Оглавление
- ЧАСТЬ 1. ПОСЛЕДНЯЯ ВЕДЬМА
- АННОТАЦИЯ
- ПРОЛОГ
- ГЛАВА 1
- ГЛАВА 2
- ГЛАВА 3
- ГЛАВА 4
- ЭПИЛОГ
- ЧАСТЬ 2. ОТРАЖЕНИЯ
- ЧАСТЬ 3. ЛЕГЕНДА О НЕВОЗМОЖНОМ
ЧАСТЬ 1. ПОСЛЕДНЯЯ ВЕДЬМА
АННОТАЦИЯ
Она всегда считала себя обычной - но никогда не была таковой. С самого детства умела слышать и чувствовать природу - та была ей единственной подругой. В шутку проведённый ритуал перевернул жизнь девушки с ног на голову: она попала в Средневековье. Как сохранить сострадание в кровавую эпоху, как сохранить себя и неожиданно обретённую любовь? Как вернуться домой, если уже привязалась к иному времени? Как избежать инквизиции, если ты - Последняя Ведьма на земле?
(Стихотворение к книге:
Таких, как ты сжигали на кострах.
Таких, как ты священники боялись.
А я обожествлял тебя в стихах,
А я хотел, чтобы тобою восхищались.
Таких, как ты старались избегать.
Таким, как ты в глаза смотреть не смели.
А я часами о тебе умел мечтать
И слушать: о тебе ли шепчут ели?
Таких, как ты не знали на балах.
Таких, как ты туда не приглашали.
А я тонул в пронзительных глазах,
И упивался собственной печалью.
Таких, как ты не смели обижать,
Но отвернись – так зло плевали в спину.
А я от всех тебя желал оберегать,
Кричал, что не отвергну, не покину!
Любил тебя, тобою восхищался!
А ты смеялась с искоркой в глазах,
А я любил, но все же убеждался:
Не зря таких сжигали на кострах.
Автор: Асия)
ПРОЛОГ
Хрупкая фигура девушки в длинном старомодном изумрудного цвета платье отчётливо вырисовывалась на фоне красивого яркого заката, который вспышкой красноватых лучей разлился по безмолвному лесу. Природа была как-то особенно прекрасна в этот тихий, чарующий летний день. Всё вокруг цвело и жило, вселяя в истерзанную душу такой желанный покой. Здесь всё было по-своему совершенно, начиная от огромного голубого неба и заканчивая едва заметными капельками росы.
Тишина. Почти неестественное для природы молчание захватило этот мистически прекрасный лес. Его нарушал лишь тихий шелест ветра в величественной листве старых могучих деревьев и журчание маленького, хрустально чистого, как слеза, ручейка, у которого остановилась девушка.
Скупые проблески солнца сквозь густую поросль деревьев освещали этот маленький ручеёк целым спектром разнообразных красок так, что каждая капелька походила на бриллиант. По всей крохотной полянке разносились волшебные запахи цветов и трав, за которыми девушка и пришла сюда.
Картина эта в целом вселяла необыкновенно умиротворяющее чувство покоя, радости и ненавязчивое ощущение чуда.
«Чудеса везде, вокруг нас, - Улыбнулась девушка, собирая лежащий в округе сухой хворост, дабы развести костёр, - Во всём: в каждом красивом цветке, в каждом тёплом лучике солнца, в каждой улыбке близкого человека. Мы просто разучились видеть в этом что-то чудесное, необыкновенно прекрасное, потому что этого много и мы часто сталкиваемся с этим. Абсурдность человеческих взглядов такова, что зачастую мы принимаем за чудо лишь то, что недосягаемо. Но это лишь иллюзия, мираж, порождённый извечной жаждой нового и непознанного, недоступного. Однако меняет ли это суть всего? Нет, нисколечко. Поэтому даже человек, который всю жизнь стремился к каким-то благам, высокопарным целям, даже он рано или поздно понимает, что счастье в самом простом, элементарном. И лишь тогда человек видит мир другим, настоящим. В этом мире есть место радужному счастью, всё очарование которого в той самой простоте, от которой он, этот человек, бежал всю жизнь».
Вот так, философствуя, девушка собрала большую охапку хвороста. Положив его в подходящее местечко и поставив рядом корзинку со всякими травами, она аккуратно присела на траву. Быстро, но внимательно оглянувшись, незнакомка привычным лёгким движением едва заметно взмахнула рукой. С кончиков пальцев послушно сорвались несколько искр, направленных прямо на хворост. Сухие ветки очень быстро занялись огнём, даря тепло, которое стало спасением для девушки в прохладе приближающейся ночи. Складки изумрудного платья облаком расплылись вокруг неё, волосы медового цвета живописными волнами спадали до самой её талии. Чистая кожа казалась неестественно бледной, алые губы словно были перепачканы кровью, а ярко изумрудные, как и платье, глаза, обращённые на костёр, пылали немного пугающим, но завораживающим фосфорическим огнём.
Девушка любила ночные костры – они дарили тепло и покой. Однако так же приносили с собой воспоминания, которые ей бы хотелось навсегда вычеркнуть из своей памяти.
***
Энже.
…Костёр уже почти потух, а я всё завороженно смотрю на него, лениво перебирая длинной палкой горящие угольки, чтобы разжечь его чуть больше. Меня зовут Энже, это тюрко-татарское имя, означающее «жемчужина». Раньше, в детстве, я недоумевала, с чего родителям захотелось так оригинальничать? Могли назвать просто Анжелой, Анжеликой. Мама объяснила это так: мол, она по происхождению татарка, и в молодости безумно любила жемчуг. Но, впрочем, это не очень важно.
До произошедшей со мной странной истории я была обычной девчонкой, ничем особо не выделяющейся из толпы. Просто симпатичная, не блистающая сногсшибательной красотой, среднестатистическая ученица-хорошистка. И было у меня только одно необычное увлечение – магия. Но не в том понимании, к которому привыкли в современном мире - я вовсе не претендовала на звание зловещей чёрной колдуньи с внешностью готов и мрачными кровожадными замашками. Нет, совсем нет. Я увлекалась древними методиками, элементарным гаданием и магическими свойствами целебных трав.
Дело в том, что, сколько себя помню, у меня всегда были особые отношения с природой. Всякий раз, оказываясь в лесу, я ощущала странное чувство единства с ним, как будто бы чувствовала его и знала все его тайны.
К примеру, однажды отец решил взять пятилетнюю меня с собой на небольшой пикник. Заметив случайно какое-то животное, он, будучи заядлым охотником, решил его поймать и оставить меня ненадолго. Вернувшись с добычей, не обнаружил меня там же, и, испугавшись, кинулся повсюду искать. Это был очень густой лес, его населяло много разного и не всегда безобидного зверья. Благо, папа хорошо знал местность, поэтому быстро нашёл меня. Однако я была не одна.
Впоследствии папа не раз с удивлением рассказывал, как обнаружил дочь в компании трёх матёрых диких волков, двое из которых стояли чуть поодаль, словно стражи, преданно глядя на меня, а последний спокойно прилёг у моих ног, будто верный пёс, а я, в свою очередь, гладила его, по-детски восхищённо улыбаясь.
Да, я всегда имела с природой особую связь, которую не могла объяснить самой себе, но которой безмерно радовалась. Ведь она стала моей лучшей подругой, которая знала все мои секреты, при этом молчаливо храня их. Только здесь, в атмосфере первозданной нетронутой чистоты, я ощущала себя свободной от ненужных лживых масок, чувствуя вкус вольного ветра на губах и запах умиротворённой радости вокруг.
При всём при этом я очень открытая, любящая общение и весёлые шутки девушка. Однако из-за некоторых моих чересчур наивных и оптимистичных взглядов многие меня попросту сторонились, считая странной, непонятной. Вследствие всего этого вокруг меня вырос кокон пренебрежения, недопонимания окружающих, разорвать который я оказалась не в силах. Но, как и прежде, старалась как можно чаще радостно улыбаться, отдавая свою боль лесу, который, казалось, с шелестом уносил её куда-то далеко, возвращая покой и осознание прекрасного, хорошего вокруг.
Правда, это не всегда помогало. Порой вот это недопонимание и презрение окружающих было настолько болезненным, что уже представлялись больнее и обиднее, чем насмешки и оскорбления. Тогда хотелось плакать от отсутствия ответа на вопрос: за что, почему меня сторонятся, чем я хуже других?
А однажды мне захотелось провести один какой-то любопытный ритуал, который почему-то меня зацепил, но суть была не указана. И именно этот ритуал помог найти ответы на вопросы, волновавшие меня… Однако, если бы я знала, что мне предстоит увидеть, точно не проводила бы его…
ГЛАВА 1
(За год до этого)
Холодный лунный свет проникал сквозь узкие окна домика. Ночь, обычно такая прекрасная, в этом месте наводила ощущение непонятного, липкого суеверного страха…
Посреди небольшой комнаты находились пентаграмма, состоящая из маленьких свечей, и тёмная фигура девушки, склонившаяся над ней.
Вздохнув, юная колдунья встала в центре пентаграммы, и, застыв, словно статуя, начала шептать длинные непонятные фразы на полузабытом людьми языке.
«Ну вот, ни-че-го, - закончив длинное заклинание, вздохнула девушка, - Как всегда…»
И собралась было уйти, но вдруг словно наткнулась на невидимую стену. Все свечи разом потухли, хотя ветра не наблюдалось, голова вдруг страшно отяжелела, любое движение отдавалось болью, отчего девушка испугалась бы, не будь так плохо.
«О Господи, что со мной?» – Паникуя, подумала она, не заметив, как упала всем телом на холодный пол, уже почти не различая звуков.
Последнее, что она увидела, было необыкновенно яркое пламя, похожее на зарево пожара. А потом темнота…
…Спустя минуту луна, одиноко освещающая землю и решившая вновь заглянуть в окошко нашей ведьмочки, застала в её комнате лишь сиротливую пустоту, посреди которой пугающей пропастью зияла потухшая пентаграмма.
***
Насквозь продрогшее тело дрожало, голова страшно болела, мысли путались... Боже, где я? Что всё это значит?
Едва сумев пошевелить рукой, нащупала лишь липкую грязь. Одежда промокла и неприятно прилипла к телу. Всё так, будто я лежу в какой-то луже...
Судорожно сглотнув, с силой приподнимаю отяжелевшие веки. Полуразмытый мир кружился и опадал перед глазами, застланный какой-то серой пеленой, похожей на промозглый туман. Сердце билось, как ненормальное, во рту пересохло от волнения и абсолютного непонимания происходящего.
Едва сфокусировавшийся взгляд обнаружил шныряющих туда-сюда людей в странных костюмах. Совершенно равнодушные, болезненные, измотанные, какие-то совсем не такие. Все они не видели ни друг друга, ни, казалось бы, даже себя самих, спеша куда-то от надоедливо моросящего дождя. Все они - и мужчины, и женщины, - были одеты, как актёры, снимающиеся в историческом фильме. Причём довольно реалистично...
Мозг, который, кажется, тоже продрог, отказывался принимать и как-либо понимать происходящее. Вот, ещё секунду назад я была дома!
Но всё усиливающийся холод, который острыми иглами вонзался в моё онемевшее тело, был подтверждением тому, что всё это не сон и не бред. Но что это тогда? Что мне делать?!
С десятой попытки, фыркая и разбрызгиваясь мутной влажной грязью, я медленно встала из лужи, в которой каким-то образом очутилась. Мимо проходила какая-то женщина, в костюме а-ля средневековая кухарка, полненькая, с лицом, изрытым прошедшей болезнью. К ней я и решила обратиться.
- Извините... не подскажете, где я нахожусь?
Добродушный вид женщины сменился брезгливым презрением и непониманием.
Может, она не знает русского? Я повторила ту же фразу, но уже на английском.
Губы женщины скривились в пренебрежительной ухмылке.
- Держись-ка от меня подальше, рвань, - зло процедила она, больно и ощутимо толкнув меня, - много вас тут таких, ходят, выпрашивают! Нахлебники! Паразиты!
Не удержавшись от сильного толчка, я с визгом рухнула в ту же огромную лужу. Тут же толпа ряженных забияк остановилась, гогоча, дабы полюбоваться на сие зрелище.
Боль, грязь, отчаяние, недоумение, унижение... я не знала, куда себя деть от этих чувств. Так страшно и противно мне ещё никогда не было!
Да что же здесь происходит?!
Размазывая по лицу слёзы вместе с грязью, я снова поплелась куда-то на одеревенелых ногах, дыша через раз и вглядываясь в каждую деталь, которая могла бы мне хоть что-то прояснить.
Словно сомнамбула, я, ёжась, шагала по вездесущим лужам, хлюпая при этом заледеневшими босыми ногами. Повсюду виднелись серые каменные стены, какие-то башни и хилые постройки. Отовсюду пахло затхлостью, гнилью, отходами. Зловония, словно эпидемия, бродили по узким улочкам так же, как и я сама. Мимо проходили сотни людей, и все они были одеты в стиле средневековья, хотя и по-разному. Они были различны внешне, по положению, но одно их объединяло: отстранённое равнодушие. Никто из них не удостоил меня и некоторых на меня похожих бедолаг (их было немало) даже взглядом, слово нас не было, словно я не юная девушка, умирающая от холода, а пустое место. Вывод напрашивался сам собой...
Во-первых, если бы это были съёмки фильма, то их не было бы так много, во-вторых, они хотя бы обратили бы на меня внимание, вызвали скорую, что-ли...
Тогда остаётся только одно: это и есть средневековье. Как бы бредово это ни звучало.
Ошарашенная этой мыслью, я, облокотившись спиной о каменную стену, закрыла лицо руками, сотрясаясь то ли в судороге, то ли в беззвучных рыданиях.
Ритуал сработал. Я в прошлом. В каком именно году - неизвестно. Что делать дальше? Я не хочу умереть от воспаления лёгких, которое уже наверняка заработала, от голода или от одной из многочисленных болезней, каким была подвержена тогда "немытая Европа", где я, кажется, и оказалась...
Боже, за что мне всё это?! Что теперь делать?! Прошу, подскажи верный путь, не бросай!
До глубокой ночи я всё петляла по грязным улочкам, удивляясь, что ещё жива и умею двигаться, хотя жизнь и покидала меня с каждой секундой. Из тысячи людей, что проходили мимо, не один не взглянул на меня с сочувствием, никто не помог, хотя я просила, кричала об этом охрипшим, умирающим голосом. Всем было глубоко плевать, они, кажется, привыкли, что таких много, и попросту перестали обращать на нас внимания, не считая даже за людей. Если и замечали, то только для того, чтобы толкнуть или швырнуть что-нибудь вроде гнилого яблока или комка грязи смеха ради. Я задыхалась от слёз, боли и гнева на то, что такое бывает. По сути, не так же ли относятся к обездоленным людям и в двадцать первом веке? Вот я, будучи ещё всем довольной студенткой, ни разу не задумывалась об этом, ни разу не встречала таких людей, а иногда даже и считала, что только они сами, и никто другой, виноваты в том, что с ними случилось. И только сейчас, пережив всё это, я поняла, как сильно ошибалась.
Этот день перевернул мой мир. Меня швырнули, ткнули носом в самую грязную часть человеческих пороков, грубо срывая с глаз розовые очки. Я поклялась себе, что если выживу (А я это сделаю!), то никогда не стану подобной этим людям, никогда не забуду выученного урока и сохраню в своём сердце способность сострадать, даже если это будет мой злейший враг...
Рухнув без сил на землю, впиваясь в неё ладонями и обливаясь кровью, обильно текущей из носа, я поняла: это конец. Всё же мне не выжить.
Скованное льдом сердце, затихая, прошептало лишь одно слово - жаль... Уже равнодушно и будто наблюдая со стороны.
Я считала себя взрослой, а на проверку оказалось, что только-только начинала жить...
- Господи Иисусе! - Запричитал кто-то рядом, всплеснув руками, - Девочка, ты в порядке? Боже, да ты вся в крови! Эй! Ты меня слышишь?
Нет, я уже почти не слышала. Вернее, не понимала - сознание ускользало куда-то за грань жизни и смерти, даря спасительное беспамятство.
ГЛАВА 2
Сознание возвращалось медленно, словно нехотя.
Чуть приоткрыв глаза, девушка непонимающе оглядела комнату.
Очень маленькая, словно будка, с серыми безликими стенами, освещаемая лишь узкой полоской света мизерного окошка и одной восковой свечкой. Из мебели в ней находилась только одна бедная кровать и крохотный столик. Воздух пропах маслами и запахом ладана, как в церкви.
«Уж не собираются ли меня отпевать?» - Ужаснулась Энже, привстав.
Затем пришли воспоминания…
- О Боже! – Прошептала она, в панике закрыв лицо грязными руками. Она – в средневековье…
«Может, мне приснилось?» - Появилась робкая надежда.
Но весь её вид и обстановка подтверждали обратное.
Тут дверь со скрипом отворилась, пропуская женщину средних лет, очевидно, монахиню. Её большие небесно голубые глаза лучились всеобъемлющей добротой, но взгляд немного замутнённый, словно не от мира сего. В руках она что-то держала.
- Ты очнулась?- Ласково поинтересовалась она, подходя, - Вот, выпей. Парное молоко. Тебе лучше?
- Да, спасибо, - Не своим голосом прохрипела девушка, садясь поудобнее, - Я… меня зовут Энже.
- Как-как? – Не поняла монахиня, - Хм… странное у тебя имя, видно, не английское. А кто ты? Из какого рода, какого сословия?
- М-м… - Замялась девушка, нахмурившись, - Видите ли… Родителей у меня нет, я крестьянка. Была… Но у меня ничего не осталось. Разрешите, в подробности вдаваться не буду? Об этом сложно вспоминать.
- Конечно, - Понимающе кивнула женщина, - Раз так, то монастырь всегда помогает обездоленным. Мы можем посвятить тебя в Святой Орден.
- Нет-нет! – Испугалась Энже, представив себя в этой роли, - Увы, я слишком тяготею к мирским благам. Разрешите, я просто останусь ненадолго, а потом… потом что-нибудь придумаю.
- Что ж, хорошо, - улыбнулась монахиня, - Тогда мы пока что выдадим вам платье послушницы, и вы будете считаться ею, пока находитесь здесь. Помоетесь, отчистите тело и душу. Мы всегда рады помочь нуждающимся, ибо Бог есть любовь и сострадание. Я – Адельгейда, настоятельница этого монастыря.
- Спасибо большое! – Искренне поблагодарила девушка, - только… Вопрос покажется вам странным, но я, кажется, очень сильно ударилась головой, что даже забыла некоторые элементарные вещи. Скажите, пожалуйста, где мы, и какой сейчас год?
- Лондон, 1535 год, - Немного удивлённо ответила настоятельница, уже скрываясь за дверью.
- Значит, Англия, шестнадцатый век, - судорожно вздохнула Энже, вновь упав на кровать, словно без сил, - Слов нет, один Великий и Могучий…
Да уж, вот что называется, влипла…
***
- Ну что ты так медленно? Давай быстрее! – Окликнула её Мария, ещё одна послушница из монастыря.
- Иду, - покорно кивнула Энже, едва поспевая за девушкой.
Она сначала любовалась маленьким монастырским садом, в котором за эти три месяца побывала не раз, затем близлежащим лесом, овеянным яркими лучами солнца, а потом городом, с острыми шпилями его башен и узкими грязными улочками. Унылые вытянутые лица людей мельтешили перед глазами, словно это был не солнечный летний день, а промозглая зима и всеобщий траур. Однако за это время Энже ко многому успела привыкнуть, и старалась не обращать внимания на прохожих, дабы не портить себе настроение.
С того дня, как она попала в монастырь, девушка успела кое-что узнать и понять о том времени, в котором очутилась. Совершенно другие нравы, понятия, взгляды на мир… не то, чтобы ей довелось увидеть многое, нет, по большей части она исходила из каких-то случайно услышанных ею слов, незначительных действий других и своих знаний о шестнадцатом веке.
С каждым днём вопросов становилось всё больше. Во-первых, она не понимала цели своего пребывания здесь. Во-вторых, где жить дальше, когда монастырю надоест держать её в качестве послушницы? Не в монахини же податься, в конце концов?!
«С этим срочно нужно что-то делать! – Задумавшись, размышляла она, теребя край жёсткого дешёвого балахона, - Но что?! Боже, за что мне всё это?»
- О! – Прервал её размышления восторженный визг сопровождающей, - Энже, смотри!
Встрепенувшись, девушка огляделась.
Вообще они отправлялись на рынок, но пока что дошли только до городской площади. Огромное пространство заполнило такое количество людей, что трудно было даже дышать. Даже для этого места такое столпотворение необычно… очевидно, есть повод.
Люди вкруг шумели, смеялись, переговаривались. Центром всеобщего внимания стали… три больших кучи, сложенные вокруг трёх вбитых в землю высоких палок.
- Не понимаю… - Нахмурилась Света. Кажется, это должны быть костры? Да, вроде так, - Но зачем?..
И тут память услужливо подсказала ей. Средневековье… костры…
- Сегодня будут жечь трёх ведьм! – С весёлым энтузиазмом отозвалась Мария, едва не хлопая в ладоши, - Так им и надо, дьяволовы отродья! Эй, ты чего?
Пошатнувшись, Энже не мигая смотрела на кучи, где должно состояться убийство ни в чём не повинных женщин.
«Не может быть! – Мысленно всхлипнула она с всё нарастающей паникой, - что они такого сделали? И настоящие ли это ведьмы? В любом случае, всякое живое существо имеет право на жизнь или хотябы адекватных судей! Ведь так… так нельзя!».
- Да что с тобой такое?! Тебе что, жаль этих дьяволиц? Может, сама такая же? – Возмутилась Мария, грубо встряхнув девушку и прожигая её пронзительным взором ледяных серебряных глаз.
- Я…- Пересохшие губы не слушались, мир плыл и плясал перед глазами. Господи, неужели, такое на самом деле было?!
Тут в застывшей тишине раздался стук приближающихся колёс. Повернув туда голову, Энже увидела бедную обшарпанную телегу, запряжённую хилой, болезненной кобылой. Помимо немытого и уставшего извозчика там виднелись ещё три фигуры.
Первая – стройная, гибкая молодая девушка с молочно белой кожей, большими, выразительными зелёными глазами и солнечно рыжими волосами, которые, свободно развеваясь по ветру, казались длинными и буйными язычками пламени. На ней ничего не было, кроме длинной холщовой рубахи, которая неприлично обрисовывала её фигурку от сильного ветра. Девушка едва стояла, видно, что ей пришлось очень нелегко, об этом свидетельствовали так же и видные кое-где пугающие рубцы на её теле. Однако столько гордости и величия было в её прямой осанке, столько презрения во взгляде, что все вокруг по сравнению с ней ещё больше казались грязью. Девушка была удивительно красива. Не в этом ли её обвиняют?