Ведьма и зеркало. Карина Пьянкова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20

АННОТАЦИЯ

Каждую ночь ведьма по имени Софья ставит на окно свечу и ждет, что завтра наверняка случится что-то поистине необыкновенное и, наконец, появится тот, кого она много лет ждет. Но жизнь состоит лишь из цепочки неудач и мечте о чуде.

   Но вот только только чудо неохотно заглядывает в гости, даже к ведьме, вот только и чудеса бывают разные.

ГЛАВА 1

      Бывает, что день не задается с самого утра. К примеру, треснуло зеркало в ванной. Висело столько времени – и никаких забот, а тут вдруг раз – и трещина прямиком посередине. Я поспешно завесила треклятое стекло платком, стараясь не смотреть в него. Отражение, покореженное, злобно ухмылялось, грозя всеми возможными бедами. Нет ничего хуже треснувшего зеркала в доме. Пришлось лезть за набором отверток и убирать проклятый предмет из квартиры как можно быстрей. При моем ремесле нельзя тянуть с такими вещами. Обычный человек не так притягивает дурное с другой стороны, как ведьмы и колдуны. И чем больше можешь, тем охотней тебе вредят выходцы из иного мира.

      Стоило только унести к мусорному баку зеркало, как позвонила мама. Я несколько секунд обреченно смотрела на экран, не зная, как быть. Говорить с ней мне совершенно не хотелось. К стыду своему, говорить с мамой мне не хотелось никогда лет этак с двадцати, когда она пришла к выводу, что я не соответствую ее представлениям об идеальной дочери. Наверное, это не было бы большой бедой ни для меня, ни для нее, да вот незадача, кроме меня мама не имела других детей, так что ее расстройство с каждым днем только росло и методично изничтожало и без того небольшой запас моих бедных нервов.

      Поводов для недовольства у мамы действительно хватало. К примеру, несмотря на то, что юность давно миновала (насколько давно, даже не хотелось думать) я все еще не обзавелась тем самым кольцом на безымянном пальце, да и поклонники вокруг никогда не вились. Можно было решить дело парой шепотков, но даже если бы меня саму не воротило от навязанной любви, то Инспекция по надзору за применением магии и колдовства точно не преминула бы напомнить, что это серьезное правонарушение. Если на чьи-то нарушения в этом славном учреждении закрывали глаза, то вот со мной все складывалось совершенно иначе. Один раз попав в поле зрения чиновников, я стала их любимой подозреваемой во всех смертных грехах. Иногда мне даже думалось, что за мной постоянно кто-то приглядывает. Ну, так, на всякий случай.

      Но даже если бы за приворот не последовало неизбежной кары, и тогда бы не стала я связывать себя с кем-то

      Телефон смолк, но мелодия почти сразу заиграла снова. Мама в принципе не представляла, что в моей жизни может быть что-то важней ее звонка, и упорно набирала мой номер до тех пор, пока я не брала, в конце концов, трубку.

      Ноябрьский ветер нагло пробирался под незастегнутую куртку, вытягивая последнее тепло, и я поспешила к своему подъезду, одной рукой прижимая к уху телефон, а другой пытаясь придержать разлетающиеся полы одежды.

      – Почему так долго не отвечала? – первым делом недовольно вопросила мама.

      «Потому что не хотела с тобой разговаривать», – подумала я и сказала:

      – Телефон не сразу услышала, мама.

      Она лишь недоверчиво хмыкнула, прекрасно зная, что обычно я брала с собой мобильный даже в ванную, не желая пропустить важный звонок.

      – Загляни-ка вечером ко мне. Я позвала подругу с сыном. Очень хороший мальчик. Не из наших, конечно, – тут же выложила причину своего звонка мама, – но сама понимаешь...

      Я промолчала. Так было лучше. Не из наших – значит, что бедняга даже не подозревает о том, что и колдовство, возможно, от него придется прятать, и связки трав, и гадальные доски. Но уже считалось, что у меня нет шансов привлечь кого-то нашего круга. Большинство приличных колдунов моего возраста или были безнадежно женаты, или уже стало ясно, что холостяцкая жизнь для них куда привлекательней брачных уз.

      И вот несправедливость, мужчина в таком положении всего лишь свободен, а про женщину говорят, что у нее практически нет шанса на счастье. Где здесь справедливость? Да и вряд ли хоть какого-то мужчину настолько сильно мучают вопросом «Когда женишься?», а вот такой, как я, приходится выслушивать намеки на свадьбу и детей ото всех подряд. Родители, друзья, знакомые, да даже бдительные соседки – все до единого считают своим священным долгом напомнить мне, что первейший долг женщины так и не выполнен.

      Ведь нельзя так просто взять и не сунуть свой нос в чужую личную жизнь.

      – Мам, не думаю, что стоит… – тихо отозвалась я, надеясь на легкое избавление от очередного недосватовства, которое никому не принесет ни капли радости.

      Но, конечно же, моя родительница не могла позволить так быстро сбежать своей жертве.

      – Соня, люди будут ждать! Неудобно!

      Эти слова всегда действовали на меня надежней любого заговора. С самого детства я была как проклята этой мерзкой необходимостью никого не утруждать, даже если это мне во вред, исполнять обещания, в том числе и те, которые и даны-то не мной. Словно девочка из сказки, которой от рождения вручили дар послушания.

      Сразу стало понятно, к чему треснуло зеркало…

      – Да зачем мне только этот «хороший мальчик»? – практически взмолилась я, не зная, как избавиться от очередного докучливого проявления заботы.

      Как же опротивели за годы все эти мальчики, хорошие и не очень. Но как объяснить, что не те?

      – Нужно же кого-то выбрать, – проворчала мама. – Приезжай. Приличный молодой человек. Своя фирма. Не пьет, не курит. Чего тебе еще нужно-то?

      Если бы я еще сама знала, что мне нужно.

      В жизни ведьмы есть несколько запретов, которые не имеют ничего общего с Кодексом о магических и колдовских правонарушениях. Наверное, по этой причине редко кто решится их нарушить.

      К примеру, ведьмам и колдунам нельзя заглядывать в собственную судьбу ни под каким видом. Она должна течь, как течет. Но кто благоразумен в шестнадцать лет?

      Однажды мама уехала в соседнюю область к тетке, а я, оставшись только под присмотром отца, достала свечи и два зеркала. Родителю, казалось, не было дело ни до чего, кроме футбольного матча. Самое время взглянуть на своего суженого.

      Простые люди, не подозревавшие, что магия все же есть, и далеко не все, кто предлагает «оккультные услуги», ловкие шарлатаны, давно махнули рукой на такие вот «суеверия». Давно девушки не звали у зеркала суженого-ряженого, хотя он всегда приходил, если подгадать верное время.

      Я выключила свет и занавесила окно плотными шторами, чтобы даже лучик света не проник извне в мою комнату. Это гадание требовало тьмы вокруг.

      Сев в окружении зажженных свечей между двух зеркал, я принялась нашептывать «Суженый, ряженый! Покажись мне в зеркале!», чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Я звала в нужное время и чувствовала, что на мой зов откликнулись.

      Сперва смутный силуэт наметился в зеркале, что стояло позади меня. Лишь наметились призрачные очертания, но я вглядывалась в них жадно, пытаясь запомнить как можно лучше. Затем едва различимый образ переметнулся на зеркало передо мной, обретая кровь и плоть.

      Суженый мой оказался одет в белую рубашку и странные брюки, словно бы из другой эпохи, заправленные в высокие сапоги. Из глубины зазеркалья он как будто шел ко мне, неторопливо, спокойно. Я видела широкий разворот плеч, длинные ноги, волосы по плечи, которые ласкал ветер, но черт лица его разглядеть в полумраке призрачного мира не могла, как ни пыталась.

      Страх и жадное любопытство терзали меня с равной силой, разрывая напополам. Нельзя было позволить видению приблизиться ко мне. На зов приходил, конечно, не настоящий суженый, а лишь злой дух, принявший облик предназначенного судьбой, и он желал только утянуть к себе слишком глупую и беспечную гадальщицу.

      Но, несмотря на риск, такое предсказание всегда было верным. Поэтому и ждала я шанса разглядеть лицо суженого, терпеливо дожидаясь, пока он, наконец, приблизится. Но сколько бы ни проходило секунд, неверные черты скрывали от меня мужчину.

      И вот он замер словно прямо передо мной, протяни руку – и можно коснуться. Замер, опустив голову, и темные волосы скрыли лицо, заставляя кусать губы в нетерпении.

      Призрачный гость медленно, словно бы неохотно поднимал голову, но тут дверь с издевательским скрипом открылась, и папа нажал на клавишу выключателя.

      Комнату залило желтым светом старенькой люстры. Свечи погасли сами собой, а зеркала теперь отражали лишь меня, растерянную и испуганную.

      Лишь один раз можно призвать суженого. Только один раз он откликнется на заговор и покажется. И только лишь неясный образ остался в моей памяти.

      С тех пор в душе поселилась тоска по тому, кого и видеть никогда не приходилось. Сперва я надеялась, что и этого немногого окажется достаточно, и мне удастся узнать того, кто предназначен судьбой…

      Но год шел за годом, а я так и не встретила его.

      Однако не это было худшим. Я не знала, действительно ли мы не столкнулись или же мне просто не удалось узнать.

      И как мне думать обо всех этих «хороших мальчиках», если я уже ждала кого-то?

      Мама была права, я не молодела, практически все подруги уже вышли замуж. Дети, быт… Все как у людей.

      А я зажигала свечу на окне каждый день и совсем по-детски думала, что вот завтра… И сама не знала, что же такое должно непременно случиться завтра. Но каждый раз оно не случалось.

      Не нужно пытаться узнать свое будущее. Никому еще не приносила счастья открывшаяся правда.

      Клиентов сегодня у меня не было. Один-два дня в неделю я непременно освобождала под домашние дела и тишину. Порой это такое счастье – иметь возможность вообще никого не видеть и не слышать, заперевшись в квартире на все запоры и не отвечая на телефонные звонки.

      Вот только мама всегда угадывала этот свободный день и непременно вызывала к себе. Часто ради очередного «хорошего мальчика». Хотя невелика беда. Ведь если звонила не мать, то меня донимали из Инспекции по применению магии и колдовства. Странная закономерность уже не раз и не два подтверждалась за последние несколько лет.

      Пять лет назад я неудачно сходила на кладбище. И не для того, чтобы помянуть почивших пращуров в родительский день. Да и мои родные были похоронены в другом месте. Быть может, к лучшему.

      Одна клиентка, женщина лет тридцати с худым нервным лицом и руками как паучьи лапки, однажды позвонила ко мне в квартиру. Назначено ей не было, просто нужный адрес назвал кто-то из старых знакомых.

      Клиентка постоянно поправляла высветленные до белизны волосы, стянутые в пучок на затылке, и никак не могла собраться с мыслями, чтобы рассказать о своей проблеме. А проблема была, без нее к ведьме никто не пойдет.

      Через десять минут, после чашки чая с мятой, женщина призналась, наконец, что ей нужно было поговорить с покойным мужем и попросить прощения.

      Сейчас, когда уже довелось на многое насмотреться, я с порога гоню таких вот страдалиц, но в тот день мне просто стало жаль пришелицу, которая даже не назвала своего имени. Поэтому я согласилась после недолгих раздумий.

      Мы поехали на кладбище, и мне не казалось, будто может случиться что-то непредвиденное. Мне уже доводилось пару раз вызывать духи умерших самой, и бессчетное количество раз я проводила этот ритуал вместе с матерью. Так чего бояться?

      Именно так думалось мне ровно до тех пор, пока покойник, вместо того, чтобы явить свою призрачную тень, не решил встать из могилы во плоти.

      Женщине и в голову не пришло сообщить, что супруг мало того, что наложил на себя руки, так еще и сделал это по ее же вине.

      Сперва появлению районного надзирающего инспектора, который и уложил в могилу разошедшегося мертвеца, заодно подтерев память визжащей, как подожженная кошка, клиентке, я радовалась как сошествию на землю ангела.

      Зато потом…

      Допросы, протоколы, обыски, бесконечные слушания, когда уже хочется завопить «Давайте сразу высшую меру и разойдемся»… И слезы и крики матери, которая перепугалась побольше моего.

      Выкрутиться тогда все-таки удалось.

      Ну, как выкрутиться... Просто инспектор, едва не доведя меня до сумасшествия, перерыл всю мою жизнь чуть ли не с рождения, под лупой изучил каждое обстоятельство дела и вынес мне предупреждение.

      Еще полгода после этого я пила успокоительные травки, плохо спала и подскакивала от каждого громкого звука.

      А потом выяснилось, что обо мне не забыли, и испорченную репутацию так быстро не отмыть, особенно ведьме.

      В один несчастливый день надзирающий инспектор Левин позвонил мне лично и попросил явиться к нему для беседы. С трудом удалось сдержать язык и не ляпнуть «С вещами?». Шутить с тем, у кого в комплекте не идет чувства юмора – дело опасное, особенно, если этот человек еще и властью обличен.

      На номере инспектора у меня стояла «Сарабанда» Генделя. Как нельзя лучше подходила к нему. И каждый раз, когда я слышала эту мелодию, я вспоминала ту историю с кладбищем и нависающую надо мной высокую черную фигуру в черном кожаном плаще.

      Вот и сегодня первые такты торжественного старинного танца едва не до сердечного приступа меня довели. На этот звонок следовало ответить мгновенно, это тебе не мама…

      – Софья Андреевна, загляните сегодня, будьте любезны, – даже не поздоровавшись, велел Левин тоном, не терпящим возражений.

      С самого первого дня знакомства инспектор звал меня только по имени-отчеству, несмотря на то, что я тогда была сопливой девчонкой двадцати двух лет от роду, а сам Левин… я не знала, сколько ему стукнуло. Что-то неизменное между тридцатью и сорока или около того. Одно было совершенно ясно – он гораздо старше меня.

      Почему-то инспектор всегда говорил нарочито вежливо, официально, так по-казенному. От этой чинности становилось совсем уж жутко. Впрочем, на звонки он правила приличия не распространял, ведя себя даже бесцеремонно.

      – Конечно, Кирилл Александрович, – откликнулась я с покорностью и обреченностью. – Во сколько?

      – Как вам будет удобно до конца дня, – бросил мне инспектор и отключился.

      На этот раз что? Ведь живу тише воды, ниже травы.

      Навещать инспектора Левина я ненавидела больше всего в мире, пожалуй, даже больше, чем ходить в гости к матери. В его кабинете мне всегда казалось, будто я чувствую запах дыма и горелой плоти. Лицо инспектора было строгим и суровым как лик Святого Доминика на иконах. Такого легко представить с зажженным факелом в руках у костра.

      – Добрый день, гражданка Таволгина Софья Андреевна, – протянул Левин и вперился в меня темными буравчиками глаз.

      Сразу хотелось в который раз каяться во всех грехах, причем совершенных с самого раннего детства, когда я пару раз накладывала сглаз на соседских детей лишь от избытка силы и неумения ею управлять.

      – Здравствуйте, Кирилл Александрович, – сумела я с превеликим трудом сохранить невозмутимость. Привыкла уже держать лицо при этом человеке, хотя при первых встречах едва не заикалась.

      Как-то так уже повелось в последние годы, что если в нашем районе случалась какая-то магическая дрянь, в первую очередь Левин дергал к себе именно меня. Почему так, ума не приложу. Да, один раз напортачила я серьезно, но злого умысла не имела, да и с тех пор стала куда осторожней. Но год сменялся годом, а вызывать к себе инспектор меня все не прекращал.

      – Да и вам не хворать, – лениво протянул надзирающий, буквально ощупывая меня и взглядом и своей силой.

      Ну, а что? Конечно, колдовства я не чуралась, но чего он хотел от ведьмы, этот протокольный сухарь?

      – Клиентура, гляжу, у вас только растет, – констатировал Левин, изогнув узкие губы в слегка саркастичной улыбке. – Норовят людишки получить то, что им не по силам.

      Сам будучи магом, инспектор всей душой не одобрял применения того, что называли обычно «дикое колдовство».

      – Так все же что такого случилось? – спросила я.

      Страха не было, я уже успела убедиться много раз, что вешать всех собак не меня Левин не станет, слишком уж дотошен и принципиален, но все же преследовало странное беспокойное чувство, словно что-то попала в ботинок, не мешается, но раздражает, а вытащить не выходит.

      – А разве не знаете, Софья Андреевна? – осведомился инспектор, нахмурившись.

      Из-за глубоко посаженных глаз, над которыми нависали темные брови, лицо Левина всегда хранило угрюмое выражение, а уж когда он бывал чем-то недоволен, хотелось поскорей убраться подобру-поздорову.

      – Понятия не имею, – совершенно честно ответила я, против воли своей вжимаясь в спинку колченогого стула, заготовленного в Инспекции как будто специально для посетителей.

      Взгляд Левина стал еще тяжелей, точно та самая могильная плита, из-под которой вылез злосчастный беспокойный мертвец, принесший мне столько бед.

      – Вы удивительно не осведомлены для ведьмы, – отметил инспектор, поднимаясь на ноги и подходя поближе.

      В этот момент я пожалела, что посетителей этот человек всегда усаживает. Когда над тобой нависает мужчина под два метра ростом, и без того неуютно, а если ты еще и смотришь на него, сидя на стуле, то вовсе сердце начинает ускорять стук.

      – Я просто не любопытна, – тихо и чуть сдавленно произнесла я, задирая голову, чтобы смотреть в глаза инспектору.

      – Прискорбно, весьма прискорбно, – заметил Левин, покачав головой. – А ведь запрещенная волшба осуществлялась этой ночью буквально под вашими окнами.

      Я растеряно захлопала глазами, не зная, что и сказать. Колдовать я могла прекрасно, а вот чужую силу действительно ощущала с трудом: так отозвалось прерванное неурочным появлением отца гадание. Об изъяне знали разве что мама и отец, но вот причины его я родительнице не решилась сказать ни в шестнадцать лет, ни сейчас. А папа… папа вообще не считал, будто я тогда занималась с зеркалами чем-то серьезным или опасным, так что случившемуся просто не придал значения.

      – Но я действительно ничего не чувствовала, – пробормотала я, мечтая больше всего на свете покинуть этот кабинет с выкрашенными в мерзкий зеленым цвет стенами. Как угодно, хоть мышью обернуться и в щель просочиться, только бы домой – и запереться на все замки разом.

      А ведь придется к маме ехать, там меня ждет «хороший мальчик», умирает, как хочет увидеть. Как только матери удается каждый раз заманивать этих несчастных в свои тенета? И когда ей надоест навязывать каждому, хоть сколько-то подходящему мужчине, свою негодящую дочь?

      – Печально, Софья Андреевна, все это чрезвычайно печально. Надеюсь, вы не сочтете меня чересчур навязчивым, если я попрошу вас пригласить меня в гости?

      Внезапно стало зябко.

      – Вы хотите провести обыск?

      Левин покачал головой.

      – С чего бы мне проводить у вас обыск, Софья Андреевна? Вы ведь ничего противозаконного не совершали. Просто, учитывая наше долгое знакомство, странно, что я все еще не побывал у вас дома. Так пригласите?

      Долгое знакомство… Я и сама могла говорить вот так плавно, окутывая собеседника словно бы паутиной из слов, но рядом с инспектором то ли от оторопи, то ли от страха становилась невероятно косноязычной.

      – Хорошо, – чуть заторможенно кивнула я. – Я приглашаю вас. Завтра.

      Такой ответ почему-то инспектора не устроил.

      – До завтра много воды утечет. Не могли бы вы пригласить меня сегодня?

      Если вдуматься, то будь моя воля – я бы предпочла обыск визиту к матери, но она вряд ли оценит такой размен.

      – Простите, но нет. У меня еще дела сегодня, – тихо ответила я, как-то разом поникнув. – Меня ждут сейчас, Кирилл Александрович.

      Этого «инквизитора» мой ответ ни капли не устроил. Должно быть, решил, будто я собираюсь спрятать от него что-то. На самом деле стоило бы. К примеру, нижнее белье на сушилке прямо посреди кухни, и сковородка стоит уже третий день немытой. Вряд ли стоит нечто подобное показывать постороннему мужчине.

      – Быть может, я просто помогу вам с делами, а после отвезу домой? – предложил он через пару секунд решение, как ему казалось, проблем.

      Я вздохнула и призналась:

      – Я к маме в гости собиралась, и визит может затянуться. А пригласить вас к матери с собой не выйдет, уж простите.

      Левин, наконец, отошел от меня и снова уселся за стол, зачем-то став перебирать бумаги словно бы в задумчивости. Мать мою, Анну Георгиевну Таволгину, он не то чтобы так уж хорошо знал, но был о ней более чем наслышан. Как и положено ведьме властной и амбициозной, она состояла в совете Ковена, и с ней в городе считались. Первый год после того происшествия на кладбище я искренне считала, будто избежала наказания только благодаря ее влиянию. Потом, правда, поняла, что все обернулось для меня к лучшему совсем по другим причинам.

      – Могу и подождать вас у дома матери, Софья Андреевна. Времени у меня сегодня с избытком, и непременно хотелось бы побыть вашим гостем.

      Мне и прежде было известно, что проще выполнить любую просьбу Левина сразу и не осложнять себе жизнь, но прежде я не понимала, на что он сам готов пойти ради исполнения своего желания.

      – Но я могу задержаться, – тихо произнесла я.

      Инспектор пожал плечами.

      – Я знаю, на что иду. Но это мое желание, не волнуйтесь, Софья Андреевна.

      Ехать в машине Левина было непривычно, как и в любой другой. Я заводить себе что-то настолько дорогое и громоздкое не собиралась вовсе, предпочитая общественный транспорт. Автомобиль инспектора был под стать ему самому: огромный, черный, матово поблескивающий, словно бы хищный. Какой-то внедорожник, но в марках я не разбиралась настолько, что и эмблемы на капотах совершенно не различала. В салоне душно пахло кожей и новым пластиком, тихо урчал мотор… Но машина напоминала мне тот самый злополучный гроб на колесиках, который фигурировал в каждой второй страшилке моего далекого детства.

      Часы показывали больше пяти вечера. В это время все главные дороги города по злому волшебству обращались в один сплошной затор, но перед машиной инспектора все расступались, как воды Красного моря перед Моисеем. Я подозревала, что маг не гнушался облегчить повседневную жизнь парой фокусов, на которые люди не способны.

      – Вы всегда так молчаливы? – спросил Левин, поглядывая на меня искоса.

      Я пожала плечами.

      – Пожалуй.

      Порой я бывала и болтливой, но черный истукан слева не располагал к дружеским беседам. Возможно, стоило попытаться расспросить его насчет ночного происшествия, но я как-то робела перед Левином, да и вдруг он станет подозревать меня еще больше?

      Еще бы понять, в чем моя предполагаемая вина.

      – Или только я не удостаиваюсь вашего красноречия? – продолжал докучать мне мужчина, управляя машиной так мягко и плавно, что если бы я не смотрела за окно, могла бы даже подумать, будто мы стоим на месте.

      – С чего вы это взяли? – смиренно отозвалась я и услышала звонок мобильного в сумке. Никогда так прежде не радовалась вниманию матери. – Извините, мне нужно ответить.

      Стоило только нажать на кнопку, как мама начала с места в карьер:

      – Соня, где ты? Гости уже собрались, только тебя ждем.

      Я вопросительно посмотрела на Левина, и тот тихо сказал:

      – Не больше пятнадцати минут.

      Так быстро.

      Адреса матери я мужчине не сказала, а он и не стал спрашивать, будто и так знал, куда ехать. Наверное, в обязанности инспектора по надзору за применением магии и колдовства входит и знание адресов сильнейших ведьм города.

      – Через пятнадцать минут, мама. Развлеки пока гостей.

      Родительница тут же насторожилась.

      – Ты не одна?

      Еще бы она не почуяла.

      – Нет, с чего ты взяла?

      Мама тяжело вздохнула и пригрозила:

      – Я же и погадать могу. И тогда придется долго объясняться.

      – Гадай, – легко согласилась я, и меня все-таки оставили в покое.

      Инспектор припарковался в соседнем дворе. Я понадеялась, что так удастся провести мать, и она не узнает о том, кто меня довез. Лучше, чтобы ей не стало известно. Она и так слишком сильно переживала тогда, пять лет назад, настолько сильно, что и сейчас, стоит упомянуть при ней Левина, как мама начинает хвататься то за голову, то за сердце.

      – Я подожду столько, сколько требуется, Софья Андреевна, – напутствовал меня инспектор с обычной своей прохладной невозмутимостью, – не переживайте слишком сильно, мне есть чем себя занять.

      Переживала я точно не за этого докучливого человека, а, скорее уж, за себя. Неизвестно, что произойдет, посчитай Левин, будто я злоупотребляю его любезностью.

      – Хорошо. Но я постараюсь уйти побыстрей, – сказал я на прощание, выходя наружу.

      На душе становилось все тоскливей и тоскливей. Каждый «хороший мальчик» становился камнем на сердце, и теперь в душе возвышал целый курган из таких камней. Некоторые из мужчин, которых мама желала бы иметь в качестве зятя, действительно оказывались неплохими, и я это даже понимала, но… каждый раз, когда я пыталась тепло улыбнуться очередному потенциальному жениху, поднималось во мне мерзкое, гадкое чувство, будто я предаю того, кого и не видела никогда в своей жизни.

      Стоило мне только подняться и прикоснуться к двери мамы, как она открыла, замерев на пороге в парадном платье. Должно быть, подруга была не такой уж простой, раз встречают ее при полном параде.

      А я в джинсах и свитере: еще один повод для укоров. Потому что «какой мужчина на тебя посмотрит в таком виде».

      – Мария Анатольевна уже боялась, ты не явишься, – недовольно поджала мама губы цвета фуксии. И помада парадная. Плохой знак. – И Вадик заскучал. Хорошо, еще Костя меня не бросил в беде.

      Я мучительно пыталась понять, о каком именно Косте вообще речь, но быстро махнула рукой, пока мне снова не начали выговаривать за все, в чем я согрешила перед своей семьей с самого момента рождения.

      Марию Анатольевну встречать мне раньше доводилось не раз и не два, какая-то начальственная дама, которая всю жизнь карабкалась по карьерной лестнице в областной администрации и даже достигла определенных высот. Выглядела мамина знакомая именно так, как и положено выглядеть чиновнику: рядом с ней становился неуютно, и сразу хотелось скрыться с глаз долой. И даже ярко-синий костюм не умалял холодности этой женщины, скорее только подчеркивал ледяной блеск светлых глаз, придирчиво оглядывающих мир из-под очков. Пришедшего с ней Вадима мне даже стало немного жаль. В нем я увидела родственную душу. Во всех детях властных родителей есть нечто общее: робость, которая проскальзывает во всем облике, и взгляд человека, готового выслушать очередное резкое слово, в очередной раз не имея сил дать отпор.

      Вадим посмотрел мне в глаза и как-то устало и очень грустно улыбнулся. Ему тоже это знакомство было поперек горла, но проще согласиться с матерью в тщетной надежде, что она хотя бы на пару недель успокоится, чем сказать решительное нет. Я едва заметно кивнула ему и прикрыла глаза на секунду, смиряясь с мыслью, что сегодня будут страдать два человека вместо одного. От этого почему-то стало совсем уж тошно.

      – Здравствуйте, – тихо поздоровалась я с гостями, занимая место в кресло, должно быть, оставленное специально для меня.

      Мария Анатольевна поздоровалась сухо, с очевидным недовольством поджимая тонкие губы.

      Обычно такие дамы искали в невестки для драгоценных чад совершенно определенных жен: сильных, как они, но при этом признававших безоговорочное главенство свекрови. Подобных в природе попросту не существовало, так что любимый сын старился рядом с матерью, которая, конечно, до самой смерти обожала свое драгоценное дитя больше, чем могла бы любая другая женщина.

      В этот момент, словно бы по волшебству, из кухни вышел, должно быть, Костик, о котором упоминала мама. Кажется, этого мужчину мне приходилось уже видеть, то ли на ежегодном шабаше, то ли на каком-то официальном мероприятии местного масштаба. В любом случае, он был из наших, и это дало мне надежду пережить поход в гости.

      – Здравствуй, Соня, – с сияющей улыбкой сказал Костик, торжественно вручая фарфоровую чашку с чаем.

      Ради гостей мама вытащила самый свой ценный сервиз. Сразу стало любопытно, какую же должность занимает сейчас Мария Анатольевна, если ее сочли достойной таких почти королевских почестей.

      То, что ко мне обратились так бесцеремонно, раздражало, но я не была уверена, что когда-то сама не дала по неосторожности право обращаться к себе на ты, поэтому с чуть натянутой улыбкой поздоровалась.

      Костик оказался молодым человеком эффектным и возмутительно обаятельным, впрочем, как и большинство людей нашего круга. Если в тебе нет той самой харизмы, клиенты подчас не желают верить, даже если ты говоришь истинную правду и разбираешься в своем деле. Обаятельный человек может быть даже некрасивым, все равно его сочтут приятным и привлекательным. Хотя Костя не мог бы пожаловаться, что природа не расщедрилась для него: высокий, широкоплечий, но какой-то тонкий что ли, каким обычно изображают принцев, даже каштановые волосы, которые он отрастил чуть ниже плеч, в моих глазах не портили Костю, хотя я и всегда относилась с предубеждением к таким вот прическам.

      Вадим в своем строгом костюме без единого изъяна просто исчезал на фоне веселого энергичного Костика в простом джемпере и джинсах.

      – Так и работаешь одна? – задал дежурный вопрос Костя, но прозвучал он так, словно бы колдуну действительно было интересно, что творится в моей жизни. Наверное, этот человек с первых слов способен вызвать симпатию в собеседнике.

      – Мне так спокойней, – отозвалась я с улыбкой уже более искренне. – Не люблю толчеи.

      Когда к нам подошла мама, Костя уже умудрился, не иначе как чудом или колдовством, втянуть в разговор и сперва недовольно кривящуюся Марию Анатольевну, и ее скромного сына, обо мне и говорить не стоило. Всегда завидовала таким людям, которые умеют казаться открытыми, даже если таковыми не являлись. Я сама увлеклась разговором, даже реже стала смотреть на часы. Впрочем, совесть не позволила мне совсем уж забыть про ждущего в машине Левина, и спустя сорок минут я поднялась, сообщив, что мне пора.

      Взгляд мамы жег как каленое железо, приложенное к голой коже.

      – Сонечка, но мы только-только собрались, – принялась она меня уговаривать с той опасной мягкостью, после которой обычно начинался бурный скандал.

      Я упрямо покачала головой.

      – Не могу, у меня дела, – тихо сказала я. – До свидания, хорошего вечера.

      Внезапно вмешался Костя.

      – Соня, останься еще ненадолго, я тебя потом на машине подкину, куда скажешь.

      Нужно было как-то выкрутиться, отговориться, но как назло в голову лезла беспомощная чушь, которой мне не удалось бы убедить даже себя саму.

      – Нет-нет, Костя, спасибо большое, это очень мило, но у меня встреча буквально через дорогу. Это не стоит твоего беспокойства.

      Мама смотрела все более недовольно с каждой секундой

      – Соня, останься, – отчеканила она, уже даже не пытаясь сделать вид, будто ее приказ на самом деле просьба.

      Повернувшись спиной, я бросила на прощанье «Не могу» и пошла обуваться. Вот теперь мне не хотелось оставаться здесь, даже без учета того, что инспектор ждет моего возвращения.

ГЛАВА 2

      Инспектор сидел в машине, увлеченно читая какие-то бумаги, и даже не сразу отреагировал на мой осторожный стук в стекло. Когда же мужчина поднял на меня взгляд, щелкнули замки, и я обошла автомобиль, чтобы устроиться рядом с водителем.

      – Быстро вы, Софья Андреевна, – отметил спокойно и отстраненно Левин, сперва с педантичной аккуратностью убирая документы в папку, а потом перекладывая на заднее сидение.

      Я бы не сочла почти часовое ожидание чем-то недолгим, но, верно, у нас с инспектором были разные представления о быстроте и медлительности.

      – Только у меня неубрано, – обмолвилась я о главной причине своего смущения.

      Мужчина только пожал плечами.

      – Это все пустяки, не беспокойтесь, прошу вас.

      Я кивнула молча. Говорить лишний раз с инспектором не хотелось. Именно о таких говорят: «отрицательный тип обаяния», рядом с ним становилось неспокойно, неуютно. Тот же Костик сиял как солнце в июле, к нему тянешься поневоле, инспектор же заставлял одним видом своим вжиматься в кресло и отодвигаться как можно дальше.

      – Что же вы все так волнуетесь, любезная Софья Андреевна? – с подозрением осведомился Левин, на секунду отвлекаясь от дороги.

      С ним я привыкла говорить честно, безо всякого лукавства. Инспектор обладал поистине дьявольским талантом цепляться к малейшей оговорке, к самой невинной лжи. А всем известно, солги хоть раз в малом, в большом веры тоже не будет. Поэтому я и говорила Левину одну только правду, даже если она ему могла оказаться неприятной.

      – А кто рядом с вами не волнуется? – тихо спросила в свою очередь я. – Есть ли вообще те, у кого ваше общество не вызывает опасений?

      Мужчина коротко хохотнул.

      – Наверное, для вас это и удивительно, но существуют такие люди, для которых мое общество даже приятно. Однако мои должностные обязанности не позволяют мне проявлять излишнюю мягкость.

      Разумеется, я не поверила словам Левина. Он не проявлял мягкости вовсе не из-за должности, которую занимал. Просто нельзя проявлять то, чего нет в твоей душе. Инспектор был справедливым человеком, возможно, даже и высокоморальным, вот только недобрым. Но этого я говорить вслух уже не стала.

      Рабочий день уже закончился, и все парковочные места возле моего дома просто обязаны быть занятыми, но, конечно, одно дожидалось именно черного огромного автомобиля. Остальные водители проезжали мимо, даже не пытаясь поставить свою машину. Возможно, они даже не видели этого пустого места. Интересно, сам Левин задумывается над тем, как часто использует он магию, убирая с пути все те незначительные препятствия, что задерживают обычных людей каждую секунду?

      Выбравшись из машины, я не стала оборачиваться и ждать, просто сразу пошла к подъезду, не сомневаясь, что спутник успеет догнать меня до того, как я скроюсь в доме. Разумеется, так и вышло.

      – Хороший дом, спокойный, – отметил Левин, когда мы ждали лифта.

      Я пожала плечами.

      – Пожалуй. Временами даже слишком.

      На последнем собрании жильцов одна дама с пятого этажа рассказывала, как же ей мешает спать, когда кто-то принимает ванну ночью. Посмотрели на нее, конечно, ошарашенно, но ничего говорить не стали.

      – Переезжать не планируете? – уже в кабине лифта спросил инспектор.

      Я замерла, пытаясь сообразить, это все еще светская беседа или уже допрос? Нет, все равно понять не удастся…

      – Нет. Зачем? – ответила я спустя некоторое время недолгого молчания.

      Тихий спальный район на самой окраине города меня полностью устраивал. Я не любила выбираться в город, все, что бы ни потребовалось, можно было найти поблизости.

      – Разве молодой женщине удобно жить в таком месте? – как будто удивился Левин.

      Мерно гудел лифт.

      – Вполне.

      Квартира изнутри заставила закрыть глаза и тяжело вздохнуть. Я бы постыдилась принимать гостей вот так. Но выхода не было.

      – А вы живете одна, – констатировал очевидное мужчина, оглядываясь по сторонам.

      Я же поспешно стянула с ног ботинки и метнулась сперва в ванную за пустым тазом, а потом на кухню, чтобы побыстрей собрать это чертово постиранное белье. Как же некстати. Почему именно сегодня захотелось инспектору у меня побывать? И почему именно сегодня мне понадобилось заняться стиркой?!

      Незваный гость милостиво отворачивался, позволяя мне прятать от него то, что ему бы не следовало видеть. Правда, в ванную заглянул, и взгляд его тут же напоролся на пустующее место, где еще с утра висело зеркало.

      Секунду назад передо мной стоял живой человек – и вот словно каменное изваяние пронзает мертвым взглядом.

      – И что за неприятность случилась здесь, Софья Андреевна?

      Я замерла, пытаясь понять, в чем же дело.

      – Зеркало треснуло, – ответила я, совершенно ничего не понимая.

      Могут же они просто трескаться и биться, пусть даже и в доме у ведьмы. Не так уж часто приходится людям моего ремесла использовать зеркала, слишком уж капризные предметы, своевольные, так просто воле их не подчинить.

      – И где теперь то зеркало? – никак не желал успокаиваться Левин, отчего я разволновалась еще больше.

      Я махнула неопределенно в сторону кухни, чувствуя, как в груди поселился холод тревоги, заставлявший вздрагивать чуть ли не без причины.

      – К мусорным бакам еще утром вынесла. Но что такое?

      Левин только разулся и тут же вихрем пронесся по квартире, словно что-то выглядывая. Даже на лоджию не поленился выйти. Я только глаза прикрыла, прекрасно помня, какой там разгром. Все никак руки не доходили; успокаивала себя, что никому не понадобится туда заглядывать. И вот на тебе!

      Моя однокомнатная квартира, которую я считала прежде достаточно просторной, тут же стала казаться совсем уж крохотной, и по ней сновало это чудовище в черном, норовя влезть в каждый угол. В точности как моя мать. Ей нравилось совать нос в любую щель, проверяя, насколько там чисто.

      Сам Левин, кажется, мог по неосторожности сбить мне лбом дверные косяки, настолько высок он оказался. Почему-то раньше я не задумывалась. Но раньше мне и не доводилось видеть его в окружении тех предметов, которые вижу изо дня в день.

      – К тем, сбоку от дома, на парковке? – зачем-то уточнил инспектор, кажется, недовольный еще чем-то, помимо отсутствия на положенном месте зеркала.

      Я покачала головой, пытаясь понять, что же такое происходит.

      – К дальним, тем, что через двор стоят, на соседней улице.

      Ответ инспектору совершенно не понравился.

      – Почему же вдруг вам понадобилось выбрасывать зеркало именно там?

      Я растеряно выдавила:

      – Так удобней.

      Сама опешила, насколько нелепо звучало такое объяснение, но не объяснять же, что неудобно совать что-то настолько громоздкое в те баки, что возле дома, зато если пронести мусор через двор, то все станет куда проще.

      – Окажите любезность, Софья Андреевна, проводите меня к тому месту, куда вы отнесли зеркало. Мне невероятно любопытно взглянуть на него.

      Каждое слово было словно сталь, тяжелое и холодное. Таким просьбам не отказывают, тем более, когда просит подобный человек.

      Идти никуда не хотелось, но я согласилась, внутренне сжимаясь от дурных предчувствий.

      Должно быть, не стоило мне пускать в собственный дом этого человека.

      – Конечно, Кирилл Александрович, только оденусь.

      Я с изумлением смотрела на бак, возле которого собственными руками ставила злосчастное зеркало, и не понимало, куда оно могло запропаститься. Не забрали же его, в самом деле? Кому может понадобиться такой хлам в благополучном районе? Да и люди в России суеверны достаточно, чтобы не брать разбитые зеркала.

      – И где оно? – спросил меня Левин так, будто я висела перед ним на дыбе, а он стоял рядом в рясе и с распятием.

      – Не знаю. Понятия не имею, – с трусливой поспешностью ответила я и отступила на шаг назад.

      Инспектор сделал шаг вперед. В неверном свете уличных фонарей он казался еще громадней и страшней.

      – Скажите правду, Софья Андреевна. Облегчите жизнь нам обоим.

      Как же жутко звучали эти слова.

      – Но я ведь на самом деле понятия не имею, – почти прошептала я, не зная, как же быть.

      В чем бы ни подозревал меня Левин, оправдываться никак нельзя, хотя бы потому, что не подозревала, что мне ставят в вину.

      – Да что вы? – как будто бы с дружеским участием произнес инспектор, и его глаза показались мне совершенно черными, непроглядными как самая глухая ночь. – Однако как вы побледнели. Вам нехорошо?

      Сердце пропустило удар. Смогу ли я дать отпор, если Левин решит расправиться прямо здесь с нагрешившей ведьмой? А если смогу, не обернется ли все еще большей бедой?

      – Вы, верно, замерзли?

      Я сжала кулаки и выпалила:

      – Замерзла. И устала. И если вы не можете сказать мне прямо сейчас, в чем моя вина, я иду домой! Всего доброго, Кирилл Александрович!

      Поворачиваться к магу спиной я откровенно боялась, поэтому обходила его по дуге, пятясь. Колени мелко дрожали от страха, а в голову как назло лезли всяческие ужасы о том, на что способны подобные ему. И на что способен сам Левин. А ведь если застать ведьму врасплох, она не сможет дать должного отпора…

      Еще не было настолько поздно, чтобы никого не встретить на улице, но по желанию инспектора все вокруг нас словно вымерло, ни единой души и неоткуда ждать помощи.

      – Боюсь, наш разговор не окончен, – покачал головой маг и улыбнулся улыбкой такой жуткой и холодной, что я совершенно перестала надеяться, что меня просто отпустят с миром.

      Господи, да что же тут творится такое?!

      И тут, словно глас с небес, донесся до меня чей-то оклик.

      – Соня! – позвал меня какой-то мужчина, голос которого показался мне знакомым, но сейчас никак не удавалось вспомнить, кто же это.

      Я замерла на месте, не решаясь даже шевельнуться. Так страшно было спугнуть нечаянную удачу. Но кому понадобилось навещать меня сейчас, так ко времени?

      – Соня, что тут вообще происходит?! – раздалось уже прямо за мной, и я осмелилась обернуться.

      – Костик?

      Костя стоял передо мной с какими-то пакетами в руках и растеряно переводил взгляд с меня на Левина.

      – Что здесь творится? Кто это такой?

      Я отступила поближе к Косте, который сейчас казался самим воплощением спасения.

      – Это надзирающий инспектор нашего района, – тихо выдохнула я.

      Голос позорно подрагивал, как и колени.

      – Что-то случилось, инспектор? У вас есть к Соне претензии? – тут выступил Костя, а я спряталась за ним, тяжело дыша, словно пришлось долго бежать, и только теперь появился шанс перевести дух.

      Голос Левина звучал гулко, будто из самой бездны ада.

      – Представьтесь, будьте любезны.

      Сразу стало так стыдно, что из-за меня и практически незнакомый человек может попасть в беду.

      – Стахович Константин, – практически выплюнул собственное имя мой негаданный защитник. – Вся информация в вашем ведомстве имеется. Там и смотрите. А теперь я провожу Соню домой.

      Мне все казалось, Левин нас не отпустит, что угодно сделает, но точно не отпустит, но тот молча позволил мне и Косте уйти, только спину мою до самого подъезда буквально пронзал его острый как нож, холодный взгляд.

      Когда мы стояли в подъезде, и стало ясно, что на этот раз обошлось, все тело начала сотрясать крупная дрожь.

      – Соня, что там такое случилось? И с чего у Инспекции к тебе вдруг вопросы? – спросил Костик, принявшись растирать мне руки.

      Зубы выстукивали какой-то дьявольский ритм, даже заговорить удалось не сразу.

      – Если бы я только знала.

      Давно не доводилось мне переживать такого панического ужаса. Страх часто приходил, но слабый, ненавязчивый, необъяснимой тревогой поселился он на самом краю сознания, не покидая, но и не мешая жить.

      – Тебе бы чая выпить, – решительно сказал мне Костя и потянул к лифту. – Какой этаж?

      Кажется, в этот день мне никак не обойтись без гостей…

      – Десятый… Но у меня неубрано… – пробормотала я, а потом неожиданно для себя самой начала смеяться.

      Именно эти слова я совсем недавно сказала Левину. И чем все обернулось…

      – Велика беда, – махнул рукой Костик, перекладывая пакеты в одну руку.

      Что же мама туда наложила такое? С нее станется и отправить чужого человека варенье драгоценной дочери завезти. И плевать, что оно тяжелое, и неудобно нагружать посторонних людей.

      – Совсем распоясались эти чинуши. Чего тот упырь к тебе привязался? – продолжал расспросы Костя, выводя меня из лифта, забирая из дрожащих рук ключи, открывая дверь.

      Я беспомощно развела руками, пытаясь вернуть хоть каплю самообладания.

      – Самой бы понять. Зеркало треснуло… И Левин как с цепи сорвался. А еще что-то случилось возле дома этой ночью… Левин, он что-то у меня в квартире искал. В каждый угол сунул нос.

      Страх постепенно отступал и хотелось разрыдаться от облегчения. Вместо этого я разделась и включила чайник. Такие простые, привычные действия, они сами по себе успокаивали.

      – Ты мага еще и в квартиру пустила?! – ужаснулся колдун и сам принялся осматривать мое жилище, отчитывая меня как маленького ребенка: – Как вообще так можно поступать, Соня? Неизвестно, что он здесь сотворил!

      Колдуны и ведьмы были сильны тем, что имеют вокруг себя, а дом так и вовсе становился для нас самым священным местом, воплощением всей нашей силы… Но вопреки всему я так верила в справедливость Левина, что позволила ему расхаживать здесь.

      Костя был совершенно прав, отчитывая меня. Но почему только он ведет себя так, словно имеет на это какое-то право? Неужели мама решила все же подобраться жениха под стать дочери и не размениваться на тех, кто не владеет колдовством? Но зачем Косте кто-то вроде меня?

      – Ничего страшного не случилось, – тихо откликнулась я. – Мне не составит труда все исправить, а больше без ордера Левин ко мне не войдет. Не позволю.

      На плечи навалилась такая усталость, что, кажется, я могла в любой момент упасть едва не замертво.

      Зеркала трескаются к несчастью.

      – И все-таки ты поступила слишком беспечно, – из комнаты сказал Костя и вышел ко мне на кухню. – Вроде бы пока все чисто, но, может, тебе стоит перебраться? Отвезти тебя к матери? Мне несложно.

      От мысли, что придется провести рядом с мамой несколько часов, а то и дней, стало совсем уж дурно.

      – Нет, – решительно заявила я. – Нет-нет-нет. Спасибо, но я справлюсь и сама. Это мой дом, здесь я в безопасности. Ты мне и так очень помог, утруждать себя не надо.

      Таким ответом Костя, кажется, был удивлен, но хотя бы принял его, и мы попрощались.

      Закрыв дверь за колдуном, я с облегчением выдохнула и сползла на пол.

      За окном была непроглядная черная ночь, и такие же непроглядные черные мысли родились в моей голове. Никогда прежде у меня не появлялось желания вредить людям, своей силой и своей волей навлекая на кого-то беду, однако сегодня… сегодня захотелось открыть тот заветный сундучок, в котором, запертое на ключ, таилось зло.

      Застигни ведьму врасплох – и она беззащитна. Но если же ведьма застигнет врасплох тебя – быть беде.

      Меня учили не только прорицать, лечить и морочить, но и проклясть на смерть я могла тоже. И те слова, каждое из которых было смертью, остались со мной, ждали своего часа. Имя обидчика известно, и если сейчас провести обряд и вложить всю свою силу, страх и обиду, то Кирилл Левин скоро покинет землю. Не требуется волос или ногтей жертвы, если известно имя. Наверняка ведь Кириллом и крещен…

      Я сжала зубы и заставила себя встать на ноги. Там, на антресолях, в самом дальнем углу лежало все, что нужно. Свечи, полынь, а нашептать можно даже на кусок хлеба. Скормить собакам черствую корку – и…

      Уже разложив нехитрую утварь на кухонном столе, я тихо всхлипнула и схватилась за голову.

      – Господи, что творю?.. – выдохнула я и беспомощно расплакалась, кусая до крови губы.

      Страх от того, что готова была сделать, перевесил ужас после разговора с Левиным.

      Я ведь собиралась… убить человека? Я собиралась убить человека. Я едва не сделала это сама! И радовалась грядущей чужой смерти… Квартиру словно затопило ледяным холодом.

      Люди сейчас не верили ни в Бога, ни в дьявола, даже если и ходили в церковь. Но как не верить в высшие силы, если дьявол только что заглянул тебе прямо в глаза?

      Часы показывали час ночи, а я с маниакальным упорством драила свое жилище, надеясь, что и мысли удастся отмыть добела. Первый раз за всю мою жизнь появилось желание убить, и теперь на душе было мерзко, гадко от себя самой. Были и черные ведьмы, и колдуны, куда без них, эти не гнушались совершенно ничем, их воле были покорны и болезни, и смерть, и чужая воля. Порой такие люди скрывались от Инспекции, порой творили свои дела исподтишка, живя в городах прямо под носом у незадачливых чинуш. Можно было прожить в богатстве и комфорте и творя зло, но вот только с душой что? Сколько раз уже закладывались те души?

      Перед сном я старательно зашторила портьеры и завесила плотной тканью единственное зеркало, висевшее в прихожей. Не стоило оставлять лишнюю лазейку. Телефон я выключила и даже отложила подальше. На завтра у меня назначено только после обеда, так и нечего беспокоить меня раньше.

      Чернота вокруг казалась густой, беспроглядной, и словно бы кто-то глазел на меня отовсюду. Хотелось помолиться. Встать и просто помолиться, прося помощи у кого-то, кто сильней и мудрей.

      Я натянула одеяло практически на голову и провалилась в сон.

      Утром солнце светило через тяжелые осенние тучи так неохотно, что даже на улице царили сумерки. Я вышла на балкон и посмотрела вниз, на двор, пустую детскую площадку, пожелтевшую от времени траву. На стоящий едва ли не под самыми моими окнами черный автомобиль. Он замер хищным зверем напротив подъезда, и оставалось только гадать, внутри ли хозяин.

      Что же, Кирилл Александрович, воля ваша. Хотите разбить лагерь у моего дома – так не мне мешать. А продукты можно и на дом заказать. За доставку, конечно, придется заплатить, но еще не бедствую.

      Сейчас, при свете дня, ритуал, который едва не провела вчера, казался чем-то совершенно невозможным, нереальным. Как же хорошо, что не совершила никакой глупости. И все равно мучительный стыд никак не желал оставлять.

      Включенный телефон тут же разродился пулеметной очередью из сообщений. Часть укоряла о пропущенных звонках, в оставшихся множество людей требовало и просило моего внимания. Как будто мир не мог пережить несколько часов моего отсутствия.

      Или все-таки уехать на время? Не к матери, разумеется, этого мне просто не пережить, но, к примеру, к подруге. Та же Яна меня приютит с удовольствием, у нее как раз «свободный период», как она сама иронично называла перерывы между мужьями.

      Яна была с самого начала девушкой видной и во внимании просто купалась. Мама моя все никак не могла определиться, как относится к Яне: она и ругала подругу, и ставила ее мне в пример. Та была моей ровесницей, но замужем успела побывать уже пять раз, и наверняка счет в будущем только увеличится. При этом каждый раз инициатором развода оказывалась сама Яна: она наслаждалась периодом пламенной влюбленности, но стоило только растаять под напором быта романтическому флеру, как мужу давалась решительная отставка, а Яна отправлялась на поиски нового возлюбленного. Детьми Яна не обзавелась и пока не планировала, не желая брать на себя лишние заботы. Последнее почему-то доводило мою маму едва не до ярости, хотя она и никак не была связана с Яной.

      Я нашла в телефоне номер подруги и нажала на «вызов». Сколько бы ни было у нее мужей, для меня главным оставалось то, что я могла позвонить Яне в любое время дня и ночи и попросить любой помощи. Если это было в ее силах, подруга всегда выручала, а если не в ее – искала того, кто может помочь.

      Ответили на мой звонок мгновенно, что верней верного говорило, что сегодня Яна не занята ничем важным.

      – Сонечка, что случилось, дорогая моя? – прощебетала Яна как счастливая канарейка.

      Я вздохнула и пересказала, какие беды обрушились на меня буквально за один день.

      Подруга так присвистнула, что я едва не оглохла – так резанул по ушам звук.

      – Связываться с Левиным себе дороже, уж поверь. Наверное, решил за твой счет карьеру поправить, вот и рвет из-под себя. Мать твоя высоко взлетела, и если тебя прижать…

      Я слушала Яну и не понимала, причем тут карьера Левина и моя мать.

      – Ну, ты вечно ничего не знаешь. Районный твой несколько лет назад напортачил с одной из наших, прикрыл глаза на кое-какие делишки. А потом она возьми – и отправь на тот свет трех человек разом. Все вскрылось, и вместо повышения и отбытия в столицу он теперь прозябает районным и скрипит зубами от злости. Если ему удастся добраться до дочери Анны Таволгиной, шансы вырваться из наших холодов в Златоглавую или хотя бы в Питер для Левина возрастут в разы.

      Так вот чего ради он столько лет караулил меня как одержимый…

      Устало прикрыв глаза, я спросила:

      – Мне следует звонить маме, как считаешь?

      С одной стороны, ей стоило узнать, с другой… мама была слишком уж деятельной натурой, и я не сомневалась, что она вмешается. И неясно, не станет ли все куда хуже, в первую очередь для нее самой. Вдруг все же инспектор поймет, что я не совершила ничего дурного и успокоится сам? Ведь прежде так случалось не раз и не два.

      Яна задумалась

      – На твоем месте я бы подождала. Ну, и ты же ко мне хотела напроситься погостить? Собирай сумку, через полчаса приеду.

      Тяжело вздохнув, сообщила об еще одной беде:

      – Кажется, Левин меня у подъезда караулит.

      Яна только фыркнула как возмущенная кошка.

      – Ну, придумай, как его провести. Мне тебе учить нужно, что ли?

      Через полчаса… Верно, тянуть не стоит. И нужно отменить сегодняшние встречи тоже. Не самый красивый поступок, но деваться некуда.

      Отказать клиентам – дело нехитрое, но что же делать с магом, который только и ждет, когда я выйду из подъезда, чтобы сцапать, как кот мышь? Не так и легко заморочить того, кто ждет подвоха. К тому же, отведя глаза Левину, не сделаю ли я только хуже?

      Выглянув с лоджии во двор, я убедилась, что машина и не подумала испаряться куда-то.

      – Вот же упырь! – в сердцах бросила я, и торжествующе улыбнулась появившейся идее.

      Почему бы и не пшено? Раз считаю упырем, то и поступлю, как с упырем! А сработать должно, не может не сработать.

      Я метнулась на кухню, высыпала на блюдце немного крупы и принялась приговаривать над ней, всем сердцем желая заморочить инспектора, не дать заметить меня.

      Когда Яна позвонила мне, сказав, что уже припарковалась рядом с моим домом, я боязливо подошла к двери и нажала на кнопку, открывая подъезд. Против ожиданий, никто на меня не бросился. Стояла недвижно черная машина, осыпанная мною сверху крупой, и никто не спешил из нее выходить. Ждать, когда же водитель соблаговолит обратить на меня свое внимание, я не собиралась, со всего духа побежав прочь из двора, к подруге, которая ждала меня в своем «жуке».

      Сердце стучало тревожно, грозя выскочить из горла, но беды все не случалось и не случалось, а мне так и не удавалось поверить в свою удачу. И даже оказавшись в машине подруги, я не могла успокоиться, как ни пыталась.

      – Что дрожишь, как перепуганный цыпленок? – со смешком спросила Яна, поворачивая ключ зажигания.

      Машина заворчала надрывно, недовольно, давно пора менять, но к желтому автомобилю подруга испытывала сильное и постоянное чувство, которое пока не сумел вызвать ни один мужчина.

      – На тебя бы посмотрела… – выдавила я, пристегиваясь ремнем и устало прикрывая глаза. – Левин вчера выглядел как сама смерть, явившаяся по мою душу…

      – Вот и обгоним мы эту смерть, – фыркнула весело Яна, и мы поехали прочь. – Хорошо еще, тебе Стахович тебе подвернулся. Он хотя бы силой не обделен.

      Прозвучало странно, как будто Яна Костика не совсем одобряла.

      – А Стахович тебе чем не угодил? – спросила я, пытаясь понять, какой изъян отыскала в моем то ли новом, то ли забытом старом знакомом подруга.

      Яна пожала плечами.

      – Не знаю. Быть может, тем, что твоя мать в нем души не чает. Или тем, что чересчур уж много хочет. Просто не лежит сердце – и все тут, Соня. Словом, за него бы я замуж не пошла.

      В супругах Яны за все годы побывали мужчин различные, с самыми разнообразными достоинствами и недостатками, так что оставалось только гадать, является ли такая характеристика отрицательной или все-таки положительной.

      Говорить про то, что я сама едва не натворила ночью, я не стала. И вряд ли вообще кому-то решусь рассказать про то, какие мысли, оказывается, могут родиться в моей голове.

      – Чего замолчала? – обратился ко мне подруга, когда мы уже проехали минут пятнадцать.

      Я вздохнула.

      – Гадаю, какая чертовщина могла случиться прошлой ночью рядом с моим домом, что Левин словно с цепи сорвался. Не мог же он так обезуметь из-за мелочи, ведь так? Вот только как узнать?

      Яна выразительно вздохнула.

      – Ох уж эта твоя… нечувствительность. Повезло тебе как утопленнице, Сонька. Ведь и не поверит никто в такие россказни. Особенно инспекторы. Тем более, если даже непонятно, как ты потеряла эту способность.

      Непонятно.

      Я грустно улыбнулась. Еще как понятно. Все мои несчастья начались с зеркал и гаданий, зеркалом они теперь продолжились.

      – И то зеркало, которое ты выкинула. Кому могло понадобиться битое стекло с помойки забирать? Не голодный год, поди.

      Зеркало Яну тоже встревожило, я видела это в ее потемневших глазах. Обычно просто серые, сейчас они стали едва ли не кобальтовыми. Волнуется, не иначе. Не хотелось беспокоить одного из самых близких друзей своими проблемами, наверняка ей и так есть, чем занять свое время. Но к кому же еще было обращаться за помощью?

      – Если бы только найти его, – вздохнула я, привалившись в оконному стеклу. – Тогда бы все наверняка решилось.

      Яна со мной не согласилась.

      – Наивная. Просто нашелся бы другой повод добраться до тебя. И все. Вопрос времени, не больше. Впрочем, продолжай верить в лучшее, Соня, рядом с тобой жизнь кажется не такой гадкой штукой, как обычно.

      Я тихо рассмеялась.

      В кармане заиграла «Сарабанда», и я замолчала, будто мне горло перерезали. Вот только на этот раз отвечать на звонок не было ни желания, ни причин.

      – Спохватился? – заинтересованно спросила Яна, заезжая в свой двор.

      Я кивнула.

      – Молодец, вовремя очнулся. А ты хороша, стоит сказать. Дала нам достаточно времени, чтобы унести ноги. И зачем ты заперлась с такими талантами в четырех стенах?

      Я искоса посмотрела на Яну.

      – Ты же знаешь, такие вопросы мне не по душе. Кому-то блистать, кому-то запираться в четырех стенах.

      Как и большинство, подруга решительно не понимала моей нелюдимости, но все-таки старалась не обсуждать ее слишком уж часто. Честь и хвала.

      – Может, если бы не запиралась в четырех, сейчас бы всего этого не случилось. Сложно обвинять человека, который на виду, вокруг которого достаточно людей, что могут подтвердить его невиновность.

      Это я и сама уже понимала. Вот только уже и не изменить ничего.

      – Ладно, горе луковое, выгружаемся, – скомандовала Яна, припарковавшись рядом со своим домом. – Отсидишься у меня, а там, глядишь, все как-нибудь разрешится.

      У Яны в квартире все было белым, желтым или золотым, ярким, словно бы сияющим, под стать золотоволосой и белокожей хозяйке. Пристрастиям в интерьере подруга тоже оставалась верна уже много лет, избегая каких бы то ни было перемен.

      – Заходи, чувствуй себя, как дома, – втолкнула меня внутрь с моими нехитрыми пожитками подруга. – Твой диван тебя ждет и готов принять в объятия. А то выглядишь так, словно за всю ночь глаз не сомкнула.

      Я бросила взгляд в зеркало, висевшее на стене в прихожей. На меня взирал поистине скорбный лик, бледный и измученный. Возможно, конечно, я и до всей этой истории выглядела так же, но почему-то не верилось.

      – Всегда рада встрече с диваном в твоем доме, – улыбнулась я и пошла в ту комнату, которую считала своей, чтобы переодеться в домашнюю одежду. После этого нехитрого действа как будто стало легче.

      Хорошо бы еще и душ принять. Вода смывает дурные мысли, ненужные чувства и, подчас, даже слабые сглазы, если по неосторожности не убереглись от чужой злой воли. Но занимать с порога ванную я посчитала слишком уж бесцеремонным поступком.

      – Я сейчас накормлю тебя! – крикнула с кухни Яна.

      И тут же до меня донеслись ароматы еды, наверняка вкусной и полезной, другой в доме подруги не водилось, фигуру она блюла со всей возможной строгостью.

      – Как раз опробую на тебе пару новых рецептов, перед тем, как кормить нового претендента на руку и сердце.

      Официально свободной женщиной Яна стала где-то два месяца назад.

      – Хорош хоть? – уточнила я, стараясь в зародыше задушить так и рвущуюся иронию.

      Не мое это дело – судить кого-то только потому, что живет не так, как я могу или хочу.

      – Вполне мил, – довольной кошкой промурлыкала подруга, – но в дом пока пускать рано.

      Забавная характеристика.

      Хозяйкой Яна была от бога, иначе не сказать. Вещи в ее присутствии словно бы сами занимали положенное место, пыль отказывалась оседать, а приготовить что-то невкусно Яне не удалось бы даже на спор.

      – Я написала одной своей приятельнице, она секретарь в городской Инспекции, – сообщила мне между делом Яна. – Осторожно порасспрашивает, что да как. Так и Анну Георгиевну не побеспокоим без необходимости. А ты ешь больше, одни глаза на лице светятся, смотреть страшно.

      Комментировать, что Яна приятельствует с магичкой, я не стала. Не знала, что вообще следует говорить по этому поводу. Все же и маги и колдуны были одинаково далеки от людей, и нас разделяла бездонная пропасть, через которую вот уже много веков мало кто пытался перебросить мост. Маги по праву силы стали надсмотрщиками над такими, как я и Яна, они признавали лишь порядок и, кажется, даже саму силу пытались измерить.

      – Как ты умудрилась завести такое знакомство? – все-таки решилась поинтересоваться я у подруги.

      – В школе с Ирой за одной партой сидели, – отозвалась Яна, очевидно, не придавая значения этому факту. – Компанейская она, тоже с шилом в заднице живет.

      Я попыталась узнать, не навредим ли мы Ирине такой просьбе, но подруга только закатила глаза и заявила, что еще не начали в нашей стране увольнять женщин за сплетни. Говорила это Яна с такой уверенностью, что поневоле ей хотелось верить. Пусть мне и продолжало казаться, что за такие «сплетни» с ведьмой магичку по головке могут и не погладить.

ГЛАВА 3

      Я включила телевизор на первом попавшемся канале и бездумно уставилась на экран, пытаясь не думать, что будет дальше. Столько времени провести в круговерти рутины, день за днем, а теперь все рассыпалось как осколки разбитого зеркала.

      Левин набирал номер еще два раза, и каждый раз я с удовольствием слушала величественную музыку Генделя, не собираясь поднимать трубку. А вот на сообщение Костика, все ли со мной в порядке, я ответила мгновенно. На душе стало немного светлей от мысли, что этот молодой человек продолжал обо мне беспокоиться.

      Яна все также щебетала по телефону на кухне, параллельно умудряясь возиться по хозяйству. Кажется, разговор, затеянный для получения последних новостей, превратился в обычный обмен сплетен, вещь, совершенно необходимую для женской дружбы. Когда же все смолкло, Яна вышла ко мне мрачней осенних туч.

      – Ты можешь уехать из страны прямо сейчас? Инспекция неохотно имеет дела с прочими властями, если купить билет прямо сейчас, можно унести ноги. В тот же Тайланд или Южную Корею не нужна виза.

      Я смотрела на Яну, не имея сил вымолвить и одно слово.

      – Что случилось? – тихо спросила я, внутренне холодея.

      Яна резко отвернулась к окну и замерла, обхватив себя за плечи.

      – Позавчера у твоего дома в машине нашли мертвого человека, Соня. Словом…

      Меня скрутило в приступе рвоты. Едва успела добежать до ванной.

      Господи… А я ведь вчера… Сама едва…

      Позади появилась Яна с мокрым полотенцем и стаканом воды.

      – Да уж, черная из тебя примерно никакая, – вздохнула подруга, буквально силой вливая в меня воду.

      Едва удалось удержаться от истерического смеха. Если бы Яна только знала… И хорошо, что не знает, никому не нужно знать!

      – Врачи констатировали сердечный приступ, но там колдун или ведьма поработала, – продолжала подруга, обнимая меня за плечи. – Инспекторы след нашли, слабенький, едва заметный, но нашли. А Левин в него как питбуль вцепился, не оторвать. Покойник не из наших, но вроде поговаривают, он с Анной Георгиевной что-то не поделил.

      Стало совсем уж тоскливо. К маминым делам я не имела никакого отношения, но, попробуй, докажи это надзирающему инспектору. Считается, что мать и дочь всегда близки, по умолчанию, и все знают о делах друг друга.

      – В черные я не рвусь, – тихо отозвалась я. – И мама бы никогда не стала черной. Душой, знаешь ли, мы обе дорожим.

      Яна тяжело вздохнула.

      – Я-то знаю, но вот только этому злобствующему церберу не докажешь. Так что заказывай-ка ты билеты в любую сторону и дуй в Толмачево, Соня. Так будет верней всего. А то ты ведь знаешь, костер не костер, но миловать нас маги не склонны – это точно.

      А там, может, все само собой и решится.

      – Уже два года не видела моря, – устало улыбнулась я. – И никогда бы не подумала, что придется снова уезжать к нему по такой жуткой причине.

      Стоило принять решение, как заметалась по квартире Яна, собирая мне в дорогу травы.

      – Главное, не забудь отвести глаза на таможне, Соня, – наставляла она меня, строго поджимая губы. – Вечно ты деликатничаешь.

      Заказать билеты и забронировать отель оказалось делом пяти минут. Получив подтверждение по электронной почте, я с облегчением выдохнула, а после все же решила позвонить матери. Уж об отъезде моем ей точно следовало знать.

      Матушка пребывала в плохом настроении после того, как утром я не ответила ей, а уж когда я сообщила о своем намерении отбыть сегодня же в теплые края, она разъярилась еще больше.

      – Опять ты вляпалась в историю! – принялась мама выговаривать мне. – Сколько раз я тебя просила? Вот скажи мне?! Сколько раз я повторяла тебе быть осторожной!

      С каждым произнесенным словом голос матери звучал все громче и громче, а мне хотелось нажать на отбой и сделать вид, будто этого разговора не было вовсе.

      – Я и была осторожной! Более чем осторожной! – тихо возмутилась я, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.

      В чем я провинилась, в самом деле? Все случившееся – просто череда нелепых случайностей, которые опутали меня цепью и потянули на дно!

      – Тебе нельзя никуда уезжать, – твердо сказала мать. – Даже не думай об этом, Соня. Бегут только виновные. Так ты убедишь Инспекцию окончательно в том, что убила того человека. Ты сейчас же едешь прямиком ко мне. И мы все решим.

      Господи, ну что она может решить? За пять лет я успела неплохо понять, что за человек Левин, ничего нельзя с ним решить! А прошлой ночью он уже ясно дал понять: моя судьба для него – дело решенное, и мне не стоит надеяться на благополучный исход.

      – Мы ничего не решим, мама, – едва слышно отозвалась я и уже тверже добавила: – Я еду сегодня же.

      Снова одеться и подхватить неразобранную сумку, в которую щедрая Яна засунула запас трав, было делом нескольких минут. Хотела вызвать такси, но подруга легла костьми и не позволила это сделать, все твердя, что тогда я просто не доеду. И я, поразмыслив, даже согласилась с ней. Наверняка помешать моему исчезновению захотят и Левин, и мама, а как легко вертит миром вокруг себя надзирающий инспектор, я уже поняла. Матушка же… Подчас мне казалось, она действительно могла перевернуть мир, стоит только ей заполучить ту самую злосчастную точку опоры. Машина может сломаться по дороге, такси попадет в пробку, что угодно может произойти. И вряд ли мне удастся с успехом противостоять хотя бы одному из таких противников. Но вот с помощью Яны крохотный шанс на побег оставался.

      В машине я прикрыла глаза, и перед мысленным взором встал пляж с белым песком и волны, бьющиеся о берег. Практически рай по сравнению с поздней сибирской осенью, надежда на безопасность и покой. Только бы выбраться отсюда, сбежать хотя бы ненадолго.

      Мы уже переехали на другой берег реки, одолев весомую часть пути до аэропорта, когда я ощутила пресс чужой силы, которая пыталась перемолоть волю. Это была магия, бездушная машина, подчиненная правилам и законам. Левин действовал резко и бесцеремонно, как и следовало из его натуры. Мама пыталась заморочить, закрыть путь непреклонно, но все же мягко, не желая даже в малом навредить своим колдовством единственному ребенку. И две эти равновеликие силы мешали мне осуществить задуманное.

      – Да сопротивляйся же ты! – прикрикнула на меня побледневшая Яна, с отчаянием глядя на стоящий перед нами ряд машин.

      Я сжала кулаки, с отчаянием призывая на помощь те самые потусторонние силы, которые были даны мне от рождения. Мне никогда не составляло труда обратить свое ведьминское мастерство ради чужого блага или чужой выгоды, однако использовать чары для себя так и не научилась. Видимо, пришло время.

      Ведьмам подчас не нужны заговоры, заклинания, как нечто устоявшееся, проверенное поколениями предшественников, пусть маги заковывают себя в оковы косности, нам достаточно порой воли, вдохновения и… времени, чтобы сформулировать свое желание.

      – Скатертью дорога… На все воля моя… – проговаривала я отрывки, кажется, не особенно связные, даже не вдумываясь в то, как звучала моя полубезумная тарабарщина. Главное, пробки перед нами начали рассасываться, автомобиль Яны не вело так сильно на покрытом ледяной коркой асфальте, и уже не казалось, будто нас в любой момент может раздавить чужой враждебной силой.

      – Вот можешь же, когда хочешь, – довольно фыркнула подруга, чуть прибавляя скорости. – Как ты вообще дожила до своих лет, такая безответная?

      Если бы мне еще самой знать. Выросла и выросла.

      – Долго еще? – хриплым шепотом выдохнула я.

      Кровь набатом стучала в висках. Сколько мне еще удастся сдерживать натиск и надзирающего инспектора и собственной матери разом? И что будет, когда силы меня все-таки оставят?

      – Не так чтобы долго… – проворчала Яна. – Но вот в терминале нам точно не удастся спрятаться. Это тебе не Домодедово и не Пулково. Прятаться особо негде. А до рейса… до рейса еще нужно дотянуть.

      Не дотянем. Точно не дотянем, в терминале нас наверняка найдут быстро, или мать, или Левин, или оба разом. И не понять какой вариант для меня окажется худшим. Их паспортный контроль не остановит. Да и вообще их вряд ли что-то остановит.

      – Они приедут раньше, – тихо вздохнула я. – Все это глупость. Меня все равно не выпустят из страны. Не выпустят – и все тут.

      Бессмысленность попытки побега с каждой секундой становилась все очевидней. И, кажется, теперь мое и без того печальное положение только усложнится еще больше, и придется долго объясняться как минимум с одним только Левиным, а он и так меня подозревает во всех смертных грехах разом.

      – Почему ты всегда ожидаешь самого худшего?

      Яна была неисправимым оптимистом, по жизни не шла – танцевала, сияя ослепительной улыбкой. А я… Не то, что бы моя жизнь была сплошной черной полосой, больших трагедий в ней не случалось, но и чудес ждать я уже отвыкла. Если и бывали перемены – то к худшему. Спокойная рутина текла изо дня в день.

      Не стоило надеяться, что сейчас появится какой-то невероятный счастливый шанс, который поможет осуществить наш с Яной план. В итоге меня и подругу просто загонят в угол – и на этом героическая эпопея о ведьме в бегах будет трагически окончена.

      – Взбодрись уже, наконец! Что за постоянное упадничество?! – распалялась Яна все сильней. – Прорвемся! Обязательно прорвемся! Ты только дотяни до аэропорта! Нам совсем недолго осталось, вон и Медвежье уже справа виднеется! Потерпи немного, Сонька, в терминале я уже тебе помочь смогу!

      Легко говорить «потерпи», а вот мне казалось, что вот-вот глаза взорвутся. Или мозг начисто выгорит. Уже не удавалось разобраться, кто и с какой силой давит на меня, чья сила мешает Яниному автомобилю двигаться вперед.

      Мама много лет не переносила даже одного упоминания имени Кирилла Левина. Тот платил ей полной взаимностью. Однако теперь эти двое, сами того не ведая, объединились друг с другом с одной только целью: испортить мне жизнь. Какая злая ирония.

      Как я дожила до заветного шлагбаума, ведал только господь бог. Сама я думала, что к терминалу Яна доставит уже хладный труп, но когда казалось, что больше мне уже не вынести, давление чужой силы падало. Оба моих преследователя желали чего угодно, но не моей смерти. И если милосердие со стороны матери было объяснимо, то с чего так «заботился» о моем благополучии надзирающий инспектор, понять не удавалось.

      – Давай, милка, давай, – приговаривала как заклинание Яна, вытаскивая меня из машины.

      Подруга моя была на полголовы ниже меня, тоньше в кости, да еще и на высоких каблуках, но не иначе как чудом волокла меня с уверенностью муравья, готового поднять любой груз ради блага родного муравейника.

      – Ноги переставляй бодрей, горе луковое, – пыхтела верная Яна, волоча меня вперед. – Ну же, я же так сломаюсь. Отъелась на мою погибель… А ведь такой тоненькой кажешься!

      – Внешность обманчива, – просипела я, – у меня кость тяжелая…

      Яна разродилась потоком проклятий, после чего, как итог своему возмущению, выдала сакраментальное:

      – Жрать меньше надо!

      Никогда еще путь от парковки до терминала не казался мне настолько длинным.

      Сам международный терминал внутри казался уныл, как может быть уныла только общественная уборная в каком-нибудь старом здании. Даже невзрачный кафель словно бы взяли прямиком оттуда. Каждый раз, как мне приходилось бывать в этом месте, я размышляла о тленности бытия и заставляла себя думать о конечной точке путешествия, а не о том, где нахожусь.

      Однако сейчас, когда тело мучила слабость и боль, стало легче отвлечься от эстетического несовершенства аэропорта.

      – Может, в туалете спрячемся? – предложила Яна, настороженно озираясь вокруг, как будто бы мама и Левин уже где-то здесь и готовы выпрыгнуть из-за любого угла.

      К уборным пришлось бы подниматься по крутой лестнице, так что план меня совершенно не устраивал. Не дойду просто, скачусь вниз по ступеням.

      – Да не приехали они еще, не приехали, – еле слышно вздохнула я, молясь только о том, чтобы не свалиться под ноги Яне. Волоком она меня точно уже никуда не дотащит. – Посади меня куда-нибудь в угол. Попытаюсь хотя бы мороком прикрыться, они у меня всегда выходили отличными. И пусть ищут, болезные, пока не надоест.

      Может друг с другом схлестнутся? Как хотелось на это надеяться. Но мне никогда в жизни не везло, тем более, настолько феерично.

      – Все равно найдут. Мать твоя кого хочешь найдет. Что ж ты не в нее пошла? Далековато от родимой яблоньки откатилось яблочко наливное. Что б тебя.

      Я наивно рассчитывала, что у нас еще есть несколько минут, чтобы приготовиться к нежеланным встречам, но нет, Левин уже вбежал в терминал, небрежным движением руки заставив охранника отвернуться. Рамка даже и не подумала издать сигнал, когда через нее пробежал маг. Следом за инспектором вбежала и моя мать, раскатисто цокая высокими шпильками по полу.

      Эти два «охотника» одновременно заметили свою жертву и метнулись ко мне чуть ли не наперегонки. Я пошатнулась и наверняка упала бы, не поддержи меня Яна.

      Возникло странное чувство, будто я крохотный остров посреди бушующего океана, который вот-вот смоет цунами. Два цунами разом.

      И ведь никто из людей, что сновали по терминалу, даже головы не повернул в нашу сторону! Понять бы, кто оказался так хорош в наведении морока.

      – Софья! – рявкнула мама, встав так, чтобы загородить дорогу Левину.

      Тот скривился и закатил глаза в ответ на такую выходку.

      – Что за детские выходки?! – напустилась на меня матушка со всей своей яростью. – Сколько раз мне нужно говорить, что взрослый человек не бежит от проблем?!

      С каждым словом родительница моя все больше повышала голос, а я ежилась, стараясь стать как можно меньше. Как же хотелось стать совсем крохотной и забиться до скончания веков в какую-нибудь дальнюю щель. К несчастью, на такое ведьмы неспособны.

      – Ну что молчишь и глазами своими коровьими хлопаешь?! Вся в отца…

      И бежать ведь действительно некуда, не к кому. Да и незачем. Глупая попытка, такая безнадежная. А мать тем временем продолжала перечислять все мои грехи и недостатки как по давным-давно составленному списку. Присутствие Яны и Левина матушку мою ни капли не смущало.

      Инспектор многозначительно хмыкнул, привлекая к себе внимание.

      – Анна Георгиевна, думаю, вы чуть позже сможете пообщаться с дочерью, – подал голос Левин, сообразив, что его упорно игнорируют. – Видите ли, она…

      Мама оборачивалась медленно, царственно. Стояла она ко мне спиной, и выражения ее лица видеть я не могла, зато имела счастье лицезреть физиономию Левина со всей ясностью. Не укрылись от меня ни растерянно-скептически прищур, ни поползшая вверх левая бровь, ни губы, растянувшиеся в снисходительной улыбке.

      – Кирилл… как по батюшке? – начала мама тем самым тоном, который обычно сулил бесконечный поток проблем.

      – Александрович.

      Матушка издевательски хмыкнула так, как могла только она одна.

      – Сопляк ты еще, Кирилл Александрович, против меня рот открывать. Неужели решил, будто я тебе вот так запросто дочь отдам?

      Лицо надзирающего инспектора закаменело. Только желваки проступили четче и глаза сверкнули с трудом сдерживаемой злостью.

      – Не много ли берете на себя, Анна Георгиевна? Дочь ваша подозревается не в мелком нарушении. А то, что она пыталась уехать из страны…

      Говорить дальше с инспектором мама не соизволила, повернулась вновь ко мне. Точней, даже не ко мне.

      – Янка, зачем опять влезла, курица ты безмозглая?! – напустилась мать на мою обмершую подругу. – Ищи себе шестого мужа, раз уж ни на что больше и не способна.

      За Яну стало обидно, и я уже хотела сказать слово в ее защиту, как напоролась, как на нож, на гневный взгляд мамы.

      – А ты молчи! Уж лучше бы и дальше сидела затворницей, чем такое вот воротить! Хватит. Домой поедешь. К нам с отцом.

      Я понурилась, не решаясь даже кулаки сжать.

      – И с дочкой моей, Кирилл Александрович, говорить ты будешь только в моем доме и под моим присмотром. Ясно тебе, дьволово семя? – рыкнула мама, снова повернувшись к Левину.

      Тот, кажется, и сам готов был зарычать на вставшую на пути ведьму.

      – Мои полномочия… – попытался было воззвать к голосу разума инспектор, начав обходить мою матушку по дуге. Но та упорно преграждала ему путь.

      – Тебе сказать, куда ты можешь засунуть свои полномочия? – издевательски протянула мама, тряхнув рукой.

      Я замерла, пытаясь догадаться, что именно сотворила родительница моя. По всему выходило, она не напала на Левина, иначе бы он и сам не начал деликатничать.

      – Анна Георгиевна, ваше поведение… – все еще держался в рамках вежливости надзирающий инспектор. Но рамки эти были хрупки. Тон Левина уже выражал всю степень его ярости, которая казалась мне безмерной.

      Яна тем временем подрастеряла весь свой боевой пыл и не решалась даже вздохнуть лишний раз, чтобы не вызвать еще больше высочайшего неудовольствия. Она только жалась ко мне, одновременно не давая позорно упасть на грязный пол терминала.

      – Не тебе давать оценку моему поведению, мальчишка. Что-то я не вижу в твоих ручонках постановления об аресте. Так? Так. Вот и катись в свою казенную дыру и без всех положенных бумажек даже и не дыши в нашу сторону!

      Господи, я в жизни так с людьми не разговаривала. Не то, что с кем-то из Инспекции, а вообще.

      – Анна Георгиевна, ваша дочь сама дала мне веские доказательства своей вины, пытаясь… – уже откровенно рычал на противницу Левин, подходя вплотную.

      Какой же огромный он все-таки!

      В маме было сто семьдесят сантиметров роста, плюс еще с десяток давали высокие каблуки, и все равно ей приходилось запрокидывать голову, чтобы смотреть противнику в глаза. Неужели два метра в этом чудовище? Так ему тогда даже магии не нужно, чтобы нас разметать!

      – Единственное, что доказала моя дочь, так это то, что родила я дуру! Запугал, поди, девчонку, вот она и понеслась прочь, как лисица от охотников. А вторая дура, та, белобрысая, ей еще и насоветовала под шумок. Ты имей в виду, Янка, с тобой мы еще поговорим!

      Тихо застонала рядом подруга, осознав весь масштаб свалившихся на ее голову неприятностей. Кажется, теперь она жалела, чтобы вообще со мной связалась.

      – И не закатывай глаза, Кирилл Александрович. Что я, своего ребенка не знаю? Что глупа – то есть. А вот злобы в ней отродясь не водилось, иначе бы тебя еще пять лет назад уморила бы. Стоило, наверное.

      Услышанное меня действительно ужаснуло. Особенно в свете того, что действительно готова была… Нет! И думать больше не надо! Не сделала! Не поддалась!

      – Мама! Как такое говорить можно! – воскликнула я.

      Но кто услышит слабый голос разума в пылу ссоры? Мама и Левин видели и слышали только друг друга и, кажется, от всей души наслаждались происходящим. Прежде надзирающего инспектора мне видеть таким не приходилось. В недрах своего кабинета он казался всегда таким холодным, сдержанным, рассудочным от и до. Кто же мог подумать, что Левин способен на такую ярость. Если бы можно было сжигать взглядом – давно бы полыхала и моя мать, и мы с Яной, и Толмачево вместе с нами заодно.

      – Странно было бы, считай мать собственного ребенка преступником. Вот только смерть Арцева вам лично весьма на руку, Анна Георгиевна.

      Мама уперла руки в бока и грозно вопросила:

      – Меня, что ли, в черные думаешь записать? Ты имей в виду, я не посмотрю, что наросла такая здоровенная оглобля, ноги-то повыдергиваю за такие слова!

      Я призадумалась. Могла ли мама исполнить свою угрозу? Вот чисто теоретически…

      – А вы попробуйте, – с кривой усмешкой предложил Левин, слишком уж подозрительно отводя правую руку назад, словно собирался что-то швырнуть в маму. – Попробуйте, и посмотрим!

      Кажется, миром дело завершить не удастся. И мама, и инспектор всерьез настроились на драку, и возможность спустить пар их обоих радовала в равной степени. Господи, но тут же люди! А если спорщики разойдутся как следует, здание может попросту начать разваливаться!

      Они что, совершенно не думают о случайных жертвах?

      Кажется, действительно не думают. Мама уже принялась бормотать под нос что-то донельзя подозрительное, а Левин размашисто выводил перед собой горящие алым линии магической фигуры. Добром все точно не закончится.

      – Да прекратите же вы! – завопила я, что есть силы.

      Обычные люди, которые вообще-то не должны были слышать моего голоса, начали с тревогой озираться по сторонам. Мама и Левин замерли и растеряно уставились на меня. Оба. Даже о намечавшемся бое, кажется, забыли. Вот и хорошо. Может, удастся все-таки обойтись без жертв. Сама я уже даже была готова добровольно сдаться Левину, только бы обошлось все без применения силы.

      – Ну и здорова ты орать, подруга, – пробормотала продолжавшая подпирать меня Яна.

      – Именно, Кир, девушка совершенно права, не стоит выяснять отношения настолько бурно, да еще и в аэропорту, – услышала я незнакомый мужской голос.

      Через толпу людей к нам пробирался мужчина лет тридцати, простоволосый, с лицом вытянутым и худым. Одет незнакомец был просто, но не без вкуса. С завистью я подумала, что этот человек относился к тем счастливчикам, который умудрялся носить драповые пальто поздней сибирской осенью и при этом даже выглядеть элегантно. Впрочем, возможно все дело было в том, что незнакомец оказался магом.

      – Ник, кажется, я просил тебя не вмешиваться, – зашипел с раздражением Левин. – И без тебя разберусь!

      Ник? Никита или Николай?

      – Вижу я, как ты справляешься, – скривился в усмешке узкие губы Ник. – Анна Георгиевна, добрый день. Дамы, мое почтение.

      Мама передернула плечами.

      – Павлицкий. Как всегда вовремя и как всегда скользок. И, смотрю, нос тебе все еще не сломали.

      Маг со смехом развел руками.

      – Простите, Анна Георгиевна, ваше предсказание так и не сбылось.

      – Да ты не переживай особо, таким, как ты, рано или поздно непременно ломают нос.

      Павлицкий заулыбался совсем уж довольно, словно ему только что отвесили самый приятный комплимент за всю жизнь.

      – Кир, может, как-то разберемся мирно? Без катаклизмов. Анна Георгиевна по сути права, постановления об аресте ведь у тебя нет. Пусть девушка пообещает, что спокойно посидит в нашем славном городе и больше не станет так уж сильно переживать. А Анна свет Георгиевна дочку проконтролирует. Ведь так, уважаемая Анна Георгиевна?

      Теперь я поняла, почему мама назвала Ника Павлицкого именно скользким. Он как будто исходил патокой, незаметно для окружающих поливая ею все острые углы. Хитер жук, такого бы в дипломаты. Хотя за что-то же, по маминому мнению, должны Павлицкому сломать нос.

      – Проконтролирую, Павлицкий, уж не сомневайтесь, – соблаговолила согласиться мама.

      Левин ей, кажется, ни на грош не поверил, и хотел что-то сказать, но второй маг метко заехал ему по ребрам. Точней, хотел по ребрам, а попал, кажется, по печени. А мужчины же вечно не соизмеряют свою силу… Словом, пожелай мы с Яной и мамой сбежать в тот момент, Кирилл Александрович был бы не в состоянии нам хоть как-то помешать. Даже жаль его стало, так согнулся, бедолага.

      – Ник, я тебе обещаю, только дай в себя прийти, и нос у тебя действительно будет сломан. Я этим лично займусь.

      Мама посмотрела на эту живописную скульптурную группу, и с видом античного философа изрекла:

      – Врут все люди про мужскую дружбу.

      Левин простонал что-то, наверняка с ней соглашаясь.

      – Соня, бери чемодан и за мной. Поживешь у меня, под приглядом, пока еще чего не учудила. Янка, чтобы мне на глаза не меньше месяца не показывалась. Левин, ко мне домой являешься либо с постановлением, либо с тортом и шампанским, а то велю мужу тебя с лестницы спустить.

      Я задумчиво посмотрела на надзирающего инспектора и пришла к неутешительному выводу, что для отца эта проблема слишком уж масштабна, даже несмотря на то, что папа у нас мужчина и сам не мелкий.

      – Все поняли, Анна Георгиевна, – закивал вместо Левина Павлицкий. – Как пожелаете, так и будет. Вас домой отвезти?

      Мама сплюнула через левое плечо.

      – Упаси боже с тобой связываться. На такси доберемся. Я бы к тебе в машину не села, даже если бы пришлось до дома из аэропорта пешком идти.

      Мать подошла и схватила меня за руку, потащив за собой, как я тащила бы чемодан. Оставалось только, покорно понурившись, брести за ней следом навстречу своей горькой судьбе. То, что стоит мне остаться с родительницей с глазу на глаз, как общение с Левиным покажется мне мечтой, сомнений не оставалось. Я слишком хорошо знала свою мать…

      Проходя мимо магов, я посмотрела на них с тоской и надеждой, но Кирилл Александрович так и не смог до конца разогнуться, а Павлицкий вмешиваться и вовсе не собирался, его все происходящее, кажется, даже веселило. Этакий трагикомический спектакль.

      – Дал же бог такое наказание на старости лет, – раздраженно приговаривала родительница, буквально таща меня к остановке такси, безо всякого стеснения расталкивая других желающих покинуть Толмачево. Разумеется, ее никто не пытался остановить, люди просто покорно пропускали возмущенную женщину крайне бальзаковского возраста и косились на нее тревожно, почти испуганно.

      Люди, простые, самые обычные, они ничего не знали о магии и колдовстве, и в большинстве своем даже в них не верили, но чуяли наделенных силой каким-то странным, почти сверхъестественным чутьем, и сторонились. Этакая беспричинная тревога, от которой невозможно избавиться, как ни старайся.

      Хотя вот меня никогда не выделяли среди прочих, будто бы и не ведьма я вовсе, а совершенно заурядный человек.

      Водитель такси покорно вышел, чтобы помочь с моим чемоданом. Глаза у него были стеклянными, совсем неживыми, и нам он не сказал ни единого слова.

      – Что с ним? – тихо спросила я, с подозрением глядя на мужчину.

      – Так быстрей, – передернула плечами мать и буквально запихнула меня на заднее сидение такси, а потом только уселась рядом.

      Значит, морок напустила. Или голову задурила. Так сразу и не сказать.

      – Как только у тебя ума хватило, вот скажи мне? – принялась распекать меня мама, гневно сверкая зелеными глазами. – Бежать! Словно преступница! Так меня опозорить – это еще нужно уметь…

      Я отвернулась к окну, а потом и вовсе к нему привалилась, наслаждаясь холодом. Если закрыть глаза, можно представить, что я одна. Вот если бы еще и уши закрыть.

      – И чего это мы морду воротим, барышня в белом пальто? – и не подумала оставлять меня в покое мама.

      Самое лучшее, что можно было сделать – просто промолчать. Ей надоест минут через пятнадцать-двадцать, не позже. Только бы сдержаться и не вымолвить ни единого слова. Стоит только подкинуть дров в топку маминой злости – и она до ночи не уймется.

      – Дал же господь наказание за грехи мои тяжкие. Позорище-то какое! Ни украсть, ни покараулить, только неприятности на хвост свой длинный собираешь! Лучше бы мужа на него поймала! Янка твоя уж скольких мужиков охомутала? И еще не меньше будет? А ты что?

      Безумно хотелось напомнить матери, что за эти же подвиги она мою подругу под настроение и ругала, но нельзя было даже рта открывать сейчас.

      Поэтому я только сжимала зубы и проигрывала до бесконечности знакомую до последней ноты песню. Раз за разом, раз за разом, раз за разом.

      «Мечтать о принцах – ну какой в этом толк? Мечта не кормит, мечта не греет...»

      Мама сдалась на этот раз только спустя час с лишним; если бы водитель не был под властью чар, наверняка бы с ума сошел от ее непрекращающегося возмущения.

      Платить родительница сперва даже не хотела. Она частенько так делала, оборачивая дар в свою пользу. Я непримиримо покачала головой и полезла за своим кошельком. Нельзя вот так обходиться с людьми.

      – Совестливая, – едва не сплюнула от досады мать. – Где только была твоя совесть, когда из страны пыталась убежать?!

      И снова я смолчала и просто пошла к подъезду, волоча за собой чемодан. На душе было неспокойно, гадко, словно беда еще не случилась, но уже заглядывает в глаза. Никогда не казался родительский дом мне тихой гаванью, в которой можно укрыться от всех бед. Отсюда куда чаще я уходила с тяжелым грузом на душе, неподъемным.

      – Язык проглотила? – спросила мать, когда мы поднимались в лифте.

      Я покачала головой.

      – Нет.

      Последовал тяжелый вздох.

      – Ты хоть понимаешь, что дала Левину повод сжить тебя со свету? Принципиальный-то он принципиальный, вот только на наше племя у него такой зуб, что и думать страшно! И надо было тебе именно с ним такой фокус попытаться выкинуть?! Ты со своих облаков вообще жизни не видишь, что ли?

      Я кивнула.

      – Не вижу.

      О рассказанной Яной истории я даже заикаться не стала.

      Больше и объяснять ничего не требовалась. Не пыталась я вникать в чужие дрязги, войны, обиды. Зачем мне это?

      – А стоило бы на бренную землю поглядывать! – втащила меня за собой в квартиру мама, а потом поспешно заперлась на оба замка. – Без этого и шею свернуть недолго. Инспекция, сама знаешь, шутить не любит. А тебе надзирающий так и вовсе лютый достался. Так и скалится. Если бы Павлицкий сегодня так вовремя не подвернулся, кинулся бы на меня Левин. Непременно кинулся. И тут уж одному господу нашему известно, кто кого бы заборол. Я-то хоть и сильна, так ведь и этот окаянный тоже не слаб.

      У меня сердце удар пропустило.

      – Так зачем же ты на него кинулась в аэропорту?

      Мать посмотрела на меня долгим взглядом, нечитаемым.

      – Так что же, мне нужно было этому чудищу единственного ребенка отдать? Да не дождутся.

      Я молча принялась раздеваться. В голове было совсем пусто, как будто довелось проплакать несколько часов, а теперь наступило долгожданное облегчение. Или хотя бы успокоение.

      – Что там за Арцев хоть, мама? – спросила я, когда уселась в кухне на табурет, поджав под себя ноги.

      Родительница тем временем привычно суетилась у плиты. Зачадило на скороде подсолнечное масло, зашипело, совсем как в детских воспоминаниях.

      – Да был один слишком оборотистый. Бизнесмен, прости господи. Владелец заводов, газет, пароходов. Приходил ко мне, хотел еще оборотистей стать. Такого запросил – там не одну душу заложить надо, с десяток. Ну и завернула я его с порога. Делать мне нечего, мараться ради чужого дохода.

      Я улыбнулась. Мама моя даже ради своего дохода – и то не стала бы мараться, уж мне ли не знать?

      – Ну и решил этот Арцев, что ему по силам ведьме нервы потрепать, – продолжала мама, вытащив из морозилки котлеты, а потом как следует хлопнув дверкой. Все-таки помотал ей нервы бизнесмен этот. – Мол, загонит меня в угол – сговорчивей стану. Да только нет такого угла, чтобы туда можно меня, Анну Таволгину загнать! Да и не в первый раз.

      На родительницу мою и прежде давить пробовали, тут она права. Ни разу не выходило добиться желаемого. Не стоит связываться с сильной ведьмой, если она уже и так дала отказ.

      – А тут Арцев возьми – да и преставься, чтоб ему в аду сковородку погорячей подобрали. И что ему в твоем районе делать – ума не приложу. Самая окраина города ведь, он в эти места и носа не казал, а тут умер аккурат под твоими окнами. В жизни не поверю, что тут дело чистое. Понадобилось кому-то, чтобы так случилось. Может, Левину надоело в правдолюба играть, может, еще кто сподобился, так сразу и не поймешь. Одно ясно, по тебе в первую голову должно было ударить.

      Я согласно кивнула. И ведь действительно – как докажешь, что мне дела матери совсем были неизвестны, сама не спрашивала, она – не рассказывала. Так и жили не первый год.

      – А ты, как назло, бежать ринулась, дуреха, – снова проворчала мама. – Мне Костик уже рассказал, что Левину ночью побуянить в голову пришло. Ну так и что? Покричал бы немного, попугал – и успокоился. Ну, даже и пожила бы у Янки своей пару недель, ничего бы не случилось ни с ней, ни с тобой. А к тому времени все бы уже и разрешилось. Без доказательств тебя все равно бы никто не тронул. Но ты теперь сама дала Левину доказательство, пусть даже и косвенное.

      Понурившись, я кивнула. Ведь и правда дала доказательство. Кто бежит быстрей всего? Преступник. Вот и выгляжу в глазах надзирающего инспектора как самая настоящая преступница. Попробуй, переубеди.

ГЛАВА 4

      Папа вернулся ближе к вечеру и первым делом обнял любимую дочурку, причитая, что я бледненькая. И, конечно же, худая как щепка. Вечно он с бабушкой меня откормить пытался, чтобы была как мама. Она у нас не толстая, но в нужных местах всегда было, за что подержаться. Настоящая русская женщина, что еще сказать. А я в нее только ростом пошла.

      – Что там Ковен? – первым делом спросила мама, накрывая на стол. – Инспекция еще жалобы никакой не прислала?

      Папа флегматично пожал плечами и почесал подбородок.

      – Да кто пришлет-то? Левин? Так ему веры все равно ни у кого нет после той истории. Пока доказательств неопровержимых не найдет, никакой жалобы не будет. Тут волноваться не о чем.

      Отец у меня умудрялся сохранять спокойствие, что бы вокруг ни происходило, и всю жизнь мне казалось, что именно в этом его свойстве и заключался секрет их с мамой удачного брака.

      – Единственную дочь едва Инспекция не загребла, а ему все равно! – возмутилась мама, хлопая перед ним на стол тарелку с котлетой и картошкой так, что подлива с нее брызнула во все стороны. И прямиком на любимую мамину скатерть.

      Я на всякий случай тут же втянула голову в плечи, пытаясь стать как можно меньше. Вот за жирные пятна запросто могли все пострадать без разбора.

      – Ну так не загребла же? – с видом совершенно философским пожал плечами папа. – Вот сидит, живая и здоровая, так чего же переживать сейчас?

      Мать закатила глаза и принялась бормотать под нос что-то гарантированно нелестное в папин адрес. Она всегда пыталась добиться от отца хоть какой-то бурной реакции и каждый раз терпела поражение, из-за чего ужасно злилась.

      – Как только выйти я могла за такого бессердечного человека? – причитала мама, продолжая накрывать на стол. – Где только глаза мои были?! Всю ведь породу испортил! Вот и дочь вся в тебя, такая же рыба снулая! Если бы Сонька в меня удалась, все бы иначе вышло!

      Разговор этот заводился всю мою жизнь с завидной регулярностью, погружая всю семью разом в уныние.

      – Я бы не пережил тебя в двойном объеме, родная, – вздохнул отец и поспешно принялся есть, чтобы хоть как-то прекратить неприятную беседу.

      Сразу после окончания припозднившегося обеда я почувствовала себя плохо и решила лечь поспать. Обычно после пары часов отдыха всегда становилось легче. Мама принялась ворчать что-то про «нельзя ложиться на закате», но я чувствовала себя настолько разбитой, что и слушать ничего не стала. Казалось, даже сидя могу задремать.

      Устроившись в своей старой комнате, я расстелила постель, надела домашнее платье и закрыла глаза, разом упав в сон как бездонную пропасть. Обычно ворочалась едва не вечность, но тут…

      А во сне я снова сидела между двумя зеркалами и с жадной надеждой вглядывалась в приближающуюся фигуру моего суженого. И, кажется, вот-вот мне удастся увидеть его лицо, всего пара секунд…

      Но нет, тьма словно бы еще больше сгустилась, и только голос раздался совсем рядом, тихий мужской голос, который ядом втекал в уши, заставлял быстрей биться сердце.

      – Скоро. Жди.

      Сон не дал привычного успокоения, да и от головной боли тоже не избавил. Утром я поднялась с отвратительным ощущением, будто кто-то невидимый изо всех сил сдавливает мой череп, который может треснуть в любой момент как перезрелый арбуз. Я умылась холодной водой, выпила чая покрепче, когда ни то, ни другое не помогло, смирилась с тем, что все-таки придется выпить обезболивающего.

      Ведьмы обычно брезговали дарами фармакологии, она притупляла чувства, ослабляла наши связи с силами, которыми мы управляем… Но когда кажется, что вот-вот богу душу отдашь из-за обычной мигрени, на что угодно пойдешь.

      Шесть утра. Сумерки еще. В доме напротив горят редкие окна: жители Центрального района могут позволить себе поспать подольше, им не приходится так мучиться из-за пробок. Метро, пусть даже совсем маленькое, практически игрушечное, всего-то пара линий, все равно выручало. Мама тоже не думала подниматься, она обычно просыпается где-то в семь утра. Если поднять раньше – день не задастся у всех разом, возможно, даже в масштабах города.

      Пока родители не проснутся, придется вести себя тихо как мышь.

      Я с пятой попытки отыскала свой телефон, на котором обнаружилась и ободряющее сообщение от Костика, и пять пропущенных звонков от Яны. Последний раз подруга пыталась связаться со мной в три часа ночи, что больше походило на какой-то изощренный способ мести. Хорошо еще, из кармана пуховика сигнала толком было не слышно.

      Надзирающий инспектор на этот раз не стал меня беспокоить. Почему-то из-за этого стало еще тревожней. Может, он прямо сейчас что-то замышляет и только ждет удобного момента, чтобы добраться до меня?

      – Сонька, что ты там топаешь ни свет ни заря?! – все-таки проснулась мама.

      Ну вот, утро началось, и оно явно недоброе.

      – Спи еще, – отозвалась я, не особо надеясь на то, что меня кто-то послушается.

      Разумеется, мама встала, заодно и отца подняла. А то, чего это он выспится, когда ей не удалось?

      – Завтрак приготовь, дармоедка, раз подорвалась! – бросили мне из спальни. – И кухню опять не спали!

      Я даже не стала напоминать, что кухню спалила только один раз. В десятилетнем возрасте. И с того момента готовить все-таки научилась, пусть шеф-поваром так и не стала. Но омлет испортить очень сложно и не каждому под силу, тут нужен особенный талант.

      Левин все-таки позвонил. В девять утра и почему-то матери. Хотя явиться – то ли все еще для беседы, то ли уже на допрос – должна была я. Матушка выдала то же, что и вчера в аэропорту: Левину нужно, пусть Левин и едет, и нечего тут. А то у бедной девочки нервы, бессонница и все в таком духе. Я покосилась в зеркало и убедилась, что выглядела и правда неважно, до гроба далеко, но для прогулки среди могил подойдет прекрасно.

      – Нет, Кирилл Александрович, мне наплевать, чем ты мне там грозишь. Кишка тонка такое осуществить. А это – уж тем более. Вот про это даже думать не стоит. Что? В состоянии? Мальчик, ты кому это рассказываешь?! И орать не нужно, все равно не поможет. Торт и шампанское – и так и быть, пущу на порог. Хотя нет, неси что покрепче, с тобой на трезвую голову точно не договоришься. Все.

      Мама нажала на отбой и выпрямилась с горделивым видом полководца, выигравшего поистине великую битву. Уж она-то надзирающего не боялась ни капли, не то что я.

      – Приползет, сопляк, – пробормотала она себе под нос. – Ноги еще лизать будет. Не таких забарывала.

      В голосе моей родительницы звучало злое торжество.

      – Что ты хочешь сделать с ним? – тихо спросила я, опасаясь самого худшего. Мама всегда брезговала самым черным колдовством, но если ради меня?..

      Мать тут же пронзительно уставилась мне в глаза не мигая, как кобра.

      – Ничего такого, за что меня стали бы особенно осуждать. Мальчишка сам напросился на хорошую трепку, так почему бы не задать ее? От лишнего ума еще никто не умирал. Можно даже сказать, я задумала доброе дело.

      Вот в последнем я точно была не уверена. У матушки моей имелись своеобразные представления о добрых делах и о справедливости в целом. Порой она приносила людям много бед, используя исключительно разрешенные чары, а подчас даже и безобидные.

      – Неужели просить за него будешь? За чудовище это черное? – с подозрением спросила мама, кажется, ожидая, что я примусь протестовать.

      Вот только не хотелось. Не походил Левин Кирилл Александрович на беззащитного агнца, которого легко уморит злобная ведьма. Тут непонятно, кто кого.

      – С чего бы мне за надзирающего просить? – отозвалась я, безразлично пожав плечами. – Он мне не брат, не сват, не друг, не приятель. Век бы не видеть.

      Ответом мне стала довольная улыбка.

      – Слава тебе господи, не совсем блаженная уродилась. Левин явится сюда, как миленький явится. Говорить с ним буду я сама. А ты сиди и не высовывайся, пока я сама не позову. Ясно тебе, горе луковое?

      Я покорно кивнула. Конечно, мамины команды не особо и радовали, но оставаться один на один с инспектором не хотелось и сильно. Так что независимостью своей я пожертвовала с легкостью.

      – К вечеру еще и Костик заглянет. Милый мальчик. И уж не знаю с чего, но ты ему приглянулась, так что улыбайся поласковей, а не как обычно.

      Очередное откровенное сватовство изрядно смущало, но прежнего недовольства все-таки не вызывало. И пусть мысль о суженом, как и прежде, не оставляла меня, но желания сбежать от Кости сломя голову не появилось. Возможно, все дело в том, что он спас меня от Левина, как знать?

      Костя и Кирилл Александрович прибыли одновременно, более того, столкнулись в дверях, едва не скалясь друг на друга как два злых сторожевых пса. Впрочем, нет, все-таки Костик больше походил на золотистого ретривера, собаку крупную, но донельзя добродушную, позитивную, такая и лает, кажется, против воли. Левин, наоборот, готов был взорваться в любой момент. Злосчастный торт он держал в руках как солдат Великой Отечественной – последнюю гранату, вот-вот – и бросит в наступающего врага.

      Матушка смотрела на него насмешливо, с превосходством, а когда нежеланный гость переступал порог, и вовсе спросила:

      – А где же шампанское?

      Левин скрипнул зубами и произнес тихо:

      – Выпил.

      Я вышла вперед и забрала у надзирающего инспектора торт, который мог в любой момент стать жертвой его плохого настроения. А потом полы мыть.

      – Добрый вечер, Кирилл Александрович, – тихо поздоровалась я, решив, что все-таки стоит проявить вежливость.

      Мужчина на мгновение замер, а потом все-таки соизволил ответить:

      – Здравствуйте, Софья Андреевна.

      Отдав мне злосчастный торт и повесив пальто в шкаф, Левин поспешно сунул руку в карман. И я готова была поклясться, что в кармане маг сложил фигу, непременный атрибут встречи с ведьмой для людей трезвомыслящих и хоть немного понимающих в колдовском промысле. Впрочем, вряд ли надзирающий инспектор ограничился одной только фигой, наверняка припас кое-что из магического арсенала.

      Костя разделся в два счета и тут же пошел в глубь квартиры здороваться с моим папой. Сразу стало видно, что здесь он гость частый и званый. Видимо, чем-то матери приглянулся молодой колдун, раз пустила в собственный дом. Она у нас, конечно, хозяйка хлебосольная и радушная, но так легко к себе не подпустит, характер не тот.

      – Сонька, помогай на стол накрывать! – рявкнула с кухни родительница, и я пошла на зов. Все-таки накрывать на пятерых хлопотней, чем на троих. Да и учитывая, что будут гости, наверняка мама разошлась с готовкой.

      Сколько себя помнила, мама никогда не выпускала гостей, пока они еще могли сами ноги передвигать, только если выкатывались, с трудом подавляя сытую отрыжку. Русская хлебосольность во всей красе, как она есть.

      Левин двигался по квартире осторожно, недобро озираясь, и разве что не принюхивался. Хотя как раз принюхаться стоило: запахи стояли просто изумительные. Конечно, не ресторан, ну, если только ресторан русской кухни, которую порой любят попробовать любопытствующие иностранцы.

      – Чего в дверях-то жмешься, Кирилл Александрович? – продолжала насмешничать мама. – Усаживайся за стол, раз уж хватило смелости ко мне в гости заявиться. Не бойся, я у себя дома не травлю.

      Прозвучало ну очень двусмысленно. Я вздохнула украдкой, решив не встревать в эту, без всяких сомнений, увлекательную беседу. Пусть матушка развлечется за счет Левина, от него не убудет, а нам с отцом часы покоя и отдыха обеспечены.

      – Ловлю на слове, – мрачно отозвался надзирающий инспектор, усаживаясь на приготовленный для него стул рядом с Костей.

      Стул многозначительно затрещал, но все-таки смирился со своей участью и вынес свою непосильную ношу.

      – Ешь, Кирилл Александрович, – велела мама, – на голодный желудок бесед не веду.

      Костик понимающе заулыбался.

      – А что, потом спать даже не уложите? – не без ехидства поинтересовался Левин, начиная орудовать вилкой.

      Мама хмыкнула вроде бы как даже с одобрением.

      – Времена другие, теперь все приходится делать быстрей. Так что уж прости, спать не уложу.

      Инспектор закивал.

      – Да-да, лихие времена, даже ступу припарковать, наверное, целая проблема.

      Тут уж не выдержал и захохотал папа, едва не подавившись. Костику удалось сдержаться, но явно из последних сил.

      – Муж, меня только что назвали Бабой Ягой, а ты ржешь, как кавалерийская лошадь, – сурово нахмурилась мама, пытаясь призвать к порядку, но отец все равно продолжил смеяться. – Ох, уж эти мужчины. Костик, ну хоть ты побудь приличным молодым человеком, поухаживай за Соней, раз уж так удачно сидишь.

      Мое место действительно было справа от Кости, и этикет предписывал маминому гостю оказывать мне всяческое внимание. Не без оснований я предположила, что такая рассадка гостей далеко не случайна, и матушка тихой сапой осуществляла план по устройству личной жизни негодящей дочери.

      Левин скользнул нечитаемым взглядом по мне, по Косте и сделал какой-то свой инквизиторский вывод, о котором оставалось только догадываться.

      – Полагаю, бедного Арцева уже вскрыли? – совсем уж светским тоном спросила у нежеланного гостя матушка, глядя на Левина холодно, как, должно быть, обычно и смотрят патологоанатомы.

      Инспектор кивнул и на него разом уставились все.

      – Вы правы, Анна Георгиевна.

      Предполагалось, что после этих слов Левин озвучит и какие-нибудь подробности, но он, конечно же, молчал. За те пять лет, которые мне довелось знать надзирающего инспектора, я сделала вывод, что словоохотливость ему не свойственна. Мама же встречалась с ним куда реже, поэтому, видимо, надеялась, что тот легко выложит все, стоит только задать наводящий вопрос.

      – Так как ты с тортом явился, а не с постановлением, выходит, ничего не нашли ваши ищейки, – ухмыльнулась мама, неприкрыто демонстрируя свою радость.

      Я сохраняла спокойствие полное и абсолютное. Если смерть Арцева не моих рук дело, как же могут обнаружиться на его теле мои следы?

      – Почему же, – пожал плечами Левин, цепко глядя на мою родительницу, – кое-что все же нашли. Колдовством убили Арцева. Тут сомнений нет. Другое дело, подписи не обнаружили и доказать, что сделала это именно Софья Андреевна не выйдет. Пока.

      Мама очень выразительно посмотрела на меня, намекая, что именно мой неудачный побег прибавил веса словам надзирающего инспектора. Как будто до моей неудачной попытки улететь из страны Левин хоть каплю сомневался в том, что случившееся с Арцевым – моих рук дело. Проклятое зеркало, которое кому-то вздумалось унести с помойки. С чего вообще кому-то могло прийти в голову забирать его? Ради чего?

      Я замерла, пытаясь посмотреть на этот факт с другой стороны.

      Никому не могло понадобиться разбившееся зеркало, для этого не имелось ни одной разумной причины!

      Для обычного человека. Но вот если это не был обычный человек… Можно ли предположить, будто забрал мое зеркало необычный человек, который знал наверняка, что увидит надзирающий инспектор, когда посмотрит на это проклятое стекло? Это я слепа в колдовстве, но не Левин.

      Можно ли было предположить, что я утром брошусь выбрасывать зеркало, едва только увижу трещину? Любой, кто связан с магией или колдовством, поступит именно так: в ту же секунду, как только увидел разбившееся зеркало, тут же бросится выносить его из дома.

      Я была предсказуема, как снег зимой в Сибири. Если кому-то пришло в голову использовать этот фокус… Проще некуда.

      – Мама, а могло ли треснуть зеркало в моей квартире из-за того, что кто-то колдовал на стоянке? – тихо прервала я перепалку матери и Левина.

      Оба спорщика растерянно уставились на меня. Сразу почувствовала себя злодеем, который отнял сразу у двух детей конфеты.

      – Ты использовало то зеркало для ремесла? – уточнила матушка, глядя мне в глаза.

      Я кивнула.

      – Тогда ты и сама знаешь ответ.

      Оно не просто могло треснуть из-за чужого черного колдовства, оно обязано было треснуть. На зеркале остались следы колдовства… Я и сама использовала его прежде для заклятий, все ведьмы не чураются зеркал. Заклясть отражение, заглянуть куда-нибудь. Обычное дело. А однажды открытую дверь уже не запереть снова.

      – Я все равно не поверю, – рыкнул Кирилл Александрович, едва не опрокинув свой стакан с водой.

      Словно бы кто-то сомневался, что я не просто единственный, но еще и «любимый» подозреваемый.

      – Не верьте, – равнодушно отозвалась я, пытаясь понять, кому и что могла сделать, чтобы стать жертвой такой жуткой аферы.

      И ничего не приходило в голову.

      Совершенно ничего.

      За что мог поплатиться Арцев еще понятно, не все люди настолько терпеливы как моя мать, кто-то мог расправиться со слишком напористым клиентом. А покойный, судя по тому, что мне довелось услышать, наверняка после отказа одной ведьмы начал бы поиски другого помощника, менее принципиального.

      Но если цель – только лишь убийство Арцева, то зачем подводить под удар меня? Я точно ни в чем не замешана. Даже шанса не было во что-то ввязаться! Кому нужна добровольная отшельница? Да среди мне подобных только единицы знают, как выглядит единственная дочь Анны Таволгиной!

      Это удар по маме? Но круговой поруки у нас нет, никто бы не заставил ее отвечать за проступки взрослой и вполне самостоятельной дочери. Репутация, конечно, пострадает, не без того, но что особо изменит это подпорченная репутация? Пожалуй, что и ничего.

      Я бездумно водила вилкой по тарелке, пытаясь построить схему интриги. Ничего не выходило. Наверное, действительно стоило почаще интересоваться, что происходит вокруг. Тогда бы не пришлось сейчас гадать на кофейной гуще. Стоит, наверное, попросить матушку посмотреть мое будущее, сама-то уже и не рискну.

      Родители вместе с Костиком и Левиным смотрели на меня искоса, внимательно, ожидая, что же я скажу в следующий раз.

      – Додумалась до чего? – с подозрением осведомилась мама.

      Я улыбнулась и покачала головой.

      – Да ни до чего такого… Просто странно все. И не могу понять, для кого эта история обернется выгодой.

      Говорила я тихо, не пытаясь кого-то убедить. Кто хочет услышать – тот различит и шепот, а кто не хочет – тому можно хоть в оба уха кричать, все одно не поможет.

      Мама красноречиво хмыкнула:

      – Уж точно не нам и не ему.

      Тут она кивнула в сторону Левина.

      – Кирилл Александрович у нас, конечно, тот еще дурак, но дурак исполнительный и принципиальный. Ловить тебя на чей-то труп он не стал, такие рук не марают.

      Левин застыл как каменное изваяние, только глаза злобно щурил и разве что не щерился на маму.

      – Аннушка, ты, и правда, слегка перегибаешь, – мягко произнес отец и погладил маму по руке, пытаясь успокоить.

      Родительница моя передернула плечами.

      – Ой, уймись уже с этой мужской солидарностью! Это же инспектор надзирающий! Он нашей дочери уже пять лет кровь портит и никак не уймется! С такими иначе нельзя!

      Левин молча давился котлетой, всем видом намекая, что как раз таки иначе можно, вот только… В общем, лучше всех за столом себя чувствовал Костик: он просто с огромным удовольствием ел, позволяя другим выяснять отношения. Вот же счастливого нрава человек! Есть чему позавидовать.

      Когда трапеза закончилась, мы с мамой пошли на кухню мыть посуду, Костя с моим папой включили спортивный канал и начали оживленно что-то обсуждать. Надзирающий инспектор поплелся на кухню вслед за нами и недобро смотрел в спину, пока я стояла у раковины, принимая у мамы грязные тарелки.

      – А что, и сейчас нельзя побеседовать? – недовольно спросил Левин, сообразив, что и спустя десять минут я все еще не закончила.

       Ну, а что поделать? Тарелки – это только лишь половина беды. А на кухне и сковорода осталась вся в жире, и кастрюли. Мама готовит с размахом, и после этого столы и плита больше похожи на поле боя.

      – Кто со стола убирать-то будет, по-твоему? – сварливо откликнулась мама. – Не умрешь, если еще минут пятнадцать подождешь.

      Кирилл Александрович сперва душераздирающе вздохнул, будто как раз и был при смерти, и только наша злая воля заставляла его мучиться на смертном одре, а потом вовсе обиженно засопел.

      – Еще и пыхтит! – поразилась мама. – Сонька, так уж и быть, бери этого страдальца и иди в комнату. Пусть спрашивает, я только здесь все закончу – и тоже подойду. Если что не так – зови, отец с Костей этого деятеля мигом с лестницы спустят.

      Я наспех вытерла руки и повела надзирающего инспектора в свою бывшую спальню. Тот огляделся с вялым интересом и сел на стул у рабочего стола. Я устроилась на диване, выжидающе посмотрев на мужчину.

      – И что вы хотели у меня спросить?

      Прозвучало как-то устало, совсем замученно, но, с другой стороны, радоваться у меня точно причин не было.

      – К примеру, чего ради вам понадобилось убивать Арцева? – с мрачной уверенностью в собственной правоте спросил надзирающий инспектор.

      Я с усталым спокойствием выдержала его взгляд.

      – У меня не было для этого причин. И я его не убивала.

      Разумеется, Левин мне верить не собирался. Стало даже немного грустно.

      – Зачем невиновной на следующий же день пытаться покинуть страну? – издевательски усмехнулся надзирающий с таким видом, будто он знает обо мне все, чего даже я сама не знаю.

      – Вы были очень впечатляющим прошлой ночью. Я посчитала слишком опасным оставаться с вами в одном городе.

      У Чеширского кота улыбка оставалась, даже когда пропадал сам кот. С Левиным все вышло наоборот: надзирающий инспектор – вот он, а ухмылка исчезла, будто ее и не было.

      – Вы намекаете, будто я мог попытаться привлечь к ответственности невиновного?! – рявкнул на меня инспектор так громко, что стекла зазвенели.

      На пороге комнаты тут же появился встревоженный Костик. Впрочем, увидев, что меня никто не пытается убить, да и вообще Левин держится на относительно безопасном расстоянии, Костя снова скрылся, напоследок ободряюще мне улыбнувшись.

      – Да, – просто и коротко ответила я на вопрос, не став уточнять, что так я считала именно в ту конкретную ночь. Сейчас все случившееся не казалось мне уже настолько однозначным, как раньше. Разумеется, уточнять это я не стала.

      Темные брови Кирилла Александровича сошлись на переносице, превратив его из просто вечно хмурого человека практически в озлобленного демона.

      – Я никогда подобного не сделал бы!

      Пришел мой черед выразительно и многозначительно смотреть на собеседника.

      – Почему я должна вам верить? – осведомилась я тихо и твердо, не отводя взгляда. – Вы были очень убедительны, Кирилл Александрович. Мне и в голову не приходило сомневаться, что вы не сделаете со мной все, что только может прийти в голову дорвавшемуся до власти надзирающему инспектору.

      Левин пошел красными пятнами и сжал кулаки.

      – Я никогда – слышите?! – никогда бы не поступил вопреки собственным убеждениям и представлениям о справедливости! – буквально взревел он.

      Соседи бдительно застучали по батареям, однако ни родители, ни Костик не спешили врываться в комнату. Наверное, уже примирились с такой манерой общения надзирающего инспектора нашего района.

      – Но это только вы мне это говорите, – пожала плечами я. – Других доказательств нет.

      Гнева инспектора хватило бы на десятерых, и еще на пару человек осталось бы.

      – Но у вас нет и доказательств того, что я собирался поступить с вами таким образом! Вся моя жизнь…

      Я улыбнулась собеседнику так, будто все о нем знала.

      – Почему мне нужно верить этой «всей вашей жизни»? – напрямик спросила я, почувствовав себя куда лучше.

      Мужчина опустил голову и тяжело вздохнул.

      – Итак, вы решили показать мне, каково оказаться на вашем месте? Надо сказать, я впечатлен. Однако это ведь все равно ничего не меняет. Ни для вас, ни для меня. Тупик. Забавно, не так ли, Софья Андреевна?

      Не увидела ни единой причины для веселья, даже самой крохотной.

      – Как по мне, так нет, Кирилл Александрович. Забавного мало. Но мы действительно в глухом тупике. Вы мне не верите, что бы я ни сказала. Я же совершенно не верю вам. И выхода для нас нет. Вот только проблема в том, что этот выход для кого-то все-таки нашелся, а мы оба даже представления не имеем, есть ли он на самом деле и кто он такой.

      Левин откинулся назад и запрокинул голову.

      – И вот передо мной сидит ведьма, наивно хлопает глазами и говорит о своей абсолютнейшей невиновности, – пробормотал он и тяжело вздохнул. – Ну не станете же вы клясться и божиться, что не в состоянии убить человека?

      Почему-то, когда Левин не смотрел прямо на меня, становилось еще хуже. Словно бы я оказалась одна в темноте, и теперь удар может прийти с любой стороны и в любой момент.

      – Знаю ли я как лишить жизни? – тихо переспросила я. Солгать? И раньше ему не лгала, нечего и начинать. Все равно ведь инспектор отлично знает ответ. – Конечно. Каждая ведьма и каждый колдун знают. А если утверждают обратно, или обманывают, или просто не изучили как следует нашего ремесла.

      Левин резко подался вперед. Его лицо оказалось прямо напротив моего. Как будто призрак внезапно появился.

      – Как же вы меня раздражаете своей показной искренностью! – вполголоса рыкнул мужчина, глядя на меня так, словно именно мне по какой-то причине довелось стать корнем всех его бед. – Этим своим бесконечным «Да, Кирилл Александрович. Хорошо Кирилл Александрович». Вечно одно и то же!

      У меня совсем уж ум за разум зашел.

      – Вас что, злит именно моя правдивость? – поразилась я, пытаясь уложить в голове картину мира инспектора.

      Он замер, не находясь с ответом, а потом произнес:

      – Порой люди всю жизнь говорят правду только для того, чтобы один раз по-крупному соврать. И вот я все пытаюсь понять, для какой же лжи вы так яро проявляете искренность?

      Голос мамы прозвучал сродни грому небесному. Оказалось, она уже какое-то время стояла в дверях и слушала нашу беседу. Наверное, мы увлеклись.

      – Зря подвох ищешь, Кирилл Александрович. Соня у нас просто дура. Что на уме – то и говорит. А когда нормальные люди просто врут, отмалчивается.

      Левин хохотнул.

      – Как у вас все просто, Анна Георгиевна. Слишком просто.

      Мама хмыкнула.

      – Жизнь и без того штука сложная. Зачем же еще проблем добавлять? Вот ты вечно все усложняешь. И как? Счастлив? Что-то не похоже.

      Левин смотрел на мать тяжело, недовольно, но как будто с обидой, а не с яростью. Словно все пламя истратил на меня, а матушке остались только уголья от костра.

      – Хватит с меня уже вашей ведьминской софистики, Анна Георгиевна. Я не могу вот так бездоказательно верить вашим словам и словам вашей дочери. Тело нашли буквально под окнами вашей дочери. Она тут же избавилась от зеркала, а мы с вами знаем, как легко убить при помощи зеркала.

      Мама только рассмеялась в ответ, входя в комнату и усаживаясь рядом со мной.

      – Вот говорю же, любишь ты усложнять все, Кирилл Александрович. Соня, понадобилось ли тебе зеркало, реши ты кого-то убить?

      Наверное, я даже побледнела из-за этих слов. Но ответила, как всегда, спокойно:

      – Нет. Не люблю без нужды использовать зеркала. Пожелай я кого-то убить, наговорила бы на черный хлеб. Проще и быстрей.

      Мать с удовлетворением кивнула и повернулась к Левину.

      – Именно, Кирилл Александрович, – подтвердила родительница, приосанившись. – Зеркала – капризны, связываться с ними себе дороже. Поэтому умная ведьма к их помощи прибегнет только в том случае, если выхода другого нет. С хлебом все действительно вышло бы куда проще.

      Инспектор поджал губы.

      – Да и сторонится Сонька моя зеркал едва не с детства. В любом случае использовала бы что-то другое.

      После этих слов Левин изрядно оживился.

      – И чем же вам не угодили зеркала, Софья Андреевна? – разумеется, спросил меня надзирающий инспектор. Не мог не спросить.

      А я, конечно же, промолчала. Выдержав и испытующий взгляд Кирилла Александровича, и вопрошающий – матери. Рассказывать о том случае, о смеси любопытства и страха, которая меня захлестнула в тот проклятый вечер, я не собиралась никому до самой своей смерти. Все равно той ошибки уже никак не исправить. Значит, пусть все и останется моей тайной.

      – Мечтай дальше, Кирилл Александрович, уж если я за столько лет не добилась у дочери правды, то тебе-то и ловить нечего, поверь на слово. Сонькино упрямство – это тебе не бетонная стена, даже взрывчатка не возьмет.

      Кажется, такой отзыв о моем характере надзирающего немного удивили, но комментария не последовало.

      – Других подозреваемых все равно нет, – процедил мужчина, едва не скалясь. – Ни единого подозреваемого нет, кроме вас и вашей ненаглядной дочери.

      Мама улыбнулась Кириллу Александровичу так ласково, как, должно быть, волк в платье бабушки улыбался Красной Шапочке.

      – Да ты просто не искал ничего, вот их и нет, – фыркнула она. – А то я не знаю, что при каждом удобном случае ты кидаешься к моей Соньке. Поищи еще кого, Кирилл Александрович. Вдруг найдешь? Не пробовал ничего нового?

      Левин тихо выругался себе под нос, поднялся на ноги и скомканно попрощался. Мама пожала плечами, словно так и надо, и, кажется, совсем не удивилась тому, что гость решил нас покинуть сам и без настоятельных просьб.

      – Ну и как ты, Сонька? Не слишком сильно этот изверг тебя потрепал? – спросила только лишь родительница, когда за инспектором захлопнулась дверь.

      Я пожала плечами.

      – Признаться, теперь не страшней, чем обычно. Поорал, конечно, но не так уж все прошло и ужасно.

      Тем вечером у мусорных баков мне было куда страшней, тогда передо мной был словно не надзирающий инспектор, а сам дьявол, желающий забрать меня прямиком в адские бездны. Тогда я казалась себе самой такой маленькой, слабой, ничтожной… Неспособной постоять за себя.

      Сейчас пришло спокойствие. Наверное, потому что родители рядом. Какие бы ни сложились между нами отношения, я знала, что они меня если не поддержат, то хотя бы защитят.

      – Кто бы мог подумать, что помимо кошмарного упрямства в тебе еще и где-то храбрость завалялась, – проворчала мать, недовольно поджимая губы. – Вот только где все это раньше-то было?

      Я пожала плечами. Как по мне, так храбрости во мне как не было, так и нет. Просто… Ну, просто в присутствии матери мне стало как-то спокойней.

      – Опять молчишь, – безнадежно вздохнула мама. – Все-таки ничего в нашей жизни не меняется. Только хуже становится. Я-то думала, орлицу родила, а в итоге выросла домашняя клуша. Да и тут бесполезна – цыплят от тебя не дождешься.

      Снова одно и то же, одно и то же, одно и то же. И так из года в год и конца не видно.

      – Он ведь снова вернется сюда. Ничего не найдет – и снова заявится обвинять меня, быть может, даже с постановлением. Левин упорен и не пожелает так легко сдаваться.

      Мама задумчиво покачала головой, словно что-то вспоминая.

      – Помнится, когда-то Левин наш Кирилл свет Александрович был истинным зерцалом добродетели для всей Инспекции, уж поверь. Такой яркий мальчик, что даже в Ковене о нем поговаривали. Ну, на тему, чем для нас молодое дарование обернется. Честный, принципиальный, ну словно из рыцарского романа сбежал. А потом пошел вразнос. Ну, и понизили, соответственно. Гниет теперь в твоем Калининском. И поди пойми, чего от него ждать. Я на всякий случай ожидаю самого худшего. И тебе советую.

ГЛАВА 5

      Костик задержался допоздна и, кажется, мог бы и вовсе остаться у моих родителей на ночь, по крайней мере, мама предложила это легко и как нечто обыденное. Забавное дело, я пропустила тот момент, когда кто-то стал настолько близок родителям помимо меня. Даже как-то… Не знаю, неловко. Хорошо еще, Костя вежливо улыбнулся и отказался. По-видимому, из-за меня.

      – Ну, спокойной ночи, Анна Георгиевна, Андрей Алексеевич, Соня. Я поехал домой, – с улыбкой попрощался Костя, бросив на меня на прощанье весьма долгий взгляд, который, кажется, пришелся по вкусу моей матери.

      – Милый мальчик. Определенно милый, – довольно произнесла матушка, закрывая дверь. – И действительно расположен. Сегодня он приехал к нам только потому, что волновался о тебе.

      Я пожала плечами и посмотрела за окно.

      – Мама, он ведь твой ученик, верно? – задала я вопрос достаточно важный, когда речь идет о колдунах и ведьмах.

      Передача знаний и дара – это всегда несет огромную ценность в нашем мире.

      – Пока что нет, – ответила матушка. – Присматриваюсь к нему.

       Забавно, право слово.

      – То есть, чтобы взять его в ученики – ты доверяешь Косте недостаточно, но при этом считаешь, что можешь подсовывать его собственной дочери, – прокомментировала я.

      Мама повернулась ко мне и пожала плечами.

      – Ну, если вы друг другу понравитесь – это не моя печаль. Как потенциальный зять меня Костя полностью устраивает. Но муж – это не могильный крест, всегда можно избавиться, если надоест. С ученичеством, сама понимаешь, так легко не выйдет.

       Да уж, логика у моей родительницы была поистине железной, даже в какой-то мере машинной. Но чем-то же не устраивает до конца маму Костя как ученик?

      – Так что все-таки с ним не так? – спросила я напрямик мать, решив разобраться во всем сразу. – С Костей?

      Родительница пожала плечами без особой озабоченности.

      – Да вот совместимость сил, – махнула она рукой.

      Ну да, в дом-то она Костю пускает без вопросов и даже на ночь оставляет.

      – Ложись спать пораньше, Соня. День выдался тяжелым, беспокойным. Тебе нужно отдохнуть как следует.

      Со сном-то у меня все сложилось, но вот с отдыхом… Я снова застыла между двух зеркал, вокруг меня стояли зажженные свечи, чье желтое сияние разгоняло темноту, вот только я откуда-то точно знала, что за этой темнотой на самом деле ничего нет. Нет моей комнаты, нет всего дома, вообще ничего нет. Только я и смутный силуэт, который приближается ко мне через зазеркалье. И никак не удавалось понять, хочу ли я встретиться со своим суженым или нет.

      – Жди меня, Соня, жди, – доносился до меня мягкий вкрадчивый голос. – Я уже совсем рядом, Соня.

      Одна за одной гасли свечи, и я тонула во тьме под шелест чужого голоса. И только зеркало продолжало мертвенно светилось, а мой суженый все шел и шел ко мне, и вот мертвенно-бледная рука уже протянулась через стекло, коснулась меня… И я проснулась.

      Надо мной склонился встревоженный отец.

      – Сонечка, что-то с тобой не в порядке, – произнес он.

      В глазах его, таких же серо-голубых, как и мои собственные, застыла тревога.

      – Снилось просто… – пробормотала я, подтягивая колени к груди.

      На душе было неспокойно, тоскливо как-то. Словами и не описать.

      – С тобой что-то происходит, дочка. Что-то не слишком хорошее, – сказал папа, присаживаясь рядом со мной на постель.

      С чего он взял такую ерунду?

      – Так, снилось что-то муторное, – ответила я без особой тревоги. – Бывает. Мелочи.

      К сожалению, папа всю жизнь очень уж дотошен, когда речь заходила о мелочах. В отличие от мамы, которая обращала внимание только на нечто поистине масштабное.

      – Или не мелочи, – задумчиво произнес отец, покачав головой. – Что тебе снилось?

      Я хмыкнула. Нет, рассказывать о сне все мне было не с руки. Тогда бы пришлось выкладывать и о своем неудавшемся гадании.

      – Да толком и не помню, – отозвалась я с улыбкой. – Какие-то неясные образы. Правда, мелочи, папа. Даже упоминания не стоит.

      Голова слегка ныла, во рту было сухо, но, в целом, я чувствовала себя вполне… терпимо. Не хуже обычного.

      – Распереживалась вчера, верно? Из-за Левина? – снова заговорил отец так ласково, как мог только он. Мама нежничать особо не любила.

      Я покачала головой.

      – Не больше обычного. Я уже привыкла к нему. Ну, в той или иной степени.

      Левин был только вершиной айсберга под названием «Одна моя большая проблема», и, кажется, он даже не являлся корнем всех зол в данном конкретном случае.

      – Просто все как-то странно завертелось, па, – задумчиво произнесла я. – Словно вдруг стала маленькой лодкой, которую затянуло в водоворот. И сколько ни греби веслами, а выплыть не получится. Даже водоворота – и того не разглядеть.

      Отец вздохнул и погладил меня по голове.

      – Ты сильная, выгребешь из любого водоворота. Ты же моя дочка, вот и мама твоя так каждый раз говорит.

      Я весело фыркнула. Когда речь заходит о том, что я вся в отца, обычно до комплиментов дело не доходило. Чаще всего в этот момент и мне, и папе объясняли про то, насколько мы оба слабовольные, несуразные и далее по списку.

      – Именно, я вся в тебя. Поэтому, наверное, и влипла так серьезно.

      И снова меня погладили по голове, утешая и подбадривая.

      – Глупости это все, ты у нас чудесная, Сонечка. Самая замечательная девочка на всей земле. Уж я это знаю.

      Да уж, мои родители, не смотря на мой довольно-таки почтенный возраст, считают меня своей маленькой драгоценной девочкой. И, наверное, до моих седых волос вряд ли хоть что-то изменится.

      – Вот только ваших ожиданий не оправдала, – покаялась я с тяжелым вздохом. – Но, наверное, к этому уже все и так привыкли.

      Обсуждать эту тему можно было бесконечно, именно потому поднимать ее совершенно не хотелось.

      – Пойдем завтракать, Соня. И тебе наверняка нужен чай покрепче.

      Мама поднялась чуть позже, когда стол был уже накрыт, и сияла куда ярче тусклого ноябрьского солнца.

      – Сегодня у меня будет встреча с городским начальством Инспекции. Так сказать, налаживание сотрудничества и добрососедских отношений. Заодно прощупаю почву, не хочет ли кто-то из «больших шишек» надавить на меня при помощи единственной дочери, – радостно сообщила родительница.

      Да, мало кто способен радоваться тому, что, возможно, назревает конфликт.

      – Считаешь, кто-то из начальства решил устроить многоходовку? – флегматично осведомился папа, подливая мне молока. – Они же лет десять не пытались устроить переворот в Ковене. Может, все-таки все дело в Кирилле Левине и его озлобленности? Чего стоит ушлому инспектору найти кого-то не слишком чистого на руку и попросить об услуге?

      Мама пожала плечами и вроде бы не слишком доверчиво.

      – Левин другого полета птица. Если вцепится, то намертво, но чтобы кого-то сознательно подставлять… Не его стиль.

      Папа пожал плечами.

      – Если бы ему удалось уличить хотя бы Соню, его карьера могла бы снова пойти в гору. А если бы при этом еще и тебя задел – вообще бы взлетел. Хороший вариант, чтобы все исправить.

      Слишком очевидно. Я тоже не верила.

      – Сам Левин вряд ли пошел на такое ради своей карьеры, – вынесла вердикт матушка. – Но у Левина есть очень уж заботливые друзья, всегда готовые прийти на помощь. К примеру, милый мальчик Никита Павлицкий.

      Так все-таки Никита, а не Николай. И чем именно он настолько сильно не угодил моей маме? Она еще в аэропорту говорила, что он скользкий и что его должны за что-то бить. Моя родительница резка на слова, тут ничего не скажешь, но обычно говорит правду, пусть и грубой форме. Скользкий? Почему именно скользкий? Скользкий – означает подлый? Или просто изворотливый?

      – Чем тебе так сильно не угодил Павлицкий? – не удержалась и спросила я.

      Мама трагически вздохнула и всплеснула руками, едва не опрокинув свой стакан.

      – Господи ты боже мой, Сонька, вот скажи, как можно быть настолько не от мира сего? Павлицкий на городском уровне такое откалывал, что об этом несколько месяцев говорили в Ковене! Но ты как всегда ничего не знаешь! Приди в себя, наконец!

      Мне оставалось только глазами хлопать. Крыть-то все равно нечем.

      – Но так ведь спокойней, мама, – неуверенно улыбнулась я. – Мне совершенно не хочется знать, кто, как и кого именно обманывает, предает. И ради чего – тоже не хочется.

      Папа вздохнул украдкой, мама же отвесила мне затрещину.

      – Ума как не было, так и нет. То, что ты не хочешь играть во все эти подковерные игры, не значит, что и другие не захотят тебя в них втянуть! Ты должна хотя бы в курсе быть, что происходит!

      Я понурилась, понимая, что, вероятно, на этот раз родительница моя все-таки права. Куда проще было бы разобраться в плетении той паутины, в которую угодила.

      – Так что там с Павлицким? – тихо спросила я, надеясь получить ответы.

      Мама вздохнула и принялась убирать со стола.

      – Их было трое друзей, один перспективней другого. Левин, Павлицкий, Одинцов. Мушкетеры, чтоб их всех. Один за всех и все за одного. Умные, одаренные. Вместе начали работать в Инспекции. И Павлицкий из них троих был самым хитрым, самым мерзким. Однажды ему пришла в голову замечательная идея по поводу того, как повысить свою раскрываемость. Он просто решил сам их… ну, если не создать, то спровоцировать. Подбил нескольких молоденьких идиотов из наших, нашептал в уши. Они не знали, что «мудрые советы» им дает инспектор. Стали баловаться черным колдовством, а тут, как понимаешь, коготок увяз – всей птичке пропасть. А потом Павлицкий триумфально задержал всю группу черных колдунов, взял с поличным. Что было дальше, сама понимаешь.

      Я и понимала. Мораторий на смертную казнь, не было его на нашей стороне мира, той, которую не видели обычные люди. Ну, пропали люди. Так бывает, что люди пропадают. Полицейские положенное время поперекладывают бумажки с одной стороны стола на другую, но, конечно, ничего не найдут. Да и искать не станут всерьез. Мы живем по другим законам.

      – А что Павлицкий? – помертвевшим голосом задала я самый важный вопрос.

      Мама передернула плечами, даже не глядя в мою сторону.

      – Да что с ним сделается? Дураки те, конечно, выложили все, что приходил, рассказывал… Но так мало ли какие бредни приходят в голову черных колдунов? Наговаривают на порядочного мага, вот и все. Их и слушать никто не стал, – буднично, безо всякого надрыва продолжала свой невеселый рассказ. – А Павлицкий по служебной лестнице поднялся, да еще на несколько ступенек. Такой и через тебя перешагнет – не заметит.

      Каждое слово казалось кислотой, которая капает на кожу.

      Разве можно вот так поступать? Настолько подло, настолько жестоко…

      – Ты не пыталась помочь этим бедолагам?

      Мама замерла, словно ее ударили.

      – Эх, Сонька… Чем черным уже поможешь? Тут помилования нет и быть не может. Павлицкого я пыталась вслед за ними отправить. Да только толку не было. Не докажешь, что это он им подбрасывал идеи. Никак не докажешь.

      Жизнь бывает и жестокой, и подлой, и очень, очень несправедливой. Поэтому я и сторонилась ее, застыв в своем ожидании на долгие годы. Лучше не знать о том, какая на самом деле жизнь, какие на самом деле люди. Пока я никого не вижу, проще верить, что мир не такой кошмарный, каким он и является.

      Но как Павлицкому совести хватило поступить так? Точнее, ее отсутствия.

      Конечно же, я не могла говорить о невиновности тех, кого Павлицкий так легко отправил на смерть. Они сами выбрали свой путь и за это поплатились, но разве нет вины за тем, кто им этот путь показал, вывел на него?

      Но правосудие в руках магов, не колдунов. Поэтому и приговоры выносят нам, а не магам. Они почти неприкосновенны.

      – И Павлицкий с Левиным большие друзья… – осторожно, будто каждое слово пробуя на вкус, произнесла я.

      Скажи мне, кто твой друг… Что же, дружба Кирилла Левина с Никитой Павлицким говорила о надзирающем инспекторе только дурное.

      – Как ни странно, да. Эти двое друзья, – кивнула моя родительница.

      Папа нахмурился.

      – Или, наоборот, вовсе не странно. Нужно, чтобы рядом с Соней постоянно кто-то находился. Нужно, чтобы всегда нашлись свидетели, которые могли бы подтвердить, что именно и когда делала наша дочь.

      Мать кивнула, соглашаясь.

      – И хорошо бы это были не мы с тобой, Андрюша. Сам знаешь, показания родителей всегда ставятся под сомнение.

      Все верно, но кто именно? Друзей у меня не так чтобы много, и далеко не каждому можно навязать свое общество на двадцать четыре часа в сутки. Разве что…

      – Вернусь снова к Яне. Поживу у нее, – сказала я, немного успокоившись. – Ей со мной будет веселей, а у меня появится стабильное алиби. Пусть она и близкая подруга, но не родственница же.

      Если, конечно, после впечатляющего общения с моей мамой Яна вообще пожелает со мной разговаривать. В аэропорту наговорили моей подруге много чего такого, что она может припомнить.

      – Ну, к Янке можно. Костик говорил, к тебе Левин уже заходил. Значит, мог что-то и притащить. А вот у нее квартира чистая. Звони этой курице. Пусть тебя забирает. С чемоданом. И от нее ни на шаг, тебе ясно?

      Яна, как и подобает настоящей подруге, согласилась снова принять меня под своей крышей, разве что маму мою ругала на чем свет стоит и требовала предоставить расписку, что именно мать меня к ней, Яне, и направила для проживания. Я только улыбалась. Все равно не поможет, случись что.

      От мысли, что ближайшее время проведу с подругой, на душе стало легче. Свобода. Да, относительная, да, с Левиным, который будет все также стоять над душой, но свобода! Из родительской квартиры я уходила, с трудом удерживаясь от счастливой улыбки.

      – Ну, могла хотя бы изобразить, что тебе грустно с родителями расставаться, – проворчала мама, целуя меня на прощанье. – Езжай уже. И сиди у Янки своей тихо, как мышь, понятно? Ни на шаг от подруги? В идеале, можете еще и фотографироваться каждые три минуты для надежности. Кажется, это модно…

      Вот только в любви к селфи меня сложно упрекнуть.

      – Хорошо, я буду очень осторожна.

      Яна ждала меня в машине у подъезда, подниматься к родителям она отказалась категорически. Несмотря на то, что более позитивного человека, чем моя подруга, найти было сложно, назвать ее образцом христианских добродетелей точно никто бы не назвал. Так просто прощать мою маму Яна не собиралась.

      – Надзирающую сволочь уже предупредила? – сварливо поинтересовалась подруга, заводя машину. – А то будет бегать по всему району.

      Я пожала плечами. Наверняка мать предупредит инспектора, что я съехала от них с отцом. Ну, и сама я собиралась позвонить Кириллу Александровичу и сказать о том, где буду жить в ближайшее время. Лучше проявить добрую волю, возможно, это вернет хоть каплю его доверия.

      Хотя кого я обманываю, в самом деле? Кажется, для инспектора дело принципа не верить всем, а особенно мне. Чем же я так не угодила Кириллу Александровичу?

      Или не я ему не угодила? Но кидается на меня Левин с таким рвением, будто это все очень и очень личное.

      – Ты в другом районе живешь. Значит, бегать Левин будет не под твоими окнами, – улыбнулась я, пристегиваясь ремнем безопасности.

      Яна красноречиво фыркнула.

      – Ага. Мечтай. Ты ведь у Левина «любимица», ради того, чтобы тебе нервы потрепать, он и ко мне в Дзержинский район прискачет.

      Есть и такая вероятность. Как же все-таки неприятно, когда ничего дурного не сделал, но все равно тебя никак не желают оставлять в покое.

      – Надеюсь, когда-нибудь это все закончится, – пробормотала я, прижимаясь лбом к стеклу. – Так уже покоя хочется. Просто жить в своем доме. И чтобы не трясло после каждого стука в дверь или телефонного звонка. Я устала, Яна.

      Подруга несколько минут молчала, словно ожидая продолжения. Вот только сказать-то было на самом деле нечего. Просто так сильно измучили меня всего лишь за пару дней.

      – Ну, оно и неудивительно, что ты устала. Тут любой бы устал. Но должно же все прийти в норму рано или поздно. Тут, как говорится, или ишак умрет, или эмир, или я.

      Потрясающее утешение.

      – Вот только вряд ли я протяну в таком режиме двадцать лет.

      Но, разумеется, не только вся эта история с надзирающим инспектором волновала мою подругу.

      – Соня, душа моя, а что там у тебя намечается со Стаховичем? – каким-то особенным, совершенно лисьим тоном поинтересовалась подруга, искоса поглядывая на меня.

      Я удивленно уставилась на Яну.

      – Со Стаховичем? У меня с ним ничего не намечается. Он рвется к моей матери в ученики. А она не против, если он будет с таким же рвением рваться мне в мужья, – ответила я как есть.

      Если ученичество Костика меня особо не волновало, то вот матримониальные планы мамы в некоторой степени беспокоили. А что, если однажды эти двое договорятся до того, что своего зятя матушка вполне готова взять в ученики? На такую сделку Костя, вероятнее всего, согласится.

      – Какая прелесть, – фыркнула Яна, кажется, сочувствовать мне не собираясь. – То есть учить просто так Костика Анна Георгиевна не собирается? А как Стахович к тебе относится? Конечно, я не особо-то одобряю карьеризм и все в этом духе, но, может, присмотришься к парню? Часики тикают, а Стахович не дурак, не урод, да и вообще…

      У нормальных людей жизнь куда проще, чем у меня. Вот уж точно ходячая проблема.

      – Я-то могу присмотреться, вот только… Словом, ты знаешь, пробуй не пробуй, а у меня с мужчинами всегда не вязалось как-то.

      Яна заехала на стоянку у дома и принялась парковаться. В этот раз процесс почему-то оказался не легким и не быстрым. Что-то у подруги не клеилось, а когда она, наконец, встала на нужное место, умудрилась задеть бампером бордюр.

      Подруга тихо выругалась и в сердцах ударила по рулю.

      – Вот не задался день!

      Однако по поводу маленькой аварии долго Яна переживать не стала, снова вернувшись к прежней теме. Что поделать, Яна обожала обсуждать личную жизнь, в особенности чужую.

      – Хватит себя хоронить заживо, Сонька. Уж не знаю, что там за ерунда с тобой случилась, что ты ото всего мира закрылась на семь замков, но, может, хватит? Если Стахович будет в тебе заинтересован, не стоит отмахиваться. Так-то он ничего. И, учитывая, что он хочет стать учеником твоей матери, будет очень милым.

      О да, он наверняка будет стараться, тут и сомнений быть не могло. И от этого во рту горчило.

      – Думаешь, я хочу, чтобы с меня сдували пылинки, чтобы не вызвать неудовольствие моей всемогущей матери? По-моему, отвратительно.

      Мы вышли из машины, и я вытащила из багажника свой чемодан. Кажется, бампер не погиб смертью храбрых.

      – Хватит уже витать в облаках, Соня. Ты ведь не героиня любовного роман, и прекрасный принц с неба не свалится, чтобы увезти тебя в даль на белом коне. Поверь моему опыту, идеальных мужчин все равно не бывает. А любовь… она проходит быстро. В итоге остается только здравый расчет.

      Я покосилась на подругу.

      – Ты же каждый раз замуж выходила по любви. Разве нет?

      Яна кивнула и направилась к подъезду.

      – По любви. И как только она уходила, я разводилась, чтобы найти новую любовь. Так и живем. Но я же тебя знаю, ты из тех, для кого слово «развод» под запретом.

      На это можно было только рассмеяться.

      – О чем ты вообще, Яна? Если я не думаю о замужестве, какой может быть развод, в самом деле?

      Ведь я жду только одного человека, который, наверное, и не придет никогда. Он мог даже умереть за столько лет.

      А сегодня снова не удастся поставить свечу на окно, и почему-то кажется, что вот именно сегодня он может посмотреть в мое окно и понять, что я жду… Но сегодня мое окно будет темным, мертвым. И завтра. И, наверное, послезавтра.

      Расстраиваться ли мне из-за этого? Или стоит, наконец, попытаться смириться, скинуть давнее проклятие, которое не дает покоя?

      – Соня, где ты опять витаешь? – вернула меня на грешную землю Яна и открыла подъезд. – Тащи уже свое богатство, пока не замерзла. Не май месяц, знаешь ли. Хотя у нас и в мае нежарко.

      Жила Яна в месте, которое можно было назвать удивительным, в сталинке. Я любила такие дома, сталинский ампир слишком сильно напоминал мне ампир обычный, а заодно и Санкт-Петербург, пасмурное небо которого я любила сильней всего на свете. Сама я никогда бы не выбрала такой дом: слишком дорог и долог оказался бы ремонт. Яна же с легкостью махнула на все затруднения рукой.

      – Я не витаю, – отозвалась я, – так, задумалась немного. Пойдем уже внутрь. Действительно холодно как-то.

      Снег поскрипывал под ногами. Все-таки лег в ноябре. В прошлом году уже в октябре были сугробы по пояс, и мороз стоял такой, что на улицу носа казать не хотелось. На этот раз природа была милостива, и завьюжило только в ноябре.

      – А Костику ты все-таки не давай отставку, не подумав, если он решит поухаживать. Он не хуже прочих. Да и колдун к тому же, – продолжала наставления Яна, топая передо мной по лестнице. – Когда еще такой шанс подвернется? Анна Георгиевна, конечно, многое может, но даже ей не так уж легко найти для тебя подходящего ухажера.

      Конечно, всем известно, что для меня лучше. Может, действительно известно.

      – Я подумаю над твоими словами, – тихо вздохнула я.

      Левину я позвонила сразу, как только оказалась в квартире подруги. Признаться, мне редко самой приходилось набирать номер надзирающего инспектора. Кто пожелает сам звонить такому человеку?

      – Вы решили мне что-то сообщить, Софья Андреевна? – спросил Левин с явным интересом. Его низкий голос звучал так обманчиво, вкрадчиво… Наверняка решил, будто сейчас я примусь каяться в грехах.

      – Да, Кирилл Александрович, – подтвердила я. – В ближайшее время я собираюсь жить у подруги Яны Лановой. Не хочу, чтобы вы меня потеряли.

      С какой-то непонятной мне мрачностью рассмеялся Левин.

      – Вот уж того, что я вас потеряю, бояться, Софья Андреевна, точно не стоит. Впрочем, говорите мне адрес.

      И адрес я назвала.

      – Надеюсь, на этот раз обойдемся без попыток пересечь границу?

      В голосе Кирилла Александровича звучал откровенный сарказм. Хотелось сообщить ему, что сарказм – это низшая форма юмора, но, конечно же, я не стала озвучивать эту свою мысль.

      – Предпочитаю не совершать вещей бесполезных. Хватило и одного раза.

      Инспектор хмыкнул.

      – Что же, ваша искренность не мешает обладать и кое-каким умом. Удивительное дело.

      Как мило, что меня вот в такой завуалированной форме назвали дурой. Есть что-то противоестественно, когда человек с манерами говорит неприятные и даже оскорбительные вещи. Потому что отвечать сложно.

      – Надеюсь, вы не станете вольно или невольно вредить своей подруге, – обронил словно бы невзначай инспектор и положил трубку.

      А замерла испуганно, понимая, что если все обернется для меня дурно, то и Яна непременно пострадает. Почему раньше мне в голову не пришло поразмыслить о таком повороте событий? Я напросилась к подруге и потяну ее за собой на дно.

      Бросившись к Яне, рассказала ей все, но та рукой только махнула. Кажется, Яна не принимала происходящее всерьез. Она вообще редко что-то принимала всерьез, не шла по жизни – танцевала, напевая под нос легкомысленные мелодии. Переживать хоть о чем-то раньше времени у Яны не было в привычке.

      – Глупости. Прорвемся, Сонька. С нами двумя Левин точно не справится. А уж учитывая вмешательство твоей матери…

      Я кивнула. Второй раз за жизнь от всей души радовалась деятельной натуре своей матери и ее манере пытаться управлять моей жизнью в каждой мелочи.

      – Понимаешь, мне все кажется, что моя история только часть чего-то большего, часть какой-то хитроумной интриги, суть которой никак не удается уловить. И не удается понять, кто же стоит за случившемся.

      Яна пожала плечами.

      – Ставлю на Левина. Ему наверняка хочется снова оказаться на коне.

      Главным претендентом на звание коварного злоумышленника для подруги стал надзирающий инспектор.

      – Мама ставит на Павлицкого, – произнесла я. – И кому мне верить?

      С ответом Яна нашлась не сразу.   

      – Почему бы им не развлечься на пару? Друзья ведь.

      Тоже логично. Почему обязательно, чтобы один играл за спиной другого?

      От тяжелых размышлений меня отвлек звонок мобильного телефона. Номер был незнакомым и сейчас это, конечно, не сулило ничего хорошего, однако трубку я по давней привычке сняла.

      – Здравствуйте, это Софья? – услышала я в трубке мужской смутно знакомый голос.

      – Да, – настороженно ответила я, пытаясь понять, с кем говорю. – Кто это?

      – Это Вадим, мы встречались недавно в доме вашей матери.

      «Хороший мальчик» по имени Вадим мне вспомнился, хотя, готова поспорить, в толпе я его никогда бы не узнала.

      – Да, Вадим. Вы что-то хотели?

      Мужчина тяжело вздохнула, словно не решаясь дать ответ.

      – Дело в том… Словом, вы ведь… экстрасенс?

      Честное слово, едва не рассмеялась. Экстрасенс, придумал тоже. Ведьма я, ведьма. По-другому не назовешь мое ремесло. Но если человеку проще так называть, пусть буду экстрасенсом. Вот только…

      – С чего вы взяли? – поинтересовалась я, пытаясь сообразить, с чего вдруг мужчине понадобилась помощь магии и колдовства. Представители сильной половины человечества обычно не падки на подобные услуги, они обычно страстно отрицают даже саму возможность чего-то сверхъестественного.

      Вадим нервно кашлянул.

      – Видите ли, так говорит моя мать. Она постоянный клиент Анна Георгиевны, вот и…

      Разумеется, от матери. Но поверил-то почему?

      – И после этого вы решили, что я такая же, как и моя собственная мама?

      Кажется, «хороший мальчик» совсем смутился, потому что пауза затянулась. Уж решила было, что он собирается бросить трубку, но у Вадима хватило духу заговорить снова.

      – Видите ли, то, что делала ваша мама обычно работало, уж не знаю, как, но работало. И если вы тоже… Словом, мне нужна такая же помощь. Могу я к вам обратиться, Софья?

      Что такого могло стрястись в жизни «хорошего мальчика» и любимого маменькиного сына, чтобы хватило духа и отчаяния обратиться к ведьме?

      – А почему не моей матери позвонили? – удивилась я, пытаясь понять все мотивы Вадима.

      Снова тяжелый вздох.

      – Тогда наверняка дома узнают. Не хочу.

      Здесь я могла понять этого мужчину.

      – Пока не знаю, в чем дело, обещать ничего не могу, – сразу предупредила я. – Не со всем справлюсь, не за все возьмусь. В остальном же…

      Вот незадача, я ведь не в своем доме.

      Яна, верно поняв мои затруднения, тут же заверила, что клиента я принять могу и у нее, она даже подкинет все, что нужно.

      – Можете приезжать. Сегодня. В шесть вечера.

      Вадим покорно выслушал, на какое время ему назначено без недовольства или возмущения. И адрес записал молча.

      Странный он какой-то. Почему он позволил мне ставить условия? Он ведь клиент, он должен диктовать условия. Что-то не так с «хорошим мальчиком» Вадимом.

      Ровно в шесть часов зазвонил домофон.

      – Надо же, какая пунктуальность, – прокомментировала Яна. – Поди сильно мужика приперло, явился минута в минуту.

      Я согласно кивнула. Конечно, может быть Вадим просто хорошо воспитан… Но слишком уж точен.

      Через несколько минут клиент уже тихо стучал во входную дверь.

      – Ты его на кухне прими, – сказал мне подруга. – Там все, что нужно, найдешь. Словом, не мне тебя учить. А я в спальне побуду, чтобы не смущать лишний раз.

      Все-таки с подругой мне бесконечно повезло. Кто бы вот так запросто пустил к себе пожить, да еще и позволил клиентов водить. Да Яне памятник при жизни ставить нужно.

      – Спасибо тебе, – тепло улыбнулась я подруге, но та только рукой махнула. Для нее никакой жертвы не было.

      Когда я открыла дверь, первое, что мне бросилось в глаза – это то, что Вадим стоял, опустив голову, и даже не сразу посмотрел на меня. Как будто разглядывать пол для него было делом несравнимо более важным, чем разговор со мной.

      – Здравствуйте, Вадим, – поприветствовала я клиента и посторонилась, пропуская его в квартиру.

      – Добрый вечер, Софья, – отозвался «хороший мальчик», все еще не глядя на меня.

      Я рассматривала его с искренним удивлением. На улице снежная каша, серая, мерзкая, а у Вадима и ботинки начищены до зеркального блеска, и на идеально отутюженных брюках ни единой капли. Да если он приехал на автомобиле, все равно как умудрился остаться настолько чистеньким?

      – Так что вас ко мне привело? – спросила я, провожая мужчину на кухню.

      На табуретку он тоже сел как отличник за парту: идеально прямо, руки на столе перед собой, только тетради не хватает и ручки для полного сходства.

      – Понимаете… Мне очень симпатична одна женщина… Она долгое время не обращала на меня никакого внимания, а когда я попытался… ну, наладить отношения, все пошло наперекосяк. А вы ведь экстрасенс, не могли бы вы…

      При первом знакомстве Вадим не показался мне косноязычным. То ли тема разговора его настолько сильно смущала, то ли же сам факт, что он признал у меня некие паранормальные способности, настолько выбил человека из колеи.

      – Вы хотите, чтобы я эту женщину приворожила? – задала я вопрос напрямик.

      Вадим низко опустил голову, и мне удалось в малейших подробностях разглядеть идеально подстриженные и уложенные светлые волосы. Честное слово, даже Яна, для которой разбивать сердца было в порядке вещей, не так старательно следила за своей прической.

      Приворот. Я бы даже могла его провести после того, как клиент произнес бы ритуальную формулу, которая бы переложила всю вину на Вадима. Тогда бы Инспекция погрозила мне пальцем, но сделать бы ничего не смогла.

      Вот только гадкое это дело – вызывать в людях страсть искусственно.

      – Да. Хочу. Вы на это способны?

      Я тяжело вздохнула и кивнула. Приворожить я могла. Могла и убить. Ведьмы знают много такого, чего делать не стоит.

      – Да, но вам не стоит об этом просить, Вадим. Поверьте. Приворот подойдет только тем, кто желает отомстить. Если вы любите ту женщину, результат вас ужаснет.

      Мама всегда твердила, что нельзя с порога заворачивать клиента, и пусть приворот – дурное дело, можно предложить что-то еще. Привлечь внимание женщины, в конце концов, можно разными способами. К несчастью, я была слишком прямой по натуре.

      Вадим поднял голову, и удалось, наконец, разглядеть, какие несчастные у него глаза.

      – Почему вы так говорите? – еле слышно спросил он.

      Господи, как же он робок. Пожалуй, тут даже меня переплюнул. Возможно, именно это и оттолкнуло в итоге ту, которая так понравилась Вадиму. Ну, и еще его мать, разумеется. Уж сколько раз мне доводилось видеть подобное: властная мать при слабохарактерном сыне. Ни одна женщина не выдерживала этой комбинации, по крайней мере, долго.

      – Потому что любовь – это дар чего-то, что нашему восприятию неподвластно. Люди верующие говорят подчас, что она от бога. А с ним равняться не выйдет и у экстрасенсов. Приворот… Это как подсадить человека на наркотик. Только наркотиком будете вы. Привороженный будет страдать с вами, страдать без вас, а уйти не сможет. В итоге, ненавидящая жертва останется с несчастным мучителем.

      Вадим с каждым словом все больше походил на побитую собаку. И казалось, что в своем явно дорогом костюме он чувствует себя так же уютно, как мог почувствовать себя в гробу.

      – Так вы мне отказываете?

      Я кивнула.

      – Не хочу разом ломать две жизни. Потом совесть мучить будет. Поверьте, Вадим, даже… экстрасенсы в любви не помогут. Попробуйте что-то сделать сами.

      Когда за «хорошим мальчиком» захлопнулась дверь, Яна вышла ко мне и отчеканила:

      – Ну и дура ты, Сонька.

ГЛАВА 6

      – Ну хоть бы погадала ему! Или предложила на порчу проверить! Таких вот, убогих, проще всего раскрутить! – уже минут пять учила меня уму-разуму Яна.

      Тут уже я не выдержала.

      – Ни того, ни другого он не просил. Значит, гаданий ему не нужно, а приворота на Вадиме и так не было, – нахмурившись, ответила я.

      Подруга распалилась еще больше.

      – Да у тебя так все клиенты должны были разбежаться! С таким подходом к ремеслу можно и с голоду помереть!

      Внезапно Яна замерла, уставившись на меня во все глаза.

      – Что значит «приворота и так не было»? Откуда знаешь? Ты ведь даже яйцо не покатала!

      Старый фокус с сырым яйцом, которым водят по голове предполагаемой жертвы черного колдовства. Старый и надежный. Но я им в жизни не пользовалась, не нужно было.

      – Ну, вижу я, когда человек порченый, – со вздохом призналась я.

      И снова Яна опешила от моего ответа.

      – Ты же чужих чар не видишь, а теперь заявляешь, будто вот так, с ходу, способна увидеть есть порча или нет. Зачем завираешь? Даже Анна Георгиевна такой фокус не освоила!

      Весь вид подруги выражал крайнюю степень недоверия.

      – Я же сказала, что вижу, когда человек порченый, а не саму порчу, – еще раз повторила я. – Это другое совсем. Не причину вижу – последствия.

      На несколько секунд повисло молчание, не напряженное, но какое-то странное.

      – Сонька, ты что, сильна у нас, выходит? – совсем уж растерянно спросила Яна, вопрошающе вперившись в меня взглядом.

      Этот вопрос я никогда себе не задавала и силами ни с кем не мерилась. Зачем? В Совет Ковена все равно не рвусь, а для жизни хватало и того, что есть. Вот и не интересовалась никогда, сколько этого «что есть».

      – Понятия не имею, – тихо откликнулась я. – Какая разница-то? Все одно честолюбием не отличаюсь. Да и увечная я, сама знаешь.

      Яна открыла рот… И смолчала. Потом пометалась по комнате и выдала:

      – Никому больше не говори про то, что порченых видишь! Никому! Ни Левину, ни Стаховичу! Даже матери, возможно, не стоит, вдруг похвастается кому…

      Я замерла, пытаясь осознать сказанное.

      – Даже если мне и отмерено много, кому до этого дело? Кому может быть вообще до меня дело? Про меня вспоминают только из-за матери.

      Личико подруги скривилось от досады.

      – О, ты не поверишь, но многим есть дело до сильных ведьм. А уж до сильных и таких вот наивных, так и вовсе дело едва не каждому! Поэтому не рассказывай никому, Соня. Пусть и дальше думают, что ты сама по себе ничего и не стоишь.

      В злокозненность окружающих меня людей я, конечно, не поверила, но все равно кивнула, соглашаясь. Может, Яна и права. В любом случае, будь я слабой или сильной, большой разницы нет.

      Однако подруга еще полдня хмурилась, будто что-то прикидывала про себя, но это что-то в ее голове упорно не складывалось. Да и у меня тоже не складывалось. Сильная ведьма. Вот же захотелось Яне чушь смолоть.

      В шесть вечера позвонила мама, решила убедиться, что драгоценная дочка жива, здорова и не пытается снова улететь подальше из страны.

      – Нет, мама. Все хорошо. Да, я поела. Нет, Яна все еще на диете, и я не возражаю. Да, Левина предупредила. Нет, сам не звонил. Что? Костик может позвонить? Ну, может, так может. Ладно, пока. Да, я буду очень, очень осторожна.

      Яна, слышавшая весь разговор от начала и до конца, подметила:

      – Да Стаховича, как погляжу, тебе всерьез сватают.

      Я кивнула.

      – По всему выходит, что так.

      Яна, казалось, понимала абсолютно все, и лишних вопросов задавать не стала.

      – Ну, тут уж сама, Соня, думай. Только к себе Стаховича я не пущу, ты уж не сердись. Не люблю, когда в моем доме чужаки снуют. Выволакивай из углов потом всякую мерзость.

      Слышать нечто подобное от Яны мне в новинку. Она всегда с радостью принимала гостей, закатывала шумные вечеринки, доводя соседей до стука по батареям и вызова полиции. Вот только Костика почему-то даже теоретически в свою квартиру пускать не желала.

      – Яна, он что-то тебе сделал? – не удержалась от расспросов я, хотя старалась никогда не проявлять излишнего любопытства.

      Подруга казалась немного растерянной.

      – Стахович-то? Еще чего. Просто не хочу и возможности давать что-то сделать. Мой дом – моя крепость, и не стоит пускать в эту крепость всех подряд.

      Этой ночью суженый не шел ко мне. Мы сидели с ним рядом на скамье под каким-то деревом, разглядеть которое в кромешной тьме не удавалось, как я ни старалось. Да и лица суженого тоже разглядеть не удавалось. Ночь новолуния, только звезды слабо мерцают на небе.

      – Ты уже и ждать перестала, – произнес он. Его голос звучал спокойно, мягко, без тени укоризны.

      Не спрашивал – и так все знал, без моего ответа.

      – Я просто так устала, – вздохнула я, глядя прямо перед собой. – Ты даже не представляешь, насколько сильно я устала. А ты все не идешь и не идешь.

      – Я всю жизнь к тебе иду, – ответили мне. – И тоже так устал. Мне тоже стоит сдаться? Но что же тогда будет?

      Что будет? Не знаю. Но вряд ли будет хуже. Не может быть хуже.

      – Мы тогда просто будем жить. Отпусти меня, пожалуйста. Не выдержу больше.

      Суженый тихо вздохнул.

      – Ты выдержишь. Только жди меня.

      Утром я проснулась на удивление бодрой и посвежевшей, хотелось петь, танцевать, кажется, обнять весь мир.

      Яна, классическая «сова», только недовольно щурилась.

      – Что это за всплеск оптимизма с утра пораньше?

      Мне и самой не удавалось понять, почему же вдруг на душе стало так легко.

      – Просто настроение хорошее. Давай я завтрак приготовлю, и у тебя оно тоже поднимется.

      Подруга мгновенно всполошилась и отогнала меня от плиты.

      – Да я тебе в жизни не позволю готовить!

      Тут я не могла не возмутиться.

      – Эй, я хорошо готовлю, между прочим!

      Яна закивала.

      – Ага. Хорошо. Только много, вкусно и калорийно. Я после твоей еды потом месяц не вылезаю из спортзала и глотаю исключительно кефир. И к тому же обезжиренный.

      Яна всегда следила за фигурой, еще со школы, кажется. Когда я бывала у нее, то приходилось питаться в том же режиме и чтить вечную диету подруги.

      – Ну, готовь сама, раз так хочешь, – рассмеялась я и включила телевизор на любимом канале.

      Андрей Панкратов жизнерадостно рассказывал об очередном своем путешествии, и казалось, будто мир обрел полную гармонию.

      Пока телефон снова не зазвонил.

      Торжественные звуки музыки Генделя разбили с первых тактов и мое отличное настроение, и прекрасное утро, скорее уж зимнее, чем осеннее.

      – Левин? – спросила понятливая как всегда Яна. – Ну и жуть ты на него поставила. Лучше бы выбрала какую-нибудь позитивную попсу, тогда и вздрагивать, может, будешь меньше при звонке.

      С нервным смехом я ответила:

      – Да я буду вздрагивать, даже если поставлю на звонок «От улыбки хмурый день светлей».

      – Добрый день, Софья Андреевна, – поприветствовал меня совершенно буднично инспектор. И голос его звучал как и всегда. Вот только почему-то все равно стало не по себе.

      – Здравствуйте, Кирилл Александрович, – ответила я с обычной вежливостью и замерла, ожидая продолжения.

      – Будьте так любезны, скажите, где вы были этой ночью?

      Вопрос мне не понравился совершенно. По спине потек холодный пот.

      – В квартире моей подруги. Адрес вам известен. Никуда не выходила.

      Хорошо хотя бы, что ответить удалось с обычным для меня спокойствием.

      – И точно никуда не выходили? Две молодые женщины – и никак не разнообразили свой досуг?

      Клубы, рестораны и прочие веселые места, в которых принято проводить время тем, кто еще не обзавелся семьей или хоть какими-то обязательствами? Никогда не любила подобного времяпрепровождения. Яна – другое дело, но у нее сейчас был перерыв между мужьями, да и подруга меня щадила и не пыталась никуда затащить.

      – Я веду скучную жизнь, Кирилл Александрович, и редко куда выбираюсь.

      Собеседник недоверчиво хмыкнул.

      – Может, вы ходите во сне?

      Какое нелепое предположение.

      – Уж простите, что разочаровываю, но я точно не сомнамбула.

      Помолчали.

      – Мне нужно поговорить с вами лично, Софья Андреевна, – через несколько секунд произнес надзирающий инспектор.

      Значит, дело совсем уж плохо, раз Левину нужно непременно увидеть меня.

      – Хорошо, встретимся… – тут я замешкалась, пытаясь понять, где возле Яниного дома можно посидеть без размаха, но с некоторым комфортом. – Здесь на Королева есть кафе «Улыбка»…

      Тут подруга не выдержала и вмешалась:

      – Ты Левина собираешься в столовку затащить?! Этого еще не хватало. Совсем опозоришься. Пусть сюда идет. Переживу я его визит.

      Инспектор неожиданно быстро согласился, а я только глазами растерянно хлопала.

      То есть Костика в дом Яна не пустит ни под каким видом, а Левина со скрипом, но привести все-таки позволила. И где логика?

      С Левиным мы договорились на одиннадцать часов, и он, как обычно, был точен, ровно в назначенное время постучав в дверь. Открывать пошла Яна, которая при всем этом нарядилась так, будто собиралась в экстренном порядке уложить надзирающего инспектора в постель и составить ему компанию. Декольте на блузке подруги было настолько глубоким, что, как по мне, честней было вообще ее снять.

      Когда я спросила Яну, зачем она так вырядилась, та со смешком ответила, что гораздо удобней вести с мужчиной переговоры, когда произвела на него правильное впечатление. Уточнять, какое же именно впечатление Яна считает правильным, я уже не стала.

      – Добрый день, Яна Валерьевна, – услышала я голос Левина.

      Сама я предпочла остаться в комнате, а не выскакивать к инспектору. В конце концов, не я хозяйка в доме, значит, не мне и встречать гостя, пусть пришли и ко мне.

      – Добрый, Кирилл Александрович, – промурлыкала моя подруга так, как обычно делала при встрече с потенциальным еще одним мужем.

      Наверняка еще и прогнулась поэффектней. После такого напора мужчины или стремглав убегали, или задерживались на несколько лет.

      – Софья Андреевна?.. – совершенно обыденным тоном осведомился инспектор.

      – Сонечка в комнате. Раздевайтесь, проходите, – все также по-кошачьи произнесла подруга.

      Сонечкой она меня никогда в жизни не звала, а слово «раздевайтесь» в исполнении Яны прозвучало невероятно двусмысленно.

      Левин вошел в комнату, и в ней сразу стало как будто тесно.

      – Добрый день, – поприветствовал он и устроился в кресле.

      – Здравствуйте, – тихо ответила я и посмотрела Левину в глаза, ожидая продолжения.

      Маг разглядывал меня долго, пристально, будто найти что-то пытался в моем облике, но вроде бы не находил.

      – Кофе? Чай? – спросила возникшая в дверях Яна.

      Левин хмыкнул и покачал головой.

      – Откажусь, Яна Валерьевна, но спасибо за заботу.

      Кажется, мужчина подразумевал, что есть или пить что-либо, врученное моей подругой он не станет при любом раскладе. Разумеется, Яна это поняла и только плечами возмущенно передернула, снова удаляясь.

      – Так вы никуда ночью не выходили? – снова задал мне тот же вопрос, что и по телефону, инспектор.

      Я кивнула, подтверждая свои слова.

      – Вот только вас, Софья Андреевна, в городе видели.

      Мне было нечего сказать на это.

      – Как вы это объясните мне?

      Я растерянно развела руками.

      – Никак. Я не покидала квартиры практически сутки. Все это время провела вместе с Яной, мы не разлучались ни на секунду. Меня не могло быть в городе. Поэтому сами объясняйте, как меня могли видеть в городе.

      Левин достал мобильный, что-то понажимал пальцами, а потом продемонстрировал мне какое-то видео, кажется с камер наблюдения в каком-то баре. И вот на видео… была я? Вот только где я? И почему я так странно держусь. Вот этих жестов у меня не водилось, держалась «я» из видео совершенно не так, как это делала я в реальности. И я не пила алкоголь, в одиночестве – так точно не пила никогда. Не стоит заводить дурные привычки.

      – Это не я, – спокойно ответила я, возвращая смартфон владельцу. – Лицо – мое, в остальном ничего похожего. Ни один мой знакомый не опознает.

      Левин с ехидцей протянул, что и не ожидал услышать от меня что-то другое.

      – И как вы тогда это объясните? – спросил меня надзирающий инспектор.

      Я тяжело вздохнула и пожала плечами.

      – Это вы мне объясните, Кирилл Александрович. Я всю ночь провела в квартире подруги. Она это подтвердит. Так что еще вам нужно, чтобы мне поверить? – с усталым спокойствием поинтересовалась я.

      После этих моих слов мужчина нахмурился так, будто я задала вопрос, ответ на который найти очень сложно, вероятно, даже и невозможно.

      – То есть вы никогда мне не поверите? Кто бы и что ни сказал в мою защиту, вы все равно никогда мне не поверите?

      Левин хмыкнул и покачал головой.

      – Выходит, что не поверю.

      Я расстроенно понурилась.

      – Тогда мы в замкнутом круге. И никогда не вырвемся из него. Вы ведь никому не верите.

      Инспектор призадумался на несколько секунд, а потом выпалил:

      – Я верю только себе. И если бы за вами следил я…

      У меня даже слов для ответа не нашлось сперва. Зато они имелись у Яны, которая снова возникла в дверях.

      – У меня нет свободных мест для работников Инспекции! Кирилл Александрович, вы, кажется, последний стыд потеряли! А если так уж сильно хочется проследить за Соней, милости просим на лестничную площадку, обживетесь там, может, еще и понравится. Если соседи полицию не вызовут.

      У меня совсем уж голова кругом шла от того, куда клонят эти двое. Отлично, просто отлично. Левин жаждет следить за мной круглосуточно. Причем с моего же собственного благословения. Но мне воспитание не позволяет подпустить его так близко, да и с чего мне доверять надзирающему инспектору? Вдруг он подбирается с какой-то дурной целью?

      – Позвольте, но это вообще невозможно, чтобы две женщины оставались на ночь с мужчиной! Вы же… – принялась я возмущаться, давясь словами.

      Левин на меня смотрел с иронией и недоверием, Яна – просто с иронией. Уж подруга-то знала с полной уверенностью, что я не лукавлю и не набиваю себе цену.

      – Какая стыдливость. И это в нашем циничном двадцать первом веке, – со смешком произнес надзирающий инспектор. – Действительно выставите меня на лестничную клетку?

      Поступать так с человеком, конечно, было совестно, но не настолько сильно, чтобы наступить на горло собственным принципам.

      – Квартира моя, значит я и главная, – заявила Яна, возмущенно сверкнув глазами. – И я говорю, что не будет у меня посторонних мужиков ночью.

      Если честно, я надеялась, что Левин после такого резкого отказа оскорбится и уберется восвояси. Но Кирилл Александрович, пусть и скривившись, но кивнул, принимая наш с Яной отказ, как неизбежное зло.

      – Но откуда вдруг у вас эта запись? – полюбопытствовала я. – В городе больше полутора миллионов жителей, и это не считая туристов и прочих незарегистрированных приезжих. Допустим, вы на меня повесили какое-нибудь следящее плетение…

      Губы инспектора дернулись, будто бы от досады. Значит, или не сработало, или не додумался до такого. Причем, скорее уж первое. Ведь не мог допустить такую грубую ошибку тот, кто уже много лет работает в Инспекции.

      – Один мой… знакомый заметил вас в баре. И так как в курсе случившегося не так давно инцидента, сообщил мне. Я в свою очередь взял записи с камер внутреннего слежения, чтобы иметь аргументы для разговора с вами. Кстати, в том баре ночью засекли применение приворота.

      А приворот по собственному почину – это дело достаточно серьезное.

      Тут Яна не выдержала и захохотала, едва пополам не сложившись.

      Левин недовольно уставился на нее, но это никак не помешало веселью моей подруги.

      В итоге инспектор не выдержал и спросил:

      – Чем же я так развлек вас, Яна Валерьевна?

      Яна отдышалась и ответила:

      – Да чтобы Сонька – и по барам пошла? Да большей глупости я в жизни не слышала! Она даже будучи студенткой считалась скучной. Ни вечеринок тебе, ни клубов, а сейчас так вообще редкостная зануда. А привораживать она отказывается даже для клиентов. Вам подсунули грубую подделку, Кирилл Александрович. Очень грубую.

      Левин просто молчал, обдумывая все услышанное. При этом он разглядывал меня так, словно читал что-то написанное мелким шрифтом. При этом на китайском языке как минимум.

      – Так вы не привораживаете, Софья Андреевна? – в итоге уточнил инспектор, с едва различимой растерянностью в голосе.

      – Не привораживаю, – кивнула я и подозрительно сощурилась. – А что, вам нужно кого-то приворожить?

      На секунду в глазах надзирающего инспектора молнией сверкнул гнев, разумеется, он понял, что я насмешничаю, но взял в руки себя Левин за считанные доли секунды.

      – Упаси боже. Сам справляюсь. Просто странно, что ведьме пришло в голову отказываться от чего-то настолько доходного.

      За приворот действительно готовы были платить много, очень много. Люди не знали до конца, о чем просят, и далеко не все колдуны и ведьмы спешили объяснять, чем именно обернется наведенная страсть. А порой даже подробное объяснение не останавливало тех, кто желал получить взаимность от предмета своей страсти.

      – Случается и такое, – просто ответила я, не добавив больше ни единого слова. Все равно на Левина тратить красноречие бесполезно.

      Если честно, мне до последнего думалось, что угрозы надзирающего инспектора по поводу того, что он займет пост на лестничной клетке, – это пустое. На практике же выяснилось, Левин слов на ветер не бросает. Он действительно решил совершить своего рода подвиг и провести ночь на подоконнике рядом с Яниной дверью.

      – Сумасшедший, совершенно сумасшедший! – пробормотала я, выглянув наружу, чтобы удостовериться в присутствии под дверью недреманного стража.

      Яна пожала плечами без особого удивления.

      – Ничего, однажды он надорвется все-таки и сдохнет, – предрекла она, довольно щурясь. – И я наемся от всей души на его поминках.

      Лично мне казалось, что надорваться мужчине молодому, возмутительно здоровому, да еще и таких габаритов – дело практически невозможное, но расстраивать Яну я не стала.

      Когда в десять вечера я снова выглянула наружу, и убедилась, что Левин так и не оставил свой пост и упорно бдит, мое человеколюбие поднялось в полный рост и заставило действовать.

      Яна только головой покачала, озадаченно глядя на то, как я завариваю кофе и сооружаю бутерброды.

      – Сонька, глупостями занимаешься, – сказал в итоге подруга. – Левин не собака, а волк, его не прикормишь.

      Как будто я за пять лет этого еще не успела понять.

      – А я его и не прикармливаю, – откликнулась я, ставя нехитрую снедь на поднос. – Дверь мне откроешь? Руки заняты.

      Яна принялась ворчать, но с дверью все-таки помогла, смирившись с тем, что я собираюсь накормить надзирающего инспектора.

      Левин на еду отреагировал примерно так же, как и моя подруга. Разве что пальцем у виска не покрутил.

      – Вы меня бутербродами подкупить решили? Или все-таки отравить планируете? Если второе, то я предупредил Никиту, где я, и труп мой так легко спрятать не удастся.

      Если быть совсем уж честной, в этот момент захотелось бросить поднос, причем желательно так, чтобы все еще горячий кофе оказался на мужчине. Но силы воли и воспитания хватило на то, чтобы поставить свою ношу рядом с Левиным на подоконник и молча уйти обратно в квартиру. Боялась, что если открою рот – наговорю ужасных дерзостей, а потом сама пожалею о том, что дала волю языку.

      – Доброй ночи, Софья Андреевна, – все-таки решил проявить хоть какую-то вежливость инспектор.

      Я замерла в дверях и, не оборачиваясь, откликнулась:

      – Доброй ночи, Кирилл Александрович.

      Хотя как ночь может быть доброй, когда буквально за стеной находится надзирающий инспектор? Никак. Наверное, всю ночь кошмары сниться будут.

      Яна перед сном старательно запирала дверь на все замки, а потом еще и пару наговоров от греха подальше добавила. Прежде за ней такой дотошности я не замечала. Наверное, тоже не ожидала ничего хорошего от засевшего так близко Левина.

      Против ожиданий не снилось мне ничего. Совершенно ничего. Спала я крепко, и суженый не нарушал моего покоя до самого утра. Поднявшись утром, я даже позволила себе надежду: быть может, мучившее меня столько лет наваждение, наконец, отпустило? Вдруг теперь смогу жить как все люди? Нормальные, обычные люди.

      Яна на этот раз подскочила раньше меня и уже суетилась на кухне, когда я туда вошла, влекомая аппетитными запахами съестного.   

      – А Левин так и сидит, – сообщила мне подруга не без ехидства. – Иди, покажись ему, что ли. Пусть убедится, что ты никуда за ночь не испарилась.

      Я поспешно накинула поверх пижамы халат, надела тапки и пошла к двери.

      Мужчина действительно все также сидел на подоконнике. Бессонная ночь для него даром не прошла, выглядел Левин несколько бледно, но мечта Яны не осуществится еще минимум лет пятьдесят.

      Лохматая и заспанная, в домашнем халате, я инспектора явно повеселила, чего он даже не соизволил попытаться скрыть.

      – Доброе утро, – пробормотала я и снова скрылась за дверью.

      Правда сразу запираться, не стала, замерла на пороге, вслушиваясь в то, что творится снаружи.

      – Да, Ник, всю ночь проторчал под дверями. Никогда бы не подумал, что в моем возрасте может так болеть спина. И голоден как волк. Нет, на завтрак меня вряд ли пригласят. И что? Кто-то видел Таволгину в городе? Нет? Выходит, ничего мы не доказали… Вот и как теперь быть? Под стражу взять? Да кто мне это позволит? Чтобы закрыть дочку Анны Таволгиной основания нужны просто железобетонные. Да, все плохо. Еду.

      Когда шаги Левина смолкли в подъезде, я тяжело вздохнула и закрыла дверь.

      Ничего не кончилось, и, если так пойдет дальше, никогда и не кончится. Левин будет вечно преследовать меня из-за преступлений, которые ко мне вообще никакого отношения не имеют.

      Стоило войти в квартиру, как Яна крикнула с кухни, что мне Костик звонил и просил его набрать как можно скорее.

      – А? Да… Конечно, я ему перезвоню, – пробормотала я, хотя мне было точно не до Кости.

      Яна тут же заподозрила неладное.

      – Этот упырь тебя чем-то расстроил? – с подозрением спросила подруга, уперев руки в бока.

      На людях Яне нравилось выглядеть хрупкой, нежной и совершенно беззащитной, но на самом деле такой она вовсе не была. Возникни необходимость – трепетная и воздушная блондинка обращалась в гневную фурию и без раздумий кидалась в бой. Сейчас, видимо, Яна собиралась устроить трепку Левину или хотя бы попытаться.

      – Успокойся, ничего такого мне он не сказал, – поспешно сказала я. – Да и ушел Левин уже. Успокойся.

      Подруга шумно выдохнула и снова заулыбалась.

      – Надеюсь, одной бессонной ночи этому гаду хватило, чтобы поверить в твою невиновность.

      Я тихонько вздохнула и не стала ни о чем рассказывать Яне. Зачем расстраивать ее лишний раз? А то действительно кинется на надзирающего инспектора при следующей встрече.

      – Совсем ты смурная стала, – отметила перемены в моем настроении подруга. – Давай, звони скорей Стаховичу. Может, он на свидание позовет. Ничто так не помогает прийти в себя, как удачно прошедшее свидание.

      На свидание мне не хотелось, да и вообще не было ни малейшего желания выходить из дома, но номер Костика я набрала, чтобы отвязаться от подруги, которая буквально фонтанировала энергией и желанием сплавить меня из дома. Ну да, Костя тоже послужит отличным алиби, а Яна хотя бы немного от меня передохнет.

      Когда я набрала номер Кости, тот ответил тут же, словно только и ждал, когда я позвоню ему. Даже стало чуточку легче от мысли, что кому-то так важно мое внимание.

      – Соня, как ты там? – первым делом спросил с заботой в голосе Костя. – Яна сказала, опять вам Левин покоя не давал? Хочешь, подниму связи в Совете Ковена, и этого гада сошлют в такую дыру, что он из нее до гроба не вылезет?

      Если честно, соблазн был велик, но поступить так я все-таки посчитала невозможным, бесчестным.

      – Левин просто делает свою работу так, как может. Пусть он доставляет некоторые неудобства, но ничего страшного ведь не случилось на самом деле. Так что спасибо, Костя, но не нужно.

      Стахович недоуменно хмыкнул.

      – Редко увидишь такую доброту, особенно по отношению к работникам Инспекции.

      Разумеется, никто в Ковене не любит Инспекционных. Они надзирают, они карают, если кто-то оступится. Я и сама называла про себя Левина инквизитором. Но подлость мне претила и в отношении других служащих Инспекции.

      – Словно бы они чем-то отличаются от прочих людей. Левин просто человек, Костя. Даже если он ошибается, ничего страшного. И не нужно наказывать за ошибки жестоко.

      Костик еле слышно вздохнул, он-то, кажется, вовсе не хотел так легко оставлять Левина в покое. Вот только я принципа «око за око, зуб за зуб» не приемлела совершенно.

      – Ладно, черт с ним, с гадом этим. Лучше скажи, ты вечером занята?

      Из груди вырвалось невесело фырканье.

      – Ты же понимаешь, с этой безумной катавасией у меня теперь не может быть планов на вечер. Боюсь отойти от Яны даже на десяток шагов, чтобы не дать шансов обвинить меня в чем-то.

      Костя рассмеялся.

      – Тогда твоими планами на сегодня буду я. И поверь уж, я смогу обеспечить тебе алиби не хуже, чем Яна. Ну и не только алиби.

      Веселье мужчины оказалось на редкость заразительным. У меня даже на сердце полегчало немного. Что, в конце концов, плохого в том, чтобы провести вечер с молодым симпатичным мужчиной? Даже если этого очень хотела моя матушка. Ведь не все потенциальные ухажеры, которых подсовывают родители, безнадежны?

      – Ну, раз ты так настаиваешь, так и быть. Стань моими планами на этот вечер.

      Яна недовольно скривилась.

      – Я за тобой заеду. В шесть тебе удобно? – не стал терять время Костик.

      – Разумеется.

      Когда разговор был окончен, подруга подошла вплотную и отвесила мне прекрасный такой подзатыльник.

      – Бестолочь, кто так легко соглашается на свидания? Никогда не облегчай мужику задачу, иначе он тебя ни в грош ставить не будет! Ты всегда занята, пусть помучается!

      В ответ на такую проповедь, я только горько улыбнулась.

      – Но сейчас я совершенно свободна, о чем Косте уж точно известно.

      До самого вечера я бесцельно прослонялась по квартире, не зная, чем себя занять. Яна приставала с выбором наряда, подсовывая то одно, то другое свое платье, благо, платья оверсайз у Яны имелись и вполне подходили и мне, но я к этим сборам относилась с преступным, по мнению подруги, безразличием. Аргументы насчет первого впечатления на меня вообще не действовали, хотя бы потому, что Костику уже довелось видеть меня во всех ракурсах и в обычной одежде, и безо всякого намека на макияж. А второго первого впечатления, как известно, не бывает.

      – Так Анна Георгиевна внуков никогда не дождется! – причитала Янка, которую мое отношение к собственной внешности, мужчинам и жизни в целом оскорбляло до глубины души.

      Я хмыкнула.

      – Ну, так внуков мама не получит, чего ты-то расстраиваешься? – спросила я у подруги, ожидая, какие же аргументы она выберет на этот раз.

      Девушка тряхнула головой, словно пыталась избавиться от каких-то ненужных мыслей.

      – Сонька, не глупи. Потом появится тот, кто понравится, а ты даже впечатления на него не сможешь произвести. Имей в виду, чтобы оценили твой глубокий внутренний мир, нужно быть как минимум Жанной Д`Арк. Но она очень плохо кончила.

      Самое смешное, я понимала, что подруга говорит мне сущую правду. Вот только…

      – Костику я любая буду по душе. Для него не внешность моя важна, и даже не глубокий внутренний мир, а исключительно родственные связи.

      Яна только вздохнула и махнула рукой, признавая поражение в этом словесном поединке.

      – Ну, поступай тогда, когда знаешь. Точней, я тебя сама одену и накрашу. Возражения не принимаются.

      Ну я же не самоубийца, чтобы спорить с Яной, когда та вошла в раж.

      Костик позвонил в дверь ровно в шесть. К неудовольствию Яны явился он без цветов, хотя та говорила, что Стахович просто обязан принести мне букет. Однако сам Костик, похоже, так не считал.

      Войти в квартиру Косте подруга не позволила, встав таким образом, чтобы не дать ему даже порога переступить. И ведь не поймешь, чем настолько сильно не угодил ей Стахович. Даже к Кириллу Александровичу Яна отнеслась не настолько настороженно.

      Впрочем, магу сложно быстро подстроить какую-то долгоиграющую гадость в чужом жилище. Тут именно колдуны мастера. Подложить что-то или, напротив, унести, к примеру, волос с расчески – это по части людей нашего ремесла.

      Но почему тогда сам Костя так запаниковал, когда узнал, что Левин ходил по моей квартире? Непонятно.

      – Яна, я верну Соню самое позднее в десять вечера, – сообщил мамин потенциальный ученик. – Так что не скучай. Если явится Левин, передавай ему привет.

      Подруга посмотрела на Стаховича с откровенной насмешкой.

      – Сам с ним поздороваешься. Готова поспорить, он наверняка явится, чтобы посмотреть лишний раз на Соню.

      Костик скривился и под недовольное сопение Яны сплюнул через плечо, после чего с деловитым видом постучал по деревянным перилам.

      – Не сработает, – вполголоса прокомментировала я.

      Мой кавалер недоуменно нахмурился.

      – В смысле?

      – Я пять лет так пыталась предотвратить встречу с Левиным, никогда не срабатывало.

      В качестве конечной точки нашего небольшого путешествия Костя, не мудрствуя лукаво, выбрал суши-бар на площади Ленина. Место не самое романтичное по моим меркам, но у меня всю жизнь с романтикой как-то не ладилось, а суши я любила. Так что… и так сойдет, в конце концов. Да и дело ведь не в месте, а в компании.

      А Костя лишний раз доказал, что собеседник он замечательный, с отличным чувством юмора, эрудированный. Неловких пауз в разговоре не возникало, а та тень флирта, которую Стахович себе позволял, не доставляла неудобства и ни капли не смущала. За те полчаса, которые мы провели в дороге, я поняла, что Яна, пожалуй, была права, когда предлагала присмотреться к Костику. Да, в глубине души все также таилось чувство, что я совершаю предательство. Но сколько можно ждать? Сколько свечей уже сгорело дотла, а он, тот, кого нужно было дождаться, так и не пришел. Может, никогда и не придет. Но я жива, а живые не должны хоронить себя заживо, пусть даже в четырех стенах, а не в гробу.

      Ведь так?

      – Надеюсь, ты хотя бы умеешь пользоваться палочками? – со смехом спросил Костя, паркуясь.

      И разумеется, место для него нашлось, хотя в центре города после рабочего дня все забито автомобилями. Видимо, я одна не решаюсь лишний раз пользоваться преимуществами колдовства, остальные наши не забивают голову подобными мелочами.

      – Конечно, – пожала я плечами.

      Как можно не уметь пользоваться палочками, когда вокруг сплошь суши-бары и службы доставки?

      – Значит, будешь меня учить, – легко улыбнулся мне кавалер. – Я это хитрое дело не освоил, повода не было. Всецело полагаюсь на вашу мудрость, сенсей.

      Костя улыбался так тепло и солнечно, что мысли о суженом отступили на второй план. Красивый мужчина. Свидание. Так почему бы просто не насладиться вечером, как это сделала бы любая нормальная девушка моего возраста? В конце концов, совместный поход в кафе не подразумевает никаких обязательств ни с моей стороны, ни с его.

      А Стахович меж тем галантно открыл передо мной дверь, помог выйти, словом, вел себя точно так, как и положено. Еще одно очко в его пользу.

      – Надеюсь, нам никто не помешает, – пробормотал Костя.

      «Сглазил», – подумала я.

ГЛАВА 7

      Разумеется, для нас нашелся свободный столик у окна, и, разумеется, официантка подскочила к нам, будто других клиентов для нее и не существовало.

      – Может, не стоит использовать чары на каждом шагу? – спросила я слегка растерянно. Честно говоря, никак не удавалось понять, зачем настолько часто использовать колдовство. Это как играть постоянно краплеными картами.

      Костя посмотрел на меня с изумлением.

      – Но почему бы не облегчить себе жизнь, если в состоянии это сделать?

      Ответа на вопрос у меня не было, поэтому я просто промолчала.

      Я сидела спиной ко входу, а Костик – лицом, поэтому я не сразу поняла, почему он нахмурился, глядя куда-то за меня. Когда обернулась, оказалось, что в кафе входят Левин и Павлицкий.

      Точно Костя сглазил. Или же за мной действительно следят теперь постоянно.

      – Здравствуйте, Софья, – помахал мне рукой Никита Павлицкий.

      Кольнуло недобрым предчувствием. Если даже Левин предпочитает играть честно, а его друг – нет, что помешает Кириллу Александровичу обратиться к Павлицкому за помощью и советом? Ну, для расширения набора используемых методов. Не просто же так эти двое оказались здесь одновременно со мной и Костиком? Городская Инспекция находится на другом берегу, рядом с площадью Маркса, наша районная – на Рассветной, оттуда до этого кафе тоже путь неблизкий, даже на колесах.

      Они не могли случайно появиться здесь.

      – И снова приветствую, Софья Андреевна, – сухо кивнул мне Левин.

      Я спокойно поздоровалась с магами. Даже щека не дернулась. Наверное, ко всему можно привыкнуть, даже к тому, что за тобой постоянно следит весьма враждебно настроенный инквизитор, который только и ждет момента, когда можно будет собирать дрова для костра.

   – Пойдем отсюда? – предложил Костик, который из-за появления Левина с другом занервничал куда больше, чем я сама.

      – Зачем? Заказ уже сделан. К тому же, если сменим место, эти двое просто переберутся за нами. Так и смысл?

      Видимо, моя флегматичность спутника несколько озадачила, но спорить он не стал, только время от времени поглядывал в сторону магов, будто ожидая от них какого-то подвоха. Увы, эти двое пока Костю исключительно разочаровывали. Левин и Павлицкий просто ели и о чем-то тихо разговаривали.

      – Боже, как они меня раздражают, – пробормотал мой кавалер, когда нам, наконец, принесли заказ.

      Официантка замерла рядом со столиком испуганной ланью, похоже, опасаясь, что это она вызвала неодобрение клиентов.

      – Большое спасибо, – улыбнулась я девушке, и та поспешно сбежала от нашего столика.

      Костя разлил по чашкам ароматный зеленый чай и недоуменно посмотрел на меня.

      – Ты что, совершенно не беспокоишься?

      Посмотрела налево и заметила, что смотрит на меня не только Костик, но и оба мага разом.

      – Я не сделала ничего дурного, значит, мне не о чем и беспокоиться.

      Костя недовольно зыркнул на Левина, но все-таки такой мой ответ принял.

      С палочками мой спутник действительно обращаться совершенно не умел. Выглядело это донельзя забавно, даже вспомнилось, как я сама училась пользоваться этими хитрыми приспособлениями для еды. Учился, впрочем, Костя очень старательно, и через полчаса мучений ронял только один кусочек из трех. Большой прогресс.

      Ничего крепче чая я не пила принципиально, но чай – напиток тоже коварный, и через некоторое время мне пришлось отлучиться в уборную. Следом за мной черной тенью скользнул инспектор. Я это не увидела – почувствовала.

      – Кирилл Александрович, я понимаю ваше любопытство… Но могу я хотя бы в уборную сходить без вашего пристального присмотра? – не оборачиваясь, бросила я через плечо, замерев у дверей дамской комнаты.

      Левин нервно кашлянул и, конечно же, не ответил.

      Я вошла и закрыла замок, чтобы с истошным воплем сползти по стене, не отрывая взгляда от зеркала.

      В нем не было моего отражения, лишь черная фигура с горящими глазами замерла среди пустоты, не отводя от меня взгляда. Дверную ручку дернули, а потом дверь буквально вылетела наружу.

      Первый раз мне пришло в голову, что совсем неплохо, если за тобой присматривает надзирающий инспектор.

      – Что случилось?! – первым делом спросил Левин, поднимая меня на ноги.

      Я вцепилась в его руки так, словно он последняя моя надежда на спасение.

      – З-зеркало, – заикаясь, пробормотала я, не имея никаких сил оторвать взгляд от стекла.

      Все уже исчезло, и отражались только мы с Левиным, но не оставляло ощущение, что то нечто все еще рядом, оно только затаилось и ждет, когда я останусь в одиночестве, чтобы показаться.

      – Странные у вас отношения с зеркалами, Софья Андреевна, – ошарашенно пробормотал Левин, оглядываясь на зеркало. – Что вы там видели?

      Я покачала головой, не имея ни сил, ни желания ему отвечать. У меня от страха будто все внутри заледенело.

       В коридоре раздались шаги, а потом рядом возник Костя.

      – Соня?! Господи, Соня! Что с тобой сделал этот монстр?!

      Левин от греха подальше выпихнул меня в коридор, к Костику.

      – Он меня спас, кажется, – сдавленно ответила я, сползая по стене без сил.

      Кирилл Александрович убедился, что никто не собирается выяснять с ним отношения, и снова оказался рядом со мной.

      – Что такое случилось с вами, Софья Андреевна? – снова пристал ко мне с расспросами инспектор.

      Костя оттолкнул в сторону Левина и помог мне подняться.

      – Нашли время! – шикнул колдун. – Соне плохо, ей домой нужно!

      Я молча кивнула, соглашаясь со всем сразу. И плохо, и домой нужно… И сил говорить нет вообще никаких.

      Костик пытался как-то поддерживать беседу на обратном пути, но я все еще не отошла от потрясения и отвечала односложно или кивала.

      Почему все так обернулось?

      Я знала, кто показался мне в зеркале. Это был тот же злой дух, у которого я когда-то выспрашивала про судьбу, тот, что принял облик суженого. Но почему он теперь явился ко мне? Его никто не звал, не проводил ритуала, да и зеркало в туалете кафе вряд ли кто-то использовал прежде для колдовства.

      Почему же тогда пришелец с той стороны явился предо мной?

      – Соня, тебе, кажется, совсем плохо, – произнес озадаченно Костя. – Может, стоит позвонить Анне Георгиевне?

      Маме? Зачем ее дергать по каждому поводу? Она и так слишком много обо мне беспокоится. Сама справлюсь, а если не справлюсь, Яна поможет…

      – Не стоит. Все хорошо, – пробормотала я. – Все хорошо. Не волнуйся. Со мной все в порядке.

      Это больше походило на самоубеждение. Потому что любому стало бы ясно, я ни капли не в порядке. Напугана едва ли не до обморока. Но Костя проявил такт и в душу не полез, за что я была ему чрезвычайно благодарна.

      До Яниной двери я сама бы не дошла: колени так дрожали, что наверняка покатилась бы вниз по лестнице. Бедному Косте пришлось буквально на себе наверх тащить.

      Подруга, бледная как смерть, выскочила к двери встречать нас.

      – Господи ты боже мой! Сонька! Что стряслось?! Кого мне убивать?!

      Выглядела Яна невероятно воинственно: глаза сверкали яростью, ноздри раздувались, кажется, в любой момент готова была броситься на мою защиту, осталось только определиться с личностью обидчика. Первым под удар обязан был попасть Костик, потому как он находился ближе всех.

      – Никого убивать не надо, – поспешно сказала я, пока Яна не спустила моего кавалера с лестницы. – Никто ни в чем не виноват, поверь мне! Я тебе потом расскажу!

      Девушка недобро зыркнула на Костю, втащила меня внутрь, а потом с огромным удовольствием захлопнула дверь прямо перед носом у Стаховича.

      – Он правда ни в чем не виноват. Да и вообще никто ни в чем не виноват, – пробормотала я, медленно раздеваясь. Пальцы слушались с трудом.

      Яна покачала головой, делая какие-то свои выводы.

      – То есть вы не встретили Левина, и он ничего тебе не сделал?

      Я чуть истерично рассмеялась и ответила:

      – Левина мы как раз встретили. Он меня спас. Там… там чертовщина какая-то случилась в туалете. Левин дверь вынес. Если бы он этого не сделал…

      Яна прыснула в кулак.

      – Кому рассказать – не поверят. Левин Кирилл в туалет к ведьме вломился. Вот умора-то!

      Раздевшись, я свернулась в клубок на диване, пытаясь прийти в себя. Давно меня так не трясло от ужаса и беспомощности. Последний раз… пять лет назад? Верно, пять лет назад, когда вместо того, чтобы поговорить с духом умершего, я подняла покойника из гроба. И тогда тоже появился Левин…

      Рок какой-то…

      Яна села рядом и принялась гладить по голове, шепча что-то утешительное, но мне даже слов не удавалось разобрать толком. Страх сковал, кажется, и разум, и тело.

      Стоило же мне только немного прийти в себя, как подруга начала расспрашивать о том, что же такого ужасного случилось на свидании, если вернулась рано, да еще и в таком ужасном состоянии.

      – Дух проявился в зеркале. И, кажется, не с добрыми намерениями, – ответила я правду, но не до конца.

      Множество духов обретается на той стороне, у каждого и свои желания, и свои стремления, которые так легко не узнать. Яна в итоге должна была счесть расспросы бесполезными. Вот только я была практически уверена, что знала, кто именно показался мне.

      Другое дело, почему ему понадобилось показываться… И почему меня каждую ночь преследуют сны о суженом. Все эти годы я тосковала по нему, но лишь тихая грусть не давала мне дышать полной грудью, однако же никаких видений не было никогда, ни единого раза.

      – Ты темнишь, Сонька, – тут же припечатала меня Яна. – Как всегда, между прочим. Чтобы ты – и вдруг духа испугалась? Да уж, скорее, они тебя должны бояться. Наверняка ты отлично поняла, с кем столкнулась, и этот дух имеет над тобой какую-то власть.

      Я устало закрыло глаза и тихо отозвалась:

      – Глупости говоришь. Или путаешь меня с моей матерью. С чего бы мне что-то скрывать?

      Подруга издала нервный смешок.

      – Ты бы лучше так отпиралась, когда Левин тебя в угол загонял. И уж с кем-кем, а с Анной Георгиевной я тебя точно не путаю. Она по сравнению с тобой зачитанная до дыр книга, а ты как раз та чертова шкатулка, которая вроде и открыта, но где-то притаились эти проклятые потайные ящички, до которых никак не добраться.

      Какое странное сравнение. Словно есть человек более простой и предсказуемый, чем я.

      – Поэтому, должно быть, Левин и не оставляет тебя в покое столько лет: чует он эти потайные ящички, Соня, вот и не верит.

      Вот уж точно глупости.

      – Он мне по другой причине не верит, – пробормотала я, чувствуя, что медленно, но верно засыпаю.

      – Ты это с чего взяла? Гадала на него, что ли?

      Как будто я самоубийца, чтобы вот так лезть к надзирающему инспектору со своим колдовством. Он наверняка почует, и потом доказывай, что не порчу наводила.

      – Еще чего. Просто знаю, – отозвалась я и все-таки отключилась.

      – Стахович, отстань! – услышала я сквозь сон и поняла, что, видимо, пора встать. – Спит она, не пущу!

      – Лановая, я вообще-то к своей девушке пришел! Поимей совесть!

      Вот тут уж я точно проснулась. Слова Костика несколько озадачили, если не сказать большего.

      – Да чихать я хотела на то, что Сонька твоя девушка. Квартира моя – это важней. И вообще, Сонька-то в курсе, что ты, оказывается, ее парень? Почему-то мне кажется, нет.

      Затем из прихожей раздался шум, словно Костик решил взять квартиру приступом. Но не родился на земле мужчина, который смог бы попасть в жилище Яны Лановой без ее на то соизволения.

      – Ты совсем берега попутал, а, Стахович?! Да я тебя с лестницы сейчас спущу!

      Костик разразился чередой проклятий, после чего воскликнул:

      – Да люблю я ее, дура! Люблю и волнуюсь!

      Мое сердце пропустило удар.

      Любит? Вот так просто? Но чего бы кому-то, вроде Кости, влюбляться в такую, как я? Прошло столько лет с того момента, когда я верила в сказки. Мне вдруг показалось, будто даже явись предо мной прямо сейчас мой суженый, то и в его любовь бы я не поверила.

      В конце концов, быть сужеными друг для друга – это лишь предназначение, не обязательство любить.

      – Ой ли? Да вы знакомы без году неделя. И тут вдруг любовь до гроба? За кого ты меня принимаешь, а? Я еще могу поверить, что тебе пришло в голову окрутить выгодную невесту, но в то, что ты в Соню влюбился без памяти… Глупости.

      Костя издал едкий смешок.

      – Да что ты вообще можешь понимать в любви? Пять раз замужем. Ты просто развлекаешься с мужчинами и коллекционируешь штампы в паспорте, Лановая. Имей в виду, я вернусь и все равно поговорю с Соней. Постоянно мешать мне ты не сможешь.

      Когда Яна вошла в мою комнату, я сидела на кровати, подтянув колени к груди и смотрела на висящие на стене часы. Десять вечера. Непозволительно поздний визит.

      – Слышала все? – спросила меня подруга, увидев, что я не сплю.

      – Ничего не скажу, – откликнулась я безо всякого выражения.

      Подруга присела рядом со мной и взяла за руку.

      – Не вздумай верить в эти бредни о любви. Врет он все, тут и сомнений быть не может, врет.

      Я покосилась на Яну, не понимая, с чего вдруг такая резкая перемена. Еще совсем недавно она со всей серьезностью говорила, что к Косте стоит присмотреться, на что намекают все те проклятые «тикающие часы».

      Что же сейчас не так?

      – Еще совсем недавно ты говорил мне совершенно иное.

      Яна раздраженно тряхнула головой.

      – Да, говорила. Потому что Стахович говорил раньше другое! Нет ничего ужасного в том, чтобы вступить в брак по расчету, но если вдруг вместо этого мужчина начинает вести речи о неземной любви… Это просто попытка манипулировать, Соня! Не больше! Хочешь взять женщину на поводок – убеди ее в своем великом чувстве!

      Слова подруги разбудили в душе что-то темное, безнадежное, как чернота на дне колодца.

      – Меня нельзя полюбить?

      Яна чертыхнулась.

      – Вот только не нужно ставить все с ног на голову! И вообще, я спать!

      Из комнаты девушка пулей вылетела.

      Ко мне же сон больше не шел. Безумно захотелось, чтобы в руках оказалась проверенная колода карт. Пусть даже нельзя ведьме гадать на себя, но как хотелось узнать хоть что-то, понять, почему все складывается именно так, а не иначе.

      Я подошла к окну и выглянула наружу. Возле дома стояла машина Костика. Стало быть, не уехал. Но даже не это странно. Здоровенный внедорожник Левина тоже оказался неподалеку.

      – Двужильный он, что ли? – пробормотала я, прижавшись к стеклу. – А Косте-то зачем меня караулить? Ну не мог же он в самом деле настолько обезуметь от любви? По идее не мог…

      Внезапно перед лицом мелькнул темный силуэт, и я отшатнулась от стекла, тут же сообразив, что фигура мелькнула в отражении. Дух замер, должно быть, вперившись в меня взглядом, но разглядеть его в отражении в оконном стекле оказалось делом непростым, наверное, поэтому и настолько страшно мне не стало. Заодно я пошептала под нос несколько проверенных заговоров и почувствовала себя практически хорошо.

      Дух все еще оставался смертельно опасным для меня, но то ли из-за того, что мне было куда бежать, то ли из-за того, что находилась я в доме Яны, того сковывающего страха я не испытывала.

      – Ну и что же тебе нужно, а? – спросила я у пугающего видения.

      Разумеется, мне не ответили. Лишь на мгновение мелькнула жутковатая ухмылка на едва различимых в темноте губах.

      Нет, не просто так ко мне привязался этот дух, не просто так. Он или желает что-то получить от меня, или пытается что-то сообщить.

      В этот момент Левин вышел из автомобиля и посмотрел в окно. Даже показалось на мгновение, будто он поймал мой взгляд, хотя быть этого не могло. Затем наружу вышел Костя, который двинулся к инспектору, явно с целью выяснить отношения.

      Разговаривали мужчины минут десять, не меньше. Костя бурно жестикулировал, Левин возвышался над ним как пожарная каланча и терпеливо слушал все, что Стахович хотел сообщить. Видимо, эмоциональность собеседника надзирающего инспектора особо не трогала.

      Я вздохнула и забралась на подоконник с ногами. Хоть какое-то, а развлечение. Костя взмахнул руками, как крыльями, потом сел в автомобиль и уехал.

      – Минус один, – пробормотала я.

      Левин снова поднял голову и посмотрел прямо в мое окно. Вот теперь действительно увидел. Наши глаза