Итак, король мертв, Арвитан на грани краха, все грызутся за власть. Половина знати поддерживает самую влиятельную женщину государства — жестокую и коварную леди Ровенну Элиран, вторая убеждает молодую Солнечную королеву включиться в борьбу. Но как это сделать, если она не искала власти, если сердце разбито и кровоточит, если ей хочется только одного — воссоединиться с любимым за Гранью? И останавливает лишь обещание жить. Сможет ли она решиться? Сможет ли подняться с колен и продолжить дело короля? Найдет ли новый смысл жизни? И узнает ли когда-нибудь, что где-то там — на бескрайних морских просторах один неугомонный юнга однажды увидел кого-то?
Много дней море стонало от сильнейшего шторма. Казалось, сама природа взбунтовалась, терзая одинокие шхуны на больших, яростных волнах. Большинство кораблей постарались укрыться в бухтах или в прибрежных портах, но были и те, кто презрел опасность, кто играл со смертью, как кот с мышью, в надежде то ли умереть, то ли что-то доказать.
Но, как и все в этом мире проходит, так и буря постепенно утихла, а небо наконец просветлело. Измотанные страхом, качкой и холодом обитатели корабля смогли выйти на палубу, оглядеться и вдохнуть полной грудью свежий воздух.
Оливер Амель — тринадцатилетний юнга с радостью и облегчением принял первый хороший день. Больше всего ему не хватало уединения и ветра. Сидеть в трюме с полупьяной командой — сомнительное удовольствие, особенно если тебе алкоголь совсем не нравится. Юноша не стал ждать приказа капитана и поспешил поскорее забраться на грот-мачту, ощутить это непередаваемое чувство свободы и одиночества.
Он просидел там несколько часов, рассматривая бескрайний горизонт, постепенно светлеющее небо и солнце, проглядывающее сквозь густые, серые облака, пока не заметил нечто странное, нарушающее привычную картинку. Мальчик пригляделся, нахмурился и пожалел, что не захватил подзорную трубу. Она так и осталась одиноко лежать в трюме вместе с книгой о знаменитом капитане Кроссе и маминым портретом, бережно спрятанным в ней.
Корабль приблизился к странному объекту настолько, что юнга разглядел наконец, что же такое темное дрейфовало на волнах. Глубокое волнение переполнило его, оно же требовало скорее спуститься с грот-мачты, и доложить об увиденном капитану. Но на палубе того не оказалось, как и в капитанской рубке, как и в каюте. Оливер уже хотел пойти поискать первого помощника, но тут какая-то неведомая сила погнала его вниз в трюм, где лежали самые дорогие сердцу вещи.
Именно там он и наткнулся на капитана, что стоял вполоборота ко входу и разглядывал портрет его мамы.
— Капитан… — прошептал Оливер, отчего мужчина вздрогнул, посмотрел на мальчика и убрал портрет назад в потрепанную книгу. После чего спросил:
— Что случилось?
— Капитан, кажется, я видел за бортом человека.
— Человека? — удивился мужчина и поспешил наверх, прихватив подзорную трубу. Мальчик же не сразу отправился следом. То, как капитан смотрел на портрет его матери, обескуражило. Здесь крылась какая-то загадка. Олли любил загадки, но эту отчего-то совсем не хотелось разгадывать. Потому он встряхнул пшеничными волосами, переложил книгу с кровати в верхний ящик тумбочки и только тогда вышел на палубу, где царила суетливая суматоха. Матросы спешно спускали на воду шлюпку.
— Так значит, я не ошибся? — спросил мальчик, подойдя к борту.
— Нет, не ошибся, — ответил капитан. — Но подзорную трубу больше не забывай.
— Это единственное, что осталось от отца, — почему-то признался он.
— Знаю, — ответил мужчина и потрепал его по волосам. Странный, отеческий жест. Раньше капитан себе такого не позволял.
Впрочем, Оливер плавал с капитаном всего год, с тех самых пор, как тот забрал его из сиротского приюта, в который попал после смерти матери. Не раз и не два он задавался вопросом, почему капитан взял его к себе? С этим определенно была связана какая-то тайна. Но капитан не спешил этой тайной делиться.
Они вытащили из воды мужчину, оказавшегося полукровкой, еле живого, истощенного, в глубоком бреду. Корабельный доктор осмотрел беднягу и сделал неутешительный прогноз:
— Еще день, может, два. Я ничем не могу помочь.
А Олли откуда-то понял, что утопленник выживет, обязательно выживет. Ведь полукровки живучи. Все в приюте это знали, если в тебе течет кровь полукровок, то ты никогда не будешь болеть.
Он взял за правило приходить к незнакомцу каждый вечер и разговаривать с ним о корабле, о том, как ему нравится плавать, о странно подобревшем к нему капитане, который раньше не очень его жаловал. Он рассказывал о Тарнасе, где родился и вырос, где была похоронена мама, о странах, в которых они побывали. Он приходил каждый день уже почти неделю и однажды, рассказывая очередную историю, мальчик вдруг увидел, что мужчина пошевелился, затем глубоко вздохнул и открыл глаза.
— Пить, — хрипло попросил он. Оливер тут же метнулся за стаканом воды, стоящим на старой тумбочке у кровати. И когда тот утолил жажду и откинулся на подушку, внимательно на него посмотрел яркими зелеными глазами и спросил: — Кто ты?
— Я — Олли, Оливер Амель. Юнга, — ответил мальчик и тут же спросил: — А вы?
— Я? — удивился незнакомец. Несколько секунд он молчал, уставившись в потолок, и хмурился. Хмурился долго, Олли показалось, целую вечность, а после мужчина словно вспомнил о нем, резко повернулся, прищурился и требовательно спросил: — разве ты не знаешь, кто я?
— Нет, — в свою очередь удивился он. — Мы подобрали вас в море. Вы едва не умерли там.
— Понятно, — ответил мужчина, потеряв к нему всякий интерес, но Оливер к нему интереса не потерял.
— Тогда я пойду, скажу капитану, что вы очнулись? Заодно доктора позову. Он говорил, что вы не протяните и дня, а вы живучий, как эти кошки харашши, что обитают в лесах Арвитана.
Мужчина долго смотрел на закрывшуюся за мальчиком дверь, но не видел ее. Он ничего не видел. Пытался выудить из недр своей памяти хоть что-то, любую малость, что угодно, что могло бы ответить на вопрос: «А кто он собственно такой?». Но ответа ни его память, ни разговор с капитаном, ни доктор так и не дали.
Он есть, существует, жив и практически здоров, он мыслит и легко узнает назначение тех или иных предметов, что приносит юнга, но он и понятия не имеет, как его зовут.
Доктор сказал, что это загадочная и неизученная болезнь мозга, вызванная, очевидно, травмой головы или теми ужасными днями, что он провел в море совсем один. При нем ничего не нашли, разве что небольшой кожаный браслет с непонятной вышивкой на внутренней стороне и кольцо на пальце, совсем тоненькое, невзрачное, но только оно вселяло надежду, что где-то там, далеко-далеко, у него есть семья, его ждут и любят, и когда-нибудь он обязательно к ним вернется. Когда-нибудь…
Джули не спалось, слишком много мыслей, событий, гостей было за последнюю неделю. И она понимала, а точнее подслушала, что явилось причиной этого странного ажиотажа.
Король умер, и столица загудела. Люди пребывали в тревожном ожидании, горожане разделились. Служанки шептались, что в городе появились агитаторы, предлагающие объявить королем не малолетнего наследника Кирана, а его старшего брата Дэйтона. И сторонников у них нашлось немало. Киран — человек, а Дэйтон — полукровка, как король. Многие из знати считали, что, несмотря на незаконный статус, у Солнечного принца больше прав на трон, чем у рыжеволосого мальчишки с сомнительным происхождением, которого спасает только одно — родство с королевой Вестралии. Но королева уже не молода, она не может в полной мере влиять на политику, да и власть все больше захватывала в руки старшая дочь королевы — Камелия, которой маленький принц мешал также сильно, как многим в Арвитане.
Да, король сделал многое для процветания страны, создал большой и крепкий флот, реорганизовал армию, провел множество реформ, но не успел навести порядок преемственности в собственной семье. Да и как тут можно было успеть. Никто не ожидал такого.
Еще недавно Джулия и не думала о таких вещах. Ее заботили те тысячи способов, которые помогли бы сбежать со скучных уроков этикета, незаметно улизнуть из дома в воскресенье, чтобы пойти на карнавал. А с тех пор как в доме поселилась незнакомка — леди Мелани Аскот, ее стали занимать иные вопросы. Например, что за тайна скрывается в грустных глазах леди Мэл? И почему особняк семейства Колвейн буквально наводнили приближенные короля, почему отец каждый день запирался в кабинете вместе с ними? Что они обсуждали до поздней ночи? Увы, во взрослые тайны ее не посвящали, а заставляли присматривать за неугомонным десятилетним мальчишкой по имени Уилл.
— Я что, нянька? — то и дело фырчала девушка, но ослушаться приказа матери не смела.
А мальчишка, и правда, был неугомонным, прямо как она раньше. Впрочем, иногда девушка забывала, что ей почти шестнадцать, и что юные леди не бегают по коридорам в халате, накинутом на ночную рубашку, и не подслушивают под дверями отцовского кабинета.
— И как, получается?
Мужской голос заставил Джули испуганно отскочить от замочной скважины, обернуться и пристыжено покраснеть.
Нет, если бы ее застукал кто-то другой, она могла бы отшутиться или съязвить, но на нее смотрел прекрасный и недоступный виконт Сорос Кради — объект ее фантазий и грез лет эдак с десяти. Полукровка, как король. И пусть по возрасту он ей в отцы годился, но внешне мог сойти за старшего брата, в крайнем случае дядю. Очень молодого, красивого, загадочного и притягательного дядюшку с длинными белыми волосами, собранными в хвост, глазами голубыми-голубыми, как небо в ясный день, совершенной кожей, аристократическим профилем и сильным, подтянутым телом, до которого даже самому тренированному стражнику человеку было далеко.
Всегда рядом с ним Джули переставала здраво мыслить и пялилась на него, как пялится ее служанка Мария на отцовского писаря.
— Что? — растеряно спросила Джули, снова заблудившись в синеве красивых глаз.
— Подслушивать, получается? — услышала веселое. Ему так шла улыбка. Всегда такой серьезный, суровый даже, сейчас он улыбался. Девушка засмотрелась, но быстро вспомнила, где находится и что происходит.
— Я сережку потеряла, — надавав себе мысленных пощечин, придумала она и попыталась незаметно снять свою сережку с уха. Маневр заметили, но сделали вид, что поверили, спросив:
— И где же она?
— Кто? — опешила девушка.
— Сережка?
— Не знаю. Я не нашла, — пожала плечами Джулия. — Наверное, потеряла где-то в другом месте.
— Наверное, — хмыкнули в ответ, заставив ее снова покраснеть. Сгорать от смущения ей больше не хотелось, потому девушка гордо вскинула подбородок и вознамерилась ретироваться, но тут, как назло запнулась о ковер и едва не упала. Сорос очень вовремя подхватил.
— Осторожнее. Так и ушибиться недолго.
Он поддержал, а ее кожу обожгло там, где прикоснулся. Она вспыхнула, часто задышала и все смотрела и смотрела в его глаза, уже не боясь утонуть.
Он первым моргнул, отступил и растерял все свое веселье. Посмотрел на нее строго, что отрезвило не хуже пощечины. А его слова и вовсе ударили:
— Под ноги смотрите.
Она кивнула, едва не плача от стыда, опустила голову и отвернулась. Мужчина не стал дожидаться, когда она уйдет. Вошел в кабинет министра Колвейна и, наверное, тут же забыл о мелкой неудачнице, что так неумело лгала, что рассмешила даже Пресветлую богиню.
Но Джули ошиблась, блистательный советник короля Сорос Кради хмурился именно из-за нее, было в этой девушке такое, что не давало полностью сосредоточиться на деле, на Мэл, сидящей в глубоком кресле с пустым, отсутствующим взглядом.
Этот взгляд ему не понравился, как и бледность на красивом лице, искусанные почти до крови губы и волосы, до сих пор не вернувшие привычный медовый цвет.
Друзья Сороса обсуждали последние новости, старались втянуть ее в дискуссию, но у них ничего не получалось. Они тоже понимали, что никакие слова или действия не излечат ее от боли потери. Он знал эту боль, как никто. И единственное, что было подвластно ему сейчас, подойти, положить руку на хрупкое плечо и сказать глазами, что он с ней, что он понимает, что всегда будет рядом.
Мэл вздрогнула от прикосновения, вернулась в мыслях из грез, в которых пребывала, подняла на него уже полностью осмысленный взгляд и благодарно улыбнулась. Вот теперь он мог сосредоточиться на новостях, которые были совсем неутешительными.
Леди Ровенна собирала совет знати, своеобразный парламент, чтобы решить судьбу Арвитана. И главная ставка была cделана на губернатора провинции Иды герцога Эмистара Ардонского. Его поддержка гарантировала Элиран не только мощный приток денежных средств, но и практически безграничные возможности.
— Если она перетянет его на свою сторону, мы потеряем все, — убеждал Феликс.
— У нас все еще остается поддержка Ричарда, — не соглашался с ним Андре.
— И королева Вестралии не оставит своего внука в беде, — поддержала его леди Маргарет.
— Королева стара, а я… не та сила, что нужна Арвитану, — покачал головой первый министр.
— Так или иначе, мы должны попасть на этот совет и выступить там наравне с этой… — продолжил дискуссию Феликс.
— Не мы, — перебил друга Андре и посмотрел на Мэл, — она.
Мужчины и леди Маргарет повернулись к девушке в ожидании чего-то. Чего? Что она с радостью согласится?
— Давайте оставим сейчас леди Аскот в покое, — предложил Сорос, прекрасно понимая, что подобные решения супруга, а теперь уже вдова короля, в данный момент принимать просто не в состоянии.
— Этот вопрос не требует отлагательств, — напомнил Феликс. — Время уходит, и мы должны действовать.
— Если сейчас мы упустим момент, то… — поддержала леди Маргарет.
Друзья говорили и говорили, убеждали, требовали немедленных действий, а Мэл просто не могла заставить себя действовать. Знала, что надо, понимала, но… Если бы она была одна, если бы не нужно было заботиться об Уилле… Если бы не знала о мальчике, ровеснике брата, наверняка после смерти отца страшно одиноком, не нужном никому, и даже больше — мешающем слишком многим. Если бы не было обещания, данного мужу, она бы не колебалась.
— О чем вы думаете? — спросил Сорос Кради, полукровка, почти до боли напоминающий ее мужа. Неожиданный друг, один из немногих, кому хотелось доверять. Она сфокусировала рассеянный взгляд на нем и с удивлением заметила, что они остались в кабинете вдвоем. — Я понимаю, все это давит на вас, новое положение, необходимость решительных действий, ответственность…
— Ответственность… — горько вздохнула Мэл, поджав искусанные губы. — Какая судьба ждет мальчика, если мы проиграем? Смерть?
— Вероятно, — не стал скрывать советник. — Мальчик всегда будет угрожать власти. Он законный наследник Арвитана, и единственное, что мешает ему стать королем — возраст. Разумеется, все понимают, если леди Элиран объединится с губернатором Иды, то у мальчика не останется ни единого шанса.
— А если губернатор сам захочет стать регентом?
— Не думаю. Он не молод и у него нет наследников, а отдать свой родной край в чужие руки… на это способен только очень амбициозный человек. Если бы он был моложе, возможно, а так… нет.
— Скажите, а существует ли возможность перетянуть губернатора на нашу сторону?
— Мы думали об этом, но придется идти на огромные уступки, расширить полномочия провинции, закрыть глаза на утечку большей части добытых алмазов за границу. К тому же, судя по донесениям, герцог спонсирует множество радикальных сил не только в Арвитане, но и в Тарнасе и даже в Вестралии.
— И какова же его цель?
— Боюсь, что здесь я могу только предполагать.
— Продолжайте, пожалуйста, — заинтересованно попросила она. Ведь думать о чужих интригах легче, чем о собственном горе.
— Полагаю, герцог, несмотря на все свои амбиции, просто любит хаос, селить его, уничтожать, казалось бы, мощные верхушки власти. Он своеобразный серый кардинал хаоса. Возможно, объединившись с леди Элиран, она сама не заметит, как станет пешкой в его руках.
— Вы боитесь, что и меня постигнет та же участь?
— Мы не можем себе этого позволить.
— Да, я понимаю. Но прежде чем принять окончательное решение, я бы хотела все-таки побывать во дворце. Понять, на какую жизнь я себя обрекаю.
— И мы работаем над этим. В день приезда герцога, в Эссир прибудет еще одна важная персона.
— Кто?
— Королева Юджиния. Мы пытаемся организовать вам встречу на границе. Тогда вы сможете влиться в ее посольство как одна из фрейлин. Хорошо, что пока о вас мало кто знает.
— Дэйтон знает, — напомнила Мэл.
— Он не выдаст вас. Вы знаете, он обязан вам жизнью.
— Вопрос только в том, что перевесит — его благодарность или желание стать королем, — горько усмехнулась Мэл.
— Я воспитывал мальчика практически с рождения и никогда не замечал в нем каких-то порочных черт, — ответил советник, и в голосе его проскользнула обида. Ей совсем не хотелось обижать того, кто так тепло к ней отнесся, кто нянчился с ней, оберегал все последние дни.
— Да, я знаю, простите. Он слишком похож на отца и не станет бить в спину.
Сорос извинение принял, но продолжать разговор дальше она была не в состоянии. Ей нужно было побыть одной, подумать в тишине своей комнаты, примириться как-то с самой собой, что было ох как не просто. Одна ее часть хотела немедленно бежать, не ввязываться, бросить все и остаться обыкновенной, никому не известной девушкой, а вторая призывала быть сильной. Детство давно закончилось, как и возможность принимать детские решения.
— Как же мне тебя не хватает, — прошептала она, разглядывая маленький портрет мужа. Она нашла его здесь, в этой самой комнате несколько дней назад и долго недоумевала, откуда он мог тут взяться, пока не вспомнила, что первой его женой была дочь леди Маргарет.
«Какая ирония судьбы» — подумала она тогда. — «леди Амина была первой, а я стала последней. Она умерла, а я… потеряла его навсегда, и как же хочется поменяться с ней местами…»
— Можно? — спросила Мадлен, осторожно притворив дверь. Лучшая подруга, та, что делила с ней беды и мечты, в последнее время они так мало виделись.
— Конечно, заходи.
— Как прошло ваше совещание? — спросила девушка, присев на пуфик у туалетного столика.
— Напряженно, — ответила Мэл, разглядывая собственное отражение в зеркале. Бледная, замученная, несчастная. И волосы все еще седые. Она хотела их расчесать, чтобы хоть чем-то заняться, но Медди перехватила гребень, встала позади и сама начала расчесывать непослушные пряди.
— Ты все-таки думаешь согласиться на их предложение?
— Я не могу не согласиться. Это было бы малодушием — стоять в стороне и видеть, как погибает Его сын, Его наследие. Я не хочу сейчас об этом говорить, слишком тяжело. Лучше расскажи, как ты? Тебе нравится работать в больнице доктора Берга?
— Очень, — ответила Мэдди. Мэл заметила довольную улыбку в отражении зеркала и тоже улыбнулась. — Тебе бы там тоже понравилось.
— А как у тебя с мистером О Брайеном?
После этого вопроса улыбка подруги превратилась из просто довольной в счастливую, и щеки ее порозовели.
— Кажется, у вас все хорошо.
— Он сделал мне предложение, — вдруг помрачнев, ответила она.
— И почему ты не радуешься? Не светишься от счастья? Ты не любишь его? — нахмурилась Мэл.
— Как я могу быть счастливой, когда ты так несчастна?
— Глупая, — вздохнула она и повернулась к подруге, перехватив ее руки. — Ты не должна терять ни минуты отведенной тебе любви, ведь время так скоротечно. Мне был отведен только месяц счастья и целая вечность одиночества, не повторяй моих ошибок, если любишь его, то не давай предрассудкам и сомнениям упустить драгоценное время.
— Спасибо, — вдруг всхлипнула Мадлен и обняла подругу. — Мне так не хватало именно этого разговора с тобой.
— Ну, что ты? — попыталась утешить ее Мэл, прекрасно понимая, что плачет она не о себе, а о ней. Это разрывало сердце. — Если ты немедленно не прекратишь, я тоже расплачусь!
Угроза подействовала. Мэдди взяла себя в руки, вздохнула и счастливо улыбнулась.
— А я тебе кое-что принесла. Прощальный подарок от Иолы.
Мэл заметила, что у подруги было что-то в руках, когда она пришла. Это была деревянная резная шкатулка. Внутри в отдельных делениях стояли пузырьки с настойками и сложенная вчетверо записка.
Иола оказалась немногословной. Ограничилась одной фразой:
«Будь сильной».
— И все? — удивилась Мэдди.
— Да, — с таким же недоумением пожала плечами Мэл и взяла один из пузырьков. На каждом была надпись на илларском языке. Поскольку мать Мэл — леди Генриэтта была на четверть илларкой, она обучила дочь основам этого языка. Не достаточно, чтобы изъясняться без акцента, но прочитать надписи было легко.
— Для чего они? — с любопытством спросила Мадлен.
— Этот для восполнения сил, — ответила Мэл, положив флакон на место и взяв другой. — А этот для сна.
— А этот?
Один флакон разительно отличался от остальных не только размером, но и формой пузырька и даже цветом. Крошечный, пузатый, из темного стекла, и надпись на нем была на всеобщем.
— Это настой первоцвета. Он притупляет чувства.
— Притупляет? — озадачилась Мэдди.
— Да. Помнишь вдову пекаря?
— Миссис Беату? Конечно, помню. Она так сильно убивалась по мужу, что таяла буквально на глазах.
— Тогда ей помог первоцвет. Я помню, как Иола давала его ей.
— Да, а я помню, что она очень скоро снова вышла замуж и даже родила. Постой, ты думаешь о том же, о чем и я? — ужаснулась девушка. — Думаешь, Иола знала, что случится?
— Не знаю, — задумчиво ответила Мэл, разглядывая флакон. — Я всегда подозревала, что в ней сокрыто куда больше знаний и силы, чем она говорит.
— Воспользуешься?
— Пока не знаю. Он очень сильный. Я боюсь, что его сила мне понравится.
— Но он ведь не вызывает привыкания, нет? — немного испугалась Мэдди.
— Физического нет, но эмоционально…
— Тогда может, я заберу его, не нужен он тебе.
— Нет, нет, — перехватила руку Мэл. — Оставь.
— Ты уверена?
— Да. В том деле, что нам всем предстоит, пригодится любая помощь, даже эта.
Мадлен пришлось смириться с решением подруги, но она дала себе слово, что будет внимательно следить за ней, и при первых же признаках иррационального поведения, расскажет об этом леди Маргарет. Она одна, из всех, имела безграничное влияние на Мэл, как мать, как старшая подруга, как человек с несравнимо большим жизненным опытом.
И только утром, Мэдди вдруг осознала, что не давало ей покоя ночью — воспоминание о том, какой стала жена пекаря после приема этой настойки. Женщина перестала медленно умирать, но теплота ушла из глаз, заменяясь ледяной стужей, и даже после нового брака и рождения детей, девушки больше никогда не слышали ее заразительного, беззаботного смеха, от которого невольно теплело на душе.
Испугавшись своего воспоминания, она бросилась в комнату Мэл, даже толком не одевшись, но застала лишь пустоту.
— Вы леди Мэл ищете? — спросила появившаяся на пороге любопытная дочка леди Маргарет.
— Да, ты знаешь, где она?
— Они уехали рано утром.
— Как уехали? Куда?
— Я не знаю, мне не говорят.
— И когда они вернутся?
Как рассказала леди Маргарет, очень удивленная взволнованным видом девушки, Мэл, Сорос, Феликс и Андре отправились к границе, встречать королеву Вестралии.
— Значит, я опоздала, — простонала Мэдди, опускаясь на диван.
— Да что случилось? Мэл угрожает опасность?
— Более страшная, чем вы можете себе представить, — призналась девушка, заставив и леди Маргарет забеспокоиться.
— Что, что это за опасность? — требовательно спросила она.
— Мэл рискует потерять себя, и я боюсь, что даже понимание этого, ее не остановит, — вздохнула девушка, коря себя, что не поняла раньше, что не пошла к леди Маргарет еще вечером.
— Не может такого быть, — фыркнула Джули, услышав о свойствах первоцвета. — Не бывает таких настоек, чтобы чувства убивать. Да еще навсегда. Да и зачем леди Мэл это делать?
— Так, юная леди, а не пора ли вам привести себя в порядок и заняться своими прямыми обязанностями? — строго посмотрела на дочь леди Маргарет.
— Вот вечно вы так! — топнула ногой обиженная девушка. — Ничего мне не рассказываете.
— Мала ты еще для взрослых разговоров, — осадила ее мать. Джули в ответ лишь рассерженно насупилась, но возражать не решилась. Правда дулась потом почти целый день. И про настойку первоцвета почему-то в дневнике записала. Сама не понимала, зачем это сделала, ведь совершенно точно не собиралась когда-нибудь ее пить. Хотела даже вырвать страницу, а потом отвлеклась, учитель по этикету явился, изводил ее весь день, а на следующий, случилось столько интересных событий, что история с первоцветом стала такой незначительной, что Джули и думать об этом забыла. Лишь много лет спустя она вспомнила и очень пожалела, что сохранила эту запись.
Леди Ровенна Элиран бродила по разбитому кораблю. Палуба, рубка, каюты, нигде она не могла найти ответов, что мучили ее. Как это случилось? Почему именно он? Почему все эти безграмотные обезьяны выжили, а он…
Она никогда не чувствовала столько горя, столько гнева.
— Матушка.
— Я же просила не называть меня так, Дэйтон, — поморщилась леди, гневно сверкнув синими, ясными глазами, сводящими с ума любого, но не того, кого она всегда хотела. Дэйтон был похож на него, хотя в нем и текла кровь другого. Полукровки всегда отличались от обычных людей силой, что горела внутри, проявлялась в повороте головы, во властном взгляде, мощью загорелых рук. Дэйтон подрезал волосы на манер отца, собирая их в короткий светлый хвост. В орехово-карих глазах плескалось беспокойство и все тот же молящий взгляд, что видела в глазах его отца, которого сейчас почти ненавидела. Как бы она хотела, чтобы Дэйтон был сыном короля, тогда, быть может, ей было бы чуть легче, но он не был, еще одно напоминание о жертвах, на которые пришлось пойти, чтобы добиться любви, а в итоге что? Боль и одиночество.
— Простите, миледи, — подчинился матери принц. Он уже давно растерял все свои иллюзии на ее счет. Увы, но в ее душе было место только для одного мужчины. Впрочем, равнодушие матери с лихвой компенсировали отец и Сорос, его любимый учитель. Отца больше нет. Еще недавно он почти желал ему смерти. Невыносимо было видеть счастье, любовь, нежность в его глазах и женщины, которую Дэйтон боготворил. Он хотел этого счастья для себя, но даже в самом страшном сне не мог представить, что его отчаянная мысль осуществится.
Чувство вины терзало его, заставляло с болью смотреть на мать и держаться как можно дальше от Мэл, когда хотелось быть рядом, просто рядом.
— Я хочу сжечь этот корабль!
Слова матери отрезвили его.
— Разобрать его по доскам и немедленно. Ты распорядишься или мне все делать самой?
— Это невозможно, — устало ответил принц.
— Объяснись! — приказала резко.
— Вы действуете под властью эмоций, быть может, завтра, вы пожалеете...
— Как ты смеешь мне перечить, мальчишка? — вспыхнула первая леди Арвитана. — Что ты знаешь о моей боли? Что ты знаешь о моих эмоциях?
Дэйтон отступил. Он был еще не готов открыто противостоять матери. Иногда он ее не то, чтобы боялся, но опасался того темного, что иногда делало ее прекрасные синие глаза страшными. Леди Элиран давно забыла, что значит слово «нет», и не терпела, когда что-то шло не по ее воле.
— Я не хочу, чтобы корабль, убивший его, снова плавал, существовал даже в памяти. Неужели ты не понимаешь, что это причиняет мне боль? Он спал на этой кровати, составлял распоряжения за этим столом, смотрелся в зеркало.
Леди Ровенна переводила взгляд с одного предмета мебели на другой, пока неожиданно не наткнулась на то, чего здесь не должно было быть.
— Гребень? Откуда здесь женский гребень? — недоумение первого момента вспыхнуло острым подозрением. — Отвечай, откуда здесь гребень? На борту была женщина?
Впервые за долгое время Дэйтон спокойно встретил взгляд матери, каким бы сильным и подавляющим он не был, но желание уберечь и защитить Мэл, было сильнее.
— Второй помощник Лукас О Брайен вез невесту.
— Невесту?
— Возможно, она обронила гребень, а капитан нашел, но не успел отдать.
— Как, как ее звали?
— Мадлен, а что?
— Ничего, — леди Ровенна отвернулась, разглядывая гребень. Сын вроде не лгал ей, но, казалось, что-то не договаривал. Она надеялась, что все же ей показалось, иначе она никого не пощадит, даже его. — Хорошо, я оставлю корабль. Кто знает, какие еще тайны скрываются в его недрах. А гребень заберу. Надеюсь, мне представится возможность вернуть девушке пропажу.
— Я мог бы сделать это сам, — предложил принц и отступил, когда мать с подозрением повернулась к нему. — Впрочем, как знаете.
— Подожди меня за дверью, мне нужно побыть одной несколько минут.
Дэйтон кивнул и вышел, не выказав ни единой эмоции.
А Ровенна еще раз прошлась по капитанской каюте, выдвинула ящики комода, где хранились его вещи, взяла одну из рубашек. Она была чистой, но ей казалось, что на ней его запах, мужской, чуть терпкий, вызывающий трепет в ее сердце даже сейчас, спустя годы.
Как же она скучала по нему, по его строгому взгляду, по сильным рукам, по ласковой улыбке, которую за последние годы она видела довольно редко, и чаще всего направленной на сыновей. Она завидовала им и страшно ревновала. Даже сейчас ее сердце, мысли, мечты были связаны с ним. Он был ее проклятьем — теперь она это понимала.
— Как же глупо, дорогой, как же глупо. Твоя страсть тебя же и погубила. Но ничего, — приняла решение леди Ровенна. — Темная магия может многое: и убить, и подчинить, и скрыть за маской кротости смертельного врага, почему бы ей не воскресить тебя?
Увы, она сама не знала таких заклинаний, и силами подобными не обладала, но знала, кто обладал. Зила – старая ведьма, что обучала ее. Король был милостив, когда именно колдунью обвинили в смерти королевы Глорис, он оставил ей жизнь, поместил в лечебницу для душевнобольных. Конечно, он не знал, что разум ведьмы помутило проклятие, наведенное Ровенной, и не догадывался, что проклятие это также легко снять, как покрывало с письменного стола.
А если и нет, если Зила окажется бесполезной, то в мире много тех, кто обладает силой в сотни раз превышающей знания старой ведьмы. Но нужна его личная вещь, и вряд ли здесь подойдет рубашка. Нужно что-то посерьезнее. Королевская печатка, перстень, с которым Александр расставался только когда примерял роль капитана. Наверняка, он где-то здесь, быть может, в столе?
Ровенна подошла к секретеру и выдвинула первый ящик. Внутри было несколько папок и много бумаг. Во втором находился корабельный журнал, а вот нижний был почему-то заперт. Она подергала его, нахмурилась и принялась разыскивать ключ.
— Миледи, с вами все в порядке? — постучал в дверь Дэйтон.
— Да! — гневно воскликнула Ровенна. — Не беспокой меня. Я выйду, когда выйду!
Ключ обнаружился в странном месте — под прикрученной к столешнице фигуркой сидящего кота харашши. Если слегка нажать на нее и в нужный момент сдвинуть, то откроется небольшая ниша. Хорошее место, чтобы скрыть что-то очень ценное. Леди Ровенна поспешила открыть ящик, чтобы утолить, наконец, разыгравшееся любопытство. Там лежала небольшая шкатулка, которую она когда-то ему подарила. Нежность и радость затопили ее душу в тот момент. Он помнил о ней, хранил подарок, как самую драгоценную вещь, за семью замками, но что же внутри?
Едва она открыла крышку, как вся радость вмиг испарилась, а внутри все похолодело. Внутри шкатулки лежал небольшой флакон с зельем, которое она узнала с первого взгляда. Когда-то это самое зелье она подливала в напитки королевы Анны, чтобы та не забеременела от короля.
«Откуда это? Что это? Почему? Его ведь никогда не прельщали сторонние связи. Тогда почему? Ради просто связи он не стал бы так беспокоиться, но ради особенной женщины, ради той, кого…»
— Нет! — вскричала леди Ровенна, бросив шкатулку об стену. — Ты не мог так со мной поступить! Я и только я была женщиной твоей жизни… Гребень.
Ну, конечно. Дэйтон солгал. Не было никакой невесты первого помощника, была другая, он вез в Эссир другую. Она выяснит, кто эта женщина и уничтожит ее. Никто не смеет переходить ей дорогу. Никто! Даже сами боги.
— Как, говоришь, зовут хозяйку гребня? — спросила Ровенна у своего лицемерного сына, расположившись в карете, увозящей их прочь от неприятного запаха доков и проклятого корабля, не принесшего ей ничего, кроме боли.
— Разве это важно? Гребень не дорогой. Наверняка у хозяйки таких много.
В ответ леди Ровенна прищурилась и уже по-новому посмотрела на принца.
«Весь в отца» — с досадой подумала она. — «Такой же скрытный и скользкий».
Сорос тоже с годами научился скрывать свои чувства. Он ненавидел ее, но и любил тоже. Она знала это, чувствовала, по сей день. И беззастенчиво пользовалась этим знанием. Мальчишка был такой же, жалкий в своей привязанности к ней, но старающийся эту привязанность скрыть.
— Ты прав, эта глупость не стоит моего времени, — мягко ответила Ровенна, делая вид, что сдалась. — И все же, мне бы хотелось повидаться с девушкой, поговорить. Она — одна из последних, кто видел твоего отца живым. Возможно, этот разговор помог бы мне смириться с утратой.
Дэйтон долго не отвечал, и она не мешала. Судя по складке, прорезавшей напряженный лоб принца, он боролся с какими-то внутренними противоречиями. И все же в итоге посмотрел на мать и кивнул. Леди Ровенна удовлетворенно улыбнулась и обернулась к окну. Она не нашла перстень короля, но обнаружила нечто более ценное — еще одну причину жить.
Феликс задействовал все свои связи, чтобы перехватить королеву Юджинию на полдороге к столице. А вот упросить своенравную женщину о встрече с Мэл, о которой мужчины отказались сообщать при свидетелях, было трудно. Впрочем, для главы тайной полиции не было ничего невозможного.
— Ваше величество, встреча с данной особой крайне важна не столько для нас, сколько для вас. От этого зависит судьба вашего внука.
— Да не пугайте меня, молодой человек, — проворчала, заметно сдавшая в последние годы, королева. — Знаю я, как вы умеете убеждать, и больше на эту удочку не попадусь.
— Поверьте, это в ваших же интересах, — вступил в диалог Сорос. Королева поджала тщательно подведенные розовые губы, почти завидуя этому беловолосому полукровке, который даже в восемьдесят будет выглядеть едва за сорок. Тогда как она в свои шестьдесят с хвостиком уже успела познать все «прелести» надвигающейся старости.
«Но как же хорош, мерзавец! Глаз не отвести».
— Хорошо, — проговорила сдаваясь. В конце концов, верные псины почившего короля не стали бы так настаивать ради кого-то незначительного. — Даю вам пять минут, не больше. И если ваше дело окажется пустяком, я всерьез озабочусь, а действительно ли стоит так доверять вам судьбу моего внука.
— Не сомневайтесь, ваше величество. Эта встреча вас не разочарует.
Мужчины откланялись, и очень скоро в комнате появилась та, из-за кого королеве пришлось остановиться в богами забытой гостинице в каком-то захолустье.
Незнакомка удивила ее не столько внешностью, бесспорно весьма и весьма привлекательной, сколько взглядом, слишком серьезным для столь юных лет.
— Ваши спутники отказались мне говорить даже ваше имя, сударыня, быть может, вы объяснитесь?
— Простите им чрезмерную подозрительность, — учтиво поклонилась девушка. Пренебрегла типичным реверансом, но и поклонилась не подобострастно низко. И чем больше королева на нее смотрела, тем интереснее ей становилось. — В это неспокойное время даже друг может оказаться врагом.
— Вы кажетесь очень разумной, подойдите, подойдите ко мне. Как ваше имя?
— Еще недавно я носила имя родителей — леди Мелани Эужения Кэйн Аскот.
— Кэйн — по матери?
— Да, она происходила из древнего, но, увы, угасшего рода.
— Вы сказали, до недавнего.
— Два месяца назад я вышла замуж за того, кто называл себя капитан Александр Кросс.
— Ложь! — воскликнула королева. Она, одна из немногих, знала, кто скрывался за маской бесстрашного капитана.
— Это правда, — спокойно, без желания перекрикивать и что-то доказывать, ответила Мэл. — Факт брака может подтвердить каждый житель небольшого прибрежного городка Южный крест, а также все без исключения члены корабля Хэйзер, на котором мы плыли в столицу, включая господина Андре Эдейра и принца Дэйтона.
— Я не понимаю… — обескураженная королева упала в кресло, и уже по-новому посмотрела на свою гостью. — Вы кажетесь слишком юной.
— Мне скоро исполнится двадцать один, и я понимаю ваше замешательство, ваше величество. В точно таком же замешательстве пребывала и я, когда узнала, что мой супруг — король.
— Вы не знали? — ахнула королева. У нее не было причин доверять этой девушке, но она почему-то поверила ее словам. Было в ней что-то такое… неуловимо-незримое. Сила и слабость. И королева хотела понять, чего в ней было больше.
— Он предпочел скрыть от меня этот факт по только ему одному ведомой причине.
— Но король умер.
— Да, — равнодушно ответила девушка, чем усилила подозрения королевы, что все это какое-то ужасное недоразумение. — Я была с ним, когда… его не стало.
— Не понимаю, что вы хотите теперь?
— Я — не коронованная королева, об этом факте знают семеро: Андре Эдейр, Феликс Росси, виконт Кради, первый министр Ричард Колвейн, его супруга, моя близкая подруга и принц Дэйтон. Теперь и вы. Я бы могла уйти в тень, вернуться в Южный крест или остаться в столице, забыть обо всем… я бы хотела, но меня волнует судьба Арвитана, судьба вашего внука и то, что сказал бы мой муж, узнай он, что я малодушно отказалась от памяти о нем, отказалась от данных когда-то обещаний. Он бы не простил мне этого, я сама бы себе не простила. Именно поэтому я сейчас здесь, стою перед вами, предлагаю свою помощь и все, что потребуется, чтобы воля моего мужа была исполнена, чтобы принц Киран стал новым Солнечным королем.
— Вы хорошо говорите, что означает только одно — вы не так просты, как кажетесь. Я почти поверила вам, но… где гарантия, что все это не обман, не ложь?
— Я не встречала человека порядочней и честнее чем первый министр Ричард Колвейн, надеюсь, в его слове вы не усомнитесь.
Они предвидели, что королеву будет не просто убедить, поэтому министр написал письмо, которое Мэл передала королеве.
Несколько минут ее величество вчитывалась в красивые строчки, хмурилась, пытаясь осознать открывшуюся правду, и дочитав письмо, снова обратилась к девушке.
— Что ж, если вы действительно та, за кого себя выдаете, то вы должны знать, что у Кирана мало шансов, так как он…
— Не является кровным сыном его величества? Поверьте, у него есть все шансы.
— А как же Дэйтон?
— Принц незаконнорожденный.
— Но он кровный сын…
— Нет, — обескуражила новостью незнакомка. Да еще какой новостью! — У моего супруга не было кровных детей. Он знал, что Дэйтон и Киран не от него, но любил их, как родных. И если он сделал Кирана своим наследником, то никто не вправе оспаривать его волю, ни я, ни вы, ни даже…
— Леди Ровенна Элиран, — прищурилась королева. — Ай да коварная дрянь. Я знала, что она способна на все, но выдавать своего ублюдка за принца, водить за нос половину света… Александр и в самом деле знал об этом?
— Он не считал нужным скрывать это от меня.
— Видимо, доверял.
— Наверное, — ответила Мэл, впервые с самого начала тяжелого разговора, почувствовав горечь утраты. Королева заметила то, что должна была увидеть, то, что окончательно убедило ее в правдивости слов девушки, она увидела боль в ее глазах, настоящую, неподдельную боль.
— Что ж, допустим, я вам поверила, но какую роль вы выбрали для себя?
— Я хочу защитить вашего внука всеми возможными способами. А для этого мне нужна корона и ваша поддержка. Я хочу стать регентом при будущем Солнечном короле до достижения им того возраста, когда он сможет взять управление государством в свои руки.
— Вы хотите получить неограниченную власть? Вы хотите стать четвертой Солнечной королевой?
— Да, — честно ответила Мэл. Конечно, Феликс убеждал ее, что лучше будет изъясняться образно, не выкладывать все карты на стол сразу, но он уже давно играл на арене политики, а она только начинала. Да и королева не показалась ей женщиной, любящей подобные словесные баталии. «Все или ничего» — мысленно проговорила Мэл и даже где-то глубоко внутри желала, чтобы королева отказала, и обреченно вздохнула, когда та протянула ей руку и проговорила:
— Да будет так.
Последующие переговоры прошли уже с участием Сороса и Феликса. Андре предпочел не вмешиваться, зная, что эти двое понимают в подобных вопросах куда больше его, да и за Мэл надо было последить. Ему показалось, что она вышла подавленной, если не сказать больше.
— Вас что-то тревожит? — спросил он, провожая до комнаты, где ей предстояло ночевать.
— Королева больна. Ей остался год, может чуть больше. Я бы могла помочь…
— Даже не думайте об этом, — с угрозой отрезал Андре.
— Это позволило бы нам получить верного и преданного союзника, — напомнила Мэл.
— Это подвергло бы вас излишней опасности. Мы и так рискуем, — не согласился капитан.
— Вам не кажется, что вы перебарщиваете с опекой?
Спросила, уловив в его голосе нечто большее, чем просто осторожность.
— Кто-то же должен вас сдерживать, если вы сами на это не способны.
Упрек достиг цели. Краска стыда опалила щеки.
— Благодарю за беспокойство, — сухо ответила и отвернулась, надеясь, что мужчина поймет и оставит ее наедине со своими мыслями хотя бы ненадолго.
Когда услышала удаляющиеся шаги, с облегчением выдохнула. То, о чем он напомнил, причинило боль. Тогда, на Хейзере она не думала. Ей просто не хотелось жить. Вокруг было столько раненых, а переступить за грань так просто. Отдать чуть больше, не только магию, но и жизненный резерв… когда они это поняли, она почти дошла до края.
С того момента использовать магию ей запрещали. Впрочем, теперь опасения были излишни. Ведь у нее было другое средство, чтобы унять боль. Настойка первоцвета — одно из снадобий Иолы. Страшная вещь, но…
Каждый день делился на плохой и хороший. В плохие дни отчаяние буквально захлестывало, заставляло задыхаться, тогда Мэл пыталась отвлечься, забить голову размышлениями о прочитанных книгах по политике, тактике, стратегии, логике, которые в избытке доставлял Сорос. Чтение законов или изучение представителей кабинета министров, обязанности, которые те исполняли, их семьи, достоинства и недостатки и даже пороки, о которых она узнавала из компроматов, собранных людьми Феликса. Все это не раз спасало от острого желания достать шкатулку Иолы, взять флакон и просто забыться. Пара капель в воду, и боль, эта неутихающая, ноющая боль прекратится. Останавливало только одно — страх, что вместе с болью исчезнут и те прекрасные воспоминания о муже, которые тщательно лелеяла в душе.
Одно из них заставило тьму отступить, а ее улыбнуться…
Запах хлеба разбудил в первое утро после замужества. Хлеба и жареного сыра. Завтрак. Мэл никогда не думала, что утро может начаться так. Что мужчина, от одного присутствия которого кружилась голова, принесет завтрак в постель, поставит на прикроватную тумбу, заметив, что разбудил. Присядет на краешек кровати, потянется к ней, коснется своей большой, широкой ладонью лица, погладит ласково, заворожит взглядом, жадным и нежным одновременно, восхищенным. Поцелует, сначала легко, едва ощутимо, глаза, щеки, нос и губы. Заберется рукой под рубашку, коснется обнаженной кожи, и глаза его вспыхнут голодным желанием.
Они позабыли про завтрак, потерявшись в чувственном порыве, ей так хотелось принадлежать ему, почувствовать огонь, что бушевал в его глазах, окунуться в него с головой, но не дал.
Мэл в тот момент хотела иного, но муж был непреклонен. Заставил съесть все, что было на подносе, немного помог, разумеется, а вот большой стакан клюквенного морса пришлось осилить самой.
— Между прочим, я терпеть не могу клюквенный морс, — скривившись от недостатка сахара, предупредила она. — Он кислый сколько сахара не положи, и навевает не слишком приятные воспоминания.
— Хорошо, никакого больше морса. Как на счет персикового сока?
— Персики? Хм, я люблю персики, — лукаво улыбнулась она, заметив его изменившийся взгляд, снова полный желания.
— А я люблю тебя, моя сладкая, нежная как персик, жена, — ответил он, и на следующее утро принес завтрак уже с персиковым соком, и смотрел жадно, как она его пила, а когда маленькая капелька потекла по подбородку, наклонился и слизал ее.
Даже сейчас это воспоминание вызвало чувственную дрожь, щемящее чувство потери и горькую, но светлую улыбку. Нет, Мэл не могла отказаться от этих воспоминаний, от этих чувств, ведь тогда у нее ничего больше не останется.
— Моя дорогая, как хорошо, что вы пришли, — обрадовалась королева, увидев Мэл в дверях дорогой, но все же довольно скудно обставленной комнаты, выделенной под ее покои. Конечно, даже самый лучший номер был далек от идеала, но королева, как и четыре ее фрейлины, смирилась с вынужденным неудобством. — Познакомьтесь, это дочь моей давней подруги из Арвитана, леди Мелани Кэйн. Я надеюсь, вы — леди Берта и вы — девушки, позаботитесь о ней.
Четыре фрейлины королевы слаженно присели в реверансе и с любопытством посмотрели на хрупкую, миниатюрную леди с нежными аристократическими чертами лица, большими, печальными синими глазами и длинными волосами цвета меда.
Легенда, придуманная королевой, помогла Мэл без особых проблем влиться в кружок юных фрейлин, а поездка в одной карете позволила поближе познакомиться и подружиться. Леди Берта — строгая камер-фрейлина сопровождала королеву в другой карете.
Мэл опасалась немного, что ее молчаливость и серьезность отпугнет новых знакомых, но они были такими искренними, такими живыми и непосредственными, что она и сама оттаяла, позабыв ненадолго о своих невзгодах и напомнив себе, что она тоже еще очень молода.
Все девушки были разными не только внешне, но и внутренне. Розу отличал высокий рост, немного грубоватые, крупные черты лица, и некоторая угловатость, которая с лихвой компенсировалась легким характером и доброй душой. Рея обладала внешностью истинной южанки: густые черные кудри, оливковая кожа, кошачий разрез темно карих глаз, и характер был внешности под стать. Она была одним сплошным сгустком энергии, не умела, да и не хотела усидеть на месте. Ей нужен был простор, движение, порывистость. Всегда, где бы она ни появлялась, возникал легкий хаос, будь то светское общество или таверна в придорожной гостинице.
Третья фрейлина Марисса де Томей была ее полной противоположностью. Истинная леди, немного манерная, немного высокомерная, она казалась холодной и равнодушной под стать своей нордической внешности, но Мэл заметила в ней и другие черты — способность тонко чувствовать, и сопереживать. Девушка, вероятно, стеснялась этой стороны своего характера, и старалась никому ее не показывать, тем удивительней было наблюдать, как фрейлина однажды сложила несколько куриных косточек в салфетку и после вечерней трапезы отнесла их на улицу для тощей дворовой собаки. Конечно, когда Марисса обнаружила, что за ней наблюдают, то сделала вид, что глупая псина, благодарно виляющая хвостом, вовсе ее не интересует, гордо вскинула подбородок и удалилась, не сказав новой фрейлине ни слова.
Мэл понимающе улыбнулась ей вслед, потрепала псину по холке и посмотрела на небо, усыпанное звездами. Вечер был замечательный, теплый и спокойный, однако в полной мере насладиться моментом не удавалось. Ее терзали мысли о том, что очень скоро они прибудут в столицу, и она забудет каково это — быть никем.
— Вам не стоит гулять одной, — проговорил Андре, заботливо накинув ей на плечи шаль. Сорос и Феликс уехали еще несколько дней назад, а капитан остался в качестве сопровождающего и инструктора королевских стражей.
— Вы думаете, здесь мне может угрожать какая-то опасность? — вздохнула Мэл, все еще обижаясь на него за недавнюю сцену. Раньше он был другим. Веселым, забавным, такой добродушный усатый дядечка, знающий множество историй о пиратах, а теперь на его лице застыла маска суровой неприступности, от жизнерадостного вояки даже скупой улыбки не осталось.
— Сейчас время неспокойное. На дорогах хватает лихих людей.
— Но это ведь не единственная причина, по которой вы здесь. Думаете, меня нельзя оставлять без присмотра? Боитесь, что я снова наделаю глупостей? Успокойтесь, господин Эдейр, я не настолько безумна.
— Вашим словам трудно верить, миледи. Помнится, тогда вы тоже говорили, что только посмотрите, проверите раненых, а в итоге…
— Замолчите! — резко выдохнула она. — Почему вы все время пытаетесь меня обидеть? Почему напоминаете о тех днях? Вы не знаете, каково это, вы не теряли любовь всей своей жизни, вы…
— Я потерял друга! — резко осадил ее Андре, — потерял сына, которого у меня никогда не было, я потерял своего короля, и я не хочу потерять вас.
Мэл вскинула голову. Ей казалось, он ненавидит ее, осуждает, винит в смерти Александра точно так же, как она продолжает винить себя. Но в его словах не было осуждения.
— Я обещал ему, что буду оберегать и защищать вас… даже от вас самой, и не собираюсь нарушать слова. Поэтому прошу вас, миледи, не осложняйте мою работу еще больше, — сухо ответил он, заставив ее снова почувствовать это липкое чувство стыда.
— Как скажете, милорд, — поджала губы в ответ и поспешила вернуться в гостиницу. Тяжело осознавать, что ты обуза, неприятная и неугодная обязанность, лишь часть слова, данного другу. Было жаль, что Андре так плохо думает о ней, но она понимала, что сама виновата. Иногда горе заставляет совершать чудовищные поступки, за которые позже становится очень стыдно. Как сейчас.
— Мэл, ты задержалась. — воскликнула Рея, когда она вернулась в комнату, отведенную фрейлинам для ночлега. Девушки сидели на полу, а Роза разливала в кружки вино. — А мы вот решили отметить последнюю ночь в пути.
— Где вы его достали? — удивилась Мэл, присоединяясь к ним.
— Я соблазнила мальчишку слугу, — подмигнула Рея.
— Флиртом, — пояснила Роза, пока новая подруга не подумала о своевольной фрейлине что-нибудь не то.
— И когда ты только успела? — спросила почти не удивленная Мэл. Иного от Реи она и не ждала.
— Уметь надо, — хмыкнула южанка. — Итак, за что выпьем?
— За то, чтобы эта ужасная дорога поскорее закончилась, — предложила Марисса, с трудом переносящая путешествие.
— А я предлагаю выпить за приключения, что ждут нас впереди, — не согласилась с ней Рея.
— Главное, чтобы они не были опасными, — продолжила Роза.
— Брось, приключений без опасностей не бывает. Нет, я хочу много-много опасностей и еще больше приключений.
— Думаю, при дворе Эссира нас ждет и то, и другое, — заключила Мэл. Девушки переглянулись, чокнулись и выпили.
— Да, это не вестральский ликер, — скривилась от чересчур кислого вина Марисса. На этот раз все девушки были с ней согласны.
— Девочки, а давайте погадаем, — предложила слегка захмелевшая Рея. В отличие от остальных, ее кислое вино даже бодрило. Остальные горячо поддержали идею, все, кроме Мэл. Она даже предприняла попытку остудить их, взывая к разуму, но… видимо разум у всех троих молчал, а душа требовала тех самых пресловутых приключений. Пришлось ей смириться и наблюдать, как Рея ставит зеркало, Роза наливает в тазик для умывания воду, а Марисса зажигает свечи.
— А я думала, что это ты будешь у нас голосом разума сегодня, — поддела гордячку Мэл.
— Я тоже думала, — хихикнула та в ответ. — Видимо, это и правда не вестральский ликер, а что-то… ик… ик… покрепче.
— Чувствую, завтра вам всем будет не до веселья.
— То будет завтра, — беззаботно махнула рукой Рея и закружила Мэл по комнате. — А сегодня мы будем гадать и начнем с тебя. Садись.
— Нет, лучше ты, — отказалась Мэл, уступая место перед зеркалом южанке.
— Хорошо, — не стала спорить девушка, приняла серьезный вид, вгляделась в зеркало, перед которым Марисса поставила зажженную свечку, а затем перевела взгляд в тазик с водой. — Зеркало-зеркало, покажи нам наших суженых?
Девушки затаились, разглядывая воду, а Мэл вспомнила, что они с Мэдди тоже когда-то так гадали. И в тот раз ей привиделось море. Сегодня ей тоже виделось море и корабль, большой и странный. У него были красивые голубые паруса, а корму венчала чайка, птица, с раскрытыми в полете крыльями. Видение длилось всего секунду и совсем ей не понравилось. Александр мертв, он был ее суженым, другой любви она не желала.
— Девочки, вы что-то видели? — почему-то шепотом спросила Рея.
— Не знаю, — тоже шепотом ответила Роза. — Мне показалось, что я увидела меч.
— Меч?
— Да, с большим рубином в рукояти, и руки, крупные и грубые. Они сжимали этот меч.
— А мне привиделась маска. Словно я на маскараде, и ко мне подходит человек в красной маске. Марисса, а что видела ты?
— Ничего, — буркнула внезапно помрачневшая девушка. — Глупо все это.
— А вот и нет! — с горячностью возразила Рея. — Меня няня научила этому гаданию, а она была ведьмой. Сильной ведьмой. Ты не могла ничего не увидеть!
— Я тоже ничего не видела, — пришла на помощь Мариссе Мэл. — Может, потому, что мы не восприняли гадание всерьез? Ведь правду говорят, что если ты хочешь увидеть, то увидишь, а если нет…
— Ну и ладно! — обиделась Рея. — Не хотите, не говорите, но вы обе меня не обманете. Вы видели что-то. Я точно знаю.
— Может, и видели, — пожала плечами Марисса. — Но гадание врет.
— Почему ты так думаешь? — спросила Роза, но вместо нее ответила Мэл.
— Потому что мой суженый — мертв.
После ее слов настроение у всех испортилось, девушки быстро свернули посиделки и разошлись по кроватям.
— Прости меня, — прошептала в темноте Рея. — Я не знала.
— Я рада, что сказала вам.
— Поэтому ты здесь? — откликнулась со своей кровати Роза.
— Мои близкие надеются, что служба ее величеству поможет мне забыть.
Мэл еще долго лежала без сна. В голове была какая-то странная, пугающая пустота. Впервые она сказала кому-то о своем горе, ей не стало легче, но и привычной горечи не чувствовалось. Наверное, это и есть смирение.
— Я видела дракона, — неожиданно призналась Марисса. — Но это невозможно. Драконы живут только в Илларии, а я никогда туда не попаду.
— Моя любовь тоже казалась невозможной, — ответила Мэл.
— Хочешь сказать, что это реально?
— Если ты готова в это поверить. Но как я уже сказала, мое видение — ложь.
Утром королева со свитой продолжила путь до столицы. И чем быстрее кортеж приближался к Эссиру, тем неспокойнее становилось Андре. Война научила его быть осторожным, подмечать мельчайшие несоответствия обстановки, не сознанием, но интуицией. К городу вели две дороги, одна называлась королевской и огибала поля, вторая проходила через Темный лес. Но стоило только доехать до развилки дорог, как процессия остановилась. Андре поехал вперед, чтобы выяснить причину задержки.
— Дозорные сообщают, что дорогу размыло, — сказал начальник стражи королевы. — Вторая дорога тоже ведет к столице?
— Да, но лучше переждать, — поджал губы Андре, глядя на размытую, словно по заказу, королевскую дорогу.
— Господа, в чем дело? — леди Берта вышла из кареты ее величества, и начальник охраны поспешил доложить о ситуации. Вскоре вернувшись, он отдал приказ сворачивать на второй путь.
— Постойте, это небезопасно, — попытался остановить его Андре.
— Другого пути нет, ведь так? — раздраженно ответил вестралец. Он не слишком доверял пришлому арвитанцу, что раздавал указы, словно имел на это право.
— Что решат пара часов?
— Королева больше не может ждать. А вы всего лишь сопровождающий, а не командующий, — напомнил мужчина. — Так сопровождайте.
Андре отступил, сплюнул на дорогу и покачал головой. Мальчишка, желающий выслужиться перед властью. Сколько он таких повидал? Только именно из-за таких мальчишек и их решений гибнут люди. Хотел бы он, чтобы сегодня его подопечная не пополнила их число.
Темный лес имел дурную славу, так говорили крестьяне, передавая страшилки об ужасных чудовищах, обитающих в нем из уст в уста. В чем-то они были правы, лес таил в себе много опасностей: хищники, непроходимые чащи, остаточная магия, нечисть. Король несколько раз отправлял в чащу своих лучших воинов, но те возвращались полностью уверенные, что в лесу опасности нет, однако люди, торговцы, заблудившиеся путники если въезжали туда, то уже не возвращались. И Андре был склонен верить крестьянам, потому что и сам не раз ощущал что-то вроде суеверного страха, оказываясь поблизости.
Сейчас он чувствовал не просто страх — опасность, повсюду. И чем больше они углублялись в лес, тем явственнее она ощущалась.
Мерное покачивание кареты и однообразный пейзаж за окном сморили фрейлин. Мэл тоже впала в полудрему. Ей снилось море, снился корабль и снился муж впервые за много дней. Их разделяла всего пара шагов, но ей они казались пропастью, каждый шаг — боль, каждый вздох — яд. Она хотела побежать или окрикнуть его, хотела, но не могла. И вдруг он обернулся, посмотрел на нее с тревогой в глазах и что-то прошептал. Она силилась разобрать, напрягла слух до предела, и ветер донес этот шепот:
— Проснись, умоляю, проснись.
Вздрогнув, она очнулась. Резкие, неестественные звуки ворвались в сознание, и все существо ее прокричало: «опасность!». Сердце забилось с утроенной силой, разум затопила паника, но усилием воли она приказала себе не бояться, а действовать. Для начала надо было разбудить фрейлин.
Мэл осторожно толкнула Мариссу и жестом приказала молчать. Девушка быстро сообразила, что что-то не так. Они стояли посреди леса и повсюду их окружал туман.
Когда Марисса разбудила остальных, Мэл приоткрыла дверь кареты.
— Нам нужно добраться до королевы, — прошептала она.
— Похоже туман не просто туман. Он усыпил нас всех.
— Это магия, — испугалась Роза. — Откуда в Арвитане магия?
— Спросишь, когда выберемся, — ответила Рея и утянула подругу за карету, а Мэл попыталась разбудить Андре, который лежал чуть позади, практически под колесами. Видимо, он упал с лошади, когда туман усыпил его, но сама лошадь не заснула, как и другие животные. Они нервничали, перебирали ногами и стригли ушами, но были вполне адекватны.
Андре вскоре пришел в себя, быстро сориентировался и приказал девушкам ждать, а сам ушел вперед. Вот только неугомонная Рея не могла устоять на месте и все порывалась пойти следом. В других обстоятельствах Мэл не стала бы пренебрегать приказом, но заметила, что плотный туман, что скрывал их, начал отступать. Фрейлины отступили вместе с ним. Шаг, еще шаг, еще. И вдруг Роза споткнулась обо что-то, упала, перепачкалась и несколько секунд с недоумением разглядывала свои руки, а поняв, во что же такое она вляпалась, закричала, перепугав всех. На земле, у ее ног лежал охранник королевы с перерезанным горлом.
Рея среагировала первой, бросилась к девушке и зажала ей рот рукой, Мэл и Марисса попытались поднять невменяемую фрейлину, но услышали, как позади хрустнула ветка, затем еще одна, а после волосы Мариссы задела пущенная кем-то стрела. Девушки бросились врассыпную. Забыли про охрану, защитников, королеву. Страх застил все.
В какой-то момент рядом с Мэл не осталось никого. Еще мгновение назад ориентиром служил алый плащ Мариссы, но ее отвлек непонятный шум слева, оказавшийся всего лишь впорхнувшей с ветки птицей. Девушка с облегчением выдохнула, посмотрела снова вперед, ориентира уже не было. Только непроходимая чаща вокруг.
Она пыталась зацепиться взглядом хотя бы за что-то, но окружающий лес был переполнен угрозой. Злой, безжалостной, первобытной тьмой. Ей так хотелось применить свою магию, чтобы отогнать это зло как можно дальше, но опасалась, что выдаст себя, что не справится. Страх разошелся по организму горьким ядом.
Вдруг, что-то промелькнуло среди деревьев, затем еще раз и еще, Мэл видела лишь размытое пятно, испуганно вжалась в дерево, но пятно не приближалось, оно следило за ней до тех пор, пока не разглядела два больших горящих зеленью глаза. Животное. Оно моргнуло несколько раз, глаза пропали, и снова появились чуть дальше. Ей показалось, что эти глаза зовут ее, хотят что-то показать, а может, даже помочь. И она пошла вслед за ними сквозь чащу, чтобы через некоторое время оказалась на большой, пустой поляне, с огромным черным камнем в самом центре. Тогда глаза пропали совсем.
Ей не нравилось это место. Все естество дрожало, призывая немедленно уйти, бежать, спрятаться, но почему-то она поверила этим глазам.
Успокоив немного тревожно бьющееся сердце, Мэл прислушалась к звукам. Капель. Вода падала на камень, в центре которого была ниша, наполовину заполненная, но вовсе не водой, как показалось вначале. Этот запах… она не спутала бы его ни с чем. Кровь. Резко подняв голову вверх, она увидела на веревках распятое между двумя деревьями тело. Женщина.
— О, Пресветлая! Это же леди Берта.
Тело сковал ужас. Ни руки, ни ноги не слушались, она даже закричать не могла, горло свело судорогой. Шорох позади немного привел в себя, Мэл смогла обернуться. Среди деревьев мелькал свет. На секунду затопило облегчение, но внутренний голос буквально взвыл об опасности, когда хотела позвать на помощь.
В последнее время она начала очень остро реагировать на подобные сигналы. Потому и поспешила спрятаться в кустах так кстати оказавшихся поблизости. Вскоре поляну осветили десятки факелов, и стало светло почти как днем. Мэл смогла разглядеть людей, не меньше десяти, закутанных в алые плащи. Они воткнули факелы в землю, образовав кольцо, и даже не попытались помочь несчастной жертве. Наоборот, один из мужчин подошел к нише, окунул пальцы в озерцо крови и рисовал каждому подходящему к нему незнакомые символы на лбу. Смотрелось все это очень жутко. Оторопь брала от происходящего.
Закончив рисовать знаки, мужчина в плаще взмахом руки велел образовать круг, а затем заговорил холодным, безразличным голосом:
— Сегодня мы воздаем хвалу нашему богу, нашему повелителю. Приди, приди Везулий, прими нашу дань тебе, омойся в жертвенной крови, одари нас своей милостью.
Что-то зашевелилось в противоположной стороне, заставив Мэл испуганно застыть. Мурашки побежали по спине, а сердце тревожно забилось где-то в горле.
Она не закричала только чудом, увидев того, кто вышел на зов. Это было огромное, под три метра существо с копытами вместо ступней, рогами на голове и звериным голодом в глазах. Он был сложен, как мужчина, но там, где заканчивалась спина, был большой, как у животного, хвост.
— Мне надо больше, — проревело чудовище страшным, полузвериным голосом. Главный заискивающе кивнул головой, чуть отступив от чудовища, и повернулся в противоположную сторону от укрытия Мэл. Она тоже посмотрела туда и снова едва не закричала. На поляну, освещенную факелами вывели…
— О, нет! Марисса.
Фрейлина королевы была напугана до ужаса, держалась на чистом упрямстве, но организм не выдержал, и в какой-то момент она завалилась на мужчину, что вел ее к чудовищу. Упасть в полноценный обморок не дали, тот, что держал, толкнул к камню, а главный взмахнул рукой, и камень стал ее кандалами.
«Магия. Злая и черная, как и все, что здесь творится», — поняла Мэл и вздрогнула от звука рвущейся ткани. Марисса истошно закричала, когда один из приближенных главаря разодрал на ней одежду, а в рот засунули оторванный рукав ее же платья. Это было так чудовищно и омерзительно, но людям в капюшонах было все равно.
— Господин, вы довольны жертвой? — все также заискивающе заговорил главарь.
— Я скажу тебе позже, человек, — прогрохотало чудовище. — Посмотрим, сможет ли она утолить мой голод.
Рогатый монстр на мгновение повернулся боком, и Мэл поняла, что тварь говорила вовсе не о еде. А когда он приблизился к смертельно напуганной, девушке, с вполне конкретными намерениями, а остальные просто стояли и смотрели, сил бездействовать не осталось.
Она выбежала из своего укрытия, бросилась к ближайшему факелу, ломая кусты, и схватив его в руки, словно меч, напала на ближайшего человека. Для нее он был монстром, не лучше настоящего, как с монстром с ним и поступила, опалив огнем факела лицо и руки. Человек истошно закричал, остальные испуганно отпрянули, образовалась свалка, кто-то закричал, кто-то побежал, и только главный резким окриком прекратил панику.
— Девица! — обрадовалось чудище. — Еще одна. Человек, да ты меня балуешь.
Она не знала, откуда в ней это взялось, но откуда-то из глубины сердца, из самой души возник пожар, он растекся по венам жидким золотом и сосредоточился на кончиках пальцев. Мэл осознала, что нужно выпустить эту энергию наружу, позволить этому чему-то внутри нее обрести реальную форму. И она сделала это: бросила факел и ударила рукой по земле. Огромная световая волна прошлась по поляне ослепляя, сметая все на своем пути, раскалывая камень. Те, кто не успел убежать, истошно кричали и падали замертво на землю. Чудовище страшно взревело и вспыхнуло, как свечка, так ярко и сильно, что глаза обожгло этим светом, а после все схлынуло, на поляне не осталось даже пепла, только обнаженная Марисса и подвешенная вниз головой леди Берта.
Неожиданно веревки начали сами распутываться, ветви, словно живые, аккуратно спустили женщину на стремительно зеленеющую поляну. Все, до чего достала волна, словно ожило, изменилось, стало теплым, спокойным, безопасным. Здесь больше не было зла, земля поглощала все ее остатки, мертвых людей, кровь, страшный камень-алтарь. Только их троих лес не тронул.
Мэл опустилась на колени перед подругами, опустошенно выдохнула и почувствовала чужое присутствие. На мгновение ей показалось, что позади стоял Александр. Но это был не он, а тот, кому сейчас была искренне рада. Принц Дэйтон в полном боевом облачении, не тот, каким видела его несколько недель назад, не тот, кто рассказал о том, кем был его отец, не тот, кто сгорал от ревности и злобы. Другой — сильный, решительный, не мальчик, мужчина. Такой, каким хотел его видеть отец, настоящий принц.
Он кинулся к ней, когда стала заваливаться на землю, подхватил, тревожно осмотрел и коснулся абсолютно седых волос.
— Исчерпала все силы, чтобы снова спасти незнакомцев. Моя хорошая, ты совсем себя не бережешь.
Он позволил себе такую вольность, поговорить с ней так, как он всегда хотел. Знал, что не слышит, находясь в глубоком обмороке, а если бы услышала, то не приняла бы ни его, ни его чувств, ни его заботы.
— Посмотрите, что с остальными, — приказал появившимся из леса воинам. А сам поднял девушку на руки и понес назад, в лагерь, который они разбили в нескольких милях от поляны. Сегодня был трудный и страшный день, один из самых страшных в его жизни.
Когда Дэйтон выехал, вопреки воле матери, навстречу королевскому кортежу, когда увидел, что главная дорога размыта, он все еще надеялся, что им хватило разума переждать. Не хватило.
Воин — кот харашши отца показал ему картинку, от которой кровь застыла в жилах. Мэл, его Мэл была одна в проклятом лесу, испуганная и беззащитная. Конечно, он бросился в самую чащу и едва не опоздал. Дэйтон даже представить боялся, что было бы с ней, что было бы с ним самим, если бы она не обладала магией, если бы не успела себя спасти.
— Прости меня, прости, что так поздно пришел, — прошептал, все еще сходя с ума от тревоги, прижал к себе, как самую важную драгоценность, коснулся губами седых волос, вдохнул нежный аромат полевых цветов, смешанный с резким запахом дыма. Вольность, слабость, все, на что мог надеяться. Пусть так, ведь она есть, жива, дышит, существует. Этого ему достаточно, по крайней мере он себя в этом пытался убедить, зная, что ничего из этого не выйдет. Он всегда будет желать больше, чем она готова ему дать. Но он подождет. Отца больше нет, а значит, у него появилась надежда.
Едва Дэйтон вышел к лагерю, к нему поспешил Андре.
— Жива?
— Да. Просто потеряла много энергии, — кивнул принц и с сожалением передал драгоценную ношу наставнику.
— Мэл!
— Мэл!
Рея и Роза, все еще напуганные, кинулись к девушке. Им повезло, еще до темноты их обеих отыскали. Убийцы перебили почти всю охрану королевы, только трое остались в живых, раненные, но сумевшие защитить ее.
Девушки с трудом, но смогли не заблудиться в тумане. Переждали рядом с поляной, и только когда туман немного рассеялся, а на поляне появились полукровки во главе с беловолосым молодым мужчиной, только тогда они смогли перевести дух.
— Да что вы кудахчите-то, как наседки? Все с ней в порядке будет, — пришикнул на девушек Андре, но те были слишком потрясены случившимся.
— Волосы, Роза, посмотри, что с ее волосами?
— Побелели от переживаний, — пробурчал капитан, оттесняя фрейлин. — Ничего, оклемается и еще краше станет. Ну, чего стоите? Помогите в карету ее уложить.
Девушки засуетились, помогая устроить Мэл, а когда принесли леди Берту и Мариссу, им было уже не до страхов. Королеве тоже это происшествие придало сил и энергии. Она помогала во всем, давала распоряжения, уступила свою карету фрейлинам и даже пожелала участвовать в обсуждении плана дальнейшего пути. Когда же импровизированное совещание на поляне с господином Эдейром и Солнечным принцем Дэйтоном закончилось, с удовольствием приняла предложение капитана составить ей компанию.
— Вы думаете, это было покушение?
Мнение капитана Эдейра много значило для королевы, и она сожалела, что понадеялась на опыт своего начальника охраны, который не посчитал нужным прислушаться к словам умного, знающего местность человека.
— Я не знаю, ваше величество. Но то, что дорогу так удачно размыло…
— А эти фанатики? Совпадение?
— Увы, я разучился верить в совпадения.
— У вас ведь есть какое-то предположение, — догадалась ее величество.
— Я предполагаю, что такое совпадение пришлось бы кому-то очень на руку. Королева Вестралии умирает от рук фанатиков не доехав каких-то пары лиг до столицы. Ужас! Кошмар! Вопиющая несправедливость, но мир смирится. А вот если королева Вестралии падет от рук наемных убийц, то тут будет совсем иной расклад. И кое-кто будет отвечать.
— Вы намекаете, что кто-то знал о том, что творится в этом страшном месте?
— Я не намекаю, ваше величество, так, размышляю вслух, — туманно ответил Андре. В конце концов, это было всего лишь предположение. Возможно верное, а может и нет. Это Феликс спец по разного рода интригам, а его дело битвы, сражения или вот опека одной маленькой хрупкой птички, у которой слишком доброе сердце.
— Но почему король за столько лет так и не смог очистить этот жуткий лес?
— Боюсь, что все не так просто, ваше величество. Да, лес страшен, и он служит прибежищем для зла и чудовищ, но и укрытием для тех, кому в нашем мире опасно.
— Вы имеете в виду нечисть?
— Сейчас всех магических существ называют нечистью. Даже горных кошек харашши. А вы знаете, что они могут обитать и охотиться без вреда для окружающих только здесь? Да и нашим воинам нужно где-то тренироваться, набираться опыта, а если когда-нибудь снова откроют школу…
— Все, все. Я поняла, что лес вам необходим, но если бы леса не было…
— Они воспользовались бы другой возможностью или не воспользовались бы. В конце концов, это всего лишь домыслы, ваше величество. Только домыслы.
— Ох, не прибедняйтесь, господин Эдейр. О вас и о ваших подвигах я слышала еще юной девушкой.
— Намекаете на мой возраст, — весело усмехнулся капитан. — И все же есть порох в пороховницах, а?
— Я в этом и не сомневалась, — рассмеялась королева. Почему-то с этим суровым, все еще довольно привлекательном мужчиной ей хотелось кокетничать, даже если обстановка для этого совсем не располагала.
— Ваше величество, господин Эдейр, — подбежала к ним взволнованная Рея, настолько взволнованная, что даже забыла сделать положенный реверанс. — Простите, Мэл пришла в себя и просит свой саквояж. Я обыскала весь багаж, но никак не могу его найти.
— Я помогу, — с готовностью ответил Андре, поклонился ее величеству, извинился и отправился вместе с фрейлиной к карете с багажом. Да, он помнил этот саквояж и даже сразу увидел его среди остальных вещей. Достал и сам отнес к карете фрейлин, чтобы убедиться, что с его подопечной в самом деле все в порядке.
Мэл с благодарностью кивнула ему, забрала саквояж и вернулась к тем, кто нуждался сейчас в ее помощи.
— Слава богам, они не разбились, — прошептала, проверяя флаконы. Она достала свой привычный настой, восполняющий силы, а когда хотела закрыть шкатулку, пальцы скользнули по еще одной склянке. Зелье забвения. Ей показалось, что это именно то, что нужно сейчас бедной, впечатлительной Мариссе. То, что она пережила там, на поляне… ужасно. Нельзя, чтобы это хоть как-то повлияло на ее жизнь. Конечно, через год девушка все вспомнит, боль и страх вернутся, но Мэл надеялась, что к тому времени в ее жизни будет много тепла, возможно появится любовь, кто-то способный разрушить страшное, травмирующее душу наваждение.
А после они все договорились о том, что все случившееся в лесу, в нем же и останется, как и те двенадцать подонков, что хотели принести их в жертву чудовищу. Мэл не знала всего, но, судя по изменившимся лицам Дэйтона и Андре, тех, кого удалось поймать, огорчил их больше, чем они того хотели. Спросить об этом Мэл не рискнула, боялась вызвать еще большие подозрения у своих новых подруг. Их и так чрезвычайно удивило слишком пристальное внимание его высочества принца Дэйтона к ее персоне.
Нет, он не старался приблизиться, ни словом, ни делом не выдавал их знакомства, но стоило ей только переместиться по периметру, как и он перемещался, на расстоянии, но всегда в поле видимости. Куда бы она ни пошла, что бы ни делала, он постоянно оказывался поблизости. Ее спасало только то, что не один принц вел себя подобным образом. У Розы тоже неожиданно появился свой молчаливый поклонник — ведущий отряда полукровок Онор. Именно он нашел ее в лесу и спас от жутких чудовищ, что мерещились девушке за деревьями. А когда она увидела его меч, то совсем растерялась. Ведь в рукоятке этого самого меча блистал большой, огненный рубин.
— Прямо как в видении, — прошептала впечатленная Рея и по-новому взглянула на странного полукровку. — А он ничего.
— Замолчи, — одернула подругу Роза и покраснела. Эти двое так и играли в гляделки до самой границы леса. Леди Берта и Марисса все еще не пришли в себя, поэтому остались в королевской карете, Мэл ехала с королевой во второй, а Розу и Рею усадили на лошадей, они единственные хорошо умели ездить верхом. Мэл тоже умела, и была бы не прочь составить им компанию, но тут один суровый рыжий капитан напомнил, что будущей королеве не пристало въезжать в столицу верхом на кобыле. Пришлось смириться, впрочем, и поездка в карете с королевой стала прекрасной возможностью, чтобы преподнести ей приготовленный еще в пути подарок.
Конечно, Андре запретил ей пользоваться магией, но подарки дарить он ей не запрещал. И этим подарком стала рубашка с обережной вышивкой.
— Моя подруга… многое умеет, — ответила она на немой вопрос королевы.
— Например, возвращать седым волосам привычный цвет? — с намеком спросила женщина.
— И это тоже, — не стала ничего отрицать Мэл. Королева умна, она сделает свои выводы, но оставит их при себе, до поры до времени. И если не доверять даже союзникам, то кому же тогда? — Эта рубашка убережет от болезней, а может, и излечит от вашего недуга.
— Разве такое возможно? — скептически покачала головой королева. — От моего недуга нет лекарства, и даже маги-лекари тут бессильны. Старость не лечится, моя дорогая.
— Да, вы правы, вторую молодость вам никто не подарит, но если вас не будут терзать старческие боли, то и силы появятся. Поверьте.
— Вряд ли у меня есть выбор, — ответила ее величество, соглашаясь. — В конце концов, я ведь ничего не теряю.
— Думаю, этот подарок вас еще удивит, — улыбнулась Мэл и посмотрела в окно. Страшный лес остался далеко позади, а впереди их ждала столица, которая казалась ей не менее опасной, чем лес, из которого они с таким трудом выбрались. А еще она подумала о том, что в этом лесу живут не только чудовища, иначе откуда утром на ее лежанке взялся букетик маленьких лесных цветов. Мэл сначала подумала, что это Дэйтон, но тот пребывал в таком же недоумении, как и она сама, а перед самым отъездом ей вдруг почудился среди деревьев маленький бородатый старичок. И она поняла – это лесной хозяин ее благодарил.
Прав был Андре, в этом лесу жили не только монстры. Наверное, так всегда бывает, добро идет рука об руку со злом, как две стороны одной монеты. Вот только, не хотелось бы ей еще раз встретиться с обратной, злой стороной.
— Ну, вот и все. Еще каких-то пара дней, и мы прибудем к берегам Тарнаса, — проговорил капитан Наварро, стоящий у кормы вместе с незнакомцем, которого подобрали в море несколько недель назад. Олли привязался к нему, и капитан страшно завидовал. Он давно понял, что не простого человека они выловили, по взгляду, жестам, по манере говорить или отдавать распоряжения. Этот полукровка не помнил даже собственного имени, но до мелочей знал корабль, словно сам принимал участие в строительстве. Даже он о многом не догадывался. Например, о том, что в трюме есть скрытые панели, и если убрать одну, то пространство можно будет увеличить на треть. То же касалось навигации, умения обращаться со штурвалом, картами и ориентирами. Казалось, что даже море полукровка знает вдоль и поперек, в сто раз лучше его самого, а ведь капитан плавал всю свою жизнь.
Очень скоро бесстрашие и решительность помощника Семара, как решили называть его матросы, подкупили и заставили его уважать, а капитан мечтал поскорее достигнуть земли и избавиться от него. Полукровка чувствовал это и не спорил. Он надеялся, что там — на земле, найдет свой путь, ниточку к потерянной памяти. Ему часто снилось, что кто-то зовет его, женский голос, видел силуэт, тень, дымку, неясный образ, но он ускользал от него точно так же, как утром исчезал туман. Он часами рассматривал свой кожаный браслет, чувствуя в нем что-то светлое, едва уловимое, доброе… магию. Почему-то казалось, что тот, кто дал или подарил ему браслет, очень его любил. И он тоже любил кого-то.
Отношения двух сильных мужчин изменились, когда корабль попал в шторм. Семар спас капитану жизнь, спас корабль, но главное, он спас Олли, который был так беспечен, так хотел помочь, что чуть сам не оказался за бортом. С тех пор они не подружились, но начали понимать друг друга.
— Вы уверены, что хотите этого? — не в первый раз спрашивал Наварро.
— Вы словно отговариваете меня, капитан. А мне казалось, ждете, не дождетесь, когда сможете высадить на берег и навсегда забыть об этой встрече.
— Все меняется, как ветер. Сегодня дует в одну сторону, завтра в другую. Сегодня штормит, а завтра будет полный штиль, — туманно ответил капитан и усмехнулся своим собственным словам. — Я был бы идиотом, если бы хотел потерять такого помощника, как вы.
— Понимаю. Но я должен найти свой путь, понять, кто я. А здесь, боюсь, мне сделать этого не удастся.
— Очень жаль. Многие здесь привязались к вам. Многие будут скучать, — не сдавался капитан.
— Уверен, они переживут, особенно, если кое-кто оставит свою напускную строгость и даст волю чувствам, — с намеком ответил Семар.
— Похоже, вам тоже нравится говорить загадками, — недовольно поморщился мужчина.
— Нет, я не люблю загадки. Вся моя жизнь — одна сплошная загадка. Это тяжело — не знать, кто ты. Не поступайте так с мальчиком, откройтесь ему.
— Это вас не касается.
Семар перешел границу, и оба это поняли.
— Простите, я влез не в свое дело.
— Влезли, — ответил капитан, но извинение принял.
— Капитан, капитан! — громкий окрик Олли разрядил слегка накалившуюся обстановку. Мальчик спешил спуститься с грот-мачты, да так, что едва не расквасил себе нос, поскользнувшись. Семар вовремя подоспел.
— Осторожнее, юнга. Так и расшибиться недолго, — строго проговорил капитан, всерьез испугавшись за мальчишку, но тот был так взволнован, так возбужден, что пропустил замечание мимо ушей.
— Капитан, я видел… я видел…
— Что? Еще одного утопленника? — попытался пошутить Наварро.
— Нет. Корабль, — на одном дыхании выпалил Олли.
— Корабль? — насторожились мужчины. — Где?
— В нескольких лигах к северу.
— Опознавательные знаки разглядел?
— Нет, капитан.
— Не разглядел или не было? — посуровел Наварро.
— Не было, капитан, — встревоженно ответил Олли.
Он прекрасно помнил о слухах, что бродили в доках Тарнаса. В море опасен был не только шторм и острые рифы, но и пираты. Особенно один неуловимый фрегат, что уже несколько лет топил корабли по всему побережью.
— Я посмотрю, — предложил Семар и взял у мальчика подзорную трубу.
Зрение полукровок отличалось от человеческого. Даже без трубы он мог разглядеть много больше, чем Олли или капитан Наварро. И тревога юнги была, увы, обоснована. Более чем обоснована.
— Мальчик прав, корабль не имеет опознавательных знаков и стремительно приближается, — сказал, спустившись обратно на палубу.
— Успеем уйти? — помрачнел капитан.
— Попытаемся, — кивнул Семар. — У нас нет другого выхода. Я заметил на корабле пушки. Судя по виду, высокой мощности. Если вступим в бой, их снаряды разметут наш корабль в щепки.
— И как назло, на небе ни облачка, — с тоской посмотрел вверх Наварро.
— Если успеем добраться до Паучьих скал, то будем спасены. Фрегат не рискнет пойти за нами.
— Ладно, действуйте, — кивнул капитан и устремил взор на запад, туда, откуда шла опасность. Красивый корабль, большой, трехмачтовый, сверкающий на солнце. Как жаль, что эта красота приносит смерть, особенно тем, кто рискует путешествовать в море в одиночку.
Наварро подошел к носовой части корабля, погладил чайку «Сеамар», застывшую на кончике кормы в полете и тяжело вздохнул:
— Ну, что девочка? Не подведешь меня? Успеем мы с тобой уйти?
Он всегда приходил сюда задавал вопросы и почему-то верил, что если камень потеплеет, все будет хорошо, а если нет…
Ждал долго, стоял и надеялся на чудо, но на этот раз каменное изваяние осталось холодным и безмолвным.
— Значит, нет, — с горечью заключил капитан и пошел назад, в капитанскую рубку, чтобы отдать приказ — готовиться к бою.
Столица Арвитана была прекрасна. Мэл вспомнила, что когда въезжала в город первый раз настолько была поглощена своим горем, что совсем ничего не увидела. Сейчас же она с живым интересом разглядывала дома, в большинстве своем двухэтажные, Особняки в богатом квартале, трактиры, лавки, магазины, уходящие куда-то вглубь города улочки. На удивление чистые, уютные. Ей все нравилось, вызывало восхищение, но, конечно, жемчужиной города был Хрустальный дворец из белого камня, большой, величественный, скрывающийся за кованными, неприступными воротами.
Для принца Дэйтона и королевы Юджинии ворота открыли, пропуская кортеж внутрь большого ухоженного парка. На ступенях главной лестницы дворца их уже ждали несмотря на сгущающиеся сумерки. Королева подошла к лестнице первой, поддерживаемая Андре, за ней медленно и степенно шли фрейлины.
Мэл внимательно смотрела на встречающих королеву. Среди всех этих людей было много будущих врагов и союзников, и все же она выделялась среди них — леди Ровенна Элиран, дочь графа Мартона, первая леди Арвитана, бывшая любовница короля, что печалило больше всего. Красивая, этого у нее не отнять. Кожа белая, волосы длинные, черные, фигуре могли бы позавидовать многие. Взгляд, высокомерный, жесткий, решительный, говорящий о том, что она получила свою власть не только красотой. Рядом с ней стоял мужчина, некто Жан Вернер. Он назывался бароном, но реального титула не имел. Леди Элиран в последнее время окружала себя странными людьми, барон не стал исключением. Судя по досье тайной полиции, которое Мэл недавно прочитала, Вернер был незаконным сыном одного достаточно бедного и ничем не примечательного провинциального дворянина. Очень рано осиротел, поступил на военную службу, но там особых успехов не достиг. А так как карьера при дворе ему не светила, юный, амбициозный молодой человек отправился путешествовать, и пропал на долгие годы, пока не объявился в Тарнасе несколько лет назад со своими мистическими представлениями. В этом деле любая гадалка могла бы дать ему сто очков вперед, если бы ни одно «но» – граф обладал потрясающим магнетизмом, харизмой и каким-то запредельным даром убеждения. С кем бы он ни говорил, чтобы ни делал, ему верили.
В Эссир он прибыл совсем недавно и сразу сумел завоевать расположение леди Элиран. Впрочем, Феликс допускал, что этих двоих связывала не только нежная дружба, но и общие интересы. Оба были тщеславны и одержимы. Один — властью, вторая — королем. После его смерти она стала одержима жаждой власти, которую могла получить только посадив на трон своего сына.
Еще двоих из числа министров Мэл знала по досье, но не обратила особого внимания. Намного больше ее привлек губернатор провинции Иды, дядя короля, герцог Амистар Ардонский. Да, он был именно таким, как описывал его Сорос, холодный, расчетливый стратег, самый опасный из всех присутствующих.
Среди встречающих были и друзья: Ричард Колвейн, леди Маргарет, Сорос, Феликс и юный, девятилетний мальчик, серьезный и молчаливый — принц Киран. Но как же они с Уиллом отличались, хоть и были ровесниками. Уилл был неугомонным, живым, жизнерадостным, а Киран… таким несчастным.
Тем временем, королева Юджиния подошла к мальчику, тот поцеловал протянутую руку, а она спросила:
— Ты знаешь, кто я?
— Да, — твердо, но без всяких эмоций ответил мальчик. — Вы моя бабушка.
— Правильно, юный принц. И с этого момента я беру все заботы о тебе на себя. Мэл, подойдите.
Они договаривались об этом заранее. Что именно Мэл поручат присматривать за принцем. И все же, когда она шла к королеве, ощутила чужой взгляд. Ее взгляд. Взглянула в лицо и удивилась. Леди Ровенна смотрела на нее с изумлением, словно увидела что-то невероятное, потрясшее ее до глубины души. Впрочем, леди быстро взяла себя в руки.
— Мы слышали, на вас напали в Темном лесу, — обратилась она к королеве, когда фрейлин представили двору и обоим принцам.
— Да, это было ужасное происшествие. Моя камер-фрейлина едва не погибла. Я прошу вас незамедлительно разобраться и наказать всех причастных.
— Разве мой сын, принц Дэйтон уже не покарал виновных? — удивилась леди Ровенна. — Насколько я знаю, именно он спас вас от неминуемой гибели.
— Как ловко, — хмыкнула Марисса так, чтобы ее реплику услышали только фрейлины. — А она не теряет времени даром.
«Да, — мысленно согласилась Мэл, — в умении любое событие оборачивать в свою пользу, леди Элиран не откажешь». Она даже восхитилась этой способности, пока в голову не пришла весьма неприятная мысль о том, что возможно, нападение было спланировано. И в свете этой догадки возник вопрос: на что еще способна эта с виду благородная леди, чтобы добиться своих целей?
— Не понимаю, что скрывает эта старая перечница?
Леди Ровенна много раз задавала себе этот вопрос, но так и не нашла ответа. Королева была слишком уверена, самоуверенна даже, словно прятала в рукаве какой-то козырь. Старая тварь спутала все карты.
— Не волнуйтесь, дорогая, у нее мало шансов посадить своего внука на трон, — попытался успокоить ее Вернер, однако, чем больше он ее убеждал, тем больше она раздражалась.
— Но они есть, — зло выплюнула Ровенна.
— Слабые. Народ любит Дэйтона, вся высшая знать в твоих руках. Они не пойдут против тебя. Или тебя тревожит что-то совсем иное?
— Меня тревожит все, — раздраженно бросила женщина и поднялась с дивана. Сидеть и ждать хода королевы было невыносимо. А еще эта история с гребнем. Ей до сих пор не удалось встретиться с его хозяйкой, как не удалось выяснить, что связывало ее с королем. Эта Мадлен… весьма изворотливая девица, а казалась изначально открытой книгой. Дочь слуг, сама почти служанка, работает в местной больнице помощницей доктора и собирается замуж за Лукаса О Брайена. Вопрос, откуда у низшей такой дорогой гребень, и почему он кажется ей знакомым настолько, что она готова поклясться, что видела его раньше. Почему Дэйтон намеренно откладывает эту встречу, хотя обещал. Да, он ссылается на занятость при дворе, да — он действительно занят и не только делами, а непонятной слежкой за одной из фрейлин королевы.
Леди Мелани Кэйн — еще одна загадка. Эта девушка сразу привлекла ее внимание, было что-то в ней неуловимо знакомое, что-то зыбкое, эфемерное, но она, как бы ни старалась, не могла понять саму суть своих сомнений. Что-то в ней было не так, и именно это что-то не давало покоя, заставляя часами ходить из угла в угол и пренебрегать своими планами.
— Скажи, ты выяснил хоть что-то о фрейлинах вестральской старухи? Почему Маргарет Колвейн так их оберегает?
— Я думал, ты оставила эту мысль? Какая опасность может таиться в четырех наивных девицах?
— Они не так наивны, как ты думаешь, и опасны не меньше. Начальник личной охраны моего сына не сводит глаз с одной из них, со второй не сводит глаз мой сын. И ты полагаешь, что это не должно меня волновать?
— Твой сын уже взрослый мальчик, и он понимает, что нельзя смешивать власть и чувства.
— Мы об одном и том же человеке сейчас говорим? — повернулась к собеседнику Ровенна.
Жан Вернер уже давно был доверенным лицом Ровенны и, наверное, самым близким человеком, насколько это вообще возможно между двумя амбициозными людьми, преследующими одни цели. Он успел изучить разные ее состояния, узнать, когда она взбудоражена какой-то мыслью или, наоборот, находится в хандре, когда раздражена или весела, когда может трезво мыслить, а когда переполнена эмоциями. Но такой раздраженной, подавленной или даже злой он не видел ее никогда. Поэтому и предпочел смириться и дать ей то, чего она хочет.
— С кого ты хочешь начать?
— Да какая разница? Говори уже.
— Хорошо. Леди Лирея Итарийская — дочь вестральского министра финансов. Девушка богатая, титулованная, ни в средствах, ни в связях не нуждается…
— Ясно, — перебила барона Ровенна, — что с другими?
— Леди Розмари Виллие — по слухам, незаконная дочь герцога де Траверсе.
— Того самого?
Она слышала эту историю. Герцог де Траверсе был одним из сторонников Кровавой королевы, бежал вместе с большинством знати, когда Александр пришел к власти. Когда-то де Траверсы были теми, кто вершили историю Арвитана, именно они стояли у истоков заговора против Солнечного короля. Теперь же их род почти угас, находится в опале, и единственное, что их спасает — родство с вестральской королевской семьей.
— А третья?
— Леди Марисса де Томей. Об этой особе известно мало. Сирота, воспитывалась старшим братом, который скончался не так давно. Не состоятельна, не титулована, довольно загадочная личность.
— Как и четвертая. Как ее?
— Леди Мелани Кэйн. Увы, о ней мне узнать ничего не удалось.
— Значит, ты плохо старался.
— Это всего лишь значит, что мне нужно чуть больше времени. Мои источники основываются на слухах, которые нуждаются в проверке.
— И что же говорят твои слухи? — заинтересовалась Ровенна.
— Что леди Мелани Кэйн не существует. Никто не знает, откуда она появилась, кто ее родители, образование, семья…
— Ну, с образованием у нее все в порядке. Она явно из благородных. А вот существование… ты подал интересную мысль. Кэйн, знакомая фамилия, откуда я ее знаю?
— Еще один угасший род?
— Может быть, может быть. Ладно, мне надо подумать над этим.
— А может, лучше будет подумать о том, как нам склонить на свою сторону губернатора провинции Иды?
— О, оставь. У королевы нет ничего, что могло бы его заинтересовать, — уверенно возразила Ровенна.
— Не стоит недооценивать противника, — предостерег барон.
— Но и искать заговор там, где его нет, тоже чревато.
— Хорошие слова, — с намеком согласился Вернер, чем вызвал гневный взгляд собеседницы.
— Хватит подвергать сомнению мои суждения, лучше займись делом и узнай, наконец, кто такая эта Мелани Кэйн.
— Как скажете, ваша светлость, как скажете, — с явным недовольством поклонился мужчина. Быть холуем на побегушках он давно отвык. Потому и ушел из комнаты первой леди Арвитана, пылая от гнева.
— Нервный какой, — хмыкнула леди Ровенна. В последнее время его попытки командовать ею стали весьма раздражать. Конечно, барону хотелось влиять на нее, как он влиял на всех тех старух, что вечно вились вокруг него. Ах, эти жены влиятельных мужей, сколько интересных сведений они поставляют. Но не всегда, как оказалось, его таланты могли помочь. Загадка Мелани Кэйн так и осталась загадкой. Похоже, придется вспомнить молодость и взяться за дело самой, но не сегодня. Сегодня ее ждут более важные дела.
Фрейлинам отвели четыре комнаты рядом с покоями королевы, но девушки, не сговариваясь, решили жить вместе в самой просторной комнате, еще одну, проходную, оборудовать под гостиную, а третью и четвертую отдать в пользование леди Берте. Тесновато, конечно, зато не так страшно засыпать ночами. Происшествие в лесу все еще не давало покоя всем, кроме Мариссы. Ее спасало зелье.
«И слава Пресветлой», — думала Мэл, глядя, как девушка искренне смеется, слушая сплетни прикрепленной к ним служанки. Она и сама иногда хотела бы выпить то зелье и стереть одним махом всю свою прошлую жизнь. Было тяжело ходить по тем же коридорам, по которым ходил он, осознавать, что где-то здесь, в одной из спален он спал, в одном из кабинетов работал, сидел на троне в главном зале. Сейчас этот трон был пуст, но тот, что рядом… очень скоро на троне королевы будет сидеть она сама, если переживет Совет двенадцати, конечно.
В Арвитане двенадцать провинций. После смерти его величества именно губернаторы провинций и еще пять членов кабинета министров должны будут решить, кто станет следующим королем, а кто регентом. Поддержка Ричарда Колвейна обеспечила принцу Кирану большинство в кабинете министров, но поддержка губернатором провинции Иды принца Дэйтона, пока перевешивала число голосов в его пользу.
Губернатор обладал непререкаемым авторитетом. И главная задача состояла сейчас в том, чтобы переманить его на свою сторону. Феликс и Андре почему-то были уверены, что Мэл это удастся, однако, Сорос осторожничал.
Ей представилась возможность последить за этим человеком и даже поговорить с ним пару секунд на приветственном приеме в честь королевы Вестралии. Мэл поняла одно, Амистар Ардонский был достаточно умен и прагматичен, чтобы не поверить в слезливую историю о великой любви короля и обедневшей аристократки. Для него на первом месте были выгоды, которые мог принести союз, а у нее не было ничего, что она могла бы предложить…
— Ты чем-то встревожена, дорогая? — спросила леди Маргарет, любезно согласившаяся в виду болезни леди Берты временно ее заменить в свите королевы Вестралии. И Мэл была этому очень рада. Именно сейчас, как никогда, ей нужен был друг. Вся эта конспирация, невозможность посоветоваться хоть с кем-то, увидеться с друзьями, с Уиллом, удручали ее. В том, что за ними следили, Мэл не сомневалась, и не только на приемах, но и в собственных спальнях.
— Я думаю о милой служанке Мэри, которая так задорно смеется и делится дворцовыми сплетнями, а заодно тайно ходит с докладами к леди Элиран. Это когда-нибудь прекратится?
— Боюсь, что нет, моя дорогая, — заботливо погладила ее по руке леди Маргарет. — Но почему ты думаешь, что девушка шпионит для Элиран?
— Первая леди Арвитана поразительно осведомлена о сердечных привязанностях Розы. Вчера она высмеяла ее в присутствии самого объекта любви — господина Онора.
— Ох, не могу в это поверить, — ахнула леди.
— Бедная Роза едва не заболела от стыда и смущения. Неприятная ситуация, а шпильки у матери принца весьма острые, — вздохнула Мэл и рассказала в подробностях, как все случилось.
Все началось с того, что Онор был приставлен к королеве в качестве личного телохранителя, и по долгу службы вынужден был присматривать и за ее фрейлинами. Таков был его официальный статус, но на самом деле его главной задачей была охрана Мэл. Идея Феликса и Сороса, горячо поддержанная принцем. Потому мужчина находился рядом с девушками большую часть времени, что безумно смущало Розу, и леди Элиран воспользовалась ее слабостью, заговорив о чувствах на одном из неформальных приемов, куда девушки были приглашены. А ведь начала разговор первая леди Арвитана со вполне невинного вопроса:
— Как вам живется при дворе?
Фрейлины вполне искренне заверили, что чувствуют себя почти как дома.
— Если это так, то почему вы так мало танцуете? Наслаждайтесь праздником, развлекайтесь, молодость ведь так быстро проходит. Или вам не по вкусу местные кавалеры? Впрочем, я слышала, что одна из вас питает пылкие чувства к нашему начальнику охраны. Онор, признавайтесь, как вам удается так легко разбивать женские сердца?
В тот момент девушки растерялись, не знали, что сказать, а леди Элиран все не унималась.
— Что же вы стоите, Онор, пригласите же, наконец, девушку на танец. Роза, кажется именно вы сгораете от любви… О, не стоит так краснеть, в этом нет ничего постыдного…
Конечно, бедная Роза не выдержала и, пробормотав извинения, сбежала. Рея поспешила за ней, Марисса с негодованием воззрилась на леди, а Мэл предупреждающе сжала ее руку. Элиран сделала это не только, чтобы уколоть фрейлин королевы, но чтобы подпортить жизнь начальнику охраны принца. И судя по желвакам, что играли на его лице, ей это удалось.
— Какая жалость, — притворно сочувственно вздохнула леди. — Ваша нерешительность, мой дорогой, совсем отпугнула девушку.
С этими словами Элиран ушла, явно довольная собой и сделанной гадостью.
Вечер фрейлин был испорчен. Роза замочила подушку слезами, а подруги поняли две вещи: Ровенна Элиран та еще стерва, и Онор знал о чувствах южанки.
— Откуда она узнала? — недоумевала Рея, обнимая рыдающую подругу.
— Здесь даже у стен есть уши, — напомнила Мэл.
— Или у кого-то слишком длинный язык, — с намеком ответила Марисса. — В этом гадюшнике полно змей.
— И самая главная претендует на трон, — скривилась Рея. — Девочки, а вы заметили, что она не нашу бедняжку Розу хотела задеть, а его. Кажется, она не выносит этого полукровку.
— Мне кажется, она всех не выносит, даже себя, — все еще всхлипывая, проговорила Роза, зато немного успокоилась. Тут уж лучше думать о подлостях Элиран, чем о равнодушии начальника охраны принца Дэйтона. Впрочем, не так уж он оказался равнодушен, точнее совсем не равнодушен, когда пришел на следующее же утро и с решительностью истинного воина, попросил Розу поговорить с ним наедине. Девушка так растерялась, что не могла и слова произнести. Подруги все решили за нее и деликатно вышли в соседнюю комнату и совсем неделикатно подслушивали, когда Онор делал Розе предложение руки и сердца.
— Но вы же знакомы так недолго? Ты его совсем не знаешь, — напомнила Марисса, когда смущенная Роза попрощалась теперь уже с женихом и вернулась к подругам, поделиться своим счастьем.
— Если ты любишь, то не важно, сколько вы знакомы: месяц, год, или один день. Любовь такая редкость в наше время, тем более, взаимная любовь. Слушай свое сердце, слушай только его и никого больше, — не согласилась с фрейлиной Мэл.
— А вдруг он негодяй?
— Если леди Элиран его не выносит, то он точно из хороших, — резонно заметила Рея. На этот аргумент у Мариссы возражений не нашлось.
Так Роза, одной из первых нашла в Арвитане свою судьбу, вот только страшно опасалась знакомить его с отцом. Проблема была в том, что герцог Траверсе недолюбливал полукровок, и Роза предполагала, что знакомство это будет не простым, если и вовсе состоится. От тревожных дум ее отвлекло только одно — неожиданный тайный поклонник Реи, который каждое утро оставлял на столике в гостиной фрейлин букет маленьких колокольчиков лиреи и красивые, душевные стихи.
— И главное, мы и понятия не имеем, откуда они появлялись. Охрана никого не пропускала, слуги никаких цветов в глаза не видели, на окнах решетки, а Рея загорелась идеей непременно найти тайного воздыхателя и поймать того за руку.
— Ох, как же у вас все интересно, — рассмеялась леди Маргарет. — Ах, молодость. Она так прекрасна. Наслаждайтесь ей, она так скоро проходит. Милая, тебе тоже хотя бы иногда нужно вспоминать, что ты еще очень молода. Знаю, это не просто. Но жизнь так скоротечна. И он не хотел бы, чтобы ты провела ее в борьбе с Элиран.
Мэл это понимала, однако, прекрасно осознавала, что если позволит себе расслабиться, может получить удар в спину, и история с Розой наглядно это показала.
— Миледи, позвольте вас побеспокоить, — Онор подошел к Мэл и передал записку от королевы.
Когда Мэл прочитала ее, то с благодарностью посмотрела на леди Маргарет.
— Почему вы не сказали?
— Я не была уверена, что получится, милая, — ответила временная статс-дама королевы, впервые за долгое время увидев в глазах любимой приемной дочери искреннюю радость. — И это не только моя заслуга, но и Сороса, Феликса, Андре и, разумеется, королевы.
Мэл хотела бы поблагодарить их всех. Почти три недели она не видела брата. Знала, что с ним все в порядке и все равно волновалась. Ей так его не хватало, особенно сильно, когда проводила время с Кираном. Мальчик был очень талантлив, но страшно, безмерно одинок. И это порой разрывало ей сердце.
После приезда королевы Вестралии, ее личные покои стали единственным местом, где можно было спокойно поговорить, без опасений, что вездесущие соглядатаи леди Элиран их случайно или намеренно, подслушают.
Друзья устроили Мэл встречу с братом именно там, но прежде королева хотела о чем-то поговорить.
— Присаживайтесь, моя дорогая, — предложила ее величество, указав на место рядом с собой на диване. Мэл осторожно присела рядом, заметив некую скованность и даже тревогу в ее глазах. — Мы не виделись несколько дней. И я не смогла поговорить с вами об одном очень важном деле.
— Я слушаю, ваше величество.
— Вы ведь знаете, что можете во всем довериться мне, — издалека начала королева. Мэл поняла это и уже догадывалась, о чем ее величество хотела поговорить.
— Это честь для меня, — любезно ответила она.
— А для меня большая честь знать вас. Моя дорогая, я не люблю все эти долгие расшаркивания и скажу без обиняков. Вы знаете, я ехала сюда с мыслями, что это мое последнее путешествие. Силы покидали меня так стремительно, что я не надеялась увидеть, как Киран взойдет на трон. Я не взяла с собой личного доктора, чтобы никто не узнал о моем состоянии, но попросила приехать вместе со свитой в столицу. Сегодня утром он прибыл. И каково же было наше обоюдное удивление, когда он сообщил, что моей болезни больше нет. Это ли не чудо!
Королева говорила так восхищенно, с таким воодушевлением, а Мэл могла в тот момент думать только об отповеди, которую придется услышать от Андре, Сороса и даже Феликса. Они предупреждали ее не рисковать, а теперь…
Впрочем, было одно маленькое оправдание, не ложь, но полуправда, которую она поспешила озвучить.
—Я безмерно рада, что с вами все хорошо, но в этом нет моей заслуги, ваше величество.
— Вот как?
— Полагаю, вы намекаете, что именно рубашка, которую я подарила, послужила причиной вашего исцеления. И это правда. Мне ее отдала в свое время любимая подруга.
— Ваша подруга — ведьма? — слегка поумерила свои восторги королева.
— Травница, — поправила Мэл. — Может быть, чуть больше, чем травница.
— И где же живет такое чудо? — полюбопытствовала ее величество.
— Раньше она жила в небольшом городке под названием Южный крест, но после моего отъезда собиралась перебраться на запад, к границам Илларии.
— Как интересно. Я бы очень хотела познакомиться с вашей подругой. В ее руках бесценный дар. Признаюсь, я с некоторой опаской приняла ваш подарок, не потому, что не доверяла вам, но не доверяла всему, что связано с магией. В этом мы с королем похожи. Какой бы полезной магия не казалась, но опасности от нее ничуть не меньше.
— Да, где-то я уже слышала эти слова, — призналась Мэл.
— И все же, я немного беспокоилась за вас. Такой козырь может сыграть на руку вашим врагам, а, может, и полностью уничтожить.
— Да, я понимаю.
В Эссире не любили магов, впрочем, одаренных сторонились даже в Южном Кресте.
— А с другой стороны, — продолжала размышлять королева. — Вы знаете, что у губернатора провинции Иды нет детей. И не потому, что он не может их иметь. Губернатор — однолюб, такая редкость в наше время. Он безумно влюблен в свою супругу, но она в силу возраста или какой-то болезни не может родить. Представьте только, как будет счастлив и благодарен губернатор той, что подарит им шанс. И как бы было хорошо, если бы на такой вот случай у вас была припасена новая рубашечка.
— А леди…
— Клавдия Ардонская… да, она здесь. Вы обязательно должны были видеть ее.
— Что-то не припомню…
— Это не удивительно. Она довольно неприметна, не блистает особой красотой. Но всегда дороже всех одета. Губернатор не скупится на наряды для своей супруги.
— Даже если бы такая вещица была, — осторожно заговорила Мэл, прекрасно понимая, что если королева и поверила ей в истории с подругой-травницей, то сомнения свои вряд ли оставила. Впрочем, это тоже играло им на руку, бесценное преимущество. — Боюсь, у нас не хватит времени. Совет через неделю, если бы была возможность отложить его…
— Думаю, здесь я смогу кое-что придумать, — загадочно ответила королева и поднялась. — Вы полны сюрпризов, моя дорогая. Красивы, умны, обаятельны и крайне одарены. Единственное, что вам недостает — умения лицемерить. И к сожалению, в схватке с Элиран вам придется этот навык освоить.
— Вы поможете мне?
— Всем, чем смогу. И очень надеюсь, что когда-нибудь вы сможете довериться мне.
Мэл хотела бы, но доверие в ее теперешнем положении — непозволительная роскошь. И все же она была благодарна за намек и шанс, которого они все так ждали.
Ужасно не хотелось покидать Уилла, они никогда еще не разлучались так надолго, ей показалось, что брат заметно вырос и даже немного повзрослел, по крайней мере, их расставание он принял с выдержкой и смирением настоящего мужчины.
— Когда ты еще придешь?
— Очень скоро, обещаю, — ответила Мэл и обняла любимого брата. — Будь сильным.
— Как капитан Кросс?
— Как капитан Кросс, — согласилась она с болью в сердце. Эта тоска возникала всегда, когда кто-то напоминал ей о нем, и не проходила несколько часов. Но Мэл почти любила ее, потому что тогда чувствовала себя, как никогда, живой.
Она ушла, не сразу сообразив, что провела в обществе брата намного больше времени, чем рассчитывала. Вечер плавно перетек в ночь, а большие золотые напольные часы в гостиной королевы показывали почти полночь.
У дверей ее встречал молодой полукровка из отряда Онора. Кивнув ему, она пошла по коридору к комнатам фрейлин. Но когда завернула за угол, то в полутемном коридоре заметила мелькающий свет под дверью выделенной им гостиной, словно кто-то ходил со свечой из стороны в сторону.
Мэл осторожно повернула ручку и заглянула в открывшееся пространство. Если бы в тот момент держала что-то в руках, то непременно бы уронила. Ведь она поймала практически с поличным того самого поклонника Реи, который сжимал в руках цветы лиреи. А сама подружка преспокойно спала в кресле, укутанная пледом.
Немая сцена затянулась ровно до того момента, как Рея пошевелилась. Таинственный знакомец-незнакомец рванул к Мэл и вытолкал ее в коридор. В тот момент у него было такое мрачно-просительное лицо, что она растерялась, не зная, что делать. То ли смеяться, то ли плакать все от того же смеха.
— Пресветлая, Феликс, это вы тот самый загадочный поклонник?
— Прошу вас, не говорите… — взмолился мужчина.
— Ну, дела! — все еще пребывая в шоке, пробормотала Мэл, иначе как объяснить слова, что вырвались почти непроизвольно: — Но вы же ей в отцы годитесь!
— Уж кто бы говорил, — хмыкнул руководитель Тайной полиции Арвитана. — Напомнить, сколько лет королю?
— Не стоит, — опомнилась Мэл и извинилась. Это было бестактно и неуместно, и объяснялось только ее потрясением. Феликс извинение принял, но продолжал стоять рядом и комкать в руках заметно повядшие цветы.
— Ох, оставьте бедные цветы в покое! — полушепотом воскликнула она и отобрала несчастный букет, всерьез рискующий превратиться в истрепанный веник.
— Вы расскажете ей? — с мольбой в глазах спросил он.
И это был весьма непростой вопрос. Стоит ли вмешиваться так бесцеремонно в жизнь двух близких друзей, если они сами тебя об этом не просят? Мэл припомнила, как горели глаза подруги, с каким нетерпением она бежала каждое утро, чтобы увидеть на столе очередной букет, но кого она представляла в образе своего поклонника? Юношу или охранника-полукровку? Вот только вряд ли в образе тайного воздыхателя ей виделся руководитель Тайной полиции Арвитана. Да, он не выглядел на свои сорок с хвостиком, а уж по поступкам, особенно с девушками, по авантюрному складу ума, она не дала бы ему и двадцати. Мальчишка, шутник и интриган, он и любовь превратил в какой-то балаган.
— Не расскажу, если вы скажете, чего хотите от моей подруги? Это игра, шутка, забава?
— Я что, похож на шутника? — обиделся мужчина.
— Вам правду сказать или солгать? — не поддалась на провокацию Мэл.
— Поверьте, я не собирался обижать вашу подругу, просто… она мне нравится, очень нравится с первого взгляда. Такая живая, непосредственная, а я… никогда не встречал таких, как она, понимаете?
«Кажется, все-таки влюбился», — осознала Мэл. — «И, похоже, впервые в жизни». Вот только ей-то что с этим знанием делать?
— Но вы правы, я не подхожу ей. Она юная, милая, невинная, а я старик.
— Ну разумеется, — фыркнула Мэл. — А я смотрю, откуда это песочек сыпется? Не прибедняйтесь, старичок.
— Так вы мне поможете? — с надеждой спросил он, и ладно бы просто спросил, но он так умоляюще, так жалобно и душераздирающе на нее смотрел. Беззащитный котенок и тот не мог бы разжалобить сильнее.
— Не понимаю, чем?
— Не говорите ей. И если можете, узнайте, ну… как она ко мне относится, нравлюсь ли я ей вообще?
«Это какое-то безумие», — подумала про себя Мэл, но это безумие ей нравилось. Хоть кто-то в этом злом мире должен быть счастлив. Так почему не Рея и Феликс?
— Хорошо, я ничего ей не скажу, с одним условием. Прекратите все это. Рея изобретательная и найдет способ поймать вас за руку.
— Нисколько не сомневаюсь в ее изобретательности, но поймать меня… — Феликс нагло усмехнулся и явно вознамерился доказать, как она не права.
— Эй, эй. Вы обещали это прекратить.
— Согласен, — признал свое поражение руководитель Тайной полиции Арвитана.
— А если вам, милорд, нечем заняться, так вот вам задачка, как устроить встречу с губернатором так, чтобы он не догадался что я, это я?
— Проще простого, миледи, — тут же включился Феликс. — Но зачем?
— А это не может остаться моей тайной?
— Э, нет. От главы Тайной полиции ничего не скрывают, даже будущие королевы. Так что, моя дорогая союзница и друг, рассказывайте, рассказывайте скорее.
Да уж, хватке господина Росси можно было только позавидовать. Он не успокоился, пока Мэл не рассказала о намеках королевы. Разумеется, он не пришел в восторг от опасной затеи, но и отговаривать не стал. Лишь подмигнул, пообещал, что все устроит в лучшем виде, и откланялся. А Мэл вернулась в гостиную, где все еще дремала Рея.
— Просыпайся, соня, — прошептала она и коснулась плеча девушки, та мгновенно проснулась и испуганно заозиралась по сторонам.
— Что?
— Ты всю свою охоту проспала.
— Как? — заметно расстроилась фрейлина. — Не может быть!
В ответ Мэл потрясла букетиком в своих руках и протянула ей.
— Пойдем спать уже, горе-воительница. Завтра поохотишься на своего поклонника.
— И как ему это удается? — загрустила Рея, но запах цветов ощутимо поднял ей настроение. — Я обязательно узнаю и припру его к стенке.
— И что сделаешь потом?
— Когда?
— Когда к стенке припрешь?
— Не знаю, — озадачилась подруга. — Наверное, отругаю мальчишку.
— Почему мальчишку? — удивилась Мэл.
— А кто еще способен на такие глупости? Проникать под покровом ночи в охраняемые комнаты фрейлин, чтобы оставить букет цветов?
— Влюбленный мужчина?
— Идиот! — припечатала Рея. — Его ведь поймать могут и обвинить в нападении или в воровстве, или боги знают, в чем еще.
— А ты бы хотела, чтобы его поймали, или чтобы он так и остался твоим тайным поклонником?
— Я хочу, чтобы он больше не приходил, — запальчиво ответила подружка, а в следующую ночь и все последующие горько сожалела о своем желании, ведь больше цветы и стихи на столике в гостиной не появлялись.
Оливер не мог поверить в то, что видел. Его корабль, его дом, все, чем он жил целенаправленно разрушали пушки большого пиратского корабля. Люди, те, с кем он делил кров и еду, умирали рядом с ним. Когда был ранен капитан, мальчик подумал, что это конец, что ничто и никто больше не спасет их от неминуемой гибели. Доктор Губерт и мичман вместе с помощником Семаром унесли капитана вниз в каюту. Его место временно занял шкипер корабля Анери, человек сильный и умный, но он ни разу не был в реальном бою.
— Насколько все плохо? — спросил Семар, наблюдая, как доктор суетится вокруг капитана. Это странно тревожило его. Обстановка, запах лекарств, кровь. Словно видел уже когда-то нечто подобное. И руки, нежные, тонкие пальцы, белая кожа. Почему он не мог оторвать взгляда от них?
— Плохо, — не стал лгать доктор. — Капитан ранен в живот, увы, я не могу ничего сделать.
В этот момент раненый очнулся, попытался повернуться и застонал.
— Не двигайтесь, не двигайтесь, капитан. Я сейчас дам вам настойку тимьяна, вы отдохнете, наберетесь сил.
— Не надо, — прохрипел мужчина и посмотрел на Оливера, вытирающего непрошенные слезы рукавом рубахи. Главное, живой. — Семар, подойдите.
Полукровка выполнил просьбу, наклонился, и обессиленный капитан, едва шевеля губами, сказал ему что-то на ухо. Оливер пытался расслышать, даже подошел поближе, но до него донесся только обрывок фразы: — Прошу, спаси его.
— Я все сделаю, капитан, — пообещал Семар, отстранившись.
— Спасибо, — устало ответил мужчина и на некоторое время прикрыл глаза. Но вскоре кровь пошла горлом, капитан закашлялся, а Семар поспешил наверх, спасать корабль. Оливер тоже хотел уйти, но раненый вдруг выдохнул: — Останься, мальчик. Посиди со мной.
Больше он не говорил, Олли тоже. Снаружи грохотали выстрелы пушек, слышался топот ног, чьи-то крики, а он сидел у постели капитана и сжимал его руку до самого конца и даже после, когда тот закрыл глаза, а из глаза выкатилась последняя в его жизни слеза. Олли тоже плакал, пусть он и не любил капитана, пусть не доверял ему так, как Семару, но он был частью его жизни, и когда-то спас эту самую жизнь, взял на корабль, где до сыта кормили, не напрягали работой и позволяли часами сидеть на грот-мачте, разглядывая горизонт.
Он не почувствовал, когда залпы прекратились, но ощутил, когда корабль взяли на абордаж. Кинулся было наверх, но каюта оказалась заперта. Что он только ни делал, чтобы только ее открыть, но злосчастная дверь не поддавалась. Его заперли, заперли в каюте с мертвецом. Зачем?
Прошло не менее получаса, прежде чем дверь каюты открылась, и в каюту ввалился человек, большой и злой, в заляпанной кровавыми пятнами рубахе.
— Эй, Лем, ты чего застыл? — прокричал еще один басистый голос из коридора. — Горы золота что ли нашел или девицу в неглиже?
Человек в коридоре рассмеялся собственной шутке, а мужчина по имени Лем сплюнул прямо на пол и поморщился.
— Если бы. Здесь мертвяк и мальчишка.
— Мертвяк, говоришь? — голос приблизился и через секунду в проеме показался еще один здоровый мужик с золотым передним зубом. — Ты смотри, если он от заразы какой загнулся, капитану это не понравится.
— Да от какой заразы? Не видишь, живот ему разворотило, — фыркнул тот и попытался содрать с тела простынь, которой Олли заботливо прикрыл своего капитана. Подобного неуважения он стерпеть не мог и кинулся на мужика. А через секунду полетел в другой конец комнаты, сраженный сильным ударом.
— Эй, эй! Не зашиби мальчишку. Попортишь, капитан с тебя три шкуры спустит.
— Да за него и медяка не выручишь.
— Это не нам с тобой решать. Пошли, отведем его наверх, к остальным.
Мужик по имени Лем схватил Оливера за шкирку и вытолкал в коридор, а затем заставил подняться на палубу. От представившегося перед ним зрелища, мальчик побелел и пошатнулся. Палуба была раскурочена, две мачты сломаны, кругом были тела, которые захваченные в плен матросы с болью и отвращением выбрасывали за борт, остальные просто стояли, пытались стоять, потому что раненых тоже ждала незавидная участь сгинуть вместе с погибшими в морской пучине. Среди тех, кто выбрасывал тела, был и помощник Семар, раненый, бледный, как смерть, но не сломленный, как многие матросы, как один из офицеров, ползающий у ног пиратов, умоляя оставить его в живых. Олли хотел пойти к Семару, но Лем крепко держал его за плечо.
— Капитан, посмотрите, я нашел еще одного.
Тот, кого позвал мужчина, стоял спиной к солнцу, оно ослепило мальчика, и он с трудом смог проморгаться и взглянуть на монстра, разрушившего его дом, его надежды, мечты и жизнь. И внешность его соответствовала делам. У монстра было жуткое, обезображенное лицо.
— Что, не нравится вид? — зло процедил мужчина, а в синих глазах его плескалась ненависть. Мальчик стушевался и опустил взгляд.
— Простите.
— Хм, вежливый. Мне это нравится. Сколько тебе лет?
— Тринадцать, — с опаской ответил Олли.
— А выглядишь младше. Грамоту знаешь?
— Да, сэр.
— Будешь служить мне, пока не доберемся до островов. И только попробуй ослушаться, иначе я попорчу это красивое личико шрамом подобным моему.
Олли испуганно сжался. Слишком страшным, слишком пугающим был этот человек. Он не поднимал глаз ровно до того момента, пока пират не отправился дальше, осматривать завоеванный корабль.
И только когда пленников переводили на пиратский фрегат, он, наконец, узнал, что же за корабль уничтожил его спокойную, безмятежную жизнь.
«Харди» — так называлось судно, и так же звали его капитана.
«Какое странное название для корабля» — подумал Оливер, увидев золоченую надпись. Ведь именно так обидно называли бедняков. «Харди» в переводе с древнеарвитанского означал «оборванец», но на древнеилларском это слово имело несколько иное значение — «безжалостный».
— Кажется, они подружились, — заметила леди Маргарет, наблюдая, как играют в настольные игры принц Киран и Уилл.
— Я очень надеюсь на это, — призналась Мэл. — Уиллу не хватает спокойствия, а Кирану наоборот, жизни. Надеюсь, они смогут друг друга дополнить. Спасибо вам. Если бы вы с лордом Колвейном не согласились стать его опекунами…
— Перестань. Ты мне как дочь, а Ричард всегда мечтал о сыне. И ты обещала забыть эти официальные титулы, но все равно продолжаешь называть моего мужа — лорд Колвейн. Он, знаешь ли, обижается.
— Простите, — смутилась Мэл. Она совсем не хотела обижать тех, кто заботился о них, кто приютил, кто столько хорошего сделал. Она никогда не сможет отплатить им. — Я постараюсь лучше следить за собой.
— Кстати об этом. Я крайне удручена твоим внешним видом, моя дорогая.
— А что не так с моим видом? — удивилась девушка. Будучи фрейлиной королевы Вестралии она обязана была выглядеть безукоризненно.
— Круги под глазами больше походят на синяки, ты совсем не спишь?
— У меня нет времени на сон. До Совета меньше недели, а я еще не уверена в том, что у нас получилось.
— А я почему-то верю, что все обязательно будет хорошо, — леди Маргарет ободряюще похлопала девушку по руке, но Мэл нисколько это не успокоило. Слишком много сил и энергии она потратила на идею, милостиво подкинутую королевой. Конечно, она не смогла бы все это провернуть без помощи леди Маргарет, Феликса, и конечно, своих подруг, чье участие было просто неоценимо.
Она начала действовать на следующий же день после разговора с королевой. Улучив момент, попросила леди Маргарет устроить невинную, почти случайную встречу с герцогиней Ардонской. Феликс тоже зря времени не терял, и через два дня весь замок готовился встречать пожелавших присутствовать на Совете илларских послов, дабы засвидетельствовать законность выбора будущей власти. И, как принято в столице Арвитана, подобные встречи всегда должны заканчиваться балом, но на этот раз это должен был быть особенный бал. И Феликс это сделал, превзошел сам себя, предложив большой бал-маскарад, более того, всем дамам на этом балу предлагалось одеться в совершенно одинаковые одежды. Фрейлинам и самой королеве достались не только приглашения, но и костюмы.
— Это что? Розыгрыш? — недоумевали фрейлины, рассматривая наряды.
— Похоже на то, — кивнула Мэл, читая записку.
— И что за блажь — веселиться, когда король умер, и непонятно, кто теперь займет трон, — хмуро напомнила Марисса и бросила на кровать свою серебристую маску.
— Нам никогда их не понять, — пожала плечами Рея.
— Это пир во время чумы, — хмыкнула Роза, вызвав тем самым всеобщее внимание подруг. — Что? Это не мои слова. Онор так говорит.
— А что еще говорит Онор? — подсела к подруге Рея.
— Ему не нравится то, что творится при дворе. И ему не нравится, что я нахожусь в эпицентре, точнее мы все.
— Да ладно, чего ты краснеешь. Он твой жених.
— Еще нет. Я написала отцу и очень боюсь его ответа.
— А что если он скажет тебе бросить его? Бросишь?
Вопрос Реи явно задел южанку. И Мэл ее понимала. Когда-то она сама страдала от того, что родителям не нравился ее избранник. Впрочем, леди Генриэтта не жаловала обоих ее избранников. Только если один просто ей не нравился, то второго она боялась, и Мэл до сих пор так и не узнала почему. Впрочем, сейчас это было уже не важно. Короля больше нет, а она… пытается как-то с этим смириться.
Как оказалось, идея бала пришлась по вкусу очень многим. Маски скрывали лица дам, делая их практически неузнанными. А кавалеры терялись, путали своих и чужих леди, а некоторые даже беззастенчиво этим пользовались.
«Пресветлая, Феликс просто гений!», — восхищалась Мэл, наблюдая за всей этой путаницей. И все же ее он обнаружил без труда. Как и Рею, которая последние дни непозволительно часто грустила. Глава Тайной полиции Арвитана тоже был в костюме, в костюме пажа, а к лацкану его ливреи был приколот маленький цветок лиреи. Разумеется, Рея не могла не заметить и жадно разглядывала пажа почти минуту, а когда тот подал ей руку, приглашая на танец, уже Мэл начала переживать за них обоих.
Но вот, танец закончился, и совершенно обескураженная Рея вернулась к диванчику, где расположились фрейлины. Не успела Мэл вглядеться в лицо подруги, как паж подал руку и ей.
— Вы очень рискуете, — не преминула заметить она, вступая в круг танцующих.
— Я знаю, — полушепотом признался Феликс. — А вы… вы узнали что-нибудь?
— Увы, мне мало что удалось, разве что… она очень скучает по своему загадочному поклоннику. Нам всем не хватает цветов.
От того, как сверкнули его глаза в прорези маски, Мэл догадалась, что именно так все и было задумано.
— О, Пресветлая! Вы сделали это нарочно! — осознание было весьма неожиданным. — Не моя просьба заставила вас прекратить все это, а ваш личный расчет. Господин Росси, вы коварный человек.
— А простые люди шпионами не становятся, — невозмутимо ответил глава Тайной полиции Арвитана, а после посмотрел куда-то ей за спину, чуть крепче, чем нужно, сжал руку и прошептал:
— Пора.
Мэл поняла, кивнула, и он повел ее к противоположному концу бального зала, к самому выходу.
— У вас будет десять минут, не больше. После вы должны будете вернуться в зал.
— Хорошо, — отозвалась девушка, едва поспевая за мужчиной. В конце коридора они остановились, и Феликс указал на дверь одной из комнат.
— Десять минут, я буду ждать здесь.
Комната, куда она вошла на деле оказалась большим, просторным кабинетом. Губернатор стоял у стеллажа с книгами и искренне удивился, увидев на пороге юную фрейлину вестральской королевы.
— Сударыня…
— Простите за конспирацию, милорд, — заговорила Мэл.
— Конспирацию? Я не очень вас понимаю. Мне сказали, что здесь меня будет ждать жена, но даже в маске и в этом костюме я могу утверждать, что вы не она.
— Ваша супруга в зале, с ней все в порядке.
— Тогда почему я здесь? Что за игру вы ведете?
— Простите, но это не игра. И если вы позволите, я объясню…
— Что ж, извольте, — настороженно разрешил губернатор. Вся эта ситуация не понравилась ему, но и вызвала любопытство. И, кажется, те, кто устроил эту встречу, знали о его тайной страсти к трудным загадкам. — Итак, я слушаю.
— Благодарю. Я обращаюсь к вам от лица одной особы… вам не знакомой.
— Продолжайте.
— Данная особа может дать вам то, что вы бы хотели больше всего. Не бесплатно, конечно.
— Откуда этой вашей особе знать, чего я хочу больше всего? — усмехнулся губернатор наивности данного заявления, но следующие слова маски заставили его настороженно замереть.
— Наследника, сына или дочь по крови.
— Это невозможно! — посуровел мужчина, вся веселость, если она и была, в мгновение слетела с него, обнажив глубоко скрытую боль.
— А если я скажу, что это возможно.
— Я скажу, что вы лжете!
— Разве? Вы же маг, губернатор. Вы способны чувствовать много больше, чем остальные. Я знаю, ваша супруга не может иметь детей, но что если бы она смогла?
— Вы — маг?
— И очень сильный. Вы же чувствуете это, я знаю. Сканируете меня, прощупываете прямо сейчас.
— А вы совсем не умеете защищаться.
— Я не хочу этого делать. Вы чувствуете, что это за магия?
— Для этого я должен к вам прикоснуться.
— Что ж, это будет малая плата за ваше доверие.
— Боюсь, чтобы получить мое доверие потребуется гораздо больше.
Мэл рисковала, но обстоятельства были чрезвычайные. Единственный шанс. Потому она сняла перчатку, приблизилась к губернатору, коснулась протянутой руки. Он отдернул ее тут же и посмотрел с потрясением и даже страхом.
— В вас много силы. Как? Откуда?
— Важно не откуда она взялась, а что с помощью этой силы я могу сделать.
— Излечить мою жену?
— Точно так же, как когда-то я излечила принца Дэйтона.
— Принц Дэйтон был болен? — удивился губернатор.
— Возможно, вам стоит спросить у него самого.
— Что вы хотите взамен?
— Если все получится, если я смогу помочь вашей супруге, то я попрошу о поддержке на Совете.
— В пользу Кирана?
— Вы чрезвычайно догадливы, милорд. Соглашайтесь, вы ничем не рискуете. Думаю, за возможность стать отцом, можно отдать все, мы же просим малость — поддержать принца Кирана на Совете и того, кто будет его представлять.
— Вы же понимаете, что мое слово не убедит кабинет министров, не убедит остальных… Да и моя жена… может к тому моменту не забеременеть.
— Мы понимаем. Подумайте, губернатор, подумайте.
Мэл выполнила свою миссию, ей оставалось только уйти, но губернатор вдруг заговорил:
— Что мне мешает сейчас подойти, сорвать с вас маску и узнать, кто вы такая?
— Ничего. Но вы ведь этого не сделаете.
— Из страха?
— Из благородства. Род Солнечного короля всегда держал слово.
— Да, но я не являюсь частью этого рода.
— Но это не означает, что вы не благородный человек. До свидания, милорд.
— До свидания, — выдохнул губернатор, немного обескураженный ответом маски. — Она как-то незаметно подловила его, одурманила и очаровала. Иначе, как колдовством он свои действия назвать не мог. Эта маска неожиданно напомнила ему о сестре, не той, кем она стала, а той, кем была много лет назад. Хрупкой, юной и невинной девочкой, очень любящей жизнь. В этой маске тоже было что-то такое, словно она и есть эта самая жизнь, несущая свет и тепло.
Да, те, кто устроил эту встречу, действительно знали его. Он и правда любил загадки, но еще больше он любил их разгадывать. А эта, как оказалось, одна из немногих, которые ему так и не удалось разгадать.
Излечить леди Клавдию оказалось куда проще, чем даже устроить встречу с ее мужем. Леди Маргарет не пришлось ничего выдумывать, она просто пригласила женщину к себе на чаепитие, туда же были приглашены фрейлины королевы. Они прекрасно провели время в особняке Колвейн, познакомились с Джули, которая, если и была удивлена повторным знакомством с Мэл, то виду не подала, наоборот, с радостью включилась в игру и даже вызвалась показать девушкам окрестности и невероятной красоты пейзажи, что открывались с холмов.
Мэл прожила в этом доме почти две недели, но даже не представляла, что здесь так красиво. Как же много она не замечала, замкнувшись в своем горе.
Поездка стала глотком свежего воздуха для всех, а для некоторых еще и чудесным избавлением от бесплодия. По крайней мере, Мэл очень на это надеялась. Единственное, что не давало покоя — записка, которую она получила от Мэдди: «Не знаю зачем, но одна высокопоставленная особа настойчиво ищет встречи со мной».
— Возможно, это ничего не значит, — успокаивающе проговорила леди Маргарет, увидев записку.
— Возможно, — согласилась Мэл, но предчувствия редко ее обманывали, вот и сейчас эти предчувствия говорили, что следует готовиться к неприятностям. И, кажется, она догадывалась, откуда они могли прийти…
Следующее, большое письмо от Мэдди окончательно убедило ее в этом, тем более, что оно пришло не из Эссира, а почему-то из Герата, города на юге страны:
«Дорогая, Мэл!
Пишу тебе с опаской и сильным предостережением. Я узнала, что за леди так хотела со мной встретиться, но лучше бы не знала этого. Она тебе знакома — это леди Элиран. Не знаю, зачем я ей так срочно понадобилась, но видимо, это до крайности обеспокоило нашего общего друга. Он посоветовал мне уехать как можно скорее. Мистер О Брайен согласился сопровождать меня в Герат, оттуда морем мы отправимся в… куда скажет мистер О Брайен.
Пресветлая, как же мне хочется увидеться с тобой и поговорить. Ты знаешь, я так счастлива, так безмерно счастлива и не могу разделить эту радость с тобой. Конечно, я бы и не написала об этом, но ты сама просила меня не скрывать от тебя моего счастья, моей любви. Я надеюсь, что ты порадуешься за меня и благословишь. А я буду молить Пресветлую дать тебе сил и терпения в твоем нелегком деле. Прошу тебя, будь осторожна. Эта женщина очень опасна. Я не встречалась с ней, но предчувствую, что это так.
Надеюсь, что скоро это все закончится, и мы снова увидимся. Я смогу обнять тебя, и рассказать обо всем. Береги себя, сестра.
С любовью, Мадлен… надеюсь, в скором времени, миссис О Брайен».
Мэл отложила письмо подруги и задумалась. Могла ли она как-то себя выдать? Вряд ли. Это невозможно. Если только кто-то из окружения не проболтался, но тогда Ровенна вела бы себя иначе. Конечно, она проявляла повышенное внимание к ней, но Мэл списывала это на внимание принца Дэйтона к ее персоне. Нет, разумеется, он не делал ничего такого, что могло бы ее разоблачить, но его чувства были очевидны для тех, кто хотел и мог видеть. Она решила поговорить с ним об этом и о многом другом, а самым лучшим и безопасным местом для разговора стали личные покои принца Кирана.
— Дэйтон! — со всей своей детской непосредственностью вскричал Уилл, едва завидев в дверях своего старого приятеля.
— А вы знакомы? — удивленно спросил Киран, заметно оттаявший после общения с братом Мэл. Очевидно, они весьма благотворно влияли друг на друга, но не в этом случае. Сдержанность Уилла явно сильно хромала, причем на обе ноги.
— Нет, то есть да, то есть… — мальчик стушевался, сообразив, что сказал что-то не то, виновато посмотрел на сестру. Мэл тоже растерялась и не смогла правильно отреагировать. Впрочем, Уилл не был бы Уиллом, если бы тут же не нашел выход. — Слушай, Кир, а ты тайны хранить умеешь?
— Пресветлая, Уилл! Что за фамильярность? Слышала бы тебя мама… — возмутилась сестра, но тут на помощь пришел принц Дэйтон и увел ее в дальний угол комнаты.
— Позвольте им самим разобраться.
— Даже представить трудно, что было бы, если бы сейчас здесь был кто-то посторонний.
— Слава богам, что здесь никого не было.
— Вы смеетесь надо мной? — догадалась она, и, судя по его дрожащим губам, рискующим превратиться в улыбку, поняла, что так оно и есть.
— Увы, в последнее время у нас так мало поводов для веселья. И мне совсем не удается побыть с вами наедине.
То, как он это сказал, отозвалось болью. Слишком явная интонация прослеживалась в голосе, слишком личная. Сейчас, как никогда, Дэйтон напомнил ей Александра. От осознания этого закружилась голова.
— Что с вами? Вам дурно?
— Нет, нет. Все в порядке. Это просто… воспоминание.
— О нем? — заметно помрачнел принц.
— Вас это коробит?
— Немного. Я любил его, он был отцом, о котором можно только мечтать, но я ненавидел его за то, как он поступил с матерью, за то, что отнял вас…
— Замолчите! — почти выкрикнула Мэл.
— Простите, — отступил Дэйтон.
— Он был моим мужем. Я любила его, я люблю его, всегда буду любить. Это неизменно.
— Вы не правы. Время все меняет.
— Возможно. Но я бы хотела, чтобы вы поняли. Для меня вы всегда будете другом, не более.
— Почему? — выдохнул он. Ему было больно, но она ничего не могла с этим поделать. — Дело в возрасте? В том, что я младше вас?
— Там, в лесу, мне не показалось, что вы младше. То, как вы себя ведете, нет, вы давно уже не ребенок и даже не юноша. Я уверена, вы были бы прекрасным королем.
— Я не хочу быть королем, если при этом потеряю вас.
— Дэйтон…
— Нет, не перебивайте меня.
И все же она сделала это, повернулась к нему и коснулась ладонью его губ.
— Пожалуйста, молчите. Вы можете сказать то, о чем мы оба пожалеем. Не разрушайте дружбу словами. Прошу вас.
Она молила его молчать, ее глаза молили, и он сдался. Взял тонкую ладонь в свою и поцеловал.
— Хорошо, я не скажу. Но знайте, мне никогда не будет достаточно дружбы.
Они так и не поговорили о том, что беспокоило ее. С ним было сложно разговаривать. Не только из-за его чувств, он напоминал ей о прошлом, о боли утраты, о любви, о тоске, не дающей дышать полной грудью. Она безумно скучала по мужу. В такие моменты ей не хотелось жить.
Олли уже несколько дней прислуживал пирату, спал в небольшой каморке в капитанской каюте, еду приносил суровый, неразговорчивый матрос, а мальчик так хотел узнать, жив ли Семар? Но его не выпускали. Поэтому он часами просиживал за столом, переписывая сведения о всех конфискованных на корабле вещах в большую, толстую книгу. Вечерами, когда пират возвращался, то проверял записи мальчика и выкладывал кипу бумаг на следующий день, а Олли снимал с чудовища сапоги, подавал чистую одежду и старался помалкивать. Пират не любил разговоры, зато часами сидел в кресле с бренди в здоровой руке и рассматривал большой портрет на стене, единственная красивая вещь в этом адовом месте. На нем была изображена девушка, прекрасная, как богиня, с длинными медовыми волосами, лучистым взглядом синих, как море в шторм глаз, и нежно-розовой, сияющей кожей. Тот, кто нарисовал этот портрет, был чрезвычайно талантлив, каково же было удивление мальчика, когда в большом сундуке у стены он обнаружил кисти, краски, мольберт и альбом с эскизами, на которых была она — прекрасная незнакомка.
— Кто позволил тебе рыться в моих вещах? — прорычал пират, вернувшись раньше обычного. Олли вздрогнул, но больше от неожиданности, чем от испуга. За те несколько дней, что он провел в его обществе, он понял, что тот не так уж свиреп, как хочет казаться. Да, он безжалостен и жесток, но в нем присутствовала и справедливость. По крайней мере, к нему он ни разу не обратился пренебрежительно. Наоборот, делился едой, расталкивал, когда мальчику снились кошмары, и тот стонал в беспамятстве, и никогда не ругал за ошибки и кляксы в книге.
— Простите, я не хотел, — повинился мальчик и поспешно положил все обратно, захлопнув крышку сундука.
— Знаешь такую поговорку: «любопытство сгубило кошку»? Не лезь туда, куда тебя не просят, иначе кто-то другой, менее отходчивый, укоротит твой длинный нос. Помоги снять эти чертовы сапоги.
Олли выполнил приказ и уселся на тот самый сундук, ожидая следующих распоряжений.
— Капитан, а можно вопрос?
— Ну, попробуй, — хмыкнул пират.
— Она и вправду существует? Девушка.
Мужчине явно не понравился вопрос, и он уже готов был огрызнуться, но посмотрел на портрет и не смог. Все, что было хорошего в нем, все хорошее, что осталось, было заключено в этом портрете.
— Да. Она существует, но мы больше никогда не увидимся.
— Почему?
— Потому что в ее жизни нет места чудовищу и убийце, которым все меня считают.
— А разве вы не такой?
— Я еще хуже, мальчик, я еще хуже, — ухмыльнулся капитан и кинул на стол новую стопку бумаг. На этот раз на них были описаны не вещи — люди, рабы, все они стали рабами, даже он — мальчик, умеющий писать и читать, мальчик, неожиданно привязавшийся к страшному, обезображенному пирату.
Губернатор был сам не свой, королевский доктор, господин Эмиль непозволительно долго осматривал его жену. В последние дни она чувствовала себя слабой и больной. Он не верил, что это могло быть именно то, что предлагала ему незнакомка на маскараде. Женщина, которая, так и осталась загадкой. Кто она? Он хотел отыскать ее в толпе, перепугал некоторых дам, заслужил репутацию сумасшедшего, но так и не нашел, чувствовал, что она где-то рядом, даже магию применил, и чуть не нарвался на международный скандал, приняв за свою маску саму королеву.
«Запутала, чертовка» — плюнул он тогда с досады и прекратил всякие поиски. Но где-то подспудно, в глубине души надеялся: «А вдруг правда?» С этой тайной надеждой он прожил неделю, половину второй, и вдруг, как гром среди ясного неба…
— Поздравляю, милорд, вы скоро станете отцом.
Мужчина онемел от радости и ужаса одновременно.
— А это точно? Вы уверены?
— Если вы сомневаетесь, можете пригласить другого врача, — с достоинством ответил доктор. Губернатор воспользовался советом, пригласил всех, кого смог найти, и только счастливый и немного снисходительный взгляд жены окончательно его убедил. Как же давно они мечтали об этом, как давно…
И все же, когда чувство эйфории спало, пришел трезвый расчет. Разум говорил ему, что не нужно так сразу разбрасываться обещаниями, да и не обещал он этой маске ничего, но внутри, подспудно жил страх, что если он не сделает этого, если посмеет обмануть, то что-то случится. Что-то нехорошее. Так прагматик уступил место счастливому будущему отцу, а все обещания, данные еще недавно леди Ровенне, были забыты.
Однако, сама леди Элиран не забыла о его обещаниях.
— То есть, как вы не поддержите меня? — вскипела первая леди Арвитана.
— Простите, но мне предложили то, от чего я не смог отказаться.
— Я дам вам больше. Все, что захотите.
— Простите, миледи, но у меня уже есть все и даже больше, — чуть более радостно, чем хотел, ответил губернатор. — Прошу, не тратьте свое время на переубеждения. Я не передумаю. Лучше поищите других союзников.
— Кто? Кто предложил вам больше?
— Я не знаю, — искренне ответил мужчина.
— Не знаете? — вконец потеряла самообладание леди Ровенна. Она была уверена в нем, возлагала большие надежды и теперь… такое сокрушительное разочарование. Она не могла этого стерпеть. — Да вы издеваетесь надо мной! Вы знаете, на что я способна, что я могу сделать с вами, с вашей чертовой провинцией, вы знаете…
— Если у вас будет власть, — жестко оборвал забывшуюся женщину губернатор. — И не стоит угрожать тем, кто сильнее вас. Возьмите себя в руки.
— Прошу простить мне эту вспыльчивость.
Демонов губернатор был прав. Она забылась. Слишком сильным был удар, неожиданным. Но едва успокоившись, Ровенна начала лихорадочно искать выход. И ответы.
— И все же, я бы хотела знать, если возможно, что же такое предложили вам эти загадочные люди?
— Это не секрет. Моя супруга беременна.
— Как это связано?
— Я же сказал, они предложили мне то, что нужно было мне больше всего.
— Ребенка?
— Война забрала не только наших сыновей, но и здоровье жены. Моих магических сил достаточно, чтобы она не старела, чтобы была здорова, но новая жизнь в ней зародиться уже не могла. — губернатор замолчал на секунду и мечтательно улыбнулся, — И все же это случилось.
— Как?
— Магия. Не те настойки, которыми пользуются шарлатаны, а истинная сила.
— Значит, вы утверждаете, что где-то в этих стенах живет маг?
— Не считая вас?
Губернатор был далеко не глуп и прекрасно понял, на что намекала Элиран. Впрочем, эта женщина не умела сдаваться.
— И вас.
— Я его не нашел, — в итоге ответил Амистар Ардонский. — Быть может, вам повезет больше.
— А вы не думали, губернатор, что вас просто используют? Вы готовы стать обычной пешкой?
— Кто знает, кто знает, иногда пешкам суждено стать королевами.
— На что вы намекаете, милорд?
— Думаю, вы и сами это поняли, миледи.
Для нее это был удар. Казалось, что трон уже у нее в кармане, и вдруг, все начало разваливаться на кусочки. А вместе с идеальным планом начала «разваливаться» и она сама. Вернер пытался повлиять на нее, успокоить, заставить сосредоточиться на главном, но ее преследовал страх поражения. Из-за какого-то мага она терпела поражение. Но если этому неизвестному дозволено применять запрещенные методы, то и она могла бы поступить также. Но прежде…
Ровенна расправила юбки, взглянула на свое отражение в большом напольном зеркале, убедилась, что просто неотразима и стремительно направилась к выходу, совершенно проигнорировав Вернера. Он было направился следом, но она так глянула, что тот предпочел остаться в гостиной. Иногда, ее было не остановить ни здравым смыслом, ни силой. Темная энергия ее души требовала выхода, и сейчас эта темная энергия была направлена на того, кто уже давно ей не подчинялся, но все еще любил.
Ворвавшись в покои Сороса Кради, словно фурия, остановилась на пороге, с легким недоумением. Давно она не видела его таким, без строгого камзола, этого вечного осуждения на лице. Сейчас он казался до странности беззащитным в полурастегнутой рубашке, с растрепанными, влажными волосами, падающими на плечи.
Она тряхнула головой, прогоняя непрошенные мысли, и отпустила на волю свою ярость:
— Это твоих рук дело?
— Я не очень понимаю…
Он даже не взглянул на нее, занявшись приведением себя в порядок.
— Лжец! Ты все знаешь, ты все подстроил.
— И что же я сделал такого ужасного, что заставило тебя, впервые в жизни самой объявиться в моих покоях? — выгнул бровь он и так насмешливо посмотрел на нее, словно она не взрослая почти сорокалетняя женщина, а несмышленая девчонка, одна из его глупых поклонниц. Это окончательно разозлило, и она даже кинулась к нему, чтобы ударить. Но он ловко перехватил руку и сжал ее так сильно, что ей стало больно.
— Вы забываетесь, леди Элиран. Я не один из ваших любовников, я не Вернер, чтобы вы могли командовать.
Она смотрела в его глаза в надежде, что увидит то, что видела раньше, скрытое, потаенное желание, все еще тлеющую внутри страсть, и она увидела это. Победная улыбка озарила лицо, и она его поцеловала, так как умела, так, как хотела, а он не нашел в себе сил оттолкнуть. Эта женщина всегда имела над ним необъяснимую, мистическую власть. Да, он хотел, даже жаждал ее ненавидеть и пытался убедить себя, что она исчадие бездны, те вещи, что она творила, все то зло…
Но одно ее прикосновение, один поцелуй разрушал стены, воздвигаемые годами, заставляя совершать непоправимые ошибки. Для него она была губительным огнем, и он хотел, всегда хотел в нем гореть, как сейчас, как сегодня, в собственной комнате, в постели, на один миг притвориться, вернуться в то время, когда она была юной, нежной и невинной, увидеть ту, кем она никогда не была…
А после он жалел, что поддался, не смог, не оттолкнул и почувствовал давно забытое отвращение к самому себе.
— О, не смотри на меня так, словно я чудовище, заставившее тебя изменить жене, — фыркнула Ровенна, заворачиваясь в простыню. — Ты хотел этого не меньше, чем я.
— Но только для тебя я всего лишь один из многих. Ничего не значащий эпизод…
— А ты хочешь стать кем-то большим?
— Когда-то хотел, когда ты была человеком.
— А теперь я не человек?
— Я не знаю, кто ты теперь.
— Я — мать твоего сына.
— И это единственное, что останавливало меня все эти годы от желания свернуть тебе шею.
В ответ она рассмеялась, бесстыдно и издевательски.
— Ты все еще хочешь меня, и именно это тебя останавливает.
— Зачем ты пришла?
— Узнать, что это за маг такой перетянул на сторону мальчишки моего главного союзника.
— И ты веришь, что я отвечу?
— Конечно, нет. Я просто хотела понять, почему именно ты сейчас борешься на стороне противников, тогда как твой сын совсем один…
— Перестань лицемерить. Тебе это не идет, — резко бросил он, поднялся, подошел к креслу и накинул домашний халат. Все это время она неотрывно следила за ним и вынуждена была признать, что с годами он стал еще лучше. Сильнее, мощнее, сексуальнее. Полукровки не стареют так, как люди. Даже в шестьдесят, восемьдесят, сто лет они выглядят едва за сорок, все также красивы и полны сил. И они по праву считались непревзойденными любовниками, что Сорос, что король. Впрочем, она никогда не ставила на одну чашу весов свою любовь к королю и страсть к этому мужчине. А страсть была, вот только она боялась окунуться в нее с головой, потому что с ним, как ни с кем другим, становилась слабой.
— И все же ты предаешь его.
— Дэйтон никогда не хотел быть королем. Если бы ты провела с ним хоть один день, да даже если бы просто спросила, то поняла бы. Но тебе всегда было плевать, ведь для тебя существует только один человек, самый главный в жизни.
— Александр, — кивнула Ровенна, но Сорос удивил ее, сказав:
— Нет, ты сама. Все, что ты всегда любила — это ты. Твои страсти, желания, одержимости. Всегда только ты.
— Это не правда. Я всегда любила его. Только его одного.
— Ты любила только себя, ты любишь только себя, а он… был лишь твоей прихотью, слабостью, как и я. И если бы он был таким, как я, если бы полюбил тебя, то ты бы потеряла к нему всякий интерес и нашла другой объект для страсти. Слава богам, что этого не случилось. Он видел тебя насквозь.
— Как видишь ты?
Его злые слова задели сильнее, чем она могла и хотела признать.
— Ты хочешь демонизировать меня, создать монстра, потому что я никогда тебя не любила.
— Думай, как хочешь, — устало вздохнул он, потеряв к разговору интерес.
— И что? Что принесла ему эта его недоступность? Счастье? Он был счастлив?
— А если я скажу, что был? А если я скажу, что он любил?
— Я отвечу, что ты лжешь!
Не мог он никого любить. Не посмел бы. Она сделала все, чтобы этого никогда не случилось.
— Да, может быть, — кивнул Сорос. — Может, мы оба с тобой ошиблись. Может, и я никогда не знал, что это такое.
— Боги, как же я тебя ненавижу! За то, что ты жив, за то, что ты, а не он сейчас стоишь передо мной. Почему ты не сдох, как и положено Тени? — перешла на злобное шипение Ровенна. Ей хотелось его ударить, уничтожить, сделать что-то, чтобы не видеть этого обвиняющего, ненавистного взгляда.
— Что? Совсем на грани? — жестко ухмыльнулся он. — Барон больше не в силах усмирить тебя?
— Сволочь! — вскрикнула Ровенна. На что он намекал, чего хотел? Он ей расскажет, расскажет все! Немедленно!
Она снова набросилась на него, но теперь желая не плотских утех, а ударить побольнее. Сорос перехватил ее руки, скрутил и брезгливо бросил на диван.
— Хватит! Еще одна подобная выходка, и ты узнаешь, на что действительно способен Тень короля, пусть и бывший.
— Я ненавижу тебя!
— Хоть в чем-то мы с тобой едины, я тоже себя ненавижу.
Она вылетела из спальни, сильно хлопнув дверью. Была бы сильнее, эта дверь слетела бы с петель, а так… Сорос усмехнулся, наблюдая, как дребезжит зеркало от слишком сильной вибрации, всмотрелся в собственное отражение, и вдруг вспомнил, как смотрел в это самое зеркало в ночь исчезновения короля. Тогда он увидел дыхание смерти за спиной, черные смазанные тени, клубящиеся позади. Он думал, они пришли за ним, вздрогнул, ощутил страх, мимолетный, недостойный Тени, а после, взяв себя в руки, снова посмотрел в зеркало, но не увидел ничего. И все же чувство, словно от смерти его отделяет тончайшая, невидимая нить не проходило несколько дней, пока окончательно не пропало, однако пришло что-то иное, видение, полусон-полуявь, которое он так и не смог объяснить…
Ему виделся утес, воздух пах грозой, слышались отдаленные крики чаек, шум моря, бьющего о скалы, мимо проплывали большие черные тучи, принявшие причудливые формы. Одна из них показалась ему живой, чьим-то смеющимся лицом. Он моргнул, почти зажмурился, пытаясь скинуть наваждение, и лицо пропало, туча стала обыкновенной тучей.
Это место было мрачным, но в то же время спокойным, умиротворяющим. И тут он услышал голос:
— Ну, здравствуй, Тень Солнечного короля.
— Кто вы? — обеспокоено спросил он и обернулся, но никого не увидел, только все тот же тяжелый пейзаж.
— Я — воздух, которым ты дышишь, я — земля, по которой ты ступаешь, я — сердце, что бьется у тебя в груди, — ответил голос, и Сорос вдруг понял…
— Пресветлая богиня.
— У меня множество имен. Это одно из них.
— Чего вы хотите?
— Чтобы ты солгал.
— Кому?
— Всем. Ты должен сказать, что Солнечный король мертв.
— Но это не так. Мне никто не поверит.
— Поверит, если ты скажешь, что король снял с тебя клятву.
— Это невозможно.
— Что есть возможность? Ничто, — усмехнулся голос, и что-то коснулось его, проникло за воротник, сжало горло цепочкой — символом принадлежности Тени, сжало так, что он захрипел, упал на колени, жадно пытаясь вдохнуть, и вдруг все исчезло, а цепочка осыпалась клочками звеньев прямо в его руках.
— Теперь возможно. Осталось только самому в это поверить.
— Зачем?
— Какой ты любопытный, полукровка, — рассмеялся голос. — Но ты мне нравишься, поэтому отвечу: у каждого свой путь, у тебя, у него и у нее. Она должна верить, чтобы выполнить свое предназначение.
— Кто она?
— Ты скоро поймешь. Но помни, Тень короля, поверить должны все.
Все и поверили. Ровенна ненавидела его за это, Арвитан был на грани краха, а он не смел нарушить волю богини, как бы сильно этого не хотел. В какой-то момент он понял, почему она так хотела скрыть правду, чтобы юная Солнечная королева думала только о благе Арвитана, а не занималась поисками любимого супруга. А ведь если она узнает, то никакой долг не сможет ее остановить. Только зачем это нужно высшим силам, он так и не смог понять.
После недели в море, капитан Харди, наконец, разрешил Олли выходить. И первое, что он сделал, попросил навестить помощника Семара, отнести ему еду, убедиться, что тот еще жив.
— Наглый мальчишка, ты думаешь, я тебе это позволю? — хмуро бросил капитан, но мальчик давно понял, что отчего-то стал важен ему. Все-таки пират был не так уж плох, если не обращать внимания на частые приступы гнева и ненависти ко всем и всему.
Помощник Семар находился в трюме со всеми захваченными пленниками. Время от времени их выпускали, окатывали холодной водой, чтобы не покрылись грязью и не развели паразитов. Позволяли умыться и постирать исподнее, но не всем, только тем, кто был, по мнению капитана, достаточно полезным. Семар был из таких — сильный и умелый. Его раны почти затянулись, он похудел, побледнел, и взгляд стал жестким, колючим, однако, увидев Олли, полукровка смягчился и даже попытался улыбнуться.
— Как вы? — спросил мальчик и вытащил из-за пазухи большой ломоть хлеба и что-то безумно вкусно пахнущее, завернутое в тряпочку. — Там сало. Я украл на кухне. Спрячьте, спрячьте скорее.
— Не рискуй так больше. Это опасно, — предупредил мужчина. Олли думал, вернет сверток, но нет, спрятал под рубахой. — Не рискуй.
— Да я и не рискую, почти. Капитан ко мне хорошо относится.
— Не бьет?
— Нет. Ругается только часто, много пьет и кричит ночами, — вздохнул мальчик, вспомнив случившееся два дня назад. Тогда он проснулся среди ночи от криков капитана, пытался осторожно растолкать, но получил сильный удар по плечу. Мужчина боролся с кем-то во сне, ударил, но так и не проснулся, наоборот, на лбу появилась испарина, он весь дрожал и метался, словно в лихорадке. Конечно, Олли перепугался и побежал к корабельному доктору, скользкому, неприятному типу, с маленькими бегающими глазками, страшному пропойце и сквернослову. Но тот был настолько пьян, что даже кувшин с холодной водой, который Олли вылил на него, не возымел никакого эффекта.
— Что же делать? — растерянно прошептал мальчик и тут вспомнил, что на корабле был еще один доктор. Увы, доктор Губерт, погиб во время сражения с пиратами, но когда Олли приходил навестить помощника Семара, то видел, что у многих раны почти зажили, а перевязки были сделаны очень умелой рукой. Мальчик не знал, что за человек так постарался, но надеялся, что он поможет Харди, а там, глядишь, капитан смягчится и подобреет к заключенным. С этими мыслями он побежал к первому помощнику, а затем, вместе с ним спустился в трюм, туда, где содержали заключенных.
Их было тридцать восемь, и все почти поправились. Мальчик подозвал Семара, рассказал о лихорадке капитана и посмотрел с такой надеждой, что полукровка не смог отказать. Ушел куда-то вглубь камеры и через несколько минут вывел бледного, изможденного мужчину, который едва держался на ногах. Пришлось помощнику капитана выпустить их обоих. Он хоть и был хорошим помощником, но славился крайней брезгливостью к заключенным, а юнга не смог бы один дотащить доктора до каюты капитана.
— Как вас зовут? — спросил Олли у изможденного мужчины.
— Кроули, — еле слышно выдохнул тот.
Больше мальчик вопросов не задавал, а уже в каюте увидел почти настоящее волшебство. Стоило только мужчине положить руку на горячий лоб капитана, как тот затих. Жар спал, пульс выровнялся, и больной забылся глубоким, спокойным сном, а доктор отнял руку, покачнулся и едва не рухнул прямо на пол, без сил. Тогда-то Олли и понял, кто такой этот Кроули.
— Вы целитель!
— Ты не видел настоящего целителя, мальчик, — с трудом дыша, прохрипел мужчина. — Настоящий целитель не только от лихорадки избавить может, но и от всех шрамов, покрывающих тело этого несчастного.
— А как вы здесь оказались? На корабле?
— По глупости, мальчик, и из тщеславия своего. Я, знаешь ли, всегда был тщеславным, любил, когда меня расхваливают, любил преклонение, обожание, себя любил не меньше. А ведь на самом деле я посредственность, пустышка. Только был у меня один предмет, платок, который лучше меня людей излечивал. Настоящая целебная магия. И пользовался я им без стеснения и зазрения совести, лгал, воображал себя великим целителем. Молва обо мне бежала вперед меня. Куда бы не приезжал, встречали как святого. И вот однажды, молва эта дошла до капитана Харди.
— Он вас похитил? — выдохнул мальчик.
— Похитил, это сильно сказано. Я погулять любил, выпить, много выпить, вот и нажрался как-то в одном увеселительном заведении, а очнулся уже здесь. Одно плохо, платок мой там остался, в моей съемной квартире.
— И он понял, что вы не сможете его вылечить, — догадался Олли.
— Понял и разозлился, — кивнул целитель. — Велел посадить меня в камеру. Говорил, что я шарлатан и не заслуживаю свободы ни на корабле, ни на земле. И он прав мальчик, неправильную я жизнь вел. Грехи на мне страшные и тяжкие, не искупить их ни раскаянием, ни смирением. Только здесь я их осознал, но знаешь, когда его увидел, надежда появилась, что заслужу я прощение делами добрыми и даром своим.
— А кого вы увидели?
— Семара, — доверительно прошептал целитель, и что-то было в его голосе, взгляде такое, что Олли подумал, а не безумец ли этот человек. — Я, как его увидел, думал, спятил совсем, крыша от одиночества поехала, ну откуда, скажи мне, ему здесь взяться было? Испугался сначала, думал, по мою душу явился, нашел, на краю земли нашел, а после он сам рассказал, как его из моря выловили. А я ведь знал, что он море любит, на корабле своем большом плавает, видать, случилось чего.
— Постойте, так вы его знаете? — ахнул мальчик.
— Кого? — словно очнувшись, спросил Кроули.
— Семара?
— Кого? Ах да! Нет. Ничего я не знаю и никого не знаю. Полегчало мне, да и ему тоже. Не нужен я здесь больше.
Как ни старался Олли, но больше целитель на контакт идти не хотел. Пришлось ему подчиниться и довести его до двери, где уже Семар его перехватил и повел к лестнице. А утром Олли рассказал обо всем капитану Харди, надеялся, что смягчится, но тот только больше посуровел. Напился и все на портрет свой смотрел. Видимо здорово ему целитель насолил, что он предпочел его и дальше в камере держать на хлебе и воде.
Олли выплыл из своего странного воспоминания и проговорил:
— Я тут кое-что для целителя вашего захватил, вот.
Большое, красное яблоко. Он и понятия не имел, где Харди его взял, но удивился, когда не сам съел, а мальчишке отдал.
— Не беспокойся ты за нас, ни за него, ни за меня. О себе подумай.
— Да как же не беспокоиться, когда вас продать собираются, — огорченно вскрикнул мальчик.
— Тихо, тихо. Говорю же, тебе не надо беспокоиться за меня или за других. Мы переживем.
— Но если вас продадут…
— Это наши проблемы, не твои. Не лезь в это дело! Слышишь, не лезь!
Семар еще несколько раз просил Олли не вмешиваться, а успокоился только тогда, когда мальчик произнес страшную клятву моря. Неохотно, конечно, со скрипом, но он это сделал, а теперь ругал себя почем зря.
— Дурак! Зачем я только пообещал? Ведь можно же что-то сделать, пробраться ночью в трюм, попытаться открыть его, захватить корабль.
Да, он слабо представлял, как это все может быть и может ли вообще, но мечтал быть полезным, а теперь это невозможно. Ведь если поклясться морем, то нарушать клятву нельзя, иначе смерть. Море может обидеться и забрать жизнь при первом же шторме. И все же он пытался припомнить, а были ли случаи, чтобы моряк сумел обойти данную клятву, пока капитан не пришел, хмурый, злой и хромающий сильнее обычного.
— Идиоты! — зло хлопнул он дверью и чуть ее не снес с петель. А Олли тут же кинулся к графину с горячительным. Всегда, если капитан был так раздражен, то требовал выпить. Тот опустошил одним махом бокал и уселся на кровать, тяжело потирая лоб. — Демоновы идиоты!
— Что-то случилось? — робко спросил мальчик.
— Случилось! Эти идиоты затеяли драку с одним из заключенных. А в результате я лишился картографа. И зачем кретин полез их разнимать?
— Его убили? — испугался мальчик.
— Ударился неудачно головой. Док гарантий не дает, то ли помрет, то ли нет. Время, проклятое, покажет. Время… Ха! А мне-то что без картографа делать? Лучше него никто море не знал, маршруты не пролагал. Твою ж мать!
Капитан продолжал злиться, бушевать и опустошать графин с вином, а Олли пытался решить, будет ли то, что он задумал, нарушением священной клятвы? Вроде, он и не лезет, а получается, что помогает. Но это только если капитан его послушает, а если нет, то и помощью-то это считаться не будет.
«Ладно, попробую» — решился мальчик и рассказал капитану о замечательном помощнике Семаре, который карты читает, словно книгу открытую и море словно вдоль и поперек знает.
— Говоришь, он хороший картограф? — заинтересовался мужчина.
— Самый лучший. Он на нашем корабле штурманом был, иногда за капитана за штурвалом стоял, а в шторм ему вообще равных не было. Он мог корабль так провести, что нередко мы лишь по кромке шторма проходили или и вовсе огибали его.
— Разве бывает такое? — удивился и заинтересовался Харди. — Чтобы шторм обойти?
— Помощник Семар мог, — убежденно отвечал мальчик. — Он словно заговоренный, само море ему благоволит.
— И откуда же взялся такой уникальный специалист? — недоверчиво хмыкнул капитан.
— Я его в море выловил, — с гордостью сказал Олли.
— Это как?
— Да, я на грот-мачте сидел, смотрю, темное пятно качается на волнах, оказалось, он. Я к капитану побежал, и мы его вытащили, живого. Доктор говорил, что несколько дней он в море провел, без воды и еды. А когда очнулся, то мы поняли, что он не помнит, кто он.
— Не помнит? — еще больше удивился Харди.
— Совсем ничего не помнит о себе. Но навыками морскими владеет как бог.
— А имя Семар откуда взялось?
— Это я дал. Семар — чайка. Так наш корабль назывался.
— Да, я помню. Ты уж извини, малец, что мы твой дом потопили, но до берега мы бы его не дотащили.
— Я понимаю, — вздохнул Олли и даже удивился немного, что капитан извиняться надумал.
«Нет, не плохой все-таки этот капитан, хоть и пират» — решил Олли и проникся к своему неожиданному работодателю еще большим уважением, а наутро узнал, что капитан заинтересовался историей пленника и даже решил с ним побеседовать. Уж, о чем они там говорили, никто не ведал, но на следующий день всех пленников перевели из грязного сырого трюма в каюты для матросов, одели, накормили, отмыли и пристроили к работе. Так экипаж судна пополнился на тридцать восемь человек, а корабль взял курс на острова.
— Значит, вас не продадут? — шепнул Олли, проходя мимо нового помощника капитана.
— Кажется, за это стоит тебя благодарить? — подмигнул Семар.
— А другие… они бунт не устроят?
— Нет. Капитан обещал отпустить тех, кто захочет, как только доберемся до суши.
— И что же, он так просто согласился? — удивился мальчик. Конечно, капитан Харди не зверь, но и не святой благотворитель.
— Просто, да не просто. Я обещал, что буду служить ему бесплатно целый месяц за каждого, кто захочет уйти.
— То есть, если все захотят, вы останетесь на тридцать восемь месяцев? — испуганно выдохнул мальчик.
— Олли, и месяца не прошло, а ты позабыл все мои уроки арифметики. Тридцать девять, если тебя считать.
— А я никуда не уйду без вас! Так что нам тут с вами все тридцать восемь месяцев палубы драить и по мачтам лазить.
— Значит, будем лазить, — усмехнулся мужчина и потрепал мальчонку по вихрастой шевелюре.
— А целителя, целителя он тоже отпустит?
— Не знаю, — посуровел Семар. — Радует, что вообще согласился его из камер перевести.
— А что? Не хотел?
— Не хотел. И сейчас не хочет. Говорит, если тот ему попадется, то скинет за борт, не задумываясь.
— И что же такое натворил этот Кроули? — заинтересованно спросил Олли, но Семар лишь пожал плечами и продолжил свой путь. Его и самого интересовал этот странный Кроули, то ли безумец, то ли притворщик. Что-то в нем было такое… неправильное, и встреча их была неправильной. Когда его в камеру привели, тот едва в обморок не грохнулся, и все шептал: «Я не хотел, я не хотел». А чего он не хотел, о чем говорил, Семар так и не понял. Знал только одно, Кроули явно его боялся, но и взгляд оторвать не мог. Позже, узнав, что тот провел один в темной, вонючей камере почти полгода, он всерьез засомневался в благоразумии целителя, особенно, когда однажды проснувшись, увидел того рядом, разглядывающего его руку с браслетом. У него тогда был странный взгляд, как у безумца.
— Откуда? Откуда он у вас? — шептал, как заведенный мужчна. Семар не видел ничего плохого в том, чтобы рассказать о своем недуге. Тот долго молчал, отрешенно глядя в пустоту, а потом выдал странную фразу: «Быть может, оно и к лучшему». Больше они ни о чем таком не говорили, только по делу. Но иногда, Семар нет-нет, да ощущал полубезумный взгляд целителя и ловил себя на мысли: «А вдруг все это не просто так? Вдруг Кроули знал его в той, другой жизни?» Спросить он так и не решился. Мало ли что придет в голову сумасшедшему. Да и свыкся он уже и с беспамятством своим, и с положением. Для него не было другой жизни, как жизнь в море, а прошлое… лишь белый лист, на котором иногда проявляются смутные образы, приносящие только муть в душе и мигрени.
— Чудесная погода.
— Люблю, когда светит солнце.
— Жаль, что это ненадолго. Скоро зима окончательно вступит в свои права и…
— Мы все превратимся в ледышек, — рассмеялась Рея на жалобы подруг. — И за что вы зиму-то так невзлюбили?
— А за что ее любить? — полюбопытствовала Марисса.
— Да хотя бы за снег, за праздники, за возможность кататься с горок, кидаться снежками и лепить больших снеговиков.
— Хорошо, я тоже люблю зиму, но не люблю холод. Как быть?
— Одеваться теплее, — фыркнула Рея, потеряв к этой теме всякий интерес. — Кстати об одежде, кто что наденет на сегодняшний бал?
Девушки обреченно вздохнули, никто не хотел туда идти, но королева была приглашена, а значит, и они тоже. Даже Роза пребывала в унынии. Ее любимый будет рядом, но не подарит ей даже улыбки. Нельзя.
— Скорее бы они уже определились с престолонаследием, и мы, наконец, вернулись домой, — вздохнула Марисса, вогнав, тем самым в уныние уже Мэл.
— Вы так хотите уехать? — с затаенной надеждой спросила она.
— Почему это так тебя тревожит? — нахмурилась Роза.
— Потому что, если вы уедете, нам придется расстаться. Я арвитанка, и мой дом здесь.
— Тоже мне проблема, поехали с нами, — предложила Рея. – Я уверена, Вестралия понравится тебе ничуть не меньше. У нас теплее, меньше сырости и совсем нет зимы, только на севере, в горах.
— А пока ты думаешь, не забудь, что Онор служит принцу, а значит, я тоже никуда не поеду, — напомнила Роза.
— Марисса, а ты?
— Не знаю. Меня ни тут, ни там ничто не ждет. Я, можно сказать, свободна, как ветер.
— Главное, чтобы этот ветер не дул на север, в сторону Илларии, например, — фыркула Рея. — Кажется, там лето длится всего один месяц, а все остальное время пасмурно и холодно.
— Зато там есть радужные драконы, — заспорила с ней Роза. — Вот было бы счастье — на одном из таких полетать.
— Кстати о полетах, Рей-Рей ты так и не вычислила своего таинственного пажа? — неожиданно спросила Марисса. Она не любила разговоров о драконах, и только Мэл знала, почему, а Рея, как оказалось, не выносила расспросов о ее таинственном воздыхателе.
Бал-маскарад совершенно обескуражил Рею. Это стало неожиданностью — увидеть, или скорее ощутить в паже силу мужчины, взрослого, очень властного мужчины. Она со страхом и даже каким-то благоговением рассказывала, как он сжимал ее в объятиях в танце, как уверенно вел за собой, как смотрел в глаза, гипнотизируя взглядом. И да, она влюбилась в образ, но этот же образ впервые в жизни ее напугал.
— Я не представляю, что такой как он мог найти во мне, — призналась она тогда Мэл.
— Какой?
— Мне кажется, это кто-то приближенный к короне.
— Ты боишься, что он окажется старше тебя? — понимающе спросила Мэл. Уж она-то знала, что такое влюбиться в того, кто выше тебя во всем: в происхождении, опыте, силе. Но и знала другое — быть любимой таким мужчиной — испытание и счастье. С ним она ничего не боялась, с ним, она была как за аганитовой стеной.
— Я боюсь, что он видит во мне всего лишь забавную девочку-зверушку.
— Уверена, что это не так.
— Откуда тебе знать? — немного обиженно спросила Рея, и Мэл не нашла, чем утешить подругу, но пообещала себе, что найдет время побеседовать с Феликсом начистоту. Ее подруга страдает от неизвестности, изводит себя страхами и ожиданиями, а тот играет в свои глупые игры, а ведь уже давно не мальчик. Пора бы ему уже снять все свои маски и предстать перед девушкой таким, каков он есть. Но, как оказалось, подруга и сама могла за себя постоять.
— Нет, — ответила Рея на ехидный вопрос Мариссы. — Я решила бросить это неблагодарное дело и, наконец, повеселиться.
— Это как? — удивились девушки.
— А так, — решительно заявила фрейлина. — Сегодня на балу я буду танцевать со всеми, пока не закружится голова, или пока я не сотру ноги в кровь.
— Думаешь, он приревнует?
— Я вообще больше о нем не думаю. Мне надоели эти глупые игры. Я хочу веселиться, — припечатала Рея и хотела еще что-то добавить, но их прогулку прервало появление леди Берты. Статс-дама уже почти поправилась и вполне могла выходить и командовать фрейлинами. Им это не нравилось и вызывало некоторые неудобства, но они смирились и даже иногда подыгрывали ей.
— Леди, поторопитесь. Не заставляйте Ее Величество ждать.
Это был последний бал перед Советом. Последний шанс отступить, свернуть в другую сторону, изменить судьбу, если возможно. Сегодня все были странные: необычно молчаливая и напряженная леди Элиран, хмурый Сорос, не менее серьезный Феликс и даже Андре, который так редко посещал подобные мероприятия. Но больше всего удивлял Дэйтон. Он много пил и совершенно не реагировал на косые взгляды присутствующих.
В какой-то момент Мэл показалось, что все обойдется, очередной бал пройдет незначительным эпизодом, но нет, не обошлось.
А началось все с того, что Дэйтону взбрело в голову танцевать.
— Подарите мне танец, — почти приказал он и схватил Мэл за руку, напугав ее подруг. Марисса хотела заступиться, что-то сказать, но он так на нее посмотрел… Мэл не предполагала, что он умеет так смотреть, с угрозой или даже обещанием. Хорошо, что остальные не стали вмешиваться, Андре было дернулся, но Феликс его придержал. Она решила, что ничего страшного не случится, если подчиниться, однако, в очередной раз ошиблась…
— Что сегодня с вами такое?
— Что со мной? — резко спросил принц и тут же ответил: — сегодня у меня день рождения и никто, даже моя собственная мать не вспомнил об этом. О, перестаньте смотреть на меня с такой жалостью, меньше всего мне от вас нужна жалость.
— Это не жалость, сочувствие. Если бы о моем дне рождения все забыли, я бы тоже негодовала. Мне очень жаль, что так получилось, но иногда, мы так поглощены собой, что забываем о таких важных вещах, как день рождения близкого человека.
— Всегда рассудительная, готовая всех оправдать. А как вы оправдаете то, что я хочу вас поцеловать?
— Вином, — нашлась с ответом Мэл.
— Вином, — хмыкнул он. — Вы правы. Я выпил, много выпил, а хочу еще больше, чтобы забыть обо всем, чтобы забыть о вас.
— Дэйтон, прошу вас, на нас смотрят.
— И пусть смотрят. Мне плевать, — почти выкрикнул он и закружил ее еще неистовей.
Столичные танцы были далеки от целомудренных провинции. Здесь не было условностей, дистанции, и партнер мог прижимать партнершу непозволительно близко, касаться плеч, проводить рукой по обнаженной коже руки. Все это допускалось в танцах, но было неприемлемо для нее.
— Пожалуйста, прекратите!
— Что? Мои объятия вам противны, тогда, как ласки моего отца вы принимали с радостью.
Только выдержка, закаленная в противостоянии с бывшим опекуном не позволила ей сорваться, выйти из себя и ударить его. Но иногда сделать больно можно не только действием, не только словами, но просто взглядом.
— Вы забываетесь, принц. Подобные речи простительны подростку, но не мужчине.
— А упреки в адрес принца крови позволены только королеве, а вы… вы всего лишь…
— Была его женой.
— Главное слово здесь — была.
Хорошо, что звучала громкая музыка, но их напряжение, ее негодование и его жесткость увидели все, точно также как все увидели, как он бросил ее одну посреди зала. Впервые на нее устремлены были взгляды всех: от леди Элиран, до илларских послов. Гости пребывали в растерянности и недоумении, как и она сама. Отвратительная ситуация, отвратительное поведение принца, хорошо, что хоть один из ее друзей догадался помочь. Феликс поспешил к ней, поклонился, подал руку, и они продолжили прерванный танец.
— Что это было?
— Ничего хорошего, — прошептала Мэл в ответ, пытаясь успокоиться.
— Если до этого момента вы и не интересовали стерву, то теперь она не сводит с вас глаз.
— Мне нужно ждать гостей?
— Или приглашения на личную беседу.
— Я переживу.
— Вы не знаете леди Элиран, она не из тех, кто готов терпеть неизвестность.
— На что вы намекаете?
— На то, что она, и ее верный пес уже несколько недель пытаются выяснить, кто скрывается за маской прелестной фрейлины королевы Вестралии, Мелани Кэйн.
— Мне стоит беспокоиться об этом?
— Обижаете, миледи. Никто еще не переигрывал Феликса Росси, — беспечно отозвался руководитель Тайной полиции Арвитана. У нее не было оснований ему не верить.
Наконец, ужасный танец закончился, и Феликс проводил Мэл к подругам, а те в свою очередь, забросали ее вопросами, на которые у нее не было правильных ответов. Все было слишком сложно и запутанно, и ей уже начало казаться, что не стоило затевать игру во фрейлину. Нужно было сразу открыть все карты и положиться на судьбу, а теперь… теперь она даже предположить не могла, как все повернется дальше.
— Хорошо, что ее величество не видела этого позора.
Мэл никак не могла успокоиться. Ужасная сцена с Дэйтоном даже спустя час не давала покоя и единственная, с кем она могла поделиться, была Марисса. За последнее время они еще больше сблизились. Оказалось, что они похожи, каждая потеряла родных, каждая страдала от своего собственного одиночества, и каждая не хотела страдать. И все же, в Мариссе было больше горечи, но и сердечности в ней тоже хватало.
— Перестань, это всего лишь глупый эпизод.
— Который завтра будут обсуждать на каждом углу.
— До следующего скандала, — фыркнула Марисса. — А с нынешними событиями, максимум, что тебя ждет, это полдня сплетен, а может, и того меньше. Потом умы и языки знати будут заняты сплетнями о похождениях какого-нибудь ловеласа или об очередном бурном романе леди Кренден.
Да… эта дама, супруга одного из министров, отличалась поразительной ветреностью, а вот муж ее, человек не молодой и неторопливый, все никак не мог усмирить аппетиты своей молоденькой супруги ни в тратах, ни в любовных страстях.
— Хорошо, что удалось убедить девочек забыть об этом инциденте и повеселиться, как и положено юным, не побитым жизнью барышням.
— Как жаль, что мы не такие, — шутливо вздохнула Марисса.
— Да, очень жаль, — подыграла ей Мэл.
— Как думаешь, Рея найдет своего таинственного поклонника?
— Не сегодня, — покачала головой она. Феликс был не на шутку встревожен поведением принца и ушел сразу после их танца, так что встретиться им сегодня, было просто не суждено. И это
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.