Оглавление
- АННОТАЦИЯ
- ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗЕРНЫШКО ГРАНАТА
- ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛАДЬЯ
- ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ
- ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВЕНДЕТТА ПО-КОРСИКАНСКИ
- ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ПУТЕВОДНАЯ НИТЬ
АННОТАЦИЯ
В сборник вошли следующие рассказы:
1. Зернышко граната
Веками люди рассказывают историю о великом материнском горе Деметры, чью нежную дочь похитил мрачный владыка Тартара. Много в той истории о страданиях Деметры, о ее любви к дочери, о подлости коварного Аида и о мудром справедливом решении Великого Зевса вернуть дочь матери. Но нигде не говорится о желаниях самой Персефоны...
2. Ладья
Даже волшебные вещи не вечны.
3. Быть человеком
Царевна Медея подсказала герою Ясону, как победить воинов, выросших из зубов дракона, но погибли не все из них...
4. Вендетта по-корсикански
Один рыбак промышлял контрабандой, а сосед позавидовал ему, и не стало бедняги... Только вот маленького сына этого рыбака воспитывала бабушка родом с Корсики.
5. Путеводная нить
Женщины любопытны, особенно совсем юные, и царевна Ариадна не была исключением. Что таит в себе страшный Лабиринт? Каков из себя Минотавр? Так ли он опасен, как говорят? Она не успокоится, пока не узнает!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗЕРНЫШКО ГРАНАТА
Я ненавижу запах нарциссов.
Ах нет, он прекрасен на тенистой лужайке, когда легкий ветерок подхватывает его и смешивает в ароматами других цветов и трав, но сейчас, в моем праздничном уборе, нарциссы умирают, и запах их делается тяжелым и душным, от него начинает болеть голова.
Наша подруга всегда знает, как отомстить: я не придумала бы лучше мести, чем превратить того самовлюбленного юнца именно в нарцисс. Он красив до поры, до самой смерти красив, но боги, какой же смрад он источает под конец своей цветочной жизни!..
Я улыбаюсь и стараюсь уловить хоть слабое движение воздуха, но богов, богинь и присных собралось столько, что даже Борей, наверно, не сумеет сразу развеять это облако ароматов! И ладно бы мне удалось оказаться возле мужчин: запах разогретого солнцем металла доспехов не так уж дурен, - но где там! Мое место подле матери, и она больно щиплет меня, чтобы не забывала улыбаться. Кому, Зевс всемогущий? Я знаю, на меня заглядывался Арес, да только мне известно, что отец терпит его с большим трудом, а сам Арес успел погулять с красавицей нашей Афродитой... и, думаю, не с нею одной. О, это в порядке вещей, отец тоже не хранит супружеской верности, но то, что именно этого бога он не любит, говорит о многом.
Матушка намекала, что и Аполлон неравнодушен ко мне. "Ах, Аполлон, ах, Аполлон!" Довольно мне было его сестрички, я терпела ее все детство! Если братец таков же, то не нужно мне сребролукого и даром! Удивительно, как в этой парочке сочетается откровенная жестокость и показное милосердие, неутоленная похоть и напускная добродетель...
- Улыбнись, Персефона! - Мать снова запустила ногти мне в бедро, и я послушно растянула губы в улыбке. От запаха вянущих нарциссов меня начало мутить, а ведь это была даже не середина празднества в честь отца нашего всемогущего! Хороша же я буду к концу ее в этом вялом венке!
Откуда-то вдруг повеяло живящим холодом, и я прикрыла глаза, пытаясь остудить пылающее лицо.
Громыхнуло, но не так, как бывает, когда гневается отец, разбрасывая свои молнии, более сдержанно, гулко. Стихли голоса.
- Ты все же решил почтить нас своим присутствием, брат? - пророкотал отец, и я почувствовала, как приближенные, мелкие боги и нимфы готовятся разразиться смешками.
Вот только в ответ упало тяжелое, как камень, холодное:
- Решил.
- Радуйся, Аид! - сказал отец после паузы. Остальные словно окаменели.
- Радуйся, - ответил тот.
Я во все глаза уставилась на того из своих дядьев, кого никогда не видела воочию. Даже Конегривый - и тот появлялся на Олимпе куда как часто, а Скотия я не видела никогда, только слышала о нем, и слышала сплошь дурное. Сдавалось мне, даже отец побаивался его, да и недаром того прозвали Зевсом Хтонием, а кому же приятно делить имя с единоутробным братом?
Не было в нем ничего ужасного. С отцом они были похожи, но не более, чем, скажем, мы с Артемидой. Вот взгляд - взгляд отличался, и когда он задержался на мне, колени мои подогнулись.
- Стой прямо, - прошипела матушка.
Я выпрямилась и через силу улыбнулась. Тяжелый взгляд миновал меня, слабость отпустила, только теперь меня не донимал омерзительный запах увядающих на жаре нарциссов.
Я подняла руку - якобы поправить венок, - и тут же отдернула ее. Пальцы мои натолкнулись не на вялые цветы, готовые вот-вот расползтись в мерзкую склизкую массу, а на холодные, чуть ли не обындевевшие лепестки, тронь - зазвенят! Так это он?..
Отец усадил брата рядом с собою, но тот не интересовался ни прелестными нимфами, ни обычными винами и яствами, ни нектаром с амброзией. Обронил несколько слов и снова застыл... Я наблюдала: он отвечал, если спрашивали, сам не начинал разговора никогда, и, кажется, ему было неимоверно скучно. На моих так называемых подруг - Афину с Артемидой - он смотрел с чуть презрительной усмешкой, на похвальбу Ареса только чуть приподнял брови, а от Аполлона просто отвернулся. Тут очень кстати прибыл Посейдон, и все с преувеличенной радостью принялись приветствовать нового гостя...
А дальше все было, как обычно на праздниках: упившиеся младшие боги (я и сама бы с удовольствием присоединилась к ним, если бы не матушка!), сосредоточенно толкующие о чем-то своем старшие... Мне не было места ни среди тех, ни среди других. К первым не пускала мать, присоединиться ко вторым не могла и она сама. Только и оставалось, что смотреть со стороны.
По счастью, заполночь матушка утомилась, отвлеклась на что-то и ненадолго оставила меня одну. Можно было просто постоять и посмотреть на звезды на небе, яркие и холодные, и на маленькие, тусклые звездочки внизу на земле - человеческие очаги. Наверно, мужчина, увидев это, придумал бы притчу или даже легенду... а может быть, он бы просто этого не заметил, как знать? Мне стало зябко, я плотнее запахнула пеплос, и только потом сообразила повернуться.
- Дочь Деметры? - спросил он.
- Это я, - ответила я и добавила зачем-то: - За венок... благодарю.
- Я ненавижу запах умирающих цветов, - произнес он. - Вижу, ты тоже.
- Не переношу, - подтвердила я.
- Асфодели не вянут, - сказал он.
- Хотела бы я взглянуть на это, - искренне ответила я, представив легендарные луга асфоделей, дарующих забвение.
- Может быть, и взглянешь...
Мгновение - и рядом никого нет. Я разжала руку. В ладони моей было зажато зернышко граната. Одно-единственное.
- Может быть, и взгляну, - повторила я. Губы защипало от терпкого сока. Попробовать бы целый плод... - Взгляну. Обязательно.
***
Цвели сады, вернее, уже отцветали, я любила это время: любой ветерок взвивал белые и розовые лепестки метелью, осыпал меня ими с головы до ног... Скоро наступит жара, и это тоже хорошо: в траве прячутся крохотные цветы, до которых никому нет дела, которые все топчут, не глядя, а я могу часами рассматривать крохотные алые соцветия неведомых цветов, сиреневые колокольчики, ярко-желтые и белоснежные звездочки...
Лишь бы не нарциссы. Хватит их с меня.
Холодный ветер подул и стих, деревья затаились, словно надеялись спрятать ненадежные еще завязи плодов от ледяной поступи пришельца.
- Их-то не тронь, - сказала я, не поднимая головы от родника, который обкладывала разноцветными камушками.
- Зачем они мне? - спросил тот, кто пришел. Я ощущала его присутствие за спиной, но не оборачивалась. Это было странное, тягучее, мучительное чувство, совсем не похожее на то, что мне доводилось испытывать раньше. - Пусть не боятся.
- Дриадам скажи.
- Не бойтесь, - и впрямь произнес он. - Я не желаю вам зла.
И сад словно отмер, затрепетали на ветру листья, залопотали, возбужденно переговариваясь, насмерть напуганные дриады, всколыхнулись ветви.
Я видела его отражение в воде. Он следил за тем, что я делаю.
- Да кто же так кладет! - не выдержал он наконец. Ну, мужчина есть мужчина! Ни за что не удержится, чтобы не показать себя даже в такой малости! - Дай мне.
Камни ложились один к одному, будто он не случайные брал, а обработал заранее! Но я чувствовала: тут не было никакого волшебства. Просто умелые руки... А чем он занимается там, у себя, когда особых забот нет?..
Тяжелая рука лежала у меня на бедре. Я могла вскочить и убежать, деревья прикрыли бы меня, но бежать совсем не хотелось, я просто откинулась назад, на широкую мужскую грудь, закрыла глаза - пусть делает, что хочет... И не сразу поняла, что прислонилась я к старой оливе, и никого рядом нет. Только в руке зажато зернышко граната...
- Матери скажете - весь сад под топор прикажу пустить, - сказала я, бросив его в рот. Дриады смущенно зашелестели ветками. - Не шучу. Не то морозом побьет... знаете, кто. Вы сами видели, ничего не было. Не было ведь, а? Вот и помалкивайте...
Сад отозвался согласным шумом.
***
Лето было в разгаре. Матушка это время обожает, я - одновременно ненавижу и люблю. Ненавижу за непреходящую жару, люблю за то, что матери никогда нет рядом, и я могу посидеть у родника. Того самого, который помогал выкладывать... нет, имени его я не назову даже в мыслях. Как долго его нет... Хотя что такое "долго" для бога его лет? Это я еще отмечаю смену зимы и лета, а для него, должно быть, годы летят мгновениями! И я, бабочка-однодневка, одна из младших племянниц...
Откуда-то снизу донесся тяжкий рокот, он все нарастал и нарастал, дриады с криком бросились прочь, ручей чуть не выплеснулся из берегов, когда земля разверзлась, и запряженная четверкой чудовищных коней колесница явилась предо мной. Должно быть, бедные мои перепуганные дриады потом рассказывали, как меня силой втащили на колесницу, да только я сама прыгнула туда, схватившись за протянутую руку, только пеплос мой и остался лежать у ручья.
Третье зернышко граната я приняла из губ Аида.
- Будешь моей, - сказал он, понимая, что отказа не получит.
- Буду твоей, - согласилась я, и колесница с грохотом провалилась в подземное царство, и земля сомкнулась над нами.
Здесь никогда не вяли асфодели, здесь не было нарциссов (кроме одного, но, слава всем богам, уже мертвого), не палило безжалостное солнце, а тени не докучали советами; впрочем, любую можно было расспросить о ее земном бытии, если бы я соскучилась.
Скучать, однако, было некогда. Цербер ходил за мной хвостом и требовал подачек. Гарпии обиженно вопили. Харон бурчал, что у него ладья прохудилась, требовал новую. Впрочем, у любой земной женщины хозяйство еще и посложнее - там все смертные, - и мне очень повезло. И муж... Тут я могу только вздыхать. Не один год нам понадобился, чтобы привыкнуть друг к другу: он намного старше - я же совсем юна по меркам богов, он неразговорчив и довольно угрюм - я бываю легкомысленной и не прочь посмеяться... (Право, не знаю, что нужно сделать, чтобы рассмешить моего супруга! Не иначе, умереть каким-нибудь очень странным и нелепым образом!) Он не любит бывать среди других богов - я не прочь иногда поговорить с кем-то, посплетничать даже, хотя от этой привычки мне легко было отказаться. (Сплетничать можно и с тенями, пусть и о делах давно минувших дней, зато тени эти никому ничего не расскажут.) Супруг всегда занят, я и не подозревала, сколько внимания нужно уделять царству мертвых... а в особенности - Тартару. Что же делать, мужчины все таковы! Должно быть, любовницы Аполлона и Ареса вечно сетуют, что один променял их на других женщин, а другой - на какую-то нелепую войну... Я же, по крайней мере, знаю, что мой супруг без дела не останется никогда: быть может, люди когда-нибудь прекратят воевать и перестанут влюбляться, но не думаю, что они сумеют сделаться бессмертными!
Да, мы совершенно не были похожи, любили разное, сходились лишь в одном: не переносили шумных празднеств, долгих бессмысленных разговоров и запаха умирающих цветов. Не увядающих, нет: ромашка, теряющая лепестки под жарким солнцем, пахнет нежно и горько, те же нарциссы иссыхают и становятся будто бы пергаментными, шуршащими на ветру, летний луг источает дивные ароматы... Другое дело - цветы сорванные. Ну да я уже говорила об этом.
Но как ни различались мы с супругом, все едино никто не сумел бы разлучить нас!
Никто, кроме моей матушки.
Я знала, что она вовсю жалуется старшему брату... на другого старшего брата. Такие слухи и до подземного царства доносятся... вернее, их кое-кто приносит: любимый племянник моего мужа, Гермес-Пустышка. И всегда-то он всё знает и видит, везде бывает и во всё вмешивается... Подозреваю, тех героев (до сих пор не могу запомнить их имен) любезно проводил в Аид именно он. А что, ему не сложно, а развлечение отменное!
Несложно догадаться, что герои явились спасать похищенную богиню, только не учли собственного мнения этой самой богини, а также сурового характера слуг моего супруга.
Вас двое? Что ж, у Цербера три головы, посмотрим, кто кого...
С гарпиями связываться не нужно, право слово, у них ужасный нрав, и если они всего лишь сбили с вас блистающие шлемы, но не сняли скальпы острейшими когтями, вам очень повезло!
И зачем надо было приставать к Харону? У него и без того тяжелая работа, скучная: гоняет ладью с одного берега на другой, перевозит мертвые души... А те ведь тоже с характером: кто плату не отдает, кто вообще плыть не желает... Да еще ладья вечно течь дает, сколько уж бедняга ругается, да только я ничем помочь не могу, а супругу не до таких мелочей. Так вот, лучше помогли бы залатать суденышко, а потом уже расспрашивали, но нет, смертным лучше знать... Собственно, я и явилась-то на крики: это Харон (а он, несмотря на возраст, куда как крепок!) гонял двух героев по берегу реки забвения тяжеленным веслом. Судя по звукам, лидировал в гонке именно он: начищенные доспехи героев прекрасно гудели, звенели и звякали, когда старик доставал преследуемых своим орудием.
В тот-то раз удалось отбиться без потерь... (Правда, мне пришлось долго уговаривать Харона не злиться на глупых смертных и даже налить ему чуточку нектара для вящего успокоения. Он хлебнул, запил из фляги - а там у него вода из Стикса, Леты и Флегетона, кошмарная смесь! - и сказал, что напиток хорош, слабоват только, да и сладкий слишком. Потом подумал и добавил, что рано или поздно он повезет этих двоих, и вот тогда они не просто весла отведают, они всю дорогу ладью толкать будут, пока сам Харон отдохнет от трудов праведных!)
Увы, матушка на этом не остановилась. Думаю, это Зевс, отмахнувшись, посоветовал ей отправить за мною героев, а когда герои вернулись ни с чем, матушка поняла, что просто так дочь ей не вернуть. Я слыхала обо всех этих ужасных холодах среди лета: дескать, Деметра так тоскует по своей дочери, что лета теперь не будет вовсе... Признаюсь, я заволновалась: как-то там мои дриады и прочие?
Муж, выслушав мой сбивчивый рассказ, только усмехнулся и сказал: это просто неподалеку, на взморье, во владениях Конегривого взорвался вулкан. В небе от этого полным-полно пепла и пыли, и сквозь эти облака не может пробиться даже свет Гелиоса, оттого и холодно летом. А вот когда пыль с пеплом осядут, когда на них прольется дождь, на новых плодородных землях вырастут невиданные цветы! Ради этого стоит немного потерпеть...
Но матушку было не так-то просто остановить. Не знаю, что она пообещала Зевсу... Впрочем, теперь уже знаю. Она пообещала меня - ему на ложе. Ну а тому, должно быть, любопытно было, что же такого нашел брат в молоденькой племяннице... Так сказал Гермес, а он Аиду не врет, как всем прочим.
Однако отдавать супругу просто так Аид не собирался. Гремел гром, били молнии - и сотрясалась земля, но отстоять меня муж не смог. Он один, а на стороне Вседержителя - остальные боги, в том числе мои бывшие подруги, богини не из слабых, взять хоть Совоокую... да и Конегривый Хтония недолюбливает. Может, пригрози мой муж разверзнуть Тартар, Олимп унялся бы, но он понимал: с таким не шутят. А если и впрямь выпустишь чудовищ, неизвестно, сумеешь ли загнать их обратно. Новой Титаномахии мы могли бы и не пережить...
- Я сумел вытребовать тебя на большую часть года, - сказал мне супруг. Он выглядел усталым, и даже Цербер не лез ласкаться, лежал у ног и шумно вздыхал. - Твое время наверху - весна и начало лета. Больше ты там не нужна. Ты нужна мне.
- Я слышала, что пообещала матушка Вседержителю за вспомоществование. И если он в самом деле...
- Я его знаю, он сделает это. Из интереса. И чтобы досадить мне.
- Неужто тебе все равно?! - воскликнула я.
- О нет... - негромко ответил он. - Время расплаты еще наступит. А пока помни, Персефона, что бы ни случилось - ты моя жена. Я никогда ни в чем не упрекну тебя, потому что твоей вины здесь нет.
- Но если вдруг...
- Это будет мой ребенок, - все тем же спокойным тоном произнес мой супруг. - Не забывай, в моих жилах течет точно та же кровь, что и в жилах моего брата. Да и в твоих тоже... Ты должна идти, так иди и не сомневайся ни в чем. Я буду ждать тебя. И вот... возьми.
Я взглянула - он протягивал мне разломленный гранат, истекающий алым соком.
***
Солнце пригревало уже по-летнему, и я скинула пеплос, подставляя ему обнаженные руки и плечи. Пускай Гелиос полюбуется, вдруг ему скучно одному там, наверху?
Деревья возмущенно залопотали листвой, но я только отмахнулась: весна закончилась, надвигалось лето, а значит - конец моим мучениям... на этот год. Не видеть больше премерзких улыбочек бывших подруг, не ощущать на себе сальных взглядов молодых богов и не застывать за колонной, чтобы, не приведи Тартар, Всемогущий не вспомнил обо мне и не велел подойти... К счастью, я быстро ему надоела, у него имелись куда более изысканные развлечения; впрочем, ему любая отдастся, только помани!
"Время расплаты еще наступит", - вспомнила я слова мужа. О да, дорогая матушка, оно еще наступит, я верю. Может быть, снова проснется вулкан и запорошит пеплом небо, а может быть, смертные изобретут что-нибудь (они на это горазды, взять хоть их негасимый огонь, которым они жгут чужие корабли!), и тогда наступит зима. Быть может, не вечная, но достаточно долгая, чтобы ни я, ни ты, матушка, не сумели вызвать приход весны. Тогда на земле воцарится тишина и покой, землю укроет снег (может быть, даже черный от сажи и пепла), люди попрячутся по домам, станут греться у очагов, оденутся потеплее и будут рассказывать внукам сказки о цветущих садах и лугах. Я с удовольствием полюбуюсь на это из подземного царства, где и так всегда тихо и прохладно... Жаль дриад, конечно, но они ведь просто уснут... чтобы никогда уже не проснуться.
Потом, конечно, снега стают, выглянет солнце, и какой-нибудь заросший смертный в вонючих звериных шкурах с изумлением увидит под мертвым деревом крохотный зеленый стебелек, а может быть, даже подснежник, вспомнит прадедовы сказки, падет на колени и с восторгом вознесет молитву древним богам. Богам, которые о нем давно позабыли. А потом побежит в селение - рассказывать о настоящем чуде...
"А когда-то я была нежной юной богиней, - невольно подумала я, опустив руку в ручей. - Кажется, не так уж и давно. Смертные говорят, что взрослеть больно. Я думала, что повзрослела, когда вышла замуж, но нет... это было только началом".
Раздался гулкий рокот, ручей едва не выплеснулся из берегов, земля разверзлась, и предо мною встала колесница, запряженная четверкой чудовищных коней.
- Наконец-то... - сказала я, вставая и растирая подошвой сандалии нахальный нарцисс, посмевший вырасти на бережке моего ручья.
Схватившись за протянутую руку, я встала позади возницы, обняла его покрепче, и кони с колесницей обрушились в темноту и тишину, взвихрив опадающие лепестки цветущих гранатовых деревьев...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛАДЬЯ
Ладья у меня прохудилась.
То есть прохудилась-то она давно, уже не упомню, когда, но я как-то обходился. Главное, пассажиров сверх меры не набирать, тогда она еще ничего, на плаву держится. Кому-нибудь плошку в руки сунешь - воду вычерпывать, ему все равно уже, а ведь надеется, что за такую услугу послабление выйдет, а то и вовсе назад вернут... И смех смотреть, и вроде жаль. Впрочем, от жалости на моем посту в первый же век излечиваешься, а я тут... Давно я здесь, в общем. Почитай, ничего и не видел, только реку эту, ладью свою (провалиться б ей, дырявой!) да пассажиров ненаглядных.
Раньше как оно было? Чин по чину, является такой смирнехонько на берег и ждет своей очереди на погрузку, плату протягивает, еще в глаза заглянуть пытается, мол, местечко получше не дашь ли? Не дам, бедолага, не дам, тут все равны! Скажи спасибо, на весла не сажаю, мне самому уже обрыдло грести, но деваться некуда — служба...
А теперь полное беззаконие настало. Хозяина я уже сколько времени не видел... Много, а сколько именно, не знаю, понимаю только, что долго. Цербер воет иногда, но так тоскливо, что впору увериться - Хозяин умер. Впрочем, воет он давно, наверно, его просто забыли накормить, а бесплотными духами не наешься. Гарпии - и те вопить перестали (оно и к лучшему, пожалуй, а все ж таки чего-то не хватает!). Вижу их иногда: сидят неопрятными комками перьев на мертвых деревьях, даже не переругиваются. Никому ничего не надо, один я гоняю ладью туда-сюда. Тут еще задумаешься, кто из нас проклятый: Сизиф, Тантал или я, Харон.
С душами безобразие полнейшее, а пожаловаться некому! Платы не несут, приходится везти задаром, иначе они скапливаются на том берегу и так стенают, что у меня сон пропадает. Но это бы ладно, за века службы денег я накопил достаточно... только чего ради? Я же прикован к своей ладье и веслу, зачем мне эти смешные подношения смертных? Я исполняю свой долг, вот и все.
Впрочем, я отвлекся. Говорю, безобразие с душами. И путаница. Хорошо, когда здесь жили одни честные ахейцы, с ними все было понятно. Когда пришли римляне, с ними тоже не составило труда договориться как должно. А потом повалили валом... кто, откуда?! Я и не понимаю порой... Но как прикажете сохранять спокойствие, когда посреди Стикса сверху вдруг изливается божественный свет, и кто-то белоснежный, крылатый выхватывает у меня из ладьи несколько душ со словами "Прости, ошибочка вышла"? Или, того хлеще, из глубин реки в бурлении вод всплывает вдруг нечто... не знаю, что это такое, запомнил лишь, что щупалец у этого нечто было много. И оно уволакивает чью-то душонку, которая восторженно вопит "Ктулху, фхтагн!" или что-то в этом роде, каюсь, не разобрал, был занят тем, что весло ловил... Случались и другие явления, но эти почему-то запомнились особенно.