Божественная охота. Юлия Фирсанова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20

АННОТАЦИЯ

Кто бы мог подумать, что странные видения и утренний визит Повелителя Межуровнья в спальню богини любви выльются в грандиозные проблемы? Многие, разумеется. Но чтоб настолько…

    Вновь вертится колесо судьбы, вновь смеется над проделками богов Творец. По мирам несется одержимый жаждой боя, неистовый воитель Нрэн, чей рассудок помутился от ревности к могущественному сопернику. Идет по следу жаждущий темных развлечений принц-вампир Энтиор. Где-то на болотах Мэссленда чувствует поступь Рока загадочный маг-отшельник, ссорятся и мирятся боги Лоуленда, ходит ходуном сама Бездна, чей повелитель все более подпадает под власть женских чар Элии.

    Жертвы и охотники в любой миг могут поменяться местами. Возможно, в этой сумасшедшей круговерти событий лишь богиня любви сможет проследить цель и спасти дорогих ей мужчин, угодивших в ловушку охотничьего азарта.

   Посвящается моим дорогим читателям. Особая благодарность Татьяне Серебряковой, Елене Литвиновой и Luchia – за привязанность к миру Джокеров и помощь в борьбе за соответствие текста нормам и правилам русского языка

ГЛАВА 1

Вопросы во сне и наяву

    Говорят, во многих мирах бесконечной Вселенной предутренние часы считаются не менее опасными, чем глубокая полночь. Именно это время избирают для посещения жертв самые темные мысли и самые безжалостные чудовища. Мрак в последнем приступе безнадежной тоски рвет души, расслабившиеся в ожидании грядущего восхода светила. Корчатся в приступах боли тела жертв, угодивших во власть кошмарных сновидений.

    Как раз в эту пограничную пору в сладчайшую дрему принцессы Лоуленда, проведшей большую часть ночи в полном соответствии с сутью богини любви, ворвался бархатный голос, полный обволакивающего мрака:

    – Элия! Элия!

    Богиня мгновенно открыла глаза и сквозь легкий флер занавеси балдахина разглядела хорошо знакомый силуэт самого ужасного создания, какому только доводилось ступать по Уровням с мига их сотворения. Впрочем, силуэт, если не вдаваться во внутреннюю его суть, был весьма симпатичным и мужественным. Но это его не извиняло!

    – Демоны тебя побери, Злат, ты знаешь, который час? – мрачно вопросила принцесса Лоуленда, садясь на кровати.

    – Вряд ли твое пожелание выполнимо, – вплотную приблизившись к ложу Элии, задумчиво констатировал Повелитель Межуровнья и соответственно обитающих в этом ужасном месте демонов всех мастей. – Я тебя разбудил?

    – Да-а-а. – Ответ богини превратился в протяжный зевок. – Надеюсь, основания для такого зверства были достаточно вескими?

    – Вполне, – коротко кивнул мужчина. – Мне был сон!

    – Однако! Такое иногда случается со всеми живыми существами, – осторожно пошутила принцесса, отдавая мысленную команду Звездному Набору облачить ее в халатик и уложить в прическу роскошный водопад медовых волос. – Или для тебя все иначе?

    – Я имею в виду вещий сон, дорогая моя, – уточнил Повелитель с сухим смешком. – И суть его такова, что я решил посвятить тебя в содержание видения.

    Нашарив тапочки, Элия кивком предложила визитеру пройти из полутемной спальни в будуар, освещаемый мягким светом магических шаров. Злат пропустил красавицу вперед, галантно отступил чуть в сторону, но не удержался от искушения и втянул ноздрями нежный аромат, исходящий от богини. Каким-то образом эта удивительная женщина ухитрилась построить их отношения так, чтобы не сделаться послушной игрушкой в руках Дракона Бездны, и что еще более странно, такое положение дел доставляло практически всемогущему монстру бездну удовольствия. Элия стала для него не просто любовницей, но и другом, к которому Злат, считавший себя вечным одиночкой, пришел сейчас за советом.

    Запахнув поплотнее короткий чернильно-синий халатик, при этом умудряющийся быть еще и полупрозрачным, богиня откинулась на спинку диванчика. Разглядывая из-под полуприкрытых век «чудовище из бездны», облаченное в длинный по лоулендской моде камзол темно-малахитового цвета с вычурными мэсслендскими застежками-пряжками, Элия промолвила:

    – Внимаю. Поведай же, о Повелитель Путей и Перекрестков, что растревожило тебя настолько, что ты, заявившись в мою спальню среди ночи, стал настаивать на разговоре!

    – Да уж, мало кому достанет силы воли вспомнить о беседе, коли он удостоится чести быть приглашенным в святая святых, – усмехнулся Злат, прекрасно осведомленный о том, на что способна обворожительная принцесса по части сведения с ума мужчин. – Но ты же знаешь, дорогая, у меня сильная воля.

    – И не только воля, – согласно промурлыкала Элия, и пусть тон ее был игрив, но глаза оставались серьезными. Богиня любви и логики понимала, что шутки ради Злат не стал бы говорить о снах, и настроилась на важный разговор. Благо, что волею Повелителя в покоях принцессы теперь можно было без помех вести любые дела и произносить самые крамольные речи. Ограждая Элию, а попутно и самого себя от внимания ее досужих родичей, не менее любопытного, чем смертные, Источника Лоуленда и прочих потенциальных вуайеристов, Владыка Межуровнья сплел на комнатах богини непробиваемую магическую защиту от всякого рода личностей, способных к подглядыванию и подслушиванию. Защита эта стала тем более актуальной, когда королевская семья в целом и принцесса Элия в частности выше ушек увязли в охоте за загадочными картами из Колоды Либастьяна – сумасшедшего художника, нарисовавшего Джокеров Творца и их ближайших подручных.

    – Ты почти угадала, я редко вижу сны, и куда реже сны вещие, мое могущество в другом. Но на сей раз я почти уверен, что видение было истинным, и касалось оно Колоды Творца. – Повелитель Межуровнья по-хозяйски раскинулся в кресле и, задумчиво потирая подбородок, начал рассказ:

    – Я видел на самой окраине своих владений демона… – Тут Злат не то поперхнулся, не то выругался, но выданное им зубодробительное сочетание звуков никоим образом не было приспособлено к произнесению человеческим языком. Увидев явное непонимание на лице принцессы, Повелитель снисходительно уточнил: – У некоторых, довольно бездарных, кстати, авторов, которые тщатся описать и постигнуть Бездну своим скудоумным сознанием, демоны эти именуются сардраганами.

    Вот теперь богиня уяснила, что речь идет о более чем двухметрового роста мускулистых тварях, которые, если не считать «обычного» арсенала ветвистых рогов, клыков и когтей, выглядят как чрезмерно накачанные и сказочно одаренные мужественностью «люди» с начисто содранной кожей. Милые эти создания считались типичными представителями Межуровнья, то есть злобными, коварными и сильными тварями.

    – Демон явно бежал к Сердцу Бездны, исполненный радостного торжества и столь же великого страха. Он желал что-то преподнести мне в дар и ждал награды.

    – Я так понимаю, ты не часто даешь аудиенции столь ничтожным подданным? – уточнила богиня, стараясь вникнуть в суть.

    – Верно. – Лицо Повелителя Межуровнья на миг превратилось в маску застывшей надменности и всемогущей безжалостности и явно продемонстрировало принцессе, что совсем недаром Злата до жути боятся все демоны Бездны и признают его владычество. Даже в самом безобидном из своих обличий Повелитель Путей и Перекрестков мог быть воплощением чистого, как первый снег, ужаса. – А значит, демон стремился ко мне неспроста. Он очень спешил и утратил бдительность. На сардрагана напал встретившийся на пути чужак, судя по силе, бог с более высокого Уровня, чем твой. Рыцарь, с ног до головы закованный в белую гибкую броню из живой стали.

    – Ого! – Элия присвистнула от удивления и даже уронила с ноги тапочку.

    Живая сталь – доспехи столь же удобные, как и обычная одежда, меняющие форму, повинующиеся малейшему движению владельца, стоили не просто очень, а безумно дорого, слыли большой редкостью и были практически непробиваемы. Вообще-то они считались абсолютно непробиваемыми, но Нрэн, никому и никогда не веривший на слово, проверил, и волшебные доспехи не выдержали удара его смертоносного меча.

    – Демон не знал об особенностях доспехов и уж тем более не мог предполагать, что меч воина будет из синей лиоссы, – констатировал Злат. Принцесса понимающие хмыкнула. О том, что этот сплав смертельно ядовит для многих выходцев из Межуровнья, Элия помнила. – Сардраганы очень сильны физически, не шибко умны, зато более чем самоуверенны. Демон решил, что легко справится с противником, и вместо того чтобы спасаться бегством, кинулся в драку. Он смог ударить рыцаря, однако доспехи выдержали, а сам сардраган получил удар мечом в живот, в самое уязвимое место. Умирая, демон испустил вопль, который на несколько минут оглушил рыцаря и разнесся далеко по Межуровнью. Яд подействовал очень быстро, но все-таки несколько секунд демон еще корчился, стараясь отползти от бесчувственного врага и вынуть нечто из разрубленной кожной складки-сумки на животе, чтобы спрятать понадежнее среди камней. Это казалось ему более важным, чем собственная жизнь. К несчастью, рыцарь очнулся и заметил потуги демона. Он выхватил из когтей умирающего неизвестный предмет и нырнул в открывшийся выход-воронку из Межуровнья, возможно, тот самый, из которого прибыл. Прошло не более нескольких минут, и около трупа, разогнав жадных падальщиков, появился еще один воин. На сей раз в черных доспехах, тоже сделанных из живой стали.

    – Однако, – снова хмыкнула Элия, конечно, верившая в совпадения и неслучайность всего сущего, но не до такой же степени!

    – Это не все, дорогая моя, – мрачно усмехнулся Злат. – Воин пинком перевернул демона и, обыскав его сумку, извлек еще один предмет. После чего, отдав трупу прощальный салют, удалился. На этом видении мой сон завершился. Стоит ли говорить, что предметами, попавшими в руки рыцарей, были карты из Колоды Либастьяна?

    – Чьи? – жадно полюбопытствовала богиня.

    – Мне было дано узреть только рубашки карт, а не персон, на них изображенных. У Творца странное чувство юмора, – пожал плечами мужчина.

    – Но тогда, может быть, и твое видение было лишь аллегорией о Колоде, чем-то вроде рассказа о противостоянии Сил Света и Тьмы, пытающихся перетянуть на свою сторону Джокеров? – предположила принцесса, нарисовав в воздухе какую-то светящуюся, абстрактную, как и ее версия, загогулину.

    – Нет, малышка, – развеяв абстракцию одним дуновением, хмыкнул Злат и нахмурил густые брови. – После пробуждения я перенесся на место, явленное в видении, и увидел останки сардрагана. Даже мои сны не обладают столь четкой способностью к материализации.

    – Это в корне меняет дело, – согласилась принцесса и перешла к обсуждению рассказа. – Пока по опыту общения с жертвами, удостоившимися пророческих видений, и по своим личным наблюдениям могу сказать одно: раз видение было явлено тебе, тебе и доверено решать, как нужно распорядиться информацией из высшего источника! Такова воля Творца, существующая объективно, сколько бы ты, Злат, в упрямой гордыне ни пытался ее игнорировать. Я со своей стороны обещаю переговорить с Нрэном по поводу доспехов из живой стали. Зацепка яркая. Возможно, он подскажет, в чьем обыкновении носить столь знаково окрашенные полные доспехи и кому они по карману.

    – Ты могла бы не только поговорить со своим чокнутым кузеном, – выдвинул идею мужчина, невольно поморщившись при упоминании бога войны, которого сторонился не столько как реального соперника, сколько как душевнобольного с неадекватной даже на взгляд выходца из Межуровнья реакцией на происходящее. – Припоминаю твой недавний рассказ о жиотоважской жрице-пророчице. Возможно, настало время нанести ей визит? Кто знает, не будет ли и ей по воле Творца даровано откровение, проливающее свет на загадку. – Злат даже не пытался скрыть сарказм в голосе.

    – Или Ижена загадает нам десяток новых загадок, выдав какое-нибудь запутанное пророчество-головоломку, или вовсе не сможет воспользоваться своим даром для прозрения, или случится что-то вовсе непредвиденное, – закончила перечисление вероятностей сомнительного достоинства Элия, загибая пальчики. – Но ты прав, стоит попробовать посетить Жиотоваж с неофициальным визитом, и поскорее, пока труп твоего посланца еще свеж. Кстати, позволь уточнить, почему демон нес карты Повелителю Межуровнья? Ты оповестил своих подданных о том, что ищешь Колоду Либастьяна?

    – Я показал рисунок рубашки колоды и дал понять, что желаю иметь как можно больше таких картин. Подданным известно мое увлечение экзотическими коллекциями, а мотивами иными, чем моя прихоть, никто интересоваться не смеет, – с вальяжной небрежностью пожал плечами Дракон Туманов. – Уж не думаешь ли ты, дорогая, что я открыто объявил всему Межуровнью о том, что я как Ферзь Джокеров добровольно возложил на себя обязанности сбирать и хранить Колоду Творца?

    – Относительно тебя никогда нельзя быть ни в чем уверенной, Злат, ибо твоя логика подчас весьма отличается от той, которой оперируют обыкновенные жители Уровней, – честно призналась Элия, нарочито скромно сложив ладони на коленях.

    – И тем не менее ты почему-то всегда знаешь, что я сделаю, тебе каким-то образом удается предсказать мои поступки, – задумчиво выгнул бровь Злат, вызывая Элию на откровенность этим полувопросом-полуконстатацией факта.

    – Так ведь я не только богиня логики, но и богиня любви, – напомнила со смехом Элия, – там, где нет места разуму, помогают чувства. А все твои поступки прямо или косвенно связаны с ними, даже чудовище из Межуровнья склонно поддаваться душевным порывам.

    – Позволь в таком случае полюбопытствовать, что сейчас подсказывает тебе многогранный талант, а, богиня? – бархатным голосом поинтересовался Злат, вылетел из кресла и в мгновение ока переместился за диванчик, на котором сидела принцесса. Чуть зажмурив яркие малахитовые глаза, мужчина запустил сильные пальцы в волосы богини и начал играть длинными прядями цвета меда.

    – Что мы сейчас ненадолго прервем разговор о делах, – улыбнулась принцесса, запрокидывая голову и подставляя для поцелуя губы, изогнутые в искушающей улыбке.

    – Угадала, малышка, – возбужденно шепнул мужчина в алый бархат прелестных уст. – Только почему же ненадолго?

    – Как вам будет угодно, мой лорд, – откликнулась Элия, в свою очередь запуская пальцы в роскошные черные кудри Повелителя Межуровнья.

    – Какая редкая уступчивость, моя дорогая леди! – восторженно удивился Злат, скользнув ладонью по плечу принцессы и ниже…

    Чернильно-синий шелковый халатик богини и длинный камзол с модными пуговицами-пряжками остались на диване, а их хозяева переместились на мягкий ковер будуара и, нисколько не стыдясь нежного света магических шаров, «прервали разговор о делах».

    …Утро полностью вступило в свои права и даже начало приближаться к почетному званию дня, когда, как всегда без объявления пажом своего визита, в покои Элии вошел Нрэн, приглашенный принцессой по заклинанию связи.

    Воитель только недавно вернулся из длительного похода и, стосковавшись по – назовем это обтекаемо – обществу богини, с охотой устремился на зов возлюбленной. В суровой душе несгибаемого мужчины жили две властные, поглощающие все его существо страсти: война и любовь к кузине. И ни в одной из них Нрэну не суждено было достичь утоления. С бранного поля он спешил на ложе прекрасной богини, от нее снова бросался в бой. Но если воевать для принца было так же естественно, как дышать или ходить, и ни одна из сложнейших тактических или стратегических задач не вызывала у него затруднений, то любовь приносила скрытному мужчине не только величайшее наслаждение, но и безграничную муку. Он не мог заполучить предмет своей страсти в «вечное пользование», а потому терзался систематически одолевающими мыслями о будущем (как жить, если возлюбленная его отвергнет?) и приступами ревности в настоящем. Ему не давали покоя мысли о многочисленных, куда более красивых, ловких, изящных, языкастых и искусных в любви соперниках, претендующих на внимание богини. Когорта выматывающих душу дум оставляла принца лишь ненадолго, когда он сам был с Элией и вообще терял способность думать.

    Но сейчас Нрэн почти улыбался, входя к кузине. Она позвала его, сама пожелала видеть! Как редко случалось такое! Куда чаще гордому мужчине приходилось почти вымаливать благосклонность непостоянной любовницы как подачку. В мучительном, каком-то мазохистском восторге-страдании ломать себя. Ему, грозному воителю, от одного взгляда которого обмирали, а то и умирали от страха храбрейшие люди, главнокомандующему, привыкшему к беспрекословному подчинению, доставляло тайное удовольствие подчиняться самому.

    – Элия! – коротко позвал Нрэн, входя в гостиную для того, чтобы оповестить кузину о своем появлении, и, пользуясь временным уединением, тщательно принюхался.

    Именно таким способом без использования добровольных или платных осведомителей, запугивания очевидцев, заклятий слежения и изучения пестрого соцветия лоулендских слухов, касавшихся увлечений богини любви, воин выявлял своих соперников. Тонкое обоняние, вычленяющее тончайшие нюансы и оттенки совсем свежих и весьма старых ароматов, помогало подозрительному мужчине куда лучше всех вышеперечисленных методов. Во всяком случае, сам Нрэн считал этот способ безошибочным и не догадывался о коварстве принцессы, осведомленной о многогранных талантах кузена и время от времени удалявшей отдельные нити ароматов изящным заклятием. Однако почвы для ревности и подозрений увлекающаяся женщина оставляла мнительному любовнику предостаточно, а сейчас и вовсе не подумала ничего скрывать. В ноздри ревнивого Нрэна ударил мощный аромат силы Межуровнья. Бог войны рефлекторно схватился за то место на поясе, где обыкновенно покоился меч, и издал тихий горловой рык.

    Бывали среди мимолетных шалостей Элии такие, на которые даже маниакально ревнивый принц не обращал внимания. Ну что, спрашивается, взять с безумно влюбленного ничтожного безродного поэта или голосистого менестрелишки, которому подарили одну-единственную ночь счастья, обрекая на вечное томление? Таким Нрэн в чем-то даже сочувствовал, бешено же ревновал бог к тем, кого считал хоть в чем-то равными себе. Таковые находились частенько, ибо ни красавцем, ни изысканным кавалером воитель себя не числил. Меч бога разил без жалости, и конкуренты отправлялись в иную инкарнацию раньше срока. Но Повелитель Межуровнья?! С этим могущественным чудовищем богу войны не потягаться. Как тут не заскрежетать зубами от злой ревности? Мужчина почти рехнулся от ярости, осознания собственного бессилия и того факта, что выкидыш Бездны сейчас здесь, в покоях Элии, и конечно же от фантастических домыслов о роде их занятий.

    – Привет, дорогой, спасибо, что заглянул, – как ни в чем не бывало прощебетала принцесса, выпархивая на зов кузена и ласково касаясь ладонью тонкой рубашки на его груди, светлой рубашки со шнуровкой, какие всегда нравились богине. – У меня есть к тебе парочка вопросов.

    Легкое домашнее платье, запах Злата, легший на кожу Элии, перебивая аромат персикового мыла, и сам Повелитель Межуровнья, последовавший из будуара вслед за принцессой, неся на себя явственный призвук ее силы, стали последней каплей, переполнившей чашу, красной тряпкой, хлестнувшей по самой морде разъяренного быка. Пелена гнева застлала рассудок принца.

    – Мне не о чем разговаривать с подстилкой для твари Межуровнья! – горько процедил Нрэн, отшатнувшись от теплой, нежной ладони богини и тут же, опровергая самого себя, выпалил в сердцах, пожирая безумными глазами цвета витаря ее фигуру:

    – Как ты могла позволить этому чудовищу касаться себя? Легла под мразь из Бездны! Он же не то что не бог, даже не демон! Прекраснейшая богиня Уровней – игрушка в когтях твари тьмы!..

    – А почему не в щупальцах? – скрестив руки, игриво поинтересовалась Элия, прерывая череду бредовых упреков разошедшегося любовника и украдкой бросая взгляды на Злата – как он там, не злится ли? Но Повелитель Путей и Перекрестков был абсолютно спокоен. Оскорбления бога войны не тронули мужчину, напротив, он разглядывал принца с отстраненным интересом и даже с крохотной капелькой сочувствия.

    – Будь ты навеки проклята, ведьма! Я не желаю больше видеть тебя! Прощай! – резко заявил обманутый в лучших надеждах Нрэн.

    Он развернулся и вышел, так громыхнув напоследок дверью, что несчастная жертва буйного темперамента бога рассталась с арочным проемом и рухнула на ковер гостиной, сделав заикой маленького пажа, прятавшегося в простенке прихожей.

    – И это Ферзь Колоды Джокеров? – покачав головой, риторически вопросил Злат, пока Элия сплетала заклятие восстановления целостности дверной коробки. – Не могу не повториться, у Творца странный вкус и еще более странное чувство юмора.

    – На то он и Творец, чтобы быть непостижимым. Ничего, Нрэн перебесится, соскучится и вернется, на коленях приползет. Не побрезгует «подстилкой для твари из Межуровнья», – с абсолютной уверенностью в неотразимости собственных чар, навек приковавших сердце жертвы к мучительнице, бросила разозленная Элия, небрежно встряхнула кистями рук и осмотрела «воскресшую» дверь. Дерево, серебряные украшения-накладки, придававшие створкам кажущиеся легкость и стиль, и камень инкрустаций обрели былую гармонию целостности. Мимоходом утешающе потрепав по щечке перепуганного «представлением» пажа, богиня прикрыла створки.

    – И тем не менее, пока ты, дорогая моя, осталась без советчика, – усмехнулся Повелитель. Он прохаживался по гостиной и касался кончиками пальцев то причудливой статуэтки на каминной полке, то шелка гобелена, то широкого обода напольной вазы, то лепестка свежей розы в ней, то бархатной спинки широкого дивана. Грациозной небрежностью движений Злат в очередной раз напомнил богине хищного зверя, изучающего чужое логово.

    – Нрэн не единственный сведущий в оружии и доспехах бог войны в пределах этого замка, – огрызнулась принцесса, ее еще никогда в жизни не бросал мужчина, тем более в присутствии свидетелей. – Есть еще Дарис и Итварт…

    – Готовые с охотой явиться на зов возлюбленной… – саркастически продолжил за Элию Злат.

    – Кажется, Нрэн не успел тебя покусать, «чудовище из Бездны», так чего же ты язвишь и пытаешься меня подколоть? Или эта инфекция передается по воздуху? – удивилась женщина. Серые глаза подернулись надменным ледком.

    – Извини, – с задумчивой небрежностью попросил прощения Злат и развел руками. – Наверное, я немного ревную. Нет, не к мужчинам, – Повелитель пренебрежительно усмехнулся уголком рта, – а к тому, что в твоей бурной жизни столько всего, что не касается меня. Даже богов войны под рукой, и то три штуки – целый набор… Впрочем, я не настолько кровожаден, чтобы подобно твоему безумному кузену жаждать изничтожить все то, что тебе дорого.

    – Они оба хороши, но Дарис с более высокого Уровня. Думаю, для начала стоит расспросить его, – мгновенно смилостивившись над испросившим прощения кавалером, ответила Элия, присаживаясь в кресло. И сплела заклятие связи.

    – Прекрасное утро главному стражу Лоуленда! – тепло поздоровалась принцесса с начальником королевской стражи. – Можно получить маленькую консультацию?

    – Прекрасное утро, моя принцесса, – отозвался широкоплечий шатен, отрывая голову от бумаг. Бог говорил из своего кабинета, где вершил самый ненавистный для воина бой – сражение с документацией, без работы с которой не могла обойтись ни одна мало-мальски значимая должность. Элия не стала сужать радиуса действия чар связи, и речь Дариса была прекрасно слышна Злату. – С радостью отвечу на любой вопрос прямо сейчас, если консультация займет несколько минут, или чуть позднее, после того как проведу смотр стражи.

    – Думаю, нескольких минут нам хватит, а если нет, то продолжим потом, – согласилась принцесса, таинственно улыбнувшись, и сделала рукой приглашающий жест, предлагая воину переместиться в ее покои, дабы соблюсти конфиденциальность разговора.

    Дарис исполнил ее волю. Воин коротко поклонился богине, отметил, что в гостиной присутствует Повелитель Межуровнья, и в немом настороженном вопросе устремил проницательный взгляд карих глаз на госпожу своего сердца. По виду Элии нельзя было сказать, что ей угрожает опасность, но вдруг принцесса искусно спрятала свои чувства?

    – Все в порядке, дорогой, мне действительно нужна лишь консультация, – догадавшись о мыслях мужчины, сердечно улыбнулась Элия. – Злат не слишком сведущ в обычаях Уровней и не знал, к кому, кроме меня, обратиться с одной маленькой проблемой.

    Дарис кивнул, показывая, что внимательно слушает.

    – Одного из его слуг-демонов прямо в Межуровнье убил рыцарь в абсолютно белых доспехах из живой стали, вооруженный мечом из лиоссы, а прямо по пятам за этим сияющим белизной воином следовал другой – черный, как ночь, но в столь же редких доспехах. Подскажи, не известно ли тебе, у кого в обычае и кому по средствам носить столь дорогие и странно одноцветные латы? Повелитель не стал бы поднимать шум из-за одной смерти, но по надежному свидетельству у демона были похищены достаточно редкие вещи, которые он намеревался передать своему господину, – по возможности коротко сформулировала вопрос богиня, обосновав и причину обращения к Дарису, и необходимость сохранить разговор в секрете.

    Воин поразмышлял несколько секунд, покусывая костяшки пальцев и прохаживаясь по ковру, а потом, повернувшись к своей госпоже, ответил:

    – Я не вижу причин держать свои догадки в секрете. Кем бы ни были напавшие рыцари, они преступили закон: убили и ограбили демона в его вотчине. На моем Уровне, как правило, полные доспехи из живой стали без эмблем и официальных плащей надевали высшие эмиссары Темного и Белого Братств, отправляющиеся в рыцарские странствия. Здесь я ни с чем подобным не сталкивался. Вот и все, что знаю. Вряд ли моя информация существенно поможет сузить круг поисков.

    – Значит, Братства… – нахмурился Злат и потер подбородок, просчитывая вероятную степень осведомленности неизвестных, вступивших в игру.

    – Или кто-то, маскирующийся под их эмиссаров, – выдвинула еще одну версию принцесса, одарив Дариса благодарной улыбкой, официальным благосклонным кивком и неофициальным намеком в глазах.

    – Исключать такую возможность не стоит, но, – воин помешкал, подбирая доводы, – ты говорила о том, что нападение произошло в Межуровнье. Не думаю, что у кого-то другого хватит наглости на столь дерзкий разбой.

    – Грабил белый, черный только обобрал труп, – иезуитски уточнил Злат.

    – Что вполне соответствует манерам действий обоих Братств, – неожиданно ухмыльнулся Повелителю Межуровнья Дарис, показывая, что не испытывает ни малейшего уважения к вышеназванным организациям.

    – Ты знаешь, кто возглавляет Братства? – вопросил Дракон Бездны, раздумывая, не начать ли ему поиск украденного с «главарей банд».

    – Нет, – признался воин. – Мне известно не больше, чем всем остальным. Братства – огромные организации, их местные представительства находятся на многих Уровнях. Белое возглавляет Совет, Темное – Верховный маршал. Но где и как их искать? – Воин пожал могучими плечами. – Я никогда не задавался этим вопросом и не желал связываться с ними. В эту гигантскую паутину, не важно, какого она цвета, стоит только влипнуть, и уже не сможешь выбраться никогда. Слыхал, Братства принимают в свои ряды ищущих их фанатичных неофитов, но, как правило, сами через наделенных определенными полномочиями рыцарей предпочитают делать предложения тем, кого считают достойными. Впрочем, в Лоуленде я не знаю никого, принадлежащего к этим организациям, да и меня никто не пытался соблазнить членством в Братстве.

    – А в Альвионе? – поняла намек Элия.

    – Там мною как-то интересовалось Белое, но я дал понять, что не вижу смысла в сём служении, – признался Дарис, задумчиво улыбнувшись. – Жаль, что вы не помните свои прошлые инкарнации. Могли бы расспросить Нрэна. Именно он предлагал мне Тропу Света.

    Элия невольно рассмеялась над комизмом ситуации, живо представив, как ее бывший супруг проводил агитационную работу с ее же любовником, и как себя чувствовал в это время Дарис, искавший подвох в каждом слове Нрэна, не ведавшего о своих ветвистых рогах.

    – Я рассказал тебе все, что знал, моя принцесса. Быть может, принц Нрэн знает больше. Расспроси его, а мне, с твоего разрешения, пора идти, – констатировал воин.

    – Спасибо, дорогой, в Нрэне нет нужды, ты очень помог нам, – поблагодарила мужчину богиня любви, мановением руки позволив ему удалиться и даже не потребовав у любовника клятвы молчания. Дарис и так не проронил бы о разговоре ни слова.

    – Братства… – задумчиво хмыкнул Злат, прежде мало вникавший во внутренние дела Уровней, и поинтересовался мнением женщины: – Что скажешь, Элия?

    – Прежде чем начнем искать монетку в сокровищнице дракона, нужно, как ты и советовал, навестить Жиотоваж, – предложила принцесса, поднимаясь с кресла и одновременно приказывая Звездному Набору облачить ее в более подобающее для путешествия одеяние.

    – А если не поможет? – уточнил Повелитель.

    – Тогда вызову Рика с Клайдом и попрошу помощи, пусть наши сплетники поработают, – решила Элия, разглядывая в зеркале свой наряд.

    Драгоценные нити сапфировых и сиренитовых мелких роз в серебряной оправе перевили тяжелые локоны, глубокая синева нижнего платья с белым кружевом и сиреневое верхнее одеяние производили именно то впечатление, какого желала добиться принцесса: высокородная леди, отправляющаяся с полуофициальным визитом.

    Злат подал Элии руку, и пара шагнула в зеркальный водоворот тьмы, взметнувшийся из-под ног Повелителя Путей и Перекрестков, имеющего власть над всеми дорогами Вселенной. Следующий шаг мужчина и женщина сделали уже в ином пространстве. Правда, оно нисколько не походило на Мир Грани, погруженный в загадочные фиолетовые туманы, гораздо сильнее пространство напоминало пресловутый зал Повелителя Межуровнья – скорее всего потому, что и являлось таковым.

    – О, мой дорогой лорд! Смею заметить, что сии роскошные апартаменты вряд ли находятся в Жиотоваже! – нахмурилась Элия и качнула головой в сторону трона Повелителя, который весьма живописно смотрелся в обрамлении малахитовых панелей с драгоценными камнями и огромных окон, являвших и притягательно-идиллические, и мрачные виды десятков миров. – Уж не приготовили ли вы мне в своем великом коварстве ловушку? Заманили в самое Сердце Бездны с намерением извлечь мою суть из бренного тела и присоединить ее к вашей коллекции душ, заточенных в драгоценные камни!

    – Мм, ваше высочество весьма лестного мнения о моем коварстве, – гордо заулыбался и приосанился Злат, – но должен признаться, столь вдохновенный злодейский план не соответствует моим эстетическим запросам, ибо дивная форма, в которой ныне пребывает душа принцессы Элии, прельщает меня куда более самого изысканного драгоценного камня… Вообще-то я собирался сделать тебя жемчужиной своего гарема!

    – Какого гарема? – Наигранное ревнивое возмущение принцессы, упершей руки в бока и наступавшей на Повелителя, было столь комичным, что Дракон Туманов не выдержал и от души расхохотался. Наверное, впервые с мига сотворения Бездны в зале прозвучали столь несвойственные Межуровнью звуки. Отсмеявшись, мужчина шагнул к богине, поцеловал ее в лоб, прижал голову красавицы к своему плечу и удивительно мягко сказал:

    – Спасибо, ты научила меня настоящему смеху без горечи и ехидства, я не думал, что смогу вспомнить, каково это – смеяться потому, что весело. Здесь такое – небывалая редкость.

    – Наверное, это происходит потому, – серьезно предположила принцесса, – что ты мало кого можешь рассмешить.

    – Да? – «искренне огорчился» Злат, поставил густые брови беспомощным домиком и растерянно протянул: – А я считал себя таким забавным…

    – Увы! – поддержала игру Элия, сочувственно похлопав мужчину по плечу. – Наши собственные представления о себе далеко не всегда соответствуют тому, что думают о нас окружающие. А зачастую так и прямо противоположны общественному мнению. Бороться с этим бесполезно, так что остается смириться.

    – Придется, – «скорбно» согласился Повелитель. – А что касается того, почему мы здесь, я предложил бы предварительно изучить обстановку в Жиотоваже через мои окна и выбрать подходящие место и момент для появления. – Злат махнул рукой на магические арки гигантских окон, занявшие все стены. В них отражались именно те пейзажи, какие желал зреть Повелитель, и менялись они по его воле с такой же легкостью, с какой шулер тасует колоду карт.

    – Логично, – признала Элия. – Начни с храма Кристалла Авитрегона, Великого и Благостного. Если жрицы там не будет, осмотрим окрестности, Бэль рассказывала, что ее подружка любит гулять по саду у храма.

    Злат подошел к ближайшему окну с идиллической пасторалью: синяя сочная трава, зеленое бездонное небо с пушистыми облачками, розовые овечки и рогатый пастух, вместо кнута пощелкивающий длинным хвостом с кисточкой на конце. Стоило Повелителю Межуровнья коснуться дланью оконной рамы, как картина тут же изменилась. Вместо овечек перед глазами появился огромный зал с высокими стройными колоннами из белого искрящегося мрамора. Прозрачный хрустальный купол пропускал солнечный свет, преломляя его сотнями ярких брызг, дробящихся в искристом камне стен, пола и фокусируя ослепительным огнем в сердце гигантского кристалла, сияющего на алтаре. В этом свете даже пестрая толпа, наводнившая помещение, казалась не более чем сборищем букашек, облепивших восхитительный белый цветок. Из общей массы выделялись лишь три изящные фигуры, кружащиеся в замысловатом танце перед Кристаллом Авитрегона. Через секунду к эффектной картинке добавился звук: перезвон колокольчиков, нежные голоса флейт и глухой ритм, выбиваемый шайтистами. Три жрицы исполняли ритуальный танец, четко следуя причудливой мелодии. Первой была наряженная в ярко-красное как полыхающий закат платье красивая зрелая женщина с едва заметной сеточкой морщин. Второй – молодая, только вступившая в пору цветения девушка в насыщенно-синем одеянии. А третьей – совсем крохотная девчушка едва ли десяти годов от роду в пронзительно-зеленом, до безобразия коротком наряде. Каждое из роскошных и ярких одеяний, дополненных массой блестящих и звенящих украшений, обнажало одно плечо танцовщиц, где переливалась маленькая голограмма, изображающая Кристалл.

    – И которая из этих клейменых девиц пророчица Ижена? – поинтересовался Повелитель Межуровнья, вспомнив рассказ Элии о забавных религиозных обычаях Жиотоважа.

    – Ее здесь нет, – в легком замешательстве отозвалась богиня. – Странно. Я вижу трех жриц, но не пророчицу. Не понимаю, что же произошло? – Принцесса принялась рассуждать вслух, машинально потирая подбородок: – Рик опутал храм таким количеством охранных заклятий, что случись там что, мы бы мигом узнали. Я вижу в храме Магжу, – Элия соткала из эфира светящуюся указку и направила ее на женщину с роскошными формами, некогда прельстившую самого Лимбера, – Яворека и Даличку. – Указка принцессы переместилась к апатичного вида кавалеру неопределенного возраста и столь же неопределенной наружности и к еще одной, на сей раз высокой и черноволосой красотке с цепким взглядом умной стервы. – Все Высшие вары в сборе, нет только Мичжеля. Скажи, Злат, – в голове богини забрезжила туманная догадка, – а твои окна могут показывать только местность или им можно приказать явить образ конкретного человека?

    – Можно все, что я пожелаю, – благосклонно согласился мужчина и вновь коснулся рамы тонкими пальцами, и легкого нажатия которых достало бы на то, чтобы сломать хребет самому громадному демону.

    Без всяких театральных эффектов (магия Повелителя, как правило, была почти незаметной, но необычайно эффективной и в большинстве случаев смертоносной) изображение в окне вновь сменилось. На сей раз наблюдатели увидели не храм, а большой фруктовый сад. Ветви раскидистых яблонь и слив сгибались под тяжестью плодов. Яркие, крупные красные, розовые и пестрые яблоки; синие, фиолетовые, красные, бордовые, желтые и черные сливы распространяли одуряющий аромат, через проем окна он донесся до Злата и Элии дивным и аппетитным благоуханием. В саду стояла ажурная синяя беседка, увитая темной зеленью плюща. А уж в ней принцесса обнаружила свою потерю. Вар Мичжель и жрица Ижена сидели на скамейке и за обе щеки уплетали спелые сливы с большого фарфорового блюда. Кроме совершенно счастливых и словно светящихся внутренним светом лиц сладкой парочки (Мижчель отнюдь не казался тем безразличным и вялым типом, какого строил из себя в Лоуленде) принцессе бросился в глаза наряд Ижены – зеленое платье, затканное вышивкой, с изображением пышных белых цветков сливы. Платье имело соблазнительно низкий вырез, но полностью прикрывало оба плеча. Пока богиня озадаченно хмурилась, Мичжель взял с блюда плод, сочащийся соком, и, хитро улыбнувшись, засунул его в ротик девушки со словами:

    – Тебе, моя сладкая женушка, самая сладкая слива! И мне пора бежать, ведь Даличка с Явореком голову снимут, коли на заседание опоздаю, и так уже службу в храме пропустил! А зачем тебе безголовый муж?

    Ижена проглотила сливу и, тряхнув своими многочисленными косичками, прыснула в ладошку:

    – Скажешь им, что мы возносили хвалу Творцу и Кристаллу иным, не менее угодным, чем молитва, способом! Беги! Только возвращайся поскорее, я скучать буду! И голову приноси назад, разрешаю тебе терять ее только от любви ко мне!

    – Конечно! – Глаза Мичжеля весело блеснули, он на прощанье подарил юной супруге долгий поцелуй и умчался.

    Злат едва слышно хмыкнул и пессимистически констатировал, скрестив на груди руки:

    – Творец нас обставил и тут. Пророчица влюбилась и лишилась жреческого сана.

    – Возможно, ее талант не зависел от благословения храма Кристалла, – ухватилась за слабую надежду принцесса. – До своего визита в Лоуленд Ижена делала предсказания, касающиеся лишь Жиотоважа. Есть небольшой шанс, что ее пророческий дар и откровения о Колоде Творца исходили из иного источника, нежели прежние изречения, и источник этот не оставил ее своим покровительством после сложения сана, как не оставил после утраты девственности. Стоит попробовать!

    – Каким образом проведем испытание? – уточнил мужчина, выгибая бровь.

    – В нашем случае в пророческий транс Ижена каждый раз впадала во время физического контакта с персоной из Колоды Джокеров. Тебе стоит дотронуться до нее и посмотреть, что получится. Только, – Элия коротко улыбнулась, оценив эффектную мрачность самого Повелителя Межуровнья и его апартаментов, – если мы переместим ее в твои владения, то получим обыкновенный обморок без всяких пророческих последствий. Страху в Бездне девочка успела натерпеться порядком.

    – Значит, отправляемся в Жиотоваж. Мой облик, надеюсь, в достаточной мере импозантен для того, чтобы сие хрупкое создание не скончалось от ужаса в один момент? – хмыкнул Злат, иногда слегка устававший от того, что является самым ужасным созданием во Вселенных.

    – Думаю, несколько минут она продержится, особенно если мы с тобой устроим небольшой розыгрыш, – рассмеялась принцесса и поделилась с Повелителем Межуровнья своими соображениями.

    – Неплохо придумано, – одобрил Злат сценарий.

ГЛАВА 2

Куда приводят намерения

    Потеряв голову от ревности, в безнадежном отчаянии и столь же беспросветной ярости, захватившей его душу, Нрэн пронесся по замковым коридорам как неистовый торнадо. К счастью, по пути богу никто не встретился. Воин ворвался в свои покои, захлопнул дверь и замер, тяжело дыша.

    Все в комнатах Нрэна было сделано так, чтобы навевать покой и сохранять душевное равновесие: длинные циновки и коврики с геометрическими узорами, напольные вазы с композициями из сухих веток, травы и цветов, расписанные умиротворяющими пейзажами ширмы, невысокая (для рослого принца) мебель, песочные и светло-коричневые, зеленые и охристые натуральные цвета тканых обоев и мягкой мебели.

    Но, как обычно после беседы с Элией, психике принца оказалось глубоко наплевать на оздоравливающий эффект обстановки. Бог был несказанно зол, и эта безнадежная злость требовала выхода, хоть какого-то выхода. Он не мог убить Элию или вызвать ее на дуэль, ничего не дала бы попытка проделать то же самое с Повелителем Межуровнья.

    Нрэн заметался по комнатам, до деталей вспоминая мгновения своего визита к изменнице. Стоило ли так стараться, чтобы угодить ей? Какой он идиот!!! Нацепил ремень с новой пряжкой (Элия с удовольствием изучала замысловатые изгибы золотого плетения!), рубашку со шнуровкой (как она играла с завязками!), отрастил волосы куда длиннее, чем обычно (все только потому, что пальчики принцессы любили перебирать мягкие светлые пряди!). Бог с ожесточением сорвал с себя проклятую рубашку, разорвал завязки, расплющил, сжав пальцами, драгоценную пряжку, на изготовление которой потратил семь часов, сорвал заколку для волос и тряхнул головой. Злость нисколько не утихла. Случайно на глаза воину попались зеркало и собственное ненавистное отражение в нем – упертая физиономия типичного солдафона с безумными глазами, не то фанатика, не то самоубийцы… всклокоченные волосы, словно выбившись из привычного повиновения, дыбом стояли вокруг головы.

    «Урод! Как можно любить и желать такого!» – мрачно подумал Нрэн и, осененный внезапною мыслью, с каким-то мстительным удовольствием хлопнул в ладоши, вызывая молчаливого и незаметного как тень слугу.

    – Ножницы, бритву, – отдал резкий приказ бог.

    Несмотря на свою незаметность, тугоухостью слуга принца не страдал. Не прошло и нескольких секунд, как маленький сухощавый скуластый человечек предстал перед прошествовавшим в ванную комнату богом с раскрытым несессером в руках.

    Нрэн схватил ножницы и не глядя, одним резким движением отхватил длинный хвост волос. Сбросив пряди на специальный поднос у раковины, где они вспыхнули бездымным золотым огнем и опали горсткой мельчайшего пепла, мужчина опустился на низкий табурет и отдал очередной приказ:

    – Брей налысо.

    Молчаливый слуга достал бритву и чашечку для пены. Ему и в голову не пришло спросить, с какой это стати богу приспичило совершить над собой столь странный акт вандализма. Это лопоухий камердинер Рика, получая абсурдное задание, мог язвительно поинтересоваться, в своем ли уме его высочество, не перебрало ли давеча винца и не уронило ли что-то себе на рыжую башку, а слуги Нрэна никогда не задавали вопросов. Если господин пожелал, значит так правильно и так лучше для господина, так тому и быть.

    Сноровисто орудуя посеребренным лезвием, слуга практически молниеносно очистил голову Нрэна от остатков поросли и стряхнул отходы все на тот же поднос, уничтожающий частицы плоти бога без лишних шума и запаха.

    Его высочество жестом отпустил прислугу и, глянув на свое лысое, как коленка, отражение в ростовом зеркале, угрюмо усмехнулся: «Погляди теперь на меня, Элия! Каков красавец!» Отражение ответило на мрачную усмешку хозяина, но на душе у Нрэна легче не стало. Хотелось все крушить, убивать любовников кузины, выть в голос, снова явиться к принцессе и… Принц могучим усилием воли постарался изгнать из души мысли о предательнице и решил заняться важными делами, например вспомнить об обязанностях опекуна и навестить принцессу Мирабэль.

    Надев темно-коричневую, самого мрачного оттенка, какой только нашелся в шкафу, рубашку и перевязь с мечом, его высочество двинулся к покоям младшей сестры, расположенным по соседству с его собственными, – для инспекции.

    Как обычно, без предупреждения, воин резко распахнул дверь в комнаты Бэль и по традиции застал сестренку за преступным занятием. Юная принцесса лежала на ковре и, болтая в воздухе ногами так, что юбка задралась к самой попке, читала здоровенную книгу. С одного бока к девушке прижималась огромная спящая пантера, питомец Элии – Диад, с другого, свернувшись клубочком, посапывала, прикрыв нос пушистым кремовым хвостом, кошка Таиса. По худенькой спинке эльфиечки прыгал, мурлыкая что-то умиротворяющее, круглый пушистик – дикати Дик.

    – Бэль! – раздался с высоты строгий голос.

    Дик, подпрыгнув в последний раз, издал высокую недовольную трель, выпучил испуганные темно-фиолетовые глаза и, скатившись со спины хозяйки, спрятался между ней и Диадом. Пантера вздрогнула, но не двинулась с места, только нервно дернула хвостом, Таиса пулей шмыгнула под диван. Бэль совершенно спокойно подняла голову от книги и широко распахнула любопытные карие глаза при виде свежелысого брата. Насупив тонкие брови, эльфиечка недовольно спросила, подперев кулачком подбородок:

    – Чего?! И что у тебя с головой?

    Прошли те времена, когда от одного окрика сурового брата маленькая принцесса готова была задрожать и съежиться в комочек. Страшный и страшно занудливый Нрэн перестал быть для девушки авторитетом и воспитателем еще несколько лет назад, теперь его терпели как неизбежное и докучное зло.

    В свои тринадцать лет Бэль полагала себя достаточно взрослой и самостоятельной для того, чтобы игнорировать «воспитательные проповеди» старшего брата и искать помощи у Элии в борьбе с тиранией бога войны. Обычно сестра помогала ей весьма охотно и принимала в любом споре сторону малышки. Не удалось эльфиечке только отстоять свое право в тринадцать лет быть представленной высшему свету Лоуленда на балу. Нрэн счел Мирабэль недостаточно взрослой для светских мероприятий и, воспользовавшись правом опекуна, затянул изоляцию сестры еще на три года, до второго девичьего совершеннолетия – шестнадцати лет. И Элия согласилась с кузеном, конечно, руководствуясь своими соображениями и желая еще ненадолго продлить детство веселой, весьма легкомысленной и доверчивой сестрички перед тем как та окунется в циничный и жестокий мир высшего света, познакомится с подлостью, лицемерием и предательством, от которых девочку защищали любимые братья.

    – Ты неподобающе себя ведешь! – проигнорировав второй вопрос малявки, твердо провозгласил Нрэн, всерьез полагая, что вершит благое дело наставничества. – Принцессе не подобает валяться на ковре в обществе животных!

    – А мне нравится! И Элия часто на ковре книги читает и просто так лежит! – вызывающе фыркнув, вздернула носик Бэль, к счастью, не заметив некоторой двусмысленности в формулировке брата, на которую не преминула бы обратить внимание богиня любви.

    При имени кузины Нрэн вздрогнул как от удара и еще более помрачнел.

    – А если ты с ней поссорился, лысое чудовище, нечего на мне злость срывать! От тебя несет такими колючими и темными чувствами, что меня тошнить начинает! Как ты только можешь так думать об Элии! Чего она тебе такого плохого сделала?!!

    Нрэн захлопнул рот, словно получил удар под дых, малиновые пятна яркого румянца выступили на скулах мужчины. Бэль знает, что он чувствует?! Принц мгновенно свернул заготовленную нравоучительную тираду – какие уж тут проповеди, когда твою похоть чует ребенок, – и телепортировался за дверь.

    Бэль глубоко вздохнула, успокаиваясь, и удивленно покачала головой. Девушка не ожидала от своих слов такого эффекта. Надо же! Кажется, Нрэн чего-то сильно испугался! Знать бы еще – чего, чтобы можно было так прогонять его каждый раз, когда он будет приставать с какой-нибудь нудной ерундой!

    Почувствовав, что гроза миновала, из-под кровати выбралась Таиса, глаза Дика стали ярко-зелеными, он запел что-то умиротворяющее, Диад широко зевнул и снова задремал. Бэль вернулась к изучению книги по магическому целительству, рекомендованной в качестве дополнительного пособия учителем магии лордом Эдмоном.

    А Нрэн, чью душу властно рвали на части неистовые ревность, обида, злость и стыд, стремительно помчался назад в апартаменты. Как обычно, случай сыграл против бога традиций. Принц Клайд, бог магии и информации, «родившийся» как вторая половина разделенной Силами души принца Рикардо, завернул домой, чтобы прихватить пару нужных вещичек, и в коридоре нос к носу столкнулся с кузеном. Лысый и пятнисто-красный Нрэн произвел на первого сплетника Лоуленда поистине сногсшибательное впечатление. На несколько мгновений рыжий Клайд, перехвативший у Рика эстафету распространения слухов, даже потерял дар речи и обрел его только тогда, когда кузен успел удалиться от него на приличное расстояние. Восстановив способность к членораздельной речи, принц тут же не преминул ею воспользоваться. Ехидный проныра счел расстояние до бога войны в меру безопасным и крикнул:

    – Классная прическа, Нрэн! Тебе здорово идет, и вши в походах досаждать не будут! – и тут же телепортировался прочь.

    Но грозный бог почти не слышал болтуна. Он был одержим одной мыслью – поскорее убраться прочь из Лоуленда, где его бурные чувства способна увидеть даже маленькая сестренка, убраться куда-нибудь подальше от любых живых существ, чтобы в уединении вырвать из сердца даже память о прекрасной Элии, забыть ее навсегда и вернуться к прежнему абсолютному покою.

    Быстро собрав вещи и оружие, которое бог войны считал куда более важным, чем одежда и хлеб насущный, Нрэн перенесся в конюшню и, разогнав конюхов, лично начал седлать огромного коня весьма странной пятнистой расцветки. Серые, бурые, черные и песочные пятна делали животное похожим на маскировочный плащ, но даже они не могли скрыть дивную стать зверя. Породистое животное именовалось впятеро длиннее хозяина – Гремдердирондидрашем, но даже приверженец традиций Нрэн звал его просто Гремом не только ради того, чтобы не ломать язык, но и затем чтобы не становиться предметом насмешек: хорош принц, чье имя по сравнению с именем коня звучит как короткая кличка.

    – Теперь я выгляжу достаточно безобидно? – вопросил Злат Элию после нескольких минут манипуляций со своей внешностью, заодно создавая зеркало для детального обозрения собственного облика.

    – Нет, – честно призналась принцесса и развела руками. – Такого тебе не дано! Но все, что можно, мы сделали!

    Злат сменил свои пышные одеяния на скромный темно-коричневый длиннополый камзол без шитья с бронзовыми пуговицами, длинные кудри собрал в хвост и скрепил простой костяной заколкой, с пояса убрал ножны со смертоносным клинком. Но ничто не могло притушить гордый зеленый огонь Бездны в глазах Повелителя Межуровнья, сгладить капризный изгиб смоляных бровей, расправить ироничную складку у губ и изменить властность повадки.

    «Впрочем, – решила принцесса, – мало ли кто нанялся ко мне в услужение ради шанса завоевать благосклонность богини любви. Это знают даже Силы, а заклятие отвода глаз оградит нас от излишнего любопытства».

    «Замаскировав» в целях конспирации грозу Уровней, парочка шагнула в окно, открытое в жиотоважский сад Мичжеля. У самой беседки, на тропинке, посыпанной мелкой пестрой галькой, появились два силуэта, и Ижена, ойкнув от неожиданности, подавилась сливой. Злат, поспешно метнувшись к пророчице, легонько стукнул ее по спине, ликвидируя затычку в горле, и девушка откашлялась. Она не заметила того, что ее визитеры обменялись короткими разочарованными взглядами – первый тактильный контакт, очевидно, не способствовал наступлению пророческого транса.

    – Прости, милая, – сказала Элия, когда мужчина, как и подобает вышколенному слуге, отступил на два шага и застыл позади богини. – Я вовсе не планировала тебя пугать!

    – Я не испугалась, – вскочив с гибкостью прирожденной танцовщицы и подбежав к богине, с неподдельной радостной горячностью в голосе затараторила Ижена. – Просто удивилась! А вы телепортировались прямо сюда? А надолго вы к нам в Жиотоваж? А как поживает Бэль? Ой, как жалко, что Мичжель только-только ушел! Он бы тоже обрадовался!

    «Не сомневаюсь!» – усмехнулась принцесса, вспомнив, как шарахался от нее юный вар, запуганный приятелем Элегором, боясь ненароком влюбиться.

    – Вы знаете, мы поженились в начале осени! Кристалл отпустил меня! Я больше не жрица, голограмма исчезла, теперь я просто вара, жена Высшего вара! Я по храму скучаю немножко и по подругам, но Мичжель такой хороший! А танцевать я и здесь могу сколько хочу!..

    – Прекрасный день, Ижена! – благосклонно кивнула принцесса, прерывая бурный поток речей непосредственной девушки. – Именно потому, что ты соединила нить своей души с нитью Мичжеля, я и прибыла в Жиотоваж. Отрадно, когда те, кто следует зову собственной души, обретают счастье.

    – Это же вы мне сказали слушать, что скажет оно. – Бывшая жрица положила ладошку на крепкую грудь. – Я и послушалась! И все само собой получилось! – Ижена расплылась в мечтательной нежной улыбке влюбленной и любимой женщины. – Я так счастлива, что иногда кажется, еще капелька – и просто умру!!!

    Богиня любви выслушала типичный бред влюбленной со всепонимающей мудрой улыбкой на устах и ответила как подобает:

    – Следующие зову души благословенны. Я расскажу принцессе Мирабэль о твоем браке с варом Мичжелем. Думаю, она не меньше меня порадуется за подругу. Прими от меня на память малый дар с пожеланием счастья, пусть ваши чувства не угаснут с годами.

    Элия сделала знак рукой, и Злат выступил вперед, держа в руках небольшую бархатную коробочку. Мужчина щелкнул замочком, и любопытному взору Ижены предстали два колечка на красной подушечке. Восхищенный вздох и еще более порозовевшие щеки девушки ясно дали понять: подарок пришелся по сердцу. Пальчики ее словно сами собой потянулись к украшениям и конечно же невольно соприкоснулись с руками Злата, поддерживающего коробочку, но никак не отреагировали на столь тесный контакт с Ферзем Колоды Джокеров. Куда больше Ижену интересовали серебряные колечки с блестящими камешками: изумрудом и шантарем. Оправа была сделана столь искусно, что казалось, две крохотные серебряные ладошки бережно поддерживают трепещущее сердце.

    – Благодарю! – Девушка благоговейно приняла коробочку из рук Повелителя Межуровнья, не удостоив его даже взглядом. Вся признательность досталась богине любви. – Какая красота! Мы с Мичжелем обязательно станем носить их в знак нашей любви! Наверное, будет правильно, если я надену ему кольцо с шантарем, а он мне отдаст изумрудное!

    – Поступай, как сочтешь нужным, – снова выдала фирменную покровительственную улыбку Элия, повторила напоследок: – Будь счастлива, дитя! – и растаяла в воздухе вместе со своим сопровождающим.

    Они снова возникли в покоях Повелителя у окна в Жиотоваж. Злат чуть тронул раму, и изображение забавляющейся с побрякушками девушки сменилось мрачным скалистым пейзажем в серо-синих тонах.

    – Пустая карта, девица лишилась пророческого ока, – разочарованно хмыкнул мужчина, подводя итог встречи с Иженой и возвращая себе прежний франтоватый облик. – Да, кстати, маскировка моя оказалась куда удачнее, чем ты думала.

    – Сомневаюсь, – фыркнула Элия. – Просто Ижена настолько влюблена в супруга, что совершенно не замечает других мужчин, какими бы могущественными и красивыми они ни были. Эффект новизны, знаешь ли, чувства еще не успели притупиться.

    – Однако, – задумался об особенностях восприятия реальности женскими особями человеческой расы Злат и заключил: – Вы, живые существа Уровней, такие занятные.

    – О, мы можем быть очень разными, – с какой-то подозрительной покладистостью согласилась принцесса. – И не всегда слово «занятный» в полной мере отражает черты наших характеров. Впрочем, я не спорю, все зависит от точки зрения. Как знать, не считает ли кто-то там наверху самой занятной своей игрушкой некого мрачного Дракона Бездны?

    – Как знать, – резко помрачнел Повелитель Межуровнья, ни в какую не желавший числиться марионеткой, тем более марионеткой забавной, и перевел тему: – Так что, теперь ты вызовешь Рика и Джея?

    – Скорее всего. Мальчики – наилучшие добытчики информации, не считая пары-тройки шпионов отца. Жаль, лучшего из них, Грея, для дел Колоды привлечь нельзя. Да и, если вспомнить о провалах в памяти, касающихся твоей Карты, все это тщетно. Тот, кому не дано, увидеть не сможет, – рассудительно ответила Элия. – В библиотеке, боюсь, искать информацию нет смысла: официальная позиция братств нам ни к чему, а иного в благообразных пропагандистских книгах – приманке для паствы – не встретишь. Мне пора домой. Правда, если отправлюсь по твоим владениям пешком, то и вовсе могу не добраться до Лоуленда. Опасно у тебя стало: рыцари с мечами на прохожих кидаются, невинных демонов убивают. Не будет ли Повелитель столь любезен, чтобы открыть мне дорогу?

    – Будет, – хмыкнул Злат, небрежно махнув в сторону абсолютно черного окна, тьма за которым тут же сменилась интерьером гостиной богини любви. – До встречи!

    – Прекрасного дня! – попрощалась Элия, проходя к себе.

    Время мистических «развлечений» закончилось, и сейчас следовало заняться заботами государственными, например исполнением обязанностей советницы короля Лоуленда. Отец переправил ей с секретарем пухлую папочку документов, требовались советы дочери по ряду щекотливых вопросов: от обжалования приговора по делу главы магического ордена, обвиненного в убийстве любовницы и пары учеников, до петиции от очередной делегации темных меньшинств.

    Но принцесса не успела сделать даже пары шагов по направлению к кабинету, в котором лежала на столе документация, как в дверь сначала интенсивно, но очень коротко пробарабанили, а потом, не дожидаясь ответа, влетели. Вернее будет сказать, впорхнули, поскольку речь шла о визите молоденькой кузины богини Элии – Мирабэль, чей вес едва ли значительно превышал вес воздуха того же объема. Вдохновенно сияя глазами и то и дело расплываясь в улыбке до ушей, но стараясь при этом сохранять на шкодливой мордочке серьезное выражение, юная эльфиечка протараторила:

    – Привет, Элия! Я на секундочку, перед занятиями забежала. Знаешь, что я сейчас видела, ни за что не угадаешь! Представляешь, Нрэн остригся совсем налысо и заявился ко мне ругаться! Он такой чудной теперь. – Бэль не удержалась и прыснула, а потом, вспомнив о нехороших мыслях брата, на секунду задумалась, стоит ли «закладывать» опекуна и предупреждать Элию, или лучше промолчать. Похоже, Нрэну стало очень стыдно, и он больше не будет так плохо думать о сестре.

    – Привет, девочки! – в гостиную вслед за Бэль стремительно ворвался медно-рыжий Клайд в ярких оранжево-алых одеждах, расшитых драгоценными каменьями (присутствующим показалось, что в комнате взошло второе солнце). Сграбастав обеих сестер в могучие объятия, он разом расцеловал их и закружил по гостиной. Бэль восторженно завизжала, задрыгала в воздухе ногами так, что свалилась туфелька, а Элия, шутливо дернув брата за бороду, увернулась от поцелуя в губы и подставила щеку.

    – Ни за что не угадаете, что я сейчас видел! – таинственно прогудел Клайд, подмигивая сестрам. Голубые глаза мага задорно блеснули.

    – Дай попробую! – попросила Элия, иронично изогнув ровную дугу брови. – Лысого Нрэна?

    – Блин, откуда ты все знаешь? – хлопнув себя по волосатой груди, просвечивающей сквозь тонкую ткань алой сорочки, разочарованно протянул принц, рассчитывавший стать единственным распространителем сей умопомрачительной сплетни. Ради этого он даже ненадолго задержался в Лоуленде.

    – Я рассказала! – гордо выдала тайну Бэль, привстав на цыпочки, чтобы надеть мягкую бархатную туфельку.

    – Конкурентка растет, – цокнул языком бог сплетен и потрепал малышку-кузину по пышной гриве каштановых кудрей.

    Маленькая принцесса довольно захихикала. Ей очень нравился новый веселый брат, такой пушистый и большой, похожий на доброго медведя. Густая поросль на груди, медная борода мужчины и обилие блестящих украшений, трогать которые ничуть не возбранялось, буквально зачаровали Бэль с первой же минуты их знакомства.

    Клайд подмигнул сестренке, вытащил из напольной вазы пару алых роз и, сотворив походя над растениями заклятия, с элегантным полупоклоном вручил дамам презенты. Бэль досталась засахаренная роза, ставшая соблазнительным цукатом, а Элии подвергнутый заклятию статиса цветок, навеки замерший в наивысшей точке своего цветения.

    – Ну, раз вы уже все знаете, леди, я поспешу откланяться. Пока остался еще хоть кто-то, не слышавший этой потрясающей новости, не найду покоя, – распрощался Клайд с принцессами. – К тому же Рик с Джеем и Элтоном меня уже заждались.

    – На пирушку собрались? – ехидно уточнила Элия.

    – Обижаешь, сестра, на маленький, но очень важный Семейный Совет, – высокопарно ответствовал бог и мысленно прибавил не без лукавства, чтобы слышала только старшая из принцесс: «Возникла пара мыслишек насчет того, как слегка прищемить кое-чей гурманский задранный нос. Обмозговать их надо. Не желаешь присоединиться, дорогая? Вендзерское1 поставим!»

    «Соблазнитель! Рада бы, но, увы! Сегодня мои мыслительные способности целиком и полностью востребованы его величеством! – пожаловалась Элия, не стремившаяся участвовать в шуточном заговоре против одного из братьев. – Совершенно не остается времени на интеллектуальные занятия».

    «Тогда в другой раз». – Чело Клайда, уже предвкушавшего свое торжественное появление в обществе Элии, слегка посмурнело. Но стоило богине любви ласково чмокнуть его в щеку на прощанье, как доброе расположение духа вновь вернулось к богу. Отсалютовав сестрам, мужчина испарился из гостиной, оставив принцессу наедине с любопытной младшей сестренкой и тысячью вопросов, без коих она никогда не являлась в гости.

    – Эли, а когда я стану богиней? – отщипывая и отправляя в рот лепестки цуката-розы, поинтересовалась Мирабэль, чуть насупив брови.

    – Дорогая моя, – рассмеялась принцесса, обнимая лакомку, – ты родилась богиней, а иначе ни богом, ни богиней в течение одной инкарнации стать практически невозможно.

    – Нет, я не то хотела сказать, – досадуя, притопнула ножкой эльфиечка. – Вот ты богиня любви и логики, Клайд – бог магии и информации, а когда же я стану какой-нибудь богиней, богиней хоть чего-нибудь?

    – Видишь ли, детка, – посерьезнела Элия, прикалывая подарок мага к платью вместо броши и прихватывая лепесток цуката с розочки Бэль, – на этот вопрос тебе может ответить разве что пророк. Время формирования сути бога очень индивидуально. Твоя истинная суть может проявиться уже завтра, а может зреть десятки, если не сотни лет. Могу лишь подсказать, что семя твоей сути зреет в даре эмпатии – уникальном умении чувствовать эмоции и состояния живых существ. Но во что разовьется этот талант, не предугадаешь. Я не хочу сбивать тебя с предначертанного пути ложными догадками. Подожди, в должный час ты все поймешь сама.

    – Я не люблю ждать, – буркнула девушка и пнула носком туфельки мягкий ковер.

    – Я тоже, малышка, я тоже, – согласилась Элия, погладив сестренку по спине, – но приходится. Даже богам не дается все и в один момент. Расти, учись, следуй велению своей души, занимайся тем, что тебе интересно, к чему чувствуешь тягу. Не пытайся обдумать и насильно понять, кем ты станешь. Ты просто это почувствуешь. Может быть, не сразу, а постепенно к тебе придет понимание собственной сути, а когда она проявится достаточно ярко, об этом объявит Источник Лоуленда.

    Эльфиечка вздохнула, смиряясь с логически обоснованными доводами кузины:

    – Ладно. Значит, если я не захочу быть богиней чего-нибудь, то ею ни за что не стану?

    – Конечно, это не манная каша, которую в тебя можно засунуть против воли, – рассмеялась Элия, легонько дернув девушку за выбившийся локон. – Суть богини отражается в ее призвании и вбирает в себя все таланты разума и духа. Только то, что тебе действительно по сердцу, станет твоим призванием!

    – Хорошо. – Бэль осталась довольна последними словами сестры. – Спасибо, Эли, и пока. Я побежала к Итварту на занятия! Мы сегодня стреляем на скорость по движущимся мишеням из луков и арбалетов и занимаемся метанием дротиков!

    – Счастливо, детка! – напутствовала кузину богиня любви и одобрительно кивнула, увидев ту радость, с которой девушка отправлялась на тренировку. Отработанные навыки наверняка понадобятся Бэль во взрослой жизни.

    Только оставшись одна, Элия все-таки смогла добраться до бумаг, переправленных Лимбером, и погрузиться в их изучение, попутно набрасывая план действий: комментарии к каким параграфам какого законодательства следует просмотреть, кому нанести визит и что, в конце концов, рекомендовать отцу. Богине любви нередко приходилось не только очаровывать и внушать любовь, но и заниматься бюрократическими государственными делами, так что Дарис и Лимбер были не одиноки в своей борьбе с макулатурой.

ГЛАВА 3

Охота для Ловчего

    Принц Энтиор пребывал в своей лесной резиденции, в замке Гранд. В данный момент его высочество не охотились, не пытали жертву, не развлекались вампирскими играми с одной из своих многочисленных рабынь и даже не занимались составлением любимых мозаик. Элегантный лорд расположился на террасе, с которой открывался живописный вид. Раскинувшись в широком кожаном кресле и положив ноги на другое, Энтиор отдыхал, читая книгу по соколиной охоте, роскошно иллюстрированную объемными картинами, и попутно лениво размышлял о том, дать ли приказ сокольничему приобрести в питомнике крапчатого сокола или лучше заказать черноголового. Мысли свои бог время от времени разбавлял глотком терпкого вина, за которым протягивал руку, тонувшую в белопенном кружеве рубашки. По правую сторону от принца на мраморном столике стояли ваза с отборными фруктами и графин красного вина, из которого услужливый немой раб наполнял бокал хозяина. Конечно же хрустальный бокал. Мужчина обожал любоваться игрой света в гранях хрусталя и багряными бликами напитка.

    Но постепенно сквозь свое отрешенно-ленивое состояние Энтиор начал ощущать внутренний зуд, какое-то беспокойство, отдаленно напоминающее заклятие связи, но не дающее представления о персоне вызывающего. Когда ощущение обрело четкость, принц понял, что происходит, и чуть удивленно, но не без удовольствия, коротко улыбнулся, радуясь возможности поразвлечься. Бог нашарил на столе тонкий короткий стилет и заложил в книгу, отмечая прочитанные страницы. Стройные мускулистые ноги взметнулись в воздух, одним грациозным прыжком мужчина выбрался из кресла и быстрым шагом вышел с застекленной террасы. Отдых закончился.

    Энтиор прошел в одну из комнат в подвальном этаже своего замка, дверь в нее была видна только принцу, и только его длань могла распахнуть ее. Найдись же в замке самоубийца, который решил бы тайком пробраться в заветное помещение, его смерть была бы не только долгой и мучительной, но весьма живописной. Бог боли не слишком жаловал магию, но кое-какие заклятия, особенно связанные с тонкостями профессии, ему удавались превосходно, хоть мужчина и заявлял, кокетничая, что предпочитает яды и традиционные пытки, по части которых был гением.

    Едва принц ступил под своды тайной комнаты, пол озарился серым призрачным светом, весьма непривычным для апартаментов Энтиора, предпочитавшего тона, выигрышные для своей неестественно-белой, светящейся кожи. Бог прошествовал к черному постаменту в две трети среднего роста мужчины и взял с кованого треножника предмет. Это был медальон черненого серебра. Хорошо отполированная середина украшения без каких бы то ни было насечек или гравировки обрамлялась сложным плетением металлических нитей, напоминавших колючие стебли или прихотливо изогнувшихся змей. Рассмотреть его более внимательно никак не удавалось. Да владелец медальона и не собирался этого делать. Он надел предмет на шею и перешел к шкафу – единственному, не считая постамента, предмету мебели в комнате. Из его недр Энтиор – тот самый элегантный и манерный бог, что и пуговицу на рубашке никогда не застегивал без помощи камердинера, лично извлек черный шелковый балахон и надел его. Глубокий капюшон закрыл прекрасное лицо мужчины тенью.

    Еще раз улыбнувшись самому себе – хищная и заинтересованная вышла улыбка! – принц положил длань на обжигающе ледяную поверхность медальона и покинул тайную комнату.

    Возник Энтиор несколькими Уровнями выше, в закрытом дворе огромной крепости, сложенной из настолько черного камня, что он мог поспорить не только с чернотой безлунной ночи, но и с тьмой самой Бездны Межуровнья. Ни проблеска света, ни вздоха, ни шороха, ни единого порыва ветра в промозглом холоде не донеслось до чутких ушей и зорких глаз бога охоты. Десять ударов сердца он стоял в абсолютной тьме и сам был ее частью. Потом по углам двора вспыхнули цветами свежей крови и бездушной голубизны бездымные факелы и, откликаясь на этот свет, полыхнула багровым старинная рунная вязь медальона принца и снова потускнела. Еще три удара сердца, и черный камень прочертила, образуя высокую арку, тонкая, алая, как рана, нанесенная острым клинком, линия. По ее контуру камень истаял, как дым. Без тени сомнения принц, не торопясь, но и не задерживаясь попусту, зашагал к открывшемуся проходу. Звук его шагов зловещим гулким эхом отдался от плит замка и заметался между стенами, словно надеясь найти выход и сбежать из жуткого места. Но тщетно!

    В полном одиночестве, не встретив ни одного живого существа или призрака, каковым было бы естественно обитать в сем мрачном месте, Энтиор молча прошествовал по длинному коридору, словно вырезанному из цельного куска гигантского черного камня, и уперся в тупик – монолитная стена преградила богу путь. Но он вовсе не выглядел обескураженным сим досадным недоразумением. Принц поднял свой медальон и приложил его к поверхности препятствия. В тот же миг оказалось, что мужчина стоит в огромном роскошном багрово-черном холле. Красное золото, серебро, багряный куирит, агатовый мрамор, драгоценные рубины, черные алмазы, мореный дуб, угольный караган – роскошь помещения поражала воображение, но привыкший к богатству принц без тени сомнений, не удосужившись восхититься обстановкой, шагнул к двустворчатым массивным дверям, изукрашенным чеканными изображениями демонов, вампиров, мифических и реально существующих чудовищ. По обе стороны двери неподвижно, словно элементы интерьера, стояли пары рыцарей в легендарных доспехах из живой стали.

    – Проходи и предстань перед Верховным маршалом Тьмы, адепт Ловчий!

    Дверь бесшумно распахнулась, и Энтиор вошел. За его спиной створки врат захлопнулись с ужасающим грохотом, словно за грешной душой закрылись адские врата, навеки отрезая путь к спасению…

    Ледяной холод холла сменился приятным теплом. В не менее роскошной, чем холл, просторной комнате у гигантского камина, в котором ярким пламенем пылали толстые сучья, стояло единственное кресло с высокой спинкой. На звук закрывающейся двери кресло чуть повернулось, и тонкая длань, словно бесплотная тень, поманила вошедшего.

    Энтиор однажды бывал в этом кабинете, но никогда не оставался с Верховным маршалом наедине, никогда прежде его не приглашали приблизиться к главе Братства и уж точно не удостаивали приватной аудиенции. Обычно принц, вступивший на путь теней ради забавы и сообразно с душевными склонностями, получал задания от более низких в иерархии братства командиров, да и не претендовал на большее. Бог был бесконечно самолюбив, но в эту игру играл, делая ставки по маленькой, ему вполне хватало эффектных развлечений и пышных собраний, устраиваемых Темным Братством для своих членов, а также мелких поручений – пыток, убийств, слежки, которые были в удовольствие богу боли и охоты. За карьерой Энтиор не гнался и глубже в темные дела старался не лезть. Слишком большой шум мог бы подняться в Мире Узла, ввяжись его высочество в крупную авантюру Темного Братства, чьи интересы хоть и не пересекались никогда с интересами государства, а потому и не вступали с ним в конфликт, но вряд ли были бы одобряемы Источником Лоуленда и его монархом.

    И вот теперь, стоя у кресла Верховного маршала, осторожный лоулендец с диагнозом «врожденная паранойя» насторожился почти всерьез. Зачем он понадобился Старику? Так за глаза именовали главу Братства особенно дерзкие адепты. Впрочем, маршал вполне соответствовал своему прозвищу: худой, почти прозрачный очень пожилой с виду мужчина, закутанный в черную мантию. Из-за короткого ежика седых волос он казался почти безобидным до тех пор, пока ты не смотрел в его глаза: глубокую серо-фиолетовую бездну, более морозную, чем воздух на вершине горы, и неумолимую, как топор палача. Мало кто мог бы встретить взгляд Верховного маршала без внутреннего содрогания. Энтиор, сам знаток убийственных взглядов и обладатель дивных озер бирюзового льда, вымораживающих душу жертвы, знал это и не собирался играть со Стариком в гляделки. Проиграешь – самолюбие замучит, выиграешь – Верховный маршал со свету сживет. Поэтому-то и капюшона принц не снял с головы даже в жаркой резиденции начальства. Столкновения взглядов мудрый принц избежал, а вот голос Старика ему услышать пришлось, и походил он на лед, завернутый в бархат. Сначала воспринимались его внешняя вкрадчивая мягкость и звучная красота, а потом уже пробирала хладная дрожь.

    – Во имя воцарения извечной Тьмы, к вящей славе и процветанию нашего Братства, к низвержению недругов, ты, адепт, должен выполнить задание, – разомкнул уста сидящий.

    – Служу Тьме, – прижав ладонь к медальону, ответил ритуальной фразой Энтиор и замер, дожидаясь объяснений.

    – Выследи и убей. Убей так, чтобы его смерть вошла в славные анналы нашего Братства. Задача по тебе, Ловчий? – Тонкая рука поднялась с резного подлокотника, и в воздухе соткалось изображение могучего блондина с яркими голубыми глазами и лучезарной улыбкой во все тридцать два, или сколько их у него там было, зуба. Столь же ярко, как глаза, вокруг незнакомца сияла светлая аура, близкая к тем, какие облекали самых высших адептов света. Такой уровень «белизны» странным образом сочетался с удивительной жизнерадостностью незнакомца, обряженного в синюю щегольскую рубашку, расшитый бисером и золотой нитью жилет и кожаные штаны, весьма выигрышно оформляющие его мужественность.

    – Встать на след по твоему слову, Верховный маршал? Прекрасно, – улыбнулся Энтиор, внутренне расслабляясь: от него не потребовали ничего сколько-нибудь противного его сути или сложного. – Но было бы проще, имей я на руках какую-то вещь, принадлежащую жертве, или ее изображение с вплетенной характеристикой силы.

    – Возьми! – Длинные, похожие на белых пауков пальцы с крепкими чуть желтоватыми ногтями записного курильщика нырнули в складки плаща и достали оттуда тонкую книжицу в обложке из темного металла.

    Принц-вампир, как мы уже упоминали, не был выдающимся магом, но даже его способностей достало, чтобы определить, что в книжицу вплетены весьма и весьма могучие заклятия, призванные подавлять эманации содержащегося внутри предмета. Энтиор раскрыл книжицу, и в обрамлении того же металла, заклятого сильными чарами, узрел тошнотворно-радостную физиономию блондина, которую только что видел в форме иллюзии, посланной Стариком.

    Чем-то изображение показалось принцу знакомым, не физиономия, нет, это что-то было настолько неясным, что его высочество почти мгновенно отбросил попытки вспомнить. Принц повертел книжицу, внимательно изучая жертву, и вздрогнул от неожиданности, когда ему показалось, что лицо мужика расплылось дымным маревом. Но нет, рожа блондина снова обрела четкость. А визуальные галлюцинации бог списал на крепость заклятий, подавляющих силу портрета. Спрятав вещицу под плащ, Энтиор отвесил магистру поклон – настолько глубокий, насколько позволяла принцу лоулендская гордость, и услышал короткий ответ Старика.

    – Ступай, адепт Ловчий, и да пребудет Тьма с тобой! – покровительственно провозгласил Верховный маршал.

    Повторного разрешения или подробного рассказа о жертве с детальным изложением ее привычек и биографии, а также причин, по которым, собственно, следовало начать охоту, Энтиор дожидаться не стал. Глава Братства никогда не отличался многословностью и уж тем более никогда не объяснял мотивов своих действий. Принц приложил руку к личному медальону и исчез из приемной Верховного маршала. Тот остался сидеть, неподвижно следя за пляской языков пламени, лижущих дрова в камине. Через минуту, возложив длани на подлокотники, старик задумчиво констатировал, решив поделиться своими мыслями с самым достойным собеседником, то есть с собой:

    – Юнец весьма заносчив. Но Тьма любит гордых, лишь ему по силам взять след врага. Пусть Ловчий покажет себя. Если проиграет, призову других. Наш собрат в изначальном мраке должен быть отомщен.

    Вздохнув, маршал наклонился, протянул пальцы прямо в жаркое чрево огня, погрел руку в открытом пламени и довольно защелкал суставами, которые после столь радикальной процедуры восстановили гибкость.

    Энтиор, довольный предоставившейся возможностью поразвлечься, перенесся в замок Гранд и стал собираться в дорогу. Велел седлать Мрака – резвого и выносливого коня, облачился в одежду из мягкой, превосходно выделанной, обработанной специальным составом и потому непробиваемой ни стрелой, ни клинком кожи, в такой же плащ со стоячим воротом, высокие сапоги с острыми шпорами и подбитыми черным серебром каблуками. В довершение туалета пристегнул меч, выбрал кинжал, стилет, пару метательных ножей и арбалет. Более ничего принцу для любимого занятия – охоты на самую хитроумную, а оттого особенно желанную разумную дичь – не требовалось. Бог рассчитывал, что задание Верховного маршала не займет много времени, и он успеет прибыть домой к ужину, если же нет, всегда оставалась возможность вкусить кого-нибудь подходящего, попавшегося на дороге. Энтиор оставил балахон в тайной комнате, но медальон не снял, только убрал его под одежду.

    Пристегнув к седлу несессер с различными принадлежностями, сделанными из особого сплава стали с серебром и кауримом (принадлежности сии без сомнения вызвали бы истинный восторг у знатока и панический ужас у жертвы), принц вскочил на коня и пришпорил его. Мрак заржал и вихрем сорвался с места, унося своего хозяина на избранную дорогу, туда, куда звало Энтиора чутье вампира и бога охоты – тот сверхъестественный дар, который позволял принцу искать и находить дичь, где бы она ни пыталась скрыться. Ни заклятия, ни расстояния не были преградой для безжалостного принца. Жертва могла улизнуть от погони лишь одним-единственным способом – покончить с собой самостоятельно, не дожидаясь совершенных мучений, которым ее готовился подвергнуть бог боли. Впрочем, для этого дичи следовало бы знать, что на нее идет охота, а Энтиор не собирался играть в благородство и тактично высылать уведомление о визите.

    Принц-вампир мчался по мирам через сумрак вечера и через ночную мглу. Именно это время суток он предпочитал, именно оно будило в нем жажду крови и охотничий инстинкт, столь необходимые для погони. Энтиор почти бесшумно несся во тьме, словно ветер ночи, то по едва видной лесной тропе, то по проселочной дороге, то по центральной улице спящего города, то просто по бездорожью. Очень редко он останавливался и доставал книжицу, врученную Верховным маршалом. Бог проверял, верно ли он избрал путь, который соединил биение его сердца с ощущением присутствия жертвы где-то там, в невообразимой дали. И после каждой такой проверки Энтиор чувствовал, что приближается к цели. Он все еще не мог понять, к какой расе принадлежал и какими способностями обладал белобрысый весельчак, не угодивший самому Старику, но одно принц знал точно: вскоре он настигнет жертву.

    Бог боли ехал сквозь ночь. Мало кто рискнул бы встать на пути такого охотника. Если только по великой дурости или случайно. Но мало ли на свете идиотов? И богам ли не знать, как причудливо тасуется колода Случая.

    В сумеречном лесу, освещаемом лишь светом громадной голубой луны и далекими зелеными огоньками звезд, справа от Энтиора, вслед за далеким уханьем совы, писком испуганных грызунов и сонным птичьим щебетом раздался близкий, вполне человеческий крик ужаса, потом послышались громкий треск ломающихся веток и нечленораздельные грубые проклятья.

    – Пожалуйста, добрый рыцарь, во имя Света Сиалэн, помогите! – На тропинку, сильно прихрамывая, выскочила девушка с серебряной копной растрепанных волос, одетая лишь в тонкую, легкую, словно паутинка, тунику.

    Разгоряченный Мрак взвился на дыбы и забил в воздухе копытами. Не выдержав таких акробатических упражнений, подпруга седла неожиданно лопнула и, чтобы не оказаться под копытами гигантского жеребца, Энтиор вынужденно слетел со спины коня. А девица, прежде чем снова трагически заломить руки, предусмотрительно спряталась за спину всадника и за круп его лошади.

    Разозленный необходимостью вспоминать заклятие починки седла и мысленно уже отсчитывающий количество плетей нерадивым конюхам Энтиор сдавленно хмыкнул. Возмущение перемешалось в мужчине с изумлением – нахальство девки было вопиющим: его, бога-вампира, призывали помочь именем богини длинноухих. Впрочем, девица могла просто не узнать в ночном всаднике исконного врага своей расы. Клыки Энтиор не показывал, длинные волосы скрывали острые кончики ушей, а бирюзовые глаза отливали красным только тогда, когда того желал сам принц, бледность же кожи и тонкие черты лица еще ничего не доказывали.

    Хромая эльфийка – на то, что незнакомка принадлежала именно к Дивному народу, явственно указывали и цвет ее волос, и разрез громадных зеленых глаз, и хрупкость фигуры, прекрасно обрисованной туникой, – умоляюще уставилась на молчаливого незнакомца в темном плаще и повторила свою просьбу, указывая куда-то в глубины леса. Оттуда по-прежнему доносился явственный треск, какой обычно производит ломящийся сквозь заросли человек или стадо кабанов-лунатиков. Но поскольку слышна была грязная ругань, а не хрюканье, и разило от приближающихся существ давно не мытым телом и прокисшим вином, а не щетиной и навозом, бог решил, что идут люди. Вернее, то отребье, которое почти утратило право называть себя людьми. Таковых чистоплотный и брезгливый Энтиор ненавидел куда больше эльфов, к которым испытывал обыкновенную расовую неприязнь. Поняв, что без устранения надоедливых тварей даже упряжи в лесу починить не удастся, принц процедил проклятье.

    Надбавив мысленно конюхам и шорникам по десять плетей, Энтиор немного выждал, молча хлопнул Мрака по крупу, после чего конь замер как статуя; принц достал два ножа и, почти не глядя (ночное зрение и острый слух указали мишени безошибочно), метнул оружие куда-то в кусты у тропинки. Раздались два сдавленных всхлипа. Треск в той стороне на несколько мгновений усилился и внезапно стих, завершившись звуками падений. Вампир чуть качнул головой и повел руками, призывая свои клинки обратно. Словно послушные псы, ножи вернулись к владельцу. Эльфийка за спиной вампира беззвучно плакала от облегчения. Сжимая клинки в ладонях, бог подошел ближе к зарослям и дождался появления третьего и последнего преследователя. Взмахнул ножами крест-накрест и с легким удовлетворением полюбовался, как полетела отделенная от тела голова и упала в кусты, а безголовое тело, исторгнув мощный фонтан гнилой крови (блестящее темно-голубое серебро на сером фоне ночной листвы), нелепо размахивая руками и дрыгая ногами, упало на край тропы. Обтерев клинки о сравнительно чистый участок плаща трупа, Энтиор шепнул все-таки пришедшее на ум заклятие, соединившее лопнувший ремень, и вскочил в седло. Мрак, почуявший кровь, только раздувал ноздри. Юную эльфийку, оказавшуюся свидетельницей кровавой расправы с преследователями, совсем не романтично затошнило. Прикрыв рот ладошкой, она прыснула в кусты по соседству и рассталась с ужином. После очистительной процедуры девушка все-таки нашла в себе силы вернуться к спасителю.

    – Благодарю вас, ночной рыцарь! Из мрака ночи возникли вы, одетый во мрак, но принесли свет в мою жизнь, не дав прежде времени угаснуть огню Творца! Молю, ответьте же, за кого мне вознести хвалебную молитву Сиалэн? – зазвенел голос эльфийки, едва та справилась с подступившей к горлу тошнотой.

    – За конюхов, – обронил Энтиор и пришпорил Мрака.

    – За конюхов? – в недоумении переспросила опустевшую тропу девушка, так и не понявшая, кем был ее герой. – Но почему?

    Ответа, разумеется, ей никто не дал… Энтиор уже скакал дальше. Слишком худа и немощна была эльфийка, чтобы вампир пожелал вкусить ее крови после расправы с людьми. Принц мчался сквозь ночь, и Силы Случая смеялись за его спиной.

    Охотник неумолимо приближался к жертве. Очень скоро миры перестали сменять друг друга чередой сумрачных видений, и бог въехал в конкретный поздний вечер конкретного мира.

    Большой город, не удосужившийся окружить себя охранными стенами, раскинулся на холмах с привольем пьяного путника, каковому нипочем грабители и хищные звери. Он все еще сиял отдельными светлячками веселых домов, таверн и богатых особняков, в которых далеко за полночь продолжались пышные балы.

    Но Энтиор въехал в город со стороны самых нищих окраин. Там если и теплились еще огоньки, то из-под плотно прикрытых стареньких ставен, или, наоборот, пылали безнадежно-дерзким костерком, разложенным в развалинах, а то и прямо на мостовой, утоптанной сухим летом до состояния камня и превращающейся в непролазное болото в сезон дождей. Издалека трущобы казались вымершими на ночь, однако стоило только всаднику выехать на широкую площадку, формально считавшуюся началом города, как к нему тут же устремились – кто бегом, а кто ковыляя – исхудавшие нищие с протянутыми для подаяния руками, раздались причитания и просьбы о милостыни.

    Принц дал себе труд придержать коня, разгоряченного скачкой по вольным просторам, только для того, чтобы выбрать направление движения. Он никогда не подавал денег голытьбе. Мужчина лишь вскинул голову и, брезгливо поморщившись от нестерпимой вони немытых, больных тел, процедил:

    – Прочь с дороги, быдло!

    Сила голоса бога хлестнула души городского отребья безжалостным кнутом, его воле невозможно было не повиноваться. Убогие нищие в жуткой панике со всех ног прыснули во все стороны, забились в щели, из которых выползли в надежде на случайную поживу, прикрыли лица руками, съежились комочками, пытаясь скрыться от страшного голоса. Они царапали себя грязными ногтями, стараясь изгнать зловещие звуки из головы и забыть, избавить память от кошмара более страшного, нежели их безнадежная жизнь.

    Лишь один исхудавший уродец с изъязвленным лицом замешкался, не услыхав веления Энтиора по причине природной глухоты. На свою беду несчастный стоял как раз на дороге. Мрак ударил его копытами в чахлую грудь и проскакал по бьющемуся в предсмертных судорогах телу, пятная грязные лохмотья багровыми пятнами. Бог боли оказал просившему единственную милость, на какую был способен, освободил вольную душу от пребывания в убогой оболочке.

    Конь нес всадника вглубь города по узким улочкам района бедняков и преступников. Энтиор явственно чувствовал, что цель уже близко, только теперь перед богом встала другая весьма необычная проблема. Восприятие близкой жертвы сделалось настолько полным, что охотник утратил представление о ее конкретном местонахождении. Вампир проехал еще пару минут, но его чувства не желали проясняться. Мысленно процедив проклятье, оскорбленный принц натянул поводья и полез за портретом белобрысого ублюдка.

    Только и на сей раз великолепному Энтиору не дали завершить дела в тишине и спокойствии. Конечно, вампир ощущал поблизости присутствие сразу нескольких не спящих живых существ, но не думал, что они могут стать для него помехой. Однако проказник-случай вновь распорядился судьбой принца на свой лад. Пока его высочество изучало миниатюрное изображение блондина-оптимиста, настраивая себя на более обостренное восприятие, из заброшенного дома на относительно просторной улочке появилось пятеро мужчин.

    – Смотрите-ка, парни, нам и ходить сегодня далеко не придется! – оскалил зубы в хищной усмешке высокий и тонкий как хлыст тип, поигрывая саблей. – Славная добыча! Восхвалим Джея!

    – Эй, господин хороший, коли жить хочешь, с лошадки слазь, кошелечек, колечки на мостовую клади и быстренько беги отсюда! Ну! – подхватил другой молодой нахал, показав кривые, но довольно белые зубы.

    Энтиор хранил молчание, в последний раз выверяя дорогу к дичи.

    – Надо же, упрямится мальчик или стесняется! – рассмеялся третий, здоровый как медведь парень, даже не обнаживший оружия. – А может, чего другого услышать хочет?

    – А что? – демонстративно поведя носом, вмешался четвертый грабитель, доставая ножи. – Может, и дождется! Вон как надушился, точно встречи с нами, как свидания, ждал!

    – Так за чем же дело? Пускай портки снимает и на карачки становится, так и быть, обслужу, – расхохотался пятый, смазливый красавчик, уверенный в том, что всадник запуган до полусмерти и уже готов наложить в штаны от ужаса, и потянул руку к поводьям Мрака.

    Энтиор убрал портрет в карман камзола и обвел взглядом ледяных глаз глумящихся придурков. Нет, не обычные грабители из низов, отребье улиц, стояли перед ним. Как ни старались парни корчить из себя таковых, но в их манере держаться, в словечках, в запахе слишком чистых для довольно неприглядной одежонки тел проглядывали сытые, а вернее уж зажравшиеся богатенькие мальчики, вышедшие на улицу в поисках острых ощущений. И теперь кто угодно, знающий бога боли, Ледяного Лорда, дознавателя Лоуленда, мог бы сказать беспечным взбесившимся балбесам, что они дождались своего часа.

    – Замрите! – повелел идиотам принц, легко соскакивая с коня.

    Жертвы голоса бога-вампира застыли на месте, не в силах пошевелиться или вымолвить хоть словечко. Только глаза бешено завращались в орбитах перетрусивших ублюдков, неожиданно осознавших: пусть сейчас и идет охота, но они не загонщики, а дичь. Энтиор прищелкнул пальцами, и маленький пятачок, на котором стояло пять живых статуй, залил тусклый серый свет; не торопясь, наслаждаясь ужасом пленников, вампир обнажил меч и кинжал. Подошел к первой жертве – хлыщу с саблей, начавшему разговор, и взмахнул мечом. Рука с саблей упала в пыль мостовой. Вампир аккуратно выколол парню глаза кинжалом и мягко, почти нежно, промолвил:

    – Впредь лучше смотри, на кого поднимать клинок!

    Кровь по желанию бога-вампира не хлынула жарким потоком, она сочилась тоненькой струйкой, даруя жертве не только боль, но и шанс на жизнь, жизнь калеки.

    А Энтиор уже перешел ко второму парню, обстоятельно расписавшему, что именно ему надлежит оставить грабителям. Кинжал прошелся по пальцам кривозубого вора, и те, словно лепестки с цветка, посыпались вниз.

    – Брать надо лишь то, что в состоянии взять, – произнес вторую сентенцию Энтиор, приблизившись к третьему врагу.

    Парой взмахов кинжала принц отсек ему уши, губы и вырвал из открытого рта язык.

    – Теперь ты поймешь, что такое стеснение, – холодно улыбнулся мучитель и, повернувшись к четвертому, отсек ему нос, обрубил у запястий руки, все еще державшие ножи, после чего любезно сообщил:

    – Так ты сможешь унюхать гораздо больше.

    Пятую жертву вампир оставил себе на десерт. Приблизившись к парню, в ужасе созерцавшему кровавую расправу над своими приятелями, Энтиор взмахом кинжала избавил его от портков и, аккуратно обтерев клинок о рубашку похабника, убрал его в ножны. Протянув руку, вампир одним рывком лишил глумливого идиота мужественности и пояснил, потрепав красавчика по щеке:

    – Теперь тебя можно будет использовать только одним способом.

    Вложив в ножны меч, Энтиор холодно усмехнулся, обвел взглядом творца скульптурную композицию из увечных, глаза которых кричали от отчаяния, ужаса и неимоверной боли. В сером цвете темная кровь, отрезанные конечности и сами изувеченные негодяи смотрелись великолепно. Эстетическое чувство и жажда мести бога были удовлетворены. Ублюдки получили по заслугам! Вскочив в седло, принц дал коню шпоры. Мрак сорвался с места прежде, чем вампир приказал:

    – Отомрите!

    Крики безумного страдания и крайнего отчаяния зазвучали уже за спиной бога боли. Он покарал оскорбителей, и каждый из них по его воле должен был принять ту боль, которая приведет его к грани смерти, но оставит жизнь, никчемную жизнь калеки, обреченного на жалость и презрение близких, ибо скрыть причины травм вряд ли окажется возможным.

    Энтиор вовсе не считал своим призванием искоренение преступности, но он всерьез полагал, что на сем опасном поприще нет места дилетантам, тем более мрази, оскорбившей его и вставшей на пути его охоты.

ГЛАВА 4

Дичь не по зубам

    Буквально через шесть-семь минут чутье ловчего вывело принца с узкой, петлявшей, словно пьяный сапожник, но все-таки мощенной битым камнем улочки на ее товарку пошире – прямо к коновязи у гостеприимно приоткрытых дверей трактира. Там, судя по свету, громким крикам, пению невпопад, запаху пива, дешевого вина, фасоли и жареной свинины, все еще продолжался гудеж.

    «Поющий поросенок» – сообщала незатейливое название заведения жестяная вывеска с надписью и веселым хряком. Скорее, «Горланящие свиньи», – с ходу подобрал более подходящее наименование трактиру язвительный принц и спешился. Инстинкт охотника подсказывал, что цель неимоверно близко, прямо за этими дверями. Приказав жеребцу стоять смирно у коновязи, Энтиор скорым шагом, стараясь сдерживать нетерпение, взошел на низкое крылечко и толкнул дверь. Та охотно распахнулась, впуская принца в широкий и жаркий после прохлады осенней ночи зал, ярко освещенный гроздьями дешевых магических шаров, подвешенных в сетках прямо к грубым крюкам, вбитым в потолочные балки. Света и тепла добавляли два открытых очага, на которых скворчали над огнем, распространяя аппетитный аромат, жирные свиньи. Скамьи и столы были сдвинуты в одну гигантскую кривую, вокруг которой сновали, сбиваясь с ног, разрумянившиеся от жара, сдобные, как плюшки, крутобедрые подавальщицы.

    С трудом привыкая к спертому воздуху трактира среднего пошиба, его высочество секунду постоял в относительной тени у двери. На нового посетителя никто не соизволил обратить ни малейшего внимания, поскольку как раз в момент его появления высокий белобрысый здоровяк забрался с ногами прямо на скамью и, пьяно покачиваясь, завопил во все горло, перекрывая сразу три разные песни, которые горланили почти полсотни баб, мужиков и музыкантов:

    – Всем еще по три кружки карамельного пива и по тарелке жаркого! Угощаю! – Он метнул в оперативно подставленную ладонь подавальщицы несколько серебряных монет.

    Зал, прервав пение, ответил нестройным ликующим воплем, а белобрысый слез со скамьи, осушил до дна свою кружку, довольно рыгнул и наполнил кружку снова.

    Хоть пьяница и стоял к Энтиору спиной, бог сразу узнал свою жертву. Те же фигура, цвет волос, даже рубашка – и та точь-в-точь такая же, как нарисованная на портрете, вот только не было в развеселом типе ничего хоть сколько-нибудь необычного. Никаких, даже скрытых резервов магической или иной силы не уловил бог. «Ну и какая, собственно, разница, это только упрощает дело!» – решил принц, все-таки слегка разочарованный бездарностью добычи.

    Моментально обдумав план действий, он двинулся вперед. Старик просил, чтобы смерть дичи не была легкой, значит, следовало для начала выманить ее из трактира и доставить в один из любимых казематов. Учитывая состояние мужика, принц не думал, что это будет трудно. Не снимая плаща, неслышно ступая по плотному слою свежей соломы, настеленному на пол, ловчий приблизился к мужчине. Нагнувшись к самому уху белобрысого, он прошептал, используя божественную силу повеления:

    – Встань и молча выйди со мной во двор!

    – Зачем это? – с пьяной вальяжностью поинтересовалась добыча, обращая физиономию к палачу. Тут же в голубых глазах мужика сквозь пьяную муть зажегся свет узнавания, и он куда веселее прибавил: – О! Ты, эт-т-а, как тебя там, а! вспомнил, Энтиор, ты лучше сюда садись. Давай выпьем! Пива хочешь?

    – Связист?! – изумленно выпалил принц, растерявшись. Бирюзовые очи бога, преследовавшие в сладострастных снах не одну высокородную даму, вытаращились самым простецким образом.

    А потенциальная дичь уже совала знакомцу под нос свою еще полную кружку с пивом. Энтиор машинально принял ее и глотнул. Как ни странно, пиво оказалось весьма неплохим, во всяком случае, разборчивого аристократа не стошнило, к нему даже вернулся дар речи, казалось бы утраченный навеки в тот момент, когда в развеселых голубых глазах того, кого ему приказали убить, бог разглядел хорошо знакомую по суматошному Новогодью в Лоуленде мудрую сумасшедшинку Вольной Силы. Теперь-то вампир узнал Связиста, обожавшего принимать плотский облик и столь искусно маскировавшего свои способности, что почти никто из окружающих не мог определить, с кем на самом деле общается.

    – Тсс! – отобрав кружку у Энтиора, громогласно прошептал пьяный Связист, прикладывая палец к губам. – Здесь я этот, как его, Жофри. Ты же меня не выдашь, а?

    – Нет, – медленно и печально покачал головой принц и уже не приказал (Силе его приказ все равно что дракону комариный чих!), а почти умоляюще попросил: – Выйдем, пожалуйста, на воздух, надобность в беседе весьма велика.

    – Ну ладно, пошли, только ты это, не забудь, я не из тех мужиков, которые тебе задницу готовы подставить. Я все больше баб люблю, – уточнил Связист-Жофри и громко заржал, радуясь собственной грубой шутке.

    Энтиор скрипнул зубами и молча пошел к выходу, от всего сердца желая, чтобы бражник последовал за ним. Вампир был растерян до крайности. Он просто не знал, что делать, ибо оказался в такой ситуации, из которой не видел никакого выхода. Бог не мог убить Силу не только и не столько потому, что Связист числился закадычным приятелем его братьев. Важнее было иное: во-первых, убийство любой Силы являлось одним из самых серьезных нарушений Великого Равновесия, а в такие игры вампир не играл, и во-вторых, оно было просто не по зубам богу-вампиру, он вообще не представлял, как можно убить подобное создание. С другой же стороны, в ушах Энтиора звучал холодный голос Верховного маршала, отдающего приказ, и приказ этот не подразумевал иной трактовки: жертва должна быть уничтожена.

    – Так ч-чего у т-тебя за секреты, или отлить со мной вместе захотел? Помериться, у кого струя дальше бьет? – снова хохотнул Связист, нарушая почти панический ход мыслей принца очередным пошлым экспромтом.

    – Мне дали задание убить тебя, – так и не придумав ничего лучшего, открытым текстом признался Энтиор, надеясь, что смысл сказанного дойдет до Силы через затуманенные алкоголем человеческие мозги и слегка прочистит их.

    – Брешешь?! – удивленно рассмеялся Связист, прислонился к коновязи, у которой стоял одинокий Мрак, и машинально ласково почесал морду злобному коню. Тот зафыркал от удовольствия.

    – Нет, – покачал головой вампир и поднял руку в лоулендском знаке клятвы.

    – Так чего, устроим дуэль на бутылках, кто кого перепьет? – прикололся Связист.

    Энтиор молча полез в карман и, вытащив книжку-портрет, протянул его собеседнику, надеясь таким образом достучаться до трезвых участков сознания Силы и привлечь их внимание к серьезности ситуации.

    – Крутой портретик! – восхитился Связист, полюбовавшись собой. – Это ж надо, в двух ипостасях умудрились изобразить. И так и этак. Клево! Хотя… лучше бы в профиль сделали, а не в анфас. А одежды мне зачем столько понарисовали? Без ничего куда как красивше вышло бы! Не находишь?

    – Этот портретик мне дал Верховный магистр одного могущественного ордена, послал по твоему следу с приказом убить как можно более мучительным и страшным способом, – отчаявшись от столь вопиющего непонимания кризисности ситуации, истерически выпалил бедный вампир, сдернул с руки перчатку и вытер пару мелких бисеринок пота, выступивших на челе.

    – Так ты чего, и правда убить меня собрался? – На сей раз до Связиста кое-что дошло, и он не на шутку обиделся. – Я к тебе со всей душой, пивом угощал! А ты!!!

    – Да, я должен тебя убить! – прошипел Энтиор, отбирая у мужчины портрет, пока он чего доброго не наблевал на него. За каких-то пять минут Связист успел настолько вывести из себя бога, что знай он, как убивать Силы, чего доброго, мог бы и попробовать.

    – Нет, ты и правда не врешь, – почесал в затылке пятерней Связист, пьяно покачиваясь, словно матрос на палубе корабля. Для большей устойчивости Сила обняла Мрака за могучую шею (конь и не думал сопротивляться) и продолжила: – Я помирать-то совсем не хочу, да и не по силенкам тебе Силу кокнуть. Каков каламбур, недурен, а? Силенки – Силы… И чего делать будем? Может, ты им сбрешешь, что меня угробил, а для доказательства я тебе вон хоть рубашку отдам, вымажешь ее чем-нибудь и предъявишь. Лады?

    – Такими детскими уловками их не проведешь, – мрачно усмехнулся Энтиор, чувствуя, что от совокупности убойного запаха выпивки, коей несло от мужественной оболочки Силы, и неразрешимой проблемы, терзавшей сознание, у него начинается мигрень.

    – Я не вижу выхода. Если его не знаешь и ты, придется просить совета.

    – Так чего, к Элии, что ли, идем? Хорошее дело, сообразим на троих! – огласив ночную улицу громким рыганьем, развеселился Связист, мгновенно просекший, к кому именно может обратиться за помощью и не удавиться на осине от оскорбленной гордости высокомерный вампир.

    Энтиор осмотрел не утратившую проницательности пьяную Силу. От желания Связиста сотрудничать сейчас зависело совсем не положение вампира в Темном Братстве, скорее всего, сама жизнь, ибо Темные не прощали неудач и тем более никому не прощали измены. Потому принц сказал максимально вежливо:

    – Именно это я и собирался предложить. Но для начала, не будешь ли ты так любезен, не приведешь ли свою телесную оболочку в физическое состояние, приемлемое для визита к принцессе Лоуленда.

    – Думаешь, наши пьяные рожи Элия и на порог не пустит? – хохотнул Связист, хлопнув Мрака по холке. Собственный смертный приговор и охоту, устроенную на нее, Вольная Сила продолжала воспринимать как великолепное развлечение.

    – Твою, – процедил Энтиор, недоумевая, почему его злющий конь, убивший не одного оплошавшего конюха и покорившийся только кнуту бога-вампира, сносит все фамильярные фокусы простака Связиста. Будь вампир на месте жеребца, давно бы уже куснул нахала, а то и врезал бы копытом промеж ног.

    – Ладно, ладно, сейчас все устрою, не злись, – хмыкнула Сила, что-то пробормотала и заметила уже совершенно трезвым печальным голосом: – Эх, какую пьянку испоганили! Никогда этим твоим убийцам такой пакости не прощу! Ну так пошли уж, чего теперь-то ждем?!

    – Мрак, возвращайся домой, – сняв с шеи и спрятав медальон Братства в седельную сумку, приказал принц коню и кивнул Связисту: – Идем. Надеюсь, сестра будет расположена нас выслушать.

    Энтиор вызвал в памяти образ любимой стради2. Божественное чутье мгновенно подсказало принцу, что Элия пребывает в Лоуленде. Он покосился на винные и жирные пятна от жаркого, испятнавшие рубашку Связиста, и, осторожно притронувшись к относительно чистому месту его одеяний кончиками пальцев, шепнул заклятие перемещения. Исчезновения инициатора попойки в «Поющей свинье», как водится, никто не заметил.

    Через долю секунды незваные посетители, обойдя с помощью заклятия телепортации кордон из бдительных пажей, стояли на белом ковре в будуаре принцессы. Восприятие времени, быстро настроившееся на родной мир, мгновенно подсказало Энтиору, что сейчас в Лоуленде раннее утро, начало девятого. Явственное ощущение божественной силы сестры, исходящее от дверей спальни, недвусмысленно указывало не только на местонахождение, но и на род занятий Элии. Мысленно посочувствовав самому себе, вампир указал Связисту на диванчик, а сам с куда большими смелостью и уверенностью, чем те, которые ощущал в глубине души, приблизился к дверям и тактично постучал. Выждав минуту, принц сплел заклятие односторонней связи без активации чар видимости и молитвенно позвал:

    – Стради, прошу, не гневайся, но я в большой беде. Мне крайне необходим твой мудрый совет. Не будешь ли ты так любезна уделить мне каплю своего драгоценного времени и внимания. Я и Связист сейчас находимся в твоем будуаре.

    – Ждите, мучители, – последовал спустя три минуты весьма сердитый ответ, и заклятие вампира развеялось дымом.

    Энтиор улыбнулся, не скрывая облегчения, и, сбросив тяжелый плащ на вешалку у двери, опустился на другой угол диванчика, как можно дальше от Связиста, и приготовился ждать столько, сколько понадобится. Единственное кресло вампир тактично оставил для сестры, а пуфиком пренебрег, сочтя, что его черные кожаные одежды будут, по меньшей мере, нелепы в сочетании с бежевым атласом низкого сиденья.

    Спустя полчаса двери спальни распахнулись, и мимо Связиста и Энтиора, не преминув вежливо кивнуть ожидающим, проследовали Итварт и Дарис. Воители вели между собой весьма содержательную беседу на отвлеченно-философскую тему. Связист одобрительно присвистнул, а принц скрыл под маской ледяного безразличия легкое удивление. Нет, разумеется, вовсе не извращенностью сестры, а тем, что в яростном, страстном, маниакально ревнивом Лоуленде нашлась пара мужчин, способных не только не перегрызть друг другу глотки в борьбе за милость богини любви, а мирно пользоваться ее благосклонностью сообща.

    «Впрочем, – решил принц, – Ни Дарис, ни Итварт не являются лоулендцами по рождению. Вероятно, именно этим и объясняется их терпимость друг к другу».

    После ухода воинов явились пажи и сноровисто сервировали невысокий, но весьма вместительный благодаря раздвигающейся столешнице стол для завтрака на троих. Связист тут же потянул руку к блюду с еще дышащей жаром сдобой, но Энтиор так грозно глянул на него, что бедолага поспешно отдернул руку и громко вздохнул.

    Прошло еще минут семь напряженного ожидания, и в будуар вплыла Элия с распущенными волосами, в легком домашнем платье цвета темного серебра. Ткань эффектно колыхалась вокруг ее тела, делая богиню похожей на капельку ртути весьма аппетитной формы. Единственным украшением принцессы была большая каплевидная серая жемчужина на тонкой серебряной цепочке, обвивавшей лебединую шею.

    – Привет, Элия! – радостно выпалил Связист и жалобно спросил: – Ну теперь-то уже можно есть?

    – Можно, – рассмеялась принцесса, кивнув приятелю.

    Энтиор моментально оказался на ногах и, склонившись перед своей стради в глубоком поклоне (так принц не кланялся даже Лимберу), запечатлел на тыльной стороне ее запястья вежливый поцелуй. Элия опустилась в кресло, с помощью магии мановением руки налила себе горячего шоколада из пузатого керамического кувшинчика с заклятием сохранения тепла, вдохнула божественный запах, сделала пару глотков и спросила:

    – Ну и во что вы влипли?

    Вместо ответа вампир обвел будуар взглядом и слегка выгнул бровь.

    – Говори спокойно, на моих покоях постоянная защита, – фыркнула Элия и взяла воздушный пирожок с начинкой из печенки, рубленого яйца и зелени.

    – И еще какая, – протянул Связист с полным ветчинными рулетиками ртом и невольно поежился.

    – Все действительно очень серьезно, дорогая! Поверь, я никогда бы…

    – Энтиор, к делу, – попросила принцесса и риторически вопросила у себя самой: – И почему только я не ушла в миры сразу после того как разгребла всю гору проблем, которую свалил на меня любимый папа?

    – Ты чувствовала, что я приду, чтобы пасть к твоим ногам с мольбой о помощи, – ответил Энтиор и, налив себе бокал красного вина, начал рассказ, машинально отщипывая виноградинки с грозди лунника, украшавшей громадное блюдо со свежими фруктами, и складывая их себе на тарелку. – Видишь ли, любимая, некоторое время я являюсь адептом Темного Братства.

    Связист икнул от удивления, только сейчас уяснив, кто конкретно его заказал, сцапал для утешения сразу три пирога покрупнее и налил себе шоколада.

    – Некоторое – это сколько? – иезуитски уточнила Элия, одновременно дирижируя левитирующими ложками, накладывающими салаты на ее тарелку.

    – Около четырехсот лет, – скромно признался вампир, опустив длинные черные ресницы на ледяную бирюзу глаз.

    – Как неосмотрительно, – неодобрительно поморщилась богиня логики.

    – Прежде никогда членство в этом ордене не доставляло мне неприятностей. Я считал его своеобразной игрой, невинным развлечением для своей темной сути, – попытался оправдаться бог.

    – Сколько сети ни плестись… Четыреста лет назад меня еще не было рядом, чтобы вовремя напомнить: ты от кончиков клыков до последней пяди кишок принадлежишь Лоуленду и не имел права вступать в сделки, потенциально опасные для семьи и мира. Ладно, шлепать тебя по заду все равно поздно. Что стряслось?

    – Возникла серьезная проблема. Вчера мне дали задание, которое я не в силах выполнить, но и признать невозможность его выполнения я тоже не могу. Ты права, стради, гнев Братства будет сокрушительным, его карающая длань обрушится на меня, мою семью, мой мир…

    – Хватит, дорогой, не паникуй раньше времени. В чем конкретно состоит поручение?

    – Убить Связиста, – точно, кратко, по существу вопроса ответил вампир.

    – Давно пора было Суду Абсолюта запретить эту организацию как подрывающую устои мироздания, – мстительно заметила Вольная Сила. – Это ж надо, чего удумали, вандалы, убить меня! Такого замечательно, такого уникального и вообще красивого и любимого!

    – Зачем Темному Братству смерть Сил? – задумалась принцесса, даже поставила чашку и на секунду отложила серебряную вилочку.

    – Я не думаю, что они четко понимали, на кого именно мне надлежит открыть охоту, но если я не смогу справиться с заданием, это не сочтут смягчающим обстоятельством, – ответил Энтиор, отправив в рот одну виноградинку, прокусив ее нежную кожицу острым клыком и медленно выдавив сок языком. У принца совершенно не было аппетита из-за нервных переживаний. – Я и сам-то понял, кто жертва, только когда увидел воочию.

    – Тогда почему ты решил, что дичь – Связист? Возможно, здесь какая-то ошибка? – нахмурилась богиня.

    – Исключено. Вот, посмотри, стради. – Вампир извлек из кармана книжицу-портрет и передал Элии.

    Принцесса приняла вещицу из темного металла, раскрыла ее, глянула на переливающееся изображение и пораженно выпалила:

    – Энтиор, драгоценный мой, ты слепой болван!

    – Но… Но почему? – опешил вампир от такого открытого оскорбления из уст любимой сестры, знающей о его тонкой организации и чувствительной душевной структуре. – Я могу поклясться, на портрете изображен именно Связист. Даже эти странные переливы, наверное, отражение его бестелесной формы.

    – Потому что это не портрет, а Карта Колоды Джокеров! – воскликнула Элия, пристукнув кулачком по подлокотнику кресла.

    – Что-о-о?!! – в два голоса воскликнули мужчины.

    – Какой Колоды? – весьма заинтересованно уточнил Связист, опустошая разом полкружки с шоколадом. – Что за дичь про Джокеров? Это же легенда!

    – Ты уверена, Элия? – Красавчик Энтиор нахмурился таким удивительным образом, что ни одна морщина не пролегла по алебастровому челу. – Стиль похож, но не идентичен, да и по силам ли смертному столь загадочное изображение двух ипостасей Силы одновременно?

    – Почти уверена. Вероятней всего, стиль потому и не похож, что Либастьян писал портрет Силы. К тому же безумный художник был не простым человеком, в минуты сотворения Колоды его рукой водило пророческое вдохновение, ниспосланное Творцом. А что до доказательств… Надо вынуть портрет из оправы и посмотреть на его рубашку, – предложила принцесса рациональный способ подтверждения догадки.

    – Элия, это же серый каурим! Он поддается плавке лишь однажды, второй раз сей металл не под силу расплавить или сломать даже дракону, – воскликнул Энтиор, манерно взмахнув рукой, правда, за неимением пышных кружев на черной кожаной рубашке этот жест не получился столь умопомрачительно-эффектным, как обычно. Смочив губы в вине, принц, оправдываясь, прибавил: – А в этот еще и заклятия вплетены!

    – Я и не думала поручать эту задачу тебе, дорогой, у меня есть на примете кое-кто другой. Надеюсь, заодно он поможет и в решении вашей со Связистом маленькой проблемы, – улыбнулась принцесса, в дополнение к салатам положив себе горячее, и начала лакомиться нежнейшим мясом цыпленка под кисло-сладким соусом.

    – Ха, было бы здорово, – оптимистично воскликнул Связист, сметая все, что имелось на столе – от мяса до воздушных пирожных со сливками, – с аппетитом, нисколько не пострадавшим от происходящих драматических событий. Силы очень быстро успокоились, рассудив, что раз за дело взялась Элия, являющаяся, по выражению его хороших приятелей принцев, самой хитрой стервой во Вселенных, значит, можно вообще ничего не опасаться. – Мне, знаешь ли, от Темных Братьев по Уровням не с руки бегать, этак и поразвлечься как следует не получится.

    – Маленькой проблемы? У тебя своеобразное представление о величинах, стради, – уязвленный тем, что угроза его бесценной жизни представляется сестре столь незначительной неприятностью, тихо фыркнул Энтиор, впрочем, не проявляя своего негодования слишком сильно, а то, чего доброго, сестра разгневается и вовсе лишит его помощи.

    Привычно игнорируя недовольный комментарий эгоцентричного вампира, Элия в долю секунды сплела заклятие связи и лукаво позвала:

    – Я нашла темную половину твоей пропажи. Не желаешь взглянуть, когда выпадет свободная минутка?

    – Желаю! – мгновенно отозвался кто-то, невидимый мужчинам, рыкнул что-то странное с массой шипящих звуков, получил громогласный ответ в том же ключе вперемежку с ревом, и вот уже в будуар принцессы прямо из воздуха, на мгновение ставшего воронкой хладной тьмы, шагнул великолепный мужчина и Повелитель Межуровнья по совместительству – лорд Злат.

    Его свободные алые одеяния из драгоценного шелка арадов, расшитые изумрудной и золотой нитью, перехваченные в талии широким черным поясом с подвешенными к ним ножнами с тяжелым длинным клинком ничуть не походили на модные длинные камзолы по-лоулендски и совсем не соответствовали нежным бежевым оттенкам будуара богини. Но Повелитель Межуровнья не счел необходимым тратить время на процедуру переодевания. Слишком заинтриговало его известие, принесенное Элией. Впрочем, ничуть не меньше его привлекла и сама богиня в домашнем (то есть чуть более коротком, чем требовал придворный этикет) платье.

    Привычно не замечая никого, кроме принцессы (это выходило у Злата так естественно, что, по мнению гордеца Энтиора, было куда хуже любой демонстративности), мужчина прошел к креслу Элии. Запечатлев по вампирскому обычаю на ее шее интимный приветственный поцелуй, с обычной язвительностью, прикрывшей легким флером его явный интерес, Дракон Бездны словно между делом бросил:

    – Так что ты хотела мне показать, малышка? Ни твой заигрывающий с Тьмой клыкастый родич-мальчишка, ни Сила, предпочитающая притворяться созданием из плоти, в моих владениях не пропадали.

    – Вот. – Элия протянула Злату злополучный портрет.

    – Хм, – выгнул смоляную бровь Повелитель Путей и Перекрестков. – Я почти готов поверить в Судьбу и промысел Творца. Это действительно Карта Колоды!

    – О да! Спящее излучение было скрыто весьма искусно, поглощено плетением металла и магии, оно лишь сейчас из-за близости Связиста начало прорываться из-под спуда заклятий. Ты можешь достать Карту? – попросила богиня, точно девочка, умоляющая старшего брата подать ей конфетку с полки высокого буфета. – Хотелось бы взглянуть на надпись.

    – Разумеется, – небрежно пожал плечами Злат и, взяв книжицу в ладони, сложенные лодочкой, слегка подул в них.

    «И дыханье Дракона Бездны – есть Темный Пламень и Хлад Первозданный…» – мысленно процитировала принцесса, с жадным исследовательским интересом наблюдая за тем, как под действием дыхания Повелителя Путей и Перекрестков оплывает, точно свеча, неразрушимый каурим, освобождая хорошо знакомую пластину Карты из Колоды Джокеров. «Интересно, он может воздействовать на два различных предмета выборочно или просто Карта не поддается Темному Пламени?» – мгновенно задалась вопросом богиня, но не стала произносить его вслух. Злат мог не оценить страсти Элии к лабораторным опытам, производимым на его персоне.

    Но даже у великих Драконов Бездны бывают промашки, все-таки Злат не соразмерил своих титанических сил, и часть Темного Пламени миновала его ладони, задев краем вешалку. Кусок полированного белого дерева и треть плаща Энтиора просто испарились. Впрочем, этому инциденту никто не придал большого значения. Злат сжал расплавленный каурим в жалкий комок, дунул на него и на Карту еще раз, вернее всего для охлаждения, и, бросив то, что осталось от обложки, на стол рядом с пирожками, повертел в руках пластину.

    – Туз Сил, – провозгласил Повелитель Межуровнья, усмехнулся краем рта и впервые соизволил внимательно посмотреть на Связиста, действительно признав его существование. – Да, Элия, Его пути неисповедимы…

    – Какой Туз? Вы о чем? Ну объясните же, пока я в ИК не полез! – взмолился изнывающий от любопытства Связист и заерзал на диване.

    – Не вздумай! – разом рявкнули все трое – Злат, Элия и Энтиор, а от принцессы нетерпеливому досталось еще и метко пущенным в лоб абрикосом.

    – Ладно, ладно, погожу покуда, – примирительно пробормотал Связист, подобрал сочный снаряд и сунул его в рот.

    – Кстати, малышка, а почему ты решила, что сей предмет именно моя пропажа? – нахмурился Повелитель, неторопливо прохаживаясь по будуару и разглядывая портрет.

    – Потому что Энтиор получил его вчера от Темного Братства вместе с заданием найти и уничтожить изображенного, – пояснила Элия, раскрыв цепочку своих умозаключений. – Логику Темных, мало похожую на обычную, проследить несложно. Она укладывается в схему: «Белый убил ради этой картинки темное создание, значит изображенная персона опасна для дела Тьмы, потому ее надлежит устранить».

    – Ты не допускаешь мысли, что Братству известно о Картах, и оно ведет собственную игру и собственный сбор Колоды ради уничтожения конкурентов?

    – Я не считаю ее верной. Колода Джокеров – весть для избранных, лишь они могут не только видеть Карты, но и осознавать то, что увидели. Наши невольные эксперименты со случайными свидетелями это подтверждают. Не связанные с пророчеством и его исполнителями если и способны разглядеть изображение, не воспринимают его во всей полноте и не могут прочесть надписи. Лейм как-то рассказывал о термине «защита от дурака», который используют в техномирах, думаю, мы столкнулись с чем-то похожим, исполненным на гораздо более высоком уровне. Потому уверена, Карта Связиста – твоя пропажа, – выложила собеседнику стройную цепочку доводов богиня логики. – Тасуется Колода, нити свиваются в единое полотно.

    – Как я понимаю, меня снова будут просить о помощи? – коротко и не без снисходительного высокомерия улыбнулся Злат.

    – Ты верно понимаешь свой долг, – улыбнулась в ответ принцесса.

    – Долг? – громыхнул голос Повелителя, Дракон Бездны взвился на дыбы и словно дикий необъезженный жеребец резко повернулся к богине. Взметнулись полы алого одеяния, сошлись на переносице густые брови, полыхнули изумрудным пламенем глаза.

    – Как Ферзь Колоды ты должен помочь ее Тузу сохранить жизнь, – не обращая внимания на выходки друга, запросто заявила богиня, пожав плечами. – В случае с Риком версия о взаимной ответственности Карт получила первое подтверждение. Разве ты не чувствуешь этого?

    – Я делаю только то, что желаю, и никто, моя леди, никто не смеет отдавать мне приказов, – заявил Злат совершенно спокойно, но от этого спокойствия веяло такими лютыми холодом и тьмой, что Энтиору и Связисту захотелось стать невидимками или, на худой конец, спрятаться под диван. Вампир почувствовал, как душу его задел крылом первозданный Мрак, и признал, что тысячу раз был прав Повелитель Межуровнья, называя его мальчишкой, заигрывающим с Тьмой.

    – Вот именно, – не стала спорить богиня. – Он хитро все устроил. Ты ведь желаешь помочь Связисту, разве не так?

    – Ради Колоды или ради твоих дивных серых глаз, моя красавица? – резко успокоившись, призадумался Злат, пытаясь постигнуть уловки Творца.

    – Какая, собственно, разница, – рассмеялась Элия. – Он все равно добивается своего, нам остается только расслабиться и получать удовольствие.

    – Это обещание? – промурлыкал Повелитель Межуровнья, и огонь в его глазах превратился в совсем другое пламя.

    – Это констатация факта, – с намеком на обоюдный интерес ответила богиня, закидывая ногу на ногу так, что обнажилась изящная щиколотка, обвитая тонкой нитью серого жемчуга, поддерживающего легкую атласную туфельку. – Думаю, ты на некоторое время спрячешь Связиста в Межуровнье, покажешь ему другие Карты, перескажешь пророчества. Мы все вместе, дабы обеспечить безопасность Туза Сил, подумаем, как Энтиору поправдивее ввести в заблуждение Верховного маршала Темного Братства касательно исполнения его поручения. Темный должен поверить: тип, изображенный на портрете, скончался в муках, претерпев массу изощренных пыток.

    – Эй, а почему мне все-таки нельзя слазить в ИК? – весьма своевременно, опасливо прикрывая лицо от других снарядов богини (у нее под рукой как раз сейчас были кувшин с остатками шоколада и пара соусников), поинтересовался Связист, давая Злату время переварить предложение принцессы.

    – Потому что любой, кто неосмотрительно начинал тайком или открыто любопытствовать о Джокерах и Колоде, очень быстро отправлялся в другую инкарнацию или попросту исчезал бесследно, – коротко сообщила богиня. – Это касается как пророков, так и простых смертных, погнавшихся за слухами и чудесами. Мы свободно разговариваем обо всем только потому, что Злат поставил личную защиту на мои покои. Судя по всему, эта информация опасна для любого. Ты вот много ли знаешь о Джокерах?

    – Это легенда, очень старая легенда, – хмыкнул Связист. – Конечно, мы, я имею в виду Силы, знаем, что они придут, чтобы изменить Вселенную, но и только. Суть замысла не была нам открыта. Но если я пожелаю поглядеть ИК, что может случиться? Я же Сила? – пожал могучими плечами свежепровозглашенный Туз.

    – За ИК и доступом к нему следят не только создания высоких энергий. И лично я, хоть и не занималась предметом вплотную, знаю три способа уничтожить Силы, – резко пояснила Элия, взяв из вазы яблоко и нарезав его на мелкие дольки. – Я имею в виду твою тонкую структуру, а не телесную оболочку, которую так легко можно трансформировать или воссоздать заново.

    – Блин, – только и смог выдохнуть пораженный Связист и с опаской не меньшей, чем взирал на Злата, глянул на принцессу. От Повелителя, пугавшего Силы одним фактом своего существования, можно было ожидать любой пакости, но не от Элии, которую Вольные Силы считали своим настоящим другом.

    – Оладья, – огрызнулась богиня, уязвленная этим страхом хорошего приятеля. – Поэтому, умоляю, если хочешь жить сам и не желаешь смерти всем нам, не трепись о Колоде направо и налево, не говори об этом ни с кем, кроме ее членов, даже с Силами.

    – Договорились, – вздохнул Связист, примирительно поднимая большие ладони. – Не волнуйся, я не хочу подвести тебя и парней. Они ведь тоже в деле?

    – Увязли по самые уши, – уже спокойней усмехнулась принцесса, на собственной персоне демонстрируя вилочкой вместо указки степень глубины погружения.

    – Ну, раз так, я готов отправиться в Бездну с ее Повелителем, – криво улыбнулся Связист, искоса поглядев на грозного лорда Злата, и встал с маленького диванчика. – Никогда бы не подумал, что доведется искать там помощи и защиты.

    – Ты думаешь, я планировал спасать самые чокнутые Силы Уровней, укрывая их в своих владениях? – выгнув бровь, удивился Повелитель Межуровнья и улыбнулся коротко, но по-настоящему, ибо признавал юмор ситуации.

    – Не-а, – честно ответил Связист, расплываясь в ухмылке. Пусть он чувствовал себя дико, но только сейчас подумал о том, какой, должно быть, несусветной дичью кажется все происходящее грозному Владыке Демонов, привыкшему к вечному одиночеству. – Спасение это вообще не по твоей части, вот если бы погубить безвозвратно или закружить в Туманах Обмана…

    – Пойдем, тебе еще многое предстоит увидеть и узнать. Когда понадобится моя помощь в сочинении легенды для этого, – Злат обернулся к Элии и слегка кивнул головой в сторону Энтиора, – дай мне знать.

    – Разумеется, – ответила принцесса одним из любимых словечек мужчины. – Только твоя магия способна придать нашей наглой выдумке реалистичность. Мы обговорим все детали и решим, как именно преподнести эту историю Верховному маршалу Темного Братства, чтобы он остался доволен.

    – Пусть только попробует не поверить, – многообещающе ответил Злат, опуская руку на могучее плечо Связиста и подталкивая его в сторону возникшей посреди будуара богини зеркальной воронки вполне подходящего для двух мужчин размера.

    – Почему-то мне кажется, что Верховному маршалу лучше принять твой рассказ за истину, – с задумчивой мстительностью констатировала богиня, когда Злат и Связист исчезли из Лоуленда. – Глядишь, Темному Братству и удастся избежать кадровых перестановок в верхах.

    – Надеюсь, стради, – вздохнул Энтиор, опустошая свой бокал маленькими глоточками. – Ты уверена в том, что он поможет?

    – Не стоит недооценивать готовность Злата помочь только потому, что он считает тебя немногим более значительной персоной, нежели пустое место. Ради Колоды и ради меня он сделает все, что нужно, – наставительно ответила богиня, вновь принимаясь за прерванную трапезу.

    – Но это так оскорбляет, – нервно сплел пальцы и манерно поморщился вампир, за время беседы со Златом успевший ощипать громадную гроздь лунника, но так и не съевший ни ягодки.

    – Лучше быть оскорбленным, но живым, а не наоборот! – подмигнула заносчивому брату принцесса, отправляя в рот порцию салата.

    – С этим не поспоришь, – нехотя согласился принц, вновь наполняя свой бокал.

    – Поешь, и как говорит Кэлер, жизнь сразу покажется проще и лучше, – посоветовала Элия, левитируя к брату тарелку его любимых крылышек под соусом. – А заодно и подумаем, как обмануть Братство.

    – Столько я точно не съем. Старик хитер, он чует истину и ложь, а что мне сказать ему насчет этого безобразия? – медленно сбрасывая специальными щипчиками на пустую тарелку несколько крылышек, вампир указал взглядом на жалкий комок каурима – все, что осталось от изящной магической вещицы.

    – Значит, мы должны составить твою речь так, чтобы в ней не было ни одного слова лжи, а каурим и исчезновение портрета послужат дополнительными доказательствами правдивости твоего рассказа, – совершенно логично ответила богиня. – Ну взбодрись же, дорогой, тебе ли занимать хитрости и коварства, лорд-дознаватель Лоуленда?! Прими это как вызов своим талантам и сыграй очередную партию! Сыграй! Получится – прекрасно, а нет – так Злат разнесет все Братство к демонам, и дело с концом!

    – Ты права, стради. – Энтиор выпрямился на диване, и в его глазах проскользнули искра разгорающегося интереса и свет истинной гордости принца Лоуленда. – Я вел себя недостойно звания Высокого Лорда. Это моя проблема, и я должен разобраться с ней сам, насколько это возможно. Простишь ли ты мою слабость?

    – Конечно, – ответила Элия, слишком хорошо понимавшая брата, подчас казавшегося ей отражением темной части собственной души.

    Энтиор склонил голову в благодарном кивке и, взяв руку принцессы в свои ладони, поцеловал ее тонкие пальчики с искренней, столь редкой для его холодного сердца нежностью, потом спросил:

    – Кстати, дорогая, а почему ты назвала Карту Туза Сил пропажей Повелителя?

ГЛАВА 5

От любви до ненависти и обратно

    Не только Элия пахала на благо родного государства в эти последние летние деньки, не обремененные событиями придворной жизни. Элегор тоже не терял времени даром. Владелец благодатного и самого доходного в королевстве герцогства Лиена совершал ежегодную сезонную инспекционную поездку по своим обширным владениям. Но как ни любил молодой бог прекрасного вина и всех мелочей, прямо или косвенно связанных со священным процессом его изготовления, даже неиссякаемого запаса энтузиазма, энергии и практической сметки Элегора оказалось недостаточно. К концу длительного процесса инспектирования, вмещавшего в себя объезд владений, просмотр документации, беседы с работниками, управляющими и тысячу иных дел, герцог был почти готов отправить заклятие связи Рику и Клайду. Принцы неоднократно изъявляли желание приобрести «бизнес» целиком или хотя бы войти в долю. Бог авантюристов зверски устал от необходимости быть собранным, организованным и вдумчивым, хотелось сорваться куда-нибудь в миры и устроить там что-нибудь этакое: землетрясение, ураган, попойку, славную драку или дебош в борделе, а может, и все разом. Но несмотря на это герцог не мог не признать, что получил от работы удовлетворение.

    Благодатный Лиен, великий, щедрый и ревнивый, требовал великих сил и любви, но молодой герцог прекрасно понимал, что никогда и ни за что не оставит земли, доставшейся по наследству и поначалу воспринимавшейся им как простая обуза. Элегор и сам не мог бы сказать, когда и как все изменилось, но в какой-то момент молодой хозяин Лиена почувствовал, что не может отделить себя от любимого герцогства, что забота о нем стала одним из самых важных и нужных дел в его шальной жизни. И, наверное, одним из редких созидательных занятий. Он знал, что может устроить управление своими землями так, как это велось, скажем, у Элии, нанявшей с помощью Рика умелых управляющих (вдобавок, кстати, проверенных Тэодером на предмет темных связей как в прошлом, так и в настоящем), но уже не желал этого. Элегору требовалось повзрослеть, чтобы осознать простой факт: Лиен по-настоящему стал его домом, детищем и любовью. Но даже от самых любимых нам нужно отдыхать хотя бы изредка, чтобы крепкое нежное чувство не превратилось в столь же неудержимую ненависть.

    Для начала Элегор решил завернуть в королевский замок и поболтать с кем-нибудь из чокнутой семейки Лимбера, послушать последние новости, поупражняться в колком остроумии. Как назло, Лейм опять пропадал где-то в неизведанных краях, зато (об этом сказал знакомый стражник в холле) Элия была дома.

    «Леди Ведьма, – обрадованно решил соскучившийся Элегор, – как раз то, что мне сейчас нужно!»

    Герцог почти бегом, а так он перемещался всегда, кроме ситуаций, строжайше регламентированных правилами этикета и не допускавших стремительности, добрался до апартаментов принцессы и, миновав молоденького смазливого пажа, едва успевшего распахнуть рот для вопроса о цели визита, ворвался в гостиную. Голос принцессы доносился со стороны будуара. Недолго думая Элегор ворвался туда, отодвинув раздвижную дверь до упора.

    – Прекрасный день, леди Ведьма! Я тут подумал… – радостно провозгласил бог и замер на середине фразы с окаменевшим лицом.

    Элегор увидел того, с кем вела беседу богиня до его появления. Принц Энтиор! Проклятый тошнотворно элегантный и омерзительно безупречный вампир, вечно путающийся у герцога под ногами. Ледяная сволочь, гадкий кровосос, портящий жизнь! Единственный из семьи Лимбера, кого молодой бог ненавидел по-настоящему и кого охотно вызвал бы на дуэль, не только повинуясь сиюминутному душевному порыву (пришибить любого из принцев, иногда даже друга Лейма, герцогу хотелось частенько), но и находясь в совершенно ясном рассудке.

    – Прекрасный день, герцог. Вы хорошо подумали? Искренне рада! Когда-то надо было начинать, и вот на второй сотне лет у вас наконец-то начало получаться! – приветливо улыбнулась принцесса и махнула в сторону диванчика. – Это стоит отметить, присаживайся! Энтиор, не нальешь ли нашему гостю вина?

    – С удовольствием, – промурлыкал вампир, смерив юнца игривым взглядом с примесью легкой неодобрительности: для визита в королевский замок герцог не удосужился даже надеть камзол, жакет или, на худой конец, жилет, так и явился в простой белой рубашке и своих обычных черных брюках с серебряной строчкой. Правда, и сам бог элегантности сегодня не блистал изысканностью наряда – оставался в черных охотничьих одеждах – но у него на то были весьма веские причины, а не обыкновенная безалаберная небрежность, коей руководствовался Элегор, одеваясь по принципу: не голый, не рваный, чистый, удобно – и ладно. А шалаш из волос с вечно выбивающимся клоком у лба? Нет, герцог никогда не умел наряжаться и причесываться сообразно со своим высоким положением. И что с того, что эта безалаберность ему шла? Бог этикета никогда не упускал возможности в подходящей компании перемыть косточки сумасшедшему Лиенскому.

    Энтиора, раздосадованного опасным поручением Верховного маршала, повлекшим череду неприятностей, весьма утешила явственная, сочная ненависть Элегора, пылавшая как костер в душе бога, и он, обыкновенно находивший выходки молодчика возмутительно забавными, пожелал подбросить дров в этот чудный огонь. Лиенского перекосило, он мгновенно понял, что проклятый бог-садист на сегодня из двух своих любимых способов доведения герцога до степени каления – ледяного презрения и сладострастного интереса – выбрал второй, наиболее тошнотворный. Но отступать было поздно, тем более что ехидная принцесса уже вопрошала, кивая на маленький диванчик рядом с Энтиором:

    – Присоединяйтесь же к нашей трапезе! Ну что же вы, герцог, мешкаете? Неужели стесняетесь?

    – Вот еще, было бы кого! – фыркнул Элегор и решительно плюхнулся на диван, нарочито придавив поджарым задом кожаную полу длинного жилета франта. Более подходящей и остроумной реплики как назло на язык не подвернулось.

    – Прошу! – Вампир протянул герцогу бокал с красным вином. Профессиональным взглядом дегустатора Элегор тут же опознал «Лиенский закат».

    Делать нечего, пришлось дворянину взять бокал и пригубить вино, хотя больше всего хотелось выплеснуть его содержимое в самодовольную морду вампира (пусть обтекает, тварь!). Передавая фужер, Энтиор не упустил возможности недвусмысленно скользнуть по руке Элегора, погладив бледными пальцами загорелую кожу молодого мужчины. Отвернувшись от вампира, но не отодвинувшись (пусть его безупречный костюмчик помнется!), бог пододвинул к себе блюда с ягодами лунника и запеченными окорочками каких-то мелких птиц. Сдобы бог никогда не любил. Вкус отменного красного вина, зрелого винограда и хорошо приготовленного мяса с ароматными приправами не могло испортить даже соседство ненавистного принца. Энтиор, глядя на то, как сосед поглощает ощипанный им в нервических раздумьях виноград, не мог сдержать улыбки.

    – Давно не виделись, герцог. Чем занимались, сколько миров успели поставить с ног на голову, скольких врагов нажили, какого числа смертных приговоров добились? – поддержала беседу богиня.

    – Увы, – скорчил гримасу Элегор, стараясь изо всех сил игнорировать близость Ледяного Лорда и не обращать внимания ни на ощущение крепкого мужского бедра, прижимавшегося все теснее к его ноге, ни на запах лаванды и лесной свежести, коим веяло от вампира, ни на примешивающийся к ним привкус свежепролитой крови. – На развлечения времени не было! Не всем же на балах порхать и из постели в постель кочевать. Дела Лиена требовали моего пристального внимания. Чтобы герцогство приносило доход, приходится, знаешь ли, немало работать! Кстати, ты не в курсе, где сейчас обретается Лейм?

    – Понятия не имею. Я так увлеклась балами и постелями, – ответила Элия, припомнив груду королевских документов, – что совершенно перестала следить за перемещениями младшего кузена. Знала только, что ты не с ним, а значит, никакой беды малышу не грозит.

    Некоторое время Элия и Элегор, от души наслаждаясь беседой, перебрасывались завуалированными или откровенными колкостями. Придумывая очередную шпильку поостроумнее, герцог почти забыл про соседство ненавистного Энтиора. Но вампир, завершив завтрак, очень скоро напомнил о себе. Промокнув яркие губы тонким кружевом салфетки, бог откинулся и завел руку на спинку диванчика прямо за спину Элегора. Как будто ненароком касаясь густой черной шевелюры герцога и совершенно явно, словно бы между делом, положив вторую руку ему на колено, принц с вежливой двусмысленностью предложил:

    – Рекомендую отведать крылышки гуары, герцог! Это восхитительное своеобразие способен оценить лишь истинный знаток, не пренебрегающий экспериментом со вкусами и постигающий их истинную глубину.

    – Благодарю, я, пожалуй, воздержусь, – сквозь зубы процедил Элегор, пытаясь с небрежной брезгливостью, как кусок какой-то тухлятины, спихнуть руку вампира со своего колена. Но такая легкая казалось бы алебастровая кисть будто приросла к ткани.

    – О, мальчики! – всплеснув руками, низким грудным смехом рассмеялась богиня. – Наверное, мне стоит удалиться и не мешать вашему уединению? Или, быть может, вы желаете воспользоваться спальней?

    – Мм? – Принц бросил на молодого бога откровенно приглашающий взгляд.

    Ледяной Лорд явственно давал понять, что его интерес к плоти Элегора мешается с откровенной насмешливой издевкой и самолюбивым сознанием того, что, несмотря на всю ненависть, питаемую герцогом к своему мучителю, тот не может до конца избавиться от противоестественной тяги к чувственному холоду вампира. Тяги, густо замешенной на детском страхе, застарелой неприязни и страданиях.

    – Чтоб вы провалились к демонам в бездну, семейка извращенцев! Меня воротит от вас! Да я скорее с жабой пересплю, чем с такой тварью! – Не в силах больше терпеть соседство Энтиора и понимая, как по-идиотски он будет выглядеть, затеяв банальную драку или вызвав вампира на дуэль, Элегор вскочил с дивана, сплюнул на ковер и исчез.

    – Фи, герцог! Как грубо! – хором поморщились Элия и ее брат, но их показательных гримас и последних слов Элегор уже не услышал.

    – Ах, меня опять отвергли! – с задумчивой скорбью констатировал принц, закатывая глаза и манерно прикрывая их рукой. – Что же делать?

    – Выпить еще вина, – предложила Элия и маленьким заклятием убрала плевок Элегора, каким-то чудом не прожегший дыры в ковре.

    – Пожалуй, поможет, – усмехнулся вампир и добавил: – Все-таки ты права, этот малыш бывает таким забавным. Хорошо, что ты всегда останавливаешь меня, когда я желаю его убить.

    – Еще бы. Ты, эгоист, развлечешься один раз, а потом все мы скучать будем, – подтвердила не без улыбки Элия, погрозив брату пальчиком.

    – Его сложно убить, – оправдался Энтиор, мечтательно зажмурился и, должно быть, увидел в грезах свою любимую пыточную камеру, – он живучий. Очень живучий! До сих пор выкручивался изо всех моих ловушек! – В последней фразе вампира послышалась даже толика удивленного восхищения истинного исследователя. – Ему очень везет!

    – Лучше использовать такие живучесть и везение наиболее выгодным для нас всех образом, – разумно предложила принцесса, лакомясь десертом из свежих фруктов со взбитыми сливками и жидкой карамелью. – История с Колодой Джокеров еще не закончена, и в ней, на мой взгляд, немалое место занимает глава о герцоге Лиенском. Не хотелось бы однажды обнаружить, что она оборвалась на середине.

    – Ах да! Карта Ферзя из Межуровнья – его работа, – признал справедливость слов сестры вампир, задумавшись о странных играх Сил Судьбы. Если бы вездесущий сумасшедший Элегор, заинтригованный рассказом Элии о Колоде, не отправился на поиски и не нашел Карту Злата, то Повелитель Путей и Перекрестков не стал бы сейчас помогать ни Связисту, ни самому Энтиору. – Что ж, признаю справедливость твоих слов, стради. Герцог – нужная фигура на доске в этой игре. Я поумерю жажду его крови.

    «Ты еще даже не знаешь, какая нужная, дорогой мой, – к своему счастью, а то бы лишился покоя и сна», – мысленно ответила брату ехидная принцесса.

    Элегор был жутко зол на насмешницу Элию, ее клыкастого братца и даже на самого себя за то, что не смог выдумать какого-нибудь выхода из того положения, в которое его загнали принц и принцесса. Стоило бы им выдать что-нибудь эдакое, чтобы раз и навсегда перестали донимать его! Но, как назло, ничего более «эдакого», чем затеять с братцем богини банальный мордобой, молодому герцогу не сообразилось ни в сам момент оскорбления, ни позднее. В конце концов Элегор решил плюнуть не только реально, но и фигурально на проклятую парочку, к тому же ему хотелось и навестить лучшего друга. Конечно, у Лейма бывали пограничные состояния: зубодробительной деловитости, серой меланхолии или крайней мечтательности, но чего ему никогда не приходило в голову, так это попробовать переспать с герцогом, да и другом младший член королевской семьи был верным, испытанным общими радостями и печалями. К нему, просто сориентировавшись по божественной силе присутствия, и перенесся бог, взбешенный завтраком в обществе извращенца Энтиора.

    Элегор оказался в довольно далеком от Лоуленда измерении. Там только начинался рассвет. Розовая туманная дымка окутывала небосвод.

    Заросли роз, вероятно, благоухавшие днем поистине неудержимо, источали утонченный аромат, и цвета их: темная сочная зелень стеблей и листьев, алый, розовый, багряный, пурпурный, белый, пунцовый, рубиновый и карминный цветков казались нежнее и мягче.

    Вид природы подействовал на взбудораженного бога умиротворяюще. Он вдохнул полной грудью утреннюю свежесть и почти не спеша, то есть быстрым шагом, двинулся по широкой дорожке, выложенной белыми плитками, к виднеющемуся невдалеке зданию из белого гранита с небольшими вкраплениями серого и голубого тарцита. Изящные очертания строения радовали глаз не меньше прелести сада. В очаровательном, пусть и слишком милом на взгляд молодого бога саду было красиво и веяло чем-то неуловимо знакомым.

    «Не иначе как у Лейма очередной острый приступ романтичности. Приятное местечко для мечтаний он выбрал, – весело подумал Элегор и самоуверенно решил: – Ну ладно, пусть еще немножко погрезит, а там уж я его уговорю встряхнуться и чего-нибудь учудить!»

    Наслаждаясь прогулкой, незваный гость пересек сад, и, только подойдя к распахнутым воротам с литыми обвившимися вокруг серебряных прутьев розами-лианами, Элегор сообразил, почему несмотря на то, что он никогда тут не был, место что-то ему напоминало. От него веяло силой Элии! И в самом эпицентре этой силы сейчас находился Лейм. Герцог чертыхнулся и застыл на пороге церкви богини любви, единственным посетителем коей сейчас и являлся юный принц.

    Конечно, для Элегора не были секретом чувства, которые друг питал к принцессе Элии. Бедолага Лейм частенько выплескивал на голову Гора романтический бред, включавший в себя немало восторженных описаний неземной прелести, ума и прочих уникальных достоинств богини любви. Принц обожал свою кузину. Чувство это столь прочно пустило корни в его романтической душе, что никакие терапевтические процедуры, проводимые Элегором (рассказы о том, какая Элия стерва, меняющая кавалеров даже чаще, чем Энтиор туалеты, знакомства с многочисленными красотками, головокружительные приключения) не могли потушить огонь любви в сердце юного романтика.

    Герцог видел, как страдает друг, сочувствовал ему и злился на невозможность что-либо изменить. Ему оставалось только скрипеть зубами, когда лучезарный свет истового фанатика вспыхивал в зеленых и обыкновенно спокойных глазах Лейма, если он говорил или думал о принцессе, а ее образ всегда был с принцем наяву и во сне.

    Некогда Элегор пробовал скандалить с Элией, требовал привести кузена в чувство и перестать издеваться над парнем, но проклятая баба заявила, что чувства, которые питает к ней Лейм – его личное дело, и вмешиваться она не станет, вернее, станет только в том случае, если без этого никак нельзя будет обойтись. Дворянин плюнул и больше сию тему в беседах с леди Ведьмой не затрагивал, разочарованно решив для себя, что женщина, будь она даже самой распрекрасной и могущественной на Уровне, к тому же способной получить любого приглянувшегося мужика, все равно останется зловредной бабой, которой проще удавиться, чем выпустить из когтей угодившую в них жертву. А вся мораль на тему нежелательности насильственного воздействия на душу выдумана для оправдания собственнического инстинкта.

    И хоть Элия помогать Лейму отказалась наотрез, со временем Элегор начал робко надеяться, что друг перебесится, повзрослеет и найдет себе какой-нибудь другой, более подходящий предмет для воздыханий – или уж сразу несколько предметов. А с недавних пор герцог даже начал верить, что тот славный миг недалек, потому что в беседах Лейм все реже и реже выражал влюбленные восторги, если речь заходила о кузине, и сам этой темы не поднимал. Словом, Элегору казалось, что надежда на выздоровление есть! Но, как водится, чем слаще надежда, тем горше предстоит разочарование.

    Только теперь до герцога дошло, что бедолага Лейм, устав спорить с другом по поводу своей обоже, просто замкнулся и перестал поверять Элегору сердечные тайны. Несчастный принц не только не выздоровел, куда там! Болезнь прогрессировала! Наглядным доказательством сей трагедии стал сам Лейм, преклонивший колени пред алтарем со свежими розами, посвященными богине любви. И поза, и горящий нежной страстью взор, и пылкий бред, слетающий с уст бога, – все было свидетельством вопиющей ошибки герцога.

    Пока Элегор обдумывал факт абсолютности своего поражения, Лейм, безгранично счастливый в собственном безумии, пребывая в молитвенном экстазе, выхватил из ножен на поясе узкий кинжал и, отхватив длинную прядь черных волос с виска, благоговейно возложил ее на алтарь любви к свежим розам, устилавшим белый мрамор. В тот же миг приношение вспыхнуло сине-серебристым светом и исчезло. Жертва была благосклонно принята. Восторженный принц со слезами умиления на глазах рассыпался в пылких благодарностях незримому предмету своего обожания.

    В груди Элегора возгорелось неистовое пламя бурного негодования, замешенного на сочувствии другу, угодившему в старую как мир ловушку, злости на Элию и вообще на всех женщин, воображающих, что могут крутить мужчинами так, как им заблагорассудится, и сводить их с ума.

    Герцогу, поначалу не знавшему, как поступить, то ли подождать снаружи, притворившись, что ничего не видел, то ли вообще тихо удалиться, то ли заорать и вытащить приятеля из храма – попросту снесло крышу. Он безумно испугался за друга. Сейчас он пряди волос кромсает, а потом, глядишь, снять скальп додумается или, чего доброго, вообще вены порежет или в петлю полезет. Погляди, любимая, ничего для тебя не жаль, бери мои жизнь, кровь и душу в придачу! Как сходят с ума от неразделенной страсти к богине любви, бог успел наглядеться в Лоуленде, и никому, даже злейшему врагу, не пожелал бы такой участи. А тут лучший друг!

    Словом, Элегора понесло! Герцог ворвался в храм, до тонкой красоты которого (прелестных витражей, искусной мозаики на полу, стройных колонн с резными капителями) ему уже не было никакого дела и, вырвав у Лейма из руки кинжал, завопил дурным голосом, надеясь хоть немного привести друга в чувство:

    – Ты чего, совсем сбрендил, приятель?! Чего вычудить надумал? На хрена Элии сдались твои космы? Брось ты эту опасную фигню, пока не рехнулся окончательно! Забудь ее, стерву блудливую! Мало ли по тебе девок в мирах сохнет? Найди себе покрасивее и утешься. На кой сдались Элии твои возвышенные молитвы? Таких мерзавок не романтикой, а семь раз не вынимая нужно ублажать! Вон Нрэн давно уже чокнулся, пусть и дальше в бездну катится, а ты…

    – Заткнись! – вскочив с колен, гневно процедил Лейм.

    Отобрав у Элегора кинжал, он с силой вдвинул его в ножны. Зловеще прищуренные глаза принца блеснули неистовым огнем с явственным красным оттенком. – Ты мне друг, Гор, так не заставляй меня ненавидеть тебя, никогда больше не смей оскорблять прекрасную, совершенную женщину, которую я люблю больше жизни.

    – Да ты совсем тронулся, – отступив от друга, помотал головой Элегор, и в тоне его сквозила жалость к тяжелобольному.

    – Я люблю и счастлив своей любовью, – упрямо возразил Лейм, коснувшись рукой груди. К жилету принца была приколота роза – символ Элии. – Ничто во вселенных не заставит меня отказаться от этого чувства!

    – Точно тронулся, – со скорбной злостью констатировал герцог и, развернувшись, чтобы уйти, в сердцах бросил: – Что ж, если ты не желаешь прислушиваться к голосу разума, может, это сделает Элия. Надеюсь, она вправит тебе мозги, раз сумела их так свернуть! И пусть только попробует мне отказать, душу вытрясу!

    Не тратя больше времени на разговор с умалишенным, Элегор вновь телепортировался в Лоуленд. Пользуясь привилегией допуска, дарованной ему Леймом и утвержденной Лимбером, бог сразу перенесся в королевский замок, а точнее, чтобы не тратить времени на придворный политес, прямо в покои принцессы Элии. Вот только имени богини возмущенный Элегор произнести был не в силах, и как мысленно, так и вслух именовал ее исключительно «эта стерва» и «леди Ведьма».

    Герцог не знал, убрался ли уже проклятый вампир из будуара, но в данный конкретный момент сумасбродному богу было решительно наплевать, в чьем именно обществе пребывает принцесса, он не собирался считаться ни с одним из ее посетителей, будь это хоть Лимбер, хоть Повелитель Межуровнья, а пусть даже и сам Творец. Ворвавшись в будуар, Элегор сердито заорал:

    – Леди Ведьма?!

    Принцесса, только-только расставшаяся с Энтиором и как раз собиравшаяся к Злату в Межуровнье, чтобы совместными усилиями окончательно обкатать гениальный план развешивания лапши на ушах Верховного маршала Темного Братства, насмешливо улыбнулась и, отняв руки от зеркала, иронично спросила:

    – Куда это вы так торопились, герцог? Неужели передумали насчет забав с Энтиором? Вот только его высочество уже успел удалиться… но, полагаю, ради вас он изволит вернуться.

    – Да пошел твой братец-извращенец… Чтоб ему клыки и что пониже навсегда отшибло, – ругнулся герцог, борясь с желанием вновь харкнуть на белоснежный ковер, и категорически потребовал: – У меня дело к тебе. Верни Лейму рассудок, стерва!

    – Видишь ли, дорогой, – чуть приподняв тонкую бровь, с наставительной мягкостью начала принцесса, мигом сообразив, с чего ее приятель так взбеленился. – Чтобы что-то вернуть, сначала нужно это забрать, а я – могу тебе поклясться – ни рассудка, ни иных метафизических частей личности моего кузена не заимствовала. Мне и своих хватает, иногда даже, если честно, чересчур!

    – Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! Хватит насмехаться! – заорал Элегор, горько сожалея о том, что богиня не мужчина, которого можно вызвать на дуэль или просто навешать ему хороших тумаков.

    – Элия! Элия! Не слушай его! – перекрывая сердитый вопль герцога, закричал возбужденный и испуганный Лейм, влетая в будуар принцессы.

    – Вот видишь, что ты натворила! Совсем сбрендил! Вправь ему мозги, леди Ведьма, или я за себя не отвечаю! Давай, стерва! – наставив на принцессу палец, пуще прежнего взъярился герцог Лиенский, отталкивая принца как неразумное, но капризное дитя, и с досадой бросил ему: – Помолчи пока!

    Умница и тихоня Лейм, услышав, как Элегор в очередной раз оскорбляет прелестную богиню и требует от нее того, чего принц боялся пуще смерти, тоже разъярился и, проявив истинно лоулендский взрывной темперамент, бросился на друга:

    – Сам заткнись!

    Крепкий кулак Лейма заехал Элегору по скуле, не оставшийся в долгу герцог двинул другу в челюсть, и мужчины, сцепившись в яростных объятиях, покатились по белому ковру, рыча от злости, мутузя друг друга, пинаясь и сопя. Кажется, в какой-то момент потасовки они даже забыли о самой причине драки. Жалобно хрустнули ножки столика, когда Лейм с разгона впечатал в него Элегора, зашаталась вешалка, в которую принц попытался вбить противника, едва не опрокинулся столик трюмо с многочисленными баночками, пузырьками, расческами и коробочками, отлетел к стене словно бы выпущенный из пращи пуфик.

    Не снеся зрелища погрома в любимом будуаре, Элия хлопнула в ладоши так, что звук отдался эхом от стен и ударил по барабанным перепонкам драчунов хорошей оплеухой. Сила заклятия колдуньи подкинула двух худощавых, но довольно рослых мужчин3, словно шкодливых щенят, и пришпилила их к настенным шпалерам оригинальными брошами. Убедившись, что чары надежно сдерживают драчунов, Элия рявкнула тоном Нрэна, отдающего приказ на ратном поле:

    – Хватит!

    Элегор сердито засопел, дернулся для порядка, проверяя заклятие на прочность, и остался в том же положении зависания. Бог сообразил, что случись ему освободиться, он совершенно не будет знать, что делать дальше (редкое для шального мужчины состояние). Не драться же снова с Леймом? В тишине, нарушаемой лишь дыханием разгоряченных потасовкой мужчин, богиня процедила:

    – Вы, как я погляжу, сегодня в ударе, герцог, то с принцем Энтиором обжимаетесь, то Лейма по ковру валяете. Но при всей моей снисходительности к потребностям плоти, портить обстановку не позволю. Герцог, пошел вон, пока я не вызвала стражу! А с тобой, Лейм, я побеседую наедине.

    Закончив нотацию, Элия развеяла чары-путы. Мягко, как кошка, приземлившись на ковер, герцог встряхнулся, машинально потер расквашенный нос, разбитую скулу и, стараясь не глядеть на Лейма, вышел из покоев принцессы.

    Элегор счел, что сделал для друга все, что мог, теперь оставалось только надеяться на то, что Элия способна вернуть кузену ясность рассудка, помраченного безнадежной страстью. После спонтанно вспыхнувшей драки с обыкновенно выдержанным, терпеливо сносящим все сумасбродные выходки герцога Леймом, самоуверенный бог неожиданно четко осознал собственное бессилие и понял: если другу не сможет помочь богиня любви, значит не поможет никто. Утверждать, что дворянину стало совестно за разгром, учиненный в будуаре принцессы, было бы сильным преувеличением, но что-то на задворках души бога скреблось и царапалось. Элегор почувствовал настоятельную потребность приглушить это ощущение парой бокалов крепкого лиенского вина.

    Когда герцог вышел, Элия указала освобожденному Лейму на кресло, каким-то чудом не задетое в драке, и одним простеньким жестом активировала заклятие наведения порядка, устранившее следы разрушений. В той же тишине принц, ярко-розовый от неловкости и стыда за свое грубое поведение, сел на краешек кресла, постарался запахнуть разорванный жилет и опустил голову. Ему очень хотелось попросить у принцессы прощения, но страх перед немилостью кузины оказался слабее другого страха, продиктовавшего юному богу иную линию поведения.

    Набравшись смелости, зеленоглазый бог романтики поднял голову и, набычившись, объявил ультиматум:

    – Я не позволю тебе забрать!

    – Что именно? Кошелек, часы, перстень-печатку? Я похожа на грабителя с большой дороги? – рассмеялась богиня, с легким скепсисом разглядывая юного родственника, изображавшего из себя статую воплощенного упрямства (чувства, типичного для богов Лоуленда, тем более для детей принца Моувэлля). – Уж не стукнул ли тебя герцог слишком сильно, малыш? Если отшибло память, напомню, у меня нет намерения шарить в твоих карманах. Это привилегия Джея.

    – Не называй меня малышом, я уже давно не ребенок, кузина, и говорю я о другом, – не меняя интонаций, продолжил упорствовать агрессивно настроенный Лейм, нервно сцепив руки в замок.

    – Что ж, поговорим «о другом», мой дорогой, – храня на губах легкую улыбку, принцесса зашла за спину Лейма и легко притянула юношу к спинке кресла.

    Положив руки ему на лицо, богиня принялась ощупывать синяки. В первый миг принц едва сдержался, чтобы не зашипеть от боли. Преизрядных тумаков друг надавал ему от чистого сердца. Но очень быстро под прохладными пальцами Элии ноющая кожа успокоилась, по ней побежали бодрые мурашки целительной магии. Наслаждаясь прикосновениями любимой женщины, Лейм поостыл и с опасливым вниманием прислушался к ее словам.

    – Так вот, давай будем говорить «о другом», но лишь вскользь, поскольку это «другое» сугубо твое личное дело, и вмешиваться я не намерена. Можешь не опасаться. Ты, хоть я по привычке и называю тебя малышом, действительно взрослый мужчина, способный самостоятельно выбирать путь. Я не имею ни права, ни желания указывать тебе его, тем паче прокладывать за тебя дорогу или вести по ней за руку. Я по праву старшей сестры и богини смежной профессии только позволю себе вольность и дам пару советов молодому коллеге, надеюсь, ты сочтешь их хоть сколько-нибудь заслуживающими внимания, – с мягкой настойчивостью промолвила богиня. – Веришь ли, родной, что я не желаю тебе зла?

    – Конечно. Прости меня, Элия, я не хотел быть грубым, – счастливый уже от того, что о его любви знают и позволяют ему хранить ее в сердце, тихонько вздохнул Лейм, осторожно касаясь рук кузины, невесомыми птицами легших ему на плечи, – не хотел обидеть тебя, а тем более устраивать драку в твоих комнатах. Но я так рассердился и испугался, что совершенно перестал владеть собой. Нрэн бы, наверное, меня по старой памяти высек.

    – Нрэну следовало бы для начала самому научиться держать себя в руках, а уж потом воспитывать всех и вся, – фыркнула Элия, вспоминая разбитую несколько дней назад дверь. – Я не сержусь на тебя, милый. Богам свойственны яркие эмоции и переживания, их чувства так неистовы, что сожгли бы в пепел обычного человека. Но даже среди богов есть те, кто сообразно своей внутренней сути нуждается в столь сильных и глубоких чувствах, что непосвященным они кажутся опасными для телесного и душевного здоровья. Боги романтики – одни из таких. – Элия вела разговор без снисходительности, но бережно, чтобы не обидеть молодого кузена, пальцы ее ласкали лицо юноши, ворошили его черные волосы, массировали плечи. – Тебе необходимо объяснить это Элегору. Я неоднократно пыталась поговорить с ним, но без толку. Думаю, к твоим словам, сказанным не с пылом безрассудства, а со спокойной рассудительностью, он будет более восприимчив. Верная дружба – одно из самых дорогих сокровищ в нашей Вселенной, утратить ее так просто, а обрести вновь нелегко. Ваши отношения с Гором – истинное мужское товарищество. Вы сможете выслушать и понять друг друга.

    – Я сделаю это, Элия, – кивнул Лейм и добавил с кривоватой обаятельной улыбкой: – Мне и перед ним неловко за эту драку. Но, честное слово, я до сих пор уверен, что Гор заслужил свои синяки.

    – О, а разве я возражаю? – рассмеялась принцесса, чмокнув кузена в теплую макушку. – Мне и самой частенько хочется его стукнуть побольнее, если уж не прибить, как мечтает большая часть Лоуленда и его окрестностей.

    – А какой твой второй совет? – полюбопытствовал юный принц, мысленно разрываясь между двумя противоположными желаниями. Ему хотелось, чтобы Элия продолжала перебирать его волосы, но одновременно Лейм мечтал, чтобы она села на диван. Пылкий поклонник гадал, какие туфельки сегодня на ножках любимой.

    – Он касается опасности глубоких чувств для ранимой души бога, – подбирая слова, медленно заговорила Элия. – Влюбленный мужчина, поставивший свой идеал на недосягаемую высоту, никогда не должен забывать о потребностях плоти. Для бога целибат недопустим, если, конечно, он не является необходимым для его божественной сути, как у богов целомудрия. – Лейм снова заалел. Элия, словно читая мысли, указала на ту идейку, которая регулярно забредала в его голову. – Как недопустимо воздержание, так и долгая разлука способна превратить чистое пламя любви в безумный костер, пожирающий душу, сводящий с ума. Не давай тоске возможности поселиться в сердце. Если такое произойдет, без помощи обойтись будет уже невозможно, и тогда, дорогой, мне придется вмешаться. Безумие бога травмирует не только рассудок, оно разрушает и тонкие структуры.

    – Я понял, – серьезно кивнул принц, поднимая на кузину полные молчаливого обожания глаза. Все то, о чем молчал язык, через проникновенный изумрудный взор говорило сердце. – И благодарен тебе за добрый совет.

    – Ты дорог мне, родной, и я не хочу, чтобы ты страдал, – искренне заверила юношу Элия и, переключившись на более легкий тон, пока Лейм не надумал сделать ей пламенное признание, с шутливой строгостью заявила:

    – Но впредь, пожалуйста, выбирай для визитов в Лоуленд более консервативные стрижки. Мы с тобой уже как-то говорили на эту тему, я ужасно старомодна в своих привязанностях к мужчинам с длинными волосами естественных оттенков. Твоя прическа, без сомнения, оригинальна, – богиня коснулась короткого ежика выстриженных волос на правом виске юноши, – вот только прежняя прическа мне была куда больше по вкусу.

    – Чтобы понравиться тебе, дорогая, я готов на все, – жарко воскликнул Лейм и наконец, совершив процедуру мучительного выбора в пользу созерцания ножек богини, вскочив с кресла, заискивающе попросил: – Ты не поужинаешь сегодня со мной? Я очень соскучился, и здравие моего рассудка взывает о необходимости пребывания в обществе самой прекрасной целительницы во Вселенных!

    – Ты действительно взрослеешь, милый, – приятно удивилась Элия, присаживаясь на диванчик. – Искусство шантажа освоил превосходно!

    – Я стараюсь, – гордо улыбнулся Лейм и повторил: – Так как насчет ужина? Мы могли бы наведаться в «Эльфийский вкус»4, «Королеву» или…

    Слова застряли у молодого бога в горле, когда взгляд остановился на щиколотках богини любви. Нити жемчуга и атлас туфелек лишили пылкого влюбленного дара речи, оставив лишь пьянящий восторг созерцания и вихрь шальных грез о дивных стройных ножках с бархатной белой кожей, черных чулочках и острых каблучках…

    Лейм тяжело задышал, опустился на одно колено у ног принцессы, умоляюще прошептал:

    – Пожалуйста!

    – Мы обязательно поужинаем с тобой, дорогой, но не могу обещать, что именно сегодня. У меня куча дел, которые нельзя отложить, как бы мне ни хотелось, – состроив извиняющуюся гримаску, ответила Элия. А заметив горечь обманутых надежд в печальных глазах юноши, поспешно прижала пальчик к губам кузена:

    – Тсс! Прекрати думать о плохом! Я никогда не обманывала тебя, милый, и если говорю, что занята, то это правда, а не пустые слова, маскирующие желание отделаться от привязчивого надоеды. – Богиня погладила разочарованного поклонника по щеке и заверила: – В ближайшее время я обязательно выберу свободный вечер для похода в «Эльфийский вкус» (богиня назвала самый любимый ресторан Лейма). А пока не поможешь ли мне с застежками на туфельках? Этот жемчуг столь же дорог, сколь и красив, но замочки удивительно непослушные.

    – С наслаждением, – пылко отозвался воспрянувший духом принц, благоговейно подхватывая рукой ступню богини. Что ж, у Элии своя жизнь, и ничего удивительного в том, что кузина слишком занята, нет, но она не отвергает его общество и снисходительна к мечтам и слабостям. Жизнь прекрасна! Особенно когда есть возможность находиться у ног возлюбленной!

    Понимание того, что Элия знает о его давних мечтах, не только не вогнало юношу в краску смущения, скорее напротив, вызвало у юного бога эротический восторг, спровоцировавший новый каскад блаженных грез, главными действующими «лицами» которого были ножки богини любви.

    Бережно придерживая прелестную стопу, Лейм аккуратно расстегивал хитроумные замочки и освобождал лодыжку кузины от ниточек жемчуга. Конечно, более всего ему хотелось погладить нежную кожу Элии и перецеловать каждый пальчик на ножке и розовую пяточку, но такой услуги принцесса от него, к сожалению, не потребовала.

    «Ну и пусть не потребовала!» – завершив восхитительную работу, бесшабашно решил юноша и, склонившись, блаженно потерся щекой о шелковистую кожу возлюбленной, вдыхая такой родной и волнующий аромат.

    Ощущение восхитительно нежной кожи под пальцами преследовало счастливого бога и после того, как он, расставшись с Элией, шел в свои покои, дабы сменить разорванные в потасовке с лучшим другом одежды. Мечтательная улыбка не сходила с губ бога романтики, сердце пело. Он готов был любить весь мир в целом, а в частности, помириться с Элегором, но чуть позже, когда злость герцога пойдет на убыль. Права была принцесса, стоило тоске утихнуть, как жизнь засияла пестрыми красками и радость поселилась в душе. Пусть Элия никогда не будет принадлежать ему, Лейм почти не сомневался в этом, но он по праву родственника всегда сможет видеть ее, говорить с ней, танцевать и даже целовать! Бытие принца Лоуленда открывало перед юным богом массу восхитительных возможностей и дарило ощущение счастья!

    – Прекрасное утро, кузен. – Холодный голос, словно стенка посреди коридора, заставил Лейма приостановиться.

    – А, Энтиор, привет, – вполне доброжелательно поздоровался юноша.

    Выгнув бровь, Ледяной Лорд, облаченный в черные кожаные одеяния, подчеркивающие его холодную совершенную красоту и придающие ей зловещий оттенок, скептически оглядел пострадавший наряд родственника и не без ехидства вопросил:

    – Ты, надеюсь, знаешь о неподобающем состоянии своего туалета?

    – Ага, я в курсе, – ухмыльнулся Лейм, ничуть не злясь на кузена-вампира. – Как раз иду переодеваться. Подрался, знаешь ли!

    – Подрался? – презрительно фыркнул надменный принц и с осуждением уточнил: – А волосы тебе тоже в драке выдрали?

    – Нет, – гордо заявил юноша, решив подшутить над высокомерным родственником. – Это новая прическа, последний писк моды в урбомирах. Элия видела и сказала: «Без сомнения оригинально!»

    – Она так сказала? – Бровь бога элегантности приподнялась, он уже гораздо внимательнее осмотрел темноволосую голову Лейма с выстриженным на виске клоком.

    – Ага! – подтвердил принц, ничуть не погрешив против истины. Врать, говоря правду и только правду, боги учились с пеленок, чтобы не угодить в ловушку явной лжи, чреватой потерями силы. – И согласилась со мной поужинать!

    – Однако. – В легком замешательстве Энтиор коснулся пальцами подбородка, а Лейм, махнув рукой озадаченному кузену, поспешил к себе.

    Проводив младшего родственника задумчивым взглядом, принц продолжил путь к центральной лестнице, а с нее свернул на боковую, ведущую к подвалам, где находились самые лучшие в Лоуленде (не считая погреба герцога Лиенского) винный погреб и бесконечные лабиринты пещер. В пещерах находились не только усыпальница с прахом членов королевской фамилии, но и казематы для особо опасных преступников, и пыточные камеры.

    Шагая привычной дорогой, Энтиор погрузился в размышления, не касающиеся его ближайших планов. Не только бог боли и извращений, но и бог элегантности и этикета, он всегда пристально следил за модой и являлся ее главным законодателем. Как прихоти принцессы Элии в выборе туалетов заставляли дам Лоуленда и многих миров осаждать швей и модисток, перекраивая свои одежды, так и причуды Энтиора и Мелиора диктовали мужчинам, во что им одеваться.

    Даже родственники присматривались к модным братьям, чтобы перенять новые веяния, если, конечно, те приходились им по вкусу и соответствовали имиджу. Например, Кэлер скорее сел бы на диету, чем обрядился в пышные кружева, а худощавый и невысокий по меркам Лоуленда Джей никогда не надел бы длиннополого камзола вместо любимых коротких курток. Только глупцы, встречающиеся в изобилии даже среди знати, слепо следовали за лидерами и зачастую так перегоняли их, что не вызывали ничего, кроме гомерического хохота. Крупная брошь на груди Элии как-то подвигла одну леди, не обладающую пышными формами, изукрасить весь туалет броскими драгоценными украшениями, отчего дама сделалась похожей на соплю с бриллиантовыми бородавками. А высокие каблуки (на пять сантиметров выше каблуков самого принца Мелиора) стоили одному нелепому лорду не только авторитета в обществе, но и челюсти, поскольку он, навернувшись на ходулях, расшиб голову о мраморную статую в бальном зале.

    Словом, лишь себя Энтиор мнил (и не без основания!) законодателем мод, допуская на пьедестал почета исключительно кузена Мелиора. А тут такой конфуз! «Король моды» узнает, причем совершенно случайно, что кто-то, пусть даже член семьи, но совершеннейший мальчишка, у которого на губах молоко ребсов не обсохло, явился с новой прической, пришедшейся по нраву богине любви! Энтиор решил, что должен немедленно обсудить животрепещущую новость о прическе Лейма со своим братом и наперсником. Стоило решить, игнорировать это нахальное новшество или перенять его как одобренное сестрой, ибо тонкий вкус Элии и ее чувство прекрасного бог очень ценил, и не было для элегантного принца большей радости, чем одобрительная улыбка стради, оценивающей его новый наряд.

    Энтиор миновал очередной пост стражи, спустился на самый нижний этаж королевского замка, в то самое место, о котором ходило множество зловещих слухов, отнюдь не преуменьшавших ужаса творящихся там дел. Лорд-дознаватель знал и очень любил свою работу. Свет, источаемый камнями потолка в коридоре, обработанными специальным составом, являл лишь стылую мертвую пустоту. Зрелище столь же безнадежное и унылое для заключенного, сколь привычное для бога боли. Принц свернул из центрального коридора направо и, небрежно кивнув стражникам, открыл дверь.

    Одна из любимых пыточных камер Энтиора была готова к работе. Молчаливый помощник в несколько ярусов разложил на длинной стойке сверкающие опасной чистотой, словно бы просящей кровавого приношения, зловещие инструменты: клещи, крючья, ножи, зажимы, иглы и иные приспособления, названия которых не были известны неискушенному обывателю. В углу пылала красными глазками углей жаровня, рядом стоял зачарованный короб со льдом, а на стене, в удобной близости ото всех инструментов, на дыбе висела очередная жертва – светловолосый могучий мужчина. Беспомощный узник пронзил мучителя ненавидящим жарким взглядом.

    Если бы ненависть могла убить, Энтиор в мгновение ока стал бы покойником. Вот только заключенный такой способностью не обладал, и потому жгучий его взор, полный ненависти загнанного в угол зверя, был банально проигнорирован.

    – Не старайся, я все равно ничего не скажу! – сипло выплюнул слова мужчина, со страхом следивший за тем, с какой неторопливой методичностью изучает принц орудия производства.

    – Угадал, – не без иронии согласился вампир и подал знак помощнику.

    Тот достал клейкую ленту, кляп и заткнул жертве рот.

    Сегодня Энтиору не нужны были признания этого убийцы и предателя, приговоренного к смерти судом Лоуленда. Ему нужна была сама смерть, чтобы согласно плану, разработанному совместно с сестрой, как можно более правдиво доложить Верховному маршалу о мучениях и гибели жертвы, для большей достоверности неся в своей ауре отзвуки ужаса и крови. Выносливый узник нужного блондинистого окраса и подходящей комплекции пришелся очень кстати.

    Положив для начала на жаровню небольшие клещи и пяток игл разного калибра, вампир сплел заклинание связи и позвал:

    – Мелиор!

    Заклятие померцало, словно абонент несколько секунд решал, отвечать или нет, а потом все-таки активизировалось и явило Энтиору некий окутанный сумраком контур. Очертания его слабо напоминали гибкую фигуру бога коллекционеров. Ночное зрение вампира, не пощадив родственника, безжалостно проникло в полумрак и явило совершенно шокирующее, почти безобразное зрелище.

    Внешность элегантного, утонченного, аристократичного принца Лоуленда, так гордившегося своей красотой, претерпела ужасающие метаморфозы. Тонкие нервные пальцы стали столь пухлыми, что на них уже не налез бы ни один перстень из богатой коллекции, утонченные контуры лица оплыли, появился второй подбородок, а поджарый живот превратился в настоящую жировую подушку, которую не мог скрыть даже просторный шелковый халат, в который закутался Мелиор. Шокированный Энтиор даже забыл, о чем собирался поговорить с братом. Он лишь озадаченно покачал головой и промолвил, осторожно подбирая слова:

    – Возможно, критика неуместна, но, Мелиор, твоя прежняя комплекция более соответствовала моим эстетическим предпочтениям.

    – Моим тоже, – расстроенно процедил принц, отправляя в рот маленькое пирожное в шоколадно-ореховой глазури. – И когда я вычислю мерзавцев, сбивших мне метаболизм, им придется заплатить с лихвой за все причиненные мне неудобства, – задумчиво, с уверенностью в своих силах констатировал Мелиор. Смакуя пирожное, бог одновременно продумывал все этапы мести нечестивцам, осмелившимся надругаться над его совершенной красотой.

    Почему-то принцу казалось, что без родственников здесь не обошлось. А кто еще осмелился бы так напакостить Лоулендскому Пауку, зная его мстительность и любовь к ядам? Но месть пока была лишь отдаленной перспективой, для начала богу следовало разобраться с наложенным на него заклятием и вернуть былую форму. Пакостники подошли к проблеме надругательства над Мелиором творчески, выбрали период его уединенного пребывания в мире с иным, более быстрым течением времени. Они не только сбили ему настройку метаболизма, которая способствовала сохранению фигуры бога гурманов, но и пустили в дело чары иллюзии, притупившие бдительность самолюбивого принца настолько, что он заметил изменения в своей внешности только тогда, когда стало уже непоправимо поздно.

    – Элия сейчас в Лоуленде, – намекнул Энтиор, проверяя, насколько раскалились инструменты.

    – Я приму к сведению, – кивком поблагодарил брата Мелиор, самоуверенно полагавший, что справится с заклятием своими силами, и поинтересовался:

    – А что именно ты желал со мной обсудить?

    – Малыш принес в Лоуленд новую моду, и Элия нашла его прическу оригинальной, – высказался вампир и коротко обрисовал фасон «выстрижки» Лейма.

    – Мм, – задумался Мелиор, прекрасно понимая серьезную проблему, вставшую перед братом: признать или проигнорировать новое веяние. – Ты полагаешь, у сего нововведения есть будущее? Возможно, возможно… Если мы приложим к нему свои несомненные таланты… Имело ли выстриженное место на виске юноши какую-то определенную конфигурацию?

    – Пожалуй, оно отдаленно напоминало стилизованное сердце, – поразмыслив, признал Энтиор, снимая тонкими щипчиками с углей ярко-красную малую иглу. – Мы намерены поиграть с разнообразием форм?

    – Почему бы и нет, – тонко улыбнулся бог, скрещивая на груди пухлые руки. – Я думаю, тебе пошла бы капля или звезда.

    – Стоит проверить, – самодовольно подтвердил Энтиор, неторопливо загоняя под ноготь большого пальца узника длинную раскаленную иглу, не только причиняющую боль, но и мгновенно запекающую кровь, чтобы жертва не теряла драгоценной влаги раньше отмеренного времени. Пленник задергался, но мучительный стон заглушил профессионально сделанный кляп. – А что, если их слегка оттенить цветом?

    – Оригинальное предложение, – одобрил Мелиор, пока бог боли подбирал молоточек, чтобы раздробить пару суставов на пальцах преступника, и откладывал в сторону клещи, предназначенные для выдергивания ногтей.

    «Все-таки чего-то тут Творец недодумал в своем величии, – рассуждал Элегор, бесцеремонно выставленный принцессой из апартаментов и вынужденный под «страшной» угрозой ареста вернуться в свой замок (с леди Ведьмы сталось бы исполнить такое душевное обещание, а молодой бог ничего не ненавидел так сильно, как запреты, замки и клетки!). – Даже самые лучшие, такие трезвомыслящие парни, как Лейм, становятся такими бешеными, когда дело касается баб! Это ж надо, накинулся на меня, как ненормальный! – Герцог удивленно коснулся изрядно избитого лица, оглядел себя в широком зеркале ванной и поморщился, подсчитывая синяки и ссадины. – Да еще, кажется, пару ребер сломал! Вот уж воистину Нрэнова выучка!»

    У герцога до сих пор в голове не укладывалось, что Лейм, такой умный, тактичный, предусмотрительный, уравновешенный Лейм, вечно удерживающий друга от опасных авантюр и вытаскивающий его за уши из самого пекла, вдруг сам кинулся в драку! И было бы из-за кого! Из-за леди Ведьмы! Только бы ей, стерве, удалось вправить кузену мозги. Уж теперь-то она сама увидела, как парень свихнулся. Должна помочь!

    «Вот только, даже если поможет, – трезво признал дворянин, накладывая на ссадины мазь из очередной баночки (ими его регулярно снабжал все тот же принц) и задирая рубашку, чтобы густо намазать ребра, – Лейм все равно еще не скоро забудет, как я его сестрицу разлюбезную обложил и ему самому звезд навешал. Вечно эти бабы промеж мужчин встревают и настоящую дружбу разрушить норовят. Да, пожалуй, нам сейчас лучше не встречаться, чтобы окончательно не рассориться. Пускай отойдет немного, поостынет, а я пока куда-нибудь подальше смотаюсь. Вон к полосатому, что ли, заглянуть? А и правда, книги я ему давно уже обещал забросить, отложил даже, а все недосуг было выбраться. Заодно прогуляюсь, вытряхну из башки все эти виноградные дела, а то скоро, ей-ей, лоза из ушей полезет. Точно! Никакой телепортации, так поеду! Развеюсь!»

    Одержимый новой идеей Элегор закрыл баночку с целебной мазью и понесся в библиотеку с такой скоростью, будто полагал, что стоит ему задержаться хоть на секундочку, и разгорится пожар, или, чего доброго, огонь успеют потушить или зажечь без него.

ГЛАВА 6

Благородное дело

    Будь мрачные, гневные мысли Нрэна металлом, их эквивалентом стал бы расплавленный свинец, который льют на головы атакующих защитники осажденной крепости. Свинец этот прожигал бы не только плоть, но и кости, камень, сталь. Бог сам чувствовал, что переполняющие его гнев и страсть кислотой разъедают мятущуюся душу. О! Если бы он мог выбросить Элию из головы, навсегда забыть о прекрасной богине, поработившей его сердце! Явись в этот миг Нрэну Великий Творец, бог знал бы, чего пожелать. Но никакого чуда не было даровано ревнивому принцу, даже милость забвения, и та бежала от него, вероятно, испугавшись мрачного вида мужчины.

    Он выбирал для своего пути самые безлюдные, унылые миры, чтобы хоть как-то уравновесить пейзажем лютый огонь и холод, поселившиеся в душе. Скалы, крутые, узкие тропы в горах, бесконечный дождь осени, метель, неистовая буря – через что только не вез всадника бедолага Грем, у которого сроду не имелось никаких душевных терзаний, но тем не менее конь был обречен на каторжный путь непутевым хозяином. Даже если живые существа попадались на дороге Нрэна, они чуяли исходившее от бога молчаливое предупреждение и обходили его далеко стороной. Принц и сам не знал, куда, собственно, направляется, единственной целью его было – умчаться как можно дальше от Лоуленда, от изменницы Элии, готовой предпочесть ему любого, даже опаснейшую тварь из Межуровнья.

    Ах если бы от расстояния зависел покой! Но боль только нарастала с каждой милей, и несчастный бог не знал, как от нее избавиться. Любую другую проблему – неугодный ли это был мир или неугодное существо – он решал взмахом меча, с Элией такой вариант не проходил.

    Нрэн до сих пор обливался холодным потом, вспоминая давний кошмар, посетивший его в одну из ночей после серьезной ссоры с принцессой. Ему снилось, что он в приступе гнева убил богиню. Единственный краткий миг облегчения сменился поистине бездонными ужасом и пустотой, полной безнадежного отчаяния. Без нее Вселенная опустела, и бытие утратило всякий смысл. Убийце больше незачем было жить. Ушла любимая, но жажда ее видеть, обладать ею, знать, что Элия есть, осталась и не могла найти утоления. Бесцельные, черные дни неимоверных терзаний, бесконечные и столь же бесплодные поиски – вдруг ее душа уже облеклась плотью! – длились недолго. Бог не вынес груза терзаний и ушел вслед за любимой, мечтая о встрече и почти не смея надеяться на нее.

    Этот кошмар, тем более страшный, что какой-то частью своей мудрой души мужчина сознавал – это не бред, рожденный воспаленным рассудком, а очень-очень старое воспоминание о бесконечно далекой инкарнации – навсегда пресек его робкие надежды на то, что жизнь без Элии станет лучше. Даже сегодняшняя мука не могла сравниться с той жуткой беспомощной болью от сознания непоправимого. Нрэну часто снились кошмары о проигранных сражениях, о падении Лоуленда, но тот кошмар был худшим и никогда, ни за что принц не хотел бы пережить его наяву.

    Вот и оставались ему только ревность, бег от себя и несущиеся по замкнутому кругу мысли. С кем она сейчас, где, что думает о нем?

    Очередная пустыня, иссушающая плоть, плавящая своим жаром даже камень, свивающая вихри из светлого песка почти такого же оттенка, как волосы принца, осталась позади. Теперь Нрэн ехал по мрачной осенней равнине. Высохшая трава хрустела под мощными копытами жеребца, справа жесткой щеткой стоял лес. Обнаженные деревья, безжалостным ветром лишенные остатков жалкого наряда, протягивали черные руки-сучья в безмолвной мольбе. Хрипло, надрывно кричала какая-то птица. Низкие серые с примесью свинцового оттенка тучи нависали над полем, будто пытались вжаться в него. Но дождя не было.

    Бог направил коня ближе к лесу, туда, где его чуткий слух еще издалека уловил журчание ручейка. Пусть сам мужчина не нуждался ни в пище, ни в питье и чувствовал, что желания удовлетворить насущные нужды организма у него не возникнет еще несколько суток, но жеребца следовало напоить.

    – Почему я такой идиот, Грем? – с мрачной безысходностью прошептал принц, когда взгляд его коснулся почти зажившей царапины на руке, которую оставила любовнику богиня несколько ночей назад. Память услужливо нарисовала принцу картины наслаждения и спровоцировала очередной острый приступ тоски и ревности.

    – Не знаю, хозяин, – отозвался конь.

    Принц слегка вздрогнул от неожиданности и поинтересовался с каким-то отстраненно безразличным любопытством:

    – Так ты умеешь говорить? А почему молчал раньше?

    – Ты меня ни о чем не спрашивал, – коротко ответил Грем и снова замолчал.

    Нрэн кивнул, признавая справедливость слов животного, и продолжать разговор не стал. Но почему-то на душе у бога сделалось чуть теплее. Молчать вдвоем – это совсем не то, что молчать одному.

    Подъехав к родничку, пробившему себе дорогу из груды камней у опушки леса и образовавшему маленькое, в полметра, прозрачное озерцо, воин спешился и подвел коня к воде. Оставив умное животное утолять жажду, мужчина прошел пару шагов вверх по течению и опустился на корточки, глядя, как выбивается из камней бойкая струйка студеной воды. Он любил смотреть на воду, ее вид обыкновенно успокаивал принца. Но вряд ли сейчас он мог надеяться обрести хоть каплю покоя, скорее, действовал по привычке, пытаясь скоротать время.

    Нрэн опустил руку в воду и, не ощущая ни холода, ни тепла, зачерпнул пригоршню, пропустил ее сквозь пальцы, снова зачерпнул и снова проследил, как струйки просочились из его ладони. «Вот так и Элия, сколько ни старайся ее удержать, ускользает…» – мелькнула мысль, и бог глубоко вздохнул, в очередной раз признавая свое поражение. Что бы он ни делал, о чем бы ни пытался думать, все равно возвращался к мыслям о любимой.

    Но как ни был бог погружен в свои проблемы, частью реальные, а частью, безусловно, надуманные, на одном из уровней восприятия он отметил странную особенность. С одной стороны Нрэну казалось, что за ним следят, а с другой – всеми своими органами чувств, включая слух, зрение, обоняние и интуицию, он понимал, что вокруг нет никого, кроме Грема и мелких насекомых, забившихся в щели среди камней в надежде переждать холода. Принц не слышал ничего, кроме поскрипывания деревьев, дуновения ветра, шороха травы и звуков, издаваемых пьющим жеребцом.

    Хмыкнув, Нрэн решил, что начинает сходить с ума, и нимало этим не обеспокоившись, снова опустил руку в воду. И тут он расслышал зов:

    – Адепт! Воин Света! Белый Командор! Услышь призыв! Отзовись!

    Кажется, кто-то речитативом на два голоса снова и снова упорно повторял эти странные фразы. Нрэн по-прежнему молча прослушал «призыв» три раза кряду, и в нем проснулся слабый намек на интерес, включавший стремление выяснить: галлюцинация накрыла его рассудок приливной волной, или происходящее реально?

    – Я слышу. Кого вы зовете? – отозвался мужчина, решив превратить странный монолог в диалог.

    – Хвала Свету! Ты услышал зов! – удовлетворенно отозвались те, которые решились потревожить бога призывным речитативом, и где-то на периферии восприятия принц услышал, как некто не без самодовольства заявил: «Я знал, что он отзовется!» – и ему ответили: «О да, мудрейший!»

    – Вы звали меня? – скептически уточнил принц.

    – Да! Приди же, Рыцарь Света, дабы предстать перед Белым Советом, и внемли словам Мудрейших и Благих Посвященных! – вновь взяв возвышенный тон, который не вызывал у Нрэна ничего, кроме глухого раздражения, возопили его неведомые собеседники.

    – Как?

    – Отринь сомнения и с благословения Света с верой в него шагни навстречу судьбе и своему истинному предназначению! – дали мужчине странные инструкции.

    Бог войны встал. Не исключая возможной ловушки, проверил, как вынимается из ножен его великий меч, пожинающий жизни врагов, словно серп спелые колосья, и сделал шаг вперед. Нрэн сильно сомневался в том, что сможет куда-нибудь прийти, если необходимым условием для перехода являются отсутствие сомнений и вера. Однако, рассудил скептик-воитель, все это могло быть обычным пустопорожним трепом, прикрывающим стандартное заклинание перехода, не требующее «очистительных процедур». Так оно и оказалось.

    От скромной заводи у ручейка принц перенесся в овальную залу. Стены ее, сияющие белизной первого снега, помноженной на чистоту кристального сионского мрамора, были оформлены превосходными шпалерами с торжествующими изображениями восходящего солнца. Та же роспись украшала и высокий потолок, по замыслу неведомого дизайнера уподобленный небесному своду. Но, конечно, не реальному его изображению, а тому, что видит во сне романтик или неисправимый идеалист. Светлый паркет покрывал белый, точно шерсть единорога, роскошный ковер. В центре помещения стоял большой стол из скромного на вид и баснословно дорогого снежного дерева, инкрустированного золотом.

    Вокруг стола на стульях, на первый взгляд достаточно аскетичных, но на деле более удобных по своей конструкции, чем многие кресла, восседали мужи разной комплекции в белых рясах, плащах и доспехах.

    Все одеяния господ заседающих были белыми, что при всем отсутствии единообразия создавало впечатление общности мужчин, каких бы они ни были рас, возраста и внешности (эльфы, гномы, люди, оборотни, дриадады, крылатый эорланин и даже один кентавр). Медальоны из белой эмали с золотым изображением встающего солнца на груди ясно говорили о том, что все присутствующие (воины, маги, ученые, представители искусства или политики) принадлежат к какой-то секте. Мотив солнца и постоянное упоминание Света подсказали циничному Нрэну, что незнакомцы имеют отношение к некой разновидности Белого Ордена, иначе именуемого Белым Братством.

    Принц возник в арке ложного входа у восточной стены, как раз между двумя мужчинами, явно магами (эту породу бог чуял под любыми одеждами). Словно привратники, они замерли рядом с пюпитром, на котором возлежала огромная книга, раскрытая примерно на второй трети своей толщины. Страницы ее покрывали мелкий бисерный почерк и разнообразные по форме закорючки. Больше всего текст походил на какой-то список. Может, перечень колдовских ингредиентов?

    Глаза белых братьев с внимательной благосклонностью следили за гостем, но за кажущейся доброжелательностью взглядов Нрэн так же явственно, как холодный ветерок, подувший с гор в разгар летнего дня, чувствовал настороженность. Воина изучали, как блоху под микроскопом. Он в ответ с равнодушным хладнокровием разглядывал зал и всех присутствующих, машинально отмечая не только расположение дверей, потенциальных противников и виды оружия, находящиеся в их распоряжении, но и значительно возросшую силу мира. По всей видимости, его перенесли на несколько десятков Уровней вверх. Но ради чего? Принц невозмутимо ждал объяснений, и они последовали в таком изобилии, что немногословный бог вообще пожалел, что дождался.

    – Восхвалим Свет Всеблагой, озаряющий все сущее, указующий тропы судьбы, которые и через жизнь, и через смерть протянулись к душе твоей, брат наш избранный! – торжественно произнес один из белых братьев, внешне почти ничем не выделяющийся среди коллег. Однако слова его подхватили с готовностью.

    Белая хламида говорившего отличалась нарочито скромным кроем, но была сшита из поблескивающего мягчайшего шелка, тонкая вышивка по горловине и рукавам представляла собой истинное произведение искусства великой мастерицы, а небольшая фибула – золотое солнце – скалывающая снежно-белый плащ, являлась ювелирным изделием настоящего искусника (принц, и сам увлекавшийся работой с металлами, мог оценить ее по достоинству).

    – Займи же, Белый Командор, почетное место приглашенного на Белый Совет, место среди верных слуг Света, предназначенное тебе по праву! – завершил в конце концов торжественный спич тот, в ком Нрэн опознал несомненного лидера Братства.

    О, конечно, каждый член Белого Братства знал, что во главе его стоит Белый Совет достойнейших и мудрейших, избранных на свой пост не в силу знатности происхождения, богатства, а также магических, божественных и иных уникальных способностей, а исключительно за личные заслуги в Деле Света. Знал и, безусловно, верил, ибо без веры ни в одном ордене истинных фанатиков не сделаешь хорошей карьеры. Но даже среди равных всегда найдется тот, кто пусть и негласно, будет немножко (или «множко») равнее других. А низшим кругам иерархии ведать об этом вовсе не обязательно. Такое положение вещей вполне устраивает тот тип властителей, для коих важна истинная власть, а не игрушки-атрибуты, к ней прилагающиеся.

    Театральным взмахом руки негласный лидер Белого Братства пригласил принца присесть на единственный пустой стул, еще два свободных быстро заняли мужчины, встречавшие воителя и, по всей видимости, ответственные за вызов бога. Однако Нрэн не спешил принять приглашение. Он чуть сдвинул брови и вопросил:

    – Ты назвал меня Белым Командором. Почему? Я не состою в Братстве.

    – О нет, брат мой! – патетически воскликнул мужчина, простирая к богу руки, словно собрался вскочить, обнять и облобызать его, как давно потерянного сына. А его сотоварищи, подтверждая каждое слово, мудро закивали со скоростью китайских болванчиков. – Пусть злая тень затмила твой ясный ум и память о прошлом, но мы знаем так же верно, как солнца восход прогоняет ночную мглу, что некогда ты носил этот титул, и он твой по праву, коль ты пожелаешь его принять вместе с тяжкой, но великой миссией служения Свету! Ни в часы радости, ни в дни гонений и тяжких испытаний мы никогда не забывали того, чье имя вписано в страницы истории нашего Братства. – Перст оратора указал на книгу, лежащую на пюпитре. – Твой светлый меч, будто молния, всегда готов был безжалостно разить тьму! Мы видим, ты, как прежде, верен пути аскезы… – Мужчина благосклонно улыбнулся лысине Нрэна.

    – Понятно, – кивнул принц, сообразив, что речь идет о его предыдущей инкарнации на двести шестьдесят втором Уровне, известной богу только по рассказам Элии и Джея. Бог присел и, терпеливо дослушав до конца панегирик в свой адрес, регулярно подкрепляющийся возвышенными восхвалениями Света и образными, дающими представление о богатейшем словарном запасе ритора, проклятиями мраку, спросил коротко и по существу:

    – Чего вы хотите от меня?

    Кажется, лидер Братства слегка потускнел в своей белоснежности и коротко икнул, проглотив очередной ворох заготовленных словес. По кругу членов Совета прокатилась волна недовольного шепотка, сдобренного укоризненным ржанием кентавра. У оратора сквозь благой восторг умиления от встречи с «давно потерянным родственником» проглянул совершенно трезвый и циничный практицизм. Белый брат мгновенно просчитал новую линию поведения, основанную не на досье и свидетельствах очевидцев прошлой инкарнации принца, а на его нынешней манере держаться, совершенно не соответствующей прежнему духу верного адепта братства.

    – Пути Света неисповедимы, ты покинул свою прошлую жизнь и высокий Уровень, не достигнув высшей степени духовного совершенства, но и это послужило Добру! Ныне именно в твоих мирах, Белый Командор Брианэль (позволь мне воспользоваться в разговоре прошлым званием и именем!), – глава Белого Братства глаголил по-прежнему красноречиво, но куда более конкретно, чем раньше, – мрак обрел силу, явившись в облике наимогущественнейшего адепта Тьмы. – У Нрэна мелькнула шальная мысль, что речь идет о Злате, но бог с ходу отмел ее из-за нелепости. Даже Белое Братство никогда бы не осмелилось всерьез мечтать о ликвидации Повелителя Межуровнья. Хотя, без сомнения, это стало бы весьма масштабным деянием, и слава о нем прогремела бы по всей Вселенной. – Славный рыцарь Каберт, подвергаясь испытанию в Бездне абсолютного Мрака, сошелся в героическом поединке с могучим демоном, вероломно напавшим на нашего брата. Доблестно рыцарь сражался, и Свет хранил его чистое сердце! Каберт изничтожил порождение Тьмы. Трофеем рыцаря стал демонический артефакт. Не убоявшись скверны, рыцарь отважился доставить сию черную вещь в орден. Мы показали ее ясновидцу Сибалу, озаренному вышним Светом. И блаженный изрек страшное предсказание. Виндалис, брат мой, не будешь ли ты так любезен повторить Командору слова Сибала.

    – Конечно, мудрейший Гиаладар! – сидящий по правую руку от лидера полный мужчина с забавным коротким хвостиком волос, открывавшим замечательный вид на его громадные уши, энергично тряхнул головой и, опустив веки для лучшей сосредоточенности, заговорил с совершенно иными истерическими интонациями, изменился даже тембр его голоса:

    – Скверна! Вижу скверну и Тьму! Пошатнется все Мироздание! Слышу гром величайшей бури Вселенной и хохот демонов, сотрясающий миры! Ветры! Ветры! Темная башня в Топях Тьмы! Он один из них, прислужник демонов! Чернокнижник! Плетет паутину чар! Только божественный меч избранного воина может разрубить их. Он низринулся вниз, Белый Командор из Альвиона, чтобы в назначенный час стать Стражем Розы Света, Воином и Защитником. Смерть чернокнижнику! Он должен умереть, может, хоть так удастся задержать это… Глаза как угли… Он смотрит на меня… Нет… Нет… Не могу!..

    Виндалис замолчал, оборвав речь словно на середине, и размеренно задышал, восстанавливая нарушенное прямым «цитированием» чокнутого провидца равновесие. А мудрейший Гиаладар продолжил с проникновенной улыбкой, такой, что будь Нрэн моложе, зеленее и наивнее, непременно расчувствовался бы:

    – Таково было предсказание! Теперь ты понимаешь, брат наш, почему мы воззвали к тебе?!

    Театральная пауза – находка каждого стоящего оратора и лидера – была испорчена прозаическим, каким-то тусклым вопросом Нрэна, заскучавшего на Белом Собрании:

    – Вы хотите, чтобы я убил какого-то черного колдуна, живущего в башне, стоящей среди болот. Хорошо, я согласен. Как мне его найти?

    – Мы готовы вручить тебе ориентир, брат. Опасности скверны не избежать, но пусть твои высокие душевная чистота и отвага станут несокрушимой броней на пути зла. – Гиаладар снова полюбовался лысиной Нрэна (для явно дорожившего своими длинными волосами «мудреца» «прическа» принца являлась безупречным доказательством героизма). – Прими тот самый артефакт, который рыцарь вынес из тенет мрака. Если уж его сила столь велика, что вызвала у пророка видения, то ты сможешь по нему разыскать чернокнижника, несущего мирам погибель.

    Коллеги сдержанно забормотали, выражая абсолютное согласие со словами Гиаладара. Мудрейший поблагодарил их за поддержку благосклонной улыбкой и звучно хлопнул в ладоши. Двое могучих рыцарей в доспехах из живой стали вошли через двойные двери в зал, словно стояли под дверью, прислушиваясь, не раздастся ли хлопок, призывающий их. Господа внесли большой и явно тяжелый сундук, покрытый белой, затканной золотыми солнцами тканью. Ткань (сосед Нрэна слева тихо шепнул принцу, что сие полотно есть плат с головы невинной мученицы Брунвельды) убрали. Ключом, что снял со своей груди Гиаладар, открыли замок на крышке, извлекли из сундука золотую с серебряными накладками шкатулку (всезнайка-сосед сообщил, что в серебряных накладках содержится прах святого Цитуса, а в золото вплавлен некий его собрат по несчастью Гамус) и поставили ее на стол. Лидер Белого Братства нажал на какие-то незаметные выпуклости и открыл шкатулку, чтобы извлечь из нее абсолютно черный полированный ящичек. Нрэн вяло понадеялся, что когда-нибудь этой занятной игре в пирамидки придет конец, и случится это раньше, чем принц пристукнет не в меру говорливого соседа. На девятой – священном числе истинного Света – емкости испытания бога войны закончились. Мудрейший Гиаладар протянул Нрэну что-то, более всего напоминающее белый с серебряной инкрустацией портсигар, и молвил, прежде чем сосед лоулендского бога смог вставить свой комментарий:

    – Внутри ковчега блаженного мастера Сикомора лежит та вещь. Но молю тебя, Белый Командор, коли дорожишь ты душой, открывай его лишь в случае крайней нужды, дабы не пятнать миры черной скверной.

    Нрэн едва заметно кивнул, дав понять, что услышал инструкцию, и забрал «портсигар». Едва руки принца коснулись холодного металла, как бог отчетливо понял: Гиаладар не лжет. Тяга между чем-то, помещенным внутри ковчежца, и целью, находящейся в невообразимой дали многими Уровнями ниже, где-то там, откуда прибыл и сам Нрэн, была подобна натянутой струне. И притяжение это казалось настолько сильным, что богу войны, способному определить, где находится враг и настигнуть его, не было нужды доставать и разглядывать вещь, находящуюся в священном серебре.

    – Я найду его, – уверенно заключил бог и, сочтя беседу законченной, встал. – Как мне вернуться на свой Уровень?

    – Войди в арку, и врата раскроются для тебя, брат наш. Но прежде чем ты покинешь Совет, прими от нас то, что твое по праву, рыцарь! Пусть медальон Братства станет тебе живым щитом от зла и искушений. Достоин ли сей муж носить знак солнца, братья? – попросил формальной поддержки у своей клики Гиаладар и тут же получил ее, выраженную покачиванием голов, одобрительным бормотанием и отдельными эмоциональными выкриками, сопровождающимися стуком ладоней по столешнице.

    Один из носильщиков сундука торжественно преподнес Нрэну алую бархатную подушечку с эмалевым символом Братства. Понимая, что иначе от него не отстанут, воин небрежно нацепил себе на грудь цепочку и, попрощавшись коротким кивком с Белым Советом, решительно шагнул в арку. Он еще успел услыхать напоследок неприлично торопливое (надо же было успеть сказать все!) благословение:

    – Ждем вестей о славной победе! Знак солнца поможет тебе избрать дорогу и разгонит мрак, брат, идущий на подвиг! Мы будем молиться за тебя! Да пребудет с тобою Свет!

    Воззвания белых братьев еще звенели в ушах принца как жужжание надоедливого роя шершней, когда он снова оказался в благословенно-безлюдном и тихом мире поздней осени у маленького родника. Тут единственным мыслящим созданием был конь Грем, по счастью, не отличавшийся разговорчивостью. Нрэн довольно вздохнул и прислушался к звенящей тишине, нарушаемой лишь естественными звуками природы.

    Белый Совет утомил бога. Принц даже порадовался тому, что в этой жизни не сподобился вступить ни в одну секту, ему вполне хватало поначалу любимой войны, а потом проблем с Элией. Но при всей их болтливой никчемности, и от белых братьев, как оказалось, мог быть толк. Они дали ему задание, и у одержимого черной меланхолией бога в прежде бесцельном путешествии появилась цель, которая, как он надеялся, должна была помочь сохранить рассудок или хоть какую-то его часть. Нрэн знал, как действует на него долгая разлука с любимой мучительницей, особенно если расстались они не по-хорошему, и принцу, не боящемуся никого и ничего во Вселенных, было страшновато. Но сделанного не изменишь, мужчина не привык ни о чем жалеть попусту. Что ждет впереди: смерть, безумие, покой – еще не известно наверняка, значит, надо идти вперед – этого фаталистического кредо принц придерживался издавна, и жизнь, вероятно, испуганная этаким мрачным упорством, одну за другой бросала победы под ноги богу, вот только с Элией ему не везло…

    Убедившись, что Грем утолил жажду, Нрэн почти брезгливо сдернул с шеи эмалевый медальон и сунул его вместе с «портсигаром» в седельную сумку. Вскочив на коня, бог вслушался в свои ощущения. Чернокнижник, приговоренный к смерти Белым Советом в результате чьего-то пророческого бреда, пока еще был очень-очень далеко, путь предстоял неблизкий, но это нисколько не расстроило воина. Ждать он умел, поскольку знал, что рано или поздно обязательно добьется своего. Выбрав направление движения, принц тронулся в путь, предоставив жеребцу самому решать, с какой скоростью двигаться. Если расчеты бога были верны, то ехать предстояло не меньше десяти суток, конечно, при условии, что не случится никаких непредвиденных задержек.

    – Ну как, все готово? – подскочил к Элии Связист, стоило ей появиться в одной из личных уединенных зал Повелителя Межуровнья, обставленной с той же вызывающей роскошью, как и тронная, но с несколько меньшими помпезностью, торжественностью и мрачностью.

    По всей видимости, в планы Злата не входила демонстрация подданным Силы Посланника с Уровней в качестве домашней зверушки, поэтому Связисту предоставили помещение где-то в глубине Лабиринта, который некоторые несведущие тупицы именовали Замком Повелителя. Силы сменили блондинистую оболочку на жгуче-брюнетистую, даже глаза во избежание сходства с дичью Темного Братства окрасили в благородно-серый оттенок, и несколько поумерили привычную мускулистость, сделав тело чуть менее массивным. Словом, Связист замаскировался, предпринял все возможное, дабы не лишиться любимого телесного облика. И теперь это создание подскакивало вокруг Элии с нетерпением негра-баскетболиста, ждущего, когда же ему бросят мяч.

    – Всего не просчитаешь, но Энтиор отправился с докладом… – пожала плечами богиня и скрестила пальцы, показывая, что теперь все в воле Сил Случая.

    – Твой брат в безопасности. Мы предусмотрели главное – мое заклятие на медальоне. А оно безупречно, – счел нужным успокоить женщину Злат. Оторвавшись от огромной, снабженной яркими иллюстрациями и очень старой на вид книги, которую он до визита принцессы листал с широкой полуиздевательской, полуудивленной улыбкой, Дракон Бездны коротко глянул на красавицу.

    – Благодарю, вас, о Повелитель, вы несказанно щедры в своем удивительном великодушии! Осмелюсь ли я умолять о чести облобызать ваши ноги, ибо царственные длани заняты сим великолепным фолиантом? – не без сарказма вопросила богиня, чуточку оскорбленная столь небрежной встречей.

    – А не лучше ли выдернуть из дланей книжку и врезать мне по шее? – рассмеялся Злат, захлопывая и откладывая на стол толстенный том, под которым, пожалуй, могла бы с успехом спрятаться трехгодовалая Бэль.

    – Тоже вариант, – милостиво согласилась богиня, подходя поближе, чтобы во всех подробностях разглядеть обложку зачаровавшего Повелителя Межуровнья творения. – Что тебя так заинтересовало?

    Изукрашенная золотыми фигурными накладками с драгоценными каменьями книга носила весьма незатейливое название: «О Бездне Великой и Тварях, в ней таящихся».

    – Это я ему раздобыл, – гордо похвастался Связист, выпятив грудь. – Редкая вещица!

    – Воистину столь пестрое собрание вранья, перемешанного с бредом безумцев, встретишь не часто, – чистосердечно подтвердил Злат. – Прости, дорогая, никак не мог оторваться!

    – Пусть вранье, зато какие картинки! – не остался в долгу Связист и гордо ткнул пальцем в одного из демонов на обложке, отличавшегося особенно глумливой ухмылкой и гипертрофированными признаками пола.

    – Потрясают, – снова согласился Повелитель, и Элия невольно отметила, что нелюдимый одиночка Злат рад столь неожиданно навязанной ему компании Вольной Силы, пусть и скрывает свои чувства под маской едкой иронии. – Особенно если учесть, что это портрет азждабриса, вовсе не имеющего того, что здесь изображено, в таких подробностях.

    – Бедолага! – от души посочувствовал демону Связист.

    – Скажите лучше, как вы тут поживаете? – обратилась богиня к собеседникам.

    – У него тут здорово! И еда всякая есть! А вин коллекция – закачаешься, даже с вашими погребами поспорить может! Лиенский с Риком от зависти сдохли бы! Артефактов столько, что Клайд душу бы запродал, чтобы хоть глазком глянуть! Одежду мне из шелка арадов дали, мягкая, почти невесомая. – Связист нежно погладил дорогую и очень красивую материю глубокого синего цвета и, вздохнув, неожиданно печально закончил: – Вот только баб нет, а так хорошо, небось лучше, чем твоему брату Энтиору. Никогда мне его надменная рожа не нравилась, но чтобы пойти и в глаза Темному Братству сбрехать, мужество и наглость нужны изрядные.

    – Он выстоит, – уверенно заявила богиня. – Энтиор может быть очень разным, и отнюдь не каждая сторона его личности приятна окружающим, но у него душа принца Лоуленда. Если надо, мой брат будет гибким и прочным как живая сталь.

    – Мы говорим именно о том самом манерном вампире, который домогался меня на Новогодье? – с высокомерным пренебрежением удивился Злат.

    – Вот тебе еще одно доказательство его мужества, – рассмеялась Элия, а в сознании принцессы мелькнула мысль: «Если серьезно, кажется, пока даже сам Энтиор не знает того, каков он настоящий, без всей этой наносной шелухи изысканных извращений».

    – Жаль, нельзя за ним посмотреть, – снова нервно заходил по зале Связист, волнуясь за того, кто, может быть, уже в эти минуты из-за него подвергал себя опасности.

    – Мы решили не подвергать принца лишнему риску, – слегка сожалея о пропущенном развлечении, согласился Злат. – Даже на Уровнях есть существа определенного сорта, которые чувствуют мой взгляд.

    – Кстати, ты еще не показывал Связисту свою «особую» коллекцию? – уловив, что в разговоре речь ни разу не зашла о Картах Колоды Джокеров, полюбопытствовала у Повелителя принцесса.

    – Нет, – отозвался Дракон Бездны, задумчиво хмурясь. – Только процитировал пророчества. Я решил подождать тебя, дорогая, дабы рассказ о Колоде сопровождался пояснениями очевидицы событий, способной рассказать о путях появления каждой Карты. Вся полнота представления очень важна для Сил, тем более для этой.

    Весьма удивившись терпеливости Связиста (тот ответил ей жалобным взглядом из серии «Мне очень хотелось, но у такого типа попробуй попроси того, чего он дать не хочет, вообще забудешь, как слова произносятся!»), Элия весело объявила:

    – Тогда, дорогой, тащи из захоронки Карты, будем сплетничать!

    Он шел, печатая шаг, по бесконечному коридору Тьмы, такой бездонной и холодной, что без труда можно было разувериться в существовании тепла и света. Призрачные тени вставали за его спиной, плясали по стенам, потолку, забегали вперед, и ни одна из них не была похожа на его отражение. Его то окутывало безмолвие, поглощавшее любой звук, то четкий звук шагов и перезвон шпор на высоких сапогах становились слышны совершенно отчетливо или даже преувеличенно громко. Но никогда нельзя было угадать, в какую секунду безмолвие снова накроет его своим крылом. Впрочем, он нисколько не боялся, ибо давно привык к фокусам замка Темного Братства, поражающим впечатлительных неофитов и подневольных «гостей», которым никогда не суждено было отыскать выход наружу. Но Энтиор давно усвоил, что сама по себе Тьма безвредна, бояться следует не призрачных видений, а живых созданий, прикрывающихся мраком, словно плащом. Он и сам был из тех, кто призван рождать благоговейный ужас пред ночью и сладкую дрожь предвкушения ее неисчислимых соблазнов.

    Вероятно, «осознав» бесплодность попыток напугать принца Лоуленда, коридор внезапно свился в кольцо, словно живой, и вывел пришельца прямо к завесе мрака, полыхающей холодным черным огнем. Секунду полюбовавшись эффектным видением, бог решительно шагнул в пламя, только взметнулись полы его странно опаленного с одной стороны, но оттого не ставшего менее эффектным плаща. И вот уже адепт Ловчий, ничуть не пострадавший в черном огне, предстал перед Верховным маршалом Братства.

    Бог боли с отчетливой настороженностью понял, что вторично удостоился величайшей чести – личной аудиенции у самого Старика. На сей раз Верховный маршал не сидел в кресле у огня, он разбирал свитки почты, аккуратной горкой лежавшие на левом краю стола в специальных держателях-змейках. Головки животных, злобно поблескивающие красными глазками, казалось, наблюдали за посетителем. Причем Энтиор не смог бы сказать наверняка, живые это создания, порабощенные могучей волей мага, или искусная безделица – творение настоящего мастера. Тонкие пальцы рук, как пара пауков, скользили по многочисленным документам, но при появлении визитера Старик поднял голову от бумаг и благосклонно кивнул адепту, показывая, что ждет доклада, после чего вставил в подставку ножик для вскрытия печатей, сделанный в форме миниатюрного атама.

    Энтиор коротко поклонился и тут же гордо вскинул голову, как и подобает истинному созданию Тьмы, гордящемуся своими деяниями. Приблизившись к столу маршала на три шага, чтобы тот получше разглядел его орошенные едва подсохшей кровью кожаные одежды, вампир словно бы в невольной улыбке раздвинул губы и отчитался:

    – Он мертв!

    – Достаточны ли были его страдания? – уточнил Старик.

    – Вполне, – уже откровеннее улыбнулся Энтиор, вспоминая жертву из своих подвалов. – Он ушел лишь тогда, когда я его отпустил. Ни один из моих инструментов не остался без дела.

    Маршал поощрил старания адепта небрежным кивком и поинтересовался, не без удовольствия разглядывая кровавые следы на его одеянии и вдыхая запах свежих смертей, чужого ужаса и страданий, исходящий от Ловчего:

    – Трудной ли была погоня?

    – Нет, – ответил принц. – Я легко взял след, а дичь оказалась не из тех, что бежит от ловца. Наивный простак, слишком верящий в свет, чтобы разглядывать тени за спиной.

    – Значит, тебе помог портрет?

    – О да, маршал, – потупившись, согласился Энтиор с некоторым смущением. – Но, увы, я не в силах вернуть вам его.

    – Почему же? – слегка удивился Старик и с едва заметной иронией, совсем не вязавшейся с жестким блеском глаз, вопросил: – Уж не хочешь ли ты сказать, что потерял вещь или оставил ее себе на память?

    – О нет! Я никогда бы не допустил такой глупой оплошности! Я могу возвратить вам лишь то, что осталось от портрета в мирах, – уточнил вампир, не солгав ни словом, ни полусловом (ведь в мирах действительно более не было портрета Связиста, он вместе со своим прототипом пребывал в Межуровнье). – Вот!

    Рука Энтиора нырнула в карман и извлекла жалкий комочек каурима, смятый безжалостной дланью Злата. Брови Верховного маршала невольно приподнялись. Старик многое видел на своем веку (вернее – не одном десятке веков), но никогда даже не слышал о том, чтобы над откованным кауримом можно было так надругаться. Ни яростный огонь дракона, ни лава вулкана не плавили стойкий металл.

    – Перед тем как я убил жертву, вспыхнуло Темное Пламя, – пояснил вампир, снова говоря правду и только правду. Он даже совершенно честно содрогнулся, вспомнив дыхание всемогущего Повелителя Межуровнья и участь своей одежды и вешалки в будуаре Элии. – К счастью, оно не задело меня, пострадал лишь сам предмет, врученный вами, маршал, и еще плащ. – Энтиор печально продемонстрировал испорченную одежду.

    – Стало быть, таков промысел Тьмы, – крутя в руках оплавленный каурим, задумчиво констатировал Старик, пытаясь объяснить даже не столько адепту, сколько самому себе загадку происходящего и не выглядеть при этом полным идиотом. – Мы перестали нуждаться в указующей длани возмездия, и мрак забрал то, что послал нам как знак и помощь в охоте.

    – Преклоняюсь перед вашей мудростью, Верховный маршал. – Энтиор и в самом деле поклонился, погладив уцелевшей полой плаща багряный ковер.

    – Мы довольны тобой, адепт Ловчий. – Старик холодно улыбнулся и протянул вампиру руку с сияющим на ней черным светом перстнем-печаткой Братства.

    Когда-то и от кого-то принц слышал, что перстень маршала, протянутый для поцелуя, не только великая милость и честь, но и последнее средство проверки адептов. Стоило кому-то из них солгать в беседе со Стариком, и поцелуй выжигал губы неосмотрительному лжецу. Положив одну руку на медальон ордена, готовый в любой момент воззвать к Повелителю Межуровнья, вампир не без внутренней дрожи с демонстративной почтительностью коснулся губами камня.

    Холодного камня! Замершее было сердце вновь ровно забилось в груди Энтиора: он выдержал испытание.

    – Да пребудет с тобой Тьма, адепт, ступай, мы подумаем о награде, – благостно напутствовал маршал принца, отпуская его легким взмахом руки. Вторая все еще продолжала сжимать искореженный дыханием Злата каурим.

    – Служение – уже есть лучшая из возможных наград, – пылко и с чистой совестью заявил вампир, не уточняя, служение кому и чему он имеет в виду, и покинул кабинет Старика. Энтиор не мог до конца поверить в реальность происходящего: ему не только удалось обмануть самого Верховного маршала и выжить, но и заслужить благодарность! Наверное, сегодня принцу покровительствовали не только все Силы Двадцати и Одной, но и сам Творец! А иначе чем можно было объяснить столь невероятную удачу? Элия, его умница-стради, оказалась права, все и в самом деле получилось, но все-таки где-то в глубине души богу было даже немного жаль, что не пришлось воспользоваться помощью Повелителя Межуровнья. Какой знатный переполох вышел бы в Братстве! Впрочем, принцесса была права и в другом: если уж Энтиор считался доверенным членом организации – это стоило использовать с пользой в настоящем и будущем…

    – Элия! – Одна из нитей сложного заклятия, помещенного Златом в темный медальон на груди Энтиора, развернулась в экран связи, связав замок Гранд, где сейчас находился принц, и далекое Межуровнье.

    Впрочем, понятия «далеко» и «близко» нельзя было применять к владениям Злата буквально, и маги оперировали ими скорее по привычке. Даже с точки зрения богатого, порой чересчур богатого воображения бога довольно часто возникали сложности с восприятием местоположения Межуровнья, обозначаемого парой прямо противоположных слов: «везде» и «нигде». Как знать, не было ли это наряду с бессилием стандартной магии одной из многих причин, затруднявших изучение сего не только неимоверно зловещего, опасного, но и очень интересного места.

    – Поздравляю, дорогой, – моментально отозвалась Элия, перетаскивая брата в Межуровнье, как (вот ирония!) в наиболее безопасное место для того, чтобы переброситься словечком, не предназначенным для чужих ушек.

    – Почему ты так в этом уверена? – заинтересовался Связист. – Он же еще ничего не сказал.

    – Он жив, сохранил в целости все конечности и прочие не менее значимые части тела, значит, все получилось, – подвела логическую базу под свои дифирамбы богиня, крепко обнимая родственника.

    И надо сказать, Ледяной Лорд с удовольствием ответил сестре на этот совершенно не вампирский жест. Выпустив Элию из объятий, Энтиор уважительно поклонился лорду Злату и промолвил:

    – Именно так. Благодаря вашей помощи мне удалось ввести в заблуждение Верховного маршала. Он совершенно уверился в том, что я исполнил его волю и уничтожил Связиста. Кстати, остатки каурима и плащ стали одними из самых неоспоримых доказательств моей искренности!

    – Но это не значит, что ты должен портить вещи каждый раз, когда приходишь в гости! – наставительно вставила принцесса, шутливо погрозив Повелителю Межуровнья пальчиком.

    – Я учту, – покорно повинился Злат и, ответив на уважительный поклон Энтиора коротким, но вовсе не брезгливым кивком, признал:

    – Рад, что наш обман удался. Впрочем, даже самые мудрые и осторожные из вас так любят верить тому, чему хотят поверить или чему поверить боятся…

    – Мальчики, ну почему же обман? Уверена, Энтиор поведал Верховному маршалу правду и только правду, и вовсе не его вина, что эта самая правда оказалась превратно понята! – с лукавой укоризной покачала головой богиня. – Да и вообще, насколько я понимаю, устав их Братства сводится к одной аксиоме: «Кто всех умнее, коварнее и беспощаднее, тот и лучший», и каждый член общества должен стремиться к идеалу. Так что плохого в том, что мой дорогой брат превзошел маршала по этой части? Он совершил благородный поступок!

    – Именно так, – довольно промурлыкал вампир.

    – Значит, я могу вернуться в миры?! – возликовал обнадеженный Связист, подпрыгнув на месте от радости. Каблуки его туфель радостно щелкнули по гранитной плите пола.

    – Нет!!! – Возгласы прозвучали одновременно, будто Элия, Энтиор и Злат много лет пели в трио.

    – Ты совсем рехнулся? – рявкнула на Силы принцесса.

    – Ну чего ты кричишь? – испугался Связист, на всякий случай отступая подальше от Элии и поближе к креслу, чтобы в случае чего было куда спрятаться. Источник Лоуленда как-то разболтал приятелю за бокалом вина, какова принцесса в гневе. С тех пор не то что становиться причиной подобных эмоций, но даже наблюдать стихийное проявление всесокрушающей мощи у Связиста не было ни малейшего желания.

    – Безмозглый баран! – нахмурившись, выругалась женщина.

    – И ругаешься! А еще богиня любви! Тебе не положено! – жалобно добавил Связист и на всякий случай все-таки шагнул за кресло. Правда, почему-то оно показалось Силам слабой защитой от гнева Элии.

    Злат с Энтиором синхронно выгнули брови, переглянулись и отступили, предоставляя даме право вправить Тузу Сил мозги, поскольку признавали за богиней уникальный талант к этой процедуре.

    – Что мне положено, а что нет, я как-нибудь сама разберусь, – огрызнулась принцесса, пронзив Связиста суровым и острым, как стилет, взглядом. – Как мне не ругаться, если одна глупая Сила готова засунуть в задницу все наши труды только потому, что ей не сидится на месте и в Межуровнье нет баб?

    – Ну, не только из-за баб, – смутившись, потупился Связист и разве что пол туфлей не заковырял, потому что проницательная богиня попала в самое яблочко, вернее, в одно из них. – Я бы начал искать другие Карты в мирах. Туда, куда живому не пробраться, Сила спокойно проникнет. И вообще, я принял бы другое обличье, что я, совсем, что ль, ребс беспамятный…

    – Именно так! Энтиор соврал ради тебя Верховному маршалу Темного Братства, – процедила принцесса, подступила к Связисту, схватила его за грудки и встряхнула с небрежной легкостью, как нашкодившего котенка. – Если его хотя бы заподозрят в дезинформации, за его жизнь и за его душу, а также за всех его родичей до седьмого колена никто не даст даже медяка. Понимаешь? Мы не знаем, кому и сколько раз показывали твое изображение! Скольких охотников пытались послать по твоему следу и какие характеристики смогли считать с твоей Карты те, кто зрел ее! И не внесено ли вообще твое имя в вечные списки врагов Тьмы? Из-за одной чокнутой Силы, которой приспичило прогуляться, под угрозой окажется вся моя семья. Но если тебе наплевать на нас, подумай о Джокерах и Колоде, которые готовятся явить себя миру после сотен тысячелетий ожидания. Ты можешь похерить весь замысел своего Творца! Уверена, ради того, чтобы сказать тебе большое спасибо, он даже вмешается в жизнь Вселенной! Если только Братство узнает о Колоде… Впрочем, что я тебе рассказываю! Ты и сам помнишь, что натворили Созерцающие и Плетущие на Новогодье, а Темные Рыцари посильнее будут! Соображаешь, о чем я толкую, Туз Сил, или, принимая плотское обличье, ты начинаешь думать яйцами и теряешь всякую способность к умозаключениям? А Карты подождут, тысячи лет ждали и еще немного потерпят, сами в руки попадутся, коли время придет.

    – Ладно, ладно, не кричи, – придушенно прохрипел ошарашенный Связист, сраженный силой гнева богини. – Я все понял! Правда! Никуда не полезу, пока не разрешишь! Хочешь, Творцом поклянусь?

    – Будет лучше, если ты сдержишь это слово, – остывая, резко произнесла Элия, отпуская Связиста. Выпав из ее рук, он не устоял на ногах и тяжело шмякнулся на пятую точку.

    – Да, моя дорогая, ты страшна в гневе, – не то в шутку, не то всерьез констатировал Злат и протянул руку Связисту, возвращая бедную Силу в вертикальное положение, приличествующее мужественной оболочке, имеющей в данный момент весьма запуганный вид.

    – Кто говорит о гневе, мой лорд? Я только слегка рассердилась, – мило улыбнулась принцесса так, словно не она минуту назад едва не разорвала на клочки Связиста, как Тузик грелку.

    – Элия права, – спокойно подтвердил Энтиор в ответ на легкую