Однажды в Манчинге. Ольга Зима, Ирина Чук

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1. Бабушка и пирожки
• ГЛАВА 2. Ложная истина
• ГЛАВА 3. Куда ведут ноги
• ГЛАВА 4. Я только держал!
• ГЛАВА 5. Быть волком
• ГЛАВА 6. Старые связи
• ГЛАВА 7. Горькая память
• ГЛАВА 8. Главный судья
• ГЛАВА 9. Такие, как я
• ГЛАВА 10. Короткие дни, долгие ночи
• ГЛАВА 11. Игра в фидхелл
• ГЛАВА 12. Последняя обитель
• ГЛАВА 13. Осенние пожары
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

И пришел волк.

   Мидир, волчий король из холмов, часто гулял по Верхнему миру. Обычно — в поисках развлечений, как простой фейри. Но в этот раз он появился, чтобы отомстить за смерть брата. Вот только внезапно объявившийся племянник не желает уходить в Нижний мир — ему не нравится, что дядя убивает кого захочет, соблазняет женщин и хрустит мясом с костями… Какая проблема сложнее, найти общий язык с юным задиристым Джаредом или отомстить за брата, непонятно. Но именно после этого визита возникнут страшные сказки о черном волке, что приходит ночью.

   Джаред подошел к столику, понюхал напиток, поданный Мидиру.

   — Что это?

   — Вино. Ты ни разу не пил вино?

   — От него пьянеют и делают плохие вещи.

   — Ши не пьянеют. Для этого им нужно выпить древесный огонь. А плохие вещи я делаю и без вина, как многие в этом мире, — волчий король приподнял бокал, салютуя племяннику.

ПРОЛОГ

Четыре утра — час волка, когда ночь сдает стражу дню.

   Шустрая гаичка выпила каплю дождя, сверкающую в чаше из желто-бурого листа; чем-то встревоженная, прислушалась. Но лес молчал, лишь звонкоголосый птичий гам нарушал тишину. Успокоенная, пичужка пробежала по тоненькой веточке, перевернулась и повисла, раскачиваясь вниз головой. Ковер из вереска накрыл лазурное небо в легких перышках облаков, а прямо перед ней неведомо откуда появилась волчья морда. Лобастая, блестящая, черная — такого же цвета, как шапочка на голове у гаички. Волк этот был гораздо крупнее обычного зверя, а глаза у него были человечьи. Темно-стальные, недобрые глаза. Пташка оцепенела от ужаса в ожидании немедленной смерти, однако зверь ничего не сделал, даже не зарычал, лишь втянул носом воздух.

   Гаичка вспорхнула и унеслась в чащу, а волк порысил дальше, через розово-лиловое море, и пропал так же бесшумно, как появился. Лишь роса опадала по его следам, да бирюзовые в шоколадных прожилках и оранжевых крапинках бабочки взлетали там, где он проходил, трепетали в чистом небе, а затем присаживались обратно.

   Зверь миновал пустошь, пролесок, сделал широкую петлю, обходя человеческое поселение, и сморщил нос, пересекая лимонно-желтое поле.

   Когда к аромату цветов, прелых листьев и тяжести людского духа стал примешиваться запах гари, волк припустил что есть мочи, не разбирая дороги, через бурелом, молодой березняк и заросли ракиты. В один невероятно длинный прыжок зверь одолел синюю ленту реки, добежал до свежего пожарища и замер. Обошел то, что не так давно было домом, поскреб землю на пригорке, заскулил, а затем взвыл так отчаянно, что у живущих поблизости волосы поднялись дыбом. Люди бросились прикрывать ставни и затворять двери, приговаривая:

   — Берегитесь! Волк пришел. Волк!..

ГЛАВА 1. Бабушка и пирожки

Брат выбрал красивое место для дома — на склоне холма в излучине реки… Фиолетово-черный узел боли и смерти висел теперь над пепелищем, да хрипло каркали вороны, слетаясь со всех сторон в поисках поживы. Даже кости двух существ прогорели в золу. Ни следа от Мэрвина и от галатки, непонятно кем ему приходившейся. Не вернуть из мира теней ушедшие души.

   Было трое братьев, осталось двое. Его небольшая семья сократилась на треть, а Мидир даже не мог сейчас скорбеть — не было времени, не имел права.

   Он втянул тягучую влагу земли, прелую стынь болота и запахи людей. Медлить нельзя: к бывшему дому брата спешили охотники, только не за ланью или кабаном. Странно, что не взяли собак. Эх, приветить бы как следует, только…

   Только тот, слабый, родной запах не оборвался. Кто-то сидел возле пепелища, долго сидел, а потом побрел к селению. Именно побрел: так устало петлял след. Мидир поспешил туда же. Скоротав путь волком, он вернул себе облик ши у околицы, поправил черный плащ и короткий кинжал, развязал кожаный ремешок, распуская заплетенную для боя косу. Выделяться он будет все равно: высокий, черноволосый, среброглазый — ши красивы, как немногие среди людей — только вопросов вызовет меньше. Можно было бы обернуться птицей, но птица не почует след. В облике ши Мидир чуял хуже, чем в зверином, однако родную кровь ощущал явственно. Особенно когда она пролилась!

   В несколько шагов он добежал до околицы, где разошедшиеся подлетки пинали лежащего. Мидир отшвырнул драчунов в стороны, опустился на колени и приложил ладони к голове мальчишки, вливая силу и возвращая его к жизни. Светлые пушистые волосы заляпаны кровью, чистое лицо с прямым носом и правильными чертами было похоже и не похоже на лицо старшего брата. Тут веки открылись — и в светло-серых глазах плеснулось волнение, неверие, а затем такое счастье, что у Мидира сжалось сердце.

   — О… тец? — еле выговорил мальчишка, и узнавание тут же сменилось яростью и болью. Глаза его закатились. Мидир сдернул плащ и обернул им ребенка. Кончики острых ушей торчали из светлых прядей, испачканных кровью.

   — Ублюдок! Демон! Отдай его нам! — раздались несмелые, но дерзкие голоса.

   Волчий король поднял голову, зарычал, показывая вытянувшиеся в оскале звериные зубы. Сверкнул желтизной глаз, и подлетков как ветром сдуло. Догонять и рвать за то, что подняли руку на родную кровь, Мидиру хотелось сильно. Но, как и многие свои желания, он отложил это на потом.

   — Ты не он! — прохрипел пришедший в себя мальчишка. — Почему ты не он?!

   Он, отбросив руку Мидира поднялся самостоятельно, хоть и на дрожащих ногах; поднял упавший с плеч плащ, встряхнул его, аккуратно сложил — чуть ли не по складочкам — и протянул опешившему волчьему королю. Поглядывал малец зло, и это было хорошо. Как злость, так и то, что он был жив. Эту невероятную удачу, пойманную за хвост, Мидир отпускать не собирался.

   Неожиданно обретенный родич поправил старенькую одежду, кое-где аккуратно зашитую, по большей части свежепорванную, и произнес холодновато-вежливо:

   — Благодарю за помощь, фейри, но я бы справился и сам. От пары синяков еще никто не умирал. А отец говорил: не отвечай ударом на удар.

   Мидир еле сдержался от цитирования прямо противоположных заповедей Благого Слова, которое повторяло проповеди друидов, но спорить не стал.

   — Боюсь спрашивать, кто вы, — продолжил мальчишка, — но, видимо, должен.

   — Знаешь, что ши не врут?

   — Наслышан немного, — попытался он усмехнуться, но разбитые губы слушались плохо. — Врать не врете, только изворачиваться больно ловки.

   — Я — Мидир, владыка Благих земель Нижнего Мира, король Дома Волка. Мэрвин был моим братом. Как зовут тебя?

   — Джаред, — без особой радости обронил тот. Наверняка и вовсе бы не сказал, только оскорблять спросившего не желал.

   — Так звали твоего деда, — он дернул плечом. — А Самхейнов на твоем веку сколько миновало?

   — Немного осталось до шестнадцати.

   — Немного — это сколько? — Мидир не удержал ползущую вверх бровь: по всем приметам, полуволчонок был совсем мал.

   — Пять зим, — вызывающе задрал малец подбородок и прищурился: — Разве это много для ши?

   Копыта коней вздымали пыль на дорогах: охотники спешили по душу его племянника, пока тот жонглировал словами. И ведь если «да» не скажет, не увести его в Благие земли. Закон един на все миры: ши обладают магией, а люди — правом не дать ею воспользоваться.

   — Я могу прямо сейчас увести тебя в Нижний мир, — произнес волчий король.

   — С чего вы взяли, что я уйду с вами? — дернул плечом мальчишка, однако тут же поправился: — То есть, простите, не вижу необходимости покидать землю моих родителей.

   Мидир вздохнул. По упрямству Джаред очень даже походил на всю королевскую семью и еще, как Мэрвин, окатывал при несогласии излишней вежливостью и холодным высокомерием.

   — Здесь тебя ждет лишь смерть. Я чую запах погони, что идет по твоим следам. Ты понял бы сам, имей хоть немного опыта. Ты — волк, пусть и наполовину.

   — Я не волк! — мальчишка сорвался, крикнул отчаянно. — Никогда им не был и не буду!

   — Но и не человек тоже, — Мидир поднял руки в примиряющем жесте, обосновывая свои слова фактами, как обычно при разговоре с Мэрвином. — Иначе тебя не забрасывали бы камнями. Хочешь, чтобы я догнал и убил этих наглецов? По нашему закону я обязан это сделать.

   — Нет! — прозвучал новый отчаянный крик, но без испуга. — Отец правильно говорил: вы чудовища!

   Старший брат умудрялся усложнять жизнь Мидиру даже в Верхнем, даже из мира теней и не присутствуя лично. Тратить время на разговоры было в высшей степени расточительно, острый волчий слух уже без напряжения улавливал перестук копыт. Но другого пути не существовало: характер Джаред выказывал истинно волчий.

   — Что еще говорил твой отец?

   — Что у меня родня в Нижнем, но доверять ей нельзя, — сказал Джаред и подозрительно нахмурился.

   Мидир медленно выдохнул, однако спокойствие сегодня ходило иными дорогами, чем сам владыка Нижнего мира. Мало того, что Мэрвин промолчал о новой семье, так еще и настроил сына против старой!

   — И я очень хотел бы поспорить с ним об этом. Очень хотел бы! Но уже не могу! Не могу! — рявкнул он. Джаред не думал пугаться, и Мидир мгновенно остыл сам. — Хорошо, в Нижний мы не пойдем, но отсюда нам уйти придется. Слушай меня внимательно. Сейчас здесь появятся те, кто хочет твоей смерти.

   — Откуда вы знаете?!

   — Мы, хоть и схожи с людьми обликом, называемся волками не просто так. Я говорил уже: я их чую, они все ближе. Посмотришь на них внимательно и, может быть, узнаешь, кто приходил в дом твоего отца.

   — Но… они узнают меня! — Джаред опешил, растерялся, как обычный ребенок. — И я не успею ничего сказать вам…

   — Не узнают. — Мидир хотел потрепать ребенка по волосам, но передумал: слишком диким и неприрученным выглядел волчонок. — Мало того, вскорости ты не узнаешь ни меня, ни себя. Ничего не бойся.

   — Я ничего не боюсь. Даже смерти, — произнес Джаред и поджал тонкие губы. — Может, и не стоит мне никуда идти…

   Мидира передернуло.

   — Не боишься смерти, потому что не думаешь! Смерть — финал жизни, он должен чего-то да стоить! Всегда!

   Мальчишка шваркнул разбитым носом, стер кровь с виска и глядел все так же равнодушно-спокойно светло-серыми, очень чистыми глазами.

   — Времени у нас все меньше, как и у меня доводов, — холодно произнес Мидир. — Но подумай сам: хотел ли отец твоей смерти? Хотела ли смерти твоя мать?

   — Друиды говорят, я встречусь с ними там, в ином мире. Вдруг это правда? — спросил Джаред тихо и упрямо, как может говорить ребенок, верящий в волшебные сказки.

   — Я не знаю, куда попадают души людей, но где обитают умершие ши… фейри, мне известно. Там нет ничего, кроме холода и тьмы. Твоя душа не узнает своих близких. Только живя, ты сможешь сберечь память о них.

   Мальчишка опустил голову, словно пыль под ногами за околицей захолустного поселения была чем-то интересным, помолчал, определенно что-то решая для себя, и глянул исподлобья:

   — А зачем вам знать тех, кто был у моего отца?

   — Потому что они причастны, — Мидир оскалился, не в силах удержать проявление чувств. — Потому что я найду их всех! Я спрячу тебя в надежном месте и пройду по их следу!

   Желтый блеск глаз Мидира не испугал внимательно слушавшего Джареда. Волчий король спрятал вылезшие от ярости клыки и продолжил:

   — Я не трону их семьи, как поступил бы в Нижнем, потому что это не понравилось бы твоему отцу. Но каждый, кто отдал приказ, каждый, кто виновен — умрет. Или ты надеешься на правосудие Манчинга? Попробуешь просить о заступничестве людей?

   — Я пробовал! Я ходил к судье, — понурился Джаред. — Он сказал, что это разбойники и ничего нельзя сделать. Друиды… они любили отца, но они не могут вмешаться. Все твердят о равновесии, о гармонии, о невмешательстве и непротивлении. Я знаю об этом, но отца убили! Убили! Не время искать гармонию!

   Мальчик вдруг показался Мидиру истинным волком. Хотя бы потому, что напомнил его самого в далеком-далеком детстве — столь схожи оказались рассуждения.

   — Значит, на людскую справедливость надежды нет. Ты знаешь мои намерения. Твое слово, Джаред.

   Мальчишка набрал воздух в тощую грудь, вскинул серые волчьи глаза и произнес после воистину королевской паузы:

   — Я промолчу… дядя.

   — Можешь называть меня Мидир, — обрадовался волчий король. — Приступим к божественному воздаянию! Отец учил тебя обращаться?

   — Что? — недоуменно свел светлые брови Джаред.

   Первое обращение всегда болезненно, и не дело начинать его с чуждого образа. Тем более превращаться в зверя на глазах у стайки недорослей, подглядывающих из-за изгороди, явно не стоило, поэтому волчий король отвел Джареда подальше от смертных. Молодой ельник показался Мидиру родным, по колким иглам провел рукой и Джаред, а затем отвлекся на желтые, пахучие свечки поздних цветов. Мидир развернул мальчишку к себе, опустился на одно колено, взял в руки пыльные узкие кисти и произнес:

   — Смотри мне в глаза.

   Сила привычно потекла через ладони, Мидир подтолкнул Джареда во второй облик. Осторожно, чтобы не остановить сердце. Образ светловолосого мальчика поплыл, затуманился, и вот уже белый волчонок рявкнул испуганно, вцепился в плечо. Ерунда, заживет. Звереныш понюхал кровь, виновато лизнул руку, совершенно успокоился и поплыл чертами, подчиняясь воле мага и принимая новый облик однажды виденной Мидиром девочки. Собственный вид изменить проще и быстрее, и через пару ударов сердца на опушке леса стояли девчонка в красном плаще и бабушка с двумя корзинками.

   Очень вовремя.

   Четверо охотников на добрых конях появились на лесной дороге. Рыжеволосые, как большинство галатов, крепко сбитые, в боевом доспехе, при луках и мечах.

   — Мальчишку не видели? Бледный такой, худой, уши ублюдочные. Не пробегал? Малышня сказала, с демоном сюда ушел!

   — Да вроде там что-то мелькнуло, демон, не демон, не поручусь, — махнула рукой старушка в сторону леса. — Далече только, вы уж сделайте милость, догоняйте, коли вам так надобно! Может, и ровню себе отыщете!

   Девочка рассмеялась, прикрываясь ладошкой. Охотник направил коня на обоих: да и старушка слишком языкаста. Конь вперед не шел, фыркал, мотая головой.

   — Уж не нарушил ли что этот мальчик? — склонила голову старушка, привлекая внимание к себе. — Может, и награда за его поимку есть? А то бы разжиться одежками новыми да приданым для пигалицы.

   — Награда есть, да не про твою честь, старая карга! — рявкнул главный.

   — За живого-то дороже, вот и ищем… — добавил второй, чуть поуже в плечах, и осекся от взгляда главного. Третий молчал, словно языка лишился.

   Старушечье лицо сморщилось от улыбки, она протянула корзинку с пирожками:

   — Свою награду вы завсегда сыщете, а покуда угощайтесь. Путь вам предстоит неблизкий, и чем закончится, ведомо только старым богам.

   — Можно? — спросил ближайший к корзинке всадник, самый худой и, видимо, самый голодный. — С ночи же в седле, и не ели…

   — Ну что смотришь? Бери, раз дают! — недовольно ответил главный. — Отравишь — вернусь по твою душу! — сурово произнес для бабушки.

   — Далече будет, — ответила та с достоинством. — Не всякий ретивый конь до нашей глуши доскачет. Лучше я к вам наведаюсь, мил человек, может, еще гостинчиков каких принесу… Куда путь-то держите?

   — Все тебе доложи, — фыркнул главный и тронул коня.

   Полетевшая следом за охотниками любопытная гаичка проводила ускакавших вершников взглядом, чивикнула и вернулась в лес.

   — Беда, Мидир. Никого я не узнал, — понурилась девочка, когда улеглась пыль, поднятая копытами коней.

   — Это ничего, милочка, ничего, — ответила старушка. — Зато я их теперь знаю.

   Девочка захихикала и уселась на землю

   — А знаешь, как они вкусно пахнут? — прищурилась старушка.

   — Кто, пирожки? — сквозь смех спросила девочка.

   — Наши охотнички. Как те, кто знает больше, чем говорит. Придется с другими гостинцами к ним наведаться, раз уж пирожки не понравились… «Ублюдочные уши», значит, — нарочито ласково повторила старушка.

   — Эй, Мидир, ты чего? — подскочила девочка. — Отпусти их!

   — Ты права, милочка, конечно, я их отпущу. Сначала поймаю, а потом обязательно отпущу! Сколько людей хватит для следа? — все с той же милой улыбкой сказала старушка и произнесла низким голосом Мидира, меняясь обратно в образ очень сердитого ши: — Думаю, одного достаточно!

   — Эй! А я? А мне как отсюда вылезти? — недовольно потрясла льняным платьем девочка и притопнула красным башмачком. — Я не хочу больше быть девчонкой!

   — Быть девчонкой лучше, чем трупом, — наставительно произнес Мидир и усмехнулся. — Ишь ты, не хочет он.

   — Мидир!

   — Джаред, — сжал Мидир плечо девочки. — Посиди тут. Дождись меня. Решишь удрать — я все равно найду тебя по следу. Хочешь тащиться в волчьей пасти до самого Манчинга?

   Девочка отчаянно замотала головой:

   — Дождусь я тебя, дождусь!

   — Молодец, быстро схватываешь, — Мидир похлопал племянника по плечу. — Раз уж ты у нас такой умный, вот тебе подсказка: эту личину ты смог бы скинуть сам, если бы захотел.

   — И надеть? — неожиданно заинтересовалась девочка.

   — И надеть: это уже готовая магическая форма. Стоит вспомнить — она вернется на место. Но если творить другую, самому тебе придется продумывать слишком многое — одежду, обувь, кожу, глаза и прочее.

   — И долго мне быть таким?..

   — Такой, милочка, — Мидир прищурился довольно. — Кушай пирожки!

   — Мидир! — в серых глазах блеснули слезы.

   — Вечером сниму. Я вернусь быстро, и мы поспешим в столицу. Есть у меня там одна знакомая, надеюсь, не забыла за столько лет. Не открывай никому ни свое, ни мое имя и не говори, что ждешь волка, даже в шутку. — Мидир задумался, услышал отдаленный треск в лесу и добавил: — Скажешь, что отец-дровосек вот-вот придет.

   — А… — открыла рот девочка.

   — А лучше молчи! — Мидир поправил Джареду капюшон, напитывая магией красную ткань. — Накинешь на голову, и никто тебя не увидит. Только пирожки съешь, а то от пустого места будет сильно пахнуть.

   — Нет, я не про это! Подожди! — племянник схватил его за руку — и сразу отпустил.

   — Говори же.

   — Знаешь, я как от судьи вышел, к Хендрику зашел. Я до этого у него прятался, когда родителей… — девочка сердито смахнула слезу. — Отец меня к нему отвел, словно опасался чего. Хендрик меня отговаривал! Убеждал к судье не ходить!

   — Кто такой этот Хендрик?

   — Он был вместе с отцом… — говорил Джаред через силу. — Он помогал ему. Они дружили. Сделай так, чтобы охотники до него не добрались!

   — Добро. Я найду его по твоему следу, — ответил Мидир.

   Джаред глазом моргнуть не успел, как вместо очень похожего на отца существа на него смотрел огненными глазами огромный черный волк. Зверь лизнул Джареда в щеку, с места перепрыгнул щетину ельника — и пропал. Цокотали кузнечики, яростно-бойко пели птицы, шелестела листва…

   Взрослые всегда убегают от самых простых вопросов! Джаред покосился на мшистый валун в раздумьях, не запачкает ли платье, если присядет. Еще утром он был сам по себе, и никому до него не было дела. А теперь обнаружился родственник, который решил заявить на него права! Не пойдет он ни в какой Нижний! Ну, может, чуток побудет с этим… Мидиром. А то взрослые временами совсем рассеянные, этот волшебный вдобавок, еще вляпается куда от незнания. Вот, одежду на него напялил, какую не всякая княжна себе позволит. И где повстречал такую?

   Джаред оглядел свое платье, сорвал ленту с длинных волос — его цвета, снежно-белого — и насупился.

   Рядом опустилась ворона, глянула черным глазом, приблизилась боком, вроде бы просто так, а не за подачкой. Джаред поднял крышку корзинки, понюхал, сглотнул слюну и потянулся за пирожками. Вдруг магические — значит, поддельные? Нет, оказалось, магически вкусные. А начинка такая, как часто делала бабушка, специально для него: капуста с яйцами, щедро сдобренная маслом. Джаред проглотил первый пирожок почти не жуя, второй бросил птице. Черные вороны над сожжённым домом угнетали, а эта ворона — нет. Птица подхватила гостинец и улетела в лес. Отец бы похвалил…

   Тут странное ощущение захлестнуло Джареда: боль притаилась лишь в сердце. Он пошевелил руками и ногами, попрыгал, пощупал ребра, недоверчиво потрогал нос, щеку, висок — ничего не болело. Совсем ничего! Даже перестал тянуть локоть, плохо заживший после давнего перелома, и сколотый зуб ощущался целым. Ныть от колодезной воды не будет, это хорошо, но и свистеть не выйдет. Правда, свистеть все равно неприлично.

   Джаред повздыхал о непонятном состоянии, пользуясь им как предлогом отвлечься от мыслей о доме. Он затянул потуже затейливый пояс с золотыми нашивками, за который знакомые ему девчонки отдали бы полжизни, одернул верхний, расшитый тесьмой хангерок, поправил складки на нижней лейне, перевязал завязки плаща, пригладил волосы — и рассмеялся до слез от собственной, въевшейся в душу аккуратности.

ГЛАВА 2. Ложная истина

Чутье привело Мидира к избушке в глубине леса. Это место понравилось бы любому благому ши: полянку со всех сторон обступали ели и сосны, мягко пружинила опавшая хвоя, игольчатые лапы скрадывали звуки до приятной глухости. В центре поляны бил родник, даря малахитовую свежесть траве… Возле крыльца уродливо чернело старое корыто, наполненные протухшим бельем, около поленницы лежал покрывшийся ржой топор, сами дрова валялись как попало, вода переливалась через горку глиняных тарелок — словно хозяин вспоминал о деле, но не завершал его и бросал на том месте, где захотелось.

   У журчащего ключа скрючился неопрятный мужчина, нервно теребивший обрывки бумаги в руках и бормотавший что-то неразборчиво. Волчий король бесшумно подобрался ближе.

   — Нет-нет-нет, так неправильно! Это не должно было произойти… Мы столько раз говорили, неужели он не мог запомнить? Я повторял ему и повторял — не надо смеяться, боги не любят смех, ты сам бог, не надо, не гневи его, не показывай себя, зачем ты смеешься, вот ты и мертв, Мэрвин! Неправильно, все неверно!

   Мужчина закашлялся смехом и опустил листы в воду.

   — Это должна была быть твоя книга! — всхлипнул мужчина. — Что же делать? Что же мне делать? Никто не знает, где правда… Тогда Мэрвин станет бессмертным! Да он и есть бессмертный, это ошибка, это мальчишка ошибся… Прекрасно-прекрасно-прекрасно!

   Он захлопал в ладоши, одобряя собственную придумку, еще раз ополоснул в воде листы и принялся водить по ним пальцем.

   — Так и запишем, так и запишем: «Он воскрес»! Хи-хи-хи-хи-хи, — он потер руки. — Мэрвин будет жить во всем, он говорил, что все связано. Вот пусть и связывает!

   Мидир на мгновение усомнился: неужели этот безумный человек и есть друг его брата? Но тот словно поспешил развеять его сомнения, прошептав:

   — Я, Хендрик, напишу так, как должно быть. Так и будет. Нет-нет-нет-нет, не надо меня беспокоить! Я еще могу его спасти! Искупить страшный грех! Самое главное — написать! Они не понимают, не понимают! Люди-и-и! Послушайте меня!

   — Чего не понимают люди? — мягко спросил Мидир.

   Хендрик задрожал всем телом и обернулся, впился взглядом — словно Джаред, веря и не веря — широко и счастливо улыбнулся, а затем упал навзничь, распластавшись на старой хвое.

   — О наконец! Я знал! Я знал! Мальчишка пытался меня обмануть, а ты все-таки бог, Мэрвин, все-таки бог! Я знал! Месяц — не так красиво, но мы исправим! Мы все исправим, главное, ты вернулся, ты бог настоящий, бессмертный! Я знал, я знал, что все получится!

   — Что должно было получиться?

   Новый шаг Мидира — и Хендрика затрясло, он запричитал с новой силой:

   — Это я сказал, это я! Ты должен был стать нашим богом. Ты говорил, говорил, что больше не хочешь творить чудеса! Но нет, нельзя быть богом без чудес, и я вынудил тебя! Я убил тебя — и я тебя спас!

   Теперь как громом пораженный замер сам Мидир.

   — Погоди-ка, человече. Так это ты сказал, что меня нужно убить?

   — Конечно, — Хендрик заерзал в пыли, — конечно-конечно! Это я! Это все благодаря мне! Ты сам — чудо, и ты навсегда останешься в этом мире!

   Крикливый голос сорвался на последней фразе.

   Мидир замер. Медленно поднял голову к лазурному небу, ярко синеющему через кроны елей. Прислушался к лесному гулу, крикам птиц, шороху трав. Закрыл глаза, отстраняясь от всего.

   Ветер шумел ветвями и тихонько, недоступно для человеческого слуха, ронял отжившие иглы вниз, на землю, где они послужат ковром и почвой для новой жизни. Где они переродятся через несколько зим. Где природа совершит свой естественный круг… А его брата уже не будет.

   Ветер задул осенним холодом, растрепал волосы ледяными пальцами, забрался за ворот сюрко и окончательно вытянул тепло. Запах близкой воды, человеческого неопрятного жилья, огня, дыма и сумасшествия драл горло.

   Вот так и впадают в сон-жизнь, не в силах вынести реальности. Мидир, не давая боли утянуть себя за грань, вернулся мыслями в настоящее.

   Мэрвин умер потому, что какой-то безумец задумал сделать его настоящим богом. Мэрвин умер потому, что умел, но не хотел колдовать. Мэрвин умер потому, что ему стыдно было оставаться черным волком, жить своей природой и соглашаться с естественным ходом вещей. Мэрвин умер потому, что был и оставался всегда Мэрвином, воплощением порядка в хаотичном мире.

   — Откуда ты знал… — Мидир перевел дух и посмотрел на червя в облике человека, распластавшегося у ног. — Как ты мог знать, что я вернусь?

   — О, я слышал, я слышал про чудеса иных богов! В народе полно преданий, но они не знали, что ты бессмертный, а мне ты сказал, со мной ты был другом! Но как-то очень по-настоящему умер, — голос скатился до плаксивого. — Я не ожидал, что ты меня бросишь, я перестал помнить об остальном, лишь хотел сказать тебе, что нужно обязательно воскреснуть! И сказать остальным тоже, а то они не знают, что ты настоящий бог. У тебя много друзей.

   — Друзей у Мэрвина много, — медленно произнес Мидир. — И все такие же преданные, как и ты?

   — Я самый преданный из всех!

   — Напомни-ка мне их имена.

   — Я не помню, — замотал головой Хендрик и взвыл: — Я все забы-ы-ыл! Я ничего не помню, кроме того, что ты должен прийти после смерти.

   — А зачем убили Вейсиль?!

   — Я ничего не говорил про нее! Я говорил только про твое бессмертие! — Хендрик закивал куда-то в пыль. — Их было много, но я был самым первым, Мэрвин, пожалуйста, я умоляю тебя о спасении, о бессмертии, которое было даровано тебе! Подари его мне!

   — Это успеется, — Мидир присел на корточки. — Посмотри на меня внимательно, человек.

   Хендрик кинулся вперед, присматриваясь изо всех сил, моргал белесыми глазами. Мидир выпустил когти, придерживая его рвение. Черные, дюймовые — они уперлись в худую человеческую грудь. Отвратительно запахло немытым много дней телом, дурными мыслями и болезнью ума.

   — Не подходи ко мне, Хендрик, просто смотри и слушай. Я. Не. Мэрвин.

   Очень хотелось прокусить худое горло, по которому туда-сюда ходил кадык. Но Хендрик, кажется, все еще не понимал, что натворил.

   — Из-за тебя убили Мэрвина. Из-за тебя убили его жену. Ты не спас его — ты убил того, кто мог стать вашим спасением. Ты убил того, кого я любил.

   Хендрик, жадно вглядывающийся в волчьего короля, словно что-то прочитал в его дрогнувшем лице. Человек закричал тоненько: «Неправда!» — и рванулся вперед, напарываясь на когти, захрипел, забулькал кровью. Мидир полоснул-таки по тощей шее и отбросил тело подальше ручья. Спрятал когти и пошевелил пальцами — ближайшая ель качнула ветвями в ответ, с усилием выдернула себя из почвы, прошлась на узловатых корнях и тяжело, со скрипом опустилась на тело смертного, скрывая его в земле.

   Жаль было поляну в добром лесу, испоганенную присутствием этого ничтожества, да времени, потерянного впустую.

   Что-то творилось в землях людей, что-то, толкающее их на необдуманные и безумные поступки. Мидир был твердо намерен выяснить — что именно.

   Насколько бы ни был Хендрик виновен в гибели Мэрвина, охотников за Джаредом послал не он. Кто-то очень богатый и властный мог организовать подобное. На ум приходил единственный повод, почему живой Джаред так высоко оценивался: за него обещал награду кто-то, кто знает силу полукровки. Разбудить ее можно легко, особенно если знать как, и тогда Джаред для кого-то станет лишь орудием, послушным убийцей — особенно если ему, волку, найти подходящий поводок. Не один Мидир мог подтолкнуть полукровку к обращению, это мог сделать даже сам Джаред. Странно, что этого не произошло до сих пор. Похоже, он не одну неделю провел в лесу, питаясь чем придется. Конечно, ягод и грибов в конце лета достаточно, но на них не пожируешь.

   Видимо, подросток держал себя настолько в строгости, что не мог позволить себе ничего из того, что толкнуло бы его в иной образ, в ипостась зверя. А ведь один убитый заяц — и все могло сложиться иначе, надеть магический поводок на необученного ши в ипостаси зверя проще простого.

   Может, брат потому и не учил Джареда обращаться, что не хотел показывать его способности. Полукровки полны магией, случаи приручения были редки. В Верхнем мире они старились и умирали, как люди, пусть более одаренные, красивые и сильные, но — люди. По большей части Нижний мир не знал о своих потерянных детях, но если связь с Домом у них оставалась, их спасали, если еще можно было спасти. И уж тем более Мидир не мог допустить потери единственного родного племянника, того, кто мог бы занять место Мэрвина в опустевшей душе и пополнить их королевскую семью в Нижнем мире.

   Уговорить бы уйти!

   Мидир мягким размашистым шагом летел обратно по собственному следу, думая уже о том, не совершил ли ошибку. Можно было успеть либо расправиться с тремя охотниками, либо проследить, куда они, не найдя мальчишку, направятся. Но бродить по земле Верхнего в поисках вознаграждения они могли еще долго, а оставлять Джареда без охраны Мидир не желал. Дождей в ближайшее время не собирается, след свежий и чистый — никуда не денутся. Вот отведет он племянника в укромное местечко и вернется по черные души. А что они черные, Мидир видел взглядом ши. Эти охотники брались за самую грязную работу, потому что за нее платили больше всего, и давно перестали исполнять закон в его самом главном значении…

   Мидир подумал и о том, насколько пагубно его длительное отсутствие скажется на всем Благом Дворе. Дома опять передерутся, праздник вокруг или не праздник, а младший брат снова учудит такое, что извиняться владыке Светлых земель не одно столетие. Две пары, жаждущие получить благословение именно от него, могут и разойтись на время Лугнасада, а тут не избежать осложнений и последствий. К тому же глупые стычки с фоморами способны поставить благих на грань войны с рогатыми жителями моря: подданные Айджиана не отличались долготерпением или снисходительностью к чужим ошибкам. Лучше прочего это показывала последняя масштабная стычка, которой тоже совсем немного оставалось до звания войны. Дело раздули из-за украденной диадемы, потом выяснилось, что диадема в этот момент была на прелестной головке волчицы из западных, что странным образом разочаровалась в муже и ушла с малознакомым фомором. Мидир, внемля стонам родни, потребовал разбирательства, которое плавно переросло в осаду одного из подводных городов. Стояли недолго, лет десять, пока этим случаем на границе не заинтересовался царь Океании и ее же старый бог. Айджиан не обрадовался происходящему, но разобрался по справедливости. Очарованную приворотом волчицу вернули законному мужу, город в назидание слегка порушили, и все, не слишком довольные, разошлись по Домам. Одним словом, повторения истории Мидир не хотел.

   С неблагими существовала иная опасность. Нечто необузданное магически часто вырывалось из Темных земель, чтобы разорять и изничтожать Светлые. Не так давно неблагой король Лорканн заикался про нападение птиц Роака возле самой границы, а им следовало сразу давать мощный, стремительный, жестокий отпор. И о каком сопротивлении может идти речь в отсутствие самого Мидира в его благом, благодатном и благословенном королевстве?

   Спокойным Нижний мир не был никогда.

   Сейчас следовало сделать выбор — спокойствие Светлых земель или одна искра-душа малолетнего волчонка, не желающего знаться с родней.

   Мидир взрыкнул и побежал быстрее.

ГЛАВА 3. Куда ведут ноги

Мидир тряхнул головой, выбрасывая оттуда проблемы своего мира, и сосредоточился на мире галатов. Он перемахнул плотный колючий ельник и приземлился перед племянником, еле удержав себя от желания вновь лизнуть языком впалую щеку. Достаточно того, что племянник один раз отшатнулся.

   Джаред сидел там же, где волчий король его оставил, на мшистом камне, подставив лицо заходящему солнцу. Руки его лежали ровно на коленях, словно у слишком послушного ученика. Вернее, ученицы. Капюшон упрямый ребенок набрасывать не стал, и это почему-то опечалило Мидира. Джаред проявлял себя как слишком взрослый, слишком ответственный, слишком самостоятельный даже для земных, быстро взрослеющих сознанием детей. Чувствительный волчий нос определял Джареда запахом, похожим на весенний лед — холодным, свежим и хрупким. Само собой вспоминалось, что Мэрвин имел похожий аромат, разве что примешивался оттенок ледяных гор из-за моря, которые иногда можно было видеть у северного побережья благих земель. Поговаривали, будто среди этих гор живут самые ужасные из фоморов, дикие ши-айс, хотя поручиться не мог никто, а свидетелей не существовало вообще. Но в гневе у Мэрвина запах становился именно таким, лютым, что пугал и останавливал на бегу даже стойких волков.

   Маленький полуволк обернулся навстречу, хотя Мидир продвигался к нему бесшумно. Похоже, после смены облика у племянника просыпалось иное, нечеловеческое чутье — иначе обнаружить волчьего короля, если он сам того не хотел, было просто невозможно. Выражение покоя исчезло с лица Джареда, он вновь был сама настороженность.

   Мидир рыкнул приветственно, мотнул головой недовольно, вспомнив, что лишен дара речи в образе зверя, и обернулся обратно в ши.

   Джаред молчал, не спеша заводить разговор.

   — Мог бы предупредить, что этот твой Хендрик… — слова застряли в горле и Мидир поежился, не желая говорить о нездоровье человеческой души.

   — Он такой недавно, — удрученно ответил Джаред и сразу перешел в нападение: — А ты еще так быстро убежал!

   — Причина лишь в этом?

   Джаред в очередной раз доказал свою щепетильную ответственность и честность:

   — Нет. Еще я боялся…

   — Что тогда бы я не пошел? — усмехнулся Мидир. — Правильно боялся. Человеческое безумие отвратительно и заразно. Хотя ши слабо подвержены любым недугам, расстройство ума может приключиться со всеми.

   — Да, я никогда не болел, мама волновалась, — волчонок насупился. — Мама переживала, а я никогда не болел, даже когда холодно было или под лед проваливался. Другие болели, а я нет.

   — Вряд ли они тебя за это уважали или любили, — Мидир покривился. — В этом тоже виновата твоя волчья кровь, Джаред. Возможно, ты и в темноте видел лучше прочих?

   Мальчишка спохватился, что слишком непредвзято отзывается о своей родословной, и опять замкнулся. По всему выходило, что нахваливать свои способности или преимущества, полученные им вместе с принадлежностью к Нижнему миру, малец не будет.

   — Охотники до Хендрика не добрались? — вскинул Джаред глаза на Мидира.

   — Охотники до него не добрались, — привычно отмеряя правду, подтвердил волчий король. — И уже не доберутся. Я закрыл дорогу к его дому.

   Удивительный и странный ребенок старшего брата прищурился, вглядываясь в лицо Мидира, словно пытался прочитать истину, прикрытую ничего не значащими словами, которые можно толковать двояко, и волчий король поспешил договорить, избегая ненужных и, скорее всего, слишком точных вопросов:

   — Нам пора в столицу, на ночь город закрыт для визитов. При посторонних зови меня Майлгуир. Запомнишь? — мальчишка возмущенно кивнул. — А ты будешь Джемми, моя племянница.

   — Что, опять?!

   — Будь добр, перестань возмущаться и спорить со мной через слово. Полезай уже на загривок.

   — Я буду кататься на волке? — недоверчиво спросил Джаред. — Ты уверен, что это хорошая идея? У нас есть одна сказка, где на гуляющую девочку нападает страшный зверь…

   — На самом страшном звере всех окрестных лесов ты поедешь! — Мидир прищелкнул зубами в нетерпении. — Корзинку оставь. Что ты в нее вцепился?

   — Жалко, — честно ответил Джаред и прижал к груди плетеное сокровище. — Бабушка такие делала!

   — Пирожки или корзинки? Хорошо, — вздохнул Мидир и махнул рукой, вновь наполняя корзину снедью. — Возьмем с собой и то и другое. Полезай и держись крепко!

   Мидир встряхнулся, снова принимая облик волка, и чуть присел, чтобы мальчишке было удобнее залезать, не путаясь в юбке. Джаред перекинул ногу, осторожно прижался всем телом, обхватил за шею.

   Волк принял из руки ребенка корзинку, ухватил зубами — и понесся в сторону Манчинга. Теперь он выбирал путь более спокойный, чтобы его ездока не сбило низкой веткой и не исцарапало колючими кустарниками. Пару раз Джаред вздрогнул, когда Мидир пересекал в прыжке неширокие речки или переносился через поваленные деревья, но вел себя на редкость выдержанно, словно путешествия верхом на волке были ему не в новинку. Мидир прикинул время, побоялся, что они все же не успеют до заката, и попросил лес о помощи. Лес отозвался на просьбу ши, открыл Мидиру прямую дорогу: деревья сдвинулись, как будто разом поднялся на ноги табун лошадей или расправилась примятая ветром трава. Джаред задышал чаще, наверняка наивно поражаясь присутствию волшебства. Над землей пронесся протяжный скрип, какой бывает весенними теплыми ночами, когда дерево вдруг вырастает из старой коры, вытягиваясь навстречу свету и миру. Вековые деревья вытягивали ветви и корни, свивая проход, упругий под лапами волка и спрятанный от чужих глаз.

   До столицы они домчались вмиг.

   Завидев высокую крепостную стену и прямоугольные контуры въездных башен, Мидир пронесся тенью до ближайших густых кустов — и вскоре оттуда вышел высокий господин в непривычно черной одежде, который вел за руку богато наряженную, но чем-то явно недовольную девочку с корзинкой пирожков. Город галатов никогда не имел настоящей защиты от ши, кроме той, что существовала от века: волшебный народ не имел права зайти в гости без приглашения. Правда, о каком приглашении может идти речь, если на воротах стоит охочая до денег стража?

   Мидир оплатил вход, кинул стражникам сверх, но немного, чтобы избежать ненужной огласки от странной щедрости, которая вызывала еще больше расспросов и подозрений, чем скупость.

   Людям свойственно недоверчиво относиться к тому, что выбивается из привычного уклада их жизни, пусть и выбивается в лучшую сторону. Люди всегда, сколько Мидир себя помнил, были нетерпимы к странностям. Это непривычное по меньшей мере громко обсуждалось и осуждалось, а по большей — уничтожалось. Короткоживущие и нетерпеливые, не желающие разбираться в том, что представлялось им отличающимся, люди, кажется, все ждали шанса поразить волчьего короля какими-то своими особенностями, но пока ничего восхитительного или искупающего их недостатки Майлгуир не видел.

   Живым исключением сейчас служил Джаред, наполовину волк, наполовину дитя Верхнего мира, не желающее обитать в Нижнем, гордое, упрямое и любопытное: мальчик перестал кукситься и с восторгом оглядывал каменные фасады.

   — Ты не бывал в Манчинге? — догадался Мидир.

   — Нет, я… отец обещал взять меня на следующий год, — понурился Джаред, и волчий король лишь крепче сжал ему руку.

   Потом он все-таки сказал то, что говорил немногим:

   — Поначалу все режет душу. Через время эта боль притушится, но иногда будет настигать в самый неподходящий момент. Лучше злиться, чем грустить, Джаред. Это нормально для нас.

   — «Для нас»! Я не хочу быть как вы! Нет ничего нормального в том, чтобы быть невыдержанным!.. Ты говоришь, как будто сам…

   — Как будто сам терял в юности мать и отца. И обоих братьев. По счастью, братья просто ушли погулять в Верхний мир. Мэллин, младший, пропадает здесь постоянно, а старший, Мэрвин, твой отец, ушел навсегда. Тогда на двадцать лет я остался один, без поддержки семьи, зато с короной на голове и бушующим Благим Двором, где каждый Дом словно задался целью показать себя не с самой лучшей стороны. Я расскажу тебе, если захочешь.

   Джаред дернулся, но смолчал и уже сам крепко пожал руку Мидира.

   — Я сочувствую твоим потерям, — тихо произнес мальчишка и заозирался.

   Манчинг был очень зеленым городом, что делало его особенно красивым на исходе лета. Заходящие лучи солнца скользили по красным стенам из песчаника, обвитым вьюнком, диким виноградом и колючими зарослями роз.

   — Купите девочке петушка! — выскочил бойкий поздний торговец.

   Джаред, отвлекшись от созерцания столицы, покраснел.

   — Девочка не хочет, — разъяснил назойливому человеку Мидир, но торговец не унимался:

   — Есть вяленая рыба, сушеное мясо. Может, господин желает воды или эля? А может, еще чего интересного? — он оглядел Джареда. — Девочек, мальчиков?

   — Мидир, дай ему что-нибудь, ведь не отстанет, — прошептал Джаред.

   — Если я ему что-нибудь дам, он не отстанет тем более, — тихо ответил Мидир и обратился к торговцу: — Шли бы вы своей дорогой, почтенный, и как можно быстрее.

   Тот дернулся, словно паяц на ярмарке, развернулся и широкими шагами ушел в глубь проулка.

   — И куда приведет его эта «своя дорога»? — тихо спросил Джаред.

   — Куда приводит всех людей и ши.

   — Как это?

   Мидир вздохнул: любопытство завязывало разговор, но и усложняло его.

   — Куда зовет сердце, ведет разум или идут ноги.

   Джаред примолк наконец, словно крутя в голове сказанное и, похоже, запоминая его.

   — О, я так мечтал здесь побывать! — малец, явно обученный чтению, рассматривал очередное здание с надписью «Хранилище». — А нас пустят так поздно?

   — Идти по ветвям знаний мы будем чуть позже, — произнес Мидир и еле сдержал улыбку. Взяв племянника за руку, он повел его дальше, в западную часть города, и через несколько кварталов оказался у знакомого дома, украшенного алым фонарем.

   — О нет! — воскликнул Джаред.

   — О да!

   — Я… Да я никогда!.. Я не пойду сюда!

   Мидир слишком устал, чтобы спорить или убеждать. Это вам не Нижний мир, куда без разрешения не пройти, поэтому он подхватил Джареда на руки.

   — Надеюсь, ты только выглядишь, как девчонка, но не будешь так же визжать.

   Джаред молчал и отчаянно вырывался. Чтобы знать его мысли, не требовалось прибегать к магии. Вот же! «Свобода воли», «свобода воли»! Коварный волк! А если в Нижний так же утащит?!

   — Эй, как вас там, — обратился к Мидиру очередной неуемный прохожий. — Не рано ли девочке?

   Волчий король не привык отзываться на сомнительные слова от сомнительных людей, пусть повод говорить в подобное у человека и был: перед дверьми дома определенной репутации, с брыкающейся девочкой на руках, скрытый сумеречными тенями, Мидир смотрелся весьма живописно.

   — А ну оставь ее в покое! — продолжил прохожий. — Ежели не терпится тебе пару монет заработать, так я могу заплатить. Отдай ее мне, пристрою к дочери в служки. У нас и семья хорошая, мы слуг только по праздникам бьем.

   — Слуг вообще нехорошо бить, ни по праздникам, ни в будни! — рассердился Джаред. — И я к вам в служанки не нанимал… лась!

   — Какая очаровательная строптивица, — повнимательнее присмотрелся пожилой горожанин. — Я уплачу три монеты!

   — Это моя кр-р-ровиночка! — взрыкнул волчий король.

   Джаред вновь отчаянно дернулся, а галата как ветром сдуло.

   — Прекрати брыкаться, — Мидир опустил мальчика на мостовую, продолжая держать одно рукой, а другой — постучал в дверь. — Не то отдам добрым горожанам, что так и жаждут приобрести тебя в личное пользование.

   — Не делай так больше! — одернул платье Джаред.

   — А ты не вредничай и не задирай нос, — Мидир с трудом преодолел тягу щелкнуть мальчика по этому самому носу. — Разве отец не говорил тебе, что каждый труд почетен?

   — Он говорил, что любовь нельзя продавать!

   — Поговорим об этом позже, — Мидир еще раз постучался, не понимая, почему ему до сих пор не открывают.

   Тут двери наконец распахнулись, и в светлом проеме показалась женская фигура.

   — Кто бы вы ни были, хоть сам король, не стоит так яростно стучаться в мой дом… — произнесла женщина, а потом пригляделась и произнесла напевно: — О, мой дорогой Майлгуир! Проходи, будь как дома. И ты, девочка, тоже.

   Джаред насупился, а Мидир пояснил неохотно:

   — Приветствую тебя, Лейла. Это мальчик.

   — Приветим и мальчика, — ласково произнесла Лейла и махнула рукой двум вышибалам, отступившим на шаг. — Проводите уважаемых гостей на верхний этаж. В те самые покои.

   — Его зовут Джаред, и он мой племянник, — соизволил добавить Мидир. — Его одного проводите, я буду чуть позже.

   — Майлгуир, — заторопился Джаред, схватив почти вышедшего короля за рукав, еле припомнив названное ему земное имя. — Подожди! А скажи…

   — Джаред, я очень постараюсь ответить на все твои вопросы или на большую их часть, но сейчас мне пора.

   — Нет! — закрыл собой проем Джаред, не придавая значения тому досадному обстоятельству, что на него все глазеют. — Пообещай мне!

   Мидир смотрел непонятно и уж точно нерадостно. В темно-серых глазах полыхали желтые отблески.

   — Я не могу пообещать сойти с моего пути.

   — Нет! — говорить было трудно, но Джаред сумел. — Да я не об этом же! Пообещай мне, что они не причинят тебе вред!

   — Джаред, — склонился к нему Мидир. — Ты считаешь меня таким слабым?

   Слабым волчий король и бессмертный ши, конечно, не выглядел. Однако с некоторых пор Джаред опасался доверять глазам в этом вопросе. Отец вот тоже выглядел отлично, а потом взял и умер, до конца исполнив все свои принципы, кроме одного, самого важного. Отец говорил, что это важно — не расставаться.

   — Пообещай, что вернешься живым! Пообещай… — Джаред отпустил косяк и впился ногтями в ладонь. — Пообещай мне, что просто — вернешься…

   — Обещаю, — ответил Мидир, а после пропал так резко и быстро, словно его вовсе тут не было.

   Дверь позади захлопнулась. Джаред внезапно понял, что Мидир вернул ему прежний облик: невыносимо запахло гарью, одежда вновь была рваной, волосы — спутанными, тело — грязным, однако целым и его собственным, мальчишечьим.

   — Джа-а-аред, — проговорила Лейла. Шевельнула пальцами, словно хотела то ли взять его за руку, то ли погладить по голове, но сдержалась. — Как звучит! Почти песня.

   — Всего лишь «вещь в себе», — мотнул головой Джаред.

   — Не только. Сошедший, обладающий острым умом, принимающий решения. Твой знак — луна, твой металл — олово. Я предложу тебе поесть и умыться, Джаред. Будешь моим гостем?

   Ответить на подобное предложение отказом — значит смертельно оскорбить, но все же…

   Джаред обвел взглядом гостиную, где сейчас находился, размером больше иного дома. Его окружала роскошь, роскошь сдержанная, а оттого еще более впечатляющая. Золотые подсвечники, серебряные фигурки, курильницы, скульптуры… Темное, благородное дерево стен. А еще — два здоровяка при мечах и очень красивые женщины, в дорогой одежде и в блеске драгоценностей, перешептывающиеся в проеме.

   Однако та, что стояла перед ним, была прекраснее всех. Темно-каштановые волосы, крутой изгиб бедер, узкая талия — все манило прикоснуться, проверить, настоящая ли она или мираж, видение, сказка… Джаред еле оторвал взгляд от груди, обтянутой темно-зеленым бархатом, и сжал губы. Раньше ему никогда не хотелось настолько странного. Раньше он не обращал внимания на внешний вид взрослых женщин.

   Что означает алый свет над домом, он знал в свои одиннадцать лет и, понимая, чем оплачено все это, сделал шаг назад. Может, посидеть снаружи, пока Мидир не вернется?

   — Я хозяйка этого дома. И я скорее умру, чем продамся… — тихо произнесла Лейла. — «…еще раз», — показалось Джареду, прошептали губы. Огоньки от множества светильников отражались в темных, восточных, загадочных очах и походили на желтый блеск в глазах волчьего короля. — На верхнем этаже находятся личные покои, недоступные для прочих. В стенах этого дома я обещаю тебе безопасность. Я знаю Майлгуира давно. Не хочешь поверить мне, поверь своему дяде!

   Джаред засопел, не желая признавать очевидное, но и возражать: «Он мне не дядя!» — показалось глупым. А глупым мыслям лучше не складывать дорогу из слов.

   — Я многим обязана Майлгуиру: жизнью, честью, достоинством, — продолжила Лейла. — Возможно, я не заслуживаю твоего уважения, но спрошу еще раз, последний: примешь ли ты мое гостеприимство?

   Джаред торопливо кивнул и протянул корзинку, которую все еще сжимал в руке.

   — Тут очень вкусные пирожки, — смущенно выдавил он.

   Женщина приняла дар, не удивившись или хорошо это скрыв.

   — Как у нас с купальнями? — обернулась Лейла к аккуратной, черненькой, невысокой девушке, показавшейся Джареду похожей на грача.

   — Маленькая свободна.

   — Пойдем, Джаред. Или желаешь, чтобы тебя проводили Нийл и Дипп?

   Джаред смерил взглядом двух мужчин и покачал головой. Еще смеяться будут над его худобой. Лейла, как ему казалось, смеяться не должна.

   — Равно принимать восхваления и поношения, — проговорил он, следуя за Лейлой по коридорами укоряя себя за излишнюю гордыню. Лейла обернулась:

   — Очень верные рассуждения, Джаред. С тобой будет приятно поговорить, если ты захочешь разговора.

   Она приоткрыла дверь, из которой запахло влагой, и направила Джареда в комнату.

   — А как же…

   Он обернулся, но никого уже не было, только плотная ткань колыхалась на входе. Окон не было вовсе, что немного пугало. Белесые клубы пара поднимались из огромной бадьи, стоящей в самом центре. Внутри полых, черных светильников плясало пламя свечей. Обсидиан, редкий и дорогой в обработке камень, вспомнил Джаред и похвалил себя, сбросил лохмотья одежду и стертую обувь на деревянный пол и осторожно опустился в бадью. Вода оказалась столь горячей, что кожа едва терпела. Непривычно и приятно. Джаред всегда ополаскивался холодной, лишь иногда бабушка специально для него грела, не слушала отца, ворчала, подгадывала, когда отец уедет, и грела. И еще пекла пирожки и угощала клубникой.

   Глаза защипало — определенно от мыла, такого пахучего, что хотелось попробовать на зуб. Потянуло сразу вылезти и убежать от всего этого, но Джаред уже дал слово и теперь яростно отскребывался лопаточкой и жесткой рукавичкой, а потом, откинув голову на край, долго сидел в тепле и неге.

   Что-то прошелестело рядом. Джаред очнулся, поняв, что заснул в воде. Перед ним стояла Лейла, и он сполз по стенке бадьи в воду по самые глаза.

   — Я не хотела беспокоить тебя, Джаред, но прошло два часа. Здесь будет, чем обтереться, — положила она на лавку свернутую материю. — А здесь, — рядом устроилась другая, светлая стопка, — что надеть. Твою одежду я забрала.

   «Зачем?!» — чуть было не вскрикнул Джаред, но не разомкнул губ. Как надевать на чистое тело ту рвань, во что превратилась его одежда?

   Джаред поискал во взгляде Лейлы жалость, не нашел и почему-то успокоился. «Быть независимым от того, где оказался. Зависеть лишь от своих действий», — повторил он.

   Лейла вышла, а Джаред торопливо вылез из бадьи, оделся в чуть великоватую для него, но очень приятную к телу одежду. Штаны и рубашка — уже лучше, чем женские лейне и хангерок! Подпоясался, еще раз понюхал полотенце, пахнувшее цветами, погрустил о своей старой одежде, сшитой материнскими руками и словно помнящей ее прикосновения, вздернул голову и вышел с самым независимым видом. Лейла ждала его.

   — Простите за беспокойство, добрая госпожа, и благодарю за все. Я очень надеюсь, что стесню вас своим присутствием ненадолго.

   У Лейлы сощурились глаза, она прикрыла рот рукой, явно пряча смешок. Джаред еще выше вздернул нос и поднялся за ней по лестнице. По одной, затем, через переход, по другой. Здание это снаружи походило на конус, а внутри определенно можно было запутаться от множества переходов.

   — На самом верху располагаются личные покои Майлгуира, — произнесла Лейла, и Джаред заслушался, как она произносила каждое слово: мягко, легко, с ласкающим ухо акцентом. — Рядом есть две комнатки, одна из них — твоя. Двери там везде, да и вход на этаж закрыт для всех, кроме меня. Ты, как и он, можешь запечатать его еще и словом.

   — Вы знаете, что он — фейри?! — замер как вкопанный Джаред.

   — Разве можно этого не знать? Это он еще и рост скрывает, — улыбнулась Лейла и приоткрыла небольшую дверь. — Ты его волком-то видел?

   Джаред дернул плечом, решив не отвечать. Стоит ли выдавать что-то о себе и своем знании? Хотя про рост было интересно — Мидир и так высокий, так что он еще скрывает?

   Лейла пожелала спокойной ночи, тихо прикрыла дверь. Джаред присел на мягкое ложе, укрытое пестрой шкурой, и решил, что сегодня не заснет вовсе. Бесцельное блуждание по лесам, долгое молчаливое сидение на пепелище, что неожиданно оказалось хуже самых горьких рыданий, мальчишки, напавшие на него, Мидир, что там скрывать, его спасший, пирожки, волшебная езда через лес, который уступал им дорогу… Еще более диковинные были ощущения, когда все вокруг пропало, а потом приблизилось, запахи и звуки обострились до необычайности — и он, кажется, укусил Мидира! Джаред покачал головой, очень собой недовольный. Какая вопиющая невыдержанность!

   Он скинул подушку и улегся на широкую лежанку так, как был приучен: ровно на спину, вытянув руки и ноги. Показалось слишком мягко, и Джаред устроился на полу.

   Кажется, он прилег на минутку, моргнул — а в ставни уже пробивался рассвет. И кто-то осторожно стучал в дверь.

   — Джаред, — раздался голос Лейлы. — Я могу переступить порог твоего дома?

   — Да! А Мид… Майлгуир?! — вскочил Джаред, кидаясь ко входу и распахивая дверь. — Он вернулся?

   Лейла, держа в руках поднос, вошла, покачала головой.

   — Его нет, да?! Лейла, почему его нет?!

   — Я задавала себе этот вопрос очень и очень долго, — женщина оставила поднос на стол и отвела взгляд.

   — Сколько?

   — Шесть лет, — грустно улыбнулась она.

   — Я не могу столько ждать! — ужаснулся Джаред.

   — Тебе не придется. Он вернется за тобой, обязательно. Его семья для него все… Какие же у тебя волосы! Словно серебро.

   — Никакие, и никакое не серебро, — Джаред вовремя отвернулся от протянутой руки и торопливо поправил прическу.

   — Вот тебе еще… — произнесла Лейла немного смущенно. — Полностью восстановить не удалось, но швея старалась как могла.

   Джаред обернулся и замер. Его одежда, шитая мамой из льна, ею же сотканного! Узкие полоски из старой ткани приделаны к новой так, как нашивают самую красивую и дорогую тесьму, вертикальные вставки отделаны витым шнуром.

   — Благодарю вас, добрая госпожа, — глухо произнес Джаред, прижал стопку белья к лицу, не желая выдавать ни радость, ни боль.

   — Чего желает добрый господин? — прозвучало в ответ лукаво.

   — Ничего. Ничего не нужно! — заторопился Джаред. — Я и так вовек не рассчитаюсь.

   — Не зарекайся насчет века, — рассмеялась Лейла. — Мой дорогой ши Майлгуир уже за все заплатил. Этот дом я построила на его деньги. А он появился в нем всего раз!

   — Ну, может, — замялся Джаред, но потом все-таки попросил: — Можно мне какую-нибудь жесткую циновку?

   — Зачем? — не поняла Лейла, перевела взгляд на пол, где лежало меховое одеяло, а потом обратно на Джареда — распахнула глаза и закусила губу.

   — Мне привычнее спать на жестком, — решительно произнес он.

   — Хорошо, конечно. Я найду для твоей души самый жесткий коврик, который смогу, — тихо ответила Лейла. Она ушла из комнаты, как и появилась, легко, солнечно, унося с собой очарование утра, но Джаред лишь вздохнул с облегчением.

   Тревога за Мидира сверлила душу и немного вытесняла то бесчувствие, что овладело Джаредом в последнее время. Сквозь щелку в ставнях он приглядывался к шумному городу, поглазел на тренировку двух телохранителей, очень похожих друг на друга, послушал музыку и пение, доносящиеся с нижнего этажа… Лейла пришла еще раз, выложила на стол с важным видом тяжелую книжку и вдруг ойкнула:

   — А ты читать-то умеешь?

   Вопрос показался Джареду оскорбительным, но женщина не дождалась его слов и продолжила говорить, будто оправдываясь за весь человеческий род:

   — Друиды сами не знают, зачем запрещают нам письмо. Все равно же все пишут, пусть на других языках. Одних договоров…

   Джаред перестал слушать то, что сам знал, жадно пожирая глазами необыкновенный том. Благородная кожа, тиснение, два ремешка с медными пряжками, а надпись! «Сказание о дальних странах»!

   — Я могу почитать тебе вслух? — Лейла спрашивала как-то вовсе отчаянно.

   — Да! — спохватился он. — То есть нет, не надо. Благодарю вас за заботу. Я умею читать.

   Лейла ушла обрадованная, а Джаред покосился на ночной горшок с плотной крышкой — и спустился на первый этаж, где удобства были такие, что даже старосте в их деревне не снилось. Бойкая черноволосая девица встретила его и проводила, заодно попросив не ходить среди комнат вечерами и ночами. Как будто Джаред собирался!

   Он добрался до своей комнаты, открыл наконец заветную книжку и пропал. Перед глазами проносились чужие края, чужие нравы и обычаи.

   Одна глава повествовала о ближайших странах, что находятся через море от галатов, где живут высокие беловолосые воины. Они пользуются топорами вместо мечей топорами, украшают рогами свои шлемы и головами драконов — свои драккары. Джареду было ужасно интересно — настоящие ли те головы? Как много там воинов и насколько они высоки? И чем отличаются от рыжих галатов? В Нижнем мире, рассказывал отец, тоже существовали рогатые люди, уж не родня ли этих беловолосых?

   В другой главе оживал новый мир, где люди круглый год радовались теплу, где летом камни разогревались настолько, что их использовали для готовки вместо костра. Джаред разглядывал рисунки странных лошадей с двумя горбами, растения без листьев и горы песка. Третья страна увлекала Джареда неслыханными обычаями почитания коров и обезьян среди священных животных.

   Чем больше он читал, тем сильнее ему казалось, будто настоящее волшебство живет не в Нижнем мире, а где-то здесь, в Верхнем, таком огромном и разном.

   Он не заметил, как стемнело: свечи горела на столике рядом, сиделось удобно, рассказ увлекал. Посреди ночи что-то громыхнуло, а затем потянуло как от дяди: хвоей, свежим ветром, тягучим мускусом и незнакомыми цветами. В отчаянной надежде Джаред выскочил в коридор, но там была лишь Лейла. Она вела за руку девочку в одежде еще более грязной и порванной, чем его. Из-под спутанных рыжих волос остро блеснули темно-зеленые глаза, оценили и признали его не особо годным.

   Лейла качнула головой в ответ на непрозвучавший вопрос Джареда, поэтому он вновь закрылся у себя. Странно это, конечно, что на этаже, принадлежащем Мидиру, ходят непонятные девочки, которые топочут, словно стадо диких свиней.

   Джаред сглотнул слюну и сосредоточился на ином — хозяйка будто нарочно издевалась над ним, оставив блюдо со всевозможной снедью. Зелень, пирожки и запеченные овощи он проглотил мгновенно, как и несколько ягод, а вокруг рыбы и мяса ходил кругами. Пахло очень вкусно, уносить еду Лейла не собиралась. Отец говорил, если ты в дороге, то можно и мясо. Джаред подумал и решил, что он точно в дороге: не собирается же оставаться тут навсегда? Да еще испортится все, так и хозяйку обидеть недолго. Джаред взял нож с изящной костяной ручкой, украшенной головой волка, хмыкнул, порезал окорок на тонкие полоски — и за чтением сам не заметил, как зажевал все, что было подано.

   На второй день Мидир тоже не пришел. Появилась Лейла, и Джаред вскочил, вспомнив все, чему учил отец:

   — Благодарю вас, добрая госпожа, за кров и пищу.

   — Джаред, прекрати уже меня благодарить, — вздохнула она очень устало. — Я рада, что ты поел, но это не стоит твоих высокопарных слов. Достаточно простого «спасибо».

   Сегодня Лейла красовалась в небесно-синем платье, облегающем грудь и талию, а летящая юбка оставляла открытыми золотые браслеты на ногах. Да, лучше смотреть на браслеты, чем в темные, искрящиеся от смеха глаза или, того хуже, опять на грудь.

   — Ты ничего не просишь… — проговорила-пропела Лейла.

   — Потому что мне ничего не надо! — торопливо произнес Джаред, уставившись в пол.

   — Бадья нагрета специально для тебя. Сейчас утро, никто не побеспокоит.

   — А можно? — недоверчиво спросил Джаред.

   — Мне показалось, тебе нравится вода. Нет ничего плохого в том, чтобы содержать тело в чистоте.

   — И душу тоже! — добавил Джаред.

   — Я согласна с тобой, милый мальчик.

   Джаред сжал зубы, пропустив «милого мальчика» мимо ушей. Дождался, пока Лейла уйдет, повертелся на лавке, поразмышлял, то ли отказаться и обидеть хозяйку, то ли согласиться и нарушить заповеди отца. Ладно, ополоснуться холодной водой у колодца, но мыться каждый день в теплой воде! Это слишком дорого, слишком роскошно, значит, совершенно не нужно.

   «Не стоит огорчать женщин по пустякам», — прозвучало над ухом отстраненно и мелодично. Джаред решил послушаться.

   Поднимался обратно по лестнице он чистый, согретый и умиротворенный. Вытирая голову пахнущим травами полотенцем, он натолкнулся на любопытный взгляд сегодняшней девчонки и торопливо взлохматил прическу, не желая привлекать внимание к своим ушам полукровки. Неприятно, когда на тебя таращатся, словно на балаганного шута о двух головах.

   — Меня зовут Тикки, — негромко произнесла девочка, и Джаред вздохнул. Теперь придется знакомиться! — Майлгуир приказал мне дождаться его… — И замолчала, продолжая внимательно глядеть.

   — Джаред, — нехотя представился он. — А ты давно его знаешь?

   Девчонка расцвела:

   — Он герой! Он меня спас. Хочешь, расскажу как?

ГЛАВА 4. Я только держал!

— Живые есть?

   — Один.

   Пахло кровью так, что сводило скулы. Сознание плавало, не желая возвращаться в кошмар реальности. Сотник вздохнул, решив подольше не открывать глаза, чтобы не видеть этих двоих, пришедших под утро после кровавой ночи.

   — Ну что молчишь, а? — ввинтился в череп знакомый и очень неприятный голос. — В яму с медведем захотел? Отвечай уже внятно, что случилось? Что произошло?!

   — Да не тряси ты его так, Руфус! Последний ум выбьешь. Этот хоть целый и в себе.

   — В себе? Это ты называешь «в себе»?! Только и твердит: волк, волк! Эй, убогий! Другие слова растерял? Или позабыл?.. Патрик, не забывай, о дурных вестях нам докладывать. Как бы самих не порвали.

   Слова-слова. Они долетали с трудом, искаженно, гулко, словно после удара по голове. Хотя его и не били, лишь облили водой. Но этим друзьям хозяина лучше ответить. Сотник разлепил веки, присмотрелся. Ну так и есть: Руфус — толстый и лысый, Патрик — худой и высокий. Опаску вызывали оба.

   — З-з-забудешь тут, — выдал наконец сотник. — Все кончилось?

   — Это с какой стороны посмотреть, — хихикнул Руфус.

   Все, все закончилось, вертелось в голове. Денежное место было и спокойное, особенно, если не присматриваться. Возьмут ли куда? И никаких рекомендательных писем. Не у кого брать.

   Мысли плыли лениво, ровно со стороны: не его и не о нем.

   И тут же с головы до ног обдало жаром — он жив! Прийти в себя — и на границу. А то и вовсе в жаркие страны, где зреют сладкие плоды, а девы темнокожи, улыбчивы и всегда веселы. Служба службой, но воевать с призраком не нанимался. Особенно — с таким призраком!

   А и уйду куда подальше, подумалось с лихим удальством. От всего этого. Хоть караваны водить! Главное — жив, жив, жив! И руки-ноги на месте. В отличие от прочих. Ох, лучше не вспоминать. А и хорошо, что прихватило его тогда, не пошел со всеми. Вот бог и сберег.

   Сотник вытащил оберег, прижал к губам трясущимися руками.

   — Смотри-ка ты! Обрадовался! Очухался и обрадовался! Скот-т-тина, — сразу приметил перемену Патрик. — За хозяином не углядел, а сияет, словно золотой в сточной канаве нарыл! Мы тебя покруче этого зверя обломаем, если все не расскажешь! Может, глаза ему выколоть за ненадобностью?

   — Выколи, если пачкаться охота. Да зачем ему теперь глаза? — лениво и страшно отозвался Руфус.

   — Расскажу я все, расскажу! — заторопился сотник. Друзья хозяина те еще твари, порвут и не заметят. — Все, что видел! Попить бы…

   — Да я тебе…

   — Дай ему воды. Быстрее начнем — быстрее закончим. Не весь же день на него тратить.

   В губу ткнулся край. Сотник пил, не ощущая вкуса, проливая половину. И опять затрясло так, что зубы застучали о дерево.

   — С-с-сначала все шло ка-а-ак обычно, — заикаясь, начал он. — Меня в подвал за девкой отправили…

   Но все шло не как обычно.

***

— Псс!

   Тихий неожиданный звук привлек внимание узницы.

   Тикки сидела в подвале достаточно долго, чтобы понимать, что ее не выпустят, досадовала на собственную глупость, стучала по решетке, звала, пока не охрипла…

   Она подняла голову на шепот, но в полутьме увидела лишь контур мужской фигуры. Это было странно, что кто-то зашел без факела. Странно было и то, что вошедший говорил тихо. Ее тюремщики вечно орали или ругались.

   Пришедший оглянулся туда, где сидела охрана, и присел на корточки подле решетки.

   — Не соблаговолит ли прекрасная дама разрешить мне переступить порог ее Дома?

   Тикки даже смысла не поняла, заслушалась. Голос был низок, бархатен и лился, как песня. В нем звучали жизнь и смерть, песня вольного ветра, баюкающего вековечные ели, плеск чистой воды, что вливается в бесконечное синее море, шорох павших листьев — и шелест призраков, что приходят в Самхейн по черные души.

   У «Прекрасной дамы» заболел отбитый бок и заслезились глаза. Ей очень захотелось закричать, выплеснуть страх. Но за крик ее били, поэтому она решила было отвернуться.

   — Жить хочешь?

   И она опять ничего не ответила на его вопрос, только прошептала: «Выпустите…»

   — Куда пойдешь? Тут на каждом шагу охрана, — приблизил он лицо к решетке. Бледное и столь красивое, что ее осенило:

   — Ты — фейри?!

   Он пожал плечами.

   — Помоги мне, прошу, умоляю! Я не рабыня, нет! Меня выкрали, а служанку убили! Я Тикки, дочь главы рода! Я одна у родителей, они щедро заплатят! — выпалила она оглянулась испуганно. Но стража, что обычно прибегала на малейший шорох, продолжала выпивать и ругаться.

   — Тсс, — недовольно прошептал он, ничего не обещая. — Просто. Разреши. Мне. Войти.

   Вот так. Каждое слово отдельно, словно перестук камешков в чистой горной реке или звук капели по весне.

   Тикки все еще сомневалась: ей вспомнились сказы про подземных жителей, что уводят дев и юношей в свою прекрасную Грезу, а возвращают спустя сто лет, когда все близкие давно умерли. Говорилось ещё в тех сказах, что могут они исполнить любое желание, только цена за это бывает непомерна, ведь фейри не понимают времени и не знают смерти.

   А еще не могут войти без спросу.

   — А как сюда вошел? — неожиданно вырвалось у Тикки.

   — Это не дом, это общее место. Решайся же! — прозвучало уже сердито.

   Тикки пригляделась: глаза ее гостя полыхнули янтарным огнем — не отраженным светом луны, а сами по себе, словно множество злых светлячков слились в один рой и просились наружу, — в напряженной улыбке показались острые клыки. Сверкнули — и спрятались.

   — А зачем тебе? — спросила Тикки.

   — Хочу поговорить с тем, кто выбирает для забав малолеток и не боится гнева бессмертных. Я могу найти другой путь, а вот тебя уже ждут в доме. Можешь предоставить жизни решать за тебя. Однако если я понял верно людскую молвь, сегодня с тобой развлекутся, а завтра твой труп скормят собакам.

   Он был страшнее ее похитителей, страшнее всего, что она видела за свою короткую жизнь. Это ее почему-то порадовало.

   И она разрешила.

***

Сотник этого разговора знать не мог. Его задача была девку к хозяину приволочь.

   Перед дверью в господский дом она уперлась, словно ее в землю вкопали.

   — Ну что стоишь? Не обидят тебя, разве помнут немного.

   — Да я не против… размяться. Не обижусь. Дяденька, а вы правда разрешаете мне перешагнуть порог этого дома? — и глазками стрельнула, ровно ее на черничный пирог в Лугнасад позвали. — Скажите, вдруг доброе слово вам жизнь спасет?

   — Правда, правда. Мое слово, — буркнул сотник не думая: уж больно тащить силком не хотелось.

   Хозяин натешится, может, и ему что перепадет. Девка малая, а фигура… Шлепнул по заднице, а поймал ладонью лишь воздух. Глупая девка сдвинулась легко, будто танцуя — сама от ласки ускользнула. Еще и прошипела что-то неразборчиво.

   Тогда он к ней присмотрелся получше. Потянуло от нее елкой и цветами весенними. Белая кожа, ровно молоком плеснули, серебрилась в свете луны, а волосы казались слишком темными. Вроде рыжими были. Да нет, просто ночь, вот и не разглядеть толком.

   Втолкнул девку к хозяину, кивнул служивым, поболтал ни о чем, а потом отошел, решил глянуть, как там дела. Да что там скрывать, потешить себя. Было у него окошечко потайное. И подивился — девка нетронутая, а сидит на хозяине, словно опытный верховой на жеребце.

   — Порадовать тебя, говоришь? Что же не порадовать?

   Вот тут, пожалуй, странное и началось. Но не этим же двоим рассказывать, все одно не поверят!

   Черты лица девочки поплыли, фигура задрожала, увеличиваясь в размерах. Клетчатое платье пропало, а на хозяине, разведя его руки, сидел молодой мужчина. Кожа его и впрямь была чересчур белой, волосы — слишком черными, а глаза пылали яростным желтым.

   — Помогите! — прохрипел хозяин.

   Сотник не двинулся с места. Он уже видел этого человека — вернее, не-человека. Мэрвин, да… он никогда не поднял бы руку на живое существо, однако после смерти все меняется. Или все же не он? Но похож, как же похож! Этот фейри, судя по глазам, убьет хозяина быстрее, чем кто-то успеет ворваться в покои.

   — Ты?! — пискнул хозяин. — Ты же…

   — Мертвый? — оскалился призрак.

   — Мы же убили тебя!

   — Иногда смерть приходит, откуда не ждешь.

   — Нет-нет! Ты не он!

   — Я хуже. Говори, кто виновен. Кто отдал приказ. Кто был с тобой. Имена. Где живут. Быс-с-стро!

   Говорил призрак тихо, монотонно, но очень четко.

   — У меня есть деньги, — заторопился хозяин. — Есть деньги. Много, много денег! Прямо здесь! И еще в тайнике закопаны, в лесу, подле камней приметных…

   Сотник прислушался и аж пожалел, что призрак договорить не дал.

   — Я. Просил. Имена.

   И хозяин заговорил. Быстро, торопливо. Сотник прислушался — своего не услышал.

   — Кто? Приказал?

   Вот тут хозяин заткнулся. Захрипел так, что понятно стало — локтем на горло нажали. А потом отпустили, раз хозяин зачастил снова:

   — Я не могу, не могу! Меня же убьют! Ты знаешь, ты хоть понимаешь, кому я служу?

   — И кому же ты служишь?

   — Тебя размажут по твоему Нижнему!

   Голова призрака склонилась к левому плечу, четкая бровь поднялась в удивлении.

   — Ты думаешь, я шучу с тобой?

   Призрак поднес руку хозяина ко рту и откусил большой палец, словно кусок хлеба или морковку. От дикого крика в ушах зазвенело, и сотник обмер, тупо смотря на кровь. Едва не стошнило, но он сдержался, и с места было не сдвинуться.

   — Говори, — продолжил все тот же ледяной голос.

   Вопли хозяина перешли в стоны вперемешку с руганью.

   В дверь застучали, по дому забегали, сотник обернулся на миг, а потом плюнул — разберутся без него. Его дело — девку привести, дом найти, за порядком следить. А класть свою жизнь за жизнь хозяина — для того и существует стража. Тем более, стены и двери своих покоев хозяин, словно боясь чего-то, усилил. А теперь сам попал в свою же ловушку.

   — …и Рагнару! — плача, договорил хозяин.

   — Будущему королю? — удивился призрак.

   — К нему не подобраться! У него знаешь, сколько охраны?

   — Она ему понадобится, — все также монотонно ответил призрак. — Кто еще замешан?

   — Я не знаю, не знаю!

   — А ты подумай.

   — Не-е-ет!

   Призрак опять поднес четырехпалую кисть ко рту, откусил указательный палец и выплюнул брезгливо. Снова хлестнуло кровью и снова полоснуло по ушам смертной мукой. Призрак сверкнул желтыми очами на покрытом кровью лице. Сотника передернуло, но и оторваться он не мог. Не мог и позвать на помощь.

   — У тебя осталось еще восемь пальцев, и мы можем делать это долго. Говори, пока не истек кровью. И я обещаю тебе милость.

   Хозяин, перестав кричать, лишь всхлипывал жалобно.

   — У него нет имени. Не-е-ет!

   — Тогда подумай о нем. Вспомни, где видел его в последний раз. — Призрак прикоснулся длинными белыми пальцами к виску и тут же отшатнулся: — Ах ты ж тварь! Ее-то за что?

   Хозяин заверещал, словно резали:

   — Я не трогал ее! Не трогал! Я только держал!.. Прости-и-и! Милость! Ты обещал мне милость!

   Сдавленный хрип, точно горло оборвали. И монотонный голос, отвечающий уже покойнику и переходящий в рык:

   — И я даровал тебе легкую смер-р-рть!

   Тут дверь наконец выбили, и в комнату заскочили сразу четверо с клинками наголо. Остолбенели на миг — над телом хозяина с разорванным горлом черный зверь, похожий на волка, но крупнее и мощнее — и ринулись вперед. Глаза чудовища плеснули янтарем на вошедших, окровавленная пасть ощерилась, зверь прыгнул сам на обнаженные мечи. Ударил лапами, дернул зубами… Первые двое разлетелись в стороны.

   Сотник зажмурился и сполз по стене, прислушиваясь к рычанию, глухим ударам, крикам и стонам. Наемников, ветеранов не одной войны, в доме было не менее десятка, но стихло все быстро. Ужасающе быстро.

   Сотник поднял голову и обмер на месте, не в силах даже снова закрыть глаза, а волк прошел мимо него, шагая мягко и неслышно. Лишь шумно втянул воздух, сверкнул лунной желтизной глаз нездешнего мира — и словно его и не было.

   По двору снова затопали, заторопились другие. Светало. Ну хоть вспомнили про луки! Стрелы прошили воздух…

***

— То есть, в него попали? — уточнил Руфус.

   — Да-да, мне кажется, да, — закивал сотник. — Он не скрывался. А потом он…

   — Хватит! На залитый кровью двор и разорванные трупы мы уже насмотрелись.

   — Он не прятался, не прятался! А мог бы уйти дворами! — опять сорвался на крик сотник.

   — Раз его можно ранить, значит, можно и убить, — пожал плечами Патрик.

   — Один зверь уничтожил пятьдесят воинов! Вот кого надо принимать в охрану.

   — Нашел бы ублюдка — мог бы и принять. Так тебе ж ничего не доверить. Все приходится делать самому! И ты, это… Ты поосторожнее с именами. Хотя… Твое имя он тоже назвал. Так что будем бояться оба.

   «Как? Как же рассказал? Я же не хотел?» — проняло сотника страхом.

   — Не хотел, не хотел... Утаивать правду еще хуже, чем лгать. И это очень печально. За это убивают.

   — Да что ты возишься с этой падалью? Спишем на нашего волка.

   Сотник не успел испугаться, как в сердце кольнуло. От этих зверей никакой бог не спасет. И не водить ему караваны, и не…

   Горлица под крышей встрепенулась, заквохтала словно бы недовольно, переступила лапами на притолоке, подбирая раненое крыло.

   Руфус вытащил кинжал и оттолкнул труп.

   — Знать бы, куда делась девка!

   — Не о девке думать надо. Воспользовался и бросил. Она поди давно в реке или под забором гниет.

   — Думаешь, все это тот, мертвый устроил?

   — Тоже решил поверить в его воскрешение? Не-е-ет. Последнее, что сказал «тот, мертвый» — бойтесь волка. Я не понял тогда.

   — Сейчас понятнее?

   — Кому будем докладывать? — поморщился Руфус, отвечая вопросом на вопрос.

   — Рагнару. Тот сам доложит, если захочет.

   — Слушай… Мэрвин же говорил, у него нет семьи в Нижнем мире?

   — Видимо, ошибался, — пожал плечами Патрик.

   — Я не зверь, но чую, мы дорого заплатим за эту ошибку.

ГЛАВА 5. Быть волком

Лететь с перебитым крылом оказалось почти невозможно, и Мидира хватило лишь на то, чтобы ввалиться в знакомый дом с наименьшим грохотом, обернувшись в ши при падении на мягкий восточный ковер.

   Оставалось надеяться, что в его покоях никого нет.

   — Майлгуир! — прозвучал голос Лейлы, нарушив все планы. — О боги! По тебе словно прошлась армия галатов!

   — Зато твой цветущий вид вернул меня к жизни. Скучала без меня, красавица?

   Мидир сумел дотянуться до ее ягодиц, всегда вызывавших самые однозначные чувства.

   — Ай! Ты как всегда! — взвизгнула Лейла.

   Волчий король развалился на полу, подложив руку под голову и всем своим видом показывая: ничего особенного не происходит, он лишь разглядывает хозяйку.

   — Небесный цвет бериллов дарит очарование твоему облику, серебряная нить плетет кружево страсти, а лазурный шелк гладит твою фигурку, словно ладони любовника. Нет, я не прав! Обволакивает, как легкий ветер, что несет аромат… — втянул воздух Мидир, — голубых глициний. Надо подарить тебе топазы, о прекраснейшая из женщин!

   — Я бы поверила, что ты решил тут отдохнуть и полюбоваться на меня, — грустно улыбнулась Лейла. — Поверила бы, честно! Если бы ковер под тобой не намокал от крови.

   — Какая мелочь! — возмутился Мидир. — Скажешь, сколько должен за урон.

   — В этом ли дело? — вымолвила Лейла и пропала.

   Комната медленно вращалась перед глазами, а когда совершила круг, вернулась и хозяйка, придерживая полотенцем таз, блестевший начищенным медным боком. Запахло влагой, травами и теплом: вода определенно была горячей. Лейла оставила таз подле кровати, дошла до Мидира и оглядела его тревожно.

   — У тебя всегда кипяток наготове? — спросил он, с трудом поворачивая к ней голову. — Поливать несносных ухажеров?

   — Я как чуяла, — Лейла присела рядом, дотронулась до плеча.

   — Раньше я подобного не требовал, — через силу улыбнулся Мидир.

   — Может, лучше позвать лекаря? Я могла бы найти молчаливого…

   — Нет!

   — Хорошо-хорошо! Ты можешь опереться о мою руку?

   — Это значит принять твою помощь, — протянул Мидир показательно равнодушно. — Даже не зна-а-аю…

   — Неужели предпочтешь истечь кровью? О, мой недоверчивый ши Майлгуир! Даю слово, что ничего не попрошу взамен.

   Мидир подумал — и согласился. Добираться королю ши ползком было куда более зазорным, чем принять помощь женщины Верхнего. С помощью Лейлы Мидир добрел до постели. Женщина подложила под его спину одеяло, пару подушек, и он ощутил себя усталым на все три тысячи земных лет.

   — Надо было остаться на коврике, — прошептал он. — И тебе одни хлопоты.

   Лейла пропала. Мидир почти уговорил потолок перестать кружиться, когда к губам прикоснулся деревянный край кубка. Волчий король открыл глаза, втянул пряный запах и глотнул горячего вина со специями.

   Особо терпкий и очень дорогой сорт. К тому же Лейла не разбавила питье по обыкновению галатов. Она помнила вкус Мидира спустя столько лет!

   — Подобного ты не просил, да. Но раньше не зашвыривал ко мне ребенка столь рассудительного, что оторопь берет… разрезать можно? — потянула она за рукав, и дождавшись его кивка, распорола обгоревшую ткань вытащенными из кошеля ножничками, — …и очаровательную девочку, еле перешагнувшую порог девичества. Я ревную!

   Когда она стащила с него остатки сюрко и камизы, Мидир ухмыльнулся и поймал ее руку, потянувшуюся к бедрам.

   — Штаны не трогай! — и пояснил в ответ на ее недоуменный взгляд: — Там все цело. А тут — ревнивая женщина с острым предметом в руке. Я волнуюсь за целостность тела!

   Лейла фыркнула, а Мидир вновь закрыл глаза, подчиняясь умелым женским рукам. Привалившись к спинке постели, скривился от боли, кусавшей тело не хуже голодных псов.

   Помощь была неожиданной и, что скрывать, приятной. Лейла собрала в лубок переломанную правую руку, а потом с нужной силой дернула за левую кисть.

   — Ты не падаешь в обморок от вида ран, умеешь вправлять вывих и справляешься с переломами, — рассуждал Мидир, отвлекаясь от ее действий. — Мне кажется, я плохо тебя знаю.

   — Я мастерица на все руки… О, Майлгуир! Ты уверен, что заживишь это сам? — с болью в голосе спросила Лейла, разглядывая обожженную руку.

   — Бывало и похуже. Просто затяни. Не люблю спать, когда пахнет горелым. — Мидир втянул носом воздух, почуял знакомый запах и озлился. — А еще не люблю любопытных носов! Предпочитаю их откусывать! Джаред! — Дверь приоткрылась, и в проеме показались две фигурки. — Я приказал сидеть тихо и не высовываться!

   Девчонка пискнула и пропала, чуть не снеся косяк.

   — Я услышал твой голос, — по обыкновению спокойно ответил мальчишка, подошел

   ближе и добавил: — Не отпускать же Тикки одну.

   — Тикки? — приподнялся Мидир. — Что еще за Тикки… ай!

   Боль пронзила спину.

   — Так быстрее. Еще одна стрела, — показала ему Лейла наконечник. — На этот раз арбалетная. Смирно посиди, — она наклонила его вперед и перевязала еще и плечо.

   Женщина поднялась, вытерла руки о передник, потянулась потрепать Джареда по светлой шапочке волос, но тот ловко и вроде бы случайно увернулся.

   — Пойду, принесу вам поесть, — оглядев обоих, вздохнула Лейла.

   Дождавшись, когда хозяйка уйдет, Джаред пояснил:

   — Тикки — это та, которую ты спас. Ты что, даже не знаешь ее имени?!

   — Я спросил разрешения войти к ней в дом. Ее имя мне не было интересно тогда, с чего оно мне должно стать интересно сейчас? Затем я вернулся в ее подвал уже один в облике как-ее-там, фомор ее отымей…

   Мидир осекся: мальчишка посмотрел на него с отчетливо осуждающим выражением лица, строгим и немного удивленным, как будто воспитатель, неожиданно услышавший бранное слово от малолетнего дитятки. Мидир вспомнил выхолощенного Мэрвина, сдержал улыбку и произнес серьезно:

   — Джаред. Я постараюсь сдерживаться!

   — Тикки! — напомнил Джаред.

   — Тикки. Я обещаю запомнить.

   Но мальчишка не унимался.

   — Ты обещал, этого не будет! — обвиняюще указал он на окровавленные тряпки.

   — Этого, — качнул рукой Мидир, — не будет. Вскорости. Я сказал, что мне не причинят вреда. Вред — это то, что требует не только времени для лечения. Я бы исцелился и так, хотя чуть дольше, но наша добрая хозяйка, очаровательная Лейла, сама предложила мне помощь. Подобные раны опасны лишь тем, что сердце ши может остановиться от боли. Но мне это не грозит.

   — Почему?

   — Видишь ли, меня считают бессердечным, — ухмыльнулся Мидир, но Джаред не принял шутки.

   — То есть, пара стрел, сломанная кость и сгоревшее до черноты плечо для тебя не вред?!

   — Это был бы вред для человека. Вред для ши — потеря конечности.

   — А смерть для ши?

   — Потеря головы или сердца, или основательное расчленение. Если бы рядом был кто-то, наделенный магической силой, он мог бы срастить тело и вернуться за душой в мир теней. Сначала их можно там найти… — Мидир, видя, как исказилось лицо Джареда, понял его мысли. — О, фомор возьми всех неблагих, тресковый хвост им в…

   — Мидир! Ты обещал не ругаться! — мальчишка стер с лица слезы.

   — Я не знаю — не знаю! — можно ли было спасти твоих родителей. Но души моего брата нет ни в Нижнем, ни в мире теней… — Мидир произнес первое, что пришло на ум, желая отвлечь племянника: — Я очень устал. Ты наполнишь мой кубок?

   Джаред подошел к столику, понюхал напиток, налил из кувшина и протянул Мидиру со словами:

   — Это вино!

   — Ты ни разу не пил вино?

   — От него пьянеют и делают плохие вещи.

   — Узнаю категоричность Мэрвина.

   — Что в этом плохого? — ощерился Джаред.

   — Ши не пьянеют. Им для этого нужно выпить древесный огонь. А плохие вещи я делаю и без вина. Как и многие в этом мире, — волчий король приподнял бокал, салютуя племяннику. — Теперь я готов ответить на твои вопросы, если их меньше, чем пирожков в корзине у бабушки.

   Джаред покосился без одобрения, но и без осуждения. Пару раз Мидиру казалось, что он лишь выглядит ребенком, лишь некая неопытность в суждениях и недостаток знаний напоминали ему, до чего сын Мэрвина еще молод, как по меркам ши, так и по меркам людей.

   — Лейла прекрасна, не правда ли?

   — Вот! И зачем ты меня сюда притащил? Чтобы я на грудь ее таращился?

   — О! А ты таращился? — заинтересовался Мидир.

   — Да я не к тому! Ты не мог выбрать иного места? — фыркнул Джаред.

   — Здесь нас никто не будет искать.

   — В самом лучшем доме любви Манчинга?

   — Ты так хорошо разбираешься в этом?

   Мидир посмеялся бы, если бы не было так больно дышать, уж очень забавно было ловить на себе осуждающий взгляд мальчишки. Владыку Благого мира не воспитывали на протяжении двух с лишним тысяч лет, а теперь это веселило.

   — Хотя он лучший. Лейла — хозяйка этого места и моя добрая подруга.

   Прямой нос племянника, точно такой же, как у Мэрвина, задрался вверх, а потому Мидир счел своим долгом опустить мальчишку на землю, чтобы тот не терял опоры и совести.

   — И да, она бывшая шлюха. Она помогла мне однажды, я отблагодарил ее. Не знал, что за один рубин Нижнего можно неплохо устроиться в Верхнем!

   — Все равно странно.

   — Я скажу тебе правду.

   Джаред насторожился.

   — Дело в том, что к Лейле мое недоверие меньше, чем к прочим обитателям Верхнего мира.

   — Сказал бы проще: я ей доверяю, — надулся Джаред, как сердитый волчонок, каким и являлся.

   — Я маг, я отвечаю за свои слова. Эта фраза точнее выражает мои чувства к ней. К тому же этот дом стоит на месте древних Врат, когда-то напрямую соединявших наши миры. Сюда мне возвращаться легче.

   В светло-серых глазах зажегся неподдельный интерес, но сразу потух.

   — Но все-таки… Почему тебя вообще задели?

   Джаред говорил с ним, и это было уже хорошо. Внимание племянника стоило объяснений, которые Мидир мало кому соизволял давать.

   — Я позволил себе быть слабым. Быть волком. Я был расстроен… — он поискал нужное слово, — из-за гибели твоих родителей.

   — Ты знал об этом еще до того! — вскинул подбородок Джаред.

   — Ты слишком внимателен ко мне! — озлился Мидир. Но тот продолжал смотреть так, словно решил во что бы то ни стало доискаться ответа. — — Поговорку друидов знаешь?

   Джаред потряс головой.

   — Многие знания означают многие печали.

   — Ты что-то узнал. Точно, ты что-то узнал. Новое и очень больное. Про отца? — Джаред вглядывался в его лицо. Гнев и злость Мидира еще не утихли, держать привычную маску не получалось. — Про маму? Что?! Что ты узнал про маму?! Говори!

   — Она мертва, Джаред. Какая разница, как это случилось.

   — Ты не скажешь мне, да? Сидел в своем Нижнем, пока мою семью убивали! Как же я вас всех ненавижу! Если бы…

   Джаред отвернулся, и Мидиру показалось, что он смеется. Но худые плечи сотрясали рыдания. Он осторожно прижал племянника к себе забинтованной рукой, и мальчишка не отдернулся. Да плакал ли он вообще за эти месяцы? Мидир подождал, когда Джаред успокоится, а его повязка намокнет:

   — Если бы твой отец не был ши, его бы не убили. Ты это хотел сказать?

   — Нет, я хотел сказать иное, — Джаред говорил тихо и спокойно, словно только что не плакал. — Если бы я не был ребенком, я защитил бы их. Я больше никогда не хочу быть ребенком.

   Появившаяся Лейла едва не уронила тяжелый поднос.

   — Будь тем, кем ты есть, не стоит тебе торопиться взрослеть!

   Джаред принял из ее рук поднос, пробормотал слова благодарности, скрывая стеснение от собственной невыдержанности, и поставил на столик подле постели.

   Дядя втянул воздух и выдохнул:

   — Это божественно, Лейла.

   Лейла улыбнулась и тихо ушла.

   — Так что теперь я знаю три имени, — закончил рассказ Мидир.

   Джаред обмирал то от ужаса, то от восторга.

   — Как это он тебе вот так взял и все рассказал?

   — Нельзя вот так взять и не рассказать, когда спрашиваю я, — ухмыльнулся Мидир.

   — Значит, ты остался в образе… птички? — прыснул Джаред. — Которой слегка подпалили крылья?

   — Знать врага в лицо вернее, чем одно имя… Между прочим, король темного мира Лорканн — грифон, — ответил явно уязвленный Мидир, — я уже успел забыть, до чего язвительными могут быть подрастающие волчата. Так что будь повежливее, говоря о птичках!

   — Мидир, царь благого мира — голубка! — продолжал смеяться Джаред.

   — К твоему сведению, — Мидир наставительно поднял палец, — сын моего брата магической крови, держать столь малую форму труднее всего. Как и слишком большую. Мышь там или виверну.

   — Виверну? — восхитился Джаред. — Настоящую живую виверну? Они такие красивые!

   — Самые мерзкие злобные твари, что я знаю, еще гаже драконов, только бескрылые и огнем не пышут, — Мидир бросил быстрый взгляд, явно заметив его интерес. — Я мог бы показать тебе Нижний. Просто показать, какой он есть. В это время года единороги особенно доверчивы. Жаль, феи как раз куклятся, а русалки ужасно злобны. Зато у троллей период гона… А еще ты понял бы, что значит быть волком. Значит, охранять свой мир, свою семью и свой дом. До конца.

   Джаред засопел, сказал другое:

   — А ведь они, эти люди, знают, что ты придешь. Они видели тебя волком.

   — Они убили того единственного, кто меня видел. Мой отец и твой дед любил говорить: «Даже поражение можно обратить в победу».

   — Но ведь ты не проиграл?

   — Именно. Но я позволил себя ранить.

   — Что ты задумал?

   — Они ждут волка. Они боятся волка. Так добавим им страху!..

   Джаред возвращался к себе в совершенном расстройстве. Он накричал на взрослого, постыдно разрыдался и выдал свой интерес к магическим штуковинам! Он почти злился на Мидира, который заставил его за себя волноваться. «Ничего не случится, мне не причинят вред!» А на самом деле что