Наследница. Мери Каммингс

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ВТОРАЯ
• ГЛАВА ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
• ГЛАВА ПЯТАЯ
• ГЛАВА ШЕСТАЯ
• ЧАСТЬ ВТОРАЯ
• ГЛАВА СЕДЬМАЯ
• ГЛАВА ВОСЬМАЯ
• ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
• ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
• ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
• ГЛАВА СОРОКОВАЯ
• ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
• ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
• ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
• ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
• ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
• ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
• ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
• ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
• ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
• ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

АННОТАЦИЯ

Богатый мужчина и бедная девушка... "Ах, как романтично! - скажут многие. - История современной Золушки!" Ну а если все наоборот - если девушка сказочно богата, только вот счастья ей это богатство не принесло, а мужчина... нет, ну он конечно, не нищий, но живет в маленькой квартирке в центре Парижа и ездит на машине пятилетней давности. Что тогда?

ПРОЛОГ

   До границы оставалось меньше километра - ей повезло и почти сразу удалось найти подходящую машину. Наверное, полицию уже вызвали... Значит, до того, как поднимется тревога, осталось час-два, не больше - за это время нужно успеть перебраться через границу.

   Если ее поймают и вернут, второго шанса уже не будет - это она хорошо понимала. Весь этот план она продумывала три месяца - с того момента, как поняла, что ее ожидает; тогда же начала копить деньги. Правда, сейчас, после того, как она расплатилась за такси и заказала себе чашку кофе, над которой сидела уже полчаса, у нее оставалось не больше шестидесяти франков - немного мелочи и две кредитки.

   Она знала, что выглядит моложе своих лет - тем более в джинсах и свитере Алисы - и вполне сойдет за студентку, путешествующую автостопом. Во всяком случае, у пожилой пары, с которой она добралась сюда из Цюриха, никаких подозрений не возникло.

   Но через границу автостопом ехать нельзя - даже если документы там проверяют не слишком тщательно, у нее их просто нет, никаких. Все ее документы лежат в сейфе, надежно запертые... надежно спрятанные от нее...

   Все было продумано - так хорошо продумано! А что еще оставалось делать, кроме как лежать у себя в спальне и думать, думать, думать?... Но реальность не совпадала с планами: на улице капал мелкий противный дождик, деньги кончались, каждый входивший в кафе человек заставлял все внутри сжиматься от страха, а подходящей машины по-прежнему не было.

   Официант уже спрашивал ее, не собирается ли она заказать что-нибудь еще. Пришлось использовать ту же легенду: она студентка из Франции, едет с подругой в Кельн и договорилась встретиться с ней в этом кафе - но подруга почему-то опаздывает. Еще на полчаса этого хватит - но сидеть до бесконечности здесь нельзя.

   Подъехавшие к кафе машины были, казалось, ответом на ее безмолвную молитву: три огромных грузовика с бревнами, прикрытыми сверху брезентом. Теперь оставался самый главный вопрос - куда они едут?

   Глубоко вздохнув, она встала и широко улыбаясь направилась к вошедшим в кафе людям.

   - Простите, месье, вы, случайно, не из Цюриха едете? - и тут же повторила вопрос на ломаном немецком: - Вы... не... Цюрих? Ехать?

   Как оказалось, водители были итальянцами, более-менее сносно знающими французский язык. Они тут же предложили подвезти ее до Людвигсбурга и даже, кажется, слегка огорчились, когда выяснилось, что дружелюбно улыбающуюся молоденькую француженку интересует лишь одно: не обгоняли ли ли они по пути из Цюриха машину ее подруги - зелененький "Фиат"? Не дай бог, у бедной Мадлен спустилось колесо! Иначе почему же ее так долго нет?!

   Водители были абсолютно уверены, что такой машины им на дороге не попадалось и предложили, пока она дожидается Мадлен, выпить с ними чашечку кофе - или еще чего-нибудь. Это не входило в ее планы... но прямо сейчас уходить из кафе - это подозрительно. Быстрее, быстрее, думай!

   - Спасибо, месье, я сейчас только позвоню маме - может быть, Мадлен ей звонила? Прямо не знаю, что и думать - она, конечно, часто опаздывает, но чтобы настолько! - все это с широкой улыбкой, кажется, уже приклеившейся к челюстям.

   Выскочив наружу, она побежала в сторону телефонной будки - на случай, если кто-то из итальянцев смотрит ей вслед. По спине бегали мурашки, словно от холода - но холодно не было, наоборот, лицо горело и прохладные капли дождя давали мимолетное облегчение.

   Все, теперь из кафе ее уже не видно. Окинув взглядом стоянку - нет, никто не видит! - она свернула за кафе и осторожно, чтобы не споткнуться, пошла обратно, в сторону грузовиков, стараясь держаться вне освещенного участка.

   Добравшись до ближайшего грузовика, оглянулась - на стоянке по-прежнему никого не было. Теперь - быстро! Она подпрыгнула, ухватившись за выступающее бревно, повисла (быстрее, быстрее!), попыталась подтянуться и зацепиться за что-нибудь носком кроссовки. Левая рука сразу же заныла, но нога уже оперлась на какой-то выступ. Цепляясь за торцы бревен, она полезла наверх, добралась до края брезента и вползла под него, извиваясь, как червяк. Растянулась, стараясь расплющиться, забиться во впадину между бревнами, чтобы ее невозможно было заметить снизу.

   Теперь от нее больше ничего не зависит.

***

Водители пришли не скоро - а может, ей только показалось, что прошла целая вечность, прежде чем вблизи послышались голоса, захлопали двери кабин и машина, наконец, тронулась. От задувающего под брезент ветра сразу стало невыносимо холодно.

   Прижавшись к бревнам, она считала секунды и твердила шепотом:

   - Господи, господи, господи... Пожалуйста, пожалуйста... Господи...

   Машина затормозила, снизу раздались негромкие голоса - она вцепилась зубами в кулак, мысленно продолжая повторять: "Господи, господи..."

   Сердце билось часто-часто, внезапно страшно затошнило - во рту стало кисло и противно. Господи, господи...

   Когда машина тронулась, она даже не сразу поняла, что произошло, продолжая крепко зажмурившись вжиматься в бревна. Прислушалась... Они ехали... Она ехала!

   Машину плавно покачивало и, несмотря на пронизывающий холод, ее внезапно неудержимо потянуло в сон. Она отключилась - может быть, всего на несколько секунд - снова пришла в себя и попыталась подтянуть колени к груди - казалось, так станет теплее.

   До Людвигсбурга часа четыре - значит, когда они приедут, будет еще темно. Но если остановятся раньше, надо сразу слезать. Позвонить... Эти мысли мелькали в голове, вспыхивая между краткими периодами забытья - или сна? Но, не додумав до конца, она снова проваливалась куда-то, усыпленная мерным покачиванием и шумом дождя над головой...

***

Проснувшись в очередной раз, она не сразу сообразила, что происходит: было абсолютно темно, тихо и тепло. Лишь через несколько секунд поняла, что дождь кончился и машина стоит неподвижно с выключенным мотором. Она рискнула - извернулась, чтобы оказаться головой к задней части машины, проползла вперед и выглянула из-под брезента.

   В стороне виднелась заправка, светившаяся яркими призывными огнями. Поблизости никого не было. На секунду она замерла, прислушиваясь и оглядываясь, потом выскользнула из-под брезента, повисла на руках и спрыгнула вниз, неловко приземлившись на четвереньки. Пригнувшись, отбежала на несколько шагов, стремясь оказаться подальше от света, почувствовала под ногами траву и присела, оценивая обстановку.

   Водители, очевидно, решили передохнуть и ушли на заправку. Пока они здесь, вылезать нельзя - они уже давно забыли глупенькую француженку, так плохо говорящую по немецки и беспокоящуюся о свой подруге, и будут крайне удивлены, узрев ее снова. А когда они уедут, можно будет выйти - и позвонить! И позвонить...

***

Машины сдвинулись с места лишь минут через двадцать - все это время она сидела в траве, и смотрела перед собой, беззвучно шепча что-то. Теперь, когда большая часть пути осталась позади, ей снова стало страшно.

   На заправке давно было пусто, а ей все никак не удавалось заставить себя встать. В горле пересохло; казалось, все суставы застыли и уже никогда не сдвинутся с места... и не надо - тут так тихо...

   Глубоко вздохнув - это всегда помогало ей собраться с духом - она выпрямилась. Пучком травы попыталась стереть с джинсов и свитера пятна смолы и опилки - кажется, получилось вполне прилично.

   Вышла на шоссе и огляделась. Неподалеку виднелся указатель: "Штутгарт - 38 км".

***

Через пару минут она стояла в телефонной будке. Внутри все застыло от страха, только сердце отчаянно билось.

   Первый звонок оказался удачным, теперь...

   Пальцы плохо слушались и дрожали - она дважды сбивалась и упорно начинала сначала. Этот номер она помнила наизусть - когда-то он был записан карандашом в тетрадке по химии, но три месяца назад она сожгла листок с записью в камине. Никто не должен знать...

   Голос автоответчика был незнакомый, женский:

   - Оставьте, пожалуйста, сообщение и номер телефона - вам перезвонят.

   Гудок... и она заговорила срывающимся голосом, громко и быстро:

   - Тед, это Рене. Мне очень нужна помощь. Я ушла от мужа. Приезжай, пожалуйста. Мюнхен, Нойбахштрассе восемь. Пожалуйста, приезжай, ты мне очень нужен. Мюнхен, Нойбахштрассе, восемь...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

За четыре года до этого...

ГЛАВА ПЕРВАЯ

   В этом доме вечно было полно народу. Сам хозяин, высокий мрачноватый красавец, на весь день уезжал на своем "Линкольне" в сопровождении шофера и телохранителя и не создавал особых проблем. Проблема состояла в том, что и без него дом никогда не оставался пустым.

   Домоправительница, горничные, какая-то девчонка, болтавшаяся по двору со стаей мелких разношерстных собачонок, садовник с помощником, секретарь (именно секретарь, а не секретарша!) и еще человек пять, чьи функции было трудно определить со стороны - и все это для того, чтобы надлежащим образом обслужить одного человека!

   Правда, и дом был хорош: помпезное трехэтажное здание конца восемнадцатого века (под названием "особняк Перро" он упоминался как образчик архитектуры того времени в путеводителе по Цюриху). Две круглые башни, мраморные колонны у входа, подъездная дорожка, выложенная битым кирпичом. И высокая чугунная ограда, позволявшая видеть всю красоту этого светло-синего с белым дворца, не давая при этом возможности подойти вплотную ни туристам, ни прочим посторонним.

   Впрочем, молодого человека, сидевшего в парке и мрачно созерцавшего дом, мало волновали вопросы социальной справедливости - его проблема была куда более приземленной и прозаической. Несмотря на всю эту толпу, ему необходимо было каким-то образом добраться до сейфа, находившегося на втором этаже, в кабинете хозяина - и он собирался это сделать в самое ближайшее время.

***

Звали молодого человека Тед Мелье. Как правило, в беседах с более-менее интересными женщинами он представлялся частным детективом - это звучало романтично и таинственно. У него и правда была лицензия частного детектива, даже с разрешением на оружие - выданная во Франции и посему в Швейцарии не дающая никаких прав.

   Что касается оружия, то им он никогда не пользовался и не имел при себе. Что же касается более-менее интересных женщин, то с ними особых проблем не было. Конечно, какая женщина, если она не нищая уродка и имеет голову на плечах, захочет всерьез и надолго иметь дело с человеком, единственное имущество которого - небольшая квартирка в центре Парижа. При этом без денег, без устойчивого заработка - да и особо интересной внешностью не отличающимся: возраст - неопределенный, ему можно было дать и двадцать пять лет и тридцать пять (на самом деле - тридцать один); рост - выше среднего, худая, кажущаяся чуть долговязой фигура, небрежная, слегка развинченная походка. Волосы - средне-коричневые, глаза - средне-серые - словом, не за что зацепиться глазом.

   Тем не менее самого Теда его внешность вполне устраивала, равно как и складывающиеся несерьезные отношения с женщинами, многие из которых... скажем, так - не находили его непривлекательным. Кто-то из знаменитостей (он не помнил, кто) обмолвился однажды, что для мужчины достаточно быть лишь немного красивее обезьяны - таковому требованию Тед вполне удовлетворял. Кроме того, на столь неприметную внешность легко ложился любой грим и парик, делая его неузнаваемым - а для его работы это было весьма полезно.

   В разговоре с клиентами он обычно именовал себя "специалистом по особым поручениям" - это понятие, по его мнению, охватывало более широкую сферу деятельности, чем просто работа частного детектива. Слежка за чужими мужьями и женами, мелкий промышленный шпионаж, добывание (или - иногда - фабрикация) улик - вот то, что уже не первый год давало Теду верный кусок хлеба и крышу над головой.

   Вот и сейчас, сидя напротив сине-белого особняка, он был уверен, что справится с порученным заданием: забраться в сейф, сфотографировать проект договора о слиянии некоей фирмы с другой фирмой, президентом которой являлся владелец особняка - и положить все на место... Проще простого - а заплатят очень и очень неплохо!

***

Девчонка с шавками, очевидно, решила, что двора ей недостаточно, и, позвав свою разномастную стаю, начала прицеплять к ним поводки. Собачонки подпрыгивали, бурно радовались и пытались лизнуть ее в нос.

   Наконец, обрядив всю свору, девчонка накрутила на левую руку поводки, приоткрыла створку ворот и вышла на улицу. Огляделась, сказала собакам что-то строгое - на минуту они слегка присмирели - перешла дорогу и направилась к входу в парк.

   Тед незаметно наблюдал за ней, прикидывая, не может ли она оказаться ему полезной. Впрочем, нет - слишком молода, лет шестнадцать, не больше. И явно не из тех девушек, которые расположены к случайным знакомствам. Скромное темно-синее платье с белым воротником, туфли на низком каблуке, никакой косметики. Каштановые волосы крупными локонами спадают на плечи. Не прислуга, а, скорее всего, какая-нибудь бедная родственница - кузина или двоюродная племянница.

   Войдя в парк, она на секунду задумалась, потом свернула в боковую аллею - ту самую, где сидел Тед - и быстро прошла совсем рядом с ним. Одна из собак даже потянулась, пытаясь его понюхать.

   Собак было три, все маленькие. Тед распознал только фокстерьера - в породах он разбирался плохо. Кроме того, в стае состоял приземистый угольно-черный песик с большой головой, заросший так, что невозможно было различить, где у него глаза и - словно по контрасту - тонкое вытянутое существо на высоких лапках, светло-желтое, гладкое, с длинным тонким хвостом и длинным тонким носом.

   На Теда девушка даже не взглянула. Да, это еще одно подтверждение тому, что не стоит тратить на нее время. Поэтому, проводив ее глазами, он вернулся к своим мыслям, продолжая - почти машинально - наблюдать за домом.

***

За неделю наблюдения не было ни одного случая, чтобы хозяин особняка, Виктор Торрини, нарушил свое расписание. Ровно без четверти восемь его "Линкольн" выезжал на улицу и поворачивал в сторону центра. Возвращался Виктор часов в семь, и тут же проходил в кабинет. Примерно через полчаса свет в кабинете гас, но еще через сорок минут - после ужина - вспыхивал вновь, уже до самой ночи. Исключение составило воскресенье - с утра, все в том же "Линкольне", Виктор отправился в собор, на мессу, после чего вернулся домой - и, судя по горевшему в кабинете свету, опять работал до ночи.

   Более непредсказуемым было поведение секретаря - он то ночевал в особняке, то поздно вечером отправлялся домой, иногда утром уезжал вместе с хозяином, а порой работал в кабинете и в его отсутствие. Но если уж секретарь уезжал, то никогда не возвращался один - только вместе с Виктором, а следовательно, не раньше семи часов.

   Значит, операцию можно было проводить буквально завтра вечером - если, конечно, секретарь не останется работать в доме. Или послезавтра - если останется.

***

Внезапный крик заставил Теда повернуть голову. Это была та самая девчонка с собачонками - только на этот раз она лежала на животе посреди дорожки и тонким срывающимся голосом бестолково орала:

   - Назад! Ко мне!

   Собаки, не обращая на эти крики ни малейшего внимания, скакали вокруг старого дуба, задрав кверху носы и потявкивая, и изредка оборачивались к хозяйке, словно призывая ее принять участие в весельи.

   Идеальная ситуация для знакомства - правда, никому не нужного. Но делать было нечего, и Тед, подойдя к девушке, склонился над ней.

   - Вам помочь?

   Ее глаза были залиты слезами - она сморгнула и мотнула головой, чтобы лучше увидеть его.

   - Поймайте их, пожалуйста! Тут сторожа везде! - воскликнула она и, заметив мгновенное сомнение на его лице, добавила. - Пожалуйста! Они не кусаются! - Он попытался помочь ей встать, но девушка снова мотнула головой. - Я сама. Их - скорее, пожалуйста!

   К дубу Тед шел не без опаски. Дело было не в том, кусаются или не кусаются собаки - он их просто побаивался, любых, и больших и маленьких. Но показывать это незнакомой девушке не стал бы ни один уважающий себя мужчина.

   Собаки приняли его вполне - даже слишком - доброжелательно: его джинсы тут же украсились несколькими фигурными отпечатками лап. Но стоило Теду ухватить волочащиеся поводки, как шавки перестали прыгать и безропотно направились к девушке, которая уже успела доковылять до скамейки и опуститься на нее.

   Привязав поводки к дальнему углу скамейки, он подошел и присел на корточки.

   - С ногой все в порядке? - не дожидаясь ответа, бесцеремонно взял ее за щиколотку, придержав второй рукой под колено, и попытался согнуть ногу. Нога послушно согнулась - правда, девушка при этом прикусила губу, но, скорее, из-за сочащейся капельками крови ссадины на колене.

   - Это белка, - неожиданно сказала она.

   - Что? - не понял Тед.

   - Белка дорожку перебежала. Они вообще воспитанные и не дергают - но тут под самым носом...

   Он удивленно поднял голову - как будто сейчас было так важно реабилитировать в его глазах собак. Девушка уже не плакала, хотя на щеках еще виднелись влажные полосы и нос подозрительно сопел. Теперь, вблизи, стало видно, что глаза у нее карие - точно такого же каштанового оттенка, как волосы. Она оказалась чуть старше, чем он подумал вначале - пожалуй, лет восемнадцати.

   Достав из кармана платок, Тед мгновение раздумывал, не пригодится ли он для колена, но потом сунул девушке:

   - На, вытри лицо, - отошел на пару шагов, сорвал несколько листьев, вернулся и снова присел на корточки. Лопухом - мягкой тыльной стороной - осторожно смахнул прилипший к ссадине песок, после чего лизнул лист подорожника и прилепил к колену. - Посиди так пару минут. Должно помочь.

   Она молча кивнула, опустив глаза. Тед почувствовал, что ей очень неудобно и стыдно - и то, что посторонний человек трогает ее за ногу, и то, что он видит ее такую заплаканную и беспомощную - и вообще вся эта ситуация.

   - А как называется та желтая собачка? - спросил он, кивая в сторону своры и присаживаясь на скамейку рядом с девушкой.

   - Левретка, - несколько удивленно отзвалась она, покосившись на Теда, словно пытаясь понять, правда ли он не знает такой простой вещи.

   - Я плохо разбираюсь в собаках, - пожав плечами, пояснил он.

   - Это самая маленькая из борзых.

   - Такая малютка? Кого же она может поймать? - собачонка и правда по высоте была сравнима с кошкой - но значительно короче, легче и худее.

   - В прошлом веке они были очень популярны. С ними в Италии охотились на кроликов.

   Кажется, он сумел отвлечь ее от переживаний - во всяком случае, глаза она уже не прятала.

   - А эта на кого охотится? - спросил он в полушутку. - На белок?

   - Нет, они все просто домашние, - ответила девушка вполне серьезно. Попыталась, придержав листик, согнуть-разогнуть колено, осторожно встала и прошла, прихрамывая, пару шагов в сторону собак.

   - Ну, как?

   - Уже могу ходить. Спасибо, - она улыбнулась виноватой улыбкой, словно снова почувствовав себя неловко. Начала было отвязывать поводки - собаки тут же радостно запрыгали - но поморщилась, прикусила губу и опять села.

   - Что, все еще больно?

   - Нет, это он лапой задел. Ничего, сейчас пройдет.

   Посидев еще минуту, она внушительно сказала:

   - Ну-ка, все угомонитесь! - Повернулась к Теду. - Еще раз - спасибо.

   - Не за что. Не споткнись по дороге, - улыбнулся он.

   Слегка улыбнувшись в ответ, она встала и двинулась по аллее к выходу из парка. Уже на улице оглянулась, помахала рукой и, больше не оборачиваясь, пошла по направлению к особняку.

ГЛАВА ВТОРАЯ

   По вечерам фасад особняка был ярко освещен. Задний двор тоже был освещен, а кроме того, там постоянно болтались люди. Самое подходящее для того, чтобы забраться в дом, место находилось за правой башней, выступавшей в сторону и заслонявшей от улицы все, что происходит за ней. Туда выходили и окна спальни хозяина, из которой можно было, минуя коридор, пройти прямо в кабинет.

   С этой стороны особняк граничил с соседним домом, в настоящий момент пустым, так что риска быть замеченным практически не было.

   Прошлой ночью Тед тщательно обследовал ограду, отделяющую особняк от пустующего дома, даже перебрался через нее и несколько минут походил по траве, прислушиваясь: не выскочит ли откуда-нибудь собака.

   Но никаких собак не было - те мелкие шавки, очевидно, ночевали в доме. Таким образом, операция представлялась не слишком сложной: вечером, как только начнет темнеть, с соседней тихой улочки забраться во двор пустующего дома, перемахнуть через ограду и перебежать пятиметровый открытый участок, в результате оказавшись за башней. Подняться по стене на второй этаж - дома восемнадцатого века, казалось, были для этого специально предназначены благодаря огромному количеству выступов, завитушек и украшений. Забраться в окно - Виктор Торрини любил свежий воздух и весь день держал форточку открытой, что облегчало задачу.

   Через спальню и гардеробную пройти в кабинет, отключить сигнализацию (схема была приложена к заданию, равно как и шифр сейфа, кроме последней цифры) открыть сейф, достать документы и сфотографировать. Положить все на место и уйти тем же путем - через окно спальни.

***

Секретарь после обеда убрался - так что дорога оказалась свободна и смысла откладывать дело не было.

   Все шло по плану: двор пустого дома, стенка (тут надо побыстрее, а то, не дай бог, кто-нибудь увидит!), подъем (еще легче, чем он предполагал, почти как по лестнице), окно - и, перемахнув подоконник, Тед оказался в спальне.

   Прислушался - было тихо. Подсвечивая себе тонким, с карандаш, лучом фонарика, он подошел к двери гардеробной - она оказалась не заперта. Судя по всему, Виктор не страдал излишней подозрительностью или просто не хранил в спальне ничего ценного.

   Через пару минут Тед был уже в кабинете. Сигнализацию удалось отключить быстро - проблемой оказалась чертова картина, за которой, по данным заказчика, находился искомый сейф. Освещая ее фонариком, Тед тщетно пытался понять, как она снимается. Ну не приклеена же она, в самом деле, к стене?!

   Наконец, случайно посветив в сторону, он обнаружил на ткани, покрывающей стену, небольшую потертость - совсем рядом с углом картины. Стоило нажать на это место, как картина одной стороной отошла от стены. Оказывается, она была закреплена на петлях и поворачивалась, как дверца! Чтобы пристроить картину обратно, требовалось просто прихлопнуть ее к стене - язычок замка попадал в прорезь и защелкивался. Такого Тед еще не видел. Век живи - век учись...

   Зато сейф удалось открыть почти сразу - подбор последней цифры занял всего минуту. Кроме толстой пачки документов, в нем ничего не было: ни денег, ни драгоценностей, ни - что иногда случалось - наркотиков.

   Вытащив всю пачку на стол, Тед начал быстро просматривать ее, стараясь не нарушить порядок. Договор... где же договор?! Какие-то соглашения, страховой полис... черновик завещания... да, вот оно!

   Еще раз пробежал глазами: "Солариум"... "Релан" - да, все сходится... Четыре страницы, каждую - для надежности - нужно сфотографировать раза по три. Первая страница - раз... два... три... Вторая...

   Шаги в коридоре и последовавший почти сразу скрежет ключа в замке заставили Теда действовать с быстротой молнии. Бумаги - в сейф, запирать некогда. Кого это черти принесли?! Картину на место - черт возьми, когда сейф не заперт, замок не защелкивается! В гардеробную... нет, не успеть.

   Он едва успел метнуться за штору и вскочить на подоконник, как в кабинете вспыхнул свет. Это оказался хозяин собственной персоной, да еще в сопровождении секретаря. Только бы они не заметили, что картина не защелкнута!

   Впрочем, надежды на это было мало. Оставался лишь весьма слабый шанс, что Виктор подумает, будто преступник давно сбежал и не станет искать его за шторой в собственном кабинете.

   Из-за плотной ткани ничего не было видно, но голос слышался отчетливо:

   - У нас мало времени - через час я уже должен быть там. Когда я уйду, вставьте все, о чем мы говорили, а вечером посмотрим еще раз, - очевидно, это говорилось секретарю. - Подождите! - Тед напрягся, но последующие слова Виктора заставили его слегка расслабиться: - Вот это письмо тоже проработайте, - и, после короткой паузы: - Рейни, поднимитесь ко мне!

   Черт возьми, чем дальше, тем больше народу! Прямо хоть в окно прыгай! На секунду в голове Теда мелькнула шальная мысль: терять уже нечего, можно открыть окно и попытаться быстро спуститься прямо по фасаду - несколько секунд, пока они придут в себя, у него будет! Но реализовать эту безумную идею не удалось - внезапно штора резко отодвинулась в сторону.

***

Виктор стоял метрах в трех от окна, с пистолетом в руке. Секретарь - сбоку, придерживая штору. Несколько секунд все смотрели друг на друга, потом Виктор слегка повел дулом пистолета, молча приказывая Теду спуститься с подоконника.

   Не подчиниться было нельзя - медленно, стараясь не делать резких движений, Тед слез и, повинуясь качнувшемуся дулу, отошел на середину комнаты.

   - Руки! - отрывисто бросил Виктор.

   Покорно подняв руки, Тед застыл в этой неудобной позе.

   В коридоре послышались шаги, короткий стук - и на пороге появился телохранитель.

   - Стойте у двери, - приказал Виктор. И, обернувшись к секретарю: - Обыщите его!

   "Черт возьми, я, кажется, крепко влип!" - подумал Тед, когда руки секретаря начали обшаривать его карманы. Никаких полезных идей - например, как унести отсюда ноги - в голову не приходило.

   Закончив обыск, секретарь отошел к письменному столу и вывалил на него добычу: документы, фотоаппарат, фонарик, отмычки и прочие инструменты.

   - Оружие? - коротко спросил Виктор. Секретарь молча покачал головой. - Хорошо. Можете опустить руки, но одно лишнее движение - и я стреляю.

   - Вызвать полицию? - вопрос секретаря был вполне естественным, зато ответ показался Теду несколько странным:

   - Пока не надо. Я сначала сам с ним поговорю.

   Подойдя к двери гардеробной, Виктор запер ее на два оборота, проверил дверь в противоположном конце кабинета - та уже была заперта - и повернулся к телохранителю:

   - Можете идти, Рейни, - еще несколько секунд постоял, глядя куда-то вниз, побарабанил пальцами по столу и обратился к секретарю: - Лере, пожалуй, я справлюсь без вас. Возьмите документы и поработайте у себя в комнате - если понадобитесь, я позвоню. Сообщите, что я, очевидно, не смогу придти на бал... по какой-нибудь удобоваримой причине. Пошлите чек с посыльным и предупредите мадемуазель Рене.

   - Но вам может понадобиться... - попытался возразить секретарь.

   - Разберусь! - Виктор не дал ему договорить.

   Секретарь взял со стола пару папок и молча вышел.

   Виктор запер за ним дверь и вернулся к столу. При этом он ухитрился ни разу не повернуться к Теду спиной и ни на градус не отвести от него дуло пистолета.

   - Так... теперь можно и поговорить, - взял паспорт, открыл, - месье Сенно. Тьерри Сенно, если я не ошибаюсь?

   Тед кивнул, сделал шаг вперед - и тут же отступил назад, повинуясь жесткой команде:

   - Стоять на месте! Итак, месье Сенно, или как вас там - кто вас послал?

   - Нет-нет, я... это все из-за денег, - начал Тед. - В таком богатом доме в сейфе обычно...

   - Не сметь мне врать! - удар кулаком по столу и резкий крик - впрочем, тут же сменившийся прежним спокойным, даже ироническим тоном - заставили его замолчать. - Так вот, месье Сенно, чтобы не тратить время на вранье: вы не могли узнать шифр сейфа, вы не могли узнать, как отключается сигнализация - все это я сменил меньше года назад, так что байка с каким-нибудь уволенным слугой не пройдет. Тем более, что никто, даже мой секретарь, не знает шифра. Поэтому я сейчас буду задавать вопросы - а вам придется на них отвечать. Если ответ меня не устроит, последует выстрел. Я буду стрелять по конечностям - по вашим конечностям. Голень, колено, бедро... и так далее. Стены здесь толстые, а прислуга не болтлива. Потом вас отвезут куда-нибудь подальше и выкинут из машины - я полагаю, вы не станете обращаться в полицию? Если же вы ответите правду, то ничего неприятнее полиции вам не грозит. Возможно, я даже отпущу вас... возможно...

   Оттого, что Виктор говорил ровным монотонным голосом, это выглядело еще страшнее. На красивом неподвижном лице невозможно было ничего прочесть - но Тед почему-то чувствовал, что его собеседник не блефует.

   - Не надо стрелять... пожалуйста... я все скажу! Только не надо стрелять!

   Выдавать клиента было нельзя ни при каких обстоятельствах. И дело не в принципах - просто выдать клиента значило потерять репутацию и остаться без клиентов вообще, ведь одним из условий работы являлась полная конфиденциальность. Лихорадочно прикидывая, что сказать, Тед машинально тянул время - сам не зная зачем, ведь помощи ждать было неоткуда.

   - А-а, месье боится пистолета? Ну что же - можно обойтись и без него!

   Положив пистолет в ящик стола, Виктор демонстративно запер его на два оборота и сунул ключ в карман брюк. Медленно подошел к Теду, обошел его сзади, но на попытку повернуть голову снова приказал:

   - Не двигаться!

   Теду показалось, что волосы у него на затылке встали дыбом - присутствие за спиной этого человека несло в себе физически ощутимую опасность. Выйдя из-за его плеча, Виктор остановился и спросил, резко и отрывисто:

   - Кто тебя послал?

   Тед не успел открыть рот, чтобы ответить - страшный удар в лицо застал его врасплох. И сразу же еще один, под ложечку - но этот он уже ощутил словно через толстый слой ваты.

   Он не терял сознания, но почему-то оказался лежащим на полу.

   - Откуда ты знаешь шифр? - стоя над ним, спросил Виктор и снова, не дожидаясь ответа, ударил - ногой в живот. На этот раз Тед успел сгруппироваться и попытался откатиться в сторону. Голова казалась распухшей и обвязанной толстой тряпкой, слова Виктора доносились словно бы откуда-то издалека:

   - Зачем ты пришел? - и снова удар.

   - Откуда ты знаешь, что в сейфе? - удар.

   Снова:

   - Кто тебя послал? - и опять удар...

   Потом наступило затишье. Тед лежал зажмурившись, прикрыв голову руками и скорчившись, чтобы защитить живот - но все же понял, что голос отдалился на несколько метров:

   - Ну что же, месье, я перечислил вам мои основные вопросы - а теперь потрудитесь встать и ответить на них!

   Медленно, цепляясь за стену, Тед ухитрился встать и, подчиняясь тут же последовавшему резкому приказу, снова отошел на середину комнаты.

   - Итак - кто вас послал и зачем?

   - Документы... в сейфе, сфотографировать.

   Как ни странно, челюсть двигалась. Голова гудела, но он уже мог держаться на ногах. При вдохе сбоку становилось больно - наверное, треснуло ребро.

   - Какие документы? Кто послал?

   - Все... все документы! Я не знаю, кто послал! Они обещали заплатить! Случайно, в баре...

   - Хватит врать! У тебя всего одна запасная пленка! На все документы этого не хватит! Ты знал, за чем шел! Хватит врать!

   Встав из-за стола, Виктор снова направился к Теду. Уже зная, что его ждет, тот попытался принять какое-то подобие боксерской стойки, прекрасно понимая, что из этого мало что выйдет: его противник был сантиметров на пять выше и килограмм на пятнадцать тяжелее. Кроме того, боевой опыт Теда не простирался дальше нескольких подростковых драк - а Виктор явно занимался боксом и, судя по всему, достаточно успешно.

   - Ах, месье хочет побоксировать? Ну что ж - это даже интересно!

   Новый удар под ложечку заставил Теда согнуться, судорожно ловя ртом воздух. Слабой попытки сопротивления Виктор словно и не заметил.

   - Откуда ты узнал про эти документы? Кто тебя послал?

   Тед еще не успел до конца распрямиться, когда новый удар по лицу отбросил его к стене.

   Чернота обрушилась со всех сторон в тот самый момент, когда он врезался в стену затылком. Теду показалось, что он внезапно ослеп, и, впервые за время избиения, он закричал от ужаса.

   Легкое дуновение... шорох... что-то дернуло его за плечо, и над самым ухом раздался еще слышный шепот:

   - Тихо! Быстрее!

   С противоположной стороны послышался дикий рев Виктора: "Какого черта!" Неважно, кто и почему, главное - подальше от этого страшного звука - и Тед метнулся туда, куда настойчиво тянуло нечто, вцепившееся в его плечо.

   Снова шепот:

   - Стой! - шорох, чуть слышный щелчок. - Быстрее! Тихо! - теперь его тянули за запястье.

   Еще мгновение, и ему удалось уловить легкий отблеск света из плохо зашторенного окна - но даже обрадоваться, что он не ослеп, времени не было.

   - Быстрее! Быстрее! - подчиняясь этому шепоту, он почти бежал в темноте, сам не зная куда, но повинуясь руке, державшей его за запястье.

   Какие-то комнаты... двери...

   - Стой! - и его запястье освободилось.

   Отодвинулась штора, Тед ясно увидел фонари на улице - такое мирное зрелище! - и темный силуэт на фоне окна. Створка распахнулась. Он хотел сказать, что не сможет сейчас спуститься по стене - его слегка пошатывало и голова все еще гудела от последнего удара - но, оказывается, никто и не добивался от него этого.

   - Сюда, быстрее! - его снова дернули, на этот раз - в угол. Шорох, непонятный звук - и новый приказ:

   - Направо, наверх, по ступенькам - тихо и быстро! - резкий рывок заставил Теда шагнуть вперед, упереться в стену и застыть на месте.

   - Направо - ну скорее же!

   На этот раз он понял, чего от него хотят и, осторожно шевельнув правой ногой, нащупал ступеньку, другую...

   Проход был совсем тесным - приходилось двигаться, развернувшись боком. Внезапно стало светлее, и сзади тут же раздался отчаянный шепот:

   - Быстрее, они уже включили свет!

   Еще чуть пошатываясь, но с каждым шагом все увереннее, Тед поднимался по проходу, пока внезапно не обнаружил, что ступеньки кончились.

   - Прижмись к стене! Дай мне пройти!

   Узкая дверь распахнулась перед самым носом, в глаза ударил яркий свет. Комната... вроде бы никого поблизости нет... Тед хотел шагнуть вперед, но резкий рывок заставил его застыть на месте. Мимо протиснулась щуплая темная фигурка, спрыгнула на пол - и, обернувшись к нему, откинула капюшон.

   Это была та самая девушка.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   Повернув голову, она замерла, прислушиваясь, и снова обернулась к Теду:

   - Сядь, - это было сказано по-прежнему шепотом. Увидев, что он не шевелится, пояснила: - Сядь на пол и поставь ноги на ступеньки.

   Кивнув в знак понимания, Тед сел на верхнюю ступеньку крутой лестницы, по которой они только что поднялись.

   - Хорошо. Когда будет можно - я тебя выпущу, а пока - ни звука... что бы ни случилось.

   Он снова кивнул, и дверь тут же закрылась, оставив его одного на темных ступеньках. Впрочем, не совсем темных - на двери светились несколько маленьких отверстий. Одно из них оказалось совсем близко от его лица и, приложившись к нему глазом, Тед увидел часть комнаты.

   Комната была довольно большая, круглая - он понял, что находится в башне - и богато обставленная. Стены, обшитые светлой тканью с чуть заметным рисунком, большой мраморный камин с красивой кованой чугунной решеткой, старинная мебель: пара столиков, кушетка, высокое сооружение с откидной доской - раньше такие назывались "бюро" - и несколько кресел.

   Судя по доносившимся звукам, где-то поблизости работал телевизор, но из тайника, где сидел Тед, его видно не было.

   В поле зрения появилась девушка. Она уже сняла с себя спортивный костюм с капюшоном и аккуратно складывала его, оставшись только в трусиках и лифчике. Тед понимал, что подглядывать - тем более в подобной ситуации - не совсем порядочно, но продолжал наблюдать, оправдывая себя тем, что просто пытается оценить обстановку.

   Белое кружевное белье красиво смотрелось на загорелой коже, хотя в целом фигура у нее была не в его вкусе. Маленькая грудь, узкие, почти мальчишеские бедра - скорее подросток, чем женщина.

   Внезапно, словно догадавшись, что он подсматривает, она вскинула голову и быстро отошла в невидимую часть комнаты. Вернулась - уже в халате - и уселась в одно из кресел, казалось, прислушиваясь и чего-то ожидая.

   Когда раздался громкий стук в дверь, девушка даже не вздрогнула - кивнула, словно отвечая каким-то своим мыслям, и пошла открывать. Проходя мимо отверстия, на миг повернулась к нему и приложила палец к губам.

   Виктор не вошел - ворвался в комнату, оглядываясь по сторонам. Побагровевшее лицо, горящие мрачным огнем глаза - он явно был разъярен и не пытался этого скрыть.

   - Что случилось? - спросила девушка. Голос ее был совершенно спокоен, но в интонации чувствовалось едва заметное раздражение. - Мы что - все-таки едем на бал?

   - Что? - Виктор не сразу понял, о чем она его спрашивает. - А, нет, не едем. А где собаки?

   - В спальне, - раздражение в тоне стало явственнее. - Платье светлое, и я не хотела, чтобы на нем была шерсть. Я же не знала, что в последнюю минуту ты все отменишь из-за какой-то глупости. Надеюсь, ты уже вызвал полицию?

   - Откуда ты знаешь? - вопрос был задан резко, и она тут же отреагировала на это удивленно приподнятой бровью.

   - Лере сказал, что ты поймал в кабинете вора. А что...

   - Он все еще где-то в доме!

   - Так ты что... - на лице девушки появилась иронически-жалостливая гримаска, - ты что - упустил его, что ли?

   Тед, уже успевший понять, что из себя представляет Виктор Торрини, все же не ожидал того, что случилось в следующий момент. Он не предполагал, что Виктор внезапно ударит ее - ладонью, с размаху, по лицу. Девушка не успела отшатнуться или как-то защититься - отлетев в сторону, она упала на ковер.

   Несколько мгновений в комнате царила полная тишина. Виктор неподвижно стоял посреди комнаты, глядя вниз, на лежащую девушку. Потом, с каким-то странным звуком, похожим на стон или всхлип, он рухнул рядом с ней на колени.

   - Рене! Извини, я не хотел... Прости, ну прости, пожалуйста! Я не хотел! - срывающийся голос - жалобный, чуть ли не испуганный - настолько не вязался с тем, что произошло, что Тед, замерший у отверстия, не мог поверить своим глазам. Виктор побледнел, на лице его больше не было злости - лишь испуг и раскаяние. Осторожно приподняв девушку, он перенес ее и посадил на кушетку, продолжая повторять: - Тебе больно? Дай, я помогу! Я не хотел. Прости, пожалуйста! Прости! Это все из-за этого проклятого вора! Я не хотел! Ты же знаешь, на меня иногда находит. Прости, пожалуйста! Господи, у тебя кровь!

   Из ее левой ноздри действительно текла кровь, но лицо было совершенно спокойным - словно застывшим. Прикоснувшись к носу, она взглянула на руку и выпрямилась, наклонившись вперед.

   - Полотенце, - это было первое слово, произнесенное ею с момента удара. - В ванной... намочи. И не выпускай собак.

   - Да, конечно, я сейчас, - Виктор сорвался с места, устремившись куда-то в невидимую Теду часть комнаты - очевидно, там была еще одна дверь. Отсутствовал он минуты две - все это время девушка сидела неподвижно, наклонившись вперед и изредка вытирая ладонью кровь, продолжавшую капать из носа.

   Наконец Виктор вернулся, сжимая в руках полотенце, и попытался вытереть ей лицо. При первом же его движении она, отстранившись, забрала у него полотенце.

   - Дай... я сама, - приложила полотенце к левой стороне лица, сказала сквозь него невнятно: - Повесь, пожалуйста, мое платье в шкаф, - и, опустив руки, добавила: - Сегодня мы уж точно на бал не поедем.

   В последних словах чувствовалась горечь и злая ирония. Теду показалось, что лицо Виктора, до сих пор бледное, опять начало краснеть. Встав, он на секунду исчез из поля зрения, тут же прошел в дальний конец комнаты, держа в руках что-то светлое, и, вернувшись, остановился перед девушкой, глядя на нее сверху вниз.

   - Он успел что-нибудь украсть? - спросила она, по-прежнему прижимая полотенце к лицу.

   - Пока не знаю, - коротко и отрывисто ответил Виктор. - Ладно, я пойду посмотрю... что там, - по тону чувствовалось, что приступ раскаяния уже прошел и он опять начинает злиться. Больше не сказав ни слова, он развернулся и направился к двери.

   Когда щелкнул замок, девушка не шевельнулась - лишь медленно повернула голову в сторону Теда и снова приложила палец к губам. Встала, вышла в невидимую дверь и через минуту появилась с собачонкой на руках - той самой левреткой, желтой и тощей.

   Снова устроилась на кушетке, одной рукой прижимая к себе собачку, а другой периодически прикладывая к лицу все то же заляпанное кровью полотенце, хотя кровь уже не текла - очевидно, от прикосновения холодной влажной ткани ей просто было не так больно. Даже издалека Тед видел, что ее левый глаз заплыл и почти не открывался, а губа слева распухла, сделав четко очерченный рот нелепо перекошенным.

***

Стук прозвучал примерно через четверть часа - так неожиданно, что Тед даже вздрогнул. Крикнув: "Я слышу!", девушка медленно встала и, не выпуская из рук собачку, пошла открывать.

   Это снова оказался Виктор, только на этот раз без пиджака и с миской в руках. Слегка, но различимо нахмурившись при виде собачонки, он прошел к кушетке и поставил миску на низенький столик, сочтя нужным объяснить:

   - Я тебе лед принес. Приложи - быстрее пройдет.

   Кивнув, девушка посадила собаку на кушетку и сказав ей: "Сидеть!" взяла пригоршню льда и ссыпала в полотенце. Приложила этот импровизированный компресс к лицу - Виктор молча стоял на середине комнаты, сунув руки в карманы, и наблюдал за ней - и спросила:

   - Ты уже вызвал полицию?

   - Нет. Не стоит - он ничего не успел украсть, - он говорил с виноватым раздражением, словно злясь, что ему приходится расписываться в собственной неудаче. - Он даже не успел открыть сейф, хотя пытался. Наверное, думал, что там деньги. Мы обыскали весь дом - его нигде нет, зато окно в моей спальне нараспашку... и в комнате твоей мамы - тоже.

   - Это же второй этаж? - в ее голосе послышалось удивление.

   Разговор чем дальше тем больше напоминал обычную легкую беседу двух людей - словно эта самая девушка всего полчаса назад не лежала, скорчившись на ковре, словно лицо ее не было до сих пор распухшим от удара Виктора.

   - Воры бывают очень ловкими. Я скажу Лере, чтобы он завтра же заказал сигнализацию на окна.

   - Пожалуй, стоит.

   - Сказать, чтобы тебе принесли ужин?

   - Не сейчас, через полчаса. Я еще немного полежу со льдом...

   - Хорошо, я скажу, - и, уже направляясь к двери, он обернулся и добавил: - Извини, что так получилось... и с балом тоже.

   Девушка вздохнула и кивнула, заворачивая в окровавленное полотенце новую порцию льда.

***

На этот раз, стоило Виктору выйти, как она подошла к входной двери и заперла ее на задвижку. С минуту постояла, прислушиваясь, и, решительно обернувшись, направилась к Теду. Еще мгновение - и дверь перед ним наконец распахнулась.

   - Можешь выходить.

   Попытавшись выпрямиться, он чуть не вскрикнул от резкой боли, вспыхнувшей в груди. На несколько секунд придержал дыхание и вновь попробовал встать, медленно и осторожно, придерживаясь за стену. На этот раз удалось.

   Дверь находилась сантиметов на тридцать выше пола - он аккуратно слез, не рискуя спрыгивать, сделал шаг вперед и, услышав тихий щелчок, обернулся. Снаружи это выглядело как зеркало - большое, старинное, в резной раме красного дерева. Дырочки, в которые он смотрел, очевидно скрывались в этой резьбе.

   - Проходи, располагайся, - девушка кивнула на миску со льдом и полотенце, - тебе это тоже, наверное, пригодится.

   Подойдя, Тед захватил кубик льда, кинул в рот - очень хотелось пить - и сел в кресло, незаметно осматриваясь.

   - Пока тебе придется побыть здесь, а ночью я тебя выпущу, - сказала девушка, не оборачиваясь - она возилась с большим вделанным в стену телевизором. Нашла канал, где показывали какой-то исторический фильм, сделала погромче, буркнула себе под нос: "Вот так!" и открыла большую двустворчатую дверь - ту самую, которую он не мог увидеть из своего убежища за зеркалом.

   Оттуда сразу вылетели две собаки, и, увидев Теда, подбежали к нему. Но он не слишком заинтересовал их - покрутившись вокруг и потянув носами воздух, они устремились ко входной двери, прихватив с собой и левретку, до сих пор сидевшую на кушетке. Девушка напряженно следила за ними, и стоило им вернуться к ней, заметно успокоилась.

   - Если хочешь умыться - ванна там, - кивнула она на двустворчатую дверь.

   За дверью оказалась спальня: широкая кровать, огромный, явно антикварный трельяж с парой таких же табуреток, тумбочка и - единственная современная вещь - еще один телевизор, поменьше. Рассматривать все как следует было неудобно - не дай бог, еще подумает, что он собирается у нее что-нибудь украсть! - поэтому Тед быстро прошел к двери в дальнем углу спальни.

   Умывшись, он посмотрел на себя в зеркало - как ни странно, заметных повреждений было не так уж и много. Кожа на скуле рассечена, но кровь уже запеклась. Щека распухла, глаз заплыл, шевелить челюстью было больновато - но в целом лучше, чем он мог предполагать. Хуже обстояло дело с ребрами - при каждом неловком движении грудь пронзал приступ боли.

***

К его возвращению в круглую комнату девушка уже успела устроиться в кресле с двумя собаками на коленях и бокалом в руке. Третья собака - фокстерьер - свернулась на кушетке. Перехватив взгляд Теда, устремленный на бокал, она кивнула на небольшой темно-красный шкафчик с инкрустацией, стоящий под телевизором.

   - Там, слева. Только пей из круглого стакана.

   Это оказался мини-бар - с подсветкой, зеркальной задней стенкой и встроенным внутрь холодильником. Правда, спиртного, кроме пары бутылок белого легкого вина, там не наблюдалось. Только соки, несколько бутылочек содовой, еще какая-то газировка - и целый ряд бокалов и стаканов. Тед выбрал из них наиболее отвечающий определению "круглый": толстую хрустальную сферу, издалека продемонстрировал девушке - кивком она подтвердила, что выбор правильный. Наливая себе содовую, он услышал со спины:

   - Так значит, ты вор?

   На мгновение он замер, не зная, что отвечать, потом, не оборачиваясь, пожал плечами - пусть понимает, как хочет. Вернулся в кресло напротив нее и осторожно устроился, стараясь подобрать такое положение, чтобы боль в груди снизилась хотя бы до приемлемого уровня. Похоже, девушка заметила выступившую у него на лбу испарину, потому что достала из кармана халата пузырек с таблетками и протянула через столик.

   - Прими, это поможет.

   Тед нерешительно взял пузырек, вопросительно поднял глаза - она поняла и ответила:

   - Это обезболивающее. Ты действительно влез в окно второго этажа?

   - Да.

   - Значит, с первого этажа сможешь слезть?

   - Постараюсь, - усмехнулся он, подумав, что это будет весьма болезненным мероприятием в его нынешнем состоянии.

   Молча, маленькими глоточками отхлебывая вино, девушка пристально наблюдала за тем, как он проглотил таблетку, запил содовой и вернул ей пузырек. Теду было не слишком уютно под взглядом этих темных глаз - тем более что не находилось ответа ни на один из тех вопросов, которые возникали у него.

   Кто она? Почему спасла его? И странное поведение Виктора - что связывает ее с ним? Спросить? Или промолчать - какое ему дело до чужой жизни?

   Неожиданно раздался странный звук, похожий на чириканье. Тед вздрогнул, не сразу поняв, что это всего лишь телефон, стоящий на полу у кушетки.

   - Да? - отозвалась девушка, втащив аппарат себе на колени. - Да, Жанин, уже можно, спасибо. И попросите, пожалуйста, Робера подняться ко мне - скажите, что я хочу, чтобы он погулял с собаками... Нет-нет, все нормально... Да, - повесив трубку, она встала и обернулась к Теду: - Придется еще немного посидеть там, - кивнула на зеркало.

   Казалось, она чуть ли не извиняется перед ним за причиняемое неудобство. Несмотря на то, что держалась девушка безразлично-непринужденно, ему было очевидно, что ей неловко и не по себе - а возможно, даже страшновато.

   Тед безропотно встал и подошел к потайной двери. Как она открывается, он так и не понял. Девушка скользнула рукой по резьбе - одно короткое движение, и перед ним распахнулся темный проем.

   На этот раз ждать пришлось недолго - через пару минут во входную дверь постучали, и он привычно прильнул глазом к отверстию, наблюдая.

   Это оказалась худая женщина средних лет с подносом. Пройдя в комнату и поставив поднос на столик, она осмотрелась, взяла миску с водой, оставшейся от льда, и окровавленное полотенце, но не ушла, а остановилась с явным намерением поговорить.Собственно, разговор начался с момента, когда она появилась в дверях, и сводился к монологу.

   Основной темой был "ужасный преступник - это просто какой-то кошмар", а также неудачное падение "бедненькой мадемуазель Рене", которая "опять поскользнулась!" и то, как "наш месье Виктор" сегодня переживал по этому поводу - "аж побледнел - ну, это понятно..."

   На этом месте девушка прервала монолог, спросив, сказали ли Роберу про собак. Появившийся в дверях немолодой коротышка сделал ответ ненужным. С одного взгляда оценив ситуацию, он сообщил Жанин, что слышал, как на кухне звонил телефон - возможно, месье Виктор хочет кофе? - женщину как ветром сдуло.

   Пройдя в комнату, Робер взял откуда-то поводки и начал нацеплять их на собак, которые явно обрадовались его приходу - начали подпрыгивать и отталкивать друг друга. В сторону девушки, молча стоявшей у камина, он не смотрел. Она заговорила сама:

   - Про телефон - соврал?

   - Само собой. Я же видел, что вы уже готовы ей эту миску на голову надеть, - буркнул он. Нацепил последний поводок, помедлил и спросил: - Опять?

   - Да, - она вздохнула и пожала плечами.

   - Да что же это такое... - подойдя к ней ближе, он бросил пристальный взгляд на ее распухший глаз.

   Она снова вздохнула и похлопала его по плечу.

   - Ладно... погуляй минут сорок и... ничего, как-нибудь...

***

На этот раз девушка выпустила Теда почти сразу. Обезболивающее подействовало, и вылезал он с меньшими усилиями, чем в первый раз.

   Хотя она приглашающе кивнула на стол с подносом, Тед остановился у камина, глядя на нее.

   - И часто он так? - этот вопрос вырвался у него сам.

   Девушка вскинула голову, слегка приподняв бровь и всем видом показывая, что он допустил вопиющую бестактность. Кажется, она даже собиралась сделать вид, что не услышала вопроса - села в кресло, снова указала на поднос:

   - Угощайся! - но неожиданно вздохнула, устало махнула рукой и ответила: - Нет, не очень. За последние полгода - четвертый раз.

   - И ты продолжаешь с ним жить?

   - Может, хватит? Еще ты тут будешь... - в ее дрожащем голосе Теду послышалась злость и боль. На секунду ему показалось, что сейчас она расплачется - но вместо этого девушка плотно сжала губы, глубоко вдохнула и сказала прежним вежливым тоном: - Поужинай, пока совсем не остыло.

   Тед до сих пор не решил для себя, как к ней обращаться - на "ты" или на "вы", но поскольку она упорно говорила ему "ты", то и он решил действовать так же.

   - А ты?

   - Не хочется.

   - Извини... - сказал он и, когда она удивленно вскинула на него глаза, пояснил: - Это все из-за меня вышло, а теперь я к тебе еще с дурацкими вопросами лезу. Давай-ка вместе поедим. Хочешь, я тебе вина налью?

   Неожиданно девушка улыбнулась - правда, не слишком весело и чуточку виновато - но все-таки улыбнулась. В тот же миг и до него дошел комизм ситуации: находясь у нее дома, он - вор, только что пойманный на месте преступления - великодушно предлагает угостить хозяйку ее же собственным вином!

   Ела она неохотно и медленно, хотя еды была вкусная. Салат, несколько ломтиков паштета, жареная картошка на нагретой подставке, накрытая блестящей крышкой с дырочками, соус, пара булочек, кусок дыни, нарезанный тонкими ломтиками, тарелочка с сыром, вазочка с шоколадным печеньем - и толстый керамический кофейник, полный горячего кофе.

   Едва ли кто-нибудь мог рассчитывать, что такая хрупкая девушка справится со всем этим изобилием, но когда Тед спросил, не возникнут ли подозрения, если будет съедено слишком много, она отмахнулась, пояснив одним словом:

   - Собаки! - прислушалась и добавила: - Робер их скоро приведет, так что, когда он постучит, тебе снова придется... туда, - кивнула на зеркало.

***

Стук раздался, когда они уже собирались приступить к кофе. По дороге девушка быстро открыла потайной ход, впустила Теда, захлопнула и пошла дальше к двери.

   Это действительно были собаки. На этот раз Робер не стал разговаривать - только спросил, не надо ли еще чего, услышав отрицательный ответ, пожелал спокойной ночи и ушел.

   Не прошло и минуты, как Тед уже был на свободе. Вместо того, чтобы вернуться к столу, он остался у зеркала, пытаясь понять, как же все-таки оно открывается. Ощупал раму, участок стены вокруг - все выглядело совершенно монолитным и не вызывало ни малейшего подозрения.

   - Не мучайся, - посоветовала девушка, снимая с собак поводки. - Если не знаешь - не найдешь.

   Бросив бесплодные попытки, Тед вернулся к столу и налил себе кофе - все в тот же круглый стакан.

   - Я просто хочу на всякий случай знать - мне же наверняка скоро снова понадобится туда лезть.

   Это была всего лишь шутка, но она ответила вполне серьезно:

   - Нет. Теперь не скоро, только ночью. Я перед тем, как тебя выпустить, пойду разведать обстановку - вот тогда.

   - Думаешь, больше никто не придет? - спросил он уже всерьез.

   Он просто спросил, на всякий случай - и только увидев застывшее лицо и плотно сжавшиеся губы девушки, понял, что она увидела в этом вопросе нечто другое.

   - Тебе так упорно хочется знать - спит со мной Виктор или нет? - в ее голосе снова послышалась горечь. Тед не успел возразить, объяснить, что он не это имел в виду, как она уже ответила: - Нет. Я его в этом отношении... совершенно не интересую.

   - Тебя это огорчает?

   - Ну что ты все спрашиваешь?! - взорвалась она. - Ты же даже имени моего не знаешь - зачем все эти вопросы? Ты что, собираешься продать эту историю какой-нибудь газете?

   Ей было плохо - очень плохо, он это уже понял. Она злилась на его вопросы - может быть, потому, что они ударяли в самые больные места - а сама не могла не думать о том же, неприятном и болезненном, как человек, машинально сдирающий ногтями полузажившую ссадину.

   - Тебя зовут Рене, - сказал Тед и на ее вопросительный взгляд пояснил: - я слышал, что тебя так называли. И я не собираюсь ничего никому продавать - просто спросил, и все. Не сидеть же молча весь вечер, - улыбнулся. - Если хочешь - тоже можешь меня о чем нибудь спросить. Так - для разговора.

   - И ты ответишь?

   - Возможно, - он снова улыбнулся.

   Девушка вздохнула.

   - Как тебя хоть зовут-то?

   - Тед.

   - Врешь, небось?

   - Почему это? - он даже обиделся.

   - Ты же француз. А имя...

   - Мой отец был американец.

   - А-а.

   Беседа снова увяла. Некоторое время они молчали, прихлебывая полуостывший кофе - хоть какое-то занятие.

   - Как ты себя чувствуешь? - наконец спросила она. Самая нейтральная тема: о погоде и о здоровье...

   - Спасибо. Хорошее обезболивающее, помогает.

   - Я тебе дам с собой еще несколько таблеток.

   - Спасибо, - повторил он.

   И снова молчание. Оно длилось довольно долго, пока Тед не сказал, сам не слишком понимая, почему так важно, чтобы она это узнала:

   - Рене, я не вор. - Девушка подняла голову и скорее недоверчиво, чем удивленно, взглянула на него. - Я... мне нужно было сфотографировать кое-какие документы из сейфа. Ну... меня наняли. Это моя работа.

   - Промышленный шпионаж? - поняла она сразу.

   - Да, в том числе, - он пожал плечами. - Я предпочитаю называться специалистом по особым поручениям. Нечто вроде частного детектива.

   - А какие именно документы? - судя по всему, она поверила.

   Он поколебался и все-таки решил ответить:

   - Договор о слиянии.

   - Кого с кем? - не отставала девушка.

   - "Солариум" - и "Релан".

   Очевидно, эти названия что-то значили для нее - она нахмурилась и застыла, задумчиво уставившись в пустую чашку. Потом, выйдя из оцепенения, подняла глаза.

   - Спасибо, - устало потерла ладонью левую щеку, припухшую и посиневшую, и усмехнулась. - Ну что же - для разговора, так для разговора... Виктор - мой жених.

   - Что?! - Тед не сразу понял, не сразу поверил - такой дикостью ему это почему-то показалось.

   - Будущей весной я выйду за него замуж, - пояснила она - спокойно, как нечто само собой разумеющееся.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   Главной в семье была бабушка - это Рене знала с детства. Но еще главнее была фирма. Ей служили все - и папа, и мама, и бабушка.

   Бабушка была президентом фирмы "Солариум", которую основал еще ее прапрапрадед - правда, тогда она именовалась "Перро и сын" и состояла из пары небольших заводиков по производству благовоний. Название "Солариум" придумал отец бабушки, когда понял, что сына у него не будет и придется оставить все дочери. И никто не смог бы сказать, что она не оправдала доверия - именно при ней фирма приняла тот вид, который имела сейчас: огромный косметический концерн с филиалами во многих странах.

   Отца Рене почти не видела - он постоянно находился в разъездах, а приезжая - работал с утра до ночи. Маму - чаще. Иногда она заходила поцеловать дочку перед сном - прекрасное видение, пахнущее духами. Читая сказки, Рене всегда представляла себе принцесс и королев похожими на нее.

   Больше всего времени Рене проводила с бабушкой. Конечно, ей и в голову не пришло бы попросить бабушку погулять с ней или рассказать сказку - для этого была гувернантка. Зато уже лет с пяти Рене знала, что может, когда бабушка работает дома, в своем кабинете, находиться там - при условии, конечно, что будет молчать и не мешать.

   Часами девочка тихо сидела в огромном кресле, как правило в обнимку с какой-нибудь собачонкой - бабушка любила маленьких собачек - пока за ней не приходила гувернантка.

***

Когда Рене было одиннадцать лет, самолет ее отца разбился над Пиренеями. После этого бабушка была вынуждена передать многие его полномочия невестке, которую всю жизнь недолюбливала. Дело есть дело и "остальные еще хуже", как она однажды сказала, имея в виду прочих родственников.

   К этому времени Рене начала ходить в школу. Точнее, ездить - школа находилась на другом конце Цюриха. Правда, мама считала, что дочке надо начинать прививать "навыки светского общения", и настаивала на закрытой частной школе, в которой училась когда-то сама, но бабушка, не скрывая, что надеется когда-нибудь увидеть Рене в своем кресле, решила, что для внучки целесообразнее жить дома и заниматься по специально разработанной для нее дополнительной программе обучения, включающей в себя основы менеджмента, права и бухгалтерии.

   Никто не спрашивал, чего хочет сама Рене - это само собой разумелось, тем более, что по мнению бабушки, в отличие от матери, у нее была "деловая хватка". Впрочем, Рене была послушной девочкой и с детства понимала, в чем ее долг перед фирмой: во-первых, стать хорошим руководителем, а для этого как следует учиться, а во-вторых - когда-нибудь выйти замуж, родить и воспитать наследника.

***

Планам бабушки не суждено было осуществиться - она умерла, когда Рене едва исполнилось пятнадцать, от инсульта, после которого прожила всего несколько дней.

   Через два месяца девочку отправили в закрытую школу. Единственное, что ей удалось отстоять, это своих собак - желтенькую левретку Нелли и двух полугодовалых щенков-терьеров - Тэвиша и Снапа, которых собирались после ее отъезда отправить в приют. Мать, обремененная свалившейся на нее ответственностью, в конце концов разрешила дочери взять их с собой - главное, чтобы не путались под ногами.

   Помимо обычных наук, в этой школе девочек обучали и еще одному очень важному искусству - быть светской женщиной. Выпускница с легкостью могла организовать банкет на сто персон и выступать в роли хозяйки, умела одеваться и подбирать аксессуары, подходящие к любому случаю, а главное - соответственно вести себя. Основное правило гласило: "На лице светской женщины должны быть только те эмоции, которые положено видеть окружающим", плакать или громко смеяться - это дурной тон.

   В школе Рене нравилось - ей всегда, с детства, нравилось учиться. Как и все, она ходила на тайные ночные сборища в чьей-нибудь комнате, где верхом шика было выкурить запрещенную в школе сигарету (иногда - о ужас! - с марихуаной) или выпить пару коктейлей, ездила с появившимися у нее подругами на вечеринки и танцы - и, как и все, целовалась с мальчишками, уединившись в каком-нибудь уголке во время вечеринки. Не потому, что этого так уж хотелось, а потому, что так делали все - и потом по секрету хвастались своими "победами" перед подругами.

   Впрочем, особым успехом у противоположного пола она не пользовалась. Не очень красивая, слишком серьезная, а главное - в ней не чувствовалось того невидимого, но ясно различимого любой особью мужского рода призыва, который и делает девушек привлекательными в глазах их сверстников.

   Рене еще не исполнилось восемнадцати, когда, приехав домой на каникулы, она впервые увидела Виктора Торрини - человека, который всего за год из младшего менеджера отдела рекламы стал референтом и правой рукой ее матери. Возможно, бабушка была права - матери действительно недоставало деловой хватки - зато она сумела найти человека, у которого этой хватки было с избытком.

   Он почти каждый день бывал у них в доме, и то, что для матери стал не только референтом, Рене поняла почти сразу. Саму Рене он почти не замечал, ограничиваясь формальным приветствием и иногда двумя-тремя репликами в застольной светской беседе.

***

Незадолго до выпускных экзаменов Рене спешно вызвали домой. Войдя в кабинет матери, она сразу поняла, что случилось что-то страшное - ее мама, всегда такая молодая и красивая, за несколько месяцев исхудала и постарела лет на двадцать.

   Приговор врачей был беспощаден - рак груди с метастазами в легких. Еще полгода назад операция могла бы спасти ей жизнь - но сейчас уже была бесполезна. Хорошо зная мать, Рене понимала, что та предпочла бы смерть подобной операции - и, скорее всего, тщательно скрывала от окружающих болезненные симптомы, пока не стало слишком поздно.

   Фирма находилась в процессе реорганизации, тщательно подготовленной и продуманной Виктором и требовавшей крупных капиталовложений. Своих капиталов у фирмы не хватало, и в банках были взяты краткосрочные кредиты, которые продлевались по мере необходимости. Но в случае внезапной смены руководства банки могли отказать в дальнейшем кредитовании - это было очевидно, так же как и то, что мадам Перро не проживет больше полугода. Значит, за это время следовало найти другого руководителя, чья кандидатура была бы приемлемой для банков, и при этом способного продолжить реорганизацию.

   Виктор, разумеется, удовлетворял всем этим требованиям, но "Солариум" был семейным предприятием и возглавлять его мог только член семьи. Поэтому оставался только один выход - Рене должна была выйти за него замуж.

   Впрочем, пока что достаточно было ограничиться помолвкой, о которой следовало объявить как можно быстрее - до того, как известие о смертельной болезни матери невесты просочится в прессу.

   Виктор тоже присутствовал при разговоре - молча стоял лицом к окну и барабанил пальцами по подоконнику. Рене сразу поняла, что ему не по себе и он не слишком рад возникшей ситуации. На мгновение в ней даже проснулось сочувствие к человеку, который попал в ту же ловушку, что и она, но главное, что Рене почувствовала в тот миг - это ужас, желание убежать, забиться в какой-нибудь угол, расплакаться - и, может быть, проснуться и понять, что все это было только страшным сном, кошмаром, который не имеет ничего общего с реальностью...

   Неделю она провела дома: принимала поздравления, подписывала необходимые документы, с улыбкой фотографировалась для прессы - и только по ночам, закрывшись у себя в комнате и уткнувшись лицом в теплую собачью шерсть, давала волю слезам. Только с ними можно было быть самой собой - они не могли говорить, но сочувствовали и понимали, как ей плохо.

   Через неделю она вернулась в школу - уже официальной невестой Виктора Торрини - чтобы сдать выпускные экзамены и выслушать многочисленные (и не всегда искренние) поздравления подруг. Такой красавец-жених, как Виктор, не мог не вызвать их зависти.

   Самой Рене казалось, что ее жизнь кончается - точнее, уже кончена. Раньше, как и большинство девушек, она мечтала, что когда-нибудь выйдет замуж, и надеялась, что найдется кто-то, кому будет интересна она - не бесплатное приложение к фирме, не наследница - а она сама, Рене Перро. Но теперь всем этим мечтам пришел конец: то, что происходило, было сделкой - всего лишь сделкой, призванной обеспечить безопасность и процветание фирмы.

   Когда она вернулась домой, Виктор уже жил там, заняв комнаты ее отца, примыкавшие к кабинету. Было решено, что до замужества она будет продолжать жить у себя - на третьем этаже, в бывшей детской - а потом переберется этажом ниже, в апартаменты, которые когда-то занимала ее мать.

   Мама к тому времени была уже в больнице. Она прожила еще две недели, почти не приходя в себя - для того, чтобы уменьшить боль, требовались все увеличивающиеся дозы наркотиков.

   На похоронах они стояли рядом, принимая соболезнования - высокий мрачноватый красавец и худенькая девушка в трауре.

***

Они жили в одном доме, но мало общались - Виктор был занят делами фирмы, а Рене предпочитала сидеть у себя в комнатах, в своем маленьком мирке, где жили ее собаки, стояли книги, знакомые с детства, играл телевизор, где все было мирно и уютно. Встречались они лишь за ужином, кроме тех уик-эндов - раз в две-три недели - когда он уезжал к своей матери, живущей где-то на юге Италии.

   Рене могла бы привязаться к нему, даже полюбить - если бы он был добр к ней, проявил хоть малую толику интереса, сочувствия и понимания. Но она видела, что не интересует его ни как человек, ни как женщина - для него их отношения не были ничем, кроме сделки. Временами ей казалось, что она даже раздражает его, но на людях Виктор был неизменно вежлив и предупредителен.

   Естественно, она выполняла официальные функции хозяйки дома: сопровождала его на балы и различные мероприятия, устраивала приемы - но к делам фирмы ее больше не допускали. Когда она осмелилась спросить о подробностях реорганизации "Солариума", Виктор впервые ударил ее.

   Потом он долго просил прощения, каялся, обещал, что больше не будет - а у нее в душе было лишь чувство недоумения и безмерной обиды - даже не на него, а вообще: как же так, она все сделала правильно, она четко выполняет все условия соглашения!

   С тех пор раздражение, которое она в нем чувствовала, иногда прорывалось - в ответ на какое-то случайное слово, вопрос, поступок. Потом он извинялся, но больше не обещал, что не сделает этого снова.

   При людях Виктор никогда не позволил себе ни одного грубого слова или жеста - лишь несколько человек из прислуги догадывались, что "бедненькая мадемуазель Рене" не так уж неуклюжа и синяк на ее руке или лице вызван не ее собственной неловкостью...

***

Единственное, что давало ей силы жить - это сознание того, что она поступила правильно - так, как должна была поступить. А теперь этот долговязый француз своими дурацкими вопросами и замечаниями заставлял ее думать о том, о чем думать не следовало, чтобы не лишиться последней опоры.

   Почему она слушала его вопросы и отвечала на них - вместо того, чтобы просто оборвать разговор? И рассказывала ему то, чего не рассказывала никому и никогда, чего никто не должен был знать? Что в этом человеке было такого, что заставляло ее делать все это? Широкий рот, который охотно и часто расплывался в улыбке - так, что невольно хотелось улыбнуться ему в ответ? Сочувствие в голосе? Смешно: он - нищий, вор - сочувствовал ей!

   А может, это просто был первый и единственный человек, который прилепил ей на разбитое колено обслюнявленный листик подорожника?

ГЛАВА ПЯТАЯ

   - Ты с ума сошла! - наверное, он не должен был этого говорить, в конце концов, это ее дело - за кого выходить замуж. - Зачем ты это делаешь? Ты что, не понимаешь, кто он такой?

   - Он человек, который может возглавить "Солариум", - снова объяснила она. - Это главное.

   - Это главное? - переспросил Тед, сам не понимая, почему эти слова вызвали у него такой приступ ярости. - Это - главное? А ты, ты сама - ты что, побоку?

   - Я... - начала Рене - и запнулась, закрыв глаза. Что она хотела ответить? Что не все выходят замуж по любви, особенно среди людей ее круга? Что бывают разные обстоятельства, и не ему судить ее? Но вместо всего этого она только сказала - беспомощно, почти по-детски: - Я должна. Я обещала.

   Чего ему от нее надо? Ведь она все объяснила, все рассказала - зачем еще об этом говорить? Особенно когда так хочется плакать... Скорей бы он уже ушел!

   Она спасла его, как спасла бы собачонку, попавшую под машину - просто из нежелания видеть, что кому-то больно. А теперь он делал больно ей - и все никак не мог угомониться...

   - Так нужно... Сколько тебе лет?!

   - Двадцать.

   - Ты выглядишь младше. Там, в парке, я вообще подумал вначале, что тебе лет шестнадцать.

   Рене молча пожала плечами и вздохнула, сжав зубы - мало ему всего остального, так он еще и насчет ее внешности начал прохаживаться!

   - Да представь ты себе на секунду - год за годом, всю жизнь - вот так?! И знать, что уже никогда не будет лучше, и ждать, что в конце концов он тебя искалечит... или сведет с ума. Рене! Это же твоя жизнь - твоя собственная, единственная, которая у тебя есть и будет...

   Она почувствовала, что сейчас не выдержит и заревет - глупо, невоспитанно и некрасиво. Вскочила - так внезапно, что он, наконец, замолчал, и выкрикнула, забыв, что надо говорить тихо, чтобы не услышали:

   - Хватит! - выдохнула, вспомнила и продолжила тише - быстро, лихорадочно, уже не пытаясь скрыть дрожь в голосе и близкие слезы: - Лучше бы я не полезла спасать тебя. И вообще - лучше бы здесь был Виктор. Он, по крайней мере, ударит, извинится и уйдет - а ты тут... - договорить сил не было - слезы залили глаза, мешая смотреть. Выскочив из комнаты, она пронеслась через спальню, забилась в ванну и расплакалась уже по-настоящему, схватив первое попавшееся полотенце и вцепившись в него зубами, чтобы не было очень громко.

***

Стук в дверь раздался довольно скоро - тихий, еле слышный. Вздохнув, Рене сполоснула лицо, вытерла и щелкнула задвижкой.

   - Ну что еще?

   - Извини... - Тед сказал это и осекся, вспомнив ее слова: "ударит, извинится..." - Давай не будем больше об этом говорить. Пойдем, - взял ее за руку и повел, как маленькую, обратно в комнату.

   Довел, подтолкнул к креслу и неожиданно спросил:

   - У тебя ничего сладкого нет? - На ее удивленный сердитый взгляд пожал плечами. - Успокаивает хорошо.

   - В шкафчике, справа, - вздохнула Рене.

   В шкафчике оказался шоколадный ликер - густой и тягучий, как мед. Налив ей полную рюмку, он плеснул и себе, все в тот же неизменный круглый стакан.

   Внезапное легкое прикосновение сбоку заставило его вздрогнуть. Это была желтая тощая собачонка. Она стояла на задних лапах, опираясь на его колено и, вытянув длинный нос, принюхивалась, слегка поводя узкой головкой.

   Только усилием воли Тед сдержал желание смахнуть ее со своего колена - или хотя бы вскочить и убраться подальше. Очевидно, выражение легкой паники все же промелькнуло на его лице, потому что девушка улыбнулась.

   - Она не кусается.

   - А чего ей надо? - спросил он - собачонка упорно не уходила.

   - Она шоколад любит.

   Тед с радостью готов был отдать собаке хоть всю бутылку - лишь бы она отодвинулась. Или, может, налить ей в тарелку?

   - Макни палец и дай ей облизать, - разрешила его сомнения Рене, - с нее хватит.

   Это предложение не показалось ему привлекательным, и, судя по всему, она сразу поняла это, потому что сама макнула палец в рюмку и опустила вниз, позвав: "Нелли!" Собачонка бросилась к ней и торопливо, трясясь от волнения, заработала языком.

   - Ты не любишь собак? - спросила Рене, поворачивая палец так, чтобы собачке было удобно.

   - Да нет, не то, чтобы не люблю, - Тед не знал, как ответить, чтобы не пасть слишком низко в ее глазах. Решил, что лучше сказать правду, вздохнул и смущенно пробормотал: - Меня в детстве собака... дог здоровенный... В общем, я их до сих пор немного... вроде как боюсь.

   - Покусал, что ли? - в голосе Рене послышалось сочувствие.

   - Да нет, - махнул он рукой. - Просто лапами по земле валял и встать не давал. И дышал прямо в лицо... пастью. Я потом заикался долго - даже в школе дразнили.

   Тед не стал добавлять остальных пикантных подробностей: что этот огромный, черный и гладкий пес, судя по откровенным телодвижениям, явно принял его за сучку. И - самое неприятное - как он обделался со страху, а потом бежал домой, зареванный и в мокрых штанах, и старшеклассники, затеявшие всю эту забаву, хохотали и показывали пальцами ему вслед.

   Наверное, не стоило вообще об этом рассказывать - теперь было жутко стыдно.

   - А я змей боюсь, - неожиданно сказала Рене, - и угрей.

   - Кого? - не понял он.

   - Угрей... и миног тоже. У нас в Дерривале их очень много. Их там ловят и коптят. Так даже когда они копченые в кладовой висели, я туда заходить в детстве боялась.

   - А Дерриваль - это где?

   - Это наше поместье, недалеко от Ниццы. Там еще цветы выращивают. Раньше я туда каждый год ездила на каникулы.

   - А теперь?

   Тед пожалел, что спросил - ее лицо, только украсившееся теплой улыбкой, снова помрачнело.

   - А теперь... я не знаю, что будет теперь. Виктор никуда меня одну не отпускает.

   Это имя, сорвавшееся с ее губ, заставило их обоих обрести чувство реальности. Только что они мирно болтали - два человека, которые, возможно, при других обстоятельствах могли бы стать друзьями. Но теперь они вспомнили, что свело их вместе в этой комнате.

   Рене взглянула на часы.

   - Минут через двадцать я схожу посмотрю... - встала, подошла к бюро и пошарила в ящике, вернулась и положила на стол пузырек.

   - Возьми. Тут еще несколько таблеток. Одной хватает часов на восемь.

   - Спасибо, - он потянулся к таблеткам, сунул в карман - от этого движения успокоившиеся было ребра снова заныли.

   Она снова отошла к бюро и нерешительно спросила:

   - Может, тебе деньги нужны?

   - Перестань!

   - Извини... - вздохнула и вернулась в кресло.

   Несколько минут они молча сидели, не зная, что еще сказать.

   - Рене! - наконец решился он прервать эту давящую тишину.

   - Не надо... Если ты снова об этом - то не надо!

   - Нет. Я хотел тебе оставить свой телефон. Если тебе когда-нибудь потребуется помощь... любая помощь - позвони мне!

   Не дожидаясь, пока она откажется, Тед вскочил и шагнул к бюро. Нашел какую-то тетрадь с формулами и на одной из страниц, прямо между ровными синими строчками, чуть наискосок вписал карандашом несколько цифр.

   - Это телефон в Париже. Там автоответчик. Я каждый день его проверяю, - он говорил быстро, не давая ей возможности вставить что-нибудь вроде "Не стоит" или "Ни к чему".

   Но вместо этого Рене только спросила:

   - Ты в Париже живешь?

   - Да. Но если ты позвонишь - я приеду, очень скоро.

   - Спасибо, - неожиданно она улыбнулась своей обычной, не очень веселой и немного виноватой улыбкой. - А знаешь, если бы обстоятельства сложились иначе, я бы сейчас тоже жила в Париже и училась в Сорбонне, - вздохнула и решительно встала. - Ладно, я пойду проверять. А тебе придется... - кивнула на потайную дверь.

   Опередив ее, Тед подошел к зеркалу и снова начал ощупывать раму, пытаясь все-таки разобраться в ее секрете. Но Рене оказалась права - даже зная, что запор где-то здесь, найти его самому было невозможно.

   Рене молча наблюдала за его действиями и улыбнулась, когда он, отступив от зеркала, вопросительно взглянул на нее.

   - Никак?

   Тед покачал головой.

   - Смотри, - она протянула руку к одному из резных цветков, - нужно нажать серединку и двумя пальцами совместить вот эти два лепестка, - шевельнула левой рукой - дверь тут же приоткрылась. - Прошу! - сделала жест в сторону открывшегося проема.

   - А обратно? - осмелился спросить он.

   Она показала на небольшую, почти незаметную выпуклость на стене проема.

   - Это кнопка. Нажать и откроется.

   Дождалась, пока он влезет и усядется, прикрыла дверь, позвала одну из собачонок - черную, лохматую - и вместе с ней выскользнула из комнаты.

***

Отсутствовала она довольно долго, и Тед уже начал беспокоиться, прислушиваясь и поглядывая на часы. Но первыми ее шаги услышал не он, а собаки, которые насторожились, подбежали к двери - и через минуту еле слышно щелкнул замок.

   Рене вошла с большой кружкой в руке и толстой книгой подмышкой. Поставила кружку на столик у двери, заперла задвижку и негромко сказала:

   - Вылезай, все в порядке!

   Он попытался нащупать кнопку, но она уже открыла дверь снаружи. Выпрыгнув и скривившись от напомнивших о себе ребер, Тед закрыл за собой зеркало и попытался открыть его снова, нажав на цветок - дверь послушно распахнулась.

   - Этому запору почти двести лет, и он до сих пор работает, как часы! - похвасталась Рене, заметив его манипуляции.

   - А Виктор про это не знает?

   - Никто не знает. Мне бабушка показала и велела никому - даже маме - не говорить. Мне тогда было лет тринадцать, - она улыбнулась, - и я страшно гордилась, что у нас с ней общая тайна есть, - вздохнула и лицо ее стало серьезным, а тон - деловитым: - В доме все спят. Я проверила: походила по первому этажу, сварила на кухне какао, - кивнула на кружку, - зашла в библиотеку - везде все тихо.

   - Тебя никто не заметил?

   - Нет. А даже и заметили бы, так ничего - я часто поздно не сплю. Но там никого нет, я специально Тэвиша с собой взяла на всякий случай. Он бы точно услышал.

   Тед понял, что под Тэвишем Рене подразумевала черную собачонку.

   - Ну, и... что теперь?

   - Сейчас мы спустимся вниз, в библиотеку. Крайнее правое окно не заперто. Вылезешь и прикроешь за собой створки, только быстро - дверь в коридор не запирается. А я, когда увижу, что все нормально, вернусь наверх, минуты через три уже открыто спущусь, как будто книгу не ту взяла, и запру окно.

   - У вас ночью во дворе кто-нибудь дежурит?

   - Обычно нет. Но сегодня... Виктор мог попросить Рейни.

   - Ладно... справлюсь.

   - Я пойду переодеваться, - не дожидаясь ответа, она встала и скрылась в спальне.

   Тед подошел к окну и вгляделся в темноту, пытаясь еще раз прикинуть, нет ли каких-то пробелов в ее плане. Бросил короткий взгляд на книгу, лежащую на столике. Агата Кристи... Похоже, девочка начиталась детективов и неплохо претворяет прочитанное в жизнь.

   Наверное, Джеймс Бонд в такой ситуации не стал бы полагаться на план, придуманный молоденькой неопытной девчонкой. Хотя ни один супермен не стал бы и валиться, как кегля, под ударами Виктора - один-два приема, и этот самодовольный красавчик ползал бы по полу и просил пощады!

   И супермен поперся бы сейчас за ней в спальню... Впрочем, Тед никогда не считал себя суперменом - да и в спальне его никто не ждал. Что-что, а почувствовать, когда женщина не против подобного визита, он мог не хуже Джеймса Бонда... Черт возьми, откуда в голове взялся и крутится этот дурацкий Джеймс Бонд?

   Рене вернулась, снова в спортивном костюме - подошла к окну, тоже посмотрела в темноту и коротко спросила:

   - Ну, ты готов?

   - Да.

   Она пошла к потайной двери.

   - Подожди минутку! - позвал Тед и, когда она обернулась, попросил: - Когда ты закроешь окно и окончательно поднимешься к себе наверх, погаси, пожалуйста, свет в башне - чтобы я знал, что все прошло гладко и тебя не застукали.

   На ее сосредоточенном лице появилась тень прежней улыбки - возможно, она вспомнила какой-то детектив, или ей просто понравилось слово, не входящее в ее лексикон.

   - А я как узнаю, что тебя не... застукали?

   - Я на той стороне под фонарем помаячу.

   - Хорошо, - она кивнула и положила руку на резной цветок. - На лестнице разговаривать нельзя, так что если еще что-то хочешь сказать - говори сейчас.

   Что Тед мог сказать? Спасибо? Или что они больше никогда не увидятся - и он только сейчас это понял? Или "до свидания"? Все это прозвучало бы нелепо...

   - Рене... - он обещал больше не говорить об этом, понимал, что выглядит смешно и что его слова только расстроят ее и не в чем не убедят - и все-таки не смог удержаться, потому что знал, что другого шанса сказать ей это у него уже не будет, - подумай еще раз: ты же живая - настоящая, живая, нормальная девчонка. Ты еще можешь все исправить, все повернуть иначе. Не делай этого... Черт возьми, это нелепо, сейчас же не средневековье какое-то!

   Она не стала даже отвечать - просто нажала на цветок, и, когда зеркало открылось, шагнула внутрь.

***

На лестнице было абсолютно темно. Наверное, Рене боялась, что он споткнется, упадет и перебудит весь дом, потому что медленно шла впереди, держа его за руку и изредка командовала шепотом:

   - Тут площадка!... Снова ступеньки!... Осторожно!

   Лестница казалась бесконечной - Тед насчитал семьдесят три ступеньки с одной площадкой, действительно чуть не споткнулся, хотел продолжить счет, но тут Рене, сжав его руку, шепнула: - Стой! - и, после короткой паузы: - Пришли. Ты помнишь, правое окно!

   - Да.

   Она отпустила его, через секунду он увидел перед собой отблеск света и услышал:

   - Ну, давай! С богом!

   Протискиваясь мимо нее к выходу, Тед нащупал худенькое плечо и сжал, прощаясь.

***

Все прошло гладко - если не считать того, что переваливаясь через подоконник, он неловко повернулся и зашипел от боли в груди.

   Во дворе никого не было - слава богу, потому что перелезал Тед через стенку почти как девяностолетний старец, кряхтя и постанывая. Добрался до фонаря и замер в ожидании.

   "Средневековье..." - вспомнил он собственное выражение. Пожалуй, в этой истории и правда имелись все атрибуты средневекового романа: тайные проходы в стене, богатая наследница, по воле злых родителей выходящая замуж за ненавистного и жестокого жениха - как и полагается, зловещего брюнета. И, естественно, бедный благородный герой, проникший в замок через окно - в конце он обычно оказывался переодетым герцогом.

   Интересно, а герцогам когда-нибудь били морду - или только пронзали кинжалом (не до смерти, иначе не было бы поцелуя в диафрагму)?!

   Тед часто предавался подобным идиотским размышлениям - это помогало скрасить минуты, а иногда и часы ожидания, обычного для его работы. Но на этот раз ждать пришлось недолго - свет в башне третьего этажа внезапно погас.

   Перед тем, как выйти из-под фонаря, он махнул на прощание рукой, надеясь, что Рене все еще смотрит в окно.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Репортеры светской хроники толклись на ступеньках собора, дожидаясь торжественного выхода новобрачных. Присутствовали они здесь исключительно для проформы: ничего интересного не предвиделось, и те тридцать строк, что предполагалось отвести на свадьбу, были уже написаны. Всем было заранее известно и о роскошном платье невесты, заказанном у лучшего берлинского модельера, и о свадебном кольце с бриллиантом, ограненным "сердечком", и о том, что медовый месяц новобрачные собираются провести в Италии. Заранее был известен и список гостей. Конечно, оставалась еще эфемерная надежда, что случится что-либо неожиданное - например, кто-нибудь споткнется и сломает ногу или закатит скандал - но это было весьма сомнительно. До сих пор ни о женихе, ни о невесте не ходило никаких интересных - сиречь, скандальных - слухов. Правда, пару лет назад в прессу просочились намеки на романтические отношения между женихом и покойной матерью невесты - но это было так давно, что стало уже неактуальным.

   Поэтому, когда двери собора распахнулись и новобрачные вышли наружу, корреспонденты вздохнули с облегчением. Защелкали и застрекотали камеры, стремясь запечатлеть этот исторический момент.

   Невеста улыбалась, охотно откликаясь на просьбы фотографов повернуть голову в ту или иную сторону, жених, по своему обыкновению, был серьезен - впрочем, это ничуть не портило его мужественно-романтической внешности.

***

Он понял, что Рене заметила его: на секунду ее улыбка из светски-заученной стала живой, виноватой, почти жалобной. Она словно говорила: "Вот видишь, как получилось..." - или, может, это только показалось ему?

   Зачем он приехал? Всю дорогу Тед ругал себя за этот бессмысленный, дурацкий, сентиментальный жест, стоивший ему выгодного заказа и уймы бензина. Это было так же нелепо, как по три раза в день проверять автоответчик - что он, кстати, и делал весь последний месяц.

   Заметка о предстоящей свадьбе лежала на его столе уже давно, но сорвался он только в последний момент, сначала уговаривая себя, что давно собирался недельку отдохнуть - так почему бы не смотаться в Цюрих? - а потом просто торопясь, чтобы еще раз увидеть серьезные каштановые глаза и удивленно приподнятые ровные дужки бровей.

   Ну вот, увидел - она прошла совсем рядом, метрах в пяти, пару раз бросив на него взгляд. Теперь можно возвращаться домой...

   А на что он рассчитывал? Что она прямо тут, на ступенях собора, кинется к нему на шею с криком: "Увези меня отсюда!"? Тед усмехнулся - пожалуй, с таким пышным подолом она и не втиснулась бы в его "Рено".

***

Рене заметила его сразу, едва вышла из собора, и в первый момент не поверила своим глазам. Он - здесь? Откуда, почему? Но это был действительно Тед - он стоял, в светлом плаще и шляпе, прислонившись к колонне прямо за толпой репортеров.

   Улыбаясь окружающим, она снова украдкой взглянула в его сторону. Когда их глаза встретились, он коротким жестом приложил руку к шляпе, приветствуя ее.

   Все то время, что Рене шла по ступеням, ей мучительно хотелось обернуться и снова взглянуть на него, но когда ей удалось незаметно это сделать, там уже никого не было.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Даже в этом фешенебельном районе Мюнхена трудно было встретить второе подобное сооружение. Вилла из белого бетона, металла и стекла, непонятной формы - казалось, она пыталась приподняться над землей, подобно летающей тарелке, сверкая и переливаясь на солнце, как диковинная друза циклопических кристаллов.

   Ограда в том же стиле: белый бетон и блестящий металл - была сделана невысокой, чтобы прохожие могли любоваться великолепным строением. Правда, прохожих на улице практически не наблюдалось - то ли потому, что здешние обитатели предпочитали автомобили пешим прогулкам, то ли из-за неудачного времени: ни утро, ни вечер - три часа дня.

   Обнаружив рядом с калиткой в ограде кнопку звонка, Тед нажал и стал ждать, потом нажал еще раз. Наконец мужской голос из замаскированного динамика рявкнул:

   - Кто там?!

   - Я приехал к... - (как же ее назвать?) - ... к мадемуазель Рене, - (так, без фамилии, лучше всего).

   - Ждите, - отозвался голос.

   Ждать пришлось недолго - через минуту замок щелкнул и калитка приоткрылась. Дорожка из белоснежного сверкающего дробленого мрамора вела к двери виллы.

   Постучать Тед не успел - стоило ему подойти к двери, как она отворилась и на пороге вырос высокий крепкий парень в черных брюках и белой рубашке, с глубоко посаженными глазами под густыми белесыми бровями. Смерил его взглядом и отступил на шаг.

   - Проходите, пожалуйста. Госпожа баронесса сейчас вас примет. Сюда, пожалуйста, - голос у этого громилы оказался на удивление мягкий и вежливый.

   Препровожденный в комнату этажом выше, Тед отказался от предложенного ему лимонада и остановился у окна, разглядывая обстановку. Белые стены, светло-серая плитка на полу, стеклянный столик около двух белоснежных кожаных кресел - и единственное яркое пятно - красная керамическая ваза неправильной формы на узкой черной подставке. И цветы в ней - яркие, экзотические, сияющие и переливающиеся буйными красками.

   Они манили к себе и вызывали нестерпимое желание дотронуться, погладить пальцами непонятно из чего сделанные сверкающие лепестки. Оглянувшись, Тед подошел к ним, протянул руку - и в этот момент услышал сзади:

   - Нравится?

   В дверях стояла женщина - и какая женщина! Никто в здравом уме не назвал бы ее очаровательной - это слово здесь просто не подходило - но великолепная, роскошная, сногсшибательная! Даже без обуви она была бы, пожалуй, на сантиметр-два выше него, но сейчас ее ноги украшали босоножки: два золотистых ремешка без задника на высоком каблуке.

   Кроме босоножек, на ней был пестрый струящийся халатик без пуговиц, распахнутый спереди и не скрывавший ни безупречной кожи, ни великолепной фигуры, ни груди, обтянутой весьма открытым купальным костюмом. Роскошная грива золотистых волос, большие серо-голубые глаза, сильная линия челюсти и ярко накрашенный рот - чуть великоватый, но вполне подходящий ко всему остальному.

   - А... да, - ответил Тед, стараясь не слишком откровенно пялиться на нее. Впрочем, он сомневался, чтобы ее это обидело - она явно привыкла производить впечатление.

   - Это я сама делаю, - сообщила женщина, подойдя к креслу, и уселась, небрежно откинувшись на спинку - то, что халатик при этом совсем распахнулся, ее явно мало беспокоило, - из стекла. Это мое хобби.

   По-французски она говорила безупречно - если в речи и чувствовался акцент, то почти незаметный.

   - Я - баронесса фон Вальрехт. Чем обязана, месье... - в ее голосе послышался явный вопрос.

   - Я хотел бы видеть Рене... Перро, - Тед решил, что назвать Рене именно так будет правильнее.

   - Почему вы думаете, что она здесь? - это прозвучало легко и пренебрежительно, но без удивления человека, услышавшего совершенно незнакомое имя.

   - Она дала мне этот адрес.

   - Когда? - спросила баронесса быстро и резко.

   - Сегодня ночью. По телефону.

   Несколько секунд подумав, она встала.

   - Ну хорошо. Пойдемте. Плащ и шляпу можете оставить здесь.

***

Анфиладой комнат, расположенных на разных уровнях, он проследовал за ней, стараясь не очень отставать - походка блондинки были столь стремительна, что, казалось, при движении она поднимает ветер, развевающий полы ее воздушного халатика.

   Пройдя арочный проем, закрытый звенящей и переливающейся занавесью из стеклянных бусин, Тед оказался в огромном помещении - темно-синие стены и пол, стеклянный потолок и длинный прямоугольный бассейн, расположенный в центре и светящийся голубым светом - очевидно, невидимые лампы располагались ниже уровня воды.

   И два гибких тела, извивающихся в воде - темная и светлая голова и туча брызг вокруг. В первый момент Теду показалось, что головы три - еще одна пестрая - но в следующий миг понял, что это мяч, который пытаются отобрать друг у друга два человека, и один из них - Рене! Вторым оказался мальчишка лет двенадцати, светловолосый и очень похожий на блондинку-баронессу.

   Все это Тед успел рассмотреть, пока шел к бассейну. Наверное, Рене почувствовала его взгляд, потому что обернулась и замерла. Еще мгновение - и она, забыв про мяч, бросилась в его сторону, ухватилась за край бассейна и попыталась вылезти, пренебрегая лесенкой, находящейся метрах в пяти справа.

   Тед шагнул вперед, к самому краю, протянул ей руку и выдернул из воды, придержав второй рукой, чтобы она не поскользнулась.

   Секунду они смотрели друг на друга, потом заговорили - одновременно:

   - Что же ты раньше не позвонила...

   - Я вся мокрая...

   И оба замолчали, продолжая глядеть друг на друга...

   Едва ли Рене теперь можно было принять за шестнадцатилетнюю девочку - дело было даже не в груди, которая стала немного больше, и не в слегка округлившихся бедрах. Изменилось что-то в лице - теперь она выглядела, пожалуй, даже старше своих лет. Заострившиеся черты, как у человека, перенесшего тяжелую болезнь, впалые щеки - и две глубокие морщины по обеим сторонам плотно сжатого рта.

   Только сейчас Тед понял, что по-прежнему держит ее за руку и, смутившись, отпустил. Сказал - потому что надо было хоть что-то сказать:

   - Ты сказала, что тебе нужна помощь.

   - Да...

   Блондинка, стоявшая сбоку, вмешалась в разговор, спросив:

   - Так это и есть тот человек, которого ты ждала?

   Рене вздрогнула, словно только сейчас сообразив, что в комнате есть кто-то еще и, обернувшись, отзвалась:

   - Да, Бруни, спасибо. Я... я пойду к себе, мне нужно с ним поговорить.

***

И снова анфилада комнат, лестницы, переходы... Рене быстро шла впереди, часто оглядываясь, словно боясь, что он исчезнет. Потом не выдержала - схватила его за руку и повела за собой, как когда-то, давным-давно.

   Наконец они вошли в очередную комнату, и Рене, остановившись, обернулась.

   - Я не сразу тебя узнала...

   Да, парик с проседью, усики щеточкой и пиджак на два размера больше и впрямь меняют человека... Он напялил этот камуфляж на всякий случай, не зная, что случилось и не крутится ли поблизости Виктор.

   Тед кивнул, улыбнулся - в горле почему-то застрял комок. Внезапно она прильнула к нему, уткнулась в него лбом и сказала шепотом:

   - Ты приехал... Я так надеялась - и ты приехал.

   - Я же обещал, - ответил он, обхватив ее и прижавшись щекой к мокрым волосам, - я обещал...

   Это продолжалось недолго - потом Рене отступила назад.

   - Проходи, пожалуйста, располагайся, - повела она рукой, показывая на пару кресел, стоявших в углу комнаты. - Я сейчас приду, - схватила халат, висевший на спинке кресла, и скрылась в ванной.

   Вернулась она быстро, завернутая в махровый халат до пят и туго подпоясанная, с полотенцем на голове, но все еще босиком - и села в кресло напротив него.

   - Ты хочешь чего-нибудь выпить? - протянула руку к телефону.

   - Потом. Расскажи мне - что случилось и чем я могу тебе помочь?

   Несколько секунд она молчала, потом смущенно улыбнулась.

   - Сейчас... я так долго готовилась, чтобы все это сказать - а теперь не знаю, с чего начать. Ты сказал тогда, что ты... специалист по особым поручениям, вроде частного детектива. Это действительно так?

   - Да.

   - Мне нужно... - она запнулась, глубоко вздохнула, закрыла глаза и заговорила увереннее: - Мне нужно спрятаться в каком-то безопасном месте, где Виктор не сможет меня найти. Мне нужно найти и вернуть моих собак. И мне нужен хороший адвокат, который сможет помочь мне с разводом, - немного подумала и добавила: - Я не смогу заплатить тебе сейчас - денег у меня пока нет, нужно сначала продать драгоценности. Документов у меня тоже нет. Вот, пожалуй, и все, - вскинула глаза и взглянула на него в упор. - Ты сможешь мне помочь? Со всем этим?

   Что ж - сказано четко и по существу. Значит, он нужен ей как специалист по особым поручениям - всего и только...

   - Да... думаю, что да.

   Он физически ощутил охватившее ее чувство облегчения, черты заострившегося напряженного лица стали мягче, на губах промелькнула улыбка - неуверенная, болезненная, но все же улыбка.

   - С чего ты начнешь?

   - С вопросов, - улыбнулся Тед, и тут же почувствовал, что Рене снова напряглась. Машинально потянулся за сигаретой - так было бы легче начать разговор - и вспомнил, что они остались в кармане плаща. - Рене, я сделаю все, что смогу, только ты тоже должна мне помочь. Мне придется задавать тебе вопросы, может быть, неприятные. Даже если тебе покажется, что это не имеет отношения к делу - все равно... считай, что ты обратилась к врачу, понимаешь? Я тоже в некотором роде специалист и знаю, что делаю.

   - Я понимаю. Просто... не хочу, - она сжала зубы и выпрямилась, - просто некоторые вещи - вспоминать и говорить о них... - ее голос все-таки сорвался.

   - Так плохо было? - спросил он, помедлив.

   - Да, - она бросила на него короткий напряженный взгляд. - Сейчас ты скажешь, что предупреждал, да?

   - Не скажу.

   Ему мешал стол, разделявший их, мешала невозможность дотронуться до нее, взять за руку... Он чувствовал, что Рене близка к слезам, к истерике - и пусть бы выплакалась, если после этого ей станет легче - но, услышав подобное предложение, она могла обидеться и еще больше замкнуться в попытке сохранить спокойствие. Поэтому Тед решил пока что спросить о другом:

   - В этом доме для тебя безопасно?

   Она на секунду задумалась.

   - Не знаю... В общем-то, да. Мы с Бруни учились вместе в школе. Если Виктор приедет или пришлет кого-то - она не впустит их, не даст меня забрать. Но если полиция...

   - Ты думаешь, он мог обратиться в полицию?

   - Да. Я в этом почти уверена. И потом, если он меня найдет, я... - она прикусила губу и решительно закончила, - я сама поеду обратно - или куда он скажет.

   - Почему?

   Рене ответила одним словом, как когда-то - но даже на это слово у нее, казалось, не хватило дыхания:

   - Собаки...

   Тед не сразу понял, при чем тут собаки. Очевидно, на лице у него выразилось недоумение, потому что она заговорила - быстро-быстро, все более высоким голосом, срывающимся на крик:

   - Он забрал их четыре месяца назад... и сказал, что если я не буду слушаться, он их убьет, убьет у меня на глазах. Я знаю, что ты не поймешь... никто не поймет. Но это мне сейчас важнее всего. Это мое, только мое... Я ничто, пустое место, мешок с деньгами, бесплатное приложение к фирме - но это мое, только мое, это часть меня, понимаешь? Да нет, ты не поймешь, это же собаки, всего лишь собаки... но я им нужна, именно я, а не мои деньги, именно я... и они меня любят. И он знает, что я сделаю все, что он скажет, чтобы он не убил их. Я понимаю, это глупо, нелепо - всего лишь две старые собачонки... но я не смогу жить, если он их убьет. Он... он... - голос ее окончательно сорвался и, согнувшись вперед, Рене заплакала навзрыд.

   Тед встал, вытащил ее из кресла - безвольную, обмякшую, не пытающуюся сопротивляться - и неловко пристроил рядом с собой, прижав лицом к груди. Рене продолжала всхлипывать и икать, но его прикосновение вызвало новый поток слов, от которого ему стало холодно внутри:

   - Он... он убил Нелли... затоптал, просто затоптал, при мне - а я ничего не могла сделать... Столько крови... Она уже старенькая была, и все время простужалась и плохо ходила. Я ей сама... комбинезончик сшила - а он ее...

   Вспомнилось - длинный нос, желтые тоненькие лапки... тощенькое безобидное создание размером с крольчонка. И шоколадный ликер, который собачка, причмокивая, слизывала с пальца...

   Он никогда и никого не ненавидел. Всякое в жизни бывало, конечно, но такой застилающей глаза ненависти, какую он испытывал сейчас к Виктору, Тед не чувствовал еще никогда. Даже когда Виктор избил его, когда угрожал ему пистолетом - все это было частью работы, профессиональным риском, возможным при столкновении с человеком, застукавшим его у себя в сейфе. Но отбирать у девчонки то немногое, что было ей дорого...

   Всхлипывания становились все тише и тише, но он продолжал молча поглаживать Рене по спине, пока не почувствовал, что она перестала судорожно вздрагивать.

   Внезапно вскочив, она вихрем пронеслась в сторону ванной, хлопнула дверью и щелкнула задвижкой.

***

Вернулась Рене без полотенца на голове, с покрасневшими глазами и носом. Сказала все еще хрипловатым от слез голосом:

   - Извини...

   - Все нормально, - отозвался Тед.

   Она хотела снова пройти и сесть напротив, но он не дал, ухватив ее за руку и глядя на нее снизу вверх.

   - На будущее - если тебе хочется заплакать... или заорать - не старайся сдержать себя, просто сделай это. При мне - можно, и не надо больше извиняться.

   Отпустил руку - Рене тут же отодвинулась. В кресле, отгороженная от него столом, она явно чувствовала себя увереннее. Нерешительно спросила:

   - Ну, что теперь?

   - Нам нужно уезжать отсюда - и как можно быстрее.

   - Почему?

   - Потому что если все так, как ты говоришь, то к вечеру в этот дом уже придет либо полиция - либо еще кто-нибудь. И нам к тому времени нужно быть отсюда как можно дальше. - Наверное, лучше было сразу расставить точки над "i", поэтому Тед, помедлив, добавил: - Рене, давай договоримся сразу. Я сделаю все, чтобы помочь тебе - но и ты должна доверять мне. Я в этих делах профессионал - и неплохой. И иногда тебе придется просто делать то, что я сказал - а вопросы задавать потом, - он постарался смягчить прямоту и жесткость этих слов улыбкой.

   - Ты найдешь моих собак? - похоже, это волновало Рене больше всего.

   - Да... если они еще живы.

   - Живы, - уверенно сказала она.

   - Почему ты так думаешь?

   - Потому что, пока Виктор не нашел меня, он будет беречь их. Это единственное средство, чтобы заставить меня вернуться и... сделать так, как он хочет.

   Он не стал говорить ей, что, возможно, эти собачонки уже давно мертвы - так часто делают с заложниками, продолжая при этом шантажировать их родственников. Просто спросил:

   - Ну, ты готова ехать?

   - Прямо сейчас? - казалось, Рене внезапно испугалась, поняв, что придется уезжать из этого дома, где она чувствовала себя в безопасности.

   Тед кивнул.

   - А куда?

   - Я не хочу, чтобы кто-нибудь об этом знал.

   - Бруни никому не скажет, - запротестовала она.

   - Странное имя - Бруни...

   Рене рассмеялась.

   - Это в школе ее так прозвали - Брунгильда, - Тед тоже фыркнул - имя подходило идеально - и только тут понял, что впервые видит, как она смеется. - А вообще-то ее зовут Амелия. Мы уже лет девять знакомы, и она меня никогда не подставляла. И я ее тоже.

   - Рене, лучше, чтобы никто ничего не знал - тогда, если придет полиция, им самим будет проще. "Не знаю" - и все.

   Она закрыла глаза, глубоко вдохнула, и, выдохнув, решительно встала.

   - Хорошо. Я пойду скажу, что мы уезжаем.

   - Не говори, кто я и откуда. Тебе собираться долго?

   Тед не понял, чем вызвана улыбка на ее лице.

***

Как оказалось, Рене несколько ошиблась в оценке количества своего багажа, по ее мнению, состоявшего лишь из шелковой нижней юбки, в которую была завязана кучка драгоценностей общей стоимостью около полумиллиона долларов.

   Стоило ей появиться около бассейна, как Бруни вылетела из воды.

   - Ну, что?

   - Я уезжаю.

   - С ним?

   Рене кивнула.

   - Ты уверена, что это безопасно? Ты его давно знаешь?

   - Года четыре.

   То, что это знакомство продолжалось всего один вечер, рассказывать было не обязательно. Бруни, с высоты своего обширного опыта, во всем, что касалось отношений с мужчинами, относилась к ней несколько покровительственно, хотя была всего на год старше.

   - А почему ты никогда про него не говорила? Кто он такой?

   - Когда-нибудь расскажу, - улыбнулась Рене. - Это действительно очень интересная история.

   - У тебя - и мужик! И ты столько лет от меня это скрывала! Ну, и как он?

   - Да причем тут это?! Он просто... мой друг.

   А кем действительно был для нее Тед? Случайным знакомым, с которым она вынужденно провела вместе несколько часов? А через четыре года позвонила ему, попросила о помощи - и он приехал? С ним было странно и непривычно - он все время оказывался совсем близко, лез в душу, и не хотелось, да и не получалось, отодвинуть его на дистанцию, привычную для Рене при общении с посторонними людьми.

   Но Бруни такие тонкости не волновали - при слове "друг" на ее лице мелькнула скептическая улыбка.

   - А когда ты хочешь ехать? И куда вы поедете?

   - Прямо сейчас. Он говорит, что если Виктор обратился в полицию, они могут уже к вечеру быть здесь.

   - А пошли они! Так я их и впустила! Постой-ка, но у тебя же ничего нет - никаких шмоток!

   - Твои мне все равно будут велики, - рассмеялась Рене. - Вот сумку какую-нибудь дай.

   - Сумку-сумку-сумку, - забормотала Бруни, как всегда, когда в ее голове оформлялась какая-то идея, вдруг что есть силы заорала: - Эрни, вылезай! - и побежала к телефону.

***

Через минуту, влекомая за руку, Рене оказалась в комнате Эрни. Вещи Бруни действительно ей бы не подошли - чего нельзя сказать о вещах ее тринадцатилетнего брата. Поэтому Бруни вытащила все из шкафа и начала прикладывать к Рене, бормоча:

   - Стой спокойно... Повернись! - в сторону, шоферу - он же дворецкий и телохранитель: - Филипп, накрой в малой гостиной кофе со шведскими бутербродами, проводи туда гостя и заодно принеси из моей спальни желтый чемодан! - опять обращаясь к Рене: - Мы мужика твоего... ах, прости, друга - сейчас заткнем жратвой.

   Несмотря на не слишком веселую ситуацию, Рене было смешно. Все ее попытки протеста натыкались на обычный ответ:

   - У моего папы несколько нефтяных скважин - и только одна дочь. Если бы не ты, я бы десять раз вылетела из школы - тогда бы он на взятках больше протратился. Не спорь - через двадцать минут все будет тип-топ. Вот только с бельем пролетаем - Эрни не носит лифчиков. И с обувью... - снова в сторону: - Эрни, где у тебя носки? - и опять к Рене: - Без ночной рубашки обойдешься - при мужике это не обязательно. Захочет - подарит. Знаю, что друг, уже слышала. Я тебе в сумку пару упаковок таблеток положу - не забывай принимать!

   На возмущенный вопль Рене: - Ну при чем тут таблетки?! - был дан простой и исчерпывающий ответ:

   - А притом!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   Через четверть часа после ухода Рене в дверях появился все тот же громила в белой рубашке и торжественно возвестил:

   - Прошу вас следовать за мной, мсье!

   После чего Тед был препровожден в помещение, украшенное большим зеркалом в необычной стеклянной раме, образованной из переплетенных стеблей какого-то растения с темно-зелеными листочками и бледно-розовыми цветами, похожими на вьюнки. В этом доме, как он успел заметить, стеклянные цветы являлись ключевым элементом дизайна - они вились по стенам, стояли в вазах, становились основной темой витражей и стеклянных панно - фантазия "госпожи баронессы" была поистине неистощима. Надо сказать, что выглядело это весьма красиво и оригинально - Тед бы и сам не отказался иметь у себя дома нечто подобное.

   В центре комнаты стоял стол, на котором располагалась вращающаяся подставка с полудюжиной блюд, полных самых разнообразных бутербродов. Нечто подобное Тед видел как-то в Швеции - там это называлось, кажется, "смергасберд".

   - Прошу вас, мсье! - громила сделал приглашающий жест в сторону стола. - Мадемуазель Рене будет готова через несколько минут, - и исчез, оставив Теда наедине с бутербродами.

***

Рене появилась лишь через двадцать минут - слава богу, уже одетая в джинсы и свитер - в сопровожении баронессы. Вид у нее был несколько смущенный.

   - Прошу прощения за задержку, мсье. Рене сказала мне, что вы торопитесь, но ей необходимо было собраться, - нежнейшим голосом промурлыкала баронесса, тут же добавив взглядом: "И посмей только что-нибудь сказать на эту тему!" - Надеюсь, у вас найдется еще четверть часа, чтобы она могла перекусить перед дорогой? - и, взглядом и интонацией: "Попробуй возрази!"

   - Разумеется, мадам, - эту женщину лучше было иметь в союзниках, чем в врагах.

   - Садись и ешь! - повернулась она к Рене. - Без четырех бутербродов в желудке я тебя не отпущу. Это тебе не овсянка!

   При чем тут овсянка, Теду было не совсем понятно, но упоминание о ней вызвало на губах у Рене внезапную веселую улыбку. Он засмотрелся на это необычное зрелище и отвлекся лишь услышав вопрос баронессы:

   - Куда вы сейчас направляетесь?

   Она сидела на краю стола, совсем близко от него - все в том же распахнутом халатике. Казалось, от нее исходят волны энергии, имя "Брунгильда" - дева-воительница - действительно очень ей подходило.

   Тед всегда неплохо чувствовал женщин, и дело было не в словах или осмысленных жестах. Легкий непроизвольный поворот головы, какая-то особая интонация в голосе, быстрый взгляд из-под ресниц - вот то, что он сразу замечал и истолковывал как приглашение начать игру.

   Интерес этой женщины к нему был столь же очевиден, как если бы это было написано у нее на лбу. Она явно неплохо относилась к Рене, но это не мешало ее телу сейчас посылать сигналы, которые он мог безошибочно расшифровать. Скорее всего, она даже не замечала этого - флиртовать для нее было так же естественно, как дышать.

   При других обстоятельствах Тед, скорее всего, подыграл бы ей, и через пару часов они оказались бы в постели - а еще через пару часов расстались, уже к вечеру забыв о существовании друг друга. При других обстоятельствах... Несколько секунд он представлял себе все это, прежде чем ответить - не отвечая:

   - Возможно, если не сегодня, то завтра у вас будут нежданые визитеры - и желательно, чтобы мы к тому времени оказались как можно дальше отсюда.

   - Что я должна им отвечать? Что ее вообще здесь не было?

   - Нет, зачем же. Была, уехала - куда, вы не знаете. И все.

   Рене сидела и послушно жевала бутерброды. С момента прихода она еще не произнесла не слова - очевидно, для нее было привычно, что броская, эффектная и раскованная подруга, скорее всего, сама того не желая, узурпировала внимание мужчин, не оставляя ей ни малейшего шанса.

***

Было уже почти пять, когда они, наконец, вышли из калитки. Предварительно баронесса настояла на том, чтобы послать кого-нибудь проверить, не следят ли за домом, а сама тем временем продолжила попытки вызнать, куда же все-таки они едут. После этого последовало еще одно предложение: если уж Тед не хочет ей говорить, то пусть хоть возьмет одну из ее машин, для конспирации - например, "Ягуар".

   Когда все тот же громила вернулся с улицы и доложил, что ничего подозрительного не обнаружил, Тед, опасаясь возникновения новой идеи, тут же заторопил Рене к выходу.

   Зайдя за угол, он кивнул на припаркованный в боковой улочке "Фольксваген".

   - "Ягуара", к сожалению, предложить не могу.

   Рене тихо засмеялась и в ответ на его вопросительный взгляд пояснила:

   - Бруни просто решила, что у меня мало барахла - вот и тянула время с этими проверками улицы и "Ягуаром" - пока из магазина не привезут.

   Как бы то ни было, теперь надо было поторапливаться - чем раньше они пересекут французскую границу, тем лучше.

***

Все дальнейшие шаги были уже продуманы. Остановившись в тихой улочке, Тед достал с заднего сидения сумку, а из нее, под удивленным взглядом Рене - лохматый светлый парик и тюбик губной помады темно-красного цвета.

   - Надень и намажь рот - и постарайся изменить его форму.

   Парик она надела сразу, а при взгляде на помаду сдвинула брови.

   - Мне такой цвет не идет. Это что, твоей жены?

   - Зато он идет к этому парику. - Теду внезапно стало смешно: удержаться от того, чтобы попытаться узнать, женат ли он, она все-таки не смогла. - И у меня нет жены. - Неизвестно зачем, добавил: - и никогда не было.

   Полученный результат вполне удовлетворил его - узнать Рене в таком виде было почти невозможно.

   - У тебя есть деньги? - спросил он, трогаясь с места.

   - Да, - нерешительно ответила она, - но немного, Бруни мне дала пару тысяч марок. Она в последний момент спохватилась, а в доме наличных больше не было. Я же говорю - нужно продать драгоценности.

   Значит, две тысячи марок, по ее мнению, это немного...

   - А сколько стоят твои драгоценности?

   - Примерно полмиллиона. - От этой фразы Тед чуть не проехал на красный свет. Дальнейшее объяснение поразило его еще больше: - Я вчера, когда убежала, только их и сумела с собой взять. Больше ничего: ни денег, ни кредитных карточек, ни даже документов.

   - А как же ты добралась до Мюнхена?

   - До границы - автостопом. А через границу - в грузовике с бревнами.

   - С чем? - Теду показалось, что он ослышался.

   - С бревнами. Наверх залезла и под брезентом спряталась. - Пока он переваривал услышанное, Рене, очевидно, вспомнила, с чего начался этот разговор, и спросила: - А тебе сейчас нужны деньги?

   - Я только хотел узнать, есть ли у тебя мелочь. Тебе придется подождать меня в каком-нибудь кафе.

   - Мелочи нет, - виновато улыбнулась она.

***

Доехав до центра, он оставил Рене в кафе, выделил ей двадцатку из собственных средств и поехал к вокзалу. Вернул в агентство взятый в аэропорту "Фольксваген", зашел в туалет - и через пару минут вышел оттуда уже в обычном виде, без парика с проседью и усиков. Вместо плаща на нем теперь была куртка с капюшоном.

   В другом агентстве снова взял машину - на сей раз темно-синий "Фиат" - и поехал обратно в центр.

   Рене он увидел издалека - она сидела за столиком и беспокойно оглядывалась. Тед подошел почти вплотную, но она продолжала вглядываться в прохожих, и только когда он дотронулся до ее плеча, испуганно обернулась. Глаза ее широко открылись, лицо застыло - изменение в его виде было для нее полной неожиданностью. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы придти в себя, расплыться в улыбке и спросить:

   - Это ты? - глупый, но весьма подходящий вопрос.

   - Это я, - ухмыльнулся Тед, любуясь произведенным эффектом, - расплачивайся и пошли.

   "Фиат" вызвал куда меньшее удивление.

***

- Ну вот, теперь нам до-олгая дорога предстоит - часов пять, не меньше, - сообщил он, отъезжая от кафе. - Ты не очень устала?

   - Нет. А куда мы едем?

   - В Париж. Сегодня переночуем в мотеле, а завтра к обеду уже будем там.

   Она уставилась перед собой, обдумывая услышанное, потом спросила:

   - А... там что?

   - Там я знаю несколько крупных адвокатов, которые специализируются по разводам. Я выполнял для них кое-какие поручения.

   Рене быстро повернула голову - взгляд ее стал жестким и чужим, почти враждебным.

   - Я не могу идти к адвокату, пока ты не найдешь собак - я же сказала!

   Стараясь не обращать внимания на злость в ее голосе, Тед попытался объяснить:

   - Адвокат готовит дело не день и не два - это займет недели. За это время я найду их, - улыбнулся, - я помню, я же обещал. Положись на меня - я знаю, что делаю.

   Она вымученно улыбнулась и кивнула. Отвернулась, глядя в окно и думая о чем-то своем - не слишком веселом.

   - У твоей... Бруни очень красивые цветы везде. Я таких никогда не видел, - сказал он, чтобы как-то отвлечь ее.

   - Да, она еще в школе брошки стеклянные всем делала, - лицо Рене просветлело. - Пару раз ее даже чуть не исключили.

   - За что? - не понял Тед. - За эти цветы?

   - Сейчас у нее мастерская на первом этаже, и она на газовой горелке все делает. А тогда пользовалась такими штучками, вроде больших свечек, чтобы давали нужную температуру - она их сама готовила. Ну, и... пару раз ошиблась в пропорции - слишком сильно горело.

   - И что, подожгла школу? - хохотнул он.

   Рене кивнула и вдруг улыбнулась.

   - Она мне и сейчас брошку дала - на счастье. Хочешь посмотреть? - тут же полезла в сумку, достала маленькую коробочку и открыла. В ней лежал стеклянный цветок анютиной глазки, фиолетово-бархатистый с переходом к голубому на концах лепестков и с тремя золотистыми бусинками вместо тычинок.

   - Она сказала, что к этому надо купить серый костюм, - пояснила Рене. - Правда, красиво? - все так же улыбаясь, погладила пальцем лепесток и аккуратно спрятала все обратно на дно сумки. Потом как-то сразу посерьезнела и спросила. - А когда ты будешь продавать драгоценности?

   - Доберемся до Парижа - а там посмотрим. Возможно, полиция будет пытаться найти тебя по этим драгоценностям.

   - Думаешь, не удастся продать? - испуганно вскинулась она.

   - Удастся... только намного дешевле.

   - Наплевать! - Рене резко отмахнулась.

   - Они у тебя далеко?

   - Здесь, - она похлопала по сумке.

   - Покажи хоть. В жизни не видел вблизи драгоценностей на полмиллиона франков.

   - Долларов, - поправила она, вытащила из сумки свернутую шелковую тряпку и развернула - куда с меньшим пиететом, чем стеклянную брошку. Бросила короткий взгляд на содержимое и отвернулась к окну.

   Сверкающая кучка, пожалуй, не поместилась бы на ладони. Что именно там было, Тед не стал разглядывать на ходу. С трудом сдержав готовое вырваться вульгарное "Не фига себе!", он поворошил кучку пальцем, вернул на место грозившую выскользнуть на пол сверкающую полоску браслета, сказал:

   - Можешь прятать, - и усмехнулся. - А вообще у тебя душа авантюристки - я это еще давно понял. Болтаться по всей Европе автостопом - с драгоценностями на полмиллиона долларов в кармане!

   - Не в кармане, - рассмеялась она. - Я их на животе привязала, под свитером.

   - Тем более! Если бы мне рассказали - в жизни не поверил бы!

   - Выбора не было, - ответила она, внезапно помрачнев. Посидела, отвернувшись к окну, и неожиданно, когда он уже хотел спросить ее о чем-нибудь - просто чтобы нарушить молчание - сказала: - Без этих усов ты совсем как раньше выглядишь. А столько лет прошло... целая жизнь.

   - Четыре года, - он накрыл ладонью ее руку, лежавшую на колене, и слегка сжал. Казалось, Рене и не заметила этого - все так же сидела, отвернувшись к окну. Потом спросила, не глядя в его сторону:

   - Я очень изменилась?

   - Я тебя узнал сразу.

   - Спасибо, - поблагодарила она, непонятно, за что. - Я видела тебя тогда... на свадьбе.

   Он не ответил - только снова сжал ее руку.

***

Некоторое время они ехали молча. Рене сидела, уставившись вперед, в отблески на ветровом стекле. Темно, тихо - вот так бы ехать и ехать...

   - Расскажи мне, - послышалось сбоку.

   - Зачем? - ей было ясно, о чем он спрашивал. - Хватит того, что ты был прав...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   После свадьбы жизнь Рене почти не изменилась, если не считать переезда этажом ниже, в комнаты, по традиции предназначавшиеся для хозяйки дома.

   Она раздражала Виктора - чем дальше, тем больше. Он ничем не проявлял неприязни, держался любезно и предупредительно, особенно на людях, но она все равно чувствовала, что раздражает его, и старалась как можно реже с ним видеться - в таком огромном доме это было нетрудно.

   Иногда раздражение все-таки прорывалось - потом он каялся, просил прощения, приносил лед или переносил ее на кровать - отлежаться. Правда, извинения становились все короче, а удары - все сильнее...

***

Ей часто казалось, что она погружается в какое-то болото, что не живет, а ждет, сама не зная чего - и кроме этого бесконечного ожидания, больше ничего и никогда в ее жизни уже не будет. Еще с утра Рене чувствовала себя уставшей от пустого монотонного существования - единственной радостью оставались многочасовые прогулки с собаками и поездки по магазинам.

   За эти четыре года она была счастлива всего несколько дней - когда, через полтора года после свадьбы, поняла, что беременна. Ее ребенок... ребенок, который сможет заполнить пустоту в ее душе и жизни, маленький человечек, которого она сможет любить - и ему будет неважно, богатая она или бедная, красивая или не слишком - она будет просто его мамой.

   Он ударил ее, хотя уже знал, что она беременна - ударил сильно, наотмашь, так, что она покатилась с лестницы, тщетно пытаясь защитить живот от мраморных ступенек. Очнувшись в больнице, Рене поняла, что ребенка не будет.

   После этого она еще больше замкнулась в своем мирке - ее комнаты, собаки, книги...

***

Месяцев пять назад она попала в больницу со сложным переломом левой руки, на которую пришелся очередной удар. Обычно Виктор старался не оставлять следов - в крайнем случае, синяки - но тут или промахнулся, или просто не ожидал, что Рене успеет прикрыть грудь.

   Отдельная палата, букеты цветов и браслет с бриллиантами от любящего мужа - все как полагается. Визиты родственников и знакомых, перед которыми приходилось, улыбаясь, кивать в ответ на их соболезнования: "Ах, как неудачно вышло с этой лестницей!" - хотя наверняка некоторые из них догадывались, в чем дело...

   Может быть, именно это и заставило Рене взбунтоваться - впервые в жизни. Вернувшись домой, она в тот же день попросила Виктора зайти к ней и сказала, что хочет уехать от него и жить отдельно - в другом городе, под любым устраивающим его благовидным предлогом. Если же он не согласится, она подаст на развод.

   Он не ожидал этого - и сорвался, уже не думая о предосторожности. Первый же удар заставил Рене отлететь в сторону - она ударилась головой о дверь, сползла на пол и сквозь наплывавшее забытье услышала дикий крик: "Сука! Ты хочешь разрушить то, что я строил годами! Я не позволю - я пожертвовал собой ради этого!"

   Удары сыпались градом. Не в силах подняться, Рене пыталась уползти, а он бил ее ногами, продолжая что-то выкрикивать. И тут Нелли - старенькая, подслеповатая, которая в жизни никого не укусила - неожиданно с лаем выскочила из-под кушетки и вцепилась ему в штанину.

   Последнее, что увидела Рене, теряя сознание, была кровь на ботинках Виктора и на ковре вокруг раздавленного тельца.

***

Неизвестно, сколько времени прошло прежде, чем она пришла в себя - снова в больнице. Наверное, ей кололи какие-то транквилизаторы - приступы забытья сменялись странным состоянием, когда все плавало в тумане и трудно было открыть глаза. Очередной раз очнувшись, Рене поняла, что находится уже дома, в своей прежней спальне на третьем этаже. В голове немного прояснилось, и оглядевшись, она увидела женщину в белом фартуке, сидевшую неподалеку в кресле.

   Где остальные собаки - это было первое, о чем Рене спросила. Сиделка ничего о них не знала. На просьбу позвать Робера, который всегда заботился о них в ее отсутствие, сиделка ответила, что об этом надо говорить с ее мужем.

   Виктор заходил каждый день - спрашивал, как она себя чувствует, передавал приветы от знакомых, целовал ее - и уходил до следующего вечера. На все вопросы о собаках он отвечал только одно: "Ты еще слишком слаба, мы поговорим об этом, когда ты выздоровеешь."

   Однажды вечером, когда сиделка ненадолго отлучилась, Рене нашла в себе силы встать и спуститься вниз - в свои комнаты на втором этаже. Дверь была заперта, но оттуда слышались голоса, и она постучалась.

   Ей открыла женщина - столь неправдоподобно красивая, что Рене на несколько секунд замерла, не в силах вымолвить ни слова. Светло-рыжие волосы, синие глаза - и лицо мадонны, прекрасное и безмятежное. Так она впервые увидела Марию.

   Рене настолько опешила, что извинилась - она, хозяйка дома! - и спросила, нет ли здесь ее собак. Женщина ответила, что никаких собак здесь нет - и тут, отстранив ее, в дверях появился Виктор. Мгновение они с Рене смотрели друг на друга - потом он схватил ее за локоть и повел на третий этаж. Встреченной по дороге сиделке он бросил на ходу, что она может убираться.

***

- Если ты достаточно здорова для того, чтобы встать - то достаточно здорова и для того, чтобы выслушать все, что я тебе скажу, - так начал Виктор разговор. Он стоял у камина, глядя на нее сверху вниз, говорил холодно и презрительно - но ударить не пытался. - Твоих собак в доме нет, - очевидно, он увидел ужас на лице Рене, потому что добавил: - но они живы... пока. Если ты будешь выполнять мои требования, то через пару месяцев получишь их обратно, а если нет - я убью их у тебя на глазах. И не пытайся жаловаться кому-то - это всего лишь пара старых никчемных собачонок, от которых я вправе избавиться в любой момент. Это ты на них помешана, а все остальные тебя просто не поймут: подумаешь, какие-то шавки!

   Рене сидела, оцепенев. Лучше бы он избил ее, лучше бы все, что угодно - только не это!

   Требования Виктора были просты: она больше не имеет права выходить за ограду без сопровождения и принимать гостей - это легко объяснить состоянием ее здоровья. Жаловаться кому-то или оспаривать перед слугами его слова и действия тоже было запрещено.

   Уже уходя, он добавил:

   - А на втором этаже теперь будет жить моя мама - она приехала неделю назад.

***

На следующее утро она попыталась найти Робера - ей ответили, что он больше в доме не живет. Зато Жанин, принесшая завтрак, очень обрадовалась, что "бедненькая мадемуазель Рене" наконец пришла в себя, и выдала целый ворох информации.

   Мать Виктора приехала не одна, а с компаньонкой, их дальней родственницей, молодой вдовой с пятилетним сыном. "Ах, бедняжка, она такая хорошенькая, а мальчик - просто ангелочек!" Робера отправили на пенсию на следующий день после того, как Рене попала в больницу, но он иногда приходит чинить проводку и трубы, потому что только он знает, где что в доме.

   Но главным было не это. Оказывается, Нелли убила сама Рене - во время одного из приступов ярости, которые начались у нее после потери ребенка. "Месье Виктор" скрывал от всех, что жена набрасывается на него с кулаками и бьется головой о стены - надеялся, что она выздоровеет - но после гибели бедной собачки вынужден был рассказать людям правду. А остальных собачек он увез - от греха подальше.

***

Когда Виктор вечером зашел к ней, Рене спросила, что это все значит. Ответ был прост:

   - Надеюсь, ты не собираешься оспаривать мои слова? - она молча покачала головой, помня о предупреждении. - Прекрасно, я вижу, ты поняла. Ты хотела жить отдельно от меня - я предоставлю тебе эту возможность: в клинике для нервнобольных, в горах. Если будешь себя хорошо вести, может быть, я привезу тебе туда твоих шавок.

   - Когда? - сумела она выдавить из себя.

   - Через несколько месяцев... я еще точно не решил.

   В этот вечер Рене поняла, что должна бежать.

***

Она почти не выходила из своих комнат - не хотелось. Есть тоже не хотелось, и подносы часто возвращались на кухню нетронутыми.

   В город Рене теперь выезжала редко - только в магазины, в сопровождении шофера, который не отходил от нее ни на шаг и платил за все выбранные ею товары - ни денег, ни кредитных карточек у нее самой не было. Иногда ей удавалось утаить остатки мелочи, которую она брала у него, чтобы купить прокладки в туалете или расплатиться за чашку кофе, однажды - украсть кошелек горничной - правда, там было совсем немного, всего сто восемь франков. Все это она прятала в потайном проходе за зеркалом - Виктор так и не узнал об его существовании.

   Иногда она забиралась в этот проход и спускалась на второй этаж - смотрела, слушала... Там жила женщина, которую любил Виктор - мать его сына.

***

Едва увидев мальчика, Рене поняла, что это сын Виктора - такое сходство невозможно было объяснить дальним родством.

   Едва увидев своего мужа рядом с Марией, она поняла, что он любит эту женщину. На лице его не было и следа обычной мрачности, глаза сияли нежностью - он улыбался и рассказывал что-то. Потом подбежал мальчик - Виктор схватил его, подкинул в воздух, поймал - и рассмеялся вместе с ним. Рене никогда раньше не слышала, чтобы он смеялся...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Километры автобана оставались позади, а Рене все рассказывала - замолкала, вспоминая, снова начинала говорить, перескакивала с одного на другое и порой возвращалась назад, забыв упомянуть о чем-то.

   Заплакала она только один раз - когда заговорила о Нелли. Почему-то именно это воспоминание было для нее особенно болезненным - не потерянный ребенок, не побои, не любовница мужа - а гибель старенькой беспомощной собачонки.

   Наконец она, судя по всему, сочла, что рассказала достаточно, и замолчала, уставившись в ветровое стекло.

   - Значит, он привез свою любовницу и поселил прямо в доме? - переспросил Тед - просто чтобы нарушить это душащее молчание. Еще четыре года назад он понимал, что ей будет плохо с Виктором - но не предполагал, что настолько плохо. Неудивительно, что она так изменилась...

   - Да, - Рене пожала плечами. - Зато он с ее появлением вроде как... успокоился и ни разу больше меня не ударил.

   Ему захотелось сделать так, чтобы Виктор больше никогда никого не ударил - возможно, из-за усталого безразличия, с которым это было сказано. Чтобы подавить этот благой, но, увы, бесплодный порыв, Тед полез в сумку за сигаретами. Только достав их, вспомнил, что положено сначала спросить разрешения у дамы, и поинтересовался:

   - Ничего если я закурю?

   Дама не стала возражать. Впрочем, мысленно ему трудно было назвать Рене дамой - девчонка, и все. Неважно, что ей почти двадцать пять - все равно девчонка, наивная, доверчивая и уязвимая - и в то же время сильная и упрямая.

   - А как тебе все-таки удалось бежать? - спросил он - об этом она так и не рассказала.

   - Из дома моей крестной. Я с самого начала знала, что это проще всего сделать именно там, только боялась, что не успею, что он раньше отправит меня... в психушку. Но Виктор, как и все нувориши, изрядный сноб, - это прозвучало настолько презрительно, что Тед не смог удержаться от улыбки. Покосившись на него, Рене тоже улыбнулась и пояснила: - Моя крестная - графиня де Клери, кузина моей бабушки. Бабушка всегда говорила, что мозгов у нее меньше, чем у курицы - но для Виктора это не важно, зато можно сказать кому-то: "Моя родственница, графиня де Клери..." Вчера был ее день рождения - такого случая он упустить не мог, а идти туда без меня выглядело бы по меньшей мере неприлично, - вдруг она осеклась и тихо сказала: - Господи, это только вчера все было...

***

Только вчера... Рене специально выбрала себе серебряное платье с глубоким вырезом - оно ей совершенно не шло и кожа выглядела болезненно-желтой, о чем Виктор не преминул заметить, зато к нему отлично подходило подаренное им колье с рубином. И не только оно...

   На прием они прибыли ровно на пятнадцать минут позже, чем были приглашены - согласно правилам хорошего тона. Тетя Жермен благосклонно кивнула Виктору и тут же накинулась на Рене с объятиями, повторяя:

   - Эта диета тебе не подходит! Ты себя просто губишь! Пойдем, я тебе расскажу, как я сбросила лишние полкило!

   Рене постаралась изобразить маленькую наивную девочку - главное, чтобы никто не заподозрил, что ее бледность вызвана не духотой, а тем, что внутри у нее все трясется, как натянутая струна. Диета...

   Она старалась держаться поближе к графине, всячески подлизывалась и внимательно слушала про диету. Их даже вместе сфотографировал репортер светской хроники - Виктор, не отходивший от нее ни на шаг, был явно доволен, что тоже попал в кадр.

   Взяв с подноса бокал шампанского, Рене сделала вид, что споткнулась и украсила подол мокрым розовым пятном. Мельком заметила сразу помрачневшее лицо Виктора - и огорченно обернулась к графине:

   - Тетя Жермен... Мне, наверное, придется уехать! Простите... Вы же видите... - пару слезинок не пришлось выдавливать из себя - они потекли естественно. - А я так хотела потанцевать!

   - Ах, деточка, как же это?! Виктор, не смотрите на бедную девочку так!

   И тут - самый главный ход! Неуверенно, словно только сейчас это придумала, Рене спросила:

   - А может быть, я переоденусь в какое-нибудь платье Алисы? Можно? Тетя Жермен?! - и улыбнулась робкой улыбкой наивной неловкой дурочки.

   Графиня тут же просияла.

   - Конечно! Как же я сама не подумала! Пойдем скорей! - взяла Рене за локоть и повлекла за собой к боковой двери. Виктор попытался было последовать за ними, но она бросила через плечо: - Нет-нет, у нас, девочек, есть свои маленькие женские тайны! - захихикала и кокетливо добавила: - Вам там делать нечего!

***

Добравшись до комнат Алисы, графиня открыла гардероб и с энтузиазмом начала перебирать платья. Вытащила одно, другое...

   - Тетя Жермен, мне так неудобно - вы тратите на меня время, а там гости! Может быть, я поищу сама? - предложила Рене и, потупившись, добавила: - И... Виктор сердится на меня, что я такая неловкая - может быть, вы займете его беседой на несколько минут?

   Тетя Жермен понимающе закивала и удалилась - теперь счет шел на секунды. Хорошо, что Алиса в Англии, а то ее бы тоже пришлось придумывать, куда спровадить!

   Быстро раздевшись, Рене отбросила в сторону платье и начала лихорадочно рыться в гардеробе. Нашла джинсы, примерила - оказались велики размера на два. Джинсы шестнадцатилетней девочки! Неудивительно, что Виктор как-то сказал: "Тощая, как щепка - ни морды, ни груди, ни задницы! " Ладно, об этом сейчас думать незачем...

   Быстро натянув на себя джинсы и подпоясав ремнем, она надела кроссовки и потуже зашнуровала. Теперь драгоценности - завернуть и привязать к животу. Деньги - сто шестьдесят три франка, все, что удалось накопить - в карман. Лихорадочными движениями расчески, выдирая волосы и не чувствуя боли, расчесала тщательно уложенную высокую прическу - скорее, скорее! Свитер... неважно, что велик - сейчас все так носят!

   Осторожно открыв дверь, она выглянула в коридор - там никого не было. Выскользнула, повернула направо - к выходу на галерею. Дверь была не заперта, на улице шел дождь, и никто не заметил, как она перелезла через перила и спрыгнула на землю.

***

Рене вспоминала, переживая заново каждое движение, каждый шаг - снова становилось страшно, и приходилось напоминать себе, что все это уже позади. Она не стала рассказывать про этот страх, и про дрожь внутри, и про то, как лежала на бревнах и плакала, повторяя: "Господи, господи!" Наоборот, постаралась, чтобы получилось покороче и посмешнее: изобразила кудахтанье тети Жермен и мрачную физиономию Виктора, со смехом рассказала про Мадлен с зеленым "Фиатом" и про то, как ее хотели подвезти в Людвигсбург.

   - Ну, а потом я позвонила Бруни... и тебе, - закончила она. - Бруни страшно обрадовалась и приехала за мной прямо в Штутгарт, так что я уже к утру была у нее.

   Тед поглядывал на нее с легким восхищением - поистине, у пьяных и сумасшедших свой бог! Наверное, к этой же категории стоило причислить и неопытную богатую девчонку, которая ухитрилась проехать чуть ли не пол-Европы автостопом - наверняка впервые в жизни - нафаршированная под завязку драгоценностями, ночью, одна - да еще без документов и денег. Какой ангел помахал над ней крылышками?!

   Ну, ладно... хорошо, что все обошлось. И хорошо, что она больше не сидит, отвернувшись к окну и замкнувшись, как устрица, в свою раковину - даже, кажется, немного повеселела.

   - Ты прирожденная авантюристка, - повторил он, - и жутко везучая. Я бы тебя с удовольствием к себе работать взял!

   Рене улыбнулась столь необычному комплименту, но следующие слова заставили ее нахмуриться:

   - Примерно через час, после границы, мы доберемся до мотеля и ты сможешь отдохнуть. Я так понял, что с этими приключениями ты всю ночь не спала?

   Она нетерпеливо мотнула головой - мысли ее были заняты другим.

   - А как мы через границу поедем? Я же...

   - Положись на меня, - он снова накрыл ее руку своей, - и ничего не бойся.

***

Чем ближе они подъезжали к границе, тем больше не по себе становилось Рене. Слова Теда ничуть не убедили ее и не заставили расслабиться - наоборот, с каждой минутой внутри становилось все противнее, опять появилась дрожь и начало подташнивать.

   Наверное, он заметил это и обернулся к ней:

   - Ты все-таки боишься?

   - Нет-нет, - она постаралась улыбнуться.

   Тед недоверчиво приподнял бровь, но заговорил вдруг совсем о другом:

   - А ты знаешь, тот договор я все-таки сфотографировал.

   - Какой договор?

   - Тот, о слиянии... ну, помнишь, когда мы с тобой познакомились?

   - Ты что, снова к Виктору лазил? - удивилась Рене.

   - Нет, была еще одна копия - в офисе "Релана". Я там курьером устроился - ну, конечно, пришлось убрать настоящего курьера.

   - Как - убрать?!

   Все, теперь ее внимание было отвлечено полностью. Мельком взглянув на дорожный знак, показывающий, что до границы осталось два километра, Тед небрежно пояснил:

   - Очень просто. Я выследил кафе, в котором он обедал, сел за его столик, уронил монету - а когда он нагнулся, чтобы поднять ее, незаметно сыпанул ему в салат...

   - Снотворного или... яду? - ужаснулась Рене.

   Да кем она его считает? Наемным убийцей, что ли? Детективов, понимаешь, начиталась...

   - Нет, ни того и ни другого - вполне хватило, - он сделал эффектную паузу, - хорошей порции слабительного! - Рене широко открыла глаза и рассмеялась.

   Вся эта история была целиком выдумана (ну, не совсем выдумана, мы тоже детективы иногда почитываем), но цели своей достигла: они уже въезжали на заправку.

   - Ну вот, до границы еще километра четыре, - сказал Тед, откинувшись на сидении. На самом деле оставалось около километра, но ей об этом знать было не обязательно - точнее, вредно для нервов. - Хочешь, пока я заправляюсь, сходи в туалет? А поедим и кофе попьем уже в мотеле.

   Она смутилась, покраснела и замотала головой - очевидно, упоминание о туалете для воспитанницы закрытой школы было чем-то совершенно неприемлемым.

   - А ты знаешь такую собаку - боссерон? - спросил он, поглядывая на шоссе и изучая обстановку.

   Рене кивнула.

   - Я тут про слабительное говорил и вспомнил еще одну смешную историю - как раз с боссероном связано. Давай здесь пару минут посидим, а то у меня уже спина устала от этой машины - и я тебе пока расскажу. - В сторону границы двигались только одиночные легковушки - рано, рано... - Было мне тогда лет девятнадцать...

   Повествуя о том, как он, чтобы сфотографировать сквозь окно некую парочку в разгаре адюльтера, влез на растущее в соседнем дворе дерево, и, спускаясь, наткнулся на поджидавшего его внизу боссерона, Тед зорко присматривался к движущимся по шоссе машинам. В это время дня движение здесь было довольно интенсивным - многие жители Страсбурга работали в Германии и сейчас ехали домой. Нужный момент настал минут через пять: на дороге появилось сразу несколько грузовиков, а следом - три легковушки. Плавно выехав на шоссе, он пристроился за ними, продолжая говорить:

   - Он мне, зараза, штаны в клочья уже разорвал, а сам все...

   Осталось метров семьсот. Хорошо бы оказаться не последним в группе! Тед прибавил скорость и обогнав пару легковушек, вклинился перед ними. Триста метров...

   - ...Я чудом вылез - весь исцарапанный, а он мне еще вслед лаял наглым голосом...

   Сто метров... Впереди остановили один из грузовиков - отлично! Так его, так его - займитесь им как следует!

   - ...А потом, в метро... - сбоку мелькнули фонари и полицейские, приглядывающиеся к проезжавшим машинам - ...меня чуть не забрали за появление в непристойном виде: на мне только трусы снизу оставались, да и те рваные!

   Рене, очевидно, представила себе всю эту картину (на самом деле пес только выдрал у него клок из штанов, и в метро пришлось ехать, прислонившись к стене, чтобы не светить трусами, изукрашенными легкомысленными автомобильчиками) - смутилась, хихикнула - и тут Тед глубоко вздохнул и с облегчением выдохнул:

   - Все!

   - Что - все? - испугалась она.

   - Мы уже во Франции - вот что все. Граница - это вон те огоньки сзади.

   Она оглянулась, потом непонимающе уставилась на него. Брови ее слегка сдвинулись:

   - Ты же сказал, что еще четыре километра?!

   - Я тебя обманул, - рассмеялся Тед. - Ты очень боялась...

   Он думал, что Рене рассмеется в ответ, и никак не ожидал, что она вдруг скажет, очень серьезно и все так же нахмурившись:

   - Больше никогда так не делай... пожалуйста.

   - Чего - не делай?

   - Не обманывай меня.

   - Тебе же так было лучше - проскочили, ты даже не заметила! - Тед все еще не понимал, в чем дело и почему она выглядит такой расстроенной - ведь все прошло просто отлично!

   - Я понимаю, спасибо, только все равно - больше не надо. Меня всю жизнь считали возможным обманывать по той или иной причине - не говорить всей правды, беречь от неприятностей, устраивать за меня мою судьбу, - голос Рене неожиданно стал жестким. - Больше я этого не хочу. Я не хочу быть пешкой, которую, для ее же блага, двигают из угла в угол, - замолчав, она угрюмо уставилась в окно.

   Тед не ожидал такой реакции и не знал, что ответить. Черт возьми, она что, считает его участником вселенского заговора, призванного "двигать ее из угла в угол"? Да еще этот холодный тон - как с проштрафившимся лакеем! Черт бы ее побрал, с ее закрытой школой и отсутствием чувства юмора!

   В результате до мотеля он ехал молча - и не в самом лучшем расположении духа.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   Выражение легкой паники, замеченное им на лице Рене, когда она вошла в номер, отнюдь не способствовало улучшению его настроения. Номер как номер: кровать, два стула, стол и шкаф. Может, их светлости племяннице графини подавай апартаменты? Она быстро взглянула на кровать - единственную, зато широкую, затем - украдкой, с испугом - на него, после чего на ее лице появилось и прочно обосновалось выражение усталой угрюмой покорности. Ну прямо Жанна Д'Арк, всходящая на костер!

   Тед сам не понимал, почему так взбесился, и попытался взять себя в руки - даже пошутил, чтобы как-то смягчить обстановку:

   - После ужина!

   - Что после ужина? - испуганно встрепенулась Рене.

   - Ты так на меня смотришь, как будто я сейчас на тебя наброшусь, - ухмыльнулся он. - Так вот - сначала я собираюсь поужинать.

   Черт возьми, нет, это невозможно! Кажется, она приняла его слова всерьез и вылупилась на него, как кролик на удава! Она что, вообще шуток не понимает?!

   Отвернувшись к окну, Тед опять - весьма безуспешно - попытался взять себя в руки, медленно досчитал до десяти и снова повернулся к ней.

   - Ты что, всерьез предполагаешь, что я собрался тебя оттрахать после ужина? - еще больший испуг, равно как и исказившееся лицо - ах, простите, мадам, я и забыл, что подобные слова не для ваших аристократических ушек! - неоспоримо свидетельствовали, что да, именно это она и предполагала. - Да кем ты меня вообще считаешь? Я просто пошутил!

   Едва ли Тед мог себе представить, что в его словах Рене услышала нечто вроде: "Да ты что, всерьез полагаешь, что я способен польститься на такую задохлину, как ты?", но увидел, как лицо ее стало еще более угрюмым. Его понесло, и он почти заорал:

   - Я, когда ехал к тебе... я думал, мы друзья, потому и ехал. А ты! Это постоянное шараханье от меня, недовольная надутая морда, выговор на пустом месте - да какого черта? Я взял один номер, потому что мужчина и женщина, путешествуюшие вместе, обычно берут один номер - взять два значило обратить на себя внимание. А на границе - они же там смотрят, и твоя перепуганная застывшая физиономия могла вызвать подозрения. Я все сделал правильно, а ты! Ты меня кем считаешь? Монстром? Маньяком? - Он сам знал, что зашел слишком далеко, но остановиться уже не мог: - Ах да, я и забыл, что ты меня всего лишь наняла для выполнения определенной работы - как лакея. Так вот, мадам Рене, довожу до вашего сведения, что сейчас ваш лакей принесет вам поесть - и ляжет спать. Пока что можешь, если тебе так кажется безопаснее, положить пару подушек посередине кровати - или хоть чемодан, черт его побери, если так беспокоишься за свою нравственность! На полу я спать не обязан! - с этими словами Тед вылетел за дверь, напоследок хлопнув ею.

***

Он пробежал несколько шагов прежде чем затормозил и прижался лбом к холодной стене. Ему было тошно - и еще более тошно оттого, что он был неправ.

   Обижаться за такое можно только на очень близкого человека - не на женщину, которую видишь второй раз в жизни. И если он, сентиментальный дурак, непонятно с какой стати все время воспринимал ее как близкого человека, то она, имея хотя бы толику здравого смысла, вправе не доверять малознакомому подозрительному типу.

   И еще одно: она была не в его вкусе... и Тед ни о чем таком не думал, заказывая этот чертов номер - только почему-то очень хотелось провести пальцами по ее шее и дотронуться губами до нежной-нежной кожи на виске, где билась голубоватая жилка...

***

Он вернулся в номер минут через пять, вдоволь мысленно обругав сначала ее, потом себя, а потом - весь мир. Рене сидела на кровати, согнувшись вперед и закрыв лицо руками. Ни подушек, ни чемодана посреди кровати не было - непохоже, чтобы с момента его ухода она вообще сдвинулась с места.

   - Да ладно, - он сел рядом и положил руку на сразу напрягшуюся спину, - ладно, не переживай, все образуется.

   Рене вздохнула, не поднимая головы.

   Под толстым свитером не чувствовалось, какая она худенькая, но Тед помнил, как она прильнула к нему при встрече... кожа да кости. И как шептала: "Ты приехал!"

   И в самом деле - приехал! Взял девчонку, пережившую такое, что впору свихнуться - затащил неизвестно куда и наорал неизвестно за что. Да уж, хорош! Доверие ему подавай! Вон ее сумка лежит, раззявившись на стуле - хоть сейчас забирай все, что там есть. А потом - в Канаду или в Бразилию, с полумиллионом долларов... ну, немного меньше, потому что продавать придется скупщикам краденого.

   За какое-то мгновение Тед успел прикинуть это - а заодно и представить себя под пальмой в окружении трех смуглых пышных красоток, готовых ради него на все. Вздохнул, понимая, что знакомство с красотками придется несколько отложить, и слегка потряс Рене за спину.

   - Эй! Ну где ты там?

   Спина медленно разогнулась, и из ладоней вынырнуло лицо - весьма невеселое, хотя и без хлюпающего красного носа. Хорошо хоть не плакала. А глаза у нее были совсем как прежде - яркие, бархатисто-коричневые, точнее, каштановые - ему почему-то больше нравилось это слово.

   - Не сердись... - Рене сказала это так жалобно, что ему стало смешно.

   - Постараюсь. - Тед не выдержал, фыркнул и повторил: - Очень постараюсь!

   И впрямь, придется сделать скидку на издержки воспитания - переделать ее за один день невозможно.

   - Мама часто говорила, что со мной трудно и что я не умею с людьми разговаривать - букой на всех смотрю.

   Он не ответил - вместо этого осторожно стащил с нее блондинистый парик и растрепал слежавшиеся под ним темные локоны. Рене покорно, даже не дернувшись, стерпела эту фамильярность; последовала очередная неуверенно-примирительная реплика:

   - Я Бруни сказала, что ты мой друг...

   - Ладно, - усмехнулся Тед, - значит, так и договорились, да?

   Она кивнула, улыбнувшись своей обычной виноватой улыбкой.

   - Ну, вот и хорошо, - он встал. - Сейчас я тебе принесу поесть...

   - Я могу сходить сама! - запротестовала Рене, очевидно, вспомнив его заявление насчет лакея.

   - Пока неясно, что с полицией, я не хочу, чтобы тебя кто-нибудь видел. Что тебе принести?

   Она пожала плечами.

   - Все равно.

   - Ну ты же что-нибудь любишь?

   - Картошку.

   - А что не любишь?

   - Овсянку.

   Рене не стала уточнять, что овсянку она не просто не любит - не переваривает. Целый год над ней бились в школе, тщетно пытаясь приучить ее к этому полезному продукту. Она с отвращением съедала, стараясь быть дисциплинированной, но потом, через час-полтора, позеленев и зажимая себе рот, бежала с урока в туалет под хихиканье девчонок. В конце концов это всем надоело и от нее отвязались.

   - Если кто-то постучит - скажи, что ты не одета и попроси зайти попозже.

   Она кивнула, пошла в ванную и тут же, не успел он подойти к двери, высунулась:

   - Я чего-то нигде не могу найти халат... и шампуня нет.

   Тед усмехнулся - в дешевых мотелях девочка явно никогда не жила. Вернулся, достал из сумки шампунь, потом, поколебавшись - не воспримет ли она это как очередное нарушение этикета и покушение на ее добродетель - собственную футболку с Микки-Маусом.

   - Вот все, что могу предложить.

***

Когда он вернулся, в номере было пусто, но из ванной доносился шум воды и звуки, похожие на мяуканье - судя по всему, Рене что-то напевала, стоя под душем. Стоило ему хлопнуть дверью, как мяуканье прекратилось.

   - Я еду принес! - крикнул он. - Вылезай!

   Футболка, по мнению Теда, шла Рене куда больше, чем вся остальная одежда: он не без удовольствия незаметно разглядывал пару торчащих из-под нее довольно изящных босых ножек. Жаль только, что она нацепила лифчик. Зачем? Разве там есть чему отвисать? Нет, все-таки что-то есть - в нужных местах слегка топорщится... очень славненько топорщится...

   Решив прекратить наблюдение, чтобы у него самого, грешным делом, ничего не затопорщилось, Тед благонравно перевел взор на голову, замотанную полотенцем - и как это женщины ухитряются накрутить такой аккуратный тюрбан - и мысленно отметил, что вид у Рене порозовевший и посвежевший.

   Особых разносолов в мотеле не было, поэтому на подносе красовались пара крепов с курицей и сыром, картонка с жареной картошкой - раз уж она так любит картошку - и бутылка розового вина.

   Никаких замечаний подобное меню не вызвало - ела Рене хотя и не торопясь, но явно с аппетитом. Ну и слава богу, ей не мешало прибавить хотя бы килограмм пять.

   Выставив за дверь опустевший поднос, он кивнул в сторону кровати:

   - Ложись спать - завтра рано вставать. Я тоже сейчас вымоюсь и приду.

   Решил не обращать внимания на выражение легкой паники, снова промелькнувшее на лице. Судя по всему, Виктор в постели тоже что-то крепко напортачил - об этой стороне их жизни Рене не сказала ни слова, но испуганное лицо говорило само за себя.

***

Вернувшись из ванной, Тед обнаружил, что она уже в постели - лежит отвернувшись, закутанная в одеяло так, что виден только затылок - но ни чемоданов, ни подушек, выставленных в качестве разграничительного барьера, на кровати по-прежнему не наблюдалось.

   Плюхнувшись в кровать, он пробормотал: "Спокойной ночи!" - из одеяльного кокона донеслись те же слова - погасил свет и повернулся к Рене спиной.

   Заснуть удалось не сразу - некоторое время его искушал бес, нашептывавший: "А может она ждет от тебя каких-то активных действий и будет разочарована, если таковых не последует?" Кончилось тем, что мысленно обозвав беса - а заодно и себя - козлом, он приказал ему убираться, а себе - спать.

***

Утро принесло весьма неутешительные известия.

   Проснувшись, Тед обнаружил, что Рене во сне повернулась к нему лицом и продолжает крепко спать, подложив руку под голову. Во сне она выглядела куда менее напряженной и затравленной, так что даже жалко было будить.

   Он решил дать ей еще немного поспать, тихо встал, умылся, оделся и только после этого - делать нечего! - присел на кровать и потряс ее за плечо.

   - Эй! Просыпайся!

   Она рывком вскинулась, открыла глаза - в них последовательно мелькнули испуг... непонимание... и наконец - облегчение. Ну, слава богу, пришла в себя!

   - Просыпайся! Я сейчас за завтраком схожу, а ты пока умойся и оденься.

   Рене кивнула, улыбнулась и сказала все еще сонным голосом:

   - Мне хватит кофе с круассаном, я так рано не ем.

***

Вместе с завтраком Тед притащил в номер целый ворох свежих газет и, устроившись на кровати, принялся изучать их, прихлебывая кофе.

   Буквально в первой же газете, в разделе криминальной хроники, он наткнулся на короткую заметку, сообщавшую, что Рене Торрини (Перро), владелица фирмы "Солариум", позавчера вечером таинственно исчезла из дома графини де Клери, ее родственницы. Полиция ведет следствие. Одной из версий, рассматриваемых полицией, является похищение с целью получения выкупа.

   То же самое, с небольшими вариациями, писали еще несколько французских и немецких газет. Почти во всех них были опубликованы фотографии Рене, взятые из старой светской хроники.

   Газета, выходившая в Цюрихе, посвятила этому событию полстраницы. В центре красовалась фотография, сделанная, очевидно, в тот самый вечер: серебристое платье, бриллианты, высокая прическа. Рядом с Рене, обнимая ее за плечи, стояла элегантная седовласая дама с надменно приподнятыми бровями, сбоку и чуть сзади - Виктор. За четыре года он практически не изменился.

   И подпись, крупным шрифтом: "Всего через полчаса эта женщина бесследно исчезла. Может ли быть, что она сделала это по доброй воле?"

   Были даны также некоторые дополнительные подробности исчезновения: многословное, в стиле светской хроники, описание дома графини де Клери и состоявшегося там приема - с перечнем наиболее именитых гостей. Последней Рене видела хозяйка дома, оставившая ее в будуаре своей внучки. Когда через пятнадцать минут она вернулась, в комнате уже никого не было. Полицию вызвали только через несколько часов после происшествия - все надеялись, что мадам Торрини просто почувствовала себя плохо и решила поехать домой. Кроме того, графиня распорядилась обыскать дом и сад - естественно, безрезультатно.

   Интереснее всего было опубликованное там же короткое интервью с инспектором полиции Мартином Флиттером, возглавлявшим следственную группу. Он сообщил, что киднэппинг - это только одна из версий, разрабатываемых группой. По словам мужа, в последнее время исчезнувшая проявляла признаки эмоциональной нестабильности и поговаривала о самоубийстве - эта версия тоже рассматривается. И наконец, промежуточный вариант: не исключено, что госпожа Торрини могла связаться с кем-то, кто, пользуясь ее душевным состоянием, захватил ее и намеревается получить за нее выкуп - или выманить у нее большую сумму денег.

   Полиция просит всех, кто видел мадам Торрини или знает что-либо об ее местонахождении, немедленно сообщить об этом.

***

Час от часу не легче - значит, теперь Рене разыскивают как жертву киднэппинга. Только этого не хватало...

   Она тихо сидела у окна, но стоило ему поднять голову, тут же спросила:

   - Ну что?

   - Почитай! - Тед пересел к столу и сунул ей цюрихскую газету. - Тут подробнее всего.

   Быстро пробежав глазами заметку, она растерянно посмотрела на него.

   - Я в жизни не говорила о самоубийстве...

   - Да, дело завязывается круто.

   - У тебя могут быть неприятности из-за меня?

   Девочка быстро соображает! Не то слово - неприятности! Минимум - лишение лицензии, максимум - двадцать пять лет тюрьмы за киднэппинг. Правда, все это в том случае, если он не докажет, что действовал по ее просьбе...

   Рене поняла это едва ли не раньше него.

   - У тебя есть лист бумаги?

   - Зачем?

   - Лучше будет, если я прямо сейчас составлю с тобой что-то вроде договора, чтобы в случае чего было ясно, что ты действовал как мое доверенное лицо.

   - Не паникуй, - Тед понимал, что Рене предлагает правильный шаг - подобный оправдательный документ ему не помешал бы. Если она будет его клиенткой, это упростит дело и уменьшит риск - только почему-то ужасно не хотелось этого делать. - Я думаю, все обойдется и так.

   - Давай напишем. Я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были неприятности.

   Он встал и, вытащив из сумки несколько листов бумаги, положил перед ней. Несколько секунд Рене сидела, глядя перед собой, потом начала быстро писать. Подняла голову.

   - Как твоя фамилия?

   - Мелье. И оставь место для номера лицензии.

   Она кивнула, через минуту расписалась весьма витиеватой и размашистой подписью и протянула ему листок.

   - Посмотри, годится?

   "Я, Рене Перро (Торрини), поручаю Теду Мелье... "

   Дальше было по пунктам расписано: обеспечение ее безопасности по дороге в Париж и при проживании там, получение необходимой ей конфиденциальной информации и выполнение ее имущественных поручений, включая продажу принадлежащих ей драгоценностей.

   - Ну как, сойдет?

   - Сойдет, - Тед сложил бумагу и сунул в карман. - Собирайся, пора ехать.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   В Париж они прибыли к четырем часам. Всю дорогу он рассказывал Рене разные истории - частью выдуманные, частью вычитанные - якобы случившиеся с ним самим, одновременно обдумывая газетную информацию. Точнее, ее отсутствие: ни одна из статей почему-то не касалась вопроса о драгоценностях...

   Почему? Полиция не хочет, чтобы за Рене начали охотиться преступники? Шутка ли сказать: миллион долларов - такой куш! Или есть какая-то другая причина?

   Рене слушала его байки с интересом, но когда в какой-то момент Тед остановился, чтобы перевести дух, неожиданно хихикнула:

   - Небось, половина - вранье?

   - Обижаешь! - он действительно скорчил обиженную физиономию - и со смехом поправил: - Три четверти, не меньше!

***

Перед самой площадью Республики он свернул на набережную канала Святого Мартина и через минуту остановился около пятиэтажного серого каменного дома.

   - Ну, слава богу, приехали!

   В этом доме находилась его собственная квартира - более безопасного места Тед придумать не мог.

   Когда ему было лет двадцать, тетя Аннет, у которой он жил до тех пор, заявила, что понимает его проблемы, но девок в ее дом он водить не будет. Так что пора ему подумать о собственном жилье, тем более что она случайно слышала, что продается небольшая квартира в приличном районе - хотя и на последнем этаже, зато недорого.

   Эта идея упала на плодотворную почву: Тед и сам подумывал о том, чтобы жить отдельно. Тетя развила бурную деятельность: поручилась за него в банке, ссудила ему недостающие деньги - и вскоре он стал счастливым обладателем двух комнат и кухни.

   Квартиру свою он любил и холил - а посему слегка побаивался, что Рене, привыкшая к несколько другим условиям, скажет в ее адрес что-нибудь неуважительное.

   Войдя, она начала с интересом оглядываться. Тед лишний раз порадовался, что год назад сделал ремонт, вбухав в него едва ли не столько денег, сколько стоила сама квартира. Зато теперь безупречный узорчатый паркет радовал глаз, равно как черно-белая плитка на кухне и в ванной, пижонская черная ванна "под мрамор" и пара японских картин - тушью по шелку - в деревянных рамках на стенах гостиной.

   Тогда же, год назад, он хотел было сменить и мебель на более современную, а потом, обозвав себя сентиментальным идиотом, все-таки оставил большую часть привычных и удобных ему вещей.

   Он провел Рене в спальню, освободил одну полку в шкафу и кивнул:

   - Вот тебе место для вещей. Тебе здесь придется пробыть довольно долго, так что устраивайся.

   Она послушно начала распаковываться, а Тед, воспользовавшись этим, решил первым занять ванну - на сегодня было намечено еще много дел.

***

Выйдя из ванной, уже в джинсах и майке - только из уважения к присутствующей даме, не будь ее, он болтался бы по дому в одних трусах - Тед обнаружил Рене в гостиной, одновременно служившей ему и кабинетом. Одетая в джинсы, полосатую футболку и - во дает! - расшитые золотом остроносые тапочки без задников в гаремном стиле, подходившие к этим джинсам примерно как сомбреро к пенюару, она изучала книжные полки и, услышав его шаги, обернулась.

   - Ты все эти языки знаешь? - кивнула она на пачку самоучителей и разговорников.

   - Более-менее. Ванна свободна - мойся, а я пока поесть сделаю.

   Вместо того, чтобы уйти в ванную, она спросила - с неменьшим интересом и уважением:

   - А ты и на машинке умеешь печатать?

   - Умею, - Теду стало смешно: знала бы она, что научился он этому только потому, что от руки писал как курица лапой, и клиенты были недовольны, что его отчеты приходилось расшифровывать, как манускрипты. Но видеть на лице Рене уважение - даже почти восхищение - было приятно.

   Языки он действительно знал весьма более-менее - то есть немецкий-то хорошо, еще со школы, а вот голландский, итальянский и английский изучил сам, по самоучителю, и ровно в том объеме, чтобы суметь объясниться. Правда, для работы хватало. Но Рене он решил не разочаровывать: пусть считает его если не суперменом, то по крайней мере полиглотом.

***

Готовить Тед не любил, хоть и умел - поэтому предпочитал пользоваться презираемыми большинством французов замороженными блюдами, которые можно быстро разогреть в микроволновке.

   Секунду поколебавшись между фаршированным перцем и блинчиками с творогом и изюмом, он сделал выбор в пользу блинчиков, поставил их разогреваться и предался размышлению над не менее важной проблемой: где кормить гостью? В гостиной - приличнее, на кухне - удобнее и привычнее.

   Наконец, обозвав себя Буридановым ослом, он решил быть проще. Поэтому, когда Рене появилась в дверях, на кухонном столе уже стояло целое блюдо блинчиков и большая банка клубничного варенья.

   Взглянув на него, Рене неожиданно хихикнула. Тед не сразу сообразил, что причиной этого явился фартук, розовый с цветочками - подарок тети Аннет - который он надевал всегда, когда готовил. Смутившись, он хотел снять его, услышал взрыв еще более веселого смеха - махнул рукой и тоже рассмеялся, представив себе, как смотрится со стороны.

   Может быть потому, что они добрались до цели и Рене почувствовала себя в безопасности, выглядела она куда менее подавленной, чем вчера. И ела с аппетитом - с блинчиками он явно угодил.

   Съев несколько штук, она с завистью протянула:

   - Ты и готовить умеешь...

   - А ты - нет?

   Рене молча покачала головой.

   - Ладно, вечером научу. Сейчас я поеду на работу - заодно куплю вечерние газеты и запас еды на несколько дней.

   - А где ты работаешь?

   - У меня своя контора - недалеко от Северного вокзала.

***

На самом деле контора была не совсем его - Тед делил ее с еще тремя коллегами. Все вместе они оплачивали вполне приличное помещение, состоящее из двух кабинетов, фотолаборатории и приемной, а также сидевшую в приемной секретаршу.

   Это сообщество существовало уже лет десять, но Тед вступил туда всего три года назад и сразу же оценил его преимущества. Его доход быстро вырос раза в полтора - поэтому он и смог позволить себе столь дорогостоящий ремонт. При этом он оставался независимым: единственным обязательством была своевременная выплата своей четверти конторских расходов.

   Не секрет, что клиенты имеют тенденцию то куда-то исчезать - то переть косяком. Когда Тед работал один, то иногда, скрепя сердце, вынужден был отказываться от дел, с которыми физически не успел бы справиться - а через месяц ему приходилось сидеть и плевать в потолок со скуки.

   Теперь этот вопрос решался просто: избыточных клиентов можно было передавать коллегам, получая от них такие же знаки любезности. Этим, собственно, и объяснялось увеличение его дохода.

   Вот и вчера, прослушав с утра сообщение Рене, Тед тут же смог перебросить начатое дело одному из коллег - недавно пришедшему в контору отставному полицейскому Жувену. Это было сейчас кстати - весьма кстати.

   Приехав в контору, он тут же позвонил Жувену и спросил, что нового. Тот сказал, что сейчас приедет и расскажет - и Тед устроился в кабинете, просматривая вечерние газеты. В них, кроме повторения того, что он уже прочел с утра в цюрихской газете, красовалась фотография Виктора и заявление для прессы, которое тот счел нужным опубликовать.

   Оказывается, Рене уже много месяцев страдала депрессией, усугубившейся после потери ребенка (вот сволочь!) Иногда ее эмоциональная нестабильность проявлялась также в приступах ярости, во время которых она не отдавала себе отчета в своих действиях. Виктор, как любящий муж, надеялся, что постепенно это пройдет, но в последнее время положение ухудшилось и Рене, сама понимая, что больна (подонок!), собиралась провести некоторое время в санатории, под наблюдением специалиста. Он жалеет, что не поместил ее туда раньше - там она была бы в безопасности, в том числе и от себя самой.

   В заключение Виктор обратился к преступникам, похитившим его несчастную жену, с просьбой пощадить ее - он готов заплатить вознаграждение тем, кто вернет ее домой.

   Читая все это, Тед радовался, что его никто не видит - кулаки сжимались сами собой. Он до сих пор помнил, ярко, как кадр из фильма: взмах руки Виктора - и Рене, падающая на ковер. И кровь, которую она потом привычно вытирала мокрым полотенцем...

   К тому моменту, как появился Жувен, мизансцена была подготовлена: газета лежала на столе, фотографией Рене кверху.

   Жувен влетел в кабинет и плюхнулся в кресло, задрав ноги - он часто разыгрывал из себя лихого сыщика из американских детективов.

   - Хочешь сенсацию? - заявил он.

   - Ну, давай! - лениво согласился Тед.

   - Нет у твоей клиентки никакой соперницы!

   - И только-то? Я-то думал, что эту красотку нашли, - он кивнул на фотографию Рене. - А что же там?

   Что бы не писали в романах о лихих сыщиках, одним махом распутывающих дела о кровавых убийствах, которые не по зубам идиотам-полицейским, на самом деле работа частного детектива процентов на восемьдесят состоит из семейных проблем. Блудные родственники, супружеские измены, неверные любовники и связавшиеся с дурной компанией дети (иногда "детям", правда, далеко за тридцать) - именно с этим и приходится чаще всего иметь дело.

   Задание, переброшенное Жувену, было из той же категории: некая жена, случайно узнав, что муж, уже два года по вторникам и пятницам исправно посещавший гольф-клуб, на самом деле там уже давно не показывается, наняла Теда, чтобы проверить - чем же ее супруг занимается в эти дни?

   Вчера был вторник, и теперь Жувен с гордым видом выдал сенсацию (новичок, для него это еще сенсация!):

   - Там парень был! Этот тип решил на старости лет масть сменить! Я их гнездышко засек, к пятнице оборудование поставлю - и всего делов! Или ты сам хочешь?

   - Да нет, продолжай. Я завтра снова уезжаю.

   - Клиент выгодный?

   - Да нет. Это друг один на юге - собирается разводится и хочет, чтобы я ему помог кое в чем.

   Почти правда...

   - Но отчет ты пишешь сам!

   Как объяснял сам Жувен, из полиции он ушел именно потому, что не любил писанины. Правда, Тед слышал от людей другую версию, связанную с женщиной.

   Решив главную проблему, Жувен обратил, наконец, внимание и на газету:

   - А-а, эта... Ничего себе история - что-то тут не вяжется, я это еще с утра понял.

   - А что не вяжется?

   - Если бы похитили - так уже выкуп попросили бы. А если сама сбежала - так чего вдруг, с вечеринки? Нет, помяни мое слово, баба больная на всю голову - думаю, через пару недель труп вместе с камушками где-нибудь всплывет.

   - С какими еще камушками?

   - Ты что, не видишь? - Жувен щелкнул по фотографии. - Она же вся цацками, как елка, обвешана. Спорим на сотню, что скоро труп найдут? И еще на сотню, что она сама с больной головы решила утопиться - прямо с камушками, чтобы шуму побольше было - всем назло?!

   Клюнул! Теперь - подсекать!

   - Да брось ты... Я так думаю, что похитили ее - и после того, как этот мудак сам сказал, что заплатит, стребовали деньги. Может, она вообще уже дома?

   - Ну как ее могли похитить? Там же сотня человек была! Что, думаешь, никто бы не заметил? Нет, сама она смылась - топиться или вешаться. Или где-нибудь в мотеле снотворное приняла.

   - Тогда уже нашли бы.

   - А я сейчас позвоню - узнаю! И если еще не нашли - спорим на пару сотен?

   - Уж и на пару сотен...

   - Ладно, я пошел звонить.

***

Вернувшись через пять минут, Жувен доложил, что Рене пока не нашли - ни живую, ни мертвую. Об этом Тед, как ни странно, догадывался. Зато таким способом он сумел узнать то, что его интересовало - а именно, что францухзская полиция тоже подключилась к поискам Рене. Значит, на улицу ей высовываться нельзя. И ее драгоценности почти наверняка в розыске...

   На пари пришлось согласиться, зато теперь Жувен будет до конца жизни уверен, что инициатором и разговора, и пари, и - главное! - звонка приятелям в полицию был он сам.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   Домой Тед приехал только в девять вечера. Выйдя из машины, он поднял голову, увидел свет в собственном окне - и на душе стало легко и весело.

   Он прекрасно понимал, какие трудности ждут его - их! - впереди, но думать об этом не хотелось. Хотелось просто радоваться и ощущать себя почти что молодоженом. Поддавшись какому-то дурацкому импульсу, он даже купил по дороге букет цветов.

   Рене выскочила в коридор, едва заслышав шум в дверях. Ему показалось, что она собиралась броситься ему на шею, но в последний момент - увы! - вспомнила о правилах приличия и остановилась.

   - Ну вот... Как ты тут? - сказал он, потому что надо было что-то сказать.

   - Тут хорошо, - она смущенно улыбнулась, - очень свободно.

   Тед не совсем понял, что она имела в виду - всю его квартиру можно было, пожалуй, разместить в одной ее спальне. Ну, довольна - да и ладно.

   Вручив ей цветы - хорошо, что догадался купить, она явно обрадовалась! - он поволок пакеты на кухню, на ходу продолжая говорить:

   - У меня тут газета - Виктор сделал заявление для прессы. Почитай, интересно. Сейчас я тоже приду, только с продуктами разберусь.

***

К тому времени, как он появился в гостиной, Рене сидела в кресле, опустив газету и уставившись прямо перед собой - как-то враз помрачневшая и осунувшаяся.

   - Он хочет сделать из меня сумасшедшую, - это было первое, что Тед услышал.

   Похоже на то... Стоит ей попасться в руки полиции, как Виктор, под предлогом заботы о ее здоровье, сделает все, чтобы она сразу же оказалась в "санатории" - и не вышла оттуда до конца жизни.

   Вместо того, чтобы сесть напротив, Тед подошел сбоку и, обняв ее за плечи, притянул к себе.

   - Не надо. Ты же и раньше знала, что он сволочь... - Рене молчала, прижавшись виском к его боку - напряженная, сжавшаяся словно в предчувствии чего-то неприятного. Поглаживая ее по голове, он продолжил: - Я не дам ему тебя обидеть. Не бойся его. Мы справимся, обязательно справимся... - вспомнил то, что ей было важно и добавил: - И собак твоих тоже найдем. Обязательно.

   Он продолжал гладить ее по голове, пока не почувствовал, что она расслабляется - тогда отошел и сел в кресло, пододвинув его так, чтобы столик не разделял их.

   - Теперь слушай. Тебя уже ищут и во Франции - так что показываться на улице нельзя. Я завтра с утра уеду дня на три, а тебе придется сидеть здесь и ни в коем случае не выходить из квартиры.

   Она кивнула, поинтересовалась:

   - Ты поедешь продавать драгоценности?

   - Тут тоже все не просто... Покажи, что там у тебя есть.

   Рене принесла сумку и высыпала содержимое тряпочного свертка на стол: серьги, два кольца, браслет, часики "Пиаже" с бриллиантами, пару заколок для волос и колье. Бриллианты, рубины, золото - все сверкало и переливалось, как в витрине ювелирного магазина, составляя странный контраст с прожженной в нескольких местах кожаной столешницей, на которой едва ли когда-нибудь лежало что-нибудь подобное.

   - Да-а, - Тед взял в руку браслет, свесившийся блестящей змейкой, взвесил на ладони, потом покрутил в руке кольцо, любуясь блеском. - Красивые вещи... и дорогие. Конечно, застрахованы?

   - Да, разумеется.

   - Значит, у страховой компании есть их точное описание. Скорее всего, они уже в розыске.

   - Значит... их невозможно продать?

   - Почему же, - он пожал плечами. - Можно. Есть люди, которые возьмут, только очень дешево - процентов за десять от настоящей цены.

   - Ты сможешь это сделать? - перебила его Рене.

   - Не знаю. Могу попробовать. Но лучше бы обойтись без этого - риск очень большой, а дадут мало.

   - Нам нужны деньги.

   - Я уже думал об этом, - Тед замялся, вздохнул и решительно сказал: - Я попытаюсь достать их другим способом.

   - Каким?

   - Одолжить. У меня есть один знакомый - через него это можно сделать. Я с ним уже созвонился и завтра к нему поеду.

   Рене сердито поморщилась.

   - Надо было попросить у Бруни, она бы дала. Но я думала, что это, - кивнула на стол, - легко можно будет продать...

   - Не жалко?

   Она вопросительно подняла глаза, и он пояснил:

   - Они очень красивые.

   Рене зажмурилась и замотала головой.

   - Я их вообще видеть не хочу. Виктор часто мне что-нибудь дарил, после того, как... бил меня. Вместо извинения, - засмеялась коротким рыдающим смешком. - У меня дома еще много всего есть.

   В голосе ее неожиданно послышалась злость. Она презрительно ткнула пальцем в сверкающий браслет.

   - Вот это, например, он подарил после того, как руку мне сломал.

   - А это? - Тед приподнял колье - рубины в обрамлении бриллиантов - пожалуй, самое дорогое из всего, что лежало на столе. Спросил - и в тот же миг пожалел о вырвавшемся вопросе, увидев исказившееся лицо Рене.

   - Это когда ребенок... - Справившись с собой, она криво улыбнулась. - Я выбирала самое... такое, что не жалко.

   - Я возьму пару вещиц - на случай, если захотят залог. - Он пошарил и выбрал из кучки браслет и серьги. - Вот это. А остальное забери пока обратно, или, если хочешь, можно положить в сейф.

   - А где сейф?

   - Здесь! - усмехнулся Тед, кивая на одну из японских картин: эту идею он почерпнул именно в ее доме.

   Встал и, проходя, потрепал Рене по плечу. Он уже начал понимать, что его прикосновения ей не то чтобы неприятны - она просто не привыкла, чтобы к ней кто-то прикасался и не очень знает, что с этим делать. Вот и сейчас она подняла голову и неуверенно улыбнулась.

   Нажав замаскированную кнопку, он откинул картину и открыл сейф.

   - А это у тебя пистолет? - послышалось сзади.

   Тед кивнул, почувствовав себя почти Джеймсом Бондом. Неважно, что пистолет он не брал в руки уже лет пять, да и до того стрелял только пару раз - по бутылкам.

***

Стоило драгоценностям исчезнуть со стола, как Рене сразу расслабилась, словно стряхнув с плеч какую-то тяжесть. Вспомнила и вытащила из сумки пачку немецких марок.

   - Возьми!

   Брать у нее деньги Теду было неприятно - он все никак не мог воспринимать Рене как клиентку.

   - А сколько тебе вообще денег нужно сейчас? Сколько просить?

   - Не знаю... Заплатить адвокату - он наверняка потребует какую-то сумму на предварительные расходы. Одеться - я же не могу к нему идти в таком виде. И... найти собак - это самое главное, и я не знаю, сколько на это надо. И всякие другие расходы.

   - Тысяч десять марок хватит?

   - Бери лучше двадцать - мало ли что.

   - Там могут потребовать очень большие проценты, - попытался объяснить Тед.

   - Ну и что? Как только ты найдешь собак, я смогу пользоваться своим счетом... или ты считаешь, что это займет больше месяца?

   - Нет, не думаю. Я вернусь дня через три, побуду тут пару дней, устрою тебе встречу с адвокатом - и поеду за собаками.

   - Думаешь, ты быстро их сможешь найти? - Рене постаралась улыбнуться.

   - Конечно! Я же профессионал - и не такое находил!

   А живы ли еще эти собачонки? Ладно, сейчас неважно - главное, чтобы она хоть немного прибодрилась.

   - Все, дела закончены. Теперь пошли учиться готовить!

***

Обучение кулинарной премудрости свелось к объяснению правил пользования микроволновой печью и электрической духовкой. Дополнительные инструкции по приготовлению каждой конкретной еды были напечатаны на упаковке. Напоследок - высший кулинарный изыск! - Тед приготовил омлет, подробно объясняя Рене каждый этап этого непростого дела, после чего урок был закончен, ведь есть холодный омлет - это кощунство!

   Они засиделись до ночи - сначала на кухне, потом, прихватив с собой недопитую бутылку вина и бокалы, перешли в гостиную. Рене оставила где-то свои золоченые тапки и сидела босиком, подвернув под себя ноги, словно всю жизнь провела в этом кресле.

   Разговор то затухал, то возобновлялся - об одном, о другом... Тед мгновенно чувствовал, когда она вспоминала о Викторе: какое-то случайное слово, жест - и черты ее сразу заострялись, а брови сдвигались, словно в попытке справиться с болью. Потом она заставляла себя отбросить это воспоминание, как кусок грязи, и через пару минут уже снова улыбалась.

   Он несколько раз напоминал себе, что завтра рано вставать, но не хотелось нарушать покой и тишину этого вечера. Лишь заметив, что Рене украдкой зевнула, взглянул на часы и со вздохом сказал:

   - Поздно уже... Ладно, давай спать ложиться, - чуть подумав, улыбнулся и добавил: - Мы завтра, наверное, не увидимся - я очень рано уйду. Так что... до встречи!

   Что он хотел сказать на самом деле? "Пожелай мне удачи"? Или - "Мне очень не хочется от тебя уезжать"? Или еще что-нибудь?

***

Когда прозвонил будильник, Тед прислушался - за дверью спальни было тихо. Он умывался, пил кофе, одевался - и все никак не мог решить: если Рене проснется и выйдет его проводить - поцеловать ее на прощание? Но она так и не проснулась...

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

   Подъезжая к Парижу, он поругивал себя и за то, что сдуру поперся в такую даль на машине - ведь мог бы и самолетом лететь! - и за то, что перед отъездом переключил телефон на автоответчик, чтобы Рене по ошибке не взяла трубку. В результате он даже не смог сообщить ей, что задерживается - но кто же знал, что так выйдет?!

   К тому времени, как он добрался до дому, стояла уже глубокая ночь. С улицы окна казались темными, но открыв дверь Тед увидел, что в прихожей горит свет.

   Он захлопнул дверь и обернулся - Рене была уже в коридоре. Глаза, широко распахнутые на бледном лице, растрепанные волосы... Он только успел протянуть руки - и она бросилась к нему, налетела, прижалась, дрожа всем телом и вцепившись в него обеими руками. Дыхание вырывалось короткими всхлипами, как после быстрого бега или плача.

   Кажется, она хотела что-то сказать, но не выходило ничего, кроме всхлипывания и судорожных вздохов. Прижимая ее к себе, Тед чувствовал под руками худенькую спинку и цепочку позвонков, шее сразу стало мокро - туда уткнулся один глаз.

   Ей удалось наконец выдавить из себя тоненькое и подскуливающее:

   - Пять дней... Пять дней!

   Он должен был приехать еще позавчера! Позавчера - или, в крайнем случае, вчера утром! И уже два дня она места себе не находила, и боялась, что его арестовали... или еще что нибудь... и в ужасе замирала, когда в новостях показывали про автомобильные катастрофы. И было страшно, что его все нет и нет... и уже никогда не будет... и больше никакой надежды не осталось...

   Волосы у нее были растрепанные, теплые и немного влажные - он наклонил голову и зарылся в них лицом. Руки, оказавшиеся умнее его самого, сразу распознали, что на ней только майка - широкая и свободная - ловко сунулись в пройму, очутились на голой спине и заскользили, поглаживая теплую шелковистую кожу.

   Покрутив головой, чтобы ее лицо повернулось удобнее, Тед поцеловал оказавшийся совсем близко плачущий зажмуренный глаз, поерзал губам по мокрой щеке и пробормотал нечто бессмысленное, но несомненно успокаивающее:

   - Ну-ну, все же в порядке, я уже приехал, все в порядке...

   Его слова, казалось, заставили Рене придти в себя - она смутилась и отступила, но когда он сам шагнул вслед за ней и снова обнял, возражать не стала. Только на мгновение пугливо замерла - и снова расслабилась, прижавшись.

   - Ты решила, что я тебя бросил?

   Она замотала головой.

   - Нет... Я думала, тебя арестовали. Я боялась...

   - Да кому я нужен!

   - Я думала... - начала Рене - и замолчала, почувствовав его теплую ладонь у себя на затылке.

   - Деньги я привез. Просто было никак не управиться быстрее.

   Упоминание о деньгах заставило ее вздохнуть и выпрямиться, снова отступив на пару шагов. Под майкой у нее явно ничего не было - неправильно истолковав взгляд Теда, Рене смущенно пояснила:

   - Я твою майку взяла... спать, вместо ночной рубашки.

   - Да ради бога! Бери все, что надо, пользуйся. - (В том числе и владельца майки!)

   - Ты, наверное, устал? Хочешь, я тебе что-нибудь поесть приготовлю?

   Кажется, ей не терпелось похвастаться своими кулинарными успехами...

   - Давай. Только кофе не надо - я его сегодня уже литра два выпил, боялся заснуть за рулем.

   - А где ты был? - спросила она неуверенно, словно не зная, можно ли об этом спрашивать.

   - Сейчас я переоденусь - и все тебе расскажу.

***

Когда Тед появился на кухне, она накрывала на стол, успев уже напялить на себя джинсы с футболкой - он даже слегка огорчился. Поверх этого на Рене красовался его собственный розовый передник, на ней он выглядел вполне к месту. Судя по всему, она вполне освоилась в его квартире - ни беспорядка, ни немытой посуды не наблюдалось.

   Увидев его, Рене улыбнулась и, напялив на руки кухонные рукавички, уверенно полезла в духовку, откуда тянуло вкусным запахом. На миг Теда пронзило странное ощущение: будто в другом мире, в другой жизни это его жена, которая ждала его домой с работы, и дождалась, и радуется, и будет, как положено, кормить его ужином и слушать, что он расскажет - и надо говорить тише, чтобы не разбудить ребенка, который спит за стенкой...

   Он даже понизил голос - потом встряхнул головой, чтобы избавиться от этого наваждения, и продолжил уже нормально:

   - Ну... ну, как ты тут без меня?

   Вопрос был чисто риторический и вырвался сам - собственно, он был адресован той самой жене из другой жизни. В ответ перед ним поставили тарелку с изрядным куском картофельной запеканки. Запеканка, естественно, была покупная, только подогреть - зато соус к ней Рене сделала сама, порезав в майонез корнишоны и укроп.

   Разлив по кружкам какао, она поставила их на стол и уселась напротив.

   - Я думала, ты еще позавчера приедешь.

   - Следующий раз мы что-нибудь придумаем с телефоном, чтобы ты не нервничала. Я только сегодня с утра смог выехать из Ниццы.

   - Из Ниццы?

   - Да, там живет один человек. Лет десять назад я нашел его дочку, и он с тех пор преисполнился ко мне вечной благодарности.

   - Ее что, похитили? - глаза Рене загорелись. К сожалению, придется разочаровать - все было куда проще...

   - Нет, там все смешно получилось, но не суть дела, если захочешь, я тебе потом отдельно расскажу. В общем, я ему позвонил и сказал, что у меня есть к нему одна деликатная просьба. Не знаю, что он себе подумал - но тут же ответил, что будет рад меня видеть. А когда я приехал и попросил познакомить меня с кем-то, кто может одолжить мне двадцать тысяч марок на пару месяцев, он заявил, что не станет беспокоить из-за пустяка занятых людей - да и что они подумают, узнав, что у него самого не нашлось для друга такой суммы?! Короче, он мне сам дал эти деньги - под тридцать процентов в месяц и без всякого залога. Ну, а потом пригласил остаться у него на уик-энд, и мне в такой ситуации просто неудобно было отказаться...

   Взглянув вниз, Тед обнаружил, что тарелка пуста - уловив этот взгляд, Рене тут же вскочила и положила ему добавку. Нет, все-таки в семейной жизни есть свои преимущества!

   А она за эти дни вроде бы немножко отъелась и пришла в себя. Щеки не такие впалые, и глаза смотрят куда веселее.

   - Я сегодня по дороге купил газеты - ничего нового нет. Короткая заметка: "продолжаются поиски" - и все.

   - По телевизору пару раз показывали мою фотографию. "Полиция просит население..." - и так далее.

   - Ничего. - Он похлопал ее по руке. - Ужин был очень вкусный, спасибо, - и улыбнулся в ответ на ее довольную улыбку.

   Логичным завершением подобного ужина было бы отправиться с ней в постель... Теду пришлось напомнить себе об истинном положении вещей. Словно в ответ на его чаяния, Рене неожиданно сказала:

   - Тебе, наверное, неудобно спать на диване - он для тебя короткий. Так что устраивайся на кровати... - Но тут же, увы, добавила - лишнее, ненужное и совершенно разочаровывающее: - а я перейду на диван.

***

Постель, казалось, еще хранила частицу ее тепла. Тед несколько раз переворачивался с боку на бок, пока не поймал себя на том, что пытается пристроиться на нагретом местечке.

   Она же клиентка... Только клиентка! Впрочем, когда это его останавливало?... И совсем не в его вкусе. Худенькая... и все косточки просвечивают...

   Уже засыпая, он усмехнулся. Интересно, найдется ли мужчина, способный объяснить это собственному члену, если тот твердо решил изобразить Вандомскую колонну?

***

Прошла всего неделя с того момента, когда, проверив автоответчик, он услышал ее голос - почти незнакомый, задыхающийся и дрожащий. Всего неделя... Целая вечность - ведь каждый день вмещал в себя так много!

   С утра, едва глотнув кофе, Тед засел за телефон.

   Дозвонившись до Жувена - спросонья тот слабо соображал, а кроме того, похоже, был не один - он узнал, что все в порядке, свидание в пятницу состоялось и аппаратура сработала как надо, так что можно писать отчет.

   Следующий звонок был куда важнее. За долгие годы работы Тед имел дело со многими адвокатами - но мэтр Баллу был, по его мнению, лучшим и, что немаловажно в такой сложной ситуации, наиболее известным и респектабельным.

   Позвонив адвокату, Тед попросил уделить ему час времени - и получил приглашение приехать немедленно.

   Только повесив трубку, он заметил, что Рене тихонечко сидит рядом и смотрит на него.

   - Я буду договариваться с ним на завтра? - полувопросительно-полуутвердительно сказал он.

   - Только не очень рано - мне надо еще одеться, привести себя в порядок и сделать маникюр.

   Ох уж эти женщины! На его взгляд, Рене была вполне одета. Впрочем, пожалуй, она права - для серьезного визита к адвокату джинсы со свитером не совсем подходят.

   - Вечером мы сходим с тобой в одно место, - он усмехнулся, - и приведем тебя в порядок - так, чтобы тебя невозможно было узнать. Заодно поужинаем.

   Кажется, Рене не слишком порадовала перспектива столь кардинального изменения облика - брови ее слегка сдвинулись. Тед не удержался - быстро погладил ее по щеке и улыбнулся.

   - Не бойся, ты останешься такой же хорошенькой. Я просто не хочу, чтобы тебя кто-нибудь случайно узнал по фотографии.

   Она невесело улыбнулась в ответ. Хорошенькой... Ну ладно, сказал так - и на том спасибо! Вздохнула и спросила:

   - К обеду ты вернешься?

   - Постараюсь.

   Типичный вопрос жены... Типичный ответ... Впрочем, Тед уже бросил бесполезные попытки анализировать свои чувства и ощущения или внутренне посмеиваться над ними.

   И все время хотелось прикоснуться к ее лицу - дотронуться, погладить и обвести пальцами контур удивленно приподнятых бровей...

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

   С Арсеном Баллу Тед был знаком давно - на мэтра иногда работал еще старый детектив, у которого он когда-то учился ремеслу. Конечно, личным знакомством это назвать было нельзя, отношения их сводились к обычным отношениям частного детектива с клиентом.

   Нужно отметить, что клиентом мэтр был неплохим: знал, чего хотел, умел четко сформулировать свои требования и не отказывался платить, если результат работы по объективным причинам отличался от желаемого.

   То, что Тед позвонил и попросил о встрече, мэтра заинтриговало. Еще больше его удивило желание Теда не просто посоветоваться, а оформить это официально, оплатив консультацию по обычным расценкам.

   Но мэтр уже свыше тридцати лет был адвокатом - а посему, но моргнув глазом, выслушал следующий странный вопрос:

   - Я хотел проконсультироваться с вами по некоторым аспектам работы частного детектива. Тут недавно я прочел газету, и меня заинтересовало - чисто теоретически, мало ли что в жизни бывает - если бы, скажем, эта женщина, - Тед постучал пальцем по фотографии, - обратилась ко мне - обязан ли я был бы извещать об этом полицию?

   Мэтр всегда знал Теда как весьма неглупого и хваткого парня, который не будет забивать себе голову теориями - а тем более специально приезжать ради этого. И эта просьба оплатить время консультации... теперь весь их разговор подпадает под правила конфиденциальных отношений адвоката с клиентом.

   - Если дело связано с похищением или убийством - то несомненно. Но, если женщина обратилась к вам, то, как я понимаю, о похищении речи не идет... - Тед кивнул, то ли подтверждая сказанное, то ли просто обозначая, что слышит слова мэтра. - Во всяком случае, вам следует рекомендовать ей сообщить полиции о своем местонахождении.

   - Нарушит ли она закон, если по какой-то причине не станет этого делать?

   - Нет. Если человек не находится под следствием и не давал никаких подписок, он не обязан ставить полицию в известность о своих перемещениях. Так же как не обязан читать газеты и смотреть телевизор.

   - Значит, если бы... предположим... эта женщина обратилась к вам - вы бы порекомендовали ей то же самое?

   - Да, но это только рекомендация, которой она не обязана следовать. Кстати, в газете было написано, что она, кажется... не совсем здорова?

   - Да, по утверждению ее мужа. Но когда женщина собирается подавать на развод, на слова мужа едва ли можно полагаться.

   Оба уже прекрасно поняли друг друга - но продолжали игру.

   - А вы полагаете, что речь идет о бракоразводном процессе?

   - Я в этом практически уверен.

   - Вы знаете, вы меня заинтересовали. Я хотел бы получше обдумать ваш вопрос. Может быть, нам всем лучше побеседовать об этом... предположим, завтра?

   - Это неплохая идея.

   - Часов, скажем, в одиннадцать?

   - Может быть, чуть попозже? - Тед вспомнил о маникюре.

   - В двенадцать вас устроит?

   - Думаю, что да.

   Уже собравшись уходить, Тед получил в спину последний вопрос:

   - Вы, кажется, бывали в Цюрихе?

   Он обернулся и с легкой улыбкой спокойно подтвердил:

   - Да, четыре года назад.

***

Ну вот - самое главное дело было сделано. Теперь оставались всякие мелочи.

   Заехав в контору, Тед с удовольствием узнал от секретарши, что Жувен вот-вот подъедет - значит, не придется долго ждать. И, с неудовольствием - что Жувен вчера брал его машину и помял крыло, так что она в гараже и будет готова после обеда.

   Появившийся Жувен отнюдь не мучился угрызениями совести - мало ли, со всяким бывает! Он притащил целый ворох компрометирующих фотографий и магнитофонную пленку - материал для отчета, и тут же предложил свои услуги по встрече с клиенткой. Пусть Тед только напишет отчет - а остальное он готов сделать сам!

   Что ж, дело ясное - клиентка была весьма ничего, а женщина в расстроенных чувствах часто нуждается в утешении. Кроме того, значительно легче пережить измену мужа, отплатив ему той же монетой.

   Тед тоже, как правило, старался не разочаровывать женщину, попавшую в трудную ситуацию - если это не совсем уж крокодил в юбке. Но сейчас ему было совершенно не до того, поэтому, поломавшись для вида, он пообещал завтра с утра привезти отчет - в обмен на обещание Жувена сегодня вечером подогнать починенную машину к конторе.

***

Домой Тед попал даже раньше обеда. На подходе к дому он - непонятно, почему - начал волноваться и успокоился, только увидев выскочившую в коридор Рене.

   - Ну что? - она смотрела на него с тревожной неуверенной улыбкой.

   - Все в порядке! Завтра в двенадцать. Сейчас я тебе все расскажу.

   Увидел, что тревога на ее лице сменилась облегчением. Ну, а что она думала? Должна же понимать, с кем имеет дело!

   Решив немножечко помучать ее ожиданием, Тед неторопливо переоделся - и лишь потом уселся в кресло и с удовольствием пересказал весь разговор.

   - Спасибо. Значит, завтра, - кивнула Рене. Брови ее были сдвинуты, выражение лица - не понять, то ли растерянное, то ли задумчивое.

   - Завтра, - улыбнулся он. - Боишься?

   - Что? - она не сразу поняла вопрос. - А, нет. Просто хочу еще раз обдумать, что и как ему говорить.

   Что ж - у него тоже было полно работы. Оставив Рене все с тем же отсутствующим видом сидеть в кресле, Тед сунул в плейер кассету, полученную от Жувена, и завалился на диван - слушать воркование двух педиков. Это было необходимо для написания качественного отчета.

   Беседа не отличалась разнообразием и прерывалась длительными паузами. Черт бы побрал их кровать! Специальный магнитофон включался от любого звука и, к сожалению, не мог отличить голосов от скрипа кровати, шагов, звона бокалов и тому подобного мусора. На сей раз кровать попалась какая-то особенно скрипучая...

   Слушая малочленораздельные реплики, он незаметно наблюдал за Рене - это было куда интереснее. Губы ее слегка шевелились - очевидно, она репетировала завтрашний разговор. Потом - видно было, что сжала зубы так, что заиграли на щеках желваки; глаза сузились. Нахмурилась... чуть улыбнулась...

   Теду казалось, что он может понять, о чем она думает, что вспоминает - во всяком случае, мысли о Викторе он угадывал уже почти безошибочно.

   Он даже огорчился, когда пленка закончилась - не было больше повода лежать и смотреть, но со вздохом встал и поплелся на кухню готовить обед. Правда, в голове шевельнулась коварная мыслишка: а на что в доме женщина?! - но он цыкнул на нее, напомнив себе, что пора и совесть иметь. И так Рене вчера кормила его ужином, а с утра варила кофе - и это притом, что она все-таки гостья.

***

Она даже не сразу заметила, что Тед исчез - сидела и проговаривала все, что нужно будет завтра сказать адвокату, стремясь подобрать как можно более точные формулировки и прикидывая, какие могут возникнуть вопросы. Но когда с кухни послышался шум, Рене потянуло туда, будто магнитом.

   Увидев ее, Тед улыбнулся - и, как всегда, захотелось улыбнуться в ответ. Сказал:

   - Садись, сейчас все будет готово.

   И сразу стало легче на душе. Не хотелось больше вспоминать ни о чем плохом - просто сидеть на этой черно-белой кухне и чувствовать себя в безопасности.

   Он, кажется, даже не понял ее слов: "Здесь свободно". Свободно - потому что никто не придет, и никто не станет подслушивать под дверью - она подозревала, что Жанин частенько делала это, а может, и еще кто-нибудь. И никто не сделает ей замечание, что она смеется слишком громко или говорит слишком возбужденно - как не раз бывало в детстве, да и в школе поначалу.

***

После обеда Тед уселся за письменный стол, снова сунул в уши плейер и стал, просматривая фотографии, печатать на машинке. Одна-две фразы... пауза... еще пара фраз - на лице его явственно отражались муки творчества и внезапные приступы вдохновения. Он улыбался каким-то своим мыслям, хмурился, хватал сигарету, затягивался, забывал про нее и снова начинал печатать - быстро-быстро, сосредоточенно, словно боясь упустить нужное слово.

   Рене тихонько подобралась поближе и устроилась на диване, стараясь не отвлечь и не помешать. Это она хорошо умела - сидеть тихо и не мешать, еще с детства, с тех пор, как проводила целые часы в кабинете бабушки.

   Нужно было еще раз обдумать разговор с адвокатом, но не хотелось. Зачем? Все было обдумано уже десятки раз. В те бессонные ночи, когда она лежала и следила за тенями, подступавшими из темных углов - что ей еще оставалось, кроме этих размышлений? Первый месяц после исчезновения собак она вообще почти не спала от пустоты и одиночества...

   Словно поняв, какое невеселое направление приняли мысли Рене, Тед внезапно весело улыбнулся ей, будто сказал: "Выше нос! Все образуется!" - протянул руку и быстро потрепал по щеке. Еще мгновение, и рука его снова вернулась на клавиши, оставив только одно - невольную улыбку на ее лице.

   Через некоторое время он встал, побродил по комнате; спросил:

   - Кофе хочешь?

   - Да...

   - Ну, тогда сделай мне тоже! - и снова уселся за письменный стол.

   Когда Рене вернулась, он вдохновенно чиркал ручкой по свеженапечатанным листкам. Едва кивнул, буркнул что-то вроде: "Угу!" - глотнул поставленный перед ним кофе и продолжил разрушительные действия, уже с помощью ножниц и клея.

   Только закончив, он обернулся к Рене:

   - Ну вот, теперь осталось только начисто перепечатать - и все. Еще час где-то. Выдержишь?

   Что именно она должна выдержать, Тед не уточнил, но Рене все равно кивнула. Как выяснилось - треск. Теперь он печатал с пулеметной скоростью, без остановок, отвлекаясь только чтобы очередной раз затянуться сигаретой. Впервые она по-настоящему поняла выражение "дым столбом" - в комнате уже стояла сизая дымка.

***

Это заняло даже меньше часа. Очередной раз затянувшись, он отодвинул машинку и еще раз быстро пробежал глазами текст. Кивнул самому себе, засунул листки в пластиковую папку, добавил туда же конверт с фотографиями и магнитофонную кассету - вздохнул и потянулся, откинувшись на спинку стула.

   - Все! Собирайся, одевайся - пошли!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

   Когда они вышли из дому, уже смеркалось. На набережной не было ни души, пахло сыростью, дождем и почему-то дымом и свежим хлебом. Почти неделю Рене провела в квартире и сейчас, от первого глотка свежего воздуха, показавшегося необычайно вкусным, ее слегка зашатало.

   Выйдя из тихой улочки на бульвар, она подумала, что оказалась в другом мире: яркие фонари, разноцветные вывески, люди - так много... Все двигались, разговаривали, откуда-то слышалась музыка, шелестели шины проносящихся автомобилей, и вырывавшиеся из-под них брызги рассыпались цветными огнями, отражая свет витрин.

   Тед вел ее под руку, ловко лавируя в толпе - для него эта обстановка была вполне привычной. Наверное, со стороны они выглядели забавно: в одинаковых куртках с капюшоном, джинсах и кроссовках - почти близнецы, только ее куртка была не коричневой, как у него, а темно-зеленой.

   Дойдя до автобусной остановки, он расстегнул куртку и развернул Рене к себе, уткнув носом в грудь - со стороны они выглядели обычной обнимающейся парочкой. Впрочем, эта предосторожность наверняка была излишней - едва ли кто-нибудь мог узнать ее в светлом парике, а тем более в капюшоне, надвинутом до самого носа.

   - Ты бывала раньше в Париже? - шепнул Тед ей на ухо.

   - Да, в детстве. Но я почти ничего не помню...

   Подошел автобус. Тед впихнул ее внутрь, быстро провел назад и пристроился спиной к окну, снова развернув к себе лицом.

   - А куда мы едем? - решилась спросить Рене.

   - Увидишь, - он почему-то усмехнулся. - Думаю, в таком месте ты еще не бывала.

***

Это был всего лишь толчок - случайная выбоина на мостовой. Автобус покачнулся, она, потеряв равновесие, налетела на Теда - и, наверное, упала бы, если бы он не подхватил ее, обняв за спину, и не притянул к себе. И внезапно очень остро Рене почувствовала все его тело, жесткое и теплое, плотно прижавшееся к ней.

   Внутри стало жарко, а по затылку - потом по шее, по спине, вниз - волной пронеслись мурашки, как от холода. Или будто шерсть встала дыбом...

   Он обнимал ее и раньше, даже сегодня ночью, когда приехал - но такого странного ощущения тогда не было. За ушами словно покалывало маленькими мягкими иголочками, и щекам стало горячо.

   Непривычно... непонятно - и почему-то очень трудно оказалось поднять глаза и увидеть его лицо. Все-таки Рене заставила себя, взглянула - он смотрел очень серьезно, хотя губы чуть улыбались, и не отпускал - наоборот, обнял еще крепче.

   Голова сама опустилась и уткнулась лбом ему в грудь. От его свитера пахло влажной шерстью. Рене ехала, вдыхая этот запах и чувствуя, как колотится сердце, пока не услышала в самое ухо:

   - Эй, ты еще не заснула там? Приехали! - и стало жаль, что из этого тепла, охватившего ее словно коконом, нужно вылезать на холод и дождь.

   Здесь все выглядело по-другому. Тоже широкий бульвар, но публика менее деловитая, да и одета поярче. Люди шли не торопясь, рассматривая вывески - небольшие, яркие, мигающие неоном и сразу бросающиеся в глаза. Одна из них в первую минуту поразила Рене: "Представление!!! Живые девушки!!!" "А что, кто-нибудь показывает неживых?" - подумала она, прежде чем сообразила, что имеется в виду стриптиз.

   - Налево - "Мулен Руж", - сказал Тед. Она послушно посмотрела налево: красная неоновая мельница медленно крутилась наверху. - Направо - Пигаль. Слышала о таком месте?

   - А мы туда идем? - спросила Рене с интересом: за всю свою жизнь она не только не видела никогда живой проститутки, но даже не была на стриптизе!

   - Нет, - он не стал брать ее под руку - обнял за плечи и повел через дорогу, подолжая говорить на ходу, - но, если хочешь, я тебя тут как-нибудь повожу - и наверху, на Монмартре тоже. Я в этом районе вырос и все тут знаю. - Неожиданно усмехнулся: - Вот видишь, с какой дурной компанией ты связалась?!

   - А куда мы сейчас идем?

   - В одно такое место, куда богатые приличные девочки не ходят, - снова усмехнулся Тед.

   Свернув в боковую улочку, он прошел еще десяток метров и кивнул на полуподвальную дверь.

   - Прошу, мадмуазель!

   Именно так Рене и представляла себе кабак: полно табачного дыма, шумная громкая музыка и голоса людей, перекрикивающихся через свободный пятачок в центре зала. Столики располагались вдоль стен, отделенные друг от друга перегородками. Вместо стульев - диванчики, вделанные в стены. Больше ничего рассмотреть она не успела - Тед впихнул ее за стойку, освещенную куда ярче, чем все остальное помещение, и подтолкнул в сторону двери, прикрытой бамбуковой занавеской.

   - Иди наверх!

   Наверху оказалась гостиная с диваном, двумя креслами и тяжелыми темно-красными шторами с бахромой. Сбоку стоял большой секретер, на котором красовались десятки фигурок: рыбки, птички, кошки и поросята - даже, кажется, пара ярких стеклянных петухов. Но рассмотреть снова ничего не удалось - Тед уже появился, волоча за талию невысокую круглолицую женщину со светлыми кудряшками.

   - Тетя Аннет, - он царственным жестом указал на Рене и ухмыльнулся, - вот тебе девушка. Нужно сделать из нее что-то такое, чтобы мать родная не узнала!

   Рене машинально поздоровалась. Женщина обошла ее сбоку, присмотрелась, прищурив глаза, и заявила:

   - Ничего не выйдет. У меня полно народу, мне некогда!

***

Начиналась обычная игра: прежде чем согласиться, тете непременно нужно было поломаться и набить себе цену. Взглянув на Рене, Тед заметил, что та явно прибодрилась, решив, что изменение ее облика пока откладывается. Не выйдет, голубушка! У тети уже и глазки блестят - она несомненно восприняла его слова как вызов и сопротивляется просто для виду!

   - А я пока сам постою за стойкой!

   - Нет-нет-нет, ты мне там все перебьешь!

   Когда-то, лет тридцать назад, тетя закончила парикмахерские курсы и с тех пор стригла уже не первое поколение девиц с Пигаль - скорее в качестве хобби, чем в дополнение к бистро. Она обожала придумывать прически, но ее полагалось уговорить - это входило в программу удовольствий. Тед не раз наблюдал эти сценки со стороны и всегда потешался.

   - Когда это я что-нибудь разбил? - обиделся он, тоже для виду.

   - А кто налетел на стойку и чуть ее не опрокинул?

   - Восемнадцать лет назад! И ты до сих пор помнишь?!

   - Ну ладно, так и быть... Но если разобьешь - будешь платить!

   Это тоже было сказано для порядка - она в жизни не взяла бы с него денег. Когда Тед был помоложе и нередко сидел на мели, тетя подкармливала его и частенько совала ему в карман пригоршню мелочи - "на сигареты", как она выражалась. Он смущался, но все-таки брал - деньги и впрямь были нужны, если не на сигареты, то на бензин. Пытался потом отдать - она обижалась.

   Тед воспринял эти слова как согласие и побежал вниз по лестнице, но на середине вспомнил и повернул назад. Рене по-прежнему стояла в центре гостиной, безмолвная и явно перепуганная. Тетя Аннет обходила ее по кругу, прищурив глаза; увидев его, сообщила:

   - Будем делать экстремальный вариант! Все обалдеют!

   - Только не делай экстремальный вариант моему парику! - попросил он, стаскивая с Рене забытую было "маскировку". - Вот тебе настоящий фронт работ! - Растрепал слежавшиеся темные локоны, сказал Рене - шепотом, но так, чтобы тетя слышала: - Не бойся, получится красиво!

***

От цепкого взгляда тети Аннет (интересно, это действительно его тетя?) ей было очень не по себе. Да и от всего происходящего тоже. Тед, конечно, прав - когда тебя ищет полиция, нужно использовать любые средства маскировки - но ужасно не хотелось выглядеть еще хуже, чем теперь.

   - Проходи, раздевайся, - бросила тетя Аннет и достала непонятно откуда сигарету.

   Рене послушно прошла в соседнюю комнату, сняла свитер и услышала:

   - И футболку снимай!

   Стало неловко - она знала, что за последние месяцы совсем отощала и кости некрасиво выпирают. Но, раз так положено, сняла и футболку.

   - Садись! - сзади под коленки подъехало кресло.

   Рене не видела, что с ней делают - зеркала перед лицом не было - лишь удивлялась количеству падавших на пол волос. Ножницы неутомимо щелкали, и голове постепенно становилось легко и холодно. При этом указания продолжали сыпаться градом:

   - Подбородок вверх! Повернись налево! Голову вперед! Не дергайся, ухо не отстригу - вон Теди до сих пор со всеми ушами ходит!

   - А Тед тоже у вас... - осмелилась спросить Рене.

   - А где же еще? - в голосе тети Аннет было искреннее удивление. - Лучше меня нет!

   Пожалуй, это действительно была его тетя - в самоуверенных нотках в голосе так и слышалось знакомое: "Я же профессионал!"

   - Зажмурься!

   Рене покорно закрыла глаза, и на макушку ей было ляпнуто что-то мокрое и холодное. Быстрые пальцы размазали это по всей голове.

   - Можешь открыть глаза. Вот, так и сиди, - с этими словами тетя Аннет вышла из комнаты.

***

Тед слишком хорошо знал тетю, чтобы не понять выражения ее лица. Спустившись вниз, она махнула рукой кому-то из официанток встать за стойку, прошипев ему зловещим шепотом:

   - А ты иди наверх!

   Зная, что буря неизбежна, он проследовал в спальню, где был тут же схвачен за грудки.

   - Ты с ума сошел!

   Понимая, о чем идет речь, Тед терпеливо ждал дальнейших попреков.

   - Ты с ума сошел! Ты же никогда не связывался с такими делами! Я так радовалась, что ты взялся за ум и не попал в тюрьму, как все тебе предсказывали! - все тем же шепотом орала тетя. - Нет, вы только посмотрите на него! Ее похитили и показывают по новостям - а он, извольте, как ни в чем не бывало приводит эту ненормальную ко мне стричься!

   - Под дулом пистолета... - кротко заметил Тед.

   - А? Какой еще пистолет?

   - Она что, похожа на похищенную?

   - Ты мне еще скажи, что это не ее фотография в газете была?!

   - Ее.

   Тетя Аннет увидела на лице у племянника такое же выражение, какое бывало когда-то в детстве, когда он знал, что сейчас его будут ругать, и знал, за что - но упрямо продолжал считать себя абсолютно правым.

   - Так что, выходит, ее никто не похищал?

   Он помотал головой.

   - Она просто ушла от мужа.

   - Ты еще скажи, что к тебе!...

   Тед пожал плечами, что означало "Понимай, как хочешь", а вслух сказал:

   - Она попросила меня помочь. Ну там - с адвокатом и прочее.

   - И она не ненормальная?

   - Не больше, чем ты и я.

   - Ну, про тебя я и говорить не стану! Ее же ищут!

   Тед понял, что буря прошла и теперь тете просто жутко интересно. Он снова пожал плечами.

   - Ну ладно, иди за стойку - некогда мне с тобой разговаривать, краску смывать пора, - примирительно бросила тетя. Все-таки не удержалась, спросила: - А ты ее давно знаешь?

   - Четыре года, - сообщил Тед и ухмыльнулся при виде ее удивленного лица.

***

Рене уже устала ждать, когда тетя Аннет наконец появилась - вместе с очередным указанием:

   - Пошли в ванну, смывать пора!

   Парикмахерской раковины с вырезом для шеи не было. Рене пришлось наклониться над ванной, словно ее тошнит, и безропотно терпеть, пока ее поливали горячей водой из душа.

   И снова кресло. Тетя Аннет ходила вокруг, держа в левой руке фен, а правой попеременно хватаясь то за расческу, то за ножницы, которыми она устрашающе лязгала над ухом. Голове было непривычно легко и холодно - Рене казалось, что волос уже совсем не осталось, но зачем же тогда расческа?!

   - Ну, вот и все, можешь одеваться! Руками не хватай! - так тетя Аннет отреагировала на попытку Рене, если уж нет зеркала, хотя бы пощупать, что творится у нее на голове. - Помаду к этому нужно коричневую с перламутром - самый блеск будет! Пошли в гостиную! Руки от головы убери - сначала пусть Теди посмотрит, а потом я тебе уже зеркало дам!

***

Когда тетя снова спустилась вниз, на губах ее играла самодовольная улыбочка.

   - Иди посмотри, какой супер получился! Обалдеешь!

   Она верно подобрала слово - едва поднявшись наверх, Тед понял, что на сей раз тетя превзошла самое себя. Заказ был выполнен точно, он и сам с трудом узнал Рене в таком виде.

   Вместо темных локонов на голове красовались коротенькие прядки, похожие на перышки воробья. Фигурно вырезанная челочка оставляла лоб открытым, но в точности повторяла линию бровей. И все это - цвета седины...

   Ничем не прикрытые, чуть оттопыренные ушки трогательно и беззащитно высовывались наружу, шейка выглядела совсем тонкой и торчала из ворота свитера, как стебелек цветка. В таком виде Рене должна была выглядеть как исхудавший подросток - но любой, взглянув на нее, понял бы, что это женщина.

   Седые прядки служили лишь обрамлением для лица - легко очерченного, словно его только что придумали и нарисовали акварелью. Придумали - потому что таких лиц в природе не бывает. Когда-то, в мультфильме, Тед видел похожую девушку - инопланетянку, случайно попавшую на Землю. Заостренный подбородок, нежные щеки, уже не выглядевшие запавшими, и глаза, огромные и яркие под темными дужками бровей. Они казались еще больше из-за того, что были широко открыты - и насмерть перепуганы.

   И в этот миг Тед понял, что пропал. Можно было смеяться, иронизировать, напоминать самому себе, что она не в его вкусе - и таким образом держать себя в руках, пока рядом была тощенькая девчонка в золоченых тапках. Но против этого инопланетного чуда он был совершенно беззащитен - одним своим испуганным взглядом она разрушила все так тщательно выстроенные им баррикады.

   Он подошел к ней и медленно протянул руку, дотронувшись до виска, побежал пальцами по щеке, обвел линию бровей... Неуверенно улыбнулся, не зная, что сказать - какие тут могли быть слова? - и все-таки сказал:

   - Рене, ты просто чудо!

   Она улыбнулась - так же неуверенно, но испуга в глазах стало поменьше.

   Руки сами полезли трогать все остальное: скользить по ушкам, по шее, поглаживать серебристые седые прядки, делавшие лицо еще нежнее.

   Сзади обнаружилось еще одно маленькое чудо: на затылке вместо прядок был коротенький ежик, бархатистый и колкий - лишь внизу, на шее, осталась мягонькая шелковая бахромка.

   Всей ладонью он поерошил этот ежик. Рене зажмурилась - наверное, ей стало щекотно. Рука тут же начала подтягивать ее ближе и разворачивать поудобнее...

   К сожалению, поцелуя не получилось. Услышав легкий шорох, Тед опомнился - тетя стояла сзади, с большим интересом наблюдая за происходящим. Он обернулся и сообщил:

   - Тетя, ты тоже чудо!

   Она расплылась в довольной улыбке, но, кажется, была чуть-чуть разочарована. Еще бы, спектакль прервался на самом интересном месте!

   Рене открыла глаза и вопросительно уставилась на него.

   - Зажмурься снова! - приказал он. - Сейчас я тебя подведу к зеркалу - тогда посмотришь!

   Обняв за плечи, подвел ее к трюмо и развернул створку, чтобы было лучше видно.

   - Теперь смотри!

***

В первый момент Рене показалось, что сзади стоит какая-то другая девушка, совсем непохожая на нее - и именно эта девушка отражается в зеркале. Это - она? Неуверенно подняла руку - отражение сделало то же самое. Это - она...

   Но эту девушку никто, и в первую очередь сама Рене, не смог бы назвать "никакой"! Так вот что означал странный взгляд Теда - она действительно хорошенькая... То есть эта девушка, не она. Но ведь она и есть эта девушка?!

   Мысли путались, ощущения были непривычными - и жар внутри, и мурашки, проносящиеся по коже и сжимающие шею, и то, как удивительно легко было голове без привычных локонов. А может, вся она уже становилась этой другой девушкой - свободной и легкой?

   Рене обернулась и попыталась улыбнуться. Очевидно, вид у нее был несколько обалдевший, потому что Тед рассмеялся - не обидно, а по-хорошему, так, что ей тоже захотелось смеяться, а по спине почему-то снова побежали мурашки.

   Только тут Рене поняла, что тети Аннет уже нет в комнате. Наверное, нужно было что-то сказать ей, поблагодарить - но что? Такого с ней еще никто не делал...

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

   Ей не пришлось придумывать никаких слов - стоило спуститься вниз, как тетя Аннет сама нетерпеливо подскочила к ним.

   - Ну что? Нравится?

   - Да... Это просто...

   - То-то же! - очевидно, недосказанное было понятно и так. - Я же говорю, я лучше всех! - и, уже к Теду: - За угловой столик садитесь, справа.

   Народу в зале стало больше, на пустом пятачке появились танцующие пары. Они танцевали, тесно прижавшись друг к другу и почти не сдвигаясь с места - это напомнило ей школьные вечеринки.

   Голоса, запахи, легкий звон посуды, шаги, рука Теда, лежащая на ее локте... все вокруг казалось Рене другим, изменившимся, как и она сама. И немного нереальным, словно во сне.

   - Посиди, я сейчас принесу еду, - Тед подтолкнул ее к столику.

   Сам вернулся к стойке, заговорил с тетей Аннет; со смехом помахал кому-то рукой... он казался здесь своим, очень подходящим к этому месту - такому чужому и непривычному для нее. Впрочем, пожалуй, он подходил к любому месту.

   Еще когда-то, давным-давно, Рене поразило это ощущение: и в парке, и потом в ее комнате он был абсолютно уверен в себе и не чувствовал ни малейшей неловкости. Она тогда страшно стеснялась и непривычной ситуации, и своего подбитого глаза, и вообще - всего, чему он стал свидетелем. А Тед... он вел себя естественно, не казался чем-то чужеродным - и при этом оставался самим собой. И в доме Бруни тоже. И здесь, теперь...

   Он еще с кем-то поздоровался, потом вспомнил о ней - обернулся, улыбнулся... Исчез за дверью...

***

Еду он принес сам, набрав на кухне всякой всячины, в том числе, специально для Рене, тарелку жареной картошки. Тетка по пути не преминула заметить:

   - Устриц побольше возьми! Помогает! - чему именно помогает, объяснять не стала - он знал и так.

   Устрицы Тед действительно взял - не потому что помогает, без помощи он пока как-то обходился, а просто... для вкуса. Отнес все на столик - и пошел за вином.

   - Ты мне еще скажи, что она для тебя просто клиентка! - Эта провокационная реплика тети означала жгучее любопытство. Он молча пожал плечами. - Ну что ты молчишь? Что я, сама не вижу?! Да ты же... - она возмущенно задохнулась, и Тед так и не понял, что имелось в виду. Влюбился? Свихнулся? Или еще что-то - не менее подходящее?

   - Ролло не говори, - попросил он. - Ближайшие недели три никто про нее не должен знать.

   - Что я, дура? - обиделась тетя. - Когда это я ему что-то говорила? Он даже до сих пор не знает, сколько мне лет!

   Неудивительно... Тед и сам толком не знал, сколько тете лет - по документам, вроде бы, пятьдесят два, но при этом она была старшей сестрой его матери, которой недавно исполнилось пятьдесят четыре.

   Ролло, здоровенный мулат лет сорока пяти, был "бойфрендом" (если можно так назвать человека его возраста) тети Аннет уже несколько лет. Он имел свой бизнес, почти законный: пристраивал на работу нелегальных эмигрантов, которых презрительно называл "ниггерами". Попробовал бы кто-то назвать так его - ведь он, в отличие от них, родился в Марселе!

   Мужик он был неплохой, тетку обожал - возможно, они с Тедом даже могли бы стать приятелями, но этому мешало одно обстоятельство. Обстоятельство это Тед именовал сокращенно ССК, что означало Самый Страшный Кошмар - или просто Кошмарик.

   На самом деле здоровенного добермана, всюду сопровождавшего Ролло, звали Наполеон. Насколько Тед знал, он в жизни никого не укусил - но шума от него бывало порой с избытком. Ролло, со своим идиотским чувством юмора, любил ослабить поводок поблизости от незнакомой "цыпочки" и наслаждался визгом, производимым девицей, когда к ней неожиданно совалась огромная зубастая морда. Некоторые, наиболее нервные, вскакивали на столы!

   - Помяни черта к ночи! Явился! - неожиданно сказала тетя, глядя через его плечо. - Ой, сейчас визгу будет! Он на твою нацелился - иди выручай!

   Вспомнив блестящую красную пасть с белыми, как у акулы, зубами, Тед промедлил самую малость, долю секунды - повернулся, но ни Рене, ни Кошмарика не увидел: все заслоняла мощная спина Ролло, стоявшего у столика.

   Он бросился вперед, на ходу услышал, как мулат промямлил странную фразу: - Э-э... картошечки... да... - и прибыл в тот самый момент, когда эта картошечка бесследно исчезла в зубастой пасти. Доберман влез передними лапами Рене на колени, страшная акулья морда была в сантиметре от ее лица - но испуганной она не выглядела. Наоборот - просияла, взяла с тарелки очередной ломтик картошки, обмакнула в соус - и снова сунула псу в пасть. И еще дала облизать пальцы! И вытерла их о лоснящийся черный бок!

   Неудивительно, что Ролло онемел. Сожрав картошку, Кошмарик обернулся, оглядел их с - господи помилуй! - идиотской улыбкой во все сто зубов, и полез к Рене целоваться. При этом ходуном ходил не только нелепый обрубочек, доставшийся бедняге вместо хвоста, но и вся задница.

   - Ай, какая хорошая собачка! - сказала Рене. Кошмарик, вспомнив от этих слов, что он, как-никак, ближайший родственник болонки, тут же предпринял попытку влезть к ней на колени целиком.

   - Привет, Ролло! Ты что мою девушку пугаешь?!

   - Да... я... - тот, похоже, был в шоке.

   - Ладно, забирай своего... пуделька отсюда, пока он всю картошечку не съел, - Теду стало так смешно, что впервые в жизни он почувствовал себя свободно, находясь меньше чем в метре от этого пса.

   - Это что - твоя цыпочка? - в голосе Ролло было явное восхищение.

   Подоспевшая тетя Аннет хлопнула его по затылку.

   - Опять людей пугаешь?!

   - Да я не боюсь! - запротестовала Рене.

   Тем не менее Ролло послушно потянул за поводок, и после легкого сопротивления пес поплелся за ним, то и дело оглядываясь.

   Рене проводила пса глазами и обернулась - Тед уже сидел за столиком и разливал вино.

   - Бедняга в полном трансе, - ухмыльнувшись, кивнул он в сторону стойки, где остановилась собака вместе с хозяином. - Привык, что его пса тут боятся...

   Она виновато пожала плечами. Мама всегда говорила, что возиться с собаками, а тем более гладить посторонних - это неприлично и не женственно. Правда, мама вообще не любила собак...

   Хватит! Рене встряхнула головой и почувствовала, как ей легко и прохладно. И именно это ощущение прохлады заставило вернуться то чувство легкости и свободы, которое родилось в ней, когда она смотрелась в зеркало.

   Тед сидел напротив, опершись локтями на стол и пристально глядя на нее. Ей захотелось дотронуться до него - убедиться, что он настоящий и теплый... и не приснился.

   Наверное, он умел угадывать мысли, потому что неожиданно протянул руку ладонью вверх.

   - Пойдем потанцуем?

   Сказать ему, что не надо? Что она давно не танцевала, и вообще плохо умеет, и не любит, то есть, конечно, умеет, если надо - ее учили, но...

   Он наклонил голову, улыбнулся - и Рене дотронулась до его руки, оказавшейся теплой и настоящей.

***

Это было совсем не как на школьной вечеринке...

   Обычно на вечеринках Рене думала прежде всего о том, все ли видят, что ее тоже кто-то пригласил: это случалось не так уж часто - и о том, чтобы не отдавить от смущения ноги партнеру, и о том, чтобы уберечь свои ноги.

   И не так, как на балу или на приеме.

   Там было положено танцевать, и она хорошо знала, с кем и когда. И о чем говорить, и как улыбаться - и что скажут ей, тоже было известно заранее.

   И уж точно никогда в жизни Рене не танцевала в джинсах и кроссовках... - и никогда ей не было до такой степени все равно, во что она одета. Даже если бы одежды вообще не было...

   От промелькнувшей мысли щекам стало горячо. Она подняла глаза, чтобы убедиться, что Тед ничего не заметил... наверное, все-таки заметил, потому что улыбнулся, поймав ее осторожный взгляд.

   Он обнимал ее обеими руками, как тогда, в автобусе, и почти не двигался с места - лишь переступал в такт музыке. И, как тогда, Рене остро и внезапно почувствовала, что он рядом - почувствовала телом, которому сразу стало нечем дышать.

   Тогда, в автобусе, все получилось случайно, он просто не хотел, чтобы она упала. Но губы, прижавшиеся внезапно к ее виску - это уже не было случайностью. Рене задохнулась и чуть не потеряла равновесие - ноги отказались слушаться, а по спине снова пробежала стайка мурашек.

   Тед не сбивался с ритма, двигаясь все быстрее, увлекая ее за собой - и все острее и острее она ощущала жар, разливающийся внутри, и его руку, оказавшуюся у нее на затылке, и его губы у себя на виске... и запах мокрой шерсти от его свитера - и еще что-то, чему она пыталась подобрать название, и уже почти подобрала, когда музыка кончилась.

   Подойдя к столику, он остановился и прислонился к перегородке, пропуская ее вперед, но когда Рене попыталась протиснуться мимо, неожиданно притянул ее к себе - и даже, кажется, прижал сзади ногой ее ноги. При желании она легко могла бы высвободиться, он держал не сильно - но не хотела. Это показалось ей нужным, правильным и естественным.

   И когда Тед поцеловал ее, это тоже было нужно и правильно - в том новом мире, который рождался вокруг нее. От него пахло вином, совсем немножко, и кончик языка требовательно толкнулся ей в губы, которые тут же раскрылись сами собой и впустили его. Внутри нее пробежала горячая волна, и она потянулась к нему, запрокидывая голову, чтобы ему было удобнее.

   Это длилось недолго - совсем недолго. Потом он отстранился, продолжая прижимать ее к себе, усмехнулся и спросил:

   - Что же мы с тобой будем делать, богатая девочка?

   Рот его кривился в улыбке, которая могла бы выглядеть иронической, если бы не глаза - слишком теплые и серьезные.

   И Рене, все еще во власти этого новообретенного чувства свободы, вспомнила его слова, сказанные когда-то: "Ты живая!", рассмеялась и выдохнула:

   - Жить!

   Только тут, от какого-то раздавшегося поблизости звука, она вспомнила, что вокруг люди, которые, наверное, заметили... наверняка заметили, как он целовал ее! Чудесное ощущение свободы мгновенно исчезло, она испуганно оглянулась и скользнула за столик, протиснувшись в самый дальний угол диванчика.

   Забавно, она совсем не умела целоваться. Тед знавал пятнадцатилетних девчонок, которые делали это лучше, чем она, и уж конечно не так смущались и краснели. И все-таки... он был бы не против повторить все сначала.

   Усевшись, он потянул к себе миску с устрицами, вспомнил слова тетки и воровато покосился в сторону стойки - наверняка все видела! Ну и наплевать!

   Рене по-прежнему сидела в уголке, и когда он взглянул на нее, неуверенно, почти жалобно улыбнулась. Почему-то ему никак не удавалось воспринимать ее как взрослую двадцатипятилетнюю женщину. Девчонка... такая же, какой была, когда он ее впервые встретил. Инопланетянка...

   - Ты чего не ешь ничего? Может, тебе еще чего-нибудь принести?

   - Нет, спасибо. Я... сейчас буду.

   Она принялась было за полуостывшую картошку, но вскоре отвлеклась, наблюдая, как Тед ест устрицы: прямо руками, собершенно не по правилам, и так вкусно и аппетитно, что ей тоже захотелось попробовать. Он брал устрицу, капал на нее лимоном из полувыдавленной половинки - и съедал все это, высасывая прямо из раковины. Иногда отщипывал куски от длинного батона, совал в рот, запивал вином - и тянул руку к следующей раковине.

   Наверное, она следила за его действиями очень красноречиво, потому что вместо того, чтобы высосать очередную устрицу, Тед внезапно протянул ее ей, подсунув к самому рту, и поощряюще улыбнулся.

   - Ам!

   Рене зажмурилась и осторожно, стараясь не хлюпнуть, слизнула с раковины все, что в ней было. Это оказалось так вкусно, как никогда в жизни... и, кажется, никто ничего не заметил.

   - Давай! - Тед придвинул миску поближе к ней. - Пока я все не съел!

   И от его улыбки снова стало весело и легко, и показалось, что это самое правильное - есть именно так, наперегонки с ним, и прихлебывать вино, и слушать музыку, и не думать о том, как она выглядит со стороны. И куда важнее стало то, что он рассмеялся и кивнул, увидев, как у нее хорошо получается, и пододвинул ей самую большую и вкусную устрицу.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

   Когда они вышли на улицу, дождь лил уже всерьез, косыми зарядами, и по мостовой текли струи воды. Прохожих на улице почти не было, лишь вывески продолжали ярко светить, отражаясь в падающих каплях цветными вспышками, похожими на праздничный фейерверк.

   Из-под навеса вылезать было страшновато - от такого дождя куртка едва ли могла толком защитить. Тед еще раз мысленно обругал Жувена - сейчас машина оказалась бы очень кстати. Впрочем, Жувен наверняка уже пригнал ее к конторе, всего в нескольких кварталах отсюда.

   - Хочешь, вернись, подожди внутри - а я сбегаю за машиной?

   Рене замотала головой, явно возражая против подобной идеи, но покорно подставилась, когда он начал приводить ее в порядок: застегнул куртку доверху и подтянул завязки капюшона, чтобы внутрь не поддувал холодный ветер.

   - Если ты пойдешь со мной, ты можешь замерзнуть...

   - Ты теплый.

   Она сказала не думая - то, что чувствовала. Тед стоял совсем рядом, и тепло его тела ощущалось даже сквозь одежду - но главным было не это, а его теплый взгляд, улыбка, смех...

   Доверчиво запрокинутое лицо Рене было слишком близко, чтобы стоило искать какой-то другой ответ на ее слова - и он поцеловал ее, сначала легонько, давая возможность сказать какую-нибудь глупость вроде "Не надо", потом по-настоящему, неспешным долгим поцелуем, прижимая к себе все сильнее и сильнее и чувствуя ее восхитительно неумелый отклик.

   Отпустил, хотел погладить по зажмуренному лицу, но вовремя вспомнил, что пальцы у него совсем холодные. Дождался, пока она откроет глаза, и улыбнулся, потому что в них было удивление - и наивная детская радость.

   - Ну, пойдем?!

***

Они шли через пустой, залитый водой город, и Рене казалось, что сверкающие разноцветными огнями капли - это праздничный салют в ее честь. Ей не было холодно, струи дождя лишь освежали разгоряченное лицо.

   Когда дождь становился сильнее, они забивались в какой-нибудь подъезд, и Тед целовал ее, прижимая к себе, пытался губами ловить капли, текущие по ее лицу, и смеялся. От него пахло мокрой шерстью, сигаретами, вином - всем вместе, и губы были нежными и горячими, и она тянулась к ним, стараясь не упустить ни одного мгновения, потому что ничего подобного в ее жизни еще не было.

   Постепенно переходы становились все короче, а остановки - все длиннее, и это было похоже на полет во сне, где можно ничего не бояться и ни о чем не думать - ни о чем, кроме одного: понравится ему этот подъезд или придется ждать следующего?

   И когда они свернули в какую-то улочку, и Тед вдруг сказал:

   - Ну вот, пришли! - Рене огорчилась, что все так внезапно кончилось.

***

Машина была на месте - слава богу, Жувен не обманул. Влезая в нее, Тед подумал: "Хорошо бы там не валялись обертки от презервативов - с него станется!", но тут же забыл об этом.

   Руки дрожали, и он знал, что дело не в холоде. До дома еще минут десять - целая вечность - и тогда можно будет стащить с нее куртку, и погладить пушистый ежик, и поцеловать маленькое ушко... Он чуть не застонал и резко рванул с места.

   На повороте мельком взглянул на Рене, застывшую на переднем сидении. Она смотрела прямо перед собой, и по лицу ее метались отблески света от проносящихся мимо вывесок и фонарей. Свет - тьма, красное - белое...

   Ей казалось, что она раскачивается на гигантских качелях. Голова кружилась, сердце лихорадочно билось, и было никак не вспомнить, как полагается нормально дышать.

   Страх - радость - удивление - и снова страх... И горячая волна, словно кто-то взял и погладил ее изнутри, когда Тед, не глядя, нашарил ее руку и положил себе на колено, горячее и жесткое.

***

Они подъехали к дому и молча поднялись на пятый этаж. Вместо того, чтобы войти в квартиру, Тед вдруг остановился, опираясь ладонью о дверь над головой Рене и глядя на нее сверху вниз. Его лицо было совсем близко, словно он собирался снова поцеловать ее, но вместо этого он сказал:

   - Я могу сейчас уйти, если... если ты хочешь, чтобы я ушел...

   "Потому что если ты не скажешь, чтобы я ушел, то через час... раньше... ты окажешься со мной в постели. Потому что я схожу по тебе с ума. Потому что... Пожалуйста, Рене, пожалуйста..."

   Ее душа снова качнулась на гигантских качелях. Он уйдет, тем более что сам предложил - и не надо ничего решать... и не будет так страшно. Он уйдет - и станет пусто и холодно, и не будет так биться сердце...

   Она замотала головой, не отрывая глаз от его лица.

   - Не уходи, - попыталась улыбнуться, - пожалуйста...

   "Потому что если ты уйдешь, я снова останусь одна - со своим страхом. Потому что ты заставляешь меня смеяться и радоваться в самые неподходящие моменты и смотришь на меня так, словно я что-то значу. Потому что я не хочу, чтобы ты уходил..."

   Он обнял ее одной рукой, другой нащупывая замок, приподнял и внес в квартиру, прижимая к себе и почти не чувствуя веса худенького тела. Поставил на пол и принялся целовать, как сумасшедший, уговаривая себя, что не надо так торопиться, что она может испугаться - и чувствуя, как она дрожит и тянется к нему, привставая на цыпочки. На миг оторвался от нее, чтобы снять куртку - Рене неловко завозилась, тоже пытаясь расстегнуться.

   Не в силах дождаться, пока она сделает это сама, Тед перехватил тоненькую ладошку, оказавшуюся совсем застывшей, и поцеловал, еще и еще, согревая своими губами, своим дыханием. Покосился на Рене и чуть не рассмеялся - с таким любопытством она следила за тем, что он делает, не замечая, что вторая его рука тем временем уже расстегнула и стягивает с нее куртку.

   Страха не было - лишь безмерное удивление. Что ей уже почти двадцать пять лет - и она до сих пор не знала, что так бывает. И что все это действительно происходит с ней... и это не сон...

   Тед уже успел забыть, какая она - с этим чудным ежиком, с этими седыми перышками на голове - и уставился на нее, словно увидел впервые.

   - Рене... - больше слов не было - только ее имя, которое сейчас значило для него больше, чем любые другие слова. - Рене, Рене...

   Внезапно он вспомнил, что она наверняка промокла и замерзла, хотел нагнуться, чтобы разуть ее - и не выдержал, прижался лицом к груди, потерся, даже заурчал, как кот. Почувствал глубоко под одеждой налившийся тверденьким шариком сосок и прямо сквозь свитер прильнул к нему ртом.

   Рене задрожала и вцепилась ему в плечи, запрокидывая голову, подставляя шею - и губы переметнулись туда, не в силах отклонить это приглашение. Кожа на шее была нежной-нежной, от нее пахло какими-то цветами, и живым родничком под губами билась тоненькая незаметная жилка.

   В какую-то короткую секунду просветления Тед понял, что стенка в прихожей - не самое лучшее место... по крайней мере, для первого раза. Глубоко вздохнул и заставил себя остановиться, хотя руки уже шарили под ее свитером, пытаясь залезть еще и под футболку.

   Рене стояла зажмурившись, словно прислушиваясь к чему-то. Чуть сдвинутые брови, припухшие губы и выражение... нет, не страха - ожидания - на порозовевшем лице. Он погладил по щеке, легонько, одним пальцем очертив линию подбородка - и глаза открылись, уставившись на него. В них было столько требовательного удивления и разочарования: ну почему он перестал?! - что Тед рассмеялся.

   - Сейчас...

   Джинсы внизу, почти до колен, у нее были мокрые, кроссовки - тоже, и шнурки никак не желали развязываться. Ноги оказались тоже мокрые, застывшие, с зябко поджатыми пальчиками. Еще не хватало, чтобы завтра у адвоката она хлюпала носом!

   - Ну-ка, поехали! - Он подхватил ее и потащил в спальню. По крайней мере, неплохой повод побыстрее оказаться там...

   Рене пугливо притаилась в его руках - такая легонькая, что у него защемило сердце. Сумасшедший приступ желания схлынул, и остались нежность и потребность защитить ее от чего угодно, даже от себя самого, если это может причинить ей боль.

   Он поставил ее около кровати и бережно притянул к себе, поглаживая по пушистенькому ежику.

   - Рене, послушай, я... я все еще могу уйти... И я не обижусь.

   "Подумай еще раз. Я не хочу, чтобы ты потом жалела..."

   Ее лицо испуганно взметнулось вверх.

   - Ты хочешь уйти?

   "Я очень тощая и костлявая, да?"

   - Нет.

   Медленно, боясь напугать, он начал раздевать ее, с каждым мгновением все отчетливее понимая, что она не боится - совсем не боится! - и это было частью того чуда, которое называлось Рене.

   Она испугалась только на мгновение, когда Тед одним рывком стащил с нее свитер - под тоненькой футболочкой слишком хорошо было заметно, как некрасиво выпирают у нее лопатки. А потом страх куда-то исчез, потому что он погладил ее теплой ладонью по спине, по этим самым лопаткам, и снова стал целовать.

   Рене даже не поняла, как получилось, что они уже лежат, обнявшись, и не надо больше думать о том, чтобы заставить слушаться подгибающиеся ноги. Тед старался не раздавить ее и опирался на локоть, но все равно был тяжелый, большой и горячий. Частые удары его сердца отдавались у нее в груди, его губы скользили по ее шее, по ушам, где каждое прикосновение отзывалось странным толчком внизу, а рука нетерпеливо дергала за край футболки, пытаясь залезть под нее - и Рене повернулась, чтобы ему было удобнее.

   - Рене... - больше он не говорил ничего, только повторял ее имя - вновь и вновь, словно заклинание, - Рене...

   Господи, ну какой идиот мог думать, что у нее слишком маленькая грудь? Шелковистая, нежная, упругая, с тверденьким торчащим соском, она ловко разместилась в ладони, словно специально созданная именно для него, для его рук и губ.

   Приподнявшись, он стянул с нее футболку и лифчик - все сразу - и припал к ней открытым ртом, захватив вершинку. Переметнулся на другую, снова на первую, потерся лицом об обе сразу и даже рассмеялся - с такой готовностью Рене подалась навстречу.

   От нее пахло цветами, и кожа под его губами была нежной и солоноватой. От каждого, самого легкого прикосновения его языка Рене вздрагивала, и, кажется сама того не замечая, сильнее вцеплялась в его плечи, царапая острыми коготками.

   Слегка отстранившись, Тед окинул ее взглядом. На ней оставались только беленькие кружевные трусики, и кожа влажно блестела. Она была красивее, чем он помнил и представлял: длинные стройные ноги, темные волосы, просвечивающие сквозь кружево, чуть впалый живот, грудь, налившаяся и порозовевшая от его ласки - и выражение томительного ожидания на лице.

   Он накрыл ладонью грудь, легонько сжал, потеребив пальцами сосок, услышал легкий нетерпеливый вздох - и снова заскользил губами по шее, пока не добрался до ушка, смешно торчавшего из-под седых прядок.

   Поцелуи стали медленными и долгими. Тед обводил ухо языком, втягивал в себя, покусывал мочку, а рука, до сих пор лежавшая на груди, спустилась ниже... еще ниже... погладила живот и решительно нырнула под резинку трусиков.

   Рене ахнула и зажмурилась, вздрагивая. Внутри нее что-то сильно, почти болезненно задрожало, отзываясь на его прикосновения, и внезапно она почувствовала - глубоко, в себе - его пальцы! Ее бедра сами раздвинулись и приподнялись навстречу, а пальцы поглаживали, скользили, ласкали, и от каждого их движения она всхлипывала и корчилась, словно выплясывая какой-то немыслимый танец.

   Потом он куда-то исчез - и она открыла глаза, ничего не видя перед собой от выступивших слез.

   - Пожалуйста!... - она не знала сама, о чем просит, но Тед, очевидно, понимал это лучше нее, потому что снова оказался рядом и отозвался:

   - Сейчас! - попытался стащить с нее трусики, и Рене приподнялась, помогая ему. - Сейчас...

   Он вошел в нее - и замер у самого входа, боясь оказаться слишком большим для нее. Медленно двинулся дальше и почувствовал, как она нетерпеливо дернулась ему навстречу.

   Это было последней каплей: он рванулся вперед, глубоко, до самого конца - и внезапно с восторгом ощутил, как Рене забилась под ним, запрокинув голову, вцепившись ему в плечи и выкрикивая что-то бессвязное.

   Она не знала, что так бывает... что так может быть с ней! Все то, что она читала или слышала, не могло описать этот взрыв внутри: боль, жар, радость, судорога, пронзившая ее до самых кончиков пальцев, свет, вспыхнувший перед плотно закрытыми глазами - и волны наслаждения, бьющие изнутри и сотрясающие напряженное выгнутое тело...

   Тед сам не понимал, как сумел пройти через эту бурю и дождаться конца - так и не разрядившись, все еще в ней. Героический подвиг, о котором - увы! - он никогда и никому не сможет рассказать...

   Лишь почувствовав, что Рене уже приходит в себя, он подул на капельки пота, украсившие ее лоб, легонько поцеловал в зажмуренный глаз и шепотом спросил:

   - Эй, ну как ты там?

   Глаза медленно открылись, удивленные, все еще затуманенные пережитым наслаждением.

   Лишь через несколько секунд Рене вспомнила, где она и что произошло. Тед был по-прежнему рядом, смотрел на нее сверху и улыбался - весело, отчаянно, с какой-то непонятной гордостью - и, как всегда, захотелось улыбнуться в ответ.

   Она шевельнулась, и только теперь поняла, что странное ощущение жара и наполненности возникает оттого, что его член, жесткий, напряженный и пульсирующий, до сих пор в ней! Поняла - и испугалась, потому что все то плохое, что она знала про себя, оказывалось правдой. И удивилась, потому что Тед, кажется, совсем не сердился...

   Он рассмеялся хриплым задыхающимся смешком, сказал:

   - Поехали! - и начал двигаться сильными мощными толчками, медленно и ритмично... потом чуть быстрее... И снова: - Рене, - и губы, жадно впившиеся в шею, и шепот, щекочущий над ухом: - Рене...

   И, несмотря на испуг, она с ужасом и восторгом почувствовала, что внутри нее опять все дрожит, и горячая волна уже близко, рядом...

   Слова вырвались сами - Рене лишь услышала их, словно со стороны:

   - Еще... пожалуйста, еще! Быстрее!...

   Она не знала, что Тед умеет двигаться так быстро, что кто-нибудь так умеет - в три... в десять... в сто раз быстрее - как машина, но ни одна машина не смогла бы выдержать этого сумасшедшего темпа.

   Его лицо исказилось, как от боли, зубы оскалились, но, схватив ее за ягодицы и впившись в них жесткими пальцами, он продолжал неутомимо подаваться вперед - и вдруг замер и напрягся, сильно, до боли прижав ее к себе. Что-то дернулось у нее глубоко внутри, и именно этого последнего толчка Рене, оказывается, не хватало, чтобы вновь ощутить ту сладкую пронизывающую судорогу, которой она так ждала...

***

Прошло несколько минут, прежде чем она окончательно пришла в себя и вспомнила все, что произошло.

   Она лежала на животе, уткнувшись лбом в подушку, отброшенная, как ненужная кукла. Тед был где-то поблизости, и она хорошо слышала его дыхание - хриплое и неровное.

   Теперь Рене вспомнила все. Все... Ощущение блаженной легкости исчезло, и остался только стыд - невыносимый, такой, что хотелось вскочить и забиться в какую-нибудь тесную дыру, где ее никто не увидит. Слова Виктора, как наяву, зазвучали в ушах: "Куда ты годишься?! Да с дохлой рыбой трахаться приятнее, чем с тобой! Даже если какой-то идиот на тебя с голодухи и клюнет, второго раза он уж точно не захочет!"

   Если Тед сейчас скажет что-нибудь подобное... Как после этого смотреть ему в глаза, говорить с ним, как? Может, он сумеет хотя бы промолчать?

   Он шевельнулся и положил теплую руку ей на плечо. Сказал:

   - Я помнил тебя все эти годы... и все никак не мог придумать, на что похожи твои глаза. А теперь знаю. Они как анютины глазки - знаешь, бывают такие, коричневые с золотыми серединками.

   И она заплакала...

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

   Тед не сразу понял, что она плачет, всхлипывания были почти беззвучными - но спина, несомненно, вздрагивала. Обнял сверху, прислушался - да, плачет.

   Вздохнул - похоже, все-таки пожалела... Погладил по вздрагивающей спине, попытался подтянуть к себе - Рене вцепилась в подушку, продолжая всхлипывать.

   - Я был очень грубым, да?

   Она отчаянно замотала головой, не отрывая лица от подушки, и пробубнила что-то неразборчивое.

   - Ну-ка, ну-ка? - уже не церемонясь, он перевернул ее и подтянул к себе. Теперь в качестве подушки была использована его подмышка - именно туда Рене повторила, тоже не слишком разборчиво:

   - Ты был прекрасным... - впрочем, возможно, сие означало и: "Это было прекрасно..."

   В любом случае, отзыв оказался весьма положительным. Никто еще в подобной ситуации не называл Теда "прекрасным".

   - Ну чего ты тогда?

   Она всхлипнула:

   - Виктор... он... - махнула рукой и снова заплакала.

   - Забудь ты про него, хватит! Мне не нужен сейчас третий в постели... мне вообще не нужен никто, кроме тебя!

   Прижав к себе, он погладил ее по колюченькому ежику - Рене еще раз всхлипнула, вздохнула и, кажется, начала успокаиваться. Господи, что же еще вытворял с ней этот подонок?

   - Значит, вот как это бывает на самом деле...

   Тед не сразу осознал, что она сказала. Потом осторожно переспросил, не уверенный, что правильно понял ее слова:

   - Ты что... ты что, никогда не кончала?

   Она слегка вздрогнула - ох уж эта католическая школа, ее еще придется учить называть вещи своими именами! Голова замоталась из стороны в сторону - несомненно, отрицательно.

   - Этот твой Виктор - он что, совсем идиот? - вопрос был чисто риторический, но Рене отозвалась:

   - Он говорил, что я никуда не гожусь, что со мной плохо, что я вообще... фригидная. И ты сам видел, у тебя тоже не... я почувствовала, только потом получилось... извини...

   Объяснение было нелепое, бессвязное - и абсолютно не укладывалось в голове! Значит, вот как она расценила его сексуальные подвиги! О боже!!!

   Когда плечо Теда под ее щекой заходило ходуном, она даже не сразу поняла, что происходит - настолько это было неожиданно. Он смеялся!

   Ладно, можно перетерпеть и это. Рене сползла с трясущегося плеча и уткнулась лицом в подушку. Что ж, если ему смешно... Закрыть глаза и постараться не слышать...

   Смех прекратился так же внезапно, как начался. И так же внезапно Тед рывком повернул ее к себе.

   - И ты верила в это? Все время? - он говорил не слишком громко, но ей почему-то показалось, что он кричит.

   - Да.

   Он прижал ее к себе, уткнув лицом в грудь - совсем близко, так, что она слышала, как бьется его сердце - и сказал над самым ухом:

   - Мне было очень хорошо с тобой... очень. Я думал, это не надо объяснять. Ты никакая не фригидная - ты самая нормальная... горяченькая... ну я не знаю, как еще сказать, - и, вместо слов, приподнял ее лицо и начал целовать - легкими быстрыми поцелуями. - Я помнил тебя все время, помнил и представлял иногда: а как это было бы с тобой... И думал, что никогда больше тебя не увижу. А сегодня - это было лучше, чем я думал, лучше, чем любой сон...

   Рене слушала и не верила, что он говорит это ей - но он действительно говорил это ей, и, кажется, вполне серьезно. Потом внезапно ухмыльнулся и добавил:

   - А то, что ты сказала: "только потом получилось", так учти, следующий раз я смогу еще