...Страшный Катаклизм потряс материки планеты. Цивилизация погибла, человече-ство - уничтожено. Из миллионов остались единицы, от городов - руины. Но, даже эти развалины - не для них. Это - рукопись человека, уцелевшего в первые дни и сумевшего выжить дальше. Это - может случиться и с нами...
На Развалинах Мира
Двое среди руин
Возвращение к Людям
Нашествие(Черная масть)
Обреченные жить(Форт у Синей реки)
Прайд Серого Льва
Огненное Боренье (Хроники новых времен)
Когда горный орел - Клаш - спускается на могучих крыльях на равнину, когда степной мустанг - Пхай - поднимает голову к небу, а мрачный Свинорыл спешит убраться в свое подземелье - это значит, что над прериями вновь встает солнце. А еще - что мы, все-таки, живы...
Мое имя - Даромир. Мои близкие зовут меня Даром, все остальные
- Серым Львом. Это прозвище я получил от Белой Совы - шамана нашего рода и всей до-лины. За выносливость - от времени, когда Багровое Нечто растапливает первые льдинки на застывшей траве, и до поры, когда последние из крыс-трупоедов, выходят на ночную охоту, я могу прошагать с тушей бурого Джейра на спине, неся ее к общему костру. За ярость - Шкура зверя, которую я ношу на плечах, скальпы врагов и клыки зверей, украсившие ее, рубцы от ран, исполосовавшие все тело – никто, из ныне живущих, не сможет сказать, что их вождь хоть раз уклонился от боя.
Да, я - вождь. Я - глава рода, ставший им, еще не зная своего предначертанья... Но это уже было известно Вещей и Сове. Я остался человеком среди лютого холода ночи, когда был один, я заслужил это, когда новое солнце осветило прерии от Синей реки и до Каньона смерти, и я останусь им, пока буду способен быть первым среди своего народа. Среди тех, кто выжил, и теперь будет жить - даже если небо окончательно смешается с землей.
Но я не один. Ната, моя верная подруга, с маленьким Диком на руках, находится подле меня. Элина - мать нашего ребенка - спокойно стоит рядом и уверенно смотрит вдаль. Угар, мощный пес, лежит в наших ногах.
Мы оставили свое прошлое. Но оно не оставило нас. У каждого из нас - своя боль, своя история и свой след, который может прерваться в любой момент... Каждый загнал свою память в самую даль - но иногда она вырывается обратно, напоминая о том, как страшно, как кроваво и жутко все начиналось...
Катастрофа
Был ли этот день самым обычным днем? Отличался ли чем особенным, от других - плохих или хороших, веселых или тоскливых, памятных и не очень? Наверное, нет… Нет, он не отли-чался ничем, если не считать того, что это был Тот день, когда быстро, беспощадно и яростно изменился привычный для нас мир. Вся моя прошлая жизнь оказалась лишь вехой на новом пути, а его еще только предстояло пройти. И никто во всем этом мире не мог предвидеть той страшной дороги, в никуда - но, для миллиардов людей она стала именно такой… Нет, я не помню хоть что-нибудь, что могло указать на приближение событий, очевидцем и участником которых пришлось стать. Уже прошли все сроки, назначенные многочисленными сонмами прорицателей, о грядущем апокалипсисе. А время новых - еще не пришло. Старые и новые пророки вещали и предсказывали с точностью сомнительной, и полный разброд не способствовал вере в их дар. В церквях не раздавались проповеди, призывающих покаяться и ожидать скорого суда. В верхах, как всегда, слышались благие призывы и уверения в полной стабильности - для успокоения тех, кто внизу. Все шло своим чередом…
Мне уже приходилось сюда приезжать - там, где я жил, работы не нашлось, приходилось ис-кать ее везде, где только можно. А больше всего возможностей предоставлял мегаполис, куда стекались все умелые руки, и все умные головы. И, разумеется, все крупные деньги. Полунищая страна, разодранная на удельные вотчины, предоставляла каждому ее гражданину выживать самостоятельно. И я не являлся исключением. Оставив семью, привыкшую к подобным отлучкам, я проехал в поезде несколько тысяч километров, и к обеду выходил из здания вокзала, держа в руках сумку с рабочей одеждой и другими нужными вещами. На этот раз - я работал в составе бригады! - мы договорились встретиться возле городского парка, где недавно построенные напыщенные здания крупных банков грубо оттесняли прочь скромные дома уходящих времен. Там находился и наш офис, один из многих в массивном сооружении прошлого столетия - руководство считало, что это добавляет им респектабельности. Собравшись вместе, мы должны были дождаться представителя компании и, получив направление, отправиться на указанный объект.
До сбора оставалось около полутора часов, усталость после трехдневной тряски в вагоне постепенно прошла, и я решил пройтись по аллее, закрытой для городского транспорта. При-близившись к ней, увидел, что с той стороны, которая была скрыта от меня домами, выставлена цепь людей в форме, а неподалеку стоит несколько машин, чья марка сразу указывает на особый статус владельцев. Все стало ясно - кто-то из «важняков» решил продемонстрировать свою близость к народу, а так как сам народ следовало допускать в дозах умеренных, то всех, не попавших на улицу до приезда гостей, просто-напросто от нее отсекали. У меня не было никакого желания спорить с представителями власти, да и солнечный день, не смотря на холодный ветерок, располагал к прогулкам на любой территории. Совсем близко, параллельно аллее, находилась другая улица, и там людей в форме не наблюдалось. Я прошел туда и стал фланировать по ней, осматривая витрины магазинов, попадающихся практически на каждом шагу. Зашел в один, в другой, покачал головой при виде цен, недоступных моему пониманию, - как какая-то безделушка может стоить ровно в двадцать, а то и тридцать раз больше, чем где-нибудь на окраине. Или причина в том, что она продавалась в таком шикарном бутике?
Время уже поджимало. Следовало возвращаться. Перебросив сумку через плечо, я остано-вился, чтобы купить газеты в киоске. Пока выбирал и доставал мелочь, очень быстро, буквально за несколько минут, испортилась погода. Все заволокло неизвестно откуда набежавшими тучами, сильно потемнело, резко усилился ветер. Многочисленные прохожие недоуменно посматривали на небо - настолько неожиданно исчезло солнце, только что гревшее землю. Некоторые поспешили укрыться от начинающего накрапывать дождя под навесами автобусных остановок, другие ускорили шаг, а кто-то просто приготовил зонт. Еще больше потемнело. Казалось, что на улице уже вечер. Небо стало свинцовым. Я в сердцах выругался - не хватало еще прийти в контору, промокнувшим насквозь! Но некоторых такое изменение погоды только позабавило - проходящая мимо парочка, смеясь и дурачась, декламировала стихи известного поэта, посвященные грядущей буре. Молодой мужчина, одетый очень стильно, брезгливо поморщился, протягивая продавщице цветов - неопрятной и немолодой тетке, у которой была явно видна грязь на ладонях - сложенную вдвое, купюру. Его спутница, для которой предназначался букет, нетерпеливо, но как должное ожидала, пока цветы перейдут из рук в руки. Мимо мчались машины, многие - с зажженными фарами. Одна из них остановилась метрах в десяти от меня, и из нее выбрался лысоватый полненький и чрезвычайно деловитый пассажир, сразу оттеснивший меня от киоска. Он, почти не глядя, набрал такую охапку газет и журналов, что я усмехнулся: в этом киоске план на сегодняшний день выполнен более чем достаточно! Стало немного светлее - загорелись фонари. Видимо, кто-то все же решил, что они не помешают, несмотря на столь раннее время. Дождь все никак не начинался, а холодных капель, которые с силой швыряло в лица, стало несколько меньше. Зато еще усилился ветер, да так, что даже стоять на ногах становилось значительно труднее. И вот тут какое-то смутное, неуловимое чувство тревоги кольнуло меня, я, не понимая почему, оторвался от статьи и посмотрел по сторонам...
Что-то носилось, витало в воздухе, создавая впечатление дискомфорта и странного ощуще-ния, которому я не мог найти объяснения - вроде покалывания в кончиках пальцев, как при онемении. Хотя, на первый взгляд, все было как обычно, все та же знакомая суета. Стайка подростков с шумом оккупировала телефонный аппарат, висевший на углу дома, и рьяно об-суждала чей-то необычный наряд, попутно договариваясь о встрече с абонентом в его квартире. Блестящий серебристый автомобиль подъехал вплотную к тротуару, из него с шумом и одышкой выкарабкалась полная сердитая дама, что-то громко и недовольно выговаривающая водителю, оставшемуся за рулем. У проезжающего по другой стороне троллейбуса отсоединились токопроводящие "уши", и шофер, нисколько не торопясь и не реагируя на сигналы стоявших позади машин, вышел из кабины и стал развязывать узел веревки. Компания кидал, завлекла очередную жертву, и теперь усиленно обрабатывала ее, не замечая ни испортившейся погоды, ни стражей порядка, проходящих неподалеку. Впрочем, те словно и не видели их, направляясь куда-то по своим делам.
Я слегка поежился - ветер стал совсем уж пронизывающим, а искусственный мех куртки плохо сохранял тепло. Оставалось дождаться только конца обеденного перерыва в конторе, и я в который раз посмотрел на часы. На табло азиатской штамповки высветились цифры - 13.27. Эти числа я запомнил навсегда…
Внезапно в небе появились странные облака, резко темнеющие прямо на глазах. Еще минуту назад было светло - и вдруг все очень сильно потемнело. Стало совсем уж холодно, казалось, будто вот-вот с неба на землю выпадет град. Тучи, висевшие над головой и угрожающие ливнем, вдруг резко сорвались с места и с немыслимой, чудовищной скоростью стали уноситься вдаль. Ощущение было такое, словно кто-то невидимый принялся утаскивать их своей незримой гигантской рукой. Это выглядело так жутко, так необычно, что у меня перехватило дыхание… Вместе с тучами, как спущенная с цепи, собака, сорвался ветер… Нет, не ветер! Начался просто ураган, сносивший все и всех на своем пути! Меня ударило внезапным порывом о стену дома, отчего на пару секунд, потемнело в глазах. Вырванные из рук сумка и перчатки вместе со слетевшей вязаной шапкой мгновенно исчезли где-то вдали. Куртку раздуло из-за сломавшейся молнии, отчего меня еще и протащило по асфальту до ближайшего столба, в который я смог вцепиться, и, лишь поэтому, не оказаться на проезжей части. Поднялась невероятная пыль (которой вроде бы неоткуда было взяться), что видимость сократилась нескольких метров. И так же неожиданно, как появился, этот бешеный порыв унесся прочь, прихватив с собой несчастных, которые, подобно мне, не успели, за что-нибудь, ухватиться, чтобы остаться на месте. Кто-то закричал. Я поднял голову - над нами, всего в нескольких метрах, как хищная птица в бреющем полете, промелькнула тень. Сразу раздался вопль ужаса - сорванный с крыши лист металлической черепицы влетел в тот самый киоск, в котором я несколько минут назад выбирал газеты… Он вонзился острым краем прямо в окошко продавца. Откуда-то из самых глубин подсознания пришло понимание того, что это только начало и самое страшное еще предстоит. Это ощущение так сильно сдавило сердце, что я, задыхаясь от боли, упал на колени и вытянул перед собой руки, словно пытаясь защититься от неизбежного конца. Резко, в одно мгновение, все залила волна слепящего света. Все стало очень отчетливым, без малейших усилий просматривалось то, что находилось очень далеко отсюда… и сразу за этим светом резануло: "Вот Оно! Началось!"
Из глубин земли, из самых ее недр, вырвался протяжный и оглушительный стон… Это было немыслимо, но я каким-то иным чувством понял, что кричит сама Земля! Высоко в небе в мановение ока образовались густые рваные светящиеся круги. Внезапно, дико, невыносимо заболела голова, ноги подкосились, и я упал ничком на жесткую поверхность, потеряв возможность соображать. Казалось, еще пару секунд, и череп разлетится в клочья - словно мозг закипел от жуткого давления и стал рваться наружу, выдавливая сдерживающие его кости. Подростки возле дома, буквально повалились друг на друга, женщина рядом с машиной упала на капот и сползла по нему вниз. Из ее открытого рта хлынула густая темная масса... Водитель троллейбуса, успевший подняться на крышу, отпустил канат и в следующее мгновение сорвался вниз, вонзившись головой прямо в асфальт… Наверное, многие кричали, но я ничего не слышал, заполненный собственной болью до отказа. Машины на дороге начали петлять, одна за другой вылетая на встречные полосы, на тротуары, врезаясь и тараня все подряд - стены домов, столбы, встречные автомобили и людей, во множестве застывших по обе стороны дороги. В какой-то момент я упал прямо в грязь между колес автомобиля, на бурую жижу из снега, земли, окурков и дорожной соли. От удара разбил лицо в кровь, глаза залепило всем этим месивом, и я на несколько секунд, потерял ощущение реальности. Боль исчезла, так же резко, как и появилась, я осознал, что судорожно держусь за какие-то трубки на днище машины. Одежда вся пропиталась водой и отяжелела, став холодной и скользкой. Я выбрался наружу.
Вокруг царил полный хаос. Горели столкнувшиеся автомобили, асфальт усеян битым стек-лом, слышались надрывные крики о помощи. Кто-то завизжал прямо над самым ухом. Я обернулся и увидел то, что осталось от звонивших подростков - двое из них, с неестественно вывернутыми конечностями разметались на асфальте. Одна из девушек дрожащими руками пыталась запихать внутрь вываливающиеся из распоротого живота внутренности. Парень, держащий трубку в руках, был вдавлен в стену дома и размазан по ней бампером огромного джипа. Крыши у машины не было, ее начисто снесло вместе с головой того, кто находился за рулем…
Практически отовсюду слышался многоголосый отчаянный вопль. Собрав все силы, я под-нялся и посмотрел туда, куда уже смотрели все вокруг. От ужаса вновь подкосились ноги… С противоположного конца улицы на нас неслась темная масса, словно земля вдруг ожила и решила встряхнуть плечами, освобождаясь от скопившейся на ней поросли зданий, возведенных людьми, а заодно - и от самих людей! Больше всего это походило на волну, как если бы под ногами не находилось твердой поверхности. Громадные дома, высотой в несколько десятков этажей, словно резко приподнялись и так же быстро опустились обратно, сразу покосившись, а кое-где и столкнувшись вершинами. По ним зазмеились быстро увеличивающиеся трещины и здания с душераздирающим грохотом начали обрушиваться, погребая под обломками тысячи людей. Волна домчалась до нас, и я словно взлетел на кромке лопнувшего по всем швам тротуара, вновь упав на колени и откатившись к стене ближайшего дома. Еще через пару секунд волна унеслась дальше, а те, кто упал вместе со мной, опустились вниз. Вслед за этим все вокруг совершенно потемнело от начавших валиться сверху бетонных плит, кирпичей, кусков штукатурки, обломков мебели и человеческих тел. Угловатая вывернутая со своего места плита рухнула в метре от меня, вонзившись торцом в стонущую девушку, и превратила ее в бесформенный кусок окровавленного мяса. Брызги крови запятнали меня всего. Плита накренилась в мою сторону и уперлась высоким концом в покосившуюся стену здания, что защитило меня от продолжавших падать обломков. Хватило нескольких коротких мгновений, чтобы от дома осталась только бесформенная куча развалин. Над нею выросло облако пыли, удержавшееся, впрочем, не надолго - его быстро снес бушующий ураган. Несмотря на непре-рывный гул, грохот и шум, я расслышал, как с той же стороны, откуда пришла эта волна, до-несся свист. Он разрастался, становился все сильнее и в итоге перекрыл все прочие звуки. Я инстинктивно прикрыл ладонями уши и вжался в стену. Глаза резануло непонятным свечением, и я прикрыл их, уткнувшись лицом в кладку. Но даже сквозь закрытые веки зрачки чувствовали свечение, очень похожее на резь сварочной дуги.
Потрясенный случившимся, я просидел так несколько секунд и не заметил, как пропали свет и свист. Понимая, что нужно выбраться наружу и по возможности помочь тем, кто еще остался в живых, попытался сдвинуться и замер, не в силах совладать со страхом. Ужас сковал меня на какое-то время, не давая пошевелиться. Потом пришло отупение, сознание нереальности случившегося, и я, вдруг успокоившись, разгреб завал, скопившийся возле моего убежища, и выбрался наружу.
Город перестал существовать… Ко мне полностью вернулся слух, и тут, до самых кончиков ногтей и волос пронзил не прекращающийся ни на мгновение жуткий человеческий вой, в котором смешалось все - и дикая боль, и страх, и непонимание происходящего. Кричало все! Обезумевшие люди проносились мимо меня живыми горящими факелами, бросались в таю-щий снег, пытаясь сбить пожиравшее их пламя. Кто-то поднимал и снова ронял оторванную по локоть руку, не понимая, что это не его рука, а того несчастного, кого расплющило минуту назад кусками крыши, свалившейся вниз. Женщина, скуля и захлебываясь, с дикими и невидящими глазами искала на земле что-то, что было ей нужнее всего именно сейчас… Ребенок, выброшенный из коляски, как в замедленном кино, погружался в мутную жижу, образованную грязью и водой, вырвавшейся на поверхность из лопнувших труб. Большой бак с горючим, сорванный с проезжавшего мимо бензовоза, угрожающе накренился, и к нему уже подбиралось пламя, обещая мощный взрыв. Шофер легковушки с неестественно вывернутой шеей намертво ухватился за руль, а сидящий рядом пассажир с оторванной головой наклонился к дверце. Голова валялась неподалеку, и кто-то постоянно пинал и отпихивал ее в сторону - люди продолжали убегать от кошмара.
Ветер снес пыль, но очень быстро снова стало темно. Я понимал, что это не ночь - с того момента, в который все началось, прошли какие-то считанные минуты. Все застили клубы дыма от пожаров. Но, кроме огня, темноту рассеивало и багровое свечение, придающее всему жуткий оттенок. Позже я вспоминал его, как струящийся пламенем свет, через который все представлялось словно залитым кровью. Я старался не смотреть и прикрывал глаза ладонью. Но не смотреть было невозможно… Земля под ногами продолжала волноваться, живя собственной, разбуженной от вековой спячки жизнью. Приходилось все время выбирать, куда поставить ногу, чтобы этот шаг не оказался последним. Кроме того, с неба летели куски того, что по своей природе, вообще летать не могло. Шифер, стекло, кирпичи, арматура, оторванные конечности… Шальной осколок трубы вскользь задел меня по спине, и я взвыл от боли - куртка не спасла от удара.
Постепенно я вообще перестал что-либо ощущать. Появилось тупое ожесточение, отключе-ние от всего и бесстрастное фиксирование происходящего, будто бы я был случайным свиде-телем, а не полноправным участником этой сцены. Может быть, застывший на некоторое время разум оставил мне возможность делать все для собственного спасения и не останавливаться на созерцании иных жизней, в неисчислимых количествах заканчивающихся у меня на глазах. Их были тысячи… Я видел, как с высоты падали человеческие тела и буквально разлетались в куски после удара о мостовые. Видел, как в трещины в земле проваливались целые группы, и ухватившаяся за кромку земли рука постепенно разжималась, после чего раздавался очередной крик. Пролетающее мимо оконное стекло, как бритвой, раздвоило какую-то полную женщину. Она только успела наклонить голову, что бы посмотреть, что с ней стало - и вся верхняя часть ее туловища рухнула вниз, а ноги по инерции сделали шаг, чтобы затем упасть на все остальное… Все сразу залило кровавым фонтаном и засыпало летящей пылью и пеплом.
Кто-то пробегал, а через мгновение исчезал в пламени или под лавиной падающего дома, кто-то молился, устремив свои просьбы к небесам - а оно отвечало ему обломками зданий, способными раздавить сразу десятки людей. Я падал, вставал, снова падал, а перед глазами мелькали уже не люди - тени, не успевающие обрести плоть. Был только один вой, оглушаю-щий и жуткий, ломавший каждого, кто пытался сохранить хладнокровие. Пылающими комоч-ками упало несколько птиц. Огонь настигал их в небе, где им было гораздо легче уцелеть, чем нам - а вслед за ними, переламывая лопастями всех, кто не успел увернуться, свалился военный вертолет. Он коснулся тротуара, и на месте падения сразу раздался взрыв, поглотивший экипаж, и всех, кто оказался поблизости. Кусок плексигласа от кабины швырнуло в мою сторону, а часть обшивки вонзилась в стену, отхватив у замершего за мной парня клок волос. Он вскрикнул и бросился бежать. Из эпицентра взрыва вылетело несколько фрагментов тел… Какой же это был ужас!
Я замечал, как ломало и скручивало в штопор массивные, металлические балки, как от фо-нарей отлетали провода, и они змеями цеплялись за все подряд, мешая людям убегать от быстро возникающих очагов огня. Какое-то время я стоял в неподвижности возле покосившейся стены одного из зданий, надеясь, что оно защитит меня от продолжавших падать сверху предметов. В чем-то я оказался прав, но она не спасала ни от жара, ни от несущихся толп. Раздался еще один взрыв - искореженные газовые трубы соприкоснулись с огнем, и тех, кто, подобно мне, попытался остановиться возле стены, повалило друг на друга. Я понимал, что бежать, собственно, некуда - то, чего мы боялись, происходило везде, на всей территории города. Не было и не могло существовать таких мест, которые способны были уберечь жаждущих спасения - ни подвалы, ни случайные укрытия не помогали никому и лишь становились ловушками и могилами для многих доверивших им свои жизни.
Но мне везло! Невероятно, немыслимо - но везло! По всем законам, всем примерам того, что видел, я уже не раз должен был разделить участь погибших, или, как минимум, быть ра-нен. Но, если не считать многочисленных ушибов и ссадин, со мной ничего серьезного до сих пор еще не произошло. Хотя еще ничего и не кончилось…
Смерть собирала свою жатву. Ее жертвы стали неисчислимы. Разломилась надвое, взды-бившись вверх кусками асфальта, дорога - из отверстия полыхнуло огнем, и его языки дотянулись до тех, кто оказался в тот момент по обе стороны трещины. Живые свечи тщетно пытались сбить пламя, в агонии падая именно туда, откуда оно появилось. Куском кабеля, сорванного со столба, захлестнуло ноги у грузного мужчины, последовал рывок - и к многочисленным жертвам добавилась еще одна, повисшая высоко над землей головой вниз. Хруст, треск и гул падающего дома - и уже неразличимы в общем шуме всхлипы и стоны тех, кто оказался рядом, попав под падающие обломки. Женщина, прижимающая к груди совсем голого младенца - возможно, она успела каким-то чудом вырваться из этого дома. И чья-то рука, вдруг в тупом безумии ухватившаяся за шею и начавшая душить ее… Счет тех, кто поддался безумию, пошел на десятки! У них в глазах появился неестественный блеск, на губах выступила пена - и тогда к всеобщей какофонии стали примешиваться сухие щелчки выстрелов, до той поры не слышные, либо, звучавшие вдалеке. Кто-то ухватил меня за грудь и с силой потянул на себя - я успел заметить кровавые зрачки, после чего они вдруг расширились и просто вылетели из орбит… Пуля вышибла несчастному глаза, и они ошметками ударили мне в лицо. Я заорал, отшвыривая труп от себя. Выстрелы продолжались, направленные не только в безумцев - офицер, видя, как его жена дико кричит из бездны, куда провалилась, и не в силах ее спасти, пускает себе пулю в лоб. Два человека, в гражданском, но с автоматами, встали спиной к спине и хладнокровно пускали очереди в каждого, кто мог сбить их с ног. Хотели ли они остановить этим панику, или просто спасали свои шкуры - уже не имело значения.
Смерть была рядом, задевая меня своими крыльями… Но она щадила, оставляя жизнь там, где остаться в живых было просто нельзя. Я прыгал через ямы, а из прочих пытавшихся следовать моему примеру никто не мог дотянуться до края и с криком летел в огненную бездну. Я пригибался - и свист осколков глох в телах тех, кто не успел пригнуться вовремя, вместе со мной. Я останавливался - и проносившаяся мимо плита, цепляясь за других, размазывала их по земле.
Повсеместно раздавались взрывы. Один из них прогремел совсем рядом. Я почувствовал резкий запах газа и бросился наземь, прикрывая голову руками. Еще один взрыв вспучил ос-татки от уцелевшего покрытия дороги и вырвался наружу громадным огненным фонтаном. Внезапный порыв ветра с невероятной мощью налетел из-за спины, и вновь сбил с ног меня, едва успевшего подняться. Я вцепился в кусок арматуры, оголившейся из обломков плиты, неимоверным усилием подтянулся к ней вплотную, пытаясь противостоять этому напору. Не-сколько секунд нельзя было определить, где верх, а где низ, все просто взлетело и перемешалось в воздухе в одно целое, а потом рухнуло обратно. Ударил и унесся прочь оглушительный хлопок - и я вообще перестал что-либо слышать.
На моих глазах взметнулись и рассыпались в куски те дома, которые еще устояли и не раз-валились в предыдущие минуты. В полной тишине - я продолжал ничего не слышать - повер-нулся туда, откуда налетел этот шквал, и в сердце, и без того сжавшееся от ужаса всего уви-денного, ворвался леденящий холод…
Там, вдалеке, я увидел быстро растущий гриб. Он поднимался к темному небу, вырастая до гигантских размеров и закрывая собой всю восточную часть города. Я сразу вспомнил, что где-то там, среди холмов и сопок, располагавшихся за пределами города, находился командный центр, способный, если верить слухам, выдержать прямое попадание ядерной ракеты. Сколько же об этом писали… Гриб раздувался с каждым мгновением, заполняя собой всю видимую часть неба. Возле его ножки, вырастающей под все более увеличивающейся шапкой, заструились быстро изменяющиеся вихри, а в том месте, где он касался земли, во все стороны стал расползаться чудовищный вал, сметающий все на своем пути. Гриб достиг облаков и разодрал их, пробив нависшую над городом тучу из пепла и пыли. У основания ярчайшей звездой вспыхнул огонь, гриб разорвало сполохом множества молний, все они слились в один жуткий глаз, смотрящий на город с чудовищной высоты.
Это был не просто страх… Сама преисподняя показала свой лик, безумный и могуществен-ный, неумолимый и всепожирающий. А в следующее мгновение начался ад! Не было ни дня, ни ночи. Все стало одного цвета - цвета смерти! Плавились и горели камни, неслись вырванные с корнями деревья, земля под ногами становилась на дыбы. Даже на следующий день я бы не смог вспомнить, как мне удалось спастись. Но, если до Большого взрыва я еще что-то соображал, то после мною руководил только инстинкт…
Выжить в этом аду было нельзя. Но я не хотел этого понимать - и бежал! Это был непре-рывный, непрекращающийся бег. Бездонные ямы и широкие провалы, люди, летящие в них и сгорающие, не успевая достичь дна. Тени от людей, оставшиеся на оплавленных и перело-манных стенах, где их настигла вспышка от взрыва. Люди, обезумевшие и озверевшие, рву-щие друг друга, чтобы вырваться, вылезти первыми из этого кошмара. Разум стал бессилен - мною руководил только ужас. Раньше, чем плита, содрогаясь, исчезала в расширяющейся яме, я успевал перепрыгнуть на другую. Прежде чем испепеляющий огонь вырывался из глубин, я покидал опасное место, чтобы через мгновение покинуть и его. Сколько это продолжалось? Минуты? Часы? Я задыхался, одежда превратилась в рваные и тлеющие лохмотья, руки были изрезаны и обожжены, волосы обгорели. Сердце рвалось из груди, а легкие тщетно искали хоть глоток чистого воздуха, не замутненного чадом, копотью и пеплом…
Я видел, как в черном небе, покрытом сполохами огня и взметнувшимися вверх обломка-ми, падал самолет. Он заваливался на одно крыло, из правого двигателя валил густой шлейф дыма. Надсадный рев сменился громовым раскатом - одно крыло отвалилось, аэробус стало кружить и стремительно нести к земле. Из исполина вываливались маленькие пятнышки, едва различимые при этом свете - люди… Разваливаясь, самолет пересек небо, проложил себе страшную дорогу сквозь тучу и дым - и огненный столб возвестил о том, что он упал где-то за несколько километров от того места, где я находился. А точки, которыми усеяло все небо, все падали и падали на горящий город - и вскоре первые из них достигли поверхности. Тем, кто погиб сразу, повезло больше - они не испытали всепоглощающий страх, который до последнего момента был спутником тех, кто летел навстречу неотвратимой гибели. А потом вздрогнуло само небо. Дернуло так, что казалось, от этого рывка погибнет все, что еще осталось. Подлетая вверх от толчка, вырвавшего у меня землю из-под ног, я заметил, что в том месте, где тянулся огненный хвост, часть города, будто мгновенно исчезла, ушла в никуда. И тут же жестокий удар о поверхность вернул меня к действительности, сразу заставив вспомнить о спасении собственной жизни. На какие-то секунды все остановилось - словно земля наращивала силы перед очередным ударом. От жажды и сухости, от едкого дыма, буквально раздирающего внутренности, безумно хотелось пить. Пробив ногой стекло, в перевернутой вверх колесами машине, я вытащил наружу бутылку - их много валялось внутри - и, не глядя, что написано на этикетке, опрокинул ее содержимое в рот. Я захлебывался водой с песком и дымом. Мимо проползала собака. У нее были перебиты все лапы, оборван хвост, выжжен один глаз. Уцелевшим, она смотрела на меня - и в нем отразился такой ужас, такое непонимание всего, и вопрос, на который я не мог дать ей ответа - "за что?". Я уронил бутылку. Собака дернула языком, пытаясь поймать сбегающие капли. Асфальт дернуло - новый толчок разбросал нас в разные стороны. Ее зацепило за шкуру и протянуло куда-то в сторону. Она даже не визжала - скрученные мотки проволоки, невесть как оказавшиеся в этом месте, как наждаком сорвали с нее весь меховой покров, оголив кровавое полотно голого мяса, костей и мышц. Последующий толчок увлек ее в пропасть…
По спине словно простучали дробью. От острых жалящих прикосновений я вскрикнул - это целая коробка гвоздей, падая с высоты, окатила меня своим дождем и лишь по случайности - пока я стоял, нагнувшись, - не выбила мне глаза. Они были слишком мелки, чтобы причинить сильный вред, но падали с высоты и поэтому вонзались с большой силой. Ослепи они меня - и любой мой последующий шаг мог означать только гибель… А ран хватало и без них. После трубы, как плетью прошедшейся по спине, осталась рваная кровоточащая полоса. После пыхнувшего в лицо огня - сгоревшие брови и ресницы. А острые углы, за которые все время цеплялся при беге и прыжках, оставили на теле многочисленные синяки, а кое-где и порезы. Силы были уже на исходе - столько времени сопротивляться ежеминутной, ежесекундной возможности быть погребенным заживо, сожженным, раздавленным и искалеченным и при всем этом продолжать двигаться, держаться… Я чувствовал, что скоро сломаюсь, не смогу сопротивляться - и тогда все. Но ноги сами несли меня прочь, руки отбрасывали препятствия, а измученное и избитое тело не сдавалось, и весь я, от кончиков обломанных ногтей и до содранной кожи хотел жить! Падали горящие столбы, разверзались пропасти - я карабкался по отвесным сползающим вниз стенам и выскакивал наверх. Жить! До тех пор, пока есть силы, пока я могу сделать хоть шаг - я должен был жить! И эта жизнь нужна была не только мне - я обязан был уцелеть в этом аду, чтобы вернуться домой, к тем, кто остался далеко отсюда, и, может быть, даже не представлял себе, что сейчас тут происходит.
...Мы держались за руки, сами не понимая, на что надеемся. Мы - это те, кто оказался под завалом из нескольких деревьев, снесенных ураганом и при падении образовавших естест-венное укрытие. Нас насчитывалось примерно пятнадцать, возможно, двадцать человек. Мы оказались здесь случайно - в поисках спасения, сбившись в группки, набрели на это место, и вскоре к нам присоединились еще несколько таких же, сбегавшихся отовсюду. Над головами бушевал смерч, и лишь по счастливой случайности мы еще не попали в эпицентр. Из черного облака вылетело что-то массивное, и вскоре мы сумели разглядеть, что это автобус, забро-шенный на немыслимую высоту, падает на город вместе с пассажирами. Он врезался в стену дома на уровне пятого этажа и этим окончательно снес пока еще державшиеся стены. Из его сдавленных окон начали падать тела людей, но и мертвые не получили покоя - смерч подхватил их и унес с собой, как уносил все, чего касался. Сила урагана превышала все нами виденное - он лишь слегка коснулся здания - и развалил его пополам. Крыша дома всем своим шатром приподнялась и, едва смерч покинул это место, с грохотом и лязгом упала обратно. Дом задрожал, стены стали сыпаться большими кусками… Через минуту на месте здания высилась лишь груда руин и обломков, перемешанная с битым стеклом, осколками кирпича, трубами, лестничными пролетами и раскрошенной в труху мебелью. Деревья над нами вспыхнули - порыв ветра донес до листвы языки огня, и наше убежище превратилось в один большой костер. Пламя, пригибаемое ветром книзу, заживо поджарива-ло тех, кто оказался не в состоянии покинуть навес вовремя. Их мольбы и крики уже ничего не могли изменить - мы не в силах были им помочь из-за сплошной стены огня. Одно из деревьев треснуло, а подземный толчок сбросил его вниз, на пытающегося выползти из завала парня, придавив голову к земле. Он судорожно дернулся, руки вцепились в дерн. Все было бесполезно - огонь уже жадно лизал его тело, и жар был столь силен, что мы вскоре увидели, как сквозь лопнувшую кожу и обугленное мясо появились белеющие позвонки. Но и тех, кто успел выскочить, смерть не собиралась щадить.
Дикий, нечеловеческий крик раздался поблизости. И хотя вокруг все гремело и трещало, я обернулся, уловив в этом возгласе что-то такое, на что нельзя было не отозваться. Женщина, стоявшая на коленях и протягивающая перед собой маленькую девочку трех или четырех лет, отчаянно вскрикнула:
- Помогите!
Я перескочил через кого-то, отбил рукой пытавшегося мне помешать мужчину и упал возле матери и ее ребенка.
- А-а-а!
Кричала не девочка - она только широко раскрытыми глазами смотрела на окружающий кошмар, а по грязному личику текли крупные слезы. Одна из ее ручек болталась у бока, явно сломанная. Она должна была испытывать сильнейшую боль, но я не слышал даже стона. Ее мать, продолжавшая сжимать малютку, кричала так, что от ее криков я даже перестал слышать что-либо еще.
- Спасите!
Я сглотнул подступивший комок, и, силой разжав пальцы женщины, забрал у нее девочку. Та только подняла на меня глаза. В них была такая мука, что я прижал ее к себе, не в силах смотреть в лицо. Женщина покачнулась и упала. Я вскочил, продолжая удерживать девочку на руках. Почти сразу на то место, где мы находились, упала целая груда пылающих досок и похоронила под собой и мать и еще несколько оказавшихся поблизости человек. Бежать с девочкой было тяжело. Я прижимал ее к себе, что-то шептал, сам не зная, как успокоить ребенка - как это было сделать при бушующем повсюду хаосе? Сильный рывок за ногу сбил меня на землю - кто-то с дикими глазами цеплялся за мою штанину зубами. Руки несчастного были оборваны по локоть, и он истекал кровью, не имея сил вылезти из ловушки. Я рванулся, почувствовав, что вырвал у погибающего несколько зубов. Мимо пролетела одна доска, другая - это сыпался дом, словно сложенный из карт. А внизу вздымалась и опускалась земля, заглатывая и переваривая тех, кто не смог избежать ее смрадного зева. Я пригнулся - кусок стекла просвистел надо мной и пропал в трещине, из которой било пламя. Трещина угрожающе приблизилась… И это был самый лучший прыжок, который я когда-либо делал в своей жизни. Яма оказалась позади, но зато дорогу преградила целая баррикада из автомобилей, наваленных друг на друга. Лавируя между ними, обдираясь и оставляя на них остатки своей одежды, я с трудом выбрался на открытое место. Девочка, потерявшая последние силы, уронила головку мне на плечо, а непострадавшая ручка, обнимавшая меня за шею, безвольно повисла.
- Держись! Слышишь! Держись! Я спасу тебя!
Я, остервенело, метался из стороны в сторону, уворачиваясь от множества падающих предметов, полз и прыгал, бежал и замирал на месте, вновь бежал - а девочка отяжелела, и, как камень, повисла на руках, не подавая никаких признаков жизни. Где-то мелькнул белый халат - хотя белым назвать его можно было лишь отчасти. Я инстинктивно заорал:
- Врача!
Но это был не врач. А если и врач - он уже ничем не смог бы нам помочь. Тело мужчины висело на прутьях, которые торчали из земли, один из них пробил затылок, придав лицу жуткое выражение. Еще один сильный удар заставил меня опуститься на землю. Очередная подземная волна приподняла все, а затем сбросила вниз, в который раз смешав трепещущие тела и тяжелые обломки в одно целое. Девочка выскользнула из ослабевших рук и покатилась по наклонной плите. Я рванулся следом. Пальцы почти ухватились за край ее пальтишка и соскользнули по мокрой поверхности, уже пропитанной кровью ребенка. Она на мгновение задержалась на краю и исчезла, сорвавшись в глубокую расщелину…
Плита накренилась и стала оседать. На тот край, где только что была девочка, упал теле-графный столб, другой край резко подбросило вверх вместе со мной. Перелетая через трещи-ну, я увидел, как подо мной разливается целое море огня. Там взорвалось что-то, хотя каза-лось, что в городе взорвалось уже все, что только могло. Зубами я вцепился в провод, оказав-шийся перед лицом. Потом ухватил его рукой, подтянулся повыше, и, раскачавшись, пере-прыгнул на дерево и уже с него - на капот горящей машины. Огненная лава осталась позади, а в ней - та, которую я безуспешно пытался спасти...
Не только я пытался помочь другим. Многие, порой ценой собственной жизни, вытаскивали из завалов и огня своих друзей, а то и вовсе незнакомых людей. Вот отчаянным рывком, юноша поймал падающую в провал девушку. Вот женщина, еще имеющая возможность спастись, отпустила веревку, чтобы не дать ей оборваться под слишком большим весом - за нее держались сразу несколько… Молодая мать, чей сын оказался придавлен большим валуном, сумела найти в себе силы, чтобы сдвинуть эту махину с места и освободить его. Старик, ставший живым мостом через трещину - по нему пробежало не менее десятка, прежде чем его руки разжались, и он рухнул в яму, где уже корчились другие. Подростки, ухватившие своего падающего в бездну друга и оттащившие его от нее. Девушка, вернувшаяся, чтобы попытаться спасти подругу, которую придавило остовом машины. Она силилась приподнять ее и с мольбами смотрела по сторонам, моля о помощи. Поздно… А затем и ей самой пришлось взглянуть в глаза той, кто собирала на этих изувеченных улицах свою великую жатву - земля разверзлась у нее под ногами и они: и придавленная подруга, и девушка, и машина - улетели в пропасть.
Но были и другие, и их число не уступало первых. Они просто спасали свою шкуру, не оста-навливаясь в бегстве ни перед чем. Вот, толпа пробежала, по пытающимся встать, телам - и после этого на земле остались только раздавленные трупы. Группа молодых сильных парней, отпихивающих в стороны всех, кто попадался на их пути - в огонь, в провал, куда угодно, лишь бы они не становились им помехой. Толпа сминала, давила и разрывала все, и сила ее была столь же велика, как и сила стихии, в которой она находилась. Она поднимала на руках автомобили, с не успевшими вылезти владельцами, и те летели прочь, находя гибель в чреве своих железных коней. Кто-то пробегал по головам, разбивая каблуками черепа и лица. Те, кто оказывался внизу, не могли этого выдержать - и в итоге падали под ноги, сминающей их толпе, а вместе с ними падали и те, кто на них напирал. Но скопления людей можно было встретить все реже и реже - им на смену поднимались покореженные завалы, холмы сложившихся стен и зданий, шатры разлетающихся крыш. Людей становилось все меньше и меньше…
Я тащил на спине кого-то, кто вцепился в меня - и не мог его сбросить. Кто это был, мужчи-на или женщина, не имело никакого значения. Ни его веса, ни касания тела я не ощущал, а вскоре понял - почему. Хлесткий удар бежавшего рядом парня смахнул ношу с моей спины - это оказались только руки, сжавшиеся на шее в мертвой хватке, а их владелец уже давно ос-тался где-то позади. Вскрикивая и хватаясь за грудь, какая-то женщина подскочила ко мне. Может быть, ей почудилось что-то знакомое в моем лице? Но, я ее не узнал, а рассматривать, кто это мог быть, не было ни сил, не возможности - меня влекло вперед, ибо оставаться на месте было равносильно гибели. Нож прорезал мне рукав, лишь немного не достав до кожи - дикий взгляд и хохот сопровождали покушение, а потом перед глазами опять блеснуло лезвие. Он промахнулся - лезвие впилось в другое лицо, и отчаянный вопль на миг вернул мне способность понимать, что это тоже опасность, которой следует избегать. Я оттолкнул владельца ножа, и тот опрокинулся на спину, дико заорав:
- Смерть! Всем смерть! Я демон смерти!
Кто-то бегущий за мной наступил на его лицо, раздавив челюсть. Послышались хруст, и вскрик от непереносимой боли. Набежавшие люди пронеслись по телу человека и заставили его умолкнуть. Меня они не сбили только потому, что я успел вжаться в стену, каким-то чудом еще не рухнувшую вниз. Раздался еще один хруст - кто-то попал ногой между камнями. Ее владелец недоуменно посмотрел на ногу, взвыл и схватился за оголившуюся кость. Я не успел на помощь - падающая балка вдавила его в землю, раскроив ему голову до самой шеи.
На какое-то время я замер, остановился, ощутив, как по нервам, и без того взвинченным, молнией прошел неясный сигнал… Я еще не осознал, что это, но уже понял, что ни о чем хо-рошем он не говорит. И эта догадка оказалась верной.
Город был погружен в хаос, измолот и сокрушен. Но видимо и этого было еще мало, стихия решила добить его новой, все сметающей на своем пути бедой. И именно в этот миг я почувствовал опасность. Не разумом, не с помощью и без того постоянной настороженности - а шестым, седьмым, может даже, десятым чувством, которое никогда раньше не проявлялось так сильно. Оно возникло - и уже больше никогда не покидало меня, предупреждая обо всех чрезвычайных ситуациях, в которые мне пришлось позже попадать. Я уже был готов - а глаза еще не видели, уши не слышали того, что должно было случиться.
Послышался гневный всепоглощающий гул. Он шел со стороны гор - оттуда, куда унеслась эта всесокрушающая подземная волна. Я же настолько устал, был избит и измучен, чтобы даже не удивился новой напасти, так скоро пришедшей на смену предыдущим. И без того темное небо стало совсем черным. Один за другим в нем пропадали отблески полыхавшего под ним огня, и вся серая пылевая и пепельная масса, сгустившаяся над головами, стала сливаться в одно мрачное целое. И тогда появилось то, о чем предупредило меня это, возникшее из ниоткуда, чувство.
…Она падала на город с быстротой пикирующей птицы, со скоростью гоночного автомобиля - огромная волна, высотой не менее десяти метров. Мгновенно поглощая все очаги пламени, заливая все дыры и отверстия, образовавшиеся в земле, она приближалась так быстро, что на принятие решений уже не оставалось времени… Это летела настоящая волна! Из воды, мутная, от принесенного ею ила и водорослей, мелких и крупных камней, а так же всего того, что она жадно пожирала, погребая под собой. Под ней гибло все. Стены, выдержавшие колоссальные нагрузки от взрывов и землетрясения, чудовищный жар огня, под ударом этой массы срывались со своих мест, будто они не были возведены из камня и бетона, а были чем-то типа шалаша. Рефлекторно я вскочил внутрь оказавшегося рядом автомобиля, успев в последнюю секунду захлопнуть за собой дверцу...
А потом все померкло перед глазами. Машину резко рвануло вверх и поволокло вперед в полной темноте. На нее постоянно что-то падало, ударяло, и она сама врезалась во что-то, так, что я каждую секунду ожидал, что она развалиться на куски, и тогда смерть точно получит то, за чем с таким упорством гонялась столько времени - мою жизнь! В какой-то момент я различил, как врезаюсь в человеческое тело. Оно зацепилось за боковое зеркало и пару секунд неслось вместе со мной. Сквозь все щели в автомобиль попадала вода - я слышал, как под сильнейшим давлением она врывается вовнутрь и очень быстро заполняет все свободное пространство. Машину корежило, сплющивало, и было удивительно, что все стекла до сих пор целы и продолжают выдерживать напор, сдавливающий ее со всех сторон. Я вдоволь наглотался жидкой грязи и попавшего в салон бензина - и в итоге, совершив множество переворотов и кульбитов, выплеснул все содержимое желудка, сразу оказавшись перепачканным с ног до головы. А потом сильный удар остановил движение, и я закрыл глаза, предвидя, что на этот раз точно все закончено…
Я находился в автомобиле, спасшем мне жизнь - а он, в свою очередь, немыслимым образом воткнувшись в оконный проем устоявшего здания, висел в нем, как пробка. Ни стекол, ни верха у машины уже не осталось, и как при этом мне не оторвало руки или голову, непонятно. Более того, не было и последнего, самого страшного врага - воды, пронесшейся по городу катком. Практически не соображая, что делаю, я перевалился через борт и упал вниз. На мое счастье, падение не оказалось длительным - машина застряла на высоте примерно второго этаже, и я рухнул на мягкую массу из ила и песка.
Вода, проложив себе широчайшую трассу, унеслась столь же быстро, как и появилась. О ней напоминали лишь сметенные дома и отсутствие огня там, где он недавно бушевал. Где-то очень далеко отсюда, в горах, находилось водохранилище, которое жители города называли Хрустальным - за чистоту воды. Высота плотины, сдерживающей озеро, насчитывала не менее ста метров. Я подумал об этом, понимая, что ни плотины, ни водоема больше не существует…
Постепенно из многочисленных трещин и ям в земле вновь стали появляться вначале сла-бые, а потом все более усиливающиеся огоньки. Видимо, в недрах имелось нечто такое, что давало им силы опять вырваться на поверхность, несмотря на только что прокатившуюся по городу водную массу. Вслед за пробившимся огнем стали раздаваться и взрывы. Едва исчез-нувший запах гари и дыма опять стал забивать воздух, мешая нормально дышать.
Меня снова вырвало. Кровь, грязь, - такая смесь, что от одного ее вида я еще раз схватился за грудь, желая разодрать себе ребра, чтобы выпустить эту тошнотворную слизь, забившую внутренности. С мутными глазами, на дрожащих ногах я отошел в сторону, и, наклонившись, зачерпнул ладонью воды из оставшейся после наводнения лужи.
Вода из озера не только пробила себе дорогу на улицах города, уносясь неведомо куда, - она еще и принесла с собой все, что захватила по пути. Наполовину засыпанная грязью и об-ломками, завалившись на один бок, передо мной лежала яхта. Совсем недавно это было первоклассное судно, мечта многих. Отделанная по последнему слову техники, оснащенная компьютерным управлением, украшенная и расписанная, как игрушка… От всего этого не осталось ровным счетом ничего. Весь корпус измят, вдоль киля - трещина, а все надстройки на палубе - сметены. Если в ней кто-нибудь и находился, то их участь решена - после того, как яхту протащило через полгорода, а до того она пронеслась вместе с водой от водохранилища до его границ, живых в ней быть уже не могло. Я доковылял до яхты и вцепился руками в борт, чтобы не упасть. С меня стекала грязь, вся оставшаяся одежда была мокрой насквозь и изорвана, так, что на мне практически ничего не осталось. Я тупо смотрел на большую рыбину, которая валялась под днищем яхты, и сам чувствовал себя такой же рыбой - выброшенной из привычной среды и задыхающейся.
Меня снова замутило. Были ли это последствия от постоянных ударов головой, пока я переворачивался вместе с корпусом машины, или же я треснулся где-то более основательно - в любом случае, заработал небольшое сотрясение мозга. Я посмотрел на ладонь. На ней крест-накрест лопнула кожа, обнажив мясо. Странно, боли я не ощущал, вернее, ее было столько во всем теле, что отдельную я уже не фиксировал. Где я? Что я? Эта мысль мелькнула и пропала, вытесненная другой - я жив! Я все-таки жив! И сразу появилась такая смертельная усталость, что я опустился в грязь и бессильно прислонился к днищу яхты. Только ощущение холода постепенно стало возвращать меня к реальности. Равнодушно посмотрев, как среди мусора валяются несколько трупов, перевел глаза на улицу. Впрочем, улицы как таковой уже не было - лишь нагромождение невесть чего.
Долго отдыхать не пришлось. Все сильнее и сильнее стал разгораться огонь, опять стала вздрагивать земля, а по небу, на какое-то время очистившемуся от пепла, опять поползли се-рые облака.
- Я не могу больше…
Хрип отчаяния вырвался у меня, когда я заметил, как на полосе почти скрытого обломками асфальта, начала разрастаться и вздрагивать новая трещина. В ней полыхнуло, раздался хло-пок - и из провала взметнулся огненный гейзер, сразу слизнувший и яхту, и кучу мусора, что лежала возле нее. Меня зацепило лишь краем, но этого хватило, чтобы я с криком отпрянул, придерживая ошпаренную руку. Волна раскаленного воздуха швырнула меня на землю, в сразу начавшую высыхать лужу. Не вставая, на четвереньках, страшась оглянутся, чуть ли, не скуля от жалости к самому себе, я пытался уйти от этого свирепого смрада, несущегося из провала. Я полз… Глаза уже ничего не различали, все смешалось в багровый туман. С каждым движением я чувствовал, как изможденное тело отказывается мне подчиняться. Страшнейший удар вырвал землю из-под меня, заставив упасть на спину. Земля вздыбилась, словно взбешенный жеребец, и поставила меня вертикально. Я ждал смерти… И она появилась, глядя прямо в глаза. Страх пропал. Я понял - на этот раз мне не избежать того, что должно случиться, и уже не раз, на протяжении этого дня…
Разваливая все здания, расширяясь и удлиняясь, извилистой змеей прямо к тому месту, где я находился, тянулась трещина. В пропасть летело все - машины, земля, живые и мертвые тела, бревна, камни, и даже пропитанный гарью воздух, словно засасываемый внутрь гигантским пылесосом. Кромка тротуара под ногами резко ушла вбок, и я инстинктивно поднял ногу, зацепился за нее, а затем попытался отпрыгнуть в сторону. Нога соприкоснулась с почти занесенным обломками грузовиком, и я замер, балансируя чтобы не упасть. Но не смог удержаться - нога дрогнула, а затем все быстрее и быстрее стала сползать в жадную пасть пропасти. Я увидел, как мелькает край земли, и почувствовал, что кабина грузовика подо мной резко уходит прочь. Мысль о том, что это конец, просто не успела мною завладеть до конца - иначе бы я не смог сделать того, что впоследствии так и не сумел объяснить… Я валился вниз, успевая заметить, как на одной из сторон воронки виднеется что-то округлое и большое. Уже падая в бездну, невероятным образом ухватился за кусок торчащей в земле трубы, и она, изогнувшись под моим весом, опустилась прямо к темнеющему отверстию. На несколько мгновений, ставших для меня бесконечными, все вокруг - и чудовищную пропасть и зияющую дыру перед глазами - залило нестерпимым мертвенным зеленым свечением. Страх пронзил все мое существо, руки стали разжиматься... Раздался тяжелый вздох ужасного чудовища за плечами, потом - сильный толчок в спину, и все разом погрузилось во тьму, в которой я потерял сознание…
В подземелье метро
Вначале была тишина. Абсолютная, полнейшая тишина. Настолько глубокая, обволакивающая, что само ее безмолвие могло убить лучше любой иной причины - своей безысходностью. И - темнота. Эти два врага, объединившись, приговорили меня к жуткой смерти. Безумие и животный ужас, противопоставить которому нечего. И невозможно описать ощущения того, кто попал в могилу живым. Миг, которого мне хватило, чтобы понять, куда я лечу, помутил мой разум… В отчаянном порыве спастись не заметил, как ударился головой, и этот удар лишил меня чувств. Избежав гибели там, наверху, я встретился с нею здесь, по мрачной иронии практически почти невредимым и способным бороться. Способным, но не с тем, что меня окружало! Это был конец. Я понял это, едва оторвал голову от холодной поверхности. Сколько я так пролежал - час, или два, уже не имело значения. На волосах запеклась кровь, но я не знал - моя или чужая. Слегка поташнивало, сильно хотелось пить. И постепенно, слабыми проблесками, начало возвращаться ощущение своего тела, а вместе с тем и боль. Меня затрясло крупной нервной дрожью, от которой стали стучать даже зубы. Это было нелепо, этого не могло быть - я уцелел, падая в бездну, в пропасть! Я мертв, потому что нельзя остаться живым - и не видеть и не слышать абсолютно ничего! Никогда - до, и никогда - после, я не был так близок к помешательству, пульсируя на этой зыбкой грани, уход в сторону, от которой, означал ничто. Затем силы вновь оставили меня, и я опустил голову…
Мелькали чьи-то лица, которых я не мог узнать, руки, указывающие во все стороны сразу. Багровые отсветы, заполняющие чьи-то контуры, потом резкие, серебристые молнии, рвущие непонятные изображения пополам. Возник рот, в котором шевелился распухший и почему-то раздвоенный язык, ослепительно белые клыки… и я, лежащий в этой пасти, собирающейся сомкнуться и размолоть меня крепкими зубами. А сами зубы тянулись далеко-далеко, в не-сколько сотен или тысяч рядов, и где-то там, позади них, еле заметный, тонкий выход, пугаю-ще черный на фоне сверкающих клыков. Потом возник бесконечный коридор, куда я прова-ливался, тщетно пытаясь удержаться за гладкие светящиеся стены. Следом появился тупик, возникший из-за очередного поворота. Я пытался барахтаться, но руки скользили, и я упал в этот тупик, как в желе - оно стало всасывать меня, отчего дышать становилось все труднее и труднее… На грудь давило все сильнее, потом вязкая пустота, рывок - и все исчезло…
Это не я пришел в себя - это тело напомнило о себе, отреагировав на болезненный толчок, сотрясший окружающее пространство. Ничего не соображая, в полной прострации - будто я и мое тело существуют отдельно друг от друга - перевернулся на спину. Сразу стало легче ды-шать. Рука наткнулась на выступающую небольшим бугорком поверхность - видимо, я упал на нее, и та давила на легкие, вызывая кошмары. Так же, еще ничего не понимая, попытался оторвать голову от пола и сразу уронил обратно, словно кто-то неведомый и тяжелый придавил ее своей тушей. Сознание возвращалось медленно... Я и понятия не имел, как долго находился недвижимым, пока глаза не открылись и не увидели тьму. Ни вставать, ни шевелиться не возникало желания, полная неподвижность была мне сейчас нужнее… Так продолжалось довольно долго, пока меня не начал бить озноб. То, на чем я лежал, минута за минутой вытягивало из меня тепло. И тогда я сделал попытку подняться. Вначале оперся на одну руку, потом на другую. Потом на обе. Потом на колени. Последней поднял голову, приоткрыл и сразу закрыл глаза - так казалось безопаснее, чем вообще не увидеть ничего. Некоторое время даже опасался пошевелиться, боясь шороха, возникающего при движении. Холод еще раз напомнил о себе - через колени, которыми я опирался на жесткую поверхность. Ладонью коснулся пола - он оказался на ощупь очень холодным, шершавым, с едва заметными трещинками и выемками. Это была не земля, скорее что-то больше похожее на камень. Или… та самая, огромная бетонная труба, отверстие которой я успел увидеть перед тем, как стены провала сомкнулись за моей спиной!
Наверное, я закричал. Путь наверх был отрезан. Труба время от времени вздрагивала, словно кто-то дергал ее в глубине. Потом все стихло. Начал липкой пеленой подползать ужас. Я заново переживал этот день и свое падение в бездну! Еще немного - и я мог сойти с ума. Вцепился зубами в руку, и подступившая боль отрезвила, не дав зациклиться на страшных мыслях. Разом, словно ожидая этой минуты, заныли все полученные на поверхности раны. Казалось, на теле нет живого места. Я не смог сдержать стон, и он унесся прочь, эхом отдаваясь от влажных, пропахших сыростью стен…
Меня всего затрясло, сердце бешено забилось - я заживо погребен в толще земли! Все окутывала кромешная тьма. Где я нахожусь? Мне предстояла мучительная смерть, либо от удушья, либо от голода, а, скорее всего - от начавшего заполнять меня целиком чувства безнадежности и страха. Взвыл, ударил перед собой кулаком, и он влетел во что-то очень твердое и жесткое, отчего я чуть не разбил себе пальцы. Это меня слегка ошеломило - вроде бы, земля не должна быть настолько твердой. Когда пальцы еще раз притронулись к стене, я заметил, что она сухая и холодная, а главное, что-то напоминающая… Таким мог быть только бетон! Я, действительно, попал в трубу, и мне не показалось, когда я видел ее изломанные края при падении в пропасть. Что это могло быть, я не знал. Скорее всего, внутренняя сторона колодца, только почему-то выложенного не вертикально. И он достаточных размеров, чтобы в нем можно было стоять, почти не пригибаясь. Для чего он здесь находился, кто его выкладывал? Сейчас меня этот вопрос занимал менее всего. Зато сразу возник другой - нельзя ли по нему, выбраться наружу? Стены слегка вздрагивали, а пару раз дернулись так, что я, даже стоя на коленях, не удержался и упал на бок. Катастрофа, произошедшая наверху, была столь серьезна и всеобъемлюща, что не могла не затронуть и всех подземных коммуникаций. Подземных? У меня мелькнула неосознанная до конца мысль - да, подземных! Что, если скажем, эта труба состоит из частей единого целого, предназначенного, например, для вентиляции метро? Или для отвода канализационных, или, каких либо иных, вод? Я снова вздрогнул. Но на ощупь пол и стены снова показались сухими, хоть чувствовалась небольшая влажность там, где бетонные кольца примыкали друг к другу. То, что труба состояла из плотно пригнанных друг к другу колец, я уже понял, тщательно исследовав стык почти по всей его длине. Нет, это не для воды…
Я просидел некоторое время, не решаясь подняться и сделать первый шаг. У меня не хватало ни сил, ни мужества, чтобы заставить себя пойти куда-то в полной темноте. В этот момент остро пожалел о том, что уже давно бросил курить - так в кармане могла оказаться зажигалка или спички, и я смог бы рассмотреть, куда все-таки попал. Постепенно я успокоился. Гул, изредка доносившийся сквозь стены, скоро утих окончательно. Тишина стала такой, что собственные движения и производимый мной шорох воспринимались как гром. Мне вдруг показалось, что я здесь не один - ведь я явственно видел, как и передо мной и вместе со мной, в пропасть падали люди. Нет, я не один! Я не мог быть один!
- Эй…
Мне казалось, что кричу, но на самом деле это был еле слышный хрип.
- Эй? Кто-нибудь?
Ответом было молчание. Я сглотнул солоноватую слюну и в волнении прокусил губу. Что-то надо делать… Осмелев немного, протянул ноги вперед - они стали затекать от неудобной позы. Ничего не изменилось. Воздух вокруг был не очень свеж, но пыли в нем не ощущалось. Следовало на что-то решаться. Я уговаривал себя подняться, потом собрался с силами и встал. Голова коснулась чего-то, я испуганно вжал ее в плечи, только потом, сообразив, что это не может быть ничем иным, как потолком помещения. Верхом трубы - если это действительно труба. Все по-прежнему оставалось безмолвным. Вытянутыми вперед руками я проверял - не наткнусь ли на что-нибудь? Мне пришлось передвигаться вдоль одной из стенок, но я практически без труда доставал рукой и до второй - ширина трубы это позволяла. Пройдя несколько шагов, наткнулся на что-то, что при ощупывании оказалось крылом того самого грузовика, который провалился в пропасть вместе со мной. Сразу вслед за ним оказался тупик. Земля плотно заполняла отверстие, скорее всего, именно то, сквозь которое я сюда попал. Я не особо расстроился, ожидая встретить что-то в этом роде. Оставалась еще одна сторона, и я повернул назад. Раз закупорена эта - вторая должна быть свободна.
Постепенно, шаг за шагом, стал вновь наползать сковывающий движения страх. Я больно ударился ногой обо что-то, отпрянул вбок, задев обожженной рукой шершавую поверхность, и вскрикнул. Мною снова завладел ужас: животный, всеобъемлющий, грозящий перерасти в панику, и погубить меня без всякого вмешательства извне. Я громко закричал и сразу догадался, что мой крик не унесся по трубе прочь, а уперся в какую - то преграду и в ней заглох. От сознания непоправимого я замер, потом заставил себя сделать еще несколько шагов - и руки уперлись в новую преграду. Скорее всего - громадный кусок породы, надежно закупоривший второй выход. В полном бессилии и отчаянии я опустился на колени... Это означало смерть, от которой я с таким упорством обреченного убегал на поверхности земли. Она не смогла уничтожить меня ни падающими стенами, ни разверзающимися трещинами, ни огнем и водой… Нет, вместо всего этого она приготовила мне куда более ехидную усмешку - позволила спастись, что бы просто похоронить… живым. Я находился в подземном склепе!
Перед глазами опять стали появляться багровые круги, еще немного - и сознание могло отключиться, чтобы впасть в уже виденный кошмар. Стали всплывать лица покинутых близких… Всего несколько дней назад я был в кругу семьи, держал на руках сына и целовал печальные глаза жены - ей так не хотелось со мной расставаться. Что станет с ними? Как они это переживут? И переживут ли?
От ярости я заскрежетал зубами. И тут что-то неуловимое, заставило меня замереть, на-прячься и полностью сконцентрировать свое внимание на еще не осознанном полностью ощущении… Я свободно дышал! Не задыхаясь, не чувствуя постепенного удушья - а ведь воз-дух в замкнутом пространстве не мог быть не спертым. У него была лазейка! А раз она была у него - что мешало мне ее отыскать? И вдруг она окажется такой, что будет пригодна и для меня?
Обшаривая сантиметр за сантиметром, неоднократно исцарапав пальцы, я проверял бе-тонные стены. Отверстие должно быть! И оно действительно нашлось! Это оказалась вделан-ная в стену решетка. Она плохо держалась, и я без труда сорвал ее с места. Дыра оказалась узкой, но я смог просунуть в нее голову - и сразу ощутил разницу между тем воздухом, кото-рым дышал и тем, который оказался за пределами трубы. Я стянул с себя свитер - от него и так ничего не оставалось, и, изгибаясь и выворачиваясь, протиснулся сквозь этот спасительный лаз, туда, где ожидал встретить спасение.
Моя радость могла показаться несколько преждевременной. Это опять была труба, воз-можно, идущая параллельно первой, в которой я оказался вначале. Но, в отличие от нее, она не могла быть замкнута с обеих сторон - иначе я не заметил бы в ней притока воздуха, позволяющего мне не задохнуться до сих пор. Повторив все, как в первый раз - передвижение вдоль стен - я прошагал так несколько минут. Привыкшие к темноте глаза различили еле уловимый свет, хоть и не позволяющий что-либо рассмотреть, но дающий слабый ориентир. И все же это был свет, падающий откуда-то сверху. Труба закончилась. Я стоял на дне вертикального колодца и дрожал от возбуждения и сознания того, что ничего не могу поделать… Где-то там, наверху, находилось отверстие, сквозь которое просматривались огненные сполохи. Подняться по колодцу не предоставлялось возможным. Мне хватило и этого скудного освещения, что бы увидеть - он лишен каких-либо приспособлений для этого. Ни скоб, обычно сопутствующих подобным сооружениям, ни лестницы. Свобода почти рядом - всего в пяти-шести метрах над головой. Но она недоступ-на…
Я просидел на дне колодца около часа. Апатия овладела мною почти полностью - я сделал все, что мог… От усталости откинулся назад, привалившись спиной к стенке, и уперся во что-то мягкое. Отстранившись, протянул руку, чтобы проверить. Это был труп. Кто-то упал сюда с высоты и при падении свернул шею. Я, преодолевая некоторое смущение - мне еще не приходилось обыскивать мертвые тела - обшарил его карманы. И - о счастье! - в них нашлась сухая и годная к употреблению коробка спичек.
Чиркнув, осветил место своего пристанища. Диаметр колодца примерно около трех метров. На дне валялся всякий хлам, попавший сюда с высоты, и среди него я успел разглядеть нуж-ную мне вещь - несколько сухих тряпок. Как и почему сюда не попала вода при наводнении - меня не интересовало. Я смотал их в подобие факела и зажег спичку. Убогий огонек осветил мою тюрьму. Воздушная тяга не давала ему потухнуть, и я еще раз убедился, что выбраться наверх не смогу. Звать на помощь не имело смысла - с такой глубины мои крики вряд ли мог кто-нибудь услышать. А если бы и услышал - наверху имелось такое разрушение, что судьба одного человека уже ничего не значила…
Оставался только один вариант - возвращаться по этой трубе назад и идти, пока она не выведет меня туда, где можно подняться на землю. Я собрал все тряпки, которые, по моему разумению могли мне понадобиться, и, бросив прощальный взгляд наверх, отправился в этот страшный путь, в неизвестность и темноту, где единственным моим спутником оставалась только надежда…
Факел я потушил. Во-первых, хотел сберечь возможность применить его, когда он понадо-бится, во-вторых, не решался тратить спички напрасно. Второй возможности найти что-то по-добное у меня могло и не появиться. Отойти от единственного просвета, крохотной ниточки, связывающей меня с поверхностью, оказалось очень страшно… и все же, иного решения не находилось. Только разведка могла показать - прав ли я в своих ожиданиях. Я вздохнул, собираясь с силами, и повернулся к темноте. Первый шаг дался с трудом, но постепенно, метр за метром, я медленно преодолел довольно длинное расстояние, пока не уперся рукой в преграду. Пальцы нащупали квадратные ячейки. Вероятно, сетка, перекрывающая всю трубу. Я пнул ее ногой - она слегка подалась. Скорее всего, она предназначалась для задержки всякого мусора, который мощные вентиляторы засасывали вовнутрь. А раз так - то где-то рядом должно быть и место, откуда этот мусор извлекают смотрители. Я вновь чиркнул спичкой... Предположение оправдалось полностью - в трубе, совсем рядом, нашлась дверца. Но все попытки ее открыть, выбить и сорвать с петель ничего не дали. Она была наглухо задраена с противоположной стороны. Судьба еще раз жестоко подшутила надо мной. Либо эту дверь так задумали проектировщики, либо ее сплющило давлением. Что бы тому ни было причиной - мне сквозь нее не пройти. Оставалось только продолжать движение вперед - через сетку. Я закричал, чтобы узнать, насколько далеко может проникнуть эхо. На этот раз голос не увяз, а унесся далеко. Оставалось лишь сорвать сетку, чтобы в который раз поддержать стремление спастись и выбраться из этой темницы. Первоначальный ужас и отчаяние куда-то отступили - мной овладела мрачная решимость. После всего пережитого темнота уже не пугала, и я перестал чиркать спичками. Все, что хотел, уже увидел. Сетка отошла со своего места достаточно просто. Хоть в этом повезло - она сварена не из толстых прутьев, а из обычной рабицы, столь любимой многими дачниками. Пусть и с трудом, но ее можно порвать. Я зло дергал, бил ногой, и достиг того, что она вырвалась в одном месте. Этого хватило, чтобы пролезть, добавив к порезам и ссадинам еще несколько. А сразу за сеткой оказался провал. Я едва не угодил в него, и лишь знакомое чувство, проявившееся впервые наверху, удержало меня от рокового шага. Словно кто-то незримый удержал меня от того, чтобы опустить ногу… Я внезапно напрягся и подумал, что впереди не так уж и свободно. Решив довериться этому неосознанному чувству, осторожно пошарил впереди ногой. Под ней была пустота. Колодец кончился. Вернее, он принял именно такие формы, какие и должны быть. Горизонтальная труба превратилась в вертикальную. Осторожно опустившись на колени, и придерживаясь рукой за обрывки сетки, второй стал ощупывать край колодца. Вскоре я нашел то, что искал - поручни от лестницы, ведущие вниз. Раздумывал недолго - если нет подъема, пусть будет спуск... Это было уже не просто страшно. От осознания того, что я сейчас сам, по собственному решению стану удаляться от поверхности, у меня спазмом сдавило сердце. Но иного выхода я просто не видел. Колодец должен куда-нибудь, меня вывести - если на том конце опять не встретится новый завал. Перекинув ноги через парапет, ухватился за скобы и стал спускаться. И снова, каждый последующий шаг уводил меня все дальше от поверхности земли, может быть, к той самой могиле и смерти, которой я так долго избегал… Думать о спуске не хотелось… Жутко. Но я с упорством обреченного сползал вниз. Так продолжалось довольно долго. Пришлось несколь-ко раз останавливаться и отдыхать. Шахта казалась нескончаемой, я стал опасаться, что просто не смогу спуститься и сорвусь. Но бесконечный спуск все же прекратился. Я оперся ногой о твердую поверхность и в изнеможении сел прямо на бетон.
Отдохнув немного, решил осветить место, где оказался. Замкнутое помещение, но несколько больших размеров, чем сам колодец. Спички и факел помогли увидеть, что в одном месте вновь находится сетка, наподобие той, которую я вырвал наверху. А за ней темнело что-то массивное, с неясными очертаниями. Не желая расходовать драгоценный свет, я быстро обошел дно помещения вдоль стены, пока не вернулся к тому же месту, с которого начал обход. Иного выхода не нашлось. По всей видимости, здесь кончалась - или наоборот, начиналась - вентиляционная шахта. Она должна каким-то образом сообщаться с линией метрополитена. Я немного отдохнул и, вцепившись в решетку, стал ее дергать и трясти. Справится с ней, оказалось гораздо труднее, чем с первой - она не поддалась ни на йоту. В конце концов, я с силой ударил по ней ногой - и ступня в сапоге застряла в образовавшейся дыре. С трудом высвободив ногу, я разомкнул ближние прутья, потом пригнул еще парочку - при тусклом свете быстро прогорающего факела стало ясно, что мне этого достаточно, чтобы протиснуться наружу. Как ожидалось, за сеткой обнаружились лопасти громадного вентилятора, и я, убедившись в том, что уж их-то ни за что не отодвинуть, стал продираться к задней стенке, за постамент, на котором они стояли. Внизу что-то звякнуло. Это оказалась металлическая скоба, которой я сразу воспользовался. Сбивать ею жестяную обшивку сбоку от лопастей стало не в пример легче, чем кулаками. Гул ударов убедил, что я поступаю верно - там должно находиться пустое пространство! Пробив дыру, сразу понял, что воздух в метрополитене уже сильно отличается от того, которым я дышал здесь - он очень насыщен пылью, и она заскрипела на зубах. Те страшные подвижки не могли сказаться и здесь - вряд ли хоть какая-то система вентиляции теперь обеспечивала приток свежего воздуха в подземелье...
Я рассчитывал, что крупный двигатель с массивными лопастями не может быть подвешен просто к потолку - для таких предметов всегда делают площадку, на которой их и устанавли-вают.
Когда-то я работал в угольной шахте и твердо знал одну заповедь. Если что-то случилось - искать выход там, откуда есть приток свежего воздуха. И вторую. Не пользоваться открытым огнем. Иначе газ без цвета и запаха - метан - превратит неосторожного в труп. Вряд ли в метро может быть метан, он характерен все-таки именно для угольных шахт, но все же… Впрочем, никакого огня, как открытого, так и закрытого, у меня уже не было. Считать почти истраченную коробку спичек достаточным осветительным средством просто глупо. Они могли в чем-то помочь, но лишь на секунды. Оставалось определить - есть ли здесь хоть какой-то воздушный поток. Я смочил ладони в хлюпающей под ногами воде и приподнял их. Никакой свежести, кроме холода самой воды, не ощущалось. Я встал посередине путей, повернулся из стороны в сторону - безрезультатно. Этого следовало ожидать - раз не работали вентиляторы, то и свежему воздуху взяться не откуда. Да и как они могли работать после всего, что случилось? Метро не могло остаться нетронутым такой масштабной катастрофой… Подумав, я направился в одну из сторон, полагая, что мне под силу пройти в кромешной тьме несколько сотен метров до ближайшей станции. Уже первые шаги показали насколько опрометчиво такое заблуждение… Идти оказалось очень тяжело. Приходилось либо семенить по шпалам, вовсе не предназначенным для размеренного шага, либо пытаться шагать по рельсам, держась за стену, что тоже не доставляло особенных удобств. Я стиснул зубы и упрямо двигался вперед, надеясь, что рано или поздно, все равно доберусь до того места, где смогу выбраться на свет. Я спотыкался несчетное количество раз, неоднократно падал и вновь поднимался. Глаза тщетно искали хоть какой-нибудь лучик света. Иногда, не выдержав могильной темноты, я зажигал спичку и в краткие мгновения ее жизни осматривался. Тоннель был практически не нарушен - если судить по тому, что я успевал увидеть. Но будет ли так всегда? И все же, это было метро, и идти здесь можно в полный рост. Вопрос лишь в том, верен ли мой расчет? Как далеко придется мне идти без света, не зная направления? Правда, что в одну, что в другую сторону должны находиться станции. Да, передвигаться вдоль путей было гораздо труднее, чем шагать пусть по узкой, но все же ровной трубе - тот, кто хоть однажды проделывал это, идя по шпалам, знает, как тяжело приспособиться к их неудобному для ног расстоянию, а тем более, делать это в кромешной темноте…
Я уже заработал несчетное количество синяков и шишек. Вновь порезал ладони об высту-пающие из стен штыри, где крепились кабели. В отличие от колодца, с которого я начал свой путь, здесь было уже не так тихо, как мне показалось в впервые минуты - пару раз я даже вроде как услышал какие-то звуки, а потом что-то похожее на крик. Остановившись, долго прислушивался, но он не повторился. Решив, что мне просто померещилось, я со вздохом направился далее - скоро, не выдержав угнетающей темноты, я и сам стану так кричать… Чтобы отвлечься, стал думать о том, что могло произойти там, наверху. Сейчас, вдали от того ужасающего кошмара, в котором я провел предыдущие часы, все казалось несколько нереальным, словно это произошло не со мной. Но избитое тело и мое нахождение в подземелье не давали повода усомниться, что это не плод моего воображения… Сколько я шел? Час, два? Колея казалась нескончаемой. Мне не нравилось и другое - пыль, которой становилось все больше. Она забивалась в рот и мне, и без того мучившемуся от отсутствия воды, нестерпимо хотелось смочить горло хоть чем-нибудь.
Нога наступила вместо рельса на кусок породы. Остановившись, я сделал шаг назад, и - в который раз! - достал спички. Здесь произошел обвал. В одном месте, сдавленный и почти засыпанный, туннель еще позволял пробраться на противоположную сторону, и я полез, бук-вально кожей чувствуя, как над спиной нависают многотонные глыбы, способные прихлопнуть меня, как букашку. Лишь когда снова смог встать в полный рост - а для этого пришлось проползти около десяти метров - смог облегченно вздохнуть. Дальше путь был свободен, мне снова, пока еще везло…
Время от времени я присаживался отдохнуть. В такие минуты старался услышать голоса - ведь туннели метро нередко идут вплотную друг к другу. Вдруг как раз в этот момент где-то рядом проходят спасатели? Ведь под землей находились сотни тысяч людей, попавших в эту ловушку еще раньше, чем я. Их не могли бросить вот так, запросто, умирать без всякой наде-жды на спасение… Потом вспоминалось, как был сметен город, я угрюмо вставал и продолжал свое бесконечное передвижение по рельсам и шпалам. Какие спасатели? Что вообще могло остаться целым, после того как по городу прошлась эта чудовищная смесь из наводнения, огня и страшнейших толчков?
Иногда нога попадала в хлюпающую воду. Я наклонялся, захватывал ее ладонью и, смачи-вая лицо, выплескивал обратно. То, что здесь под ногами, пить нельзя… Она отвратительно воняла тухлыми яйцами - первый признак того, что она уже очень давно стоит так и гниет. Хорошо было и то, что таких мест оказывалось совсем немного - значит, тоннель пока еще не затоплен. Если ошибаюсь, мой путь ведет в никуда…
Часто проверял вторую сторону тоннеля - опасался, что не замечу, как пройду мимо плат-формы. И вот - сердце забилось в несколько раз сильнее - ладонь нащупала гладкую отшли-фованную поверхность. Я внимательно проверил стену еще не потерявшими чувствительность пальцами, провел ими по еле заметным граням - скорее всего, это плитка, которой часто украшают станции метро. А значит… И тут мне в голову пришла мысль. Раз это платформа - на ней неминуемо должны быть люди. Но я не слышал ни стонов, ни вздохов. Вообще ничего. А такого просто не могло быть! Я не верил, что все, кто оказался под землей, смогли бы так быстро отсюда убраться, скорее, наоборот - многие бы бросились именно сюда в поисках спасения от всего, что творилось наверху. Я повернулся, и, в два шага преодолев расстояние, отделяющее меня от другого края, уперся руками в холодную поверхность. Достав из кармана спички, чиркнул… и обречено присел на шпалу. По всей длине платформа наглухо закрыта большими, плотно пригнанными друг к другу стальными листами. Они были проклепаны на всем протяжении, и я сразу понял, что проникнуть сквозь них мне не удастся. Скорее всего, это одна из тез законсервированных станций, о которых так часто писалось в прессе и которых не так уж и мало под землей - предназначенных, вероятно, не для простых смертных… Видимо, слухи небеспочвенны. Приложив ухо к листам, я долго прислушивался - не идет ли, где-нибудь поезд? Но, похоже, моя злость оказалась несколько несвоевременной - подземные коммуникации явно повреждены так же сильно, как и наверху, и никакие поезда - ни обычные, ни специальные - пройти по ним уже не могли. А может быть, и хуже - их некому вести… Я подумал о диггерах - искателях приключений под землей. Вот кто, окажись в такой ситуации здесь, смог бы найти выход. Но, видимо, пути этих бродяг никогда не приводили сюда. Или, это место надежно защищено от проникновения, им подобных… Оставалось только удивляться, как это получилось у меня самого. Надеяться было не на что и не на кого. Отдохнув, я поднялся и упорно стал двигаться дальше. Все же положение не казалось совсем уж безнадежным. Если мне повезло вырваться из ада, бушующего наверху, хватило здравого смысла, чтобы оценить ситуацию и принять единственно верное решение, а не сидеть тупо на дне колодца - то так ли уж сложно будет отыскать выход и отсюда? Была бы еще вода… Есть мне совершенно не хотелось, но жажда мучила совсем уж невыносимо. Хоть я и не знал точно, сколько времени провел под землей, но полагал, что уже не менее десяти-двенадцати часов. И столько же, - если не больше! - провалялся без чувств, в самом начале этого полубезумного пути.
У метро - сотни выходов на поверхность. Я знал, что рано или поздно, но доберусь до плат-формы, с которой смогу подняться наружу. Правда, что могло меня там ожидать? Я содрог-нулся, припомнив, как спасался от кошмара, который начался в середине дня и продолжался, по-видимому, до сих пор. Странное дело, но здесь, на глубине нескольких десятков метров, казалось даже спокойнее. И тут меня, как ножом, кольнуло подозрение, в начале, не совсем ясное, а потом полностью оформившееся. Вода! Громадные ее массы не могли просто уне-стись за пределы города - что-то все равно должно попасть и сюда, в подземелья! И тогда… Я даже покрылся испариной, подумав, что она настигнет меня здесь, а я даже не смогу понять, что случилось, как напьюсь ею так сильно, что никакая жажда мне уже не будет грозить вообще никогда…
И тогда я рванулся, позабыв, что ничего не вижу. Меня вел инстинкт, а может быть, и еще что-то, чему я не мог найти определения. Я стал гораздо реже промахиваться ногой мимо рельса, а рукой, которой придерживался о стену, меньше натыкаться на острые концы оплетки проводов и креплений. Чтобы отвлечься, стал считать шаги, потом сбился, вновь стал считать… И бросил это занятие, так как оно отвлекало меня от того, чтобы просто, идти. Я прошагал так какое-то время, и стал подумывать, что направление, выбранное мною, не совсем уж и верно - не могли же станции находиться так далеко друг от друга? Мне казалось, что я иду уже не меньше четырех-пяти часов. А то и больше. Будь это на поверхности, даже два часа - это примерно шесть-семь километров по ровной дороге. Но, с другой стороны, не в темноте, и не по такой… Я решил идти дальше - возвращаться назад просто нестерпимо. Да и куда? Снова проверял другую сторону пути - но и там была все та же стена, с проводами и креплениями.
И вновь, как в первый раз, я вздрогнул от неожиданности. Рука провалилась в пустоту, и я едва не упал, ударившись грудью обо что-то. И опять возникшее чувство опасности удержало меня от последующего шага. Я замер, чиркнул спичкой и еле сдержал крик… Впереди про-пасть. В скудном освещении невозможно было понять, как она глубока, но и его хватало, что-бы увидеть - в ней находится то, что осталось от идущего поезда и части платформы, где находились люди. Не было ни пожара, ни воды - только громадная яма, где лежали останки раздавленных пассажиров и придавленные большими камнями вагоны. Там были еще живые - я услышал стоны и вздохи, не различимые мною ранее, пока я не встал у самого края провала. А за ним - та часть платформы, попасть на которую я бы уже не смог никоим образом. Для этого необходимо преодолеть пропасть. Но сделать это невозможно…
- Мм…
Я глухо взвыл. Стоять так близко к спасению - и опять оказаться обманутым! Плюнув на все опасения, достал клочки, которые нес на себе все дорогу, и разложил костер, чтобы осмотреться получше. Едкий чад и гарь горящего тряпья ударили в нос. Все верно… То, что я успел разглядеть, не оставляло надежды. Станция наполовину завалена, а провал не позволял проникнуть на вторую ее часть. Впрочем, попади я в нее, еще неизвестно, что бы мне это дало. Пробраться сквозь валуны и согнутые страшным давлением стальные опоры очень непросто… И удивительно, как при этом сохранилась сама колея, по которой я вышел к станции.
Что ж… иного выхода нет. Тоскливо посмотрев на пропасть и на платформу, я повернулся и зашагал прочь. Весь проделанный до сих пор путь оказался бессмыслен… И я не знал - хватит ли теперь у меня сил, чтобы его повторить заново. Ведь я находился под землей уже не меньше - а может и больше! - суток. Без еды, без воды, крайне ослабевший и покрытый множеством ноющих ран, которые нечем даже перевязать. Спину и ноги ломило от усталости, живот скручивало спазмами и пить хотелось так, что сейчас я бы не раздумывая, прильнул даже к самой гнилой воде. Что думает муравей, передвигающийся по своему муравейнику? Для него он столь же огромен, как это подземелье для меня. Но ему не нужны глаза - он знает свой муравейник, а вот я - нет. Был бы хоть свет... Я сорвал с себя рубашку, майку - все равно, становилось жарко и в них не имелось особенной нужды. При догорающем костре успел приметить обыкновенный зонт - видимо, его забросило сюда во время обвала с платформы. Тут же нашлись какие-то тряпки, и даже кожаный портфель. Я вытряхнул его содержимое, надеясь, что в нем окажется что-нибудь съедобное, а еще более того - пригодная для питья жидкость. Но в нем оказались только бумаги. Намотав на зонт ткань из разорванной майки, я долго подпаливал ее с помощью листков и кое-как добился того, что она загорелась. Факел вряд ли станет гореть долго - но для того, чтобы попытаться обойти платформу с другой стороны, может и хватить. Ведь пути за станцией почти всегда имеют сквозные выходы друг на друга. Мое предположение оправдалось. Прежде чем факел угас, и я опять остался в кромешной тьме, заметил проход и рванулся туда, ведомый все еще не совсем пропавшей надеждой. В проходе нога сорвалась, и характерный всплеск возвестил, что на это раз я уж утолю свою жажду! Что это была за вода, что в ней находилось - мне было все равно. А напившись, я сразу услышал то, что заставило сразу обострить внимание.
Крики. Впрочем, криками они лишь казались. Это были стоны. Стоны раздавленных и искалеченных, не имеющих сил выбраться из-под завалов людей… Каким-то образом, я, все-таки, вышел к другой стороне станции - и здесь путь не преграждала такая ямина, перед которой я спасовал только что. Импровизированный факел догорал, когда я просто почувствовал, что передо мной преграда, и протянул руки вперед. Поезд. Протиснувшись мимо него, я сразу убедился, что цель достигнута. Этот край платформы остался на месте, мне оставалось только ее преодолеть, чтобы по лестницам эскалатора выйти наверх. Подтянувшись, я взобрался на нее и почти сразу наткнулся на тело… Я глубоко вздохнул, и, пересиливая себя, опять опустился на колени. Второй раз за сутки мне предстояло обыскивать труп - но иного выхода просто не приходило в голову. Спички кончились, факел угас, а у него мог оказаться коробок или зажигалка... А свет мне необходим, и именно на этом этапе. Ощупав его, я понял, что это мужчина, и мои надежды на удачу возросли. Не колеблясь более, стал рыскать по его карманам и - о радость! Пальцы наткнулись на миниатюрный фонарик. Руки задрожали, и я несколько секунд просидел в неподвижности, не решаясь его зажечь. Потом, проведя по высохшему небу языком, надавил кнопку…
Очень узкий, почти ничего не освещающий лучик уперся в мраморный пол, и глаза, успевшие отвыкнуть от света, сумели разглядеть все так, как если бы это был мощный прожектор.
У того, кто лежал передо мной, отсутствовала половина черепа. Вся поверхность платфор-мы залита кровью, успевшей побуреть и покрыться усеявшей ее пылью. Я направил фонарик по сторонам. Всюду, куда достигал луч, виднелись большие куски камней. Порода, вывалив-шаяся со своих мест, оборванные крепежи, скрученное железо, сплошные завалы в которых торчали скрюченные в последней попытке вырваться руки… Почти весь поезд, возле которого я оказался, был погребен под обрушившейся кровлей. Я направил фонарик вверх и увидел высокий, неровный свод, покрытый многочисленными змейками трещин. Достаточно малей-шего толчка, чтобы сверху понеслась, сокрушая все, многотонная махина…
Хриплый крик вырвался откуда-то совсем рядом, и я, вздрогнув от неожиданности, осветил вагон. В нем не уцелело ни одно окно. Все выбиты, во многих застряли раздавленные тела. Чье-то безумное лицо вдруг выглянуло из ближайшего окна, и я чуть не выронил фонарик, когда его увидел. Он снова закричал, и его крик унесся вверх, отразившись несколько раз эхом от свода. Мгновенно, не осознавая еще зачем, я бросился от края платформы прочь и упал под уцелевшую колонну. И тотчас что-то ухнуло наверху, раздался грохот и шум падающих камней… Когда все стихло, я осветил поезд. То место, где находился безумец, теперь стало полностью закрыто упавшей с высоты породой, а вновь взметнувшаяся пыль не позволила рассмотреть подробнее. На ощупь - свет от фонарика мало помогал - я добрался до того края, где, по всем признакам, должен был находиться подъем. Если бы я не держался постоянно рукой за стену и не делал каждый шаг со всей возможной осторожностью - на этом мое путешествие закончилось... Вместо лестницы нога соскользнула в пустоту, я замер, отвел ее назад и присев, направил луч вниз. Передо мной вновь зияла яма, достаточно глубокая, чтобы преодолеть ее с наскока. На дне, вперемешку с обрывками механизмов, во множестве лежали людские тела. Видимо, они пытались убежать со станции и в темноте не увидели, как проваливаются в пропасть. Из ямы доносились стоны и хрипы. Но я не мог им помочь…
Света моего, более чем скромного фонарика, не хватало, чтобы рассмотреть все перед со-бой и по сторонам. Но, и по увиденному, я мог составить общую картину. Платформа вся завалена и практически уже не существовала. Надеяться, что где-то будет иначе, не приходилось. Мне предстояло выбираться здесь и нигде более - до другой станции я просто не смогу дойти. Да и не решусь, представив себе, что вновь придется идти изнуряющие километры в темноте, поминутно рискуя сломать ноги и шею. Мощные подвижки земной поверхности сказались и здесь. Результат - не выдержавшие колоссальной нагрузки стальные балки, рухнувшие вниз, а вместе с ними и куски породы. Если кто и уцелел в первые минуты - они уже или выбрались отсюда, или попали в эту яму и теперь медленно умирали внизу… Старясь не слушать стонов, я повернул в другую сторону. Было невыносимо оставлять людей так, но у меня не имелось даже веревки, чтобы к ним спуститься, а если б и была - что это могло изменить? Нет ни бинтов, чтобы сделать перевязку, ни уколов, чтобы снять боль, ни просто сил, чтобы вытащить их оттуда…
Я мог лишь поражаться, что подобное не случилось со всем тоннелем. Будь такое везде - добраться сюда не смог даже хорошо экипированный отряд спасателей. А я вовсе не относил себя, к последним - хотя, имел подобный опыт в прошлом, пусть и кратковременный. Но все это было давно… Я осветил край, где должен начинаться подъем наверх. Жуткая маска смерти заставила меня сразу отвести лучик в сторону. Потом, поняв, что видеть подобное придется еще не раз, я вернул его обратно. Человек висел, нанизанный на какой-то штырь, словно насекомое. Наверно, он падал с высоты, а это говорило о том, что там, выше, все обстоит примерно так же, как и внизу. По лицу мертвеца было ясно, что он еще какое-то время понимал, что с ним случилось, прежде чем смерть окончательно не завладела его сознанием… Трупов хватало на всем протяжении платформы. Скорее всего, я попал на одну из центральных станций. Но, даже если и ошибся - рассмотреть что-либо более подробно у меня не имелось никакой возможности. Время, когда Это началось, пришлось на самую середину дня. Пусть, не час пик, но все же… Если то, что я видел только здесь, соответствовало тому, что могло происходить практически на каждой из многочисленных платформ метрополитена - то только на них, под землей погибших могло оказаться не менее миллиона… Плюс количество внезапно остановившихся поездов, в которых людей могло быть еще больше. Они, как и я, тоже должны искать выход, и то, что я не встретил никого, пока шел сюда, как-то не укладывалось у меня в голове. Может, того времени, которое я провалялся без сознания а потом потратил на то, чтобы спуститься в туннели метро, им хватило, чтобы выйти наружу? К тому кладбищу, в которое превратился город наверху, добавилось и это, очень мало ему уступающее по численности погибших. И еще неизвестно, где страшнее…
На время, погасив фонарь, я стал принимать решение. Как же выбраться отсюда? У станции обязательно есть второй выход – но, остался ли он свободен? Смогу ли я по нему вылезти наверх? Чтобы узнать ответ, мне предстояло пробраться по платформе на расстояние около ста или более метров, сквозь угрожающие завалы, практически по телам. И в любую секунду сверху могут упасть камни. Или же - искать другую станцию метро. И то и другое повергало меня в трепет - сколько же можно участвовать в этом марафоне? И там, и там - почти тупик. Гримаса судьбы, неоднократно дающая мне шанс и так же часто отбирающая его обратно… В трудные минуты во многих людях появляется что-то, что делает их жесткими и твердыми, словно стержень. И это помогает им преодолевать в первую очередь самих себя. Других же - гнет и ломает… Наверное, я все-таки был ближе к первым, хотя сам себя не считал сделанным из камня. Я прошептал:
- Я все равно вырвусь! Все равно!
Я так долго молчал, что от звука собственного голоса вздрогнул - вдруг, кто отзовется? Но в ответ раздавались лишь стоны, глухие и мучительные…
Итак, оставалось два пути. Или здесь, каким-то образом преодолев эту яму. Или там - куда еще предстояло добраться. Не могло же быть так, что такая же яма ждет меня и возле второго выхода. Случись такое - это уже станет совсем издевкой, усмешкой над всеми моими стремлениями к свободе, словно я был мышкой, с которой кто-то забавляется и заставляет ее метаться по бесконечному лабиринту. Но я не мышь! Я человек!
Ответом послужило молчание - я и не заметил, как произнес свои мысли вслух. Пыль, под-нявшаяся при падении породы, густо усеяла и мое тело. Теперь, без одежды, я сразу стал за-мечать все острые грани камней. Приходилось чаще просто ползти и протискиваться сквозь загромождения из упавших перекрытий и валунов. Я то спускался по ним, то вновь поднимался, опять полз - и, сосредоточившись на том, чтобы достичь выхода, не заметил, как приблизился к нему вплотную.
Я осветил фонариком эскалатор и замер в полном отчаянии. Выход здесь еще более не-доступен, чем первый. Похоже, эта часть станции как раз оказалась на пути той ужасной воз-душной волны, возникшей вслед за ощущением нестерпимой головной боли. И в итоге, чуть ли не до самого низа эскалатора, подъем оказался наглухо забит всем, что ветер смог поднять и швырнуть сюда с сумасшедшей силой. Я увидел даже скрученную в штопор машину, сплющенный киоск, несколько чугунных скамеек… натуральная пробка, густо нашпигованная человеческими телами. Пробраться сквозь эту мешанину, просто нереально. Оставалось только возвращаться обратно, к яме, и уже там думать, как ее преодолеть. Приходилось быть очень осторожным, постоянно опасаясь, что любое мое движение может повлечь за собой падение камней. Что касается порезов - я уже просто не обращал на них внимания, хотя по наступающей слабости понимал, что потерял немало крови…
Нога попала во что-то мягкое, и из-под нее послышался стон. Какой-то несчастный лежал на животе, лицом вниз. Одна рука у него была сломана и наружу торчала голая кость. Ноги человека завалены грудой камней. Я посветил ему на голову. Он больше не стонал, но по плотно сжатым губам я заметил, что он все еще в сознании. Луч осветил массивную крепь, придавившую всю груду камней, под которой он находился. В одиночку, какой бы силой я ни обладал, сдвинуть ее в сторону невозможно. Он это сразу понял, потому что с его губ сорвался еще один стон. Может, он хотел что-то сказать, но сил для этого уже не оказалось…
Оглядевшись вокруг - насколько хватало этого скудного света начавшего тускнеть фонаря - я увидел, что ко мне со всех сторон тянутся руки. Вначале, я отшатнулся, подумав, что сейчас они все вцепятся в меня и уже не отпустят, но потом опомнился. Большинство давно мертвы, а если кто еще и дышал - не мог ни видеть, ни понимать. Все они безнадежны - я не могу вытащить ни одного. Изувеченные тела, переломанные конечности, раздробленные головы - даже этого света хватало, чтобы увидеть, что довелось им испытать в последние минуты. У кого-то глаза вздрогнули и открылись - они молили о помощи, или хотя бы о том, чтобы я прекратил муки их владельца. Но тогда я еще не мог убить человека… Даже для того, чтобы избавить его от невыносимых страданий. Глаза это поняли - говорить он уже не мог, так как все лицо человека буквально раскрошено и залито кровью - и медленно закрылись. Стиснув зубы, я стал молча выбираться отсюда - к своей, все еще такой далекой цели. К горлу подступал непрошеный ком - я не мог не сочувствовать им, вынужденным ждать своего конца, вдали от родных, и в полном неведении того, что с ними случилось. Но я и сам был недалеко от того, чтобы оказаться в том же положении. Пару раз нога срывалась в дыры, и я едва успевал застыть на месте, чтобы не сломать ее в самый неподходящий для этого момент. Стронутая неосторожным движением, стальная балка накренилась и проскользнула мимо головы - я чудом успел наклониться, она с грохотом ударила в стену, вызвав новую серию обвалов.
Мне показалось, что я заблудился и ползу в обратном направлении - а это было вполне возможно среди такого нагромождения. Метнулся в одну сторону, другую - и рука, искавшая опоры, уперлась в чье-то тело. От неожиданности я отдернул ее назад, а потом, придвинув-шись поближе, направил луч фонаря перед собой. Впереди находилась девочка, примерно десяти, может, двенадцати лет. Она лежала на спине, с закрытыми глазами. Осветив ее пол-ностью, я понял, что она тоже навсегда останется в подземелье - ее живот полностью разво-рочен металлическим штырем, а ступни на одной ноге вообще нет - ее оторвало. Обе руки она сложила на животе - боль, которую испытывала, должна быть невыносимой… Я коснулся ее потемневшего лица - жалость на минуту заставила меня позабыть, что нужно спешить, чтобы не оказаться лежащим рядом и том же положении. Машинально смахнул пыль с ее губ - и она раскрыла их, отчего я задрожал всем телом…
- Папа…
Я остолбенел. Она так и не открыла глаза - а если бы смогла, я бы, наверное, закричал…
- Ты... Здесь?
- Да! Да! Я здесь! - я вдруг понял, что не должен ее сейчас разочаровывать - в миг ее по-следней надежды. На измученном лице появилось жалкое подобие улыбки…
- Ты... со мной?
- Да! Я с тобой! Я вытащу тебя, и все будет хорошо! Только потерпи еще немного
- Да. Я потерплю…
У нее шевельнулись пальцы, и я взял их в свою ладонь. Они полностью утонули в ней, такие маленькие и холодные… Через секунду она умерла. Не было ни последнего вздоха, ни слова. Она даже не дернулась. Так, словно вдруг разом остановились часы. Шли, шли, и сразу, без предупреждения… и все.
Я глухо застонал. Мне уже столько раз приходилось видеть смерть за прошедшие часы, во всех ее обличьях, но гибель ребенка, кажется, оказалась непереносима… Я стал уползать - и вовремя. Валун, до того державшийся неизвестно на чем, сполз и прикрыл собой и тело де-вочки, и то место, где я только что был. Теперь, уже не стыдясь, и не смущаясь, обыскивал карманы попадавшихся трупов - там могли оказаться спички. А свет фонарика становился все тусклее и тусклее. И остаться без него в самый ответственный момент просто нелепо. Когда я наконец-то дополз до ямы, то был вымотан так, словно преодолел длиннейшую дистанцию. Даже идти по рельсам оказалось легче, чем пробираться сквозь завалы на платформе. Сказывалось все - и сумасшедший бег на поверхности, и многочасовое нахождение под землей. Силы мои не могли быть безграничны, и я с удивлением подумал, что такой выносливостью просто не мог обладать… а они еще были! Но расслабляться еще рано - яма находилась передо мною, и теперь нужно решить, как ее преодолеть и не присоединиться к лежащим, на дне.
Нервное напряжение стало не меньшим, чем физическая усталость. Находится рядом на пути к спасению и не иметь возможности на него стать - это слишком. Соорудить мост не из чего - хотя поблизости хватало всяческого хлама и железа, но я просто не сумел бы им воспользоваться. Прыгнуть - почти что безрассудство. Я прислонился спиной к колонне - одной из немногих, выдержавших обвал и всесокрушающую силу давления. Ничего путного на ум не приходило, а делать что-то нужно - опять знакомое уже чувство стало подсказывать, что поторопиться необходимо… Я высветил противоположную сторону - до того края, где остались оборванные металлические ступени и свисающий вниз конец резинового поручня, вприглядку, по меньшей мере, четыре метра. Перепрыгнуть их - без разбега! - для этого нужно иметь такую физическую форму, какой я не мог похвастаться и в лучшие времена. Я вновь застонал - вынести столько всего, и теперь встать перед преградой почти на самом выходе из подземелья. И тогда я стал собирать все, что только могло гореть - чтобы осветить и яму, и второй ее край как можно лучше. Изматывающая беспрерывная гонка, более чем суточное блуждание впотьмах, жажда - все это доконало меня, и я в полной прострации сел на камни, даже не думая о том, что находится на открытом месте опасно. Через минуту я забылся дерганым нервным сном
В чувство меня привел какой-то зловещий звук. Очень знакомый и неприятный. В угольной шахте нашими спутниками частенько бывали крысы. Вот и сейчас, едва я направил фонарик, как его свет отразился во многих словно рассыпанных вокруг бусинках. Луч отражался в глазах серых тварей, усеявших практически весь край платформы. Их становилось все больше и больше. И тогда я вспомнил еще одну, третью заповедь горняка - что крысы, или мыши, которые в изобилии живут в рудниках, всегда стремятся к поверхности, если чувствуют опасность для своей жизни. Это могло быть что угодно - бушующий где-то пожар, газ, но, чаще всего - я сразу похолодел - вода… Я вскочил и зажег подготовленный заранее костер, который соорудил из обрывков ткани и неведомо как попавших сюда деревянных обломков. Неровное пляшущее пламя отбрасывало тени, и при его свете я увидел, что полчища крыс скоро полностью заполонят все подземелье. Они мелькали у меня под ногами и некоторые даже стали цепляться за штаны, вставать на задние лапки и пытаться подняться по мне повыше. Но главное - я увидел торчащий обрывок кабеля на той стороне. Если мне удастся за него ухватиться - я могу попытаться совершить невозможное! И шальная мысль уже не покидала… Тщательно натер руки пылью, засунул фонарик в карман, чтобы он не мешал, и отошел от края настолько, насколько это было реально. Несколько раз собирался… и не решался, страшась упасть вниз. И все-таки, преодолевая свой страх, прыгнул! Ухватился чуть ли не за самый кончик кабеля и больно ударился о породу. Кабель выдержал. Подтягиваясь на руках, упираясь носками ботинок в уступы, я выбрался на тот край провала.
Почти сразу, после того, как я подтянулся наверх и отполз от края подальше, послышался далекий смутный гул. Крысы, которые бегали на той стороне, как по команде остановились, а потом раздался такой отчаянный писк, что я невольно сделал несколько шагов от края, дога-дываясь, что это неспроста… Самые смелые из них попытались перебраться ко мне вдоль стены. Почти все они сорвались вниз, не удержавшись на отвесной поверхности. Гул нарастал с каждой секундой. Одной из крыс удалось проползти по еле заметным выступам, и она большими скачками понеслась вверх по лестнице. Я бросился следом, уже понимая, что этот надвигающийся шум ничего хорошего не сулит… Возможно, это была одна из самых глубоких станций - таким долгим мне показался подъем. Приходилось держать фонарик, а свободной рукой хвататься за все, что могло мне облегчить стремление поскорее убраться отсюда. На эскалаторе все тоже было изломано и искорежено, а во многих местах ступеней не имелось вовсе - они упали вниз, и на их месте зияли темные отверстия. Я полз, прыгал, подтягивался - а снизу меня подстегивал тот жуткий гул, в причине которого уже не оставалось никаких сомнений. Писк, доносившийся снизу, стал совсем уж пронзительным. Лишь на мгновенье я остановился, чтобы посмотреть назад. Что-то темное, бесформенное стало наполнять собой впадину, через которую мне удалось перескочить. И сразу сотни маленьких теней стали прыгать в нее, словно обезумевшие… Некоторым удалось преодолеть препятствие, и они стали рваться наверх, очень быстро догнав меня и продираясь там, где я, со своими размерами, пройти уже не мог. Приходилось перебираться с одного эскалатора на другой, наступать на что-то, очень похожее на человеческие тела. Один раз рядом раздался стон и я, не подумав, что делаю, протянул руку. В нее, как клешнями, вцепился кто-то, и я сразу рванул руку обратно. Человек сорвался, и я увидел, как он, кувыркаясь, летит вниз, прямо к стремительно приближающейся массе… Заорав от испуга, я дернулся прочь. Фонарик, ударившись обо что-то, разбился, оставив меня в полной темноте. Но почти сразу глаза различили узкую полоску света впереди - до выхода оставалось совсем немного! Еще несколько безумных прыжков по ступеням - и я с размаху врезался головой во что-то, оказавшееся плоской плитой. Она полностью перегораживала выход, и только в одном месте, извернувшись, можно было проскользнуть наружу. Как в исступлении, расшвыривая все, что попадалось мне под руки, я разобрал лаз, и, окончательно разодрав кожу в лохмотья, выполз наружу…
Здесь все было завалено. Ни одна стена в том доме, где находился выход из подземелья, не уцелела. Только в одном месте, именно там, где я выбрался наверх, упавшие перекрытия и плиты сложились так, что между ними, хоть и с трудом, но можно было протиснуться… На какое-то время я ослеп. Глаза, привыкшие к темноте, воспринимали все как сквозь призму, придавая всему расплывчатые очертания. Снизу послышался шум. Я заглянул обратно и увидел мутную, несущую всякий мусор воду. Значит, река прорвалась в метро… И только отпрянув от отверстия, я осознал, что спасся. Это было невозможно, это было вопреки всему - но это было именно так! Я остался жив среди ужаса, который неистовствовал и на поверхности земли, и в ее недрах.
Зрение опять стало откалывать странные шутки - я видел все словно сквозь грязное стекло, будто на зрачки попала и не хочет отклеиваться мельчайшая сетка, превращающая все уви-денное в жуткую мозаику... Еще не привыкнув к свету, я поднялся на ближайшее возвышение, образовавшееся от падения нескольких домов, и упал на колени, на самой вершине, еле сдерживаясь, чтобы не закричать…
Повсюду, до самого горизонта, виднелись разрушенные остовы и руины зданий, горы пе-ремешанного и битого кирпича, куски бетона, асфальта, обгоревшие остатки машин, столбы, провода, стекла, домашние вещи… По сути - одна бесконечная свалка, на которой в тысячи бесформенных куч было сброшено все. А изувеченные и непонятно от чего оставшиеся конструкции напоминали переломанные кости. Но были и кости… То тут, то там взгляд натыкался на останки тех, кто еще вчера жил в этих домах и ходил по этим улицам. Небо, казалось, нависло над самой поверхностью земли и стало неотличимо от нее - такое же темное, мрачное и светящееся сполохами и отблесками близких и далеких огней. В воздухе носились, оседая, пыль и пепел, покрывая бурые пятна крови. Эта картина виднелась повсюду, начинаясь от моих ног и продолжаясь настолько далеко, насколько хватало зрения. Повсюду - пожары, клубы дыма и огня, кое-где - отвесно стоявшие стены, которые вообще непонятно как смогли удержаться, когда все здание сложилось рядом, образовав собой громадный, могильный холм. Везде одни лишь руины. Автомашины, сгоревшие совсем или частично, рухнувшие пролеты моста, по которому шли поезда. Поезд, над которым все еще стоял густой столб дыма - горело топливо в цистернах, и по всей вероятности, должен был раздаться взрыв. Пара катеров - как их могло забросить сюда? Вероятно, страшная волна подхватила их и швырнула на центр города, разломав при этом надвое и завалив обломками зданий. Повсюду - трупы: обгоревшие, раздавленные, изуродованные. Оторванные руки и ноги, разбитые головы… Все перемешано с грязью, пеплом, землей.
Мне внезапно стало плохо. Я опустился на плиту, возле которой стоял, и схватился за грудь. Сердце стало давать сбои, видя всю эту картину страшного разрушения и гибели. Над руинами кружил ветер, не столь сильный, как тот, который возник во время катастрофы, но достаточный, чтобы гонять пепел и пыль над остатками города во всех направлениях. Он принес первые капли, холодные и вязкие, которые привели меня в чувство. Дождь казался не совсем обычным - в нем присутствовало что-то такое, что заставило меня, собрав последние силы, искать укрытие. По голому торсу стекали грязные капли - я видел, что весь покрыт чем-то вязким и скользким. И теперь вода смывала это с меня. Но и сами капли не были чистыми - я собрал их и не смог рассмотреть кожу на ладонях. Сверху падало что-то очень похожее на разведенную в воде сажу и песок одновременно… От сгрудившихся цистерн ухнул взрыв - в небо взметнулся большой столб огня. Черная туча смешалась с множеством других подобных, висевших над всем городом. Я протиснулся обратно, под плиты, из-под которых выбрался - дождь становился все сильнее, и мне вовсе не хотелось оставаться под ним надолго. Стало сразу очень холодно - я подумал, что раздет не в самый подходящий для этого сезон, и поискал глазами, что-нибудь, что можно на себя накинуть.
…А потом вдруг понял - да, я спасся! Я остался жив, вынеся при этом нечеловеческие испытания, уцелел почти без потерь - полученные раны несерьезны, по сравнению с тем, что я видел на других. Но я так же осознал иное - таких, как я, осталось мало. Очень мало. Так мало, что, возможно, их нет совсем. Ни одного живого человека за то короткое время, какое потратил, осматривая город, я не увидел…
Мертвый город
Это навязчивое и странное ощущение - знать, что под ногами лежат миллионы трупов… Странное и страшное. Хотя, очень частые встречи с "ними", ничего, кроме чувства горечи и настороженности,не вызывают. Правда, не совсем честно умолчать о брезгливости - трупы начали разлагаться. Не помогал и холод. Хоть при дыхании пар шел изо рта, но и он, казалось, был пропитан этими миазмами. Воздух в городе, и без того, далеко не чистый, ощутимо отяжелел, стал сладковатым и угнетающим - так всегда пахнет в домах, где лежит покойник. К тому же, песок носился, почти не оседая и постоянно попадая в рот. В первые дни он скрипел у меня на зубах постоянно, пока я не догадался соорудить повязку из тряпья и теперь носил ее, как защитную маску. А в целом… если думать об этом постоянно, можно сойти с ума. Наверное, я тогда просто разучился сострадать. Я видел, что от "них" осталось, бродил по холмам, сливающимся с небом, и даже не ужасался произошедшему. Я перестал на "них" реагировать, хотя раньше только крайняя необходимость могла заставить меня подойти к трупу. Бессчетное количество погибших в городе как-то сделало все не столь трагичным, каким оно являлось на самом деле. Может быть, я острее воспринимал смерть одного, чем миллионов… Не отчаяние - какая-то необъяснимая тупость, будто наружу выползла непроницаемая оболочка, сквозь которую невозможно достучаться. Не впади я в это состояние - упал бы, наверное, на землю, и стал грызть ее зубами от безысходной тоски. А так… Все, что я видел, словно проходило мимо. Пропал и растворился страх. Я был один, на изувеченной катастрофой земле, посередине враждебного и изменившегося мира - и не боялся. Страх атрофировался настолько, что я чуть ли не бездумно мог залезть туда, где малейшее неосторожное движение могло вызвать новую серию обвалов, а следствие - остаться там навсегда, без всякой надежды на избавление. И не то что бы я совсем уж ничего не опасался - но не боялся смерти. Она настолько часто являлась мне, что я перестал ее видеть. Три или четыре раза я чуть не покончил со всем - оставалось сделать лишь один шаг, и пылающая бездна приняла меня в свои объятия. Таких мест хватало среди руин. Провалы зияли либо темнотой и холодом, или жаром огня, бушующего внизу. Там, под останками города шла работа, не та, которая была придумана людьми, а вечная, начавшаяся еще задолго до их появления. Возможно, там ковался еще один катаклизм, и я бы не удивился, взлети эти останки в поднебесье при очередном чудовищном взрыве. Сердце билось спокойно, эмоций - ноль, все воспринималось как через толстую, бесстрастную, равнодушную ко всему корку. Пройти мимо мертвого тела, пусть даже детского - почти то же, что и возле кучи песка. Только глаза механически отслеживали, есть ли смысл подойти и, чем-нибудь, поживиться, или забыть об этом, как я уже забыл, про всех, увиденных мною ранее. Возможно, это был шок. Защитная реакция, которая заставляла меня все делать механически и не допускать ни единой мысли, не посвященной самосохранению. Теперь я стал способен бродить среди мертвецов, и уже не пугался ни скрюченных рук, ни оторванных голов. А уснув практически среди трупов, а возможно, что и на трупах, когда поднялся из затопленной станции метро, и вовсе перестал на них реагировать. Наткнувшись на тело почти целиком заваленного землей мужчины, я снял с него ремень, и, обнаружив, что в кармане фляжку с коньяком - забрал и ее. Мародером себя не чувствовал - погибшему это уже ни к чему. А следовать устоявшимся правилам - не те условия… Я искал что-нибудь съестное, мельком осматривал погибших - требовалась подходящая одежда и обувь. Мои сапоги-ботинки, после блужданий в метро и скитаний по руинам, практически развалились. К тому же - холодно. Натянутая после выхода наверх чья-то легкая курточка едва грела, и я долго выбирал, на что ее поменять. А найти ей замену в тех условиях, в которых я оказался, оказалось далеко не так просто, как думал вначале. Где-то я подхватил измазанную грязью и кровью шубу, обрезал ей полы обломком стекла, и, вывернув мехом вовнутрь, напялил на себя, став похожим на карикатуру. Но мне было все равно… Перепоясанная обрывком провода, она согревала тело, а большего и не требовалось. Голой оставались только голова и запястья - но надевать на себя чужую шапку я почему-то не решался… Что касается перчаток, то они мне просто не попадались. Иной раз мелькала мысль - почему бы всему этому, не случиться летом? Полный бред…
Я бродил среди развалин уже с пару недель. Точно сказать невозможно - сознание не за-фиксировало время, если считать с самого начала - с появления громадной подземной волны, бегства, падения и блуждания во тьме. Есть хотелось постоянно, так как найти еду было трудно. Зато с водой - почти без проблем. Подходишь к луже, набираешь воду, во что-нибудь вроде бутылки, а потом процеживаешь через несколько слоев тряпья. Если хватает терпения - ждешь, пока она отстоится. В такой воде, запросто могла находиться, какая-нибудь, дрянь, но найти чистый источник невозможно. Что ж, если бы я подхватил заразу - винить некого. Но и лечить - некому…
Собственно, особо жаловаться не стоило. Я жив - а миллионы моих сограждан уже не нуж-дались ни в одежде, ни в еде… Руки-ноги целы, особо глубоких ран нет, а полученные - они хоть и не заживали так быстро, как мне хотелось, но и не досаждали. На теле живого места не много, но все - порезы, синяки, ушибы. Ничего серьезного. Более всего пострадали руки - и я добавлял к уже имеющимся ранам новые, копаясь в том хламе, в который превратился город, в поисках нужных вещей. Первой и самой заветной мечтой стало найти кусок хлеба. Живот сводило от голода, и поначалу я вообще ничего не замечал, полностью поглощенный только этим. Случайно попавшийся кусок смолы, которой заливают крыши, я положил в рот и жевал его так долго, что свело скулы. Да еще едва удержался от того, чтобы его не проглотить. Человек - существо всеядное. Достаточно только дать ему поголодать пару недель, и он полностью лишится брезгливости. А из самого убежденного вегетарианца получится чуть ли не каннибал… Да все, что угодно, может получиться из того, кто постоянно, отчаянно хочет есть! Попадись мне крыса - я и ее, сожрал бы с потрохами! Но даже крыс не оказалось там, где я проходил. Очень редко я успевал увидеть, как одна или две знакомые тени мелькали среди всеобщего хаоса - и сразу скрывались под завалами. Если бы я тогда увидел, как кто-нибудь выкидывает кусок хлеба - мог убить не задумываясь. Организм требовал еды, и мысль об этом вытеснила все. Сколько я переворошил куч, сколько перерыл попадающихся мне рваных сумок. Когда я наткнулся на то, что меня спасло, то со мной чуть не случился удар! Под ногами хлюпали лужицы, ветер продолжал нести мокрую смесь пепла и песка, а я, укрываясь от его порывов, в который раз осматривал все, в надежде найти, хоть что-нибудь… Зрение, обострившееся до предела, выделило в грязи потерявшую форму и цвет сумку. Я несся к ней, не разбирая дороги, не зная, что в ней находится. Как я смог ее увидеть во всем этом хламе - осталось неразрешимой загадкой. Только впоследствии, прожив немало времени рядом с Угаром, и повстречавшись с необъяснимыми способностями Нелюдей, я понял, что и сам стал очень близок к тому, чтобы полностью потерять человеческий облик, получив взамен поистине звериные способности. И как мне повезло, что я остался человеком! Я буквально упал возле сумки и стал рвать ее руками, стремясь поскорее добраться до содержимого. Внутри обнаружились два батона, полусырых и начавших покрываться плесенью, несколько банок консервов и осколки от бутылки с молоком. Здравого смысла, чтобы остановится и не прекратить запихивать себе в рот громадные куски, уже не хватало - один только инстинкт смог остановить меня жестким предупреждением - "Нельзя! Отравишься! С голода нельзя много есть!". Рука сама собой лезла за пазуху, куда я все распихал, и отщипывала по кусочку. Что с того, что вкус хлеба уже не соответствовал тому, какой он должен быть? Он казался слаще меда… Где-то рядом должна находиться и хозяйка этих сокровищ - может быть, даже под этой кучей земли. Оки-дывая диким взглядом все вокруг, я вдруг заметил какое-то шевеление и замер, почуяв, что уже не один… После еды хотелось пить, и я, достав заученным движением бутылку, притро-нулся к ней губами. Чья-то темная тень мелькнула в камнях и я, подскочив, метнул туда бу-лыжник. Последующий визг и шипение подсказали, что он попал по назначению. Я быстрыми прыжками приблизился, чтобы рассмотреть, что же это было. Загребая землю лапами, извиваясь и корчась, там лежала кошка. Худая, грязная, в подпалинах и оборванным хвостом. Она снова зашипела при моем приближении и бессильно уронила голову - камень перебил ей позвоночник. Это была добыча, мясо, вкус которого я уже стал забывать… И это было живое существо, в чьем не менее диком, нежели у меня, взгляде, я увидел такую же жажду жить… Я приподнял ее тельце, поразившись его почти полной невесомости. Кошка еще раз зарычала, попыталась шевельнуть лапкой, чтобы меня оцарапать, и обвисла. Жизнь еще теплилась в ней, но я догадывался, что это ненадолго. Она издохла через пару часов после нашей встречи, и все это время я сидел рядом, ничего не предпринимая и уже не радуясь тому, что сделал. Это было первое живое создание, встреченное мною за столько дней скитаний, и это я превратил его, в мертвое... Что-то надломилось во мне, стронув образовавшуюся корку. Впервые после долгого перерыва мне стало кого-то жаль… А потом я ее ободрал и съел. Чуть ли не сырую - не мог дождаться, пока выбивающийся из-под земли огонь превратит крохотную тушку в нечто съедобное...
На том, что сейчас должно было именоваться небом, натянуло все более темнеющую тучу. Очень быстро сверху стал накрапывать тягучей смесью, оставляющей на лице и ладонях влажные и маслянистые следы, дождь. Я поискал глазами укрытие. Окажись это обычный дождь - он не представлял бы особой опасности. Но за эти дни я привык не доверять тому, что постоянно валилось с неба. В вязких, липких каплях могло оказаться все, что угодно. Оставив разодранные и полусырые куски там, где они лежали, я перешел под навес из плит. Спички, найденные уже в карманах мертвецов здесь, наверху, закончились, а найти их оказалось почти так же сложно, как и в метро. Огонь, подобный тому, где я жарил кошку, попадался редко - греться приходилось собственным теплом. Начнись сейчас настоящие морозы - холод покончил бы со мной быстрее голода. Но их не было. А ветер, пронизывающий и стылый, не мог достать меня в ямах и щелях, где я укрывался.
Что-то произошло, что заставило меня поднять голову и отвлечься от своих мыслей. Шкура с клочками мяса кошки, двигалась… Я широко раскрыл глаза и в следующую секунду подско-чил, не веря тому, что вижу. Шкурка дернулась пару раз, и словно ушла под землю, а среди камней я заметил мелькнувший толстый хвост землистого оттенка… и все бы ничего, если не размер! Хвост зверя, утащившего остатки моей добычи, чуть ли не с мою руку! Я сглотнул - каких же размеров должна оказаться сама тварь, что с такой легкостью унесла тушку? И, если это крыса - в чем я сильно сомневался! - то она должна быть как минимум вчетверо, а то и более, крупнее своих обычных сородичей! Вот в чем разгадка того, что трупы людей, лежащие на поверхности, столь часто попадались мне истерзанные так, что это не могло стать только результатом бешенства стихии… Я насторожился. Крыса таких габаритов - это опасно и для меня самого. Крыса ли? Одна ли? До сих пор я без особой опаски бродил везде, сторонясь только неприятных сюрпризов, вроде скрытых ям и горячих фонтанов. Похоже, что к ним присоединился еще один враг - не менее опасный. Ведь стая таких созданий сможет разорвать меня быстрее, чем я успею опомниться.
Оружие! Вот что мне нужно! Отбросив несколько не совсем подходящих для этого предме-тов, я остановился на железной трубе, найденной на ближайшем холме, в вывороченной наизнанку земле. Длина ее около полутора метров, а ширина в обхвате - чуть меньше, чем черенок у лопаты. Пользоваться ею я предполагал как дубиной, что при весе трубы оказалось достаточно удобно. Но мне захотелось придать ей еще более грозную форму, и я расплющил один конец большим валуном, отчего он стал напоминать обломанное копье. Может быть, его следовало отпилить, чтобы придать вид острия, но и это я посчитал достаточным. По крайней мере, после того, как взмахнул им над головой и услышал резкий свист рассекаемого воздуха, уверенности сразу прибавилось. Оно бы вполне помогло при встрече даже с настоящим врагом - волком, или целой стаей собак, и уж для крыс годилось вполне. Но настоящих хищников я не опасался. Зоопарк в городе правда, имелся, но сумели ли его обитатели уцелеть? Как и все, что находилось рядом. Хотя кто знает… Им, с их звериным чутьем и привычками, выжить проще, чем людям.
Вскоре мне повезло найти сгоревший ларек - содержимое, пусть почти полностью уничто-жено, но среди грязи и пепла я откопал несколько заветных буханок, которые добавились к уже имеющимся у меня батонам. Вернее - одному, так как первый я съел в первый же вечер. Это не решало проблемы, но отодвигало ее на неопределенный срок. И я понимал, что решать ее надо быстро - находить, что-либо, с каждым днем становилось все труднее и труднее. Какой придурок придумал, что есть на ночь вредно? Найденная мной сумка теперь болталась на плечах, и я стремился наполнить ее всем, что годилось в пищу. Уснуть, не прожевав чего-нибудь на ночь, почему-то очень и очень непросто…
Показалось, что второй по значимости, находкой, стал мобильный телефон. Мне представ-лялось, что по нему я свяжусь с остальным миром, и тогда все изменится. Но едва мое жела-ние осуществилось - я в сердцах закинул его подальше. Какая связь? В трубке не возникало даже шипения - полная тишина. До меня мгновенно дошло, что если разрушен сам город, то и все поддерживающие его коммуникации тоже не станут работать. А если сметена и вся страна?.. И вообще, в этом, полуреальном мире, была только одна, допустимая связь - с самим собой.
Хоть я и стал во многом похож на зомби, но все же фиксировал все, что находилось вокруг. Больше всего поразило отсутствие ночи. Ее просто не было - я это понял, когда прошагал по руинам не менее двадцати часов кряду и не увидел заметных изменений в освещении. Становилось лишь самую малость темнее, и все. С небом происходило что-то неладное. Даже скорее с тем, что теперь там было вместо него. Сколько я ни вглядывался наверх - там уже не замечалось привычного оттенка синевы. Да не только - синевы. Собственно, неба не было. Вообще. Наверху что-то жило собственной жизнью. Это облака или тучи, очень густые, плотные, мрачно сгрудившиеся над останками города. Тучи находились не там, где они должны были быть. Очень низко - сто, пятьдесят метров. Или десять. Когда изредка попадались уцелевшие здания - я не мог увидеть крыш, они пропадали в этой черноте… Какая-то взвесь из сырости и грязи висела прямо над головой. Казалось, протяни руку, и до нее можно дотронуться. Небо очень походило на громадную медузу, сбросившую щупальца вниз и теперь касающуюся ими земли. Дождь не дождь, снег не снег - время от времени начинала падать хлопьевидная слизь, и тогда я сразу старался спрятаться под ближайшим укрытием. Всеми поджилками чувствовал в этих хлопьях что-то такое, чего следовало опасаться. А когда заметил, как под ними начинает расползаться чье-то мертвое тело, убедился в том, что мои подозрения не так уж и безосновательны.
К тому же - еще ничего не кончилось. Время от времени земля опять начинала вздрагивать. Правда, это происходило не так сильно, как в Тот день. Прорывались, словно лопнувшие гнойники, фонтанчики то жидкой грязи, то газа, вырывающегося из глубин. Почти всегда он начинал взрываться и обрушивать все, что находилось рядом. На моих глазах после толчка, сбившего меня с ног, в раскрывшуюся трещину улетел покореженный остов автобуса… Через весь город протянулся длинный каньон, и однажды, я стал свидетелем, как в него сползло здание, каким-то чудом выдержавшее ранее натиск огня и землетрясения. Устоять на самом краю провала оно уже не смогло. Обходить трещину я не пытался - другой ее край казался еще более зловещим, чем та местность, где я находился.
Почему-то я не замечал переход дня в ночь. Сказать, что оставался один постоянный день, тоже нельзя. Более всего это походило на бесконечные сумерки. Видимость ограничивалась расстоянием в пару сотен метров - не больше, если не меньше. Далее все начинало сливаться в темную, прорезаемую частыми молниями массу. А то, что оставалось доступно взору - кладбище. Город представлял собой сплошное месиво. Все уничтожено, сметено с лица земли. Впечатление такое, словно по нему прошлись невероятно огромным плугом. Груды всего, что раньше составляло единое целое, а теперь стало только обрывками и обломками, завалами и холмами. Сама земля деформировалась и превратилась в горы и холмы, впадины и ямы, по которым совершенно невозможно представить, что тут находилось раньше. Там, где я предполагал увидеть озеро, сооруженное в городском парке - чуть ли не сопка, усеянная крошевом из деревьев, камней, обломков зданий. А широкий проспект превратился в нечто вовсе непроходимое, будто дорогу сначала вывернули наизнанку, а потом с силой швырнули обратно. К тому же - пепел и грязь, которые все сильнее и сильнее устилали все вокруг и грозили покрыть город целиком. Все переменилось: впечатление такое, что прошедшая под городом гигантская рябь оставила множество более мелких, застывших, превративших мои блуждания в почти беспрерывную череду спусков и подъемов. Что и говорить, ходить среди руин было очень, очень трудно… Множество провалов, откуда часто, с короткими интервалами вырывался черный и едкий дым. Множество гейзеров, из которых выстреливала то обжигающе горячая, то, наоборот, чуть ли не ледяная вода. Видимо там, под землей, происходило нечто, в корне поменявшее все, на чем город отстраивался и рос раньше. Я не знал, чем это объяснить, да и не думал - иные заботы волновали меня гораздо больше каких-то глобальных вещей. В частности - еда.
Однажды блуждания вывели на берег бывшей реки. Я долго стоял на оползшем склоне. Раньше она опоясывала почти весь город, а теперь исчезла, оставив обнаженное дно. То тут, то там, виднелись перевернутые или исковерканные суда. Некоторые лежали на боку, неко-торые сломались пополам. Тут были и катера, и баржи, а посередине я увидел большой теп-лоход. В нем, словно в мишени, торчали воткнутые со страшной силой столбы, украшающие собой раньше речной бульвар. Видимо, ураган подхватил их и обрушил прямо на судно, пре-вратив его в жуткое подобие стального ежа. Поверхность дна, вся усеянная всевозможным мусором, только-только начала подсыхать. Скорее всего, из-за того тепла, которое подогрева-ло весь город изнутри. Во множестве мест еще остались лужи и затоны - дно не являлось од-нородным, и вода осталась там, где естественные впадины были глубже основного рельефа. Вглядевшись, я различил темнеющие конструкции моста - он рухнул вниз и теперь лежал на дне несколькими неравномерными частями.
В городе, в котором жило несколько миллионов, трупы погибших должны были встречаться чуть ли не на каждом шагу, тем не менее, в действительности их оказалось меньше. Отчасти, потому что большинство оказалось погребено под чудовищными наслоениями земли, бетона, стекла и прочих останков цивилизации. Другая причина - беспрестанно опускающаяся взвесь мокрой грязи с неба, которая покрывала все слой за слоем, надежно пряча город и его прежних обитателей под быстро застывающей ледяной коркой. И все же, не проходило и дня, чтобы я в своих поисках не наталкивался на очередной труп. Обычно, часть раздробленного туловища, оторванные руки или ноги, почти всегда - частично или большей частью заваленного и засыпанного. Со временем такие встречи перестали волновать - я как бы атрофировался… Сострадание осталось, но спрятанное так глубоко, что я его почти не ощущал. Будто сердце покрылось жесткой броней, не пропускающей излишних встрясок, опасных, для и без того измученного организма. Одним словом - лишний раз старался не смотреть… Но не заметить одной характерной особенности не мог. У многих, которые уцелели настолько, что их можно рассмотреть, отсутствовали глаза. Они были выжжены, причем глубоко внутрь. Так, словно к ним прикасались раскаленным прутом. Я вспомнил о том, каким нестерпимым блеском резало мне глаза в самом начале катастрофы, и отнес это явление на его счет - хотя, может, был и не прав. Глаза не просто были сожжены - в черепах мертвых я видел пустоты, как если бы они выгорали изнутри полностью. И...до сих пор я не встретил ни одного уцелевшего человека - только трупы. Их встречалось так много, что я стал к этому привыкать. Это цинично, безнравственно - но как можно, по-иному, относится к тому, что изменить никто не в силах? Я знал, что не имею права смотреть на все, так спокойно… и смотрел.
Понять, что случилось, тоже не пытался. Ядерная бомбежка, чудовищное землетрясение, падение астероида, наконец - да мало ли… Подойти могло любое объяснение, годное по сво-им масштабам к тому, что ежечасно видели мои глаза. Хотя видели они лишь то, что находи-лось совсем рядом - все, далее сорока-пятидесяти шагов, уже терялось в плотном тумане. Ес-ли, конечно, Это можно назвать туманом…
Что-то необъяснимое случилось и с солнцем. Оно исчезло совсем. Сквозь нависшую над городом пелену из пепла и пыли не просматривался ни единый луч света. И это странно сочеталось с тем, что творилось на поверхности города: от земли во многих местах шло тепло, а уже на высоте человеческого роста - пронзительно холодно. В итоге - постоянный сумрак, уменьшающий и без того ограниченные пределы видимости. Все стало одинаково - ни дня, ни ночи. Иногда падающая с неба грязь светилась сама по себе - это могло быть даже красиво, если бы не было так жутко. Зато отсутствовал снег - его как раз заменяли те самые хлопья.
Выживших, подобно мне, не встречались. Наверное, я в основном бродил в центре бывшего города, где возможность уцелеть равнялась одному шансу из миллиона. На окраинах, где высотки еще не заменили собой скромные одно и двухэтажные постройки, этих шансов оставалось не в пример больше. Может быть, люди и уцелели... Вернее, доказательства этого иной раз и попадались - но лучше бы я продолжал думать, что ошибся. Два или три случая убедили в том, что люди - если это так! - опасны не меньше, чем так и не опознанный хищник, утащивший остатки моей кровавой трапезы… Однажды я наткнулся на двух женщин, лежавших на покосившейся плите. Обе уже не дышали - но следы стекающей крови с перерезанного горла одной и размозженная голова второй не оставляли сомнений - обе убиты. Причем не далее, чем пару часов назад. Зверски и скорее всего - без причины. Хотя, причины могли быть самые простые - те же самые, какие сводили с ума меня самого. Голод. Беспрестанный и невыносимый. Но одно дело, терпеть ноющую пустоту в желудке, и другое, понять, что люди - даже после всего! - продолжают зверство, с себе подобными. После увиденного, я перестал нестись, сломя голову, если мне чудились звуки человеческого голоса… Впрочем, опоясывающие темным покровом облака, свисавшие сверху, не давали возможности увидеть даль - а на расстоянии, доступном взору, мне никто не попадался. Наверное, таких, как я, осталось совсем мало... Очень мало. Почти никого. Или - никого? Я бродил по руинам один. Никто больше не взбирался по холмам из зданий, не копался в кучах, как я. Не было вообще никого, с кем бы я мог перекинуться словом, броситься в объятия, попросить о помощи или оказать ее сам. Хотя бы спросить - что же это со всеми нами случилось? Это был город мертвых и я - чуть ли не единственный его обитатель. В какой-то мере, это стало для меня открытием - я вдруг понял, что быть одному плохо… и страшно. Но изменить что-либо я не в силах. Где бы ни пролегал мой путь, еще ни разу он не пересекался с чужим. Сколько раз мне приходилось читать описания подобного в книгах, смотреть в кинофильмах - но ни разу я не мог представить, что такое произойдет именно со мной. Будь над городом яркое солнце, может, стало бы легче. Но мрачная туча, которая давила и пригибала, одним своим видом уничтожала всякую надежду. Привыкнуть оказалось очень просто - достаточно не обращать внимания. Не имелось никакой определенной цели - вообще ничего. Есть, пить, спать. Идти. Куда - кто знает… И - дожидаться. Чего - неизвестно. Может быть - людей. Может - что все изменится само собой. Или я смогу хоть что-то понять во всем этом безумии. Будь я религиозен - наверное, обратился бы к небу, моля о снисхождении. Но я не верил. Воспитанный скорее в духе отрицания, я лишь впитывал в общие понятия о вере, не поддаваясь им полностью. Слишком много было сомнений, которые не позволяли просто, только - верить… К тому же, я считал, что вера, как и безверие, не должна возникать по принуждению. И даже тогда никто не смог бы меня убедить в обратном. Тем более, когда душа покрылась коростой, содрать которую стало очень трудно…
А потом я наткнулся на руины, где, по некоторым характерным обломкам, догадался, что это не просто два стоявших почти друг с другом здания. Наполовину лопнувший купол мечети привалился боком к маковке с крестом - единственным уцелевшим фрагментам этих культо-вых сооружений. Я стоял возле них и думал о том, что многовековой спор о главенстве одной из конфессий над другой разрешился самым простым способом - разметав их обе. И никто из тех, кто искал себе спасение внутри этих помещений, не нашел его - здесь все было перемолото и превращено в труху, как и везде.
Я стоял и смотрел, и постепенно злость стала наполнять меня без остатка. Зачем? За что? Сквозь всю мою отупелость, броню черствости пробилась ненависть, требующая себе выхода наружу. Кто дал Ему право? Подняв руки к небу и раздирая рот безумными криками, я при-нялся ругать того, кто, по мнению миллионов, должен был оградить их от всего. Приступ про-шел быстро - на него некому ответить…
Как то, выискивая еду, я вышел на небольшую площадь, возможно, остатки былого сквера. От остальных руин он отличался лишь меньшим количеством обломков - наверное, высотных зданий, стоявших поблизости, оказалось немного, и они не смогли полностью покрыть его поверхность. Поживы не предвиделось. Я собирался пересечь «сквер» по прямой, чтобы пошарить среди битых кирпичей и стекла, на другой стороне. Глаза, приученные видеть разруху, механически перебегали с предмета на предмет, как вдруг что-то привлекло мое внимание. Заинтересовавшись, я подошел поближе.
Нет, к еде это не имело отношения. Может, для какого иного существа… Но не для меня. Пока. Я остановился в двух шагах от человеческих рук. Тление еще не тронуло их - вероятно, в силу сильного холода. Они торчали из земли, словно пытались найти опору для последнего рывка, могущего вырвать их обладателя из смертельной ловушки. Пальцы на обеих ладонях чуть загнулись, застыв в этой тщетной попытке спастись. Я смотрел на громадный кусок плиты, вдавленной в обломки на том месте, где должно находится тело погибшего… и словно видел воочию, Как это все происходило…
«…Он полз с перебитыми ногами, не чувствуя боли. Толчки закончились, земля перестала трястись. Она не смогла поглотить его, как всех, кто оказался рядом. Да, он ранен - но это по-правимо. Он жив, он спасся - а значит, скоро придут спасатели, которые вытащат его отсюда. Осталось еще немного… Чуть-чуть! Еще рывок! Вот сейчас он вытащит себя из этой ямы - и все! Но что это? Земля стала оползать по краям! Ноги придавило! Нет! У него не хватит сил тащить еще и этот груз! Нет! Помогите! Не хочу! Опять толчок! Тень! Она приближается! Не-ет!...».
Я сглотнул, ощутив, как жутко пересохло горло. Видение исчезло. Заставив себя отвести глаза от рук, я обернулся - и вновь жуткий образ заслонил все…
«…Руки отчаянно цеплялись за обломки рамы. Дом больше не существовал - осталась только эта стена. Как она до сих пор не упала, он не понимал. Но стена стояла, покачиваясь и накреняясь с каждым последующим толчком. А толпы метались в разные стороны, ища спасение от огня и бесчисленных разломов, куда проваливались целые кварталы. Опять толчок! Стена словно прогнулась - и он сорвался, падая с жуткой высоты. Нет!...».
Шагах в десяти, от меня, в паре метров от поверхности, я увидел еще одно свидетельство Того Дня. Останки человеческого тела висели на частоколе из арматуры, пробившие его в де-сятках мест… И я видел все это Его глазами! До самого последнего мига…
Мне стало страшно. Чуть ли не бегом я устремился прочь с этой жуткой площади - и спо-ткнулся, упав лицом в жидкую жижу из грязи и того, что могло бы называться снегом. Падение слегка отрезвило - я поднялся и в ту же секунду почувствовал на себе молящий взгляд… От ужаса свело дыхание - на меня был устремлены мертвые глаза! Девушка, прислоненная спиной к обломкам здания, словно просила меня о помощи! И опять видение заслонило собой явь…
«… Она ничего ей не сделала! Она лишь случайно толкнула ее, когда уворачивалась от па-дающей балки! Но эта обезумевшая старуха сбила ее с ног и принялась бить, вымещая свой собственный страх и злобу. Нет, не старуха - какая-то бомжиха, пьянь, уже давно потерявшая женский облик, и возненавидевшая всех вся! И сейчас ей представилась возможность отом-стить! За свою погубленную жизнь! За срок, который пришлось отмотать на зоне, куда она попала по собственной глупости! За сына, выгнавшего ее из их дома! За то, что эта девчонка такая хрупкая, по сравнению с ее обрюзгшим телом! Горло! Горло ей порвать! Зубами!...»
Хрупкая фигурка, пытавшаяся ладошками прикрыть окровавленное горло, осталась далеко позади - я бежал прочь, забыв о еде, и вообще обо всем! Картинки, словно ожившие в моем воспаленном мозге, напрочь отбили желание вести поиски. Слишком реальные, живые, они едва не свели с ума…
Дни шли за днями, ночи сменяли одна другую. Я перестал их считать, запутавшись и сбившись однажды, а после и вовсе решив, что мне это ни к чему. Даль терялась - либо в дымке множества пожарищ, либо в хлопьях, падающих с неба. Меня стали преследовать шорохи. Не то чтобы отчетливо различаемые звуки, вроде грохота упавших стен или треска сгорающих деревьев - к тому я привык, нет. Шорохи были иного рода - вроде неспешного шага поблизости или хлопанья крыльев и бормотания за спиной. Обрывки разговоров… От постоянного напряжения начинала болеть голова. Я вертел ею, пытаясь избавиться от подступающего кошмара, и погружался в какое-то болото, из которого выбирался только после тяжелого и рваного сна. Сказывалось сотрясение, полученное вначале. Если бы еще и ночь была такой, какой она должна была быть - мне стало бы совсем худо. Но смены времени почти не существовало, и я больше полагался на часы биологические. Когда хотел спать - спал. Когда чувствовал в себе силы идти - шел. Постоянная хмарь, свисавшая с облаков, напоминала, что я нахожусь среди гигантского кладбища. Она сыпалась на землю в виде мокрых хлопьев, которые методично присыпали всю поверхность. Настоящих дождей не шло - только такие, из пепла и грязи, которые мне уже осточертели, и капали почти безостановочно. Их я уже не боялся и старался прятаться лишь от крупных хлопьев. Это все перестало быть цивилизацией. И я сам становился дикарем, жадно усматривающим, где бы найти добычу. Я продолжал свое сражение за жизнь - не зная, нужна ли она мне вообще? Иногда начинал разговаривать сам с собой - и пугался собственного голоса. Меня разбирал беспричинный смех, я улыбался, наблюдая, как горит какое-нибудь дерево или дом, порой захлебывался в истерике - и так же быстро успокаивался, смутно понимая, что надо остановиться. Нет, я еще не сходил с ума и четко отслеживал все, что видел, закладывая эту память, куда-то, внутрь - но наполовину отключенное сознание не могло воспользоваться этими знаниями. Я мог по несколько раз пройти по одному и тому же месту, прежде чем понимал, что был здесь неоднократно. Настоящий дождь пролился лишь однажды. Ливень, сорвавшийся неожиданно, обрушил сверху столько воды, что все покрылось сплошными потоками текущей грязи. Я промок за несколько секунд. Вода, хлеставшая не переставая, уже залила все низины и теперь подбиралась выше, угрожая самым настоящим наводнением. Я поразился - такого ливня мне еще видеть не приходилось. Может, где-то там, в тропиках, такие и считались обычным явлением, но здесь совсем иные широты. Вода стала касаться ног, и пришлось подняться повыше. Все сливалось, в бешеных струях, и нельзя было даже разглядеть собственную руку, вытянутую перед собой. Сплошная стена воды! Я представил себе, что крысы - если мне не показалось тогда - должны толпами валить на поверхность. Дождь закончился столь же резко, как и начался. Словно из перевернутого ведра выплеснули все, и не осталось ни единой капли. Все оказалось залито водой. Это был первый подобный ливень, который мне пришлось пережить. Он на какое-то время очистил небо от хмари и уб-рал нависшую над городом тучу смога и пепла, создающую впечатление постоянных сумерек. Стало значительно светлее, а видимость улучшилась. Вода быстро исчезала в провалах, и скоро лишь многочисленные лужи напоминали о том, что недавно бушевал такой сильный дождь. Я разделся, выжал одежду и вдруг заметил, что не чувствую холода. Однако впечатление обманчивое - через несколько минут меня пробил сильнейший озноб, и я стал энергично растираться руками, чтобы согреться. От холода мелькнуло: "Не надо хищников - одного мороза хватит, чтобы все кончилось". А какая, собственно, разница? Я высушил свое рванье возле костра и опять пустился в странствия, поглощенный только одним - вода, еда, ночлег… Ночлег, вода, еда. Еда, вода… Еда. Еда… Еда!!! Где-то, в самой глубине, на самом дне сознания, теплилось - так нельзя, ты не должен быть таким! Временами я чувствовал раздвоение, и половина, которая отвечала за физическое сохранение, подавляла другую настолько сильно, что лишь малая часть «меня», еще ощущала себя человеком. Может, только часы отделяли меня иногда от полного расслоения - и тогда по разрушенным улицам бродило бы еще одно дикое существо. Я сам удивлялся тому, что со мной происходит - не заметить изменений, происходящих в организме, уже стало невозможно. Обострились до предела слух и обоняние, появилась ловкость, присущая скорее кошке, чем человеку. Порезы затягивались так быстро, что не требовалось даже бинтов. То, не распознанное вначале чувство, которое предупреждало о всевозможных угрозах, теперь присутствовало всегда - и не раз спасало от поспешного шага или поступка. Может, я не мог им управлять, но предвидеть опасность, по крайней мере, за секунды до ее появления - мог всегда. И, чем серьезнее такая опасность, тем быстрее и четче я ее ощущал. Но плата за эти способности становилась все выше и выше. Я постепенно забывал, что я - Человек... Я помнил свое имя, помнил все, что со мной происходило. Помнил прошлое - хотя относился к нему, как к чему-то, ничего не обязывающему… И догадывался, что, если так будет продолжаться, в один прекрасный момент я и вовсе превращусь во что-то такое, что земля еще не видела. Меня это пугало - может быть, именно поэтому перерождение еще не завершилось, не приобрело такую силу, справиться с которой я бы уже не смог. Исподволь, раз за разом я терял присущие человеку черты. И, хоть пока не изменился внешне, в мыслях уже стал сравнивать себя со зверем. Соответственно, будто ниоткуда, в руках появилась сила, которой просто не имелось раньше. Один раз, запасая дрова для костра, я вцепился в одиноко стоявшее деревце и буквально вырвал его с корнем - и только потом с удивлением заметил, что раньше такое мне сделать было не под силу. Я согнул ствол - и оно хрустнул, сломавшись посередине. Меня это больше обрадовало, чем потрясло, хоть это был один из признаков того, что я меняюсь. Я повторял подобный фокус со многими предметами, а один раз решил согнуть и трубу, с которой не расставался. Она подалась удивительно легко, и я сразу решил ее выбросить - зачем она такому сильному человеку? Человеку ли? Со мной что-то происходило. Я часто впадал в оцепенение и подолгу стоял на одном месте, качаясь как маятник. Очень быстро отросли волосы на голове. Грязные и спутанные, они защищали от ветра, и я перестал укрывать ее тряпьем. И все же, еще оставалась какая-то грань, которую я не смел перейти. Я не прикасался к трупам… по крайней мере, не смотрел на них, как на возможный способ утолить постоянно мучивший голод.
Однажды я понял, что ошибаюсь. Не все погибли в этом опустошенном городе. Но, лучше бы я остался правым в своем заблуждении! Ковыряние в чужих сумках, мародерство ларьков и киосков, поиски и метания по руинам - и, случайная встреча, от которой остался жуткий осадок и невыносимый укор на сердце. А произошло все, буквально на одном месте, и с интервалом в несколько минут...
Меня отвлек от очередного "грабежа" странный звук. Я насторожился - среди ропота дож-девых капель и сухого потрескивания догорающих досок, он отличался чем-то знакомым, по-хожим на то, что издает живое существо. Неужели, есть еще кто-то, ищущий укрытия и пропи-тания среди этого кладбища? Сомнения разрешились самым простым образом - я швырнул в сторону, откуда доносился шум, хороший обломок кирпича. Делая это, я даже не думал о по-следствиях - попаду ли в кого, или, мне лишь досадно, что кто-то мешает рыться среди отбро-сов. Видимо, я уже начинал меняться...
На щедро усеянную обломками и прочей мешаниной, площадку, перед магазинчиком, где я рассчитывал найти поживу, выползло нечто, от вида которого я едва не заорал. Не от испуга - это чувство как-то притупилось на общем фоне. Скорее, от неожиданности. В самом деле - передо мной стоял конь. Вглядевшись чуть внимательнее и ближе, я, с каким-то злорадством и надеждой, убедился в том, что он уже не сможет убежать... Кусок мяса для изголодавшегося желудка! Все остальное занимало менее всего. И все же, я заставил себя успокоиться и разглядеть нежданного гостя более подробно.
Не конь - на обломках асфальта находился пони. Маленький, лохматый и очень жалкий. Почти без гривы - та обгорела до самой кожи, кое где виднелись проплешины оголенного мяса... И, с перебитыми у колен, передними ногами. Именно это я успел рассмотреть в первую очередь, сразу решив обратить себе на пользу появление животного. Как он умудрился выжить до сих пор? Среди такого хаоса, при полном отсутствии еды?
Пони стремился ко мне... Он еле-еле пытался заржать - из горла вырывались булькающие звуки, услышанные мной еще перед его появлением. Видимо, лошадка испытывала сильные муки. А я, ни мало не сочувствуя, видел только громадный бок, прожариваемый на огне бли-жайшего костра...
Взяв ладонь еще один кирпич, я резко подскочил - вдруг, он попытается удрать? Но сразу и опустился... Пони со сломанными ногами - ему не уйти даже от неторопливого шакала. А я - шакал... Шакал? Почему? Я всего лишь хочу есть! И он, самой природой предназначен для того, чтобы утолить мой голод!
Пони плакал. Едва я заметил крупные слезы, стекающие по грязной морде, как кирпич вы-пал из рук. Не могу... Он искал живых, искал, как это делаю я сам! Искал помощи, сочувствия! А нашел меня... Нашел - свою смерть.
В глубине души я понимал - места жалости нет. Либо я убью его, чем продлю собственные страдания, либо, он просто издохнет, от мук и голода - вокруг ни травинки. Только грязь, прах и пепел.
Я прикоснулся к морде. Пони прянул ушами. Он снова попытался что-то булькнуть...
- Уходи...
Я едва не застонал, понимая, что не могу обмануть доверие измученного существа.
- Уйди... Да уйди же!
Пони испуганно шарахнулся - и сразу угодил задней частью в колодец, неожиданно от-крывшийся под его ногами. Крышка, каким-то чудом еще державшаяся все эти дни, съехала в сторону. Настоящая лошадь не смогла бы проскользнуть в эту дыру. Но пони проскочил, словно его смазали маслом. Он неожиданно громко заверещал, и я рванулся к яме. Не считая отверстия, сам колодец внизу оказался неожиданно широким. В сумраке сложно было что либо разглядеть, но я понял - на дне есть нечто маслянистое, вязкое... Пони медленно тонул. Никаких сил не могло хватить, вытащить его обратно. От злобы и отчаяния я заорал:
- Доволен? Пожалел, да? Придурок!
Пони еще раз заржал, словно прося...
- Да не спасу я тебя! Не спасу!
От ненависти к самому себе, я. что есть силы, ударил кулаками о землю. Это несколько от-резвило - боль, а затем и костяшки пальцев, заалевшие от свежей ссадины.
- О, черт...
Туловище пони уже погрузилось в жижу больше, чем наполовину. Он снова издал рыдаю-щий, захлебывающийся звук. Проклиная все на свете, я поискал глазами: нужно доску или хоть что-то, позволившее мне спустится вниз. Не найдя ничего, я рванулся к груде камней. Если я не могу его вытащить - хоть облегчу смерть... Броски ничего не дали - темнота и узкое пространство люка мешали точному попаданию. Да и не смог бы я прикончить несчастное животное, разве что, лишь добавить еще больше боли...
- Ладно... - Я прохрипел, стискивая зубы и всматриваясь в яму, где погибал маленький конь. - Ладно, пусть...
Ладонь, сжавшая край отверстия, вдруг соскользнула. В попытке удержаться, я машинально взмахнул - и наткнулся на скобу! Черт, в этом колодце есть за что держаться! Спуск занял секунды. Вязкая поверхность в колодце была не везде, в основном, занимая середину этой странной ямы. Но упавший конь попал именно в нее. Вокруг валялись кирпичи, битые камни, шифер и стекла. Не решившись вспороть пони горло осколком, я схватил с земли ближайший булыжник. А потом, отступил... Камень, поднятый над мордой пони, повис в бессильной руке. Как? Как я могу его ударить? Еще живого? Нет...
Пони смотрел мне в глаза - и я чувствовал себя последним негодяем, не способным даже на крайнюю меру.
- Прости...
Я отвернулся. Жижа, в которой находился пони, издала нечто чавкающее, словно утроба, Конек булькнул, и погрузился по самую шею. Он уже не пытался высвободится - жижа держала плотно, не желая выпускать законную добычу. Морда исчезала в черной массе - а я трясся в углу, кляня себя за слабость и неспособность поступить, по мужски... Всего один удар мог прекратить все это. Но пони, навек пропадая в черноте трясины, более не издал ни звука. Только молящие глаза, не закрывшиеся до самого конца...
Судорожно нащупывая скобы, я стал карабкаться наверх. В дальнем углу ямы раздался тя-желый вздох... От неожиданности, я сорвался, больно ударившись спиной.
- Помоги...
От членораздельной речи, у меня будто все перевернулось в голове. Я ошалело смотрел по сторонам, не веря собственным ушам.
- Помоги мне...
Источник располагался где-то во тьме. На какое-то мгновение, я подумал, что это бред. Наказание свыше - за проявленную слабость... Галлюцинация...
- Я...здесь... Подойди...
Чуть ли не спотыкаясь, на гнущихся ногах, я сделал пару шагов к источнику голоса.
- Ниже...
В темноте помещения практически ничего не просматривалось, но я разглядел нечто, от чего еще более впал в ступор. Человеческую голову... и больше - ничего! То ли от неправдоподобности ситуации, то ли от шока, но я вдруг решил броситься в неизвестность - и быстро встал возле этой говорящей головы...
- Нагнись...
Голос был очень слаб, и. если не замкнутость помещения, вряд ли был мной услышан. Но сейчас я различал даже шорох ветра, носящего пыль и пепел снаружи.
- Я здесь... - Он снова повторил эту фразу, и я пригнулся, желая увидеть, кто со мной пыта-ется говорить в таком, мало неподходящем для общения, месте.
Человек, которому принадлежала голова, по самые плечи был придавлен массивными глыбами. Одного взгляда хватило - он не выйдет отсюда. Никогда. Мне не по силам отодви-нуть эти блоки, более того - даже если я попытаюсь найти рычаг, это не поможет. Вывернутые руки, сведенные от муки скулы, пятна крови на земле...
- Четыре... - Он предвосхитил мой вопрос. - Четыре... дня. Или, больше... Я... потерял счет времени.
Он проговаривал слова с трудом. Я сообразил, что он, находясь в такой позе, лишен не только еды, но и питья - и удивительно, что вообще, еще способен произносить что-то, членораздельное...
- Ты... - Я сглотнул, доставая бутылку и поднося ее ко рту говорившего. - Сразу попал? И... как?
Он меня понял, ответив кратко, не отвлекаясь на детали:
- Нет. Дня, через три... Тоже... Искал жратву. Пить...
Он пил долго, пока не осушил всю емкость.
- Горло... Как песка насыпали...
- Я попытаюсь тебя вытащ...
- Нет. - Он прервал меня и даже вроде попытался повернуть голову в знак отрицания. - Не нужно. Я все видел... Ты... зачем полез сюда?
- Хотел помочь... Не знаю. - Я, на самом деле. не знал. что ответить. Сказать, что решил убить пони, дабы избавить ее от удушья? Или, что стало жалко бездарно упущенного мяса?
- Ясно... - Голова устало опустилась. - Ты нормальный. Это хорошо.
- Нормальный?
- Да. - Голос неожиданно окреп. - Нормальный. Другой... не стал спускаться. Струсил. Ты пытался... я видел. Отсюда, если глаза привыкнут - видно.
Я оглянулся. Голос не обманывал. Сверху падал хоть тусклый, но свет, и середина помеще-ния просматривалась намного отчетливей, чем углы.
- Только... Ты не стал.
- Не могу. - Я ответил просто, вдруг поняв, что нет смысла изображать из себя героя... - Ду-мал, что смогу. И... не смог.
- Ладно... - Голова опять упала. Силы покидали его...
- Крысы отгрызли мне уши... - Я непроизвольно дотронулся до виска головы - и нащупал лохмотья, клочками свисавшие по бокам.
- Они отбежали... И утонули, в яме. Где твой конь... Ее не было, когда меня придавило. Она увеличивается... Это очень... Страшно. И... Я прошу... тебя.
Я отпрянул, уже догадываясь, что потребует от меня этот несчастный...
- Мой отец... Много лет, назад. В болоте. На моих глазах... Он тоже... Просил. Выстрелить. Я... не смог. Он утонул, и пузыри... долго...
Голова умолкла.
- Сдвину блоки, вытащу - и не будешь больше...
- Молчи. - Голова поднялась. - Будь... Мужчиной. Я - не животное. У меня сломана спина - ног не чувствую. Как до сих пор не сдох... не знаю. Только бесполезно все... И утонуть - страш-но. Пузыри...
- Но я!
- Сделай... Это. Прошу... Не могу больше... Больно.
Я подскочил, ударившись о скользкую стену.
- Нет!
- Уйдешь... Сниться буду. Ночами... Бросил... Убей.
- Не могу я...
- Можешь... Только... Соберись. Одним... Ударом.
Он снова уронил голову.
- Не могу! Не могу я!
Голова молчала... В глазах поплыл кровавый туман - это не я, это все - не со мной! Нет!
- Нет! - Я упал перед ним на колени. Руки машинально нащупали кирпич, и я вздрогнул... Весь дрожа, приподнял его над собой. Убить человека! Да что же это? За что? А потом, отчет-ливо представив, как жижа начинает заливаться в рот беспомощного, с силой опустил кирпич вниз... Глухой удар и безмолвие отрезвили. Я отбросил камень в сторону.
- Нет... Нет! Не-ет!!!
...Покинув колодец, я ушел, не оборачиваясь. Что-то окончательно сломалось, позволив сделать то, чему я не находил оправданья. И вскоре, мной завладел холод… Через несколько дней я уже мало походил на человека. Вся шелуха, налепившаяся на того, кто прежде имено-вался разумным, слетела прочь, обнажив что-то очень похожее на звериную сущность. Я уже замечал, как просыпаются древнейшие инстинкты и начинают брать надо мной верх. Руково-дят моим здравым смыслом, а что еще хуже - памятью, выбирая из нее только то, что может пригодиться в данное время. Прошлое стало стираться - быстро и безболезненно. Было? Что было? Когда? Ну и что. Сейчас - другое… На все находился именно этот ответ, и он меня сразу успокаивал, позволяя отрешенно воспринимать изменившийся в одночасье мир. Иногда я поднимал руки и даже удивлялся, что они не стали похожими на лапы, а на ладонях вместо пальцев все еще нет грозных когтей зверя. Много времени спустя мне стало понятно, что именно в то время невидимое излучение превратило тех, кто не нашел в себе силы остаться человеком, в монстров. А пока - я продолжал свои бесконечные блуждания по городу. Все было посвящено только поискам пищи. Другое просто не интересовало. Я научился обходиться самым малым. Если бы кто-то смог подняться над руинами города, он увидел бы крошечную фигурку, одинокую и сгорбленную, все время что-то выискивающую среди куч, мечущуюся то сюда, то туда. Одетую, непонятно во что, грязную и с многодневной щетиной на лице. Вид у меня тогда был более чем отвратителен даже для меня самого.
Мало еды - зато вдоволь хватало топлива. Научившись зажигать костры от постоянно по-лыхавших огней, я стал чаще греться и теперь меньше боялся заморозков, которые наступили внезапно. При свете костра темнота, окружающая меня, хоть немного рассеивалась. Тени прыгали по руинам, питая воображение, и превращаясь в горбатых и страшных чудовищ. Казалось, что те, кто погребен под ними, сейчас встанут и протянут ко мне руки, чтобы утянуть во мрак и холод вечного безмолвия. День приносил тепло - ветер дул ближе к полуночи, неся стылость и холод. Ночь же становилась испытанием - все покрывалось инеем, и не помогало даже внутреннее тепло земли. Редко, но попадались такие места, где помощь костра не требовалась - почва сама грела так, что я спал словно в теплой постели. Я понимал, что здесь находиться небезопасно - тепло не могло возникнуть ниоткуда, само собой. Под городом что-то происходило, необъяснимое и пугающее. Похоже, я скитался над вершиной грозящего взлететь на воздух вулкана…
Постепенно я стал расширять круг блужданий. Привыкнув к местности, предпринимал дальние походы по развалинам города. Это были именно странствия - ведь пройти через об-разовавшиеся катакомбы с той же скоростью, с какой можно пересечь их до катастрофы, не представлялось возможным. Чтобы преодолеть пару километров, приходилось тратить не ме-нее нескольких часов. Желая разведать как можно больше, я уходил все время в одном на-правлении - и так получилось, что это оказался край города.
Я поднялся на холм. С него - он несколько возвышался над прочими - видимость немного выходила за привычные границы. Однообразие и повторяющаяся бесконечность руин навевала тоску. Что-то было не так. Я уже успел привыкнуть к однообразию и теперь явно замечал несоответствие, объяснить которое пока не мог. У меня вдруг клацнули зубы - я всем нутром почувствовал, что увижу сейчас нечто потрясающее! И, хоть там, впереди, могла таиться опасность, любопытство пересилило. Вскоре я пробирался через развалины, с каждым шагом приближаясь к разгадке тайны. Она открылась совершенно внезапно, едва я только разогнулся, вылезая из-под очередного штабеля плит и балок, переплетений арматуры и телеграфных столбов, скрученных в штопор автомобилей и вывернутых пластов земли. Это было нечто…
Передо мною зияла невообразимая пропасть! Я находился почти возле обрыва, не рискуя подойти слишком близко, чтобы не оказаться унесенным вниз ветром. Но и отсюда я мог ви-деть очень многое. Величайший провал, какой я когда-либо, встречал, терялся вдалеке, сли-ваясь с нависающими тучами. Вся остальная часть города, с этого места, оказалось в нем! Глубина пропасти поражала! На всем протяжении провал тянулся вдоль отвесной стены, а та простиралась по обе стороны от того лаза, где я вышел. Рискуя свалиться, я подполз к самой кромке и заглянул внутрь. Отсюда еле просматривались здания, подобные тем, какие были здесь - землетрясение прошлось по городу прежде, чем он ушел в бездну. Еще дальше очень смутно видно, как за его пределами темнеют леса и еще что-то, очень похожее на воду. Так ли это, или нет, уверенности не было. Нависший над провалом смог не давал достаточного обзора, а скудное освещение скрадывало и то, что находилось ближе. Походило на то, как целый пласт, целую область или даже часть континента опустили вниз, оторвав ее от прилегающей к ней земли. Я вспомнил, как телевизионная вышка, до последнего устойчиво державшаяся при всех толчках, вдруг разом исчезла. Это случилось как раз тогда, когда второй, самый сильный удар еще раз подбросил меня с обломками домов вверх. Теперь она лежала там, внизу, и даже отсюда я мог рассмотреть ее части, расколовшиеся при падении о земную твердь. Ветер неистовал, сметая густое крошево облаков - только благодаря ему я еще мог что-то разглядеть. Сколько людей встретило свой последний миг, глядя на приближающуюся пропасть, видя, как далекая земля приближается… Случившемуся не находилось объяснения - как и всему, что произошло в Тот день. Земля просто опустилась, и как ее еще не затопило водой из ближайшего моря, тоже оставалось загадкой. Впрочем, вполне вероятно, что и море тоже ушло в иное место - теперь я уже не удивился бы и этому. Стало ясно, что на планете произошли такие потрясения, такие сдвиги земной коры, что весь рисунок, вся карта Земли неминуемо и очень серьезно изменилась…
Недалеко с гулом обрушился большой кусок земли. Он оторвался и, как в замедленной съемке, стал сползать, а потом, набирая скорость, рухнул в пропасть. Отсюда следовало ухо-дить. У краев провала не стоило рисковать в поисках устойчивой опоры. На глубину несколь-ких десятков метров земля состояла из пластов глины - лишь далее начиналось что-то иное, что я смог увидеть, перегибаясь через обрыв. Было очевидно - обрушения будут происходить постоянно. Еще один кусок земли зазмеился трещиной, и я с трепетом увидел, как она едва не достигла тех плит, из-под которых я выполз. Часть разрушенного дома стала съезжать, увлекая за собой груду из плит, исковерканных деревьев, мебели, человеческих останков. Я заметил, как взмахнули уже неживые руки в своем последнем полете… Это могло и должно было продолжаться, по крайней мере, до тех пор, пока не обнажатся более твердые породы. А до тех пор посещать этот район мне резко расхотелось, и я спешно стал выбираться назад.
Это стало не единственным моим открытием. Во время поисков я однажды наткнулся на несколько вповалку лежащих тел, еще не до конца уничтоженных крысами и покрытых па-дающими хлопьями. Зрелище это, не то чтобы меня угнетало - я огрубел и почти игнорировал подобные вещи. Но, на этот раз, что-то меня заинтересовало, и я решил подойти поближе, чтобы рассмотреть увиденное более подробно. Приятного оказалось мало - объеденные, полусгнившие тела, жуткий оскал и, как обычно, пустые глазницы и черепа. Все уже знакомо, и все же я не мог отделаться от мысли, что что-то упустил. Я подошел еще поближе и, преодолевая подступившую тошноту, перевернул палкой одно из тел. На какое-то время я оцепенел, понимая, что вижу нечто, что могло привидится только в кошмарах… Что вообще не может быть! Либо - Могло! - Но только сейчас…
Труп, перевернутый мною, лишь со спины походил на остальные. Он тоже подвергся напа-дению крыс, но и то, что осталось, впечатляло… Это уже не было человеком. А если и было, совсем недавно, то успело измениться, и очень сильно. Я дрожащими руками достал бутылку с водой и, так и не сделав ни одного глотка, убрал обратно, хоть разом пересохшее горло тре-бовало воды. Замутненное сознание вдруг прояснилось - зрение очень четко фиксировало увиденное, и я отдавал полный отчет в реальности происходящего.
Очень мощные руки, поросшие густыми рыжими волосами, заканчивались вроде бы обычными ладонями - но, удлиненными, почти вдвое, по сравнению с моими. Со средней фаланги, пальцы продолжались массивными когтями, совершенно не похожими на просто отросшие ногти. Нет, это были именно когти, каждым из которых легко пробить грудную клетку обычного человека! Торс, также покрытый шерстью такого же оттенка, что и на руках, раздавшийся вширь и рельефно обозначающий перекатывающиеся бугры мышц. Резко выступающая вперед челюсть с торчащими в мертвой ухмылке клыками, присущими скорее волку, чем человеку. Нос, распухший и приплюснутый, более напоминающий собачий, такой же широкий и занимающий собой половину лица. Уши, острые и вытянутые вверх, с волосяными кисточками волос на концах и приросшие мочками к черепу. Грязные ноги, босые, и столь же массивные, с чудовищно распухшей ступней - скорее даже похожей на лапу… Глаза мертвого Нелюдя остались на месте - они и сейчас словно светились желтоватым блеском вытянутых зрачков! Сглотнув, я опять поднес бутылку ко рту. Липкий холодный пот волной прошел по телу, и, тем не менее, я заставил себя остаться на месте и еще раз внимательно рассмотреть это чуждое земле создание. Он не был одет, только на бедрах виднелись остатки того, что, по всей вероятности, являлось когда-то штанами. Видимо, их владелец, уже не нуждался ни в какой одежде. В лапе… - я уже думал о нем как о звере! - Монстра находился вырванный клок мяса, в котором я сразу опознал часть человеческой руки. Походило на то, что он собирался пообедать… трупом! Лишь случайность прервала это занятие. Я посмотрел в сторону. Возле мертвого зверя валялась стальная балка с прилипшим пучком рыжих волос. Догадка подтвердилась - череп нелюдя оказался размозжен, я не заметил это сразу только потому, что был слишком потрясен, обшей картиной. Но, если так - значит, оно появилось здесь уже после того, как эти люди погибли? Балка с достаточно большой высоты неожиданно рухнула, когда монстр был поглощен тем, что рвал трупы на части? Только этим можно объяснить, что существо погибло столь нелепо - если уж я сам чувствовал опасность, подстерегающую меня в бесконечных странствиях, то, что мог ощущать он? А если он не один? Если, подобные ему, теперь рыщут по городу? Нелюдь еще не начал гнить, на нем не имелось следов от зубов крыс - труп свежий? Сколько он тут лежит? День? Два?
Вопросы молнией сверкнули в голове, и я сразу стал оглядываться по сторонам, со страхом ожидая появления чудовищ. Но все оставалось безжизненно тихо, лишь ветер по-прежнему носил тяжелые облака, кружа их над городом. Теперь, какие-то слишком большие крысы, не казались мне грозными - по сравнению с этим… Я покидал район со смешанным чувством страха и непонимания. Если общая картина разрушения еще как-то укладывалась в рамки, то, объяснения увиденному я не мог найти. Редко, очень редко, случалось что-то, что стряхивало с меня равнодушие. На этот раз это был как раз такой случай. И, очевидно, он оказался тем толчком, который был необходим, чтобы стряхнуть оцепенение в моей душе - пусть хотя бы страхом. Что могло быть опасным до сих пор? Радиоактивный дождь с небес? Скрытая трещина под ногами? Пронизывающий ветер, от которого стыла кровь, и начинали ныть кости? Но все это стало привычным, от этого можно укрыться… А как избежать такого? Или… Как не стать таким? До меня как-то сразу дошло, что этот труп не появился сам по себе, словно по волшебству - нет, это вполне логично, что я увидел, во что перерождается привычный мир! И это - лишь первый, из череды схожих явлений, которые мне еще предстоит встретить! А так, как он походил на человека, то и создан он был - из человека! А значит… Стать таким же? Нет! Я не хотел!
Все это нужно было осмыслить, найти какие-то убедительные доводы, поверить, в то, что это возможно. А поверив, уяснить очевидное - мне не почудилось, это не плод галлюцинаций, это, действительно - реальность! Прежняя, тупая необходимость куда-то идти, что-то искать, понемногу вытеснялась еще не до конца оформившейся целью - я хочу не только выжить… Я хочу остаться самим собой! Но нужен был еще один толчок, прежде чем едва не завладевшее мною перерождение в зверя оказалось бессильным перед же-ланием остаться человеком.
Через некоторое время, чуть успокоившись после такой страшной находки, я обыскивал очередную свалку, практически без отвращения и брезгливости, копаясь в месиве, образо-вавшемся от смешения детских игрушек, кассет, белья, сувениров и еще бог знает чего… Это было все, что осталось от ряда торговых киосков, располагавшихся в подземном переходе. Дорога как таковая, не существовала - трещина в земле развалила ее пополам, открыв прямой доступ в переход.
Внизу было что-то стекловидное, абсолютно прозрачное и застывшее. Я видел сквозь него - или в нем, что было вернее - тело полуобнаженной девушки. Оно хранило все следы тех испытаний, которые пришлось перенести, прежде чем оно оказалось здесь. Я вздрогнул, на-столько живой она мне показалась в тот момент. Казалось, достаточно лишь разбить это странное стекло, и она выйдет на свободу… Чтобы рассмотреть ее лучше, я поджег страницы из книжки и осветил гладкую поверхность. Девушка не мучилась - неизвестная мне жидкость из валяющейся неподалеку цистерны залила ее мгновенно. На лице не успела отпечататься маска и ужаса, которую мне столь часто приходилось видеть. Только полуулыбка, словно она с нетерпением ждала избавления и, наконец, получила его. Кое-где ее кожа была потемневшей - я отнес это за счет стекловидной массы, в которой она оказалась. Волосы разметались, одна прядь даже вылезла наружу. Я коснулся ее с трепетом. Волосы, до того казавшиеся целыми, сразу рассыпались в прах, оставив в руке серую горстку. Я осветил ее лицо - мне стало не по себе от устремленного на меня взгляда. Откуда-то из глубин появилась жалость - чувство почти столь же забытое, как и все остальные. Я не сдержал звериного воя и с силой ударил кулаками стеклянную твердь. Зачем? Зачем?! Слезы, непрошенные и нежданные, лились из глаз. Я растирал их по грязному лицу, поражаясь их появлению не меньше, чем виду мертвой девушки. Зачем? Какая жестокая сила убила это юное создание, которому можно еще жить и жить? И вместе со слезами с меня стала спадать пелена, до того мешавшая все видеть и слышать. Я снова рождался на свет, чтобы чувствовать чужую боль и чужое горе, чтобы снова стать человеком… Это было мучительно - вновь понимать все, что я так старательно старался спрятать. И это было возвращением из того состояния, в которое я едва не попал навсегда. Я не мог заставить себя покинуть этот переход, не хотел покидать девушку, казавшуюся не мертвой, а только уснувшей. Мне хотелось вырубить ее из плена, но я понимал, что делать этого не следует - если я не хочу увидеть, как милая улыбка сменяется страшным оскалом. Лишь когда голод властно напомнил о себе, я поднялся и ушел прочь, дав себе зарок никогда больше не спускаться в этот переход и не смотреть на это тело… А на другой день, когда я уже иными глазами смот-рел на все происходящее, наткнулся на изображение. Оно отпечаталось на здании, прямо на гладкой поверхности облицовочных кирпичей. Издали это походило на тени. Но никакие тени не могли появиться здесь - при постоянном отсутствии солнца. Меня это заинтересовало, и я подошел поближе. На стене, как на негативе, отпечатались силуэты нескольких бегущих лю-дей. Угадывался кто-то, прижимающий к себе ребенка, женщина, стремящаяся спрятаться под защиту мужчины… Наверное, они даже почувствовать ничего не успели, испарившись в мановение ока, и оставили после себя только этот след, который ни падающий пепел, ни дождь еще не успели стереть. Скоро не станет и его…
Я повернулся. Город, мрачный и мертвый, лежал передо мной. И в нем, населенном только тенями, оставался лишь один человек, едва не превратившийся в зверя. Я перенес это испытание, хотя был очень близок к поражению. К тому, чтобы потерять и память, и человеческий облик. Нет, это не означало, что я стал другим. Я просто вернулся к тому, кем был раньше, но стал более суровым и хладнокровным, воспринимающим все настолько спокойно, насколько это вообще возможно. А главное - с четким и ясным осознанием того, что жизнь не кончена. Жизнь продолжается, несмотря ни на что… И возврата к безумию больше не должно быть никогда.
Подвал
Всякое бывало в моей жизни. И хорошее, и плохое. Почему-то, всегда казалось, что плохого случалось значительно больше. Неустроенность бытия, недостаток финансов, семейные неурядицы… И каким далеким сейчас стало все это! Прошло чуть менее месяца, как я выполз полуживым из катакомб метро, а вся прошлая жизнь словно наоборот, ушла в это мрачное, лишенное света, подземелье… И туда же сгинула моя вторая часть, тянущая в дикость, в варварство первобытного мира. Я освободился от нее, когда увидел, во что могу превратится. Невероятное преображение существа, ранее бывшего человеком, показало мне собственное будущее - и я не желал такого! Невозможно, не приемлемо никакими словами и доводами рассудка объяснить Его появление - и все же он существовал! Не страшная Катастрофа, не горы мертвых тел, не руины - но именно встреча с Ним потрясла меня более всего… Я окончательно понял - пришла новая, непредсказуемая и совершенно неизвестная жизнь. Эпоха нового мира…
Та ночь казалась самой долгой за всю прошлую жизнь. Проснувшись утром, ясно понял, что если в течение нескольких часов не найду постоянный и надежный источник пропитания, рассудок, вернувшийся от потрясения, снова может меня покинуть. И тогда рвущаяся наружу дикость окажется наверху, подавит и мой человеческий облик, и мозг. Жуткий пример подобного - монстр, валявшийся среди руин. Я был почти уверен, что он появился именно так. Ни какие-то полусгнившие куски, ни грязная вода из луж, которую я до сих пор пил, больше не могли меня удовлетворить. Период дикарства закончился - оставив о себе на память все приобретенные при незавершенном перерождении навыки и способности. Сила, зрение, слух - все это осталось со мной. И неимоверная выносливость, не присущая обычному человеку…
Теперь я знал, что хочу. Найти среди скопища бесформенных руин продуктовый магазин. Или слад. Или хранилище - все равно. Не бродить по развалинам бесцельно, но попробовать хоть как-то определить свое местонахождение, и после этого, представив, как выглядел город до катастрофы, вспомнить, нет ли поблизости искомого… Даже если продукты завалены под блоками и плитами, раздавлены и попорчены - это все равно лучше, чем питаться чуть ли с помойки. Хотя "чуть", здесь было уже ни к месту…
Теперь поиски и метания приобрели смысл. Я не бросался больше из стороны в сторону, а методично, шаг за шагом, вел разведку, надеясь, что в скором времени зрительная память подскажет нужный объект или ориентир, и я смогу установить, куда идти. В многомиллион-ном городе хватало магазинов - и более всего именно тех, в которых я нуждался. Но попасть в них оказалось очень непросто. Все надежно спрятаны и погребены под руинами. Их содержимое могло сгореть, быть затоплено или провалилось в пропасти, которых хватало на каждом шагу. Получалось так, что я, практически единственный обладатель всех этих богатств, не мог ими воспользоваться. Даже приобретенной силы не хватало, чтобы приподнять многотонные плиты, открыть доступ в то или иное место, которое хотелось обследовать. И хоть опыт часто указывал на нужные здания, стихия успела позаботиться, чтобы проникнуть в них я не смог никаким образом.
Я пользовался простой схемой. Найти широкую улицу или бульвар. По логике, на нем должно располагаться очень много магазинов. Но обнаружить сам бульвар оказалось не та-ким простым делом, как я решил вначале. Весь город стал похожи на россыпи каменных бар-ханов, где здания перемешаны с землей и железными конечностями в виде труб, арматуры, вывернутых и согнутых балок… К тому же, подземная волна изменила ландшафт до полней-шей неузнаваемости. Город больше не был ровным - везде, где я проходил, он являл из себя сплошную череду сопок и холмов. Одни возвышались над другими, и в этом все различие. И такая картина простиралась во все стороны - достаточно лишь подняться на холм повыше, чтобы в этом убедиться очередной раз.
И все-таки, я обнаружил нужный ориентир. Его могло забросить сюда воздушной волной, или отшвырнуть взрывом - но я надеялся, что массивную и тяжелую конструкцию, состоящую из бронзы, бетона и стального каркаса, не так-то просто далеко унести от постамента. На-ткнулся случайно - очередной дождь, от которого прятался, обнажил присыпанные формы, смыв скопившуюся грязь с рухнувшего истукана. Моя находка представляла собой статую од-ного из правителей прошлого, выполненную раз в двадцать больше натуральной величины. Одним словом, останься она на месте - и о лучшем маяке нельзя и мечтать. Я знал, что он был установлен на самом берегу искусственного озера, а неподалеку находился городской парк. На набережной и в парке ловить вроде как нечего, но неподалеку от статуи находился огромный супермаркет, в три или четыре этажа, наполненный всем необходимым. Я заходил в него всего один раз - кусачие цены не позволяли стать постоянным посетителем. Но запомнилось, что ассортимент отменный. Правда, как и во всех зданиях такого рода, там могло находиться множество трупов - но это уже второй вопрос… У меня не оставалось выбора. Или, преодолевая брезгливость и тошноту, я перешагну через них, или умру. Человек не знает, сколько в нем заложено терпения и способности, преодолевать трудности. А эта трудность теперь не считалась одной из главных…
Как бы ни было сложно передвигаться по искореженному городу, примерно через кило-метр после того, как я увидел обломки статуи, я подумал, что нашел то, что искал. Полной уверенности не ощущал - лишь расстояние, пройденное мною, указывало, что пора остановиться и осмотреться. Будь это обычное землетрясение - возможно, мне было бы и легче. Но все осложнялось тем, что по городу прошлась и подземная, и водяная волна. Плюс - воздушная, от возможного ядерного взрыва. Если он мне не привиделся, конечно… А еще толчки, не стихавшие все последние дни. Все это превратило мегаполис во что-то совершенно неузнаваемое. Правда, каким могло быть «обычное», я тоже плохо себе представлял. Как после всего этого оставались еще кое-где держащиеся стены, или уцелевшие дома - непостижимо…
Я ходил практически по одному и тому же месту. Где-то под ногами должен находиться пресловутый магазин. Должен! Несколько часов усердных поисков ничего не дали - ни ма-лейшей зацепки. И как назло, споткнувшись, вывернул ногой вывеску, усердно приглашаю-щую, что-нибудь купить. Покупать я ничего не собирался, но и взять даром - не получалось… Потихоньку мной стало овладевать отчаяние. Магазин был здесь, я это чувствовал. Но как в него попасть? На вершине холма, где я стоял, дул сильный ветер. Он носил обрывки бумаг, какие-то щепки и вездесущий песок. Правда, я уже не пользовался повязкой - песка стало на-много меньше, чем в первые дни. Но частицы попадали в глаза, и мне приходилось их сильно щурить, чтобы грязь не залепила их полностью. Счастья можно попытать и в ином месте - таких крупных супермаркетов хватало в городе. Но как их отыскать среди этого нагромождения… и как попасть, если и в этот я никак не могу найти дороги? Так, ничего не решив, я от расстройства не стал ничего предпринимать и остался на ночевку здесь же - под холмом. Забираться под кажущиеся крепкими плиты, которые иногда образовывали нечто вроде шатра, если упирались друг в друга, я не рискнул. Один раз я уже видел, как такое сооружение без всяких видимых причин начало крениться и свалилось, поднимая тучи пыли и придавливая все, что под ним находилось.
Вдобавок, в третий раз за день стало лить с неба. Оно долго собиралось, напоминая о себе единичными, мелкими каплями. Пару часов ветер носил тяжелые тучи, и вот, они разродились настоящим дождем. Грязь, по-прежнему падала с неба, словно в нем скопилась вся пыль, поднятая при взрывах и так и не упавшая обратно. Так и не найдя среди всякого хлама одного-единственного, пригодного зонта, я стал таскать с собой кусок ткани, который натягивал на что-нибудь, если оказывался на открытом пространстве и не мог спрятаться от воды подальше. Вот и сейчас я вытащил его из-за пояса и принялся разворачивать, кляня и дождь, и пыль, и все, что со мной случилось… Хорошо хоть, что это был не ливень - разница меж ними различима сразу. При последнем, никакая тряпка не смогла бы уберечь меня от хлеставших потоков. Но настоящие ливни случались все реже - всего пять или шесть раз за последнюю неделю. И каждый последующий немного слабее, чем предыдущий.
От злости - опять неудача! - я принялся расшвыривать всякий хлам, мешающий мне попасть в подобие убежища. В его роли я определил сгоревший автомобиль с уцелевшей крышей. Хоть в нем и не осталось стекол, но от падающей воды она могла спасти - крыша то присутствовала на месте! Я взмахнул рукой, отбрасывая какое-то бревно, и рассек ладонь. Охнув от боли - бревно выскользнуло и ударило меня прямо в лоб, подскочил, и, потеряв равновесие, покатился к подножию холма. Удар был такой силы, что потемнело в глазах. На какое-то время, потеряв представление, где нахожусь, я присел и схватился за голову. Зажившая после полученных сотрясений, она опять стала раскалываться от боли, и мне уже не хотелось ни о чем думать, кроме одного - чтобы она оставила меня в покое.
Когда боль немного утихла, я увидел прямо перед собой тоненькую струйку пара. Уже не обращая внимания ни на дождь, ни на то, что я сижу в грязи, протянул руку, желая проверить, что это такое. Ладонь ощутила тепло. Мне вдруг показалось, что если в магазине уцелел подвал - то это свидетельство того, что он находится здесь. Вроде того, что в нем, почему-то, должен находиться газ, и теперь именно он в виде этой струйки пытается вырваться наверх. Хотя как он не улетучился оттуда, по прошествии такого количества времени? Не задумываясь обо всех этих вопросах, достал спички - я обнаружил несколько коробок, обыскивая одежду на свалках - и поднес руку к пару. Фантазия рисовала что-то очень интересное…
Большей глупости я еще никогда не совершал! Почему меня не предупредило мое чувство опасности - отдельный вопрос. Возможно, мой ушибленный череп перестал воспринимать сигналы, и теперь за это жестоко поплатилось все тело. Взрыв, последовавший вслед за моим движением, отшвырнул меня шагов на двадцать, и я потерял сознание, приложившись спиной о груду булыжников. Хоть мысль оказалась правильной…
Это была тупая, совершенно необъяснимая, идиотская логика - и при всем этом она себя оправдала! Кое-как выкарабкавшись из-под обломков, я подполз к образовавшемуся отвер-стию. Целый день я потратил, чтобы отыскать вход в магазин, и теперь он был передо мной. Темный, жутковатый, пахнувший не продуктами, которых я жаждал, а гарью и еще чем-то не очень приятным. Там могло быть все… а могло не оказаться ничего. Здание сложилось всеми своими этажами и могло раздавить все так, что я бы не смог достать то, что искал, ройся здесь хоть месяцами.
У меня не имелось ни фонаря, ни факела, и лезть в темноту отверстия приходилось наугад, не зная, что там ожидает. И все же я ликовал, всем нутром ощущая, что мои старания не напрасны. Возле выхода валялся оторванный вентиль газового баллона. Это на самом деле оказался газ - просто ушиб головы трансформировал знакомый запах во что-то вовсе не знакомое. Почему баллон открылся именно в этот момент, когда я упал возле него - это узнать уже невозможно. Но сам баллон действительно оказался возле входа в подвал и взрыв разметал все, что в него забилось, позволив мне туда проникнуть.
Это могла оказаться просто ниша, выемка - а я полз и полз внутрь, уверенный на все сто, что это именно то, что так долго искал. Провалившись в итоге куда-то в яму, отчего к моим шишкам добавилась еще одна, почувствовал под ногами твердую поверхность. Я приподнялся - ничего. Поднялся полностью - тоже. Позабыв об опасности, - Один ли баллон с газом ждет этого момента! - Дрожащими от возбуждения пальцами чиркнул спичками о коробок… И без толку. Коробок попал в воду, и теперь мокрые головки напрасно тратились, одна за другой падая возле моих ног. Только одна, после десятка безуспешных попыток, на пару секунд вспыхнула слабеньким пламенем, чтобы тут же угаснуть - но, за эти мгновения, я успел заметить тянущиеся стеллажи и ряды коробок на них. В полной темноте я сделал несколько шагов и, наткнувшись на стеллаж, принялся исследовать его содержимое вслепую. Руки нащупали несколько банок. Я догадался, что это консервы. Уже это оправдывало все мои труды - а ведь дальше должно было быть еще многое, из того, что я надеялся здесь обнаружить. А вскоре пальцы наткнулись на узкий и знакомый предмет, который оказался обыкновенной зажигалкой. От волнения я долго не мог найти крышку, которой она открывалась. Но потом, справившись с сердцебиением, все-таки добыл огонь.
При ее свете я увидел на стеллаже несколько праздничных свечей - и через минуту их пламя осветило помещение, в котором я оказался. А в следующую секунду я практически заорал или даже запрыгал от нахлынувших чувств! Мои поиски оправдались! Когда первый восторг прошел, уже более сдержанно, все еще не веря глазам, стал обследовать помещение, куда я так счастливо попал. Это оказался подвал, на первый взгляд, почти полностью сохранившийся и не пострадавший так сильно, как обычно происходило со многими другими. Двенадцать широких шагов в ширину и до семидесяти в длину - света просто не хватало, чтобы увидеть все. Увидев на стеллаже несколько засохших кусков хлеба, я молниеносным движением отправил их в рот, даже не задумываясь о том, что они могут оказаться пропавшими - голод пересиливал здравый смысл. В любой из коробок, рядами высившихся возле меня была еда - но именно хлеб мне требовался сейчас больше всего. И все же, я старался себя ограничить в еде, хотя сделать это было очень, очень непросто! Я не откусывал - отлизывал эти корки до того, что они превращались в тонюсенькие полоски. Лишь после этого они отправлялись рот. А когда я покончил с ними - то почувствовал такую невыносимую жажду съесть еще что-нибудь, что едва не сдержался, чтобы начать запихивать в себя все подряд. Чтобы заставить себя успокоиться, я сел на бетонный пол и сильно сжал голову руками. Провел так около получаса, пока бешеное биение сердца не стало приходить в норму, и я смог более или менее трезво оценивать ситуацию, в которой оказался. Прихватив со стеллажа еще одну корку, стал медленно прохаживаться вдоль коробок, некоторые вскрывал, чтобы убедиться в том, что их содержимое соответствует надписям на этикетках. Это было что-то! Держа свечу в руках, я прошел с ней вглубь подвала, чтобы сразу узнать насколько далеко он тянется. Подземелье оказалось большим - в конце подвала оказался поворот, а от него отходила еще пара комнат. Это напоминало букву Г, только с сильно вытянутой ножкой. Возле поворота потолок не выдержал - проход перекрывала массивная плита, сдавленная громадным весом здания. Но в целом практически все плиты перекрытия остались на своих местах и лишь в нескольких местах узкие трещины, протянувшиеся по потолку, говорили о том, что с ними может случиться, то же самое… Но и тех помещений, что оставались не раздавленными, хватало, чтобы впасть в состояние ступора. Подвал был разделен на секции - всего семнадцать, если считать с теми, которые оказались, не совсем доступны, за поворотом. И почти каждый отсек заполнен стеллажами, а на них, до самого потолка стояли ряды банок, консервов, мешки с крупами. Запас продовольствия такой, что я мог пользоваться им несколько лет! Только срок годности того или иного продукта ограничивал их употребление. В нескольких комнатах все стеллажи рухнули на пол и все, что на них находилось, развалилось по комнатам и коридору, образовав целые залежи, по которым ходить просто не поднималась нога. В трех секциях продукты отсутствовали - на стеллажах лежали рулоны тканей, пледы и множество одеял. Еще там было много ковровых изделий и искусственного меха в рулонах. Кроме того, я обнаружил второе ответвление в стороне - туда вела прикрытая дверь. За ней один узкий коридор и две двери по обеим его сторонам. За первой - что-то вроде подсобного помещения. В нем находился стол и пара табуретов, а так же, кое-какая мелочь - очевидно, для того, чтобы их хозяева могли здесь перекусить в перерыв. Вторая вела в холодильник. Едва я справился с запорами, как в нос ударил такой мощный запах разложения, что от отвращения меня едва не вырвало. Я сразу захлопнул дверь, но еще долго невыносимый запах преследовал меня, пока я спешно выбирался из этого коридорчика в основное помещение. Выждав некоторое время, пока специально подожженная ткань не вытеснит своей гарью запах тления, я вновь зашел в тот коридор и уже более внимательно осмотрел подсобку.
В шкафчике, который я не заметил сразу, я обнаружил сумку с рыболовецкими снастями - похоже, что кто-то из рабочих собирался после смены пойти на рыбалку. То, что он только хо-тел это сделать, было видно по жестяной коробочке, с останками сгнивших червей… Ни оде-жды, ни обуви, к великому моему сожалению я не обнаружил - возможно, эти предметы хра-нились в другом подвале, либо были завалены за поворотом, и доступа мне туда уже не име-лось. В подсобке валялось в углу несколько здоровенных топоров - видимо, ими разрубали мясные туши, которые сейчас догнивали за второй дверью. Хорошо хоть, что вход туда при-крывался очень плотно! Среди больших топоров попалось и несколько поменьше и совсем маленьких - целый набор! Нашлись и ножи - около двух десятков, как мне показалось при неверном освещении. Они тоже разнились по виду и размерам и могли мне пригодиться. Кроме удочек и снастей, я обнаружил еще несколько ведер для воды, моток веревки - вещь крайне необходимую в моих скитаниях, а также камни для заточки ножей и топоров.
Скорее всего, это только часть одного огромного склада - ведь магазин торговал не только продуктами. А может быть, я просто попал совсем в другой супермаркет… Я еще раз прошел по обоим направлениям и уперся в завалы. Мне повезло провалиться в подвал почти на середине, в уцелевшую при землетрясении часть. По межкомнатным стенам я определил, что это очень старый подвал - гораздо старше самого здания, над ним недавно возвышавшегося. Они достигали метра в ширину - это объясняло, почему подвал выдержал такой удар стихии.
Я снова вернулся к лазу, через который проник в подвал. Его следовало укрепить, если я не хотел оказаться замурованным в хранилище при очередном толчке. Хоть стены и потолок убежища могли выдержать любой толчок, в отношении самого лаза этого было сказать нель-зя. Для этого следовало выбраться на поверхность и поискать подходящий материал. Впро-чем, тряхни так сильно, как в первый день - никакие стойки уже не помогут…
Я вылез наружу и на какое-то время ослеп - после темноты подземелья даже скудный свет, исходящий с сумрачного неба, казался очень ярким. Деревьев, из которых можно соорудить опоры, поблизости валялось предостаточно. Я сразу догадался захватить с собой топор, и теперь вовсю орудовал им, подготавливая стволы, чтобы опустить их вниз. Увы, среди всего инструмента не нашлось пилы - она могла значительно облегчить работу. Что ж, приходилось довольствоваться тем, что есть. Я вбил в лаз около двадцати стоек - этого могло хватить при не очень серьезном землетрясении. Рассчитывать, что они выдержат что-то очень мощное, конечно, не приходилось. Второй шаг - расширить лаз и сделать более удобный спуск - не вылезать же из подвала на четвереньках каждый раз, когда в этом возникнет необходимость. Покончив с укреплением хода, уставший, я спустился вниз, и, довольный проделанной работой, а еще больше - тем, что осуществилась моя мечта, стал устраиваться на ночлег. Возле стеллажей валялось много деревянных ящиков - я составил их вместе, а потом накидал на них кучу одеял. Впервые за столько времени я мог скинуть с себя грязные лохмотья, в которых находился уже почти три недели. Правда, следовало еще отмыть грязь - но это я отложил на следующий день. В подвале ощущался холод, даже больший, чем на поверхности. Я укутался в одеяла и прикрыл глаза. Усталость давала о себе знать…
Среди ночи я внезапно проснулся - мне стало казаться, что стены начинают угрожающе пошатываться и падать. Привыкнув все время ночевать под открытым небом, я с трудом мог заставить себя остаться в закрытом пространстве. Совладать со страхом оказалось не просто… Но, просидев несколько минут, я убедился, что все по-прежнему, спокойно - здесь, в отличие от поверхности города, была абсолютная тишина. Просто за эти дни я привык к присутствию постоянной опасности, и ощутить, что наконец-то могу заснуть, не боясь ничего, было трудно... И кроме этого, я всем существом наконец-то проникся, осознал: то, что искал - найдено! Убежище, дом, склад - как угодно! Радость была такой, что остатки сна слетели мгновенно. Дальнейшие часы я просто лежал… Только ближе к утру тишина, и полная темнота заставила закрыть глаза. Я снова уснул.
Проснувшись, я не стал даже смотреть свои богатства, а сразу принялся искать еще один выход - на случай, если первый окажется завален. На этот раз я соорудил несколько плошек - из консервных банок, которые уже успел опустошить. Кусок подходящей ткани, немного масла из бутылки - они, чадя неимоверно, заменили мне быстро заканчивающиеся свечи. Высота потолка достигала четырех метров, и я не ощущал прогорклого запаха - дым поднимался вверх и там всасывался во всевозможные трещинки в плитах перекрытия. Ни одна из них не представляла собой чего-то серьезного - скорее всего, эти трещинки могли оказаться результатом старости самого подвала, чем недавно прошедших толчков. В четвертой от входа комнате - если идти к повороту - я заметил самое настоящее вентиляционное отверстие. Случайно поднес к нему плошку - и огонь, до того горевший спокойно, сразу стал сильнее - пламя взметнулось и едва не опалило руку. Видимо, образовавшиеся пустоты где-то смыкались с отверстиями, ведущими наружу холма. Это упрощало многое - не нужно ломать голову над вентилированием. Мне это было только на руку - я уже думал, где соорудить что-то вроде очага, чтобы иметь возможность греть еду, а при холодах - поддерживать постоянную температуру. Я разложил прямо на бетонном полу небольшой костер и стал ждать. Мои надежды оправдались полностью: дым костра сразу поднялся вверх и очень быстро исчез в одной из трещин. Туда его втягивало, словно пылесосом, - вентиляция, хоть и не посредством электромотора, работала прекрасно.
К своему глубокому сожалению, второго входа я не нашел. Настоящие явно оказались за-валены, а тот, в который я провалился, образовался случайно. Но обнаружилось нечто, что сжало мое сердце неприятным предчувствием. Стоя возле второго завала - противоположного тому, где был поворот - я увидел, как вверх уходит узкое отверстие. Несмотря на то, что попытка проникнуть в него, могла мне дорого обойтись, я все же решил разведать до конца. Соорудив из ближайшего стеллажа и ящиков возвышение, с которого можно достать до дыры, ухватился за ее края и поставил впереди себя плошку с горящим маслом. Она сразу ярко вспыхнула - здесь тоже чувствовалась тяга. Извернувшись, я протиснулся в отверстие и сразу остановился, раздумав двигаться дальше.
Глазам открылся второй этаж здания - или, скорее первый, в котором раньше располага-лись торговые ряды. В отличие от подвала, он был полностью сметен и раздавлен. Лишь местами упавшие плиты третьего и последующих этажей не сдавили все до самого пола. Просветы не более полуметра, но и этого хватало, чтобы увидеть, что здесь полно трупов… Запах не проникал в подвал только благодаря, все той же, тяге - она выносила все куда-то на поверхность холма. Не будь этого - находиться в подвале стало просто невозможно. Я спустился, отметив для себя, что отверстие не заканчивалось вторым этажом - при желании можно попытаться проникнуть и выше. Куда оно вело, я не знал, но догадывался, что оно действует как труба, вытягивающая все с самого низа. Скорее всего, оно заканчивалось где-нибудь на самом верху холма. Но, когда я на нем стоял, то ничего не видел… Оставив это на потом, я спрыгнул назад.
Странное дело… Надо мной «возвышалось» самое настоящее кладбище, но я воспринимал это совершенно спокойно. Боле того - даже не думал об этом. Выбор был сделан раньше, когда я блуждал по городу. Либо жить, зная, что буду ходить по мертвецам. Либо - самому стать таким…
Мне предстояло очень много работы. Благоустроить подвал, превратив его не просто в хранилище, а в настоящее убежище, где можно спокойно отдохнуть и набраться сил перед будущими странствиями. Я сразу решил, что не стану замыкаться здесь навсегда, а использую склад как постоянную базу для поисков людей. Соорудить очаг, позаботиться о воде, посуде, одежде - забот хватало. О том же, что я фактически собираюсь обустроить свою жизнь на развалинах прошлой, даже не представляя, какой она может оказаться, думать не хотелось...
Всю вторую ночь над холмом гремел гром. Внутри подвала он еле слышался, но, когда я подполз к отверстию, то едва не оглох - так сильно раздавались раскаты. Молнии сверкали над городом, а потом пошел ливень - такой же, какой затапливал все подряд, и мог идти до нескольких часов кряду. Мне стало не по себе - вдруг вода попадет в склад и зальет все, что сейчас представляло такую ценность! Вход в отверстие располагался несколько выше подно-жия холма - за счет того, что вся земля в округе была поднята подземной волной и не осела назад, на ту же высоту, на какой она была до волны. Дождь хлестал яростно, превращая все в жидкую грязь. Несколько таких мощнейших ливней - и очень скоро от города останутся только невзрачные бугры и пригорки. А пройдет пара лет - и уже никто не сможет сказать, что здесь когда-то был громадный мегаполис, населенный миллионами людей.
Дождь меня серьезно напугал. Мне стало, так жаль, своих, новоприобретенных сокровищ, что я сразу решил отложить все дела на потом, а вначале навести порядок на стеллажах и по возможности повыше поднять все, что может пропасть в первую очередь, если вода прорвется вовнутрь. Заодно я стал сортировать содержимое полок по принадлежности и датам употребления. Ведь, хотя консервы и хранились в постоянной температуре, но не могли лежать вечно. Мне следовало знать, что можно есть, а что стоит выбросить в первую очередь. Подземные толчки разбросали немало коробок и стеллажей - работы хватало. Одна секция была полностью наполнена пакетами с крупами - и, в частности, с расфасованной мукой. Это меня крайне обрадовало - я умел печь хлеб и надеялся, что в скором времени смогу сделать лепешки. Кроме муки, в коробках, стоявших в этой секции, были сложены пакеты с расфасованной гречкой, горохом, фасолью - и еще около двадцати наименований, некоторых из них я даже не знал, и потому решил, что они привезены к нам откуда-то из жарких стран. Надписи на упаковках подтверждали мою догадку. Груда всяческих пакетиков с чипсами, фисташками, орехами и прочей ерундой. Сотни пакетов с мукой и сахаром, бутылки с напитками и маслом - подсолнечным, оливковым, и каким-то, вовсе экзотическим. Множество тюбиков с кетчупами - товар, скорее скоропортящийся и вряд ли годный к употреблению. Фрукты и овощи - как пропавшие, так и вполне сохранившиеся, вроде картошки и капусты. Вторая секция была составлена из стеклянных банок - больших и маленьких. Тут присутствовали овощные и фруктовые консервы, соки и варенья, маринады и сироп. В неярком свете масляных плошек трудно было различить сроки хранения продуктов - но я дал себе зарок вскрывать банки только после того, как буду уверен в безопасности их использования. Что и говорить, как часто он нарушался!
Даже если бы я не нашел среди сыпучих продуктов нескольких мешков сахара то одно только содержимое этих банок полностью могло удовлетворить все мои потребности в слад-ком. Но были и коробки, где хранились конфеты. Пусть и не самый скоропортящийся продукт, но долго сохранить его можно только в очень прохладном месте. Склад, надежно изолиро-ванный от поверхности, ощутимо отличался от нее температурой, которая составляла внутри около плюс семи-восьми, градусов. Скорее всего, таковая здесь должна быть всегда. Кутаясь в одеяло, я перебирал коробки, укладывая их на стеллажи, а заодно придумывал, как буду отделять одну из секций - а лучше, две - для жилья. Это необходимо, чтобы прогретый воздух не попадал в остальные комнаты и не сокращал срок хранения продуктов. Да и мне самому требовалось больше тепла - не ходить же в подвале постоянно в остатках рванья, в этой грязной и пропахнувшей потом и кровью шубе.
К сожалению, немало пришлось выкинуть. Так я поступил с хлебом, полностью заплесне-вевшим, с колбасными изделиями и рыбой - от их протухшего запаха не спасали никакие по-вязки! После тщательной уборки я обрызгал все помещение дезодорантом, добавив к уже имеющимся ароматам, цветочный и мятный. От полученного эффекта пришлось бежать прочь - смешавшись, все это амбре действовало на мое обоняние, как газовая атака на солдата, без противогаза...
К моей огромной радости, в подвале находились не только продукты. Там же, где я нашел одеяла, стояли несколько упаковок с флаконами различных шампуней, гелей, кремов и прочего, что составило набор для целого отдела, торгующего таким вещами. Разумеется, там присутствовало и мыло - я мог наконец-то отмыть руки!
На одном стеллаже я обнаружил коробки, где находились лекарства. Вот это стало совсем «крутым» приобретением! До сих пор я мог надеяться на самого себя, но, после такой наход-ки, подобное уже не казалось слишком опрометчивым. И теперь подпрыгивал от радости! Целый ряд ящиков, укомплектованный лекарствами. Очень много наименований, о многих из которых я не имел ни малейшего понятия. Но те, которые мне известны, уже не могли ока-заться лишними. В городе, полностью лишенном средств защиты, это едва ли не ценнее еды. Любая травма, любая болезнь, не остановленная вначале, могла привести только к смерти. А с помощью этих коробок я получал очень серьезный шанс уцелеть, в подобного рода, неприятностях.
Еще одна очень нужная находка - стеллаж со швейными принадлежностями. Я вначале не обратил на него внимания, не заметив среди ткани и одеял. Там в изобилии лежали всевоз-можные нитки, пуговицы, иголки и прочая мелочь, без которой теперь так сложно обойтись. Там же соседствовали различные электроинструменты, лопаты, насосы и прочий строительно-дачный ассортимент. В нескольких коробках множество саморезов, шурупов и прочей мелочи. А в подсобке под столом - большое ведро, доверху наполненное толстыми, длинными гвоздями. Я еще не знал, для чего они могут пригодиться, но на всякий случай залил их растительным маслом - чтобы не ржавели. Гвозди очень толстые - такие вряд ли пригодятся для забивки обычных досок, они годились скорее для сбивания бревен. Я только тихо радовался, понимая, что любая найденная здесь вещь может пригодиться. Более того - просто чувствовал, что даже эти гвозди мне понадобятся, и возможно, очень скоро…
Перебирая все это богатство, я подумывал и о другом. Рано или поздно придется полагать-ся на себя, а не на этот склад, так, кстати, найденный под холмом. Все могло испортиться, сгореть, оказаться залитым водой или быть раздавлено… И тогда от голодной смерти спасут только руки и ноги. Но и руки и ноги к этому времени должны научиться, сами добывать пи-щу! Хотя я пока не представлял, что можно найти в развалинах города, чтобы заменить этим сокровища подвала. Разрушенный город не внушал оптимизма - за все время моих странствий я очень редко видел что-либо живое - в основном, только крысы или одичавшие кошки и собаки. Встречи с ними заканчивались ничем - обе стороны решительно и бесповоротно избегали друг друга. Я опасался слишком крупных серых тварей, не без оснований побаиваясь их численности. А кошки сами удирали от меня со всех ног, явно понимая, что я стану смотреть на них не как на домашних любимиц… Что касается собак, то те не лучше крыс - если бродили по развалинам не в одиночку. Стая крупных и клыкастых созданий представляла собой силу, с которой нужно считаться. Правда, встречи с ними случались редко, а потом вообще, сошли на нет - вероятно, все они покинули город в поисках пищи. Ну а встреча с людьми… Я не особо обольщался - раз за такое количество времени нигде, ни в одном районе, я не встретил ни одного живого человека, то надеяться, что это произойдет сейчас - наивно. Нет, конечно, не могло быть так, что из всего многомиллионного города - да что там, всей страны, уцелел только я один! Хотя, все мои скитания убеждали в том, что доля истины в этом есть, и немалая…
К большому сожалению, в этом «магазине» не нашлось отдела, заполненного оружием. Или он оказался недоступен мне… Вспоминая монстра, найденного среди груды человеческих тел, я не мог не представлять, что встреча с таким красавцем станет для меня очень печальной - если мне нечем будет от него отбиться. И на этот раз какая-то железная труба не решит проблему. Чуть обжившись, я стал искать, из чего изготовить то, с чем можно без опаски бродить по городу, а возможно - и далее… Поразмыслив, пришел к выводу - оружие все же есть. Прежде всего - те самые топоры. Или же - нет? Возможно, в умелых руках они и представляли собой грозную вещь - но вот только мои руки не предназначены для разбивания чужих голов. Мне просто никогда раньше не приходилось поднимать их на человека - так, чтобы убить… И если не считать случая с кошкой - то и на зверей. Хотя… Где-то в прошлой жизни присутствовал случай, когда только реакция и помогла уберечься от клыков здоровенной овчарки. Перехваченная в прыжке за задние лапы, она лишь немного не дотянулась до моего горла - зато я, донельзя испуганный и действующий скорее рефлекторно, чем осознанно, раскрутил ее в воздухе и так приложил о бордюр, что второго удара уже не потребовалось… Но это случилось так давно! Я выбрал из топоров один, не слишком большой, и, промучившись почти весь вечер, более или менее правильно обломал ему обухом другого слишком широкие края - чтобы лезвие стало более узким и удобным. При этом я отбил все пальцы. Тщательно заточив его на бруске, нашел снаружи подходящее деревце, обтесал и изготовил топорище, заменив им старое. Я сделал его несколько длиннее, чем обычно. Теперь таким топором действительно можно убить! Но одного топора показалось уже мало - я принялся за изготовление копья. Для этого пригодился один из широких ножей - все равно пользоваться им по назначению трудновато. Да и что резать таким гигантом? Зато как наконечник для копья он подходил прекрасно. Один только вид такого оружия мог напугать кого угодно - древко почти в мой рост, плюс сантиметров сорок очень крепкой и острой стали. С этим оружием не стыдно выйти и на медведя - если таковые вдруг появятся среди руин! Специально расколов костяную рукоять, я вставил ручку лезвия в заранее пропиленное дерево. Под металл подложил пару шайб - чтобы при ударе сталь не ушла вглубь древесины. Впрочем, работа облегчалась ограничителем на ноже в виде небольшой шаровидной чашечки. Он уперся в древко и таким образом не давал всему лезвию никуда соскочить. Залив все сваренным самодельным клеем, и накрепко обмотав тоненькой бечевой, я высушил копье возле огня. Потом попробовал испытать его на бросок - пролетев двадцать шагов, копье пробило дерево, росшее неподалеку от входа в подвал, почти насквозь. Я лишь с большим трудом смог вытащить его обратно… Завершило мое вооружение два ножа. Один, узкий, используемый именно как нож, а второй, более приличных размеров, - вроде короткого меча. Пришлось для обоих сшить из ткани и обрывков кожи, ножны. Теперь я мог смело бродить где угодно, не опасаясь встречи почти ни с кем. Хотя, если задуматься, оружие, мне и раньше, как-то особо и не требовалось…
Раз отпала проблема поисков еды, то появилась масса свободного времени, которое я те-перь мог использовать на что-нибудь другое. Следующим шагом в деле благоустройства под-вала стали очаг и стены. Я натаскал в убежище битых и целых кирпичей, цементом послужила глина - я надеялся, что когда в очаге станет постоянно поддерживаться огонь, она засохнет и окаменеет, а не рассыплется. Выбрав среди комнат две под жилье, я стал возводить стену, ограждающую склад от этих секций. Работа была не долгой - руки, не отвыкшие от стройки, уверенно клали кирпичи на свои места. Покончив со стеной, я навесил на проходы по несколько одеял и таким образом, тепло, которое стало появляться в жилом помещении, не попадало в остальные комнаты. Третья секция - та, в которой я оказался вначале, стала промежуточной. Там был сделан подкоп - я теперь мог, лишь немного пригибаясь, выходить наружу по крутой лестнице, вырубленной прямо в земле. Хоть выход и представлял собой просто слегка увеличенный лаз, но и для него потребовалось придумать двери - чтобы никто не мог проникнуть в подвал во время моего отсутствия. Для этого прекрасно подошла дверца от автомобиля. Я укрепил ее на ремешках, и теперь она даже стала открываться, как настоящая. Еще несколько пожертвованных одеял внутри и специально натянутая грязная тряпка снаружи - и дверь готова. Теперь, не зная о том, что здесь есть вход, любой человек пройдет рядом и ничего не увидит. Я и сам, отойдя от лаза на пятьдесят шагов, уже не различал, где просто мусор, а где хитро спрятанный выход. И только потом пришла в голову мысль - от кого прячусь?..
Еще одна задача - вода. В подвале нашлись две больших бочки, каждая по двести литров. В одной почти до половины хранилось растительное масло. Вряд ли оно могло считаться съе-добным - скорее всего, использованные остатки от предыдущей жарки. Похоже, что в этом здании располагался не только супермаркет, но и кафе или фастфуд. Мне показалось непра-вильным такое распределение крайне необходимой тары, так как среди множества предме-тов никаких емкостей я не обнаружил. Одну бочку я планировал использовать как бак для мытья - наподобие японской ванны. Вторая будет служить хранилищем для питьевой воды. Пришлось перелить все масло в бутылки - я собирал их очень долго, по всему периметру холма. Так же муторно и долго пришлось их отмывать - в моем распоряжении больше не имелось крана, которого достаточно повернуть… Зато освободившуюся бочку стало можно использовать по предназначению. Проблема с ее отмыванием не оказалась сильно неразрешимой - достаток всяческих средств делал это возможным. Когда придумал, как греть воду - стал устраивать что-то вроде ванны и парной одновременно. Вторая бочка оказалась пустой, и я сразу определил ее под хранение питьевой воды. Даже не очень очищенная, она могла хотя бы отстояться в бочке, и я мог ее впоследствии брать с собой - чтобы не пить первую попавшуюся из луж. Вопрос с наполнением разрешился, к моему облегчению, довольно просто. Само собой, что чистой воды в городе просто не имелось. Возможно, где-то и били какие-то родники или текли ручьи - но до сих пор мне они не попадались. И мне опять очень повезло - примерно в двухстах метрах от места, где я поселился, нашлось небольшое озеро. Прямо посередине фонтанировал гейзер. Довольно необычное явление… Я рискнул попробовать. Вода оказалась слегка тепловатой, и довольно чистой. Наверное, он бил откуда-то из большой глубины. Вода не успевала засориться всем, что лежало на берегах. Я пробирался прямо к центру и, дождавшись, пока начнется очередной выброс, подставлял ведро. Разумеется, эту воду я натаскал только для питья - на уборку, стирку и прочие вещи брал прямо из озера.
Когда подсохли кирпичи у очага, испытал и его - и, к моей радости, глина не растрескалась, а застыла, как литая. Положив на боковые стены несколько стальных прутьев, я получил жаровню. Найти подходящую посуду среди обломков и руин не составляло особенного труда. Правда, практически вся она была помята или расколота, но и среди мусора попадалось несколько приличных кастрюль да тарелок. Заодно подобрал пару подходящих сковородок, несколько чашек и чайник. Ложки вырезал из дерева, оказалось совсем не сложно - если не учитывать, сколько времени это заняло.
После всех забот пришло время привести в порядок себя. Вопрос ванны отпал сразу - про-сто не имелось в наличии. Но зато можно наполнить горячей водой отмытую бочку! Конечно, не очень удобно, но все лучше, чем в тазике. Нагрев воду в ведрах на очаге, я наполнил ею свободную бочку и стал мыться, не жалея ни мыла, ни шампуня. Пена лезла из бочки во все стороны, а я, подвернув ноги под себя, нежился в горячей воде с блаженством бегемота, по-павшего в родную стихию. При неверном свете светильников найденной бритвой соскоблил многодневную щетину. Как ни странно, умудрился ни разу не порезаться - хотя опасной бритвой брился в первый раз в жизни. Привычных одноразовых станков в хранилище, увы, не оказалось… Постепенно, по мере удаления бороды, на меня, из обломка зеркала смотрело совершенно чужое лицо... Пара шрамов, полученных неизвестно где, складки под глазами и несколько новых морщин. А более всего впечатлили волосы - лохмы, уже лежащие на плечах, какого-то ненормального светлого, вовсе не присущего мне цвета. Они вообще перестали быть моими - обычными, русыми. При неверном освещении вначале решил, что полностью поседел. Но, когда зажег еще несколько светильников, убедился в своей ошибке. Волосы стали светло-серыми, или, скорее, стальными и даже отливали металлическим блеском. Этого нельзя было объяснить ничем. Более того - на теле рельефно выпятились невесть откуда взявшиеся бугры мышц, грудная клетка вроде как даже раздалась, а руки стали способны сплести два куска арматуры… При всем этом, на перекачавшегося культуриста я вовсе не походил.
Я покачал головой - перемена разительная. Что бы там со мной ни происходило - измене-ния оценивались только к лучшему. Оставалось пожелать, чтобы на этом они закончились, не уподобив меня увиденному не так давно оборотню…
После купания и натирания болячек целебными мазями, все шрамы и раны стали очень быстро сходить. Хватило пары дней, чтобы мучительная ссадина на руке - после того как я обварил ее кипятком - прошла, не оставив и следа. Вернее, следов-то хватало - и руки, и все тело были изукрашены шрамами в достатке.
Подходила к концу вторая неделя с тех пор, как я нашел склад. Уже была изготовлена гру-бая мебель - из обломков досок и древесностружечных плит. Пара скамеек - чтобы не таскаться с одной по всем углам. Два табурета - они не особенно требовались, но я, увлекшись мебелью, заодно сделал и их. Мебель из подсобки тоже пошла в ход - особенно стол, на котором я все время, что-нибудь, мастерил. Обновил и свое ложе. Я решил, что уж его следует соорудить как можно тщательнее, чтобы не так болела спина на жесткой постели. Вновь перебрал все ящики и расставил их плотнее, потом сбил гвоздями. Среди инструмента не нашлось не только ножовки, но и молотка. И то и другое заменял маленький топорик. Им приходилось так часто орудовать, что я стал в итоге засовывать его за пояс. Иногда практиковался в том, что время от времени метал его в дерево - оно так и превратилось в своеобразную мишень. Как бы ни были скромны мои потуги, попасть в цель, но я стал замечать, что раз за разом это удается все лучше. На ящики положил доски плашмя, на них - ковры и одеяла. Не жалел ни того, ни другого, в итоге постель стала выше чуть ли не в двое. Зато я все-таки выиграл в мягкости. Увы, но о матрасах или о том, что могло их заменить, мечтать не приходилось. Я подумал, что было бы неплохо положить на нее пару шкур какого-нибудь, крупного зверя… Я еще не знал, насколько я недалек от истины…
Следующим шагом стала одежда. Хоть я и сидел практически все время внутри подвала, но о том, что буду много времени проводить вне его стен - не забывал. Подвал дал возможность отдохнуть и отмыться от многодневной грязи, а самое главное, полностью ликвидировал угрозу голода. То, в чем я ходил, уже невозможно было надевать. Все в клочьях, дырах, пропахшее потом и в грязных разводах… В том месте, где у подвала был поворот, я едва не провалился вниз - там оказался провал, глубоко уходивший вниз. Я сбросил туда факел, и он улетел, осветив дыру не менее, чем метров десять в глубину. Дальше факел угас, но, судя по увиденному, трещина сужалась и смыкалась. Это мало походило на последствия землетрясения, скорее всего, там когда-то была яма, и толчки лишь открыли ее. Немного поколебавшись, я закрепил веревку и спустился, сколько позволила ширина отверстия, в расщелину. Самого дна не достиг, но убедился, что дальше хода нет. В какой-то мере, был этому даже рад – пропала одна из проблем, чисто физиологического плана. Следовало лишь закрыть яму имеющимися поблизости, досками. Теперь я весь текущий мусор сбрасывал туда, а заодно - что уж стыдиться! - использовал трещину, как уборную.
Хоть подвал и стал для меня полем чудес, но, если чего-то в нем было с избытком, то мно-гое отсутствовало совсем.
Наибольшую трудность представляла обувь. Что-что, но вот ее изготовление оказалось му-кой. И, как назло, я не смог найти на улицах ничего, что можно обуть. Все было погребено под слоями постоянно падающего пепла и залито смерзшейся грязью. Пришлось подходить творчески… От лодыжек до колен сшил меховые лосины, они же чулки, которые просто подвязывал веревками, дабы они не падали. На них пришлось использовать рукава, от сильно истрепавшейся шубы - я стал скрягой, и выкидывать еще пригодную деталь, посчитал расточительством. К низу подшил по паре слоев обрезков ковра, а вместо подошвы - куски от тента, найденные неподалеку. Получилось что-то вроде меховых сапог. Ноги сразу перестали мерзнуть. Правда, это было не совсем удобно, но выбирать не приходилось. Земля в основном смерзлась и, если не ступать сознательно по лужам, такой обуви могло хватить надолго. А там можно и поменять подошву… Завершило мой гардероб создание меховой шапки и перчаток. И если первая получилась еще кое-как хоть на что-то похожей, то перчатки - хуже всего, что я до сих пор делал. Громоздкие и грубые. Но и ими я гордился, как если бы это было изделие искусных мастеров… Правда, надев их, работать становилось неудобно. Но для дальних походов вполне годилось.
Я критически оглядел свой наряд. Нелепо подогнанная, сшитая из кусков и вовсе не столь удобная, как могло показаться на первый взгляд, вся моя одежда являла собой нечто невообразимое. Я был похож в ней на медведя и обезьяну одновременно. Завершал сходство капюшон - я умудрился сшить и его. Если надевал его на голову, то, ручаюсь, на расстоянии в двадцать шагов эта одежда могла смутить кого угодно. Я не оставлял надежды проникнуть на второй этаж и как следует там покопаться. Но пока это оставалось лишь планом…
Однажды, собирая дрова для очага, я откопал в грязи наручные часы, продолжавшие работать, несмотря на все перипетии. Полная водонепроницаемость обеспечила работу механизма - мне на радость. Я сразу посмотрел на календарь…
По моим расчетам, с начала Катастрофы прошло где-то около полутора месяцев. Несмотря ни на что, в памяти сохранилась дата, когда все началось. Но, если верить часам, то я жил среди руин гораздо больше. Это как то не вязалось с моей памятью, и я недоверчиво отложил их в сторону. Тем не менее, чтобы совсем не остаться без учета времени - до находки часов я об этом как-то и не думал - нарисовал на свободной стене календарь. Пройденные дни и недели решил отмечать черточками мелка. Теперь, даже если потеряю часы или собьюсь с точной даты - этот календарь поможет мне ее узнать.
Вместе с сытостью и покоем пришло состояние уверенности в своих силах. Я стал гораздо более ровно воспринимать окружающий меня мир, будучи обеспечен десятками стеллажей с консервами, крупами и прочими съестными припасами. По крайней мере, их могло хватить на срок, более чем достаточный, чтобы я успел придумать, чем это все заменить. Конечно, когда-нибудь это могло стать проблемой - но не сейчас. На мою удачу, практически все, что я обнаружил в коробках, имело очень большой срок хранения. Далеко не каждый супермаркет не позволял себе торговать несвежими продуктами… Можно считать, мне и с этим повезло.
Теперь, когда я покончил с основными задачами, я мог присесть у очага и не торопясь об-думать действия на будущее. Прежде чем отправляться куда-либо, надо хоть в общих чертах представить, куда идти и что, собственно, искать? А также - что могло случиться. Что произошло? Что так сильно исковеркало город и всю прилегающую территорию? Анализируя виденное, я механически рисовал черточки на полу - За и Против. Менее всего это походило на войну. На пресловутый ядерный конфликт, после которого не осталось ни побежденных, ни победителей. По крайней мере, все, что приходилось об этом слышать, как-то не соответствовало действительности. Да, вроде бы я успел заметить тот самый гриб, где-то на востоке от города - но не было ли это облаком пепла, или плодом воображения? В те секунды мог ли я отдавать отчет собственным глазам? Приходилось, не теряя ни мгновения, спасать свою жизнь - и это при чудовищных подвижках земли под ногами… Да и радиация, невидимая и неощутимая, уже давно отправила бы меня вслед за теми, кто сейчас находился под завалами и землей! Значит - не война. Вернее - не бомба… Комета, астероид, метеорит? То есть - не прошенный гость, из космоса. Как-то не верилось, что его не смогли вовремя заметить и не предупредить людей… Хотя, логически, такое вполне укладывалось в схему. Правительство могло просто умолчать факт, чтобы без спешки и паники укрыться самому. Возможно такое? Да запросто! На то она и власть, чтобы в первую очередь спасать себя, любимую… История человечества знала немало примеров подобного, считать, что что-то изменилось к лучшему и правители всех рангов и мастей изменились в лучшую сторону - себе дороже. Но, если даже власть сумела сохранить в тайне такое событие, как подлет астероида, то любители, которых во всем мире предостаточно, вряд ли стали молчать. А заткнуть рот тысячам заинтересованных граждан не так просто, как может показаться на первый взгляд. Не только у нас в стране есть астрономы, и не везде власти столь всемогущи… Зато, и первые и вторые могли и прозевать. Мне приходилось читать о подобном - когда астрономы замечали астероиды уже после того, как они пролетали в опасной близости от Земли. Этот мог и не пройти… В принципе, все последующие события отвечали на такую гипотезу. Но, если астероид, или болид, настолько сильно тряхнул всю планету - а в этом я не сомневался! - то есть ли смысл во всех моих попытках? Нечто подобное уже уничтожало все живое на Земле в какие-то, сверхдревние эпохи… И, если мне не изменяет память - все успокоится лишь лет этак через тысячу… Еще один вариант - гло-бальное землетрясение, потрясшее все континенты целиком и чудовищно изменившее их очертания. Возможно… Это тоже объясняло все - но только не появление монстра! Вот тут я терялся, разом утрачивая уверенность. Объяснить такое мне стало не под силу, также, как и слишком уж крупных крыс. Хотя, крысы все же были более привычны. Об их собратьях не раз уже писали - вроде того, что видели размерами с некрупную собаку, в подземельях метро. Но лично я, когда выбирался наружу, никаких монстров в подземелье не заметил. Или – это только вопрос времени?
Далее… люди. Где они? Как могло так случиться, что я до сих пор никого не встретил? Во всем многомиллионном городе? Сам, едва ли ни чудом, спасшийся после всех испытаний - и я справедливо считал, что мне не так уж и повезло… Наверное, лукавил. Все-таки, свалиться в бездну и при этом угодить в вентиляционную шахту - вполне достойно кадра, для голливуд-ского блокбастера. Но, только после такого полета пришлось еще выбираться на поверхность - а кому-то достаточно было лишь выдержать первый удар, да суметь выжить в развалинах. Иначе говоря, раз смог вынести все это я сам - где те, кому повезло больше? Они могли ока-заться рядом. А могли - за тысячи километров отсюда. Люди… И, какие они теперь? Пережив-шие ужас первых, самых страшных дней. Оголодавшие и увечные, умирающие от голода и холода. Где-то там могли бушевать эпидемии и болезни, которые теперь некому лечить. А выжженная и изуродованная земля, да еще во время суровой зимы - еще один неумолимый убийца, способный без особых хлопот добить тех, кто уцелел в первые минуты… Как мне их найти, как связаться с ними? Однако, думая о том, что мог бы помочь многим, я опасался, что толпы сметут и подвал и меня вместе с ним…
Новые условия диктовали и новые расстояния. Век, когда многие километры запросто можно преодолеть на транспорте, минул… и неизвестно, когда он вернется. Если вернется вообще. Блуждания по руинам дали мне четкое представление, сколько времени требуется, чтобы пройти хотя бы один километр. Примерно три часа, если все в порядке и нет особой нужды никуда сворачивать. Раньше бы я прошел его за двадцать минут… Но в городе, где прямой дороги больше не существовало, это еще неплохо. Что же творилось за его предела-ми, я пока не знал, но предполагал, что там будет несколько лучше. Все-таки, там нет остатков зданий и такого множества коварных ловушек, в которые легко угодить. В мире, где больше не осталось телефонов и электричества, все стало отброшено на много лет назад… Но все-таки, хоть кто то, но спасся же? Неужели я один такой… Счастливец? Мне хотелось немедленно идти на поиски, но я опасался оставить склад, спасший мне жизнь. Даже отойти от него всего на несколько шагов не мог - не в силах был заставить себя потерять холм из виду.
А на улице тем временем заметно похолодало. Я выбирался из подвала и сразу ощущал, как обжигающе холоден и колюч ледяной ветер. Но это было единственное, что говорило о том, какое сейчас время года. Все так же не падал снег, почти не застывали лужи на земле, даже, наоборот - в некоторых озерках вода, если не была горячей, то и не становилась слиш-ком холодной. Я объяснял это внутренним теплом, достигающим поверхности из глубин - и сурово сжимал брови, догадываясь, что добром это не может кончиться. Еще хватало мест, где огненные языки вырывались наружу - правда, их стало намного меньше, чем вначале. Зато ветер… При дыхании пар вылетал изо рта, а лицо стягивало маской. По моим прикидкам, мороз достигал двадцати пяти-тридцати градусов. И опять столкновение различных температур воздушных масс и земли создавало пар, превращающийся в непроницаемый туман. Сумрак - небо так и не прояснилось, продолжало давить мрачными, непроницаемыми тучами - усиливался мельчайшими каплями, видимость пропадала, если не совсем, то очень сильно. Буквально в нескольких шагах все сливалось в белесую пелену, и разглядеть что-либо сквозь нее было невозможно. Я старался это время пересидеть внутри подвала.
И все же, я не мог оставаться в нем вечно. Прожить в моем арсенале, складе - я называл его по-разному - можно сколько угодно… Но не всю жизнь. Мне предстояло выйти и попытаться разведать местность. И, если не найти никого, то хоть иметь представление, во что превратился город и насколько далеко тянутся разрушения и провалы.
Я стал готовиться к экспедиции со всей тщательностью. Сшил из крепкой ткани мешок, ко-торый приспособил для ношения на спине. Заполнил его продуктами - из расчета, на несколько дней. Взял в основном самые питательные и легкие банки, только жестяные - стекло могло не выдержать моих прыжков и разбиться. Взял плоскую бутылку с коньяком - среди продуктов нашлось и разнообразное спиртное: ром и виски, джин и водка, а также множество других наименований, в которых преобладали вина самых разных сортов и стран. Дань этому богатству я отдал, едва понял, что являюсь их единственным владельцем - выпил на радостях пару бутылок вина. На этом попытка «надраться» и закончилась - никогда не был особым поклонником крепких напитков, предпочитая всему обычную воду. Даже коньяк был взят из соображений скорее необходимости, чем удовольствия. Мешок укомплектовал небольшой походной аптечкой. Увы, но я не знал, что нужно брать в первую очередь. Возможно, я оставлял дома то, что могло пригодиться, и брал вовсе ненужные лекарства. Но бинты и мази взять не забыл, как и средства от простуды, несколько шприцев с обезболивающими - в них я немного разбирался. Помогло то, что я работал когда-то спасателем. Умение оказать первую помощь всегда входило в наши обязанности, жаль только, что более подробное обучение не успело завершиться - я потерял работу, а потом был вынужден искать ее по всем краям и городам нашей, в прошлом великой, а теперь разоренной страны. И работу - любую, вроде той, какую исполнял совсем недавно. Я несколько лет был строителем, что помогло мне так быстро и качественно оборудовать подвал.
Прикинув все за и против, еще раз подумал, что мне, тем не менее, повезло много больше прочих… Хотя назвать везением то, что я упал с высоты в пропасть и лишь чудом, не на дно, а в трубу - еще вопрос. Но я остался жив… А все, кто бежал, спасался рядом со мной - мертвы. Скорее всего, то, что я вылез наружу после многих часов блужданий в темноте, спасло меня, от какого-то губительного для всего живого, излучения - только этим можно объяснить то, что я не видел живых. Те, кто уцелел при землетрясении и наводнении, спасся от взрывов и огня, не выдержали чего-то еще… И, очень вероятно, что выжженные глазницы и черепа - как раз свидетельство именно этого. Но ведь не все? Кто-то, как и я, мог оказаться под руинами и завалами, и только потом, когда все кончилось, выползти наружу! Но я пока их не видел…
Скитания
Любой, кому выпадет остаться наедине с самим собой, рано или поздно начнет выть от тоски по людям. Но, если ему в утешение останется мысль, что судьба, столь жестко распорядившись с ним, все же пощадила других - то на что мог надеяться я? Можно ли к этому привыкнуть? Не рвать на себе волосы, не резать вены, не броситься в пропасть, чтобы покончить со всем раз и навсегда? Сознавая, что во всем мире нет больше никого и ничего… А если кричать - то крик твой будет услышан лишь ветром. И только пепел и песок станут внимать твоим словам. Порой накатывало отчаяние…
Я выходил на поверхность, с тоской смотрел на мрачные картины, простиравшиеся во все стороны от моего холма и, опустив голову, убирался обратно, в тишину и надежность подвала. Там, занимаясь чем угодно - шитьем, рубкой дров, приготовлением пищи, пытался так измотать себя, чтобы уже ни какие мысли не посещали, кроме тех, что посвящены насущным заботам. Когда становилось совсем невмоготу, одевался, закидывал за спину походный мешок, брал копье и, плотно затворив входное отверстие, отправлялся, куда глаза глядят. Я многое узнавал из своего прежнего голодного бродяжничества, но с тех пор многое и изменилось. Пока я находился в убежище, земля еще не раз вздрагивала, старые пропасти сменились свежими, а те, которые я знал, пропали. Да и невозможно запомнить все расположение, когда я был поглощен только поисками еды. Кое-что, правда, отложилось - чисто автоматически. Я приходил куда-то и убеждался, что эта местность или пейзаж мне не совсем чужд, что поиски еды или укрытия уже приводили меня сюда в первые дни после спасения из глубин разрушенного подземелья метро.
Этим я обязан не разуму. Звериная память говорила о прошлом. Она так и не пропала окончательно, вместе с изменениями, о которых уже упоминал. Волосы, полностью отмытые от многодневной грязи, так и остались свинцово-стального цвета, все порезы и раны зажили, оставив малозаметные рубцы, а сила, присутствие которой я так внезапно ощутил, пока никуда не исчезла. Я с удивлением смотрел на свои руки - вроде ничего и не прибавилось в бицепсах, но стоило взять в них что-то - и я понимал, что могу это что-то сломать, или погнуть. Сила скрывалась где-то внутри…
Понемногу я стал отваживаться отходить все дальше и дальше - только так можно надеяться, что встречу кого-нибудь, кому повезло так же, как и мне. Но все тщетно. Кроме звуков моих шагов да постоянно дующего порывистого ветра, ничто не нарушало спокой-ствия и мертвой тишины руин.
На первый взгляд, любой спасшийся мог обеспечить себя всем. Город давал такую возможность, и с этим сложно не согласиться. Но в том-то и дело, что все разбросанное среди холмов стало надежно упрятано многократно повторяющимися слоями пепла и песка, сцементировано грязью и залито водой. Увидеть хоть что-нибудь ценное уже довольно проблематично. Все очень похоже - один холм сменялся другим, руины продолжались руинами. А устремленный вдаль взгляд натыкался на свинцово-серые тучи, сливающиеся с горизонтом. Впрочем, и сам горизонт располагался не так уж и далеко - всего какой-то пяток километров. Смог или пылевая туча, продолжающая висеть над городом, никуда не делась. Нужен был очень сильный ураган, чтобы ее прогнать, или хотя бы сделать не такой плотной. А может быть, уже ничто не могло избавить меня от нависающего мрака…
Сам выход в город всегда оставался сопряжен с трудностями, именно из-за этого. То дождь, то туман и падающий пепел мешали правильно ориентироваться. И было очень неприятно и жутко бродить по городу, когда даже мой холм вдруг внезапно пропадал в темноте - я сразу прекращал все свои поиски и устремлялся обратно, страшась больше всего на свете потерять его из виду. Заблудиться в катакомбах можно проще простого. И если бы не моя прекрасная зрительная память - это могло случиться не раз.
Вскоре я обратил внимание на еще одну странность. Поражало полнейшее отсутствие зве-рья. Даже крысы, и те словно вымерли в одночасье. Ни птиц, ни кошек, ни собак - никого… Я скитался один среди этого мира мертвых… И искал - долго и упорно. Но что можно обнару-жить, если придерживаться все время расстояния не более километра от холма? Мне нужно было решаться предпринимать дальние походы...
Прежде чем покинуть подвал, я решил установить хоть какой-нибудь, знак, который бы стал указателем именно на мой холм, а не на многие другие, столь похожие друг на друга. Он не мог, конечно, просматриваться отовсюду, но пригодился бы на расстоянии доступной видимости. Я поднялся на самую вершину, где установил длинный шест, с привязанной тряпкой, укрепив его всем, что попало под руку. Случайный порыв ветра не мог его стронуть, ну а от урагана все равно ничего не поможет. Я надеялся, что он будет служить мне ориентиром. Сытый, отдохнувший, подлечивший раны, я был готов к скитаниям среди мертвого города, но на этот раз знал, что мне есть куда вернуться и куда идти, если в этом возникнет необходимость. Вряд ли мой импровизированный флаг мог быть заметен на очень далеком расстоянии… Скорее, это служило дополнительным средством самоуспокоения.
Пришел день, когда я отважился не вернуться в подвал на ночь. Скорее, это получилось случайно, чем осознанно. Не так уж я боялся заночевать в обломках, благо такого опыта хва-тало. Да и ночь назвать ночью можно лишь отчасти - она ничем существенным не отличалась от дня. Или, вернее, от тех сумерек, в которых все находилось. Только часы, спрятанные в плотно сшитый мешочек и носимые на груди, указывали на смену дня и ночи. Правда, я им больше не доверял… Что-то странное творилось со временем. Если по циферблату подходило к полуночи - всем своим существом я ощущал что в запасе еще как минимум, часа четыре. Попытки вставать ровно в назначенный срок, так же провалились из-за несоответствия часов биологических и электронных. Я поднимался гораздо раньше, причем вовсе не хотел спать. А то, что я успевал за день переделать кучу дел, удивляло еще больше. Оставив на будущее эти сложности, я предпочитал доверять себе больше, чем вышедшей из строя электронике. Но выкинуть их не торопился…
В первый раз я честно отошел на расстояние видимости своего холма, но зато на другой день решил продлить поиски. Местность вокруг была настолько изрыта оврагами, приподнята холмами и усеяна провалами, что придерживаться прямого направления стало невозможно. В итоге я забрался так далеко, насколько позволяли припасы в заплечном мешке. Получилось два дня туда, два - обратно. Разведка на восток ничего не дала - руины, руины и снова руины. Сколько схватывал глаз - сплошные холмы бывших многоэтажных, и не очень, домов, которые нескончаемо возвышались впереди и по обе стороны от моей тропы. Под ногами взлетала и опять осаживалась пыль, ветер дул то в спину, то в лицо, а вместо солнца светились жутковатые облака. Иногда что-то, похожее на молнии, прорезало их, на миг, озаряя сиянием весь город. Но такое случалось редко. Я совершил несколько длительных вылазок, понемногу начал осваиваться в бескрайних руинах. Но теперь, по прошествии многих дней, все они покрылись почти беспрестанно падающими хлопьями, и все стало одного удручающего буро-красного цвета. Хлопья казались невесомыми, сухими на ощупь. Больше всего они походили на свалявшуюся пыль, а может, и являлись ею. Они застилали все сплошным ковром, мгновенно взлетая и перемещаясь от слабого ветерка. Следов на таком ковре не сохранялось. Зато когда шел дождь, хлопья сразу становились скользкими и жирными. Наступив на них, можно было сразу упасть.
Еще сильнее усилился холод. Не имея термометра, я судил по встречавшимся лужам. Если вода в них промерзала до самого дна - значит, явный минус… градусов двадцать ниже нуля. По времени, прошедшему с начала моих приключений, сейчас как раз приближался кален-дарный праздник. Новый год. Я только скупо усмехнулся, подумав, сколь нелепо сейчас о та-ком думать… Новый, не новый, но, по любому - зима. Я боялся даже представить, какой силы могут оказаться ледяные ураганы, если не тепло, подогревающее город изнутри. Но то же тепло могло погубить и тех, кто прятался сейчас где-нибудь в подземельях - так же, как я сам в подвале.
Думая о других, я не мог смириться, что повезло уцелеть только мне. Даже если погибли миллионы. Ведь были еще города, громадная территория всей страны, другие государства, наконец! Но если кто-то остался жив... какой будет эта встреча? После того как я откопал в подсобке мясной отдел - мне все же пришлось, сжимая нос от тошноты, выволочь наружу гниющие куски и сбросить их в ближайшую пропасть - я нашел в нем несколько стальных крюков и багор. Выбранные ножи и топор с длинным топорищем я всегда брал с собой. Для топора сделал ременную перевязь и носил его за спиной, а широкий тяжелый нож - за поясом. Еще один, поменьше, с узким длинным лезвием, был запрятан в рукаве. Добавляя к этому копье, я чувствовал себя настолько вооруженным, что уже не так боялся - именно тех, кого так старательно искал. Я не хотел признаваться себе, что это припасено как раз на случай встречи с человеком...
Подступающая ночь не отличалась от дня ничем - все ограничивалось легкими сумерками, позволяющими видеть окрестности так же ясно, как днем. И я решился. Кратковременные вылазки ничего не дали. Что ж. придется сделать настоящую разведку.
Свой первый дальний поход я направил на восток. Я знал направление, потому что среди всяческого снаряжения рыболова отыскал три простеньких компаса. Не было основания им не доверять, кроме того, я проверил их самым простым способом - выложил в ряд. Если все станут показывать одинаково - все целы. Если каждый сам по себе - какой-то, либо ни все, врет, но это уже не проверить и доверять им нельзя. Два строго вернулись стрелками на синюю черту - Север, и лишь один крутился во все стороны, куда не поверни. Именно этого я желал. Два не могут указывать одинаково и при этом оставаться сломанными. Ну а третий… Его я выбросил. Правда, когда надел на руку один из тех, которые считал работоспособными, мелькнула шальная мысль - а тот ли север он показывает? Что, если в результате катастрофы полюса Земли сменились? Что, если былая география планеты осталась лишь в моей памяти и сейчас ни один пункт, ни один штрих на карте не соответствует действительности? А континенты… Я с трудом заставил себя остановиться. Шальная мысль не добавила ни радости, ни спокойствия.
Хотелось дойти до края города и посмотреть, что там. Так же, как здесь, или не столь удру-чающе. Я понятия не имел, сколько мне для этого придется блуждать. Вполне возможно, до-рога могла занять несколько дней, а то и больше. Расстояние ограничивалось только запасом продовольствия. Местами попадались бьющие в небо гейзеры, состоящие из воды, грязи и пара. Нередко вздыбленный асфальт или плитку прорезала трещина, порой достигавшая не-скольких метров, и мне подолгу приходилось искать место, чтобы перешагнуть или перепрыг-нуть без угрозы провалиться.
Я нередко менял маршрут, увлеченный отсветом дальних пожарищ или еле заметных костров, но всякий раз оказывалось, что это только следы стихии. Горели какие-то хранилища с горючим. Горел газ, вырывающийся из подземных недр, чадили сырым дымом остатки деревянных сооружений.
Компас меня все равно подвел - или же я где-то стукнул его так, что он перестал показывать верное направление. Впрочем, я и так не старался ему слишком доверять, полагаясь больше на запоминающиеся предметы. Но их было так много, что я, в конце концов, запутался... Вернуться назад предстояло по своим же следам. Не в смысле - именно следам, а руководствуясь теми местами, где проходил. Это не позволяло сделать петлю или крюк, чтобы сократить расстояние - иначе я мог подолгу кружить на одном месте. Если бы эти проклятые тучи хоть немного поднялись над городом - это значительно облегчило ориентировку.
Только очень внимательно рассматривая катакомбы, можно было догадаться, что там-то и там-то располагалась улица, а там - широкий бульвар. Здесь, возможно, перекресток, а далее - жилой квартал. Впору создавать новую карту города - хотя, вряд ли это, когда-нибудь, вновь станет городом...
Проехать по катастрофическим последствиям землетрясения невозможно даже на танке - а я с упорством и даже упрямством шел и шел вперед, туда, куда вели и любопытство, и просто желание хоть что-нибудь понять. Восток ли, юг - все равно. Картина повсюду одинакова. Над всем этим нависло столь безрадостное небо, на удивление прекратившее поливать меня своей грязной изморосью, что от одного его вида хотелось сесть и тупо смотреть перед собой… От постоянных холодных ветров на губах появилась простуда - а я, как назло, не взял с собой ничего именно против этой напасти. Хотя простого жира могло хватить, чтобы обезопасить меня от ветра. Опыт подобных странствий появился лишь потом.
В одном месте я наткнулся на разбитый автопарк, а возможно, что и вокзал. Здесь, по-видимому, в момент Катастрофы находилось более сотни автобусов, больших и не очень, множество других автомашин, спецтехники - и все, сваленное в грандиозную кучу, словно это не внушительная техника, а детские игрушки, разбросанные шаловливой рукой. Но это были не игрушки… В очень многих я заметил останки шоферов, кое-где - пассажиров. Автомашины оказались навалены практически друг на друга, в иных местах образуя завалы в несколько этажей - тогда нижние оказывались сплющенными от многотонной тяжести. Я принялся обходить это кладбище стороной - даже на фоне всеобщего запустенья от него веяло жутью…
В другой раз попал на строительную площадку, и, как ни странно, на ней уцелело гораздо больше, чем в других местах. Несколько жилых вагончиков, оставшихся от строителей, почти полностью придавлены упавшим башенным краном - я ясно видел, как громадный крюк вонзился в одно из жилищ и пробил его насквозь. Кое-где - покореженные тачки, в которых развозят песок и землю, рваная одежда. Это походило на котлован - будущий фундамент большого дома. Теперь он был словно сплющен, а края сильно обвалились. Все, что находилось возле, - попало внутрь этой ямы. Скорее всего, там, в жидкой грязи, тоже лежали люди...
Почти на самом краю, на боку, валялась опрокинутая фура - каркас и тент сгорели, а со-держимое рассыпалось по всей территории стройки. Преимущественно - стекло самой раз-личной формы и цвета. Даже многодневные осадки не смогли закрыть его полностью - так много его рассыпалось на земле сплошным ковром. Мне пришлось обойти по кругу - иначе рисковал сам попасть в яму. Волей-неволей приходилось наступать на содержимое фуры. Под ногами хрустело, - я слегка запаниковал, меняя направление и выискивая более безопасную дорогу! - самодельная обувь не сильно приспособлена для острых граней. Но в земле - я лишь образно называл это землей - было так много всевозможных вещей, соприкосновение с которыми могло порвать в клочья любые ботинки. Приходилось только обречено вздыхать и продолжать движение, заботясь лишь, чтобы повреждения не были слишком сильны. Предвидя подобное, на крайний случай я нес за спиной еще пару меховых сапог. Непогода ли, непрестанный дождь или снег, перемешанный с пеплом, песком и еще неизвестно чем - наступить можно на что угодно. Если бы было тепло, светило солнце - здесь все давно покрылось жесткой коркой. А так ноги только утопали в месиве, и при каждом последующем шаге предыдущий словно истаивал - грязь сразу заполняла след и создавала видимость нетронутого места. Да, по своим следам я вряд ли бы смог вернутся обратно... Стараясь все-таки запоминать особо приметные руины, я шел вперед. Никогда раньше мне не доводилось видеть ни ураганов, ни наводнений, ни вообще каких либо стихийных бедствий, по масштабам сравнимых с этим. Нет, конечно, бывало что-то - я участвовал в спасении людей во время оползней и наводнений - но такое…
Меня по-настоящему доставало жуткое, очень непривычное молчание. Нет, всяких посто-ронних звуков все-таки хватало - шум воды, треск поленьев, гул, доносящийся из-под земли, взрывоподобные раскаты гейзеров... Но не слышно других - чириканья птиц, жужжания насекомых, обрывков разговоров. Словно на уши надет специальный глушитель, не пропускавший эти звуки. И тогда становилось тошно - нет, не от вида мертвого города, а именно - от тишины. Бороться с ней нечем…
Я отсутствовал в подвале восемь дней… За четыре добрался до края - или казалось, что края? - города, потом почти тем же маршрутом вернулся обратно. То, что мне хотелось пред-ставить как край, было еще сильнее и беспощаднее уничтожено, чем центр. Я считал свой подвал центром, потому что определить, где истинный, не представлялось возможным. Там не осталось вообще ничего, настолько все было перемолото, перекрошено и рассыпано сплошным ковром. Он тянулся до пределов видимости, теряясь на горизонте. Идти по этой пустыне мне не хотелось. Там, где посчастливилось найти пристанище, казалось, гораздо спокойнее, чем в этой жуткой долине. На обратном пути я наткнулся на озеро, наполненное до самых краев человеческими телами... Кажется, дико заорал, и бросился бежать, не разбирая, куда и зачем. Испуг прошел так же внезапно, как и проявился. Что-то четко отпечаталось в мозгу - ну и что? Успокойся... это только лики смерти. И я вернулся, и уже действительно спокойно обошел это озеро, удивляясь лишь тому, как могло получиться, что они все нашли здесь свой конец? Может быть, они пытались обрести укрытие от летящих отовсюду обломков, может, спасались от языков пламени или удушающего газа - а он нашел их здесь?.. А потом вода, скопившаяся в результате дождей, затопила эту яму, превратив ее в общую холодную могилу? В отличие от тех мест, где я обитал, тут земля прогревалась гораздо слабее. Середина озера застыла, и во льду ясно угадывались очертания немыслимым образом перекрученных рук и ног. Виднелись оскалы оголенных зубов, тоска и боль в застывших зрачках... От озера исходило мрачное притяжение, словно оно не хотело меня отпускать, заманивало в себя, обещая вечный покой взамен скитаний и нарастающему отчаянию...
Я поднялся на особенно высокий холм и осмотрелся. Безрадостная картина простиралась вокруг. Холмы, холмы и снова холмы. Дома, снесенные и рассыпавшиеся в прах. Улицы, став-шие ущельями, а весь город - хаосом. Стоя на вершине, я охватывал взором большую пло-щадь, намечая новый маршрут, запоминал приметы, которые могли помочь выдержат нужное направление
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.