Если предстоит выбор, мужчина, чаще всего, выбирает долг. Женщина - чувство. А дракон предпочтет просто съесть и мужчину с его долгами, и женщину с его любовью. Но существуют те, кто рожден,чтобы встать дракону поперек горла.
Правый хвост, левый хвост. Татьяна Матуш
ОЛЕГ
Её звали Доминик. Эстонка? Полька? Немка? Не знаю и знать не хочу. У нас таких женщин нет.
Да простят меня все дамы и девушки нашей огромной и необъятной родины. Я не говорил, что вы – хуже. Просто она была иной. Чужой и чуждой.
Судите сами: вечер, дождь. Одинокое такси на углу Колчанова и Торкая. Рядом шикарный ресторан, так что я стою и жду, твёрдо зная, что рано или поздно что-то мне обломится. Рядом со мной стоят и ждут ещё с полдюжины извозчиков разной степени новизны и отмытости. А что? Кому «шашечки», а кому и ехать.
Нет, конечно, у миллионеров свои тачки, либо такси им вызывает служба ресторана: удобное, с кондишеном и кожаным салоном и, самое главное – проверенное. Ну а мы – мы тоже при делах. Не все же тут миллионеры. Есть и «средний класс»…
…Пара, внезапно появившаяся в дверях, на «средний класс» никак не тянула. Он – высокий, невероятно, до полного обалдения элегантный – таких костюмов я не видел даже в европейском кино. Узел галстука ослаблен, челюсть вперёд и льдистые глаза, похожие на закрытые окна. Именно так – на окна, не просто закрытые, а где жалюзи опущены, и все запоры приведены в положение «антивзлом».
Она появилась следом, чуть-чуть припозднилась, видимо причёску поправляла… Первое впечатление – ноги. Длинные-длинные. И не просто палки, а ноги, со всеми их плавными изгибами, со сводящими с ума круглыми коленями, ноги, обтянутые тёмными колготками, в тёмных узких туфельках, на таких каблуках, что на некоторое время я даже про ноги забыл. Как она в них не падала? Дальше… ну, платье какое-то, жакетик. Кажется.
Больше я ничего в тот миг не разглядел, потому что этот, с холодными глазами сначала что-то сказал, потом повторил, уже громче – я не разобрал, что. Она не проронила ни слова. И тут он… Ей-крест, не вру – этот ледяной мужик вдруг, без всяких предисловий рухнул на колени. Я сперва даже решил – плохо ему, и дернулся, было. А он застыл, ткнулся лицом в эти невероятные ноги и начал что-то говорить, говорить. Она не слушала. Она стояла и смотрела на город, где один за другим гасли огни, и молчала. Ни слова. Потом шевельнулась – он отпустил её сразу, и пошла. Пошла на этих каблуках, переступая так, словно не было на земле силы, способной сбить её с ног. И я только через несколько мгновений понял – идет ко мне.
Всё-таки иногда рефлексы бывают умнее мозга. Я открыл дверцу, даже не подумав, что моё синее, слегка импортное ведро совершенно не подходит для транспортировки таких женщин. Чёрт, да у неё, наверное, духи дороже стоили, чем моя машина.
Но я открыл дверцу, и она села.
– Куда? – спросил я. Честное слово, абсолютно бесстрастным голосом спросил.
– Прямо, – бросила она.
Тогда я впервые услышал её голос. Мягкий, усталый. Почти затопивший меня своей холодной глубиной.
Вырулил я на одних рефлексах. И типа, ринувшегося наперерез, объехал на них же, родимых.
Ночью по Торкая ехать одно удовольствие: пусто, спокойно. И не тормознёт никто, потому что никто никого здесь не тормозит. Одних чревато. А с других особо взять нечего. Жёлтые яблоки фонарей отмечали наш путь: один, второй, двадцатый.
– Поворачивать где?
– Всё равно.
Я чуть повернул голову. Она была похожа на силуэт, вырезанный из тёмной бумаги и наклеенный на городскую ночь, которая была лишь самую малость светлее. Резкий профиль. Нос с горбинкой. Красиво очерченный рот и маленький подбородок, выставленный вперёд так же упрямо, как у того типа. А дальше – шея невероятной длины в холодном газовом шарфике. Ниже я глаза опустить не решился, побоялся во что-нибудь врезаться, но и того, что разглядел, было вполне достаточно.
Я не великий знаток драгоценностей, но в ушках у неё были не стразы. Стразы не могут сыпать холодными искрами, так, словно в розетке закоротило.
– Проблемы? – поинтересовался я, не особо рассчитывая на ответ.
Она повернула голову. И тут я действительно чуть во что-то не врезался. Или в кого-то. Потому что впервые разглядел её глаза: длинные, большие, но почти без белка: сплошная радужка густого тёмно-синего цвета. И ресницы – совсем не пушистые, скорее – острые. Стрелы – вот правильное название. И она меня почти убила!
– Я завтра умру. Как вы думаете, это проблема?
Пронзительный звуковой сигнал пролетавшего мимо «Шеви» напомнил мне, что я хоть и труп, а все же веду машину, то есть на осевую вылезать, наверное, не следует.
– Не понял, – сказал я. Глупо, зато именно то, что думал, – Вам угрожают? Или вы…
– Нет. Я не больна, у меня нет врагов, я никому не должна денег. Просто моё время кончилось.
– Вы что, гороскоп прочитали? – удивился я, слегка успокаиваясь. Обычный психоз, у богатых бывает. И дело даже не в том, что «с жиру бесятся» или «заняться нечем». Просто большие деньги – это почти всегда большой стресс. Не думали об этом? Говорят что деньги – это энергия. Ну так попробуйте взять в руки два конца оголённого провода… Рискнёте? Ну а я вот даже не подумаю. Давали. «Подержать», естественно. Больше не хочу. Одного раза хватило.
– Меня зовут Доминик, – сказала вдруг она, и я впервые понял, чем меня так цепляет её речь. У неё был лёгкий, почти незаметный акцент. «Н» она произносила немного твёрже, чем нужно. И «о» у неё было именно «о», не «а». ДОминЫк, значит…
– Себастьян, – брякнул я. В темно-синих глазах мелькнуло что-то.
– Правда?
– Шутка. Олег.
– Вы приняли меня за… ночную бабочку? – она, похоже, не оскорбилась. Скорее, позабавилась.
– Там был ваш муж? – спросил я, не отвечая на вопрос.
– Карен? Муж? – Доминик легко улыбнулась, – Забавно. Жаль, что он вас не слышит.
– А что было бы? – спросил я, уже понимая, что лучше бы этого не делать.
– Убил бы, – сказал она так равнодушно, что я мгновенно понял – не врёт. Действительно убил бы. За одно предположение.
– Почему? Разве быть мужем такой… шикарной женщины – оскорбление? И почему – жаль? Чем я-то успел вас обидеть.
– Ничем, – пожала плечами Доминик, – просто вы подвернулись очень кстати. И, к сожалению, оказались неплохим человеком. Мне нужна была машина. Любая. А Карен, по крайней мере, убивает быстро, не мучает. Он предлагал мне. Но я отказалась.
– Предлагал… убить? – опешил я.
Доминик медленно кивнула.
– Умолял. На коленях стоял. Никогда бы не подумала, что он на это способен. Я считала, что у него нет сердца. Но оказалось, что его нет у меня.
– Бред какой-то.
– Что вы хотите, – сказала вдруг Доминик, – есть у вас какое-нибудь желание?
Я метнул в неё донельзя изумленный взгляд, предусмотрительно сбавив скорость.
– У меня есть всё. Деньги. Наверное, их много. И есть вещи. Разные. Вы что-нибудь хотите? Я дам вам это.
– Последнее желание приговорённого, – хмыкнул я.
– Что-то вроде того,– кивнула женщина, очень внимательно разглядывая меня, – должна же я хоть немного компенсировать вам то, что так неудачно села в вашу машину.
– Куда мы едем? – перебил я, – Не то, чтобы в свете нашей общей скорой смерти это было важно, просто улица заканчивается.
– А куда бы вы хотели меня отвезти? – мягко улыбнулась она.
– К себе домой, – выпалил я раньше, чем прикусил язык. Она… чёрт, да она даже не удивилась.
– Везите. Это далеко?
– Какая разница? – хмыкнул я, волевым усилием пытаясь удержать мир в привычном положении.
– Если это очень далеко, мы можем не успеть, – спокойно пояснила Доминик.
– Не успеть… до утра?
– О, нет. Не думаю, что времени так мало. Если мне не отказывают мои внутренние часы, у нас есть ещё почти сутки. До следующей полуночи.
– Эй, а ваше имя точно не Золушка? – уточнил я, разворачиваясь вопреки всем правилам движения, через двойную сплошную.
– Нет, – покачала головой Доминик, – определённо, нет. У этой сказки счастливого конца не будет, потому что… Потому что счастливый конец…
– Никому не нужен? – встрял я в её внутренний монолог.
– Опасен, – поправила женщина. – Слишком опасен.
…Полный бред! Я тихо офигевал, потому что ОНА!!! Женщина с невероятными ногами, духами и призовыми тараканами в голове действительно поднималась ко мне в мою квартиру… черт, прибраться я там, конечно, и не подумал, но, надеюсь, хотя бы трусы с батареи убрал? Или нет? В подъезде было темно, и я тихо порадовался… Как оказалось – рано.
– «Олегатор» – это про вас? – спросила она, и в её мерзлом голосе впервые проскочили вполне человеческие нотки. Она – улыбалась?.. – Я вижу в темноте, – пояснила Доминик, в ответ на мой недоумевающий взгляд, – Кто это вас так ласково?
– Бывшая жена, – буркнул я.
– А-а. Тогда понятно, – отозвалась Доминик с такой интонацией, будто и впрямь я ответил ей исчерпывающе. На все вопросы разом.
Первое, что бросилось мне в глаза, когда я щёлкнул выключателем – злосчастные трусы, которые, конечно, висели, себе, на батарее. Я метнулся, было, прикрыть, а потом… Пепельница у дивана, пустая чашка с потеками кофе прямо на телевизоре, стареньком, с жутко грязным экраном, оборванная занавеска, горшок с засохшим цветком и, как минимум, два кило пыли под диваном. Что в кухне творится – даже думать не буду. Доминик, кажется, спрашивала про желания? Так вот, есть у меня одно желание – немедленно провалиться сквозь землю.
Я поднял глаза на свою чудесную гостью.
– У тебя уютно, – улыбнулась она.
Ага, вот, значит, как теперь интеллигентные девочки называют обычный холостяцкий свинарник. Уютом. Надо будет запомнить. В следующий раз, когда мама или бывшая супруга с официальным дружественным визитом заявятся и начнут опять зудеть, что я квартиру зас… А вот хрен вам, скажу я. У меня уют!
Тут я кстати вспомнил, что, согласно гороскопу, который где-то прочитала Доминик, жить нам с ней осталось ровно сутки, так что и мамуля и Надюха неактуальны… И так мне от этого хорошо стало, что захотелось немедленно, прямо сейчас, выйти в окно и прогуляться по облакам. И что, что пятый этаж. Зато к звёздам ближе!
– Вы… пить что-нибудь будете?
– А что у тебя есть?
Я пожал плечами:
– Надо посмотреть. Пиво точно есть. Кофе – возможно. Чай – если только старый. Шампанского точно нет.
– Я не люблю шампанское, – сказала Доминик и, совершенно спокойно, не обращая никакого внимания на состояние пола, разулась.
Это уж потом, задним числом, я сообразил, что на таких каблуках ходить, наверное, очень тяжело, всё равно, что всё время на цыпочках.
– У меня тут тапки есть. Они вам… наверное, впору будут.
– Бывшей жены? – поинтересовалась гостья.
– Ну… в основном, – брякнул я, даже не подумав, что можно и соврать. Даже нужно, наверное. Просто – вот почему-то не совралось.
– Путь будет пиво, – Доминик прошла по моему сто лет не чищеному паласу в тапочках, которые оказались ей всё же чуть-чуть велики, и опустилась на диван, вытянув свои невероятные ноги. Тут я, наконец, бросил думать про трусы на батарее, отмер, пинком выкатил из угла небольшой пуфик, аккуратно приподнял это совершенство, обтянутое тёмными колготками, и уложил, как мне показалось, удобно…
– Пиво сейчас будет. Вы… Вам в кружку или так не побрезгуете? Я так люблю.
– Спасибо, я тоже люблю так.
Пиво, хвала всем богам, у меня было вполне пристойное, светлый мюнхенский «Хеллес». К нему нашлись какие-то левые кальмары, пакетик сухариков, колбаса в нарезке и початая банка маринованных корнишонов. Всё это я сервировал на разделочной доске, водрузив её прямо на диван между нами. Просто подумалось – так лучше. Не хочу, чтобы Доминик решила, что я, пользуясь случаем, притащил её сюда чтобы напоить пивом, а потом приставать начну. А вот не начну!
– Да я и не думаю, – улыбнулась она.
– Я что, сказал это вслух?
Она покачала головой. Невозможные густо-синие глаза, даже не глаза – очи – смотрели спокойно и доверительно.
– Просто все твои мысли на лбу крупным шрифтом пропечатаны, да ещё с подсветкой. А я, ты уж извини, Олег, читать умею.
– Что, правда, всё? – ужаснулся я. – И про трусы?
Она засмеялась. Она смеялась, слегка откинувшись на спинку дивана, долго, с удовольствием. Потом взяла своё пиво и мягко прикоснулась горлышком к горлышку моей бутылки.
– За новое рождение, – тихо и непонятно сказала она, – пей, Олег. За это обязательно нужно выпить… хотя бы глоток. И переходи, наконец, на «ты».
…Это оказалась самая странная ночь в моей жизни. Изысканную, как многослойный коктейль, Доминик, не смутили ни огурцы прямо из банки, ни «левые» кальмары, ни «Емеля». Она спокойно отщипывала всего по чуть-чуть и отправляла в рот, так, словно я и впрямь угощал её чем-то приличным. А у меня даже хлеба не оказалось! Но она не то что не поскандалила, как Надюха, она… Ей, кажется, всё нравилось.
Вторая странность заключалась в том, что пиво не кончалось. Мы сидели, грызли этот псевдопролетарский андеграунд, болтали ни о чём, смеялись, прихлёбывали из бутылок, а там всё ещё было и было…
В какой-то момент я убрал доску на пол и потянулся к ней. Ну, даст по морде, подумаешь! Большое дело. Мало я по морде получал? Зато потом всю жизнь вспоминать буду, какую женщину чуть не поцеловал!
По морде я не получил. Её губы оказались мягкими, нежными. Но, почему-то, никак не раскрывались.
– Доминик… Я что-то не так делаю? Тебе не нравится? Ты скажи, как нравится – так и будет.
– Мне нравится. Только я не знаю – как. Что нужно делать?
Я сначала даже не понял… А потом, когда до меня, как до жирафа, дошло, наконец – я решил, что неправильно дошло. Не может же быть, чтобы она ни разу не целовалась? Ей, даже навскидку, лет тридцать точно есть. Не может быть!
– Я должна была хранить себя, – тихо прошептала она, глядя мне прямо в глаза – до этой ночи. Сегодня мне всё можно. Но я ничего не умею. Ты меня научишь?
Что должен делать нормальный мужик, если к нему ночью в машину подсаживается взрослая дама в бриллиантах, напрашивается в гости, хлещет пиво, а потом объявляет, что она – девственница? Да выставить эту аферистку на улицу, как минимум, а то и в полицию сдать! Коту понятно, что…
– Олег? – тихо позвала Доминик.
– Педагог из меня, – фыркнул я. – Ты… В общем, слушай своё тело, оно всё знает. И ничего не бойся. Давай сюда своё пиво, я поставлю. И – урок первый: улыбнись. С таким серьёзным лицом впору в суде выступать. Анекдот тебе рассказать? Ползут три мыши с дискотеки…
Она снова улыбалась, и, кажется, слегка расслабилась.
– Вот эта часть мужской анатомии называется губы, – продолжил я, – Они такие же, как у тебя, только не накрашенные. А то, что внутри – это язык. Он хороший. Мягкий. Мокрый. Ласковый. Как у собаки. Тебя когда-нибудь собака в нос лизала? Ну вот, а я ещё лучше собаки.
Не знаю, смотрела ли Доминик мультик про Карлсона, но рассмешить её получилось. А губы, готовые для смеха, считай, готовы и для поцелуя. В общем, через минуту она уже всё поняла. А ещё через полминуты я решил, что ничего не понимаю в этой жизни. Учитель, блин. Гуру. Я думал, что умею целоваться? Я умел делать что-то другое, технически может быть и похожее. Но никогда раньше у меня под кожей не текло вместо крови жидкое электричество.
– Доминик, – прошептал я, цепляясь за остатки разума, – вы помните, куда я пиво поставил?
– Ты, – поправила она, – ты помнишь. Помню, а что?
– Если я совсем забудусь, и ты захочешь меня остановить, а я не услышу, хватай бутылку и врежь мне как следует по башке, хорошо?
– Странные эротические фантазии, – нервно хихикнула она, – а если я не захочу тебя останавливать?
– Значит, мне повезло.
– Или мне…
И на этом, собственно, разумный диалог закончился. И чёрт с ним.
Да-а, ещё одно… До сих пор я думал, что пивом светлым напиться нереально, пусть даже бутылки были какие-то странные, вечные. Но как иначе объяснить мне то, что когда мы, устав, отдыхали, сжимая друг друга и не решаясь даже на миг разомкнуть руки, в приоткрытую форточку вдруг влетела тварь, здорово похожая на маленького, злобного птеродактиля. Небольшая головка, длинная челюсть с неплохим набором мелких зубов, вороньи чёрные глаза и серые кожистые крылья. Хвоста я не разглядел. Как-то резко не до хвоста стало, когда тварь села на валик дивана и каркнула:
– Развлекаешься, Доминик? Ну и как?
– А хорошо! – с вызовом ответила моя девочка, приподнявшись на локте. Она совсем не испугалась, и даже, кажется, не удивилась. Скорее, она была раздосадована, что нас так беспардонно прервали.
– Ну и умничка, – умилилась тварь, – а ты всё помнишь?
– Хотела бы забыть, – огрызнулась Доминик, – да разве вы дадите!
– Сегодня в полночь…
– Как – сегодня? – вздрогнула она. – Я думала, у меня есть ещё сутки.
– Сутки и есть, – кивнула тварь, – почти. Сейчас двадцать минут первого. – Как Дорогу открывать – помнишь?
– Процитировать? – сощурилась Доминик. – Там немного, всего тринадцать страниц.
– Нет, нет, не стоит. Если помнишь – всё в порядке. Главное, не опоздай.
– Приду на пять минут раньше, – отчеканила моя женщина, – а теперь лети-ка отсюда, кайфоломщица. Надеюсь, тебе есть, где переночевать.
– Да уж найду, – тварь натурально пожала плечами, – ну, до полуночи, – щёлкнула страшноватой пастью и исчезла. То ли в окно вылетела, то ли в воздухе растаяла.
– Что это было? – в обалдении спросил я.
– Ничего существенного, – Доминик пожала точёным плечиком и нежно улыбнулась мне, – сейчас, в это время и в этом месте вообще не происходит ничего существенного – кроме тебя.
Я почти смутился, честное слово. Ну что я такого сделал? Да всё удовольствие – моё, а она смотрит – и сияет.
– Я хочу прожить самый обычный день, – сказала она.
– ?
– Как живут люди. Что делают…
– Завтракают. Потом можно на прогулку сходить. Будем считать, что сегодня выходной, – решил я, – потом… ну, я обычно телевизор смотрю. Да это скучно, Доминик. Давай придумаем что-нибудь…
– Давай будем завтракать. Потом пойдём на прогулку. А потом будем смотреть телевизор.
Скажи она: давай искупаемся голыми в фонтане, а потом прыгнем с крыши, я бы и тогда подписался не глядя. Телевизор – так телевизор, крыша – так крыша. Всё что хочешь, моя невозможная, потрясающая женщина. Всё для тебя.
И мы завтракали, потом действительно гуляли по парку, взявшись за руки, как пара влюблённых подростков, и даже покормили пару красивых, но наглых лебедей. А потом включили видик, «Лару Крофт»… Но фильму не повезло, потому что едва мы оказались на диване, Доминик сама потянула меня за джемпер – и это дорогого стоило.
Сымитировать можно всё что угодно. Женщина может выть как мартовская кошка и при этом ничего не чувствовать. Но есть момент истины. Если в тот миг, когда страсть уходит и возвращается рассудок, она старается отстраниться, под любым предлогом: ты слишком тяжёлый, мне срочно нужно в ванну… Значит всё было не так и не с тем. А вот если она не разжимает рук, если неосознанно стремится удержать, и если её первый сознательный выдох, хриплый и нежный, тебе в ключицу вместе с сухим легким поцелуем – тогда это ТВОЯ женщина, до донышка твоя.
Доминик оказалась моей.
…И на этом всё хорошее закончилось – и началось страшное.
Я ведь ей не поверил. Даже не смотря на это… эту… ворону кожистую, помесь попугая с зонтиком. Я был дико счастлив и поэтому дико глуп. И когда вдруг обнаружил, что не могу пошевелиться – даже не испугался.
– Что со мной? – спросил я.
Моя девочка сосредоточенно рылась в сумочке, вынимая и выкладывая на столе по порядку: несколько разноцветных мелков, две бутылочки с чем-то жидким золотистого и зеленоватого цвета, какую-то коробочку, судя по звуку – с железками.
– Прости.
– И всё? – я пока не злился. И даже не боялся, хотя выглядело всё это реально зловеще. Особенно когда она откинула палас и, наскоро махнув веником, принялась вычерчивать мелками какие-то линии и символы. Можно было подумать, что милая Доминик – жрица какого-то зловещего культа, или, банально, агент секты – и готовится принести меня, любимого, в жертву своему принципалу.
– Ты снова сможешь двигаться, когда я уйду, – произнесла она. Акцент, который я почти перестал замечать за эти сутки, вдруг резанул ухо.
– Уйдёшь? Куда? – опешил я. Смешно, но отчего-то такую возможность я даже не рассматривал. А она ведь… её духи, бриллианты и место, где я её встретил… Этот мужчина, который убил бы всего лишь за предположение, что он мог оказаться её мужем. Ведь где-то она раньше жила, и, наверное, её ищут.
– Я должна идти к престолу Лунга. Время моей жизни истекло. Я говорила об этом.
Доминик взяла из сушилки две плошки и аккуратно вылила в одну – зелёное вещество, в другую – золотистое, при этом, едва не сопя от усердия, потому что толстые шерстяные нити, которые она пыталась там пристроить, почему-то не ложились как надо. Наконец как будто всё получилось и она, с облегчением выдохнув, опустилась на колени, выставляя плошки на концах получившейся фигуры.
– Доминик, – напомнил я о себе.
– Да, я всё расскажу, – отозвалась она, – ритуал открытия Дороги долгий, я успею. Просто сейчас мне нужно сосредоточиться. Здесь ничего нельзя перепутать. Ещё полминуты, хорошо?
– Да, я помню – тринадцать страниц, – фыркнул я и мысленно дёрнулся, – так он мне не приснился?
– Кто? – не поворачиваясь ко мне, спросила Доминик.
– Этот… ящер летучий.
– Тафия. Это девочка, – её голос потеплел, – как тебе могло что-то присниться, если мы не спали?
Исчерпывающе!!!
– Доминик!?!
– Олег, не сердись. Я же тебе сказала – не повезло нам. Обоим. Мне. Тебе.
Она, наконец, закончила раскладывать серебряные монеты, подошла и мягко опустилась на пол у моих ног.