Идеальная подстава. Вергилия Коулл

Часть 1. Барт

Сама не знаю, какой черт дернул меня поехать с Бартом.

Хотя какая здравомыслящая женщина бы на моем месте не поехала? Знакомьтесь: Барт, сокращенно от Бартоломей (вот так с фантазией его родители подошли к выбору имени). С простой русской фамилией Иванов. Тридцати трех лет от роду. Два метра ростом. Пшеничные волосы. Незабудковые глаза. Квадратная челюсть. Руки, которыми можно гнуть рельсы. Ноги, которыми только забивать одиннадцатиметровый. И все это великолепие, гладковыбритое и затянутое в льняной костюм, каждое утро являлось в мой офис дразнить одним своим видом меня и всех остальных женщин.

На самом деле, офис, конечно же, был его, Барта. И это я являлась сюда, чтобы день за днем выполнять обязанности секретаря, а, проще говоря, сидеть за потертым лакированным столом перед дверью кабинета начальника, в сотый раз разглядывать портрет Лермонтова в треснувшей рамке на стене напротив и изредка отвечать на звонки. Да-да, насколько холеным выглядел владелец нашей конторки (айфон последней модели и неудержимая любовь к спорткарам), настолько пыльными и затертыми были три комнаты снимаемого помещения в промышленном районе (курьерские услуги, пять дней в неделю, доставка за короткий срок даже в пригород, наши операторы работают для вас).

Иногда я задумывалась, зачем Барту вообще тратить время на подобное занятие? Дела у нас шли ни шатко, ни валко. Качество услуг, говоря языком бизнеса, не соответствовало заявленной цене (в пригород, да по пробкам? Ну, неужели, кто-то еще верит, что туда можно быстро добраться?). И однажды я пришла к выводу, что, скорее всего, Барту просто скучно живется. Именно поэтому он приезжал каждый день к восьми утра, с вежливой улыбкой проходил мимо меня и запирался в своем кабинете до пяти вечера. Там стоял широкий кожаный диван, я видела. Наверняка начальник просто спал. Правда, время от времени к нему с такими же вежливыми улыбками приходили незнакомцы в таких же льняных костюмах. В обязанности секретаря входит приносить чай или кофе и угощать посетителей. Но меня никогда об этом не просили. Я думаю, Барт просто меня стеснялся.

Знакомьтесь: я. Девушка с высшим образованием, с простым русским именем Мария и замысловатой фамилией Гегельнштайн. Не замужем и никогда там замечена не была. Владею навыками скоропечатания и виртуозно умею ругаться с диспетчерами из службы доставки питьевой воды, благодаря чему бутылки в кулере никогда не стоят пустыми. Почти длинноногая блондинка, если бы не рост метр шестьдесят и последняя неудачная окраска хной. Люблю юбки-карандаши и блузки с кружевами, выгодно придающими объем в том месте, где должна быть грудь. Согласна, не тот вариант, которым можно похвастаться перед деловыми партнерами. Но, подозреваю, на ту зарплату, которая предлагалась, согласилась только я.

В тот день к Барту снова приходили «костюмчатые». Я подпиливала ногти, со скучающим видом наблюдала, как по нежному овалу лермонтовского лица ползает муха, когда из кабинета начальника послышался грохот. Это насторожило. Отложив пилку, я вся обратилась в слух. Звук повторился. Кто-то большой и тяжелый явно сверзился на пол.

Рука сама собой потянулась к кнопке коммутатора.

– Бартоломей Иваныч? Все в порядке?

– Да пошли вы на х…! – раздался из-за двери громоподобный голос Барта. Всегда вежливого Барта! Барта, вежливого до зубовного скрежета!

Я вздрогнула, но оскорбиться не успела: он обращался не ко мне. Это стало понятно, когда дверь распахнулась, и оттуда вылетел один из «костюмчатых». Второй поспешил выйти на своих двоих, прижимая к груди растерзанную папку с торчащими в беспорядке бумагами. Я с подозрением прищурилась. Что могло довести Барта до белого каления?

Хозяин кабинета возник на пороге. Его глаза метали молнии, верхняя пуговица на пиджаке болталась на одной нитке. Икона стиля с оторванной пуговицей! От удивления моя челюсть поползла вниз.

– Еще раз об этом услышу… – с угрозой прорычал Барт вслед посетителям.

И тут произошло то, что окончательно меня добило. Человек с документами подхватил под локоть своего спутника и помог тому подняться, потом обернулся и бросил короткое:

– Магистр будет вами недоволен.

И все. Барт переменился в лице. Его взгляд потух, а плечи ссутулились. Я почувствовала себя свидетелем, который услышал слишком много, и невольно вжалась в кресло. Кто такой этот Магистр? Что за зловещая кличка? И почему двухметровый Барт при звуке этого имени растерял былую ярость? Они что там, наркотой приторговывают, а Магистр – их «крыша» из прокуратуры?

– Хорошо, – тихим голосом проговорил мой начальник. – Пришлите на электронку адрес и схему проезда.

«Костюмчатый» удовлетворился согласием, кивнул и скрылся за дверью. Оттуда сразу же появилась Шурочка – одна из наших операторов. Тряхнув модными каштановыми локонами «голливудская волна», она оглядела нас с Бартом. По всей видимости, заметила в его лице нечто такое, от чего поспешила юркнуть обратно. Ну все, теперь допрос с пристрастием в курилке мне обеспечен.

Мы остались наедине. Я сидела, боясь даже пикнуть. Так и знала, что шеф занимается темными делишками. Мама дорогая! Лучше бы и не знала. Попрут меня теперь с работы, и это только в лучшем случае! Я представила себя замотанной в полиэтилен и закопанной где-нибудь в лесу и шумно сглотнула.

Барт, по-прежнему загораживающий собой весь дверной проем, перевел на меня взгляд. В два шага оказался у моего стола. Я уставилась на него снизу вверх, стараясь выглядеть как можно невиннее. Некоторое время он смотрел сквозь меня. Вполне себе привычный взгляд. Я даже начала потихоньку успокаиваться.

– Мария Николаевна, сегодня вечером вы едете со мной.

– Куда? – проблеяла я, чувствуя, как холодная волна стекает вниз по позвоночнику.

Взгляд незабудковых глаз стал более осмысленным, прошелся по мне сверху вниз, совсем не задержавшись на груди. Мда. Ну не красотка я, что поделать.

– В командировку. Не волнуйтесь, все будет оплачено по закону.

– Я… не волнуюсь.

Ну да, конечно. Ну, просто ни капельки не волнуюсь. Вот сейчас в обморок рухну, а так – нет, нисколечко. Божечки, надо бежать из города.

Барт постучал кончиками пальцев по краю стола, на его лице проступило сомнение.

– И наденьте что-нибудь… – он запнулся, подбирая слова, – удобное.

– Удобное?!

– Удобное, – повторил Барт с нажимом. – То, в чем вы сможете быстро бегать.

И вдруг порывисто наклонился ко мне, от чего пиджак натянулся на крепких плечах, и буквально выдохнул в лицо:

– Клянусь, что в обиду вас не дам. Но побегать придется.

Мне захотелось умереть прямо в этом кресле. От наслаждения, естественно. Но пока я закусывала губу и тяжело дышала, Барт уже выпрямился, отвернулся и исчез в кабинете.

Что бы вы сделали, если мужчина, который никогда-никогда на вас не посмотрит просто потому, что имеет слишком большие возможности выбирать из более длинноногих, более красивых и более модных, пригласил бы вас в командировку?

Я бегала в одном белье по квартире (ничего особенного, «однушка» как «однушка», без евроремонта и, вообще, ремонта как такового) и не знала, за что хвататься.

– Мария! – не слезая с подоконника, где курила в форточку, пробасила Аллочка, моя соседка по лестничной клетке и приятельница. – Остепенись. Ты же женщина!

Светло-голубые занавески слабо колыхались на сквозняке, гармонируя с ее синим халатом «в подсолнух».

– Я – старая некрасивая больная на голову женщина, – отозвалась я и продолжила бег по кругу.

Аллочке, конечно, хорошо рассуждать. Будучи дамой внушительных размеров, с обесцвеченной до почти прозрачного оттенка шевелюрой и едва заметными усиками над верхней губой, она никогда не знала отказа у мужчин. Подозреваю, что своих любовников подруга брала боевым нахрапом и сумасшедшей уверенностью в себе. И еще большой грудью. Когда Аллочка смеялась или была возмущена, грудь колыхалась так, что, казалось, жила своей жизнью на теле этой женщины.

– Мария! – в такт баску Аллочки заколыхалась ее грудь. – Ну, я-таки понимаю, почему в свои двадцать восемь ты старая. И могу понять, почему ты в этих труселях считаешь себя некрасивой. Но почему ты-таки больная?

– Потому что согласилась поехать с мужчиной мечты, который наверняка меня просто придушит где-нибудь под кустом за то, что я кое-что о нем знаю, – силы иссякли, и я, наконец, остановилась между синей спортивной сумкой, куда складывала вещи, и распахнутым шкафом.

– Ну-таки не едь!

– Ну-таки не могу! – передразнила я подругу. – Не могу отказать ему. Я уже согласилась.

На самом деле, Барт не спрашивал. Он просто сказал, что я еду с ним, а у меня язык не повернулся даже возразить. Чуть позже начальник вызвал меня по коммутатору и сказал, что заедет вечером, и что, на всякий случай, стоит приготовиться к поездке на два дня с ночевкой. После этих слов я не помнила, как добралась домой. Но в маршрутке мои мысли о Барте то и дело скатывались в непристойное русло.

– Мария! – снова прогремела Аллочка. Она выкинула в форточку окурок и подкурила новую сигарету. Тоненькая белая трубочка смотрелась чужеродно в пухлых украшенных золотыми кольцами пальцах подруги. – Ты-таки определись. Если ты едешь, то не делай мне тут мозг. Если ты не едешь, и он правда такой красавчик, как ты говоришь, то ты-таки выжила из ума, женщина!

– Я еду, – выдохнула я и опустила голову, – я определенно еду.

– Тогда переодень эти труселя. Он-таки будет с тобой спать!

Я не знала, чего боюсь больше: того, что Барт меня прикопает живьем в лесу, или того, что «он будет со мной спать». Что я ему скажу? Нет, говорить, наверняка, придется мало, но потом, на утро, что я ему скажу? И как вообще он будет со мной обращаться после этого? Божечки, зачем такая, как я, ему понадобилась? Вот вопрос на миллион.

– Он не будет со мной спать, – проворчала я, – мы едем в командировку. Это связано со странными людьми, которые приходили. Но, может, ему там нужна секретарша? Фиксировать ход переговоров. Кофе приносить.

Ну да. Я ему в офисе-то кофе ни разу не приносила.

– В командировке все друг с другом спят! – отрезала Аллочка. – И ты-таки будешь дурой, Мария, если не воспользуешься ситуацией!

– Я не такая смелая, как ты, Аллусь.

– Главное, чтобы была такая же сексуальная! – захохотала подруга.

Глядя на ее ходившую ходуном грудь, я закручинилась еще больше. Сексуальная. Ага, как же. Нет, у меня ровные ноги и зубы. И густые волосы. Но сексуальная…

Я мельком посмотрела в зеркало на свою плоскую фигуру.

– Труселя переодень! – гаркнула Аллочка. – Мария, ты же женщина! Надень воздушное, кружевное, красненькое.

Я закрыла глаза и вздохнула. Эх, была не была…

Когда ровно в полседьмого вечера я хлопнула тяжелой металлической дверью подъезда и вышла на улицу, на мне было воздушное, кружевное и красненькое. А поверх него – джинсы с заниженной талией и слишком короткая бордовая футболка, открывавшая полоску живота над поясом. Аллочка сказала, что костьми ляжет поперек порога, если не надену это. Правда, такую красоту я спрятала от глаз людских под своей обычной темной курткой до середины бедра. Октябрь, как-никак.

Стоя на ступеньках и перекладывая сумку из руки в руку, чувствовала себя старшеклассницей на первом свидании. Я вымылась так тщательно, как не мылась, наверное, никогда в жизни. Нанесла любимые духи «для особых случаев», безумно дорогие. Уложила волосы так красиво, как могла. Меня можно было смело продавать в гарем к какому-нибудь арабскому шейху и получить за это много денег. И все ради мужчины, который ни разу не смотрел на мою грудь!

Будущее представлялось туманным. Среди вещей был спрятан томик «Сказки А. С. Пушкина» в твердом переплете. Слово тоже может убивать. И не только в переносном смысле. Хотя, положа руку на сердце, я не могла представить, как колочу Барта по голове тяжелой книгой. И даже не потому, что в нем два метра роста и под сто килограммов.

Потому что он странно на меня действует. Вот почему.

Однако видели бы вы, на чем приехал за мной Барт! Я-то ожидала его красную «Ауди Спайдер». Нежно-кремовый кожаный салон, в котором дышать боязно, а не то что садиться. Но во двор лихо завернул заляпанный грязью по самые двери темно-зеленый «УАЗик». Машина выглядела явно не новой. Это чудовище автопрома, предназначенное для любых дорог, кроме нормальных, притормозило аккурат напротив меня. Раздался короткий сигнал. В водителе я не без удивления узнала своего начальника.

Барт оделся под стать машине. Джинсы не первой свежести заправлены в высокие сапоги. Простая серая ветровка. И куда, скажите на милость, подевался льняной костюм с иголочки? Впрочем, и в такой одежде он смотрелся не менее соблазнительно. Этакий парень из соседнего двора, только улыбка чересчур белозубая и парфюм от «Армани». В том, что это не простая командировка я была уже уверена так же, как в том, что никогда прежде не ездила в «УАЗике». Подпрыгивая на каждой кочке, мы лихо выкатили со двора.

На город опускались сумерки. Мы миновали табличку с названием города – «Новоприморск» – и вырвались на трассу. Я облизнула губы, мысленно прокляла свою природную слабость к красивым мужикам и, наконец, решилась. Терять было уже нечего – машина свернула с освещенного шоссе и углубилась в лес. Из-за деревьев здесь казалось совсем темно. Барт уверенно удерживал «УАЗ» на разбитой проселочной дороге и размышлял о чем-то, ни разу не удостоив меня взгляда. В его багажнике, скорее всего, лежал черный полиэтиленовый мешок и лопата.

– Бартоломей Иваныч?

– М-м-м? – неохотно отозвался он.

– Мы ведь едем не в командировку?

– Почему же? В нее.

– Но зачем вам секретарь в лесу? Какие переговоры вы собрались вести? Чем я буду заниматься?

– Вы просто будете собой, – отрезал Барт, все больше теряя интерес к разговору.

– А кто такой Магистр?

Мне показалось, что Барт слегка вздрогнул. По крайней мере, мне удалось отвлечь его не только от мыслей, но и от дороги. «УАЗик» повело вправо, по крыше забарабанили ветки деревьев. Чуть подавшись вперед, мой начальник выровнял ход и нахмурился.

– Вы умная женщина, Мария Николаевна.

– Ну, так-то да… – протянула я, в замешательстве перейдя на говор Аллочки.

– Не лезьте не в свое дело. Если вы окажетесь полезны, получите щедрое вознаграждение. Надеюсь, это успокоит ваше любопытство.

Это был второй случай на моей памяти, когда Барт отступил от образа безупречно воспитанного джентльмена. То, как он резко поставил меня на место при упоминании загадочного Магистра, еще больше укрепило подозрения в темных делишках между ними.

Впереди замаячил высокий железный забор с яркими прожекторами по периметру. У ворот стоял вооруженный человек в камуфляже. Охрана, поняла я. Вот уж не знала, что в каких-то двадцати километрах от Новоприморска есть участок с пометкой «Частная собственность». За забором, как и вне его, виднелись деревья. Такое впечатление, словно кто-то просто отгородил себе гектар леса под индивидуальное лесничество. Ни домов, ни признаков наличия других людей я не заметила. Вот теперь мне стало совсем нехорошо.

Барт притормозил перед воротами. Охранник подошел, козырнул в окошко. Мой начальник вынул из внутреннего кармана куртки паспорт и протянул документ открытым на странице с фотографией.

– Ваше приглашение, господин Иванов, – с важным видом покачал головой охранник.

Приглашение? Мы что, на званый ужин едем? В лес?!

Вместо ответа Барт снова полез в карман и достал оттуда банкноту с портретом американского президента и цифрой «100» по углам. Охранник без колебаний смял деньги в ладони и перевел взгляд на меня.

– У вашей спутницы тоже должно быть приглашение.

«Срубив», таким образом, еще сотню, он от нас отстал. У ворот стоял небольшой домик. Охранник зашел внутрь. Раздался противный звук зуммера, и ворота с тихим гудением отъехали в сторону. Барт ударил по газам, а я вжалась в сиденье. И какой черт дернул меня поехать?

Дорога между деревьев привела нас к особняку на лужайке. Прожекторы, такие же яркие как у ворот, освещали его по фасаду. Несмотря на прохладную погоду все окна на первом и втором этаже были открыты, и оттуда слышалась громкая музыка и смех. У входа стояли два охранника. Я с подозрением покосилась на Барта. Уж не Магистр ли владелец жилища? Неужели мы пожаловали в гости к этой загадочной личности?

Барт заглушил мотор и тоже посмотрел на меня. Прежде чем я успела открыть рот и задать очередной вопрос, заговорил:

– Мария Николаевна, сделайте одолжение.

С этими словами он взял с заднего сиденья свою сумку и открыл ее. В руке я увидела потертую походную флягу. Скрутив крышку, Барт протянул ее мне.

– Выпейте.

– Что там?

– Фирменная настойка моего деда. Вам понравится.

Из горлышка фляги понесло спиртом. Я отшатнулась.

– Простите, Бартоломей Иваныч, но я не пью на работе. Я вообще не пью. Только по особым случаям.

– Боюсь, этот случай настал, – в его незабудковых глазах загорелся недобрый огонек. – Выпейте. Потом такой возможности не будет.

– Но я…

Он схватил мою руку и с силой впихнул флягу в пальцы.

– Пейте. Потом еще «спасибо» скажете.

Под таким давлением мне не оставалось ничего другого как поднести флягу к губам. Я словно глотнула жидкого огня. Настойка дедушки?! Неразбавленный технический спирт! Вот что это было такое! На глаза навернулись слезы. Я широко открыла рот, выдавливая из себя полное страдания «кха-а-а».

Барт не проявил ни капли сочувствия. Отобрав флягу, он тоже сделал пару глотков, тоже выдал «кха-а», только более сдержанное и мужественное, затем закрутил крышку и убрал флягу под сиденье. Меня удивило, что он не берет выпивку с собой. Но долго удивляться я не стала: все тело окутало приятное тепло, а мысли наполнило веселое безразличие к проблемам. Теперь, когда мы «упаковались» спиртом перед вечеринкой, я была готова к чему угодно.

Едва Барт взял наши сумки и вышел из машины (я просто выпала на четвереньки, но он, как настоящий джентльмен, сделал вид, что не заметил), к нам подбежал невысокий паренек в кепке и комбинезоне. Забрав у моего начальника ключи, он сел за руль и умчал «УАЗ» в неизвестном направлении. Я хмыкнула и сдула с лица прядь волос. А тут еще и парковщики имеются!

Барт подхватил меня под локоть и потащил к особняку. Его походка была слишком твердой для человека, хлебнувшего технического спирта, и я даже позавидовала такой стойкости. Охранники посмотрели на нас, но мешать не стали. Двери открылись…

…и я оказалась в царстве золота и хрусталя. В большом фойе так ярко светили люстры, что пришлось зажмуриться. Женщины в прекрасных вечерних платьях прогуливались между фуршетными столами с бокалами в руках. Мужчины оделись не в пример проще. Джинсы, пиджаки с закатанными рукавами, свитера – Барт вполне слился с контингентом. В отличие от меня. «Наденьте что-нибудь удобное», – просил начальник. Угу. И теперь я как дура в джинсах посреди толпы красавиц-моделей в шелке и шифоне.

– Почему вы меня так подставили? – проворчала я.

– Как? – не понял Барт. Он крутил головой, явно разыскивая кого-то в толпе.

– Просили одеться как в поход. Я не вписываюсь в общество!

Он на миг отвлекся, чтобы смерить меня взглядом сверху вниз.

– Вы и не должны вписываться, Мария Николаевна. Вы сюда не подруг искать приехали.

Я смутилась. Ну конечно, мы приехали по работе. Но если Барт всегда стеснялся меня в офисе, неужели ему самому будет приятно, когда его секретаря обсмеют на светском рауте?! От меня наверняка еще и спиртом несло за три версты. И коленки я испачкала, когда выпала из машины. Мда. Ничтожество – мое вечное амплуа.

Я видела, какие взгляды кидали на Барта модно одетые «шпалы». Такие же сверкающие лоском как он. На какой-то миг даже почувствовала себя гномом в этом царстве высоких и красивых. Жаль, что я – не Аллочка. Та хотя бы была заметна в ширину.

Неожиданно все замерли и повернули головы влево. Я почувствовала, как напрягся Барт, и тоже вытянула шею. В сопровождении двух мужчин появился хозяин дома. Его властные жесты и манера держаться говорили сами за себя. Гости безмолвно уступали путь. И этот путь вел к нам.

Хозяин тоже был высоким, но не таким крупным, как Барт. Скорее худощавым. На лице с высокими скулами сияли умные темные глаза. Рот показался мне довольно чувственным. Прямые волосы, чуть длиннее общепринятой нормы, падали на лицо и уши. Узкую грудную клетку обтягивал черный пиджак с шелковыми лацканами. На стройных бедрах небрежно «висели» джинсы.

И он нам не обрадовался.

– Что я тебе сказал в нашу последнюю встречу? – прорычал мужчина.

По одному его щелчку подручные бросились к Барту. На моих изумленных глазах начальника скрутили, дали подсечку и хлопнули щекой о ближайший стол так, что попадала посуда, удерживая в согнутой позе, пока хозяин дома неторопливо обошел и рассмотрел его со всех сторон.

Барт не сопротивлялся.

Я мгновенно протрезвела и впервые порадовалась, что не так-то заметна среди людей ростом от ста семидесяти и выше. Страшно подумать, что мой зад торчал бы сейчас рядом с великолепными ягодицами начальника. А все вокруг так же стояли бы и пялились.

– Ну? Так ты помнишь? – хозяин особняка остановился. – Или память отшибло?

– Ты сказал, что прикончишь меня, если снова увидишь, – прохрипел Барт.

Я сглотнула. Неудивительно, что он так орал на «костюмчатых». Похоже, моего начальника попросили поехать на вечеринку, где ему не рады.

– И почему я не должен сделать это сейчас? – продолжил мужчина.

– Да я потусить сюда просто приехал! Не по твою душу, не волнуйся! – Барту удалось сохранить в голосе ироничные нотки даже в таком невыгодном положении.

– Потусить, говоришь? – хозяин особняка прищурился, а затем едва заметно кивнул.

Пока один из его подручных удерживал Барта за шею, второй сорвал с моего начальника куртку. Женщины ахнули. Я икнула.

На широкой спине поверх светлой футболки красовался целый арсенал. Два пистолета в кобуре, несколько ножей, еще что-то круглое и металлическое непонятного мне предназначения. Теперь все стало ясно. Барт – киллер. Наемный убийца. Вот вам и прикрытие в виде курьерской конторки. Вот вам и постоянное паломничество «костюмчатых» заказчиков.

Оставалась непонятной лишь моя роль в этом светопреставлении и роль загадочного Магистра. Хозяин особняка на такое звание не тянул по одной простой причине. «Костюмчатые» говорили, что Магистр будет недоволен, если Барт не поедет. Мужчина с темными глазами, встретивший нас, разозлился, что Барт приехал. Кем же тогда является хозяин дома? Целью? Жертвой? Если так, то моему начальнику лучше бы рекламировать нижнее белье в журналах, чем работать киллером. Слишком уж глупо попался.

Пока я строила догадки, Барта разоружили. Прохлопали по ногам, чтобы определить, не спрятано ли оружие под джинсами. Наши сумки стояли неподалеку. Разворошили и их. Несмотря на волнение, я едва сдержала улыбку, когда увидела среди вещей Барта томик Достоевского «Преступление и наказание». Толстенная книжица. Неужели собирался почитать на досуге, раз уж мы планировали остаться тут с ночевкой?

– Разве так ходят в гости? – заметил мужчина, указав на разложенное по столу оружие.

– Да по привычке взял. По привычке! – усмехнулся Барт. – Если бы пришел не с миром, ты бы тут уже не стоял. Сам это знаешь.

– Ну и что мне с тобой делать, Ловец? – хозяин особняка взял один из ножей и приблизился к моему начальнику. Остановившись, он продемонстрировал оружие гостям. – Что мне с ним делать, друзья мои?

По толпе пробежал легкий шепот. Мужчины и женщины наклоняли головы друг к другу, обменивались фразами, кивали в знак согласия. Я видела, как нахмурился Барт, и не понимала, почему он не раскидает всех вокруг одним движением богатырского плеча.

Мужчина с темными глазами приставил острие ножа к затылку моего начальника.

– Может, уже закончим это раз и навсегда? – он помолчал. Затем схватил руку Барта и прижал запястье к столу рядом с его лицом. – Или просто отрезать тебе палец, чтобы понял?

Нож перескочил на фалангу мизинца моего начальника. Острие слегка утонуло в коже. Барт поморщился. Толпа загудела. Гул становился все громче. Мужчины и женщины с одинаково горящими глазами скандировали одно и то же:

– Да! Да! Да!

Гости жаждали крови. Они подходили все ближе, толкая меня с разных сторон. Оставаясь до сих пор незамеченной, я боялась и слово вымолвить. Мама дорогая! Прирежут сейчас моего Барта как теленка, и что станется со мной? Этим людям явно не в новинку подобные увеселения. Вон как оживились! Что будет, когда они вспомнят обо мне? Я ведь приехала с Бартом, а значит, с ним заодно! Ну, дела…

Подбадриваемый толпой, хозяин дома улыбнулся триумфальной улыбкой победителя. Нож вошел глубже. По руке Барта потекла кровь. Я по-прежнему недоумевала, почему он просто стоит и терпит подобное обращение. «Костюмчатые» у него летали только так. Дверь чуть с петель не снесли.

– Это слишком легко даже для тебя, Владемар, – процедил сквозь зубы мой начальник. – А слабо со мной сыграть?

– Не бери меня на «слабо», – покачал головой хозяин дома.

– Но здесь же игорный дом! Почему я не могу сделать ставки против тебя?

Гости умолкли. Все обратились в слух. Назревало что-то более интересное, чем отрезание пальца киллеру-неудачнику.

– И какую же ставку ты хочешь сделать, Ловец? – мужчина все еще поигрывал ножом, не отпуская пленника.

– Слышал, ты снова устраиваешь Скачки. Хочу в них поучаствовать. Победишь ты – окей, подарю тебе палец на долгую память. Победит моя ставка – я получаю твои публичные извинения и лучшие комнаты в этом доме до завтрашнего вечера.

Владемар убрал нож. Стало заметно, что пари его заинтересовало. Он медленно оглядел собравшихся. Затем сделал знак, чтобы Барта отпустили. Мой начальник выпрямился, потирая порезанную руку. Если бы я не знала его так хорошо, подумала бы, что он выглядит подозрительно довольным. Но как можно быть довольным, простояв минут пятнадцать в унизительной позе перед множеством незнакомых людей? Я бы со стыда сгорела и убежала куда подальше.

– Прежде, чем я соглашусь, – хозяин отдал нож одному из своих помощников и повернулся к Барту, сияя дружелюбной улыбкой, – хочу посмотреть твою ставку. Кто это?

– Ты всегда был трусом, Владемар, – усмехнулся мой начальник, а потом вытянул руку и ткнул в меня. – Вот. Смотри. Это она.

– Кто? Я? – пискнула я, когда те самые молодцы, что держали Барта, подхватили под руки меня и подвели к мужчинам.

– Щупленькая, – сделал вывод Владемар, покосившись на мою грудь, видневшуюся в расстегнутой куртке. – Мне нравится.

– Еще бы, – с прежним довольным видом поддакнул Барт.

Я переводила взгляд с одного на другого и не могла поверить своим глазам. Они что тут, торги устраивают? И что это за Скачки? И почему ставка – я?

– Когда хочешь начать? – пробормотал хозяин дома, не сводя с меня глаз, но обращаясь к Барту.

– Немедленно.

Владемар тут же вскинул руки над головой и похлопал в ладоши. Музыка, все это время игравшая фоном, стихла. Перестали звенеть бокалы. Шепот гостей утих.

– Все на улицу! Скачки! Сейчас будут Скачки!

Толпа оживилась и потянулась к дверям, противоположным от входа. Меня отпустили, но ненадолго. Барт ловко подхватил мой локоть, и мы, увлекаемые людским потоком, тоже начали продвигаться к выходу.

– Бартоломей Иваныч, – пожаловалась я вполголоса, – это же подстава!

– Не волнуйтесь, Мария Николаевна, – пробормотал в ответ он, – я смогу все уладить. Просто доверьтесь мне.

– Довериться вам?! После того, как вы затащили меня сюда, даже не предупредив, что ожидает?! Да если бы я знала…

– Поэтому и не предупредил. Вы очень нужны мне. Поверьте. И доверьтесь. У вас чудесные ноги. Надеюсь, кроссовки вам не жмут.

Я пожалела, что так мало выпила технического спирта. Возможно, если бы его в моем организме было больше, это помогло бы справиться со страхом.

– Сдались вам мои ноги, – огрызнулась я, уже не контролируя словесный поток. Тем более, выход на улицу маячил все ближе. А за ним меня ждала неизвестность.

– Как я и говорил, придется побегать…

Чуть потолкавшись в нешироком проходе, мы оказались на лужайке с обратной стороны особняка. Трава здесь выглядела вытоптанной. Рыхлые комья земли топорщились под ногами. Свет от двух прожекторов, укрепленных над дверью, бил вперед, в непроглядную чащу леса. Что там, за стеной деревьев – оставалось загадкой.

– И… что мне надо делать? – пролепетала я.

– Ваша задача – пробежать по периметру и выйти к парадному входу, – пояснил Барт. – Куда мы подъезжали. Помните? Бежать надо очень быстро. От этого зависит ваша жизнь. – Он помолчал и добавил: – И мой палец.

Я только фыркнула. Отлично. Великолепно! Вечер перестает быть томным! Моя жизнь (и – подумать только! – идеально красивый мизинец Барта) зависят от того, смогут ли мои худые нетренированные ножки пробежать несколько километров по темному лесу, ни разу нигде не заблудившись. Да еще и выйти обратно на глазах у всех этих расфуфыренных дамочек, которым, уж конечно, не надо никуда бегать на своих длиннющих «костылях»! Почему я? Почему не они?! Если кто и создан для бега, то это ногастые красотки! Скромные секретари должны заниматься своим делом, а не спасать чужие мизинцы ценой собственного благополучия.

Об этом я не замедлила напомнить Барту. Но он был неумолим.

– Владемар ни за что не согласился бы, если бы почувствовал, что вы можете победить, Мария Николаевна. Вы – идеальный вариант.

Я бы предпочла, чтобы последнюю фразу он сказал мне в другой обстановке. Ну, например, чтобы это было в ресторане, а в коробочке лежало кольцо. Но так как я родилась махровой неудачницей...

– Бартоломей Иваныч, я даже не знаю, что и ответить.

– Не волнуйтесь, – он крепче сжал мой локоть. – Я выведу вас.

Хорошо, что Барт это сказал. Это, конечно, все меняло. Когда меня оторвали от него и вытолкнули из толпы на открытое пространство, я не упала в обморок только потому, что начальник приказал не волноваться. Мама дорогая! Если выживу – уволюсь. Ей-богу, уволюсь! Алке, дуре, фейс расцарапаю за то, что подбила на авантюру! Спать он со мной будет, ага, как же. Красненькое кружевное ему надень! Чуяла моя душенька, в том красненьком кружевном меня и похоронят…

Владемар встал, широко расставив ноги и сложив руки на груди, остальные столпились за ним. Десятки глаз с любопытством разглядывали меня. Барт остался чуть в сторонке и перевязывал порезанную руку белой тканевой салфеткой. Видимо, успел прихватить по пути с одного из столов. Красные дорожки крови протянулись до самого локтя. На меня он не обращал внимания.

Все чего-то ждали. Но чего именно – я поняла, только когда из-за угла дома послышалось глухое рычание. Один из охранников, так же одетый в камуфляж, вел на длинных поводках трех существ. Они передвигались по-обезьяньи: то ли на четвереньках, то ли на двух ногах, помогая себе удлиненными руками. Крупные тела сплошь покрывала густая коричневая шерсть. А вот морды были волчьи. Из оскаленных пастей капала слюна. Безумные горящие глаза смотрели только на меня. Таких чудовищ я раньше не видела даже в фильмах ужасов.

– Правила у нас остались прежними, – чуть повернулся к гостям хозяин особняка. – Ставке дается фора в пять минут. Потом я спускаю гончих. Передвижения ограничены только границами моей земли, – он слегка усмехнулся, – то есть места хватает. Впереди проложена тропинка. От нее, конечно, можно отклоняться и срезать углы, но помните, что на деревьях закреплены флажки. Ставка должна принести все пять флажков. Если она принесет хоть на один меньше – проиграла. Если она вообще не вернется…

Владемар вскинул бровь и посмотрел на Барта. Тот как раз заправил свободные концы салфетки под повязку и поднял голову:

– Всем все понятно. Мария Николаевна, бегите!

Я не могла отвести взгляда от мохнатых чудовищ. Те рвались ко мне, жадно вели носом, натягивали поводки. У них были человеческие глаза. О, боги, что это за существа?!

– Время пошло, – заметил хозяин особняка, взглянув на наручные часы.

Мои ноги словно приросли к земле. Эти твари казались чем-то средним между волком и человеком. Они сгорали от нетерпения погнаться за мной. Неужели их специально тренировали для того, чтобы потом спускать на людей? Я слышала про подобные развлечения богатых, но никогда не думала, что приму участие в травле.

Ах, Барт! Ах, мерзавец! Конечно, он не хотел оставлять меня в живых, после того, как я задавала вопросы о Магистре. Но привел свой замысел в исполнение по-дьявольски тонко. А может, он вообще в сговоре с этим Владемаром. Слишком уж легко тот согласился на сделку. И если посмотреть, Барт здесь совсем ни при чем. Потом будет с печалью в глазах рассказывать о голодных чудовищах в странном особняке, куда приехал со своей любовницей-секретаршей на выходные. И ведь все поверят! Потому что когда найдут мой труп, увидят кружевное и красненькое белье, в которое я вырядилась специально для него! А такое белье женщины надевают только с одной целью – когда им предстоит с кем-то спать.

– Бегом! – вдруг рявкнул Барт, вырвав меня из оцепенения.

И я побежала. В голове словно включился секундомер. Пересечь освещенную лужайку – три секунды. Скрыться за деревьями – еще две. Утоптанная тропинка виляла из стороны в сторону. Поворот. Еще поворот. Десять секунд. Прыжок через большую сломанную ветку. Боль в ногах. Двадцать секунд. Громкое рычание где-то за спиной. Мама дорогая!

Чем дальше я убегала от особняка, тем становилось темнее. Деревья сгущались. Тропинка таяла в жухлой осенней траве и пропадала под опавшими листьями. Становилось понятно, что сюда добегают не все. Я перепрыгнула кочку. Споткнулась. Упала на колени. Порадовалась, что на мне джинсы, и поэтому ноги я не разбила. Но было больно. Рычание. Закололо в боку. Барт. Сукин ты сын. Рычание уже ближе. Еще кочка. Развилка у трех деревьев. Куда? Сюда. Кажется, сюда. Ничего не видно.

Флажок! Я пробежала мимо, когда боковым зрением увидела закрепленный на шершавой коре кусочек белой ткани. Пять секунд, чтобы вернуться обратно и сорвать его. Темное мохнатое тело совсем близко между деревьев. Мама дорогая! Флажок – в карман. Руками – за ветки, подтягиваясь, чтобы перепрыгнуть канавку. Рычание.

Барт!

Мама!

Алка!

Кто-нибудь!

А там был склон. Я не заметила. Покатилась кубарем прямо под небольшую горку. Все вокруг мелькало. Болело в разных местах. От падения присыпало листьями. И тут в голове очень четко раздался голос Барта.

«Два метра вправо – решетка. Должна открыться».

Я замерла.

Технический спирт, неужели ты меня накрыл в такой неподходящий момент?! Мне тут спасаться надо, а не глюки ловить.

Наверху раздался топот. Чудовища кружили, не могли понять, куда я делась. Ничего, скоро поймут. Вон как носами фыркают. Сейчас учуют мой запах…

«Я сказал, два метра вправо!»

Глюк не глюк, а я осторожно перекатилась вправо. Пальцы нащупали холодный металл вместо твердой земли. Надавила – поддалось. Решетка беззвучно ушла вниз. В черную дыру. Несло сыростью и холодом. Мне туда не хотелось. Рычание. Эх, была не была…

Оказалось что-то вроде туннеля. Ни зги не разглядеть во тьме. Что там? Новые чудовища? Барт в моей голове продолжал командовать.

«Вставайте на ноги. Я положил вам в левый карман куртки фонарик. Бегом! Времени нет. Они сейчас направятся к следующей базе».

Спорить с собственной галлюцинацией – последнее дело. В кармане оказался крохотный фонарик. Света мало, но достаточно, чтобы разглядеть грязь под ногами и не вписаться в стену. Я побежала.

Коридоры, коридоры, коридоры. Бесконечные развилки, ответвления. Здесь рычание не преследовало меня. Голос Барта, сухой, резкий, направлял. Он же заставил меня остановиться. Над головой пробивался тусклый свет. Еще одна решетка.

«Это новая база. Флажок в пяти шагах. Не теряйте ни секунды. Оборотни где-то там. Выскочить, схватить – и обратно».

Оборотни? Жаль, остановиться да переварить информацию некогда. Но раз уж я так четко и правдоподобно галлюцинирую, почему бы просто не принять этот факт. Оборотни так оборотни. Не все ли равно, кто решил сделать из меня котлету?

Решетка поддалась так же беззвучно, как предыдущая. Я в два прыжка достигла нужного дерева, и только тут сообразила, что не выключила фонарик, которым пользовалась в тоннелях. Три существа с трех разных сторон одновременно бросились ко мне.

Зубы одного из них выдрали клок моей куртки в тот момент, когда я мешком свалилась в черную дыру тоннеля. На ходу выгребла из кармана скомканные тряпки-флажки и сбросила испорченную одежду, чтобы не мешала. Барт в моей голове, как назло, заткнулся. Сейчас бы его дружеский совет или хотя бы анекдот в тему не помешали. Потому что одна тварь свалилась внутрь следом за мной, и только крупные габариты заставляли ее с трудом протискиваться между стенами там, где я свободно бежала.

Две другие, очевидно, остались на поверхности. Мохнатое чудовище за моей спиной билось, рычало, но продвигалось. Направо. Налево. Напра… а ладно, налево. Еще раз налево. Барт! Барт!

«Прекратите паниковать. Вы отклонились от курса. Два раза направо и потом все время прямо до упора».

Тьфу ты, слава Богу.

«Дальше придется по поверхности. Система вентиляции здесь заканчивается».

Так вот где я металась! В системе вентиляции. Честно говоря, это больше напоминало казематы. Нет времени думать, кто все это построил, когда и зачем. Нет времени…

Твари ждали меня у выхода. Как только я опустила решетку, две зубастые морды просунулись в проем, капая слюной на мое лицо. Мерзкая вонь заставила отпрянуть. Где-то сзади приближалась еще одна. Барт снова молчал, как убитый. Вот так жизненная коллизия!

Я прижалась к стене, загнанная в угол. Прощай, дорогой Михаил Юрьевич Лермонтов! Мы с тобой классно проводили время в пыльном кабинетике липовой курьерской конторы под руководством непойми кого. Аллочка, вспоминай меня хоть иногда! Дорогой Бартоломей Иваныч, чтоб тебе икалось до самой смерти за то, как ты со мной обошелся. Не палец тебе отрезать надобно, совсем не палец…

Барт в моей голове то ли хрюкнул, то ли откашлялся.

«В правом кармане вашей куртки маленькая круглая коробочка. Откройте ее и бросьте в них. Не промахнитесь. Другого шанса не будет».

Я расхохоталась так, что твари удивленно замерли на несколько мгновений. Наверно им еще никогда не попадалась такая веселая котлета.

– Какой карман?! – выкрикнула я, не переставая истерично смеяться. – Я сбросила куртку километр назад!

Барт в моей голове сказал одно слово. Но оно было очень неприличное.

Вот и третья тварь подоспела. Из бокового коридора высунулась мохнатая морда, принюхалась, клацнула зубами. Я швырнула в нее фонариком, попала куда-то промеж глаз. Тварь дернулась. Сверху, из проема шлепнулась на пол одна. Вторая. Я безвольно разжала кулак со скомканными флажками. Для чего теперь эти бесполезные тряпки? Не получилось…

Что-то тихонько звякнуло о землю. Потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить – эта серебристая тускло поблескивающая в полумраке вещица и есть коробочка, о которой говорил Барт. Видимо, вытаскивая впопыхах флажки из кармана куртки, я сгребла и ее, даже не почувствовав.

Все случилось одновременно. Твари прыгнули. Я нагнулась. Схватила коробочку. Одним движением сняла крышку и подбросила вверх. Раздался звук, как будто кто-то наступил на пустой картонный пакет из-под сока. Глаза обожгла вспышка, такая яркая, что я невольно повторила то самое слово, недавно сказанное Бартом. В воздухе запахло мазью «Звездочка». Такой меня натирали в детстве.

Как ни странно, чудовища оказались абсолютно дезориентированы. Они отпрыгнули назад, прижались к стенам и жалобно заскулили. В голове тут как тут раздался усталый голос Барта:

«У вас десять секунд, чтобы выбраться. Закройте за собой решетку и сможете остальной путь проделать шагом».

Я не заставила упрашивать себя дважды. По шатающимся железным скобам вверх, на свободу! Какое яркое звездное небо в просветах между ветвями! Какой вкусный ночной воздух!

Я упала на колени, задрала голову, дышала и глотала его, все еще не веря в удачу. Барт не обманул. Он помог мне!

«Вы не могли бы поторопиться?»

Легок на помине.

По сравнению с тем, что пришлось пережить, поиск остальных флажков показался детской игрой. Я умудрилась даже выйти к особняку с нужной стороны. Пришлось заслонить глаза рукой от света прожекторов. В темноте леса зрение отвыкло.

У входа в полном одиночестве, если не считать охраны, меня поджидал Барт. Он оперся рукой о стену, перенес вес на одну ногу и задумчиво смотрел в пол. По-прежнему без куртки, в светлой футболке с короткими рукавами, несмотря на осенний холод. Как долго он тут стоит? Из окон особняка звучала музыка, слышался смех. Меня никто больше не ждет живой?

– Я спасла ваш мизинец и завтра же увольняюсь, – сообщила я сердитым голосом, и тут же осеклась: у Барта был странный взгляд.

Мне доводилось видеть такие в студенческие времена в клубах. Сухие покрасневшие глаза, слишком блестящие и слишком пустые. Я нахмурилась, пытаясь понять, что происходит. Барт шагнул ко мне, вырвал из рук флажки и направился к дверям. Движения у него тоже были странные: резкие и немного нескоординированные. Ни тебе «спасибо», ни тебе «я сейчас вам все объясню». Я только растерянно пожала плечами. Пришлось идти следом. Не оставаться же на улице.

Сказать, что Владемар удивился – ничего не сказать. В его темных глазах вспыхнула досада, злость, изумление и, наконец, насмешка, призванная сделать хорошую мину при плохой игре. В присутствии гостей Барт бросил на фуршетный столик пять грязно-белых флажков и протянул раскрытую ладонь:

– Ключ. Извинения можешь оставить при себе.

Владемар кивнул подручным. Принесли ключ с металлическим брелоком в виде цифры «14». Барт буквально выхватил его из рук, так куда-то торопился. Подхватил наши сумки.

– Идемте, Мария Николаевна.

Пошел не оборачиваясь. Я засеменила следом, протискиваясь в своеобразном коридоре из длинноногих красавиц, который широкими плечами прокладывал начальник. Почти добралась до лестницы, когда меня ухватили за локоть и дернули в сторону. Гости тут же смешались, отрезая от Барта. Я потеряла его из виду и возмущенно вскрикнула.

– Не торопитесь, вы – героиня вечера, – с придыханием шепнул в ухо Владемар.

Его сильные руки втолкнули меня в небольшой, как раз на двоих, лифт с зеркальными стенами. Двери закрылись, кабина поехала вверх. В трехэтажном особняке наличие лифта было просто пафосным криком моды, не более.

Я мысленно воззвала к Барту. Помогал же он мне в лесу. Неужели не заметил, что я потерялась в зале? Но учитывая его странное состояние, мог и не заметить. Слишком уж торопился этот самый зал покинуть. Темные глаза хозяина особняка прожгли меня, а руки – прислонили спиной к зеркальной стене. Поверх его плеча я видела отражение: худощавую спину, обтянутую черным пиджаком и свои огромные испуганные глаза.

Барт молчал.

– Не откажетесь выпить со мной в моих комнатах?

В голосе Владемара зазвучали бархатные, воркующие нотки. Указательный палец слегка приподнял мой подбородок. Я не поверила ушам. Он меня соблазнял!

– У вас полный зал моделей. Почему я?!

– Хочу понять, за что вас выбрал Ловец, – палец скользнул вниз по шее до ключицы.

– За ноги, – пробормотала я, чувствуя, как другая его рука ложится на мою талию, как раз где край проклятущей короткой футболки, и начинает подниматься по телу вверх.

А я вся такая в кружевном и красненьком. Вот умора.

– Не-ет, – усмехнулся Владемар, – тут что-то еще. Как вам удалось убежать от моих гончих?

Я облизнула пересохшие губы. Были ли подсказки Барта галлюцинацией? В оборотней от испуга я поверила легко, так почему бы не поверить в возможность моего начальника общаться со мной на расстоянии? И стоит ли говорить об этом Владемару? Конечно, нет. А вдруг он посчитает, что это проигрыш? Конечно, посчитает. Поэтому и заманил меня в лифт, а не за красоту мою неземную. Хочет просто пряником или кнутом выведать, в чем секрет.

– Я… не знаю как. Мне просто везет. По жизни.

Ну да. Как утопленнице.

– Как вам удалось? – снова прорычал Владемар. Его темные глаза стали почти черными.

Лифт звякнул и остановился. Двери открылись.

– Нам пора, – тихонько напомнила я, увидев в проеме картину на стене коридора.

– Никуда мы не пойдем, пока не скажете.

Несмотря на видимую худобу и изящность, хозяин особняка оказался довольно силен. Обеими руками он сжал мою грудную клетку так, что ребра затрещали. Ну и где всезнающий Барт с его фонариками и световыми джедайскими бомбами? Почему он не предусмотрел это?

– Я пожалуюсь Барту!

– О, поверьте, он про вас уже забыл.

– Мне больно! Я буду кричать!

– На помощь придут только мои люди.

Я беспомощно трепыхалась, придавленная этим монстром к стене. Неужели Барт про меня забыл? Почему не помогает сейчас? Тут же подоспел готовый ответ: потому что Скачки я уже выиграла и больше не нужна. Это было даже обиднее, чем вежливые взгляды сквозь меня, которыми Барт награждал в офисе.

Владемар успел утомиться от борьбы и перешел к более решительным действиям. Он широко открыл рот, и стали видны длинные белые клыки, выглядывавшие из-под верхней губы. Вампир?! Мама дорогая!

Я застыла. Он с размаху впился в мою шею.

От боли я зажмурилась. Но она длилась недолго. Раздалось шипение. Владемар с круглыми глазами отскочил. Из его рта шла белая красивая пузырящаяся пена. Он схватился обеими руками за горло в немом крике.

Ну, тут уж мне было не привыкать. За вечер я только и делала, что считала секунды до смерти и убегала от чудовищ. Выскочить в открытые двери лифта, пока вампир корчится в судорогах – вообще пустяк.

Но куда бежать дальше? Длинный коридор с одинаковыми дверями уходил вдаль. Поискать лестницу и спуститься вниз? Там охрана и жуткие гости. Оставаться здесь? Исключено. Оставалась одна надежда – Барт. Перед глазами всплыли цифры на брелоке. Надо найти дверь с цифрой «14». На ближайшей красовалось число «28». Итак, по пять секунд на дверь…

Нужная дверь нашлась этажом ниже. По великому счастью в коридорах мне не встретилась охрана. Когда я ворвалась в комнату, то увидела потрясающую картину.

Нет, не роскошные ковры и дорогую мебель, хотя все это присутствовало.

Барт.

На полу, прислонившись спиной к кровати, сидел мой начальник. На левой руке выше локтя был затянут оранжевый медицинский жгут. Правой рукой Барт как раз вводил себе в вену содержимое шприца. Возле ноги валялась та самая книга – Достоевский. Только страницы выворотили наружу, и оказалось, что это не книга совсем, а шкатулка с секретом. И на дне этой шкатулки аккуратным рядком лежали ампулы с прозрачной жидкостью и несколько шприцев.

При моем появлении Барт нахмурился, но от занятия не оторвался. Только введя жидкость до последней капли, он отбросил шприц, согнул руку в локте и откинул голову назад. Морщинка между бровей разгладилась, и лицо приобрело довольное выражение.

– Бартоломей Иваныч… вы – наркоман?! – ужаснулась я.

Он ненадолго приоткрыл глаза, и я поразилась, насколько изменился взгляд. Лихорадочный блеск уступил место опьянению.

– Не совсем в том смысле, как вы думаете… Мария… – с трудом произнес он. – Не совсем… в том…

Барт отключался на моих глазах. Я быстро заперла дверь на замок. Пока он тут будет кайфовать, что делать мне?!

– Эй! – отбросив мелочи наподобие субординации, я подбежала, упала рядом с ним на колени и принялась хлестать по щекам. – А ну, не отключайтесь! Не сейчас! Сначала выведите меня отсюда!

– Утром… – голова Барта клонилась на грудь.

– Хозяин дома – вампир! Я до утра не протяну! Он покусал меня в лифте!

– Владемар до утра теперь и не сунется. Всю глотку себе сжег, да?

Я обомлела.

– Вы знали? Да? Отвечайте! Знали?

Барт пьяно рассмеялся и кивнул. Даже в таком виде он умудрялся выглядеть привлекательно.

– И что вы сделали, чтобы он обжегся? У меня на этот раз не было ничего из вашего тайного арсенала.

– Настойка… деда… спирт.

Спирт у вас в крови. Вампиры не переносят его.

Я вспомнила, как мы выпили в его машине. Значит, Барт рассчитал все на много ходов вперед!

– А когда вы успели рассовать мне по карманам ваши джедайские штучки?

– Пока мы шли… через зал. В толпе… толкали. Вы не обращали… внимания.

– А откуда вы знаете про подземные ходы? Где меня, кстати, чуть не съели!

– Я знаю схему… каждого помещения… на этой территории. Прислали вместе с заданием.

– Что-то не заметила у вас карты.

– Все здесь, – Барт усмехнулся и указал на свой висок.

– А зачем надо было все это устраивать? Зачем подставлять меня? Ради чего?

– Потому что Владемар занимается… незаконным бизнесом. Скачки… запрещены. Мне нужно было… фактическое доказательство. Если просто… прижать к стенке и допрашивать, он ничего не скажет.

– И поэтому вы подставили меня, чтобы он показал своих оборотней!

– Среди гостей… есть нужные люди. Свидетели. Теперь ему не уйти. Вы прекрасно сыграли свою роль.

Да кто он такой? Полиция вампирских нравов?! Барт накренился вбок и сполз головой мне на колени. Я только растерянно развела руками.

– А теперь я… буду долго спать. На краю кровати – пистолет. Будут ломиться – стреляйте без предупреждения.

– Но я же не умею…

Глаза Барта закрылись. Я обнаружила, что обнимаю его за плечи, и вздохнула. Это прекрасные рыцари должны охранять сон дамы, а не наоборот! Мой стокилограммовый рыцарь придавил мои ноги к полу так, что и не встать. И видимо всю ночь придется созерцать эту красоту несказанную, а утром мучиться от нарушения кровообращения в конечностях. Если, конечно, до утра доживу.

И все-таки он был… невероятный. Как мечта. Обнимешь – и отпускать не хочется.

– Да кто же ты такой, Барт? – пробормотала я, проводя кончиками пальцев по его высокому лбу.

– Ловец, – бросил он и всхрапнул.

Через пару дней я снова сидела за своим стареньким столом. В кабинете за дверью находился Барт, с которым мы вот уже два дня не разговаривали. Точнее, не разговаривала я. Да и кто бы смог мило общаться после пережитого? Лермонтов смотрел на меня с сочувствием. Уж он-то все понимал.

Я выпила подряд две чашки крепкого кофе, потерла пальцы, чтобы согреть их. Взяла чистый лист бумаги, и старательно написала:

«Я, Мария Николаевна Гегельнштайн, прошу уволить меня по собственному желанию…»

Часть 2. Блуждающий в зеркалах

«заявление.

Я, Мария Николаевна Гегельнштайн, прошу уволить меня по собственному желанию в связи с…»

Я отложила ручку и задумалась. В связи с чем? Мой начальник оказался не тем, за кого себя выдавал? О да, совместное приключение с Бартоломеем Ивановичем подтолкнуло провести собственное небольшое расследование. Соцсети и базы данных мне в помощь. Интернет – найдется все!

Оказалось, что Барт – вундеркинд. Он окончил школу экстерном, и потом – за два года – получил высшее образование по специальности «Менеджмент и управление на предприятии». К семнадцати годам Барт уже защитил докторскую на экономиста. Потом его след терялся…

В соцсетях я долго не могла его найти. Пока не сообразила открыть промо-фото одного из ночных клубов. Ну, знаете, на вечеринках ходит фотограф и делает снимки гостей, а потом их вывешивают на сайте клуба, и каждый счастливчик может там узреть свою пьяную рожу. Некоторые подписываются: «это я».

Нет, Барт не подписывался на тех фотографиях, где был. Ни разу. За него это делали его девицы.

По именам в этих подписях я нашла в соцсетях по крайней мере штук двадцать профилей разнообразных «Анют Петровых», «Ирочек Голубицких» и прочих «цариц», «богинь» и «королев». Ну, статусы у них такие были. Покопавшись в их фотоальбомах («лето 2013», «котики», «я в клубе, декабрь 2005», «мой лапусик»), я нашла у каждой небольшой фотоотчет об отношениях с моим начальником. Клубы, рестораны, красивые машины. И всюду – Барт, до умопомрачения голубоглазый и белозубый. Везде приобнимает очередную длинноногую красотку в коротких шортиках или юбке, с большой грудью, прекрасным ровным загаром «под негра». Мда. Разнообразием в своих вкусах он не отличался. Я сравнила даты. Таким был период жизни Барта примерно с восемнадцати до двадцати шести лет. Потом его след снова терялся…

Длинноногие красотки на данный момент вывешивали фотки исключительно толстопузых и лысых дядек («мой муж», «мой любимка», «мы с солнцем»). Я прошлась по профилям их подруг. И подруг их подруг. Барт отсутствовал. Сейчас ему тридцать три. Чем он занимался последние годы, если не менял подружек и не учился?

Я так и не узнала, кто его родители и как ему досталась наша курьерская конторка. Которая, к слову, была просто прикрытием для других дел. В одном из таких дел удалось побывать и мне. Теперь я знала кое-что о Барте. Лучше бы не знала.

А может, мне написать, что увольняюсь в связи с тем, что плохо сплю уже вторую ночь подряд, после испытаний, которым он меня подверг? Окружающий мир теперь не кажется таким безопасным. Потому что дела, которыми занимается мой начальник, подразумевают присутствие в нашем мире оборотней, и вампиров, и способностей к телепатии и еще Бог знает чего, о чем я наверняка просто не подозреваю. И еще у моего шефа есть кличка. Ловец. Классно, а? Мой начальник – Ловец, который к тому же сидит на какой-то наркоте. По крайней мере, я видела, как он «ширяется» в вену. Хорошо, что после этого Барт просто уснул, а не начал крушить все вокруг. Или видеть мультфильмы на стене. Или считать меня одноглазым инопланетянином, которого нужно уничтожить.

Но ладно бы это. Он же мне врал! На одной из фотографий в соцсетях я увидела то, что просто повергло в шок. Да, ресторан, богато накрытый стол, загорелые девицы – к такому взгляд успел привыкнуть, а самолюбие уже устало язвить и затихло. Да, Барт, как всегда, походил на эталон мужской красоты – к такому мой взгляд не смог привыкнуть даже за все время работы, а самолюбие слабо повизгивало и трепыхало лапками каждый раз, когда я смотрела в эти незабудковые глаза. Но на той фотографии мой начальник был не один. Рядом с ним, обнимая такой же загорелую большегрудую клон-девицу, сидел Владемар.

При мысли о жестоком и порочном вампире по спине пробегал озноб. Он схватил и зажал меня в лифте, а Барт даже не пришел на помощь. Хотя сам признался, что знал об этом. Меня могли убить, съесть и что? Никому нет дела!

Вот! Вот так я и знала, что тут дело нечисто! Это заговор! Непонятно с какой целью, но заговор! Владемар – не просто владелец подпольного бизнеса. Они с Бартом знакомы. Да настолько, чтобы выпивать за одним столом и лапать одинаковых женщин. Что начальник там бормотал про нашу поездку? Вывести Владемара на чистую воду и заставить показать запрещенные Скачки? Ха! В это кто-то еще верит?!

Вот почему Барт был так спокоен, когда вампир на глазах у гостей хотел отрезать ему палец. Ничего бы ему не отрезали. Ни-че-го-шень-ки! А вот оборотни, которые гонялись за мной по подземным туннелям, моими «корешами» не были…

Я схватила ручку.

«Я, Мария Николаевна Гегельнштайн, прошу уволить меня по собственному желанию в связи с тем, что мой руководитель нарушает Женевскую конвенцию по правам человека», – мстительно вывела я и поставила жирную точку.

В этот момент в дверь поскреблись. Я удивленно подняла голову. Операторы никогда не стучали, прежде чем войти в мою каморку перед кабинетом Барта. Просто открывали дверь и врывались. Они всегда в спешке, всегда при делах. Даже «костюмчатые» заказчики Барта не особенно церемонились. Короткий стук – затем входили, вежливо здоровались и никогда не спрашивали, можно ли пройти к начальству. Помнится, однажды, в самом начале работы здесь, я пробовала их не пропустить, за что и получила четкое распоряжение от Барта «больше так не делать».

Не делать так не делать, черт с тобой.

Робкое поскребывание повторилось. Заинтригованная, я поднялась, прокралась до двери и даже приложилась к ней ухом. Тихо. Воображение, подкрепленное последними бессонными ночами, тут же нарисовало картину: Владемар, верхом на одном из своих оборотней, явился по мою душеньку. Снова поскреблись. Стал бы вампир так себя вести? Он показался мне персоной, предпочитающей вышибать двери «с ноги». Совсем как Барт. Но вдруг это ловушка? Не доверяй никому – таков был мой девиз с некоторых пор.

Из оружия под рукой оказался только степлер. Я подбежала к столу, схватила тяжелый металлический прибор, вернулась к двери, вдохнула и…

Забегая вперед, надо отметить, что, конечно, думать о Владемаре было глупо. Ну как он мог прийти, да еще верхом на оборотне, когда по ту сторону двери находится кабинет, где сидят три оператора и вечно ошиваются четыре курьера? Заказов-то у нас – кот наплакал. Мальчики-студенты такую работу потому и берут охотно, что полдня сидишь без дела. Можно и конспекты почитать, и поспать, и с сотрудницами-операторами поболтать. Комнатка два на четыре, толпа народа в ней… ну, вы представляете, какой крик бы там стоял, заявись Владемар во всей красе? А ведь нет, было тихо.

В общем, вдохнула я, замахнулась степлером, толкнула дверь. Кто-то жалобно ойкнул. Потирая переносицу, на пороге показался старичок. Старомодное, но чистое и опрятное пальто в темно-зеленую клетку, добрые глаза, сеть морщинок на лице, седые бакенбарды. Божий одуванчик, да и только. Оглядев меня со степлером (прямо «Родина-мать зовет», хоть сейчас картину пиши), он снял шляпу и приложил к груди. Я опустила руку и покраснела. Догадался ли визитер, что это его я хотела огреть по седовласой голове?

– Простите, уважаемая, господин Иванов у себя?

По разговору – интеллигент. Из старых, «породистых» семей, которые превыше всего ставят родословную и воспитание. Горделивая осанка, несмотря на возраст. Приятные манеры. Мне стало не просто стыдно, а очень-очень стыдно за то, что могло бы произойти, если бы я все-таки его треснула.

– Да, – пробормотала я и спрятала степлер за спину. – У себя. Проходите.

Старичок вошел и аккуратно прикрыл за собой дверь. К тому времени я успела вернуться к столу и положить свое «оружие» поверх документов. Визитер потоптался на месте, подошел ко мне и громко прошептал:

– Скажите, милейшая, э-э-э… не знаю вашего имени…

– Мария.

– Машенька, значит, – его выцветшие глаза засветились умилением, – а по батюшке как величать?

– Николаевна.

– Машенька Николавна, значит, – закивал старичок, – красивое имя. Сильное. Знавал я одну Машеньку в молодые годы. О, тогда было совсем другое время, не то, что сейчас. Полгода за ней ухаживал – руки не подала! Все на расстоянии держала. Время было послевоенное. Вокруг – герои, в орденах, с ранениями, а кто я? Простой студентишка…

Он на миг застыл, чуть склонив голову на бок и предаваясь воспоминаниям. Лицо приобрело трогательное выражение. Волна сентиментальности накрыла бы и меня, приди этот гость в нашу конторку двумя днями ранее. Когда я еще верила людям и думала, что они такие, какими кажутся на первый взгляд. Теперь же меня мучили лишь два вопроса: кто это, черт возьми, такой и какого черта ему надо от Барта?

Я поймала себя на мысли, что стала подозрительной и нервной. И, скажите, кто в этом виноват?

Внезапная догадка заставила похолодеть.

– Вы – Магистр? – понизив голос, спросила я.

А что? Если люди, как показала практика, бывают «с двойным дном», то почему загадочный Магистр, которого так боится Барт, не может быть этим милым стариканом? Вот сейчас впущу его в кабинет, а потом снова хлопот не оберешься. Новое задание, новые жертвы. Нет, если это он, я сразу же отсюда убегу. И плевать, кто что обо мне подумает.

– Что? – удивился старичок. – Нет, я профессор. Баранов Виталий Витальевич, к вашим услугам.

Он церемонно откланялся, но включать режим «все в порядке, можно расслабиться» я не торопилась.

– А что вам нужно от моего начальника?

– Ах, – спохватился старичок, – так вот я же и хотел спросить, Машенька Николавна. Правда, что господин Иванов такой, как о нем говорят?

– А как о нем говорят? – с подозрением поинтересовалась я.

От напряжения меня даже начало потряхивать в легком ознобе. Старичок посмотрел круглыми глазами.

– Ну как же, уважаемая. Меня сюда по рекомендации отправили. Дело-то серьезное. Говорят, только ваш милейший господин Иванов и может помочь. Говорят, что он – редчайший представитель своей профессии. Что справлялся даже с самыми сложными случаями, когда остальные медиумы, гадалки не брались. Да и что эти медиумы и гадалки – тьфу! Не верю я в них. А в господина Иванова – верю. Сам Борис Юрьевич Ветлужанский, зам мэра по вопросам культуры, попросту сотрясать воздух не станет. – Старичок вдруг осекся и скомкал в руках шляпу. – Или вранье все это? Или обманули люди? Вы уж мне как есть ответьте. Дело-то серьезное.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы переварить известие о том, что «моего милейшего господина Иванова» рекомендуют представители администрации. А что, если Ветлужанский – Магистр? Ведь всем известно, что к власти обычно приходят нечистые на руку люди, замешанные в темных делишках. Я мысленно поставила себе галочку напротив этого имени и занесла в папку «подозрительные субъекты», как обычно делала с сортировкой документов в компьютере.

Профессор Баранов ждал ответа с мольбой в глазах. Ну и как мне ему признаться, что понятия не имею, правду ли говорят о Барте, и вообще, впервые слышу, что он – «редчайший представитель»? Проведя ночь возле его храпящего тела, когда в дверь вот-вот мог постучаться кровожадный вампир, поутру я считала, что Барт – редчайший… впрочем, я смогла взять себя в руки.

– Думаю, вам стоит убедиться в этом самому, – выдавила я улыбку. – Позвольте минутку, скажу, что вы пришли.

– Конечно-конечно, – снова раскланялся старичок.

Он присел на стул, держа спину абсолютно ровно, положил шляпу на колени и, судя по лицу, приготовился ждать сколько потребуется. Я взяла со стола свое заявление и отправилась в кабинет к «редчайшему».

Ну вот. Догадки подтвердились.

«Мой милейший господин Иванов» в неизменном льняном костюме спал на широком кожаном диване. Он лежал на спине и из-за двухметрового роста не помещался в длину, поэтому одна нога, которая ближе к спинке дивана, была согнута в колене, а другая – спущена на пол. Одну руку Барт закинул за голову, другую – свесил вниз. Рукав пиджака задрался, и солнечные блики играли на циферблате «Картье». Прикрытая белой рубашкой грудь мерно поднималась и опадала. Мой начальник был просто воплощением мужественности и сексуальности. Редчайшим воплощением, я бы сказала.

Напомнив себе, что Барт – козел и наркоман, я пошла его будить.

Это оказалось не так-то просто. Похоже, он опять укололся. В ту ночь, когда я увидела, что начальник вводит себе непонятную жидкость, его невозможно было разбудить до утра. Вот и сейчас то же самое. Начав с легкого потряхивания за плечо, я перешла к более ощутимому тормошению. Результата – ноль. Ну не пощечины же ему давать, в самом-то деле! Хотя руки чесались.

Да уж, профессору Баранову придется прийти в другой раз. Скажу, что у шефа срочный звонок, и он будет занят до вечера. Чушь, конечно. Но вряд ли почтенный Виталий Витальевич будет сомневаться в моем честном слове. Не того воспитания человек. Почему сейчас люди не такие? Жить было бы гораздо проще.

Барт повернул голову ко мне и слегка засопел. Как и той ночью, я не смогла удержаться. Провела кончиком пальца по его чистому лбу, описала дуги бровей, прошлась по идеально ровной переносице, оцарапалась о едва пробивающуюся, но острую щетину. Редчайший. Ох, не то слово!

Когда я медленно обводила контур его нижней губы и все глубже тонула в неприличных мыслях, Барт открыл глаза.

С перепуга я чуть не рухнула с каблуков. Отдернула руку и резко выпрямилась. Провалиться мне на этом самом месте!

– Мария Николаевна? – его зрачки расширились, потом сузились.

Откашлявшись, начальник сел и одернул пиджак. Похоже, Барт был смущен не меньше моего. Хотя, ему-то чего смущаться? Это не он трогал мои губы в тот момент, когда я проснулась. Мама дорогая! Надо же так опростоволоситься!

– К вам посетитель, – буркнула я и сунула ему свое заявление. – И еще вот. Подпишите.

Барт принял лист бумаги, пробежался по нему взглядом. Когда поднял голову, в незабудковых глазах сверкали золотистые насмешливые искры.

– Женевская конвенция по правам человека? Вы серьезно?!

– Серьезнее некуда, – сложила я руки на груди. – Я увольняюсь. И отрабатывать две недели не буду.

Барт встал во весь свой рост, неторопливо подошел к столу, положил заявление, взял с подставки «Паркер». Уперевшись левой рукой в столешницу, наклонился над листом бумаги. И вдруг повернул голову.

– А что за посетитель?

– По этой вашей части посетитель, – проворчала я, неотрывно следя, как острие «Паркера» зависло в воздухе в нескольких сантиметрах от места, где должна стоять подпись.

– По какой этой моей части?

«Паркер» качнулся и взмыл чуть выше над бумагой. Я скрипнула зубами.

– По этой вашей части. Джедайской. С подсовыванием фонариков и световых бомб «Звездочка».

Барт отложил ручку и выпрямился. На его губах играла улыбка.

– Мария Николаевна, я не могу вас уволить. Вы слишком много знаете.

– И кто в этом виноват? – огрызнулась я. Уж очень мне его последние слова не понравились.

– Я виноват. Просто не успел загладить вину.

Барт обошел стол, открыл верхний ящик и выложил оттуда одну за другой две пачки денег, запечатанных банковской лентой. Не удержав любопытства, я вытянула шею. На верхней банкноте стоял номинал «1000».

Божечки, да тут две мои годовые зарплаты!

– Как я и обещал, вознаграждение за ваш труд. Вы очень мне помогли и прекрасно справились.

Ага. Если перевести на русский, это значит, что меня чуть не съели три оборотня и один вампир.

– Не нужны мне ваши деньги, – ну вот, несу чушь, а все потому что гордость глаза застилает, – моих потраченных нервов никто не вернет.

Брови начальника поползли вверх, и весь он стал таким виноватым-виноватым, что мое самолюбие даже прекратило попискивать от вида его идеальной красоты и злорадно ухмыльнулось.

И в этот момент в дверь поскреблись. Я вздохнула. Ну, вот вам и воспитание. Только что Барт был тепленьким, бери и коли: кто такой Магистр, зачем на самом деле я была нужна на том вечере, что он вводит себе в вену и что за редчайшая профессия? Ан нет! Баранов Виталий Витальевич, собственной персоной, устал ждать, видите ли.

Дверь приоткрылась, и показалась седая голова профессора. Он посмотрел на Барта с почти раболепным обожанием.

– Я глубочайшим образом извиняюсь… господин Иванов?

В глазах Барта промелькнула настороженность.

– Да, это он, – устало протянула я.

Ну вот, и заявление мне не подписали, и ответов на вопросы не дали.

– А-а-а, Машенька Николавна, – старичок обратил внимание и на меня, – я бы ни в коем разе не позволил себе врываться. Да только… нервишки пошаливают. Ох, возраст, – он вошел и тяжело оперся на дверную ручку. – Сердце покалывает. Не мог я больше ждать.

Мне стало жаль беднягу. Я подошла, подхватила его под руку и помогла пройти до дивана, где только что потревожила сон «редчайшего». Сам Барт оперся бедром о край стола и сложил руки на груди, следя за нашим передвижением.

– Чем могу быть полезен? – спросил он, когда мы с Виталием Витальевичем уселись.

– Это профессор Баранов, – пояснила я и хотела встать, но старичок меня удержал.

– Машенька Николавна, не уходите. Когда вы рядом, я не в таком треволнении. Дело-то серьезное.

Я вопросительно взглянула на Барта. Он коротко кивнул, мол, оставайся. Меньше всего мне хотелось снова вмешиваться в темные делишки, но профессор выглядел так, словно его и впрямь сейчас хватит удар от нахождения перед такой крупной птицей, как «милейший господин Иванов». Пришлось остаться. Тем более, Виталий Витальевич мертвой хваткой вцепился мне в руку – не оторвать.

Старичок вынул из кармана пальто белоснежный платок с кружевными краями, на вид очень женский и пахнущий каким-то одеколоном, утер лоб и только потом приступил к рассказу.

– Знаете ли вы бывшую дачу графа Суровикина?

– Дом с часами? – удивилась я.

Дореволюционное двухэтажное здание, считавшееся памятником архитектуры, но так и не получившее это звание, располагалось в старой части Новоприморска, неподалеку от кладбища. Во время войны многие из соседних зданий, где тоже в свое время жили графья и купцы, разбомбили и сравняли с землей. Сейчас на их месте стояли саманные «халупки» послевоенного жилого фонда, в которых обитали, в основном, старики или пьяницы. Дача же графа Суровикина, или дом с часами, как называли ее местные жители за небольшую башенку с циферблатом, выстояла несмотря ни на что. Я не часто бывала в том районе, но, каждый раз проезжая, машинально отмечала, какое время показывают стрелки на башенке здания, утопающего в зелени старого сада. Часы всегда шли точно.

Барт, по-видимому, понял, о каком доме речь, потому что совсем не удивился.

– Да, дом с часами, – закивал старичок. – Там живем мы с внучкой. Жили… до недавнего времени.

– И что же случилось? – спросил начальник, впервые проявив заинтересованность.

– Вы поймите, – с горячностью продолжил профессор, – дом мне пожаловали от администрации. Давно еще, в девяностых. Помню, у Бориса Юрьевича Ветлужанского тогда жена в квартирно-правовой службе начальником была. И сказал он мне: «Виталик, сейчас все разворовывают. Давай хоть мы защитим культурное наследие». И мне выписали дачу Суровикина.

Барт сделал нетерпеливый жест, мол, опустим лирику, ближе к делу, но старичок обиженно поджал губы.

– Нет, вы дослушайте, милейший господин Иванов. Дело-то серьезное. Дом-то мне выписали. Администрация сама о нем заботилась. Где побелят, где подкрасят. Механизм часовой регулярно проверять надо. Моя задача была только жить там, ремонта по своему нраву не делать, да не продавать исторический памятник никому. Олюшка тогда, в девяностых, только родилась…

– Это ваша внучка? – поинтересовался Барт.

– Да. Моя рыбонька. Моя красавица, – на старческом лице отразилось горе. – Ведь с рождения ее не нянчил. А теперь от сердца оторвать не могу. С родителями в новостройке жила. А я жил в том доме. Клавдия Матвеевна моя померла от инсульта. Век вековал. Сын мой в катастрофе-то с женой разбился в прошлом году, квартиру-то сестра его жены и отсудила. Ведь не положено ей было! А отсудила. Взятки, всюду взятки…

Профессор снова вынул платок и промокнул уголки глаз. Я с сочувствием пожала ему руку. Бедный. Потерял сына, на старости лет вынужден один воспитывать внучку.

– В общем, приехала ко мне жить Олюшка моя горемычная. Глянул я на нее – ох, красавица! Волосы золотые до пояса, глаза большие умные, лицом что Петр мой, сын покойный. Студентка, отличница. Парни за ней толпой бегали, я волновался. А она, бывало, сядет, за руку меня возьмет, как Машенька Николавна сейчас держит, и говорит: «Деда, да рано мне еще женихаться».

Я покосилась на него с сомнением. Если такая красавица, то «женихаться» никогда не рано. А то, как в моем случае, может стать слишком поздно. Наверняка, внучка просто успокаивала деда. Вон, какой впечатлительный.

Барт откашлялся.

– Я не совсем понимаю суть вашего дела, профессор.

Баранов испуганно скомкал платок.

– Так заболела Олюшка моя! О том и речь! Как в дом ко мне переехала, так и заболела. Сначала плохо спать стала, метаться во сне, кричать. «Деда, деда, серые люди ходят». Думал, от переутомления у нее кошмары, сессию тогда сдавала. Или от телевизора. Там черт-те что нынче показывают.

Барт чуть подался вперед. Почти неуловимо, но я почувствовала, как что-то в нем изменилось. Как будто он уже начинал понимать, с чем пришел к нему старик.

– А потом и вовсе моей Олюшке плохо стало. Не ест, не пьет. Ногти отрастила, дерет себя ими. До крови. В спальне заперлась, меня не подпускает. «Деда, люди из зеркала ко мне ходят». Вот что давеча выкрикнула. И все. Подсказали мне, что тут нечисто дело. Специалист нужен. Особенный. Как вы.

– И когда это началось? – с напряжением в голосе спросил Барт. – Сразу как переехала?

– Нет, не сразу. Сначала хорошо было, полгода где-то душа в душу прожили. А потом и началось…

– И вы жили в этом доме столько лет и ничего сами не замечали? Ни постукивания, ни скрипов, ни кошмаров?

Профессор задумался.

– Постукивания всегда были. Особенно по ночам. Да поскрипывания. Но дом-то старый. Культурное наследие. Все ветхое, все держится на честном слове. А кошмаров не было. Да и бессонница с годами у меня началась. Когда не спится, я книжку читаю да чаек потягиваю. Сам в саду лимонную мяту выращиваю. Олюшка очень такой чай любит…

Старичок выговорился и замолчал. Барт поглаживал мужественный подбородок и о чем-то размышлял. Я ни черта не понимала, кроме одного – тут какая-то подстава. И все же профессора было жаль. Страшно даже предположить, что за «нечто» овладело его внучкой и так пугает ее. Но случись такое с кем-то из моих близких… это же ужас! Как помочь? Куда бежать? Может быть, Барт действительно последняя надежда? Он ведь в этом понимает. Не зря у него такое задумчивое выражение лица.

Начальник молчал и думал так долго, что Виталий Витальевич снова разволновался.

– Так вы знаете, что с моей Олюшкой, господин Иванов? Вы сможете мне помочь? Потому что Борис Юрьевич Ветлужанский сказал…

– Да, я знаю, что с вашей внучкой. Нет, помочь не смогу, – отрезал Барт.

Он отлепился от стола, обошел его и сел в кресло, всем видом показывая, что разговор стал внезапно ему неприятен.

– Как?! – вскричали в один голос мы с профессором.

Барт поморщился.

– Ваша внучка попала под власть некоей… субстанции. Которая нашла вход в наш мир через зеркала в вашем доме. На начальной стадии, то есть когда вам казалось, что еще ничего не происходит, а на самом деле уже происходило, я порекомендовал бы вам бежать оттуда. И вы могли бы ее спасти. Но судя по описанию того, что творится сейчас… слишком поздно.

– Зеркала?! И что же делать? – из выцветших глаз Виталия Витальевича покатились по морщинистым щекам крупные слезы. – А если их разбить… эти все зеркала.

Барт покачал головой.

– Это поможет ненадолго. Вы ведь не будете вечно держать Ольгу взаперти, в комнате без зеркал и любых отражающих поверхностей. А стоит ей выйти на улицу и увидеть свое отражение да хотя бы в окне проезжающего автомобиля, как все начнется снова. Субстанция уже в ней. Через зеркала она просто вытягивает из своего мира другие субстанции, чтобы совместно кормиться вашей внучкой.

– Но почему они… эти субстанции… напали на нее? Я прожил там двадцать лет и меня не тронули!

– Потому что вы уже не молоды. С вас многого не возьмешь. Хотя над причинами вашей бессонницы тоже стоило бы поразмышлять. Как и над смертью вашей супруги, если это случилось в том же доме. А Ольга – молодая.

Слезы старика капали ему на руки. Я разрывалась между ужасом от услышанного и опасением, что Виталия Витальевича сейчас хватит сердечный приступ.

– Но как же… господин Иванов! Вас же… порекомендовали! Я же… не с улицы пришел! Моя пенсия невелика, но я еще подрабатываю, беру студентов, у меня есть сбережения. Я знаю, что ваши услуги стоят дорого. Но я готов заплатить сколько угодно! Назовите сумму! Назовите!

Я покосилась на две пачки денег, которые так и лежали на столе Барта, и вздохнула. Нельзя купить человека, который сам легко может купить других.

– Есть дела, за которые я берусь. И есть дела, за которые не возьмусь ни за какие деньги, – отрезал Барт.

Профессор Баранов сгорбился и опустил голову. Его плечи тряслись. Я осторожно погладила старика по спине в знак утешения и с укоризной покосилась на начальника. Тот ответил мне сердитым взглядом, мол, даже не думай заступаться.

Ага. Не на ту напал.

– Вот если бы Магистр приказал, вы бы точно поехали, – в сердцах сказала я.

Незабудковые глаза полыхнули огнем. Барт выпрямился в кресле, приподнял лист бумаги, чтобы я узнала свое заявление, взял ручку и размашистым жестом поставил подпись. Потом оттолкнул от себя лист.

– Ваше мнение, Мария Николаевна, весьма ценно, но – увы! – уже бесполезно.

От удивления я открыла рот. Вот это пассаж! Стоило мне назвать загадочное имя, как Барт выходил из себя. На упоминание Магиста реагировал, как бык – на красную тряпку. Даже заявление мне подписал! Только вот теперь я была этому уже не рада. Совесть не позволяла оставить бедного Виталия Витальевича наедине с его горем. Когда Барту нужно было, чтобы я с риском для жизни пробежалась по ночному лесу, он, значит, о моем мнении волновался. А теперь, когда что-то от него нужно, уходит в кусты!

–Мне кажется, вы просто не знаете, что делать, – поддела его я.

– Я знаю, что делать, Мария Николаевна, – отчеканил он. – Субстанцию можно выманить и уничтожить. Но для этого нужно зайти на ее территорию. Зайти в зеркала. Я ходил в зеркала один раз в жизни. Со своим отцом. И я повторяю вам, что больше никогда этого делать не буду.

Вот оно как. Крупица новой информации в запутанном деле. У Барта есть отец. Который, похоже, разделяет его паранормальные умения. И что значит – зайти в зеркала?

– Я думала, вы – специалист только по оборотням и вампирам.

Он обжег меня взглядом.

– Я – универсальный солдат.

От этого взгляда мне стало жарко и невмоготу. Ну нельзя так смотреть на бедных одиноких женщин, если ты «редчайший» и «универсальный». Краска начала подступать к щекам. Из «треволнения» меня вывел несчастный профессор.

– Так вы все-таки можете Олюшку спасти? – в глазах старика засветилась надежда. Я не могла на это смотреть и отвернулась. – Сделайте это! Всеми святыми, Христом Богом и чем угодно прошу! Я ваш вечный должник сделаюсь. Прикажите, подключу все связи, сделаю, что смогу. Квартиру? Через жену Бориса Юрьевича справим. Денег? Добуду. Должность какую? Так могу и до мэра достучаться, чтобы подыскали вам местечко…

Барт только покачал головой. Черты его лица смягчились. Видимо, ему тоже стало невмоготу смотреть, как унижается старик ради своей внучки.

– Вы не понимаете, профессор. Я не набиваю себе цену. Вы просите меня о самоубийстве. В зеркала невозможно ходить одному. Там слишком легко… остаться. А мой отец умер. Даже если я пойду туда один, то вашу внучку спасти не смогу. Потому что не вернусь.

Я взглянула на начальника по-новому. Отец умер? При каких обстоятельствах? Как давно? Я жаждала узнать хоть немного больше, но не была уверена, что Барт начнет со мной откровенничать. Точнее, была уверена, что не начнет. В лучшем случае, отделается ложью, как в ситуации с Владемаром.

– Примите соболезнования по поводу батюшки, – огорчился Виталий Витальевич. – Но неужели никто не может его заменить? Для этого нужен особенный человек?

– Необязательно… достаточно того, с кем я смогу войти в контакт…

Незабудковый взгляд вдруг переместился на меня.

– Нет, – сказала я и отчаянно затрясла головой. – Даже не думайте. Даже не просите! Я вам не помощник. Особенно в таких делах.

Профессор Баранов повернулся ко мне всем телом и крепко сжал мою руку.

– Мария Николавна! Миленькая! Драгоценная вы моя женщина! Квартиру! Денег! Должность какую!

По его лицу снова потекли слезы. У меня внутри все оборвалось. Барт! Мерзавец! Снова подставил! Сидит в своем кресле, с интересом взирает на то, с каким пылом старик накинулся на меня, и доволен собой! Ух, редчайший, чтоб тебя…

Я прикрыла глаза, набрала в грудь воздуха и заставила себя успокоиться. Профессор не виноват в наших с Бартом разборках. А помочь ему, судя по всему, больше никто не сможет.

– Хорошо, Виталий Витальевич. Только ради вас и Ольги. Но Бартоломей Иванович в ответ окажет мне одну услугу.

Старик обернулся на Барта, готовый вот-вот кинуться к нему. Тот приподнял одну бровь, ожидая объяснений.

– Вы ответите на мои вопросы, – процедила я.

– Если это не будет касаться одной известной вам личности, я готов, – пожал плечами он.

Я поняла, что он имеет в виду Магистра. Ну что ж, помимо этого у меня все равно найдется, о чем спросить.

Барт не сказал, как мне одеться, отправляясь с ним в очередную поездку. Он вообще почти ничего не сказал. Когда профессор Баранов, рассыпаясь в благодарностях, покинул кабинет, начальник молча указал мне на заявление и деньги. Несмотря на то что Барт согласился помочь старику, настроение у него заметно испортилось. Уж очень ему, видимо, в эти зеркала не хотелось.

Ничего, мне тоже по лесу бегать не хотелось. И с вампиром в лифте обниматься как-то желанием не горела.

Я подошла, забрала заявление, демонстративно проигнорировала деньги и гордой походкой удалилась. Только усевшись за свой стол, поняла, в какую передрягу снова попала. Мама дорогая! И на этот раз винить было некого. Могла ведь отказать профессору, и дело с концом. Но пожалела бедолагу…

В поездку я собиралась, призвав на помощь всю силу воли. Аллочку не звала, по квартире не бегала. Еще чего. Уже плавали, уже все знаем. Никакого кружевного белья. Никаких духов. Натянула те же самые джинсы – раз. Надела удобный мягкий свитер с воротником «под горло» – два. Затянула волосы в хвост – три. Посмотрела на себя в зеркало. Как обычно, ничего особенного. Готово.

Монстры порвали мою куртку, поэтому пришлось нацепить манто, уже лет пять как вышедшее из моды даже по моим меркам и висевшее в шкафу «чтобы было в чем мусор вынести». Днем я бегала на работу в легкой короткой курточке, но вечером умерла бы от холода в ней. Все-таки, октябрь.

Барт тоже меня ничем не удивил. Грязный «УАЗик» я узнала издалека даже в сумерках. Свои джинсы он, по-моему, не стирал еще до вечера нашей первой поездки. Вместо серой ветровки на моем начальнике в этот раз была черная «кожанка» с застежками-«молниями» на рукавах. Сексуально, небрежно. Как обычно.

До дома с часами по вечерним пробкам дорога занимала около двадцати минут, и я решила, что поездка – лучшее время, чтобы приступить к допросу. Барт отвлекается, может и лишнего нечаянно сболтнуть.

– Почему вы отправляетесь на задания на этой страшной развалюхе? – перешла я в атаку, как только мы выехали со двора. – В офис же вы на ней не приезжаете.

Мой начальник усмехнулся.

– Потому что для соответствующего занятия нужна соответствующая экипировка. Мне нужна машина, которая выдержит любую передрягу. И она у меня есть.

– О, это я поняла. Днем вы – босс, а ночью – Ловец, да?

Белозубая улыбка стала шире.

– Необязательно. Я всегда Ловец. Но в свободное время – еще и босс.

Я нахмурилась, пытаясь понять его хитрую логику.

– А вы как-то изменились, Мария Николаевна, – сделал вдруг ответный выпад Барт. – Смелее стали, что ли.

Интересно, а кто бы не стал смелее на моем месте?

Я притворилась, что отвечать необязательно, и перешла к следующему вопросу в заранее заготовленном списке.

– Почему вы согласились помочь Виталию Витальевичу? Ведь сначала категорически отказались.

Улыбка Барта слегка потускнела. Пока мы втискивались на перекрестке четвертым рядом в обход всех дорожных правил, начальник и вовсе стал серьезным.

– Профессору хотели помочь вы, а не я. Но так как я вроде как вам должен за помощь, оказанную в особняке Владемара… не люблю накапливать долги, в общем.

– Но вы же сказали, что это самоубийство! Что в зеркалах можно остаться и не вернуться. Вы сейчас пытаетесь меня убедить, что готовы рискнуть жизнью, просто чтобы отдать долг?

– Ну, вы же рисковали жизнью.

Я фыркнула. Наконец-то, «милейший господин Иванов» это понял!

– Не рисковала бы, да вы меня заставили.

– Ну, будем считать, что теперь вы заставили меня, – с невозмутимым видом пожал он плечами.

– Хорошо. Тогда перейдем к тому самому Владемару, раз уж речь зашла. Как давно вы знакомы? Только, умоляю, не пытайтесь меня обмануть!

Незабудковые глаза прищурились.

– А, так мы уже на стадии выполнения вашего условия? Это те самые вопросы?

– Это те самые вопросы, – проворчала я, раздраженная тем, что Барт раскусил мою хитрость.

– Ну… вы, конечно, поняли, что мы с Владемаром встретились не впервые.

– Конечно, поняла, – съязвила я. – Но как давно вы знаете друг друга? В армии вместе служили? Сталкивались по работе?

Упоминание об армии развеселило Барта. Да так, что он хохотнул.

– В армии я не служил, Мария Николаевна. У меня был медотвод.

Я окинула его взглядом с головы до ног. У таких двухметровых широкоплечих мужчин бывают медотводы от армии?!

– А Владемар был когда-то моим другом. Лучшим.

И тут меня прорвало.

– Бартоломей Иваныч, и как вам не стыдно обманывать меня! Зачем вы наврали, что хотите вывести этого вашего друга на чистую воду? Ведь было понятно, что вы с ним в заговоре. Я вот только не могу понять, в каком. И зачем вам надо было привлекать меня? Скажите хоть сейчас правду! В вашу версию про Скачки я уже не верю.

Как стремительно застилает небо грозовая туча перед непогодой, так быстро поменялось выражение лица начальника. Брови сошлись на переносице, а глаза засверкали. Чего это он? Я же не упоминала волшебное слово – Магистр!

– Я сказал, что Владемар был моим другом. Теперь мы – враги. И теперь – враги еще большие, потому что вчера его все-таки упекли за незаконный бизнес.

Известие о том, что вампира «упекли», принесло несказанное облегчение.

– Как вы могли дружить с ним?! Вы тоже…

– Нет, – отрезал Барт. – Я не вампир. А во времена моей дружбы с Владемаром и он им не был. Я уже триста раз пожалел, что привлек к делу вас, – он закусил нижнюю губу и сжал пальцы на руле, – но меня вынудили обстоятельства. Будь моя воля, я вообще бы не участвовал в этом деле…

– Поэтому вы так орали на «костюмчатых»! – догадалась я. – И хотели их вышвырнуть.

– На кого?! – напряжение в лице начальника слегка схлынуло, как только до него дошло. – Это вы их так обозвали? «Костюмчатые»?!

Я покраснела и отвернулась. Да уж. Ведь за язык никто не тянул! Хотела, чтобы Барт проболтался, а вместо этого ляпнула сама.

– На ваших визитеров, – проворчала я, – простите за оговорку. Они ходят и носят вам приказы от Магистра. Да?

– Мария Николаевна… – в голосе Барта зазвучала угроза.

– Что? Я же не спрашиваю о нем самом, как договорились. Спрашиваю только о вас. И я не дура. Тут и ежу понятно, что вам принесли задание, которое вы не хотели брать, но упоминание этого, на букву М, заставило вас сдаться. А меня вы взяли с собой в надежде, что я умру там. Потому что лишний свидетель никому не нужен. А вы трясетесь от одного упоминания имени человека на букву М!

– Я взял вас, потому что мне нужна была приманка. Я знаю Владемара как свои пять пальцев. Его вкусы, его повадки, его привычки. Мы дружили много лет! Они знали, кого послать, потому что лучше меня его никто не успел изучить, – с жаром заговорил Барт, – и это было не совсем честно, о чем я и сказал. Но, как вы правильно подметили, мне пришлось согласиться. Даже не думайте заикаться о причинах. Это не ваше дело.

– Значит, есть какая-то организация. И вы – один из ее сотрудников. Что это? Департамент по борьбе с вампирами? Бюро паранормальных дел? Люди в черном? Вы боретесь за добро во всем мире? Какая у вас миссия?

– Никакой организации нет. Есть неугодные люди. Которых я устраняю. По приказу. Иногда сам. Иногда совместно с другими такими же вольнонаемными, как я. Как в случае с Владемаром, где была разработана целая операция. В свободное время беру частные заказы, как вы наверняка тоже успели понять.

– Ах да, редчайшая профессия. Расскажите о ней.

Барт вздохнул, припарковался у обочины и заглушил мотор. Посмотрев в окно, я увидела бывшую дачу графа Суровикина. Стемнело, но света от уличных фонарей вполне хватало, чтобы увидеть за высоким деревянным забором окна верхнего этажа и выложенную шифером крышу. Летом дом утопал в зелени сада, теперь же, в преддверии зимы, его бледные, как лицо мертвеца, стены с черными глазами-окнами стали видны с улицы. За полуголыми ветвями деревьев я узнала башенку. Часы с ночной подсветкой на циферблате показывали восемь вечера.

Жуткое местечко. Да еще и кладбище рядом.

Я повернулась к Барту в ожидании ответа. Его взгляд, устремленный на меня, был задумчивым.

– Такие как я всегда существовали. У нас целая династия Ловцов. Пока есть нечисть, с которой нужно бороться людям, будут и Ловцы.

Ненавижу, когда Барт начинает ходить вокруг да около!

– Ваш отец тоже был таким?

– Да. И дед. И прадед. Но они были не совсем… такими. С каждым поколением мы обретаем все новые умения. Совершенствуемся. Эволюция. Природа.

Белая горячка. Клиника.

– Почему же вы бросили меня на растерзание тому вампиру? Если вы из династии благородных Ловцов.

Барт покосился на меня и усмехнулся.

– Про «благородных» я не сказал ни слова, кстати. Мне, конечно, очень жаль, что пришлось вас оставить один на один с Владемаром. Пусть вас утешает то, что я старался предусмотреть все неприятности.

– Ага. Спирт. Это я помню. Но мне было бы гораздо приятнее, если бы вы все-таки обернулись в тот момент, когда он меня схватил, и надавали ему по шее, а не убегали в комнату.

– Мне пришлось уйти, Мария Николаевна. Время поджимало.

– «Ширнуться» хотелось.

– Именно так, – Барт выпрямил спину и открыл дверь. – Владемар – очень опасный и подозрительный тип. Я не мог действовать напрямую, чтобы не спугнуть его. Срыв операции бы мне не простили. Поэтому пришлось стоять и слушать его угрозы. И пришлось привлечь вас. За то короткое время, которое у меня было на сборы, я бы не нашел никого лучше. Я дал вам спирт, потому что знал, что Владемар не смирится с поражением и нападет, когда будет возможность. К сожалению, он тоже знает мои слабые стороны. На них я и сыграл в тот вечер. Он видел, что мне плохо, и расслабился. Иначе, он бы не зажал вас в лифте один на один, а сделал это с толпой подручных. Тогда бы вы точно не убежали. А теперь пойдемте, нас ждут великие дела.

Он схватил с заднего сиденья невзрачную спортивную сумку и легко спрыгнул на землю.

– Подождите-ка, – возмутилась я, тоже выбравшись наружу, – то есть вы были уверены, что у меня получится сбежать? Как и в туннелях с оборотнями? На этом строилась ваша стратегия? Просто держали пальцы крестиком наудачу?!

– Я верил в лучшее, – Барт закрыл автомобиль, закинул сумку на плечо и уверенно пошагал к забору.

Я бросилась следом.

– Это еще не все вопросы. Почему вам было плохо? Что за дрянь вы себе колете?

Барт толкнул деревянную калитку и замер, придерживая ее одной рукой и пропуская меня вперед.

– Позвольте, на этот вопрос я отвечу чуть позже. Да вы и сами все увидите.

Пришлось на ватных ногах протиснуться в неширокий проем калитки в опасной близости от его груди. Повеяло легким отголоском «Армани» и кожаной куртки. Если бы меня спросили, как пахнет соблазн, я бы, не задумываясь, назвала именно эти составляющие.

Барт, впрочем, моего «треволнения» не разделял. Его больше занимало место, куда мы приехали. Он зашел во двор следом за мной, закрыл калитку на щеколду и остановился, чтобы оглядеться. Посмотреть было на что. Под ногами – неровно уложенные булыжники. Скорее всего, кладку делали еще во времена постройки самой дачи. На ум сразу приходили мостовые дореволюционных городов. Современные модницы на каблуках бы по таким ходить не смогли. Хорошо, что я предусмотрительно надела кроссовки.

Справа у забора, на расчищенном от деревьев пятачке, красовалась каменная беседка. В темноте не удавалось разглядеть, что внутри, но трещины, ползущие по крыше-куполу и круглым гладким колоннам, поддерживающим ее, говорили о том, что беседка построена давно. Мне представилось, что летом по ее стенам наверняка вьется плющ, обеспечивая естественное укрытие от палящего солнца и прохладу. Здесь хорошо пить вечером чай, благоразумно намазавшись каким-нибудь средством от комаров.

Слева у забора я увидела выложенные разноцветными морскими «голышами» грядки. Видимо, здесь профессор выращивал свою лимонную мяту, с которой так любил пить чай. А что? Место хорошее, солнца много. Мята наверняка вытягивается и дурманит ароматом толстых мохнатых шмелей и юрких пчел. На данный момент грядки стояли пустыми.

По обеим сторонам широкой дорожки, ведущей к дому, росли фруктовые деревья. Они тянули ветви к зданию, словно стремились обнять его. Крыльцо с небольшим каменным портиком освещала круглая плоская лампа. Несмотря на прохладную погоду, вокруг нее вились ночные мотыльки. В дверях нас уже поджидал Виталий Витальевич.

– У нас еще есть возможность отказаться, – вполголоса заметил Барт, пока мы шли по дорожке к дому.

Я посмотрела на профессора Баранова. Глаза старика показались мне заплаканными и красными, а руки – трясущимися. Представляю, какой вечностью длились для него часы до нашего приезда. Подойти и сказать, что мы передумали – значит собственноручно закопать его в могилу.

– Вам страшно? – так же вполголоса спросила я.

Барт чуть повернул голову.

– Нет. Но я-то знаю, на что иду. А вы?

– А мне после ваших оборотней уже ничего не страшно, – передернула плечом я и ускорила шаг.

Нет, конечно, мне не страшно. Особенно после этого спокойного «я-то знаю, на что иду». А я вот не знаю! Но иду. С «редчайшим», который уже зарекомендовал себя по статье «оставление в опасности» два раза. Божечки, хоть бы меня сегодня никто не съел, а?

Где-то за спиной раздался тихий смешок Барта.

Профессор едва ли не расцеловал нас. Вцепившись в мою руку (видимо, эта привычка осталась у него от внучки), повел в дом. Внутри пахло стариной. Есть такой непередаваемый запах, я называю его «пыль времен». Его не назвать приятным. Но это не затхлость и не сырость. Это не духота и не застоявшийся воздух. Запах старого дома можно сравнить с запахом старого человека. Его не спутаешь ни с чем другим и узнаешь сразу, стоит вдохнуть.

Обстановка тоже была несовременной. Вязаные пестрые половички под ногами. Наверняка работа той самой Клавдии Матвеевны, жены профессора, чей портрет в массивной деревянной рамке под стеклом красовался в холле. Большие старомодные буфеты, книжные шкафы, низко подвешенная лампа в зеленом абажуре над круглым столом в гостиной. Телевизор «Заря». На стенах – цветастые обои. Потолки побелены, но видно, что побелка трескается и время от времени осыпается.

Профессор оставил нас в гостиной ненадолго. Вскоре появился с пузатым начищенным до блеска самоваром, из которого валил дымок. Меня окутал запах лимонной мяты. Я шумно и с удовольствием втянула носом воздух.

– Чаю?

Не дожидаясь ответа, Виталий Витальевич быстро выставил на застеленный клетчатой клеенкой стол три фарфоровые чашки. Плеснул в каждую душистого заваренного чая и разбавил кипяточком из самовара. Я присела на трехногий табурет. Барт поставил на свой табурет сумку и открыл ее.

– Вы понимаете, что сегодня может произойти все, что угодно, профессор?

Куртка на плечах Барта слегка поскрипывала, пока он резкими решительными движениями перебирал содержимое сумки. Я отхлебнула из чашки и зажмурилась от удовольствия. Не обманул старичок, чай – вкуснейший.

– Д-да, – Виталий Витальевич опустился на табурет рядом со мной. – Олюшка в своей комнате наверху. Она тоже ждет нас. Только заперлась и чем-то дверь подперла.

Барт положил на край стола моток грубой серой веревки.

– Это не страшно. Вы выпили каких-нибудь капель от сердца?

Старик растерянно посмотрел на «редчайшего», потом на меня.

– Еще нет. А надо?

– Не помешает, – усмехнулся Барт. – И пообещайте, что останетесь в той комнате, где я вам скажу оставаться. Что бы вы ни услышали, никакой беготни по коридорам. И не дай бог вам попасться мне под ноги. Будет не до вас.

Лицо профессора так перекосилось, что мне снова показалось – сердечный приступ.

– Это ради Ольги, – попыталась я его успокоить и взяла за руку, – выпейте капель.

Виталий Витальевич поспешил за сердечными каплями. Барт выложил на стол молоток. Затем вынул знакомую мне фляжку.

– Выпьете, Мария Николаевна?

– А что, здесь появится Владемар?! – едва не взвизгнула я.

– Насколько я знаю, нет. Но я подумал, может вам захочется… не от вампиров, так от нервов.

Я покосилась на флягу. Превращаясь в Ловца, Барт вселял в меня смутную тревогу. Когда он с каменным лицом говорил какие-то загадочные фразы, сразу становилось не по себе. Вот и сейчас интуиция настойчиво советовала воспользоваться предложением.

– Ладно, давайте, – я выхватила флягу, глотнула, содрогнулась от отвращения. Полегчало.

Вот так и спиться недолго с этим «редчайшим».

Барт пить не стал, просто закрыл крышку и убрал емкость в сумку.

Вернулся профессор Баранов и с ужасом уставился на молоток. От старика пахло валерьянкой.

– И с чего мы начнем? – поинтересовалась я.

Барт застегнул сумку и взял моток веревки.

– Для начала осмотрим пациента. Где здесь можно оставить верхнюю одежду?

Старичок провел нас к вешалке под лестницей. Повесив на крючок куртку, Барт строго-настрого приказал ему не идти за нами. Я пристроила свое манто, и мы начали по скрипучим ступеням подниматься наверх. Баранов стоял у подножия лестницы и провожал нас взглядом.

На втором этаже было темно и тихо. Только полоска света пробивалась из-под двери в конце коридора. На стене я заметила простое овальное зеркало в раме и слегка вздрогнула, увидев в нем свое отражение.

– Не бойтесь, Мария Николаевна, – тут же отреагировал Барт, – я скажу, когда надо будет начинать бояться.

Он подошел к двери, из-под которой виднелся свет, и подергал ручку. Закрыто. Барт приналег крепким плечом.

– Уходите! – раздался истеричный девичий голос. – Все, что вам сказали – неправда. Уходите!

– Я просто хочу в этом убедиться! – крикнул в ответ Барт. – Откройте дверь!

– Уходите, а то я за себя не отвечаю!

Как я уже успела понять, мой начальник никогда не был сторонником долгих бесед. Вот и сейчас он просто сделал шаг назад и ударил ногой в хлипкую дверь.

Я же говорила, Барт обожает открывать двери «с ноги».

Створка слетела, но с той стороны кто-то или что-то удерживало ее. Мой начальник крякнул, навалился всем телом и…

… провалился в комнату. Я прижалась к стенке, готовая в случае необходимости сразу же перейти к выполнению плана «Б». То есть с визгом убежать на улицу.

Худое невзрачное существо, одетое в белую занавеску, прыгнуло на Барта откуда-то сбоку. О, это был нечеловеческий вопль! Последний из могикан умер бы от зависти. «Милейший господин Иванов» как раз начал вставать на ноги. Его силуэт четко выделялся на фоне дверного проема. Я увидела, как идеальные бедра моего начальника обхватили две женские ноги, а две руки – вцепились в его широкие плечи. Позабыв про страх, чуть не зашипела от возмущения. Это что за «обнимашки» при исполнении?!

Барт, пошатываясь под напором девицы, выпрямился – и вдруг легко, как пушинку, оторвал от себя бешеную внучку и отшвырнул куда-то вглубь комнаты. Грохот уже не смог заставить меня остаться в стороне. Ничего себе он девиц швыряет! А в офисе-то вежливый такой, всех по имени-отчеству, ко всем с улыбочкой. Слова грубого не скажет. Ну, дела…

Когда я подбежала и встала возле Барта, то увидела, что девица лежит ничком на кровати. Если законы физики меня не обманывали, то в полете она явно грохнулась о стену спиной. Хорошо, что из мебели тут были письменный стол, зеркало да та самая кровать. Ничего по пути Ольга не задела.

– Олюшка! – раздалось с первого этажа. – Ты в порядке?

Барт скрипнул зубами и сказал одно неприличное слово. Я слышала его и прежде, ничего нового. Просто лишний раз убедилась, что Бартоломей Иваныч и Ловец пользуются в жизни разным лексиконом.

– Вы что, убили бедную девушку?! – возмутилась я, разглядывая неподвижное тело.

Барт нагнулся, поднял веревку, которую выронил, и размотал ее.

– Надеюсь, что нет. И не смотрите на меня так, Мария Николаевна. Вам никогда не пытались откусить ухо?

Тут я заметила, что бартоломеевское ухо, к слову сказать, не менее идеальной формы, чем бартоломеевский мизинец или спина, покраснело до нежно-сливового цвета. Ах ты ж, бешеная внучка!

– Олюшка! – в далеком голосе старика зазвучали истеричные нотки. – Ответь!

– Вы не могли бы успокоить профессора? – процедил Барт. – У вас это как-то лучше получается.

– Виталий Витальевич! – крикнула я в дверной проем. – Все в порядке! У нас упал… – я поискала глазами и увидела обломки мебели на полу, – … стул. Но сейчас Ольга как раз рассказывает полезную информацию!

Губы Барта искривила недобрая ухмылка. Он подошел к кровати и перевернул девушку на спину. Что-то зарокотало. Я завертела головой и не сразу догадалась, что это рычит Ольга. Мой начальник, недолго думая, запрыгнул на кровать и оседлал ее. Мышцы на его ногах и руках напряглись, проступив под одеждой, пока Барт удерживал девицу, которая волнообразно извивалась и брыкалась под ним. Мама дорогая! Он что тут, решил показать мне с бешеной внучкой всю Камасутру?!

Я подбежала ближе и смогла, наконец-то, хорошенько рассмотреть эту припадочную. То, что поначалу посчитала занавеской, оказалось кружевной ночной сорочкой. Вещица выглядела бы мило (учитывая, что Ольга была из тех стройных девушек, на которых любая одежда хорошо сидит), если бы не покрывавшая ее грязь. Становилось понятно, что водными процедурами одержимые не балуются. Волосы неопределенно-серого цвета тоже слиплись в сосульки. Девица мотала головой из стороны в сторону, бешено вращала глазами и кривила губы, поэтому я не смогла оценить ее красоту. Но кожа выглядела ровной и матовой. Правда, всю шею и грудь покрывали глубокие борозды с засохшей кровью. Ах да, старик говорил, что Ольга царапает себя.

Продолжая сжимать девичье тело мощными бедрами, Барт схватил одну ее руку и попытался привязать к спинке кровати. Бешеная внучка взвыла втрое сильнее, ужом извернулась, отпихнула его и вдруг села, снова вцепившись в моего «редчайшего». Мама дорогая! Да она к его шее присосалась! Барт, к слову сказать, не церемонился. Намотал на кулак ее длинные патлы и попробовал оттянуть голову от себя. Не тут-то было. Слившись в лучших традициях «Горячих ночей в Севилье», эти двое раскачивались из стороны в сторону, испытывая мое терпение. Барт постанывал и тянул бешеную внучку за волосы, та рычала, уткнувшись в его мужественную шею, и царапала ему спину через футболку.

А я говорила, что в последнее время стала нервной?

В общем, едва мой начальник оторвал девицу от себя, как я дала ей в глаз. Ну ничего не могла с собой поделать, клянусь вам!F! Ольга слабо вскрикнула, упала на спину и замерла. Я тоже вскрикнула. От боли в пальцах. Барт медленно повернул ко мне голову. О, наверно, если бы я тотчас разделась, оставшись в кружевном и красненьком белье, и станцевала ему танец живота посреди комнаты, он не был бы так удивлен.

Я покраснела. Удивленная икона стиля – это как Бекхем, которого пригласили играть за «Новоприморец». Не каждый выдержит такое зрелище.

– Что это вы так смотрите? – проворчала я. – Это вам не фонарики подсовывать в карманы. Это реальная помощь в трудную минуту.

– Я запомню, – ответил Барт, и по голосу я поняла, что он едва удерживается от сарказма, – что вы прекрасно усвоили принцип командной работы.

Это что, комплимент?! В прошлый раз, как сейчас помню, начальник сказал: «У вас чудесные ноги». Перед тем как отправить меня на съедение монстрам, ага. Интересно, скольких женщин он хвалил за командную работу? Ах да, я ведь не женщина. Я – его секретарь.

Впрочем, предаваться размышлениям было некогда. В четыре руки мы быстро связали Ольгу. Оказалось, что она успела Барта укусить, и из нескольких глубоких лунок на его шее текла кровь, пачкая ворот футболки. Когда я попыталась на это указать, начальник лишь отмахнулся. Склонившись над девушкой, он по очереди приподнял ее веки, открыв белки, покрытые сеткой полопавшихся капилляров. Зачем-то заглянул в рот, пощупал пульс.

– У нее очень истощен организм. Сухие слизистые. Я бы дал ей попить, но думаю, в таком состоянии она пить не будет. Что ж, подождем, пока все закончится.

Вот хорошо, что Барт сказал «все закончится» таким уверенным голосом. Потому что сомнения меня по-прежнему не оставляли.

– Почему она так нам сопротивляется, Бартоломей Иваныч?

– Это не она. Это субстанция в ней. Чувствует меня.

– Откуда вы знаете?

– Потому что я чувствую ее. Эту субстанцию. Выманить из Ольги ее будет непросто, потому что тварь слишком давно там живет. Освоилась. Это теперь ее дом, ее стол, ее гнездо.

– Как давно?

– Судя по состоянию Ольги – наверняка с самой первой ее ночи здесь. Сначала тварь вела себя тихо, присматривалась. Потом осмелела. Мария Николаевна, сделайте-ка одолжение, пощупайте ее грудь.

– Что?! – я подумала, что ослышалась.

Барт поморщился.

– Да не саму грудь. Ну, грудь. Грудную клетку. Не нащупаете ли характерное уплотнение в районе солнечного сплетения?

– Бартоломей Иваныч… – растерялась я. Не очень-то хотелось трогать грязное тело бешеной внучки.

– Ну что мне, самому ее щупать, что ли? Имейте совесть!

Ух ты, какой совестливый. Поглядите-ка, Бартоломей Иваныч в нас проснулся. Ловец бы на такие мелочи размениваться не стал, я уверена. Впрочем, с меня хватило их с Ольгой жарких объятий. Лучше уж это буду я. Пришлось встать у изголовья и запустить обе руки за ворот Ольгиной несвежей сорочки. Ее тело было потным и скользким. Я с трудом поборола отвращение.

– Что-нибудь чувствуете? – с напряжением в голосе поинтересовался Барт.

– Нет.

– А ниже?

– Нет.

– А еще ниже?

Со стороны это наверно была умопомрачительная картина: Барт сидел верхом на Ольге, пока я щупала ее грудь под его команды «ниже», «еще ниже». Но тут мои пальцы наткнулись на твердую шишку под кожей. От прикосновения она вдруг запульсировала и чуть сместилась в сторону. Я попыталась нащупать ее и там, но шишка снова выскользнула из-под пальцев.

– Нашли? – догадался Барт. – Во-от. Вот она, эта тварь. Ничего. Главное, что мы девушку зафиксировали. Теперь сама Ольга никуда не убежит, тварь не сможет управлять ее телом и волей-неволей ей придется из него выйти, когда мы…

– Олюшка! – раздалось в дверях. – Да что вы с ней…

Профессор Баранов, не утерпевший и нарушивший запрет Барта не приходить, схватился рукой за сердце и начал сползать по дверному косяку. В какой-то мере я его понимала. Доверить свою единственную внучку представителю редчайшей профессии и потом обнаружить ее, связанную и без сознания на кровати. С этим самым представителем, оседлавшим ее, и его помощницей, запустившей руки ей под одежду. Маньяки, да и только. Тут никакие капли от сердца не помогут.

Я отдернула руки от Ольги, вытерла их об джинсы и подбежала к старику. Через пару мгновений и Барт присел рядом. Голова Виталия Витальевича склонилась набок, он не двигался. Осмотрев старика, мой начальник выпрямился, подхватил того подмышки и оттащил в угол, прислонив спиной в стене.

– Вроде не приступ. Обморок.

Так как я в сердечных приступах не понимала совершенно ничего, пришлось поверить на слово.

– И что нам теперь делать? – спросила я, оглядев привязанную Ольгу и потерявшего сознание профессора.

– А теперь можно начинать бояться, – уверенным голосом произнес Барт.

Вдвоем мы вернулись на первый этаж, в гостиную. Начальник сдвинул в сторону чашки с чаем (к своей он так и не притронулся), и расстелил на столе чертеж.

– Это план дачи Суровикина.

– Вы всегда заучиваете расположение комнат в доме, куда идете?

– Всегда, – кивнул Барт. – Иногда дверка, о которой вы иначе бы и не узнали, может спасти вам жизнь.

– Или решетка подземного тоннеля, – пробормотала я и вдруг спохватилась: – Кстати, тогда, в особняке Владемара, вы сказали, что тоннели – это система вентиляции. Для чего нужна такая обширная система?

– У него под землей гораздо более интересные помещения, чем над землей, – пробормотал Барт, склонившись над чертежом и пристально его изучая.

Божечки, так мне еще повезло, что я выбралась из особняка вампира! Что там за казематы? Он в них мучает кого-то? Держит банки с кровью? Бр-р-р, даже думать об этом не хочется.

– И что вы видите на этом чертеже? – переключила внимание я.

– У нас два этажа по пять комнат, – начальник растопырил пальцы и по очереди ткнул пятерней в разные части чертежа. – Сначала мы обойдем их все, чтобы не пропустить ни одной.

– Зачем?

– Затем, что я должен понять, откуда эти твари ходят.

Я наморщила лоб.

– А разве они ходят не через зеркало в комнате Ольги? Ведь она запирается там.

– Необязательно. Они могут ходить откуда угодно. У вас при себе есть что-то отражающее? Зеркальце?

Я замерла, перебирая в уме свои вещи.

– Нет, ничего такого.

– Ну и славно, – Барт ловко расстегнул браслет своих «Картье» и небрежно бросил часы на стол.

Потом огляделся по сторонам. Снял со стоящего в углу кресла большую бархатную накидку и накрыл ею экран телевизора. Ушел в другую комнату и вернулся с еще одним покрывалом, которое набросил на стол прямо поверх круглобокого самовара, чашек и лежащих на столе часов.

– Зачем это?

– Убираю ненужные отражающие поверхности. Конечно, это не настоящие зеркала, и в них твари могут укрыться лишь на время. Но не хочу добавлять себе проблем.

Тут я обратила внимание, что его движения изменились. Уже знакомым мне образом. Приглядевшись, поняла, что и глаза у моего начальника начинают краснеть.

– Вам пора, да? – догадалась я. – Пора сделать укол?

– Пора, но я не буду.

– Почему?

– Позже.

Барт взял молоток и кивком головы приказал мне следовать за ним. Из гостиной мы вышли в прихожую, где у двери тоже красовалось зеркало. Начальник замер, вглядываясь в него.

– Что вы там видите? – насторожилась я, вытягивая шею.

С того места, где мы стояли, виднелись лишь перила лестницы, часть стены и пола и дверь, ведущая в дальние комнаты. Барт стоял, не шелохнувшись.

– Вы знаете историю этого дома, Мария Николаевна? – приглушенным голосом сказал он.

– Нет, – растерялась я.

– Сам граф Суровикин здесь почти не жил. Дом достался ему от бабки. Говорят, та умерла нелегкой смертью.

– Нелегкой?!

– Кто-то посреди ночи утыкал ее ножами и железными прутами, как ежа, прямо в собственной постели.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Чтобы вы не сильно удивлялись при встрече. Могу поручиться, она бродит где-то там. – Барт кивнул на зеркало. – Преступника, кстати, не нашли. Но, похоже, и не искали. Просто повесили всех холопов в доме. Добавьте к толпе блуждающих в зеркалах еще душ пятнадцать-двадцать.

Мама дорогая! Да я после такого и у себя дома в зеркало буду бояться смотреть!

– В-вы меня специально пугаете, Бартоломей Иваныч?

– Просто рассказываю то, что знаю, – он устало потер глаза тыльной стороной кисти.

Приглядевшись к начальнику, я заметила выступившие на его висках капли пота. Что будет, если не сделать укол?!

Барт вдруг замахнулся и разнес молотком зеркало вдребезги. Ливень искрящихся осколков хлынул нам под ноги так, что я едва успела отпрыгнуть.

– Вы что, увидели их там?

– Нет, – начальник перехватил молоток поудобнее и отвернулся от пустой теперь рамы. – Там никого нет. Поэтому будем последовательно отрезать им все запасные пути, пока не найдем настоящий.

Он начал подниматься по лестнице. Ступени скрипели под тяжелыми шагами. Остановился в коридоре возле того самого овального зеркала, которого я испугалась в прошлый раз. Прищурился, вглядываясь в отражение.

– Так вы думаете, это бабка графа вселилась в Ольгу? – прошептала я.

– Не знаю. Тут после нее еще умирало много людей. Каждый из них мог. Раз уж портал открылся, он не только выбрасывает сюда субстанции, но и не дает упокоиться душам жильцов, которые умерли даже своей смертью. Засасывает их и вынуждает здесь оставаться. Отсюда постукивания и скрипы, которые мог слышать профессор и его внучка. Субстанции, хоть и бестелесны, но все же обладают некоторой энергией. Могут влиять на окружающий мир.

Взмах молотка – и брызнули осколки.

К моему удивлению, Барт разбил зеркало и в комнате Ольги. Сама девушка уже очнулась и продолжала рычать, сверля нас безумным взглядом. Профессор тоже пришел в себя, и мне с трудом удалось объяснить ему, за каким занятием он нас застал, прежде чем упал в обморок.

– И что же, Олюшке так связанной и лежать? – жалобно протянул старик, глядя на внучку.

– Потом отвяжем, – бросил Барт. Он становился все более дерганным и раздражительным. – Главное, сами тут тихо сидите, ее не трогайте и в коридор не выходите.

– Мы вам немного беспорядок в доме навели, – извиняющимся тоном добавила я, – вы уж простите.

Баранов перевел изумленный взгляд с Барта на меня и обратно.

– Да беспорядок ничего, Машенька Николавна. Как же Олюшка…

– Все будет хорошо, – я пожала ему руку.

Все полы в доме, за редким исключением, были сплошь покрыты зеркальными осколками. Барт, как и планировал, не пропустил ни одну из комнат. В каждой он подолгу замирал и вглядывался в зеркало, потом разбивал его, укрывал те предметы интерьера, которые ему не нравились, и шел дальше.

Когда мы снова проходили через гостиную, я украдкой подняла покрывало на столе и глянула на часы Барта. Часовая стрелка подбиралась к одиннадцати.

Портал обнаружился в спальне профессора. Когда мы вошли в небольшую комнату с отсыревшей штукатуркой в углу и стойким запахом валерьянки, то поначалу не увидели ничего подозрительного. Зеркал тут не было. На кровати лежал пестрый плед в стиле «печворк», на полках стояли книги и несколько фотоальбомов, в углу – громоздкий платяной шкаф. Забытая пустая чайная чашка на подоконнике. Даже телевизора мы тут не обнаружили. Я хотела уже уйти, но Барт не торопился.

– Это где-то здесь, я чувствую, – сказал он, перекладывая молоток из руки в руку.

– Но здесь нет зеркал!

– Это где-то здесь, – с нажимом в голосе повторил мой начальник.

Я огляделась. Ну что это может быть?

– Бартоломей Иваныч, а вдруг мы ошиблись? Вдруг портала нет?

– Это исключено.

– А вдруг мы разбили не то зеркало?

– Это исключено.

Да что ж такое! Исключено-исключено, а других зеркал-то нет!

Внезапная догадка заставила меня похолодеть. Отчего-то вспомнилась квартира родителей. Я росла замкнутой, любила прятаться ото всех с книгой и часами бродила в увлекательном мире вместе с героями любимых страниц. И пряталась я… в шкафу. С зеркалом на внутренней стороне дверки.

– Бартоломей Иваныч… – позвала я, подошла к шкафу и рванула створки на себя.

Отражение в зеркале едва заметно покачнулось, когда свет упал на его запыленную поверхность. Совсем незначительно, и будь мои нервы не на пределе, я бы даже не обратила внимания на такой пустяк.

Но в тот момент – обратила.

Отражение слегка пошло рябью, а в глазах Барта и моих – то есть в глазах наших зеркальных отражений – на долю секунды проступила бездонная чернота. Я моргнула. Все снова стало как обычно: бледная как моль я со съехавшим набок «хвостом» и двухметровый красавец за моей спиной.

– Схожу за сумкой, – сухо сказал Барт, положил молоток на край кровати и вышел.

Я осталась вглядываться в собственное отражение. В наступившей тишине казалось, что за спиной кто-то ходит, хотя в зеркале других людей не было. Мелкие волоски на руках встали дыбом. В подземелье с оборотнями тоже охватывал страх, но не так. Там все происходило быстро: прыгнула, упала, побежала, ударила, снова побежала. Здесь же словно время остановилось. И вокруг пульсировал безмятежный, до отвращения мягкий, обволакивающий, смертельный вакуум другого мира.

Я поняла, почему Барт не хотел идти в зеркала. Это одурманивающее тошнотворное ощущение погружения в иную реальность заставляло биться в панике все инстинкты самосохранения.

Но отвести взгляд – невозможно.

Тонешь.

– Мария Николаевна… Мария Николаевна!

Я опомнилась, потому что две сильные руки схватили меня за плечи и встряхнули. Покраснела, осознав, что это Барт, и он стоит так близко, что можно сосчитать следы от зубов бешеной внучки на его шее. Незабудковые глаза слегка прищурились.

– Отойдите.

– Расскажите о том разе, когда вы ходили в зеркала, – пролепетала я, чувствуя, как начальник просто передвигает меня в сторону как мебель. Ноги почти не слушались.

– Я был гораздо моложе.

Он поставил сумку на кровать и расстегнул ее.

– Но все ведь закончилось хорошо? – с надеждой поинтересовалась я, наблюдая, как его руки выкладывают на покрывало небольшое зеркальце и уже знакомую мне книгу «Преступление и наказание».

– Для меня – да.

– А для кого нет? – похолодела я.

– Для моего отца. Он не смог выйти. Неужели вы думаете, что я шутил, когда говорил, что это опасно?

Ох-х-х. Где там фляжка? Дайте кружку… к такому повороту я не готова.

– Вы можете рассказать, что случилось? Почему он не смог выйти?

Барт вздохнул, присел на край кровати рядом с сумкой и снова потер глаза.

– Он вытолкнул меня, но сам выйти не смог. А я не смог его разбудить. Надеюсь, вы сможете.

– Кто? Я? Смогу что?

– Разбудить меня. Видите ли, для этого мне и нужна пара. Я могу ввести в транс себя и вас, чтобы попасть в зеркала. Но что бы там ни происходило, самостоятельно не смогу выйти из этого транса. Не могу прервать сеанс.

– Почему?

– Увидите почему. В зеркалах… все кажется не таким, как в реальном мире. Там в два раза страшнее и в три раза заманчивее находиться, чем по эту сторону. Уверен, вы не захотите оттуда выходить по доброй воле. Но так как я буду управлять вашей психоэмоциональной деятельностью, то смогу вытолкнуть из транса. Вы проснетесь. Надеюсь, после этого разбудите и меня.

– Вы поэтому не смогли разбудить отца? – закусила губу я. – Ему там понравилось, и он отказался просыпаться?

Барт замолчал, глядя прямо перед собой. Боковое зрение уловило, как едва заметно колышется отражение в зеркале. Словно круги по воде пошли. На всякий случай я отошла подальше от шкафа и ближе к кровати.

– У отца остановилось сердце, прежде чем я успел его разбудить. В тот раз мы видели не только приятное.

В тот раз? Не только приятное? А какое? Отец Барта умер от разрыва сердца? Божечки…

Я шумно сглотнула.

– А когда вы поймете, что пора выталкивать? Что мы будем искать на той стороне?

– Мы будем искать место той твари, которая сейчас сидит в Ольге. Нам с вами придется быть очень, очень внимательными, – Барт покачал головой. – Сообщайте мне обо всем, что покажется вам неправильным в окружающей обстановке. Пока тварь здесь, ее место там пустует. Мы должны это заметить. Это будет как фильм, в котором отсутствует один из главных героев. И когда мы заметим это отсутствие, то попробуем нарушить порядок течения этого фильма. Тварь почувствует угрозу своему истинному месту и бросится в зеркала. Потому что в зеркалах ее территория, и она знает, что легко может уничтожить нас. В этот момент я вас вытолкну. Вы разбудите меня. И я воспользуюсь вот этим.

Барт продемонстрировал мне зеркальце, которое принес с собой. Изящное, позолоченное, с каким-то орнаментом на обратной стороне.

– Что это?

– Ловушка. Зеркало, но с хитрой задней стенкой. Она выполнена из особого сплава металлов. Через него нельзя попасть на ту сторону. И выйти нельзя. Я уверен, что тварь погонится за нами, когда мы выйдем. Вот тут и нужно будет сработать чисто. Я приложу ловушку в порталу. – Барт сделал движение, показывая мне, как это будет. – Она засосет оттуда всех блуждающих. Сразу разобьем и этот портал. Потом дело за малым. Вынести ловушку и оставить на солнце. Твари любят тьму. Солнечные лучи сожгут их всех, ведь они будут в плоском замкнутом пространстве.

– А почему нельзя сейчас просто приложить ловушку порталу? Пусть засосет.

– Потому что наш главный враг сидит в Ольге. И по-другому мы его никак не выманим.

– Звучит логично, – пробормотала я, – и как-то подозрительно легко.

Барт усмехнулся одной из своих самых загадочных ухмылок.

– Поверьте, с тварями бороться не трудно. Они примитивны. Их цель – поглощать и овладевать новыми жертвами. Все. Проблема не в них. Проблема в нашем разуме. То, что вы увидите в зеркалах… вам придется жить с этим всю жизнь. И всю жизнь вы будете мечтать туда вернуться и просыпаться в холодном поту, потому что вам приснилось, что уже туда вернулись.

Он аккуратно положил зеркальце-ловушку на тумбочку у изголовья кровати. Чуть ближе, с краю, поставил открытую книгу-шкатулку. Стеклянные бока ампул блеснули в свете лампы. Барт взял шприц, распаковал его. Положил жгут так, чтобы тот оказался под рукой в нужный момент. Вынул одну ампулу, воткнул тонкую иглу в черную резиновую крышку и набрал жидкость в шприц.

– Может, уже пора рассказать мне, что это такое? – напряглась я.

– Это лекарство, – Барт щелкнул пальцами по пластмассовому корпусу шприца, чтобы пузырьки воздуха поднялись вверх.

– Мощное седативное.

– Успокоительное, что ли? – недоверчиво протянула я. – Зачем?

Мой начальник пристроил наполненный шприц на шкатулку и повернулся ко мне.

– Если бы я это не колол, то не смог бы с вами разговаривать. Лекарство дает мне возможность быть нормальным.

– И как часто вы его колете? – с подозрением спросила я, снова подмечая и капли пота на висках и слишком лихорадочно блестящий взгляд.

– Чтобы чувствовать себя хорошо – каждые три часа по полдозы, – он указал на шприц. – Но когда работаю… вынужден увеличивать перерыв. Тогда, чтобы восстановиться, приходится колоть всю дозу сразу. Эффект после такого вы видели.

Я не сразу поняла, что слово «работаю» относится не к нашей курьерской конторке, а к деятельности Ловца.

– Так вы поэтому уснули в особняке Владемара! – догадалась я. – И вас невозможно было разбудить.

– Да, – кивнул Барт. – Мозгу необходимо восстанавливаться. Мои способности, к сожалению, превышают возможности нервной системы, и она не выдерживает.

– Способности… это телепатия? Как ваши подсказки в подземелье?

– Телепатия, чтение мыслей, хождение в зеркала… да много всего.

– Чтение мыслей? – я покраснела, подумав, что даже за последние часы, проведенные в этом доме с Бартом, уже много раз представила его без одежды.

– Да. После укола все способности исчезают. Я сплю, ем, вожу автомобиль, разговариваю с людьми и чувствую себя нормальным человеком, – он покачал головой. – Но постепенно способности возвращаются. Я начинаю слышать мысли. Чем дальше – тем все громче и настойчивей. До тех пор, пока перебранка в соседнем квартале не сводит меня с ума. – Барт помолчал. – Три часа – оптимальный промежуток.

Я покраснела еще больше. Так вот почему в ту ночь в доме вампира он так торопился уйти. В зале было полно народу, и если только представить, что Барт мог слышать мысли всех одновременно (в том числе мои внутренние повизгивания о его персоне), то это наверняка грозило довести его до припадка.

Я посмотрела на человека, которого, как оказалось, прежде совсем не знала. Ну, дела…

– Бартоломей Иваныч, вы мне раскрыли ваш самый большой секрет, – пробормотала я. – Надеюсь, мне за это ничего не будет?

«Редчайший» покосился на меня.

– Ну, мы же идем в зеркала. Вам надо знать, с кем имеете дело, – он вдруг повернулся и лег на кровать. – И это не самый мой большой секрет.

Вот умеет Барт это. Вам кажется, что он весь как на ладони и раскрыл все карты. И вы даже верите ему. И даже сочувствуете. И даже немного им восхищаетесь. А в следующую секунду этот товарищ произносит нечто такое, что рождает в голове еще больше вопросов, чем прежде. И сразу уходит в глухую оборону, мол, не спрашивай, не скажу. Ух, редчайший, чтоб тебя… нервов не напасешься.

Барт, тем временем, похлопал ладонью по покрывалу возле себя.

– Идите сюда, Мария Николаевна. Приляжем.

Приляжем?! Я не ослышалась? О, мысли, остановитесь. Что ж вы меня выдаете с потрохами! Вот зачем Барт говорит таким голосом «приляжем»? Ничего, что после этого я не могу думать ни о чем, кроме…

Я забралась на скрипучую и пропахшую валерьянкой кровать профессора Баранова, на четвереньках проползла к великолепному мужчине, пригласившему меня на «приляжем», очень надеясь на то, что выгляжу не слишком глупо. Вот где Аллочка бы басом хохотала! Уж она бы наверняка… прилегла…

Я опомнилась и одернула себя, вытягиваясь на спине рядом с Бартом и косясь на него. Как там мыслечтец? Не счел меня еще порочной женщиной? Впрочем, у «редчайшего» было каменное выражение лица. И не поймешь, о чем думает.

Пальцы начальника нашарили мою кисть и сжали ее. Я чуть не задохнулась от нового витка непристойных желаний. Да что ж он со мной делает-то? Мне о зазеркальных чудовищах думать надо, об опасности смертельной, о бедной Ольге и старике Баранове, о том, что дома за «коммуналку» не заплачено. Да много о чем. А я думаю только…

– Вы готовы, Мария Николаевна?

– Нет, – честно ответила я.

Барт тихонько засмеялся. Его рука была горячей и слегка дрожала. Хотя, возможно, это меня так колбасило, что отголоски «землетрясения» и до него доходили. В любом случае, я точно знала, что это первый и единственный раз, когда могу безнаказанно полежать с таким красавцем на кровати и даже подержать его за руку. Ох-х…

– Хорошо, что не готовы, – произнес Барт, возвращая меня с небес на землю. – К хождению в зеркала невозможно быть готовым.

– Умеете вы приободрить, Бартоломей Иваныч, – пожаловалась я, закрыла глаза и…

Качели. Скрипят качели.

Вверх-вниз. Вверх-вниз.

Ветер в лицо. Когда лечу вверх. И волосы щекочут щеки и нос. Когда падаю вниз.

Скрип-скрип. Родные мои качели.

Я открываю глаза. Все вокруг – странное. Как будто в молочной пелене тумана. Знаете, в Лондоне есть такой туман. Густой-густой. Никогда не была в Лондоне. Но с детства мечтала.

Скрип-скрип, качели. И вот руки уже чувствуют холод металлических поручней, за которые держусь. И из тумана постепенно проступают очертания родного дома. Пахнет бабушкиными пирожками. Она всегда готовила по воскресеньям пирожки: румяные, круглобокие, с разными начинками. Я любила играть в игру «угадай начинку». Если сесть перед блюдом с пирожками и внимательно-внимательно на них смотреть, то можно догадаться. Вот на том чуть-чуть запеклась с краю темная капля. Вязкая и плотная. Значит, с вареньем. А вот на этом сквозь тесто проступают зеленые прожилки. С луком и яйцом…

– Маша! Кушать! – зовет меня в окно мама.

И я спрыгиваю с качелей. И бегу. И ветер в лицо. И в спину доносится затихающее «скрип-скрип». И дома тепло. Мурлычет кот на бабушкиных коленях. Морщинистая рука скользит по лоснящейся полосатой шерсти. И мне так спокойно. Так хорошо. Потому что есть мама. И бабушка. И, покушав пирожков, можно снова бежать кататься на качелях.

И нет проблем. Нет мужчин, которые никогда не задерживаются надолго в моей жизни. Нет необходимости бороться за выживание, толкаться ежедневно в автобусах, где все сонные и злые, терпеть чужие советы, считать деньги до зарплаты. Так хорошо. И так хочется, чтобы это длилось вечно…

– Мария Николаевна.

Моргаю. Поворачиваю голову. Барт стоит рядом и держит меня за руку. Между нами сохраняется небольшая туманная дымка. Но я понимаю, что мы снова в доме профессора Баранова, только стоим в гостиной. Вот это да.

– Мы… мы уже там, да? Я только что, кажется, вернулась на двадцать лет назад.

– Мы в самом верхнем слое зеркал, – поясняет он. – Вас сначала выкинуло в воспоминания. Это плохо. Старайтесь отделять личное от того, что касается дела. Иначе все перепутается. Думайте только об этом доме.

Мне так не хочется думать об этом доме. Хочется думать о своем. Родном и далеком…

– Мария Николаевна, – напоминает о себе Барт.

Трясу головой. Пытаюсь настроиться. Мимо вдруг проходит профессор Баранов с чашкой чая. Он садится за стол, на котором нет покрывала. Пузатый блестящий самовар гордо выпятил бока. Рядом со стариком – внучка. Ольга, и правда, хорошенькая. Греет ладошки о свою чашку, прихлебывает да смеется с дедом. Голосов не слышно.

– Это что? – произношу одними губами.

– Это верхний слой. Недавние события, которые видели зеркала, – напоминает Барт. Ах да, что-то такое он уже сказал чуть раньше. Почему-то трудно удержать в памяти. – Не смотрите на этих двоих так пристально. Они хоть и не мертвые, но не стоит. А на мертвых вообще не смотрите. Вы потянете их за собой.

Странно, но даже его зловещие слова меня не особо пугают. В ушах все еще звучит скрип моих старых качелей. Мурлыканье кота. Голос мамы. Я поворачиваюсь к Барту. Стараюсь смотреть на него. Потому что он – мой единственный ориентир в этом странном мире.

Барт не отрывает взгляда от меня. А рядом с ним стоит девочка. Ей лет десять. Две косички у симпатичного личика. Какой-то цветастый сарафанчик. Она что-то говорит Барту и даже дергает его за рукав. И я вдруг понимаю, почему он так странно уставился на меня.

Он старается не замечать ее.

– Кто это? – слова срываются с губ помимо воли.

– Не смотрите! – Барт вдруг отпускает руку и обхватывает мое лицо, глядя глаза в глаза. Мне жарко. И томно. Не так остро, как если бы он сделал подобный жест в реальной жизни. Все чувства в этом мире тягучие как патока и приглушенные как свет сквозь плотные шторы. Просто слегка волнительно в груди.

Я послушно не отвожу взгляд от Барта. На его лице отражается буря эмоций. Наконец, он сдается.

– Вы не успели заметить, какие у нее глаза?

Напрягаю память. На девочку я посмотрела лишь мельком. Барт сразу же меня схватил. Но если представить личико… память расползается, рвется клочьями, как туман от сильного порыва ветра…

– По-моему, такие же, как у вас. Голубые.

Барт выдыхает. Его плечи поникают. Совсем как в тот раз, когда «костюмчатые» припугнули его Магистром, и пришлось смириться.

– Спасибо. Не смотрите на нее больше. Пойдемте.

Он снова хватает меня за руку и тащит в прихожую. Едва переступив порог, отскакиваю обратно. Мимо проносят на носилках замотанного в бинты человека. Вокруг суета. Медсестры в заляпанных кровью белых халатах. Военные. Заносят раненых. Кое-кого выносят и обратно, накрыв простыней с головой. Война?

– Здесь, видимо, было что-то вроде госпиталя в сороковые, – подхватывает мои мысли Барт. – Мы с вами уже в более глубоком слое. Ничего не кажется подозрительным?

Краем глаза я вижу, что девочка в цветастом сарафане продолжает кричать что-то Барту и дергать его за рукав. Отвожу взгляд, и по другую сторону от себя замечаю знакомую фигуру. Бабушка стоит и держит на руках кота. Я не хочу смотреть на раненых. Не хочу видеть искаженные болью лица. Хочу обернуться и уткнуться в бабушкино плечо. Потому что она соскучилась по мне за годы разлуки. И я почему-то уверена, что Барт точно так же хочет ответить девочке, которая его зовет. Но мы с ним держимся за руки и смотрим перед собой.

– Вроде ничего подозрительного, – произношу я.

Барт кивает и тянет меня за собой. Мы начинаем подниматься по лестнице. Надо ли говорить, что бабушка и ребенок следуют за нами?

На втором этаже все поменялось. Старинная мебель. Снуют горничные в белых передниках. Барт ведет меня в комнату, где до этого мы нашли Ольгу. Там, на высоко взбитых подушках, лежит молодая женщина. Локоны, завитые вокруг лица, прилипли к щекам. Кружевной воротник плотной ночной рубашки съехал набок. Женщина хватается руками за простыни и раскрывает рот в беззвучном крике. Вокруг нее суетятся служанки. На постели кровь. У женщины – большой живот. Она рожает.

– А здесь? – Барт совсем не меняется в лице.

Я пытаюсь всмотреться. Да кого волнует эта роженица, когда за спиной уже снова скрипят качели?

Скрип-скрип.

– Маша! Кушать!

– Иду, мам.

– Ба, а расскажи сказочку…

– Про кого тебе рассказать, Марьюшка?

– Мария Николаевна! – пожатие руки возвращает обратно.

Я зла на него. Мне не хотелось возвращаться в эту комнату, где уже родился младенец. Выдергиваю руку из пальцев Барта. Чувствую, как он пытается поймать ее обратно, но его пальцы срываются. Мимо, очень близко от меня, проносят белый сверток. Наверняка, в том прошлом, реальном, младенец оглушительно орал.

Как же это надоело!

И ветер в лицо. И волосы щекочут щеки и нос.

Вверх-вниз. Вверх-вниз.

Из тумана приближается бабушка. Я узнаю ее слегка прихрамывающую походку – с годами стали болеть ноги. Спрыгиваю с качели. Хочу обнять ее, большую, добрую, родную…

Бабушка смотрит на меня. Глаза у нее черные-черные. В них – бездонная тьма. Такая, которая поглощает солнечный свет безвозвратно. И тут я понимаю. Я все понимаю. Как же сглупила, что оттолкнула Барта! Сердце бешено стучит в груди. Бегу, но как в плохом сне, ноги едва передвигаются. И не меняются очертания дома. И бабушка по-прежнему стоит рядом и смотрит на меня. Черными-черными глазами. Не бабушка это вовсе. Субстанция.

– Барт! – кричу.

И оказываюсь снова в той же спальне. Только на кровати лежит бесформенная туша. Да, туша, по-другому и не назовешь. Вокруг топчутся какие-то люди. Всюду – кровь. Что там Барт говорил про ежа? Тело утыкано ножами, так что образ складывается очень похожий. Это же та самая графиня! Кто она там была? Мать… нет, бабка графа Суровикина. Надо приглядеться. Надо понять, не хватает ли кого-то. Но как понять, кого не хватает, если не присутствовал при реальной ситуации?

Я так долго и напряженно рассматриваю людей, что один из них, черноусый мужчина, вдруг поворачивает голову и смотрит на меня в ответ. Вздрагиваю. Разворачиваюсь, чтобы бежать. И снова как в замедленной съемке. Шаг. Еще шаг. Бабушка и мужчина стоят рядом. Делаю рывок.

– Ну, вот вы где.

Барт! Родненький! Что ж из-за тумана-то ничего не видно?!

– Я вас нашел. Не смейте больше так делать, – он ругает меня, но голос звучит не сердито. Скорее обеспокоено. – Кучу слоев перелопатил.

– Я чуть не умерла от страха.

– Вам нельзя умирать. Смотрите, я нашел и ее.

Моя рука снова в его руке. Мы стоим… а черт его знает, в каком по счету слое. Обстановка комнаты мне не знакома, как и ее расположение. А может, это нынешняя спальня профессора?

С потолка свисает петля. В углу рыдает женщина в объятиях мужчины. Другой мужчина, во фраке, сидит в кресле и задумчиво постукивает пальцами по подлокотнику. Петля пустая, но он смотрит, словно там кто-то есть.

– Здесь кто-то повесился?

– Похоже, что жена графа Суровикина, – Барт кивает на небольшой женский портрет на столике. – Я видел ее изображение в книгах, когда изучал историю дома. Но про смерть не знал. А вот и сам граф. В кресле. А самоубийцы – самые частые блуждающие.

– И что теперь делать?

– Покажем, что мы ее нашли.

Барт отпускает мою руку. Вынимает из кармана складной ножик. Оглядывается. Подтаскивает к петле небольшой табурет. Становится на него. И срезает веревку.

В тот же миг раскатистый вой проносится по дому. Люди в комнате отвлекаются от своего занятия и смотрят на нас. Барт снова берет меня за руку. Вой нарастает. Даже через пелену тумана, который ни на секунду не рассеивается до конца, я вижу, что ему не по себе.

– Пора, Мария Николаевна. Надеюсь, вы успеете.

Я открываю рот и пытаюсь что-то сказать, но не могу вспомнить слова. Барт хватает меня за плечи. Люди обступают нас. И бабушка. И мужчина. И девочка. У всех – черные глаза, и только у нее единственной – голубые.

Барт смотрит на меня долгим взглядом. Хождение в зеркалах слишком сблизило нас. Он узнал о том, что дорого мне, а я теперь в курсе существования девочки из его воспоминаний. Еще одна загадка, которую «редчайший» мне точно не раскроет. Хватаю его за руки.

– Бартоломей Иваныч, а как же вы? Как вы один с ними останетесь? Что будет?

Он качает головой и резко толкает. Я взмахиваю руками, вскрикиваю и лечу, лечу, лечу в пустоту…

А Барт остается там один.

Отражение в зеркале рябило. Кровать ходила ходуном. На этот раз причиной «землетрясения» была не я. Мой начальник бился в конвульсиях. Его глаза были закрыты, а губы посинели.

Можно ли, чтобы разбудить, трясти человека, который и так трясется? Я развлекалась этим риторическим вопросом, пока пыталась вернуть Барта в наш мир. Его лицо покраснело, сосуды на лбу и висках проступили. С каждой минутой начальнику становилось все хуже. И что теперь делать? Неужели его постигнет судьба отца? Сколько времени есть у крепкого тридцатитрехлетнего припадочного мужчины до того, как его хватит удар? О, ну почему я никогда не увлекалась чтением медицинских справочников?!

– Виталий Витальевич! – крикнула в отчаянии, надеясь, что старик услышит. – Мне нужна ваша помощь!

Ответом была тишина.

Ух, Барт, вечно ты меня подставляешь! Как только очнешься, я лично тебя убью!

Я спрыгнула с кровати и побежала наверх, в комнату Ольги. А сколько времени есть у меня? Если субстанция вышла из нее и ушла в зеркала, как долго она там пробудет, прежде чем решит вернуться? Ведь надо же еще ловушку приложить и загнать в нее всех тварей.

Профессор сидел на полу возле кровати и выглядел абсолютно несчастным.

– Олюшка… ей ручкам было больно. Я хотел ее развязать, чтобы не мучилась сердешная. А она связала меня.

И правда, руки старика оказались примотаны веревкой Барта к кровати. Самой девицы и след простыл.

Я повторила любимое слово Ловца. Ну, то, которое вы уже знаете. Стало легче, вот только профессор выглядел немного ошарашенным.

– Машенька Николавна…

– Виталий Витальевич, у вас есть что-нибудь от сердца? – перебила я, быстро освобождая старика.

Надо реанимировать Барта – раз. Найти одержимую Ольгу – два. Не распрощаться с жизнью при этом – три. Сохранить от «треволнений» старика (я не была уверена, что не прибью девицу, когда увижу) – четыре. Многозадачность – часть секретарской работы. Мне не привыкать.

– Так валерьянка же… – Баранов с моей помощью поднялся на ноги. – И пустырничек. В спальне у меня. На подоконнике за шторкой.

Я побежала обратно в спальню старика.

Но недобежала.

Из боковой комнаты выпрыгнула Ольга. Она сшибла меня как заправский квоттербек. Мы покатились по полу. Ну, держись, бешеная внучка! Я, конечно, скромный секретарь, но отомщу за полуоткушенное бартоломеевское ухо сполна. Это мой начальник! И трогать его могу только я!

Я дернула Ольгу за длинные грязные патлы. Она завизжала. Ткнула меня кулаком в ребра. Ух-х-х. Ах ты ж… да я…

Под истеричные крики профессора «Олюшка! Машенька!» мы докатились до лестницы и рухнули с нее. Знаете, сколько ступеней в доме графа Суровикина? Де-сять! А потом пролет. А потом еще де-сять!

Очнулась я на Ольге. Одержимая наверняка крепко приложилась затылком об пол. Где-то наверху причитал профессор, ступени скрипели под его торопливыми шагами. Воспользовавшись передышкой в драке, я снова бросилась к Барту.

Вот не обманывала меня интуиция, когда план начальника показался чересчур простым! Что Барт там говорил про примитивных тварей, с которыми легко справиться? Скажите это вон тому серому человеку, который склонился над ним. Полупрозрачное тело, тонкие паучьи ноги и руки. Я застыла на пороге, тихо повизгивая от ужаса. Это вам не наглым девицам морды бить. Что с этой тварью-то делать?!

Барт уже меньше дергался, но что-то мне это совсем не понравилось. Как-то подозрительно начальник затихал. И лицо позеленело. Субстанция не двигалась, просто стояла и с любопытством разглядывала его. Я сглотнула, прокляла тот день, когда встретила Барта, и сделала шаг в комнату.

Серый человек повернулся. У него не было лица. Ну, то есть, рта и носа не было. Одни красные глаза. Сзади раздался топот босых ног. Завывая как пожарная сирена, за мной гналась очнувшаяся Ольга. Но если она по-прежнему одержима… значит, субстанция из нее никуда не делась! Их что, две?

По спине скользнула струйка пота. Я вдруг вспомнила. Та комната, где мы с Бартом видели роженицу. Младенца проносили мимо меня! Я так торопилась вернуться в свои воспоминания к бабушке, что просто не обратила внимания. В свертке ребенка не было! Там, где обычно виднеется личико, была пустота! Что случилось с новорожденным? Может, он родился мертвым? Или умер позже? Факт оставался фактом: в доме Баранова, а может, и в самой Ольге, прекрасно сосуществовали два выходца из зеркал. Повешенную мы выманили, а вот младенец остался…

Я отпрыгнула к окну как раз в тот момент, когда Ольга ворвалась в комнату. Рука сама собой нащупала на подоконнике заветные пузырьки. Прости, Барт, но в этот раз приходится обороняться, чем есть. Даже твоим потенциальным лекарством. Я швырнула в девицу склянкой пустырника и попала в лоб. Пузырек не разбился, но этого было достаточно, чтобы заставить ее отскочить. Ольга зарычала. Едва она отняла руки от лица, как я бросила баночкой валерьянки. Снова в лоб! Да здравствует секретарская меткость!

Девица согнулась с криком. Серый человек дымком скользнул в двери. Я только проводила его взглядом. Почему не в зеркало? Ладно, подумаю над этим позже. Барт начал хрипеть. Ольга снова бросилась на меня. Я прыгнула на кровать, перелезла через начальника, не особо отдавая себе отчет, куда наступаю. Прости, Барт, так надо.

Схватила первое, что попалось под руку – шприц.

– Не подходи. Уколю – мало не покажется.

Девица откинула назад прядь волос и оскалилась. У нее на лбу стремительно набухала шишка. И вдруг – затряслась почище Барта, закатила глаза и рухнула на пол. Серый дымок ускользнул. На этот раз – в зеркало.

Отлично.

Ольга освобождена – раз. Старик Баранов наверняка где-то схлопотал сердечный приступ, раз я не слышу его причитаний – два. Вторая субстанция скрылась в неизвестном направлении – три. Мой милейший господин Иванов едва дышит – четыре.

И почему рядом с Бартом самое трудное всегда выпадает на мою долю?

Я посмотрела на него. Потом на шприц в руке. Начальник говорил, что после укола его способности исчезают. Что, если это поможет? Недолго думая, схватила жгут. Как сильно нужно перетягивать? Затянула на всякий случай посильнее. Сняла колпачок с иглы. Руки затряслись. Интересно, Барт будет ругаться, если я проткну ему вену? А черт с ним, это ничто по сравнению с моей битвой с бешеной внучкой.

Игла вошла в кожу. Я медленно нажала на поршень, вводя лекарство и чувствуя, как по вискам текут струйки пота…

Барт открыл глаза. Вернулся, милейший.

– Полдозы! – прохрипел он, хватая меня свободной рукой за запястье.

– Но вы же говорили, что надо полную после долгого перерыва… – начала я, от облегчения и радости едва не падая в обморок.

– Я тогда усну.

Он выдернул шприц и вернул мне. Сел, покачиваясь, и потряс головой. Заметил Ольгу.

– А она здесь как очутилась?

– Бартоломей Иваныч, субстанция только что вышла из нее в зеркало…

– Про субстанцию знаю. Она появилась, потом выпрыгнула обратно следом за вами. Пришлось устроить им там веселую жизнь.

Барт схватил с тумбочки зеркало и, прежде чем я успела договорить, с видимым трудом преодолел расстояние до шкафа и приложил ловушку к поверхности. Отражение заволновалось. Раздалось шипение, треск. Стекло лопнуло. Барт убрал ловушку, слегка стукнул по зеркалу кулаком – и оно осыпалось на пол.

– … но осталась еще субстанция, – растерянно закончила я. – Она куда-то убежала.

Ох, как Барт ругался! Заслушаться можно! Но, скажите, я-то в чем виновата? Не каждый день работаю медсестрой (уколы в вену), боксером (потасовка с Ольгой), медиумом (прогулка в зеркалах) и сиделкой (утешение профессора). Я же простой секретарь!

– Надо найти! – закончил Барт, когда выдохся.

Он пошел к выходу, но пошатнулся, хватаясь рукой за стену.

– Вам плохо?!

– Предполагалось, что вторую часть дозы я введу сразу после использования ловушки.

Ну да, предполагалось…

В коридоре нас встретил перепуганный профессор. Он тоже видел серое существо, которое скользнуло дальше по коридору, и все порывался в спальню посмотреть, что с Ольгой. Барт же бросился обшаривать все комнаты.

– Куда? – рычал он, – куда делась эта тварь? Я отрезал все запасные ходы!

– Ох, на кого ж ты меня покинула! – раздались причитания старика. – Олюшка, рыбонька моя! Неужто и ты меня оставила!

Эти крики леденили душу. Я посмотрела на Барта, который метался из угла в угол как раненый зверь, и искал лазейку, куда ускользнула субстанция. Неужели, Ольга умерла, а тварь мы так и не найдем?! Все напрасно?!

– Сначала Клавдия Матвеевна меня оставила. Теперь ты, душа ненаглядная!

Бедный, бедный профессор. Остался один на старости лет. Я вспомнила строгое лицо женщины на портрете в прихожей. Портрет…

– Барт… – позвала, а когда он не откликнулся, подбежала и дернула за руку. – Барт! Портрет! Такое может быть?

Начальник прищурился, выслушал мои объяснения, задумался. Кивнул.

Портрет Клавдии Матвеевны висел в красивой раме под стеклом. Могла ли эта поверхность послужить временным убежищем для субстанции? Мы с Бартом переглянулись. Он сходил за ловушкой, принес ее и приложил к стеклу.

Раздалось уже знакомое шипение и треск. Портрет был испорчен, но я с облегчением сползла по стеночке на пол. Все…

И в подтверждение того, что все закончилось, мы услышали из комнат девичий голосок:

– Деда, не плачь.

Живая я.

В беседке, оказывается, очень уютно. Широкая деревянная скамья идет по периметру вдоль стены. Можно вполне удобно устроиться. Жаль, плюща не хватает.

Мы с Бартом решили не оставаться в доме, дожидаясь первых солнечных лучей на розовеющем горизонте. Слишком живы еще воспоминания о хождении в зеркала. Пусть в бывшей даче графа Суровикина жильцам уже ничего не грозит, но, увидев хоть раз серого человека, так просто его из памяти не выкинешь.

А на улице – хорошо. Где-то в ветвях заливается трелью птица. Прохладно и свежо. Ловушка лежит на открытом месте и ждет, пока солнце взойдет и выжжет в ней всех тварей. Старик и внучка остались в гостиной. Они пьют чай и держатся за руки. Им есть о чем поговорить после стольких дней болезни Ольги. Мы не хотим мешать.

На душе – легко-легко. И Барт рядом. Так хорошо с ним сидеть в беседке и встречать рассвет, хоть мы и застряли тут поневоле. Просто он не может сесть за руль в таком состоянии. После второй половины дозы начальник снова стал, по его словам, «нормальным человеком». Только очень хочет спать.

Я даже не знаю, каким ему лучше быть.

Барт опускается на спину и кладет голову мне на колени. Я смотрю на него сверху вниз. Легкие розоватые рассветные лучи ложатся на его лицо, трепещут на кончиках светлых ресниц. Взгляд у него сонный-сонный. Но я растворяюсь и тону в его глазах сильнее, чем в тех проклятых зеркалах, откуда еле выбралась.

– Мария Николаевна, – вдруг говорит Барт. Его язык слегка заплетается под действием вещества, – а зачем вы вчера днем трогали мои губы, когда я спал?

– Вы ошибаетесь, ничего я не трогала, вам приснилось, – краснею и отвожу взгляд.

Правда, ненадолго. От Барта невозможно надолго оторвать глаз.

– Трогали. Я уверен.

– Вот еще! – фыркаю. – Зачем мне трогать ваши губы, Бартоломей Иваныч?

Он загадочно улыбается. Закрывает глаза.

И засыпает.

А я поднимаю руку и медленно провожу кончиком пальца по его нижней губе.

Часть 3. Броманс

Вы никогда не замечали, что атмосферу в офисах можно сравнить с джунглями, а их работников – с обитателями этих самых джунглей?

Вот, например, взять хотя бы курьерскую конторку, в которой я работаю. У нас есть трепетные лани – это мальчики-курьеры. Они по жизни выглядят загнанными и в любой момент готовы сорваться с места. У них тонкие ноги и большие влажные глаза. Я думаю, это от голода. Ведь кто пойдет работать курьером за смешные деньги? Правильно, студенты, которые в перерывах между занятиями хотят подработать.

Еще у нас есть мартышки. Это девушки-операторы. Кто еще может целый день вертеть в руках зеркальце и громко трещать с подружками? А какие позы они принимают в креслах, когда думают, что никто не видит! Между ухом и плечом зажата телефонная трубка, ноги закинуты на «системник» компьютера (потому что сидеть целый день в одной позе – смерти подобно), руки набирают что-то в мобильнике (потому что тратить время только на работу – слишком большая роскошь), а глаза – оценивают, чем занимаются все остальные.

И есть Бартоломей Иваныч. Царь зверей. Когда он входит, лани трепещут, а мартышки – умолкают. Видели бы вы его походку! Мой начальник никогда не ускоряет шаг, пока шествует от входной двери до своего кабинета. Это Ловец может бегать по коридорам или бороться с одержимыми девицами. Бартоломей Иваныч живет по принципу «и пусть весь мир подождет». Он здоровается с каждым сотрудником в отдельности и для каждого находит улыбку. А еще – никогда не опаздывает. Не помню, чтобы он хоть раз на кого-то рычал (если не брать во внимание ту историю с «костюмчатыми», с которой и началось наше более тесное общение), но этого и не требуется. Любой приказ Барта исполняется моментально.

Ну и определенное место в этих джунглях имеется у меня. Птица-секретарь, к вашим услугам. «Три пера» на голове вечно торчат как им угодно, глаза красные (а в последнее время от недосыпа вообще малиновые), рост соответствующий – полтора метра, крепкие ноги. Конечно, не райская птица, но уж какой уродилась.

А еще, как сказал Бартоломей Иваныч, я «слишком много знаю».

Впрочем, секретарь я теперь вольнонаемный. Потому что мы с Бартом перешли на стадию свободных отношений. Ну, то есть, я злилась на него за подставу с вампиром и написала заявление, а он рассердился, что припоминаю ему связь с загадочным Магистром, и это заявление подписал. Теперь документ пылился в нижнем ящике моего стола вместе с запасным блоком скрепок для степлера, засохшим печеньем, кремом для рук «Бархатная линия» и гигиенической помадой, которая лежала там так долго, что уже начала пахнуть мертвецами, но я каждый раз забывала ее выкинуть.

Заявление хранилось в этом своеобразном «кладбище ненужных предметов», потому что у меня рука не поднималась оформить свое увольнение. Ну, то есть, когда я писала те строки, во мне полыхал праведный гнев на Барта, и подобное решение казалось единственно верным. Но потом случился профессор Баранов и его бешеная внучка, которую мы вдвоем с начальником усмиряли. И это нас сблизило. Да так, что я почти не протестовала, когда Барт снова улегся дрыхнуть на моих коленях и благополучно храпел с рассвета до трех часов пополудни, пока сердобольный Виталий Витальевич приносил мне то чаек, то бутерброд подкрепиться.

Хотя, какая здравомыслящая женщина бы на моем месте протестовала, когда такой красавец доверяет охранять свой сон? Тем более, мне уже было не впервой.

Посиделки без движения на свежем октябрьском воздухе не прошли даром, и я слегка простыла. Воспользовалась этим, чтобы пару деньков поваляться дома и подумать о жизни. На самом деле, просто не знала, что делать. Ведь фактически уволилась! Но когда явилась в офис, Бартоломей Иваныч сделал вид, что никакого заявления в природе не существует. Он сухо поинтересовался моим здоровьем, выслушал ответ без особого интереса, окинул задумчивым взглядом и удалился к себе. Спать, ага.

Ну и я, грешным делом, притворилась, что заявления не существует. А порвать – рука не поднялась. С Бартом, знаете ли, каждый день может стать последним. И я сейчас говорю не только о записи в трудовой. Призрак Владемара еще преследует меня в коротких предрассветных снах. Про серых людей из зеркал вообще молчу. Фильмы ужасов теперь вызывают у меня ироничную улыбку. Это же все сказки! Вот очутились бы эти актеры в реальной жизни там, где побывала я…

В общем, как говорят умные люди – ничто не предвещало беды. Пролетела рабочая неделя, и наступила следующая. Лани в наших джунглях прибегали и убегали, мартышки маялись от безделья, лев спал в своей пещере. Я переглядывалась с портретом Лермонтова и читала книжку «Сто и один способ защитить себя, если вы – женщина», которую купила в переходе по пути на работу.

Печатный труд долго и пространно убеждал меня, что лучший способ защитить себя, если я – женщина, это сидеть дома и не высовываться. На крайний случай, просить, чтобы темным вечером после работы встречал муж. «Не провоцируйте преступника!» «Лучше проявить благоразумие, чем отчаянную смелость!» Я пожалела сто рублей, потраченных на эту макулатуру. Если у женщины есть муж, который может встретить, она не станет покупать книгу с таким названием. Тут авторы явно дали маху. А сидеть дома и не высовываться означает помереть с голоду. Ведь еду на блюдечке никто не принесет.

К тому же, у меня был Барт. А он в последнее время очень полюбил играть мной на тотализаторе под названием «Выживет ли эта женщина?» Ну и как тут защитить себя?

Говорят, подумай о беде – и накликаешь ее. Как только я перевернула страницу и с восторгом наткнулась на крупицу полезной информации (иллюстрации показывали, как выйти из захвата), дверь открылась, и в мою каморку с гордым видом вплыли «костюмчатые». Одного из них – бледного и седого – я узнала. Это он при мне пригрозил Барту Магистром. То есть, в какой-то мере послужил источником моих бед и, вообще, был порождением сатаны. Второй напомнил Гарри Поттера круглыми очками и мальчишеским выражением лица. Что ж, в колдовство я уже верила.

Сатана и Гарри Поттер, по обыкновению, вежливо со мной поздоровались, отвернулись прежде, чем я успела промычать что-то в ответ, и поплыли в кабинет «редчайшего». Мне резко стало не до книг. Мама дорогая, что теперь будет-то? К гадалке не ходи, эти двое принесли новое задание. Что на этот раз? Возьмет ли Барт меня с собой? От этого вопроса заныло под ложечкой. И хотелось, и кололось. Больше, конечно, кололось, потому что поседеть в тридцать лет – это совсем не радужная перспектива, а после хождения в зеркала к седине я была близка как никогда.

Но, все же, часы, проведенные с Бартом, пусть и в погонях, драках, пусть на волоске от смерти, в глубине души наполняли мою жизнь эмоциями, которых не получить больше нигде. Ну, какой смысл в моем существовании «работа-дом, дом-работа»? Да и такой мужчина, как Бартоломей Иваныч, может добровольно полежать со мной на кровати разве что в случае смертельной опасности. А ведь его томное «идите сюда, приляжем» до сих пор звучало у меня в ушах…

Пока я предавалась треволнению, из кабинета начальника не доносилось ни звука. Что пугало еще больше. С этими «костюмчатыми» не знаешь, чего и ожидать. Когда дверь, наконец, открылась, я даже подпрыгнула на стуле. Сатана и Гарри Поттер с невозмутимыми лицами вышли, попрощались и были таковы. Тут же ожил коммутатор.

– Мария Николаевна, зайдите, пожалуйста.

Я сползла по стулу. Если Барт вызывает меня сразу после ухода «костюмчатых», значит, назревает очередная рискованная поездка.

Бартоломей Иваныч сидел за столом. В спину ему светило рыжеватое ноябрьское солнце. Начальник показался мне подозрительно радостным. Может, «костюмчатые» заходили пригласить его на поминки Магистра?

– Оформите-ка мне командировку, Мария Николаевна, – бодрым голосом начал Барт.

Я приблизилась к его столу. Ну почему у меня нет дара чтения мыслей, как у «редчайшего»? Тогда бы не пришлось гадать, что скрывается за этим весельем.

– Вы куда-то уезжаете? – с подозрением протянула я.

– Угу, – Барт откинулся на мягко спружинившую спинку кресла и заложил руки за голову. Льняной пиджак распахнулся, белая рубашка натянулась на широкой груди, ее край грозил вот-вот вырваться из-за пояса брюк. – Отправляюсь в Ростов-на-Дону на научную конференцию.

Когда лев так потягивается, что прикажете делать бедной птице-секретарю?!

– На научную конференцию? – эхом повторила я, стараясь не сильно на него глазеть.

– Угу. Международная! «Наука и прогресс».

– А вы-то каким боком… к науке…

Барт подарил мне фирменную загадочную улыбку.

– Вообще-то, у меня докторская степень по экономике. Пригласили выступить с небольшим докладом.

– О-о-о… – вот и все, на что меня хватило.

На самом деле, про докторскую степень я знала. Успела выяснить в своем небольшом расследовании. Но чтобы Барта приглашали с докладом? Да еще на международную конференцию?

Как же это связано с пришествием «костюмчатых»?

– Это вот они пригласили? – я указала на дверь, за которой чуть раньше скрылись визитеры. – Магистровы посланцы?

Это был нечестный прием, и его я применила сознательно. Улыбка Барта если и потускнела при упоминании запретного имени, то несильно. Ну, вместо ста Ватт начала светить на восемьдесят. Да какого черта он такой счастливый?!

– Они, они. Вам на электронку скинут письмо, – как ни в чем не бывало, продолжал вещать начальник, – заполните форму, подтвердите, что я буду, получите пригласительные. Убедитесь, что номер в гостинице забронирован.

– Вам заказать билеты на самолет?

– Нет. Давайте уж поездом. Всего пять часов. Будет время выспаться.

Я невольно улыбнулась. Сколько же времени «редчайший» проводит во сне? Одно знаю точно: сон ему необходим, как воздух. А то мозги закипят. Вот вам и расплата за сверхспособности.

Внезапно сердце сжалось от тоски. Что я тут одна буду делать? Со скуки повешусь, это точно. В то время, пока Барт там по командировкам разъезжать будет. Без меня. Начальник демонстрировал такое радостное возбуждение, что совсем не обращал внимания на то, что происходит со мной.

– Какие будут распоряжения на время вашего отсутствия? – намекнула я.

– Не думаю, что тут нужны какие-то особые распоряжения. Каждый знает свою работу. Вот пусть ее и делает.

Я вздохнула. Вот так всегда. Как по кустам бегай, так Мария Николаевна нужна, а как езжай веселиться в Ростов, так «каждый знает свою работу». Поймав вопросительный взгляд Барта, поняла, что пауза затянулась до неприличия. Напрашиваться? Вот еще!

Круто повернувшись на каблуках, дошла до двери и уже открыла ее, когда начальник меня окликнул.

– Мария Николаевна, не забудьте заказать билеты и для себя. Меня ждут с личным помощником.

Ох, чует моя душенька, опять придется побегать.

Аллочка, узнав о грядущей поездке, захохотала заливистым баском. Ее грудь под черной майкой с портретом Курта Кобейна тут же ожила и пошла волнами. Эта часть тела у моей приятельницы вообще выдающаяся. Во всех смыслах. Бывает, Аллочка уже отсмеется, а ее формы – еще нет. Вот и теперь я поняла, что эмоции приятельницы достигли апогея, когда волнообразное покачивание перешло на ее пышные бедра, обтянутые леопардовыми лосинами.

Я обиженно надула губы. Не надо было делиться радостной вестью с Аллочкой, которая, по обыкновению, зашла ко мне выкурить сигаретку-другую. Вон какая трясучка напала. Ей-то хорошо конем ржать. У нее мужики все как на подбор простенькие да плюгавенькие. Смотрят на Алку как на богиню, ручки ей целуют, продукты в дом пакетами носят – ухаживают, то бишь. А попробовала бы она оказаться на моем месте! Рядом с идеально красивым доктором экономических наук, обладающим безупречным чувством стиля и паранормальными способностями. Такому не скажешь просто «залетай вечерком на пивас», как это делает Аллочка со своими ухажерами. Рядом с таким… забываешь как дышать.

Отсмеявшись, приятельница распахнула форточку, взгромоздилась на подоконник и закурила.

– Мария! Ты мне-таки тут из лица куриную попку не делай! Пойми, женщина, жизнь дает тебе второй шанс!

– Второй шанс на что? – протянула я, раздумывая, обидеться ли еще вдобавок и за «куриную попку».

– На то, чтобы этого красавчика за-ва-лить! – округлив глаза, торжественно провозгласила Аллочка.

Интересная бы вышла картина, если бы полутораметровая и сорокакилограммовая я попыталась завалить двухметрового и стокилограммового Барта. Даже в прыжке не получится. Даже в прыжке с гирей в обнимку.

– Ничего красного и кружевного надевать не буду, – проворчала я, отвернулась и распахнула шкаф.

– И то правильно! – громыхнула Аллочка. – Иди к нему без ничего!

Я выронила белую кофту, которую хотела заботливо уложить в чемодан, и развернулась к приятельнице.

– Это как без ничего?

– Ну, ты-таки женщина или кто, Мария? – возмутилась Аллочка. – Где твоя природная хитрость? Неужели мать-природа ничего не подсказывает?

Мать-природа визжала не своим голосом и падала в обморок вместе со мной каждый раз, когда я только думала о том, что Барт может ко мне прикоснуться как мужчина – к женщине.

Я покачала головой.

– Ну, представь, – вздохнула Аллочка, – вот лежит он таки в своем номере. Что они там на этих конференциях делают? Понятное дело, пьют весь день и вечером пьют. Лежит твой красавчик, весь такой одинокий, и думает: «Эх, кто бы меня погрел сейчас». И тут распахивается дверь! – она спрыгнула с подоконника и выпятила грудь, встав в героическую позу. Курт Кобейн на майке выглядел удивленным. – И входишь ты! В розовом таки халате. Не дрейфь, свой дам. Заходишь, становишься в центр комнаты, распахиваешь халат, а под ним…

Аллочка отвернулась к окну и смачно затянулась. Похоже, ее фантазия пустилась вскачь, уже не нуждаясь в моем присутствии.

– А под ним? – напомнила я.

– А под ним – ничего! – зыркнула приятельница через плечо.

Я присела на край стула и представила себе эту умопомрачительную картину. Угу. Захожу, распахиваю халат. И на Барта нападает Аллочкин трясучий смех. Или он, не выдержав ошеломительного зрелища, достает шприц, колет себе очередную дозу и забывается в спасительном сне. В общем, как ни крути, меня ждет облом.

Об этом я и поведала Аллочке. Та выкинула окурок в форточку, посмотрела на меня с жалостью и присела на диван по соседству со мной.

– Дура ты дура, женщина, – вздохнула она. – Пообещай хотя бы, что если к тебе в номер будет кто-то ломиться среди ночи, ты не начнешь таки сразу орать как потерпевшая, а сделаешь голосок поласковее и спросишь: «Кто там?»

Настала очередь вздыхать мне. Ну и как объяснить Аллочке, что если ты приезжаешь куда-то с Бартом, и в дверь ночью кто-то ломится, это значит жить осталось секунды три, не больше?

Приятельница вдруг схватила себя за указательный палец левой руки, поджала губы и покраснела.

– Что с тобой? – испугалась я.

Аллочка продолжала тянуть себя за палец.

– Кольцо… – прохрипела она.

– Что?!

– Кольцо снимаю.

Приятельница сделала последний рывок и с улыбкой победителя протянула мне на пухлой ладони дешевенькое позолоченное колечко с аляповатым камнем, который ни при каком раскладе не мог бы сойти за бриллиант, хоть это и подразумевалось.

– Зачем?

– На удачу. Я его всегда надеваю на первое свидание. Привлекает противоположный пол. Мать моя его на рынке у цыганчи одной выторговала-таки как-то. Мне по наследству передала. Проверено! – Аллочка поднесла ладонь к губам, чмокнула колечко и снова протянула мне. – Да держи! Тебе, как подруге, ничего не жалко! Только вернешь-таки потом.

Я растерянно взяла в руки украшение. Ношение колец не входило в мои привычки, да и глазомер подсказывал, что эта безделушка – как минимум на размер больше, чем нужно.

– Аллусь, я не могу. Это дорогая твоему сердцу вещь. Да и не верю я в талисманы.

– Проснешься со своим красавчиком в одной постели – поверишь! – хохотнула она. – Да бери, бери, пока я-таки добрая. Несколько дней без него проживу, у меня сейчас Колька есть.

Я с сомнением покосилась на вещицу.

– Но у нас с Бартом не первое свидание. Даже не тридцать первое.

– Все равно поможет! – с уверенностью кивнула подруга. – Только не снимай!

Как я и подозревала, кольцо болталось на моем пальце и выглядело ужасной безвкусицей. Но Аллочка засветилась от радости. Как же – считает, что помогла подруге! Немного поразмыслив, я решила, что не буду прятать его в комод при первой возможности. Самоуверенной приятельнице не помешает убедиться, что не все такие везучие, как она. Все равно «редчайшему» я нужна совсем не для любовных утех, это и ежу понятно. А кольцом больше, кольцом меньше – подумаешь!

Скорый поезд «Новоприморск – Москва», проезжающий через Ростов-на-Дону, был подан по четвертому пути ко второй платформе вовремя. Стояли последние ясные деньки перед надвигавшейся хмурой зимой. В воздухе пахло морозцем и присущими железнодорожному вокзалу ароматами. Солнце ярко светило, отгоняя дурные мысли. В голубом безоблачном небе радостно кричали птицы. Я в купленной с зарплаты новой болоньевой куртке чувствовала себя не таким страшилищем, как обычно. Барт, вырядившийся в щегольское драповое пальто с клетчатым шарфом, выглядел просто сногсшибательно. В общем, все складывалось до ужаса прекрасно.

Пока мой начальник, джентльмен до мозга костей, занимался погрузкой наших чемоданов в вагон, я ловила на себе завистливые взгляды остальных пассажирок. Ну конечно, они, небось, думали, что этот двухметровый симпатяга – мой муж, и мы едем в отпуск. А может, даже и в медовый месяц. Ах, хотелось бы тоже так думать! Особенно, когда Барт, запрыгнув на подножку, протянул мне руку, чтобы помочь перешагнуть щель между платформой и вагоном. Если начальник не изображал из себя Ловца, его манеры были безупречны.

Кстати, о Ловце. Я до сих пор ломала голову на счет истинной цели поездки. Если Барт решил ехать по приказу «костюмчатых», то почему он не в образе? Почему оделся как Бартоломей Иваныч и ведет себя соответственно? Не приобрети я уже опыт наших прошлых совместных приключений, не раздумывая, поверила бы, что он, на самом деле, собрался выступать с докладом. Но жизнь отучила быть доверчивой.

Поэтому, как только мы устроились в двухместном СВ-купе, перешла в наступление.

– Может, не будем терять время, и вы введете меня в курс дела? – предложила я, откинувшись на мягкую спинку удобного сиденья.

Все-таки, купе повышенной комфортности – это вам не плацкарт. Никаких верхних полок. Чтобы расстелить постель, достаточно откинуть спинку сиденья и – вуа-ля! – там уже и подушка, и одеяло, и свежие хрустящие простыни. Белье покупать, как это до сих пор принято на просторах нашей родины, не надо. Даже туалетную комнату во время остановки поезда не закрывают! На столике – меню. Улыбчивые проводницы могут по первому требованию принести еду из вагона-ресторана. Все услуги уже включены в стоимость билета. И она, скажу я вам, не маленькая.

Барт как раз успел снять пальто и шарф и повесить их на вешалку.

– В курс какого дела, Мария Николаевна? – с прежней блаженной улыбкой повернулся он ко мне. Прекрасное настроение никак не отпускало моего начальника.

Под пальто у него оказался темно-синий жилет, подчеркивающий крепкий торс, а также рубашка в бело-синюю клетку и в тон ей галстук. Мама дорогая! Где мой Ловец?! Верните срочно! Я с этим мужчиной даже пять часов в одном купе не продержусь! Смотреть на нестиранные джинсы и кожаные куртки еще как-то хватало силы воли. Но этот «денди лондонский» выбивал меня из колеи в глубокую и восторженную созерцательную кому.

– Зачем я вам понадобилась?! – пропищала я, с трудом вспомнив его последнюю фразу.

– А, вас этот вопрос волнует… – протянул он и полез рыться в своих вещах.

Нет, дорогой Барт. На самом деле, меня не этот вопрос волнует. Меня волнует, какого черта ты такой красивый, такой умный, такой воспитанный и такой неприступный. Ну а ты можешь, конечно, думать, что меня волнуют прочие пустяки.

Начальник, тем временем, вынул ноутбук и положил его на столик передо мной. Пол под ногами слегка дрогнул – состав тронулся. В дверь осторожно постучали.

– Войдите, – разрешил Барт.

В купе заглянула проводница. Я отметила про себя, что их, бедняжек, наверняка муштруют за внешний вид. А как же – ведь в этом вагоне купе повышенной комфортности. Только должностная инструкция могла заставить немолодую уже женщину надеть юбку выше колена, встать на шпильки, накраситься «как на парад» и щеголять свежей укладкой.

– Как вам у нас? – поинтересовалась проводница, тряхнув соломенными кудрями. – Все ли нравится?

– Все чудесно, спасибо, – подарил ей улыбку «на сто Ватт» мой начальник.

Мое сердце сладко замерло, впрочем, как и всегда. Проводница тоже слегка «подвисла» от такой концентрации великолепия на один квадратный метр.

– Может, вам принести напитки? Или закажете что-то из блюд в нашем ресторане? – опомнилась она.

Барт вопросительно посмотрел на меня, а я – на него. В поездах дерут втридорога, поэтому ничего вышеперечисленного мне не хотелось. Да и вообще, рядом с «редчайшим» кусок не лез в горло. При мысли о том, как он будет сидеть со мной лицом к лицу и смотреть, как я вилкой гоняю по тарелке макароны, или картошку, или еще какую снедь, накатывала удушливая волна жара.

– Возможно, позже, – заключил Барт.

– Ну, смотрите, – защебетала проводница, – а то я сегодня одна, без напарницы. Вы, если что, на кнопочку вызова нажмите и подождите. А если придется подождать, вы уж не ругайтесь.

– Не будем, – милостиво согласился мой начальник. – Мы, скорее всего, спать будем.

Блестящие глазки женщины тут же перескочили с него на меня, и она смущенно заулыбалась.

– Ну, вы тогда табличку на дверь повесьте «Не беспокоить». Вот здесь, на крючочке висит. Счастливого пути!

Я вздохнула. Еще одна, причислившая меня к рангу счастливиц и небожительниц, собирающих нектар с медовых губ Бартоломея Иваныча. Ага, как же. Вот как, оказывается, обидно, когда тебе завидуют, а завидовать на самом деле нечему!

– Итак, к делу, – вернул меня с небес на землю Барт, как только дверь за проводницей закрылась. – Ваша помощь будет снова неоценима, Мария Николаевна.

Он указал на ноутбук.

Я тоже посмотрела. Ноутбук как ноутбук. Черный, бартоломеевский.

– Что мне нужно будет сделать?

– Всего лишь подготовить мне доклад.

– Что?! – открыла я рот от удивления. – Бартоломей Иваныч… не сочтите за наглость… но среди нас только один доктор экономических наук, и это не я! У меня педагогическое образование! Я – гу-ма-ни-та-рий! Сочинения могу писать, литературу русских классиков знаю. Хотите размышления на тему «Войны и мира» Толстого? – я взяла короткую паузу, чтобы отдышаться. – Но я же ничего не понимаю в этих ваших циферках!

Барт взирал на меня благосклонно. Да что с ним такое? Сияет как медный пятак. Он на какой-то новый вид наркоты перешел, что ли?

– Но вам и не нужно понимать в циферках, Мария Николаевна. Половину доклада, «с циферками», я уже сделал за то короткое время, которое было. Вам остается только красиво оформить презентацию в «Пауэр Пойнт», чтобы показать на большом экране.

– Пауэр что? – проворчала я. – Знаете, когда я институт заканчивала, мы доклады по старинке с бумажки читали.

– Ценю ваше чувство юмора, – хохотнул он.

Божечки! Какое чувство юмора? Я серьезно!

– Вот здесь, – похлопал Барт по крышке ноутбука, – все материалы и нужные программы. В крайнем случае, если не разберетесь, в гостинице будет «вай-фай». Зайдите в интернет, скачайте самоучитель по «Пауэр Пойнт». Вы – большая умница. Я знаю, что справитесь. Ну и предисловие там пропишите, вступительную речь и так далее. Может какие-то связующие кусочки. Дальше я уже буду импровизировать.

Я открывала и закрывала рот как выброшенная на берег рыба. Ах ты ж, Бартоломей, чтоб тебя, Иваныч! Каждый раз, когда думаю «ну теперь меня никакой подставой не удивить», твой дьявольский извращенный экономикой ум выкидывает новый фортель!

– А вы чем будете заниматься в это время? – с подозрением прищурилась я. – Пока я в гостинице буду кропать вам доклады?

Каюсь, совершенно забыла о субординации. Конечно, секретарь не имеет права задавать такие вопросы начальству. Но я, между прочим, два раза держала голову этого начальства у себя на коленях, пока оно бессовестно дрыхло. Так что, вроде как, мне простительно.

Барт, видимо, тоже так думал, потому что замечания мне делать не стал.

– А мне нужно будет уладить кое-какое дело.

– Какое дело? – насторожилась я, почувствовав ниточку к «костюмчатым».

– Ну, вы же сами догадываетесь, Мария Николаевна. Неугодные люди, творящие неугодные дела.

– Так это задание! – просияла я, потирая руки. – Что ж вы молчали? Лучше расскажите все сразу, чтобы я была морально готова. Предупреждаю, приманкой больше не буду! Ну, или буду, если это не очень опасно. В общем, выкладывайте, не томите.

Но Барт только покачал головой, глядя в окно. Интересно, что там можно разглядеть, когда деревья слились в сплошную серую линию?

– В этот раз я вас привлекать не хочу. И так слишком много пользовался вашей добротой. Вы посидите в гостинице и поможете мне оставаться под прикрытием.

Ага! То есть, доклад и вся эта конференция – только прикрытие! Я так и знала!

– Но вы не можете оставить меня в стороне! – возмутилась я. – Во-первых, сами говорили, что я слишком много знаю. Разве эти знания не пригодятся? Вам больше не нужен помощник? Во-вторых, это, знаете ли, унизительно – использовать меня как литературного негра, а самому развлекаться!

Ну вот, добилась, чего хотела. Бартоломеевская улыбка растаяла без следа. Он нахмурился.

– Кто вам сказал, что я буду развлекаться, Мария Николаевна? И с чего вы взяли, что побывав пару раз в передряге по моей вине, можете напрашиваться со мной везде и всюду?

От грозного тона я слегка покраснела. Вот он, мой Ловец. Человек, который может поставить на место кого угодно. Долой слащавые улыбочки Бартоломея Иваныча! Только брутальный оскал и полная свобода в выражениях.

В то же время, стало обидно до слез. Я-то думала! Поверила, что мы с Бартом теперь как Джекил и Хайд, как Гарри и Салли, как Карлсон и Малыш. Словом, бок о бок, спина к спине, вместе и навсегда. Зачем я ему только голову держала! Надо было оставить спать на жестком! Мизинцы ему спасала, в зеркала ходила!S! Вот так всегда: откроешь мужчине душу, сделаешь его единственным, неповторимым и самым-самым, а, оказывается, он прекрасно может обойтись и без тебя!

– Мария Николаевна, что с вами? – забеспокоился Барт.

Я шмыгнула носом, утерла уголок глаза и пулей выскочила за дверь. Еще не хватало, чтобы он видел мои слезы!

В проходе, на счастье, никого не было. Я вцепилась в поручень и прилипла к холодному стеклу носом. И зачем только поехала? У нас ведь свободные отношения! Надо было помахать перед лицом Барта заявлением, напомнить, что он мне теперь никто и звать его никак, и спокойно оставаться дома. Вот дура!

Поезд, тем временем, неуклонно двигался к цели, напоминая, что обратной дороги нет. Ну, по крайней мере, пока не приедем на вокзал. Колеса мерно перестукивали. За окном темнело. Полоса деревьев из серой превратилась в темно-синюю. Яркой лентой света пронеслись фонари. На руке блеснуло. Я скосила глаза.

Не работает Алкино кольцо! Дурацкая безделушка! Кто мне обещал Бартоломея Иваныча на блюдечке? Фиг-вам!

За спиной тихонько хлопнула дверь купе. Я почувствовала отголосок «Армани», поняла, что за спиной – Барт, и вся подобралась. Зачем он вышел? Да еще стоит так близко, что касается меня, когда поезд покачивает? Дыхание перехватило, в глазах потемнело.

– Мария Николаевна, вы что, обиделись? – негромко поинтересовался начальник.

Нет! То есть, да! То есть… божечки, что ему сказать-то?

Бартоломеевский живот прижался ко мне. Мама дорогая! Да отойди же ты, ходячее искушение!

– Мы с вами не в тех отношениях, чтобы обижаться, – бросила я, наконец.

– Ну вот и я думаю, что не в тех, – мне показалось, или его голос прозвучал по особенному мягко? – А вы обиделись.

Я зажмурилась. Крепко-крепко. Он источал запах мечты, говорил как мечта, касался меня как в мечтах даже не представить! Сгинь, наваждение, а то за себя не ручаюсь! Все равно, Барт не для таких, как я.

– Вы ошибаетесь.

– Ошибаюсь? – И снова это мягкое придыхание над ухом, даже колени подогнулись.

– Я не обиделась. Просто вы поступаете нечестно. Когда вам надо – берете с собой, когда не надо – нагружаете дополнительной работой, чтобы не приставала. Больше на мою добровольную и бескорыстную помощь не рассчитывайте.

Поезд вошел в поворот, и я вцепилась в поручень так, что побелели пальцы: теперь ко мне прижимался не только бартоломеевский живот, но и все бартоломеевское твердое и мускулистое тело. И это было волшебное ощущение!

– Мария Николаевна, – голос Барта прозвучал с укоризной, – задание на самом деле опасное. Вам не по силам.

О, да. Да, мне было не по силам. Вот так стоять – не по силам! А Бартоломей Иваныч, поглядите-ка, еще умудряется светские беседы со мной вести! Конечно, он-то не млеет от того, что некто сильный и красивый к нему прижимается сзади. Наверняка, даже и мыслишки развратной у него не проскочило. Не то, что у меня…

– С вами… всегда… опасно, – выдавила я, готовая уже капитулировать. – Что может быть хуже… Владемара, например. Я с ним, между прочим, боролась один на один. Без вашего скромного… присутствия.

– Фараон.

– Что?

– Вы спросили, что может быть хуже. Отвечаю – фараон.

– Египетские мумии, что ли?

Барт фыркнул и, наконец, отлепился от меня, шагнув чуть в сторону. Я поняла, что последние несколько мгновений вообще не дышала.

– Вы что, никогда не слышали о фараонах? Так в старину в наших землях русалок называли.

– Русалка? – я забыла, что мои щеки горят как маков цвет и повернулась к Барту.

– Русалка-людоед.

Мама-дорогая! Ну, дела…

– И что? Вы за ним в Дон нырять будете?

– Надеюсь, без этого обойдется, – усмехнулся начальник. – Хотелось бы воевать на моей территории, а не на его.

– Заставите выползти на сушу?

– Фараоны вполне себе ходят по земле, так что да, – Барт вгляделся в мое лицо. – Вот видите, вам уже страшно.

Он слегка похлопал меня по плечу. Как старого боевого приятеля. Ну, как Карлсон – Малыша.

– Пойду, принесу вам чаю из вагона-ресторана, а то проводницу неизвестно сколько ждать. И спать лягу.

Барт подмигнул мне, развернулся и, демонстрируя прекрасно тренированный вестибулярный аппарат, пошел по раскачивающемуся под ногами коридору. Я проводила его взглядом. Чай? Мне? Какой заботливый.

Затем покосилась на кольцо Аллочки. Или, все-таки, работает?

Как театр начинается с вешалки, так город начинается с вокзала. Величественный и прекрасный вокзал Ростова-на-дону оглушил нас суматохой на перроне. Погода приласкала проливным дождем. Поток встречающих, спрятавшихся под одинаковыми черными зонтами, устремился к вагонам, едва поезд прекратил движение.

Пока Барт вытаскивал чемоданы, я стояла, втянув голову в плечи, и жалела, что купила куртку без капюшона. Холодный ноябрьский ветер пробирал до костей. Свинцовое небо низко нависло над головой. Дождевые капли текли по лицу.

Внезапно в толпе началось волнение. Послышались возмущенные крики. Я обернулась на звук, и в этот момент, растолкав людей, прямо на меня выпрыгнул парень. Быстрая реакция никогда не числилась в списке моих сильных сторон, поэтому когда все расступились, я еще продолжала стоять и смотреть на беглеца. У него была тонкая «цыплячья» шея и торчащие уши. Это все, что удалось заметить за те короткие мгновения, когда Цыпляк, как я его про себя окрестила, вдруг в прыжке повалил меня на землю. Пока приходила в себя, почувствовала, как ловкие руки пробежались по карманам моей куртки. Не успела вскрикнуть от возмущения – Цыпляк вскочил на ноги, и его след простыл.

– Эй! Козел! Куда прешь! – проводил кто-то криком воришку.

Я сидела в луже, мокрая, жалкая и несчастная. Люди топтались вокруг, но помочь никто не торопился, только глазели.

Вот вам и сто один способ защитить себя. Предупреждать надо!

– Мария Николаевна, – Барт оказался тут как тут, присел рядом, заглянул в глаза, подхватил под локоть и помог подняться. – У вас закружилась голова? Вы ушиблись?

Я отвернулась. Если что-то и пострадало, то только моя гордость. Это же надо! На глазах Бартоломея Иваныча! Сесть в лужу! Могу поклясться, ни одна из его подружек-моделей такого не вытворяла.

– Меня толкнули, – с неохотой проворчала я, отряхивая куртку сзади. – Парень какой-то. По-моему, карманный вор.

– Вор? – напрягся начальник. – Я был занят багажом и ничего не видел. Обернулся, а вы уже… тут.

Тут. Я шмыгнула носом. Это еще мягко сказано.

– Проверьте кошелек. У вас что-то пропало? – продолжал проявлять заботу Барт.

Где-то вдалеке раздался звук полицейского свистка. Люди перешептывались, покачивали головами, понемногу расходились. Мимо, придерживая дубинки у пояса, пробежали двое полицейских. Третий шел в сопровождении заплаканной женщины. Одной рукой она катила за собой чемодан на колесиках, в другой – несла порезанную сумочку. Так вот от кого бежал вор, когда наткнулся на меня!

– Мой кошелек в боковом кармане чемодана, – я наконец-то осмелилась повернуться к Барту, хотя опасность сгореть от стыда еще присутствовала. – А больше у меня и брать нечего.

– Кто же хранит кошельки в боковых карманах чемодана?! – отчитал начальник.

– А что, в куртке безопаснее? – огрызнулась я. И вдруг похолодела.

– Что? – насторожился Барт, разглядывая мое лицо.

Я подняла руку и посмотрела на палец. Аллочкино кольцо пропало!

Конечно, мое заявление приняли. Несмотря на то, что в ответ на вопрос о внешности преступника я ответила: «Цыпляк». Конечно, Бартоломей Иваныч проявил чудеса джентльменства и утешал меня как мог. Пообещал даже новое кольцо купить. Ага, Барт покупает и дарит мне кольцо. Случайные свидетели роняют слезу умиления и черной зависти от того, как повезло бедной замухрышке. А я потом отдаю это кольцо Аллочке. Не смешите.

Ох, мама дорогая! Что ж мне теперь ей сказать-то?

А самое главное, вдруг это кольцо, и правда, действовало?! Ведь начало же действовать там, в поезде! А теперь не видать счастья в личной жизни ни мне, Маше-растеряше, ни Аллочке-щедрой душе.

В гостиницу прибыли с опозданием, промокшие, продрогшие и морально выдохшиеся. Хорошо, что от вокзала ехать недалеко. Но и здесь ждало разочарование.

Многоэтажный конгресс-отель «Амакс» был окружен различными машинами представительского класса. Это съезжались гости на конференцию, как пояснил Барт. Таксисту не удалось подъехать ко входу, поэтому нам пришлось вылезти и проделать оставшийся путь пешком.

Внутри гостиница оказалась еще шикарнее, чем снаружи. Ковровые дорожки – абсолютно чистые и новые, а в каждой поверхности можно разглядеть свое отражение. Огромное фойе с уютными диванчиками для ожидания. Таблички на двух языках с указанием, в каком направлении искать ресторан, или прачечную, или конференц-зал.

Вежливый персонал на стойке регистрации и глазом не моргнул, увидев жалкую и промокшую меня и великолепного, слегка подмоченного дождем Барта. Проверили паспорта, выдали электронные ключи, с улыбками пожелали приятного отдыха. Все-таки, сервис есть сервис.

Едва мы двинулись через сверкающее белоснежными мраморными полами фойе к лифту, как со стороны диванов в зоне отдыха раздался громкий радостный вопль. Я вскинула голову и сжалась в комок, ожидая худшего.

Худшее и случилось.

Мой начальник, до этого безупречно сдержанный и воспитанный, швырнул вдруг чемоданы на пол и издал точно такой же вопль. А потом на него темным вихрем бросился какой-то здоровенный детина, и они на глазах персонала, почтенных старичков в костюмах и очках, дамочек в возрасте, не уступавших старичкам по деловитости и очкастости, крепко обнялись.

У меня отпала челюсть. Вот клянусь вам, почти до груди достала. Потому что мужик, тискавший моего Барта, не уступал ему ни в росте, ни в комплекции, ни в великолепии. Мать-природа внутри меня не то что в обморок грохнулась, она совершенно точно померла в экстазе без надежды на реанимацию. Нет, эта работа меня в могилу сведет! Оборотни съедают, вампиры нападают, зеркала затягивают, кольца пропадают, да еще и красавцы теперь со всех сторон окружают! Красавцы, для которых я – лишь жалкий кропатель докладов, ага.

С тех же диванов поднялась еще одна фигура, но на этот раз направилась ко мне. Я с опаской посмотрела на незнакомку. Чуть выше меня, хорошенькая, в обтягивающем фигуру серебристом свитере и темных джинсах, с длинными, до пояса, черными волосами и большими серыми глазами на бледном лице. Вид у нее, в отличие от всех нас, был скучающий. Приблизившись, девушка без долгих вступлений протянула мне руку.

– Кэт.

– Маша, – я пожала ей ладонь, стараясь сделать это естественно.

– Ты с Бартом? – говорила она хоть и по-русски, но с сильным акцентом, а имя моего начальника вообще прозвучало на иностранный манер.

– Да, – протянула я, бросив взгляд в сторону мужчин, которые до сих пор хлопали друг друга по спине.

Да сколько ж можно?!

– А я с Лэнданом, – вздохнула Кэт и тоже посмотрела на эту удивительную парочку. – Может в «лаунж» сходим, кофе попьем? Это у них надолго.

– Что – это?! – испугалась я.

Кэт наморщила лобик, пощелкала пальцами и посмотрела на меня с легкой долей растерянности.

– Ну, как это по-русски… – она просветлела, – броманс!

– Что?!

– Близкие неромантические отношения между мужчинами, – с умным видом отчеканила Кэт. – У нас это так называют.

– Где это у вас?

– Ну, где, – широко улыбнулась она, демонстрируя прекрасные ровные и белые зубки, – в Америке.

– О-о-о… – протянула я.

Лэндан издал новый вопль и запрыгнул на Барта. «Обнимашки» постепенно перерастали в дружескую потасовку. Я разрывалась между желанием умереть в экстазе вместе с матерью-природой и необходимостью сохранять лицо перед Кэт.

– А у вас разве не так называется? – брови девушки поползли вверх. – А как?

– Э-э-э… – замялась я, – дружба?

– Дружба – это совместный гольф по воскресеньям, – отрезала Кэт. – А это – броманс.

Пока я размышляла над разницей в менталитете, мужчины успокоились, отлипли, наконец, друг от друга и решили подойти к нам. Кэт поприветствовала Барта как старого знакомого на языке, которого я не знала, но предположила, что это английский. Мой начальник бегло ответил ей на том же языке и нежно обнял. В потоке слов я различила «Кэтти».

Эй, постойте! На этом празднике жизни я одна только не говорю по-английски и никого еще не обнимала, да?! Ну, дела…

Я посмотрела на великана по имени Лэндан и чуть не умерла, хотя умирать, казалось бы, уже некуда. Он открыто разглядывал меня с ног до головы. В карих глазах плясали черти. Каштановые, с легкой волной, волосы спускались чуть ниже ушей. Небольшая бородка подчеркивала точеный подбородок. Разоделся он не хуже моего Барта, в рубашку с галстуком, к цветовому сочетанию которых было не придраться. Я вспомнила, что стою в мокрой и грязной куртке, в которой шлепнулась в лужу, с влажными и наверняка взлохмаченными волосами и поплывшей от сырости тушью, и похолодела.

Лэндан потянулся и обнял меня. Аллилуйя! И скромного секретаря тоже настигла волна объятий! Колени мои подогнулись. Я повисла в его руках, уткнувшись носом в крепкое вкусно пахнущее плечо и, кажется, почти потеряла сознание. Мама дорогая! Да я с родным и хорошо знакомым Бартом так не обнималась! Американские чудаки нравились мне все больше.

Красавец отстранил меня и затараторил что-то. Я не смогла понять ни слова и удивленно уставилась на него.

– Лэндан спрашивает, ты – девушка Барта? – пришла на помощь Кэт.

Мы с Бартоломеем Иванычем переглянулись.

– Нет, – поспешно ответила я, – его секретарь. Личный помощник.

Кэт перевела. Это Лэндана развеселило, и он бросил Барту еще пару фраз, на которые мой начальник отреагировал сдержанной улыбкой. Наверняка было сказано, что такая дохлая селедка, как я, точно в девушки не годится. Настроение упало.

На мое счастье, тут же решили идти «в номера». Пока Барт и Лэндан вышагивали впереди, волоча за собой чемоданы, я не удержалась и устроила Кэт допрос. Ну ничего не могла с собой поделать! Выяснилось, что мой начальник успел побывать в Штатах и даже получить там степень МВА (не голова – компьютер!). Паззл под названием «прошлое Бартоломея Иваныча», который я на досуге собирала, пополнился еще одним кусочком. Теперь стало понятно, где начальник пропадал в возрасте двадцати шести лет.

По словам Кэт, дочери русских эмигрантов и в миру – Катьки Смирновой, там мой начальник с Лэнданом и познакомился. Они вместе учились, пару раз спасли друг другу жизнь (и из этого я сделала еще один умопомрачительный вывод: Лендан – Ловец!), и с тех пор между ними, по словам все той же Кэт, случился крепкий мужской броманс. Ну, то есть, если бы они жили в России, то наверняка бы пропадали где-нибудь в гараже или ездили на рыбалку. Дружба как дружба, хоть Кэт и не желала со мной соглашаться.

Теперь становилось понятно, почему Барт так светился и с такой радостью взялся за дело. Он знал, что встретит тут Лэндана. Наверняка расцеловал «костюмчатых» в румяные щеки, как услышал. А что? Броманс! Версии, одна заковыристее другой, заполняли мою голову. Два Ловца в одном месте – это не случайность. А вдруг это не простая конференция, а слет Ловцов? Но зачем тогда Барт рассказывал мне про русалку-людоеда? Не будут же они такой толпой ловить одного монстра? Даже если монстр супер-мега-опасный, собирать для этого людей из разных стран – слишком.

Отношения Кэт и Лэндана тоже остались для меня неясными. Она сообщила, что приехала сюда, на конференцию, в качестве его переводчика. Но судя по тому, что Кэт знала Барта и общалась с ним «на короткой ноге», а Штаты мой начальник покинул несколько лет назад, с Лэнданом она уже была давно знакома. Вряд ли в Америке исполняла при нем обязанности переводчика. Я решила при удобном случае зажать где-нибудь в уголке Бартоломея Иваныча и хорошенько его об этом расспросить.

Ну а чем еще, скажите на милость, тут заниматься? Хоть развлекусь между делом.

Встретиться договорились за ужином в ресторане, расположенном тут же, при гостинице. Номер мне достался небольшой, с односпальной кроватью, телевизором и кондиционером – то, что проходило по категории «стандарт». Впрочем, для человека, который живет в однокомнатной квартире, это не проблема.

Проблема заключалась в другом. За то время, пока я приняла душ и немного отдохнула с дороги, Аллочка успела прислать мне три сообщения, в каждом из которых настойчиво интересовалась, работает ли ее кольцо. От отчаяния я была готова выключить телефон! Что делать-то теперь? «Цыпляка» не найдут, как пить дать. А если и найдут, он наверняка уже сбыл добычу. Полцарства бы отдала за то, чтобы найти похожее кольцо! Может, Аллочка бы и разницы не заметила…

Одеться для ужина тоже оказалось нелегкой задачей. Выбор нарядов был более чем скромный, и я не нравилась себе ни в одном. Кроме того, кто знает, в каком образе будут мои спутники? Выряжусь в вечернее платье – Барт придет в джинсах. Натяну джинсы – он в очередной раз поразит мое воображение каким-нибудь костюмом. Нервы уже порядком поистрепались, и я решила: будь что будет. Выбрала дорогущее и самое легкомысленное платье, открывающее плечи и спину. Каюсь, купила в бутике на распродаже по совету Аллочки, хотела на Новый Год всех удивить. Но тут событие получше новогодней вечеринки наметилось.

Кое-как уложила свои «три пера» гостиничным феном, повертелась перед большим зеркалом. Платье до неприличия обтягивало зад, буквально не оставляя простора воображению. А если учесть, что под него черт меня дернул надеть кружевное и красненькое…

Подозревая, что мне еще станет стыдно за такой смелый шаг, я вышла из номера и направилась по длинному и пустому гостиничному коридору. Каблуки утопали в толстом пушистом ковре, который скрадывал звук шагов. Вот почему-то в хороших гостиницах всегда пусто и тихо. Никто не шляется по этажам, не слышно голосов или смеха. Изредка белым привидением вдалеке прошуршит горничная с тележкой. Кажется, что живешь тут один и сам по себе. Хотя, конечно, это не так.

В сумочке зажужжал телефон. Новое сообщение от Аллочки.

«Мария! Ты почему не напомнила мне дать тебе розовый халат?»

Тьфу ты, Алка, заколебала! Какие халаты, если я в этом-то наряде себя клоуном чувствую?!

У лифта уже скучал молодой человек в инвалидной коляске. Заметив, что кнопка вызова нажата, я встала рядом с ним и принялась ждать. Слегка скосила глаза, чтобы его рассмотреть. Слышала где-то, что люди с ограниченными возможностями не очень-то любят, когда их разглядывают в упор.

Парень как парень. Наверняка тоже на конференцию приехал. Кучерявый «чубчик», по-другому этот локон страсти я назвать не могла, падал на его умный большой лоб. Очки. Скуластое лицо. Рубашка и галстук. Ноги накрыты зеленым одеялом. Коляска была модная, автоматическая. Кнопку нажимаешь – сама едет.

Почувствовав мое присутствие рядом, парень отвлекся от планшета, в который до этого увлеченно тыкал пальцем, и поднял голову.

– Добрейшего вечерочка.

Мама дорогая! Он что, за мной ухлестывать собрался? И чего это так вылупился на мой зад? Вот чуяла моя душенька, надо было надевать джинсы! Вот ей-богу! А вдруг я выгляжу проституткой? А вдруг «чубастый» поэтому так расплылся во все тридцать три зуба от моего появления? Я смущенно прочистила горло и сделала страшное лицо.

– Здравствуйте.

– На прогулку?

Поток его интереса ко мне не ослабевал. И не то, чтобы я была против чубастых парней вообще и парней на колясках в частности. Но в обычной жизни мужики так на меня никогда не смотрели. Значит, точно за проститутку принял. Я вздохнула.

– Нет, на ужин. С мужем, – последнее слово даже интонацией подчеркнула.

Парень бросил взгляд на мои руки.

– А почему вы без кольца?

Меня кинуло сначала в жар, потом в холод. Вот ведь внимательный очкарик! Чтоб у него стекла запотели!

– Меня обокрали, – совсем уж невежливо проворчала я и отвернулась.

– Ай-яй-яй, – с сожалением прищелкнул языком «чубастый». – Куда же смотрел ваш муж?

На мое счастье, лифт тренькнул, и двери с тихим шипением разъехались в стороны.

– Только после вас, – галантным жестом пригласил очкарик.

Я вошла, стараясь не думать, что в этот момент мой зад виляет перед его носом.

Наверняка, на это зрелище парень и рассчитывал. Встала в углу, благо лифт был большим, рассчитанным человек на восемь, и места хватало.

Парень нажал кнопку на подлокотнике, коляска тронулась с места, подъехала к дверям, но как только передние колеса пересекли порожек, вдруг дернулась и заглохла.

– Извините, – пробормотал внезапно покрасневший «чубастый», начиная тыкать в свою панель управления.

Двери дрогнули и начали потихоньку закрываться. Пришлось нажать на кнопку удержания их открытыми, чтобы очкарика не прищемило. Тот уже почти что колотил по подлокотнику, но коляска двигаться не желала. Вздохнув, я пришла на помощь. Сунула подмышку сумочку, ухватилась за ручки, дернула на себя. Ух, ну и тяжелый! А с виду такой худой…

Коляска въехала, двери закрылись.

– Спасибо, – смущенно поблагодарил «чубастый», поглядывая в мое декольте.

Я нажала кнопку нужного этажа. Лифт двинулся. Парень, пользуясь тем, что стоим совсем рядом, вдруг схватил мою руку и прижался носом к тыльной стороне кисти, с шумом втянув воздух.

– Ваша кожа… она так пахнет…

Перед глазами поплыло. Божечки, да это ж маньяк какой-то! Дрожь пробрала все тело. Внезапно вспомнился до конца не забытый кошмар: тоже лифт, с зеркальными стенами. Я заперта в нем, как в ловушке. Сильные руки прижимают меня к стенке и не дают вырваться. Вампир. Владемар. Холодные карие глаза смотрят в упор. Между изогнутых в ухмылке губ белеют клыки.

– Это… крем для рук… – услышала я издалека голос, и только потом поняла, что он принадлежит мне.

– М-м-м, – очкарик продолжал водить носом по коже.

Тогда, в объятиях Владемара, я не могла ничего сделать. Когда он меня укусил, в тот самый момент, когда острая боль пронзила мою шею, даже стало обидно. Обидно, что раз он – высокий, сильный и вампиристый, а я – маленькая, беззащитная и никому не нужная, то можно делать со мной что хочешь: соблазнять, кусать и творить прочий беспредел.

Вспыхнув от нахлынувших эмоций, я стукнула очкарика по голове сумочкой. Он тихо ойкнул и выпустил мою руку. Лифт звякнул и открыл двери. Барт, стоявший по ту сторону, посмотрел на нас круглыми глазами.

А посмотреть было на что: я наверняка бледная как простынка привалилась к стеночке, прижимая обеими руками сумочку к груди, а парень на коляске, скорчив недовольное лицо, потирал ушибленную макушку.

– Мария Николаевна! – воскликнул Барт. – Вас только за смертью посылать! Я уж собирался ехать за вами.

– Простите, ангажировал вашу даму, – пробормотал «чубастый», нажал на кнопку в подлокотнике, и коляска вдруг ожила.

Он выкатился в двери и был таков. Мы с Бартом посмотрели друг на друга.

– Этот несчастный к вам приставал? – поинтересовался начальник будничным тоном, хватая меня под локоть и вытаскивая из лифта, потому что в кабину уже торопились зайти другие люди.

Я переполнилась благодарностью к Его Джентльменшейству: ноги до сих пор не слушались.

– Он… нюхал мои руки… – пролепетала я, попутно отметив, что хоть с выбором платья не ошиблась: Барт нарядился в вечерний костюм.

– Фу! – начальника передернуло. – Что его сподвигло?

Я только пожала плечами. Кто их, маньяков, поймет?!

– У вас талант попадать в истории, да? – Барт жестом указал, чтобы я следовала за ним.

– Кто бы говорил, – огрызнулась я, шагая чуть позади, вдыхая аромат «Армани» и разглядывая безупречную широкую спину начальника и «ежик» светлых волос на его затылке. – Кстати, а Владемар не скоро на свободу выйдет?

Барт оглянулся через плечо. Лицо у него было удивленное.

– Чего это вы о нем вспомнили?

– Да так… из головы не выходит…

– Не бойтесь, не скоро, – сказал Барт и отвернулся.

Ну что ж, и на этом спасибо. Потому что, чую, когда Владемар выйдет, мне придется срочно эмигрировать куда-нибудь от греха подальше.

В ресторане было полутемно, по стенам скользили ажурные тени. Играла какая-то веселенькая музыка. В общем, все сводилось к тому, что когда народ выпьет, тут будут танцы. Кэт, ярко накрашенная, в полупрозрачном длинном платье, потягивала из бокала красное вино. Ее и Лэндана, в свежей рубашке и старомодных штанах с подтяжками, что придавало ему винтажный и романтичный вид, мы нашли за столиком в углу. Перед Ловцом номер два стояло блюдо с картошкой фри и куском мяса. По-видимому, он только начал есть.

При нашем появлении Лэндан встал и сгреб меня в медвежьи объятия. Как женщина, уже опытная в этих делах, я просто расслабилась и немного повисела в свое удовольствие. Тепло, уютно. Ну почему, почему Барт никогда так не обнимает?!

Начальник, к слову сказать, с невозмутимым лицом дождался окончания объятий, а потом отодвинул стул и помог присесть, положив большую теплую ладонь на мою спину.

Мама дорогая! Да они что, все, сговорились?! Ладно этот, мой, «джентльменский набор». Когда он один, это еще ничего. Но когда в лифте нюхают руки, а потом за столиком обнимают и трогают, это, знаете ли, приводит в треволнение. Особенно, если учесть, что последним, кто меня обнимал и трогал за спину, был старенький дядя Боря, Аллочкин отец, в стельку пьяным поздравлявший всех на ступеньках подъезда с днем десантника.

Появившийся рядом официант только начал наливать вино в мой бокал, как я схватила и выпила залпом содержимое. Спиртное сразу ударило в голову, но мне срочно, срочно требовалось прийти в себя! Может ли кольцо Аллочки работать, будучи утерянным навек? Только не смейтесь, но этот вариант на самом деле пришел мне в голову. Иначе, как объяснить мой сегодняшний ошеломительный успех? Конечно, тут могло быть виновато еще и обтягивающее платье, но вон Кэт сидит обтянутая не меньше, а может, и больше меня и хоть бы хны!

Сделали заказ. Барт с Лэнданом тут же начали трещать на иностранном языке, которого я не понимала, а Кэт наклонилась ко мне, якобы чтобы посплетничать.

– Никогда не видела двух Ловцов сразу, да? – в свойственной ей небрежной манере поинтересовалась моя новоиспеченная подруга.

– Да они у нас и поодиночке, знаешь ли, редко пробегают, – в тон ей ответила я. – А как ты догадалась?

– Ты когда на них смотришь, рот приоткрываешь, – усмехнулась она.

Я надулась и ковырнула вилкой принесенный официантом салат. Тоже мне, бывалая. Может быть, лет через пять Барт намозолит мне глаза настолько, что видеть его не смогу. А пока… каждый раз, когда я переводила взгляд с одного гладковыбритого лица на другое, негладковыбритое, но не менее идеальное, голова начинала кружиться, и хотелось срочно выпить.

– А как тебе удается рот не приоткрывать? – спросила я у Кэт, отставляя в сторону второй опустошенный бокал.

Она глянула на мужчин из-под длинных ресниц и тоже пригубила свое вино.

– А я не воспринимаю их как Ловцов.

– А как же тогда?!

– Как обычных парней. Со своими недостатками.

– Какие же у них могут быть недостатки? – фыркнула я, оглядывая почти одинаковые крепкие фигуры.

– Ну… – протянула Кэт, – Барти твой дрыхнет целыми днями, не каждая выдержит. Что за мужик такой, с которым даже в кино не сходишь – он на сеансе такое «три-дэ» тебе своим храпом устроит! Наверняка, они со Стейси именно из-за этого чуть не разбежались. А Лэндан мой – бабник. Уже два выговора получил за неуставные отношения с теми, кого ему заказали. Вампирш особенно любит. Да и на тебя, видала, как поглядывал?

Видала, ой, мама дорогая, еще как видала. Постойте-ка…

– Стейси?! – мой разгоряченный спиртным мозг выхватил из потока речи Кэт главное слово.

– Ну, девушка Барти, – пояснила она и махнула ручкой с аккуратным французским маникюром. – Долгая история, больные отношения, он уехал, она в Америке осталась.

Божечки и все святые! Это что же получается, я тут «редчайшему» сон охраняю, а у него девушка есть?! Меня как холодной водой из ведра окатили. Не ожидала такой подставы, ой-ей, не ожидала!

Раздавленная обрушившейся новостью, я схватила бутылку, сама себе налила и тут же махом выпила. Барт отвлекся от разговора, с недоумением проследил за моими телодвижениями и нахмурился. Лэндан хохотнул.

– Кэтти, не забивай Марии Николаевне голову ненужной информацией, – строгим голосом сказал начальник.

– Почему же, – прохрипела я, так как от волнения даже горло перехватило, – это нужная информация. Очень нужная!

– Ну, хоть не пейте столько. У вас же голова завтра болеть будет, – попытался урезонить он, – а нам к девяти на приветственный чай нельзя опаздывать.

Язык у меня так и чесался ответить, куда красивые начальники, скрывающие американских невест, могут засунуть себе приветственный чай. И полбутылки выпитого вина это желание только подогревали. Но я сдержалась. Секретарская выдержка!

– Да и броманс этот их, – продолжила Кэт, отмахнувшись от Барта и скорчив ему рожицу, мол, не подслушивай, – ты посмотри, им же друг с другом интереснее, чем с нами! Сидят, уже полчаса свою русалку обсуждают.

– Я думала, они меня обсуждают, – проворчала я заплетающимся языком и снова поймала на себе жаркий взгляд Лэндана.

Черт, так работает кольцо или не работает?!

– Ты-то им зачем? – рассмеялась Кэт. – Планы они на завтра строят.

– А Лэндан будет помогать Бартоломею Иванычу русалку ловить?

– Помогать?! Это Барти будет нам помогать, – она сделала еще глоток из бокала и вздохнула, – понимаешь, Мэри, это наше дело. Это мы его упустили.

– Кого? – растерялась я, заметив, что Лэндан подчистую смел все, что было на тарелке, и жестом подозвал официанта. Ну и аппетит!

– Эндрю Быкова.

– Кого?!

– Эндрю – известный аферист и скупщик краденого, – вмешался Барт, который, как оказалось, все это время продолжал подслушивать. – Он давно в розыске у спецслужб, еще с тех пор как сбежал из России с несколькими экспонатами известной Янтарной комнаты. Но дело не в этом.

– Он засветился у нас, – подхватила Кэт, – когда соблазнил дочку одного из влиятельных людей в госаппарате. Девушка пропала. Удалось установить адрес человека, с которым она встречалась. Его самого, конечно, не оказалось, но в квартире нашли части тела бедняжки.

– Части тела? – мне сразу стало не по себе. – Так он и есть русалка-людоед?

Лэндану принесли новую порцию картошки, и он, скучавший, пока мы говорили на русском, принялся за еду.

– Эндрю любит красивых женщин, – продолжил Барт, – не меньше, чем картины или драгоценности, которыми торгует. И он практически неуловим. Никто точно не знает, как он выглядит, потому что у Эндрю есть одна важная способность. Он умеет регенерировать.

– Это как?

– Отрежет себе нос, – сделала круглые глаза Кэт, – а вырастает другой. Так можно все лицо поменять.

Я схватилась рукой за горло, борясь с приступом тошноты. Барт протянул мне высокий стакан с минеральной водой. Я глотнула. Пузырьки затанцевали в желудке, смешиваясь с выпитым вином и вызывая еще более сильное головокружение.

– А с чего вы взяли… что он будет на этой конференции? И почему этим делом занимаетесь вы? – я посмотрела на Кэт. – Вы тоже на Магистра работаете?

От меня не ускользнуло, какими взглядами обменялись Барт и Кэтти.

– Мария Николаевна… – с угрозой в голосе протянул мой начальник.

– У нас все по-другому, – поспешила ответить Кэт, – мы с Лэнданом на службе у государства. А Барта нам, по счастью, удалось… арендовать. – Она улыбнулась. – Когда дело доходит до международного скандала, все средства хороши.

Арендовать?! Я выпучила глаза на начальника.

– Здесь, под прикрытием конференции, по слухам будет проходить крупная сделка по продаже того самого янтаря, – сказал он. – Так как Эндрю засветился в Штатах, мы уверены, что он рванул обратно в Россию, где о нем давно не было слышно. Покупатель – известный научный деятель, коллекционер. Он завтра будет открывать конференцию, вы его еще увидите. Скорее всего, Эндрю где-то поблизости или среди гостей.

Внезапная догадка слегка протрезвила меня.

– Это же он! – завопила я так, что лица Барта и Кэт вытянулись, а Лэндан отложил вилку. – Тот, кто нюхал мне руки в лифте! Если он людоед, то наверняка определял, свежее ли мясо.

– Нюхал руки? – брови Кэт взлетели вверх. – Фу!

– Мария Николаевна, – скривился Барт, – да нет же. Вы просто понравились тому несчастному. Наверняка, вы неправильно поняли его намерения.

– Неправильно?! – возмутилась я. – Да у него ноги одеялом прикрыты. Там сто процентов хвост!

Знаете, как неприятно, когда вы доказываете свою правоту, а над вами смеются? Барт еще как-то пытался сдержать улыбку, а Кэт расхохоталась да еще и Лэндану перевела. Тот фыркнул себе в картошку и покачал головой.

– Мария Николаевна! – простонал Барт, когда все отсмеялись, а я допила бутылку и сидела надувшаяся и злая, – хвост у него появляется только в воде. По суше он прекрасно ходит на своих двоих.

– Но наверняка ему неудобно! – продолжала настаивать я. – А так – сел в коляску, и ногам отдых, и все жалеют, помогают. Можно незаметно втереться в доверие. И вы же сами говорите, что он любит женщин! Зачем тогда руки нюхает, если не поэтому?

– Он любит женщин есть, а не нюхать, – отрезал Барт.

– А вы никогда не нюхаете мясо, перед тем как купить? – парировала я.

– Хорошо, – сдался начальник, – мы за ним приглядим.

Ой, да ладно, Барт. Я с тобой не первый день. По глазам же вижу, что сказал это, лишь бы отстала!

Мне стало обидно. Ну почему меня никто не воспринимает всерьез?! Думают, что раз Ловцы, то умнее. А у меня, между прочим, секретарская наблюдательность развита! Эх…

Барт поднялся и бросил на стол скомканную тканевую салфетку.

– Что ж, нам пора. Кэтти, я могу поручить тебе заботу о Марии Николаевне?

– Чтобы в лифте русалки не занюхали? – бросила она, а я испытала непреодолимое желание ее пнуть.

Барт хрюкнул и легонько постучал себя кулаком в могучую грудь. Ну, типа, поперхнулся, ага. Я тоже встала и сложила руки на груди, всем видом показывая, как его презираю. К сожалению, помещение ресторана тут же качнулось и поплыло по кругу. Ох, и когда успела так напиться?

– И куда это вы собрались? – спросила я.

– По делам, – ушел начальник от ответа. – А вы, Машенька, отправляйтесь-ка спать. У нас завтра насыщенный день.

Машенька?! Черт возьми, он назвал меня Машенькой? О нет, это наверняка мне спьяну послышалось. Я уставилась на Барта, пока он, придерживая под локоток, провожал до лифта. Начальник делал вид, что не замечает моих взглядов. Ох уж это Его Джентльменшейство! Лэндан шел следом, и я могла поклясться, что он не сводит глаз с моего зада.

В лифте Барт аккуратно прислонил меня к стеночке и дал в руки сумку. Кэт вошла следом и встала рядом.

– Вы, правда, назвали меня Машенькой? – прошептала я, хватая его за рукав пиджака.

– Кэтти, только до дверей номера проводи, одну не отпускай, – попросил он, пытаясь отцепить от себя мои пальцы.

– Будет сделано, кэп, – кивнула та.

– Бартоломей Иваныч, вы не правы… – покачала я головой, уже сама не понимая, что несу.

Лэндан полез обниматься, но начальник удержал его, положив пятерню на грудь.

– Кэт, не подведи, – серьезным голосом повторил он и отступил назад.

Двери закрылись. Как только лифт тронулся с места, Кэт улыбнулась и достала из-за спины открытую бутылку «Асти Мартини».

– Пока мальчики гуляют, устроим девичник?

А что? Идея! Я взяла у нее бутылку и сделала глоток. И меня тут же накрыла темнота.

Я спала, и мне казалось, что плыву по неспешным водам Дона в старой деревянной лодке. Над головой мрачнело грозовое небо. Лодка жалобно поскрипывала веслами в уключинах, покачивалась на волнах. Слишком маленькая и тесная даже для моих скромных размеров. Иногда откуда-то издали доносились раскаты грома. Я не помнила, как оказалась в этой лодке и почему лежу на днище, скрюченная и связанная по рукам и ногам.

Внезапно на борт, покрытый облупившейся темно-зеленой краской, легла чья-то рука. Синие острые ногти и перепонки между пальцами ясно дали понять, что это тот, кого мы ищем…

Лицо поднялось над бортом. Мертвенно-бледное и зловещее. Лицо, в котором я узнала… Владемара.

Я открыла глаза.

Барт.

Я закрыла глаза.

Нет, крепко-крепко зажмурилась, пытаясь понять, почему, вопреки ожиданиям, не проснулась от кошмара, а попала в другой сон. В котором начальник мирно храпит в моей постели на соседней подушке.

Осторожно приоткрыла один глаз, потом второй. Или не в моей постели? Моя-то, если верить памяти, была односпальной, а эта – пошире будет.

По спине влажной волной пробежала холодная дрожь. Мама дорогая! Неужели не сплю?! Острота зрения вернулась вместе с резкой головной болью, но я уже успела увидеть все. Ну, то есть, все-все-все. И золотые бартоломеевские ресницы, слегка трепещущие на щеках, ото сна чуть покрытых румянцем. И прямой, идеальной формы нос. И густые, вразлет, темно-медового оттенка брови. И чувственные губы, к которым так и тянуло прикоснуться. И заросший светлой, но даже на вид очень колючей щетиной подбородок.

Мама дорогая!

Я глотнула воздуха, как делала каждый раз, когда приходилось сдавать кровь из пальца, и заставила себя опустить взгляд ниже. Вот всегда думала, что тело у Ловцов расписано какими-нибудь тайными знаками, иероглифами, драконами, держащими в зубах свой хвост, или еще чем-нибудь таким же занятным. Ан нет! Незапятнанная красота, вот как бы я назвала то, что «редчайший» обычно прятал под льняным пиджаком.

Барт лежал на спине, демонстрируя мне хорошо проработанные грудные мышцы, гладкую кожу живота, чуть покрытую светлым пушком, начинавшим произрастать от области солнечного сплетения и сгущавшимся в районе пупка. Дальнейшее великолепие скрывала белая гостиничная простыня, за что я вознесла хвалу всем богам: сердце мое трепетало на грани инфаркта от того, что уже пришлось увидеть.

И, вместе с тем, рядом с Бартом оказалось так хорошо и уютно, что, кажется, не от инфаркта трепещет сердце, а от радости. И сладко, и больно. Даже плакать хочется. Уж такое острое счастье.

«Вот проснешься со своим красавчиком в одной постели – поверишь!» – зазвучал в голове ехидный басок Аллочки.

Ах, ты ж, Алкино кольцо… непростое украшение…

Постойте, в одной постели?!

Я судорожно приподняла голову и оглядела себя. Вторая холодная и липкая волна скользнула по позвоночнику. И я не могла с точностью сказать, то ли облегчение в ней было, то ли досада. Но одно могла сказать наверняка: что лежала поверх той самой простыни, укрывавшей от нескромных взглядов чудные бартоломеевские бедра. Лежала в куртке, не очень чистых сапогах, вчерашнем платье, ну и, конечно, том самом кружевном и красненьком, о существовании которого, похоже – и слава Богу! – по-прежнему знала только я.

За спиной кто-то вздохнул и зашевелился. Кто-то большой и теплый. Нет, дело-то житейское, скажете вы. Ну да, житейское. Если не считать того, что к Барту я лежала лицом. Какие еще чудеса меня ждут этим утром?! Ну, дела…

Я медленно, очень медленно и осторожно повернулась в постели. Лэндан. Мама дорогая! Вот такого и во сне не увидишь! Лэндан тоже лежал поверх простыни и был без рубашки, но в штанах. Лицо у него выражало безмятежность. И брови были густые, только темные, а ресницы – черные и длинные. И нос ровный. И губы чувственные. И даже бородка ему очень шла. И сердце мое от этого вида застучало в два раза сильнее, заходясь от страха, восторга и удивления.

Ловец пошевелился, по-хозяйски закинул на меня руку, даже не думая просыпаться. Я примерзла к кровати, несмотря на то, что в номере было тепло. Повернула голову в одну сторону. Барт. Обратно. Лэндан. Воздела глаза к потолку, припомнив всех святых, но не в силах припомнить, как в такую переделку попала…

Как только паника внутри улеглась, и я смирилась с коварной судьбой, смогла оглядеться и за пределы кровати. Номер оказался большим, двухкомнатным, в белых и красных тонах. Сквозь алые занавески просачивались лучи бледного ноябрьского солнца, розовыми полосами падая на нашу – нашу! – постель. Судя по всему, утро было уже в полном разгаре. В широком кресле возле столика, на котором красовалась в фольге недоеденная курица-гриль, несколько бутылок из-под пива и смятые салфетки, свернувшись в клубочек, поджав ноги и положив голову на подлокотник, спала Кэт.

Как же хорошо и легко стало на душе от понимания того, что не одна я как дура во вчерашнем вечернем платье! Но божечки, что же мы творили и как до такого докатились…

Воспоминания обрывались на том моменте, когда двери лифта закрылись, отсекая от Барта, который, между прочим, назвал меня Машенькой. Между прочим, первый раз в жизни! И вслед за этим воспоминанием нахлынули другие: нюхатель рук, Стейси, будь она неладна, вино, игристое вино, очень игристое вино. Я поморщилась от нового приступа головной боли и скрипнула зубами. Нет уж, Бартоломей Иваныч, друг вы мой редчайший, я, может, на роль девушки Бонда и не гожусь, но на вторых ролях тоже играть не умею!

Аккуратно убрав с себя руку Лэндана, я начала выбираться из этой обители красоты и великолепия на свободу. Сползла гусеницей по постели вниз до тех пор, пока не встала на ноги. Проклятая болоньевая куртка так предательски при этом шуршала, что проснулась Кэт. Она подняла голову, сонно щурясь. В уголках ее серых глаз стала заметна слегка поплывшая тушь. Мама дорогая! Что ж тогда с моим лицом творится? Страшно подумать…

– Мэри! – заговорила Кэт, и я тут же на нее шикнула, чтобы понизила голос: совсем не улыбалось разбудить Барта или Лендана и быть застигнутой на месте преступления. – Мэри, ну ты вчера дала жару!

– Я?!

– Ну да, а кто ж еще? Ты чего такой тихоней прикидывалась, мышью серой? Так как вчера, я давно не смеялась!

– Как?! – пискнула я в предобморочном состоянии.

– Да анекдоты эти твои ржачные, – Кэт спустила ноги на пол и потянулась. – Кто бы мог подумать, что ты – душа компании.

– Анекдоты?! – пробуждение в постели с Ловцами, похоже, было только верхушкой айсберга.

– И «цыганочка» с выходом, – кивнула Кэт, позевывая, – ты когда от двери начала, я уже чуть под себя не сделала от смеха!

Я пошатнулась и схватилась за стенку. Анекдоты. «Цыганочка» с выходом. О, боги Олимпа и цари-вседержатели! Неужели Барт видел?! Каждую секунду моего грехопадения?! Этот вопрос я и задала Кэт, как только язык отлип от неба.

– Ну, конечно, видел! – с невозмутимым видом кивнула она. – Мы же тут вместе сидели. Лэндан вон пожрать решил да чуть курицей не подавился от смеха.

Кэт кивнула на остатки еды на столике. Я закрыла лицо ладонью. Финиш. Полный.

– Да не печалься, Мэри, всем ведь понравилось!

О да, я представляю. Бесплатный цирк всегда находит своих благодарных зрителей. Я оторвала руку от горящего лица и указала на кровать.

– А это что?! Это… как?!

– Что? – не поняла сначала Кэт, но через пару мгновений сообразила. – А-а-а, так это Барти первым уснул. Укол сделал. Ну, ты в курсе, наверно, как у него это бывает. Посидел немного, на танцы твои посмотрел и сказал, что спать ложится. Попросил захлопнуть за собой дверь. Мы уходить собрались.

– И?! – громким шепотом завопила я от нетерпения.

– Ну и до двери почти дошли, как ты развернулась и сказала, что остаешься. Мэри, а кто такая Аллочка?

Я снова закрыла лицо ладонью.

– Что я про нее говорила?

– Сказала, что она бы на твоем месте… – Кэт чуть склонила голову набок и задумалась, – дальше я не поняла, неразборчиво было.

Я выдохнула с облегчением.

– И что, я прилегла к Бартоломею Иванычу?

– Ну да. И заснула тут же. Храпела – мама не горюй! Ну и Лэндан прилег. Ты же его знаешь. А я же обещала Барти приглядеть за тобой. Поэтому пришлось тоже остаться, – Кэт засмеялась, – я вроде как твоей дуэньей была. И вообще, Мэри, зачем ты в лифте сразу всю бутылку выпила?

Мне было не до смеха. Ясное дело, зачем – чтобы не думать о дурацкой Стейси и ее больных отношениях с моим начальником. Потому что у нас с ним отношения тоже вроде как не совсем здоровые. И пусть я – не его девушка, и до этого звания мне как до Луны пешком, особенно в свете последних событий, но, все-таки, он мне жизнью обязан. Как Карлсон – Малышу.

– А как мы оказались тут? – пробормотала я. – Мы же должны были пойти ко мне в номер.

– Мы и пошли. Ты мне долго на жизнь жаловалась, по паре коктейлей в номер заказали… потом тебе вдруг на улицу захотелось, кольцо какое-то искать, – Кэт пожала плечами, – в фойе мы с мальчиками и столкнулись.

– А куда они ходили, ты узнала?

– Так я с самого начала знала! – фыркнула она. – Ходили слухи собирать, что в городе творится.

– И что творится?

– Плохо дело. Похоже, Быков уже тут. Вчера полицейского кто-то в грудь ножом пырнул. В кустах неподалеку от набережной нашли. А еще, между прочим, некая Анна Долмацкая, владелица местного салона красоты, уже три дня не появляется дома. В газете Барти объявление о розыске видел, родственники вознаграждение предлагают.

– И почему вы думаете, что это русалка виноват? – насторожилась я.

– Потому что Эндрю ножи первоклассно метает. Любые – охотничьи или кухонные. Без промаха. И богатых красоток любит.

– Это точно очкарик из лифта! – напомнила я.

Кэт скривилась.

– Мэри, мы с Лэнданом выслеживали Быкова целый год. Поверь, он не инвалид-колясочник.

– Если он такой умный и хитрый, как вы говорите, это может быть его конспирация! – не унималась я, но зря. Меня не захотели даже слушать.

Ну, ничего, я им еще покажу. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

В дверь моего номера постучали как раз в тот момент, когда я, обмотав вокруг головы полотенце, выходила из душа. Нужно было привести себя в порядок после вчерашней попойки. Кэт поклялась соврать, что все-таки выпроводила меня ночью из бартоломеевского номера, и позволила ретироваться к себе и спасти подмоченную репутацию, пока Ловцы не проснулись.

Часы показывали половину десятого. Это мог быть только Барт.

Это он и был. В светлом костюме, гладковыбритый и хмурый. Несмотря на представительный внешний вид, что-то в его взгляде подсказало: не Бартоломей Иваныч сейчас передо мной, а Ловец.

– Мы опоздали на приветственный чай, – проворчал он, когда я выглянула из-за двери, не желая показываться ему в одном полотенце.

– Я сейчас очень быстро оденусь, – сказала я и захлопнула дверь перед его носом.

Пока бегала кругами по номеру, вспоминая, куда засунула косметичку, пришло сообщение от Аллочки.

«Как прошла ночь?» И смайлик.

«Я напилась и спала вместе с ним и его другом», – настрочила я и только когда отправила, спохватилась: Аллочкино воображение могло нарисовать ужасающие картины.

Ну, в общем, как вы правильно подумали, оно и нарисовало. За то время, пока я нашла косметичку и накрасила глаза, пришло, по меньшей мере, пять сообщений разной степени смайликовости, в каждом из которых Алка бурно выражала восторг и просила поделиться подробностями. А также напомнила, что всем своим счастьем и везением я обязана ей и ее кольцу.

Я вздохнула и отключила телефон. Кольцо. Еще одна беда на мою голову. Что ж мне Алке сказать-то?!

В дверь нетерпеливо затарабанили.

– Мария Николаевна! Хватит, к чертям, так долго марафетиться!

– А я и не марафечусь, – огрызнулась я, распахивая дверь и опасаясь встречаться взглядом с Бартом, который стоял, прислонившись плечом к стене и сложив руки на груди.

Ну ведь правда не марафетилась! Белую блузку да черную юбку надела, в «шпильки» влезла, глаза черным карандашом намазала и «три пера» пригладила – разве ж это марафет?!

Начальник молча развернулся и пошел по коридору. Я захлопнула дверь и посеменила за ним.

– Могли бы и без меня пойти, раз так торопитесь, – бросила в его широкую спину. – А я бы потом подошла.

– Мог бы, но вам опасно бродить по коридорам одной, если где-то поблизости Быков, – ответил Барт, даже не оборачиваясь.

Опасно?! Но ведь как-то до своего номера добралась сегодня утром! Одна-одинешенька!

Я вовремя прикусила язык: признаться в этом означало признаться, что мы всю ночь спали в одной кровати. А я все еще лелеяла надежду, что Барт никогда об этом не узнает.

У лифта начальник притормозил.

– Голова болит? – смягчился он.

– Слегка, – призналась я.

– Если бы успели к завтраку, посоветовал бы вам стакан апельсинового фреша. Помогает. А так – терпите. После обеда, может, пройдет. И больше так не пейте. Вчера творили черт знает что. Я даже подумал…

– Что вы подумали, Бартоломей Иваныч? – прошептала я, бледнея от ужаса.

Ну, ясен пень, что он подумал. Что я – дура. Я и сама уже потихоньку склонялась к этой версии.

– Что вы чем-то очень расстроены, – стрельнули в меня незабудковые глаза.

Я сделала лицо, именуемое в народе «покерфейс». Ни к чему ему знать про печали мои горькие.

– Обещаю, такого больше не повторится.

Мы вошли в пустой лифт и встали бок о бок. Двери закрылись.

– Кстати, ничего страшного не случится, если вы скажете Лэндану «нет», – заметил Барт, глядя перед собой.

– О чем это вы? – от удивления я даже повернулась и голову задрала.

Начальник слегка нахмурился.

– Ну, мне показалось, что вам не совсем приятно, что он все время к вам прикасается.

– Мне очень приятно! – ляпнула я и тут же спохватилась: у Барта слегка расширились глаза. – Ну, то есть, я хотела сказать, что тут плохого? Дружеские объятия. Друг моего начальника – мой друг, и так далее.

– Но вы же не обязаны любить всех, кто мне близок.

– Ну, Лэндан из тех людей, кого полюбить совсем не трудно. Особенно, с первого взгляда, – я почувствовала, что разговор все больше и больше приобретает двусмысленный оттенок, и мысленно посоветовала себе побыстрее заткнуться. – То есть, думаю, он хороший человек. Что ж не обняться?

– Мне бы не хотелось, чтобы у вас возникли неоправданные надежды на его счет. Он так… вежлив со всеми.

– Бог с вами, Бартоломей Иваныч! Какие надежды! – открестилась я. – Кроме того, у него же Кэт есть. При живой-то девушке…

– Кэт не

Идеальная подстава. Вергилия Коулл

Оглавление

Часть 1. Барт

Часть 2. Блуждающий в зеркалах

Часть 3. Броманс