Дорога в две тысячи ли. Людмила Астахова, Яна Горшкова, Екатерина Рысь

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. ПЕРВЫЙ КАМЕНЬ НА ДОСКЕ
• ГЛАВА 2. УБИТЬ ЧУЖИМ НОЖОМ (5)
• ГЛАВА 3. ОХОТА ПУЩЕ НЕВОЛИ
• ГЛАВА 4. ПОТЕРЯТЬ И СНОВА НАЙТИ
• ГЛАВА 5. АХИЛЛЕСОВА ПЯТА
• ГЛАВА 6. НЕ В СЛУЖБУ, А В ДРУЖБУ
• ГЛАВА 7. ВЫ ПОЕДЕТЕ НА ПИР?
• ГЛАВА 8. КТО САМ БЕЗ ГРЕХА
• ГЛАВА 9. ПОДАРКИ — НЕ ОТДАРКИ
• ГЛАВА 10 - ПЕРЕД БУРЕЙ

АННОТАЦИЯ

Русло реки времени прихотливо извивается, то сводя вместе смертных, то вновь их разъединяя. Но иногда время, словно паводок, сметает на своем пути всё и обрушивается на людей опасным и неудержимым потоком. Не захлебнутся ли в темных водах две русские барышни, чьи судьбы переплелись с судьбами древних полководцев? Устоят ли перед внезапно открывшимися тайнами прошлого дети 21 века - Сян Джи и Юнчен? И кто тот рыбак, что надеется выловить двух маленьких глиняных рыбок? А может, сила печати древней богини способна развернуть реку времени вспять...

   2 книга трилогии

ГЛАВА 1. ПЕРВЫЙ КАМЕНЬ НА ДОСКЕ

   «То время навсегда осталось в моей памяти как одна бесконечная дорога, которой не видно конца. Мне до сих снятся топот тысяч ног, скрип колес, бормотание возницы и равномерное покачивание повозки. И я, как и тогда, совершенно точно знаю, чем всё закончится. И просыпаюсь».

   (из дневника Тьян Ню)

   Тайвань, Тайбэй, 2012 г.

   Кан Сяолун

   Время – река, несущая свои волны из безмолвия в бессмертие, и люди боятся и уважают неумолимую, безжалостную силу, которая крадет их дни и годы. Смиренно живут они и умирают, растворяются в бесконечном колесе перерождений.

   Глупцы.

   Кан Сяолун подпер ладонью щеку и посмотрел в воду. В небольшом пруду кружились золотые рыбки – яркие искры в холодной темноте. Улыбнувшись, профессорский племянник выпрямился и оглядел сад, куда в эту ночь привел его расчет и необходимость.

   Среди мшистых камней клонились к земле тоненькие ивы, и крутобокий мостик, освещенный жёлтыми фонарями, изгибался над водой и камышами. Дорожки, свиваясь, сплетались в прихотливый лабиринт – и вели, все как одна, к большому дому.

   Сейчас там, на ярко освещенной веранде, веселились люди, раздавался смех и женский визг. В ночном воздухе то и дело расцветали фейерверки, и слуги, кланяясь, предлагали гостям напитки.

   Праздник был в разгаре: хозяин владений, где коротал этот вечер ученый, не привык считать деньги… и жизни.

   - Вы, как и всегда, - раздался за спиной Кан Сяолуна резкий голос, - предпочитаете веселью тишину, господин Кан.

   - И темноту, - согласился тот. – С искренней благодарностью я принял ваше приглашение на сегодняшнее торжество, но…

   - Но да, - ответил собеседник и подошел ближе.

   Тусклый свет фонарей выхватил из темноты угловатое лицо, тяжелое квадратное тело, затянутое в дорогой костюм.

   - Вы пришли не праздновать, а платить. За что?

   Кан Сяолун тихо усмехнулся. Какая пошлая прямолинейность. Ни богатый дом, ни сад, оформленный по правилам хорошего тона, не могли превратить простолюдина в аристократа. Но дело, которое привело его на чужой праздник, и не требовало достойных манер. Наоборот. Обязанность и право обладающих властью – приказывать, а копаться в грязном белье, подслушивать, прятать тела… такое следует поручать черни.

   - Меня интересует женщина по имени Сян Тьян Ню, - с легким смешком отозвался он.

   - Сян Тьян Ню! - послышалось в ответ. – Ха! Это был бы интересный заказ. Сложный заказ. Но она уже мертва.

   Профессорский племянник вздохнул. О да. Увы. Старая ведьма успела ускользнуть от него – а с каким удовольствием он посмотрел бы на то, как она корчится в смертных муках! Боль и страдание заслужила Тьян Ню за то, что сотворила и в прошлом, и в настоящем.

   Впрочем, всему свой час. Время – это река, но и реку можно укротить.

   - Насилие, - сказал наконец Кан Сяолун и опустил руку в воду, - забавно, но, как вы и заметили, в этом случае уже бессмысленно. Сейчас я заплачу за работу другого толка. Назовите мне имя душеприказчика покойной госпожи Сян. Доставьте подробное досье: телефоны, распорядок дня, привычки… пороки - и доставьте быстро.

   Хозяин дома задумчиво посмотрел на небо, и в этот же самый момент алый цветок фейерверка вспыхнул рядом с медленно плывущей в облаках луной.

   - Завтра, - кивнул он, - вы получите желаемое. Ну расценки - их вы давно знаете, господин Кан.

   И ушел.

   Кан Сяолун даже не посмотрел ему вслед. Рыбок, в какой уже раз за последние несколько дней подумал он, было две, но Сян Джи показала ему лишь одну. Где вторая? Где же вторая?! С проклятой старухи Тьян Ню сталось бы придержать часть улова… но даже бабка Сян Джи не могла предугадать все.

   Ведь на берегу реки времени порой рыбачат те, кто не по зубам наглым выскочкам, присвоившим себе чужую силу.

   Золотая рыбка в пруду махнула хвостиком, ткнулась ртом в ладонь профессорского племянника, надеясь на угощение – и Кан Сяолун, внезапно оскалившись, одним движением схватил ее, сжал трепыхающееся тельце в ладони.

   В этот раз он не проиграет.

   Наутро курьер доставил Кан Сяолуну пухлый белый конверт. Владелец поместья и пруда с пучеглазыми золотыми рыбками работал аккуратно – не за красивые глаза он заслужил трехзначный номер в клане, контролировавшем почти весь теневой мир Тайваня.

   Очередной контракт выполнен был безупречно. Ни единого материального напоминания о вчерашнем разговоре не осталось после завершения сделки: ни расписки, ни почтового извещения, ни телефонного звонка. Только слова, ставшие делами. И память.

   Молодой человек прищурился.

   «А память я могу уничтожить, как и человека, - с тихим удовольствием думал он, разглядывая конверт. – Пока не буду, но могу».

   Знание это придавало… не силы, нет. Уверенности и, пожалуй, созидательной, свежей энергии. Всегда приятно понимать, что в твоем распоряжении есть инструменты и рычаги, способные разрушить жизнь опасного человека. Известно ведь: если можешь разрушить, значит, контролируешь.

   Кан Сяолун любил контролировать.

   Наслаждаясь ранним утром, еще прохладным, он посидел на балконе, выпил зеленого чая, а потом долго медитировал, затворившись в светлой просторной комнате, слушая, как звуки большого города смешиваются, сливаются в невнятную песню. Шелест листвы, ветер, гудки далеких автомобилей, едва различимый ритм популярного хита… племянник профессора Кана спешил медленно.

   Наконец, когда ядовитая, давняя ненависть к семейству Сян на время уступила место спокойной решимости, он поднялся и распечатал конверт.

   - Господин Мин Са, - произнес он задумчиво и начал быстро листать досье.

   Фотография - длинное лицо с узкими губами. Юридический колледж, практика, статьи, клиенты, заслуги, жена-алкоголичка, сын, операция на глазах… чужая жизнь змеей проползала мимо, скучная, правильная, полная благообразной степенности и маленьких грязных секретов.

   Кто же знал, с предвкушением скорой удачи думал Кан Сяолун, что когда-то, много лет назад судьбу почтенного адвоката предопределила встреча с госпожой Тьян Ню. Бедняга, верно, думал, что заполучил клиента, о каком коллеги его могут только мечтать. И не знал, бедный маленький червяк, в какую западню идет, на какую долю себя обрекает.

   - Приятно познакомиться, уважаемый господин Мин Са, - отхлебнув чая, промурлыкал ученый. – Вы меня еще не знаете, но я вас – уже да.

   Сян Александра Джи

   Ей не хотелось танцевать. Совсем. Уже какой день Саша лежала на кровати, вертела в руках бабушкину рыбку, неохотно листала страницы старого дневника и дремала.

   Такой она себя не любила. Раньше танец всегда помогал ей справиться с невзгодами и неурядицами. Недовольство отца, который, нахмурив брови, отчитывал ее за очередную непозволительную для девушки из хорошей семьи вольность. Жизнь в Сан-Франциско, чужая, яркая, беспокойная и поначалу оглушающе, непривычно одинокая. Роман, а затем совместная жизнь с Ли – человеком целеустремлённым, но, по мнению девушки, выросшей в обществе, которое издавна ценило коллектив выше личности, чересчур эгоистичным.

   Все, что волновало, расстраивало и радовало мисс Сян, она могла выразить, танцуя. Раньше могла.

   До Ин Юнчена. Или до того, как открыла бабушкин дневник?

   Ответа девушка не знала, не хотела знать. То сокровенное, внутреннее, что всегда подталкивало ее к танцу, сейчас затихло. Словно и не осталось ничего: ни грусти, ни тоски, ни боли, ни злости. Даже разочарования не было. Девушка чувствовала себя так, будто что-то важное и нужное ускользнуло у нее из рук, оставив вместо смеха шепот, а вместо радуги – серое небо.

   Александра перевернулась на бок и вздохнула.

   «Сейчас бы заснуть», - подумала она и погладила рыбку по изогнутой спинке.

   В снах было интереснее, чем в жизни – по крайней мере, в тех снах, что теперь с пугающей ясностью обрушивались на девушку, стоило ей закрыть глаза. С ревом схлестывались они с действительностью – и с каждым разом призрачное побеждало реальное все быстрее и увереннее.

   Она уже даже не была уверена, что ее видения можно назвать снами – уж слишком они были живыми.

   Голоса, запахи, шепот людей, шелест одежд, парящая над туманом белая змея, тени, тени, тени. То вился, едва целуя кожу, отравленный дым, то мелькало в темноте мужское лицо – улыбающееся, грозное… родное. Далекая, давно потерявшаяся в веках жизнь развёртывалась перед ней, словно свиток, и девушка так свыклась с чужим миром, что порой не сразу могла разглядеть границу между «там» и «здесь».

   Однажды она проснулась, до судороги в пальцах сжимая краешек простыни – перед глазами, растворяясь в сумраке, вставало видение далекого города… разграбленного города. Трупы с раззявленными ртами, черные провалы глаз и запах – тяжелый, сладкий, тухлый. Прижав ладонь к губам, Саша села в кровати, сжалась, по-детски подтянула колени к груди – и долго сидела вот так. Просто дышала. Старалась напомнить себе, где она и кто она.

   В ту ночь заснуть девушка уже не смогла – долго и мучительно она ходила по комнате, брала в руки то книгу, то телефон. Выдуманные истории, форумы и фотографии знакомых не помогали: слишком страшно, по-настоящему, впивалась в душу жизнь женщины из снов.

   В тот момент она решила, что больше не желает видеть сновидений – но, похоже, от ее решений здесь ничего не зависело. И Александра не смирилась, нет, но привыкла.

   Девушка знала – долго так продолжаться не может и не должно. Слуги уже шептались за ее спиной – мол, с молодой госпожой что-то не так. Неладно. Уж не заболела ли она часом? Родители, которые после злополучного ужина с Кан Сяолуном старательно делали вид, что в семье все в порядке, пока вопросов не задавали.

   - Но это, - произнесла в темноту Саша и потерла щеку, - вопрос времени.

   Глаза ее слипались, но девушка упрямо потрясла головой, поднялась и подошла к станку. Надо было, наконец, разложить по полочкам свои мысли и чувства. Понять, что делать со снами, как вести себя с Кан Сяолуном, явно затеявшим какую-то интригу, позвонить Ли. Задвинуть все, что случилось с Ин Юнченом, подальше в память – как ящик с ненужными, надоевшими игрушками под кровать.

   При одной мысли о молодом человеке у сердца больно кольнуло, и мисс Сян, прижав ладони к глазам, отвернулась. Она не могла танцевать. Она не хотела думать, двигаться, принимать решения. Только спать.

   - Завтра, - произнесла девушка в пустоту и снова забралась под одеяло. – Завтра я возьму себя в руки.

   Рыбка, маленькая, почти невесомая, терракотовой каплей лежала рядом с подушкой, и Саша на мгновение почувствовала себя лучше. Бабушка наверняка отругала бы ее за малодушие, но Тьян Ню рядом больше не было. Поэтому придется справляться самой.

   Но не сейчас. Завтра.

   Засыпая, девушка услышала, как загремели, поднимая дорожную пыль, конские копыта – там, далеко, вне времени, ее – или не ее? – куда-то везли. Александра, подняв широкий шелковый рукав, украдкой утерла со лба пот и решительно поджала губы. Ее вторая жизнь снова началась.

   Кан Сяолун

   Заходящее солнце упрямо пробивалось сквозь жалюзи, бросая на широкий подоконник полосатые тени. Раз – серо-синяя полоса, два – оранжево-розовая. Раз-два. Тень-свет.

   Вечер сиял, теплый, тихий. И даже сдержанная чопорность адвокатского кабинета не мешала Кан Сяолуну наслаждаться предзакатной красотой. Он провел кончиками пальцев по разукрашенному в цвет огня и смерти подоконнику.

   Тень-свет, полоска за полоской.

   Позади него, нервно откашлявшись, пошевелился почтенный Мин Са. Несмотря на включенный в комнате кондиционер, душеприказчик Тьян Ню обильно потел. Капли пота поблескивали на его лбу, в ямке над верхней губой, и зрелище это было настолько жалким, что Кан Сяолун намеренно повернулся к законнику спиной.

   Добыча уже здесь, в ловушке, и никуда не уйдет. Можно и на заход солнца посмотреть – время есть. И скоро его будет куда как больше. Целая вечность. Племянник профессора Кана чуть раздвинул губы в улыбке.

   Интересно, какой вечер засияет над ним после того, как рыбки будут пойманы, а все важное – сделано и сказано? Когда-то давно над древней столицей закаты пылали так отчаянно, так огненно! Их тишину не могли нарушить ни предсмертные крики, ни кинжалы, что вспарывали животы неугодных, ни шелковый шелест, с которым лились с плеч императорских наложниц одеяния.

   Кан Сяолун нарисовал на подоконнике круг и разделил его надвое волнистой линией. Тень-свет, раз-два. Одна рыбка… и вторая.

   - Что… - вдруг откашлялся за его спиной адвокат, и скрипучий голос заставил ученого поморщиться, - что вам надо? Взамен на… на те возмутительные фальшивки, которыми вы смеете мне угрожать!

   Молодой человек еще с секунду посмотрел на вечернее небо, а потом повернулся, слегка хмуря брови, к господину Мин Са.

   - К чему притворяться, - легко отозвался он и сел в кресло напротив. – Мы оба знаем, что фотографии и документы – подлинные. Если б это было не так, вы вряд ли согласились бы встретиться со мной сегодня в неурочный час и без свидетелей. Верно?

   - Я дорожу своей репутацией, - крякнул душеприказчик Тьян Ню. – В моей работе даже подозрение на скандал способно разрушить…

   - Всё, - продолжил за него Кан Сяолун, с удовольствием заметив, как промелькнул в умных, но усталых глазах адвоката страх. – Но мы же понимаем – о подозрении речь не идет. Общество в наши дни нервно реагирует на нежные привязанности, которые люди в годах питают к детям.

   И профессорский племянник положил на стол снимок из досье, что так любезно предоставила ему триада.

   - Такие люди, как вы. К таким детям, как… - добавил он, сладко улыбнувшись, и наклонился вперед, подвинул фотографию к собеседнику.

   Руки господина Мин Са затряслись, и Кан Сяолун не удержался – прикусил губу изнутри, чтобы справиться с затаенным, острым наслаждением, которое всегда одолевало его, когда он видел чужое страдание.

   - Достаточно, - просипел между тем адвокат. – Назовите цену. Я опасался, что рано или поздно… Знаю, что вы не отстанете. Я бы на вашем месте не отстал. Выпотрошил начисто.

   Ученый вскинул бровь. Глаза его встретились со взглядом господина Мина, и на мгновение он увидел на месте испуганного близкой бедой пожилого человека хищного, ловкого законника.

   Ассистент уважаемого профессора Кана откинулся на спинку стула, чувствуя… почти сожаление. Если бы не обстоятельства, он, пожалуй, смог бы использовать этого юриста и дальше. Похоже, Тьян Ню выбрала себе хорошего душеприказчика. Да. Жаль.

   - Меня, - с неподдельной искренностью сказал молодой человек вслух, - печалит тот факт, что вы думаете обо мне так плохо. Я не собираюсь потрошить вас. И деньги мне не нужны. По правде говоря, деньги – последнее, что интересует меня в этой жизни.

   Господин Мин Са утер платком пот со лба и подобрался.

   - Тогда сведения, - после секундного замешательства угадал он. – Вы выглядите как человек, который не испугается закона ради того, чтоб добыть нужную информацию.

   Кан Сяолун, словно на мгновение позабыв, где находится, жеманно прикрыл губы ладонью, как когда-то давно, раньше, вечность назад, и расхохотался.

   - Закон? – переспросил он через несколько секунд, усмехаясь. – Что за изящная шутка! Неужели вы сами когда-либо принимали во внимание все эти глупые маленькие правила? Не разочаровывайте меня, господин Мин Са! Ведь вы почти начали мне нравиться.

   Адвокат тяжело оперся на стол грудью и весь как-то сник.

   - Принимал, - через силу ответил он. – Принимал, молодой человек. Если вы позаботились не только о том, чтобы выкопать из грязи мой позор, то должны это знать. Хватит игр.

   - И правда, - кивнул Кан Сяолун, вмиг перестав улыбаться. – Беседа у нас приятная, но меня, как и вас, ждут дела. Услугами вашей фирмы пользовалась женщина по имени Сян Тьян Ню. Покажите мне ее завещание.

   - Сян Тьян Ню? – удивленно кашлянул адвокат. – Это нетрудно.

   - Именно.

   - И все? – подозрение тенью легло на гладкое, несмотря на почтенный возраст, лицо юриста. – Госпожа Сян, к нашему прискорбию, доверила фирме немногое. Нужно было лишь доставить наследникам то, что им причиталось.

   «Наследникам! - быстро и яростно, вспыхивая холодным злобным огнем, подумал Кан Сяолун. – Причиталось! Ничего им не причиталось! Ах, попадись мне еще, «госпожа Сян», в прошлом ли, в будущем! Я уж тебя отблагодарю – небеса взвоют!»

   Что-то такое, видимо, мелькнуло на его лице – во всяком случае, господин Мин Са отшатнулся, будто на стол перед ним шлепнулась змея, и побледнел.

   - И все! - прошипел, уж не скрываясь, Кан Сяолун. – Выполняйте! Моя симпатия к вам сходит на нет. Стремительно. А вместе с ней - и мое терпение.

   Адвокат выбрался из-за стола, оттолкнул в сторону кресло и поспешил к сейфу – высокому, утопленному в скорлупу из полированного темного дерева.

   Раздался тонкий писк, едва слышное клацанье – и через минуту господин Мин Са, морщась, положил на стол плоский ящичек.

   - Госпожа Сян Тьян Ню, - со вздохом сказал он, - сотрудничала с нами много лет. Вы толкаете меня на поступок, не совместимый с профессиональной этикой.

   - Поднажмите посильнее, и все совместится, - выплюнул Кан Сяолун и раскрыл ящичек. – Не вы первый, не вы последний.

   И больше – на данный момент – адвокат его не интересовал. Никто и ничто не интересовало. Потому что среди сухих строк и канцелярских распоряжений он видел – почти как наяву! – путь двух маленьких рыбок.

   Махнув хвостиками, они уплыли из своей клетки – тень-свет, прошлое-настоящее.

   «…Вручить первую посылку лично в руки Сян Александре Джи, моей возлюбленной внучке, по достижении ею тридцатилетия, - быстро читал ученый, запоминая строки сразу и навсегда. – И не менее, чем через две недели и не более, чем через месяц после этого передать вторую посылку…

   Племянник профессора Кана запнулся, увидев имя, в которое сложились иероглифы и – неслыханное для него дело – вернулся к началу строки. Перечитал.

   - Лю Юнчен? – переспросил он самого себя вслух. – Лю Юнчен?!

   - Верно, - кивнул адвокат, решивший, что вопрос задан ему. – Господин Лю не далее, как сегодня днем приезжал за своей собственностью и тоже крайне был удивлен вниманием, которое решила оказать ему госпожа Сян.

   - Неужели? – проскрипел Кан Сяолун.

   Гнев, ледяной и стремительный, клокотал в нем, ворочался, клацал зубами, как разбуженный дракон. Две рыбки – две посылки – два наследника! Старуха Тьян Ню, значит, остереглась играть по-крупному, как и прежде, там, в прошлом, разделила улов пополам.

   Мерзкая, пронырливая старая тварь.

   И если с Сян Джи все было ясно, то этот Лю Юнчен…

   - Почему? – молодой человек резко поднялся, не в силах сохранить спокойствие. – Почему он?

   Память, как и всегда, услужливо преподнесла ответ – лукавое, наглое, неуловимо знакомое лицо. Крестьянский сынок, выбившийся в люди, ха, тот самый, что вился вокруг старухиной внучки, будто медом ему было там намазано. Это от него, словно испуганная лисица, убежала Сян Джи тогда, в ресторане. И на «Джонке» - там девушка тоже смотрела лишь на этого выскочку.

   Неспроста.

   И вроде бы ничего не было в нем особенного - таких много, но ведь это ему, в конце концов, оставила рыбку Тьян Ню. Простому человеку ведьма не стала бы доверять драгоценность, остереглась бы.

   Кан Сяолун Опустил руку в карман. Судьба никогда не играет наугад. Ни одной нет случайности в жизнях людей и богов, ни одной, все нити связаны между собой в единственно верную последовательность.

   Смертные – мошки на стекле вечности – гадают на черепаховых панцырях (1), надеются на удачу, копошатся в собственных нечистотах, и не знают – все предрешено. Все предсказано.

   Значит, Лю Юнчен... То есть, конечно же, Ин Юнчен. Так он зовет сейчас.

   Ин Юнчен и Сян Джи.

   Что же, пусть. Кан Сяолун снова улыбнулся – он всегда улыбался, когда принимал очередное решение. Что ему до причины, по которой старуха вплела в это полотно нить мальчишки-простолюдина! Хотела ли она защитить внучку или замыслила иное – неважно.

   - Конец будет один, - произнес молодой человек.

   Адвокат, на некоторое время притихший, подал голос.

   - Это то, что вы хотели узнать? – с явной неприязнью спросил он. – Если да, намерены ли вы выполнить обещание и оставить меня в покое?

   Кан Сяолун искоса глянул на него.

   - Конечно, - тихо отозвался он. – Я всегда держу свое слово, господин Мин Са. Так или иначе.

   - Подумать толь… - начал было говорить душеприказчик Тьян Ню – и вдруг запнулся.

   Из алого вечернего заката внезапно сверкнули в его сторону золотые глаза – не человечьи, змеиные, мертвые, полыхающие отблесками расплавленного солнца.

   - А… - прохрипел адвокат и отшатнулся.

   - Позвольте вашу руку, господин Мин Са, - попросил его мягкий голос, и владелец юридической фирмы, отец двоих детей и поклонник недозволенных интимных развлечений покорно протянул ладонь.

   Легкое прикосновение, холодом кольнувшее кожу – и мир, вздрогнув, вновь стал прежним. Затрепетали тени, расчертившие кабинет на полосы, и солнце скакнуло за горизонт, как мяч в глубокий колодец.

   - Что? – захлебнулся слюной адвокат, чувствуя, как отчего-то тяжелеет голова, заливает каменным холодом лоб.

   Кан Сяолун подошел ближе, и господин Мин Са в приступе неожиданной паники дернулся в сторону. Перед глазами адвоката плыли мелкие черные точки, во рту было кисло, но он успел еще увидеть, как мелькнул и исчез - будто бы и не было ничего! - в пальцах шантажиста тонкий серебристый шприц.

   - Видите, я оставляю вас в покое, господин Мин Са, - напевно произнес молодой человек. – Правда, оставляю.

   И ушел.

   Империя Цинь, 206 год до н.э.

   Таня

   Вся ирония судьбы заключалась в том, что Татьяна Орловская всю свою недолгую жизнь стремилась убежать от войны. Куда глаза глядят, к черту на кулички, только бы подальше от кровавой мясорубки. Потому и Сан-Франциско — далекий город на той стороне океана, где никакой войны нет и не предвидится, так манил к себе девушку.

   И даже провалившись в далекое прошлое, Таня все равно оказалась в самом центре смуты и междоусобицы. Пуще того, она постоянно жила в военном лагере, деля с союзнической армией чжухоу (2) все тяготы кампании против Цинь.

   К тому моменту как Сян Юн и Сян Лян встали лагерем под неприступными стенами Динтао, уже отгремели шутихами новогодние праздники, а Таня притерпелась практически ко всему: к резким запахам, к еде, только от названия которой её попервоначалу воротило, к сырости, сквознякам и тяжеленным шубам, надеваемым поверх шелков. А вот привыкнуть к невозможности остаться в полном одиночестве она не смогла, как ни пыталась. Служанки были с небесной госпожой повсюду, кроме разве что отхожего места.

   И однажды Татьяна не выдержала. Сян Юн очень кстати пребывал в отличном настроении, а значит, согласился бы на что угодно. Моментом следовало воспользоваться незамедлительно.

   - Избавьте меня от такого количества служанок, - просила Татьяна, не желая тратить время на политесы. - Двух девушек, которые помолчаливее, и дядюшки Сунь Бина мне хватит.

   Генерал удивился, но просьбу пообещал исполнить.

   - Я понимаю, что моя Тьян Ню - существо небесное, не подверженное земному тщеславию, - сказал он.

   - Просто отошлите девушек обратно, к их родителям. Им здесь не место.

   - Считаете, они будут в безопасности, когда окажутся в осажденном городе?

   Таня почувствовала, как злость разливается по жилам жгучим ядом. Резня, подобная учиненной недавно в Чэньяне, здесь было делом привычным, если не сказать обыденным.

   - Мирные жители не должны страдать оттого, что власть имущие делят — не поделят земли и троны. Обычные люди ни в чем не виноваты, - отрезала девушка. Развивать мысль далее и обзывать знаменитого генерала мясником она не стала. Бесполезно. Он обидится, но ничегошеньки не поймет. Да и есть ли смысл что-то втолковывать человеку из другой эпохи?

   Татьяна хоть и сидела от Сян Юна на расстоянии вытянутой руки, а все равно смотрела на него как на историческую древность, экспонат из музея. И ничего с собой поделать не могла.

   Петр Андреевич Орловский, не получив ни от жены, ни от любовницы сына-наследника, не стал унывать, а попросту решил вырастить себе на смену дочь. «Век двадцатый открывает женщинам невиданные перспективы, - говаривал он, целуя Танюшу в румяную щеку. - Я верю, что еще увижу на твоих плечах университетскую мантию».

   Папа очень хотел видеть имя Татьяны Орловской в ряду ведущих российских синологов, но даже вообразить не мог, насколько глубоко погрузится его дочка в историю Поднебесной. Глубже некуда. Рядом с ней находились легендарные герои исторических хроник. Живые, настоящие, подлинные, а не имена-иероглифы на бумаге. Папа бы руку отдал на отрез за простой разговор с князем из Чу. И после памятного сражения под стенами города Се Татьяна окончательно поняла, что она обязана осуществить невысказанную мечту своего отца. Да что там отца! Наверняка Сыма Цянь (3) за локти себя кусал уже оттого, что родился гораздо позже описанных им событий.

   - А давайте вы будете рассказывать мне о битвах? - попросила Таня. - Всякие подробности, может быть, даже стратегические тонкости, а я стану записывать их.

   - Зачем это вам? - осторожно полюбопытствовал полководец, уже приготовившийся к словесному поединку с упрямой небесной девой.

   - Ну как же? - не растерялась девушка. - Потом, когда вернусь к Яшмовому Владыке, я отнесу мою книгу в Палату Литературных сокровищ, что в пещере Белых облаков на одном из Девяти Небес.

   - Круто! - обрадовался Сян Юн. - Значит, мы будем видеться чаще.

   - А то, что записи о ваших подвигах окажутся у Яшмового Владыки, вас вдохновляет меньше? - удивилась небесная дева. Она-то ожидала, что мужчина тут же преисполнится немыслимой гордыни.

   - Честно? - хмыкнул чусец. - Мне как-то все равно. Кроме того, поражений у меня почти столько же, сколько и побед, так что вряд ли Яшмовый Владыка будет впечатлен.

   Иногда он просто поражал Таню самокритичностью. Такой противоречивый человек!

   Теперь они с Сян Юном много времени проводили вместе. Ну, насколько это вообще возможно для главнокомандующего огромным войском мятежников и женщины в статусе то ли «небесного подарка», то ли «почетной пленницы», то ли «персонального биографа». А генеральский ординарец Мин Хе денно и нощно молил всех богов, чтобы госпожа Тьян Ню оставалась рядом с его вспыльчивым господином как можно дольше. А лучше - навсегда. В её присутствии парня не били, совсем, ни разу. Ну разве не удача?

   И как всякая удача, она очень быстро закончилась. Дядюшка Сян Лян решил отправить горячего племянника в рейд по округе, в надежде, что у того рано или поздно получится взять Юнцю и Вайхуан. Небесную деву он оставил при своей персоне. Ради её же безопасности.

   По правде говоря, старый вельможа Тане даже нравился. Было в нем что-то такое завораживающее, то, что притягивает взгляд к ядовитой красавице — молочной змее или к хищному растению — росянке. Яркая красота и смертельная опасность таилась в разуме дядюшки Ляна, отчего его ум искрился, словно крупный бриллиант в короне английских королей.

   Смешно было даже надеяться, что двадцатилетняя девчонка сумеет перехитрить закаленного в интригах чуского князя. Иногда казалось, что лежи черная рыбка на самом видном месте в палатке Сян Ляна, до неё все равно нипочем не добраться. И ведь не скажешь, что зелен виноград, а потому Татьяна решила с дядей, если не подружиться, то хотя бы найти тему для разговоров. Думала она недолго, а затем при следующей встрече, смиренно потупив взор, попросила:

   - Почтенный господин Сян Лян, у вашей будущей невестки есть маленькая просьба.

   Дядя насторожился.

   - И какая же?

   Если бы он был собакой, то уши у него стояли бы торчком.

   - Не могли бы вы научить меня играть в вейци(4)? Пожалуйста, дядюшка, - смиренно молвила девушка, удачно копируя одну из своих служанок. Щуплая деваха ела, пила, дралась и воровала с одинаково невинным выражением на широком и круглом, как суповая тарелка, личике.

   Скорее всего, обычной женщине Сян Лян отказал бы, но учить чему-то небесную деву ему показалось делом занятным и в чем-то даже лестным. Во всяком случае, по тонким губам чусца маленькой змейкой скользнула улыбка.

   - Хорошо. Я попробую, - согласился он.

   И для начала рассказал легенду о возникновении этой игры, а так как рядом находился драгоценный родич, то дядюшка не смог удержаться от подначки:

   - Давным-давно у царя Яо был любимый сын от первой жены по имени Даньцзюй. Всем удался парень — и красотой, и статью, но только не умом. И это обстоятельство крайне печалило государя. И тут я его очень хорошо понимаю.

   Сян Лян изогнул бровь и демонстративно так покосился на собственного племянника. Сян Юн, который историю эту слушал не первый раз, понимающе хмыкнул.

   - Многие говорили, что Даньцзюй был идиотом, но я так не считаю, - продолжал дядюшка. - Ибо иероглиф, которым описывают первенца Яо, означает прежде всего «вздорный, драчливый, беспорядочный или же необузданный». Он часто ссорился с остальными детьми государя от других жен и наложниц, и при этом частенько оказывался побежденным. Тогда Яо придумал, как отточить ум сына, дабы тот смог победить всех соперников в грядущей борьбе за отцовский трон. Он придумал вейци.

   - Ну и как, Даньцзюй занял трон? - спросил Сян Юн, не скрывая насмешки.

   - Нет. Государь Яо отдал власть более добродетельному человеку, а все потому, что Даньцзюй не перестал быть вздорным засранцем.

   - Отсюда мораль: вейци всего лишь очень хорошая игра, развивающая аналитические способности.

   Дядюшка и племянник обменялись понимающими взглядами и дружно рассмеялись.

   - Вот и прекрасно, - заявила небесная дева, лучезарно улыбаясь обоим. - Меня не нужно лечить от драчливости. Уже полдела сделано, верно?

   Аргумент пришелся дядюшке Ляну по душе, и с этого момента он занялся обучением будущей невестки. На какой-то особый успех Таня не рассчитывала, но теперь у неё был повод чаще бывать в палатке Сян Ляна. Вдруг удастся расположить к себе старого интригана, и он утратит бдительность?

   А еще, сидя напротив старика за игровым столиком, расчерченным на квадраты, Татьяна часто вспоминала папенькины слова. Мол, успехи ученика - это и есть награда учителю. В том его и ценность. Хочешь стать для другого человека чем-то большим — иди к нему в ученики.

   Но, как оказалось, Петр Андреевич кое-что недоговаривал. Он, например, не сказал, что ученик тоже привязывается к учителю. А надо было предупреждать! Кто же заранее знал, что с дядюшкой Ляном будет так интересно. Он помнил множество чуских сказок, легенд и просто поучительных историй — красивых, страшных, мудрых. И у Тани сжималось сердце от мысли, что ни одна из них не достигнет ушей потомков. Как стрела, пущенная с одного берега реки на другой, не долетит, упадет в воду и канет навсегда. И сколько таких стрел было в истории человечества? Сотни? Тысячи? А ведь целые народы исчезали вместе со своей культурой, сказками и песнями.

   - Я бы хотела побывать в Чу, - сказала она однажды.

   - Серьезно? - усмешка у дядюшки Ляна вышла кривоватая. - Я-то думал, что твое единственное желание — вернуться туда, откуда ты пришла.

   - И это тоже, - согласилась Таня, не видя смысла отрицать очевидное.

   - Но сначала ты бы хотела увидеть Чу, верно? Хотя... я бы и сам не прочь вернуться домой.

   Сян Лян печально вздохнул, разглядывая поочередно то свой белый игральный камушек, которому пока не нашлось места на доске, то девушку. Его черные глаза, казалось, изучали каждую черточку на её лице. Она ответила таким же внимательным взглядом. Высокий лоб, нос с едва приметной горбинкой, изящный разрез глаз роднил их с Сян Юном, но тонкие губы и широко посаженные глаза портили весь образ благообразного старца. А с другой стороны, какой же он старец? Вряд ли Сян Ляну больше пятидесяти пяти. Возраст настоящей мудрости.

   - Когда бы я был моложе... - сказал вдруг Сян Лян. - Таким, как мой глупый мерзавец Юн, то не стал бы тратить время на эту дурацкую войну, а просто увез бы тебя далеко-далеко. И жил бы себе в тишине и покое. Но он — не я, время не вернуть вспять, и мне всегда нравились совсем другие женщины.

   - Моего желания, понятное дело, вы тоже спрашивать не стали бы, как и ваш племянник, - молвила Татьяна.

   - А ты бы хотела, чтобы он спросил?

   - Да. Я ведь не вещь.

   Какое-то время дядюшка Лян молчал, словно обдумывая непривычные для женщины речи.

   - Ну тогда просто скажи ему это. Мол, так и так, хочу, чтобы ты прежде испрашивал моего согласия, а потом делал. Он поймет. Я видел, как у тебя однажды получилось укротить его гнев. Тогда, на пиру.

   - Если бы вы сами не воспитали из Сян Юна кровожадного дикого зверя... - вспыхнула Таня.

   - Это ты зверей не видела, деточка, - сказал дядюшка.

   - Я видела! Я, как раз, много чего видела!

   Ей хотелось рассказать чускому вельможе, как выглядят ямы, заваленные трупами расстрелянных из пулемета людей, как взрывается снаряд, и как скрипят на морозе распахнутые настежь двери в избу, где вповалку лежат мертвецы, включая засохшего младенца в люльке. Но она не стала. Сян Лян ничему не удивится. Ничего ведь не поменялось.

   - И все же попробуй как-нибудь, - посоветовал он.

   - Что? - не поняла Татьяна.

   - Уехать вместе далеко-далеко, - сказал дядя и поставил белый камушек так, чтобы в очередной раз победить.

   Люси и Лю Дзы

   Пэнчэн Люсе не нравился. Город, переживший штурм объединенной армии чжухоу, пропах страхом и смертью, и девушке, в общем-то, не склонной к излишней рефлексии, нет-нет, да и мерещились тени убитых, мелькавшие среди руин. Даже спустя три месяца после осады смрад пожарищ не выветрился с улиц Пэнчэна, а наводнившие его теперь войска, торговцы, всякий сброд, слетевшийся ко двору чуского Куай-вана, казались Люсе стаей падальщиков.

   Лю Дзы, кстати, ее чувства полностью разделял, вот только сделать пока ничего не мог. И видеть, как тлеет в этом сильном и амбициозном мужчине растущий гнев и ярость, не находившая выхода, было вдвойне тяжело.

   Лю винил себя. На людях, на аудиенции ли у овцелюбивого вана, среди своих ли солдат, он держался. Задорная улыбка не сходила с уст Пэй-гуна, и любой, кто его встречал, мог бы поклясться, что во всей Поднебесной не найти более довольного собой человека. Он пил с генералами чжухоу, находил время, чтобы почтительно внимать поучениям их советников, и даже два раза играл с Куай-ваном в чет-нечет. Оба раза, естественно, продув. Но за излучающим дружелюбие фасадом прятались ненависть и боль. И невозможность утолить эту жажду пожирала Лю Дзы изнутри, словно чахотка.

   Даже побратимы не понимали, что с ним творится. Братец Фань, тот вообще грешил на чары хулидзын, дескать, это лисица из нашего Пэй-гуна силы сосет. Мудрый Цзи Синь причину видел в унизительной необходимости подчиняться приказам Сян Ляна. Оба, кстати, уповали, что следующий бой исцелит душевный недуг Лю Дзы. И оба ошибались. Но им простительно. Ведь ни братца Фаня, ни стратега Цзи Синя не было рядом с Лю, когда тот, даже не умывшись после взятия Пэнчэна, прихватил кувшин вина и ушел в ночь, наплевав и на собственную безопасность, и на достоинство командира, и на мнение союзничков.

   А Люся – была. И не потому, что Пэй-гун явился к ней, нет. Она сама его нашла. И лучше не вспоминать, какие картины наблюдала она, пока пробиралась сквозь пылающий Пэнчэн. Да, не в одиночку, а прихватив с собой целый лян всадников и Люй Ши, чтоб показывал дорогу.

   На пробитой стене, рядом со сгоревшей надвратной башенкой, было тихо. Только небо, безмятежно взирающее сверху вниз на уголья, золу, сломанные мечи и стрелы. И мертвецов. Бой здесь был жарким, и сотни уже окоченевших солдат в цветах Чу и Цинь лежали, обнявшись, словно братья. Мелькали среди них и красные повязки бойцов Пэй-гуна, и разномастные одежды городского ополчения. А над всем этим, чуть ниже Небес, но выше павших, сидел на обломке стены Лю Дзы и напивался.

   Завидев его, Люси спешилась и приказала сопровождавшим ее солдатам ближе двухсот шагов не подходить. Ни к чему бойцам Пэй-гуна видеть командира вот таким, незачем слышать, как он говорит с мертвецами, то прерываясь на глоток, то замолкая, будто ожидает ответа.

   - Уходи! – не оборачиваясь, бросил он. – Прошу, уходи. Я – животное, зверь, пьяный от крови, скотина и ублюдок. Предатель и честолюбец. Тебе опасно оставаться рядом с такой грязной тварью, моя небесная госпожа. Уходи. Не надо тебе видеть…

   - Я видала вещи и похуже, - отрезала Люся, осторожно, чтобы не наступить на тела и ничего не задеть, взбираясь к нему на стену. – Не казни себя. Никто не смог бы спасти Пэнчэн от разграбления, когда Сян Юн и чжухоу решили напасть разом. Никто, и даже твои… наши восемь тысяч.

   - Ну, теперь-то я этого точно не узнаю, - Пэй-гун приподнял кувшин, словно решил выпить за здоровье собравшихся мертвецов Пэнчэна. – О, и они тоже. А все потому, что честолюбивая скотина Лю Дзы принес их в жертву Сян Юну, чтобы дать ход своим амбициям. Неплохо, а? Потому, что трусливый ублюдок Лю Дзы не посмел встать на защиту этого города вместо того, чтобы присоединиться к стае падальщиков-чжухоу! Все потому…

   - Хватит! – прикрикнула девушка и обняла его сзади за плечи, притягивая к себе. – Довольно. Мне ведомы все тайны земли и Небес, помнишь? Я расскажу тебе… Дай-ка глоток, - отобрать еще не пустой кувшин у парализованного ее объятиями Лю оказалось несложно. К счастью, в сосуде плескалось не солдатское рисовое пойло, а вполне приличное сливовое вино.

   - Слушай, - не отпуская его, молвила Люся. – Далеко-далеко на западе, за пустынями, горами и теплым синим морем, лежит прекрасная зеленая страна. Жители ее столь горды и воинственны, что нет ни одного соседнего народа, с которым бы они не воевали. И когда очередной полководец возвращается в столицу с победой, весь город радостно встречает его. Он едет на колеснице в пурпурном плаще, с золотым венцом на голове, с лицом, выкрашенным киноварью, и в тот миг для каждого из тех, кто смотрит на него, полководец – живое воплощение божества. Но…

   Дыхание Лю Дзы становилось ровнее и глубже, напряженные мышцы расслаблялись.

   - Продолжай, - попросил он. - Полководца встречают как божество, но…

   - Но за его спиной на колеснице стоит слуга, который шепчет гордому генералу на ухо, так, чтобы слышал только он один… - Люси наклонилась и прошептала: - «Ты – человек. Помни, что ты – всего лишь человек».

   - Я понял, - помолчав, сказал Лю и накрыл ее ладонь своей. – Я отплачу им… отплачу им всем, и тем, кто погиб, и тем, кому еще предстоит… Но для этого придется все-таки стать Сыном Неба. Но когда это случится, моя небесная госпожа, когда это произойдет – не забудь шепнуть мне на ухо, кто я есть на самом деле. Я…

   - Тебе стыдно, - она села рядом и протянула ему кувшин. – Так и должно быть. И я уверена, что именно ты никогда это не забудешь. Мне не придется напоминать, что ты – просто человек, не больше и не меньше.

   Лю подержал кувшин в руке, словно взвешивая, а потом вдруг привстал и зашвырнул его вниз со стены.

   - Идем, - сказал он, взяв ее за запястье. – Сидя здесь и заливая вином свой стыд, я ничем не помогу ни себе, ни тебе, ни остальным. Раз уж мне пришлось пожертвовать людьми Пэнчэна ради своих амбиций, сделаем так, чтобы это не было напрасной жертвой.

   И хоть был Пэй-гун к тому времени изрядно пьян от усталости и алкоголя, рука его не дрожала, а шаги оставались твердыми. Люся даже споткнулась пару раз, пока приноровилась к походке Лю Дзы и смогла идти с ним рядом. Ведь руку ее он так и не выпустил.

   Теперь, спустя много дней после того ночного разговора на разрушенной стене, эта приправленная горечью решимость продолжала тлеть в мятежнике Лю. Он набирал войска, он правдами и неправдами выбивал из жадных союзников провиант и снаряжение. Нельзя сказать, что чжухоу так уж спешили делиться с каким-то простолюдином. Но пара победоносных рейдов принесла Лю Дзы не только почет, но и немалую добычу. И – да, отдавать ее «в общий котел» Пэй-гун тоже не торопился.

   К счастью, войска владетельных князей не остались топтаться под стенами Пэнчэна, где теперь расположилась резиденция формального лидера союза, чуского Куай-вана. Армия Цинь контратаковала сразу на нескольких направлениях, и ваны Вэй и Ци спешно отвели войска на защиту собственных владений. А несчастное Чжао циньский генерал Ли Чжан так и вовсе рвал на части, раз за разом разбивая ополчение, и правитель Чжао чуть ли не в слезах молил чжухоу прислать подмогу. То есть, чуского вана молил, а если совсем конкретно – то князей дома Сян. Последнему мяснику в Поднебесной было известно, что Куай-ван тут ничего не решал, выполняя роль бубенца на конской попоне – красиво, и бренчит задорно, но если срезать, никто и не заметит.

   Но Сян Лян засел под Динтао, а племянник его, генерал Юн, рыскал по провинции, как голодный тигр, и на циньцев охотясь, и перехватывая стратегически важные объекты вроде застав и складов прямо под носом у союзника Лю. А пока до того Динтао голубь долетит или гонец доскачет…

   Чтобы вдруг не оказаться удостоенным высокой чести спасать Чжао и его вана, Пэй-гун спешно запланировал нападение на крепость Чанъи. Во-первых, от «двора» и возможных глупых приказов – подальше, во-вторых, к запасам провианта, еще нетронутым вездесущим Сян Юном – поближе, а в-третьих – просто крепость хорошая. Почему бы не взять? Пригодится ведь! И уж совсем было собрались войска Лю Дзы выступать из Пэнчэна, как вдруг возникла неожиданная заминка. Причем классическая, в очередной раз подтверждающая правоту международной мудрости: «Все зло - от баб!»

   - Нет! Никуда я без нее не пойду! – Лю проорал это в лицо братцу Цзи Синю так, что с крыши надвратной башни воробьи разлетелись. А до башни той, между прочим, было никак не меньше половины ли(5). Но конфуцианец, привычный и к ярости, и к воплям, даже не поморщился. Только головой потряс, как ныряльщик, которому в уши вода попала.

   - Брат, нравится тебе или нет, но нашей небесной госпоже надлежит остаться здесь, в Пэнчэне. Таково настойчивое желание Куай-вана, а…

   - Да плевал я на желания этого овце…паса! – Пэй-гун лишь в последний миг сдержался и выразился далеко не так точно, как ему хотелось. – Кто он такой, чтобы я считался с его желаниями? И что это за желания такие? Мою женщину возжелал?!

   - Так он же, вроде, не по этой части… - искреннее недоумение невинного, как ягненок, братца Фаня внезапно всех отрезвило. – Зачем же ему баба-то… э… то есть, наша небесная госпожа-то ему на кой? Может ему, того-сь, овечку лучше подарить?

   Лю фыркнул и махнул рукой, Люси, скромно сидевшая на краю стола, хихикнула, а вот Цзи Синь смеяться не стал, а объяснил строго:

   - Если бы Куай-ван посчитал этих животных достаточной гарантией нашей лояльности, я бы лично пригнал ему целое стадо овец. И каждой повязал бы алую ленту вокруг хвоста. Но чуский ван ищет не новых цветов в саду наслаждений…

   На этом пассаже Люси замаскировала смех чиханием, а Пэй-гун сделал вид, что ему в горло что-то попало. Стратег укоризненно глянул на обоих и продолжил:

   - … и не острых ощущений в объятиях хулидзын. Его желания гораздо проще и понятней.

   - Ага, - кивнул Лю, прокашлявшись. – Жить он хочет. И надеется, что войско уезда Пэй ему в этом поможет.

   - Ишь ты… - пробормотал Фань Куай. – Во запросы у мужика!

   - Кстати говоря, а вы не переоцениваете нашего овцелюбивого вана? – подала голос Люся. В конце концов, сейчас решалась ее участь на ближайшее время, надо же поучаствовать. – Он ведь совсем от сохи, так? Пастухом был. Откуда в парне такая изощренность-то? Не царедворец же и не стратег хитроумный.

   Пэй-гун и братец Синь переглянулись, конфуцианец с шелестом раскрыл веер и кивнул, предоставляя честь просветить глупую лису самому Лю Дзы.

   - Во-первых, ван не наш, - уточнил Пэй-гун. – Куай-ван – формальный правитель Чу, мы – не его подданные, и уезд Пэй ему не принадлежит.

   - Эта территория – часть бывшего царства Сун, я помню, помню, - блеснула хорошей памятью Люся, которая как раз накануне закончила перерисовывать необъятную карту Поднебесной времен эпохи Воюющих Царств. Карты поновее у мудрого Цзи Синя не нашлось, но девушка собиралась делать правки прямо во время завоевательного похода. – Не подданные – это хорошо. Значит, приказать не может.

   - Пока мы считаемся союзниками – может. Формально он – лидер чжухоу.

   - Ты уже который раз повторяешь «формально». Формально, формально, формально. Если фактический глава и правитель – Сян Лян, то с чего вдруг Куай-ван так разгулялся? Кот из дома, мыши – в пляс?

   - Хорошая поговорка, - одобрительно кивнул Цзи Синь. – Пока Сян Лян осаждает Динтао, а Сян Юн – разоряет берега Сышуй, Куай-ван спешит упрочить свое положение.

   - Пастух, - хмыкнула Люся. – Что он может против князей?

   - Во-вторых, - Лю Дзы для наглядности загнул палец, - он – потомок правящей династии Чу. Неважно, кого он там пас. То, что парень умудрился выжить, говорит лишь об одном – Куай-ван хитер, как крыса. На его месте я бы тоже прикинулся безобидным дурачком.

   - Ты и прикинулся, - девушка хихикнула. – Любитель овечек против ценителя лисичек – кто кого? Ой! Не смотри так грозно! – Люся изобразила испуг и заискивающе добавила: - Мой повелитель.

   - Насчет овцелюба я все понял, - буркнул Фань Куай, отворачиваясь, словно перемигивания Пэй-гуна с шаловливой лисицей его смущали. – Но наш-то интерес в чем? Может, и ну его, этого вана? Народу мы набрали в армию порядочно, пойдем уже с Цинь воевать, а? И госпожой рисковать не придется, и вообще… На кой нам это Чу?

   - Именно сейчас, когда князей Сян нет рядом, поддержка Куай-вана нам крайне выгодна, - отрезал Цзи Синь. – Если формальному правителю Чу взбредет в голову отправить нас на помощь Чжао, мы не сможем отказаться. Без союза с Чу сейчас нам тоже не обойтись. Да, наше войско выросло, но из тех пятнадцати тысяч, что мы имеем, есть только пятьсот всадников, обученной пехоты – от силы две тысячи, лучников побольше, но вот с орудиями у нас беда, а…

   - Короче, наше войско пока что – необученный сброд, который еще только предстоит закалить в боях, - прервал разглагольствования стратега Пэй-гун. – Поэтому мы и собираемся взять сейчас Чанъи. Но, братцы мои, если Куай-ван так ставит условия, пошел он в… в овчарню! Я готов разорвать соглашение с Чу прямо сейчас, немедленно!

   - Успокойся, - поморщился Цзи Синь. – Ты становишься несдержанным, будто в тебя Сян Юн вселился! Нам нужен Куай-ван, Куай-вану нужны мы, и цена не так уж…

   - Цена – безопасность моей женщины!

   - Да ладно, что он мне сделает-то, этот декоративный царёк? – пожала плечами Люси. – Ну, поверчусь рядом с ним, пока вы берете этот Чанъи, делов-то! Может, кстати, что-нибудь полезное вызнаю? Или наведу нашего пастушка на нужную мысль? Пока Сян Ляна нет, можно ведь попробовать с ним подружиться, так? Он же сможет самостоятельно написать какой-нибудь декрет? Например, провианта нам дать или солдат…

   Не то, чтобы Люсе так уж хотелось оставаться в одиночестве в Пэнчэне и развлекать игрушечного «правителя», но рушить братцу Цзи Синю всю стратегию ей не хотелось еще больше. Он ведь, на самом-то деле, плохого еще ни разу не советовал. Умный, черт! И на «морду комиссарскую» уже почти не обижается. Вот и сейчас отважное заявление Люси принесло ей в награду благодарный взгляд поверх веера.

   - Наша небесная госпожа дело говорит, - жестом остановив уже готового вновь разразиться гневом Лю Дзы, подытожил стратег. – Госпожа, я подготовлю тебе список желательных тем для беседы с Куай-ваном, а ты…

   - Ты снова забыл, что я до сих пор не выучила земную письменность.

   Тут Людмила лукавила. Учиться читать и писать иероглифы она начала при первой же возможности, как только поняла, что застряла в древней истории на неопределенное время. И уже имелись успехи. Нет, ну правда. Двести штук китайских закорючек вызубрить – разве не подвиг? Конечно, ни о какой каллиграфии и речи не шло. Наставниками «небесной лисы» попеременно выступали то сам Пэй-гун, то юный Люй Ши, а ни тот, ни другой красотой почерка не блистали, хотя паренек-ординарец оказался весьма образованным для доисторического подростка, а Лю Дзы вообще в свое время успешно сдал военный экзамен на младший офицерский чин.

   «Уроки» Люся учила прилежно, благо, песок во дворе занятого штабом Пэй-гуна дома имелся, да и тростинки не переводились, черти себе да стирай. Но за кисть для письма и чернила девушка браться не решалась, вместо этого соорудив себе что-то вроде стилоса из подручных средств.

   - Тогда пусть госпожа запомнит, - сурово ответил Цзи Синь. – Или запишет небесными знаками.

   - Ладно… - вздохнула девушка. – Сделаю. А… - она оглянулась на Лю Дзы. – А когда вы уходите?

   - Завтра, - сказал он и повел бровью в сторону двери. Понятливые соратники быстренько попятились, причем бесшумно шагать старался не только мудрый стратег, но и могучий богатырь Фань Куай. И у него даже получилось.

   А может, Люси и Пэй-гун просто не заметили, как остались вдвоем, потому что, встретившись взглядами, замерли, застыли, будто оказались вдруг в пространстве вне времени. Мир продолжал вращаться, и даже Девять Небес не содрогнулись, но у Люси почему-то заныло в груди, больно и сладко, словно между ней и Лю натянулась, дрожа, невидимая струна. «Как рыба на крючке, - мельком подумала она. – Господи-боже, неужели все-таки я…»

   Но вслух только вымолвила:

   - Завтра… - и тряхнула головой, чтобы сбросить наваждение. – Ну, чем раньше, тем лучше. Нам же, вообще-то, надо Санъян брать, помнишь? Ловить главного евнуха, искать вторую рыбку… империю… того, завоевывать…

   Лю просто смотрел, чуть склонив голову набок, и улыбался так, что девушка вдруг поняла, что ее болтливый язык немеет.

   - Рыбку, - кивнул он. – Конечно. Как пожелает моя небесная госпожа. Я же помню, что ты остаешься рядом со мной только ради рыбки. Ведь только поэтому, да?

   «Если он подмигнет, я закричу!» - сердито подумала Люся. Но он не подмигнул, только прищурился.

   - Конечно! – буркнула она, пытаясь заставить себя не краснеть под этим взглядом. Ух, как смотрит! Будто прицеливается, как бы половчее сбить стрелой увертливую птицу. Феникса, например.

   «Гусыня ты, не феникс! – мысленно одернула себя Людмила. – Ну, или утка глупая. А ну-ка прекрати!»

   - Разумеется, только ради рыбки. А ты как думал?

   - Этот неотесанный простолюдин и помыслить не смеет об иных причинах, - Лю все-таки подмигнул, так, словно мысли ее прочитал. Хотя что там читать? Все ж на лбу написано большими красными иероглифами. – Не тревожься за меня. Я возьму Чанъи как можно быстрее, и сразу же вернусь.

   - Вот этого только не надо, - поморщилась девушка. – Бери, как положено, а не побыстрее. Поспешить – людей насмешишь. Это такая поговорка небесная.

   - На Небесах много дивных и мудреных вещей, - мурлыкнул Пэй-гун, подбираясь ближе. – Это я уже понял. А скажи – как на Небесах принято провожать воинов в битву?

   Пятиться Люся не стала принципиально. Во-первых, столб позади, некуда отступать, во-вторых, чего это ей пятиться? Ну, прижал, ну… может, поцелует?

   - На Небесах, - при желании она запросто могла вывернуться из-под его руки или просто оттолкнуть, но ничего такого делать не стала. – На Небесах, прощаясь, целуют даме руку.

   - Какой хороший обычай! – восхитился Лю и немедленно приобщился к небесной традиции. Сначала легко коснулся губами запястья, затем, сдвинув широкий рукав ханьфу, подобрался к ямке у сгиба локтя, а потом, приподняв бессильно повисшую руку Люси, по предплечью двинулся выше.

   От неожиданности она даже не сообразила отстраниться, вырваться – или хотя бы объяснить, что целовать руку – это не значит покрыть ее поцелуями всю, от кончиков пальцев до ключицы. И уж точно сдвигать с плеча халат – совсем лишнее! А когда справилась с головокружением, поняла, что уже сама вцепилась всей пятерней в жесткие бляшки доспехов на плечах Пэй-гуна, а странствия мятежника по ее коже остановились на шее, чуть ниже уха. И он отлично знает, как колотится сейчас ее сердце, потому что пульс бьется прямо под его губами.

   - А при встрече, - вкрадчиво шепнул он, обжигая теплым дыханием мочку уха. – Что целуют при встрече?

   - Ногу! – отчаянно бросила Люся первое, что пришло голову, и с силой оттолкнула его. Сама же, кстати, едва устояла, потому что Лю Дзы не нужно было просить дважды – он сразу ее отпустил.

   - Правда? – ухмыльнулся Лю. – Ногу? Всю? – и прошелся взглядом сверху вниз, а потом – снизу вверх, задержавшись там, откуда ноги растут. – Эта традиция кажется мне еще интересней!

   - Похабник! – прошипела девушка, поправляя ханьфу и неосознанно потирая зацелованную шею. – Бесстыдник! Я ляпнула, не подумав, а ты и рад? Иди уже! Иди, собирай свою банду и завоевывай крепости! Или мне тебя пинками гнать?

   Пэй-гун со смехом увернулся от обещанного пинка, а потом посерьезнел:

   - Я оставлю с тобой Люй Ши. И мне будет спокойней, если еще и хотя бы два ляна солдат будут тебя охранять.

   - И чем они мне помогут, если что? – фыркнула Люся. – Чусцев здесь больше, чем мух над свежей печенкой. Только полягут наши бойцы впустую, вот и все. Поэтому не будем провоцировать Куай-вана. Забирай всех, только Чертенка мне оставь. И уходи уже. Ну?

   - Провожать не нужно, - предупредил Лю. – Не вздумай залезать на стену, чтобы помахать вслед. Поняла?

   - Поняла-поняла, - закивала она.

   Но, конечно же, Люся не послушалась. И наутро вместе с верным Люй Ши прокралась в надвратную башню, чтобы тайком посмотреть на уходящее войско, алые знамена Пэй-гуна и его прямую фигуру на могучем, как паровоз, жеребце. Осторожно, чтобы Лю, обернувшись, не заметил.

   Но он не обернулся ни разу.

   - Пойдем, Чертенок, - вздохнула Людмила и вдруг чихнула. А потом еще раз.

   - Госпожа! – отчитал ее мальчишка. – Совсем умишком тронулись? Куда это – на стену да без плаща? А ну как всякого дурного ветра нанюхаетесь? Вон, уже и кашлянули!

   - Да это от пыли, - Люся и впрямь закашлялась, да так, что слезы показались. – Просто от пыли.

   «Играя с кем-то в вейци можно многое узнать о нем как о человеке: вспыльчив он или терпелив, жаден или щедр, безрассуден ли, расчетлив или же полагается на волю случая. Одного только не понять — друг он тебе или враг».

   (из дневника Тьян Ню)

ГЛАВА 2. УБИТЬ ЧУЖИМ НОЖОМ (5)

   «Гори оно в аду, это героическое прошлое...»

   (из дневника Тьян Ню)

   Тайвань, Тайбэй, 2012 год

   Ин Юнчен

   Ин Юнчен энергично потер ладонями лицо и несколько раз мигнул, пытаясь проснуться. С этим проблем у него никогда не было – обычно он вскакивал с кровати, едва открыв глаза, жевал на ходу завтрак и летел по своим делам. Так он бегал и в школу, и в университет, а потом, позже, и на работу. Ему было жаль тратить время на сон – слишком уж много всего интересного творилось вокруг.

   Изнеженный гедонист Пиксель по этому поводу всегда высказывался нелестно – скачешь, будто тигр за пятки тебя кусает, друг мой, цедил он, зевая, и добавлял как бы между прочим, что излишняя физическая активность изрядно мешает активности умственной. Намекал, значит.

   Сейчас вредный эстет порадовался бы. Меньше всего в нынешнем своем состоянии Ин Юнчен способен был скакать. Ползал – и то спасибо.

   И виновата в этом была госпожа Тьян Ню и ее подарочек, чтоб его. Чертов кинжал явно вещицей был каверзной. Едва молодой человек брал оружие в руки, с головой его начинало твориться неладное. Мерещилось всякое потустороннее – битвы какие-то, люди, кони, знамена эти дурацкие, которые так и мелькали красно-белым заревом перед глазами.

   Но это еще ладно – сны были куда хуже. Пока Ин Юнчен упорно игнорировал всю эту чертовщину, убеждая себя, что, мол, пригрезится-почудится – и пройдет. Так он всегда поступал, если болел, и чаще всего страусиная тактика давала свои результаты. Но что-то подсказывало сыну почтенных родителей – сейчас такой вот самообман не сработает. Всего одна ночь прошла с того момента, как он получил наследство Тьян Ню, а Юнчена уже слегка потряхивало от недоумения и недосыпа.

   Чья бы жизнь не снилась ему, была она бурной и полной амбициозных желаний.

   Потому что мужчина, в чьей шкуре он оказывался раз за разом, любил размах, ох и любил. Грандиозные планы по взятию городов сменялись в его голове весьма недвусмысленными и образными мечтаниями о какой-то девице. Ин Юнчен, путаясь в своих и чужих мыслях, думал то о неизвестной красавице, то о Сян Джи, и понимал – долго ему не выдержать.

   Сперва он решил, что проигнорирует несколько запоздавшее предупреждение госпожи Сян по поводу ее внучки. Хотя бы какое-то время, постановил для себя Юнчен, ему следовало держаться от девушки подальше. Пусть остынет. Последняя их «встреча» была не из приятных – не стоит подбрасывать дровишек в этот огонь.

   Но после тревожной ночи благое намерение это перестало казаться таким уж правильным. Вдруг, размышлял Юнчен, бродя по квартире и вяло одеваясь, Сян Джи сможет объяснить, с какого такого перепугу её бабушка решила «порадовать» его таким вот сюрпризом? Или хотя бы подскажет, как избавиться от наваждения?

   Несмотря на все неловкое и неприятное, что случилось между ними, не оставит же она его страдать, правда?

   «Вполне может», - голосом Пикселя прохихикало где-то в глубине, но Ин Юнчен отмахнулся от этой неприятной мысли.

   С осторожностью приблизившись к столу, где поблескивал на подставочке кинжал, он набросил на оружие салфетку и включил телевизор.

   Маленький утренний ритуал – душ-зарядка-новости – должен был привести его в порядок.

   - …найден мертвым в своем кабинете, - раздался строгий голос ведущей утренней новостной программы. – На данный момент полиция отказывается комментировать инцидент, но из достоверных источников нам стало известно, что разрабатывается несколько версия произошедшего, одна из которых не исключает преступный умысел.

   Ин Юнчен зевнул и поплелся на кухню, к кофеварке. Он не отказался бы сейчас от знаменитых оладьев Чжан Фа, но, увы, некоторым мечтам сегодня явно не суждено было сбыться.

   Молодой человек наугад потыкал пальцем в кнопочки на кофеварке. Умная машина фыркнула и выплюнула в кофе молочную пенку. Капуччино. Ин Юнчен терпеть не мог капуччино.

   «Что за день», - пожаловался сам себе наследник семейства Лю и сморщил нос.

   - Таинственная и неожиданная смерть уважаемого Мин Са, - между тем размеренно продолжил вещать телевизор, - стала большой неожиданностью для его семьи и коллег. Репутация и вес господина адвоката в профессиональном сообществе…

   Чашка с капуччино выпала из пальцев и с веселым звоном разбилась вдребезги. Перепрыгнув через лужу и осколки, Юнчен рванулся в спальню и в ошеломлении уставился на экран.

   Память не подвела его. Мин Са. Точно. Так звали того адвоката, что передал ему вчера наследство Тьян Ню.

   - Люди умирают, - сам себе не веря, пробормотал он. – Это не обязательно связано с…

   «Поторопись», - мелькнула перед глазами строчка из записки покойной госпожи Тьян Ню.

   И, будто насмехаясь, засветился в новостной программе наспех сделанный фотоснимок: строгий кабинет, бонсай в круглой кадке, жалюзи – и распластанное на полу мужское тело.

   Совсем недавно он, Ин Юнчен, разговаривал с почтенным Мин Са, жал его руку, раздражался на льстивую обходительность. А теперь адвокат мертв. Совпадение? Случайность?

   - Сян Джи, - выдохнул молодой человек, начиная действовать даже раньше, чем оформилась в его мозгу пугающая мысль.

   В порядке ли Сян Джи?

   Позабыв и о душе, и о новостях, и о кофе, Ин Юнчен схватил телефон. К дьяволу все планы держаться от нее подальше! Что если и она… Что если и ее…

   В трубке что-то щелкнуло, и Ин Юнчен с облегчением прикрыл глаза.

   - Да? – произнес тихий, отстранённый, весь как будто бы мятый голос. – Я слушаю.

   Ин Юнчен и Сян Джи

   Разговор вышел странным.

   На звонок Саша ответила по инерции, даже не глянув на окошечко вызова.

   Ей было нехорошо: болела голова, да так, что девушке хотелось уткнуться лицом в подушку и повыть немножко – вдруг попустит. Делать этого она, конечно, не собиралась. Мигрень или нет, а проблемы сами по себе исчезнуть и разрешиться никак не могли. Бабушкин дневник, который еще несколько дней назад завораживал, с некоторых пор мисс Сян пугал, а в собственных снах и видениях девушка теперь всерьез боялась заблудиться, и с этим явно надо было что-то делать.

   И да. Был еще Ин Юнчен. Но про молодого человека и все, с ним связанное, Александра решила просто не вспоминать. Собрать сердце в кулак, завязать узлом нервы – и вычеркнуть из мыслей то, что случилось в ресторане… и раньше, на залитой дождем дороге.

   Относительно своего характера Саша не питала иллюзий: иногда она бывала трусихой, порой реагировала на события излишне эмоционально или, наоборот, цинично. Но одно девушка знала точно: истинно отцовского упрямства в ней хватит на то, чтобы забыть, и даже на то, чтобы простить.

   Может быть.

   Когда-нибудь.

   Поэтому, услышав в трубке голос Ин Юнчена, она поначалу грозно нахмурилась и поднесла палец к кнопке отмены вызова. Забыть – это значит стереть, и навсегда. Полностью.

   Поэтому - довольно. Стоп. Больше никаких шуточек, никакого флирта и, самое главное, никакого обмана.

   Но, как оказалось, шутить-то Юнчен совсем и не собирался.

   - Ты, - сказал он очень серьезно, так, что Саша сразу поверила – это не розыгрыш, не забава, - жива. Хорошо.

   - Прости? – переспросила девушка и от неожиданности и некоторой растерянности уселась прямо на пол рядом с балетным станком.

   - Приезжай ко мне, - с той же незнакомой, чуть встревоженной интонацией попросил он. – Я вызову такси.

   - Нет.

   - Госпожа Сян Тьян Ню оставила мне наследство, - словно не слыша ее, сказал Ин Юнчен. – Вчера я получил его в конторе господина Мин Са, а сегодня адвоката этого нашли мертвым. Я думаю – убили.

   Александра отняла телефонную трубку от уха и несколько секунд смотрела на серый дисплей. Если она что и ожидала услышать, то точно не это.

   Наследство – Юнчену от ее бабушки? Убийство?!

   - Почему убили? – наконец, опомнившись, каркнула Саша.

   - Я пока не могу ответить, - признался молодой человек, и голос его помрачнел. – Доказательств у меня нет. Но твоя бабушка оставила записку. И…

   Он замешкался, и девушка затаила дыхание, вдруг сообразив, чем может быть вызвано его замешательство.

   - Сны? – сглотнув, спросила она, еще не веря, но уже зная. – Снятся ли тебе сны?

   Ин Юнчен умолк, и Саше внезапно показалось, что мир вокруг нее замер и слегка накренился – будто бы чья-то рука взяла хрустальный шар, в котором была заключена вселенная, и хорошенько его потрясла.

   Этого не может быть, убеждала девушка себя, вцепившись в телефон. Так не бывает.

   - Снятся, - наконец раздался в трубке растерянный ответ. – Приезжай. Приедешь?

   И Сян Александра Джи сказала «да».

   Ин Юнчен забрался высоко – вот что думала девушка, пока прозрачный лифт, сверкая на солнце, нес ее к облакам. В тишине, которую нарушало лишь мягкое гудение, уплывали вниз этажи синего небоскреба, и Саша с внезапной тоской вспомнила Сан-Франциско, пирамиду Трансамерики и листья на асфальте у своего американского дома.

   Та жизнь теперь казалась невозможной.

   Неужели это она, прижимаясь к Ли, сидела в маленьком баре у побережья, слушая джаз? Ела облитые глазурью пончики и наблюдала за тем, как чайки с криками носятся над водой? Танцевала до обморока, до отчаянных слез на ресницах – ровнее спину, плечи назад! – а потом, плача от боли, перебинтовывала измученные ноги?

   - Зачем ты позвала меня назад, бабушка? – едва ли не с обидой спросила мисс Сян в пустоту, и в это самый момент лифт, звякнув, остановился.

   Двери его плавно разошлись в стороны, и девушка увидела Ин Юнчена.

   Он стоял, прислонившись к стене и засунув руки в карманы, и выглядел на редкость непрезентабельно: темные волосы взъерошены на затылке, под глазами синяки, рубашка навыпуск.

   Саша тихонько вздохнула. Отчего-то этот растрепанный вид лучше всяких слов убедил ее в том, что Ин Юнчен настроен серьезно. Хорошо узнать молодого человека она не успела, но все же предполагала, что такие вот любимчики судьбы ох и не прочь произвести впечатление, пустить пыль в глаза.

   Сейчас такого намерения у Ин Юнчена явно не было – едва увидев ее, он решительно отлепился от стены и, приветственно махнув рукой, направился куда-то в глубину широкого и тихого общего коридора.

   - Я бы и сама нашла твои апартаменты, - просто ради того, чтобы не молчать, брякнула Александра. – Не заблудилась бы.

   Молодой человек обернулся, и гостья увидела, как на мгновение в его глазах заплясала прежняя лукавая улыбка.

   Заплясала – и погасла.

   - Мне удобнее так, - только и отозвался он, завернув за угол, а потом остановился, ввел код замка и без перехода, очень спокойно, добавил: - Я тоже чувствую себя неловко.

   Девушка не удержалась – улыбнулась. Это было неожиданно – и оттого прозвучало на редкость искренне.

   - Хорошо, - в кои-то веки не выбирая слов, хмыкнула она. – Потому что я не совсем понимаю, как мне себя вести. Не каждый день приходится наносить приватные визиты жениху, от которого я, как оказывается, имела честь сбежать двенадцать лет назад.

   - Да, убегать ты славно наловчилась, это правда, - прищурился Юнчен и приглашающе распахнул дверь.

   Саша помедлила. Нет, она не боялась – по крайней мере, его. Но что-то подсказывало девушке: если она сейчас зайдет, пути назад уже не будет. Может, мелькала предательская мысль, пока еще есть шанс вырваться, вернуться в знакомый и привычный мир. Для этого нужно немногое – сдаться, развернуться, оставить рыбку и дневник в Тайбэе и первым же рейсом улететь назад, в Америку. Там, в городе на побережье, который баюкает соленый ветер, ее вряд ли будут мучить сны, призрачные голоса и видения.

   Бабушка, наверное, поняла бы и простила внучку за малодушие – уж такой у Тьян Ню был характер. Но мисс Сян представила себе, как убегает – снова убегает – и вдруг разозлилась.

   - Верно, - отозвалась она, тряхнула головой и решительно зашла в апартаменты. – Если не можешь принять бой, побег – единственный способ спастись.

   Юнчен кивнул.

   - Всякое бывает, - не стал возражать он. - Главное – это не убегать просто для того, чтобы бежать.

   Девушка пожала плечами и огляделась.

   Когда они только познакомились, Александра, конечно, пыталась представить себе дом такого человека, как Ин Юнчен. Обычно воображение подбрасывало ей картинки разгромленной, погрязшей в хаосе квартиры, пропахшей сигаретами, но реальность выдумкам совсем не соответствовала.

   Едва она сделала первый шаг, ее будто выбросило в свет – сквозь панорамное окно-стену в комнату золотой лавиной лилось солнце. Сверкала, скручиваясь в немыслимом изгибе и распластываясь по потолку, похожая на взорвавшуюся вселенную люстра.

   Этот дом нельзя было назвать уютным. Но в нем – это девушка поняла сразу – ничто не могло помешать хозяину мечтать. И еще - здесь не было прошлого. Совсем.

   - Нравится? – спросил ее Ин Юнчен так, будто ему был не безразличен ее ответ.

   - Очень, - честно призналась Александра и повернулась к нему. – Но я не могу представить, чтоб человек, который жил в таком доме, согласился жениться по родительскому сговору.

   Юнчен вздохнул и задумчиво почесал затылок.

   - Мне было все равно, - ответил он наконец. – Ну, тогда, двенадцать лет назад. Если это порадовало бы родителей – почему нет?

   Девушка вознегодовала. Почему нет? Потому что… потому что человек должен быть хозяином своей судьбы, вот почему! Разве может, имеет право кто-то со стороны решать, кого тебе любить, с кем ложиться в одну кровать, кому хранить верность?

   - А свобода? – спросила она и шагнула к Ин Юнчену, не в силах выразить собственное возмущение в словах.

   Он вгляделся в ее лицо, усмехнулся было, готовясь отшутиться, и вдруг – Саша не просто поняла, почувствовала – враз передумал.

   - Жена - свободе не помеха, - произнес молодой человек очень медленно и с нажимом. – Особенно если это – хорошая жена. Но правда, что если б тогда я ей обзавелся, то такой дом бы не построил.

   - Вот видишь! - невольно волнуясь из-за того, что он был так близко, возликовала девушка.

   В ответ на это Юнчен лишь фыркнул и неожиданно легонько щелкнул Сашу по носу.

   - Построил был другой, вот и все, - насмешливо, но необидно сказал он и внезапно, зацепившись взглядом за какой-то предмет на столике перед диваном, скривился. – Но сейчас я все же показал бы, чем меня одарила твоя уважаемая бабушка, да?

   Александра отчего-то думала, что Тьян Ню оставила Ин Юнчену вторую рыбку - и страшилась этого. Вдруг эти странные терракотовые фигурки и неведомые силы, что были им подвластны, соединившись, снова начнут вытворять невесть что? Оказаться с молодым человеком в древнем Китае ей совсем не хотелось, о нет.

   Но когда Юнчен откинул салфетку с узкого продолговатого ящичка, девушка увидела не рыбку, а кинжал. Она с недоумением глянула сначала на оружие, потом на его нынешнего владельца, и присела на корточки рядом со столиком.

   - Мысли есть? – ответил на ее взгляд Юнчен. – Я вообще не суеверен, но от всего этого несет какой-то чертовщиной.

   - Например?

   Молодой человек поморщился.

   - Например, - пояснил он, - мне снилось, что я – это не я. И что я держу этот кинжал в руках и собираюсь им кого-то убить. Ты когда-нибудь слышала имя Сян Юна?

   Девушка судорожно сглотнула. Сян Юн? Тот самый Сян Юн, о котором бабушка писала в дневнике?

   Ин Юнчен, увлеченный своим рассказом, не заметил ее испуга. Он устроился рядом с ней и, тронув Сашу за руку, пальцем указал на иероглифы на рукояти.

   - Видишь? – почему-то шепотом сказал молодой человек, и глаза его внезапно зажглись азартом, тем самым, что так свойственен кладоискателям и авантюристам. – Здесь выбито его имя.

   - Д-дай посмотреть, - выдавила девушка и, чтобы скрыть собственную тревогу, потянулась за кинжалом.

   - Стой! – вскрикнул Ин Юнчен.

   Но было поздно.

   На рукояти кинжала сомкнулись пальцы Сян Александры Джи, а вот в руки его взяла уже не она.

   Реальность задрожала, замедлилась, раскрываясь, как деревянный веер, оставляя после себя шлейф из смазанных теней. Вокруг не было никакой квартиры, никакого Тайбэя, и рядом с ней сидел не Ин Юнчен.

   Она подняла руки, и белая кожа ее запястий сверкнула на фоне темных и широких шелковых рукавов. Из тьмы, будто цунами, поднималась черная волна, которая грозилась смыть, уничтожить все, что представляла собой Саша. Другая женщина заняла ее место, и была она сильной, и была она отчаянной.

   Кинжал лег в ее ладонь просто и естественно. И вес его, и мельчайшие особенности – вот маленькая выемка у перекрестья, вот царапинка, а здесь мастер выгравировал для баланса едва заметный узор – были ей знакомы и радовали: так тешит сердце давно любимая, но потерянная вещь.

   И она, та, другая, держала кинжал и думала о своем враге.

   «Смерть, - с холодной решительностью шипело у нее в груди. – Смерть – и этого ему будет мало».

   Чужие мысли, словно лезвия, резали Сашу, пропарывали дыры в ее памяти, и девушка замотала головой, пытаясь то ли крикнуть, то ли позвать на помощь.

   И потеряла сознание.

   Очнулась мисс Сян от того, что Ин Юнчен брызгал ей в лицо холодной водичкой. Открыла глаза – и почувствовала, как, собираясь в уголках глаз, по щекам скатываются слезы облегчения.

   Это была она. Ей удалось вернуться, и призрак из прошлого не завладел ее телом и разумом. Она лежала на самом обычном диване в самом обычном доме, в своем городе, в своей реальности, и рядом был живой человек, а не гудящая, неумолимая тьма.

   Девушка невольно всхлипнула, и почти сразу же почувствовала, как рука Ин Юнчена легла ей на лоб.

   - Все хорошо, - тихо сказал он. – Сейчас все в порядке.

   - Я видела, - охрипнув, отозвалась она. – Я была там.

   Молодой человек некоторое время смотрел на нее, а потом вдруг осторожно, но уверенно прижал Сашу к себе, прижал ее голову к своей груди, положил ладонь на затылок.

   Не было в этом жесте ни намека на страсть – так взрослые и сильные утешают иногда испуганных детей. Но девушке сразу стало тепло и спокойно, и видения, которые тянулись к ней из чернильной мглы, отступили, скрылись, поджав хвосты.

   - Не бойся, - произнес он с мягкой, едва уловимой нежностью, - мы разберемся, что происходит. Вместе.

   - Ладно, - согласилась Саша, которая впервые за прошедшую неделю чувствовала себя в безопасности.

   - У нас получится.

   - Да, - кивнула девушка и прикрыла глаза, болевшие от усталости и слез. – Я думала, со мной… что-то не так. Что я схожу с ума.

   - Тогда выходит, что мы сходим с ума вдвоем, - раздался в ответ добродушный смешок. – И, думается мне, если вдвоем – может, это не так и плохо, а?

   Сян Джи приподняла голову с его плеча, чтобы возмутиться, сказать, что таким шутить не стоит, но поглядела на его смеющееся лицо – и вдруг улыбнулась в ответ. А потом неожиданно зевнула – сладко, с оттягом.

   - Ну вот и лады, - Юнчен прикоснулся к ее щеке. – Устала? Хочешь, приляг ненадолго.

   - А? – отодвинулась было девушка. – Здесь? У тебя?

   - Чего бы и нет, - отозвался он. – Нам есть, что обсудить, но делать это лучше на свежую голову.

   И Саша, едва узнавая саму себя, вдруг решила – и правда. Она знала, что полагаться на него вот так, не разобравшись, нельзя, что между семьями их – вражда, что существует тысячи причин, по которым ей не стоит не то что разговаривать – думать о Ин Юнчене. Но сейчас и здесь все это казалось неважным.

   Потому что она верила ему – не могла не верить. Именно из-за этого несколько дней – целую жизнь назад – она вопреки всему согласилась пойти с ним на свидание, ревновала, ждала его звонка.

   Если бы, подумала девушка, чувства можно было превратить в слова, то здесь подошло бы лишь одно объяснение. Когда она была с ним, она была дома.

   - Ладно, - доверившись этому странному ощущению, сказала Саша. – А ты?

   - Я буду здесь, - прозвучало в ответ, и этого было достаточно.

   Правда, сворачиваясь калачиком в его кровати, под широким и легким одеялом, подумала девушка, этого хватит.

   Империя Цинь, 206 год до н.э.

   Таня

   Дядюшке Ляну, хоть он очень любил рассказывать о своем почтенном возрасте, на месте не сиделось и в вейци с небесной девой спокойно не игралось. Он искренне полагал, что войско не должно стоять без дела слишком долго.

   - От бездеятельности у солдат в головах начинают зреть преступные мысли, - говорил Сян Лян. - Солдаты должны воевать. Или же расходиться по домам.

   Таня, конечно, предпочла бы второе, но у Сян Ляна были совсем иные планы. Выходить в чисто поле с мечом он уже не мог, да и не хотел, а вот прищучить циньских генералов — запросто. Это, кстати, получалось у него лучше всего — и в молодости, и на склоне лет. Когда Сян Лян в пластинчатом доспехе взбирался на колесницу, устланную тигриными шкурами, то ни у кого язык не поворачивался назвать его «старичком». Даром, что пучок на макушке почти белый, а глядит орлом.

   Но зато и договориться с дядюшкой насчет наблюдений за сражением в полевых условиях было невозможно.

   - Это ты мальчишку моего сладкими улыбочками уломала, - сказал он строго. - Вот за ним и будешь подвиги записывать. Остаешься в лагере, Тьян Ню. И не спорь!

   Таня упрямиться не стала, но долго смотрела вслед марширующим колоннам. Где-то в центре, такой приметный со всех сторон, трепетал на холодном ветру ярко-оранжевый командирский зонтик. Ей хотелось, чтобы Сян Лян снова победил, чтобы вернулся, и они снова играли в вейци.

   - Слуга просит небесную госпожу вернуться в шатер.

   Сунь Бин, не понаслышке знавший про преступные мысли в солдатских головах, меньше всего хотел, чтобы на его подопечную пялились мужики.

   - Грязюка вокруг какая! А? Только платюшко попортим. А ежли госпожа простынет на холоде-то? Слуга очень просит.

   И бочком, бочком затолкал небесную деву в палатку, а пока она не видела, скорчил страшную рожу стражникам и кулаком пригрозил. Мол, кто осмелится воспользоваться отсутствием господ и напиться, тот запросто останется без головы.

   В отличие от охранников Татьяна собралась распорядиться своим одиночеством в полной мере. Она принялась методично обыскивать шатер Сян Ляна. В каждую шкатулку заглянула, во все пеналы и сундуки. Перерыла сверху донизу, даже под коврами смотрела. Ничего!

   «Неужели с собой взял? - размышляла она, простукивая опорные столбы на предмет пустот. - Быть того не может!» И не заметила, как в палатку вошел Сунь Бин.

   - Небесной госпоже так важен её амулет? - тихонько спросил он.

   - А откуда вы знаете, дядюшка Бин?

   - Дык, слуги грят, дескать, генерал Юн увидел, как небесная дева оборачивалась в белого карпа, и пока она ныряла, украл платье с волшебным амулетом. И пока он у Сян Юна, госпожа Тьян Ню не может вернуться в яшмовые чертоги, - поведал тот. - А я, дурак, не верил.

   Тане только и оставалось, что глазами хлопать. От восхищения перед размахом народного творчества. Но чусец истолковал её потрясенное молчание по-своему.

   - Неужто, кабы сейчас нашелся амулет, госпожа улетела бы, не попрощавшись? Так тяжко у нас тут?

   - Нет, так сразу я улететь не могу, - чистосердечно призналась Таня. - Сразу не получится.

   Им ведь еще белую рыбку надо найти, потом отнести их к Нюйве на Цветочную гору, и уже тогда... может быть... Главное, чтобы богиня вернула их с Люсей не в то же самое место — посреди Хуанпу да с бандитами Ушастого Ду на хвосте. Что было бы крайне обидно.

   - Так пусть небесная госпожа поживет еще на земле среди людей. Замуж сходит за генерала Сяна, деток ему родит. Распробует человеческую жизнь.

   - Да уже распробовала, спасибо, дядюшка Бин, - кривовато усмехнулась девушка.

   - А чего так невесело? - удивился старый солдат. - Господин Сян Юн — красавец писаный, князь опять же. Небесная госпожа еще не видела, какой у него роскошный дворец в Чу. О!

   Сунь Бин с наслаждением прицокнул языком.

   - А дядюшка Бин, наверное, всех своих дочек очень хорошо выдал замуж, - польстила Таня своему телохранителю. - Сватает так лихо.

   - Есть такое, спору нет, - кивнул тот с достоинством.

   - Только не хочу я замуж. Ни за Сян Юна, ни за императора, вообще не хочу.

   - Вот ведь! - поразился её упрямству Сунь Бин. - А может тебя на Небесах витязь дожидается?

   Никто и нигде Таню не дожидался. Она еще ни разу взаправду не влюблялась, точнее, с высоты прожитых лет не считала своё девчачье смутное увлечение мальчиком, жившим на соседской даче, чем-то серьезным. Был еще Капитан Немо, но про свои чувства к герою Жюля Верна Татьяна не рассказывала даже сестре. Амурные дела она решительно отложила на потом. Когда вокруг будет спокойная мирная жизнь, и только тогда. Какие уж тут витязи?

   - Тогда пусть небесная госпожа еще раз хорошенько присмотрится к нашему князю, - не сдавался телохранитель, пока они возвращались в её шатер. - Другого такого во всей Поднебесной не сыскать. Чтоб и молод, и собой пригож, и отважен, и благороден.

   - Хорошо, я присмотрюсь, - проворчала Таня и подумала: «Насмотрелась я уже на твоего князя, дяденька».

   Темна была ночь под Динтао, темна, холодна и подозрительно тиха. Накануне вечером Сян Лян читал послание от господина Сун И, оставленного в Пэнчэне присматривать за Куай-ваном. Дабы благородный правитель Чу не начудил лишнего.

   - «Ваши недавние победы не принесут добрых плодов», - зачитывал он вслух. - Нет, ты только послушай, Тьян Ню, что он несет! «Они только разозлили Ли Чжана, и теперь император пошлет ему немалое подкрепление. А у вас ныне войско не так уж велико. Что будете делать, мой господин?» Наглец, да как он смеет?

   Тане коротышка-чусец не понравился с первого взгляда. Особенно его маленькие узенькие глазки, кучковавшиеся возле того места, где должна быть переносица, и которые при виде небесной девы становилось масляными от похоти. В присутствии Сян Юна он на девушку даже не смотрел, но стоило генералу отвернуться, сразу начинал причмокивать и показательно так облизываться. Фу, гадость!

   - А почему вы так уверены? - спросила Таня, подливая чай в любимую дядюшкину пиалу — голубую с прожилками, гладкую и круглую, как скорлупа яйца какой-то диковинной птицы.

   Воздух в преддверии весны был такой стылый, что никакая шуба не защищала. Согреться можно было только изнутри.

   - Моя разведка ничего о подкреплении не сообщает. Поживем - увидим, - Сян Лян поднес к лицу девушки свиток со столбцами иероглифов. - Гляди, что пишет этот мерзавец: «и все же моя тревога о вашей безопасности растет с каждым часом». И вот еще: «умерьте свое высокомерие». Каков, а?

   Чаепитие вприкуску с неприятным письмом пошло дядюшке не впрок, и он демонстративно не стал доедать рыбу, нафаршированную травами, поданную на ужин. Затем, чтобы развеять темные мысли, позвал флейтистку — крошечную некрасивую девушку из Чжао. Но музыка вызвала лишь головную боль. Соответственно, и партия в вейци тоже отменилась. А Таня так рассчитывала еще раз прощупать намерения дядюшки Ляна. Пока племянник гонял циньцев по Сун, девушка и так, и эдак намекала, что идея брака ей по нраву, Сян Юн — люб, ну почти люб, и дело только за малым — получить трон Сына Неба.

   «Ладно, - сказала она себе перед сном. - Завтра я буду еще милее, еще ласковее. Глядишь, он отдаст рыбку. Надежда слабая, но все равно она есть».

   Таня проснулась перед самым рассветом от чьего-то истошного крика. Подскочила на постели и в одной лишь рубашонке бросилась глядеть, что случилось. Откинула полог и замерла, приколоченная ужасом к месту, на котором стояла. В самый опасный и темный час на лагерь Сян Ляна напали циньцы. И Таня, сама того не желая, очутилась в самой гуще побоища. Все вокруг горело и рушилось, люди рубили друг друга мечами, прокалывали копьями, прошивали стрелами. Мальчишке-стражнику набросили на шею аркан и тянули за лошадью. Пылал шатер Сян Ляна, а он сам рубился с воином в круглом шлеме. Кто бы мог подумать, что дядюшка до сих пор так ловок и силен. Он вертелся юлой, похожий в своем широком пао на большую птицу, и ни в чем не уступал своему более молодому сопернику.

   - А кто тут у нас?

   Таня испуганно взвизгнула и обернулась. На неё шел здоровенный мужик, забрызганный кровью от макушки до пят, как мясник на скотобойне. К его доспеху прилипли кусочки плоти.

   Девушка бросилась бежать и тут же попалась. Широкая, твердая от многолетних мозолей ладонь залепила ей рот. Таня почувствовала, что сейчас умрет от разрыва сердца.

   - Спрячься за моей спиной, детка, - сказал Сунь Бин и заслонил Татьяну собой

   - Эй, зачем такому старому такая цыпочка? Отдавай её мне! - расхохотался циньский солдат и протянул руку.

   Из палатки, куда ворвались солдаты, уже раздавались душераздирающие вопли служанок.

   - Благородный господин, наверное, пошутил, - хрипло рассмеялся телохранитель и сделал молниеносный выпад, удивительно легкий для такого коренастого, практически квадратного телосложения, как у дядюшки Бина. И Таня не успела глазом моргнуть, как её защитник пронзил циньца насквозь копьем. Как бабочку на иголку насадил. А потом, молодецки ухнув, выдернул оружие из мертвого тела.

   - А теперь бежим отсюда!

   - Как же... Сян Лян? Девушки? А куда-а-а-а! - кричала Таня уже на бегу. Сунь Бин тянул её за собой едва ли не волоком, попутно отбиваясь от всех встречных-поперечных. Ему было без разницы — свои или чужие, лишь бы не заграждали путь.

   - Рядом будь, детка! Рядом! Рядом! Я сказал!

   И она цеплялась за старого чуского воина, как за свой последний шанс уцелеть в этом кромешном аду.

   - Дяденька-а-а-а... - звала она, заполошно озираясь по сторонам.

   Везде была смерть, везде была кровь. Никакого спасения, никакого выхода.

   - Я тут, деточка, - отвечал Сунь Бин голосом Петра Андреевича Орловского. - Я с тобой!

   А затем он стремительно разворачивался на месте и колол, бил, протыкал копьем врагов, на корню пресекая любые попытки циньцев добраться до подопечной.

   Когда же они все-таки выбрались из горящего лагеря, чусец просто посадил девушку себе на спину, подхватил под коленками, и побежал еще быстрее. Тане оставалось только покрепче обхватить руками его шею, закрыть глаза и стараться не думать о том, что будет, если их догонят. Ей все время чудился топот копыт за спиной, но не доставало сил оглянуться.

   Сунь Бин не знал устал, словно не человеком родился, а скаковой лошадью. Он бежал, бежал и бежал, петляя как заяц, не останавливаясь и не сбавляя темпа. И только когда чуский воин решил, что смерть им больше не грозит, он перешел на шаг.

   - Небесная госпожа сможет идти своими ногами?

   - Смогу... наверное... - прошептала Таня, но ошиблась. Колени у неё подгибались, и дальше Сунь Бину опять пришлось нести её на закорках.

   - Вот мы и спаслись.

   - Ты меня спас, дядюшка.

   - Есть такое, - ухмыльнулся телохранитель и подмигнул единственным глазом. - А небесная госпожа мне помогла — слушалась и не убегала. Хорошая, хорошая госпожа.

   Рубашка Тани была мокрая от чужой крови, она воняла и противно липла к телу.

   - Ничего, ничего, где-то рядом река. Сунь Бин отыщет укромный уголок.

   Вода в реке текла не просто холодная, а ледяная. И никакой посуды, чтобы согреть немного на костре. Как-то не до котелков Сунь Бину пришлось.

   - Будет холодно. Госпожа потерпит еще чуть-чуть? - умоляюще спросил он.

   - Госпожа потерпит.

   Одноглазый воин раздел Таню догола и заставил пару раз окунуться, а уже потом осторожно, точно младенца, обтер ее, дрожащую и посиневшую, тряпкой.

   - Нельзя такую красоту губить, нельзя, - нашептывал он. - Небеса обрушат свой гнев, коли кто обидит небесную госпожу. Сначала я обрушу, стал быть, а потом и Небеса подтянутся.

   Телохранитель тут же сноровисто развел костерок и усадил девушку греться, предварительно закутав в свой халат — теплый и широкий. А сам остался в нательной рубашке.

   - Я платишко отстираю, а может, и рыбку поймаю. Солнышко встанет, ветерок обдует и все высохнет мигом.

   - Только ты не уходи далеко, дядюшка, - жалобно попросила Татьяна, чувствуя себя совсем маленькой.

   - Да я туточки, рядышком, - успокоил её воин.

   Солнце, пусть еще по-зимнему недоброе, все равно пригревало, костерок потрескивал и страх отступал вместе с сумерками, а ужас испарялся, как роса на траве.

   - Как думаешь, Сян Лян спасся? - спросила вдруг Таня.

   Сунь Бин, развешиваюший на кусте её оттертую песком от крови рубашку, оглянулся и посмотрел на девушку виновато-виновато:

   - Убили его. Сам видел.

   И тогда Татьяна неожиданно для самой себе расплакалась. Одноглазый телохранитель только подивился. Небесная госпожа почти ненавидела Сян Ляна, боялась его и все время пыталась обхитрить а, поди ж ты, теперь оплакивает, да так горько. Удивительное создание, совсем нездешнее.

   Ближе к полудню жизнь начала снова налаживаться. Рубашка высохла, рыба поймалась, и никто беглецов не искал. Красота!

   - Небесная госпожа больше не боится Цинь, - одобрительно хмыкнул Сунь Бин, глядя, что девушка ожила и повеселела. - Небесная госпожа такая храбрая.

   Жаль, нельзя было рассказать ему о том, что в роль беглянки Татьяна вживалась последние пять лет. Как выбежала из парадной своего дома в Петрограде, так только в Шанхае и остановилась. Казалось, еще один, последний рывок и они - в Сан-Франциско. Но вместо солнечной Калифорнии странная прихоть древней богини забросила их с Люсей куда дальше противоположного берега Тихого Океана. А еще годы скитаний научили сестер Орловских одной короткой, но ёмкой мудрости. «Только без паники!» гласила она и не единожды выручала обеих из беды. Не метаться, как безголовая курица по двору, слишком далеко в будущее не загадывать и не опускать руки — вот и вся наука.

   - И что мы теперь делать станем? - поинтересовалась Таня.

   Когда рядом есть кто-то, кому можно задать такой вопрос, это уже полдела. Это означает, что ты не останешься один на один со своим несчастьем, что у тебя есть друг.

   - Для начала слуга найдет для госпожи одежду. Заодно Сунь Бин разведает, что здесь и как. Кто в округе верховодит — наши или Цинь, тоже надо бы узнать.

   У обстоятельного чуского воина всё было уже продумано.

   - Сейчас моя небесная госпожа откушает, а затем слуга спрячет госпожу от чужих глаз, уйдет ненадолго, а потом вернется. Госпоже ведь не будет страшно?

   - Госпожа уже ничего не боится, - вздохнула девушка.

   По крайней мере, говорить о себе в третьем лице она уже научилась.

   - Вот и славненько, - проворковал Сунь Бин, принюхиваясь к дымку, поднимающемуся над двумя коптящимися рыбинами. - Сейчас моя госпожа совсем повеселеет.

   Спору нет, рыба была хороша, но веселиться Тане особенно не пришлось. Зато и ничего страшного не случилось. Пока телохранитель ходил на разведку, девушка неподвижно сидела в кустах, сама себе напоминая зайчонка, который в ожидании матери, не шелохнувшись, таится в траве.

   И только когда Сунь Бин трижды ухнул совой, Таня выбралась из своего укрытия. Чуский воин раздобыл новую одежду не только подопечной, но и себе. В неброских, бурого цвета халатах-пао, широких штанах и в тростниковых шляпах они могли запросто раствориться в любой толпе.

   - Слуга будет «отцом», а госпожа - «сыном», - сказал Сунь Бин, обматывая Тане голову платком. - Она спрячет ручки в рукава и пониже опустит голову, чтобы никто не увидел её глаз.

   - Договорились.

   Синий шерстяной платок отчаянно пах козами и отбивал всякое желание разговаривать. Зато не мешал думать. Первым порывом было уговорить Сунь Бина идти к Люсе и Лю Дзы. Пэй-гун, по слухам, как раз сейчас стоял под Чанъи. Люсенька, должно быть, с ним...

   «Рыбка! - напомнила себе Татьяна. - Рыбка должна была уцелеть, она ведь не золотая и не нефритовая. Кто на неё позарится?»

   Это она утешала себя так, страшась даже мысль допустить, что часть печати Нюйвы потеряна. Остаться тут, в диком древнем мире навсегда? Ни за что!

   - Дядя Сунь Бин, а может, мы вернемся в лагерь? - осторожно спросила Таня, глядя в широченную спину телохранителя, бодро шагавшего впереди.

   Солдат даже не обернулся, продолжая свой путь.

   - Слуга не для того спас небесную госпожу, чтобы она снова оказалась в лапах циньцев. Нечего ей там делать.

   - Наверное, туда уже мародеры набежали со всех окрестных деревень, на нас никто внимания не обратит.

   Менее всего Тане хотелось оказаться сейчас среди трупов людей, которых она еще вчера видела живыми-здоровыми. Её терзало множество разных вопросов, на которые, должно быть, имелись самые страшные ответы. Оставили ли в живых её служанок? Что стало с девочкой-флейтисткой из Чжао? И где тело Сян Ляна?

   «Боже мой, как вовремя я отослала остальных девчонок по домам, - вдруг осознала Таня. - Как чувствовала». Но чертову рыбку надо было отыскать, причем срочно. Разгулявшееся воображение нарисовало ей живописную картинку, в которой Татьяна Орловская ползает по изрубленным телам воинов, словно какая-то бесстыжая маркитантка времен Тридцатилетней войны, и обшаривает несчастных мертвецов. Девушка покрепче зажмурилась, пытаясь отогнать видение, и налетела на внезапно остановившегося Сунь Бина.

   - Амулет для небесной госпожи так важен? - догадался он.

   Таня виновато кивнула в ответ.

   - Хорошо. Тогда слуга сходит в лагерь и попробует его отыскать. Но сначала спрячет небесную госпожу от Цинь.

   Они с дядюшкой Бином сделали плавный полукруг, обходя разгромленный лагерь по широкой дуге, чтобы не отдаляться от Динтао слишком далеко. Первую ночь решено было заночевать подальше от человеческого жилья, чтобы внезапное появление двух мужчин не вызвало подозрений у какого-нибудь циньского соглядатая.

   - Скоро вести дойдут до генерала Сян Юна, и он обязательно вернется, - говорил телохранитель, полагая своим прямым долгом отвлекать небесную госпожу от грустных мыслей. - Нам только того и надобно.

   - А вдруг мы с ним разминемся? - вопрошала Таня, тоже считая, что обязана отблагодарить за свое спасение вниманием к каждому слову чусца.

   - Не разминемся, - ухмылялся Сунь Бин. - Ужели небесная госпожа думает, что генерал не станет её искать по всей Поднебесной? Еще как станет! Ого-го!

   И пригрозил кому-то невидимому кулачищем. Собственно, на то и был весь расчет.

   «Сыночек» из Татьяны вышел тощенький, хворенький, да к тому же еще и немой. На всякий случай, чтобы никому и в голову не взбрело расспрашивать пришлого мальчонку о чем-либо.

   - Чахотка у него, - предвосхищая вопросы, сказал чусец и указал на обмотанное платком лицо подопечного. - С детства.

   Таня сдавленно кашлянула, как бы подтверждая слова «отца».

   - Это правильно, это верно, - закивал хозяин заведения — маленький человечек с профессионально согнутой спиной. - Сушеными медведками уже лечили? Лучшее средство, если с медом замешать.

   - Нет, медведками еще не пробовали, - оживился Сунь Бин. - Даже не слышал про такое.

   - Так я вам сейчас все расскажу, добрейший гость.

   Не так часто, видимо, у содержателя постоялого двора выдавалась возможность похвалиться медицинскими знаниями. А Сунь Бин, знай себе, поддакивал и всем видом изображал заинтересованность в разговоре. Тане же отводилась роль безмолвного слушателя, слишком юного, чтобы встревать в разговор взрослых или протестовать против врачевания медведками. Гадость, поди, несусветная.

   - Вам бы к доктору Сюй Чану сходить. Он в Динтао уже лет пятнадцать живет. Пятого, пятнадцатого и двадцать пятого числа каждого месяца он раздает бесплатно лекарства в своем доме, - рассказывал хозяин. - В другие дни лекарь плату берет очень скромную, а коли денег нет, то и за так отдаст снадобье.

   - Хорошо было бы, да город в осаде, - вздохнул Танин телохранитель. - И хороший лекарь этот ваш Сюй Чан?

   - Хороший? Хе-х! Отменный! Обычный лекарь, он как делает? Он по пульсу судит лишь о болезни самого пациента, а доктор Сюй вдобавок может определить болезнь у близких и даже у дальних родственников больного.

   - О как! - всплеснул руками Сунь Бин. - Ну тогда мы поживем тут у вас, подождем, может осаду снимут.

   - Так её уже сняли! - пискнул хозяин и, словно испугавшись собственного голоса, тут же добавил шепотом. - Прошлой ночью лагерь Сян Ляна разгромила Цинь в пух и прах. Никого в живых не осталось. Дорога в Динтао открыта.

   Чусец демонстративно почесал затылок, показывая собеседнику, как сильно он задумался над этими новостями.

   - Э, нет... А ну как нагрянет в Динтао племяш Сян Лянов? И давай мстить за дядюшку! И окажемся мы с сыном в городе, как лягушки в садке. Лучше я, покамест, обожду, чем у них там дело кончится.

   Содержатель гостиницы признал, что решение наимудрейшее, и что в нынешнее беспокойное время выживает тот, кто думает наперед. А затем предложил отобедать супом с лапшой и утиными кишками. Сунь Бин чиниться не стал и с радостью согласился. Мнения Тани никто не спрашивал.

   - Теперь у нас есть повод задержаться тут подольше, - шепнул он ошалевшей от вида и запаха трапезы девушке. - Никто не станет удивляться.

   Откуда у телохранителя появились деньги, Татьяна спрашивать не стала. Оттуда же, откуда и одежда. Добрые люди поделились, и небесная дева хотела верить, что Сунь Бин оставил им жизни.

   Люси и Люй Ши

   В Пэнчэне погода стояла поразительно мерзкая: то северный ветер нес холодный гнилой туман с топких берегов Сышуй, то юго-восточный накрывал город сыростью от Даншуй. Не такое уж великое счастье жить у слияния двух рек. Влажность, туманы и холод, да ко всему – неистребимый аромат рыбы и гниющей тины. Неудивительно, что и уцелевшие после штурма горожане, и расквартированные здесь войска Чу, и даже слуги и придворные, отиравшиеся рядом с Куай-ваном, начали чихать, кашлять, а кое-кто и с лихорадкой слег. Долгое присутствие большого количества вояк в одном месте никому не полезно. В рыбные и болотные ароматы начал отчетливо вплетаться характерный душок от солдатских уборных. Цены взлетели неукротимо: на рынках за меру зерна платили уже серебром. И отнюдь не благородный рис составлял рацион обитателей «столицы» Куай-вана, а убогое просо. В общем, гнилым местечком становился Пэнчэн без хозяйской руки Сян Ляна и его неугомонного племянника. «Совсем страх потеряли», - брезгливо высказывался насчет местных порядков Люй Ши, для древнего подростка удивительно чистоплотный. Но Люся всего этого безобразия не видела, да и не слышала бы, если бы не мальчишка и его новости. А все потому, что, едва осела пыль на дороге за уходящим войском Пэй-гуна, как «небесную лису» с великим почтением (шутка ли, целый лян стражников прислали! И еще служанок и евнухов, для усиления) препроводили в бывшую усадьбу наместника, а ныне – дворец Куай-вана. И там, в усадьбе этой, незамедлительно заперли. Нет, на этот раз не в клетку и не в подвал, но когда за дверьми караулят стражники, за каждой драпировкой подслушивают евнухи, а в самих покоях не протолкнуться от служанок, приятного тоже мало. Наружу Люсю не выпускали, сперва вежливо, а потом уже и безо всяких стеснений пресекая ее попытки выйти даже во внутренний дворик. Чуть сделаешь шаг в сторону – и тут же валятся под ноги, заламывают руки, завывают: «Ваши слуги достойны смерти-и!!!» - а сами-то за подол ручонками – цап! И не вырвешься. Хорошо еще, что ни овцелюбивый правитель, ни его придворные особенно свое общество небесной лисе не навязывали. Побаивались, видать. И вызубренные наизусть «желательные темы для беседы» не пригодились – не беседовал никто из власть имущих с хулидзын. Единственный раз она присутствовала на пиру, но от остальных гостей Люсю отделяла расшитая журавлями и облаками шторка, а флейты и цыни играли так заунывно, что даже если сотрепезники Куай-вана и вели какие-то политические разговоры, девушке все равно было не слышно. В конце концов, у нее разболелась голова от шума и благовоний, а живот скрутило, но как бы голодна она ни была, что-то пробовать на этом банкете Людмила не рискнула. Она вообще не ела ничего из того, что ей предлагали, и если бы не верный Люй Ши, таскавший госпоже ячменные лепешки и тайком кипятивший ей колодезную воду, долго бы она такой пост не выдержала. А так – ничего, притерпелась.

   Если бы не Люй Ши… Мальчишка оказался просто незаменимым. Во-первых, ему хватило ума переодеться девочкой и выдать себя за любимую служанку госпожи Небесной Лисицы. Никто не позволил бы юноше навещать заложницу, а девочка из Люй Ши получилась на редкость страшненькая, нескладная и мосластая. Но прислужницы тут считались чем-то вроде ходячей мебели, так что Люй Ши беспрепятственно выбирался из поместья, узнавал новости, приносил с рынка еду, таскал воду и стерег сон госпожи, бодрствуя у ее изголовья с кинжалом наготове. И остальных девок постепенно разогнал.

   - Ничего-ничего, вашество, - утешал неунывающий мальчишка приунывшую «хулидзын». – Теперича-то мы их отвадим. А что вы не кушаете ничего, так это и хорошо. Пущай думают, что ваша милость исключительно энергией нашего господина питается. Оттого теперь и чахнет, болезная… Только вы, вашество, на самом деле не помрите ненароком.

   - Не помру, - уверяла Люся, но сама уже отчасти сомневалась. От благовоний, духоты и недоедания у нее постоянно болела голова, а сквозняки и сырость проникали даже в покои «небесной лисы». Девушка старалась пить больше воды и не расставалась с теплой накидкой, но простуда все-таки прокралась сквозь все заслоны. И в небольшом замкнутом помещении зараза разгулялась и сразила Люсю наповал.

   - Да у вас же жар, госпожа… - растерянно мявкнул Люй Ши, сам побледнев, как чахоточный, когда, поправляя воротник Люсиного ханьфу, ненароком коснулся ее щеки. – Госпожа! Да вы ж вся горите! Это ж лихорадка у вас!

   - Тихо! – просипела Людмила и вцепилась горячими пальцами в запястье ординарца. – Тихо, дурень!

   - Агась… только я дурочка, вашество, или дуреха, но никак не дурень. Вы ж запамятовали.

   - Тихо, дурында… Воды мне натаскай. И не вздумай никому проболтаться.

   - Может, все ж таки врача позвать, а? Или у вас хворь небесная?

   - Земная у меня хворь, а эти ваши коновалы меня запросто уморят. Знаю я, чем тут лечат! Какими-нибудь сушеными скорпионами или жабьей слизью, прости-господи… - Люся кашлянула, потерла саднящее горло и прилегла, закрыв глаза. – Воды мне, холодной… тряпку намочить… Что там еще? А! Коры ивовой достать сможешь? О, и мёду бы неплохо…

   Люй Ши чуть было не присвистнул, но вовремя вспомнил, что он сейчас – девочка.

   - Дык, это где ж я в это время мёд-то найду? А вот коры – запросто, потерпите, госпожа, я даже иву знаю, которую ободрать можно… А? Вашество?

   - Я посплю пока… - пробормотала Люся. – Поди, поди, Чертенок…

   - Мухой слетаю! – мальчишка стукнул себя кулаком в грудь. – Только не окочурьтесь тут без меня, лады? Эх, вот не было печали… Пэй-гун же меня на собственных кишках повесит, если что…

   - Все обойдется, - выдохнула Людмила и закашлялась. В горло словно песка насыпали, сглатывать было больно.

   «Господи, только бы не пневмония и не дифтерит!» - взмолилась она. От дифтерии спасения не будет, это Люся знала точно. А пневмония… Даже матушка, дама дородная, кровь с молоком, от пневмонии сгорела за неделю, что уж говорить о Людмиле – девушке гораздо более деликатного сложения, да еще и посреди древнего Китая?

   Люй Ши умчался, а она провалилась в тяжкий болезненный сон, как в кипящее болото. Удушливый запах благовоний, неподъемная тяжесть одеял и жар собственного тела давили на Люсю; выныривая из забытья, словно из темной гнилой воды, она жадно хватала воздух пересохшим ртом и снова проваливалась вниз, вниз, в горячую влажную темноту. И в один из таких мгновенных проблесков бодрствования услышала – то ли в бреду, то ли наяву – голоса…

   - Да вы ополоумели, советник Сун! – приглушенно ругался кто-то: - И вот это вы предлагаете в дар нашему повелителю? Да ваша лиса сдохнет дорогой, а если выживет – заразит этой чумой полстолицы!

   - Уверяю, посланник Дзянь, это никакая не чума, это просто…

   Голос Сун И, советника, оставленного Сян Ляном надзирать за Пэнчэном и «правителем», Люся узнала даже в бреду. Глаза девушки слезились, поэтому разлепить ресницы удалось не сразу. Да и когда получилось, нежданных посетителей она толком разглядеть не смогла – только две смутные фигуры за полупрозрачной ширмой, и оба прикрывали рты платками.

   - На вашем месте, советник, я бы немедленно сжег это существо вместе со служанками и покоями, которые она отравила своим нечистым дыханием! – немного гундосо проворчал гость советника Сун И.

   - Посланник, уверяю, в этом нет нужды… Все служанки и стражники здоровы, болезнь терзает только саму хулидзын, а потому… - советник суетился, взмахивал рукавами, как всполошенная курица, и от его движений шелестели занавески и дым курильниц завивался фантастическими узорами. Людмила почувствовала, что снова начинает уплывать, а терять сознание сейчас ей было нельзя, никак нельзя!

   - А потому вы решили, что прощение Цинь можно купить за такой жалкий дар, - брезгливо фыркнул гость, ничуть не впечатленный заискиванием советника. – С тем же успехом можно просто набить из нее чучело или хотя бы голову засолить… Но раз вы боитесь прикончить лису, почему тогда не пришлете к ней врачей?

   - Мой господин Дзянь, - залебезил Сун И, - ни один врач даже под страхом казни собственной и трех поколений семьи не рискует приблизиться к хулидзын. Но их вердикт единогласен: лиса чахнет потому, что разлучена с источником пищи. Мятежник Лю покинул Пэнчэн, поэтому хулидзын…

   - То есть вы хотели подарить Цинь не просто лису, а голодную лису?! – посланник вытаращил глаза. – Да ты спятил, мерзавец!

   Сил на то, чтобы держать глаза приоткрытыми, у Люси уже не оставалось, поэтому она только по звуку поняла, что советник Сун повалился на колени и, кажется, еще и лбом об пол стукнулся.

   - И в мыслях не держал такого преступления, мой господин! – взвыл он, а потом полушепотом наябедничал: - Вообще это не моя идея была. Это наш Куай-ван придумал.

   - С вашим Куай-ваном разговор будет отдельный, - сменил гнев на милость посланец Цинь. – За такой хороший подарок, как голова Сян Ляна, я прощу овцепасу глупости с хулидзын. Пусть остается в Пэнчэне и играет в повелителя. Наш господин Чжао Гао любит услужливых дураков. Но если ловушка для старого Сяна сорвется…

   - Не сорвется! – горячо уверил Сун И. – Старик разделил войско и остался под Динтао совсем один, как мы и планировали…

   - Посмотрим, - веско обронил цинец. – Идемте, советник. Хотя… Если лиса слышала наш разговор…

   - Она в беспамятстве уже несколько часов…

   Сун И зашелестел шелками совсем рядом с ложем Людмилы, но она не смогла бы открыть глаза, даже если бы захотела. Постояв немного, советник отошел на цыпочках, как вор.

   - Ничего она не слышала, - удовлетворенно сказал он. – А даже если и могла бы? Вокруг наши люди, а сама хулидзын слишком слаба, чтобы вырваться. Я не хочу убивать небесное существо, мой господин, ведь гнев Небес способен устрашить даже самые отважные сердца.

   - Тогда позаботьтесь, чтобы она издохла самостоятельно. Пойдемте. Находиться здесь дальше просто невыносимо…

   Снова погружаясь в тяжелый мутный сон, Люся из последних сил цеплялась за слова: «Куай-ван, ловушка, Сян Лян, Динтао, Цинь…» Цеплялась и никак не могла удержаться.

   Люй Ши вернулся, когда Люся уже окончательно потеряла представление о том, что с ней и сколько времени прошло. Мальчишка оповестил о своем приходе грохотом: длинные полы женского шэнъи уже в который раз запутались в чересчур прытких ногах Чертенка, и он свернул массивную бронзовую курильницу.

   - Госпожа! – трагическим шепотом позвал Люй Ши и неловко, но старательно пристроил холодную мокрую тряпку на голову Люсе. – Госпожа, вы живы?

   Ледяные струйки, текущие с тряпки на шею и за шиворот, пробудили девушку от забытья, и она тут же вцепилась в рукав ординарца горячими пальцами:

   - Люй Ши! – просипела она. – Чертенок! Быстрей… возьми коня… укради… скачи к Лю!

   - А?

   Соображал китайчонок не в пример живее, чем многие зрелые мужи.

   - Чего стряслось, госпожа?

   - Посланец Цинь… - торопливо шептала Люся, спеша объяснить все прежде, чем новый приступ замкнет ей уста. – Здесь! Сейчас! Приходил посланец Цинь и с ним советник Сун… Куай-ван сговорился с Цинь… Под Динтао Сян Лян… Там ловушка! Его убить хотят. Чертенок, скачи, скачи быстрее… Там же сестренка моя, Люй Ши, понимаешь? Скажи ему, скажи Лю, пусть предупредит, пусть…

   Она закашлялась, а когда снова смогла вдохнуть и благодарно глотнула поднесенной мальчишкой воды, повторила:

   - Скачи, Чертенок!

   - А вы-то как же, госпожа? – резонно возразил парень. – Вас мне как оставить? А ну как мерзавцы эти вас напрочь уморят?

   - Малыш, - бледно улыбнулась Людмила, - меня так просто не уморить. От тифа не сдохла, и тут уж как-нибудь… Понял?

   - А когда Пэй-гун спросит, что ж мне сказать про вас?

   - Скажи – всё хорошо. Всё хорошо, и я здорова, и Цинь я не нужна, отказался посланец…

   - Ага… - Люй Ши нахмурился, прикидывая что-то в уме. – Значится, предлагал овцепас нашу госпожу циньцам, да те не взяли… Ясненько…

   - Не стой! – чуть не сорвалась на крик Люся. – Мчись ласточкой, понял?!

   - Понял! – наконец-то отреагировал на командный тон китайчонок. – Всё понял, госпожа. Овцепас с советником мутят с циньцами, под Динтао ловушка, старого Сяна прибить хотят. Ну а вы-то как же?

   - Лепешки оставь мне, воду… Я выживу, малыш. Меня Царица Небесная не оставит…

   - Это какая ж? – насторожил уши Люй Ши. – Матушка Нюйва или Госпожа Западного Неба Сиванму?

   - Обе! Ну?! Пшел! Беги, пока они не догадались.

   - Вы только дождитесь нас, госпожа, - серьезно попросил парнишка. – Не помирайте, дождитесь. Обещаете?

   Люся кивнула и на мгновение крепко сжала пальцы Люй Ши.

   - Чертенок, мы с Таней всегда о братишке мечтали… Давай! Лети! Я дождусь.

   Чем был хорош юный Люй, так это исполнительностью и смекалкой. Получив четкий приказ, ординарец Пэй-гуна мгновенно приступил к исполнению. Он выбрался из усадьбы так ловко, что отсутствие «любимой служанки» госпожи хулидзын было замечено лишь на следующий день. И Люся могла спокойно и честно молвить в ответ на расспросы: «Только Небесам ведомо, где сейчас эта девчонка…»

   «Я смотрела в окно, а по двору бродили куры, лениво тявкал на них цепной пес, на террасе переругивались между собой девчонки-служанки, рубившие капусту, рядом старушка чистила рыбу. Все было как обычно, только происходило две тысячи двести лет назад. Как я тогда с ума не сошла, вот что удивительно»

   (из дневника Тьян Ню)

ГЛАВА 3. ОХОТА ПУЩЕ НЕВОЛИ

   «Беглец не обязательно тот, кто все время оборачивается, прислушивается и чуть что ускоряет шаг. Он может быть хорошо одет, сыт и при деньгах, но в его движениях всегда будет нервозная суетливость, безошибочно выдающая его страх. Беглец — это состояние души»

   (из дневника Тьян Ню)

   Тайвань, Тайбэй, 2012 г.

   Саша

   Она проснулась несколько часов спустя, ближе к вечеру, и пару секунд лежала, уткнувшись лицом в подушку. Выспаться девушке удалось, хотя видения, словно быстрые рыбы в темном пруду, и в этот раз нарушали ее покой, скользя на грани между явью и сном.

   Саша перевернулась на бок и принюхалась. Пахло крепким кофе и почему-то яблоками.

   По-детски оттягивая время, она тайком приподняла ресницы.

   Небо за окном потихоньку наливалось рыже-сиреневой синевой, какая обычно предшествует теплым и ясным вечерам. В городе уже мигали, разгораясь, огни вывесок, а шпиль Тайбэя 101 горел в мягких сумерках, словно ледяной факел.

   Чувствуя себя на удивление спокойно и в то же время волнуясь, девушка повернулась на бок - и замерла. Рядом с ней на кровати, облокотившись на подушки, сидел Ин Юнчен. Был он в наушниках, с ноутбуком на коленях, и синие отсветы падали на его лицо. Рядом на столике дымилась чашка с кофе, лежало на блюдце порезанное на дольки яблоко.

   Хмурясь, Ин Юнчен что-то быстро печатал, и приглушенное клацанье клавиш вдруг показалось Саше необыкновенно уютным.

   Она несколько секунд смотрела на молодого человека, а потом зажмурилась. Ей вдруг подумалось, каково это – просыпаться вот так каждый день, утром ли, вечером, и чтобы он был рядом, и чтобы неважно, какой там за окнами мир и какое время.

   - Глупости, - прошептала она и, ругая себя за минутную слабость, приподнялась на локте.

   Ин Юнчен повернул голову, стянул наушники и, зевнув, откинулся на подушки.

   - Выспалась? – спросил он и откашлялся. – Я тут решил… все систематизировать, пока ты спала.

   Александра приподняла брови и подползла к нему, чтобы заглянуть в ноутбук. Там, в разноцветной таблице, были разбросаны по столбикам даты, ссылки, сноски: день их с Юнченом встречи, примерная биография легендарного китайского генерала Сян Юна, сведения по холодному оружию эпохи Хань, легенды и мифы о перемещениях во времени.

   Девушка пораженно уставилась на молодого человека – перед ней была, натурально, маленькая энциклопедия.

   - Информации мало, - словно оправдываясь, пожал плечами он, - но легче будет понять, что с чем связано, если приведем ее в порядок.

   Саша зачарованно кивнула, дивясь такому обстоятельному подходу, а потом, решившись, схватила Ин Юнчена за руку.

   - Почему мало! – сказала она и спрыгнула с кровати, подбежала к своей сумке. – Я привезла бабушкин дневник и рыбку, которую она мне оставила. Помнишь, я тебе ее показывала на… ну, в общем, когда мы обедали вместе?

   - Давай поглядим, - оживился Ин Юнчен и тоже слез со своего лежбища.

   Через несколько минут они склонились над терракотовой фигуркой, едва не сталкиваясь лбами.

   - Ты можешь ее взять в руки, - предложила девушка шепотом.

   - Ну уж нет, - помотал головой молодой человек. – Кто его знает, чего случится. Ты вот хочешь, чтоб в меня вселился какой-нибудь дикий китаец, только и умеющий, что людей направо и налево сплеча рубить?

   - Какого-то ты плохого мнения о древних китайцах, - оскорбленно заявила мисс Сян. - Они были очень цивилизованные.

   Она-то хорошо помнила хронику семейства Сян, которое уехало из Китая единственно из-за того, что власть в стране захватили коммунисты. И отец, и матушка гордились древними корнями, родословной, благородной кровью, и Александра, хоть и не придавала всему этому такого уж большого значения, сейчас отчего-то вознегодовала и встала на защиту своих далеких предков.

   - Ну не знаю. У того, который мне снится, - задиристо повернулся к ней Юнчен, - все время проблемы какого-то немирного характера. У меня что ни сон – так руки в крови. Иногда только…

   - Да? – с подозрением покосилась на него девушка.

   - Какая-то дева все мерещится, - признался молодой человек. – Белокожая. Мой китаец крайне увлечен ее коленями.

   Саша отвела взгляд – перед глазами вспышкой сверкнуло недавнее видение: светлая женская рука с кинжалом, и готовность убить, и непреклонная, железная непримиримость. Какие колени! Такой девице лучше смотреть в глаза, не отвлекаться на лишнее, хотя что об этом говорить, тем более Ин Юнчену.

   - Вот, - произнесла она наконец и потыкала пальцем в бабушкин дневник, - ознакомься.

   Юнчен открыл было тетрадь – и сразу же ее захлопнул.

   - Издеваешься? – с любопытством осведомился он. – Я не могу это прочитать.

   Девушка мигнула, а потом в раздражении всплеснула руками.

   - Конечно, - виновато сказала она, - это бабушка по-русски писала. Я тогда тебе переведу, чтоб ничего важного не упустить. А пока можно ввести в твою базу то, что мне рассказал господин Кан. Я, знаешь, тоже без дела не сидела.

   - Господин Кан, - прищурился молодой человек. – Не тот ли это… субъект, который вился вокруг тебя в «Джонке»?

   - Он историк. Очень ученый человек. Эксперт по эпохе Хань… хотя, конечно, себе на уме тип, это да.

   - Какой-то этот эксперт, - не особо впечатленный ее короткой речью, пробормотал Ин Юнчен, - скользкий на вид. Так и хочется его прижать. Яд сцедить чтобы.

   Саша возмутилась было – она не любила, когда так вот опрометчиво давали характеристики незнакомым людям – но потом поняла, что в главном она с молодым человеком согласна. Кан Сяолун ее тоже все время… настораживал. А уж после того, что случилось на «Джонке»...

   - Неважно, - вслух произнесла она, - скользкий он, гладкий или шершавый. Главное, что он много знает и сможет нам помочь.

   Ин Юнчен с сомнением хмыкнул, но заметки, который Сян Джи принесла с собой, взял – и мигом посерьезнел, подобрался.

   - Ладно, - уже не глядя на девушку, сказал он. – Давай работать. Сначала эти записи, потом дневник. Чтобы увидеть целую картинку, надо сначала сложить в одно целое кусочки.

   - Давай, - покладисто согласилась Саша, и начала раскладывать по порядку бумаги.

   Она выспалась и была полна сил. И еще - с плеч ее будто свалился неподъёмный груз. Ведь как там сказал Юнчен – если вдвоем, то не страшно?

   Засиделись они допоздна: луна, круглая и золотая, уже поднялась над городом. Александра привыкла работать на износ – когда занимаешься танцами не ради удовольствия, а для того, чтобы в конце каждого месяца оплачивать счета, иначе нельзя – и только это и помогло ей выдержать темп, заданный Юнченом. Потому что молодой человек, казалось, вообще не знал слова «усталость».

   Понаблюдав за тем, с каким решительным упорством он прогоняет через свои мудреные программы гигабайты информации, собирает в одно целое крупицы данных, отправляет запросы директорам музеев и археологам, девушка даже слегка опешила. Человек, который сидел перед ней, совсем не походил на беспечного богатенького ловеласа, и Саша неожиданно… засмотрелась. Да так, что на пару минут забыла про собственное дело – перевод и толкование бабушкиных мемуаров.

   Юнчен, будто почувствовав ее взгляд, поднял голову.

   - Что? – спросил он, хмуря брови. – Что-то в дневнике? Важное?

   Девушка потерла ладонью глаза.

   - Не могу привыкнуть к мысли, - вырвалось у нее неожиданно, - что Тьян Ню на самом деле побывала в прошлом. Это, знаешь, ну, невозможно же. Должно быть невозможно.

   Молодой человек шумно вздохнул, поднялся и с удовольствием повел плечами, разминаясь.

   - Нет ничего невозможного, лиса, - наконец отозвался он. – Совсем ничего. Вообще. Если что-то не получается сделать – так это только пока. Значит, знаний не хватает или умения, но и то, и другое – дело наживное.

   - Слова, - отмахнулась Саша, - самоуверенные причем.

   Юнчен глянул на нее вполоборота, свысока – и ухмыльнулся.

   - Верно. И что в этом плохого? Если мечтать мелко, высоко не взлететь, а хуже нет обиды – ползать, когда вокруг горы.

   - Очень уж ты велеречив вдруг сделался, - проворчала девушка и тоже вскочила на ноги – смотреть на него снизу вверх было неудобно. – Не подумай чего, я своей бабушке верю. Она бы лгать не стала, да и сны – с ними не поспоришь. Просто…

   Саша в волнении зашагала туда-сюда, пытаясь выразить мысль, которая какой уже день мучила ее, не давала покоя.

   - Просто я не знаю, как справиться со всем этим, - наконец выдохнула она. – Все было просто, ты понимаешь? Все было так, как должно быть. Без кошмаров, без путешествий во времени, без видений и прошлых жизней.

   Девушка и сама не знала, почему вдруг решилась это сказать – не собиралась она признаваться Ин Юнчену в собственных сомнениях. Зачем? Что случилось, то случилось, и размышлять о том, что было бы, повернись все иначе – бессмысленно. Но все равно в глубине души тлело недоумение – почему это все произошло с ней? За что?

   - Без меня, - вдруг произнес молодой человек, и Саша пораженно вскинулась.

   Юнчен смотрел на нее внимательно и серьезно. Она открыла было рот, чтобы отшутиться – и поначалу не смогла выдавить из себя ни слова. Вместо этого, часто моргая и не зная, куда деть руки, девушка помялась – и отвела глаза.

   - Что с того? – неуклюже скривила она губы. – Вспомни, что вышло из нашей встречи. Не думаешь, что лучше бы ее вообще не было?

   - Думаю, - вздохнул он тихо, отошел в сторону, и девушка услышала, как довольно заурчала кофемашина, - что тебе пора перестать убегать. Вот и все.

   Александра опустилась на диван, подперла ладонями подбородок.

   Вот и все. Ха.

   Прямо перед ней, на столике, в дорогом темном футляре лежал злополучный кинжал – молчаливое доказательство того, что воспоминания Тьян Ню – не выдумка, а самая что ни на есть настоящая правда.

   Девушка провела ладонью по воздуху над ним и, отчего-то печалясь, нарисовала в воздухе иероглифы, выбитые на его рукояти.

   - Владеет мной, - начала она было повторять вслед за движениями своей руки, - Сян Юн… Сян Юн, Тигр…

   И замолчала.

   Сян Юн, Тигр Юга, повелитель Чу? Тьян Ню, небесная дева, прошедшая сквозь время и вернувшаяся из прошлого в свой мир?

   Чувствуя, как подкатывает к ее горлу горечь, девушка наклонилась вперед, торопливо глотнула ртом воздух, чтобы отогнать от себя неожиданный, пронзительный страх перед неведомым.

   - Сян Джи, - произнес за ее спиной Юнчен, и в голосе его зазвучали взволнованные нотки. – Я обидел тебя? Что случилось?

   - Мой дедушка, - сказала она, мучительно стараясь совладать с собой, силой воли приказать собственным рукам не дрожать, а сердцу – не дергаться в грудной клетке, подобно вытащенной на берег рыбе. – Ин Юнчен, ты знаешь, как его звали?

   Молодой человек обошел диван и присел перед Сашей на корточки.

   - Нет, - произнес он. – Это важно?

   - Его же звали Сян Юн, - едва дыша, сквозь зубы простонала она. – Имя на кинжале – иероглифы такие же. Он был Сян Юн.

   - Да ладно? – не поверил поначалу Ин Юнчен. – Ты что, хочешь сказать, что твоя бабка не только умудрилась смотаться туда-сюда из настоящего в прошлое, но и вывезла из прекрасного далека целого китайского генерала в личное пользование?

   - Ну… да, - заикаясь, подтвердила девушка. – Выходит, что тот Сян Юн, - и она ткнула пальчиком в дневник, - на самом деле не погиб на войне, а…

   - А передислоцировался на пару тысячелетий вперед и начал жизнь – как там говорят? – с чистого листа, - закончил ее мысль молодой человек и внезапно зафыркал от смеха.

   Саша, которую до сих пор потряхивало от шока, нахмурилась – она не видела в ситуации ровным счетом ничего забавного. Не каждый день доводится узнать, что твой родной и любимый дедушка – полководец, прославившийся в веках буйным нравом и редкой даже для дремучих легендарных времен лютостью.

   Юнчен между тем, отсмеявшись, впечатленно притих.

   - Внезапно, - объявил он, - я крайне зауважал госпожу Тьян Ню. Это какие яй… я хотел сказать, какой характер надо иметь, чтобы закрутить роман с подобной личностью! Рисковая, видно, дама была. А дед-то что?

   И сын почтенных родителей с любопытством наклонился вперед, блестя глазами. Выглядел он ну совсем как мальчишка, начитавшийся авантюрных романов про великих героев и прекрасных красавиц: азарт разве только из ушей не лез. Но вопрос Юнчен задал интересный.

   Александра задумчиво поскребла бровь.

   - А дед ничего, - как на духу призналась она. – Хороший дедушка был. Я его любила. И люблю.

   - Постой! – возмутился Ин Юнчен. – Я не об этом тебя спрашиваю. Он… ну как бы поделикатнее спросить, в быту как существовал? Кидался посудой в слуг? Бил палками подчиненных? Варил в кипятке проштрафившихся адъютантов?

   Саша побагровела.

   - Что за, - засвистела она возмущенно, - за чепуха! Это все стереотипы! Стереотипы!

   - Развей мои заблуждения тогда, - весело предложил молодой человек.

   Мисс Сян вдохнула, потом выдохнула – и призадумалась. Дедушку она помнила хорошо. Он не уделял ей столько же времени, как Тьян Ню. Но в детстве, если выдавалась возможность, всегда читал младшей внучке книжки и иногда наигрывал ей на флейте быстрые журчащие мелодии. Саше вспоминалось даже не лицо – широкие плечи и довольный смех, и крепкие руки.

   - Он добрый был, - прищурилась девушка. – Смешной. Бабушке цветы охапками носил, цветочные лавки вчистую скупал, кактусы, папоротники, все. Над ним, поверишь ли, соседи смеялись. Любил штуки всякие технические, со старшими сыновьями, дядьями моими, постоянно что-то собирал. Оружие коллекционировал, там в большом доме у нас целый арсенал, даже пулемет есть старый, раритетный.

   Ин Юнчен откашлялся в кулак. Плечи его тряслись.

   - Пулемет? – переспросил он. – Святые властители на семи небесах, вот живешь ты и не знаешь, что каждый день ходишь по краю. Добрый дедушка с пулеметом. Но подожди!

   И молодой человек шустро подскочил к своему ноутбуку, постучал по клавишам и с гордым видом предъявил Саше какую-то статью, пестревшую ссылками и изображением старинных свитков.

   - Ты что, в школе «Записки» Сыма Цяня не читала? – продолжил он пытливо. – Там же о Сян Юне этом… Вот, смотри. «И он пришел в ярость» - гляди-гляди! – «в живых никого не осталось, он всех казнил». И еще – «где бы он ни проходил, все разрушается и уничтожается». Ты уверена, что мы говорим об одном и том же человеке? А то как-то это все не вяжется с образом милого влюбленного старика.

   Девушка вчиталась и хмыкнула. Она никогда особенно не морочила себе голову штуками вроде происхождения, родословной и славных предков, но тут вдруг неожиданно загордилась. Может, Сян Юн – ее дед! – был человеком крутым и много чего в свое время натворил. Но люди, живущие в будущем, не видят золы и пепла прошлого – только пламя, что пылало когда-то так ярко. А генерал Сян, пожалуй, не просто пылал – словно ревущий огненный шторм, он прошелся по истории, оставив после себя легенды. Александра распрямила плечи.

   - Уверена, - заявила она надменно, впрочем, внутренне хихикая. – И потом, надо понимать – есть семья, и есть все остальные. В кругу родных и близких дедушка ничего не разрушал и уничтожал.

   - А, - глубокомысленно покивал Ин Юнчен, кусая губы, чтобы удержаться от хохота, - ну тогда все ясно. Верно-верно, родичи – это святое.

   - Ты что? – нарочито грозно осведомилась девушка и с наигранным высокомерием сложила на груди руки, вспоминая, как вели себя в костюмированных исторических фильмах знатные и спесивые китайские вельможи. – Смеешься, рожа черноголовая?! Над моей благородной семьей?

   - Ни в коем случае, - замотал головой молодой человек. – От родителей досталась мне не только редкая красота, но и острый ум! В свете последней информации про твоих уважаемых родственников стало ясно, что смеяться над ними не стоит. Ладно, что нрав, того и гляди, подвести может, так еще и пулемет! Тут не до веселья.

   И, не сдержавшись, сын почтенных родителей откинулся на спину и весело заржал, похлопывая ладонью по полу и задорно хрюкая. Саша закрыла ладонью лицо в попытке справиться с собственным весельем – и себе же проиграла, захохотала так, что из глаз брызнули слезы.

   - Ладно, - наконец выдавил из себя Юнчен. – Это все, конечно, крайне примечательно. Но на улице ночь скоро станет утром. Давай, может, благородная госпожа, в кровать?

   Мисс Сян, до конца не выйдя из образа, надменно вскинула бровь – что, мол, повтори-ка?

   - Я на диване лягу, - поднял руки молодой человек. – А завтра на свежую голову продолжим.

   - Не могу, - не без легкого сожаления отказалась девушка. – После того, что на «Джонке» случилось, сам понимаешь, с родителями у меня не совсем ладно. Да и вообще. Не буду я злить их лишний раз.

   - Как знаешь, - легко согласился Юнчен. – Тогда я тебя подвезу. Лады?

   - А то, - кивнула Саша и, не в силах удержаться от совсем даже не изящной ухмылки, прикрыла воображаемым рукавом лицо.

   В подземный гараж, где Ин Юнчен держал свой байк, они спустились, сообща улыбаясь, как школьники, которых застали за разглядыванием неприличных картинок. Но настроение это отчего-то внезапно испарилось. Едва мигнул фарами, откликаясь на зов хозяина, мотоцикл, как молодой человек вдруг заоглядывался, завертел головой, нахмурил тревожно брови.

   - Что такое? – недоумевающе осведомилась Саша и тоже посмотрела по сторонам, чтобы понять, что так насторожило ее спутника.

   Гараж, заставленный ровными рядами дорогих, масляно поблескивающих в свете ламп автомобилей, не вызвал у нее никаких подозрений. Обычный он был – пропахший маслом, железом и бетоном, гулкий, ничем не примечательный.

   - Да так, - пожал плечами Юнчен. – Не по себе просто. Такое чувство, что…

   «…кто-то здесь есть, кроме нас», - хотел он было сказать – и осекся. Не стоит, подумалось ему, пугать девушку понапрасну – может быть ему мерещится опасность.

   Своей интуиции молодой человек, впрочем, доверял – не раз именно чутье на ловушку, на подставу помогало ему вывести свой бизнес из переделок и неприятностей. В деловых кругах, Ин Юнчен знал это, его считали ловким, почти коварным, и репутацией этой он отчасти был обязан именно своей почти звериной способности угадывать угрозу.

   Поэтому, выезжая вместе с Сян Джи из гаража, он оглянулся украдкой, исподтишка – и не зря. Вслед за его мотоциклом, словно блестящая желтоглазая змея, плавным ходом шла длинная черная машина с тонированными стеклами. Не отставая и не обгоняя. Осторожно, тихо. Непреклонно.

   «Вот как, - подумал Юнчен, разом серьезнея, - вот, значит, как».

   Империя Цинь, 206 г. до н.э.

   Лю Дзы и соратники

   Чанъи – город, стоящий на берегу полноводной Сышуй – был крепким орешком. Во всех смыслах. Стены высокие, башни крепкие, ворота прочные – с наскоку не возьмешь; река и торговые склады – голодом и жаждой защитников не уморишь. Сплошное расстройство, а не город! Стратег Пэй-гуна, мудрый Цзи Синь, аж с лица спал от усердия, чтобы измыслить какую-нибудь хитрую стратагему. «Братец, придумай что-нибудь эдакое, чтоб нам Чанъи взять по быстрому, а?» - вот такой приказ отдал командир Лю побратиму, и тот из кожи вон лез, но как назло в умную голову никаких идей не приходило. Ну, кроме традиционных – обстрелять из катапульт, наделать побольше осадных лестниц, а для верности – дамбу разрушить и затопить полгорода.

   Затапливать Лю Дзы запретил категорически. Основной целью Пэй-гуна было пополнение запасов и привлечение новых рекрутов для войска. Если Чанъи затопить или, упасите, Небеса, поджечь и спалить запасы зерна, то какой смысл его вообще брать? Чтобы кровушкой народной умыться? Бессмысленного душегубства Лю не одобрял, и братец Синь, повздыхав и по случаю процитировав Учителя Кун (7), снова зарылся в недра военной мысли.

   «Ты, главное, учти, что долго сидеть тут и ждать, пока горожане сами сдадутся, у нас времени нет!» - напутствовал его Лю Дзы. Тревожился о своей лисе, оставленной в Пэнчэне, томился нетерпением, как будто дева уже ждала его за красными занавесками (8), и поглядывал больше на юго-восток, в сторону Пэнчэна, чем на север и запад, откуда могли подойти вражеские подкрепления или еще кто похуже.

   Чему удивляться, что при таких командирских настроениях не осада вышла, а не пойми что? Тем паче что вмешался неучтенный, хоть и вполне вероятный, фактор по имени генерал Сян Юн. Только-только успели бойцы Лю отхожие ямы выкопать и лагерь огородить, как с запада донесся рокот барабанов Чу и низкое гудение боевых труб. Сян Юн пришел, как накликанный, и нагло расположился на стратегической возвышенности напротив южных ворот Чанъи, всем видом своей армии предлагая посоревноваться – кто город первым возьмет?

   И по всему выходило, что у Сян Юна шансов больше.

   Пэй-гун бесился, но исключительно молча, а уж улыбался так, что бледнели даже видавшие виды бывшие разбойники, в одиночку ходившие на тигров. Рычать, правда, не рычал. Ну, по крайней мере до тех пор, пока мудрый Цзи Синь не предъявил ему категорический ультиматум. А, главное, время-то какое выбрал! Только-только Лю Дзы слегка успокоился, направив кипящую внутри ярость в простой физический труд (пошел обтесывать вместе с солдатами жерди для осадных лестниц), как стратег уж тут как тут, с веером и нравоучениями!

   - Ты должен поприветствовать Сян Юна! – заявил братец Синь, предусмотрительно не приближаясь на расстояние замаха.

   У Пэй-гуна от этих слов аж топор выпал.

   - Что я должен? – переспросил он так тихо, что сам себя едва услышал. Но конфуцианец, отлично знавший, что Лю в запредельном бешенстве разговаривает почти шепотом, нервно дернул щекой, отступил на шаг и твердо повторил:

   - Ты должен почтительно поприветствовать генерала Сян Юна, нашего союзника и человека, которого ты сам назвал старшим братом. Лю! Так нужно! Это не просто вежливость, это политика! Лю! Не молчи!

   И Лю не смолчал. Орать на весь лагерь не стал, нет, но высказался четко и конкретно, где он видел вежливость вместе с политикой, и в какое место может засунуть и там трижды провернуть свои советы мудрый братец Синь.

   - … а не мои почтительные приветствия! – будничным тоном завершил свою изысканную речь Пэй-гун и подобрал топор.

   Стратег отступил еще на шаг, но с мысли не сбился.

   - Что ж, если ты считаешь, что мы сейчас в состоянии на равных побороться с князьями Чу, тогда, конечно, делай, как знаешь. Но если гордыня еще не окончательно застила тебе рассудок, прислушайся все-таки к мнению разумного человека. Сян Юн нам нужен. Пока нужен. А от тебя не убудет лишний раз поклониться уважаемому старшему брату.

   - Что-то у меня спина уже болит от поклонов, - сплюнул Пэй-гун. – Может, хватит с меня? И потом – как, по твоему, я смогу быть вежливым и почтительным, если единственный вопрос, который я хочу задать Сян Юну, это – зачем он, бешеный пёс, сюда явился?

   Цзи Синь шмыгнул носом. Аргументы брата Лю оказались убедительными. Сейчас Пэй-гун был зол и встревожен, он уже и сам не радовался походу под Чанъи, он откровенно тосковал без своей лисы… Но делить добычу и славу с Сян Юном, да еще и улыбаться при этом? Для Лю Дзы это было уже слишком. И мудрый стратег отступил на заранее подготовленную позицию.

   - Хорошо, - молвил он, словно уступая. – Прекрасно. Тогда напиши ему письмо. Вежливое, почтительное, изысканное письмо. Так будет даже лучше. Вряд ли князь Чу тоже так уж жаждет лишний раз лицезреть твою хитрую рожу, братец.

   - Письмо? – Лю взвесил в руке топор и ласково улыбнулся. – Что ж, письмо – это можно. Хоть десять писем каждый день.

   - Вот и…

   - Вот ты и напишешь это письмо, братец Синь, - ухмыльнулся коварный Пэй-гун: - И все последующие – тоже. И не спорь. Во-первых, кистью ты владеешь не в пример лучше меня, во-вторых, кто еще сумеет так послать в самых деликатных выражениях, а в-третьих – это мой приказ. Я тут командую, помнишь?

   Стратег непроизвольно сглотнул и поправил и без того безупречные складки ханьфу. Он помнил. Тут и захочешь, а не забудешь. Даже сейчас, когда командира Лю от рядового ополченца не отличал ни наряд, ни прическа, ни занятие, что-то в нем все равно было… такое. Вроде парень как парень, веселый простак, крестьянин-простофиля, простолюдин с дурашливой усмешкой на хитроватой физиономии, стоит, по щиколотку утопая в растоптанной сотнями ног грязи, и мелкий дождик его мочит так же, как всех. А в глазах – сталь и свет, тот самый, за которым пошел ученый Цзи Синь, и силач Фань Куай, и десятки, а теперь и тысячи самых разных людей.

   - Ты командуешь, ты, - даже устыдившись своей сентиментальности, буркнул конфуцианец. – А письма союзным генералам, князьям и ванам пишу я. Но сочинять все равно будем вместе, тут ты не отвертишься. Так что бросай топор, оботри сапоги от грязи и смени одежду. Жду тебя в палатке.

   Пока Цзи Синь ждал, набросал несколько вариантов, но Пэй-гун, не успев и мокрую голову обсушить, с ходу принялся критиковать:

   - Это что? «Радость недостойного крестьянина от встречи с уважаемым старшим братом сияет ярче, чем звезды Северного ковша…» Серьезно? Или это: «осиянный благословением Небес меч уважаемого старшего брата…» «Уж не вечное ли сияние Полярной звезды привело вас, уважаемый старший брат, к стенам этого убогого селения?» Мудрый друг мой, тебе не кажется, что в этом письме многовато сияния, а?

   - Брат Лю! – задетый за живое сочинитель вызверился хуже тигра. – У тебя совесть есть? Как, по твоему, мне изящно и вежливо сформулировать твое: «Чего приперся, скотина?»

   - Дык, это, того-самого… - не к месту встрял Фань Куай – еще один ценитель изящной словесности: - Может, ему как-нить по-простому объяснить? Чтоб доходчиво? Дескать, и чего тебе здесь, мил-человек, надобно?

   - Чего надобно, это как раз не секрет, - проворчал Цзи Синь. – Известно, чего – победы и добычи.

   - А вообще, про звезды мне нравится, - решил утешить расстроенного мудреца Пэй-гун. – Валяй и дальше в том же духе. Еще про Луну чего-нибудь вверни этакого, чтоб поэтично, и можно отсылать.

   - А кого пошлем? – наивно спросил Фань Куай и тут же насторожился. Оба побратима глядели на него с одинаковыми ухмылками. – Чего это… Меня, что ли? Да вы что, братаны?

   Сян Юн

   Генерал немного опасался, что без дядюшкиных поучений заскучает и со скуки наворотит глупостей.

   Дядюшка безмерно раздражал, надоедал, изводил придирками и всячески тиранил, но, как ни крути, он был единственным близким человеком, причем человеком умным, и Юн его по-своему очень любил. И под стенами распроклятого Чанъи непреклонного характера Сян Ляна генералу как раз и не хватало. Сейчас бы они поругались, наорали друг на друга, а там, глядишь, от злости Сян Юн придумал бы какую-то хитрость, чтобы взять городишко, опередив тем самым Пэй-гуна с его ордой оборванцев.

   Правда, оставался еще ординарец. Какое-никакое, а развлечение в момент затишья.

   - Мин Хе!

   Парень тут же влетел в палатку. Видимо, сидел у входа и терпеливо ждал вызова.

   - Слуга готов исполнить любой приказ, мой господин.

   - Что слышно из лагеря Пэй-гуна?

   Сволочной мятежник стоял у западных ворот Чанъи и время от времени присылал гонцов с подарками и заверениями в вечной дружбе, причем в таких выражениях, что чуские командиры только зубами скрипели, не зная то ли им смеяться, то ли хвататься за мечи. Сян Юна этот хитрый крестьянин одновременно бесил и радовал. Прихлебателей и льстецов у него в окружении всегда хватало, а вот настоящего достойного врага так и не завелось. Ну не считать же таковым квелого мальчишку-императора, за которого Чжао Гао не только империей управляет, но и, должно быть, в отхожее место ходит, соперником, верно? Пэй-гун — другое дело. Обидно лишь, что Лю Дзы всего лишь простолюдин. Некрасиво получается.

   - Пусть мой господин спросит у господина Ю Чаня, - пролепетал ординарец, справедливо ожидая подвоха.

   Сян Юн поморщился.

   - Мин Хе, завязывай страдать. Я тебя давно бил?

   - Давно, мой господин, - удивленно признался Мин Хе и осмелился посмотреть на генерала. - Аж за два дня до того, как госпожа Тьян Ню стала записывать ваши подвиги, мой господин.

   Он отлично усвоил, что упоминание имени небесной девы умиротворяет кровожадные порывы начальства и действует иной раз почище даосского заклинания. Вот как сейчас, например.

   - Хорошая у тебя память, - беззлобно сказал генерал. - Давненько, значит. А если бы я тебя хотел отлупить, разве стал бы заходить так издалека? Разве мне когда-либо требовался повод?

   - Нет, мой господин, - поразился логичностью доводов паренек. Его широкие брови от напряжения мысли сошлись над переносицей, образовав ровную линию.

   - Следи за моими рассуждениями, Мин Хе, - строго сказал Сян Юн, поддергивая рукава ханьфу и воздевая вверх указательный палец. - Если бы я хотел спросить о новостях у Ю Чаня, я бы так и сделал. Но я спрашиваю у тебя, следовательно, хочу знать, что слышал именно ты. От сослуживцев или еще от кого.

   Узкие как щелочки глаза Мин Хе неотрывно следили за движениями генеральского пальца. Вдруг что важное в речах упустит!

   - А! В таком разрезе, - сообразил он и сразу перешел к делу. - Говорят, что хулидзын свою он в Пэнчэне оставил. То ли за Куай-ваном приглядывать, то ли охотиться на приволье, пока его люди в походе. Ему же воевать надо, а её кормить кем?

   - И многих уже съела?

   - Говорят, порядочно. Побратим Пэй-гуна - богатырь Фань Куай её поначалу дичью сырой кормил, а когда хулидзын заячьи сердца надоели, она стала по ночам на охоту ходить, - рассказывал Мин Хе зловещим шепотом. - И каждую ночь из лагеря Пэй-гуна кто-то пропадал. Причем все сплошь молодые парни. Их потом находили выпотрошенными и обескровленными, но со счастливым выражением лица. Она их перед смертью того... этого...

   - Как интересно, - скептически хмыкнул Сян Юн.

   - Да-а-а, так всё и было. Говорят. А еще говорят, мол, другой побратим Пэй-гуна, конфуцианец, знает заклинание...

   - Мин Хе, - мрачно молвил генерал. - А вот сейчас я точно тебя вздую. Ножнами.

   - За что, мой господин? - взвыл ординарец и распластался на ковре перед Сян Юном.

   - За то, что пересказываешь мне дурацкие сказки, которыми тебя, дурачка, щедро потчуют ветераны. Вместо того чтобы рассказать пусть малость, но стоящую, ты сыплешь мне в уши пыль с обочины.

   Мин Хе покосился на начальство влажным глазом исподлобья. Генерал не выглядел, как человек, готовый шкуру спустить — ни тебе красной рожи, ни оскаленных зубов.

   - Я думал, вам просто скучно, мой господин. Нерадивый слуга заслуживает смерти.

   - Трепки заслуживает, смерти — нет. А то, что хулидзын осталась в Пэнчэне, это даже хорошо. Там сейчас Сун И сидит. Он наблюдательный, он мне гораздо больше про небесную лису расскажет.

   - А еще говорят, будто Пэй-гун в Пэнчэне хулидзын оставил из-за линьки, - тихонько добавил Мин Хе, отчаянно желая одарить господина ценными сведениями.

   - Чего-чего?

   - Линяет она, - горячо залопотал паренек. - На замен белой шерсти на её голове растет темная. Это мне, кстати, по страшному секрету сказали. Потому что никто не знает, к чему такое знамение, и всем очень страшно.

   - Поди ж ты! - поразился Сян Юн. - Надо будет у Тьян Ню попросить растолковать знамение. Она должна знать. Сестра все-таки.

   Ординарец подобострастно закивал, соглашаясь с каждым словом.

   - Можно даже письмо отписать.

   - Это еще зачем?

   Осмелевший парень придвинулся чуть ближе к циновке, на которой восседал Сян Юн. Точнехонько на расстояние, чтобы генерал не смог, протянув руку, схватить его за воротник.

   - А ну как это значит чего-то? Вот вернемся мы в Пэнчэн, а там все мертвые лежат.

   - Почему мертвые? - удивился полководец.

   - Так хулидзын полиняла же, - со зловещим придыханием прошептал Мин Хе.

   - Только поэтому? - так же тихо спросил Сян Юн.

   - Ага.

   В этот момент генерал резко выпростал руку и пребольно ухватил ординарца за ухо.

   - Еще раз учинишь такое пошлое представление, мерзавец, отрежу язык! - проорал Юн, одновременно хохоча во все горло и выкручивая в миг распухшее ухо.

   - Ай-ай! Бооооольно! Простите слугу! Милости прошу! - подвывал Мин Хе. Ему было не столько больно, сколько страшно.

   Но генерал снова его удивил, потому что, освободив от хватки, весело эдак поинтересовался:

   - Скажи, я похож на дядюшку Ляна?

   - Один в один, - пролепетал парень, на всякий случай отползая в уголок. - Родная кровь.

   И вдруг подумал, что бешеный господин Сян Юн всего на два года старше его самого, и военачальнику недавно сравнялось аж целых 25 лет. А ведет себя, как ребенок.

   Таня

   Постоялый двор располагался на обочине тракта, пролегающего по дну неглубокого ущелья. Крутые горные склоны, сплошь поросшие сосной и кустарником, нависали над окруженным высоким забором подворьем. Все строения фасадами были обращены вовнутрь. Ни дать, ни взять — маленькая крепость, и очень уютное местечко, если ты — утомленный дорогой путник. Стоит свернуть к массивным воротам и доказать свою платежеспособность, чтобы получить надежный кров и щедрый стол. А еще охрана с дубинками и тесаками всегда наготове отвадить желающих поживиться хозяйским добром. Постоялый двор никогда не пустовал, несмотря на то, что времена пошли беспокойные. По дороге из Сянлина в Динтао как ни в чем не бывало в обе стороны люди шли пешком и скакали верхом, текли товары и маршировали воины под разноцветными флагами. А хозяин гостиницы всех кормил-поил, не различая правых и виноватых, циньцев или чусцев, лишь бы денежку платили и не буянили.

   Сидеть взаперти Татьяне было, в общем-то, не привыкать. С тех пор, как Сян Юн увез её из даосской деревни, она только и делала, что сидела «под замком», даже если вход в её обиталище не запирался на засов. Стражи снаружи и служанок внутри вполне хватало, чтобы чувствовать себя узницей. И как не мечталось девушке вырываться на волю, она отлично понимала, что нет в Поднебесной такого места, где она бы смогла затеряться, не привлекая к себе внимания. Она здесь — белая во всех смыслах ворона. Так что дядюшке Бину не пришлось специально уговаривать подопечную тщательнее хорониться от чужих глаз. Сидела Танечка в крошечной комнатенке как миленькая, закутавшись в одеяло и развлекая себе наблюдениями за житьем древнекитайской деревни. А еще она мысленно составляла этнографические описания увиденного, попутно фантазируя, какой фурор произвели бы её исследования на факультете восточных языков.

   «Кабы я еще доказать могла, что всё это правда», - одергивала себя Татьяна, но буйное девичье воображение рисовало ей завораживающие картины того, как она поднимается на кафедру и рассказывает коллегам отца о последних годах существования Империи Цинь. С примерами, фактами, материальными свидетельствами. И гремят в честь наследницы славного имени Орловских нескончаемые аплодисменты... Правда, чудесная фантазия так и норовила лопнуть, словно мыльный пузырь. Существует ли еще Императорский университет и не превратили ли красные безбожники его аудитории в какие-нибудь революционные коровники? Вот бы вернуть все назад. Но домечтаться до того, что никакого большевистского переворота не было, Тане не дали. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалился солдат в потертом кожаном доспехе и головном уборе, похожем на кожаный котелок из-под каши:

   - Выметайся, пацан, - приказал он, смерив взглядом скрюченную фигурку на циновке.

   - Оно немое и больное, - причитала старенькая служанка откуда-то из-за широкой спины служивого.

   - Так это ж хорошо! - хохотнул циньский вояка. - Чтоб землю копать язык, не нужОн. Топай, малый, топай, не заставляй меня злиться.

   Деваться было некуда, и Таня покорно выскользнула вслед за солдатом, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Еще разглядит тот, что «пацан» вовсе не пацан. А во дворе в окружении нескольких циньцев с клевцами уже толпились товарищи по несчастью — мужчины от 14 и старше, у кого не нашлось денег для откупа от обязательной трудовой повинности.

   - Радуйтесь, черви черногловые, - мрачно молвил руководивший вербовкой офицер с черным плюмажем на шлеме, окинув полным отвращения взглядом свою «добычу». - Императору нужны ваши руки и спины для строительства укреплений в Санцю.

   Недовольный ропот, возникший было в толпе, угас, как только самый смелый говорун получил древком клевца по хребту. Будущие славные землекопы приуныли, но довольно бодро построились в колонну по пятеро и без особого принуждения потопали в сторону Санцю, и совершенно сбитая с толку Таня вместе с ними. А что было делать? Вступать в пререкания с циньцами, чтобы раскрылся обман с немотой? Или признаваться, что она — девушка? Причем белокожая, светловолосая и сероглазая, чего никак не утаишь. Чтобы все, у кого есть уши, сразу же узнали в ней «ту самую» небесную деву чуского генерала.

   - Шевелись, работнички! Шире шаг!

   Замешкавшийся мальчишка немедля схлопотал плетью по спине, и больше других желающих ослушаться приказов не нашлось.

   И если говорить честно, то Татьяна представить себе не могла, как она выпутается из этой дурацкой ловушки. Хорошо еще, если дядюшка Сунь Бин, так не вовремя отправившийся на разведку, сумеет её быстро догнать. А даже, если догонит, то что он сделать сможет? Убить охрану? А получится ли у него? Её верный защитник при всех его достоинствах был простым солдатом, а не хитроумным лазутчиком.

   «Господи боже мой, что же делать?» - терзалась Таня и всю дорогу до привала осторожно оглядывалась по сторонам, в ожидании, когда появится Сунь Бин.

   Но вечер уж наступил, а телохранитель так и не объявился.

   Циньский офицер приказал разбить привал и развести костры. Ему надлежало заняться важным делом — переписать имена бедолаг на узкие бамбуковые полосочки. Отчетности в Поднебесной придавали важное значение.

   - Как звать? - спросил он у Тани, когда дошла её очередь.

   Девушка глухо промычала, показывая на горло.

   - Чего? Говорить не можешь? Так ты морду развяжи...

   Пришлось грязным пальцем нарисовать нужные иероглифы.

   - Сунь Юн, значит?

   - У-у! - подтвердила Таня, энергично закивав. - Ун Ы.

   Генеральское имя пришло на ум само. Хоть какая-то польза.

   - Понятно все. Теперь отвали, - нетерпеливо махнул рукой цинец, утратив интерес к убогому парнишке. Ему тоже хотелось спать.

   Плохо было другое - уединиться для естественных надобностей подневольным работникам никто не позволил. Чтобы не сбежали, стало быть. Но с другой стороны, кормить их никто не собирался, поэтому и надобностей не возникло.

   Зато очень хотелось плакать. Сжаться в комочек, закрыть голову и порыдать всласть над своей ужасной долей.

   Сунь Бин нагнал их на рассвете, таком промозглом и ветреном, что казалось, застывшие суставы больше никогда не разогнутся. Он сразу бухнулся в ноги офицеру. Мол, пощади единственное чахлое дитя, помрет оно на земляных работах через два дня на третий, а то и раньше.

   - Господин, я заплачу, сколько скажешь, только отпусти ребенка, - умолял дядюшка Бин, валяясь в пыли и норовя облобызать сапоги циньца.

   Тому денег хотелось очень, но уладить дельце мешала та самая пресловутая отчетность.

   - Я твоего мальца уже в документ вписал. В самую середку. Теперь нельзя вычистить, голову потеряю.

   - Хорошо. Тогда, давай, я вместо него работать буду, - предложил Сунь Бин, мусоля в кулаке полу офицерского халата. - За двоих. Господин ведь может понять чувства отца?

   Тот, конечно, все понимал, особенно чувства, но пару монеток за проявленную доброту и милосердие взял с удовольствием.

   - Как ты, сыночек? - спросил Сунь Бин, прижимая всхлипывающую Таню к груди.

   Девушка, переночевав на земле, голодная и потерянная, уже и не чаяла обрести поддержку и защиту.

   - Тихо, - прошептал чусец и достал из-за пазухи лепешку. - Сейчас слуга накормит госпожу.

   И это была самая вкусная лепешка в жизни Тани.

   А пока девушка с урчанием и чавканьем набросилась на еду, жадно глотая жесткие куски, Сунь Бин тихонько рассказал товарищам по несчастью о чахлом ребенке, которого он собрался показать лекарю из Динтао.

   - Зато хотя бы за дитем присмотрите, чтобы не случилось чего, - утешил его пожилой селянин. - Я тоже вместо сына пошел. Невестка вот-вот родит, а работать в поле надо кому-то. Он — молодой и сильный.

   Повздыхать о горькой доле им не дали. Дескать, еще успеют пожаловаться друг дружке, если смогут. Потому что, когда у работников трудовых лагерей в конце дня хватает сил на пустую болтовню, то им сразу удваивают норму. Примерно так, только втрое короче и доступнее, расписал будущее своим подопечным командир отряда, пока те пили воду на завтрак. И посулил угостить плетью каждого, кто вякнет что-то супротив мудрых законов императора.

   Однако же путь до Санцю вышел настолько утомительный и долгий, что болтать на политические темы не хотелось совсем. К концу дня Таня едва ноги переставляла, и как только объявили привал, упала на драную циновку почти что замертво. Сунь Бин едва растолкал её, когда раздавали сухие куски каши. Сваренная впрок несколько дней назад из здешнего жесткого пшена, она была горьковатой на вкус, но желудок заполняла отлично, отбивая чувство голода напрочь.

   Проглотив последнюю крошку, Таня заснула мертвецким сном, едва коснувшись щекой сложенных лодочкой ладоней. И не видела горестного выражения на лице Сунь Бина, и не слышала, как старик, заменивший собой сына, притворно хвалил крепкого мальчонку.

   - Ничего-ничего, бывает, дети перерастают хвори. Казалось, вот еще год назад едва ноги за собой таскал, а потом стал вдруг крепкий и щекастый, - шептал он.

   - Бывает, само собой, - соглашался Сунь Бин.

   Но по лицу было видно, что в чудеса внезапного исцеления он не верит. Так, по крайней мере, истолковал его собеседник. Оно и понятно, не переживет чахоточный паренек трудовую повинность.

   Было еще темно, когда чусец осторожно разбудит Таню. И рот закрыл, чтобы спросонок не пискнула. А когда девушка глаза открыла, зашептал на ухо:

   - Нам бежать надо, моя госпожа. Прямо сейчас. Пока есть возможность.

   И верно, над местом стоянки сгустился туман. Холодное влажное облако накрыло всю долину, и даже костры стражников казались желтоватыми размытыми пятнами.

   - Куда? Ничего же не видно, - пробормотала девушка, то и дело прикусывая себе язык от озноба.

   - Ползи за мной, госпожа моя, - приказал Сунь Бин. - И зубами покрепче платок сожми, чтобы не вскрикнуть ненароком.

   По-пластунски Таня ползала только в детстве, на даче в компании с Люсей, когда они, две непоседы, играли в «индейцев», начитавшись Фенимора Купера. Кто же знал, что отважной скво Соколиное Перо пригодится однажды наука передвижения на локтях, не отрывая живота и ног от земли. Главное, не останавливаться и не упускать из виду дядюшку Сунь Бина.

   Так, никем не замеченные, они проскользнули мимо дремлющей охраны, а затем скатились в крошечный овражек. Тут-то девушка, пересчитав ребрами все камушки и корешки, оценила совет телохранителя насчет платка. Стоило лишь ойкнуть погромче, чтобы вся затея с побегом насмарку пошла. Но обошлось, слава Богу.

   Отойдя почти что на цыпочках от стоянки на приличное расстояние, когда не стало видно отблесков костров, они рванули в сторону гор. Страх невидимым всадником взгромоздился на плечи, то и дело давая девушке шенкелей, чтоб бежала резвее.

   И даже когда силы кончились, они с дядюшкой Сунь Бином все равно не остановились — карабкались по склонам, спускались в овраги, делая все возможное, чтобы между ними и преследователями появилось как можно больше разнообразных препятствий.

   - Я с вечера дотумкал про туман. Ветер поменялся, ближе к ночи южный задул. Знать, туману быть, - объяснил чусец уже в сумерках, когда беглецы наконец-то устроили привал в крошечной пещерке. - А пока я в кусты ходил оправиться, приметы оставил, чтобы не заблудиться впотьмах и прямиком к охране не выползти.

   - Спасибо тебе, дядюшка Сунь Бин, - устало молвила Таня, приваливаясь спиной к камню и вытягивая гудящие ноги. - Ты снова меня спас. Век буду благодарна.

   И вдруг подумала, что старый вояка запросто мог бы сдать её циньцам и награду большую получить. Но ведь не стал же. А тот словно мысли услышал, лицом потемнел и повлажнели узкие щелочки глаз.

   - Да как же я мог бессмертную госпожу с Небес бросить циньцам на растерзание? Слуга бы и в огонь за ней кинулся.

   И подложил веток в наскоро разведенный костерок.

   - Нам придется в горах отсиживаться, на постоялый двор дорога заказана. Теперь мы с госпожой — государственные преступники. Поймают, сразу же казнят. Но небесная госпожа не должна волноваться. Я и воды найду, и поесть раздобуду. Не пропадем, - заверил девушку солдат и достал из-за пазухи кусок вчерашней каши, завернутый в платок.

   Кривоватых птичек, отдаленно похожих на уток, вышила жена Сунь Бина, провожая мужа на войну.

   - Я её в жены взял, потому что у мастерицы вышивать училась. Теперь уже руки не те стали, - смущенно оправдывался чусец. - Загрубели.

   - Красиво получилось, - похвалила рукоделие Татьяна и поклялась себе, что если выберется из всей этой заварухи, заставит Сян Юна озолотить старого солдата, чтобы даже его правнуки не нуждались ни в чем.

   Она отчего-то долго не могла заснуть. Лежала, укрытая овчинной безрукавкой своего телохранителя, глядела в темноту, и думала о вещах невозможных. Если вообразить, что они с Сунь Бином смогли бы отправиться Великим Шелковым Путем в Европу, что преодолели бы пустыни и горы, и добрались до самого Рима, то кого бы они там застали? Ганнибала? Консула Публия Корнелия Сципиона? А прямо сейчас там идет Вторая Пуническая война, в засаде погибает консул Марцелл...

   - Госпожа не может заснуть? - забеспокоился Сунь Бин.

   - Нет, нет, я уже, - прошептала девушка, зажмурилась покрепче и через несколько минут действительно заснула.

   Но приснились её вовсе не древние римляне, а невиданный прежде город, весь в россыпи разноцветных огней, над которым вознеслась в небо огромная башня со сверкающим шпилем.

   Сян Юн

   Худшего наказания, чем зима на севере, сложно себе придумать. Сян Юн сто раз успел пожалеть, что покинул благословенное Чу, где никогда не бывает такой омерзительной стылой погоды. Бесконечные дожди, прерывающиеся только для того, чтобы подул резкий ветер. И сырость, вездесущая сырость, от которой одежда пропитывается влагой насквозь и шаг в сторону от открытого огня становится подобен мучительной смерти. Мокрые знамена злобно шлепали на ветру, чавкала грязь под ногами, и, казалось, напасть эта никогда не закончится. Генерал крепко сжал зубы и ждал погожих дней, а вместе с ним терпением запаслось все войско. И оно, терпение это, и без того невеликое, уже почти иссякло.

   В недобрый час мокрый, усталый и измученный долгой скачкой Люй Ши попался патрулю чусцев на южной дороге. Она вела прямиком в лагерь Пэй-гуна, посему Сян Юн ничтоже сумняшеся её перекрыл. Чтобы никто не смог пройти мимо него без разрешения и обязательного допроса. Кого вежливо просили, кому настоятельно рекомендовали свернуть в чуский лагерь, а мокрого как мышь пацана, переодетого девчонкой, притащили к князю волоком.

   «Шпиона поймали!» - возликовала охрана, предвидя жестокую потеху.

   Сян Юн тоже оживился. Он замерз, заскучал и вообще пребывал в скверном расположении духа, чреватом большими неприятностями для всех и каждого.

   Люй Ши молча извивался в руках стражников, скалил зубы и вертелся ужом, пока не получил по шее, но и тогда не слишком присмирел, только щурился исподлобья и шипел змеенышем.

   - Никаких бумаг при нем не нашли, - доложил Мин Хе с поклоном. - Значит, сообщение на словах, - и возмущенно зыркнул на пленника. - А язык у нас развязывают быстрее быстрого.

   И с жалобным видом потер руку, укушенную малолетним шпионом едва не до крови.

   - Вот оно как, - Сян Юн обошел пленника кругом, чтобы рассмотреть поподробнее. - Ты девчонкой оделся почему? Из идейных соображений или для пущей маскировки?

   Ханьский мальчишка за последние три дня непрерывной скачки так измучился, что теперь даже испугаться забыл. Люй Ши не сразу понял, в чьи руки попал, но перед князем не оробел, ибо от рождения нагл был и бесстрашен, да и грозная фигура чуского полководца как-то расплывалась и дрожала. И вообще – посланца хулидзын так просто не запугать!

   - А я вам, князь, ничего отвечать не обязан! - огрызнулся он, нагло щурясь. - Потому что я нашей небесной госпожой к Пэй-гуну послан, и задерживать вы меня никак не можете! Меня Небеса защищают, ясно?

   Да уж куда яснее-то! Сян Юн весело и ловко отвесил наглецу сначала одну затрещину:

   - Это тебе от имени моей небесной госпожи, которая твоей хулидзын сестрой доводится, за грубость, крысеныш.

   Следом пришел черед другой затрещины, более увесистой

   - Это от меня лично, чтоб знал — здесь только я решаю, что я могу и чего не могу.

   Третий подзатыльник вышел у генерала самым крепким.

   - А это - авансом от Яшмового Владыки. За присвоение чужих полномочий.

   Еще не хватало, чтобы какой-то сопливый гаденыш хвост на князя безнаказанно задирал. Кто бы его не послал, хоть сам повелитель грома Лэй-гун!

   - А теперь говори немедля, зачем и куда тебя послала госпожа хулидзын? - оскалился Сян Юн.

   И тут Люй Ши натурально взбеленился. Еще каждый невежа из Чу смеет их небесную госпожу какой-то хулидзын величать! Оскорбляет, значит?

   - Вот и позаботились бы лучше о своей небесной госпоже! - отчаянно пискнул пацаненок, шмыгая разбитым носом. - Пока ее там под Динтао вместе с вашим дядькой циньцы не порешили! А нашу госпожу не трожьте! Если она из-за вас околеет, не Яшмовый Владыка, так Пэй-гун вам точно так отплатит, что мало не покажется! А ну пустите меня! И руки нечего распускать! Я командира Лю личный ординарец, и нечего тут всяким чусцам у меня послания выпытывать!

   Глумливое веселье мигом слетело с Сян Юна, как цвет с деревьев. Он выхватил мальчишку из рук стражников и поднял, держа за шиворот, как недельного щенка, чтобы заглянуть в лицо:

   - Что ты там лепечешь про Динтао, свинёныш? Говори немедля!

   - Ничего я вам не скажу! - бесстрашно вызверился Люй Ши. - Хоть режьте!

   Он изо всех сил старался не жмуриться и прямо смотреть в белые от ярости глаза генерала. А пусть знает! А нечего! И вообще!

   «Матушка Нюйва! – мысленно взмолился посланник. – Помоги!»

   Небесам самое время было вмешаться и не допустить, чтобы отважного, но очень уж мелкого и тощего героя, генерал Сян не прибил. Вот только видно ли с Небес, как тут из Люй Ши дух вышибают?

   Но Небеса, как не странно, все-таки вмешались.

   - Э-э, князь, а чего это вы нашего мальчонку обижаете? - прогудел вдруг голос снаружи, от входа в шатер. - Положьте-ка его на место, пока не зашибли ненароком. По-хорошему прошу.

   Распихав необъятными плечами охрану, в палатку вошел уже знакомый великан - побратим Пэй-гуна Фань Куай.

   От неожиданности кулак Сян Юна разжался, чем маленький мерзавец и воспользовался, на четвереньках метнувшись под ноги Фань Куаю.

   - Фань! - всхлипнул Люй Ши, крепко уцепившись за сапог богатыря. - Фань! Они меня схватили! И били! А я ж госпожой послан! Скажи им, Фань! - и вдруг заревел в голос от запоздалого ужаса.

   Сян Юн с явной досадой отправил уже наполовину извлеченный меч обратно в ножны, передумав рубить голову мелкому паразиту.

   - Нехорошо, уважаемый князь, маленьких обижать, - насупился Фань Куай и неловко погладил мальчишку по голове. - Ну, ты это... не реви. Не боись, я теперича тут. Что у вас за дело к пацану, доблестный князь?

   Сян Юн не боялся ни больших, ни маленьких противников, но связываться с богатырем, который к тому же побратим "младшего братца" Пэй-гуна, вышло бы себе дороже. Эта живая глыба человек двадцать запросто положит, прежде чем его самого получится завалить.

   - Этот крысеныш в девчачьем платье лопочет что-то про помирающую хулидзын и какие-то непонятные дела в Динтао, где остался мой дядюшка. Может, ты его разговоришь, витязь Фань Куай?

   - Люй Ши, - великан присел на корточки и утер нос глотающему кровавые сопли мальчишке. - Расскажи толком, что стряслось-то? Видишь, человек нервничает, за родню тревожится. А что ругается непристойно, так он же из Чу, они там дикие, вежеству не обучены. Кто ж на чусцев обижается? Ну? Люй Ши? Скажи, зачем госпожа тебя послала?

   Мин Хе хрюкнул в рукав, увидав, какую при этих словах скорчил рожу его вспыльчивый господин. Генерал любил родину и хулить её не позволял, но дядю своего любил еще больше и сейчас очень хотел узнать, какая беда ему грозит.

   - Ладно, - всхлипнув в последний раз, буркнул Люй Ши. - Тебе расскажу, потому как ты Пэй-гуну младший брат. Плоха госпожа совсем, как бы не померла. Ее этот овцелюб вообще хотел циньцам подарить, да только их посланец отказался, говорит, дохлая она больно... А госпожа-то слышала, когда советник Сун циньца приводил, чтоб на нее поглядеть, как они между собой трепали, дескать, никуда старый Сян из-под Динтао не денется, ловушку на него насторожили, а он и попался. Короче, неладно в Пэнчэне, ван с циньцами сговаривается, госпожа помирает, а ихнего дядьку, - и невежливо ткнул пальцем в сторону Сян Юна, - вообще прибить собрались. Вот госпожа и говорит: "Скачи, Люй Ши, передай Пэй-гуну!" Там же ж, под Динтао, сестренка ейная, вот и тревожится госпожа! Я ж при госпоже был, девкой вот переоделся, чтобы не выгнали, коня увел и рванул, в чем был… - и парнишка жалобно дернул Фань Куая за рукав. - Фань, надо к командиру Лю быстрей! Помрет без него небесная госпожа, уморят ее! Или ван этот овечий еще какую-нибудь подлянку затеет!

   Скорей так скорей. При таких известиях медлить нельзя, тут время дорого, а чусцы… Ну вот кто в здравом уме стал бы задерживать могучего Фань Куая?

   Из болтовни крысеныша Сян Юн понял самое главное - дядю и Тьян Ню надо срочно спасать. Остальное уже неважно.

   Если бы в мыслях князя и проклюнулось бы крошечное зернышко подозрений, что всё подстроено коварным крестьянином Лю Дзы, то подрасти и укорениться как следует оно не успело. Пока генерал распоряжался насчет сбора конного отряда, чтобы отправить его в помощь дяде, а это много времени не заняло, в лагерь Чу прискакал гонец от Сян Ляна. Взмыленный конь рухнул замертво, а израненный парень распластался в грязи перед полководцем.

   - Ужасные вести, генерал Сян! Войска командующего Ли Чжана напали на лагерь благородного Сян Ляна! Я был послан к вам, чтобы предупредить!

   Окружение генерала, все вместе - и офицеры, и солдаты, тут же взорвалось воплями ярости и призывами к мести. Только Сян Юн оставался спокоен, будто окаменел.

   - Что еще сказал дядя Лян? - спросил он.

   - Ничего. Он дрался с циньцами, - прохрипел гонец. - Они напали перед рассветом. И каждый сжимал в зубах куайцзы (9).

   - А что с небесной госпожой Тьян Ню?

   - Ваш слуга ничего не ведает о её судьбе.

   - Понятно, - молвил Сян Юн голосом настолько ледяным, что у бывалых его командиров похолодело в груди от нехороших предчувствий, и тут же объявил: - Мы идем на Динтао.

   Этого короткого приказа было достаточно, чтобы чуский лагерь немедля пришел в движение. Глухой рокот барабанов и гулкие вскрики гонгов заставили жителей осажденного Чанъи высыпать на городские стены, но вместо боевых построений перед началом штурма они увидели, как войско Чу снимается с места и уходит на запад.

   «Мы с Люсей пришли с запада во всех смыслах — и в переносном, и в географическом А западу здесь соответствует первоэлемент металл, и цвет его белый. Цвет траура, осени и самой смерти»

   (из дневника Тьян Ню)

ГЛАВА 4. ПОТЕРЯТЬ И СНОВА НАЙТИ

   «Чем короче запись в исторической хронике, тем страшнее всё случилось на самом деле.»

   (из дневника Тьян Ню)

   Тайвань, Тайбэй, 2012 год

   Кан Сяолун

   Девчонка была пьяна. Она цеплялась наманикюренными пальчиками за его рукав, закатывала глаза, хихикала – верно, воображала себя роковой искусительницей, чья красота способна затмить луну и посрамить цветы.

   Сяолун искоса глянул на нее: пухлые губы блестят в свете истерично мигающих клубных огней, волосы растрепались, лямка лимонно-желтого платья съехала с плеча. Он нашел ее даже быстрее, чем планировал – светские сплетни о том, где и как любят развлекаться такие, как она, звездочки-однодневки, модели и певички, оказались на удивление точны.

   - Да, - с усмешкой пробормотал он в свой бокал, - не Си Ши. Да что там, даже не Ян-Гуйфэй (10).

   - Хммм? – промурлыкала девица и прислонилась к его плечу, обдала горячим дыханием шею. – О чем ты, котик?

   Профессорский племянник поморщился. Запах ночных развлечений – духов, алкоголя, пудры и пота – всегда вызывал в нем лишь раздражение. Так пахла глупость самого низкого пошиба - тщеславная, примитивная, самодовольная.

   - Еще коктейль? – спросил он вслух и, не дожидаясь ответа, сделал знак бармену.

   Его ночная спутница, икнув, опустила голову на руки.

   - Еще, еще коктейль, - пьяно пробормотала она, - эй, а ты знаешь, как надо обращаться с девушками!

   - Знаю, - согласился Кан Сяолун с легкой усмешкой. – Особенно с такими, как ты.

   Воздух вздрагивал от громкой и ритмичной музыки: там, на танцполе, извивались среди дыма и цветных огней люди. Рядом, встряхивая шейкер, понимающе улыбался бармен.

   - Вот! – воскликнула девица, откидывая с лица волосы, и ученый почувствовал, как ее ладонь скользнула по его колену. – Верно! Я же красивая, так?

   Пьяно всхлипнув, она в два глотка опорожнила свой бокал и со стуком поставила его на барную стойку. Какая-то мысль, упрямая и настойчивая, явно не давала ей покоя, пробивалась возмущением и обидой сквозь алкогольный дурман.

   - Красивая, скажи ведь! – плаксиво повторила кукла и ткнула в сторону Кан Сяолуна пальцем. – Все так говорят! А этот подонок посмел… осмелился…

   В глазах ее вдруг заблестели слезы – искренние и злобные слезы отвергнутой женщины. Оскорбленная гордость, забавляясь, подумал ассистент Кан, и отсутствие ума – что за славное зелье. Гремучее.

   - Конечно, Мэйли, - мягко прошелестел Сяолун и сжал ее пальчики в своей руке, - конечно, красивая. Очень.

   - А Ин Юнчен сказал, чтоб я убиралась! На глаза ему чтобы не попадалась! - прохныкала дурочка и ударила кулаком по столу. – Раньше же все хорошо было, почему же… ик… сейчас-то? Мы и ходили везде вместе, и… вообще. Я думала, он меня люби-и-ит!

   И девчонка зарыдала уже по-настоящему, всерьез, тычась лицом в пиджак Кан Сяолуна и шмыгая некрасиво покрасневшим носом. Маленькая, ядовитая, безмозглая зверюшка.

   Ученый погладил ее по спине.

   - Просто Ин Юнчен тебя обманул, – вкрадчиво произнес он, склонившись к самому уху Мэйли. – Променял на другую.

   - Да, - проскулила девица, а потом со вновь проснувшейся злобой оскалилась: - Променял! А я! Все делала, что он хотел! Совсем все! Когда мы купаться на острова летали, и потом, в круизе, и еще…

   - Ты так старалась, - прошептал профессорский племянник с сочувствием и, едва касаясь ее подбородка, приподнял лицо Мэйли вверх. – А он выбрал не тебя. Разве это справедливо?

   - Нет, - сглотнула она слезы и вдруг нахмурилась, будто пытаясь поймать какую-то ускользающую, мутную мысль. – Эй, котик, твои глаза…

   Кан Сяолун вздохнул, чувствуя, как пульсирующая, пропитанная людскими желаниями и страхами ночь вползает в его кровь.

   - Ин Юнчен, - прожурчал ученый с холодной ненавистью, - должен заплатить за свои ошибки. Разве ты позволишь ему жить спокойно после того, как он поступил, Мэйли? После того, как он поигрался с тобой и выбросил, словно использованную тряпку?

   Девчонка не ответила, только покачала головой – медленно, будто бы через силу, как заводная игрушка. Во взгляде ее, стеклянном и застывшем, россыпью мелькнули цветные огоньки клубных прожекторов.

   - Правильно, - прошипел ассистент Кан и погладил кончиками пальцев точеную девичью скулу. – Ты не позволишь. Мы не позволим. Я скажу тебе, как наказать его, Мэйли. Слушай.

   - Я слушаю, - покорно прозвучало в ответ, и Сяолун заговорил, вплетая в чужое сознание свою волю – слово за словом, мысль за мыслью.

   Это был не первый подарок его врагам в этот вечер – и не последний.

   Ин Юнчен и Саша

   Поворот, и еще один. Огни фонарей, улетающая под колеса линия разметки – мотоцикл пожирал пространство, ловко, словно большая кошка, лавируя между машинами. Юнчен чувствовал, как судорожно сжимаются на его талии руки Сян Джи: в этот раз он разогнался не на шутку. С ревом байк, огромный и почти живой, вспарывал теплый ночной воздух, и…

   И ничего.

   Молодой человек с досадой сжал зубы. Все уловки были напрасны. Блестящий черный автомобиль неумолимо следовал за его мотоциклом. Не близко и не далеко, всегда рядом. Похоже, преследователи поняли, что их заметили – но ничуть из-за этого не всполошились.

   Ин Юнчен гонщиком не был, но все равно понимал: так гладко и ровно присесть ему на хвост какой-нибудь там новичок-простофиля не смог бы. За ними с Сян Джи следил кто-то достаточно опытный и осторожный – это заметно было даже по тому, как уверенно и вместе с тем свободно скользит, перестраиваясь из ряда в ряд, вслед за байком длинная темная тень.

   Хорошо, подумал он, что неизвестный противник не нападает. Пока не нападает. Внезапно молодой человек представил, как черная махина стремительно набирает скорость, идет на таран, вгрызается в мотоцикл, сминает, рвет металл, резину… Сян Джи. Сердце недобро ухнуло, проваливаясь в желудок.

   Девушку надо было доставить в безопасное место. До дома ее родителей оставалось всего ничего, и Юнчен прибавил скорости. Ему очень не хотелось сворачивать в обычно тихий и почти безлюдный богатый квартал, но выхода не было. Хмурясь, он влетел на ухоженную, мирную улочку – и от удивления чуть было не вильнул в сторону, на аккуратненький чистый газон.

   Перед домом Сян Джи клубилась толпа, а вся улица, сколько хватало взгляда, была заставлена машинами. То и дело в ночной темноте белыми всполохами лопались вспышки, раздавались трели телефонных звонков, крики, а иногда даже пронзительный заливистый свист.

   - Что за?.. – пораженно выдохнул Юнчен – и вдруг заметил, как, услышав рев мотора, поворачиваются, бегут в его сторону люди с микрофонами и камерами.

   Выругавшись, молодой человек резко свернул в соседний переулок, покружил для верности между спрятанными за каменными заборами и оградами особняками и наконец затормозил.

   За спиной его завозилась Сян Джи.

   - Какого дьявола? – будто читая его мысли, воскликнула девушка.

   - Тебе лучше знать, - отозвался Юнчен и осмотрелся – что бы ни случилось в доме почтенного председателя Сяна, о преследователях в черной машине забывать было тоже нельзя. – Может, у вас там прием какой? На высшем уровне, с блэк-джеком и президентами?

   - Нет, ничего в этом роде, - пробормотала девушка, - с утра вроде не планировалось. Я позвоню, узнаю.

   И, не откладывая дела в долгий ящик, полезла в сумочку.

   На ее звонок в доме ответили не сразу – несколько мучительных минут Саша вслушивалась в долгие гудки, едва удерживая мобильник в дрожащих руках.

   Мысли ей в голову лезли самые страшные. Неужели случилось что-то неладное с отцом или матушкой? Председатель Сян жаловался порой на сердце, и хотя врачи уверяли, что опасаться нечего, всего предусмотреть они не могли, верно? Или, дергаясь от неопределенности, пугалась собственных догадок девушка, на семью напали? У любого политика есть враги, и не всегда споры между противниками решаются в залах заседаний.

   Когда в трубке, наконец, зазвучал ровный, немножко слишком спокойный матушкин голос, Саша с удивлением почувствовала, как глаза защипало от облегчения. Уткнувшись лбом в спину Юнчена, она сипло выдохнула:

   - Мама! Мама, что происходит?

   «Все ли живы?» - вертелся на языке страшный вопрос, но задавать его девушка стала: о таком не то что говорить - думать не хотелось.

   - Всё не совсем хорошо, - сдержанно отозвалась супруга председателя. - Где ты?

   - Здесь, - проскрипела Саша и, сглотнув, пояснила: - В двух кварталах от дома. Мы… я увидела столпотворение у въездных ворот и... Ты не можешь говорить по телефону, да, мама? Я сейчас приеду.

   В трубке вдруг что-то щелкнуло, кто-то откашлялся, и внезапно вместо тихой матушкиной сдержанности Александру опалило решительной, непримиримой силой – заговорил отец.

   - Не вздумай! – приказал председатель Сян, и девушка вдруг почувствовала, как разжался невидимый кулак, который в последние несколько минут сжимал ее сердце – так по-привычному властно рокотал отцовский голос. – Спрячь лицо, чтоб никто, во имя всего святого, тебя не узнал, и уезжай. Немедленно.

   - И не подумаю, - уперлась Саша, и злясь, и тревожась одновременно. – О чем ты вообще говоришь, папа? Неужели правда думаешь, что я брошу вас вот так? Понятия не имею, что произошло…

   - Коррупционный скандал, - не сказал – прорычал отец. - Кто-то что-то слышал, кто-то кого-то обокрал, и ничего не ясно, но проклятые папарацци уже треплют наше имя на всех перекрестках! Не смей приближаться к дому, они сторожат и у черного входа. Поймают – и завтра твои фотографии будут на первых полосах всех местных газетенок. Когда я узнаю, кто за этим стоит, то!..

   Невысказанная угроза повисла в воздухе. Девушка не сомневалась – отец не шутит, но месть каким-то неизвестным злопыхателям в данный момент ее совершенно не волновала. Важно, по-настоящему важно было другое.

   - Мне все равно! – шепотом крикнула она. – Ты сам всегда говорил, что семья – это все! Какая мне разница, что там напишут или скажут, если…

   Внезапно – Саша выругалась бы, если б смогла – у нее перехватило от обиды горло. Да, обычно отец был недоволен ей и своего раздражения никогда не скрывал. Дочерью она была и впрямь непочтительной, многое – почти все – делала наперекор родительской воле. Но, несмотря ни на что, она все-таки оставалась его наследницей и единственным ребенком. Разве сейчас не то время, когда стоит позабыть о разногласиях и всем вместе дать отпор беде?

   - Моя глупая вишенка, - вдруг устало прогудело в трубке. – Хотя бы раз в жизни можешь ты сделать так, как я тебя говорю?

   От неожиданности и удивления Александра едва не свалилась с мотоцикла. Юнчен повернулся, когда девушка вцепилась в его куртку, глянул вопросительно, но она в ответ лишь потрясла головой. Внезапно – как будто кто-то включил старый кинопроектор – ей вспомнился тот день, когда давно, много лет назад, председатель Сян, запыхавшись и опаздывая, пробрался в школьный зал, чтобы посмотреть на спектакль младших классов. Она играла там вишенку – сопела, стараясь удержать на голове круглую тяжелую шапку, и отчаянно переживала из-за того, что папа снова «будет занят». А он пришел. Когда это было нужно на самом деле, он всегда приходил.

   - Ты, - всхлипнула девушка, - не говоришь. Ты приказываешь.

   - Я твой отец! - рыкнул председатель Сян.

   - Да. А я хочу помочь.

   - Помочь, - отозвался родитель, и голос его внезапно зазвучал – или это Саше только показалось? – чуть мягче, - ты не сможешь. Здесь я разберусь сам. Мне – нам с матерью – будет легче, если мы будем знать, что никто из этих так называемых представителей прессы не запустит свои грязные лапы в твою жизнь. Уезжай, Сян Джи. Ты поняла?

   Да. Она поняла. И, наверное, впервые за много лет послушалась. Уверила отца, что денег у нее достаточно, а потом наконец-то виновато глянула на Ин Юнчена.

   - Куда? – каким-то непостижимым образом догадавшись о главном, только и спросил он.

   - В какой-нибудь отель, - с некоторой растерянностью в голосе отозвалась Саша. – Чтобы был… попроще? Мне сейчас не стоит лишний раз показываться на публике.

   - Придворные интриги? Проблемы в благородном семействе?

   - Они, - слабо улыбнулась девушка.

   Юнчен помолчал, будто собираясь с мыслями, а потом отвернулся, ухватился поудобнее за руль. Его перчатки чуть слышно скрипнули, и в тишине звук этот показался вдруг Александре неестественно громким.

   - Я отвезу тебя к себе, - сказал молодой человек. – Там ты будешь в безопасности.

   - Прости? – не поняла она. – Да я вроде бы и так в порядке. В смысле, даже если журналисты и пронюхают, кто я…

   В этот самый момент неподалеку раздалось мягкое урчание чужого двигателя, мигнули, на мгновение осветив дорогу, фары, и из-за поворота медленно выплыл длинный темный автомобиль.

   Ин Юнчен выругался, зло и заковыристо.

   - Держись, - скомандовал он, и Сян Джи послушалась - скорее инстинктивно, чем осознанно.

   И сразу же, без предупреждения и сигнала, их байк сорвался с места, зарычал, зафыркал – и заложив крутой вираж, рванул в густую ночную темноту. Через несколько секунд, отдышавшись и по-прежнему цепляясь за Юнчена, девушка решилась обернуться.

   Сзади, ныряя из ряда в ряд, скользил бесшумный темный призрак. Как огромная рыба, преследующая по кровавому следу в глубине свою добычу, шла за ними незнакомая машина – и впервые за этот долгий и безумный день Саше стало по-настоящему страшно.

   Империя Цинь, 206 г. до н.э.

   Лю Дзы и соратники

   Выслушав сипящего, чихающего и сопливого Люй Ши, Пэй-гун задал ему всего один вопрос:

   - Парень, ты когда в последний раз жрал?

   Мальчишка в ответ глянул с такой жалобной преданностью, что растаяло бы и ледяное сердце, что уж говорить о человеколюбивом Лю Дзы?

   - Похоже, и спал ты тогда же, - вздохнул Лю и потрепал ординарца по лохматой голове. – Эй, кто там есть! Отважного Люй Ши обсушить, согреть, одеть и накормить, и приготовить повозку, чтобы он мог выспаться по дороге!

   - По дороге куда? – подозрительно переспросил Цзи Синь, внимательно наблюдавший и еще внимательней слушавший рассказ мальчишки.

   Пэй-гун глянул искоса, цыкнул зубом, но до разъяснений не снизошел, продолжив раздавать приказы:

   - Седлать моего коня! Фань, мне нужен лян… два ляна всадников, да подбери ребят поотчаянней. Неизвестно еще, как нас встретят в Пэнчэне… Люй Ши, ты еще здесь? Живо отъедаться и отсыпаться!

   - Командир Лю! - шмыгнул носом ординарец. – Командир Лю, а как же насчет госпожи-то, а?

   - Я разберусь, - пообещал Лю, порядком растроганный такой преданностью. – Ты все правильно сделал, братишка Люй. Отдыхай.

   - Повтори, куда ты собрался?! – явно не веря ушам, воскликнул Цзи Синь, дождавшись, впрочем, пока благодарный Люй Ши уковыляет из шатра. – В Пэнчэн?!

   Тщательно выпестованная сдержанность изменила мудрому конфуцианцу – он побагровел, взъерошился, а веер его рассекал воздух со зловещим свистом. Но Лю Дзы был слишком занят, чтобы впечатлиться этой демонстрацией эмоций: он как раз доспехи надевал.

   - Не трепыхайся, братец, - с помощью молчаливого Фань Куая влезая в кирасу, проворчал он. – Лучше наплечник подай.

   - В Пэнчэн! – стратег возмущенно отшвырнул веер. – Подумать только! К ней, да? К ней! Неужели всё, чего мы добились, ты готов отправить лисе под хвост?! Город, - Цзи Синь ткнул в разложенную на столе карту, - город почти взят! Еще немного, каких-то пара дней, и жители Чанъи сами распахнут ворота! Ведь Сян Юн ушел! Все отлично складывается, и это прекрасно, что глупый ван решил, будто из лисы получится хорошая заложница…

   - У меня нет ни пары дней, ни даже пары лишних часов, - Лю повернулся, чтобы братцу Фаню было удобней затягивать ремешки. – Моя женщина в беде.

   - Серьезно?! – Цзи Синь просто взвыл. – Женщина?! Из-за какой-то женщины ты готов отступить? Снять осаду сейчас – значит, разрушить все мои… все наши планы! Да что там может случиться с твоей лисицей, подумаешь, поголодает чуть-чуть…

   - Моя женщина в беде, - Пэй-гун развернулся и посмотрел на своего стратега в упор, и взгляд этот никак нельзя было назвать дружелюбным или теплым. – Я доверился твоему совету и оставил ее в Пэнчэне. И вот ее жизнь в опасности. Осторожней теперь со словами, стратег Ци Цзи Синь. И осторожней с советами и стратагемами отныне.

   Фань Куай молча вытаращил глаза. На его памяти брат Лю еще никогда не сердился на Цзи Синя настолько, чтобы величать его так формально, полным именем, будто они едва знакомы.

   Тут бы мудрому Синю и проявить свою мудрость, и примолкнуть, но стратега уже подхватило и понесло.

   - Хорошо! – выкрикнул он. – Хорошо же! Давай, скачи к своей лисе! Откажись ради какой-то распутной демоницы от нашей мечты, от будущего, от высочайшей участи! Откажись от всего! Но когда циньцы загонят тебя, как глупого пса, как барана, не проси моих советов! Выпутывайся сам! Небеса! Потерять всё, потерять голову ради обычной девки…

   Он отвернулся и прикрыл лицо рукавом. Лю, глянув, как подрагивают плечи побратима, дернул щекой и сплюнул.

   - Кто из нас голову потерял, хотел бы я знать, - хмыкнул командир. – Сам-то разорался хуже брошенной наложницы. Хватит. Незачем оплакивать разбитую женскими чарами дружбу и наше великое дело. Ты еще на цитре сыграй и сложи скорбную песнь, чтобы провыть ее под луной! Оставь свою глупую ревность и утри слезы, братец.

   - Ты передумал ехать? – тут же живо блеснул глазами поверх рукава Цзи Синь.

   - Нет, - покачал головой Пэй-гун. – Я еду. А вы – снимаете осаду и следуете с войском за мной. Не перебивай! – он поднял руку, предупреждая возражения. – Чанъи я хотел взять лишь ради пополнения запасов. Ну так я пополню их в Пэнчэне, а Чаньи пусть себе стоит. Никуда не денется, не сейчас возьму, так потом. Зато теперь Куай-ван у меня вот где будет, - Лю с усмешкой покрутил сжатым кулаком. – И пусть только попробует рыпнуться! Я получу от него все, что мне потребно для похода за пределы застав Цинь… Небеса, да я даже указ у него подходящий получу! Сян Ляна и Сян Юна в Пэнчэне сейчас нет, и Куай-вана некому защитить от меня. Понимаешь теперь, мудрый братец?

   Цзи Синь слегка просветлел лицом, но все равно подозрительно спросил:

   - А лиса?

   - Не смей называть мою небесную госпожу лисой, - с опасной безмятежностью молвил Лю, прикрыв глаза. – Госпожа Люси – небесное сокровище, дарованное мне Яшмовым Владыкой и Матушкой Нюйвой. Если я упущу ее, если не уберегу, то как Небеса смогут доверить мне власть над людьми Поднебесной? И я ожидаю от тебя, Синь, и от всех вас, мои друзья и братья, должного уважения, почтения и доверия к моей госпоже. Потому что я люблю и уважаю эту удивительную небесную женщину, и без нее мне не нужна никакая империя. Понятно?

   - Более чем, - кивнул Цзи Синь. Теперь он в самом деле все-все понял. Окончательно.

   От хорошего стратега всегда бывает польза, даже если поначалу кажется, что это не так. Вот и спор с Цзи Синем изрядно помог Пэй-гуну. Он собрался с мыслями, успокоился – и нашел отличное решение самой главной проблемы – проблемы времени. Время ускользало сквозь пальцы, время не стало бы ждать, пока Лю доберется до Пэнчэна. Люй Ши шестидневный путь проскакал за три дня, и Пэй-гун не сомневался, что и его коню под силу такой подвиг, но… Но не все лошади так сильны, быстры и неутомимы, как Верный. И даже самому могучему скакуну необходим отдых.

   А вот стремительная, набухшая от зимних дождей Сышуй не нуждается ни в отдыхе, ни в корме. И отнести готова храбрецов прямо к порогу коварного Куай-вана, разве не так?

   Лю постоял на берегу, поскреб затылок и усмехнулся. Дело за малым – добыть лодки.

   - Дружище Фань, - молвил Пэй-гун, задумчиво любуясь мутными водами Сышуй. – Скажи-ка, есть в местном братстве лодочников твои знакомцы?

   - Как не быть, - совсем не удивился вопросу богатырь. – Оно потому и братство, что везде свои люди имеются.

   Ни Пэй-гун, ни Фань Куай, конечно, не предполагали, что спустя две тысячи лет скромное братство лодочников превратится в могущественную преступную сеть, покрывающую всю юго-восточную Азию. В смысле, размаха такого не ожидали. С законом у «речных братьев» и сейчас отношения были натянутые, и если бы не разбойничье прошлое братца Фаня… Но могучий побратим Лю Дзы обладал в «братстве» солидным авторитетом, что не раз выручало мятежников.

   - Займись, - кивнул Лю. – Два ляна наших всадников должны сегодня же вечером отплыть в Пэнчэн. Успеешь?

   - Хм-м… - Фань Куай насупил кустистые брови, пожевал бороденку и призадумался. – Разве что в Чанъи найдутся подходящие барки…

   - Что ж мне теперь, все-таки Чанъи брать?

   - Зачем брать? Они там разве не рады будут от нас отделаться?

   - Парой паршивых барок откупиться от осады – куда уж выгодней! – хохотнул Пэй-гун, довольно потирая ладони. – Как по мне – отличная сделка!

   - Пойду потолкую с моим человечком, - сказал Фань. И потолковал.

   Едва закатные лучи мельком позолотили холодные воды Сышуй, как к излучине реки недалеко от лагеря Пэй-гуна подошли два речных судна, достаточно больших, чтобы вместить два ляна бойцов вместе с конями. Управляли барками неприметные и неразговорчивые мужчины. Лица их затеняли широкие поля тростниковых шляп, плечи покрывали дождевые накидки из рогожи. Общались речники жестами, лишь старший, поклонившись Пэй-гуну, буркнул:

   - До Пэнчэна, господин. И всё.

   - До Пэнчэна, - кивнул Лю и первым осторожно завел на борт Верного.

   Ладьи, набирая скорость, заскользили по разлившейся Сышуй.

   А наутро жители Чанъи, глянув со стен, убедились – войско мятежника Лю растворилось в предрассветном тумане, как будто и не было никакой осады.

   - Вот ведь разбойник! – сплюнул командир гарнизона.

   - Злодей, просто злодей! – поддакнули чиновники, переглянулись и подумали про себя, что, в общем-то, очень легко отделались. Не иначе, Небеса помогли.

   Мудрый Цзи Синь любил повторять, что искусство стратегии зиждется, на самом деле, на трех понятиях: тщательное планирование, внезапность и – воля Небес. Правда, глядя на предводителя Лю, конфуцианец вздыхал и уточнял: «В твоем случае, брат, я бы прибавил еще и дерзость, потрясающую Небеса!» И то верно – с дерзостью у Лю Дзы было все в порядке. А остальное – прилагалось.

   С тщательным планированием, при отсутствии братца Синя, вышла промашка – нет стратега, планировать некому. Зато внезапность получилась – прибытия Пэй-гуна в Пэнчэн никто не ждал. Ни торжественной встречи «дорогого союзника», ни, наоборот, горячей схватки с сонмищем врагов. Барки без помех причалили, воины спокойно сошли на пристань и коней свели, немногочисленные стражники и отощавшее местное население вытаращили глаза на вновь прибывших. Но отряд командира Лю вел себя спокойно, за мечи никто не хватался, и даже лошади облегчались с непередаваемым достоинством.

   - По коням, - буднично приказал Лю и подмигнул ошалевшему командиру чуских стражников. – Как здоровье вашего мудрого вана? Не чихает ли? Погодка-то – бр-р-р!

   - Э… - взявшийся было за меч чусец даже растерялся. – Милостью Небес… Не чихает. Вроде бы. – И на всякий случай добавил: - Господин.

   - Вот и славненько, - весело оскалился Пэй-гун, взгромоздившись на своего вороного жеребца.

   Прежде, чем солдаты окончательно сообразили, что происходит, отряд Лю уже поскакал мимо, разбрызгивая слякоть.

   - И что это было? – вопросил хмурые Небеса командир стражи.

   - Воля Неба! – свесившись с седла, веско припечатал замыкавший строй богатырь.

   - А-а…

   Небо призадумалось – и обрушило на Пэнчэн очередной дождь. И стражникам сразу стало как-то не до чудного крестьянина Лю и его банды. Приплыли – и ладно. Союзники же.

***

   То, что произошло в городе Пэнчэн на седьмой день второй луны года цзя-у, в исторических хрониках и таблицах отражено лишь скупой фразой: «Пэй-гун получил указ чуского Куай-вана и, присоединив войско Пэн Юэ, взял значительные запасы зерна и двинулся дальше». Но кто же верит этим историкам?

   Вот в донесении циньского шпиона, которое спустя недолгое время попало в руки зловещего главного евнуха и фактического правителя Чжао Гао, события были описаны гораздо подробней.

   «Едва злодей Лю со своими приспешниками малым отрядом вошел в город, все бродяги и бездельники, нищие, мятежники и проходимцы стали приветствовать его радостными воплями. Разграбив по дороге винные лавки, взбесившаяся чернь устремилась следом за своим вожаком ко дворцу Куай-вана. Охранявший ворота дворца подлец Пэн Юэ, устрашившись лютого разбойника Лю и беснующегося сброда, сложил оружие и склонился перед мерзавцем и его бандой. Зарубив слуг, преградивших ему путь, злодей Лю ворвался во дворец…»

   Насчет взбесившейся черни, а, в особенности, винных лавок, цинец не ошибся, разве что преувеличил немного. И в самом деле, завидев отряд Лю Дзы, торговец вином в городском рынке радостно воскликнул: «О, Пэй-гун вернулся!» - и налил страждущим внеочередные чарки бесплатно. «У! Пэй-гун!» - благостно отозвались винопийцы и осушили сосуды, на радостях даже рукавами не прикрывшись. Так что беснование и разврат были налицо. Ужас, что творилось в Пэнчэне.

   И про стражу циньский прознатчик если и приврал, то самую малость. И впрямь, когда командир Лю осадил коня перед воротами усадьбы чуского вана, а спутник его, могучий Фань Куай, покачал своим копьем-мао перед носом у офицера Пэн Юэ и проникновенно молвил:

   - А посторонился бы ты, братец…

   Тот сглотнул, повел плечами, словно ему вдруг броня тесна стала, и поклонился:

   - Понял! Эй, олухи, приветствуйте Пэй-гуна!

   Ибо офицер Пэн Юэ родом был из уезда Пэй и ни к чусцам, ни, тем паче, к их пастушьему вану, никакого почтения не испытывал.

   И даже порубленные слуги были! Точнее сказать, один. Не внял парень предупреждению, не принял всерьез слова Лю: «А сейчас я немного побуду Сян Юном», дубинкой замахнулся, да еще и сказал что-то насчет грязных крестьян и вонючих лисиц… Рубить людям головы Лю Дзы не любил. Но умел. Да и терпение у Пэй-гуна уже истощилось. В общем, не повезло тому слуге, попал под горячую руку, а остальные – сами разбежались, еще и искать пришлось хоть кого-то, кто знал, где же в поместье держат заложницу-хулидзын…

   Как показали дальнейшие события, беглецы поступили крайне благоразумно. Знали ведь, что именно увидит предводитель Лю, когда найдет свою лисицу, вот и дали дёру от греха.

   Поначалу Лю даже не понял, почему, завидев его, пищат и шарахаются служанки и разбегаются расплодившиеся про «дворе» Куай-вана евнухи. Вроде бы его ребята вели себя исключительно пристойно: быстро рассредоточились по территории поместья, ничего не ломали, девиц не лапали, на евнухов не покушались. Один зарубленный наглец у ворот – не в счет, по меркам уважаемого «брата» Сян Юна это – вообще мелочи…

   Но когда он все-таки изловил за шиворот какую-то писклявую девчонку, встряхнул пару раз и вежливо попросил проводить его в покои небесной лисы, а служанка вдруг завыла и запричитала, сердце у Пэй-гуна пропустило удар, по спине пробежал холодок, а ноздри затрепетали. И было от чего насторожиться. Потому что сначала он почуял запах, а уж затем увидел, откуда так несет болезнью и неволей.

   Двери покоев, на которые указала трясущаяся рука служанки, были крест-накрест заколочены, словно те, кто был снаружи, пытались отгородиться от того, кто оставался внутри. А этот узник, точнее, узница, явно пытался вырваться: прочная бумага была прорвана в нескольких местах, и даже несколько реек сломаны, словно кто-то изо всех сил наваливался на дверь, бился, словно зверь в клетке.

   - Там, - просипела девица, о которой Лю успел позабыть. – Она там.

   Из-за двери тянуло темницей, но… не только.

   - Что это за дым?

   - Это… это благовония, господин…

   - Сдохнуть хочешь? – спросил Лю, пытаясь отодрать доски голыми руками. Когда не удалось, потянул из ножен меч, и прислужница снова повалилась в ноги с воем, в котором он с трудом различил:

   - Это ван приказал! Это конопля, господин, Его величество приказал добавлять коноплю в курильницы, чтобы госпожа была спокойней…

   - На пастбищах, значит, научился! – прорычал Пэй-гун, остервенело разрубая и доски, и саму дверь. – Овцепас хренов! Юность припомнил!

   О том, что пастухи на горных пастбищах в отсутствии вина и женщин обходятся овцами и вдыханием дыма от горящей конопли, знал даже такой далекий от скотоводства человек, как Лю Дзы.

   Фань Куай

   Фань Куай нагнал побратима, когда тот уже почти прорубил дверь – только щепки и ошметки полетели. Но мощный засов не поддавался.

   - Дай-ка я, братец, - проворчал богатырь и одним толчком вышиб преграду. И замер на пороге, вытаращив глаза. Разглядеть что-то в дымном полумраке было сложно, разве что унюхать, но ничем хорошим в покоях хулидзын точно не пахло. Благоразумие и рассудительность на два голоса напомнили Фань Куайю, что братец Лю в гневе покруче любых Сян Юнов будет, и ежели лиса в заточении все-таки издохла…

   - Дай пройти! – рыкнул Лю, отпихивая Фаня, но тот застыл, как утес над стремниной. Дело выходило нехорошее. Ведь если судить по запаху, кто-то здесь точно издох, да и прислужница лицом посерела и на полу скрючилась. Не к добру.

   - С дороги!

   Пэй-гун рывком (и как сумел только? Видать, злость сил придала!) отшвырнул побратима и вломился в комнату как был – меч наголо, глаза сверкают, весь полон стремления то ли спасать, то ли страшно мстить, но сразу же споткнулся, закашлялся и неосознанно прикрыл лицо рукавом.

   - Что… что это?!

   - Так конопля же, господин, - пискнула служанка, предусмотрительно не поднимая головы от пола.

   - Точно, - шумно повел носом Фань Куай. – Она. Тока не пойму, откуда дымит-то… Из-под половиц, что ли?

   - Госпожа курильницы изволила переворачивать, бушевала очень, вот Куай-ван и придумал…

   - Так, - проморгавшись, Лю обшарил задымленное и смрадное узилище взглядом и даже не сразу понял, что пестрая куча тряпья на полу рядом с постелью – это и есть его небесная лиса. – Овцепаса – изловить и держать его, пока я не приду…

   - Как держать? – решил уточнить побратим, поглядывая на командира. Лиса, кстати, не шевелилась, то ли без памяти была, то ли и впрямь окочурилась.

   - Нежно! – рявкнул Лю, отбросил меч и склонился над узницей. Хотел было откинуть край одеяла, под которым с головой пряталась девушка, но рука у него дрогнула. Фань только головой покачал, видя, как командир несколько раз сжимал и разжимал кулак, прежде чем дотронуться до своей лисы. Этак совсем худо, если у братца руки дрожать станут. А ну как померла она, как же ж Пэй-гуну в таком расстройстве людьми управлять?

   «Красавицы героев губят, - подумал воин. – И живые губят, а уж помершие – и подавно…» А вслух тревожно спросил:

   - Ну как? Живая?

   - Дышит… - выдохнул Лю, и столько счастья и облегчения было в его голосе, что Фань прям устыдился своей черствости. – Великие Небеса, дышит! Люси! Люси, ты слышишь? Сейчас, сейчас…

   Он обхватил девушку за плечи и потянул к себе, но тут что-то звякнуло, и лисица, все еще в забытьи, жалобно застонала.

   - Что за?.. – Пэй-гун недоуменно повернулся на звук и отбросил одеяло окончательно.

   Фань глянул и почувствовал, что в горле у него как-то нехорошо запершило. Тонкую белую лодыжку небесной лисы обвивала приклепанная к тяжелому медному браслету цепь, тянувшаяся к ножке кровати. То есть, на привязь ее посадили. Умно, ничего не скажешь, вот и брат Лю такую придумку оценил, да еще как! Аж вызверился весь. Тоже понять можно – Фань, уже на что всякого навидался, а и то почуял, как закипает в душе гнев при виде такого непотребства. Это ж кто удумал такое! Этакую ножку – да заковать! Такую красоту сгубили!

   «Она ж танцовщицей на Небесах была, - припомнил Фань. – Э-эх! Больше уж не танцевать бедняжке…»

   В женских ногах богатырь разбирался похуже, чем в конских, но тут и знатоком быть не надо, чтобы понимать – охромела лиса, да как бы не насовсем. Больно уж распухла лодыжка, посинела, да и вывихнута была, похоже…

   - А… - служанка, получив пинок, вновь пустилась в объяснения, желая, понятное дело, отвести от себя гнев чужаков. – Это господин Сун приказал! Чтобы госпожа на дверь не кидалась… вот он и велел… это он… приказал… Это все он!

   Под тяжелым взглядом Пэй-гуна служанка начала отползать задом, но наткнулась на ногу Фань Куая и обреченно замерла.

   - Братец, - прокашлявшись, рассудительно молвил Фань. – Ты на слуг-то не гневайся, они ж люди подневольные… Братец! Брат Лю, отзовись!

   Пэй-гун моргнул, медленно неровно вдохнул, выдохнул и разжал кулаки. Побратим его и сам не удержался от облегченного вздоха, в который уж раз поразившись умению брата Лю смирять гнев и ярость. Не зря, видать, пророчат Лю Дзы титул Сына Неба! Иной бы уж и слуг покрошил, и усадьбу пожег, а Куай-вана и советника Сун И…

   - Мерзавцев – изловить, - отчеканил Лю, словно услышав мысли побратима. – Но и пальцем их не касаться, пока я не приду. Найти лекаря! И… - он глянул на раненую ногу своей лисицы и скрипнул зубами: - И кузнеца! Эту цепь надо снять, прежде чем…

   - Братец, - осторожно придвинулся ближе Фань, старательно отводя взгляд от обнаженной щиколотки хулидзын. – Не надо кузнеца. Дозволь-ка мне. Это ж медяшка, пустяк, да и склепана вхолодную,