Проклятие Солнечного короля - 3. Ольга Ильина

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ЧАСТЬ I ВЕРНУТЬ ЛЮБОВЬ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Еще недавно она была королевой, а теперь вынуждена скрываться, еще недавно у нее были друзья, любимый муж и целая страна, а теперь друзья в изгнании, а муж предпочел лживую лесть любовницы истинной любви. И остается только одна надежда, что рано или поздно король прозреет и вспомнит, наконец, кем они друг другу были, а пока… она будет ждать и верить, что в этой сказке зло никогда не победит. (Внимание! Это третья часть серии из четырех книг).

ПРОЛОГ

Он гнал коня туда, на площадь так быстро, как только мог. Почти загнал животное на смерть, но лучше бы он загнал себя, потому что смотреть на то, что было там… Еще дымящиеся угли, еще не остывшая земля, истлевший столб и пустая площадь. Только дворник, убирающий мусор.

   Александр неуверенно подошел к постаменту, потрясенный всей этой картиной, потрясенный тем, что это его вина, это он уничтожил свою любовь одним махом. Его любимая девочка умерла здесь, совсем одна, без него, из-за него. Он думал, что не умеет плакать, давно забыл, что это такое, но сейчас соленые капли капали на ладони, но не приносили никакого облегчения. Зачем? Зачем было все это? Зачем он выжил? Чтобы убить ее? Разве так бывает? Разве так может быть?

   Он упал на колени у постамента, и долго смотрел… не мог моргать, дышал через раз. Хотелось сдохнуть, очень хотелось, но он знал, что смерть — слишком мягкое наказание для него. Он будет жить с этим каждый день, каждый час, секунду и гореть, гореть в этой агонии, как горела она.

   — Прости меня, прости моя маленькая девочка, моя добрая, нежная, любимая, моя… Прости… Мне не хватит слов, чтобы сказать, как я ненавижу себя, если бы я мог… если бы я знал… Как жаль, что я не дэйв. Тогда бы мне не пришлось искать смерти, она бы сама настигла, через час или день, не важно… Но болит не меньше, поверь, это в сто, в тысячу раз хуже, чем было там — у Хегая. Знать, что я уничтожил тебя, я сам убил свое сердце… Лучше бы он сгноил меня там, чем быть здесь сейчас, без тебя… Прости, прости меня, родная.

   Он знал, что все это бесполезно, никто не услышит его, она не услышит. Проклятье чертовой ведьмы сбылось именно так, как она и хотела.

   Он познал ее боль сполна, до самого дна.

   — Теперь ты довольна? Ты уничтожила меня.

   И вдруг, показалось, сам ветер донес тихие слова:

   — Ты сам уничтожил, поверив той, что стала моим земным воплощением.

   — Ровенна, — он почти выплюнул это имя и с силой сжал камень, поднятый с земли, да так, что тот раскрошился. — Ты заплатишь. Я заставлю тебя пожалеть о каждой твоей подлости, о каждом преступлении, но это… станет твоим проклятием, я стану твоим проклятием, ты будешь умолять меня убить тебя, ты будешь мечтать о смерти, так же как она мечтала жить…

   — Вы знали ее?

   Грубый скрипящий голос освободил от страшных, мстительных мыслей. Александр обернулся и с недоумением посмотрел на подслеповатого дворника, хотел что-то сказать, но старик опередил его.

   — Хорошая была девушка, она моего племянника с того света вытащила. Но королю виднее, наверное, кого казнить, а кого миловать.

   — Она… — он запнулся от спазма в горле, с трудом нашел в себе силы спросить: — она… страдала?

   — Так откуда же мне знать, господин хороший, — пожал плечами старик, очевидно не узнавший в незнакомце короля. — Как эти… люди появились, так завертелось все, закрутилось.

   — Люди? Какие люди?

   — Так в масках. Жуткие, как демоны на конях, с огненными стрелами.

   — С огненными стрелами?

   — Ну, да. Как они появились, как стрелы свои пустили, так дым повалил, сено зашлось, площадь заволокло, все и разбежались. Я бы тоже убежал, но… кто ж этот бардак убирать-то будет, окромя меня.

   — Какое сено?

   — Так по всей площади повозки с сеном стояли, вот туда-то бандиты стрелы свои и пускали.

   — Погоди старик, ты хочешь сказать, что казни не было?

   — Так, о чем еще я вам битый час толкую? — рассердился дворник и даже глаза протер, а как увидел, с кем разговоры ведет, чуть носом в землю и не ткнулся, от радости. — Ваше Вели…

   — Потом о восторгах своих поведаешь, ты толком скажи, была казнь или нет?

   — Да вроде, нет.

   — Вроде или нет? — почти прорычал Александр, чем чуть инфаркт у бедного старика не вызвал, пришлось тон смягчать и заверять, что он вовсе на него не сердится и в тюрьму сажать не собирается. Еще бы дворник на вопросы как следует, отвечал, но тот, то ли от волнения, то ли еще от чего, вообще начал заикаться. Пока он разобрал в этом мало понятном потоке заиканий нужные слова, раз пять хотелось его прибить.

   — И вот, когда мы глаза протерли, не было ни всадников, ни травницы, — закончил свою путанную речь старик.

   — Травницы? Какой еще травницы?

   — Так ее ж тут и казнили.

   — Ты что-то путаешь, здесь должны были казнить королеву.

   — Да как же ж? Королеву? Супругу вашу? Да за что же это? Хотя… ик… вам виднее, ик… ик…

   Старик осунулся, недоверчиво глянул на короля и собрался ретироваться, но тот снова придержал его.

   — Если здесь казнили травницу, то где тогда королева?

   — Так вам виднее, Ваше Величество, — ответил дворник и поспешил сбежать подальше от спятившего монарха. Это ж надо, собственную жену и на костер. Совсем у бедняги с мозгами туго. Жена, какой бы она не была, хоть черт в юбке, хоть ведьма, хоть сама демоница из бездны, все же жена. Тьфу! Монархи. Разве их разберешь?

   — Вон как убивался, когда думал, что сгорела благоверная, а теперь, как демон во дворец помчался, — причитал дворник, возвратившись к своему нехитрому занятию. — Только грязь под копытами разлетается. Тьфу! Что власти, что погода. Грязь, слякоть, дождь, не зима, а не пойми, что…

ЧАСТЬ I ВЕРНУТЬ ЛЮБОВЬ

Только любимые рвут наши души… без спроса…

   С насмешкой взирают на осколки разбитых надежд…

   Врываются в сердце без страха и лишних вопросов…

   И бьют по больному, нащупав последний рубеж.

   Только любимые… вывернут нас наизнанку.

   На скорости бешеной сбросят в последний момент.

   И выкинут прошлое, как и любовь — самозванку…

   А ласка — ненужный и самый простой аргумент…

   Но только с любимыми можно напиться мечтою…

   Вести диалоги со звёздами с крыши небес.

   Сыграть в «дурака» на желание с чьей-то судьбою,

   И вновь оказаться в невидимом мире чудес…

   (стихи из интернета. Автор неизвестен)

ГЛАВА 1

Мэл снова оказалась в камере, раздавленная и потерянная, с разбитой губой и кровоточащим сердцем, но слез не было, только мысли, как пчелиный рой, заставляющие вновь и вновь возвращаться в памяти к произошедшему в его комнате. Она думала, что будет жалеть о том, что сделала, но нет, она жалела только об одном — что не добила тварь, что украла у нее все, все разрушила, даже любовь, восхищение, нежность, что была между ней и Александром, оставив только выжженную душу и кровоточащее сердце, которое никогда не сможет исцелиться. Даже если он прозреет, даже если она простит, но память… как быть с памятью? С жуткими воспоминаниями о том, как он целовал, обнимал, спал с другой на ее глазах.

   — Пресветлая, это невыносимо! — простонала она, сжимая голову. — Я сойду с ума. Просто сойду с ума. Если он не убьет меня раньше?

   Она вдруг подумала: «а может, так будет лучше, просто сдаться?»

   — У меня ничего не осталось, даже воспоминаний.

   Наконец, они пришли… слезы. Она плакала, как когда-то оплакивала Александра, сейчас она оплакивала их любовь, и почему-то показалось, что когда слезы высохнут, то и любовь исчезнет вместе с ними.

   — Тьфу, кончай реветь, или ты так изящно решила покончить с жизнью?

   — Что?

   — Утопить себя в слезах.

   Мэл и правда перестала плакать и резко повернулась к решеткам, где стояла ее давешняя знакомая во всей своей цыганской красе.

   — Дара?

   — А ты муженька своего ожидала увидеть? — хмыкнула девушка в ответ.

   — Что ты здесь делаешь? Ты же должна быть далеко.

   — Должна бы, но я знала, что тебя поймают. Эти встречи с возлюбленными никогда до добра не доводят.

   — Ты так говоришь, словно не понаслышке знаешь об этом.

   — Скажем так, не только у королев бывают разбиты сердца. Ладно, хватит лясы точить, идем.

   — Куда?

   — На волю, конечно. Или ты предпочитаешь остаться здесь и посмотреть, как твой муженек запалит костерок?

   Мэл смотреть на это не хотела, поэтому вытерла слезы и бросилась к решетке, которую Дара поспешно открыла.

   — Ключ? Откуда?

   — От твоих друзей, принцесса. Их у тебя не мало. Надеюсь, они не подведут.

   — Не подведут?

   — Ну, король хочет зрелищ, и он должен их получить, — пояснила цыганка и стала развязывать мешок, который Мэл поначалу не заметила. Там был парик, наподобие тех, что носят высокородные советники старой закалки, только волосы были не кудрявыми, а прямыми, и белыми, как снег. И эти волосы Дара стала натягивать на себя. — Кстати, тебе бы тоже не помешало облик сменить.

   В мешке оказалось платье и для нее, цыганское, цветастое, очень броское, и большой платок, чтобы скрыть волосы.

   — И чего ты ждешь? Когда рассвет наступит? Поторопись, принцесса, у нас мало времени, — шикнула на девушку цыганка, но Мэл никак не могла решиться, и Дара это поняла. — Что опять?

   — Я не могу позволить тебе рисковать жизнью ради меня.

   — А кто сказал, что это ради тебя? — нагло заявила та. — Да будет тебе известно, что мне заплатили. Достаточно, чтобы рискнуть шкуркой. Не парься, принцесса, у нас есть план, в котором ты должна немедленно покинуть дворец. Тебя встретят мои друзья, проводят к нашему табору, а утром… мы снова увидимся.

   — Но…

   — Никаких «но». Хватит разговоров, скоро рассвет, а мне еще столько надо сделать. Одевайся уже.

   Мэл нехотя подчинилась, сама не зная почему. Ей не совсем был понятен этот странный план, ведь только слепец может принять рослую, ширококостную и смуглую цыганку, за тонкую, белокожую королеву.

   — Ты точно будешь в порядке?

   — Да что со мной станется? — отмахнулась девушка. — Мы — цыгане живучие.

   И все же Мэл уходила с тяжелым сердцем. Ей не нравилось, что она не знала сути плана, что кто-то рискует собой из-за нее, снова кто-то рискует. Как Андре, которого, в последний раз она видела закованным в кандалы.

   Поднявшись по крутой лестнице наверх, Мэл снова оказалась в коридоре, где пару часов назад решалась ее судьба. Сейчас она снова решалась.

   — Если я уйду, то больше никогда сюда не вернусь. Элиран победит. Смогу ли я с этим смириться? Пресветлая, как мне с этим смириться?

   Она знала, что должна немедленно уйти, знала, что рискует всем, стоя посреди коридора, все знала, но…

   — Это будет конец. Конец всему, конец любви. Я не могу. Нет, я не могу.

   Она думала, что это будет просто, уйти, зная, что он останется здесь с Элиран, думала, что увиденное разрушило их связь, разрушило любовь, но она ошибалась. Чувство, то самое понимание, что сейчас, именно в этот момент он рядом, идет по этому самому коридору… оно никуда не делось. Ей показалось даже, что она знает, о чем он думает, что смотрит в пол, волосы лезут на глаза, но он их не убирает, не замечает просто, а на лбу суровая складка, всегда, когда он чем-то сильно озабочен. Именно таким он был на корабле, ее бесстрашным капитаном, ее прекрасным принцем из сказочных грез, как же она может проститься с ним сейчас? С этим образом, ведь он реален.

   Она любила его, так сильно, что готова была снова рискнуть всем, лишь бы только убедиться, но вдруг, услышала его шаги, и в памяти всплыло лицо, жестокое, злое, опасное и страшное в своей безжалостности. Под кожу забрался липкий, противоестественный страх. «Нет, Александра больше нет, моего Александра больше нет». А тот, кого она видела сегодня — тот самый король, демон, которого так боялась леди Генриэтта. Он больше не любовь всей ее жизни, он враг, который хочет ее уничтожить.

   «Бежать, бежать отсюда без оглядки. Забыть обо всем, как о страшном сне».

   Впервые в жизни она решила последовать советам внутреннего голоса, свернула в противоположный коридор и бросилась бежать, так быстро и далеко, как только могла.

   * * *

   Как и обещала Дара, ее встретили у небольшой, неприметной калитки, через которую когда-то они пытались вывезти Кирана из дворца, сейчас, так же, как и тогда, она боялась, что что-то сорвется, что за секунду до свободы ее будут поджидать люди короля. Но нет, все прошло благополучно. Никто, кроме двух здоровяков цыган ее не поджидал.

   Они не произнесли ни слова, просто один подхватил ее на руки и понес куда-то в темноту. Она даже испугаться не успела, как оказалась в большой крытой повозке, из глубины которой на нее смотрели пять пар напуганных детских глаз.

   Повозка тронулась, дети, внимательно рассмотрев странную незнакомку, решили подползти к ней поближе. А самый старший из них, мальчонка с угольными волосами, напоминающий чем-то Уилла, решился, наконец, разрушить затянувшееся молчание.

   — Ты кто? — требовательно спросил он.

   — Мэл, — просто ответила она. — А ты?

   — А я Горан, — сказал мальчик и насупился. Видимо, он не хотел называть свое имя странной незнакомке, но почему-то назвал.

   — А я Майя, — проговорила маленькая девочка, выглянув из-за плеча мальчика. Он шикнул на нее, и девочка юркнула обратно за его спину.

   — Приятно познакомиться, Майя.

   — А почему у тебя волосы белые? — спросила еще одна девочка, чуть постарше Майи.

   — И кожа? — присоединился к расспросам маленький мальчуган с пухлыми щеками. — Она светится.

   — Наверное, это потому, что я немного волшебница.

   — Волшебница?

   Вот теперь ею заинтересовалась вся малышня, и Горан уже не мог контролировать их детское любопытство. А к моменту, когда повозка остановилась, четверка любознательных малышей уже облепила ее со всех сторон. Девочки жаждали прикоснуться к волосам, а мальчики… им не терпелось узнать, какую еще историю расскажет красивая волшебница. И только Горан все также сторонился ее, но Мэл понимала, что это напускное. Просто он старший и должен быть строгим, даже если ему, как и всем остальным, очень хочется потрогать белые, переливающиеся в полутьме волосы.

   Когда кибитку открыли, утренний морозец и свет заставили Мэл поежиться. Один из здоровяков помог спуститься и накинул на плечи большой, явно мужской полушубок. Она хотела поблагодарить, но слова застряли в горле, когда в заснеженном поле увидела табор.

   Множество повозок, несколько больших шатров, лошади, фыркающие в предрассветной тьме, и костер, у которого сидели цыгане. Увидев вновь прибывших, они поднялись и бросились к детям. Женщины обнимали их так, словно давно не видели, а один цыган, самый рослый и высокий, крепко обнял мальчика по имени Горан и даже прослезился.

   «Что происходит?» — хотела спросить Мэл, но не знала, как, и у кого спрашивать. Впрочем, ответы нашлись в лице незнакомки с повязкой на глазах. Она подошла сама без какой-либо помощи, хотя Мэл и заметила в отдалении сухонькую старую цыганку, которая все время зябко передергивала плечами и настороженно смотрела на нее.

   Девушка была маленькой и хрупкой, и меньше всех остальных походила на цыганку.

   — Здравствуй, — поздоровалась незнакомка, а Мэл поняла, что та ничего не видит. — Я чувствую, ты обескуражена.

   — Немного.

   — Я понимаю. Мы не видели наших детей несколько недель. Меня зовут Гурия.

   — А меня Мэл, Мелани.

   — Я знаю твое имя, твое настоящее имя, но не бойся, никто, кроме меня, его не узнает. Я бы хотела коснуться тебя, если можно.

   — Что с твоими глазами?

   — Я слепая от рождения.

   — Мне очень жаль.

   — Не стоит. Взамен судьба наградила меня даром. Я не вижу глазами, но вижу душой. Если ты коснешься меня, то я увижу всю твою жизнь, добро и зло, что ты совершила, я увижу тебя, твою душу, твою суть.

   — Боюсь, в моей жизни было мало радости, и слишком много потерь.

   — Как и в моей, — отозвалась девушка и протянула руку. Мэл ничего не оставалось, как протянуть свою.

   Удивительно, но она ничего не почувствовала, а вот девушку заметно затрясло. А когда та едва не упала, Мэл испуганно отдернула руку.

   Старуха, что все еще стояла неподалеку, тут же бросилась к ней, но девушка, не увидев, но почувствовав, остановила ее в шаге от себя.

   — Со мной все в порядке, — со сталью в голосе проговорила она и выпрямилась. — Мэл, ты проводишь меня? Я хочу показать тебе наш табор. А вы… Дилар, Ахмер, вам стоит поторопиться. Скоро рассвет, Даре понадобится ваша помощь.

   Мужчины, что помогли Мэл, словно ждали этих слов от слепой цыганки, и тут же бросились к своим коням, с ними поехали еще шестеро, да и остальные цыгане заметно расслабились, перестали смотреть с недоверием.

   — Мне показалось, или твой табор слушает тебя? — рискнула спросить Мэл, когда они с Гурией подошли к одному из шатров.

   — Они не могут не слушать, я дочь барона, как и Дара, — ответила девушка, пригласив ее внутрь.

   — Вы сестры? — удивилась Мэл.

   — Да. Я знаю, мы совсем не похожи.

   — Как солнце и луна.

   — Интересно, кто из нас солнце? — задумалась девушка.

   В шатре было чисто, очень тепло и уютно. Посредине стоял жбан с горячими камнями, на стальной решетке кипел старый, покрытый копотью чайник. Гурия взяла две кружки и наполнила их горячим отваром из чайника, поставила на небольшой деревянный столик. В воздухе мгновенно разнесся аромат ромашки, мяты и еще чего-то знакомого, но позабытого. Возможно, это было умиротворение. Надо же, она совсем забыла, что это такое.

   — Пей, не стесняйся. Это сбор Дары. Она верит, что он проясняет разум и успокаивает нервы, а как по мне, так это просто чай.

   — Очень вкусно, спасибо, — проговорила Мэл, попробовав отвар.

   — Ты совсем не умеешь лгать, — усмехнулась девушка. — Я знаю, что он горький, но согревает сильнее, чем спиртное, и от простуды защитит.

   — Дара разбирается в травах?

   — Немного. Не мне же одной быть одаренной. Теперь нас двое. Знаешь, ты очень счастливая.

   — Едва ли, — вздохнула Мэл. Только тот, кто не знает всего, может так думать. Странно, что именно Гурия заговорила об этом, ведь она утверждает, что видит все. Или нет?

   — Ты не веришь мне?

   — Как я могу поверить, если бегу не от врага, а от того, кого люблю всем сердцем.

   — Очень часто мы заблуждаемся в своих суждениях, не видим всей картины, а кусочки… это всего лишь кусочки. Я уверена, ты еще будешь счастлива, нужно только немного подождать.

   — Как бы мне хотелось помочь тебе… — пробормотала Мэл, в надежде сменить грустную и слишком тяжелую для нее тему.

   — С глазами? Нет, ты не можешь, да и я… мой дар намного прекраснее зрения. Я вижу целые миры, жизни, мысли, я вижу все.

   — И ничего.

   — Быть может. И все же, я не согласна променять свой дар на зрение.

   — А я бы свой променяла.

   — На что?

   — На то, чтобы он прозрел.

   — Прозреет, даже не сомневайся. Та женщина…

   — Ровенна.

   — Ровенна, она очень сильна, ее власть очень сильна, но любовь сильнее. Это хорошо, что вы встретились, пусть даже так, потому что иногда достаточно крупицы сомнения, и любая ложь разрушится.

   — Хотела бы я в это верить, — отчаянно сказала Мэл. — Но боюсь, что уже слишком поздно. Слишком поздно для нас.

   Гурия не нашлась с ответом, она видела, чувствовала боль своей новой знакомой в ее воспоминаниях, боль, которой хватило бы, чтобы убить или отвернуться от любви, перестать верить в ее силу. Но цыганка видела и другое — отчаянную надежду, которая все еще теплилась в разбитом сердце, что он не допустит этой казни, что он придет и все исправит, что не станет преследовать ее, как затравленного зверя, что вспомнит, наконец, о ней. Но этой надежде не суждено было сбыться. Казнь не была остановлена, он не приехал, и если бы не Дара, и те друзья Мэл, которых не успели арестовать, на рассвете ее бы не стало. Она поняла это, когда утром ее разбудила Дара. От нее пахло гарью.

ГЛАВА 2

— Ба, какие высокие господа! И в наших «хоромах», — язвительно воскликнул Андре, когда в его камеру наведался его величество. — И за что же нам такая честь оказана?

   — Я пришел выпить, — устало ответил Александр. — Составишь компанию?

   — Неужели не с кем? А как же твой верный пес, Вернер?

   — Барону сейчас не до выпивки.

   — Что так?

   — Новый начальник Тайной полиции очень жаждал с ним побеседовать. Как я мог отказать?

   — Новый начальник? Как же часто они у вас меняются, ваше величество. Не порядок, — поцокал языком Андре.

   — Так как на счет компании?

   — Да отчего же не выпить, если повод имеется.

   — Повод? — задумался король. — Давай выпьем за мое возвращение, теперь уже по-настоящему.

   — Вспомнил, наконец?

   Он с самого его прихода понял, что Александр вернулся, не тот опьяненный Ровенной идиот, а настоящий, но вот вопрос, насколько он в себе?

   — Не смотри на меня с таким подозрением.

   — А как прикажешь смотреть? Даже представить страшно, что еще от тебя можно ждать. Это до какой степени тебе мозги промыли, что ты нашу девочку чуть на костер не отправил?

   — Я едва не опоздал.

   — Да, — согласился Андре. — Боюсь, что тебе не просто будет ее вернуть. Мэл — девочка сильная, но упрямая…

   — Я знаю, — горько ответил король. — Спасибо тебе.

   — За что?

   — За то, что оберегал ее, как должен был беречь я.

   — Что думаешь делать теперь?

   — Напиться. Так чтобы имя свое забыть.

   — А потом?

   — А потом буду разбираться со всем, поможешь?

   — Дурак, ты, — беззлобно ответил мужчина. — Поверил этой…

   — Боюсь, что здесь не только ее вина, — не стал снимать с себя ответственность Александр.

   — Расскажешь, где пропадал весь этот год?

   — Расскажу, если ты расскажешь, как вы тут жили без меня.

   — Хорошо жили. Из Мэл получилась чудесная Солнечная королева.

   — Я не сомневался, — улыбнулся он.

   Теперь, без призмы лжи и недоверия, он по-новому взглянул на все, что они с Ричардом сделали за этот год. Он увидел, с какой любовью она относилась к его начинаниям, как ответственно подходила к своим, как отчаянно хотела вернуть в Арвитан магию, которая уже не казалась ему причиной всех бед.

   Внезапное возвращение памяти, эти яркие образы помогли многое понять, например, то, что изначально все дело было вовсе не в магии, а в женщине, боль которой была настолько сильна, что она готова была стереть с лица земли все, даже собственного сына.

   — Что-то я не пойму, а где стаканы?

   — Забыл, — сокрушенно ответил Александр.

   — Ну, да демоны с ними, — махнул рукой, все еще закованной в кандалы, Андре, откупорил бутылку, отпил из горла, закашлялся, вытер подступившие слезы и выдохнул: — Ох, хороша водичка, пробирает аж до косточек. А мозги-то как прочищает. Выпей, тебе это как раз необходимо.

   Александр взял бутылку и тоже хлебнул из горла. Так они и просидели весь день на старой соломе в холодной, сырой камере. Вели пьяные и не очень разговоры, смеялись, шутили, как в старые добрые времена, разбивая глоток за глотком, слово за словом ту огромную стену непонимания и отчуждения, что каждый воздвиг.

   — Эх, сейчас бы сюда Феликса и Сороса, — полупьяно сказал Андре, выразив их общую мысль.

   — Я одного не могу понять, почему Сорос всем сказал, что я разорвал связь?

   — А разве это не так?

   — Нет.

   — Пес его знает, пойми вас, полукровок. Наворотите дел, а потом дядюшка Андре расхлебывай.

   — С каких это пор ты в дядюшки подался?

   — А с тех пор, как у меня на попечении два сорванца — мага оказались.

   — Уилл и Киран? Как?

   — А вот так! — крякнул Андре. — Твоя психованная любовница подарочек нам оставила, прежде чем сбежать на твои поиски. Она пыталась их отравить. Малышке нашей тогда нелегко пришлось. Шутка ли, двоих из лап смерти вытаскивать.

   — Мне не хватит слов, чтобы сказать, как мне жаль…

   — Да ты не мне это говори, я то привычный, а вот что ты девочке скажешь? Начинай придумывать речь, ведь простого «прости» ей, как и другим, будет недостаточно.

   — Значит, ты не знаешь, кто помог ей бежать?

   — Есть несколько догадок, но давай мы подумаем об этом утром, уж очень хорошее пойло ты притащил. Второй бутылки там случайно не завалялось?

   — Случайно завалялось, — улыбнулся Александр, поднялся, немного пошатываясь, вышел из камеры, чтобы вскоре вернуться, да не с одной, а с двумя бутылками, а еще со шматом вяленого мяса, сыра, большим ножом и ключом от демоновых кандалов.

   — Так, за что мы там еще не пили? – обрадовано хмыкнул Андре, растирая затекшие руки.

   — Может, за любовь? — предложил король. — Я слышал, у тебя появилась дама сердца.

   — О, это забавная история, — рассмеялся старый друг. — Тебе понравится…

   * * *

   — Ох, красотища-то, какая! — жизнерадостно прокричала Дара, ополаскиваясь ледяной водой. — Эй, принцесса, ты чего дрожишь? Все хорошо же? Я здесь, ты здесь, живем!

   — Не называй меня, пожалуйста, принцессой, — тихо попросила Мэл.

   — Не вопрос! — все так же беззаботно ответила цыганка. — Ты с сестрицей моей познакомилась?

   — Познакомилась, — улыбнулась Мэл. — Мы даже подружились.

   — А я вот нисколечко не сомневалась. Вы похожи. Обе не от мира сего.

   — А ты, значит, от мира?

   — А Дарка у нас вообще, уникум, — вмешалась в разговор незаметно подошедшая к ним Гурия.

   — На себя посмотри, слепая, как крот, а всегда нужную дорогу находишь. И как это у тебя получается?

   — Уметь надо, — нисколько не обиделась сестра.

   — Ну, тогда скажи, куда нам теперь? На юг али на север?

   — На север, — уверенно ответила девушка.

   — Прин… то есть Мэл, ты с нами поедешь или у тебя свои планы?

   Мэл слегка замялась с ответом, но за нее ответила Гурия.

   — Мэл останется с нами, столько, сколько захочет.

   — А я что? Против что ли? Пойдем, моя беловолосая подруга, расскажу тебе, как братья из костра меня вытаскивали, заодно переоденем тебя во что-то более подходящее и менее заметное. Если ты с нами поедешь, то придется тебе стать настоящей цыганкой. А то, боюсь, муженек твой прознал, что ты жива живехонька оказалась, как бы в погоню не кинулся.

   — Ты думаешь, это возможно? — спросила Мэл, обернувшись к Гурии.

   — Я не могу этого исключить. Дара права, тебе нужно затаиться на какое-то время, по крайней мере, до того момента, как мы покинем пределы столицы. А там, мы попробуем послать весточку твоим близким, что ты жива.

   — Спасибо.

   — Да не за что. Мы — странные создания этого мира, должны держаться вместе, — ответила цыганка и повернулась, чтобы уйти в свой шатер. А Мэл в очередной раз поразилась, как уверенно она одна пересекает расстояние, обходя стороной все препятствия. Если бы она не знала, что девушка слепая, была бы полностью уверена, что та все видит. Удивительно.

   Дара тоже смотрела вслед сестре и хмурилась.

   — Знаешь, хорошо, что ты здесь. С тобой я хоть меньше буду за нее волноваться.

   — А есть повод?

   — Да странное что-то творится в последнее время.

   — Расскажи, быть может, я смогу помочь?

   — Может, и сможешь, — с сомнением кивнула Дара, но рассказать решилась только в шатре, в котором они с Гурией ночевали. Мэл даже удивилась немного. Ведь на улице легче заметить тех, кто хотел бы подслушать, но когда она упомянула об этом, девочки весело рассмеялись и рассказали, что шатер заговоренный.

   — Наша мама ведьмой была.

   — И не просто ведьмой, а самой, что ни на есть настоящей.

   — Она погодой управлять умела, заклинания разные знала.

   — Меня травы определять учила.

   — А меня — дар свой развивать.

   — Она умерла? — спросила Мэл. Ведь именно с такой светлой грустью и нежностью она часто думала о своей маме.

   — Мы до сих пор не знаем, что с ней случилось, — вздохнула Гурия.

   — Однажды она просто ушла в лес за травами, да так и не вернулась.

   — Мне очень жаль, — с сочувствием сказал Мэл.

   — Отца жалко. Он хоть и сильный, но все еще, как ребенок, верит, что она жива. Смириться не может.

   — А вы?

   — Я знаю, что ее уже нет, — тихо ответила Гурия. Девушки замолчали, не зная, что сказать друг другу.

   — Ладно, хватит о грустном, мы о другом рассказать хотели, — встрепенулась Дара и поведала довольно странную историю.

   В последние годы табор жил на юге, вел вполне оседлый образ жизни, мужчины работали у местного помещика, женщины тоже подрабатывали то прачками, то подавальщицами в трактирах, а ведь когда-то они были частью большого бродячего карнавала, вроде того, который часто приезжал в Эссир.

   — Мы с мамой гадали, — счастливо улыбалась воспоминаниям Гурия. — Отец показывал чудеса выносливости, а Дара…

   — А я любила ножички, — усмехнулась девушка. — Я и сейчас их люблю.

   — И очень лихо умеет с ними управляться. Представляешь, она может в муху со ста шагов попасть, причем с закрытыми глазами.

   — Похоже, вам очень нравилось так жить?

   — Дааа, — мечтательно протянули обе девушки, — очень.

   Но после исчезновения жены барона, об этом пришлось забыть. Барон ушел, забрав дочерей, и очень скоро создал свой собственный табор.

   — Ты не подумай, мы совсем не жалуемся. Нам нравилась наша жизнь в деревне. Мы даже школу посещали, иногда. Точнее Дара посещала, а потом мне все-все рассказывала.

   Они бы и дальше так жили, но однажды в их табор пришел незнакомец.

   — Уж и не знаю, о чем они с отцом говорили, но после этой встречи он изменился. Стал хмурым и неразговорчивым, а через несколько дней после отъезда того человека объявил, что мы возвращаемся в бродячий карнавал.

   — И вы вернулись?

   — Все, кто захотел. Нас с Гури никто не спрашивал.

   — Но все изменилось. Это больше не был тот счастливый карнавал из детства. Это было что-то совсем иное. Нашим детям там не нравилось, они начали болеть, шептали о чудовище, которое приходит по ночам, а если мы останавливались в каком-нибудь городе…

   — Пропадали дети, — процедила Дара.

   — Тогда мы об этом не знали, — поспешила оправдаться сестра. — Мы ничего не знали. Я верю, что и отец не знал, а если знал, то не об этом.

   — Мне никогда не нравился хозяин карнавала, — призналась Дара.

   — Мне тоже, — вторила ей Гурия. — И он никогда не позволял мне к себе прикасаться.

   — Зато ко мне прикасаться не стеснялся, — вздрогнула сестра. — Я как вспомню его липкий взгляд…

   — Последней каплей стал чуть ли не приказ этого гада отдать Дару ему в жены.

   — Вот тогда-то отец и очнулся от власти Улиуса.

   — Нет, я думаю, все случилось намного раньше, когда приходили родители того мальчика, помнишь?

   — Да, — кинула Дара. — Они утверждали, что мальчик пропал на нашем карнавале, даже стражей привели и заставили Улиуса разрешить провести обыск.

   — Помнишь, как он смотрел на свой шатер? Я думаю, если там и не было мальчика, то было что-то, что он никому не хотел показывать. А еще он никогда не приходил в наш шатер, а ведь отец звал.

   — Думаю, ему не нравилась мамина магия, и тебя он боялся.

   — Но если все было так серьезно, то почему вы не уехали? — спросила Мэл, пораженная рассказанной историей.

    — Сначала мы не знали, что и думать. А когда разобрались, когда отец понял, что, то, что пообещал ему Улиус, никогда не произойдет, мы попытались бежать. Но негодяй захватил наших детей, а нас было слишком мало, чтобы справиться с ним.

   — Пришлось сделать вид, что мы смирились. А утром, когда мы проснулись, карнавала уже не было. Остались только мы, те, кто хотел бежать, но без детей.

   — Это ужасно. А ваш отец?

   — Он помчался на поиски, он и еще несколько наших, но… карнавал словно испарился.

   — Мы очень боялись, что что-то ужасное произойдет с детьми, очень боялись…

   — А потом мы начали искать, шли за слухами, за разговорами, шепотом людей, который и привел нас сюда, в столицу.

   — Именно здесь и был карнавал. Нам удалось пробраться в него, помогли старые знакомые, друзья, которых, так же, как и нас, держали в заложниках.

   — А как же тебя арестовали?

   — Улиус постарался. Он меня узнал и заплатил кому надо. Если бы не встреча с тобой, туго бы пришлось, так что мы с тобой вроде как квиты, прин… то есть Мэл.

   — И что вы теперь будете делать? Так все и оставите? Забудете?

   — А что нам остается? Идти к властям, говорить о каких-то чудовищах и хозяине карнавала, который детей похищает? В лучшем случае нас прогонят.

   — Но так нельзя! Это не правильно.

   — Иногда лучше смириться и радоваться, что мы выбрались из этой ситуации без потерь, а ведь все могло быть иначе.

   И все же рассказ сестер не давал Мэл покоя. Снова история с детьми, с какими-то темными делишками, с которыми никто не хочет разбираться. Но это люди, люди за которых она, как королева должна была отвечать.

   — Мы — цыгане, Мэл, — прошептала Гурия, обняв новую подругу за плечи. — Никто не станет нас слушать.

   — Я стану.

   — Ты всего лишь беглянка, и не королева больше, смирись, — жестко отрезала Дара и вышла из шатра в вечернюю прохладу.

   — Пусть проветрится. Она за отца переживает. Когда мы узнали, что карнавал в Эссире, он отправился к старым друзьям и до сих пор не вернулся. Не надо ее ждать, ночь на дворе. Завтра мы должны будем покинуть стоянку.

   — А как же ваш отец?

   — Он нас найдет, не волнуйся.

   И все же Мэл волновалась и это волнение, мысли о том, что же не так с этим карнавалом помогали ей не думать о своих собственных бедах, не думать, в какой ужасной ситуации оказалась она сама, не думать о друзьях, о леди Маргарет и Ричарде, о брате и Киране. Что сделает с ними король, когда узнает об их магических способностях? Она надеялась, что он не станет прибегать к крайностям и просто отправит их подальше, в Стовийский форт, например. И все же один вопрос мучил ее больше всех, заставляя ворочаться из стороны в сторону и тревожно вздыхать. Вопрос, ответа на который она не знала: «куда подевался Воин? Почему не откликается на ее призывы? И почему он не пришел ее спасти?»

   * * *

   Мэл так и не удалось заснуть, даже после того, как Дара вернулась. В итоге она перестала уговаривать себя поспать и решила тоже пройтись. Говорят, свежий и холодный воздух помогает, но у нее он вызвал только непонятную тревогу. Кругом было тихо, но светло от луны и серебристого нежного «покрывала» снега. Она стояла, глядя куда-то в темноту, и глубоко дышала, стараясь не думать. Что-то насторожило ее, какое-то движение по кромки тьмы. Мэл напрягла зрение, чтобы понять, что же это такое, птица, зверь лесной или один из цыган, но ничего не увидела. Хотела расслабиться, но снова боковым зрением уловила, что у одной из кибиток кто-то стоит. Сердце испуганно замерло, ладони покрылись липким потом, но она не могла сдвинуться с места. Смотрела на тень, а тень смотрела на нее, страшная, рогатая тварь, которую она когда-то видела в Темном лесу. Она думала, что убила его, но…

   — Светлааая, — прогрохотало чудовище. — Я помню тебя.

   — А я тебя, — прошептала Мэл, не веря собственным глазам. — Убирайся, убирайся откуда пришел.

   В ответ чудовище лишь ухмыльнулось и направилось к повозке, где спала со своей мамой одна из девочек.

   Она не думала, просто бросилась ему наперерез в надежде, что ее магия отпугнет его. Так и случилось, он отшатнулся, когда она встала перед ним, раскинув руки.

   — Убирайся!

   — Светлааая, ты думаешь, что сможешь их защитить? Они мои!

   — Нет! Они ничьи.

   — Ошшшибаешься, — прошипело чудовище и нависло над ней, прожигая своими страшными глазами. — Они мои. Отдай мне их, и ты получишь все, что захочешшшь, отдай, и я исполню твое заветное желание…

   «Отдай их ему, и мы снова будем вместе».

   Этот голос она узнала бы из тысяч, он принадлежал не монстру, Александру, которой каким-то непостижимым образом стоял сейчас перед ней. Такой родной, такой реальный, смотрящий с любовью и мольбой.

   — Этого не может быть. Ты ненастоящий.

   — Мэл… как я могу быть ненастоящим? Подойди ко мне, коснись меня, и ты поймешь… Иди ко мне, родная.

   Ее била крупная дрожь, ведь все, все в ней говорило, что перед ней стоит он, ее Александр. Что-то случилось с ней в этот момент, в голове крутилась только одна мысль: «Он здесь, здесь», затмевая тихий шепот разума. Она сделала шаг, второй, ему навстречу, почти коснулась, почти дотянулась рукой до его руки, и вдруг он дернулся, зашипел, и видение рассыпалось, оставляя вместо любимого лица жуткие глаза монстра, который резко развернулся, и уже не шипел, рычал, на храброго юного мальчика с большим факелом в руках.

   В этот момент она очнулась от своего страшного наваждения и попыталась помешать монстру напасть на дрожащего, испуганного, но такого смелого Горана.

   — Нет!

   Монстр был слишком быстр, она не знала, что он способен быть настолько быстрым. В мгновение он оказался у нее за спиной и прошипел:

   — Ты впустила меня, впустила в свою душу. Теперь и ты моя.

   — Нет! — выкрикнула она, обернувшись к нему.

   — Да! — чудовище усмехнулось и коснулось ее лица, самое страшное прикосновение в жизни. Она мгновенно замерзла, как в те моменты, когда вытаскивала из лап смерти безнадежных больных. Он был таким же холодным, страшным и опасным, только живым, существующим в реальности, и способным преодолеть все ее защитные барьеры, провести когтем по щеке, наклониться так близко, что сердце перестает биться, а разум вопит о близкой смерти. Что ему стоит спуститься чуть ниже, надавить своим когтем на шею, и она истечет кровью за несколько минут?

   Она вздрогнула от громкого детского крика и даже не крика, а визга, способного разбудить и напугать кого угодно, но чудовище, словно не замечало его, оно смотрело в ее глаза, считывало душу, забирало все хорошее, что было в ней.

   — Мы еще встретимся… Мелллани, очень скоро. Я буду ждать… — услышала она его жуткий полухрип-полурык, а через секунду страх схлынул, как и напряжение. Все растаяло, осталась только она, Горан и маленькая испуганная девочка Майя, которая спасла их всех, просто закричав.

   — Все закончилось, теперь все будет хорошо, — шептала она, обнимая девочку.

   — Не будет, — строго сказал Горан, вглядываясь в темноту. — Он придет за нами, как приходил за другими. И за тобой он тоже придет. Теперь ты меченная, как мы.

   * * *

   Это было неприятно — видеть, как цыгане недоверчиво и с подозрением смотрели на нее, как скептически оглядывались по сторонам, в поисках чудовища, о котором твердили дети, о котором говорила она сама.

   Гурия и Дара увели Мэл в шатер и долго отпаивали травяным чаем. И все равно она дрожала, дрожала так, что стучали зубы, и даже несколько одеял никак не могли отогреть замерзшую душу.

   «Ты впустила меня…» — шептал страшный голос в голове, так похожий на голос ее любимого…

   — Все будет хорошо, — проговорила Гурия, крепко обняв Мэл. — Он никогда ни до тебя, ни до них не доберется.

   — Не надо меня успокаивать. Я знаю, вы им не верите, вы мне не верите…

   — Я верю, — прозвучало у входа. Девушки обернулись, а Дара и Гурия воскликнули почти одновременно:

   — Папа!

   Они кинулись к большому, сильному и немного грозному мужчине, чем-то напоминающему Андре. Не комплекцией, скорее сочетанием несочетаемого. Казалось, откуда в этом человеке взяться нежности, но с какой же любовью он обнимал своих дочерей.

   — Когда ты приехал?

   — Мы так ждали тебя.

   — Ты замерз?

   — Есть хочешь?

   Дочери засуетились вокруг отца, но мужчина почти не обращал на них внимания. Он смотрел только на Мэл, без подозрения, но настороженно. Она не испугалась этого взгляда, но тоже насторожилась.

   — Девочки, вы не оставите нас с… девушкой ненадолго. Мне сказали, вас зовут Мэл.

   Когда Дара и Гурия вышли, повинуясь просьбе отца, тот не спешил начинать разговор. Прошелся по шатру, снял тулуп, уселся на скамейку, разглядывая ее. Беззлобно, открыто, но теплоты в этом взгляде не было.

   — Я видел вас однажды, — наконец, сказал он.

   — Здесь, в Эссире?

   — Нет. В Иниире, вы приезжали туда с визитом. Все так готовились. Я помню, потому что я тоже готовился, хотел вас увидеть, поговорить, если получится. Конечно, я был наивен, когда подумал, что меня подпустят к самой королеве, но я видел вас издалека.

   — Теперь я здесь, прошу у вас убежища.

   — И мы вам его предоставим.

   — Благодарю, — откликнулась она, с облегчением и искренней признательностью. — Вы говорили, что хотели поговорить со мной…

   — Я слышал, вы когда-то были в Темном лесу, и хотел бы знать… может, вы видели там кого-то…

   — Ваша жена пропала именно там? — догадалась Мэл и с еще большим сочувствием посмотрела на этого сильного и в то же время такого слабого мужчину.

   — Да.

   — Нет, я никого не видела. Простите, но если бы был хоть один шанс, если бы она все еще была жива…

   — Не говорите, — перебил ее барон, а ей показалось, что она своими словами лишила его последней, все еще теплящейся в душе надежды.

   Да, надежда странная штука. Она заставляет нас жить, и в то же время убивает. Потому что, когда ее лишаешься, становится очень больно.

   — То чудовище… оно пришло оттуда? Из Темного леса?

   — Да. Я думала, что убила его, но…

   — Оно живучее, — вздохнул мужчина.

    — Вы тоже видели его?

   — Однажды, но тогда я не понимал… он принял ее облик. И это было так реально… так реально…

   Он задумался, глядя куда-то вдаль, и Мэл не решилась его прервать.

   — Я был ему нужен, чтобы заманить нас в карнавал.

   — Из-за детей? — тихо спросила Мэл.

   — Из-за всех нас. Я не понимал, почему Улиус вдруг приехал к нам год назад. Почему именно к нам? Ведь сколько таких кочевых цыган бродит по земле?

   — И вы нашли свой ответ?

   — Нашел, но для меня он не стал утешением. Мы — потомки. Потомки дэйвов и данаев, когда те еще не были разделены. Конечно, их крови в нас остались крупицы, но видимо достаточно, чтобы стать мишенью для демона.

   — Данаи? Родоначальники расы дэйвов? Причем здесь они?

   — Я не знаю, как связаны дэйвы с нами и с демоном, но мне кажется, больше всего наша кровь проявляется в детях. Достигнув зрелости, мы теряем что-то, становимся обычными. Такими мы ему не нужны.

   — Невинность, мы взрослеем и теряем невинность, теряем веру в неизведанное, мы теряем свет в душе, — закончила его мысль Мэл.

   — Но наша кровь… наши возможности, наши женщины… он интересуется ими не меньше детей.

   Мэл не стала спрашивать «почему», все и так было понятно. Вдруг вспомнилась Марисса, и то, что хотел сделать с ней монстр в том ужасном лесу.

   — Что вы теперь будете делать?

   — Попытаюсь найти Улиуса, — ответил цыган. — Только дочерям моим не говорите. Дара захочет поехать со мной, а я боюсь, что если откажу, она глупостей наделает.

   — Да, я знаю, она у вас боевая, — улыбнулась Мэл.

   — Вся в мать, — с гордостью ответил мужчина.

   — Нет, скорее в вас, — не согласилась она.

   Разговор с бароном странным образом успокоил ее, и куда сильнее подействовал, чем все настойки Дары вместе взятые. Этот мужчина умел внушать уверенность одним взглядом, одним видом своим. Да и правда о ней… она немного боялась, что глава табора не примет ее просьбу о помощи, не прогонит, но возможно, захочет использовать в своих целях. Она совсем не знала его, как оказалось. Не знала, что бывают настолько порядочные и благородные люди.

   Да, он не воспитывался, как лорд, он не образован, груб, похож на дикаря или медведя в этой своей бурой шубе, но как же он любит дочерей, как трепетно относится к ним, как радеет за благо своего табора, как заботится о каждом, даже о совсем незнакомой, опальной королеве. И как же хорошо, что все ее страхи оказались напрасными, вот только одни страхи, очень скоро сменили другие.

ГЛАВА 3

   Ровенна никогда еще не просыпалась так тяжело. Тело ломило, казалось, ныла каждая косточка, она не могла пошевелить даже рукой, не поморщившись, и глаза — веки были настолько тяжелыми, что никак не удавалось их открыть. И все же, она нашла в себе силы сделать это, особенно, когда поняла, что лежит не в теплой пуховой постели на шелковых простынях, а на чем-то жестком и пахнущем лекарствами. Неужели все было так плохо после встречи с девчонкой, что пришлось поместить ее в лазарет?

   Но это был вовсе не лазарет, потому что такие высокие, почти бесконечные потолки были только в одном месте — в башне. Она нахмурилась, повернула голову и наткнулась на задумчивый, пристальный взгляд Александра. Хотела улыбнуться, но что-то подсказало, внутреннее чутье, наверное, что он все вспомнил. Сердце замерло, словно перед ней оказался хищник, злой, опасный и готовый растерзать ее на месте. Она испугалась этого взгляда, этого страшного молчания, того, что все ее мечты и надежды снова рухнули, что счастье, которое казалось, было в ее руках, снова ускользнуло сквозь пальцы.

   — Давай, скажи это… — прохрипела она, пытаясь храбриться, но у нее слабо получалось.

   — Сказать, что? — равнодушно спросил он.

   — Что ты бросаешь меня, снова.

   — А разве мы когда-то были вместе?

   — Еще вчера ты хотел сделать меня своей королевой.

   — Еще вчера я не знал всю степень твоей низости.

   — Низости? — удивилась она, и это удивление заставило ее избавиться от неестественного оцепенения и страха, что сковывало душу. Оно придало сил, заставило разозлиться. — Низости?! Я пожертвовала ради тебя всем. Я спала с тем уродом, чтобы спасти тебя!

   — И я жалел тебя за то, что ты не нашла иного пути.

   — Твоя драгоценная Мэл никогда бы не сделала этого ради тебя.

   — Нет, она придумала бы что-то иное. Все мы действуем в силу своей испорченности. Я думал, это я сделал тебя такой, но нет. Ты была такой всегда, лживой, наглой, использующей всех ради достижения своих целей.

   — Я ненавижу тебя! Будь ты проклят! Будь проклята твоя тварь!

   Она скатилась в банальную истерику, кричала, извергала проклятья, бросилась на него, как дикая кошка, он с легкостью перехватил ее руки и бросил на жесткую кушетку, заменившую ей кровать.

   — Будьте вы оба прокляты!

   — Пресветлая! Да посмотри же на себя! Посмотри, во что ты превратилась! Извергаешь проклятья, ненавидишь, травишь, убиваешь, лжешь, предаешь. Неужели это того стоило? Неужели твоя душа стоила всего этого?

   — Я хотела, чтобы ты меня любил, — сквозь слезы прошептала она.

   — А Сорос хотел, чтобы ты любила его. Но ведь не любила, — ответил он, наклонившись к ее лицу.

   — Лучше бы я оставила тебя подыхать там, лучше бы ты стал рабом.

   — Хм, хоть в чем-то мы с тобой согласны. Эта комната будет твоей тюрьмой, возможно, побыв с самой собой, ты, наконец, задумаешься о прощении.

   — Мне не нужно твое прощение! — выкрикнула Ровенна.

   — А я не о своем прощении говорил. Подумай о тех, кого ты, походя, едва не уничтожила, о тех, кого убила, просто потому что мешали. Неужели в тебе нет ни капли раскаяния?

   — А в тебе? Ты раскаиваешься в том, как поступал с теми, кто мешал тебе? Мой отец, например? Ты убил его.

   — Помнится, тебя никогда не смущал этот факт, — поморщившись, ответил Солнечный король. — Я больше не приду. И не пытайся подкупить охрану. Бесполезно. Каждый из них тебе знаком и не с лучшей твоей стороны.

   — Она все равно тебя не простит. Она видела нас, видела, как мы занимались любовью, видела все.

   — Я постараюсь, чтобы она забыла об этой твоей подлости, как можно скорее, — ответил он, отвернувшись, а она прокричала в спину:

   — Ты никогда не будешь счастлив с ней! Слышишь? Никогда! Я сделаю все, я выберусь отсюда, я уничтожу ее, уничтожу вас обоих.

   — Как же ты похожа на нее. И почему я никогда не замечал?

   Она сжалась от его взгляда, нет, теперь в нем не было угрозы, но было то, что она ненавидела больше всего — жалость.

   — Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу!

   — Прощай, Ровенна, — теперь уже без жалости, а просто равнодушно ответил он и подошел к двери.

   А она вдруг опомнилась, поняла, что сейчас, через мгновение он уйдет, и все будет кончено, ее жизнь будет кончена.

   — Пожалуйста, прошу, не оставляй меня здесь, не бросай меня. Я всегда, всегда любила тебя, я просто хотела, чтобы это было взаимно.

   — Нельзя добиться взаимности такими методами. Нельзя заставить себя любить.

   — Пусть так, но я хотя бы попыталась. Я боролась за тебя, а что сделала твоя дрянь? Она просто сбежала. Так кто любит тебя больше? Я — что терпела твоих жен, твое безразличие, Сороса и других, или она — глупая, наивная девчонка, не способная даже защитить свою любовь?

   — Ты же знаешь ответ на этот вопрос, тогда зачем спрашиваешь?

   — Чтобы услышать и окончательно тебя возненавидеть.

   — А это возможно?

   Она не ответила, даже сейчас, осознавая, что все кончено, она не могла его ненавидеть, что бы ни говорила в запале чувств, он, и только он всегда был ее слабостью.

   — Прощай, Ровенна.

   Она едва не задохнулась от боли, когда он вышел за дверь, когда в замке повернулся ключ, отрезав навсегда от мечты железными решетками. Казалось, ей вырвали сердце и растоптали прямо на глазах, а на его месте поселилась тьма, обжигающая и страшная в своей пустоте. Ненависти не было, была новая одержимость, сделать все, чтобы выбраться отсюда, перегрызть, переломить стены, отрастить крылья, выброситься в окно, но не дать, не дать им быть счастливыми. Никогда!

   * * *

   Рано утром барон уехал, с небольшим отрядом людей. Они надеялись схватить Улиуса и потребовать выдать чудовище, но, как и несколько месяцев назад, карнавал исчез раньше. Некоторые поверили, что вместе с ним исчезла и проблема, но Мэл так не думала, особенно после того, как увидела метку на своей руке. Это был черный крест на сгибе локтя. Она хотела ее оттереть, так отчаянно хотела, что почти разодрала кожу ногтями. Гурия вовремя остановила.

   — Прошу тебя, не надо. Ты пугаешь меня.

   — Прости, — пробормотала Мэл, словно очнувшись. — Это все страх, он сводит меня с ума.

   — Поверь, отец не допустит, чтобы с тобой или детьми что-то случилось, — попыталась успокоить ее цыганка, но от этого стало только хуже. Мэл встрепенулась, словно вспомнила о чем-то, и бросилась к выходу. Навстречу ей попалась Дара, но она пробежала мимо, шепча что-то себе под нос.

   — Эй, принцесса, ты куда? Мэл! Да постой же ты, ненормальная, — девушка остановила ее, схватив за руку, и потребовала ответов:

   — Что случилось?

   — Горан был прав, я меченная. Мы все помечены им.

   — Кем? Монстром?

   Мэл некогда было объяснять, она хотела проверить свои догадки, с этой целью и побежала к ближайшей повозке, где жила Майя. Девочка как раз только-только вылезла на свежий воздух. Ее мать набирала в ведро снег для растопки. Мэл кинулась к ним, упала на колени и закатала рукав пальто на левой руке девочки.

   — Что это такое? — испугалась женщина, рассматривая такую же, как у Мэл метку на сгибе локтя дочери.

   — Доказательство, — бросила Мэл и побежала к повозке следующего ребенка. Такие метки обнаружились на руках всех детей. И это действительно стало доказательством. Теперь никто больше не сомневался в существовании монстра, и встревоженные родители требовали от остальных защитить детей.

   Когда отец Дары вернулся ни с чем, страхи родителей переросли в настоящую панику. Они бросились к нему с требованиями, обвинениями, вопросами, ответов на которые у него не было. Но это не значило, что надежды не осталось. У барона было припасено еще несколько тузов в рукаве, и одним из них стал вечерний совет, на который любезно пригласили и Мэл. Правда не все в таборе доверяли чужачке, а некоторые даже считали, что именно она привела с собой беду.

   Да, в бытность свою королевой, Мэл не раз приходилось сталкиваться с недоверием, неприятием ее взглядов, мыслей, желания изменить жизнь в Арвитане к лучшему, повернуться в сторону магии, и все равно, это причиняло боль, каждый раз. Она так и не научилась защищать себя от этих нападок, пропускала внутрь души, переживала сверх меры и подолгу ходила по кабинету, не в силах унять бушующие мысли, вызывая раздражение у Воина и головную боль у себя. Сейчас головная боль вернулась, жаль, Воина не было рядом. Конечно, она старалась себя утешать мыслями, что он возможно, слишком далеко, где-то на границе, ведь у их связи всегда был предел, но где-то в глубине души догадывалась, что с котом что-то случилось, что-то плохое. И виновата в этом чертова Элиран.

   — Ты куда? — спросила Дара, когда Мэл решила, что с нее хватит, и поднялась со своего бревна. И очень вовремя, потому что именно в этот момент она увидела вооруженных людей на лошадях, подъезжающих к табору. И, чем ближе они подъезжали, тем отчетливее она понимала, что господа едут по ее душу и не откуда-нибудь, а из самой столицы по приказу Его Величества короля.

   Их возглавлял Айар, тот, что когда-то был ее личным телохранителем. Сердце пропустило удар, испуганно сжалось, а Дара, поняв ситуацию, усадила ее обратно на бревно и натянула цветастый платок почти на глаза.

   — Успокойся, в таком виде тебя никто не узнает, — шепнула она, когда чужаки спешились и подошли к костру.

   — Приветствую вас! — выступил вперед Айар. Мэл порадовалась, что стемнело, и огонь забирал часть внимания полукровки на себя, но все равно недостаточно, чтобы ощущать себя в безопасности.

   — И я вас приветствую, — поднялся барон. — Что привело Тайную полицию Арвитана в наш лагерь?

   — Мы ищем девушку, — заговорил полукровка. А Мэл вся сжалась, услышав его слова. Ведь не все здесь готовы будут промолчать, когда им покажут ее портрет. Да даже если и промолчат, их реакция выдаст ее.

   — Девушку? В нашем таборе? Что же это за девушка?

   — Цыганка.

   От сердца отлегло, Мэл даже тихо выдохнула, но не прошло и секунды, как снова напряглась, ведь, кажется, она поняла, кого искал Айар.

   — Объяснитесь, господа, — заметно насторожился барон.

   — Мы не собираемся делать ничего плохого. Просто поговорить, — поспешил заверить начальник отряда полукровок.

   — И для этого вы привезли с собой чуть ли не половину всей городской стражи? — скептически хмыкнул цыган. Его слова подстегнули к действию остальных, пока лишь насторожили, заставили напрячься и проверить наличие ножей, но все прекрасно все поняли. Если в скором времени кто-то не разрядит обстановку, то дело может дойти до драки, и не факт, что цыгане в этой драке победят.

   И тут, как всегда, на помощь пришла Гурия. Она поднялась, подошла к барону и тронула того за рукав.

   — Папа…

   Он повернулся к ней, несколько секунд пристально разглядывал, а после разрешающе кивнул и заговорил:

   — Ну, что ж. Раз уж вы пришли, разделите с нами ужин, не побрезгуйте.

   Незваные гости заметно удивились приглашению, но возражать не стали и расселись по бревнам. Айара усадили рядом с Гурией.

   — Так вот как твой отец узнает, друг перед ним или враг? Он усыпляет бдительность, — шепотом спросила Мэл.

   — А то, — подмигнула Дара, и в голосе ее проскочили нотки гордости. — Папу не за красивые глаза в бароны выбрали.

    Этим вечером Мэл еще не раз пришлось убедиться в правильности слов подруги. Костер, сытная еда, тихий храп лошадей и душевная цыганская песня разморили всех, стражи заметно расслабились, Айар о чем-то беседовал с Гурией и даже позволил ей коснуться своей руки. Она не стала поспешно ее отдергивать, как недавно с Мэл, наоборот, показалось, что, коснувшись этого полукровки, девушка просияла, словно показанное им было чем-то чудесным и восхитительным. Впрочем, может, это была всего лишь игра тени или слишком разбушевавшееся воображение.

   — Хороший сегодня вечер, — заметил барон, — тихий, спокойный… так зачем вы пришли, господа? Что за цыганку хотите найти?

   — Мы не знаем ее имени, но мы знаем, что несколько дней назад ее едва не казнили на столичной площади, — заговорил Айар.

   — Мы слышали об этом, — кивнул барон, спокойно выдержав взгляд полукровки. — Что бы не натворила эта цыганка, она явно не заслуживала такой судьбы.

   — Мы здесь не для того, чтобы ее осуждать или возвращать. Да будет вам известно, что король сам, лично подписал указ о ее досрочном помиловании. С девушки сняты все обвинения. Она свободна.

   — И за какие же такие заслуги его величество сам лично озаботился судьбой какой-то безродной цыганки? — хмыкнул барон.

   — Его величество хотел бы только узнать, как так случилось, что на костре оказалась она, а не… другая.

   — Да откуда ж нам знать, господа хорошие. Мы же не единственный табор в округе. Насколько я знаю, еще вчера в самой столице стоял большой карнавал. Может, вы не там ищете?

   — Может быть, — согласился Айар, а сам все пристальнее стал вглядываться в сторону Мэл. Так пристально, что она даже дышать перестала и вцепилась в руку Дары.

   Когда напряжение стало почти осязаемым, Дара резко поднялась, отвлекая на себя все внимание.

   — Да ладно тебе, отец. Я это была. Та самая цыганка, которую вы на костре испепелить хотели. Здесь я, вся перед вами. И делайте со мной, что хотите…

   — Мы ничего не хотим, только поговорить, — принялся оправдываться полукровка, но Дара не поверила его честному взгляду. Уж ей-то прекрасно было известно, какие мысли могут крыться вот за такими честными глазами, и какая подлость.

   — Так говорите!

   — Может быть не здесь?

   — А у меня от цыган секретов нет. Мы — одна семья. Проблемы у одного, всем миром их решаем. Верно я говорю, ромалэ?

   — Верно!

   — Верно!

   — Все верно! — раздалось со всех сторон.

   Пришлось Айару говорить так, перед всеми. И вопрос, который он задал…

   — С вами ведь девушка сидела?

   — В камере-то? Ну, да. Сидела какая-то девчонка. Но мы не говорили. Она все время то по камере своей расхаживала, то спала.

   — Вот как? А у меня другая информация имеется.

   — Это какая же? — впилась в него взглядом Дара.

   — Да вы не волнуйтесь. Нам просто сказали, что она помогла вам уйти, а вы почему-то вернулись и оказались в ее камере, в ее платье, на ее месте.

   — Да что за чушь вы городите, господа? Да, освободила меня та девица, но на выходе стражники меня арестовали и назад в камеру препроводили. Да не в свою, а в ее. А я гляжу, там платье лежит, красивое. Ну, и примерила. Что ж в этом плохого-то, господа хорошие?

   — Да ничего. Просто не сходится.

   — Да все равно мне, сходится у вас или не сходится. Но я знать не знаю ни вашей девицы, ни куда она подевалась, ни за что ее арестовали. И мне, знаете ли, совсем не интересно зачем, как и почему. Это все? Или вы обманули, и Его высокородие вовсе меня не миловал?

   — Нет, нет. Все именно так, как мы сказали.

   — Ну, раз так, то пойду я что ли. Разморил меня этот вечер. Пойдем Райка, ты тоже, смотрю, носом клюешь.

   С этими словами Дара шустро подхватила Мэл под руку и утянула подальше от костра.

   — Не понимаю, как они на меня вышли?

   — Не знаю, может, кто-то рассказал, — предположила Мэл.

   — Да не боись ты, подруга. Никто из наших тебя не выдаст.

   — Да уж, после твоей пылкой речи, даже я прониклась.

   — На то и был расчет, — улыбнулась Дара, довольная собой. — Ну что, подождем, пока «дорогие» господа отчалят или спать пойдем?

   — Давай только издалека посмотрим.

   — Да уж, видела я, как этот полукровка в твою сторону зыркал. Хорошо, моя шустрая сестричка рядом села, весь настрой ему сбивала.

   — Настрой?

   — А ты что, не почувствовала? Он же пока сидел, всех нас сканировал. Сильный гад, магов на раз вычисляет.

   — Да? — несказанно удивилась Мэл. — А я и понятия не имела. А он ведь еще недавно моим телохранителем был.

   — Хм, видать сильно тебя берегли, раз о таком не сказали.

   — Думаешь, он что-то понял?

   — Думаю, он что-то заподозрил. Не переживай, Гури все его сомнения на себя перетянет.

   — Мне показалось, или он ей понравился?

   — Не показалось, — скривилась Дара. — Только ничего хорошего из этого не выйдет. Благородный господин цыганке не пара.

   — Даже если он полукровка?

   — Особенно, если так, — ответила девушка.

   Вскоре чужаки уехали, цыгане разбрелись по своим кибиткам, так ничего и не решив, а Мэл… весь остаток ночи просидела у костра, думая о своей жизни, о том, что случилось с ней до, что случится после, она вспоминала свой маленький, уютный дом в Южном кресте, свою водонапорную башню, поле цветов, лес и вкус ежевики. Когда еще ей придется снова увидеть родные места? Наверное, очень нескоро. Ведь это первое место, где ее станут искать.

   — Я, как загнанный зверь. Бегу, спасаюсь, теряю силы и желание бороться. Как же ты мог так со мной поступить? Как же ты мог, любимый?

   — Вы бы это… шли в шатер. Морозно сегодня, — к ней подошел один из названных братьев Дары, имен которых она так и не смогла запомнить. Он казался таким большим, но смущался, как подросток. Это обезоружило и заставило доброжелательно улыбнуться.

   — Спасибо, но мне не спится. Я здесь посижу, можно?

   Цыган не ответил, только снял свою большую шубу и бережно накинул ей на плечи.

   Какие же они хорошие — цыгане. Приняли ее, как родную. Спасли от смерти, слушают, делятся кровом и едой. Их называют ворами, разбойниками, конокрадами, и боги знают, кем еще, но она увидела их совсем иными: заботливыми, щедрыми, искренними. Может, не все они такие, и это ей так несказанно повезло, а может, не стоит судить о целом народе по горстке бесчестных людей? В Арвитане и тех и других хватает, увы, вторых все же больше, особенно во дворце.

   * * *

   Утром снова приехал Айар, на этот раз один. Но Мэл это не утешало. Она понимала, что еще день, может чуть больше, и сам король может сюда заявиться. Тогда все, ему не нужны никакие магические способности, чтобы ее чувствовать. Он просто будет знать. От этой мысли ей хотелось бежать, бежать как можно дальше и быстрее, но были дети, был монстр, который кружил вокруг, как сама смерть, из лап которой она так часто вырывала людей. Теперь она должна была вырвать из ее лап детей, да и себя заодно.

   Для защиты, всех помеченных монстром переселили в шатер. Дара вспомнила накануне, что Улиус боялся войти к ним в шатер, и барон ухватился за эту призрачную надежду.

   — Хотя бы выспятся, — с горечью сказала Дара, укладывая детей. — На Горана страшно смотреть, не глаза, а черные провалы. Да и ты выглядишь не лучше.

   Мэл знала это, но поделать ничего не могла. Стоило ей только закрыть глаза, как она видела Александра с глазами монстра, ощущала его дыхание, его жажду, его желание. Она не могла не вздрагивать каждый раз. Чудовище медленно вытесняло из памяти того, кого она любила, кем-то злым, страшным и опасным.

   Вот она и не спала, зато сочла за радость присмотреть за малышней. Они с девочками весь день учились плести браслеты, а мальчишки… им, конечно, это было неинтересно, зато интересно было наблюдать за странным полукровкой, который гуляет с Гури, и громко рассказывать остальным о каждом шаге занимательной пары. Один Горан был молчалив и по-прежнему угрюм, он старался приглядывать за всеми и за ней тоже.

   — Какая она красивая. Ее кожа светится, вы видите?

   — Не трогайте ее, — шикнул Горан на девчонок. — Пусть спит.

   Мэл и правда сморило, уснула на лежанке, даже не заметив этого. Наверное, напряжение взяло верх. И это убаюкивающее поглаживание детских ладошек. Как же давно о ней никто так не заботился, не укрывал пледом, не гладил волосы, так не оберегал, как это делал маленький мальчик, в мгновение ставший взрослым. Сейчас, как никогда, ей не хватало дома, семьи и Уилла. Все, о чем она мечтала, все, чего хотела, выходя замуж, так и не сбылось…

   Когда Мэл проснулась, стемнело. Детей не было. Она было забеспокоилась, но тут очень вовремя вошла Дара со своей извечной наглой улыбкой на лице.

   — Проснулась. А мы уж думали, тебя сонная болезнь свалила.

   — Сонная болезнь? Постой, сколько я проспала?

   — Да сутки почти.

   — Сколько? — Мэл удивленно уставилась на цыганку, а та лишь хмыкнула и протянула ей кружку с горячим отваром.

   — Выспалась хоть?

   — Не знаю, — призналась она, но явно стало лучше. — А дети?

   — Все на улице собрались. Только нас с тобой и ждут. Допивай отвар и пойдем.

   — Куда?

   — К костру. Сегодня мы будем вызывать духов предков, чтобы попросить защиты. И кстати, если тебе повезет, ты сможешь увидеть будущее.

   — У меня с будущим странные отношения, — попыталась отказаться Мэл. — Оно никогда не сбывается именно так, как я хочу.

   — Пусть так, но все равно, это стоит увидеть. Идем. Идем же.

   Когда девушки подошли, цыгане уже расселись на бревнах вокруг костра. По дороге Дара успела рассказать, что для некоторых, особо восприимчивых, это возможность побывать за Гранью без последствий, и увидеть родных. После этих слов Мэл начала более серьезно относится к предстоящему ритуалу.

   Все началось с того, что один из названных братьев Дары и Гурии подбросил в костер дров так, что тот заполыхал. Затем поднялся самый старый цыган, произнес слова на древне-цыганском языке, посмотрел на окружающих, перевел взгляд на небо, усыпанное звездами, и запел. Его голос был тих и приятен, и задевал в душе какие-то особые струны, заставляя глубоко дышать, настраивая на его волну. Следом поднялся еще один пожилой цыган, он тоже запел, но прежде бросил что-то в огонь. Костер зашипел, заворчал, напоминая чем-то Воина, и успокоился, а Мэл почувствовала тонкий аромат лаванды. В следующее мгновение ей показалось, что какая-то тень промелькнула позади. Она хотела обернуться, но Дара остановила ее:

   — Нет. Ты не должна оборачиваться, смотри на огонь, не отводи от него взгляд.

   Мэл подчинилась, снова окунулась в эту атмосферу умиротворения и тепла, и снова почувствовала краем глаза чужое, потустороннее присутствие. Тень мелькнула и пропала, за ней другая, а после… она не знала, то ли это было взаправду, то ли приснилось, но она увидела родителей, таких же красивых и родных, как запомнилось.

   — Мама?

   — Тебе нельзя здесь быть, — строго сказала леди Генриэтта, но вскоре ее взгляд потеплел и смягчился. А отец просто улыбался, нежно и по-доброму. Как она по ним скучала, по ним обоим.

   — Мама, мне так больно, — со слезами в голосе прошептала Мэл.

   — Я знаю, моя милая. Потерпи.

   — Мама, мне кажется, вся моя жизнь — страдание. Зачем я его встретила? Почему полюбила?

   — Это была твоя судьба.

   — И ты знала о ней? Знала, что я буду так страдать? Поэтому ты хотела уберечь меня, спрятать?

   — Я ошибалась, — прошептал дух. — Я пыталась спасти тебя, но делала только хуже. Ты не должна бежать, прими свою судьбу.

   — О чем ты говоришь, мама? Если я перестану убегать, он меня найдет, он убьет меня.

   — Это твоя судьба.

   — Умереть?

   В ответ Генриэтта покачала головой, а улыбка отца пропала.

   — Я не смогу снова увидеть его, увидеть таким. Я не выдержу.

   — Ты выдержишь все. Я знала это. Я всегда знала, какая ты сильная и смелая, дочка моя. Я всегда гордилась тобой.

   — Мы всегда гордились, — поправил отец.

   Как же ей хотелось их коснуться, вновь почувствовать их объятия, такие родные, способные защитить от любой беды, но они начали таять, а она лишь успела шепнуть: «Я люблю вас» — прежде чем они окончательно пропали.

   — Я всегда с тобой, девочка моя, — донесся до нее шепот матери, — в воздухе, которым ты дышишь, в людях, которых встречаешь, в событиях, что происходят. Я всегда буду защищать тебя.

   Мэл думала, что на этом все закончится, но в этот момент к ней пришел еще один дух, гость, которого она не ожидала увидеть. Это была девушка, и Мэл узнала ее.

   — Вы Амина, дочь леди Маргарет.

   — Да, — прошелестел дух.

   — Зачем вы здесь?

   — Я хотела увидеть ту, что растопила его сердце. Ту, что скрасила печаль моих родителей, ту, что стала сестрой для моей сестры.

   — Это Ровенна убила вас?

   — Нет, меня убило проклятие.

   — Проклятие?

   — Оно и тебя коснется, но не сейчас, позже, когда через прошлое ты вернешь будущее.

   — Вы тоже будете говорить загадками? — раздраженно воскликнула Мэл.

   — Нет. Ты должна отправиться в Вестралию.

   — Я не могу. Это одно из тех мест, где он будет меня искать.

   — Ты должна… должна спасти его, спасти их обоих.

   — Кого? Кого я должна спасти?

   — Ты поймешь, там. Ты должна понять. Спаси его, спаси... спаси…

   — Кого спасти? Ответьте же мне?

   Но дух исчез, а она вернулась в реальность к костру, к Даре, охваченной своим собственным видением, к остальным цыганам. Она не ожидала, что все будет именно так… странно и тяжело. Увидеть родителей, встретить Амину, ее странные требования, а ведь никак иначе это не называлось. Она практически приказала ей отправиться туда, где ее наверняка будут искать.

   — Безумие какое-то, — прошептала Мэл и посмотрела на Дару, в глазах которой стояли слезы, как и в глазах Гурии.

   — Маму видели?

   Цыганка не ответила, только тяжело кивнула и заплакала.

   А вот барон был суров и решителен. Видимо, духи ответили и на его вопросы, какими бы они не были.

ГЛАВА 4

— Что вам известно?

   — Мы нашли ту цыганку. Их табор стоит неподалеку за городом. Зовут Дара, дочь барона.

   — Меня не интересует ее имя. Она знает что-то или нет? — спросил король, не глядя на Айара. Он смотрел в окно, на город, спешащих куда-то горожан, смотрел, а душу сжирала тоска. Зачем все это?

   — Говорит, что не знает.

   — Говорит?

   — Просто не сходится.

   — Тогда почему она еще не здесь? Если есть какие-то сомнения…

   — Я боюсь, что мы спугнем их. Цыгане — народ особый. Они свободолюбивы и не привязаны к месту. Что стоит им собраться и раствориться на просторах страны?

   — Полагаю, у вас есть план, как этого не допустить? — обернулся к полукровке король.

   — Завтра я хочу вернуться в табор, если вы позволите.

   — Делайте, как знаете. Мне нужен результат. И как можно скорее, иначе, я займусь этим сам.

   Айар в последнее время боялся короля, сам не знал почему. Но было в нем что-то такое… жестокое, безумное. И это заметил не только он. Сама жизнь во дворце изменилась. Казалось бы, прошло меньше недели с момента возвращения Его Величества, а он уже не узнавал дворец. Больше всего пострадала знать, сначала защитники королевы, а затем ее противники. Король жестоко обошелся с теми, кто злорадствовал, видя падение королевы. Кто-то оказался в тюрьме, кого-то выслали, а Вернера нашли задушенным ночью в камере. Тревога поселилась во дворце, тревога и страх. Айар тоже его ощущал, до каких крайностей еще может дойти король в своем желании вернуть королеву?

   — Айар? Что принесло тебя сюда в такой час? — спросил Андре, обнаружив полукровку у дверей своей комнаты. Тот не решался постучать и уже готов был уйти, но тут судьба решила за него. Капитан открыл дверь сам. — Что-то ты неважно выглядишь.

   — Я виделся с его величеством.

   — Понятно, — посерьезнел Андре. Эти встречи с королем сейчас могут напугать кого угодно. Его тоже пугали. — Ну, проходи. Выпьешь? У меня как раз завалялась бутылка тарнасского игристого.

   — Выпью, — не отказался полукровка. И только когда горло обожгла горьковатая янтарная жидкость, решился сказать то, что мучило его весь день. — Что он сделает, когда найдет ее?

   — Странные вопросы ты задаешь, друг мой. Отчего?

   — Я боюсь, что она не простит его, и тогда… я не знаю, что будет тогда.

   — Я тоже не знаю, но знаю одно — мешать ему сейчас чревато. А Мэл… добрая девочка, она простит. Не знаю, хватит ли любви забыть…

   — А если не хватит?

   — Тогда у нас всех появятся проблемы.

   — Думаете, не отпустит?

   — А ты бы отпустил любимую женщину, если жизни без нее не мыслишь?

   — Не знаю. Я никогда не любил, — признался Айар, и почему-то вспомнилась теплая, маленькая ладошка слепой цыганки с редким именем — Гурия.

   — Вот и я не знаю, — вздохнул Андре.

   — А как же леди Берта, простите, я слышал, вы…

   — Леди Берта прекрасная женщина. Мне с ней хорошо, но любовь… она иная. Любовь — это когда насмотреться не можешь, надышаться, когда пылинки сдувать хочешь, на руках носить, чтобы ножки свои прекрасные не натерла, когда все мысли она твои занимает и днем, и ночью. Когда все и всех забываешь, и только к ней, о ней, за ней. Эх, что-то я разговорился, аки поэт какой. Вот Феликс бы посмеялся надо мной, чудаком.

   — Когда они приезжают?

   — На днях. Александр сам ему написал. Ему, да Дэйтону.

   — Как он воспримет арест матери?

   — Меня больше беспокоит, как он воспримет бегство Мэл. Эх, Алекс, Алекс, наворотил дел, а мы расхлебывай. Ладно, давай еще выпьем. А то, его величество скоро совсем до ручки дойдет, да меня позовет. А мне с ним на трезвую голову встречаться ой как не хочется.

   * * *

   В эту ночь все было спокойно и тихо. Мэл стояла рядом с шатром и снова, как и накануне вглядывалась в темноту. Горан, вместе с бароном и другими цыганами, поддерживал огонь в кострах, окружающих стоянку.

   — Ночь слишком тихая, — прошептала Дара, присоединившись к ней.

   — А Гури где?

   — С детьми. Им строго настрого запретили выходить. По-хорошему, я бы и Горана туда же отправила, но мальчишка из себя взрослого строит.

   — Разве это плохо?

   — Да не плохо, просто ночь уж очень тихая, опасная. В такие ночи все может случиться.

   — Думаешь, он придет?

   — На то и расчет. Иначе бы и ты сейчас сидела в том шатре. Ладно. Пора нам уже.

   Дара ушла, как и большинство цыган, а Мэл, наоборот пошла вперед, в надежде, что план, который они так тщательно готовили, не сорвется только из-за того, что чудовище просто не клюнет на приманку. А приманкой была она.

   Страха не было. Было желание, чтобы все это поскорее закончилось. Она вернулась в шатер, взяла заранее подготовленный рюкзак и вышла в темноту. Еще сотня шагов, и она окажется за границей периметра.

   «Девяносто пять, девяносто шесть, девяносто семь, девяносто…» — Мэл остановилась, ощутив опасность. Он был там, стоял на границе и смотрел прямо на нее своими красными, злыми глазами, в истинном своем облачении. Но прошла какая-то секунда, и перед ней уже стоял другой… оживший преследователь из кошмаров.

   — Мэл… — проговорило чудище голосом Александра. — Иди ко мне. Я жду тебя.

   Он протянул руку, почти коснулся невидимой защиты, созданной духами. Она не знала, чувствует ли он их или осторожничает, но ближе ни она, ни он не подходили.

   — Зачем я тебе?

   — Ты знаешь. Я подарю тебе жизнь, о которой ты всегда мечтала. О которой мы всегда мечтали, вспомни. Мы будем вместе. Только ты и я.

   — Ты не настоящий.

   — А разве ты хочешь видеть настоящего? Разве ты можешь его видеть? Если хочешь, я стану другим.

   И вдруг Александр преобразился в Дэйтона. Она вздрогнула от испуга, от того, насколько он был похож.

   — Или таким…

   Он снова преобразился… в Артура, друга детства, ее первую и такую несчастную любовь.

   — Нет! — вскрикнула она, закрыв лицо руками.

   Это не было условным сигналом. Ведь она должна была заманить его внутрь, но видеть Артура, такого живого, такого настоящего… было выше ее сил. Они выбежали на поляну, барон, цыгане, Дара. Все смотрели на нее, а она продолжала закрывать лицо руками, чтобы только не видеть, не слышать, ничего не слышать.

   — Глупая, ты хотела остановить меня, схватить с помощью этих никчемных людишек, — он приблизился настолько, что переступил границу. Коснулся ее ладоней, отвел от лица. — Они не видят меня.

   — Зато я вижу! — крикнул Горан и пустил в монстра нож. Промахнулся. Монстр отступил и врезался в барьер. Зашипел, отшатнулся и схватил девушку за руку.

   — Я недооценил тебя, маленькая светлая.

   — Да, недооценил, — прошептала она, мгновенно перестав изображать из себя запуганную жертву. — И не только меня.

   В ее руке тоже был нож, и она без промедления воспользовалась им. Чудовище увернулось, посмотрело на нее удивленными глазами Артура и зашипело.

   — Думаешь, сможешь убить меня этими железками?

   — Нет. Я приготовила кое-что получше, — ответила она и крикнула барону: — Стреляйте, стреляйте скорее!

   Но выстрела не последовало. Люди просто не знали, куда стрелять. Кроме Горана и Мэл, чудовище никто не видел. Он воспользовался заминкой и оказался на другом конце поляны.

   — Вот он, Радир, прямо за тобой! — крикнул Горан. Мужчины бросились туда, но демон был уже на другом краю. Несколько минут он гонял их по поляне, а Горан и Мэл пытались их направлять, но у них ничего не получалось. Монстр был слишком быстрым и умным. Он сразу понял, что задумали люди. Долго это продолжаться не могло.

   И вдруг случилось непредвиденное — монстр появился за спиной Горана и схватил мальчика.

   — Нет! — Мэл бросилась к ним, но мальчик уже оказался полностью в его власти.

   Мать Горана закричала и бросилась на выручку сыну, как и Дара, но обеих перехватили мужчины.

   — Отпусти, отпусти моего сына, демон. Возьми, возьми меня! — рыдала безутешная мать, но монстр не слышал ее, он неотрывно смотрел на Мэл и улыбался, скалился своим страшным, зубастым ртом.

   — Выпустите меня! — потребовал монстр, — иначе…

   Что-то случилось, он что-то сделал с Гораном. Тот затрясся, как в лихорадке, и жутко, противоестественно закричал.

   — Стой! Остановись! — выкрикнула Мэл. — Что ты хочешь? Что ты хочешь за жизнь этих детей?

   — Ты не можешь ничего мне дать, что я не возьму сам, — прокаркал демон.

   — Пожалуйста… остановись.

   — Я не человек, глупая девочка. Во мне нет жалости, только жажда.

   — Крови?

   — Не только. Мне нравится ваш страх, он питает меня, делает сильнее, он так восхитительно пахнет.

   «Если страх делает тебя сильнее? То, что должно тебя ослаблять?»

   «Любовь» — подсказали духи. И не ей одной, как оказалось.

   — Скорее, скорее, возьмитесь за руки, — выскочила из шатра Гурия. Она едва не налетела на Мэл и схватилась за нее. — Подумайте о самом дорогом, о самом любимом человеке, о том, кто вызывает в вас самые сильные, самые теплые чувства. И Мэл подумала об Александре, несмотря ни на что, она думала о нем, об их встрече, о том, что чувствовала, когда он впервые ее поцеловал, о его глазах, полных нежности, улыбке, заставляющей и ее улыбаться, о руках, таких сильных и теплых, и пока она думала об этом, пока они все вспоминали своих любимых, с монстром происходило что-то. Он задрожал, выпустил Горана и зашипел, словно его жгли огнем. Он хотел сбежать, но духи создали ловушку, ловушку в которую он так не хотел попасть. Цыгане, образовав кольцо, окружили его и медленно начали его сжимать. Чем ближе они подходили, тем сильнее он шипел, пока не закричал, как демон, страшный демон из сказки… Через минуту он захрипел, упал, стал руками рыть промерзшую землю, а цыгане все наступали и наступали, пока не окружили чудовище целиком, пока не воззвали к силе духов, пока земля не разверзлась, поглощая его целиком, образуя большой земляной холм — могилу.

   — Горан! — закричала цыганка, бросившись к упавшему на землю сыну.

   — Мама! — прохрипел мальчик. Она целовала и обнимала его, а другие цыгане в каком-то странном оцепенении смотрели на это. Никто не мог поверить в произошедшее.

   — Надо выпить, — выдала во всеобщей тишине Дара, и разрядила тем самым обстановку.

   Еще долго цыгане не могли прийти в себя, почти всю ночь они сидели в круге у костра и пили вино, сначала робко, а затем уже громко обсуждая пережитое. Одна Дара была невозмутима и весела, чем напомнила Мэл никогда не унывающую Рею. Они обе не умели долго грустить, страдать и печалиться. Вот и она, слегка перебрала с алкоголем и затянула какую-то веселую песенку о старике и осле, которого тот никак не мог продать.

   * * *

   — Ты не понимаешь, он не цыган. Думаешь, он к тебе сюда приезжает? Да он Мэл ищет, а когда найдет, то и духа его здесь не останется. Глупая, что ты себе напридумывала.

   Крики Дары разбудили Мэл. Впервые за долгое время она смогла как следует выспаться. И метка пропала. Она проверила еще вчера, и у детей тоже. И каждые полчаса ходила на холм вместе с Гораном, чтобы только убедиться, проверить, что все действительно кончилось. Чудовища нет, оно не будет их больше преследовать, не придется больше заставлять себя не спать ночами, слушая тишину. Дети в безопасности, а она… наверное, еще долго не сможет сказать этого о себе.

   — Ты не знаешь, что говоришь. Он не такой, как твой граф…

   — Замолчи!

   — Вы чего кричите? — вмешалась Мэл в спор сестер, который грозил перерасти в настоящий скандал. — Что случилось?

   — Ничего, — насупилась Дара. — Просто эта глупая девчонка решила, что влюблена в того полукровку, который приезжал к нам накануне.

   — В Айара?

   — Почем мне знать, как его зовут? И тебе этого знать не нужно.

   — Он хороший, — пыталась возразить Гурия.

   — Да откуда тебе знать? Ты видела-то его пару раз.

   Дара была зла и говорила, не щадя чувства сестры, которая с каждым ее словом все больше и больше терялась.

   — Я знаю его много лет.

   — Из-за своих глупых видений? Это всего лишь видения, они могут обмануть.

   — Неправда! — вскричала Гурия.

   — Полукровки и не на такое способны, — продолжила хлестать словами Дара. — Спроси у принцессы, чем чреваты браки с теми, кто тебе не ровня. Спроси у нее.

   В ответ Гури расплакалась, впервые, наверное, за все время их знакомства, а Дара, злая, как черт вылетела из шатра.

   — Она не права. Я знаю. Ведь нельзя же всех мерить по одной мерке. Айар не такой, как Альмир, он не такой!

   — Разумеется, не такой, — принялась утешать девушку Мэл. — Но твоя сестра тоже в чем-то права. Вы слишком мало знакомы, вы из разных миров. Сможешь ли ты жить в его мире? А сможет ли он жить в твоем?

   — Скажи, а ты… ты жалеешь, что встретила короля? Что вышла за него замуж? Жалеешь?

   — Я не знаю, — ответила Мэл. Она, в самом деле, не знала, что ответить. Жалеет ли она? Наверное, да, но без него, ее жизнь была бы совсем другой, она бы никогда не узнала, что так бывает, что возможно любить так сильно, и что возможно так сильно страдать. — Я не знаю.

   — Она успокоилась? — спросила Дара, когда Мэл вышла на свежий воздух. — Осуждаешь меня? Считаешь, что не права?

   — Не знаю. Что сделал с тобой тот мужчина? Альмир, кажется?

   — А что делают все мужчины? Наиграются в любовь с одной и пойдут покорять очередное женское сердце, а мы остаемся с кровоточащими осколками вместо жизни.

   — Не все такие.

   — Откуда тебе-то знать? — зло бросила Дара. — Ты не от кого-то бежишь, а от любимого своего. Много счастья тебе любовь эта принесла?

   — Ты права, не много, но я любила, и ты любила. Позволь и ей совершить свою собственную ошибку, позволь ей полюбить, пусть не того человека.

   — Вот будет у тебя дочь, ей и позволяй, — огрызнулась цыганка. — Гури для меня больше чем сестра. Она слабая и беззащитная.

   — Да, но ты только посмотри на нее, на то, как озаряется ее лицо, как она улыбается, думая о нем. Она, впервые в жизни живет настоящим.

   — Вот умеешь же ты… — поморщилась Дара.

   — Что? — не поняла Мэл.

   — Слова нужные найти, да такие, что и сама в это верить начинаю.

   — Я мало знаю Айара, но за то время, что мы знакомы, я убедилась в его благородстве и порядочности. Если он захочет, если они оба захотят, то смогут быть счастливы. Не мешай им.

   — А что тогда делать мне?

   — Жить своей жизнью. Ты же по природе своей бунтарка. Так будь ею. Совершай безумства, присоединись к бродячему карнавалу или бросься на поиски Улиуса. Или поехали со мной…

   — Все-таки решила уехать?

   — Ты же знаешь, рано или поздно ему надоест ждать, и он приедет сам.

   — Думаешь, мы не сможем тебя защитить?

   — Сможете. Но это не моя судьба. Как и не твоя.

   — Я буду по тебе скучать, — неожиданно призналась Дара. — У меня никогда не было подруг. Даже Гури…

   — Мы не прощаемся. И я всегда буду твоей подругой.

   — Все равно, я буду по тебе скучать, принцесса.

   — Как же тебе нравится меня дразнить, — поморщившись, хмыкнула Мэл.

   — А то, — счастливо улыбнулась цыганка. — Обожаю смотреть, как ты морщишься. Ты становишься похожа на маленькую лисичку.

   — Сама ты лисичка.

   — Пойдем уже собираться. А то папа тебя уговорит задержаться еще на пару дней.

   * * *

   Прощание с табором оказалось трогательным и немного болезненным.

   Цыгане подарили Мэл хорошую лошадь, Дара всучила кошель с деньгами, Гурия поделилась несколькими своими платьями, и даже названный брат Дары, Ахмер, отдал свою большую медвежью шубу, ужасно смущался при этом и прятал глаза. А когда от избытка чувств, она обняла и поцеловала здоровяка в щеку, и вовсе сбежал.

   Дети тоже подарили ожерелье из желудей и разноцветные ленты, которые тут же и заплели ей в волосы. Красиво получилось и необычно. Детям понравилось. Мэл в ответ тоже сделала подарок, сплела для всех цыган свои обережные браслеты. Силу потратила, почти всю, Гури вовремя остановила. А то бы она не то что на лошадь, встать не смогла бы.

   — Мы всегда будем помнить вашу доброту, ваше величество, — сказал на прощание барон. — Если вам когда-нибудь понадобится наша помощь… просто скажите любому рому, которого встретите, что Ведан должен вам жизнь. И я приду, мы все придем.

   — Спасибо, — искренне поблагодарила Мэл и обняла цыгана. — Если когда-нибудь я вернусь во дворец, если когда-нибудь я соберу осколки своей жизни воедино, и если вам понадобится моя помощь, то…

   — Одна наглая цыганка появится на пороге твоей спальни, и надеюсь, там ты будешь не одна, — ухмыльнулась Дара и толкнула новую подругу к лошади. — Хватит прощаний, а то мы никогда не уедем.

   Мэл покачала головой, обняла Гурию и с помощью барона, забралась на свою лошадь. Ей предстоял длинный путь, новый путь ее жизни, но сначала, она должна была найти леди Маргарет, сообщить, что с ней все хорошо. Дара предлагала сделать это самой, но Мэл не могла отказать себе в слабости еще раз увидеть и обнять родных людей. Кто знает, когда еще ей удастся это сделать.

   Дара заявила, что не оставит ее одну в этом опасном путешествии обратно к столице, и Мэл была ей за это очень благодарна.

   — Значит, твои друзья живут за чертой города?

   — Я не знаю, там ли они еще.

    Она надеялась, что там, а не в застенках за помощь ей.

   — Выясним. Ты только дорогу покажи, а там мы уж что-нибудь придумаем. Не дрейфь подруга, пока с тобой цыганка, Дара, удача будет на нашей стороне!

ГЛАВА 5

Леди Маргарет не ожидала появления короля, она вообще не желала его видеть, да и приняла с большой неохотой.

   — Хотите чаю? — почти процедила леди, приглашая его присесть.

   — Нет, спасибо, — любезно и почтительно ответил король, чем еще больше ее разозлил.

   — Супруг скоро вернется. Он поехал к приболевшему другу.

   — Да, я не предупредил о приезде…

   — Хотели сделать сюрприз? Вы в последнее время горазды на подобные шутки, — не удержалась от язвительной шпильки леди Маргарет.

   — Я знаю, вы мне не верите…

   — Дело не в вере, ваше величество. Просто я знаю Мэл с тех пор, как родилась моя Джули. Она рассказывала вам, что когда-то спасла нам обеим жизнь? Вы знали, что она помогла моей дочери появиться на свет? Очевидно, не знали. Мы с Ричардом собирались забрать их с Уиллом к себе после гибели Бертрана и Генриэтты, но она предпочла остаться в Южном кресте. Если бы я только знала, что там, в глуши, вы встретитесь…

   — Вы тоже поддались темным страхам леди Генриэтты?

   — А разве они не были обоснованы?

   — Вы не справедливы сейчас. Я никогда не хотел причинить ей вред, я люблю ее. Сильнее, чем вы в состоянии представить.

   — Да, я наслышана о вашей болезни, о кознях этой страшной женщины и прочих ваших оправданиях, но это вы привели эту женщину в нашу жизнь, и именно из-за вас Мэл сейчас бродит неизвестно где, совсем одна, без денег, без друзей, без семьи, которая ее любит, — не сдержалась леди Маргарет и неожиданно всхлипнула. — Мне страшно даже представить, что с ней сейчас творится. А вдруг моя девочка подвергается насилию, голодает, побирается…

   — Уверяю вас, это не так. Вы забываете, что Мэл целый год управляла Арвитаном, она — маг и способна себя обеспечить, как делала это всю жизнь.

   — Вас это утешает?

   — Меня утешает то, что я знаю ее. Произошедшее не могло ее сломить, я в этом уверен.

   Леди Маргарет не успела возразить, появился Ричард в дорожном плаще, немного взволнованный. Он не был готов к столь внезапному визиту Александра, почему-то это напомнило ему тот день, когда семнадцать лет назад король вот также приехал к ним просить руки Амины. Теперь ситуация была несколько другой, впервые, наверное, он не знал, что можно ожидать от этого визита, и все же не стал отказывать в разговоре.

   Говорили они долго и обстоятельно. Леди Маргарет вся извелась, ожидая их, но природное благородство и воспитание не позволили ей постыдно подслушивать под дверью. Когда же разговор закончился, и муж с королем вышли в гостиную, она поняла по их лицам, что понимание достигнуто. Ричард даже пригласил короля отобедать с ними, к счастью, тот отказался и поспешил уйти. Прощались они не долго, но леди Маргарет вся извелась, ожидая супруга у дверей. И как только тот переступил порог их дома, леди набросилась на него с вопросами.

   — Ну, что? Зачем он приезжал?

   — Он просит меня вернуться.

   — Надеюсь, ты ему отказал?

   — Напротив, я согласился.

   — Но почему? — удивленно воскликнула леди Маргарет. — Ведь еще несколько дней назад ты и слышать о нем не хотел.

   — Несколько дней назад я разговаривал с другим Александром, — пояснил Ричард, — теперь же я увидел настоящего короля. Ему нужна моя помощь, и не только ему, но и Мэл. Когда он ее найдет, а я не сомневаюсь, что это случится, я хочу, чтобы у нее был выбор. Боюсь, его величество ей его не предоставит.

   — Выбор? О чем ты говоришь?

   — О том, что если она не сможет его простить, то я сделаю все, чтобы она стала свободной.

   — А я, в свою очередь, позабочусь об Уилле. Мне кажется, если она будет знать, что это и ее дом тоже, что мы примем любое ее решение, то она быстрее вернется.

   Леди Маргарет снова расплакалась. В последнее время с ней это часто случалось. Слишком много волнений и переживаний за Мэл, Джули, которая, едва вернувшись домой, вскоре сбежала, оставив короткую записку, что отправляется за помощью. Она переживала за Уилла, и что греха таить, за этого запутавшегося полукровку тоже.

   — Почему вы так задержались на пороге? — спросила леди, вытерев слезы платком, услужливо поданным супругом.

   — Мадам, что я слышу, вы подглядывали? — попытался развеселить жену Ричард.

   — Я хотела проверить, не притаился ли в кустах наряд Тайной полиции, и не является ли все это ловушкой короля.

   — Нет, все это не было ловушкой, ни для меня, ни для кого другого. Просто королю почудилось что-то.

   — Почудилось? — заинтересовалась леди Маргарет, присев на диванчик рядом с супругом.

   — Да, мы шли к его карете, и вдруг, он остановился и обернулся, кстати, смотрел он на твои кусты гортензии, те, что у беседки цветут.

   — Хм, странно. И что его там так заинтересовало?

   — Не знаю, но мне показалось на мгновение…

   Ричард не договорил, потому что именно в этот момент их прервал какой-то громкий шум, раздающийся из гостиной. Шум усилился, и лорд и леди Колвейн поспешили туда.

   * * *

   Когда Мэл и Дара добрались до поместья Колвейн, то с сожалением пришлось повернуть назад. Первого министра и леди Маргарет не было за городом, а значит, они либо уехали, либо перебрались в городской особняк. Мэл растерялась. В столицу возвращаться очень не хотелось. Думая об этом, ей начинало казаться, что еще одно неверное движение, и ловушка захлопнется. В следующий раз ей не дадут так легко уйти.

   — Кончай хандрить, — шикнула на расстроенную подругу, Дара. — Забудь, что ты королева. Сейчас ты цыганка. А мы, цыганки, никогда не сдаемся. Значит, так, сегодня уже поздно, а завтра, прямо с утра мы пойдем в город.

   — Нас не пустят. Барон говорил, что стражи ужесточили условия въезда и выезда.

   — А кто сказал, что мы пойдем через главные ворота? — хмыкнула цыганка. — Есть у меня один знакомец, должок у него имеется. Пора бы и стребовать.

   Переночевали девушки во флигеле, недалеко от поместья Колвейн. Мэл раньше бывала там и знала, что даже если развести огонь в камине, то из главного здания ничего не будет видно. Вековые ели все скроют.

   Утром попасть в город не получилось, стражник, на которого надеялась Дара, должен был заступить на службу только после обеда. Пришлось им почти весь день простоять у центральных ворот вместе с такими же неудачливыми арвитанцами, которые хотели засветло попасть в столицу. Здесь были и богатые купцы, и торговцы, и жители близлежащих деревень, все возмущались, возникшей вдруг очереди на въезд и обсуждали свежие сплетни. И главной сплетней, конечно, был король.

   — Ох, что творится то! Видать из-за короля такая чехарда и происходит, — жаловалась одна грузная женщина другой такой же. — Мы как узнали, что король то наш, свет солнце, вернулся, так я в храм Пресветлой богини побежала, за здравие, да за наше процветание пожертвование отнесла.

   — Я тоже попросила мужа петуха зарубить по такому случаю. Вот и иду в столицу, чтобы уже там пожертвование принести. Глядишь, и на короля удастся взглянуть хоть одним глазком. Никто ж не знает, что с ним приключилось-то.

   — Да хватит вам бабы трещать, — шикнул на них стоящий рядом мужик. — Раскудахтались, как наседки. Как наш король, да как наш король? А король наш жену свою со свету изжил, я сам слышал.

   — Как изжил? Королеву нашу со свету? Да за что же это?

   — Да почему же это?

   — Видать не просто так она королевой-то стала, — продолжил уже другой мужик. — Еще ж неизвестно, как так получилось, что король исчез, а она появилась. Может, и не жена она ему вовсе была?

   — Да что ты мелишь, дурак! — вступила в разговор третья женщина. — Королева столько добра для нас сделала, дороги строила, школы открывала, больницы, а вы…

   — Да, дороги — это хорошо, но что она для села сделала? Налоги все поднимаются, а корма для животных дорожают, — жестко перебил собеседницу мужик в крестьянском тулупе.

   — Уж сколько мы писали, сколько жаловались, — запричитала его спутница, — а местный сборщик не только не прекратил, он два раза в месяц стал приезжать. А на все наши слова только и говорил: «Ничего не знаю, продайте скотину, но налоги заплатите». Вот и весь сказ. Только как же семью-то потом кормить? Земля-то почти не дает урожая. А все Темный лес, проклятущий.

   — А сборщик-то что?

   — А ничего, — ответил за свою жену мужик. — Вон он какой себе домино отгрохал, шпиль даже отсюда виден.

   — А на какие деньги? Да на наши кровные. И никому до этого и дела нет.

   — Так чего же вы сюда-то отправились?

   — Надеялись, королю нашему воскресшему в ножки кинуться, да умолять, чтобы разобрался. Он-то порядок наведет.

   Так и проходил этот странный день, люди жаловались на свои беды, на сборщиков налогов, на соседей, на ведьму деревенскую, по вине которой скисло молоко, и нет-нет, но снова вспыхивал вопрос, изжил или не изжил свою жену король, и была ли королева настоящей или самозванкой какой.

   — Люди редко помнят добро, — прошептала Дара, глядя, как от этих разговоров все больше и больше расстраивалась ее подруга. — Особенно, если оно делается в масштабах страны. Вот если бы ты этим крестьянам сама лично корову к дому привела или землю вспахала, тогда бы они совсем по-другому заговорили. Пусть скажут спасибо, что скотина эта у них есть, и сборщик ее не отобрал. И знаю я, что земля у Темного леса плодородная, палку воткни, и та зацветет, но разрабатывать ее вблизи леса никто не решается, боятся. Вот и грешат на плохой урожай. Зато коров пасти на заросших полях не стесняются.

   — Ты утешаешь меня, что ли сейчас? — изумилась Мэл. — Не волнуйся, я в утешениях не нуждаюсь и прекрасно знаю, что проблем в Эссире, как и за его пределами, хватает. Но это уже не моя печаль. Пусть об этом теперь его величество побеспокоится, и его любовница бездушная.

   — Ух, ты! — восхитилась Дара. — Да в нашей птичке-невеличке проснулся гнев.

   — Да ну тебя, — фыркнула Мэл, но улыбку, подтверждающую слова подруги, скрыть не смогла. Правда, эта улыбка тут же пропала, когда открылись центральные ворота, выпуская небольшой конный отряд. И в самом центре этого отряда ехал Андре.

   — Слышь, а это не тот рыжий усач, который из темницы тебя вытащить пытался?

   — Да, это он.

   — А чего он здесь забыл? Его из тюрьмы-то уже выпустили что ли? И коня дали? И арестованным он не выглядит. Странно.

   — Да, — согласилась Мэл. — Очень странно.

   — Тьфу, да он на сторону врага переметнулся, а я его рыжую физиономию еще целовала, — возмущенно прошипела цыганка. — Эх, чтоб тебе с этой лошади навернуться, предатель!

   Мэл и сама не могла объяснить увиденное. Впрочем, Андре всегда был другом больше для Александра, чем для нее. Он был рядом только из-за обещания, по необходимости. А теперь эта необходимость пропала, вернулся король, который всегда был для Андре как сын. Логично, что они помирились. Ведь, в конце концов, кто она такая, чтобы рисковать из-за нее жизнью?

   Друг стражник Дары появился вечером, и к удивлению, без проблем согласился провести девушек в город и даже платы не взял, хоть они и предлагали. Когда проезжали мимо главной площади, Мэл вздрогнула. Нет, не было там ни кострища, ни столба, никаких следов, и все же ей чудился запах гари, и глаза, которые она прежде любила, а теперь почти ненавидела. Да, Дара была права, гнев лучше, чем хандра, а если еще к нему примешать обиду, сочетание получится убийственное, для всех чувств, не хуже того зелья из шкатулки Иолы. Правда, она поторопилась с рассуждениями, потому что, как только они подъехали к городскому дому Первого министра, то едва не наткнулись на охрану короля.

   Их спасло самое настоящее чудо. Даре показалось, что ее лошадь захромала, и от площади девушки шли пешком, ведя лошадей за собой. Конечно, в богатом районе, две цыганки привлекали достаточно много внимания, но совсем уж дикостью это не казалось, учитывая то, что через два квартала все еще процветал притон мадам Картуж, правда сейчас им руководила другая.

   Увидев экипаж короля, его коня, Мэл остолбенела. Хорошо, Дара была рядом, подтолкнула ее в спину, и они прошли дальше, мимо ворот, почти незамеченные охраной.

   — Хватит, ледяную статую из себя изображать, — прикрикнула на нее Дара. — Толком скажи, что случилось?

   — Он там, — только и смогла выдохнуть Мэл.

   — Кто? Твой муж?

   Она кивнула, а Дара поджала губы.

   — Так, понятно. В ближайшее время от тебя никакой пользы не будет. Но не можем же мы торчать на улице, на виду у всех. Так и внимание Тайной полиции привлечь не долго. Нам надо где-то затаиться, пока твой благоверный не свалит. Вот только где?

   — Мы можем через калитку для садовника в сад пройти, — предложила Мэл.

   — А зверья там нет? Собак злобных и прочей живности?

   — Есть, но меня они знают, и, надеюсь, не тронут.

   — Тогда чего мы стоим, пошли скорее, — откликнулась Дара и потащила Мэл за собой.

   Собаки и правда, рванули к непрошенным гостям с громким лаем, но учуяв знакомый запах, присмирели, уселись прямо в снег и радостно завиляли хвостами.

   — Вы, мои хорошие, — улыбнулась Мэл. — Вы ведь не выдадите нас.

   — Да не выдадут, — хмыкнула Дара, глядя, как две здоровых псины ластятся к руке девушки.

   — Ты куда?

   Мэл обеспокоено схватила цыганку за руку, когда увидела, что та собирается уйти.

   — Хочу глянуть хоть одним глазком на твоего благоверного.

   — Не смей!

   — Кончай психовать! Забыла, что я цыганка? Меня, если захочу, даже собаки по запаху не отыщут. Я пойду, а ты оставайся.

   И Дара пошла вперед по расчищенной от снега дорожке, но куда страшнее было остаться один на один со своими нервами и переживаниями. Поэтому она привязала лошадь к дереву и бросилась догонять новую подругу.

   «И что я делаю?» — думала Мэл, лежа в кустах, чуть ли не у крыльца. — «Наверное, я совсем сошла с ума. Королева называется. Если б кто увидел, как эта самая королева подглядывает за мужем из-за кустов… Ужас какой!». Однако, подниматься и возвращаться она и не думала. Ей хотелось понять, что она почувствует, когда увидит его снова, так близко от себя. Пройдет ли ее гнев, пройдет ли боль? Или они усилятся?

   Но вот он вышел, такой же, как она помнила, красивый, сильный, властный, родной. У нее голова закружилась, и сердце подскочило к самому горлу. Хотелось попятиться и бежать, только не знала, чего больше к нему, или от него.

   «Не прошло, ничего не прошло. Это как проклятие, стоит только увидеть, и уже не важно, любит или ненавидит, отправит на костер, в темницу, ударит, пусть…». И вдруг он обернулся, а она перестала дышать, жить, существовать в тот момент. В голове не осталось ни одной мысли, и только слезы, глупые и неуместные. «Как же так? Почему все так глупо, так больно…».

   — Вставай, пошли, — прошептала Дара, и почти силой заставила ее двигаться. — Чертов мужик, что он делает с тобой? Но должна признать, хорош. Ох, хорош! Сразу видно, сволочь! Но за таким, я и сама не прочь хоть в пекло, хоть в ледяной океан кинуться.

   — Дара! — возмутилась Мэл.

   — Все, молчу, молчу. Что делать-то будем?

   — Не знаю. Если он и здесь побывал…

   — Понятно. К друзьям своим ты не сунешься.

   Мэл отрицательно покачала головой и с грустью посмотрела в сторону выхода. Он был так близко, а она…

   — Только не реви.

   — Прости. Просто тяжело увидеть его вот так, без подготовки.

   — К этому нельзя подготовиться. Мы ведь не бесчувственные деревяшки с тобой. Ладно. Давай я твоим хоть письмецо снесу.

   — Опасно…

   — Да чего мне бояться? Я ж не барынька какая, ко всякому привыкшая. Ладно, давай письмецо, а сама топай, топай к гостинице.

   — Дара... — Мэл тревожно вцепилась ей в руку, но та лишь легкомысленно улыбнулась. — Сколько раз тебе повторять, я везучая. Это ты у нас сплошное несчастье. Одним словом, принцесска…

   Так они и расстались. Мэл побежала в одну сторону, а Дара подождала, пока подруга за деревьями скроется, и к дому направилась.

   * * *

   Красивый оказался домина, большой, ухоженный, живой. Дара не прочь была бы в таком пожить, но кто ж пригласит… Впрочем, привычная жизнь безопасней. Да и не любила она людям завидовать. У каждого свое место. Кому-то на балах да во дворцах суждено блистать, а кому-то…

   — Здравствуйте! — решила проявить вежливость, когда открыл ей седовласый мужчина в строгом костюме. У него была настолько прямая спина, что показалось, будто он палку проглотил. — Мне бы с господином Колвейн поговорить.

   — Кто вас пропустил? — ахнул дядечка. — Немедленно уходите, иначе я стражу позову.

   — Чего непонятного я сказала? Министра, говорю, позови. Это в его же интересах.

   — Да как ты смеешь говорить со мной, нахалка! А ну пошла отсюда!

   Мужик попытался вытолкнуть ее с крыльца, но Дара ловко вывернулась, поднырнула под руку и залетела в дом. Седовласый разозлился, пытался схватить ее и вытолкать из дома, а она не давалась, благо, в богатом доме вещичек было предостаточно. То столик с вазой, то креслице очень вовремя подвернувшееся.

   — А ну иди сюда, негодяйка! Я сейчас стражу позову!

   — Да ты лучше бы хозяина позвал. Говорю же, в его интересах это!

   Седовласый словам не внял и утроил усилия по ее поимке, пока у них свидетели не появились.

   — Нортон!

   Тот застыл, Дара тоже застыла, уставилась на худощавого мужчину и красивую женщину в возрасте, выглядывающую из-за его плеча.

   — Потрудитесь объяснить, что здесь происходит!

   Первый министр оказался дядечкой суровым. Чем-то отца Даре напомнил. Строгий взгляд, степенность и мудрость. Это подкупало.

   — Эта цыганка проникла в дом, явно с недобрыми намерениями, — обиженно заговорил седовласый.

   — Ну да, обокрасть я вас решила, — фыркнула Дара с раздражением глянув на него.

   — Мне позвать стражей?

   — Дорогой, давай выслушаем девушку. Ведь не просто так она к нам пришла, — заговорила женщина. По-доброму заговорила, без пренебрежения. Это тоже подкупало.

   — Девушка, вы расскажете о цели вашего визита?

   — А? Ну, да. Цель, — опомнилась Дара. — Я тут письмишко принесла, секретное. Но только для Первого министра или для леди Маргариты.

   — Маргарет, — поправил мужчина.

   — Ну да, ей самой. Вам, то есть.

   — А от кого письмо?

   — Да мне бы наедине поговорить, — сказала и покосилась в сторону неприятного слуги.

   — Ишь чего захотела! — воскликнул он. — Не верьте ей, ваша милость, вдруг бандиты-сообщники ее подослали. Давайте я жандармов позову.

   — Ну, не хотите, как хотите, — пожала плечами девушка. — Но при нем я говорить не буду.

   — Нортон, оставьте нас, — приказал Первый министр. Правда, перед этим какое-то время внимательно ее разглядывал.

   — Но, ваша милость…

   — Идите, с нами будет все в порядке.

   Дворецкий, или кто он там, зыркнул на нее недобрым взглядом, но удалился, бубня себе под нос что-то нелицеприятное. И когда они остались одни, Дара заговорила:

   — У меня письмо для вас… от той, что сбежала.

   После этих слов леди Маргарет разволновалась, да и Первый министр выглядел не лучше.

   — Где? Где она?

   — О том я не ведаю. Я только просьбу выполняю. Держите письмо, а я пошла.

   — Постойте, — воскликнула леди. — Скажите, с ней все в порядке? Она жива? Здорова? Не нуждается?

   — Жива, здорова, не нуждается, — отчеканила девушка. — Мне правда пора.

   — Постойте, ну постойте же… Вы ведь увидите ее. Передайте, передайте, что ей больше ничего не угрожает, что он не причинит ей вреда, он любит ее.

   — Ха, хороша любовь. Чуть что не так, сразу на костер… Знавали мы таких, любящих. Пойду я, господа хорошие. Мне велено было передать, я передала, а дальше что будет, не мое это дело. Прощевайте!

   Когда странная цыганка ушла, леди Маргарет почти выхватила письмо из рук мужа, разорвала конверт и вчиталась в знакомый до боли почерк:

   «Дорогая леди Маргарет!

   Если Вы читаете это письмо, значит, у меня нет возможности прийти лично. Простите меня. Я снова причиняю вам беспокойства. Со мной все хорошо. Я в порядке, насколько это возможно в моей ситуации. Хорошие люди, такие, как девушка, что принесла письмо, спасли мне жизнь. Без них я бы умерла, наверное... Не могу без слез писать о том, что я тогда испытала, какую боль он мне причинил. Это почти также болезненно, когда я думала, что потеряла его навсегда. А теперь… Мне не хватает ваших советов, без вас я чувствую себя совсем потерянной. Как страшно, что мне приходится бежать от того, кого я любила всем сердцем. Я все еще люблю, но никогда не смогу забыть того, что случилось. Я видела их вместе, и это разбило мне сердце.

   Я уезжаю, не могу сказать куда и как надолго, боюсь подумать, что навсегда. Заклинаю, позаботьтесь об Уилле, присмотрите за Кираном, за Воином, если он вернется. Я не знаю, где он, но думаю, Элиран что-то сделала с ним. Мне страшно даже представить, что он мертв, тешу себя мыслью, что он просто где-то далеко. Простите меня, что снова беспокою вас своими проблемами, и спасибо, спасибо за все, что Вы и Ричард для меня сделали. Я буду каждый день вспоминать вас в своих молитвах. Знайте, где бы вы ни были, где бы я не была, я всегда буду любить вас, любить Уилла. В конверте я написала письмо для брата. Передайте его ему.

   Прощайте.

   Ваша Мэл».

   Дочитав письмо, леди Маргарет снова расплакалась.

   — Мы должны найти ее, Ричард. Мы должны найти…

   — Успокойся, дорогая. Мы обязательно найдем. Обязательно.

   — Верни, догони ту девушку. Я уверена, что она знает, где Мэл. Прошу тебя, догони ее, найди…

   Ричард не смог отказать жене. Накинул пальто на плечи и поспешил к выходу. У ворот он увидел полукровок из личной охраны короля, которые тащили злую, упирающуюся цыганку в карету.

   — Догадался все-таки, — хмыкнул Первый министр. — Ну что ж, так тому и быть.

   — Ушла? — взволнованно спросила леди Маргарет, когда муж вернулся один.

   — Нет, люди короля забрали. Видать не почудилось.

   — О чем ты говоришь?

   — Что кто-то следил за нами.

   — Ты хочешь сказать, это цыганка следила?

   — Подозреваю, что не только она. Не волнуйся, дорогая. Я уверен, и дня не пройдет, а Мэл уже будет с нами.

   — Если ничего не случится, — тревожно вздохнула леди.

   — Если ничего не случится, — согласился Первый министр и пошел распорядиться на счет крепкого успокаивающего отвара, которым им обоим сейчас был необходим.

   * * *

   Дара не думала, что так глупо и бездарно попадется. Сама от себя не ожидала. Должна была предвидеть, ан, нет. Попалась, как какая-то…

   Да и в конвоирах у нее числились не просто люди, полукровки, все четверо. С такими не договоришься.

   Ее отвезли во дворец, думала, сразу в камеру отправят, но вместо подвалов, наверх повели. В итоге она оказалась в большом, просторном и, показалось, королевском кабинете. Хотя нет, не показалось. Одна ручка на двери своеобразной темницы стоила раз в тридцать дороже платья, что на ней было надето.

   Разумеется, она догадывалась, кто устроил ей такую своеобразную ловушку, и в чьем кабинете оказалась, не трудно было понять, да и что нужно хозяину этого кабинета… Она не боялась. Что он может такого с ней сделать?

   — Вообще-то все, что угодно, — горько сказала она сама себе, но очень надеялась, что природное упрямство и острое чувство справедливости не позволят наделать глупостей, а главное, выдать Мэл.

   Но когда он вошел, вся ее храбрость куда-то испарилась. Днем она сказала, что тот красив, как бог, но сейчас она решила, что он красив, как демон. Он ни слова не сказал, но она задрожала от его взгляда, страшного, опасного, заставляющего все внутри сжиматься от безотчетного ужаса.

   — Пресветлая, теперь я понимаю, почему она бежит от вас, как от огня, — сказала потрясенно.

   На мгновение его страшный взгляд дрогнул, заменившись чем-то непонятным ей, а после вернулся жестокий, безжалостный король, который желал знать:

   — Почему же?

   — Да от одного вашего взгляда у меня душа в пятки уходит, это притом, что я вас знать не знаю, но как же вы должны были смотреть на нее, что трясется вся при одном упоминании о вас.

   — Зачем вы приходили в дом Колвейн? — проигнорировал ее слова король.

   — Письмо передать. Она уезжает.

   — Куда? — заметно напрягся.

   — Я не знаю.

   — А если бы знали? — усмехнулся, спросив.

   — Рассказала бы все. Такому не расскажешь, жизни лишишься, — пробурчала она себе под нос, но он услышал, и, судя по дрогнувшим уголкам губ, ее слова его позабавили.

   — Так где она?

   — Мы сняли гостиницу у пристани. Договорились встретиться там.

   Король несколько секунд рассматривал ее, и взгляд его при этом пугал гораздо больше любых угрожающих слов.

   — Что? – спросила, сглотнув неожиданно появившийся комок в горле.

   — Ничего, — отвернулся к двери, а в ней неожиданно храбрость и безрассудство проснулись, а здравый смысл, похоже, отказал. Вот она и брякнула:

   — Надеюсь, вы ее не найдете.

   — В ваших же интересах, Дарина, дочь Ведана, чтобы я ее нашел.

   И он ушел, оставив ее собирать остатки самообладания.

   * * *

   Мэл не успела дойти до гостиницы, в которой договорилась встретиться с Дарой. Ее спугнула компания выпивох, идущих навстречу. Конечно, они ничем не угрожали, но она решила избежать ненужной встречи и свернула на другую сторону улицы. Она так спешила, все время оглядывалась назад, что неожиданно налетела на кого-то. Дернулась в сильных руках, подняла взгляд и от облегчения подкосились ноги. Это был Онор, бывший начальник охраны принца Дэйтона.

   — Как…

   — Все потом, — выдохнул полукровка и потянул ее в противоположную от гостиницы сторону.

   — Нет, постойте, там моя подруга, я должна встретиться с ней.

   — Это опасно, — возразил мужчина.

   — Почему?

   — Посмотрите.

   Мэл взглянула туда, куда указал Онор, и похолодела.

   Если бы она дошла до гостиницы и вошла внутрь, то оказалась бы в ловушке, а не наблюдала сейчас, никем не замеченная, как люди Его Величества окружили здание, как несколько из них вошли внутрь, как стремительно из-за угла появился сам король, спешился, практически вбежал внутрь.

   — Как? Откуда он…

   Мэл не успела до конца задать свой вопрос, король вышел из гостиницы, остановился у стены и неожиданно в ярости саданул по ней рукой. Она едва не вскрикнула и спрятала лицо на груди Онора.

   — Страшно представить, что он сделал бы со мной, окажись я там, — прошептала, наблюдая, как он сел на коня и с силой ударил того по бокам, пуская в галоп. И вдруг она поняла… — Только Дара знала, что я здесь. Это значит, что она у него.

   — Кто? — спросил Онор.

   — Девушка, цыганка. Она помогала мне все это время. Я должна что-то сделать, я должна помочь ей… — она заметалась, не зная, что делать, куда бежать, кого просить о помощи, пока Онор снова не схватил ее и не прижал к себе и не лишил возможности наделать лишних ошибок.

   — Поверьте, он ничего с ней не сделает.

   — Откуда вы знаете? Он отправил меня на костер, так почему должен пощадить какую-то незнакомую цыганку?

   — Если он был здесь, значит, ваша подруга все рассказала. Тогда она бесполезна для него. К тому же… Элиран арестована.

   — Что? — ей показалось, что ослышалась. Неужели это возможно? Неужели он так ищет ее не для того, чтобы убить? Неужели он вспомнил? Если она поверит в это, если хотя бы на мгновение допустит…

   — Нет, нет, — испугавшись собственных чувств, прошептала она. — Я не верю, это какая-то ловушка. Нет, нет!

   Мэл вырвалась и бросилась бежать вниз по улице, не разбирая дороги. Только оказавшись у пристани, у моря, наконец, остановилась. Она слышала, что Онор догнал ее, что стоит позади, наверное, жалеет. Она сама себя жалела.

   — Я не хочу встречаться с ним сейчас, не уверена, что вообще захочу. Пожалуйста, Онор, помогите мне. Я не знаю, что делать.

   — За этим я здесь, — отозвался единственный, кому в данный момент доверяла. — Надеюсь, вы согласитесь побыть гостьей в нашем с леди Розмари доме?

   — Спасибо, — с заметным облегчением выдохнула она. — Только боюсь, что он уже направил к вам своего человека.

   — Так и есть. Но этот человек, точнее полукровка… скажем так, я спас ему жизнь и не раз. Думаю, он не откажется несколько повременить с сообщением о вашем приезде.

   — Как же это стыдно. Бежать, словно я какая-то преступница. Прятаться, скрываться от того, кто должен был меня оберегать, но вместо этого…

   Мэл обняла себя за плечи. Этот нелепый наряд, платье цыганки, невозможность увидеться с близкими, страх и боль расшатали нервы, сделали невыносимо слабой, зависимой. Королева без короны, жена без мужа, маг почти без магии и сил. Кто она теперь?

   — Все образуется, поверьте.

   — Да, — улыбнулась она сквозь слезы. — Если я сбегу сейчас, то что будет с моей подругой? Я не могу так с ней поступить.

   — И не поступите. Мои люди выяснят о судьбе девушке, помогут, если будет возможность. Но мы должны уйти, сейчас. Еще немного, и люди короля перекроют все пути из города.

   Мэл это знала, как и то, что без помощи Онора не справится. У нее больше нет сил сопротивляться, а обратиться к друзьям, значит, их подставить, подвести под удар. Она не готова была бороться. Ей нужна была передышка, хотя бы несколько дней, чтобы подумать, чтобы понять, как действовать дальше.

   — Вы обещаете, что ваши друзья помогут моей подруге?

   — Обещаю, — ответил мужчина, и она, с благодарностью кивнув, приняла его помощь.

ГЛАВА 6

Король явился в комнату-тюрьму Дары еще более мрачный и злой, чем уходил.

   «Видать, он ее не нашел» — опешила цыганка, но вслух злорадствовать поостереглась. Уж слишком страшный был у того взгляд, предупреждающий. А она хоть и дерзкая и ничего не боится, но здравым смыслом тоже не обделена.

   — Вы солгали мне! — обвинил он ее. На что девушка ответила:

   — Хотела бы, но я не дура.   

   — Ее там не было.

   — Значит, что-то ее задержало.

   — Или вы просто решили поиграть со мной, — наклонился он к самому ее лицу. — А я очень не люблю, когда со мной играют.

   — Это я уже поняла, — скривилась она, опустив взгляд. Ну и страшен же он в гневе, прямо оторопь берет. — Если и с ней вы так говорили, то не удивительно, что бежит от вас, как от огня.

   Ох, и попало бы ей за неуместную дерзость, но тут на счастье, в дверь кто-то постучал. А когда внутрь ввалился давешний толстяк с хитрым взглядом, она и вовсе перестала что-либо понимать.

   — Алекс, оставь девушку в покое, она ничего не знает.

   — Да, да. Советую прислушаться, умные вещи дедок говорит, — ляпнула Дара, не подумав, и зажмурилась, в ожидании наказания. А когда поняла, что последствий не предвидится, открыла один глаз, затем второй и выдохнула. Дедок улыбался, его величество хмурился, но молчал, правда, хватило его ненадолго.

   — Он солгала!

   — И вовсе нет, — возмутилась Дара. — Мы договорились встретиться в гостинице, и если ее там не было, значит, она просто туда не дошла. А теперь и не дойдет.

   — Почему? — заинтересовался Андре.

   — Так это же яснее ясного! Наверняка, великий и ужасный прискакал к гостинице весь такой суровый, стремительный на вороном коне, запугал хозяина и коридорных, расставили охрану, Мэл же не идиотка. Если она и не видела вашего феерического появления, то народ на улице наверняка рассказал.

   — Хм. Поразительная дерзость так разговаривать с королем, — хмуро бросил полукровка.

   — Ну, кто-то же должен, — хмыкнула Дара. — Да ладно, не хмурьтесь так вашество, на меня эти демонские взгляды тоже действуют. Только я отходчивая.

   — И явно не представляете, когда нужно просто помолчать.

   — А то съедите? — выдала очередную глупость цыганка.

   — Очень может быть, — ответил король. И то, как он ответил, заставило Дару заткнуться.

   — Хорошо, допустим, я вам поверил. Но разве она не говорила вам, куда поедет дальше?

   — Я не знаю.

   — Снова лжете?

   — Нет!

   — Тогда плохая вы подруга, раз бросили ее одну и даже не знаете, куда она направляется сейчас.

   — А вы — плохой муж! — не сдержалась Дара и тут же пожалела об этом. Когда «демоны» злятся, от них лучше держаться как можно дальше.

   — Алекс! — снова вмешался смешной толстяк, но король не намерен был его слушать.

   — Может быть, если вы посидите несколько дней за решеткой, ваша память вернется?

   — Давайте, мне сидеть в ваших подземельях не впервой.

   — Готов продлить гостеприимство на несколько недель. Быть может, и от дерзости не останется и следа?

   — Ждать замучаетесь.

   — Я терпеливый.

   — По вам не скажешь.

   И вот кто все время ее за язык тянул. Нет бы промолчать, притвориться дурой, всплакнуть, на худой конец, так нет. Дерзит, огрызается и роет с каждым словом себе все более глубокую могилу. Она даже язык хотела прикусить, чтобы еще что-нибудь эдакое не ляпнуть, но Его Величеству надоело с ней препираться, и он решил избавить ее от своего высокородного общества. Дара даже выдохнула от радости. Если б могла, еще б и сплясала, только боязно: А вдруг вернется?

   * * *

   — И что ты думаешь делать с девушкой? — хмыкнул Андре, заметив задумчивый взгляд друга на дверь, за которой осталась дерзкая цыганка.

   — Уж точно не есть, — усмехнулся Солнечный король.

   — Я так понимаю, в тюрьму ты сажать ее не собираешься?

   — Чтобы она сбежала? Нет. Я собираюсь делать вид, что поверил.

   — Может, она, и правда ничего не знает?

   — Мэл не стала бы делиться личным с незнакомкой, а значит, она доверяет этой цыганке.

   — Да, может, ты и прав, — ответил Андре, что-то проскользнуло в его голосе такое, что заставило Александра насторожиться.

   — А почему ты вернулся? Ты же хотел к вечеру добраться до Темного леса и поискать Воина?

   — Все верно, хотел, — тяжело вздохнул Андре.

   — Что остановило?

   — Мимо табора проезжал, а там Айара заприметил. Он, оказывается, давно в этот табор наведывается к цыганочке одной, очень умненькой цыганочке. Она-то мне и сказала, что кота я там не найду. Боюсь, Воин ушел значительно дальше. Подозреваю, что на границу с Илларией.

   — Зачем?

   — Понятия не имею, но я его найду. Ради нашей девочки найду. Уж очень она о нем переживает.

   — Откуда ты… — Александр не договорил, да Андре и не стал скрывать.

   — Я когда во дворец вернулся, повстречал Ричарда. А тот и поведал занимательную историю, как к нему приходила одна дерзкая цыганка с посланием от Мэл.

   — Оно у тебя? — нарочитое равнодушие короля не на шутку обеспокоило Андре. Закрылся, на все замки занавесился. Он уже видел его таким, когда Амина умерла, когда Глорис скидывала ребенка за ребенком. Думал, больше не увидит этого взгляда никогда. Ан, нет. Довелось.

   — Не уверен, что тебе следует его читать.

   — Вряд ли она пишет что-то, чего я и так не знаю.

   — И все же, я бы не советовал.

   — Переживу.

   Андре и не сомневался, что переживет, но сколько еще он выдержит ударов от судьбы, прежде чем сломается?

   — Мне очень жаль, — проговорил, заметив, как потемнело лицо Александра.

   — Я заслужил, — ответил он, спрятав письмо во внутренний карман камзола. — Позаботься о нашей гостье.

   — Не переживай. Сделаю все в лучшем виде.

   — Привлеки Айара.

   — Хорошая мысль, тем более, что у парня свой интерес в этом деле имеется.

   — Интерес?

   — Так цыганочка, к которой гордый полукровка наведывается сестрицей нашей дикарке приходится.

   — Хм, занятно, — задумчиво ответил Александр. — Мой первый помощник нашел любовь в лице милой девушки Мэдди, начальник охраны Дэйтона сбежал с фрейлиной королевы Юджинии, глава Тайной полиции Арвитана по слухам очарован другой фрейлиной королевы, а третья вдруг стала истинной повелителя Илларии, да и ты… Знаешь, кто их всех объединяет?

   — И почему тебя это так удивляет? — хмыкнул Андре. — Наша девочка всегда была особенной. Она и Воина твоего к рукам прибрала.

   — Как мне сказали, он тоже теперь не мой кот харашши, — вдруг улыбнулся король. Вспомнил маленькую четырехлетнюю девочку, которая таскала кота за усы и называла Кисой. Он забыл этот эпизод, а вот теперь вспомнил. Тоскливо стало. Как никогда тоскливо. Если он ее не найдет…

   — Все будет хорошо, — понял настроение друга Андре.

   — Только эта вера и спасает, — невесело усмехнулся его величество.

   * * *

    Попрощавшись с другом, Андре вернулся к дерзкой цыганке. Объяснять ничего не стал, но в другую комнату сопроводил. Ужин организовал, теплую ванну и обеспечил крепкий и здоровый сон. А утром ее снова покормили, да отпустили восвояси, правда, не одну. Ух, как она негодовала, когда узнала, что полукровка Айар побудет в таборе с разрешения барона на случай, если Мэл вернется к цыганам. А когда тот собственной персоной перед ней предстал, в выражениях стесняться перестала:

   — Скажите, а возможно заменить этого… на кого-то другого?

   — Да на кого? — удивился Андре.

   — Да хоть на вас, — заявила негодница.

   — Так, я то сопровождать вас не вызывался.

   — Вот как? — тут же ухватилась за оговорку ушлая девица. — Значит, сам вызвался? Ну, ну.

   Посмотрела она на полукровку оценивающе так, с пренебрежением, да и заявила:

   — Только учтите, господин хороший, что я могу и не возвращаться в табор. Что? Будет ваш соглядатай таскаться за мной по степям да горам?

   — Если придется, — напряженно процедил Айар и с какой-то непонятной надеждой посмотрел на нее, так посмотрел, что вдруг дошло, что не только глупая наивная Гури попалась в сети полукровки, но и он сам увяз по самую макушку.

   — Ладно, поехали уже, — буркнула она в ответ, решив последовать совету Мэл и отпустить ситуацию. — А то вдруг «демон» захочет меня проводить, боюсь, от еще одной встречи с ним я поседею.

   — Демон? — не понял Андре.

   — Да этот… Вашество. Вы его взгляд видели? Как глянет, душа в истерике бьется. Боги упасите меня от таких знакомств. Прощевайте, господин хороший. И не переживайте вы так, найдется ваша пропажа рано или поздно.

   — Лучше уж рано, — крякнул Андре.

   — Это, как посмотреть, — не согласилась Дара, лихо забралась на лошадь, которую у нее при аресте отобрали, и отправилась обратно в табор. Она знала, что Мэл вряд ли туда еще вернется. У них обеих была своя дорога, свой путь. И этим дорожкам больше не суждено было пересечься.

   * * *

   Несколько дней, проведенных в замке герцога де Траверсе, дали Мэл возможность немного успокоиться. Рея и Джули в этом ей активно помогали. Девушки развернули целую компанию по ее спасению. Узнав о ее аресте и смещении отца с поста Первого министра, Джули отыскала Рею, и они придумали отправиться за помощью к единственной подруге, которую не сразу стали бы подозревать в помощи опальной королеве. Именно благодаря им Онор отыскал Мэл, за что сейчас она была очень благодарна.

   О возвращении в Эссир не шло и речи, но и в замке де Траверсе оставаться было опасно, даже если очень хотелось. Глядя на тихое счастье Розы, Мэл завидовала ей, потому что именно такой жизни хотела для себя. Быть просто девушкой без груза ответственности и короны, следить за домом, рожать детей, быть рядом с любимым мужем, а не бежать от него со всех ног. Ей так хотелось остаться…

   Известие о внезапной болезни королевы Юджинии стало своеобразным толчком к действию. Она не могла не откликнуться, ведь королева в свое время стала ее стеной, опорой, защитницей и другом.

   Подруги горячо поддержали ее решение, и более того, решительно заявили, что поедут с ней. Роза тоже порывалась, но куда ей беременной?

   Разумеется, Онор не пустил и даже пригрозил, что запрет мятежную жену, если она не начнет его слушаться. Роза надулась и почти три часа с ним не разговаривала, но за эти часы сама извелась и извела подруг настолько, что они практически прогнали ее в объятия мужа. И в этом Мэл тоже ей завидовала…

   По прибытию в Седон — столицу Вестралии, девушки поселились в городском доме отца Реи — министра финансов Вестралии герцога Итарийского. Подруги когда-то рассказывали Мэл о своей стране, о теплых весенних ночах, о жарком полуденном солнце, о цветущей долине и аромате апельсинов, витающем в воздухе. Все оказалось правдой: и солнце, и воздух, и утопающий в зелени город. И все же она скучала по Эссиру с его слякотью, поздней весной и мимолетными летними месяцами.

   — Я знаю, ты переживаешь, — заговорила Рея, отвлекая Мэл от тревожного созерцания вечернего города за окном. — Я уверена, папа обязательно все устроит. Его мнение слишком весомо при дворе, а просьбе не сможет отказать даже принцесса Эдина и ее прихлебатели. Ей придется проглотить это.

   — Хотелось бы верить, вот только нам ли не знать, как легко можно снять с должности министра.

   — Папа ей не по зубам, — убежденно ответила Рея.

   Мэл не была в этом так уж уверена. Она не была знакома с принцессой Эдиной, которая фактически правила страной все последние недели, не знала, что можно ожидать, но, судя по слухам, ничего хорошего.

   Наконец, утром следующего дня курьер принес официальные приглашения на аудиенцию, и когда Мэл встретилась с королевой, обрадовалась, что успела вовремя.

   — Рея, моя дорогая, как я рада вас видеть, — прокаркала ее величество простуженным голосом. Бледная, снова похудевшая, она делала все, чтобы так жадно не смотреть на Мэл. И явно была не слишком рада столпотворению фрейлин, что присутствовали в малом зале для приемов.

   — Вы привели с собой подруг? Леди, прошу простить мой неподобающий вид, но я рада приветствовать гостей из Арвитана. Надеюсь, вы привезли хорошие новости. Мне уже не терпится узнать, как там поживает мой внук.

   — Благодарю, ваше величество, — присела в учтивом реверансе Рея. — Позвольте представить леди Джулию Марию Колвейн — дочь Первого министра Арвитана. Мы познакомились в Эссире, когда вместе с вами приезжали на коронацию принца Кирана.

   — Да, я помню вас, юная леди. И очень хорошо помню ваших батюшку и матушку. Такими родителями можно только гордиться. Вы ведь гордитесь ими, дитя?

   — Да, ваше величество, — немного робея, проговорила Джули.

   — Что ж, я прослежу, чтобы вам был организован такой же теплый прием.

   — Благодарю, ваше величество.

   — Не за что, дитя. Но я хочу узнать, кто же ваша вторая спутница?

   — О, позвольте представить вам мою подругу и компаньонку леди Мелани Кэйн.

   — Вы тоже арвитанка? — полюбопытствовала королева.

   — Да, ваше величество, — присела в реверансе Мэл.

   — Вы очень красивая для компаньонки. Подойдите, подойдите ко мне, я хочу рассмотреть вас получше, — королева протянула руки, и Мэл с радостью ухватилась за них. — Да, вы и правда, очень красивы.

   — Благодарю вас.

   — Я надеюсь, вы украсите сегодняшний прием своим присутствием.

   — Мама, я не думаю, что вам стоит… — попыталась вмешаться девушка, которую Мэл поначалу даже не заметила, но когда разглядела, не смогла скрыть удивления. Леди была настолько безвкусно одета, невзрачна, совершенно безлика, что выделялась во всей этой толпе разряженных в весьма странные, но яркие одежды фрейлин, не с лучшей стороны. Природный такт не позволял ей даже в мыслях обидеть принцессу, зато Рея без стеснения сделала это вслух, после аудиенции.

   — Да, давненько я не была при дворе, успела позабыть о принцессе — пугале.

   — О ком? — удивилась Джули.

   — О Кларе — дочери королевы в жутком фиолетовом платье, которое ей совсем не идет.

   — Зачем ты так?

   — Весь двор так думает. Клара во всем уступает своим сестрам, и в красоте, и в уме, и даже в манерах. Серая мышь, что тут скажешь.

   — Ты жестока, — обиделась за принцессу Джули.

   — Да я тут причем? Клара странная и нелюдимая, а я не настолько сострадательна, чтобы помогать тем, кто этого не хочет. И хватит уже говорить о ней. Лучше скажите, что будем делать? Королева очень плоха. Вы заметили, как сильно она побледнела, прощаясь с нами?

   — Я другое заметила, — задумчиво проговорила Мэл. — Она никому не доверяет.

   — Да, уж. Признаюсь, я сама едва узнаю дворец. Все эти фрейлины… ни одного знакомого лица. Это странно.

   Вечером пришло приглашение от королевы, и Мэл с подругами переехали во дворец. Правда, местных обитателей удивило, что гостьи поселились не на втором этаже, где жили фрейлины, а в крыле для особо приближенных персон. Впрочем, происхождение Джули и известие о том, что Ричард Колвейн возглавил обновленный Совет, заткнуло рты недовольным, и снова заставило Мэл мучиться сомнениями. Почему король это сделал? Что подвигло его снова начать доверять? Прежние заслуги Ричарда? Он увидел, что все их преобразования были полезны для Арвитана? Или же вспомнил? Думать об этом было больно и тяжело, потому она решила сосредоточиться на насущных проблемах, которых было немало, и первая из них — предстоящий бал.

   * * *

   Приемы в Вестралии отличались от арвитанских пышностью, помпезностью и свободой в нравах, так сказать. И не только в нравах.

   Когда Мэл увидела свое бальное платье, то брови ее поползли вверх.

   — Что… что это такое? — заикаясь, спросила Джули, глядя на свой наряд.

   — Да, да. Я знаю. Наша мода несколько отличается от вашей, — с извиняющимися нотками в голосе заговорила Рея.

   — Несколько? — воскликнула Джули. — Да здесь же нет корсета и нижней юбки, и рукавов. Как? Скажи мне, как это все будет на мне держаться?

   — Там ремешки есть.

   — Вот эти странные ниточки? Нет, я это не надену.

   — Придется, иначе тебя не поймут и могут обвинить в неуважении.

   — Рея, я арвитанка. У нас так оголяться не принято.

   — Милая, некоторые дамы у нас даже нижнего белья не носят, — «обрадовала» подругу Рея.

   — Это какой-то ужас, — простонала в итоге Джули.

   — То-то мне показалось, что фрейлины королевы уж слишком откровенно одеты, — вторила ей Мэл.

   — И вовсе это не ужас, — возразила Рея. Ей было немного обидно за местную моду. — Вы забываете, что у нас зимой также жарко, как у вас летом. Мы не можем носить ваши строгие, закрытые платья из батиста, парчи, гаруса или, боги упасите, бархата. Да мы задохнемся от жары, если наденем все эти нижние юбки, сорочки, панталоны, не говоря уже о перчатках.

   — А что, и перчаток тоже нет? — одновременно воскликнули арвитанские гостьи. А Рея лишь недовольно фыркнула и отвернулась.

   — Нет, я точно это не надену, — решительно заявила Джули, подцепив пальцем нечто полупрозрачное и кружевное, заменяющее верхнюю часть нижнего белья.

   — Да ты примерь, глупая, и поймешь, что все не так страшно, как тебе кажется. К тому же к платью прилагается полупрозрачная шаль или накидка.

   — Да, ты меня утешила, — съязвила девушка, но все же рискнула примерить предложенное платье. — Ну, как?

   Все оказалось не так критично, как представлялось. Накидка, в самом деле, скрадывала впечатление. Тонкий гладкий материал приятно прилегал к телу, а длинный подол даже имел вполне приличный вид.

   — Ничего, — оценивающе посмотрев на подругу, в итоге заключила Рея. — Только накидку не помешало бы приспустить.

   — Сама и приспускай, — недовольно засопела Джули. — А мне вот интересно, Феликс знает, в каких нарядах вы тут разгуливаете перед мужчинами?

   Рея лишь легкомысленно отмахнулась:

   — Это я вам еще скромные платья подобрала. Вы бы видели, в каких нарядах девицы на выданье разгуливают. Впрочем, скоро увидите, так сказать, во всей красе.

   Предупреждения Реи оправдались даже слишком. На балу приличия соблюдали разве что степенные матроны и дамы в возрасте. Молодые девушки не стеснялись демонстрировать голые плечи, руки без перчаток и глубокий вырез декольте. А некоторые замужние леди и вовсе щеголяли голыми спинами, даже не думая их прикрывать. И это даже никем не порицалось.

   — Кошмар! Видела бы это мама, — тихо негодовала Джули, разглядывая очередную даму высшего света, заявившуюся на бал в ярко-алом открытом платье. И ладно бы это была молодая стройная девушка на выданье, так нет. Сия дама была так же объемна, как Андре и также проста в обращении. Она не стеснялась при всех выговаривать слуге, что принес ей мало илларского ликера, опустошать один бокал за другим и неуклюже флиртовать с несколькими близ стоящими лордами.

   — А представь, если бы это увидел твой отец, — вторила подруге Мэл, и даже представлять не хотела, что бы на это сказал ее муж, особенно на ее собственный наряд. Уж точно в восторг бы не пришел, как тарнасский король, в чью честь, собственно, и был организован весь этот балаган.

   Да, тарнасский король оказался личностью весьма специфичной. Забавный толстяк, одевающийся, как шут с весьма стойким запахом перегара вместо духов. Мэл и раньше удивляло, как эта в высшей степени одиозная личность могла управлять целой страной, впрочем, как только она стала королевой, Феликс доходчиво объяснил, что король всего лишь ширма для одного невзрачного советника, предпочитающего держаться позади королевского трона.

   На этот раз тарнасский гость превзошел себя. Явился навеселе с бутылкой горячительного под мышкой, непочтительно обошелся с королевой, облил подол платья старшей принцессы, чуть не разгромил помост, на котором выступали приглашенные артисты, и все норовил присоединиться к танцующим на нем одалискам. Его скрутили, вывели на воздух, и праздник продолжился, но настроение королеве этот инцидент, мягко говоря, подпортил.

   — Не понимаю, зачем она вообще появилась на балу? — недоумевала Джули.

   — Подозреваю именно для того, чтобы убедить всех, что она еще способна управлять страной, — предположила Рея.

   — Боюсь, попытка не удалась, — прошептала Мэл, заметив, что даже крема и румяна не способны были скрыть ее нездоровую бледность.

   Королева не пробыла на балу и часа и вскоре покинула зал вместе с младшей дочерью. Джули возмущенно отказывалась от танца с каким-то настойчивым кавалером, и Мэл ее прекрасно понимала. Здесь нравы были свободными не только в одежде, но и в церемониях. Любой мог подойти и пригласить незнакомку на танец, даже не зная ее имени, тогда как в Арвитане такое было возможно только после официального представления кем-то из знакомых. Зато Рея чувствовала себя прекрасно. Что поделать, она здесь выросла, и местные нравы не казались ей такими уж вопиющими.

   — Прекрасный вечер, вы не находите?

   Мэл уже устала удивляться, но когда к ней подошел высокий незнакомый мужчина, она все же удивилась. Он отличался непривычно строгим образом. Никаких ярких цветов, жабо и облегающих брюк, как принято в вестральском обществе. На нем была синяя рубашка, застегнутый на все пуговицы черный камзол, прямые черные брюки и начищенные до блеска ботинки. Лицо острое, взгляд цепкий, жесткий. На мгновение этот взгляд напомнил другой, от которого у нее испуганные мурашки побежали по телу. Он совершенно не был похож на ее опекуна, но вызывал ту же тревожную дрожь.

   — Простите?

   — Нет, это вы меня простите, я не представился, поддался атмосфере здешней свободы. Меня зовут герцог Эдмон Лефар, а вы… леди Кэйн.

   Он говорил вежливо, учтиво, а но Мэл все чудился образ графа Айвана. Его жестокость, одержимость, извращенная страсть.

   — Вы поразительно осведомлены, милорд, — с трудом выдавила она из себя.

   — Вас трудно не заметить, миледи, вы прекрасны. Смею ли я надеяться, что вы подарите мне следующий танец?

   — Простите, но я…

   Она хотела отказаться, даже попыталась, но в серых глазах мужчины уловила опасный блеск, страшный, слишком знакомый. Он хищник, любящий, даже жаждущий охоты, и если она откажет, то лишь сильнее распалит его.

   — Благодарю, да, — в итоге произнесла Мэл и в очередной раз пожалела, что вестральские леди на балах не носили перчаток.

   Его рука была холодной и немного влажной. К счастью, вестральские танцы предполагали смену партнеров, построение фигур и точный счет, но даже несколько прикосновений заставляли внутренне содрогаться от отвращения.

   Когда же наконец танец завершился, Мэл не просто желала, она жаждала поскорее сбежать.

   — Миледи, я очень надеюсь на продолжение нашего знакомства.

   — Благодарю, милорд, — натянуто улыбнулась она и поспешила к освободившейся от своего кавалера Джули.

   Вечер медленно перетекал в ночь. Девушкам удавалось стойко держать оборону, отказывая всем желающим в танцах. А Мэл стало преследовать странное чувство, что за ней кто-то наблюдает. Она с ужасом думала, что это Лефар, но герцог весь вечер не отходил от принцессы Эдины и совсем не смотрел на нее.

   Определить источник этого чувства не удавалось, в зале было слишком много людей. Сколько бы она не вглядывалась в толпу, натыкалась на разные взгляды, заинтересованные и не очень, один обжигающе откровенный, и другой, открыто ненавидящий, исходящий от принцессы Эдины. Что удивило. Ведь им совершенно нечего было делить.

   В конце концов, от напряжения и необходимости держать оборону Мэл стало душно. Попросив Джули поискать Рею и предложить покинуть великосветское сборище, она решила спрятаться от навязчивого внимания на балконе, заодно подышать свежим воздухом. В Вестралии зима была очень мягкой. В Арвитане такая погода была характерна для поздней весны.

   Какое-то время она просто наслаждалась тишиной и любовалась звездами. Сегодня они сияли как никогда. И вдруг снова появилось это чувство, что кто-то на нее смотрит. Услышала, как скрипнула дверь балкона. Хотела обернуться, но тихий шепот заставил замереть:

   — Не стоит этого делать, леди Аскот.

   Мэл похолодела. Тот, кто стоял позади, назвал ее настоящим именем. Не леди Кэйн, не Солнечная королева, а леди Аскот.

   — Откуда вы знаете мое имя? — пытаясь не показать своего страха, как можно равнодушнее спросила она.

   — О, я многое о вас знаю, — шепнул мужчина. Она не сомневалась, что это именно мужчина. Кто-то из приглашенных, тот, кто следил за ней в зале. Кто-то опасный и не такой, как все эти разряженные франты.

   — Что вам нужно? Почему вы преследуете меня?

   — Всему свое время, миледи, всему свое время.

   — Скажите, вы враг или друг?

   — Для вас я хотел бы быть чем-то большим…

   Он подошел так близко, что она почти ощутила его прикосновение, дыхание, тонкий аромат чего-то свежего и знакомого. Застыла в смятении и… все пропало. Она обернулась испуганно, но позади никого уже не было. Странно, она даже не услышала, как открывалась балконная дверь. И только на полу лежала ромашка, невзрачный полевой цветок, напомнивший вдруг о доме.

   Мэл еще какое-то время пробыла на балконе, прячась ото всех, и именно здесь ее нашла Клара — дочь королевы.

   — Леди Кэйн.

   — Принцесса…

   — Пойдемте со мной, матушка хочет вас видеть.

   Возвращаться в зал не пришлось. Оказалось, что на балконе был другой выход: узкий проход за колонной, огибающий все окна.

   «Так вот как он ушел» — подумала она, спеша следом за принцессой, которую в конце коридора ждал мужчина в черной униформе охраны дворца. Ее высочество кивнула ему, тот открыл маленькую неприметную дверь в нише стены и первым прошел внутрь.

   — Это потайной ход? — удивилась Мэл.

   — Да, — подтвердила Клара. — Никто не должен знать, что вы встречались с королевой.

   — Почему?

   — Я не знаю. Это было ее желание, — призналась принцесса и поспешила вслед за охранником, который уже успел зажечь факел и уверенно вел девушек по узкому каменному коридору. Проход скоро привел их к тупику и стене из необработанного серого камня. Мужчина нажал на один из круглых камней на смежной стене, что запустило какой-то хитрый механизм, и та отъехала, явив перед ними еще один узкий коридор, который завершался дверью, различимую только с близкого расстояния, настолько она сливалась со стенами коридора.

   Принцесса и ее спутник дальше не пошли. Мэл удивленно обернулась, а Ее Высочество пояснила:

   — Идите, вас встретят.

   После этого охранник снова нажал на рычаг, и дверь вернулась на прежнее место. Мэл ничего не оставалось, как пойти к концу коридора, где ее уже ждала женщина средних лет в строгом черном платье.

   — Леди Кэйн, проходите. Ее величество ждет вас, — заговорила женщина и провела ее в спальню королевы. Сама оставаться не стала. Поклонилась и вышла, прикрыв за собой дверь.

   Мэл огляделась и увидела большую кровать с белоснежным балдахином. За белыми занавесями на перинах лежала и хрипло дышала королева Юджиния.

   — Мэл, моя дорогая, прости за всю эту секретность…

   — Т-ш-ш, не говорите ничего, — прошептала она, пощупав лоб королевы.

   — Я умираю, — ответила женщина и закашлялась.

   — Не сегодня, — сосредоточилась на своих ощущениях Мэл. Ей предстояла большая, серьезная работа. Еще утром она поняла, что дело плохо, но вот к чему не была подготовлена, так это к причине плохого самочувствия королевы.

   Магия послушно отозвалась, едва она положила руки на судорожно вздымающуюся грудную клетку. Женщина задрожала от прикосновения, захрипела, сжалась от тепла магии, а после обмякла, и, как показалось Мэл, потеряла сознание. Это было к лучшему. Вытягивать черную желчь из кровотока было весьма болезненно.

   Весь процесс занял не более четверти часа, а вот заживление отняло много сил. Организм был слишком поврежден и истощен. Волосы Мэл, едва принявшие привычный медовый оттенок, снова выцвели.

   Когда все закончилось, королева открыла глаза. К счастью, в них не осталось ни следа болезни.

   — Как вы себя чувствуете?

   Ополоснув руки в воде, Мэл просмотрела многочисленные флаконы и баночки с лекарствами и настойками, оставленными на столике у окна. Ничего угрожающего там не обнаружилось, стандартный набор. Но все равно следовало проверить.

   — Чудесно. Впервые за долгое время у меня ничего не болит, — откликнулась королева.

   — Это хорошо, — кивнула Мэл. — Но боюсь, у меня для вас есть и другая новость.

   — Я слушаю, — посерьезнела ее величество, усевшись удобнее.

   — Вас отравили.

   — Ты уверена?

   — Да. И природа этого воздействия мне знакома. Вас травили очень редким ядом, который вызывает все симптомы привычной простуды, легкий жар, сухой кашель, болезнь горла, которая затем переходит в сильнейшие легочные спазмы, в большинстве случаев вызывающую смерть.

   — Смерть… — повторила королева так, словно мыслями была где-то совсем далеко. — Я не думала, что они могли так далеко зайти.

   — Вы знаете, кто?

   — Не уверена, но могу предположить. Прости, дорогая, но сейчас я не готова обсуждать это с тобой.

   — Ваше величество, вы должны быть очень осторожны. Если они поймут, что вы здоровы, то…

   — Могут перейти к более активным действиям, — закончила фразу королева.

   — Я не всегда буду рядом.

   — Да, я понимаю. И все же, я счастлива, что ты здесь, пусть и при таких печальных обстоятельствах. Я слышала о короле…

   — Думаю, я тоже не готова пока обсуждать эту тему. Но прошу убежища.

   — Разумеется, — отозвалась королева, взяв руки Мэл в свои. — Это меньшее, что я могу для тебя сделать.

ГЛАВА 7

— Что вы с ней сделали?

   — Дэйтон, успокойся!

   — Нет! Я доверил ее вам, я… я… она где-то там, совсем одна. Думает, что мы бросили, предали ее. Это все из-за вас, это вы…

   — Хватит! — резко осадил принца Александр. Дэйтон и Феликс вернулись всего двадцать минут назад, и эти двадцать минут король выслушивал резкие обвинения сына. — Ты забываешь, с кем разговариваешь! Я не один из твоих друзей, я — твой отец!

   — Разве? — выкрикнул переполненный гневом принц.

   — Дэйтон! — попытался вмешаться Феликс, но это не помогло.

   — Вы никогда не верили, что я ваш сын, и вы никогда не были мне настоящим отцом. Никогда! Так же, как Ровенна не была мне матерью. Единственная, кто не лгал мне, кто видел и понимал меня таким, какой я есть, была она. А вы… она любила вас так сильно… вы не заслуживаете такой девушки. Лучше бы вы не возвращались!

   С этими словами Дэйтон стремительно покинул кабинет короля, ему просто невыносимо было находиться там, с ним, видеть его сейчас. У него в голове не укладывалось, почему он не ищет ее, почему сидит во дворце, вместо того, чтобы объезжать каждый город, каждую деревню в ее поисках. Почему он здесь? Почему он все еще здесь?

   Эти же вопросы он задал Феликсу, когда тот вышел из кабинета следом.

   — Остынь!

   — Как? Как я могу? Ты бы смог, если бы на месте Мэл была Рея?

   — Криками и негодованием делу не поможешь, к тому же Алекс прав, как король он вряд ли ее найдет. Она же сбежит при первом же слухе о его приезде.

   — И что? Он снова притворится Кроссом? Или наденет новую маску? Сколько их у него? Почему он раз за разом заставляет ее страдать то своей смертью, то воскрешением?

   — Это их дело. Не твое. Она — его жена.

   — И много счастья ей принесло это замужество?

   На этот вопрос Феликс не нашел ответа, как и король, который стоял за дверью и слышал весь их разговор.

   «Мальчик вырос» — с горечью подумал он. — «И он прав. Лишь бы только найти ее целой и невредимой. Тогда быть может, у меня хватит сил…»

   Впрочем, это была всего лишь иллюзия. Не хватит у него сил, не сможет отпустить. Никогда не сможет. Но куда она поехала? Куда? Слишком много вариантов.

   В Южный крест она вряд ли вернется, как и к ближайшим друзьям. Это было болезненно — понимать, как мало он знал о ее жизни без него. Андре рассказал о самых близких друзьях, но за время его отсутствия она могла завести новых.

   — Где же ты? — почти простонал он, посмотрев в темное, ночное окно. Долго там стоял, вглядывался, словно сквозь эту непроглядную тьму мог увидеть ее.

   — Не вини его за несдержанность. Он еще молод, — заговорил Феликс, вернувшись в кабинет короля.

   — Я знаю, — ответил Александр, не глядя на старого друга.

   — Ох, и наворотил ты дел.

   — Тоже будешь меня обвинять?

   — Ты сам с успехом это делаешь. Когда ты в последний раз ел?

   — Не помню. Давно.

   — Я так и думал, — кивнул Феликс и открыл дверь кабинета, пропуская молчаливого слугу, принесшего поднос с едой.

   — Там бутылки вина случайно нет?

   — Хочешь напиться?

   — Хочу, но не получается, — горько ответил Александр. — Слишком много всего.

   — Я не думал, что Дэйтон когда-нибудь догадается.

   — Вряд ли он догадался. Скорее понял по поведению Ровенны. А может, она сама рассказала.

   — Даже сидя под замком эта женщина умудряется портить тебе жизнь. Как долго ты намерен ее там держать?

   — Не знаю. Я не хочу думать о ней сейчас.

   — Тогда давай выпьем… за твое воскрешение. Я рад, что ты жив, брат.

   — Хоть кто-то рад. А то я уже начал думать, что всем было бы лучше, если бы я остался мертвым.

   — Мальчик успокоится, придет в себя, и вы поговорите, — ответил он и подал старому другу бокал с самым крепким вином, какое нашел.

   Феликс оказался прав, Дэйтон появился утром, угрюмый, осунувшийся, не спал всю ночь, как и король. И первое, что юноша сделал, войдя в кабинет отца — обнял его.

   — Прости. Я не хотел говорить всего этого. Ты мой отец. Я всегда знал, что ты любишь меня как сына.

   — Ты и есть мой сын, Дэйтон. Даже если по крови это не так.

   — Когда ты узнал?

   — Не знаю, давно. Наверное, догадывался с самого начала.

   — И позволял ей себя обманывать?

   — Я хотел обмануться, — признался Александр. — Ты должен знать, я никогда не жалел, что ты у меня есть, что есть Киран. Вы — моя семья.

   — Я знаю, ты держишь ее в башне.

   — Прости, но я не могу ее отпустить.

   — Я и не прошу. Но хотел бы увидеть. Она моя мать. И этого ничто не изменит.

   — Я не стану тебе мешать видеться с ней, но хочу попросить об одном, если возможно, спроси у нее, где Сорос.

   — Думаешь, она знает?

   — Я уверен в этом.

   — Хорошо, я спрошу. И еще… — Дэйтон замялся,