Оглавление
АННОТАЦИЯ
Я встретил ее на улице.
Девчонку в грязном сером балахоне, что рылась в отбросах и ночевала в расщелине между домами. Увидел и не смог пройти мимо. Пропал, утонув в омуте синих глаз.
И сразу понял – она совсем не та, за кого себя выдает. Вот только, сколько ни пытался, так и не смог разгадать ее тайны.
А потом, она и вовсе исчезла. Ушла, не сказав ни слова, оставив единственное желание, затмившее все вокруг: найти ее во что бы то ни стало. И наконец узнать, какую же страшную правду она скрывает.
ЧАСТЬ 1
Кайрин
День выдался жарким.
Полуденное солнце висело высоко в небе, играло яркими бликами на гладком, отшлифованном камне мостовой, слепило глаза. Да изрядно припекало непокрытую голову.
Я шёл по тротуару, стараясь по возможности держаться в тени деревьев, прячась под навесы редких придорожных лавочек. И мысленно костерил себя за то, что не додумался прихватить шляпу. Кому, как не мне знать, насколько опасным бывает полуденное солнце. Только вчера ко мне приводили легкомысленную барышню, получившую солнечный удар. Помнится, я знатно её отчитал. А теперь вот сам, дурак, мучаюсь по той же причине.
Да ещё костюм этот. Из плотной ткани, с положенной по этикету рубашкой и жилеткой под тяжёлым сюртуком. Будь моя воля, оделся бы полегче. Но на аудиенцию к городскому управляющему надлежало явиться в приличном виде. И никого не волновало, что под сюртуком по спине течёт пот, и липкая кожа противно чешется, вызывая настойчивое желание содрать с себя весь этот ворох одежды.
Я достал из внутреннего кармана платок, промокнул влажный лоб и отёр шею.
Да уж, к тому времени, как доберусь до здания ратуши, наверняка буду весь мокрый!
Желая сократить путь, свернул с широкого проспекта на узкую улочку. Здесь оказалось не в пример прохладнее. Дома стояли близко друг к другу, отбрасывая густые тени на щербатую мостовую, и можно было не переживать о солнечном ударе. Да и доберусь до ратуши я точно быстрее. Благо, хорошо знаком с хитросплетениями городских улочек. Даже таких неприглядных, как эта. Подобные узкие полутёмные ходы с жавшимися друг к другу косыми домами и бельем, развешанным на натянутых меж крыш веревках – не самое безопасное место в городе. И уж точно не самое приятное. Из подворотен и тёмных закутков между домами тянуло неприятным запахом. Под ноги попадался мусор. Где-то сбоку мелькнула юркнувшая в расщелину крыса.
Но меня подобным было не удивить. По долгу профессии в каких только подворотнях не приходилось бывать. И на самых окраинах, и на портовых складах с ветхими шалашами жилищ, где влачили жалкое существование семьи рыбаков и портовых грузчиков.
Я хорошо представлял, что такое Нижний город. Видел самое дно. Но никогда не смел упрекать людей в нищете. И никогда не мог отказать им в помощи…
Забавно, но имя моё среди бедняков куда более известно, чем в Верхнем городе. И, увы, это обстоятельство служило мне не очень хорошую службу.
Хотя бы потому, что в ратушу мне надлежало явиться с рекомендациями. А с нищего забулдыги, что и перо в руках никогда не держал, рекомендацию не получишь. Вот и приходится крутиться. Который год подряд вылезая вон из кожи, чтобы подтвердить квалификацию и получить заветную писульку, гордо именуемую лицензией на частную практику.
Я глянул на папку в руке, оценил тонкую стопочку листов внутри. Ещё раз прокрутил в голове список необходимых документов, убеждаясь, что ничего не забыл.
Вдруг услышал голоса. Даже не голоса – крики, долетающие из-за поворота. Ускорил шаг и удобнее перехватил трость, что частенько таскаю с собой, когда выхожу в город.
Особой надобности в ней нет, трость я ношу исключительно ради презентабельности. Но порой она помогает отогнать птиц или бродячих псов, которыми кишат улицы Нижнего города. Да и в стычках с грабителями бывает нелишней. Хотя без особой надобности я стараюсь не лезть в драку.
Но сейчас случай был другой. Кричала женщина. Девушка даже.
- Пустите! Мне больно!
Тоненькая фигурка, закутанная в грязный потасканный балахон с капюшоном, извивалась рядом с дородным мужиком, походящим не то на торговца, не то на трактирщика. Мужчина крепко держал девушку за руку, не давая вырваться из железного хвата.
- Ах ты, воровка! Мелкая шваль! Куда собралась?! Я воровство никому с рук не спускаю. Будешь отрабатывать!
- Я ничего не крала! Вы сами выкинули…
- Как выкинул, так и передумал. Это мой кабак, ясно? И всё, что рядом - моё. И помойка, и водящиеся на ней крысы.
- Да пустите! Я на вас работать не буду!
- Будешь, будешь! Ещё как будешь! – Трактирщик притянул девушку ближе. Дернул завязки на мешковатом балахоне. – Ты смотри, хорошенькая. Молоденькая. Моим гостям понравишься.
Я заметил мелькнувшее в вырезе платье. Нежно-голубое, с оторочкой из невесомых полупрозрачных рюшей. Совсем не похожее на платье нищенки.
- Да пошёл ты! – девица извернулась и умудрилась плюнуть мужику в лицо.
Тот вконец разъярился, замахнулся, собираясь ударить.
Но я вовремя успел вмешаться.
- А ну, пустите девушку! – Ткнул трактирщика в бок тростью, отчего тот согнулся пополам. Тем не менее, руки не разжал и выпрямился мгновенно, сверкнув на меня яростным взглядом.
- Эта девица – воровка! Я имею право её наказать.
- И что же она у вас украла? – поинтересовался я.
Девушка на время перестала извиваться. Переводила настороженный взгляда с трактирщика на меня и обратно. Явно раздумывая, кого из нас стоит больше опасаться.
- Тебе-то что? – огрызнулся мужик. – Иди, куда шёл. Без тебя разберусь!
- И всё же? – настоял я.
Трактирщик опустил взгляд и пнул валяющуюся на дороге булку, подпаленную с одной стороны. Та отлетела на другую сторону дороги, и я заметил, каким взглядом проводила хлеб девушка. Сразу видно – голодная. И по всему выходит, что она шарила на помойке возле кабака, а не вовремя вышедший хозяин решил воспользоваться ситуацией в свою пользу…
- От одной булки от вас не убудет.
- Чего-о? – вызверился трактирщик и пошёл на меня, потащив за собой пискнувшую девчонку.
- Отпустите девушку! - повторил твёрдо.
- Да я тебя...
Пришлось вновь воспользоваться тростью, выставив её вперёд.
- Лучше бы вам согласиться по-хорошему.
Мне не хотелось драться, да и не умел я этого, но по-другому трактирщик понимать отказывался.
Что ж, значит, придется выкручиваться.
Я потянулся к силе, почувствовал, как в груди накапливается мягкое благодатное тепло. Мой Дар не предназначен для грубых вмешательств. Он призван латать, а не разрушать. Но маленький фокус я всё же способен сотворить.
Сконцентрировался и пустил поток силы по руке, затем по протянутой трости. На металлическом кончике блеснула искра, заставив трактирщика подскочить на месте.
- Тьфу ты! Гребанный одаренный! Себе дороже связываться. Забирай свою девку, - и отшвырнул её в мою сторону, сам же поспешил скрыться за дверями кабака.
Девушка упала как раз в мои объятия, и я пошатнулся от неожиданности. Уронил свою папку, что до этого крепко сжимал под мышкой. Незнакомка подняла голову, ошарашено посмотрела мне в лицо. В широко распахнутых синих глазах не было страха, лишь удивление. И тем не менее, стоило мне ослабить хват, как девушка выскользнула из моих объятий и рванула прочь, позабыв про свою булку и, кажется, про всё на свете.
Даже спасибо не сказала…
Я разочарованно посмотрел ей вслед, чувствуя какую-то странную незавершенность, недосказанность. И непонятно откуда взявшееся желание последовать за незнакомкой. Даже на мгновение забыл о том, куда вообще направляюсь. Что меня ждут дела, и что градоначальник не станет ждать, если я опоздаю.
Последняя мысль вернула в реальность. Я тряхнул головой. Присел на корточки, собирая рассыпанные бумаги, и мученически застонал, поняв, что часть листов испачкалась.
Вот же проклятье! И как я теперь отдам это управляющему? Невезение какое-то!
А кому-то сегодня, кажется, напротив, повезло…
***
Несмотря на утренние неприятности, встреча с градоначальником прошла весьма неплохо. А главное – мне всё же удалось продлить лицензию. Заветная писулька обосновалась во внутреннем кармане сюртука.
Домой я возвращался в приподнятом настроении, да и полуденная жара спала. Солнце клонилось к горизонту, раскрасив облака нежно-розовыми всполохами. Я завернул на торговую улицу, зашел в пекарню, из дверей которой, даже в это время суток, пахло ароматным хлебом и сладостями. Отказывать себе в удовольствии сегодня не стал. Прикупил пару сырных лепешек и хрустящих кренделей, обсыпанных сахаром.
Из пекарни я вышел с увесистым бумажным пакетом под мышкой, раздумывая съесть ли лакомство по дороге или все же дотерпеть до дома. Остановился на втором, решив, что запачкать единственный приличный костюм будет совсем некстати.
Однако, вместо того, чтобы добраться до дома чистым широким проспектом, ноги вдруг понесли на ту грязную улицу, где с утра я разнимал трактирщика с нищей девчонкой.
Хотя ещё неизвестно, такая ли уж она нищая… В голове вновь всплыло дорогое платье, мелькнувшее в вырезе балахона. А еще взгляд, который девчонка кинула на откатившуюся булку. Может, она так до сих пор и ходит голодная. И от этой мысли мне отчего-то сделалось совестно. Хотя никакого отношения ни к этой девушке, ни к её бедственному положению я не имел.
Но что-то терзало изнутри. Заставляло бродить по бедняцкому кварталу, всматриваться в густые тени между домами.
Помнится, ещё мой учитель, доктор Айзек говорил, что я принимаю всё слишком близко к сердцу. Слишком много думаю о других, тогда как стоило бы для начала устроить свою жизнь. И что моя отзывчивость непременно принесет мне одни беды. Наверное, так оно и есть. Последние пару лет, с тех пор, как я занялся собственной практикой, я еле свожу концы с концами. Денег только-только хватает на оплату счетов и пропитание. Лёгкий летний костюм - и тот не могу себе позволить.
И, тем не менее, вместо того, чтобы сейчас спешить домой, где наверняка ждет работа и нетерпеливые пациенты, я брожу по грязным улицам и разыскиваю утреннюю незнакомку. Ну точно сумасшедший. Но интуиции своей я привык доверять. И она не подвела меня.
Девушку я нашел у очередной помойки, попавшейся на пути. Усмехнулся, увидев с какой аккуратностью она поддевает крышку мусорной бочки. Заглядывает внутрь, выгнув тонкую шейку. Нет, грязные побирушки себя так не ведут. Не боятся испачкаться. И уж точно не носят аккуратные туфельки на танкетке, а именно такие сейчас были на ногах у моей незнакомки.
Кто же ты такая, девочка? Потерялась, ушла из дома?
В груди родилось любопытство и жгучее желание докопаться до истины. Вот только девушка, завидев меня, испуганно отскочила от бочки и поспешила скрыться за ближайшим поворотом.
- Эй, погоди! Постой! – окликнул я и кинулся следом, свернул на соседнюю улицу и поймал взглядом тень, растворившуюся в расщелине между домами.
Ну что за девица? Как что – сразу прятаться… Интересно, она всегда такая пугливая? Или после встречи с трактирщиком стала шарахаться от людей? Я ж вроде и не страшный совсем. Даже наоборот.
- Эй, ты здесь? Не бойся. Я не обижу, - заглянул в тёмную расщелину. И сперва ничего не разглядел, лишь по шороху понял, что девушка там. А после, когда глаза привыкли к тусклому свету, различил и тонкую фигурку, закутавшуюся в балахон, сидящую на корточках, в попытке казаться меньше и незаметнее.
- У меня ничего нет! – порывисто выдохнула девица, осознав, что попалась.
И правда – в этом тесном закутке она оказалась в ловушке, ведь я перекрывал единственный путь наружу.
- Мне и не нужно ничего, - ответил как можно доброжелательнее.
- Тогда зачем гоняетесь за мной? – нахмурившись, спросила незнакомка.
А я… Проклятье, я не знал, что ответить! Потому что и сам не понимал, зачем побежал за ней. Зачем искал. Что собирался делать, когда разыщу беглянку.
- Я… Я подумал, ты есть хочешь, - на выручку пришёл бумажный пакет из пекарни.
Протянул его незнакомке. Та колебалась несколько секунд, но пахло из пакета так, что устоять было просто невозможно. Я заметил, как она тяжело сглотнула, глядя на мою подачку. А потом, пусть и с опаской, встала на ноги и взяла пакет.
- Это всё мне? – спросила неверяще и сунула нос внутрь. Прикусила губу, явно борясь с желанием немедленно запустить руку в пакет.
- Ну, если ты все съешь… - усмехнулся я.
Девица предвкушающе облизнулась и выудила наружу теплую сырную лепешку. Сразу впилась зубами, чуть ли не застонав от удовольствия. Интересно, как давно она не ела? Судя по тому, как бросается на еду – с утра в желудке не было и крошки.
- Не спеши. Не отберу ведь. - Я привалился плечом к стене дома, с интересом наблюдая за девчонкой. Та целиком съела лепешку. Облизала каждый палец.
К слову, пальчики у нее были тонкие, ухоженные. А зубы, которыми девушка вцепилась уже в бок сахарного кренделя – белые и ровные. И во мне вновь вспыхнуло любопытство.
- Как тебя зовут? – спросил осторожно, не уверенный, что она захочет говорить.
- Айрель, - на удивление легко ответила она. Кажется, страх прошёл вместе с голодом.
- Давно на улице?
А вот теперь незнакомка напряглась. Отвлеклась от кренделя и подняла на меня внимательный взгляд.
- Так заметно?
- Очень… - я опустил взгляд на её туфли, и девушка неловко переступила с ног на ногу.
- Да уж, не очень подходящая обувь для городских подворотен, - констатировала Айрель. – Но другой нет, - виновато пожала плечами и сунула в рот последний кусочек кренделя.
Протянула мне пакет.
- Остальное - ваша доля.
Вот как… Решила разделить угощение пополам. Хотя ясно же, что не наелась.
- Пропустите? - поглядела мимо моего плеча, собираясь выбраться из своего укрытия.
- Да, конечно… - я на мгновение растерялся, но почти сразу отступил в сторону, давая девушке пройти.
Она протиснулась в узкую щель, слегка задев меня плечом.
- Спасибо, - поблагодарила с улыбкой и, поправив белокурый локон, выпавший из объемного капюшона, добавила: - И что помогли утром. Я не забуду.
И, не дожидаясь моего ответа, резко развернулась и пошла прочь.
Я глядел на отдаляющуюся фигурку и никак не мог понять, что же не так…
Внутри поселилось странное чувство. Вроде все сказано, а отпускать ее не хотелось. Что-то было в ней. В нежной улыбке, в ярких синих глазах. Что-то притягивающее, манящее. Словно меня привязали тонкой незримой нитью, и она тянула за собой, вынуждая податься вперед, сделать несколько спешных шагов. Окликнуть.
- Постой! Тебе есть, куда пойти?
- Что-нибудь придумаю, - Айрель вновь пожала плечами. Так, словно этот вопрос и не волновал её вовсе. А вот меня очень даже волновал.
Стоило подумать, что девочка может попасть в неприятность – как на душе становилось тревожно.
Она ведь не бродяжка какая-нибудь. И к жизни на улице наверняка не приспособлена. Уж не знаю, как она здесь оказалась, но оставаться ей здесь нельзя.
И, наверное, потом я пожалею о своем необдуманном поступке, но сейчас:
- Ты можешь поселиться у меня… В смысле… - Я судорожно соображал, что придумать. – Я целитель, у меня свой кабинет на Заречной улице. Ты могла бы мне помогать.
Айрель задумчиво склонила голову набок. Во взгляде читалось недоверие.
- Если захочешь, конечно. Я не настаиваю. Я просто… боюсь, как бы ты в беду не попала. Нехороших людей здесь много. Вдруг кто обидит…
- А ты, значит, не обидишь? – поинтересовалась она и ухмыльнулась.
- Не обижу, - ответил искренне. – Говорю же, я целитель. Одарённый. У меня и лицензия имеется, - я уже полез во внутренний карман, но вовремя остановил себя. Неужто буду у неё перед носом бумажкой трясти? Дурак!
- Я заметила. Что одарённый, - она опять усмехнулась.
Должно быть, я выглядел глупо… Проклятье! Не стоило вообще заводить этот разговор!
- Хорошо, - неожиданно ответила Айрель, и я удивлённо вскинулся.
- Что?
- Хорошо, я согласна, - повторила она и улыбнулась. Открыто так, солнечно. И ответная улыбка не заставила себя ждать.
Неужели вот так просто? Согласилась? А как же приличия, предрассудки и то, что мы знакомы от силы полчаса? Хотя, кого это волнует?
Мое предложение было безумием. Ее согласие еще большим безумием. Но в итоге на Заречную улицу мы отправились вместе.
***
Дома ждала работа. Несколько пациентов топтались у парадного входа. На аренду отдельного помещения денег не хватало, а потому приём я вел прямо на дому. Оборудовал холл под зал ожидания, одну из комнат отвёл под смотровой кабинет. Сам же в свое жилище зачастую попадал с чёрного хода, здесь не пересечешься с нетерпеливыми клиентами.
Вот и сейчас мы юркнули в неприметную боковую дверь и почти сразу нос к носу столкнулись с приходящей прислугой.
- Господин Лейцер, вас посетители уже битый час дожидаются. Я пока никого не пускала, но вечно держать их тоже не могу.
- Спасибо, Ульна. Объявите, пожалуйста, что приём начнется через пятнадцать минут. И на сегодня можете быть свободны.
Домработница кивнула, а потом с подозрением покосилась на Айрель.
- А это…
- Моя новая помощница, - без колебаний ответил я.
Ульна недоверчиво сощурила крохотные глазки, но лишних вопросов задавать не стала.
Посетителей в этот день было как назло много. Прямо невезение какое-то. То всего пару человек за день придет, то вообще никого. А сегодня все будто разом заболели. Да еще посыльный от мадам Регран дважды прибегал: та каким-то неведомым образом умудрилась застудить ухо. И это в такую жару! Пришлось съездить к ней, осмотреть.
В итоге освободился я лишь поздним вечером. Айрель за весь день толком и не видел. И показать, конечно, ничего не успел. Совсем закрутился со всеми этими больными.
И потому поздний ужин, накрытый в гостиной к моему возвращению, оказался приятной неожиданностью. В камине горел огонь, весело потрескивая сухими поленьями, а моя гостья сладко спала, свернувшись калачиком в кресле.
Надо же. А она, оказывается, хозяйственная. Даже камин сама запалила. И откуда только умеет? Ручки-то нежные. Сразу видно, что работы в жизни не знали.
Я коснулся маленькой теплой ладошки. Девушка не проснулась. Лишь тихонько завозилась во сне.
Не дело это - в кресле спать. Недолго думая, подхватил её на руки и отнёс наверх. Дом у меня хоть и не большой, но гостевая комната имеется – уложил на кровать, аккуратно снял туфельки и укрыл шерстяным пледом.
Сам же вернулся к камину и уселся в кресло. Оно ещё хранило запах Айрель – тонкий аромат лесных ландышей, чьи соцветия обычно закладывают меж книжных страниц, чтобы позже, в зимнюю пору, открыть полюбившийся томик и почувствовать дыхание нескорого лета.
Странно это всё. И сама она странная. А с другой стороны, кажется, будто всё так и было. И запах этот, впитавшийся в обивку кресла. И накрытый стол. И букет ромашек в вазочке у окна. И где она их только нарвала? И ваза эта. Разве у меня была такая? Вот хоть убейте, не помню, но подоконник без этой незамысловатой композиции себе уже не представляю.
И всё же завтра надо будет поговорить. Расспросить Айрель обо всем. Я не хотел давить на неё, но надо было узнать, откуда она, есть ли родственники в городе.
Или, быть может, не завтра…
Завтра я покажу ей дом. И кабинет. Научу встречать пациентов в приёмной. Ульна бывает у меня нечасто. Приходит два-три раза в неделю, чтобы привести дом в порядок, да оставить продукты, о покупке которых я порой совершенно забываю. А Айрель могла бы напоминать мне. Хоть каждый день.
Если сам я порой могу и не поесть, то кормить девочку придётся. Отощает ещё. И так тоненькая, хрупкая и легкая, словно перышко.
Странно…
Я ведь даже не знаю, на какое время она останется. Захочет ли задержаться хоть на завтрашний день или уйдет рано поутру. А уже строю планы на будущее.
И что со мной такое?
***
- Я побуду здесь до новолуния, а потом уйду, - первое, что она сказала, спустившись утром к завтраку.
На ней было всё то же голубое платье с рюшами и легкие туфли на танкетке. Светлые, чуть вьющиеся волосы волной спадали на плечи, а на скулах играл легкий румянец.
Я невольно залюбовался. И поймал себя на том, что хочу коснутся мягких волос, в которых запутались солнечные зайчики.
- Почему так скоро? – спросил я. Мне вдруг показалось, что это очень мало. Но она думала иначе.
- Не хочу обременять тебя.
- Ты меня не обременяешь.
- Мне нечего предложить. Да и в целительстве я не разбираюсь. Какая из меня помощница? – попыталась отвертеться Айрель. Но я-то знал, что дело в другом.
- Так я ведь и не показал ещё ничего. Научишься.
Она шумно выдохнула и улыбнулась виновато. Замолчала, неловко переминаясь с ноги на ногу.
- Ты из дома сбежала? – озвучил свою догадку.
Мне это и раньше приходило в голову. Но сейчас стало ясным, как белый день.
Айрель кивнула.
- Тебя будут искать?
- Возможно.
А вот это уже плохо. Уж не знаю, по какой причине девушка покинула дом, но неприятности со стороны властей или представителей аристократии мне ни к чему.
Я тяжко вздохнул и потёр глаза, раздумывая, как поступить.
- Если хочешь, я могу уйти. Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
Айрель сделала несколько шагов мимо меня, словно собиралась уйти прямо сейчас. Я порывисто развернулся и поймал её за руку, останавливая.
- И куда ты пойдешь?
Она пожала плечами. Не знает.
- Домой ведь не вернёшься?
Опустила глаза. Нет, не вернётся… А я не хочу её гнать. И не хочу отпускать, так и держу за руку, сжимаю мягко, боясь показаться чересчур настойчивым.
- Послушай, ты можешь жить здесь столько, сколько пожелаешь. Места в доме хватает. Если хочешь, можешь помогать мне с больными. Не хочешь, так я не заставляю. Но… - не хотелось этого говорить, но предупредить я был обязан, - если объявятся твои родственники, я не смогу ничем помочь. Понимаешь?
Кивнула, а потом всё так же упрямо заявила:
- Но всё равно, в новолуние я уйду.
Я почувствовал, как Айрель напряглась, и я с сожалением отпустил её руку.
- Почему? – искренне не понимал я. И причем тут новолуние?
- Не спрашивай. Просто так надо.
И я не спрашивал. Больше ни разу.
***
Айрель подвязалась помогать по дому. Готовила, прибирала, собирала инструменты и подготавливала приёмную перед приходом пациентов. Домработнице пришлось дать отпуск. Не то, чтобы я так сильно желал сэкономить, хотя это тоже было не лишним, просто работы для неё вовсе не осталось. Да и лишнее вопросы были ни к чему.
А к Айрель я привязался. Причем сразу и бесповоротно. Хотя, наверно, это случилось еще тогда, в той грязной подворотне. А вот осознал я это только сейчас. Привык к ее постоянному, порой незримому присутствию. Как там говорят, к хорошему быстро привыкаешь? Истину глаголют!
И чем больше времени мы проводили вместе, тем яснее я осознавал, что не смогу её отпустить. Просто не хочу.
А потом меня вызвали. Ночью. В Нижний город. Пьяная драка, ножевое ранение. А денег на приличного доктора нет. А одарённого тем более. Я же порой помогал просто так. Просто потому, что не мог иначе.
Вот и прибежали ко мне. Босоногие мальчишки в рваном тряпье. И, перебивая друг друга, вопили, что папка умирает. С пустяками из Нижнего города ко мне не суются, только в крайних случаях, когда надежды справиться своими силами уже нет. И зря. Чем раньше начинаешь лечение, тем проще побороть болезнь. Каждый раз им это втолковываю. Но всё бесполезно. То ли гордость прийти не позволяет, то ли глупость. А потом бывает уже слишком поздно…
Я собрался не глядя. Оделся, схватил приготовленный специально для таких случаев чемоданчик и направился к выходу.
Айрель поймала меня у самой двери.
- Я с тобой, - сказала она, напяливая поверх платья мой теплый вязаный свитер.
Сначала хотел отказать. Незачем ей на это смотреть: на жизнь нищую, людей грязных и убогих. Но взгляд у неё был столь решительным, что понял – не отступит. Следом за повозкой побежит, но одного не отпустит. Да и мне, если честно, после таких вот тяжелых случаев бывает крайне погано, так что редко когда самостоятельно домой добраться могу, а потому...
- Крови не боишься? – спросил я, лелея слабую надежду, что сама откажется. Но она лишь мотнула головой и вперед меня выскочила в дверь.
Вот ведь дурная девчонка!
Повозка была старенькая, хлипкая, запряженная всего одной лошадкой. И правил её всё тот же босоногий мальчуган, что в дом ко мне заходил. Да только домчали мы быстро. Минут десять, не больше.
Потом была мрачная улица без единого фонаря, ряд кособоких домов, жавшихся друг к другу, словно в попытке согреться. Широкая доска вместо двери и вонючая комната, пропахшая алкоголем и сыростью. Тусклая масляная лампа на столе и бессознательный мужчина посреди комнаты. Его положили прямо на струганные половые доски, подстелив снизу какую-то грязную тряпку, и тряпка эта насквозь пропиталась кровью.
Еще жив. Но силы уходят, стремительно, вместе с алой жидкостью, что сочится из раны в боку.
Привычным движением открыл чемоданчик. Перчатки. Инструменты. Счет на минуты.
Айрель села рядом. Не испугалась. Приготовилась помогать.
Кинул перчатки ей - мне они уже ни к чему. На нитку с иголкой времени нет, а потому придется работать руками.
- Спирт, - бросил через плечо, не задумываясь над тем, что она его отыщет.
Отыскала без труда. На руки мне брызнула и рану щедро обдала.
- Разведи края.
Сделала и даже не поморщилась. Будто целыми днями только с поножовщиной и работает.
Дальше были лишь четкие, быстрые движения. Выверенные, привычные. Нащупать сосуд, пережать, срастить ткань. Следующий, и ещё один. Остановить кровотечение. Отдышаться. Почувствовать, как кончики пальцев покалывает от сочащейся силы. И руки чуть трясутся. Ещё так мало сделано, а уже трясутся. Но силы ещё остались.
А вот пациент, несмотря на остановленное кровотечение, слишком слаб, чтобы выкарабкаться самостоятельно. Слишком большая кровопотеря.
Чувствую, как истончается нить его жизни. Как угасает медленно, но неотвратимо.
Решаюсь.
Ныряю вслед за ним на нижний уровень и пытаюсь ухватиться за тоненькую ниточку жизни. Вытянуть. Не дать уйти. Но она ускользает, словно вода сквозь пальцы. Стремительно приближается к грани и в миг ныряет на нее.
Проклятье!
Теперь у меня есть только вдох. Один вдох, не больше, иначе сам не вернусь в мир живых.
Стремительно набираю воздух в легкие и задерживаю дыхание, падаю вслед за ушедшей искоркой жизни. Ниже, глубже. Вон она маячит где-то на линии видимости. Но мне не дотянуться, не дозваться. Нужно ещё глубже, ещё ниже. Забывая дорогу назад, теряясь в зыбком тумане чужой угасающей жизни.
Ну же! Еще чуть-чуть – и дотянусь. Схвачу за хвост и вышвырну наружу. Обратно. В пока ещё тёплое тело. Пока…
А потом всё смазывается, теряются очертания, меркнут краски. Звуки доносятся, будто из-под толщи воды. Пространство вокруг заполняет пустота и звенящая тишина. Густая, осязаемая. И нет ничего, ни искорки, за которой так упрямо гнался, ни тропинки, что выведет обратно.
Не успел.
И тут кто-то резко выдернул меня наружу. Из легких мгновенно выбило воздух, и я, закашлявшись, чуть сам не растянулся на этом грязном полу.
Легкие горели, голова раскалывалась от боли, а чья-то рука мягко гладила по голове, удерживая от падения.
- Всё. Уже всё, - шептал на ухо знакомый голос. – Ему уже не помочь.
Открыл глаза.
Та же грязная комнатушка, женщина с заплаканным лицом, что отворачивается, не желая показывать слёзы. И бездыханное тело у моих ног.
Всё напрасно. Все старания напрасны. Если бы хоть немного пораньше.
- Простите. Я сделал все, что мог, - проговорил через силу, не узнав свой охрипший голос.
И, с трудом поднявшись, вышел в дверь. На холодный, промозглый ночной воздух.
А ноги совсем не держат. Пришлось привалиться к стене, думая лишь о том, чтобы не упасть лицом в грязь. Но шатало так, что никакая стена не поможет.
Со свистом втянул воздух, стараясь справиться с головокружением и запоздало настигшей тошнотой.
Меня вывернуло прямо под шершавую бревенчатую стену. Во рту поселился кисло-горький тошнотворный привкус, и почти сразу кто-то услужливо протянул носовой платок, а затем и кружку с водой.
- С тобой всегда так? – спросила Айрель, а я попытался отвернуться. Не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии.
Не позволила. Подхватила под локоть и помогла выпрямиться.
- Да, всегда. Когда хожу за грань.
- Не делай так больше, - тихо попросила она и заглянула в лицо.
А взгляд обеспокоенный, тревожный. И глаза мягко мерцают в ночной тьме. Переживает. Но ведь я не такой дурак, чтобы по глупости уйти за грань. Хотя, порой бываю буквально в шаге от этого. Как сегодня.
Вот только, не могу обещать, что такого больше не повторится.
И она понимает. Не просит клятв и обещаний, а просто прижимается к моему боку, берёт за руку и мягко переплетает наши пальцы. Я вспоминаю, что руки у меня грязные, все в крови и надо бы их помыть. Да вот только сил нет.
Как вернулся домой – не помню. Не помню, как раздевался, как отмывался от грязи и крови.
Проснулся я уже среди ночи. Знать бы ещё, которой. В камине догорали жаркие угли, а под боком, свернувшись клубочком, тихонько сопела Айрель. И на безмятежном лице играли отблески багрового огня. А на плечах у неё был все тот же вязаный свитер. Мой. Большой, зараза. Он ведь ей почти что до колен доходит. Дальше юбка. А ноги голые. Даже чулок не надела.
Вот дуреха! А если заболеет? Надо в кровать. Под тёплое одеяло. А не так… на полу.
Попытался отстраниться и встать, а она вдруг проснулась и сонным голосом недовольно пробурчала:
- Ты куда?
- Дров в камин подброшу, - вопреки планам ответил я.
А с другой стороны, ковер толстый, шерстяной, и тепла от огня достаточно. Если побольше подкинуть, до утра хватит. А на столе скатерть. Махровая, с пушистыми кисточками. Чем не одеяло?
Сдернул её одним движением и укрыл свернувшуюся калачиком девушку. Сам примостился рядом. А она вдруг перевернулась на другой бок и, обняв рукой за талию, доверчиво ткнулась носом мне в плечо.
Совсем ещё девчонка. Сколько ей? Шестнадцать, семнадцать? Могла бы быть моей младшей сестрой. Вот только чувства во мне вызывает отнюдь не братские…
Я ещё долго не мог уснуть. Всё смотрел на огонь и багровые отблески, пляшущие на светлой, идеально гладкой коже. Аккуратно перебирал золотистые локоны, рассыпанные по ковру, боясь нарушить хрупкий девичий сон. И всё никак не мог придумать, что же я стану делать утром, когда спадет очарование и вседозволенность ночи, выставляя на белый свет чувства, которые я не в силах больше скрывать.
***
Утро наступило с прикосновений. Сначала еле ощутимых. Потом всё более смелых и настойчивых. Я чувствовал, как Айрель водит пальчиком по щеке, гладит подбородок. Наверное, шершавый, я ведь ещё не брился сегодня. Потом проводит по носу. Касается губ. И кто бы знал, каких усилий мне стоило лежать с закрытыми глазам, притворяться, что сплю, тогда, как самому хотелось приоткрыть рот и коснутся этого пальчика поцелуем, а потом и остальных. Перецеловать по очереди. Медленно и со вкусом.
Но я держался. Не позволял дрогнуть губам, хотя те так и норовили, если не приоткрыться, то расплыться в улыбке. И дышать старался ровно, размеренно, как дышат спящие. Оказалось трудно. И веки, кажется, немного подрагивали. Но мне очень хотелось узнать, как далеко она зайдет.
Вот уже скользнула ладошкой по шее. Провела ноготками по коже. Щекотно, и я еле сдержался, чтобы не рассмеяться, а когда дотронулась до впадинки в основании шеи, все же дрогнул и тут же услышал над самым ухом:
- Доброе утро.
- Доброе.
Все же пришлось открыть глаза. И я об этом ничуть не пожалел. Она была так близко, что почти касалась дыханием кожи. А на нежно розовых губах цвела мягкая полуулыбка. И теперь коснуться поцелуем хотелось не только пальчиков.
- Как ты себя чувствуешь?
Ох, ну зачем?..
Воспоминание накатило волной. Как тошнило у нее на глазах, как подгибались ноги и тряслись руки, после возвращения из-за грани. Мертвое бездыханное тело на полу и заплаканное женское лицо. Двое мальчишек, босых, в грязном тряпье. И руки в чужой крови.
Наверно, на моем лице отразились недавние переживания, потому что Айрель вдруг забеспокоилась. Она прижала ладонь к моей небритой щеке, повернула лицом к себе и тихонько прошептала:
- Извини, мне не стоило напоминать.
- Ничего…. И мне уже лучше. Намного, - соврал я, накрывая ее маленькую ладошку своей, тихонько поглаживая большим пальцем выступающие костяшки.
Ни к чему ей знать, что остаточные явления будут беспокоить меня еще сутки. Так всегда бывает после большой отдачи. То тошнота накатывает, то слабость. Причем, по закону подлости, это происходит в самые неподходящие моменты.
Но сейчас, пока лежу, чувствую себя, и вправду, хорошо. И грех не воспользоваться таким моментом...
Легонько сжал ее пальчики и подвинул ближе к губам. Коснулся поцелуем основания ладони, потом запястья, чувствуя, как лихорадочно пульсирует жилка под бархатной кожей.
Боже, какая же у неё кожа! А губы наверняка ещё нежнее…
Не знаю, кто первым подался вперёд. Это как-то само собой произошло. Интуитивно. Я просто коснулся лепестков губ. Тёплых, нежных, желанных. Зарылся пальцами в мягкие, словно пух, кудри волос. Полной грудью вдохнул аромат лесных ландышей, что окутывал её с ног до головы. Ухнул в вязкий омут ощущений. Таких волнующий, таких долгожданных. И не желал выплывать обратно.
А от одного лишь осознания, что она отвечает, за спиной вырастали невидимые крылья и уносили куда-то далеко-далеко отсюда. Из этого дома, что был слишком большим и неуютным для меня одного, из этого города, где нищета соседствует с роскошью и благополучием верхних кварталов, с этой грешной земли, где рано или поздно всё хорошее непременно заканчивается.
Но я не хотел, чтобы оно закончилось, не хотел её отпускать:
- Айрель, - прошептал, на мгновение оторвавшись от её губ. Хотел просить остаться. Со мной. Навсегда.
- Тише. Молчи. Не говори ничего, - попросила она и вновь прильнула к моим устам.
Но уже не так невинно, как прежде. Поцелуй становился всё более глубоким, страстным, иссушающим. Брюки вдруг стали тесными…
Проклятье! Ну нельзя же так быстро заводиться!
Хотя, нет. Я ведь уже неоднократно убеждался – с ней возможно всё. А потому…
Не стал отказывать себе в удовольствии. Скользнул рукой по стройному телу, забрался под слишком длинный, слишком просторный, слишком тёплый свитер. Огладил бок, чувствуя под тонкой тканью домашнего платья мягкое, тёплое, податливое тело, отзывающееся на каждое прикосновение.
От переполнявших чувств закружилась голова, и хоровод из ярких звездочек заплясал перед глазами. А потом… головокружение стало невыносимым.
Проклятье! Только не сейчас!
Первый приступ настиг молниеносно. Я резко отстранился и, перевернувшись на живот, припал к полу, чувствуя, как где-то в желудке рождаются сильнейшие болевые спазмы. В один момент меня скрутило, и я тихонько завыл, уткнувшись носом в ворс шерстяного ковра.
Айрель не ушла. Сидела надо мной и гладила по спине, нашёптывая что-то успокаивающее. А когда приступ прошёл, сбегала в кухню и принесла стакан ледяной воды. Прошло всё так же быстро, как и началось. Но от расспросов Айрель это меня не спасло.
***
В итоге меня уложили в постель. Весь день отпаивали куриным бульоном. Читали какой-то приключенческий роман у изголовья кровати. Не сказать, чтобы слишком интересный, но вполне подходящий, чтобы просто скоротать время.
И от работы, разумеется, освободили. Айрель повесила на входную дверь табличку «Приёма нет» и устроила мне заслуженный, по её же словам, выходной.
К вечеру приступы совсем прекратились, и мне позволили встать с постели и прогуляться. Мы никогда не гуляли вместе. Моя гостья опасалась выходить из дома. Верно, боялась, что её найдут, что узнает кто-нибудь из случайных прохожих.
Я её страхов не разделял. Кто по вечерам присматривается к прогуливающимся парочкам?
Однако на сопровождении я не настаивал, а потому без лишних вопросов схватил с вешалки плащ и вышел за дверь. Но стоило мне показаться на пороге, как откуда ни возьмись передо мной нарисовался мальчишка-оборванец. Один из тех, что приходил за помощью.
- Вот, это вам. Мать просила передать. За старания, - пролепетал парнишка и сунул мне в руку несколько измятых бумажек.
Хотел сразу пуститься наутёк, но я поймал его за рукав куртки. По размеру сразу видно - отцовской. Уже поделили тряпьё меж собой.
- Не надо. Забери, - я сунул купюры ему в карман. – Матери передай, что я принимаю благодарность, но деньги не возьму. Вам они сейчас нужнее.
Парнишка кивнул и вновь попытался убежать, но я ещё не договорил.
- И ещё. Передай своим. Если понадобится помощь, сразу обращайтесь ко мне. Без промедлений. Понял?
Тот кивнул и, наконец освободившись, посеменил по тёмному переулку в сторону нищих кварталов.
А меня опять накрыло волной воспоминаний. Ощущением безысходности и горькой утраты. Когда душа уходит за грань – не важно, знакомая или чужая - это всегда потеря. Это всегда больно. А ведь мне совсем немного не хватило, чтобы её вытащить. Совсем чуть-чуть. Разумом я понимал, что моей вины в случившемся нет, но все равно эту самую вину чувствовал. Мерзкое чувство… от которого очень непросто избавиться.
Но я старался. Шёл по широкой мощеной улице, вдыхал ночной прохладный воздух, напоенный запахом близкого дождя, и пытался отогнать от себя невеселые мысли.
Если дождь не начнется сейчас, то ночью пойдет точно. Вымочит улицы, крыши домов. Смоет грязь и пыль, накопившуюся за недели жары. Живительной влагой прольется на землю, напоит умирающие от жажды цветы и деревья. И, возможно, принесет покой моей раздраенной душе.
Я всё шёл и шёл, меряя шагами неровные камни мостовой, и постепенно успокаивался.
Всегда любил вечерние прогулки. Было в них что-то особенное. Неторопливость, безмятежность, возможность отвлечься от повседневных тягот и заново взглянуть на жизнь. И вроде мне это удалось. По крайней мере, невеселый настрой ушел, и голову заняли совершенно иные мысли - мысли об Айрель.
Невообразимо приятно было осознавать, что она ждет моего возвращения. Наверно, как и всегда, готовит крепкий чёрный чай, да посматривает в окно. А может, на стрелки часов. Торопит время, чтобы поскорей меня увидеть.
Домой возвращался уже намного быстрее. Торопился. Но всё равно вернулся, когда за окном уже совсем стемнело.
Чая на кухне почему-то не обнаружилось. Зато Айрель была. В гостиной.
Она сидела на полу. Прямо напротив камина. В моём старом свитере. Нет, не в том вязанном, с высоким горлом, в другом, кашемировом, с широким растянувшимся воротом. Настолько растянувшимся, что хрупкое, покатое плечико, выглядывающее в прорези, было почти полностью обнажено.
И я не смог удержаться, чтобы не скользнуть взглядом по светлой молочной коже. Задержатся на тонкой шее. Она ведь нарочно перекинула волосы вперёд. И свитер этот надела. А под ним…
Я скользнул взглядом на спину, затем на талию, на остренькие коленки, лишённые тесноты чулок.
Ничего…
На ней не было ничего, кроме этого свитера. Старого, но все ещё мягкого, приятного телу. Потому я до сих пор его и не выбросил. Рука не поднялась. Но всё же не думал, что когда-нибудь он пригодится, да ещё вот таким вот образом...
Подошел, опустился на колени прямо за ее спиной. Затем сел, вытянув ноги по обе стороны от хрупкой девичьей фигурки. Айрель не повернулась, но, почувствовав мою близость, мягко откинулась назад и устроила голову на моем плече. Глаза прикрыла, будто яркий свет огня слепил. И уголки губ приподнялись в намеке на улыбку.
- Как прогулка? – спросила она.
- Хорошо, - отозвался я и счел нужным добавить: – Ночью дождь будет. Тучи собираются.
Вот только думалось мне совсем не о предстоящем дожде.
- Хорошо, - улыбнулась Айрель.
Ее волосы коснулись щеки. Мягкие, пушистые. Не сдержался и потерся носом о ее висок. Вдохнул такой знакомый аромат лесных ландышей, казалось, уже ставший неотъемлемой частью этого дома. Неотъемлемой частью моей жизни.
Позволил себе объятия. Бережные и в то же врем крепкие. А девушка в кольце моих рук лишь теснее прижалась. Прильнула доверчиво и мурлыкнула, потершись щекой о мое плечо.
И так хорошо стало… От осознания, что мы здесь вдвоем, что никто не помешает и не разрушит наш маленький уютный мирок. Что нет запретов, не существует правил и приличий. И что эта ночь только наша. Одна на двоих.
А потому можно позволить себе сколь угодно долго любоваться на пляшущие язычки огня в камине, чувствовать мягкость кашемира под озябшими ладонями, тепло, исходящее от нагретого жаром очага тела.
Я невесомо гладил её ладонь, ласкал нежные ухоженные пальчики, бездумно водил вниз вверх по запястью. Очень чувствительному, пусть это местечко и не кажется таковым.
Мне не хотелось спешить. Напротив, хотелось запомнить каждый момент, каждое прикосновение и последующую за ним реакцию. Всё до мельчайших деталей. До поворота головы, мягкой полуулыбки на чувственных губах, блеска в горящих счастьем глазах и отблесках огня, скользящих по молочно-белой коже.
А потом я нырнул на иной уровень восприятия. И увидел её – капельку солнца, трепыхающуюся в груди. Нет, не сердце. Душу, что обосновалась в районе солнечного сплетения. Пульсировала, переливалась, мягко горела, освещая всё вокруг. Такая чистая, красивая, бесконечно живая и теплая. Моя Айрель.
И сердце заходилось от одной лишь мысли, что она рядом, что она выбрала меня, доверяет мне и, возможно, чувствует сейчас то же самое.
- Кай, почему так? – спросила она, и звуки голоса утонули в бархате ночи.
- Что «почему»? – отозвался я, с трудом вынырнув на поверхность.
- Почему мы знакомы всего ничего, а у меня ощущение, будто я всю жизнь тебя знаю?
Ну и что ей ответить? Я ведь и сам не подозревал, что так бывает.
Не подозревал до встречи с ней.
- Ты веришь в родственные души? – спросил я, но вовсе не ждал ответа. Она и не ответила. Слушала. Внимательно. Чутко. И, кажется, даже дыхание затаила. - Бывает, что люди мыслят одинаково. Идут по жизни параллельными дорогами. С одними и теми же ценностями, принципами, мечтами. И не важно, какое они получили воспитание, чем занимаются, в Верхнем ли городе живут или Нижнем. Они просто понимают друг друга. С полуслова, полувзгляда.
- Как мы с тобой? - спросила Айрель, и я не мог не улыбнуться.
- Да, как мы…
А она повернула ко мне лицо и заглянула в самые глаза. Мне показалось, будто она в них что-то ищет. Вот только что? Ответ на невысказанный вопрос? Подтверждение своих неозвученных мыслей? Разрешение вдруг появившихся сомнений?
Не знаю. Но она явно нашла то, что искала, потому как через несколько мгновений Айрель перевела взгляд на мои губы. Уже не вопросительный, но просящий. И я не мог не осуществить её просьбу. Плавно подался вперед и накрыл её уста своими.
Томительный, нежный поцелуй разом выбил из головы все мысли. Разве что кроме одной. Желания обладать, слиться в единое целое. Здесь и сейчас. Прямо на этом ковре, напротив горящего рыжим пламенем камина, под прерывистый треск поленьев и размеренное тиканье старых настенных часов.
Я оторвался от нежных губ и невесомо провел рукой по её лицу, заправил лезущую в глаза прядку за маленькое ушко и скользнул пальцами по шее, к плечу, так соблазнительно выглядывающему в вороте свитера. Подцепил край этого самого ворота и сдвинул ещё ниже, полностью обнажая покатое узкое плечико. Вслед за пальцами бархатной кожи коснулись и губы.
Девушка коротко вздрогнула, будто обжегшись, но сорвавшийся с губ полувздох-полустон, дал понять, что ей приятна эта откровенная ласка. Как и последовавшие следом поцелуи, оставленные на тонкой шейке. И отнюдь не невинные прикосновения сначала к обнаженной коленке, а потом и крайне чувствительной внутренней стороне бедра. И вторая рука, вконец осмелевшая и пробравшаяся под просторный свитер.
Что странно, я не встретил ни единого намека на сопротивление. Ни стеснения, ни скованности, присущей невинным девушкам. А ведь она ещё совсем молоденькая. Благородная. И вряд ли у неё уже были мужчины. Но то, как она реагирует… Смущением там и не пахнет. Тает от моих прикосновений, сама выгибается навстречу, водит руками по спине, пояснице, животу, заставляя меня самого вздрагивать от закрутившегося внутри желания. Провоцирует, умело и без тени робости. И сама расстегивает ставшую лишней рубашку.
Смелая. Будто точно знает, чего хочет.
Странно. Я полагал, что благородные семьи своих дочерей воспитывают в строгости. Берегут от всяческих посягательств и ненужных знаний. А тут…
Кажется, я чего-то решительно не понимаю.
Впрочем, какой смысл ломать голову? Проще ведь спросить.
- Айрель, - прошептал в маленькое хорошенькое ушко. – У тебя это впервые?
Напряглась. И брови сдвинула. Хмурится. А когда я легонько приподнял её подбородок, поймал совершенно растерянный взгляд.
- Я.. нет… не знаю…. то есть нет. Не впервые.
Глаза в пол опустила и губу прикусила.
Стесняется? Считает зазорным?
Но ведь это не имеет никакого значения. А она переживает. Боится, что не достаточно хороша для меня? Глупышка.
Вновь приподнял её подбородок, заставляя посмотреть прямо в глаза, и сказал со всей серьезностью:
- Ты для меня самая лучшая. Слышишь?
Кивнула. Улыбнулась. Теперь уже робко, недоверчиво. И я даже на мгновение пожалел о своем неуместном вопросе.
Замкнется же ведь теперь. Сдерживаться станет и придется ломать в впопыхах возведенные преграды.
Но ничего, обошлось. Оттаяла. И вновь прижималась доверчиво. Льнула, обвивая руками шею. Покрывала невесомыми поцелуями лицо.
Длинный её свитер задрался до самой талии и казался совершенно лишним, но снимать его я не спешил. Жар от огня, конечно, греет, но не настолько, чтобы оставаться на голом полу совсем без одежды.
Хотя, по поводу голого, я был не прав. Помимо ковра под нами обнаружился ещё и светлый плед из мягкой овечьей шерсти. Странно, что я заметил его только в тот момент, когда на этот самый плед опустил хрупкое девичье тело.
Мысленно порадовался неожиданной находке. Не хотелось бы, чтобы жесткий ворс ковра касался нежной молочной кожи. А ещё одежда. Та, что на мне. Грубая и решительно неудобная. Лишняя. И вскоре отправившаяся куда-то на пол, позволяя быть еще ближе, прижиматься еще теснее, теперь уже всем телом чувствовать тепло и мягкость её кожи.
А ещё ощущать легкий трепет. Отчего? Страх? Волнение?
Нетерпение…
И моя сдержанность, стремительно подходящая к концу. Тающая с первым страстным, глубоким поцелуем. Со стоном, сорвавшимся с чувственных губ, когда моя ладонь, пробравшаяся под свитер, сжала небольшую, но упругую грудь. И окончательно исчезнувшая, когда она послушно развела колени, позволяя удобно устроиться между них.
Первый толчок принес острое наслаждение и понимание - соврала!
- Зачем?
Одно только слово, но она поняла.
- Прости. Не хотела, чтобы ты сомневался.
Думала, я не возьму её, будь она девственницей? Вдвойне глупышка! Ну какой мужчина не мечтает быть первым?
- Глупая… Мне было достаточного лишь твоего желания, - шепнул в приоткрытые губы и услышал очередное: «Прости».
Да что ж она всё время извиняется?
- Всё, молчи… – и накрыл её уста своими, пока она не сказала ещё какую-нибудь глупость.
И вновь подался вперёд. Медленно и плавно, стараясь не причинить лишней боли. Позволяя привыкнуть к новым ощущениям. Параллельно поглаживая ладонью обнаженное бедро. Успокаивая. Снимая излишнее напряжение.
И лишь, когда она в достаточной степени расслабилась, позволил себе двигаться резче, жёстче, как самому того хотелось.
А в голове вертелась лишь одна навязчивая мысль: «Айрель, моя Айрель. Не отпущу. Ни за что. Никогда».
Волна удовольствия накрыла резко. Окатила с ног до головы, заставив напрячься буквально каждую клеточку. Содрогнуться всем телом. И схлынула, выбросив обратно на берег, взмокшего, тяжело дышащего, уткнувшегося носом в тонкую ключицу.
Почувствовал, как Айрель потрепала меня по волосам и благодарно поцеловала в висок.
Хотя за что тут благодарить? Вряд ли она получила хотя бы половину того удовольствия, что испытал я. Но почему-то мне казалось, что она улыбается, хоть я и не видел выражения лица.
Немного отдышавшись, перекатился на спину, увлекая Айрель за собой. Устроил её голову у себя на плече, ощутив, как золотистые локоны щекотят кожу. Невольно улыбнулся и теперь уже сам погладил девушку по волосам, зарываясь пальцами в мягкие невесомые кудри.
Вновь нырнул на другой уровень восприятия. И с удивлением отметил, что капелька солнца, прежде мягко тлевшая в груди, сейчас светится ровным ярким светом. Такая непостижимо прекрасная, манящая, светлая. Сама ее суть.
А потом она сказала:
- Завтра я уйду…
- Не уходи. Не оставляй меня, - не попросил, взмолился. И ладонь ее, что покоилась на груди, сжал крепко-крепко.
Казалось, отпущу - и она исчезнет. Не завтра - прямо сейчас.
- Кай… - Она приподнялась на локтях и, склонившись надо мной, невесомо погладила по щеке. - Ты же знаешь, я не могу.
Я знал. Она ведь предупреждала. Но отпустить всё равно не мог.
- Пожалуйста. Останься! Хотя бы ненадолго…
- Ну, разве что ненадолго, - согласилась она, а я облегченно выдохнул.
Поверил. И вновь притянул к себе, устраивая белокурую головку на груди. Прижал крепче. И, зацепив край пледа, укрыл им Айрель.
А на утро она ушла.
***
Я проснулся, а её рядом нет.
И лишь еле ощутимый запах ландышей, тонкой ниточкой вплетённый в ворс ковра, да крохотное красное пятнышко на белом пледе подтверждали, что все случившееся – не сон. Она была здесь. А теперь её нет. Ушла.
И вещи все оставила. Недорогое, но симпатичное домашнее платье, что я подарил, расческу, заколки на столике у кровати, мой старый свитер, переброшенный через спинку стула. Ничего не взяла.
Ушла в том же, в чем пришла в этот дом. В легком летнем платье и изящных туфельках на танкетке.
А на улице дождь. Кажется, он начался еще ночью. И идет уже несколько часов и вряд ли в ближайшее время закончится. И ведь даже зонта не взяла…
Я спустился в кухню. Не думая, сварил кофе и еще долго сидел в кресле перед остывшим камином, крутя в руках чашку и бездумно глядя перед собой.
На меня накатило странное оцепенение, равнодушие. Не знаю, сколько я так просидел. Когда очнулся, кофе был уже совсем холодный. Я встал и подошел к окну. На улице все так же лил дождь, будто оплакивая нашу горькую разлуку. Я сделал глоток из остывшей чашки и чуть не поперхнулся. Горький напиток вязким сгустком прокатился по горлу.
Отставил чашку, и взгляд случайно упал на стопку газет, аккуратно сложенных на журнальном столике. А ведь немало накопилось! Кажется, я целый месяц к ним не притрагивался. К чему мне были газеты, когда свободное время скрашивала Айрель. Да и пациентов почти всегда было много – некогда было читать. А вот сегодня ни одного, будто нарочно. Так бы хоть на работу отвлекся. Но кому охота в такую погоду высовывать нос на улицу?
Вот и мне не охота. И камин бы надо затопить. А то дом промёрзнет, отсыреет. Да и газеты сжечь. На кой ляд мне эта макулатура?
Рыжие язычки разгоревшегося огня с аппетитом поглощали тонкую бумагу, выжигали дыры на улыбающихся с жёлтых страниц портретах.
Одну за одной я кидал газеты в камин, лишь мимоходом пробегая глазами по крупным заголовкам. Забастовка работников текстильной фабрики, вспышка чёрной лихорадки в южной провинции, падение урожая пшеницы и прогнозируемый рост цен на муку, свадьба герцогского сыночка... Все это казалось несущественным и каким-то нереальным, будто из другой жизни.
И вдруг – портрет. Почти в самом конце стопки. Я выронил кружку с кофе, уже новым, горячим, вымочил штанину, а по ковру расползлось большое тёмное пятно.
Плевать. И на брюки, и на ковёр.
Глаза выхватывали строки текста, жадно поглощая информацию.
….дочь графа Ванбургского… исчезновение… четыре дня назад… всех, кто что-либо знает о месте нахождения девушки, сообщить в местное управление полиции или лично его Светлости… вознаграждение за сведения…
Я глянул на дату в уголке страницы. Газете было уже недели три. Твою мать!
Не раздумывая, ринулся к двери. Схватил с вешалки плащ, снял зонт с крюка и вымелся на улицу. Поймал первого попавшегося извозчика и велел везти в особняк графа Ванбургского. Ехать было недалеко, а потому я так и не успел толком продумать, что стану говорить. Как объясню свой неожиданный визит.
Махнул на это рукой, решив, что соображу что-нибудь на месте. Главное, узнать, вернулась ли домой Айрель. Увидеть её. Удостовериться, что всё в порядке.
Дверь графского особняка открыла горничная. Женщина неопределенного возраста и неопределенной внешности. В будничном сером платье, какое принято носить прислуге, и белом чепце, скрывающем убранные волосы. Открыла – и почему-то замерла, пристально на меня глядя.
Странно… И чего она меня так разглядывает? И молчит, будто в рот воды набрала.
Ожидание затянулось, и я первым нарушил тишину.
- Простите, граф Ванбургский дома?
- Дома… - отмерла прислуга. – А по какому вы вопросу?
- По вопросу исчезновения его дочери. У меня имеются важные сведения.
Горничная еле заметно вздрогнула, кивнула и отступила в сторону, позволяя войти в дом. Проводила до большой гостиной.
- Располагайтесь. Я доложу его Светлости.
И я остался в одиночестве. Огляделся.
Пожалуй, внутреннее убранство графского особняка полностью соответствовало титулу его владельца.
Тяжёлые бархатные портьеры, подвязанные кручёными шнурами. Картины в золочёных рамах. На высоких стойках расписные фарфоровые вазы. Масляные светильники горят все до единого, хотя ещё не вечер, пусть и дождливо за окном. Дубовый паркет начищен до блеска, и мокрая дорожка моих следов выглядит на нем сущим кощунством.
Прямо по центру небольшой столик с кованными изогнутыми ножками, а вокруг него мягкий гарнитур, обтянутый блестящим насыщенно-синим жаккардом в мелкий золотистый рисунок.
Роскошно ли? Несомненно. Уютно? Не знаю. Чувство, будто очутился в музее, а всё, что тебя окружает – дорогие и крайне ценные экспонаты, до которых даже дотронуться страшно.
И ещё этот лакей, стоящий на входе. Смотрит вроде куда-то в сторону, да только меня не покидает ощущение, будто здесь следят за каждым моим шагом…
Минуты ожидания тянулись непостижимо долго. Я то и дело поглядывал на большие настенные часы с кукушкой, но стрелки их ползли столь лениво, что казалось, будто они увязли в липкой древесной смоле.
Я же мерил шагами комнату, не решаясь присесть. Казалось, стоит остановиться и время, следуя моему примеру, тоже встанет. Теперь уже окончательно.
Приближение графа услышал ещё загодя. Его выдали тяжёлые размашистые шаги и недовольное бурчание. Кажется, хозяин что-то выговаривал горничной.
- Чем обязан? – едва переступив порог гостиной, кинул граф Ванбургский и вопросительно уставился на меня. Взгляд его, тяжелый, с лёгким налётом раздражения, ясно свидетельствовал, что графа оторвали от каких-то важных дел.
Сам он был высок, плечист, слегка полноват. Он стоял посреди прохода, монументальной громадиной возвышаясь надо всем, что было вокруг. Все эти вазы, стойки, изящная мебель - все казалось каким-то игрушечным на его фоне. А горничная, бросающая робкие взгляды из-за массивной спины, и вовсе походила на затравленную дворнягу.
- Простите за беспокойство, - тут же нашелся я и, следуя этикету, почтительно склонил голову. – Я видел объявление в газете… насчет пропажи вашей дочери…
Мужчина нахмурился. Посмотрел на меня недобро, даже не пытаясь скрыть своего недовольства.
- Если вы пришли за вознаграждением, то вынужден вас огорчить - вы опоздали. Мою дочь нашли сегодня утром.
Нашли... Сердце пропустила удар.
Если бы она сама вернулась, он бы ведь так и сказал «вернулась домой». Но он сказал «нашли».
Внутри все похолодело. И я с трудом сдержал подступившую к горлу панику. Рано думать о плохом. Сначала надо выяснить все обстоятельства. Возможно, ничего непоправимого не произошло.
Граф же, решив, что на этом разговор окончен, собрался покинуть моё общество. Он уже развернулся на выход, когда я поспешно окликнул его.
- Прошу прощения за настойчивость, - резко вскинулся и сделал шаг вперёд. - Я вовсе не за вознаграждением пришел… Я… Я… Доктор! – последнее заявление прозвучало чересчур резко, но мужчина, кажется, не заметил.
Он остановился, медленно обернулся ко мне.
- Доктор? – теперь в его голосе слышался интерес. – Обычный или…
- Одарённый, - тут же добавил я.
- Хм… Целитель, значит. - Граф задумчиво потёр подбородок, окидывая меня с ног до головы, будто пытался во внешности найти подтверждение моим словам.
- У меня есть лицензия… - я привычно потянулся ко внутреннему карману, но граф Ванбургский жестом остановил меня.
- Не стоит. Я не взял с собой очки. Что ж… - Он окинул взглядом помещение и остановился на мягком гарнитуре. – У меня не так много времени, но на беседу хватит. Присаживайтесь. - И торопливо кинул прислуге: - Грета, подайте чаю!
Та бесшумно выскользнула из зала, прикрыв за собой двери. Мужчина опустился на синий диванчик, я же, без лишних церемоний, занял место напротив.
- Не знал, что в нашем городе есть другие одаренные, помимо доктора Айзека.
- Я не так давно начал частную практику, - поспешил развеять сомнение графа. – До этого стажировался как раз у доктора Айзека. - И тут же опомнился: – Ох, простите, я не представился. Доктор Кайрин Лейцер, к вашим услугам. – Я протянула графу прямоугольную карточку.
Граф взял визитку, мимолетно скользнул по ней взглядом и откинулся на спинку диванчика.
- Так, что вы хотели мне сообщить?
- Дело в том, что я видел вашу дочь как раз накануне… исчезновения.
- Только видели или…
- Я говорил с ней. Мы… Мы столкнулись возле пекарской лавки, - соврал первое, что пришло в голову.
- И? – граф нетерпеливо постукивал пальцами по подлокотнику, а я немного замешкался, не зная, что ему сказать. Не стану же я сообщать, что графская дочка на самом деле рылась в помоях у кабака. И что всё это время, пока считалась пропавшей, она жила в моем доме, помогая по хозяйству.
- Простите меня… - скрыл заминку за словами извинения. – Мне показалось странным, что столь молодая особа гуляет по городу без сопровождения. Но она уверила меня, что всё в порядке. И я не стал ей докучать. Я… Мне… Мне стоило быть более внимательным. Проводить до дома, - принялся нести сущую околесицу.
Признаться честно, я никогда не умел правдоподобно врать. Ложь мне претила. Но с другой стороны… Я не знал, что успела рассказать отцу Айрель. А опорочить её мне хотелось меньше всего.
Граф ничего не ответил. Лишь сверлил меня пристальным взглядом, заставив паниковать. А ещё он так и не сказал, что же с девушкой. Жива ли? Здорова?
Проклятье! Надо было сразу спросить!
- Я понимаю… Мы с вами не знакомы. И, конечно, вы вправе подозревать… - я тряхнул головой, прекращая нелепые оправдания. – Но все же, что с девушкой? Она в порядке?
- Она сейчас дома. – произнес граф, и я облегченно выдохнул. Ну хоть что-то! – И я ни в чём вас не обвиняю. Будь вы причастны к похищению, вы бы не явились в мой дом.
Мои мысли мои зацепились за одно слово.
- Похищение?
- Да, иначе я это объяснить не могу. Адель не было дома почти месяц, а сегодня её обнаружили на городской площади. Замёрзшую, перепуганную. Потерянную.
Адель? Почему Адель? Наврала насчёт имени?
Да какая, в принципе, разница… Волнует меня другое.
- Так с ней все хорошо? – спросил, стараясь выглядеть бесстрастным. Но вряд ли мне это удалось.
Граф поджал губы и вновь нахмурился. Напрягся, с нажимом водя пальцами по внутренней стороне ладони.
- Не сказал бы… - спустя несколько мгновений ответил мужчина. – И я не хотел бы этого афишировать, но раз уж вы доктор… - Ванбургский выжидательно замолчал, а я произнёс то, чего от меня ждали:
- Не беспокойтесь. Сказанное вами не выйдет за пределы этой комнаты.
- Дело в том… - графу отчего-то было неудобно говорить. Я не сразу понял, отчего, пока не услышал: – Что мою дочь обесчестили!
Он сказал это со злостью. Будто выплюнул. Я же еле заметно скривился.
Плохое слово. Некрасивое. Пошлое.
И никак не подходящее к тому, что между нами было.
Да и мог ли я подумать, что лишаю девушку именно «чести», когда… Ох… Я ведь просто её любил. И сейчас люблю. Вот только, вряд ли граф сочтет мою кандидатуру подходящей на роль зятя.
Дар даром, но титулов еще никто не отменял.
- И что самое примечательное, - меж тем продолжал Ванбургский, - произошло это буквально накануне. Врач, осматривавший мою дочь, уверил, что следы совсем свежие. И никаких других повреждений нет. И я попросту не понимаю, к чему было держать девочку целый месяц, если похититель попросту желал сорвать цветок невинности…
От этого предположения меня натурально затошнило.
Захотелось вскочить с места и крикнуть, что все это сущий бред. Что она была со мной добровольно… но…
Вместо этого я сдержанно-вежливо осведомился:
- Так вашу дочь осматривал врач?
- Да, сегодня сутра. Сразу, как девочку вернули домой. К сожалению, доктор Айзек, услугами которого мы обычно пользуемся, в отъезде, потому пришлось вызвать обычного врача. Но для того, чтобы установить факт насилия, и такого специалиста хватило.
Последняя фраза покоробила ещё сильнее, чем все предыдущие нелепые предположения вместе взятые. Острыми когтями прошлась по раненному сердцу и глубоко впилась в душу. Обида хлестнула через край, и я не выдержал:
- Вы уверены, что это было именно насилие? – сказал с нажимом. Заведомо протестуя, хоть не имел на то никакого права. Кто я такой, чтобы ставить под сомнения слова графа?
Ванбургский возмутился. Подался вперёд. Руками всплеснул.
- Разумеется! Или же вы думаете, что моя дочь могла… Она приличная девушка! Она бы никогда… За кого вы нас принимаете?
Я остро пожалел о своей несдержанности.
Граф же ещё долго возмущался, брызгал слюной, махал руками, неизвестно что мне доказывая. Поток слов и пылких фраз остановился, лишь когда гулко пробили настенные часы, и выскочившая кукушка пропела свою незамысловатую трель.
В этот же момент тихонько отворилась дверь, и в гостиную с тяжёлым подносом, заставленным чашками, блюдцами и тарелочками со сладостями, вошла горничная. Не поднимая глаз, прошла к столику и стала торопливо расставлять на нём угощения.
А мне подумалось, что она тут появилась как нельзя кстати. Нам обоим нужно успокоиться. А ритуал чаепития всегда благоприятно этому способствовал.
В воздухе поплыл аромат душистой мяты и мелиссы. Корицы и свежей выпечки. Дорогого горького шоколада.
Однако витавшее в воздухе напряжение не спешило уходить.
Граф, раскрасневшийся и тяжело дышащий, нервно сжимал и разжимал кулаки. Я же внутренне костерил себя за чрезмерную эмоциональность. Следовало быть осмотрительнее. Выражаться мягче. Хоть внутри всё бурлит от негодования. Несправедливости с горькой примесью обиды и то и дело прорывающейся злобы. Которой ни в коем случае нельзя давать выход. Расположение графа дорогого стоит, а потому впредь стоит тщательно взвешивать каждое слово.
Прислуга принялась разливать чай. Руки ее почему-то слушались плохо - напиток то и дело попадал мимо чашки, тёк по крутому боку пузатого чайника и капал на поднос, собираясь в мелкие тёмные лужицы.
Граф недовольно поджимал губы, глядя на неумелые движения сухих женских ладоней. А я раздумывал, стоит ли продолжать разговор или же лучше дождаться, пока мы вновь останемся наедине.
Справиться с подтекающим чайником у прислуги не выходило. И ожидание грозило затянуться, а потому я решился:
- Простите, Ваша Светлость. Я не имел в виду ничего подобного. И благородство вашей семьи не вызывает ни единого, даже самого крохотного сомнения. Своим вопросом я всего лишь хотел уточнить… - я на долю секунды замолчал, раздумывая, как бы поделикатнее выразиться, но, ничего не придумав, спросил совершенно по-простому: - Ваша дочь сама вам об этом рассказала? О том, что имело место… - я покосился на прислугу, не зная, стоит ли оканчивать фразу, но собеседник закончил за меня:
- Изнасилование?
Женщина дрогнула. Выронила из рук чашку, которую собиралась подать графу, и тёмный напиток расплескался по столу, быстрыми ручейками побежал по лакированному дереву и несколько капель успели сорваться вниз, запачкав ковёр.
- Грета! Да что с тобой сегодня такое?! – гаркнул рассерженный мужчина, отодвигаясь подальше от стола и брезгливо отряхивая брюки, хотя, могу поклясться, что на них не попало ни капли.
Служанка пробормотала слова извинения, судорожно промокая салфеткой лужу.
- Идите уже. Я сам разолью! – отослал её граф и взялся за чайник. – Что ж за день сегодня такой? Половина прислуги слегла с простудой. А оставшаяся и вовсе безрукая, - стал причитать раздраженный мужчина, а я уже подумал, что он забыл о моём вопросе. Собрался напомнить, но граф сам вернулся к теме: - А что по поводу Адель… То она ничего не говорила. Как это ни парадоксально звучит, но моя дочь ничего не помнит.
- В смысле? Совсем? – опешил я.
- Да, совсем. Весь прошедший месяц, с момента исчезновения и до возвращения домой. Ничего… - тяжко вздохнул граф. – Собственно, по этой причине мы с вами сейчас и беседуем.
Граф взялся за металлические щипчики, кинул в свою чашку два кусочка сахара и стал тщательно перемешивать.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы переварить услышанное и понять смысл его фразы. А когда понял, чуть не подскочил на месте от радостного возбуждения.
Я увижу её. Мою Айрель.
Мог ли я надеяться на такую удачу? Вряд ли…
Но раз уж она сама пришла мне в руки, грех не использовать такой шанс. И надо-то в который раз произнести то, чего от меня ждут:
- Я мог бы осмотреть вашу дочь…
Конечно, мог бы. Могу. И… Мне стоило сразу догадаться…
Какой смысл графу вести все эти великосветские беседы и тратить на меня своё драгоценное время, если он не рассчитывает получить что-то взамен?
И так уж вышло, что наши планы совпадают.
Как же я хочу увидеть её! Услышать переливчатый голос. Почувствовать легкий запах ландышей, исходящий от нежной кожи и мягких, словно пух, волос. Коснуться руки, пусть бы и мимолетно, следуя лишь правилам этикета, но все же.
И возможно, эта встреча поможет унять сердечную муку. Или, напротив, сделает её лишь острей…
Но в любом случае, я уже встал на этот путь, и назад дороги нет.
- Врач, осматривавший Адель, уверил меня, что физических повреждений, способных нанести вред памяти, на теле нет. Он так же провёл несколько анализов. И каких-либо вредных веществ в организме обнаружено не было, - счет нужным сообщить граф, видимо, сомневаясь в том, что я смогу сказать нечто большее, чем ему поведал приходящий доктор.
Но ведь я и вправду могу!
- Что ж в таком случае, я смею предположить, что воздействие на память имеет психологический характер. Существует множество способов… как бы это выразиться… влияния на подсознание. Тот же гипноз, к примеру, довольно эффективен в этом вопросе. Ещё есть такое понятие как самозащита. Когда человек хочет отрешиться от неприятных воспоминаний, его собственный мозг эти самые воспоминания блокирует. Создает преграду, за которую без должной помощи не может проникнуть сознание.
- Вы сможете это выявить? – поинтересовался граф.
- Разумеется, - легко соврал я.
На самом деле с подобными случаями мне не приходилось сталкиваться. И я просто не представляю, как подобное вмешательство может выглядеть изнутри. А уж тем более не знаю, как лечатся провалы в памяти. Но спасибо доктору Айзеку: будучи его помощником, я нахватался достаточно умных слов и терминологии, так что выдумать правдоподобную ложь не составит труда.
Доктор любил казаться значимым. Выглядеть эдаким волшебником в глазах не особо образованных пациентов. И красивые слова тоже любил, как и заумные диагнозы. Крайне редкие и опасные заболевания. Иногда даже выдуманные. А на деле… лишь возможность хорошенько заработать.
- К тому же я считаю необходимым просканировать ауру. Если имело место насилие, то на ауре непременно останется отпечаток. Такие вещи бесследно не проходят.
А вот теперь не врал. С такими отпечатками сталкиваться приходилось. Причём неоднократно. Я ведь лечу не только естественные заболевания, но и последствия различных… инцидентов.
И порой психологические травмы, борозды, оставленные в душе, заживают гораздо дольше, чем зарастают раны на покалеченном теле.
Граф тянуть не стал. Залпом допил свой чай. Я же даже не притронулся к напитку, столь сильным было волнение перед предстоящей встречей.
Мы прошли в кабинет. Тоже роскошный. Но роскошь эта была иная, мягкая, уютная. Видно, что хозяин проводит здесь немало времени и обустроил все с максимальным для себя комфортом.
Короткий стук в дверь – и сердце замерло.
А на пороге появляется она. Такая знакомая. Такая близкая и в тоже время совершенно чужая.
Строгое, излишне закрытое платье. Тщательно собранные волосы – ни одна даже самая тонкая прядка не выбивалась из прически, будто вольности им настрого запрещены. Взгляд… холодный, чуть надменный. Бегло прошёлся по мне и остановился где-то в стороне.
И что-то внутри оборвалось.
Один только взгляд – и теплившаяся в душе надежда разбилась тысячей мелких осколков.
Мог ли я подумать, что Айрель, моя солнечная живая девочка, может быть такой? Застывшей статуей с идеально ровной спиной, вздернутым подбородком и пустотой в глазах.
- Дорогая. Познакомься, это доктор Лейцер. Он тебя осмотрит.
- Доктор? У меня же только утром был врач.
Она старается говорить вежливо, но в голосе всё равно сквозит раздражение. И взгляд, обращенный к отцу, полон недовольства.
- Доктор Лейцер - целитель. Он проверит… иные аспекты твоего здоровья, - постарался объяснить граф, но неприязни во взгляде дочери не убавилась.
- Меня будут осматривать… здесь? – девушка обвела взглядом кабинет, кажется, сомневаясь, что эта идея удачная.
Ох, наверно она думает…
- Не беспокойтесь, - позволил себе вступить в разговор. – Осмотр не понадобится. Я прикоснусь к вашей руке и только, - произнёс мягко, стараясь унять её волнение. И в тоже время совершенно не понимая, чем оно вызвано.
Не может же она меня бояться?
Или… неужели, и правда, ничего не помнит?..
- Это больно? – тут же усомнилась она.
- Нет, что вы. Немного щекотно, - пошутил, пытаясь развеять обстановку. Но сделал, кажется, только хуже.
Девушка передёрнула плечами, я же потупился и отступил в сторону, освобождая проход. К чему тянуть время?
- Думаю, нам стоит приступить. Присаживайтесь.
Кинул взгляд на соседний стул, и девушка с одобрения отца опустилась на мягкое сидение.
- Вы меня не помните? – решился на вопрос, присаживаясь напротив.
Ответ был ожидаем:
- А разве должна? – скептически произнесла она. И на лице не отразилось ни тени замешательства.
Что это? Искусная игра? Или истинное её лицо? Но тогда всё то, что было между нами… притворство?
Даже если допустить потерю памяти, не могла же она за неполные сутки превратиться в другого человека?
- К тому же я бы наверняка запомнила вот это…
Нет, она не ткнула пальцем, но взглядом ясно дала понять, что ее смущает небольшой шрам, перечеркнувший верхний уголок губы. Маленький изъян. Детская травма, порванная губа и не совсем трезвый доктор, неровно сшивший края.
Айрель никогда его не замечала.
Доктор Айзек же говорил, что этот шрам погубит мою карьеру. Как же, целитель, что одним прикосновением может сращивать ткани – и с таким изъяном на собственном лице. Шарлатан, да и только. А ведь многие и вправду так думают. Людям ведь не объяснишь, что Дар приходит не сразу. И детские травмы так и остаются на теле. Нет, я, конечно, мог бы сделать пластику. Доктор Айзек советовал. Даже помочь предлагал. Да я бы и сам смог, но… Я ведь не идеальный. И не хочу таким казаться, пусть даже и внешне.
Хотя, возможно, дело в другом. Этот шрам – своего рода память. О рано ушедших родителях, о старшем брате, которого тогда ругали намного сильнее, чем меня. Он же старший, а не уследил.
Что теперь от них осталось? Лишь горстка воспоминаний, да старый дом, перешедший по наследству. И Дар, который проявился слишком поздно. Слишком поздно, для того чтобы спасти тех, кто мне дорог.
Я встряхнул головой, отгоняя прочь болезненные воспоминания. Сейчас не самое подходящее время для копания в прошлом. Сейчас я хочу вернуть ту, что запала в сердце совсем недавно, но стала дорога, как жизнь.
- Что ж, это ожидаемо. Позвольте вашу руку.
Девушка покорно протянула ладонь.
По правде говоря, для того, чтобы воспользоваться внутренним зрением, прикосновение вовсе не обязательно. Но так проще отрешиться от окружающей реальности и сосредоточиться на конкретном объекте.
А еще мне просто-напросто хотелось к ней прикоснуться. Вновь промелькнула робкая надежда, что это прикосновение всколыхнет прежние чувства. Нет не мои. Я и так дышу с трудом. От её близости, от тепла тела и невозможности позволить себе большее, нежели короткое касание.
А вот Айрель будто закаменела. И на ласковое поглаживание запястья не отреагировала. И даже в глаза не смотрела. Уставилась на наши сцепленные руки.
А я вдруг испугался… Испугался того, что могу увидеть внутри. Испугался, что всё окончательно рухнет и дороги назад уже не будет.
Так и произошло…
Там, где ещё не так давно пульсировало маленькое жгучее солнце, теперь была лишь… Нет, не пустота, отнюдь. Там была душа. Чужая. Холодная, нежно-голубая искра, будто изморозью, подернутая тонкой корочкой отчуждённости. Возможно, её кто-то и растопит. Не сейчас, но в свое время.
Сейчас же… сквозь сильнейшее замешательство пробилось понимание - это не она. Не моя Айрель…
Пожалуй, я одернул руку чересчур резко, вызвав тем самым волнение наблюдавшего за процессом графа.
- Что-то не так? – обеспокоенно спросил мужчина.
- Нет, всё хорошо, - вымолвил я, из последних сил стараясь выглядеть спокойным и дружелюбным.
На самом же деле мной вновь завладела паника.
Что это? Переселение душ? Обмен телами? Качественная иллюзия? И… если это не Айрель, то где же моя светлая солнечная девочка?
Голова идет кругом. И нестерпимо хочется попросить стакан воды.
Но я сдержался. Сделал над собой усилие и поднялся с места. Зашел за спинку стула, отметив, как напряглась сидевшая на нём девушка.
- Позвольте, - севшим голосом проговорил я и коснулся висков.
Аура. Чистая, ровная, без единого намека на вмешательство. По крайней мере, насильственного. Память… Даже не представляю, как она должна выглядеть, но структура головного мозга не нарушена. Послал несколько коротких импульсов в разные отделы - отклонений не заметил.
Девушка же коротко вздрогнула и отстранилась. Неприятно.
- Простите… - поспешил извиниться и отпрянул.
- Надеюсь, это всё? – раздраженно кинула графская дочка и глянула чуть укоризненно.
Айрель бы никогда так не посмотрела и огрызнуться бы себе не позволила. Ни на меня, ни на кого другого.
Это не она. Теперь понимание это было чётким, ясным, осознанным.
- Да, пожалуй, всё… - ответил задумчиво, размышляя, что ещё я мог бы сделать.
Трудно было признать, что даже будучи наделённым Даром, сейчас, когда речь шла о моём собственном счастье, я был совершенно бессилен.
Тем временем девушка удалилась, граф же сразу приступил к расспросам.
Выглядел он настороженно. Видимо, настроился на печальный вердикт. Но тут мне пришлось его разочаровать:
- В целом с ней всё хорошо. Аура чистая и следов насильственного вмешательства я не увидел.
- То есть насилия не было? – удивился Ванбургский.
- Нет, - твёрдо ответил я.
Наверное, мне следовало подтвердить предположение графа. Сказать то, чего он ждал, избавив девушку от дальнейших расспросов, а самого графа от чувства ущемлённого достоинства. Так бы всем было проще. Но… соврать я не смог.
Не смог – и все тут!
- А что с памятью?
А вот этот вопрос поставил меня в тупик.
Сказать, что всё в порядке? Но тогда получится, что девушка врёт и нарочно не рассказывает отцу, где пропадала весь этот месяц. Но ведь она никак не может этого помнить! Память закрепляется именно за душой. Так что ни нашего знакомства, ни моего дома, ни всего того, что между нами было, дочь графа помнить не может. Правда вот… где была её собственная душа, пока это тело занимала Айрель? И какая из них находилась в нем на правах гостьи?
- Простите, а вы… не замечали за дочерью никаких странностей? Она ведет себя как прежде?
