Бремя Крузенштерна. Ирина Баздырева

Сюрпризов либо нет, либо они сыпятся как из рога изобилия в виде проблем или опасненьких ситуаций, только успевай уворачиваться. Тут с реальными-то проблемами не разберешься, а если они нереально волшебные…

   Типичная библиотекарша, глубоко застрявшая в своем девичестве, никаких сюрпризов уже не ждала, да и не хотела. Только жизнь разве спрашивает, хочешь ты чего-то или нет? На вот, получи!

   Бремя Крузенштерна/ Ирина Баздырева

    Водрузив на стол стопу книг, Лена подумала, что даже не стоит за нее браться, потому что к концу дня все равно не успеет с ней управиться. Ее ведь, собственно, никто не подгоняет и эту стопку книг она разберет завтра с утра, со свежей головой и отдохнувшими глазами. Никто бы не упрекнет ее за это - известно, что свою работу Лена делала от души и на совесть. Тогда отчего на душе так не спокойно? Отчего нет у нее сейчас согласия с самой собой? Почему ее прямо подмывает сию же минуту заняться этими книгами?

    Встав из-за стола, Лена отошла к стеллажам, тянувшимся вдоль стен подвального помещения. Маленькое, забранное толстой решеткой пыльное оконце не давало ни света, ни притока свежего воздуха. Под потолком, мерно гудя, слабо светила трубка люминесцентной лампы, сжатая меж нависающих труб, обернутых изоляцией. На громоздком, двух тумбовом письменном столе мерцал монитором допотопный компьютер, а под мощной лампой, крепленой на шарнире к кирпичной стене, лежала недающая Лене покоя стопа слежавшихся старых книг.

    Они завладели ее вниманием с той самой минуты, когда она сорвала с них коричневую упаковочную бумагу. Да что с ней происходит-то? Разумеется, она займется этими книгами, кто бы в этом сомневался, но не сию же минуту. Лена упорно сопротивлялась своему непонятному желанию, которое даже отдаленно не походило на предвкушение.

    Она вернулась к столу и, стараясь не смотреть на книги, выключила компьютер. Монитор погас, и темный экран теперь отражал лишь свет нависшей над столом лампы. Аккуратно прикрыв клавиатуру пластиковым футляром, Лена педантично прибралась на столе. Она умела, но не любила работать на компьютере. Ей было милее брать каждую книгу в руки, поглаживая ее корешок, открывая наугад, бережно перелистывать страницы и, читая одну две строчки, угадывать ее содержание. В компьютер же вводились исключительно сухие данные о каждой вновь поступившей книге: автор, название, год издания, издательство в котором она появилась, краткие сведения о ее содержании и к какому отделу отныне будет относиться - гуманитарному, техническому или научному. Все эти сведения и составляли базу данных электронного каталога редких книг. И обязанностью Лены было не только дополнять его, но и определять, насколько попавшая в их библиотеку книга ценна. Сами книги шли из расформированных, закрывающихся сельских и профсоюзных библиотек областных городков, чьи власти не пожелали и дальше содержать их, считая убыточными. А потому стеллажи ее подвальчика постепенно забивались раритетами: надменными фолиантами, растрепанными забавными книжицами без начала и конца и толстыми мемуарами с плотными негнущимися страницами и выцветшим шрифтом.

   И как же было трудно порой отказываться от многих изданий. Попадались и такие, с которыми Лена расставалась без всякого сожаления, ас какими-то скрепя сердце, понимая, что ее подвальчик не резиновый и не сможет вместить все, что ей хотелось бы сохранить. Но книги никогда не подчиняли ее волю так, как сейчас. Она решительно взяла со стола злополучную стопку книг, подошла к стеллажу и не глядя, сунула их на полку, на которой они вдруг расползлись, падаядруг на друга. Одна из них, скользнув с полки, шлепнулась на пол. Как всегда! Подняв ее с пола, Лена собралась уже было в сердцах засунуть ее между остальными, но остановилась, не веря своим глазам. Инкубула? Не может быть! Лена провела дрожащими пальцами по прохладному, твердому переплету, ощущая тяжесть книги в своих руках. От нее веяло невыразимо далеким временем. Она пахла древностью. Едва сдерживая нетерпение, Лена поспешила к столу, положила книгу под лампу, ногой придвинула к себе стул и склонилась над нею.

    Разглядывая ее, она бессознательно поглаживала жесткий корешок и вытертый, лоснящийся кожаный переплет. Там, где кожа потрескалась и разошлась, виднелось основание обложки -- потемневшая от времени деревяшка. Не отрывая от книги глаз, Лена нашла свисавшие с шеи на шнурке очки, надела их, даже не замечая, что они криво сели на переносицу. Теперь стал отчетливее виден оттиск на переплете, в котором еще можно было угадать очертание герба. Вокруг него шла какая-то надпись, возможно девиз владельца герба, или название самой книги. Склонившись еще ниже, она разглядела на позеленевших от времени медных уголках и застежке гравировку с затейливым орнаментом. Застежка имела форму изогнутого стебля, петлей захлестывающего нераскрывшийся бутон цветка. Осторожно отогнув бутон, Лена сняла с него стебель-застежку и откинула тяжелую обложку. Вытерев вмиг вспотевшие ладони о синий рабочий халат, девушка шумно сглотнула вставший в горле ком. В ее подвал еще не поступало ни одной рукописной книги -- инкубулы, а это редчайшее издание. Такие книги изготовлялись в единственном числе и в свое время стоили невероятно дорого. В среднем такая книга оценивалась в каменный дом с виноградником, а сейчас она и вовсе бесценна.

    Титульный лист и первые страницы отсутствовали и, судя по тому, насколько добротно она была прошита, они не выпали, а просто были выдраны самым варварским образом. Плотный пергамент страниц пожелтел, уголки истрепались от времени, а их поверхность испещряли безукоризненно ровные, выведенные витиеватым мелким почерком строчки незнакомого письма.

    Осторожно перелистывая жесткие листы, Лена силилась хоть что-то прочесть, но не узнавала в мелком ажуре письма ни одной буквы. Язык, на котором была написана книга, казался непонятным ей. Лена поскребла ногтем чернила -- они не отслаивались, нигде не размылись и даже не выцвели. Каждая страница начиналась с литеры, выписанной в виде миниатюры, изображающей переплетение стеблей с настолько искусно прорисованными листьями, цветами и бутонами, что они выглядели до жути реалистично. Никаких рисунков, миниатюр и виньеток в книге больше не было. Более того, в тексте полностью отсутствовали знаки препинания. Книга стоила того, чтобы Лена, просидела в этом подвале, день за днем разгребая отсыревший хлам бумажного старья в ожидании подобного редкого дара. Не этого ли ждала Лена всю свою унылую, ничем не примечательную, размеренную жизнь? Не от того ли так явно почувствовала она настойчивый зов загадочной книги, готовая принять то сокровенное, что было в ней сокрыто. Книге было, что ей сказать, только вот сумеет ли Лена правильно понять поведанное? Похоже, придется упорно потрудиться, но ей было не привыкать, к тому же она чувствовала небывалый подъем и ей нетерпелось начать разбираться уже сейчас. Девушка склонилась к миниатюре, пристально разглядывая ее. Что это? Ей показалось или нет? Затейливое переплетение стеблей словно дрогнуло, сдвинулось и поползло. В своем неторопливом движении стебли задевали и цепляли друг друга упругими листьями и вздрагивающими роскошными головками цветов. Веря и не веря в то, что сейчас видит, Лена не могла отвести взгляд от ожившей вдруг картинки, ставшей настолько реальной, что на миг, испытав какое-то жуткое чувство, ей захотелось просто закрыть глаза. Но вместо этого она отыскала полураскрытый бутон цветка, с которого начинался узор и, медленно проследила взглядом по извивам его стебля.

   Какая-то часть ее сознания, что еще не подчинилась столь гипнозу опасной галлюцинации, забилась в панике. Лена почувствовала, что теряет себя. Оживший узор стеблей все больше и больше притягивал ее, заменяя окружающее, подчиняя ее чувства и волю. Он разрастался, заполняя собой затхлое помещение подвальчика. Стебли опутали компьютер, стол, стеллажи, ползли по полу и вверх по стенам. Девушка даже ощутила слабое благоухание бледно-розовых цветов, слышала шорох листьев... и невольно протянула руку, чтобы дотронуться до глянцевого стебля, что тянулся перед ней по столу, отчего-то хорошо понимая: сделай она это и узор поглотит ее, но она уже не принадлежала себе. Ее пальцы чуть коснулись гладкой прохладной поверхности листка, она уже вдохнула источаемою им терпкую горьковатую свежесть, когда откуда-то издалека раздался знакомый голос, зовущий:

    - Лена! Леночка...

    Девушка вздрогнула, досадуя, что ее грубо выдернули из некой фантастической реальности, которая оказалась куда реальней действительности которую она знала.

    -- Лена! - настойчиво звал ее голос Ангелины Ивановны с верхней площадки лестницы, ведущей в подвал.

    -- Да, Ангелина Ивановна, - отозвалась Лена, борясь с дурнотой. - Телефон?

    -- Какой телефон... Рабочий день, как пять минут уже закончился.

    -- Ах, ну да. Конечно, - пробормотала Лена и, крикнув в ответ: - Иду! - вернулась к столу.

    Что-то на миг сделалось с ее зрением потому что, глядя сейчас на раскрытую книгу, лежащей под настольной лампой, ей казалось, что не лампа освещает книгу, стол и угол комнаты, а сама книга излучает свет. Тени в дальних углах подвальчика и за стеллажами сгустились, придвинулись к границе света, обступив ее плотной стеной. Крепко зажмурившись и резко открыв глаза, она проморгалась и, сняв очки, неуверенно огляделась. Все как будто опять встало на свои места, все было как обычно: тени как тени, книга как книга и лампа высвечивала своим ярким безжалостным светом ее потертую ветхость. Ничего пугающего и необычного, но Лена твердо знала, что это не так. А кажущаяся обычность и спокойствие было, на самом деле, зыбким и ненадежным.

    -- Ладно, я завтра с тобой разберусь, - пообещала Лена, захлопывая книгу и пряча в ящик стола.

    Сбросив рабочий халат на спинку стула, она внимательно осмотрелась -- все ли оставляет после себя в порядке -- и, прихватив сумку, выключила свет. Плотно закрыла тяжелую стальную дверь, навесила на нее старый амбарный замок, и после как замкнула его, для уверенности еще и подергала. Щелкнула тумблером сигнализации на щитке, что располагался прямо возле двери, и дождалась, когда в ответ замигает красная лампочка, означавшая, что ее сигнал принят на пульте охраны.

    Каждый день, проделывая это обязательное действо с сигнализацией, Лена вспоминала слова Светланы с абонемента, с насмешкой уверявшей ее, что замок и сигнализация в Ленином подвале ни к чему, потому что ни кому и в голову не придет позариться на все то барахло, что хранится за этой стальной дверью. Тогда Лена обиделась на нее, все же частично признав Светину правоту. Не она ли всего несколько минут назад думала как Света. Как не хотелось Лене, но кабинета Ангелины Ивановны ей было не миновать -- в нем она оставляла ключи от своего подвала. Маленькая, аккуратная, с тщательно уложенными в прическу седыми прядками, Ангелина Ивановна строго посмотрела поверх очков на вошедшую Лену. У стены на электрической плитке, пристроенной на грубо сколоченном табурете, закипал эмалированный чайник.

    -- Как раз к чайку успела, - добродушно заметила Ангелина Ивановна, вытаскивая из-под кипы бумаг, загромоздивших стол, плитку импортного шоколада.

   - Светлана принесла, - пояснила она, выключила чайник и залила кипяток в кружки, где уже лежали пакетики "Ахмат". - Сегодня ей, что-то как никогда много надарили, - продолжала Ангелина Ивановна, возвращая чайник обратно на табурет. - Руки иди, помой.

    Пристроив сумку на стуле, Лена послушно отправилась мыть руки, думая о Светлане, у которой вошло в привычку раздавать сладости, которые накапливались на кафедре абонемента в течение дня. А началась вся эта раздача после того, как Ангелина Ивановна заметила, что посадив новую сотрудницу на абонемент, посещаемость и выдача книг там резко возросла. Теперь в библиотеку шли не только учащиеся и пенсионеры, но и молодые, вечно занятые, мужчины. Именно они взяли за правило одаривать сексапильную библиотекаршу сладкими презентами, которые Светлана, фанатично следящая за своей фигурой, терпеть не могла и которые тут же раздавала своим коллегам, не догадываясь, что лишний раз вызывает зависть у своих, менее броских и не очень удачливых подруг. Лена несколько раз была свидетельницей того, как Светлане перемывали косточки и все сплетни и пересуды сводились к одному: красивой Светке все дается даром, а потому она слишком легкомысленно относится к жизни. И только, быть может, Лена прекрасно знала, что это далеко не так, являясь поверенной ее сердечных тайн. Время от времени, Светлана сама спускалась к Лене, когда ей оставленной очередным поклонником с которым она уже решительно связывала свое будущее, было тяжко и горько. Либо, наоборот, она никак не могла решиться разорвать отношения с опостылевшим любовником и тогда в тишине подвала, куда редко кто заглядывал и где никто не мог ни помешать, ни подслушать, изливала Лене душу, а иногда просто молча плакала. Утешая и сочувствуя подруге, Лена поняла, что быть красивой тоже не сахар. Но став свидетельницей рухнувших надежд, горечи расставаний и унизительных объяснений, Лена понимала и то, что Светлана отчасти сама виновата, упрямо гоняясь за мечтами о неземной любви, Мерседесом и вечным праздником Парижа, искренне удивляясь, почему эти мечты так и не осуществляются. Но тогда чего, же ожидать ей, Лене? А она уже ничего не ждала. Тщательно вытирая руки о полотенце, она разглядывала себя в маленькое зеркальце, висящее над умывальником. Было время, она жестоко завидовала Светлане, но, к счастью, быстро сообразила, что легче ей самой от этого не будет, и что Светлана - это Светлана: ей, с ее красотой где-то будет легко, а где-то трудно и это ее крест. А Лена - это Лена и ей, старой деве, уготованы одинокие холодные ночи, неясные грезы и дни похожие один на другой. Ну вот, Лена вздохнув, потянула себя за прядь волос: ведь только что вымыла голову, а они опять висят сосульками. М-да, это не Светланины пышные локоны, но зато у Лены есть квартирка, оставшаяся после маминой смерти и подвал, в котором кроме Лены никто не горит желанием работать. Об этом ей сказала все та же Светлана, как-то оторвавшись от чтения любовного романа, которые поглощала в немереных количествах. Тогда она заявила Лене, поднявшейся за какой-то надобностью на абонемент, что подруга может, смело требовать повышение зарплаты, потому что кроме нее никто не будет работать в подвале, в этом, так называемом, отделе редких книг. Ангелина Ивановна, случившаяся здесь же, сделал вид, что не слышала этих слов. Сама Ангелина Ивановна, будучи директором их маленькой библиотеки, не часто беспокоила Лену, зная ее аккуратность и обязательность, что Лену устраивало вполне. Ей только решительно не нравилось, что в последнее время Ангелина Ивановна вознамерилась устроить ее личную жизнь. Похоже, что сейчас, речь пойдет именно об этом. Обреченно вздохнув, Лена вернулась в кабинет - больше всего на свете ей не хотелось обижать заботливую Ангелину Ивановну. Чай заварился, между кружками на фольге лежал разломанный на дольки шоколад. Помешивая ложечкой горячий чай, Ангелина Ивановна задумчиво наблюдая за усаживающейся Леной, поинтересовалась:

    -- Как у тебя дела?

    -- Хорошо. Отчет за месяц я сдам вам завтра.

    -- Знаю, что сдашь, - отмахнулась Ангелина Ивановна и нейтрально сообщила: - Юлия Петровна отложила тебе журнальчики, которые ты просила. Перед уходом велела передать их персонально тебе. Вот, - и протянула Лене "Лизу", "Gеo" и газету "Книжное обозрение".

    -- Спасибо, - Лена суетливо принялась запихивать их в сумку.

    -- Ты же не собираешься губить вечер на эти журналы?

    -- Собираюсь, - кивнула Лена, грея пальцы о фаянсовые бока горячей кружки, не смея поднять глаз на собеседницу, уже с тоской понимая, куда та клонит.

    -- Ты кушай, кушай, - подвинула поближе к ней шоколад Ангелина Ивановна, заметив, скованность девушки.

    Шоколад оказался вкусным и нежным. Какое-то время, понаблюдав за Леной, сосредоточено жующей шоколад, и не собирающейся поддерживать начатый разговор, Ангелина Ивановна выбралась из-за стола, взяла чайник, зачем-то переставив его на подоконник, и посмотрела в окно:

    -- Подойди-ка сюда, Леночка, - вдруг позвала она, и когда девушка подошла, кивком показала на то, что ее заинтересовало.

    От библиотечного крыльца по тенистой дорожке, которую перегораживал припаркованный серебристый Опель, шла пара. Парень в разноцветной гавайской рубахе с могучей шеей и бритым затылком уверенно вел под руку свою спутницу - девушку в коротенькой юбке, открывавшей длинные стройные ноги. Густая волна каштановых локонов упруго вздрагивала в такт ее походки. Парень распахнул перед девушкой дверцу Опеля и, как только она села в него, захлопнул. "Словно ловушку," - подумалось Лене. Машина уехала, а Ангелина Ивановна не скрывала своего возмущения.

    -- Поразительно! Вчера один, сегодня другой и все в открытую, не стесняясь, как будто, так и должно быть. А ведь было время, когда таких вещей стыдились.

    -- Ну... теперь девушки могут сами выбирать кавалеров, - заступилась за подругу Лена.

    -- Чушь! Это слишком простое оправдание безнравственности. Ты вот не подражаешь Светланиному поведению? - кивнула в сторону окна директриса.

    -- Я не Света, - улыбнулась Лена.

    -- Вот именно! - назидательно подняла палец Ангелина Ивановна. - Ты умная девушка и понимаешь: тут нечем гордиться. Гоняясь за журавлями, не удержишь и синицу в руках. Нужно уметь удержать то, что имеешь. Леночка, ты же знаешь: твоя судьба мне не безразлична. Есть хороший человек, во всех отношениях положительный... ты ведь понимаешь, о ком я говорю? Мой тебе совет, девочка, брось-ка свои журнальчики и сходи с Васей в кино или куда-нибудь туда, что посещает нынешняя молодежь.

    Лена сдержала улыбку: ее и Васю было как-то трудновато причислить к молодежи, хотя по меркам шестидесятилетней Ангелины Ивановны они ею конечно являлись.

    -- В конце концов, ты ничем не рискуешь, если даже пригласишь Васю к себе в гости. Он в высшей степени порядочный и скромный молодой человек. За такого мужчину как Вася следует держаться. Сейчас так много одиноких, неустроенных женщин. Уведут... Ах, если бы не мои годы...

    Лена с подозрением смотрела на Ангелину Ивановну. На что это она намекает?

    -- Леночка, я ведь знаю, как к тебе относится Вася, - продолжала та, доверительно понизив голос. - Я очень близка к этой семье и будущее мальчика, как и твое, принимаю близко к сердцу. Не только я вижу, что вы подходите друг к другу. Однако, я прекрасно понимаю и тебя. Трудно в тридцать лет решиться резко изменить свою судьбу. Он конечно не Ален Делон, но как ведь, как говорят: стерпится - слюбится. Вам просто надо хорошенько узнать друг дружку. У тебя же есть заработанные отгулы? Вот и возьми их. Побудьте в обществе друг друга подольше...

    -- Да... конечно... Я, пожалуй, пойду... До свидания, Ангелина Ивановна, - подхватив сумку, попятилась из кабинета Лена.

    Глупо как-то все вышло. Похоже, своим нелепым бегством, она обидела Ангелину Ивановну, но пора было их обеих спасать от того неловкого положения, которое Ангелина Ивановна старательно создала своим нелепым сватовством.

    Попрощавшись с тетей Женей, гардеробщицей и по совместительству уборщицей, Лена вышла в теплый, весенний вечер, и неторопливо пошла по аллейке, засаженной кустами акаций со стороны домов, и тополями со стороны проезжей части. Было слишком хорошо, чтобы расстраиваться из-за этого никчемного разговора.

    -- Елены Николаевна... Э... Лена... - окликнули ее.

    Обернувшись, она увидела спешащего к ней мужчину за которого ей следовало держаться. Небольшого роста, склонный к полноте Василий имел при круглом лице и упитанных щеках мелкие черты: острый носик, маленькие губы и невыразительные глаза, смотревшие на нее вопросительно, как будто он не был уверен в своих поступках, а потому старался угадать, чего от него ожидают, а после эти ожидания оправдать. Время от времени он нерешительно поглаживал себя по лысеющей макушке. На нем был явно выходной костюм, шею теснил воротничок бледно-голубой рубашки, застегнутой до последней верхней пуговицы и стянутой узлом галстука. Это и был мужчина, за которого Лене следовало держаться.

    -- Здравствуй, Вася, - протянула ему руку Лена.

    -- Здравствуй... а я полчаса уже жду. Думал, что пропустил тебя, - мягкой ладонью он слабо тряхнул протянутую ему руку, тут же отпустив.

    -- Пришлось немного задержаться.

    -- Я... наверно, надо было самому позвонить, а так вот пришлось дожидаться. Вот... вечер-то, какой хороший... э... может, погуляем немного? - неуверенно предложил он, идя за Леной.

    -- Погуляем, - со вздохом согласилась Лена, сбавляя шаг.

    Они медленно шли рядом. Василий сделал было движение, чтобы взять ее под руку, но так и не решился на это. Тогда Лена сама просунула свою руку под его локоть. Хорошо бы они выглядели со стороны, идя рядышком, как два оробевших подростка на первом свидании. Рука мужчины чуть дрожала. Оба молчали. Лена чувствовала, что Василий мучается, не зная с чего начать разговор. Так всегда было при их встречах. Лена не торопилась помочь ему и молчала, потому что их беседы были скучны и ни о чем. Василий работал мастером холодильных установок и о своей работе рассказал уже все, что мог. Каждый раз он начинал с того, что пересказывал ей о том, что прочел в "Вечерке", и неизменно заканчивал тем, чего бы он мог достичь в жизни, если бы ему не мешали и не подсиживали. Правда, кто именно мешал ему и кто подсиживал, для Лены так и оставалось загадкой, как и то, чем уж таким завидным было место мастера холодильных установок. Эти разговоры, на одни и те же темы повторялись неизменно, раз за разом, так что Лена научилась кивать к месту и, отделываясь общими фразами, думать о своем. Правда в начале их знакомства она честно пыталась заинтересоваться Васей, понять и найти то, что зажгло бы в ней искру симпатии к этому человеку, но через какое-то время оставила эти попытки, попросту терпя его общество из-за добрейшей Ангелины Ивановны.

    До сих пор Лена помнила одного ничем непримечательного, щуплого паренька, что одно время, каждый день приходил в библиотеку. Его юмор и обаяние буквально влюбили в себя всех библиотечных девчонок. Помнится, Вика, работавшая на абонементе, рассердилась на одну даму, назвавшую его "шибзиком". А вскоре вся библиотека отплясывала на свадьбе "шибзика" и Вики. Вообще место за кафедрой абонемента считалось приносящим удачу в плане скорого замужества. По библиотеке до сих пор ходил слух о некой сорокалетней старой деве, работавшей там еще до Вики. Не прошло и месяца, как ее сосватал офицер. Правда сама Лена эту даму тоже не застала и лично ее не знала. Теперь вот Светлана ждет не дождётся этого чуда. Может попросить ее дать Васе, хоть полчасика, постоять за кафедрой абонемента. Вежливо улыбаясь, она искоса взглянула на него. Ему было явно жарко в костюме. Его круглое лицо покраснело и блестело от пота. Он что-то рассказывал, и Лена прислушалась: опять холодильники. Их обогнала девушка в туго обтягивающих джинсах и в коротком топе. Вася запнулся и умолк. Он провожал девушку с нескрываемым вожделением. Не отрывая загоревшегося взгляда от соблазнительной фигурки, удаляющейся девушки, он невольно облизнул губы. Что ж, нормальная реакция нормального мужчины, попыталась оправдать его Лена, подавляя растущее чувство отвращения. Но все равно было противно, и она убрала из-под его локтя руку, что, похоже, и привело Василия в себя. Он смутился так, словно его, как шестиклассника застукали за просмотром эротического журнала.

    -- Э-э... м-м... - силился выйти из неловкого положения смущенный Василий, пытаясь вспомнить, о чем же он только что рассказывал.

    -- Ты говорил, что если вентилятор выходит из строя, то мотор холодильника забивается пылью, - пришла ему на помощь Лена, пожалев беднягу.

    -- Конечно... Ну да... Хм... Так вот, - и снова обретя почву под ногами, он принялся рассказывать о холодильниках дальше.

    А может это с ней, Леной, не все в порядке? Нормально ли то, что в подвале для нее мир расцвечен яркими красками? Судьбы книжных героев, плод авторской фантазии, и людей, живших когда-то и оставивших после себя свои мемуары, проходили перед ее внутренним взором как на киноэкране. Но стоило ей покинуть подвал, как ее начинала давить безысходностью серая действительность. И сейчас, шедший радом мужчина навевал на нее лишь тоску, невнятно рассказывая что-то о своих холодильниках. Когда их только познакомили, Лена долго не могла отойти от этих встреч, впадая в уныние на целый вечер. Будущее тогда ей казалось безнадежным, каким-то мутным, не сулящим ничего, кроме безрадостного существования рядом с чужим человеком. Уж лучше полное одиночество. Но ведь у нее есть еще Мисюсь и работа. Она вспомнила о загадочной книге и ее настроение вмиг изменилось. То, что с ней произошло в подвале, не могло быть только игрой ее воображения - слишком реально и логично все происходило. Она взяла книгу, открыла ее, попыталась прочесть, и ей вдруг открылось нечто необычное, что-то необъяснимое. Даже сейчас, когда Лена немного отошла от первого шока, остыла, и успокоилась, а впечатление немного улеглось, ее будоражила одна только мысль о ней. Надо избавляться от Васи, пока он окончательно не испортил ей настроения. Почему они остановились? Лена огляделась. Ах да... они стояли возле ее дома, у ее подъезда.

    -- Спасибо, что проводил, - быстренько попрощалась с ним Лена, радуясь, что наконец-то отделается от него.

    -- Я... э-э... хотел бы... - замялся он.

    -- Что? - резко спросила Лена. Раньше он уходил сразу, как только они говорили друг другу: "до свидания".

    -- Но... - Вася потерянно глядел ей в лицо, - э... я хотел бы проводить вас до двери... э-э... если вы не возражаете...

    Не возражает ли она?! Возражает! Да еще как! Стоп! Нехорошее подозрение шевельнулось в ней. Прежде Вася никогда не был таким настойчивым. Ох, уж эта Ангелина Ивановна! Сколько же ей, бедняжке, потребовалось времени, чтобы вложить в него эти крохи решительности. Вася, часто моргая, смотрел заискивающе, просяще. Перед подъездом, на скамеечке сосредоточенно смотря перед собой, сидели Трофимовна и Кузьминична, соседки Лены с верхнего и нижнего этажей. Каждое, произнесенное сейчас молодыми людьми слово будет для них темой разговоров на всю неделю. Резко развернувшись, Лена молча пошла прочь, не желая при них объясняться. Не такой уж Вася дурак и сообразит, что он нежеланный гость, раз его не приглашают, но он пошел за нею в подъезд и топтался рядом, пока она искала в сумочке ключи. Открыв дверь, Лена сказала ему: "Прощайте" и мстительно захлопнула ее перед его носом. Ей нисколько не было его жаль. Сам виноват. Будучи взвинченной, она не сразу сообразила, что Мисюсь не вышла ее встречать.

    Обычно, как только Лена скидывала туфли, Мисюсь уже была тут как тут, мурлыкая, отиралась у ее ног. "Кис-кис-кис" - позвала Лена, проходя на кухню. Однокомнатная хрущевка позволяла сразу же из прихожей попадать в комнату, а шага через три и на кухню. Мисюсь не показывалась, а это означало, что она сидит под ванной, больше спрятаться ей было негде. Чего испугалась, глупая? Неужели Васи? И вдруг похолодев, она остановилась. В комнате, на ее продавленном диване кто-то сидел. Еще толком не осознав, что делает, девушка испуганно крикнула:

    -- Вася! - и кинулась к двери.

    Слава богу, тот еще спускался по лестнице, а потому вмиг оказался рядом с ней. Схватив его за руку, перепуганная Лена, втащила в квартиру ничего не понимающего мужчину и подвела к дивану.

    -- Вот! - возмущенно показала она на незнакомого типа, устроившегося на нем с таким видом, словно находился у себя дома.

    Тот даже не пошевелился, только с улыбкой, коснулся кончиками пальцев набалдашника своей трости. Вместо того чтобы спросить: кто это? Или хотя бы поздороваться с незнакомцем, Вася довольно улыбаясь, уселся на диван рядом с ним и вообще повел себя так, словно они с Леной были в комнате одни.

    -- Ты, что же ничего не видишь? - показав в сторону взломщика, возмутилась она не столько Васиной аморфности, этого следовало ожидать, сколько на удивление наглым спокойствием незнакомца.

    -- Да... - довольно протянул Вася, оглядываясь, - у тебя уютно, а я это в женщинах уважаю, -добавил он и многозначительно глядя на нее, ослабил узел галстука и вдруг принялся снимать пиджак. Идиот!

    Незнакомец насмешливо глядя на Лену, приподнял бровь и покачал головой. И тогда не на шутку перепугавшись, поняв, что от Васи толку не будет и что спасать уже надо не только себя, но и его, Лена выскочила на лестничную площадку и с силой вдавила кнопку звонка соседней квартиры. Она жала на нее до тех пор, пока, резко распахнувшаяся, дверь не явила на пороге возмущенную хозяйку квартиры в шелковом кимоно и короной бигудей на голове.

    -- Ты чего это хулиганишь, а? Совсем с головой плохо?

    -- Люб, пойдем ко мне... сейчас же! - взмолилась Лена, видя, что возмущенная подруга готова вот-вот захлопнуть дверь перед ее носом.

    Поглядев на встревоженную, соседку, Люба не говоря ни слова, прикрыла дверь своей квартиры и двинулась за ней.

    -- Ой! - смутилась она, увидев, расположившихся на диване, мужчин. - У тебя оказывается гость? Извините, ради бога, что я в таком виде... Неловко как получилось... - защебетала, несколько растерявшаяся Любаша, поправляя на груди халат и метнув на Лену свирепый взгляд. - Люба, - быстро приходя в себя, протянула она руку, ничего не понимающему Василию. - Соседка этой ненормальной, - представилась она кокетливо.

    Покрасневший вдруг Василий вскочил и, тряхнув Любашину ладошку, тут же отпустил ее.

    -- Василий, - заикаясь, пробормотал он. - Я... э... так сказать, знакомый Елены Николаевны.

    -- Понятно, - протянула Любаша, оглядывая мнущегося Васю с головы до ног, от чего он еще больше потерялся.

    -- Погоди, - потянула Любашу за рукав кимоно Лена. - Ты разве никого больше не видишь?

    -- Тебя, дуру этакую, вижу, - зашипела на нее рассерженная Любаша и направилась к двери.

    -- Люб, мне честное слово, не до шуток, - кинулась за ней Лена. - Там ведь сидит...

    Люба с досадой подняла глаза к потолку и шепотом посоветовала:

    -- Гони этого дебила в шею. Где ты его, вообще, откопала?

    -- Тогда, выручи, а? Выпроводи его аккуратненько. Не хочется из-за него портить отношения с начальством, а Ангелина Ивановна что-то там ему наобещала. У тебя отшивать, как ни у кого получается.

    -- Ладненько, - согласилась Любаша, мигом приходя в состояние боевой готовности. - Начальству перечить нельзя - это мы понимаем, но предупреждаю: сейчас придет Славка, и за дальнейшее я не отвечаю. Ну как, рискнем?

    -- Забирай, - кивнула Лена, которую сейчас меньше всего интересовала дальнейшая судьба Васи.

    Да и выбора у нее не было. В ее квартире творилось что-то непонятное и не исключено, что скорей всего это с головой у нее не все в порядке.

    -- Ну, смотри, - еще раз шепнула Любаша и величественно прошествовала обратно в комнату, не обращая внимания на вновь разошедшийся на груди халат.

    -- Вася, - услышала Лена ее томный голос, - к сожалению, не знаю вашего отчества... - тут послышалось невнятное Васино бормотание. - Как? Так вот, Василий Семенович, я приглашаю вас к себе на чай... Что значит - неудобно? А почему? - капризно поинтересовалась Любаша.

    При других обстоятельства, Лену уже душил бы приступ смеха, слыша, как Вася что-то мямлит в ответ, но сейчас она напряженно ждала, что Любаша или Вася, наконец, воскликнет, что-то вроде: "А это, что за тип?!" Но вместо этого, Люба, повысив голос, объявила:

    -- Так вот, Василий Семенович, к сожалению Леночке сейчас нездоровится... температура поднялась и... ее кажется, тошнит.

    Отлично! Любаша просто молодец. Лена юркнула в ванну и, прикрыв дверь, включила воду. Мимо ванной прошел Вася, бормоча, что-то о том, что Лене может быть, нужна помощь и вдруг у нее что-нибудь серьезное, но Любаша решительно пресекла его попытки остаться, громко заверив его, что Лене сейчас необходим покой и сон и что у бедняжки даже нет сил попрощаться с ним. Лене представилось, как Любаша при этом буквально выталкивает его за дверь в тычки и, чуть не прыснула от смеха, но образ вломившегося в ее квартиру типа, которого не замечал никто, кроме нее, держал ее в постоянном напряжении. Она все гадала в комнате он сейчас или нет и если, выйдя из ванной, она не обнаружит его, не означает ли это, что у нее серьезные проблемы с психикой. Склонившись над раковиной, Лена поплескала в лицо холодной водой. Одновременно она испытывала два противоречивых чувства: ей не терпелось войти в комнату, чтобы подтвердить или опровергнуть подозрения насчет своей ненормальности и страшилась этого шага. Вытирая лицо полотенцем, Лена вдруг вспомнила о Мисюсь и, опустившись на колени, заглянула под ванну. Так и есть. Под ней, в темноте, сверкнули два огромных глаза.

    -- Мисюсь, - позвала Лена. - Вылезай! Мне и без того страшно.

    Но Мисюсь, как Лена ее ни упрашивала, ни за что не хотела вылезать от туда. Девушка поднялась с колен, немного постояла, прислушиваясь и, наконец, решившись, прошла в комнату. Видение не исчезло, продолжая сидеть на диване, на том же самом месте. Тогда остановившись перед ним, Лена принялась изучать свое видение. В свою очередь, видение не сводило с нее темных, пронзительных глаз. Выглядело оно как мужчина лет пятидесяти с черными широкими бровями и густой бородой, но при этом на голове его не имелось ни волоска, и была она совершенно гладкой. Надменное властное лицо с крупными чертами выдавало сильную волю и привычку повелевать. Такому человеку невозможно было не подчиниться. Одежды незваного гостя: длинный плащ, водолазка и брюки было черным. Еще Лене бросились в глаза его, скрюченные артритом, пальцы. Ладони незнакомца сложенные одна на другую, покоились на искусно вырезанном из бледного камня набалдашнике трости. Узловатый указательный палец украшал перстень с необычным крупным черным камнем, в глубине которого играли багровые искорки.

    -- Я был уверен, что меня увидите только вы, - произнесло видение низким голосом.

    -- Почему? - с боязливой осторожностью спросила Лена, украдкой ущипнув себя за бедро, после чего уже решительно потребовала ответа: - Что все это значит?

    -- То, что сидело рядом со мной, полагаю, был ваш жених? - не отвечая на ее вопросы, растянуло губы в язвительной улыбке видение и укоризненно покачало головой. - Жалкий выбор.

    -- Не ваше дело, - разозлилась Лена.

    Мало того, что этот тип вломился в ее квартиру, так еще позволяет себе влезать в ее личную жизнь со своим мнением, о котором его никто не спрашивает.

    -- Вы незаконно проникли в мою квартиру, и я звоню в милицию! – с вызовом, проявив всю свою решимость, заявила она.

    -- О, разумеется, - кивнул незнакомец, улыбнувшись, всем своим видом показывая, что слова Лены мало тронули его. - И я не собираюсь, даже, препятствовать вам в этом. Только, что они увидят, когда придут сюда? Я навел морок, и стражи порядка, как и ваш жених, и та разбитная бабенка, которую вы призвали на помощь, не увидят меня. Вас накажут за ложь и, может быть, после объявят сумасшедшей.

    -- Что вам от меня нужно?

    -- Книгу.

    -- Что? - не поняла Лена. - Какую книгу?

    -- Мне нужна книга, которую вы сегодня держали в руках.

    -- Ну, знаете ли... - развела руками Лена, не зная смеяться ей или возмущаться. Ее вдруг осенило - человек, который сидел сейчас перед ней, на ее диване, сам был сумасшедший. Поэтому она терпеливо и медленно, чтобы достучаться до его сознания, принялась объяснять ему: - Через мои руки за день проходят столько книг... Приходите завтра в библиотеку, и там объясните мне или покажете какая книга вам нужна. Но приходить ко мне домой за книгами не нужно. Здесь у меня не пункт выдачи.

    -- Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, - выслушав ее, спокойно заявил Чернобородый. - Ты выдала себя уже тем, что увидела меня через морок, а это значит, что Кора открылась тебе, - и вдруг воскликнул, как человек, которого сразу покидает самообладание, когда дело касалось наболевшего: - Какая чудовищная несправедливость! Попасть в руки какому-то ничтожеству, прячась от меня, словно я какой-то грязный тупой раб. Ее магия до сих пор витает над тобой, а ведь ты даже не сознаешь, что к тебе попало, - сокрушался он, не скрывая злой досады. Затем отчеканил со скрытой угрозой: - Мне нужна книга.

    -- Я не понимаю всего этого бреда, что вы мне здесь наговорили, да и не хочу понимать, и требую, чтобы вы ушли отсюда немедленно!

   По мере того как крепло ее подозрение в том, что перед нею какой-то ненормальный, Лена нервничала все больше. Незнакомец вдруг резко встал, сильно напугав.

    -- Ней смей говорить со мной подобным тоном! Ты понятия не имеешь, кто перед тобой! - надвигался онна нее и в полутьме комнаты его глаза вдруг полыхнули неестественным, нечеловеческим огнем.

    Девушка в ужасе пятилась, не в силах отвести взгляда от его горящего взора. Зрачки незнакомца, разгораясь багровым накалом, буравили, прожигая ее мозг, причиняя невыносимую головную боль.

    -- Прекратите... пожалуйста... - прохрипела Лена, сжимая голову руками.

    Ноги ее подкосились, и она упала на колени, аее мучитель встал над нею.

    -- Надеюсь, ты усвоила урок и больше не проявишь своеволия. Завтра я буду ждать тебя здесь, в этой убогой конуре. Ты принесешь книгу сюда и отдашь ее мне. Завтра! Запомни это хорошенько. Завтра...

    От слез, лившихся не переставая и ослепительной вспышки боли, Лена ничего не видела. Больше всего на свете она хотела сейчас одного, чтобы это прекратилось. Ведь когда-нибудь, настанет конец ее мучениям. Но боль нарастала, становясь все тяжелее и непереносимее, пока не достигла своего пика, когда казалось, что голову разносит на мелкие куски и, повалившись на пол, Лена потеряла сознание. Что-то влажное коснулось ее лица, потом еще раз и еще. Она постепенно приходила в себя. Голова раскалывалась так, что даже поднять веки и то было больно. Но это было только отголоском того мучения, что ей пришлось испытать. Не дай бог, чтобы такое повторилось еще раз. Она просто не переживет этого. Влажное и шершавое опять коснулось ее щеки, и Лена со стоном открыла глаза.

    -- Ох, Мисюсь, - простонала она жалобно.

    Довольная тем, что хозяйка пришла в себя, кошка, мурлыча принялась месить лапками по ее груди.

    -- Отстань... как же плохо... - жаловалась Лена, пытаясь подняться и принять сидячее положение.

    Перед глазами все кружилось, ее знобило, руки и ноги дрожали от противной слабости. Наконец, спихнув с себя мурлыкавшую Мисюсь, ей удалось с трудом подняться и она, опираясь о стену, побрела на кухню. Пересиливая головокружение и тошноту, поставила чайник на газ, - благо там, кажется, плескалось немного воды, - достала из холодильника пакет молока и наполнила им кошачью миску, возле которой уже крутилась, нетерпеливо мяукая, Мисюсь.

    -- Пей осторожно... оно холодное, - опустившись на табурет, предупредила девушка, жадно лакавшую кошку.

    Засвистел, закипевший чайник и Лена навела себе кофе. В голове назойливо стучали одни и те же мысли: "...завтра ...работа ...это ужасно ...книга ...работа". Лена посмотрела на часы. Какая работа в шесть утра? До девяти еще уйма времени и можно еще поспать, выпив анальгин. Голову тут же прострелила знакомая вспышка боли. Кинувшись к шкафчику, Лена дрожащими руками нашла в жестяной коробке из-под печенья какие-то болеутоляющие таблетки и запила, сразу две, горячим кофе.

    -- Что же это такое? - жалобно спросила она у Мисюсь.

    Кошка подняла от миски мордочку, облизнулась и уселась на задние лапки, глядя на хозяйку огромными изумрудными глазищами.

    -Эй! - раздался от входной двери Любашин голос. - Ленка, ау! Ты еще спишь? И как оно спиться при открытых дверях?

    -- Я на кухне, - отозвалась Лена.

    -- Ага, не спишь, значит, - обрадовалась Любаша, входя на кухню в светлом плаще с уложенными в пышную прическу волосами, заполнив все вокруг тонким ароматом духов. - Ты, что, правда всю ночь провела с открытой дверью?

    Лена оглядела свои мятые джинсы и блузку, в которых всю ночь провалялась на полу.

    -- Так худо? - с тревогой вглядываясь в ее лицо, спросила Любаша, заняв свободный табурет, пристроив на коленях лакированную сумочку. - Я как чувствовала, что надо заглянуть к тебе. Ты вчера была такой странной.

    И Любаша замолчала, выжидающе глядя на соседку. Ее молчание давало Лене время объяснить причину своих поступков и больного вида.

    -- Все в порядке... Правда... Я всю ночь... читала, - и, видя, что Любаша нисколько ей не поверила, не в попад предложила: - Хочешь кофе?

    -- Давай, - неожиданно согласилась Любаша, несмотря на то что, как надеялась Лена, той давно уже надо было выходить на работу.

    Но, видимо, Любашино любопытство было сильнее боязни выговора начальства. Достав еще одну чашку, Лена засыпала в нее кофе и долила оставшийся в чайнике кипяток, которого едва хватило на полкружки.

    -- Молока? Бери сахар. Вот печенье. Как все прошло с Василием? - через силу поинтересовалась Лена, боясь предстоящего дотошного допроса подруги. - Слушай, у тебя нет с собой обезболивающего?

    -- Солпадеин.

    -- Давай!

    Щелкнув застежкой, Любаша открыла сумочку и достала начатую упаковку таблеток.

    -- Спасибо.

    -- Ну и фрукт твой Вася, - хихикнула Любаша и принялась рассказывать, прихлебывая горячий кофе, не заметив, что сумочка сползла с ее колен, шлепнувшись на пол. - Я вела себя дипломатично, как мы с тобой и договаривались. Пригласила его за стол, и только мы начали пить чай, как объявился Славик.

    -- Так рано? - удивилась Лена.

    -- Представляешь! - отчего-то у Любаши это вызывало один восторг и именно этим ей не терпелось поделиться с подругой. - Все случилось как в тех классических анекдотах про, неожиданно вернувшихся домой, мужей... Я, конечно же, слегка напряглась. Не то, чтобы я ждала, что Славик сразу же кинется калечить мужчинку, которого застал со мной, но по шее уж точно бы накостылял. Но, знаешь, поглядев на твоего Василия, он даже ни о чем таком и не подумал, просто уселся за стол, третьим -- пить чай, - не выдержав, Любаша прыснула. - Зато Вася та-ак разнервничался... Короче, одной чашки из сервиза больше нет. Славик до сих пор не понимает, почему мастер по холодильникам так быстро, просто мигом, слинял. Думает, что из-за разбитой чашки, а он уж было настроился поговорить с ним о футболе. Ты же знаешь, он ни о чем больше говорить не может, кроме как об этом, - Любаша поболтала ложечкой в кофе и будто о чем-то только что, вспомнив, добавила: - Да, все время забываю... Между прочим, со Славиком работает один классный, парень...

    -- Люб, я тебя умоляю, - поморщилась Лена. - Мне Васи за глаза хватает.

    -- Ладно, - отступилась Любаша, взглянув на часики и подбирая с пола сумочку, - мы об этом потом поговорим. Я побежала, а тебе лучше дома остаться. Выглядишь ты -- краше в гроб кладут. Пока! - попрощалась она уже в дверях. - И спасибо за кофе!

    Какое-то время, Лена сидела, тупо уставившись на пустую Любашину чашку, пока к ней на колени не вспрыгнула Мисюсь.

    -- Да-да, конечно... надо идти... - очнувшись, пробормотала Лена и побрела в ванну.

    Умываясь, чистя зубы и причесываясь, она прислушивалась к утихшей, но не исчезнувшей головной боли. Насыпав для Мисюсь "Вискаса" она, закрывая дверь квартиры, горько усмехнулась: к чему, собственно, ее закрывать, если в квартиру проникают все кому не лень. А вдруг она подверглась гипнозу? А пульсирующая, назойливой болью точка в мозгу, всего лишь внушение? Когда этот тип начал ее гипнотизировать? Сразу, как только она вошла в квартиру? А как же Любаша и Вася? Они же не могли быть тоже плодом ее воображения? А его странное требование? Неужели он говорил о той древней и чудесной книге? Но как, когда и от кого узнал о ней? Неужели она проговорилась сразу же, когда он посмотрел на нее своими страшными, мерцающими багровыми отблесками, глазами? Точно! Она впала в гипнотический сон и проговорилась. А разве вопросы задают не перед гипнозом? Помнится, вломившийся к ней мерзавец, ни о чем и не спрашивал, только требовал, грозил и мучил... А она вот возьмет, и не вернется сегодня домой... Но едва подумав об этом, Лена остановилась, как вкопанная, сжав голову руками. Точка боли вспыхнув, разрослась, на миг, поглотив ее сознание, потом, отхлынув, стала постепенно утихать, снова сжимаясь в крошечный пульсирующий очаг, который ни на секунду не давал забывать о себе. Смахнув с ресниц выступившие слезы и подтянув съехавший на сгиб локтя ремешок сумки, Лена неверным шагом двинулась дальше под любопытные взгляды ранних прохожих.

    Тетя Женя видимо только открыла библиотеку и где-то в ее недрах гремела ведром, собираясь мыть полы. Наткнувшись на нее у кабинета Ангелины Ивановны, Лена поздоровавшись, быстро прошла мимо, и, прихватив ключи от своего подвала, спустилась к стальной двери. Отключив сигнализацию и отомкнув замок, вошла знакомую такую родную прохладу со стойким запахом старой бумаги и успокоилась, сразу почувствовав себя в безопасности. Рухнув на стул, Лена выдвинула ящик стола, достала книгу и бережно, почти благоговейно, раскрыла ее. В подвальной полутьме ее страницы и впрямь излучали слабое бледное сияние. Галлюцинация? Включив настольную лампу и надев очки, девушка принялась копировать незнакомые письмена, тщательно выписывая каждую букву, на каталожную карточку. Пока она занималась этим, ее мысли кружили вокруг загадочного письма, непонятных буквы и того, кто смог бы прочесть их. Но когда она подумала о том, что было бы величайшей глупостью и непростительной ошибкой отдать книгу, так и не узнав, что в ней... Додумать она так и не успела - острая боль полоснула по глазам, мозг разорвало на атомы, и Лена, потеряв сознание, уронила голову на разворот книги. Из самых глубин бытия, ее звал голос:

    -- Лена-а!

    Ангелина Ивановна.

    -- Леночка-а!

    -- Да, - с трудом подняв голову, что была тяжелее чугуна, дрожа от озноба и слабости, шепотом отозвалась Лена.

    -- Ле-ена! Я знаю, что ты там. Евгения Владимировна сказала, что ты пришла ни свет, ни заря. Поднимайся, чай уже готов.

    -- Сейчас, - пробормотала Лена, ладонями растирая лицо.

    Боль утихла, но, все равно, пульсировала в голове, тикая, как бомба замедленного действия, готовая вот-вот взорваться новым невыносимым приступом. Опершись локтями о стол и положив свою многострадальную голову на ладони, Лена закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, не обращая внимания на слабо стучавшую боль. Она твердо знала, что ни за что не пойдет к Ангелине Ивановне на чай. Лена сидела такдо тех пор, пока не услышала, что Ангелина Ивановна удалилась к себе в кабинет, так и не дождавшись ее. Тогда лихорадочно засунув исписанные карточки в карман джинс, Лена быстро, стараясь не выдать себя случайным шумом, поднялась наверх, рассчитывая незаметно миновать кабинет заведующей и, столкнулась с ней на площадке.

    -- Надеюсь, Леночка, ты, перед тем как отправить Васю на работу, покормила его?

    -- Покормила? - тупо повторила за ней Лена, не понимая, о чем идет речь.

    -- Ну да, - быстро осмотревшись вокруг, кивнула Ангелина Ивановна. - Конечно, дело молодое и вам было не до того, да и Вася сразу не скажет, но... он привык к плотному завтраку. Думаю, ты должна теперь об этом знать. Его мать, знаешь ли, придирчиво следит за его питанием.

    -- Питанием? - эхом вторила за ней Лена.

    -- Зайди-ка ко мне в кабинет: ведь нам есть о чем поговорить? - заулыбалась Ангелина Ивановна, еще раз оглядев помятый вид девушки и, видимо, сделав на этот счет какие-то свои выводы.

    -- Ой, - осторожно прижав ладонь ко лбу с неловкой наигранностью, воскликнула Лена. - Извините, Ангелина Ивановна, но я обещала прямо сейчас зайти к Юлии Петровне. Это ненадолго... - попятилась она под ее недоумевающим взглядом.

    -- Ты забыла про чай... - вдогонку быстро удаляющейся Лене, напомнила Ангелина Ивановна.

    А сбежавшая от нее Лена, проходя через абонемент, увидела за кафедрой вопреки своему ожиданию не Светлану, а Юлию Петровну.

    -- Здравствуй, Леночка, - тепло поздоровалась с ней женщина. - Ты все же решилась подняться со своей подводной лодки на поверхность?

   Юлия Петровна большая, уютная женщина, мать троих детей, счастливая жена, казалось, свое благополучие распространяла и на окружающих. Ее, с ее добродушным характером, трудно было вывести из себя, и ко всем этим достоинствам, она еще была безотказна.

    -- Юлечка Петровна, вы-то мне и нужны. Так нужны, что из-за вас я и покинула свой подвал. А Света где?

    Загадочно улыбнувшись, Юлия Петровна поправила, сползшую с полного плеча, ажурную шаль.

    -- И что за нужда у тебя такая ко мне? - улыбнулась она.

    -- Надо разрешить небольшую загвоздку... - и Лена полезла в карман джинс за карточками.

    -- Ага, стало быть, вот они какие твои небольшие загвоздки, - и Юлия Петровна опустила со лба на переносицу очки. - Что касается Светланы, то мы с ней на время поменялись местами. Она теперь обслуживает читателя в читальном зале, - пояснила она, вглядываясь в исписанные карточки.

    -- ?

    Опустив карточки, Юлия Петровна, склонилась над кафедрой, лукаво покосившись на пенсионерку, с озабоченным видом, бродившую между книжными стеллажами, и зашептала:

    -- Очень Света просила поменяться с ней местами. Ей, видишь, нетерпится закадрить парнишку, что пришел в читальный зал и, не мне тебе говорить, до чего она настырная, когда речь заходит о молодых людях, - и Юлия Петровна вновь всмотрелась в исписанные Леной карточки.

    -- Как вы думаете, на каком языке это написано? - едва справляясь со своим нетерпением, спросила девушка.

    Юлия Петровна поднесла карточку к самым глазам и, подняв очки, сощурившись, всмотрелась в строчки.

    -- Интересно, - задумчиво пробормотала она и, не отрывая глаз от карточки, спросила: - Ты уверена, что точно скопировала оригинал?

    -- Угу

    -- Шрифт не готический, не арабская вязь, не латинское написание, но и не кириллица, но что письмо древнее - однозначно. Ничегошеньки не могу прочесть. Знаешь что, загляни ко мне перед тем, как будешь уходить.

    -- Я, наверное, после обеда уйду, - не уверенно сказала Лена, еще ничего точно для себя не решив.

    -- Тогда спущусь в хранение сейчас. Думаю, к твоему уходу управлюсь... Что с тобой, миленькая? Тебе плохо?

    -- Ничего... ничего... сейчас пройдет... - бормотала Лена, стараясь преодолеть полуобморочное состояние.

    Разговаривая с Юлией Петровной, она прикидывала к кому из знакомых, с кем позволяли более-менее короткие отношения, она могла бы напроситься ночевать, когда очажок боли разросся и терновым венцом обхватил ее голову, вонзая в мозг свои шипы. Чувствуя, как едет ее сознание, Лена вцепилась в край стола, тяжко переводя дыхание.

    -- Попей водички, - поднесла к ее губам стакан с водой, встревоженная Юлия Петровна.

    Глоток холодной воды привел Лену в себя, и она поспешно отбросила мысль о бегстве из дома, словно ядовитую змею.

    -- Господи, да на тебе лица нет! Ты же зеленая. Пойдем-ка в читальный зал, там воздуха побольше и потише, - причитала сердобольная Юлия Петровна, и, обхватив Лену за плечи, повела ее подальше от любопытных глаз пенсионерки, выглядывающей из-за стеллажей.

    Сидящая за конторкой Светлана, увидев их, вскинулась было, но поняв, что это не читатели, успокоилась.

    -- Привет, - улыбнулась она Лене, которую Юлия Петровна принялась заботливо усаживать за стол.

    -- Эй, что это с тобой? - тут же нахмурилась Светлана и показала на стул за конторкой возле себя. - Садись сюда. Может врача вызвать?

    -- Да что вы в самом-то деле? Со мной все в порядке, - слабо запротестовала Лена.

    Хотя мысль о том, чтобы укрыться в больнице показалась ей очень привлекательной, но Лена терпеть не могла больницы, да и книгу тогда придётся оставить. На абонементе раздраженно постучали по кафедре.

    -- Я пойду, а ты присмотри за ней, - велела Светлане Юлия Петровна. Когда она ушла, Светлана вплотную придвинула свой стул к Лене.

    -- С тобой, правда, все в порядке? Ты ужасно выглядишь.

    -- Знаю. После обеда отпрошусь домой, - проговорила Лена, с ужасом прислушиваясь к себе.

    -- Здорово, что ты пришла, - зашептала Светлана. - Погляди-ка на это чудо, только осторожно... Да не верти ты головой! Из деревни что ли...

    Она чуть кивнула, указывая в сторону стола с разложенными на нем свежими газетами. Возле него, положив ногу на ногу, сидел молодой человек и читал "Комсомольскую правду", не замечая жгучего интереса, который вызывал у двух старшеклассниц. Склонясь над раскрытой энциклопедией они украдкой поглядывали на него. Парень и впрямь был необыкновенно красив. Голубоглазый блондин, с раскосыми, приподнятыми к вискам глазами, он имел удлиненный овал лица и высокие скулы. Платиновые волосы, стянутые на затылке в длинный хвост, контрастировали с черными бровями и ресницами. Бледное лицо было по-девичьи гладким. Даже странноватая форма ушей, - при маленькой и аккуратной мочке, козелок вытянут немного вверх, - не портило его, а даже придавали некий шарм. Но, похоже, ему было мало дела до того как он выглядит и как его внешность действует на окружающих. Вещи, которые были на нем, выглядели убогим тряпьем, но, как ни странно, смотрелись на нем стильно, если так можно было выразиться о потертых до белых дыр джинсах, растоптанных китайских кроссовках, и черного растянутого свитера. И Лена нисколько не удивилась, если бы этого красавца в таком затрапезно-бомжеватом виде запросто пустили в ресторан. Однако при такой потрясающей красоте, было в нем что-то отталкивающее. Может, напряженно сжатые губы, или надменная сдержанность, а может высокомерная бесстрастность. Вот и газету он читал без всякого интереса, просто потому, что надо убить время. Он раздраженно встряхнул ее, и Лена невольно взглянула на его руки. Узкая ладонь и длинные пальцы принадлежали музыканту, да и попсовый вид подтверждал эту догадку, только вот разбитые, костяшки на них, сбивали с толку.

    -- Ты, что-нибудь подобное, видела? - страстно зашептала Света.

    -- Он записан?

    -- Черт! - с досадой чертыхнулась подруга. - Совсем из головы вылетело. Он вошел, и я сразу перестала соображать. Главное, он бродит по абонементу и ничего не выбирает. Я предложила ему помочь, а он смотрит на меня, и будто не видит, думает о чем-то своем. Вот. Прошел в читалку, порылся в газетах и уже полчаса читает один номер, - взволнованным шепотом рассказывала Светлана. - Сейчас подойду и спрошу у него паспорт. А вдруг он женат? Нет, я этого не переживу. Ладно... Паспорт все-таки отличный повод завести разговор, правда, ведь? Как ты считаешь?

    -- Как, как... Вставай и иди спрашивать документ.

    -- Я боюсь...

    -- А он сейчас встанет и уйдет, - пригрозила Лена, поморщившись от стиснувшей голову боли.

    И Света решилась. Глубоко вдохнув и выдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, она встала и двинулась к молодому человеку. Старшеклассницы, перестав делать вид, что изучают энциклопедию, ревниво наблюдали за ней. Лена отлично понимала их тревогу. Света сегодня выглядела как никогда сексапильно и могла выбить дух из любого мужчины, а потому ее неуверенность просто удивляла Лену. Подойдя к столу, девушка склонилась над газетами, поскольку облегающий ее стройную фигурку джемпер имел глубокий вырез, и принялась деловито приводить их в порядок, не обращая на незнакомца внимания. Потом, словно, что-то вспомнив, она повернулась к нему, о чем-то спросив. Сперва, парень не понимал, чего от него хотят, потом, отложив газету, озадаченно принялся, что-то искать в карманах джинс. Наконец, выудив из заднего кармана потрепанный документ, он протянул его Светлане. Не спеша откинув за спину роскошные локоны, девушка взяла паспорт и что-то с обворожительной улыбкой произнесла. Но парень, смотрел вопросительно, и как только Светлана отошла, вновь погрузился в чтение газеты. Старшеклассницы, склонившись над энциклопедией, зашептались.

    -- Это, просто пресыщенный вниманием, тип, - хлопнув истрепанным паспортом по ладони, раздраженно заявила Светлана и усевшись рядом с Леной, принялась листать добытый документ.

    -- Ага! - торжествующе зашептала она, раскрыв паспорт на развороте, где обычно ставился штамп о заключении брака. К ее радости, листы здесь были девственно чисты.

    -- Так, - Светлана быстренько перелистала паспорт дальше, где стоял штамп о прописке. Но как пристально не изучала она неясно пропечатанный штамп и блеклые чернила, которыми в него был вписан адрес, так толком ничего не разобрала.

    -- Ладно, - с некоторым разочарованием, отступилась она. - Теперь узнаем, как тебя зовут, - и раскрыла паспорт на первой странице.

    -- Генадий Ари-ста-рхо-вич Кру-зен-ште-рн, - по слогам прочитала Светлана, и девушки переглянулись. - Это, что шутка? - оскорбилась она. - Может паспорт поддельный? Надо посмотреть странички на свет: если там есть водяные знаки...

    -- Света... - одернула, увлекшуюся подругу, Лена.

    -- Ну, Крузенштерн, так Крузенштерн, - покладисто вздохнула та. - Может он его потомок. Правда?

    Лена задумчиво кивнула. Во всей этой истории с паспортом ей виделась какая-то странность. В чем именно она была, объяснить не могла, и это не давало покоя, но, почему-то, эту странность просто необходимо было объяснить, даже не смотря на пульсирующую точку боли, засевшую в голове, вечным напоминанием о том страдании, которое может обрушиться на нее в любой момент. Света что-то говорила, а Лена подняв взгляд на Крузенштерна, вдруг встретилась с пристальным взглядом его прозрачно голубых раскосых глаз. Смутившись, она тот час хотела отвернуться, но не смогла: какая-то сила сковала ее, не давая ни опустить глаз, ни даже моргнуть. Крузенштерн резко поднялся и решительно двинулся к ней, продолжая держать ее взгляд своим, не давая ни отвернуться, ни пошевелиться. От расширившихся зрачков его глаза стали темными, а боль в голове Лены судорожно забилась, разрослась и разорвала ее на части.

    -- Лен… Ну, Ленка... Ну, же... - слышался над ней испуганно дрожащий голос.

    По лицу лилась вода, стекая по подбородку, щекам, шее, попадая за воротник блузки. Вздохнув, Лена открыла глаза. Она лежала на полу. Над ней склонилась Светлана, держа ее голову у себя на коленях. Над ними, со стаканом в руках, склонилась Юлия Петровна.

    -- Как же ты меня напугала, - не на шутку перепуганная Светлана, помогла подруге подняться и сесть.

    -- Да что с тобой такое творится, девочка? - волновалась Юлия Петровна, с беспокойством оглядывая Лену. - За утро ты уже второй раз падаешь в обморок. Тебе нужно, не мешкая, показаться врачу. Пусть назначит обследование. С такими вещами не шутят.

    -- Это все белобрысый виноват. Если так пялится, кто хочешь в обморок брякнется, - возмущалась Светлана.

    -- Ну, конечно! У тебя во всех болячках мужики виноваты, - иронично хмыкнула Юлия Петровна и, обняв Лену, прижала ее голову к своей мягкой необъятной груди. - Бедная девочка. Думаю, будет лучше, если мы вызовем "скорую". Вдруг это отравление. Что ты сегодня ела?

    -- Не надо "скорую" Юлия Петровна! - дернулась из ее теплых объятий Лена. - Я пойду домой и полежу... Это давление. У меня уже с утра жутко болела голова.

    "Ой, нет! Домой нельзя" - спохватилась Лена и быстренько зажмурилась в ожидании новой вспышки боли, но вместо этого обнаружила, что не было даже намека на нее. Засевшая до того точка боли, не дававшая забыть о ней, исчезла. Голова была ясной и легкой и боль не возвращалась, каким бы крамольным мыслям не предавалась Лена.

    -- Посиди немного, сразу не вставай и, никуда не уходи. Тем более в свой подвал, - строго велела ей Юлия Петровна. - А я с твоей загвоздкой еще повожусь. Хорошо?

    Лена кивнула.

    -- Ты точно чувствуешь себя нормально? - спросила Светлана, и когда Лена утвердительно кивнула, заметно успокоилась. - Я тогда на свое место пойду.

    Светлана ушла. Ей нельзя было надолго оставлять абонемент без присмотра. Некоторое время Лена блуждающим взглядом бесцельно рассматривая выставочные стенды, пока он не упал подборку литературы, посвященной русскому путешественнику и мореплавателю Крузенштерну. Лена резко выпрямилась. Что это? Совпадение? Но тут подошли старшеклассницы - сдать энциклопедию и пока Лена вычеркивала из формуляров их росписи, они придирчиво разглядывали ее. С абонемента донеслись голоса: недовольный - Светланы, и сварливый - пенсионерки. Рассеяно прислушиваясь к их пререканиям, Лена с тревогой думала, что стала жертвой чьих-то непонятных манипуляций. Неважно как, но ей всадили в голову что-то вроде болевого стимулятора, чтобы она думала и поступала так, как нужно тому типу, что вломился вчера к ней домой. И вот теперь еще один странный тип влез в ее голову, уже для того, чтобы погасить контролирующий ее болевой очажок, и от этого она напоминала самой себе собаку Павлова.

    -- Свет!

    -- Что? - сразу же заглянула в читальный зал Светлана.

    -- А этот потомок Крузенштерна паспорт взял?

    -- Понятия не имею, - пожала та плечами. - Во всяком случае, ему я его не отдавала. Когда ты хлопнулась на пол, мне уже было не до него.

    -- На стойке его нет. Значит, либо Юлия Петровна отдала ему паспорт, либо он сам его забрал.

    Светлана задумалась.

    -- Юлия Петровна отдать точно не могла, она сразу начала хлопотать вокруг тебя. Я тоже была занята тобой. Ты же нас до смерти напугала...

    -- Девушка, сколько можно ждать!- донесся с абонемента визгливый голос и Света, скорчив, недовольную гримасу, исчезла.

    Вскоре, появилась запыхавшаяся Юлия Петровна.

    -- Не знаю, что и сказать про эту твою закавыку, - отдышавшись, покачала она головой. - Начала я, аж с вавилонской и шумерской клинописи. Шучу. Но, ни к какому, известному мне шрифту, я эти закорюки, причислить не могу. Уже не шучу. Может это какой-то шифровальный код?

    -- Как это? Вся книга, что ли зашифрована?

    -- Бывает и не такое, - не очень уверенно заметила Юлия Петровна. - Но ты расстраиваться погоди. Я ведь не первая и не последняя инстанция в этом вопросе, и эти записи можно показать Льву Кирилловичу. Помнишь такого? Он еще приходил к нам в таком берете и с платочком на шее?

    -- Француз, что ли?

    -- Он самый. Когда-то он преподавал лингвистику в нашем институте. Сейчас давно на пенсии.

    -- Но...

    -- Ничего тут неудобного нет, - упредила сомнения Лены Юлия Петровна. - Уверена, ему будет приятно, что хоть кто-то вспомнил о нем, и что понадобилась его консультация. Где-то у меня записан его телефон, - выдвинула она ящик с формулярами читателей за прошедших три года. - Если хочешь, я договорюсь с ним о вашей встрече.

    И Юлия Петровна сев за телефон, сразу дозвонилась до Льва Кирилловича, с которым завела светский разговор ни о чем. После взаимных приветствий, последовали ахи и охи по поводу собственного здоровья, потом здоровья детей и внуков, цен на продукты, после чего досталось политикам и местному правительству, а уж потом ДЕЗам и ЖЭКам и плавно перешли к положению дел в стране и в мире. Время от времени, Юлия Петровна важно кивала головой, сочувственно охала: "Ну, надо же", и когда разговор подошел к своему логическому завершению, изложила просьбу, молча выслушала ответ и передала трубку Лене. Лев Кириллович предложил ей, хоть сейчас, подъехать к нему с образцами таинственного письма, подробно объяснив как добраться. Лена попросила Юлию Петровну отпросить ее у Ангелины Ивановны и ушла.

   Дом Льва Кирилловича оказался добротной сталинской пятиэтажкой с тенистой двором, обсаженный старыми липами и высокими, раскидистыми тополями. Прежде чем идти в гости, Лена зашла в кондитерскую и сейчас стояла у подъезда, указанном в записке с адресом, с небольшой коробкой "Праги". Нажав на кнопку домофона, она назвалась, и хозяин квартиры не заставил ее ждать -- замок подъездной двери тут же щелкнул, пропуская гостью в дом, где ее ждали с нетерпением и любопытством. Лев Кириллович оказался из той породы исчезающих интеллигентов, которые еще не позволяли себе сидеть в присутствии женщин, называя их дамами и барышнями; галантно целовали ручку, не вызывая при этом улыбок, так как выходило это у них вполне естественно и ничуть не наигранно. В этом семидесятилетнем мужчине не было и намека на старческую расслабленность и дряхлость. Одет он был по-домашнему: в стеганный атласный халат поверх футболки и спортивных штанов, подпоясанный перекрученным поясом с кистями на концах. Для полного сходства с Тургеневским Кирсановым не хватало лишь фески, а она бы Льву Кирилловичу, очень даже, пошла. Его квартира, тоже удивило Лену. Следуя за хозяином по длинному коридору трехкомнатного жилища, она разглядывала стопки книг составленных вдоль стен, аккуратно переступая через некоторые из них. Книги были везде: на креслах, столах, стульях, подоконниках, диване - этакий книжный рай. Сам Лев Кириллович уже давно перестал извиняться за беспорядок, вовсе не считая его таковым. Как поняла из разговора Лена, он жил один: жена умерла, сыновья разъехались по-за границам, а у него раз в неделю убирала, да и то чисто символически, домработница, живущая в соседнем подъезде. Льва Кирилловича она вполне устраивала, потому что не передвигала и не перекладывала книги и ничего не трогала на его письменном столе. Лена сидела на огромной кухне с высоким потолком, с сохранившейся по углам лепниной и пила из старинной чашки тонкого фарфора чай с тортом, порезанным на ровные доли. Лев Кириллович примостившись рядом с толстым семейным фотоальбомом в бордовом бархатном переплете, постукивал пальцем по потрескавшейся фотографической карточке, вдохновенно рассказывал:

    -- Дед мой профессорствовал, а бабушка слушала его лекции, будучи молоденькой курсисткой. Там и познакомились. Теперь взгляните, Леночка, на эту карточку. Это мой старший сын. Неправда ли, он похож на своего прадеда?

    -- Поразительное сходство, - с неподдельным интересом, разглядывала Лена современный полароидный снимок представительного мужчины с зачесанными назад волосами, умным взглядом и очками в модной оправе. Точно такое же лицо смотрело на нее со старой карточки конца прошлого века, отличаясь, лишь небольшой аккуратной бородкой, модным веянием того времени и какой-то одухотворенностью.

    -- Сыновья присылают мне видеозаписи своих дней рождений, Рождества, семейных праздников, но я люблю фотографии, а старые особенно. На них ты видишь, остановленный момент жизни в который можно вглядываться и вглядываться. Поверите ли, но иногда мне кажется, что я знаю, о чем думал мой дед, сидя перед объективом фотоаппарата.

    Лена с грустью посмотрела на Льва Кирилловича. Он был так далек от всех этих жалюзи, заменивших обычные занавески; от кофеварки "Бош", примостившийся рядом с медным самоваром на буфете; от пылившейся микроволновки и сиротливо приткнувшейся среди фарфорового старинного сервиза, тостера. Все это подарки детей, решивших почему-то, что этими вещами облегчают одинокую жизнь старика. Но насколько ближе и реальнее для него был его дед, которого Лев Кириллович и не помнил вовсе, но понимал так, что глядя на его карточку не чувствовал одиночества.

    -- Утомил я вас, Леночка, своими воспоминаниями, но эта извинительная слабость всех одиноких стариков. Вы же приехали сюда не за этим? Вроде как, весь регламент вежливости уже исчерпан и теперь мы можем переходить прямо к вашему делу. Верно?

    Покраснев, Лена низко склонилась над нечеткой фотографией круглолицей девушки с переброшенной на грудь толстой косой. Она, ведь и правда, спросила Льва Кирилловича о его семье из вежливости.

    -- Ну, нет, Лев Кириллович, регламент исчерпан еще не весь: я ведь не спросила вас о вашем самочувствии, - попыталась отшутиться она, закрывая старый семейный альбом.

    -- О, только увольте меня от светских разговоров и о погоде, - рассмеялся Лев Кириллович, с удовольствием поддерживая шутку. - Что касается самочувствия, то какое оно может быть у стариков? Сережа, осматривая меня на днях, пригрозил: мол, не вздумай, Левушка, помереть. Кому, говорит, я буду нужен в качестве семейного врача. Мне что, с тобой тогда помирать придётся? Зато, отвечаю, у тебя будет больше времени по девушкам бегать, ведь совсем еще молодой, всего-то шестьдесят пять.

    Лена засмеялась.

    -- А если честно, - улыбнулся старик, - то меня в форме держит домработница Надежда. Упрямая женщина, доложу я. В самом начале, когда она только появилась у меня, началось у нас с ней тихое противостояние. Она, нет-нет да незаметно в коридоре, мне стопку книг и приберет. Думала, что я, старый маразматик, ничего не замечу и не вспомню о ней. А, я ее, эту стопу книг, обратно на место складываю. И вот если замечаю пропажу и возвращаю на место, то значит еще поскрипываю, соображаю. Кажется, Надежда, дай бог ей здоровья, еще не угомонилась. Ну, а теперь, Леночка, выкладывайте, наконец, что там у вас, а то терпение мое кончается, уж очень любопытно, что там у вас…

    Лена достала из сумки исписанные карточки и протянула их Льву Кирилловичу. Скинув очки, он надел другие, с более сильными стеклами, которыми пользовался для чтения и внимательно изучил каждую карточку. Лицо старика стало строгим, неприступным.

    -- Вы сможете прочесть, что здесь написано? - решившись прервать его сосредоточенность, робко спросила Лена.

    -- Откуда списан текст? - строго спросил Лев Кириллович.

    -- Из книги. Из очень старой книги. Инкубулы?

    -- Рукописно? Откуда она?

    -- Ну... это неизвестно. У нее нет ни начала, ни конца. Один текст, написанный непонятно каким языком.

    -- Как она к вам попала?

   -- Обычно мне присылают книги из закрывающихся библиотек. Приносят старые, редкие остальные расходятся по другим фондам. Мне даже неизвестно из какого города ее прислали. Конечно, я могу навести справки, но это вряд ли что даст. Да и на упаковке посылки не было обратного адреса. Я это хорошо помню.

    -- Пойдемте, - Лев Кириллович поднялся и зашагал из кухни по темному коридору, привычно обходя стопы книг, расставленных вдоль стен. В небольшом кабинете, чье пространство занимали опять же книги и журналы, он, прежде чем занять вращающееся кресло перед компьютерным столом, пригласил гостью сесть:

    -- Скиньте журналы с кресла и устраивайтесь, - велел он, включая компьютер.

    Споткнувшись о стопку книг и чуть не рассыпав ее, Лена пробралась к креслу, сняла с него глянцевые компьютерные журналы, и примостилась на его краешке. Сначала она внимательно наблюдала за работой Льва Кирилловича, смотря в мерцающий голубоватым светом монитор. Потом, усевшись в кресло поудобнее, задумалась, под частый перестук клавиш под проворными пальцами Льва Кирилловича. Мысли вернулись к зловещему черному типу, которому была настолько необходима эта древняя книга с таинственным письмом, что он подверг Лену мучению. И она была уверена, что он пойдет на большее не только в своих угрозах. Однако почему, при его способности беспрепятственно проникать повсюду и узнавать о местонахождении книги, он не может взять ее сам? Почему для этого нужно кого-то пытать и запугивать, раскрывать перед кем-то свое желание заполучить эту книгу, во чтобы то ни стало, принуждать отдать ему прямо в руки? Потому что... и Лена чуть ли не подпрыгнула от озарившей ее догадки: этот страшный тип по каким-то, неизвестным ей причинам, не может взять сам то, чего так жаждет. Возможно, он не то что взять, но не в состоянии даже приблизиться к книге. Лена приободрилась, почувствовав себя увереннее. Она нала слабое место у того кто, обладая сверхчеловеческими способностями, возымел над нею такую власть. Она усмехнулась. То о чем она сейчас так серьезно размышляла, с точки зрения реальности, выглядело сущим бредом, и было бы смешным донельзя, если бы не создавало серьезной проблемы. Она вспомнила, с какой злобой говорил ее мучитель об отсветах магии на ее руках, оставленных книгой. Ему было настолько ясно, что они оставлены книгой? Хотя, после того, что с ней случилось в подвале, когда она в первый раз открыла ее, стоило ли удивляться этому. Теперь Лене важно было понять: как ей поступить дальше? Очень не хотелось отдавать книгу Чернобородому и раз появилась возможность оставить ее у себя, то было бы большой глупостью не узнать, что же в ней такого, от чего ее мучитель жаждет заполучить ее всеми средствами. Пожалуй, она оставит ее у себя. Почему бы ей, в конце концов, не рискнуть?

    -- Можно уже, что-нибудь сказать о письме? - спросила Лена.

    -- Пока, ничего.

    -- А сколько времени займет работа над этим?

    -- Терпение, Леночка, - с нескрываемой досадой ответил ей Лев Кириллович, не отрываясь от компьютера. - С ним придется посидеть и будет лучше, если ты оставишь карточки у меня. Когда я, что нибудь раскопаю, сразу же дам тебе знать.

    Лена покусала губы, и от волнения перекрутив ремешок сумочки, решилась:

    -- Лев Кириллович, простите мою бесцеремонность, но... можно мне сегодня переночевать у вас?

    -- Разумеется, - машинально кивнул в ответ старик, не отвлекаясь от чтения текста на мониторе. И Лена решила было, что он попросту не расслышал ее просьбы, пока старый профессор тут же не добавил: - При условии, что ты не будешь отвлекать меня.

    -- Спасибо, вам, большое, - оживилась Лена. По крайне мере, одна ее проблема благополучно разрешилась. - А можно я от вас позвоню?

    -- Телефон в коридоре. Только звони сейчас, потому что, мне нужно подключиться к Интернету.

    Выглянув в коридор, Лена увидела телефон, стоящий на полочке под включателем. Она набрала Любашин номер.

    -- Славик? Привет... Да все в порядке... Спасибо. Любаша дома? Привет, это я... Нет, не скоро... нет, не приду... не голоси, я не у Васи... Да... Присмотри за Мисюсь... Конечно, забери, мне спокойней будет. Ко мне никто не приходил? Не заметила? Ну ладно, тогда до завтра. Пока, - Лена озадачено опустила трубку на рычаг.

    Может, ей показалось, но когда она сказала Любаше, что не придет домой, то ощутила слабый отголосок, едва уловимый толчок боли в голове.

    -- Лев Кириллович, - заглянула она в кабинет, - если уж я у вас остаюсь, то, может быть, займусь ужином?

    -- Сделай одолжение, Леночка, - последовал нетерпеливый ответ. - Будь хозяйкой и располагай всем, что найдешь в холодильнике.

    Получив добро, Лена, улыбаясь, пошла на кухню. Как-то незаметно они с Львом Кирилловичем перешли на "ты". Лена была не против - Лев Кириллович ей нравился. Легкий человек. Холодильник оказался набит продуктами, видимо стараниями неутомимой домработницы Надежды. Для Лены, привыкшей довольствоваться малым, готовить из такого обилия, доставляло удовольствие, тем более стряпать для Льва Кирилловича. Почему-то она подумала о своем деде, которого не помнила и о котором совсем ничего не знала, впрочем, так же как и об отце. Их фотографии мама бережно хранила в шкатулке и Лена частенько доставала их, когда мамы не было дома, потому что мама всякий раз плакала, когда смотрела их. О гибели отца, молодого офицера, бесшабашно и дерзко смотрящего с фотографий, ни мать, ни дочь не говорили. Лене достаточно было знать о том, что он нелепо погиб на учение, а расспрашивать подробнее она перестала, когда поняла, какую боль это причиняет маме. В коридоре послышались шаркающие шаги: Лев Кириллович отключил телефон, подключившись к Интернету.

    -- М-м... как вкусно пахнет, - заглянул он на кухню с удовольствием принюхиваясь. - Давненько в моей квартире не стоял аромат стряпни. Какая уж тут работа. Леночка, покорми меня скорей, а то бедный старик вот-вот изойдет слюной.

    Польщенная Лена наполнила тарелку салатом, положила котлету и поставила ее перед Львом Кирилловичем, не забыв пододвинуть вилку и корзиночку с хлебом. Наблюдая с каким аппетитом он ест, она решила почаще заглядывать к нему, так приятно хоть кого-то баловать своей стряпней. Он же, глядя, как она вынимает из духовки противень с румяными пирожками и ловко укладывает их на блюдо, не удержался:

    -- Леночка, ты, конечно, можешь послать любопытного старика куда подальше и поделом... Но скажи откровенно - ты скрываешься у меня от мужа? Вы поссорились, и ты решила его проучить? Он, наверное, страшно переживает?

    -- Не от мужа, - помолчав, сказала Лена.

    -- Понимаю, - вздохнул старик.

    -- А у вас, как продвигаются дела?

    -- Задала ты мне задачку. Я, было, подумал, что это идиш, только это не идиш, точно. Но и не шифр, как решила Юлия Петровна. Попробую запустить эту таинственную абракадабру в поисковик. Кто-нибудь да откликнется. Только, рассчитывать на это тоже особо не стоит и похоже, придется, все же, разгадывать эту головоломку самому.

    -- Чепуха какая-то. Если существует книга, значит, ее кто-то написал и значит, ее можно прочесть.

    -- Так-то оно так. Нок сожалению бывает так, что уже не существует тех, кто бы помнил древнюю письменность, а уж прочесть ее... Как никто не может прочесть древних инков. Я зайду завтра в библиотеку, и мы с тобой отсканируем с книги несколько страниц.

    Они немного поболтали, пока Лена мыла посуду, скрашивая друг другу вечер.

    -- Пора и на покой, - поднялся из-за стола Лев Кириллович. - Но это касается только тебя, Леночка. Я же вновь сяду за компьютер, - он стряхнул крошки со своего стеганного халата и черной футболки, видневшейся из-за его отворотов. - Пойдем, я покажу, где ты будешь спать.

    В комнату, где Лене предстояло ночевать, похоже, заглядывали не часто. Здесь пахло нежилым. Пыль лежала на телевизоре, тумбочке и стенке-гостиной занимавшую всю стену, за стеклами которой красовались статуэтки, английский охотничий сервиз и фотографии мальчиков: сыновей и внуков хозяина квартиры.

    -- Постельное белье, - Лев Кириллович достал из тумбочки стопку белья, одеяло и подушку, сложив их на диван. - Будильник и пульт от телевизора здесь. Если что понадобиться - я в соседней комнате.

    -- Вы что, всю ночь будете сидеть за компьютером? Господи, я чувствую себя виноватой.

    -- Леночка, ты еще так молода и незнакома с бессонницей. Где тебе знать, что такое бестолково и бесцельно слоняться из комнаты в комнату всю ночь напролет. И не дай бог тебе узнать, что это такое. В голову лезет всякое... М-да... Ты же подкинула мне интересное дельце и время, поверь, пролетит для меня незаметно. Спокойной тебе ночи.

    Она уснула сразу, как только голова коснулась подушки. На новом месте спалось беспокойно, чутко. Все было чужое, непривычное, не было рядом мурлыкающей Мисюсь, что всегда спала под боком у Лены, свернувшись в клубочек. А потому, проснувшись среди ночи, она долго не могла узнать темную комнату и, понять, почему находиться здесь, а не у себя. Мерно тикал в изголовье будильник, показывая полтретьего ночи. Вспомнив, наконец, где она, Лена прислушалась к тишине квартиры, потом нашарив возле дивана джинсы и блузку, кое-как натянув их в темноте на себя и сунув ноги в тенниски, вышла из комнаты и, почти на ощупь, побрела в сторону туалета. В квартире было как-то непривычно тихо. Осторожно, чтобы не споткнуться в темноте о стопы книг, она прокралась мимо кабинета. Ни стука клавиш, ни поскрипывания кресла, только пробивалось из-под двери слабое мерцание монитора. Все-таки сон сморил Льва Кирилловича, как он ни храбрился перед Леной. Она покачала головой и двинулась, было дальше, когда в кабинете раздался тихий шорох и дверь, скрипнув, приоткрылась.

    -- Вы не спите? - прошептала Лена. - А я-то надеялась, что на этот раз с вашей бессонницей покончено. Если я разбудила, то извините, не хотела.

    Старик молча наблюдал за нею неподвижным взглядом из-за приоткрытой двери.

    -- Лев Кириллович? - дрожащим голосом позвала она его.

    Ей, вдруг стало страшно одной, в квартире со странно ведущим себя стариком. Вдруг он того... Вытерев враз вспотевшие ладони о джинсы, она испуганно спросила:

    -- Вам плохо? Вызвать врача? Может принести лекарство? Где оно у вас лежит?

    Но Лев Кириллович все так же, не шелохнувшись, смотрел немигающим взглядом, будто, не видя ее вовсе.

    -- Иди... сюда... – вдруг хрипло прошептал он, все так же не глядя на нее и Лена похолодела, не узнавая его голоса.

    Все это до того не вязалось с реальностью, что она решила, что спит и видит жуткий сон, в котором ее парализовала и она не в силах пошевелиться. Дверь резко распахнулась, ударившись о стену и Лев Кириллович, лишившись опоры, безвольным кулем повалился на пол. Тогда-то Лена увидела, что в кабинете был кто-то еще. В голубоватом неверном свете компьютера, угадывался силуэт, сидящего в кресле человека и Лена уже знала кто это.

    -- Подойди, - велел ей властный голос и в глубине темного силуэта вспыхнул мерцающей искоркой огонек, разгораясь все больше и больше, пока в его приглушенном багровом свете окружающее не приобрело четкие очертания. Камень в перстне переливался золотистыми и красными вспыхивающими бликами. Завороженная этой игрой света, Лена так и не двинулась с места.

    -- Как вы, люди любите, чтобы с вами возились, - ночной гость поманил ее пальцем к себе и Лена, против воли, переступила порог кабинета, сделав все же слабую попытку остановиться, и тот час ее голова чуть не взорвалась от знакомой боли.

    -- Не смей противиться мне, - бесстрастно произнес ее мучитель.

    В его голосе не слышалось ни угрозы, ни гнева. Яркое свечение перстня освещало снизу черные пряди бороды, делая глубже и резче темные провалы глаз и впадины щек на его лице.

    -- Посмотри, что бывает с теми, кто не подчиняется моим приказам,- показал он в сторону Льва Кирилловича. - Этому ничтожеству, тоже вздумалось сопротивляться мне. Вы, люди, глупы, - с глубоким отвращением добавил он и это впечатляло сильнее, чем если бы он кричал. - Вас оправдывает одно - вы не понимаете, с кем имеете дело.

    -- Отпусти его, - через силу, сковывавшую ее, тихо попросила Лена. - Зачем тебе больной старик?

    Чернобородый царственным жестом отвел руку с тростью в сторону, надменно вскинул голову так, что было видно, как его глаза полыхнули багровым отблеском, и оскалился.

    -- Не тебе в твоем положении просить за эту рухлядь. Подумай о себе. Ты посмела выйти из-под моей воли, доставила массу хлопот, заставляя искать себя. Не много ли внимания ты требуешь к своей особе? Но, я, все же, еще желаю раскрыть тебе глаза на истинное положение вещей. Ты должна быть благодарна мне за это, а не думать о таком пустяке, как он, - кивнул Чернобородый на Льва Кирилловича, лежащего на полу. - Знаешь, кому я обязан тем, что нашел тебя? Ему. Он так настойчиво разыскивал хоть что-то о таинственной книге, что сотряс весь ментальный эфир. Ты и теперь будешь просить за того, кто предал тебя?

    Сил у Лены хватило на то, чтобы только кивнуть.

    -- Что заставляет тебя поступать так? Чем таким запугал тебя этот никчемный старик, что ты захотела принести книгу ему, а не мне? Может он посулил тебе сокровища, которых у него нет? Зачем ему Кора? Разве ты не задавалась этим вопросом? Ведь ответ так очевиден, - он опять оскалился. - Разве все ничтожное не жаждет владычества?

   Лена, чувствуя себя беспомощной, полностью подчиненная его волеЧернобородого, лишь слабо пожала плечами, на что опять потратила все силы.

    -- Забавно, как порой безрассудно ведут себя людишки, не понимая, кого смеют злить - процедил Чернобородый, раздраженно оглядывая, стоящую перед ним девушку.

    -- У меня нет... никакого желания... узнать... кого я злю... - с трудом выговорила Лена, сопротивляясь мощному желанию просто молча повиноваться.

    -- Магия Коры настолько велика, что дает такие силы сопротивляться мне, какой-то безмозглой твари? Но ведь старик не держал ее в руках и даже не видел ее, однако смел перечить и оказать противодействие моей воле. О Кора, Кора... - и зловещий незнакомец задумчиво, почти восхищенно, покачал головой, погрузившись в свои мысли.

    Чужая воля, сковывавшая Лену, заметно ослабла, и едва почувствовав это, она бросилась ко Льву Кирилловичу. Он, слава богу, был жив, но дышал тяжело и прерывисто, смотря перед собой невидящим, ушедшим в себя взглядом. Он выглядел таким дряхлым, больным и беспомощным, что невольно наворачивались слезы.

    -- Отойди от него! - прогремел вдруг над нею ненавистный голос. - Разве я закончил говорить с тобою?

    Лену что-то подняло, выпрямило и подтолкнуло навстречу Чернобородому. Невольно сделав шаг к нему, она запредельным усилием воли заставила себя остановиться.

    -- Ты будешь умирать долго и мучительно, - страстно пообещал Чернобородый. - Но перед тем расскажешь, кто посмел снять мое заклятие, следящее за тобой, после чего отдашь Кору мне.

    -- Кто снял твое заклятие - не знаю. Он не представился. А свою Кору забирай хоть сейчас.

    -- Он? - переспросил Чернобородый, заметно встревожившись. - Но я не чувствую рядом с тобой присутствия этого эльфийского отродья, - пробормотал он, и похоже успокоившись, вновь обретя прежнюю самоуверенность, продолжал: - Кора. Ты ведь посмела заглянуть в нее, осквернив своим прикосновением священную реликвию. Пыталась прочесть ее, да? Знай же: никто, кроме меня не может владеть этой книгой, тем более, читать ее вечную мудрость, которая не может открыться всякому. Она страдала от твоих грязных прикосновений, от мелкого, никчемного любопытства и липкого суетливого взгляда. Я чувствую ее страдание, как свое, но они скоро прекратятся. Великая Кора вновь очиститься, омытая твоей кровью. Это будет моим жертвоприношением ее священной магии.

    Лена не слушала его разглагольствований, занятая больным впавшим в забытьи стариком, похлопывая его по щекам и пытаясь привести в чувство.

    -- Ты сейчас же поведешь меня к книге и отдашь ее мне в руки.

    -- Да, отдам я тебе твой хлам, но сперва не сообразил бы ты с помощью своих фокусов стакан водички, а еще лучше бригаду "скорой помощи".

    В страшном раздражении вскочил со своего места маг, стукнув тростью об пол. Тело Льва Кирилловича резко вывернулось из-под рук девушки и зависло в воздухе, прямо перед ней. С безвольно свисавшей ступни слетел тапочек и шлепнулся на пол. Старик неожиданно поднял голову и близоруко щурясь, огляделся. Чернобородый чуть повернул ладонь и стеганный халат, сам собой, сполз с сутулых старческих плеч. Следом за ним, будто ожив, с тихим шорохом упала на пол остальная одежда несчастного. Видеть дряблое, бледное тело было выше сил, тем более, что старик, лишенный собственной воли, не в силах был даже прикрыться. Но самым ужасным было то, что он сознавал свое унижение.

    -- Посмотри на него! - тоном насмешливого превосходства, приказал Лене маг. - Разве стоит тратить мое время на этого отвратительного, жалкого червя. Как мне нет дела до этого бесполезного старика, так и тебя не должна волновать его судьба. Неужели, ты, глупое ничтожество, до сих пор не поняла, что отныне я твой повелитель. Вы все рождаетесь рабами, но почему-то упорно считаете себя свободными выбирать.

    Лена смотрела на Льва Кирилловича по щекам которого катились слезы. Взяв его холодную руку, глядя ему в лицо, девушка тихо произнесла:

    -- Я не встречала человека лучшего и достойного чем вы.

    Ответом ей было слабое пожатие его руки. Последовавший за этим вопль ярости и ураганный порыв ветра, сбил Лену с ног, ошеломив и оглушив. Как в замедленном кошмарном сне она смотрела, как голову Льва Кирилловича вывернуло лицом к затылку, с тошнотворным хрустом ломаемых позвонков и мертвое тело, глухо шлепнулось на пол.

    Открывая и закрывая рот в беззвучном плаче, Лена подползла к нему. Стараясь не смотреть на свернутую голову, она вытащила неловко подвернутую руку старого профессора, вытянув ее вдоль тела, и накрыла Льва Кирилловича халатом. Но халата не хватало: если она укрывала его с головой, то нелепо торчали голые ступни, если же одергивала халат к ступням, открывалась голова, а Лене было важно укрыть его полностью.

    -- Не выводи меня из себя, если ты не желаешь, чтобы я еще раз прибег к своей способности убивать на расстоянии.

    Услышав голос Чернобородого, Лена вздрогнула, укрыла Льва Кирилловича с головой, поднялась и с молчаливой яростью кинулась на врага. Тот резко вскинул навстречу ей ладонь, и упругая невидимая сила отшвырнула девушку к стене, распластала по ней, повлекла вверх, к потолку, и вынесла на середину комнаты, где она безвольным кулем повисла в воздухе, прямо над безжизненным телом Льва Кирилловича. Остановившись перед ней, Чернобородый сложив ладони на набалдашнике трости, склонив голову на бок, рассматривал пленницу с таким выражением, будто перед ним была, пришпиленная булавкой, мошка.

    -- Во имя всех демонов, как же мне хочется выпотрошить тебя и насладиться твоей медленной смертью, - прошептал он, заметным усилием сдерживая себя. - И я, клянусь Корой, сделаю это, но после того, как выполню свое обещание. Ты ведь не забыла, что я обещал убить того, кто дорог тебе, не сходя с этого места.

    Он отошел к столу и, не сводя с Лены своих страшных глаз, дотронулся пальцем до экрана компьютера. Мерцающая заставка звездного неба сменилась подрагивающим изображением темной комнаты. Обзор медленно переместился с комода на двуспальную кровать в которой безмятежно спали Славик и Любаша. Похолодев, Лена дернулась.

    На пальце Чернобородого прижатого к экрану, пульсируя, разгорался ярким накалом багровый камень