На дворе был седьмой час утра, дома напротив из тускло-серых сделались нежно-розовыми, окна сверкали золотом в рассветном солнце, а небо постепенно из жемчужного делалось голубым. Кажется, день намечался жаркий...
Я курила на балконе и думала о том, что не люблю своего мужа. И о том, как сказать ему о том, что я вышла замуж только ради того, чтобы уйти из дома: тогда мне это казалось наилучшим выходом. Теперь я в этом сильно сомневалась. Возможно, стоило потерпеть семейство, снять какую-нибудь комнату, наконец, но не связывать жизнь с совершенно чужим человеком.
Хуже всего было то, что Тим - Тимофей, такое у него забавное имя, - меня любил. Мы были знакомы не первый год, встречались пару месяцев, а потом он предложил расписаться. А я ухватилась за эту возможность обеими руками, решив, что сумею с ним ужиться: Тим был веселым и очень легким в общении, не раздражался по пустякам, его абсолютно не волновала моя кулинарная несостоятельность, а беспорядок в квартире совершенно не трогал, он сам был большой мастер его разводить. Да и виделись мы в основном утром да по вечерам после работы, в выходные же либо отсыпались, либо затевали пикник на природе, велосипедную прогулку или какое-нибудь культурное мероприятие вроде похода по музеям - Тим умел выискивать какие-то совершенно не известные широкой публике заведения, а разбирался, по-моему, во всем сразу. Ну или тщательно готовился к таким походам заранее.
И все бы ничего, если бы не проклятый супружеский долг... Насколько нравился мне Тим как человек, настолько был безразличен как мужчина. Мне не было противно или неприятно, просто - никак. Первое время я еще пыталась изображать что-то, понимая, что он из кожи вон лезет, пытаясь доставить мне удовольствие, но тщетно - я не чувствовала к нему ничего, и всякий раз только и думала - скорее бы уж все закончилось... Самое гадкое: Тим был уверен, что дело в нем, что это он чего-то не умеет, старался, как мог, но безуспешно. Другой давно обозвал бы меня бревном или чем похуже, но только не Тим. Правда, прозвал Динкой-Льдинкой, и все реже пытался склонить меня к интиму. Хорошо еще, его частенько гоняли в командировки на недельку-другую, и можно было передохнуть в одиночестве...
Хватит его мучить, вот о чем я думала, и мучиться самой. Только как завести разговор? Просто сказать: «Тим, прости, я тебя никогда не любила, я ухожу»? «Давай поживем отдельно, проверим чувства»? Какая немыслимая пошлость... А еще до зубовного скрежета не хотелось возвращаться домой. Придется впрямь поискать комнату, а это еще хуже, чем жить в однокомнатной квартирке с нелюбимым мужем. Он хотя бы не сует нос в мои дела, да и раздражающих привычек у него нет, а вот какими окажутся хозяева и соседи - еще неизвестно, я слышала много историй от коллег и знакомых.
-Дин, что тебя приподняло в такую рань? - сонно спросил Тим.
-Так, не спится что-то, - ответила я, затушив окурок о перила. - Надымила, да?
-Я привык, - усмехнулся он и встал в дверях балкона - длинный, нескладный, лохматый со сна, но при этом до странного обаятельный. - Даже хорошо, что разбудила, я будильник забыл поставить.
-А ты куда собрался в субботу? Мы вроде ничего не намечали, - удивилась я.
-Разве я не сказал? Я улетаю в Питер, опять там что-то не так, - ответил Тим. - Вечно у нас все не слава богу, то руки у сотрудников кривые, то сэкономили на чем-то... Если повезет, завтра же вернусь.
Я кивнула. Ну вот, еще сутки передышки... Наверно, на лице у меня читалось слишком явное облегчение, потому что Тим как-то странно взглянул на меня и ушел бриться и одеваться. Я же закурила очередную сигарету и навалилась на перила балкона. Так вот сломались бы - и все...
-Динка, у тебя что, на работе какие-то проблемы? - спросил Тим, неслышно подкравшись сзади.
-Наоборот, премию дали, - ответила я. - Так... Настроение скверное.
-Родители звонили?
-Угу, - ответила я. Это была лучшая отговорка, и пояснять ничего не нужно.
Родители мои были одной из тех причин, по которой я не могла в свое время снять жилье: большую часть зарплаты я отдавала им. Ну что поделаешь: пенсионеры оба, младший брат заканчивает институт, ему еще надо поступить в аспирантуру, чтобы не загреметь в армию, словом, расходы порядочные. А я получала не так уж мало, но и не настолько много, чтобы содержать семью и вдобавок тратиться на съем хотя бы комнаты. Впрочем, я все равно была неблагодарной дочерью, потому что не купила брату машину, хотя у всех его однокурсников было хоть какое-нибудь ведро с гвоздями. Впрочем, на отцовском вполне еще бодром «жигуленке» он ездить отказывался наотрез, замахиваясь хотя бы на скромный «форд», твердил, что не может так позориться.
Тим сочувственно поцеловал меня в ухо и ушел варить кофе. Потом он быстро собрал «командировочную» сумку, махнул рукой и отбыл, сказав, что ему еще надо заехать в контору за какими-то документами.
-Позвони, как доедешь, - сказала я, он кивнул, улыбнулся и ушел, оставив меня в блаженном одиночестве.
Я прошлась по комнате, машинально собирая разбросанные футболки и прочее, засунула их в стиральную машину, убрала постель и сложила диван. На нем я и устроилась, включив какой-то музыкальный канал - так, чтобы был какой-то фон. Потом почитала, сделала себе пару бутербродов - ну не готовить же обед для себя одной! - и только к трем пополудни спохватилась: Тим давно должен был доехать до аэропорта, а то и долететь до Питера, я же не спросила, когда у него вылет... А не позвонить вовсе было не в его привычках, он бы хоть смску скинул!
Я набрала его номер - абонент оказался недоступен. Может, он еще в воздухе? Или забыл включить аппарат? Но почему не позвонил из аэропорта?
Я попробовала дозвониться до его коллег, были у меня кое-какие номера, но один ничего не знал ни о какой командировке, другой явно отключил телефон на выходные, третий был вне зоны доступа...
«Ничего, может, он потерял телефон, или его вытащили, - убеждала я себя и сама же возражала: - А что, в аэропорту нет автоматов? Или просто стационарных телефонов на работе?»
И словно в ответ на мою мысль зазвонил вдруг городской телефон.
-Да?
-Трофимова Надежда Сергеевна? - спросил сухой мужской голос.
-Слушаю, - ответила я.
-Захаров Тимофей Леонидович вам кем приходится?
-М-мужем... - выговорила я, чувствуя, что по спине побежали ледяные мурашки. - Что с ним?
-ДТП, - ответил тот.
-Господи, он жив?!
-Да, но в крайне тяжелом состоянии. Доставлен в городскую клиническую больницу номер... Приехать можете?
-Да, я сейчас... куда там обратиться?
-В регистратуру. Захватите полис и вещи.
Раздались короткие гудки. Я выронила трубку и осела на банкетку.
«Тим... Тим... - металось в голове. - Какое ДТП, он же без машины был...»
А потом мне стало страшно: я ведь думала утром, что не будь Тима в моей жизни, все было бы иначе... Вдруг мысль и впрямь материальна? Но я такого не хотела, я совсем не это имела в виду!
Я заставила себя встряхнуться, вызвала такси и, пока ждала, собрала все необходимое.
В больнице мне еще пришлось пометаться между корпусами, пока я не нашла травматологию, и там, когда я наконец дождалась врача, мне все-таки сказали, в чем дело.
-Согласно показаниям свидетелей, ваш муж вышел из маршрутки в неположенном месте, прямо на проезжей части, две минуты на светофоре подождать не мог, - сказал усталый седой хирург, - а водитель грузовика, который шел на поворот, его не заметил. Результат - закрытая черепно-мозговая травма, перелом двух позвонков в шейном отделе, ну а остальное можно считать мелочами на этом фоне.
Я прислонилась к стене.
-И что теперь? - спросила я шепотом.
-Когда состояние стабилизируется, ему предстоит операция, скорее всего, не одна. Если повезет, хотя бы в инвалидной коляске он передвигаться сможет. Но я не стану вас обнадеживать, чтобы вы заранее знали, к чему готовиться. Травмы крайне тяжелые, и, скорее всего, он навсегда останется парализованным, - тактично произнес врач, и вот тут-то я и грохнулась в обморок, чуть не заработав и себе черепно-мозговую травму на кафельном полу.
Потом, помню, меня отпаивали какими-то каплями на сестринском посту, я просила пустить меня к Тиму, но мне отказали - в реанимацию родственники не допускались. Тем временем приехали родители Тима, что-то говорили мне, но я ничего не помню. Кажется, они отвезли меня домой, свекровь предлагала посидеть со мной, но я отказалась.
В себя я пришла только наутро, и то относительно: стоило увидеть небрежно брошенную на стул футболку Тима, которую я не заметила, его записную книжку, да хоть зубную щетку в ванной, и слезы начинали литься не ручьем, а настоящим водопадом. То и дело я названивала в справочную больницы, но там все было без изменений.
К понедельнику я чуть успокоилась, мне хватило выдержки позвонить себе на работу, объяснить ситуацию и взять внеочередной отпуск, потом коллегам Тима, а потом - снова в больницу. Сказали, состояние стабилизировалось, но все равно никого пока не допускают.
Это были кошмарные четыре месяца. Операции, операции, бесконечные операции - все безуспешные. Тим даже в себя не приходил, но хотя бы мог существовать не на приборах. Он теперь вовсе не был похож на себя, смешливого парня, на койке лежал незнакомый человек с заострившимся восковым профилем, и только едва заметное дыхание давало понять, что он еще жив.
Я платила сиделке, потому что постоянно быть в больнице не могла, нужно было зарабатывать на эту самую сиделку. Немного помогали родители Тима, а к своим я бы не сунулась ни за какие коврижки.
-Двадцать восемь ему, - сказала как-то медсестра другой, когда думала, что я задремала и не слышу. - Иногда думаешь, лучше бы сразу... Так-то парень крепкий, протянуть может долго, но...
-Жену его жалко, - ответила вторая. - Молоденькая совсем, и такая обуза на руках!
-Мало мы таких видали, - фыркнула первая. - Сдаст в дом инвалидов, вот и все. Он за годик и уберется, а то и меньше, сама знаешь, какой там уход.
У меня потемнело в глазах. Не знаю, как я не убила их на месте...
А назавтра меня пригласил к себе лечащий врач и с явным сочувствием сказал, что для Тима сделали все, что могли, но больше содержать его в больнице не имеют возможности, так что пусть я решаю - переводить его в спецучреждение или забирать домой.
-Домой, - сказала я, понимая, что обрекаю себя на персональный ад, и зная, что я его заслужила. - Конечно, только домой.
*
Сосуществовать с лежачим больным, особенно таким, который даже в сознание не приходит - невыносимо тяжело. Я ночевала на кухне, на раскладушке, потому что как ни проветривай, как ни меняй по десять раз на дню белье, никакие средства не спасают.
Днем меня подменяла сиделка, потому что бросить работу я никак не могла, но вечер и ночь были моими. Исхитриться напоить Тима и хоть как-то накормить - это было то еще приключение. Обработать шрамы, проверить, не появились ли пролежни - а он ведь тяжелый, хоть и исхудал донельзя, - и так далее, и тому подобное... Бесконечная стирка, потому что стоят те самые спецсредства для ухода за лежачими бешеных денег...
Порой я садилась рядом с ним и мучительно думала, где взять денег на реабилитацию. Ну хоть чтобы в себя пришел!
Первое время его коллеги кое-что подкидывали. Родители привозили продукты, но все реже и реже, а уж о том, чтобы посидеть с Тимом, и речи не шло.
У него была машина, но у меня не имелось даже доверенности, продать ее я не могла. Да и не дали бы много за эту потрепанную лошадку. Квартира тоже принадлежала ему. У меня самой была только зарплата, да еще я влезла в кредит, и теперь едва сводила концы с концами. Я уже не узнавала себя в зеркале.
У меня на работе входили в положение, отпускали пораньше, давали отгулы, чтобы я могла притащить домой очередное медицинское светило, которое в итоге тоже разводило руками и говорило, что помочь ничем не может. Коллеги скинулись на материальную помощь, и на том спасибо. А вот друзья испарились моментально, едва узнав, что приключилось. Ну да, еще с водителя грузовика взыскали штраф, но Тим и сам был виноват, выскочив на проезжую часть в неположенном месте, так что штрафы фактически взаимоуничтожились.
В тот день домой я шла спотыкаясь: сил не осталось. Кредит просрочен на два месяца, уже названивают коллекторы. Коммунальные платежи - на полгода. В долг никто не дает, знают же, что я не смогу отдать. Сиделка приходит только на три часа, на большее у меня просто не хватает. На работе я сижу как на иголках, думая, как там Тим один, и толку от меня теперь чуть, а я ведь считалась перспективным сотрудником и шла на повышение! Сколько еще начальство будет терпеть?
Выход был, и не один. Например, сбежать домой, а заботу о Тиме спихнуть на его родителей. Или действительно отправить его в дом инвалидов, самой съехать, а квартиру сдавать, пусть нелегально. Ни так, ни этак я поступить не могла, и все больше хотелось закупорить наглухо окна и включить газ. Чтобы с ним вдвоем, как мы клялись в шутку на свадьбе - не венчались ведь, просто: всегда быть вместе, в горе и радости, в болезни и здравии... и даже смерть не разлучит нас. Любила я его или нет, но оставить не могла. Поступи я так, мне останется только кинуться головой вперед с нашего восьмого этажа, лучше уж газ...
-Надюша! - окликнула соседка из крайнего подъезда. Это Тим звал меня Диной, уж не знаю, почему, каким образом он так сокращал мое имя, остальные называли Надей. - Ну как ты?
-Как всегда, Елена Семеновна, - ответила я.
-На тебе лица нет, - покачала она головой. - Тимка все так же?
Я кивнула.
-Никаких сдвигов.
-Надюша, - сказала она, подумав, - а ты бы сходила к бабке...
-Я в это не верю, Елена Семеновна, - сказала я, - да и денег нет.
-К настоящей бабке, - серьезно произнесла она, - не из тех шарлатанок, что объявления в газетах дают.
-Где ж такую взять? - невесело улыбнулась я.
-Полина Сергевна из шестого дома знает, - по-прежнему серьезно продолжила соседка, - а она от Никаноровны с соседней улицы. Ну и я от них. Съезди, хуже уж не будет.
-Говорю же, денег нет, - покачала я головой. Еще мне бабок-шептуний не хватало!
-Такие не деньгами берут, - ответила Елена Семеновна. - Езжай. Хочешь, я за Тимкой посмотрю, пока ездишь, тут не ближний свет.
-А вы...
-Бывала, - сказала она. - Мой-то пил без просыху. Все, как отрезало.
-И сколько...
-Говорю же, не деньгами берет. А чем - сама скажет. Или ты предложишь.
«А что мне терять?» - подумала я и кивнула:
-Адрес-то дадите?
Ехать действительно пришлось далеко, до райцентра, потом до какой-то богом забытой деревушки, куда ходил всего один автобус. Прежде я взяла бы такси, но это было слишком дорого, поэтому сперва я тряслась в электричке, потом в рейсовом автобусе, ну а поскольку местный ушел аккурат за пять минут до меня, пришлось добираться на попутном лесовозе, хорошо, водитель оказался понимающим дядькой и согласился подбросить: пешком я месила бы местную грязь до ночи.
-Баба Дуся? - спросил он, узнав, к кому я направляюсь. - А, знаю. Вон там церковку видишь? Рядом погост. А через дорогу она и живет, маленький домик с резными ставнями, старый такой, давно некрашеный.
Посмотрел на меня внимательно и добавил:
-Лишнего не болтай. Ее тут побаиваются.
Мне бояться было уже нечего, поэтому я поблагодарила - брать деньги водитель отказался, - спрыгнула с высокой подножки в грязь и пошла к нужному домику.
-Кто там? - отозвались изнутри на осторожный стук. Тут не было ни палисадника, ни калитки, только под окнами пышно цвели мальвы и «золотые шары».
-Прошу прощения, баба Дуся? Мне ваш адрес Елена Семеновна дала. Сказала, вы можете...
Дверь со скрипом распахнулась, будто в страшной сказке.
Я ожидала увидеть какую-нибудь бабу-ягу, сморщенную старую каргу в черном, ну а еще соответствующий антураж.
Ничего подобного. В домике было чисто и достаточно светло, а на пороге стояла маленькая румяная старушка, одетая в простую синюю кофту и темную юбку. Голова ее была повязана по-деревенски синим платочком в белый горошек.
-Ну входи, - сказала она, - гостем будешь. Чайку с дороги выпьешь?
-Спасибо... - протянула я, - не откажусь. Только я с пустыми руками...
-Ничего, авось, найдется, с чем чаю попить, - фыркнула она и выставила на стол блюдо с ватрушками и неизвестной сдобой. - На-кось, поешь, а то с лица ты, девушка, - краше в гроб кладут.
Я промолчала. Старушка тоже молчала, ни именем не поинтересовалась, ни тем, какая-такая нужда меня к ней привела. Подливала чаю да подкладывала пирожков, будто к ней внучка погостить приехала.
-А теперь говори, - велела она, когда чай закончился. - Я сама вижу, что у тебя горе, да не разберу, какое. Вы, городские, больно уж закрытые, старикам вроде меня непонятные. Еленка-то когда приехала, сразу ясно стало - муженек у нее горькую пьет, тут дел-то всего ничего, а у тебя что-то похуже...
-Мужа машина сбила, - выговорила я. Сдоба стала комом в горле. - Почти год уже лежит. Операции делали, ничего не помогло, даже в себя не приходит. Но жив еще... А я не могу больше...
-Если совсем уморить, это ты не по адресу, внучка, - усмехнулась старушка, - я таким не промышляю!
-Да вы что! - испугалась я. - Я... да что угодно, только бы он хоть очнулся! Это я виновата...
-Ты его под машину толкнула? - совершенно серьезно спросила она.
-Нет. Я его не любила, - честно ответила я. -То есть... Он умный, добрый, веселый, с ним было хорошо, но я все равно его не любила, а замуж пошла, лишь бы из дома убраться. А он меня любил, и я все думала, как бы ему сказать, чтобы развязаться, чтобы перестать его мучить... И в тот самый день он и угодил под грузовик... Может, и хорошо, что он ничего не узнал.
-Хитро запутано, - задумчиво проговорила баба Дуся. - Ты погоди плакать, погоди. Значит, не любишь его, а уж сколько времени с ним возишься? Любая другая давно бы его с рук сбыла родне или в богадельню, как это теперь называется-то?
-Нет, нет, - замотала я головой. - Я не могу! Только жить уже не на что, раньше-то мы вдвоем перебивались, а теперь...
-Теперь ты одна колотишься, - заключила она. - А родня что?
-Ну так... помогают иногда, - мрачно ответила я. - Продуктами или еще чем. Они небогато живут.
-Это его, а твоя?
-А моя сразу предложила от него избавиться. С тех пор я с ними и словом не перемолвилась.
Баба Дуся помолчала, собирая крошки с чистой скатерти.
-Вы венчаные? - спросила она вдруг.
Я покачала головой.
-Я вообще некрещеная. Так, в шутку поклялись быть всегда вместе, ну как там говорится, в горе и радости...
-И то хлеб. - Она снова надолго задумалась. - Вот что, внучка... Подумай, что ты готова отдать, чтобы мужа вернуть?
-У меня ничего нет, - ответила я честно. - Вся в долгах, как в шелках. Квартира и машина - его. Было б можно, я бы отдала ему свою жизнь, потому что...
-А такими словами не бросайся, - сурово остановила меня баба Дуся. - Если ты свою отдашь, думаешь, каково ему будет жить, раз, говоришь, он тебя любит? Нет, думай еще. Что тебе дороже всего? Что у тебя есть? Не торопись, а я пока еще чайку поставлю.
Я думала, думала, и получалось, что у меня ничего нет. Вообще ничего. Кроме жизни, пожертвовать нечем - а Елена Семеновна сказала ведь, что баба Дуся не деньгами берет, и вот тут мне стало нехорошо... Что еще мне дорого, кроме Тима? Родители и брат? Ну нет... И тут до меня дошло.
-Баба Дуся, - сказала я, - кажется, я поняла. Знаете, я очень хороший сотрудник. Меня постоянно повышают, начальник обещал взять меня в длительную командировку за границу и сделать заместителем начальника отдела. Но о какой командировке может быть речь теперь? Нет, я могу на время спихнуть Тима на его родителей, но... не хочу.
-Значит?..
-Работа и карьера. Это все, что у меня есть.
-Отдашь без остатка за мужа? - без тени иронии спросила старушка. - За нелюбимого?
-Отдам, - серьезно ответила я. - Лишь бы вернулся.
-Ну что ж... пусть один за два зачтется, на обоих-то, - непонятно произнесла она, словно переглянувшись с кем-то невидимым, а потом повернулась ко мне: - Будь по-твоему. - Баба Дуся поставила передо мной еще чашку чая. - Пей да езжай домой.
-А... вам я...
-Там вон автолавка через улицу, сходи, купи мне пять кило картошки, лучку там, морковки, а то мне не по силам уже таскать, - ответила она. - Да и отправляйся, а то уж смеркается. Скоро последний автобус уйдет.
Домой я вернулась заполночь, вымотанная до предела, но нужно было еще накормить Тима, сменить белье, словом, как обычно... Я даже раскладушку не поставила, рухнула у него в ногах и отключилась.
Конечно, никакого чуда не случилось. Зря потратилась на продукты для старушки, думала я иногда, потом прикидывала, что этот овощной набор - ерунда по сравнению с остальными тратами, и забывала об этом.
А Тим таял на глазах, и пусть врачи уверяли, что в таком состоянии он может просуществовать еще очень долго, мне в это не верилось. Сильный когда-то, рослый мужчина на протертых кашках, детском питании и прочем жить не может, пусть даже он неподвижен. Договориться о внутривенном питании? А на какие средства? Даже если я сама научусь ставить капельницы, где и на что покупать нужные препараты?
Ну а еще черед две недели меня вызвал к себе начальник и, глядя куда угодно, только не мне в глаза, сказал:
-Надежда Сергеевна, у меня к вам серьезный разговор.
-Слушаю, - кивнула я.
-Вы всегда считались наиболее перспективным сотрудником по нашему направлению, - произнес он, - я очень вас выделял. И я вхожу в ваше положение, такие обстоятельства, разумеется, не могли не сказаться на результативности и продуктивности вашей работы. Но, Надежда Сергеевна, к сожалению, ваши бесконечные отгулы, больничные и внеочередные отпуска несовместимы с ритмом нашей работы. Вы же знаете, что планируется большая интернациональная выставка, и я намерен был взять вас в качестве своего заместителя...
Я молчала.
-К сожалению, я вынужден отказаться от этой идеи, - произнес он. - Мне очень жаль, но компания больше не нуждается в ваших услугах.
-Я понимаю, - сказала я. - Спасибо, что поговорили лично. Я могу передавать дела?
-Да, Леонтьевой, - кивнул начальник и повторил: - Мне очень жаль.
-Мне тоже, - ответила я.
Еще две недели я передавала дела коллеге. Да, мне честно выплатили зарплату и выходное пособие, но найти новую работу пока не получалось, не хватало ни сил, ни времени бегать по собеседованиям, да и вряд ли бы работодатели стали вникать в мои обстоятельства. Оставалось идти разве что поломойкой, но и там уже все было плотно занято трудолюбивыми приезжими... На пособие с биржи труда можно было разве что не протянуть ноги от голода, а на прочее не хватало. Только и оставалось собой торговать, да кто польстится на такое чучело?
-Все, Тимка, - сказала я как-то вечером, присев к нему и взяв за безжизненную руку - кожа да кости остались. - Нам с тобой хватит на месяц, не больше. А потом...
«Лучше я убью его, чем оставлю умирать в доме инвалидов, - мелькнула мысль. - Мне тоже жить не за чем. Значит, как и было сказано, мы всегда будем вместе.»
Я наклонилась и прижалась щекой к его щеке. Может, не познакомься мы, он был бы здоров. Это проклятое «если бы»: если бы мы не познакомились, не стали встречаться, не поженились, если бы не моя проклятая корысть и его глупая любовь!
Что-то щекотало мне висок. Я думала, слезы, приподняла голову, чтобы утереться...
Тим смотрел на меня в упор. Растерянно, непонимающе, но вполне осмысленно. Это его ресницы меня щекотали.
Вот чуть шевельнулись губы, и я уже отработанным движением приподняла ему голову и поднесла ко рту поильник.
-Дин-ка... - едва слышно выговорил он. - Я... где?
-Дома, - ответила я сдавленно. - Дома, Тим. Со мной.
Он обвел взглядом комнату, а взгляд сделался испуганным.
-Я не...
-Тимка, тебя грузовик сбил, - сбивчиво выговорила я сквозь ком в горле. - Ты уже год без сознания.
-Год? - странным тоном произнес он. - Дин, я не чувствую ничего... будто всего себя отлежал. Дина?!
-Т-тебя п-парализовало, - сумела я произнести, прежде чем зарыдала в голос, вжавшись лицом в костлявое плечо. - П-полностью!
-Динка... Динка, - Тим силился повернуть голову, я чувствовала, но не мог. - Как же ты...
-Вот так, - я вытерла нос рукавом. - Но все, Тим, меня уволили, и денег у нас на месяц. Я не знаю, что делать...
-Погоди, не плачь, - казалось, с каждой минутой ему становится легче говорить. - А мои как же? Неужели не помогли?
-Ну... продукты привозят, иногда соглашаются посидеть, когда у меня вообще край, на сиделку давно денег нет, - созналась я. - К своим, ты знаешь, я не сунусь. Коллеги твои немного помогали поначалу, но давно уже никого не слышно.