Осколки мира. 1-я книга дилогии. Виктория Невская

Вчера они объявили всеобщую эвакуацию. Интересно куда? Солнечную систему человечество еще не освоило, в просторах океана прятаться бесполезно. Планета сгорит вся: люди, животные, птицы, насекомые. Растения погибли раньше. Мир постепенно превращается в пустыню. Нам конец. И мы, считавшие себя венцом творения, сгорим в адском пламени нашего светила, которое давало нам жизнь, тепло и радость. Солнце скоро уничтожит планету, и нет нам спасения. Но случилось то, чего никто не мог предположить…























ОСКОЛКИ МИРА. КНИГА 1





ДУХ ОГНЯ



Где-то в далеком мире



Я иду по дороге, не зная куда. Просто иду – движимая… отчаяньем? безразличием?.. – не знаю, просто иду.

Давно покинув город, я бреду всё дальше и дальше, без смысла, без цели. Вокруг – высохшие деревья, выгоревшая трава, над головой – солнце, раскаленное, безжалостное, по капле высасывающее жизнь из моего мира, и постепенно превращающее землю в пустыню. И мы, считавшие себя венцом творения, скоро сгорим в адском пламени светила, которое от века давало жизнь, тепло и радость. Планета сгорит вся: люди, животные, птицы, насекомые. Растения уже погибли. И нет нам спасения...

Сначала станет нечем дышать. Потом – яркая вспышка, и... дышать станет некому.

Не все смогли смириться с этой мыслью. Движимые отчаянием люди метались в поисках спасения. Кто-то прятался, кто-то сошел с ума, многие покончили с собой. Паника захлестнула города и села. Больше не имело значения, как ты жил, чем занимался, что любил... Мой мир готовился умереть страшной смертью. Остается только надеяться, что это произойдет быстро. Господи! Пусть это будет быстро!

Мимо меня мелькают люди с тележками, наполненными продуктами, словно мы умираем от голода, а не от жары – люди не меняются никогда, или… неужели люди еще на что-то надеются?

Вчера объявили всеобщую эвакуацию. Интересно куда? Солнечную систему человечество так и не освоило, в просторах океана прятаться бесполезно – сомнительный выбор: быть сожженным или сваренным в кипятке. Живьем...

Многие бежали на север. Глупцы – оттянут неизбежное на несколько секунд.

Внезапно, выйдя из состояния задумчивости, я остановилась и посмотрела на явление, преградившее мне дорогу. Перед моими воспаленными глазами предстал здоровяк метра два ростом, с бритой головой, в наручниках, в тюремной робе. Он стоял в нескольких шагах от меня, сжимая в руке пистолет. Чуть дальше на дороге лежал перевернутый милицейский «бобик». Понятно: беглый зэк. Это добавило колорита в такую однообразную в последнее время общественную жизнь. А мне должно было прибавить ускорения, когда я побегу. Жаль... Не успела. Впрочем, сдохнуть от пули, наверное, легче, чем сгореть заживо.

Зэк, что-то прошипев, схватил меня за руку и потащил прочь с дороги. Я заартачилась, но он, двинув меня в плечо, подтолкнул вперед. Его свирепый вид поначалу отбил у меня желание сопротивляться. Но пробежав немного, я поняла, что он гонит меня к тому, что было некогда небольшой лесополосой, и меня прорвало:

– Какого черта! Куда ты меня тащишь? – прохрипела я, собирая остатки сил. – Пушка тебя не спасет, солнце постарается!

– Заткнись и – вперед! – вежливости я, впрочем, и не ждала. – Не для того выбрался, чтобы испечься как гриль.

– Мечтай! – как можно язвительнее заметила я. – А я-то тебе для чего?

Позади раздались крики и выстрелы, – видимо, милиционеры, которые находились в перевернувшейся машине, пришли в себя. Будто не слыша приближающегося шума, зэк продолжил:

– Я знаю эти места. Тут рядом – старая шахта, – я с недоверием посмотрела на него, – еще с прошлого века! Мы пацанами всю ее облазили. Там пересидим.

– Хозяин-барин, – усмехнулась я. – Вот и сиди на здоровье, а я пошла.

– Куда собралась? – пистолет оказался в опасной близости от моего лица.

– Отсиживайся где угодно, – в нос ударил запах пороховой гари, – но это только продлит твои мучения. И там не выжить! Понимаешь? Это конец! – тут я внимательнее всмотрелась в лицо моего спутника: смуглое, хмурое, с глубоко посаженными глазами.

О…, кажется, я его знаю. Более того, мы с ним рядом сидели. Девять лет. В школе за одной партой. Только изменился очень: повзрослел, погрубел, вот я его и не узнала сразу.

– Ты...? – Несмотря на обстоятельства, а может быть, благодаря им, эта неожиданная встреча обрадовала меня, и я обняла его, как родного. Видно, судьба моя – последние минуты жизни провести с одноклассником, за любовь к пещерам и катакомбам с детства прозванным Кротом.

– Ну, наконец! – скривил губы Сергей. – Думал, ты, как все, потеряла голову от страха.

– Не настолько! – разозлилась я. – Только это дела не меняет! Мы в полной заднице из-за твоих ментов и солнышка, которое скоро кое-что нам подпалит.

– Шахта – это шанс!

– Бред! – его слова начали раздражать меня. – Да, я хочу жить, но если это невозможно, лучше встретить смерть лицом к лицу!

– Блин, прямо партизанка какая-то! – Осклабился Крот. – Выбора-то нет! Вряд ли ты сможешь объяснить тем резвым мальчикам, – он кивнул в сторону ментов, – с какой стати ты минуту назад обнималась с зэком.

– Вот гад! – дала я волю эмоциям. – Сволочь!

– Лучше заткнись и пошевеливайся! – гаркнул он. – Надо было в школе кроссы бегать!

– Сам заткнись и смотри, чтоб кому-то что-то не отстрелили.

Мы добежали до пещеры быстрее, чем можно было предположить, и нырнули в нее одновременно с ослепляющей и обжигающей вспышкой. Пробежав несколько метров в горизонтальной части шахты, мы рванули под уклон, спускаясь всё глубже и глубже. В какой-то момент я ощутила толчок, стало нечем дышать, и на краю сознания, прежде чем умереть, я почувствовала, что стремительно лечу куда-то вниз.



٭٭٭



Я очнулась от холода – уже странно, учитывая то, что случилось. А что, кстати, случилось? Попыталась вспомнить: дорога, солнце, Крот с пистолетом, вспышка и пещера. Сознание прояснилось. Где бы я сейчас ни была, мне, похоже, лучше, чем остальным, – я хотя бы жива. Ой, поторопилась обрадоваться – я сижу на каменном полу, вокруг бегают крысы, и я в кандалах. Боже, где это я? Еще раз напрягла память: пещера, Крот тянет вниз, я падаю и умираю. Или не умираю? Похоже, выжила. Но… где я? В сознании всплыл недавний кошмар: я лежу на берегу реки, мне холодно, жутко болят лицо и руки, потом какие-то люди подбегают и, схватив, куда-то волокут меня. Я вяло сопротивляюсь. Дальше – повозка, кандалы и тюрьма. Крот бы оборжался! Кстати, а где Крот?

Я осмотрелась и обомлела. Если это тюрьма, то какая-то неправильная. Нет, по части решеток и камер всё в порядке, они есть. Но выглядит всё так, будто я в средневековом замке, или вокруг декорации, изображающие замок. Хотя, нет, здесь сплошной натурализм, тут тебе и крысы, и кандалы и кости на полу. Кости!!! Блин, где я? Заберите меня отсюда и верните туда, откуда взяли! Скрипнула дверь, в проеме показались две долговязые фигуры, которые, схватив меня, опять куда-то поволокли. Да что ж мне так везет?!..

Меня привели в комнату без окон, посадили на табурет, сняли кандалы, скрутили спереди веревкой руки и ушли. Напротив, спиной ко мне, стоял высокий человек в черной мантии. Обернувшись, он некоторое время разглядывал меня как нечто любопытное, но неприятное. Потом заговорил. И тут я поняла, что у нас с ним проблемы. Вернее, у меня: я ни черта не понимала, что он говорит. А он говорил громко и напористо, видимо, стараясь меня запугать. Жаль, не оценю. Мне стало неинтересно. Я перестала прислушиваться и стараться вникнуть в смысл речи.

Прервав монолог на очень высокой ноте, он вдруг замолк. Я перестала разглядывать потолок и перевела взгляд на него. О, видимо у человека давление зашкаливает, нужен доктор!

У мужика вздулись вены на висках, он начал что-то быстро и громко выкрикивать, затем, неожиданно для меня, подбежав ближе, ударил со всей дури. Мгновенно оказавшись на полу, я почувствовала, как меня пронзила острая боль. Тело будто налилось свинцом, в глазах стоял туман, а стук сердца прямо-таки оглушал. С трудом встав на колени, я тяжело оперлась о ножку стола, недоуменно уставившись на этого психа, понимая, что не могу закрыть глаза и избавиться от этого безумного кошмара. «Нет, ну, если ты придурок, почему это должно стать моей проблемой?» – с какой-то отрешенностью подумала я. А мужик, не прекращая орать, выудил из своей мантии большущий крест и кинулся на меня. Вот повезло: еще и фанатик! Ненавижу их! И чего ему от меня нужно? Сказал бы по-человечески, а то орет как свинья недорезанная. Кстати о недорезанных: легким движением руки этого психопата крестик превратился в кинжал с тонким длинным лезвием, и сейчас, судя по всему, меня им будут убивать. Я взвизгнула и еле успела рвануться в сторону, машинально выставив ногу, о которую этот ненормальный благополучно споткнулся и, пролетев мимо меня, опрокинул табурет и врезался в стену. Если он не угомонится, что вряд ли, – мне конец. Я слишком слаба, чтобы сопротивляться.

Вскочив на ноги, неожиданно для себя опередив в этом мужика, бегло окинула взглядом стол. Ничего из колюще-режущих предметов на нем не было. В глаза бросился подсвечник. Быстро схватив его, я, с каким-то болезненным удовольствием отметила, что он очень тяжелый – и обернулась к психу в ожидании дальнейшего развития событий. Псих быстро оклемался от встречи со стеной и пошел на меня с крестом-кинжалом. Я не стала ждать и, замахнувшись подсвечником, ударила. Я не рассчитывала, что удар будет такой силы. Он тоже. Это читалось в его широко раскрытых глазах. Секунды две читалось. А потом взгляд замер и остекленел.

Первое, что пришло мне в голову после убийства: за дверью стража. Однако их не привлекли громкие крики, видимо, это было обычным делом при допросах. С двоими я точно не справлюсь. Меня охватила дрожь, и стало как-то зябко. Захотелось поскорее убраться отсюда куда-нибудь. Надо было торопиться – неизвестно, сколько времени тут у них по плану должны длиться допросы. Разрезав веревку, стягивавшую руки, уже ненужным покойному кинжалом, я решила проверить, нет ли здесь запасного входа, точнее выхода. Всё равно куда. Взяла уцелевшую свечу с того самого подсвечника и стала обходить комнату вдоль стены. Смутно промелькнуло осознание того, что я только что сделала, но я тут же решительно задвинула подальше все мысли и чувства, кроме основного инстинкта – выжить! О душе подумаю как-нибудь потом! У одной из стен пламя задрожало, и я вздохнула с облегчением. Нащупав дверь, попробовала открыть ее – не получилось. Машинально направилась к остывающему телу, с трудом перевернула его и, брезгливо скривившись, стала рыться в одежде. Связку ключей нашла не сразу, а основательно повозившись, уже потеряв было надежду, что смогу выбраться из этой комнаты. Подумав, сняла с трупа плащ, рассудив, что прежнему владельцу он уже не нужен, а мне, возможно, еще послужит. Застегнувшись, и взяв крест, так, на всякий случай, я загасила свечу и сделала шаг за дверь.

Подземный коридор вывел меня к лесу. Видимо, покойный чего-то опасался и благоразумно подготовил путь к отступлению, но это ему не помогло. Пробираясь по лесу, я решила наконец заняться нелюбимым делом – подумать. Итак... Мой мир, скорее всего, уже не существует. Жаль, хотя для меня он умер уже давно, года два назад. Нахлынуло загнанное глубоко внутрь ощущение потери, бессилия и одиночества, но я постаралась взять себя в руки и продолжить оценку ситуации: я в лесу, в месте, совершенно отличном от всего, что я знала до сих пор. Замок, из которого я выбралась, напоминает средневековую постройку, и, как я уже отметила, это не декорации к фильму. А тот псих в мантии очень уж смахивал на инквизитора (вспомнились рисунки в учебнике по истории за четвертый класс и исторические фильмы). Напрашивается вопрос: где я? Вариант первый: я в прошлом своего мира и попала сюда, угодив в пещере в какой-то провал во времени. Вариант второй: провалившись в некий портал, я попала не в свой мир, а в параллельный. Достаточно начитавшись научной фантастики и насмотревшись фэнтези (благо, киноиндустрия на месте не стояла), я допустила и такой вариант. Господи, да можно допустить всё что угодно! А что лучше для меня…? Да бог его знает. Если в пéрвые же минуты пребывания вне дома меня приняли за ведьму (а иначе за что посадили в камеру и пытались допрашивать?), то страшно подумать, чем может закончиться мое дальнейшее знакомство с этим миром. Я не знала местных обычаев, языка, к тому же, закутанная в плащ покойного инквизитора, я буду привлекать повышенное внимание, куда бы ни пришла. Кто мне поможет? И куда делся Крот?

Смеркалось. Начал накрапывать дождик. А я всё брела, ускоряя шаг. Мне хотелось оказаться как можно дальше от этого места, а там – будь что будет. С каждым шагом меня всё больше охватывала усталость, болело всё тело, особенно руки и лицо. В запале схватки с инквизитором я как-то перестала замечать это, а теперь боль вернулась и толчками разливалась по всему телу. Накатили слабость и безразличие. Хотелось спать, и было всё равно где, да хоть на мокрой грязной земле! Преодолев всё же искушение растянуться под ближайшей елочкой, я продолжала идти. Мелкий дождик постепенно превратился в ливень, и я уже с трудом стояла на ногах – от усталости в них и грязи под ними. Я упала на колени и замерла, подставив прохладным каплям горящее лицо. Когда я очнулась и открыла глаза, было уже темно, на небе ни звездочки, в желудке скребли кошки, быстро и уверенно приближаясь к горлу. Я почувствовала голод, холод и назревающую ангину – чудесно! Выбравшись из передряги в своем мире, я окочурюсь в другом! Потом я услышала вой, лай и голос, звавший кого-то. И тут я потеряла сознание.

Очнулась я в полной темноте, болел каждый миллиметр моего тела, руки и ноги не двигались, голова не соображала. В общем, жизнь хороша и жить хорошо... Когда глаза чуть привыкли к темноте, я разглядела причину паралича. На мне лежал волк. И, я бы сказала, не волк, а волчара, с огромной лобастой головой и тяжелыми лапами. Когда я попыталась пошевелиться, волчара повернул ко мне голову и... улыбнулся. Ей-богу улыбнулся! То ли от сытости, то ли предвкушая удовольствие пообедать мною. Но прошла минута, другая – мой лохматый приятель не проявлял никакой агрессии. Наоборот, лизнул в нос, а я машинально почесала его за ухом. Раздалось довольное урчание, и волк перевернулся на спину, подставляя мне свое брюхо. Но, видимо, не рассчитав размера «кровати», с визгом скатился на… пол. На пол!? Я осмотрелась. Небольшая комната, стол, два стула и кровать на которой я, собственно, и лежала. С пола послышалось недовольное ворчание. Я невольно улыбнулась. Если закрыть глаза, то можно вообразить, что ты дома, счастлива и ничего не случилось, и не было этих двух лет боли и слез, а рядом с тобой спит твоя собака, и скоро мама позовет ужинать, и все живы, а... Нет, хватит! Ничего уже не вернешь!

Дверь в комнату открылась, и на пороге появилась чуть сгорбленная фигура человека со свечой в руке. Мужчина, скорее старик, переступил порог и поставил свечу на стол. Роста он был выше среднего, седой, из-под густых бровей блестели не по-старчески ясные голубые глаза.

– Лохматый, не тревожь нашу гостью, она устала, и ей надо отдохнуть, – пробурчал он на РУССКОМ ЯЗЫКЕ.

– Господи, откуда вы знаете этот язык? – вскричала я, попытавшись встать с кровати. Но Лохматый был проворнее. Он положил мне на плечо голову, не давая подняться и требуя внимания к себе.

Старик с интересом глянул на меня, прищурив глаза, и с хитрецой спросил:

– А ТЫ откуда знаешь язык моего мира?

И тогда я поняла две вещи: во-первых, я не в средневековье, а если в нем, то – в чужом, во-вторых – я встретила земляка, а точнее – одномирянина.

Дед Корней (так звали хозяина) угощал меня крепким чаем с пирожками и посвящал в историю своей жизни.

Лет сорок назад он и еще несколько человек из его поселка принялись «разрабатывать» давно заброшенную шахту на предмет ценных металлов. Золота и серебра так и не нашли. Зато нашли проблемы на одно место. На них кто-то донес, а так как КГБ в шестидесятые еще никто не отменял и сесть можно было даже за чих в неположенном месте, то в сложившейся ситуации не сбежал бы из родного поселка только ленивый. А среди доморощенных шахтеров таких не оказалось. Напоследок дед решил вернуться в шахту за инструментом (всё-таки денег стоит!). И попал. В прямом смысле – в параллельный мир. И живет здесь, как я уже сказала, лет сорок, может больше, кто ж сейчас скажет точно? Живет тихо, неприметно. Собирает травы, выращивает овощи, не лезет на рожон. Ему не привыкать – как-никак в совдепе рос. А жизнь здесь непростая. Что-то уж слишком отличается мирок от своего собрата по параллельности. Нет, с доносчиками, разбойниками и прочими сволочными элементами тут всё в порядке. Этого добра хватает. А вот насчет развития и прогресса (ну, как у нас – догнать и перегнать) – это здесь отсутствует. Более того, прогресс не только не поощряется – всячески наказывается. Никаких тебе новшеств и изобретений, ничего, что хоть как-то облегчало бы жизнь людей труда.

– Ну хоть колесо-то изобрели? – сыронизировала я.

– Колесо-то – изобрели, а так же порох, компас, печатный станок, - дед усмехнулся, – но после того, как к власти пришел предок нашего Императора, все изменилось. Сперва церковь взяла под контроль все области науки и техники. Изобретения уничтожались, а сами изобретатели предавались анафеме, а чаще смерти. ОНИ захотели контролировать все… В этом мире то, что не одобрено Первосвященником есть грех. Любая мало-мальски полезная придумка наказывается достойно: очищением святым огнем.

При этих словах я невольно поморщилась. Слишком свежи были воспоминания.

Дед Корней между тем продолжил.

– Поэтому люди сидят тихо, никуда не лезут и иногда доживают до преклонных лет. Ну, а чаще, конечно, заканчивают более трагично: на дыбе или костре – для устрашения остальных. Виновен ты или нет – дело десятое. Великий Инквизитор Квазара – так называется столица этого государства и само государство – слывет наиболее ревностным поборником чистоты веры и сжигает грешников десятками в день.

«Да, – подумала я, – работа у человека была сложная, ненормированная». Я уже догадалась, чей плащ позаимствовала, и решила как можно незаметнее избавиться от этой улики.

Вот недавно прошел слух, что у озера Мара демона схватили. Ну, и Великий Инквизитор пожелал самолично допросить отродье. Чем дело закончилось в деревне, откуда вчера вернулся дед, еще не знали. Тут дед прервал свой рассказ и посмотрел на меня:

– Не пужайся внучка, крест я спрятал в лесу – так, что сам уже не найду, а мантию я сжег. Живи спокойно, здесь тебя не тронут.

– Но меня могут узнать в лицо, меня же видел не только тот псих, а и стражники, да и еще целая куча народу.

Дед, вздохнув, поднялся с табурета и подошел к столу. Покопавшись там, он извлек предмет очень похожий на привычное зеркало и, глядя на меня с некоторым сожалением, протянул его мне. Я с трудом взяла зеркало и посмотрелась в него. И мне стало понятно, почему дед выглядел таким расстроенным, когда подавал мне его. На месте лица был ожог, уж не знаю какой степени, но то, что мне предстоит еще долго избегать зеркал и людных мест, это было ясно. Гибель моего мира оставила след не только в душе, но и на теле.

Когда-то я была обычной девушкой: рыжие волосы, глаза непонятно какого цвета (то ли серые, то ли голубые) и очень бледная кожа лица – ничего особенного. Я даже слегка комплексовала по поводу своей обычности. Теперь же у меня не было даже этого. Цветом лицо напоминало спелый помидор, и краснота сходить, по-видимому, не торопилась. Переведя взгляд с лица на ладони, я ужаснулась. Если по поводу лица еще можно было на что-то надеяться, то ладони мне, по всей видимости, придется прятать всю оставшуюся жизнь.



٭٭٭



Шли недели. С дедом Корнеем мы легко нашли общий язык. Говорили о многих вещах, прежде всего – о переменах на нашей родине. Дед слушал меня, широко раскрыв глаза, руки его подрагивали от волнения. И, несмотря на то, что я, как могла, сглаживала острые факты нашей истории, на деда услышанное произвело огромное и неоднозначное впечатление. Хоть его миром давно стал другой мир, он всё же часто вспоминал о том, что было потеряно так внезапно. Корней часто рассказывал мне местные сказки и легенды, а мне нравилось слушать его и вспоминать: я возвращалась мысленно в прошлое, к теплу и уюту родного дома, и чувствовала себя почти счастливой. Волк не отходил от меня ни на шаг, и я знала, что в его особе я обрела надежного друга. Как же я хотела, чтобы это никогда не кончалось! Постепенно я стала понимать чужой язык и даже пыталась связно говорить. Кажется, деда это веселило, но он исправно несколько часов в день посвящал занятиям со мной. Письменная речь у меня выходила чуть лучше устной, что вызывало гордость: у него – как учителя, у меня – как ученицы. Месяца через четыре я уже могла прилично говорить, не вызывая подозрений, но интригуя интересным выговором. Всё это время я никуда не выходила, а дед, живя уединенно, практически ни с кем не виделся, но на всякий случай пустил слух о якобы приехавшей погостить внучке. Похоже, на это клюнули, так как меня до сих пор никто не пытался использовать в качестве хвороста для костра. Моя внешность постепенно стала принимать привычный вид, точнее – цвет лица вернулся от темно-бордового к бледно-розовому, шрамов практически не осталось. Благодаря травкам и примочкам деда Корнея заживление происходило быстрее, чем я могла надеяться. К моему счастью, ожоги оказались не такими серьезными, как выглядели вначале, а вот свою положительную роль в маскировке сыграли. Кто признает в бледной девице краснолицего демона? С ладонями повезло меньше: краснота и опухоль исчезли, но шрамы остались, переплетясь к тому же в такой заковыристый узор, что мы с дедом справедливо решили никогда и никому их не демонстрировать. Под чутким руководством деда я сшила себе тонкие и, по-моему, довольно стильные перчатки и не снимала их даже дома.

Иногда я выходила прогуляться, но только по ночам, опасаясь случайных взглядов. Хотя, какие взгляды? Мы ведь жили в лесу, куда никто не заходил. Мне нравилось прогуливаться по этому незнакомому, чужому миру. Растительность не сильно отличалась от той, к которой я привыкла. Лес состоял исключительно из елей насыщенного зеленого цвета, сосен я здесь не встречала. Животных видела редко, да и те при виде постоянно сопровождавшего меня Лохматого предусмотрительно соблюдали безопасную дистанцию. Изредка по ночам я сидела у костра на поляне недалеко от дедовой избушки и старалась разобраться в себе. Ночные мотыльки и комары кружились над лесной поляной, привлеченные светом моего костра. Что я чувствую к этому миру кроме опасения и страха перед неизвестностью? Наверное, здоровое любопытство: не каждому ведь представляется возможность заглянуть в другой мир, возможность, от которой я с радостью отказалась бы. И всё время во мне не умирало непреодолимое желание вернуть назад всё, что было у меня отнято.

А еще я читала. У Деда Корнея, на удивление, оказалась довольно неплохая библиотека. Видимо, советское воспитание и происхождение из «самой читающей страны» сыграли свою роль. Вот только доберись до этих книг инквизиция!.. Я часто спрашивала его, каким чудом он добыл их, ответом были лишь хитрая улыбка и предложение попить чайку. Видимо, деда не всё рассказал мне о своем таинственном прошлом. Книги открывали историю неизвестного мне мира, и я дивилась необычайной способности некоторых личностей подстраивать жизнь под собственные интересы. Я узнала из книг, что лет двести назад, во времена разрухи и мракобесия, пришел сильный и отважный муж, который совершил бесконечное число подвигов, а затем благосклонно принял в благодарность от счастливых жителей трон Квазара. Впоследствии, расширив территорию страны с помощью военных операций, он создал империю, охватившую практически полмира. Именно правление Лори Мужественного подарило государству прогресс и светлое будущее. Сочетание прилагавшегося изображения сего мужественного господина с ощущением на собственной шкуре самогó прогресса озаботило меня вопросом: а так ли уж плохо было до его прихода, а если и было хуже, то насколько?

В других книжных источниках я нашла подтверждение своим подозрениям.