где слуги? Они ушли, не дождавшись ее? Почему? Ну что ж, придется идти без сопровождения. Вот только куда?
Девушка пошла к видневшейся лестнице. Встретить местного, и он ее проводит. Вот и все. Она никогда не бродила тут одна. Принц специально дал ей постоянное сопровождение. Девушка догадывалась, почему: просто он берег ее для себя. Ей и так постоянно доставалось от него и его окружения. Наверняка были еще желающие с ней поиграть. Думать о таком было противно. Она ненавидела свое нежное, слабое тело даже больше, чем принца. Тело постоянно предавало ее. Вот голова – нет. Голова у нее была светлая и здоровая. Безумие Мелане не грозило. Хотя в некоторых ситуациях лучше ничего не соображать, совсем ничего.
Так она думала постоянно. Не любить себя – что может быть хуже?!
Идти было тяжело, длинное платье мешало, путалось под босыми ногами. Обувь она не забрала. Забыла надеть, когда отпустили.
Ей приказали убираться. Девушка быстро оделась, и приближенный принца, схватив ее за кисть, вывел из покоев в этот коридор. Все. Она свободна до следующего раза.
Тело болело.
«Когда же ты привыкнешь уже?! Достали все эти мысли! Не тело, а мокрая тряпка!»
Так, ругая себя, Мелана двинулась по коридорам огромного имперского дворца.
Высота потолков, огромные лестницы и переходы – все ее подавляло. Здесь все было настроено на быстрый допуск. У слуг были специальные ключи, и они за несколько минут доводили Мелану до ее комнат – просто подводили ее за руку к голой стене и, приложив ключ, толкали ее в открывшийся проход. Еще пара таких стен, и она оказывалась у себя в комнатах.
Сейчас же она шла совсем одна. Подняла голову и не увидела привычного потолка. Как высоко! Темное нечто над головой. Все в странном темном тумане – мрак кругом. Обернулась назад. Откуда пришла, уже и не найдешь. Сразу за спиной медленно строилась новая стена дворца. Она росла и закрывала ранее доступный проход. Мелана придвинулась ближе к стене прохода. Лучше не смотреть вверх и по сторонам. Там нечто непонятное. И сейчас ночь, тяжелое время суток для нее.
Мелана догадывалась, что дворец ночью изменяет свою структуру, когда кто-то даёт команду. Перестраивается. Куда же она придет?
Вдруг в груди взыграло чувство опасности – так резко и сильно, что девушка задрожала. Сердце заболело и забилось чаще. Что-то впереди было не так. Она шла босиком по холодным плитам, и звука шагов слышно не было. Последним звуком была скрипнувшая дверь покоев принца.
В выстроившемся перед ее взором огромном темном коридоре горели магические светильники. Мелана попробовала почувствовать, где ее слуги, и уловила ментальную связь – двое или трое общались на закрытой волне. Понять точнее не выходило. Чужие стояли впереди по проходу, по тому коридору, который сейчас выстраивался перед ней. Разговор был слышен. Понять, о чем говорят, она не могла, но у нее была интуиция, и та ей просто вопила в голос, что разговор идет о ней. Это ее ждут, а зачем? А затем, чтобы убить.
Мелана внимательно посмотрела по сторонам. Подошла к стене и приложила ладонь, толкнула стену – ничего. Двери не было, стена ее не пропускала. Лучше уж идти вперед. Вдруг ее и впрямь убьют? Отмучается, наконец.
Мелана прошла еще немного и остановилась.
Ее ждали. Мелана вышла прямо на троих ринтарцев. Они молча, без звука развернулись к ней лицом, и средний без предупреждения ударил связью. Ощущение было такое, будто по голове ударили кувалдой . Мелана откинулась назад, попятилась, подняла глаза в и взглянула в лицо среднего. Он усмехнулся и в следующий миг снова ударил связью. Двое быстро приблизились к прижавшейся к стене девушке и, подхватив её под руки, поволокли куда-то вниз, в бесшумно открывшийся боковой проход. Еще через некоторое время она ощутила запах кухни. Готовили еду. Все запахи были мясные, а еще пахло открытым огнем и дымом.
Девушку утащили дальше. Кухни остались позади. Дальше были подвалы и хранилища провизии.
Отпустили не скоро, наигрались всласть. Она выдержала. Самое паршивое, что она не смела пожаловаться – просто потому, что принц проделывал с ней все то же самое, и она тоже была всегда против. Как об этом узнали новые мучители, Мелана не знала. По всему выходило, что им кто-то рассказал.
Но эти были слугами, один – вообще повар с кухни. Мелана не имела метки, а значит, даже этот повар был выше ее в иерархии власти. Кто она? Бесправная девка для игр на определенные темы.
Она пришла в себя от боли. Попыталась сесть; рядом точно кто-то был. И этот кто-то нагло ломился ей в голову. Что ему там надо? У нее уже кипел мозг, еще немного – и неизвестный пробьет защиту и влезет в еёмпамять. Открывать свою память и свой прежний родной мир она не хотела: не могла – это точно убьет её. Она неожиданно вспомнит что-то ей дорогое и навеки потерянное – и всё, ее сердце разорвется от боли. Даже принц не проделывал с ней такого, так как чувствовал: она не выдержит, выгорит дотла, и после этого будет просто мягкой куклой совсем без мозгов.
Принц не зря учился ментальной магии под руководством лучших учителей. С мозгом и сознанием разумного можно делать почти всё: приказывать ментально, учить, смотреть эмоции и читать мысли. Но лезть в память, в то, что жертва запомнила и уже переварила, свела воедино опыт прожитого и те знания, которые смогла усвоить, успела уложить в глубокие отделы своего мозга и скрыть в подсознании, – это сломать было очень легко. Такой просмотр был особенно опасен. Выживали немногие. А кто выживал… многие оставались калеками. У таких просмотренных и просмотренных грубо рвались каналы, вернуться в нормальное состояние было невозможно. Прошлое нужно помнить, потому что оно неразрывно связано каналами связей с настоящим. Эти связи рвать было опасно. Смерть не наступит, а вот сознание уйдет, нередко – окончательно.
Мелана попыталась укрыться получше, плюнула на боль в теле, даже не поняла, почему же так тяжело дышать. Все свои маленькие человеческие силенки направила на отпор ментального давления на память. Напряглась и в какой-то момент почувствовала – сила давления растет – ее жалеть не собираются, убьют или хуже, не совсем убьют, а изуродуют голову. К этому наверняка и стремился стучавшийся ей в мозг ринтарец. Натешился и теперь заметает следы. Ее найдут и не смогут просмотреть или допросить. Она точно не знала, чего смогут восстановить. Знала точно, потом это будет уже не она.
Стало очень страшно от таких мыслей. Это как же она потом будет жить совсем без мозгов? Нет, такого кошмара она не хотела.
Это придало ей сил. Девушка подняла вдруг свои огромные глаза и взглянула на сидевшего на корточках напротив нее ринтарца.
Что случилось? Наверное, сработала, наконец, эмоция ненависти. Мелана так взглянула, что сама почувствовала, как пошла странная горячая волна. Этот удар силы, такой неожиданный, с легкостью бейсбольной биты пробил голову находящегося напротив и разом выжег его мозг. Мужчина откинулся назад, связь разорвалась и Мелана ощутила безмерное облегчение от того, что давление прекратилось. Ей, наконец, удалось вздохнуть полной грудью затхлый воздух помещения, в котором она лежала.
Но тут же вернулся странный дискомфорт. Девушка осмотрела себя и с ужасом увидела, что она раздета и вся мокрая и липкая. Что же это такое?! Первое, что пришло в голову: ее измазали чем то. Но зачем?
Оглядев себя еще раз, Мелана поняла, что это кровь – у нее в нескольких местах порезаны вены на руках. А тупая, дергающая боль – это боль в локтевых суставах, где тоже виднелись жуткие порезы, белели даже жилы связок, как и на запястьях. Девушка напряглась и попробовала повернуть правую кисть – не вышло, силы вместе с потоками крови покидали ее тело. Дергающая боль в локтях становилась просто невыносимой. Мелана застонала. Вспомнилось ее вечное невыполнимое желание в этом мире – ее желание умереть хоть так, пускай с болью, но навечно, наверняка. Сразу захотелось спать, закрыть глаза и не думать больше ни о чем. Темнота начала наливаться перед глазами.
Мелана вдруг захотела запомнить этот жестокий чужой мир хоть таким и открылась на малый миг. Впустила в мозг окружающее её пространство вместе с этой наливающейся темнотой, мрачным цветом стен и затхлым воздухом. У неё зашумело в ушах. Еще чуть-чуть – и всё. Придет тишина. Как хорошо… Мелана уже ничего не видела перед глазами. Падать было некуда – она и так валялась на полу.
В следующее мгновение в стене открылся проход в помещение, и кто-то вошел, по ощущениям – не один, а несколько. Ее подхватили на руки и понесли куда-то.
Её нашли, как только она открыла свое сознание.
До этого принц бесцельно громил переборки дворца и искал связи. Связей не было. Посланный поисковик завис в районе кухонь. Её искали. Но обшарить такое огромное пространство дворцовых построек быстро было невозможно. Нашли бы, конечно, но в каком виде? Плохой вид принца не устроил бы.
Умереть не позволили. Залечили порезы, сшили связки, дали отдохнуть. Принц долго провозился, всё время изумлялся количеству порезов и тому факту, что она не умерла от банальной потери крови, даже провел расследование. Результаты его ей не сообщили. Она попыталась выяснить всё у своей служанки, но та отмалчивалась и только вздыхала. Старая ринтарка явно была сильно напугана. Ей тоже досталось. Хотя внешне на ней Мелана не заметила никаких заметных следов допроса, но почувствовала, что её допрашивали. Если приглядеться (а девушка уже научилась видеть ауры), то можно было увидеть и следы. Аура мерцала ровным голубоватым цветом, некоторые вкрапления желтого, и всё. Больше девушка увидеть не смогла. Раз сидит тут, значит, она не участвовала. Ринтарка всё время странно рассматривала девушку. Взгляд её был задумчив. Мелане было не до раздумий. Она не умерла, а жаль, Потому что израненное и восстановленное тело ужасно болело и страдало. Расспрашивать, что с ней делал принц или он все же вызвал доктора, на этот раз девушке, не хотелось.
Одно помнила: она смогла убить местного, убить сама, и не руками или оружием, а силой своей ненависти. Силой своей воли и странной магией связей. Она научилась делать то, что ей нужно в этом жестоком мире. И в свете этого сознания был понятен странный, задумчивый взгляд старой служанки.
И второе она поняла через несколько часов раздумий: ее нашли живой только потому, что она открыла своё сознание перед тем, как умереть. Она хотела запомнить этот мир и открыла путь к своей памяти. Вот почему её нашли. Память открывать нельзя. Её нужно беречь, как самое ценное. Пока она все помнит, она живая и настоящая. Без своей памяти она будет мертвой, чужой, совсем другой.
***
Девушка не умела лечить и скрывать эмоциональные травмы, не получалось и не научиться этому ей было невозможно.
И этот страх не выдержать когда-нибудь и умереть мозгом очень её пугал. Но плакала она не по этому поводу, а от обычной физической боли – нервы просто не выдерживали. У нее в этом чужом ей мире не было никаких привязанностей, некого было любить и жалеть, кроме себя. Выбраться тоже не было никакой возможности.
Её особо не стерегли и после нападения. Ей дали имя и нанесли первую метку – клеймо хозяина. Все. Теперь никто ее не смел трогать, иначе – наказание, а его здесь боялись больше смерти. Странно все. Девушка еще многого не знала и не понимала. Расспрашивать боялась, особенно после нападения. Сменился состав слуг.
Она могла везде ходить, с кем хотела – общалась. Но, изучив немного местную жизнь и побродив по городу, она поняла, что даже добраться в то место, из которого она попала в этот мир, нет никакой возможности.
Она расспрашивала, кого могла, и о странном столбе, и о местности без зверья, где только травы и ветер без запаха. Ее слушали, пожимали плечами и смеялись. Один раз она добралась до замка, до того места, недалеко от которого ее встретил принц. Но и там она ничего не узнала.
Никто особо и не отмалчивался, просто не знали, что ей сказать. Жители были с ней почтительны, очень вежливы и по первому требованию предоставляли все: еду, ночлег, лошадей для передвижения. Она могла просто назвать свое имя и приказать доставить ее во дворец, и староста поселения давал ей лошадь, а если хотела, то и сопровождение. Никто не нападал, никто не удерживал силой.
Денег не спрашивали. Они были, в общем, не нужны в этом мире. Народ жил богато, Щедрая земля приносила обильные урожаи, а жителей было относительно мало. Детей так вообще не встретишь. Малышей, особенно до трех лет (местных карастов) вообще стерегли и прятали. Некоторое время не удавалось понять, почему. Потом уже Мелана догадалась. Встречались на улицах и в селениях только подростки, уже имеющие защиту рода, часто с активными родовыми метками.
Мелана с каждым прожитым днем лучше чувствовала связи, очень быстро начала читать мысли находящихся рядом ринтарцев.
Она забиралась далеко в горы, всегда ездила верхом – и одна, и беря сопровождение. Вне территории дворца, в городе или в селениях, ее никто не трогал. Жители смотрели ей вслед, и ни разу она не услышала в свой адрес ни одного грубого или обидного слова. У нее была защита – имя, которое ей дал принц, и это давало ей все привилегии. Родовой метки не было. Была временная привязка к самому принцу, как ошейник у домашнего животного. Клеймо на запястье левой руки. След на руке, фонивший в пространство, как радиоизотоп на Земле. Эта привязка её не обременяла, а местные остро ощущали ее хозяина и Мелану везде встречали с почтением.
Принц всегда быстро ее находил, через некоторое время рядом появлялся маленький золотой светящийся шарик и девушка понимала, что лучше побыстрее вернуться во дворец. Шарик сто раз пыталась поймать и рукой – и связью, и сеткой, но безрезультатно: он проскальзывал буквально сквозь пальцы и возвращался к пославшему. Это была сигналка-следилка.
В первый раз, набравшись смелости и выйдя одна из дворца, девушка даже решила больше не возвращаться назад. Хотела уйти подальше, попробовать устроиться где-то и дождаться последствий. Золотой шарик нашел ее на вторые местные сутки. Она забралась спать высоко на дерево, кругом были только заросшие бурьяном поля.
Она еще накануне покинула город; вроде, ее никто и не видел. В узком переулке она забралась поспать в чужую карету, а когда та тронулась, то не решилась сразу выскакивать. Карета выехала через ворота из города и ехала почти сутки по дорогам предместья Бримаса. Никто карету не досматривал. Когда совсем стемнело, девушка на ходу выпрыгнула в глубокий овраг. Ее не заметили.
Следилка нашла ее ночью на дереве. Девушка проснулась, золотой шарик дождался ее пробуждения и, мигнув на прощание, улетел к пославшему. Мелана быстро слезла с дерева и всю ночь брела по редколесью. Город и дворец остались далеко за спиной, она не собиралась возвращаться назад. А с рассветом над головой зависла капсула летательного аппарата, и из нее вылезли двое приближенных принца, из самых ненавистных ей приближенных.
Потом принц очень понятно ей всё объяснил, и больше Мелана не пыталась убежать.
Уходила по-прежнему далеко, но как только ее находила следилка, то достаточно было повернуть в направлении города, и можно было не переживать, что гнев Его Высочества выйдет за рамки обычных забав. Если она была далеко и путь назад долог, а Его Высочеству приспичило, то за ней высылали летательный аппарат.
Обычно она передвигалась по окрестностям верхом. Ей нравилось, и так она чувствовала через седло связь с живым существом. Она всегда любила лошадей, да и вообще всех животных. Животные не обманывали, не поступали так, как разумные, не заставляли её страдать напрасно. Местные животные были такими же, как и на ее родной Земле, и они все чувствовали. Чувствовали и ее доброту, и ее заботу и главное –реагировали на ее эмоции, причём совсем не так, как ее хозяин.
Вот так, однажды поняв, что ей не выбраться обратно, девушка перестала надеяться спасти себя таким способом. Она росла, очень быстро взрослела в этом чужом мире, хотя, по прикидкам и подсчетам, по ее ощущениям прошедшего времени, она и на Земле прожила бы уже достаточно много – года четыре точно прошло с тех пор, как она влетела в тот овраг.
Здесь были обычные, простые и понятные технологии. Быт налажен и, в общем, все кругом, ну, кроме космоса, все было построено почти так, как на Земле. Была В кранах была, была и канализация, вентиляция и тепловые печи. Была нормальная еда и напитки. Была деревянная мебель и одежда, сшитая из обычных тканей. Были книги и зеркала, в которых девушка часто разглядывала себя. Их было много – и в ее покоях, и в комнатах принца, и в комнатах его приближенных.
Да, она очень необычна для здешнего мира – хрупкая, нежная, слабая. Мягкие черты лица, маленькие кисти рук и ступни, пепельные с золотыми прядями длинные и густые волосы, большие серые глаза. Голова немного вытянулась, совсем чуть-чуть, но так она стала больше походить на коренную ринтарку. Местная природа ей помогала, как будто чувствовала, к чему стремилась девушка. А стремилась она выжить, раз уж просто умереть ей не удавалось.
Кожа только оставалась странной с тех самых пор, как она оказалась в этом мире. Под слоем бледной кожи угадывались смутные тени рисунка – странного рисунка. Таких узоров она не видела ни у кого из местных. И это не был след от нанесения меток. Узоры она заметила еще в том лесу, пока жила одна. Рисунок под тонкой кожей появился самостоятельно и не исчезал, а со временем стал более незаметным. Но если приглядеться в солнечный полдень, то он проявлялся по всему телу.
Она уже не хотела умирать. Теперь она хотела только выжить и выживала вопреки всему. Дом, далекий родной мир, постепенно забывался, а сны не снились никогда.
Характер и аура менялись под воздействием частого жестокого насилия и повседневного стресса. Из тихого, смышленого подростка выросла злобная, мстительная, хитрая и опасная стерва. Очень красивая стерва. Когда она шла по дворцу своей легкой, мягкой и неслышной походкой, даже местные ринтарки оглядывались ей вслед. Что же говорить о мужчинах!
Во дворце ей негде было спрятаться. Ее комнаты были доступны многим. Спала она если и одна, то очень редко и рядом всегда дежурили слуги. Принц ее стерег, особенно во дворце. Она не спрашивала, и так понятно. Если ее могло мучить его ближайшее окружение, то прятали и стерегли ее от родственников – отца и матери принца. Чем она им мешала? Ну, наверное, всем. Мелана ждала, что с ней захочет пообщаться мать или отец принца, но никто к ней не подходил. У родителей были свои огромные территории дворца, и если, кто-то из их свиты и встречал Мелану во дворце, то не приближался и вообще старался ее не замечать. Она была не против такого поведения. Ей хватало общества ненормального садиста, хватало с лихвой.
Если ее отпускали, она всегда старалась уехать в горы, в поля или леса – одним словом, подальше. Но часто она просто не могла сесть на лошадь: избитое тело болело неделями. Приходилось сидеть в комнатах и ждать, когда о ней вспомнят. Просто сидеть она себе не позволяла. Первое, что попросила, когда принц ей предложил выбирать, это допуск в библиотеку и свободное передвижение везде, где ей захочется. Принц несказанно изумился и, подумав, дал оба разрешения. Болезненный след на левой руке налился кровью, и немного изменился рисунок. Все, допуск был разрешен. Теперь она могла проходить сквозь стены, вернее, это стены раскрывались теперь перед ней. И еще ей стала доступна карта дворца и план его ночных изменений.
Первым местом, которое она начала регулярно посещать, была библиотека. Огромное книгохранилище. Рукописи на странного вида свитках, рукописные книги, записи и рисунки, нанесенные на стены, на каменные таблички, на огромные столы. Живые книги, книги-схемы. Книги в электронном виде, файлы и информационные билли. Еще здесь оказался речевой ретранслятор. Чтобы не мучиться с переводом, достаточно было открыть книгу и ввести код-допуск в ретранслятор. Начинал звучать текст на ринтарском.
Библиотека была огромной. В первый раз Мелана туда вошла, и ей показалось уместным сравнение с сокрытой глубоко в горах подземной страной гномов в горах Мории. Вот тот огромный зал, где хоббиты и их приятели спасались от орков, этот зал был по размерам близок к библиотеке дворца. Огромное пространство занято информацией, собранной поколениями долгоживущих предков. Мелана прочувствовала гнет прожитых расой Билара тысячелетий.
В библиотеке ее встретили служащие и помогли выбрать интересное для ознакомления. Мелана хотела узнать побольше об этом мире. Тайн не делали. Во всяком случае, о чем она ни спрашивала, все ей приносили быстро и не забирали, пока она сама не просила унести. Она просиживала в библиотеке долгие спаймы – так здесь назывались местные часы. Они были намного длиннее привычных для неё шестидесяти минут. Но вскоре Мелана привыкла воспринимать местное время как нормальное. Ретранслятор уныло вещал ей о далеких мирах. Рядом на раскрывшейся цветной голограмме шла киношная инфа – этакий подробный, скорее учебный, документальный фильм. Мелана смотрела и слушала, еще пыталась читать древние тексты на ринтарском. Служащие охотно помогали ей .
И часто, устав от чтения или прослушивания звуковых информационных файлов, она засыпала за столом.
Библиотека обычно пустовала. Мелана нередко просиживала одна, иногда встречая здесь служащих империи в форменных одеждах или странного вида мудрецов, с длинными волосами и в длинных же одеждах – Звездочеты, Мелана про себя так называла этих старцев. Колпаков мультяшных старцы не носили. В этом краю всегда было тепло. По ее прикидкам, на вид им было много, очень много карастов. Да и взгляд их из-под кустистых бровей вызывал отчетливый страх потоком направленной на нее силы связей. А вот женских особей в библиотеке она ни разу не встретила. Странно. Похоже, что девок здесь ничему не учили. Становилось понятным и отношение к ней как к странной ошибке природы. Ну да! Она и была ошибкой. Мелана давно окончательно уверилась в этом.
Первые посещения библиотеки были ознакомительными. Разобравшись, что где лежит и какие информационные листы доступны для её понимания, Мелана нашла информацию о расах Вселенной. Здесь Вселенную называли Эритеей. И неожиданно на киношном диске ей открылась бегущая строка, а затем после потоком пошла инфа. Мелана за голову схватилась. Кто все эти существа?! Расы мелькали одна за другой. Мелана ухватывала информацию отрывками и, вконец запутавшись, остановила запись и, вызвав служащего, попросила ей перемотать в начало и поставить запись еще раз.
Мелана смотрела ролик пять раз подряд и все равно смогла запомнить только треть от объема файла. С середины шла полная каша. Она не успевала запомнить столько информации!
Дальше смотреть было нужно, но за ней пришли в библиотеку. Пришлось топать в покои принца. Она пообещала себе, что вернется к изучению рас, как только сможет прийти опять.
Особенно ее заинтересовала та часть библиотеки, где хранились бумажные книги. Но и здесь повсюду были специальные встроенные носители информации – особые файлы инфы, которые можно было закачивать в мозг большими кусками. Но для того, чтобы закачать информацию, нужен был знающий, специально обученный ринтарец, сантин. Они работали в библиотеке, в башне связей, во всех имперских структурах Империи. Сантинов девушка боялась, и не зря. Один из самых главных сантинов, Магистр магии связей, уже некоторое время присматривался к наглой и яркой подружке принца. А встретил он ее в библиотеке и, увидев, очень удивился. Эмоция слетела в пространство с ауры, и Мелана ее считала: изумление – вот на что это больше было похоже. Имперец сразу закрылся. Не заговорил, отошел первым.
А Мелана испугалась. Не задерживаясь, быстро убралась к себе и забилась в самую дальнюю комнату. Набралась смелости прийти вновь в библиотеку только через несколько дней. А каких усилий ей стоило спросить служителя библиотеки о странном сантине! Но она переборола себя и спросила. Власть его в этом мире была огромной, второй после императора. Глава Совета магов и главный администратор. Ему подчинялось огромное количество народа. После этой первой встречи она встречалась с Магистром связей еще несколько раз, и все эти встречи были случайными. Удивлены были оба. Оба спешили и не были расположены к общению. Стоит ли повторять, что встречала Мелана Магистра в библиотеке дворца?
Девушка вопреки всем неприятностям возвращалась каждый раз в библиотеку, быстро училась всему, что ее интересовало. Поток сложной, разнообразной информации с каждым разом все легче запоминался и укладывался в ее голове. Она легко вспоминала нужное ей. Через пару местных месяцев она уже бегло читала по-ринтарски и вскоре дошла до просматривания законов планеты – вернее, до законов планетарной системы Билар. Галактика была спиралевидной, но точно не похожей на ее родной Млечный путь. Это так далеко от ее дома! Как же ее занесло в этот мир? Понять такое ей было не под силу, а уже тем более принять как данность. Мелана хотела разобраться. Может, ей удастся понять, каким образом ее сюда занесло из подмосковного соснового леса?
Труднее всего ей давался перевод мер длины и временные рамки этого мира. Мелана никак не могла забыть родное время.
Лигулами назывались местные единицы времени. Одна лигула равнялись примерно двенадцати земным минутам. Местные сутки делились на девять местных часов (спаймов). В спайме было сто восемь лигул. Темное время суток равнялось почти трём спаймам, светлое время суток – шести спаймам. По мере наступления сезона холодных дождей ночные спаймы удлинялись и доходили до шести, а светлое время суток сокращалось до трёх
В самые длинные ночи ливень лил сплошной стеной, и было так темно и холодно, что в комнатах огромного каменного дворца включали отопление. Мелана ужасно мерзла. Выдаваемая ей одежда не согревала тело. Она замерзала даже в постели под толстым одеялом.
Принц быстро понял, что мелкая дикарка не умеет даже нагнетать температуру тела, он распорядился интенсивнее отапливать ее комнаты и обул и одел ее в странные вещи из белого меха. Таких, кроме нее, во дворце никто не носил. Когда она его спросила, он ответил, что это одежда для архаинов. Некоторое время молча порассматривав ее, принц добавил, что, видимо, у нее в крови есть что-то от архаинов, хоть он и не видит никаких связей с этой расой. Потом добавил, что женские особи архаинов так же мерзнут в сезон дождей. Да и мужские особи мерзлявы и вечно кутаются в шкурки мелких зверьков. Никого из этой расы во дворце и в городе Мелана не встречала.
Ей вновь помогла библиотека. Там она нашла информацию об архаинах. Жили они на севере материка и были похожи на местных – ринтарцев. А если сравнивать с земными аналогами, то на артистов балета из ее мира – тонкие мускулистые ноги, тонкие гибкие тела, длинные волосы и выразительно очерченные глаза. Мечта идиотки! Нет, Мелана не думала, что она похожа на артистку балета, разве только худобой.
Мелких зверьков было жаль, но в пушистых мехах Мелана не так сильно мерзла. Даже спать укладывалась в теплых шкурках.
Свод местных законов ей принесли в виде разукрашенного толстенного кожаного тома. Открыла талмуд и простонала. Нет, такой объем ей даже не пролистать! Рядом молча стоял служащий. Мелана попросила ей помочь. Узнав, что ей нужно, служащий удалился и через лигулу привел ей сантина. Тот быстро разобрался, в чем она видит затруднения, и ей вскорости принесли маленькую тоненькую спиральку. Вставив спираль в ретранслятор, Мелана смогла прослушать и даже увидеть основные законы Вселенной. Планетарная система Билар придерживалась их в точности.
Немного прослушав и просмотрев ретранслятор, Мелана вздрогнула: с экрана на нее смотрел перворожденный.
***
Как только Мелане сделали последнюю метку и дали родовое имя, информация ушла в башню связей. Девушка ждала результата. И дождалась: ее обнаружили, ее нашли. Метка еще не совсем зажила на коже чужеземки, а ее уже волокли на допрос к Магистру связей Руэсанэ.
Могла ли она избежать этого? Уйти, скрыться на бескрайних просторах Билара? Наверное, нет. Рано или поздно таких, как она, обязательно находят, тем более что и умереть ей не давали возможности.
Было это особенно больно, даже с обезболиванием, кожа и кости росли на живую, как и волосы. На девушку плохо действовали местные средства, она страдала и кричала, проваливалась в беспамятство от муки, а Его Высочество обычно не упускал такую возможность попить эмоции напрямую, был обычно рядом и очень «старался».
Если и хотелось умереть и не страдать больше, то только в первые месяцы, особенно в первое время, пока она не научилась прикрывать мысли. Первые недели принц внимательно следил за ней, она дважды пыталась повеситься, но ее всякий раз вынимали из петли и откачивали.
Она быстро приходила в себя, все взрослые ринтарцы умели заживлять физические травмы. Убить посредством физической силы взрослую местную особь было сложно, если только неожиданно застать ее врасплох. Мелана первое время не умела себя выхаживать, Его Высочество не скупился и обычно, если не переключался на что-то другое, сам залечивал ее тело за несколько лигул.
Синяки и ссадины все равно очень долго не сходили, оставались некрасивые следы на теле. В первое время она теряла много крови, а значит, и жизненной энергии. Наконец, принцу надоело залечивать ее ауру и слабое тело, и, оставив ее на некоторое время в полном покое, выждав, пока тело полностью заживёт и приобретёт близкий к нормальному, не синюшный цвет, он в течение трех долгих местных часов избивал ее лично, периодически заживляя наиболее крупные повреждения, параллельно вводил порциями ей конкретную программу в мозг, как правильно залечивать внутренние и внешние повреждения ауры и тканей. Мелана все хорошо усвоила.
После того урока по усвоению техник заживления повреждений на собственной шкуре она думала, что поседеет. Но нет, организм стал восстанавливаться только быстрее. Внешне она не изменилась, только глаза изменились, взгляд стал другим. Он стал злым. Так пускай знают, что она может быть опасна. И она найдет способ им отмстить. Умереть все равно не дадут. Она пробовала и сама разобраться с собственной жизнью, но её откачивали и потом били особенно жестоко – как в отместку за своеволие. Ее жизнь принадлежала не ей, а конкретному лицу. За неповиновение и били.
Как-то раз она перехватила мысль принца, обращенную к его дружку Ольянэ. Принц предупредил его вскользь, чтобы он был поосторожнее и не сильно злил дикарку. Не внял. Мелана недавно прибила его. Никто не стал расследовать происшествие. Принц замял. Правда, долго ее рассматривал, как бы решая для себя вопрос, что он вырастил. Мелана угрюмо молчала. В память не полез.
Ринтарки так не страдали, они с детства учились наращивать щиты. Никто из родителей не выпускал на улицу не подросшее и недостаточно прикрытое ментальными щитами дитя. Местные женские особи были сплошь темноволосые, высокие, стройные и сильные. Волосы толстые, как проволока, густые и вьющиеся. Глаза темные, кожа смуглая.
Мужчины были еще смуглее, а волосы их – темнее. Головы у всех из высших родов знати были чуть вытянуты, мозг сильно развит, поэтому и черепная коробка имела немного вытянутую форму и была больше в объеме.
Она не стала сумасшедшей – она просто стала другой. Активная, веселая и добрая девочка Маша ушла за розовый горизонт, а на ее месте появилась злая, агрессивная и ничего не забывающая и не прощающая ринтарка Мелана.
Она разглядывала себя в зеркала, принц разглядывал её и, если был в хорошем настроении, то многое ей сам рассказывал о местном мире и объяснял необходимые понятия.
Так она узнала, что на планете есть минералы, есть драгоценные руды и сплавы, есть природное топливо и ценный газ. А еще на планете, на Арлезарских островах, строили космические корабли, на которых можно было перелетать из галактики в галактику и которые жили почти вечно и сами строили и себя и себе подобных. Билар торговал кораблями, и это был его основной источник дохода.
Цвет её волос походил на местный мел, здесь его называли меланин, использовали при строительстве зданий, и в природе он встречался в горах и имел такие же оттенки, как и ее роскошная грива.
Принц так привык к ней, что спустя время даже дал особое разрешение, сделал ей самолично родовую метку, выдал документы и полностью легализовал ее пребывание в Империи. Она же в ответ на этот щедрый жест лишь пожала плечами. Она многое узнала за эти два местных года, многому научилась и успела подготовиться. К чему? К неприятностям, которые вскорости должны последовать.
Что так радовало Мелану все эти два долгих, по-земному просто катастрофически продолжительных местных года, так это возможность воздать по заслугам очень многим местным скотам. Она чувствовала их эмоции. Терпеливо выбирала удобный момент… и убивала… Если убить не получалось, то калечила, как получалось… Следов ее причастности не находили. Сканирование мозга многочисленной прислуги не приносило результата, потому что Мелана никому не доверяла и проделывала все сама. И никто, ни одна живая душа во дворце последний караст не ложилась спать без мысли, что следующая жертва – она или он. Шутки были убийственные, в прямом смысле этого слова. Многие умерли, и их не спешили возвращать. Великородные, высокорожденные особы имели страх перед воскрешением и последующим допросом с пристрастием обо всех родственниках до пятого колена. Видно, было что скрывать, поэтому многие имели индульгенцию еще при жизни, на руках почти у всех высокорожденных был запрет на посмертное воскрешение и допрос с пристрастием, ну, а обычным расспросом добиться от трупа было почти ничего нельзя. Обычно пытались оживлять замерший мозг несчастного. Это было страшно для менталистов ринтарцев.
Уж лучше деньги за индульгенцию, и правда уходила безболезненно и навсегда. А умирать никто не спешил, жили долго и вальяжно.
Ну, а тут такая заноза, которая с легкостью входила в близкий контакт и убивала при желании беспощадно и изощренно нелогично. Так, как, например, нашли одного бедолагу вывешенным за собственную шею из окна под самыми окнами принца. Зачем было вывешивать его тело, никто не мог понять. Он не имел доступа к принцу и тихо и мирно работал на скромной должности помощника повара для прислуги в замке. И кому он мог так насолить своей стряпней, если даже маги не могли просто так убить физически очень живучее тело ринтарца? Ну, а чтобы след от их ауры не остался на месте преступления меньше чем на две лигулы!? За это время можно было разыскать кого угодно в радиусе сотни соеров. Искали и не находили никого, причастного к убийствам и шалостям, ни по остаточной магии, ни по ауре, ни по следу тепла. Ну не самоубийцы же так нелогично шутили в угоду принцу!?
Беднягу-то нашли очень скоро, он и дергаться еще не перестал, но воскрешать и допрашивать даже его, в общем-то, не слишком знатного, не стали. Просто побоялись узнать ответы. К тому же и индульгенция на посмертие и невоскрешение в судебном порядке нашлась в бумагах даже у него. Так что формально проводить допрос не было законного основания. Ну а почему сразу над окнами спальни принца? Никто толком не знал. Наверное, кто-то всё же хотел порадовать принца, развлекавшегося в эту ночь со своей игрушкой, у которой, по слухам, была смешанная кровь и она имела убийственно приятные и яркие эмоции страха, боли и испуга. Многие и пробовали с согласия принца или часто в его присутствии. Говорят, у девчонки и эмоции в этом случае зашкаливали, особенно эмоция ненависти.
Девушка и нашла повешенного – как раз топала к своему хозяину и наткнулась на веревку, протянутую по проходу, подошла к окну. А там….
Орала она при обнаружении этого висельника знатно и долго, и даже многие услышали, как Его Высочество хохотал и уговаривал ее прекратить, иначе он загнется от смеха.
Ну вот, а вернуть к жизни и опросить такой свежий во всех смыслах труп из-за быстрой находки никто не спешил. Не на войне же гибли, а в стенах дворца славного и богатого города Бримаса, столицы Империи Билара. Принцу было очень весело, а значит, умирали не совсем уж и зря.
Так и жила тихая с виду девушка со светлыми волосами и странной аурой во дворце, рядом с принцем, рядом с магами, рядом с законной властью. Ею никто не интересовался. Здесь было не принято вникать в чужие проблемы. Участия и помощи тоже ждать не приходилось.
Она много ездила верхом, брала уроки грамоты, просиживала долгие ночи в дворцовой библиотеке или просто выходила в город и бродила по окрестностям.
Принц никогда не забывал о ней надолго. Самый длинный период был только тогда, когда она была беременна. Ей даже удалось незаметно родить.
ГЛАВА 13 Выезд на природу, или Как с пользой провести свободное время.
Все дело было в матери принца. Императрица Далишэ решила, наконец, женить единственного сыночка. Подобрали и невесту – знатную ринтарку из влиятельной семьи, с такими же древними корнями, как и у правящей династии. Невеста была молода, красива и всех устраивала.
Но теперь браку серьезно мешала девчонка, вечно находившаяся или в постели принца, или принц находился в постели у близкого приближенного, и в этой же постели обычно находили и ее. Она была прекрасно осведомлена о пристрастиях сына. Теперь эти пристрастия ее начали тяготить, как и живучесть игрушки. Чем она так его к себе привязала, Далишэ не могла понять: обычная, не знатная, странная, во всем, что касалось боли и наслаждений. Этим-то девушка и привлекала принца. Госпожа Далишэ терпела почти полтора караста. Меток сын ей наставил кучу, и все временные. Домашняя собачка, прилакс. Только вместо ошейника и места на коврике – активный след на руке, временный, болезненный, легко стираемый при желании и так же легко читаемый.
Но настало время женить сына.
Первый и второй разговор не принес результата. Принц не хотел жениться, не хотел расставаться со своими привычками. С женой так не поиграешь, да и любая выбранная матерью супруга не позволит с собой ничего такого вытворять, а девчонку уморит быстро.
Наконец, принц уступил, пригрозив матери, что если та тронет игрушку, то он передумает жениться. Мать обещала терпеть девчонку, но пусть уедет из дворца на время свадьбы. Принц, вызвав Мелану, дал ей время на сборы, строго-настрого приказав исчезнуть из столицы. Он сам ее найдет и вернет, когда ему захочется ее видеть.
Спорить Мелана и не думала. Принц отдал ей в руки кредитный лист. Этих денег ей, экономной хватило бы на восемь таких жизней, и Мелана удалилась в особняк паковать вещи. Ей предложено было на выбор улететь на другой континент на космолете, отплыть от пристани на корабле по воде или же отбыть на повозке куда-то не совсем далеко. Последнее было предпочтительнее – возвращаться быстрее. Принц хотел недалеко, и Мелана не возражала. Ей тогда уже было хорошо понятно, что даже умереть ей спокойно не дадут – обязательно воскресят, помучают всласть и прибьют по новой.
Ну вот! Ей не пришлось ехать в ссылку даже одной: принц давал ей почетный эскорт из своих приятелей. Мелана знала каждого. Выбирать состав почетного эскорта тоже не позволили. Принц был сильно не в духе – жениться, наверное, не хотел. Но принимал условия игры, пора было хоть для виду остепениться. Мелану постерегут для него. Тем более что наследник империи был вовсе не ревнив.
Мелана быстро собралась, мрачно оглядев своих попутчиков. Те совсем не горели желанием надолго покидать столицу: все же здесь было комфортно. Но никто из них не ослушался приказа. Мелана загрузилась в повозку. Эскорт взобрался на лошадей, и большую часть первого дня пути ехавшие верхом обсуждали, кому продолжить путь до конечного пункта, а кому можно и завтра повернуть обратно.
В дороге пришли «красные дни» – как всегда не вовремя, а в пути и болезненные. Хорошо, что по дороге к ней никто из свиты не лез со своими желаниями. Ей же было не до выяснения, куда они двигаются, было просто плохо.
Через два местных длинных дня все закончилось, закончилась и дорога. И на очередной стоянке Мелану нагнал всадник, который привез приказ от принца остановиться в пункте Гизэ, небольшом островном поселении, окруженном со всех сторон водами красивого глубокого озера.
Мелана не бывала в этих краях. Плыть дальше пришлось на лодке. Летающую штучку им не пригнали. Местность была дикая, заброшенная, местный народец – пуглив и немногословен.
О свадьбе Мелана знала. Прочитала в головах прислуги и узнала ненароком, что ее присутствием недовольна мать принца. Мешает сильно, а принц привязался. Никак не расстанется. Вот на время – ладно. Как надолго, она не ведала.
Сколько она пробудет вдалеке? Несколько местных месяцев – точно, ведь приближался сезон дождей, а в сезон дождей знать свадьбы не играла. Пока пройдут смотрины и обязательные визиты, собрания знати и церемонии, пока договорятся…. Сезон дождей закончится, и лишь тогда будет свадьба.
Половина местного года, или даже больше…
Всадник был ей плохо знаком, вроде, он был дальним родственником принца, каким-то там кузеном или может племянником. Нагнавший ее был высок, плечист и с таким выражением глаз встретили его ее сопровождающие... Мелана сразу напряглась. Темные волосы, темные глаза, сильные руки и властные манеры – все это было общее у всех из рода Саил-Ваишэ.
Мысленно пообщавшись на закрытой волне с ее окружением, он отправил всех, сопровождавших Мелану, в столицу. Сам же тем же вечером тихо вошел к девушке в снятый для проживания дом на острове и принудил ее к близости.
Мелане было честно все равно, сопротивляться сил не было. Она очень устала от дороги, не привыкла весь день трястись в повозке, тем более, несколько дней. Ей выдали первый свободный экипаж, и повозка была неудобной для дальних перемещений. Хорошо, что ночью не ехали. С наступлением темноты они сворачивали к усадьбам местной знати, те без разговоров размещали всех. Мелане выделяли комнату и прислугу. Спала она крепко, пытаясь выспаться впрок, – неизвестно, дала бы ей компания сопровождавших поспать уже следующей ночью. Пока ее не трогали.
Ей уже в первый день пути вспомнились не кареты-тихоходы, а быстроходные и легкие полетные капсулы. Почему ее отправили по земле? Или принц не хотел, чтобы она улетала быстро и далеко? Тогда нужно ждать гостя дорогого и готовиться к встрече. Прежде всего, готовить голову родную. Странно, как она еще не сошла с ума в этом жестоком мире. Она же не местная, неужели не видно!?
Странный принцип вседозволенности в поведении принца переняла и вся его команда приближенных. Мелана была личной игрушкой принца, и одновременно он был не против, когда ее мучили его приближенные. Калечить сильно не калечили. Такая прихоть позволена была только ему. В остальном же – бери и пользуйся.
Родственник принца был очень опасен, обладал недюжинной силой, как и все местные индивиды. Мелана только глянула в его глаза, как тут же первой отвернулась. Мужчина стремительно приблизился и… чуть не свернул ей шею. Мелана уже представила, что этот пришел ее убить по приказу матери принца, но не угадала.
Вошедший, не говоря ни слова, прижал ее к стене с конкретными намерениями. Одной рукой ухватил за шею; дернуться стало невозможно. Этому просто так было удобно, видимо, стоя у стены, заниматься этим. Получив свое на удивление быстро, он оправил на девушке задранное до груди дорожное платье и, неожиданно мягко поцеловав ее в губы, вышел из комнаты. Мелана в недоумении осталась стоять у стены. Было очень странно, что местный индивид так быстро успокоился. Отделившись от стены, она присела на постель, тронула тыльной стороной ладони лоб, покрытый испариной. Или все окружение принца составлено сплошь из садистов и извращенцев, или Мелану этот не хотел долго мучить.
В любом случае, к утру она перестала думать о визитере: взял быстро, ушел сразу, ну и ладно. Встретив ночного гостя утром на завтраке, девушка испытала удивление, но даже не посчитала нужным поддержать разговор. Гость задал ей пару вопросов на общепринятые темы и, не получив ответа, сам замолчал. Завтрак прошел в тишине, которой она откровенно наслаждалась. Она даже не стала его рассматривать. Ну, сидит напротив. Смотрит на нее. Сидит молча, в голову не стучится, и хорошо.
День она гуляла, осматривала окрестности, выясняла насчет прислуги и продовольствия. На обед даже назад не вернулась, дошла до снятого дома только тогда, когда местное солнце начало клониться к закату. Никто из местных ею не интересовался, сопровождение отбыло всем составом, даже не переправившись на остров, ну, а о новом половом партнере она вовсе не вспоминала. А зря.
Ночной гость заявился и следующей ночью. На этот раз он ровным голосом приказал Мелане раздеться полностью и, сдернув с постели верхнее покрывало, сам уложил девушку животом на постель. Долго гладил тело, целовал, терпеливо дожидаясь, когда она расслабится. Потом перевернул на спину, завел руки за голову и привязал к изголовью кровати кожаным шнурком. Все это Мелана уже проходила. Мало того, что ее принуждали к соитию, так еще на этот раз новый партнер хотел, чтобы ей было приятно. Зря старается! Она привыкла по-всякому терпеть. Притворяться тоже научилась. Этого ей было противно даже обманывать. Чего он от нее хотел? Страсти? Желания? Больной какой-то родственник. Ей было все равно, давно уже все равно. В душе горела огнем жажда убивать подонков, всех, кто был с ней так нежен или, наоборот, беспричинно жесток. Она и в этом преуспела: некоторых удалось успокоить, навечно. Убивала, и ей это, как ни странно, нравилось, успокаивало, каждый раз она старалась не вызвать подозрений. Убивала, надежно обезопасив себя от подозрений, все делала самолично и без свидетелей. После она надежно прикрывала собственную память от возможного считывания ментально. Но на нее ни разу не вышли. Любой опыт, в том числе и отрицательный, она суммировала и оценивала свои шансы быть пойманной за руку. Пока удавалось выходить сухой из воды. Училась, анализировала происходящее, запоминала лица и имена.
Этого ночного гостя она боялась тронуть: очень сильный, она может с ним и не справиться. Тем более, пришедший к ней в комнату явно был настороже. Она лежала на кровати, следила за гостем взглядом и чувствовала, что он очень внимательно за ней наблюдает. Что-то знает, но молчит. Пускай. Она терпелива, подождет другого удобного момента – такого, чтобы на нее не подумали и не связали смерть с ней. Времени у нее было полно – вся жизнь! Все равно жизнь не кончалась. Вдруг еще, как местным, ей предстоит долго жить?!
Гость не прочел ничего конкретного, кроме отрицательных эмоций. Ну, она и не скрывала, что ей неприятно его общество. Ну не рада она гостю ночному! Не рада! И не будет притворяться, что обрадуется, и в следующий раз!
Неожиданно ночной гость заговорил.
– Меня зовут Шаэроэ. Немного раздвинь ноги и приподними бедра.
Выполнила требуемое. И понеслось…
Мелана напряглась и замерла. Он аккуратно ощупывал ее взглядом, подушечками совсем не грубых пальцев осторожно гладил кожу, как изучал ее чувствительность. Потом начал целовать бедра, живот, грудь, руки…. Мелана тихо лежала, старалась не глубоко дышать и даже не смотреть на происходящее. Она слишком хорошо знала свое тело – сейчас оно начнет отвечать мерзавцу, ну а потом будет очень больно. Ночной гость же за этим пришел?! За болью. Но внезапно Мелане от его осторожных прикосновений захотелось спать. Она сегодня опять много ходила, после общалась со слугами…Такая приятная мысль, как поспать, родилась в голове, и почти сразу ласкавший ее мужчина усмехнулся:
– Успеешь выспаться, красавица! Дай мне возможность доставить тебе удовольствие.
Мелана вскинула голову и с ненавистью глянула на Шаэроэ. Следом на ночного гостя полилась площадная брать. Выговорившись, Мелана внимательно оглядела его и ничего особенного не заметила – местный кобель, крупный, сильный, властный, очень наглый. Перечисление можно продолжить. Шаэроэ дождался, когда Мелана замолчит, и, чуть улыбнувшись, продолжил начатое – чуть сильнее лизнул сосок. Мелана лягнула ночного гостя, но не попала, так как тот ловко увернулся, перекатившись в сторону на кровати. Она начала брыкаться и выворачиваться. Ей очень хотелось достать самца. Пару раз достала пяткой, но вскоре Шаэроэ лишил ее возможности брыкаться: одной рукой совершенно не напрягаясь, сковал ей обе ноги, легко прижав к постели. Мелана ещё пару раз дернулась и добилась лишь того, что кожаный шнурок, стянувший ее кисти, сильнее врезался в нежную кожу. Пальцы… а пальцы рук начали неметь.
– Ты странная. Слабая, и не в состоянии даже оказать мне сопротивление, – молвил Шаэроэ, не глядя на нее. Занят он был сейчас тем, что рассматривал её тело. Перевел взгляд на лицо, и тут уж она решила, что можно и ударить…
Родственник принца получил крепкий удар по собственным мозгам. Дернулся, как от пощечины, а Мелана злобным взглядом оценила результат – слабовато, даже не пробила внешнюю защиту. Чуть заметное удивление мужика, и вот она, наглая усмешка. Сейчас накажет за своеволие…. Силен, гад.
Мелана с чуть слышным стоном откинулась назад, закатив глаза, готовясь получить обратное, но лишь услышала негромкое:
– А ты молодец, правильно! По мозгам таким, как я, давать надо! И сразу закрываться. Кто тебя учил? Суэ, поганец? Но главная заслуга все же твоя. Ты старательная и проживешь долго.
На эту реплику Мелана вызверилась новой порцией брани. Не помогло. Шаэроэ лишь тихо рассмеялся и опять занялся ее несчастным телом, продолжил разжигать огонь. И чего тянет? Она в состоянии догнаться и в процессе… Невесело усмехнулась, выдохнув себе на грудь – влажная кожа приятно охладилась. Шаэроэ глянул и вновь усмехнулся:
– Я понял, – произнес он и сам осторожно подул на живот. Мелана лишь простонала сквозь стиснутые зубы. Нельзя таким показывать такое! Нельзя! Так, постанывая, поругивая мужика рядом, она постепенно возбуждалась. Хуже такого состояния и придумать что-то страшно. Громко выдохнув, попробовала освободить ноги.
– Отпусти меня, урод!
– Расслабься. Еще немного полюбуюсь твоей реакцией, и начнем более близкое общение, – хмыкнул Шаэроэ. – Ты вся горишь и мокрая, но все еще не готова меня принять.
– Чего? – лишь смогла выдохнуть Мелана. – Не поняла? Чего ты добиваешься?!
– Ответа, – произнес мужчина.
Мелана откинулась на спину и прикрыла глаза.
Шаэроэ встал и, подойдя к окну, открыл его. Прохладный ночной воздух проник в комнату, охладил разгоряченное тело Меланы. Тихо за окном и ветрено. Собирался дождь. Девушка с тоской представила, как будет мерзнуть в этом доме!
Мужчина вернулся на кровать, завалился рядом, вытянувшись на боку вдоль ее тела и продолжил ласки, никуда не торопясь.
Она не хотела поддаваться. За такими вот ласками всегда шла волна боли. Но предательскому телу нравилось, желание разгоралось, как пламя, все сильнее, и даже стиснутые зубы не помогали, когда ласки вновь переместились на грудь.
– Отстань, скотина, мне уже совсем хорошо! И, да, я хочу тебя, мерзавец.
Шаэроэ только усмехнулся, чуть сжал пальцами чувствительный сосок. Волны прошили тело, спустившись по животу к промежности. Лежать спокойно стало совершенно невозможно. Мелана попробовала отстраниться, но тут горячая ладонь легла на лобок, чисто выбритый, как нравилось принцу.
«О, боже мой!» – про себя простонала Мелана, зажмуриваясь. Послышался тихий смешок. Ее в мгновение прошиб холодный пот.
– Не пугайся! Я не стану тебя ломать.
– Что?!
Шаэроэ не ответил, продолжил ласки. Мелана выгибалась все сильнее, прогибаясь под его пальцами. Куда бы он ни ставил руку, везде встречал ответную реакцию. Ноги он больше не держал, у нее пропало желание ими дрыгать, только выгибаться и чуть постанывать – негромко, иначе потом ей будет очень обидно… Нежные, тонкие простыни давно сбились, и мужчина уже пару раз расправлял их под разгоряченным телом девушки.
– Хватит, перестань, – просила она уже чуть слышно.
Хрустели шейные позвонки, ныла поясница, в животе растекалась огненная лава.
«Блин! – подумала она. – Да я сейчас достигну оргазма вот просто так, от одних осторожных прикосновений».
Как не хочется показывать такое! Суэ ее хорошо изучил, неужели и этому рассказал, как доводить надо? Вот ужас! Да он тут превратит ее пребывание в пытку!
Попробовала собраться с мыслями и проникнуть мужчине в мысли. Что он задумал? Как бы узнать… но ничего не вышло – мерзавец, приставший к ней, был начеку, а страх мешал ей до конца сосредоточиться. Для таких проникновений нужно, чтобы собственная голова была трезвой, а мысли текли вяло, без вот таких ярких всплесков.
Шаэроэ точно сообразил, как надо ее доставать. Уже понятно, чего он добивается! Скотина! Все они скоты! Хуже всего ей было, когда они лезли к ней в голову! Этот –сильный, высший менталист, ей не тягаться с ним. Придется уступить.
Шаэроэ слышно усмехнулся, вздохнул удовлетворенно, чуть сильнее нажал на промежность, осторожно проникая рукой глубже, и ее тело ответило на это сильной судорогой. Всего пара осторожных мягких движений – и все, она кончила, выкрикнув по-русски: «А, черт!» Там и так все было горячим и мокрым. Всплеск огня в кровь. Мелана застонала в голос, не стараясь больше сдерживаться, громко, часто задышала, продолжив выгибаться, толкаясь на введенную в промежность кисть. Минуты две она выгибалась и, наконец, улеглась спиной на влажную постель. Грудь оставили в покое, вторую руку тоже убрали.
Мужчина перебрался ближе к лицу и, заглянув в её широко распахнутые глаза, бережно поцеловал в губы, потом звучно чмокнул в нос, а следом – в оба влажных глаза.
– Ты вся горишь от возбуждения. А Суэ – придурок. Постарайся не провоцировать его. Он очень жесток, я знаю… и наверняка не раз наблюдал такое. Он, как и все мы, знать – высший менталист. Такие яркие эмоции для нас... – Шаэроэ кивнул на вздрагивающий живот девушки. – Для нас – как наркотик. Очень приятное времяпрепровождение, красавица. Отказаться от такого удовольствия сложно. Ты такая странная – совсем не закрываешься, – добавил он уже тише и отодвинулся. Быстро накинул на нее одеяло и, встав, прикрыл распахнутое окно. Вернулся на постель и, всмотревшись в глаза девушке, вдруг произнес: – Я нигде не встречал таких, как ты, чувствительных. Это ненормально – так всё чувствовать.
Сказав это, мужчина скинул одеяло на пол и аккуратно, совсем по ощущениям, не глубоко, вошел в нее. А ей после таких ласк захотелось, чтобы он прошел глубже, и она двинула бедрами навстречу, потом еще и еще раз, ускоряя темп соития. Мужчина не возражал, и далее они начали двигаться в дерганом, все ускоряющемся темпе, вызывая новый шквал эмоций и острых ощущений у каждого. Скоро новая судорога удовольствия накрыла Мелану, и девушка, прикрыв глаза, вскрикнула, отворачиваясь. Ринтарец остановился:
– Мне продолжить?
– Да, – лишь выдохнула она. Ее никогда о таком не спрашивали.
Ведь такому великолепному самцу нужна полная разрядка. Придется потерпеть. Услышала в самое ухо хриплое:
– Мне надо закончить.
Ну что тут скажешь?! От нее ведь не ждут ничего другого. Не станет она открывать глаза. Внутренне вся постаралась собраться, сейчас будет очень больно… это больно всегда. Шаэроэ прижался к телу со всем азартом:
– Ты такая обалденная любовница! – произнес он. Мелана прикрыла глаза. Она начала уставать. Любовница? Игрушка. Промолчала, а Шаэроэ внезапно вышел из нее и резким броском перевернул на живот.
«Мысли читает, скотина!» – поняла Мелана.
– Всё, я уже заканчиваю, уже недолго. - Он задышал ей в шею сзади, пристраиваясь. Вся мокрая от пота, разгоряченная, Мелана лишь всхлипнула, согласно кивнув, и крепко зажмурилась. – Вставай на четвереньки, на локти ложись! – скомандовал Шаэроэ, не останавливаясь ни на секунду. Выполнила, внутренне вся напрягшись. Распереживавшись, пропустила момент, когда он, толкнувшись особенно резко, кончил. В голове стоял шум, сердце стучало где-то в районе горла, а по спине ходили волны холода. Это Шаэроэ уже соскочил с постели и вновь распахнул настежь окно.
После он осторожно развязал ей руки, укрыл одеялом и, тихо одевшись, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты. Мелана, не меняя положения тела, сразу же уснула.
***
Принц был доволен: девчонка стала послушной, похоже, успокоилась и смирилась со своей судьбой. Попыток покончить с собой больше не предпринимала. Ему стало легко общаться с ней, особенно она изменилась после того, как принц женился. Его отношение к ней не изменилось, а вот ее – да. Принц задумался над этим феноменом. Странно это. Но времени обдумать все хорошенько не нашлось. Да и зачем? Послушна, ну и отлично! Так даже лучше.
Он постоянно наблюдал за ней, сканировал ее ментально, сравнивал с тем, что было раньше и теперь, и понял: наконец, она перестала бояться. Совершенно. Полное безразличие к собственной судьбе. Разве не этого он добивался от своей своенравной игрушки? Суэ задумался, сравнивая то, что было, и то, что встретило его сейчас, когда он позволил ей вернуться во дворец. Изменения стали видны всем, всему окружению. И, да, она, наконец, стала почти ручной. Привыкла подчиняться?
Женившись на знатной и родовитой ринтарке, Его Высочество решил дать своей игрушке больше свободы. Он сам, своими руками нанес ей последнюю магическую метку, родовое имя. Этот обряд она перенесла без серьезных последствий, таких, как потеря сознания и истерики в дальнейшем. Обряд прошел, и информация о новой особи благородной крови вместе со слепком ауры ушла в башню связей столицы империи – города Бримас. Мелана получила звучное имя: Мелана Уланэ Шу. Всё, теперь у нее был род, имя, деньги, власть, даже свобода. Но только не от власти принца. Это её уже не печалило – она привыкла.
Проживет она долго, очень долго, сколько скажут. На планете было странное отношение к смерти, это был желанный ритуал, разрешенный только в определенных случаях. Жили ринтарцы очень долго.
Она вспомнила, как нашла в библиотеке своды законов этого мира. Как начала их сначала перелистывать, а потом и читать, что смогла понять многое. Написаны они были на двух языках: на левой половине листа – на ринтарском, а на правой половине – на незнакомом ей языке странных расплывчатых символов. Она обратила внимание на то, что символы были расплывчатыми и как бы текли под ее взглядом, и, немного подумав, пришла к выводу, что это ее собственное зрение видит их такими. Ну и пусть! Научиться бы еще читать на этом языке! Библиотекарь на ее вопрос так странно посмотрел и ответил, что это межмировой язык перворожденных. Мелана задумалась, поблагодарила и отошла к книжным полкам. Покопавшись в рядах толстых рукописных фолиантов, она нашла несколько книг, подписанных теми же знаками. Открыла один из толстенных томов и натолкнулась на рисунки. Почти на всех картинках были изображены странные создания. В них она узнала облик того, кто подтолкнул ее в межмировой туннель. Теперь она знала о проходах между мирами. Странно только, что такой проход был на Земле. Люди ведь и не догадывались, что у них зарыто под ногами. На всякий случай постаралась просмотреть и прочитать побольше законов.
А законы были незыблемы, как и правила, придуманные очень давно: правила и законы, придуманные не ринтарцами.
***
На следующую ночь и потом Шаэроэ также приходил к ней в комнату. Мелана без сопротивления отдавалась ему, близость доставляла только удовольствие. Только он каждый раз связывал ей руки. Он явно опасался ее и страховал себя, ни разу не остался с ней до утра и уходил спать к себе в комнату.
На третью ночь Мелана открыла свою дверь в коридор, вышла в темный холл и увидела свет в конце коридора. Там была еще одна комната – спальня. Видимо, там Шаэроэ и спал. Подождала, пока погаснет свет, и еще подождала.
На следующую ночь всё повторилось. Она дождалась, пока погаснет свет, и осторожно попробовала войти. Нет, заперто. Да и стоит ли так рисковать? Это ведь не дворец, тут все у всех на виду. Ночной гость проводит с ней все светлое время суток, его лошадь стоит в конюшне. И если с ним что-то случится, то его смерть свяжут с ней.
Ночные походы к ней в спальню продолжались двенадцать местных дней. Ни одной ночи не пропустил!
Однажды за очередным завтраком, когда Мелана вышла, одетая для прогулки, в поселок, гость сказал, что ему нужно возвращаться в столицу, а девушке напомнил, что с принцем нужно быть очень осторожной, не провоцировать его ни сопротивлением, ни криками. Еще сказал, что ей необходимо оставаться здесь вплоть до того дня, когда о ней вспомнит Его Высочество, и она не смеет приезжать в столицу раньше этого срока.
Затем гость очень быстро уехал. А через девять месяцев по земному, или через четыре аквариса по Биларскому календарю, Мелана приехала в столицу, чтобы втайне от всех родить ребенка, зачатого от гостя на острове.
***
Когда у нее родился ребенок, Мелана долго его разглядывала. Ребенок был внешне абсолютно земным, правда, совсем маленьким, весил всего пару кило. Мелана всерьез сомневалась в его доношенности. Сравнить сроки местного календаря с земным она могла лишь приблизительно. По всему выходило, что родила она немного раньше. Это ее беспокоило. Находясь совершенно одна во враждебном ей мире и городе, она очень переживала, что кто-то сильный её тут учует – учует её яркие переживания. Но как иначе?! Она переживала за дитя, за себя, несчастную! Никаких сведений из прошлой жизни о беременности и родах вообще она почерпнуть не смогла. Единственный ребенок в семье! Даже Виктория ее отцу никого не родила!
Роды прошли быстро: видимо, хорошая порция адреналина в кровь и осознание, что затягивание сего процесса грозит для нее тяжкими последствиями, сделали свое дело – ребенок выскользнул из нее, весь красный, в склизкой белой пене, на пол комнаты (она не решилась рожать на постели из-за широкого окна, выходящего на улицу). Разгар дня, множество народу на улице – толпы прохожих, снующие туда-сюда повозки, стук копыт.… Это всё хорошо. Ее сдерживаемых стонов никто не расслышит.
Ребенок закричал сразу. Мелана обтерла его платьем, потом, собравшись с силами, схватила нож и перерезала пуповину. Густая темная кровь обагрила руки. Замотав кроху в чистую тряпку, она перебралась в соседнюю комнату совершенно пустого дома.
Мелана первые два дня боялась, что ребенок перестанет дышать, перестанет пищать или же бросит сосать грудь. Но всё обошлось. Ребенок выглядел, как обычный младенец, и через двенадцать суток назрел вопрос, куда его девать. Мелана не хотела, чтобы кто-то на Биларе узнал, что она зачала, благополучно выносила и родила близкое себе по генам существо.
Рожала она в арендованном на время доме – деньгами ее принц снабдил на несколько жизней вперед и вообще не интересовался, на что она их тратит. Но Мелана осторожничала – давно купила и дорогой особняк в Бримасе, как рекомендовал ей принц, и одновременно оплачивала аренду еще двух зданий, одно из которых сейчас и использовала, чтобы родить без суеты и посторонних глаз. Ей никто не помогал. В доме она была совсем одна. Если начнет умирать, принц сразу почувствует. Но обошлось, чувствовала она себя все лучше и лучше.
Ей пришлось рискнуть и приехать в Бримас – огромный город, где легче затеряться. Не то что островное поселение Гизэ.
С первого дня своего пребывания на острове она каждый день гуляла пешком по окрестностям и не давала себе расслабиться ни на один день. Ее многие видели. Вероятно, докладывали интересовавшимся о ее самочувствии. Приходилось скрывать беременность. Столько пережив и не сломавшись, она твердо настроилась скрыть от всех свое положение. И справилась. Помогли и ливневые дожди. Она так и бродила ежедневно по острову под потоками воды. Забиралась как можно дальше в глубь острова, подальше от заселенных берегов, и там отдыхала в одиночестве, укрывшись под кронами деревьев и натянув на голову капюшон плаща. Отдохнув, настраивалась на обратную дорогу, а, встретив кого-нибудь, безмятежно улыбалась. Слуги к ней в комнату не заходили – не разрешала.
Мелана уехала – вернее, уплыла на лодке, которую сама нашла и перепрятала в другое место. Сойдя на другом берегу, вошла в первое селение и потребовала лошадь и повозку. Все сразу выдали без лишних вопросов. Метка была активная, рабская, но препятствий чинить никто не стал. Она и раньше уезжала далеко от дворца и города.
Прожив двенадцать суток одна в снимаемом доме, она выбрала семью, в которую она отдаст родившееся дитя. Впоследствии Мелана лишь дважды навестит ребенка, и то, понаблюдав издали за семьей из окна кареты. Ее интерес не заметят. Ребенка она не увидит ни разу, только его теперешнюю семью, но в семье она не ошиблась, как чувствовала: эти ринтарцы будут хорошими родителями.
Его приняли, окружили теплом и странной заботой. Мелана читала мысли, видела связи, ребенка любили и берегли от глаз чужих. Догадывались ли они о том, кто был матерью, она не знала. Ей было тяжело даже думать на эту тему, она боялась, что принц узнает и захочет оставить себе и его.
Вернулась Мелана на остров сразу, как только пристроила ребенка. Ее уже начали искать и, когда она вышла из лодки на острове, явно обрадовались. Признаваться хозяину, что потеряли ее, никто не поспешил. И правильно. Сама вернулась. Где таскалась – не важно. Ей можно. Раз хозяин не хватился, значит, так и надо.
ГЛАВА 14 Любовь до смерти, или Как не надо расставаться.
Мелана наблюдала за воющим ормом, втайне радуясь очередной гадости обитателю этого мира. Раздались шаги, она повернула голову. Его Высочество стоял в тюремном проходе сразу за решеткой. Этому преграда не помеха.
«Всё, он меня замучает. Может, я даже, наконец, свихнусь... ну хоть одна радость, что на пустой желудок – никогда не любила грязь и вонь».
Последний раз я ела еще вчера. Ладно, нужно закрыться хоть немного, а то и мысли прочитает и изуродует, как никогда раньше. Вон, злой какой! И чего случилось?
Напротив решетки стоял коренастый ринтарец, внешне мало отличающийся от жителя, скажем так, Италии или Испании в ее прежнем мире. Руки, вот, длинные.
Его Высочество посмотрел на ползающего по полу орма. Взметнулась силовая волна мощной связи, и орм вместе с несобранной посудой, столиком и тюремными лианами улетел в проход, скрылся в самом конце коридора.
– Почему ты не переоделась и не поела? Не хотела меня порадовать на прощание?
Суэ был явно не в настроении. Она его хорошо изучила и сейчас даже кожей чувствовала, что он готов её убить.
«Ну и ладно, я об этой стороне медали давно мечтаю, – подумала она.– Последний раз он меня убил на семь секунд и потом, приведя в живое состояние, долго вливал жизненную энергию, попутно избивая вновь. Садист! Легко с жизнью не расстанусь».
Умирала несколько раз. Помнилось смутно, сколько времени прошло, но вот пережитую боль память услужливо вытряхнула из своих закромов, и у Меланы вспотели ладони, застучало сердце.
Надо собраться и успокоиться, иначе он сейчас заметит, что я волнуюсь.
Принц Суэ спокойно перешел через прутья, как и прежде орм, просто просочившись через них. У него, понятно, был допуск ко всем камерам подземелья. Мелана никогда бы так не смогла, для этого и впрямь нужно было родиться в знатной высокородной семье ринтарца и иметь ген сложного деления на атомы.
Принц подошел к ней вплотную и заглянул в лицо. Глаза их встретились, Мелану окатила волна ненависти и лютой злобы. Таким тяжелым и скорым на расправу она его еще ни разу не видела. На секунду у нее даже потемнело в глазах, и она только на мгновение утратила контроль. Сразу больно лопнула струна в мозгу, как скорлупа ореха, следом треснула возведенная ментальная защита, в тот же миг ее мозг взорвался от боли. Его Высочество бил больно связью в голову, он знал, как бить и куда. Мелана застонала, сопротивляться теперь было бессмысленно и глупо. Глупостей она давно не делала, глупостью была только, наверное, сама ее жизнь вообще. Самое разумное для нее было не родиться когда-то вовсе. Сейчас принц не жалел вовсе ее голову, он врезался в пласты памяти, перелистывая, как страницы книги, воспоминания. И нашел тот момент, когда она в первый раз встретила перворожденного. И принц увидел, кого конкретно она встретила, и посмотрел даже ее побег в переходный туннель. Он увидел достаточно.
Мелана почувствовала, что сознание уходит – глаза перестали видеть свет. Ее замутило, в ушах нарастал шум. Отрезвляющий удар по лицу привел в чувство, но зрение не вернулось.
– Не смей уходить в обморок, дрянь! – Принц второй раз ударил, на этот раз сжатым кулаком в правую скулу и у девушки искры полетели из глаз. Развернув ее к себе спиной и одновременно сдернув с койки, зверь начал разрывать на ней платье от шеи до подола рукой. Ткань с легкостью поддавалась натиску. Через пару мгновений девушка была обнажена, а куски платья отлетели к прутьям решетки.
Согнув ее новым ударом в живот, он толкнул ее к кровати. Ничего не видя, девушка уперлась руками в койку. Послышался грохот сброшенной перевязи, следом на пол полетели ремни и вещи, Суэ срывал с себя одежду, злобно ругаясь:
– Раздвинь ноги, дрянь!
В следующее мгновение он сделал к ней шаг и следом послышался треск разрываемой плоти. Мелана закричала от дикой боли.
Любая часть тела ринтарца обрастала своеобразной броней. При желании ринтарец мог нарастить броню на чем угодно, хоть на зрачке. Его Высочество очень старался доставить ей напоследок массу негатива.
– Если выживешь, в чем сильно сомневаюсь, то прежней уже тебе не стать! – зло выплюнул Его Высочество, вбиваясь в тело отбойным молотком. От осознания близкого расставания и невозможности оставить ее себе его буквально переклинивало. Ухватив Мелану за плечи, он с такой силой сжал пальцы, что хрустнули кости.
Придется вернуть. В каком виде – не важно, это не его забота. В запросе на поиск, наконец полученным и им, прочтенном раз двадцать: четко было указано, живой или мертвой, но выдать. Разница была только в сумме выкупа. За живую давали много, за труп или полутруп – всего немногим меньше. Но для принца это вовсе были смешные деньги. Его семья владела всем миром, а вот оставить себе девчонку, как раньше, он не мог.
Ее слабые попытки закрыть хотя бы голову не выходили вовсе. Про страдающее тело она уже не думала. Голову бы спасти…. Все силы ускользающего сознания были направлены на цель: не думать о боли и последствиях, натыкались на волну ментальных ударов в рвущееся на куски сознание. Принц Суэ разрушал связи, калечил голову, оставляя в ее мозгу полосы хаоса. Выправить при желании можно почти все, но и тот обратный процесс принесет почти такое же, а может, и большее страдание. На это и рассчитывал зверь.
– Ты запомнишь меня, дрянь, запомнишь! Если очухаешься, конечно!
Девушка вскинула голову, в полных ужаса ничего не видящих глазах стояли слезы. В какой-то момент сознание, наконец, сжалилось, девушка обмякла, отключившись, и зверь это сразу почувствовал. Реакции не было, тело стало, как ватное. Суэ отстранился, развернул бесчувственное тело к себе лицом и оттянул веко рукой. Сознания не было. В какой-то момент он решил, что перестарался и она больше не порадует его сопротивлением, не будет больше попыток вырваться из тисков его атак на разум, она больше ничего и никогда не почувствует.
Отпустив бесчувственное тело, Его Высочество сел рядом. Он не получил никакого удовлетворения, не думал, что она сдастся так быстро. Теперь нужно было приводить ее обратно в чувства и потом продолжать начатое, но аккуратнее. Все же, как он теперь точно знал, эта девчонка, его живая игрушка – жительница другого мира, и вот откуда ее уникальная чувственность и неспособность наращивать броню, вот почему так много разрывов органов, так много крови. А он-то думал всё это время, что она просто генетическая ошибка. Та доза радиации, которую она умудрилась где-то получить, переварить и обезвредить, и сыграла с ним эту злую шутку, он никогда не думал о ней как о жительнице другого мира. Как оказалось теперь, она обычная женская особь из слаборазвитого в ментальном и индустриальном плане удаленного мира, и ее давно и безнадежно ищет самое страшное существо во всей Вселенной.
Ну что ж, он хорошо учился и много раз уже проделывал это с нею. Он вернет ее назад и продолжит…
Мелана пришла в себя, рывком попыталась сесть и встретилась в тот же миг с глазами принца. Увиденный в них восторг привел ее в ужас, она остро прочувствовала, что еще не конец и все только продолжится для ее несчастного слабого тела, и, что самое главное и ужасное – ее мозг опять не погиб, и она все понимает и прочувствует всё, как задумано зверем.
– Привет, дрянь, как мы себя чувствуем? Что же ты молчала о своем прошлом? Тебя хотят вернуть.
Суэ провел рукой по обнаженному телу девушки от горла, вдоль соска груди, вниз по животу и дальше, вдруг сильно надавил рукой на низ живота. Прострелила острая боль, девушка вскинулась, спина оторвалась от мягкого ложа, глаза налились слезами, и, откинувшись в изнеможении на поверхность койки, она беззвучно заплакала. Раздался слабый, еле слышный вой в полнейшей тишине подземелья. Они были тут одни, все камеры пустовали. Только она и ее мучитель. Никто не придет….
– Ну вот! Ты уже воешь, как самка приласкса. Они мелкие, очень болезненно воспринимают попытки их воспитать. Прям как ты – такие же чувствительные. И слабые.
– Больше не надо! Убей меня и не возвращай назад. Я никогда тебе не врала. Ты не спрашивал, я не рассказывала. Тебя не интересовало, откуда я пришла! Я все делала так, как ты приказывал; почему же сейчас ты мучаешь меня и за что? Что я сделала такого?!
– Тебя хотят вернуть!
Суэ ухватил ее за ногу и потащил тело по ложу. Тюремная обстановка начала меняться, стены расширялись, пол замерцал, а ложе раздвигалось. Под лежащей девушкой начала разъезжаться поверхность. Показался большой провал, но упасть в него не дали: принц крепко держал её за ногу. Мелана зажмурилась…
«Сейчас отпустит, и я улечу в преисподнюю»
– Э, нет! Это еще не конец для тебя, моя милая.
Мелана открыла глаза и, повернув голову в направлении пропасти, разглядела только черный вихрь совсем рядом с головой. Чуть задело длинные волосы, и Мелана ощутила всем сердцем близкую смерть. В груди стремительно, вместе с разрастанием воронки внизу, нарастал мертвенный холод.
«Вот куда уходят мертвые, когда их отпускают!»
В следующее мгновение принц резко дернул ее за ногу и втащил обратно в тюремную камеру. Провал мгновенно закрылся.
Смерть не успела ее забрать, вернее, ей не отдали… от кончиков пальцев и до ног ее пробрал мертвенный холод, а в душе стремительно разливалась пустота.
Осознание такой близкой смерти стало последней каплей…
Тело девушки сотрясла дрожь. Зверь добился своего: он наконец, вывел ее из равновесия. Ей дали посмотреть и не отпустили… умереть не дали. Мелана ощущала сейчас себя другой, как будто всем открытой. Девушка поняла, почему такое поганое чувство в груди – болела душа: он влез ей в память и просмотрел, что захотел увидеть, а значит, больше нет тайн. Истерика. Она на этот раз не справилась.
Мелана нашла глазами фигуру принца. Вон, стоит у решетки и скалится в похабной улыбке.
Насилие продолжится, и если она отключится вновь, то вскоре очнется, и все продолжится, и боль никуда не уйдет. Не будет ни обезболивания, ни адекватного, щадящего лечения. На ней будут заживать раны, как ожоги на теле у погорельца в ее прежнем человеческом мире – болезненно и долго, день за днем, сгорая изнутри, выжигая нервные клетки и калеча психику. Раны на теле будут подживать, только не сводя с ума окончательно, потому что безумие не интересно таким тварям, какие правят здесь! Им нужно понимание всего, ужас понимания… Может, и лучше сойти с ума и ничего уже не соображать? Так не дают же! Голова по-прежнему варит и все понимает. Полный аут!
Суэ стремительно приблизился, как будто принял какое-то решение. Толкнул Мелану в грудь, опрокидывая на спину. Уселся ближе к ее ногам, раздвинул их в стороны, потом согнул в коленях. Ничего не говоря, он странно посмотрел ей в лицо, усмехнулся и неожиданно начал трогать пальцами промежность. Движения его были аккуратными, осторожными, и раньше он так никогда не делал. Остановившись через несколько мгновений, он посмотрел в её испуганные глаза. Девушка тяжело, с надрывом дышала.
– Приятно? Я подсмотрел это в твоих воспоминаниях. Вы, земляне, очень чувственные, и нервных окончаний, как вот здесь,– сказал он, и посмотрел между ног,– у вас много, и если бы ты предложила влезть к тебе в память раньше, то я бы постарался доставить тебе массу удовольствия.
Ей не было приятно, ей было больно… там.
«Неужели он не чувствует, что мне плохо?!»
Мелана отвела взгляд, вздохнула. Принц мрачно усмехнулся.
– Смотри, и постель, как из твоего мира. – Мерзавец протянул руку и повернул голову девушки. Мелана увидела белые крахмальные простыни – нежный сатин – и ощутила вдруг, как будто кожные рецепторы разом во всех местах проснулись, что лежит на огромной кровати с упругим матрасом, простынями и сбитым легким, белым же одеялом у себя в ногах. Вся тюремная камера перестроилась, повинуясь ментальному приказу принца, и стала похожа на ее комнату в Москве. Память! Она сдала ее воспоминания с потрохами!
Девушка приподнялась на локтях, потом вновь без сил откинулась на постель. Зверь продолжил, она ничего не чувствовала хорошего, приятного. Мешала слабо дергающая, как начинавшееся воспаление, боль в паху и выше того чувствительного места, которое трогал принц. Кожу холодило, тело мерзло и покрывалось мурашками, болело опухшее, разбитое лицо. Мелана даже не пыталась пошевелить пальцами, просто опасаясь почувствовать, что пальцы снова все переломаны. Она не чувствовала ног ниже коленок, кисти рук отекли, онемели из-за неудобного положения. Может, он их оторвал? Тело однозначно было поломано. Когда это произошло, Мелана не могла вспомнить. Она вообще ничего не помнила, в голове стоял только ужасный момент происходящего с ней сейчас.
Покалечил голову… и тело. Тело не слушалось, руки не поднимались... ноги? У А согнутых коленей сидел принц и Мелана дальше ничего не видела.
Местная знать часто развлекалась, калеча слуг или рабов, отрывая им конечности, заживляя ужасные раны и отпуская увечных на все четыре стороны света.
Она видела таких страдальцев, и не раз, всем было весело, она тоже смеялась, чтобы не выделяться из массы придворных. Скрывала леденящий ужас от потоков связей, окружающих ее ринтарцев, втайне потом ночами вспоминая и гадая, чем же мог провиниться несчастный, что его таким выпустил в мир обратно?!
– Расслабься, я же стараюсь, – внезапно раздалось.
Его Высочество оторвался от своего занятия, посмотрел на свою кисть и облизал пальцы, измаранные кровью. Посмотрел на натянутую, как струна, девушку. Ее кожу покрывал холодный пот, всё тело блестело. Провел рукой по бедру до колена – липкий пот. Он знал: это смертельный ужас.
– Это только начало, ты же понимаешь. Я не скоро наиграюсь, потому что следующего раза не будет. – Принц резко придвинулся ближе к лицу и ухватил ее за спутанные волосы – Тебе нравится такое обращение? Ведь нравится? Отвечай!
Мелана не ответила. Как только он отпустил её волосы, откинулась на ложе и неожиданно сдалась и расслабилась. Нервное напряжение отпустило, и принц это почувствовал.
– Умница! Нам нечего друг от друга скрывать. Я все прочел в твоей головке, милая дрянь! Да, я очень зол на тебя, но, в общем, ты и не виновата. Просто надо было не молчать, а признаваться давно. Я бы отдал тебя сразу, как узнал, и Совет магов сразу бы тебя у меня забрал и выдал. А так я страдаю: я же привязался к тебе, как мне теперь найти тебе замену? Я буду мучиться ужасно, ты незаменима для утех – такая нежная и слабая. Поискать в вашем мире? Но понимаю, что не все вы такие, точнее, ты одна такая, дрянь! Остальные не выдержат и сотой доли тех мук, которые способна вынести ты. Прелесть моя, терпи. Я хочу, наконец, закончить наше последнее свидание!
Проговорив это, принц подтянул ее за ноги к себе ближе.
Мелана глухо застонала, она сдалась, перестала даже в мыслях себя держать, устремила взгляд на стену камеры. Боли она не чувствовала больше, по телу разлилось и не отпускало странное оцепенение. С каждым мгновением ей становилось все тяжелее дышать, девушка медленно умирала.
В какой-то не близкий по времени момент она умерла.
Душа вышла из приоткрытого рта и отлетела на потолок, пристроилась там, разместилась немного справа от размеренно двигающихся тел внизу. Женское тело уже не фонило светом.
Душа наблюдала свое бывшее пристанище – тело на огромной белой кровати, вся поверхность которого была измарана темными разводами. Кровать занимала все свободное пространство помещения, от стены до стены. Тел было два – второе чужое. Но и свое бывшее родным уже не ощущалось. Душу оно больше не привлекало. К нему не тянуло. Наоборот. Тянуло неудержимо в проход темной галереи. Но не было движения воздуха. Лететь было невозможно, душу что-то держало, держало второе тело – живое, мужское, сильное, горячее, прижимало к потолку. В полнейшей тишине. Душа не слышит звуков, но может чувствовать тепло, холод, свет, боль и страх…
Мужчина перестал двигаться и отстранился, перевернулся на спину, широко раскинув длинные руки. Все кончено.
В этот миг что-то неуловимо изменилось – это пришел поток свежего воздуха. Душа дернулась и… потянулась в проход. Стало очень легко. Душу больше ничего не держало рядом с телом. Припомнить, кем она была раньше, не удавалось. Сильнее потянуло сквозняком. В последний раз взглянув на кровать и всё то, что недавно было живо, душа с легким неслышным хлопком оторвалась от потолка и ринулась между прутьями в проход. Впереди, на воле, под розовым солнцем, душу ждало такое долгожданное освобождение.
Но в этот самый момент сквозняк прекратился, и душа вернулась в камеру, зависла на прежнем месте. В камеру вошел еще кто-то. Один. Вошедший окинул взглядом кровать, два тела, потом перевел взгляд на потолок камеры и безошибочно нашел там душу. Скривившись, поманил указательным пальцем назад.
ГЛАВА 15 Полет души туда и обратно.
Первое, что пришло в голову – это запах. Как будто где-то жгли сахар. Запах мешал уйти. Запах горящей, воняющей жженым сахаром, сладкой до приторности патоки забивал все другие ощущения. Следующим пришло желание спать. Спать и не просыпаться долго, как можно дольше. И еще хотелось уйти… куда? Не важно. Уйти, и все. За грань.
«Нужно открыть глаза, но зачем? Я ведь умерла»
Аврас почти сутки провел в бримском подземелье, а сутки на Биларе равнялись пятидесяти земным часам.
Несчастный орм, тюремщик любовницы принца, валялся без сознания во внутреннем дворе тюрьмы. Его несколько раз пытались привести в чувство, но делали только хуже. Толстая сморщенная кожа червяка от попыток привести хозяина в сознание дважды изменила цвет – с серо-зеленого на серый, потом и вовсе приобрела цвет гнилого огородного овоща и также начала источать запах разложения. Прибывший вскоре старший дознаватель Мергенсаэ, увидев, во что превратили его помощники единственного свидетеля, пришел в бешенство.
Срочно были вызваны целители, в итоге, совместными усилиями магов и врачевателей душ, через несколько долгих часов орма удалось стабилизировать. Не умер – и ладно, всем нужна информация. А он – последний, кто был внутри.
Город – огромный, многоуровневый храмовый город, столица могущественной империи Ринтарцев, все восемь миллионов жителей – замер в ожидании своей участи.
Жители попрятались в домах, большинство забралось еще глубже – ушло в подземелья, прорытые ормскими родами далеко в глубь планеты. Ворота города, все выходы и входы были немедленно заблокированы, как только полетная капсула отстыковалась от огромного межгалактического корабля и направилась в космопорт Биларской столицы. Лететь всего четыре лигулы. Совсем ничего, по меркам межгалактического перелета, который был пройден космическим крейсером за пару биларских часов. Помог временной контур.
***
«Быстро добрался! Видно, невтерпеж совсем».
Магистр связей Руэсанэ глядел на приближающийся гигантский корабль первого сантая, стоя в космопорту, на площадке для встречи высокопоставленных гостей. Настроение магистра было скверным. Принца он не остановил, девчонка была в тюремной камере, а значит, если он правильно всё понял, Аврас явился так быстро не только для того, чтобы забрать свою потеряшку. Городу несдобровать. А он, великий и страшный магистр Бримаса, должен как-то помешать предстоящему уничтожению столицы.
«Да что я могу сделать?! Я даже не могу отменить приказ разблокировать ворота и полетные станции».
Магистр угрюмо разглядывал огромный, сверкающий в лучах Брианы межгалактический корабль, личный крейсер первого сантая империи Астрея. Себе такого он не мог позволить, да и вообще личный корабль даже в размерах полетной штурмовой капсулы – дорого, очень дорого, и по статусу не положено.
Как только эта бандура вошла в плотные слои околопланетной атмосферы, первым пришел приказ заблокировать все воздушные гавани, а это почти две сотни полетных станций. Следом также пришел приказ заблокировать все выходы из города, и даже система подземных туннелей, которыми пользовались ормы, и та была уже перекрыта приказом. Почти никто не успел покинуть приговоренный город.
«Неужели то, о чем я думаю, исполнится?»
Магистр Руэсанэ уверился в своих подозрениях, как только разглядел, что важный гость и не думал выходить к нему для встречи. Через некоторое время от корабля отстыковалась маленькая полетная капсула и рванула на всех скоростях к столице Билара.
«Теперь нужно догонять».
Руэсанэ постоял некоторое время, наблюдая за быстро исчезающей капсулой, и передумал следовать за ней. Какой резон туда нестись, если город обречен?! Не лучше ли быть в это время подальше от места событий?!
***
– Вот мы и встретились, Маша!
Аврас держа девушку на руках, стоя над обрывающейся пропастью площадке величественной башни главной цитадели Бримаса. Внизу открывался вид на пылающий в плазменном огне город.
Девушка сломанной куклой лежала у него на руках, он прижал к своей груди маленькую растрепанную голову. Дыхание было слабым, поверхностным, но он был теперь точно уверен, что она уже не умрет.
Большая часть крови скопилась в брюшной полости, и ее он довольно быстро почистил и запустил обратно в систему кровотока, срастив сосуды. Мозг получил кислород быстро, но сознание не возвращалось. Душа не прирастала к искалеченному телу – не хотела обратно в истерзанную плоть. Сердце тоже без особых проблем начало отбивать положенный ритм, толкая кровь в сосуды. Начала нагнетаться температура, разогревая кровь и ткани, пошел процесс метаболизма в клетках. Заработало всё, а сознание не возвращалось.
Двадцать лигул он приводил ее в сознание, четыре земных часа! Только потом понял, что душа не приживается в этом теле. Отпустил душу обратно на потолок камеры и начал заново сращивать поврежденные ткани, максимально, насколько это было возможно, отключив собственные эмоции. Возможно, именно они отталкивают душу. На это ушло еще шестьдесят долгих лигул.
Тяжелее всего пришлось с мозгом. Хотя он и не умер, девушка никак не хотела оживать. Поймав в первый раз душу, уже отлетевшую на потолок, Аврас долго пытался прирастить ее обратно к телу. Никак не удавалось, не помогали ни знания, ни выработанные столетиями умения. Душа все время срывалась с остатков ауры, и уже давно дышащее тело, розовеющие щеки и склеры, залитые слезами глаза – все это оставалось лишь пустой, чужой оболочкой. Не имеющий души не жив по-настоящему.
Аврас никогда так не уставал! Руки давно тряслись, как у старикашки-паралитика, глаза слезились, отказываясь напрягать не слабое от рождения зрение. Все чувства обострились. Аврасу было недостаточно вернуть в тело жизнь, он хотел вернуть прежнюю душу – неизмененную. Но та материя, которую он нашел на потолке камеры, была не похожа на тот слепок ауры, который он оставил в качестве образца для поиска. Девушка изменилась, и сильно, проведя несколько лет в этом мире. Это и вызывало такие проблемы. Исходный образец никак не налагался на нынешний материал душевной материи.
«Да какого демона!? Она поменяла себя! Это совсем другая сущность – мрачная, злая, обозленная натура! Ничего общего с тем вариантом, который был прежде! И кого я теперь пытаюсь оживить?!»
Аврас мучился все больше.
«Надо лезть глубже в сознание, эта ее теперешняя оболочка, как броня на прежней основе. Когда она научилась так хорошо прятаться от поиска?!»
Что такого с ней произошло, что вынудило девушку, и так неплохо умеющую защищать свой мозг от вторжения, изменить себя, и настолько кардинально?!
Теперь он понимал, почему ее так долго не могли найти! Она изменилась не только внешне, она изменилась и в душе. Приняв правила игры этого жестокого мира, став одной из его жительниц, приняв законы и правила поведения, землянка за неполных два местных года приросла к новой среде обитания всей кожей, просто став гражданкой, – даже больше: она мало чем отличалась от коренной жительницы Бримаса.
Промучившись еще некоторое время, Аврас, наконец, решил поменять и биопотоки и так слабо дышащего организма.
Что не убивает нас, то делает нас сильнее.
«Ты сильно изменила себя, но я попробую вернуть тебя такой, какой оставил там, в переходном туннеле. Это сложно, но нет ничего возможного для знающего. Это будет наша общая победа. Ты только постарайся вспомнить себя такой, какой ты была до изменений».
Еще несколько томительных напряженных лигул, и девушка, наконец, дернула головой, приподнялась на ложе и застонала. Связи приросли, аура засияла жизнью.
Воздушная среда замкнутого помещения так была так накалена и обездвижена (все манипуляции с замершим телом Аврас проводил без звука), что раздавшийся в мрачном подземелье стон был подобен взрыву водородной бомбы. Разом пришло в движение замершее время, вернулись разом запахи и звуки, доносившиеся извне. Пришел в движение и воздух в помещениях тюрьмы, новые порции кислорода со свистом врывались в помещения камер. В системе канализации закапала вода.
Аврас поднялся, расправил затекшие плечи и внимательно осмотрелся, первый раз за многие часы дав себе несколько мгновений на то, чтобы ослабить концентрацию внимания на одном предмете. Только сейчас он заметил, что все это время в камере находился еще кто-то.
Нет, он помнил, что, войдя, застал здесь принца, он знал, где он и что в данный момент делает. Ему было все равно, главное – он успел вовремя, и девушка не погибла.
Взгляды двух мужчин встретились. Они молча наблюдали друг за другим, ни одной эмоции не проскользнуло на поверхность маски первого. Лицо второго тоже напоминало маску – бледное, осунувшееся, с застывшим мрачным взглядом. Только воздух в помещениях тюрьмы накалился до предела. Взгляд глаза в глаза, два потока силы, один почти равен по силе другому, и все же Аврас был сильнее и ментальнее и по праву рождения. Но убивать наследника он не стал, хотя с легкостью мог это сделать. Все же он не мог так кардинально менять порядок мироздания. Причин таких не было. Свое он получил, ему сразу сообщили, как только ее нашли.
Принц тоже знал, что все уже позади, ему сохранили бы жизнь при любом раскладе, даже если бы девчонка скончалась. Натянутая струна молчания лопнула, девушка начала выворачиваться на постели, силясь перевернуться на живот, потом закричала, внезапно замолчала, откинулась и снова потеряла сознание.
Так ничего и не сказав замершему у самой стены принцу, Аврас подтянул к себе одеяло, укутал в него девушку и, взяв на руки, вынес ее в проход тюремного подземелья.
***
Аврас внимательно разглядывал дело рук своих, без преувеличений. В грязном от крови некогда белом одеяле, лежал подросток, мокрая от пота девочка, светловолосая, слабо и часто дышащая слишком горячим для ее легких воздухом.
Выйдя на поверхность, Аврас стремительно поднялся по винтовой лестнице на башню, здесь воздух был чище. Выше были только вечернее небо и просыпавшиеся в нём звезды. Температура стремительно росла, город горел уже и всеми предместьями. Ветра не было, дым и гарь поднимались вверх, не рассеиваясь. В самом низу, на улицах, было пекло, плавился камень и металл.
Никому не удалось уйти, все умрут, кто был причастен или просто был рядом.
Удушливый запах горящего сахара; в небо черными поднимался клубами дым, закрывая совсем низко стоящую Бриану. Огромный корабль закрывал большую часть вечернего неба, кружился вокруг невидимой оси, планомерно изрыгая плазму на предместья.
Команду к уничтожению Аврас отдал, еще находясь в подземелье.
– Я вернулся, я же не мог оставить тебя надолго здесь! Я себе обещал…. Прости, немного поздно. Но ведь нет ничего невозможного…. Скажи, что ты хочешь, и я постараюсь сделать это для тебя.
Аврас внимательно посмотрел в открывшиеся глаза девушки. Было очень тяжело, но нужно было дождаться, когда она откроет глаза, и выяснить, узнает ли она его. В том облике, в котором он ее встретил тогда в подземелье переходного туннеля. Если не узнает, значит, память не вернулась и это не та девочка, которую он искал. Ее изменила эта среда, и вернуть в тело прежнюю нетронутую душу не удалось. Пока не удалось. Но у него еще есть несколько попыток, он упорен и терпелив.
***
Маша очнулась от запаха жуткой гари, горел воздух, горели легкие. Она начала чихать: запахи гари, смол и горящего масла, жженого сахара, забивались в ноздри. Она попыталась открыть глаза, слезы хлынули потоком. Было невыносимо больно вдыхать дымный воздух, легкие болели при каждом вздохе.
Ее кто-то держал на руках, говорил что-то, но понять пока что не получалось.
Маше, наконец, удалось разлепить глаза. Она попыталась сфокусировать взгляд на приблизившихся к ней очертаниях. Момент – и Маша узнала его.
Стон узнавания, осмысленный взгляд – и Аврас, довольный, отвернулся на пылающий город.
– Ты узнала меня, это хорошо. Теперь я спокоен, я вернул тебя назад, и ты та, которая была раньше. Память останется с тобой, и все, что произошло, ты тоже будешь помнить. Так надо. Но это не будет сильно мешать тебе жить дальше.
Маша с ужасом смотрела на свой реальный кошмар.
– Так чего ты хочешь, девочка? Мне хочется исправить то, что я натворил.
Аврас вновь посмотрел на испуганного подростка, лежащего у него на руках.
– Я хочу к маме и папе. Верни меня, пожалуйста, домой!
Маша посмотрела на маску-лицо, прямо в глаза-щели, и, встретив ответный взгляд, молча прижала голову к груди нашедшего ее существа. По телу неожиданно прошла странная эмоция – ему стало… приятно, когда она прислонила голову.
– Ну, за такое поведение – все, что попросишь!
Аврас тихо рассмеялся.
От этого утробного тихого смеха в душу Маши закрался прежний леденящий кровь ужас.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 16 Здравствуй, папа, вот и я!
(Москва 10 мая 2010 года)
Олега Николаевича разбудил телефонный звонок. Он поморщился, протер сонные глаза. Вставать к трубке не хотелось, звук был тихий, настойчивый. Мобильник мягко вибрировал на прикроватном столике, только руку протяни. Не хотелось. Никаких резких звуков Олег Николаевич не выносил. Телефон на ночь никогда не отключал, да и звонить ему ночью никому бы в голову не пришло. Просто не было таких причин, чтобы его будить в три утра.
Затихнув на пару секунд, звонки возобновились с прежней настойчивостью.
Внезапно в коридоре раздались шаркающие шаги, и в спальню вошла Елена.
Бывшая жена жила в квартире Олега Николаевича, как, впрочем, и теперешняя жена Вика. Спален было три, и все теперь заняты. Олег предпочитал спать ночью один: возраст, да и спалось так лучше. Так вот вышло, что после исчезновения Маши он не смог оставить убитую горем женщину одну и сначала забрал ее, потом перевез и все Машины вещи к себе в квартиру на Набережной.
Вика не возражала, все приняла так, как решил Олег Николаевич. У него были замечательные женщины. Да, были…. Была когда-то и замечательная дочь. Прошло пять лет. Ее искали, но теперь уже не так интенсивно, как первые месяцы.
Елена промчалась по спальне, потеряла на ходу тапочку и вцепилась в телефонную трубку.
– Ты что, не слышишь?! Ответь на звонок – вдруг это Машу нашли!
В спальню тихо вошла Вика, села на стул у самой двери.
Его бывшая и нынешняя жены как-то сразу поладили в одном доме. Первое время, правда, Вике больше приходилось сидеть дома из-за Елены: ту нельзя было оставлять совсем одну, пробовали нанимать сиделку, но Вика попросилась сама следить за Еленой, и Олег Николаевич с благодарностью воспользовался её помощью. Не хотелось пускать в семью чужих: слишком все было на виду.
Трубка замолчала, и Елена с недоумением уставилась на затихший аппарат.
– Перезвони. – Елена протянула трубку бывшему супругу.
Олег Николаевич спустил ноги с кровати и протянул руку за мобильником. Трубка в третий раз ожила протяжной вибрацией.
– Да?
– Олег Николаевич, это майор Ярковцев из следственного отдела. Вы не могли бы подъехать? Да, прямо сейчас. Нашли сидящей на автобусной остановке. Патруль нашел ППС. Подъехали, сидит одна, вроде, и не спит даже. Одета чисто, во все новое. Документов при себе не имела, но назвалась, сказала, как зовут и где живет. Ну вот, пробили по базе, мне перезвонили домой, и я сразу вас набрал. Еще и не видел.
Майор старался меньше говорить: а вдруг чего лишнего скажет. Люди нервные, лучше на месте всё выяснить.
***
Седой помятый следователь быстро шагал в направлении районного РОВД Люблино, на ходу запахивая куртку: ночь была темная, ветреная, собирался дождь.
Олег Николаевич почти бежал за ним следом. Хотя за эти несколько лет он раз двадцать приезжал на опознания, еще раз пятнадцать точно ему показывали живых детей, но все это была не его дочь. Он и радовался, что не она, что вновь тело, увиденное им на опознании, ничем не походило на его Машу. Каждый раз боялся узнать, и каждый раз со вздохом облегчения не узнавал.
Было три трупа, которые трудно было связать с его дочкой – только возраст и цвет волос. После третьего такого трупа Олег Николаевич перестал ездить сам, нанял Ярковцева, и теперь следователь сличал образцы ДНК, ездил на места находок. Докладывал лично раз в месяц, но ни разу майор не звонил ночью.
Потоптавшись на пороге с пару минут и уточнив, кто и по какому вопросу хочет войти, их впустили сначала в помещение дежурного, ну, а потом почти сразу открыли камеру предварительного содержания. Там было три человека; на койке лицом к стене лежала его Маша. Он ее сразу узнал. За эти пять лет она совсем не изменилась. Если бы не чужая одежда, подумал, что она как вчера ушла из дома.
– Маша! – Олег Николаевич бросился на колени.
– Папа!
Маша слетела с койки и обняла зарыдавшего отца.
Машу не повезли домой из следственного отдела, через несколько часов ее отправили на «скорой» в больницу. Все говорило о том, что эти пять лет она провела в странном месте. Нужно было комплексное обследование.
Девушка и не сопротивлялась, была очень тиха и молчалива. На расспросы отца отвечала односложно, с большой неохотой, ничего не уточняя и не сообщая подробности. В РОВД они провели несколько часов, пытаясь разговорить девочку. Отец все разглядывал и разглядывал ее. Первое, что приходило на ум, это то, что Маша совсем не повзрослела, не выросла даже на сантиметр, как будто и не было этих пяти лет, прожитых без нее, как и не было прожитых ею пяти лет человеческой жизни и не было взросления подросткового организма.
Они просидели в РОВД почти до рассвета. Сначала оформляли бумаги, потом попробовали поговорить и расспросить – не вышло. Отец волновался, не выпускал Машину кисть из своих ладоней. Совсем забыл о матери, и она сама позвонила. Еле отговорил, чтобы в ночь не выехала следом.
Дочка внешне была совершенно спокойна. Не заплакала при встрече, не волновалась при разговоре. Следователь прозрачно намекнул, и отец ее осмотрел, где позволяла одежда. Видимых следов инъекций не нашел. Странное спокойствие нашедшегося ребенка напрягало всех присутствующих.
Домой не поехали. Вопрос о госпитализации встал, когда Маша попросилась в туалет. Идя по проходу, она зажгла все лампочки. Свет ярко вспыхивал и тут же немного гас, стоило девочке пройти по коридору дальше. В туалете свет зажегся еще более странно: когда она лишь подняла правую руку к выключателю, тот сам включился и свет в закрытом помещении ярко осветил проход открывшейся двери. При этом сам выключатель был отключен.
Отец сопровождал ее, как сопровождал ее и следователь. Такое было сложно не заметить; мужчины хмуро глянули друг на друга, и каждый делал свои выводы. Маша же молчала.
В отделе нашелся радиологический дозиметр; принесли и стали ждать, когда Маша вернется из туалета. В комнате собрался весь дежурный состав ОВД, все молчали, наблюдая, как вспыхивают и притухают лампы освещения по пути следования девочки обратно в комнату дознания.
Маша вернулась в помещение и, уставившись в глаза отцу, ответила вопросом на невысказанный вопрос родителя:
– Будете уровень радиации замерять? Ну, измеряйте, смотрите, чтобы только прибор выдержал.
Дозиметр взорвался, стоило только включить его в комнате.
***
Олег Николаевич подошел к раскрытому окну. Закурил. Третья больница и, дай Бог, чтобы на этой остановились. Машу вторые сутки катали по городу. Бокс, снова бокс, и, наконец, отец не выдержал, позвонил знакомым и договорился, чтобы Машу госпитализировали в частную клинику. Елена сидела сейчас у нее в палате. Наконец, определились с анализами, взяли все, что можно. Сделали снимки, КТ и МРТ. Провели несколько УЗИ и даже эхо-кардиограмму. Осталось только дождаться результатов. Всего чуть-чуть потерпеть, и будет хоть в чем-то ясность.
Некоторые результаты уже были. Осмотревший ее после снимков врач-рентгенолог сначала пригласил торчавшего у палаты девушки отца в кабинет и, усадив на стул, сразу ушел курить на улицу: ближе было негде. Олег Николаевич не мог его дождаться и вышел в коридор. Вернувшийся врач вошел в кабинет и, проведя там около двадцати минут, наконец, опять пригласил Олега Николаевича зайти. Снова долго разглядывал снимки. Наконец, врач начал заполнять какие-то формуляры. Олег Николаевич не выдержал.
– Чего вы у нее нашли?
Врач перестал писать, посмотрел на поднявшегося мужчину, потом перевел взгляд на свои руки.
– У нее сломаны три из семи шейных позвонков, один – первый, у основания черепа. Все зажило, но места переломов прослеживаются. Такие травмы наносятся при повешении. Я не патологоанатом, но… ее вешали за шею, минимум, два раза, оба раза ломалась шея.
Доктор поднялся и, прикрепил снимки к освещенной белой поверхности.
– Вот здесь и вот здесь. – Он ручкой показал подошедшему Олегу Николаевичу места переломов. – Она выжила, позвонки, то есть, переломы срослись.
Врач опять уставился на свои руки – видно прикидывал, можно ли ими придушить расспрашивающего его мужчину?
– Более того, скажу вам, что я таких сращений никогда не видел: нет ни выпирающих костных мозолей, ни стягивающих винтов, ни рассасывающихся скоб.
Олег Николаевич без сил опустился на стул.
Доктор опять поднялся и, извинившись, вышел. Вернулся он через несколько минут и передал вошедшему с ним коллеге все снимки, свои исписанные формуляры и Олега Николаевича.
Через час отец узнал, что нашли и другие следы переломов. После, пытаясь вспомнить, он путался и не мог конкретно вспомнить, чего его дочери еще ломали. Помнил только о шее, остальное вылетело из головы.
У него болела голова, руки тряслись. Эта клиника была хорошей, известной, сам много лет здесь обследовался и лечился.
Олег Николаевич успокаивал себя как мог. Маша нашлась, и, черт возьми, внешне она выглядела неплохо и умирать явно не собиралась. А что до дозы радиации, которую она, судя по всему, где-то получила, так его уже успокоили, прежде всего, еще в Институте радиологии – в первом месте, куда они поехали из райотдела ОВД, – сказав, что все выходит и через некоторое время организм избавится от всего чужеродного. Ну а последствия всегда лечатся, нужно только выяснить, чего и сколько в ней набралось. Она была не опасна для окружающих, вот только изотопы в ее крови были очень странные. Врачи недоумевали, где она могла их подхватить. По настоянию Олега Николаевича Машу отпустили.
Хлопнула дверь ординаторской. Олег Николаевич обернулся. В коридор вышли три врача. При виде Олега Николаевича от группы отделился высокий молодой человек – кажется, это к нему в отделение положили Машу.
– Здравствуйте! Вы отец Маши Разумовой? – Молодой врач протянул руку для рукопожатия. – Игорь Сергеевич Рябцев, врач-гинеколог.
– Да. – Олег Николаевич был скуп на слова. Голова болела, и нервное напряжение все никак не отпускало. За последние тридцать четыре часа ему не удалось даже немного поспать, сон к нему не шел – ему столько всего рассказали!
– Давайте пройдем ко мне в кабинет и поговорим. – Доктор указал направление в сторону кабинета и ждал, когда Олег Николаевич пройдет первым.
– Но я что-то не понял: наверное, вы представились… врач…– Олег Николаевич вопросительно посмотрел на молодого доктора. – Почему к вам в отделение положили мою дочь? Разве у нее не радиация?
– Да, я врач-гинеколог, я осматривал вашу дочь. Радиация радиацией, мне нужно побеседовать с вами. Я хотел поговорить сначала с вашей супругой, но мне не удалось найти у нее понимание, кажется, она несколько не в себе и никак не может меня выслушать. Надеюсь, вы способны меня выслушать внимательно?
Олег Николаевич приготовился уже ко многому, но вот новая новость прямо-таки выбивала из равновесия. Молча проследовали в кабинет.
В кабинете доктор уселся за стол, предложив отцу Маши стул.
– Я так понял, что Машу, вашу дочь, искали пять лет?
– Да, и нашлась она сама, просто сидела ночью одна на остановке. Вещи чужие, и... как бы вам объяснить... – Олег Николаевич замялся, пытаясь подыскать подходящее слово. – Она совсем не изменилась внешне. Осталась совсем такой, какой была пять лет назад. Даже не выросла, и зубы все те же, то есть не было никакого физического взросления. Ну, вы же меня понимаете?
– И да, и нет. Я могу сказать со своей точки зрения, что, может, внешне она и не изменилась, но вот внутренне... Организм изношен физически очень основательно, это не сильно опасно, но наводит на определенные размышления. Я должен вам сказать, точнее, хотел бы услышать от вас или вашей супруги: когда девочка еще жила с вами, были ли у нее сексуальные контакты с противоположным полом?
– Что?! Нет, точно нет, я бы сразу узнал. Маша всегда была домашней девочкой и все нам рассказывала. Когда она пропала, ей было четырнадцать лет.
– Ну, тогда должен вам сказать, что у нее за тот период, что она отсутствовала, были такие контакты, и весьма активные, такое не скроешь…. Да, и знаете, она рожала, минимум один раз точно. – Доктор замолчал. – Она здорова, анализы все хорошие: кровь, моча, антитела ко всем известным болячкам. Странно только, что куча всего в крови чужеродного, но это к иммунологам. И еще. – Доктор замолчал на некоторое время. Олег Николаевич терпеливо ждал. – Она прекрасно все помнит, уверяю вас, вы бы расспросили ее подробнее. Такое ощущение, что она мысли читает. Я еще не задал вопрос, а она уже рассмеялась и ответила. Правда, не всю правду, но главное сказала. И голова очень сильно болит после общения с вашей дочерью. Какой-то мозговой штурм! И все это очень ее веселит. И тут радиация ни при чем. Я бы посоветовал к психиатру заглянуть. В общем, по моей части я вам все рассказал. Конкретику не скажу, спросите сами.
В полной прострации Олег Николаевич покинул кабинет доктора. Он, кажется, был готов ко всему, но такое! Беременность, точно рожала, и где дитя? О странностях с чтением чужих мыслей он и не вспомнил.
В коридоре его ждала Елена. На неё было тяжело смотреть, Олег Николаевич взял бывшую жену под руку и вышел в больничный двор. Там родители долго беседовали с глазу на глаз.
***
Расспросы Маши помогли мало. Девочка молчала. Ее привезли домой, и, побыв дома три дня, Маша сбежала. Просто вышла во двор и исчезла. Нашлась тоже почти сама, просто придя к офису отца, позвонила в кабинет от охраны в холле первого этажа. Где была трое суток, непонятно. Молчала, ничего не рассказывая.
Следующая странность выяснилась тоже быстро, Маша легко читала мысли окружающих, и даже не пыталась скрывать это. Ей достаточно было посмотреть в глаза, и следующей фразой она с улыбкой раскрывала содержание мыслей в голове у матери или Виктории. Какое-то время ее это забавляло, но дальше стало хуже: Маша начала ментально сканировать окружающих, вызывая жуткие мигрени у родителей, охраны отца. Вызванные на дом врачи только разводили руками. Предлагали разные клиники, отец долго не соглашался. Потом уступил, и Маша полежала за короткий период еще в двух клиниках.
До исчезновения Маша успела получить паспорт, и сейчас отец решил оставить всё как есть. Следователь закрыл дело об исчезновении. Прибавили пять лет отсутствия, и Маше сейчас было девятнадцать лет. Школу решили не посещать, отец собирался, как закончится медицинское обследование, пригласить репетиторов и за оставшееся время подготовить ее к сдаче ЕГЭ за 11 класс.
О том, чтобы просто посещать школу, вопрос не ставился вовсе. С такими новыми способностями ей нельзя было учиться в коллективе. После посещения рекомендованного знакомыми отца психотерапевта, вдруг начались звонки от разного рода экстрасенсов и разных шарлатанов-медиумов. Кто разнес информацию, выясняли нанятые Олегом Николаевичем люди. В итоге спецы посоветовали пореже пускать в дом посторонних, а звонки игнорировать.
Вика и отец пробовали поговорить с Машей сами, но реакция была странной: она кивала головой, соглашалась, что ее способности странные, необычные, что использовать так откровенно эти способности на окружающих опасно, и все – дальше разговоров дело не шло. Вынудить девочку на откровенный разговор никому не удавалось. О себе, где находилась, что делала все эти пять лет – ни слова. Маша пожимала плечами, отворачивалась к стенке комнаты или просто молчала, всё время отводя взгляд, старалась лишний раз не встречаться глазами с родителями.
Ни слезы матери, ни уговоры отца, что он ее защитит и ей уже ничего не грозит, не вызывали у нее никакой реакции. Полное равнодушие. Маша упорно молчала обо всём периоде этих странных пяти лет отсутствия.
О том, куда убегала сейчас и где проводила эти дни – тоже ни слова. Приходила всегда сама. На пятый раз исчезла на два дня. Позвонили чужие люди, она просто пришла поздно вечером к ним на дачу, вышла из леса, вся мокрая от росы, постучала в калитку и, представившись, назвала номер мобильного отца. Отец сорвался и поехал за ней. Она вышла из леса в Тверской области. Что там делала, не рассказала. Опять молчание и странный взгляд. Куда делся ее телефон? Ответила, что потеряла.
Отец купил новый мобильник. После этого случая дал ей наличные деньги, оформил ей пластиковую карту и попросил присылать им хоть смс, что она жива. Маша молча выслушала отца, взяла деньги, карту и через пять суток опять исчезла. Звонки опять не проходили. Отключила номер сразу, как покинула отчий дом.
После последнего исчезновения Олег Николаевич решил нанять Маше круглосуточную охрану. Так в их семье появился Станислав Озеров.
***
– Ну чего ты все время отмалчиваешься?
Отец устало опустился в кресло. Разговор не клеился. Собственно, это был не разговор, а монолог. В качестве молчаливого слушателя выступала родная дочь, которая вела себя, как деревянная мебель. Ни звука, ни эмоции, ни взгляда в его сторону. Глаза прятала, вернее, отводила взгляд. В данный момент смотрела на репродукцию картины Айвазовского «Девятый вал». Отец перевел взгляд на репродукцию – картина раскачивалась.
Опять!
Маша отвлеклась и перевела взгляд на окно. Хлопок пластика – и оконная рама дернулась в фиксаторах.
«Да, открыть легко современное окно одним усилием воли не выходит. Нужно поворачивать фиксатор ручки, попробуем…»
Отец, не дождавшись ответа на вопрос, неожиданно вскочил на ноги, быстро приблизившись к дочери, ухватил ее за подбородок и, повернув голову, уставился прямо в серые глаза.
Пойманный взгляд окатил его голову горячей волной, еще ударило, как током, по мозгам. Заболели даже зубы. В висках застучало, и отец сам опустил руку.
– Что ты творишь?!
Маша хмуро разглядывала свои руки. Отвечать не торопилась.
Машин отец не мог найти второго охранника на смену Стасу, и, помучившись несколько недель и с Машей, и с разными кандидатами (в основном, с Машей), Олег Николаевич предложил Стасу переехать жить поближе. И теперь семья Стаса – жена Люба и дочка Оля – жили в соседнем доме. Отец купил им квартиру, записав ее на жену Стаса. Странная щедрость! Но деньги в семье были, а Станислав Озеров, единственный из всех приходивших к ним охранников, устраивал Машу – вернее, он был единственным, кого Маша не проводила восвояси в первые часы общения. Остальные охранники уходили сами – вернее, сами отказывались, стоило только Маше на них посмотреть. Стас прошел странный фейс-контроль. Отец тоже приложил максимум усилий. Дочь хмуро выслушала отца, перевела странный взгляд на стоявшего в стороне Стаса и ответила «хорошо».
Надобность во втором охраннике отпала, жена Стаса быстро приняла правила поведения, предложенная квартира и зарплата мужа ее устраивали, ну а, познакомившись поближе с объектом охраны, и вовсе, Люба Озерова перестала упрекать мужа, что он редко появляется дома. Олег Николаевич так трясся, когда жена Стаса пришла к ним в дом посмотреть на дочь. Он боялся, что жена не согласится, чтобы ее муж все время находился рядом с Машей. Но обошлось. Олег Николаевич подозревал, что Маше понравилась и Люба, как понравилась потом и их дочка, маленькая Оля.
Поступок Олега Николаевича дочь никак не оценила. Стаса она третировала постоянно, а мужик терпел. Убегала регулярно. Находилась сама. В итоге ей нацепили браслет слежения. Маша его сломала – и все, опять ее искали почти день. Нашли на вещевом рынке в Балашихе. Маршрут ее передвижения не поддавался логике и анализу.
Отец махнул рукой. Стас переселился к ним домой. Спал в квартире и уходил к своей семье только тогда, когда Машу стерегли отец или Вика. Мать не справлялась с дочкой.
Любу, жену Стаса, странная девчонка не третировала: Стас не разрешил, хмуро предупредив, что если она только посмеет залезть в голову его жене или дочери, то он ее прибьет, и папа не выручит. На что Маша, помолчав с минуту, побродив из угла в угол по своей комнате, выдала, что хороших людей она не трогает. Стас только покачал головой, и больше к этой теме они не возвращались.
Дочка Стаса постоянно после школы крутилась в Машиной квартире, и, нагулявшись, Маша часто находила девятилетнего ребенка в своей комнате. Общаться не торопилась, весело приветствовала малую и сразу выпроваживала ту на общую территорию.
Маша приходила домой обычно только ночевать. Стас заходил в квартиру с ней вместе и, исчезнув на пару часов для общения с собственной семьей, каждый вечер, тихо входил в Машину спальню и, раздевшись, укладывался спать на угловом диване. Стелила ему постель или Вика, или мама Маши. Никто ни разу не возражал – ни жена Стаса, ни тем более мама Маши. Так всем только было спокойнее. Восьмой этаж, если не получится выйти в дверь, спрыгнет еще. Отец боялся этого больше всего. Она уходила и ночью, и днем, каждый раз в разное время. Пару раз ее вылавливал отец уже в прихожей. Остальные разы сбегала прямо из дома или на улице.
Окна в ее комнате отец хотел закрыть решетками, но потом испугался, что Маша взбесится, или того, что подумают о них соседи. Это тоже нужно учитывать. Встал актуальный вопрос: а не переехать ли им жить за город, в коттедж с высоким забором?
Поздно вечером, как только в квартире все улеглись спать, в кухню вошли Вика и отец. Минут через сорок ожидания в полной темноте и молчании к ним присоединился Станислав. Отец только хотел открыть рот, как Стас включил свет на кухне.
– Она все знает. Сейчас придет.
Подождали пару минут, и пришла дочка – в пижаме и тапочках на босу ногу. Вопрос с переездом решился: никуда не едем – Маша против. Ей не хотелось менять дом, и всё. Не объяснила, как узнала. Разговоры при ней не велись, это точно. Значит, мысли прочитала или догадалась как-то еще.
Прошло два месяца, разгар лета. Маша все время была под присмотром. Удачных исчезновений было всего два – Стас хорошо справлялся. Ему помогали еще три человека. Но в основном с Машей рядом был Станислав – и днем, и ночью.
Ночью Маша спала, а квартиру ночью ставили на охрану, в спальне девочки включали запись событий и звуков, оставляли включенным ночник, но ничего конкретного, даже во сне, Маша не рассказывала. Спала всегда тяжело, часто стонала, выгибала спину и сминала простыни. Утром постель приходилось собирать заново, белье и подушки оказывались на полу. Девочка часто и сама просыпалась там же.
Стас первое время вообще не мог выспаться, просыпался и хмуро наблюдал, как Маша мечется во сне, но будить не пытался: врачи и не советовали вмешиваться в сновидения. Через некоторое время Стас научился спать в комнате Маши и даже высыпаться начал прекрасно.
Но иногда Маша будила его своими воплями. Отец, мать и Вика прибегали, но заставали только проснувшегося, Стаса. Маша кричала во сне, не просыпаясь до самого утра.
Много раз всем семейством просматривали записи, показывали даже некоторым врачам. Рекомендации были такими: не оставлять одну на ночь, не давать алкоголь и снотворные, пить на ночь успокаивающие. Но успокаивающие не помогали. Утром Маша еле просыпалась после таблеток. Лекарства действовали на нее странно. Малая доза валила просто с ног. Потом, когда она просыпалась утром, ее тошнило. А спала все равно и под действием успокаивающих тяжело. Все лекарства отменил отец. Перестал пускать в дом врачей.
Проводя очень беспокойные ночи, Маша, как ни странно, прекрасно высыпалась. Утром вставала бодрая и лишь первое время с недоумением разглядывала перевернутую кровать. Наконец, через некоторое время, в очередной раз забравшись отцу в голову и узнав, что он ведет записи, она попросила показать, как она спит. Отец, подумав, показал, и, просмотрев несколько сеансов, Маша, опять ничего не объясняя, больше не просила показывать ей записи.
Жена Стаса была в курсе того, как трудно спит девушка. Было такое ощущение, что, уснув, мозг девушки прокручивает события, но по какой-то ему одному ведомой теме, переживая вновь и вновь тяжелые события, прожитые Машей за годы отсутствия. Из криков понять ничего было нельзя, абсолютно бессвязная речь. Только Стас, странно глянув на отца Маши, после некоторого раздумья предположил, что она говорит на каком-то языке.
ГЛАВА 17 Греческий профиль
(20 июля 2010 года)
Летний день был поистине жарким, теплая погода держалась уже восьмую неделю подряд, город просто жарился на большой сковороде, остывая только к самому рассвету. И тогда температура воздуха немногим не достигала 23 градусов тепла. А днем были все 38 с плюсом. Для Москвы это предел возможных желаний! Подмосковные леса еще не начали обильно гореть, и смог пока не поглотил мегаполис, но все шло к этому, причём семимильными шагами.
Алессандро Панадоисос полчаса как вышел из офиса Олега Николаевича. Беседа была недолгой и, на взгляд грека, удалась. Ему сразу понравился этот полноватый, собранный немолодой мужчина. Чувствовалось, что он готовился к встрече, но не представлял даже приблизительно, с кем имеет дело. Ну и хорошо! Хитрая бестия вертела всеми подряд, вызывая поистине торнадо в стакане воды. Ему захотелось посмотреть на ее отца, она пожала плечами, и вот результат: они с ее отцом встретились.
Алессандро еще раз перебрал в мозгу весь протокол недлинной беседы. Отец ему понравился, и дело тут даже не в его дочке. С такими люди всегда приятно иметь дело. Они всегда знают, чего хотят, и если дело представляется нечистым, то просто не занимаются такими делами, предоставляя сомнительный шанс другим – пачкайтесь на здоровье, ну а мы подождем более качественный вариант.
Беседа начиналась тяжело, Олег Николаевич пригласил грека в свой кабинет, вызвал даже переводчика. Визитка валялась на столе Олега Николаевича, грек увидел ее сразу. Но как только протокольная часть первого знакомства прошла, грек неожиданно заговорил по-русски и в переводчике необходимость отпала. Тот удалился в секретарскую. Дверь за ним закрылась и открылась вновь – внесли кофе и чай.
Кофе для гостя и черный чай для Олега Николаевича. Молчание затягивалось, гость не спешил начинать разговор, ожидая, что инициатор беседы начнет его первым. А Олегу Николаевичу было не с чего начинать свою часть беседы, он бездумно крутил визитку в пальцах, молчал. Оба молчали, грек, кажется, о чем-то думал, иногда хмурясь, иногда улыбаясь, как будто вспоминая что-то приятное для себя. На пригласившего его гость почти не смотрел, иногда бросал рассеянный взгляд из-под густых черных ресниц и падавшей на лицо мягкой гривы волнистых волос. Гость откидывал назад волосы, открывая чистое лицо.
Олег Николаевич украдкой разглядывал гостя – мужчина был молод и приятен внешне. Черты лица все правильные: греческий нос, густые брови, черные глаза в обрамлении черных же густых ресниц, вьющиеся, падающие на плечи черные волосы и легкая небритость, как будто именно сегодня, собираясь на встречу, бриться не стал.
Наконец Олег Николаевич решился заговорить первым, чего тянуть, раз пригласил, нужно задать интересующие его вопросы и выяснить все сейчас.
– Мне стало известно, что вы хотите вложить собственные деньги в развитие сети наших частных клиник. Позвольте узнать, кто вам нас рекомендовал?
– Ваша дочь. – Гость допил кофе и отставил чашку подальше от себя. Его светлый летний шелковый костюм был безупречен, очень дорог и сидел хорошо.
Олег Николаевич внимательно рассматривал гостя, невысказанный вопрос крутился в голове. Но он не знал, стоит ли его задавать. И дело тут не в возможной выгоде от инвестирования, вопрос был совсем неприличный, но именно его Олегу Николаевичу и хотелось, прежде всего, задать гостю.
Наконец, Олег Николаевич решился. Ну чего, в самом деле, мучиться! Его мало интересовало привлечение средств, деньги на развитие сети клиник были. Мысли упорно возвращались к дочери. В последнее время это сильно мешало основной работе. Пока бизнес отца не страдал. И раз она привела этого грека в кабинет отца, то нужно выяснить каким образом и где эти двое познакомились.
– Я хотел бы прежде всего узнать, где вы познакомились с моей дочерью Машей.
– Здесь, в Москве, в ночном клубе «Ленинград». – Гость пристально посмотрел на Олега Николаевича. Этот взгляд очень походил на взгляд Маши, и, когда она так смотрела, у отца закипал мозг. Сейчас такой реакции на взгляд не было, и Олег Николаевич заметно расслабился. Все дни нервы были, как сжатая пружина: Маша не давала расслабиться. Не помогали даже уколы, спать было невозможно. Все время просыпался и думал, думал. Болело сердце.
– И вы не были с ней знакомы, скажем три-четыре года назад? – Олег Николаевич хмуро уставился на приглашенного.
– Скажем так: я с вашей дочерью познакомился впервые несколько лет назад, увиделся случайно в одной компании, и после мы надолго расстались. Второй раз встретились уже здесь, в Москве. Она сама подошла ко мне и напомнила о давнем знакомстве.
– Ладно, хорошо, пусть будет так. А что вы про нее знаете? – Олег Николаевич странно напрягся, весь подобрался, будто для броска.
– Ничего, только то, что я хотел бы узнать ее лучше. – Гость мягко улыбнулся, улыбка ему очень шла.
Олег Николаевич хмурился, а гость явно веселился, непонятно только, чему.
Беседа не клеилась. Олег Николаевич интуитивно чувствовал, что визит грека не случаен и дело тут не в инвестициях, и даже если в инвестициях и выгоде, то главная цель прихода грека в его кабинет – это ради того, чтобы стать ближе к его дочери.
Приглашенный мягко, как кот, развернулся в кресле, поменял положение тела и посмотрел на Олега Николаевича в упор.
– Хорошо, давайте я продолжу эту беседу. Меня интересует ваша дочь Маша. Она не подпускает меня к себе близко. Поэтому я попросил познакомить меня с вами. У меня много свободных денежных средств и я готов рассмотреть интересные варианты вложений в строительство. Если это поможет мне приблизиться к вашей дочери – хорошо, если нет, пускай будет просто выгодный бизнес. Я найду другие варианты сближения. – Гость поднялся, подошел к открытому по случаю жары окну. – И, да, я в курсе, что она отсутствовала пять лет и неожиданно вернулась. И эти пять лет она была не со мной. Очень жаль, что не со мной. – Грек замолчал, выглянул на секунду в окно и, вернувшись на свое место, уставился взглядом в потолок.
Олег Николаевич разглядывал странного гостя, всё время ловя себя на мысли, что этот чужестранец, так хорошо владеющий русским языком, специально не смотрит ему в глаза, как будто стараясь не доставлять излишнего беспокойства и так нервничающему Олегу Николаевичу.
– Хорошо, оставьте свои контакты, через три недели соберется совет директоров, я предложу рассмотреть вариант вашего участия в совместном проекте финансирования наших объектов. – Олег Николаевич поднялся со стула давая понять, что беседа закончена.
Грек тоже поднялся, мельком посмотрел в глаза Олегу Николаевичу и неожиданно протянул правую руку для рукопожатия. Олегу Николаевичу пришлось выйти из-за стола и подойти ближе, иначе через огромный стол не дотянуться. Обойдя стол, он подошел к гостю и протянул свою. Грек с заметным усилием пожал предложенную ладонь и неожиданно заговорил:
– Ей нужны деньги и возможность свободы передвижения. А вы загоняете ее в строгие рамки, это угнетает ее мозг и вызывает агрессию. Скольких людей она уже убила? Она станет еще опаснее, если ее ограничивать во всем.
– О чем вы говорите?! – Олег Николаевич весь подобрался.
Грек полез во внутренний карман пиджака и достал банковский конверт, положил на стол.
– У меня она ничего не возьмет. Вам проще будет, здесь деньги, карта на ее имя. Сами решите, отдавать ли ей или нет. Всего доброго, надеюсь, мы поняли друг друга.
Грек попрощался и на прощание еще раз прямо взглянул Олегу Николаевичу в глаза. Взгляд черных глаз пробрал отца, показалось до самых печенок.
Выйдя на воздух из помещения офиса господина Разумова, Алессандро остановился, достал мобильный телефон и, проговорив имя, дождался соединения. Ответа не было, мобильник вырубился, но звонивший не стал повторять вызов. Перейдя улицу, потом тенистый старый сиреневый сквер, он, наконец, остановился на перекрестке улиц и выбрав место на летней веранде ресторана, заказал черный кофе. Было послеобеденное время, четыре по полудни, дневная жара еще и не думала спадать, воздух пылен и раскален, и народу на летней веранде было много, но была пара свободных столиков. Рядом было много деловых офисов и парочка европейских посольств. Обедавшие были в основном горожанами, но была и пара-тройка иностранцев. Их можно было легко определить по речи и манере одеваться: вещи простые – обычные летние шорты и клетчатые хлопковые рубашки, огромные нелепые шляпки и летние громоздкие зонты от солнца.
Грек приятно выделялся из массы обедавших своим внешним видом залетного аристократа. Скучающие официантки и молодые дамочки с интересом рассматривали красивого брутального иностранца, лениво выясняя, дождется ли он кого или отвалит, ограничившись чашкой кофе.
Все это время грек казалось, тихо дремал, подперев лицо ладонью. Официантка пару раз подходила, не дождавшись нового заказа, молча убрала пустую чашку и вытерла столик.
Просидев так с час, наверное, грек поменял позу, мельком взглянул на лежащий на столе мобильник и когда тот тихо завибрировал, ответил на звонок.
Через некоторое время в поле зрения официанток попала вошедшая на летнюю веранду ресторана совсем юная девушка, она весело размахивала белой сумочкой на металлической цепочке, пару минут активно оглядывала обедавших, и, узрев красивого грека, направилась прямиком к его столику. Столик стоял притык к деревянному ограждению, на другой стороне ограждения располагались огромные деревянные вазоны, наполненные землей и засаженные обильно цветущей петунией, самых немыслимых раскрасок.
Девушка уселась напротив грека, не обращая на него внимания, широко улыбнулась окружающим, показав всем красивые, ровные зубы, и не поздоровавшись, сразу отвернулась и начала с интересом разглядывать цветущие петунии.
Официантки с недоумением рассматривали прибывшую и ее одежду. Девушка была одета в голубые летние джинсы с сильно заниженной талией, они открывали живот с пробитым пупком, в котором блестела вдетая золотая сережка. Легкие летние джинсы были разодраны на коленках по последней моде. На голые ступни были надеты белые кожаные кроссовки на шнурках. Маленькую грудь прикрывала короткая, открытая и тоже дырявая синяя майка, через разрывы выглядывал черный бюстгальтер на тонких бретельках. Голые руки, тонкая шея и плечи сильно загорели, на запястьях блестели металлические браслеты, штук двадцать не меньше – золотые и стальные. При каждом движении их масса издавала разнообразный звон.
У девушки были длинные пепельные волосы, окрашенные еще и золотой краской, зачесанные назад и собранные в «конский хвост». У висков кожа чисто выбрита. Часть собранных в «хвост» волос была заплетена в мелкие косички и перевита серебряными нитями.
В ушах её горели явно бриллиантовые «гвоздики», камни были крупные, притягивали взгляд окружающих.
Лицо прибывшей было накрашено, но неожиданно косметики был не перебор, хотя все равно макияж был ярким, притягивающим взгляды. Хотелось на нее смотреть и смотреть, как на диковинную яркую картинку, чем и не преминули воспользоваться обедавшие посетители ресторана.
Грек тоже с явным удовольствием уставился на девушку, весело ее разглядывал, все время переводя взгляд с лица на голый загорелый живот, тонкие руки, грудь, шею и снова возвращаясь к животу. Явно любовался.
– Где куртку потеряла, ты же почти раздета! – грек первым начал разговор на русском, с явно слышимым акцентом, которого не было, при недавнем общении с Олегом Николаевичем.
– Так жарко же! Или тебе не нравится?! – Девушка звонко ответила, не стараясь понизить голос.
– Нравится, особенно живот. – Грек говорил негромко, но всё было хорошо слышно и обедающие рядом странно притихли, явно слушая беседу.
– Так смотри.
Девушка не поворачивалась, сидела вполоборота, все еще внимательно, с интересом разглядывая яркие петунии. К цветкам на запах прилетел большой мохнатый шмель. И откуда в центре города взялся?! Девушка с удовольствием наблюдала за мохнатым тельцем, насекомое так завлекло ее, что она, казалось, только за этим и уселась за столик.
Давешняя официантка подошла принять заказ, остановилась, приветливо взглянула на иностранца, потом перевела взгляд на девушку.
Девушка отвлеклась от разглядывания трудолюбивого шмеля, мельком взглянула на официантку, и ту аж перекосило. Она неожиданно облокотилась руками о столик, выронила блокнот и карандаш и наклонила разом потяжелевшую голову.
– Простите, что будете заказывать? – с трудом шевеля языком, прошептала официантка.
– Оставь меню и отвали. – Девушка вновь повернулась к вазонам с петуниями, продолжив наблюдать за шмелем.
Официантка отступила. Через некоторое время, с заминкой в несколько минут, меню принес молодой парень. Молча положил на стол и, боясь уже взглянуть в лица посетителям, отошел к барной стойке. Обедавшее окружение, позабыв о собственных блюдах и разговорах, почти всем составом украдкой наблюдало за парочкой.
Симпатичный грек молча продолжал разглядывать девушку, а та так и сидела вполоборота к нему, голый бок и плечи повернуты к греку, ноги закинуты одна на другую и обе на спинку плетеного кресла. Девушка и дальше с интересом наблюдала за перемещениями шмеля. Тот трудолюбиво жужжал, все время перелетая с цветка на цветок. Ему уже давно пара было улетать – наверное, наелся пыльцы до отвала, – но девушка не отпускала. Шмель ей нравился, и было жаль с ним расставаться. Взглядом она держала насекомое за тонкую, незримую глазом нить, не разрывая контакта, как со щенком на поводке. А тот уже пару раз пытался улететь, но мягко, толчком назад, возвращался к ярким цветкам с душистым ароматом.
– Отпусти, ему давно пора лететь. – Грек подождал, не дождавшись реакции девицы, отвернулся и открыл меню.
Девушка с неохотой отвела взгляд, шмель неожиданно дернулся и сначала упал на земляной ком вазона, а потом резко взлетел и вылетел на тротуар, где неожиданно был сбит проходившим человеком.
Девушка ахнула, подскочила и, свесившись через деревянный бортик, с испугом заглянула на тротуар. Но шмель, благополучно побарахтавшись на плитке, перевернулся пару раз тельцем и, окончательно оправившись от столкновения, взлетел повыше, удалился в сторону темнеющего сквера.
Грек с явным интересом уставился на свесившуюся через ограждение заголившуюся попку девицы.
– Любишь ты помучить животных, Маша! Смотри, чуть не угробила несчастного любителя пыльцы!
– Неправда, я просто не хотела с ним расставаться! Такой красавец! Интересно, а где же его норка? Далеко бедняга летел или в сквере этом? Но там все утоптано и загажено.
– Проследи, тебе это под силу, думаю, он к парку полетел, пару километров ему не сложно пролететь.
Грек, наконец, смог оторвать взгляд от Машиной задницы и начал пролистывать меню.
– Что будешь заказывать?
Маша вернулась на кресло и, выдернув из рук грека меню, начала просматривать. Грек отвернулся к бару, кивком пригласил официанта подойти.
Некоторое время ничего не происходило. Девушка читала меню, а грек рассматривал её. Улица шумела звуками проезжавших машин и гомоном прохожих.
У барной стойки кафе толпились люди, мелькали работники ресторана, к которому относилась летняя веранда. Наконец, подошел молодой официант, странно помялся и, тяжело вздохнув, остановился рядом со столиком, поближе к иностранцу.
– Тирамису, два больших куска, коньяк сто граммов, лимон с сахаром. – Маша перелистывала меню с конца к началу. – Еще хочу отбивную свиную с грибами.
Высказав свои пожелания официанту, вернула меню греку и опять отвернулась к вазонам, заняв ту же позу в кресле – нога на ногу, и обе перекинуты через подлокотник плетеного кресла.
Грек добавил пару блюд от себя, уточнил марку коньяка, а на немой вопрос во взгляде официанта о возрасте подруги, бросил на девушку веселый взгляд, прибавил еще пятьдесят граммов. Официант отошел.
– Малолеткам вредно пить крепкие напитки! Еще и выгонят сейчас.
Маша хмуро глянула на грека и заняв, наконец, приличное положение за столом, перегнувшись через столик, мрачно проговорила:
– Я не малолетка, и тебе это прекрасно известно.
– В двадцать лет пить еще рано, и по вашим законам тоже. Кстати, приехала «скорая», официантку давно рвет кровью не переставая.
– А нечего думать про меня гадости! Тоже мне, выискалась специалистка по профессиям посетителей. Если ты у нее дипломат, то я – малолетняя проститутка. – Маша равнодушно рассматривала толпу, суетившуюся у стойки бара. Официантку она не видела – наверное, ту вывели через черный ход ресторана, но был виден белый бок «скорой». Машина стояла у входа в помещение ресторана. Связь девушка держала крепко, официантку выворачивало уже на пол «скорой», и толстая фельдшерица, отчаявшись помочь, что-то устало твердила в трубку селекторной связи.
– У нее дома дочка трёх лет, мужа никогда не было, и квартиру она снимает в складчину с еще тремя соседками. Ребенок даже не ходит в детский сад: нет регистрации. Отпусти связь, иначе она умрет. – Грек не пытался настаивать, говорил очень тихо, стараясь почти не открывать рта, только чтобы слышала одна Маша.
Маша отвернулась от созерцания толпившихся у бара людей, некоторое время разглядывала лицо грека и, наконец, перевела взгляд на проезжавшие по улице машины.
– Сам приводи ее в чувства, если пожалел. Я так хочу.
– А где «пожалуйста»? – Грек мягко улыбнулся одними губами, на девушку он больше не смотрел, поднял голову и уставился в плетеный потолок кафе. На пять-семь секунд задержал взгляд на одной точке и, оторвавшись, вновь посмотрел на девушку.
– Ты одета вызывающе для такого города, как Москва, и сейчас даже не ночь, а вечер рабочего дня. Что она должна была подумать, увидев тебя?
Маша не ответила, казалось, даже не услышала, продолжив молча наблюдать за проезжавшими машинами и прохожими, идущими сплошным потоком по тротуару.
Принесли заказанные блюда, и Маша начала с аппетитом поглощать еду, начав с кусков торта. Умяв оба куска, она подвинула к себе первый коньячный бокал и, макнув дольку лимона в сахарный песок, съела дольку и залпом выпила коньяк.
Не поморщившись, доела оставшиеся лимонные дольки и, подвинув к себе второй бокал, хмуро посмотрела на грека.
– Ну, за живых! – Маша демонстративно подняла бокал и, качнув им, выпила. Третья порция коньяка отправилась почти сразу следом за второй.
Дальше ели молча, аккуратно и не торопясь. Отодвинув пустые тарелки из-под тортиков, Маша придвинула к себе отбивную. Народ успокоился, некоторые даже разошлись, и освободившиеся места заняли новые посетители, не подозревавшие о недавних событиях. Вновь прибывшие постоянно оглядывались, с недоумением рассматривая красивого мужчину и не менее привлекательную девушку, странно одетую для ресторана в центре города.
Маша иногда отрывалась от еды, весело подмигивала самым наглым рассматривающим, те вспыхивали, некоторые женщины бледнели, мужчины отворачивались. Маша только больше наглела, уже с вызовом разглядывая находившихся рядом мужчин.
Алессандро не вмешивался, девчонка связи не создавала, в мозгах не копалась, просто так развлекалась, нервируя окружающих. Ее это забавляло, а ему нравилось, что она весела и согласилась составить ему компанию. Он долго добивался этой встречи, и она заслужила за это многое.
Вечер заметно снизил накал жары, подул холодный северный ветер, стало заметно прохладнее, и Маша, наконец, начала замерзать. Это заметил и Алессандро. Незаметно вздохнув, он подумал о своем пиджаке, но как это будет выглядеть? Если он предложит ей укрыться им? Реакция окружающих на девушку, это явное осуждение, сквозившее почти в каждом брошенном на нее взгляде женщин, плотский интерес глазеющих мужчин, мало его трогали. Его волновала только реакция девушки, но ей, похоже, также было все равно.
Маша наелась, вяло откинулась на спинку кресла и задремала, зябко пожимая голыми плечами и обхватив их руками. Она не задавала вопросов, ничего не рассказывала, наевшись, просто дремала. Он ее пригласил, она пришла на встречу. Когда захочет – отпустит. Спешить ей было некуда.
– Включи свой телефон, и пускай твой охранник заедет и заберет тебя домой. – Алессандро наконец принял решение, что на сегодня общения достаточно. – Не думаю, что ты хочешь, чтобы до дома тебя подбросил я.
Маша открыла один глаз, весело глянула на Алессандро.
– Стас находится где-то рядом, для этого не обязательно мобильник включать. – Девушка подняла правую кисть и показала греку набор разнообразных браслетов.
Да, он вспомнил: папочка надел на девчонку браслет слежения. Их видят, и может, даже слышат. Выяснять не хотелось.
– Ну, тогда давай прощаться, скажи, и я подброшу тебя, куда скажешь. – Алессандро подозвал давно маявшегося рядом официанта. Пустую посуду боялись забирать.
Маша поднялась, потянулась, как кошка, задрав вверх тонкие худые руки, и, подойдя к Алессандро со спины, наклонилась к самому уху и прошептала:
– Не уходи, я скоро вернусь.
Проговорив это, нахалка чувствительно укусила грека за ухо, оставив видимый след от зубов, – продолжила играть на публику. Развернулась и ушла в дамскую комнату.
Расплачиваясь, Алессандро еще раз обратился к официанту, добавив к оплате пятитысячную купюру.
– Это передашь захворавшей официантке, на лечение.
Ждать возвращения хулиганки он не стал; проследив от нечего делать за ней связью, он четко определил, что, выйдя через пару минут из дамской комнаты, девушка вышла на улицу и пошла по направлению к ближайшему перекрестку.
Дойдя до перекрестка, Маша вытащила мобильник и, включив его, набрала номер Стаса.
– Я на углу Пятницкой и Малой Ордынки, забери меня.
Сразу отключила телефон и, выбрав пустую скамейку, уселась на нее и стала дожидаться Стаса. Охранник появился через двенадцать минут, в руках он нес джинсовую куртку. Подойдя к девушке, скосил глаза, мельком посмотрел на присевших рядом неряшливо одетых подростков. Те, оглядев мужика, молча встали и отошли к афишам.
– Одевайся! – Забрав у Маши ее сумку, Стас накинул ей на плечи куртку и не оглядываясь пошел в направлении припаркованной машины.
Маша забралась в салон, и пока Стас обходил машину, быстро уснула, забыв пристегнуться. Забравшийся в салон Стас поморщился от запаха коньячного спирта в теплом салоне и, усадив уснувшую поудобнее, пристегнул ее ремнем безопасности.
Стас прекрасно видел, с кем пила Маша; все время встречи он стоял на другой стороне улицы, напротив летнего кафе, и когда девушка ушла, прямо отправился на подземную парковку забирать машину, туда, на парковку и позвонила Маша. Время ушло только на то, чтобы вырулить из подземного гаража и подъехать к углу Пятницкой и Малой Ордынки, куда решила пройти девушка.
Стас тронулся, набрал номер отца Маши.
– Олег Николаевич, да, я забрал ее. Спит в машине, выпила. Коньяк, судя по запаху. Едем.
Через двадцать минут на стол Олегу Николаевичу в офисе легла распечатка беседы дочери с греком. Прочитав два раза, отец подошел к окну и сам набрал телефон Стаса.
– Стас, домой. Если сама не начнет беседу, ни о чем не расспрашивай. Я уже знаю содержание беседы. Ничего нового.
ГЛАВА 18 Бытовые трудности взрослого мужчины
Алессандро вышел из кафе и отправился в другую сторону Пятницкой, противоположную тому направлению, куда утопала девушка. Добредя неспешным шагом до припаркованного автомобиля, он уселся за руль, завел двигатель и, немного сосредоточившись, легко уловил связь с Машей, отметив, что Стас уже рядом и пытается пристегнуть уснувшую пьянь ремнем в машине. Маша дернула головой, четко уловив и пьяным сознанием присутствие грека в своей голове, Алессандро усмехнулся:
«Спи, чудовище!»
Данное высказывание отправилось в голову встрепенувшейся девушки, и, окончательно разорвав контакт, он тронулся на машине вперед по городу, через двадцать минут свернул к многоквартирному дому, где недавно купил жилье, загнал машину в подземный гараж и прошел мимо охраны паркинга. Охранник приветливо поздоровался с вошедшим мужчиной. Жил Алессандро на двенадцатом этаже, выше был только технический этаж. Дом был новый, элитной постройки, квартиры продавались с готовой конечной отделкой, и, покупая жилье, Алессандро даже не стал менять мебель. Выбирал недолго: при наличии неограниченного количества средств подходящий вариант нашелся быстро.
Открыв дверь банальным набором ключей, Алессандро вошел в квартиру, и сразу зажегся свет. На улице было еще светло. Квартира встретила его разноголосым чириканьем и пением нескольких пар птичьих глоток. Несколько попугаев – два маленьких волнистых, два средних и один большой – встретили пришедшего хозяина стрекотом и клекотом, напомнив, что корм, купленный вместе с птицами, вчера еще закончился. Ему и всучили этот корм, чуть ли не насильно, и как взял?!
Кроме пяти попугаев, в комнатах были три клетки с канарейками, одной синицей и парой неразлучников. Все это пернатое товарищество радостно и громко приветствовало вошедшего мужчину и не замолкло, пока он не потушил хлопком ладоней верхний свет.
Пройдя по квартире, Алессандро оглядел аквариумы в количестве пяти штук –огромные, по одному на каждую комнату пятикомнатной квартиры. Рыбы меланхолично плавали, теряясь в зарослях водорослей и гротах подводных замков. Рыб тоже надо было чем-то кормить.
Все это «богатство» он приобрел недавно, совершенно нерационально, просто думал о Маше, а она очень любила птиц и рыб. Отзывалась на любую приблизившуюся к ней пташку таким живейшим вниманием, что не заметить такую симпатию и предпочтения Алессандро не мог. Ее живо волновало все живое, нежное, слабое и дышащее воздухом. Вот он и купил все это, хорошо хоть в голову не залезла мысль приобрести еще и собачку. С этой тварью, дышащей и тявкающей, пришлось бы еще гулять несколько раз в день. Но он накупил кучу цветов в горшках и теперь, оказавшись дома, со вздохом отправился на кухню за водой. Нужно было хоть цветы полить.
Закончив с поливом, Алессандро разделся, побросав вещи на пол, посетил ванную комнату и прошел в спальню. Завалившись нагишом на двуспальную кровать, он продолжил думать о Маше.
Нацепив на родную сущность тело живого человека, скопировав в своем мозгу внешность Homo sapiens обыкновенного, он переселился в Москву, вышел на контакт с Машей в ее обычной среде. Еще он купил квартиру и вот этих животных, завел рыб и насажал цветов во всех углах нового дома и теперь решал непростую задачу, как показать все это Маше или на первое время хотя бы не уморить все приобретенное до состояния разлагающихся биологических трупов. Земная жизнь была слишком хрупкая, ненадежные связи запросто рвались без возможности адекватного восстановления, и вообще все органическое на Земле жило крайне мало, мозг тварей вообще умирал мгновенно.
С внешностью он, кажется, угадал: ей нравились брутальные брюнеты. Сразу вспомнился принц, и, моментально озверев и разогревшись до 40 градусов по Цельсию, Алессандро еле смог стабилизировать вмиг подскочивший до 185 пульс и скакнувшее следом давление. Температура тела тут же начала стремительно падать, и, вмиг вспотев, Алессандро вновь поднялся и с досадой потопал в ванную. Своим новым телом он еще плохо управлял. Тело было молодое, мало живущее вообще, и слабое, требующее каких-то жутких усилий воли для поддержания внешнего вида и гигиены. Первые недели он вообще слабо представлял, как сможет контролировать свою родную сущность, постоянно норовившую вылезти во всей красе наружу и шокировать этим случайных встретившихся человечиков.
***
Пока он не знал Машу, такие вопросы его никогда не волновали, он несколько раз бывал на Земле. Встреченные случайные люди не выживали; этого и не требовалось, как сейчас.
Она узнала его сразу в новом теле весело изумившись его наглости и пригрозив, что если он только попытается слазить ей в голову, она преподаст ему урок грубой ответной вежливости, который в его планы никак не входил. Однажды что-то задумав, Аврас, а ныне Алессандро Панадоисос, никогда не отступал от задуманного. Времени у него было очень много – сто жизней человеческих можно прожить и все еще отмерянное ему время не закончится! Но у Маши была на Земле только одна человеческая жизнь, и, раз задумав приручить наглую девчонку, Аврасу пришлось найти способ осуществить задуманное за короткий период такой недолгой человеческой жизни. Кроме того, хотелось поскорее получить желаемое, не проживая в выбранном теле до старости последнее здоровье. Хотелось также испытать всю гамму чувств на молодое, сильное физически тело. Вот Аврас и начал осуществлять задуманное.
Первый удачный шаг был сделан: Маша узнала его в новом теле, выбранная сущность хоть и тяготила его схожестью с принцем, но, как ни странно, нравилась Маше.
Второй шаг тоже оказался удачным: он познакомился сегодня с отцом девчонки, предложил ему средства для бизнеса и надеялся в дальнейшем войти в круг доверенных лиц отца на правах делового партнера, а может быть – чем местный черт не шутит! – и зятя. Вообще, в этом мире он многое мог, даже при желании мог легко сменить общественный строй. Последнее его дело на Земле как раз было связано с предотвращением скорой войны. Если изменения с магнитными полюсами не остановить, то резко начнет меняться среда обитания, и тогда войны не избежать. Народы бросятся друг на друга, спасаясь от голода и холода. Все пойдет прахом в этом мире. Борьба за пригодные к проживанию территории убьет большую часть населения Земли. Было еще рано уничтожать кардинально поголовье размножившихся человечиков, тем более что и природа выросла уникальная, и атмосфера была сбалансирована, да и звезда на многие тысячелетия стабильна. Истребить всегда успеется, а куда потом девать столько разлагающейся быстрыми темпами органики?! Околоземная атмосфера перенасытится углекислым газом, и многие формы биологической жизни попросту исчезнут – такое уже раз случалось в эру динозавров. И если не в хаосе ядерной войны погибнут люди, то всегда можно применить плазму кораблей. Так что торопиться было некуда, эволюция продолжалась, генотипы особей были разнообразны и почти лишены генетических дефектов, формы жизни тоже хорошо представлены во всем многообразии. Хотя все виденное на Земле было обычными органическими формами жизни множества кислородных планет.
Только повстречав в переходном туннеле Машу, Аврас в первый раз почувствовал что-то необычное, захватившее его за живое: ведь он был органическим видом, в какой-то степени близким всему живущему на этой планете. Только тело и мозг его были слишком развиты по сравнению с маленьким процентом задействованных клеток головного мозга человеческого организма.
«Но, блин, какое же неудобное в плане рефлексов, скачущих половых гормонов и необходимости ежедневного ухода волосатое и потеющее тело мне досталось! Да они тут все такие мужские особи, да и женщины тоже, если не все дети!»
Аврас протопал в ванную комнату, хмуро уставился на унитаз, анализируя связи в мозгу, пора ли уже опорожнять мочевой пузырь или еще рано. Так и не найдя ответа, повторно зашел в душевую кабину и включив воду погорячее, начал вновь принимать душ. Нагрев тело, как по написанному в прочтенных на досуге практических книгах-пособиях для подростков, он выключил воду, повторно нанес на волосы и тело гель для душа, развел волны пены и через пару минут снова включил воду. Постояв несколько минут, Аврас убавил градус до температуры, близкой к очень холодной, и с удовольствием ощутил, что вредное тело начинает замерзать. Сердце стучало ровно и гулко, разгоняя кровь по сосудам, пытаясь нагнать температуру в окоченевших конечностях. Проанализировав сигналы мозга и решив, что температура 36,2 вполне приемлема, Аврас выключил ледяной душ и, выскочив на кафель, начал активно растираться полотенцем.
«Нужно привыкать ко многому».
Растеревшись насухо, Аврас начал ощупывать группы мышц на руках, животе и ногах. На его взгляд, мышцы нужно было подкачать, в квартире был уже оборудованный тренажерный зал, он по три часа в день занимался силовой атлетикой и бегал на беговой дорожке, еще пару раз по часу крутил педали велотренажера, ставя такую нагрузку, что потом мышцы сводило судорогой. Человеческое тело требовало постоянных физических и нравственных пинков, усилий, регулярных тренировок, в том числе и мозговых. Поглощать пищу тоже необходимо было регулярно. Быстро привыкнув к обильной еде и малым физическим нагрузкам при здешней силе тяжести, буквально за первые две недели, Аврас набрал шесть килограммов веса и, прочитав пару познавательных книжек, понял, что так дальше он превратится в волосатого свина. С нормализацией веса тоже что-то нужно было делать, хорошо, что быстро сообразил, что питаться надо умеренно.
Конечно, проще всего было подключить биоритмы нового тела к энергии местной звезды – солнца но, во-первых, тогда вообще сложно было бы приучить новое тело к контролю, а во-вторых, энергии было везде неодинаковое количество, днем света много, а ночью его вообще не было, как часто и тепла. Пару дней вообще шел дождь, сильно похолодало, и Аврас ощутимо мерз, кутаясь в одеяла и вздыхая, сетуя на плохую саморегуляцию человеческих организмов.
Ежедневное бритье бороды первые недели вообще выводило его из себя. Шерсть на лице лезла с завидной регулярностью, утром, побрившись и пару часов пробыв на воздухе, Аврас с гадостным чувством ощущал, что поросль вылезает вновь. К вечеру можно было бриться по новой. Перепробовал всё – лезвия, ножи, электробритвы. Так и не выбрав что-то конкретное, Аврас пользовался от скуки всем подряд. Утром заходил в ванную и мрачно обозревая выставленные предметы и то хватался за кисточку, то включал электробритву.
Новое тело потело, перегревалось, стыло, натиралось одеждой в нежных местах, носки на ступнях воняли потом, между пальцев ног прела кожа и потом чесалась всю ночь. Волосы на голове спутывались, и, купив, наконец, редкую расческу, Аврас в первый же раз сломал у нее пластиковую ручку и вырвал зубцы, единожды всадив сей предмет в курчавую шевелюру выбранного органического индивида. Потом несколько утомительных минут он перед зеркалом по одному вытаскивал зубчики. Такая практическая работа конечностями его многому научила за один раз. Тело требовало внимательного и чуткого отношения, иначе в следующий раз он мог вообще не скоро выбраться из дома.
Через месяц пребывания в новом теле Аврас определился с его насущными потребностями, выработал ряд необходимых навыков ежедневного ухода, немного привык к тесной обуви, неудобной одежде с множеством пуговиц, молний, ремней. Галстуки он приобрел в комплекте к рубашкам, но, промучившись, не завязал ни разу. Также за короткое время Аврас оформил себе не только все необходимые для легализации документы, но и купил автомобиль, ноутбук и наладил связи с необходимыми субъектами. Субъекты следили за Машей.
Выйдя из ванной комнаты, Аврас вернулся в спальню и снова завалился на кровать. Вспомнилась первая встреча с Машей в новом теле.
Он несколько недель следил за ней через своих людей, энергетические следилки, высланные им для наблюдения за девушкой и ее окружением, были невидимы для человеческого глаза. Но их улавливала чувствительная электронная аппаратура, а квартира Олега Николаевича была просто нашпигована разнообразными средствами контроля и анализа. Первая следилка влетела вслед за Машей и сгорела, а квартира отозвалась на вторжение сиренами и всплесками напряжения, выгорела разом вся электроника, даже перегорели лампочки освещения на этаже. Отец через несколько часов перенастроил все по новой. Или у отца Маши была паранойя, или он всерьез опасался, что Маша опять исчезнет. В своих опасениях на этот счет отец был отчасти прав, но Аврас решил не спешить: забрать девушку он всегда успеет.
Собственный космический корабль крутился, замаскированный в поясе астероидов, несколько земных часов на легкой полетной капсуле, припрятанной в околоземном пространстве и выглядевшей как космический мусор; разгон корабля – и можно лететь куда заблагорассудится.
Аврас решил попробовать пожить жизнью Маши, и может, выйдет так, что она его примет... Привыкнет к нему, и потом он подумает, чего же еще ему пожелать. Пока хотелось быть рядом.
Тогда он перевез её на Землю, а сам улетел по своим делам в глубокий космос. Но времени прошло всего ничего, и он начал ловить себя на том, что постоянно думает, как она устроилась, не случилось ли что с ней на Земле после возвращения. Вернув её в обычную, родную для нее среду, он вернул и всё земное: дымные города, несущиеся автомобили, самолеты, перевозящие людей. Все ломалось и выходило когда-то обязательно из строя. Маша могла заболеть, умереть, могла потерять память, ее могла сбить машина, она просто могла исчезнуть. В ее мире он не мог бы ее найти, нужны были специальные следилки. Такие он мог поставить только лично. И в какой-то момент он понял, что хочет знать, как она живет и что делает.
Машу нашел быстро, здоровой. Понаблюдал за ней сначала из окна автомобиля, потом зашел вслед за ней в ночной клуб. Ее охраняли, рядом все время находился плечистый стриженый мужик. Маша выглядела как подросток: нежная кожа, детский взгляд серых глаз. В паспорте указан был ее возраст – двадцать лет. Ее пропускали.
Побродив по гудящему звуками залу и дождавшись момента, когда девушка спустится в туалет, Аврас прошел за ней следом. У входа в дамскую комнату скучал ее охранник. Здесь было намного тише, чем в зале. Аврас глянул в глаза мужику, и тот сполз по стеночке, потеряв сознание. Тут же дверь открылась, и вышли две девицы, но они не успели поднять крик: Аврас отключил и их. Прошел в туалет, с досадой думая, как будет выходить?
Маша нашлась у умывальников, она аккуратно накрашивала губки. Увидев вошедшего мужика, повернулась к нему лицом и без страха глянула в глаза. Удар силы, и Аврас весело отметил, что девчонка многое умеет. Таким взглядом как