Властелин двух миров. Книга 2. Александра Треффер

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ 1. Возрождение
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ЧАСТЬ 2. Последняя битва
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Освобождённому миру будущего, обжитому персонажами предыдущей книги, грозят война и порабощение. Возродившийся после смерти клон главного героя по просьбе народа берёт бразды правления государством в свои руки. Пройдя через множество испытаний, он справляется с ситуацией и даже пытается оказать помощь параллельному миру, погубленному ядерными взрывами.

   Удалось ли людям ликвидировать угрозу извне и смогли ли они изменить судьбу другой – нашей реальности, можно узнать, прочитав насыщенную событиями вторую часть дилогии "Властелин двух миров".

   Все персонажи – плод фантазии автора.

   Любые совпадения случайны.

ЧАСТЬ 1. Возрождение

ГЛАВА 1

Голоса, чьи-то назойливые голоса звучат в голове. В виски настойчиво стучит какая-то мысль, но мечущийся в бреду человек не в состоянии уловить её сути. Кто он? Как его имя? И почему вокруг так темно?

   В мозгу теснятся образы один страшнее другого: падают ряды скошенных автоматной очередью людей в белых, длинных балахонах, свистит топор, отделяя конечности и голову от распластанного на деревянном помосте тела. Мужчина стонет, мучимый этими видениями, и вдруг у лица его разверзается смердящая, усаженная несколькими рядами зубов пасть отвратительного монстра.

   Человек хочет закричать, убежать, но не может двинуться с места: челюсти его сжаты, а конечности скованы невидимыми цепями.

   «Я умер, – думает он, – умер и лежу в гробу. А это чудовище – вестник ада, который я заслужил. Но как? Что я натворил при жизни? И почему могу размышлять, если уже мёртв?»

   Повязка, стягивающая голову, исчезает, руки освобождаются. Несчастный с воплями машет ими, отбиваясь от живого кошмара, но существо неожиданно мягко прихватывает зубами его кисти, и из раззявленной глотки доносится:

   – Отец, успокойся. Всё хорошо, ты жив. Это я – Натон.

   Натон? Кто такой Натон? Ах, да, ведь это его сын – гениальный учёный. Как он мог забыть?

   Внезапно память пробуждается, и беспомощно жужжащая в голове мысль изливается в словах:

   – Я Дитрих Штригель, – хриплым от долгого неупотребления голосом говорит мужчина, – бывший Верховный правитель свободного мира, а ныне писатель...

   – Верно.

   Дитрих открывает глаза и видит знакомое до мельчайшей чёрточки лицо.

   – Тоша, – шепчет Штригель, – что со мной случилось?

   Сын садится на край кровати и гладит отца по плечу.

   – Тебе стало плохо, когда мы гостили у Прокудиных. Вернее, вам.

   – Кому, нам?

   – Твоему двойнику и тебе. Он был потрясён открывшейся ему истиной и умер на месте от инфаркта. Видимо, вы оказались некоторым образом связаны, потому что вскоре ты последовал за ним.

   – Ах, да, – произносит Штригель, – я помню. Вспоминаю ещё, что Ниада очень сердилась.

   – Она кидалась на тебя, как кошка, – хмыкнул Натон.

   – Странно, – задумчиво сказал Дитрих, – что клон не знал о моём существовании. Неужели они с женой не читали беллетристику?

   Беллетристика – общее название художественной литературы в стихах и прозе.

   Натон пожал плечами.

   – Ты же писал под псевдонимом.

   – Да.

   Помолчав, Дитрих поинтересовался:

   – Его возродили?

   Сын покачал головой.

   – Увы. Совет решил, что одного Штригеля свободному обществу вполне достаточно. Ниада не осушает глаз…

   – И я её понимаю, – печально отозвался мужчина, садясь и разминая конечности. – Как себя чувствует Грета?

   – Очень нервничает. Мне позвать её?

   – Конечно. Но сначала скажи, сколько мне лет, не хочу сюрпризов.

   – Пятьдесят. Чтобы вы с женой соответствовали друг другу, я не стал останавливать развитие клона раньше.

   – Ты, как всегда, всё продумал, – улыбнулся Штригель. – Для меня это не имеет особого значения, Генриетта будет желанна мне в любом возрасте, но молодой мужчина рядом с далеко не юной женой со стороны выглядел бы странно.

   – Именно этот нюанс я и учёл, – с улыбкой ответил Натон.

   И крикнул:

   – Грета, входи.

   Вбежавшая в палату женщина кинулась к мужу.

   Через некоторое время, когда они сидели и разговаривали, в комнату заглянула встревоженная лаборантка – жена Натона.

   – Тоша, – испуганно сказала она, – к Дитриху правительственная делегация. Пустить?

   Мужчина вопросительно посмотрел на отца.

   – Справишься? – спросил он.

   Тот рассмеялся.

   – Конечно. Я вернулся к жизни полным энергии.

   Учёный кивнул, и вскоре в комнате появились пятеро человек, возглавляемых одряхлевшим Евлапом. Натон с женщинами собирались уйти, но чиновник остановил их.

   – Вы, как представители семьи гражданина Штригеля, можете присутствовать при переговорах, – сказал он.

   – Как официально, – нарочито весело произнёс Дитрих, глядя другу в глаза.

   Евлап нервно улыбнулся.

   – Сейчас я – официальное лицо. Правительство уполномочило нас сделать предложение, которое, как мне кажется, тебя заинтересует.

   Он представил спутников. Дитрих опустил веки, готовясь слушать, а Натон с женой и Генриетта, сидя в стороне, напряжённо внимали словам посла.

   – В последнее время, – начал тот, – в свободном обществе творятся страшные вещи. Из ниоткуда появляются странные, несколько напоминающие людей, уродливые существа, управляющие убийственными, уничтожающими всё на своём пути машинами, и исчезают так же внезапно, как возникли. Жители округов, где это происходит, напуганы, боятся выходить из домов, жизнь их пошла наперекосяк…

   – А почему ты не рассказывал об этом раньше? – прервал Евлапа Штригель.

   – Не имел права, – развёл руками тот. – Но сейчас, когда нападения участились, и положение стало угрожающим, правительство, точнее, его часть, пришло к выводу, что во главе государства должен встать человек, для которого война – привычное дело. И мы решили обратиться к тебе.

   Воцарилось молчание. Мужчина размышлял, а его родные изумлённо смотрели на чиновника. Тот же после паузы продолжил:

   – Дитрих, я понимаю, как это неожиданно и не вовремя, но… тебя ждут в Берлине.

   Глаза Штригеля опасно блеснули.

   – Это приказ? – вопросил он тихо.

   – Можешь считать, что да, – виновато ответил Евлап.

   – Подчиняться приказам я не намерен, – выпрямляясь во весь рост, сурово сказал Дитрих. – Ваша правящая верхушка, видимо, запамятовала, кто создал этот мир. И хотя я не люблю об этом напоминать, но, увы, иногда приходится. Так вот, сначала я обсужу всё с семьёй, а потом приму решение.

   Друг глядел на Штригеля почти с ужасом.

   – Я не узнаю тебя, – произнёс он. – Твоё детище в опасности, а ты…

   – Моё детище, – прервал его экс-правитель, – несмотря на все старания Менгера и Шефера, не совсем здорово, и небольшое кровопускание ему не повредит. Йарден объяснил бы тебе это популярно.

   Евлап вздрогнул.

   – Удар ниже пояса, Дитрих, – пробормотал он.

   Осознав, что перегнул палку, тот примирительно сказал:

   – Прости. В любом случае за пару дней катастрофы не произойдёт, а послезавтра я дам ответ.

   Чиновники вздохнули с облегчением.

   – Не радуйтесь раньше времени, – предупредил их Штригель, – скорее всего, я откажусь. Поэтому советую подумать об альтернативе.

   Люди понуро переглянулись и направились к двери. Евлап задержался.

   – Знаешь, – сказал он с оттенком презрения в голосе, – все годы нашего знакомства я считал тебя очень цельным человеком. Но теперь начал в этом сомневаться.

   Товарищ уже шагнул за порог, когда его остановили слова Штригеля:

   – Почему правительство не передало мне бразды правления, когда в государстве царило спокойствие? – спросил тот. – Как оно могло допустить, чтобы человек, за которого вступился сам Бог, дав ему возможность реабилитировать себя через многие столетия, погибал от нереализованности? И ты, ты тоже ничего не сделал, чтобы изменить ситуацию. Если бы с помощью Греты и Тоши я не справился бы со сплином и не начал писать… Да что тут говорить? Подумай об этом, прежде чем меня осуждать.

   Евлап растерялся, а Штригель, обняв жену и сына, вышел, аккуратно притворив дверь. Постояв немного в задумчивости, чиновник промолвил, обращаясь к стене:

   – А ведь он прав. Мы бросили Дитриха на произвол судьбы, понадеявшись на его душевную крепость. Но я-то прекрасно знал, с каким трудом он адаптируется к этому миру.

   И воскликнул, ударив собеседницу кулаком:

   – Штригеля необходимо уговорить во что бы то ни стало. Иначе свободное общество прекратит своё существование.

   Недоумевающе посмотрев на разбитую в кровь руку, Евлап вздохнул и, замотав кисть платком, покинул палату.

   Когда Дитрих со спутниками шёл по длинному коридору Центра клонирования, Натон спросил:

   – Я не совсем понял тебя, отец. Ты, действительно, хочешь отказаться от поста, принадлежащего тебе по праву?

   Не глядя на сына, Штригель ответил:

   – Да. Я не себялюбец, но меня оскорбило, как быстро свободное общество забыло о моём существовании. Нынешнее поколение, как и до возникновения петли времени, понятия не имеет, кто я такой.

   – Ты преувеличиваешь… – неуверенно начал сын.

   – Нет. Память людей, живущих в нашем до отвращения спокойном мире, коротка. Какое им дело до какого-то Штригеля, когда основной их заботой было и остаётся добывание баллов. Я ничем не обязан этим…

   Натон резко остановился и, развернув отца лицом к себе, прижал к стене. В глазах мужчины плескался гнев.

   – Как ты смеешь?! Ведь это твои последователи, прекрасно знавшие о твоих планах и разделявшие твои идеи, довели большую часть человечества до состояния амёб. Сейчас у тебя появился шанс всё изменить, но ты готов позволить обществу окончательно деградировать лишь потому, что неблагодарный народ ежеминутно не вспоминает о тебе, не упоминает имени на каждом углу и не восторгается великими деяниями...

   Дитрих побледнел.

   – Ты, действительно, думаешь, что я нуждаюсь в славе и поклонении? – тихо спросил он. – Ты презираешь меня?

   Сын покачал головой.

   – Нет. И никогда не смогу. Но… отец, исправить ошибки тех, кто шёл за тобой, должен именно ты.

   В разговор вмешалась Генриетта:

   – Я считаю, – сказала она, – что правы вы оба. Пренебрежение, выказанное Дитриху, и впрямь оскорбительно. Ты же видел, что с ним творилось, и знаешь, что мучился он не один год. Но, с другой стороны, нельзя жить с обидой на весь человеческий род, бесстрастно наблюдая, как рушится тобою же созданное. Кроме того, люди в опасности, а разве это не повод, чтобы забыть о личных счётах.

   – Встав сейчас во главе государства, – подхватил Натон, – ты останешься у власти навсегда и, пусть не сразу, пусть через века, но изменишь мир к лучшему.

   – А мы пойдём с тобой до конца, – подытожила жена.

   И, улыбнувшись, добавила:

   – Благодаря дарованному Тошей бессмертию.

   Дитрих стоял, опустив глаза. Когда же он, наконец, поднял голову, во взгляде его читалась решимость.

   – Вы правы, – произнёс мужчина, – это мой долг. Кроме того, я всё же более политик, чем писатель, и отказываться от своего призвания неразумно. Я дам согласие, как только повидаю Зольди с внуками и поговорю с Ниадой…

   – Не боишься, что она выцарапает тебе глаза? – с усмешкой спросил сын.

   – Придётся рискнуть, – улыбаясь, ответил отец.

   Но тут же посерьёзнел.

   – Это очень важно, – продолжил он. – Одним из условий моего возврата к власти станет возрождение Штригеля-двойника.

   – А зачем? – удивилась Генриетта.

   – Ну, во-первых, чтобы искупить свою вину перед ним и его женой, а во-вторых, кому же можно полностью довериться в сложном деле управления государством, как не самому себе.

   – Ты хочешь сделать его соправителем? – спросил Натон.

   – Правой рукой и советником. Клон, в отличие от меня, жившего воспоминаниями и с головой нырнувшего в мемуары, выбрал профессию военного, что может очень пригодиться. Сам я мало что знаю о современных армии и вооружении.

   – Ай, да отец!

   Натон восхищённо посмотрел на Штригеля, а Генриетта тихонько зааплодировала.

   Они направились к дверям, но внезапно учёный остановился.

   – Простите, мне придётся задержаться, я совсем упустил из вида… Арлиса идём.

   – Что случилось?

   – Недавно в криобанке мы нашли безымянный материал. За несколько часов до твоей смерти его взяли в обработку, но за всеми треволнениями я позабыл о растущем в лаборатории клоне. Есть опасность, что он перезреет.

   Криобанк – хранилище биоматериалов (клеток, спермы и т.д.) в условиях низких температур.

   Ещё раз извинившись, Натон быстрым шагом удалился. Жена последовала за ним, а Генриетта рассмеялась.

   – Тоша говорит о человеке, как о фрукте.

   – Лексикон учёных специфичен, – улыбнулся Штригель.

   И, взяв подругу жизни под руку, двинулся к выходу из Центра.

   Похоронившая мужа постаревшая от горя Ниада сидела в кресле перед компьютером, но отображавшаяся на дисплее информация не интересовала женщину. Узнав о чудовищном обмане, она потеряла волю к жизни, и ничто более её не волновало.

   Как же Штригель посмел? Ниада постоянно задавала себе этот вопрос и не могла на него ответить. Человек, которого она когда-то полюбила, прожил долгую и, наверное, счастливую жизнь с другой, а потом, явившись в недобрый час, отнял у нее мужчину, отвечавшего ей взаимностью в чувствах.

   Ниада пыталась заплакать, но не могла. Опустив голову на руки, несчастная тихонько завывала, раскачиваясь из стороны в сторону. И не сразу услышала, что её негромко окликают по имени. Она повернулась на звук и увидела… Дитриха, выглядевшего значительно моложе, чем в страшный вечер их рокового свидания. Штригель стоял, опершись о дверной косяк, и с состраданием смотрел на поникшую женщину.

   – Пришёл полюбоваться на моё горе? – безжизненным голосом спросила та. – Тебе удалось отомстить, радуйся. Я страдаю сейчас, как ты когда-то.

   – Я не думал о мести, – шагнув через порог, произнёс Дитрих, – всё вышло случайно…

   Ниада пропустила его слова мимо ушей.

   – Мало того, – продолжала она, – что ты отнял у меня мужа, теперь я даже не имею права возродить его, как делают другие, потому что он – второй…

   – Об этом я и хочу поговорить, – тихо сказал Дитрих, садясь напротив. – Мне предложили занять высший пост в государстве, вернуться к истокам. Я готов согласиться, и одним из требований, которые я намерен предъявить Совету, станет воскрешение твоего Штригеля.

   Осознав услышанное, Ниада изумлённо уставилась на мужчину.

   – Но как? – прошептала она. – Ведь его сожгли несколько дней назад.

   – Когда он в последний раз проходил медицинское обследование?

   Женщина задумалась.

   – Кажется, за неделю до смерти, – неуверенно ответила она. – В армии с этим строго.

   – Значит, в криобанке есть его свежий материал. Он забудет только несколько последних дней. Кроме того, есть ещё я, мои клетки.

   – Ты понимаешь, что говоришь?! – гневно возразила Ниада. – Мне шестьдесят четыре, и зачем я буду нужна Дитриху, если тот вернётся молодым, не помня о нашей совместной жизни.

   – Это не проблема, Натон дорастит его до нужного возраста. И, кроме того, в мозг клона можно внедрить любые воспоминания.

   – Ах, да, – задумчиво проговорила Ниада. – верно. Хорошо, допустим, что всё получится. Но тебе-то какая в этом корысть?

   – Ты думаешь, я делаю это из личной выгоды? – возмутился Штригель. – Корысть есть, но я настоял бы на возрождении двойника, даже если бы это было не так. Из чувства долга перед вами обоими.

   Сомнения Ниады развеялись, и она почувствовала неимоверное облегчение. Глаза её загорелись, щёки порозовели.

   – Даже не знаю, благодарить тебя или проклинать, – промолвила она, глядя сияющим взглядом на своего врага-друга.

   – Благодарить не за что, я лишь даю взятку совести, но проклятья могут мне повредить, ведь слова, как уверяют, материальны. Передо мной стоит сложная задача: привести мир к гармонии, прежде защитив его от неведомых пришельцев. И в этом, я надеюсь, мне поможет твой муж.

   Подойдя к Дитриху, Ниада обняла его.

   – Я знаю, что ты справишься. Вы справитесь, – уверила она.

   А растроганный Штригель припал поцелуем к её руке.

ГЛАВА 2

Человек пришёл в себя и, не открывая глаз, попытался сообразить, где же он находится. Внезапно оживший мозг начал щедро делиться с хозяином воспоминаниями: Берлин, подземный ход, дворец, бункер… Монстры!

   Ладонь беспомощно сжалась в попытке схватить оружие. Куда же делся нож? Что произошло? Чудовище навалилось сверху, когда отказал автомат, и… он ещё жив. Странно, неужели ему удалось справиться с мутантом?

   Внезапно шею пронзила невыносимая боль. Захрипев, мужчина разлепил веки, желая видеть своего убийцу, но в белом мешке, похожем на кокон, никого не было. Взглянув вниз, он увидел, что руки его свободны, ноги же стягивают эластичные ленты. Такая же ткань обвивалась и вокруг головы, не позволяя разомкнуть челюсти. В бешенстве он сорвал её…

   – Тише, тише, друг мой, – прозвучал смутно знакомый голос, – не повреди себе. Всё в порядке, ты дома.

   И, обращаясь к незримому собеседнику, незнакомец продолжил:

   – Потрясающе, Арлиса! Я понятия не имел, что у нас есть этот материал, и не поверил глазам, увидев, кого мы воскресили. Как же хорошо, что нам пришло в голову сделать ревизию.

   – А ведь он мог возродиться в том году, когда погиб. Если бы мы знали, что в криобанке есть его клетки, – откликнулась невидимая женщина.

   – Кто вы? – закричал мужчина, пытаясь сдержать кашель. – Где я? И куда исчезли монстры?

   – Их давно нет.

   Завеса с треском порвалась, и перед потерявшим дар речи, изумлённым человеком предстал Натон. Он повзрослел, возмужал, но был узнаваем. Протягивая руку, учёный радостно сказал:

   – Добро пожаловать! С возвращением, Йарден!

   Чуть позже они сидели в светлом кабинете Натона и пили душистый чай. Учёный со вниманием слушал рассказ друга о его ощущениях при пробуждении, но когда тот заговорил о чудовище и вырванном горле, внезапно побледнел.

   – Что с тобой? – с тревогой спросила Арлиса.

   – Я только что осознал, – вскакивая и стирая пот со лба, ответил муж,– что Йарден не может помнить эти подробности, ведь клетки его поместили в банк раньше, чем мы попали в вымерший Берлин и встретились с биороботами. А это значит…

   Он посмотрел на замерших в ожидании людей.

   – Это значит, что при возрождении тела в него вселяется душа, жившая в прежнем. И у меня возник вопрос, а прав ли я, отрицая её существование.

   Йарден тоже удивился, но следующие слова мужчины показали, что его недоумение вызвано отнюдь не присутствием в человеке мистической внутренней составляющей.

   – Я никогда не сомневался, – заявил он, – что умираем мы не полностью. Но почему ты в это не верил?

   – Потому что я – прагматик и привык доверять лишь фактам, – садясь, ответил Натон.

   Прагматик – человек, отрицающий нематериальные явления и признающий только их материальное подтверждение.

   – Напрасно.

   Учёный наклонился к Йардену.

   – Ты помнишь, что происходило с тобой в промежутке между смертью и воскрешением?

   – Нет. И, думаю, не должен. Я читал о реинкарнации и, как мне кажется, душа в новой оболочке не хранит воспоминаний о прежней жизни.

   – Допустим. Но ведь у тебя – возрождённого они остались. А это означает, что мозг всё же доминирует над призрачной субстанцией. Хотя… пока мы не проведём эксперименты, я не могу ничего утверждать. Поэтому предлагаю оставить эту тему и поговорить о твоих планах на будущее.

   – Я вернусь в агентство, – пожимая плечами, ответил мужчина, – а после решу, что сумею сделать для этого мира.

   – Это неплохо, но… недавно возникли новые обстоятельства, которые могут полностью изменить твою жизнь. Отцу предложили вернуться на пост Верховного правителя свободного общества…

   – О!

   Изумлённое подвижное лицо Йардена выглядело так забавно, что Натон с Арлисой, не удержавшись, расхохотались.

   – … и я уверен, – всё ещё смеясь, продолжил учёный, – что он с радостью возьмёт тебя в свою команду.

   Чиновник посуровел, и веселье мгновенно прекратилось.

   – За Дитрихом я пойду на край света, – торжественно произнёс мужчина. – Этот человек – прирождённый лидер и властодержец, и меня удивляет, что он до сих пор не у руля.

   Кашлянув, Йарден плаксиво добавил:

   – Горло болит.

   Такой резкий переход от выспренной речи государственного мужа к детской жалобе вновь рассмешил собеседников, и улыбающийся Натон, взяв друга под руку, повёл его на процедуры.

   – Значит, вы, осознаёте, какую ответственность налагает на вас эта должность, – кривя губы, цедил немолодой, обрюзгший чиновник, сидевший напротив Штригеля.

   Тот, не отводя взгляда от своих пальцев, стиснувших край стола, кивнул.

   – Не сомневайтесь, осознаю.

   В голосе Дитриха прозвучала насмешка. Около получаса он слушал бессмысленную болтовню старика, и терпение его подходило к концу. Брови собеседника взлетели вверх.

   – Вам смешно?

   – Вовсе нет, – резким тоном ответил Штригель и, подняв, наконец, глаза, гневно посмотрел на опешившего человека. – Я лишь пытаюсь понять, вы, действительно, глупы или намеренно провоцируете меня, чтобы я возжелал поскорее отобрать у вас государство.

   Присутствующий при разговоре Евлап, услышав слова друга, подавился воздухом, пытаясь сдержать смех, а визави Дитриха надулся.

   – Что? Как вы смеете?!

   – Смею. И если вы не осознаёте, почему, объясню. Свободное общество строил я: растил его на трупах и крови, я ответственен за его становление, развитие и все перекосы, в которых виноваты мои преемники. А вы, бесцельно тратя своё и моё время, учите меня им управлять.

   Вскочив, чиновник зашипел:

   – С самого начала я был против вашего прихода к власти, меня принудили…

   – Как, вы сказали, ваша фамилия? – бесцеремонно прервал его Штригель. – Капп? Какое отношение к вам имеет некий Вольф Капп, некогда пытавшийся разрушить то, что я с огромным трудом возводил на обломках гитлеровской империи?

   Мужчина замер и рухнул в кресло, со страхом глядя на Дитриха. А тот, не обращая более внимания на побагровевшего старика, обратился к Евлапу:

   – Как вы могли допустить, чтобы это правило государством?

   – Капп не имел детей, – возразил Евлап, – и Норберт лишь седьмая вода на киселе. Какое значение имеет их родство, раз прошло так много времени…

   – Огромное, как же ты не понимаешь, – попенял Штригель. – Семьи Каппов, Геббельсов, Крюгеров несколько веков назад стремились к безраздельному господству, и власть, не доставшуюся им, получили их последыши, которых, как и преступных предков, не волнуют людские беды. Они не будут радеть об обществе и рано или поздно разрушат его, даже не из злого умысла, а по глупости, ведь деградация коснулась и их умов. Прежде чем прийти сюда, я хорошо подготовился. Недавно, собирая материал для исторической повести, я нашёл заинтересовавшие меня сведения. Ты знаешь, что человек с русской фамилией Котлов на самом деле прямой потомок Эрика Геббельса?

   Евлап ошеломлённо покачал головой.

   – Во-от. Этот…

   Штригель кивнул на застывшего чиновника.

   – … этот даже не скрывает, что он Капп. А Верховный правитель Кригер – выходец из семейки Крюгеров. И не вздумай сказать, что для тебя это новость.

   Сжавшийся под полным ярости взглядом друга Евлап прошептал:

   – Увы, я, действительно, этого не знал. Но Йарден наверняка был в курсе, он нередко намекал, что наше общество возглавляют недостойные...

   – И вы ничего не предприняли?

   – Но что мы могли сделать, они пришли к власти законно…

   – В первую очередь, сообщить об этом мне; а я бы постарался принять меры в нашем прошлом. Прадеды этих людей в буквальном смысле слова подрывали экономику молодого государства, а их выбледки спокойно этим государством правят. Тебе не кажется, что это слишком?

   Выбледок (устаревшее) – незаконнорожденный ребёнок, (бранное) – дурной человек, мерзавец, сукин сын.

   Евлап выпрямился. Он принял решение.

   – Я собираю Совет, – сказал он. – Депутаты неглупы, и, опираясь на них, мы уберём не оправдавших доверия и отдадим власть тебе. На твоих условиях.

   Штригель кивнул.

   – Я хотел просить об этом, но ты меня опередил.

   Запищал видеофон, и на дисплее возникло лицо Натона. Пока Евлап приводил в чувство и выпроваживал перепуганного Каппа, Дитрих разговаривал с сыном. Когда он повернулся к чиновнику, лицо его сияло.

   – Евлап, – дрожащим голосом сказал Штригель, – Йарден снова с нами.

   Старик растерянно взглянул на экран, колени его подкосились, и Дитрих едва успел подхватить потерявшего сознание товарища.

   Радостно возбуждённые Виктор и Ортвик не отходили от Йардена. Тот счастливо улыбался, хотя не мог не печалиться, глядя на изменившуюся с годами чету Пинкдроу. Одряхлевший, ссутулившийся Ортвик напоминал гнома, сошедшего со страниц детской книжки, и Аирин была ему под стать. Прокудиным повезло больше, если считать везением катастрофу, произошедшую с капсулой, в которой они летели на море. Обоих возродили, и сейчас они выглядели лет на двадцать пять.

   Сам Йарден, несмотря на то, что из-за забывчивости Натона перешагнул возраст, в котором погиб, чувствовал себя прекрасно. Болело горло, но друг пообещал, что через месяц-другой неприятные ощущения исчезнут, и мужчина старался не обращать на них внимания.

   – Представь, и я помню то, чего, казалось бы, не должен, – сказал Виктор, выслушав рассказ Йардена. – У меня побаливают пробитые сломанными рёбрами лёгкие, и само падение тоже сохранилось в памяти.

   – А у меня не осталось никаких воспоминаний о крушении, – удивлённо взглянув на мужа, произнесла Ирина. – Надеюсь, это не свидетельство того, что я бездушна.

   Натон покачал головой.

   – Непонятный механизм, – ответил он. – Вряд ли наличие души осложнит мою работу, но я начинаю задумываться, а не слишком ли это – подменять собой бога.

   – Что ты такое говоришь? – возмутился Ортвик. – Бог, в которого я, честно говоря, не очень-то и верю, наверняка предвидел, что люди рано или поздно научатся воспроизводить себя не только привычным способом. Для новых открытий нам и дан разум. И я считаю глупцами американских религиозных фанатиков, добившихся запрета клонирования у себя в стране.

   – Тупое стадо, – осуждающе качнув головой, промолвила Аирин. – Как можно назвать их верующими, если они не доверяют господу, ставя под сомнение его дальновидность. Ведь, позволив своему творению изобрести множество способов отнимать жизнь, он наверняка одобряет тот, что даёт возможность её сохранить.

   – Похоже, вы уже не раз обсуждали этот вопрос, – улыбнулся Йарден. – И я полностью с вами…

   Он не договорил, потому что в переднюю ворвались Дитрих с Евлапом, и мужчина едва не задохнулся в крепких объятиях друзей.

   Вскоре они сидели за накрытым столом и рассуждали о грядущих переменах.

   – Я не политик, – пожимая плечами, говорил Виктор, – но, если возникнет необходимость, готов встать под твои знамёна.

   – Об этом рано, – отвечал Дитрих. – Мне понадобится время, чтобы проанализировать действия моих последователей, а особенно теперешнего правительства. На это уйдёт не один месяц.

   – Времени нет, – возразила присоединившаяся к беседующим Генриетта, – нападения учащаются, и воевать надо уже сейчас.

   Штригель задумался.

   – Ты права, Грета, – наконец сказал он. – Сначала надо разобраться с пришельцами, кем бы они ни были…

   Натон вдруг скрипнул зубами и, побледнев, откинулся на спинку стула.

   – Опять, Тоша? – испуганно спросил Дитрих.

   Йарден тоже встревожился.

   – Что с ним? – испуганно спросил он.

   – Сердце отказывает, – склоняясь над сыном, ответил Штригель. – За спиной у него полное переживаний детство, а в настоящем нервная работа с большой ответственностью. И меня беспокоит, что приступы стали повторяться слишком часто.

   – Ничего, – пытаясь улыбнуться, выдавил мужчина, – мотор у моего сменщика будет понадёжнее, мы приняли меры.

   – Слышать не хочу о твоём клоне, – сердито пробормотал Дитрих.

   И, вводя лекарство, пояснил:

   – Несмотря на достижения генетиков, я всё же боюсь смерти близких. Меня мучают опасения, что рано или поздно произойдёт сбой, и они не воскреснут. Я чуть не сошёл с ума от страха, увидев изломанные тела Вити и Иры, но, слава богу, всё закончилось благополучно.

   – Я даже присутствовал на собственных похоронах, – засмеялся Прокудин.

   – Не знаю, как у тебя хватило смелости, – промолвила Генриетта, – я бы не смогла.

   – Хотел проверить себя на вшивость, – усмехнулся Виктор.

   Пришедший в чувство Натон задумчиво посмотрел на друзей.

   – Надо подключить психологов, – сказал он, – и выяснить всё о симбиозе мозга и души.

   Дитрих хмыкнул.

   – Сынок, душа суть мистическая, её нельзя исследовать.

   – Я попытаюсь, – откликнулся учёный.

   Он поднялся.

   – Прошу прощения, но мне придётся вас покинуть. Мы с Арлисой пообещали сыну сводить его в парк развлечений.

   Штригель тоже встал.

   – Идём вместе. После смерти я ещё не видел своего маленького тёзку-внука. Грета, ты с нами?

   – Я присоединюсь, но позже, хочу ещё немного побыть с Йарденом.

   – Хорошо.

   И, попрощавшись, Дитрих с сыном покинули друзей.

   Кабинет Верховного правителя свободного мира тонул во мраке. Вокруг стола неподвижно и безмолвно сидели казавшиеся безликими люди.

   – Владимир Александрович, – прозвучал чей-то глухой голос, – хватит конспирироваться, включите свет.

   Один из мужчин поднялся и, подойдя к стене, дотронулся до неё. Помещение осветилось. Теперь можно было видеть, что под старым покрытым кракелюрами портретом первого главы государства обосновался немолодой мужчина, удивительно похожий на недоброй памяти Людвига Крюгера. Остальные, однако, внешне нисколько не напоминали заговорщиков, которым суд Штригеля вынес когда-то смертный приговор.

   Кракелюры – трещины красочного слоя или лака в произведении живописи, чаще всего у старых картин.

   – Сколько можно говорить, что свет должен зажигаться от хлопка в ладоши? – проворчал глава. – Котлов, займитесь этим, наконец.

   Некрупный седой человек хмыкнул.

   – Долго ли нам осталось хлопать? – вопросил он. – Не сегодня-завтра в этом кабинете засядет чужак.

   Лицо председателя перекосилось.

   – Собака! – произнёс он. – Говорят, что он собственноручно казнил моего предка…

   – И наших тоже, – перебил Котлов. – Вы собираетесь ему это припомнить?

   Его сосед – старый, горбатый мужчина фыркнул.

   – Ваш пращур, Густав, тоже пытался ему что-то припомнить. Чем это закончилось, вы знаете. Не глупите. Лучше ответьте, есть ли у вас идеи, как не пустить Штригеля к власти?

   Верховный правитель развёл руками.

   – Убить…

   Вскочив, Котлов кинулся к стоящей в углу урне. Его вырвало.

   – Вы с ума сошли?! – заорал он голосом покойного прадеда Эрика Геббельса. – Кто из нас на это способен?

   – Сейчас никто, – подтвердил потомок Крюгера. – Но, видимо, придётся научиться…

   И прикрикнул на Каппа, в свою очередь расставшегося с недавно съеденным обедом:

   – Норберт, с тобой-то что?

   Сидевший поодаль сорокалетний крепкий мужчина спокойно произнёс:

   – А разве не ясно? Репрессии Штригеля возымели своё действие, нас тошнит, когда мы думаем об убийстве. И вряд ли нам удастся себя изменить. Поэтому стоит смириться с тем, что на завтрашнем собрании Совета нас сместят.

   – Похоже, вы рады этому, Менгер? – с сарказмом поинтересовался пришедший в себя Котлов.

   – Рад. С вами, граждане, очень трудно работать. Элементарнейшие законы вы обдумываете месяцами. И нередко промахиваетесь. Вспомните о поправках, связанных с клонированием…

   – Идиот, – прошипел Котлов, – если бы мы запретили его совсем, то Штригель давно оставил бы этот мир.

   – Я никогда не голосовал за регресс, – холодно произнёс Менгер, вставая. – Нельзя тормозить развитие мирной науки, это не доведет до добра. Советую предоставить новому главе возможность исправить ваши ошибки, не ставя ему палок в колёса. Вы вряд ли меня поймете, но я сочту за честь его поддержать, и надеюсь, что он почтит меня своим доверием, как и моего далёкого предка. Прощайте.

   Регресс – противоположность прогрессу, переход от высоких форм к более низким, понижение уровня организации, изменения к худшему.

   Подойдя к двери, мужчина с полминуты постоял на пороге, словно вспоминая, всё ли сказал, и, не оглянувшись, покинул кабинет. А огорошенные члены правительства, обменявшись недоумевающими взглядами, погрузились в размышления.

ГЛАВА 3

( в которой есть анаграммы имён и фамилий).

   – Дедушка, – спрашивал семилетний Дитрих Дорпкуин у своего великовозрастного тёзки, – а зачем тебе нужна власть?

   Мальчик был развит не по годам, чем напоминал отца, и старался постичь как можно больше из находившегося за пределами его разумения. Штригель любил прогулки с внуком, ему нравилось наполнять знаниями этот пытливый ум.

   – Мне она не нужна, Дитрих, – сказал он улыбаясь, – но во мне нуждаются люди, забывшие, что такое борьба.

   – А зачем бороться, если у нас всё хорошо? – заинтересовался мальчик.

   – Когда человеку не за что сражаться, он перестаёт мыслить, трудиться и, в конце концов, заплывает жиром и тупеет от безделья, – ответил Штригель. – Именно такая ситуация возникла в свободном обществе, и её надо исправить.

   Ребёнок задумался.   

   – Но ведь ты и папа не такие? – неуверенно поинтересовался он.

   – Нет, и это потому, что мы с твоим отцом пришли из мира, где царили беспринципность и беспощадность. Там человек не мог позволить себе расслабиться и не размышлять, иначе он бы погиб.

   Пальцы мальчика судорожно сжали ладонь деда. Он поднял глаза, в которых застыл страх.

   – Я не хотел бы там жить, – сказал он. – И, кажется, понял, что ты имел в виду. Если мы не будем напрягать мозг, а только валяться на пляже или в кровати, наш разум ослабнет. Так?

   – Так, – ответил Штригель, довольный, что внук уловил самую суть сказанного.

   – И мы, – продолжил ребёнок, – превратимся в животных.

   – Ну, может быть, не все и не в животных, но большинство жителей Земли точно станут слабоумными. Советую тебе прочесть книгу писателя Герберта Уэллса – «Машина времени», и тогда ты сможешь представить, что грозит человечеству.

   – Я обязательно почитаю, дедушка, – серьёзно ответил Дитрих, вновь стискивая руку мужчины.

   – Вот вы где! – раздался весёлый голос.

   К ним спешил Натон с большим мороженым. Мальчик взвизгнул от восторга и, поблагодарив, схватил лакомство. Насладившись им, он убежал играть с ровесниками, а отец и сын расположились на скамейке под деревьями.

   – Дитрих очень умён, – задумчиво глядя вслед внуку, произнёс Штригель, – всё схватывает на лету.

   – Вы снова говорили о политике? – улыбнулся Натон.

   – И да, и нет.

   – У него хорошая наследственность: ты, я, Арлиса….

   Дитрих засмеялся.

   – Я не в счёт, мы не кровные.

   Хлопнув себя по лбу, сын улыбнулся.

   – Всё время забываю об этом, – сказал он.

   – А я рад, – серьёзно отозвался отец. – Значит, для тебя это не имеет значения.

   – Конечно, нет. Видишь ли…

   Натон не закончил, потому что из противоположного конца парка послышались страшный шум и отчаянные вопли отдыхающих. Там происходило что-то плохое, и мужчины вскочили, высматривая мальчика. Сложив ладони рупором, Штригель выкрикивал имя ребёнка, и вздохнул с облегчением, когда тот прибежал на зов.

   – Натон, где твоя жена? – взволнованно спросил Дитрих.

   – Играет в шахматы.

   – Отведи сына к ней, и пусть они уходят через восточную аллею. А сам возвращайся. Надо выяснить, что здесь творится.

   Мужчина кивнул и, подхватив мальчика, со всех ног кинулся к тихой обители шахматистов.

   Мгла, словно живая, ползла изо всех углов, затапливая мрачный зал, где не было ни единого предмета мебели, кроме огромного, вырубленного в стене трона. На нём, скорчившись и опираясь подбородком о приклад необычной формы автомата, сидел человек.

   Внезапно неизвестный поднялся и, отшвырнув оружие, направился к двери. Когда он проходил мимо тусклой лампы на стене, лицо его на мгновение осветилось. Выглядело оно устрашающе. Хотя черты и напоминали человеческие, но они несли на себе печать уродства и вырождения, бледную кожу покрывали чешуйки, а глаза без радужки обозревали угрюмый мир большими чёрными блюдцами зрачков. Руки его смотрелись не менее безобразно. Все в шишках, шипах и наростах они, тем не менее, обладали огромной силой: тугие шары мускулов перекатывались под кожей при каждом движении хозяина.

   Скрипнули петли, и обладатель столь примечательной внешности крикнул:

   – Нодж!

   Не дождавшись ответа, он повысил голос:

   – Нодж!

   Раздались тяжёлые шаги, и перед неизвестным появился не менее «привлекательный» гигант.

   – Я к вашим услугам, президент Рештлиг.

   Сев на трон, последний поинтересовался:

    – Ременг вернулся?

   – Нет, президент. Ворота не подавали сигнала.

   – Долго, очень долго. Как только он появится, немедленно пришли его ко мне.

   – Да, президент.

   Великан поклонился и уже собирался выйти, когда Рештлиг остановил его словами:

   – Убери хвост.

   Над ремнём, затянутым на бёдрах подчинённого, виднелся небольшой хвостик с кисточкой, на кончике каждого волоска которой находилась небольшая присоска, напоминающая зубастый рот. Нодж остановился.

   – Президент, – жалобно произнёс он, – мне больно, когда он внутри. Но я выпускаю его, только когда вокруг никого нет.

   – Больно? – тихо, но грозно вопросил Рештлиг. – Больно, говоришь? Если, глядя на таких, как ты, мои подданные теряют уверенность в том, что они люди – это не больно? Или ты думаешь, что мне не больно смотреть, как деградирует выжившее в подземельях человечество?

   Схватив оружие и наставив дуло на струсившего Ноджа, по штанам которого расплылось мокрое пятно, он заорал:

   – Убери хвост, скотина!

   Несчастный с гримасой сжал пальцами отросток, и тот мгновенно втянулся в багровую расщелину в области копчика. Вытирая слёзы, Нодж спросил:

   – Я могу идти?

   Разъярённый повелитель ответил не сразу, раздумывая, не пристрелить ли ему плачущего верзилу. Но, сдержав гнев, опустил автомат и кивнул.

   – Иди. И не забудь передать мою просьбу Ременгу.

   – Да, президент.

   Нодж вышел, а Рештлиг снова ушёл в размышления.

   – Десятка мощных атомных бомб и трёх столетий хватило, чтобы человек стал таким, – пробормотал он. – На поверхности жить нельзя, а здесь… Через пару веков, а может и раньше мы превратимся в мерзких склизких, безмозглых созданий, сражающихся друг с другом за глоток крови своего собрата. Я не вечен. Когда меня не станет, начнётся анархия, и человечеству придёт конец. Нет, мы должны собраться с силами и как можно скорее захватить прекрасный мир за воротами. Только там у нас есть будущее.

   Президент обхватил голову руками и, скорчившись на троне, застыл в пугающей неподвижности.

   Натон вернулся быстро. Двое мужчин побежали к западной аллее, откуда доносились странные, угрожающие звуки.

   – Зачем тебе бинокль? – поинтересовался Штригель.

   – Не станем же мы кидаться в свалку, очертя голову. Сначала надо разобраться, что происходит, – задыхаясь, ответил сын.

   Заметив, как побледнело лицо спутника, Дитрих сбавил темп.

   – Снова сердце? – испуганно спросил он.

   – Я справлюсь. Скорее!

   И оба понеслись вперёд.

   А в парке творилось невообразимое. В центре детской площадки из недр земли показался поблёскивающий металлом, вращающийся нос неизвестной машины, в считанные секунды выбравшейся на поверхность. Страшным буром задело нескольких человек, а остальные, подхватив истекающих кровью раненых, кинулись врассыпную.

   Но убежать им не удалось. Выползшее наружу чудовище словно взорвалось, находившиеся в эпицентре люди разлетелись на куски, а те, кто успел уйти, напоролись на невидимую преграду и сгорели, словно мотыльки под стеклом керосиновой лампы. Оставшиеся в живых «счастливчики» в панике ринулись обратно, и тут их атаковали. Из открывшегося люка выскочили монстры, бросившиеся к жертвам.

   У некоторых пришельцев росли хвосты, кое-кто стучал огромными когтями босых, шишковатых ног по сохранившимся после взрыва островкам асфальта, тела иных покрывала шерсть, но все нападающие походили друг на друга страшной бледностью чешуйчатых лиц, наполовину скрытых большими чёрными очками. Хватая перепуганных людей, они заталкивали их в машину, а со стороны, не имея возможности приблизиться, за этим действом беспомощно наблюдали Дитрих и Натон.

   Запихнув пленников внутрь, неизвестные задраили люк, и огромный кусок металла вгрызся в землю, мгновенно исчезнув с глаз. Превратившиеся в хлопья пепла тела осыпались с тихим шелестом, заставившим мужчин похолодеть. И тотчас их обоняние оскорбил невыносимый запах горелой плоти.

   Оба стояли, не глядя друг на друга и борясь с тошнотой. Дитрих, судорожно сжимающий в руках бинокль, угрюмо спросил:

   – Ты обратил внимание на вожака?

   – Нет, я совсем растерялся, – признался сын.

   – Ну, а я его рассмотрел. И, если не брать в расчёт когти и хвост, я уверен, что это был Оскар.

   – Оскар? Какой Оскар? – ошеломлённо вопросил Натон.

   – Оскар Менгер, Тоша.

   Мужчина потрясённо уставился на отца. А тот без сил опустился на устланную прахом траву.

   Пришедший в себя мужчина открыл глаза. Он висел в вертикальном положении внутри просторного белого кокона, а его руки, ноги и голову стягивали тканевые ленты, не позволяющие двигаться и говорить. Что с ним произошло? Он в плену? Его пытали? Нет, не может быть. Но почему же так саднит грудь?

   Человек громко замычал, пытаясь привлечь чьё-нибудь внимание, и это ему удалось. Кокон открылся, и в него заглянул пожилой незнакомец.

    – Вы кто? – равнодушно поинтересовался мужчина, когда смог разжать челюсти. – Мне кажется, я вас где-то видел.

   – А кто вы? – вопросом на вопрос ответил неизвестный.

   – Дитрих Штригель – командующий армией свободного мира.

   – Что вы помните?

   На лице Штригеля мелькнуло раздражение.

   – Вытащите меня отсюда, и я отвечу на все ваши вопросы, если они не касаются военных тайн.

   Спаситель кивнул, и вскоре Дитрих уже лежал на кушетке, опутанный датчиками, а вокруг суетились люди в белом.

   – Так что вы помните?

   – Что умер, – всё тем же безразличным тоном ответил допрашиваемый. – Кажется, я клон Дитриха Штригеля. Второго… нет, первого…

   В это мгновение память его окончательно проснулась.

   – Чёрт побери!

   Мужчина вскочил, обрывая провода.

   – Евлап, какого шута меня возродили?! Вам мало одного Штригеля?

   – Я сделал это по его просьбе на свой страх и риск.

   – Зачем?

   – Ваша жена очень расстроена, а Дитрих питает к ней тёплые чувства.

   – Ниада? Где она?

   – Вы скоро её увидите. Но сначала я должен назвать вторую причину, по которой вас воскресили. Вы знаете о нападениях на свободный мир?

   Штригель кивнул.

   – Ну, так вот, чтобы справиться с этой бедой, ваш двойник намерен взять власть в свои руки и предлагает вам к нему присоединиться.

   Мужчина закрыл глаза, осмысливая услышанное.

   – Никогда не думал, что попаду в такой переплёт, – слабо улыбнувшись, сказал он наконец. – Я так же ответственен за происходящее в мире, как и тот Штригель, и, конечно, окажу ему любую помощь, какую смогу.

   Напряжённо ожидавший ответа Евлап, с облегчением вздохнул. Подойдя к двери, он позвал:

   – Ниада!

   Медленно ступая, в палату вошла женщина. Она остановилась на пороге и вопросительно посмотрела на Дитриха. Тот протянул руки.

   – Милая, – сказал он нежно.

   Отбросив сомнения, Ниада бросилась к мужу.

ГЛАВА 4

(в которой есть анаграммы)

   Зал съездов волновался, как море: депутаты негромко переговаривались, обсуждая последние новости. Ждали Штригеля.

   Хлопнула дверь, и головы людей повернулись к вошедшему. Но это оказался Менгер. Здороваясь со знакомыми, он пружинистым шагом прошёл между рядами и занял своё место среди членов правительства.

   Миновали ещё десять минут, Дитрих не появлялся. Кригер раздражённо хлопнул ладонью по столу, включив электрический звонок, возвестивший о начале заседания.

   – Если гражданин Штригель не желает присутствовать при решении такого важного вопроса, как передача полномочий, тем хуже для него, – глухо произнёс он. – Мы начинаем.

   Голос Верховного правителя, усиленный встроенными микрофонами, доносился до самых укромных уголков помещения.

   – Некоторые из моих коллег, – продолжил он, – настаивали, чтобы правительство пригласило на высший пост основателя нашего сообщества гражданина Дитриха Штригеля – опытного политика и военного профессионала. Я не возражал, в конце концов, мы уже немолоды и устали, кроме того, в период управления государством нам не приходилось сражаться. В этом решении меня укрепили и участившиеся налёты неизвестных. Но…

   Рука оратора потянулась к стакану с водой. Выпив глоток, он достал платок и вытер лоб. Среди напряжённого безмолвия звонко жужжала муха.

   – Но, – продолжил старик, – в минувшие сутки у меня неожиданно возникли сомнения, и я подумал: а стоит ли подпускать такого человека к власти. Много веков наше общество является оплотом мира и порядка, мы искоренили насилие и войны, подарили людям радость жизни, а гражданин Штригель, несмотря на все его заслуги, убийца, руки его обагрены кровью. Сможем ли мы довериться ему или нет, решать вам. Но я бы посоветовал гражданам, представляющим здесь своих избирателей, задуматься над моими словами.

   – Вы предлагаете, – прозвучал в тишине насмешливый голос, – уговорить убивающих людей монстров этого не делать? Или собираетесь заключить с ними пакт о ненападении, вручив им в качестве контрибуции часть нашего мира?

   Контрибуция – дань, выплачиваемая победителю правительством побеждённой страны.

   Менгер обвёл взглядом зал и встал. Игнорируя возмущённого Каппа, крикнувшего что-то о регламенте и нарушении порядка, он обратился к депутатам:

   – Кто из вас может похвастаться, что пользовался оружием?

   Регламент – определённый порядок, регулирующий проведение каких-либо общественных мероприятий, таких как собрания, заседания и т. д.

   Люди зашевелились, и вверх робко поднялось несколько рук, две из которых тотчас же спрятались.

   – Что и требовалось доказать.

   Взгляд мужчины похолодел, а в голосе зазвучал металл.

   – Вас здесь несколько тысяч, и десять человек, умеющих владеть хотя бы ножом – капля в море. Вы можете возразить, что у нас есть армия, и защита мирных жителей её обязанность. Это, действительно, так. Но армии, как и государству, требуется предводитель. И он должен быть достаточно жёсток, чтобы поддерживать надлежащую дисциплину. Поверьте, стоит необстрелянным солдатам узреть опасность, как они в безумном страхе кинутся наутёк. Поэтому нужно, чтобы кто-то перехватывал их и гнал на врага.

   Нет, граждане, на сей раз без крови не обойтись. Терроризирующим нас существам неведомы жалость и благородство. У них есть цель – захватить этот мир и либо уничтожить, либо подчинить себе. Мы станем рабами, а что такое рабство, вы знаете из курса истории. Именно поэтому я и призываю вас проголосовать за кандидатуру человека, который сумеет спасти государство от гибели.

   – Вы правы, мой друг!

   Слова эти донеслись откуда-то сверху, народ зашумел, а черты членов правительства исказило изумление. Обернувшись, они увидели, что с верхней галереи спускается Штригель, сопровождаемый Йарденом и Евлапом. Лица виновников переполоха были суровы.

   Взойдя на трибуну, Дитрих заговорил, и внимали ему почти с благоговением.

   – Мне практически нечего больше сказать, – посетовал он. – Предыдущий оратор – гражданин, ответственный за людей и государство, которым управлял много лет бок о бок со стадом баранов, по-видимому, мыслит так же, как и я. Могу только добавить, что никто из сидящих перед вами стариков, не нюхавших пороха, не справится с ситуацией.

   Да, руки мои в крови, и это не вызывает у меня чувства гордости. Мне приходилось проливать её ради счастливого будущего, то же самое я буду вынужден делать и теперь. И тот, кто хочет, чтобы его мир остался таким же светлым и чистым, каким он знал его до этих страшных событий, пойдёт за мной.

   Зал взорвался криками. Люди скандировали: «Штригель! Штригель!». На высший государственный пост Дитриха избрали единогласно.

   Когда всё закончилось, Верховный правитель направился к выходу. Поравнявшись с озабоченным Менгером, он остановился.

   – Хотите присоединиться ко мне? – мягко спросил Штригель.

   Мужчина встрепенулся.

   – Я только что пытался придумать, как вас об этом просить, – неловко улыбнувшись, ответил он.

   Евлап похлопал его по плечу, и властелин мира с небольшим эскортом проследовал в свой бывший-нынешний кабинет.

   А низложенные представители некогда реакционных семейств уныло сидели в небольшой жаркой комнате дома Котлова.

   – Что с вами произошло, Густав? – выговаривал старику хозяин. – Ваши доводы звучали совершенно неубедительно, даже я не поверил ни единому слову.

   – Я никогда не был оратором, Коля? – плаксиво ответил бывший властодержец. – Вот если бы вы меня поддержали…

   – Мы так бы и поступили, если бы не чёртов Менгер, – перебивая Кригера, взорвался Капп. – Я приготовил речь, но не успел даже раскрыть рта. Предатель всё испортил.

   – Эх, не надо бы пускать его в зал, – меланхолично произнёс молчаливый Владимир Александрович Мышко. – Но как мы могли его удержать?

   Котлов развёл руками.

   – Нам придётся смириться с поражением, – печально произнёс он. – Мы не можем убить, не сумеем ударить, связать, и я чувствую себя сейчас абсолютно беспомощным.

   – Не-ет, граждане, – хитро улыбнувшись, возразил горбатый мужчина, – ничего ещё не кончено. У меня появилась идея, и подсказал мне её, как ни удивительно, именно Менгер.

   Все взгляды устремились на горбуна.

   – Идея – это уже кое-что, – устало произнёс Котлов. – Мы внимательно слушаем вас, Шефер.

   Тот придвинул кресло ближе к столу, жестом предложив остальным сделать то же самое, и заговорщицким шёпотом начал делиться с ними своими мыслями.

   В тёмном, сыром коридоре у больших чёрных ворот замигала красная лампочка. Изнывающий от безделья Нодж, вскочил и, торопливо засунув временно выпущенный на свободу хвост в его нору, нажал кнопку.

   Лифтовые створки раздвинулись, в подземное помещение въехал большой бронетранспортёр, и на каменный пол, как горох, посыпались мутанты, таща за собой упирающихся людей. Гигант смотрел на них, вытаращив глаза.

   – Это кто? – ошарашено спросил он.

   – Еда, – отрывисто ответил один из прибывших. – Господин Ременг решил, что если уж мы можем питаться таким отребьем, как фрики, то это нам тем более подойдёт. Попробуй.

   Фрик (англ.freak) – уродец, урод. Здесь – человекоподобные безмозглые существа, употребляемые в пищу.

   И он подтолкнул к разинувшему рот охраннику вырывающуюся девушку. Тот уставился на неё во все зрачки, а потом жалобно произнёс:

   – Президент лично запретил мне доставать кровососущий хвост при свидетелях, а желудок мой крови не принимает.

   Обнюхав незнакомку, он спросил:

   – Если я не могу использовать её по назначению, то, возможно, она сгодится, как женщина?

   – Делай с ней, что хочешь, – махнув рукой, ответил собеседник и двинулся прочь, волоча за собой нескольких связанных пленников.

   Горящий вожделением Нодж схватил девушку за руку, но вдруг, что-то вспомнив, окликнул удаляющегося мутанта:

   – Одланд…

   Тот остановился.

   – Президент велел господину Ременгу по возвращении сразу же явиться к нему.

   Одланд кивнул.

   – Я передам.

   И исчез за спинами товарищей. Нодж постоял немного, глядя ему вслед, и увлёк в темноту забывшую о сопротивлении, охваченную страхом жертву.

   Услышав шум, Рештлиг вскочил и взял оружие наизготовку. Дверь отворилась, и на пороге возник тот, кого президент так долго ждал. Успокоившись, он снова опустился на трон, а гость остановился напротив.

   – Оракс, – вопросил хозяин, – почему вы так долго отсутствовали?

   – Мне пришла в голову мысль, – ответствовал тот, – что стоит попробовать, каковы на вкус жители того мира, в который мы собираемся переселиться. Их поимка потребовала времени.

   Он хлопнул в ладоши, дверь снова открылась, и в пещеру втолкнули молодого человека, не выказавшего ни малейшего страха.

   – Угощайся, Тихидр, – снимая очки, улыбнулся Ременг.

   Рештлиг встал и, подойдя к юноше, принюхался. Он облизнулся, но тотчас губы его скривились от отвращения.

   – Ты сошёл с ума, Оракс? Чтобы полностью деградировать, нам осталось только стать каннибалами. Это же человек – такой, какими до злосчастных взрывов были и мы.

   – Мы – не они, – возразил собеседник. – Да и слишком поздно, ребята наверняка уже распределили добычу между собой.

   – Что?! – взревел президент. – По какому праву ты принимаешь подобные решения единолично? Напасть, убить, чтобы посеять панику – это одно, людоедство же совсем иное дело. Немедленно отобрать пленных, а тех, кто попробовал их крови или мяса, уничтожить, иначе они никогда не остановятся…

   – Тихидр…

   Голос Ременга взлетел.

   – Ты прекрасно знаешь, что мы уже не люди. Так зачем же стараешься удержать нас в рамках человеческой нравственности? Ты договоришься до того, что есть фриков аморально, раз внешне они напоминают нас…

   Рештлиг навёл оружие на Ременга.

   – Человек тот, кто себя таковым считает и соответственно себя ведёт. Если ты немедленно не выполнишь приказ, я убью тебя, – тихо, но с угрозой произнёс президент. – Я не желаю, чтобы наши собратья стали похожими на отторгнутых богом чудовищ Лавкрафта...

   – Ты снова о боге? Посмотри, что он с нами сделал и…

   – Он послал нам испытание, и мы должны его выдержать, не превратившись в монстров. Неужели это понимаю только я? Если это так, то нам конец!

   – Ты прав, – после долгого размышления откликнулся Ременг. – Я виноват, я совершил ужасную ошибку и готов её исправить. Но, прошу, не надо губить своих.

   – Тогда придумай им другое наказание. Если сможешь, – холодно сказал Рештлиг.

   Проводив соратника взглядом, президент, кивнув юноше, стоящему с высоко поднятой головой, указал ему на место у подножия трона.

   Дитрих сидел в кабинете под собственным состарившимся портретом, глядя на экран компьютера. Когда он поднял глаза на застывших в напряжённом молчании людей, в них светился ужас.

   – Двенадцать миллиардов жителей, – произнёс он, – Двенадцать! Вдумайтесь в эту цифру. Свободный мир перенаселён. Кажется, клонирование стало не благодеянием, а бедой для человечества.

   – В некоторых округах, – откликнулся Менгер, – управляющие ограничили рождаемость или вовсе запретили людям иметь детей. А кое-кто самовольно наложил вето на закон о воскрешении умерших. И, признаюсь, я смотрел на это сквозь пальцы.

   – Но почему правительство не направило космические экспедиции на поиски годных для жизни миров? – удивился Йарден. – В случае успеха проблема решилась бы сама собой.

   – Эти бараны, как справедливо назвал их Дитрих, не видели ничего дальше собственного носа, – резко сказал Евлап. – И нам, действительно, очень долго придётся разгребать то, что они натворили.

   – Вы, как я думаю, неплохо осведомлены о недочётах в работе кабинета, – обратился Штригель к Менгеру. – Поделитесь с нами информацией. И, кстати, позвольте узнать ваше имя.

   Собеседник, оторвавшись от созерцания стилуса, который крутил в пальцах, поднял голову и ответил:

   – Меня зовут Дитрих Менгер.

   Штригель вздрогнул и внимательно посмотрел на соседа.

   – Оскар Менгер – ваш предок?

   – Да, – отозвался собеседник, – и его чтит вся наша семья. Согласно завещанию прапрадеда мальчики, рождавшиеся в ней, носили имя его друга – ваше имя, гражданин Штригель.

   Дитрих, Евлап и Йарден переглянулись.

   – Вы прямой потомок Оскара? – поинтересовался последний.

   – Да.

   Дитрих изумился:

   – Но как же так? Ведь Генр… то есть его жена не могла иметь детей.

   – Ты забываешь, Дитрих, – объяснил Йарден, – что Каролина – производное от Генриетты. Если болезнь не врождённая, клон, обычно, от неё не страдает.

   Менгер кивнул.

   – Я знаю эту историю, – сказал он. – Она изустно передавалась от отца к сыну, как чудесная легенда. Каролина родила Оскару троих мальчиков. Последний появился на свет в две тысячи тридцать шестом, за год до смерти отца. И я его праправнук.

   – Он зачал ребёнка в шестьдесят пять? – изумился Евлап. – Я понимаю, что сейчас это стало нормой, но тогда….

   – Оскар всегда и во всём был силён, – улыбнулся Штригель. – Но мы отвлеклись. Думаю, что, пока на Земле ведутся военные действия, астронавты должны делать свою работу. Надо организовать несколько звёздных экспедиций. Кто этим займётся?

   – Я, – отозвался Йарден. – Мне приходилось участвовать в космических проектах.

   – Тогда, пожалуйста, приступай немедленно. На поиски могут уйти десятилетия, если не века.

   Чиновник извлёк из компьютера носители и вышел.

   – Теперь о главном… Дитрих, вы можете показать, где пришельцы чаще всего наносят удары?

   Менгер замялся.

   – Это вне моей компетенции, – признался он. – Я контролировал округа и…

   – Я покажу, – прозвучал очень знакомый голос.

   Перед опешившими членами правительства возник второй Штригель, одетый в мундир армии свободного мира. Поднявшись из-за компьютера, Дитрих шагнул к двойнику. Оба клона с минуту пристально смотрели друг другу в глаза, а потом сомкнули ладони в крепком рукопожатии.

ГЛАВА 5

Опустив головы, в тронный зал один за другим входили трепещущие налётчики. Следуя примеру Ременга, они спрятали хвосты и скрыли когти под длинной одеждой, и сейчас свирепствовавшая в парке орда выглядела похожей на людей больше, чем когда-либо.

   Рештлиг с непроницаемым лицом наблюдал, как подданные выстраиваются в ровную шеренгу, готовясь принять любое наказание, которое он им назначит. Но дрогнул, когда конвоиры ввели в помещение пленников. У кого-то не хватало ноги, кто-то смотрел на мир чёрными провалами глазниц, некоторые лишились рук, и только немногие смогли самостоятельно войти внутрь.

   – Это все? – прозвучал вопрос.

   Ременг покачал головой.

   – Нет. Остальные мертвы. Съедены.

   – Господи, прости их, – прошептал Рештлиг, – ибо они не ведают, что творят.

   Он уже собирался заговорить, когда в дверях показался Нодж, неся на руках хрупкую девушку. Прижимая её к себе, он пристроился на правом фланге. Президент сделал шаг вперёд.

   – Она умерла? – вопросил он.

   – Она спит, – тихо ответил Нодж. – Я хотел воспользоваться ею, как женщиной, но не смог, малышка очень расстраивалась. Как можно обидеть такое милое существо?

   Гигант нежно поцеловал несостоявшуюся жертву в макушку. Вдоль строя прокатилась волна смеха, кто-то назвал Ноджа дураком, но от яростного рычания Рештлига шум мгновенно стих.

   – Он не дурак, – повысив голос, произнёс президент. – Нодж единственный, кто сумел в этой ситуации остаться человеком. Люди не едят себе подобных, это недопустимо. Как и насилие над женщиной. Вы нарушили божеские законы, и вас ждёт наказание. Кто отведал плоти пленных?

   Поколебавшись, вперёд шагнули все, кроме Ноджа и ещё двоих-троих мутантов. Огромного роста гвардейцы, стоявшие за спиной Рештлига, двинулись к ним, поднимая оружие, но их остановили слова Ременга:

   – Тихидр, – сказал он громко, – нас очень мало. Если ты убьёшь этих людей, то не станет ли это началом конца? Сохрани их жизни, накажи лучше меня.

   Солдаты в ужасе и смятении уставились на вожака, а тот направился к противоположной стене и, прислонившись к ней, бестрепетно ждал смерти. Гвардейцы повернулись к нему…

   – Нет, – крикнул Рештлиг.

   И повторил вместе с негромким эхом:

   – Нет. Ременг слишком много сделал для нашего сообщества, чтобы мы могли позволить себе его убить. Ты не умрёшь, Оракс, но отправишься в изгнание. Возьми всё необходимое и уходи. Жизнь на поверхности трудна и опасна, и я желаю тебе стойкости.

   Повернувшись к провинившимся, он добавил:

   – Впредь так будет с каждым, преступившим закон, и запомните…

   Прервал его ноющий звук, это плакал Нодж.

   – Президент, – прерывающимся голосом с мольбой сказал великан, – изгнание хуже смерти. Зачем вы так поступаете с господином Ременгом? Он ошибся, но разве человек не имеет права ошибаться? Разве вы никогда не совершали ошибок? Главное, чтобы это не повторилось.

   Рештлиг задумался, взвешивая все «за» и «против». Наступило тягостное молчание, длившееся несколько минут. Наконец, президент поднял голову.

   – Ты прав, Нодж, – мягко сказал он, – пусть Оракс остаётся, но…

   Голос его вновь зазвучал угрожающе.

   – Но для остальных это лишь отсрочка. Малейшая провинность, и вы окажетесь не за воротами в лучший мир, а на инфицированной, зашлакованной планете. И вот ещё что: когти остричь и надеть обувь, хвосты убрать, шерсть сбрить. Вы люди, а не стая зверья, помните об этом. А сейчас заберите раненых и окажите им любую возможную помощь. И не смейте смотреть на них, как на пищу. Если я узнаю, что кто-либо из вас ослушался, убью на месте. Вон!

   Когда зал опустел, Рештлиг повернулся к Ременгу.

   – Ты напугал меня Оракс, – сказал он, – ведь мне, действительно, пришлось бы исполнить приговор, если бы не вступился Нодж.

   – Я обязан ему, – ответил мужчина. – Не знал, что он такой мягкосердечный.

   – И я, – отозвался президент. – Но оба его сегодняшних поступка дают мне надежду, что не всё потеряно, и в душах мутантов ещё тлеет искра человечности.

   Повернувшись к оставшимся пленникам, он поманил тех к себе. Рештлиг хотел обратиться к ним с вопросами, но сообразил, что они не поймут друг друга.

   – Оракс, – обратился он к соратнику, – пригласи сюда Ливила Решефа.

   – Зачем? – удивился тот.

   – Недавно я узнал, что он умеет читать и передавать мысли. Пусть поработает переводчиком.

   Лицо Ременга выразило живейшее изумление, он хотел что-то сказать, но передумал и направился к двери.

   – И вот что, друг мой, – остановил его Тихидр, – потом сделай то же, что и остальные: состриги когти и избавься от хвоста.

   Оракс хмыкнул, но возражать не стал, и, проводив Решефа к президенту, отправился выполнять распоряжение.

   Дитрих-клон шагнул к компьютеру. Уверенно манипулируя сенсором, что удивило его двойника, который, в отличие от жены, знающей все тонкости работы с цифровым оборудованием, никогда не был на «ты» с умной машиной, командующий вывел на дисплей карту свободного мира.

   – Нападения произошли здесь, причём не единожды, – сообщил он.

   Штригель показал на точку близ Уральских гор.

   – Нда-а, – протянул Менгер, наблюдавший за действиями тёзки, – досталось, как всегда, России.

   – Это сначала. Но потом, – продолжил военный, – атаки стали странно беспорядочными. Жители Германии, Италии, Франции, Китая в один голос утверждают, что на их территориях из земли выбирались невиданные машины с буром на носу. И люди, оказавшиеся рядом, погибали, в первую очередь, от воздействия невидимых волн, заставляющих плавиться живую плоть.

   Евлап с Верховным правителем переглянулись, и последний сказал:

   – Всё так, я сам недавно стал свидетелем подобного происшествия. Два дня назад в Тверском округе мы с сыном наблюдали то же самое. И мне показалось странным…

   Он замолчал.

   – Нет, об этом после, – после паузы произнёс Дитрих. – А сейчас нужно, чтобы кто-нибудь отправился в Институт физических исследований и побеседовал со специалистами. Нам надо знать, что это за волны и что мы можем им противопоставить.

   – Я поеду, – заявил Менгер. – По образованию я физик и скорее, чем кто-либо другой, пойму, в чём дело.

   – Отлично! Отправляйтесь, Дитрих.

   Когда тот вышел, Штригель-клон вдруг рассмеялся. Отвечая на удивлённый взгляд двойника, он пояснил:

   – Называя друг друга Дитрихами, мы скоро запутаемся. Если ты не возражаешь, я, пожалуй, возьму имя нашего деда.

   – Фридриха? Что ж, я не против. Но почему ты, а не я?

   – Это справедливо. Ты родился раньше меня, и тебе я обязан появлением на свет.

   Дитрих помрачнел.

   – Если бы не мои проблемы с женщинами…

   – Не оправдывайся, – остановил его клон. – Мне известна причина твоего поступка, и у меня нет претензий. Отныне я – Фридрих Штригель, и можешь считать, что мы близнецы.

   Дитрих вздохнул с облегчением.

   – Я рад, что ты всё понимаешь.

   – Ну, чему тут удивляться? – улыбнулся Фридрих. – Ведь я – это ты, и мыслим мы одинаково. А теперь вернёмся к нашим баранам.

   – Имеешь в виду бывших членов правительства? – хихикнул Евлап.

   – И их тоже, – хохотнул военный.

   Но тут же посерьёзнел.

   – Дитрих, они отомстят. Я не знаю, как и когда, но наверняка попытаются. Будь начеку.

   Собеседник беспечно махнул рукой.

   – Да на что они способны? Убить меня выше их сил, а что касается мелких пакостей, то это не в счёт.

   Фридрих внимательно посмотрел на двойника.

   – Ты недооцениваешь человеческую подлость, что меня удивляет. Но оставим эту тему и поговорим об армии. У нас проблемы.

   – Какие? – внутренне холодея, спросил Дитрих.

   – Люди бегут, они не хотят сражаться и убивать. И я не могу их удержать, поскольку служба – дело сугубо добровольное. В активе у меня есть несколько подразделений, бойцов которых обучал я сам. Они способны выстрелить не только в монстра, но и в человека, Но если война станет глобальной, их будет недостаточно.

   – Ты говоришь, что мы мыслим одинаково, – подумав, сказал правитель. – Что бы ты сделал, если бы стоял у власти?

   – Провёл бы тотальную принудительную мобилизацию.

   Тотальный – полный, всеохватывающий, всеобъемлющий.

   – Вот и займись этим.

   – Но…

   Фридрих замялся.

   – Но ведь это проходит через Совет.

   – Государство на военном положении, советоваться некогда. Пусть бойцы твоих элитных частей обучают новичков. Молодых не брать, их психика ещё не устоялась, тридцать-сорок лет – самый подходящий возраст для военной службы. И, пожалуйста, проследи, чтобы материал новобранцев обязательно поместили в криобанк, тогда у нас не будет потерь.

   – Есть, – ответил двойник и направился к выходу.

   – Подожди – остановил его Штригель. – Для тебя есть ещё одно задание: надо отправить наблюдателей в округ, где чаще всего видели пришельцев.

   Фридрих, козырнув, вышел, и дверь за ним закрылась.

   – Дитрих, – неуверенно заговорил Евлап, – у меня появились вопросы. Первый: почему нельзя просто клонировать каждого из бойцов подразделений Дит… Фридриха несколько раз? Зачем превращать мирных граждан в убийц? И ещё: принимать решения без участия Совета нельзя. Это незаконно.

   Штригель с удивлением посмотрел на друга.

   – Неужели ты не понимаешь, – спросил он, – что нескольким до клеточки идентичным людям, имеющим не только одинаковые военные навыки, но и общих друзей, общую родню, общую жену, обязательно придётся менять воспоминания, иначе они сойдут с ума. Но что они, в результате, будут помнить? Умерших родителей, оставивших их возлюбленных, то, что одиноки? Это нечестно по отношению к ним, как к чувствующим и мыслящим существам. И, кроме того, за что им тогда сражаться? А что касается Совета…

   Он помолчал.

   – Отныне в государстве вновь действуют законы, когда-то принятые мной. Я возвращаю себе право последнего слова и право вето. Свободное общество стало слишком свободным, и ему пойдёт на пользу, если на некоторое время его придавит пята самодержца, знающего, что нужно миру.

   Произнося эти слова, Дитрих выпрямился, лицо его посуровело. А Евлап, трепеща, смотрел на человека, способного по своему усмотрению менять историю древней планеты.

   Возникшее напряжение разрядило треньканье видеофона. Включив прибор, Штригель увидел на экране лицо Натона. Сын выглядел расстроенным.

   – У нас проблема, отец, – поздоровавшись, сказал он. – Мы сбились с ног, пытаясь выяснить, кто погиб в парке, но это не самое страшное. Беда в том, что некоторые из них поленились вовремя сдать клетки в банк.

   – Их много? – спросил Дитрих.

   – Достаточно. Не меньше двадцати человек.

   – Учитывая, как ценна каждая жизнь, цифра чудовищна. Но, Тоша, что мы можем сделать?

   – Ничего, – печально ответил сын.

   – Тогда не забивай этим голову и постарайся успокоиться. И, кстати, где Грета? Я не думал, что она так задержится. У неё какие-то дела?

   Дисплей продемонстрировал Штригелю, как смертельная бледность разливается по лицу Натона. Он встревожился.

   – Что случилось, сынок?

   – Отец, её нет дома. Я думал, что Генриетта с тобой. Господи! Ты помнишь, она собиралась…

   – … присоединиться к нам в парке, – закончил Дитрих.

   Он побелел, пальцы сжали подлокотники кресла.

   – Грета, скорее всего, шла по западной аллее. Значит…

   Мужчина закрыл лицо руками, и голос его зазвучал глухо.

   – Значит, она либо погибла, либо захвачена монстрами. Я должен выяснить, что с нею стало, – вскочив, воскликнул он. – Если она умерла, мы её возродим, если же в плену, то…

   Несколько пар глаз выжидающе смотрели на Верховного правителя.

   – Я спасу её, – решительно произнёс он, – отправившись с людьми Фридриха. Без жены ни жизнь, ни власть для меня не имеют значения.

   Лишь один из присутствующих осуждающе покачал головой, остальные же, обменявшись понимающими взглядами, сочувственно кивнули. Дав распоряжения по работе правительственного кабинета, Дитрих на время передал полномочия Евлапу и покинул Берлин.

ГЛАВА 6

В мрачной пещере стало светлее, принесли ещё несколько ламп. Подойдя к уцелевшим пленникам, Рештлиг вгляделся в их лица.

   «Как они прекрасны, – подумал он. – Почему же нашему миру так не повезло?»

   Приблизился Решеф.

   – Что я должен им сказать? – спросил он у президента.

   Тот рассеянно взглянул на переводчика и ответил:

   – Поинтересуйся у этих людей, при каком строе они живут, и кто ими правит.

   Его взгляд остановился на лице миловидной, уже не юной, но молодо выглядевшей женщины. Махнув рукой в её сторону, Рештлиг произнёс:

   – Она кажется мне знакомой. Узнай её имя…

   И еле слышно прошептал:

   – Эта неизвестная похожа на Герту, только старше.

   Неожиданно удостоившаяся его внимания персона шагнула вперёд и произнесла на старинном немецком:

   – Я понимаю вашу речь. Меня зовут Генриетта Штригель.

   Президент вздрогнул, эта фамилия напомнила ему что-то, давно забытое, и он напрягся, пытаясь осознать, что именно.

   – Что вы намерены с нами делать? – спросила Генриетта и замерла в ожидании.

   – Отпустить, – возвращаясь в реальность, сказал Рештлиг. – Люди, схватившие вас, превысили свои полномочия, и я хочу исправить их ошибку.

   – Ошибку?! – возмущённо воскликнула женщина. – Половина из тех, кого они взяли в плен, мертва, большая часть оставшихся в живых покалечена. Это не ошибка, это преступление!

   – На войне, как на войне, – кинув в её сторону взгляд, от которого та содрогнулась, ответил собеседник. – Моя цель – захват вашего мира, и без жертв нам не обойтись.

   – Но зачем же воевать? – внутренне сжавшись от страха, поинтересовалась Генриетта. – Даже если в общей сложности вас наберётся несколько сотен тысяч, вы могли бы прийти и жить с нами бок о бок.

   Рештлиг заволновался. Он не понимал, почему, но ему хотелось доказать этой красивой самке, что он прав.

   – Посмотрите на меня, – крикнул президент, хватая её за плечи и подтаскивая к свету, – и скажите, кто из ваших женщин согласится спать со мной?

   Та покачала головой.

   – Никто.

   – Вот поэтому я должен захватить власть, а не подчиниться ей. Чтобы заставить ваших людей вступать в браки с моими. Возможно, так нам удастся справиться с проклятой наследственностью.

   Генриетта изо всех сил старалась сохранить внешнее спокойствие.

   – Вас, вероятно, разгневают мои слова, но, поверьте, это вам не поможет. Я уверена, что произошедшие с вами изменения необратимы. И распутать этот узел может только специалист-генетик.

   – У нас таких нет.

   – Зато они есть у нас. Мой муж уже взял бразды правления объединённым государством в свои руки, он сумеет вам помочь.

   Генриетта не сразу осознала, что об этом говорить не следовало. Уродливое лицо главы пещерных жителей расплылось в улыбке, и он довольно произнёс:

   – Вот оно что. У нас в гостях супруга властелина. Это всё упрощает.

   И, обращаясь к Решефу, сказал:

   – Ливил, распорядись, чтобы пленных вывезли за ворота, а эта женщина…

   Он указал на сжавшуюся Грету.

   – Она останется.

   Решеф кивнул и направился к двери, но Рештлиг остановил его.

   – Пусть Ременг пошлёт туда парламентёра. Я надеюсь, ты понял, кого мы захватили?

   – Да, Тихидр. Чтобы забрать жену, президент того мира должен будет принять твои условия, так?

   – Именно. Иди.

   Человек вышел, а Рештлиг, всё ещё улыбаясь, повернулся к Генриетте.

   Дитрих в сопровождении нескольких солдат патрулировал спалённый неведомыми волнами участок. В зарослях неподалёку притаилась машина, оснащённая лазерными пушками, способными в единый миг смести целый полк пехоты. Почти двое суток Верховный правитель не смыкал глаз, надеясь поймать на живца и захватить хотя бы одно враждебное людям существо.

   Но шли часы, никто не появлялся. Штригель уже начал терять надежду, как вдруг неподалёку из пустоты возник бронетранспортёр, а летевшие на небольшой высоте птицы, на миг зависнув в воздухе, превратились в омерзительные чёрные лохмотья.

   На землю спрыгнул мутант, поразивший Дитриха сходством с Менгером, и двинулся к опасной преграде. Штригель последовал его примеру.

   Некоторое время оба рассматривали друг друга, а потом Дитрих неуверенно спросил по-немецки:

   – Оскар, это ты?

   Существо напряглось, пытаясь понять, что сказал незнакомец, и ответило:

   – Моё имя Оракс, Оракс Ременг. Никакого Оскара я не знаю.

   – Но…

   Пришелец перебил собеседника:

   – Господин Рештлиг велел сообщить вашему главе, что его жена у нас. Завтра в это же время президент прибудет сюда для переговоров.

   – Да хоть сейчас, – зло ответил Дитрих. – Я – Верховный правитель объединённого мира требую объяснить, по какому праву вы позволяете себе уничтожать и брать в плен мирных граждан моего государства.

   – Вы ничего не можете требовать, – усмехнулся Ременг, показывая на пепел, в который превратились тела птиц, – но всё же я отвечу. Мы совершили ошибку, напав на беззащитных, и этого больше не повторится. Я официально приношу вам свои извинения, хотя они и не помогут воскресить погибших.

   Обращаясь к мутантам, он крикнул:

   – Выгружайте.

   Дитрих с ужасом наблюдал, как из бронетранспортёра выносят обрубки, недавно бывшие людьми.

   – Что вы с ними сделали? – дрогнувшим голосом спросил он.

   Хотя большую часть лица Ременга скрывали чёрные очки, бросалось в глаза, что тот смущён. Пришелец заговорил, и в голосе его прозвучало раскаяние:

   – Только заслуги перед сообществом спасли меня от наказания за мой проступок. Я принял неверное решение, захватив ваших, чтобы накормить ими своих.

   Штригель побледнел, а Оракс добавил:

   – Господин Рештлиг богобоязнен, и его вере мы обязаны тем, что ещё похожи на людей.

   Отвернувшись от Дитриха, он направился к бронетранспортёру, и, забравшись на него, нажал кнопку на круглом пульте. Боевая машина вместе с сопровождающими исчезла, бывшие птицы клочьями полетели по ветру, а солдаты армии свободного мира, с волнением наблюдавшие за странным действом, кинулись к раненым.

   – Как называется государство, которым правит ваш муж? – спрашивал Рештлиг у Генриетты.

   – У него нет названия, – отвечала она. – Это свободное сообщество, в которое входят почти все земли мира.

   – Хорошо, пусть у него нет имени, но на территории какой страны живёте вы?

   – Долгое время нашим домом была Россия, – отозвалась женщина.

   Хлопнув в ладоши, Ременг расхохотался булькающим смехом. Собеседники с недоумением посмотрели на него, а он пояснил:

   – Русские – необычный народ. После катастрофы они вели себя так, словно произошедшее с планетой лишь забавное недоразумение. Они даже ухитрились сохранить дневное зрение и накачать мускулатуру, ежедневно выскакивая в освинцованных костюмах на поверхность и отплясывая трепака.

   Президент вытаращил и без того большие глаза.

   – Откуда ты знаешь?

   – Ходят слухи, – уклончиво ответил Оракс и продолжил рассказ.

   Внимательно смотревшая на них Генриетта неожиданно поинтересовалась:

   – Как вас зовут?

   Увлекшиеся беседой мужчины отозвались не сразу.

   – Тихидр Рештлиг и Оракс Ременг, – услышала она, наконец.

   Мутанты удивлённо наблюдали, как женщина, подобрав с пола кусок мела, выводит на стене их имена. Чуть ниже она написала другие и, показав на них, произнесла:

   – Дитрих Штригель и Оскар Менгер – анаграммы.

   Ошеломлённый Рештлиг стоял, читая и перечитывая письмена. Переглянувшись с Ременгом, он повернулся к Генриетте, всматриваясь в её лицо.

   – Боже мой, – воскликнул Тихидр, хватаясь за голову, – я вспомнил! Господи!

   – Я тоже, – всхлипнув, тихо подтвердил Оракс. – Вот почему хозяин мира за воротами назвал меня Оскаром.

   – Что, что вы вспомнили? – спросила женщина.

   – Нас звали так… когда-то, – надтреснутым голосом произнёс Рештлиг, – до того, как я стал президентом. Однако мой предшественник, которого я сверг десять лет назад, решил, что раз мы так страшно изменились, то не должны и зваться по-человечески. Он исковеркал наши имена. Но как же я мог забыть?

   Он беспомощно посмотрел на соратника, во взгляде которого тоже светилась растерянность.

   – И ты, – словно в бреду продолжил Тихидр, – ты Герта, да-да, Грета.

   По телу Ременга прошла дрожь.

   – Мы оба любили девушку, похожую на тебя, – с надрывом произнёс он, – но она выбрала Тихидра, и я принял это.

   – А где она сейчас? – прозвучал вопрос.

   – Ушла навсегда, – ответил Рештлиг. – Сырость, тьма, радиоактивный фон не позволяют нам долго жить. Посмотри на Оракса, ему всего сорок пять, а он уже старик. Мне тридцать восемь, и я тоже скоро состарюсь. Потому нам и нужен ваш мир, именно поэтому то, что мы сейчас узнали, ничего не изменит. Завтра я изложу твоему мужу свои требования, и ему придётся выполнить их, иначе ты останешься здесь навсегда.

   Мутант взял Генриетту за руку, и та содрогнулась от прикосновения влажных и липких чешуйчатых пальцев. Рештлиг сразу отпустил её и, отвернувшись, прошептал:

   – Прости, Грета.

   Вызвав Ноджа, он приказал:

   – Накорми эту женщину. И учти, что ест она только жареное мясо.

   Великан растерянно моргнул, но возразить не решился и, велев Генриетте следовать за ним, вышел. А Рештлиг повернулся к Ременгу.

   – Никогда ещё я так остро не чувствовал свою ущербность, – с горечью произнёс он.

   Не ответив, соратник ударил кулаком по стене и прижался лбом к холодному камню.

   Натон работал, не покладая рук. Недавнее происшествие в парке и прибытие в Центр искалеченных людей, которым решением правительства были уготованы эвтаназия и немедленное воскрешение, лишили его сна и покоя.

   Повидаться и поговорить с отцом ему не удалось, поэтому об участи Генриетты он узнал от постороннего человека. Учёный переживал и за неё, и за Дитриха, понимая, что тот сейчас чувствует. Задумавшись, Натон не обратил должного внимания на принесённый ему материал и сделал несколько ошибок, позже приведших к катастрофе.

   Дитрих же в это время срочно решал назревшие проблемы. Распустив Совет, он выслушал отчёт Йардена об отбытии с Земли звездолётов и с досадой узнал от Менгера, что волны, используемыми мутантами, относятся к военной области науки, поэтому их исследования ограничены. Занимаясь делами, Штригель то и дело посматривал на часы, и после пяти вечера, созвонившись с Фридрихом, вылетел на место встречи.

   Двойники стояли на сожжённом участке земли, оглядывая окружающую их пустыню. Царила тишина, ничто не двигалось, главарь мутантов не торопился. Минул час, но гости так и не появились.

   Фридрих хотел уже отпустить машины, как вдруг на том же пятачке, что и вчера, возникла небольшая группа людей с защитными линзами на глазах, в центре которой находилась Генриетта. Запахло гарью.

   Высокий, бледный человек с деформированным лицом шагнул к невидимой стене. Жестом остановив двинувшегося вслед Фридриха, Штригель пошёл навстречу. Пришелец заговорил, и голос его звучал так, словно глотку наполняла вода.

   – Моё имя Тихидр Рештлиг, – представился он. – Я президент, избранный своим народом, и буду вести переговоры от его имени.

   – Я слушаю вас.

   Дитрих не мог избавиться от впечатления, что и этого мутанта он уже где-то встречал. С трудом выбросив из головы абсурдную мысль, мужчина сосредоточился на деле.

   – Как видите, – доложил собеседник, – у меня ваша жена. И я готов отпустить её на определённых условиях.

   Он прервал речь, ожидая вопросов, но Штригель молчал. Тогда человек продолжил:

   – Три века назад на нашей планете произошла катастрофа: из-за нелепого сбоя компьютера в США и России взорвались мощные атомные бомбы. Войну удалось остановить, но поздно, наступила ядерная зима. Планета умирала, и люди спустились в недра Земли, обосновавшись в глубине пещер. Увы, они опоздали. От облучённых родителей рождались странные существа, которые быстро деградировали и дичали…

   – Чего же вы хотите? – перебил Дитрих.

   – Сначала я намеревался захватить этот мир, чтобы обязать ваших подданных вступать в браки с моими, но всё изменил разговор с Генриеттой…

   Штригель вздрогнул, представив жену один на один с этим чудовищем.

   – После нашей беседы я пересмотрел свои планы. Нам нужна лишь часть того, что есть у вас – клочок земли, где мы могли бы поселиться. И помощь ваших генетиков.

   Дитрих размышлял.

   – Сколько вас?

   – Около полумиллиона.

   Штригель покачал головой.

   – Свободный мир перенаселён, – удручённо сказал он, – и правительство лишь недавно отправило космические экспедиции на поиски годных для жизни планет. Разместить полмиллиона человек мы не сумеем.

   Собеседник фыркнул, а когда заговорил вновь, в голосе его прозвучала угроза:

   – Вы, кажется, не поняли. Я не прошу, а требую. Учтите, даже если мы проиграем войну и вернёмся в подземелья, Генриетта отправится туда вместе с нами.

   – Нет, Тихидр, это вы не поняли меня. Для вас нет места в нашей параллели. Пока нет. Подождите немного и…

   – Мне тридцать восемь, – перебил его Рештлиг, – средний возраст жизни под землёй – сорок лет. Когда меня не станет, люди перестанут быть людьми и превратятся в зверей, вернее, в чудовищ, жрущих друг друга. Только я и такие, как я, угрозами и молитвами удерживаем их от этого. Мы не можем ждать.

   – Но вам придётся…

   Было ли это, действительно, так, или Штригелю почудилось, но Рештлиг плавно перетёк к стоящим за его спиной людям. Схватив Генриетту за руку, он подвёл её к мужу.

   – Смотрите на неё, – сказал он, – внимательно смотрите и запоминайте каждую чёрточку. Потому что вы никогда больше не увидите свою жену.

   Женщина не вырывалась, спокойно глядя на побледневшего мужчину.

   – Дитрих, ты должен поступить, как подсказывает совесть, – сказала она негромко. – А я развяжу тебе руки.

   – Нет! – закричал тот, забыв об опасной невидимой преграде и бросаясь вперёд.

   Вовремя подоспевший Фридрих отшвырнул двойника в сторону, а Генриетта, выхватив нож, висящий на поясе Рештлига, вонзила его себе в грудь. Дитрих окаменел. Ему хотелось выть от боли, но, посмотрев на упавшую жену, он молча развернулся и пошёл прочь, кинув через плечо:

   – Ты уже проиграл, Тихидр!

   Но остановился, когда за его спиной раздались странные звуки: это Рештлиг и Ременг, опустившись на колени рядом с телом, оплакивали умершую.

   И в этот момент Штригель внезапно понял, на кого похож президент подземных жителей. Если бы не страшные изменения, исказившие его черты, Дитрих мог бы поклясться, что видит самого себя. Он сделал шаг назад, но передумал и направился к капсуле. Перед тем как войти, Штригель сказал белому, как мел, близнецу:

   – Фридрих, прошу, когда всё закончится, забери тело Греты. А я отправляюсь в Центр клонирования.

   И исчез внутри летательного аппарата.

ГЛАВА 7

На выжженной почве роковой пустоши стояли двое мужчин. Оба были немолоды и заметно нервничали. Один из них – маленький седой человечек постоянно суетился, подскакивая и совершая пробежки вокруг соседа.

   – Коля, – останавливал его тот, – успокойся. Ты рискуешь поджариться.

   Это действовало, но ненадолго. Прошло ещё около получаса, и нетерпеливец взорвался:

   – Сколько можно ждать?! Мы рискуем проторчать здесь до возвращения Штригеля. Где эти чёртовы мутанты?

   Второй повернулся к нему, и стало видно, что он горбат.

   – Николай, – строго произнёс он, – кто тебе сказал, что у них есть какой-то график? Угомонись. Я сам тревожусь, но не в наших силах ускорить события. Пойдём в палатку, поедим, выпьем чая и вернёмся.

   Напарник, подпрыгнув, зло посмотрел на горбуна, открыл рот, собираясь ответить, но передумал и неожиданно кивнул. Оба двинулись в сторону зарослей, где раскинулся шатёр со всеми удобствами. Но в этот момент за их спинами прозвучал насмешливый голос:

   – Куда же вы, господа? Мы так не договаривались.

   Резко развернувшись, мужчины увидели усмехающегося Оракса. За его спиной замерли несколько мутантов.

   – А где же ваша защита? – удивлённо спросил горбатый.

   – Мы ничем не рискуем, – отозвался пришелец. – Войска вернутся нескоро, а вы для нас не опасны. Итак, я готов выслушать ваши предложения. Но прежде удовлетворите моё любопытство и поведайте, чем вам не угодил Штригель?

   – Мы слишком разные, – торопливо ответил Котлов.

   – Неплохой повод для того, чтобы погубить человека, – хмыкнул Ременг. – А если начистоту?

   – Он нам мешает, – зло сказал Шефер. – Да и какое вам, собственно, до этого дело?

   Мутант долго смотрел на горбуна, а потом ответил:

   – Вы правы, никакого.

   В булькающем голосе зазвучали нотки презрения.

   – Просто я считаю, что для предательства должны быть очень веские причины. Но всё это лирика. Я внимательно слушаю вас, господа.

   Подавив раздражение, вызванное словами собеседника, Шефер собрался с мыслями и заговорил.

   Натон проснулся от отчаянного визга видеофона. Пробудилась и Арлиса.

   – Что случилось? – сонно спросила она.

   – Сейчас узнаем, – нажимая кнопку ответа, отозвался муж.

   Выслушав собеседника, Натон на несколько минут впал в ступор, а придя в себя, бросился к шкафу и принялся лихорадочно быстро натягивать одежду.

   – Милая, вставай, без спешки собирайся и приезжай в Центр, – стараясь сдержать дрожь в голосе, сказал он.

   – Да что произошло? – встревожилась женщина.

   – У нас ЧП. Всё, что создавалось десятилетиями, уничтожено. Впереди много работы.

   Арлиса вскочила.

   – Ну, уж нет, – решительно произнесла она, – одного я тебя не отпущу.

   И кинулась в ванную.

   Вскоре оба стояли в коридоре разорённого Центра, слушая заместителя Натона.

   – Я глазам не поверил, когда вошёл, – говорил тот. – От растущих людей остались лишь ошмётки мяса на обглоданных костях, в криобанке всё растоптано и поломано, большинство приборов уничтожено. И я рад даже тому, что запасы капсул для клонов не тронуты. Кто или что могло сотворить такое, я не знаю.

   – Вы нашли его?

   – Поиски ни к чему не привели, в Центре пусто.

   – А почему здесь до сих пор пусто?! – закричал Натон. – Немедленно вызывай сотрудников и звони в агентство добровольческой помощи. Своими силами мы не справимся.

   – Уже бегу.

   Мужчина исчез, а учёный бросился в кабинет и трясущейся рукой набрал код видеофона Штригеля.

   – Отец, – сказал он, когда лицо того высветилось на дисплее, – беда. Кто-то разгромил Центр, вероятно, это дело рук мутантов. Ты можешь приехать?

   – Скоро буду, – коротко ответил правитель и уже собирался отключиться, когда сын добавил:

   – Возможно, нам понадобится помощь военных, я спинным мозгом чувствую, что враг ещё здесь.

   – Хорошо, – сказал Дитрих и нажал кнопку отбоя.

    Ни секунды не раздумывая, он позвонил Фридриху.

   Когда оба Штригеля и несколько вооружённых до зубов солдат вошли в здание, там царила суета. Служащие и волонтёры разобрали завалы в двух помещениях, и Натон пригласил гостей в одно из них. Выглядел он подавленным.

   – Успокойся, сынок, – сказал Дитрих, – для того, чтобы кинуть сюда все силы мира, не понадобится даже вмешательства Совета. Ведь речь идёт о человеческих жизнях. Центр возобновит работу через пару недель. Сложнее будет восстановить материал.

   – Отец…

   Натон не знал, куда девать глаза.

   – Отец, сбор клеток – тяжёлая, нудная, но выполнимая работа. Я горюю не из-за этого. Есть то, что воссоздать невозможно.

   – О чём ты говоришь, Тоша?

   Сын на мгновение замялся и, взяв Дитриха за руку, прошептал:

   – О Генриетте. Её тело растерзано, а криобанк с запасами уничтожен.

   Всё поплыло перед глазами Дитриха, едва тот осознал сказанное. Сделав несколько неуверенных шагов, он обвёл забрызганные кровью стены бессмысленным взглядом и рухнул на пол. Фридрих не успел его подхватить.

   Когда Штригель пришёл в себя и вспомнил, что произошло, из груди его вырвался жалобный стон. Сев на кушетке, куда перенесли его сын и близнец, мужчина позвал:

   – Тоша.

   Тот опустился на колени рядом, и Дитрих, положив руку ему на плечо, спросил:

   – Ты поможешь мне?

   – Что я должен сделать? – дрожащим голосом спросил мужчина.

   – Провести процедуру эвтаназии.

   – Нет, прошу тебя!

   Натон притянул голову отца к своей груди.

   – Крепись. Ведь пережил же ты смерть Изольды…

   – Тогда я был молод, силён и верил в лучшее будущее, – с трудом выговаривая слова, произнёс Штригель, – Сейчас я – уставший старик, а, та, с кем многие годы мы делили радости и горести, ушла навсегда, и я потерял опору. Пойми, я не представляю жизни без Греты, мы стали единым целым.

   Фридрих приблизился к двойнику.

   – Дитрих, ты в шоке и не понимаешь, что говоришь. Выход есть.

   Глаза Штригеля ожили, и он с надеждой посмотрел на близнеца.

   – Что ты имеешь в виду?

   – Институт времени.

   – Что?

   – Есть ещё одна Генриетта там – в прошлом. Надо взять клетки у неё. У Натона наверняка сохранились расчёты, сделанные для изменения её памяти. Нужно только восстановить эти участки, внедрить воспоминания о годах, которые вы провели вместе, и твоя жена вернётся.

   На лице учёного расцвела улыбка, а Штригель вскочил.

   – Верно! – воскликнул он. – Почему же это не пришло мне в голову? Я немедленно отправлюсь туда…

   – Нет…

   Фридрих покачал головой.

   – После такого потрясения тебе будет больно видеть Грету, которой ты безразличен. Я её не помню, встреча с ней не причинит мне страданий, поэтому пойду я. Оскар поймёт.