Сокровище Женевы. Сандрин Леманн

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ЧАСТЬ 1 "Отец-одиночка"
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ГЛАВА 41
• ГЛАВА 42
• ГЛАВА 43
• ГЛАВА 44
• ГЛАВА 45
• ГЛАВА 46
• ГЛАВА 47
• ГЛАВА 48
• ГЛАВА 49
• ГЛАВА 50
• ГЛАВА 51
• ГЛАВА 52
• ГЛАВА 53
• ГЛАВА 54
• ГЛАВА 55
• ГЛАВА 56
• ГЛАВА 57
• ГЛАВА 58
• ГЛАВА 59
• ГЛАВА 60
• ГЛАВА 61
• ГЛАВА 62
• ГЛАВА 63
• ГЛАВА 64
• ГЛАВА 65
• ГЛАВА 66
• ГЛАВА 67
• ГЛАВА 68
• ГЛАВА 69
• ГЛАВА 70
• ГЛАВА 71
• ГЛАВА 72
• ГЛАВА 73
• ГЛАВА 74
• ГЛАВА 75
• ГЛАВА 76
• ГЛАВА 77
• ГЛАВА 78
• ГЛАВА 79
• ГЛАВА 80
• ГЛАВА 81
• ГЛАВА 82
• ГЛАВА 83
• ЭПИЛОГ ГЛАВА 84
• ЭПИЛОГ ГЛАВА 85
• ЭПИЛОГ ГЛАВА 86
• ЭПИЛОГ ГЛАВА 87
• ЭПИЛОГ ГЛАВА 88

АННОТАЦИЯ

Райнхардт Эртли, звезда горнолыжного спорта, царит на спортивном небосклоне уже десять лет и не собирается уступать свои позиции и в 29. А еще он модель, разведенный муж, потом - вдовец... А еще - отец-одиночка. И человек, который не допустит новой чужой нечестной игры. Наигрался...

   Девушка, а вы куда? Что вы скрываете, почему прячетесь в темноте, что вам нужно в чужом доме? Ваш дом? Увы, больше нет. Так это вы хотите сыграть втемную? Зря... Остановят.

   Откуда этот свет? Нежный розовый свет... нет, не розовый - кровавый... отблески крови, пролитой века назад ради великолепного, баснословного сокровища, опасного, но притягательного чуда...

ПРОЛОГ

Март 2000, Непал

   - Это просто невероятно!

   Она не уставала повторять эти слова снова и снова. Молодой человек понимающе усмехнулся и ответил:

   - Хорошо, что цивилизация начинает проникать и сюда, верно?

   - Не то слово, - она прижалась к иллюминатору носом, как пятилетняя любопытная девчонка, в первый раз летящая в самолете. И снова ахнула.

   Карин Кертнер было трудно чем-либо удивить. За годы ее блестящей карьеры в большом горнолыжном спорте она видела почти все горы планеты: Альпы, Кордильеры, Анды, Скалистые горы Канады и Аляски, Камчатку, Новозеландские горы, Кавказ… Она любила фрирайд и уделяла ему довольно много времени, а будучи неограниченной в средствах и заслуженно пользуясь репутацией профи, могла действительно выбирать среди самых лучших вариантов, которые были только доступны с технической точки зрения. На Земле были еще горы, до которых она не добралась, и главные из них – Гималаи. До сих пор главным препятствием для нее было полное отсутствие инфраструктуры. Конечно, Карин отлично знала, что это останавливает не всех, она лично была знакома с фанатами, которые уже покорили Гималаи, в том числе и Эверест, но этот вариант был не для нее. Экспедиция на несколько месяцев в страшных лишениях, с тяжелой амуницией, вдали от привычных благ цивилизации, постоянное кислородное голодание, да и сами по себе восхождения ее ничуть не привлекали. Карин не была альпинисткой, разве что в тех рамках, которых требовал ски-тур, но это совершенно разные вещи, а по полгода отсутствовать дома она не могла – бросать надолго девятилетнюю дочь было невозможно.

   Вспомнив Лиззи, Карин улыбнулась. Конечно, она скучала по дочери. Но домой не торопилась: она тут уже две недели и вернется еще через две, еще не все тут обследовала. Как ребенок, дорвавшийся до великолепного праздничного стола, под завязку загруженного сладостями, она жаждала попробовать все. Как справедливо заметил ее гид Дэнни Пауэрс, хорошо, что цивилизация проникла и сюда. Именно благодаря этому сейчас Карин не тащилась по тропе с ледорубами и кислородными баллонами за спиной, а комфортно поднималась к началу спуска на вертолете. А ночь она проведет не в продуваемой ледяными ураганными ветрами палатке в грязи и холоде, а в уютном маленьком частном отеле в Чэнду, в роскошном (конечно, по местным понятиям) номере, на огромной мягкой постели в компании с тем же Дэнни Пауэрсом. Симпатичный голубоглазый загорелый новозеландец – один из пионеров развивающегося местного фрирайда и хели-ски – являлся для Карин приятным бонусом в этом захватывающем приключении. Ну и есть ей приходилось не консервы и не вонючее жесткое вяленое мясо, а самые изысканные деликатесы пусть довольно причудливой и экзотичной, но все же вполне приличной местной кухни, запивая лучшим австралийским вином (тоже неплохим).

   Конечно, перелет сюда занял у нее кучу времени и стоил невероятных денег, но все же в один солнечный день в конце февраля она оказалась в Али – городке в Западном Тибете, на высоте более 4200 метров – это был один из самых высокогорных аэропортов в мире, авиасообщение туда было очень неустойчивым в основном по причине погоды – там слишком часто дули ураганные ветра, которые являлись причиной отмены рейсов. В этот раз Карин был вынуждена задержаться в Бангкоке в течение трех дней – ждала, когда стихнет шторм. Несколько дней ушло у нее на акклиматизацию, выходы на небольшие по местным понятиям горки – а когда начинаешь на высоте около 4500, шеститысячник кажется не более, чем маленьким холмиком. Еще несколько дней они с Дэнни обкатывали интересные склоны на запад от Эвереста, несколько восьмитысячников хребта Махалангур-Химал, а потом добрались и до самой Джомолунгмы – цели всего путешествия Карин.

   Вариантов спуска было множество – с южной вершины, с северной, по кулуару Хорнбейн, по кулуару Нортон, и они опробовали все. Теперь Карин могла бы сказать, что объездила весь Эверест (разве что не поднимаясь в «мертвую зону»), и в общем видала она спуски и покруче во всех смыслах этого слова.

   «Надеюсь, я за оставшуюся неделю успею тут много еще увидеть», - подумала Карин. Она уже соскучилась по дочери. Ее милая Лиза, с ней просто иногда не было сладу, и Карин от нее часто уставала, но, стоило уехать, тут же начинала отчаянно скучать по ней. И переживать за нее. Больно уж малышка красивая получилась. Достаточно красивая, чтобы скомпенсировать всю ту нервотрепку, которую Карин когда-то устроил отец Лизхен, швейцарский горнолыжник Райнхардт Эртли. От него Элизабет Фредерика унаследовала воистину ослепительную внешность – каштаново-рыжие локоны, ярко-синие глаза с невероятными ресницами, точеное личико, а еще настырный, вредный нрав.

   - О чем задумалась? – спросил Дэнни.

   - О дочке. Ей почти десять.

   - Где она?

   - Дома, в Аттерзее. С моей мамой и с няней.

   - Тоже лыжницей будет?

   - Уже… Только она трассы ходит. Помаленьку…

   - Хорошо, что ты ее сюда не взяла, - он многозначительно улыбнулся. – Да и спуски тут не для ребенка. Особенно то место, которое мы попробуем сегодня.

   Она вспомнила утренний разговор с Дэнни:

   - Это понравится тебе, милая. Бьюсь об заклад, такого ты еще нигде не видела.

   - Да ты на Аляске-то был, дорогой мой? – рассмеялась Карин. – Тордрилло, Сьюард?

   - Бывал и там, - Дэнни ласково поцеловал ее обнаженное плечико (они завтракали в постели). – Ты не сомневайся, я уж знаю, чем тебя удивить.

   - Ты меня уже удивил… - промурлыкала Карин. – И очень приятно. Иди ко мне…

   Гид даже не сказал, как называется эта гора, которую он так расписывал. Но вот она предстала перед ними, едва вертолет поднялся над одним из пиков Махалангур-Химал – до того этот пик заслонял следующий хребет. Карин с легким разочарованием подняла брови:

   - Мы же не с этой стороны поедем?

   - Нет. Посмотри-ка вон туда. – Она проследила за его рукой и ахнула – великолепное плато круто обрывалось в каскаде роскошных дропов и спадов. Крутой уклон и шикарный рыхлый снег.

   - Выглядит здорово.

   - Тебе понравится. Я уже хорошо изучил твой вкус. – Он обернулся к пилоту: - Давай на посадку, Росс.

   - Пытаюсь найти, - пилот чуть приподнял машину. – Ты же знаешь, тут трудно управлять, слишком мала плотность воздуха.

   - Ну садились же раньше.

   - Давно.

   - Мы тут редко бываем, - пояснил Дэнни. – Очень сложный рельеф склона, сама видишь, тут далеко не каждый райдер справится. Но должен сказать – такого супер-аса, как ты, я вижу впервые. Помню, ты большая звезда трассового спорта, но тем не менее… Такая техника, такая отвага…

   Карин чуть улыбнулась: похвала была ей приятна.

   - Росс, вон смотри, - сказал Дэнни. – Мы садились вон там в прошлом году.

   - Нет, это другая площадка.

   - Не бойся, отсюда хороший выход на плато, - сказал Дэнни.

   - Это надежный вертолет? – спросила Карин.

   - Супер-Лама. Спроектирован специально под такую высоту.

   - Правда?

   - Не сомневайся. И Росс опытный пилот.

   Возможно, так оно и было. Только когда вертолет завис над площадкой, управляемость в разреженном воздухе смогла сыграть злую шутку. Тяжелый вертолет задел боком каменный выступ. Машину бросило вбок, Росс предпринял отчаянную попытку стабилизировать управление, но при развороте был отломлен хвост. Потерявший управление вертолет вместе с тремя пассажирами на борту рухнул в полуторакилометровую пропасть… Удар об утес пятьюстами метрами ниже – огненный шар осветил темное ущелье, и остатки машины и заточенные в ней три человека, которые только что были живы, рухнули вниз…

ЧАСТЬ 1 "Отец-одиночка".

ГЛАВА 1

Самолет совершил посадку в аэропорту Куэнтрен города Женева точно по расписанию. Райнхардт Эртли услышал объявление про +16 градусов, южный ветер и отсутствие дождя и кое-как заставил себя проснуться. Вытащил телефон из кармана и покачал на ладони, размышляя, включить его или пока не стоит? Сразу же начнется трезвон, навалятся дела, встречи, вопросы, которые надо решать, журналисты и Бог знает, что еще…

   Он устал. Очень устал. Сезон был в общем-то близок к завершению, но впереди все еще оставались самые важные соревнования – финал Кубка мира. Как обычно, Райни бился за Большой Хрустальный глобус – пятый в его длинной и успешной карьере, ну и пара малых тоже не помешают. Но у него были сильные конкуренты (иначе не бывает), которые тоже ставили себе такие цели и, кстати, вполне могли побороться с ним.

   Один хрустальный глобус, малый в даунхилле, был уже по сути у него в кармане. С учетом того, что остался всего один этап, Райни получил бы этот кубок, даже если бы совсем не стартовал – его отрыв от ближайшего конкурента составлял 130 очков. В супер-джи у него тоже были велики шансы на победу. Что же до основного трофея – тут все было непонятно…

   Двадцать девять лет (почти тридцать) и полный список достижений и титулов, которых только возможно достичь в большом горнолыжном спорте. Солидный набор Олимпийских медалей, званий Чемпиона мира, Хрустальные глобусы, медали с самых престижных гонок, бешеные ценники в спонсорских договорах, невероятные суммы рекламных контрактов, несколько семи-восьмизначных счетов в нескольких банках, два дома – в кантоне Вале и на Сардинии, слава и почет, тысячи и тысячи поклонников и фанатов, почетные звания и титулы, но не только это. Залеченные полностью и не полностью травмы, хроническая усталость, недосып, вечная нехватка времени, одиночество посреди постоянной тусовки. Несколько горьких потерь и одна – горчайшая, та самая, которая ноет в сердце постоянно, как пульсирующая рана. Его дочь.

   Райни досадливо потер красные от недосыпа глаза. С чего он опять начал думать об этом? Он заставил свои мысли вернуться к делам насущным. Он должен добраться до дома, но никак не может вспомнить, заказал ли он заранее машину или его кто-то должен встретить, может, Филипп, а может быть и Аннабель, а может и Фогель, а еще не исключен вариант, что он бросил свою машину в аэропорту и может уехать на ней сам… Да, выхода нет, пришлось включить телефон.

   Аппарат тут же завибрировал, Райни посмотрел на экран, искренне надеясь, что это Фил. Младший брат, он же Сопляк, сейчас обитал в доме Райни, тренировался вместе с ним и начинал выступать за юниорскую сборную. Фил вполне мог пролить свет на вопрос осуществления трансфера именитого старшего брата из аэропорта домой.

   Но отобразившийся на экране номер был незнаком. Код набора вроде напоминал что-то, но Райни слишком устал и хотел спать, чтобы быстро сообразить, что именно.

   - Слушаю, - обреченно отозвался он.

   - Герр Эртли? – незнакомый мужской голос.

   - Да.

   - Мое имя Патрик Кайзер, я представляю интересы вашей жены.

   Райни крепко сжал трубку в пальцах. Да, он вспомнил этого типа. Можно ли забыть того, кто помогал лишить его самого дорогого, что у него когда-либо было? Райни молчал. Пусть Кайзер говорит сам. Что ему еще надо? Теперь, столько лет спустя?

   - У меня для вас очень важное сообщение, герр Эртли, - продолжил Кайзер, не дождавшись реплики Райни. – Думаю, что, как только вы проинформируете меня, где можно вас застать, я немедленно отправлюсь к вам. Вы в Швейцарии?

   - Что за важное сообщение? – насторожился Райни. От адвоката своей бывшей жены он ничего хорошего не ждал. – С Элизабет все хорошо?

   - Да-да, с ней все в порядке, не беспокойтесь, - торопливо отозвался Кайзер. – Она здорова. Боюсь, что у меня другая новость. Ваша бывшая жена… Она мертва.

   - Что?! – Райни подобрался в самолетном кресле, сердце бешено забилось, он стиснул трубку до боли в пальцах. – Карин мертва?

   - Боюсь, что так. Несчастный случай в Гималаях во время внетрассового спуска. Скажите, герр Эртли, могу ли я все же подъехать? Поверьте мне, это очень важно, и напрямую касается вашей дочери.

   - Да, я готов встретиться с вами, - сказал Райни и продиктовал адрес своего дома в Сембранше. – Когда вас ждать? Завтра утром мне снова нужно уезжать…

   - Я буду у вас сегодня после пяти часов вечера. Я немедленно выезжаю.

   Райни откинулся в кресле, глядя невидящими глазами в иллюминатор – самолет медленно подруливал к зданию аэровокзала. Итак, Карин мертва. Он не мог бы сказать, что станет сильно ее оплакивать – она слишком нечестно поступила, обманом забеременев от него, а потом сделав все возможное и невозможное для того, чтобы выдавить его из жизни дочери. Но все же она не была ему безразлична. Она родила Элизабет…

   Он стал отцом очень рано – в девятнадцать, совершенно не желая того. Карин тогда была в самом расцвете – королева Белого цирка, и ей ничего не стоило заманить в свою кровать жадного до развлечений мальчишку и убедить его, что она не нуждается в предохранении. Забеременев, она не собиралась ни о чем ему говорить, но пришлось, когда выяснилось, что ребенку понадобится переливание крови, и кровь биологического отца подойдет лучше всего. Они женились по его принуждению, как только он узнал о том, что она ждет от него ребенка. Карин была вынуждена пойти на все его требования – сразу после рождения Элизабет должна была перенести операцию на сердце. Но потом, когда жизни малышки уже ничего не угрожало, ситуация изменилась. Теперь у Карин было свое средство давления на Райни, а также все на свете способы осложнить ему возможность стать отцом девочке.

   Они расторгли брак довольно быстро, когда Элизабет было всего два месяца. Сам факт развода теоретически никак не влиял на право Райни проводить время с дочерью, являться ее опекуном, принимать важные касающееся нее решения и так далее, но на практике дело оказалось очень сложным, особенно с учетом того, что жили они в разных странах и на расстоянии почти восьмисот километров друг от друга. В течение первого года жизни дочери Карин постоянно держала ее в каких-то клиниках, санаториях и так далее и утверждала, что Райни не может туда приезжать. Он пытался делать это в обход жены, но действительно будто натыкался на глухую стену. Грудной ребенок болен, слаб, к нему могут допускать только мать, больше никого. До тех пор, как Элизабет исполнился год, Райни видел ее всего два раза, если не считать того момента после операции в клинике, когда Лиззи было всего 4 часа от роду, им с Карин разрешили смотреть на нее сквозь стекло в течение минуты, потому что была большая опасность, что ребенок не выживет.

   Крошечная девочка в кювезе, вся опутанная какими-то проводами, катетеры в венах на тонюсеньких ручках, закрытые глазки, носик пуговкой, рыжий пушок на маленькой головке - искорка, борющаяся за жизнь… Когда Райни смотрел на нее, сам не замечал, что стиснул руку Карин, они оба плакали и, держась за руки, молились, чтобы с ней все было хорошо. И все обошлось – Лиззи выкарабкалась.

   Потом – когда Элизабет было два с половиной года, Карин предложила Райни встретиться и поговорить. До того дня Райни каждый раз, когда оказывался в Австрии, старался встречаться с дочерью, хотя чаще всего Карин ухитрялась воспрепятствовать этому. Как-то раз ему удалось провести с Элизабет десять минут на прогулке – она сидела в прогулочной коляске, увлеченная не отцом, а куклой, которую он привез. Кукла была шикарная, в рост ребенка, с натуральными белокурыми волосами и в дивном платье… В следующий раз ему удалось встретиться с ней в аэропорту Зальцбурга – ровно 5 минут в ВИП-лондже (Карин обещала ему час, но «Извини, так вышло, мы задержались, ужасная пробка на автобане…») И вот Карин сама назначила встречу, которая состоялась в кабинете этого адвоката Патрика Кайзера (который, кстати, вел и бракоразводный процесс) – конечно, в отсутствии Элизабет. Карин показала Райни кучу каких-то освидетельствований от детских психологов и врачей, которые более-менее внятно гласили одно и то же – встречи с отцом крайне негативно влияют на детскую психику, Элизабет Фредерика становится неспокойной, плаксивой, капризной, начинает болеть, у нее зафиксирована аритмия и повышение внутричерепного давления, и тому подобное. Кайзер объяснил Райни, что на основании этих заключений мать может ходатайствовать об ограничении Райнхардта Эртли в правах на посещения дочери, а при его противодействии – и о лишении родительских прав. Взамен всего этого Райни должен был просто дать слово не требовать встреч с Элизабет. Райни был в шоке – откуда, черт бы ее подрал, она набрала этих гребаных бумажек, ведь всякому ясно, что это чистая липа… Но Кайзер отмел все его аргументы. Он достаточно четко разъяснил, что во всех судебных вопросах, где так или иначе затрагиваются права несовершеннолетних, решения принимаются в первую очередь исходя из их интересов. Если мать, постоянно живущая с ребенком, считает, что свидания с отцом травмируют девочку, более того, ее слова подкреплены освидетельствованиями детских врачей, значит, Райни не имеет шансов никак этому противодействовать. А если попытается – ему уже рассказали, что будет: он совсем потеряет дочь. Райни тогда было двадцать два, он просто растерялся и почувствовал себя побежденным, он не знал, что противопоставить этим двоим – Карин и адвокату. Он никак не мог допустить, чтобы его лишили родительских прав, таким образом совсем вычеркнув его из жизни дочери, лишив даже иллюзии сопричастности… и он дал это слово. И подписал соглашение с Карин.

   Позднее он много раз думал, есть ли какой-то способ переиграть все это, чтобы видеться с Элизабет, консультировался и с врачами, и с адвокатами, но Карин и Кайзер грамотно обтяпали это дело, и подкопаться было невозможно, а подписанное Райни соглашение и вовсе связало ему руки. До поры до времени он был вынужден смириться.

   Карин по соглашению должна была раз в год сообщать ему про дочь – про ее здоровье, занятия, местопребывание, и прикладывать фотографии. Карин высылала их после 8 апреля – дня рождения Лиззи. Райни каждый раз ждал этих сообщений с огромным нетерпением, хотя обычно она была издевательски кратка: «9 лет, рост 135 см, вес 28 кг, за последний год перенесла аллергический дерматит и простуду, учится в школе, живет в Аттерзее» и фотография – девочка с рыжими волосами с котенком на руках, во дворе дома, в полный рост, но фото совсем маленькое и толком ничего не поймешь. Это была единственная связь его с дочкой, если не считать тех денег, которые он перечислял Карин в соответствии с брачным контрактом.

   Соглашение позволяло ему посылать дочери письма и открытки, подарки на рождество или день рождения, но он не мог звонить и пытаться видеться с ней, не должен был выходить на ее учителей или воспитателей. Словом, теперь у него были исключительно обязанности, но никаких прав. И двадцатидвухлетний пацан, слишком рано ставший разведенным мужем и отцом, живущим отдельно, не смог ничего возразить. Послать открытку? Он прекрасно понимал, что все эти штучки сразу же попадут к Карин, а из ее рук прямиком на помойку. Он потерял дочь, которая в общем-то никогда ему не принадлежала.

   Было ли ему больно из-за этой потери? Да, было.

   И вот теперь Карин мертва. Что это должно означать? По логике вещей – только одно: теперь он становился единственным оставшимся в живых законным родителем Элизабет. Райни повернул левую руку, чтобы освободить из-под рукава рубашки свой неприлично дорогой Breguet – два часа пополудни. Сколько времени у адвоката Кайзера займет добраться до Сембранше? А еще, черт подери, как попадет домой он сам?

   Телефон, который он продолжал держать в руке, снова завибрировал. Райни взглянул на экран – это была Аннабель.

ГЛАВА 2

- Привет, - прощебетала она. – Ты уже сел?

   - В глубокую лужу, - согласился Райни, который иногда любил глупо пошутить, особенно чтобы отвлечься от чего-то… как сейчас. Аннабель понимала далеко не все из его шуток. Иногда даже обижалась. Но на этот раз проблем не возникло:

   - Ты сдавал багаж?

   - Нет.

   - Тогда я тебя встречаю в зале прилета.

   - Отлично. Постараюсь побыстрее.

   - Целую тебя.

   - Угу. – Райни отключился, сунул нагревшийся от его руки телефон в карман джинсов и потянулся к полке, чтобы достать свой маленький чемодан.

   Он мечтал скорее попасть домой, чтобы наконец немного отдохнуть и прийти в себя, вылечить начинающуюся простуду и хотя бы попытаться поспать больше шести часов подряд. Собственно, в том, что он существовал в условиях вечного цейтнота, была виновата его жадность. Несколько лет назад он согласился подписать контракт с производителем нижнего белья премиум-класса, стал ни много ни мало лицом марки, и с тех пор просто продыху не имел от рекламных съемок. Нет, безусловно, контракт был составлен достаточно грамотно и честно, расписание Райни учитывалось, и он имел право выбирать график съемок на собственное усмотрение, в удобное для него время, мог переносить съемки на месяц или даже на два. Но больше съемок – больше денег, поэтому он старался выкраивать время даже во время сезона. Фирма “Thierry Bonnet” платила очень щедро, с этим приходилось считаться, и Райни, подобно многим звездам тенниса, футбола, гольфа и так далее, пытался лавировать между спортом и коммерческими обязательствами, разрываясь между соревнованиями и съемочными площадками. Уже не первый год он обещал себе, что сбавит обороты и забросит работу моделью, но каждый раз ему находили способ подсластить пилюлю. Он популярен и очень хорош собой, глупо отказываться от огромных денег, и все оставалось как есть, только его счета в банке росли и росли, а усталость и стресс копились и копились…

   На этот раз все получилось еще более глупо, чем обычно. Он вернулся домой позавчера ночью – откатал скоростные этапы в Квитфьеле (одно золото и одна бронза) и планировал отдохнуть два дня перед началом тренировок в Шладминге – на финале Кубка мира. Но в аэропорту Осло его вызвонил его менеджер из “Thierry Bonnet” Ален Бертран и попросил выбраться в Египет на внеплановые срочные съемки линии пляжной одежды. Райни прикинул, что из Женевы в Египет лететь намного дольше, чем в Неаполь (где съемки проводились в прошлом августе) и предложил провести и эти съемки в Неаполе. Бертран все организовал, получилось классно – удобное время рейсов, шесть часов на съемки, обед и все вопросы, но ни один из них не подумал о том, что температура воздуха в Неаполе всего +16, дует ледяной ветер, а море, в которое Райни должен зайти, прогрелось аж до +14 градусов. Когда оба сообразили, что немного просчитались, было уже поздно – съемочная машина была уже запущена, и ни один из идиотов, как-то связанных с процессом, не подумал о том, что стоять в одних плавках на пронзительном ветру на пляже по щиколотку в холоднющем море – паршивая идея. Видимо, все решили, что горнолыжнику такой холод нипочем. Он все сделал как надо, приехал, отстоял, ну а если кожа посинела от холода – на то и существует компьютерная ретушь и фотошоп… И вот теперь у него нос заложен, в горле першит, а завтра утром он должен выдвигаться в Шладминг и сразу же выходить на первую тренировку в скоростном спуске.

   Кстати, именно на съемках для “Thierry Bonnet” в Неаполе в августе прошлого года он и познакомился с Аннабель. Она была его партнершей в ролике опять-таки пляжной одежды. Для нее это была пробная съемка – мог получиться первый большой контракт, и она выложилась по полной. Обычно Райни удавалось на съемках абстрагироваться от своих партнерш – конечно, трудно не возбудиться на красавицу, одетую только в бикини, но съемочная группа и менеджеры, присутствующие в большом количестве, все же здорово охлаждают. А тогда этот номер не прошел. Аннабель так льнула к нему, так смотрела, что он против воли завелся. Очаровательная двадцатичетырехлетняя брюнетка с умопомрачительным телом была невероятно соблазнительна, съемки в тот день удались на славу, фотографии просто искрились сексуальным напряжением, исходившим от обоих партнеров, Аннабель получила свой контракт и Райни Эртли в качестве любовника. Они были вместе уже полгода.

   В числе прочих пассажиров первого класса Райни за несколько секунд миновал таможню и паспортный контроль и вышел в зал прилета. Конечно, он сразу увидел Аннабель – она очень бросалась в глаза. Высокая стройная брюнетка притягивала все взгляды, а сама не сводила глаз с Райни. Не то чтобы ему сильно льстило такое положение вещей… но все же есть своя прелесть в обладании премиумом. Аннабель была премиум.

   - Привет, милый, - она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы. – Как долетел?

   - Супер, - он приобнял ее за талию. – Кормили креветками. Я в Неаполе и сам чуть не превратился в креветку.

   - То есть?

   - Холодно было, - терпеливо объяснил он. – Я скрючился от холода на съемках, как креветка. Только не розовая, а синяя.

   Аннабель снова потянулась поцеловать его:

   - По-моему, у тебя температура.

   - Выпью аспирин.

   На стоянке аэропорта был припаркован белый с серебряной аэрографией «мини-купер», который он подарил Аннабель на рождество – она хотела именно эту машину, сама выбирала, сама заказывала аэрографию. Райни почувствовал легкую досаду – он терпеть не мог ездить в этой букашке, с его ростом под 1.90 было страшно неудобно скрючиваться в тесном салоне. Аннабель могла по необходимости в любой момент брать его рейнджровер или мазерати – обе эти машины были вполне предназначены для рослого водителя или пассажира. Но она слишком любила свою козявку. Райни никак не мог взять в толк – почему.

   - Домой? – спросила она.

   - Конечно. – Райни кое-как скорчился на переднем сиденье мини и решил, что, несмотря на неудобство, нужно попытаться уснуть. Аннабель вырулила на автобан, ведущий на юг – от Женевы до Сембранше хоть по северному швейцарскому берегу, хоть по южному французскому было примерно одинаковое расстояние, но она любила ездить через свой родной Тонон-Ле-Бен. Райни прикрыл глаза – под веками будто песка насыпали, так трудно было держать глаза открытыми… но в уши настырно лезла бравурная Бритни Спирс, а в голову – будоражащие мысли. Сегодня приедет адвокат Кайзер. И скоро Райни увидит Элизабет. Свою дочь, которой сейчас 9 лет, 11 месяцев и 2 дня.

   Последний отчет от Карин касательно Элизабет (тот самый, где 135 см и аллергический дерматит) он получил в прошлом апреле, почти год назад. Что он знает о своей дочери? Ничего. Он понятия не имеет, что она любит, что не любит, что ей интересно, даже что ей нравится есть на завтрак. Он не знает, что она изучает в школе и хорошо ли учится, есть ли у нее друзья и как зовут ее котенка. По ее фотографиям ни черта не понятно. Вроде бы у нее длинные волосы. Когда он спросил своего массажиста, который был женат на докторше-педиатре, нормально ли для девяти лет рост 135 и вес 28, ему сказали, что вполне нормально. Ну, вес – нижняя граница нормы, но ни о какой патологии речь не идет. Но все равно – какая бы она ни была, и какой бы бездарью ни был он сам в отношении воспитания десятилетних девочек – он не мог не думать о ней и не радоваться тому, что теперь он сможет стать ближе к своей дочери.

   Райни вдруг вспомнил, как недавно говорил со своим младшим братом Филиппом – среди братьев Эртли Фил был самым младшим, средний брат Андреас в прошлом году закончил университет в Берне и теперь дополнительно изучал электронику в Америке. Филу в феврале стукнуло шестнадцать, он в очередной раз поцапался с родителями и в разговоре с Райни выдал поразительную мысль:

   - Тебе-то хорошо, Дед, ты рос, когда они молодыми были. Теперь-то старые и все забыли уже.

   Райни был старше Фила почти на четырнадцать лет (ему до тридцати еще оставалось протянуть несколько месяцев) и, когда он родился, матери исполнилось двадцать семь, а отцу тридцать, стало быть, младший из сыновей Эртли появился на свет, когда матери был сорок один год, а отцу сорок четыре. Ну что же, может быть, в словах Сопляка и был свой резон – Райни и сам считал, что родители слишком строги к мальчишке. То, что у Райни считалось само собой разумеющимся, Филу было настрого запрещено. К примеру, Райни имел полное право с пятнадцати лет ночевать вне дома, с условием, что позвонит вечером и предупредит, что вернется завтра. Фил обязан вернуться домой не позднее 23:00 – и это не обсуждалось. Райни благоразумно помалкивал об этом, но как-то раз все же наедине спросил отца, почему так. И тот ответил – времена изменились, раньше жизнь была безопаснее. И, помолчав несколько секунд, добавил тихо: «И мы тоже изменились». Когда Райни был подростком, родители уделяли больше внимания младшим сыновьям – школьнику Анди и малышу Филу, и не так волновались за старшего, и это тоже вполне объяснимо. Тем не менее, теперь Райни и самому предстояло понять, каково это – растить ребенка и отвечать за него, волноваться за его здоровье и безопасность. По крайней мере, он был старше своей дочери всего на девятнадцать лет. Не такая уж и большая разница.

   Интересно, что на все это скажут в его семье? Конечно, и братья, и родители знали обо всем. Весь мир знал. Знала Аннабель, друзья и соперники в Кубке мира, спонсоры и приходящая прислуга – Райни был достаточно известен и популярен, чтобы иметь хоть полшанса что-то скрыть, особенно от тех, кому он был по какой-то причине интересен. Интересно, известно ли уже о гибели Карин?

   - Включи радио, - пробормотал он, не открывая глаз.

   - Я думала, что ты спишь, - Аннабель послушно переключила магнитолу. – Вот эту?

   Он услышал позывные одной из спортивных радиостанций.

   - Да, оставь.

   Но новость пока не просочилась – Гималаи были слишком далеко…

   Райни оставил попытки уснуть, открыл глаза. Синее мартовское небо, свежая зелень деревьев и снежная белизна горных хребтов, и все это залито солнцем. Скорее бы домой…

   Адвокат Кайзер появился в доме Райни уже под вечер, в седьмом часу. Райни пультом открыл для него ворота и проследил в окно, как такси заезжает во двор. Мужчина выбрался с заднего сиденья, взял кейс с бумагами и направился к входной двери. Райни не помнил, как он выглядит, но сейчас узнал: восемь лет – не такой уж долгий срок, когда речь идет о пятидесятилетнем мужчине… в отличие от двухлетнего ребенка или двадцатидвухлетнего парня.

   Аннабель отдыхала в солярии, Райни знал, что она не помешает его разговору с адвокатом – он предупредил ее о том, что у него деловая встреча. О сути этой встречи он пока умолчал.

   Если честно, у него возникло желание подготовиться к встрече, показать, что он уже не тот молокосос, которого так легко удалось взять на пушку восемь лет назад. Надеть дорогой костюм, который стоил, вполне вероятно, как весь годовой доход адвоката Кайзера, часы за триста пятьдесят тысяч швейцарских франков, намекнуть, что он купил этот дом, не занимая ни у кого ни единого сантима, еще как-нибудь надуть щеки. Райни забил на эту демонстрацию состоятельности и инфантилизма. Ему нужна только его дочь. А сколько он зарабатывает – адвокат Кайзер при желании мог узнать легко и непринужденно, доходы известных спортсменов обычно становились достоянием гласности почти со стопроцентной точностью. К тому же… большие доходы и зрелость далеко не всегда приходят одновременно.

   Вместо всех этих глупостей Райни натянул драные голубые джинсы и серую майку. Часы менять поленился, так и оставил Breguet, который прямо-таки вопил о богатстве своего хозяина. Дорогие часы создавали диссонанс убогой майке, растянутой и полинявшей от сотен стирок. Все его подружки периодически пытались выкинуть эту майку, но он не разрешал – в ней он чувствовал себя по-настоящему уютно. Он открыл дверь сам, хотя в доме была приходящая горничная, которая приезжала раз в два дня и делала уборку.

   Вряд ли Райни прибавил в росте с двадцати двух лет, но раньше не замечал, что он выше адвоката своей бывшей жены почти на голову. Впрочем, это не помешало Кайзеру накормить его при прошлой встрече тем, чем и планировал, а Райни – проглотить все это. Какая разница?

   - Добрый вечер, герр Эртли.

   - Добрый вечер, адвокат. Проходите.

   Мужчины обменялись какими-то незначительными фразами – дорога вас не сильно утомила? Нет, благодарю вас, да, я не отказался бы от прохладительного напитка, хорошо, подождите минуту. Райни проводил гостя в кабинет на первом этаже дома. На самом деле то, что у него так называлось, было какой-то невнятной комбинацией кабинета, игровой, библиотеки, кинозала и спальни – он тут изредка даже спал, когда на него находила такая блажь. Райни не был нужен кабинет как таковой – подписывать контракты с многими нулями можно хоть на коленке, а больше он ничего и не писал. Фил, если вдруг у него возникала жажда знаний, предпочитал свою комнату на третьем этаже. А тут стол был занят компьютером, на котором Райни периодически играл в какие-то идиотские стрелялки. Ну ладно, что есть, то есть. Райни предложил Кайзеру сесть в кресло у окна, сам занял диван, между ними стоял небольшой журнальный столик. Хозяин дома сам принес бутылку минералки и два стакана, пока посетитель раскладывал на столике бумаги.

   - Итак, герр Эртли, - он прокашлялся, внимательно посмотрел на Райни. – Не буду затягивать, вижу, что вы нездоровы, простуда?

   - Есть немного. Давайте перейдем к делу.

   Райни был уверен, что он просто получит теперь свою дочь. Но… ничего подобного. Когда имеешь дело с семьей Кертнер и адвокатом Кайзером, ничего не может быть просто. Адвокат начал:

   - Если совсем вкратце – то после смерти вашей бывшей жены вы автоматически становитесь опекуном своей несовершеннолетней дочери. Да, вы – полноправный родитель несовершеннолетнего ребенка, оставшегося без матери. Фактически участия в жизни дочери вы не принимали, то есть родительские обязанности вами не выполнялись… - Тут Райни пришлось сдержаться, чтобы не заорать, что адвокату отлично известны причины его так называемого отказа от выполнения обязанностей, но он взял себя в руки, только нахмурился. – Я осведомлен о вашем образе жизни, знаю, что вы не женаты и занимаетесь профессиональным спортом и карьерой фотомодели, и охотно признаю, что для вас принимать ответственность за девятилетнего ребенка было бы затруднительно. Так вот, ситуацию можно уладить очень легко и удобно для вас. У фройлейн Элизабет Эртли есть бабушка, которая проводила с девочкой много времени. По сути, они привязаны друг к другу, и фрау Агнесса Кертнер хотела бы получить ваш отказ от ребенка, чтобы забрать его себе. Я подготовил все бумаги…

   К концу речи Кайзера Райни резко выдохнул воздух, пытаясь в этом простом дыхательном упражнении дать выход своим эмоциям. Он молча смотрел, как адвокат аккуратно раскладывает на низком журнальном столике какие-то бумаги. Все готово, сказал Кайзер. И что теперь намерен делать Райнхардт Эртли?

   Райни заставил себя унять все эмоции, которые затопили его, когда он понял, что, несмотря на сказанное адвокатом, теперь может забрать дочь к себе. Эмоции пока надо вывести за скобки и мыслить рационально. Адвокат прав: при его образе жизни воспитывать ребенка – полный абсурд, нонсенс. У Элизабет осталась бабушка, они любят друг друга, привыкли друг к другу, девочка, потерявшая мать, меньше всего на свете хотела бы потерять еще и бабушку. Так девочка может остаться в окружении привычной обстановки, людей, которые любят ее и которых любит она, которые были с ней на протяжении всей ее жизни, знали ее и видели, как она растет. Так имеет ли он вообще моральное право настаивать на опеке над дочерью? Она его дочь только биологически, если можно так выразиться, но он для нее чужой человек. Может быть, они оба стали жертвами интриг Карин, но так или иначе, исходя из блага ребенка, было бы правильнее… или нет?

   Адвокат Кайзер поднял взгляд от бумаг – поскольку Эртли молчал, нужно было делать следующий ход. Адвокат не сомневался, что спортсмен ухватится за возможность спихнуть с себя обузу. Он полагал, что раскусил парня еще при прошлой встрече, хотя оказалось, что Эртли не так прост, как выглядит. Тогда он сильно удивил адвоката, настояв на женитьбе на Карин, а потом на разводе с сохранением своих родительских прав. Но Карин не хотела, чтобы он участвовал в жизни дочери, и это удалось довольно просто организовать. Тогда Эртли легко пошел на все требования бывшей жены. Сейчас все будет еще проще. Он повзрослел и наверняка научился уже быть разумным.

   За эти 8 лет Райнхардт Эртли лишился того потрясающего сияния юности, которое будто нимб озаряло его в двадцать два. В нем больше не было этого легкого щенячьего очарования, невинности и видимого сочетания непорочности и испорченности, которое настолько покорило Карин Кертнер, что она выбрала этого парня на роль племенного жеребца. Но вся его красота осталась при нем, просто слегка поменяла качество. Тогда это был красавчик, обаяшка, теперь просто красивый, успешный мужик. Взрослый, зрелый мужчина, четко осознающий возможности своего богатства, влиятельности и своей внешности тоже. Адвокат пододвинул к молодому человеку ручку и бумаги и сказал:

   - Пожалуйста, ознакомьтесь и, если у вас не будет вопросов, подпишите вот здесь.

   Райни наклонился над бумагами, начал читать, его взгляд зацепился за имя дочери. Элизабет Фредерика Эртли. Карин не дала ему возможности участвовать в выборе имени. И тогда, и сейчас он считал, что имя – не самое главное, но все же… даже в такой мелочи его попытались выпихнуть из жизни дочери.

   И что он сейчас должен сделать? Просто поставить свою подпись, распрощаться с адвокатом Патриком Кайзером (навсегда, к счастью) и вернуться к своей нормальной, суматошной, привычной жизни, состоящей из борьбы с цейтнотами и стрессами, из радостей и проблем, из побед и поражений, взлетов и падений?.. Сегодняшний вечер может быть спокойным – оазисом в бурном океане этой вечной непрекращающейся суматохи. Он выпьет аспирин, понежится в горячей пенной ванне с джакузи, установленной на крыше, затащит Аннабель в спальню, они займутся любовью, а потом он наконец-то уснет, прижав ее к себе, и проспит аж до девяти утра… Ведь это такое счастье, он об этом мечтал уже почти полторы недели…

   Да, восемь лет назад он бесился, когда его лишили общения с Элизабет, когда его заставили отказаться от дочери, потому что он хотел быть отцом для нее. Сейчас он повзрослел, понимает, что жизнь – это не только «хочу» или «не хочу», но еще и «могу» и «надо». Он НЕ МОЖЕТ быть отцом сейчас. Потребовать опеку над девочкой - значит обречь ее на неустойчивое, сумасшедшее существование вдали от привычной обстановки и от людей, которые ее любят. Ему НАДО оставить ее в покое, чтобы она, потеряв мать, могла хотя бы быть с бабушкой, общаться со своими друзьями, котенком и кто там еще у нее. Он должен просто подписать отказ. И все кончится. Прощайте, адвокат. Аннабель, потри мне спинку. И все.

   Но… он будто споткнулся о свою фамилию после имени Элизабет. И вспомнил крошечное создание в кювезе, опутанное проводами, тонюсенькие ручки, и собственный страх за нее. Долгая операция на сердце, переливание крови, слабость новорожденного ребенка и неясный прогноз – им с Карин разрешили войти в реанимацию и просто посмотреть на девочку через стекло, потому что предполагалось, что она не сможет выжить, что она погибнет… А она справилась. Элизабет Фредерика Эртли. Его дочь, его плоть и кровь, его продолжение.

   - Я не подпишу это, - сказал он, оттолкнув от себя ручку.

ГЛАВА 3

- Простите… - Лицо адвоката просто вытянулось в полтора раза. – Но почему, позвольте спросить?

   - Потому что я не привык принимать решения, не имея достаточно информации для этого. - Райни не стал излагать все свои соображения. Он говорил сухо и отрывисто: - Я должен своими глазами увидеть обстановку, познакомиться с ребенком и фрау Кертнер, и только убедившись, что дела обстоят именно так, как вы рассказываете, я буду готов сказать свое решение.

   - Какие у вас основания сомневаться в правдивости моих слов?

   - Никаких, - холодно ответил Райни. – Но речь идет о моем ребенке, и я не обязан верить кому бы то ни было на слово.

   Адвокат смог только выдавить:

   - Ну что ж… Это ваше право. Только имейте в виду, любой суд, даже учитывая ваши права в отношении ребенка, будет исходить из его же блага, стало быть, решение суда может быть и в пользу фрау Агнессы Кертнер.

   - Поверьте, я тоже намерен исходить из блага Элизабет, - отрезал Райни. - Я готов выехать в Австрию. Где именно живет моя дочь?

   - Фройлейн Эртли живет в Аттерзее в своем доме, с ней сейчас только няня. Ваша теща… гм… бывшая… вылетела в Непал. Так вы планируете выехать в Аттерзее прямо сейчас?

   - Немедленно, - при этом слове Райни будто почувствовал, что температура у него уже не меньше тридцати восьми, но… какого черта? Он выпьет еще аспирина.

   - Прекрасно, тогда не будем тратить время. Мы можем вылететь из Берна или из Женевы, откуда ближе?

   - Одинаково, надо только выяснить, откуда есть рейс. Мы летим в Зальцбург?

   - Да. Если мы доедем за полтора часа, успеем на рейс из Берна. Тут быстро придет такси?

   - Нам не нужно такси, нас довезет моя подруга. Подождите пять минут, я соберу вещи.

   Черт подери, он должен сложить кучу вещей, ведь прямо из Аттерзее ему придется выезжать на две недели в Шладминг. Но времени на это не было. Он позвал Аннабель, которая вышла в сиреневом бикини из солярия, где она провела последний час, читая журнал, и постарался объяснить ей, что происходит.

   Девушка была сбита с толку напрочь:

   - Подожди, милый, я ничего не понимаю. Почему ты должен вылетать через полтора часа? Ты же бронировал вылет на завтрашнее утро?

   - Я не могу ждать так долго, это срочно. Моя дочь…

   - Что такое про твою дочь? Ты теперь привезешь ее сюда?

   - Я пока не знаю. Я думаю, ты поймешь все по дороге. Давай, времени мало, выгоняй рейнджровер.

   - Что случилось с Карин? - спросил Райни, когда Аннабель вывела машину за ворота и выехала на дорогу. Адвокат Кайзер, устроившийся на заднем сиденье, ответил:

   - Несчастный случай во время внетрассового спуска.

   - Ее тело нашли?

   - Да, герр Эртли. Фрау Кертнер планирует как можно быстрее перевезти тело сюда и похоронить в Зальцбурге, где живет вся семья.

   - Это так просто? Я понял, что несчастье случилось в Гималаях?

   - Да. Поверьте, герр Эртли, это очень сложно, несчастье произошло в труднодоступной высокогорной территории, и все это, конечно, очень сложно и требует больших временных и материальных трат. Но, вполне вероятно, вопрос удастся решить достаточно оперативно.

   - Понимаю. Расскажите мне про Элизабет.

   - Обычный ребенок, герр Эртли.

   - Она учится в школе?

   - Да.

   - Со здоровьем все нормально?

   - Да, вполне. Ни о каких особых проблемах в этом отношении я не слышал.

   - Карин часто оставляла ее с бабушкой?

   - Не знаю точно, герр Эртли, - в голосе адвоката появилось раздражение. – Вы хотели все увидеть своими глазами, а мои слова на веру не принимаете. К чему все эти расспросы? Скоро все сможете увидеть сами.

   - Вы правы, - Райни зевнул и воспользовался паузой, чтобы ответить на очередной телефонный звонок от менеджера Хэда. Райни начинал на Саломоне, потом на какое-то время позволил перекупить себя Россиньолу, и в результате все же влился в конюшню Хэд. Эти ребята умели выкупать даже самых строптивых и жадных звезд. А Райни был строптив и жаден. Отключившись, он снова зевнул и подумал, не поспать ли наконец? Полтора часа пути – вряд ли достаточное время для сна, но в его ситуации немного – лучше, чем нисколько. По крайней мере, он мог устроиться удобно - эта машина была достаточно просторна для такого рослого парня, как он. Темно-синий внедорожник, купленный в прошлом году. Сначала Райни подумывал отправить его на Сардинию, но, немного поездив и привыкнув, оставил здесь. На Сардинию уехал чуть более старый и тесный лендровер.

   Но, конечно, сон не шел – Райни был слишком взбудоражен происходящим. Он думал о еще одном вопросе, который адвокат Кайзер обошел стороной, а ведь это был очень и очень важный вопрос. Это для Райни дочь в обсуждении ситуации была на первом месте, а для многих других она оказалась бы на втором.

   А на первом – деньги. Дочь Карин Кертнер – богатая наследница. Оставила ли Карин завещание? В любом случае, оставила или нет, Элизабет должна была унаследовать за матерью львиную долю ее состояния, все движимое и недвижимое имущество. Стало быть, любой, кто окажется опекуном десятилетней девочки, будет распорядителем ее состояния, а это, надо полагать, лакомый кусок. Райни понятия не имел, сколько могло быть денег у его бывшей жены, но один только дом в Аттерзее должен был тянуть минимум на полтора миллиона евро. Карин не отказывала себе ни в чем – она много путешествовала (и всегда по высшему разряду), любила ювелирные украшения и дорогие автомобили, содержала штат прислуги, массажиста, собственного тренера по физподготовке (она называла это фитнесом) – в общем, даже не зная всех обстоятельств финансовой стороны дела, можно было предположить, что у Карин было достаточно денег. И, если только она не оставила завещания в пользу кого-нибудь другого (что казалось невероятным, скорее всего, у Карин вообще не было завещания – с какой стати здоровая сорокалетняя женщина должна составлять завещание?) то теперь ее состояние автоматически переходило к дочери.

   Райни и сам был далеко не бедным человеком, и он отлично понимал, что богатство – это не просто «трачу, сколько хочу». О деньгах надо заботиться, их надо сохранять и приумножать, с них надо вовремя и надлежащим образом платить налоги. У него служил финансовый менеджер, который отвечал за деньги Райни, и сам спортсмен был достаточно умен и подкован, чтобы не оставлять работу этого человека без надзора. Он постоянно проверял и контролировал свои денежные дела, запрашивал отчеты, организовывал аудиторские проверки и знал с точностью до сантима, сколько у него денег, во что они вложены, сколько дохода приносят и куда и как уходят. Если он получит опеку над Элизабет, ее деньги будут в полной сохранности, а к моменту ее совершеннолетия он сможет их еще и приумножить. Что станет с ее деньгами, если ее опекуном станет человек даже не обязательно недобросовестный, а элементарно неграмотный? Насколько его бывшая теща умеет управлять деньгами, особенно не своими, а чужими и большими? Карин была из семьи, принадлежащей к среднему классу. Больших денег там не было, стало быть, и умения управляться с ними – тоже. Карин была богата, но вряд ли она сама вела свои дела. А кто их вел? Наемный менеджер, как у Райни? А если опеку над девочкой так или иначе заполучит человек именно недобросовестный? Конечно, его не оставят без надзора в любом случае, но этого может быть недостаточно, чтобы сберечь деньги Элизабет.

   Оставила ли Карин завещание? Есть ли у Элизабет назначенный опекун? Насколько велико наследство девочки? Кто конкретно может предоставить полную информацию по финансовому вопросу? Адвокат Кайзер должен все подробно рассказать.

   Кстати, если Райни подпишет эту бумажку, которую ему пытался подсунуть адвокат Кайзер, он полностью откажется от возможности контролировать не только жизнь дочери, но и действия ее опеки. А адвокат полагает, что по-прежнему имеет дело с двадцатидвухлетним дурачком, который подпишет все, стоит на него слегка надавить… Ну что же, наверное, его ждет большой сюрприз.

   - Из Берна возвращайся домой, - сказал Райни Аннабель. – Собери мои вещи в Шладминг. Ты знаешь, что где лежит. Завтра увидимся там и обо всем поговорим.

   Девушка, сидящая за рулем, согласно кивнула:

   - Не волнуйся, я все сделаю. А ты… хочешь забрать ребенка? Так?

   Райни не собирался обсуждать это в присутствии адвоката Кайзера.

   - Я пока ничего не знаю и не готов ответить.

   По тому, как она поджала губы, он сделал вывод – обиделась. Ладно, бывает…

   В аэропорту Зальцбурга их встречал какой-то человек, судя по разговору, кто-то из сотрудников или подчиненных Кайзера.

   - Мы едем в дом вашей бывшей жены, герр Эртли, - сообщил адвокат. – Там вы сможете познакомиться… гм… встретиться с вашей… с фройлейн Эртли.

   На этот раз удача снова не сопутствовала Райни – подчиненный или коллега Кайзера еще не заработал на достаточно просторную машину, и ехать пришлось на третьей модели БМВ. Райни не стал заострять на этом внимание – дорога была не такая уж и дальняя, минут за сорок они доехали.

   Темнело, в воде озера отражались огни богатых, респектабельных особняков. Проехав по тихой извилистой улице, засаженной высокими деревьями, автомобиль остановился около ворот одного из домов с номером «244». Ворота (точно такие же, как и у Райни в Сембранше) плавно разъехались, впуская машину в просторный двор.

   Он помнил дом, хотя бывал здесь всего один раз девять лет назад. Огромная вилла, три этажа, вид на озеро, все как положено. Освещенные окна первого этажа, остальные темные и безжизненные. Насколько он помнил, тогда детская выходила окнами на озеро, то есть со двора невозможно было понять, горит ли свет там. Девятый час вечера. Райни понятия не имел, во сколько ложатся спать девятилетние девочки. Ну, почти десятилетние.

   Звонок в дверь, им открыла тетка лет пятидесяти, то ли няня, то ли прислуга – по ней было не понять. Она была одета в темную футболку и джинсы.

   - Добрый вечер, господа, - она скользнула взглядом по Кайзеру, потом вперилась глазами в Райни. Райни и Кайзер вошли в неярко освещенный, обставленный со сдержанной роскошью холл. В просторном темноватом помещении стояло несколько диванов и кресел, сюда выходило несколько одинаковых дверей и спускалась широкая лестница.

   - Добрый вечер, герр адвокат, - поздоровалась женщина, продолжая смотреть на Райни.

   - Это фрау Орсини, гувернантка фройлейн Эртли, - чопорно представил адвокат. – Фрау Орсини, это герр Райнхардт Эртли. Где фройлейн?

   - Я велела ей оставаться в ее комнате, - няня (простите, гувернантка!) не сводила глаз с Райни. Непроизвольно, едва слышно выпалила: - Милостивый Боже, одно лицо!

   - Желаете чего-нибудь выпить, герр Эртли? Или сразу намерены встретиться с…

   По дороге Райни думал - когда этот адвокат намерен ознакомить его с денежными обстоятельствами вопроса? Кажется, он не собирался этого делать. Полагал, что спортсмену ни к чему обуза, а про прочие моменты он как бы и не вспомнит? Райни пока не делал никаких выводов, до поры до времени не давая воли эмоциям и не вникая в деловую сторону вопроса. Он познакомится со своей дочерью, потом уже попытается соображать. Но чем ближе становилась встреча, тем сильнее его охватывали эти чувства…

   Больше всего на свете ему хотелось увидеть девочку, свою дочь. Узнать, какая она, поговорить с ней, выяснить, что для нее важно, чего она хочет, чего боится, о чем болтает со своим котенком (хотя за год он мог вырасти и стать огромным толстым кошаком). Любит ли она сказки про драконов и боится ли привидений, как он в детстве, такая же хитрюга, как Фил, и сочиняет ли она стихи, как когда-то Анди? Он многие годы заставлял себя жить, не думая о том, что у него есть дочь, о том, что его лишили возможности видеться с ней и участвовать в ее судьбе, но он любил ее все эти девять лет… как мог, как вообще мужчина может любить своего ребенка, если они разлучены какими бы то ни было обстоятельствами.

   - Я хочу немедленно видеть мою дочь. – Он хотел бы прозвучать твердо и беспрекословно, но получилось как-то просительно. Хотя… какая разница. Он хотел видеть Лиззи.

   - Я приведу ее, герр Эртли. Присаживайтесь. – Няня направилась вверх по лестнице на второй этаж.

   Адвокат уселся на кожаный диван неподалеку от лестницы. Райни не стал садиться, только прошел на несколько шагов вглубь помещения, чтобы лучше просматривалась лестница.

   Прошла минута, вторая. Адвокат, чтобы занять себя чем-то, вытащил какие-то бумаги из кейса и задумчиво уставился на них. Райни раньше, чем Кайзер, заметил, что тот держит их вверх ногами. Впрочем, и адвокат заметил довольно быстро и перевернул. Райни прошелся по помещению, разглядывая картины на стенах. Он не был особо подкован в живописи, особенно в абстрактной. Услышав шаги, он быстро повернулся к лестнице. Сначала он увидел ноги. Две пары ног. Нянины – большие, в джинсах и мокасинах. Следом – маленькие. Белые колготки, черные туфли с пряжками.

   Девочка спускалась по лестнице следом за няней, и Райни не мог рассмотреть ее. Няня загораживала ее своим крупным телом. Наконец, спуск был окончен, и няня шагнула в сторону. Райни с бешено бьющимся сердцем уставился на дочь.

   Она стояла, опустив голову, и он мог видеть только темно-рыжие волосы, заплетенные в две косы. Несмотря на поздний час, девочка была одета в нечто, напоминающее школьную форму. Юбка из красно-зелено-серой шотландки и черный блейзер, в вороте которого виднелась белая водолазка. Руки опущены вдоль тела.

   Взгляды Райни, адвоката и няни были устремлены на маленькую фигурку у лестницы. Все четверо молчали. Наконец, Райни выдавил:

   - Привет, Лиз.

   Девочка молчала, еще ниже опустила голову.

   Райни тоже молчал, не зная, что еще сказать. Он понимал, что не должен возвышаться над ней, как колонна, давя ее своим ростом, но понятия не имел, что сделать. Адвокат молча наблюдал за сценой с безопасного дивана. Няня строго сказала:

   - С тобой поздоровались, Лиза. Ты должна ответить. – Когда девочка не вымолвила ни слова, женщина слегка повысила голос: - Кому я говорю, Элизабет Фредерика?!

   Тогда дочь подняла голову, в упор взглянула на отца точно такими же, как у него, глазами, и произнесла внятно и громко:

   - Привет, козел.

ГЛАВА 4

Адвокат Кайзер фыркнул и тут же сделал вид, что закашлялся (ему доставило удовольствие, что ребенок сбил спесь с заносчивого спортсмена). Райни просто оторопел. Няня на секунду тоже лишилась дара речи. Все это время девочка жгла отца вызывающим, ненавидящим взглядом, ее лицо было бледным, кулачки в складках юбки сжались. Элизабет развернулась и бросилась к лестнице. Фрау Орсини первой пришла в себя. Ухватив девочку за руку, она прошипела:

   - Где ваши манеры, фройлейн? Я должна буду вас наказать!

   - Пусти меня! – Лиз безуспешно пыталась вырваться, но хватка у крупной фрау была железная. Тонкая рука девочки исчезла в пальцах няни. Райни шагнул вперед:

   - Довольно! Отпустите ее.

   Элизабет вырвалась на волю, ее ноги в туфельках с пряжками с невероятной скоростью пересчитали ступени лестницы. Няня успела крикнуть ей вслед:

   - Тебе это не сойдет с рук, Лиза! Ты целую неделю теперь…

   Девочка юркнула за угол, с грохотом захлопнулась одна из дверей.

   - Не знаю, что на нее нашло, - запричитала фрау Орсини. – Я прослежу за тем, чтобы она понесла суровое наказание. Она…

   - Оставьте ее в покое, - Райни внутренне кипел от гнева. Видимо, дело было в недостатке родительского опыта, но ему казалось просто варварством ломать мятежный дух ребенка. Даже несмотря на то, что этот ребенок бросил незаслуженное оскорбление в лицо взрослому человеку, к тому же собственному отцу.

   И в эту секунду он принял решение. Необдуманное, спонтанное, железное решение. Он понимал, что впоследствии сто раз пожалеет об этом. Понимал, что обрекает себя на бесконечные проблемы и непрекращающуюся головную боль, что вдобавок ко всему своему непреходящему цейтноту и огромным нагрузкам взваливает на себе еще будь здоров какую обузу, но это ничего не меняло. Лиз – его дочь. Плоть от плоти, кровь от крови, и они должны быть вместе. И он никогда не простит себе, если оставит ее тут, с этой нянькой, которая шпыняет ее и применяет силу, орет и ломает ребенка. И еще… Лиз бросила ему вызов. Лиз и Карин, вместе, сделали это, а он был не тот человек, который не умел ответить. Карин мертва, ну что ж, теперь ее дело – примириться с Господом, если он есть, а дела живых остаются живым. Райни повернулся к адвокату и сказал негромко:

   - Готов обсудить дела.

   - Хорошо. – Кайзер жестом отпустил няню (что не укрылось от внимания Райни – сложилось впечатление, что этот тип был тут частым гостем и имел право приказывать прислуге?) – Пройдемте в библиотеку.

   Ох ты ж черт возьми. Тут вам не жалкое подобие кабинета, как у Райни в Сембранше. Целая библиотека, не угодно ли…

   Райни молча проследовал за адвокатом Кайзером, возвышаясь над ним почти на голову. Да… огромная комната, раза в три больше, чем смешной закуток у Райни – спортсмен тут же задался вопросом, неужели его бывшая жена, которая, как казалось, интересовалась только мужиками и спортом, перечитала столько книг?

   Швейцарец быстро сориентировался – тут был письменный стол, напротив которого стоял стульчик для посетителя. Если бы адвокат занял стол, Райни еще до начала разговора оказался бы в роли просителя, и его такая позиция не устраивала. Поэтому, прежде чем адвокат успел занять место, Райни уселся на угловой диван в центре комнаты. Теперь они могли быть только в одинаковой позиции – адвокату оставалось занять такой же диван напротив.

   Мужчины уселись друг против друга. Между ними оказался почти такой же высоты и размера журнальный столик, как давеча в «кабинете-игровой-разгильдяйской» Райни.

   На этот раз Эртли не стал ждать хода адвоката:

   - Вы хотите, чтобы я подписал отказ от ребенка, верно?

   Кайзер бросил на спортсмена настороженный взгляд:

   - Думаю, для вас это было бы лучшим выходом из ситуации, не так ли? С учетом того, что ребенок, кажется, не настроен…

   Райни пожал плечами, глядя, как на столе появляются те самые документы, которые он мог бы подписать еще у себя дома. Если бы сразу подписал – уже спал бы сном младенца после пары раз со сладкой Аннабель, со всеми вещами, собранными для финала кубка мира в Шладминге… Ну что же, раз он этого не сделал – то и не сделает. Райни подтолкнул бумаги обратно к адвокату:

   - Я забираю ребенка. Теперь, будьте любезны, расскажите мне все, что вы изволили утаить.

   - Но… Герр Эртли, я правильно вас понял? Вы…

   - Элизабет – моя дочь. Завтра рано утром она уезжает со мной в Шладминг, а потом – в Швейцарию.

   - Фрау Кертнер оспорит ваше намерение. Готовы ли вы к судебному процессу?

   - Фрау Кертнер – бабушка. Я – отец. Мое отцовство никем не оспаривается, поэтому я имею первоочередное право на ребенка. Я не ошибаюсь?

   - Герр Эртли, суд в первую очередь будет основываться на…

   - Помню, на благе ребенка. Ну что же, послушаем, что скажет Элизабет… если, конечно, я допущу ее до участия в судебном слушании. А я имею право оградить ее от этого, не так ли?

   Райни понял, что победил, еще до ответной реплики адвоката:

   - Вы говорили, что будете учитывать благо ребенка. Как вы можете это делать, не выслушав ее?

   - Я выслушал вас и фрау Орсини. Теперь попрошу вас, не переливая более из пустого в порожнее, перейти к сути дела. Оставила ли Карин Кертнер завещание?

   - Э… нет.

   - Я так и думал, - холодно сказал Райни. – Означает ли это, что Элизабет – наследница Карин?

   - Разумеется, герр Эртли. За небольшими вычетами в пользу родителей фрау Карин Кертнер, ее несовершеннолетняя дочь Элизабет является единственной законной наследницей и наследует большую часть движимого и недвижимого имущества.

   - И насколько велико ее наследство?

   Адвокат посмотрел на Райни в упор, тот встретил взгляд прямо и спокойно. Адвокат Кайзер ответил чопорно:

   - Поскольку именно моя фирма представляла интересы фрау Карин Кертнер, я подготовил детальную опись имущества своей клиентки. Если вы настаиваете, я могу вас ознакомить.

   - Настаиваю? – переспросил Райни. – Как отец и опекун Элизабет, я, безусловно, должен этим поинтересоваться, не так ли?

   - Да, герр Эртли. Итак… если вкратце, то состояние фрау Кертнер составляло около двадцати миллионов евро, из которых примерно половина вложена в ценные бумаги, остальные находятся на банковских депозитах. – Райни не показал никакой реакции, хотя и был немало удивлен тем, что состояние Карин было не многим меньше его собственного, невзирая на то, что она отошла от дел десять лет назад. Адвокат меж тем продолжал: - Говоря о недвижимости фрау Кертнер, то, помимо этого дома с участком земли, ей принадлежит также дом в Женеве и вилла на Миконосе. Несколько автомобилей – Мерседес гелендваген, Ягуар ХК 8 и Ауди олроуд. В одном из банков фрау Кертнер арендовала сейф, в котором хранила свои украшения. Их подробная опись будет вручена вам, как опекуну фройлейн Эртли, если только фрау Агнесса Кертнер не сможет оспорить ваше опекунство в суде.

   Райни небрежно усмехнулся:

   - Не сомневаюсь, что из этого ничего не выйдет.

   - Зря, герр Эртли. Если фрау Кертнер соберет достаточно свидетельских показаний в пользу того, что фройлейн Эртли часто жила у нее, они хорошо ладят и фрау Кертнер заботится о внучке, суд может принять решение в пользу фрау Кертнер.

   - А если я все-таки дам согласие на показания в суде фройлейн Эртли? Почему мне кажется, что она не выскажется в пользу своей бабушки?

   Райни ударил наугад, но, глядя на адвоката Кайзера, понял, что попал не в бровь, а в глаз. И тут же поднажал:

   - Много ли будут значить слова ваших свидетелей против слова Лиз?

   - Фройлейн Элизабет – ребенок, и… э… трудный ребенок, о чем есть свидетельства… И я буду рекомендовать фрау Кертнер…

   «Привет, козел». Райни усмехнулся уже более уверенно и спокойно:

   - Завтра утром Лиз едет в Шладминг со мной. У вас есть все мои координаты – сообщите о дате возможного судебного разбирательства.

   - Послушайте, герр Эртли, мне представляется, что вы совершаете необдуманный поступок. Ребенок – это не товар, который вы можете вернуть в магазин. Вы должны…

   Райни поднял руку, останавливая речь адвоката:

   - Поверьте, никакого возврата и возмещения убытков не предвидится. Элизабет – ребенок, пусть, по вашему мнению, трудный, но это мой ребенок, и тут уже реституция невозможна. Если вам угодно пугать меня судом – давайте, меня это уже не остановит. Только у меня есть очень серьезные подозрения, что тут во главе угла стоит опека над состоянием Лиз и что за подписанный мной отказ вам обещано солидное вознаграждения.

   - Вы меня оскорбляете.

   - Поверьте, не имел такого намерения. Единственное, что я хочу сказать – это то, что я забираю своего ребенка и не собираюсь далее вести споры на эту тему. Что еще? Фрау Агнесса Кертнер может в любое время встречаться с внучкой; если я со временем смогу убедиться, что она не планирует отнять ребенка, могу даже отпускать ее погостить. Что до наследства Элизабет – фрау Кертнер в любой момент может заказать полный аудит имущества и ознакомиться с результатами. Предлагаю на этом закончить разговор. Время позднее, я очень устал.

   - Суд не доверит вам воспитание ребенка, учитывая ваш образ жизни. К примеру, вы живете с женщиной, с которой не состоите в браке.

   - Адвокат Кайзер, пожалуйста, передайте мне свидетельство о рождении Элизабет, и попросите кого-нибудь из прислуги показать мне комнату для гостей. Обсуждение на сегодня закончено.

   После некоторой паузы адвокат неохотно передал мужчине свидетельство о рождении. Райни быстро просмотрел – Элизабет Фредерика Эртли, дата рождения 8 апреля 1990 года, мать – Габриэла Карина Кертнер, отец – Райнхардт Эртли. Все верно.

   Интересно, подумал Райни, принимая душ перед сном. Адвокату Кайзеру не понравился его образ жизни. Это было даже забавно. Особенно учитывая привычки Карин, которая вряд ли серьезно изменила их только потому, что обзавелась ребенком. Райни точно знал, что его бывшая жена в течение последнего года спала как минимум с двумя спортсменами из кубка мира. Ей было сорок, и эти парни были уже не восемнадцатилетние, как он, когда впервые попался ей в лапки, но вопрос не в этом, а в том, что никто не задавался вопросом, может ли такая аморальная женщина воспитывать дочь?

   Что до Райни, он в отличие от Карин никогда не был любителем беспорядочных связей. Когда-то, в начале его карьеры, его часто сравнивали с Отто Ромингером, но кое в чем они были разительно непохожи. До своей женитьбы Ромми перебрал невероятное количество красоток, для него пик-ап был чем-то вроде смежного спорта, которому он предавался с азартом и увлечением. Для Райни же это было неприемлемо. Начиная с первой подружки в 14, он сразу предпочитал более-менее стабильные отношения. Если он вступал в отношения с девушкой, то это обычно было более или менее надолго. Новизна его уже не так сильно привлекала, как надежность и безопасность.

   Конечно, бывали и девушки на одну-две ночи. Но только между более-менее длительными отношениями. Райни был осторожным человеком, его этому научила в первую очередь Карин. Он очень нелегко открывал и тем более дарил свое сердце – жизнь его била по молодости лет очень больно. Он потерял девушку, которую безумно любил, потом потерял женщину, которая любила его, и с тех пор старался выбирать так, чтобы рядом с ним была та, с которой было спокойно и без каких-либо сильных чувств с любой стороны. Цивилизованные отношения, спокойные надежные партнеры, честность и прозрачность во всем, включая вопросы контрацепции. Райни был уверен, что больше его не ждут сюрпризы в сфере деторождения. Теперь он знал точно, как предохраняются его партнерши – обжегшись на молоке, он дул на воду.

   Комната для гостей оказалась неплохой – большая кровать, кондиционер, и Райни смог уснуть почти сразу, и спал до тех пор, пока не заверещал сотовый телефон.

   Райни установил будильник на 8 утра, но его разбудили раньше, чуть позже семи. На экране высветилось наименование контакта – «Изверг», и заиграла мелодия из фильма «Криминальное чтиво».

   - О, нет, - застонал Райни и совсем было собрался выключить звонок, но вспомнил, что ему кое-что нужно от председателя ФГС.

   После того, как на повышение в FIS ушел Брум, это теплое место занял великий тренер и невообразимая заноза в заднице – господин Регерс. Его голос Райни и услышал, не успев проснуться:

   - Ты должен был быть здесь в семь утра! – пролаял Герхардт. – Где носит твою мускулистую жопу?

   Мускулистая пятая точка лидера швейцарской сборной в данный момент покоилась между льняными простынями в ста пятидесяти километрах от Шладминга, о чем Регерсу знать было в общем не обязательно. Райни вывел:

   - Я в дороге. Буду через два часа или чуть позже.

   - Почему ты опять опаздываешь?

   - Прости, так вышло. Кстати, мне понадобится резервный номер рядом с моим, по возможности. Пожалуйста, организуй.

   - Ты понимаешь, черт тебя дери, что меня уже просил Каппелер придержать этот номер? Какого….

   - Мне очень нужно, Герхардт. Я ведь могу на тебя положиться?

   - Эртли, ты – наглый, бесцеремонный…

   - Спасибо! Ой, прости, тоннель впереди.

   И, отключившись, Райни откинулся на подушки.

   Мартовский день уже начинался – чудесный солнечный день, когда Альпы кажутся особенно красивыми. Сияние снежных склонов под лучами по-весеннему яркого солнца в ярко-синем небе. Райни вспомнил, что он не дома в Вале, но из окна его спальни открывался примерно такой же вид. Только за минусом озера, на которое выходили окна гостевой спальни. Да, Карин не зря так любила этот дом.

   Воспоминание о Карин вернуло его мысли к насущным делам. Дом. Предположительно, кто бы не получил опеку над Лиз, получит и этот дом. Райни он вроде как и ни к чему, его дом в Швейцарии, и он ну ничуть не хуже этого. Вот только один тонкий момент. Лиз – школьница, ей нужно учиться, а он сам – кочевник-бродяга, потому что жизнь профессионального спортсмена-горнолыжника на 50% состоит из разъездов. Зимой эта цифра чуть выше, летом чуть ниже, но в общем целом примерно так. Но есть и одна хорошая сторона у этой медали – он не просто бродяга, а вполне зажиточный бродяга.

   Менеджер Райни был опытен, умен и лоялен, привычен ко всему и сообразителен. Он ловил тех мышей и в том количество, которое ожидал клиент, и Райни ничуть не считал цифры в договоре комиссии завышенными.

   Тим Шефер начинал 12 лет назад в качестве эксклюзивного агента Отто Ромингера, который и сманил его на вольный фриланс. За эти годы Тим сильно поднялся и на сегодняшний день был одним из самых влиятельных спортивных менеджеров Европы. Один-единственный сезон Ромми стал для него мощным трамплином, и сейчас он брал в качестве клиентов только реальных звезд, рангом не ниже Ромингера.

   Райни Эртли был, пожалуй, самым звездным из нынешнего контингента Тима, не говоря уже о параллельной карьере фотомодели. Тим больше не работал эксклюзивно – его контора была достаточно крупной, чтобы вести дела стольких спортсменов, сколько он считал нужным. Но делами Райни он занимался сам на пару с одним из своих наемных менеджеров. Если бы Райни пришло в голову попросить Тима достать ему контракт с рогатым дьяволом, Тим перерыл бы весь земной шар и только после этого сообщил бы, что сие не представляется возможным. Он всегда добивался того, чего хотел его клиент, если только это было возможно и приемлемо с точки зрения финансовых затрат.

   Рабочий день еще не начался, Райни набрал мобильный номер Тима.

   - Привет. Что у нас плохого?

   - Пока ничего, - бодро отозвался Тим, которого разбудил звонок Райни. – Не говори только, что ты как раз плохое и принес.

   - Если для тебя немножко работы с утра пораньше – плохо, то да, принес.

   - Да ладно, говори уже.

   - Так вот. Мне нужен на две недели частный преподаватель, владеющий программой австрийских школ. Ребенок в четвертом классе.

   - И только-то? Я-то думал, может тебе Кэмерон Диас в кровать прислать.

   - Не в моем вкусе, - усмехнулся Райни. – Всего лишь учитель. В курсе, что учебный год кончается, заплачу сколько скажут в пределах разумного.

   - Это как-то связано со смертью твоей бывшей жены и с твоей дочерью?

   - Да. Значит, про Карин уже известно?

   - Да, в новостях впервые передали вчера поздно вечером. Стало быть, ты забираешь дочь?

   - Да.

   - Так, - в раздумье протянул Тим. – Скажи, тебе случайно не нужен хороший цивилист?

   - Да, думаю, понадобится. Ты его найди и ознакомь с ситуацией, после этого пусть он мне позвонит. – Нет, он положительно не переплачивает Шеферу!

   - Хорошо. Тогда я немедленно начинаю искать обоих.

   - Отлично. Жду новостей.

   - Понял. Перезвоню, как только что-нибудь узнаю.

   Райни отключился, прошлепал в душ, потом оделся, сунул мобильник в один карман джинсов, бумажник в другой, и вышел из гостевой спальни.

   Дом уже просыпался – с лестницы Райни увидел девицу, которая пылесосила холл. Спустившись, он отвлек ее от этого креативного занятия, чтобы узнать, где комната фройлейн Элизабет, и пошел поговорить с дочерью в надежде, что она уже встала.

   На короткий стук в дверь не последовало ответа, тогда Райни повернул ручку двери и вошел.

ГЛАВА 5

Вот так живут дети миллионеров, подумал он. Ни он сам, ни Карин в детстве подобного и представить себе не могли. Огромные апартаменты, состоящие из двух или трех комнат, спальня отдельно, кабинет отдельно, а тут, стало быть, гостиная или игровая. Карин тут, конечно, постаралась на славу, молодец. Да, наверное, ни у кого из его знакомых нет такой детской. Хотя и среди них есть люди очень богатые. И где же хозяйка всего этого великолепия? Райни не сразу увидел девочку, которая сидела на полу с ноутбуком, по экрану которого скакали какие-то монстры. Райни узнал великую времяубивалку всех времен и народов – Doom, которым он и сам какое-то время назад благополучно переболел.

   - Привет, - сказал он, входя и закрывая дверь. Лиз уставилась на него так, словно он застал ее за каким-то ужасным преступлением (наверное, няня запрещала ей играть в компьютерные игры). На девочке была пижама – видимо, она тоже только что встала. Длинные рыжие волосы распущены.

   - Что тебе надо? – не потрудившись поздороваться в ответ, спросила она. Ну хотя бы на этот раз без «козла», и на этом спасибо.

   - Поговорить, - мягко ответил Райни.

   - Десять евро.

   - Что десять евро?

   - Стоит поговорить со мной.

   Молодой человек, подняв брови, посмотрел на наглого ребенка с веселым изумлением и молча достал из кармана бумажник. Лиз настороженно наблюдала за его действиями. Он вытащил пачку купюр, перебрал их, проигнорировав швейцарские франки и банкноты по 10, 20 и 50 евро, и демонстративно достал сотню. Положил на диван:

   - Я покупаю абонемент на месяц. Только имей в виду – для тебя оскорбления платные. «Козел» стоит пять евро, «задница» десять.

   Эту партию он выиграл вчистую – Лиз не нашлась с ответом. Райни сел на пол напротив нее, кивком указал на ноутбук:

   - Ты хоть коды знаешь?

   - Какие коды?

   - К примеру, как раздобыть все оружие или бессмертие.

   - Как это? Так бывает?

   - Ладно, потом расскажу, - завоевав таким дешевым приемчиком некоторую лояльность дочери, Райни отодвинул ноутбук в сторону, ожидая бунта, и Лиз нахмурилась:

   - А ну верни!

   - Я купил разговор, значит, намерен получить его. Лиз, ты же понимаешь, что мне нужно тебе сказать, да?

   Он понятия не имел, должен ли он говорить с ней, как с взрослой. Как мог бы говорить с Сопляком – тому было как-никак шестнадцать. Но по-другому он просто не умел. Сюсюкать у них в семье было как-то не принято, наверное, потому что все дети оказались мальчишками. Но с такой девчушкой, как Лиз Эртли, сюсюкать наверняка не стоило.

   - Хочешь рассказать, как бросил маму с маленьким ребенком? – отпарировала Лиз. Ну и ну. Вот, значит, что ей Карин наплела. Райни ответил ровно:

   - Нет, не об этом. Лиз, я очень сожалею о том, что случилось с твоей мамой. Но теперь тебе нужно решать, что ты будешь делать дальше.

   - Тебе-то что?

   - С тобой уже кто-нибудь говорил об этом? – Райни намеренно игнорировал грубость девочки. Если он и соберется дать ей урок хороших манер, по крайней мере, выберет для этого другое время и место. Она нехотя ответила:

   - Этот… как его… говорил.

   - Мамин адвокат? Который вчера вечером был тут?

   - Да.

   - Что он сказал?

   - Что меня бабушка заберет.

   Райни внимательно смотрел на Лиз – она насупилась. Похоже, вчера он правильно решил, что она не горит желанием жить с фрау Кертнер. Райни сам не был знаком даже мельком с бывшей тещей, но интуиция его не подвела.

   - А ты не хочешь?

   - Он сказал, что никто меня не спросит. - Лиз отвернулась от отца, опустила голову.

   - Это неправда, - ровно ответил Райни. – Я тебя спрашиваю. И знаешь, почему? Потому что я твой отец, и ты, если захочешь, можешь жить у меня дома.

   - Не хочу, - выпалила она, вскочила на ноги и бросилась со всех ног в свою спальню. Райни понял, что она плачет. Несмотря на все ее выходки и дерзости, это был всего лишь ребенок, потерявший мать, растерянный и одинокий. От жалости у него сжалось сердце, он поднялся на ноги и подошел к двери. Девочка лежала на кровати, зарывшись лицом в подушку, и горько плакала.

   - Мама! Я хочу, чтобы вернулась мама! – безнадежно всхлипнула она. Райни не знал, что может сделать в этой ситуации. Обнять, утешить? Он для Лиз чужой, и не просто чужой, а враг… с ее точки зрения. Стоять столбом? Сказать, что ему очень жаль? Почему-то именно сейчас он подумал о Карин, не как о женщине, подло обманувшей его и отнявшей у него дочь, не как о распущенной и аморальной хищнице, не как о легкомысленной и эгоистичной особе и даже не как о великой спортсменке, а как о матери, которая любила свою дочь и была для нее самой лучшей, самой любимой. Он когда-то сказал Карин, что никогда не простит ее. А сейчас простил. И не потому, что она была мертва. Просто – понял, что в нем больше нет горечи и злобы. Несмотря на то, что она заварила всю эту кашу, что наболтала дочери, что разлучила ребенка с отцом. Простил, и все. Спи спокойно, Карин, и пусть Господь не судит тебя строго. Райни сел на пол рядом с кроватью Лиз, осторожно положил руку на вздрагивающую от рыданий спину дочери, ожидая, что та сбросит. Не сбросила. Он молча ждал, когда она успокоится. И был рад, что никто не видит, что и у него глаза немножко… вроде как… не совсем сухие.

   - Мама, мамочка! – рыдала Лиззи. – Она жива, она должна вернуться ко мне! Мама, вернись домой!

   Стук двери в коридор заставил Райни обернуться. Няня, та самая вчерашняя, как ее, фрау Орсини. Сразу на несколько более повышенном тоне, чем следовало в разговоре с ребенком, плачущем по маме.

   - Что тут происходит? Почему до сих пор не одета, Лиз? Быстро вставай, умываться и завтракать! – Она посмотрела на Райни и процедила: - А вы не должны находиться тут, когда она не одета, это неприлично.

   - Ага, - согласился Райни. – Вы, случайно, не в курсе, что Лиз моя дочь? Я разговариваю с ней, если что. Прошу вас удалиться.

   - Я велела ей вставать и одеваться! После этого она должна завтракать и идти в школу. Потом, может быть, если разрешит адвокат Кайзер, вы получите возможность переговорить с ней.

   - Кажется, вы меня не поняли. Я просил вас удалиться.

   - Это еще вопрос, кто тут должен удалиться!

   - Хорошо, если вы меня все еще не поняли, скажу по-другому: вон отсюда!

   Тут Лиз даже перестала плакать, подняла голову, посмотрела заплаканными, красными от слез глазами сначала на Райни, потом на няню. Вступится? Нет, и не подумала. Райни спросил дочь:

   - Ты хочешь, чтобы она осталась с тобой?

   Лиз снова не нашлась с ответом, но ее взгляд был достаточно красноречив. Наконец, под взглядом отца она едва заметно покачала головой. И Райни без колебаний сказал няне, на свою беду задержавшейся здесь:

   - Фрау Орсини, фройлейн Эртли больше не нуждается в ваших услугах.

   Она уставилась на него сверху вниз (он по-прежнему сидел на полу рядом с кроватью дочери), но неудобная диспозиция ничего не меняла.

   - Вы хотите сказать, что пытаетесь меня уволить?

   - Не пытаюсь, а уволил, - Райни светски улыбнулся.

   - Не вы меня нанимали, и не вам меня увольнять.

   - А кто вас нанимал – фрау Карин? В этом случае, ваш контракт прекращен в связи со смертью нанимателя. Вы свободны. Расчет получите сегодня же. Собирайте вещи.

   Она вылетела из комнаты – Райни был уверен, что к адвокату Кайзеру, качать права. До поры до времени швейцарец выкинул ее из головы и повернулся к дочери:

   - Хочешь подумать? Если она тебе нравится, я могу это переиграть.

   Лиз всхлипнула, села на кровати:

   - Не нравится. Она все время орет и наказывает.

   - Тогда ты от нее избавилась. Пусть пойдет поорет на адвоката.

   Это была глупая шутка, но на губах Лиз на секунду показалась улыбка. Райни показалось, что в комнате даже стало чуть светлее. Но улыбка исчезла, уступив место прежнему вызывающе-хмурому виду. Райни сделал вид, что не заметил:

   - Итак, ты… - в кармане джинсов завибрировал телефон. Скутер, “How much is the fish” – Тим Шефер.

   - Радуйся, - отрапортовал он. – Кэмерон Диас охотно согласилась побывать в твоей постели.

   - Ты опять все перепутал. Я просил Джулию Робертс или Кэтрин Зета-Джонс. Можно сразу обеих.

   - Помню, ты любишь брюнеток, - со смешком ответил Тим. – Короче, тетка нашлась и ждет твоих распоряжений. Учительница начальной школы, с прошлого года на пенсии, ее очень хорошо рекомендуют. Готова приступить к работе немедленно.

   - Отличная работа, Тим. Скажи ей, чтобы ехала в Шладминг, дай мой номер телефона, и вот еще что – свяжись с координаторами и скажи им, что мне нужен еще один резервный номер категории В, если не будет А.

   - Сделаю.

   - И, Тим, насчет цивилиста. Нашел?

   - Да, он позвонит тебе около девяти.

   - Не надо звонить. Пусть немедленно вылетает в Зальцбург. Записывай адрес…

   Когда Тим записал, Райни рассчитано «спохватился»:

   - Чуть не забыл. Еще одно. Я, правда, еще не понял, согласится ли она, но все-таки надеюсь, что да. Запиши, пожалуйста, в лыжную школу в Шладминге фройлейн Элизабет Фредерику Эртли десяти лет. Предполагаю, что уровень катания экспертный. – Искоса он заметил, что Лиз насторожилась. – Все, пока.

   Он убрал телефон в карман и непринужденно спросил:

   - Я не ошибся? Ты хорошо катаешься?

   - Сам увидишь, - мрачно ответила Лиз.

   - Так ты поедешь со мной?

   После секундного колебания девочка едва заметно кивнула.

   Это была более легкая победа, чем Райни имел основания ожидать, и теперь ему нужно было провернуть это дело быстро, чтобы строптивая девчонка не успела передумать. Впрочем, могла ли она действительно передумать? Какой у нее был выбор? Если не отец, то бабушка, а Лиз не горела желанием жить с бабушкой, почему – Райни не знал, да какая, в сущности, разница? Отец сказал Лиз одеваться и спускаться завтракать, а сам отправился искать адвоката Кайзера, который как раз говорил с фрау Орсини.

   Адвокат сходу попытался высказать Райни свое нелицеприятное мнение о его самоуправстве, но швейцарец сходу отмел претензии Кайзера:

   - Не будем разводить болтовню. Я уезжаю в Шладминг и забираю дочь с собой. Через несколько часов тут будет мой юрист, решите с ним все вопросы. Как только фрау Агнесса Кертнер вернется в Австрию, я намерен переговорить с ней. На этом все, прошу не задерживать меня.

ГЛАВА 6

Райни и без Шефера умел решать бытовые проблемы легко и непринужденно, хотя, конечно, умелый и лояльный менеджер с хорошо налаженной структурой за спиной – это колоссальная поддержка. Тем не менее, пока Лиз завтракала, Райни из ее комнаты сделал несколько телефонных звонков, и в течение часа к дому Карин должны были подогнать белый мерседес ML, который он взял напрокат на ближайшие две недели. Большой бокс на крыше для лыж, детское автокресло, 600 км на спидометре. В номер в отеле «Спортотель Ройер», который был забронирован Регерсом для Лиз рядом с его номером, должны были поставить кроватку для кошки (правда, Райни как-то забыл спросить Лиз, есть ли у нее в итоге кошка) После этого Райни спустился в столовую, намереваясь выяснить этот момент. И вовремя – ребенка обрабатывал адвокат. Райни успел услышать:

   - Ты же знаешь, что этот человек бросил твою мать, когда ты была совсем крошечной, так почему теперь ты позволяешь ему командовать в твоем доме? Если тебе не нравится няня, ты просто должна была сказать бабушке, и…

   - Я не помешал? – Райни при всем его росте и весе умел двигаться бесшумно и возникать, как призрак, из ниоткуда. Лиз угрюмо потупилась, адвокат посмотрел на спортсмена ненавидящим взглядом. – Лиз, я обещаю когда-нибудь рассказать тебе правдивую версию этой истории. А вы, адвокат, будьте осторожны – иск за клевету не украсит вашу профессиональную репутацию. Лиз, если ты закончила завтрак, пойдем.

   Он почти ожидал очередного бунта, и не ошибся:

   - Не смей мной командовать, понял? Я тебя ненавижу!

   - А я и не собираюсь командовать. Кстати, скажи мне, у тебя есть кошка?

   - Нет, - мрачно ответила девчонка, отодвигая от себя тарелку с рисовой кашей.

   - Твоя мама присылала мне фотографию, где ты держишь в руках котенка.

   - У мамы оказалась аллергия на шерсть, и мы его отдали.

   - А у тебя не было?

   - Нет.

   - Если хочешь, прямо сейчас поедем и купим тебе котенка.

   - Хочу, - Лиз забыла о том, что «ненавидит» отца. У нее даже глаза загорелись. – А можно персидского?

   - Любого, какой тебе понравится. Пойдем.

   Выходя из столовой, Райни прямо спиной ощущал взгляд Кайзера. Бррр-рр…

   - У вас есть горничная, которая тебе нравится и которой ты доверяешь? – спросил Райни по пути через первый этаж.

   - Что значит доверяю?

   - Значит, она хорошо с тобой обращается и не обманывает.

   - Да. Хайке.

   - Пойдем поищем ее.

   - А зачем?

   - Затем, что мы с тобой поедем за котенком, а потом сразу в Шладминг, я сегодня обязательно должен там быть, и чем раньше, тем лучше. А Хайке сложит те вещи, которые ты хочешь забрать, и отправит нам. Согласна?

   Подумав, Лиз нехотя кивнула – очередная маленькая победа Райни. Они разыскали Хайке, Лиз сказала ей, что возьмет с собой в Шладминг. Очередной скользкий момент, очередной камень преткновения:

   - Все остальные твои вещи она может запаковать и отправить в Швейцарию, - небрежно сказал Райни. – Если хочешь, мы можем ее нанять, чтобы она поехала с тобой.

   - Почему ты решил, что я и в Швейцарию с тобой поеду? Ты мне даже не нравишься!

   - А это необязательно, - улыбнулся Райни. – Ты мне пока тоже не особо, но мы над этим поработаем. Прими уже как данность, Лиз, что одна ты жить не можешь еще минимум 6 лет, а по-хорошему – все 10. Поэтому ты можешь выбирать между тремя вариантами – или я, или твоя бабушка, или приемная семья. Делай свой выбор, я на тебя не буду давить. Если тебе нужно время подумать… - он блефовал, понимая, что никуда она не денется. И не удивился, когда очередной бунт Лиз оказался подавлен в зародыше.

   - Я решила. Я поеду с тобой.

   - Ну и хорошо. Тогда разбирайтесь с вещами. А ты подумай, хочешь ли ты, чтобы Хайке поехала с тобой в Сембранше. Только имей в виду – я не держу прислугу, тебе нужно будет учиться ухаживать за собой самостоятельно.

   - Я всегда сама за собой ухаживала! – строптиво сообщила Лиз.

   - Отлично. Начинаю тебя уважать.

   - А до этого не уважал?

   Райни открыл свой ноутбук и подключил модем:

   - А тебе не приходило в голову, что чье-то уважение надо заслужить?

   - Ты мое тоже еще не заслужил!

   - Ну и славно, значит, мы в равных условиях.

   В равных… если не считать того, что девчонке про него напели столько гадостей.

   Он вполуха слушал, как Лиз и Хайке отбирают какие-то джинсы, куртки, стартовики, футболки. Спросил рассеянно:

   - Сколько у тебя лыж?

   - Четыре пары. Для слалома две и для гиганта две.

   - Супер-джи и даунхилл не ходишь?

   - А кто мне разрешит? Мне еще десяти нет!

   - А кто запретит? Если хочешь, сам могу тебя тренировать.

   На этот раз Лиз не колебалась:

   - Хочу.

   - Вот и славно.

   Пока Лиз и Хайке возились с вещами, Райни открыл свою почту и прочитал кучу сообщений, которые нападали со вчерашнего вечера. В основном эти сообщения касались его коммерческих дел, везде в копии стоял Тим Шефер, и можно было особо не заморачиваться.

   Когда Лиз и Хайке упаковали достаточно вещей на две недели, Райни закрыл ноутбук:

   - Отлично. Лиз, поехали. Хайке, прошу вас упаковать вещи Лиз и организовать отправку вот по этому адресу, с оплатой по получению.

   Когда отец и дочь наконец смогли выйти во двор (Райни нес два чемодана, Лиз лыжный рюкзак и пару лыж для слалома) мерседес ML уже ждал их, сверкая на солнце белоснежным корпусом. Рядом стоял шофер с документами и ключами, которые он был готов передать Райни. Лиз перевела удивленный взгляд с автомобиля на отца:

   - Ты богатый, что ли?

   Райни коротко рассмеялся:

   - Ты думала, я бедный?

   - А откуда у тебя деньги?

   - А откуда они были у твоей мамы?

   Лиз загрузилась по полной программе. Райни усадил ее в автокресло, велел пристегнуться, сам начал грузить ее вещи – чемоданы в багажник, лыжи в бокс на крыше. Наконец, к огромному счастью, сборы были закончены, Райни был уже готов выезжать, когда заметил стоящего у дверей дома адвоката Кайзера.

   - Итак, вы приняли решение уехать и увезти ребенка, - сообщил тот, будто Райни каким-то образом этого не знал. – Каковы ваши намерения в отношении Элизабет?

   - Я вам уже говорил. Первое время мы вместе с ней будем в Шладминге на финале Кубка мира по горнолыжному спорту. Потом уедем в Сембранше, где я живу.

   - Вы помните, что вам придется оспаривать в суде право на опекунство над Элизабет Эртли?

   - Адвокат, мы идем уже не по второму, а по двадцать второму кругу. Вы меня задерживаете. Прошу вас передать фрау Агнессе, что я хочу переговорить с ней немедленно, как только она будет в Австрии.

   Райни уже пробовал дозвониться до своей бывшей тещи по телефону, который нашелся у Лиз, но звонки не проходили – абонент был безнадежно вне зоны действия сети.

   - Всего хорошего, - Райни уселся за руль. Как ему ни хотелось сказать Кайзеру «прощайте», он не был уверен, что больше их пути не пересекутся. Лиз молча сидела на заднем сиденье в детском автокресле.

   Райни выкатил мерс за ворота и повернул направо. Все же это классный дом, и находится в изумительном месте, он не собирался выставлять его на продажу. Это дом Лиз, ей и решать. Что с ним делать сейчас? Закрывать? У Райни были кое-какие соображения на этот счет.

   Райни вел роскошный кроссовер, небрежно придерживая руль одной рукой, и чувствовал затылком пристальный взгляд Лиз. Взглянул в зеркало заднего вида и, поймав ее взгляд, подмигнул. Она тут же отвела взгляд. Хорошо, что ей сегодня не заплели эти ужасные школярские косички, ее грива была собрана в два хвоста по бокам. Вместо школьной формы – красная ветровка и джинсы.

   - А ты… - начала она. – Ты что – тоже спортсмен, как мама была?

   - Ну ты даешь! – искренне удивился Райни. – Ты что – Кубок мира не смотришь?

   Но у нее пока телевизор и реальная жизнь немного не увязались между собой. Карин завершила карьеру, когда забеременела, поэтому Лиз не крутилась с рождения в горнолыжной тусовке.

   - Так ты – это Райни? Райнхардт Эртли?

   - Ну да. Это я и есть.

   - И ты в прошлом году Кубок мира выиграл?

   - И в прошлом, и в позапрошлом, и три года назад, и пять лет назад.

   - Тогда ты, наверное, правда богатый.

   - Ага, поэтому мы сможем купить тебе даже самого породистого котенка. Где можно купить – в Зальцбурге?

   - Наверное. А я тоже богатая.

   - Я знаю. Надеюсь, ты понимаешь, что мне твои деньги не нужны.

   - А что тебе нужно? Дом?

   Райни усмехнулся:

   - Поверь, детка, дом у меня и свой не хуже, чем этот. Мне нужна ты.

   - Почему?

   - Потому что ты моя дочь.

   - Я тебе была не нужна раньше.

   - Неправда. Ты всегда была мне нужна.

   - Мама сказала, что ты хотел сына и, когда родилась я, ушел.

   Райни снова почувствовал отголоски той старой боли, которая раздирала его восемь лет назад, когда Карин заставила его отказаться от дочери. С трудом произнес:

   - Это совсем не так. Лиззи, давай мы пока оставим эту тему.

   - Почему?

   Почему? Потому что он не мог снова допустить, чтобы проснулась старая обида и горечь. Не сейчас, когда Карин так недавно погибла, когда ее еще не успели похоронить, а сама Лиз еще не пережила боль потери.

   - Потому что время еще не пришло. Я расскажу тебе всю правду, но немного позже.

   - Когда?

   - Не знаю. Скоро. Обещаю, что расскажу.

   Лиз пожала плечами и уставилась в окно. Какое-то время ехали молча, по радио звучал трек Мадонны. Девочка заявила:

   - Отстой. У тебя есть другая музыка?

   - Поищу другую станцию. А что ты любишь?

   - Раммштайн люблю.

   - Правда? – недоверчиво спросил Райни. – А я знаком с Тилем. Немного.

   - Да? И какой он?

   - Обычный. Не такой чокнутый, как его песни.

   - А он правда насилует девушек и режет ножом?

   - Нет. Он обычный мужик и ничего плохого в жизни не делает. Лиз, вообще-то я не считаю, что тебе нужно слушать тексты Тиля.

   - А вот мама мне не запрещала, - возмущенно сказала Лиз.

   - Зашибись, - проворчал Райни.

   - Купи диски в Зальцбурге.

   - Счас…

   - Ты тоже мне собираешься запрещать все подряд, как бабушка?

   - Не все и не подряд. Лиз, если ты уж начала слушать Раммштайн, так продолжай, хуже уже не будет, но имей в виду – если кто-то посторонний узнает о том, что ты с моего попустительства слушаешь такой музон, нам обоим не поздоровится. Тебя заберут, ну а там ты загремишь под фанфары или к бабуле, или…

   - Ладно, ладно, никто не узнает.

   Первым делом, приехав в Зальцбург, они поехали к заводчику персидских кошек, которого Райни отыскал в интернете. Перспектива обзавестись котенком волновала девочку до умопомрачения. Сам заводчик, тронутый энтузиазмом Лиззи, повел ее вдоль домиков с кошками и котятами, а Райни воспользовался моментом, чтобы позвонить Аннабель.

   Она уже приехала в Шладминг и сейчас была занята распаковыванием вещей. Ее голос все еще звучал слегка обиженно – ей не понравилось, что Райни не рассказал сразу про Лиз, и не радовало, что придется делить внимание двадцатидевятилетнего бойфренда с его почти десятилетней дочерью. Ну тут уж он ничего поделать не мог. К тому же, это у Лиз будет отдельный номер, а Райни и Аннабель будут вместе.

   - Можно я возьму эту? – спросила Лиз, прижимая к груди крошечный рыжий комочек.

   - Можно.

   Райни понятия не имел, что какой-то двухмесячный котенок может стоить, черт, полторы тысячи евро. Но это чудо облизало мордашку его дочери, они так смотрели друг на друга, что он без вопросов достал банковскую карту.

   - Это девочка. Какая она миленькая! Мы ведь возьмем ее, да? – тарахтела Лиз. Райни не думал, что это так уж клево – завести кошку, а потом бегать с ее котятами от не пойми какого дворового кошака, но Лиз прямо влюбилась в это маленькое, мохнатое, толстое пищащее существо.

   - Вы все трое одной масти, рыжие, - прокомментировал заводчик. – Папа, дочка и кошка. В жизни такого не видел.

   После этого Райни уже и не помышлял об отказе.

   Усаживаясь в мерс, Лиз прижимала к себе котенка и пела:

   - Это просто маленькое чудо! А можно я придумаю ей имя?

   - Можно.

   - Когда мама была маленькая, у нее была собачка. Хани. Ее сбила машина. Можно мы назовем ее Хани?

   - Ее мать звали Блейз Амаранта, вы должны дать ей имя на букву Л, - сообщил заводчик. – Например, Лэйс.

   - Отлично, пусть будет Лэйс Хани, - сказал Райни и улыбнулся дочери.

   И она почти улыбнулась ему в ответ. Но пока не улыбнулась, снова допустила только тень улыбки. Ладно, крошка, дай срок.

ГЛАВА 7

Лиз была совершенно растеряна. Встреча с отцом была для нее огромным потрясением. Что она до сих пор знала о нем?

   - Твой папа был очень молодой, когда мы встретились, - рассказала ей мать примерно полгода назад, когда Лиз спросила, почему папа живет отдельно и никогда не приезжает. - Ему только что исполнилось девятнадцать, а мне было тридцать, но мы полюбили друг друга и поженились. Знаешь, так бывает. Он мечтал, что у нас будет сын, и, когда ты родилась, он так расстроился, что возненавидел нас с тобой. Знаешь, некоторые мужчины так хотят сыновей, что перестают рассуждать разумно. Когда тебе было несколько дней от роду, он ушел, а через два месяца подал на развод. Он просто вычеркнул нас из своей жизни.

   - Как ты могла выйти замуж за такого гада? - спросила девочка.

   Карин беспомощно улыбнулась:

   - Лизхен, если бы ты видела его в девятнадцать! Он был настоящий ангел. Какая женщина могла бы в него не влюбиться? Я просто потеряла голову.

   Почему-то Лиз никогда не ассоциировала неизвестного ей отца со знаменитым швейцарским горнолыжником и фотомоделью Райнхардтом Эртли или, как звали его болельщики и комментаторы, Райни. Карин никогда не говорила специально, что вот, мол, это и есть твой отец, к тому же фамилия писалась по-другому. Лиз привыкла, что ее собственная фамилия пишется через 'О умлаут' - Örtli, а в телетрансляциях писали Reinhardt Oertli. Внешнее сходство, которое бросалось в глаза всем, кто видел Лиз со стороны, оставалось ею незамеченным, потому что она всегда была озабочена какими-то конкретными деталями - не слишком ли у нее оттопырены уши, как вывести веснушки, идет ли ей мамина губная помада и так далее.

   Вчерашняя встреча с ним шокировала девочку. И, возможно, из-за шока она до сих пор не поняла, что это и есть тот самый Райни. Он действительно был очень молод - моложе отцов ее ровесников из школы - и красив (а Лиз, как и ее мать, отлично понимала толк в мужской красоте). Высказав ему все, что она о нем думала, она сбежала к себе в комнату и заперла дверь. Ну ведь правда - козел и гад, и на фоне ангельской внешности мерзость его поступка была еще более вопиющей. Это тот самый козел, который бросил ее маму с новорожденным младенцем только потому, что у младенца при рождении оказались несколько другие причиндалы, чем он ждал.

   Мама не вернется, ей сказали. Она упала в трещину в Гималаях и умерла. Лиз никак не могла понять, что Карин больше нет. Как ее может не быть? Она была всегда. Она была красивая, уверенная, ей все смотрели в рот, ее все боялись и уважали, училки в школе, в которую ходила Лиз, всегда шопотом обсуждали ее наряды, угадывали, это Валентино или Вествуд, и пытались копировать, а любые встречные мужчины - от родителей одноклассников до важных или симпатичных дядек, иногда приходивших к ним домой, не могли глаз отвести от ее фигуры. Утром Лиз всегда уходила в школу еще до того, как мама вставала, зато вечером она не могла уснуть без поцелуя Карин. Красивая мама, которой девочка всегда гордилась, никогда не забывала зайти к дочке в спальню, поцеловать и пожелать спокойной ночи. Она иногда уезжала кататься на лыжах. Почему-то ей было мало местных тирольских гор, она хотела объехать всю планету, и только никак не могла поехать в Гималаи. И вот наконец поехала. Лиз ждала ее, считала дни, когда мама приедет. Мама сказала в последнем телефонном разговоре, что вернется не позднее 23 марта. Лиз отмечала дни на календаре - оставалось даже меньше двух недель, когда в ее комнату в слезах пришла бабушка Агнесса и сказала, что мама разбилась насмерть. 'Бедняжка Лизль, твоя мама умерла'. Лиз не поверила. Как это мама могла разбиться, если ей не было равных на лыжах? У нее было целых 7 Больших Хрустальных глобусов и не счесть сколько малых! Почему-то бабушка обманула ее. Мама вернется.

   Но, когда бабушка улетела в Непал, чтобы сопровождать тело домой, а тут появился этот адвокат, Лиз испугалась. Происходило что-то, на что она не могла повлиять. И никто не мог повлиять. Сначала мама уехала, потом и бабушка, няня в их отсутствие стала грубой и злой, адвокат везде совал нос, и еще приезд этого человека...

   Но он неожиданно оказался не противным. Не козлом и не гадом, во всяком случае, по первому впечатлению. Он не поддался на эту фишку насчет 10 евро за поговорить (в школе это всех родителей выключало на 'раз') зато поставил на место няню (выгнал, к радости Лиз), осадил адвоката, которого девочка ненавидела, зато рассказал про код IDDQD и купил котенка, а еще был знаком с самим Тилем Линдерманном!

   Но и это оказалось еще не все. Он оказался веселым и забавным, не орал, слушал ее, а не только приказывал, интересовался ее мнением, и вообще - это был Райни. Тот самый Райни, от которого в потолок писали все девчонки в школе. И еще... у него была куча денег, и ему не нужны были деньги Лиз. Адвокат говорил ей, что все, кроме ее бабушки, будут охотиться на Лиз ради денег ее мамы. Райни не нужны были чужие деньги, у него своих навалом.

   И еще, Лиз поняла, что Райни самого все это забавляло. Ему нравилась Хани, он с удовольствием выбирал для нее всякие прибамбасы - они с Лиз даже поспорили, какого цвета переноска нужна для котенка, он накупил для Хани гору игрушек, и не успокоился, пока лично не опробовал все - как пищат и бегают мыши, как катаются клубочки и так далее. А потом купил ей диск с Раммштайном и сам подпевал в машине под “Holzmichel” (но потом сделал свирепое лицо и сказал Лиз, что, если услышит от нее это выражение, ей не поздоровится). И вообще - он был прикольный. Такой отец, о котором только могла мечтать девчонка. Не хватало только сережки в ухе и проколотой брови. Классно одет, шикарная тачка (ну и пусть напрокат, все равно шикарная!) и веселый, и не нудит насчет уроков и манер.

   Но все равно это все было плохо и неправильно.

   Мама... которая больше не приедет? Не может этого быть... и этот тип, который бросил их, когда Лиз было всего несколько дней. Да как она смеет получать удовольствие от его общества? Ведь он бросил ее любимую мамочку!

   Мамочка....

   Мама, вернись...

   Мама больше не придет к ней перед сном. Не расскажет ей, как соревновалась в Ленцерхайде или в Кортина д’Ампеццо или как выходила на фрирайд в Вальдезе. Не поцелует и не поведет в магазин, чтобы купить очередную рубашку от Москино и джинсы от Версаче. Не подарит на день рождения гвоздики с бриллиантиками и не сводит в кафе, где Лиз могла выбрать самый вкусный торт. Больше этого не будет. Лиз глотала слезы, глядя, как за окном мерседеса мелькают поросшие лесом склоны гор. Она больше не будет жить в своем доме, больше не увидит свою комнату, не заберется в укромный закуток на шкафу (сначала нужно поставить стул на комод, забраться на комод, на стул и уже тогда на шкаф – она часто проделывала этот фокус), не сможет прыгать вдоволь на мягком матрасе на огромной кровати в маминой спальне, не сможет рассматривать и перебирать ее драгоценности, не сможет смотреть, как работает садовник Ханс, не пойдет в свою школу… Теперь у нее будет совсем другая жизнь. Среди чужих людей и в чужой стране.

   Лиз плакала, закрыв лицо руками, а Райни посматривал на нее в зеркало заднего вида. Он делал вид, что не замечает. Он отлично помнил, что сильные женщины не любят, когда их видят плачущими. Может быть, девочки так же…

   Может, что-то сказать? Но что он может сказать? Что ему жаль? А ей-то какая разница, жаль ему или нет, потерю таким образом не вернуть… Предложить что-нибудь? Она сейчас ничего не захочет, ей не до того. Наконец, дождавшись, когда плач немного притих, Райни кашлянул, чтобы привлечь ее внимание:

   - Лиззи, по-моему, Хани пора подкрепиться.

   Котенок мирно дрых в своей переноске, но Райни не придумал ничего лучше. Лиз всхлипнула еще раз и, заикаясь, выдавила:

   - Д-дай ей… ч-че-чего-ниб-будь…

   - А у нас нет ничего.

   - Мы же… купили ей консервы.

   - Она запачкает обивку. Пойдем в ресторан. Ее покормим и сами подкрепимся.

   - Я не голодная, - Лиз продолжала говорить с ним, закрывая лицо руками, и он едва мог разобрать ее слова.

   - Я голодный, - покаялся он. – Я же мужик. Мужики, знаешь, иногда жрут как кони. Нет, как слоны. Нет, как драконы – в три рыла.

   Она вдруг нерешительно хихикнула.

   - В три рыла?

   - В три. И все три голодные.

   Девочка подумала, снова всхлипнула, но было заметно, что уже почти успокоилась:

   - А где ресторан?

   - Сейчас будет. – Райни передал ей назад упаковку салфеток, которые очень кстати нашлись в бардачке.

   Они въехали в очередную крошечную деревеньку и остановились около маленького пансиона с вездесущим названием «Эдельвейс».

   Известное дело, сначала им пришлось звонить в какой-то колокольчик, чтобы кто-нибудь из хозяев вышел и обслужил их. Времени было около одиннадцати утра, но Райни уже подумал, не спят ли они часом. Наконец, из двери с табличкой “Privat” выкатилась кругленькая аккуратная старушка:

   - Добрый день! Что я могу для вас сделать?

   - Покормить, - Райни улыбнулся ей.

   - Сию секунду! Вас двое?

   - Трое, - он подтолкнул вперед Лиззи, которая держала на руках Хани. Старушка умилилась:

   - Господи Боже, какая прелесть! Какие же вы все рыженькие! Пойдемте скорее, у нас много всяких вкусностей! Только что привезли коржики. – она наклонилась к Лиз: - Ты любишь коржики, малышка?

   - Люблю. С вареньем.

   - Найдем и варенье. А братику разогреем отличный кусок оленины.

   - Это мой папа! – вдруг выпалила Лиз и покраснела до корней волос. Было видно, что она жалеет, что нельзя схватить вырвавшиеся слова и проглотить обратно.

   - Правда? Славно! А кошечке нальем молока.

   Да, подумал Райни. Теперь, скорее всего, жди очередной попытки бунтовать – Лиз захочет восстановить дистанцию после так неосторожно вырвавшихся слов.

   Они сели за столик - девочка у окна, мужчина напротив нее. Лиз дулась, старалась не смотреть на Райни, ну и он особо не акцентировал, достал сотовый и просмотрел три злобных смс-ки от Регерса (разумеется, недовольного отсутствием лидера сборной незадолго до начала контрольной тренировки скоростного спуска) и одну суховатую от Аннабель, которая спрашивала, как его простуда и рапортовала о том, что их вещи распакованы, столик на ужин заказан, а она сама ждет Райни. Ответил обоим одинаково - 'в дороге, буду через час' - и положил телефон на стол. Надо же, простуда. Он и забыл о том, что у него начиналась простуда. Столько всего на него свалилось. Тем временем сердитая и все еще недовольная Лиз попыталась усадить Хани на стул между собой и Райни, но этот номер у нее не прошел - котенок, разумеется, не захотел сидеть и смирно ждать, пока его покормят, и полез на стол.

   - Она не будет сидеть, - сказал Райни. - Дай ее мне.

   - Хани, нельзя, - сердилась Лиз, пытаясь усадить кошку обратно на стул, пока рассерженная персиянка не оцарапала ей руку. Тогда Райни забрал котенка и посадил себе на колени. Саундтрек из 'Криминального чтива' - пожалте поприветствовать председателя ФГС и страшную занозу в заднице - недовольного господина Регерса. Райни чуть было не сбросил звонок, но подумал, что неплохо бы дать Лиз еще немного времени успокоиться, и принес себя в жертву:

   - Синагога Вань Чжунь Чань. Шо надо?

   - КАКОГО ХРЕНА?!

   - Я еду, Герт, скоро буду.

   - Уже полдвенадцатого, твою мать! - орал Регерс, по голосу слышно, что он реально психует, и Эртли с его сомнительными шуточками надо поостеречься. - Через полчаса ты должен, твою мать, стоять на старте! Что происходит?

   - Ничего особенного, - Райни состроил гримасу и закатил глаза, Лиз подарила ему очередную несмелую улыбку и снова потупилась. - Герт, предупреди организаторов, что я задерживаюсь. Я стартую в конце списка, после всех.

   - Что происходит? - снова спросил Регерс, сбавив тон. - Это связано со смертью Кертнер?

   - Да.

   - Ты забрал своего ребенка? Да? Поэтому и потребовал еще один номер?

   - Верно.

   - Ладно, - отрывисто сказал Регерс. - Сделаю, что смогу. Давай, жду тебя.

   Райни оставалось только поблагодарить Бога за то, что некоторые гуманоиды вдруг становятся похожими на людей именно тогда, когда этого от них и ждать не смеешь. Он не хуже Регерса понимал, что сейчас должен быть в Шладминге. И понимал, что именно поставлено на карту.

   - Давай-ка поторопимся, - сказал он Лиз и помахал рукой старушке-хозяйке. - Давайте нам эти ваши коржики, пожалуйста. И молока вот этой зверушке.

   - Сию секунду, - она исчезла за дверью. Райни улыбнулся Лиз:

   - Контрольная тренировка. Ты знаешь, что это значит?

   Она молча помотала головой.

   - Значит, если ты не стартуешь на ней, ты не можешь участвовать в гонке.

   - И не получишь кубок?

   - Малый все равно получу. А вот большой - скорее всего, нет.

   - Почему?

   - Потому что в спуске у меня большое преимущество, и меня уже никто не догонит. А в общем расклад другой. Я сейчас номер 2. Отстаю на 108 очков от вашего Фархаузера. Если я не возьму спуск, а он хоть в одной дисциплине меня обойдет - я пролетел. Останусь с одним Малым Хрустальным шариком, а мне нужен Большой.

   - А он тебя обойдет?

   - Он самый сильный слаломист, в гиганте мы примерно на равных. В супер-джи в общем я посильнее. Так что - да, может. Спуск мне дает некоторую фору перед ним.

   - Понятно. Спасибо! - Лиз улыбнулась старушке, которая поставила перед ней тарелку с двумя аппетитно выглядящими маленькими коржиками. Перед Райни очутилась тарелка с куском мяса и горкой овощей-гриль. Это было хорошо, потому что он с утра ничего не ел, а ему еще предстояла неблизкая дорога и контрольная тренировка. Он кисло подумал, что надо зарядить Фогеля (его спортивного менеджера) и Гасснера (его личного тренера) подготовить его полную амунягу, чтобы ждала около подъемника, и он прямо там на станции мог переодеться и не теряя времени выйти на тренировку. Котенку бабуля поставила на пол блюдечко с молоком и отдельную мисочку с кошачьим кормом.

   - У нас тоже живет кошка, - пояснила она. - Наша Митци с удовольствием поделится своим кормом с такой очаровашкой.

   - Спасибо, - снова сказала Лиз. Райни невольно снова подумал о Карин с теплотой - по крайней мере, Лиз такой вежливый ребенок, не забывает говорить людям 'спасибо' и 'пожалуйста'. Правда, некоторым людям - 'козел'...

   Он отодвинул от себя пустую тарелку, посмотрел в окно, где на залитой солнцем стоянке стоял его прокатный мерс. Неплохая машинка, понравилась ему, может прикупить себе и такую до кучи? Пока у него был рэйнджровер, на котором он в основном и раскатывал, и мазерати, которую брал, когда припадала охота погонять. Интересно, кстати, Аннабель на чем приехала?

   И как она поладит с Лиз? Да, совсем забыл:

   - Ты учишь какие-нибудь языки?

   - Английский, - ответила Лиззи с набитым ртом.

   - Как насчет французского?

   - Никак. Мы в школе должны были начать со следующего года.

   - Придется учиться раньше. Я живу в той части Швейцарии, где говорят по-французски.

   Лиз пожала плечами, не ответила и взялась за второй коржик.

   - А ты когда-нибудь бывала в Швейцарии?

   Лиз энергично кивнула и ответила:

   - Сто раз. У мамы есть дом в Женеве. Ей его подарил Николас. Он на ней жениться хотел.

   - Вот оно что, - Райни и забыл про этот дом в Женеве, хотя адвокат Кайзер его и упоминал.

   - Да. Мама не хотела на нем жениться, а в дом мы ездили. Иногда.

   - В Женеве говорят по-французски.

   - Ну и что, я там ни с кем не говорила, только с мамой и с Николасом. Они оба говорят по-немецки.

   Он обратил внимание, что при упоминании мамы Лиз не начала плакать.

   - Мы тебе учителя возьмем. Тебе придется ходить в школу в Сембранше.

   - Что такое Сембранше?

   - Деревня. Маленькая. Типа курорта. Я там живу. Я не знаю, где ближайшая школа, наверное, в Вербье - это километров 10. Там, скорее всего, надо знать французский.

   - Я туда не пойду! - насупилась Лиз. - Я не говорю по-французски, и надо мной все будут смеяться!

   - Не будут, ты успеешь научиться до осени. А пока у тебя будет австрийская учительница. И, если она будет на тебя кричать, ты мне скажи, я с ней поговорю. Если не поможет - выгоним и найдем другую.

   Лиз подумала и неохотно кивнула. Спросила:

   - А почему ты живешь там? Ты же по-немецки говоришь. Ну, почти.

   Райни пожал плечами:

   - Мне там нравится. И... прости. - снова зазвонил сотовый. На экране - номер, который он вчера сам лично ввел в контакты: Агнесса Кертнер.

ГЛАВА 8

Вернулась, значит. Он ответил:

   - Алло?

   - Герр Эртли? – голос пожилой женщины, усталый, какой-то надтреснутый. Надо думать, в последние дни ее жизнь встала с ног на голову. Узнать о смерти дочери, мчаться на край света, чтобы забрать ее тело черт знает откуда и как, сопровождать домой… Не приведи же ты Господь пережить такое…

   - Да, фрау Кертнер. Вы вернулись?

   - Да. Только что приземлились в Мюнхене. Адвокат Кайзер сказал мне, что вы увезли Лизль…

   - Да.

   - Я хотела бы забрать ее себе. Она моя внучка. Я потеряла дочь…

   Райни оказался в очередной раз в затруднительной ситуации. Он не собирался отдавать Лиз кому бы то ни было, но имел дело не с адвокатом Кайзером, которого можно и нужно было поставить на место, а с матерью Карин, которая только что перенесла тяжелую потерю и с которой он не мог и не хотел быть жестким. Он мягко сказал:

   - Думаю, фрау Кертнер, нам с вами нужно встретиться и поговорить. Скажите, когда вам будет удобно встретиться.

   - Если вы приедете на похороны, мы сможем переговорить там.

   - Конечно, я приеду, - твердо ответил он. – Когда?..

   - Мой племянник все организовал, завтра в 10 часов в Зальцбурге…Церковь святой Эрентруды…

   - Хорошо, фрау Кертнер.

   - Вы возьмете с собой Лизль?

   - Разумеется. До встречи.

   Лиз с беспокойством смотрела на него:

   - Это моя бабушка звонила?

   - Да. Лиззи, если ты доела, пойдем в машину.

   Они рассчитались с хозяйкой, которая в очередной раз умилилась сходством папы и дочки, и вышли к мерседесу.

   - Ты меня отдашь ей? – вдруг спросила Лиз, искоса взглянув на него тревожными синими глазами.

   Очередной момент истины? Райни открыл для нее дверь заднего сиденья, Лиз скользнула внутрь, посадила котенка в переноску и пристегнулась. Райни сел за руль и спросил:

   - А ты хочешь к бабушке?

   - Нет.

   - Почему? Расскажешь?

   - Просто не хочу. Ты же обещал!

   - Я и не отказываюсь, просто уточнил. Не хочешь – значит, остаешься со мной.

   До Шладминга оставалось 50 километров, не больше часу пути. Лиз посмотрела на затылок отца, сидящего за рулем. Интересно, а его в детстве дразнили за рыжие волосы?

   Она надеялась, что он ее не отдаст бабушке Агнессе. Нет, бабушка вовсе не была какой-то там плохой или злой, как эта нянька, с которой они все время оставляли Лиз, она не кричала и не наказывала, но… это сложно объяснить. Скука, ничего нельзя, из развлечений – только чтение. Телевизор нельзя, мультики нельзя, лыжи нельзя, спать в 9 вечера, танцевать и наряжаться – грешно и нескромно. Болтать с подружками по телефону (с друзьями даже не обсуждалось) – суета и пустая трата времени. Как-то раз Лиз слышала, как бабушка сказала кому-то по телефону «Не хочу, чтобы выросла такая же вертихвостка, как Рина». То есть, как ее мама. Лиз знала, что многие не одобряют ее маму, называют по-всякому, даже словами, которые нельзя произносить, но для нее-то она все равно была самой хорошей. Лиз как-то раз спросила бабушку, что такое вертихвостка? Та почему-то ответила, что Лиз это рано знать, из чего девочка сделала вывод, что, раз знать рано, а вертихвостка – это мама, то ничего особо плохого в этом нет. Карин вертела мужиками, вот эти реально перед ней прыгали, как ручные песики, и хвостиками виляли. Что в этом плохого?

   А этот, Райни, не прыгал и не вертел. Что же такое произошло между ними? Лиз была не самой глупой девочкой в классе, учителя говорили, что она отлично соображает, только ей внимания не хватает. Но головка у девочки светлая. Лиз только сейчас вдруг увидела некоторое несоответствие между двумя образами ее мамы – той, который был так хорошо ей знаком – повелительницы мужчин, и той, которую с новорожденным младенцем бросил муж, девятнадцатилетний ангел, как она его описала. Странно. Мама, которая была старше его на 11 лет, не вписывалась в этот образ, ну никак. И ангел не вписывался. И все эти образы никак не хотели складываться в складную картину. Но Лиз не смогла пока сделать никаких выводов, ей просто нравился отец. Он веселый, позволил ей взять котенка и слушать Раммштайн, в то время как и то, и другое у бабушки оказалось бы загнано в подполье как преступное и грешное. И ей не нравилось, что бабушка не любила маму. Лиз до сих пор не осознала, что ее мама умерла, но что она не придет и ее больше не будет – уже понимала. И именно сейчас ей не хотелось быть с кем-то, кто поджимал губы при упоминании мамы, качал головой и вообще не одобрял ее. Лиз не знала, какие отношения связывали Райни и ее маму, вероятно, не безоблачные, раз они развелись, но она все равно не видела в нем никакой злобы и горечи. Райни не захотел ничего рассказывать Лиз, но она-то видела, какие у него были глаза, когда она сказала, что он ушел, потому что хотел сына. В них не было зла, только огромная, невыносимая печаль. Лиз почему-то не могла больше его ненавидеть. Может быть, он тоже с тех пор вырос, исправился, стал хорошим и добрым и пожалел, что бросил их с мамой?

   - Мы скоро приедем, - сказал Райни. – Я сразу помчусь на КТ. Могу взять тебя с собой, могу завезти в отель отдохнуть. Сама как хочешь?

   - С тобой.

   - Хорошо. У тебя есть с собой куртка потеплее? Придется подняться на глетчер.

   - В синем чемодане. А ты тоже говоришь по-французски?

   - Говорю. – Только сейчас Райни спросил себя, как же Лиз будет общаться с Аннабель, которая не говорит по-немецки? – Знаешь, может нам с тобой стоит пораньше начать учиться. Самим. Моя девушка говорит только по-французски.

   - У тебя есть девушка? – недовольно спросила Лиз.

   - Есть, и мне бы хотелось, чтобы вы хорошо относились друг к другу.

   - Ты на ней собираешься жениться?

   Вопрос застал Райни врасплох. Женитьба на Аннабель никак не входила в его планы. И вообще ни о какой женитьбе в ближайшие годы не могло быть и речи. Или карьера, или семья, но не одновременно, это ему уже хорошо понятно. Да, находились люди, которые умудрялись совмещать это – к примеру, звездная пара Макс и Флориан Хайнер, Макс умудрилась даже родить ребенка и еще на пару лет вернуться в спорт, но он знал от нее, из первых рук, что это все совсем непросто. Райни уже давно решил, что он так делать не будет. Когда он закончит карьеру, он женится. Но на Аннабель – вряд ли. Она красива, образована и довольно мила, но он ее в общем-то совершенно не любит. Они привязаны друг к другу, им нравится совместное времяпровождение, они получают массу удовольствия от секса, успешно выходят вместе – они статусная пара. Предполагается, что у него должна быть красивая девушка, а у нее – успешный, богатый, красивый партнер, и они соответствуют. Но не более того. Но как все это объяснить дочери, да и нужно ли это объяснять? Он ответил осторожно:

   - Э… Пока не знаю.

   - Ты с ней просто спишь?

   Вот же… Откуда ему знать, что это чудо вообще знает об этом? Что ей ответить? Меньше всего Райни хотел врать дочери, но не следовало и растлевать ее подобной информацией… Что она вообще может знать, как дочь Карин Кертнер, которая, будучи принципиально свободной женщиной, спала с любым, кто ей мог хоть ненадолго приглянуться? А Лиз настойчивая девочка, от нее молчанкой не отделаешься.

   - Ну так ты с ней просто спишь, да?

   - Примерно так, - сказал Райни. – Я надеюсь, ты понимаешь, что наши отношения с Аннабель, пока устраивают нас обоих, могут быть именно такими.

   Лиз независимо пожала плечами:

   - Мама так делала. А я никогда не буду заниматься сексом. Честно. Это гадость.

   Райни подавил улыбку:

   - Твое право.

   Забавная девочка, однако, подумал Райни. Лиз сердито добавила:

   - А если мне понадобится ребенок, возьму в питомнике. Как Хани.

   На этот раз Райни уже не смог спрятать улыбку:

   - Рыжего. Чтоб в породу вписывался.

   Когда его мысли вернулись к текущим вопросам, улыбка сама собой сбежала с его лица. Итак, завтра похороны Карин. И он там будет. И он обещал привезти Лиз.

   Правильно ли он поступил? Должны ли они оба там быть? Если он сегодня не попадет на тренировку, и завтра тоже будет отсутствовать, он почти на 100% теряет шанс взять очередной Кубок Мира в общем зачете. Он на это пойдет? Ему надо вот прямо позарез присутствовать на похоронах бывшей жены? Ведь они развелись почти 10 лет назад, любви между ними не было никогда, их брак продлился полгода, она подставила его, низко и вероломно обманула, воспользовалась глупым девятнадцатилетним мальчишкой, чтобы с его помощью забеременеть. Все поймут, если он не появится у гроба в виде безутешного вдовца. Что до Лиз… Нужно ли тащить ребенка на похороны? На заупокойную службу над закрытым гробом? Ну не поедут они, с фрау Агнессой Кертнер он встретится как-нибудь в другой день, без Лиз, что тоже немаловажно, ребенка ни к чему подвергать очередному стрессу. Зато он спокойно выйдет на тренировку, возьмет очередное приличное место в даунхилле и обеспечит себе солидную фору в борьбе за Большой Хрустальный глобус. Со всех сторон плюсы.

   С другой стороны… Что бы Карин не сделала, он ее простил, и отныне будет вспоминать ее с благодарностью и теплотой за то, какую чудесную дочь она ему подарила. Обманом, ложью, как бы то ни было – результат того стоил. Поэтому он отдаст ей свой последний долг. И возьмет с собой Лиз. Девочка любила мать, поэтому должна попрощаться с ней по-человечески. А он не намерен отдавать кому бы то ни было свой Хрустальный глобус, и уж тем более Фархаузеру, молод он еще, замахиваться на Эртли. Райни с легкой усмешкой вдавил в пол педаль газа. Он успеет на тренировку.

   И успел. На ходу выхватил у Аннабель сумку со стартовиком, перчатками, маской и шлемом, у Фогеля лыжи, палки и ботинки, у Гасснера стартовую майку с номером 19. Все в режиме пит-стопа – без единого слова, чтобы не потерять ни секунды, на бегу, таща за собой Лиз. Переодеваться пришлось на подъемнике – его ждали «еще минуту», потом трассу должны были закрыть на подготовку к гонке. Ну а то, что переодеваться пришлось в кабинке – что ж… Лиз с большим интересом пронаблюдала, как он разделся до трусов, натянул прямо на голое тело стартовик, и еще и вынесла свой вердикт:

   - А ты ничего себе.

   - Глаз-алмаз, - не остался он в долгу, невольно понадеявшись, что их тут не выпасает какой-нибудь журналист с супер-оптикой, в газетах не появятся снимки, как он тусуется в трусах перед девятилетней дочерью, а потом на них не накинутся какие-нибудь натравленные адвокатом Кайзером омбудсмены.

   - А термобелье забыл? – как ни в чем ни бывало спросила дочь.

   - Обойдусь, наверху +3.

   На старте он улыбнулся Лиз:

   - Жди меня здесь. Я поднимусь за тобой через 10 минут.

   - А ты не вылетишь?

   - Главное, что я стартую, а потом тебя заберу.

   Директор трассы был тут же, он выразил некоторое недовольство опозданием Эртли, на что тот улыбнулся и вежливо ответил:

   - Простите, директор. Семейные обстоятельства.

   И ни у кого еще не было более уважительной причины опоздания. На самом деле, нужно было оставить Лиз на финише трассы, чтобы потом не тащиться снова наверх, но, возможно, ей было бы проще побыть пока одной, чем среди незнакомых людей, которые живо заинтересуются, что, как и почему… Так или иначе, Райни пристроил ее в закрытом от ветра уголке за стартовым домиком и вышел на старт. Контрольная тренировка была выполнена, теперь осталось получить отпуск на завтра…

   Никаких чудес он на трассе не совершил. Если бы на самой гонке он прокатился с таким временем, ему пришлось бы потом бриться вслепую – от стыда не мог бы смотреть в глаза своему отражению. Его оправдывала только нервотрепка, спешка, ну и тонкий момент – что в отсутствии специальных спортивных термочулок, которые Аннабель забыла, ему пришлось надевать ботинки на обычные носки, и он здорово стер ноги. Но он благополучно съехал (секунд на 5 медленнее, чем считал для себя пристойным), финишировал (трасса тут же была объявлена закрытой) и поднялся наверх за дочерью.

   Внизу их ждали Фогель и Гасснер. Что до Аннабель, она предпочла ретироваться. Райни отметил этот факт, но не спешил делать выводы – она могла ждать их у машины, чтобы отвезти в отель. Или в отеле – она знала, что он взял машину напрокат.

   - Что это было? – спросил Кристоф Гасснер, тренер Райни по скоростным видам. – ПМС, похмелье или происки инопланетян?

   - Здравый смысл, мой мальчик, если ты знаешь, что это такое, - высокомерно ответил Райни, который был младше Гасснера лет на 5. – Я не успел размяться, разогреть мышцы, и ты хочешь, чтобы я сразу в полную силу погнал? Травмы мне, знаешь ли, тоже даром не нужны.

   - Он прав, - сказал Фогель. – Молодчина, Райни. Как всегда – сначала думаешь, потом делаешь. А что это за молодая особа?

   Райни с улыбкой посмотрел на насупившуюся дочку, прижимающую к себе переноску, из которой выглядывала любопытная рыжая приплюснутая мордашка.

   - А тут две молодые особы. Моя дочь Элизабет и ее кошка Хани.

   - Здорово, - Крис протянул девочке руку. Лиз независимо ответила:

   - Привет, - и хлопнула тренера по ладони. Мужчины заулыбались, взглядами сказали гордому отцу, что ребенок произвел впечатление. Держалась она превосходно, ничуть не застеснялась, всем троим это понравилось. Райни почувствовал гордость за свою дочь. Надо же, в компании двоих незнакомых мужиков не струсила, не стушевалась, попыталась держаться на равных. Храбрая малышка.

   - Ну все, - сказал Райни своим служащим. – Отдыхайте, встретимся сегодня вечером.

   Он знал, что насчет отдыхать он загнул – Фогель будет участвовать в подборе и обработке его оборудования, контролировать работу сервисменов, а Гасснеру придется общаться с Регерсом и участвовать в тренерском совещании, где с него снимут стружку, так как Райни сегодня откровенно слил тренировочный заезд. И самому Райни сегодня отдых тоже не светит – ему придется работать на тренажерах, совершать свою обычную пятикилометровую пробежку, на которую он по понятным причинам не вышел утром. И все это делать крайне аккуратно, чтобы не поймать растяжение или травму.

   - Пойдем, Лиззи, - сказал он, передал Фогелю снарягу с кратким комментарием, что на старт хотелось бы выйти на лыжах длиннее сантиметров на 10-12. И они с дочкой пошли к машине. На полпути Райни «спохватился»:

   - Постой-ка, забыл кое-что уточнить. Подожди меня здесь.

   Он вернулся к тренеру и менеджеру – расстояние было как раз таким, чтобы он мог видеть Лиз, но она не расслышала, о чем разговор.

   - Мужики, завтра меня не будет.

   - Что значит не будет? - напрягся Гасснер. – Как насчет второй КТ?

   - Никак, - отрезал Райни. – Я прошел одну, формально меня не имеют права отстранить от старта.

   - Формально да, но трасса сложная, новая, ты ее плохо знаешь.

   - Ничего, придется справиться. Завтра я буду на похоронах моей жены. Матери Лиз.

   Никто, кроме него и Карин, не знал точно всех обстоятельств рождения Лиз. Только Натали Бальтазар, которая была в то время девушкой Райни, но он был уверен, что она никому ничего не рассказала, для этого она была слишком порядочна, и между ними были слишком хорошие отношения. Всегда. Могла ли кому-то рассказать Карин? В любом случае, даже в самых скандальных публикациях на эту тему не было и намека на то, что девятнадцатилетнего Райни Эртли просто развела опытная тридцатилетняя Карин Кертнер, про которую всякий знал, что она слопает любого мужика, не поперхнувшись. Все считали, что стихийная симпатия привела к стихийно же возникшей любовной связи, в результате которой получилась беременность, а потом и женитьба, и Райни хотелось бы – и ради самого себя, и ради Лиз, и ради Карин – чтобы эта версия оставалась единственной. И это тоже причина, почему он должен завтра быть на похоронах бывшей жены.

   - Гм… ну да, конечно, - протянул Гасснер. – Я понимаю.

   - Да, безусловно, - поддакнул Фогель. – Мы… конечно, да. Мы тебя прикроем. Объясним.

ГЛАВА 9

Райни вернулся к дочери.

   -Пойдем. Устала?

   Лиз помотала головой:

   - Нет. Хани устала.

   Конечно. Хани. Интересно, в отеле все готово к размещению пушистого гостя? Когда Райни утром звонил в отель, ему пообещали все организовать. Не то чтобы «Спортотель Ройер» позиционировал себя, как отель, где можно жить с домашними животными, но Райни Эртли не отказал бы ни один отель в Альпах. Еще Райни вспомнил об Аннабель – где она? И о той тетке-учительнице для Лиз, которую нашел Шефер. И о лыжной школе. Ох, дел-то сегодня невпроворот.

   Аннабель ждала около машины – она была на мазерати Райни. Интересный выбор. Она могла без вопросов брать любой из его автомобилей, но чаще ездила все же на своем мини-купере, а если нужно было везти какие-то вещи (как сегодня), то охотнее брала рейнджровер.

   - Привет, милый, - сказала Аннабель, поцеловав его в губы быстрым привычным поцелуем. Аннабель, безусловно, была одной из самых красивых женщин, которых он когда-либо видел. Черт, ей надо чаще брать мазерати – они были ужасно похожи друг на друга. Черный дорогущий спортивный автомобиль и красавица брюнетка, гибким и грациозным телом напоминающая пантеру. Она и вправду была как мазерати – красивая, дорогая, престижная и может принадлежать только избранным. Наверное, он и относился к своей женщине и к своему автомобилю одинаково – был привязан, гордился, с удовольствием использовал, был не прочь похвастаться, вкладывал деньги, холил и лелеял, но не впускал в свое сердце. А если бы он потерял любую из них, он бы немножко расстроился, погрустил совсем чуть-чуть, и тут же организовал бы адекватную замену.

   - Привет, детка. – Райни улыбнулся подруге: - Познакомься с моей дочерью. Лиз Эртли…

   - Элизабет Фредерика, - строптиво поправила Лиз, которая выловила свое имя в потоке французского.

   - Лиззи, - обратился к ней Райни. – Это моя подруга Аннабель Д’Этьен.

   - Привет, - сказала Аннабель по-английски, полагая, что так Лиз скорее ее поймет, и протянула руку. Лиз смерила ее откровенно неприязненным взглядом, и ответила по-немецки:

   - У меня руки заняты.

   Райни посмотрел на дочь, прищурившись, стараясь понять, что такое происходит в этой непредсказуемой рыжей голове:

   - Я могу подержать переноску. Поздоровайся с Аннабель.

   Лиз с явной неохотой передала ему переноску Хани и протянула руку Аннабель, надменно бросив отцу:

   - Не заставляй меня быть вежливой с подстилками.

   Вот это номер! Райни опешил. Аннабель, к счастью, не поняла немецкую речь – она чуть-чуть понимала швитцер, но зальцбургский диалект был вне ее понимания. Надо объяснить дочери, что не следует так относиться к подруге отца, которая ничем не заслужила такого эпитета. Райни бросил многозначительный взгляд в сторону Лиз, дав понять, что разбор полетов состоится на закате, и улыбнулся Аннабель:

   - Извини, ей нужно немного времени привыкнуть.

   Красавица холодно кивнула и открыла мазерати:

   - Едем в отель?

   - Да, конечно. Езжай, мы следом.

   Лиз уселась в автокресло, переноску с Хани поставила себе на колени, как щит, которым можно было заслониться от всего мира. Райни устроился за рулем, завел двигатель. Он понимал, что должен поговорить с дочерью насчет «вежливости с подстилками», но пока не знал, с какой стороны подступиться, и заговорил о другом:

   - Не думай, что я так паршиво катаюсь в самом деле.

   - Вовсе не паршиво! – тут же отозвалась дочь, с явным облегчением, что Райни не начал читать нотации насчет уважения к его женщине. Аннабель решительно не понравилась девочке. Да, красивая и стройная, даже красивей, чем мама, и черная лайковая курточка до талии, такую же и Лиз хотелось бы себе, и кожаные брюки, низко сидящие на бедрах, и вообще шикарная девка, но что-то в ней было такое… Хотя, наверное, Лиз в любом случае не хотелось бы делить с кем-то отца. Она в душе уже приняла факт, что этот молодой, веселый и красивый парень – ее папа, но сильно обнадеживать его было еще рано, а уж принимать все его окружение – и вовсе жирно будет. Она без вопросов приняла его тренеров, но это не значило, что ей охота любезничать с девицей, которую он просто трахает.

   - Да нет, Лиззи, - усмехнулся отец. – Если бы я так прошел гонку, меня бы из сборной вышибли. Честно.

   - Никто бы тебя не вышиб.

   - А тебе, раз ты тоже лыжами занимаешься, из этого нужно вынести пару уроков. Во-первых, любая деталь твоей одежды – это твое снаряжение, и тут нет мелочей. Я не надел правильные носки, и ехать было неудобно и даже больно. Во-вторых, никогда не давай себе полную нагрузку без должной разминки.

   - Я это знаю. Это любой приготовишка знает. Ты просто не успел размяться.

   - Если бы я травмировался, это было бы слабым утешением.

   - Зато теперь ты сможешь нормально выйти на соревнование.

   - Ага. Лиз, есть еще одно, что я хотел бы с тобой обсудить.

   Ну вот, сейчас он ей задаст! Лиз плотнее прижала к себе переноску с котенком.

   - Я устала.

   - Плохо. Потому что я нанял для тебя учительницу.

   - Круто. – Тон Лиз не содержал ни крупицы радости. Ясно, надеялась слить учебу.

   - Если ты устала, сегодня ты не будешь заниматься. Просто поговорим с ней и решим, подходит ли она нам. Как ты на это смотришь?

   - А что мы будем делать сегодня? После того, как с ней поговорим?

   - Хочешь со мной на пробежку?

   - Я?! – Лиз так изумилась, что Райни расхохотался:

   - Не волнуйся. Тебе мы возьмем велик. На велике ты, может быть, за мной угонишься. А если устанешь – отдохнем. Хочешь?

   - Ну ладно, - без колебаний ответила девочка.

   - Потом мне нужно провести не меньше двух часов на тренажерах. Ты в это время можешь пойти в номер и отдохнуть или почитать. Я взял тебе отдельный номер рядом с нашим.

   - Я там буду одна? – интересный тон. То ли облегчение, то ли разочарование.

   - Да. Не струсишь?

   - Вот еще. А ты будешь… с ней?

   Ну, раз уж она сама заговорила… Райни ответил ровно и без малейшего недовольства или поучительности в голосе:

   - Мы с Аннабель живем вместе, Лиз. И я прошу тебя быть терпимей. – Мазерати впереди включил поворотник, сворачивая к отелю. Это означало, что разговор заканчивается. Райни свернул следом. Лиз ответила:

   - Она мне не нравится.

   - Пусть так, но уважения она все равно заслуживает.

   - С чего это? Ты с ней просто спишь.

   - Лиз, в этом нет ничего плохого.

   - Ты ее любишь? – ревниво спросила девочка.

   - Пойдем. Наверное, нас уже ждет эта, как ее… - Он вытащил из бардачка телефон, пролистал смс-ки и прочитал: - Фрау Бахман, вот.

   В отеле Аннабель сразу пошла в номер, а Райни и Лиз направились к стойке ресепшн, где Райни оплатил еще один номер для дочери. В то время как у него был двухместный люкс, Лиз достался одноместный стандартный номер на этом же этаже, но зачем ей больше? И так повезло, с учетом того, что отели в Шладминге были в самом деле переполнены, и больше в «Спортотеле» свободных номеров не было, даже в резервах лыжных федераций.

   - Меня кто-нибудь спрашивал?

   - Да, герр Эртли. Приходила фрау Бахман, просила передать, что остановилась в Ландхаус Хубертус и подойдет сюда немедленно, как только вы будете готовы с ней встретиться.

   - Отлично. Позвоните ей и передайте, пожалуйста, что мы ее ждем сейчас.

   Райни отнес вещи Лиз в ее номер и помог распаковать, и как раз когда они закончили, им сообщили, что фрау Бахман пришла и ждет распоряжений.

   Вот черт, подумал Райни, когда открыл дверь и увидел стоящую на пороге старую вешалку. Лучше бы Тим и вправду прислал к нему в постель Кэмерон Диаз. Вот он, найм вслепую. Это же черт знает что такое. Натуральная старая дева, сухая, скучная, нудная и ужасная, способная вызвать оскомину у любого ученика одним видом своих старомодных очков в роговой оправе. Честно, первым побуждением Райни было просто захлопнуть дверь перед ее длинным костлявым носом. Но вежливость никто не отменял. Ей надо компенсировать расходы на дорогу сюда и на отель, ну и хотя бы несколько минут поговорить, а потом уже гнать с чистой совестью. Он почувствовал, как стоящая рядом Лиз напряглась, и бросил ей ободрительный взгляд, мол, не трусь, сейчас мы ее выставим, а тебе наймем училку с экстерьером Моники Белуччи.

   Как жестоко он ошибался! Они не успели поговорить с милой фрау и трех минут, как забыли про очки, кичку на затылке и ротик в форме куриной гузки. Старая перечница была обаятельнейшим, остроумнейшим и забавнейшим существом в подлунном мире. Она даже попросить не успела, а Лиз уже начала излагать ей свои познания в математике, а потом пустилась декламировать длинное стихотворение «Лесной царь» Гете. Райни не успел опомниться, а уже нанял фрау Бахман до 1 сентября, тем более, что она еще и хорошо знала французский. После этого Райни договорился, что, как только они вернутся из Зальцбурга с похорон, он позвонит фрау Бахман, и она придет к ученице.

   Райни считал очень важным, чтобы в окружении Лиз было как можно больше людей, которые бы ей нравились, чтобы она легче адаптировалась к новой жизни на новом месте, чтобы если не компенсировать, то хотя бы максимально смягчить боль от потери мамы, если это вообще возможно. Поскольку она сразу же прониклась симпатией к фрау Бахман, нужно было этим пользоваться, и он не стал мелочиться. Он обговорил, что учительница переедет на это время в Швейцарию, он снимет для нее жилье или в Сембранше, или в Вербье, наймет машину (фрау Бахман застенчиво попросила перевезти еще ее велосипед, потому что она, дескать, очень любит велосипедные прогулки, на что Райни тут же пообещал перевезти все, что она только захочет) Не, не надо нам Монику Белуччи, у нас вон уже есть одна не хуже, только вот она Лиз совсем не понравилась. А ужасная с виду училка расположила ребенка к себе буквально с двух слов.

   Остаток дня прошел в хлопотах и беготне. Сначала купили горный велик Лиз и отправились на пробежку. 5 километров оказались не проблемой, и скорость смогла держать, и Райни в очередной раз почувствовал гордость за дочь. Похоже, гены – не пустой звук. Потом вернулись в отель, разошлись по номерам, приняли душ, переоделись и поехали в лыжную школу, куда Тим записал Лиз с утра.

   Как все-таки жаль, что Райни никак не приложил руку к тому, что Лиз такая замечательная. Когда он смотрел, как она несется между слаломными чарликами, он не мог не думать о том, как все же глупо и жестоко поступила Карин, отняв у него это чудо. Но он больше не хотел думать о ней в таком разрезе. Жаль, но прошлое изменить нельзя. Теперь его дело – обеспечить будущее дочери.

   Разумеется, Лиз записали в продвинутую группу, завтра ее ждали на занятиях, но, поскольку утром она не сможет быть тут, Райни пришлось попросить о двух индивидуальных занятиях сейчас и завтра во второй половине дня. Проблем, конечно, не возникло.

   Потом он добрался до тренажерного зала. Когда пришло время заканчивать свою тренировку и ехать за Лиз к подъемнику, было уже почти девять вечера – ребенка пора срочно кормить ужином, и он сам был голоден, как волк.

   Они сидели в маленькой пиццерии в каком-то демократичном пансионе, наслаждаясь вкусным, но вредным и очень калорийным ужином – пиццей, пастой, чесночными гренками и такими же неправильными напитками – перед Райни стоял пол-литровый бокал с нефильтрованным пивом, перед Лиз – стакан с фантой. На самом деле молодого человека даже немного мучила совесть за то, что он не попытался предложить Аннабель присоединиться к ним, и вообще весь день он о ней почти ни разу не вспомнил. Но он быстренько утешился тем, что она ни за что не стала бы есть пиццу и пить пиво, она очень тщательно заботилась о своем теле, и все, что могло осесть на ее точеной фигурке в виде лишних граммов, безжалостно исключалось из ее рациона. Не то чтобы Райни не следил за своим весом, но у него всегда была огромная фора в расходе калорий – регулярные зверские нагрузки профессионального спортсмена не снились ни одной модели в самом страшном сне, и он мог есть и пить почти что угодно и почти сколько угодно, оставаясь в идеальной форме – и для побед на горнолыжных трассах, и для рекламных съемок почти без одежды. Он за весь день даже не позвонил своей девушке, хотя она, вполне возможно, ждала его. Вроде бы, она сама ему звонила – во время тестирования Лиз в горнолыжной школе ему было не до разговоров, и он сбросил звонок, а потом забыл перезвонить. Свинство.

   С другой стороны, слишком хрупкими до сих пор были его отношения с дочерью, слишком многое нужно было узнать друг о друге, чтобы вмешивать сюда посторонних. Аннабель потерпит. Пока ждали еще пиццу, он быстро набрал смс «Извини, забыл позвонить. Буду через час" и тем окончательно успокоил свою совесть.

   Хани на полу уплетала специально заказанную для нее лазанью без соли и специй, потом пошла немного побродить по ресторану, но Лиз так волновалась, что она потеряется, что посадила ее к себе на колени.

   - Закажи десерт, - сказала Лиз, опираясь щекой на руку.

   - Может, не стоит?

   - Стоит, - пробормотала девочка, из последних сил борясь со сном.

   - Ты же уже спишь. Поехали домой.

   - Домой?..

   - В отель.

   По дороге Лиз задремала, но, когда Райни парковал машину на стоянке около «Спортотеля», она все же проснулась:

   - Ты со мной посидишь?

   - Конечно.

   Она зевнула и медленно потянулась за переноской. Малышка выглядела настолько усталой и сонной, что Райни подхватил ее на руки. Даже вместе с переноской с котенком она казалась легкой, как перышко. Райни вспомнил отчет Карин почти годичной давности: 9 лет, 135 см, 28 кг. Совсем крошка. Он смог удержать ее в одной руке, пока вызывал лифт и открывал дверь в ее номер. Лиз обхватила его за шею и опустила голову на его плечо, ее рыжие волосы щекотали его подбородок и щеку.

   - Пришли, - сказал Райни. – Ну-ка давай в душ, надевай пижаму и в кровать.

   - А ты?

   - А я пойду к себе в номер. Утром нам рано вставать.

   Весь день и вечер они избегали разговоров на две темы – завтрашние похороны и Аннабель. Сейчас тем более было не время обсуждать любую из этих тем. Но Лиз так не думала.

   - Ты пойдешь к ней, - сказала она каким-то ревнивым и обвинительным тоном. Эта маленькая женщина не желала делиться вниманием отца с другой.

   - Быстро в душ, - он впервые придал своему голосу по-настоящему строгие нотки. Лиз строптиво посмотрела на него, поджав губы, но все же послушалась. Ссориться и ей ничуть не хотелось.

   Пока она была в душе, Райни выпустил котенка из переноски и усадил в кошачью кроватку, которую им принес кто-то из горничных. Интересно, захочет Хани тут спать? Лиз вышла из душа – розовая, сонная, в бело-розовой пижаме. Заползла под одеяло.

   - Спокойной ночи, - сказал Райни, собираясь погасить свет.

   - Ты обещал посидеть.

   - Хорошо, - он сел на край кровати. – Спи. Если хочешь, я заберу Хани к себе, чтобы она тебе не мешала.

   - Не надо. Расскажи мне про нее.

   - Про кого?

   - Про мою маму, когда вы поженились. Какая она была?

   «Жестокая, хищная, безжалостная, вероломная»? Он медленно ответил:

   - Она была очень красивая. И очень знаменитая. Звезда спорта, лучшая из всех.

   - А ты? Какой был ты?

   - Молодой и глупый. Еще не знаменитый и не успешный, но очень честолюбивый. Я тоже хотел стать лучшим.

   - И ты стал. Тебе было девятнадцать, когда вы познакомились?

   - Даже восемнадцать. Мы познакомились ровно одиннадцать лет назад, вот так же на финале кубка мира.

   - И влюбились?

   «Нет, просто не вылезали из кровати».

   - Понравились. Давай-ка спать, солнышко. Завтра я зайду за тобой в семь утра.

   Лиз повернулась на бок, подложила ладошки под щеку, сонно пробормотала:

   - Хочу, чтобы мне мамочка приснилась. Она теперь будет для меня ангелом, да?

   Этот разговор просто разрывал ему душу – видимо, не такой он циничный, как думал. Он легонько погладил рыжие локоны:

   - Я не знаю, милая. Спи, и пусть тебе приснится мама.

   Она уснула, но он не спешил уходить, хотя обещанный Аннабель час давно уже прошел. Он сидел и смотрел на дочь.

   Последние сутки перевернули его жизнь с ног на голову. Подумать только, что еще вчера он прилетел из Неаполя, простуженный и уставший, и думал, правильно ли будет забрать себе ребенка? Он и раньше любил дочь, хотя совсем не знал ее, а за этот день она стала для него дороже всего. Его дочь, которой не было бы на свете, если бы Карин попыталась сыграть с ним открытыми картами. Чудесная, строптивая, непосредственная, упрямая Лиз, Элизабет Фредерика, его плоть от плоти и кровь от крови. «Как же мне дать тебе уверенность и спокойствие, малышка? Как сделать тебя счастливой?» Но он знал ответ. Просто быть ее отцом. Каждый час, каждый день, каждый год, с Божьей помощью, с любовью и заботой – других способов не придумали. Карин окружала дочь роскошью, у нее было все, что только можно придумать, ее ноутбук был даже поновее, чем у Райни, но ей не было на самом деле нужно ничего из этого. Дорогие шмотки, игрушки, детский мотоцикл с настоящим мотором, трехкомнатные апартаменты… Но куда важнее то, что Карин и ее дочь любили друг друга. У Райни были возможности поддерживать привычный для Лиз уровень жизни, но он знал, что куда важнее любить ее и быть ей настоящим отцом. Это был один из главных вызовов, которые ему бросала жизнь. И он точно знал, что справится.

   Филиппа Эртли разбудил телефонный звонок. На самом деле, время было еще совсем детское, всего десять часов, но он слишком поздно вернулся из клуба прошлой ночью, с утра школа и уроки, а потом еще пахал на глетчере до семи вечера, пока работали подъемники. Парень вернулся домой (точнее, в дом старшего брата), поплавал в бассейне и уснул перед телевизором. Фил ответил хрипло спросонья:

   - Алло?

   Девичий голос:

   - Здравствуйте, я хотела бы поговорить с герром Райнхардтом Эртли.

   Швитцер, но с явным французским акцентом. Фил сказал:

   - Его нет дома, он в Шладминге. Звоните ему на мобильный.

   - А вы не могли бы дать мне его номер?

   Фил даже спросонья помнил строго-настрого заведенное правило – никогда и никому не давать мобильный номер брата, которого доставали фанаты и особенно, разумеется, фанатки. Но девушка, видимо, уловила даже на расстояние отказ еще до того, как он был озвучен, и торопливо сказала:

   - Нет-нет, у меня был его номер, просто я потеряла телефон со всеми контактами, а он ждет моего звонка.

   Но шестнадцатилетний Фил, пусть и награжденный своим любящим семейством почетной кликухой Сопляк, был тертый калач:

   - Мне жаль, но герр Эртли не разрешает никому давать свой номер. Пожалуйста, скажите мне свое имя и номер телефона, я ему передам, что вы звонили.

   - Поймите, это очень срочно! Я – секретарь президента «Тьерри Бонне», мое имя Сильви Готеро, я должна сообщить ему дату следующих съемок, если они сорвутся по моей вине, меня уволят, и…

   - Не беспокойтесь, мадам Готеро, ближайшие две недели он будет на финале Кубка мира, никаких съемок. Я передам, что вы звонили.

   В ответ она тяжело вздохнула:

   - Ну ладно, всего хорошего и простите за беспокойство. – И отключилась.

   Вежливая краля, однако. И настырная - надо же такую чушь выдать на гора, насчет съемок, перед финалом КМ, когда Райни загружен под завязку. Скорее всего, девка-фанатка просто тупо пыталась развести Фила, а домашний номер Райни все же известен довольно многим. Фил выкинул девицу из головы, переключил телик на спортивный канал и снова уснул.

   Открывая дверь своего номера, Райни понадеялся, что Аннабель не устроит ему сцену за то, что он ее бросил на весь день и занимался только дочерью. И она оказалась достаточно умной – сцены в программе вечера отсутствовали.

   В номере царил мягкий полумрак, негромко играла баллада Пинк – томная, медленная музыка нежно лилась из двух небольших, но хай-ендовых колонок, прицепленных к его ноутбуку, раскрытому на столе. Навстречу Райни вышла Аннабель – она была прекрасна, как эротическая мечта. Красное кружевное белье напоминало пронзительно-алый бикини, который был на ней во время тех съемок, когда они впервые встретились. Только этот комплект, в отличие от того бикини, был совершенно прозрачный.

   - Привет, милый, - она обворожительно улыбнулась и подошла к нему, плавно покачивая красивейшими в мире бедрами. – Я скучала.

   - Я тоже, - соврал он без малейшей заминки. Как же она хороша, черт подери, и до чего желанна. Он привлек ее к себе, она обвила его шею ласковыми, теплыми руками, подняла к нему лицо, поцеловала в губы. На кой черт нужна вся эта любовь, боль, потери, если и без этого можно так безумно желать женщину, которая принадлежит тебе?

ГЛАВА 10

Райни понятия не имел, нужно ли как-то подготовить Лиз к предстоящему ей испытанию. И никак не мог определиться, нужно ли все же тащить ее в Зальцбург на похороны. То ему казалось, что это дурацкая идея, только подвергать девочку очередному стрессу, будто на нее и так мало навалилось, а в следующий момент он думал, что она должна попрощаться с матерью, а стресс, ну что стресс, придется справляться с ним потом, у них достаточно средств для этого. И финал КМ, и лыжная школа, и Хани, и фрау Бахман. И вот они выехали, оба разряженные в соответствии с их пониманием траурного дресс-кода. Райни в темно-сером костюме и белой рубашке с черно-синим галстуком – Аннабель привезла в Шладминг всю эту красоту для возможного участия в банкетах. Лиз в черных брюках и блейзере – это было специально упаковано для похорон. Хани осталась в отеле, Аннабель обещала присмотреть за котенком.

   Они не стали включать музыку, негромко бормотало настроенное на спортивную волну радио. Райни вел машину, Лиз смотрела в окно, она была сегодня очень молчалива. Райни много раз хотел заговорить с ней, но, ей Богу, не представлял, что сказать. Выразить сочувствие? Спросить, бывала ли она на отпеваниях и похоронах прежде? Но Лиз заговорила сама.

   - Сегодня будет много людей в церкви?

   - Я не знаю.

   - Маму многие любили. И не любили тоже многие.

   - Я думаю, придут и те, и другие, - осторожно ответил Райни.

   - Почему?

   - Так принято.

   - Мама никогда не ходила в церковь и на кладбища, - сообщила Лиз. – Она говорила, что мертвым все равно, пришла она или нет, а с живыми она как-нибудь без этого разберется.

   Райни чуть улыбнулся. Это было, наверное, похоже на Карин. Лиз продолжила:

   - Она говорила, что не нужно грустить – люди живут столько, сколько им отмерено.

   - Верно, но это не значит, что не нужно грустить. А почему вы об этом говорили?

   - Потому что Николас умер, и мама не пошла на его похороны. Хотя он оставил ей… забыла слово. Дом и деньги и картины.

   - Наследство.

   - Да, это. У Николаса была другая жена, и он ничего ей не оставил. Все только маме.

   «Вот это номер! – отметил Райни про себя. – Понимаю, почему она не пошла на похороны. Законная жена показала бы ей небо в алмазах». Спросил:

   - Это тот, который оставил дом в Женеве?

   - Да, он. Он умер в аварии. Он собирался развестись со своей женой и жениться на маме, но мама сказала, что не хочет жениться на нем.

   - Выходить за него, - машинально поправил Райни. Эта история стала казаться ему немного странной. Если Лиз ничего не перепутала, неведомый ему Николас был любовником Карин и хотел на ней жениться и решил развестись с женой, но очень своевременно погиб в аварии. Но все его имущество было завещано не законной жене, а любовнице. Может быть, это и объяснило, почему у Карин оказалось так много денег, хотя она закончила карьеру больше десяти лет назад, и с тех пор ничего не зарабатывала, а только активно тратила.

   Да, Райни платил ей немало денег на содержание Лиз, на эти деньги вполне можно было прилично существовать вдвоем и содержать дом, но Карин жила очень даже на широкую ногу. Возможно, это благодаря наследству Николаса. Но, какая теперь разница?

   От этих мыслей его отвлек звонок сотового. Развеселый хит Спайс герлз поведал, что звонит Фил.

   - Здорово, - сказал Райни.

   - Привет. Слушай, я только что услышал. Ну, это. Что твоя бывшая жена погибла.

   - Молодец, об этом объявили позавчера вечером.

   - Я вчера был занят и не слушал новости.

   Ну ясно, подумал Райни. Когда Сопляк обитал в Сембранше, вся ночная жизнь Вербье была к его услугам – отрывался после строгих правил родительского дома в Берне. Фил деловито поинтересовался:

   - И что теперь?

   - В каком смысле?

   - Ну, твоя дочь. С кем она теперь?

   - Со мной.

   - Во как, - озадаченно сказал Сопляк. – А ты маме с отцом звонил?

   - Нет еще. Позвоню сегодня.

   - А ты ее насовсем забрал?

   - Да, - твердо ответил Райни.

   - Прикольно, - прокомментировал ребенок (шестнадцать, но для старших братьев, как и для родителей, он пока так и оставался ребенком, сопляком… любимым, балуемым, милым недорослем).

   - Не то слово, - согласился Райни. - Ну пока.

   - Пока. Ой, погоди. Забыл совсем. Тебе звонили, - Фил начал перечислять тех, кто по какой-то причине не знал, что Райни на финале КМ и звонил ему домой. И добавил: - А вчера звонила какая-то настырная телка. Просила твой сотовый.

   - Дал?

   - А что, Аннабель уже сбежала с арабским шейхом?

   - Иди ты… далеко.

   - Она сказала, что у нее типа был твой номер, но она потеряла его. Ее зовут Сильви Готеро. Знаешь такую?

   - В первый раз слышу.

   - Она типа секретарша в Тьерри Бонне.

   - Гон. Секретаршу там зовут Мари-Эжени Карлен.

   - Ага, я так и подумал, что она меня типа разводит. Правильно, значит, номер не дал.

   - Правильно. Пойди возьми с полки пряник.

   - Ну ладно, - сказал Сопляк и отключился. Райни тут же выкинул из головы «настырную телку». Знакомое дело, уже оскомину набило, но ничего тут не поделаешь. Реалии жизни любого спортсмена, особенно если он успешен и хорош собой, включают в себя и надоедливых фанаток, которые идут на любые ухищрения, только бы раздобыть номер его отельного люкса, электронную почту или номер мобильного телефона. Некоторые были весьма изобретательны. Как-то раз в Валь д’Изере деваха продемонстрировала охране в отеле мастерски подделанную подпись Райни, выведенную маркером на ее левой ягодице, и поклялась, что это пропуск в его номер. Они удивились, но подпись была признана настоящей, и деваху проводили к нему в номер. Но ей это не помогло – Райни никогда не был любителем рискованного пик-апа, и выставил выдумщицу вместе с подписью на заднице. А в другой раз – это было, кажется, в Бивер-Крик…

   - А кто это звонил? – спросила Лиззи.

   - Мой младший брат Филипп.

   - А какой он?

   - Двоечник и раздолбай. Он тебе понравится.

   - Я не люблю двоечников, - с негодованием заявила Лиз. Помолчала и все же спросила: - А почему он раздолбай и двоечник?

   - Потому что он очень неплохой спортсмен и потому что обожает ночные клубы и всякие тусовки. Утром ему трудно проснуться, поэтому в школе у него проблемы, а вечером он устает на тренировках, поэтому плохо делает домашние задания. Имей в виду, тебе я этого не позволю.

   - Я и не собираюсь. Больно надо! А почему…

   Очередной телефонный звонок перебил ее на полуслове. Звонок – простой зуммер – означал, что Райни не поставил на этот контакт никакую свою мелодию. И это был юрист-цивилист, который был отправлен Шефером в Зальцбург по его поручению.

   Разговор получился интересный. Райни говорил мало – в основном слушал, а если и спрашивал о чем-то или строил предположения – то так, чтобы не поняла Лиз. И минут через пять он отключился в состоянии полной задумчивости.

   Агнесса Кертнер была по уши в долгах. В кредит у нее было куплено все. Машина (мерседес Е500), апартаменты (240 м в центре Зальцбурга), несколько поездок (Сейшелы, Ямайка, Ницца, Гоа), но не только это - в нескольких крупных универмагах у нее были открыты кредитные линии, примерно на 8-10 тысяч евро в месяц каждая. И все эти линии были выкуплены. Кроме того, Карин была адресатом и плательщиком по ежемесячным платежным ведомостям работников, которые составляли штат обслуги фрау Агнессы. Шофер, горничная, повар, садовник… По этим ведомостям не было долгов, но и баланс был нулевой. В текущем месяце – марте, почти половина которого уже истекла, - фрау Агнессе нечем будет эти ведомости закрывать, не говоря уже об апреле, мае и так далее.

   Поручителем каждого кредита являлась дочь Агнессы – Габриэла Карина Кертнер. Общая сумма чистых задолженностей фрау Агнессы составляла 1 миллион 819 тысяч 772 евро, без учета процентов и пеней.

   Райни задумчиво постучал пальцами по рулю. Да, он сразу подозревал, что дело обстоит примерно так. Что опекун Лиз захватит заодно контроль и над всеми, кто на это опекунство будет претендовать. Адвокату Кайзеру действительно было обещано определенное вознаграждение за отказ Райни от опекунства над Лиз. И это был немалый процент – около миллиона евро.

   Кое-что стало понятным. К примеру, рвение адвоката. Теперь Райни мог вздохнуть спокойно – он мог больше не опасаться судебных тяжб, и не только потому, что шансов у него было значительно больше, чем у его бывшей тещи. Просто он знал, как решить дело миром, ко всеобщему удовлетворению.

   Перед службой Райни провел Лиз в церковь, они заняли места на одной из передних скамей. Лиз сжимала в руках изящный маленький траурный букет из белых роз и фрезий, который они купили сразу после въезда в город. Девочка была явно очень подавлена. Молчаливая, бледная, она пока еще не решалась получать поддержку у отца. К ним подходили какие-то люди, заговаривали с Лиз.

   - Лизхен, бедняжка, как нам жаль…

   - Бедная Рина, все говорили ей, что этот экстрим до добра не доведет.

   - Как же ты теперь будешь жить, Лиззи?

   - Если мы что-то можем сделать, Элизабет, ты можешь на нас рассчитывать.

   - Надеюсь, бабушка Агнесса сможет заменить тебе твою бедную мамочку…

   Все эти люди таращились на Райни во все глаза, но никто не заговаривал с ним. Наконец, какой-то пожилой дородный господин подошел к девочке:

   - Расскажи, Лизль, ты намерена переехать к бабушке, или она к тебе?

   Она покачала головой, не ответила. Но он был настойчив:

   - Я понимаю, ты потрясена, дорогая Лизль, но я должен знать, что теперь будет и могу ли я тебе помочь.

   - Нет, дедушка, - чуть слышно ответила Элизабет.

   Дедушка? Райни с удивлением посмотрел на господина, тот в ответ, чуть приподняв брови, оглядел спортсмена с головы до ног и спросил, причем его тон был скорее холодно-нейтральным, чем неприязненным:

   - Стало быть, вы отец Лизль?

   - Да.

   - Я отчим Карин.

   Она никогда его не упоминала, да и за последние дни никто о нем ни слова не сказал.

   - Так может, вы объясните мне, что будет с ребенком?

   - Я забираю дочь к себе. – Райни не видел ни малейшей нужды скрывать это от кого бы то ни было.

   - Я думал, Агнесса хочет ее забрать.

   - Хочет, - подтвердил Райни. – А я заберу.

   - Понимаю, - кивнул дед. – Лакомый кусочек, э? У Лиз большое наследство.

   - Да, - согласился Райни, не намеренный оправдываться и защищаться.

   - Поправите свои дела?

   Тут уж Лиз не выдержала:

   - Он и сам богатый!

   Райни чуть поморщился, но все же был благодарен дочери за поддержку.

   - Это правда?

   - Да.

   - Насколько мне известно, вы швейцарец?

   - Да.

   - И живете где?

   - Недалеко от Вербье.

   - Значит, Агнессе не повезло, - с непонятным удовлетворением заключил старикан. – Ну что же… - И отошел.

   Молодая интересная дама поинтересовалась, когда Лиз вступит в права наследства и что она намерена делать с домом. Лиз сказала:

   - Я не знаю, тетя Эмилия.

   Тетя! Сестра Карин?

   - Мне никто ни о чем не сказал, - пожаловалась тетя Эмилия.

   - Мы примем решение чуть позже, - вмешался Райни. Эмилия пристально уставилась на него:

   - О, герр Эртли? Неужели я вас вижу своими глазами? Какая жалость, что Рина прятала вас ото всех! Скажите, неужели вам удалость прибрать к рукам и этот кусок?

   Это еще что такое?

   Еще несколько человек откровенно интересовались завещанием Карин, даже пытались выпытать, сколько денег она оставила дочери. Райни начало казаться, что они с Лиз окружены стадом стервятников. Правда, вскоре это стадо оказалось разбавлено явлением хищников совершенно иного рода. Им не были нужны деньги. Они хотели только принести дань уважения покойной. Звезды горных лыж прошлых лет и кое-кто из нынешних. Андреа Барр, Юта Хольцманн. Эрик Бретштайнер. Марк-Кристоф Фархаузер. Ник Энгфрид. Даниэль Горметцигер. Отто Ромингер. Ив Фишо. Фабио Летинара. Оливер Айсхофер. Маттиас Вирцлер. И Флориан Хайнер собственной персоной. Все одеты соответственно ситуации, мрачно-задумчивы и сдержаны. Они тоже подошли к дочери и бывшему мужу Карин, обменялись с ним рукопожатиями, выразили соболезнования Лиз и поинтересовались у Райни, намерен ли он получить опеку над девочкой. Он ответил, что да. И они одобрительно покивали, мол, дело правильное. Еще бы, будто он сам этого не знал.

   Заупокойная служба была милосердно короткой. Закрытый гроб, тихие звуки органа, плавная речь священника, много, очень много цветов. Райни взглянул на дочь – она сидела рядом с ним застывшая и неподвижная, как каменное изваяние, в черной одежде, бледная как снег, только рыжие волосы пламенели в неярком освещении. Он положил на свое колено руку раскрытой ладонью вверх, и – сразу же, будто она только этого и ждала - ее ледяные пальчики скользнули в его ладонь. Он чуть сжал ее руку, мол, я с тобой.

   Прощание, поднятая крышка гроба. Лицо Карин – тщательно загримированное, очень красивое и очень далекое, белая кожа, даже волосы казались бледными. Бывшая любовница и жена. Мама. Великая спортсменка, райдер, каких единицы, красивая женщина. Вот она и ушла, ее имя становилось историей. Люди проходили вокруг гроба, прощались, что-то говорили, некоторые плакали, лица многих были мрачны и сдержаны. Лиз подошла к маме, положила свой букет на ее сложенные руки. «Мама, я люблю тебя». Лиз вернулась к отцу, посмотрела на него заплаканными синими глазами, он протянул ей салфетку, помог вытереть лицо. Она держалась потрясающе, его девятилетняя дочь, самый мужественный, стойкий, храбрый ребенок на свете. Он любил ее и гордился ею.

   Кладбище у церкви было небольшим, тенистым, между покрытыми распускающимися почками ветвями деревьев голубело мартовское небо. На могилах вокруг цвели крокусы. Отец и дочь смотрели, как массивный, солидный, полированный гроб из темного дерева плавно опускается в яму. Лиз начала плакать, Райни положил руку на ее плечо, и девочка уткнулась лицом в его грудь. Он прижимал ее к себе и чувствовал, как ее тело сотрясается от рыданий. Именно сейчас она приняла его. В то время, как он принял ее сразу, ей понадобилось какое-то время, чтобы отделить правду от лжи, понять что-то о себе и о нем, поверить и впустить его в свою жизнь.

   «Спасибо за такую чудесную дочь, Карин. Покойся с миром… Я всегда буду вспоминать тебя с теплом и благодарностью, несмотря ни на что. Все плохое прощено и забыто. Прощай, Карин. Спи спокойно». Неожиданно он почувствовал, как его веки тоже обожгли слезы. Он вытащил из кармана пиджака темные очки и надел их. Он не хотел, чтобы эти чужие люди видели его слезы. Он не хотел, чтобы их видели спортсмены. Над могилой вырос холм земли, гора цветов и венков. Церемония была окончена.

   Можно было возвращаться к делам живых.

ГЛАВА 11

- Бедная Рина, - фрау Агнесса промокнула глаза уголком кружевного платка. Она выглядела душераздирающе. Заплаканное лицо, красные от слез распухшие веки… Сломленная горем пожилая женщина. Райни никак не мог понять, почему эта скорбь кажется ему показной. Ведь это и в самом деле ужасно – похоронить собственного ребенка, пусть даже этому ребенку уже сорок лет. И все эти хлопоты с доставкой тела из Непала – Райни просто не представлял, как она умудрилась провернуть это так быстро. Карин погибла десятого марта, а сегодня только тринадцатое. Эта тетка, ясное дело, не такой уж божий одуванчик. Понятно, что у нее хватало средств, но этого мало, надо найти правильных людей и заставить их работать, получить результат. Да, она смогла заставить местных ленивых пугливых спасателей шевелиться, заставила их организовать экспедицию и по сигналу лавинных датчиков найти тела погибших, достать их из глубокой пропасти, доставить в Катманду, а оттуда сопровождать тело дочери в Калькутту и в Мюнхен. Нет, Райни не позволял себе забыть ни о чем. Перед ним была безутешная пожилая женщина… но это была и женщина, которая очень любила жить красиво и богато. Которая почему-то не пользовалась особой благосклонностью девятилетней внучки.

   - Мне очень жаль, фрау Кертнер, - сказал Райни. Они сидели в небольшом ресторане в центре Зальцбурга, в трех минутах ходьбы от апартаментов фрау Агнессы и рядом с парком, в котором под присмотром нескольких бывших звезд спорта Лиз ждала папу. Райни решил не брать ребенка с собой на эту встречу. Равно сюда не был допущен и адвокат Кайзер. Он вместе с цивилистом, которого нанял Шефер, ждал в вестибюле – они присоединятся к переговорам чуть позже. Райни должен был считать фрау Агнессу бабушкой-лапушкой, а она его – смазливым дурачком, но так получилось, что за столиком в ресторане сидели хищная и коварная пожилая дама и проницательный и циничный молодой мужик. И оба понимали, что недооценивать противника – ошибка.

   - Мне не терпится видеть Лизль, - сказала фрау Агнесса. – Бедная малышка, она в глубоком шоке. Скажите, у нее вчера не было припадков?

   - Нет. – Райни успел во всех деталях изучить медицинскую карту Лиз, копию которой вытребовал у адвоката. Ничего, что предполагало бы «припадки», там не было.

   - Возможно, вы не в курсе, что бедняжка страдает эпилепсией.

   Райни был в курсе, что Лиз ничем таким не страдает, но игру фрау Кертнер можно было разгадать на «раз».

   - Нет, насчет эпилепсии не в курсе. Зато я в курсе, что у вас много долгов, фрау Кертнер.

   Она не смогла скрыть секундное замешательство. Но ответила достойно:

   - Что же, долги – это моя проблема, и она к делу не относится.

   - Относится, если вы можете их покрыть только из наследства Лиз.

   - Я могу от многого отказаться, герр Эртли. От дома и машины, от особняка Рины. Только не от моей внучки.

   - Мне жаль, фрау Кертнер, но Лиз не настроена переезжать к вам.

   - Я хотела бы поговорить с ней.

   - Непременно. Но чуть позже. Мне есть что сказать вам, фрау Кертнер, вопрос в том – готовы ли вы выслушать?

   - Говорите.

   - Я согласен выполнять большую часть обязательств, которые ранее взяла Карин. Апартаменты. Машина. Часть потребкредитов в универмагах. Скажем, кредиты в «Европарке» и «ДЕЦ». Не вопрос – все это останется к вашим услугам.

   - И взамен вы хотите?..

   - Мою дочь.

   - И я должна подписать отказ от своих притязаний на нее?

   - Нет, не должны, - Райни улыбнулся. – Давайте я скажу конкретнее. Для вас не изменится почти ничего – только придется немного снизить запросы. Ваши обязательства будут покрываться ежемесячно. Вы будете пользоваться всем, чем пользовались до сих пор, кроме большей части прислуги и безграничных кредитов на новые покупки. Но я не намерен погасить ваши обязательства одномоментно.

   - Боюсь, я вас не понимаю.

   - Понимаете. Все будет так – я являюсь отцом и опекуном Лиз. Вы – ее бабушка. Если хотите, можете навещать внучку. Если Лиз захочет, может приехать к вам в гости. Мы с ней живем в Швейцарии, вы – здесь. Я беру на себя поручительство по вашим ныне существующим долгам. Если вам угодно брать новые долги – вы можете делать это только с моего одобрения, которое я буду давать на определенных условиях. Кстати, планку придется снизить не навсегда. Ну, скажем, на первые лет пять. Потом посмотрим. Вот, собственно, и все. Никакой разницы с тем, что было до сих пор, когда вашим плательщиком была Карин. Пока вы соблюдаете статус кво – я тоже его соблюдаю. Вы нарушаете – ваши долги тут же становятся только вашими.

   - Понимаю, - фрау Агнесса сверлила его взглядом.

   - Забыл. Один ваш долг я готов погасить полностью. На ваш «мерседес». Но вам придется подписать заемное обязательство на полную сумму этого долга. Вы будете должны мне триста тысяч евро. Точнее, триста восемь.

   - Почему вы это делаете? Перед вами пожилая женщина. Мать, потерявшая дочь, вашу бывшую жену. Вам нужно вести себя именно так?

   - Фрау Кертнер, - Райни смягчил тон. – Не надо воспринимать это в таком ключе. Я делаю то же, что делала Карин. Оплачиваю ваши долги, воспитываю и ращу вашу внучку. И это может продлиться очень долго, если вы того захотите. Вы ни в чем не будете нуждаться, вам ни о чем не нужно волноваться. Это хорошее предложение. Вам известно, что жизнь и здоровье профессионального спортсмена иногда висят на волоске, поэтому я обещаю застраховать свои обязательства. Вы меня понимаете?

   Невысказанной осталась одна простая концепция – «после первой же проблемы, которую вы мне создадите – будь то судебный иск, или попытка убедить Лиз переехать, или попытка забрать опеку – все ваши долговые обязательства станут лично вашими, текущие счета останутся без оплаты, а полный долг на триста восемь тысяч евро с процентами будет немедленно предъявлен к оплате» - но она все поняла.

   - Я вас понимаю.

   - Да, и еще одно забыл. Все документальные подтверждения ваших финансовых обязательств у меня есть. Как и выписка с вашего личного банковского счета. Любой суд в любой вашей попытке забрать контроль над Лиз первым делом усмотрит намерение поправить ваши денежные дела за счет ребенка, и я намерен поставить это на вид. Поэтому для вас лучше всего принять все так, как есть – я отец и опекун Лиз. Вы – просто ее бабушка. Вот и все. Вы согласны?

   Она почти не колебалась:

   - Да. Да, я согласна.

   По лицу Райни скользнула короткая, вежливая улыбка:

   - Превосходно. Предлагаю пригласить наших юристов, чтобы они составили соглашение. Думаю, мы оба не пожалеем об этом.

   - Этот дом на Рут Перье-Шамон, - сказал капитан полиции Женевы Жюстан Лабосс. – Уже вторая сработка сигнализации за последние два дня. Вчера ночью, сегодня тоже.

   - Мы были там, - ответил патрульный. – Сегодня я лично обошел вокруг дома и не обнаружил никаких следов того, что двери или окна взламывались или открывались отмычкой.

   - Стучали в дверь?

   - Конечно. Никто не ответил.

   Лабосс задумался. Вчера была такая же сработка, он обнаружил упоминание об инциденте в отчете по смене этим утром, когда заступал на свое дежурство. Патруль тоже проверил все, и утром выслали еще бригаду, чтобы те осмотрели ограду и дом – ничего особенного не обнаружили.

   - Я думаю, это сигнализация не в порядке, а хозяева в отъезде, - предположил Лабосс. - Нужно связаться с ними и сообщить, пусть чинят. Проверьте, кому принадлежит этот дом.

   - Уже проверили, капитан. Хозяин этого дома Николя Мирабо де Сен-Симон погиб в автомобильной аварии три недели назад. С тех пор дом пустует.

   - Значит, теперь дом унаследовал кто-то другой. Погибший имел семью?

   - Да, капитан.

   - Свяжитесь с ними.

   - Будет исполнено.

   Через час подчиненный доложил капитану Лабоссу, что вдова Мирабо де Сен-Симон сообщила, что к этому дому не имеет никакого отношения, ее муж отписал этот солидный кусок собственности кому-то другому, она ничего об этом не знает и знать не желает.

   - Сильно, - прокомментировал новую информацию Лабосс. – Придется искать наследников, если мы не хотим каждую ночь выяснять, что у них там с сигнализацией.

   Через пару часов капитан Лабосс прочитал докладную и замысловато выругался. Наследница дома на Рут Перье-Шамон гражданка Австрии Габриэла Карина Кертнер погибла во время внетрассового спуска в Гималаях три дня назад.

   Выхода не было – нужно было искать теперь наследников Кертнер. Капитан Лабосс отлично знал, что он не адвокат и не нотариус и искать черт-те кого в Австрии в его обязанности ни разу не входило. Но ему было понятно, что или дом реально ограбят, и тогда все отделение поставят раком, поскольку сигнализация будет продолжать исправно срабатывать, или соседи напишут жалобу в коммуну или даже муниципалитет, дескать, их беспокоит шум по ночам (чертова штука поднимала такой трезвон, что слышно было по ту сторону границы), и тоже мало никому не покажется. Единственное, что было в его власти – спихнуть розыск на другой отдел, что он с удовольствием и сделал. После чего положил трубку и оперся подбородком на кулак.

   - Габриэла Карина Кертнер, - произнес он задумчиво. – Почему это имя кажется мне таким знакомым?

ГЛАВА 12

- А почему я не могу залезть на эту штуку? – сердилась Лиз, которая уже благополучно выкинула из головы похороны и теперь жаждала подвигов. Посреди парка стояла конструкция из интересных железных штук, и, если на них залезть, могло получиться очень забавно.

   - Потому что тут написано, что залезать нельзя, - терпеливо объяснял ей Ив Фишо. Остальные парни из КМ прошлых лет благополучно сидели в уличном кафе чуть поодаль. Всем было что обсудить, и только он один оказался задействован в роли няньки этого чудовища.

   - Ты говорить-то по-немецки не умеешь, и что я – должна верить, что ты умеешь читать?

   - Я скажу твоему папаше, что тебя надо отшлепать.

   Лиз решила не продолжать дискуссию, показала язык противному дядьке, ухватилась руками за железную загогулину и подтянулась. Именно в этот момент ее и застал отец.

   - Вот и отлично, - обрадовался Ив. – Давай, выпасай сам это чудо. Я не смог объяснить ей, что сюда лезть нельзя.

   - Лиз, - окликнул Райни. – Скажи, что мы сейчас делать будем? Можем пойти пообедать, можем поехать в Шладминг.

   Девочка посмотрела вниз – она уже была примерно на трехметровой высоте – и увидела отца.

   - Я хочу мороженого. И пасту. А мы можем заказать фетуччини, как вчера?

   - Слезай, пойдем и выясним. А то без тебя меня тут не поймут и не обслужат.

   - Хитро, - пробормотал Ив, глядя, как Лиз начинает ловко спускаться с железных нагромождений, символизирующих современное искусство.

   Райни улыбнулся и промолчал. Иву было уже немного за сорок, и у него и Энди Барр рос сын, но папаша, видимо, до сих пор не научился управляться с ним. А Райни, чей родительский стаж насчитывал два дня, кажется уже поймал, в чем тут фишка.

   Обратно они ехали позже, чем собирались. Сначала обедали в кафе, потом Лиз уговорила его подняться в крепость «Хоэнзальцбург» над городом (в которой он уже бывал и, кажется, даже не один раз).

   - Послушай. А ты хотел успеть на еще одну тренировку? – спросила Лиз, когда они выехали из Зальцбурга.

   - Никак бы не успел, - сказал Райни. – Она кончилась часа четыре назад, и сейчас трасса закрыта. - Он заметил это «Послушай», которым Лизхен благополучно заменяла обращение. Она не называла его ни «папа», ни «отец», ни «Райни», впрочем, если искать везде позитивные стороны - не говорила и «эй ты, козел». Наверное, рано было требовать от нее чего-то более вразумительного. Он так отчаянно хотел, чтобы она признала его, что, наверное, принимал желаемое за действительное. Впрочем, ведь и он ни разу не обратился к ней иначе, чем «Лиз» или «Лиззи» - хотя иногда с языка так и просилось – дочь, доченька…

   Райни хотел, как вчера и было договорено, передать Лиз с рук на руки фрау Бахман, а потом и отвезти на тренировку в «Скишуле», но, как только они вошли в номер Лиз и Райни спросил, чего она хочет сначала – тренировку или училку, она вдруг напряглась и откровенно загрустила.

   - В чем дело, солнышко?

   - Не хочу ничего, - сказала Лиз, теребя пуговицу на своем как бы траурном блейзере и опустив взгляд.

   - Вообще ничего? – растерялся отец.

   - Хочу с тобой.

   - Со мной? На пробежку и тренажеры?

   - Да.

   Ну что же. Райни оставалось только пойти к себе, чтобы переодеться и извиниться перед Аннабель (которую, получается, он опять кинул с планами на вечер) а потом они снова вышли на горную тропинку – мужчина бегом, девочка на велосипеде…

   Утро открытия финала розыгрыша Кубка мира было теплым, на взгляд организаторов – даже чересчур теплым. Поэтому гонку назначили на беспрецедентно ранний час – девять утра. Спасало только то, что участников гонки было ровно 25, не считая открывающих. Только сильнейшие – первые 25 мест в каждой дисциплине.

   В отличие от большинства своих соперников в общем зачете, Райни входил в эти 25 во всех, кроме слалома, в котором он был двадцать седьмым. И, конечно, от Фархаузера, который с уверенностью попадал в первую тройку в технических дисциплинах и был 26-м в супер-джи. В 25 в спуске и комби он не попал. Но оба лидера собирались воспользоваться правилом пятисот, в соответствии с которым любой спортсмен, набравший более 500 очков в общем зачете, имел право выходить на старт на финале розыгрыша Кубка мира в любой дисциплине. Эртли особо расслабляться не мог – если к финалу он подошел первым в спуске и супере, остальные дисциплины у него все же были намного слабее. Как многие, с возрастом он слегка порастерял свою знаменитую универсальность и, будучи безусловной звездой в скоростных дисциплинах, технические ходил куда менее впечатляюще. В гиганте он был только девятнадцатым.

   Раннее и теплое утро гонки в скоростном спуске неожиданно началось со скандала. Впрочем, наверное, Райни сам его и спровоцировал. За завтраком в ресторане «Спортотеля» он предложил Лиз и Аннабель смотреть гонку вместе – так дочь была бы под присмотром. Но Аннабель откровенно заюлила, а Лиз просто взорвалась:

   - Нет! Я с ней не пойду никуда!

   - Почему? – растерялся Райни, который почему-то надеялся, что за последние сутки они, хоть и не виделись, по крайней мере привыкли к мысли, что он не принадлежит каждой из них монопольно.

   - Потому что она мне не нравится! – завопила девчонка, не слишком смущаясь тем, что вокруг полно народу и все оглядываются на нее, чтобы узнать, кто это производит столько шума.

   - Лиззи, а мне не нравится, что ты себя так ведешь, - попытался увещевать ее Райни.

   - Это твои проблемы! – Лиз вскочила из-за стола, швырнула салфетку на свою тарелку и промаршировала к выходу.

   - Лиз! – рявкнул Райни.

   - Не надо, - тихо сказала Аннабель. – Прости, но… наверное, из этого ничего не выйдет. К тому же, мы не поймем друг друга. Она не говорит по-французски, а я по-немецки. Оставь ее в покое.

   Райни тяжело вздохнул и поднялся из-за стола, намереваясь пойти за дочерью и устроить ей разборку в компромиссном объеме, который был бы одновременно сопоставим с его возмущением и допустим с точки зрения цейтнота утра перед гонкой. Но Аннабель попросила:

   - Оставь ее в покое. Так ты только ухудшишь ситуацию.

   - Ты права, - он устало повалился обратно за столик и схватил стакан молока. – Но мне все это не нравится. Она ведет себя как дикарка.

   Аннабель всем своим видом показывала, что, хоть ее и обидела дурно воспитанная дочь ее бойфренда, она все же, как истинная христианка, прощает всем, не роняет своего королевского достоинства и согласна страдать и дальше, принося свои интересы в жертву семьи своего мужчины и наступая на горло собственной песне. Райни, конечно, не мог не оценить тот момент, что по крайней мере она не истерила, но у него никак не получалось избавиться от ощущения, что она ведет тонкую, умную, рассчитанную игру. Поэтому он решил отправить Лиз на гонку в компании фрау Бахман. Заодно ненадолго поменяются ролями – ученица станет на пару часов учителем. Лиз могла кое-что порассказать старой фрау о розыгрыше КМ по горнолыжному спорту.

   - Не думай, что тебе это сойдет с рук, - сообщил он дочери, влетев в ее номер после завтрака. – Ты ведешь себя безобразно, и я не собираюсь это терпеть. Я… - и опешил. Лиз лежала на заправленной кровати и горько плакала. Райни был уже не тем простачком, который позволял женщинам так легко обводить себя вокруг пальца, как это бывало в его юности, но Лиз своими слезами просто разрывала его сердце.

   - Ну в чем дело, милая? – Чертовы бабы, ему уже пора собираться и выходить! Если из-за них он сольет гонку, обеим не поздоровится. Впрочем, кого он пытается обмануть? В первую очередь это все его вина. Не смог построить своих дам как надо, а сам не сумел собраться и абстрагироваться от их разборок. Лиз прорыдала:

   - Не хочу, чтобы ты с ней!..

   - Да чем она тебе так не нравится? – расстроенно спросил Райни. – Ты же с ней и двумя словами не обменялась! Что за предубеждение?

   - Она похожа на куклу! – всхлипывала дочь. – Она ненастоящая. Она мне не нравится.

   - Ну вот что, моя дорогая, - из последних сил Райни старался звучать строго. – Нравится она тебе или нет, вежливость никто не отменял. Не заставляй меня краснеть за твои манеры. Поняла меня?

   Лиз надула губы и промолчала.

   - Пойдешь на гонку с фрау Бахман, - распорядился Райни. – Все, мне пора. Увидимся после финиша.

   Он почти дошел до двери номера и уже взялся за ручку, когда она позвала его своим обычным методом:

   - Эй… ну… короче, удачи тебе. Чтоб всех порвал.

   - Постараюсь, дорогая, - сдержанно ответил Райни и вышел.

   Выбор был простой – или он берет себя в руки и выкидывает из головы все, не относящееся к сегодняшним соревнованиям, или сливает гонку. Третьего не дано. Райни умел отключаться от всего, что на данный момент было несущественно (но… это же его дочь!)

   Он вчера так и не позвонил родителям, хотя и обещал Филу, как-то просто не успел, не получилось. Болеть за него они обычно не приезжали, по сложившейся годами традиции. На заре его карьеры почему-то получалось так, что всегда, когда они присутствовали на финише, он проигрывал. Или совсем сходил с трассы, или показывал ужасное время. В их отсутствие он, наоборот, показывал свои лучшие гонки. Он не знал, почему, то ли он волновался, то ли это они волновались, и ему это как-то передавалось, но так уж вышло. Такое положение вещей расстраивало всех троих, но пришлось смириться – отныне фрау и герр Эртли смотрели трансляции только по телевизору.

   С братьями дело обстояло иначе. Оба частенько приезжали, если дело было не слишком далеко от дома и если соревнования были важные. Не рядовой этап, а, к примеру, финал или чемпионат. На этот раз Анди, конечно, не мог приехать, далековато из Санта-Клары, а вот Сопляк собирался. Только сегодня вечером, так как утром сдавал в школе какой-то зачет. Он умудрился урвать себе экстернат, как свежеиспеченный юниор, поэтому и позволял себе обитать примерно половину времени у брата в кантоне Вале, а домой в Берн наведываться только изредка. Вот сегодня тоже – сдаст зачет и тут же рванет на самолет.

   Он вернулся в номер и принял душ, времени было уже в обрез. Поэтому он не стал бриться. Вышел в номер только обмотавшись полотенцем вокруг бедер, и тут его перехватила Аннабель.

   Она вышла ему навстречу – как всегда, божественно красивая и притягательная, обхватила его голову руками и крепко, страстно поцеловала в губы.

   - Я соскучилась, - прошептала она. – Мы так давно не занимались ничем приятным.

   - Позавчера вечером, - уточнил он. – Пусти, мне пора.

   Он сложил полотенце на стул и потянулся за бельем. Аннабель демонстративно поразглядывала его (обычно он был не против… но сегодня реально было не до того) и дразняще улыбнулась:

   - Хоть посмотреть на моего красавчика. В последнее время ты или пропадаешь где-то со своей дочерью, или тренируешься. А я все время одна…

   Он натянул трусы и решил снова отказаться от термобелья - на улице было +7. Конечно, и этого может хватить, чтобы замерзнуть во время ожидания старта или, если все хорошо получится, на призовой трибуне, но там можно накинуть куртку. Хорошо, что он стартует 19-м, будет время посмотреть на мониторе, как другие идут ту часть трассы, которую наиболее сильно изменили. А кто там финиширует до него из своих? Надо будет позвонить, расспросить. Он пытался восстановить в уме среднюю часть трассы, но напрочь не помнил, где именно идут те два виража, где надо четко держаться как можно ближе к флагам, чтобы вписаться в траекторию…

   - Райни, я говорю сама с собой, или ты все же со мной разговариваешь? – снова Аннабель.

   - Что? – рассеянно спросил Райни.

   - Вот как всегда, ты совсем меня не слушаешь!

   - Прости, я думаю о другом.

   - И это тоже как всегда.

   - Тебе не повезло, - согласился Райни. – Застегни.

   Она застегнула молнию на спине его стартовика немного резче, чем требовалось.

   - Спасибо, - он подхватил сумку, в которой лежали перчатки, шлем, каппа, маска и прочая ерунда, без которой современный гонщик не мог и помыслить выпустить себя на трассу, вскользь чмокнул Аннабель в губы и вышел.

   - Чурбан, - пробормотала она себе под нос, когда за ним захлопнулась дверь. С тех пор, как у него появилась эта грубиянка-дочурка, все пошло вкривь и вкось. Вчерашний вечер опять пошел насмарку – он вернулся в свой номер около одиннадцати, уставший и очень сонный. Аннабель помнила, что перед соревнованиями он не тратит силы на секс, но обычно не отказывался просто пообниматься и приласкать ее, только не на этот раз. Выйдя из душа, он пробормотал «Спокойной ночи» и сразу повалился в кровать. Аннабель пыталась заговорить с ним, но он уже спал.

   Когда у нее все начиналось с Райни, она просто не могла поверить своему счастью, и все подруги ей завидовали. Ей удалось прибрать к рукам одного из самых успешных спортсменов Кубка мира и высокооплачиваемую модель. Райни был завидной добычей. Славный, неизменно-вежливый и галантный, щедрый и спокойный, он к тому же так хорош собой. С ним ни в одном обществе не потеряешься. Он легко запудрил ей мозги - охотно тратил на нее деньги, дарил дорогие подарки, брал с собой в поездки, дарил ей потрясающее наслаждение в постели, предложил ей переехать в его роскошный дом, и в этом круговороте удовольствий она как-то не сразу и заметила, что он к ней, в сущности, совершенно равнодушен. Она для него как предмет обстановки. Нет… скорее, как одна из его машин. Да, точно. Как мазерати. Объект престижа и вложения денег, ничего более. Мама Аннабель после знакомства с ним и говорить ни о чем другом не может, все мечтает, что синеглазый красавчик сделает ее дочери предложение. Ха! Как Аннабель довольно скоро стало понятно, скорее снег на вершине Монблана растает, чем это произойдет со льдом, сковывающим душу ее парня. Ему просто плевать на все. Предложение? Невозможно. Кстати, именно на эту тему он как-то раз высказался. Исчерпывающе. Это было в самом начале их отношений, когда Аннабель спросила, планирует ли он когда-нибудь завести семью. Да, она знала, что он уже был женат и что у него есть ребенок, но теперь-то он один. И он ответил прямо – нет. Не в ближайшие годы. Потом, когда завершит карьеру – возможно, но пока об этом говорить слишком рано. Аннабель довольно быстро поняла и другое – он с ней просто потому, что она всегда под рукой и не требует особого внимания и времени, ему нравится с ней спать, ему импонирует то, что она фотомодель, что она красива и хорошо воспитана, он ею даже по-своему гордится, но как свою возможную будущую жену он ее просто не воспринимает. А вот теперь у нее сложилось впечатление, что не так уж он и холоден, каким казался ей до сих пор. Только эти проснувшиеся чувства обращены никак не на Аннабель, а на его дочь, которая почему-то очень сильно невзлюбила девушку своего отца. Аннабель понимала, что для нее все складывается не лучшим образом.

   Нужно поговорить с ним. Как-то достучаться до него. Объяснить, что ей тоже трудно в сложившейся ситуации. Что она ничего плохого девчонке не делает, и ей просто не нравится, что ее выпихивают, что ею пренебрегают, а девочке все сходит с рук. Но как с ним поговорить, если он на нее просто не обращает внимания? В общем, Аннабель начала собираться на гонку в очень мрачном настроении. Хотелось бы понять, что делать дальше?

ГЛАВА 13

Соревнования начались с минуты молчания в дань памяти великой Карин Кертнер, которая блистала на этих трассах 10-15 лет назад. Райни, который, разумеется, в это время уже находился в стартовом городке, пожалел, что не может оказаться сейчас рядом с Лиз, но был уверен, что фрау Бахман сможет сгладить момент. Некоторые из парней, которые что-то слышали на эту тему, но точно не знали, даже высказали ему соболезнования по поводу гибели бывшей жены. Он поблагодарил и принялся за разминку.

   Ему не нужно было вспоминать, почему для него так важно провести сегодня одну из лучших гонок в своей карьере. Это был первый его старт, который смотрела его дочь. То есть, конечно, трансляции она видела и раньше, но не понимала, что вот этот самый Райнхардт Эртли – ее отец. Теперь она смотрит и болеет за него, и он просто обязан привезти ей победу. Он всегда выходил на старт с твердым намерением проехать по максимуму, иногда четко отдавая себе отчет в том, что победить не сможет (к примеру, когда стартовал в технических дисциплинах) но именно сегодня никакие отговорки действовать не будут. Не слишком хорошо знакомая трасса? Мало тренировок? Нераскатанность на здешнем снегу? Надо прыгнуть выше головы? Надо, значит прыгнет. Ничего, он уже побеждал здесь, и не один раз, сможет и сегодня. Он прервал разминку, когда стартовал первый участник, чтобы подойти к монитору и проследить за его прохождением трассы.

   - Надо же, - сказала фрау Бахман после финиша десятого участника. – Раньше и по телевизору трансляции не смотрела, а, оказывается, это так весело. А скажи, твой папа когда пойдет?

   - У него номер 19. Он в экстра-группе.

   Лиз пока не была готова называть Райни папой, хотя в уме и знала, что так и есть, но акцентировать не стала.

   - А что это такое – экстра группа?

   - Это семеро самых сильных гонщиков. Они разыгрывают номера по жребию.

   - А он сможет пройти быстрее, чем этот… Торстен Линд?

   - Запросто, - уверенно ответила Лиз. – Он намного сильнее. Да и потом, Линд вообще не самый сильный. Его вся экстра-группа уделает только в путь.

   - Знаешь, дорогая, и хотела бы я тебя поправить. Что нужно сказать «все участники экстра-группы смогут его значительно опередить». Но мне больше нравится твоя формулировка. Уделает.

   - Меня он… Райни… наругал сегодня, - поколебавшись, сказала Лиз.

   - За что?

   - Я его телке нагрубила.

   - Кому?

   - Ну этой… девке, с которой он тра… живет.

   - Вот как? И почему ты ей нагрубила?

   Фрау Бахман пока не стала заострять внимание на некрасивых словечках, которые появились в речи девочки, как только она заговорила на эту тему. Ей еще меньше понравилось, как сузились ясные синие глаза Лиз и какие недобрые нотки зазвучали в ее голосе. Девочка отрезала:

   - Она противная. Ну… то есть она конечно красивая. И я не то чтобы ей нагрубила. Она меня не понимает. Она по-немецки не говорит.

   - А как она говорит?

   - По-французски. Па… Райни мне рассказывал, и мама тоже, что в Швейцарии люди не только по-немецки говорят. Мой па… то есть Райни – он швейцарец. Он говорит по-французски и воображает, что по-немецки тоже, ну то есть его хотя бы понять можно. А она вообще нет. Только и умеет, что же-же-же и все, и она противная.

   - Почему же?

   - Кривляется. Ну не нравится и все.

   - Что значит кривляется?

   - Думает только о том, какая она красивая и как ей идут все эти шмотки. А сама на всех плевать хотела.

   - Фройлейн, не слишком ли вы строги? Вы же ничего о ней не знаете.

   Лиз захихикала:

   - Вы смешная. Папа тоже смешной… то есть Райни. Скажите ему, чтобы меня не ругал.

   - Обязательно скажу, дорогая. А ты мне пообещай больше не грубить подруге твоего папы. Ведь он хороший человек, правда? Иначе у него не было бы такой замечательной дочки.

   Лиз заулыбалась:

   - Ну да, наверное, типа того.

   - А хороший человек не стал бы жить с плохой девушкой. Верно?

   - Не знаю. Она красивая.

   - А он умный. Да?

   - И что с того? Ну, умный. Все равно она шлюха.

   Тут фрау Бахман просто опешила:

   - Лиз, что это такое? Почему ты так ее называешь?

   Девятилетний ребенок ответил хладнокровно:

   - А что? Мою маму тоже так называли. Это значит красивая женщина, за которой ухаживают мужчины. И покупают им всякие вещи. Папа… Райни тоже ухаживает. Наверное, эти штаны тоже ей купил.

   - Штаны?!

   - Ну. Кожаные. Красивые.

   Фрау Бахман тут же отвлекла мысли Лиз на гонку:

   - А это кто – уже экстра-группа?

   - Нет, что вы, - засмеялась Лиз. -Это всего лишь…

   Фрау Бахман решила, что надо бы подумать, откуда в голове девятилетнего ребенка такая мешанина и что с этим делать. Райнхардт выглядел очень неглупым мужчиной, нужно разобраться, что такое происходит.

   Камер вдоль трассы стояло достаточно, и Райни смог довольно быстро вникнуть во все тонкости прохождения той части, которую он помнил плохо. Еще он созвонился с Гасснером, который на финише тоже внимательно следил за монитором, и с Леоном Пляйшем, который стартовал четвертым и пока оставался на втором месте. Оба дали ему довольно много ценной информации. Еще ему позвонил Регерс и напомнил, что, поскольку двое из троих отобравшихся на финал швейцарцев уже финишировали и ни у одного высокого результата не будет, Эртли просто должен выложиться на 400% и взять-таки медаль. Поскольку Райни именно это и собирался сделать, необходимости в дальнейших разговорах на эту тему не было. Он отключил телефон, сунул в карман сумки и продолжил разминку. Времени до его старта оставалось все меньше.

   Пока он разминался, Лиз внизу уже очень сильно нервничала, фрау Бахман дала ей шоколадку. А Аннабель – относительно неподалеку от них, тоже на одном из мест на швейцарской трибуне – наслаждалась вниманием окружающих мужчин. Конечно, тут все знали, что она – девушка Райни, и никто не рассчитывал отбить ее, но разве можно было остаться равнодушным к такой красавице? А когда на нее оказывались направлены видеокамеры или объективы, она не забывала улыбнуться. Она знала, что за время трансляции соревнований ее покажут несколько раз.

   Впрочем, иногда она и хмурилась. Это происходило, когда ее взгляд падал на один из передних рядов, где рыжеволосая девочка, очень похожая на Райни, смотрела гонку в компании с какой-то невообразимой старой вешалкой. Где Райни нашел это ископаемое?

   Анаис-Фабьенн Мирабо де Сен-Симон взлетела по лестнице, как вихрь. Она слишком задержалась в университете, пытаясь записаться на дополнительные занятия по строительной механике, и теперь пропускала большую часть трансляции скоростного спуска. Хоть экстра-группу застать! Она хлопнула входной дверью, скинула с ног кроссовки и полетела прямиком в свою спальню.

   - Фаби, ты? – окликнула с кухни Люсиль, шурша очередным пакетом с чипсами. Они снимали квартиру вчетвером. Одна электронщица, еще одна (Фабьенн) – студентка архитектурного факультета, и еще две – с факультета дизайна.

   - Да! – Анаис-Фабьенн на ходу схватила пульт и, не глядя, ткнула нужную кнопку, заодно стаскивая с себя свитер. Ну да, часть экстра-группы уже прошла, и старт был дан Райни Эртли.

   Он был одним из ее любимцев. То есть, она болела именно за него. Но без особого фанатизма. Одна из ее соседок просто бредила Райни, у нее вся стена была обвешана его фотками. И плюс огромный постер, где он в одних белых плавках. Анаис-Фабьенн могла согласиться, что тело у него отличное, но сам факт, что спортсмен, мужик вообще может заниматься такой ерундой – позировать перед камерами почти голым, в гриме, ей казался просто отвратительным. Он же не какая-нибудь фифочка, у которой ничего нет за душой, кроме собственной внешности.

   Ну постеры постерами, а посмотреть на него на трассе было очень даже приятно. Вот тут он был хорош. Силен, стремителен, грациозен и техничен. Вот он на пороге стартового домика. Матово-красный шлем, дымчатая маска, через которую можно увидеть его внимательные, чуть прищуренные глаза, плотно сжатые губы – его красивое лицо сосредоточено и серьезно. Мощный толчок, и он помчался вниз, набирая скорость с каждой секундой.

   До его старта промежуточным лидером был № 16, номер 2 в спуске, канадец Дилан Грэди. Соответственно, отрезки гонки Райни вымерялись по времени Грэди.

   Анаис-Фабьенн пригнулась вперед, не сводя глаз со спортсмена, летящего по снежному склону на фоне зеленых елей и ярких рекламных щитов по бокам трассы. Первый отрезок – зеленый и -0,13.

   Она не смотрела начало гонки и не успела запомнить трассу, поэтому сделала чуть громче, чтобы лучше слышать комментатора. Он как раз говорил о том, что в промежутке между первой и второй засечкой находится сложный вираж, на котором многие делали ошибки. Грэди тоже там слегка ошибся, уточнил комментатор, но потом смог наверстать потерянное время – примерно три десятых доли секунды.

   А Эртли не ошибся. Он обработал вираж безупречно, выдержав идеальную траекторию. И это сразу же принесло результат – следующий промежуточный результат был быстрее Грэди уже на 0,71. Толпа по бокам трассы вопила от восторга, в глазах было красно от огромного количества швейцарских флагов в руках болельщиков. Но Райни ничего не слышал и не видел, все его внимание на 100% было приковано только к трассе. Вылет с трамплина – великолепная группировка, идеальное приземление и новый отрезок. -0,80. Вот это да! Анаис-Фабьенн не удивилась бы, если бы Райни победил, но что он привезет Грэди почти секунду – это было просто невероятно. А ведь Грэди не абы кто, а чемпион мира в скоростном спуске и олимпийский вице-чемпион! Один из монстров-скоростников, который уступал только одному человеку – Райнхардту Эртли. Впрочем, полтрассы было еще впереди.

   Очередная серия виражей, которые он атаковал мощно и решительно… и тут он таки допустил небольшой сбой, заметный срыв лыжи. Снежный фонтан, легкая потеря равновесия… Анаис-Фабьенн забыла дышать, болельщики вдоль трассы замерли… Но Райни справился, хотя была секунда, когда казалось, что все кончено, и он сейчас вылетит. Очередной отрезок, впрочем, оставался в комфортной зоне - -0,27. Да, потерял полсекунды, чудес не бывает, но пока мог себе это позволить. А финиш уже совсем рядом.

   Кажется, она еще пару раз забывала дышать. Особенно когда Райни пролетал под финишными воротами. Ну конечно! Да!!! Первый! И -0,40 преимущество!

   Победитель помахал рукой кому-то на трибуне, и сразу же дали кадр с красивой брюнеткой, которую он поприветствовал. Это была его девушка, Аннабель д’Этьен, все это знали. Ее всегда показывали перед его стартом и после финиша, телевизионщики ее обожали – ну до того хороша! К тому же, это вообще обычная практика, показывать близких и родных любого спортсмена. Только почему-то на этот раз вид у Аннабель был какой-то непривычно напряженный.

   - Умничка, - обратилась Анаис-Фабьенн к Райни на экране телевизора. – Теперь тебе осталось только общий зачет взять, и будешь вообще круче всех.

   - Эй, ну чего там? – заголосила Люсиль с кухни. Она, как обычно, предпочла перекус любому зрелищу, а телика на кухне не было.

   - Эртли выиграл. Ну пока, во всяком случае, - крикнула в ответ Анаис-Фабьенн. Они все четверо постоянно перекликались дома, как в лесу. Из своей спальни тут же откликнулась электронщица Лара:

   - Ага, я тоже смотрю!

   - Если есть чего-нибудь съедобное, иди смотреть ко мне! – ответила Анаис-Фабьенн.

   Она только сейчас заметила, что так и застыла перед теликом со свитером в одной руке и с пультом в другой. Можно было выдохнуть, повалиться на диван и спокойно досматривать гонку.

   Едва отведя взгляд от табло, Райни тут же разыскал взглядом дочь. Она неистово махала ему рукой, ее веснушчатая мордашка сияла, как солнце. Он улыбнулся, снял лыжи, не забыв продемонстрировать их камерам, и направился на трибуну победителей гонки. В сторону Аннабель он даже не взглянул. И не со зла – просто забыл. Все его мысли и чувства были сосредоточены на Лиз…

   Он занял свое место на трибуне победителей, обменявшись рукопожатиями со всеми теми, кого он только что сдвинул на одну позицию вниз. У него опять получилось, несмотря ни на что! Разве он мог проиграть, если на него смотрела его Лиззи, дочка, которая столько лет была для него потеряна? Они смотрели друг на друга и улыбались. Кажется, на расстоянии им было проще общаться, выражая все недосказанное, и все барьеры, которые еще оставались между ними, вдруг рухнули… Она улыбалась, глядя на него, и он видел, как ее губы произносят – папа… «Солнышко мое, я люблю тебя больше жизни, - подумал он. – Я скажу тебе об этом сразу же, как только смогу. Моя Лиз. Моя дочка, моя жизнь».

   - Райни…

   Он обернулся. Рядом с трибуной победителей стояла Аннабель. О, черт, он про нее совсем забыл. Он улыбнулся:

   - Привет.

   - Поздравляю, милый, - Она потянулась, чтобы поцеловать его, и он подставил щеку. Не губы. Она сделала вид, что не заметила, но все же ее голос чуть дрогнул: - Можно к тебе?

   Он подумал полсекунды. Хочет ли он, чтобы Аннабель стояла тут с ним? Вообще такая практика существовала. Но именно сейчас вытащить сюда Аннабель было бы совсем неуместно. Сейчас, когда Лиз смотрит на него? Чтобы увидеть, как погаснет сияние улыбки дочери? Он очень постарался ответить как можно мягче:

   - Не нужно, Аннабель.

   - Почему? – Кажется, до сих пор он ни разу не видел, как она сердится. А вот сейчас она явно была очень недовольна.

   - Потому что мне эта традиция не нравится, если это вообще можно считать традицией.

   - Она нравится мне, - Аннабель кусала губы. – Райни. Ты не обращаешь на меня внимания. Я ждала тебя. Ты даже не посмотрел на меня. Ты не помахал мне рукой. – Гнев и обида искажали ее черты, в глазах блестели слезы. – Ты… - Она на секунду прервалась, у нее перехватило дыхание от эмоций, и он сказал тихо, но твердо:

   - Прекрати. Не место для сцен.

   - А мне вообще больше нет места в твоей жизни, правда, милый? – Ей было плевать, что стоящие рядом прислушиваются, а довольно близко пара репортеров, которые уже и фотографируют, и откровенно греют уши.

   - Аннабель, пожалуйста, езжай в отель и жди меня там, - Райни сказал это так, что девушка, даже будучи почти в истерике, вне себя от обиды, не могла ослушаться. В его глазах и голосе был лед. Она подошла к черте, которую не имела права заступать. Она для него никто и ничто, и он без колебаний вышвырнет ее прочь. Еще слово, два – и дело зайдет слишком далеко, и уже ничего будет не исправить и не отыграть назад…

   Она только посмотрела на него долгим взглядом, полным щемящей тоски и горькой обиды. Ее глаза были полны слез, одна тяжелая капля скользнула по щеке.

   - Я приду скоро, и мы поговорим, - мягко сказал Райни.

   - Ничего ты не придешь, - горько ответила она. – Опять зависнешь где-нибудь со своей дочерью. – Резко развернувшись, она направилась к выходу со стадиона. Ее снимали несколько камер, а еще пара десятков были наведены на Райни. Ему оставалось только невозмутимо улыбнуться, хотя внутренне он кипел от гнева. Черт подери, эта девица просто зарвалась! Не пора ли…

   Но он осадил себя. Попытался увидеть ситуацию ее глазами. Да, конечно, она обижена. Она привыкла быть его девушкой, привыкла к его вниманию, они проводили вместе много времени, каждый день занимались любовью. Да, ночью накануне стартов он отдыхал, но днем накануне соревнований они обязательно улучали момент побыть вместе. А сейчас он начал пренебрегать ею, забывает позвонить, пропадает без объяснений, и к тому же у него появилась дочь, которая оттягивает на себя львиную долю его внимания и времени, но этого мало – она почему-то так яро невзлюбила девушку отца. А ведь Аннабель ей ничего плохого не сделала, не обидела ни словом, ни делом. Да, девочка потеряла мать, растеряна и напугана, но Аннабель от этого не легче. На взгляд Райни, его подруга могла бы как-то стараться наладить отношения с девочкой, хотя бы предпринимать какие-то попытки, маленькие шажки навстречу, но она этого не делала. И все-таки она ни в чем не была виновата, и в сложившейся ситуации ее было трудно в чем-то обвинить. Он должен быть мягче с ней. Он умеет быть дипломатичным и мягко-хитрым. Он умеет убеждать…

ГЛАВА 14

Дверь открылась, и на пороге комнаты Фабьенн возникла Лара с увесистым куском молодого сыра. Ах, какой запах! Будто все двадцать пять номеров мужской топ-классификации горнолыжного спорта сушат поблизости свои термо-чулки. Но озвучить столь красочную метафору Фабьенн побоялась – Лара была такой фанаткой Райни, что могла бы очень обидеться.

   - Я надеюсь, ты не пошутила насчет этого, - Лара подбросила кусок сыра на ладони.

   - Я никогда не шучу насчет еды. – Фабьенн встала и начала освобождать от учебников и конспектов журнальный столик у дивана. – Памела еще не вернулась? У нее есть шоколад.

   - Кажется, нет. Может, удастся заполучить Люсиль с чипсами. А у тебя что есть, кроме телевизора?

   - У меня есть яблоки и хлеб в нарезку.

   Фабьенн не успела и моргнуть, как у нее в спальне образовался стихийный потлак , правда, не слишком обильный. Яблоки, хлеб, сыр, чипсы и двухлитровая бутылка «Маунтейн дью» - не густо, но в общем и не так чтоб совсем ничего. Девушки устроились на диване и снова уставились на экран телевизора.

   Соревнования почти закончились – старт был дан двадцать третьему. Экстра-группа уже вся прошла, и время Райни Эртли оставалось наилучшим. Камера часто останавливалась на трибуне победителей. Лара млела:

   - Красавчик он все-таки. Ах, до чего милый. Интересно, он когда-нибудь бросит эту Аннабель? Она просто мизинца его не стоит.

   - А ты прыгнешь на ее место? – поддела Люсиль.

   - Я бы с радостью. Надо ему предложить, вдруг я в его вкусе. Он как раз любит брюнеток.

   Фабьенн прислушалась:

   - Памела, ты что ли пришла?

   - Да! – откликнулась подруга из коридора. – Фаби, дашь списать конспект по нормативным базам промышленных строений?

   - Завалила? Бери.

   Дверь распахнулась, влетела Пам.

   - О, это финал уже? Кто… А, Эртли?

   - Лара рыдает от счастья.

   -Угу. – Пам – самая отвязная тусовщица во всем универе – цапнула со стола многострадальную тетрадь с конспектом. – Сейчас посплю и спишу.

   Вдруг камера замерла на детском личике. Девочка лет десяти на одной из трибун. В ней было что-то странно-знакомое. Темно-рыжие волосы, собранные в хвост на затылке, ясные глаза.

   - Кто это? –спросила Фабьенн.

   - Да никто, - ответила Люсиль. – Просто девочка. Детей любят показывать. Особенно таких ярких.

   Не успел Райни включить телефон, который он выудил из своей сумки, как он зазвонил. Вернее, вопросил голосом Скутера, сколько стоит рыба? На проводе был, разумеется, Тим Шефер.

   Он быстро поздравил Райни с победой (конечно, соревнования еще не совсем окончены, но было уже очевидно, что больше у судьбы в рукаве не припрятано козырных тузов) и тут же взял быка за рога:

   - Меня только что вызвонил какой-то тип из Женевы. Насколько я понял, он начальник какого-то отдела полиции. Ты знаешь, что твоя дочь унаследовала там дом?

   Райни потребовалось несколько секунд, чтобы минимально сообразить, о чем вообще речь.

   - Да. Вроде так.

   - Там уже три раза по ночам срабатывала сигнализация.

   - Вот как? Кто-то пытается залезть?

   - Или это, или неисправна сигнализация. Дом стоит запертый, следов взлома не видно, да вопрос, в общем-то, чепуховый, от тебя только и требуется, что разрешение открыть дом и обыскать, или…

   - А, понял. Отправь кого-нибудь с моей доверенностью в Женеву, пусть откроет дом, вызовет фирму, которая обслуживает сигнализацию… известно, что за фирма?

   - Конечно.

   - Пусть они проверят исправность сигнализации и поменяют все замки. Не только на доме, но и на воротах, калитках и так далее. Когда я освобожусь, я подумаю, что дальше делать.

   Он отключился, машинально покачал телефон в руке, решил, что пора позвонить родителям, но не успел – последний участник финала закончил гонку (с 22 результатом). На финишный круг вынесли пьедестал. Пришлось сунуть телефон обратно в сумку и выдвигаться на награждение.

   Золотая медаль и еще 100 очков в общий зачет, но не только это. Малый Хрустальный Глобус – награда за победу в зачете скоростного спуска. И улыбка Лиз. Ради всего этого стоило стараться.

   Четверо девушек перед экраном телевизора в небольшой квартирке в Женеве смотрели, как трое сильнейших скоростников планеты получают свои медали. Швейцарец, австриец и американец в очередной раз поделили между собой набор наград. И любой согласился бы, что они были достойнее всех.

   Подружку Райни больше не показывали, но еще раз показали ту маленькую девчонку в синей курточке с рыжими волосами. Она с упоением дула в какую-то шумелку-дуделку. А потом сразу же показали пьедестал и троих мужчин на нем. Темноволосый австриец, белокурый американец, а на верхней ступеньке мужчина с каштаново-рыжими волосами. У девочки волосы немного светлее, скорее рыжие, чем каштановые, но тон один. На Фабьенн не успела додумать эту мысль и провести связь между девочкой и мужчиной. У победителя брали интервью.

   - Это было потрясающе, - сказал он. – Я счастлив, что смог оказаться лучшим на этой интересной и очень сложной трассе. Свою победу я хотел бы посвятить памяти моей бывшей жены и матери моей дочери – Карин Кертнер.

   ЧТО?!

   Фабьенн вздрогнула, чуть не пролив свой Маунтейн дью.

   - Осторожнее, - сказала Люсиль. – Прольешь. Эту хрень фиг отмоешь. Пятно останется.

   - Он был женат… на Кертнер? – переспросила Фаби таким тоном, что все трое подруг уставились на нее как на призрак отца Гамлета.

   - Был, - осторожно подтвердила Лара.

   - Этого не может быть! Ему еще тридцати нет! А она…

   Лара знала все детали жизни своего кумира:

   - Она забеременела от него, вот и все. Да, он младше нее на 10 лет, ну и что? Она хороша собой, а ему тогда было 19, он и повелся, что такого?

   Что такого?! Что такого?! Фабьенн не могла ответить на этот вопрос. Но если бы она ответила… Что она могла бы сказать?

   «Эта Карин Кертнер просто слопала этого вашего драгоценного Райни живьем. Так же, как приворожила моего отца. Он потерял все остатки своего разума. Он забыл обо всем. Он забыл о жене, которая родила ему двоих детей. Он забыл о дочери, о своем погибшем сыне, он просто забыл обо всем, кроме того, чтобы сделать эту женщину своей. Он отписал ей дом, где его семья жила несколько столетий и где росли его дети. И большую часть своего состояния. Что, черт подери, что она сделала с ним? Он подал на развод, чтобы иметь возможность сделать ей предложение, и что она на это ответила? Просто рассмеялась ему в лицо! Он умер, думая только о ней. Он выкинул из головы свою семью. Для него имела значение только она. И она пережила его всего на 2 недели и 3 дня. Теперь они вместе? Господи, пусть теперь они будут вместе. После того, как они испортили все, что только можно было испортить в этом мире, пусть у них все будет хорошо в ТОМ…»

   А вслух Анаис-Фабьенн Мирабо де Сен-Симон могла сказать только следующее:

   - Ничего. Господь упокой ее душу. Хорошо, что у ее дочери есть отец.

   - Его дочери, стало быть, сейчас 10 лет? – спросила Пам.

   Лара кивнула:

   - Она родилась в 90-м. Но про это мало известно. Во всяком случае, в последнее время никто об этом не упоминал – Райни развелся с женой, и они жили отдельно.

   - С ребенком он тоже развелся? – сердито спросила Фабьенн. – Вот нравятся мне такие мужики! С женой разошелся, значит, и дети побоку!

   - Ну бывает и так, - Лара пожала плечами. – Но мы же ничего о нем не знаем. Я ничего не знаю про КК, она закончила карьеру как раз когда забеременела, я тогда не следила за Райни.

   - Правильно, нам тогда всем было по 12-13 лет. – Фабьенн зевнула. Спать хотелось ужасно.

   - По ночам надо спать, - ехидно сказала Люсиль. – Нам одной Пам мало было, ну да, Пам по клубам зависает, а ты… Когда познакомишь нас со своим дружком? Как хоть его зовут?

   - М… Мишель.

   - Кажется, в прошлый раз ты говорила, Жан, - заметила Лара.

   - Я… э… то есть…Ну да, верно. Он Жан-Мишель.

   - Ты хоть запомни, чтобы больше не плавать, а то в следующий раз он у тебя станет называться Жан-Мишель-Эфроим или еще как-нибудь, - посоветовала Пам.

   - Ты думаешь, я вру? – рассердилась Фабьенн.

   - Думаю, что это наиболее полно отражает мои впечатления, - хихикнула Пам.

   - Вот фиг ты у меня конспект получишь.

   - Ах, ну тогда конечно, приводи на смотрины своего Эфроима, пока он не оброс еще десятком имен.

   Но Фабьенн не услышала ехидную реплику подруги – на очередном кадре Райни Эртли разговаривал с той самой девчушкой с рыжими волосами, которую уже показывали. Он подошел к трибуне, положил руки на бортик, она вскочила и бросилась к нему, будто хотела обнять или поцеловать, но… почему-то затормозила прямо перед ним, только заулыбалась и что-то начала говорить.

   И вот тут все встало на свои места. Камера приблизила план – мужчина и девочка в профиль друг к другу. Одинаковые прямые носы, длинные пушистые ресницы, изгиб бровей, почти один цвет волос. Это его дочь. Дочь его и Карин Кертнер. Новая хозяйка дома на Рут Перье-Шамон. Того дома, в котором выросла Фабьенн.

   Разумеется, Анаис-Фабьенн Мирабо де Сен-Симон была отнюдь не единственной, кто догадался о том, что рыжеволосая девочка на швейцарской трибуне – дочь Райни. Так же многие заметили, что на награждении не было Аннабель, а какой-то репортер подловил ее, в слезах выбегающую со стадиона. Догадки и предположения посыпались лавиной…

   - А что это такое ты сказал про маму? – спросила Лиз, когда они ехали со стадиона. Фрау Бахман сидела рядом с Лиз на заднем сиденье.

   - Когда? – Райни включил было магнитолу, но там стоял диск Раммштайн, поэтому он, предпочитая, чтобы посторонние не знали о том, что Лиз с его разрешения слушает сомнительные по содержанию песни, вынул его из проигрывателя и заменил на диск Offspring.

   - Когда тебя наградили. Мне фрау Бахман сказала.

   - Это про ваше посвящение, - уточнила учительница.

   - А, да. Да. Я посвятил свою победу твоей маме.

   - Что значит посвятил?

   - Ну… Это значит, что я победил для нее. В данном случае – в ее честь. Не знаю, как точнее объяснить…

   - Твой отец таким образом показал всем, как высоко он ценил и уважал твою мать, - вмешалась фрау Бахман. – Это был знак высочайшего уважения, которое он только мог проявить.

   В машине воцарилась… ну не сказать чтобы тишина – развеселые Offspring разогревались перед великим хитом всех времен и народов – но Лиз не могла найтись с ответом. Наконец, переспросила:

   - Он уважал ее? Ты уважал мою маму?

   Сложный вопрос. Уважал ли он Карин? Да, как великую спортсменку – безусловно. Воздавал ей дань как великой интриганке – это тоже верно. Но… уважал ли он ее как человека?

   Никогда до сих пор. Но когда познакомился с Лиз – да, начал уважать. Воспитать такую чудесную дочь – это, наверное, лучшее, что женщина может сделать в своей жизни. И он ответил без дальнейших колебаний:

   - Да, Лиз. Я уважаю твою маму. И всегда буду уважать.

   Снова повисло молчание. Лиз смотрела в окно. Поискала руками около себя, но Хани осталась в отеле. Райни вдруг испугался, что она заплачет, и выпалил:

   - Поехали опять в ту пиццу, Лиззи?

   - Поехали! – обрадовалась девочка. – Фрау Бахман, поедете с нами?

   - Может быть, вы хотите побыть вдвоем?

   - Мы еще успеем, - сказал Райни, а Лиз повернулась к ней:

   - Ну пожалуйста! Поехали! Папа, включи ту песню про мух , я покажу, как я клево английский знаю!

   Райни рассмеялся и мотнул чуть вперед. Лиз тут же начала громко подпевать. А Райни растаял от этого «Папа, включи…»

   Они доехали до той пиццерии, заняли самый-пресамый лучший столик и сделали огромный заказ на все самое вкусное. К ним то и дело подходили люди, поздравляли Райни с победой, брали автографы, спрашивали про Лиз. Райни отвечал коротко – да, моя дочь. Несмотря на все эти отвлекающие факторы, ему было немного не по себе. Он понимал, что поступает по-свински по отношению к Аннабель. Да, она не вовремя попыталась устроить ему сцену (хотя даже попытайся она в более удачное время, ничего бы из этого не вышло) но это не значило, что он должен вести себя так, будто она – предмет обстановки. По-хорошему, он должен все же пригласить ее сюда, и вообще как-то разрулить ситуацию. Но не хотелось портить эти часы триумфа и сближения с дочерью обидой Аннабель и недовольством Элизабет. Почему этим двум женщинам – взрослой и маленькой – непременно нужно тянуть его каждой в свою сторону? Ведь они не конкурентки, он с ними в разных качествах, для одной - любовник, для другой – отец. Почему, черт подери, им нужно так осложнять его жизнь? Хотя чему он удивляется? Женщины есть женщины, с ними всегда сплошные сложности. Прошло пятнадцать лет с тех пор как самая первая его девушка целую неделю не давала ему только потому, что ей показалось, что он бросил на уроке литературы записку ее подружке (и даже когда его сосед честно признался ей, что записку бросил на самом деле он, девушка не поверила и сказала, что они просто выгораживают друг друга), но он так и не научился понимать этих чертовых баб... то есть женщин. Все так или иначе мотали ему нервы. Может, фрау Бахман сможет выступить буфером между дочкой и любовницей? Можно попробовать.

   В общем, чтобы успокоить свою совесть, он извинился перед Лиз и фрау Бахман и вышел из ресторана. На маленькой террасе, украшенной ящиками с цветами, никого не было, и он достал телефон и набрал номер Аннабель.

   Она долго не отвечала, наконец он услышал ледяное:

   - Да?

   - Привет, - сказал он легко, вполне подходящим для сглаживания углов тоном. – Как ты?

   - Превосходно, - по ее тону было слышно, что она очень зла на него.

   - Мы… вроде как тут решили немного пообедать. Мы в пиццерии «Рафаэль». Может, присоединишься к нам?

   Она ответила не сразу, зато таким тоном, будто он предложил ей докурить брошенный на улице окурок:

   - В пиццерии?..

   - Знаю, тут не самая диетическая кухня, - весело сказал он. – Но, думаю, не проблема раздобыть салат или что-нибудь…

   Еще более холодный ответ последовал после еще более продолжительной паузы:

   - Хорошо. Я подумаю.

   Ну, дает! О чем она должна думать? О том, сколько калорий можно съесть на обед? Но для него в этой игре не было ничего нового, вот ни на йоту. Она обижена и не собирается облегчать его жизнь. Он, как бы, должен воображать, что она, Аннабель Д’Этьен, умница и красавица, должна по щелчку пальцев побежать к нему, забыв все свои обиды? Пусть он помучается от неопределенности, попереживает, поуговаривает ее. Ну что же, на эту игру у него был свой ответ. Он ничего не будет делать. Любимая стратегия Райнхардта Эртли – не бросаться в бой сломя голову, не пороть горячку, а спокойно выждать, не разрешится ли проблема самостоятельно. Смешно, но чаще всего так и получалось. Жаль, он не понимал этого в пятнадцать – не стоило распинаться перед девушкой (как же ее звали?..) и пытаться доказывать свою невиновность, надо было только выждать. Проблема решилась бы быстрее и проще, причем самой девушкой. Ну а сейчас – тем более стратегия была очевидна. В конце концов, он позвонил, пригласил, его совесть чиста. Райни сунул телефон в карман куртки и спокойно вернулся в ресторан, по пути дав пару автографов.

ГЛАВА 15

Фабьенн сидела за столом в своей комнате и пыталась готовиться к семинару по градостроительным тендерам, но никак не могла сосредоточиться. Ей слишком сильно хотелось спать. Ни умывания холодной водой, ни чашка растворимого кофе не помогли. Строчки конспекта сливались перед глазами. «Я посплю всего минуту».

   Ее окружила темнота. Знакомая… вернее, когда-то знакомая и нестрашная темнота дома, в котором она росла. Много лет назад отец перенес через порог этого дома ее мать – они тогда поженились. Потом сначала ее брата, а через два года ее саму принесли в этот дом, когда им обоим было по нескольку дней от роду. Здесь они учились ходить, говорить, читать, вместе придумывали всякие выходки и секретничали между собой. Отсюда они пошли в школу, здесь они зубрили уроки и готовились к экзаменам… Отсюда брат Дени-Эжен уехал утром того дня, который стал последним днем его жизни…

   Теперь этот дом стал чужим. Враждебным и непонятным. Замки остались прежними, а вот код сигнализации оказался изменен. Она возвращалась туда две ночи подряд, пытаясь найти кнопку аварийного отключения сигнализации (а она точно была, только Фабьенн не знала, где – теоретически где-то недалеко от входа) Может быть, пора уже сдаться и перестать болтаться вокруг дома на Рут Перье-Шамон, она дождется еще, что ее арестуют… Но как раз сдаться она не могла. В этом доме было то, что принадлежало ей и ее матери по праву.

   Святая Маргарита. Или, как она правильно называлась – Heilige Margarete.

   Название, которое не давало ей покоя, в очередной раз вытолкнуло ее из сна. Она потерла глаза, отодвинула в сторону учебник и достала из ящика стола лист бумаги.

   Копия завещания отца. Heilige Margarete там не было – она читала этот документ миллион раз и уже заучила наизусть. Как полагала Фабьенн, отсутствие чего бы то ни было в завещании, которое отец оставил в пользу своей ненаглядной Карин, автоматически означало, что это должно принадлежать прямым законным наследникам. Жене (то есть вдове) и дочери. Значит, нужно просто найти эту вещь.

   Но это оказалось легче сказать, чем сделать.

   Она села на край стола, глядя в окно, где шелестел молодой листвой каштан, и подумала о том дне, когда все изменилось навсегда.

   Это был весенний день четыре года назад, когда не стало Дени. Незадолго до того ему исполнился 21 год, а Фабьенн было 19. Он так долго копил на этот чертов байк, и попросил, чтобы вместо подарков на день рождения ему подарили деньги. Это позволило ему набрать необходимую сумму и купить настоящий спортбайк. Хонда Блэкберд. Красивая вещь, настоящее чудо, Фаби просто плакала от зависти и тоже решила накопить на такой же.

   Как и сестра, Дени учился на архитектурном факультете Женевского Университета. Иначе и быть не могло, ведь у их отца была строительная фирма. Николя Мирабо де Сен-Симон сам был архитектором и настоял на том, чтобы и дети пошли по его стопам, потому что предполагалось, что фирма рано или поздно перейдет к ним. В тот день, точнее, вечер в апреле 1996 года, Дени опаздывал на день рождения своей девушки. Ну и, как потом сказал безутешному отцу пожилой полицейский, когда погибшего уже увезли – к сожалению, не он первый, не он последний. Слишком быстро ехал, на улице гроза, мокрый асфальт, ветка попала под колесо…Несовместимые с жизнью травмы, мгновенная смерть.

   Наверное, тогда Николя сломался. Но семья не могла ему помочь. Каждый переживал личный ад утраты. Мать Дени - Жаклин Мирабо де Сен-Симон Тесонье - замкнулась в себе. Фабьенн никак не могла поверить, что Дени больше нет. Она очень любила брата. Наверное, они все тогда немножко сошли с ума – ведь для всех троих Дени был светом в окошке, они его обожали, он был такой чудесный, такое солнышко. Такой же светловолосый и сероглазый, как сестра, он отличался таким веселым и легким нравом, что его было невозможно не любить.

   Смерть Дени ударила по каждому – Жаклин заперлась у себя в спальне и принимала лошадиные дозы транквилизаторов, Фабьенн ходила по комнатам, искала брата, все время плакала, а Николя начал сильно пить.

   Впрочем, время понемногу залечивало боль от потери. Постепенно жизнь вошла в какое-то подобие нормального русла. Они купили другой дом и переехали в него, предполагалось – на время. Жаклин немного пришла в себя и вернулась к тем делам, которые составляли ее жизнь до смерти Дени. Она, помимо прочего, работала в благотворительном фонде, учрежденном ее родителями (бабушкой и дедушкой Фабьенн). Дед – отец Жаклин – владел компанией, производящей протеины и пищевые добавки, сейчас уже ушел на покой. Фирмой теперь управлял его старший сын – дядя Фабьенн, а Жаклин занималась благотворительными проектами, которых тоже было немало. Через год после гибели Дени Фабьенн сочла, что мать достаточно оправилась, и решилась вместе с тремя приятельницами из университета снять квартиру. Четыре спальни, не очень далеко от учебы, веселая компания ровесниц, несколько студенческих вариантов подработки – девушка тоже начала возвращаться к жизни. Что до Николя, он постепенно преодолел тягу к алкоголю и с головой ушел в работу и развлечения.

   К сожалению, этот его уход имел катастрофические последствия: его фирма спустя два года после гибели Дени была объявлена банкротом, а развлечения привели к тому, что в его жизни появилась женщина, способная не поперхнувшись сожрать любого мужика. Красавица австрийка заставила его забыть и об утрате, и о тех, кто еще остался в живых и нуждался в нем.

   А потом вообще стало происходить что-то свыше всякого понимания. Николя попросил у жены развод, собрал вещи и переехал обратно в дом на Рут Перье-Шамон. Он собирался просить руки Карин Кертнер. Но из этого ничего не вышло – он сказал Жаклин, что она ему отказала, но все же продолжал настаивать на разводе. Он верил, что рано или поздно уговорит строптивую Карин. Ну а потом финал этой истории – очередная попытка предложения, отказ, выпитая в расстройстве бутылка коньяка, слишком высокая скорость на горном серпантине, перевернувшаяся машина и смерть – не милосердно-мгновенная, как у Дени. Он умер через два дня. К счастью, в аварии никто, кроме Николя, не пострадал. А после похорон выяснилось, что он отписал Карин большую часть своего состояния и дом.

   Тот дом, который купили недавно, Николя оставил жене, вместе с небольшой суммой денег, которой не хватило бы надолго.

   Жаклин сказала, что они не пропадут: у нее оставалась семья – брат и родители, которые собирались помогать ей, но Фабьенн эта перспектива казалась какой-то чересчур ненадежной. Конечно, за два последних года самостоятельной жизни она привыкла к подработкам, но особого дохода они не приносили – что-то, чтобы оплачивать аренду четверти квартиры, не слишком густое девчоночье пропитание, когда питаешься воздухом, а закусываешь чем придется, ну и всякое баловство – шмотки, косметика, развлечения. Нормальная студенческая жизнь, но никак не тот доход, который может полностью обеспечить жизнь двоих, не говоря уже о содержании немаленького дома.

   Когда они с матерью вышли от нотариуса – с тех пор прошло всего две недели – волшебное словосочетание «Святая Маргарита» в первый раз всплыло в памяти Фабьенн. Конечно, она отлично знала, что “Heilige Margarete” хранилась в семье отца на протяжении жизни нескольких поколений, и понимала, что это вещь не только дорогая, но и очень раритетная.

   Розовый бриллиант, самую малость не дотягивающий до 30 карат, был прекрасен и ужасен одновременно. Фабьенн держала его в руках раз в жизни, когда Дени было 18, а ей 16. Тогда отец счел необходимым познакомить сына с семейным артефактом, ну а заодно и дочь, раз уж они с Дени были не разлей вода. Николя рассудил, что Дени все равно расскажет сестренке, поэтому решил поговорить с обоими сразу. Все-таки не маленькие дети уже.

   Как очень многие раритетные драгоценности, этот бриллиант был запятнан кровью, он просто купался в крови. Люди испокон веков убивали и предавали, чтобы завладеть подобной вещью, это было почти само собой разумеющимся. Фабьенн, которая в юности зачитывалась авантюрными романами, читала много историй и про исторические драгоценности, которые в книгах назывались «красными» - это как раз подразумевало то, что ради них был убит человек. Путь многих таких драгоценностей был подобен кровавой тропе, усеянной трупами, осененной предательствами, изменами, интригами, заговорами и преступлениями одно другого страшнее…

   Такой же была и «Святая Маргарита» - казалось невероятным, что этот кровавый камень носил имя святой. Но история этого бриллианта была, наверное, особенно ужасной.

   За двести лет, которые предшествовали появлению «Маргариты» у прапрадеда Николя, камень менял хозяев четырнадцать раз. Пятеро были убиты и ограблены, трое продавали камень, еще у шестерых камень отбирали силой. Что было до того, узнать не удалось, только были некоторые (ничем не подтвержденные) свидетельства, что когда-то этот бриллиант входил в приданое Екатерины Арагонской. Периодически хозяев бриллианта преследовали какие-то роковые несчастья. Николя рассказал детям два эпизода. В начале 18 века итальянский герцог Монтемарини был убит собственной любовницей, которая похитила камень и попыталась скрыться, но была поймана стражей и зверски убита. После этого камень пропал на несколько лет, чтобы потом вновь явиться на свет после очередной кровавой истории. Прапрадед Николя, богатый женевский ювелир, приобрел этот алмаз у человека, который убил прежнего владельца – английского лорда, для того, чтобы завладеть камнем, истинной цены которого он даже близко не представлял. Разумеется, хитрый ювелир приобрел баснословный розовый бриллиант практически за бесценок. Только прожил он после этого всего три года, сгорев в возрасте 39 лет при пожаре в доме своей любовницы. С алмазом это не было связано – тот спокойно лежал в сейфе в кабинете ювелира. Там он и оставался еще много лет – потомки ювелира понадеялись, что камень «выдохся» и больше не будет приносить несчастья. Но к сожалению, это было не так.

   Внук ювелира был игроком, причем совершенно отчаянным и прожженым. Ради того, чтобы похитить бриллиант и отыграться с его помощью, он напал на собственного отца. Убить его он не смог – дрогнула рука – но все же с помощью угроз завладел камнем. Но тот не принес ему удачи – едва бриллиант попал к нему в руки, молодым человеком овладело безумие. Он прожил долго, но рассудок к нему так и не вернулся. После этого эпизода камень оставался в собственности семьи Мирабо де Сен-Симон, и периодически в этой семье что-то случалось… Неизлечимая болезнь унесла 52-летнего мужчину… При восхождении на пик Дюфур погиб 24-летний наследник… В родах умерла юная жена следующего главы семьи… Потом ювелирный магазин настигло разорение, и банкрот пустил себе пулю в лоб…

   - Да это все чепуха какая-то, - сказал тогда Дени, держа камень в руке. – Роковые несчастья, мистика. Это все – простые совпадения. Тот, кто лезет на Дюфур, определенно рискует жизнью. И лечить всякие болезни тогда еще не умели. Ерунда, сказки для суеверных дурачков.

   - А вот и нет, - живо возразила Фаби, которая в те времена взахлеб глотала романы Жюльетты Бенцони. – Я читала… Очень много такого. Эта кровь… которая проливалась ради камня… она как бы притягивает всякие несчастья.

   - Какой ужас, - рассмеялся парень. – Пап, давай-ка загоним его, что ли. А то как бы нам сейчас НЛО на крышу не брякнулся.

   Но продавать бриллиант отец не стал. Больше он вообще о камне не заговаривал.

   «А ведь бриллиант и вправду притягивает несчастья, - подумала Фабьенн. – Сначала Дени, теперь вот папа…» Она не боялась возиться с этой чертовой вещью – что такого страшного найти совсем небольшую штучку размером с ползажигалки, положить в сумочку или даже в карман и отвезти в «Кристиз» или «Сотбиз»? Там уже пусть они отвечают за проклятый минерал – проводят экспертизы, страхуют, обеспечивают безопасность и так далее, это не ее проблемы. Камень уйдет с аукциона, подарив тем нормальную обеспеченную жизнь Фабьенн и ее маме, и пусть кровавая драгоценность жжет карман новому владельцу…

   Когда Жаклин и Фабьенн вернулись от нотариуса, который ознакомил их с завещанием Николя, Фабьенн попросила мать открыть сейф в отцовском кабинете, где хранилась «Святая Маргарита». Сейф был пуст.

   Снова и снова Фабьенн пыталась понять, что она должна теперь делать и где искать проклятый бриллиант. Самым логичным было предположить, что, переехав обратно на Рут Перье-Шамон, Николя увез камень с собой и положил в тот сейф. Ключ от сейфа в том доме Фабьенн держала в бардачке своей старенькой чиненной-перечиненной тойоты 86 года выпуска вместе с каким-то хламом – шпильками, заколками, дезодорантом, фломастерами. Оставалось только понять, как отключить проклятую сигнализацию. Почему папа сменил код? И почему не поменял замки в доме? И можно ли надеяться, что и замок сейфа остался прежним? Ведь его заменить как раз намного сложнее, чем любой прочий замок.

   Фабьенн тяжело вздохнула и посмотрела на часы. Надо бы поспать, раз уж сегодня выдался такой относительно свободный день. В кафе, где она работала по вечерам, у нее сегодня был выходной, а трехгодовалый мальчик, с которым она сидела днем, вместе с мамой уехал на три дня в Цюрих. Этой ночью ей снова предстоит вылазка в дом. Может быть, она все же найдет аварийную кнопку и отключит чертову сирену. А завтра девчонки будут опять подкалывать ее, что она проводит ночи со своим бойфрендом (которого, как правильно предположила Пам, не существовало в природе) и поэтому не высыпается. А может на этот раз все получится? Она помнила дом, в котором выросла, так хорошо, что не нуждалась в освещении, чтобы найти отцовский кабинет. Чтобы открыть сейф и найти камень, хватит и лунного света. Вот только… могло ли быть так, что и камень отец подарил своей Карин? Ведь ясно, что основное наследство Николя Мирабо де Сен-Симона – это именно камень, а вовсе не дом и не деньги, которых после банкротства оставалось не так уж и много. Такой камень, насколько Фабьенн знала, можно было продать за несколько десятков миллионов франков. Розовый бриллиант – величайшая ценность, один карат стоит от миллиона долларов, а тут этих каратов почти тридцать.

   Если камень был подарен любовнице отца, он практически стопроцентно потерян. Где он, как его искать? Подать в розыск, сообщить полиции, что камень, не включенный в завещание и, следовательно, принадлежащий законным наследникам, утерян? И где они будут его искать? А как она докажет, что этот бриллиант вообще принадлежал отцу? Он был в семье так давно, что никаких документов на него не существовало, свидетелей давным-давно не было на свете, в целях безопасности отец вообще никому не говорил о существовании камня, о нем знали только мать и Фабьенн. По этой причине Николя даже не страховал драгоценность – если хотя бы один человек за пределами семьи узнает про бриллиант, риск возрастет во много крат, и никакая страховка не будет достаточной, потому что кто гарантирует, что хозяев камня не убьют ради драгоценности? Ведь такое уже бывало десятки раз. Таким образом, про камень как бы никто ничего не знал, и безвестность была лучшей защитой и для «Святой Маргариты», и для семьи Мирабо де Сен-Симон. Девушка полагала, что с этим камнем дело будет обстоять так – у кого он окажется, тот и выиграл. Значит, нужно, чтобы она нашла камень первой.

   Она знала о смерти Карин Кертнер. Равно как и о том, что дом был заперт. Это давало ей небольшую временную фору. Но, если первыми «Святую Маргариту» все же найдут наследники Карин…

   Рыжеволосая девочка на трибуне во время скоростного спуска в Шладминге… И ее отец, выигравший гонку. Дочь и бывший муж Карин. Господи, эта девочка и есть наследница Карин. А Райни Эртли – ее отец и опекун…

ГЛАВА 16

- Я наелась, - Лиз отодвинула от себя тарелку с паннакоттой. – Правда, я сейчас просто лопну.

   - Тогда остановись, - Райни улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. – Что мы хотим делать дальше?

   - Не знаю. На великах кататься?

   - Есть идея получше, - он подмигнул ей. – Как насчет аквапарка? Тут есть один.

   Лиз просто взвилась над столом:

   - Правда? Тут есть аквапарк? Я хочу!

   - Вот и отлично. Поедем в отель, передохнем, переоденемся и туда. Вроде бы это недалеко. Фрау Бахман, вы с нами?

   Он бы здорово удивился, если бы старушка приняла приглашение, но она засмеялась:

   - Давайте, молодежь, развлекайтесь. Я лучше схожу в Унтертауэрн.

   - А что это? – спросил Райни.

   - Парк дикой природы. Если там интересно, мы можем завтра сходить все вместе. Идет?

   - Конечно.

   Райни и Лиз завезли фрау Бахман в ее апартаменты в «Хубертусе» и поехали к своему отелю, чтобы переодеться и собрать купальные принадлежности. Но перед тем, как выйти из машины, Райни обернулся к дочери.

   - Лиззи. Я очень хотел тебя попросить об одной милости. Можно?

   - О чем?

   - Ты не рассердишься?

   Детское любопытство неистребимо.

   - Нет, нет, о чем ты хочешь попросить?

   - Точно не рассердишься?

   - Честно-пречестно. Ну?

   - Давай возьмем с собой Аннабель.

   Несмотря на свои обещания, девочка тут же надулась:

   - Я не хочу.

   - Я знаю. Но что мне делать? Я и так совсем с ней не вижусь, а она приехала сюда ради меня.

   - Ты с ней спишь.

   Райни печально посмотрел на дочь:

   - Солнышко, мы взрослые люди, и в этом ничего плохого нет. А в том, что она целыми днями только и сидит в номере и ждет меня, есть. Лиззи, отныне – ты часть моей жизни, причем самая важная часть. Но Аннабель – тоже часть моей жизни. Вы обе не должны стараться выпихивать друг друга. Вы этим меня очень огорчаете. Понимаешь?

   Девочка упрямо повела плечом:

   - Она такая же важная часть твоей жизни, как я?

   Райни положил руку на спинку кресла и оперся на нее подбородком, немного помолчал, потом ответил тихо:

   - Лиз, тут даже сравнивать нельзя. Ты моя дочь. Ты для меня важнее всего. Но это не значит, что ты должна обижать мою подругу.

   - Ты же на ней не женишься.

   - И что с того?

   - Ты и спать с ней не должен.

   Господи, ну и мешанина в этой голове! И это дочь Карин Кертнер!

   - Лиззи, давай мы оставим эту тему. Ты уже большая и должна понимать, что у взрослого мужчины должна быть взрослая женщина рядом, даже если он на ней и не женится по тем или иным причинам. Я просто попросил тебя о том, чтобы мы взяли ее с собой в аквапарк. Я же не мог сделать это, не спросив твоего мнения, правда?

   Лиз надула губки и исподлобья посмотрела на него:

   - Я тебе сказала. Я не хочу.

   - Я пытаюсь разобраться, почему, - очень серьезно сказал Райни. – Лиз, для меня чертовски важно… то есть, извини, очень важно, чтобы тебе было хорошо и комфортно. Чтобы тебя окружали приятные и доброжелательные люди, чтобы никто тебя не обижал. Верно? Но ведь она ничем тебя не обидела. Если даже она тебе лично почему-то не очень нравится – жаль, конечно, но давай попробуем извлечь из этого какую-то пользу. Мы ведь с тобой умники и можем лимон превратить в лимонад? Что ты об этом думаешь?

   - Как это? – с опаской спросила Лиз.

   - Во-первых, ты начнешь учиться французскому. А он тебе будет очень нужен, я тебе говорил.

   - Я могу учиться и у тебя.

   - У Аннабель лучше. Ведь она настоящая француженка. А для меня французский все-таки не родной, хотя я и говорю на нем свободно. Во-вторых, вот вбила ты себе в голову, что она тебе не нравится. А тебе надо уметь ладить с самыми разными людьми, даже с теми, кто действительно ужасно неприятный. Я вот часто имею дело с людьми, которые мне очень сильно не нравятся, хотя они об этом не догадываются.

   - Это как адвокат, что ли?

   Райни засмеялся:

   - Боюсь, солнышко, что этот адвокат отлично понимал, что я от него не в восторге. Но и я ему не очень-то пришелся по душе. Нас просто жизнь поставила в такие позиции, что мы хотели разного. Может быть, если бы мы встретились с ним при других обстоятельствах, мы бы стали ну не то чтобы прямо друзьями, но деловыми партнерами или просто приятелями. Бывает по-другому. Мой менеджер в «Тьерри Бонне» мне ужасно не нравится. Он мне просто чисто по-человечески неприятен, хотя он, как и Аннабель тебе, ничего плохого мне не сделал. Просто он вызывает у меня очень сильную антипатию. Но мы нормально ведем дела, в профессиональном плане у меня к нему нет претензий, и он даже не догадывается, что я его еле выношу.

   - А почему так? – спросила Лиз. Райни не собирался докладывать ей правду (которая заключалась в том, что бедняга Бертран имел нетрадиционную сексуальную ориентацию, а Райни, как многие натуралы, просто очень не любил геев) поэтому он пожал плечами:

   - Он одевается по-дурацки и все время хихикает. Меня это бесит. Но, видишь ли, солнышко, успешность в жизни зависит в том числе и от того, умеешь ли ты быть толерантной.

   - Какой?

   - Снисходительной, терпимой и доброй к людям. Тебе придется иметь дело с самыми разными людьми, и когда ты вырастешь, и сейчас тоже. И чем лучше у тебя будут отношения с любым из них, тем легче и приятнее тебе будет жить.

   Девочка подумала и нехотя кивнула:

   - Ну ладно. Пусть идет с нами. Я буду тоне… какой?

   - Толерантной. И вежливой. Идет? – Райни протянул дочери руку, и Лиз по-взрослому пожала ее.

   - Идет.

   Но маленькая победа над антипатией Лиз могла оказаться тщетной. Как сказал Шекспир, «Frailty, thy name is woman!»

   Когда Райни вошел в своей номер, он увидел, что багаж Аннабель стоит посреди комнаты, а сама она укладывает в последний чемодан последние вещи. С тех пор, как они расстались на стадионе после финиша, прошло уже несколько часов, и, если бы она и вправду хотела уехать, она могла бы сто раз успеть все упаковать и заказать такси (или преспокойно взять мазерати). Но, поскольку Аннабель этого не сделала, она, очевидно, была настроена дать своему бойфренду незаслуженный, но все же полновесный последний шанс. Черт, все предсказуемо и потому – ужасно скучно. Скучно быть старым мудрым циником, парни… Она сидела и ждала его над собранными вещами, а когда услышала стук двери, тут же встала «заканчивать собирать чемоданы».

   Тем не менее, Райни, хоть и без особого удовольствия, но собирался этот последний шанс использовать. Если Аннабель уедет, он почти гарантированно завалит остальные старты. Чтобы не отвлекаться на ерунду и работать по максимуму, он должен регулярно заниматься сексом. Ну вот так фишка легла, что без этого дела он начинал скучать, думать не о том, отвлекаться. Да, перед стартом, конечно, он не тратил силы, но в остальное время ему это было необходимо. Если Аннабель всерьез обидится и уедет – ему придется или звереть от неудовлетворенности, или искать замену, что было бы совсем некстати. И времени на это нет, и возможности выбирать, и заниматься пик-апом под очень пристрастным взглядом девятилетней дочери было совершенно невозможно. Значит, надо остановить Аннабель. Черт, ну почему после такой гонки, после такой победы (когда, по идее, он не мог бы выиграть!) он должен еще заниматься такой ерундой?

   - Привет, - он улыбнулся, дал своей улыбке медленно полинять, когда он «заметил собранные чемоданы». – Что случилось?

   - Я ухожу, - Аннабель машинально откинула с лица прядь темных шелковистых волос. Он всегда находил этот жест очень женственным и красивым. Боже, дай сил мужчинам.

   - Никуда ты не уходишь, - Он обнял ее, привлек к себе. – Детка, ты мне очень нужна.

   - Ты меня ни с кем не путаешь? С таким маленьким, рыжим и злым? – Это была уже откровенная глупость, но он не подал виду:

   - Разве я могу спутать с кем-то такую потрясающую женщину? – Он медленно обвел большим пальцем ее подбородок. – Никогда в жизни. – Нежный поцелуй, расстегнутая серебристая пуговка на шелковой блузке.

   - Ты именно поэтому меня игнорировал?

   Мысленно застонав от досады, он расстегнул еще одну пуговку и возразил вслух:

   - Детка, ты ведь взрослая и умная девушка, ну что я мог поделать? Лиз еще совсем маленькая, ничего не понимает, она просто ревнует. Конечно, ей не очень приятно видеть рядом со мной такую ослепительную девушку, и это понятно. Но ты-то ведь взрослая и все понимаешь, - Он наклонил голову, не спеша, медлительно прикоснулся губами к губам девушки. Прошептал: – Сладкая. Господи, какая сладкая. – Его пальцы ласково, нежно скользили сквозь черный шелк ее волос, а в уме он пытался посчитать, сколько у него есть времени на примирение и сборы. Они с Лиз договорились, что он зайдет за ней через час. Она в это время должна собрать купальные принадлежности и покормить Хани. Ну что ж… если Аннабель закончила часть «Обиженная леди», то можно все успеть. Сейчас начнется его сольная партия – «сексуально-озабоченный рыцарь печального образа».

   Медленные, томные, нежные поцелуи, сильные руки, и, разумеется, Аннабель растаяла, хотя у нее в планах не было сдаваться на милость победителя так легко и так быстро. Она прижалась к нему, прошептала:

   - Пожалуйста, больше не бросай меня одну…

   - Хорошо, детка, - Он чуть отстранился и расстегнул последние пуговки ее блузки. – Боже, какая ты красивая. Самая красивая на свете.

   - Ты тоже. Милый, я хочу тебя.

   Уже немного позже, когда они лежали в объятиях друг друга, отдыхая – довольные и вполне удовлетворенные – Райни позвал Аннабель в аквапарк и совсем не удивился, когда она с удовольствием приняла приглашение. Разумеется – разве она отказалась бы от шанса покрасоваться перед восхищенными зрителями в бикини?

   Поздно вечером – уже ближе к полуночи – Фабьенн собралась на очередную вылазку в свой бывший дом. На выходе она столкнулась с Пам, которая как раз намылилась в какой-то клуб. Подруга с ехидством спросила:

   - Никак, к Эфроиму собралась?

   - Он не Эфроим. Я же говорила - он просто Жан-Мишель, - гордо ответствовала Фабьенн, которая собиралась как бы на свидание, но не позаботилась нанести свежий макияж (с утра на ее ресницах было немного серой туши, что ее вполне удовлетворяло) и одеться как-нибудь поизысканней – обычные джинсы, полосатая серо-голубая рубашка и белые кеды. И поспешила перевести стрелки, чтобы Пам отстала:

   - А ты куда такая роскошная?

   - Подбросишь – расскажу.

   - Поехали.

   Девушки уселись в тойоту Фабьенн, Пам сказала, куда ехать, и улыбнулась:

   - Это «Rotten Spy» - отличный клубешник. Там девушкам вход бесплатный, выпивка отличная, нет педиков и шикарный музон. Офигенный хаус. Там несколько классных ди-джеев. И там бывают всякие интересные люди. Надо, кстати, Ларе не забыть сказать – там ее ненаглядный Райни зависает иногда. А его брат - часто. Брат, конечно, малолетка, но шустрый не по годам.

   Фабьенн запомнила название клуба. Наконец, они добрались до места – ага, понятно, где можно будет ловить опекуна наследницы КК, если уж он понадобится. Мало ли как повернется. Если бриллианта не окажется в сейфе…

   Высадив Пам у ночного клуба, Фабьенн добралась до Рут Перье-Шамон. Как обычно, девушка припарковала машину в двух кварталах от дома и дошла до места пешком. Тихий респектабельный спальный район после полуночи не мог похвастаться очень оживленным движением – на улице не было ни души, только светились окна некоторых домов, были слышны обрывки разговоров, смеха, теле- или радиотрансляций, музыки. За несколько минут Фабьенн дошла до калитки. Тут все знакомо до боли. Сирень у ворот, вмятина в литом узоре ограды – тут когда-то Дени не вписался в поворот на папиной машине. Корявые загогулины «Ф.М. + П.А. = сердце со стрелой» выцарапанные на стволе тополя – школьный ухажер Фабьенн никогда ей не нравился…

   Когда ключ не вошел в замочную скважину, она не поняла сразу. Повертела ключ в руке, сообразила, что он повернут как надо. Но форма скважины была другой. В чем дело? Это передняя калитка? Да. Ключ тот самый. Ей потребовалось какое-то время, чтобы понять, что замок поменяли. Да… вот свежая царапинка на калитке. Вчера ее не было.

   Ее руки дрожали, когда она попыталась открыть ворота. То же самое. Новый замок. Она включила фонарик – да… новый замок отливал бронзой, а прежний был серебристого цвета. Отчаяние. Все пропало… Что делать? Почему, кто, зачем поменял замки? Фабьенн бросилась вдоль улицы, ее белые кеды мелькали над асфальтом… Есть еще одна калитка с заднего двора. Надо просто обойти квартал.

   Когда она добежала до калитки, она задыхалась, сердце колотилось как безумное. Нет. Нет… И тут замок был поменян.

   Надо как-то выходить на Райнхардта Эртли. Он – опекун новой владелицы этого дома.

   Клуб “Rotten Spy”…

ГЛАВА 17

И что дальше? Допустим, она знает место, куда иногда является великий человек – опекун наследницы этого дома. И что с того?

   Поговорить с ним? Сказать, вот, мол, я такая-то и такая-то, ваша дочь унаследовала дом, который принадлежал моей семье раньше, в этом доме есть кое-что, что принадлежит мне. И что она рассчитывает услышать в ответ? «О да, дорогая Анаис-Фабьенн, вы вольны заходить в дом и забирать оттуда все, что найдете, позвольте мне отключить сигнализацию и удалиться, чтобы вам не мешать»? Ага, держи карман шире… Скорее всего, он скажет ей, что все, что есть в доме, тоже принадлежит Элизабет-Фредерике Эртли, и посему Фабьенн нужно держаться от дома подальше. Этот тип явно не из тех, кто может поверить кому бы то ни было, пусть он милашка и обаяшка, но человек, который столько лет удерживается на высших позициях в большом горнолыжном спорте, просто обязан обладать очень сильным характером и железной хваткой, иначе и быть не может… Нет, прямой разговор только испортит все дело – Райни насторожится. Сказать, что она намерена выкупить дом и хочет сначала его осмотреть? Ну и что? А если он не планирует его продавать? Или даже если разрешит ей осмотреть – где гарантия, что он оставит ее на пару минут одну в бывшем кабинете Николя? А если дом придется обыскивать? Как она планирует вывернуться тогда?

   А что тогда? Подкатить к нему в ночном клубе и попытаться соблазнить? Ха! Во-первых, он – Райни Эртли, у него есть эта фотомодель-брюнетка, и вообще лучшие красотки мира к его услугам, с чего бы это вдруг ему польститься на такую невзрачную блондинку, как она? Во-вторых, даже если чудо произойдет, и старина Райни решится на бросок налево - что ей это даст? Почему она решила, что он вообще решит отвести ее в тот дом? В лучшем случае, он притащит ее к себе, а скорее всего – в номер в отеле. И в-третьих… в ней все бунтовало от одной мысли предложить себя мужчине ради чего бы то ни было. Пусть она старомодная тихоня и все такое, но даже если бы она решилась, актриса из нее так себе, и она бы точно никак не смогла его зацепить. Может кто-то вроде Райни Эртли клюнуть на зажатую девицу, которая с трудом переносит чужие прикосновения и выглядит так, будто ее вот-вот принесут в жертву монстру? То-то и оно…

   У Райни есть брат. Брату 16, он любитель тусовок и развлечений, и что толку от этой информации? Она – студентка-архитекторша и старше его на 7 лет, тихоня и ботанка, им и говорить-то не о чем. Через брата действовать тоже не получится.

   Ну хорошо. У Райни появилась дочь. Часть времени он не сможет проводить с ней. Она еще довольно мала. Значит, ей понадобится кто? Няня. И вот тут у Фабьенн появляется шанс. Полшанса. Да, она не профессиональная няня, и, вполне возможно, не будет соответствовать высоким запросам Эртли, который не ограничен в средствах и может выбирать лучшее, но у нее есть опыт работы, и ее любят дети. Почему бы не попытаться этим воспользоваться? В качестве наемного работника Эртли она будет вхожа в его дом, и рано или поздно ей удастся добраться и до своего бывшего дома. Рано или поздно все равно Райни заинтересуется собственностью своей дочери и будет решать, что с этим домом делать. Продавать, или сдать, или что? Так или иначе, они будут туда ездить, и, по ходу, это выглядит как последний шанс для самой Фабьенн…

   Кстати, сам факт замены замков уже о многом говорит. Сам Эртли сейчас на финале КМ в Шладминге, но не упускает ничего. Конечно, ему сообщили о срабатывании сигнализации, и он распорядился о замене замков. Но это все не означает, что он так уж умен, не правда ли? Может, это решение кого-то из его менеджеров. Как спортсмен может быть умным? Ведь он всю жизнь только и знал, что мускулы качать и по трассам носиться. Надо спросить у Лары, сподобился ли этот красавец получить хоть какое-нибудь подобие образования?

   Фабьенн вытащила из кармана ключ от сейфа, покачала на ладони, он тускло блеснул в свете фонаря, пробивавшемся сквозь густую листву тополя с корявым сердцем на стволе. Да, все, что ей остается, это только выйти на Райни Эртли и попытаться получить доступ в его дом в качестве сотрудника. Из ночного клуба она сможет проводить его до дома, ну а там действовать по обстановке, почему бы и нет?

   План был глуп и маловыполним, но это было все, что ей пришло в голову. У нее есть еще немного времени подумать, попытаться собрать немного информации об объекте, благо есть Лара, у которой эту информацию просто надо как-то выудить, не возбуждая любопытства… Может, она придумает что-то еще. Она не спортсменка, она привыкла жить, полагаясь на свои мозги и сообразительность, не может быть, чтобы она не придумала, как ей перехитрить Райнхардта Эртли…

   Надо же было такому случиться, что, возвращаясь домой, она снова столкнулась с Пам. Та как раз вернулась из “Rotten Spy” - довольная, немного нетрезвая и уставшая.

   - Эй, да на тебе лица нет, - сказала она, разглядывая Фабьенн. – Не похожа на кого-то, кто вернулся со свидания, нет?

   Фабьенн пожала плечами. Но от Пам просто так было не отделаться:

   - Поссорилась со своим Эфроимом?

   - Он не Эфроим, а… Впрочем, не важно. Да. Ты права. Мы поссорились.

   - Правда? А почему?

   - Неважно. Больше я с ним не буду встречаться.

   Вот и объяснение, почему она больше не будет убегать по ночам. Дом-то ей уже не открыть. А взламывать замки она вряд ли решится. Ведь это уже серьезная уголовная ответственность. Да и не умеет она это делать.

   - Бедняжка, - сказала Пам. – Ну и все, хватит сидеть дома и киснуть, завтра ты пойдешь со мной в «Роттен спай».

   - Да вот еще! Что мне там делать?

   - Развлекаться. Танцевать. Тусоваться. Все, что делают нормальные люди нашего возраста в наше время. Все, Фаби, не отвертишься.

   - Это не мое.

   - Бред и чушь! Ты просто ни разу не пробовала.

   - Я не пройду фэйс-контроль. И никто в мою сторону даже не посмотрит.

   - Это и вовсе нонсенс. Что на тебя надеть – мы найдем. Завтра можно пробежаться по магазинам. Я тебе помогу сделать мэйк-ап. Мы еще превратим тебя в красотку, вот увидишь! Ты и сейчас ничего, но уж очень стараешься сливаться со стенкой.

   Почему бы и нет, подумала Фабьенн. Все равно этот ночной клуб – единственное, где она реально может пересечься с Райни.

   Поход в аквапарк можно, пожалуй, отнести к относительно удачным культмассовым мероприятиям, думал Райни вечером, принимая у себя в номере душ. Он только что уложил в кровать дочку, настолько усталую и разомлевшую после бурной и насыщенной программы этого дня, что она, как уснула в машине, так и не проснулась, даже когда он нес ее в номер, стаскивал с нее джинсы и кроссовки и запихивал в кровать (в футболке и трусиках). Лиз только пробормотала сквозь сон «пусть мама придет меня поцеловать» - и выключилась. Райни погасил свет, запер номер Лиз и пошел к себе.

   В аквапарке никто ни с кем не ссорился, повезло. Девушки, конечно, не стали лучшими подругами и на протяжении всего дня продолжали биться за его внимание, и он изо всех сил старался никого не обидеть. Наверное, после этого дня ему поступит предложение из ООН стать каким-нибудь ведущим дипломатом, который должен посредничать между воюющими державами. Он усмехнулся и намылил волосы шампунем.

   Ого, как приятно. За шумом воды он не услышал, как к нему присоединилась Аннабель и сразу приступила к делу. Под прохладными, упругими струями воды он запрокинул голову, прислонился плечами к кафельной стене и отдался восхитительным ощущениям. Умеет она это делать, черт подери. Богиня орального секса.

   Ее руки скользили по его бедрам и ягодицам, ее губы обхватывали его так ласково и так крепко, и он блаженствовал, прижимая к себе ее голову. Наконец, простонал:

   - Эй… сейчас…

   Она усилила натиск, и он забыл обо всем на свете на волне невероятного наслаждения – такого, какое только может женщина доставить мужчине. Вот почему он сейчас готов на очень многое, только бы она не вздумала от него уйти. Получая такой минет, мужчина просто не может проигрывать и заваливать гонки. Он волей-неволей будет выкладываться на 400%, после такой-то разрядки.

   Аннабель встала, обняла его и поцеловала – он чувствовал на ее губах свой вкус.

   - Вот так, милый, - прошептала она. – Это тебе за медаль… хотя ты и посвятил ее не мне. Даю тебе полчаса на подзарядку – и твоя очередь меня порадовать.

   Он усмехнулся и поцеловал ее в ответ:

   - Порадую, куда я денусь.

   И он выполнил свое обещание. Он усердно трудился между ее раскинутыми бедрами и наслаждался ощущениями… и ее трепетом, ее стонами тоже. Он был щедрым и нежным любовником, удовольствие умел не только получить, но и доставить… о, он действительно умел, Аннабель первая подписалась бы под этим. С ним это всегда было так ярко, так прекрасно, и давало такую бурю наслаждения и эмоций… Он уже и не помнил, как это – быть с женщиной, которую любишь по-настоящему, с тех пор прошло больше десяти лет, и отличается ли это от ощущений, которые получаешь с той, которую пусть не любишь, но хочешь до умопомрачения, и с которой тебе просто бывает хорошо и приятно (хотя иногда – скучно, тягостно и тоскливо). Наконец, оба достигли бурного, шикарного финала. Он прижал ее к себе, она положила голову на его плечо и вырисовывала пальчиком узоры на его мокрой от пота груди.

   Может быть, жалко, что он не женится на Аннабель. Ни за что не женится. Он может вытерпеть очень многое – его жена может зависать у каждого зеркала на час минимум, тратить невозможные деньги на тряпки, не знать, что спагетти кладут в кипяток, паршиво водить машину, но теперь у него появилось одно непременное требование к кандидатке на эту роль – она обязана ладить с его дочерью. Лиз только что потеряла мать. Да, она получила отца, но это не одно и то же. Никто не сможет заменить Карин, жена отца – это в любом случае всего лишь мачеха, но и мачеха может быть доброй и ласковой. А Лиз и Аннабель максимум, на что могут пойти только ради него – это нейтральная натянутая вежливость. Райни точно знал, что женщина и ребенок вполне могут искренне любить друг друга, даже если между ними нет родственных уз. У него был прекрасный пример. Натали Бальтазар, с которой он провел вместе три года. Его брату Филиппу было всего шесть, когда Райни и Натали начали встречаться, и девять, когда они расстались. Вот Фил и Натали нашли дорожку друг к другу. Им не мешал никакой языковой барьер – Фил тогда почти не говорил по-французски, а у Натали были очень натянутые отношения со швитцером, но они оба начали усердно учить языки именно чтобы общаться. Они умели наслаждаться обществом друг друга, им было интересно поболтать, посмеяться, придумать какой-нибудь розыгрыш, поиграть вместе. И никто так не переживал, когда Натали и Райни расстались, как Фил. Кажется, они до сих пор периодически созваниваются. Но у Фила была не только Натали – у него всегда был полный комплект любящих родителей и два старших брата, уже не говоря о целой толпище приятелей, а у Лиз есть только Райни, больше никого…

   Но он был достаточно умен, чтобы отбросить дурацкую идею – жениться на ком попало, лишь бы эта женщина ладила с Лиз. Он сам может подарить своей дочери достаточно любви и заботы, а женится он уже когда созреет для того, чтобы осесть дома со своей семьей. А сейчас… Сейчас придется нанять для Лиз хорошую няню.

   Конечно, у них есть фрау Бахман. Но она не няня. Она учитель. К тому же, пожилой человек. Ей трудно будет носиться с Лиз наперегонки на велике, бегать или плавать, играть в теннис или мяч. Кстати, Лиз говорила, что она и футбол погонять любит. Значит, ей нужна молодая, задорная, активная няня. А фрау Бахман будет заниматься с Лиз уроками.

   А Аннабель? Лежа рядом с засыпающей девушкой, которая только что подарила ему потрясающую ночь, Райни думал о том, что, наверное, после приезда домой с Аннабель придется расстаться. Если она не может найти общий язык с Лиз – ничего не поделаешь. Натянутая холодная вежливость не совпадает с его представлениями о нормальных семейных отношениях. С Филом Аннабель ладила неплохо – шестнадцатилетний подросток ходил хвостиком за красавицей моделью, а для нее это было и лестно, и приятно. Лиз наоборот восприняла девушку отца в штыки. Ну и Аннабель упустила простую логику – дочь у Райни одна, и она навсегда. А девушку заменить – ничего не стоит, пара пустяков. Девушка – понятие временное. Дочь – постоянное.

   Таким образом ему удалось организовать на оставшееся время финала КМ более-менее приемлемый порядок. В каком-то смысле от этого стало легче всем – Аннабель и Лиз были друг с другом более-менее любезны, если это слово вообще можно применить по отношению к двум женщинам – взрослой и маленькой – которые даже говорить друг с другом не могут. В меру своих сил они, конечно, по-прежнему соперничали за внимание Райни, но он старался обходить возможные острые углы, и была фрау Бахман, которая оказалась неплохим буфером – Райни даже не удивился, когда она вдруг завоевала симпатию Аннабель. А еще появился Филипп.

ГЛАВА 18

Фил Эртли в свои шестнадцать прекрасно понимал, что он может брать сейчас от жизни. Племянницу он покорил с первой же своей дебютной фразы (а это было не более и не менее, как «Наконец-то и у меня появилась симпатичная родственница!») Этот чертенок умел отвешивать комплименты. К тому же, Фил выглядел ничуть не хуже знаменитого старшего брата.

   Они, конечно, были похожи, но не очень. Что-то в чертах, в улыбке, одинаковые фигуры – оба были высокие и мускулисто-худощавые. Но у Фила в отличие от брата глаза были не синие, а карие, а волосы не рыжие, а темно-каштановые, отливающие рыжим только на ярком солнце. Своей улыбкой он мог растопить любую льдину, что уж там говорить о девятилетней девчонке. В общем, приехав в Шладминг, он тут же окружил себя настоящим трио разновозрастных обожательниц, и теперь был готов укладывать в мешок своих ровесниц, которые, разумеется, тоже не оставались к нему равнодушными. Райни искренне забавлялся, наблюдая Сопляка в действии. Фил своим приездом изрядно облегчил своему старшему брату супер-задачу – продолжать борьбу за Кубок Мира в общем зачете.

   На тренировку в супер-джи они выбрались втроем – оба брата Эртли и Лиз. Контрольные тренировки в супер-джи, разумеется, предусмотрены не были, и каждый тренировался так и там, как ему было удобно. Райни было удобно тренироваться на одной из трасс в Планай. Во время подъема в гондоле к началу трассы Фил окончательно завоевал свою строптивую племяшку. У него с Райни зашел разговор о снаряжении.

   - Почему Лиззи на дровах для гиганта? – спросил Фил.

   - А ты думал, продают супер-джи под ее ростовку? – Райни разгадал брата, но с удовольствием подыграл. И Фил с умным видом изрек:

   - Впрочем, она и на гигантах ходит супер ничуть не хуже, чем Теолье и Рафф, вместе взятые.

   Этим он окончательно завоевал самолюбивого ребенка. Райни только улыбнулся и кивнул:

   - Чертовски верно… - и добавил себе под нос по-французски так, чтобы его только Фил слышал: - Ну, чучело хитрющее.

   - От чучела слышу.

   Райни посмотрел на Лиз, которая улыбалась своему юному дядюшке во весь рот (отец такую улыбку от нее пока получил всего однажды и на расстоянии – вчера, когда выиграл скоростной спуск) и хотел уже что-то сказать, когда в кармане его куртки запела Мел Си. Ого. Еще не ответив, Райни виновато вздохнул. Звонила мама. Стефани Эртли звонила своему старшему сыну – свину, эгоисту и мерзавцу, который за три дня, с тех пор, как его жизнь так сильно и радикально переменилась, не нашел ни времени, ни настроения позвонить родителям, которых ему было абсолютно не в чем упрекнуть.

   - Привет, мам, - сказал он, не дав вставить ей ни слова. – Да, знаю, я должен был позвонить. Просто… В общем, я свинтус, и обещаю сегодня целых пять минут простоять в углу.

   Райни всегда был хорошим мальчиком, и, в отличие от того же Фила, в углу не стоял ни разу в жизни (в то время как Сопляк когда-то оттуда просто не вылезал). Анди был так, серединка на половинку. Как в сказках про трех сыновей.

   - Я не прошу таких жертв, - засмеялась Стефани. –Поздравляю тебя. Мы тебя оба поздравляем, и я, и папа.

   - С чем?

   - Во-первых, с победой. А во-вторых, с тем, что ты вернул дочь. Это просто чудесно, нам бы очень хотелось увидеть внучку.

   - Увидите, - Райни чуть улыбнулся Лиз, которая смотрела на него во все глаза. Он и сам очень хотел показать родителям свою красавицу-дочку, которая так несправедливо была исключена из их жизни до сих пор. – Надо просто подождать совсем чуть-чуть. Мы вернемся двадцать пятого.

   - Через десять дней… Ты можешь мне про нее рассказать? Что-нибудь?

   - Подожди минутку. – Райни опустил телефон, зажав микрофон ладонью, и обратился к дочери: - Лиз, это моя мама. Твоя бабушка. Можно я расскажу ей про тебя?

   Девочка удивленно подняла брови:

   - Не знаю.

   - Ты не против? Хорошо. – Райни под насмешливым взглядом Сопляка поднял трубку и сказал. – Она чудо. Самая умная, самая смелая девчонка на свете. И хорошенькая. – Лиз слегка порозовела, но все же улыбнулась.

   - Я знаю, - сказала Стефани. – Она похожа на тебя. Ее показывали по телевизору во время вчерашней трансляции. Она так похожа на тебя, что мы сразу же поняли, что это она.

   - Понятно.

   - А как ты ее зовешь? Сокращенно от Элизабет?

   - Да. Лиз.

   - А Фил с вами? Как они ладят?

   - Отлично. Да, он тут.

   - Надеюсь, ты присмотришь за ним, чтобы он никуда опять не вляпался.

   Райни закатил глаза:

   - Он большой мальчик, мам. Не переживай.

   Распрощавшись, он специально не обратился сразу к Лиз, а повернулся к брату:

   - Кайся, раздолбай.

   - Чего?

   - Что ты там натворил.

   - Там это где?

   - А мне откуда знать? Наверное, в Берне. Или в Сембранше, но об этом мне и подумать страшно.

   - Почему?

   Райни рассудил:

   - Потому что если уж родители в Берне узнают о твоих художествах в Вале, то это как минимум должно быть уголовно наказуемо.

   Пришла очередь Фила закатить глаза, но ему этого показалось мало, и он сложил молитвенно руки перед собой:

   - Боженька обещал меня простить. Так что отвали, я решил дело с высшей инстанцией.

   - Ты с ним еще не виделся, умник.

   - А я не спешу.

   - Вот погоди, я наябедничаю на тебя фрау Бахман, и сядешь ты в младшую школу вместе с Лиззи.

   - Уже боюсь.

   Райни смерил парня многозначительным и многообещающим взглядом и повернулся к дочери:

   - Лиз, а правда, как тебя можно звать? Как тебя мама звала?

   - По-разному, - насупилась девочка. – Лиза.

   - Лиза?

   - Да. Или Лизхен. Иногда Фрици. Бабушка говорила Лизль. Мне это не нравилось. Девочки в школе – Лиззи. Николас, это мамин друг, говорил – Бетти.

   - Бетти?

   - Да. Больше меня никто так не звал. И он тоже больше не назовет. Он уже умер.

   - Помню, - рассеянно кивнул Райни. Умер, оставил Карин дом в Женеве, и теперь в этом доме срабатывает сигнализация. Вернее, уже не должна срабатывать, потому что он велел вызвать фирму, обслуживающую это устройство, и для полной уверенности поменять замки. Кстати, помимо этого дома, у Лиз остался дом в Аттерзее и вилла… где-то в Средиземноморье. На каком-то из греческих островов. Райни – обладатель вполне приличной недвижимости на Сардинии – не горел желанием взваливать на себя заботы по содержанию этой виллы, он по опыту знал, что это ужасно дорого. Дома в Аттерзее и Женеве можно сдать за вполне приличные деньги, причем круглогодично. А на виллу на острове охотники найдутся в лучшем случае с мая по сентябрь. Остальное время она будет простаивать и только требовать вложений, которые сдачей в аренду не окупить. Нужно попросить Тима отправить туда кого-нибудь или нанять местного риэлтора, чтобы оценить и выставить дом на продажу.

   А про дом в Женеве… Райни вдруг вспомнил, что Лиз упоминала еще и какие-то картины. Что же, если эти картины имеют ценность, нужно составить опись и застраховать каждую. А там видно будет. Продавать он их не будет, пусть хранятся себе и дорожают. Достигнув совершеннолетия, Лиз получит их в свое владение, а там они уже решат – продать их или оставить. Вдруг Райни вспомнил еще кое-что из слов Лиз: что-то вроде того, что у Николаса была другая жена, но он ей ничего не оставил, все только маме. Возможно, у бедняги просто крыша съехала от легендарных прелестей КК, но у Райни с головой все в порядке. И если он передаст какую-нибудь из картин вдове в качестве отступного, будет только честно и разумно. Ну, он об этом еще поразмыслит на досуге. Нужно ли делать такие благородные и широкие жесты?

   Фабьенн искала в интернете материал для своего дипломного проекта, когда зазвонил ее сотовый.

   - Ты дома? – спросила Лара.

   - Конечно.

   Наверное, из всех двадцатитрехлетних девушек всей Женевы, а то и Швейцарии, только Фабьенн могла ответить так на вопрос, дома ли она, с учетом того, что на часах было восемь вечера. Все где-то тусовались и развлекались, и только тихая ботанка Фаби Мирабо сидела над проектом, как наказанная. А ведь до срока сдачи оставалось еще два месяца. Ее сокурсники по большей части своих тем даже не знали. А вот она уже почти закончила первую часть.

   - Можешь пойти в мою комнату? – спросила Лара в телефоне.

   - Запросто. Что там нужно?

   - Посмотри, на обоях у окна записан телефон Луиз Гарсиа. Можешь продиктовать?

   Фаби нашла телефон и продиктовала. Вот домохозяин выскажет им свое «фи» по поводу разрисованных обоев… Она уже собралась вернуться в свою комнату, когда ее взгляд упал на письменный стол, на котором лежал «фанатский альбом» Лары. На обложке, конечно, фото кумира подружки во всей красе.

   Довольно удобный случай узнать кое-что о мсье Эртли, не привлекая внимания Лары и не возбуждая ее любопытства. Фаби никогда не была замечена в активном интересе к биографиям звезд, а знать о том, что у нее появился какой-то собственный тайный интерес, и подавно никому не стоило. Чувствуя себя немного виноватой (ведь все-таки она брала без спроса чужую вещь) Фаби взяла альбом и раскрыла.

   Вырезки, вырезки, наклейки, фотографии. А на первой странице самого альбома подробная биография.

   Родился 17 июля 1970 года в Гроссхохштеттене неподалеку от Берна. Школа, горнолыжный клуб, детские и юношеские первенства города, кантона, страны. Свою первую золотую медаль он завоевал в шесть – в год рождения самой Фабьенн. Первые международные юниорские соревнования в 16, гигантский слалом, 11-е место, в 17 дела пошли чуть лучше – три пьедестала в гиганте, два в супер-джи и еще два в спуске. В 18 все пошло по нарастающей – первый Кубок мира среди юниоров в спуске и супер-джи – Райни почти сразу делал упор на скоростные дисциплины. Одновременно выход на Кубок Европы, успехи и там тоже, первые спонсорские контракты, первые стартовые и призовые.

   Похоже, автор этой биографии серьезно потрудился, раскапывая подробности жизни Эртли. Оказывается, в девятнадцать он пережил любовную драму. Его угораздило влюбиться в Максин Ренар, девушку из швейцарской сборной, которая оказалась невестой тогдашнего лидера сборной Австрии Флориана Хайнера. У этой пары все было непросто – они расходились, сходились, разрывали помолвку, и Райни удалось на какое-то время вклиниться между ними. Похоже, что смазливым мальчиком просто воспользовались, как временной заменой. И тем не менее, именно он ушел от девушки, не дожидаясь, пока она бросит его ради своего звездного жениха. И произошло это накануне первых мужских соревнований сезона 89-90 годов. Многие утверждали, что он очень сильно любил девушку и тяжело переживал расставание. Но именно в этом сезоне начался взлет Райни. Волей-неволей Фаби представила себе несчастного мальчика, который потерял любимую девушку, но нашел в себе силы восстать из пепла, как птица Феникс. Четвертое место в супер-джи на следующий день – впечатляющее начало расцвета его карьеры, о котором очень много говорили в том году. Новая подруга – звезда французской сборной – и… женитьба на Карин Кертнер. В январе 1990 заключен брак в отделе регистрации в Китцбюэле, в апреле рождение дочери, в июне – брак расторгнут. Первое время Райни вроде бы пытался видеться с дочерью и участвовать в ее жизни, а потом как отрезало. Похоже, он просто вычеркнул ребенка из своей жизни. Мерзавец. Фаби даже почувствовала, что в ней появляется отвращение и неприязнь к человеку, который смог так мерзко поступить – просто бросить своего ребенка. Ну да… спорт, медали и титулы, Натали Бальтазар, куча денег, спонсорские контракты – одни из самых дорогих на то время. Начало карьеры фотомодели. Когда Райни было 23 года, он смог побить рекорд, который держался пять лет – самая дорогая рекламная съемка со спортсменом. Предыдущий рекорд принадлежал, как ни забавно, другому швейцарскому горнолыжнику - Отто Ромингеру, который снялся для Дизель за полтора миллиона долларов. На тех знаменитых фотках Ромингер был в одних джинсах и босиком. Райни пошел дальше – фотографии почти совсем голого красавчика являлись результатом фотосессии, которая стоила 2 миллиона 300 тысяч. Мускулистый синеглазый рыжеволосый ангел без крыльев, совершенно голый, только как бы прикрылся - придерживает одной рукой ком выцветшей джинсовки между обнаженными бедрами, Похоже, никого из дурочек, которые ахали и охали, пуская слюни над снимками, не смущало, что на самом деле это монстр, который без колебаний бросил свою дочь. Нежеланную, но все же родную.

   Ну ладно, что у нас еще? С Натали расстался в 1994, уже завоевав свой первый Кубок мира в общем зачете и став популярной и востребованной моделью. Почему? Оба сказали, что нет ни времени, ни сил для сочетания личной жизни и карьеры. И предпочли, ясное дело, карьеру – каждый свою. Райни был очень успешен и популярен. К тому же, богат и хорош собой. Очередные подружки уже из модельной среды. Умудрился между делом закончить курс дистанционного обучения в Бернском университете – финансовый менеджмент и аудит. Ну и ну. Действительно, полноценное и престижное высшее образование. Вот уж не ожидала. Продолжение великолепной карьеры. Пару раз пытался сорваться с крючка рекламных контрактов, но каждый раз его попытки были сломлены все более впечатляющими суммами гонораров. Ну да, весь мир у его ног, вот только дочь… которую он бросил… Но теперь все равно ему пришлось волей-неволей стать отцом и опекуном сироты после того, как эта хищница КК погибла в Гималаях. Надо же, какие разные мужчины в разные времена оказывались у ее ног. Но все равно казалось странным, что тридцатилетняя женщина вдруг заманила в кровать пусть симпатичного и все такое, но все же по сути еще подростка. Впрочем, КК не отличалась разборчивостью… Но… о мертвых хорошо или ничего.

   А Райни жив, здоров, он вызывал у Фаби какую-то странную смесь восхищения и презрения. С одной стороны, в силе характера и уме ему не откажешь. С другой – все равно он со своей дочерью поступил подло, очень подло, да и сам факт, что ему в 18 было не в лом кувыркаться в кровати с тридцатилетней женщиной, как-то отталкивал. Да, она и в 40 была очень красива, недаром отец Фабьенн тоже совершенно потерял голову, а ведь Николя был далеко не мальчик – ему было 52 года. И все же, листая вырезки из журналов и фотографии, Фабьенн невольно поддавалась обаянию и магнетизму Эртли. Его умные и насмешливые синие глаза просто завораживали, улыбка заставляла таять и забывать, что за ангельским фасадом скрывается безответственный, подлый и распущенный человек.

   Но она не в том положении, чтобы выбирать работодателя. Если она может получить доступ к тому, что ей нужно, только через Райни Эртли, так тому и быть. Осталось только придумать, как выйти на него и получить работу. Возможно, по приезду он даст объявление о том, что ему требуется няня для ребенка, но, во-первых, надо знать, где и как он разместит это объявление, а во-вторых, и это еще серьезнее, Фаби отдавала себе отчет, что для человека, который может позволить себе самое лучшее, она и вовсе не кандидатура. Студентка, которая не рассматривает варианты с полным рабочим днем и проживанием, не обладающая дипломом о педагогическом или социальном образовании, ну пусть с опытом работы, но ее опыт исчерпывался только одним трехгодовалым мальчиком, с которым она сидела по три или четыре часа каждый день, пока его мама работала. Но мама мальчика не могла себе позволить дипломированную няню на целый день, в отличие от Райни.

   Разумеется, если бы у Фаби была уверенность, что ей быстро удастся достичь своей цели, она вполне могла бы пожертвовать парой недель учебы, но такой уверенности у нее, разумеется, не было. В этом доме сейчас никто не живет, скорее всего папа и дочь будут жить в его особняке в Сембранше в кантоне Вале. И вряд ли Фабьенн сразу удастся добраться до новых ключей, узнать, как отключается сигнализация и осуществить вылазку.

   Но, так или иначе, если она просто обратится к Райни, мол, я няня и хочу у вас работать, он, даже если и не рассмеется ей в лицо, просто откажет без разговоров. Что бы могло дать ей шанс - знакомство с Филом или с Лиз, и чтобы кто-то из них мог ну если не составить протекцию перед грозным господином Эртли, то хоть... ну может, подсказать, как получить должность. В общем, за неимением лучшего Фабьенн решила, что сразу после окончания финала и возвращения Райни домой будет караулить его в 'Rotten Spy'. Хоть в чем-то ей должно повезти! Дорогу осилит идущий.

ГЛАВА 19

В день соревнований в супер-джи братья Эртли смогли совершить невозможное - уместить на одну трибуну Лиз и Аннабель, правда в компании Фила и фрау Бахман. Райни не мог нарадоваться на этих обоих - Фил на самом деле здорово вписался в компанию, с Аннабель у него всегда были хорошие отношения, а Лиз он смог завоевать просто сходу, четко воплотив классическое 'Veni, vidi, vici'. А фрау Бахман неплохо управлялась со своей основной задачей, последовательно и упорно умудряясь втискивать в невероятно напряженный график Лиз уроки. По мнению фрау Бахман, познания Лиз в программе 3 класса оставляли желать очень много лучшего. Впрочем, девочка она умная, сообразительная, просто немного ленивая и невнимательная. Но догонит в два счета. Фрау Бахман ручалась, что к сентябрю Лиз полностью освоит программу швейцарской начальной школы и уже будет более-менее свободно говорить по-французски. Правда, этим она будет обязана не столько учительнице, сколько языковой среде во франкоязычном кантоне Вале.

   Что еще оказалось забавным - это сложившаяся в Шладминге детская компания. Конечно, никто из звезд прошлых лет не отказался появиться на трибунах, чтобы поболеть за фаворитов нынешних. Начав финал КМ с грустного события - похорон Карин Кертнер - сейчас они отрывались от души. Все были тут с женами и детишками, и Макс Хайнер Ренар лично ввела Лиз в детскую тусовку. Макс и Райни по-прежнему оставались хорошими друзьями. Муж Макс (опять-таки по-прежнему) поглядывал на Райни с легкой настороженностью и - чуть-чуть - даже с ревностью, но это было по привычке. Поводов ему никто не давал. Детки Макс и Флориана были младше Лиз, зато у дочери Райни было двое ровесников - Ноэль Ромингер, который был старше нее всего-то на три недели, и Тарина Айсхофер. Ноэль говорил по-французски так же свободно, как и на швитцере, а Тарина больше практиковала баварский диалект, но Лиз подружилась с обоими.

   - Мультилингвальная среда, - прокомментировала фрау Бахман. А для Райни было настоящим наслаждением видеть улыбку Лиз и слушать ее щебетание про то, что сделал Ноэль или рассказала Анна Тарина. А сегодня перед соревнованиями Лиз и Ноэль помогли друг другу подгримироваться - нарисовали друг другу на щеке по швейцарскому флажку. Они же оба болели за Райни! А Фил посоветовал Лиз нарисовать на другой щеке австрийский флажок, из политкорректности. Ведь она наполовину австрийка. Райни только расхохотался, увидев разрисованную дочь, и поцеловал ее не в щечку, а в чистый носик, прежде чем отбыть на старт.

   В начале соревнований Лиз и Фил, перебивая друг друга, объясняли фрау Бахман, как рассчитываются очки в зачет Кубка мира. Сейчас ситуация была очень щекотливая - австриец Фархаузер продолжал опережать Райни в общем зачете, но на ничтожное количество очков - всего 8. И фрау Бахман, не растерявшись, предложила Лиз решить простую математическую задачку - что нужно Райни, чтобы получить Большой хрусталь. Но у этой задачи оказалось так много решений, что к Лиз присоединился сначала Фил, который, как ни крути, понимал расклад сил лучше обеих, а потом и Аннабель, которая тоже не захотела оставаться в стороне. На смеси швитцера, тирольского диалекта и французского они спорили и решали, и в конце концов постановили, что, если Райни сегодня возьмет золото, у Фархаузера шансов останется довольно мало.

   Но супер-джи - очень непредсказуемая дисциплина, особенно на супер-техничной трассе в Шладминге. Еще до экстра-группы всех неожиданно сделал ветеран французской сборной Себастьен Ласалль, который уже объявил о том, что этот сезон для него последний в большом спорте. Никто от него не ждал никаких супер-достижений, но тридцатишестилетний спортсмен, прошедший путь такой же славный, как и Райни, а также очень многие до него, и, без сомнения, пройдут многие после, все же ухитрился вырваться вперед. Он стартовал под 13 номером, который неожиданно оказался таким счастливым. На финише он просто плакал от счастья, и мало кто не был тронут этими слезами. Но предполагалось, что его первое место долго не продержится - вскоре был дан старт экстра-группе.

   Никто не смог приблизиться к результату Себа (1,24.56) ближе, чем на 10 сотых, и вот был дан старт Райни - номер 20 на этот раз.

   О, Эртли был фаворитом. Кто еще мог бы показать тут блестящий результат? Уже чемпион мира в даунхилле, обладатель невероятной техники, не имеющий себе равных там, где речь шла о крутых склонах и крутых виражах.

   И Райни начал гонку. Он помнил, что на финише за него болеет дочь, он помнил, что на карте стоит Кубок мира, Большой Хрустальный Глобус, и он здорово потрепал нервы Себу. Зеленые отрезки - первый, второй, четвертый... Третий был красный -0.02, потом Райни начал отыгрываться... Последний отрезок перед финишем - зеленый и 0.00. На финише все застыли... Лиз закричала:

   - Папа! Давай!

   Наверное, он не услышал... Он финишировал вторым. И разница была всего 0.01!

   Черт, черт, ЧЕРТ!!! Райни своим глазам не верил. Как он может быть вторым? Как? Себ его обогнал? Нет, быть этого не может, черт его дери! Одна сотая!!! Но это было так...

   1,24.57! Это невозможно! Райни был готов вопить от досады... Всего второе место! За него болела дочь, а он СЛИЛ соревнования! Но он все же получил 80 очков в зачет КМ. И они были ему чертовски нужны. Что сделает Фархаузер?

   Крис вышел на старт под стартовым номером 26. И сделал королевский подарок Райни. Он шел неплохо, мог надеяться на попадание в десятку, но умудрился пропустить ворота и сошел с дистанции. Райни получил 80 очков за второе место. Фархаузер - ноль. И теперь преимущество Райни составляло, по расчету Лиз, 72 очка.

   Сначала Райни был так раздосадован своим вторым местом – тем более обидным, что Ласалль в принципе давно уже был слабее, чем он, да и проиграть-то всего одну сотую! – что даже не хотел идти на трибуну победителей. Но, по идее, до этого великого момента, у него было несколько минут на размышление – пока он отдавал снаряжение на контроль. Ну и за это время немного справился с разочарованием тем, что у него считалось «проигрышем». Пожав руку Себастьену, он помахал рукой своим на трибуне. Теперь, слава Богу, не было риска забыть про Аннабель – она была почти рядом с Лиз, и сегодня он смог поприветствовать сразу всех четверых. Но смотрел он все-таки на дочь. Конечно, на дочь. Кто был ему дороже всех земных благ?

   Почему она никогда так не улыбается ему, когда он не на трибуне победителей? Почему она продолжает принимать его как бы только на расстоянии? Почему она принимает спортсмена Райни Эртли, но не готова принять его, когда он просто обычный мужик и ее отец? Почему он видит только с трибуны победителей, как ее губы произносят «папа», но в обычной жизни она произносит это только случайно, как бы оговорившись, и так редко? Эх, Лиззи…

   Супер-комби превратилась в дуэль между двумя непримиримыми соперниками в борьбе за главный трофей – Большой хрустальный глобус. Как это часто бывало и до сих пор, и, наверняка, будет и потом – за победу в этой гонке бились швейцарец-скоростник и австриец-технарь. И, конечно, именно в супер-комби они спорили почти на равных. Первую – скоростную – попытку вел Райни, а Крис Фархаузер был на четырнадцатом месте.

   Но это был скоростной спуск. А вторая попытка – слалом. В слаломе Райни намного слабее Криса. После спуска разница была 1.67 секунды. Вопрос был – сможет ли Райни пройти слалом так, чтобы не проиграть Кристофу-Марку Фархаузеру меньше, чем полторы с небольшим секунды?

   Этот вопрос Райни задавали многие журналисты, когда он пробирался к трибуне призеров. И он знал – нет. Вряд ли. Он сам рассчитывал на две секунды преимущества. Ему было по большому счету наплевать, кто окажется победителем именно в этой супер-комби. Он знал одно – если он возьмет золото, у него останется большое преимущество в борьбе за Большой глобус. Потому что потом начнутся технические виды, в которых доминирует Крис. В лучшем случае, если он возьмет золото, а Крис ничего – у него останется 172 очка преимущества. Тогда ему придется чертовски выложиться в гиганте, чтобы занять третье или четвертое-пятое место, тогда на старт слалома он может даже не выходить. Но это было маловероятно. Райни знал, что Крис не сольет супер-комби и что в гиганте он может победить.

   Итак, к самому финалу розыгрыша КМ подошли два лидера. Преимущество было у швейцарца, но оно было недостаточным. Чтобы занять второе место, Райни должен был проиграть два старта - комби и гигант. Возможно? Да. Чтобы взять первое – он должен был взять комби и попасть в десятку в гиганте. Возможно? Да. Возможно было все.

   И Райни, и Крис были настроены биться за золото.

   Но им ли было не знать, что настрой в этом деле – еще не все. Существует такая объективная вещь, как мастерство. Каждый из них рассчитывал на победу в своей профильной дисциплине в рамках супер-комби. Райни должен был вылезти за счет даунхилла, а Крис – слалома. Крис оказался слабее Райни в спуске, но преимущество было не настолько большим, чтобы Райни мог чувствовать себя комфортно, потому что мастерства в слаломе у него было куда меньше, чем у Криса. Ну и другие факторы – у кого нервы крепче, а также, кому просто больше повезет – фактор везения тут тоже действовал. Самый крутой мастер может ошибиться, тем самым полив воды на мельницу соперника и конкурента. Крису уже повезло – в спуске Райни все же потерял немного времени, примерно полсекунды. В слаломе швейцарцу эти полсекунды еще аукнутся… возможно, отбросят его вообще за десятку.

   - Не дергайся ты, - уговаривал Райни Гасснер. – Ты ведь этот слаломный склон хорошо знаешь. Ты на нем побеждал. Помнишь? А ведь тогда был чистый слалом. Две попытки. Тут тебе надо просто хорошо пройти одну. У тебя тут уже было и золото, и серебро.

   - Это было в тысяча девятьсот лохматом году, - проворчал Райни.

   - Это было всего два года назад! – уточнил тренер. – Ты в отличной форме. Если успокоишься и перестанешь психовать, вполне можешь хорошо выступить.

   - Ты знаешь, чтобы ходить слалом, нужно его тренировать постоянно.

   - Ты тренировался очень много в последнее время.

   Они находились в номере Райни, до старта в слаломе было около двух часов. Спортсмен отдыхал, развалившись на кровати в одних трусах, тренер сидел в кресле у окна. С минуты на минуту должен был прийти массажист Райни (по совместительству, он же физиотерапевт) и сделать ему хороший, полный восстановительный массаж. Эртли ничего не оставлял на самотек, у него была целая команда профессионалов, которые могли позаботиться обо всем. Клаус Ниш был одним из величайших профи в спортивном массаже и физиотерапии, Райни сманил его у одной шведской звезды хоккея. И правильно сделал. Ниш будет сопровождать Райни и в стартовый городок, чтобы перед стартом поддерживать мышцы в идеальном состоянии.

   Семейство обедало в ресторане внизу. Потом предполагалось, что Лиз пойдет к себе отдохнуть и немного позаниматься с фрау Бахман, а Фил и Аннабель могут пойти прогуляться по магазинам (вместе или по отдельности).

   Но все-таки у родных были свои планы, немного отличные от того, что планировалось. Сначала подтянулся Фил. В это время Ниш работал со спиной и бедрами Райни, который приоткрыл один глаз и, увидев, что явился братишка, тут же закрыл его обратно. Он не очень любил, когда при массаже присутствовали посторонние, в том числе и потому, что эта часть массажа проходила в совершенно голом виде. Но Фил – человек свой, брат и коллега.

   - Лиззи поспорила с одним, что ты выиграешь, - тут же с порога бухнул он.

   - Неужели?

   - Ага.

   - А он на кого поставил?

   - На тройку в виде Фархзаузера, Лока и Дюсолье. Тебе он в лучшем случае десятку обещает. – Фил проигнорировал свирепый взгляд, которым его наградил Гасснер. И вправду, тренер заливался соловьем, пытаясь внушить Райни уверенность и настрой на победу, а тут является этот сопляк и начинает болтать про десятку. Но Фил знал, что делает.

   - Давай посмотрим, - сказал он. – Вот Фархаузер слаломист обалденный, никто с этим не спорит, Малый Глобус в слаломе у него уже в кармане, зашибись. А ты в этом году сколько раз выходил на слалом? Ведь выходил.

   - И ни разу не попал в тройку.

   - А отставания у тебя какие были? Ты помнишь?

   - Полсекунды максимум, - вставил Гасснер, смягчаясь – парнишка говорил дело.

   - А тут ты ему больше полутора привез. Даже если на полсекунды опять отстанешь – все равно ему до тебя не дотянуться. А у Лока и Дюсолье отставания еще больше. У обоих почти 2 секунды. Ну?

   - Что ну?

   - Покажешь девочке, на что ты способен, - широко улыбнулся Фил. – Ей этот спор позарез выиграть нужно. Ох, посмотрел бы я на это. Этот парень, с которым она поспорила. Непростой мальчик.

   - Как это? – лениво спросил Райни, почти отключаясь. Он умел и любил расслабляться между двумя попытками. Массаж отлично способствовал. Конечно, сейчас Ниш не ставил целью расслабляющий массаж, но все же он был мастер. Мышцы приходят в тонус, а сам спортсмен отдыхает.

   - Этому чуду всего 11, а он уже ходит спуск на уровне юниора. Меня, конечно, пока не обгоняет, даже близко нет, но… наверное, гены. Ему прочат большое будущее.

   - Что? Какие гены?

   - Это старший сын Ромингера.

   - А-а. И он поспорил с Лиз?

   - Он. Думаю, она скоро тоже к тебе прибежит рассказать.

   - Да? – Райни заставил себя включиться. –Клаус, скоро можно будет штаны надеть?

   - Ну надевай.

   Вовремя. Только Райни привел себя в более-менее приличный вид, в номер ворвалась дочь:

   - Эй! Слушай! Я на тебя поспорила!

   - На что поспорила-то?

   - Что ты победишь! А он сказал, что ты сольешь! Ты же не сольешь, нет?

   - А ставка какая? – спросил Райни.

   - А, на щелбан. Это старший брат Ноэля. Он прикольный. Ты не сольешь, а?

   - Постараюсь не слить, - нехотя сказал Райни. Лиз просияла:

   - Если не сольешь, давай… Вот давай мы и с тобой поспорим!

   - Как это?

   - Если ты не выиграешь, ты будешь выполнять мое желание. Если выиграешь – я твое.

   - Ну да, - скептически сказал Райни.

   - Мы с мамой всегда так спорили, - сказала Лиз. – Я как-то раз проспорила, что приберу у себя в комнатах. Сама.

   - Бедное дитя, - ухмыльнулся Райни.

   - И бедное! Знаешь, там какой бардак был?

   - А как же прислуга?

   - А мама велела, чтобы я у себя сама прибиралась.

   Умница, Карин.

   - Хорошо, давай поспорим. Но у меня встречное условие. Ты не будешь просить, чтобы я избавился от Аннабель.

   - Ладно. Ну так договорились?

   - Да, только желания должны быть выполнимые.

   - Хорошо, хорошо.

ГЛАВА 20

Пока Ниш работал с икроножными мышцами, Райни волей-неволей задумался о том, чего бы такого попросить у Лиз, если он выиграет. Сама девчонка уже сидела за столом и, судя по характерным щелчкам мышки, играла во что-то на его ноутбуке. Чего он больше всего хотел – это чтобы она начала называть его папой. Но это не может быть выиграно. Или она когда-нибудь захочет этого по-настоящему, или нет. Но несколько раз она уже случайно говорила так, и, хотя потом и дулась, и сердилась, все же это доказывало, что в душе она очень близка к тому, чтобы принять его как отца. Ну что же. Тогда он просто попросит, чтобы она начала делать что-нибудь полезное. К примеру, читать. Его очень огорчало, что дочь совсем не читает. Фрау Бахман пока тоже не смогла добиться сдвигов в этой области. Лиз было просто скучно, хотя Райни купил ей книги, которые сам любил в детстве. Взрослые полагали, что ее жизнь сейчас настолько заполнена переменами и событиями, что она просто не может сосредоточиться на книгах. А вот гонять в «Дум» или «Квейк» - это она всегда пожалуйста.

   Когда пришло время выдвигаться на гору, Райни успел хорошенько отдохнуть и настроиться на настоящую борьбу. Конечно, против него сегодня играло множество факторов. Сегодня тепло, снова +7, и трасса будет таять и разбиваться, покроется глубокими колеями. Он будет стартовать двадцать пятым, и к этому моменту трасса будет в паршивом состоянии (а Фархаузер пойдет одиннадцатым, и у него все будет более сносно). По результатам спуска у Райни недостаточное преимущество для того, чтобы не опасаться технаря на его территории. Зато есть и кое-что, что может склонить чашу весов в его пользу. Если бы это бы не финал КМ, то могло бы участвовать больше спортсменов, и тогда ему пришлось бы стартовать тридцатым, на пять позже. Он хорошо знает и любит этот склон, он тут выигрывал (хотя и Крис тоже). И Лиз поспорила на него, разве он может разочаровать свою дочь?

   В общем, все складывалось не на сто процентов так, как изначально предполагалось. Когда пришло время Райни стартовать (последним из всех сегодняшних участников, потому что у него было лучшее время в даунхилле), Фархаузер занимал третье место, а вел гонку Дитер Лок – товарищ Райни по команде, молодой парень из кантона Граубюнден.

   Как ни странно, трасса держалась неплохо. Лок сказал Райни по телефону, что покрытие живое, и даже колеи не разбились. Трасса оставалась жесткой. А Райни любил жесткие трассы. И, поскольку лидером теперь был Дитер Лок, который в спуске был только третьим, преимущество Райни увеличилось почти до 2 секунд, и это было уже серьезно.

   Момент истины. Райни приглашен к старту; Ниш, который разогрел Райни мышцы, и двое сервисменов, которые обкладывали сухим льдом ботинки спортсмена для большей жесткости, отошли в сторону.

   Солнце сбоку, жарко, снег сверкает, даже сквозь маску с самым темным фильтром заметно. Райни почувствовал, как по его шее из-под шлема скатилась капля пота. Рукам жарко в перчатках. Он выдвинулся к стартовой планке, упираясь палками в площадки. Отвлекаться было уже нельзя, но Райни вспомнил про Лиз, которая ждала только победы. И ринулся вперед.

   Трассу поставил тренер итальянцев, и это для Райни тоже было неплохо. Тут было мало закрытых ворот, можно было гнать почти на всем протяжении трассы, ну было несколько шпилек, но с ними Райни работать умел. Трасса была поставлена ритмично и не настолько подло, как этого можно было бы ждать от любого тренера из скандинавов. Но слалом в комби и специальный слалом все-таки не совсем одно и то же. Лок предупредил Райни, что незадолго до выхода на крутяк есть банан, который не так прост, как казалось на просмотре, сносит там всерьез, и Райни помнил об этом, но все равно чуть не потерял там время, но все обошлось, а вот в одних из ворот на крутяке он и вообще каким-то чудом не поймал флаг между лыжами, но снова его болельщики вздохнули с облегчением. Первый промежуточный отрезок был-1,96, именно на столько Райни опережал Дитера в спуске. Второй – 1,77. Как обычно в комби, вопрос заключался в том, что кончится первым – преимущество скоростника над технарем или трасса.

   На этот раз Райни не имел права на ошибку. Ведь все играло в его пользу. Эти две секунды при времени быстрейшего на сегодня прохождения трассы слалома 47,30 – совсем немаленькое преимущество. Но Райни не собирался осторожничать – он атаковал, он старался ехать быстро, очень быстро, и у него получалось. Второй отрезок – 1,58. Стадион взревел – дело шло к двойному швейцарскому лидерству… Третий отрезок и 1,55 – он шел наравне с лучшими слаломистами мира! Это было потрясающе! Впереди оставалось каких-то 14 секунд. И тут случилась эта глупая катастрофа.

   Шпилька. Райни плохо рассмотрел еще один шест – слишком яркое солнце, и вообще… черт его знает, что случилось, но он просто не вписывался в ворота. Отчаянный рывок, завал на бедро… Почти лег на снег. Каким-то невероятным усилием выбросил себя из завала, который сожрал все его преимущество во времени. Как ему удалось вытащить себя из падения, потом он и сам никак не мог понять, но все великолепно натренированные мускулы сильного тела сработали за пределом своих возможностей – на каком-то сверхъестественном «надо!». Фонтан снега скрыл на момент от зрителей спортсмена, секундная тишина взорвалась громким воплем из тысяч ртов – он устоял, и он продолжал гонку! Теперь было не понять до финиша, чем дело кончится. Один из комментаторов даже сказал фразу, которая потом украсила собой несколько газетных заголовков:

   - Все, Эртли вышел из борьбы.

   Имелось в виду, что Райни потерял слишком много времени. Да, он сам отлично знал, что очень сильно ошибся и тем самым перечеркнул большую часть своего преимущества и лишил себя многих шансов, но впереди оставалось еще примерно десять секунд борьбы, и он выжал из них все, что мог.

   - Папа! Папа, гони!!! – кричала Лиз, вцепившись в руку Фила, который застыл, всматриваясь в монитор. Черт, брательник сливал гонку, Фил мог предположить, что он потерял все две секунды, но зная Райни, можно точно сказать - он сейчас бросится в атаку. И, чем черт не шутит, постарается отыграться. И Райни не был бы сам собой, если бы этого не сделал. Он летел к финишу как на крыльях, будто у него включился какой-то сверхчеловеческий резерв сил, какое-то космическое второе дыхание.

   -0.04. Он был первым. А его соперник в борьбе за Общий зачет – четвертым.

   Поскольку Райни был последним участником сегодняшней гонки, его победой соревнования и закончились – он быстро забрал более легкие лыжи у одного из своих техников, передал ему свои на технический контроль, а сам отправился за медалью. Черт, у него снова все получилось! Как здорово!

   - Это была невероятная гонка. – сказал он в микрофон одному из журналистов. – Думал, та ошибка мне будет стоить намного дороже.

   - Не повезло?

   - Просто невнимательность и нервы, - сказал Райни. – Ну что же, все хорошо, что хорошо кончается.

   - Как тебе удалось выйти из практически уже необратимого падения?

   - А вот тут повезло.

   - Золото в даунхилле ты посвятил памяти своей бывшей жены. Серебро в супер-джи было завоевано без посвящений. Кому ты посвятишь сегодняшнее золото в супер-комби?

   Райни широко улыбнулся:

   - Моей дочери Элизабет.

   Он не мог дождаться, когда увидит дочь. И на этот раз она просто выбежала к нему навстречу, сияя – такой солнечный лучик. Рыже-каштановые волосы, веснушки, синие глаза. И снова у нее получилось это сказать:

   - Пап, класс! Я выиграла пари! Я поставлю щелбан Томми!

   - Сильно-то не лупи, Томми нам еще пригодится, - засмеялся Райни и подхватил ее на руки, подбросил вверх. – Солнышко, спасибо. Я выиграл для тебя.

   - Спасибо, - она обхватила его за шею. Обоим было все равно, что кругом толпа любопытных зрителей и журналистов. До сих пор Райни никогда не появлялся на публике с дочерью, но смерть КК все изменила. Такая драма в жизни знаменитого Райнхардта Эртли, конечно, притягивала всеобщее внимание. Райни поудобнее подхватил Лиз, кое-как уместил лыжи под мышку и направился к выходу со стадиона.

   - Он снова это делает, - тяжело вздохнула Аннабель, глядя им вслед.

   - Что? – спросил Фил.

   - Он опять ушел с ней. – Она не добавила «А на меня даже не посмотрел», но парень все понял.

   - Ну и ладно. Пошли пить шампанское. Фрау Бахман, вы с нами?

   Он по-хозяйски обнял Аннабель за талию и повел в кафе. Некоторые девицы положительно глупы. Лиз – дочь Райни, которую он терял на долгие годы, неужели нужно именно сейчас так по-идиотски ревновать, вместо того, чтобы просто порадоваться за своего мужика? Но он ничего не сказал. Фил был умным мальчиком и умел вовремя промолчать.

   Лиз сидела на куртке, подстеленной отцом на нагретый ярким весеннем солнце каменный забор. Райни стоял рядом с ней, облокотившись на камень. Над ними шелестела ветками ель, перед ними расстилался пологий спуск с зеленого холма в долину, шевелила свежей листвой липа, растущая на склоне в 20 метрах ниже. Солнце зажигало искры в волосах мужчины и ребенка. Лиз держала на ладони медаль. Золотую. Первую медаль, которая была посвящена ей. Лично.

   - Как ты смог не упасть? – с недоумением спросила она. – Как? Ты же уже совсем лежал на снегу.

   - Я себя вытащил, - усмехнулся он, следя, как в ее локонах купается солнечный зайчик, запущенный его часами на руке.

   - Как это вытащил?

   - Как барон Мюнхгаузен. Вы в школе не проходили? Он себя за косичку вытащил из болота.

   - Вранье это все.

   - А он вообще был врун, этот барон.

   - А зачем ему косичка, он что, девочка?

   - Нет. Раньше мужчины носили парики с косичками.

   - А-а. А знаешь, какое я от тебя желание попрошу?

   Райни с веселым удивлением посмотрел на дочь:

   - Я же выиграл.

   - Правильно. Значит, я загадываю желание. Я же на тебя ставила.

   О, детско-женская логика! Он только рассмеялся:

   - Ну, говори.

   - А ты сделаешь?

   - Не знаю. Скажи сначала.

   - Нет, сначала обещай!

   Обычно он никогда на такое не шел, но сегодня и для Лиз он был готов на все:

   - Обещаю.

   - Тогда… Я хочу, чтобы ты носил в ухе колечко!

   Райни опешил:

   - Чего? Ну знаешь!..

   - Ты обещал!

   - Но зачем, Лиззи?

   - Это круто выглядит!

   - А зачем мне круто выглядеть?

   - Ты классно выглядишь и клево одеваешься, а сережки не хватает! Ну пап, ты же обещал!

   От этого «пап» Райни просто таял. Ну как тут отказать?

   - Хорошо. Но только это будет совсем маленькая сережка и только в одном ухе. Поняла? И больше я ничего прокалывать не собираюсь, ни брови, ни язык, ни нос, ясно? И тебе не позволю еще лет пять. А теперь насчет моего желания…

   Тут Лиз не спорила:

   - Тоже обещаю выполнить!

   - Вот и славно. Лиз, отныне ты каждый день читаешь минимум по полчаса. Выбираешь любую из книг, которые я тебе купил, и читаешь перед сном. Хорошо?

   Тут уже Лиз насупилась:

   - Я не люблю читать!

   - Это потому, что не умеешь.

   - Я не умею? – тут уж девчонка просто взвилась. – Да я была лучшей в классе по технике чтения! Мне просто неинтересно!

   - Ладно, солнце, не вопи. Я знаю, что ты читаешь быстро. Но уметь читать – не значит только знать буквы, Лиззи. Это значит, понимать, что ты читаешь, видеть это перед собой, сопереживать героям, предполагать по ходу повествования, что будет дальше.

   - Я понимаю!

   - Если бы понимала, не говорила бы, что тебе неинтересно читать.

   Лиз надолго замолчала, задумавшись о том, что он ей сказал. А Райни думал о том, что будет дальше. Как это здорово, что теперь у него есть Лиз! Они вернутся домой, дочка будет осваиваться в Сембранше, найдет себе новые интересы и новых друзей, будет учиться говорить по-французски, а потом они улетят на Сардинию. С другой стороны, если он летом поедет тренироваться в Южную Америку, он может взять ее с собой. Но сборов будет много, и некоторые из них совершенно не такие, на которых ребенку будет интересно. И опять-таки, рекламные съемки никто не отменял, а на май запланировано несколько больших сетов для Тьерри Бонне, для Одеон Иншуранс, который, как-никак, являлся основным спонсором Райни, и для Хэд. И правильно он решил, что ему придется подыскать няню для Лиз. Молодую и активную. Они на пару с фрау Бахман отлично управятся. Надо, наверное, попросить Тима Шефера, чтобы он обратился в пару лучших агенств, чтобы ему подобрали самых классных кандидаток. С фрау Бахман он сработал отлично. А теперь найдет подходящую девчонку и в Швейцарии – со свободным французским, специалиста по детским играм и детской общей физподготовке. Велик, теннис, бег, плаванье, паркур, ролики - все, в чем он сам с удовольствием будет участвовать, когда будет возвращаться в Сембранше.

   Финал Кубка мира близился к своему завершению, и расклад был пока неопределенным. Райни великолепно выступил в гиганте, то есть великолепно для себя, взял бронзу. И теперь – когда дело дошло до специального слалома – перспективы выглядели довольно неплохо. Но… все равно непонятно.

   В гиганте оба они – Райни и Крис – непримиримые соперники на трассах и приятели по жизни – оказались на пьедестале. Крис – на верхней ступеньке, Райни на нижней, и между ними удалось вклиниться одному из шведов. Все это означало, что к последнему состязанию Эртли подошел с преимуществом перед Фархаузером в 82 очка…

   По принятому на многих спортивных каналах порядку, перед состязаниями часто обсуждались расклады сил перед гонкой. В этих обсуждениях участвовали как нынешние звезды и звезды былых лет, так и влиятельные спортивные журналисты. Но один из наиболее продвинутых австрийских спортивных каналов пошел дальше всех. Перед камерами оказалась блистательная компания – великие звезды недавних времен, австриец и швейцарец, Флориан Хайнер и Отто Ромингер. Оба в свое время были звездами скорее скоростных видов, особенно Фло, но в слаломе разбирались ничуть не хуже, чем любой ныне-действующий технарь. Поэтому их двухминутный разговор перед началом трансляции приковал к себе столько внимания.

   - Ну что, - сказал Флориан, который в свои 37 и не подумал растерять форму. По-прежнему мускулистый и огромный, он еще сильнее, чем прежде, смахивал на великолепного медведя. – Раскладец на сегодня, я бы сказал, что в нашу пользу. Преимущество скоростника Эртли над слаломистом Фархаузером составляет 82 очка, а остался один слалом.

   - Лично для меня ситуация абсолютно непредсказуема.

   - Отчего же? Райни, конечно, имеет кое-какое преимущество, но оно ему не поможет, если он сегодня проиграет, а Крис выиграет.

   - Ты, как всегда, прав, но только частично, - Когда ему было 22, Ромингер считался одним из самых красивых мужчин в мире, но в 33 тоже не спешил ронять планку. Он больше не светился ни на трассах, ни на страницах журналов, повзрослел и заматерел, но выглядел по-прежнему потрясающе. Его белокурые волосы не потеряли ни на йоту своего блеска и густоты, глаза по-прежнему искрились золотисто-зеленовато-янтарными искорками, а улыбка была дерзкая, нахальная и обаятельная. И - как и прежде – великолепное тело. Оставив в прошлом драные футболки и затрапезные джинсы, он приохотился к дорогим шмоткам, хотя и не понимал в них ни черта, его гардеробом управляла жена. – И, если бы преимущество Райни составляло 50 очков или меньше, я бы первым пошел учиться петь йодли. Но Райни может попасть в десятку. И тогда все будет очень весело. Большой Хрусталь уедет в кантон Вале, где ему – самое место. А мы с тобой сядем и порассуждаем, 18 очков это много или мало.

   - Ну, для этого ему нужно всего ничего, - ухмыльнулся Хайнер. – Только обыграть 15 лучших слаломистов мира, что как-то не представляется возможным.

   - Ну, Райни умеет собраться, если ему это очень нужно.

   - Я мог бы с тобой согласиться, если не учитывать, что Фархаузер – сильнейший слаломист в мире, а Райни в слаломе величина не самая стабильная.

   - Насчет стабильности согласен. Райни может выступить блестяще, а может и провалить гонку, но бывали у него случаи, когда он был в ударе и привозил Крису по секунде. И это было только в этом сезоне дважды.

   - Верно, а потом подряд четыре раза вылетел с трассы. Два раза с первой попытки, два со второй и еще одна техническая дисквалификация. Так что я бы на него не стал сильно надеяться.

   - Крис точно так же может всех уделать, а может и слить.

   - Я ставлю на Криса, - Фло весело сверкнул серо-зелеными глазами. – Пиво.

   - Идет. Принимаю и ставлю на Райни, - Мужчины улыбнулись друг другу, обменялись размашистым рукопожатием и, передав микрофоны взволнованным комментаторам, разошлись по своим трибунам, болеть каждый за своего, предвкушая пиво и развеселые семейные посиделки.

ГЛАВА 21

- Осторожней, Клаус, сегодня колено опять болит, - сказал Райни за 10 минут до своего старта. Он должен был стартовать двадцать шестым – по правилу пятисот, после всех. Сейчас к старту готовился Крис Фархаузер, стартовый номер 5.

   Чуть раньше они с Райни перекинулись парой слов. Так, ничего особенного, привет - как дела - жарковато опять - ничего, трассу посолят. Даже удачи друг другу пожелали, хотя именно сегодня, когда для обоих все стояло на карте, они искренне желали удачи только каждый сам себе. Хайнер и Ромингер достаточно четко показали картину – если Фархаузер победит, Райни спасет только попадание в десятку. Хотя вариантов, как обычно, было множество – оба могли не победить, и тогда в действие вступает чистая математика.

   - Колено – это плохо, - сказал Ниш, слегка меняя воздействие на левое колено спортсмена, которое тот вышибал дважды и которое в совокупности перенесло девять операций. – Так больнее?

   - Черт, да.

   - Я бы на твоем месте завтра же поехал на пару недель в центр спортивной ортопедии на реабилитацию.

   Прощайте, мечты о Сардинии. Клаус добил его:

   - Ты в великолепной форме, но вот твое колено… если что-то станет причиной для завершения карьеры в обозримом будущем – это именно оно.

   Райни знал об этом и без Ниша. Чуть резче, чем было необходимо, он ответил:

   - Ладно, Клаус, давай разомни его немного. Что больно, фиг с ним, главное, чтобы двигалось как надо.

   Крис Фархаузер не сделал на трассе почти ни одной ошибки. О, нет. Он был блистателен. Планка, которую он выставил для соперников (и для Райни, конечно) была чрезвычайно высокой. 55,23 секунды. И трасса была поставлена не так, как Райни любил. Когда он увидел одни закрытые ворота во время просмотра, часом раньше, у него просто сердце упало. Это была премерзкая комбинация, на которой придется сильно тормозить, а потом набирать скорость на невнятно-пологом отрезке. Райни не был мастером решения подобных головоломок, он вообще неважно себя чувствовал на пологом, а уж когда надо пытаться на нем разгоняться – его можно было сразу вычеркивать из фаворитов. Только в числе сегодняшних фаворитов он в любом случае не был. В слаломе? Райни Эртли? Ну правда что… Правда, его блестящая победа в комби немного обуздывала скептиков. Зато грубейшая ошибка в ходе прохождения слаломной попытки, которая чудом не положила конец вообще всей борьбе, охлаждала и оптимистов. Чисто по слаломной трассе Райни был пятнадцатым – не большой аванс для того, кто обязан был занять место не ниже шестого.

   К моменту старта Райни никто не смог замахнуться на результат Криса. Фархаузер оставался первым. Райни прошел трассу ровно, в разумной степени атакуя, но без экстрима, и на финиш приехал четвертым.

   Мало. Мало, очень мало. Он уступал Крису растреклятые 6 сотых, и все равно – четвертый! Сумасшедшая плотность результатов была обусловлена быстрой ледяной трассой, а закрытые ворота на пологом привели к тому, что те, кто не смог поймать ход на разгоне, отставали от пятерки лидеров уже больше, чем на секунду. Вот так сложилась первая часть нынешней гонки: первое место было у австрийца Кристофа Фархаузера, второе разделили француз Жюстен Десолье и норвежец Оскар Бломквист, а на пятом – немец Маркус Келерт. Четверка сильнейших слаломистов мира и как-то затесавшийся между ними универсал с явным креном в сторону скоростных дисциплин.

   Перед стартом второй попытки Райни, как обычно, вернулся в отель, чтобы передохнуть, вздремнуть и восстановить силы с помощью массажа Клауса Ниша. Он чувствовал себя как-то странно. С одной стороны, ему остался один, последний шажок к своей великой супер-цели, и он был не на самой плохой позиции для выполнения этого шага – он вполне мог проехать и на полторы секунды медленнее Криса, и по очкам все равно большой Хрустальный глобус был бы у него в руках. С другой – Райни был борцом. Он считал, что должен выступить в свою полную силу, никаких аккуратненьких проездиков с полуторасекундным запасом, к черту все это! Он должен выложиться полностью и победить не только в зачете КМ, но и именно в этом слаломе. И он может, вполне может это сделать.

   Лиз все время, пока продолжался массаж, сидела в кресле в номере Райни, играла с Хани и болтала (пока Ниш выкручивался, пытаясь делать массаж мышц бедер и ягодиц не вполне раздетого спортсмена) Фил угорал со смеху над ними всеми. Аннабель… А где Аннабель? Все заметили, что ее нет, но никому не хотелось ее искать. Мало ли где она, какая разница? Гуляет, по магазинам ходит, мало ли в Шладминге мест, где красивая молодая женщина с золотой банковской картой может провести время?

   Она не появилась и к началу второй попытки, но это заметил только Фил. Остальным было в общем ни до чего, кроме Райни. Вот он их всех очень волновал. Хорошо ли отдохнул (неплохо), готов ли (вполне), не болит ли колено (болит как зараза) и может ли победить. На этот вопрос, который задала Лиз, отец ответил просто: сделаю все, что смогу.

   Поскольку он финишировал в первой попытке четвертым, сейчас ему предстояло стартовать двадцать вторым. Ну а потом – ждать, сможет ли Крис оспорить его самый главный трофей – Большой Хрустальный Глобус.

   Крис в любом случае получит малый хрусталь в слаломе, но, как и Райни не был абсолютно удовлетворен малым глобусом в спуске, так и Крису этого было мало. Оба бьются за абсолютный результат, и пленных не берут, на то они и есть лучшие горнолыжники планеты.

   +12, и никакой снежный цемент и никакие сверхконцентрации соли не могли спасти полотно трассы от таяния.

   - Чертовы лужи на трассе! – злобно пролаял в трубку сотика Дитер Лок, единственный швейцарец, кроме Райни, отобравшийся на финал. Лок был лучшим слаломистом, чем Эртли, но на этот раз ему придется довольствоваться в худшем случае десятым местом. – Не знаю, как ты пойдешь, Райн, и получишь ли ты свой шарик, но приедешь мокрый с головы до пят, уж это точно. – Скинув таким образом чрезмерно бурлящие эмоции, Дит перешел к делу: - Обе пары ворот на пологом, третьи и четвертые, реально разбиты до очень глубоких колей, и в колеях стоит вода. Там будет непредсказуемо. Меня чуть не выкинуло.

   - Понял, - Райни чуть поморщился от сильного сжатия икры – Ниш заканчивал разогрев.

   - А на крутяке снег просто реально валится вниз вместе с тобой, если ты понимаешь, что я имею в виду. Сносит конкретно. Лыжи вязнут – это ты и без меня понимаешь, и с каждой секундой это становится все критичнее.

   Это было хорошей новостью – Райни не так важно было зацепить медаль в этом слаломе, у него цель была – Общий зачет, и для этого он должен был одолеть только одного спортсмена – того, кто стоял между ним и вожделенным результатом – Кристофа Фархаузера.

   Поскольку Крис – первое время по результатам первой попытки - должен быть стартовать во второй попытке последним, а Райни четвертым с конца, Крису придется иметь дело с чуть более разбитой трассой, с чуть более растаявшим полотном, с чуть более глубокими колеями и чуть более ярковыраженной снежной кашей под лыжами. Совсем чуть-чуть… но из этого чуть-чуть и складываются сотые секунды в финишном протоколе.

   У Райни тоже условия старта были довольно экстремальные. Но Отто Ромингер, который в общем-то неплохо знал одну из ярчайших звезд в обойме «Дорелль», правильно подмечал его способность к сверхконцентрации в сверхусловиях. Райни должен был собраться так, как он умел это делать.

   Снег под ногами в стартовом городке уже давно превратился в противно хлюпающую ледяную кашу, поэтому незадолго до старта один из младших сервисеров Райни вручную очистил подошвы ботинок и крепления, чтобы льдинка не попала внутрь крепления – такая случайная льдинка, если не окажется размолота по ходу, может быть причиной проваленной гонки или даже тяжелой травмы. В таких делах мелочей нет. Райни не следил за манипуляциями сервисменов, он вспоминал трассу, не желая ничего оставлять на самотек. Он должен был идеально знать курс.

   Рельеф здешнего склона подходил ему отлично – короткий и не особенно пологий участок сверху и отличный крутяк с середины и до конца, а между ними – вполне приемлемый градиент. Ворот, конечно, понаставить можно везде таких, что фиг впишешься, а для скоростника Эртли чем прямее постановка трассы, тем лучше, и вот тут ему не очень повезло.

   - Давай, - бормотал ему на ухо Гасснер. – Сильно не рискуй, не нужно, сегодня никаких подвигов и экспериментов, у тебя приличный запас, попадешь в тринадцать – и дело в шляпе, шарик твой. Не борзей. Полотно не то, опять же твое колено. Ставка слишком велика. Осторожней.

   Райни кивнул, его глаза сквозь темные фильтры маски скользили по ближайшим фигурам на трассе. Судья наклонился, чтобы закрыть «омегу». Райни стряхнул остатки ледяной каши с палок и уткнулся ими в стартовые площадки.

   - Давай, гони как черт! – рявкнул Фогель, они часто начинали именно так. У Фогеля был суперклассный тембр голоса для того, чтобы вытолкать спортсмена на трассу и заставить наддать с первых же сантиметров дистанции. Птица? Какая к черту птица, натуральный лев. Райни «наддал» бы даже в полной тишине, но Фогель со своим львиным рыком был очень уж уместен на старте.

   И Райни погнал как черт. Первая серия ворот позволила ему поймать подобие темпа, и он работал так, как умел – быстро, рисково, чисто. Атакуя, но не безрассудно. Первую часть прошел без помарок и нарастил свое преимущество перед нынешним лидером Маркусом Келлертом, которое составляло на старте 0,22, а к первой контрольной засечке увеличилось до 0,29. Стадион ревел без умолку – все понимали, что Райни сражается не за победу в этой конкретной гонке, а за победу в общем зачете и за Большой хрустальный глобус. Разумеется, в австрийском Шладминге большинство поддерживало австрийца Кристофа Фархаузера, но во-первых, болельщиков-швейцарцев тут было почти столько же, сколько австрийцев, а во вторых, в горных лыжах очень часто в действие вступает своя специфика – что бы ни стояло на карте у спортменов, зрители охотно поддерживают любого хорошего гонщика, который имел случай заслужить их уважение. Поэтому поддержка у Райни даже здесь была колоссальная. «Гони, Райни!» И он гнал.

   Он не собирался делать, как ему советовал Гасснер. Крис был отличным тренером, но ни хрена не понимал в риске и в атаке, и так и не понял, что за человек Райнхардт Эртли. Что бы он ни делал – он обязан был сделать лучше всех. Именно этому он был обязан своей нестабильностью в технических дисциплинах – Райни мог выступить просто блестяще, привезя лучшим слаломистам планеты секунду, а мог тупо вылететь на простейших воротах или поймать флаг. С возрастом и опытом ситуация немного выправилась – риска за гранью фола стало меньше, Райни всегда четко знал, что делает, и видел, может это получиться или нет, это касалось как скоростных дисциплин, так и технических, и именно это умение привело его туда, где он был на данный момент.

   В шаге от пятого Большого Хрустального глобуса.

   Попасть в десятку? Да мало ему десятки! Он вышел на трассу, чтобы победить, а не чтобы аккуратненько прокатиться вполкантика. И вылетать он не собирался… Хотя, конечно, непредвиденные обстоятельства никто не отменял.

   Да, моменты были. Один раз он еще раз получил шестом по ключице и физиономии – конечно, его защищал шлем и маска, и защитная дуга на челюсти, но все же кое-что досталось.

   Райни был чуть-чуть высоковат для идеального слаломиста, но худощав, гибок и очень силен, и эти свойства с лихвой перекрывали несколько высоковатый рост. Он умел маневрировать просто идеально, наверное, даже среди тех, кто составлял слаломную элиту и заполнял верхний строки рейтингов, мало кто умел так быстро и четко перестраиваться так часто, как это было нужно, на сумасшедшей скорости. У него болело колено, но на его подвижность это, к счастью, никак не влияло.

   - Папа! Это мой папа! – вопила Лиз почти всю минуту, пока он был на трассе. – Папочка, давай, гони скорее! – И громко завизжала от восторга, когда увидела единицу на табло и цифры – он опережал предыдущего лидера на целых полсекунды! 0,54!

   Огромный стадион и толпы болельщиков, которым не хватило мест на трибунах и которые стояли по бокам трассы, бесновались. Многотысячная толпа взорвалась воплями, грохотом, звоном – петарды, альпийские рожки и колокола, дуделки – все пошло в ход. Райни попадал как минимум в четверку, стало быть, набирал как минимум 122 очка, а Фархаузер, даже победив, наберет не более 100. Новый Большой Хрустальный глобус нашел хозяина! Швейцарец Райни Эртли в очередной раз доказал, что равных ему на сегодня нет.

   Первым делом, как положено, он поприветствовал болельщиков и подошел к барьеру, чтобы обнять и поцеловать дочь и обменялся быстрым объятием с братом. Так и не заметив, что Аннабель отсутствует, он отправился на технический контроль. Вот теперь он здорово захромал, больно было идти, казалось, он не может переносить вес на левую ногу. Черт…

   Оставалось подождать, что смогут сделать оставшиеся на старте три лидера первой попытки.

   Жюстен Десолье.

   Оскар Бломквист.

   Кристоф Фархаузер.

   Трое лучших слаломистов в мире. Что они противопоставят выскочке, которому оказалось мало скоростных дисциплин, и он пришел попастись на их пастбищах?

   У Десолье и Бломквиста было одинаковое время по итогам первой попытки – на 2 сотые быстрее Райни. Крис привез ему 0,06. Мелочь, но проигрыш есть проигрыш, составляет ли он 6 сотых или 6 целых секунд. Райни завоевал главный трофей, и теперь всей душой жаждал просто еще одной победы, хотя и понимал, что Фархаузер так легко не отступится. Крис продул в борьбе за большой Глобус, даже победа сейчас не позволит ему достать Эртли, но еще одно золото ему уж точно никак не помешает.

   Десолье заставил Райни понервничать. Как он шел, как здорово – быстро, в меру рискованно, смело и четко, невероятная техника француза – предмет непреходящей зависти Райни, который, как ни старался, именно так вести лыжи все же не умел. Но ему не удалось обойти Эртли. Отставание 0,01, ничтожнейшее и обиднейшее, реально не более не менее чем статистическая погрешность… Но сегодня повезло Райни. Это означало – уже как минимум пьедестал и не 50 очков в зачет КМ, а 60.

   Бломквист начал с той же позиции, что и Десолье. Полтрассы шел просто как бешеный бык, если бы у вешек были хоть зачатки интеллекта, они бы, наверное, сами разбежались с его дороги. Но Оскар недорасчитал грань между агрессивным проходом и несбалансированным риском, и жестоко разбитое месиво, в которое превратился снег, наказало его за это – сильно зарывшаяся в снег у вешки лыжа и падение. Сильное, долгое, полностью исключающее возможность дальнейшей борьбы. Со злостью треснув палкой по защитной сетке сбоку трассы, Бломквист отъехал в сторону. Тем самым Райни получит как минимум серебряную медаль.

   Быстрая инспекция вешки, и дано добро на старт последнего участника. Момент истины.

   Кристоф Фархаузер, 28 лет, выпестованный в тирольской лыжной школе «Арльберг». Все время чуть позади Райни в общем зачете, но готовится нанести решающий удар. Сегодня время для этого удара еще не настало. Но кто знает, кто знает…

   Крис уже понял, что Большой Хрустальный Глобус уплыл у него из рук, главный трофей года снова достался швейцарцу. Но это не значило, что он был готов отдать вместе с глобусом и золотую медаль именно за эту гонку. За слалом в рамках Финала Кубка Мира 1999-2000 годов. Райни может праздновать победу в общем зачете, но Крис может и должен показать, что не все его карты биты.

   Он не повторил ошибку Бломквиста, который ввинчивался в виражи как пушечное ядро, но не стал и осторожничать. Он снова – в очередной раз – продемонстрировал миру, что такое идеальный слалом. Красиво, быстро, технично. Да, Райни Эртли сделал все, что мог, завоевав в этой последней битве второе место (и свой вожделенный БХГ) но Крис пришел и показал, кто был и остается главным в этой дисциплине.

   -0,82. Ровно столько он привез на финиш серебряному призеру. И это был уже не «баланс» - это не весы качнулись туда или сюда. Не статистика, не везение и не лотерея. Это был откровенный разгром в лучших традициях австрийской слаломной школы.

   Райни улыбнулся, увидев двойку напротив своей фамилии – теперь он второй. Он обменялся рукопожатием с Крисом, они поздравили друг друга – соревнования закончились, на финишный круг уже вынесли пьедестал. Райни только тут увидел, что его дочь плачет. Горько плачет, уткнувшись в рукав Фила. Райни думать не хотел, что он там должен сейчас делать – идти на пьедестал, получать свое серебро, что угодно. Он заковылял к дочери – так быстро, как позволяли жесткие спортивные ботинки (он не успел их переодеть) как позволяло отчаянно разболевшееся колено. Он сгреб дочь в охапку, прижал к себе, поцеловал лоб, мокрые щеки, залитые слезами глаза.

   - Лиз, Лиззи, ну пожалуйста, родная моя, почему ты плачешь?

   - Почему ты не первый? – прорыдала она.

   - Потому что это слалом, девочка, а в слаломе Крис сильнее. Ну пожалуйста, не плачь, моя малышка. Доченька, я люблю тебя.

   Она вцепилась в него, как в спасательный круг:

   - Тоже тебя люблю, пап.

   За это стоило лишиться не только первого места, но и Большого Хрустального Глобуса и всего на свете. Не помнив себя от счастья, Райни прижимал к себе свою дочь. Родную, обожаемую, упрямую, строптивую, лучшую на свете. Самую любимую. Вот это и есть его награда. Самая любимая, самая вожделенная, самая долгожданная. Его дочь. И ее любовь.

   На этом сезон 1999-2000 годов был окончен.

ГЛАВА 22

Они ужинали в Романтикотель на Вольфгангзее, отмечая великое событие – Райни в пятый раз завоевал Большой Хрустальный Глобус. Он уже успел немного отметить это дело в штабе своей федерации, но потом смылся, чтобы продолжить празднование со своими – вчетвером. Райни, Лиз, Фил и фрау Бахман. Райни снова вспомнил о том, что давно не видел Аннабель. Ему даже немного стыдно стало, что он получает удовольствие от ее отсутствия. Ну правда, вот была бы она тут, и снова пришлось бы работать сглаживальщиком острых углов между ней и дочерью, ловить их колкости и неприязненные взгляды… Ну что же, так тому и быть, время пришло, им просто пора расстаться. Как только она появится, наверное, придется осторожно и тактично сказать ей об этом.

   Они обсудили с метрдотелем меню, Райни сразу заказал вина себе и фрау Бахман, а для дочери и брата – лимонада (Филу обещал попозже тоже налить немного вина). Когда перешли к выбору основного блюда, Лиз вдруг толкнула отца локтем.

   - Что такое?

   - Смотри! – Он проследил взглядом, куда показывала дочь.

   Ну что же, как все удачно получается. Одна часть балюстрады, выходящая на озеро, была занята романтичными столиками на двоих, и вот за одним таким столиком сидела Аннабель. Самая красивая женщина во всем ресторане, шелковые черные волосы почти до пояса, изящная шея и прелестные линии груди, изумрудного цвета платье, яркий красный рот… бриллианты в ушах и на шее. И мужчина напротив. Под 50 лет на вид, важный, представительный, восточного вида. Ну что же, все к лучшему. Аннабель поймала взгляд Райни, светски кивнула ему, он широко улыбнулся в ответ. Что ж, похоже, необходимость в тяжелом и неприятном разговоре отпала. Все складывается отлично. Осталось просто не забыть заблокировать ее золотую карточку… Но судя по ее шикарному на вид новому патрону, она этого даже не заметит. Ну что же, будь счастлива, детка, нам было хорошо вместе.

   - Ну и хорошо, - прошептала Лиз. – Может, у него денег больше, чем у тебя, вот она и сбежала.

   Райни рассмеялся и подумал: «У него нет любимой десятилетней дочки, вот в чем разница» и ничего не ответил, только взъерошил рыже-каштановые локоны Лиз.

   Фил тоже заметил Аннабель и вопросительно посмотрел на Райни. Братья обменялись быстрыми улыбками, поняли друг друга и замяли тему.

   Господи, ну как камень с души, подумал Райни. Финал КМ кончился, можно в спокойном режиме возвращаться домой и не волноваться из-за конфронтации между дочкой и своей девушкой. Ну а там… В Вербье есть одна девица, с которой его связывают вялотекущие отношения, длящиеся уже 5 лет. Без особой страсти и уж точно никакой любви, просто – всеобщий комфорт. О существовании этой девушки Лиз совершенно не надо знать, дочь и посторонние постельные похождения папаши будут существовать в двух разных плоскостях.

   Скучно, скучно, скучно быть старым мудрым циником, парни…

   Когда он вышел на балкон поговорить по телефону с Шефером, а потом и с Бертраном, к нему подошла Аннабель. Господи, она и вправду была красивейшей женщиной из всех, кого он когда-либо знал. Без преувеличений. Один ее взгляд мог любого мужика превратить в ее раба навеки. Почти любого. Райнхардта Эртли – не мог. Он для себя давно установил место женщины в своей жизни. Этой женщины – тоже. Ни одна из них не сможет взять над ним верх, лишить его разума, заставить делать что-то против его воли. Ни одна больше не использует его втемную. И ни одна, никогда и ни за что не заставит его страдать.

   Непрошенное воспоминание… Смотровая площадка высоко в горах, теплая августовская ночь… Прислонившись к гранитному парапету и опустив лицо в ладони, горько плачет миниатюрная черноволосая девушка. И он, Райни… девятнадцатилетний, растерянный, уходит от нее. Уходит, чтобы она не видела его слабости, его слез… а он тогда тоже умел плакать, хотя и никогда и никому этого не показывал… это все было так безнадежно, она любила другого, но не хотела отпустить Райни, хотя и понимала, что ничего у них не выйдет… Он остался, хотя и знал, что не должен. Ему было тогда очень больно. Так больно, что он пошел бы на все, только бы исцелиться от этой боли. Это был последний раз, когда его боль и любовь взяли верх над его волей. Никогда больше. Никогда.

   Он смотрел, как Аннабель подходит к нему. Кивнув ей, он сказал в трубку Бертрану:

   - Извини, Ален, я перезвоню через несколько минут. – Вежливость ему никогда не изменяла. – Привет, Аннабель.

   - Привет, милый, - она стояла в шаге от него, такая красивая и желанная. – Думаю, ты понимаешь, что я хочу тебе сказать, правда?

   - Конечно, - Этот Райни, он был просто невыносим. Расслаблен, безразличен, его спокойная улыбка и безразличный взгляд – все это было просто больше, чем она могла вынести. Да, он казался ей лучшим любовником из всех, которые у нее когда-либо были. Великолепен в постели, ослепительно красив, знаменит и богат – в нем все было идеально, кроме одного. Он был просто каким-то ледяным изваянием. В нем не было любви. Ни капли. Он был холоден. Он мог любить других – дочь, братьев, родителей, но на настоящую, страстную, горячую любовь к женщине он был неспособен. В нем это просто отсутствовало. Он этого не умел. Аннабель помахала перед ним его золотой кредиткой, которую он открыл для нее вскоре после того, как они начали жить вместе:

   - Спасибо. Я, конечно, больше не хочу пользоваться ею. К тому же, Омар… мой друг… этого не допустит. Я уже собрала вещи, возможно, их уже увезли.

   Райни кивнул:

   - Спасибо. Хорошо. Я велю запаковать все твои вещи, которые остались в Сембранше, скажи, куда их отослать.

   - Можешь отправить моим родителям в Тонон-ле-Бен. И, Райни… машина и драгоценности, я понимаю, что…

   Властным жестом вскинув руку, он остановил ее:

   - Все это останется у тебя. Ну все, Аннабель, удачи тебе. Спасибо за эти полгода. – Вежливо кивнув ей, он достал из кармана брюк свой вечный сотовый телефон и начал набирать номер. Она была готова убить его. Если правду говорят, что каждый швейцарец носит свой ледник с собой, то в случае в Райнхардтом Эртли это было чертовым преуменьшением. Он весь состоял изо льда, вот и все. Аннабель развернулась на каблуках и оставила его одного.

   На следующее утро Райни столкнулся с неожиданной проблемой – когда пришло время сдавать прокатный мерс-кроссовер в аэропорту Зальцбурга, Лиз вдруг взбрыкнула. Ей, видите ли, жалко было машину – она ей очень понравилась. Будто с утра было мало проблем – сначала надо было организовывать перелет для Хани. Потом вдруг прилетел Фогель и прочирикал страшную новость – фургон со снарягой Райни какие-то злоумышленники попытались отправить по совершенно незапланированному пути (разумеется, вынашивая коварные планы наложить лапу на полсотни профессиональных снарядов для разных дисциплин). Потом вдруг оказалось, что кому-то надо отколоться от компании и перегонять «Мазерати» Райни.

   У Фила аж глаза загорелись – подросток последний год провел в диких мечтах о том, чтобы погонять на спорткаре. Но злобный старший брат был неумолим. Посадить пацана за руль машины с взрывным сцеплением и тремястами еще более бешеными кобылами под капотом – означало обречь его на верную смерть. Фил неплохо водил свой драндулет – четырехлетний сааб, имел право брать рейнджровер Райни, и на Сопляческое восемнадцатилетие через два года Райни планировал подарить ему ауди ТТ, но до мазерати он не дорастет еще несколько лет без вариантов. При всей своей безалаберности, одну вещь Райни всегда отсекал четко – где находятся ключи от мазерати и не попадут ли они в лапки младшего брата.

   Райни уже подумал было попросить служащих в «Спортотеле» организовать перегон мазерати, но пришло неожиданное решение – свои услуги предложила фрау Бахман. Эта воистину удивительная старая леди обладала водительским стажем 40 лет и правами на 4 категории транспорта, с мазерати она управлялась с такой уверенностью, что под ее руководством дикий, необъезженный жеребец, каким мазерати мог стать для неопытного водителя, превратился в ласкового пони.

   Райни сам мог перегнать свою любимую машинку, тем более что на дороге они просто сливались в одно целое и прекрасно чувствовали себя вместе – мазерати показывал, на что он способен, Райни ловил кайф… но на этой машине нельзя было ехать Лиззи, по причине отсутствия заднего сиденья, а расставаться даже на время перегона отец и дочь не захотели. Итак, братья и Лиз полетели до Женевы самолетом, а фрау Бахман наслаждалась магией спортивного авто.

   А что до мерса МL – Райни просто пришлось обещать Лиз, что в Швейцарии они купят себе такой же. Черт подери, сколько автомобилей нужно для счастья отдельно взятому скромному швейцарскому миллионеру-спортмену? Кроссовер и внедорожник, один спорткар, еще один внедорожник на Сардинии, машина для хозяйства в Сембранше – на ней приходящая помощница по хозяйству ездила за продуктами или в химчистку, если босс ее просил. И еще резервная бмв 750 двухлетней свежести – ну как бы просто стояла и ладно. И на всю эту кучу металлолома приходилось платить огромные налоги! Нет, точно придется хоть что-то продать.

   - А у меня тут дом, - сказала Лиз, когда они на такси выехали из аэропорта в сторону Женевы.

   - Знаю, - рассеянно сказал Райни и мысленно сделал пометку осмотреть этот дом и решить, что делать с ним дальше. – Ты там бывала?

   - Конечно. Сто раз. Там жил Николас, на котором мама не захотела жениться.

   - Помню. – Райни не стал поправлять постоянную ошибку Лиз в употреблении глагола «жениться». – Лиззи, а большой этот дом?

   - Большой, - энергично кивнула девочка. – Почти такой же, как мамин в Аттерзее. Только участок меньше. И везде растут какие-то деревья и кусты. Там удобно играть в прятки.

   - Тебе было с кем играть?

   - Нет. У Николаса никого не было.

   - Кстати, ты вроде говорила, что у него была другая жена?

   - Кажется, да. А, и еще у него сын умер. Больше я не знаю.

   Неожиданно Райни просто озноб охватил, стоило подумать о вдове Николя. Каков подонок, хотя плохо о мертвых и нельзя… Бедная женщина, после того, как ей пришлось потерять сына, еще и муж ушел от нее и лишил ее наследства! Нет, положительно это была хорошая мысль – отдать ей картину или что-нибудь.

   - Почему он умер? – спросил Райни.

   - Разбился на байке.

   Спортбайк в понимании Райни был снарядом типа мазерати: не умеешь – не берись. Опасная вещь для того, кто не умеет с ней управляться. Он свой байк – знаменитый Хонда-Харрикейн, который когда-то купил ни у кого иного, как у Ромми, продал в рамках благотворительной акции, каким-то образом связанной с дорожной безопасностью, когда ему было 24 и он начал ловить больше кайфа от автомобилей с мощными двигателями.

   Лиз подтянула колени к подбородку и уставилась в окно:

   - Отсюда всего минут десять хода до того дома. До той улицы Перье-Шамон или как ее там. Давайте заедем. У меня там остались кое-какие игрушки.

   - Не сегодня, Лиззи, - сказал Райни. – У меня нет ключей от дома, я не знаю код сигнализации, игрушек мы тебе купим в Вербье целую кучу.

   - Ну я хочу туда поехать, пап.

   - Съездим как-нибудь.

   Все же этот сезон был чертовски утомительным. Наверное, самым утомительным за всю карьеру великого спортсмена Райнхардта Эртли. Вроде бы в этом году не было травм, не было серьезных проблем с федерацией, но все старые травмы будто сговорились, то спина, то колено, противный грипп в январе, да и вообще утомление накапливалось, как снежный ком, слишком много рекламных съемок и спонсорских мероприятий, да и тренировки и победы давались несколько тяжелее, чем раньше. Почему так? Возраст? Да ведь даже тридцать еще не исполнилось. Самый расцвет, а он ноет, как старый дед. Надо хорошенько отдохнуть. Если бы не это идиотское колено, он бы быстренько схватил дочь в охапку и сегодня же улетел бы с ней на Сардинию, чтобы там ни черта не делать. Просто лежать на белом песке, считая кудрявые облачка в синем средиземноморском небе и стаканы апельсинового сока… Но сейчас этот номер не пройдет. Нужно организовать сначала для Лиззи нормальный быт – комнату, одежду, игрушки и прочее, что может быть нужно девятилетнему ребенку, и еще подумать о себе - обязательно нужно показать врачам колено. Если бы сезон не кончился – пришлось бы так или иначе его прервать, потому что с таким коленом ни тренироваться, ни выступать по большому счету нельзя. Потом, разобравшись и получив схему лечения, можно уже и на Сардинию. А потом, по возвращению, отдохнув и придя в себя, заниматься накопившейся текучкой – нянькой для Лиз, домом на Рут Перье-Шамон, виллой на Тиносе или Миконосе или где она там есть, картинами и большим блоком съемок для Тьерри-Бонне (почти голым) и для Одеон Иншуранс (вполне одетым), будь оно все неладно. А там опять Аргентина или Чили, домашние тренировки и столько всего… Нет, пока он не отдохнет хотя бы два-три дня…

   Он задумался так глубоко, что даже не сразу заметил, что Фил с переднего сиденья что-то говорит:

   - «Роттен Спай». Хорошее место, сегодня там какой-то запредельный сейшен.

   - А… - Райни сообразил. – «Роттен спай». Мне с моей коленкой только…

   - Ну можешь особо не колбаситься, сядешь себе и пивка выпьешь. А я у тебя трезвым братом-водилой поработаю.

   - Посмотрим, - неохотно ответил Райни. Ему не очень хотелось оставлять Лиз одну в первый вечер в новом месте.

   - А если будет 666? Ведь не захочешь пропустить?

   - Посмотрим, я сказал.

ГЛАВА 23

Фабьенн помогала своему воспитаннику Пьеру-Алекси собирать из конструктора большой автокран, когда у нее зазвонил сотовый. Это была Пам.

   На самом деле, подруга в последнее время научила Фаби многому из того, о чем та даже не подозревала.

   Но больше ей и в голову не приходило подумать о себе, как о невзрачной ботанке, как раньше. Блеклая блондинка? Да как бы ни так! Если правильно сделать мэйк-ап и подчеркнуть одеждой фигуру – ни о какой блеклости не может быть и речи.

   Не все шло гладко. Фаби никак не могла привыкнуть к каблукам, предпочитала кеды и балетки, и вообще ей сначала совершенно не хотелось этим заниматься. Когда проводишь кучу времени за учебой, потом сидишь с трехлетним малышом, а потом носишься с тяжеленными подносами в затрапезной кафешке, последнее, чего хочется вечером – наряжаться, выставляя напоказ все, что она привыкла припрятывать, и скакать на каком-то дурацком танцполе, но, когда она пыталась взбрыкнуть, Пам заявляла, что это похмелье после расставания с этим самым Жаном-Мишелем-Эфроимом, и надо срочно подыскивать противоядие, и навязывала Фаби знакомства с какими-то своими дружками, которые пугали девушку до полусмерти и не вызывали у нее ни малейшей симпатии. В общем, она постепенно приучилась видеть некоторый кайф в том, чтобы хорошо выглядеть и танцевать, ну а то, что она уставала после учебы и работы… что ж, ей всего 23, когда еще можно проучиться и проработать весь день, а потом протанцевать всю ночь и утром снова быть как огурчик?

   На звонке Пам стоял трек одного из очень популярных в последние дни ди-джеев – 666. Предполагалось, что эти парни сегодня и зажгут в «Роттен Спай».

   - Сегодня в десять они начинают, - сообщила Пам. – Готовься. Кстати, знаешь кто нарисовался из дальних странствий? Надо будет Ларе сказать, тоже поди задрав хвост с нами побежит.

   - Да? – лениво спросила Фаби, хотя внутренне подобралась и встала наизготовку. – Неужто Эртли?

   - Он самый. Всей своей сексапильной персоной. Слабо тебе прыгнуть к нему в койку, а? Раз уж ты у нас теперь красотка?

   - Больно надо, иди к черту. Все, пока, мне работать надо. И вообще, кто сказал, что он сразу после финала Кубка мира попрется на какую-то тусовку?

   - Братишка его. Фил. Он сегодня звонил Морису и сказал, что, если будет играть 666, он притащит Райни. А 666 будет.

   - Ну и пусть. Больно он мне нужен! Все, пока. – Фаби отключилась. Райни ей, конечно, нужен, но вовсе не для того, чтобы… У нее другой интерес.

   В койку с Эртли, скажите пожалуйста! Больно ей нужен этот бабник! Ей нужен бриллиант. Больше ничего.

   Когда у нее будет “Heilige Margarete”, она… она перестанет работать в кафе. Она поменяет машину, которая сыпется на ходу. Она купит маленький мерс или ауди. И одежды хорошей побольше – в ней проснулась охота к тряпкам. А… дом? Маме нравится тот дом, в котором она сейчас живет. А Фаби может захотеть выкупить у Элизабет Эртли дом, в котором она росла?

   Тут же ее накрыло прямо лавиной воспоминаний. Ее дом, старый дом ее детства. Дубы, каштаны и сирень вокруг, огромные французские окна до пола, старый паркет, антикварные хрустальные люстры, которые висели в доме уже лет двести – одну из них Дени разбил мячом в детстве, но ее склеили, и она выглядела почти как новая… Кладовки и закоулки, укромные уголки, где можно было прятаться и играть, устраивать какие-то детские секреты, как-то раз Фаби и Дени обнаружили маленький чулан, о котором взрослые или не знали, или забыли, и когда Фаби было восемь, она спряталась там, заигралась и уснула, а родители ее потеряли и очень испугались… Ее тогда нашел Дени и очень волновался, как бы она не выдала родителям их «явку». Господи, этот дом был так дорог ей, но зачем он ей такой большой, когда больше нет ни Дени, ни папы?

   День прошел в хлопотах и возне – Лиз осваивалась в доме своего отца. Она бегала по лестницам, по комнатам и балконам, везде суя свой курносый веснушчатый носишко и наводя свои порядки. Вместе с Райни они выбрали для Лиз одну их комнат на втором этаже – рядом со спальней Райни, почти такая же большая, с огромным балконом и окном, выходящим на Монтфор. Раньше эта комната была как бы занята Аннабель (хотя спала она, разумеется, в постели Райни). Хозяин дома не стал озвучивать для дочери все эти детали.

   Райни и Лиз договорились, что всерьез обстановкой комнаты займутся, когда вернутся с Сардинии, а пока Лиз будет использовать то, что есть – там в принципе было все, что нужно ребенку, кроме письменного стола. А потом они поехали в Монтре покупать всякие нужности – ролики, одежду, игрушки, еще один велик.

   - Знаешь, что мне больше всего нравится в твоем доме? – спросила Лиз по обратной дороге, устраиваясь в автокресле на заднем сиденье Рейнджровера.

   - Что?

   - Бассейн на крыше. А еще… Ты.

   - Что я?

   - То, что это твой дом.

   - Спасибо, родная.

   - Не за что, пап.

   Когда они приехали в Сембранше, Фил сообщил, что 666 сегодня играют в «Роттен Спай», так что он обещал, что они с Райни непременно там будут.

   - Неужели? – иронично поинтересовался Райни. – А если мы не приедем, 666 выкатят клубу неустойку?

   - Да ладно! – Фил закатил глаза. – Ты только что урвал такой куш, ну так теперь самое время немного расслабиться и развлечься!

   - А еще как следует устать, не выспаться и оглохнуть.

   - Не надо быть таким нудным! Вот на тебя посмотришь – прямо дед столетний! А тебе всего-то… А… - Фил замер на секунду, пытаясь подсчитать. Наконец, глубоко разочарованно он произнес: - Двадцать девять!

   В его устах это прозвучало как «Восемьдесят». Райни только рассмеялся:

   - Да, твой брат ветхий старик, в июле мне исполнится прямо-таки 30.

   - Да брось! Столько не живут!

   Райни отвесил наглому сопляку легкий подзатыльник и пошел в свое подобие кабинета, чтобы узнать, когда его примут в ортопедической клинике. Выяснилось, что завтра в час дня он должен быть в Берне. Райни начал задумываться, а не поехать ли правда с Филом в этот клубешник?

   Весь багажник был битком набит игрушками и книгами для Лиз, и Райни полагал, что вечером они будут играть, а еще он обещал ей почитать вслух перед сном (хоть Лиз и была первой в классе «по технике чтения», все равно предпочитала, когда читал для нее кто-нибудь другой). Но из этого ничего не вышло. Райни поднялся к дочери в девять вечера, чтобы повести ее на крышу посмотреть на закат, но она уже уснула. Свернулась в крошечный калачик на огромной кровати, прижав к себе одну из купленных сегодня игрушек – пушистого рыжего лисенка. Хани свернулась в такой же клубочек в ногах хозяйки. Райни улыбнулся, глядя на это трио рыжих (а он сам четвертый стоял рядом) накрыл Лиз одеялом и решил ее не беспокоить.

   Райни поинтересовался планами на вечер фрау Бахман и выяснил, что та слегка утомлена и намерена скоротать вечер в компании томика Филипа Пуллмана, и ей ничуть не трудно присмотреть заодно за Лиз, если вдруг та проснется (что, впрочем, выглядело крайне маловероятным). Так что вечер оказался свободен, и по идее вполне можно было валить с Сопляком на женевскую движуху.

   Обрадовав брата этим сообщением, Райни упаковал свое многострадальное колено в мощный высокотехнологичный ортез, который загадочно просвечивал устрашающего вида железяками сквозь модно-дырявые джинсы.

   - На Мазерати? Да? – запрыгал от восторга Фил, который надеялся, что туда поведет Райни, а по пути обратно он выпьет пива и вести придется младшему брату. Не на того напал:

   - Шиш. Бери Рейнджровер. Или давай такси вызовем, если сам тоже пива хочешь.

   Несмотря на упертость в отношении мазерати, Райни был лучшим в мире старшим братом. Честно.

   - Смелей, ты выглядишь на миллион франков наличными, - прокричала Пам в ухо подруге, вталкивая Фаби в темное, прокуренное, прорезываемое вспышками лазеров и софитов помещение клуба. Мощный бит просто пронизывал до малейших нервов, рваный ритм сводил с ума.

   Не то чтобы Фаби не успела привыкнуть к «Роттен Спай» в денечки, когда там зажигали самые классные ди-джеи, но сегодня почему-то вся атмосфера казалась ей наэлектризованной. Почему? Потому что сегодня она так или иначе сделает первый шаг к своей «Святой Маргарите». Пусть этот Райни получил финансовое образование и все, что угодно – все равно она придумает, как перехитрить его. Так или иначе.

   Практически сразу она увидела Фила. Обаяшка-подросток умел отжечь, этого у него не отнимешь. И сейчас он вытворял на танцполе такое, что оставалось только молча благоговейно любоваться. Он был чертовски пластичен и великолепно сложен, а двигался просто обалденно, что есть то есть, его белая футболка с ярким принтом зажигалась в свете лазера неоново-ослепительно-голубым. Но Райни рядом с ним не было. Пам спрашивать было нельзя, Фаби не хотела обнаруживать свой интерес к перемещениям мистера Спортстар и уж тем более давать заподозрить, что у нее на уме кое-что другое, чем то, что можно было бы предположить в первую очередь. Ах, она запросто могла бы застыть прямо тут как соляной столп, чтобы полюбоваться, как на танцполе извивается чертовски сексапильный малолетка, но, честное слово, у нее были дела поважнее.

   Фил так не думал. Он привык собирать вокруг себя самый центр тусовки, поэтому без лишних слов схватил за руку хорошенькую блондинку и дернул к себе. Толпа вокруг захохотала, двинулись по сторонам, чтобы посмотреть, как молодой Эртли отожжет с девчонкой – под настроение это было и вправду зрелищем. А девчонка забавная. Ну старовата, наверное, может, все 20, но ничего такая. Стройная блондинка с чуть раскосыми серыми глазами. Блестящая яркая помада на другой девушке смотрелась бы вульгарно, но на этой – ничуть. Забавная, правда, штучка. Может, всему виной была маленькая родинка, задорно сидящая на высокой скуле. Или крошечные джинсовые шортики, сочетающиеся с куцей джинсовой жилеткой, под которой угадывалась симпатичная не слишком большая, но и не так чтоб совсем плоская грудь. Девчонка была не на каблучищах, и тем более не на огромных платформах – на ней были немного неуместные, но очень подходящие ко всему ее облику белые кеды. Поняв, что выбора у нее нет, и ей нужно или спасаться бегством, или принимать вызов, девушка присоединилась к танцу. Фил заметил, что танцевать она в общем-то ни фига не умеет, но очень старается, а природной грации тоже никто не отменял.

   - Неплохо, крошка! – крикнул ей на ухо наглый малолетка и слегка шлепнул по затянутой в голубую джинсовку попке. – Отдохни, повторим.

   - Сам ты крошка, - Фабьенн смерила его недовольным взглядом и повернулась к стойке.

   А там как раз и был Райни. Великий «Хочу-Сам-Себя» Мистер «Пятый Большой Хрустальный Глобус». Он сидел за стойкой с совершенно расслабленным и отрешенным видом, как обкуренный Будда (разве что худой), и тянул пиво из большого стакана. И даже очередной забойный трек не заставил его сдвинуться с места.

   Почему он не танцует, интересно знать? Впрочем, острый взгляд Фабьенн, уже обретший профессиональную способность замечать детали, сразу нашел этому объяснение. Левая нога Райни была неловко вытянута, и на колене под дырявыми джинсами угадывалась какая-то здоровенная металлическая конструкция. У парня явно что-то с суставом… Неожиданная и неуместная жалость кольнула Фабьенн, и она посмотрела в лицо спортсмена.

   Черт, она была к этому не готова. Он был ничуть не похож на свои отретушированные, вылизанные рекламные снимки. И он не был похож на упакованного с головы до ног в высокотехнологичную снарягу супермена-горнолыжника. Это был отчаянно одинокий, невероятно красивый и безумно уставший мужчина, который хочет просто пить свое пиво и чтоб его оставили в покое. Отключиться и ни о чем не думать, ни за что не отвечать. Пусть мелкий отжигает на танцполе, старшему сегодня это не нужно и неинтересно. Сам того не замечая, он морщился от боли всякий раз, когда нужно было слегка изменить положение ноги.

   Он не смотрел на Фабьенн, его взгляд застыл в какой-то точке, которая могла бы находиться где-то сверху и позади левого уха девушки. В свете режущих ослепительно-белых вспышек его глаза сверкали чистейшим сапфировым светом, светло-каштановые волосы вспыхивали золотом. Тонкие, изящные черты отрешенного, спокойного лица казались совершенными. Крошечное колечко поблескивало в мочке левого уха. Длинные пальцы машинально ласкали круглый бокал с пивом.

   Если бы он не был так мускулист, наверное, он был бы просто худым. Долговязым и тощим. Но великолепные мускулы делали его просто невероятно красивым. И все же тонкая, изящная кость была заметна – по узким запястьям, на одном из которых поблескивали немыслимо дорогие часы, по длинным, тонким, почти музыкальным пальцам.

   Господи. Фабьенн в жизни не представляла, что человек может выглядеть в миллион раз красивей вот таким – усталым до полной потери пульса, бледным почти до синевы, лохматым, страдающим от, может, не очень сильной, но постоянной боли, стократно красивей, чем его же фотографии, где он прямо светится, где он – образец, идеальное воплощение мужской красоты, секс-символ…

   В этот миг он увидел ее. Вернее, не так – он направил на нее свой взгляд, вот и все. Она в течение примерно половины секунды завороженно смотрела в эти синие глаза в окружении густых длинных ресниц, а потом контакт был утрачен. Нет, опять не так - контакта сразу не было. Он какое-то время глядел на девушку, но не увидел ее. Просто посмотрел сквозь нее. И снова отхлебнул пива. Почему же ты просто не лег спать? – подумала Фабьенн. – Как хорошо. Просто сгреб бы эту свою фотомодельку, как ее там, и баиньки, вот тебе хорошо было бы. Нет же, вместо этого торчишь в клубе, выпасаешь своего братишку, который тут просто как рыба в воде…

   Непонятно, с чего Фаби вообще пришло в голову, что она должна впечатлить Райни Эртли. Но заиграл очередной трек, и ее просто сорвало с места. Она танцевала только для него. Ей было плевать, есть ли тут кто-то еще и кто там на нее смотрит. Она видела только Райни Эртли и верила, что он видит ее.

   Она выложилась по полной. Это было невероятное по страсти и силе предвкушения обещание. Обещание чего? Всего, что только он от нее захочет. Она совсем недавно научилась танцевать, но другим нравилось, как она это делает. Ей удастся пробиться сквозь эту ледяную броню. Она заставит его увидеть ее и заметить…

   Танец кончился. Райни смотрел на девушку… то есть опять сквозь нее… прежним невидящим, отрешенным взглядом. Зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью. Отвернулся, поставил на стол недопитый стакан пива и, сильно хромая, побрел к выходу, по пути дернув за руку Филиппа.

   Он… Проклятый, самовлюбленный, не видящий ничего дальше собственного носа, чертов «сам-себя-хочу»… да черт, все с ним понятно, он же просто-напросто гей!

   Как она сразу не догадалась? Может быть, каждая отдельная деталь и не натолкнула бы девушку на догадку, но все вместе… умноженное на то, как она тут перед ним чуть не из штанов выпрыгивала, а он просто зевнул ей в лицо… и серьга в ухе, и изящные руки, и слишком красивое лицо, и белая льнущая к телу тонкая рубашка, и дорогие мокасины… вот так номер, звезда спорта – гей!

   Интересно, никто не догадывается? А Пам?

   Но Пам подняла подругу на смех. Они ехали домой на тойоте Фабьенн, времени было полтретьего утра, сама Фаби вела машину и просто вопила, перекрикивая Мартина Сольвейга.

   - Да чего ты разоряешься? – удивилась Пам. – Отродясь никто его за этим не ловил. Райни – гей? Ты так не шути, особенно в Швейцарии, неровен час поколотят.

   - Он не обратил на меня вообще никакого внимания! Ну как мужик может…

   - Господи, ты его видела? Он же пьян был в дымину. И устал до посинения. Если бы у него в таком состоянии что-то к тебе… ну там… шевельнулось хотя бы, ему можно было бы медаль выдать. Или в паноптикуме демонстрировать – как сверхчеловека.

   - Чушь! – фыркнула Фабьенн. – Он носит серьгу!

   - Да миллионы мужиков носят серьги. Кстати, в левом ухе. На случай, если ты не в курсе, геи носят в правом. Фаби, он натурал, совершенно точно.

   - Да ты-то откуда знаешь? У него же репутация такая, что он не очень-то по бабам… Вот теперь я знаю – почему!

   - Теперь ты знаешь, что значит быть отвергнутой мужчиной, - с усмешкой поправила ее Пам. – Поверь, подружка, это тоже, к сожалению, часть становления любой женщины. Каждая такое переживает рано или поздно, часто или редко, но это – нормально. Да и не до тебя ему было. В жизни не видела, чтобы кто-то был так близок к метафоре «выжатый лимон».

   - Я его ненавижу!

   - Ну и круто, - удовлетворенно сказала Пам. – Теперь у нас дома весело будет – одна влюблена как кошка, вторая ненавидит. Красота!

   - Чего-то ты больно много умничаешь после литра пива.

   - Полутора и еще шампанского.

ГЛАВА 24

Фил вел Рейнджровер по пустынной в три часа ночи Рут де Лозанн, справа огни отражались в спокойной воде Женевского озера. Райни сидел на пассажирском сиденье, вытянув ногу (благо, салон большого внедорожника позволял) и отпустив свое сознание фланировать где-то между полусном и полуявью. Кажется, Фил спросил о чем-то, и Райни попытался включиться:

   - Что?

   - А девочка ничего такая была, говорю. Чего ты ее продинамил?

   - Девочка?..

   - Беленькая.

   - А… да.

   - Что да?

   - Спокойной ночи.

   - Ты – деревенский валлисский олух, - свысока заявил Сопляк.

   - От деревенского валлисского олуха слышу.

   - Ну да! Бедняжка чуть перед тобой стриптиз не станцевала, а ты… ну как евнух какой-то, ей богу. А ведь ты у нас сейчас мужчина свободный, на выданье.

   Подобные наезды заставили Райни все же окончательно побороть сон и включиться в светскую беседу с обнаглевшим братцем, тем более что в памяти вроде бы всплывали какие-то образы. Девушка с растрепанными светлыми волосами и родинкой на скуле в чем-то маленьком и джинсовом, длинные стройные ноги, кеды, ни намека на лифчик под джинсовой жилеткой.

   - Ах, она станцевала?

   - Станцевала.

   - А я что?

   - Ничего.

   - А что должен был? Упасть к ее ногам и сказать «о белла донна, я ваш навеки»?

   - Ну зачем так радикально, - успокаивающим голосом сказал Фил. – Хотя бы, не знаю, телефончик взять.

   - А-а, - сообразил Райни. – То есть я должен был тебе устроить свидание? Да?

   - Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие.

   - Ну-ну.

   - Она старая.

   - Неужели?

   - Ей все 20.

   - Кошмар. Реально, старушенция. Все, Фил, отстань. Я спать хочу.

   - Почему ты всегда хочешь спать?

   - Ты это скоро узнаешь.

   - Это как?

   - Когда станешь профи. Все. Отвали.

   И как Фил не старался, он больше не добился от крепко спящего брата ни слова.

   Завтрак в особняке в Сембранше на следующее утро не был приготовлен. Приходящая прислуга была выходная, а братья Эртли счастливо продрыхли до 11 утра. Потом Райни все же проснулся – он в час должен был появиться в ортопедической клинике в Берне. Завтракать в полном смысле этого слова было уже некогда, поэтому он наспех проглотил кофе, соорудил себе сэндвич с ветчиной и сыром и, жуя на ходу, побрел к ренджроверу. Утро было солнечное, но по-мартовски прохладное. К счастью, вести он мог самостоятельно – коробка была автоматическая, педали две – газ и тормоз – и левая нога в управлении задействована не была.

   Когда он уже усаживался за руль, из дома вышла Лиззи. На ней были серые пижамные шортики и розовая майка (на которой было написано «Нимфетка») – вчера она купила этот дизайнерский кошмар в Монтре, хотя Райни и заявил «Только через мой труп». Эта крошка уже училась перешагивать трупы. Она была босиком, прижимала к груди котенка, а солнце вышибало языки пламени из ее спутанной шевелюры.

   - Куда ты, пап?

   Райни открыл дверь машины и сгреб ребенка в объятия:

   - Показывать колено врачу.

   - А-а. Пусть он тебя вылечит.

   - Неплохо бы. Беги в дом, а то простынешь тут босиком.

   - Пап. Можно мы с Филом поедем в Женеву?

   - Зачем?

   - Я хочу. Это красивый город. Мы там гуляли с мамой.

   - Хотите, езжайте, только с фрау Бахман.

   - Ладно, пап.

   Когда она называла его папой, он становился мягким и согласным на любые авантюры. Лиззи, солнечный лучик в его жизни. Дочка…

   - Только, Лиз, в тот дом пока не суйтесь. Хорошо? Ключи нам еще не передали, так что вы не сможете туда попасть.

   - Да ладно. Там есть Синдерелла и злые сестры, это рядом, можно мы туда поедем?

   - Хорошо, солнышко. – Райни улыбнулся. – Давайте, езжайте и повеселитесь как следует.

   - Мы потом туда с тобой съездим, пап?

   - Обязательно.

   - Класс. – Лиз от души запечатлела поцелуй на его небритой щеке. – Люблю тебя, пап.

   - Я тебя больше.

   Лиз улыбнулась во всю ширину своей веснушчатой мордашки, прижала к себе Хани и убежала в дом. А Райни развернул темно-синий нос Рейнджровера на север…

   - Мне нравится Макларен!

   - А мне Феррари!

   - Ладно, я джентльмен и поэтому согласен уступить.

   - Мужской поступок, - с одобрительной улыбкой сказала фрау Бахман, и Фил расцвел. Лиз тоже – она сгребла вожделенную пожарно-красную радиоуправляемую феррари и припустила на кассу.

   Они приехали в Женеву уже два часа назад, и развлекались как могли. Позади было мороженое в большом молле, каток там же, и вот дети добрались до машинок, которые поначалу привели в ужас респектабельную учительницу. Они управлялись с пульта ДУ, но носились с безумной скоростью, весили по полкило (и на скорости теоретически могли бы сбить с ног любого) и издавали настоящий рев, какой могли бы издавать гоночные автомобили на высоких оборотах. Тем не менее, все же они купили феррари и отправились тестировать ее на «дико классную» по словам Лиззи детскую площадку.

   На площадке было почти пусто – в веревочном городке, сделанном по мотивам «золушки», ковырялся одинокий малыш, а его няня (для мамы, наверное, она была слишком молода) сидела на скамейке рядышком и одним глазом следила за мальчиком, а вторым читала какую-то книгу устрашающе-научного вида.

   - Вот, - сказала Лиз. – Тут мы можем запустить мою машину. Будет клево.

   - Я уступил тебе модель, - сказал Фил. – Давай я запущу первым. К тому же, я знаю, как это делается.

   - Еще чего! – взъерепенилась девчонка. – Это моя феррари!

   - Лизхен, настоящая девушка должна уметь быть гибкой, - кротко сказала фрау Бахман.

   - А я не хочу! – Лиз упрямо топнула ножкой и поставила феррари на землю. – Она не едет! Черт!

   - Потому что ты кое-что забыла нажать, - хихикнул Фил.

   - Что?

   - Да так, одну штучку. Это не объяснить.

   Наконец, надувшаяся Лиз передала Филу пульт.

   - Вот этот. – Парень нажал на кнопку включения, и игрушечный, но достаточно прыткий автомобильчик ожил, оглашая мирные окрестности респектабельного района Женевы диким ревом спортивного двигателя.

   - Дай! – попыталась было предъявить права Лиз, но ее голосок утонул в звуке мотора. Феррари с пробуксовкой сорвалась с места.

   - Во! – азартно закричал Фил, ловко отправляя феррари в поворот на песчаной дорожке. Машина, вздымая фонтанчики песка, юзом вылетела на асфальтовую дорожку. Девушка с книгой подобрала ноги, чтобы избежать наезда. Малыш в веревочном городке, напротив, с интересом подбежал к бортику, наблюдая за быстрой машиной.

   - Не вылезай, Алекс, - сказала девушка. – Если он на тебя наедет – тебе не понравится.

   - Не наедет!

   - Пока ты внутри – не наедет, - согласилась она.

   Фил с азартом двинул вперед рычажок, и машина, набирая скорость (на вид – вполне настоящую!) понеслась по прямой…

   - Фил, давай потише, - озабоченно сказала фрау Бахман. – Слишком быстро.

   - Ага, сейчас. – Но он и не подумал сбросить скорость – наоборот, нажал рычаг «вперед» до предела.

   - Теперь мне! – закричала Лиз. - Моя машина! Моя очередь!

   - Да погоди, - Фил дождался, пока машина вылетит на широкую площадку, и резко вывернул рычаг рулевого управления. Феррари ушла в занос, задела колесом клумбу (в воздух взвились листья, стебли травы, лепестки примул и немного земли) и помчалась обратно.

   - Дай! – Лиз прыгнула на Фила, отбирая у него пульт, резкий пинок под колено оказался неожиданно удачным – пульт поменял хозяина, и феррари тут же резко повернула туда, где трехлетка ковылял ей навстречу, с интересом глядя на это чудо техники.

   - Алекс! – Девушка уронила книгу и бросилась ему наперерез, но было очевидно, что не успеет. Темноволосый малыш и пожарно-оранжево-красная феррари сближались слишком быстро…

   Райни набрал мобильный номер Фила, но тот не ответил. Попробовал фрау Бахман – та сбросила звонок. Наверное, перезвонит. Он со вздохом устроился за рулем рейнджровера и с наслаждением вытянул больную ногу, которая теперь была перевязана и совсем не сгибалась.

   Врач – профессор Горман – изложил ему много всего, но не сказать, чтобы сильно много нового и интересного. «Оперативное лечение неизбежно, несмотря на то, что после всех предыдущих операций на суставе крайне нежелательно допускать новое хирургическое вмешательство… мы не можем обойтись консервативными методами… сустав очень сильно пострадал… начался воспалительный процесс, киста внутри сустава…» в итоге из всех этих умных речей, длившихся минут десять, Райни вынес простую концепцию – выхода нет, воспаление, начавшееся на фоне высочайших нагрузок и переохлаждения (чертовы съемки стоя по колено в ледяном море!) надо лечить операцией. Первый этап этого лечения только что закончился – колено вскрыли лапароскопическим методом, кисту убрали, воспаление санировали и обкололи тоннами антисептиков. После чего господину Эртли было разрешено на выбор или занять одну из люксовых палат (на сутки, потому что операция легкая и послеоперационный период обычно проходит без осложнений) или просто отправляться домой – завтра к нему приедет специалист, сделает новые инъекции антисептика и перевяжет колено. Райни выбрал второй вариант. Теперь ему хотелось увидеть дочь и брата, но он не мог до них дозвониться.

   Где их черти носят? Почему не отвечает образец здравомыслия – фрау Бахман?

   Старушка семенила навстречу малышу, но машина была куда ближе, и фрау Бахман уже готова была зажмуриться, не желая видеть катастрофу. Игрушка? Да, но на той скорости, на которой она мчалась, могла и взрослого сшибить с ног с непредсказуемыми последствиями, что уж говорить о мальчике, которому на вид было никак не больше трех? Пока пульт был в руках Фила, шансы на удачный исход еще оставались – подросток мог и затормозить, и свернуть, да хоть разнести в клочья машину, зато ребенок оказался бы невредим. Но пульт был в руках Лиз, которая бежала так же быстро и безнадежно, но понятия не имела, как справиться с машинкой, и пульт болтался в ее руке – бесполезный и бессильный предотвратить беду. Фил пока отставал – сильный удар под колено сбил его с ног, он уже встал и бросился в погоню, перепрыгнув через клумбу, по газону наперерез, но было видно - все равно не успеет…

   - Лиз! Нажми тормоз скорее! – задыхаясь, выкрикнул Фил.

   Казалось, весь мир сошел с ума. По дорожке все быстрее неслась феррари – как назло, прямое и ровное покрытие не давало ни малейшего шанса на то, что машина вылетит на обочину или воткнется в какое-нибудь другое препятствие… Малыш с радостным визгом, махая ручками, шлепал ей навстречу – между ними было уже метров 10… сотые доли секунды…

   К ребенку бежала девушка… ей оставалось метров 15… с другой стороны приближалась девочка, за ней мальчишка-подросток, и совсем далеко старушка… Время будто замерло. Фил понял, что никто из них не успеет… у него в руке был зажат запасной аккумулятор – кое-как прицелившись на бегу, он запустил его в движущийся впереди автомобильчик.

   Аккумулятор не остановил феррари, но, ударив по дорожке прямо перед капотом движущейся машины, задержал на какую-то секунды – Фил прыгнул и грохнулся на дорожку, прижимая к гаревому покрытию вытянутыми вперед руками феррари. Колеса еще вращались… Девушка подхватил на руки ребенка. Все – он был в безопасности.

   Лиз закричала, глядя на Фила. Он лежал на дорожке – кажется, здорово ушибся… Начал вставать… Его лицо было в крови – разбил нос и губы при падении. Но до сих пор отчаянно прижимал к себе модель феррари со все еще яростно вращающимися колесами, которые издавали громкое жужжание, как рой пчел-убийц.

   - Дай сюда, - рыкнул он, Лиз тут же протянула ему пульт.

   Тишина. Застывшая и уже неопасная машина мягко опустилась на траву. Фил сел рядом, пытаясь вытирать ладонью кровь с лица.

   - О Боже мой, - пробормотала девушка, прижимая к себе малыша так сильно, что он закряхтел, вырываясь. – Спасибо тебе.

   - Не за что, - пробормотал Филипп, разглядывая свою окровавленную руку. Лиз растерялась и не знала, что делать, фрау Бахман рылась в сумочке – была надежда, что найдет платок или салфетку.

   - Давайте я позвоню и вызову врача! – сказала девушка, приближаясь к Филу. – Ради Бога, это…

   - Не надо никакого врача, - процедил Фил, который уже убедился, что зубы целы, а остальное заживает на нем как на собаке. Он не узнал девушку. А она его узнала.

ГЛАВА 25

Она его вчера рассматривала пристрастно и с интересом, и узнать его сейчас было очень легко. Он ей показался таким же заметным, как и его старший брат, только в несколько ином контексте. Милашка-подросток – нахальный, красивый и безумно притягательный – был слишком яркой личностью, чтобы кто-то, кто по каким-то причинам интересуется окружением Райнхардта Эртли, мог бы не обратить внимание на его шестнадцатилетнего братишку.

   Фил же дело иное. Он и вчера не особенно рассмотрел девушку – он просто выдернул ее из толпы на минуту-полторы танца. И в течение этих полутора минут он вертел ее в бешеном темпе, и в его памяти остались взлетающие пушистые светлые волосы, родинка на скуле и что-то короткое и джинсовое, надетое на нее. И все.

   Девушка, которая стояла теперь перед ним, прижимая к себе ребенка, была может и не так чтобы уж совсем другая, но все равно Фил ее не узнал. Светлые волосы не распущены, а собраны в хвост на затылке, родинка на скуле никуда не делась, а одета она была не в короткие джинсовые шортики, а в обычные джинсы и бело-желтую ветровку, под которой была надета голубая футболка с логотипом Женевского Университета. Белые кеды – те же самые, но он и их не узнал. И, разумеется, никакого вчерашнего яркого макияжа.

   - Ты весь в крови, - сказала она сочувственно. – Знаешь что, я… мы… может зайти, тут совсем рядом, я помогу тебе привести себя в порядок. И у меня есть отличный антисептик.

   - Да ничего не надо, - Фил, морщась, осматривал свои ободранные об дорожку предплечья. Как многие мужчины, он очень плохо переносил боль и вид своей крови.

   - Она права, Фил, - вмешалась фрау Бахман. – До дома мы в таком виде вряд ли доедем, правда? Почему бы тебе не принять это предложение? Оно очень разумное и к тому же искреннее.

   - Да, пожалуйста, - сказала девушка и опустила ребенка на дорожку. Он тут же потянулся к машинке, которая лежала на траве. – Пьер-Алекси, не трогай!

   Фаби повернулась к девочке, которая стояла в нескольких шагах от них, переводя смущенный взгляд с Фила на незнакомку. Лиз была не в своей тарелке – она прекрасно сознавала, что напортачила, что ее упертость и импульсивность в очередной раз вовлекли в беду не только ее, но и окружающих. Теперь еще и все кругом болтали по-французски, исключая ее из разговора.

   Фабьенн подошла к ней, опустилась перед девочкой на корточки, улыбнулась и спросила:

   - А ты испугалась, да?

   Лиз молча смотрела на нее, фрау Бахман пояснила:

   - Лизхен, девушка спросила, испугалась ли ты. Простите, ребенок не говорит по-французски.

   - Понимаю, - Фабьенн говорила на швитцере ничуть не хуже, чем оба брата Эртли. – Так лучше?

   Лиз кивнула. Фаби еще раз улыбнулась. Малышка такая хорошенькая, и так похожа на папу. Такие же синие глазищи с черными длинными ресницами, и такая же рыженькая. Прелесть.

   - Я знаю, ты ничего плохого не хотела, - сказала Фабьенн. – Ты мне поможешь, правда?

   Лиз кивнула.

   - Что нужно делать?

   - Давай уговорим твоего старшего брата, чтобы он позволил нам его немножко полечить.

   - Давай. Только он мой дядя.

   - Дядя?

   - Он брат моего папы.

   Конечно, Фаби это знала, но не подала и виду.

   - Молодой дядя. Пойдемте. Пожалуйста. – Она смущенно улыбнулась Филу. – Как вас зовут? Я слышала – Фил?

   - Филипп Эртли, - представился наконец парень, закатывая рукава свитера, чтобы не запачкать их кровью. – Но вам не нужно беспокоиться. Ерунда. Я…

   - Пожалуйста, Фил, - Лиз подбежала к нему, схватила за руку. – Мне правда очень стыдно. И жаль, что ты поранился. Пойдем. Пожалуйста. Если хочешь, я тебе отдам эту машинку насовсем. Только пойдем.

   Он хмыкнул, Фабьенн улыбнулась. До чего импульсивная девчушка, и добрая.

   - Думаю, вам придется согласиться. Мы все вас просим, Фил! Отсюда идти всего три минуты – вон в те дома. Там живет вот этот молодой человек, которого вы спасли. Его зовут Пьер-Алекси, а я его няня.

   - Ну ладно, - сдался Фил. – Если там никто не будет против…

   - Его мама на работе, там никого нет, да она бы и не возражала. Кстати, меня зовут Фабьенн.

   - Ну хорошо. Идем.

   Группа, состоящая из двоих детей, подростка, девушки и пожилой женщины довольно быстро добралась до дома, поднялась на второй этаж и вошла в небольшую, чисто прибранную квартиру. Встречные недоуменно поглядывали на Фила, которому от этих взглядов было очень сильно не по себе.

   Фил сразу же пошел в ванную, чтобы смыть кровь с лица и с рук. Тем временем фрау Бахман, которой Фабьенн предложила присесть в гостиной, смотрела на свой мобильный телефон, на экране которого значились 2 пропущенных звонка от Райни. Нужно было позвонить… Но что она скажет?

   - Лиззи, поможешь мне? – спросила Фаби. – Сейчас Фил выйдет к нам, я побрызгаю его ссадины вот этой штукой, где нужно будет, заклеим пластырем, хорошо?

   - А мне что делать?

   - Уговори его сидеть спокойно, - улыбнулась девушка. – Мне кажется, он будет дергаться.

   - Еще чего, - Фил вышел на кухню с видом полной покорности судьбе и готовности стоически выдержать любые ее удары.

   - Тогда садись. Это хорошая штука – она совсем не щиплется, ее даже Пьер-Алекси не боится.

   - Ты меня утешила, - с сарказмом сообщил Фил, плавно переходя на «ты».

   - Вот и хорошо. Поехали. Лиз, а ты пока налей побольше этой штуки на ватные диски. Понадобятся четыре или пять для начала.

   Обработка рук парня прошла быстро и гладко, Фабьенн попросила его не опускать пока рукава и взяла ватный тампон, щедро пропитанный антисептиком, примеряясь к ссадине на щеке.

   - Очень бы не хотелось, чтобы у тебя остались шрамы, - сказала она.

   - А могут? – испуганно спросила Лиз. – Жалко.

   - Очень жалко. Будем надеяться, что все будет хорошо.

   Фил сидел смирно, пока девушка обрабатывала его ссадины. Ее прикосновения были ласковыми и осторожными, чтобы не причинить боль.

   - Ну вот, - наконец сказала она. – Операция «перевязывание раненного рыцаря» успешно завершена. Пойду посмотрю, чем там занят наш Алекс, и можно будет выпить кофе. Как насчет кофе?

   - Я ненавижу кофе! – заявила Лиз.

   - Серьезно? Тогда для тебя найдем немного сока. Поможешь мне на кухне?

   Лиз с готовностью вскочила на ноги.

   - Все в порядке, Райни, - сказала фрау Бахман в трубку, наконец набрав номер. – Что с вашей ногой? Все закончили уже? Тогда мы скоро выедем в Сембранше. У нас все в порядке, погуляли немного. Лиззи? У нее все хорошо.

   - Тогда ладно, - сказал Райни. – Еду домой.

   Он сидел в машине неподалеку от выезда из Берна. Если честно, ехать ему не хотелось никуда, он снова почему-то чувствовал себя усталым, хотя сегодня вроде ничего особенного не делал. На него всегда так врачи влияли, он на самом деле просто боялся, хотя сознаваться в этом было бы стыдно. Он нехотя завел двигатель, потом вспомнил о еще одном неотложном деле.

   Тим Шефер, как обычно, ответил на звонок быстро и четко:

   - Привет. Кого сегодня подать в постель вашего величества?

   Райни хихикнул:

   - Сегодня мне нужно настоящее совершенство. И даже не в постель.

   - Ты меня пугаешь. Рассказывай.

   - Мне нужна няня для дочки.

   - А что – училка не спасает?

   - Училка тоже само совершенство, но мне нужен кое-кто еще. Фрау Бахман – она занимается с Лиз уроками, и это то, зачем я ее нанял. Для остального времени мне нужна тетка другого плана. Помоложе, пошустрее. Чтобы они с Лиззи катались на велике, плавали, играли в теннис, гонялись на роликах. Понимаешь?

   - Понимаю. Посмотрю, что можно сделать.

   - ОК, буду ждать твоего звонка.

   Когда выпили кофе (а Лиз – чашку сока) фрау Бахман сказала, что пора возвращаться домой, скоро вернется папа. Фабьенн слегка напряглась – ей вовсе не хотелось выпускать из рук так неожиданно свалившуюся удачу. Ведь так повезло, ей удалось познакомиться с Лиззи, и теперь нужно было как-то закрепить знакомство… Но, как быстро она ни соображала, Фил ее опередил.

   У парня был свой интерес – ему понравилась хорошенькая девушка, в данный момент он был свободен (хотя и держа в резерве пару-тройку подружек) и ничего не имел против того, чтобы какое-то время попробовать встречаться с девушкой немного постарше. Поэтому он тут же спросил:

   - Как насчет того, чтобы завтра увидеться?

   - Завтра? – Фаби задумчиво посмотрела на него. Фил ей понравился, конечно, да и как могло быть иначе, но она-то знала, что встречаться с ним не собирается, ведь она его старше на самом деле не «чуть-чуть», а на 7 лет, и к тому же, сейчас ей нужно было закрепить знакомство с Лиззи. Она же знала, что это – единственный способ попытаться получить вожделенную работу няни. Конечно, ей было бы ужасно жаль расставаться с Алексом, он такой славный мальчишка, но она не может всю жизнь работать няней, а Лиз и ее отец – прямой путь к тому, чтобы она получила то, что ей так нужно, и она должна позаботиться о себе.

   - Я просто не знаю, что сказать. Завтра я обещала поучить моего приятеля, вот этого (она взъерошила темные волосы мальчика) роликам. Может, присоединитесь ко мне?

   - И я хочу! – завопила Лиз. – Возьмете меня с собой? Пожалуйста? Я умею на роликах! Я умею даже поворачивать перебежкой!

   - Правда? Как здорово! – поспешно воскликнула Фабьенн. – Давайте обязательно завтра погоняем, хорошо?

   Фил добродушно ухмыльнулся. Конечно, Лиз тащить на свидание было не вариантом, но Лиз потом можно отправить домой с фрау Бахман (он предполагал, что брат доплачивает сколько-то учительнице за то, что та часто выполняет сверхурочную работу в отсутствии няни). А сам он останется с хорошенькой студенткой, ну и дальше по обстановке. Если повезет, можно и в постель ее затащить. Ему пока что нравились девушки постарше и опытнее его самого.

   У Фаби цели были совершенно другие 0923c0. Она отлично понимала, что, заведи она интрижку с Филом, ее шансы получить работу няни Лиз тут же будут сведены к нулю. Но она не позволяла себе недооценивать Фила. Кое-что о его похождениях ей удалось узнать от Пам (коль скоро оба они были завсегдатаями одного и того же ночного клуба) и она знала – парень привык добиваться своего. В основном ему, правда, сильно стараться не приходилось – девушки за ним бегали в массовом порядке. Но в любом случае, лучше будет, если они с самого начала станут приятелями и союзниками, а не добычей и охотником. И уж тем более, не парой.

   А пара получилась бы… Смех, да и только. Шестнадцатилетний сердцеед и двадцатитрехлетняя… девственница.

   О, да. Это было именно так. Анаис-Фабьенн Мирабо де Сен-Симон была единственной двадцатитрехлетней девственницей… ну если не во всем мире, то в Европе уж точно. Скажи кому – поднимут на смех. Ведь она не прикована к постели, не рябая, не косая, не толстая и не уродливая – а вот так получилось. Ну не создана она для мимолетных интрижек, чтобы отдать себя человеку, она должна хоть что-то к нему почувствовать, а ей такие пока не попадались.

   Возможно, все не оказалось бы так странно, если бы ее жизнь сложилась по-другому. Когда ей было 19, она была компанейской и популярной девушкой, были у нее и приятели, и рано или поздно она могла бы пойти в постель с кем-то из них… Но в то время все пошло под откос, разбился Дени, ее семья начала рушиться, Фабьенн пыталась приспособиться к новой кошмарной реальности, и ей стало не до парней. В последний год она начала оживать, но именно тогда отец ушел от матери и тоже погиб… Это было уже не таким страшным шоком, как смерть брата, но все же Фабьенн пока не была готова к тому, чтобы вступить в какие бы то ни было отношения с мужчиной.

   Хотя… конечно, бывали и случайные наваждения. Вчера ночью одно из таких и случилось. Она попыталась привлечь к себе внимание мужчины, а он просто зевнул в ответ. Впрочем… если бы он вдруг отреагировал и попытался завязать знакомство, она бы ужасно испугалась и пошла на попятный. Она всегда так делала. Или просто убежала бы.

   Теперь перед ней стояла сложная задача – держать на дистанции Фила Эртли, не отталкивая его и не делая своим врагом.

   На том они и порешили. Мама Пьера-Алекси должна была появиться дома около семи часов вечера. В пять они договорились встретиться в том же парке, где познакомились – там был трек для роликов. Двух часов должно было быть достаточно, чтобы покататься. А потом фрау Бахман отвезет Лиз в Сембранше, а Фил останется в Женеве.

   - Мы с тобой можем сходить в кино, а потом в клуб, - предложил Фил, окидывая девушку одновременно ласковым и дразнящим взглядом. – Почему бы не поразвлечься немного?

   Фабьенн улыбнулась с искренним сожалением:

   - Знаешь, я бы с радостью, но завтра у меня занят вечер. И я никак не могу это отменить.

   - Неужели? Кто это посмел занять вечер, который нужен мне? - насмешливо изогнув бровь, спросил Фил. Фаби вздохнула и рассмеялась:

   - Не поверишь, но моя бабушка. Честно-пречестно. Я обещала ей еще месяц назад. Этот ужин много для нее значит, и я не могу ее расстраивать.

   - Тогда послезавтра.

   - После роликов?

   - Заметано!

   Фаби была довольна. Две встречи с Лиз должны были расположить к ней девочку. Что до Фила… она была уверена, что справится с ним. В конце концов, ему всего шестнадцать – может быть, ему будет достаточно узнать ее реальный возраст, чтобы слегка остыть? К этому времени Лиз может уже сама привязаться к Фаби и помочь добиться цели.

   Когда они вернулись в Сембранше, Райни уже был дома, в компании телевизора, Хани и бутылки пива. В обычный день он в это время занимался бы на тренажерах, но сегодня, к сожалению, был плохой день. К вечеру нога разболелась адски, к тому же у него температура подскочила, было не до тренажеров и не до бассейна. Он выпил уже довольно много пива и задумчиво смотрел какую-то тупую киношку, а Хани свернулась в калачик рядом с забинтованным коленом, будто пытаясь смягчить его боль. Кажется даже, у нее что-то получалось. Райни слышал уже про такие способности у кошек, но не верил. А теперь вот крошечный персидский котенок понял, что у него что-то болит, и начал лечить его.

   Увидев Фила, Райни все-таки слегка вернулся в этот мир:

   - Кто это тебя так?

   - Упал, - пояснил брат, инспектируя окрестности дивана, на котором возлежал Райни.

   - С пятого этажа?

   Пьян и болен, но все же Райни не потерял своего сарказма.

   - С высоты своего роста.

   - Асфальтовая болезнь? Надо же, такой большой мальчик.

   - Он спас ребенка, - вмешалась Лиз, скользнув к папе под бочок и пристроив голову у него на плече. – Я запустила машинку, и она чуть его не сбила. А Фил поймал. Но сам упал.

   - А почему ты запускала машинку рядом с ребенком?

   - Ну папа. Ну я больше не буду.

   Фил под шумок обнаружил-таки заначенную бутылку Шпэтена и отхлебнул немного:

   - Зато мы завтра все вместе поедем кататься на роликах.

   - Да?

   - У этого мальчика такая няня прикольная, - сказала Лиз. – Молодая и веселая, она Фила намазала какой-то штукой… ну полечила.

   - А Фил визжал и отбивался? – уточнил Райни.

   - Нет, - торжествующе возвестила Лиз. – Он спокойно все потерпел. Это какая-то штука, которая не щиплет.

   - Начинаю уважать няню, - насмешливо сказал Райни. – И вы с ней поедете на роликах?

   - А ты нас отпустишь? Пожалуйста, пап! – Лиззи ластилась к нему, и он предсказуемо уступил:

   - Попрошу фрау Бахман отвезти вас. Я бы и сам с удовольствием, но…

   - Нога?

   - Не только. Вечером мне в любом случае тащиться в Женеву, но, думаю, это будет долгое и ужасно нудное сборище.

   - Благотворительность? – спросил Фил, который неплохо знал обязательства брата.

   - Конечно. Ужин и сбор средств. Почему-то им всегда мало денег, надо тащиться туда лично.

   - Правильно, - хмыкнул брат. – Одна твоя улыбка стоит миллиона… Да шучу, шучу. Ты ж тоже реклама для их шабашей. Будь снисходителен. В честь чего сборище? Цель-то хоть благородная?

   - Весьма. ВИЧ-инфицированные и помощь им. А ну оставь пиво в покое, наглый малолетка!

   - Я морально и физически травмирован, - доложил Сопляк, преспокойно отставляя в сторону пустую бутылку. – Что – сдашь меня омбудсменам?

   - Затолкаю в посылку, перевяжу ленточкой и отправлю в Берн на радость маме с папой. Оборзел мелкий.

   - Боюсь, боюсь.

ГЛАВА 26

Троица на роликах, собравшаяся в парке Перье в Женеве на следующий день, заслуживала того, чтобы на их выступление на роллер-треке продавали билеты.

   Но Райни был дома, к нему приехал врач-ортопед, чтобы проверить состояние сустава. За ночь воспаление немного спало, температура с утра была всего 37, и вопрос о том, чтобы везти его обратно в клинику и вскрывать сустав уже серьезно, к счастью, не поднимался. Новые лошадиные дозы противовоспалительного и обезболивающего, новая повязка, и на сегодня процедуры были закончены.

   Райни подумал о предстоящем благотворительном ужине. Он часто принимал участие в таких делах. Будучи успешным профессиональным спортсменом, он считал, что должен что-то делать для тех, кому не повезло в жизни так, как ему. На свете так много больных, страдающих людей, и он считал несправедливым оставлять их с бедой один на один, когда у него есть столько возможностей помочь.

   К сожалению, просто перечислять энные суммы денег в надежные благотворительные структуры не получалось. Он был слишком известной и яркой личностью, чтобы фандрайзеры позволяли ему оставаться в тени. Он являлся великолепной рекламой для любого благотворительного начинания, и организаторы пытались заполучить его на любое свое событие, особенно освещаемое СМИ, всеми правдами и неправдами, и отмазываться от этой сомнительной чести ему обычно удавалось только во время сезона. В межсезонье же убедительной отмазкой могла послужить разве что скоропостижная смерть. А явление героя с ногой в ортезе и с тросточкой наоборот было очень эффектным. Но скучища на ужинах тоже была испытанием, отнюдь не самым тяжелым для него.

   Один из фондов, с которым он сотрудничал наиболее плотно, управлялся тремя отошедшими от дел крупными промышленниками и банкирами, которые уже передали бразды правления своих предприятий или наемным служащим, или своим наследникам. Они уделяли внимание серьезным проектам в области здравоохранения, собранные средства расходовали очень разумно и в соответствии с приоритетами, о своей работе отчитывались регулярно. Сегодня они устраивали очередной ужин в отеле “Beau Rivage” с целью отчета по первому кварталу года и новому сбору средств для детей с врожденной вич-инфекцией. Райни полагал, что к сегодняшней полуночи какой-нибудь из его счетов станет легче на несколько сотен тысяч франков. И, если честно, он бы предпочел отдавать деньги, чем участвовать в благотворительности несколько иного рода. Четыре года назад он в первый раз навещал в больнице одиннадцатилетнего парнишку с неоперабельной опухолью мозга, который мечтал встретиться со своим спортивным кумиром. Райни привез ему кучу вещей с символикой команды, игр и разрешенных лакомств, но ни играть, ни есть самостоятельно парень уже не мог, болезнь прогрессировала молниеносно…Он лежал в постели весь в каких-то трубках, почти не мог говорить, только чуть улыбался. Ребенок прожил после этого дня еще около суток. Райни отдал бы все, что у него было, чтобы исцелить мальчика, но он был совершенно бессилен. Только побыть рядом, подержать за руку, рассказать что-нибудь, поставить автограф на больничной пижаме… И о таких визитах Райни просили довольно часто. Именно они были для него тяжелее всего. Именно после посещения обреченных, умирающих детей он впадал в депрессии, мучился ночными кошмарами и плакал во сне, но как он мог отказаться? Он, здоровый и мощный, как ломовой вол, не имел никакого права отвернуться от тех, кто в нем нуждался. И нуждался не только в его деньгах, но и в его участии.

   Ну сегодня ничего такого не будет. Поужинает, пофотографируется с членами правления фонда, обменяется парой сотен рукопожатий, пристроит много денег и откланяется.

   Около семи часов вечера он собрался. Строгий костюм, белоснежная рубашка с галстуком, начищенные до зеркального блеска туфли, только трость с опорой до локтя портила картину, ну что делать. Он сел за руль резервного БМВ – на Рейнджровере уехало семейство, мазерати он не может вести, потому что там механическая коробка, а его левая нога не может выжимать сцепление. По пути позвонил Филу и выяснил, что они все вместе уже выехали из Женевы домой. Они могли бы теоретически встретиться по пути, но на автобане было слишком много машин.

   До обеда была, как обычно, официальная часть – правление отчитывалось по собранным фондам, обсуждали следующие мероприятия, наконец, слово взяла патронесса – очень преклонных лет дама с патрицианскими манерами, супруга президента фонда. Мадам Люиз Тесонье де Роган говорила негромко, но, конечно, каждое ее слово было отлично слышно. Она рассказывала о новом проекте несколько минут, а потом попросила притушить свет.

   - Мы подготовили небольшой фильм, который снят в клинике для детей с вич-инфекцией, - сказала она. – Прошу тебя, Шэтцхен , помоги нам.

   К стоящему на столе проектору подошла девушка и включила запись.

   Что? Он ее где-то видел. Девушка была того сорта, что могла сливаться со стенами, а могла и срывать аплодисменты на конкурсе красоты. Одета просто и невыразительно, но со вкусом. Серая юбка, белая блузка, легкий макияж, темно-синие лодочки на небольших каблуках, минимум украшений. Светлые волосы, серо-голубые глаза, родинка на скуле.

   Он ее видел. В другом месте. На ней были маленькие джинсовые шортики и какая-то дурацкая крошечная джинсовая жилетка, которая почти ничего не прикрывала. Ни круглых идеального размера грудей, ни золотого колечка пирсинга, ни изящества фигуры. Он тогда вроде и не обратил на нее внимания, но все же как-то увидел, рассмотрел и теперь легко вспомнил.

   Шэтцхен? Забавно.

   Райни не был настолько хорошо знаком с семьей мадам Тесонье де Роган, вроде бы, у нее была то ли дочь, то ли племянница, но той тоже было уже сильно за сорок, а то и за пятьдесят. Президент фонда, мсье Лоран Тесонье, был хозяином крупного вендора пищевых добавок, в том числе и спортивных, и делал когда-то Райни предложение о рекламе протеинов для бодибилдеров, по деньгам, кстати, весьма щедрое. Но Райни отклонил это предложение, считая неэтичным рекламировать то, чем сам не пользовался. Многие спортсмены употребляют протеины, но не он – Райни всегда был поборником максимально натуральных продуктов, к тому же в то время выяснилось, что синтетические белки не так уж безвредны, как было принято считать.

   Н-да… такое обращение – Шэтцхен – предполагает либо близкое родство, либо очень давние и теплые отношения. И, кстати, это было единственное слово на немецком (или на швитцере), которое он вообще когда-либо слышал из уст патронессы, которая изъяснялась исключительно на французском. Так что эта девушка – внучка патронессы, или какая-нибудь внучатая племянница, а может и крестница? Так или иначе, казалось удивительным, что особа, приближенная к императрице, будет тусоваться в ночном клубе в довольно-таки откровенной одежонке и так отплясывать перед незнакомым мужиком. Хм… Шэтцхен…

   Впрочем, ему-то что за дело? С мадам де Роган он знаком очень давно, но довольно поверхностно, за все время знакомства они перекинулись дай Бог сотней слов, исключительно по делу – она в основном заседала во всяческих комитетах и вела подобные сборища, а он… он просто или раскошеливался, или позировал перед фотографами, или ему через кого-то из распорядителей передавали какие-то просьбы… за которыми вполне могла стоять мадам де Роган, но какая разница. Вот и сегодня ему уже передали просьбу появиться в одной из больниц, где о его посещении мечтает темнокожая тринадцатилетняя девочка с запущенной формой муковисцидоза… Просили приехать послезавтра к полудню.

   Значит, нужно созвониться с Фогелем и попросить, чтобы срочно собрали побольше футболок, кружек, игрушек, часов и прочего с символикой сборной и отправили ему через DHL. Райни тут же спохватился, что не узнал, что этой девочке сейчас разрешено – гулять, или играть, может ли она есть мороженое или другие вкусности. Пошел искать того распорядителя, который передал ему эту просьбу, и выкинул Шэтцхен из головы.

   Поздно вечером Фил позвонил Фаби.

   - Привет, - промурлыкал он. – Уже вернулась от бабушки?

   - Да, только что, - Фаби говорила приветливо, но довольно прохладно, давая парню понять, что намерена держать дистанцию. Но Фил не сдавался:

   - Надеюсь, завтра тебя не жаждут видеть ни дедушка, ни дяди с тетями, и наше свидание наконец состоится?

   - Ты забыл? Мы завтра обещали Лиззи сводить ее в кино.

   «Ах ты, маленькая динамщица», - подумал Фил. Впрочем, элемент охоты его всегда только привлекал, а некоторая недоступность дичи придавала ей еще больше притягательности. Он вполне мог подождать и позавоевывать девушку, у него ничего не горело, тем более, что он только что вернулся из Вербье, где прекрасно провел время в постели с восемнадцатилетней инструкторшей по теннису.

   - Конечно, - сказал он. – Лиззи и кино – это святое.

   - А до кино снова ролики. Помнишь?

   - Ну ладно, ладно, - сказал Фил. – Тогда завтра в парке Перье в пять, да?

   - Конечно.

   Фаби положила трубку и рассмеялась. Вот ведь парень, кажется, нацелился на нее и не намерен отступать. Он действительно славный, и охотник будь здоров какой, но на этот раз дичь не позволит себе быть пойманной.

   Она снова подумала о Райни. Все-таки он очень противоречивый человек. Свою дочь бросил (правда, теперь все равно пришлось забрать ее себе) но без разговоров посещает чужих тяжелобольных детей, отдает столько денег на благотворительность. Она видела его сегодня на благотворительном ужине, хотя и издали. Он выглядел невероятно красивым и неприступным. Костюм он носил просто как принц крови, держался безупречно, но до чего высокомерный. Поедет завтра к девочке из семьи алжирских эмигрантов, которой медицина помочь уже не в силах. И наверняка, с ней он будет добрым и милым, а свое высокомерие и неприступность оставит дома вместе с дорогим костюмом.

   Фил оказался не единственным из братьев, который в тот вечер побывал в Вербье в чьей-то теплой постели. Райни тоже скучал по женской ласке, поэтому по пути с благотворительного ужина он позвонил своей давней подруге Кьяре и договорился, что заедет в гости. По пути заскочив домой, переодевшись в джинсы и свитер и поцеловав на ночь Лиззи, он снова уселся за руль БМВ.

   По дороге ему позвонил Тим Шефер.

   - Знаешь, - проникновенно сказал он. – Лучше бы ты и вправду попросил к себе в кровать Кейт Уинслет, потому что таких нянь просто в природе не существует.

   - Да ну? – холодно спросил Райни, который привык, что Тим черта рогатого из-под земли достанет, если тот вдруг понадобится.

   - Есть няни, которые готовы жить в твоем доме, кормить Лиззи завтраками, обедами и ужинами, читать ей на ночь сказки, заплетать ей косички и водить на тренировки. И есть тренера по ОФП. Двух в одном флаконе просто не бывает. Ни за какие деньги. Это – параллельные прямые.

   - Возьми подходящего тренера по ОФП и найми до первого сентября на полный рабочий день, пообещай заплатить, сколько попросит, - распорядился Райни, очень удивленный.

   - Подходящие тренера по ОФП работают и зарабатывают вполне прилично, и бросать все ради трех-четырех месяцев не собираются. Ты же не дашь по миллиону франков в месяц, верно? И обеды они готовить не будут, хоть ты тресни. А няне, которая умеет заплетать косички и варить овсянку, ты не доверишь физподготовку дочери. Максимум того, что я готов предложить, это некий компромисс. Есть тетка, которая умеет плавать и не прочь покататься на велике. Могу завтра ее прислать на ознакомление.

   - Ну пришли, - кисло согласился Райни. – Она и в теннис не играет?

   - Нет. И что такое паркур - понятия не имеет. И на роликах ни разу в жизни не стояла. Зато может быть с Лиз круглосуточно и вовремя давать ей обедать и отправлять спать.

   Найденная Тимом «тетка» прибыла в Сембранше в 11 утра, когда все обитатели дома еще крепко спали. Зуммер домофона услышал Фил, он же и поплелся открывать, не потрудившись надеть на себя что-либо более существенное, чем клетчатые бело-розовые пижамные шорты.

   Увидев на пороге заспанного взъерошенного подростка с парой засосов на шее и груди, не говоря уже о ссадинах на щеке и подбородке, почтенная дама ненадолго лишилась дара речи.

   - Это… э… вам нужна няня?

   Фил заржал.

   - Да. Никак не могу заснуть один.

   Няня уже собралась было спастись бегством, но шум разбудил Райни, и, к счастью, он вовремя спустился вниз. Он был одет чуть более существенно – успел натянуть джинсы и накинуть вчерашнюю белую рубашку. Вкупе с небритой физиономией и сонными синими глазами, опушенными длинными ресницами, он смахивал на демона-искусителя.

   - Не слушайте этого раздолбая, - сказал Райни, бросая брату очень выразительный взгляд, мол, дай срок, ноги повыдергаю. – Няня нужна моей дочери. Она еще спит.

   - Спит? – в голове няни как-то не укладывался факт, что в 11 часов еще можно спать. – Герр Шефер говорил мне, что ей скоро десять?

   - Верно. Меня зовут Райнхардт Эртли, мою дочь – Элизабет или Лиз, а это мой брат Филипп, на него лучше не обращать внимания.

   - Фух, пронесло, - прокомментировал Фил, который было испугался, что его сейчас тоже начнут воспитывать.

ГЛАВА 27

- Я Вирджини Фурнье, - представилась няня. Ей было под сорок, но она выглядела старше, а еще ее напугало это семейство – двое обаятельных мужиков с весьма причудливым чувством юмора и девочка, которая спит до 11 утра – похоже, не только младший брат раздолбай, а все они такие. – Я готова приступить к своим обязанностям. Если вы покажете, где у вас кухня, я приготовлю девочке завтрак.

   - Подождите с завтраком, - сказал Райни. – Сначала мне хотелось бы вам объяснить кое-что про Лиз.

   - Хорошо.

   Они прошли на кухню, где, к сожалению, еще остались неубранными несколько пивных бутылок и вообще царил полный разгром – уборщица приедет сегодня попозже. Там Райни, запуская кофемашину, постарался довести до сведения мадам Фурнье, что Лиз потеряла мать, переехала из другой страны, и для нее сейчас очень важно, чтобы ее не строили, а относились к ней максимально ласково, дружелюбно и терпимо. К тому же, она не говорит по-французски, надо учить. Ее немецкий тоже нуждается в некоторой адаптации к жизни в западной Швейцарии. Лиз ребенок очень подвижный, поэтому он, как отец, настаивает на большом количестве активных игр и спорта.

   - Я все поняла, - сказала няня. – Теперь нужно приготовить завтрак и будить ребенка.

   - Ну да, видимо, так, - Райни задумчиво смотрел на нее – она уже казалась ему просто родной сестрой няни Лиз, которую он уволил в Аттерзее. Как ее… Орсини.

   - Чем она будет завтракать?

   Райни показал на шкафчик на стене:

   - Если вы приготовите нам всем на завтрак какую-нибудь кашу, будет хорошо.

   - Я… э… не была предупреждена, что придется готовить на большую семью.

   - Это меняет дело? – удивился Райни, который полагал, что, коль скоро продукты ей покупать не нужно, то какая разница, готовить на двоих или на четверых.

   - Это должно менять сумму оплаты моей работы, - натянуто сказала женщина.

   - Насколько?

   Она назвала, Райни кивнул:

   - Принимается. Прошу вас, приступайте.

   В этот момент в кухню ворвалась Лиз. Тоненькая и длинноногая, как жеребенок, она встряхивала растрепанной рыжей гривой, сияла и размахивала своим телефоном:

   - Папа, пап, у Ноэля завтра день рождения, и он меня пригласил! Отвези меня!

   - Куда? У какого Ноэля?

   - Ну у Ромингера же, пап! Отвезешь?

   Райни вспомнил про девочку с муковисцидозом, которую он должен завтра навестить.

   - Боюсь, придется вам, мадам Фурнье. Это недалеко от Интерлакена. Машина и бензин у вас, разумеется, будет.

   Дама выглядела все более напряженной – она и шофером не была готова подрабатывать. К тому же пилить в такую даль! Райни готов был признать, что это вполне справедливо, и предложил свое видение оплаты этой услуги. Черт, и золотая же няня получается. Если бы она не везла Лиззи на день рождения друга – ей приходилось бы в это время как-то занимать ребенка, но ее это не смущало. А что смущало Райни - кажется, Лиз не вызвала у няни особого одобрения. Времени было уже полдвенадцатого, а девчонка примчалась в кухню непричесанная и в пижаме (с кошмарным принтом «Нимфетка» на груди). Услышав разговор между отцом и незнакомой теткой, Лиз остановилась, глядя на них, потом плюхнулась на табуретку, схватилась за телефон и начала настукивать какую-то смс-ку. Няня пока не стала форсировать события, и Райни сказал:

   - Топай умываться, мелкая.

   - Щас, минутку. – Но девочка не сдвинулась с места, продолжая манипуляции на клавиатуре «Нокии». Райни вышел с кухни, надеясь, что няня хорошо поняла все то, что он сказал ей.

   Но прежде чем была готова каша, Лиз прибежала к нему на террасу (где он уже устроился с первой утренней чашкой кофе):

   - Папа, я хочу, чтобы ты ее уволил!

   Девочка все еще была в пижаме, босиком и непричесана, а от ее приподнятого настроения не осталось и следа.

   - Почему?

   - Она сказала, что неприлично ходить по дому в белье и нельзя на кухне трясти нечесаными волосами.

   - Все верно, - сдержанно сказал Райни. – Когда волосы неубраны, они могут попасть в еду. Никто не любит еду с волосами.

   - Она злая! – Лиз топнула ногой. – Она не положила в кашу ни шоколад, ни марципан, ни даже яблоко, а только противное масло, которое я ненавижу! И сказала, что, пока я не умоюсь, она не будет со мной разговаривать!

   Райни подавил раздражение. Вот дурная тетка, он же ей все объяснил, что не надо строить Лиз, это, в конце концов, он ее отец!

   - Лиззи, - Он поставил чашку на пол террасы, покрытый терракотовой плиткой, и раскрыл объятия. Дочь скользнула ему на колени, ее волосы тут же защекотали его нос. – Я обещал тебе, что у тебя будет хорошая и добрая няня. Если эта окажется плохой, мы ее выгоним. Но не нужно ловить рыбку в мутной воде. Если ты просто рассчитываешь до обеда слоняться по дому в пижаме и болтаться без дела и вообще… пинать балду, то у тебя этот номер в любом случае не пройдет. Сегодня у фрау Бахман выходной, иначе ты бы встала в 8, и вы бы уже сидели за уроками. Няня просто выполняет мои распоряжения – накормить тебя завтраком, а потом езжайте на велосипедах. Она свой привезла.

   - Пап, я не хочу эту няню. Я хочу Фаби.

   - Чего? Какую еще Фаби?

   - Которая с нами вчера каталась на роликах.

   - Кто такая эта Фаби?

   - Это девушка. У нее тот маленький мальчик, которого чуть моя феррари не сбила. Она его няня. Почему у этого мальчика хорошая няня, а у меня какие-то злющие?

   - Так она няня?

   - Да! У мальчика нет всяких игрушек, у него нет даже ноутбука и телефона, зато у него есть Фаби! А мне всегда приводят каких-то ужасных грымз! Пап, вот у меня нотик круче, чем у тебя. Забери его, а мне найми Фаби.

   Райни поднял за подбородок личико дочери и посмотрел в ее глаза:

   - Лиззи, не вздумай со мной торговаться. Твой нотик останется у тебя. Если эта няня нам не понравится, я ее и без нотика рассчитаю.

   - И наймешь мне Фаби?

   Он любовался поднятой к нему мордашкой – точеные скулы, огромные ярко-синие глаза в окружении пушистых длинных ресниц, веснушки, маленький курносый нос…Улыбнулся:

   - А как же тот мальчик, которого ты чуть не сбила своей феррари?

   - Ну-у… Пап. Мне она нужнее.

   - Почему?

   Лиззи тяжело вздохнула и уткнулась носишком в шею отца:

   - У него есть мама. А у меня нет…

   - Э… Лиззи… - Голос Райни невольно дрогнул, и он постарался взять себя в руки и продолжить тоном папы-строгого-но-справедливого: - Я знаю. Но на жалость давить не надо.

   - Я не давлю, пап, - Лиззи тяжело вздохнула. – Просто правда… Я скучаю по ней. Мне хорошо тут и весело, и ты, и Фил, и дом этот классный, но моя мама… Иногда я думаю, если бы она была жива, мы бы с тобой не могли быть вместе. И мне от этого плохо. Я хочу и с ней, и с тобой.

   Райни понимал… хорошо понимал, что этот вопрос еще далеко не закрыт. Она спросит – почему ты нас бросил? Почему вы с мамой развелись? И он будет выкручиваться, не представляя, куда его это приведет. Тут третьего не дано – или Карин стерва, или он подонок, и его не устраивал ни один из этих вариантов. Какие бы отношения ни были между ним и КК, он скорее язык себе откусит, чем скажет о ней плохо.

   - Ты уже придумала, что хочешь подарить Ноэлю? – перевести тему иногда лучше, чем продолжать ковырять кровоточащие раны. Лиз невольно заинтересовалась:

   - Нет. А что у него есть, пап? Когда меня приглашали на дни рождения раньше, мама всегда спрашивала тех родителей, что детям нужно. Позвони маме или папе Ноэля.

   Райни вытащил из кармана телефон и набрал номер отца Ноэля – легендарного Отто Ромингера. Их связывали давние деловые интересы, еще с тех пор, как Райни позволил «Дорелль» перекупить себя у «Ювекса», и с женой и детьми Ромингера Райни был знаком, но не настолько уж близко.

   - Ну… подарите ему что-нибудь для рыбалки, - сказал Отто Ромингер, поняв цель звонка Райни. – У нас никто на это особо не западает, кроме Ноэля. Он все болтает про какие-то спиннинги.

   - Хорошо, спасибо, отличная идея. – Райни отключился и чмокнул в висок дочку, все еще сидящую у него на коленях. – Поехали в Вербье, подарок покупать.

   - И не надо ехать на велике с этой няней? – оживилась Лиз.

   - Не надо. Сами поедем на великах.

   - А твоя нога?

   Черт! Он забыл про ногу.

   - Ладно, поедем на машине.

   Забавно, подумал Райни, насколько разные дети могут родиться в одной и той же семье. Ноэль Ромингер – спокойный и задумчивый парнишка, а его родной старший брат Томми – тот еще хеллрейзер и головорез, вылитый папаша. И один из них не может ни минуты усидеть на месте, все на бегу, на лету, все пытается успеть, а второй может просто посидеть час на берегу с удочкой или почитать книгу, да просто подумать о том, что он, собственно говоря, делает и зачем. И еще Райни вдруг подумал, что и они с Филом тоже в чем-то разные, хотя, может быть, это и не так заметно… Несмотря на то, что между ним и Сопляком почти 14 лет разницы, а между сыновьями Ромингеров всего-то полтора года.

   Скутер в очередной раз вопросил, почем рыба. Звонил Тим Шефер. Райни ответил.

   - Ну что – как вам тетка? – спроси Тим.

   - Надеюсь, ты с ней пока ничего не подписал, - ответил Райни, прижимая к себе Лиз. – Я очень настроен отправить ее ко всем чертям.

   - Отправляй, - легко сказал Шефер. – Можешь узнать, сколько она потратила на дорогу, компенсируй, если не жалко, и гони. А что она – дочке не понравилась?

   - Типа того. И нам с Филом тоже.

   - Ну ладно, не проблема. Прости за ложный выстрел. Я отправляю к тебе кое-кого получше. Эта уже спортсменка, биатлонистка второго эшелона, восстанавливается после травмы, не прочь подзаработать, детей любит и вообще полна энтузиазма. Я с ней только что говорил – наш кадр.

   - Что за тетка?

   - Эта уже не тетка. Ей 25 лет. Симпатичная деваха, и бегает, и прыгает, и в теннис играет, в общем, для вас с Лиз то что надо.

   - Звучит неплохо, - сказал Райни и подмигнул Лиз, которая тревожно смотрела на него, подняв голову с его плеча. – Давай, присылай ее сюда. А эту, как ее, мадам Фурию я тебе возвращаю по рекламации.

   - Девушку зовут Мартина Кери, кстати, она говорит на всех швейцарских языках. И, кстати, брюнеточка в твоем вкусе. Ты же, вроде, пристроил свою красотку Аннабель какому-то паше?

   - Понял, Тим. Спасибо. Когда она будет тут?

   - Прямо сейчас готова выехать.

   - Отлично. Ждем.

   - Пап, а что, другая няня приедет? – нахмурилась Лиз, когда он отключился.

   - Солнышко, мы обязательно найдем тебе лучшую няню на свете. Вот сегодня должна приехать хорошая. – Он поднял с пола чашку кофе и сделал глоток.

   - Я уже нашла лучшую и не хочу другую, папа!

   - Родная моя, - Райни прижал ее к себе. – Давай-ка мы перестанем спорить и пойдем умываться и одеваться, потом попросим мадам Фурнье покинуть наш дом, а сами поедем в Вербье за удочками для Ноэля, а потом на скалодром. Как тебе такой план?

   - Ура! – завопила Лиз. – Скалодром! Класс! – Вскочила с колен отца и побежала к двери в дом, но остановилась как вкопанная: - Пап, но в пять мы договорились с Фаби кататься на роликах. Ты сможешь нас отвезти?

   - Хорошо, отвезу. Все, бегом умываться и одеваться.

   В дверях Лиз столкнулась с Филом. Парень все еще красовался в бело-розовых идиотских шортах, но ему хотя бы еще не нужно было бриться. Райни нужно было, но он ленился. Он хотел просто сидеть на террасе и пить кофе, пока тот еще не совсем остыл. Черт подери, после того, как он весь сезон носился по миру с языком на плече, падая от усталости и недосыпа, неужели он хотя бы часть межсезонья не имеет права не бриться, не готовить завтрак и просто валяться на террасе весь день?

   Не имеет. Хотя бы потому, что он уже не только спортсмен, но и отец.

   - Здорово, - Фил широко потянулся, демонстрируя шикарную для подростка мускулатуру живота и груди и тоже очень впечатляющие ссадины на внутренних сторонах предплечий от ладоней до локтей.

   - Угу.

   - Твоя нянька заявила, что тут всех воспитывать надо, начиная с хозяина, то есть с тебя. Это настоящая фрекен Бок. Нам позарез нужен Карлсон, чтобы заняться курощением и низведением.

   - Шефер уже нашел другую няню. Причем молодую и симпатичную.

   - Ну… гм… собственно, Лиз уже себе присмотрела…

   - Карлсона?

   - Нет. Няню.

   - Ах, да, - вспомнил Райни. – Расскажи-ка мне про эту Фаби.

   - Ну… миленькая девочка. Хорошо бегает и катается на роликах, и такая… ну в общем прикольная.

   - Сколько ей лет?

   - Не знаю, наверное, не больше двадцати.

   - И она, по-твоему, могла бы быть няней для Лиззи?

   Фил пожал плечами:

   - Вот этого я не знаю. Знаю только, что я с удовольствием затащил бы ее в кровать.

   - За чем дело стало?

   - Не знаю. Пока не идет.

   - Труднодостижима?

   - Не знаю. Или так, или просто динамит.

   - Ну-ну. – Райни подхватил пустую чашку из-под кофе и захромал в дом.

   Новая няня явилась около трех часов пополудни, когда Райни ждал срочно вызванную из Берна скорую. Его колено неожиданно увеличилось в размере раза в два, а температура подскочила до сорока – снова началось сильное воспаление. Он почти ничего не соображал от боли и лихорадки, и новую няню встречали Фил и фрау Бахман, выходной которой пришлось прервать. Лиз сидела рядом с папой и плакала от страха, что он тоже умрет, как мама. Он пытался ей втолковывать, что с ним все будет хорошо и он просто сам дурак, нечего было показывать ей, как цеплять эти чертовы петли, ну а там неловкий выверт и падение на колено, и вуаля...

   Мартина Кери в сопровождении фрау Бахман вошла в спальню, деликатно постучав, поздоровалась и попросила Лиз познакомить ее с домом. Девочка нехотя пошла.

   - По-моему, она справится, - сказала фрау Бахман, когда Лиз и Мартина вышли. – Не знаю, чем вам не угодила та, которая приходила утром, я ее не видела, но эта производит хорошее впечатление.

   В Женеву Фил и Лиз поехали в сопровождении Мартины. Райни в это время в клинике в Берне в очередной раз отходил от наркоза после очередных манипуляций на колене.

   На этот раз его домой не отпустили, но у него было очень много дел. Ночь он провел в клинике, воспаление в очередной раз спало, утром он договорился с новой няней, что та отвезет Лиззи на день рождение Ноэля, а потом под роспись покинул больницу, чтобы навестить алжирскую девочку с муковисцидозом.

ГЛАВА 28

Фил прикатил в Женеву на поезде из Вербье, и вовремя встретил Фабьенн на роллер-треке в парке Перье. Он был без Лиз – девочка была на дне рождения. Зато при полном параде: в новой очень стильной футболке, любимых джинсах и с букетом подснежников.

   Фаби даже не сразу его узнала. Она была со своим подопечным, который с утра просил пойти кататься на роликах, и теперь был так оживлен и полон нетерпения, что все внимание няни было сосредоточено на нем.

   - Привет, - сказал Фил. – Клево выглядишь.

   Она выглядела обычно – джинсы, кеды и рубашка.

   - А где Лиззи?

   - На дне рождения в Лаутербруннене.

   - Да? Что же ты не позвонил и не отменил встречу?

   Фил засмеялся и сунул ей в руку подснежники:

   - А тебе не приходит в голову, что я езжу не выгуливать Лиззи, а к тебе? Может, сегодня у нас наконец состоится свидание?

   Фаби изумленно подняла брови:

   - Да ну?

   - В семь ты отведешь Пьера-Алекси домой, и мы поедем ужинать, а потом затусим в «Мэд». Там движуха до утра.

   - У меня завтра зачет, Фил.

   - Какой зачет? – Он совсем забыл, что она учится. Но быстро сориентировался: - В конце марта зачет? Ты шутишь, солнышко?

   - Это хвост, - пояснила Фаби.

   - У таких серьезных девушек не бывает хвостов.

   - У меня бывают.

   - А ты раньше была в «Мэд»?

   - Кажется, нет.

   - Вот и познакомишься. Там весело.

   - Веселее, чем в «Роттен спай»?

   - Шутишь! «Спай» это место для серьезных дяденек вроде моего брата. А «Мэд» - подростковая туса. Там ребята помоложе.

   Фабьенн рассмеялась:

   - Фил, мне 23 года.

   - Да ладно заливать!

   - Хочешь паспорт покажу?

   Он смотрел на нее, как на восьмое чудо света:

   - Ну покажи.

   «Анаис-Фабьенн Мирабо де Сен-Симон, дата рождения 11 октября 1976 года».

   - Так это ты меня старше на 7 с половиной лет, что ли? – недоверчиво уточнил Филипп, у которого в паспорте значился год рождения 1984.

   - Именно.

   Фил посмотрел на нее веселым, испытующим, лукавым взглядом, наклонил голову к плечу, как бы чтобы оглядеть девушку под другим углом зрения, и, выдержав эффектную паузу, сказал:

   - А знаешь что? Меня это ничуть не смущает.

   - А меня смущает, - отпарировала Фаби.

   - Почему?

   - Фил, я не хочу это обсуждать.

   - Я же не тащу тебя в постель, - покривил душой парень. – Почему мы не можем сходить вместе на тусовку? Ну не хочешь в «Мэд», пойдем опять в «Роттен Спай» или к Пепе.

   Фабьенн взяла паузу, чтобы застегнуть ролики Пьеру-Алекси. С одной стороны, свидание в отсутствие Лиз не только не имело смысла, но и казалось опасным – она же действительно не может вступать ни в какие отношения с Филом. С другой… вчера их с Лиз сюда привезла девушка, про которую Фил сказал, что это новая няня Лиз. То, что у Лиз появилась няня, нанесло сокрушительный удар по планам Фабьенн. Пока она искала обходные пути и втиралась в доверие детей, Райни просто взял да и нанял подходящего сотрудника, и она должна была бы предусмотреть такой поворот событий и действовать быстрее и решительнее. Теперь, чтобы не потерять связь с наследницей своего бывшего дома, Фаби должна была пытаться поддерживать отношения на прежнем уровне. Ролики, прогулки, но достаточно ли этого, чтобы оказаться вхожей в дом?

   Наверное, нет. А если она действительно начнет встречаться с Филом? Если она теряет надежду получить место няни, то, может статься, это единственный способ добраться до дома?

   Но эта мысль ее не вдохновляла. Пам ей много всего рассказала про Фила Эртли. Несмотря на крайне юный возраст, он был вполне известной личностью среди клубной молодежи Женевы. Обаятельный и ветреный парень перебрал уже столько девушек, сколько иной и за всю жизнь не успеет. Очевидно, что, если Фаби и сдастся его натиску, это ничего ей не даст. Получив желаемое, Фил потеряет интерес и пойдет дальше. В общем, так или иначе она должна и держать его при себе, и при этом не допускать никакого сближения. Сложная задача. Но Фаби надеялась, что выполнимая.

   - Поехали, Алекс, - сказала она и помогла ребенку выехать на дорожку. Фил, слегка озадаченный и заинтригованный, обогнал их:

   - Ну учись, приятель, сегодня мы с тобой будем осваивать настоящие трюки, вот Лиззи завтра обрадуется.

   - А мы и завтра встречаемся? – поддела Фаби.

   - Конечно. Лиззи сказала, что поколотит меня, если я с тобой не договорюсь на завтра. Ты же не дашь меня в обиду, правда?

   Этим вечером, уже засыпая, Фаби улыбнулась. Фил, конечно, был невероятно обаятелен, если он того хотел. Ей было бы нелегко заставить его соблюдать дистанцию, не держи она постоянно в голове, что ему только 16 и что ей просто стратегически нельзя ни в коем случае позволять сближения. Ну что же, завтра они снова встретятся, и завтра с ними будет Лиз. Посмотрим, как оно пойдет. Похоже, пока у Фабьенн нет никакого выхода, кроме как тянуть время и продолжать налаживать дружбу с девочкой.

   Лиз увиделась с Райни только на следующее утро, когда он спустился к завтраку – уже почти не хромая, вполне общительный и готовый к развлечениям. Вчера вечером он должен был побыть один – до полуночи он просидел на крыше своего дома около бассейна, накачиваясь виски. Он умел скрывать от всего мира свою боль. Но, честно, эта ноша иногда становилась слишком тяжелой.

   - Пап, а чего у тебя глаза красные?

   - Я превратился в кролика, - с комической торжественностью ответил он. Красные глаза и еще головная боль только и оставались от похмелья.

   - А тогда где у тебя уши? – захихикала она.

   Он схватился за уши и с наигранным ужасом посмотрел на дочь:

   - Где мои уши? У меня их кто-то отгрыз!

   - Может, волк?

   - Точно. Спасибо, - Он улыбнулся Мартине, которая поставила перед ним тарелку с омлетом. Есть не хотелось ужасно, но он все же запихнул в себя всю порцию. Лиз тоже. Мартина Кери неплохо готовила. Он хотел было встать и запустить кофе-машину, но няня, улыбнувшись ему, уже поставила перед ним чашку ароматного кофе.

   Идеальная ты моя, подумал Райни. Правда, эта Мартина оказалась находкой. Молодая, спортивная, дружелюбная, она еще и на кухне отлично управлялась и не заряжала тонну франков за каждое лишнее движение. Надо расспросить Лиззи, как ей новая няня. И, кстати…

   Он посмотрел на дочь. Она сияла, как начищенный пятак, а молчала только потому, что опять чего-то настукивала на клавиатуре своего телефона. Райни вопросительно посмотрел на няню, та пожала плечами.

   - Эй, - позвал он. – Дитя мое, давай-ка без телефонов за едой.

   - Хорошо, пап. Сейчас. – Лиз поспешно набрала еще несколько букв, характерный сигнал возвестил, что смс-ка отправлена. – Вот. Пап, вчера было так клево!

   - Расскажешь?

   - Расскажу. Знаешь, Томми такой классный! Он уже…

   - Подожди. Я думал, вчера день рождения был у Ноэля?

   - Ну да. Конечно. Ноэлю исполнилось 10 лет, а Томми летом будет 12, а еще у них есть сестра Мален, ей уже скоро 16, как нашему Филу…

   - Чего это? – жизнерадостно спросил Филипп, вовремя вваливаясь в просторную кухню. Как солнышко взошло. Это чудо опять щеголяло в идиотских бело-розовых пижамных шортах.

   - Я рассказывала про сестру Ноэля. Ей почти 16.

   - Она симпатичная?

   - По-моему, ты знаком с Мален Ромингер, - сухо заметил Райни.

   - А, да, точно.

   - Вот. И там еще есть одна маленькая сестренка, Мишель-Осеанн, - выпалила Лиз. – Но она совсем мелкая, ей может года три всего, и она только всем мешала. Ее все время их мама Рене забирала, чтобы она нам не мешала. Пап, ты представляешь, оказывается, у родителей Ноэля четверо детей. Две девочки и два мальчика. И они так все друг друга любят. Знаешь, это так классно…

   Разговор сворачивал в несколько нежелательную сторону. У Лиз не было такой семьи… И никогда уже не будет. Чтобы папа и мама вместе, и родные браться и сестры, и все друг друга любят… Райни быстро увел разговор в безопасную сторону:

   - А Ноэлю понравился твой подарок?

   - Конечно, пап! – Еще бы, этот спиннинг продавец назвал самым лучшим из тех, что поступали в продажу за последние годы. – Он сказал, что это самый классный подарок. А Томми сказал, что он все лето косил лужайки соседям и копил деньги, и на день рождения подарил Ноэлю надувную лодку. И он сможет ловить рыбу с лодки. Но вот знаешь, пап, все равно это очень клево, когда у человека много братьев и сестер и родители живут вместе. Пап, почему все-таки вы с мамой разошлись?

   Райни этим утром поднялся с постели в очень разобранном состоянии. Похмелье, колено и, в первую очередь, то, почему он вообще так нажрался вчера. Девочка, тринадцатилетняя Тайлалти. Во что ее превратила болезнь. Если бы ее после рождения хотя бы осмотрел врач, а не тупой мулла, если бы у нее взяли анализ крови, а не пробормотали стих из Корана, если бы ее рожали в больнице, а не в бедуинской палатке, если бы ее родители раньше приехали в Европу, у девочки был бы шанс жить, а теперь драгоценное время было упущено, и то, что ей осталось, исчислялось днями… или даже часами. Но теперь Райни пришлось вернуться в свою жизнь и решать свои насущные проблемы. Какое счастье, что его дочь Лиз, которая точно так же нуждалась в помощи после рождения, получила эту помощь в полной мере и теперь живет полноценной жизнью, совершенно здорова, и только фраза «врожденный порок сердца» в медицинской карте показывает, что не все и не всегда было безоблачно…. Если бы, родившись, она не попала сразу в руки опытнейшего детского кардиохирурга, у нее не было бы шансов, и Райни был счастлив, что у нее все обошлось. Но он хотел, чтобы равные шансы на жизнь были у всех детей, а не так, что около одних дежурят опытнейшие врачи, а других не могут посмотреть даже неграмотные акушерки…

   Только у Лиз были и другие вопросы. Вот что ей на это ответить?

   - Пап, ну почему ты молчишь?

   Фил дернул Лиз за рыжую прядку:

   - Эй, а я сегодня опять еду с Фаби на роликах. Она мне сказала тебя привезти. Поедем?

   Но девочка на этот раз не дала сбить себя с толку:

   - Конечно, поедем. Папа, скажи мне.

   Райни вздохнул, подпер щеку ладонью и устало посмотрел на дочь:

   - Кое-кто забыл, что у него сегодня в 9 начинаются уроки? Ты не хочешь заставлять ждать фрау Бахман?

   Но Лиз была твердо намерена на этот раз добиться от отца ответа:

   - У меня еще вагон времени. Папа, это несправедливо! Слышишь? Почему у других детей и мамы, и папы, и братья, и сестры, и семьи нормальные, а у меня нет?

   Ей было все равно, что отец явно не в духе для подобных разговоров, что тут присутствует чужой для семьи человек – Мартина ведь еще далеко не стала своей, ну и Фил, хоть и родной дядя, но все равно это немного не его дело. Девочка почему-то завелась с утра пораньше.

   - Лиззи, - тихо сказал Райни. – В мире вообще далеко не все справедливо. А ты не задумывалась, к примеру, что ты живешь в огромном доме с бассейном, солярием и садом, а у некоторых детей маленькие квартирки, и даже своей комнаты у них нет? И они тоже донимают пап разговорами на тему, что у других есть, а у них нету?

   - Пойдем-ка, Лиз, - сказала Мартина. – Я хочу сегодня сделать тебе очень прикольную прическу. Мы возьмем те заколки со стразами, которые вы с папой купили в Вербье. Давай, у нас мало времени.

   - А я с вами вообще не разговариваю! – взорвалась Лиз. – Я говорю со своим папой, и вы не вмешивайтесь!

   - Ну вот что, Лиз, - Райни холодно посмотрел на дочь. – Я в таком тоне разговаривать вообще не намерен. Если хочешь, мы поговорим об этом, но не здесь и не сейчас. Слышала когда-нибудь о дуэльном кодексе?

   - Чего это такое?

   - В твоем возрасте пора бы уже прочитать хотя бы «Трех мушкетеров». Тот, кого вызывают на дуэль, выбирает оружие, время и место.

   - А я это знаю! Я об этом в кино смотрела!

   - Вот. Ты меня вызываешь на разговор – я сам выбираю, где и когда мы будем разговаривать. Это честно?

   Не найдя, что возразить, Лиззи исподлобья посмотрела на него.

   - А теперь ты извинишься перед Мартиной, и будем считать инцидент исчерпанным.

   Надувшись, Лиз метнула на него сердитый взгляд, пробормотала какое-то подобие извинения и позволила-таки няне увести себя. Райни со вздохом отодвинул от себя чашку с остывшим кофе. В очередной раз отвертелся от объяснения, но, скорее всего, это уже в последний раз. Лиз заслуживает прямого разговора… только правдивым рассказ так или иначе не будет, во всяком случае, полностью. «Твоя мама не хотела выходить замуж, а ребенка хотела, и выбрала меня племенным жеребцом, и даже говорить ни о чем не собиралась»? Красота. Отличная история для девятилетней девочки.

   - Что будешь делать? – спросил Фил.

   - Подумаю. А ты? – привычно перевел стрелки Райни. – У тебя вроде бы учебный год еще не кончился, нет?

   - И что?

   - То, что увидеть тебя с учебником в руках – редкое зрелище для этого дома.

   - А, нашел еще один объект для воспитания?

   Райни встал и побрел к себе в спальню. Он был в отвратном настроении. Он не хотел врать Лиз. И не мог сказать ей правду.

   Ему было пора приступать к тренировкам. Травма травмой, колено нагружать он не может, но все остальное тело должно быть в форме. Каждый день минимум 2 часа высокой нагрузки или 4 средней, а лучше – два средней, потом два максимальной, полчаса предельной и потом еще час средней. Тренированные мышцы, привычные к постоянным силовым тренировкам, на простой реагируют поначалу противной слабостью, потом невозможностью легкого возврата к прежним нагрузкам и – очень быстро – полной потерей физической формы, причем как силовой, так и внешней, и он не мог допустить ни того, ни другого. Последние 3 дня он только и делал, что маялся дурью – то напиваясь, то болея, то переживая приступы меланхолии. Пора браться за дело…

   Полтора часа в бассейне на крыше, три часа в тренажерном зале и еще час в бассейне. Лиз, Фил и Мартина уже уехали в Женеву, когда он спустился в дом, чувствуя что-то, близкое к удовлетворению от хорошо сделанной работы, и безумную усталость. Жаль, что пока не может рисковать коленом, бегая или носясь по горам на маунтейн-байке… Но и так для начала недурно. Интересно, чем сегодня успели заняться Мартина и Лиззи? Как только он приведет сустав в норму, сам займется дочкиной физподготовкой. До его отъезда на серию съемок в Дубаи и Ниццу еще три недели. Он хотел изначально провести это время на Сардинии, но боялся уезжать далеко от Бернской клиники из-за колена…

ГЛАВА 29

Фил и Лиззи сидели на скамейке в парке Перье, поедая мороженое и наблюдая,