Злое небо. Lex talionis. Дилогия. Виктория Невская

Оглавление

• Эпилог
• Эпилог

***

Покажите мне эту планету,
Всю покрытую снегом и льдом.
Где нет солнца, одна лишь комета
Яркий след прочертила хвостом.

Под суровой поверхностью Хоуп
В вечном холоде мрачных пещер
Правит балом жестокость и голод,
Превращая в животных людей.

Дай мне Бог не утратить надежду,
Что когда-нибудь свидимся вновь.
И поверь, что не будет, как прежде.
Даже "зверя" меняет любовь!

Жанна Долгова «Верю»


Корабль снова тряхнуло, и я едва не упала, успев схватиться за стальную решетку своей камеры. Мы были в пути около трех недель. Три жутких недели гиперпространственного перехода посреди пугающей пустоты и миллиардов звезд. Наконец, путешествие закончилось. Бывший военный, а ныне торговый корабль «Медуза» прибыл в пункт назначения. Я бы многое отдала, чтобы мы туда не долетели вовсе, но, кому-то там, наверху, на мои желания было плевать. Да уж, самое время, подлетая к Утлагатусу задуматься о Боге. Эта планета с неблагозвучным названием, переводимая как Изгой принадлежала к планетам – сиротам, что теряли связь со своей звездой, когда рядом с ними проходили гиганты подобные Юпитеру. Их гравитация выбрасывала мелкие планеты на нестабильную орбиту. И однажды они «отрывалась» и начинали свое одинокое путешествие по космосу. На таких планетах в течение миллиардов лет могла сохраняться вода, необходимое условие для появления жизни. Но жизнь не смогла зародиться там, где ступила нога человека. Ее нашли случайно, и использовали как одну большую тюрьму. Планета-тюрьма, с которой нет возврата. Никто не знал, сколько еще она может просуществовать. Террафомация приблизила ее климат к земной Антарктиде. Вечная мерзлота под бескрайней пугающей пустотой чужого неба. Им достаточно было знать, что где-то в просторах Вселенной есть место, куда удобно отправлять тех, от кого необходимо избавиться навсегда. От меня избавились без колебаний…

1

– Пошевеливайся! Драх тебя побери! – низкорослый и плешивый тюремщик, потеряв терпение, толкнул меня в спину. К его глубокому сожалению я удержалась на ногах, хотя кандалы, сковывающие ноги мешали быстро передвигаться по камере. Я чувствовала, как металл растирает успевшую огрубеть кожу на щиколотках. С запястьями рук дела обстояли не лучше. Пребывание в карцере и долгий перелет не способствовали расцвету моей красоты. Спутанные волосы свисали, закрывая лицо и делая меня похожей на ведьму. Одежда успела испачкаться и кое-где порваться. Однако это не помешало бравому смотрителю пару раз подкатывать ко мне с неприличными предложениями. Первый раз закончился для меня разбитой губой и синяком на скуле. Второй сотрясением и постоянной головной болью. Тюремный Казанова отделался отбитыми яйцами и сломанным носом, за что я получила десяток ударов плетью (да, человечество вышло в космос, а средства расправы над заключенными модернизировать не удосужилось). Наверное, именно поэтому между нами существовало что-то вроде холодной войны. Зная, что я вот-вот ускользну из его загребущих лап, он не мог дать мне просто уйти. Я это чувствовала, каждой клеточкой саднящей кожи ожидая какого-то подвоха. Почему-то даже уверенность в моей полнейшей непривлекательности не могло меня успокоить. И я оказалась права. Повторный толчок в спину поставил меня на колени. Тюремщик схватил меня за запястья и одним рывком поднял на ноги, прижав спиной в угол камеры и задрав мои скованные руки вверх. Его язык прочертил влажную дорожку по моей шее, руки шарили по телу, пытаясь разорвать одежду. Видимо это у него означало прелюдию. Затем он приказал:
– Не шевелись, сучка, иначе будет больно...
Я понимала, что больно мне будет в любом случае. А в случае изнасилования, еще и до смерти обидно. Подождав, когда он приблизит ко мне свое лицо с пухлыми, раздвинутыми в порочной усмешке губами, я ударила его головой, надеясь, что это хоть ненадолго его отвлечет.
Наверное, в этот удар я вложила всю силу своей боли и разочарования и снова попала по не успевшему зажить носу. Там что-то хлюпнуло, лицо залила яркая кровь, и Казанова, не сводя с меня удивленного взгляда, как подкошенный рухнул к моим ногам.
Я опустила руки, кандалы тянули вниз, переступила обездвиженное тело и замерла на пороге открытой камеры. И что дальше? Если эта мразь мертва, вернут ли меня на Сигму, чтобы снова вершить надо мной свой справедливый суд? Я успела сделать всего несколько шагов, когда дверь в отсек, где размещались камеры, открылась, и я увидела две фигуры, облаченные в черно-коричневую, отороченную мехом неизвестного животного, форму службы безопасности планеты-тюрьмы. Всерьез сбежать я не рассчитывала, а, скорее, надеялась, что за мое преступление меня попросту убьют. Это бы все упростило.
Но вошедшие думали иначе. Бросив короткий взгляд на тело и даже не удосужившись проверить живо ли оно, безопасники расстегнули на мне ножные кандалы и, поддерживая за плечи, вывели из камеры. К ним поспешил присоединиться один из смотрителей, отвечавших за заключенных. Увидев, без сомнения мертвого тюремщика и лужу крови под ним, что-то быстро заговорил на незнакомом мне наречии, видимо, требуя моего немедленного наказания. На что один из безопасников, тот, что повыше, равнодушно пожав плечами и игнорируя шумного смотрителя, проворчал:
– Нехрен было подставляться. Сам виноват. Такого дерьма везде полно.
Я не спешила облегченно вздыхать. Успокаиваться было рано. Попав на Утлагатус можно было навсегда забыть о покое. Здешние порядки я представляла себе смутно, хотя там, далеко в безопасном и уютном доме до нас доходили кое-какие тревожные слухи, в которые не хотелось верить.
Мы поднялись по железной лестнице, и в глаза, привыкшие к полумраку одиночной камеры, в которой меня держали три недели, ударил яркий, ослепляющий свет, заставив зажмуриться. Не дав прийти в себя, безопасники потащили вперёд, через многочисленные отсеки, явно направляясь к выходу. Несколько раз нам навстречу попадались люди в той же форме, что и у моих конвоиров. Видимо, я была не единственной, кого нужно было препроводить на блуждающую планету. Хотя с моей стороны было бы глупо предполагать, что ради меня одной они снарядят целый корабль.
Спустя четверть часа мы оказались в шлюзовой камере, состоящей из трех стенок расположенных друг к другу под углом 120 градусов и закрепленных на одной подвижной оси. Почти незаметное движение стен, и вот в мое лицо ударяет обжигающе холодный ветер с колючим снегом. Меня буквально потащили сквозь метель и пургу, совершенно не обращая внимания на порванную и пришедшую в негодность одежду, которая не могла меня защитить. Лохмотья развивались на ветру, волосы тут же покрылись инеем, а губы свело от холода. Несколько десятков метров меня буквально протащили на коленях, а после, сквозь метель я увидела темные очертания какого-то транспорта.
Нас, заключенных, доставленных «Медузой» бесцеремонно сгрузили в нечто, напоминавшее смесь товарняка с истребителем, и закрыли дверь. Поднявшись с холодного пола, я огляделась, пытаясь хоть что-то рассмотреть в сумраке. Мне слышались голоса людей, может быть, их было не больше десятка. Глаза все еще были слепы после перехода. Почувствовав, что наткнулась на что-то или кого-то поспешила убрать ногу и на всякий случай извиниться.
– Не стоит беспокоиться, - раздался в ответ довольно приятный голос, идущий откуда-то слева. – Учитывая все обстоятельства, глупо рассчитывать на комфорт.
Я добралась до стенки и медленно съехала вниз, туда, где по моим предположениям находился обладатель голоса. Он не возразил против моего соседства, и я украдкой стянула на своей груди разорванную робу.
– Позвольте представиться. Мирандус Толкен, к вашим услугам.
Речь случайного спутника меня слегка позабавила. Он выражался как джентльмен в романах о викторианской Англии, которые мне с трудом удалось разыскать в хранилище своего города. Видимо, поняв мое удивление, добавил:
– Профессор истории Всемирной академии Земли. Осужден за покушение на жизнь Премьер-Координатора межпланетного Союза.
– Шания Перил, - немного запнувшись, ответила я. Мои глаза начали привыкать к темноте, и собеседника удалось рассмотреть довольно подробно. Не более полутора метра ростом, рыжая, взлохмаченная похлеще моего шевелюра, и очки, спадающие с носа совершенно не вязались в моем понимании с образом матерого убийцы. Впрочем, учитывая мою собственную историю, меня трудно было чем-то удивить.
– О, как я невнимателен, прошу меня простить, - Толкен суетливо отлип от стены, и стянул с себя что-то, наподобие длинного, широкого шарфа, - вот, прошу. Если это вас не оскорбит, возьмите.
– Не оскорбит, - не давая себе протянуть руку к теплой, пахнущей шерстью материи, я отрицательно замотала головой, - но путь неблизкий. Вы замерзнете.
– Что вы, - запротестовал профессор, - я не мерзляк, и не могу позволить очаровательной молодой леди превратиться в сосульку.
Его настойчивость, а, скорее, даже дрожь, охватившая все мое тело после вынужденного путешествия снаружи заставили меня принять столь щедрый дар. Я на мгновение сжала шарф в руках, пытаясь припомнить, как давно я не получала таких щедрых и искренних подарков. Почему-то я сразу поверила в то, что этот человек сделал его от чистого сердца.
– Значит, это вы та самая особа, что находилась в одиночной камере? – нерешительно начал Толкен.
– Боюсь, что да.
– До нас доходили слухи, что на корабле находится преступник планетарного масштаба. Вот только я и предположить не мог, что им окажетесь вы.
– И вы не боитесь? - с неожиданным интересом спросила я моего невольного попутчика.
– Чего? – удивился он.
– Ну… - я запнулась, пытаясь представить какое зло мог бы причинить преступник моего уровня человеку, которого уже лишили всего, - что я вас убью, к примеру?
– Дитя мое, - вздохнул профессор, - считайте меня чересчур самоуверенным, но в этой жизни стоит бояться лишь самой жизни.
Я замолчала, украдкой оглядывая помещение, в которое нас согнали как скот. Оно было сырым и темным. К стенкам прижимались люди, которым не посчастливилось быть приговоренными к заключению на заснеженную планету. Мужчины, несколько женщин. Одна из них, молодая девушка со слегка простоватым, но довольно милым личиком, изо всех сил прижимала к груди маленького ребенка. Ребенок молчал и испуганно жался к материнской груди.
– Что с ним будет? - невольно вырвалось у меня.
Профессор проследил мой взгляд и слегка нахмурился:
- Он родился при перелете и выжил. Ему повезет, если их с матерью оставят в главном корпусе. Она молода и привлекательна, возможно, кто-то из офицеров пожелает иметь при себе бесплатную служанку и… любовницу. Иначе им не прожить.
– А с нами? – решилась я задать вопрос, - что будет с нами?
– Обычно всех новоприбывших снабжают одеждой, едой на пару дней и оставляют посреди этого ледяного ада. Кому-то везет, и они выживают в одиночку. Многие сбиваются в группы. Но рано или поздно и тех и других настигает неизбежный конец.
– Смерть?
Я не стала ждать ответа, он и так был очевиден. Если бы существовал хоть малейший шанс выжить на этой проклятой планете, меня бы никогда не отправили сюда. Вспомнив, как вырывалась из рук скрутивших меня полицейских, крича и угрожая вернуться и отплатить за все, я горько улыбнулась. Иногда глупость и самоуверенность излечиваются весьма кардинальным способом. Там, в теперь уже таком далеком доме заключение на Утлагатус расценивалось как пожизненное изгнание. Никто не говорил об узаконенном убийстве. Все лицемерно верили, что система не может ошибаться. Когда-то я тоже верила в справедливость.
Нас ощутимо качнуло, и я поняла, что неказистый транспорт тронулся с места. Перелет оказался недолгим, но тяжелым. Через два часа непрерывной болтанки, корабль, наконец, опустился на замерзшую почву. Отсек открылся с тихим скрежетом, в проеме показались двое вооруженных охранника. Нас поодиночке отводили в огромное многоэтажное здание, выкрашенное в белый цвет. Оно сливалось с общим пейзажем и на миг мне показалось, что людей проглатывает снежная мгла.
Я завернулась в подаренный мне добрым профессором шарф, и трясущимися ногами ступила на снег. Ноги тут же погрузились в рыхлый сугроб. Сделав несколько шагов, я остановилась, поджидая Толкена, но, получив ощутимый удар по почкам, решила не злить охрану. Главное, и, похоже, единственное здание такого размера на всей планете неумолимо приближалось. В голову пришла странная мысль, что попав туда, у меня уже не будет шансов. Шансов на что? Я толком не понимала. Но меня вдруг охватило щемящее чувство, что все кончено, и нет пути назад.


2
– Шания Перил, двадцать пять лет, рост метр 68 сантиметров, глаза голубые, нос прямой, шатенка, хронических заболеваний и жалоб…, - тюремный врач бегло посмотрел на меня, и ответил сам себе, - нет. Над ключицей и под лопаткой, зажившие шрамы, предположительно, следы от выстрела. На запястьях рук и щиколотках ног следы от кандалов. На щеке, шее, брюшной полости и ногах гематомы. Других повреждений, или ранений, угрожающих жизни не выявлено.
Я смотрела на врача – уже немолодого, с виду уставшего мужчину, средних лет, и с горечью думала, что вся моя жизнь уместилась в две строчки на его планшете.
Поспешила натянуть на себя все еще мокрую, мерзко липнущую к телу одежду, так как сменить ее на сухую нам никто не предложил. Снег, тая, стекал по одежде, образуя под нами грязные лужицы. Нас провели через терминал, завели в большое, а, следовательно, плохо отапливаемое помещение, заставили выстроиться перед красной линией, видимо, в этом месте происходило отделение "семян от плевел", и ненадолго предоставили самим себе.
«Бастилии в конце концов падут, и замки Иф на их останках возведут ...» - Толкен склонился ближе к стене и пытался прочитать стершиеся от времени слова. Видимо, это был девиз заведения.
– Меня они так ни о чем и не спросили, - к нам подошла женщина с ребенком. Малыш был завернут в старое ветхое тряпье, спокоен, и с большим вниманием рассматривал окружающую обстановку, будто и не было изматывающего путешествия по снежным заносам.
– Почему они вас не пожалели? Неужели судья не видел, что вы в положении? – удивился профессор.
– Я Марта. Выросла в небогатой семье. Прилетела с Земли на Хаумею, чтобы заработать немного денег. Ну, вы же понимаете…
Я понимала. Хаумея славилась богачами и шикарными дворцами. Несмотря на все ее великолепие, казалось, этот маленький мир источает гнилостный запах разложения, который охватывает всю Солнечную систему. Планета была терраформирована около сорока лет назад и сейчас считалась символом роскошной жизни, вседозволенности и распущенности.
– Мне предложили работу горничной, это же такая удача – семидесятилетний старик, живет один, близкой родни нет. Вопреки моему ожиданию он оказался интересным дяденькой и мы подружились. А потом… Не знаю, как и сказать…
– Вы оказались в одной постели. И судя по тому очаровательному младенцу, что ты держишь в руках, вы там не только спали, - закончила я за нее.
– Ну да, - девушка помялась. – А потом я забеременела. Ну и мистер Гарри предложил мне родить. Детей у него не было, как-то не получалось, он хотел признать ребенка. И я согласилась.
– И что же потом?
– А потом его убили… Размозжили голову тяжелой вазой, - девушка всхлипнула, - а меня… а я… Не понимаю, почему его родственники, которых я даже не видела за все то время, что работала у него, обвинили в убийстве меня?
– Вот это как раз и объяснимо, - ответил профессор Толкен, - вы являлись бы опекуном наследника этого почтенного джентльмена. По достижению совершеннолетия, ваш ребенок имел право на свою долю наследства. Видимо, родственники уже давно между собой все поделили, и ваше присутствие в их планы не входило.
- Но мой ребенок?
- Он был бы наследником, не будь вы обвинены в убийстве, с особой жестокостью. Оставь они его на Хаумее, был бы риск когда-нибудь заполучить невыгодного претендента. А так… кто знает, от кого вы понесли. Да и дату рождения малыша всегда можно исправить. Теперь никто не знает, когда вы его родили. Вам повезло, если можно так сказать. Вам и малышу сохранили жизнь. Видимо для того, чтобы ни у кого не возникало вопросов в личности убийцы. Правосудие свершилось.
– Но есть же свидетели, что я родила в пути. К тому же, если провести исследования… можно ведь доказать чей это ребенок… - она была растеряна. Бедняжка, не думаю, что она желала зла своему мистеру Гарри. Скорее, просто хотела сытой жизни и человека, на которого всегда можно положиться. Но ее планы, натолкнувшись на чьи-то еще, полетели к чертям.
– Лишь в том случае, если кто-то кроме вас окажется заинтересован в установлении истины, - с сожалением ответил профессор. – Не думаю, что здесь вам позволят это сделать.
Нас прервал звук открывшейся двери, и в проем вполз человек, которого вполне можно было бы сравнить с горой. Его сопровождали двое из личной охраны.
– Итак, чмыри! Заткнулись, и слушаем то, что говорит ваш папа, царь и Бог на этой гребаной планете! – зычный голос коменданта эхом отразился от голых обшарпанных стен и разнесся по всему коридору. По нашим нестройным рядам пробежала волна тишины. Мои ноги от холода были готовы выбивать чечетку, руки мелко дрожали. Я лишь надеялась, что приветственная речь продлится не слишком долго.
– Мое имя – Ральф Насри. С ударением на первую гласную.
Сзади кто-то тихо хрюкнул, видимо не в силах сдержать кашель, маскирующий смех. Но его никто не поддержал.
– У меня список из тридцати имен, - продолжал комендант Насри, - но вас, подранков, здесь только двадцать семь. Это значит, что трое сдохли раньше, чем попали в мои заботливые руки. Я поставлен здесь следить, чтобы не один из вас, долбанных идиотов, не скопытился до того, как вы пересечете Белую Пустошь и отправитесь в свободное плавание по бескрайним просторам Утлагатуса.
Его последняя фраза настолько не вязалась с предыдущим блатным жаргоном, что я искренне посочувствовала его тонкой и трепетной душе, брошенной в этот жестокий мир. Потом, с сомнением вглядевшись в это одутловатое лицо со следами вчерашней пьянки, красные свинячье глазки, багровые щечки, заплывшие жиром и пузо, гордо стоящее торчком, сочла себя фантазеркой.
– Десятеро из вас, имена, которых я назову, останутся здесь и будут искупать свою вину, работая на благо скромного контингента станции: на кухне, в прачечной в мастерских. Остальных же, завтра утром высадят в точке, с которой и начнется ваш непростой путь, призванный сделать из вас достойных членов общества!
Пафоса в его словах и выражении лица было как по мне - так чересчур. Я и так знала, что окажусь среди тех, кто станет достойным членом общества лишь посмертно. Но услышав имя молодой мамаши, искренне за нее порадовалась. Если ее распределят на кухню, у нее будет шанс выжить и спасти малыша. Среди счастливчиков было еще две женщины потасканного вида, судя по лицам которых их уже сейчас распирало от заботы о благе станции.
– Я знаю эту мразь, - за моей спиной раздался немного хрипловатый голос, будто человек был слегка простужен, - стоматолог, хренов. Еще на Земле любил «играть» с зэками.
К своему ужасу, я поняла, о чем говорил мой невольный сосед, еще недавно страдающий от кашля. Одна из самых жестоких пыток, призванная не убить, а заставить говорить, и негласно запрещенная уже много лет на Земле, но не в колониях - «стоматологическая помощь». Бедолагу заковывали в наручники, руки сводили под коленями. Затем под мышками перед грудью просовывали швабру или трость и подвешивали на спинках двух стульев. Потом вставляли поперек рта палку, разжимали рот и напильником стачивали передние зубы.
Я поморщилась, представив, как эта свинья проделывала такое с живым существом, превращая его в жалкий, стонущий оголенный кусок нерва. Когда, в общем-то, ничего из себя не представляющий человек получает власть над другими, он старается расквитаться за все свои надуманные обиды, унижения и комплекс неполноценности. Жаль, что теперь он обрел власть над всеми нами. И хорошо, что это лишь до утра.
– А теперь, выкидыши трупоеда, вы получите новую одежду и вас проводят в душ. От вас воняет.
Пятеро охранников, вооружившись электрическими дубинками, для придания нашей толпе ускорения, погнали нас на два этажа вниз. От мысли, что сейчас я вымоюсь, стало не так погано на душе. Не успев подойти к двери, я споткнулась о чью-то предусмотрительно выставленную ногу в грубом форменном ботинке. Вмазавшись лбом в стену, услышала сзади мерзкое хихиканье. Обернувшись, и заставив себя не потереть ушибленное место, уставилась на высокого, но болезненно худого охранника.
– Осторожнее надо быть, - писклявым девчачьим голоском произнес он. Судя по выражению лица, в данный момент его пучило от счастья. Комендант, еще и этот… их здесь что, специально подобрали по степени сволочизма?
– Пошла вперед, чего пялишься, гадина!
Я внимательно и строго посмотрела ему в глаза.
– Какого черта вылупилась? – выражение счастья в его лице сменила нерешительность. Не сводя взгляда, я твердо и четко произнесла «запоминаю», и уже не обращая на него внимания, поспешила за остальными.

Обжигающе горячая струя ударила мне в лицо. Я зажмурилась, и, дав себе немного привыкнуть к такой долгожданной воде, смело встала под душ. Санобработка проходила на нижнем уровне, заключенных согнали в одну большую душевую и оставили без охраны. И, правда, куда мы денемся из подвала? Хоть несколько минут не видеть тюремщиков, не замечать на себе их брезгливые, надменные взгляды. Сколько раз себе говорила, что мне плевать на то, как ко мне относятся и кем считают. Наверное, со временем я поверю, что мне все безразлично. Но пока… я еще недостаточно заледенела для этой планеты.
Взгляд выхватил тощую фигуру Толкена, и я тут же поспешила отвернуться. Профессор был чрезвычайно сконфужен, и мне совершенно не хотелось смущать его еще больше. Вымыв и выжав волосы, пожалела, что не остригла их раньше. Наскоро вытершись, наконец, обернулась. Все были заняты собой, еще не до конца осознавшие куда они попали люди суетились, сновали туда-сюда, пытались привести себя в порядок до того, как войдут стражники и увидят их голыми и беззащитными. Как будто одежда гарантирует чью-то безопасность. Почти все они выглядели обычными людьми, а не рецидивистами, которым прямая дорога на ледяную планету. Я хмыкнула про себя и начала одевать то, что каждому выдали по прибытию. Термобелье, без которого на чертовой планете можно замерзнуть в первый же час. Широкую рубаху, грубую, но теплую, штаны, явно не моего размера и меховую куртку, которая источала какой-то странный, незнакомый мне запах, носки и ботинки, на грубой подошве. Была еще шапка, плотно прикрывающая уши и очки, защищающие глаза от промозглого ветра. Но с этим я решила повременить. Одевшись, я облегченно вздохнула.
– Я знаю, что нам бессмысленно роптать на судьбу. И все же, это варварство! – профессор поспешил обратить на себя мое внимание. – Никогда не думал, что в моем возрасте мне придется пройти через такое!
Он был возмущен и расстроен. Не знаю, что больше его огорчало: то, что он здесь, вместе с людьми вне закона, или то, что его вынудили испытать стыд.
– Это всего лишь тело, - я посмотрела ему в глаза, стараясь внушить то, что сможет хоть как-то помочь, - оно привыкает к жаре, холоду, голоду и жажде. Оно может умереть, но не должно вызывать у вас неловкость.
– Вы слишком молоды, чтобы так относиться к данной ситуации, - возразил он.
– Я стара чтобы меняться. А молодой и наивной была давно.
Отойдя от Толкена, я присела на скамью, скрытую тонкой перегородкой. Так у меня появилась какая-то иллюзия одиночества. До меня доносился шум воды, злое пофыркивание, шлепанье мокрых босых ног по холодному кафелю. Такие мирные звуки в таком страшном месте.
– Простите, пожалуйста! Не могли бы вы мне помочь, - передо мной с просящим видом замерла молодая мамаша, Марта. Грудничок все еще мирно спал у нее на руках, и видя его розовые щечки и чуть подрагивающий во сне носик, мне почему-то захотелось заплакать от злости на судьбу.
– У нас заканчивается время, а я еще не успела вымыться. Не могли бы вы его подержать?
С этими словами она впихнула мне ребенка в протянутые на автомате руки и поспешила отойти. Я пожала плечами, и сосредоточила взгляд на малыше. Бедный ангелочек в ледяном аду.

***

Меня куда-то тащили. Ускользавшее сознание на миг услужливо подбросило мне образ снежного чудовища, волокущего меня в свое логово с целью сожрать, но я вяло от него отмахнулась. Какая теперь разница, как закончится моя жизнь, если жить мне осталось слишком мало. Несмотря на то, что мое тело окоченело, я чувствовала, как с каждым вздохом из него уходит жизнь. Конвоир поступил мудро, не выстрелив в меня из лазерного оружия. И если меня когда-нибудь найдут, то вряд ли кто-то проявит заинтересованность к трупу с ножом под ребрами. Хотя… кто будет меня искать? Здесь, в ледяной пустыне.
Хотелось пить, и я с трудом облизала запекшиеся губы. На них уже был тонкий слой снега. Но этого показалось мало. Мне хотелось еще и еще. Я слабо дёрнулась, и вскрикнула от боли. Это заставило, тащившего меня, остановиться. Послышались шаги, и надо мной склонилась лохматая, белая фигура. Я закричала и, кажется, потеряла сознание.

– Ну и бабы нынче пошли, - чей-то грубоватый голос вонзался в сознание вместе с треском дров. Где бы я ни оказалась, здесь было тепло. И судя по тому, что кто-то рядом говорил, его обильная лохматость мне, похоже, привиделась. – Норовят грохнуться в обморок по малейшему поводу.
– У нее глубокая рана на боку, сильная потеря крови. Счастье, что она до сих пор дышит, - а вот этот голос был мне знаком, - не обижайся, что она не сразу тебя признала.
Откуда здесь Толкен? И кто тот, другой, что тащил меня по снегу?
– Смотри, кажись, очнулась? – надо мной склонилась бородатая физиономия, и я с удивлением узнала в ней татуированного мужика, что набивался мне в друзья. – Привет, красавица! Помнишь меня? Я Миха!
Миху я помнила, хотя не была уверена, что была представлена ему по всем правилам в нашу первую и последнюю встречу.
–Здравствуйте, - прошептала я, сглатывая вязкую слюну. Кто-то приподнял мне голову и влил немного теплой воды. Она имела странный и непривычный привкус, но казалась божественно прекрасной.
– Тебе больше нельзя. – Толкен помог мне занять удобное положение и я, наконец, смогла рассмотреть место, где мы находились. Это была небольшая пещера, вход в которую оказался завален большим камнем. Посреди весело горел костер. Над ним висел жестяной казанок с каким-то варевом, источавшим приятный запах.
– Как я здесь… - горло свело и я замолчала. Но профессор понял мой вопрос.
– Я долго ждал, когда они тебя «высадят», а когда этого не произошло, медленно побрел за летящим флайером. Я сильно отстал, по-моему, сделал круг, заблудился. Из-за метели почти ничего не было видно. А потом встретил нашего друга, - он кивнул на бородатого мужика.
Тот поклонился, кривляясь, и вернулся к приготовлению пищи.
– Тогда мы решили вернуться назад по своим следам и попытать счастье еще раз. К тому времени тебя почти полностью завалило снегом. Нам просто повезло.
– Спасибо, что вернулись, - я понимала, что если бы не эти двое, быть мне припорошенной мерзлой горкой.
– Главное еще впереди, - возразил профессор, - я растерянно посмотрела на него, - у тебя рана. Ее нужно зашить.
– Я…, - странно, пока он не напомнил, я неплохо себя чувствовала. И лишь сейчас ощутила на своем боку какую-то тряпку, которая успела намокнуть.
Толкен взялся за дело с особым рвением. Не знаю, был ли у него опыт практический, или он просто стремился поскорее применить теоретические знания. Он отбросил ткань, успевшую пропитаться кровью, и промокнул рану платком, смоченным в теплой воде. Затем пришла пора инструментов. Я не могла заставить себя смотреть, как он четко, со знанием дела промывает короткую иглу и ножницы, моет руки. Затем, с помощью ножниц ему удалось изогнуть иглу и пропустить через ее ушко тонкую нить. Когда он повернулся ко мне, я поймала себя на мысли, что готова ползком пересечь пещеру и подождать снаружи пока не угаснет его жажда целительства.
– Эх, на что переводим амброзию, - со стороны бородача раздался тяжелый вздох, и он протянул Толкену флягу. Мне на рану брызнули нечто, сине-фиолетового цвета с сильным запахом денатурата, видимо в качестве анестетика. Когда он поднес иглу к ране и сделал первый стежок, мне захотелось хлебнуть «амброзии» и, отравившись, быстро умереть.
Это длилось несколько бесконечно долгих минут, которые я, как мне кажется, выдержала достойно. Не вырывалась, не пыталась сбежать, лишь пару раз вздрогнула, и мысленно желала себе потерять сознание. К сожалению, этого не произошло.
Когда я немного пришла в себя, мужчины уже сидели у огня, тихо о чем-то переговаривались и прихлебывали ложками с общего котелка. Толкен первый увидел, что взгляд мой приобрел осмысленное выражение, улыбнулся, и вручил мне в руки горячую жестяную кружку.
– Приятного аппетита, - пожелал он мне.
Я настороженно взглянула на ее содержимое, вздохнула и выпила короткими глотками. К моему удивлению, варево оказалось съедобным и даже приятным на вкус. Вот только почему-то мне не хотелось знать его ингредиенты.
– Значит, они решили тебя прикончить? – Миха вытер рот рукавом рубахи, сыто рыгнул и вопросительно уставился на меня. – Неужели мстят за того огрызка, которого ты порешила на «Медузе»
– Не думаю, - на какое-то мгновение мне самой пришла в голову эта мысль, но я быстро ее отбросила. Это было бы слишком просто, жаль, что все не так. Эти люди, сидящие сейчас здесь со мной, и кажущийся бесхитростным Миха, и скромный профессор, даже не догадываются о том, кто я такая. Надеюсь, они этого не узнают никогда. Сколько бы нам не довелось времени провести вместе. Я бы не хотела их… разочаровывать. Хотя, если все мы оказались в этом ледяном аду, может быть, каждый из нас это заслужил?

Год назад

Дом как будто спал, но я знала: на первом этаже слева от лестницы, в дальней комнате, заставленной книгами, горел камин. И меня ждали. Я пересекла коридор и на цыпочках прошла по мягкому ковру. Знаю, было слишком расточительно снимать целый дом, когда многие офицеры до сих пор жили в казармах и едва сводили концы с концами. Но я всегда мечтала о чем-то своем, родном. Куда можно прийти и быть самой собой. Поэтому почти все, что зарабатывала, отдавала за аренду. Но и этих денег не хватило бы, если бы не…
– Это ты? – я улыбнулась его вопросу. Ну, кто же еще?
– А ты ждал кого-то другого? – лукаво спросила я и бросилась в объятья Рейна. Высокий голубоглазый шатен, сильный, добрый, самый лучший на свете. Наверное, я не беспристрастна, но глядя на этого мужчину, мне хотелось прожить с ним жизнь, нарожать детей и никогда больше не расставаться. Он нежно привлек меня к себе, поцеловал, провел кончиками пальцев по волосам, и я почувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
– Как семья? – он сел в кресло и усадил к себе на колени. Я обняла его за плечи и уткнулась подбородком в его макушку. Стало тепло и уютно.
– Передают тебе привет. Хотят видеть жениха их дочери и сестры.
– С удовольствием с ними познакомлюсь, - Рейн улыбнулся, и от его открытой улыбки мое сердце забилось быстрее.
Вот уже два месяца, как мы приняли решение жить вместе. Сразу после того, как Рейн Вилард, пилот, а с недавнего времени командующий новеньким боевым крейсером «Фурия» (названного так, по словам моего жениха, «в мою честь»), сделал мне предложение руки и сердца. Однажды утром я проснулась, а у меня на пальце уже было надето кольцо из платины с голубоватым бриллиантом в виде звезды, а Рейн, даже не скрывая удовлетворенного взгляда, заявил, что раз я не сняла его сразу, значит, согласна принять его предложение. Кольцо было прекрасно! У меня бы никогда не хватило духу его снять. Поэтому… пришлось согласиться. По крайней мере, именно так я пояснила причину своего согласия жениху.
Мы знали друг друга уже давно, еще с Академии, но близки стали намного позже. Для многих было бы странно узнать, как долго я оттягивала это событие. Не потому что не любила… Он был старше на два курса. Наверное, я просто не верила, что завязав отношения с мужчиной, буду отдаваться учебе с прежним рвением. Или не хотела знать, что кроме космоса есть и другая жизнь, романтика, любовь. Рейну пришлось потратить много времени и сил, чтобы изменить мое мнение. Когда же зашла речь об аренде дома, все свое красноречие пришлось применить мне. Я была упряма и настойчива. Да, я хочу быть независимой, даже от собственного будущего мужа. И ничего, что я сейчас почти на мели. У меня контракт, а, значит, скоро я вполне смогу содержать себя сама. Поэтому все, на что я согласилась – это позволить Рейну вносить половину суммы оплаты за дом.
– Знаешь, - я нахмурилась. Одна мысль не давала мне покоя всю дорогу с Земли. Мне хотелось с кем-то посоветоваться, чтобы Рейн меня успокоил, и уверил, что все будет хорошо, - папа получил выгодный контракт на Дельте-2. Но не хочет так надолго бросать маму и Даринку. Мама мне сообщила, что всерьез подумывает перебраться в колонию всей семьей.
– Тебя это беспокоит? – Рейн внимательно всмотрелся мне в глаза. Он всегда чувствовал мое настроение.
– Дельту-2 можно назвать оазисом благополучия. Там спокойно, жители ни в чем не нуждаются. Но она далеко! Ты сам прекрасно знаешь, сколько в последнее время совершено нападений на пассажирские суда. Даже в сопровождении охраны.
– Если тебя тревожит только это, мы придумаем, как безопасно доставить твою семью к месту назначения. Могу взять несколько дней увольнительных, я так и не использовал отпуск за последний год. Заодно, познакомлюсь с будущими родственниками.

***

Я вынырнула из воспоминаний, которые засасывали меня, словно тина. Почувствовав на глазах влагу, украдкой смахнула непрошеные слезы. К счастью, мужчины не заметили моего состояния. Не хочу выглядеть слабой. Хватит того, что я ранена и уязвима.
Сколько еще мы сможем просидеть в этой пещере, пока нас не найдут? И кто может прийти сюда, если учесть, что на этой планете у нас нет друзей. Лишь охранники и конкуренты, борющиеся, как и мы за выживание. Будто в ответ на мои не слишком приятные мысли, камень, скрывавший вход дрогнул. В образовавшийся пока что узкий проем ворвался ветер и снег.
– Черт возьми!
– Твою мать! – два восклицания моих товарищей прозвучали одновременно. Я промолчала, сжав в руке оставленные профессором ножницы и надеясь продать свою жизнь подороже. Наконец, камень оказался отброшен с чьего-то пути и нас троих оглушил громкий звериный рев.


4
Рычание гулким эхом отразилось от стен пещеры и мне захотелось заткнуть уши и закрыть глаза. Но я переборола в себе этот порыв. Не следует терять бдительность и выпускать ножницы, особенно если тебя соберутся все-таки сожрать.
Первой в открывшийся проем пролезла чья-то оскалившаяся морда, затем, издав недовольный рев, она исчезла, и на ее месте появилась уже вполне человеческая физиономия, заросшая бородой, припорошенной снегом.
– Фу! Пошел отсюда!! – я догадалась, что это не нам, и уже с неким интересом ждала, что же будет дальше.
Наконец, в нашей пещере появился человек целиком: громадная туша белого меха, увешанного необъятными сумками. Его лицо, кроме бороды скрывала шерстяная маска с вырезом для глаз и плотные очки. Эта «туша» впустила в пещеру холод, мокрый снег и сильный запах псины, сняла очки, обвела нас троих внимательным взглядом, и ухмыльнулась:
– Ну че, Миха, обделался со страху? – его громоподобный голос, мало чем отличавшийся от рева его «домашней тварюшки» слегка оглушил, - а это чего за крендель с бабой? Мы договаривались, ты будешь один.
– Привет, Роб.

***

– Тебе нужно это услышать, - я не обернулась, когда он вошел. О чем нам было с ним говорить? О доверии? Дружбе? Глупо!
– Я не думаю, что в этом месте есть что-то, что касается меня, - рассеянно ответила я.
– Пойдем, - он протянул руку и замер в ожидании. Напряжение в камере возросло. Я поежилась, и не в силах выдержать этот давящий на психику взгляд, встала.
Он шел быстрым шагом, и я едва за ним поспевала. В конце концов, генерал крепко, будто опасаясь что я вырвусь, схватил меня за руку и потащил через бесконечные переходы в нужный сектор. Когда мы добрались до места, я успела запыхаться и раскраснеться от бега. Несколько секунд просто вдыхала и выдыхала, кляня себя за слабость. Когда-то я была в гораздо лучшей форме. И только заметив, что глаза генерала смотрят куда-то ниже моей шеи, в район вздымающейся груди, я застыла, сильно покраснев.
– Заходи, - будто ничего не произошло, приказал генерал, открыв передо мной дверь затемненной комнаты. Мы вошли, и я застыла перед прозрачной стеной, открывающей вид в другую комнату. Там было светло, и я без труда рассмотрела двух человек. Один сидел на невысоком стуле, весь скрючившись, из одежды на нем были лишь мешковатые брюки и ошейник, надетый на шею и поблескивавший зеленоватым светом. Второй мужчина стоял над ним. Мне показалось, что он задавал вопросы, а пленный не желал на них отвечать. Пленный…
– Миха! – воскликнула я, рванувшись к разделявшей нас тонкой прозрачной перегородке.
– Он тебя не видит и не слышит, - осадил меня Дамир, - а вот ты можешь слышать все, что он говорит.
– Его пытают? – Я сжала кулаки и уткнулась лбом в стекло. Во мне кипела злость на моего спутника. Интересно, мне удастся попасть по его наглому самоуверенному лицу хотя бы раз, пока он меня не вырубит?
– Допрашивают. И предвосхищая твой вопрос – нет, ему не больно. Скорее, он в некой прострации, наркотическом опьянении и не может сопротивляться. Его воля ослаблена, и он способен говорить лишь правду.
– Разве это не насилие? – возразила я.
– Это более гуманно, чем то, о чем говорила ты. Иглы под ногти давно устаревший метод, милая. Добро пожаловать в новый век! А теперь слушай, что говорит твой дружок!
Я нахмурилась, немного сбитая с толку его фамильярностью, но поняв, чего он добивается, прислушалась к тихим словам, которые с трудом произносил Миха. Они давались ему нелегко, как будто он говорил через силу.
– Они вышли на меня… не знаю, как они вычислили. Предложили сделку. Я лечу на Утлагатус и работаю на них. А потом с меня снимают все судимости, и я становлюсь полностью свободным. И деньги… много денег.
– Какое задание вы получили? - спокойный, даже равнодушный голос допрашивающего ударил по нервам.
– Они подозревали, что кроме тюремной базы и выживших зэков есть кто-то еще. Они не были уверены. Поэтому нужны были доказательства. Мне дали жучки. Я должен был разбросать их по территории. Сигнал шел на корабль, находящийся на орбите планеты. Если бы они засекли чужака, нечипованного, получили бы доказательства вашего присутствия на планете.
Я непроизвольно дотронулась до шеи, куда всем нам по прибытии делали прививки от местных вирусов, как было заявлено.
– Там ничего нет. Я изъял чип, как только ты попала к нам в убежище, - похоже, от генерала не укрылось мое движение.
– Почему вы выбрали именно это место, - снова холодный голос, и вопрос, который заставил меня замереть.
– Шания… Она видела свет в небе в этом районе, когда возвращалась с охоты. Рассказала мне. И я заинтересовался. А потом, когда она пропала, было несложно организовать «спасательную экспедицию». Ребята хотели найти хотя бы ее останки. А мне было выгодно их присутствие. Проще затеряться и скрыть чем я занимаюсь.
Генерал встал передо мной, загородив изображение, и отключил звук. Я была подавлена услышанным. Миха… человек, спасший мне жизнь, тот, на кого я могла положиться не задумываясь. Но мне ли привыкать? Неужели люди еще способны меня чем-то удивить?
– А где остальные? Они в порядке? Когда я смогу их увидеть?
– Ты увидишься с ними как только мы закончим их проверять и убедимся, что они не представляют опасности для нашего убежища.
Снова открыв передо мной дверь и подождав, когда я выйду, Дамир буквально навис, давя своим ростом, мощью и силой.
– Теперь ты убедилась, что я не зверь? И не садист, жаждущий крови?
–Я…, - немного растерявшись перед напором генерала, я потупилась, желая оказаться в своей камере, - я никогда не считала вас зверем, генерал.
– Одно то, как ты произносишь это слово, генерал, говорит о многом, - почему-то он разозлился. Не желая участвовать в споре, чувствуя себя вымотанной, я сорвалась с места и тут же была остановлена. Хватка мужчины оказалась слишком сильна, чтобы надеяться вырваться.
– Пустите, генерал! – твердо сказала я.
– Перестань! Довольно! Мне надоело, что ты меня избегаешь! Ускользаешь всякий раз, когда я пытаюсь с тобой объясниться! Хватит! В конце концов, мне плевать, что ты думаешь обо мне!
С каждым словом, с каждой фразой брошенной в меня он наступал, а я отходила все дальше, пока не уперлась спиной в стену, оказавшись в ловушке. Его ореховые глаза затягивали словно омут, а липкий страх прошелся по спине, вызывая дрожь во всем теле. Его губы накрыли мои, а его горячий язык проник в мой рот и с настойчивость стал ласкать мой язык. Я чувствовала его вкус, вкус сигарет и кофе. Силу рук, поглаживающих мои плечи, спину, опускающихся на бедра. Глаза закрылись сами собой, будто отгораживая меня от всего, что происходит. Дыхание сбилось, виски пронзила резкая боль, и я позорно потеряла сознание.

Пять месяцев назад

– Потрясный у тебе видок, - Даринка жевала яблоко и одновременно пыталась удержать вырывавшегося кота, Ланселота. Спасенный ею и принесенный домой дворовой кот с порванным ухом и выбитым глазом был меньше всего похож на галантного рыцаря. Но она как-то смогла разглядеть в нем трепетную кошачью душу. Сама же сестренка выглядела немного странно, я бы даже сказала, интригующе. Волосы, выкрашенные в ярко красный цвет, в носу виднелся пирсинг, и я лишь робко надеялась, что та же участь не постигла язык или иную часть тела.
– Зато удобно и нигде не жмет, - в ночные смены я позволяла себе снимать форменный китель, оставаясь в черной майке и широких брюках.

***

Я открыла глаза и села, пытаясь справиться со странным чувством. Не могла понять, где я, и что со мной произошло. Что-то кольнуло руку и я увидела иглу, торчащую из вены. Медленно встав на ноги, качнулась. Не знаю, что мне вкололи, но штука сильная.
- Спящая красавица проснулась? - из-за ширмы раздался голос и в ту же секунду появился мужчина при виде которого захотелось закричать. Еще молодой, до сорока, черноволосый, с пронзительными черными глазами, Я сразу же его узнала. Это он проводил допрос Михи. А теперь, стало быть, моя очередь?
- Не бойтесь, - неправильно поняв причину моего замешательства, произнес он, - вам стало плохо и генерал принес вас сюда, чтобы вам оказали помощь.
- Генерал? - последнее, что я помнила, как он сжал меня в объятиях, навязывая поцелуй.

***

Я снова проснулась с криком, проклиная себя за то, что прошлое имеет надо мной такую власть. Рука скользнула к груди, туда, где гулко билось сердце, часто и быстро, затем, легла на живот. Глаза наполнились слезами, и я зло смахнула предательскую влагу с ресниц. Меня лишили всего! И самое страшное, во многом, что со мной произошло менее полугода назад, виновата я сама. Жалею ли я? Безусловно! Но исправить уже ничего нельзя. И я бы, наверное, возненавидела себя еще больше, пожелай лишь на миг все изменить.

Когда в мою камеру вошел Дамир, я все еще лежала на койке. Тут же вскочив, смутилась. После его странного поведения, и слов, закончившихся поцелуем, прошло две недели. Мы не виделись. Он не пробовал меня целовать снова, я не делала попыток нанести ему визит, хотя знала, что он распорядился почаще выводить меня из камеры, поручать не слишком сложную работу на кухне или в оранжерее. Я была не против, оценив возможность побывать среди необычных и редких растений, помогающих очищать воздух на базе и насыщать его кислородом. Их было так много! Некоторые из них были неизвестны в Союзе и обладали поразительными свойствами.
– Добрый вечер, Шания. Надеюсь, я тебя не разбудил, - генерал был чрезвычайно вежлив, что меня слегка насторожило.
– Я еще не спала, - я чувствовала неловкость в его присутствии. Сразу же захотелось убедиться, что мой воротник застегнут на все пуговицы, а брюки не слишком облегают бедра. В последнее время я почувствовала, как ко мне возвращаются прежние формы и килограммы, утерянные за время пребывания в тюрьме, в трюме «Медузы» и проживания с группой Рока.
– Как тебе работа в оранжерее? - было бы не вежливо не поблагодарить человека, что я и сделала. Генерал отмахнулся, а затем, подошел к столу, поставив на него небольшую коробочку, которую до того держал в руках
– У меня для тебя подарок, - он перехватил мой пораженный взгляд, и улыбнулся. На его хмуром, словно высеченном из камня лице, любое выражение доброты смотрелось странно и противоестественно.
– Подарок? Мне? – я подошла к столу, встав от генерала на безопасном расстоянии. Впрочем, мое ощущение безопасности было иллюзорно. Одно резкое движение, и я вряд ли смогу чем-то ему помешать. Так что, похоже, сейчас меня от него защищает лишь его добрая воля.
– Держи! – он открыл коробку, усеянную мелкими дырочками и извлек оттуда милейшее и совершенно сонное существо с большими ушками, четырьмя лапками и хвостом. Это была невообразимая смесь собаки, кошки и чего-то еще, не совсем мне знакомого, но наделившего животное двумя очаровательными рожками и раздвоенным змеиным язычком.
– Имя придумаешь сама. Выгуливать можешь в оранжерее, там есть поляна, ты уже видела. В общем, это все, - он грубовато простился, и вышел из камеры. Послышался звук запираемой двери. Прижав к своей груди маленькое теплое тельце тварюшки, я со слезами на глазах присела на стул, думая о том, что, по-видимому, генерал не часто кому-то делает подарки. Но, и это самое главное, не отличается злопамятностью.


15

- Я чувствую себя полным идиотом, - Дамир принял от Алана стакан со спиртом и, вдохнув резкий запах, осушил содержимое, не морщась.
- И совершенно зря. Девушка повеселела, у нее даже взгляд изменился. Она стала раскованнее и увереннее в себе.
- Только не тогда, когда рядом я. Такое впечатление, что Шания всякий раз ждет от меня какой-то гадости.
- Заслужить доверие не просто, тем более женщины, тем более заключенной. Они привыкли полагаться лишь на себя. Кстати, ты узнал, за что ее сослали в этот ад?
- Нет, но она сама призналась, что виновна. А, учитывая, что ангелов сюда не присылают, думаю, я все-таки идиот.
– Брось, даже если и так, никто этого до сих пор не заметил. Ну, кроме меня, - Алан отсалютовал товарищу своим стаканом и осушил спиртное в несколько глотков, выдохнул и продолжал. – Это я слишком наблюдателен. У остальных просто нет шансов узнать твою постыдную тайну. Кстати, ты уверен, что вообще чувствуешь к ней что-то? Помимо постельного интереса? Иногда, если женщина задается целью, мужчине трудно устоять.
– Она никогда не намекала, что я ей интересен, - отрезал Дамир, с неудовольствием почувствовав как же ему неприятно произносить подобные слова. Он помнил, когда первый слабый росток симпатии проник в его сердце. Там, на операционном столе, когда ее сознание было затуманено болью и страхом, а изломанное изувеченное тело не способно бороться с повреждениями. Любовь с первого взгляда? Чепуха! Но он оценил ее стойкость и мужество, а также искренность, но немного позже. Когда она не строила из себя невинную жертву судейского произвола, в нем проснулось уважение и… сожаление, что все сложилось именно так, а не иначе. И уже ничего нельзя изменить.
– Слышу в тоне недовольство. Стало быть, в тебе бурлит азарт охотника?
Генерал усмехнулся, игнорируя насмешку врача. Возможно, если бы она тогда ответила на поцелуй, а не отвергла бы его с таким ужасом, попросту лишившись чувств, может быть, все бы было по-другому. Но неутоленная страсть выжигала изнутри, мешая мыслить здраво. Вот уже несколько дней он избегал свою гостью, а, фактически, пленницу. И с каждым днем ему было все тяжелее держаться от нее подальше. Его к ней тянуло. Он не помнил, когда в последний раз так хотел женщину. Может быть, в своей прошлой жизни, в юности, когда все так просто, и, одновременно сложно, и тебе плевать на условности и преграды. Где есть только первое светлое чувство, оставляющее в душе после себя горький осадок разочарования. В высокие чувства генерал не верил давно, да, пожалуй, никогда не считал себя способным увлечься кем-то. Вот и сейчас, каждый раз глядя в монитор камеры видеонаблюдения, установленной в комнате Шании, он был уверен, что всего лишь хочет убедиться, что она в порядке и хорошо заботится о его подарке… Глупейшее объяснение, он и сам был с этим согласен.
– И что ты собираешься делать? – Алан испытывающе уставился на генерала.
– С кем именно?
– С ней… с ними со всеми. Их слишком много. К тому же, один из них шпион. А, мы не знаем чего ждать от капитана Перил. И наши ресурсы небезграничны. Остальные тебя не поймут, если ты будешь долго затягивать с решением проблемы. Согласен, рыжий чудак довольно интересен и явно безобиден, из тетки получится неплохая повариха, да и от шлюшки может быть какая-никакая польза. Но вот остальные… Этот монголоид опасен, я уже не говорю про того громилу, которого с трудом обуздали трое наших ребят. А двое мальчиков с невинными глазами младенцев чуть было не взломали замок своей камеры. Не мне тебе говорить, чем это нам всем могло грозить. Такие мозги в цене, но лучше все-таки безопасное существование, нежели каждодневный риск.
Напряженное молчание генерала вызвало у Алана протяжный вздох.
– Я всего лишь глава медицинской службы. За безопасность базы отвечаешь ты. Тебе решать, - добавил он.
– Я решу. И обойдусь без советчиков, - отрезал Дамир.
– Ты слишком напряжен. Знаешь, мне кажется, легкий, ни к чему не обязывающий секс без всяких заморочек вернет твои мозги на место. Я даже знаю специалиста, который с радостью тебе в этом поможет, - он кивнул на стену, за которой трудилась группа лаборантов.
– Может, ты и прав, - Дамир встал с удобного кресла и нехотя направился в свою комнату, пустую и неуютную, в которой из всего значимого был лишь экран. Пожалуй, он даже включит его… так, на всякий случай.

Он заворожено смотрел, как ее рука нежно гладила мягкую шерстку кинроя. Вот ее пальцы дотрагиваются до ушка животного, и оно одобрительно поскуливает, требуя новой ласки. Никогда не думал, что кинрой способен на такие нежности. Впрочем, от себя генерал тоже не ожидал склонности к вуайеризму.
Разозлившись на себя, Дамир выключил экран и вышел из комнаты. Сегодня у него было слишком много дел.

– Мой маленький! Мой хороший! Иди ко мне! – малыш зевнул, и неловко перебрался с кровати мне на руки. После обеда он предпочитал легкий сон, а я в это время всегда работала в оранжерее. Неожиданный подарок генерала оказался милым и ласковым. К тому же, мне было так приятно о ком-то заботиться…
– Обещай вести себя хорошо, и я принесу тебе с кухни чего-нибудь вкусненького, - подарок, которого я нарекла Тотошкой, согласно прищурил свои темные глазки и сделал вид, что уснул. Что же, значит, когда я вернусь, меня снова будет ожидать сюрприз. Но почему-то каждодневная уборка своей комнатушки и штопанье порванных простыней нисколько меня не злило. У малыша резались зубки, и он скучал, пока меня не было. К тому же, так проявлялась его яркая индивидуальность. Успокаивая себя подобными мыслями и убеждая, что мое отношение не сможет избаловать любимца, я ушла в оранжерею.
Когда я пересекла границу между холодным бетоном и железом, оказавшись в мире зелени и почти тропического тепла, стало легче дышать. Мне понравилось здесь с первого дня. Не ожидала, что меня допустят в такое место, однако же, я здесь и, судя по ощущениям, за мной практически не следили. Высокая дородная женщина средних лет по имени Лара показала все и ознакомила с нехитрыми обязанностями. Я должна была следить за температурным режимом и оросительной системой, уничтожать сорняки и рассаживать растения, не позволяя им слишком часто разрастаться на одном участке. Не знаю, благодаря чему, но интенсивность роста превышала все временные рамки и полностью перечеркивала то, что мне удалось запомнить из школьного курса ботаники. Работа несложная, а, главное, я могла приводить сюда Тотошку, в распоряжение которого была целая небольшая полянка, где он мог бегать в свое удовольствие.

Он сидел в кресле, лаборатория давно опустела, и генерал остался совершенно один. Выпитое спиртное вопреки ожиданию, ничуть его не расслабило. Он все еще был напряжен и зол. Разговор с Аланом не выходил у него из головы.
Она вошла, обольстительно покачивая бедрами, соблазняя каждым своим движением, каждым жестом. Темноглазая смуглянка-лаборантка небрежным движением головы откинула волосы с плеч и медленно заскользила к сидящему Дамиру. Многообещающая улыбка не сходила с ее губ. Она сбросила туфли, медленно расстегнула белый халат, скинув его на пол, оставшись лишь в черных трусиках и бюстгальтере, почти ничего не прикрывавшем. Женщина была очень пластична, будто кошка. Казалось, от нее исходил жар. Дамир с силой сжал подлокотник кресла. Танец определенно производил впечатление. Ее бедра раскачивались в такт мелодии, слышимой ею одной, она приседала и выгибалась, лаская себя, водя пальчиками по гибкому телу, словно предлагая мужчине оценить шелковистость кожи. Столько чувств, страсти! Дамир прикрыл глаза. Ему определенно нравилось то, что он видел…

Пять месяцев назад

Рейн вернулся только через неделю, похудевший, уставший, измученный, со следами бессонных ночей и незаживших ран. В его глазах, всегда таких открытых и ясных, плескалась обреченность и злость. Он плохо спал, и часто я, также мучаясь бессонницей, заставала его в кабинете. Он сидел, глотая водку, уставившись в пространство. Я не решалась спросить, но подозревала, что последняя экспедиция обернулась крахом. До меня доходили слухи, что его крейсер придется подвергнуть серьезному ремонту после нападения пиратов. И все же ему и экипажу удалось спастись. Не всем, но многим.
Я сожалела, что не могу облегчить его боль, он просто не подпускал меня к себе, был холоден и отчужден. Я боялась, что однажды копившаяся в его душе злость выльется на меня. И не знала, хватит ли у меня сил быть терпеливой и прощающей, особенно теперь, когда мне было так сложно и одиноко самой.
Не знаю, знал ли он о трагедии, которая постигла Дельту-2, по крайней мере, слов утешения, так ожидаемых мною, я не услышала. Справляясь с собственной болью и отчаянием в одиночку, я обзывала себя законченной эгоисткой, думающей лишь о своих проблемах. Я хотела ему помочь, только не понимала как?
Но однажды все резко изменилось. Я вернулась из доков. Наш корабль требовал некоторого переоборудования и модернизации вооружения, в связи с последними событиями. В доме царила тишина, но я чувствовала, что Рейн где-то здесь. Сняв туфли и форменный китель, я прошлась по прохладному полу, мечтая о холодном лимонаде и мягкой кровати. Немного болела голова, мучил круглосуточный токсикоз.
- Вернулась? – он вышел из кабинета, слегка пошатываясь. От Рейна несло перегаром, недельная щетина покрывала его щеки, глаза были налиты кровью. Он мало напоминал того мужчину, с которым я строила планы на будущее, за которого собиралась выйти замуж.
- Как видишь, - я улыбнулась и подошла к нему, чтобы поцеловать. Привычные слова и жесты, давно ставшие ритуалом для нас, могли бы вернуть мне уверенность, что все хорошо, ничего не изменилось.
Он остановил меня, увернувшись от моих губ и перехватив руки у запястий:
– Кажется, я дал тебе слишком много свободы, невеста.
– О чем ты, Рейн? – от его такого непривычного и чужого взгляда мне стало не по себе.
– Я не готов, чтобы моя женщина рисковала жизнью, мотаясь по космосу в компании чужих мужиков.
– Я боевой пилот, а эти мужики, как ты их называешь, офицеры, находящиеся под моим командованием, - абсурдность ситуации могла вызвать нервный смех, вот только смеяться совсем не хотелось. – К тому же, ты знал, с кем хочешь связать свою жизнь!
– Я ошибался, - его глаза сузились так, что под опухшими веками их было трудно рассмотреть, - мы поженимся, и ты будешь сидеть дома, рожать детей и готовить обед. А иначе…
– Иначе что? – с вызовом спросила я.
– Иначе можешь валить отсюда на все четыре стороны, - отрезал он. Потом, слегка оттолкнув так, что я врезалась спиной в стену, вышел из дома, громко хлопнув дверью.
– Ни хрена себе расклад, - пробормотала я, поглаживая живот, - малыш, наш папочка, похоже, слишком долго пил.
Но в глубине души я понимала, что совсем не алкоголь стал причиной его слов. Он лишь высвободил чувства, которые давно накапливались в сознании моего жениха.

Я ждала его весь вечер и всю ночь, но он так и не вернулся. Старалась не плакать, и все же, слезы катились из глаз. За все это время я так и не сказала ему про малыша. Не знаю, каким-то внутренним чутьем, чувствовала, что он не готов сейчас про него услышать. Может быть чуть позже, когда его душа успокоится и освободится от груза перенесенных бед. Я не знала, что он пережил, но чувствовала, что немало. И это что-то почти его сломило. Но у него была я, и моя любовь. Вот только я боялась, что одной любви может быть недостаточно.
Взгляд упал на шкаф, и я сквозь слезы улыбнулась. Разумеется, куда он денется без своей коллекции оружия. Он собирал ее столько лет, скрупулезно подбирая модели и подходящие пули к ним, тщательно чистя его каждую неделю. Меня смешило такое увлечение, учитывая, что в наше время многие наши знакомые даже не представляли, как могло выглядеть оружие прошлых веков и Рейн, увлеченно показывающий свою коллекцию, оставался непонятым.
Внезапно, я услышала какой-то странный звук, больше похожий на шорох. В пустом доме ночью любой посторонний звук мог казаться противоестественным. Я выключила и без того тусклый свет, медленно встала и прошлась к двери. Несколько минут стояла, прислушиваясь, отчаянно пытаясь уловить хоть что-нибудь. Меня окутывала звенящая тишина, и я готова была рассмеяться своим страхам, когда звук повторился намного ближе к кабинету. Вздрогнув, я протянула руку к задвижке двери, думая, что буду совсем глупо выглядеть, если ночным визитером, так меня напугавшим, окажется Рейн. И все же, я закрыла дверь, обвиняя себя в трусости. Но теперь, когда я делила свое тело с малышом, мне совершенно не хотелось рисковать понапрасну. Воры? Да ради Бога! Пожелаю им удачи, если они найдут здесь, хоть что-то ценнее этой чертовой коллекции. На миг промелькнула мысль, что, возможно, за ней они и пришли, но все, же я подавила в себе панику, стараясь дышать ровно. Ничего страшного, кто бы там ни был, он скоро уйдет, а я дождусь рассвета и… Неважно что, по крайней мере, вряд ли кто-то нападет на меня днем.
У меня чуть не остановилось сердце, когда я увидела, как кто-то медленно, словно боясь нарушить тишину, поворачивает ручку двери. Я отшатнулась, надеясь, что задвижка выдержит, и на всякий случай схватила в руки бюст какого-то известного предка Рейна. Не знаю, какого черта он держал у себя на столе это уродство, но сейчас оно могло мне пригодиться. Почему-то в тот момент мысль схватить древний пистолет даже не пришла мне в голову. Кто-то дернул ручку несколько раз, затем затих, словно приникнув к двери. Мне казалось, что он знает, что я здесь. Знает, и наслаждается моим страхом. Именно страх заставил бы меня поклясться, что в этот момент я слышала дыхание ночного гостя там, за дверью. И вдруг я успокоилась, страх отступил, и я поняла, что гость исчез, почти так же неслышно, как и появился.
Уже давно рассвело… С опаской озираясь, я вышла из кабинета в полутемный коридор, прошлась по комнатам, убедившись, что все на месте, зашла в спальню. Никаких следов пребывания чужих мною не было замечено. Но и списывать ночное происшествие на простой страх я не спешила. Здесь кто-то был, и ничего не взял с собой. Но это еще ни о чем не говорит, ведь о его целях мне ничего неизвестно.
Сейчас мне хотелось поскорее вырваться из дома. Голос разума говорил сообщить о ночном происшествии Рейну или службе безопасности, в компетенцию которой входила охрана офицеров. Но видеофон на браслете Рейна не отвечал, а со службой безопасности, дочерней конторой Агентства Внутренних Расследований сталкиваться снова не хотелось.
Убедившись, что мой браслет в рабочем состоянии, и Рейн может связаться со мной когда захочет, я буквально выбежала из дома. Прошлась по парку, мотивируя свои действия тем, что мне полезен свежий воздух, посетила два ретро кинотеатра, потратив на это часа четыре, и встретила вечер в маленьком уютном кафе за стаканом сока и булочкой с корицей. Кафе было из тех, которые могли позволить себе официантов, а не бездушных роботов с несколькими функциональными программами. Мне не хотелось думать, где я проведу эту ночь, но домой возвращаться не спешила.
В кафе зашла шумная компания, нарушая уютную тишину, привнося в помещение теплый вечерний воздух.

***

Тяжелый запах духов неприятно щекотал его ноздри. Он скосил взгляд на место рядом с собой. Узкий топчан в стенах лаборатории требовал небывалой ловкости и сноровки, чтобы не только разместиться на нем вдвоем, но и выполнять определенные телодвижения. И его вчерашняя гостья ими обладала. К счастью, у нее хватило ума уйти до того, как он проснется, оставив после себя лишь приторный пряный запах духов.
Генерал вскочил и потянулся, расправляя затекшие мышцы. Док был прав, трах без заморочек отлично снимает напряжение. Осталось лишь принять душ, побриться, выпить кофе и с новым силами приступить к своим обязанностям. И поскорее выкинуть все глупости из головы. С таким оптимистичными мыслями он вышел из лаборатории, тут же столкнувшись с причиной своего недавнего напряжения.
– Доброе утро, генерал, - Шания робко бросила взгляд на его лицо и отвернулась, а он тут же почувствовал замешательство. Несвежая одежда, пробивавшиеся волосы на голове, которые он всегда нещадно сбривал, заросшее лицо, выглядящее с утра особо зверским и помятым, запах перегара.
– Ты ко мне? – грубо рявкнул он, понимая, что до сегодняшнего дня в ее глазах ниже падать было уже некуда. И все же он только что это сделал. Дамир внезапно, почувствовал себя испачканным, и даже не тем, что провел всю ночь, трахаясь и напиваясь. А тем, что допустил мысль, что это как-то может ему помочь.
– Да я… хотела кое о чем попросить. Но вы, скорее всего, заняты, и мне бы не хотелось вам мешать, - она говорила тихо, будто боясь лишний раз обратить на себя его внимание. И его это разозлило.
– Стой, - он попытался было схватить ускользавшую от него женщину, но его рука зависла в нескольких сантиметрах от ее плеча. Слава Богу, что она не увидела его порыва, но последовала приказу и застыла, - чего ты хотела?
Он постарался сделать тон любезнее, но голос, немного охрипший после сна, звучал резко и неприветливо.
– Не могли бы вы мне позволить встретиться с моими друзьями? – было видно, что она давно уже лелеет в душе эту просьбу, вот только до сих пор не отважилась озвучить ее генералу. С чего бы это?
– Почему ты решила, что можешь просить о чем-то подобном? Тем более что их положение еще не определено. Один из них шпион, и неизвестно что собой представляют другие. Ты знаешь, что громила пытался сбежать, вырубив двоих охранников?
– Рон? – она искренне удивилась.
– А два мальчика хотели взломать двери? – возможно, от начавшейся головной боли генерал перестал сдерживать проявление эмоции, найдя для их выброса подходящий объект.
– Так чья же судьба тебя тревожит? За кого ты переживаешь? – тон генерала стал вкрадчивым и пугающим. Шания с трудом подавила порыв, чтобы не отступить на шаг от нависшей над ней глыбой негодования и раздражения.
– Я прошу вас позволить мне увидеться с Толкеном, - она подавила в себе страх и отбросила сомнения, чувствуя, что сама себе кажется жалкой, бессвязно бормочущей слова просьбы трусихой. Пора было меняться, забыть о том, что было и становиться прежней. В конце концов, генерал до сих пор не возобновлял попыток сближения, а, значит, ей ничего не угрожало.
– Почему с ним? Вас что-то связывает с этим чудаком? – глаза генерала подозрительно сузились.
– Он мой друг, - твердо ответила Шания.
– У тебя слишком много друзей, которые хотят отсюда сбежать, - проворчал Дамир.
– Разве я вправе их за то винить? – горько улыбнулась женщина, и от этой улыбки у генерала на лице дернулся нерв.
– Хорошо, ты сможешь увидеть этого лохматого профессора, разумеется, не долго. И в моем присутствии, - увидев, как с лица Шании исчезла радость, генерал помрачнел.
Пять месяцев назад
Я вошла в дом, когда на улице уже давно стемнело. Целый день скитаний по городу меня полностью вымотал. Хотелось одного: как можно скорее разуться и броситься в кровать. Усталость сопровождала меня целый день. Где-то в глубине души я желала, чтобы Рейна не было и у меня осталось достаточно времени. Для чего? Собраться с мыслями? Решиться на что-то? Возможно завтра, когда я соберусь с силами, смогу с ним говорить. Только не сейчас…
Кому-то там наверху было начхать на мои терзания, потому что сверху до меня донесся звук. Я похолодела, боясь повторения событий прошедшей ночи. Как можно тише проскользнув за приоткрытую дверь кабинета, я подошла к стеллажам с оружием. Хватит! Я не позволю превратить себя в трусливую, дрожащую от каждого шороха тварь!
Схватив первое попавшееся оружие с коротким стволом, я сжала его в руке и, крадучись, стала подниматься на второй этаж. Все выше, ступень за ступеней. В доме стояла тишина. Мне уже стало казаться, что этот звук я выдумала. И, возможно, все, что произошло ночью, тоже.
Я вытянула руку с пистолетом и толкнула дверь в комнату. Протяжно скрипнув, она медленно отворилась.
– Заходи, раз пришла, - раздался такой знакомый и одновременно такой чужой голос. В нем было слишком много холода, бесчувственности. Раньше Рейн никогда не говорил со мной так.
Он расположился в кресле, закинув ногу за ногу. Проследив за тем, как я вошла, он улыбнулся, увидев в моей руке пистолет. В тот момент я чувствовала себя полной дурой.
– Где ты был всю ночь? – спросила я, останавливаясь напротив. Руку с пистолетом тянуло вниз, и я положила оружие на невысокий столик, почувствовав облегчение.
– То же самое я могу спросить и у тебя. Где ты была всю ночь, невеста? – я напряглась, заметив на его лице улыбку. Другой! Чужой!
– В дом кто-то проник, тебя не было и я испугалась, - оправдания звучали довольно жалко, хотя если честно, я не считала нужным оправдываться, - а где был ты, когда я дрожала от страха, запершись в кабинете?
– Ты и страх? Это что-то новенькое. Раньше ты никогда не выказывала нужды в чьей-то помощи. Особенно в моей, - с иронией подменил Рейн.
– Многое изменилось с тех пор, - я нахмурилась, заметив, как он помрачнел и поднялся с кресла.
– Ты права. Слишком многое, – он сделал несколько шагов ко мне и замер напротив. Поднял руку, провел тыльной стороной ладони по моей щеке, вызывая по телу дрожь. Но отнюдь не желания. Это было другое чувство, постепенно поднимавшееся из глубин души, и завладевавшее моим сердцем и разумом. Душа все еще не хотела верить. Я все еще сопротивлялась самой себе.
– Я все знаю, - одними губами произнесла я. Но он услышал. Его глаз нервно дернулся, и он резко притянул меня к себе, приложив палец к губам. Затем, вернувшись к своей форменной куртке, до того перекинутой через подлокотник кресла, он извлек из кармана какой-то предмет и включив, положил его на столик рядом с пистолетом.
– Теперь мы можем говорить не таясь. Всю правду, любимая. Наконец, между нами не будет лжи. Ведь ты же так хотела идеальных отношений, правда? И я всеми силами старался их тебе дать. С первого же взгляда я понял, что ты особенная. Тебе были не нужны мои деньги, красивые слова, положение в обществе. Тебе был нужен лишь проклятый космос и глупая мечта, которую ты вбила себе в голову еще в детстве.
– Разве ты сам не мечтал об этом? - удивилась я, - ты был лучшим выпускником в Академии. Разве космос тебя не манил?
– Мне пришлось быть лучшим в Академии, потому что моя семья не оставила мне шансов быть лучшим в чем-то другом. Мой брат… какая ирония… Он сам построил свою Империю практически с нуля. Ты знаешь, что после смерти отца наша семья оказалась на пороге разорения? Так вот, мой идеальный старший брат оказался хорош во всем. Но героем ВВС ему стать не светило. Эта ниша оказалась свободной. Специально для меня. Когда я увидел вас вместе на той вечеринке, в день твоего знакомства с моей семьей… Я едва не убил тебя и его. Вы прекрасно смотрелись вместе. А, главнее, по мнению моей матери, он подходил тебе гораздо лучше, чем я. Ты не представляешь, как меня это бесило. Он стал частым гостем в нашем доме, бросал на тебя пламенные взгляды, и я, сжав зубы, ждал. Ждал, что ты сдашься на милость победителю, потому что ни одна шлюха не могла устоять перед обаянием, а, главное, кошельком старшего Виларда. Но ты устояла! Не представляешь, каким счастливым я был в тот момент, когда понял, что тебе никто не нужен кроме меня. Я так гордился твоей любовью. Мне хотелось сделать что-то, что докажет тебе что я лучший из братьев, и ты сделала правильный выбор. Наверное, поэтому я принял предложение, от которого, впрочем, невозможно было отказаться.
В комнате воцарилась тишина. Я бросила взгляд на занавески, которые мы выбирали вместе с Рейном. Он смеялся, говоря, что они давно уже вышли из моды, что жалюзи смотрятся стильно и современно. Но я убедила его в обратном, и, в конце концов, он согласился. В нашей с ним спальне действительно стало уютно и тепло. Так по-домашнему.
– Адмирал Карринг набирал людей для ответственной миссии. Тех, кому можно было доверять. Это был шанс всей моей жизнь. Стать командором боевого крейсера в двадцать восемь лет. Моя семья бы мной гордилась… Хотя, к тому времени, мне было уже плевать на их одобрение. Мне хотелось стать самым лучшим для тебя.
– Ты мог отказаться, - спокойно произнесла я, хотя в душе бушевала буря, разъедающая меня изнутри.
– Я не знал цели нашей экспедиции. Поначалу. А потом… когда, находясь в нескольких парсеках от места назначения распечатал конверт с приказом, в окружении офицеров, которые вынуждены были подчиняться человеку намного моложе себя, и, возможно, даже ниже по положению, но уже пользующемуся доверием у адмирала… Мною овладели азарт, предвкушение скорой победы. Я был готов на все, чтобы стать лучшим! Тем, кому доверили важнейшую миссию.
– И люди, которых ты уничтожил во имя чьей-то призрачной выгоды не важны, - закончила я за него. Мне было нехорошо. Слишком душно… И больно от того, что его слова звучали чересчур равнодушно, заучено. Как будто он сам уже неоднократно прокручивал этот разговор у себя в голове, давно найдя оправдание любым действиям, загнав мучавшую совесть подальше. – Ты мог бы их предупредить. Кто-нибудь успел бы спастись.
– Я военный. Мой долг выполнять приказы вышестоящих, - отрезал Рейн.
– Как удобно! Значит, ты ни в чем не виноват? - повысила я голос.
– Когда я преследовал тебя, и нас разделяло лишь расстояние выстрела... Видит Бог, я готов был отступить и дать тебе шанс уйти. Мне было плевать, как на это посмотрят остальные. Ты, на своей лоханке билась лучше, чем наши истребители. Ты была почти повержена, и мое сердце обливалось кровью от каждого удара снаряда, что попадал в цель. Но у меня был приказ – не оставлять живых свидетелей. Моя женщина оказалась моей целью! Кошмар для любого любящего мужчины.
Его взгляд, голос… В этот миг он казался прежним любящим и любимым мною Рейном. Господи! Что мне делать? Как быть? Он прошелся по комнате и остановился напротив меня, его руки поднялись, чтобы обнять, но видя на моем лице отвращение, он опустил взгляд и отступил.
– Ты поймешь, со временем. Я знаю, - он будто убеждал сам себя.
– Значит, пиратов, которые якобы напали на твою эскадру…
– Не было. Точнее, это была ты. Уничтожила четыре истребителя. А при переходе в гиперпространство нанесла по крейсеру последний удар, повредив обшивку. Произошла разгерметизация. Несколько десятков человек буквально вышвырнуло в космос. Ты должна быть удовлетворена… Я оказался глупцом, азарт погони захватил меня. Нужно было понимать, что ты будешь бороться до конца.
– Ты прав. Я борюсь до конца.
Слезы душили, и мне было трудно говорить. Тело горело огнем. Хотелось закрыть глаза и отрешиться от голоса Рейна, разъедающего душу, тиканья настенных часов, такого уютного и расслабляющего. Хотелось… Все забыть… Хотелось умереть, и не знать больше ничего.
– Ты не сделаешь этого, - мягкий голос вывел меня из состояния, близкого к помешательству. И теперь разум оказался чист от сомнений и метаний. Я все решила. Это был единственный выход. Для меня.
– Я люблю тебя, Рейн, - тихо сказала я, и добавила, нажимая на спусковой крючок древнего оружия, - прости!
Хлопок оказался громким, и я вздрогнула, словно не ожидала услышать никаких звуков в мире, ставшем для меня холодным и мертвым, как Рейн, упавший к моим ногам, как я сама, опустившаяся на колени рядом с ним. Маленькая точка на груди окрасилась красным, постепенно пятно увеличивалось, а открытые глаза Рейна тускнели. Моя рука потянулась к его руке и сжала еще теплые мягкие пальцы:
– Я тебя люблю, - фраза закончилась стоном боли, резанувшей тело. Внутри будто что-то оборвалось, и я почувствовала, что теряю свою последнюю связь с Рейном. Нашего ребенка…


17
Пять месяцев назад

Я медленно просыпалась. Когда первая искра сознания пронзила мой разум, я широко открыла глаза и, протяжно вскрикнув села, чтобы обнаружить себя в просторной и светлой больничной палате. Был солнечный день, сюда не доносился шум карров и другая уличная суета. Рядом на тумбочке стоял красивый букет цветов. Я потянулась к нему, и тут же поняла, что не одна в палате
– Ты не приходила в сознание сутки! – обернувшись на голос, я увидела рядом с собой Адриана Виларда, в белом больничном халате и в бахилах.
– Почему ты здесь? – я была удивлена его присутствием.
– Я переживал. Врачи сказали – ты потеряла много крови. Еще бы немного и тебя спасти не удалось.
– Ребенок? – я знала ответ, и все же глупая надежда на чудо меня не оставляла.
– Мне жаль, - Адриан отвел взгляд, складывалось впечатление, что он действительно сожалеет. И все же я не понимала. Почему я здесь в больнице, а не в тюрьме. И рядом со мной находится Адриан, а не очередной следователь с колючим взглядом и грубым голосом.
– Как я попала в больницу? - я сделала попытку приподняться, и Адриан тут же мне в этом помог, заботливо подложив под спину подушку.
– Рейн… - голос старшего Виларда дрогнул, - он не отвечал на вызов, и я решил, что застану его дома. Я понимал, что тебе было неприятно со мной встречаться. Но все же рискнул.
– Он мертв, - прошептала я, и все, что произошло тяжким грузом навалилось на меня, угрожая поглотить. Его слова, взгляд, такой знакомый и родной. Моя ненависть, и ярость, которая в тот момент нашла лишь один выход. И теперь он мертв! Мертв, из-за меня. Это я его убила, а сейчас его брат пытается меня успокоить. Что за черт!!!
– Успокойся, тебе нельзя волноваться, - я почувствовала, как его руки обхватывают меня, стараясь удержать на месте, не позволяя вырвать капельницу из вены.
– Мне? Адриан, опомнись. Рейн мертв! Мертв!!! – меня охватила истерика, я дрожала от слез и ужаса от осознания содеянного.
– Не плачь. Я найду того, кто это сделал. Слышишь? Я найду убийцу. Обещаю, - слова Адриана прозвучали жестко и твердо. Как будто он уже подписал убийце смертный приговор. Мне…
– Адриан! Рейна убила я. Я! – вот и все, я это сказала, глядя мужчине прямо в лицо.
Несколько секунд он смотрел на меня, затем моргнул, и выражение его лица изменилось. В нем появилась… жалость?
– Ты перенервничала. Тебе нужно отдохнуть, - мягко произнес он, опуская меня на постель, - я позову врача. Пусть даст тебе успокоительное.
– Я убила твоего брата! Выстрелила в него из этого чертового пистолета! Почему ты мне не веришь? – возмутилась я.
– Потому что ты не в себе, - ответил Адриан. – Отдыхай, я приду утром. Тогда и поговорим.

Через несколько минут ко мне в палату вошел невысокий дяденька со стойким выражением благодушия на лице. Он уселся напротив кровати и начал неспешный разговор о моей жизни. Постепенно разговор начал касаться моей болезни и выкидыша, взаимоотношений с умершим женихом и моих чувств по поводу потери ребенка. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что ко мне послали психиатра. Значит, Адриан мне не поверил! Кое-как закончив с ним и получив в награду укол снотворного, я погрузилась в тягучий и вязкий мир кошмаров, к которому мне еще только предстояло привыкнуть. Навсегда.
А вечером ко мне в палату вошли трое высоких накачанных парней в форме безопасников и, без лишних слов один из них с нашивками майора, предъявил мне обвинение в убийстве первой степени. Уж не знаю, к счастью или нет, но мой лечащий врач посчитал, что для выписки слишком рано, поэтому безопасники удовлетворились надетыми на запястье наручниками и охраной, выставленной у двери, состоящей из сержанта Кроста.
Всю ночь я не спала. Но постоянные визиты сержанта, озабоченного тишиной в палате, совершенно мне не мешали. Стоило прикрыть глаза, как мною овладевали кошмары. Взгляд, последний взгляд, устремленный на меня. Что было в нем? Обида? Ненависть? Прощание. Неужели до конца своих дней я буду переживать каждую секунду того, что я сделала? Сделала не в состоянии аффекта, а будучи в здравом уме, когда разум, холодный злой разум подсказал, что единственным выходом будет смерть Рейна. Или я никогда не смогу существовать спокойно зная, что где-то живет убийца моей семьи.
Всеми силами я гнала мысли о потери ребенка. Говорят, что Бог дает человеку столько испытаний, сколько он может выдержать. Я была на грани. Я готова была выть от боли, отчаяния и несправедливости того, что произошло. Хотя… разве я не преступница? И не заслужила наказания?

Утром он стоял у моей кровати, неизвестно как проникнув в палату минуя охрану, а я… Я не могла смотреть ему в глаза. Не теперь, когда меня давило чувство вины и злости. На себя, Рейна и весь мир. Он заговорил, а я не могла сосредоточиться на словах, эхо его голоса долетало до меня словно издалека. Наконец, он подошел ближе, и ощутимо сжал мое запястье.
– Кто это был? Кого ты выгораживаешь? Чью вину берешь на себя? – Вилард опустился передо мной на корточки, и наши глаза оказались на одном уровне. В его было ожидание, сомнение, боль от потери. В моих… Не знаю, кажется, после изматывающей ночи я уже не испытывала ничего. Только желание опустить веки, чтобы не видеть его лица, и слепящего света солнца. Я больше не заслуживала солнца и света. Только тьму и забвение.
– Я говорю правду, Адриан, клянусь. Я убила твоего брата! – сквозь зубы выдавила я. Каждый раз признаваясь в содеянном, я как будто снова нажимала на курок.
– Нет! – прорычал старший Вилард, - ты не могла! Ты не способна на убийство! Только не ты! Скажи мне, тебя заставляют признаться? Тебе угрожали?
Его глаза остановились на наручнике, сковывавшем правое запястье. Он потрогал нагревшийся от моей кожи металл и потер красный след от вмятины.
– Они не посмеют предъявить обвинение в суде. Я найму адвоката, и как только тебя отпустят под залог, я отвезу тебя к себе домой. Там никто не посмеет тебя тронуть.
– Адриан, очнись же, я не лгу и не оговариваю себя! Я убила твоего брата. Убила хладнокровно, и, наверное, сделала бы это еще раз.
Он осекся на полуслове, всматриваясь в мое лицо, дрожащие от напряжения руки, слезы, выступившие на ресницах.
– Зачем тебе это делать? – его вопрос прозвучал нерешительно и даже как-то робко. Необычно, для этого человека. Он не верил, однако…
– Я убила, и он это заслужил. Вот все, что тебе нужно знать, Адриан. Прости. Хотя, не думаю, что когда-нибудь ты сможешь это сделать.
Выражение его лица менялось. Недоверие и отчаяние боролись с пониманием того, что я говорю правду. Он отпустил мою руку. Отошел ближе к окну. Я заметила, как напряглись руки, что он держал в карманах брюк.
– Зачем? – его голос изменился. Изменился он сам. Он, наконец, поверил.
– Я не смогу ответить тебе на этот вопрос, - мне не хотелось причинять ему еще большей боли. Но разве такое возможно?
– Зачем? - повторил он, медленно приближаясь ко мне. Я напряглась, готовая к удару и новой боли. И она не заставила себя ждать. Мою щеку опалило огнем, - сука! Как ты посмела? Он же любил тебя! Он боготворил тебя!
Что я могла ему ответить? Что правда может его убить? Я четко помнила слова Марка Гибсона.

***

Я вскрикнула и проснулась, резко поднявшись с койки. Тотошка нервно заскулил во сне, и прижался к моему боку, успокаивая своим мягким теплым тельцем. Я поднесла руку к лицу, обнаруживая на нем влагу. Мокрой оказалась и подушка.
– Кошмары? Ты стала их видеть слишком часто, - я вздрогнула, когда поняла что не одна. И испугалась, осознав, кто же мой незваный ночной гость.
– Как вы сюда попали? – возмутилась я, и тут же поняла всю абсурдность вопроса.
– Не бойся меня! Ты громко кричала во сне. Я не мог не зайти, - он с неожиданной робостью застыл у двери, всматриваясь в мое лицо.
– Простите если потревожила, - потупилась я.
– Что у тебя на душе, девочка моя? – было видно, что он хочет подойти ближе, но сдерживает себя, чтобы… не напугать еще больше? Подобной чуткости от генерала я не ожидала, - что заставляет тебя каждую ночь плакать во сне? Почему не можешь довериться никому?
– Я… я сама виновата во всем, Дамир. Не стоит вам тратить время на такую как я, - я отвернулась лицом к стене, не желая видеть его лица, когда я произнесу эти слова, - преступницу. Я преступница и убийца.
– Преступившим закон движут разные мотивы, - он, наконец, приблизился ко мне. Я остро ощущала его присутствие. Слишком остро в этой напряженной тишине.
– Мною двигало отчаяние, ярость и жажда возмездия. Я ничем не лучше остальных, - произнесла я в глухую стену, ожидая от гостя лишь презрения. Того, что и сама испытывала к себе.
– Дай себе шанс на новую жизнь, - я ощутила его пальцы на своем плече, - дай шанс мне, нам.
Я не смогла помешать ему лечь рядом, у меня на то не было ни сил, ни желания. Было страшно снова остаться одной, прокручивая в голове свое прошлое.
– Спи, - шепнул генерал мне на ухо, согревая прохладную кожу своим дыханием. Его руки обхватили меня в уютный теплый кокон, - а я буду рядом. И не пущу кошмары в твои сны.


18
Четыре месяца назад

Они обо мне забыли! Целая неделя покоя и тишины, когда раны постепенно затягиваются, а новые только грозят появиться. Скоро. Я знаю, что скоро мой покой закончится, и они вернутся. На этот раз они сделают все, чтобы узнать правду. И мне не поможет ни обморок, ни угроза смерти. Пока что они оставляют меня в живых. Надеются выйти на компрометирующие их документы. Но сколько еще смогу продержаться я сама?
Мне пришлось опереться на стенку, чтобы встать. Болели ребра, кожа на руках, груди и ногах была покрыта иссиня-черными и фиолетовыми синяками. Кое-где начала проступать желтизна. В общем, генерал Росс не пожалел на меня ни сил, ни времени. Одно хорошо – визиты охраны сводились к минимуму – три раза в день мне приносили еду. Хлеб, серого цвета и жидкую бурду. Иногда бурда оказывалась густой и тягучей и тогда я могла предположить, что вместо супа сегодня в меню каша.
Когда в тюрьме был отбой, я тихонечко подходила к рукомойнику и открывала кран, выпуская тонкую струйку воды. Тогда, сев на койку и закрыв глаза можно было напрячь фантазию и представить, что я дома. На Земле. Идет дождь, и по моему телу бегут мурашки прохлады и удовольствия. И я засыпала со счастливой улыбкой на лице, потому что знала - проснувшись утром, я снова увижу свою семью, снова буду глупо спорить с Даринкой, а папа снисходительно потреплет меня за щечку и предложит всем вместе пойти на пляж, или в парк.
Но любые фантазии разбивались о холодную и жесткую реальность. Иногда мне казалось – знай они, что я совершила, семья бы этого никогда не приняла. И мне становилось больно от мысли, что я оказалась не тем человеком, которого они любили.
Я побрела к двери, в самом низу которой, на полу перед узким отверстием стояла миска с бурдой. Фу! Сегодня каша. Первые два дня я ничего не ела. Не столько из-за гордости, сколько от бессилия и невозможности преодолеть короткое расстояние от койки до двери. На третий день ко мне вошли охранники, уложили на пол и, удерживая руки и ноги, залили мне в рот то, что еще осталось от еды. Равнодушно наблюдая за тем, как я давлюсь и отплевываюсь, один из них, особенно мерзкий, белобрысый тип с угреватой сыпью на лице, пригрозил, что они станут делать это каждый день, если я буду отказываться от еды. Вот таким нехитрым способом меня приучили съедать все, вплоть до последней крошки. Почему-то мысль их обмануть и выливать все в унитаз даже не приходила мне в голову… Хотя нет, приходила, но я побоялась что за мной наблюдают и это может быть чревато.
Доев все, что было в миске, я демонстративно ее перевернула и покрутила перед собой. Кому надо, тот увидит, а если у меня паранойя, значит, парням вообще придется нелегко. Допрашивать преступницу с расстройством психики. Да, им не позавидуешь.
Прошло немного времени, прежде чем я, уже без стеснения, пользовалась умывальником и туалетом, терпеливо дожидаясь вечера, когда позволено будет воспользоваться душем.
Ближе к ночи я услышала шаги: два человека, один шагал уверенной твердой походкой, второй семенил следом. Неужели меня почтит своим присутствием генерал? Соскучился? Или решил продолжить? В тот момент я думала о пытках лишь с усталой обреченностью приговоренного.
Дверь с прежним раздражающим скрипом отворилась, и на пороге возник человек, которого я меньше всего рассчитывала здесь увидеть.
– Шания! – он слегка обернулся в сторону двери, и охранник тут же испарился.
– Здравствуй, Адриан, - я решила оставаться на месте, потому что показывать свою слабость человеку, который желает тебе смерти очень глупою
– Вижу, тюремная жизнь не пошла тебе на пользу, - он окинул меня взглядом, взял тяжелый табурет и присел передо мной.
– Как видишь, - равнодушно ответила я, надеясь, что акварель ниже шеи он так и не рассмотрит.
– Я пришел, чтобы задать тебе вопрос, на который ты не захотела мне ответить, - он помолчал, затем склонился ко мне, - зачем?
Я смотрела на него, сквозь него и не могла подобрать слов. Что я ему скажу? В чем признаюсь? Могла ли я сказать старшему брату, что его младшенький уничтожил десятки тысяч человек. Просто выполняя приказ. Кто на такое способен? А может быть, так и делают карьеру? Могла ли я выполнить подобный приказ, если бы он не касался моей семьи? А все остальное лишь лицемерная попытка найти крайнего и обвинить его во всех своих бедах?
Я прикрыла глаза, игнорируя полный презрения взгляд Адриана, и поняла, что нет. Я бы никогда не пошла на это. И мне было бы плевать на последствия. Карьера? Разве стоит она стольких жизней. Я мечтала стать пилотом, чтобы спасать, защищать, а не губить. Красивые слова. Правильные, ничего не стоящие, пока не придется доказать, что я действительно могла бы противостоять заговору, системе, всему миру. И теперь у меня есть шанс это сделать. Пока они не знают где документы, я буду жить. А, значит, мне придется выдержать все, что мне уготовано, даже презрение Адриана, ненависть тех, кто меня окружает, угрызение совести и желание поскорее умереть. Пока я жива, есть надежда, что виновные не уйдут от возмездия. Каким бы неправильным, жестоким оно ни было.
– Зачем, Шания? Скажи, и я постараюсь тебя понять. Он тебе изменил? Он тебя обидел? Ударил? Ты защищалась? Он отказался жениться? Признать своим ребенка?
– Он не знал, - прошептала я, чувствуя, как на глаза накатывают слезы.
– Что? – переспросил Вилард.
– Он так и не узнал, что у нас мог бы быть ребенок, - пояснила я, отворачивая лицо от испытывающего пронзительного взгляда.
– Нет! Смотри на меня! Слышишь? Смотри, и отвечай! Не смей от меня отворачиваться! - Вилард повернул мое заплаканное лицо к себе, пальцы коснулись мокрых щек. – Что он тебе сделал? Скажи, и мы навсегда оставим этот разговор. Я найму хорошего адвоката, и он попробует тебе смягчить срок.
Я вспомнила схожее с этим предложение генерала Росса и не смогла не оценить всей иронии происходящего. На одной чаше весов довольно комфортная, но недолгая жизнь, на другой – быстрая и тяжелая смерть. Хотя, вряд ли Вилард так легко позволит мне умереть. Если его пустили в мою камеру, у него наверняка неплохие связи. Значит, на меня станут давить. Боже! Сколько мне еще придется выдержать?
– Сегодня я уйду, но буду приходить к тебе каждый день, и задавать один и тот же вопрос. Я не перестану этого делать, пока ты не расскажешь мне все! Иначе…
Он замолчал, на его хмуром лице промелькнула гамма чувств.
– Иначе ты пожалеешь, что когда-то встретила моего брата и заставила его себя полюбить.
Он вышел, за ним закрылась дверь. Шаги охранника раздались следом, а я тихонько вздохнула, прислонившись затылком к стене. Еще один день! Целый день отсрочки. А что дальше?
Он снова пришел, а затем еще раз и еще. И задавал один-единственный вопрос. А я, обливаясь слезами, не знала, что на него ответить. Мне казалось, что в камере мы не одни и кто-то там, прильнув к экрану, с нетерпением дожидается моей капитуляции. Признавшись Виларду во всем, я фактически признаюсь в том, что не должно быть известно никому. Пока что у них есть догадки… нет, не так, они уверенны в том, что мне все известно. Но они упустили момент передачи компромата, они не знают, есть ли еще у меня эти документы, и кому бы я могла их передать.
Знает ли Адриан что играет на руку моим мучителям? И если да, означает ли это его участие в заговоре? Рейн… Рейн ничего об этом так и не сказал. Лишь признался в легкой зависти к брату. Превзойти его стало навязчивой идеей. Возможно, что старший Вилард чист. Но это не облегчает мою жизнь.
Когда Вилард не пришел на следующую ночь, я даже обрадовалась. Мне давно стало понятно, что его визиты для меня намного хуже пытки, что устроил генерал Росс. Но радость была недолгой. Через два дня он появился снова. Мне не нужно было даже оборачиваться на скрип двери, чтобы понять, кто меня посетил. Только на этот раз шаги Виларда звучали по-другому. Как-то гулко, тяжело. Когда за ним заперли дверь, я уловила запах алкоголя. Он пил? Медленно обернувшись, поняла, что такого состояние можно было достичь не за один день. Острый злой взгляд способен был заморозить на месте или заставить обратиться в бегство. Но мне некуда было бежать. Я подавила вздох и приготовилась к новым неприятностям, понимая, что не ко всему можно быть готовой.
Он медленно, нетвердой походкой подошел ко мне и заставил сесть на койку рядом с собой. А затем…
Когда-то мы уже все это проходили. Но тогда я была свободна, и у меня были силы бороться. Я знала, что защищаю свою будущую семью, честь и еще не рожденного ребенка. Сейчас же… Ребра охватила боль, когда руки Виларда с силой прижали меня к нему. Я попыталась отстраниться, оттолкнуть пылающего желанием мужчину, говорить с ним, чтобы не позволить этому случиться, я умоляла, а он меня не слышал. Что-то неразборчиво прорычав, он повалил меня на живот, разрывая одежду на спине, стаскивая успевшие стать широкими тюремные брюки. Я изворачивалась, как могла, не позволяя ему добраться до меня, и все же. Он был сильнее. Он был пьян, давно меня желал, а теперь еще и ненавидел. Когда он в меня вошел, одним сильным резким движением, сотрясая все мое тело, я закрыла глаза и заплакала.

Это длилось непомерно долго, чтобы я могла выдержать, ни разу не вскрикнув от боли. В самом конце, его тяжелое тело полностью обрушилось на меня, я услышала его жаркое дыхание с парами спирта, почувствовала, как руки крепко сжимают мои плечи сзади, пальцы касаются груди, а покрытая испариной голова трется о мою спину. Наконец, словно устав меня мучить, он поднялся, на несколько секунд замерев надо мной, и я испугалась, что он вернется, и захочет продолжить. Потому что больше я не выдержу. Не смогу пережить такое снова.
Словно услышав мои беззвучные мольбы, он застегнул брюки, заправил рубашку и медленно вышел. А я осталась лежать, боясь пошевелиться, не видя дальше смысла жить. Рейн был моим первым и единственным мужчиной, я надеялась прожить с ним всю жизнь и уйти из нее вместе. Глупо? Наивно? Но сейчас, изнасилованная его братом как я могла относиться к этому? Принять подобное… смириться? Пережить? Думать об этом лишь как об очередном наказании за то, что совершила. Знал ли он, что я могла бы выдержать все, была готова принять свою смерть и ни в чем его не обвинять, потому что знала – я виновата и заслуживаю этого. Но то, что он сделал, оказалось слишком. Слишком больно для меня, слишком легко для него. Никогда не думала, что он опустится до такого…

Крадущиеся шаги я расслышала не сразу. Измученное сознание вспыхнуло обидой. Неужели здесь проходной двор? Они решили меня извести в надежде, что я сломаюсь и сдамся? Надо мной нависла другая тень, почти скрытая полумраком, и мне не хотелось даже оборачиваться, чтобы рассмотреть. Но я узнала этот шепот, истеричные нотки в не скрывавшем торжество голосе:
– Скоро он наиграется, и тогда тобой займусь я. Уже не такая свеженькая, но я все еще хочу попробовать. Ммм…
Это урод причмокнул и удалился. Дверь снова заперли. Надеюсь, на сегодня кошмар закончен?

***

– Доброе утро, - я проснулась минуту назад, и только сейчас сообразила, где нахожусь, и что в моей постели устроился генерал. Резко обернувшись, увидела его лицо, с мелкими мимическими морщинками, небольшим шрамом почти у основания начавших отрастать темных волос, искренней улыбкой, без признаков сна.
– Вы не спали?
– Я же обещал оберегать тебя от кошмаров, - он устроился поудобнее, теперь, видимо уже не боясь меня разбудить. Я чувствовала себя неловко, впрочем, в его присутствии мне было не привыкать к подобным ощущениям. Хотелось отвести взгляд и смотреть куда-то в другую сторону, но сложно не видеть в своей постели огромного мужчину, который обнимает тебя своими ручищами, а ты не сильно и сопротивляешься.
Тотошка довольно разлегся на моем боку, счастливо жмурясь. Не утро, а сплошная идиллия!
– Спасибо, - прошептала я, отмечая, что сегодня впервые за много времени мне удалось поспать без кошмаров, и тут же заметила, как он смотрит на мои губы, искусанные, потрескавшиеся, вызывая у меня желание прикусить нижнюю, что я и сделала. Это было моей ошибкой.
Генерал приник ко мне как будто только и ждал от меня какого-то знака. Приглашения? Неужели он счел это приглашением, и теперь мне придется… Нет!
Я напряглась, выставив перед собой руки и по возможности отдаляясь от него. Сделать это было нелегко, так как я оказалась вжатой в стену, а теснота койки не позволяла выбраться из нее без участия и согласия Дамирона. Но к моему удивлению он не стал настаивать и тут, же отпустил меня, сев рядом, словно ничего не произошло.
– Хочешь кушать? – просто спросил он.
Он другой! Совсем непохожий на…
Я облегченно кивнула, и он тут же скрылся за дверью, оставив меня недоумевать по поводу всего произошедшего. Неужели генералу настолько одиноко, что он ищет моей компании? Неужели не понимает, что депрессивная зэчка не самый лучший круг общения?
И все же он ведет себя по-другому. Он боится меня напугать. Ему так важно мое мнение?
Я поспешила встать, опасаясь, что генерал может вернуться в любую минуту и застать меня… в не совсем приличном виде, по-военному быстро приняла душ и оделась.
Он вернулся менее чем через четверть часа, с громадным подносом, уставленным едой, но, главное, на подносе дымились две чашки кофе, от запаха которого у меня загорелись глаза.
– Всегда мечтал это сделать!
– Что именно? – пережевывая чудесно приготовленное мясо, поинтересовалась я.
– Принести женщине кофе в постель, - усмехнулся он, обводя взглядом скудную обстановку. Да, кроме постели, этот поднос и поставить то было некуда.
Завтрак прошел неожиданно весело, и этому способствовало прекрасное настроение генерала. Он много говорил, и я невольно заслушивалась его историями, касающимися людей, живущих на базе, но не затрагивающих их работы, целей, прошлого. Он рассказал мне так много о себе и в то же время не рассказал ничего. Я по-прежнему не знала, куда меня занесла судьба. Тотошка сидел на моих коленях, выжидающе глядя на тарелку. Было совершенно невозможно ему в чем-то отказать.
– Сегодня я отведу тебя к Толкену. Но, надеюсь, наш уговор в силе и ты не против, если я буду присутствовать при разговоре? – генерал говорил тоном, которым привык отдавать распоряжения. Но в глазах его была нерешительность. Возможно, между нами кое-что изменилось этой ночью, но пройдет еще много времени, когда мы начнем друг другу доверять. Я могла лишь надеяться, что смогу завоевать его доверие раньше, чем могут начаться проблемы. Если он вынул чип, как только я оказалась здесь, значит там уже знают, что я исчезла. Захотят ли они прочесать планету, чтобы убедиться в этом? Или спишут отсутствие сигнала на мою смерть? Легче ли мне будет слыть мертвой?
– Нет, что вы? Нам с профессором совершенно нечего скрывать, - я поставила допитую чашку на поднос и выжидательно уставилась на генерала.
– Дамирон, я знаю, что у вас ко мне много вопросов. Когда-то вы интересовались, виновна ли я, и я ответила, что виновна. И это правда.
Он сделал попытку меня прервать, но я остановила его жестом, едва не сделав глупость, коснувшись пальцем его губ. Не хочу начинать со лжи, но если он ко мне испытывает симпатию, он заслуживает, чтобы она была взаимной. Я же пока этого утверждать не могу. Еще слишком рано что-то начинать, не изгнав из памяти то, что было разрушено.
– Пожалуйста, дайте мне продолжить! Я виновна, я убила человека. Но сделала это не из корысти. Называйте, как хотите: месть, возмездие, воздаяние… Кто я, чтобы быть судьей и палачом? Никто. Возможно там, где меня когда-то знали, и, надеюсь, уважали, сейчас лишь презирают, и ненавидят. Скорее всего, ненавидят. Но я сделала это сознательно, прекрасно зная, что буду расплачиваться за свое преступление всю оставшуюся жизнь. И не ссылка меня пугала, а собственная совесть.
– Ты необычная женщина, - мягко произнес Дамирон, нежно отводя волосы с моего лица.

***

Прищурившись человек, внимательно наблюдал за объектом. Его худощавое, с неприятными чертами лицо было нахмурено. Он видел, что она на грани. Нужно лишь немного подтолкнуть и она расколется. Это была отличная мысль – пустить к ней старшего Виларда. Их «разговор» полностью ее деморализовал. Возможно, если разрешить им еще пару свиданий, она будет готова на все, только чтобы этот тип больше ее не трахал. Генералу доводилось встречаться с Адрианом Вилардом до того, но он никогда не наблюдал в нем столько болезненной одержимости. Возможно, если бы они знали раньше о страсти старшего брата к невесте младшего, можно было бы это обыграть в свою пользу. Такие союзники были организации нужны. Богатый, влиятельный, имеющий связи в правительстве и министерствах. Он казался холоден, бесстрастен и неуязвим. Ни близких друзей, ни любовниц, которые могли бы на него влиять. Но он дал слабину, открылся. Им стала известна его тайна. И, теперь у них есть для него подходящая наживка.

***

Вилард пришел на следующую ночь. Я услышала, как снова открылась дверь и невольно прильнула спиной к стене, забившись еще глубже, изо всех сил обхватив руками колени. Мне захотелось стать незаметной, невидимой, чтобы больше никогда не ощущать на своем теле силу чужих рук. Закрыв глаза и затаив дыхание я стала ждать, готовая в любой момент вскочить и… Бежать? Куда? Драться? Глупо!
Он сильнее… сильнее.
Когда я открыла глаза, он стоял у двери, словно не решаясь войти. Стоял, глядя на меня, и в его глазах бушевало море чувств и эмоций. Каких? Что он испытывал в тот момент, глядя на изнасилованную им женщину? Удовлетворение? Досаду? Считал ли он себя отомщенным? И если нет, сколько мне еще предстоит выдержать от него?
Внезапно он опустился вниз и сел прямо на холодный пол, согнув одну ногу в колене, вторую вытянув вперед. Он не произнес ни слова, смотрел, словно сквозь меня, однако, под этим взглядом я холодела. Он выглядел так, как будто здесь в камере его пустая оболочка, без разума и души. Он был слишком близко, чтобы я могла чувствовать себя в безопасности, и все же, какой-то частью здравого рассудка я понимала – он не нападет. По-крайней мере, сегодня, сейчас. И все же, я боялась.
Мы просидели так несколько часов, всю ночь до рассвета. Вилард не двигался, казалось, он даже не дышал. И его пустой взгляд был направлен только на меня. В какой-то момент мне стало просто невыносимо, и я снова закрыла глаза. Словно отрезая себя от всего, чего не хотела видеть. Впереди меня что-то зашуршало, я вздрогнула. Вилард встал и отвернулся к двери, изо всех сил ударив по ней кулаком. До того, как подоспевший охранник выпустил моего мучителя, он, не поворачивая головы, произнес:
– Я должен тебя ненавидеть.
Это прозвучало так странно. В голосе было столько злости и отчаяния! Я лишь тихо вздохнула и отвернулась, надеясь, что этот визит был последним.

Они ворвались в мою камеру ранним утром, вырывая из вязкого липкого кошмара. Увидев форму безопасников, я знала, что сопротивляться бесполезно, и все же, отбивалась, понимая, скорее всего, меня ведут на смерть. В пылу битвы я потеряла свое одеяло, оставишь практически голой, мне рассекли бровь и снова разбили губу.
Несколько уровней, лифт, куда меня буквально заволокли, перед тем ударив в живот. К горлу подкатила тошнота, и я сглотнула кислую тягучую слюну. Когда один из безопасников меня особенно сильно дернул, я не сдержалась, и меня вырвало прямо на него. Я услышала презрительно-брезгливый вопль, и ожидала новой порции ударов, когда второй остановил своего напарника резким окриком. Последние метры до уже знакомой, холодной и сырой комнаты меня буквально тащили за волосы, бросили на твердый стул с высокой спинкой и завели руки назад, скрепив их пластиковыми наручниками.













Генерал Росс предстал передо мной в своей излюбленной позе хозяина положения: руки за спиной, покачивание на каблуках вперед назад.
– Скажи мне, Шания, - заговорил он, - что в тебе находят мужчины? Ты не красавица, а теперь и вовсе имеешь жалкий вид.
И, обернувшись к двум типам, застывшим в ожидании приказа, небрежно бросил:
– Оставьте нас одних. Далеко не уходите.
– Итак, девочка моя, - его тон стал чрезвычайно мягок и ласков. Даже чересчур, - мои надежды не оправдались. За время, данное тебе ты так и не поумнела. Более того, ты предпочла оказаться в шаловливых руках своего несостоявшегося деверя, приняв его недостойную страсть. А ведь все, что тебе было нужно сделать – сказать правду: нам, ему, без разницы. И я бы тебе помог. Я бы никогда не позволил никому к тебе прикоснуться.
К моему ужасу, он дотронулся до моего плеча своим длинным костлявым пальцем и слегка прочертил по нему дорожку наманикюренным ногтем.
– Разве ты не хочешь себя сохранить? Разве не заслуживаешь снисхождения? Ты ошиблась, но мы все еще можем исправить. Тебя могут даже признать невиновной, восстановят в должности. Ты получишь все, что имела и даже больше. От тебя нужно только одно: скажи мне правду! Девочка моя, где документы, которые, по всей видимости, тебе передал Марк Гибсон?
– Я ничего не знаю о документах, - пришлось качнуть головой, еще и еще раз, будто в подтверждении слов, потому что голос давно перестал меня случаться. Все, что сейчас говорил мне генерал, было бредом! Абсурдом. Я знала, что меня никогда не выпустят из тюрьмы, и что срок, который я получу, если до него доживу, будет неплохой альтернативой смерти. Без вариантов. Вот только стоило мне признаться, и моя жизнь будет закончена. Я понимала, что лишь продлеваю агонию, что рано или поздно у них получится меня сломать. Это лишь вопрос времени. И моей жизни.
- Что же, очень жаль. Думаю, для тебя уже не является секретом, что мы не можем применить к тебе болтливую сыворотку. Хотелось бы, чтобы ты, по крайней мере, успела все рассказать до того, как умрешь. Пытки, как показал прошлый раз, малоэффективны. Слишком чувствительна к боли, твой организм не выдерживает ее, к моему глубокому сожалению. Значит, остается только то, что уже применил к тебе страстный и неуправляемый старший Вилард. О, ты вздрогнула. Понимаю, не каждой женщине выпадает столько испытаний. Более того, я сочувствую тебе, как никто другой. Но у меня есть приказ – выяснить все, что ты скрываешь, и я его выполню. Даже если мне придется разрезать тебя на куски. К сожалению, в твоем случае, этот способ нерезультативен. Ты потеряешь сознание от боли, или сойдешь с ума а мне ты нужна в полном рассудке.
Пока он говорил, в моей душе поднималась буря чувств. Холод и сырость подземелья были ничто, по сравнению с холодом и страхом внутри.
Нет! Не позволяй им к тебе прикасаться! Ты не вынесешь этого! – кричал разум, и я была полностью с ним согласна.
- Молчишь? – генерал встал, и подошел к двери, - что же, твое время истекло. Заходите, парни!
Они вошли, и дверь за ними с громким щелчком закрылась. Их было двое. Те же, что привели меня сюда, явно готовые на все, что прикажет им их начальник.
– Парни, она ваша. Мне все равно, что и сколько раз вы с ней проделаете. Мне нужен результат. Позовете меня, когда она будет умолять ее выслушать.
Нет!
Они надвигались, эти двое заполнили собой почти все свободное пространство, я услышала, как генерал торопливо вышел. Не хочет запачкаться? Куда уж больше?
– Привет! Вот мы и встретились снова, - произнес один с глумливой улыбкой на уродливой морде. Нет, ну вот, почему они всегда стараются что-то сказать, особо остроумное в их представлении? Или это им предписывает кодекс всех подонков?
– Ривз, развяжи ей руки, - посоветовал второй, невысокий коренастый останавливаясь передо мной. На глаза попался его шейный платок, с пестрой расцветкой, и тут же пришла судорожная мысль: ему-то все это к чему?
– Зачем, Мик? – возмутился Ривз, больше похожий на каланчу из-за высокого роста. Он явно пытался подражать генералу, копируя его манеру поведения и голос. Выходило жалко и глупо. – Я бы ей еще рот заткнул, а ну как захочет говорить, и мы не успеем попользоваться?
– Успеем. Люблю, когда они сопротивляются.
И я снова оказалась в кошмаре! Они окружили меня и вздернули на ноги, руки оказались свободными, но ненадолго. Я успела существенно оцарапать того, кого звали Миком, но больше мне такого шанса не дали.
– Держи ее! – Ривз схватил меня и, с размаху ударили по щеке. Я подавила крик, голова мотнулась в сторону. Ту же почувствовала, как Мик сзади прижался к моей спине, потными липкими ладонями сдавив мою грудь, едва прикрытую бюстгальтером.
– Красивая, к нам такие не часто попадают, - деловито прокомментировал Ривз свои ощущения. После чего начал шарить руками по телу и стиснул обтянутые тюремными брюками ягодицы. – Худая сучка, ну да ничего.
Вдвоем они подтащили меня к металлическому столу и повалили на спину. Я молча вырывалась, пытаясь отталкивать их ногами, извиваясь всем телом, не позволяя приблизиться к себе. Ривз, расстегнув форменную куртку, отбросил ее в дальний угол, мелькнув передо мной кобурой, поймал мою ногу, и тут же получил в глаз второй, пока еще свободной. Яростно вскрикнув, снова ударил меня по лицу, на несколько секунд буквально оглушив. Мика пришел ему на помощь, и я почувствовала как с меня срывают брюки, оставляя лишь в тонких трусиках. Ривз взялся за мои лодыжки и развел ноги в разные стороны. Мика удерживал за плечи, заставляя меня бесполезно царапать скованными руками стол, выгибаться на холодной поверхности, в попытке освободиться.
Ривз спустил штаны и трусы, и притянул меня поближе к себе, грубо и беспощадно тиская и сдавливая мою грудь, живот, бедра, спускаясь все ниже. Когда его руки достигли промежности, я вздрогнула всем телом, по-прежнему не желая радовать их своими криками.
– Смотри на ее глазищи! Так и мечут молнии. Страстная девка. Говорят, угрохала своего любовника, – сообщил Мак.
– Пофиг! Главное, как она сумеет обслужить нас! Слышишь, шалава? Если ты не перестанешь вырываться, я тебя слегка придушу, я люблю, когда бабы подо мной лежат тихие и покорные.
Я прикрыла глаза, чтобы они не смогли увидеть то, что я бы больше всего хотела им сказать, затем, словно сдаваясь на милость победителей, обмякла так, чтобы это почувствовали оба. Слегка повела бедрами, задевая выпирающую часть Рика, борясь с тошнотой и брезгливостью.
– Освободите мне руки, больно, - плаксиво произнесла я, и к своему удивлению. Мик, обменявшись взглядами с Ривзом, тут же это сделал. Возможно, подонки посчитали меня достаточно сломленной и покорной? Наверное, они были правы. Сейчас я была готова на все. Но совсем не на то, что они рассчитывали.
– Давно бы так! – удовлетворенно покряхтев, Ривз склонился надо мной, налегая всем телом. Между нами была лишь тонкая преграда их моего белья, которую он мог бы сорвать одним движением. Но не успел. Пользуясь тем, что Мак отпустил одну мою руку, вторую намереваясь пристроить в районе своей фамильной гордости, я крепко обхватила Ривза ногами, с силой прижимая к себе, не позволяя ему вырваться слишком быстро, и схватилась за кобуру. Сотая доля секунды ушла на то, чтобы вынуть оружие, оказавшееся лазерным пистолетом, еще мгновение, чтобы выстрелить в этого урода в упор. Сбросив с себя его тушу, с вытекшим глазом, стараясь не думать о том, что только что сделала и что еще предстоит, извернулась на столе, оказавшись лицом к лицу со вторым несостоявшимся насильником. К сожалению, ему удалось уклониться. Пистолет был маломощным, эффективный лишь с близкого расстояния и предназначенный для усмирение зэков, а не убийства.
У меня оставалось мало времени, на крики Мика скоро сбегутся его соратники, а, главное, генерал. Я замерла на миг, всего лишь миг, не из-за нерешительности. Просто, наверное, где-то в глубине души было обидно, что все закончится именно так. Приставив пистолет к груди, я нажала на спуск. Короткая режущая боль, прошедшая через тело, опалила спину. Я упала, чувствуя как кровь, с каждым новым ударом пульса заливает грязный пол. Все еще видела, когда внутрь помещения вбежал разгневанный генерал, сыпавший проклятиями, и чувствовала облегчение.
Все кончено! Мне удалось вырваться!

***

– Значит, вас не пугает мысль, что вы здесь? – я удивилась полнейшему спокойствию профессора. Хотя должна была понимать: это место, так похожее на лабораторию, а, скорее всего, ею и являющееся, как ни одно другое подходит профессору. Здесь есть все, о чем может только мечтать пытливый ум.
– Шания, это место ничем не хуже нашего старого. Рано или поздно, нас бы там нашли. И кто знает, чем бы закончилось противостояние между нашей группой и любой другой, позарившейся на ресурсы или женщин? Мы находимся вдали от цивилизации, и здесь правят совсем другие законы. А это убежище может дать нам безопасность и возможность применять свои силы и знания. Я уже говорил с Росом и Вонгом. Они задумались над моими словами. Ёрик уже не молод, ваш покорный слуга никогда не приносил пользы группе, как ни старался. Да и женщинам нужен уют и безопасность. Симона давно мечтает осесть и завести семью. Да, не удивляйтесь. У нее есть определенные планы на Роса, и теперь, я думаю, он уже не сможет ей отказать.
Профессор улыбнулся, а я потупилась. Живя в группе некоторое время и выполняя возложенные на меня обязанности, я все еще была как будто изолирована ото всех. Я не жила жизнью нашего маленького коллектива, предпочитая отстраниться от всего, что было вне моих интересов и планов.
Невольно взгляд притянула высокая фигура генерала. Он стоял у стены, всем своим видом показывая, что не претендует ни на внимание, ни на участие в разговоре. И в то же время, судя по блеску глаз, он живо прислушивался к словам профессора, следя за моей реакцией. Позволит ли он группе остаться на своей базе? Разумеется, для них это было бы разумным выходом, здесь профессор прав. И в тоже время, я снова отделяла свои интересы от интересов моих вынужденных друзей. Здесь наши дороги должны были разойтись. У меня осталось незаконченное дело. Загубленная жизнь, опороченное имя, я уже не говорю о чести, сейчас мало имели значения. Но был один список, список имен и фамилий, которые я помнила наизусть, которые я повторяла про себя каждую ночь перед сном: Кероби, Старки, Вороновы, Галан… Позже к ним добавилось имя генерала Росса. Мне было ради чего жить. Мне было о чем мечтать. И если в глубине души я понимала Толкена, и даже была с ним согласна, для меня самой это не могло стать выходом.
– Профессор, - неожиданно для себя я задала вопрос, которого всегда избегала в общении с ним, - за что вы здесь? Да, я знаю официальную версию. Но хотелось бы знать правду!
Дамир не изменил положения, но я заметила его едва уловимое движение, когда я подалась к профессору слишком близко. Все еще не доверяет нам?
– Я вам расскажу, Шания. Быть может, это послужит кому-нибудь уроком.
Толкен шумно выдохнул и, сняв очки, протер их полой своей рубашки. Похоже, он делала так слишком часто, отчего один угол материи немного смялся.
– Как вы уже знаете, я профессор истории Всемирной академии Земли. Сайна-Ниэль Вейсток, нынешний Премьер-Координатор межпланетного Союза был когда-то моим студентом. Одним из лучших, должен вам сказать. Именно он, прежде чем занять пост, рекомендовал меня на должность старшего архивариуса и хранителя истории при Дворце правительства Союза. Я был так этим горд, так счастлив.
Толкен горько улыбнулся, и устремил свой взгляд на Дамира. Тот в свою очередь ответил профессору едва заметным кивком. Генерал знает?
– Пока работая в архиве, не наткнулся на информацию, которой поспешил поделиться со своим лучшим студентом. Я не знал, не мог даже предполагать, что она окажется секретной, и лишь по какому-то чудовищному недоразумению, затерявшейся среди других документов. Уникальные сведения, возможно, как мне теперь кажется, стоящие жизни не одному человеку. Ведь чтобы изъять любое упоминание об этом, была проделала огромная работа. Когда я пришел к Сайну, меня уже ждали. Мальчик… простите, я все еще считаю его ребенком. Так вот, мальчик оказался серьезно ранен, а я… находился не в том месте и не в то время. Меня схватили, судили и сослали на Утлагатус.
Я понимала, что это лишь верхняя часть айсберга. То, что профессор нашел в себе силы рассказать. Или то, что было ему позволено? И, кстати, почему я ничего не слышала о покушении на Премьер-Координатора Вейстока? Это скрывалось? И поверил ли он в то, что его старый профессор желал ему смерти?
– Но что это была за информация? Что могли скрывать архивы на протяжении многих лет?
– Это была правда о процессе, до того считавшимся совершенно безвредным, обещавшим Союзу процветание. На него были затрачены время, силы, средства. Многие планеты, уже заселенные колонистами прошли через это!
– Терраформирование? Вы говорите о нем? – я была удивлена. До сих пор казалось незыблемым постулат о том, что без него не было бы прогресса. Что наша планета могла погибнуть, если бы вовремя изобретенный процесс не применялся бы с такой легкостью и не требовал бы небольших затрат, впоследствии окупавшихся с лихвой.
– Да, это так, - кивнул профессор. В документах было много других сведений, - он искоса взглянул на Дамирона, и тут же поник, - но это все, что я могу вам рассказать. Я немного устал, давайте продолжим в другой раз. Шания, милая, я буду рад видеть вас в любое время.
– Конечно, профессор, - я понимала, что он расстроен и хочет побыть наедине. Что же, не буду мешать.
Выйдя с Дамироном в коридор, подождала, пока он закроет дверь в камеру профессора и только тогда повернулась к нему с немым вопросом в глазах.
– Тебе есть, что мне сказать? – он криво улыбнулся.
– Что вы знаете о профессоре? Ведь это из-за вас он не захотел говорить дальше?
– Слишком много вопросов так сразу, после первой же совместно проведенной ночи, - генерал взял меня под руку и медленно повел вдоль коридора. Его прикосновение было теплым и совсем не грубым. Мне было трудно подавить болезненные ассоциации, и в то же время я хотела чтобы касания мужчины не вызывали во мне больше панического ужаса.
– Генерал, - я остановилась, заметив, как он поморщился от официальности обращения, - Дамир! Больше всего на свете я бы хотела остаться здесь, с вами, попытаться наладить свою жизнь, быть может…
Я замолчала, а он продолжал смотреть прямо, почти не мигая. Дамир совершенно не стремился облегчить мне жизнь, а, тем более разговор.
– Но я должна выбраться с этой планеты. Мне необходимо вернуться, иначе все моя жизнь не будет стоить ломаного гроша!
– Что или кто ждет тебя за пределами Утлагатуса? – он склонился ко мне, его взгляд хищно блеснул. – К чему ты так стремишься, не оставляя нам даже малейшего шанса?
– Ничто меня не ждет. Я никому и ничего не должна. Кроме мести…



20
Четыре месяца назад

Голоса звучали глухо и доносились откуда-то сверху. Я была далека от мысли, что попала на небеса, поэтому со страхом приоткрыла глаза, с трудом рассмотрев перед собой какое-то размытое пятно. Пятно шевельнулось и заговорило снова. Я лишь поморщилась от мысли, что все-таки жива и рано или поздно все повторится снова.
– Шания! Вы меня слышите? – голос постепенно обрел лицо, и я увидела рядом с собой высокого пожилого мужчину в военной форме с наброшенным поверх больничным халатом.
– Почему я жива? – с трудом спросила я, еще не полностью придя в себя. Голова казалась слишком тяжелой, тела я не чувствовала вообще. Когда рука потянулась к груди, я наткнулась на тугую повязку.
– Вас чудом удалось спасти. Не могу сказать, что вы охотно нам в этом помогали, - мужчина присел на стул рядом с больничной койкой и продолжал, - я доктор Стайлз. Именно я делал вам операцию, а, затем вытаскивал с того света. Несколько часов назад вы пережили клиническую смерть и чудо воскрешения.
– Доктор, я должна вас поблагодарить за те усилия, что вы на меня потратили, - я сглотнула, и Стайлз тут же протер мои губы чем-то влажным, – но разве вы не знаете, что я приговорена? Или скоро буду приговорена к смерти? Зачем вы меня спасли, лишь для того, чтобы они меня потом убили?
Стайлз нахмурился, и воззрился на меня испытывающим взглядом. Я не ожидала, что он заговорит:
– Пока живы, вы должны бороться. Вы должны держаться за эту жизнь.
– Зачем?
– Затем, что я потратил целых семь часов, зашивая дыру в вашем теле. Должен же я знать, что все это было не напрасно?
Он улыбнулся и встал, немного потянувшись и захрустев суставами:
– Старею. Раньше мог сутками не вылезать из операционной, и ничего. А тут каких-то семь часов. Ну да ладно, вы отдыхайте, пока никаких посетителей. Охрана за дверью. Я гарантировал, что сейчас вы все равно не сможете бежать, так что обошлось без наручников. Спокойной ночи. До завтра!
Он почти ушел, когда обернувшись у двери, вполне серьезно посмотрел на меня и произнес:
– К моему коллеге сегодня поступил интересный случай. Один растяпа-безопасник поранился из своего же оружия. Несчастный случай, естественно. Он лишился глаза и части мозга. Ну да теперь мозг ему и вовсе не нужен, в коме-то. А второй коллега весь день работал с пациентом с ушибом паховой области и разрывом мошонки. Так как помимо этого все тело его пациента было покрыто гематомами, осмелюсь предположить, что над ним поработал кто-то очень сильный и злой. Может быть и не один. Да, Шания, сегодня для всех был трудный день.
На этой оптимистической ноте он покинул палату. В приоткрывшуюся на миг дверь я увидела охрану. Что же, знакомая ситуация. Жизнь дала виток. Все зря!
Слова доктора меня озадачили: первого, без мозгов я бы могла еще взять на себя, а вот что случилось со вторым? Упал? Несколько раз? На причинное место?
Я снова прикрыла глаза, спать не хотелось, просто не было сил видеть снова больничные стены и чувствовать собственное бессилие. Я жалела что выжила, я жалела, что не умерла вместе со своей семьей, своим малышом. Хотелось кричать и выть от боли. Но вместо этого я лишь выдохнула и открыла глаза.
Зачем прятаться от реальности? Тебе не удалось сбежать, значит, придется принять все, что тебе уготовано.
– Я не знал, - ко мне неспешно подошел Адриан. Когда он успел войти? Почему я этого не заметила? Я вся подобралась, ожидая нового потрясения, понимая, что не в силах больше сопротивляться.
– Я не понимал что творю. Мне хотелось тебя наказать, и я выбрал самый мерзкий и унизительный способ, и мне нет прощения.
Я молчала в надежде, что он уйдет. Мне не хотелось сейчас говорить с этим человеком.
– Мне удалось повлиять на руководство тюрьмы. То, что с тобой произошло, они назвали прискорбным инцидентом и злостным нарушением со стороны некоторых должностных лиц и их подчиненных.
Значит, об участии в деле Службы безопасности решили умолчать? Что же, видимо, я слишком сильно нужна им живой, что они готовы простить мне даже смерть или ранение их человека.
На миг мне захотелось допустить слабость, только на миг, облегчить совесть перед человеком, который заслужил объяснения с моей стороны.

***

– Ты расскажешь мне, что с тобой произошло? – мы сидели в Оранжерее. Дамир поглаживал Тотошку, уютно примостившегося на его коленях. Я же стояла возле небольшого куста растения, очень напоминавшего земную сирень.
– Эта история не из тех, которые легко вспоминать, - прошептала я. Каждый раз, когда я прокручиваю ее в голове, я пытаюсь найти выход, все еще пытаюсь. Словно еще что-то можно изменить, и для меня не все кончено.
– Для тебя не все кончено, - твердо возразил Дамир
– Я хочу в это верить, - я улыбнулась генералу. Если он будет знать обо мне правду… всю правду. Сможет ли он ее принять? Понять? Или с презрением меня отвергнет, впрочем, как я бы сделала сама, если бы стала для себя судьей.
Я подошла к нему и погладила зверька, довольно щурящегося от избытка внимания. Могла ли я остаться здесь, с ними? Привыкнуть жить втайне от всего мира, забыть прошлое, начать новую жизнь? Наверное, могла бы. Если бы мне удалось вычеркнуть из памяти последний год своей жизни и задавить в себе муки совести. Значит, придется действовать иначе. Мне нужно отсюда выбраться, и генерал рано или поздно это поймет. И ничего не сможет с этим поделать.
– Я уже говорила, что виновна, - я запнулась. Такое не просто произнести, - я убила человека, которого любила больше жизни. Это не было несчастным случаем, или самообороной. Он ничем мне не угрожал. По крайней мере, в тот момент.
Я горько усмехнулась. Гипотетически, он гнался за мной несколько парсеков в стремлении оставить от моего корабля, моей команды и меня самой лишь атомы межзвездной пыли. Но вряд ли даже моя совесть сможет списать это на убийство в состоянии аффекта.
– Я убила его, застрелила, когда узнала, что этот человек, выполняя приказ, уничтожил планету, на которой жила моя семья. Они все погибли.
Я не увидела, как Дамир встал, осторожно положив Тотошку на скамью, и подошел ко мне. Он двигался так неслышно! Его громадное тело способно было перемещаться с огромной скоростью и совершенно бесшумно. Интересно, где такому учат?
Он отвел с моего лица волосы, а затем, очень нежно провел своими огрубевшими пальцами по моим щекам, смахивая влагу.
– Продолжай! – шепнул он, - я хочу знать о тебе все. Я должен знать о тебе все, чтобы защитить.
Внезапно, я сорвалась. Иначе как можно назвать то, что со мной произошло? Я прильнула к груди Дамира, обняла его за плечи и начала говорить. Я говорила долго, с надрывом, перемежая слова рыданиями. Мне казалось, что из всего моего истеричного лепета он не сможет ничего понять. Но когда мои силы иссякли, и я замолчала, оглушенная тишиной, которая воцарилась в Оранжерее, генерал поцеловал меня в лоб, и произнес:
– Мне жаль, что так случилось с твоим малышом. И твоей семьей. И спасибо тебе.
– За что? – удивилась я.
– За доверие, - просто ответил он, - для меня оно много значит.


21
Генерал Дамирон Вейн открыл дверь собственным ключом-картой и вошел в небольшую полутемную комнату, свет в которой шел лишь от громадного голографического экрана, в спящем режиме, переливавшимся мягким светом. Введя свой пароль, он на много часов выпал из реальности. Его ловкие пальцы бегали по виртуальной клавиатуре, отсекая потоки лишней информации, сохраняя то, что было нужно. Он углубился в прошлое, извлек несколько фотографий, случайно попавших в прессу и, закончив, уничтожил все следы своего проникновения. Его не засекли. Впрочем, как всегда. Интросеть орбитальной станции Утлагатуса исправно выполняла свои функции… и имела дыры в системе безопасности.
Он всматривался в экран, куда уже который раз выводил изображение молодой привлекательной женщины с длинными каштановыми волосами. Вот она в военной форме, выражение лица отстраненное. А вот глаза… Глаза живут собственной жизнью, и сейчас выражают какую-то детскую радость. А вот на светском приеме в длинном персиковом платье. Мягкая ткань облегает высокую грудь, струится по бедрам. Женщина выглядит немного встревоженной и сосредоточенной. Видно, что она чувствует себя не в своей тарелке.
Еще несколько фотографий. Она вместе с молодым человеком, его рука обнимает ее за талию, оба смотрят в объектив, и улыбаются. На обоих форма ВВС, но видно сразу, что они не просто друзья, а нечто больше. Жених? Она говорила, что он тоже пилот. Был пилотом… Значит, вот ты какой, мужчина, предавший свою женщину ради… чего?
А вот двое молодых мужчин. Один из них, тот, что повыше, выглядит немного старше. Второй тот же пилот, которого Дамир видел вместе с Шанией. Значит, старший брат жениха? Шания о нем упоминала… Но Дамир, в силу природной подозрительности, под фразой «мы плохо ладили», мог допустить все что угодно. Он потерял брата, и явно был готов на все. Мстил ли он своей несостоявшейся невестке? Почти наверняка. Но почему она об этом ничего ему не рассказала? Не нашла в себе сил? Побоялась? Вполне возможно. Ее доверие к нему слишком хрупко, чтобы испытывать его на прочность. И генерал это понимал.
Больше нужной ему информации раздобыть не удалось. Как будто многое из того, что его интересовало, было тщательно подчищено, или уничтожено.
Не удержался…Снова. Давно зарекся интересоваться, что же происходит там, в Большом мире, а тут… Из-за бабы.. Нет, из-за женщины, которая слишком сильно его привлекает. Да, он попал, и понимает это, да, его мучают сомнения. До сих пор. Он не должен был испытывать что-то к чужачке. Она не одна из них. Она никогда его не поймет и не примет, если узнает, кто он такой. Что он такое.
Генерал почувствовал его присутствие сразу. Едва заметное смещение воздуха, легкая волна, движение, которое никто бы никогда не уловил. Но он давно уже к этому привык.

– Здравствуйте, генерал, - Дамир напрягся. Он всегда был насторожен, когда общался с ним. Сколько бы времени не прошло, некоторые привычки не так просто искоренить.
– Здравствуйте, - генерал ощутил, как он всматривается в экран, который так и не был выключен.
– Она красива? – вопрос Дамира не удивил. Привычные человеческие категории морали и эстетики были ему незнакомы. Он их просто не понимал.
– Да, - произнес генерал, - она красива.
– Вы будете с ней размножаться?
Дамир был рад, что в комнате оказалось слишком темно. Он покраснел, но этого никто не увидел. Иначе бы пришлось слишком долго объяснять, почему на его смуглом лице проступают пятна неприродного для него оттенка.
– Об этом еще рано говорить.
– Почему вы не называете меня по имени, генерал?
– Прошу прощения, Айван. Никак не могу к этому привыкнуть.
Дамир почувствовал, как воздух сгущается и по его коже прошелся холодок. На Айвана так реагировал любой из его команды. Это было необъяснимо. Возможно, таковым и останется.
– Вы уже выбрали для меня носителя, генерал? – существо стало почти материальным, и в сгущавшемся неярком свете от экрана выглядело особенно впечатляющим. Ростом более двух метров, выше генерала на целую голову, он буквально навис над сидящим мужчиной в позе вопросительного знака. Дамир знал, что ему ничего не угрожает, знал, что эмоции, которые проступают сквозь его собственный щит, делают Айвана сильнее. Он уже давно победил свой страх перед неизвестностью и непредсказуемостью, с которой он и его люди столкнулись слишком давно, чтобы иметь право бояться.
– Мы провели несколько экспериментов, к сожалению, неудачных. Все тела потенциальных носителей, так или иначе, подвергнутся распаду в течение трех-четырех суток.
– Вижу, вы значительно продвинулись в своей работе, - заметило существо, - ранее этот срок исчислялся секундами.
– Нам есть над, чем работать, Айван, - возразил генерал. Одним из его кошмаров последних лет был сон, где Айван, еле передвигая ногами, чужое полуразложившееся тело бродит по опустевшей базе, в поисках оставшихся в живых. У них мало времени. У них нет выхода. Но есть вещи, которые должны быть сделаны. Иначе, эта планета станет могилой для всех.

Четыре месяца назад

– Леди и джентельмены! – прокурор обвел ликующим взглядом полутемную комнатку и сник, поняв, что, в общем-то, обращается к десятку скучающих лиц. Но разве это способно остановить торжество справедливости?
Меня судили за убийство, просто потому, что не могли осудить за что-то другое. Вопреки угрозам генерала, он не отдал меня под трибунал. А я все еще не призналась, что держала в руках документы, способные скомпрометировать многих. Слушание проходило в небольшом тесном помещении здания Министерства юстиции, присутствовали лишь стороны обвинения, защиты, судья, невысокий толстяк из гражданских и он… Я не ожидала увидеть здесь Адриана. Точнее, я надеялась, что он не придет, и понимала, что надежда несбыточна. Не прийти на слушание по делу об убийстве родного брата. К счастью, леди Вилард присутствовать в суде отказалась. Иначе бы я этого не выдержала. Он действительно нанял мне адвоката, и этот человек, пожилой сухонький высокий мужчина с большой лысиной на голове, к моему глубокому удивлению, бился за меня как лев. Не ожидала от адвоката, нанятого семьей убитого мною Рейна подобной самоотдачи. Хотя, понимала, что все его усилия ничто. Мне уже давно вынесли приговор, а этот суд лишь фикция, игра, чтобы соблюсти правила приличия и отправить меня на тот свет с удобоваримой формулировкой - «за преднамеренное убийство первой степени».
В пользу обвинения были высокий статус жениха, моя прервавшаяся беременность, которая, очевидно (для всех) и послужила поводом для ссоры, отказ жениться и в итоге, труп несчастного юноши, который виновен лишь в том, что сделал ошибку, выбрав не ту женщину, значительно ниже себя по статусу.
В пользу защиты… Мои заслуги перед Союзом, спасение «Бесстрашного» от пиратов, уничтожение нескольких вражеских истребителей, что, по мнению того же обвинения, говорило лишь о моей склонной к насилию натуре. Отстранившись от всего происходящего, лишь изредка вычленяя из потока речи некоторые слова, я лишь поражалась иронии судьбы. Уничтожь я крейсер, которым командовал Рейн, я была бы героем. Вряд ли кто-то смог предъявить мне какие-то претензии. Может быть, после меня бы и упокоили тихо, по-местному. Но это избавило бы меня от этого театра абсурда.
В качестве свидетелей и с той и с другой стороны был вызван мой экипаж. И каждое слово моих бывших коллег могло истолковываться двояко. Убивала! Значит, способна на это! Воевала! Спасала жизни! Рисковала собственной. А, значит, неспособна убить любимого мужчину. В разгар всего этого мне хотелось подняться и крикнуть, что я виновна, оставьте меня в покое. Рассказать все, что удалось узнать, признаться в том, о чем меня допрашивал с таким пристрастием Росс. Интересно, сколь долго после этого проживут присутствующие здесь люди? Или их смерть тоже окажется на моей совести? Вспомнила, как еще в первый раз, в припадке боли кричала генералу, что моя смерть ничего не решит. Хотя и он, и я прекрасно знали, что она как раз может решить многое. Им нужна правда, но, скорее всего, после вмешательства адвоката им придется действовать осторожнее. Если меня приговорят к смерти, это избавит их от многих проблем. А если нет? Если генерал подозревает, что диск спрятан у кого-то, кому я могу доверять? И в случае моей смерти информация будет распространена? Я этого ему никогда не говорила, исправно играя роль непосвященной. Для меня это так важно? Не знаю. Я уже ничего не знаю. Я просто давала адвокату отрабатывать свой гонорар. И, судя по всему, гонорар немалый.
–… к смертной казни посредством ввода в организм приговоренной раствора ядов. Напоминаю, - заунывным голосом продолжил судья, - что правосудие Межпланетного Союза основано на гуманности и человеколюбии. Каждый может совершить ошибку. И справедливый приговор лишь помогает ее искупить!
Все встали, провожая «его честь» судью Клемента. После вынесения приговора я даже не пыталась собраться с мыслями. Застыв мраморным изваянием рядом с суетящимся и что-то кому-то доказывавшим адвокатом, метром Ивом, я лишь чувствовала, как люди проходят мимо меня, удаляясь из зала. Почему-то я сразу почувствовала приближение Адриана. Не поднимая головы, так же отрешенно смотря перед собой, я услышала его слова:
– Это еще не конец! – он вышел последним, после того, как двое охранников, сковав мне руки за спиной уже знакомым пластиком, вывели из зала. Я чувствовала его взгляд, давящий мне в спину, и думала, что, наверное, была ужасным существом, если единственный человек, который попытался меня поддержать, искренне меня ненавидел.
Двигаясь между двух охранников в камеру смертников, я вспоминала все, что когда-то знала либо слышала про этот вид казни. Я знала, что за несколько сотен лет ничего не изменилось, и что процедуру постарались сохранить в первозданном виде. Казнимого фиксировали на специальном кресле, в вены ему вводили иглы, присоединённые к двум капельницам. Через них делали внутривенную инъекцию «взрывной смеси» – набора из трёх препаратов, разработанного еще на старой доброй Земле врачом Стенли Дойчем. Последовательно вводили: пентотал натрия, который использовали для анестезии, павулон, парализущий дыхательную мускулатуру и хлорид калия, приводящий к остановке сердца. Смерть наступала в течение нескольких минут. В идеале. Если тюремный врач ничего не напутает, если попадет в вену с первого раза. Если у тебя нет врагов. Если же есть… Бывали случаи, когда казненный на протяжении долгих минут, казавшихся вечностью мучился от удушья и сильнейшей боли.
Садясь в камере смертников, больше похожей на бетонный ящик на пустую металлическую полку, прикрученную к стене, я понимала, что можно не бояться смерти. Но меня трясло от мысли, что меня ждет перед ней.
У меня оставалась одна ночь. Последняя ночь моей жизни. Здесь не тянули время попусту, и апелляции считались пережитком прошлого, ведь у нас самое справедливое правосудие! Оно не может ошибаться. Хотелось напиться, или закурить. Хоть чем-то занять мелко и противно дрожащие руки. Я сделала несколько вдохов-выдохов. Помогало не очень.
– Ты могла бы не проходить через все это, - откуда здесь взялся генерал Росс? И почему мне не дадут даже умереть спокойно.
Он стоял за решеткой, отделявшей нас друг от друга, и выглядел куда более встревоженным, чем я.
– Мне нечего вам сказать, генерал, - в тот момент я испытывала даже некоторое удовлетворение. Ему так и не удалось меня сломать! И даже после моей смерти он не успокоится, опасаясь, что рано или поздно, диск, который он считал навсегда утерянным, всплывет в самый неожиданный момент. Если бы я не ненавидела его столь сильно, могла бы даже посочувствовать.
– Ты сдохнешь! Туда тебе и дорога, мразь! – выплеснул он на меня свою злость и скрылся с глаз. Слыша, как он удаляется, я улыбнулась. Ну, хоть кому-то могу насолить, даже своей смертью.
Было жутко неудобно сидеть на полке, и я поменяла положение. Черт! Последнюю ночь своей жизни я проведу, ворочаясь с боку на бок, не в силах найти удобного места. Я тихонько рассмеялась, понимая, что мой смех звучит странно и страшно. Смахнув с глаз слезы, я отгородилась от всего мира, звуков, которые нарушали ночную тишину: шаги охраны, бормотание зэков, шум ветра за окном, сквозняк, со скрипом раскачивающий старые светильники. Отгородилась от чужих не слишком приятных запахов. Для меня было важно сделать все, чтобы не соприкасаться с той короткой и чуждой жизнью, в которую меня зашвырнули. Но, чем я лучше тех, кто в эту ночь дожидается смерти вместе со мной? Возможно, они более невиновны, чем я. И их совесть чиста, в отличие от моей.

– Сууукиии! Еще слишком рано! - Протяжный вой разнесся по коридору. Затем шаги охраны, звук отпираемой двери, короткая схватка, и тот же голос, - суукиии все вы! Чтоб вы сдохли!
Значит, скоро рассвет. И только что пришли за первым из нас. Всего семеро приговоренных… Скоро останется шестеро. По два часа на каждого. Возможно, даже меньше. У меня еще есть время. Так много времени. И совершенно некуда его деть. Почему мы не ценим время, пока живы, свободны и счастливы?
Грудь сдавил холод. Тонкий шрам от выстрела немного побаливал.
Я откинула голову на холодный шершавый бетон. Закрыла глаза.
Так много времени…
Мне принесли завтрак. Овсяная каша.
Они заботятся о моем правильном питании.
Я съела две ложки и чуть не подавилась. Бросилась к унитазу и тело сотрясли рвотные спазмы. Наверное, мне придется умереть голодной.
Отодвинув миску, я снова села и прикрыла глаза. Теперь уже недолго…

Я услышала шаги задолго до того, как они стали приближаться к моей камере. Перед решеткой, что заменяла дверь, замерли два человека. Я подавила в себе желание выругаться, как тот, первый, которого уже…
Мне сковали руки сзади и вывели из камеры. Вдоль по коридору, мимо уже пустых камер, в которых ночью были люди. Они боялись, так же как и я боюсь сейчас. Я осталась последняя, из всего блока смертников.
Медленно, шаг за шагом, к двери в самом конце коридора. На меня будут смотреть чужие люди, купившие билеты на мою казнь. Им будет интересно… Странно, что мне придется умереть, чтобы кому-то стало интересно…
Топчан был застелен белой простыней, поверх нее лежала клеенка. Меня уложили, стянув руки прикрепленными ремешками и на несколько минут оставили одну. Открыли занавес, как в театре и я увидела сидящих за пуленепробиваемым стеклом людей. Что же, традиции нужно соблюдать. На лицах некоторых застыла скука, кое-кто проявлял нетерпение.
Почему в Союзе не применяют расстрел? Не используют газовую камеру или гильотину? Наше справедливое правосудие никак не может понять, что самая гуманная казнь, дошедшая до нас из глубины веков ни хрена ни гуманна?
Я никак не могла справиться с дрожью. Нельзя, чтобы другие видели как мне плохо и страшно. Иначе решат, что я слаба.
Зрителей заслонила фигура в белом. Мне продезинфицировали кожу на сгибе локтя и ввели иглу. Пришлось подавить нервный смешок. Боятся заразить? Похвально.
– Вы сейчас расслабитесь и ничего не почувствуете. А потом просто уснете, - было видно, что доктор по-своему сопереживал своим клиентам. Жаль, что наше знакомство оказалось столь коротким. В такое трудное время встретить понимающего и сочувствующего человека большая редкость и удача.
Я закрыла глаза, не желая снова видеть лица зрителей, снующего туда-сюда доктора, отрешиться от острых запахов растворов. Когда почувствовала, как вокруг меня сгущается тишина, приоткрыла веки. Хотя, чего мне боятся? Нового приговора? Более изощренного способа умереть?
Врач стоял у изголовья, не решаясь пустить состав по капельнице. Он смотрел куда-то в сторону, и я проследила за его взглядом. В проеме двери, отделявшем комнату, где я находилась от группы лиц, призванных подтвердить мою смерть, стоял Адриан. Резкие слова, которыми он обменивался с кем-то из группы, сопровождал надменный взгляд. Он не привык получать отказ, не привык отступать. Старший Вилард слегка повернул голову в мою сторону и одними губами произнес слово, от которого я похолодела.
– Помилование!
Я всегда знала, что от такого как он избавиться будет не так просто. Вот только он не понимал, что для такой как я помилование невозможно.


22

Четыре месяца назад

Я ждала, сама не знаю чего. Прошло четыре дня с момента вынесение приговора, и три с тех пор, как Адриан прервал казнь, добившись помилования. Нет, разумеется, свободы мне это не гарантировало. Более того, я прекрасно понимала, что Адриан не остановится ни перед чем, чтобы узнать правду. В тюрьме я ее сообщать не торопилась. Значит, единственным способом для него было вытащить меня отсюда. А потом… кто знает, на что еще способен этот человек. Помилование? А оно того стоит?
Сны… мне снились сны. Можно ли их назвать кошмаром? Наверное. Мне никогда не снился день, когда я убила Рейна. Я не видела во сне, как я стреляю ему прямо в сердце, и он умирает на моих руках, как я теряю единственное, что нас связывало к тому времени. Я… Все было намного хуже. Я видела себя, и его. Нас, вместе, счастливых, преисполненных надеждой и верой в наше будущее. Я чувствовала его поцелуи и объятия, и моя кожа горела от желания еще большего наслаждения.

***

Я широко открыла глаза и резко села на койке. Тотошка прижался ко мне всем своим хрупким тельцем и зарычал, глядя куда-то в темный угол. По коже словно прошелся холодный ветер, и от страха перехватило дыхание. Я всматривалась в темноту, и, ничего не видя, могла бы поклясться: там кто-то был. Тотошка сердито рыкнул и, вскочив с койки, храбро бросился навстречу опасности, но, не добежав до противоположной стены несколько сантиметров, взвизгнул, и, поджав хвост, залез под кровать. Оттуда раздалось его слабое поскуливание.
– Тотошка, - мой голос прозвучал как-то слабо и не убедительно, даже для меня самой, - кто здесь?
На вопрос, как я и предполагала, никто не ответил. Ощущение холода не пропадало. Напротив. Оно стало усиливаться, и через несколько минут я бы могла поклясться, что у меня изо рта идет пар. Я набросила на себя легкое одеяло и босыми ногами ступила на пол. Прошлась по комнате, дошла до умывальника и брызнула себе в лицо водой. Где-то на периферии зрительного поля что-то заметила. Едва уловимое движение, или колебание воздуха? В оглушающей тишине было слышно мое шумное дыхание и плачь Тотошки. Что же его так напугало? И что пугает сейчас меня?
Я резко обернулась, стараясь рассмотреть нечто почти неуловимое, за гранью видимости, но не вышло.
Оно быстрее.
Что за бред! Я одна, и здесь никого не может быть, кроме Тотошки. Ведь так?
Прямо за собой я услышала звук, похожий на вздох, и буквально подскочила на месте. Обернулась, и снова ничего не увидела. Нервы ни к черту? Или я чего-то не понимаю? Ощущение холода и страха исчезло не сразу, зато внезапно. Сообразив, что ощущение чужого присутствия меня покинуло, а Тотошка больше не дрожит, я присела на койку. Взяла на руки животное и облегченно вздохнула. Какие тайны скрывает это место? Я живу здесь уже некоторое время, и до сих пор о нем ничего не знаю. И из-за собственных проблем совсем потеряла интерес ко всему загадочному. Напротив, с некоторых пор загадки стали меня пугать. Но утром, когда придет генерал, я обязательно кое о чем его расспрошу.
Я не спала всю ночь, прислушиваясь к каждому шороху, ожидая, что в любую минуту на меня нахлынет чувство страха. Тотошка посапывал рядом, на всякий случай, спрятав голову по подушку. В какой-то мере я ему даже завидовала. К утру я не выспалась, покрасневшие глаза немного слезились, тело ломило, словно меня нещадно избивали несколько часов подряд. Поэтому, когда в камеру вошел Дамир, у меня хватило силы лишь на то, чтобы встать. Я не почувствовала, как меня качнуло, и я оказалась на руках генерала, едва успевшего меня поймать.














Генерал смотрел на расслабленное лицо спящей женщины. Жар понемногу начал спадать. И все же, его не переставала волновать эта внезапная болезнь. Она была здорова. Она выжила в холодном, неприспособленном бункере вместе со своими друзьями. Она боец. Так почему же сейчас? Здесь?
Внезапно он почувствовал, как температура воздуха резко упала
– Она сломалась? – существо с интересом всматривалось в лицо больной. Для этого ему пришлось практически нависнуть над кроватью.
– Люди не ломаются. Они болеют, - терпеливо поправил генерал.
– Но я слышал, как вы говорили о некоем Дереке. Что он сломался. Когда он принес из кухни нож и нанес раны нескольким людям. А вы его пристрелили. Прямо в голову. Вы сказали, что он сломался, - продолжал настаивать Айван.
– Я выражался фигурально. То есть, в переносном смысле, - поправил себя генерал, тяжело вздыхая. Он совершенно не думал, что Айван решит навестить Шанию. Вот уже несколько недель ему удавалось держать существо подальше от капитана Перил. Но рано или поздно их встреча должна была состояться.
– Я не хочу, пожалуйста! – с кровати донесся жалобный голос женщины. Дамир приблизился к ней, убирая пальцами со лба взмокшие пряди. Эта ночь была критической. Странно! Люди осваивают космос, продлевают себе жизнь, меняют внешность, а придумать лекарство, которое излечивает обычный грипп, у них ума не хватило.
– Почему она это говорит? – поинтересовался Айван.
– Она бредит. В бреду люди говорят странные вещи. То, что их пугает или тревожит. Иногда они просто видят кошмары.
– Кошмары?
– Сны, которые их пугают, - пояснил Дамир.
– Я не вижу снов. Никогда. Почему?
– Не знаю, Айван. Пока что мы слишком мало знаем о таких как ты.
– Я единственный! – в словах существа можно было услышать некую гордость. Но в то же время… Нет, не может быть. Он как робот, холодный, рациональный и совершенно чуждый всему остальному миру. – Я хочу видеть сны.
– Ты не можешь. Ты никогда их не видел, - пожал плечами Дамирон.
– Я хочу видеть ее сны, - и прежде чем генерал смог предугадать действия и остановить существо, оно буквально приникло к телу Шании, растекаясь по ней ручейком, впитываясь в ее влажную от пота кожу, позволяя телу себя поглотить. Мгновение, и тело женщины засверкало, переливаясь золотисто-зеленоватым светом.
– Дерьмо! – выругался Дамир, хватая женщину на руки, пытаясь освободить ее от странного захватчика. В комнате произошел резкий скачек температуры, и раздался двойной вскрик. Точнее, кричала Шания. Айвана же было слышно на грани восприятия. Он выл странным и страшным голосом, словно грешник, взывавший о милости из самых глубин Ада. В то же мгновение тело Шании перестало светиться, и существо, сияющим сгустком вырвалось на свободу.
– Нет! Нет! – оба крика слились в один, и, внезапно, температура в комнате пришла в норму. Шания тяжело вздохнула, и медленно открыла глаза.

23

Я сфокусировала свой взгляд туда, где ощущала чужое присутствие. Первым в поле зрения попал Дамир, изо всех сил сжимавший мою руку. Тотошка сидел в углу, и, поняв, что его заметили, повилял хвостом. Впрочем, этим он и ограничил выражение собственной радости. А дальше… Я покосилась вбок, где отчетливо и ярко поблескивало нечто странное, похожее на сверкающего гигантского ежа.
– Что это такое? – совершенно некультурно я ткнула пальцем в ежа и перевела взгляд на генерала.
– Добрый вечер, Шания. Как ты себя чувствуешь? Жар спал, но ты еще слаба, - было видно, что он всеми силами избегает ответа на мой вопрос.
– Не настолько слаба, чтобы не рассмотреть это! – искренне возмутилась я, все еще наблюдая за свечением.
– Что же, я пытался избежать вашей встречи, - вздохнул Дамир, - Шания, познакомься, это Айван, как он сам себя называет. Существо незлобное, а, иногда, весьма дружелюбное. И, главное, он тот, кого когда-то земляне называли инопланетянами.
– Ого! – только и смогла выдохнуть я. Захотелось тут же вскочить, броситься к сверкающей колючке и пощупать ее. Но я подавила в себе этот порыв. Потом, помедлив, продолжила, - но ведь это нереально. Уже несколько столетий принято считать, что мы одни во Вселенной. Никто и никогда до сих пор не имел контакта с представителями инопланетных цивилизаций. И все сообщения, что поступали об этом в старину, в наше время считались ложными.
– Это официальная политика Союза и их предшественников, - тихо ответил генерал. - Не знаю, сколько до этого раз люди контактировали с уроженцами иных миров. Но, подозреваю, что прожили они с тех пор не долго. По крайней мере, я основываюсь на собственном опыте.
– Ты? Но как? И почему об этом месте до сих пор никому не известно? Что вы скрываете? Айвана?
– Его. И не только. Мы скрываем, прежде всего, себя. Сам факт нашего существования способен вызвать не просто скандал. Нас станут преследовать, мы окажемся париями, виновными в гибели невинных людей. И, что самое ужасное, возможно, эти обвинения не беспочвенны. Мы не выбирали такую жизнь. Ее выбрали за нас. Не знаю, что это, рок или судьба. Мы выжили, и должны, наверное, быть благодарными за это. Прежде всего, Айвану.
– Кто ты? Почему вы прячетесь в этом ледяном аду?
Он не успел ответить. Гигантский «еж» резко потускнел и, став практически невидимым, опал на пол. Генерал бросился к нему, я, к своему удивлению, последовала за ним. Отчего-то мне казалось, что мой бестелесный гость каким-то образом связан с перепадами температуры недавней ночью. Когда это было? И сколько времени я пролежала без сознания?
Как только Дамир достиг едва видного сгустка… чего-то там, оно тут же исчезло. Я заметила, как он едва слышно вздохнул, и обернулся ко мне.
– Ты мне так ничего и не ответишь?
– Прежде всего, скажи мне, как ты себя чувствуешь? – он взял мою бледную руку в свои, сжав слегка пальцами, видимо в знак одобрения и поддержки.
– Неплохо, - вырвалось у меня, прежде чем я поняла, что не лгу. И, действительно. Я чувствовала себя… странно. Непривычно. Было ощущение покоя, уюта. Казалось, что прошлого года не было в моей жизни. Нет, воспоминания по-прежнему переполняли меня. Вот только… они будто отошли на второй план. Да, я помнила, что убила Рейна. Потеряла семью и ребенка. Но это были голые факты, как будто воспоминания были не мои, а достались мне от кого-то постороннего. Они меня не касались и не причиняли острой боли, словно потускнев.
– Никаких странных ощущений? Тошнота? Слабость?
– Немного кружится голова. Но в целом я в порядке, - я пожала плечами, - все хорошо.
Мне пришлось улыбнуться, чтобы он действительно мне поверил. Нет, не так. Мне действительно захотелось ему улыбнуться. Несколько долгих секунд генерал всматривался в мое лицо, а, затем, присел рядом:
– Не бойся этого места. Здесь тебе не причинят зла. А Айван… Ему просто интересно все новое и необычное. Вот увидишь, скоро он потеряет к тебе интерес и будет приставать к кому-нибудь другому.
Дамир одобряюще сжал мои пальцы, и я неожиданно для себя переплела их со своими. У него была теплая сильная ладонь, грубоватая мозолистая кожа, но мне не хотелось его отпускать. Мне так не хватало надежности и безопасности. А в глазах этого человека я видела стремление защищать. Возможно, он желал меня как женщину, но почему-то во мне крепло чувство, что он никогда не перешагнет барьер, который я между нами воздвигла и не возьмет меня против моей воли.
Внезапно я его поцеловала. Немного робко, словно боясь, что он меня оттолкнет, и в то же время, опасаясь, что поцелуй может зайти слишком далеко. О том, что в моем понимании характеризовалось «слишком далеко», я пока не могла себе сказать с уверенностью. Я знала, что здесь и сейчас мне просто необходимо присутствие этого человека.
Он мне ответил, прильнув своими губами к моим. Несколько минут мы целовались. Сперва медленно, изучая друг друга, пробуя на вкус, исследуя свои ощущения. Затем неистово, словно оба сорвались с какой-то невидимой и возведенной нами самими цепи. Он сжал мои плечи и привлек к себе, будто боясь, что я исчезну до того, как он сорвет еще один поцелуй и еще, еще…
Я опомнилась лежащей на кушетке, почти обнаженной. Куда-то делась моя футболка, а застежка бюстгальтера не выдерживала такого натиска. Его тело вдавливало меня в матрац. Руки исследовали каждый отрезок разгоряченной кожи и это было прекрасно, незабываемо. И вдруг, все закончилось.
– Прости. Я не хотел тебя напугать, - Дамир отпрянул от меня, потупился, чтобы не видеть обнаженную грудь, которую он сам, несколько минут назад освободил от одежды и самозабвенно целовал.
– Разве я выгляжу напуганной? - Удивилась я, слегка улыбнувшись, и тут же почувствовала во рту привкус крови. Похоже, кто-то из нас двоих прикусил мне губу. Но, к своему удивлению, я была совершенно не против подобной жесткости. Мне это даже нравилось. Страсть Дамира была какой-то безумной, животной, и в то же время нежной и обжигающей. Его объятия меня не унижали, а заставляли чувствовать себя особенной.
– Ты выглядишь прекрасной, соблазнительной, искусительной. Но… еще два дня назад, если бы я посмел сделать что-то подобное, то потерял бы тебя и твое хрупкое доверие навсегда.
Я нахмурилась, понимая, что в его словах есть смысл. Здесь и сейчас я хотела этого мужчину. Мне нравилось чувствовать себя в его объятиях защищенной, уверенной в своей привлекательности, желанной. Но где-то там, в глубине души крепло осознание того, что это невозможно. Я его боюсь. Боюсь безумно, как и любого, кто мог бы быть на его месте. И любое прикосновение к моему телу вызывало в душе лишь отвращение и страх. Адриан и те, двое ублюдков хорошо постарались навсегда избавить меня от желания принадлежать кому-то если не душой, то хотя бы телом. И вдруг…
– Ты этим обеспокоен? Ты не хочешь? – я неловко отвела взгляд, и инстинктивно прикрыла грудь. Я ли это? Сама предлагаю себя малознакомому мужчине.
– Ты не представляешь, как сильно я тебя желаю. Но… Я хочу, чтобы и ты хотела меня так же. Безумно, безрассудно!
– Так что же тебя останавливает? – возмутилась я, - я хочу тебя. Мне приятно быть с тобой, и я… по-моему совершенно этого не боюсь.
– Ты! Точнее, это не ты! Не знаю, что с тобой произошло этой ночь. Но как бы я тебя не желал, я не могу позволить тебе совершить ошибку, после которой ты меня возненавидишь. Мне слишком дороги наши отношения, чтобы я променял их на несколько часов фантастической, сказочной, безумной страсти. Я рассчитываю на другое. Я хочу тебя, всю. С твоими страхами, неуверенностью, недоверчивостью. И не желаю обходиться полумерами. Я знаю тебя, успел изучить за все это время. Да, можешь считать меня извращенцем, безумцем. Но я знаю, как ты смотришь, когда тебе страшно, или когда твой Тотошка начинает к тебе ластиться. И тогда на твоем лице появляется волшебная улыбка. Я знаю, когда ты спишь, и тебя не мучают кошмары. Тогда твое лицо становится спокойным и каким-то одухотворенным. Мне кажется, я могу догадаться, как ты среагируешь на ту или иную ситуацию. И я уверен, что сейчас ты просто не в себе. А я не хочу пользоваться тобой. Потому что знаю – расплата окажется слишком жестокой. Я не намерен тебя терять.
Он встал и, задержав взгляд на моей полуобнаженной груди, вышел. А я осталась одна. Если не считать Тотошки, с какой-то рассеянностью смотрящего на меня.
– Черт! – выдохнула я, - и что это было?
Зверек тяжело вздохнул, и пригнул ко мне на кровать. Похоже, он понимал, когда его хозяйке плохо.

Генерал стремительно пересек коридор, спустился на несколько этажей вниз, и оказался на уровне, которое избегали практически все его сотрудники. Потому что его обитатель был странен, и пугающе далек от всего, что могло бы называться человечностью.
– Какого хрена это было? Что вы творите?
Дамир не почувствовал, как прежде, резкого холода. Скорее, это было робкое присутствие, ничего не имеющее общего с такой привычной всегда манерой существа давить на психику людей, угнетая их волю. Айван был здесь. Какой-то маленький, тусклый, едва различимый на фоне стены.
– Вы в порядке? – поинтересовался генерал, не решаясь подойти ближе и потревожить существо.
– Я не знаю, - голос существа был глухим и каким-то нерешительным.
– Что с вами?
Айван, точнее, сгусток все еще тусклого вещества, словно напрягся. Генерал видел перед собой, как будто бы сгорбленного, озабоченного чем-то человека, с поникшей головой и опущенными руками. Дамир отбросил неуместную в данной ситуации фантазию, и на месте человека снова был всего лишь сгусток. Он больше не переливался, не заставлял себя бояться. Он был болезненно-серого цвета, и, казалось, с каждым мгновением все больше становился прозрачным.
– Я потерялся, - медленно и нерешительно произнес.
– Не понимаю, - нахмурился генерал.
– Я сам себя не понимаю, - сгусток качнулся и почти скрылся из глаз. Однако Дамир был уверен, что он все еще здесь, - и поэтому прошу не мешать мне появляться у этой женщины.
– При чем здесь она? – возразил Дамир, внутренне напрягаясь. Все знали, что интерес существа к живому человеку не сулил тому ничего хорошего. Нет, когда ученые поняли, откуда идет опасность, они научились выводить людей из странного, пограничного состояния, в котором они оказывались, пообщавшись с Айваном. Но на таких людях словно бы оставалась его печать… Они становились не такими как раньше. Эти изменения были едва уловимы, их можно было списать на мнительность, или желания ученых видеть во всем проблему. Но Дамир был уверен – прикосновение к разуму подобных существ меняет человека навсегда. Он сам был тому примером.
– Я видел картинки. Ее картинки… жизни. Воспоминания, которые преследуют ее, когда она вне сознания.
– Сны. Вы видели ее сны, - поправил существо Дамир, проклиная себя за небрежность. Как он мог допустить, чтобы Айван заинтересовался Шанией? Для такого существа она всего лишь объект изучения. Что будет, если ему удастся ей навредить? Но как предотвратить эту ситуацию? Айвана невозможно удержать или заставить. Как можно пленить социопата, бестелесного, довольно капризного, бесчеловечного и почти всемогущего? Который не понимает и не хочет понимать никаких запретов, для которого нет слова «нельзя» И на которого влияют лишь два фактора: интерес ко всему необычному и чуждая, холодная логика.
– Они бы вам не понравились, - существо колыхнулось, будто подтверждая свои слова.
– С чего вы взяли?
– Я достаточно долго вас изучал. И, хотя, секреты разума этой женщины остались для меня тайной, я могу заключить, что практически любой из тех, кого я знал в убежище, считал бы их ужасными. Но мне трудно об этом судить. Вы же знаете, каждый раз вступая во взаимодействие с представителями человеческой расы, я словно что-то приобретаю. А они теряют. Может быть то, что вы, люди, называете частицей души?
– Не хотите ли вы сказать, что Шания отдала вам свои кошмары?
– Непроизвольно. Думаю, я сам в этом виноват. Мне нужно было увидеть то, что вызывает в этой женщине такой страх.
– Значит, плохие сны больше не станут ее мучить? – оживился Дамир.
– То, что я забрал у других все еще со мной, - генералу показалось, что существо задумчиво повело плечами. Это было так по-людски и не присуще ему до сих пор… Неужели постепенно, под грузом чужих эмоций и чувств этот чужой всему человеческому инопланетный организм, начинает изменяться? И как он до сих пор мог этого не замечать? Привык за столько лет к тому, что перемены в их ситуации невозможны? Потерял веру? Перестал бороться?
Но то, что именно Айван стал причиной резких перемен в Шании генерала обрадовало. Если он действительно не сделал ничего хуже того, что говорит, и страхи капитана Перил больше над ней не властны…
Генерал не заметил, как существо застыло, словно в ожидании чего-то. Оно было по-прежнему тусклым и полупрозрачным, но голос звучал четко и настойчиво:
– Я хочу установить с ней контакт. Мне нужно ее изучить.
– Она не подопытная. И не доброволец, - напомнил генерал, угрожающе сверля взглядом Айвана.
– Я не нанесу ей вреда. У нее есть то, чем можно со мной поделиться, я это чувствую.
– Но зачем это ей? – генерала удивила настойчивость Айвана. Раньше он куда бесстрастнее относился к испытуемым объектам. Почему Шания? Чем она так его заинтересовала?
– Ее переполняют… эмоции. Разнообразные, невозможные, ужасающие, по своей силе. Я их попробовал лишь на мгновение. Они такие… вкусные. Генерал, вы всегда были рациональны, отважны и преданы своему делу. Ваши люди… их переполняет страх и разочарование. Или ненависть. Или желание оставить все и вернуться домой. Те, кого вы приводили ко мне, чужаки… вы их называете преступниками. Они меня не удовлетворили. Все просто и скучно. Но эта женщина другая. Она… Я не знаю, как вам, человеку это пояснить. Она будто сияет. И ее сны делают это сияние тусклым и едва заметным. Но стоит ей очиститься, как ее сияние становится ярким, переливающимся. Вам, людям, не дано такого увидеть, и понять.
– Я не могу позволить вам ее напугать, как в прошлую ночь, - отрезал Дамир, - спокойствие Шании это моя забота. Если она откажется увидеться с вами, это будет окончательным решением, и я ее поддержу.
– Она не откажется, - генералу на миг показалось, что существо затрепетало… от предвкушения?


24
Я снова почувствовала изменение температуры. Это был едва заметный холодок. По телу прошла дрожь:
– Айван? Это вы? – тихо спросила я.
Передо мной начал проявляться слабый туман. Сначала бледный, а после, когда туман начал принимать форму человеческого тела, светлый и очень яркий. Возможно, существо заметило, что я поспешила прикрыть глаза и тут же слегка потускнело.
– Я вас напугал? – тень обошла вокруг меня.
Я прислушалась к своим ощущениям. Странно, но нет. Айван совершенно меня не пугал, несмотря на свое инопланетное происхождение, необъяснимое присутствие на этой базе и активное желание общаться.
– Вы меня интригуете, - я улыбнулась. В том мире, откуда я родом подобные слова звучали бы двусмысленно. Здесь же они значили именно то, что я имела в виду. Айван был представителем другой расы и цивилизации. Возможно, единственный в нашей Галактике. Когда мне еще представиться подобная возможность? Если меня чем-то заинтересует это существо, то я буду готова с ним сотрудничать. Но это должно быть взаимовыгодно! Расчетливо? Еще бы!
– Вы первая, кого не раздражает мое присутствие, - он просто поделился своими наблюдениями, но почему-то мне показалось, что он испытывает грусть.
– Неужели генерал не желает идти с вами на контакт? – удивилась я.
– Он делает это по долгу службы, хотя и испытывает ко мне некоторую благодарность.

***

Адриан Вилард стиснул зубы, подавив дурноту. Выход из гиперпространства на этом корыте было чудом профессионализма пилота, граничащего с идиотизмом. Но он сам пошел на это, чтобы не привлекать к своему отлету повышенного внимания. Для всех он сейчас находился в столице, развлекаясь с очередной красоткой. Его двойник, он же телохранитель, дополнительно вознаграждаемый за подобный риск должен был изображать скучающего плейбоя долгих два месяца, пока он, настоящий Вилард не закончит все свои дела. Дела, о которых его новые компаньоны не должны ничего узнать.
Он встал и выглянул в иллюминатор. Планета темной массой надвигалась на корабль. Он представил, каково здесь жить и признался, что не в силах это сделать. Но ведь она… Прошло почти четыре месяца. Она могла замерзнуть, быть изнасилованной, убитой. Десятки, сотни раз он прокручивал в голове как прилетает сюда, находит ее посреди адской снежной пустыни и увозит далеко-далеко. И столько же раз мысленно обзывал себя дураком.
Корыто снова тряхнуло, отвлекая Виларда от мрачных мыслей. Он приложил ладонь к иллюминатору, словно сжимая планету в кулак. Проклятую планету. Планету-изгоя.
– Утлагатус, - хмуро произнес он.

25
513 лет назад. 115 год колонизации планеты Хоуп

Местность, куда высадилась его команды, была скалистой и неприступной. Наверное, именно поэтому одно из первых, теперь уже заброшенных поселений колонисты разместили именно здесь. Скалы защищали от ветра и дождя, создавая вполне тихий и уютный участок. К сожалению, именно здесь пару десятилетий назад было найдено месторождение кризона, и жителей, недовольных близостью шахт и строящихся промышленных комплексов, пришлось отселять.
Пользуясь темнотой, Вейн и его команда продвигались короткими перебежками, используя для общения жесты, и не выходили в эфир. Им так ничего и не сказали о проблеме, с которой столкнулись колонисты. Это могли быть бунты, как на Леге, где недовольная политикой власти группа переселенцев под покровом ночи вырезала половину колонии, или наводнение как на Туране, тогда они едва успели спасти жителей небольшого городка, практически затопленного водой подогнав воздушную платформу и в последний момент, эвакуировав людей. Разумеется, их миссии не проходили без потерь. Гибли и спасатели, и мирные жители. Многие из тех, кто решался стать колонистом, оказывались попросту не готовыми к такого рода испытаниям. Не все оказались способны начинать жизнь с «чистого листа», оставив между собой и прежним домом несколько сот парсеков. Да, на Земле не все были богаты, но каждый имел минимальный привычный комфорт, и, отказавшись от него, а, так же, столкнувшись с заурядными бытовыми проблемами, о которых еще недавно они и не задумывались, некоторые срывались. Итогами таких срывов порой, становились десятки жертв.
Да и сами планеты, которые заселялись, порой стихийно, без соответствующей разведки и изучения преподносили много нехороших сюрпризов.
Дамир сосредоточился на маленьком устройстве, по экрану которого бежала информация о месте высадке и окружающему пространству. На несколько километров было чисто. Не людей, ни животных. Странно. Обычно на шахтах работают и ночью. Не говоря уже о транспортниках, диспетчерах и прочих.
Команда подошла поближе к входу, Дамир подал знак, и двое проскользнули внутрь. Какое-то время окружающую тишину нарушал только шум ветра в запустелом поселении. Откуда-то донесся протяжный вой. Возможно ли, что уходя, кто-то из жителей бросил своего питомца? Или эта приблудная псина существует за счет доброты рабочих шахты?
Оба бойца вышли на улицу. Судя по жестам, все было чисто. Вой не затихал, а, напротив, приближался. Он нарастал, становясь громче. В нем слышалась тоска и боль, заставляющая воображению рисовать ужасную картину произошедшего. Дамир осмотрел территорию. Прибор ночного видения высветил тень, мелькнувшую и снова скрывшуюся за каким-то полусгнившим строением. Бойцы неслышно растеклись по периметру, беря подозрительный объект в кольцо. Когда до него оставалось несколько метров, Вейн с изумлением понял, что существо, издающее такие странные и пугающие звуки, оказалось человеком.

***

Адриан Вилард смотрел на сержанта, грязными руками мусолящего разрешение на единоразовое посещение Утлагатуса. Разумеется, такого в практике несчастного служаки еще не бывало. И не могло быть, так как подпись, печать да и весь документ был сплошной фальшивкой, изготовленной одним знакомым мошенником за немалую сумму.
Вилард надеялся лишь на то, что запрос на подтверждение, который, безусловно, будет отослан с орбитальной станции дойдет не сразу. А, если им повезет, окажется перехвачен и заглушен его людьми. Не для того он нанял лучших специалистов в этом вопросе, чтобы быть отправленным отсюда ни с чем… Без нее. Его вина и так слишком тяжела. Хотя, Адриан был достаточно честен с собой, чтобы признавать – не только чувство вины было причиной его появления на этой планете-тюрьме. И не безумная, выносящая мозг и лишающая здравого смысла страсть, как он когда-то считал. Его чувства были куда сильнее. Ему лишь приходилось надеяться на то, что он не успел все окончательно разрушить, лишив себя шанса, исправить хоть что-нибудь.
– Мы отправили запрос на проверку подлинности разрешения, - наконец-то решился произнести сержант, спешно дожевывая свой обед, так некстати прерванный неожиданным гостем.
– И когда же ожидается ответ? - любезно поинтересовался Адриан.
– Где-то дня через два, - увидев, как меняется лицо собеседника, превращаясь в угрожающую маску, сержант поправился, - полтора, или день. Я скажу нашим связистам, чтобы сообщили о результатах немедленно. Вы же понимаете, добровольные гости у нас редкость. Тем более, оттуда!
– Я не гость, - отрезал Вилард, отбирая у сержанта документ на тонком пластике. Заметив следы, оставшиеся после его «изучения», гость попытался подавить брезгливость. – Я инспектор. И в разрешении это указано.
– Да, да, конечно! – с готовностью закивал сержант. Двое из охраны станции, видимо вызванные к месту стыковки с кораблем гостей, немного расслабились. Во всяком случае, тупое и напряженное выражение их лиц сменилось на откровенно скучающее. Видимо, не часто им приходилось общаться с людьми. Функцией станции был перехват и уничтожение любого корабля, несанкционированно пытающегося приблизиться к Утлагатусу. Корабль Адриана спасло лишь то, что их связист вовремя сумел взломать нужные коды доступа. – Вас будут сопровождать или мне выделить охрану?
Вилард иронично воззрился на охрану, которая под его взглядом подбоченилась, принимая грозный вид. Да, расслабились ребята. Привыкли воевать на дистанции, сбивать корабли, не смотря противнику в глаза.
– Благодарю, сержант, но сопровождение мне не нужно. Я дождусь ответа на «Медее», - уже идя к стыковочному шлюзу, ответил Адриан.

– Как все прошло? - Берд, высокий мускулистый здоровяк со зверским лицом и громоподобным голосом едва не оглушил Виларда, как только тот появился в рубке.
- Удачно, – Вилард стянул позаимствованный камзол с шевронами и набросил оставленную на кресле второго пилота куртку. – Ребята хорошо постарались. Сигнал перехвачен?
– И перенаправлен. Завтра утром вы получите доступ на эту адову землю, - Берд вздохнул. Он любил рисковать, если риск оправдан. В данной ситуации, ему казалось, что они подставляют свою голову под топор совершенно напрасно. Нет, он был не против кого-то спасти, в этом и заключается работа его и ребят. Но тут… Просто нет шансов. Баба давно мертва, а их затея закончится провалом. Но Вилард его попросил, они сотрудничали не один год. К тому же, он хорошо платит.
– Как только окажемся в их тюрьме, необходимо заполучить следящее устройство. Оказывается, всех... заключенных чипировали.
– Думаете, вашу леди тоже?
– Уверен. Иначе разыскать ее будет здесь непросто.
Вилард кивнул вошедшему в рубку капитану Труни старинному приятелю и сорвиголове, единственному, кто оказался готов выслушать безумный план Виларда и не послать его подальше. Весь остальной экипаж, кроме силовиков и технарей он вызвался набрать сам.
– Я еще раз проверил модуль. Вчера показалось, что он барахлит.
– Нужно было использовать другой корабль. Не хотелось бы рассыпаться при входе в гипер, – пробурчал Берд.
- И привлечь лишнее внимание? - Вилард не стал пояснять своему помощнику, что пять его быстроходных яхт, которые бы с легкостью достигли Утлагатуса, оказались сплошь утыканными жучками. Он бы никогда не смог покинуть столицу, имея за собой слежку. Адмирал Крэйг обложил его со всех сторон, даже не скрывая, какое удовольствие получает, держа Виларда на крючке. За последние месяцы Вилард получил несколько очень выгодных контрактов, его компании предстояло выполнить государственный заказ Союза. Он был как никогда на вершине успеха. Эта показная дружба принесла Адриану неплохую прибыль, которую он поспешил скрыть, чтобы использовать для найма людей и организации побега. Он старался не думать о том, что еще никому и никогда не удавалась бежать с проклятой планеты.

***

– Вы это узнали? Что же случилось с колонистами? – я нетерпеливо прикоснулась к щеке Дамира, заставляя его посмотреть на себя. В тот момент его взгляд был отрешен.
– Мы узнали. Все. Но немного позднее. Если бы можно было повернуть время вспять, мои ребята были бы живы, а этот придурок Уорлетт со своим папашей не стали бы причиной уничтожения целой планеты.
Внезапно в дверь громко постучали, учитывая, что она была металлической и довольно плотной, сила удара должна была быть немаленькая.
– Генерал! Это срочно! Угроза безопасности! Система охраны выведена из строя!
– Дерьмо! – Дамир вскочил с постели, и я отвернулась еще, не привыкнув лицезреть его обнаженное тело. А посмотреть было на что. Я покраснела от подобных мыслей, обозвав себя дурой. Ведь не девочка же, многое пережила. Но перед этим мужчиной чувствовала непонятную застенчивость. Впрочем, ночью этот самой застенчивостью и не пахло. По крайней мере, если судить по стонам генерала.
– Скоро вернусь. Тебе принесут завтрак. Меня не жди. Не скучай, - он коротко поцеловал меня, едва коснувшись губами губ, и направился к двери. Остановился, на секунду помедлив, вернулся к постели, на которой я сидела, поджав ноги и все еще прикрывшись одеялом. Склонив голову, взяв меня за подбородок, он впился в мои губы, властно, крепко и по-собственнически, слегка посасывая и покусывая их. И целовал до тех пор, пока мне стало не хватать воздуха. Резко прервав поцелуй, он улыбнулся, и шепнул:
– Чтобы не забывала, - и вышел из комнаты.
Я осталась одна, голая, замотанная в одеяло, с растрепанными волосами и припухшими от поцелуя губами.
– Значит, это и есть то, что вы, люди, называете любовью? – Айван появился совершенно неожиданно. Честно говоря, то, что он вообще мог прийти, совершенно вылетело у меня из головы. Осознание чужого присутствия заставило меня широко открыть глаза, вскрикнуть и метнуться за одеждой. Так как она оказалась разброшенной по полу, пришлось суетливо перемещаться по комнате, чтобы ее собрать. А потом, застыв возле умывальника, я стала обдумывать непростую ситуацию, когда голос Айвана снова вклинился в мои мысли.
– Я видел достаточно голых человеческих тел, чтобы испытывать по этому поводу какие-то эмоции.
– Э… - только смогла выдавить я. Подавив глупое желание попросить отвернуться сгусток тумана, колыхающегося надо мной, я поспешила одеться, – вы о чем-то меня спросили?
Я готова была говорить обо всем, что могло отвлечь меня от неловкой ситуации.
– Я спрашивал вас о чувстве, которое вы зовете любовью, - услужливо напомнил Айван, - это было оно?
– Это был секс, - быстро ответила я.
– Я видел секс. Техника та же, но исполнение…
– Каждый занимается этим… по-своему, - Господи, ну почему этот наглый, любопытный инопланетянин-социопат достался именно мне?
– Я видел, как занимается сексом генерал, - возразил Айван, - его партнерша, была удовлетворена, значит, он все сделал правильно? Но его эмоции били другими. Не такими, как сейчас. И он был… недоволен собой. Не сексом, а тем, что он выбрал именно ее.
– Партнерша? – тут же оживилась я, забыв про смущение и покрасневшее лицо.
– Одна из них. Предпоследняя.
– Предпоследняя? – переспросила я, теперь уже бледнея. Не думала, что настолько мало значу для него. Нет, я особо ни на что не рассчитывала. Более того, старалась избегать подобных ситуаций, считая, что ревность недостойное чувство, и оно убивает любовь. Но если так… неужели то, что я сейчас испытываю, называется именно ревностью? Я никогда никого не ревновала. Даже Рейна. Всегда знала, даже была уверена, что мы слишком хорошо подходим друг другу, чтобы разрушать отношения, которые устраивают нас обоих. К тому же, он вполне успел погулять до нашей помолвки. И все же… Я его убила… Может быть любила недостаточно? Недостаточно для того, чтобы простить? Нет, я бы смогла простить ему все, почти все, что бы он сделал лично мне. А Дамир… Что значит эта ночь для него? И хочу ли я уподобляться ревнивым женщинам, скрупулезно выискивая в облике любовника следы измен? Нет. Я выше этого. Чтобы ни произошло в жизни Дамира, это было до нас. Значит, если он захочет прервать то, что началось этой ночью, я не стану бить посуду и рвать на себе волосы. Фигурально выражаясь. Он мне все расскажет сам.













– Вы опечалены, - заметил Айван, - мои слова про других партнерш вам неприятны. Это так?
Я не забыла, что обещала инопланетянину полное сотрудничество. Что же, он хочет всю правду про человеческие отношения? Он ее получит.
– Вы правы Айван. Мне неприятно, я растеряна и взволнована. Как любая женщина, мечтающая стать для своего мужчины единственной.
– Вы не будете единственной, – Айван засиял ярче, - если рассуждать логически, мужчина не может иметь отношения лишь с одной партнершей на протяжении всей жизни. Как и женщина. Периоды детства, юности, взросления исключают взаимодействие с партнером, который…
– Айван, там, где есть любовь, не может быть логики, - грустно улыбнулась я. Мне казалось, что я общаюсь с ребенком: чуждым, капризным, всесильным ребенком, который делает лишь первые шаги в этом враждебном мире. Странно, что этот мир враждебен ему так же как и мне.

26

– Я комендант Насри. Ральф Насри, с ударением на первую гласную, - представился комендант инспектору, неожиданно свалившемуся на его голову. Благо, хоть со станции предупредили, что этот гусь прилетит с утра и он успел кое-что подчистить в документах и счетах. Не все, разумеется, но многое. И все же комендант немного растерялся, выслушивая все звания и регалии гостя, не подозревая, насколько хорошо для этого поработала его команда. Легенда – носа не подточишь. Инспектор - мистер Вилл. А особое впечатление произвели три громилы, маячившие за спиной инспектора и дружественно скалящиеся на Ральфа. Особенно выделялся габаритами и зверской рожей один из них, представленный гостем как мистер Берд «финансовый аналитик». До сих пор столице было как-то начхать на то, чем питаются выжившие зэки и как им вообще удается сохранять свою шкуру на этой планете так долго. А раз столице начхать, то и комендант не слишком сильно переживал. До этого дня. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается.
– Думаю, не следует тратить время зря, - приступил Адриан, решив действовать нахрапом, тем самым разрушая планы коменданта на прием, заканчивающейся дружеской попойкой и выдворением незваного гостя восвояси с вверенной ему территории с подарками и заверениями в совершеннейшем к нему почтении. И действительно, приступил. Долгих четыре часа это… должностное лицо скрупулезно изучало документы, счета, сверяло номера поставки, а, особенно интересовалось заключенными. Кто, когда, чипирован ли, как давно прибыл и где содержится. Разумеется, все это время сопровождавшие инспектора громилы и не думали покидать кабинет. Одним своим присутствием делая его каким-то крошечным и душным. По крайней мере, коменданту здесь и сейчас резко перестало хватать воздуха. Нет, если это… должностное лицо так переживает за подранков, пусть сам за ними присматривает, а, лучше, забирает к… себе домой и там хоть задницы им подтирает.
И без того румяное одутловатое лицо коменданта становилось цвета помидора. Не желая смущать инспектора запахом перегара, он с утра даже не опохмелился. Теперь он мечтал о стаканчике прохладного сидра, или, на худой конец, пивка. Но строгое лицо инспектора, сосредоточенного на изучении документов лишало его надежды, что день, начавшийся так говенно, закончится как-то иначе.
– Марта! – не выдержав томления души, крикнул комендант. Спустя несколько минут в кабинет вошла молодая девушка с довольно простоватым лицом. Ее большие глаза четко выделялись на исхудалом бледном лице. Когда она поставила на стол огромный поднос с бутылкой водки, легкими закусками и пятью стаканами, можно было рассмотреть мозолистые руки с полопавшейся кожей и тонкие дрожащие пальчики, которыми она теребила передник. – Почему так долго?
Комендант был раздражен и по привычке срывал раздражение на том, кто не смог бы ему противостоять.
– Простите меня, комендант, - девушка потупилась, опустив голову и ей на лицо упали русые волосы.
– Слишком часто мне приходится терпеть твою медлительность и тупость, - пробурчал Насри, - учти, если бы не твой ублюдок, я бы давно выкинул тебя в Белую Пустошь.
Когда-то это действовало безошибочно. Девушка дрожала, заливалась слезами, падала на колени и просила ее благодетеля простить и не губить ее малыша, разлучая их с матерью. Вот только, в последнее время она достигла того состояния, когда бросаются грудью на амбразуру или, стащив из кухни острый нож перерезают глотку одному жирному борову. В первые дни она была даже благодарна этому подонку за то, что ее оставили в тюрьме, а не выгнали в метель, как Шанию, как остальных. А еще не отдали на потеху солдатне, не желая делить ее внимание с кем-то еще. По здравому размышлению, Марта пришла к выводу, что комендант был слишком брезглив и ленив, чтобы искать себе кого-то еще. Да и мужская сила стала идти на убыль, что не могло не радовать девушку, которой порой удавалось провести спокойную ночь на чистых простынях. Но со временем подобные знаки внимания стали ее бесить, потный, вечно пьяный выродок выводил из себя, а его капризы и обвинения в том, что она не способна его удовлетворить просто угнетали. К тому же, ей не нравилось оставлять малыша одного, под присмотром очередной незанятой на ночь заключенной, требовавшей за это вознаграждение. Бартером в подобной сделке выступали, в основном продукты или спиртное. Все, что Марте удавалось стащить с комендантского стола.
– Да, комендант. Такого больше не повторится, - в доказательство своего полного раскаяния девушка мотнула головой, и ненароком встретилась взглядом с инспектором. Из-за него этот вонючий гад был всю ночь раздражен, и ей пришлось исполнять в постели все причуды, до которых додумался его пропитанный алкоголью крошечный мозг. После многочасового марафона потребовавшего от нее терпения, выдержки и показной услужливости, закончившегося как всегда жалким пшиком, она готова была взвыть от усталости и изнеможения. И, поэтому, не выспавшаяся с утра, совершенно разбитая и злая она готова была припечатать и коменданта и его гостей по голове этим тяжеленным подносом.
– Ну что же, картина более-менее ясна, - подытожил инспектор Вилл, возвращая коменданту планшетник. Его громкий голос заставший Марту за обдумыванием двойного убийства заставил ту вздрогнуть, - теперь самое время опросить сотрудников и заключенных.
– Зачем? – комендант, так и не попробовавший ничего из того, что было принесено на подносе, и бездарно потративший время на выговор этой безрукой Марты, обижено икнул.
– Так положено, - отрезал инспектор, - согласно параграфу 3 пунтку 3.05 «Акта об инспектировании космических тюремных объектов».
Комендант смутно представлял себе подобный параграф, как и пункт в целом, что было неудивительно, так как сей законодательный акт был придуман буквально минуту назад инспектором Виллом, и вызвал такое же удивление глубоко в душах его сопровождающих.
- И, начнем прямо сейчас. К примеру, вот ты, - он указал на Марту, - подойди ближе и представься.
– Марта Расмус, заключенная номер 30504 по статье 10.06, - привычно отрапортовала девушка, даже не подозревая, что в чем заключается данная статься, гости имеют смутное представление. Впрочем, им это совершенно не мешало.
– Прекрасно, - кивнул инспектор и, обернувшись к коменданту, распорядился, - оставьте нас.
Насри, даже не подумав возражать, вышел, окрыленный мыслью тут же приложиться к живительной влаге, и уверенный в том, что девчонка окажется неглупой и не станет кусать кормящую ее руку. А если этот чертов Вилл со своими громилами и захочет ею попользоваться, так это ничего. Это для пользы дела. Добрее будет. Во всяком случае, снимут напряжение.
Как только за комендантом закрылась дверь, самый огромный из гостей нажав какую-то кнопочку, занял место у двери, преграждая девушке путь к отступлению. Марта тревожно сглотнула. В ее воспаленном уставшем мозгу промелькнули жуткие картины оргий, в которых ей, к счастью, не довелось участвовать благодаря защите коменданта. И если сейчас… Она поняла что плачет.
– Успокойтесь! Не нужно меня бояться. Я вам не наврежу, - инспектор встал и быстро подошел к Марте. Его голос изменился. Брезгливость, не сходившая с лица во время разговора с Насри, исчезли без следа, - мне нужно задать вам несколько вопросов. И прошу ответить на них честно. Обещаю, разговор останется между нами. Более того, нас никто не услышит.
Он кивнул на типа, загородившего дверь, а тот с добродушной улыбкой, странно выглядящей на этом лице повертел в руках какой-то предмет:
– Заглушает все, - прогремел в кабинете его бас.
Марта кивнула, и уселась на предложенный ей инспектором стул.
– Давно вы здесь?
– Около трех месяцев, - быстро ответила Марта, невольно успокаиваясь под взглядом пронзительных глаз довольно привлекательного мужчины. И как это она сразу не заметила?
– Вы знаете Шанию? Шанию Перил? – перед тем, как задать вопрос, мужчина немного напрягся.
– Я ее знаю
– Где она теперь? Она жива? – глаза мужчины блеснули, голос выдал едва сдерживаемое нетерпение
– Зачем вам это? – девушка испытывающе смотрела на него, начиная кое о чем догадываться. Впрочем, подобные догадки были фантастичны. Такого просто не могло быть.
– Я здесь из-за нее, - туманно ответил мужчина.
– Нас привезли сюда вместе с ней. После, меня оставили прислуживать коменданту, а ее…, - девушка запнулась. Затем, помолчав несколько секунд, продолжила, - ее высадили в Белой Пустоши.
– Что там, в той Пустоши? – инспектор слегка нахмурился, и Марта вдруг поняла, насколько болезненным будет для него ее ответ. На миг она почувствовала легкую зависть и сожаление. Сожаление о том, в этом мире никто и никогда не явится за ней на край галактики и не затаит дыхание, боясь услышать, что она мертва.
– Ледяной ад, - девушка опустила голову не в силах выдержать обжигающий взгляд, которым ее одарил мужчина. – Они бросают там людей, оставляя на верную смерть. Они… они делают все, чтобы те, кто попадает туда не выжили.
Она пытливо заглянула в глаза мужчине и тихо прошептала:
– У нее нет шансов. Если не произойдет чуда, у нее нет никаких шансов.
– А если чудо произошло, и она каким-то образом выжила там? – по-деловому спросил мужчина. Казалось, он уже принял решение, и сейчас двигается к цели как таран.
– Не знаю. Разыскать ее будет трудно. Хотя мы все чипированы, все же… - пробормотала Марта, и вдруг оживилась, - если вы ее найдете, то увезете отсюда, правда? Скажете мне, я буду молчать, клянусь!
Мужчины бегло переглянулись, и девушка это заметила. На миг ей показалось, что они не собираются оставлять ее в живых. После того, что она узнала… Это было их право, очень разумно, учитывая риск.
– Я вас не предам. У меня здесь ребенок, маленький мальчик, ему нет еще и года. Прошу вас, возьмите его с собой. Умоляю, и я сделаю все, что вы захотите. Я готова на все!
– Ты действительно готова на все, как говоришь? – прогремел над ней голос громилы. Она вздрогнула, и обернулась к нему, встретилась со взглядом неожиданно умных и красивых глаз, - да, готова.
– Тогда держи язык за зубами, - рявкнул громила, - и если нам повезет…
– Не стоит давать обещаний, которые ты, быть может, не в силах будешь выполнить, - прервал его инспектор.
– Я постараюсь выполнить это обещание, - усмехнулся громила.

– Я сделал что-то не так, - Дамир поднял голову от монитора и сердито воззрился на