Будни темного мага. Ольга Романовская

Оглавление

• ЧАСТЬ 1. Семейная жизнь
• ЧАСТЬ 2. Могильные плиты
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ЧАСТЬ 3. Услуга Белому магистру
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ЧАСТЬ 4. За порогом смерти
• ЧАСТЬ 5. Глоссарий

ЧАСТЬ 1. Семейная жизнь

   Одана

   — Что, страшно? – с усмешкой поинтересовался Лэрзен.

   Рука с кинжалом скользила по моему обнажённому телу, на грани того, чтобы поранить. Сверху вниз, от ложбинки у основания шеи до округлившегося живота: я была на шестом месяце беременности.

   Лежала на кровати и непроизвольно задерживала дыхание, когда, казалось, кинжал должен был разрезать кожу. Совсем не этого я ожидала и, честно говоря, не на шутку испугалась.

   — Одана, неужели ты думаешь, что я способен причинить вред тебе и своему ребёнку?

   Лэрзен пристально взглянул на меня, отведя руку с кинжалом в сторону. Но из пальцев не выпустил – тёмный, что с него взять? Он управляется с кинжалом или ножом лучше любого врача или кухарки – доводилось видеть. К сожалению. Одна из немногих вещей, с которыми я никак не могла свыкнуться, потому что это противно природе. Но Лэрзена не переделаешь, радует лишь то, что он не страдает припадками безумия и не рыскает по окрестностям в поисках жертв для кровавых обрядов.

   Кинжал был ритуальным, искривлённым, предназначенным для жертвоприношений. Он неизменно вызывал во мне трепет, а уж тем более в подобной ситуации. Я, конечно, доверяю мужу, но кто знает, что может взбрести в голову некроманту? Лэрзена, к слову, бесило, когда я называла его некромантом. В его манере, разумеется. Он неизменно усмехался своей нехорошей улыбкой, окидывал меня взглядом тёмного и елейным голосом интересовался, сколько раз он уже меня расчленил. Дело прошлое – во время истории с Наместником я обвиняла его во всех некромантских грехах. Я знала: он не любит некромантию, но не настолько, чтобы при случае ей не заняться.

   Поневоле сожмёшься от страха от прикосновения острия к своей груди. И покроешься гусиной кожей.

   Вот так, ждёшь, готовишься, хочешь сделать ему приятное, — а получаешь такое…Он ведь дождётся, что у меня выкидыш случится, сам же виноват будет.

   Не понимаю, как это может его возбуждать? А ведь явно возбуждало… Что-то раньше я за ним такого не замечала. Или никак от работы отойти не может? Так или иначе, не нравится мне такое разнообразие в супружеской жизни.

   — Убери его, пожалуйста.

   Лэрзен пожал плечами и метнул кинжал в стену. Что с ним дальше случилось, я не видела: муж наконец-то занялся тем, чем и положено, полностью завладел моим вниманием, заставив забыть обо всём на свете. Помнится, пять с половиной лет назад я стеснялась, зажималась, а теперь и в мыслях не было оттолкнуть, даже наоборот.

   Права была мама: постель важна для брака. Сейчас у Лэрзена не было поводов жаловаться, называть меня недотрогой: от супружеского долга я не уклонялась, даже обычно удовольствие получала. Иногда баловала мужа чем-то из секретов мамы. Из тех, что я ни с кем до этого не делала и никому не расскажу. После таких ночей муж был шёлковый, то есть довольный, благодушный и на всё согласный. Особенно на повторение.

   Кажется, он меня любил, хотя ни разу за пять лет брака так и не сказал мне об этом. Единственный намёк был сделан перед самыми родами нашего первенца, Элькасира (имена детям выбирал Лэрзен, я не вмешивалась, понимая, что у магов они особенные), когда у меня уже начались схватки. Муж обещал, что будет рядом и, если потребуется, вытащит из-за Грани и меня, и младенца. Слово сдержал: стоял рядом, помогая повитухе. Его родами не испугаешь, мне кажется, он даже проявлял профессиональный интерес к моим мучениям.

   Напрасно повитуха (тоже из тёмных, кстати, ведьма) над ним посмеивалась: какой там обморок может быть у некроманта? Он ещё и саркастические комментарии делать умудрялся – побыть бы ему на моём месте! Но, спасибо, страх убирал.

   Элькасира первым ему на руки дали, ещё не обмытого. Другой бы побрезговал – этот нет. Что-то сказал сыну и начертил на лбу пальцем знак. Я потом пытала Лэрзена – так и не признался. Думаю, посвящение Тьхери. Со вторым сыном он то же проделал.

   Детей у нас двое, оба мальчики. И будет ещё кто-то.

   Он их хотел. Нет, Элькасир был зачат случайно, зато его брат – вполне осознано. Отлично помню, как через полтора года после родов Лэрзен вкрадчиво поинтересовался: «А ты не хочешь второго?». Пришлось. Зато на третьего ребёнка я решилась сама. Надеюсь, будет девочка.

   Плохо только, что все дети с тёмным знаком, но что поделаешь? И верят не в Светоносного, а в рогатую Тьхери. В храм палкой не загонишь – я пробовала. Ума ни приложу, как их отец смог туда зайти?

   Настоящиё тёмные. Старшего Лэрзен уже учит. Он хвостиком за ним болтается, собирает травы для Стьефа (он всё ещё живёт с нами, хотя муж косо на него смотрит и однозначно намекает, что пора искать свой дом), что-то смешивает, даже с духами разговаривает. Похоже, это нравится ему куда больше, чем мои уроки чтения.

   Прикрыла глаза от удовольствия и приняла супруга. У нас давно этого не было, три недели, пока Лэрзен пребывал в отъезде.

   Судя по желанию, кажется, был верен, хотя я ничего и не требовала. Догадывалась, что он до сих пор общается с Ланит, но спокойно отпускала его в лес. Однажды даже составила ему компанию, видела эту фею – красивая, обольстительная. Я понимаю, такую хочется, с такой любому мужчине приятно. Я по сравнению с ней – бледная немочь, хотя, по словам мужа, стала привлекательнее после родов.

   — Как я понимаю, можно было особо не торопиться, в других местах меня сильнее ждали, – рука мужа легла на живот, поглаживая.

   Ребёнок тут же ответил изменением положения тела, заставив меня вскрикнуть. И ведь до этого вёл себя тихо, не мешал нам, а тут вдруг началось…

   — Что ты хочешь, девчонка, — флегматично прокомментировал Лэрзен. – Радуется мужскому вниманию. В отличие от тебя.

   — Откуда ты знаешь? – я проигнорировала его намёки. Тем более, они беспочвенны. Да, я не могу, как раньше, но вовсе не из-за моего нежелания. И он прекрасно это знает и чувствует.

   Я честно ждала Лэрзена, мне тревожно без него – беременность сказывается. Всё время боюсь, что за время его отсутствия с ребёнком что-то произойдёт, или с ним самим что-то случится – а тут он ещё постоянно меня пугает, повторяя, что тёмные долго не живут и своей смертью не умирают. Прав, конечно, но я не хочу об этом думать. Да и к нам немного лучше относятся, чем к другим тёмным: Лэрзен ведь помог уничтожить волка в овечьей шкуре – Асдеркона под личиной лайонгского Наместника. Кстати, там начальник стражи сменился, даже не знаю, не рук ли мужа дело. Он ведь его ненавидел.

   — Оттуда. Через три месяца проверишь. Ладно, супружеский долг ты частично отдала, теперь можешь накормить, обласкать и письма принести.

   — Нет, Лэрзен, ты серьёзно? – я приподнялась на локте и взглянула на лежащего рядом мужа. – Ты по ауре определил? Он, вернее, она сама тебе сказала? Я ведь знаю, между вами связь…

   Обидно: я мать, ребёнок растёт внутри меня, а общается с ним супруг. И не в одностороннем порядке: будущие Азархи ему отвечали (часто пинками в многострадальный мамин живот) и слушались. Вот и теперь он уже знает, кто там, а я бы только после родов узнала.

   — Несчастье моё, какая тебе разница? Допустим, я это вижу. Ну, легче тебе от этого? – он притянул меня к себе, поцеловал, а потом легонько оттолкнул. — Ужин и кофе, Одана, или ты стала настолько неповоротлива?

   Я промолчала – привыкла к подобным подколкам. Села и начала одеваться. Чувствовала на себе взгляд Лэрзена и улыбалась: недаром купила этот пеньюар в Дажере.

   Заглянув в детскую и убедившись, что двухлетний Самарэн спит, а Элькасир и не думал ложиться (даже не сомневалась), осторожно спустилась вниз, надеясь, что сыну не пришло в голову устроить какую-нибудь шутиху. С него станется! Отец как-то уши надрал за то, что тот бросил под ноги Марте дохлую мышь, и заставил извиниться. Лэрзен ценит нашу кухарку, знает, что другой такой не найти.

   Элькасир объявился через минуту, когда я склонилась к подносу с письмами – одной из немногих вещей, которые Лэрзен разрешал поднимать. Помню, как после свадьбы он вкрадчиво, но абсолютно серьёзно предупредил, что если в моих руках окажется что-то тяжелее фунта, то он сам меня убьёт, чтобы не мучилась.

   — Свою собственную жену и своего собственного ребёнка? – я тогда горько сожалела о величайшей глупости в моей жизни – браке с Лэрзеном Азархом.

   — Одана, если ты будешь таскаться по дому с вёдрами, кастрюлями и стопками белья до макушки, то заработаешь выкидыш. Тебе, как женщине, видней, какими последствиями это грозит. Так что для твоего же блага. Нет, другая бы радовалась, что муж предпочитает, чтобы его жёнушка сидела или лежала, грея пузико на солнышке, а ты… Так с тряпками сроднилась? Отвыкай, у меня слуги есть. Я тебе не позволю. Только на кухне с половником, и то, когда разродишься. Твоя главная и единственная обязанность – муж и дети.

   И вот одна из моих обязанностей явилась с улицы. Чумазая, вся в земле, но довольная. И тут же бросилась ко мне с воплями:

   — Мама, мама, смотри!

   Смотреть я боялась. Элькасир в отца, так что представления о «радости» у нас разные. Но сын так настойчиво требовал внимания, что я решилась взглянуть, что он притащил. И тут же завизжала:

   — Сир, убери немедленно!

   Светоносный, почему, почему у всех дети как дети, а мои… В прочем, я знаю, почему. Вернее, в кого.

   Хоть бы червяка принёс или крысу… Пожалуй, крысу не надо. Так нет же – череп! Не человеческий – и то хорошо.

   На мои крики сбежались все: и полуодетый мокрый муж (он умывался), и Анже, и наскоро утиравшая руки о передник Марта. Наверное, и Самарэн проснулся. Так и есть, уже заплакал. Но я его знаю – через минуту замолчит и попытается выяснить, что произошло. Лэрзеновы дети больше не от страха плачут, а от обиды, досады и гнева. И темноты ни один не боится.

   Девочка в животе заворочалась, заставив вскрикнуть ещё раз, — её активные действия создавали иллюзию, будто ей тоже не терпится взглянуть, почему мама кричит. На самом деле не смешно, она ведь может… То есть я могу… И действительно, больно как! Нет, Светоносный, я не хочу, чтобы малышка родилась сейчас, она же умрёт!

   Мне стало страшно. Выронив письма, схватилась за живот и принялась молиться (единственная в этом доме, за исключением Марты), молиться иным богам, кроме Тьхери.

   Лэрзен обнял меня, сказал что-то вроде: «Всё хорошо».

   Почувствовав руки мужа, ощутила себя в безопасности, безропотно осела ему на колени. И боль сразу утихла, а разум напомнил, что такое нормально, что, когда я носила обоих мальчиков, тоже переживала ложные схватки.

   Перепугала саму себя, накрутила… Если бы рожала, не так бы было. Схватки ведь совсем слабые, прошли за минуту, а моё воображение превратило их в невесть что.

   Вот чем хорош муж-маг – так это тем, что не нужно говорить ему, что чувствуешь, что у тебя болит. Сам узнает и предпримет все необходимые меры. Он и предпринял, одновременно успокаивая и меня, и распинавшуюся дочку. Когда мы обе утихли, меня снова поставили на ноги. Ох, мои ноги…По вечерам они безбожно отекают, но хоть не покрыты сетью синего узора, которым меня пугали. С опухшими ногами Лэрзен меня будет терпеть, а вот с цветными точно бы не стал.

   — А теперь, молодой человек, разберёмся с вами.

   Муж обернулся к притихшему сыну и протянул руку. Тот, потупившись, вручил ему свою находку.

   — Я тебе говорил, не сметь пугать мать, когда она в положении?

   — Говорил.

   — Говорил, носа не совать на кладбище, лес и овраг без меня?

   — Говорил, — с каждым ответом голос Элькасира становился всё тише.

   — Говорил, не сметь выходить за ворота после захода солнца?

   Сын кивнул.

   Бросив череп на пол, Лэрзен влепил Элькасиру затрещину. Сын попытался оправдываться – и получил вторую.

   — Лэрзен, не надо, он же не хотел… — встала я на защиту Сира.

   — Дана, не лезь! Он уже взрослый и в состоянии отвечать за свои поступки. Не бойся, ничего такого я ему не сделаю – сын ведь. Так что иди в столовую, посиди, мы скоро вернёмся. Вот только проведу воспитательную беседу с этим исследователем.

   Муж подошёл к входной двери и кивнул сыну. Тот, понурившись, покорно поплёлся во двор.

   Вернулись они действительно через пару минут. Элькасир уже чистый, но понурый. Извинился передо мной и, пожелав всем спокойной ночи, ушёл в детскую.

   — Ты его бил? – я с тревогой взглянула на мужа, машинально помогая Анже всё разложить и расставить.

   — Нет, но больше он так делать не будет. Ты тоже хороша! Как малолетка из пансиона светлых. Забудь и привыкни, наконец, к крови, костям и прочим издержкам моего ремесла. Женился на свою голову на неженке с этикой жреца Светоносного! Что же ты согласие любить и принимать меня такого, как есть, давала, если работы мужа чураешься? Будь добра, подай бутылку. Тебе не предлагаю – нельзя.

   Лэрзен ел, а мы с Анже подкладывали ему куски. Вернее, подкладывала я – всё-таки мой муж. Анже пусть забирает тарелки. Пожалуй, к ней я иногда испытывала нечто, вроде ревности: тёмная, давно знает Лэрзена, ходит с ним по ночам, когда он её «выгуливает» (Анже – оборотень), жутко привлекательна в мужских глазах. Ну не верю я, что до свадьбы она регулярно не бывала в его постели, а уж подсмотренная как-то сценка навела на мысль, что скоро Анже опять Лэрзена заграбастает. Ему ведь нужно, а мне на последних месяцах и после родов нельзя, не будет он терпеть. А Анже без одежды…

   Видела я, как она перед мужем разгуливала. Нагло, бесстыдно. К чести Лэрзена, он отправил её за одеждой, продемонстрировав кольцо, но вот уже скоро…

   Лучше бы он с Ланит, надеюсь, он будет спать с Ланит. Не в нашем доме. Вот в этом, пожалуй, и таилась разгадка моей неприязни к Анже – я теоретически не против измен мужа, но не под одной крышей со мной. Так, чтобы я не знала.

   Наверное, я напрасно накручиваю себя – беременность делает меня другой, более мнительной. Не соблазняла его Анже, просто только что обернулась. А не стыдно ей потому, что спала с ним до женитьбы.

   Говорю – и сама себе не верю. Не знаю, почему, но я убеждена, что не способна быть для него единственной и самой желанной. И все мои прошлые мужчины лишь подтверждали этот тезис.

   А Анже я завидую – такую же грудь хочу. И тело. И характер.

   Невольно засмотрелась на нашу горничную, за что тут же поплатилась – заработала ехидный комментарий мужа:

   — Смотрю, без меня ты сменила предпочтения. Что ж, одобряю, вкус хороший. Покажешь, чему научилась?

   Я покраснела, пробормотала что-то невразумительное, а Лэрзен, наклонившись, шепнул на ухо:

   — Рад, что без меня в постельке будет тепло, а то ты меня оттуда скоро выгонишь. А, знаешь, я с удовольствием на вас посмотрю. Две ладные девочки – отдохновенье для глаз. Ты у нас в теории сильна, Анже – в практике… И безопасно, Дана, не то, что с мужем, который в третий раз обрюхатил. Женщины, они ведь аккуратные, нежные, с мягкими губами, тонкими пальчиками…

   — Лэрзен, прекрати свои пошлые шуточки! – теперь я была пунцовой. – Ты прекрасно знаешь, что я…

   — Да знаю я, Одана, просто подразнить захотелось. Ты так очаровательно краснеешь. Водички выпей, успокойся, супружескую постель я никому не отдам. Даже тебе, Анже, при всех твоих весомых достоинствах. Свари кофе для меня и жены, ей послабже, и принеси почту.

   Когда горничная вышла, муж с ухмылкой вновь шепнул на ушко, видимо, посчитав, что мой цвет лица недостаточно ярок:

   — А втроём не хочешь?

   — Нет, Лэрзен Азарх!!! – крикнула я во всю мощь лёгких и, не выдержав, встала из-за стола.

   — Тихо, тихо, несчастье моё, я пошутил. Нет, я бы попробовал… Хорошо, без тебя.

   Мерзавец смеялся, явно провоцируя меня. И успешно: я назвала его извращенцем и вышла на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха.

   Лэрзену нравилось дразнить меня, поддевать на «пикантные» темы. Ну как ему объяснить, что мой отец был строгих правил? Да, мать жрица богини Олонис, но и она только одного в жизни любила. Безусловно, я благодарна ей за советы, за то, что во всех подробностях рассказала о том, что могут мужчина и женщина, но я считала это сакральным. А отец приучил к скромности. Да и сама я от природы скованная… Словом, это моё больное место, а этот мерзавец так и норовит задеть за живое.

   Можно подумать, что порядочность – не добродетель.

   — Добродетели, Одана, но если соблюдать меру. А в тебе этого на всех наших детей хватит.

   Я и не слышала, как он подошёл, накинул мне на плечи пальто – на улице сыро.

   И, как обычно, читает мысли. Но я не злюсь, я привыкла.

   — Взрослая девочка, а так бурно реагируешь на пустяки. Неужели ты действительно решила, что я серьёзно?

   Его руки легли на живот, поглаживая. Меня, не ребёнка – движения круговые, словно следы от брошенного камня на воде. Лэрзен прекрасно знает, как это на меня действует.

   — Лэрзен, скажи, а ты пробовал?

   — Что пробовал? С двумя девочками? – его губы щекочут шею. – Нет, мне как-то всегда одной хватало, зачем лишние деньги тратить? Я и без второй неплохо возбуждаюсь. А смотреть… Мне больше делать нравится. А что, идея понравилась?

   — Нет, просто интересно.

   Я уже не сердилась и, обернувшись, поцеловала его.

   — Любопытная моя, пошли кофе пить. А потом ты мне массаж сделаешь и докажешь, что я не просто так изображал в городе пятнадцатилетнего мальчишку, у которого нет денег на девочку.

   Я улыбнулась. Приятно всё же, что муж обошёл стороной публичный дом, честно думал о жене. Только вот мой живот не располагал к бурным наградам, а мне и одного раза хватило.

   За кофе Лэрзен просматривал почту, кидая мне письма, которые нужно передать Стьефу: муж мелочами не занимается. Отнёс их сам, сказал, что на полчаса задержится в кабинете. Я кивнула и, дождавшись его ухода, обговорила с Мартой список дел назавтра. Помогла убрать со стола и поднялась в спальню, предварительно проверив мальчиков – оба спали, даже Элькасир.

   Анже принесла тёплой воды, и я завершила день традиционным вечерним туалетом. Расчесала волосы, заплела в косу, надела ночную рубашку и легла.

   Потом пришёл муж, получил обещанный массаж, плавно перешедший в исполнение супружеского долга. Инициатором был он, а отдуваться пришлось мне. Но не оттолкнёшь же его, вот и довольствовалась монологом: «Лэрзен, я не хочу. Да, я знаю, как это, можешь не объяснять. Делай уже, а то я спать хочу. Мерзавец, ты хочешь, чтобы я всё сама?! Да, удобно. Да… Да… Да! Ну, доволен? Всё, теперь отстань от меня, я устала».

   Довольный Лэрзен, не преминувший прокомментировать мою степень владения предметом, растянулся на спине и заснул, а я, ещё долго пытаясь найти удобную позу – увы, с каждым днём всё сложнее. Лежала и вспоминала, как оказалась неотъемлемой частью дома Азархов.

   Заказчики, которых я как хозяйка встречала в холле, узнав, что я не ведьма, бросали на меня сочувствующие взгляды. Видимо, думали, что Лэрзен силой затащил к себе, запугал или что-то в этом роде. Пару раз со мной даже заводили душеспасительные разговоры о необходимости бегства от исчадья зла – моего мужа, предлагали помощь. Особенно во время беременности – видимо, мой живот вызывал особую волну жалости.

   Но Лэрзен быстро это пресёк, заявив одному из таких доброжелателей:

   — Если жена начнёт нервничать, хотя бы немного, я убью вас. И, заметьте, совершенно бесплатно.

   После этого поток желающих спасти меня иссяк.

   Лэрзен

   В Лайонг меня привело предчувствие. Не, ну и деньги, конечно. Я не собирался никому дарить свои кровные.

   Как обычно через ворота даже не сунулся, воспользовался аркой портала. Но на этот раз решил, что пора с этим кончать и таки прикончить начальника городской стражи. Мысль показалась настолько соблазнительной, что в первом же безлюдном уголке я послал ему проклятие, постаравшись вложить в него все свои «тёплые» чувства.

   На душе сразу повеселело. А от мысли, что досточтимому врагу осталось жить считанные недели, так вообще хорошо стало. Пусть, пусть вычислят, я всё равно не откажу себе в удовольствии видеть его перекошенную смертью рожу.

   Доберусь вечерком до леса, Тёмную печать поставлю, чтобы уж наверняка.

   Конечно, жаль, что я тогда его не распотрошил – покойный Наместник помешал. Кстати, неплохо бы узнать, кто новый.

   И на месте властей я бы себя хоть как-то отблагодарил. А то облагодетельствовали только родственников светлого, Деймана, а я так, падаль… Сейчас опять стража шкуру дырявить начнёт – надоели хуже приворотного зелья! Вот дождутся, устрою тут пиршество вампирам – нервы ведь не железные, могу и сорваться.

   Деньги получил без проблем – мне всегда охотно платят, мечтая поскорее отвязаться. Стража тоже оказалась на редкость миролюбивой, даже подозрительно. А как же массовые зачистки тёмных? Или после лечения жриц я стал таким добропорядочным на вид? Не замечал. Хотя на лице не написано, кто я есть, а рукав рубашки закатывать не собираюсь.

   Промочив горло и пообедав в одном из трактирчиков, слонялся по городу, пытаясь понять, какого демона меня сюда что-то тащило. И так настойчиво намекало, что не отпустит, пока своего не добьётся. Внутреннее чутьё, гоблину его в задницу! Достало до печенок, а ясности никакой. Не опасность, точно знаю, что не опасность, а нечто иное…

   Вспомнил об Одане, решил проведать страдалицу. Не уверен, что обрадуется, но, вроде, мирно расстались.

   В гости набиваться не стану: вторые неприятности за год для девушки – перебор.

   И на пороге-то этого домика, помнившего содержимое моего желудка, предчувствие наконец-то соизволило разродиться чем-то конкретным. Вернее, разродиться должно было не оно, а Одана. Не сейчас, конечно, но тёплые деньки ребёночек ещё застанет. Мой ребёнок, рога Тьхери!

   Тут уж ничего доказывать не нужно, отпираться в отцовстве бесполезно, когда видишь его ауру и чувствуешь, как это нечто к тебе мысленно тянется.

   Не сказал бы, что это меня обрадовало. Скажу прямо: совсем не обрадовало. Я не собирался становиться отцом сопливого нечто, но раньше надо было думать. И головой, а не другим местом. Хотя другими местами было приятнее.

   Таща это беременное чудо на кухню, отодрав от ведра (чему только матери дочек учат, додумалась лестницу мыть!), смирился с мыслью, что это выбор Тьхери.

   И ребёнок-маг. С сильной тёмной аурой. Он и звал – набрался сил в утробе и принялся за поиски блудного папочки.

   А Одана-то смелая девочка, раз родить решила. Её же за такое власти на клочки разорвут. Понимает она это или нет?! Твердит, что сроднилась с ребёнком – материнский инстинкт во всей красе.

   Усадив девчонку на колени, положил руку ей на живот – в конце концов, моё произведение искусства, бесплатное дополнение к ритуалу возврата воспоминаний.

   Внутри родное, моя кровь… И что теперь делать?

   Ребёнок решил за нас, безапелляционно заявив, что требует наличия обоих родителей.

   Да не смоюсь я, не брошу вас.

   И придётся жениться, утешаясь мыслью, что достойно продолжил свой род. Только жить с Оданой будет, ой, как сложно! Послало же проведение на мою голову!

   Всё-таки порядочность наказуема, но против своего кодекса чести не пойду. Ребёнок родится в браке.

   Поставил Одану перед фактом, проигнорировав её возражения (кто бы сомневался, добровольно, за меня — замуж?), всучил деньги и уехал. Нужно дела кое-какие решить, дом подготовить – не в холостяцкую же берлогу её тащить?

   На душе было паршиво – несмотря на весь энтузиазм в голосе, которым я сообщил Одане о скором браке. И, естественно, ноги сами привели меня туда, где есть дратт. Потому как дратт – самое то для человека, которому собака-судьба подсунула супругу и ребёнка.

   Не то, чтобы Одана вызывала рвотный рефлекс – стойкую неприязнь во мне, как всяком нормальном мужчине, рождало слово «брак». Я не был готов, меня вполне устраивал мой образ жизни – и тут… Драконье брюхо, предохранялась бы, мать же учила! А мне теперь отвечать. Все девочки как девочки – покувыркались и разбежались, а эта… Тьхери, за что? Я мало тебя баловал жертвами? Так я исправлюсь.

   Хадаршет, влип по уши. А не жениться не могу. В итоге сижу, пью, поминаю всеми «тёплыми» словами себя и свою безмозглую невесту. Вот зачем, зачем ей мой ребёнок? Не могла родить от кого-то другого? Нет, допустим, мне хоть какая-то выгода: зародыш с силой, мага воспитаю, а ей-то?

   Не так, совсем не так я представлял конец своей холостой жизни. Во-первых, не сейчас, а когда… Да, троллья печёнка, меня всё устраивало, никакой внутренний голос не свербел. Это ведь у женщин – обязательно должна быть семья, грежу только о семье, без семьи я неполноценная. А у меня, наоборот, — всё, что угодно, кроме семьи. Не то чтобы, я ярый противник брака, просто свободой дорожу.

   Радует, что Одана из тех, что мне указывать не станет. Может, и получится что. А не получится – так верну, где взял. Ребёнка себе оставлю, Анже на воспитание отдам, а бывшей жене, так и быть, оплачу потраченные со мной нервы.

   Дратт изменил течение мыслей, заставив взглянуть на ситуацию с другой стороны. Да, женюсь по принуждению, но не на самом худшем варианте. Одана – латентный маг, с кучей нейтральной энергии, то есть у ребёнка будет сильно развитый тёмный дар. Кто сказал, что какая-нибудь ведьма родила бы мне такого же? Сомневаюсь, недаром же Асдеркон так хотел её получить. Не для деторождения, разумеется, а для опустошения магических резервов.

   Друг друга мы знаем – что я тёмный, Одана в курсе, сюрпризом не станет. Притерпелась уже, пообвыкла, да и я к ней тоже. Умненькая, уже не маленькая девочка, опыт кое-какой есть. И нравится. Чем – Тьхери разберёт!

   Ну да, самую главную причину даже самому себе озвучить не хочешь. Как же, стал бы ты так хлопотать, если бы какая-то другая девчонка от тебя залетела. Пусть и с даром. Забрал бы ребёнка – и дело с концом, хотя отец и учил, что за поступки нужно отвечать. А ты женишься. И все мысли: «Не понравится – брошу» — для отвода глаз. Знаешь же, пёс шелудивый, что никуда не денешься, присосалась к тебе библиотекарша, как пиявка.

   Вот только с одним аспектом брака, похоже, будут проблемы. Нет, решаемые, потому как дело не безнадёжно, только пока доведёшь её до дела… Смешно, право, с такой матерью – и так себя вести! Надо будет приучать, а то свихнусь, сама виновата будет, если в город к девочкам ездить стану. Так что, дорогая, придётся доказывать, что мне гораздо приятнее дома, чем в чужих руках.

   Затуманенный драттом разум примирился с изменением статуса. Всё равно, семья, дети – это когда-то надо, хотя бы для того, чтобы род не вымер, а светлые не злорадствовали, беспрепятственно размножаясь. Не мальчик, переживёшь некоторые неудобства, зато приведёшь ещё одного или одну под знамёна Тьхери.

   Единственное, что плохо в наличие семьи – уязвимость. По ней бьют в первую очередь. Но как-нибудь сумею защитить. Надеюсь. Отец не смог…

   Через две недели, как и обещал, вернулся в Лайонг.

   Артен пообещал моей невесте отрез соанского шёлка на платье, пришлет с первым же караваном. Так что с этим уладили, оставалась самая малость – договориться со жрецами Светоносного. Нет, конечно, я мог провести обряд по нашим законам, потом просто подсунув чиновнику монетку за запись в Книге наместничества, но Одана не тёмная, небось, с детства о другой свадьбе мечтала. Не стану её мечты портить, хотя будет тяжело. Но полчаса ради супруги и ребёнка вытерплю, заодно, на перекошенные рожи жрецов полюбуюсь. И им развлечение – не каждый день тёмный маг припирается, смиренно стоит, слушает.

   Соврать, что ли, что я веру решил сменить? А то ведь властям заложат, и рожать Одана будет в гордом одиночестве. Если доживёт. А так любовь у меня, заставила отречься грязной сущности, перейти в лоно пресветлого бога, позабыв рогатую… Прости, Тьхери, с языка сорвалось.

   Так и поступим.

   Проведал Одану, убедился, что деньги пошли на благое дело в виде улучшения здоровья и быта. Она ещё раз спросила, не пошутил ли я, я ещё раз ответил, что и не думал, и на всякий случай забрал у неё документы.

   Что-то не похожа она на радостную невесту, боится. Пришлось заверить, что особых неудобств не причиню, зато зарабатываю много – какая ни какая, а польза.

   — Так что не придётся тебе пыль глотать.

   — Значит, мы уедем из Лайонга?

   Не хочет. Думает о доме, какой-то подруге, знакомых, что ей у меня будет тоскливо и одиноко. И рожать там боится.

   — Одана, ты сама понимаешь, что тебе здесь нельзя. О ребёнке подумай, — напираю на материнские чувства.

   Она покорно кивает, но просит не продавать дом. А в голове объяснение – чтобы было, куда вернуться.

   — Одана, не всё так плохо будет, бежать не потребуется. Я, хоть людей потрошу и трупами общаюсь, обещаю хорошо обращаться со своей женой и не бить её чаще одного раза в день.

   Рассмеялась, потеплела, захлопотала вокруг меня, вспомнив, что голодный и с дороги. Вот она, прелесть наличия…хм, пока ещё не жены, но невесты – экономия денег и польза для желудка. Готовит, кстати, хорошо, не то, что в трактире. Но я непривередливый, ем почти всё.

   Поев, усадил её себе на колени, расспросил, чем без меня занималась (просто, чтобы не молчать).

   Животик чуть-чуть подрос, такой мягкий, округлый… Всё, приехали, папочка и муж во всей красе! А кто две недели назад орал о свободе, о том, что не нагулялся? Судя по мыслям, Лэрзен Азарх, кольцо вам на палец давно надели.

   Задрал подол платья, чтобы посмотреть на вместилище своего наследника – мальчик там, теперь чувствуется. Ей не скажу – пусть гадает, а мне необидно: жениться ради мальчонки не зазорно.

   Одана не сопротивлялась, даже заулыбалась – ей приятно такое внимание. И не стесняется. Хотя, чего стесняться? Ну да, зная Одану, она нашла бы повод.

   Живот у неё совсем не такой, какой по моим представлениям должен быть. Линия плавная, будто изгиб арбалета, идёт как продолжение одной дуги верхней половины тела. И вовсе на шар не похоже.

   Зная, как им обоим нравится ласка, долго, обстоятельно гладил живот, потом спустил с колен и огорошил новостью, что до свадьбы поживу здесь.

   — Но у меня всего одна комната…

   — Мне вполне хватит. Постель широкая?

   — Не очень. Но вы же не собираетесь…?

   Тьхери, дай мне терпения! Вот в кого она такая уродилась? Как вообще забеременеть умудрилась? Хотя как, она знает, видимо, это со мной у неё так. И чем я такой особенный, что мне такое счастье привалило, как возврат Оданы в девичество?

   — Нет, собираюсь. И говори мне «ты» — будущий муж, как-никак.

   — Лэрзен, нам нельзя. Я только поэтому. Просто в одной постели вам будет тяжело воздерживаться.

   — Ладно, — сделал вид, что сдаюсь. – Просто буду лежать рядом, терпеть и мучиться. Или ты меня в бордель отпускаешь? Хорошо, так даже лучше – до свадьбы буду с девочками развлекаться, а ты по ночам одна спать. Потом по-быстрому проведём первую брачную ночь – и ты на полгода свободна.

   Промолчала, принялась мыть посуду – а в голове мысли роятся.

   Что ж, буду тебя к разврату склонять. Уверен, сын не станет возражать, если его мамочка немного пошалит, а вот мои походы к непроверенным девочкам для него могут обернуться плачевно. Нет, в Дажере я хороших знаю, а тут… Не после всякой можно к беременной лезть.

   Посмотрел на Одану. Хм, а беременной она мне больше нравится. Привлекательнее, соблазнительнее.

   Остаться мне разрешили, в постель тоже пустили. И тут же заставили делать кучу разных вещей, вроде массажа ног.

   Нет, беременные – особые существа, нормальными их назвать сложно. Честно, успел пожалеть, что перебрался к ней под крышу. Удовольствия никакого – вечное «не хочу, я устала», а вот забот… Эта хитрюга ещё не жена, а запрячь успела. И ведь сам, дурень, свою помощь предложил.

   А тут ещё вечные перемены настроения, странные желания…Пару раз хотелось послать эту девицу на все четыре стороны. Сегодня не сдержался – не каменный.

   Одана заявила, что не желает выходить за меня. Я вспылил, заявил что-то, вроде: «Выбирай: либо я, либо костёр», хлопнул дверью и направился к храму. По дороге, правда, понял, что перегнул палку, зато без проблем пересёк порог чужого враждебного мира – храма Светоносного. Там мне стало не по себе – будто стены и потолок давили, хотели пришлёпнуть меня. Ха, бог светлых, не дождёшься! Ты дашь мне своё благословение.

   У жреца был нюх – сразу понял, что я не прихожанин. Скривился и рявкнул: «Прочь, тьхерино отродье!».

   Да с радостью, мне в этом местечке паршиво, только вот Одана…

   Стараясь не смотреть на косившихся молящихся, не вдыхать одуряющий запах, не обращать внимание на окутавший меня кокон божественной ненависти, быстрым шагом подошёл к этому надутому петуху в белом и заявил, что желаю вступить в брак по законам Светоносного.

   У жреца отпала челюсть. О, оно того стоило! Какое удовольствие – видеть этого жреца с открытым ртом и выпученными глазами. Уставился на меня, как изголодавшийся по общению молодой дракон на самку. При условии того, что других на сто миль не видно, а жуть, как хочется. Ещё бы цвет глаз поменял, крылья распушил, а в рот подарок засунул – и всё, брачные игры во всей красе. Радует, что я не эта злополучная дракониха, а то бы тяжело пришлось.

   Впрочем, дракон симпатичней. Даже буйно помешанный. Не будем обижать хвостатых.

   Жрец отмер, опять начал орать. Я старался не слушать, не вникать, кого и с кем он скрещивал. Ему же лучше, а то самого скрещу с червяками. Но раздражение всё равно копилось, нарастало, как снежный ком.

   По грани ходишь, жрец, я тебе не шавка – рот-то заткну. И заткнул. В прямом смысле этого слова: оратор захлебнулся одной из своих тирад.

   — Уважаемый, — растягивая слова, чтобы побороть злость, обратился к нему я, — я с уважением отношусь к твоему богу. Помнится, он ни в какой книжке не написал, устных указаний лично вам тоже не давал, что меня на порог пускать нельзя. Он ведь всех принимает, не так ли? Так что засунь возражения в свой толстый зад, а то украсишь храм кишками. Я-то подумывал веру сменить, но, если мне не рады, оправдаю твои ожидания. Сколько трупов хочешь? Твой последний будет, всю гамму ощущений испытаешь.

   Усмехнулся и обвёл взглядом притихших прихожан. Они очень медленно, по стеночке, тянулись к выходу. А потом бегом за стражей, да? Даже интересно, за сколько управитесь. Спорим, магия быстрее.

   — Светоносный, защити нас от зла! – пискнула одна толстуха. – Покарай нечестивца!

   Дальше продолжать не стала, встретившись со мной глазами. Затряслась и бухнулась на колени, молясь любимому божку.

   На всякий случай сотворив невидимую стену перед дверьми – мне арбалетный болт в спине не нужен, обернулся к жрецу и спокойно поинтересовался:

   — Надеюсь, мы придём к соглашению. Всего лишь брак по полному имперскому обряду. Моя невеста не тёмная, телом и душой верна Светоносному. Она так пламенно о нём рассказывала, что я решил познакомиться с ним ближе. За обряд и запись заплачу двое больше стандартной суммы. Ты ещё на благовония получишь. Ну, как?

   Естественно, вернув жрецу дар речи, я услышал в ответ бурные возражения. Цензурными были только междометия. Но, в конце концов, мы сговорились. Не без помощи Светоносного. Жрец заявил, что не станет нас женить без разрешения бога. Оное можно было получить, коснувшись алтаря.

   Было страшно. Боги, они реальны, а светлые тёмных на дух не переносят, что бы я тут ни плёл. Светоносный мог запросто меня убить, особенно, в случае осквернения алтаря. Так что жрец не зря злорадно улыбался.

   Касаться блестящего камня не хотелось. Как говорится в народе: я не трус, но я боюсь. Потому что с мозгами.

   Стоит ли собственная шкура брюхатой библиотекарши? Её, шкуру то есть, я люблю, склонности к самопожертвованию и самоубийству за собой не замечал, но зачем-то подхожу и тянусь пальцами к жертвеннику.

   Жрец требует, чтобы положил ладонь. Хорошо, хоть моего страха не чувствует.

   Тьхери, Тьхери, помоги мне, уболтай этого светлого ханжу.

   Ладонь обожгло. Я сжал зубы, но не издал ни звука. Ничего, потерплю.

   Яйца дракона, до кости прожжёт! И всё из-за этой клуши…

   От боли прокусил щеку. Но других проявлений слабости жрец от меня не дождётся.

   Ладно, светлый бог, зайдём с другого бока. Я твой храм не оскверняю, а всего лишь хочу, чтобы у твоей верноподданной, не раз услаждавшей твой слух молитвами, была нормальная свадьба. Что, не заслужила она? Согласен, для тебя я тёмная мразь, но она-то нет! Чтобы она – и поверила в Тьхери? Да скорей небо на голову рухнет, а я верным слугой Белого магистра стану. Ради неё. Я больше носа в твою обитель не суну. Опять же, полезное дело сделаю – ребёнка без отца не оставлю. И, раз уж на то пошло, зачти мне Наместника.

   Рука горела. Хорошо, что не буквально. Камень раскалился и светил не хуже луны – естественная реакция на присутствие тёмного в святилище. И это только предупреждение. Представляю себе, каково мне будет, когда бог начнёт действовать. Это не Олонис, Светоносный позаботится о том, чтобы от меня ничего, кроме пепла, не осталось. Он может.

   Я терпел. Челюсти сводило, но руку не убирал.

   Интересно, за сколько регенерирует? И регенерирует ли.

   А жрец всё ждал, пока я сдохну. В мысли его заглянуть не мог, – блок, паршивец, поставил! – зато читал по лицу.

   Наконец камень остыл. Приятная прохлада уняла боль.

   Можно выдохнуть – мне разрешили.

   На слово бог, безусловно, не поверил, но, видимо, покопавшись в моей голове, пришёл к выводу, что один раз можно и позволить помозолить свои очи.

   Рожа жреца перекосилась в улыбке. Не улыбаться не мог: раз хозяин дал добро, со мной нужно вести себя, как с прочими будущими молодожёнами, то есть поздравлять, а не проклинать. Он отвёл меня в какую-то комнату, усадил в кресло и, расположившись по другую сторону стола, поинтересовался, на какую дату я желаю назначить церемонию.

   Разглядывая распухшую покрасневшую кровоточащую ладонь, потерявшую чувствительность, прикинул, за сколько дойдёт караван и сошьётся платье, и назвал первое июля. Медлить не стоит, а то Одана ходить не в состоянии будет, а мне её ещё домой везти. Разумеется, использую портал, но ведь не от порога до порога. И опасно это – не знаю, как она на магию отреагирует.

   Жрец задумчиво кивнул, раскрыл толстую амбарную книгу, пролистал и уткнулся взглядом в какую-то строчку. Сделав внушительную паузу, он милостиво разрешил мне придти в этот день «вечером, когда не будет народа», всем своим видом показывая, что делает великое одолжение. А я проглотил: не моя территория, придётся смолчать. И невеста у меня беременная, о ней подумать надо. А то прибьют – и что с ней станет?

   Записав имена, жрец велел явиться к шести часам вечера первого июля, захватив необходимые документы.

   — Надеюсь, они у вас есть?

   Да есть, подавись, жирная свинья! Нацепил жреческий балахон и возомнил себя пупом всех миров. Ничего, если встречу тебя после свадьбы, не посмотрю на твой статус. Будешь задаваться – на место поставлю.

   Если б ты только знал, насколько меня бесишь, и как велико желание сделать тебе какую-то гадость! Благодари судьбу, что мы разговариваем в храме, и что твои услуги мне нужны.

   После храма отправился не как добропорядочный жених к невесте – всю жизнь на неё смотреть, успеется, — а совсем в другую сторону.

   Выбесил меня этот жрец, так выбесил, что злость нужно куда-то деть. А как? Правильно, путём причинения тяжких увечий или женской ласки. Одана, даже будь покладистой и не поссорься со мной, для этих целей не подошла бы – скажем так, я не собирался быть милым.

   Лайонг я знал хорошо, хорошо представлял, где найти обе составляющие возвращения благостного настроения. Они, кстати, нашли меня первыми. Один неумный человек решил поиграть ножичком у моего горла, а я таких шуток не понимаю. Особенно сейчас. В общем, не повезло. Ему.

   С удовольствием проследил взглядом, как он съехал вниз по стене.

   Глазёнки хлопают, того и гляди, криком разразится.

   Магия приятно щекотала пальцы.

   Помочь, что ли страже? Кому этот урод нужен?

   Вот не нужно было бросать в меня нож, недомерок. Последние мозги пропил!

   Легко изменив траекторию полёта оружия, вернул его владельцу и добавил от себя.

   Вид крови пьянил и вызывал желание выпустить её всю, без остатка. Но я сдержался, хотя руки тянулись.

   Выглядело всё естественно, никому и в голову не придёт, что его не в пьяной драке прирезали.

   На душе как-то стразу полегчало, злость ушла.

   Подошёл, наклонился, вытащил нож, обтёр от крови и убрал на место. Карманы обыскивать не стал: у меня денег хватает, стану я ради дюжины серебряных монет рисковать?

   Колоритная картина «маг, вертящийся возле убитого им грабителя на глазах стражи» в мои планы не входила, и, оглядевшись по сторонам, я предпочёл покинуть безлюдную улочку. Надеюсь, безлюдную. На всякий случай проверил – нет, никто видеть не мог, хотя тело обнаружат буквально через пару минут.

   Дожили – открыто грабят по вечерам, не дождавшись ночи! Совсем стыд потеряли. Это же не карманный воришка. Значит, либо совсем с наличностью фигово, либо надышался травки.

   Запал остыл, а всё равно было как-то не по себе. И рука ныла, портя настроение. Заживает, конечно, но медленно, зараза! Обычно такие вещи через полчаса проходят.

   Догадываюсь, что беременным изменять нежелательно, потому как всякую гадость притащить могу, но кому её притащишь, если тебе вечно не дают?

   Словом, вернулся к невесте поздно, когда садилось солнце, сытый, немного пьяный и благодушный. И без следов ожога – успело затянуться.

   Совесть начала пинаться не хуже сына, когда увидел Одану на ступеньках крыльца. Кутаясь в плед, сидя то ли на покрывале, то ли ещё на чём, она всматривалась в переулок. Заметила меня, встала на колени, сложила покрывало и выпрямилась, придерживаясь за дверной косяк: нагибаться уже тяжело.

   — В дом иди. Это что ещё за посиделки?

   — Я боялась.

   — Чего? Что меня убьют? Порадовалась бы, что сдох, — и дело с концом.

   Я затолкнул её в узкую прихожую и закрыл дверь – нечего соседям наши разговоры подслушивать.

   — Сколько сидишь? Продрогла, небось?

   — Нет, на улице тепло. Я думала, вы совсем ушли.

   — Ага, как же! И не надейся. О свадьбе договорился: будет, как положено. Если есть подруги, можешь взять.

   Она кивнула, прошла на кухню, загремела посудой. Пришлось пресечь её возьню, сказав, что не голоден.

   Свадьба… Что-то она никого из нас не радует. Не похожи мы на счастливую влюблённую парочку. Невеста до сих пор на «вы» называет. О страстных ночах и речи нет. Даже возможность потратить деньги на всякие безделушки её не привлекает. Хотя переживает, волнуется, готовит для меня то, что сама не любит.

   А я… Тоже не образец для подражания.

   — Вы… Лэрзен, пожалуйста, лягте сегодня на кухне.

   — Это ещё почему?

   — Меня от запаха духов тошнит, — смущённо пробормотала она. – Они очень приторные и стойкие, водой не смоются.

   Нет, нормально? Учуять, что женишок таскался по девочкам, — и всего-то жаловаться на запах.

   — Ничего, смою. Значит, это всё, что не устраивает? Отлично. На кухне ночевать не буду, найду другое место. Наутро обещаю ничем не пахнуть.

   — Если вы хотите, я не могу запретить. Вы же женитесь из-за ребёнка…

   И разрыдалась.

   Пришлось успокаивать, предварительно смыв с себя чужой запах.

   А она отталкивала, продолжая твердить, что не держит меня. Затихла только у меня на коленях, уткнувшись в грудь лицом. Обняла, прижалась, как могла.

   И не обвиняла же, даже мысленно, а всё равно чувствовал себя виноватым. В общем, это был первый и последний мой поход к девочкам до свадьбы.

   Платье из подарка Артена вышло – загляденье. Одана в нём преобразилась, походила на знатную даму, только живот всё портил. Как высоко талию ни делай, беременность не спрячешь. Зато грудь выросла, так заманчиво колыхалась при ходьбе. Мне нравилось её трогать. Я бы с удовольствием делал это чаще и не останавливался на достигнутом, но мои желания и желания невесты кардинально не совпадали. Дальше поцелуев и ласк ни-ни. За ребёнка боялась, что я ему наврежу.

   Обручальные кольца заказал я, а потом наложил на колечко Оданы магическое охранное плетение, связав его со своим кольцом. Она человек, слабый человек, её защищать надо.

   Получилось красиво и неброско: я не стал тратиться на россыпь бриллиантов. У меня просто сплав золота с серебром с традиционным брачным знаком Империи, у Оданы – золотое, с тремя камушками. Их подбирал ювелир, я не вникал, — красиво, и ладно.

   Наряжаться Одане помогала подружка, она же нашла портниху, которая и сшила платье. Его я до свадьбы видел лишь мельком – по недосмотру девиц, которые свято верили, что, пряча наряд, сохраняют счастье в семье. Ну да, конечно, увижу платье, решу, что уродское – и кранты браку.

   Глаз с удовольствием скользил по невесте, ставшей более округлой и аппетитной. Волосы она распустила, вплела в них какие-то ленточки, прицепила шляпку с плотной вуалью – в общем, старалась соблюсти все формальности. Не хватало только её отца, который бы стоял рядом и читал мне напутствия.

   Естественно, до храма Одана не шла пешком – пригодилась лошадь. Я таки умудрился протащить её в город.

   Гостей на свадьбе не намечалось – так, её родственники, если доберутся, и Стьеф, чтобы дверь храма отворить. Шумной пирушки тоже не предвиделось. А у меня и мальчишника не было… Что за жизнь! Посиделки в кабаке со Стьефом и глазение на полуголую писклявую певичку не считаются.

   В качестве свидетельницы и подружки невесты болталась эта Кларетта. Та, которая Одану наряжала. Я ей, к слову, не нравился, хотя невеста и не ляпнула про мою сущность.

   У порога храма Одана забеспокоилась, с тревогой посмотрела на меня:

   — Лэрзен, а ты сможешь? Это же храм Светоносного.

   Понимает, что со мной там может быть.

   Всё верно, Одана, это одно единственное место, где я чувствую себя неуютно, где признаю светлую силу. Но четверть часа выдержу.

   — Руку давай, — вместо ответа произнёс я.

   Ощущения были схожи с прошлым разом. Дискомфорт на грани физической боли, осознание своей чужеродности, желание немедленно уйти. Но я шёл. Смотрел прямо перед собой и шёл к фальшиво улыбающемуся жрецу, храня внешнее спокойствие.

   В первый и последний раз вступаю в этот храм: в нём слишком много светлой энергии. Она душит, выдавливает меня.

   Придерживая Одану за талию, помог подняться на специальную приступочку перед статуей бога, подождал, пока она коснётся его, помолится, и спустил обратно. По обряду вслед за ней подняться должен я, но Светоносный – не мой бог.

   Настроение несколько улучшается при виде кулонов Олонис в руках помощника жреца. С этой богиней мы ладим, она пускает к себе абсолютно всех.

   Не пропали даром мои денежки, нам ещё благословение из Медира передают. Или это Канара?

   — Одана, ты писала Канаре, что выходишь замуж? – шёпотом интересуюсь, пока Кларетта расправляет подол платья невесты.

   Одана кивает и призывает к тишине: жрец уже начал церемонию. И не один – из внутреннего помещения вышла Канара, приветливо улыбнувшись нам обоим. Хоть кто-то на меня косо не смотрит.

   Особенно долго жрец выспрашивал, добровольно ли решение невесты, будто открыто обвинял меня в принуждении, но потом наконец соизволил окропить святой водой и, положив руку на склонённые головы, объявил мужем и женой по законам Империи. Надел кольца, важно передал подарки от Олонис, которые нам надлежало водрузить друг другу на шею, сделал запись в книге регистрации браков и через пару минут, показавшихся мне вечностью, выдал брачное свидетельство. Теперь оставалось только заверить эту бумажку у властей – сущая формальность. Отказать мне не имели права.

   Выйдя на улицу, я расстегнул воротник и долго не мог отдышаться. Стоял, прислонившись к стене, пугая частым шумным дыханием новоявленную супругу. Сказал, что просто душно стало – в храме и впрямь не продохнуть, Одана тоже дурноту почувствовала. А самого изнутри трясло.

   Отпраздновали создание новой семьи в ресторане, куда таки пришла пара знакомых новобрачной, и отправились домой к жене, увезя с собой подарки и пожелания счастья.

   Кстати, из Медира приехали родственники Оданы – её кузен Лушар с семейством. Они опоздали на церемонию в храме, но к снятию вуали с супруги и первому поцелую успели. Бросали нам под ноги лепестки тюльпанов.

   Канара проводила нас до порога и передала благословение своей богини.

   Наконец она ушла, попросив перед отъездом зайти к ней в гостиницу.

   Одана заперлась в ванной, откуда вышла в новой ночной рубашке. Расчесала волосы, откинула одеяло с кровати, кокетливо приподняла подол и вопросительно посмотрела на меня:

   — Лэрзен, ты же хотел. Канара сказала, что это не навредит ребёнку, если ты будешь осторожен.

   Вот лучше бы она этого не говорила! Всё удовольствие испортила.

   Когда дошло до дела, я не знал, как к нему подойти. Вот она, беременная жена с большим животом, целует, ластится, хоть и робко, ждёт — а вот как с ней?

   Живот мешает нам обоим, ей вечно неудобно, тяжело. Сделать больно боишься… Хотел, называется! Сама бы, что ли? Только Одана сверху не хочет.

   Наконец мы кое-как устроились. И так же кое-как супружеский долг исполнили. Ладно, первый раз всегда не получается, потом сумеем приспособиться. Надеюсь.

   Вот так и началась пять с половиной лет назад моя семейная жизнь. Не такая уж кошмарная, как мне представлялась. И животик нам потом совсем не мешал, а Одана не была холодна и охотно всё делала во всех позах. Так что не прошли мои мучения даром.

   А теперь пора будить эту соню, пусть завтрак мне приготовит.

ЧАСТЬ 2. Могильные плиты

ГЛАВА 1

   Лэрзен

   — Одана, убери оттуда свои цветы. Мне плевать, где ты их посадишь, только подальше от моих растений. Даже не знаю, кто из вас хуже: ты или кролики?

   Жена обиженно посмотрела на меня, но промолчала. Мысленно же обозвала бесчувственной скотиной.

   Неужели ума не хватает сажать своё разнотравье подальше от моих лекарственных трав? Ладно, если только лекарственных – у меня в саду растительных ядов полно. Детям-то нестрашно, я им сызмальства вбил в голову, что трогать можно, а с чем – на тот свет, либо в виде духа ко мне на поклон. Да и сами уже понимают, поимённо все мои травки знают, а Одана… Для неё ж что ромашка, что цикута – красиво, сорвать хочу. И ведь сорвёт, глупая женщина, а мне потом бороться с последствиями её глупости. Кстати, пора бы посмотреть, как там моя любимая ядовитая прелесть. Лучший друг отравителя, между прочим.

   Вытянув ноги перед камином, я развалился в любимом кресле.

   Тёмный маг в тапочках – редкое зрелище, но бывает. Мне тоже уют нравится.

   Детей нет – Анже увела их гулять, никто не мешает предаваться раздумьям после сытного обеда.

   Лениво взглянул в зеркало, которое с готовностью отразило всё, что произошло за прошедшие двое суток, что меня не было дома. Хм, посетитель. По наружности – дворянин. И что ж ему было нужно?

   — Стьеф! Стьеф, какого демона приходил этот белобрысый?

   — Ему нужен был ты, — вместо ученика, который наглым образом устроился под крышей моего дома (спасибо жёнушке, которая вечно за него заступалась), ответила Одана.

   Она так и стояла в дверях с пустым подносом в руках.

   — И? – я прикрыл глаза, позволив себе пару минут слабости. Врагов в доме нет, к любому из его обитателей могу повернуться спиной – нож под лопатку не загонят. Только такой дом нам и можно иметь, иначе лучше всегда одному. Сейчас, впрочем, поспокойнее стало: официальные гонения прекратились, но кто сказал, что это не затишье перед бурей? Всего один указ, о котором я и не узнаю, — и всё, поменялся местами со своими жертвами.

   — Я не расспрашивала. Лэрзен, ты же знаешь, я никогда не вмешиваюсь в твои дела…

   Понятно, никакого толку. Как всегда. Нет, чтоб расспросить человека! Между прочим, на то, чего она чурается, мы живём. И неплохо живём, гораздо лучше многих в округе.

   Стьеф, однако, знал не намного больше. Назвал день и час визита, описал незнакомца, сообщил, что тот сильно нервничал. Они все нервничают, переступая порог моего дома, я привык.

   Чужой страх – это так приятно. Да, взрослый маг, да, отец семейства, но волны чужой тревоги, боязни меня всё ещё ласкают сердце. Тщеславие. Или осознание собственной значимости и их ничтожности.

   Так ведь оно и есть – навозные крысы все мои заказчики, людишки, чья жизнь целиком и полностью в моих руках. Оборвать её ничего не стоит, дешёвые амулетики не спасут, хотел бы, регулярно бы развлекался, но я предпочитаю страх. Он ведь и оберегает: никто не посягнёт на мою территорию. Даже лендлорд. Был я у него в прошлом году вместе с женой на одном приёме – пригласил, потрудился персональное приглашение послать.

   Замок по-прежнему нашпигован кучей светлой магии и глушилками, а у лендлорда поджилки трясутся. Держит лицо – а сам лихорадочно глазами какого-то светлого ищет. Он, наверное, с ним и спит – вдруг этому тёмному, то есть мне, взбредёт в голову пришить его во сне? Хорошо выучил урок своего предшественника, о претензиях даже не заикается.

   Приём мне понравился. Нет, не светскими развлечениями, это для Оданы, чтобы совсем не закисла в глуши, хотя я два раза в год на пару недель оставляю её в Лайонге. Ну, и спокойно предаюсь радостям прежней холостяцкой жизни в других городах, пока моя благоверная гоняет чаи с подругами и полагает, будто я дома с детьми сижу. Вот всю жизнь мечтал, у нас с Артеном совсем другие планы.

   Так вот, приёмчик я запомнил по одной единственной причине – было на нём несколько людей, которым был нужен я. Нет, открыто они этого не показывали, просто думали, с опаской взирая на такого грозного меня, пугающего улыбкой лендлорда (да, мне нравится его травить, не всё же меня-то), зато потом, под покровом темноты осмелились подойти и переговорить. В итоге – ряд хорошо оплачиваемых заказов. Их этическая сторона меня волновала мало.

   Одана, разумеется, не знала, а то бы не выражала соболезнования одному барону (его троюродный брат, к слову, постоянный мой заказчик, только по всяким мелочам), а поволокла каяться властям. И меня заодно, как главного злыдня округи.

   Дело у моего недавнего посетителя тоже оказалось личное, то есть вне компетенции Стьефа. Значит, не приворотное зелье и прочая байда, которую мой ученичек без проблем сварит, разольёт по бутылочкам и с улыбкой продаст. Может быть, яд или проклятие? Если первое, пошлю отравителя к Белому магистру и сбагрю Стьефу: по его части. Если второе, то поговорим.

   Значит, завтра с утра заедет. Что ж, надеюсь, не отнимет у меня зря время.

   Наверное, у моих клиентов вошло в моду заявляться, когда я пью кофе. Ничего, пусть подождёт, давиться не стану.

   Я с невозмутимым видом допивал напиток, пока аристократ исподтишка (открыто боялся) буравил меня взглядом. Потом, правда, нашёл другой предмет для изучения – мою жену и детей. Нерешительно улыбнулся, глядя на то, как Одана утирает подбородок Орфе, нашей младшей, пока ещё неразумной дочурке. Та вечно не могла поесть нормально – крутилась, вертелась и, как следствие, измазывалась в еде. А всё из-за банального любопытства – ей хотелось заглянуть, что же мы пьём и едим. Чувствую, оберу проблем на свою голову, когда подрастёт.

   — Я и не знал, что у магов бывают дети.

   — Бывают, — ответил я и велел Анже провести его к кабинету. Пусть постоит у двери, а не старается запомнить черты моих близких.

   Мне не понравился ход его мыслей. Пусть только заикнётся, пусть только попробует надавить, намекнуть – сотру в порошок. И не фигурально – с удовольствием пополню свою коллекцию его сушёными костями.

   Да, семья – наша слабость, но пользоваться ею – нажить себе кровного врага. Себе и своей семье, потому что я отплачу тем же. Детей не трону, а вот всех остальных…

   Впрочем, пока у меня не было оснований для мести. Так, пара размышлений аристократа на тему семьи и тёмных. Человеческие предрассудки и бессознательно вбитый многими поколениями поиск наших болевых мест.

   Дочка моя, к слову, ему понравилась – видимо, даже тёмные дети в определённом возрасте вызывают умиление. Не спорю, удалась.

   Отворив дверь и кивком пригласив войти в кабинет, я привычно расположился в любимом кресле, так же привычно констатировав стандартную гамму эмоций посетителя. Но я не приверженец театральных эффектов, ради таких, как он, не стану разбрасывать по углам человеческие конечности.

   Гость нерешительно опустился на стул и изложил суть просьбы. Смотрел под ноги, всё больше съёживаясь под моим взглядом. От бравады в столовой не осталось и следа.

   Некромантия. Я брезгливо поморщился. Не испытываю любви к копанию с трупами, предпочитаю живых, но посмотрим, сколько мне за это предложат.

   — Дальше, я вас внимательно слушаю. И без общих фраз. Что, когда, зачем? Не желаете быть откровенны – я вас не держу.

   — Понимаете, сеньор Лэрзен, это чрезвычайно деликатное дело, мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь узнал…

   Бедняга сейчас пятнами пойдёт. Хорошо, не трупными. А они неплохо бы смотрелись на фоне его внезапной бледности. Видимо, только сейчас осознал, что задумал и с кем разговаривает. Правильно, амулет под рубашкой нащупай – без него же в мертвяка превратишься.

   Что за народ, их послушать – так я сам себя боюсь.

   — Я не ем мертвечину и вам не советую.

   — Что?! – аристократ вздрогнул, вскочил и испуганно покосился на меня.

   В ответ я усмехнулся – всего-то прокомментировал его мысли, навеянные народным творчеством о страшных и ужасных некромантах. Не спорю, бывают и такие, только они, как я, не живут, всё больше по норам и склепам, подальше от людских глаз.

   — Сядьте. Раз уж пришли, то поздно сбегать. Итак, чей труп и с какой целью вас интересует? Оплата – в зависимости от сложности, но заранее предупреждаю, что дёшево вы не отделаетесь.

   — Понимаю, — обречённо кивнул белобрысый, сел на место и наконец-то перешёл от общего к частностям.

   Деньги… Опять деньги.

   Я скривил губы в презрительной усмешке.

   Этот тоже жаждет обогатиться. А ещё говорят: дворянство – цвет нации. Я скажу вам, чем этот цвет пахнет – кровью. Скольких я по их просьбе отправил за Грань? Даже не считал.

   И каждый раз одна и та же банальная просьба – убить человека. Чисто, без следов. Наёмным убийцам, видимо, не доверяют так, как магам, а ведь первых не надо уламывать, и обходятся они в разы дешевле. Правда, я даю гарантию на своё работу – от меня не уходят, умирают так, как пожелает заказчик. Разумеется, если мы сойдёмся в цене, а дело покажется интересным. Далеко не за всё возьмусь.

   Мотивы? Месть и деньги, иных не дано.

   Вот так сначала придёт один, закажет, скажем, своего дядюшку, а потом, через пару лет, на моём пороге возникнет его сынок с той же просьбой. Мне всё равно, я избавлю от мирских страданий обоих. И спасать в случае раскрытия сделки не стану: жертва вольна забрать заказчика в могилу любыми доступными ей способами. Без моего участия.

   Больше всего аристократия ценит яды – медленные, без вкуса и запаха, без признаков отравления. Такие копятся в организме, а потом в нужный момент вызывают смерть. Для меня это необременительно – несложно заклятие наложить, а заработок солидный.

   Этот оказался оригинальнее, хотя тоже жаждал обогатиться. Интересовала его могила прадеда. Ушлый старичок уволок с собой на тот свет тайну семейного клада – видимо, так любил своих домашний. Умер давно, лет шестьдесят спокойно отдыхал в фамильном склепе, а родственники грызлись за его денежки, пытались расшифровать дневник покойного, выяснить, куда ж он дел награбленное из казны. И вот одному из них пришла в голову гениальная мысль – найти некроманта.

   Значит, большие денежки, раз никак не угомоняться.

   — Поднять покойника, заставить говорить… — я задумчиво скользил взглядом по лицу аристократа. Нервы ни к арку, выдержки никакой. Вспотел, дышит часто, как загнанная лошадь. – Расспрашивать сами будете?

   — Нет! – испуганно пискнул белобрысик.

   — А что так? Родственник ваш, тайна тоже ваша. Поговорите с полчасика, вернусь, уложу обратно.

   Я знал, что он не согласится, просто хотел поиздеваться.

   — Значит, двойная работа… И что же мне у него спросить?

   — Где зарыт клад.

   — Наймите работников, перекопайте сад, перепотрошите чердак – и не отнимайте моё время. Прекрасно обойдётесь без некроманта.

   — Но, господин Лэрзен…

   Под моим взглядом он осёкся и поперхнулся следующим словом.

   Мелко, однако, много возни ради сомнительного дела. Но, посмотрим, во сколько это оценят.

   — Всю ответственность берёте на себя.

   — Ответственность? – заказчик захлопал глазами.

   Да, любезный, некромантию у нас не жалуют, равно как осквернение могил. Я не желаю за сотню золотых сдохнуть под забором.

   — Именно. За осквернение могилы, если таковое всплывёт. Мне нужна гарантия, что ваши домашние и слуги не будут против подобного вмешательства.

   — Я…я не могу вам её дать. Это нельзя афишировать, но вы ведь можете…

   — Могу. Следов не останется. Но стоит дороже.

   — Сколько?

   Вот она, ключевая фраза, ради которой я тебя слушаю.

   Сколько же припрятал его прадед? На наследство должно потянуть, иначе бы ко мне не пришёл, а родственнички шестьдесят лет не бились об стенку в поисках клада.

   Или там не деньги, а бумаги?

   Нет, такому, как этот, нужны только деньги.

   — Двадцать – за отнятое время, двести – за работу. Золотом. Прямо сейчас. Не устраивает – всего хорошего, я вас не держу.

   — Это слишком дорого!

   — В таком случае, ройтесь в земле сами.

   Я встал, указав аристократу на дверь. Тот сразу забеспокоился, заверил, что заплатит указанную сумму и, вздыхая, потянулся за кошельком.

   Храня ледяное спокойствие, я забрал деньги, пока заказчик не передумал (по всему было видно, что он не желал с ними расставаться, отдал всё, что было), привычным пассом убрал в тайник. Нужно было видеть лицо белобрысого, когда монеты буквально растворились в воздухе.

   Усмехнувшись, я вернулся в кресло и, вольготно развалившись в нём, потребовал обстоятельного рассказа о своём клиенте: как зовут, где похоронен, когда, чем занимался, какой имел характер. Внимательно всё выслушав, пообещал прибыть на место на днях и отпустил заказчика на волю. Переступив порог моего дома, он наверняка вознесёт хвалу Светоносному за то, что выбрался живым из логова некроманта.

   Одана, разумеется, не пришла в восторг, когда я заявил, что дома не ночую. Ни сегодня, ни завтра, ни демон знает, сколько ещё. С недельку, судя по удалённости поместья. Ничего, двести двадцать монет с лихвой оплатят неудобства. Вспомнила бы, что я ради куда более муторной работы в виде охраны её шкурки, взял двести пятьдесят и таскался, как миленький. Точнее, как дурак, который от этих денег куцый аванс увидел и чуть с жизнью не расстался. Но вопросы работы не обсуждаются, Одана может сколько угодно просить, умолять и прибегать к прочим женским уловкам – если я решил, я поеду. А нытьём она только раздражает.

   — Ничего, в случае чего пойдёшь с фонарём останки в канаве искать, — раздражённо выдал на очередной аргумент за то, чтобы я обождал хотя бы день.

   — Лэрзен! – она возмущённо посмотрела на меня. – Я же… Как ты можешь! Просто я волнуюсь и…

   — Волнуйся, пожалуйста, молча и собери смену белья. Да не переживай ты, не к светлым еду, — сжалившись, я ласково потрепал её щеке. – Так что с розыском по канавам можешь подождать. То, что переживаешь, — приятно, только иногда ты перегибаешь палку. Как-то вырос я из детского возраста, чтобы возле женской юбки крутиться. Вернусь через недельку.

   До места добрался быстро – я на местности хорошо ориентируюсь, если что, всегда найду, у кого спросить. Имение аристократа – на вид пропахшее гнилью веков, больше подходившее какому-то моему собрату, чем баронету, — меня не интересовало. Преспокойно потягивал превосходный эль со свиной рулькой в деревенском кабачке, слушал сплетни и дожидался темноты. Эту ночку мы с лошадкой проведём без сна, я на таких мелочах, как снятая комната и возвращение в предрассветный час, не попадаюсь. Для всех я тут проездом, о баронете понятия не имею. Словом, просто ем.

   Собираюсь вечером, часа за два до захода солнца. Нужно осмотреться, узнать, где фамильное кладбище и с чем его едят. Заодно не так подозрительно – тут городок неподалёку, как раз до закрытия ворот можно поспеть. Если бы мне туда было нужно.

   При ближайшем рассмотрении имение оказалось не так уж плохо – запущенное, сплошь увитое плющом. Словом, мне нравится, но вот хозяевам-то каково? Совсем обеднели, раз на перестройку денег нет. Или прадедов клад как раз для этого и нужен? Сомневаюсь, в голове у белобрысого что-то, связанное со свадьбой было.

   Что ж, невеста – дело такое, без золота не суйся.

   Оставив лошадь в рощице, обернувшись собакой, беспрепятственно осмотрел место работы. На меня не обращали внимания – то, что нужно.

   Склеп нашёл по запаху. Без знаков Светоносного – и слава Тьхери, не хотелось бы ещё с ними возиться.

   Хорошее кладбище, старое, я бы тут покопался.

   Вернулся в рощу, принял человеческий облик и уселся ждать, не сводя взгляда с солнца. Наконец оно село, своё место на небосклоне заняла луна. Но я не спешил, ожидая полуночного часа, когда люди разбредутся по постелям, а я смогу приступить к ритуалу.

   Тьма сгущалась, и я вернулся на кладбище, теперь уже не как пёс. Подошёл к склепу, легко избавился от замка и нырнул в пыльную затхлую глубину. Давненько-давненько я в таких местах не копался, но навыки не пропьёшь, хоть из петли меня вынь – не забуду.

   Дети Томардена Айбвигиля не поскупились на надгробие с профилем покойного. В свете магического пламени с праздным интересом рассматрел его, подметив сходство с правнуком – нос тот же.

   И чем же занимался наш славный Томарден? Судья. Что ж, живых судей я знаю, некоторые мне даже за работу платят, теперь познакомлюсь с мёртвым. Пора вставать, милый баронет, нечего доски гроба пролёживать.

   Достал из сумки свечи, проверил, достаточно ли места, и отодвинул тяжёлую могильную плиту. Запашок, скажем прямо, не благовония, но я привыкший, спокойно копаюсь в могилах. Помнится, в отрочестве тяжеловато было, но со временем перестаёшь обращать внимания на такие мелочи – тёмное начало отлично их глушит.

   Гроб легко поддался моему нажиму – доски успели прогнить. Отодвинув крышку, я увидел мертвеца со всеми признаками разложения на лицо. Такие, кстати, самые неаппетитные – и не тело, и не скелет.

   Что ж, будем поднимать.

   Достал жертвенный кинжал, сделал надрез на запястье и кровью вывел на том, что некогда было лбом моего подопечного, пентаграмму. Потом кровью же начертил круг вокруг гроба, поделил на девять секторов, сводя лучи в месте, где некогда билось сердце баронета.

   Перевязав руку, расставил свечи по абрису круга и зажёг их.

   Половина дела сделана, необходимые декорации имеются.

   Сконцентрировал внутри себя силу, заставляя её пульсировать в пальцах, и коснулся пентаграммы на лбу мертвеца. Вроде реакция есть. Продолжил подпитывать энергией труп, не сводя взгляда с пустых глазниц, потом вышёл за пределы круга и начал плести тончайшую магическую вязь.

   Не моргая, полностью поглощённый своей работой, укрепил связь и вдохнул жизнь.

   Наконец мой клиент зашевелился. Вот и славно, теперь его нужно подчинить себе, чтобы не набросился, а то с таких зомби станет. Кладбищенские со стажем – это вам не свежие трупы, с ними больше возни и проблем. Зато как людей пугают!

   Впрочем, для опытного тёмного мага, коим я и являюсь, легко сломить сопротивление любого зловредного ходячего мертвеца. Мозгов-то у них нет.

   Труп сел, уставился на меня своими бельмами, потянулся шаловливыми ручонками. Ага, щас, знай своё место, набор костей и сгнившего мяса, я тебе не деревенский парнишка.

   С ухмылкой наклонился, дразня неповоротливого зомби, и завершил колдовство знаком подчинения. Теперь ты мой, теперь ты ради меня ещё раз сдохнешь, сгоришь – словом, сделаешь всё, что прикажу.

   — Слышал, ты кладик припрятал, Томарден, — подошёл вплотную и коснулся кольцом облезлого черепа. Зомби покорно склонился предо мной в поклоне.

   Зомби… Либо ты их хозяин, либо безжалостно крошишь в муку их кости. Другого не дано. А, вообще, тупые создания, всегда с презрением относился.

   — Так точно, хозяин.

   — И где? – лениво поинтересовался я, со скуки рассматривая склеп. Нападения не боялся: не посмеет. Я для него сейчас бог.

   Зомби подробно поведал, где и что припрятал. Я слушал и записывал, чтобы подложить под дверь заказчика всю интересующую информацию. Меня она не занимает вовсе: никогда не питал непреодолимой страсти к деньгам. Сумма солидная, не спорю, но в побрякушках и ценных бумагах. Последние наверняка уже истлели. Как я и думал, всё не заработанное честным трудом, а украденное у жителей Империи.

   Откопать самому? Оно мне надо? Хватит того, что я, зевая, внимал зомби, мечтая лечь спать и послать и Томардена Айбвигиля, и его правнука в глотку василиска. Я не вор, я чужого не возьму, это ниже моего достоинства.

   Наконец зомби замолчал, ожидая дальнейших приказаний. Оные были столь же краткими, как войсковые команды: лечь в гроб и ручки сложить.

   Дождавшись, пока мой оживленец уляжется, я упокоил его с миром ударом жертвенного кинжала, по клинку которого пустил забирающее жизнь заклинание. Всю вложенную энергию высосало и через моё тело передало в кольцо. Пусть там полежит, не хочу со своей кровью смешивать.

   Стёр пентаграмму со лба, по очереди погасил свечи, уничтожил кровавый круг и, наложив заклинание оцепенения – мало ли покойничку по ночам гулять понравится, а я отвечай, они ведь к хорошему быстро привыкают, — задвинул крышку гроба.

   Привёл могилу в порядок, даже пыль вернул на место и выбрался из склепа. Огонь был не нужен, я спокойно ориентировался в темноте. Да и какая темнота, если вовсю светит луна?

   Кладбище было старое, интересное. Руки так и чесались познакомиться поближе с некоторыми его обитателями, поболтать, сыграть в карты, благо контингент был соответствующий, не крестьянское быдло. Весь род Айбвигиль во всей красе, со всеми дальними и близкими родственниками. Склепы есть не у всех, зато так без труда определяешь, кто чего стоит.

   Меня невольно потянуло к одной могиле. Могилка как могилка, поросшая травой, с камушком. На нём цветы. Немного и простенькие, сгнивший гербарий. Значит, навещают в годовщину, но для порядка.

   Захоронение не в склепе, но рядом, так сказать, под боком. Значит, либо незаконнорожденный, либо из младшей боковой ветви.

   Плита тяжёлая, гладкая, приятная на ощупь. Не дешёвая. Не удержался, и провёл по ней рукой.

   Тянет меня к этому месту, неспроста тянет. Так обычно бывает, когда там, под землёй, похоронен твой собрат по крови. Утверждать не берусь, тем более наличие тёмного среди дворян – позор, хоронить его с почётом не станут, но смутные подозрения терзают.

   Бросил взгляд на имя покойника, осветив его магическим светлячком, — женщина. Обычная женщина, со всеми регалиями. Порядочная подданная Империи, только скажи мне, дорогая, почему мне так хочется порыться в твоей могиле, почему я тебя не воспринимаю, как прочих покойников? Чем-то ты отличаешься.

   Постоял немного, пытаясь уловить отголоски чужих мыслей. Нет, не встаёт, мертва, как и положено. И на месте, в гробу. Значит, не вампирша, а то бы такой шабаш при луне устроила!

   Может, просто примесь тёмной крови была. Такое возможно, особенно, если незаконнорожденная. Ведьмы часто от обычных людей рожают. Дар у них слабенький, а дочери и вовсе в отцов идут. Так что одно название, что полукровка, даже оскорбительно к нашему роду приписывать. Но почувствовать я могу.

   Тёмная, придумал, право слово! Чтоб я всех тёмных в округе не знал! Вымирающий мы вид.

   Отошёл, вновь прислушался к ощущениям. Ничего. Полукровка. Интересно, конечно, но обойдусь без её биографии.

   Без проблем проник внутрь спящего господского дома и подсунул исписанный лист под дверь.

   Всё, закончена моя работа, можно домой, только отосплюсь где-нибудь. Хорошо, что тепло, не окоченею.

   Вампирчика, что ли, на страже поставить? Спокойнее будет. А, обойдусь, пусть резвятся, ко мне всё равно не полезут – проклятие Тьхери не шутки.

   Помятый после не самой удачно проведённой ночи, я позавтракал тем, что припас в дорогу (вернее, припасли мне, потому как запихивала Одана) и отправился в обратный путь. Настроение было прекрасное – работу сделал, претензий нет, с некромантией развязался, но судьба всегда питала ко мне особую любовь. Наверное, тоже была из светлых.

   В трактире, в котором я назавтра нагружал желудок обедом, главной темой для разговоров служили странности, творившиеся возле имения моего последнего клиента. Я не особо вслушивался, но, кажется, там пропал ребёнок. Пропал и пропал, дети часто пропадают, если за ними не следить. Но потом я насторожился, поняв, что история не столь безобидна, как казалась на первый взгляд.

   Ребёнка нашли. На кладбище. Фамильном кладбище Айбвигилей. С признаками насильственной смерти.

   Крестьяне, безусловно, преувеличивали, но картинка вырисовывалась, что надо. Либо дикий зверь, либо… Версия «либо» присутствующим нравилась больше, да и признаки указывали на то, что кто-то пытался провести тёмный ритуал.

   А теперь с двух раз – кого во всём обвиняли? Правильно, некроманта. И белобрысый баронет наверняка уже во всех подробностях описывал мою личность. Больше ведь некому – тёмный, был на кладбище, знаю некромантию. Остаётся надежда, что побоится соучастия, не признается, а то без вариантов – ожидайте, сеньор Лэрзен Азарх, весёлой команды во главе с сотрудниками Имперского сыскного управления.

   Округа полнилась слухами и гудела, как переполненный улей.

   Я заметил, что знавшие меня или догадывавшиеся, кто я есть, начали подозрительно коситься в мою сторону.

   А тут ещё новое преступление – гибель целой семьи. Хорошо, что хоть ближе к границе наместничества, а не у меня под боком. Только тень всё равно падает – для бешеной собаки сотня миль – не крюк, особенно с порталами.

   Жертв обескровили и вырезали сердца. Причём, после смерти. На это были способны только мои собратья по дару, только ума ни приложу, на кого так солнце подействовало, у кого так нервы сдали, чтобы сорваться и в открытую… Я понимаю, месть, сам мстил, сам, бывало, ножом грудную клетку вскрывал, но никогда у случайных прохожих, людей, которые просто подвернулись под руку. И не у детей, я никогда ни за что не трону ребёнка, пусть он будет хоть единственным наследником и средоточием силы Белого магистра. Это против правил, подло, низко и недостойно.

   Ехал и пытался понять: кто? Кого так довели, что он решил прибегнуть к подобным ритуалам? Надеюсь, всё-таки они посвящались Тьхери, а не Каашеру.

   Власти, только и ждавшие удобного момента, объявили облаву. На всех тёмных. Так что домой приходилось пробираться тайными тропами, постоянно выискивая мысленным взором солдат, питаться подножным кормом и напоминать себе, что сам являешься первым кандидатом для переезда в тюремные застенки.

   Ладно, я, как-нибудь выпутаюсь, но ведь они нагрянут домой, заберут детей, Одану. Или поступят ещё проще и логичнее: выманят меня собственными домашними. И ведь выползу, не смогу бросить. Тут уж не собственная шкура дороже.

   Всегда начеку, собранный, как дикий зверь, я периодически наведывался в зверином обличии послушать последние новости. Вроде бы, преступления прекратились, а те, что были, не совпадали с моим местоположением, но расслабляться было рано.

   Кажется, уже кого-то схватили. Сочувствую – вину на них повесят. Но, простите, ребята, я этому рад – не хочется быть главным обвиняемым.

   Но проблемы меня нашли. Куда ж без этого. Я ожидал, так что был готов.

   Уловил их присутствие, хотя они и старались подобраться незаметно. Выследили и решили пополнить мной свою коллекцию.

   Что ж, меня вынудили, лапки складывать не стану.

   Неужели без светлого мага? Ребята, вы слишком самонадеянны! Я же всех ваших солдат уложу, дайте только пару минут. Норданы – удобная и эффективная вещь, коллективного использования, так сказать.

   Один из таких голубоватых шариков, таивших в себе концентрат смерти, возник в моих руках при виде двоих с нагрудными знаками с двумя драконами. Сыскари, а официально – сотрудники Имперского сыскного управления. Серьёзные, собранные. Приятно, что уважают, неприятны арбалетные болты, щерящиеся из-за их спин. Сами оружия не обнажили, но пальцы лежат в правильной позиции, чтобы за один миг… Амулеты. Не дешёвые игрушки, которые впаривают торговцы и продают прихожанам жрецы, а настоящие, оберегающие от магии. Моей магии – в них сила Светоносного. Подготовились.

   Эх, не нужно было шутить насчёт канавы! Боюсь, что меня даже туда не выбросят.

   Бедная Одана, да и дети… Надеюсь, их не тронут, но не особо верю. Хоть бы у Стьефа хватило ума их увести, спрятать. Но ничего, у Оданы в случае опасности мозги работают правильно, она не будет ждать, сбежит. Тогда, с Наместником, по первым намёкам ведь поняла, не дала себя сцапать. А материнский инстинкт ещё сильнее инстинкта самосохранения – так что, если их сразу не схватили, в моём доме сыскари уже ничего не найдут.

   Паршиво, конечно, что я далеко, что не смогу им помочь. Хотя, хребет дракона, я умирать не собираюсь, так что ещё увидимся, жёнушка.

   — Сеньор Азарх?

   Ба, да тут всё официально! Не просто «вонючее тьхерино отродье», а вежливо, по фамилии. А что, новый закон вышел?

   Один из сыскарей вышел вперёд и сделал едва заметный знак рукой.

   Кольцо вокруг меня сомкнулось. Спине стало сразу неуютно. Значит, что-то там есть.

   Орочья печёнка, тшерка в зад этим тварям!

   Но шутки шутками, а тёмный неудомок, то есть я, крупно попал. По уши в дерьме. Вот и не верь после этого, что дети повторяют судьбу родителей. Но, хадершет, я не кончу, как отец!

   Светлого они притащили, и он злорадно ухмылялся, глядя на моё красноречиво отражавшее эмоции лицо.

   — Я вас внимательно слушаю.

   Нордан переливается в моих руках, наводя трепет на солдат. Нервишки-то у них не железные. Для усиления эффекта подбрасываю шарик и заставляю его повиснуть в воздухе, покачнуться и, сорвавшись с места, очертить невидимую глазу дугу в нескольких футах от сыскарей.

   Я не нападаю, я предупреждаю. Один раз.

   — Сеньор Азарх, мы хотим просто поговорить. Надеюсь, вы в состоянии?

   — Зависит от вас, многоуважаемый судья. Отзовите ваших цепных псов и не прячьтесь за чужими спинами – я вас не трону. Не имею привычки убивать людей просто так.

   — Это радует.

   Судья Кадех вышел из-за спин сыскарей и попросил оставить нас наедине. Рискует, но тем самым показывает уважение. И, сам того не желая, сообщает, что моя душонка действительно нужна ему для разговоров, а не лечения скуки палача.

   С Кадехом мы знакомы, хотя и не тесно. Он один из тех служителей правосудия, кто иногда пользуется услугами тёмных. Крайне редко и неохотно, но хотя бы допускает подобное сотрудничество. Был бы таким же идиотом, как предшественник нашего лендлорда, — не стоял бы сейчас здесь. Он ведь из Дажера, поневоле бы жизнь лбами столкнула.

   — Начну без предисловий – вы должны проехать с нами.

   — Зачем? Допрашивать собрались, сеньор Кадех? Вам ли не знать, что добровольно я с вами не поеду. Я предполагаю, чем вызван столь пристальный интерес к моей особе, — цвет дара подходящий. Так вот, клянусь Тьхери, что я не причастен к тем событиям. Мы напрасно потратим время и чужие жизни. Полагаю, не стоит объяснять, что у меня в руках?

   Судья кивнул и подозвал светлого мага.

   Мы смотрели друг на друга, как самые верные заклятые враги.

   Тот тоже подготовился, сплёл одно из атакующих заклинаний. Что ж, вас и учили нападать, а нас – обороняться.

   Вздохнув, я обернулся к судье:

   — Хватаете всех подряд? Помогаете Императору под благовидным предлогом перерезать нам глотки? А, может, вся эта история – банальная уловка, провокация, чтобы нашёлся повод очистить наместничество от тёмных?

   — Давно пора, — подал голос светлый маг.

   Он хотел что-то добавить, несомненно, унизительное, но мой взгляд отшиб желание.

   Гонор-то поумерь, ты не сильнее меня, а смерть – моя работа. Не упущу, не упущу я возможность убить зарвавшегося светлого.

   — Согласитесь, сеньор Азарх, у нас есть все основания подозревать вас.

   — Видимо, недостаточно веские, иначе бы здесь давно была бойня.

   — Сеньор Азарх, у вас семья, и…

   Тут я не выдержал и, одарив судью взглядом, в котором плескалась вся необъятная дикая тьма. Тем самым, который заставлял людей испуганно шарахаться с нашего пути. И нарочито спокойно, медленно, выделяя голосом каждое слово, произнёс:

   — Обещаю при свидетелях, всем присутствующим: тронете мою семью – убью. И вас, и домашних. Кровью захлебнётесь.

   — Светлый, — я обернулся к магу, — что такое тёмное проклятие знаешь? Не хочешь заработать – держись от меня подальше и заклинание развей.

   Оправившийся после приступа судья попытался сгладить нараставшее напряжение. Сообразил, чем может всё закончится. Отостал светлого и предложил мне прогуляться. Я хмыкнул, пожал плечами и, погасив нордан, последовал за ним.

   Кадех был настроен поговорить, его мысли красноречиво свидетельствовали о том, что он не склонен к жёстким мерам. Сомневается, но боится. Меня боится, моего обещания – знает, что сдержу, дело чести.

   Говорил он много, вернее, спрашивал, я же предпочитал хранить молчание – не люблю допросов, подо что бы они ни маскировались. Наконец судья потребовал клятвы именем Тьхери. Кровной.

   Не люблю клятвы, но такую дать могу. Потому как о прошлом, не будущем, и я не причастен к тем событиям.

   Под испытующим взглядом Кадеха, которого передёрнуло при виде моего любимого искривлённого кинжала (внимательно осмотрел его, кстати, видимо, следы жертвоприношения искал), надрезал запястье и, поднеся измазанные в собственной крови пальцы к губам, произношу слова клятвы. Так, чтобы не было никаких двусмысленностей.

   — Довольны, или камеры некем забить?

   Пристально посмотрел на судью и перевязал запястье. Платок тут же пропитался кровью – ну да, для таких целей вены вскрывают.

   — Пределы наместничества не покидать. И в Дажер ко мне вам лучше съездить. Добровольно.

   — Навещу, но говорить будем на нейтральной территории.

   — Опасаетесь? – усмехнулся Кадех.

   — Проявляю благоразумие. Всем же будет лучше. Что-то ещё, или я могу вас покинуть?

   Странно, но судья меня отпустил. Значит, улик нет, а белобрысик не проболтался. Потому что в противном случае… И кого-то за это преступление уже казнили. Мир их душам!

   Но расслабляться не стоит – моя хорошая репутация в глазах Кадеха растает как дым, если служащие Имперского сыскного управления сочтут, что погибшие собратья по дару не обладают достаточными знаниями и навыками. А я обладаю. И об этом судья догадывается. Нет, я никогда не афиширую свои некромантские способности, особенно с властями – смертный приговор, просто тёмные априори некроманты, так уж людское сознание устроено.

   Меня, к сожалению, в тех краях видели, хорошо, что не на кладбище, так что впору затаиться и найти того «шутника». И я, кажется, догадываюсь, кто это может быть. Как-то само собой напрашивается.

   Та полукровка. Некромантский обряд мог её потревожить, пробудить, если только… Если только её там и не было.

   Нельзя, нельзя пренебрегать своими ощущениями. Раз толкнуло к её могиле, значит, следовало задержаться, проверить. Ну не верю я, что это кто-то из наших, я же всех их знаю. И маг один, я, то есть, остальные – ведьмы. И следаки очень быстро поймут, что они на такое не способны.

   Определённо, это чужак. И я его прижучу.

   Проверю белобрысика и всю его семейку – раз началось на их кладбище, значит, у них рыльце и в пушку. И меня подставили по полной. Тьхери клянусь, обоими её рогами, это им выйдет боком – такого я не прощаю.

   Но в первую очередь нужно семью куда-то утащить. Они у меня беззащитные до безобразия. А так соблазна для властей не станет: не на что ловить – развязаны руки.

   Добравшись до дома, я окончательно уверился, что шалит кто-то из Айбвигилей.

   Не люблю, когда меня используют, не терплю, когда дурят.

   А с Кадехом я бы поговорил, разузнал подробности, только вот в Дажере меня с распростёртыми объятиями ждут солдаты. Судья, хоть и обещал, но бумажку одну составил и торжественно объявил. По ней, если вылезу из норы, — можно смело брать за жабры.

   По словам дочери Марты, в городе сложилась нездоровая атмосфера. Свезли всех тёмных, описывали, допрашивали и не отпускали. Не хватало только меня для коллекции. Так что, увы, не заеду к вам, сеньор Кадех, вечерком подкараулю без свидетелей.

   И в деревне на меня косились. Вот тебе и дружеское сосуществование – как запахнет жаренным, так сразу за колья возьмутся. Следят, провожают подозрительными взглядами, шушукаются. Стоит оглянуться – делают вид, что заняты своими делами. А в головах бродят мысли о том, что тёмные всегда остаются тёмными, то есть спящими демонами.

   Но эти не нападут – побояться. Мой авторитет здесь непререкаем. Да и привыкли к моему соседству, хотя, кто их знает? Так что можно только на страх рассчитывать. Появится карательный отряд – помогут. Ему, не мне.

   Встревоженная Одана встретила меня на пороге, молча протянула какую-то бумагу. С имперской печатью. Официальное предписание по приезду явиться в Имперское сыскное управление Дажера в трёхдневный срок. В случае невыполнения – насильственное водворение в тюремные застенки с нанесением увечий. Кадех открыто предупреждал, что будут применены любые меры воздействия, вплоть до физического уничтожения. То есть пришлёт увешанных оружием головорезов и светлых, дабы получить мой обескровленный труп.

   — Лэрзен, что происходит? – она требовала ответа. И подозревала, что я, как минимум, пошёл по стопам покойного Дер'Коне. Но хоть не собиралась обвинять или подавать на развод.

   Я промолчал, демонстративно разорвал гербовую бумагу и сжег остатки. Потом повернулся к жене, спросил, как дети, спокойно прошёл в дом, умылся, переоделся и поинтересовался, где моя заслуженная еда.

   — Лэрзен, не уходи от ответа. Здесь были люди из сыскного управления, я их не пустила. Но они везде совали свой нос! И дали эту бумагу. Я её читала. Так что честно скажи, что ты натворил. Я, — вздох, — я не уйду. Я давала клятву.

   — Освобождаю. Лучше накорми.

   — Лэрзен, ты не получишь ни куска, пока мне всё не расскажешь!

   У Оданы сдали нервы, и она перешла на крик.

   Её страх и беспокойство я ощущал почти физически, настолько сильно они резонировали в воздухе.

   Пытался игнорировать её, но не вышло. Моя тихая Одана встала в позу, загородив дверь в столовую, и велела Марте обождать с обедом.

   — Так, это ещё что такое? Твой муж, голодный, уставший, вернулся домой…

   — Мой муж никогда не был трусом и лжецом.

   — Серьёзные обвинения. Докажи.

   Стушевалась, опустила глаза. Вот так, не пытайся на меня давить. Если сочту нужным, я всё расскажу. Но после еды.

   — Ты кого-то убил?

   В голосе – обречённость.

   А подумала совсем другое. Одно страшнее другого. Но по моей специальности.

   — На оба предположения – нет. Что, опять клясться заставишь, на слово не веришь? Ты мне никогда не верила.

   — Верю, просто хочу знать. Я имею право знать. И хочу помочь.

   — На стол накрой. После поговорим.

   Слово я сдержал, рассказал в общих чертах о неприятностях, не углубляясь в детали. Зачем – только панику разведёт. А совсем ничего не сказать нельзя – такого насочиняет! И уезжать откажется. А придётся – не оставлю я их здесь.

   Но у Оданы было на этот счёт другое мнение. Она наотрез отказалась уезжать. Категорически. Заявила, что останется рядом со мной и поможет.

   Смешно, право слово, чем она поможет? Своими страхами, визгами и истерией?

   Попытался втолковать ей это, объяснить, что она делает только хуже, — и заработал такое… Еле сдерживался, чтобы не сорваться, не обругать по матери и её занятиям. Да хотя бы не зажать уши руками. Попытался покинуть поле боя, но получил новый виток упрёков. Под их градом пришлось сдаться. Нет, не из-за аргументов, а из-за шумового сопровождения разговора.

   Всё, что угодно, только без этих криков и визгов!

   Сделал вид, что согласился – и сразу успокоилась, начала думать о детях, их безопасности. Но тут уже был против я – заявил, что не отпущу их одних со Стьефом. Что он безалаберный, неумелый, не приспособленный к заботе о других. Поэтому либо она едет с ними, либо они остаются здесь. То есть ещё раз, только иначе, подвёл её к правильному решению.

   Одана, ослица упёртая, ты меня угробишь! И, главное, о детях подумай, мать называется!

   Но, с другой стороны, всем бы такую верную жену.

   В общем, разговор перешёл в ссору. И тут-то у девочки вылез характер, она впервые доказала, что дочь офицера и главной жрицы.

   В итоге я оказался чёрствым деспотом-мужем. И этот деспот-муж махнул рукой:

   — Оставайся, если хочешь, только я ни за что не отвечаю. И не ной, не жалуйся, не укоряй – сама выбирала. Я умываю руки, носиться с тобой не стану. Что-то случиться – сама виновата.

   — Ты не бросишь, — безапелляционно заявила супруга. Не на повышенных тонах, как говорила пару минут назад, а тихо, даже с нежностью. – Если ты так говоришь, то никогда не бросишь.

   Ну, что тут скажешь – хорошо меня изучила. Даже не поспоришь. Я и не спорю, просто скептически хмыкаю: нечего баловать.

   Превратившись из разъярённой драконихи в женщину, Одана вспомнила, что я с дороги, а она испортила всё удовольствие от еды, и начала привычно хлопотать вокруг моей особы. Я же отыгрывался, изображая показное недовольство и сердитость.

   Пару часов могу позволить себе расслабиться, провести в тесном семейном кругу, будто ничего и не случилось, а потом пора приниматься за дело.

   Разумеется, я проверил, нет ли поблизости кого. Нет – и то хорошо. Отосплюсь, вразумлю-таки свою бестолковую жену внять голосу разума и отправлюсь на разведку. Нужно вернуться на кладбище белобрысика, да и на него самого внимательнее посмотреть, не маскируется ли. Даже если маг, то сейчас, не ожидая моего визита, сущности своей не прячет – сразу проступит.

   Хотите поиграть? Поиграем.

   Рано утром, стараясь не разбудить жену, встал. Не выспался, конечно, но по приятной причине. Вот она, причина, дрыхнет. По виду и не скажешь, что умеет доводить мужика до состояния неземного блаженства. Почаще бы, а то обычно мне предлагать приходится. Потом-то всё хорошо, но приятнее, когда не ты, а тебя, да ещё так…

   Выбросив из головы мысли об особых умениях жриц Олонис и их дочерей, наконец-то избавившихся от целомудренного воспитания папаш, оделся, наскоро позавтракал, влив в себя две чашки кофе, и вышел во двор.

   Лошадь не брал – сегодня она мне ни к чему, пусть отдохнёт, мы и так с ней неслись галопом по буеракам. Даром её хозяин маг, пора доказать себе, что на что-то способен. Пусть в другие государства и миры портал я открыть не могу, а вот в пределах наместничества отлично перемещаюсь. Только это накладно для магического потенциала, поэтому без надобности не пользуюсь. Чем больше расстояние, кстати, тем больше энергии потратишь. Так что я обычно ограничиваюсь перемещением по крупным городам, где не любят тёмных, и их окрестностям, то есть в пределах десяти-двадцати миль.

   Сосредоточился, убедился, что резерв силы полон, и, начертив арку перехода, представил себе рощицу, в которой не так давно дожидался наступления темноты. Коснулся кольца – и воображаемое стало действительным, призывно светясь приглушённым фиолетовым цветом.

   Всего один шаг – и я на месте. Быстро оглядываюсь и оборачиваюсь псом. Под моё настроение подошла бы вторая, волчья ипостась, но, увы, облик диктуют обстоятельства.

   Решил начать свой обход с кладбища: там потише, немноголюдно. И хорошо, что немноголюдно, а не толпа магов шныряет.

   Ага, щас, разбежался! О девочке-жертве я и забыл.

   Пришлось ждать, мучаясь от необходимости пребывания в чуждом теле, вдыхать всякую дрянь (нет, Тьхери, давай я просто умру, а не перерожусь в животное?) и изображать нормальную собаку. Под ложечкой начало сосать, но я и не думал есть, а тем более выпрашивать гадость, вроде костей и протухшего мяса.

   Раздери их семейство вампиров, эти сыскари когда-нибудь свалят? У меня уже все мышцы затекли.

   Наконец они соизволили и увели с собой мага. Оставили на часах солдата, но его я без труда обойду. Мне ведь нужно не место преступления, а подозрительная могила. Хорошо бы, конечно, её в человеческом обличии осмотреть, но это не раньше темноты.

   Я и осмотрел. Убедился, что нет ловушек (не там ставили, ребята), и накинул на себя «отведи глаз». Передвигаюсь я тихо, так что не услышат.

   Так, и что мы имеем?

   Осторожно касаюсь могильной плиты, черчу ногтем руну Тьхери. Она отзывается теплом – значит, здесь упокоен тот, для кого она была богиней. Пытаюсь проникнуть внутрь, что-то почувствовать, уловить отголоски мыслей – пустота. Мысленным взором ищу нежить (зомби тоже к ней относятся) – ничего.

   Хадершет, хоть бы знать, как эта Элоиз выглядит! А то ищу иголку в стоге сена.

   Периодически оглядываясь на меряющего шагами дорожку солдата (он и понятия обо мне не имеет), продолжаю свои изыскания.

   Отлавливаю букашку, с трудом устанавливаю связь, что примерно напоминает человеческое сознание, и заставляю проползти в крохотную щель между плитой и её основанием. Мне просто нужно знать, цела могила или пуста.

   Результат вызывает усмешку – пустая. Истлевшие цветы в гробу имеются, а вот тела нет. Спрашивается, сама ли она встала, или помог кто. Из кандидатов в помощники у меня только давешний заказчик, к нему-то я и наведаюсь. Прямо сейчас.

   В баронете не оказалось абсолютно ничего от тёмного. Чтобы удостоверится в этом, даже пошёл на риск, погрузившись в его воспоминания. Без телесного контакта это невозможно, так что пришлось помагичить, сделав так, чтобы он не видел, кто или что коснулось его затылка.

   Так что это та самая Элоиз. Мёртвая колдунья.

   Открытие не обрадовало – я бы предпочёл живую.

   Что ж, мёртвых тянет к мёртвым, это и используем. Сам я в тот мир не собираюсь, а вот верных слуг себе найду.

   Хотел бы я посмотреть на тебя, тёмная, понять, как тебя умудрились похоронить со всеми почестями, почему не узнали о даре, не убили.

   Зачем ты совершаешь ритуалы, не спрашиваю, — банально хочешь вернуть былую сущность, сделать кровь горячей, а себя – живой. По возможности – вечно живой. И, умирая, ты предусмотрела своё воскрешение, провела над самой собой обряд «бродячей души». У тебя был помощник, который исполнил завершающую часть. Не удивлюсь, если, поднявшись, ты его убила. Я бы убил. Так что, может, та семья и не такая уж случайная.

   Вот, знал бы, не занимался некромантией на этом арковом кладбище, и спала бы себе спокойно Элоиз. А так магия смерти срезонировала с не до конца потухшим даром и нитями заклинания, которыми эта стерва предусмотрительно себя опутала. Не удивлюсь, если она предугадала, что родственники рано или поздно наймут некроманта, потому как на случайность явно не рассчитывала. А без некроманта ей было не ожить.

   Жезл Белого магистра тебе в зад, Лэрзен Азарх, всю жизнь за светлыми уборные чистить, — должен был догадаться, идиот, что с этой могилой нечисто. Потому как до ритуала ничего не было, никаких подозрительных ощущений. А ты легкомысленно: «Полукровка…». Дракону тебя на первое и второе, тёмная она до кончиков пальцев. Почивал на лаврах, расслабился, совсем забыл осторожность, нюх потерял, недоумок!

   В сердцах пнув то, что под ногу попалось, выбрался из дома и зашагал к рощице.

   Снова вспыхнула арка перехода, выбросив у родного дома.

   Теперь Одана встретила молчанием. И хорошо, а то могу сорваться: настроение такое, что убить кого-то хочется. И есть тоже. Зверски.

   Не чувствуя вкуса, быстро заглотал ужин и начал готовиться к походу на местное кладбище. Силы есть, мне хватит, вполне хватит, чтобы прижучить эту ведьму. А после… Надеюсь, ничего не случится, потому что выжимать себя до последней капли я не хочу – только отката мне не хватало! В запасе всего два дня, и я не намерен валяться в постели. Если меня и возьмут, то не из спальни выудят.

   В кладовой нашлись лопата, заступ и чистая холщовая материя – мне бы и грязная сгодилась, но я такого не держу. Что бы там ни говорили, не все холостяки живут в свинарнике. А уж женатые и вовсе наслаждаются чистотой. Впрочем, Одана подтвердит, что я чистоплюй. Не фанатичный, беспорядок – за милую душу, живой ведь, но грязь…

   Так, что там ещё? Опять свечи, мешочек с высушенными костями. Один перечень ингредиентов тянет на колесование.

   Засунул всё, кроме инструментов, в походную сумку, залез в ледник. Мой ледник, потому как Марту хватил бы удар, увидь она его содержимое. Тут ведь не только баночки с зельями, а кое-что пострашнее. То самое, за что нас проклинают.

   Мне нужно одно человеческое сердце. Хорошо, что имеется, — вырезал у одного зимой. Услугу, между прочим, властям оказал – его хозяин был подонком. К счастью, на меня не подумали – дикие звери прекрасно обглодали труп. При зимней бескормице пиршество для волков.

   Оставалась только кровь. Я обычно держу немного для вампиров, но в этот раз запасы оказались пусты. Не хочется, но, видимо, опять придётся брать свою. Это плохо, но выхода нет. Захвачу заживляющую мазь – регенерация регенерацией, а кровотечение нужно быстро остановить, мне нельзя терять подвижности рук. Да и слабость может обернуться грандиозным провалом, напрасным расходом сил, средств и времени.

   В холле столкнулся с Оданой.

   Вот какого лидерка она меня караулит?

   — В детскую иди, сказку детям расскажи. Ты же библиотекарша, должна много знать.

   — Сказку? – она покачала головой. – По-моему, это ты кормишь меня сказками.

   — Одана, к детям иди. Орфа без тебя не заснёт. Да и Самарэн ещё в том возрасте, когда нужна мамочка.

   — И не подумаю.

   Это ещё что такое? Бунт? Так и есть, бунт.

   Мысленно полна решимости взять меня за жабры и помешать сделать глупость. Хотел бы я посмотреть, как. И кто тебе сказала, Дана, что я нуждаюсь в твоих советах?

   — Дана, мне всё равно, куда ты пойдёшь, главное, меня не задерживай.

   — Куда ты собрался на ночь глядя? – делает шаг к двери и протягивает руку к сумке: — Покажи!

   — Это моё дело, тебя касается. Просил уехать – ты осталась. На этом твоё участие во всём этом закончилось.

   — Я иду с тобой, — она решительно сняла с вешалки плащ и накинула поверх платья.

   — На кладбище?

   Деланно удивлённо вскинул брови, внутренне злорадствуя и ожидая капитуляции супруги. Сейчас позлорадствую, отчитаю супругу за неуёмное рвение и услышу в ответ: «Да, Лэрзен, ты совершенно прав, я останусь дома». Увы, я просчитался! Впервые не угадал её реакцию.

   Нет, дёрнулась, по лицу пробежала гримаса – смесь страха и брезгливости. Потом пересилила себя и заявила, что туда тоже. Пойдёт, в смысле.

   — Дана, я некромантией заниматься буду. Ты же ненавидишь некромантов.

   — Я замужем за одним из них. — Тяжкий вздох, и с надеждой: — Ты ведь не живых…?

   Отрицательный ответ (эх, нужно было солгать, отстала бы!), и она уже стоит на пороге.

   — Одана, кроме шуток, зачем тебе сознание травмировать? Посиди дома, я скоро вернусь.

   — Ты столько укорял меня в том, что я не приемлю твоей работы, — так вот, я решила к ней привыкать. Муж и жена – одна душа.

   Одана улыбнулась, напряжённо, нервно – волновалась. И не из-за кладбища – главной причиной её страхов был я.

   Не желала оставаться одна, в неведении. Как тогда, в ожидании появления Наместника. Думала, что места себе не найдёт – помнила ведь про ультиматум Кадеха.

   — Детей, значит, одних оставишь?

   — Орфу я уже уложила, а Рэна с Сиром Анже уложит. Они ещё играют. В волшебников, — напряжение ненадолго её отпустило, позволило искренне улыбнуться. – На тебя хотят быть похожи.

   — Будут. Ладно, пошли. Будут тебе новые ощущения. Только заранее предупреждаю: никаких обмороков и визгов. Не сможешь – оставайтесь, девушка, дома.

   Как же просто сделать женщине приятное. Всего-то девушкой назвал – а для неё комплимент. Будто девушка и красота – синонимы.

   Придержав дверь, пропустил жену вперёд.

   Думал, передумает, вернётся обратно, но нет, пересиливая себя, свой страх, предубеждения, шла. Я даже проникся к ней уважением. Редкий дар богиня подарила нужной девочке. Такой серьёзной, взволнованной…

   Почему-то именно сейчас я ощущал наше родство, то, что это был верный выбор. Спасибо, Тьхери, что не дала разойтись.

   Всю дорогу до кладбища я позволял себе подобные нежности. Мысленно, конечно, внешне был спокоен и невозмутим. Не время сейчас. Да и незачем. Все эти сантименты, все слова… Ладно-ладно, знаю, что она хотела бы их услышать, только я не стану.

   Но вот и цель нашего недолгого путешествия.

   Выбросил из головы всё лишнее, проверил, не следят ли за нами, и вступил на территорию мёртвых. Прошли мы на неё через парадный вход: ради Оданы не стал пользоваться дырой в заборе, а силы на магические пустяки тратить не хотелось.

   Молча шагали по тропинке между плитами, тонувшими в пучках травы и зарослях кустарника. Деревенские кладбища все такие, за ними особо не следят.

   А жену мне нужно куда-то деть, незачем ей смотреть, как я могилы раскапываю.

   Она, вроде, и сама поняла, заозиралась по сторонам.

   — Ты духов боишься? Они безобидные.

   — Нет. Я их в саду видела. Сир показывал. Он с ними дружит.

   — Прекрасно! Значит, поболтаешь с этими бестелесными, пока я занят. Только, пожалуйста, близко не подходи – испугаешься

   — Ты будешь кого-то оживлять?

   Догадливая моя! Что ещё с киркой можно делать?

   Не удержался, подкольнул её и начал осматриваться в поисках подходящего собеседника для Оданы. Их тут много, так и роятся… Но, похоже, жена сама выбрала – помедлив, стараясь подавить волнение (ну да, это не живые люди, но я же сказал, что безобидные, а мне верить можно, теперь можно), протянула пальцы к одной из теней. Молодая женщина.

   Ладно, пусть болтают, общие темы найдутся.

   Скинув плащ на колени супруге, примостившейся на краешке чьего-то надгробия (смело, однако!), засучил рукава и потянулся за лопатой.

   Мне нужна свежая могила, чтобы не осталось следов. Иначе придётся очень аккуратно снимать дёрн. В моём положении осквернение захоронений – смертный приговор. Крестьяне даже думать не станут, кто посмел, на меня укажут.

   Местные жители попались на редкость здоровые и сплошь долгожители – никого за последние месяцы не хоронили. Пришлось, в полголоса скрещивая их с любимыми видами нечестии, на время стать ювелиром.

   Пока добрался до крышки первого гроба, вспотел. Зато там меня ожидал крепкий мужчина. С чего бы такая уверенность? Да просто я его помню, знаю, что мужика погубил самогон и зимний холод. Проще говоря, напился и замёрз. Для меня – в самый раз. Элоиз тоже понравится.

   Извини, ведьмочка, смазливой рожи не обещаю, но ты и к пьяной, поеденной червяками харе привыкнешь, сама не первой свежести.

   Отряхнув руки и одежду, открыл крышку гроба и взглянул на то, с чем мне предстояло работать. Определённо, жену нужно отослать подальше – получится классический зомби.

   Но мне бы нужен второй, посвежее, с сохранившимся кожным покровом.

   — Дан, — удобно, когда умеешь разговаривать мысленно, а тебя слышат. Ага, слышат – вздрогнула, посмотрела на меня из-за кустарника. Только подходить не надо, нюхательную соль в карманах не держу, а иным способом приводить женщин в сознание не умею. – Нет, я не зову, у меня просьба. Почему не вслух? Не хочу, чтобы какой-нибудь припозднившийся пьянчушка услышал. Заодно способности твои тренирую. Найди свежую могилу, весеннюю. Пол не имеет значения.

   Готов поспорить, ноги у неё подкосились, а сама она побледнела. Ну, так сама со мной пошла, я не звал. А раз пошла, то помогай.

   — Некромант!

   Сказано это было тихо, но сколько чувств она в это слово вложила! Презрение и осуждение главенствовали.

   Встала и решительно направилась ко мне. Неужели сцену устроит? Опять…

   Торопливо водворил крышку гроба на место – для моей же безопасности.

   — Ты же говорил, что не любишь эту мерзость, — Одана указала на разорённую могилу.

   А самой страшно, ноги трясутся. Дождётся – заставлю копать помогать.

   — Иди домой. Я с самого начала говорил…

   — Нет. Хорошо, я найду могилу, но дай слово, что ты больше не станешь этим заниматься.

   — Может, мне ещё дышать перестать? Буду. Если надо, то всё кладбище перерою. Вперёд, в Лайонг, развод тебе по первому требованию дадут. Опять за старое? Противно находиться рядом со мной, я омерзительная тварь – что там ещё было? Ах да, жертвоприношения. Да, Оданочка, я прекрасно знаю, что делать жертвенным кинжалом, да, я убиваю, да, я якшаюсь с трупами, хотя удовольствия от этого не получаю. В этом-то и вся разница. Но ты же у нас правильная девочка, ты же полагаешь, что тёмная магия противоестественна по определению. Извини, не светлый, не переделаешь. Могла бы понять за все эти годы!

   Голос мой постепенно становился всё более раздражённым, интонация повышалась. Вывела она меня из себя, так вывела своим «розовым» воспитанием, что забыл о конспирации. А, и пошла она в задницу, припрётся кто, будет рядом ошиваться, — убью, я на взводе. Мне моя благоверная морали читает, в свою веру агитирует. Вот и пошла бы в жрицы!

   — Прости, прости, ты не понял…

   — Чего я не понял? Отсутствием мозгов не страдаю. Только ты мне объясни, какого…зачем ты со мной потащилась? Страшно одной дома стало? Так у меня охранных заклинаний полно, попросила бы, ещё одно, специально для тебя поставил. Нет же, ты решила продолжить сеять доброе и вечное, только, увы, это не ко мне. Нечего было детей рожать от кого ни попадя. И от первого бы прекрасно избавилась, деньги бы дал.

   — Лэрзен, перестань! Ты не думаешь, что говоришь, просто взвинчен, устал… Прости, я просто за тебя тревожусь. И мне действительно неприятна некромантия. Но не ты. Успокойся, пожалуйста, я всё для тебя сделаю и буду молчать.

   Встав на цыпочки, она поцеловала меня, покосилась на гроб (непроизвольно задержала дыхание и быстро отвернулась) и поинтересовалась, можно ли взять свечу. Я взял её руку и оставил на ладони магический светляк – безопаснее.

   Теперь я ругал себя за бабскую несдержанность, за тираду, которой могла позавидовать любая истеричка. Наверное, действительно дело во взвинченных мёртвой стервой и дажерскими властями нервах, но всё равно не пристало срываться.

   Краем глаза следя за блуждавшей в компании духов Оданой, я вернулся к прерванной работе.

   Ритуал оживления тот же, только на этот раз крови больше потребуется – мне нужна максимальная подвижность и подчинение.

   Жена вернулась некстати, когда мой зомби осваивался в новом мире, а я, увлечённый доведением дела до совершенства, не успел отдать ему приказ спокойно полежать в гробу.

   Какая естественная реакция на «живого мертвеца», восставшего, как есть, из могилы, и супруга-некроманта с перевязанной рукой, с сумасшедшим блеском в глазах продолжающего колдовать над своим созданием? Угу, либо визг, либо обморок. У нас второе. Честно, спасибо – её крик бы в деревне услышали.

   Торопливо завершив процесс оживления, велел зомби привести себя в порядок, то есть вытрясти останки червей и прочей красоты, и наклонился к Одане. Уже пришла в себя, без посторонней помощи села и, глотнув воздуха, перевела взгляд на опустевший гроб. Убедившись, что зомби исчез, оперлась о мою руку, встала и изъявила желание показать найденную могилу. Говорила медленно, с паузами, но держалась молодцом – видимо, чувствовала себя виноватой из-за недавнего инцидента.

   Могилка мне подошла. Женская. Судя по возрасту, что-то врожденное. Либо с детьми связано. Лечение денег стоит, а далеко не у всех они есть, вот и пускают на самотёк.

   — Дан, ты как?

   Она заверила, что хорошо, и промямлила, что не станет мне мешать.

   Посмотрел на своё запястье – вскрывать ещё раз не хотелось, а правая рука нужна. Но без крови покойника не поднимешь…

   — Несчастье моё, тебе очень плохо? Голова кружится?

   Нет, не кружится, не тошнит. Отлично, значит оклемалась. Попросить её, что ли?

   — Ты что-то хотел?

   Видимо, мой взгляд был красноречив.

   Да, хотел, но ты не согласишься. А я баран, раз решил тебе такое предложить.

   — Снова помочь? Прости, я больше не буду…падать в обморок. Я тебе помешала?

   Тьхери, сколько волнений на пустом месте! Хотя, она ведь не знает, ничегошеньки не понимает в ритуалах, поэтому не может знать, что ничем не помешала. Помешала бы, я бы добреньким не был, отчитал и отправил домой насильственным образом.

   — Ну, раз ты сама предложила… — я постарался придать лицу зловещее выражение. Никаких проблем, такое лицедейство – плюнуть и растереть. Играть в канонического тёмного на людях мне на руку – никто без разрешения не пискнет. И вопросов лишних не зададут, и бесплатной выпивкой угостят, и под ногами мешаться не будут. – Мне нужна твоя кровь.

   — Кровь? – она испуганно посмотрела на меня.

   Сравнивала с вампиром? Вроде бы клыками не обзавёлся, тёплый и тень отбрасываю. Может, конечно, лунное освещение цвет лица портит, но ведь и Одана сейчас не пышет здоровым румянцем.

   — Ну да, кровь. Для оживления твоей находки. Свою снова брать не хочу: на регенерацию тоже силы затрачиваются, а у меня их не так много, примерно половина резерва. А всё из-за этой стервы, будь она неладна!

   Одана молчала, тщательно обдумывая ответ.

   Я решил её немного подтолкнуть, вкрадчиво, ласково заверив, что возьму немного и аккуратно, всё быстро заживёт.

   Не ожидал, но она согласилась, закатала рукав и спросила, где встать.

   — Пока рядом походи, я покойницу откопаю. А ещё лучше сумку мою принеси. Не бойся, тот зомби без моей команды не вернётся, вокруг кладбища побродит.

   Когда протягивала руку, дрожала. И отвернулась, чтобы не видеть лезвия кинжала.

   — Он чистый, Дан, я протёр. Да и ничего, кроме моей крови, на нём не было. Её-то тебе бояться не стоит, она и так в тебе плескалась.

   Надо же, поняла, что я имел в виду. Да, детишек.

   Кивнула, глубоко вздохнула и сказала, что можно приступать.

   Надрез вышел ровным и не очень глубоким.

   Одана мужественно терпела, кусая губы, пока я выдавливал капли крови, образуя круг, и рисовал пентаграмму на лбу покойницы. Больно, знаю, но потерпи, я тебе ранку залечу.

   Наконец всё.

   Перевязал её окровавленное запястье, нагнулся к сумке и достал мазь. Чтобы зажило быстрее, капнул в баночку немного своей крови, чуть-чуть совсем, оторвал кусочек от остатков холщовой материи (я на неё трупы клал, а потом им под одежду планировал приспособить), смазал всё полученным составом и заново наложил повязку на руку супруги.

   — Всё, ты мне больше не нужна. Ступай к духам. Я скоро, во всяком случае, попытаюсь. С этой проще – она не такая старая.

   Одана кивнула, сказала, что подождёт меня у ворот.

   И тут я заметил пару любопытных глаз, наблюдавших за нами из-за кустарника.

   Уши оторву, паршивцы! Это так Анже укладывает их спать!? И ведь выследили, прокрались так, что я не заметил. Значит, пришли после начала ритуала. Пробрались через дыру в ограде.

   Вот ведь малолетние недомерки – лезть туда, где работает некромант! Моя магия небезопасна, да и зомби… Зомби, мать его! Он же бродит поблизости, а дети… Запру, выпорю и запру, не выберутся.

   Удержав Одану и велев постоять у могилы (совсем зелёная, моя жёнушка, того и гляди, стошнит), направился к зашевелившимся кустам.

   Нет, Элькасир Азарх, не уйдёте, я вас видел. Любопытство вверх взяло, решил неосторожно выглянуть – только вот твой отец заприметил. Я чужие взгляды чувствую.

   Самарэн тоже здесь: дёргает брата за рукав, шепчет, что тоже хочет взглянуть.

   Вот зачем его притащил?

   Точно, с ушами можешь распрощаться, Сир.

   — Элькасир, стоять!

   Сын, прихватив младшего брата, бросился наутёк, но наткнулся на мою магическую преграду.

   Глаза отчаянно заметались в поисках укрытия – поздно.

   — Элькасир, иди сюда. Немедленно и без разговоров. Разбираться буду с тобой, потому что ты старший. Потому что именно тебе пришла в голову «гениальная» идея прогулки на кладбище, именно ты привёл сюда Самарэна. А ведь ты отвечаешь за него. Отвечаешь и за брата, и за сестру.

   — Но я…

   Опустил глаза, изобразил святую невинность.

   Самарэн тоже потупился: чувствует, что виноват. Притих, теребит что-то. Какая-то ветка с ягодами. Неядовитыми. Пускай.

   Ладно, начнём с него.

   Прочитал нотацию, главной мыслью которой было: «Чтоб я тебя ночью за порогом дома не видел! Чтоб духу твоего, когда я работаю, рядом не было. Только, если позову» и отправил к матери. Она его утешит, нос утрёт, испортит весь воспитательный процесс. Женщина, что с неё возьмёшь!

   Элькасир так просто не отделался.

   Отвёл его подальше от Оданы, пресёк попытку оправдаться и солгать подзатыльником (я давно объяснил, что оправдываться, — недостойно мужчины, удел слабаков, а сильному престало нести ответственность за свои поступки), и велел нарвать прутьев.

   — Зачем? – сын настороженно посмотрел на меня.

   — Ты нарушил запрет. В первый раз ограничился выговором и парой шлепков, теперь, видимо, придётся тебя высечь. Ты подверг опасности себя и маленького брата. Но то, что простительно Рэну, неприемлемо для тебя. Ты уже взрослый. Итак, Сир, я жду.

   Элькасир не стал просить, не стал плакать, умолять – это в нём мне нравилось. Понял, что заслужил, что должен ответить, как мужчина, и нехотя поплёлся к кустарнику.

   — Нож дать? Они крепкие, не сломаешь.

   Отказался. Гордый!

   Наломал много, не пощадил себя и с лёгким поклоном отдал мне.

   Я опробовал розги – не слишком ли много боли причинят, я же не собираюсь пытать сына, просто наказать, — и велел Сиру снимать штаны. Тот и не подумал возражать, снял и прилёг на ближайший могильный холмик.

   Лицо серьёзное, губы плотно сжаты. Хороший маг вырастет, достойная смена.

   Бил в полсилы, тщательно следя, чтобы удары не приходились на одно место, а сучки не ранили кожу. Когда посчитал наказание достаточным, разрешил встать.

   Элькасир молчал, сквозь зубы цедя воздух.

   Да, больно, но если ты слов не понимаешь… Я тебя до пятнадцати лет к некромантии близко не подпущу. Это не игрушки! Я ведь Дану тоже на расстоянии держу, слежу, чтобы её не задело, чтобы не тронули…

   Хочется новых ощущений? Я тебе их устрою. Стьеф всё свободное время практикой займёт, а я теории добавлю.

   Раз на магию так тянет, то начнёшь ей серьёзно заниматься, а не по два с половиной часа в день после курса общих наук, как прежде. Только начинать придётся с простой монотонной работы и терпеть наказания за невыученные уроки и несделанные задания.

   — Всё, отец?

   Я кивнул:

   — Всё. Штаны натягивай. И чтобы на кладбище…

   — Да понял я. Больше не буду. Я виноват.

   В этот трогательный момент объявилась Одана, прижимая к себе Рэна. Она тоже его бранила, но упирала на свои чувства и возможность покалечиться.

   Её взгляд скользнул по болезненно морщившемуся старшему сыну:

   — Сир, что с тобой?

   Метнулась, наседка, к своему цыплёнку. Мать – она всегда мать. Даже если сама в полуобморочном состоянии.

   — Ничего, — он вывернулся из её рук. Самостоятельный, уважаю.

   Одана обернулась ко мне, требуя разъяснений. Я и не подумал их давать. Шуганул сыновей с кладбища: «Чтоб духу вашего через мгновенье здесь не было! Ни здесь, ни у ограды. Домой и спать!», проследил, чтобы они ушли.

   За безопасность детей не боялся: они не беспомощные мамины сынки, не потеряются, да и на Элькасире амулет – я в прошлом году на семилетие подарил. Такой же, но посильнее, у супруги. Оно и понятно: в магическом плане она слабее сына, тот ведь пару простеньких заклинаний освоил, да и нож держать в руках умеет. Одно из важнейших умений, между прочим, от которого моя благоверная не в восторге.

   Ножик, к слову, у Элькасира есть – какой мальчишка без ножа? Не жертвенный, обычный. Часто с собой носит.

   Вернулся к покойнице: ритуал необходимо завершить, даром, что ли, Одана кровью жертвовала? Да и нельзя не завершить, иначе магию гасить, нивелировать нужно. Даже не знаю, что сложнее. Скопиться большое количество необработанной энергии – и демонов звать не надо, разорвёт. Либо гулять по кладбищу пойдёт. Поднимая армию неуправляемых мертвецов.

   — Лэрзен, что ты сделал с Сиром? Почему он прихрамывал?

   — Ничего, пройдёт. Дана, не мешай! Как посмотрю, покойников ты больше не боишься: спокойно стоишь рядом и разглагольствуешь о сыне. Не спорю, это ещё не зомби…

   Напомнил, на свою голову! Отшатнулась, прикрыла рот рукой и отвернулась. Позеленела вся и ринулась в кусты. Ладно, желудок прочистит, а я пока женщину подниму. Ничего, кстати, была. Если накрасить, можно вечерком в люди вывести. То, что нужно. Мне необходим кто-то в стане врага, а мёртвые мёртвым охотнее доверяют.

   Дело спорилось, моя покойница не противилась оживлению и вскоре произнесла своё первое: «Да, хозяин».

   Убедившись, что Одана всё ещё дружит с кустиками, отдал приказ первому зомби вернуться.

   Вот они, мои лазутчики, мои приманки. Теперь нужно сделать так, чтобы они встретились с Элоиз. Но это потом, а сначала наведаемся туда, где она промышляет, и попортим ей кровь.

   Ни одного ритуала я тебе провести больше не дам, буду знать всё, что ты делаешь, каждый твой шаг.

   Женщина-зомби пусть у могилки подежурит и подсыплет туда кое-чего. Я ведь тёмный маг, дорогуша, пакости делать умею и знаю, что место упокоения всё ещё держит тебя. И может притянуть обратно, если я энергетические каналы перекрою. Нет, связь ты, конечно, восстановишь, но порошок в себя многое вобрать успеет, весь твой резерв, оставшийся в гробу. Он ведь так быстро в тебя не войдёт, потому как ты неживая.

   Помню, раньше в юности охотился за такой энергией, воровал. Но найти подобное – редкая удача. Тёмных магов обычно не хоронят, а сжигают. В пепле, безусловно, кое-что тоже есть, но недолговечное, хрупкое.

   А ещё мне нужна генеалогия проклятой семейки. Найду детей Элоиз и с помощью их крови прижучу родительницу.

   И на всё это у меня один день… Негусто. Нечего и думать, что успею. Я и не думаю, планирую визит солдат и заранее к нему готовлюсь. Зомби им понравится. А уж как он мне нравится! Убить ведь его простым оружием невозможно.

   Он возьмёт на себя людей, а я займусь светлым магом. Есть у меня одна задумка, в эту ловушку светлый точно попадётся и не выберется.

   А потом мы всей дружной компанией отправимся к Элоиз. Моих зомби она не перевербует: в них моя сила, придётся их убивать. Сомневаюсь, что она это умеет. Да если даже и умеет – потеряет драгоценное время. Я творю заклинания смерти гораздо быстрее.

   Раздав поручения, отправился на поиски Оданы: пора и её в чувства приводить.

   Странно, что детей проводить не вызвалась, видимо, чувства к извергу-мужу-отцу захватили.

   Оправилась уже, сидит, о чём-то с духом шепчется. Сейчас начнётся! Только я слушать не стану: буду воспитывать сыновей так, как воспитывали меня. У неё есть Орфа – тут я не вмешиваюсь. Только мимо вопроса нравственности не пройду – моя дочка нормальной вырастет. А то научит её жена высоким моральным ценностям. Видимо, слишком высоким, чтобы я их понял. До сих пор с ними борюсь. Не спорю, пара приятных моментов есть, но в целом…

   — Ну, давай уже, — я со вздохом присел рядом с Оданой, констатируя, что мои резервы стремятся к нулю.

   Устал, как собака, хочется лечь, закрыть глаза и не двигаться.

   Два сложных портала, два обряда сотворения зомби, наделение их минимальным интеллектом… Нет, отдыхать, нечего выжимать себя досуха, потом восстановление обрадует таким «откатом»! Честно, лучше похмелье – его хоть облегчить можно. Но тоже удовольствие ниже среднего. Умереть хочется.

   — Ты…

   — Я, — с готовностью согласился я – И? Вонючий некромант, садист, ненавидящий своих детей? Право слово, моя фантазия пасует.

   — Ты бил Сира? – в голосе неприкрытое возмущение.

   Отодвинулась от меня, насупилась, отвернулась. Как девчонка!

   — Выпорол. За дело. Согласись, это не одно и то же. Я не бью детей и бить не намерен, но учить буду. Не вмешивайся, Дан, потому что при всём моём к тебе уважении, нормального мужчину ты вырастить не сумеешь. Просто потому, что женщина. Мягкая женщина. Зато хорошая жена.

   — Хоть на этом спасибо! – вздохнула супруга. – Может, ты и прав, просто пороть детей… Но они тебя любят. И уважают.

   — Вот видишь. Если бы я был моральным уродом, то они бы не лезли ко мне с вопросами, не просили в чём-то помочь или даже просто на колени не забирались.

   — Устал?

   Кивнул.

   — Запал пропал? Концерт устраивать не станешь?

   Обернулась ко мне, покачала головой, придвинулась ближе.

   Напряжение чувствуется, но это нормально. Я думал, что хуже будет.

   Вспоминает о зомби, о том, что я делал, пытается убедить себя, что это нормально, не отвратительно.

   Прервав цепочку её размышлений, встал, подал руку.

   Пора спать, и ей, и мне. А то наговоримся на усталую голову. Да и много думать вредно, не хочу я, чтобы жёнушка распсиховалась, собрала вещички и сбежала с детьми в Лайонг – с неё станется, если разовьёт тему некромантии и её вреда для общества. Уже проходили – в Медире намучался.

   Протянула свою, оперлась, встала. Ещё подташнивает, ещё под впечатлением.

   Всю дорогу Одана хранила молчание. Что ж, я не заставляю.

   Перебросился парой слов с духами и знакомой нечистью (безобидной, такой, что и жена не боится) и, уже предвкушая отдых, вступил на свою территорию.

   На полпути меня дожидалась Анже. Кажется, она что-то искала. При виде меня вздрогнула и как-то напряглась, будто от чувства вины. Наверное, корила себя за вылазку мальчишек, думала, что накажу.

   — Ну, обдурили тебя мальчишки? Домой хоть чистые приползли, паршивцы? – шутливо поинтересовался я.

   Анже молчала, косясь то на меня, то на Одану. В темноте не видно её глаз (сейчас не та фаза луны, чтобы в ней проснулась душа оборотня), но я готов был поклясться, что в них полно беспокойства. Она почти физически пахла страхом, липким страхом – я восприимчив к чужим эмоциям.

   — Анже? – от моей весёлости не осталось и следа. – Что-то случилось?

   — Ваши сыновья домой не вернулись.

   Одана взволновано пискнула, хотела броситься к дому, но я удержал, велел помолчать.

   — То есть как не вернулись? Ты хорошо смотрела? Спят наверняка…

   — Их нигде нет, господин Лэрзен. Хотите, сами проверьте. Мы с мессиром Стьефом и конюхом всё вокруг обыскали…

   Прошипев: «Шею сверну!», торопливо попытался отыскать мальчишек. В доме нет, в саду нет, в деревне нет, дальше – не знаю, так быстро не проверишь, нужно сосредоточиться, а я этого пока не могу.

   Они уже час где-то ходят. Целый час! Хадершет, найду, убью! Сначала уверюсь, что с ними всё хорошо, а потом убью.

   Одана была близка к истерике, порывалась присоединиться к поискам, но какой от неё толк?

   — Иди к Орфе, она же там одна. Вдруг проснётся? Не беспокойся, я их найду. И не надо сразу предполагать худшее! Страшнее вампиров никого не встретят.

   — Нечего сказать, успокоил!

   Знаю, у самого сердце не на месте. Отлично понимаю, сколько всего может повстречаться на пути двух детей, да и те же вампиры не безобидны. Допустим, местных мало, они у нас не охотятся, да и уважают меня, но ведь такой соблазн!

   Тёмная кровь, безусловно, помогает, нечисть, если почует, не решится, но сытая нечисть. А вот голодная…

   И ведь малявки они у меня, показать свою суть не сумеют, не воспримут их как высших существ.

   Но ведь есть и люди, и их бы я опасался гораздо больше. Любых. Не приведи Тьхери, разглядят знак – и будет мне месть на всю оставшуюся жизнь. Не разглядят – тоже ничего хорошего. Далеко не все добренькие и просто приютят на ночь ребятишек, добренькие по ночам спят.

   Насильно загнав Одану в дом и заперев (надеюсь, через окно не выберется, Марта присмотрит – она женщина с головой), ухватил Анже за шиворот и велел обшарить каждый куст по дороге на кладбище и прочесать овраг.

   — Надеюсь, понимаешь, что я с тобой сделаю, если с ними что-то случится?

   Голос сам собой срывался, переполненный тревогой и яростью. Нужно успокоиться, а то сбудутся рассказы о неадекватных магах, убивающих без объяснения причин. И Анже это понимает, сутулится, прячет глаза, даже дышит иначе, часто-часто. Никогда ведь не оказывалась в роли потенциальной жертвы.

   — Я тебе их доверил, ты обязана была следить… Словом, лучше найди, Анже. Для тебя лучше.

   Отпустил её – и моя горничная стремглав юркнула в темноту.

   Хотя бы ищут и не сейчас начали. Не могли негодники далеко уйти. Сейчас успокоюсь, сделаю глубокий вдох и поищу их.

   Хадершет!

   Мне хотелось выть, ногтями впиться себе в руки. Проклинать и винить нужно только себя и никого больше, потому как именно я ответственен за безопасность семьи, потому как именно я, сам того не желая, привёл эту тварь к своему дому.

   Я увидел мальчишек в паре миль отсюда, беспечных маленьких паршивцев. Вытащу, запру на неделю. Они меня доведут!

   Элоиз была рядом, слишком рядом, чтобы я мог позволить себе хотя бы минуту промедления. Она наверняка искала меня, караулила. С какой целью? Цель в таких случаях всегда одна: то, что мешает, устраняют.

   Тьхери, пусть она не почувствует детей, пусть она не поймёт, что они мои! Не подпускай её к ним, моя госпожа, ты же знаешь, я умею благодарить.

   Вернувшись обратно в тело, поспешил сотворить портал, одновременно подзывая с зомби. Когда окажусь на месте, позову ещё кое-кого из местной нежити, надеюсь, не откажут. Но рассчитывать на чужую помощь не стоит, тёмные маги всегда сами за себя.

   И, как назло, сил меньше, чем хотелось бы.

   Только не говорите, что она знала, что специально подгадала момент!

   Пожалуй, теперь я понял, что такое семейные узы. Даже если это ловушка, я суну в неё голову.

ГЛАВА 2

   Элькасир плотно сжимал губы, стараясь не показывать, что ему больно.

   Седалище ныло, храня красные следы от гибких розог. Но жаловаться или плакать он не собирался: наказание было справедливым, отец действительно предупреждал. И он прав, не стоило подбираться так близко.

   Те существа, которых оживлял отец, пугали. Они хоть и походили на людей, но не люди. Элькасир бы не хотел встретиться с такими. Он их боялся, но ни за что бы не выдал своего страха – рядом был Самарэн. Это Рэн маленький, это он плакса, а он, Сир, уже взрослый, колдовать умеет.

   И интересно. Так интересно, что даже будь тот живой покойник (а это был он, отец сам признал, что занимался некромантией) стократ страшнее, Элькасир бы не ушёл, досмотрел до конца. Это так занятно! Жаль, он не видел книг по некромантии, с удовольствием бы почитал.

   Элькасир покосился на младшего брата – тот практически спал, откровенно зевая в кулак.

   — Рэн, иди домой, а я пока погуляю…

   Самарэн сразу оживился, дрёму как рукой сняло.

   — А ты куда?

   — Неважно, ты ещё маленький.

   — Я большой, — насупился Самарэн. – Ска-ааа-жи.

   — Хочу к лесу сходить. Сегодня седьмые лунные сутки, должны собираться феи. Я никогда фей не видел, но мама говорит, они красивые. А ещё мне трава одна нужна, — таинственно добавил Элькасир.

   Естественно, Самарэн стал упрашивать взять его с собой, обещая вести себя тихо и не мешать.

   — Я вовсе не хочу спать, Сир, и я тоже взрослый. А отец ничего не узнает, он ведь нескоро домой вернётся.

   Это точно, Элькасир был убеждён, что они успеют оказаться в кроватях до того, как Лэрзен Азарх переступит порог их детской. У него ведь много дел, и мама с ним. Может статься, что он и не станет проверять, вернулись ли они, если устанет.

   А спать в такую ночь – преступление. Какой тёмный маг будет спать, когда цветёт лазоревик? Элькасир собирался нарвать его, высушить и сделать по рецептам Стьефа приворотное зелье. Ему нравилась одна девчонка, а она даже не смотрела на него, шарахалась, как от чумного.

   Средство обязательно получится: луна усиливает силу трав.

   Дети беззаботно шли напрямик к лесу, споря, какие они, эти феи. Темнота их не пугала, не казалась враждебной.

   Не думали они и об опасности, которая могла подстерегать одиноких путников. Элькасир считал себя достаточно взрослым, чтобы защитить обоих. За поясом был нож – весомое, по его мнению, дополнение к магии.

   Магический огонёк трепетал, освещая дорогу, предупреждая досадные падения и ушибы. Элоиз давно заприметила его и теперь, подобравшись ближе, внимательно наблюдала за детьми. Она пришла сюда по следу мага, посмевшего нарушить её гениальный план. Ничего, Элоиз это исправит.

   Внешне она не походила на зомби или умертвие. Обыкновенная женщина, даже девушка, прелестная своей невинностью. Темнота удачно маскировала проявлявшуюся по ночам зеленоватую бледность и бескровные губы.

   Кожа беспокоила её, приходилось идти на разные хитрости, чтобы никто не заметил, что она наполовину мертва. Увы, отобранной крови было слишком мало, они не могли согреть её, вернуть румянец, заставить сердце биться ровно.

   И дышала Элоиз не так, как положено: гораздо реже. Приходилось постоянно напоминать себе об этом и делать абсолютно ненужные и бесполезные вздохи – лишь бы двигалась грудная клетка.

   Зато Элоиз была магом. Не тупым зомби, а настоящим обладателем тёмного знака. Увы, он ни был так ярок, но она делала всё, чтобы развить дар. Тайно, по ночам, потому что днём Элоиз изображала добропорядочную девушку благородного происхождения. Через секретный ход выбиралась из дома, встречалась с местной ведьмой, которая за деньги доставала книги. Потом ведьму убили: Элоиз позаботилась о том, чтобы никто не раскрыл её тайну.

   Лэрзен ошибся, назвав виновницу своих бед полукровкой, — она была приёмной дочерью Айбвигилей, подкидышем, таким же, как Стьеф. Только ей повезло больше, чем Стьефу: спасая малышку, родители успели замаскировать знак на предплечье.

   Айбвигили вырастили её, как родную, благо у брата баронета не было детей. Их ему заменила маленькая Элоиз. Ей даже нашли мужа, с которым она прожила пять лет. Потом супруг стал мешать планам Элоиз, и она задумала его отравить. Увы, подвела случайность – неуклюжесть служанки, по вине которой отрава без цвета и запаха досталась Элоиз.

   К счастью, ещё до этого прискорбного события она успела договориться с любовником о помощи в проведении обряда «бродячей души». Ей стоило большого труда замедлить действие яда, но, увы, вытравить его из организма не удалось.

   Но Элоиз не жалела – тело осталось молодым и привлекательным.

   И она обрела силу. Смерть сделала её могущественной, позволив душе не прибывать в забытьи до воскрешения, а совершенствоваться в познаниях. И своей едва теплящейся жизнью немного приостановить процесс разложения тканей.

   Ритуал с кровью ребёнка сразу по восстание из мёртвых помог нарастить кожу, хотя и не вернуть человеческий вид. Крестьянская семья, полная сил и здоровья, превратило её в то, чем она была сейчас. Ещё совсем чуть-чуть – и влияние грани исчезнет, но связь с ней останется, поможет советом и новыми возможностями.

   Лэрзен был прав: Элоиз знала, что когда-то её алчные родственники позовут некроманта. Деньги старого судьи не дадут им покоя. Сами они их не найдут – именно Элоиз посоветовала деду место, где спрятать клад. Он почему-то доверял ей, в отличие от кровных родственников. Наивный баронет, не разглядевший у себя под носом тёмную!

   Ей нужен был толчок, чужая магия, запустившая бы сложный механизм её собственной игры. Уже через час после ухода Лэрзена с кладбища Элоиз выбралась из гроба, разминая ставшие чужими суставы.

   Нечаянно пробудившему её некроманту она уготовила незавидную участь – ответчика за то, что возвращало её к жизни. Сама Элоиз должна быть чиста, чтобы осуществить честолюбивые планы. Лендлорд не женится на тёмной колдунье, а без этого она никогда не доберётся до власти.

   К сожалению, Элоиз Айбвигиль не вольна была распоряжаться своей жизнью, вынужденная играть роль примерной дочери. Но для нынешней Элоиз не существовало преград и обязательств.

   У неё были деньги (тайником обзавёлся не только её дед) и задумка замечательного спектакля для лендлорда. Он клюнет, она хорошая актриса, иначе бы не была в своё время с почестями похоронена на семейном кладбище. Рядом с отцом, как и просила в завещании, вызвав шёпот неодобрения среди родных супруга. Впрочем, он не был столь же знатен, как Айбвигили, поэтому скандал удалось замять. Да и сам вдовец предпочёл упокоиться рядом со своей второй женой.

   Элоиз удалось выследить посмевшего встать у неё на пути некроманта. Увы, его не схватили, не казнили за невинно пролитую кровь, поэтому приходилось действовать самой.

   Дети, беспечно шедшие по дороге, чьи они?

   Элоиз чувствовала тёмную суть, да и магический огонёк лучше любых знаков свидетельствовал о том, что они не простые мальчишки.

   «Здесь всего один маг, тёмный маг, — мысленно усмехнулась она, прибавив шагу, — и, значит, дети его. Сама судьба послала их мне прямо в руки. Если я сейчас совершу обряд над двумя маленькими колдунами, то обрету бессмертие и неувядающее полноценное человеческое тело. Благодарю за столь щедрый подарок, собрат! Пусть Тьхери поможет тебе быстро умереть в руках палача».

   Неслышно достав ритуальный кинжал и нагнетая силу, которая должна была слиться в сладкую песню колдовства, Элоиз с быстротой вампира, дарованной двойственностью сути, переместилась на четверть мили вперёд, чтобы преградить дорогу беспечным детям.

   Элькасир вздрогнул, инстинктивно оттолкнув брата за спину, когда перед ним возникла человеческая фигура. Рука сама собой потянулась к подаренному отцом медальону, пропитанному охранной магией. Хоть перед ним на первый взгляд была лишь женщина, напоминавшая русалку – у неё оказались такие же необыкновенные, светящиеся лунным светом волосы, но амулет нагрелся, сигнализируя об опасности.

   Вся взрослость мальчика мигом улетучилась, липкий страх начал подниматься из глубин души, но тёмная суть давила его, не позволяя парализовать сознание.

   Элькасир направил огонёк к лицу незнакомки, одновременно начиная плести охранное заклинание, используя магию медальона. Его должно было хватить и на него, и на брата, если, разумеется, перед ними нечисть. Элькасиру и в голову не приходило, что так близко от дома мог оказаться кто-то ещё. Увы, видеть и чувствовать суть он пока не умел.

   — Доброй ночи, мальчики. Гуляете?

   Элоиз дыханием отогнала от лица магический огонёк: не хотелось, чтобы дети заметили нездоровый цвет и дефекты кожи, так выигрышно скрытые пудрой и правильным освещением.

   Но Элькасир заметил: как всякий тёмный, он отличался наблюдательностью. Нахохлившись, словно зверёныш, он попятился, подталкивая Самарэна. Доступная сила сконцентрировалась в кончиках пальцев, чтобы обрести пользу единственного доступного атакующего заклинания – «оков боли». К сожалению, его действие было кратковременным, и получалось оно далеко не всегда: отец научил всего пару месяцев назад.

   — Как, вы уже уходите?

   Элоиз приторно улыбалась.

   — К сожалению, мы торопимся. Доброй ночи!

   Полуживая магичка мысленно похвалила мальчика: боится, но голос не дрожит. И держит себя в руках, с достоинством. Понял ведь, что она не безобидная прохожая.

   Не став тянуть, Элоиз потянулась к Элькасиру, намереваясь парализовать касанием, но мальчик увернулся и с поразительной ловкостью вонзил в её руку нож, провернув его вокруг своей оси.

   — Ах ты, маленький гадёныш! – зашипела Элоиз.

   Из сквозной раны стекло немного крови – вовсе не столько, сколько полагалось. И она очень быстро свернулась, запеклась, красноречиво свидетельствуя против владелицы.

   — Рэн, это умертвие! – скривился Элькасир, не теряя времени, награждая взбешённую Элоиз «оковами боли».

   Магичка завизжала, сжимая бескровные губы, осела на землю, вытравливая из себя боль. На это ей потребовалась всего пара минут. Когда она выпрямилась, детей рядом уже не было – они бежали к дому. Со всех ног, так быстро, как могли.

   Элоиз легко выставила перед ними силок и, усмехаясь, неторопливо зашагала к отчаянно бившимся в паутине колдовства мальчишкам. Она решила, что обойдётся без колдовского дурмана, просто туго спеленает их невидимыми нитями и по очереди выпустит кровь, которая теплом жизни и силы вольётся в неё.

   — Ты первый, дружок. Как старший. Передай папочке спасибо на том свете: для своего возраста ты очень развит. Любишь тёмные обряды, малыш? Сейчас поучаствуешь.

   Элоиз схватила Элькасира за шиворот и с, казалось, несовместимой с внешностью хрупкой девушки силой повалила на землю.

   Магия надёжно зафиксировала конечности и лишала ребёнка голоса.

   Опустившись перед ним на корточки и игнорируя крики Самарэна, который не только звал на помощь, но и осыпал ведьму угрозами и проклятиями, увы, неправильно оформленными, начала его раздевать.

   Прикосновения к тёплой коже согревали, даря практически чувственное наслаждение. Элоиз даже с улыбкой подумала, что редкий мужчина возбуждал её так же, как биение этого сердечка.

   Увлекшись, она не заметила, как коснулась амулета.

   Кинжал выпал из скрючившихся пальцев, к счастью, не поранив ребёнка.

   — Сильный, сволочь! – Элоиз долго не могла придти в себя, на время даже потеряв контроль над собственным телом. – Но я знаю, как обезвредить эту штучку. Дура, конечно, что руками полезла.

   Более-менее оправившись и восстановив магические связи внутри себя (амулет их перемкнул, разрушил течение силы, уничтожил заготовленные плетения), она поднялась и подошла к Самарэну.

   Мальчик замолчал, насупился и непроизвольно втянул голову в плечи. Краешки губ подрагивали, плаксиво скривившись, но Самарэн пока держался.

   — Помоги мне, маленький, сними ту штучку.

   От голоса Элоиз веяло приторной сладостью молочных тянучек, но она надеялась не на силу убеждения (испуганный ребёнок всё равно не поверит), а на его гипнотическое воздействие. У мальчика ведь пока незащищённое сознание, он не умеет огораживаться, подвержен чужому влиянию.

   Не отрывая взгляда от блестящих глаз Самарэна, Элоиз ослабила спеленавшую его сеть и поманила к себе. Покорный её силе, временно овладевшей его разумом, мальчик сделал шаг вперёд, затем ещё один, покорно подошёл к брату, отчаянно пытавшемуся с помощью мимики и жестов остановить его, и, наклонившись, снял с шеи Элькасира амулет.

   — Вот так, милый, а теперь зашвырни его подальше. Это нехорошая вещь, бяка.

   Самарэн замахнулся, но внезапно воспротивился, мотнул головой и громко заявил:

   — Нет.

   Элоиз ничего не могла понять: почему колдовство перестало действовать, почему мальчик вновь контролирует свой разум!

   — Потому, падаль, что я сейчас все кости тебе переломаю, долго и мучительно. На двадцать шагов от моих сыновей, иначе на грани дождутся только клочков твоей души.

   Магичка обернулась, заметив неподалёку разгневанного отца детей. На него её гипноз не действовал, откатываясь волнами боли.

   Окутав себя и детей защитной сферой, вложив в неё, к слову, половину свободной энергии, Элоиз метнулась к всё ещё распростёртому на земле Элькасиру, занеся руку для ритуальных ударов. Не успела – защита невидимым стеклом осыпалась на неё, вонзаясь в кожу, обжигая, будто придуманное людьми пламя костров для грешников.

   Элоиз завертелась волчком, пытаясь избавиться от осколков.

   Оковы Элькасира разрушились, голос вернулся.

   Подхватив одежду, мальчик вскочил на ноги и, увернувшись от заклинания магички, растерявшей «живой» лоск, поспешил прочь, увлекая за собой Самарэна.

   Не желая отпускать вожделенную добычу, Элоиз попыталась удержать их, молнией метнувшись наперерез, но помешал Лэрзен, опалив огнём траву между ней и сыновьями.

   Пришлось смириться с потерей двух идеальных жертв и заняться магом, ради которого она, собственно, и пришла сюда. Плохо, конечно, что не застала врасплох, как планировала, что потратила столько сил на защитную сферу, но и соперник тоже не с полным резервом.

   Элоиз усмехнулась: небольшое преимущество на её стороне, некромант далеко не так силён, она справится. Безусловно, не играючи, приложив некоторые усилия, но добьётся того, чтобы через день солдаты обнаружили полудохлое нечто, а то и вовсе труп. Труп даже лучше – люди, даже маги, перед смертью бывают болтливы.

   Элькасир и Самарэн между тем бежали сломя голову, куда глаза глядят, лишь бы подальше от накалившегося от магии воздуха.

   Ноги вынесли их не к родным воротам, а к лесной опушке.

   Перепуганные дети, не останавливаясь, нырнули под своды деревьев, даже не зажигая огонька. Им хотелось спрятаться, забиться в самый тёмный угол, где бы это страшное существо, оказавшееся вовсе не умертвием, не смогло их найти.

   Оказавшись в самой чаще, они наконец остановились, чтобы отдышаться, испуганно оглядываясь по сторонам.

   — Вроде бы отстала, — прошептал Элькасир, рискнув зажечь магический огонёк. Получилось с третьего раза.

   — Сир, я боюсь. И я …я писать хочу.

   Самарэн хлюпал носом, крепко сжав руку старшего брата.

   — Ну, так иди! – резче, чем хотелось бы, под влиянием нервного напряжения, ответил Элькасир.

   — Я не могу один, я бо-ооо-юсь! – канючил Самарэн. – Тут страшно… А вдруг она в кустах прячется?

   Назвав братишку тряпкой и малолеткой, Элькасир покорно поплёлся вслед за Рэном к ближайшему дереву и, пока тот торопливо делал свои дела, пытался осмотреться и определить, куда они попали.

   — Всё? Не обделался, штаны не намочил?

   По правде, Элькасира самого тянуло присесть под каким-то кустиком, но он не мог при брате – авторитет.

   — Н-ээ-т, — оправляясь, обиженно буркнул Самарэн. Не такой уж он и маленький, чтобы описаться. Вот Орфа может, а он нет. Ну, разве что совсем чуть-чуть и то случайно.

   Велев брату отдать медальон, который тот всё ещё держал в руке, Элькасир ревниво водрузил его на место. Отец подарил медальон ему, а не Рэну. Хорошо бы он скорее покончил с этой женщиной и забрал их из этого леса.

   Кишечник всё настойчивее напоминал о себе, и, не выдержав, Элькасир соврал, что пойдёт на разведку. Не слушая возражений Самарэна, рвавшегося пойти с ним (одному страшно), он почти вприпрыжку кинулся в заросли, где благополучно облегчился.

   Сгорая от стыда, Элькасир надеялся, что никто не узнает о его позоре. Ведь даже младшего брата не свалила «медвежья болезнь». Но, с другой стороны, тот ещё маленький, просто испугался, но ничего не понял, а он, Элькасир, понял. Над ним собирались провести некромантский ритуал. Какой точно, он не знал, но не сомневался, что с ним точно хотели сотворить что-то ужасное.

   Рэна не распяли магией на земле, его не касались пальцы этой женщины, она не заносила над ним кинжал, не усмиряла заклинанием молчания. Посмотрел бы он на него, если бы на его животе чертили запёкшейся кровью какой-то рисунок! Рэн бы прямо там в штаны наложил.

   Успокоив себя и убедившись, что брат не подсматривает, Элькасир торопливо подтёрся листьями, заодно убрал геометрическую вязь с тела.

   Самарэн ждал его там, где он его оставил. Нахохлившийся, скованный, переминающийся с ноги на ногу. Увидев брата, обрадовался, подбежал к нему, обнял. Элькасир тоже не удержался, прижался к единственному родному существу посреди этого мрака. Они должны держаться вместе. И он отвечает за Рэна.

   Лес угрожающе надвигался на них, отчётливо становясь враждебным. Дети забрались в самую чащу и теперь не знали, как выбраться.

   Элькасир попытался сориентироваться, но не смог – он не помнил, откуда они прибежали, а в лесу, даже на опушке, он никогда не бывал – отец не пускал.

   Видимо, им предстояло заночевать здесь и надеяться, что утром Лэрзен найдёт их и заберёт.

   Заметно похолодало, и мальчики ёжились от холода.

   Они присели на траву, спиной друг к другу, и, чтобы не было так страшно, вполголоса рассказывали друг друга истории, которыми баловала их по вечерам мама.

   — Сир, там глаза, — испуганно прошептал Самарэн.

   — Какие ещё глаза? Где?

   Элькасир напрягся, попытался сделать светлячок ярче.

   Взгляд лихорадочно заметался по деревьям и кустам, пока не наткнулся на две мигающие зелёные точки. И замер.

   Неизвестный наблюдатель тоже не сводил глаз с мальчика, а потом резко переместился вправо, сразу на десяток футов.

   Вслед за первой парой глаз, появилась вторая, третья… Всего пять. Они рассредоточились с разных сторон, отрезая пути к отступлению.

   — Кто это, Сир? – практически одними губами спросил Самарэн.

   Элькасир не знал, что ответить. Проще сказать, что волки, но вдруг там что-то другое? Что, он догадался, когда одна из тварей пересекла границу света. Она была похожа на Анже в полнолунье, только гораздо крупнее и менее дружелюбна. Огромный бурый волк. Оборотень.

   Непроизвольно прижав к себе брата, Элькасир выставил вперёд руку с чудом уцелевшим ножом, как заклинание, повторяя: «Мы свои, мы тёмные. Мы не люди, нас трогать нельзя». Нужно было воспользоваться магией, силы ещё оставались, но он никак не мог ничего придумать. «Оковы боли» действовали только при физическом контакте. Допустим, Элькасир не растеряется, сумеет сосредоточится, выжать из себя остатки энергии, но ведь оборотень не один, на всех его не хватит.

   Оставались только бытовые заклинания, но все они безобидны, разве что огонь. Но тогда они рискуют сгореть. Да и кто сказал, что оборотни боятся огня, Анже-то прекрасно ладит с очагом.

   Ослепить светом! Мысль пронзила медленно заполнявшийся страхом и паникой мозг. Им нужно много-много света, яркого света, чтобы больно было дышать. Необходимо использовать резервы Самарэна, тогда всё получится. Но проблема заключалась в том, что младший брат ещё не научился пользоваться силой, делая лишь первые шаги на пути магии.

   Передав Самарэну нож и кратко объяснив, как и куда, в случае чего бить, Элькасир вновь обратился к своей сути.

   Губы беззвучно шептали молитву Тьхери, прося у неё помощи и защиты.

   Хрупкий огонёк трепетал в детских пальцах, постепенно обретая силу и яркость. Элькасир старался, старался вдохнуть в него душу, успеть до того, как кольцо оборотней сомкнётся и сметёт их. Они были так пугающе пластичны, передвигались бесшумно, будто скользили над землёй.

   — Нас нельзя есть! – рискнул Самарэн, неуклюже размахивая ножом.

   Брат с раздражением подумал, что тот его уронит. И почему мелкие такие бестолковые?

   Элькасир не успел глазом моргнуть, как вожак оборотней смазанной тенью приземлился перед ним. Его морда нависла над лицом ребёнка.

   Самарэн ойкнул: «Мама!» и закрыл глаза, выронив нож. Элькасиру тоже стало не по себе. Заклинание вылетело из головы, а огонёк всё ещё слабо трепыхался в ладонях.

   У оборотня было зловонное дыхание; на морде запеклась кровь.

   Усмехнувшись, он поднял лапу, легко, одним ударом, повалил жертву на землю, но вцепиться зубами не успел: между ним и до смерти перепуганным мальчиком вклинилась искорка.

   Оборотень замотал головой, пытаясь отогнать назойливую крохотную фигурку со светящимися крылышками, но безуспешно. Фея тут же сменила обличие, превратившись в медведя. Когти у него были внушительнее, нежели у оборотня, да и сам медведь, поднявшись на задние лапы, оказался выше.

   — Пошёл прочь, волосатая шкура, не смей трогать детей! – Ланит в образе зверя смело наступала на пятившегося оборотня. Она не боялась, что он покалечит её, — как можно причинить вред мнимой оболочке? – Ты из ума выжил, это сыновья Лэрзена. Он тебе голову открутит, тебе и твоим дружкам.

   — С чего ты взяла, что эти сопляки – его дети?

   Оборотень обошёл кругом и принюхался:

   — Запах незнакомый.

   — А ты что, хотел, чтобы Лэрзеном пахло? – откровенно надсмехалась фея, обретя истинный облик.

   Даже присутствие детей не заставило её изменить привычкам – на ней было платье, которое практически ничего не скрывало, тонкое, прозрачное, с мягкими волнами драпировок.

   Пришедшие в себя мальчики с восхищением любовались ей. Но если Самарэн сравнивал с мамой, оперируя категориями «красивая», «волосы» и «рост», то Элькасир посматривал и на другое. Разумеется, пока безо всякого откровенного подтекста, но с нескрываемым интересом. Ему было любопытно: никогда ещё он не видел такой раздетой (практически раздетой) женщины, а ему, как пытливому мальчику, хотелось знать, как же они, женщины, устроены.

   Вспомнилась девочка из деревни, ради которой он и собирался в лес, вспомнилась – и померкла. По сравнению с Ланит она казалась уродиной.

   Фея улыбнулась – ей льстило внимание хоть маленьких, но мужчин. Когда придёт время, она намеревалась опередить Анже, свою вечную соперницу, и приобщить их к миру чувственных удовольствий.

   — Вот, полюбуйся, дорогуша.

   Ланит ласково провела ладонью по щеке обомлевшего Элькасира и легко сняла с него медальон. Грациозно ступая по земле босыми ногами, она приблизилась к оборотню и покачала вещицей перед его носом. Тот недовольно что-то проворчал, но сдаваться не собирался:

   — Да, тут магия, тёмная магия, но это ничего не значит. Они могли украсть его.

   — Вот ещё, мы не воры! – была задета гордость, и Элькасир не смог смолчать. – Смотри!

   Он закатал рукав и продемонстрировал тёмный знак. Рядом с Ланит страх отступил, и Элькасир чувствовал себя намного увереннее. Она, несомненно, пользовалась уважением оборотней, иначе бы они давно напали, растерзали их. Но кто эта женщина, мальчик не знал, предполагал, что тоже колдунья.

   Оборотень презрительно фыркнул:

   — Заткнись, малявка, не у себя дома, чтобы пасть открывать. Ещё не решили, может, пообедаем.

   — Обойдётесь, мохнатики! –улыбнулась Ланит и обняла обоих мальчишек. От неё пахло цветами. – Они со мной, под моей защитой. И будьте уверены, дружочки, я всё Лэрзену расскажу и с удовольствием полюбуюсь, как он вас наголо побреет. Не буду скрывать: не люблю вашу пёсью породу. Бегите отсюда, а то добычу провороните.

   Оборотни неохотно ушли, а фея, взяв детей за руки, повела их прочь из чащи, к любимым полянкам с мягкой высокой травой. По дороге она успела выбранить их за пренебрежение элементарными правилами безопасности.

   — А они не вернуться? – Самарэн опасливо косился по сторонам.

   — Нет, милый, они скушают кого-то другого. Кстати, как тебя зовут? Ты такой же очаровательный кареглазик, как папочка, тоже будешь красавчиком.

   — А вы хорошо знаете отца? – вклинился в разговор Элькасир, по праву старшинства вызвавшийся общаться со спасительницей.

   Он непроизвольно одёрнул одежду, с досадой отметив, что в паре мест порвал её, пробираясь через кустарник. Почему-то перед этой обворожительной женщиной хотелось выглядеть, как можно лучше, хотелось понравиться, заслужить похвалу. Пусть ему тоже скажут, что он красивый, он ведь даже больше, чем Рэн, похож на отца.

   — Знаю, ой, как хорошо знаю. Лучше, чем твоя мама.

   Ланит рассмеялась и облизнула губы.

   — Ну, и как же вас зовут, мальчики? Лэрзен говорил, что у него трое детишек, но вот кто из вас кто?

   Элькасир представился, назвал брата, резонно поинтересовавшись, как ему называть собеседницу.

   — Ланит, дорогие. Я фея. Думаю, мы подружимся. И не только.

   Она шаловливо коснулась пальчиком лица обомлевшего Элькасира и провела по губам. Мальчик заворожено следил за ней взглядом. Он впервые видел фею и был настолько очарован, что с радостью подарил ей самое главное своё сокровище – нож.

   — Сколько тебе? Вижу, старшенький, уже колдуешь.

   — Восемь. А Рэн ещё маленький, ему только пять с небольшим.

   Ланит мягко улыбнулась и потрепала по голове сонного Самарэна.

   — Вижу, вы устали, хотите спать. Сейчас я вас уложу. Есть хотите?

   Вот чего-чего, а есть мальчикам не хотелось.

   Фея привела их в своё «гнёздышко» — так она называла домик на ветвях деревьев. Забраться туда, под зелёные кроны, для неё не составляло труда, а вот детям пришлось сбросить верёвочную лестницу.

   Самарэн настолько устал, что сам подняться не сумел, его на руках перенесла Ланит, вполголоса напевая одну из песенок фей, как и многие другие, действовавшие на людей лучше снотворного, усыпляя и подчиняя. Элькасир же залез сам, без посторонней помощи – как истинный мальчишка, он дружил с деревьями, заборами и крышами. Ну, заодно, и верёвочными лестницами.

   Ланит уложила их на свою усыпанную цветами постель и, поцеловав на ночь, скрестив ноги, присела рядом, прислушиваясь к ночным звукам. Её голос напевал всё ту же мелодию.

   Смежив веки, дети забылись глубоким сном.

   Убедившись, что им ничего не грозит – никто из лесных обитателей не покуситься на домик феи – Ланит упорхнула на девичник. Ради двух найдёнышей она не собиралась отказываться от встречи с сёстрами и подругами. Прекрасно выспятся без неё, назавтра придёт отец, заберёт. Фея даже не подумала послать ему весточку – тёмному магу это без надобности, он без труда определит, куда идти за сбежавшими детьми.

ГЛАВА 3

   Одана

   У меня сердце было не на месте, а тут ещё этот подлец запер дома. Будто я могла не волноваться, спокойно ждать, что всё само собой разрешится! Боялся, что я тоже куда-то денуь? Или считал бесполезной? Конечно, куда уж мне до магов, я всего лишь их исправно рожаю. А так, по его мнению, Сир умеет больше меня.

   Лэрзен Азарх, маг проклятый, я тебе не собачонка, чтобы меня запирать! И я мать, мать моих детишек!

   Я в бессильной злобе в который раз пыталась открыть дверь – увы, заклинания муж ставить умел.

   Почему, почему он не взял меня с собой?

   Марта смотрела, как на полоумную: человек в здравом уме вряд ли станет скрестись ногтями о доски. Но мне было всё равно: там, во тьме ночи, где-то были мои сыновья.

   Проклиная «заботу» супруга, я устало опустилась на пол, прислонившись спиной к двери.

   — Шли бы вы спать, госпожа.

   — Я не могу спать, — как она не понимает?!— Марта, скажи, вот ты бы смогла спать, если бы твой маленький ребёнок не вернулся домой?

   Она отрицательно покачала головой.

   — Вот и я не могу. Пожалуйста, проверь – он и «чёрный ход» опечатал? Тебя тоже пленницей сделал?

   — Господин Лэрзен просто не хочет, чтобы и с вами что-нибудь случилось.

   — Да всё равно мне, мне себя не жалко. А твой господин Лэрзен – редкостная самодурная сволочь.

   Кухарка промолчала, покорно отправившись исполнять моё поручение. Вернувшись, она вселила в сердце надежду, но, увы, вторая дверь меня не выпустила. Зато беспрепятственно пропустила Марту.

   Тем не менее, немного успокоившись, я сумела найти решение проблемы. Оделась, взяла фонарь и открыла одно из окон первого этажа. Колдовство на них не распространялось!

   Спрыгнув, угодила в кусты, но меня такие мелочи не интересовали. Главное – на свободе, смогу помочь своим мальчикам.

   Велев Марте подняться к Орфе и не вздумать рассказывать, каким образом я выбралась и в какую сторону пошла, я опрометью побежала по дорожкам сада к воротам и чуть не налетела на Стьефа.

   — Ну, нашёл? – я вцепилась в его руки.

   Стьеф оторопело уставился на меня, потупился и промолчал. Значит, нет.

   — Стьеф, ты должен мне помочь! Скажи, куда они направились? Ты ведь должен знать, ты маг!

   Я и не заметила, как перешла на крик, не заметила, что трясу его за плечи – мужчину, на голову выше меня. Как куклу.

   — Я не знаю, госпожа, я не умею отслеживать перемещения людей: дар слабый.

   Мне показалось, или Стьеф покраснел? Но до того ли мне было, чтобы проверять свои догадки?

   — Но как тогда ты их ищешь? Стьеф, я не верю, что ты так же беспомощен, как я.

   — Нет, конечно. Просто господин Лэрзен…Он их найдёт, не может не найти. Только вас я не пущу: там небезопасно.

   — Стьеф, я иду, и это не обсуждается. Вызывай духов, спрашивай – мне всё равно как, но ты должен сказать, где мои дети.

   Помощник мужа промолчал, забрал у меня фонарь и, освещая дорогу, направился обратно к воротам.

   Я не понимала, почему он медлит, почему не творит никаких заклинаний, почему мы просто стоим и чего-то ждём. Но Стьеф отказывался двигаться с места и не пускал меня. Наконец объявилась причина нашей задержки – Анже. Запыхавшаяся, она с трудом восстанавливала дыхание – а ведь у оборотней, пусть даже полукровок, нет проблем с сердцем и лёгкими. Значит, бежала на пределе возможностей.

   — Всё плохо, — выпалила Анже, скользнув по мне глазами. – Бери оружие и беги к лесу. Они там, смещаются к логу. И поройся в кабинете господина Лэрзена: вдруг у него где-то припасён амулет с силой?

   — А дети… — сердце бешено колотилось, голос дрожал.

   — Всё в порядке с детьми, — отмахнулась горничная. – Оборотни их видели. В лесу они.

   Всё в порядке?! Она говорит, что всё в порядке, когда мои мальчики плутают по чаще в компании оборотней?

   Вырвав фонарь из рук Стьефа, не слушая возражений и предостережений, я побежала к лесу.

   — Дура, убьют же! С ними Ланит. Говорю же, всё хорошо, иначе бы не вернулась. А вот с Лэрзеном…

   Я не дослушала, краем уха вычленив из словесного потока лишь упоминание Ланит и фамильярность Анже. Впрочем, простительно: мы все на нервах, да и, если разобраться, я ничем не лучше неё, госпожой стала только по случайности, залетев от Лэрзена. Кстати, что она там о нём говорила?

   Но мысли переключились на сыновей.

   Материнский инстинкт, страх за своих кровиночек, гнал меня вперёд, белой пеленой застилая всё вокруг. Мысли только о них, о том, чтобы найти, крепко прижать, расцеловать…

   Увы, бегать, как Анже, я не умела, поэтому быстро запыхалась. Пришлось остановиться, чтобы перевести дух и заодно осмотреться – туда ли я бегу. Туда – вот она, кромка леса, темнеет на горизонте.

   И тут я увидела нечто, заставившее сердце забиться с утроенной силой, погрузив в пучину ужаса. Синие всполохи, прорезавшие небо. Там, на полпути к лесу, чуть в стороне от дороги.

   Я была женой мага, я знала, что означает синий цвет – цвет смерти.

   Лэрзен… Светоносный, Анже ведь говорила что-то о логе, а овраг как раз немного правее.

   Их там двое. И мои дети не с ними. Если что-то сейчас и может радовать, то это. И теперь я согласна с Анже: мальчики в относительной безопасности, потому что звери лучше магии. От них хотя бы можно спрятаться, спастись бегством, убить, а колдуна… Или там оборотни, какие-то другие ночные твари? А Лэрзен отгоняет их. Но зачем тогда галопом пронёсся мимо меня на лошади Стьеф?

   Нет, сердце не обманешь, оно чувствует беду. Нечего убеждать себя, что тот, второй, не маг.

   Я ничем не могу помочь. Я ничем не могу помочь… Сколько раз я повторила это себе перед тем, как заставить повернуться спиной к смертоносному зареву. Я буду только мешать, Лэрзен ведь подставится, бросится меня прикрывать.

   И оружия нет, да и что толку, если б было? Без толку. Кухонный нож – не в счёт, нож хорошо в руке лежит, как у любой хозяйки. Припри меня к стенке, смогу вонзить в человека, защищаться умею, но тут ведь нужно иное…

   Эх, папин арбалет бы мне в руки! Надеюсь, не успела забыть, как им пользоваться. Но, увы, он исчез при обысках, а где достать другой, не знала.

   Так что лучше подумать о детях.

   Лэрзен сильный, он выпутается, я ему не нужна, только малышей без матери, упаси в своей милости, Светоносный, могу оставить. Так что я продышусь и кружным путём доберусь до леса.

   Моя задача – найти и привести домой Сира и Рэна, а с колдунами пусть борются те, кто умеет. Я верю в мужа и Стьефа. Да прибудет с ними сила почитаемой тёмными Тьхери! А я буду молиться Светоносному.

   Быстрым шагом, практически бегом, по дуге обогнула опасное место, заставляя себя не смотреть и не думать, и поспешила к лесной опушке, на которой собрались притихшие феи. Видимо, они тоже чувствовали, что творится что-то неладное.

   Меня трясло, было трудно дышать, а сердце щемило. Успокоить сможет только присутствие мальчиков, иначе, видит Светоносный, я сойду с ума от тревоги!

   Не выдержав, оглянулась через плечо, и непроизвольно закрыла глаза рукой – страшно. Отсюда ничего не видно, но воображение рисовало картины одна другой мрачнее.

   Когда я сделала шаг к феям, они разлетелись, затерявшись среди деревьев.

   Феи играли со мной – подпускали на определённое расстояние и растворялись в воздухе. Им, видимо, нравилось издеваться над обыкновенным человеком.

   Я устала бегать и присела на траву.

   Феи тоже остановились, одна за другой вышли на полянку. Видимо, привыкнув к поединку магий и уверившись, что их беда не затронет, вечно юные прекрасные создания вернулись к прерванным занятиям.

   Нет, всё-таки меня не считали чужой, иначе бы не вели себя так вольготно, не замечая. Если раньше в этом чудилось пренебрежение, то теперь я поняла, что всё не так, что всё же вхожа в их компанию. Пусть всего лишь как гость, но мне и этого достаточно.

   Я невольно залюбовалась танцами фей, плавными движениями в такт неслышимой мелодии, заслушалась голосами. Они зачаровывали, заставляли забыть обо всём на свете. Даже о муже, о том, какая опасность ему грозила. Просто стояла и слушала, не отводя взгляда от дочерей воздуха – если верить преданиям, феи сотворены из дыхания мира.

   Их было около дюжины, каждая уникальна, не похожа на других. Все одеты в платья из цветов и листвы — совершенно не по погоде: ночи-то прохладные, хоть и лето.

   Полуприкрытая нагота не вызывала возмущения, даже у меня, женщины. Язык не поворачивался осудить фей за распутство. Потому что оно казалось продолжением их самих.

   Я всегда восхищалась феями, хотела быть такой же необыкновенно женственной.

   Наверное, в песне было что-то колдовское: я успокоилась. Слишком успокоилась, будто пришла сюда на обыкновенную прогулку. Но мысль о мальчиках разогнала дурман.

   Отыскав среди мелькания тел нужную фею, я постаралась мысленно позвать её, как учил Лэрзен, а потом подкрепила зов словами:

   — Ланит, подойди, пожалуйста. Нужно поговорить.

   Феи прервали танцы и песни, обернулись ко мне, хихикая, подобрались вплотную, рассматривая, словно диковинную зверушку.

   — Ланит, это я, Одана, жена Лэрзена. Ты меня видела…

   Фырканье над моим ухом доказало, что меня помнят.

   Фея соблаговолила подойти, скользнув на прогалину передо мной. Держалась самоуверенно, смотрела свысока, будто я какая-то нечисть.

   — Да, видела, узнала. Как я могу не узнать благоверную нашего несравненного мага?

   В её голосе померещилась издёвка. Но даже если и так, то странно было бы надеяться на что-то другое: феи – гордые и высокомерные существа. И ревнивые, наверное. А я увела у неё любовника, мешаю их свободным отношениям. Но я же не запрещаю, я всегда отпускаю Лэрзена в лес, хотя знаю, что там Ланит. Знаю, чем они привыкли заниматься.

   И втайне надеялась, что он этого не делает. Ни с кем.

   Ланит выжидающе смотрела на меня, будто я отрывала её от важных дел.

   У них тут какой-то сбор, а я мешаю… Ах да, Лэрзен что-то такое упоминал – седьмые лунные сутки.

   — Анже сказала, мальчики у тебя. Отдай их мне.

   — Не отдам. Пусть Лэрзен забирает.

   Такого я не ожидала, даже опешила.

   — То есть, как не отдашь? Я их мать, Ланит…

   — И что? Они дети Лэрзена.

   — Они мои дети! Где они, я сама заберу.

   — Хочешь искать – ищи, помогать не стану.

   Я попробовала зайти с другой стороны. Феи – существа упрямые, давить на них бесполезно.

   — Ланит, Лэрзену сейчас не до этого, он не может. Когда всё это кончится… Ты же видела отблески магии? Здесь небезопасно…

   — Это в вашем доме небезопасно, а у меня им ничего не грозит, никто не причинит вреда.

   — Слушай, — она ехидно улыбнулась и сделала паузу, буравя взглядом, — мне показалось, или ты не веришь, что Лэрзен выживет? А я-то думала, что у него верная любящая жена. Пусть и сомнительная, не такую наш маг заслуживал. Но ты ведь расстаралась, а Лэрзен такой благородный оказался. Самой, что ли, ребёночка от него заиметь? Может, разведётся?

   Я переменилась в лице, задохнувшись от подобной наглости. Она вела себя так, будто я была безродной швалью, любовницей, а не супругой. Такого я стерпеть не могла. Ничего говорить не стала, просто поднялась на ноги и замахнулась, чтобы дать пощёчину. Разумеется, безуспешно – Ланит уже стояла за моей спиной и заливалась смехом.

   — А ты не такая уж безвольная курица. Успокойся, он твой, я всего лишь иногда пользуюсь. Редко. Ты не думай, мне мужчин и без Лэрзена хватает, просто он самый любимый. Сама знаешь, каково с ним. А ребёнок… Я подумаю об этом. И не надо хмуриться – это будет наше с ним дело. Получится хорошенькая девочка. У фей только девочки рождаются, если только абы с кем не спутаешься. А от магов всегда чистые, красивые. Только, вот незадача, рожать детей я не собираюсь, оставляю это тебе. Крепко-крепко мужчину привяжешь. Вернее, уже привязала. Тройным узлом.

   Она снова рассмеялась и присела на траву, приглашая последовать её примеру. Теперь выражение лица и улыбка казались дружелюбными.

   — Чего-нибудь хочешь? Всё-таки в гостях…

   — Детей отдай.

   — Я же сказала: Лэрзену. По соображениям безопасности. А что, он влез во что-то серьёзное?

   Я промолчала, краем глаза отметив, что остальные феи отошли на почтительное расстояние, оставив нас одних.

   — Обиделась. Что ж, обижайся. Но тогда не скажу, где мальчишки. Их тут чуть оборотни не убили – забрались, смельчаки, в самую чащу.

   Она так беспечно говорила о вещах, от которых у меня сжималось сердце. Чего только я не передумала за эти несколько минут!

   — Ланит, пожалуйста, я прошу тебя. Я понимаю, что для тебя всего лишь его жена, что ты не одобряешь выбор Лэрзена…

   — Да пусть женится, на ком хочет! – фыркнула фея. – Я его не люблю, я с ним просто сплю, болтаю. Так что не оправдывайся. Но то, что ты и он из двух разных миров – не отнимешь. И это даже забавно. Магички, они ревнивые, а ты… Да я бы на твоём месте волосы мне вырвала, а ты: «Лэрзен, я пойду, погуляю?». Фи! Только он, дорогая, не стал. Врать не буду – я была непротив, а он услал за травками.

   — Ланит, может, хватит обсуждать моего мужа? – не выдержав, я вспылила и, кажется, покраснела. Не от смущения – от возмущения. – Немедленно говори, где мои дети! Я тебе не шавка, а ты никакого права не имеешь их прятать. Не отдашь – пеняй на себя. Я в красках расскажу о твоём омерзительном поведении. Да, сама я тебе ничего сделать не могу, но вот муж ради меня сделает. А, демоны Каашера с тобой, пляши, веселись, я и без тебя справлюсь!

   Годы жизни с Лэрзеном не прошли даром – я кое-что от него переняла. Вот и это простенькое ругательство. И, наверное, решительность, с которой я зашагала вглубь леса, даже не задумываясь, какие опасности он может таить. Унижаться перед Ланит не стану, если со мной что-то случится – будет на её совести. Ей мало не покажется.

   Сжимая кулаки от ярости, я шла и шла, ломая ветки, периодически зовя сыновей.

   Кажется, где-то неподалёку бродили то ли волки, то ли оборотни, но сильные эмоции вытеснили из меня страх. Когда они не рядом, можно позволить себе злиться на наглую фею и не вспоминать, что безоружна. Только вот я успокаивалась, а поэтому всё чаще оглядывалась по сторонам, сбавив шаг.

   — Далеко собралась? Всё равно без меня не найдёшь, только чьей-то закуской станешь.

   Мерцая крылышками, Ланит вилась вокруг моего лица.

   Я сделала вид, что не замечаю её. Пусть извинится за свои слова.

   — Одана, это лес. Смотри, вон там оборотни. А ещё я сегодня вампиров видела. Хочешь познакомиться с вампирами? Не спорю, среди них есть милые ребята, но ведь они не станут разбираться, чья ты жена.

   Я, не замедляя шаг, шла вперёд.

   Боится. Боится, что ей достанется от Лэрзена. Пожалуй, я нашла болевую точку феи – страх. Кто бы мог подумать! Ничего, пусть поволнуется.

   Всё-таки как я изменилась! Но не сказала бы, что меня это пугает. Глупо было бы оставаться всё той же девушкой.

   Кстати, нужно спросить у Лэрзена, за что он меня полюбил. Я ведь действительно не подхожу под типичные представления о супруге тёмного мага.

   Лэрзен… Совсем забыла! А ещё хорошая жена… Есть же в этом лесу вампиры, какие-то другие твари, зомби, которых он поднял, наконец. Или он их отослал? В любом случае нужно найти кого-то и попросить помочь.

   Резко остановившись, я обернулась к Ланит. Та едва не утонула в моих волосах: не ожидала, что я вдруг застыну.

   — Ланит, ты должна ему помочь.

   — Что? – фея удивлённо уставилась на меня.

   — Отвлеките то существо. Вы ведь все любите Лэрзена, вам ведь не хотелось, чтобы с ним что-то случилось? А ты сама говорила, что лес опасен. Его обитатели на стороне Тьмы – так почему же они бездействуют?

   Ланит задумалась, а потом нехотя буркнула: «Хорошо».

   На душе сразу полегчало. Теперь только дети.

   — До твоего дома ещё далеко?

   — Я же сказала… — завела старую песню фея, но я не позволила ей договорить, напомнив о муже.

   В итоге Ланит снабдила меня краткими указаниями и, пожелав удачного пути, упорхнула прочь.

   А как же оборотни? Или тут неопасно?

   Стараясь не думать и не смотреть по сторонам, я свернула налево, ища глазами сухую ольху. От неё сто шагов вперёд, перейти ручей и подняться вверх по течению до сухостоя. От него направо, ориентируюсь по звёздам.

   Кажется, за мной следили: я чувствовала чей-то пристальный взгляд, неотрывно сопровождавший меня всю дорогу. Но не трогали. То ли знают, кто я, то ли Ланит предупредила.

   Стараясь не показывать страха, не оборачиваться, не ускорять и не замедлять шага, наконец добрела до сухостоя. Забралась в самую сердцевину леса, даже не знаю, выберусь ли обратно. Выберусь, если не забуду приметы и не поддамся панике.

   Прямо на меня плыл голубоватый мыльный пузырь.

   Я застыла и зажмурилась, надеясь, что тварь меня не тронет. Напрасно!

   — Здравствуй, красавица, — с придыханием произнёс мужской голос.

   Что-то холодное коснулось щеки.

   Не открывая глаз, машинально взялась за амулет Лэрзена. Так и есть, влипла: иначе стал бы он нагреваться?

   — Такая ночь, а ты одна, — продолжал мурлыкать голос. – Открой глаза, взгляни на меня!

   Вот этого я делать не собиралась: существует много видов нечисти и нежити, которой опасно смотреть в зрачки. Некоторые убивают взглядом, другие гипнотизируют и подчиняют, а третьи и вовсе высасывают душу. Муж и Сир щедро снабжали меня подобными историями: Лэрзен – чтобы предостеречь, сын – чтобы попугать. Так что я учёная.

   Убежать всё равно не смогу, так что лучше не дёргаться.

   — Какая ты несговорчивая!

   Меня обняли, привлекли к чему-то странному, скользкому. Поначалу холодному, но затем перенявшему тепло человеческого тела.

   Руки похотливо гладили, сжимали под платьем грудь.

   Кажется, у этого нечто есть ещё и хвост, иначе что обвилось вокруг моей ноги и бесстыдно пробирается под нижнюю юбку?

   Было противно, я не выдержала и всё-таки взглянула на то, что меня тискало. Должна же я знать, в руки какого горе-насильника попала. Надеюсь, он не ходячий мертвец и на лицо не урод – хоть какое-то утешение.

   Впрочем, давать ему я не собиралась – и мысли не было.

   На вид – человек. Обнажённый. Совсем. И улыбается, будто так и нужно. Только вот улыбка с головой выдаёт – столько зубов не бывает. И таких зубов. Нет, они не вампирьи, но какие-то мелкие и в таком состоянии…

   Видя, что я не только открыла глаза, но и пристально его рассматриваю, существо впилось в губы поцелуем.

   Меня чуть не стошнило, когда острый язык попытался проникнуть в мой рот.

   Я изо всех сил оттолкнула его, больно ударив по ноге, и заметалась взглядом по сторонам в поисках сучковатой ветки.

   У твари действительно оказался хвост. Тонкий-тонкий. Зато им удобно хлестать по лицу, в чём я успела убедиться.

   Потирая скулу, попятилась. Кажется, я его разозлила.

   А что я должна была делать? Я добропорядочная женщина, замужняя. Мужа люблю и изменять, тем более с этим, не собираюсь.

   Руки наконец нашарили ветку. Вооружившись ей, я испуганно смотрела на приближающегося лесного обитателя. Черты его исказились, выдавая тёмную природу. Он постепенно терял человеческий облик, превращаясь в окружённый голубоватым сиянием призрачный силуэт. Теперь он не ходил, а летал.

   Сдерживая дыхание, я ждала и, подпустив так близко, как смогла, изо всех сил ударила палкой.

   Послышался странный булькающий звук. Мыльный пузырь прогнулся, но не лопнул.

   А я оказалась на земле, отброшенная невероятным по силе ударом.

   — До смерти, красавица! – прошипело существо и навалилось всем весом своего тела.

   Я отчаянно брыкалась, кусалась, но оно будто не чувствовало боли.

   И у него не было крови.

   Пальцы с длинными ногтями развязали завязки плаща, легко скользнули за ворот.

   Я закричала.

   В памяти всплыла картина из прошлого: ночь, земля и насилующий меня вампир. Неужели мне снова предстояло пережить подобное?

   К счастью, нет: покушение на честь сеньоры Азарх предотвратил медальон. Видимо, сработало какое-то заключённое в него заклинание.

   Не успев испортить одежду, только испачкав в земле (но это я отстираю, главное, ничего не порвал), тварь с диким воем отшатнулась от меня. Её руки почернели; мне показалось, что на них появилось что-то вроде экземы.

   Оказалось – ещё хуже: магия пожирала их, сжигая бесцветным огнём.

   Запах палёной плоти поплыл над лесом. Кисловатый, будто от чего-то несвежего.

   Продолжая кричать и отчаянно дуть на руки, существо снова обернулось пузырём и поплыло к ручью. Не успело – разорвало в клочья. Будто муж оказался рядом. Но его не было, я проверила.

   Поцеловав медальон, спасший меня от унижения, и мысленно послав слова благодарности такому предусмотрительному и заботливому супругу, привела себя в порядок, утёрла кровь из царапин и взглянула на небо, чтобы узнать, куда идти.

   Уставшая и злая на фею, я всё же добрела до её жилища.

   Больше меня никто не трогал, даже не следил.

   Забраться наверх оказалось проблемой. Лазать по деревьям я не умела, а лестницей Ланит не снабдила. Зато мои мальчики наверняка легко спустятся.

   Я позвала их. Сначала тихо, потом, осмелев, громче. Ничего.

   Обошла вокруг дерева – нет, не получится. Даже если подпрыгну, повисну на руках, не удержусь.

   — Тебе помочь?

   Я вздрогнула и улыбнулась. Следующим желанием было закричать, только я почему-то не смогла, так недвижно и смотрела на вампиршу с жёлтыми глазами.

   Странно, они должны быть алыми, а эти…

   Но точно вампирша – такие клыки не спрячешь.

   — Ты ведь жена Лэрзена?

   Вампирша дружелюбно (или мнимо дружелюбно) улыбнулась, но этим напугала ещё больше.

   У меня прорезался голос. Оцепенение спало, и ноги сами собой понесли меня прочь, в чащу.

   Бежала я недолго, пару мгновений, до того, как меня догнали и рывком остановили.

   — Да тихо ты, полоумная! Я сытая. И Лэрзена знаю. А на тебе его цацки. Да и лидерка ты знатно уделала. Вернее, не ты, а игрушка, что на тебе. Словом, не трону. Ребятишек Ланит заграбастала? Так это мы мигом исправим. Я, знаешь ли, терпеть не могу этих заносчивых насекомых.

   Вампирша отпустила меня и скользнула взглядом по шее и запястьям. Я поёжилась – неприятно.

   — Я из дома Лэрзена никого не пью, не дрейфь! Пойдём, с мальчонками подсоблю, до опушки провожу – а то вляпаешься в оборотничьи зубы. Они-то голодные и неразборчивые, только грубую силу уважают. Животные!

   Можно подумать, вампиры – аристократы! Видела я их – ничем не лучше.

   Вампирша принюхалась, встала на четвереньки и с поразительной быстротой, недоступной человеческому глазу, перенеслась к деревьям, на которых раскинулся домик Ланит. Ещё миг – и она, как кошка, взобралась на ветви и скользнула внутрь.

   Материнское сердце вздрогнуло. Вдруг она побрезговала мной, чтобы закусить ими? Они же спящие, беззащитные. Особенно Рэн, у Сира хотя бы амулет и нож. Но поможет ли он против вампира? Сомневаюсь. Наверняка его сила мала.

   Но я ошиблась: вампирша не собиралась обедать. Как щенков, она одно за другим вытащила и спустила ничего не соображающих спросонья мальчиков.

   Расплакавшись, я прижала их к себе, твердя между поцелуями, что никогда больше никуда одних не отпущу.

   Вампирша терпеливо ждала, пока я закончу причитать, а потом, решительно толкнув в плечо, заставила двинуться в обратный путь. Шли мы быстро и не таким кружным путём, который мне объяснила Ланит.

   Держа сыновей за руки, я всё ждала подвоха, но его не было. Нас никто не собирался убивать, загонять в ловушку. Как и обещала, вампирша всего лишь провожала, держась от меня на расстоянии пары шагов.

   Сир пробовал заговорить с ней, но я не позволила: не доверяла нечисти. Да и чему хорошему она может научить моего мальчика?

   Рэн клевал носом, пришлось взять его на руки.

   Какой же он тяжёлый, едва подняла!

   Когда забрезжили просветы среди деревьев, наша провожатая остановилась.

   — Ну, бывай. Лэрзену привет. Пусть заглянет – новости есть.

   Послав сыновьям воздушный поцелуй, вампирша затерялась в лесу.

   Теперь я почти бежала, волоча за руку упирающегося Элькасира.

   Первым делом, выбравшись на открытое пространство, огляделась: всё так буднично, ни следа магии. Значит, либо уже всё кончено, либо они переместились в другое место. Главное, не оказаться на их пути.

   Крепко прижимая к себе спящего Рэна, я кратчайшей дорогой направилась к дому, велев Сиру не отставать и внимательно смотреть по сторонам:

   — Если заметишь что-то странное – немедленно скажи.

   Под «странным» я понимала не только волшебство, но и зомби, случайных прохожих, просто подозрительные предметы, мимо которых я спокойно проходила в девичестве. Но не теперь.

   К счастью, ничего такого нам не встретилось, и я благополучно переступила порог дома. Там нас дожидалась Марта: бедняжка так и не ложилась спать.

   Ни Стьефа, ни Анже не было, так что ей пришлось нелегко – бродить по пустому дому, снедаемой тревогой и страхом, периодически заглядывая к Орфе. Хорошо, хоть она осталась, а то наша кухарка сошла бы с ума.

   Конюха тоже на месте не оказалось – всех подняли на ноги.

   — Светоносный с вами, вернулись, деточки! – Марта раскрыла объятия навстречу мальчикам.

   Передав ей Рэна, я обессилено сползла на пол.

   Меня трясло. То, что сдерживала, выползло наружу. Все мои кошмары, все мои воспоминания. Не выдержав, я даже разрыдалась, закрыв лицо руками.

   — Мама, что с тобой? — Элькасир недоумённо смотрел на меня. – Мы же живы, с нами всё в порядке.

   С вами – да, мои дорогие, мои драгоценные, только он… Лэрзен. Его нет, и где он, я не знаю. Не знаю, что с ним, как он и когда вернётся.

   Ожили полученные в наследство от мамы предчувствия. Тональность их голосов лишь усилила мои рыдания. Теперь плакала в голос, всхлипывая и мотая головой.

   — Марта, уложи детей, — я нашла в себе силы подняться, старательно выравнивая дыхание. – И… — тут голос дрогнул, — никто не возвращался?

   Кухарка отрицательно покачала головой.

   Плохо. Очень плохо. И эти предчувствия… Лэрзен говорит, нельзя от них отмахиваться, только вот так хочется отмахнуться…В любом случае я могу только ждать.

   — Помолись, пожалуйста, Светоносному. Я понимаю, что должна сама, но у меня в голове пусто. И сделай мне успокоительного чая.

   Обойдя встревоженную Марту, я побрела к лестнице. Ступеньки давались с неимоверным трудом: на меня вдруг навалилась такая тяжесть, что двигалась через силу.

   На площадке меня догнал Сир, взял за обе руки, крепко сжал ладони и спросил, серьёзно так:

   — Отец?

   Я не знала, что ответить, но, видимо, мы оба чувствовали, что с ним что-то не так.

   Поцеловав и заверив, что не сомкнёт глаз, молясь Тьхери, что угодно взамен предложит, сын довёл меня до спальни, расстелил постель и попросил немного подождать, пока он принесёт чаю. Вот тебе и сорванец! Лэрзен всё-таки воспитал из него мужчину, такого же, как он сам.

   Пошатываясь, я направилась к умывальнику и остатками утренней воды ополоснула лицо. Некоторое время стояла и тупо смотрела в зеркало, потом потянулась за гребнем, несколько раз провела по спутанным волосам и, не выдержав, вновь разрыдалась. Такой, зарёванной и жалкой, меня и застал Сир.

   Поблагодарив сына за заботу, я мелкими глотками выпила чай. А Сир рассказал о той женщине, которая едва не лишила меня сыновей. Стоит ли говорить, что теперь я начала метаться из угла в угол, поминутно прислушиваясь и подбегая к окну?

   Элькасир это предвидел: слишком хорошо знал мать, чтобы подумать, будто бы я смогу успокоиться, не брошусь на улицу, бродить по окрестностям. Поэтому и приготовил чай сам.

   Я почувствовала сонливость, как мысли постепенно начинают путаться, сбиваясь в один густой клубок, а потом и вовсе теряют форму.

   — Ложись, мам, ты устала. Я тебя разбужу.

   — Я не могу, Сир, лучше ты…

   — Я уже выспался. Ложись.

   Сын оставил меня одну, а я, повинуясь воле трав, не раздеваясь, легка, провалившись в нечто среднее между сном и дрёмой.

   Меня разбудили голоса. Я долго не могла понять, чьи, не могла вынырнуть из пучины забытья, но потом поняла – Анже. Анже и Сир.

   С трудом открыв глаза, растрёпанная, помятая, я приподнялась на локте.

   Эти двое сразу замолчали, перевели взгляд на меня.

   Почему, почему они молчат? Лэрзен?

   Лэрзен!

   Я вскочила, опрометью бросилась вниз, приготовившись к худшему.

   Холл был наполнен запахом кофе. Как они могут пить кофе, когда…

   Я собиралась отчитать Стьефа (кто, кроме него?), уже направилась к столовой, когда вдруг поняла, что кофе пахнет из кабинета мужа. Метнулась туда и замерла на пороге. Прижала ладони к лицу и сползла на колени.

   — Потрясающая реакция! Извини, не труп, но близко к этому.

   Дверь была открыта, и я хорошо видела Лэрзена. Он полулежал в кресле, бледный, окровавленный, уставший. На столике рядом с ним стоял поднос с кофе. Сам он чашку держать не мог, поэтому его, причитая, поила Марта.

   Тут же был Стьеф с рассечённым виском, в рубашке, больше походившей на лохмотья. Он что-то сосредоточенно смешивал в небольшой мисочке.

   Оба посторонились, давая мне возможность обнять мужа. Я не желала причинить боли, поэтому просто поцеловала и села, уткнувшись лицом в его колени.

   — Приятно, когда тебя любят. О детях знаю. Вопросы – потом. И потоп здесь не устраивай, лучше займись своими прямыми обязанностями.

   Пытается шутить – значит, не всё так плохо, только я ведь слышу, как он дышит.

   — Тихо-тихо, Дан, если я до дома дополз, то выживу. Бывало и хуже. Перестань, на мне всё, как на собаке, заживает.

   Я кивнула и улыбнулась сквозь слёзы. Тихонько отозвала Стьефа и за дверью попыталась выпытать у него, что произошло. Оказалось, что Лэрзен боролся с какой-то полумёртвой колдуньей, той самой, из-за которой у нас были проблемы с властями. И она была вовсе не зомби и не умертвием.

   Если бы не Стьеф, лежал бы мой муж в овраге, потому как ходил он с трудом.

   Были и хорошие новости – регенерация шла полным ходом. Что это, объяснять мне не нужно – видела. И посторонняя помощь не потребуется.

   Немного успокоившись, я поспешила на кухню, готовить завтрак – раненому нужно хорошо питаться, чтобы восстановить силы. Потом меня сменила Марта, а я вернулась к Лэрзену.

   Накормила его, помогла Стьефу довести до спальни, обработать и перевязать раны.

   Пока не уснул, прилегла рядом, аккуратно обняла. В итоге заснула вместе с ним – и это вместо того, чтобы заботиться о его здоровье!

   Проснулась я уже вечером.

   Судя по дыханию, Лэрзен ещё спал. Но просыпался – иначе зачем пустая тарелка с едой на полу? Марта приготовила, Анже накормила, а я…

   Рука мужа лежала у меня на талии. Сбрасывать её не хотелось, поэтому я не двигалась.

   А потом вспомнила: солдаты! Завтра за Лэрзеном должны придти, а он такой беспомощный…

   — Ну, не такой уж, — пробормотал муж. – Лежи и не рыпайся. Грей, а то меня что-то озноб пробирает. Всё из-за этой арковой мёртвой бабы! Стьеф всё сделает: я дал указания.

   — Сам ты аркова скотина! – вырвалось у меня. – Я к тебе со всей душой, а ты…

   Я села, скинула его руку и, не глядя, начала шарить ногами по полу в поисках домашних туфель.

   — Дан, непривычно слышать, чтобы ты ругалась. От меня набралась? Хорошо, я скотина. И этой скотине хочется, чтобы ты с ней полежала. Потому что действительно холодно.

   — Я тебе плед принесу, укрою.

   — Дан, ты обиделась? На что? На «не рыпайся»? Извини, не до раздумий и поиска правильных выражений. За заботу спасибо.

   Я промолчала, нашла-таки туфли и встала. Оглянулась на мужа: бледный, с тенями под глазами. Лежит на спине; веки опущены. Нужно бы перевязать.

   — Ты голодный?

   Я уже не сердилась. Да и за что, с чего вдруг вспылила? Наверное, сказалась усталость.

   Лэрзен покачал головой.

   Ему тяжело. Интересно, как быстро восстанавливаются силы?

   Осторожно, чтобы не потревожить, вышла, проведала детей, наскоро поужинала и достала из ледника баночку с мазью Стьефа (он оставил для меня пояснительную записку, а сам куда-то ушёл). Мазь необычная, у меня в аптечке другая. Густая, зелёная, с лёгким перламутровым блеском.

   Анже нагрела воды, принесла в спальню и водрузила на табурет у постели.

   Вооружившись полотенцем и чистыми бинтами, приступила к лечебно-омывательным процедурам. Аккуратно раздела мужа (снимать особо нечего было), протёрла кожу, стараясь не задевать повязок. Разумеется, этого не удалось, но Лэрзен терпел, молча стискивая зубы, когда я нечаянно мочила бинты.

   Насухо вытерев его, окончательно отмытого от грязи, крови и пота (волосы потом, они, вроде, более-менее чистые), я приступила ко второй части: перевязке.

   Раны затягивались, мелкие уже зарубцевались – регенерация по-прежнему на хорошем уровне. Так что бинтов мне потребовалось меньше, чем вчера. Но, на всякий случай, я наложила мазь и на розовые полоски свежей кожи – хуже не будет.

   У Лэрзена упадок сил. И это не только от кровопотери. Если верить Стьефу, вчера он полностью опустошил магический резерв, тратил энергию на заживление ран и костей (два ребра сломаны, но выправлены), теперь за это расплачивается.

   Другая бы подумала, что муж от похмелья мучается, но я-то знала… Называется это откатом, один раз на моей памяти было.

   И его действительно трясёт. Мелкой-мелкой дрожью.

   Не простыл бы, не подхватил воспаление лёгких!

   Положила руку на лоб – холодный. Или это у меня руки такие горячие?

   — Дан, ну погрей! Ты, помнится, клятву давала…Это тоже помощь, и уж здесь-то тебя никто не заменит. Я не согласен на грелку и плед.

   — А на Анже? – усмехнувшись, спросила я. – Она горячая-прегорячая.

   — Обойдёшься! Нечего ко мне в постель кого ни попадя подкладывать! Вот умру, в гроб хоть дажерского судью засунь. Кстати, я не против, вот только Кадех не оценит, будет кричать, чтобы крышку не заколачивали.

   Не выдержав, я рассмеялась. Зрелище, описанное мужем, вопреки логике показалось забавным. Наверное, тоже становлюсь тёмной.

   Поцеловав Лэрзена, заверила, что скоро вернусь и погрею ему бок.

   Около часа, может, чуть больше, провела вне спальни: поиграла с детьми на свежем воздухе, расспросила о новостях Анже, Марту и конюха. Потом помылась (тоже вчера испачкалась) и, благоухая цветочным мылом, скользнула к мужу под одеяло.

   Тонкая ночная рубашка, думаю, не помешает передаче тепла. Нет, я могу её снять, не замёрзну, только возбуждать Лэрзена не хочется: кое-что у мужчин порой живёт своей собственной, не согласованной с остальным телом жизнью.

   Обняла, погладила, унимая озноб.

   В качестве благодарности мне поцеловали запястье и сообщили, что не ошиблись с выбором супруги. Точнее, не ошиблась Тьхери, которая, по словам Лэрзена, меня ему и подсунула.

   Усыпив мою бдительность, супруг вкрадчиво поинтересовался, может ли воспользоваться моей энергией. Естественно, я не отказала, только напомнила, что он не в том состоянии, чтобы исполнять супружеский долг – другого способа обмена я не знала.

   Лэрзен фыркнул, съязвив по поводу оценки своей персоны, а потом сообщил, чтобы я даже не надеялась на «приятное времяпрепровождение со смятыми простынями»:

   — Если хочешь, сама, без моего участия. С удовольствием посмотрю и послушаю. А если серьёзно, то через дыхание можно. У нас достаточно крепкая связь, чтобы мне для мелкого заимствования в тебя требовалось входить. Не спорю, такой вариант идеальный, но уж только если ты возьмёшь инициативу в свои ручки.

   Я пообещала, что обязательно возьму, только не сегодня. Взяв с меня слово («Я тебя знаю, скромницу: заявишь, что порядочные девочки о таком даже не думают»), Лэрзен попросил его поцеловать – «тут уж пошли свои принципы к орку в задницу, чем развратнее и дольше, тем лучше».

   К привычным ощущениям прибавились новые – покалывание и боль в висках. Догадываясь, что это побочный эффект ритуала, я постаралась расслабиться, не отрывать губ Лэрзена от своих.

   Слегка закружилась голова; по телу прошла волна слабости…

   Надеюсь, Лэрзен не переборщит.

   Стоило занервничать, начать бояться, как муж оборвал поцелуй, поблагодарил и сказал, что это сугубо на благо его регенарации – «У меня с энергией пусто, как у зомби в голове».

   Тесно прижавшись к нему, согревая телом и дыханием, я заснула. Не сразу – ещё долго вслушивалась в ритм дыхания Лэрзена, переживала, думая о завтрашнем дне.

   Муж убеждён, что всё будет хорошо. Мне бы его уверенность!

   Проснулась я в одиночестве. Сначала подумала, что показалось спросонья, – ну не мог Лэрзен встать! – но потом поняла, что его действительно нет. Зато кто-то настойчиво барабанит в дверь.

   Как была, вскочила, накинула халат и открыла – Анже. Бледная, взволнованная, под стать новости – светлый маг! Требует Лэрзена Азарха.

   Попросив передать, что я скоро спущусь, наскоро привела себя в порядок: не в дезабилье же щеголять, не перед мужем! Кстати, где он, мой муж? Наверняка скрылся, почуяв светлого. А мне нужно врать. Светоносный, что мне ему солгать? Лэрзен, бы хоть записку с указаниями оставил!

   Неприятным открытием стало отсутствие детей в детской. Меня бросили одну на растерзание врагам? На Лэрзена не похоже, он бы не стал. Нужно бы спросить у Анже, только как: она ведь гостя караулит.

   Естественно, магу не понравилось, что к нему вышла я. Он тут же приступил к допросу с пристрастием, чуть ли не как обвинение бросив мне в лицо слова о том, что сопровождавших его солдат перебили зомби.

   Я изображала дурочку, стараясь не показывать, что лгу. Надеюсь, не покраснела, а то, что волнуюсь… А что же мне ещё делать в подобной ситуации?

   Сказала, что мужа нет третий день, уехал к какому-то клиенту, а в округе творится что-то неладное.

   — Я боюсь, сеньор маг, за себя и за детей боюсь. Особенно после того, как вы о зомби рассказали. Была бы признательна, если бы вы разобрались. Попросила бы мужа, но его нет… А позавчера я чуть от ужаса не умерла.

   Надеюсь, вышло натурально.

   Давая себе передышку, глотнула воды, мысленно лихорадочно выстраивая новую версию того, что случилось с Сиром и Рэном. Без присутствия Лэрзена и кладбища.

   — И что же произошло?

   — Моего сына чуть не убили. Он провожал отца до развилки, возвращался пешком и попал в руки некромантки. Если бы не его… — нужно сказать, это и так все знают, — знак, то Сира бы убили!

   — Некромантки, говорите?

   Маг мне не верил. Мне нужен был Элькасир, чтобы подыграл.

   — Не могу с точностью сказать, что именно её, просто сужу по рассказам сына. Согласитесь, кому ещё придёт в голову тащить ребёнка на кладбище?

   Молодец, Одана, нужно выгородить Лэрзена. Если узнают об обряде, то будут подозревать не только его.

   — Я бы хотел, чтобы ваш сын, сеньора, побеседовал с агентом Имперского сыскного управления. Сейчас он осматривает окрестности. И как раз должен быть на кладбище. Рад, что вы сообщили мне правду.

   — То есть? – я постаралась изобразить удивление.

   — Вашего мужа действительно нет дома, я проверил. Так не позовёте ли сына?

   — Он гуляет. Анже! — дрогнувшим голосом позвала горничную, молясь, чтобы она знала, куда подевались дети. – Анже, приведи, пожалуйста, Элькасира.

   Анже кивнула, с лёгким презрением, которое не считала нужным скрывать, поинтересовалась, не желает ли чего-нибудь гость, и удалилась, оставив меня один на один с магом.

   Мы хранили молчание, изучая друг друга. Он – открыто, я – исподтишка, сцепив руки на коленях.

   Я никак не могла понять, куда подевался Лэрзен. Раненый Лэрзен. Время шло, а он всё не появлялся.

   Не выдержав, извинилась и вышла. Подловила Марту, хлопотавшую у плиты, и в лоб спросила, где мой муж. Кухарка понятия не имела. Рано позавтракал (спустился сам, хоть Стьеф и поддерживал), потом она его больше не видела. И дети так же рано поели.

   Он меня бросил? Но он не мог! Забрал детей и ушёл? А я?

   Снова выпив воды, отправилась на поиски Анже. Её я обнаружила во дворе – горничная выбивала коврик.

   — Анже, я же попросила привести Сира! – отчаянье каплей за каплей просачивалось наружу. – Или ты тоже не знаешь, где он? Скажи, скажи мне правду: они сбежали? Куда, куда, Анже?

   — Успокойтесь, сеньор Лэрзен бы вас не оставил, — горничная кинула на меня осуждающий взгляд. – Сеньор Элькасир скоро вернётся. Разумеется, если ему разрешат поговорить с тем светлым. А вот и следаки.

   Анже презрительно скривилась при виде двух всадников.

   — Не пускайте их в дом, сеньора, хватит нам и того мага. Кстати, он в кабинете Лэрзена не рылся?

   Светоносный, я дура!

   Бегом вернулась в дом, даже не поздоровавшись с новоприбывшими, и с облегчением вздохнула, увидев, что маг на месте. Надеюсь, он не успел… Наверное, ждёт ордера, которые привезли агенты.

   Примирившись с тем, что меня отвезут в Дажер для беседы со следователем, нацепила на лицо улыбку и села напротив мага.

   Через пару минут к нам присоединились следаки. Оба смотрели на меня, как на что-то, не достойное уважения.

   — Мама, ты меня звала?

   Затянувшееся молчание нарушило появление Элькасира. Раскрасневшийся, перепачканный, он, казалось, нисколько не боялся посторонних. Знает ли он, кто они?

   Как оказалось, знал.

   Ложь Элькасира была безупречной. Он оказался куда лучшим актёром и выдумщиком, нежели я. Смотрел в глаза агенту, говорил уверенно, без пауз и, главное, полностью подтвердил мою «легенду».

   Некромантку описал подробно, согласился указать место, где она на него напала. Ни разу не попался на каверзных вопросах. Даже я поверила, что он не врёт.

   Сославшись на то, что у меня много дел, выставила наконец неприятных гостей за дверь. Уезжали неохотно, пообещав скоро вернуться: «Когда ваш муж будет дома».

   С облегчением закрыв за ними дверь, глубоко вздохнула, проведя рукой по вспотевшему лбу. Нелегко, нелегко далась мне эта игра, но я старалась.

   Анже, тайком отправившая провожать мага и следаков, вернулась, сообщив, что они действительно уехали.

   — Анже, теперь ты можешь сказать, где он.

   — Я не знаю, сеньора. Я только видела, как он уезжал.

   Попробовала заняться домашними делами – всё валилось из рук. Поймала Сира и потребовала сказать, где отец. Вместо прямого ответа сын вызвался проводить меня.

   Обеих лошадей не было, пришлось идти пешком.

   Мы миновали кладбище и направились к оврагу, затем пошли по кромке леса, судя по всему, направляясь к королевскому тракту. Но до него же миль десять, не меньше.

   Сын остановился у реки, предложив подождать здесь. Мне ничего не оставалось, как согласиться.

   Вытянув гудевшие ноги, я сидела и осматривала окрестности, гадая, откуда ждать мужа.

   Но увидела я Стьефа. Он направлялся к нам со стороны леса. Такой же чумазый, как Элькасир, весь в земле… Они что, в могилах рылись? Днём?! Или что-то закапывали.

   — Сир, ты ему помогал, да?

   Сын кивнул, но наотрез отказался поведать о сути своей помощи. Это ещё больше уверило в том, что он не просто копал червей для рыбалки, банку с которыми специально, чтобы видели и маг, и агенты, принёс домой.

   Стьеф оказался немногословен, сообщил лишь, что Лэрзен немного облагородил картину преступления и подготовил себе алиби.

   — Зомби его?

   Стьеф кивнул.

   — И как?

   — Клюнули, — улыбнулся ученик мужа. – Сеньор Лэрзен умеет заметать следы и подставлять других. На кладбище нашли свежие следы вскрытия могил и чёткие указания на то, что это сделала женщина. Я долго всё готовил, — Стьеф гордо улыбнулся. – Убирал следы магического поединка.

   — А где Лэрзен? Только не говори, что он в этом тоже участвовал!

   — Практически нет, только указания давал. Только на кладбище чуть-чуть, потому как у меня… — он замялся. – Словом, я не могу того, что нужно.

   Тайны, даже от меня. Что ж, может, он и прав, и мне не положено знать.

   По крайней мере, теперь я уверилась, что Лэрзен не бросил меня, но зато теперь я волновалась за его здоровье.

   После долгих расспросов удалось вытянуть из Стьефа подробности алиби: Лэрзен собирался внушить одному человеку, что пробыл у него два дня. Таким образом, муж никак не мог сотворить зомби и оказаться на месте совершения ритуала.

   — Но ведь обман вскроется…

   — Не вскроется. Этот человек писал сеньору Лэрзену, предлагал работу. Он её и сделал, только не за два дня, а за один, сегодня. Есть один способ влиять на человеческий разум без следов магического воздействия – особые капли убеждения. Это я их готовил, — снова горделивая улыбка. – По записям сеньора Лэрзена.

   — Так он всё-таки колдовал, Стьеф? Ему же нельзя, он же едва на ногах держится.

   — Ну, да… Сеньор Лэрзен наглотался настойки, которую на такой случай держит, с канором, — она устраняет все видимые признаки слабости. Только, Одана, я вам этого не говорил!

   Значит, у этого средства есть побочные действия…

   Вернётся – к кровати привяжу, на куриный бульон посажу! И одежду спрячу.

   Увлечённая беседой со Стефом, я чуть не пропустила появление «виновника торжества».

   Лошадь Лэрзена трусила мелкой рысцой. Приглядевшись, я поняла, что идёт она сама, а муж даже не держит поводья.

   Не дожидаясь моей просьбы, Стьеф с Сиром наперегонки бросились к Лэрзену и ухватили лошадь под уздцы.

   — В полном сборе, — мертвенно-бледный муж скользнул взглядом по нашим лицам. – Падальщики убрались? Извини, Дан, не предупредил, но ты ведь выкрутилась?

   Вместо ответа