После двенадцати. Юлия Амусина

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ 1. БЕСКОНЕЧНОСТЬ ЛЖИ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ЧАСТЬ 2. СТЕКЛЯННЫЙ МИР
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ЧАСТЬ 3. ПРИНЦЕССА КОШМАРОВ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ЧАСТЬ 4. НА ОСКОЛКИ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Все начиналось, как игра. Я должна была притвориться своей сестрой-близняшкой, с которой мы давно потеряли связь, взамен мне обещали солидную сумму и шанс начать жизнь с чистого листа. Под видом сестры я оказалась в таинственном стеклянном особняке на окраине города, где по неведомым причинам обосновался некогда популярный писатель Антон Бажутин.

   С самого первого дня что-то пошло не так.

   Теперь мне необходимо узнать, кто и зачем желает смерти писателю, разорвавшему связи с внешним миром, отыскать пропавшую сестру, не выдав себя, а также попытаться понять, какие зловещие тайны скрывают стены особняка после двенадцати ночи, иначе скоро может стать слишком поздно…

   Ведь опасность теперь грозит не только Антону, но и мне.

ЧАСТЬ 1. БЕСКОНЕЧНОСТЬ ЛЖИ

ГЛАВА 1

Я бежала вперед, не разбирая дороги. Пересохшими от волнения губами ловила безвкусный колючий воздух, насквозь пропахший дымом и гарью. Кислорода катастрофически не хватало, и я задыхалась, но старалась не сбавлять скорости. Мой неведомый преследователь тяжело дышал, что говорило и о его усталости тоже, однако расстояние между нами постепенно сокращалось, и я знала, что рано или поздно он меня настигнет.

   Когда узел, сжимающийся вокруг моей шеи, затянулся до предела, до моих ушей донесся громкий крик. На мгновение передо мной возникло улыбающееся лицо, мое лицо. А спустя секунду я распахнула глаза.

***

Белый потолок в мелкую крапинку.

   Никакого леса и всепоглощающей темноты, никаких оскалившихся в предвкушении свежей крови злодеев с веревкой наперевес. Это был просто дурацкий страшный сон. Все хорошо.

   Смахнув выступивший на лбу холодный пот, я глубоко вдохнула и села в постели, притянув колени ближе к животу. Светлое бамбуковое одеяло натянулось, и Вадим с недовольством потянул его обратно на свои плечи.

   – Детка, имей совесть, ты мне всю ночь не давала спать, – сонно проворчал он, переворачиваясь на другой бок и полностью стаскивая одеяло на себя.

   Я ничего не ответила; мрачная картинка из жуткого сна все еще слишком явно стояла перед моими глазами, а жилка на шее, в том месте, где натягивался тугой узел, ощутимо пульсировала. Черт-те что. Потерев ладонями лицо, я выдохнула, на несколько секунд задержав дыхание, и покосилась на спящего рядом мужчину.

   Трифонов Вадим Николаевич. Успешный владелец небольшого, но довольно популярного среди молодежи заведения, в котором мы, кстати, и познакомились около двух месяцев назад. Переживая очередной жизненный катаклизм наиболее доступным мне способом, я полвечера проторчала у барной стойки, попеременно вливая в себя разномастный алкоголь, и к тому моменту, как в непосредственной близости материализовался Трифонов, была уже порядком навеселе. Конечно, то, что мне вообще хватило ума связаться с типом, у которого на физиономии крупными буквами выведено «мерзавец и подлец», я предпочитаю списывать на разум, затуманенный градусами, однако, если быть совсем честной, разборчивость и осторожность никогда не вписывались в число моих добродетелей.

   Красивый, высокий, подтянутый блондин с деньгами и неплохими перспективами не мог меня не заинтересовать, и я клюнула, слишком поздно узнав о том, что ко всему этому великолепию прилагается дрянной характер и фантастически запредельное самомнение. Если б последние два пункта не портили всю картину, из Вадима мог бы выйти отличный кандидат для торжественного похода в ЗАГС. Теперь-то я понимаю, что нужно быть поистине отчаянной, чтобы всерьез хотеть серьезных отношений с подобным типом, и иллюзий на его счет не выстраиваю, так что Вадик и дальше может спать спокойно.

   Спустив на пол босые ноги, я поднялась с постели и первым делом натянула майку, достала из-под ночного столика свою сумку, вытащила из бокового кармашка мобильный и едва удержалась от стона – пятнадцать пропущенных. Два звонка от папы, целых девять от мамы, все остальные от Динки. Вчера я совсем забыла про телефон, тем более что звук весь вечер был отключен, и аппарат мертвым грузом осел в кармашке сумки.

   Прихватив мобильный, я заперлась в ванной комнате, на всякий случай повернула до упора оба вентиля и, прислонившись бедром к бортику глубокой ванны, набрала маму.

   Она ответила уже после двух гудков. Голос звучал сонно, и я мысленно отвесила себе оплеуху за глупость и невнимательность – кто ж донимает людей звонками в такую рань?

   – Я жива, – отрапортовала в динамик, не дожидаясь, когда на меня обрушится ее тихий гнев. – Все хорошо. Представляешь, телефон разрядился и весь вечер провалялся в сумке...

   – Ну, конечно, – согласилась мама.

   Она всегда так разговаривала – спокойно, без яростных криков, однако при одном только звуке ее голоса у меня молниеносно возникало непреодолимое желание начать оправдываться за каждый из всевозможных своих проступков в отдельном порядке, что здорово подводило в те времена, когда я была неспокойной ученицей старших классов, и мне казалось, что мама видит насквозь свою беспутную дочь.

   – Мам, тебе не о чем волноваться. Ты же знаешь, я работаю сутками напролет, кручусь как проклятая. Дурацкий график, зато деньги приличные.

   – Всего лишь бумажки. Сегодня они есть, завтра уже нет, – негромко заметила мама; в ее голосе мне послышался завуалированный укор. Помолчав, она добавила: – Папа переживает. Он уверен, что ты снова ввязалась в плохую компанию.

   – Что? Нет. Нет, конечно, – я даже привстала, машинально потерев ладонью лоб, а заодно попыталась припомнить все, что рассказывала маме о своей работе за последнее время. Черт… – Мам, у меня все хорошо, правда. Никаких плохих компаний, никаких стремных дел. Помнишь, ты настоятельно советовала мне провести переоценку ценностей? Так вот, я это сделала.

   – Не думаю. Слишком легко ты об этом говоришь, – метко заметила мама, а я поморщилась. – Что ж, Ник, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

   По тону, каким она это сказала, стало ясно, что сейчас из трубки послышатся противные короткие гудки. Наше с мамой взаимопонимание всегда было слишком тонким и хрупким; чтобы его разрушить, много усилий не требовалось.

   – Стой, мам, – быстро позвала я, опустившись на бортик ванны. – Ты не сказала мне… Как Элька? Как у нее дела?

   Я не могла не спросить. Язык едва произнес имя дочери, и сердце болезненно сжалось от невыносимого желания увидеть мою малышку. Гребаная действительность ставит суровые, но четкие рамки, и не моя вина, что мы с дочерью так мало проводим времени вместе, хотя мои родители, конечно, думают иначе. Они не понимают моих метаний по жизни и до сих пор надеются, что рано или поздно их непутевая дочь вернется под теплое родительское крылышко, где осядет и выбросит из головы все сомнительные и довольно авантюрные способы, как заработать побольше денег.

   Надеются, хотя не могут не знать, что это совсем не мое.

   – Она спит, – все же ответила мама, и голос ее совсем немного, но потеплел. – Вчера к нам приходила эта девочка из садика…

   – Таня, – с улыбкой подсказала я. Элька часто рассказывала мне о своей новой подружке, когда нам с дочерью выдавалось провести какое-то время вместе. – Ее приводили родители?

   – Мать. Очень приятная женщина. Мы немного поговорили, пока девчонки игрались. Оказывается, она работает у нас на хлебозаводе, начальницей отдела кадров. Им, кстати, требуется хороший бухгалтер…

   – Мама.

   – Почему бы тебе не попробовать?

   – Много причин, – я небрежно смахнула волосы со лба.

   – Назови хоть одну.

   – Мам…

   Она не стала продолжать, доподлинно зная, во что выльется наше очередное состязание на столь неблагодатной почве, как мое предполагаемое трудоустройство. Я тоже замолчала, лишь крепче обхватила трубку ладонью.

   – Ты приедешь сегодня? – спросила она, нехотя переводя тему.

   – Еще не знаю. Если получится освободиться пораньше.

   – Ясно.

   – Детка, ты где? – донесся до меня сонный оклик из-за плотно прикрытой двери ванной. Не знаю, расслышала ли его мама, но очень хотелось верить, что нет.

   – Пока, мам. Я еще позвоню, – пообещала я, после чего торопливо сбросила вызов, закрутила оба крана и спрыгнула с бортика ванны.

   Когда я распахнула дверь, Вадим уже стоял на пороге. Он успел натянуть темные, с синей полоской по бокам, пижамные штаны, которые еще недавно валялись возле кровати рядом с моей кофтой. Торчащие во все стороны светлые волосы и двухдневная щетина придавали Трифонову неряшливый вид, но странным образом шли ему даже больше, чем привычная деловая укладка, на которую этот щеголь никогда не жалел времени. Глядя на него сейчас, я в очередной раз подумала о том, что Вадик – прирожденный мастер выглядеть отпадно в любое время, даже едва поднявшись с постели ранним утром. Есть, чему позавидовать. Выжав из себя тусклую полуулыбку, я посторонилась и попыталась было проскочить мимо него, но Вадим был начеку и вовремя выставил передо мной руку.

   – Не так быстро, солнышко. Что ты там делала – оправдывала свое ночное отсутствие какому-нибудь залетному хмырю?

   Он засмеялся, весьма довольный своей шуткой, а я ощутимо поморщилась:

   – Вадик, иди к черту.

   – Имей в виду, я ревную, – сладко мурлыкнул он мне на ухо, неумолимо обхватывая ладонью мой затылок. – Волосы сухие. Точно елозила по ушам какому-то доверчивому лоху.

   Я фыркнула, но руку его не сбросила.

   – А что, если так?

   – Детка, детка… Мое сердце будет навеки разбито, а репутация отменного ловеласа окажется под сомнением, и все из-за тебя, – вскинув светлую бровь, он одной рукой обвил меня за талию и, невзирая на мое слабое сопротивление, потянул за собой в ванную комнату. Я попыталась увернуться:

   – Вадик, мне надо идти.

   – Тебе всегда надо куда-то бежать, моя прелесть, – болтая, ногой он захлопнул дверь за своей спиной, так как обе его руки были заняты – проворно стаскивали с меня тонкую белую майку. – Ты у меня такая занятая, такая серьезная и важная, что я боюсь однажды не вписаться в твое обширное расписание… Подними-ка ручки, солнышко.

   – Ненавижу, когда ты начинаешь разговаривать со мной, как с умственно отсталой.

   Он громко и с удовольствием засмеялся:

   – Обожаю, когда ты начинаешь злиться.

   Бросив мою майку куда-то вниз, себе под ноги, Трифонов небрежно переступил через нее, вынуждая меня тоже сделать шаг назад и прислониться обнаженной спиной к прохладной стенке душевой кабины. Я инстинктивно вздрогнула. Горячие губы коснулись пульсирующей жилки на моей шее, и я замерла в растущем напряжении, чувствуя, как мое тело послушно откликается на его ласки едва осязаемой дрожью.

   – Вадик, еще совсем недавно ты очень хотел спать, – напомнила, слегка откинув назад голову, открывая ему больший доступ к своей шее.

   Ладонь Трифонова провальсировала по моему бедру, словно невзначай задевая тонкую ткань шелковых трусиков.

   – Какой сон, Никуля, мне некогда спать. Дела государственной важности каждую секунду требуют моего прямого вмешательства.

   – Какое счастье, что ты не политик, а всего лишь жалкий…

   – Постой, дай-ка я сам угадаю, – перебил Вадик, устраивая ладонь на моей шее и приподнимая мои волосы вверх. – Проходимец? Жулик? В последнее время ты слишком щедра на сомнительные комплименты.

   – А не пойти бы тебе к черту, мой дорогой?

   – Более чем предсказуемо. Но не переживай об этом, к многоуважаемому черту мы с тобой когда-нибудь отправимся вместе, под ручку. Как к алтарю, – он весело фыркнул, забавляясь собственным скудным остроумием, но довольно быстро перестал валять дурака и добавил чуть севшим голосом. – Лучше поцелуй меня.

   С моего языка готовились сорваться очередные не слишком колкие фразы, но в последний момент я передумала, усмехнулась и закинула руки на плечи Вадима. Он тут же подхватил меня за талию и без видимых усилий прислонил спиной к стенке душевой кабины уже с внутренней стороны. Мы увлеченно целовались, когда он незаметно для меня повернул вентиль, и сверху на нас потоком хлынула прохладная вода. Я взвизгнула, но отстраниться не смогла – Вадим крепко держал меня в одном положении, прижимаясь так близко, что я могла ощутить всю степень его возбуждения. Он рассматривал меня беззастенчивым взглядом, его ладони скользили вдоль моих мокрых плеч к обнаженной груди, то и дело задевая болезненно затвердевшие соски. Льющаяся на нас сверху вода в несколько раз усиливала острые ощущения. Схватив меня за плечи, Вадим впился в мои губы жадным поцелуем, касаясь моего тела везде, куда только мог дотянуться. Его руки сминали мою грудь, трогали живот, спускаясь еще ниже, к насквозь промокшим трусикам. Не отрываясь от его губ, я переступила через них, и они полетели куда-то на дно кабины. Следом – мои любимые пижамные штаны Вадима.

   – Ну же, признай, наконец, что ты от меня без ума, – негромко, но довольно настойчиво потребовал Трифонов, теснее прижав меня к запотевшей стенке своим крепким телом.

   – Иногда, – пришлось согласиться. – Когда удается забыть о том, какая ты свинья.

   – Детка, это не слишком умно и уж точно бестактно с твоей стороны. Ты рушишь нашу чудную идиллию, и мне это совсем не нравится…

   Он говорил что-то еще идиотское в своем духе, но я не вслушивалась, наперед зная, что любые слова в исполнении Вадима способны вскружить голову и более крепкой особе. На самом деле с ним легко ладить только в моменты близости, все остальное время этот шикарный красавчик практически непереносим. Мне нередко доводилось быть свидетельницей того, каким жестким, даже жестоким мог быть мой любовник в обычной жизни, и по-хорошему, другая на моем месте уже давно поторопилась бы унести ноги, пока имеется такая возможность. Тем более, что никаких преимуществ мне эта связь не приносит, одну лишь сплошную нервотрепку и перманентную головную боль. Но до сего момента большинство моих слов и поступков удачно сходило мне с рук, да и Вадим по-своему очень мне нравился. С ним было здорово, реально здорово, стоило нам оказаться наедине за запертой дверью его просторной квартиры или строго обставленного кабинета на втором этаже принадлежавшего ему ночного клуба. В этом плане мы подходили друг другу идеально и могли зажечь так, что весь мир, содрогнувшись, искрами рассыпался у наших ног.

   Что касается всего остального, то мы слишком разные, чтобы мирно, без риска существовать друг с другом за пределами постели. Подозреваю, Трифонов вовсе не воспринимает меня всерьез, а только – исключительно – как красивую забавную игрушку на вечер, не требующую особых вложений, что немаловажно с маниакальным пристрастием Вадима к деньгам, которые забивают весь скудный смысл его жизни. Кто он сам для меня, я пока еще точно не разобралась, но не имела никаких сомнений в том, что наши так называемые отношения не продлятся слишком долго.

   Все закончится, когда мы осточертеем друг другу, и произойдет это совсем скоро.

   Я не привыкла задерживаться на одном месте, а он слишком любит менять приевшиеся игрушки на новые развлечения.

ГЛАВА 2

Покинув квартиру Вадима и дождавшись, когда его кроссовер скроется за поворотом, я медленно побрела в противоположном направлении. Прикинула, что если очень постараться, вполне могу успеть покинуть город до семи вечера и съездить в поселок, чтобы навестить своих. К трем мне нужно быть у здания городской библиотеки, где меня будет ждать симпатичная, если верить фото из ВК, девушка по имени Лена. Вчера в короткой переписке мы с ней договорились провести фотосессию.

   Это всего лишь один из моих многочисленных незатейливых способов заработать легкие деньги. Как-то мы с Динкой дурачились, снимая друг друга на камеру мобильного телефона, и подруга, рассматривая получившиеся снимки, неожиданно подбросила мне довольно неплохую мысль. Чем черт не шутит – ни на что особо не надеясь, я быстро сообразила группу в соцсетях, где предлагала свои услуги в качестве фотографа, за пару часов придумала себе фальшивую биографию, усеянную всевозможными регалиями, для затравки забросила несколько наиболее удачных снимков, а после, стихийно увлекшись другими идеями, напрочь об этом забыла. Но к нашему с Динкой обоюдному удивлению группа понемногу оживилась, я стала получать сообщения от девушек, желающих украсить свой профиль красивыми фото, и молодых парочек, стремящихся увековечить свою любовь на красочных снимках. Понемногу и сама во все это втянулась. Профессионалом меня, разумеется, не назвать, но люди, с которыми я работала, были непривередливы и по большей части оставались весьма довольны соотношением качества и скромной цены. А обо мне и вовсе говорить нечего – деньги, как известно, решают многое, если не все.

   Зазвонил телефон. Сбавив шаг, я принялась рыться в сумке, пытаясь отыскать мобильный среди кучи всякой бесполезной и одновременно очень нужной дребедени.

   Динка. Я приложила телефон к уху и тотчас услышала ее голос:

   – Ника, выручай.

   В этом вся подруга.

   – Вот прям так, с утра пораньше? Даже не поздороваешься со мной?

   – Ты далеко от школы? – вопросом на вопрос ответила она.

   – Ну… – я принялась соображать.

   – Никуля, ты мне нужна, ноги в руки и ко мне, я тебя очень прошу…

   – Хоть в двух словах скажи, что случилось?

   – Давай, двигай в школу. Все расскажу.

   И, предсказуемо забыв попрощаться, подруга отключилась, так ничего и не объяснив. А я, чертыхнувшись про себя, направилась к ближайшей автобусной остановке.

   Диана Дмитриевна – учительница младших классов. При всей моей безграничной любви к ней, я бы очень не хотела, чтобы через полтора года мою дочь взялся учить кто-то вроде нее. Нет, разумеется, в школе Динка – это совершенно другой человек, но я, как близкая подруга, слишком явно вижу все ее многогранные углы, знаю ее дурные привычки, увлечения, желания, темные порочные фантазии… Репутацию вне стен школы, в конце концов. Я знаю о ней столько, что когда настанет время отправлять Эльвиру в первый класс, я самолично разнюхаю о будущем классном руководителе дочери как можно больше, чтобы потом избежать всяческого рода паршивых сюрпризов. Хотя, к чести Дианы, в стенах образовательного учреждения подруга ведет себя надлежащим образом, да и детей в самом деле очень любит.

   У школьных ворот я столкнулась с парой старшеклассниц в коротких обтягивающих юбках. По ходу, сейчас перемена, и девчонки собирались воспользоваться этим, чтобы заглянуть в продуктовый магазинчик через дорогу – Динка рассказывала как-то, что школьный буфет почти никто не посещает из-за скудного ассортимента и неоправданно завышенных цен. Справа, у красивой цветочной клумбы, копошились младшенькие, над ними возвышалась пухлая училка в строгом костюме, с неизменным пучком на затылке и таким громким голосом, что ее указания слышала даже я. За угол завернула небольшая компания; помнится, в мое время там постоянно ловили злостных курильщиков. Я пересекла школьный двор, попутно улыбаясь воспоминаниям о том, сколько раз меня отправляли оттуда прямиком в кабинет директора.

   На входе пришлось затормозить – знакомая вахтерша вновь перегородила мне дорогу и, в который раз делая вид, что меня не знает, принялась выпытывать, куда я направляюсь. Наверное, подобные меры предосторожности правильны и логичны, эта фурия враз отсечет от порога школы тех, кто заглянет сюда с сомнительными целями, однако, уверена, большинство родителей испытывают вполне понятное раздражение при подобной встрече.

   Я не успела даже открыть рот, как к вахте подскочила Дина, одетая в свободный темно-синий костюм, и цепко схватила меня под локоть, бросив:

   – Ну где ты ходишь? Давай, за мной.

   Недовольно поджав губы, вахтерша отступила к своему рабочему месту. Не сдержавшись, я присвистнула, во все глаза таращась на Динкин чудный прикид, скромную юбку до колена и длинный расстегнутый пиджак, за которым виднелась пышная белая блузка, глухо закрытая под самое горло.

   – Классно выглядишь.

   – Еще бы, – без тени сомнения подтвердила подруга. – Это офигенный костюм. Даже старой грымзе нравится.

   Грымза – это, разумеется, директриса учебного заведения, женщина весьма крутого нрава и строгих правил, не терпящая никаких вольностей среди своих подопечных, начиная с малышей и заканчивая педагогическим составом. Судя по частым рассказам подруги, они с директрисой питали друг к другу повышенную настороженность, но по-другому и быть не могло.

   Консерваторы и новаторы… Вечное противостояние идеалов.

   – Дин, у меня правда не так много времени.

   – А что такое? – попутно удивилась подруга, не сбавляя скорости.

   – У меня в три фотосессия, но сперва еще нужно заглянуть домой и подготовиться.

   – Так ты не из дома? – она мельком на меня оглянулась и, оценив мой внешний вид, закатила глаза. – Никааа… Только не говори, что ты все еще путаешься с этим белобрысым типом из клуба.

   Я отмахнулась:

   – Ерунда… Ничего серьезного.

   Динка вновь покосилась в мою сторону:

   – Конечно, он красавчик и все такое, но…

   – Дин, я спешу, – как можно более ненавязчиво напомнила я, встретившись с ней взглядами.

   – Да брось, – подруга только махнула рукой. – У меня дела поважнее, чем перещелкнуть пару раз затвором, Никуль.

   Я слегка заволновалась:

   – Ты ведь не собираешься заставлять меня показывать твоим мелким, как выводить закорючки точно по строчке?

   Притормозив, она развернулась, смерила меня недовольным взглядом и покачала головой.

   – Балда.

   Мы находились как раз у дверей ее учебного класса. Дина потянула за дверную ручку и вошла первой, я, немного помявшись, ступила следом. Ее второклассники тут же вскочили на ноги, и подруга замахала, давая понять, что на сей раз вошедший гость не стоит внимания, и им лучше вернуться в исходное положение. Не менее двадцати пар любопытных детских глаз провожали меня до учительского стола, отчего я почувствовала себя не слишком уютно и пообещала мысленно, что за повторение подобного фокуса оторву Динке ее безумную голову. А она уже устроилась на своем стуле, в мгновение ока превратившись в строгую учительницу.

   Как ей это удается? Ничего общего со своевольной красоткой, обожающей шататься по злачным местам, выискивая приключения разнообразной сложности на свою пятую точку.

   – Ну что, закончили? – бодро поинтересовалась Динка у примолкшего класса, переманивая смутившее меня внимание учеников на себя. – Открывайте следующую страничку и начинайте заполнять. Если есть вопросы – задавайте.

   Я тем временем придвинула маленький стульчик к учительскому столу, села на него и сразу почувствовала себя круглой дурой-переростком, великанской тушей, взгромоздившейся на шаткое детское сиденье. Чтобы переключиться, окинула взглядом Динкиных учеников, представив себе, что уже скоро моя Эля будет вот так же сидеть в классической школьной форме за низкой партой и старательно выводить крючки и палочки в прописи, а потом хвастаться звездочками и солнышками, заменяющими малышам настоящие оценки. При мысли о дочери в груди неприятно кольнуло. Черт возьми, время бежит так быстро, мой ребенок растет, а я по-прежнему нахожусь в подвешенном состоянии, гонюсь за заработками, безнадежно оправдывая себя тем, что пытаюсь обеспечить ей безбедное существование, но в итоге пропускаю бесценные моменты взросления моей девочки. Я должна быть с ней рядом, но меня никогда нет. Однажды я приеду к ней с очередной пошло разукрашенной куклой и вдруг пойму, что моя Элька давным-давно выросла из того возраста, когда дети интересуются глупыми игрушками…

   Мама права, мне в самом деле пора что-то менять. Так больше не может продолжаться.

   – Держи, – бросила мне Динка, извлекая из ящичка стола не слишком плотный белый конверт без всяких опознавательных знаков. Я смерила его пристальным взглядом.

   – Что это?

   – Передай Валику, хорошо? – видя, что я не двигаюсь, она сама сунула конверт мне в руки. – Он уже трижды звонил, напирал в своем духе, как будто я могу что-то изменить! Объясняю ему – не отпускают меня, так нет же, ему ничего не втолкуешь. А время идет и все такое.

   Валик – сомнительный тип с более чем сомнительной репутацией. Не так давно он был Валечкой, с восхищенным придыханием называл Динку «моя королева» и при ее появлении придурковато улыбался во все свои далеко не тридцать два зуба, излучая бесконечное счастье от обладания такой роскошной женщиной, как моя подруга. За бурным развитием их коротких отношений я наблюдала без одобрения, но с интересом. Разрыв последовал после того, как Валечка нашел свою возлюбленную на коленях лучшего друга, помнится, он сильно осерчал и даже порывался махать кулаками, но то ли запал быстро иссяк, то ли его остановили… В общем, вместо мордобоя они с Диной каким-то образом сумели прийти к компромиссу, установив некое подобие партнерских отношений. Я неоднократно выражала по этому поводу недоумение, Динка в целом со мной соглашалась, но, как сейчас видно, дальше кивков с умным видом дело не пошло. Выходит, она до сих пор с ним путается…

   – Нет уж, – покачала я головой, не сделав попытки взять всунутый мне конверт. – Я с этим дел не имею, моя дорогая.

   Динка округлила глаза:

   – Ну форс-мажор же, Ник!

   – А я при чем?

   – Ты – моя лучшая подруга.

   – А Валик – опасный сукин сын.

   – Да брось, он и мухи не способен обидеть.

   – Правда? Тогда с чего ты так трясешься из-за задержки?..

   Динка замолчала, лишь продолжала буравить меня этим своим взглядом, в волнении покусывая пухлую нижнюю губу. Я тоже смотрела на нее, не отводя глаз. В сложившейся ситуации я чувствовала, что не совершаю никакой ошибки, отказывая ей в помощи.

   – Диана Дмитриевна!

   Мы одновременно повернулись к классу.

   – Что, Маша? – и Динка, выслушав короткий вопрос, поднялась с места, чтобы подойти к миловидной девочке за третьей партой у окна.

   Я же осталась сидеть на неудобном детском стульчике, неотрывно глядя на белый конверт, который Динка, поднимаясь, оставила на поверхности учительского стола. Разумеется, внутри были деньги. Проклятые бумажки, средоточие зла, чертовы знаки, погубившие неисчисляемое количество жизней, но все еще не достигшие своего предела. Они тянут меня за собой, словно сильнейший наркотик, эту связь не прервать простым желанием что-либо изменить. Для того, чтобы получить больше, как можно больше денег, я делала очень много такого, о чем теперь жалею, не всегда поступала как должно, и точно знаю, что еще не раз отступлю от допустимой грани. По-видимому, это сильнее меня.

   Динка неслышно опустилась обратно на свое место и искоса посмотрела в мою сторону.

   – Ну что, Ник? Поможешь?

   Вместо ответа я смерила ее долгим взглядом и хмуро сгребла со стола конверт:

   – Он у себя?

   – Да, будет на месте до завтрашнего дня, – торопливо изрекла подруга, опасаясь, что я в любую секунду могу передумать и швырну конверт ей обратно.

   – Я отдам, – хмуро пообещала, поднимаясь со стула.

***

Нет, в самом деле, я люблю Динку, но вот в такие моменты, когда по ее милости мне приходится созерцать малоприятные физиономии и терпеть похабные шуточки неадекватных дружков Валика, хочется хорошенько встряхнуть неразумную подругу, так, чтобы у нее напрочь испарилось желание водить дружбу с такими типами. Я сама далеко не ангел, не могу похвастать приличным окружением и правильным образом жизни, однако моему безрассудству все же есть ощутимые рамки. В отличие от Динки, я могу отличить плохое от конкретно паршивого, знаю, когда следует вовремя остановиться, а иногда и вовсе испариться во избежание больших проблем. Вот и сейчас, вместо того чтобы повернуться и едко ответить в ответ на весьма недвусмысленное предложение типа с острой нехваткой зубов, я добралась до обшарпанной двери «рабочего кабинета» Валика, пнула ее и, наконец, почувствовала себя свободной от досадного внимания его отвратных дружков.

   Валентин полулежал на старом диване веселенькой расцветочки, расположившемся под распахнутым окном; едва хлопнула дверь, он чуть повернул голову и смерил меня равнодушным взглядом, ни единой эмоцией не выдав своего отношения к моему визиту. Я никогда не мелькала в числе его ярых поклонниц, но должна признать, что выглядел он сейчас чуть лучше, чем обычно. Значит, соображать способен – это радует.

   – Глазам своим не верю, – пропел он, вновь отворачиваясь. – Какие видные персоны посещают мою скромную обитель, надо же… Помнится, совсем недавно мы воротили нос от хороших людей.

   Не отвечая, я подошла ближе и продемонстрировала ему Динкин конверт:

   – Не хочешь встать?

   – Да мне и так неплохо, но спасибо за заботу, – он криво усмехнулся и, протянув руку, но оставаясь в одном положении, вытащил конверт из моей ладони.

   – Позвони Динке, – бросила я и развернулась, намереваясь покинуть «кабинет», но Валик с удивившей меня проворностью успел схватиться за рукав моей ветровки.

   – Эй, подруга, – я вынужденно остановилась, но оборачиваться к нему не спешила. – Ты зря строишь тут из себя правильную киску. Уже забыла, как несколько чудных годков назад мы всей шумной компанией заливались пламенным горючим и весело гоняли всякую припозднившуюся шелупонь по подворотням?

   Сцепив зубы, я дернула руку, но Валентин держал цепко.

   – Не думай, что можешь так легко от нас откреститься, – процедил он. – Пока что твои дешевые выходки мне по барабану, но когда-нибудь ты меня допечешь, и проблемы начнутся уже у тебя. Или думаешь, твой любовничек сумеет все порешать?

   Конечно, говоря о любовничке, он имел в виду Вадима. И Валик, и я прекрасно знали, что если вдруг появится такая необходимость, Трифонов вряд ли станет разбираться в моих проблемах, даже если это будет ему по силам. Он посчитает, что подобный геморрой не в его интересах, и в лучшем случае сопроводит наш окончательный разрыв ехидной ухмылкой, помашет ручкой на прощание, прежде чем сдать меня бывшим приятелям со всеми потрохами. О худшем думать просто не хотелось.

   – Шестеренки-то крутятся, а? – Валик хрипло засмеялся, показывая тем самым, что одобряет движение моего мыслительного процесса. – Вот так-то, подруга. Нельзя от старых кентов открещиваться, запомни на будущее. Черное редко становится белым. В нужный момент все против тебя обернется, е**ных кидал никто не любит. А тех, кто хочет остаться чистенькими, вращаясь в общей грязи, особенно.

   Я много чего могла сказать ему в ответ, однако пытаться что-то доказать Валику, особенно когда он не намерен слушать и явно чем-то догнался, дело абсолютно провальное и бесполезное. У этого человека своя собственная альтернативная реальность, в которой все окружающие люди делятся на своих и чужих. Свои – это неприкасаемая обособленная каста, их мало, но за них Валентин способен на многое. Если кто-либо, в данном случае я, пытается отбиться от «своих» и приблизиться к «чужим», этот «кто-то» автоматически становится коварным врагом, почти что отступником, заслуживающим наказания. К счастью или сожалению, я пока не успела окончательно покинуть касту «своих» в обостренном понимании Валентина, однако он зол, а значит, я нахожусь всего в нескольких шагах от краха.

   – Не забывай, что я за тобой присматриваю, – бросил Валик напоследок и медленно разжал ладонь, выпуская край моего рукава.

***

С Леной мы расстались весьма довольные друг другом. Пообещав ей выслать готовые фотографии прямо на почтовый ящик, я зашагала к вокзалу, надеясь успеть на маршрутку до поселка, однако телефонный звонок, застигший меня на полпути, в который раз обрушил твердые, казалось бы, планы.

   Звонил Вадим.

   – Ты мне нужна, – заявил безапелляционно, по примеру Динки забыв поздороваться, но я не стала ему об этом напоминать.

   – Обходись без меня, я уезжаю из города.

   – Ничего не знаю, – в его голосе четко прослеживались знакомые грозные нотки. – Наташка слегла с температурой, так что через полчаса ты нужна мне в клубе.

   – Дорогой, иди-ка ты к черту, – я болезненно скривилась, живо представив, как его сейчас перекосило от моих слов. – Я обещала дочери, что сегодня приеду, и не собираюсь нарушать слово, данное своему ребенку только из-за того, что тебе некем подменить твоего админа.

   – Никуля, – голос Вадима уже звенел от леденящей ярости, становясь похожим на вкрадчивое шипение. – Полчаса. Не заставляй меня быть с тобой грубым.

   – Погрози своей мамочке, долбаный придурок, – я нажала кнопку «отбой» и раздраженно бросила телефон на дно сумки, откуда тут же послышался знакомый звонок. Нужно было для начала отключить звук… – Козел, – фыркнула сквозь зубы, хотела было выключить мобильный, но все же передумала. Эта белобрысая сволочь не только обаятельная, но и весьма злопамятная, мстительная и скорая на расправу. Не следовало слишком его злить.

   – Быстро сюда, – рявкнул Вадим, стоило мне только приблизить телефон к уху.

   – Вадик, ну правда… – я заведомо сменила тон, предпринимая еще одну попытку отмазаться от него и оказаться-таки сегодня в поселке у родителей, однако Трифонов даже не стал слушать:

   – Хочешь, я привезу тебе твою ляльку? – притворно-сладким голосом перебил он, и я ощутила, как ускоряется пульс всего лишь при упоминании моей девочки. – Будет торчать у тебя на виду весь гребаный вечер, даже соскучиться не успеешь. А еще я могу сам с ней посидеть… Как думаешь, хорошая из меня выйдет нянька, а, милая?

   – Заткнись! – рявкнула я, сильнее сжав пальцы вокруг корпуса мобильного. Такая безумная мысль даже не могла прийти мне в голову, вот чего я точно бы не допустила, так это хотя б на секунду оставить Эльвиру рядом с Трифоновым… Выругалась тихо. – Ладно, твоя взяла, я еду. Слышишь?

   – Конечно, моя радость, – вновь сменил тон этот мерзавец.

   – Ублюдок, – я сбросила звонок и приложила все усилия, чтобы уже через двадцать пять минут входить в парадные двери его задрипанного клуба.

   Вадима еще не было, что меня порадовало и одновременно взбесило – кто, как не руководитель, должен подавать достойный пример своим служащим? И хотя руководитель из Вадика такой же, как из меня прима театра, моего негодования это нисколько не умаляло. Так не вовремя заболевшая Наташка исполняет в этой отстойной молодежной дыре обязанности администратора, поэтому сегодня вместо того, чтобы обнимать дочь, мне предстоит весь вечер торчать в прокуренном зале, расточая направо-налево кислые улыбочки и следить, чтобы никакая пьяная свинья не вздумала мутить воду в приличном заведении. Будь моя воля, я бы эту воду сама как следует помутила… Но такой возможности мне больше не представится, раз уж моей глупости хватило на то, чтобы связаться с Трифоновым.

   Нырнув в низкую дверь, ведущую к подсобным помещениям трифоновского притона, я быстренько обошла комнаты, на ходу здороваясь с подтянувшимися танцовщицами, заглянула к уборщице, выкурила с ней вместе по сигарете, заодно выслушала последние новости из жизни «вон тех профурсеток», одна из которых вчера уехала с посетителем клуба несмотря на строгий запрет руководства… Так время прошло почти незаметно, и вскоре в основном зале стало очень шумно.

   Сообразив, что больше отсидеться здесь не получится, я затушила окурок, переместилась в комнату, где обычно переодевались девчонки, и вытащила из шкафа «контрольную» белую блузку захворавшей Наташки. Шмотка была мне велика, но если я останусь в своей футболке, Вадим просто взбесится и хотя бы на один вечер, но превратит мою жизнь в кромешный ад. А если в оправдание я начну искренне заливать насчет того, что его обожаемый клуб – далеко не пафосное первоклассное заведение, каким Вадик его видит, а обычная помойка для обкуренной непривередливой молодежи…

   Вздохнув, я прикрепила к левой стороне груди безымянный бейджик, тоскливо посмотрела на свою мрачную физиономию в отражении зеркала, попыталась выжать из себя улыбку, но в итоге скривилась и, чтобы не расстраиваться понапрасну, выбралась в зал.

   Музыка оглушала, динамики ревели, безжалостно извергая на уши посетителей модный попсовый мотивчик популярной песни, напрочь лишенной малейшего смысла. На мой взгляд, долго это слушать без риска помутиться рассудком категорически невозможно, однако публике, как обычно, все нравилось. Я отошла в угол и остановилась у края сцены; здесь музыка буквально гремела, но пронзительный свет ультрафиолета, противно режущий глаза, почти не доставал. На танцполе оживленно двигались девушки в коротких юбках и блестящих топиках, парни не отставали, ди-джей яростно мотал лохматой головой у пульта управления, задавая общий ритм. Вадима все не было, хотя он обычно всегда приходит в клуб задолго до открытия, тысячу раз перепроверяя каждый угол своего любимого детища. Меня так и подмывало воспользоваться его отсутствием, чтобы улизнуть отсюда и набрать номер мамы, поговорить с Элькой, но Вадик может явиться в любую минуту, и ему очень не понравится, если он вдруг не обнаружит меня в поле своего орлиного зрения.

   Мимо меня бочком протиснулся бармен. Увлеченная поисками Вадима, я заметила его в самый последний момент и едва успела поймать за руку:

   – Лёнчик, где Вадик?

   – А, Никуля… – соображал парень туго.

   – Он здесь, не видел?

   – Конечно, здесь, – Лёнчик посмотрел с недоумением. – Он всегда здесь.

   – Как? – заметно растерявшись, я вновь обозрела толпу за спиной бармена. Вадим, конечно, довольно шустрый тип, но в тяге к славе Гарри Гудини мною замечен пока не был.

   – Он у себя с каким-то отстойным кентом… – Лёнчик сделал странный жест, указав обеими ладонями вниз от собственной груди, вроде как пытаясь описать посетителя Вадика, хотел было сказать что-то еще, но тут его окликнули со стороны бара, и парень поспешил ретироваться.

   А я, наконец, увидела Вадима. Он вышел из своего кабинета, но сначала пропустил вперед невысокого упитанного мужчину в темно-коричневом костюме, выглядевшего здесь, как оживший персонаж Звездных воин в истории о волшебнике Поттере. Я нахмурилась, едва только этот нескладный колобок выкатился из-за массивной двери в глубине клуба. Мужчину мне доводилось неоднократно видеть тут раньше, и каждый раз, случайно натыкаясь на него взглядом, я с удивлением понимала, что он тоже на меня смотрит. Это могло быть просто совпадением, однако я невольно начала выделять его из общей смешанной массы людей.

   Не оглядываясь, Вадим повел своего странного спутника к столикам, и вскоре я вовсе выпустила их из виду. Но спустя каких-то пару минут рядом со мной материализовалась девочка, которая обычно помогала вечно занятому Лёнчику в баре, и сообщила, что босс желает меня видеть.

   Не знаю почему, но в этот момент я насторожилась – должно быть, сработали какие-то внутренние защитные инстинкты. Идти на зов, памятуя о том, что Вадим находится в компании странного мужчины, совсем не хотелось. Пытаясь выбросить из головы беспочвенные опасения, я все же направилась прямиком к столикам и вскоре увидела Трифонова с его спутником на диванах в самом дальнем углу. Заметив меня, Вадик махнул рукой, непрозрачно призывая подойти к ним. Его собеседник, обратив внимание на этот жест, тотчас обернулся и уже не сводил с меня внимательного взгляда, даже не пытаясь скрыть своего интереса, чем вызвал мое немедленное раздражение – зачем же пялиться в открытую? Когда я приблизилась, Вадим подвинулся и хлопнул ладонью рядом с собой, приглашая сесть. Настороженно поглядывая в сторону незнакомца, я опустилась на диван.

   – Ника, – Вадик перевел взгляд на своего спутника. – Познакомься, это Егор Ломов.

   – Очень приятно, – покривила я душой, с трудом выжав из себя дежурную улыбку.

   – Егор хочет с тобой поговорить, моя радость, – продолжил Вадим, попеременно глядя то на меня, то на неизвестного мужчину, чем только добавлял мне поводов для настороженности, которая и без того разрасталась.

   Черт знает, что задумал этот сукин сын. Фантазия у него на редкость богатая, я лично имела возможность в этом убедиться. На всякий случай бросила быстрый взгляд в сторону выхода, хоть это и казалось глупым, а главное, абсолютно бессмысленным.

   – Нет-нет, – негромко воспротивился Ломов, словно разгадав мои скрытые намерения. – Не волнуйтесь, я действительно хочу просто с вами поговорить.

   – И о чем же?

   – Одну секунду, – под моим настороженным взглядом Егор медленно полез в карман своего пиджака. Попутно я успела заметить, что костюм на нем просто шикарный, вещи явно стоят больших денег, быть может и даже наверняка сшиты на заказ, учитывая нестандартность фигуры этого типа.

   Пользуясь тем, что Ломов отвлекся, Вадим немедленно ткнул меня в бок, явно недовольный кислым выражением моей физиономии и моей несговорчивостью – должно быть, Егор очень непрост, либо пообещал моему благоверному солидный профит за неясное мне пока дело, и теперь Вадик из кожи вон лезет, чтобы угодить господину Ломову. Очень хотелось послать Трифонова к черту, подняться и уйти, лишь усилием воли я подавила благие внутренние порывы и осталась сидеть на месте.

   Ломов тем временем извлек чуть смятую у края фотографию, пристально посмотрел на лицевую сторону снимка, перевел задумчивый взгляд на меня, и только после этого положил фото на стол, указательным пальцем придвинув ближе ко мне.

   Не скрою, заинтригованная, я посмотрела с неподдельным интересом.

   – Вы знаете эту девушку? – негромко поинтересовался Егор, тщательно отслеживая мою реакцию на снимок.

   Не удержавшись, я выразительно фыркнула и тотчас отодвинула от себя фотографию.

   – Разумеется.

   – Детка, это твоя чертова близняшка, – не смог сдержать эмоций Вадим, хотя его-то как раз никто ни о чем не спрашивал.

   Вне всяких сомнений, эту фотку он видел сейчас во второй раз, первый – в приватной беседе с Егором Ломовым у себя в кабинете. А удивление такое натуральное, до сих пор не прошло – надо же…

   Ни я, ни господин Ломов не обратили на Вадима никакого внимания.

   – Я слышал, что близнецы с самого рождения имеют особенную связь и остро чувствуют друг друга, – вкрадчиво проговорил Ломов, пялясь на меня так, точно желал проделать дыру промеж моих глаз.

   – Не в нашем случае, – я сложила руки у груди, невольно принимая защитную позу.

   – Вы ведь давно не общались с Лизой?

   – С тех пор, как она укатила учиться в Москву.

   – Одна, оторванная от семьи…

   – К чему драматизировать? Она жила у тети, сестры отца, – говорить о Лизке я точно была не намерена, особенно черт-те с кем, и, посчитав странный разговор оконченным, собралась было подняться, но Вадим резко дернул меня за руку, силой усаживая обратно. Я одарила его недовольным взглядом, на что Вадик лишь мило, с оскалом, улыбнулся. Ломов, казалось, вовсе не заметил нашего краткого обмена любезностями. – Эй, кто вы такой? – вышло громче, чем задумывалось.

   – Я ведь уже представился.

   – Хватит валять дурака, – я не успела продолжить, так как получила очередной тычок от рассерженного Вадима.

   – Ника, я лично знал вашу сестру, какое-то время она работала вместе со мной.

   – Поздравляю, – ехидно проговорила я. – Если вы ее ищете, то напрасно – домой она не вернется.

   – Я приехал именно к вам.

   – Напрасно. Как я уже сказала, мы давно не разговаривали с Лизой, так что если вы хотите обсудить со мной…

   – Мне не нужна Лиза, – интонация, с которой он это проговорил, заставила меня замереть на месте. По телу пробежала легкая дрожь в предчувствии чего-то очень нехорошего, вот только я пока не могла определить, чего именно. – Дайте мне сказать, иначе вы ничего не поймете.

   – Сомневаюсь, что вообще хочу понимать…

   – Слушай, заткнись, а? – с притворной лаской в голосе посоветовал Вадим.

   Стало ясно – в покое меня не оставят.

   – Хорошо, – я показательно откинулась на спинку сиденья и с вызовом посмотрела на Ломова. – Валяйте, говорите.

   – У нас с Лизаветой был договор, – неторопливо начал Егор, полностью сосредоточившись на мне и по-прежнему старательно игнорируя присутствие Вадика. – Я ей доверился, но она не выполнила своих обещаний и исчезла, иными словами, ваша сестра кинула меня в самом разгаре нашей сделки.

   – Да что вы? – нараспев произнесла я, скрадывая набегающую ярость.

   – Ваша сестра способна на такой поступок, – Егор с видимым сожалением развел руками.

   – И при чем тут я?

   – Детка, ты отправишься вместо своей сестрички вот с этим господином и поможешь ему закончить то, что начала твоя Лиза, – как ни в чем не бывало разъяснил мне Вадим, никак не желавший отсвечивать в тени.

   – Что?! – на сей раз я сумела подняться на ноги, но вот уйти мне уже не дали.

   – Никакого криминала, – вторично развел руками Ломов. Выглядел он так, точно мы обсуждали что-то в высшей степени невинное. А между тем я уже понемногу начинала смекать, куда он клонит.

   – Я не собираюсь за нее отвечать, – бросила Егору, выдергивая свою руку из хватки Вадика. – Лизкины дела касаются только ее, но ни в коем случае не меня. Мне плевать, что там у вас с ней за договоренности, слышите? Катитесь-ка вы на хрен, дядя, со своими смутными предложениями…

   – Ника, вы опять ничего не поняли.

   – До нее иногда плохо доходит, – с готовностью подтвердил Вадим, вроде как извиняясь за мое скудоумие.

   Точно, приплатили. И нехило.

   Урод. Кем он себя возомнил? Какого черта?

   – Что, по-вашему, до меня должно дойти? Если Лизка что-то с вами мутила…

   – Детка, никакого интима, – тут же искренне возмутился Вадим, с чувством всплеснув руками. – Я что, похож на терпилу, самолично подкладывать свою девушку под другого?

   – Заткнись! – рявкнула, обернувшись к нему с безудержным желанием влепить ублюдку заслуженную оплеуху. Всему приходит конец, вот и мое терпение уже исходило рваными трещинами. – Ты меня достал, урод, понял? – я в который раз с силой рванула руку из его захвата. – Сколько тебе забашлял этот колобок? За бабки ты мать родную продашь, о себе я вообще скромно помалкиваю. Катитесь к черту вы оба, договаривайтесь между собой как хотите и о чем хотите. Но ко мне даже не приближайтесь.

   – Пятьсот тысяч, – все так же негромко, точно происходящее не имело к нему никакого отношения, проговорил Егор Ломов. Признаться, это меня впечатлило, и я на мгновение замерла, переводя застывший взгляд на невозмутимого колобка, ловко нащупавшего правильную кнопку в нашем бессмысленном и непонятном разговоре.

   – Ну, хватил… – с каким-то даже уважением пробормотал Вадим себе под нос, откидываясь на спинку дивана.

   – Вот, – отмерев, я с готовностью кивнула на ошалевшего столь неожиданным поворотом Трифонова, в голове которого наверняка уже вовсю работал встроенный калькулятор. – Его уже пробрало до печенок. Вы как к мальчикам относитесь, Егор, положительно?

   И тут Ломов захохотал.

ГЛАВА 3

Этот смех, тонкий, неожиданный, бил по ушам хлеще, чем ревущие идиотской попсой здоровенные динамики у танцпола. Быть может, именно поэтому я, вместо того чтобы докончить гневную тираду или попросту развернуться и уйти, подвисла на месте, с недоумением глядя на веселящегося Егора и всерьез опасаясь, как бы его не хватил удар.

   – Вадим, – казалось, Ломов только сейчас заметил этого мерзавца. – Оставь нас, пожалуйста.

   Трифонов нахмурился:

   – Эй, такого уговора…

   – Пожалуйста, – с нажимом повторил Егор, резко перестав веселиться. Наблюдая за ними, я могла бы поклясться, что Вадик в ответ непременно вспылит, быть может, в пылу чувств даже съездит обнаглевшему Ломову по круглой физиономии, но, к моему полному шоку, Трифонов лишь согласно кивнул и ловко выбрался из-за столика. Ну, как есть, свою часть от мнимых пятисот штук он уже успел прибрать к жадным загребущим ручонкам. Чертов потомок Сизифа! (1) Я гневно испепеляла взглядом его спину, пока ушлый Вадик не смешался с толпой, исчезнув из опасной зоны моей видимости.

   – Теперь поговорим серьезно, – буравить взглядом было уже некого, и Ломов без труда вернул себе мое утраченное внимание. – Вам не о чем беспокоиться, никакого криминала и уж тем более интима не предвидится. Лиза добывала для меня информацию, а я платил ей за это неплохие деньги, вот и все. Но две недели назад она исчезла.

   Даже несмотря на то, что на Лизку мне по большему счету было абсолютно плевать, последнее слово из уст Егора прозвучало более чем внушительно, и пропустить его мимо ушей я не могла.

   – Вы сказали – исчезла?

   – Для меня, по крайней мере. Она больше не выходит на связь. Телефон, который я дал вашей сестре, лежал среди прочих вещей в ее съемной квартире. Вот и он, кстати.

   Вновь запустив руку в весьма объемный, как оказалось, пиджак, Ломов извлек оттуда небольшой мобильник в потертом розовом чехольчике и выложил его передо мной. Помедлив, я все же потянулась к телефону и повертела его в руках, не решившись включить.

   – Все подтерто, – продолжил Егор. – Включите, посмотрите, если интересно.

   Пожав плечами, я не стала следовать его совету и предусмотрительно пододвинула телефон обратно к Ломову. Мужчина проигнорировал этот жест.

   – Если мы договоримся, телефон останется у вас.

   – Даже модель паршивая, – я хмыкнула. – На черта он мне сдался?

   – Телефон нужен для связи со мной.

   – А я смотрю, вы не теряете надежды...

   – Вы знали, что Лиза собиралась поступать в театральное училище, но провалилась на пробах?

   Я с неохотой покачала головой. Последние несколько лет я так или иначе избегала любых разговоров о Лизке, ее нынешняя жизнь для меня так же неизвестна и туманна, как небо Лондона, затянутое извечным серым смогом. В свою очередь, сестрица встреч со мной тоже не искала, все ее контакты с семьей сводились к редким звонкам в отчий дом, больше похожим на дежурную проверку связи. Мама безумно радовалась любым вестям от своей второй дочери, но, уяснив, что меня они больше не интересуют, со временем прекратила попытки поговорить со мной о Лизе. Для этого у нее были подруги, папа, в каких-то случаях Элька…

   – Нет. Я даже не знала, что ей могла прийти в голову такая дурь.

   – Быть актрисой? – Егор приподнял бровь.

   – Вот именно.

   – Почему же? Многие молодые девушки мечтают об этом, грезят о карьере, славе и всенародной любви…

   Мне начинало надоедать. Резко подавшись вперед, я сложила локти поверх столешницы и пристально посмотрела в сощуренные глаза мутного субъекта напротив:

   – В двух словах, Егор, или я ухожу.

   – В двух словах, – Ломов тоже уперся в меня придирчивым взглядом. – с Лизой меня свел мой хороший друг, один из членов приемной комиссии театрального училища, куда она так и не попала. Ей очевидно нужна была работа, а я искал девушку, способную справиться с несложной задачей, не задавая лишних вопросов, и ваша сестра показалась мне именно такой. Выслушав мое предложение, она согласилась. Я приложил некоторые усилия, и Лиза устроилась помощницей в дом одного… Но об этом позже.

   Мы с вашей сестрой постоянно поддерживали связь, она регулярно докладывала о результатах своей деятельности, и все было хорошо, пока однажды мне не стало известно о том, что Лиза попросила у хозяина три недели отпуска, якобы решила навестить больную мать. Причем мне об этом она не сказала ни слова. Я уже в курсе, что с вашей уважаемой матушкой все в порядке, но пока я это выяснял, время оказалось упущено, и Лиза пропала. Сначала я пытался отыскать ее своими силами, но тщетно, ваша сестра как сквозь землю провалилась. Зачем она сбежала, почему подвела меня и где, собственно, сейчас находится – неизвестно, но ее отсутствие сулит мне очень большие проблемы.

   – Вы хотите, чтобы я вместо Лизки вернулась в этот ваш… дом? – поторопила, припомнив слова покинувшего нас Вадика.

   Края губ Ломова едва дернулись вверх:

   – Пятьсот тысяч, Вероника.

   – Это уже не ново. Производит впечатление только в первый раз.

   – Хотите сказать, что эта сумма уже не кажется вам достаточной?

   – Пятьсот зелеными?

   Егор заулыбался:

   – Уверяю вас, ваша задача намного проще, чем может показаться.

   Я заколебалась, не зная, что ему на это ответить. Конечно, деньги в моем случае нелишние, но их и близко не хватит для того, чтобы покончить со всем окружающим меня дерьмом и обосноваться где-нибудь подальше отсюда вместе с Эльвирой. С другой стороны, этими бабками можно положить удачное начало нашей новой жизни, обеспечить старт, а дальше я наверняка сумею раскрутиться, найду приличную работу в конце концов. Эти деньги помогут мне сделать долгожданный шаг навстречу своей мечте жить рядом с дочкой, именно к этому я ведь всегда стремилась, и теперь глупо упускать шанс, при том, что другого такого точно не представится. Но есть нюансы… черт.

   Егор мне совершенно не нравился, и это его предложение… Было чересчур много неясностей. Сидя напротив этого человека, я интуитивно ощущала, что лучше бы мне не иметь с ним никаких дел и поскорее убраться отсюда, пока не произошло чего-нибудь непоправимого, но в ушах, переливаясь эхом от одного полушария к другому, все еще звенела озвученная Ломовым сумма. Я ведь действительно могу получить эти деньги, плевые деньги, если соглашусь на сомнительное предложение толстяка закончить что-то там, что не закончила моя сестрица. Но это слишком просто, не может все складываться настолько просто… Совсем некстати мне вспомнился недавний кошмар, тот самый, в котором я убегала от смерти, у которой было мое лицо… Или лицо Лизки?

   – Я предпочту держаться от вас подальше, – наконец, изрекла я, так и не определившись со своими путаными мыслями. – Ищите Лизу, Егор, или обратитесь к своему приятелю, чтобы он подогнал вам другую провалившуюся дурочку, но я пас.

   – Ника, я скажу вам еще кое-что, и, быть может, вы передумаете?

   – Накинете еще сотку?

   – Если сработаемся…

   Вот тут-то я дернулась, вновь почувствовав, как в мою сторону стремительно надвигается нечто из ряда вон паршивое. Егор буквально швырялся деньгами, пусть и на словах, однако все это казалось мне более чем подозрительным. Невольно я подумала о Лизке и возможных мотивах ее спешного бегства от Ломова. Что-то в этой истории однозначно не так. Моя сестра всегда была умной, это я тот самый известный урод в нашем чинном семействе, и сам факт, что Лизка вдруг соскочила на полпути, оставив Егора с носом, уже буквально взывал послать Ломова куда подальше.

   – Я отправил Лизавету в дом Антона Бажутина. Того самого… – прибавил Егор и посмотрел со значением, но, видя, что я не впечатлена, недовольно поджал губы. – Вижу, вам это ни о чем не говорит. Антон довольно популярный писатель… во всяком случае, несколько лет назад его имя было у всех на слуху. Когда-то я мог назвать его своим другом, но теперь все очень сильно изменилось. Антон изменился. Раньше он был таким веселым, общительным, жизнерадостным, но вот уже несколько лет, как мой друг поселился в большом мрачном доме, откуда почти не выходит и ни с кем не общается. Я хочу… Хочу ему помочь.

   – Подсказать телефон эскорт-заведений?

   – Лиза была более тактична, – с неодобрением покачал головой Егор Ломов.

   Что-то вновь неприятно царапнуло изнутри, когда он произнес слово «была», однако я поспешила списать это на случайность, не буквоедствуя без причины.

   – Да, я мог бы пожурить себя за излишнюю доверчивость и забыть о Лизе, найти другую, более сознательную и честную девушку и отправить ее к Антону, но… Это уже ничего не даст. Он слишком тяжелый, слишком закрытый человек, и кого-то чужого просто не будет замечать, понимаете? А Лиза за то время, что проработала в его доме, все же добилась с ним определенных успехов. По ее словам, иногда они с Антоном разговаривали, немного, правда, но в такой сложной критической ситуации это уже кое-что. С трудом, но ей удалось войти в его жизнь.

   – Как поэтично.

   – Вот почему я приехал сюда специально, чтобы разыскать вас. Ника, моя просьба очень проста – замените свою сестру, присмотрите за Антоном и получите за это хорошие деньги.

   – Знаете, меня смущает то, что Лизка… исчезла.

   – Исчезла с деньгами, – недовольно поправил Егор. – Возможно, Антон ее утомил, или она попросту развела меня на бабки, как сейчас говорят. Я был слишком доверчив.

   – На Лизку это непохоже.

   – Вы ведь не общались несколько лет.

   – Допустим… Хорошо, но все это… – я развела руками, пытаясь подобрать верные слова для отображения своих мыслей. – Все это кажется выдуманным, несерьезным. Вы, вообще, сами себя хорошо слышите?

   – Не только слышу, но и прекрасно понимаю, – кисло улыбнулся Егор. – Можете не сомневаться, все, что я делаю – только ради благополучия Антона. Он не посторонний мне человек, и я считаю, что его пора вытаскивать из этой ямы, в которую он сам себя загнал.

   Ничего на это не ответив, я с силой потерла лоб, вновь задумавшись над этим странным предложением. Звучит все же паршиво и не слишком убедительно. Если б не деньги, черта с два Егор наблюдал бы меня сейчас напротив. Деньги, деньги, деньги… Их никогда не бывает достаточно, они исчезают быстрее, чем успеваешь распланировать свои будущие расходы. Неужели я могла бы с такой легкостью срубить сразу пятьсот штук, просто приглядев за каким-то двинутым писакой?..

   Зазвонил мой телефон. Бросив взгляд на экран, я увидела имя Динки и почувствовала, как вся окружающая обстановка начинает расплываться перед моими глазами. Порочная училка младших классов Диана Дмитриевна, ее опасный дружок Валик, сверхмутный Вадим без капли принципов и еще добрых две дюжины всяческого рода сомнительных личностей вокруг меня, готовых продать при первой удобной возможности такому, как Ломов… Пятьсот тысяч. Возможность увезти Эльку подальше от этого безумного сброда и быть с ней рядом, на каждом этапе ее взросления держать мою дочь за руку, помогая преодолевать любые трудности шаг за шагом... Черт. Черт!

   С другой стороны, Лизка ведь соскочила с этого дела, хотя не в ее правилах осмысленно разводить людей и уводить их бабки, не выполнив при этом условленных договоренностей. А сестрица всегда была умнее, лучше, дальновиднее меня.

   – Лиза спала с этим вашим Антоном?

   – Нет. Ее задание заключалось не в том, чтобы переспать с ним, а в том, чтобы стать ему… другом.

   Я криво усмехнулась – ага, другом…

   – Я же сказал, никакого интима, – продолжил Егор, по-видимому, уловив что-то такое в моей реакции. – Вы ненадолго замените сестру, подыграете Антону и получите за это деньги. От вас не требуется ничего сложного, Вероника.

   – Нет, – решение вдруг пришло само собой, и я, сразу испытав от этого невыразимое облегчение, в который раз поднялась с места, теперь уже преисполненная намерения навсегда лишиться общества Егора. – Я не буду этого делать. Выкручивайтесь сами, а у меня здесь своя жизнь.

   Глаза Егора мгновенно превратились в две маленькие щелки:

   – Я бы на вашем месте хорошенько подумал, – вкрадчиво проговорил он, не сводя с меня отяжелевшего взгляда. – Вы мне нужны, и, делая это предложение, я рассчитывал дать вам возможность самой выбрать лучший для себя вариант. Теперь никаких отказов не принимается, Вероника. Сядьте обратно и посмотрите сюда… – в его руке появился уже другой телефон. – Вот это – детский сад, в который ходит ваша дочь; снимок сделан всего полчаса назад одним из моих людей, а это…

   (1) Царь Сизиф за жадность, коварство и обман богов был приговорѐн вечно втаскивать огромный камень на гору в царстве мѐртвых

ГЛАВА 4

Спустя три часа я медленно плелась по узкой каменной дорожке, ведущей к парадному входу небольшого частного дома, в котором жили родители.

   Позади хлопнула дверь автомобиля, негромко заурчал мотор – мои «провожатые» предпочли чуть отъехать, чтобы не мозолить глаза любопытным соседям незнакомой тачкой.

   Ясно дав понять, что мое согласие – всего лишь никому не интересная формальность, Ломов быстро отбросил всю недавнюю деликатность, окинул взглядом мою растерянную испуганную физиономию и выделил мне полчаса, чтобы попрощаться с дочкой и придумать что-то правдоподобное для родителей. В поселок мы отправились на его машине. По пути Егор неоднократно предупреждал меня не делать никаких опрометчивых глупостей, туманно намекая на последствия, но я, конечно, все равно прокручивала в голове самые разнообразные варианты того, как можно было бы обвести его вокруг пальца и не подставить при этом близких людей, но так и не преуспела в поиске конкретного решения.

   По всему выходило, что господин Ломов предусмотрел все, и наш поначалу любезный разговор-замануха гроша ломаного не стоил. Егор и в самом деле всего лишь предоставлял мне шаткую иллюзию выбора, допуская возможность моего добровольного согласия, а когда я приняла неугодное для него решение, легко и просто скорректировал мой выбор в свою выгоду. Иного пути не оставалось. Я могла не рассчитывать на помощь Вадима – ублюдок в два счета убедил меня в том, что это бесполезно; обдолбанным посетителям в его клубе и вовсе не было никакого дела до моих проблем, да и глупо было бы пытаться звать на подмогу кого-то из них. А Егор, внимательно наблюдая за мной, напомнил, что его люди отираются где-то рядом с домом моих родственников, и лишь от меня зависит, войдут они внутрь или останутся дожидаться нас снаружи.

   Фотографии, которые Ломов не без удовольствия демонстрировал мне с экрана своего мобильного, в самом деле были присланы ему чуть более получаса назад, в этом толстый ублюдок не лгал. На одном из снимков я рассмотрела силуэт мамы через окно нашей кухни, на других – садик дочери, гараж отца, в котором они с друзьями вечно чинят чью-нибудь старую развалюху, знакомые виды по пути к родительскому дому… Сомнений в том, что фотографии сделаны недавно, не оставалось, люди Ломова действительно паслись по соседству с моей семьей. И хотя было трудно поверить, что из-за такого пустяка, как мой отказ скопировать Лизку перед каким-то там невнятным писателем, моим близким может угрожать серьезная опасность, рисковать, проверяя наверняка, мне точно не хотелось.

   Я испугалась, конечно, испугалась. За Эльку, маму с папой. Наверное, именно тогда ко мне пришло полное понимание того, что Егор попросту водил меня за нос, ведь если б дело обстояло именно так, как он описал до этого, никто не стал бы прибегать к угрозам. Причина, которую он назвал, звучит несерьезно и попросту смешно. Какой-то нелюдимый писатель, ради которого тип вроде Ломова не гнушается шантажом посторонней девицы. Нет, не думаю; у Егора наверняка имеется цель повесомее, чем желание помочь выпутаться из одиночества некоему мифическому другу, в существовании которого у меня имеются сомнения. Наверняка в свое время толстяк точно так же навешал Лизке лапши на уши, сестрица ему поверила, но постепенно сообразила, что к чему, и решила быстренько самоустраниться, сделав ноги…

   И подставив меня.

   Вот же стерва.

   Я крупно попала – это было слишком очевидно, чтобы питать хоть какие-нибудь иллюзии относительно того, что Егор хотя бы частично сказал мне правду. Можно попытаться улучить момент и позвонить в полицию, но что это даст? Допустим, Ломов не успеет смыться, а стражи порядка изменят своему правилу появляться в момент, когда кулаками уже не машут, и подхватят его под короткие пухлые ручки вместе с теми ребятами, что сидят с ним в машине, но что дальше? Его очень быстро выпустят, так как ничего доказать я, разумеется, не сумею, а верить на слово мне никто не станет, тем более что рассказ мой будет звучать очень и очень неубедительно. Да, вероятно, я выкрою немного времени, но какой ценой? Егор ожидаемо разозлится, и неизвестно, чем обернется его гнев для меня и моей семьи.

   Позвонить Валентину и быстро покаяться, попросить помощи?..

   Нет никаких гарантий, что он вдруг захочет проникнуться моими проблемами и вступит в конфронтацию с Ломовым, не разведав предварительно никаких подробностей. Валик псих, но не круглый идиот; опять-таки, я давненько в опале у его величества, нечего даже мечтать о том, чтобы за пару секунд вернуть себе былую благосклонность. Прежде чем Валентин захочет помочь мне, я должна буду по меньшей мере поваляться у него в ногах в слезном раскаянии, признании своих ошибок и пылком заверении в безоговорочной преданности. Он псих, я же говорю… Нет уж. Нет.

   Время шло, машина неслась вперед, я мучительно колебалась, а решение все не угадывалось, и по всему выходило так, что пока я должна следовать указаниям Ломова. А дальше будет видно.

   Помаявшись перед дверью родительского дома, я трижды постучала и машинально обернулась – автомобиль Егора стоял на другой стороне улицы под тенью раскидистого дерева и отсюда был почти не виден. Я бы точно не заметила его, если б не знала наверняка о том, что он там есть.

   По обыкновению не спросив, кого черт принес на ночь глядя, мама простодушно распахнула дверь и удивленно посторонилась, пропуская меня внутрь.

   – Мы тебя сегодня уже не ждали, – объяснила она, вытирая мокрые руки о цветастый фартук. На тыльной стороне ее ладони я заметила мыльную пену – мама мыла посуду, как всегда игнорируя наличие посудомоечной машины, которую я когда-то с воодушевлением притащила в отчий дом, надеясь, что о мытье посуды вручную мама больше не вспомнит, но нет. Видимо, подчас глупое упрямство передалось мне именно от нее.

   – Я ненадолго, – проговорила, заходя в прихожую и тщательно запирая за собой дверь. Лишь щелкнув замком, я почувствовала, как напряжение под ощущением настойчивого постороннего взгляда слегка отступает.

   – Как это? – не поняла мама.

   – Не останусь на ночь. Я всего на полчасика, мам. Меня отправляют в… срочную командировку, ехать нужно прямо сейчас. Но прежде мне хотелось с вами попрощаться.

   – Какую командировку, Ник? На ночь глядя? Без вещей? В этом вашем клубе…

   – Вещи у меня с собой. Командировка по обмену опытом, – добавила быстро, видя, как стремительно меняется выражение маминого лица. – Это обычная практика, ничего странного. Очередная заморочка Вадима Николаевича. Наш шеф ратует за постоянное повышение квалификации персонала…

   Родителям о своей работе я всегда говорила скупо и обтекаемо, по большей части приплетая к рассказу собственную фантазию, а не реальные факты, весьма далекие от их ожиданий и представлений. Так, следуя полету моего безудержного вдохновения, я занималась организацией праздников в клубе Вадима, который, в свою очередь, слыл в коллективе самым настоящим тираном, самодуром и деспотом; словом, именно таким, каким и должен быть любой уважающий себя босс. В определениях Трифонову я не стеснялась, по-моему, заслуживал он даже большего. Судя по маминой реакции, в мои сказочки она не очень-то верила, прекрасно понимая, что представляет из себя ее дочь, однако позволяла мне проявлять креатив на словах, да и вопросов уже почти не задавала. Наверное, за столько времени худо-бедно смирилась с тем, что обе ее девочки оказались далеки от образцового примера, и вместо того, чтобы пытаться делать выводы на основе своих многочисленных ошибок, с мазохистским постоянством набивали новые шишки о пресловутые старые грабли.

   – Этот Вадим Николаевич тоже едет с тобой? – неожиданно поинтересовалась мама, отходя к раковине, заполненной пеной. Мы уже находились на кухне.

   – Нет, зачем? Ему не нужен обмен опытом, он и без того слишком близок к идеалу. Мам, а где папа?

   – Сегодня футбол. Они все собрались у Семеновых.

   Мама бросила грязную тарелку обратно в раковину и обернулась ко мне.

   – Ник, долго это будет продолжаться?

   Опасный вопрос, с подвохом. Не торопясь отвечать, я рассеянно потерла кончик носа и перевела взгляд на темноту за окном.

   Тем самым окном, через которое люди Ломова незаметно фотографировали мою маму, предоставляя Егору весомый козырь для наших непродолжительных «переговоров». Нахмурившись, я приподнялась над сиденьем и быстро задернула плотную светлую занавеску.

   – Мам, ну что за привычки? Как под микроскопом, честное слово…

   – Окно выходит во двор, там никого нет и быть не может. Не увиливай от ответа.

   – Что ты хочешь услышать? – я тяжело вздохнула. – Долго ли будет продолжаться что именно? Моя работа? Образ жизни? Поиски себя? – хмыкнула, не дождавшись ее реакции. – Я не знаю, мам.

   – Очень удобно, правда?

   Нет, нисколько.

   – Мне бы и самой хотелось понять, где и в какой момент я свернула не туда, но, боюсь, ответ нам с тобой все же известен. Давай не будем об этом, ладно? Элька уже спит? – попыталась было сбить маму с толку, на что она поджала губы и вновь отвернулась к раковине.

   – Спит, конечно.

   – Я хочу ее увидеть, – поднявшись со стула, я направилась к двери.

   – Не разбуди, – недовольно буркнула мама мне вслед, но препятствовать не стала.

   Я тихо, едва ли не на цыпочках прошла по узкому коридору и остановилась у двери, ведущей в Элькину комнату. Много лет назад эта спальня принадлежала мне, и дочке досталась, можно сказать, по наследству. Дверца была прикрыта неплотно; я толкнула ее внутрь и замерла, услышав короткий скрип, а затем с трудом просочилась в образовавшийся проем так, чтобы больше не поднимать шум. В помещении было темно, но сквозь незашторенное окно ночные светила пропускали достаточно света, чтобы я сумела подойти к кроватке дочери, не задев попутно ни одной игрушки.

   Элька сладко сопела, с удобством устроившись на боку и подбив под кудрявую голову мягкую подушку с зайчатами. Левой рукой прижимала к груди легкое одеяльце такой же веселой расцветки. Заботливо прикрыв ее выставленную из-под покрывала ножку, я опустилась на кровать рядом с дочерью и какое-то время просто смотрела на нее спящую. Нечасто мне выпадали такие моменты.

   Мне едва стукнуло двадцать, когда я узнала о том, что беременна. Серьезности во мне было немногим меньше, чем сейчас, оттого новость оказалась весьма неожиданной и испугала, конечно – я сама еще была несмышленой девчонкой, и неминуемая ответственность за чужую жизнь вызвала во мне трепетный ужас в совокупности с целым ворохом сомнений. Я понятия не имела, что делать. Я вовсе не была уверена, что сумею стать своему ребенку хорошей матерью. Меня ощутимо передергивало от одного этого слова – мать… Такого чужеродного и бесконечно далекого, если пытаться применить его ко мне.

   Будущее, еще недавно простое и понятное, как-то в один миг стало сомнительным и туманным, возможные перспективы растворились перед обрушившейся на меня реальностью и необходимостью сложного выбора. Настало смутное время. Я потерялась. Но разговор с мамой и Лизой, долгий, трудный и очень напряженный, чудным образом все решил; страшная неизвестность вдруг незаметно обернулась для меня маетным ожиданием моего маленького чуда, а попеременно вспыхивающие мысли о том, чтобы пойти на отчаянный шаг, отступили, словно их никогда не было.

   Странное дело – я больше не сомневалась в своем решении оставить этого ребенка. Я захотела его. Захотела стать ему настоящей матерью, пусть даже все еще плохо представляла, что кроется за этим нехитрым определением.

   К тому же рядом со мной были самые близкие люди, всегда готовые помочь и оказать необходимую поддержку – мои родители, будущий муж, любимая сестра, с которой мы с самого детства всегда и везде были вместе…

   А потом все как-то стихийно покатилось к чертям, после длинной череды ударов и потрясений я осталась один на один со своими многочисленными проблемами, а тех, кто еще недавно являлся неизменной составляющей моей жизни, унесло далеко за пыльную обочину.

   Все с самого начала пошло не так. Будь моя воля, я многое бы поменяла и сделала по-другому, но теперь, задумываясь иногда о собственной несуразной жизни, я неизменно вздрагиваю от одной только мысли о том, что у меня могло не быть моей Эльки. Совсем. Не знаю, что бы я делала без своей любимой девочки, ведь она – мой смысл, мой оплот, мое будущее; она – та часть меня, которая всегда будет жить, как бы тошно порой не приходилось. Моя дочь, маленькая крошка с темными глазками-бусинками, мое хрупкое счастье, посланное мне кем-то свыше даже несмотря на то, что я ее точно не заслуживала.

   Элька – та самая единственная причина, по которой каждое новое утро мне не хочется проверить крепость своей дурной головы в соприкосновении с ближайшей стеной.

   Легко, почти не касаясь я провела ладонью по каштановым волосам дочери, убрала ей за ухо выпавшую прядку, наклонилась и поцеловала ее в мягкую щеку. Элька что-то забормотала сонно, двинула рукой, которой прижимала к себе одеяло, но так и не распахнула глаз. Я осторожно прилегла рядом с ней, обвила рукой скрытое за зайчатами тело и замерла в таком положении, слишком остро чувствуя, как секунда за секундой утекает мое ограниченное время. Там, в машине, всего в нескольких метрах от нас ждут трое мужчин. Они ждут, когда я выйду из дома, чтобы увезти меня в неизвестность, от которой не приходится ждать ничего хорошего. И я добровольно поеду с ними, хоть и понимаю заранее, что ничего путного из этого не выйдет.

   Я бы очень хотела остаться здесь, с Элькой, в тепле и безопасности, но мне этого попросту не позволят. Если б на моем месте сейчас оказалась Лизка, она наверняка попыталась бы найти иной выход, я же никогда не умела изворачиваться с целью избежать неприятностей, предпочитая сталкиваться с ними напрямую, этим и отправила свою жизнь под откос еще много лет назад…

   Эльвира засопела и неожиданно разлепила сонные глазки, в глубине которых тут же мелькнуло едва различимое удивление:

   – Мама?

   – Я тут, зайчик.

   Она очень забавно сморщила нос и улыбнулась:

   – Ты все-таки приехала?

   Вместо ответа я нашарила ладонью ее маленькие пальцы и сжала почти неощутимо, шепнув:

   – Я очень по тебе соскучилась.

   – Я тоже по тебе, – улыбаясь, она коснулась пальцами моей щеки. От легкого прикосновения щуплой детской ладошки по моему телу разлилось приятное ощущение тепла.

   – Когда ты проснешься, меня уже не будет рядом, – задумчиво проговорила я, пристально глядя в ее темные глаза, такие же, как мои собственные. – Но я обязательно вернусь к тебе, зайчик. Очень скоро.

   – Значит, ты мне сейчас снишься? – сонно пролепетала Элька, медленно моргая.

   – Наверное… да.

   – Мамочка, не уходи, – попросила она, даже не догадываясь, как больно сжалось мое сердце от этих слов. – Я не хочу, чтобы ты уходила.

   – Сейчас мне нужно будет уйти, – прошептала я, крепко сжав ее ладонь, которой Элька перебирала мои волосы. – Но я вернусь, зайчик, очень скоро к тебе вернусь, и мы будем играть с тобой целый день, хорошо? Помни об этом, когда проснешься. Мысленно я всегда буду рядом с тобой. Всегда и везде.

   Я не сводила с нее глаз, чувствуя, как теснее переплетаются наши пальцы. Негромко вздохнув, Элька скосила глаза на наши ладони и опустила ресницы, вновь понемногу уплывая в сон.

   – Я люблю тебя, мам.

   – И я тоже… – возникло идиотское желание разреветься, послать все к черту и просто остаться с ней, что бы это ни значило. – Я так сильно люблю тебя, зайчик мой, так люблю…

   С силой зажмурившись, я замерла, прислушиваясь к тихому дыханию моей дочери, но спустя несколько секунд снова открыла глаза. Эльвира тихо посапывала, на ее губах цвела счастливая улыбка. Пальчики, крепко обхватывающие мою ладонь, медленно разжались, и это явно был знак тому, что мне пора идти. В последний раз проведя рукой по мягким волосам дочери, я подоткнула под подушку одеяло, поцеловала Эльку и осторожно, стараясь не потревожить ее хрупкий сон, поднялась с постели. Каждый шаг до двери казался непосильным испытанием – как обычно, я покидала дочь с тяжелым сердцем. И все же теперь ситуация была иная.

   Я понятия не имела, в какого рода дерьмо вляпываюсь с разбегу, но очень хотела верить, что сумею выполнить данное Эльвире обещание и вернуться к ней как можно скорее.

   Просто – вернуться.

   Прикрыв вновь скрипнувшую дверь комнаты, я развернулась и быстрым шагом направилась по коридору к прихожей. С той самой секунды, как Элька неожиданно открыла глаза и посмотрела прямо на меня, в моей груди поселилось острое щемящее чувство тревоги, тяжелый камень образовался из остаточных пород где-то в самом сердце, которое билось, точно рыба, попавшая в сети. По непонятной причине я ощущала себя предательницей, хотя и понимала, что при всем желании никак не могу остаться.

   На самом деле нужно было думать раньше, пока была такая возможность…

   Мама догнала меня у самой двери, положила ладонь мне на плечо в тот момент, когда я уже схватилась за дверную ручку. Резко развернувшись, я едва не столкнулась с ней нос к носу, от неожиданности попятилась и стукнулась спиной о входную дверь. Мама замерла в нерешительности, таращась на меня во все глаза и явно не понимая, какого черта со мной происходит. Я тоже не шевелилась, не представляя, что вообще ей теперь говорить.

   – Ты даже не попрощаешься? – с преувеличенным спокойствием спросила мама, сложив руки у груди и чуть вздернув подбородок; злилась.

   – Пока, – прохрипела чужим, абсолютно не своим голосом. В глазах защипало еще сильнее, и я спешно отвела взгляд, опасаясь разразиться глупыми слезами прямо здесь, при ней, и окончательно все испортить.

   – Ника, – мама вновь оказалась совсем близко, ладонью обхватила мою щеку, вынуждая меня смотреть прямо на нее. – Ник, что происходит? Почему ты… плачешь?

   – Нет! Конечно, нет. Я не… Мам, – я всхлипнула, понимая, что не могу больше отыгрывать дешевую невозмутимость. Каменное выражение маминого лица тотчас сменилось непривычной растерянностью, а затем и вовсе смешалось за мутной слезливой пленкой, затянувшей мне весь обзор.

   – Девочка моя, – мама обняла меня, прижав к себе и рассеянно погладив по спине. – Расскажи мне, что случилось? Что с тобой происходит?

   – Н-нет… не обращай внимания. Все нормально, – пробормотала сквозь слезы, неосознанно теснее прижавшись к ней и крепче обхватив руками за талию.

   – Нормально? Но почему ты плачешь?

   – Не знаю. Все хорошо, правда. Просто я… не хочу оставлять ее надолго, понимаешь? Вот и все, черт возьми. Вот и все…

   – Так не оставляй, в чем проблема? Давай прямо сейчас позвоним этому твоему Николаевичу, и ты откажешься от своей бесцельной поездки, а еще лучше и от работы заодно. Папа будет просто счастлив, вот увидишь… Можно ведь найти какой-то оптимальный вариант, Ник. Зачем мотаться непонятно где и постоянно быть вдали от дома, от дочери, если можно раз и навсегда все устроить?

   – Как устроить, мам? – мои слезы давно намочили ее домашнее платье, а я все никак не могла успокоиться, хоть и делала слабые попытки прекратить этот нелепый слезливый поток, кусая изнутри щеки, жмурясь, даже задерживая дыхание.

   – Достаточно только твоего желания. Я ведь уже говорила, мы с папой поможем тебе с работой. У папиного знакомого… Да и вообще…

   – Гараж? – невесело хмыкнула я.

   – Почему сразу гараж?

   – Да, еще хлебокомбинат впридачу…

   – Хлебозавод, – поправила мама.

   – А есть разница?

   – Да нет.

   – Извини, мам, – отстранившись от нее, я принялась совершенно по-детски тереть глаза, начисто позабыв о нанесенной еще днем косметике. – Я об этом подумаю, обещаю, но сейчас не та ситуация и не то время. Поехать придется так или иначе, это обговаривалось даже не со мной, а… – я замолчала, не сразу найдясь с правдоподобным продолжением. – Ладно, в общем. Черт… – буркнула, увидев черные разводы от туши на своей ладони. – И вот это дерьмо они называют водостойким?!

   – Умойся, Ник, – сдержанно посоветовала мама.

   – Да уж, – я двинулась было к ванной, но почти сразу остановилась и вновь посмотрела на нее. – Мам, скажи, а ты… давно разговаривала с Лизкой?

   – С Лизой? – уточнила спокойно, будто я спросила о чем-то привычном и не вызывающем ни малейшего удивления, хотя это далеко не так. Последние несколько лет имя сестры произносилось только в мое отсутствие, и вот я сама называю его вслух. Вот что ты сделала, гребаная идиотка… – Дай-ка подумать… Лиза звонила где-то с пару недель назад.

   – И как?

   – Что – как?

   – Что она говорила? Все ли у нее в порядке?

   – Да, кажется. Она говорила, что хочет отдохнуть, поэтому какое-то время будет без связи, чтобы никто не дергал по пустякам. Вроде бы она собралась куда-то уехать. Я пыталась расспросить подробнее, но разве много по телефону расскажешь? Звонок был недолгим, Лиза очень куда-то спешила, совсем как ты, – мама покачала головой.

   – И это все?

   – Ты хочешь услышать что-то конкретное?

   – Нет… Просто… Она мне снилась, – выдала нехотя, понимая, что должна как-то обосновать свой внезапный интерес к жизни сестрицы. – Хорошо, что у нее все хорошо.

   Снаружи раздался пронзительный автомобильный гудок; мама не придала ему никакого значения, а я чертыхнулась про себя, понимая, что мое время на исходе. Егор дал понять, что больше ждать не намерен. К счастью, хотя бы приступ моей незапланированной истерики закончился очень быстро, и я снова более-менее способна держать себя в руках.

   – Ник, ты бы позвонила ей, – нерешительно предложила мама, ошибочно истолковав маетность в моем взгляде.

   Я вновь положила ладонь на дверную ручку.

   – Пока, мам. Увидимся, когда я вернусь из командировки.

   – Ника! Куда ты с таким лицом? – крикнула она мне вслед, и я вторично чертыхнулась, вспомнив, что выгляжу сейчас на редкость паршиво. Но возвращаться, чтобы привести себя в относительно нормальный вид и тем самым злоупотребить терпением Ломова я не стала – лишь махнула рукой на прощание и спешно побежала по каменной дорожке к улице.

   – Вы сражаете наповал, – буркнул Ломов, мельком покосившись на меня в зеркало заднего вида, после чего чем-то зашуршал в бардачке и перебросил мне пачку влажных салфеток. Я не сумела поймать, и упаковка шлепнулась на колени сидящего рядом со мной немногословного типа. Тот поторопился передать ее мне. Я взяла не глядя, вытащила сразу две салфетки и молча принялась стирать с лица темные потеки туши.

   Машина тронулась с места.

ГЛАВА 5

Криво усмехнувшись, Вадим вытащил из ладони невидимого мне человека пачку купюр и что-то тому сказал, деловито указав подбородком в мою сторону. Продал, сукин сын. Он… меня… продал? Неловко попятившись, я развернулась с намерением бежать отсюда сломя голову, пока не поздно, но в этот момент кто-то подхватил меня под локоть. Я дернулась испуганно, встретившись взглядами с одним из молчаливых парней Ломова, и будто бы издалека услышала поскрипывающий голос самого Егора:

   – Поднимайтесь, дорогая, нас с вами ждут великие дела.

   Пальцы, тесно сжимавшие мой локоть, понемногу разжались; я заворочалась на смятой от беспокойного сна простыни, кое-как разлепила глаза и обомлела. Господин Ломов нависал надо мной, уперев руки в округлые бока и таращась на меня взглядом заботливой нянечки, чересчур опекающей вверенное ей на попечение взбалмошное дитя. Размышляя, сильно ли он разозлится, если прямо сейчас послать его прямым курсом, я села в постели и потерла щеку тыльной стороной ладони.

   – Вы не слишком утруждаете себя манерами, – заметила, решив немного потянуть время.

   – А вы не слишком стараетесь быть любезной, но я дал себе слово не обращать внимания на некоторые… трудности в наших с вами коммуникациях, – парировал Егор, слегка выпрямив спину.

   – И кто, по-вашему, создает эти самые трудности? Вчера вы пообещали мне безопасность, но как я должна себя чувствовать, зная, что в любой момент ко мне в комнату может вломиться кто угодно, а я могу быть… да хотя бы не одета?

   – Я – не кто угодно, – наставительно изрек Ломов, глядя на меня с нескрываемой насмешкой. – К тому же, вам вовсе не следует меня опасаться. За всю свою жизнь я повидал немало женских тел, и, поверьте, ваше – не самое привлекательное.

   – Да идите вы к черту, – раздраженно бросила я, смутно понимая, что не должна чересчур распаляться, пока не знаю точно, в какую из богатого спектра разновидностей дерьма угодила на сей раз. – И вообще, убирайтесь отсюда, дайте мне одеться.

   К моему изумлению Егор не стал спорить, кивнул коротко и, подхватившись, в самом деле укатился за незапертую, но прикрытую дверь скудно обставленной комнаты. Тотчас я вскочила с постели и, попутно удивляясь тому, что вообще сумела как-то уснуть в незнакомом месте, быстро натянула на себя вчерашние шмотки. За неимением расчески пригладила пальцами спутанные волосы, подождала пару минут и вышла следом за Егором.

   Толстяк обнаружился сразу за дверью.

   – Послушайте, – хмуро сказала я, придерживая ладонью круглую ручку. – Мне нужно умыться.

   – Все, что пожелаете, дорогая. Вторая дверь слева.

   Ничего не ответив, я прошла мимо Егора дальше по коридору в указанном направлении. Ванная обнаружилась там, где и сказал Ломов, пребывающий в каком-то подозрительно хорошем расположении духа, что нервировало, конечно – поди угадай, какая гадость вертится в голове этого странного типа, так и не пожелавшего раскрыть мне свои тайные планы на мой счет.

   Спустя каких-то пятнадцать минут я сидела в залитой светом просторной комнате, по обстановке напоминающей столовую, совмещенную с кухней, пила крепкий кофе и пыталась запихнуть в себя слишком сладкую пышную булку с кремом. Егор с комфортом расположился напротив и сверлил меня взглядом, перед ним стояла нетронутая чашка с таким же кофе, но по отсутствию интереса к еде я сделала вывод, что позавтракать мой… наниматель успел еще до моего пробуждения.

   Похититель. Вот кто он. Но можно ли считать его таковым, если я сама села в машину к Ломову? Наверное, то, что я стремилась увести опасность подальше от дома безоружных родителей и дочери не имеет особого значения, ведь так или иначе я нахожусь здесь… по своей воле?

   – У вас не найдется сигаретки, а? – поинтересовалась я, испытывая стойкую потребность закурить, и тут же увидела, как на лицо Егора наползает искренний ужас.

   – Никаких сигарет! Лиза не курила.

   – Умрет здоровой, что тут скажешь.

   – Забудьте об этом, никто в доме ни в коем случае не должен унюхать от вас запах табака!

   – Да я такими темпами на стены полезу…

   – Дорогая, меняйте привычки, или мне стоит напомнить вам о том, что выбора у вас нет?

   – Вы обещали, что не тронете мою семью, – нахмурилась я, ожидая услышать подтверждение, но Егор только пожал плечами:

   – Все зависит от вас, Вероника. Будьте благоразумны и послушны, забудьте на время о том, что вы очень деятельная особа, и следуйте установленным правилам. Тогда вашей семье ничего не будет угрожать.

   – Да? И как я могу быть в этом уверена?

   – Ну, право! Я похож на душегуба? Зачем мне брать лишний грех на душу, если мы с вами и без того ладим, как по-вашему?

   – Черт знает, что вы из себя представляете…

   – Так! – он хлопнул ладонью по ляжке, решительно заканчивая поднятую мной тему, и только теперь соизволил сделать короткий глоток из своей кружки. – Чем раньше мы начнем, тем быстрее закончим, и вы сможете вернуться обратно к своей семье.

   Удивительно, но хотя бы в этом наши мысли сходились.

   – Итак, я должна буду заменить Лизку… – с воодушевлением начала я, демонстрируя Ломову свою инициативу и готовность к сотрудничеству.

   – Именно. Ваша сестра предпочла увести мои денежки и сорвать наши договоренности, так что когда она, наконец, появится, вы разберетесь с ней сами за все эти… неудобства, возникшие исключительно по ее вине. Но сейчас ваша задача состоит в том, чтобы никто из обитателей дома, куда вы отправитесь уже совсем скоро, не распознал подмены.

   – И как вы это себе представляете? Да, у меня такая же рожа, но я не видела Лизку чертовых несколько лет и даже не знаю, как она может себя вести, как говорит, одевается, в конце концов…

   – Поскромнее вашего, – с неудовольствием изрек Ломов, окинув поверхностным взглядом мои вещи. – Закрытые платья, юбки до колен, кофты, самые обычные брюки без всех этих новомодных дырок на коленках…

   – Слушайте, дырки на коленках – это уже давно не модно. Вы здорово отстаете от трендов, – не утерпела я, невольно опустив взгляд на свои колени, проглядывающиеся сквозь дизайнерские дыры на джинсах, и почувствовав что-то наподобие обиды от таких нелицеприятных характеристик из уст Ломова, пусть даже из него такой себе модник.

   – Хотите подискутировать со мной на эту тему?

   – Уж увольте.

   – Тогда идем дальше. Одежда, которую носила Лиза, должна была остаться в ее комнате в доме Антона, так что, думаю, проблем с гардеробом у вас не возникнет. Волосы у нее потемнее ваших, но я боюсь не угадать с оттенком, значит, оставим, как есть. Если кто-то из обитателей дома проявит интерес, скажете, что решили поменять прическу, в этом никто ничего подозрительного не увидит. Вот только…

   – Что? – настороженно спросила я после небольшой паузы.

   – Она разговаривает совсем по-другому, – Егор озадаченно потер затылок ладонью. – Лиза производила впечатление скромной интеллигентной девочки, решившей подзаработать, чтобы не зависеть от своей семьи, которой и так приходится очень туго…

   – А я? Какое впечатление произвожу я?

   – Вульгарная хамка, – Егор развел руками, словно извиняясь за прямоту. – В вас напрочь отсутствует чувство такта, присущее вашей сестре. Вы слишком прямолинейны, Антону это придется не по нраву.

   – По-моему, этот ваш Антон…

   – Наш, – твердо перебил Егор, не дав мне договорить до конца. – Теперь он наш с вами. Объект нашего общего интереса, понимаете, Вероника? Хотя думаю, лучше начать называть вас Лизой, чтобы не путаться, да и вы должны будете привыкнуть к этому имени.

   – Лизой. Отлично, – хмыкнула я, на деле не усмотрев в этом ничего хорошего.

   – Как я уже говорил вам, Антон – писатель. В прошлом он был довольно успешен, таких частенько называют баловнями судьбы, ведь кажется, что сам мир создан исключительно для того, чтобы вертеться у ног счастливчиков с незамутненным будущим. Но все имеет свойство заканчиваться, и Антон очень резко перестал мелькать в центре всех массовых событий, переехал на окраину города, поселился в довольно странном доме вместе со своим дедом и свел к минимуму все внешние контакты.

   – Что же с ним случилось? – невольно заинтересовалась я.

   – Понятия не имею, – нахмурившись, Егор пожал плечами. – Он очень изменился, стал совершенно другим человеком, добровольно отрезав себя от всего живого.

   – Вот так, без всякой причины?

   – Я не сказал, что причины нет, она мне попросту неизвестна. Вы можете не перебивать?

   – Да, конечно, сколько угодно, – могла бы, расшаркалась в подтверждение своих слов. Отодвинув от себя пустую кофейную чашку, я откинулась на спинку мягкого стула и с показательной готовностью принялась внимать словам Ломова.

   – Волей неизвестности я тоже оказался в числе тех, кого Антон исключил из круга своего общения, поэтому уже довольно давно не слышал от него никаких вестей. Поначалу я пытался задавать ему вопросы, хотел выяснить, что с ним происходит, но все впустую. А потом у меня не осталось даже такой возможности. Я больше не вхож в его дом, да и не только я… По необъяснимой причине Антон разорвал все свои прежние связи. Теперь он не покидает стен этого жуткого стеклянного дома…

   – Стеклянного? – не утерпела я, за что тут же словила предупреждающий взгляд и быстро кивнула: – Ладно, ладно...

   – Стеклянного, – недовольно повторил Ломов. – Скоро вы сами увидите. Дом из стекла – довольно оригинальная и сумасбродная затея, но средства позволяют этой семье воплощать в жизнь любые причуды. И вообще, если так поразмыслить, то ничего странного тут и нет. Стекло очень красивое, правда?

   – Наверное.

   – Лиза помогала Антону в работе – так как сам он не покидает свой дом, ему необходим помощник для всяких мелких поручений за его пределами. Ничего сложного от вас не потребуется, как правило, это вполне посильные задания вроде похода в канцелярские магазины или помощь в сборе материала для его новой книги. Несмотря на то, что с писательством он вроде как завязал, как и со всем остальным, Лиза рассказывала мне, что в данный момент Антон все же занят некоей новой историей. Также ваша сестра совершала незначительную работу по дому, такую как…

   – Готовка? – пробормотала я обреченно.

   – Нет, еду готовит управляющий, Лазарь.

   – Уже радует.

   – О, поверьте, Лазарь вас уж точно не обрадует, – Егор прицокнул языком. – Этот дотошный старикашка – наша с вами проблема номер один, слишком въедливый и подозрительный. Он в курсе всего, что происходит внутри дома, так что с ним вам необходимо быть всегда начеку. Лазарь очень любит Антона и опекает его похлеще Евгения – это его дед.

   – Подытожим… Значит, мне придется иметь дело с вашим чокнутым нелюдимым приятелем Антоном, его дедом и старым управляющим с дурацким имечком?

   Ломов нахмурился, но все же кивнул.

   – Воодушевляет, – задумчиво протянула я. – Не знаю, как на практике, но теория мне уже не нравится… А что насчет цели, Егор? Какова моя – точнее, ваша цель?

   – Наша, Ника. Цель у нас с вами тоже общая. Все очень просто – мы с вами должны помочь Антону. Он загнал себя в ловушку, и я уверен, что его необходимо оттуда вытаскивать. Он слишком одинок, но к Лизе, кажется, уже начал привыкать. С ней ему комфортно, кроме того… Какая-то другая, новая девушка может не прижиться. А Лиза – уже проверенный и беспроигрышный вариант. Она должна к нему вернуться, – Егор выдержал паузу и покосился на меня с неодобрением, добавив: – Просто будьте рядом с Антоном, если ему что-то понадобится. Присматривайте за ним со стороны. Отмечайте все, что покажется вам мало-мальски интересным, запоминайте, рассказывайте обо всем мне. Но только не вздумайте трепать при нем мое имя!

   – Кто бы сомневался, – фыркнула я, приглядываясь к Егору с нарастающим подозрением. – Иными словами, из большого человеколюбия и альтруизма вы помогаете своему бывшему другу обрести новых друзей ценой угроз семьям этих самых друзей?

   – Ника, Ника! – взмахнул руками колобок. – С вашими родными все будет в полном порядке, даю вам слово. Но только если вы будете честно и добросовестно исполнять наш уговор и не допустите никаких ошибок вроде той, что отколола ваша сестра. Уверен, вам это вполне по силам.

   – Мне бы вашу уверенность…

   – Я буду звонить вам на мобильный Лизы, а вы будете докладывать мне обо всем, что посчитаете хоть сколько-нибудь стоящим внимания.

   – Все чудесатее и чудесатее… Значит, я должна стать другом непонятному типу, у которого явные проблемы с башкой, а заодно шпионить за ним день и ночь, чтобы потом докладывать вам о каждом его шаге? – приподняла я бровь.

   – Нет, – Егор залихватски улыбнулся. – Ночью вы можете спокойно спать, Антон не страдает бессонницей или лунатизмом.

***

И началось… Зевая от скуки, я покорно повторяла за Ломовым самые невообразимые тупые фразочки, не слишком пытаясь попасть в тон, который ушлый колобок запомнил у моей сестры. Позволяла облачать себя в дурацкие длинные платья с рукавами и отсутствием глубокого декольте, а потом с изумлением таращилась на свое отражение, отказываясь верить в то, что у Лизки настолько кошмарный вкус на тряпки. Рассматривала фотографии сурового седовласого мужчины с крупным волевым подбородком, по наводке Егора определяя его как Евгения Аркадьевича Бажутина, дедушку Антона. При имени Лазарь решительно указывала на карточку с изображением лысеющего пожилого мужчины в странном велюровом костюмчике светло-коричневого цвета. Что же касается самого Антона… Фотографии, демонстрируемые мне Егором, оказались очень старыми, за последние годы писатель, по-видимому, в самом деле одичав, не делал никаких новых снимков, и для меня по-прежнему оставалось загадкой, как он сейчас выглядит.

   На оказавшихся в моем распоряжении немногочисленных фотографиях был запечатлен довольно красивый темноволосый мужчина из тех, на которых сложно не обратить внимания. Было в нем нечто неумолимо притягивающее взор, что-то таинственное и нераспознаваемое, идущее вразрез с тем стремным образом, который успел навязать мне толстяк Ломов своими байками. Я смотрела в глаза писателя, глубокие, со светлыми вкраплениями серого, отражающие что-то мне неподвластное, и против воли ощущала растущий интерес, мне хотелось взглянуть на него вживую теперь, спустя несколько лет с того дня, как были сделаны эти снимки. Не думаю, что он сильно изменился, хотя как знать. Затворничество вряд ли идет кому-то на пользу.

   И все же, позволяя все дальше вовлечь себя в эту непонятную историю, я ни на секунду не забывала, что Лизка, моя разумная сестрица, внезапно соскочила с дела даже несмотря на присутствие в нем таинственного красавчика с кучей денег. В то, что она попросту облапошила излишне доверчивого Егора, я по-прежнему не слишком верила – кто угодно, только не Лизка, нет… Такое не в ее стиле и совсем на нее не похоже. Она честная, хоть и порядочная дрянь… Да, парадокс, два в одном, и я даже не представляю, как это в ней сочетается.

   Лизка что-то учуяла. И сбежала.

   Неудивительно, я тоже чую явный подвох, все эти странные пляски Егора вокруг писателя пахнут отвратно и отдают чем-то не слишком законным, но, в отличие от сестрицы, мне не оставили иного выбора, кроме как принять участие в грядущей смутной авантюре. Лизке было нечего терять, мне же в открытую угрожают безопасностью родителей и дочки, и это, черт возьми, более чем весомый повод пустить под откос собственную жизнь, только бы отвадить тучу, нависшую над отчим домом. Тем более что я так или иначе собираюсь разобраться в том, что происходит, выпутаться из ловушки Егора и всенепременно вернуться.

   Из меня вышла паршивая мать, но я обязана сдержать слово, данное моей крошке, даже если мне придется переворошить кверху дном неведомое осиное гнездо из стекла, куда меня подталкивает Егор. Ради Эльки я смогу выдержать что угодно, как выдерживала раньше все то дерьмо, в котором вынуждена была вращаться большую часть своей жизни.

   Я справлюсь, обязательно. Что бы ни готовила мне судьба. Я выдержу.

   И вернусь домой.

   Преисполненная решимости, я захлопнула альбом с фотографиями обитателей стеклянного дома, отодвинула его на самый край низкого столика и направилась к двери с намерением отыскать Егора.

   В небольшом частном домике с двумя этажами, куда меня привезли сразу после моего визита в дом родителей, царила подозрительная тишина, на какую-то долю секунды мне даже показалось, что здесь, кроме меня, больше никого нет. Но это невозможно, Егор не настолько дурак, чтобы оставить меня без присмотра, кто-то из его людей наверняка пасется на первом этаже. Мне достаточно приблизиться к двери, и кто-нибудь обязательно вывернет наперерез, в этом можно даже не сомневаться. Никто меня отсюда не выпустит, пока дело не будет сделано.

   Я принялась спускаться по лестнице, ожидая, что в любой момент покажется кто-то из людей Ломова и развернет меня обратно, однако ничего не происходило. Странно… Неужели в доме и правда никого больше нет? Боясь поверить в собственное везение, я наугад заглянула в несколько попутных комнат, дошла до помещения, в котором не так давно мы пили кофе с Ломовым, и осторожно сунулась туда. Никого. И тихо так… неестественно тихо, неправдоподобно даже. Что происходит? Почему за мной никто не присматривает, если я для них такая ценная птица? Хотела было войти в комнату и подойти к окнам, чтобы оценить обстановку снаружи, как вдруг застыла у двери, взглядом наткнувшись на яркое красное пятно, резким контрастом выделяющееся на светлом коврике возле обеденного стола. Раньше его абсолютно точно тут не было.

   – Черт… – пробормотала сквозь зубы, мельком оглядевшись и вопреки увещеваниям здравого смысла просачиваясь внутрь помещения. Приблизившись к пятну, я опустилась на корточках и легонько провела пальцем по измазанным ворсинкам ковра. Отвернула ладонь, посмотрела. Подушечка указательного пальца окрасилась красным.

   Я медленно поднесла ладонь ближе к лицу.

   Кровь. Это кровь.

   Б***во. Что здесь творится?!

   С гулко бьющимся сердцем я быстро оглянулась за спину, но никого не увидела. Осоловелым взглядом снова уставилась на мокрое ярко-красное пятно на ковре и лишь теперь медленно, очень медленно повернула голову вправо, боковым зрением уловив что-то инородное за стульями, тесно придвинутыми к обеденному столу. Это… ботинок? Мужской ботинок черного цвета, не слишком чистый – вчера всю ночь шел сильный проливной дождь. Как под гипнозом я выпрямилась и сделала несколько неуверенных шагов в том направлении. Обогнула стол, опустила взгляд ниже и с силой стиснула обеими ладонями непроизвольно раскрывшийся рот.

   На полу, прямо за ножками высоких стульев, лежал один из виденных мною ранее парней Ломова – тот самый, который передавал мне пачку влажных салфеток в машине. Сейчас глаза его были широко распахнуты, пустой взгляд без единой капли жизни уперся куда-то далеко за потолок. На лбу парня зияла широкая царапина, из которой все еще сочилась кровь – видимо, он рассек голову при падении, потому что причина смерти очевидно была иной. Я видела, что его футболка с левой стороны насквозь пропитана кровью.

   Его застрелили совсем недавно, а я была рядом и ничего не слышала… Зато убийца наверняка слышал меня. Он знает, что я здесь. Он тоже… все еще должен быть где-то тут.

   Я заморгала, сильнее стискивая рот ладонями в попытке удержать рвущийся наружу крик, интуитивно развернулась, и тут же что-то неясное, некая хмурая черная тень за моим плечом с невероятной силой обрушилась на меня, погребая собой все мысли и чувства. Неотвратимо стирая сознание.

***

Я слышала голоса; кто-то совсем близко переругивался, нещадно мешая брань с нормальными человеческими словами. Все вокруг бешено тряслось, матерную ругань то и дело перебивал звук работающего автомобильного мотора, и какое-то время мне всерьез казалось, что я сошла с ума, и все эти адские звуки воспроизводятся только в моей голове, набатом лупят по раскалившимся нервам. Я даже зажмурилась в бессилии, съежилась всем телом, заслонила лицо обеими руками, неосознанно ища спасения от страшного шума. Задергалась, пошевелила слипшимися ресницами и вдруг поняла, что все происходящее – вовсе не бред и не галлюцинация от постоянных недосыпов.

   Все это – действительность.

   – Лиза! – громкий окрик откуда-то спереди дал понять, что мое возвращение к ошеломляющей реальности не осталось незамеченным.

   Осторожно приподняв гудящую голову, в свете постоянно сменяющих друг друга уличных фонарей я смогла рассмотреть взбудораженного чем-то Егора, сидящего на пассажирском сидении. Перегнувшись назад, он таращился прямо на меня, что-то говорил и активно жестикулировал своими пухлыми ручонками, явно раздражаясь от того, что я никак не могу включиться в происходящее и ни хрена не понимаю, что он пытается мне донести.

   Одну минуту…

   Я полулежу на заднем сидении знакомой машины, рядом со мной хмурится тип из нехитрой свиты Егора. За рулем шофер, рядом с ним сам Ломов. Очень злой – привычную невозмутимость на его малоприятной круглой физиономии напрочь стерла ярость, стихийно перетекающая в самое неподдельное бешенство.

   Шестеренки в моей голове заворочались быстрее.

   – Лиза, мать твою! – проорал Егор, мельком оглянувшись на вид за лобовым стеклом.

   – Ч-что? – пробормотала осоловело, еще не совсем придя в себя, но Егору на это было плевать.

   – У нас нет времени. Быстро переодевайся.

   – Что? – в изумлении я повела головой по сторонам и тут же наткнулась на суровый взгляд парня рядом.

   – Мозги вруби, курица! – рявкнул до сего момента более чем деликатный Ломов.

   – Девчонке по голове съездили, – попытался было вступиться за мою тормознутость парень со мной рядом, и я впервые испытала к нему прилив самой искренней благодарности. На секунду даже захотелось попросить у него сигарету… крепко съездили, похоже.

   – Заткнись! Плевать мне на ее голову. Вещи ей передай, – скомандовал Егор, ткнув подбородком куда-то вниз к нашим ногам. На автомате я проследила взглядом за его движением, но в темноте ни черта не смогла там рассмотреть.

   Парень наклонился, покопался немного в тесном пространстве между передним и задним сиденьями, вытянул оттуда какой-то шуршащий пакет и сунул мне в руки. В крайнем непонимании я покосилась на него, не сразу догадавшись заглянуть внутрь.

   – Черт! Да вытряхни уже ее из этих шмоток, иначе я за себя не ручаюсь, – заорал Егор.

   – Эй! – я машинально придвинулась вплотную к двери со своей стороны, давая понять, что не позволю к себе прикоснуться, и для верности медленно покачала головой. – Черта с два.

   – Тогда сама переодевайся, дура!

   – Что происходит? – попыталась все же внести какую-то ясность. – Вы что, спятили?

   – Не твоего ума дело, что происходит! Шмотки в зубы и переодевайся, Лиза.

   – Я не…

   – ПЕРЕОДЕВАЙСЯ, ЛИЗА.

   – Я не Лиза!

   Выпалила на одном дыхании… Все остальное произошло слишком быстро для того, чтобы я могла хоть как-то вмешаться в ход мимолетных событий. Перегнувшись назад, Егор схватил меня за волосы и рывком дернул на себя, да так сильно, что я взвыла от резкой боли; из глаз тут же посыпались искры, а в уголках наметилась предательская влага. Не слишком церемонясь, Ломов припечатал меня лицом к спинке своего сиденья, и пока я усиленно пыталась прийти в себя, хватая губами улетучивающийся воздух, зло процедил в мое ухо пару нехитрых фраз, суть которых сводилась к тому, что мне лучше слушаться его, пока я не лишилась значительной части своих зубов. Он оказался весьма убедителен; черт его знает, что тут подействовало… Я испугалась. Здорово перетрусила, видя, какие дела творятся вокруг. Тот парень в доме, его убили, я собственными глазами видела тело, а теперь машина с нами несется неизвестно куда, Егор зол, как тысяча чертей, рвет и мечет – от былой интеллигентности не осталось ни малейшего следа.

   – Надень это, – тихо посоветовал парень рядом, настойчиво впихнув в мои дрожащие руки злосчастный пакет. Более не рискуя ввязываться в заведомо провальные споры, я кое-как качнула растрепанной головой и, до боли закусив губу, послушно принялась стаскивать с себя майку.

   В зеркале заднего вида поймала заинтересованный взгляд водилы и мысленно выругалась. Переодеваться в быстро движущейся машине, в которой, в тому же, находятся какие-то неизвестные мне отморозки, даже не думающие отвернуться, было чертовски унизительно и метко било по моей расшатанной самооценке. Ужасно хотелось провалиться сквозь землю, только бы не испытывать всего этого унижения, не ловить на себе засаленных взглядов незнакомых ублюдков, не слышать их раздражающих голосов… Сцепив зубы, я подумала об Эльке, которая наверняка сейчас спит в своей теплой постели, ожидая моего возвращения, и посоветовала себе не обращать внимания на происходящее, а просто делать то, что велит разозленный толстяк, потому что сейчас у меня нет другого выхода. Только послушание.

   Провались пропадом Лизка со всеми ее поехавшими дружками!

   Я натянула на себя спешно извлеченное из пакета серое платье с рукавами до локтей, и только после стащила с ног грязные джинсы. Лишь убедившись, что я-таки переоделась, Егор одобрительно кивнул, успокаиваясь, и с вымученным стоном откинулся на спинку своего сиденья. А я таращилась на его затылок, усиленно пытаясь выбросить из головы непреодолимое желание всадить в его кресло острый нож, глубоко, по самую рукоятку, чтоб ублюдка наверняка проняло.

   Никакого ножа у меня не было, как и мыслей относительно того, что делать дальше. Отрезвленная недавней вспышкой гнева Ломова, я даже не знала, могу ли спросить, куда мы едем, без риска нанести ущерб своей красоте сломанным носом или парой отнюдь не лишних зубов.

   Егор просто взбесился, что, в общем-то, было понятно – кто-то расправился с его человеком, днем, на его же собственной территории. Но я скорбеть с этой компанией не собиралась, их темные дела касались меня мало, а вот проблемы, которые они влекли – почему-то напрямик, и с этим нужно было что-то делать, пока меня не затянуло в самый эпицентр чужих грязных игр.

   Или… уже затянуло?

   – С тренировками покончено, мы едем к Антону, – уже совсем другим тоном проговорил Егор, не поворачивая головы. Услышав такое, я вновь беспокойно заерзала на сиденье:

   – Постойте, как это – едем к Антону? Но я ведь еще не готова…

   – Готова. Лиза, – последнее слово он процедил сквозь зубы. – Пригладьте волосы, а то вы похожи на пугало.

   – Мне не дали взять косметичку.

   – Она вам и не нужна, достаточно просто пригладить волосы. И уясните, что Лиза почти не красилась в доме Антона.

   – Я так не привыкла.

   – Запомните, дорогая, ЛИЗА не ввязывается в заведомо провальные споры, – холодно отчеканил уже в полной мере владеющий собой Егор.

   – Вы так хорошо осведомлены обо всех ее привычках! Может, тогда лучше вам сыграть ЛИЗУ? – съязвила я и тут же прикусила язык, но поздно. Однако, вопреки моим ожиданиям, новой вспышки ярости удалось избежать. Егор быстро установил контроль над собственным гневом и теперь пикировал любые мои провокации, только передернул плечами от моих слов, но так ничего и не ответил.

ЧАСТЬ 2. СТЕКЛЯННЫЙ МИР

ГЛАВА 1

Я в нерешительности остановилась у высоких кованых ворот, за которыми виднелся потрясающей красоты дом, выполненный будто бы действительно из тонкого прозрачного стекла. На фоне подернутого белесой дымкой рассвета это место создавало впечатление мимолетного видения, которое вот-вот исчезнет, растворится бесследно, словно его никогда не было. Мне казалось, что дом из стекла – на редкость сумасбродная причуда, ведь он должен быть очень хрупким и неустойчивым, однако при взгляде на эти стены как-то сразу становилось ясно, что если кому из местных мальчишек придет в голову шальная мысль поэкспериментировать с их крепостью, вряд ли хозяева понесут ощутимые убытки за ремонт.

   Зябко поежившись, я расправила подол серого Лизкиного платья, в которое мне пришлось переоблачиться в машине Ломова, и пригладила к плечу распущенные волосы. Мне ужасно не хотелось представлять, как я выгляжу в этом тряпье и без косметики, но Егор, окинув меня на прощание взглядом с головы до ног, вроде остался доволен, короткий вздох с его стороны не считается. Мне вручили предусмотрительно собранную дорожную сумку, в которой, как я уже поняла, нет ничего путного, и указали верное направление, после чего машина, доставившая меня на место, умчалась прочь, подняв за собой густое облако дорожной пыли. А я за неимением альтернативы двинулась в нужную сторону, готовая уже к чему угодно, даже к тому, что никакого стеклянного дома там не найду, пока не увидела воочию это чудо, впечатляющее нетипичной красотой, от которой у меня перехватило дыхание.

   Неужели мне придется провести в этом месте какое-то время? Меня вообще туда пустят?

   Я нервничала все сильнее и ничего не могла с этим поделать. Крепче перехватила ручки дорожной сумки и вновь подняла глаза на виднеющийся впереди дом неведомого писателя.

   Светало.

   Егор сообщил между делом, что ранний автобус как раз идет по маршруту в это время, так что вопросов у обитателей стеклянного дома возникнуть не должно.

   Зато возмущений – сколько угодно.

   Вздохнув обреченно, я потянулась к выпуклой кнопке звонка, надавила и с замершим от волнения сердцем принялась терпеливо ждать, пока кто-нибудь не соизволит выйти и проверить, кого там принесло в такую неприличную рань.

   В голове, не переставая, вились одни и те же беспокойные мысли – что за люди живут там, за этими высоченными воротами? Какие они и чего следует от них ожидать?

   Со своего места я хорошо видела, как распахнулась входная дверь стеклянного дома, и оттуда выкатился невысокий, слегка полноватый мужчина в уже отмеченном мною на фотографиях коричневом велюровом костюме. Вот и Лазарь. Егор предполагал, что на территорию дома меня впустит именно управляющий. Интересно, его забавный костюмчик – сменный, или Лазарь стирает его на ночь, чтобы к утру любимый наряд был уже полностью готов к дневной носке?

   Заметив меня, Лазарь всплеснул руками и, мгновенно замедлившись, с вальяжным видом побрел к воротам, тем самым полностью оправдывая опасения Ломова в том, что управляющий – существенная проблема в нашем общем деле.

   Видимо, с этим типом просто не будет. Дядька точно себе на уме, я таких сразу вижу.

   Приблизившись к надежно запертым кованым створкам, управляющий окинул меня внимательным взглядом и махнул ладонью в сторону калитки, давая понять, что откроет ее, а вовсе не ворота. Определенный резон в этом был. Мысленно досадуя на собственную невнимательность, я перехватила дорожную сумку другой рукой и двинулась в указанном направлении.

   – Доброе утро! – завела бодрым тоном, но мой порыв был подавлен на корню.

   – У тебя еще целый день в запасе, могла бы и не спешить, – хмуро пробурчал Лазарь, явно недовольный моим бесцеремонным вмешательством в его потревоженный сон. Вместо ответа я неопределенно пожала плечами, протянула было ему не слишком тяжелую сумку, но быстро опустила руку – управляющий, дернув для верности запертую калитку, ходко направился к дому, не обратив на меня никакого внимания.

   Очень галантно, черт возьми.

   У его хозяина должен быть еще более паскудный характер. Не знаю, каких соображений придерживалась сестрица, но я вот совсем не уверена, что моего терпения с этими людьми хватит надолго.

   Словно в ответ на неосторожные мысли перед моими глазами вновь возник образ лежащего на полу тела убитого парня, и я живо помотала головой, мысленно посоветовав себе не фантазировать и оставаться начеку.

   Придержав очевидно тяжелую входную дверь, управляющий великодушно пропустил меня в темный холл, после чего развернулся и запер замок, как и в случае с калиткой подергав туда-сюда серебристую дверную ручку. Я раскрыла было рот с намерением завести разговор, но не успела проронить ни слова – обернувшийся Лазарь сурово указал куда-то за мою спину, буркнув:

   – Давай, отдохни пару часиков, нечего впустую колобродить по дому. У Евгения Аркадьевича сегодня очень много важных дел, ему нужно как следует выспаться.

   – Нужно, так нужно, – не стала я спорить, хотя в ответ вполне могла бы задвинуть непродолжительную речь о своих делах, которые тоже требуют ясной головы в совокупности с твердым рассудком. – А свет здесь принципиально игнорируется?

   – Принципиально. И какая нужда дернула тебя притащиться так рано?

   Вопрос не требовал ответа. Неустанно качая лысеющей макушкой и позевывая, Лазарь скрылся за одной из имеющихся в холле дверей, а я, покосившись на сумку в своих руках, развернулась в противоположную сторону. Если Егор ничего не напутал, именно там находится комната, отведенная Лизке.

   Безумно красивый стеклянный дом, готовая композиция для лирической картины под названием «Приют романтичного отшельника», внутри оказался мрачным логовом вечной стылой тьмы. В каждом последующем помещении, куда я попутно заглянула, стены были отделаны тканью холодных темных тонов, полы уложены паркетом, громоздкая мебель в сочетании золотого с черным – красиво, но, как по мне, слишком давит на психику. Впрочем, вкусы – такое растяжимое понятие, с которым обычно не спорят. Наверняка обитателям дома просто нравится пудрить свои и чужие мозги нарочитой демонстрацией пестрой роскоши, впрочем, я бы не удивилась, если такая обстановка в самом деле способствует повышению жизненного тонуса странноватых хозяев.

   Мысленно подбодряя себя тем, что пока все вроде бы идет хорошо, и никто не собирается вот так, сходу бросаться на меня с обвинениями в подмене или покушаться на мою безопасность, я завернула за широкую витую лестницу, ведущую на второй этаж, и, припомнив наставления Егора, юркнула за обнаружившуюся тут же незапертую низкую дверцу.

   Я оказалась в небольшом помещении, сильно отличающимся от тех комнат, в которые мне довелось заглянуть. Сразу напротив двери расположилось большое окно, под ним – горизонтально к стене – односпальная кровать, застеленная простеньким светлым покрывалом с пестрыми кисточками. У изголовья постели висела прямоугольная картина, изображающая что-то абстрактное и не слишком симпатичное, но наверняка очень сложное, оттого недоступное пониманию случайной малообразованной девицы вроде меня. Но я охотно поверю в то, что Лиза могла всерьез восторгаться этой безвкусной мазней, сестрица всегда была малость с присвистом.

   Слева – тумбочка кремового цвета, на ней пустая ваза, под которой кто-то заботливо разложил белую вязаную салфетку, справа – невысокий комод, предназначенный для хранения вещей, на нем светильник с выпуклой темной ножкой. Довольно миленько. Никаких броских золотистых и черных тонов, от которых рябит в глазах. Быстро оценив обстановку, я приткнула сумку к ближайшей стене и первым делом заглянула в ящик тумбочки – пусто. С комодом повезло больше; как и предсказывал Егор, внутри оказались вещи, которые носила Лиза. Я покопалась среди неброских платьев, разочарованно качая головой и уже представляя, как глупо буду чувствовать себя в этих нелепых шмотках.

   Блин, Лизка никогда не носила такое убожище…

   Мы с сестрой примерно одинаковой комплекции. Несмотря на то, что мы похожи, как пресловутые капли воды, это не мешало Лизке выглядеть потрясно в тех вещах, которые на мне сидели хуже, чем на несчастной корове седло. Когда-то мама объяснила это тем, что у меня начисто отсутствует вкус. Смириться с таким заявлением оказалось непросто, и в отместку я, недолго думая, вышвырнула все свои немногочисленные платья, заменив их джинсами, корсетами и штанами из кожи. Лизка немного прибалдела, а мама только лишний раз утвердилась в своем мнении. Конечно, несмотря на внешние проявления протеста резким суждениям, в глубине души я была с ней согласна – что отрицать, врожденное чувство стиля обошло меня стороной. Но разве могла я убедить Егора в том, что в вещах Лизки буду выглядеть по-дурацки, как пугало, затянутое в мешок, если ему попросту не видно разницы между двумя сестрами-близнецами?

   Держу пари, Элька бы не сразу узнала меня в таком виде…

   Интересно, могу ли я ей позвонить? Егор ничего не говорил о моих возможных контактах с семьей, к тому же, один короткий звонок дочери вряд ли сыграет для него какую-либо роль. Или все-таки сыграет? А если я своим безрассудством навлеку опасность на свою семью со стороны тех неизвестных, которые застрелили парня из охраны Ломова? Как ни прискорбно, но я уже попала в поле их зрения и, вероятно, интереса своей сомнительной связью с этими людьми. Быть может, обо мне уже начинают наводить справки.

   Черт, черт, черт…

   Лизка, какая же ты дрянь.

   А если с ней что-то случилось?..

   Бред, ничего не могло с ней случиться, сестрица просто сбежала подальше от надвигающихся проблем, жестко подставив меня при этом, вот и все. Она слишком ушлая и изворотливая, чтобы позволить каким-то типам прижать себя, недаром ведь собиралась податься в актрисы. Даже странно, что она не прошла отбор; при известном желании изобразить Лизка способна что угодно, уж кто-кто, а я не раз в этом убеждалась.

   Но что-то все же не давало мне покоя, мешало перестать думать о сестрице и том, куда она могла запропаститься и почему, черт ее подери, допустила, что в ее дела оказалась втянута я. Мне очень хотелось узнать ответ хотя бы на один из многочисленных вопросов – лучше получить лишнее подтверждение несомненной подлости моей темной близняшки, но точно знать, что она в порядке, и ей не угрожает опасность.

   Кажется, не так уж мне наплевать на судьбу Лизы.

   Размышляя, я не переставала рыться в Лизкиных вещах, но так и не нашла ничего стоящего хоть капли внимания. Сбегая отсюда, сестрица тщательно почистила за собой возможные следы? Или же ей кто-то здорово с этим помог... Переворошив все имеющиеся в комоде шмотки, я выругалась сквозь зубы, устало присела на край заправленной постели и минуту-другую просто сидела без движения, тупо таращась в прикрытую дверь. Затем подтянула к себе дорожную сумку и выложила из нее заботливо подготовленные Егором вещи в нижний ящик вместительного комода, воочию убедившись, что ничего нормального он туда не положил. И сигарет никаких нет, конечно. Понятия не имею, надолго ли меня хватит.

   Что ж, я здесь, отступать больше некуда. Я узнаю, что случилось с моей сестрой в этом доме, даже если мне придется грубо нарушить правила, единолично утвержденные господином Ломовым, и переориентироваться на свои.

***

Громкий стук в дверь самым грубым образом выдрал меня из сна; оказывается, даже несмотря на нервное перенапряжение мне все-таки удалось задремать. Вскочив с нерасправленной постели, я приблизилась к двери, распахнула ее и тотчас смогла наблюдать на пороге Лазаря с сурово поджатыми губами.

   – У тебя что, часы не работают? – ворчливо поинтересовался управляющий, бросив мимолетный взгляд за мою спину вглубь комнаты.

   – Барахлят, наверное, – не слишком толково отмазалась я. – А что, труба уже зовет? Сколько времени?

   – Половина девятого, – едко процедил Лазарь, сканируя меня до трясучки дотошливым взглядом. Можно было не сомневаться, что увиденное не доставляло ему ни малейшего удовольствия. – Я сообщил Антону о том, что ты вернулась.

   – А… Здорово. Спасибо, в смысле, – черт, что я несу?

   У Лазаря, по-видимому, промелькнула та же мысль.

   – Поднимись к нему, – велел управляющий, давая понять, что не намерен попусту торчать на пороге отведенной мне каморки, пока я раскачиваюсь ото сна. – И поторопись, он с самого утра в неважном настроении.

   Замечательно.

   – Эй, – торопливо окликнула я уже повернувшегося спиной Лазаря. – А где он?

   – Тебе следует приобрести пилюли для стимуляции мозговой деятельности, – помедлив, заметил вредный управляющий. Я уже поняла, что Лазарь не станет мне ничего подсказывать, однако он, похоже, решил проявить несвойственное ему великодушие, все же соизволив ответить. – Разумеется, Антон в своем кабинете. Как обычно.

   И, посчитав выше своего достоинства продолжать трепать языком в столь непритязательном обществе, Лазарь бодро засеменил к двери, сквозь которую я проходила пару часов назад, когда искала Лизкину комнату. Его светло-коричневый велюровый костюмчик как магнитом притягивал к себе мой взгляд, я просто таращилась в спину управляющему и отмерла, только когда он совсем скрылся из виду.

   Притворив дверь, я вернулась обратно в комнату с намерением привести себя в порядок перед знаменательной встречей с великим.

   Еще немного, и я его увижу.

   Черт… несмотря на тщательную моральную подготовку, внутри противной липкой дрожью пробивалось все нарастающее волнение, я действительно волновалась, будто от исхода встречи с хозяином стеклянного дома зависела по меньшей мере чья-то жизнь. Усмехнулась нервно собственным несуразным мыслям, припомнила пару веселых случаев из своей обширной биографии, надеясь хоть немного отогнать беспочвенные тревоги, но тщетно – покидая комнату, я отметила, что мои ладони исходят мелкой дрожью.

   Проклятье!

   Вобрав в грудь больше воздуха, я смело двинулась к лестнице – кабинет, в котором, согласно сведениям Ломова, писатель Антон Бажутин имел обыкновение торчать едва ли не сутками напролет, располагался на втором этаже. Преодолев последнюю ступеньку, я вскинула голову с намерением осмотреться и от неожиданности пару раз отчетливо моргнула – до того атмосфера, окутавшая пространство второго этажа, контрастировала с мрачной эстетикой первого.

   Здесь было слишком много света. Переизбыток белого.

   Стеклянный дом полностью оправдывал свое прижившееся название именно здесь, интерьер первого этажа лишь вводил в заблуждение возможных неискушенных гостей и, вероятно, служил своеобразным тестом. Тут же, наверху, все было по-другому. Огромные широкие окна пропускали внутрь такое безумное количество света, что приходилось щуриться в навязчивой тревоге ослепнуть и безвозвратно утонуть в сиянии белого дня. Только теперь, обезоруженная и дезориентированная, я поняла, что холодный и темный первый этаж нравится мне куда больше этого искрящегося великолепия. Как хорошо, что Лизке отвели каморку именно внизу, там все же намного уютнее и… спокойнее.

   Перед дверью из беленого дуба со стеклянными вставками, сквозь которые решительно ничего не просматривалось, я буквально впала в ступор, отчего-то никак не решаясь протянуть руку и постучать. Просто постучать. Да что за черт?.. Я вроде не из самого робкого десятка, но проклятый Егор все же добился своего путаными рассказами о неведомом Антоне – теперь любой вероятный контакт с этим типом заведомо воспринимается мною, как что-то таинственное, требующее особого внимания и отдачи. А я-то самоуверенно считала себя достаточно стойкой к чужим манипуляциям…

   Усмехнувшись, я решительно стукнула пару раз по двери, затем нажала на золотистую ручку и сунулась внутрь.

   Не слишком высокий, чуть выше среднего роста мужчина с отросшими черными волосами замер у широкого окна, стоя спиной к двери. Я не сразу заметила его, так как кабинет, под завязку заполненный дневным светом, оказался очень просторным, и мой любопытствующий взгляд вначале прошелся по длинным книжным стеллажам, письменному столу без наличия на нем компьютера или ноутбука, мягким глубоким креслам с низким кофейным столиком посередине, пушистому ковру в тон к светлым серым стенам… И когда я подняла глаза от пола на невнятное черное пятно у окна, то порадовалась, что Антон так и не соизволил обернуться на предшествующий моему появлению стук; выражение растерянности с моего лица успело исчезнуть.

   – Входите, Лиз, – негромкий и довольно приятный мужской голос положил конец моему замешательству в дверях.

   Кивнув, будто Антон мог меня видеть, я прошествовала к письменному столу и теперь ненавязчиво рассматривала все, что не могла разглядеть с прежнего расстояния.

   – Хорошо, что вы вернулись, – прошелестел хозяин, поворачиваясь ко мне в профиль, так что я по-прежнему не видела его лица. – Как дела у вашей матери?

   – Более-менее, – ответила, припомнив наскоро, что Лизка вроде как отпрашивалась для того, чтобы навестить больную мать. Надеюсь, ядовитый язык сестры не навлечет на нашу маму реальных проблем со здоровьем… как и мой собственный. – Врачи забили ей тумбочку кучей лекарств и теперь настоятельно рекомендуют соблюдать покой.

   Антон кивнул степенно, так и не развернувшись ко мне лицом, сложил руки у груди и посмотрел куда-то себе под ноги. На всякий случай я тоже посмотрела – пусто, если не считать роскошного светлого ковра.

   Мой первый краткий отчет Ломову: объект без всякого интереса рассматривает ковер, признаков агрессии не проявляет.

   Вряд ли колобок ожидает от меня чего-то подобного, но в следующий раз хотя бы постарается озвучить свои пожелания в более доступной форме.

   – Я думал о вас, – прошелестел Антон, все еще не торопясь радовать меня своим вниманием. – В нашу последнюю встречу вы выглядели очень встревоженной. Я рад, что все обошлось.

   Повисло непродолжительное молчание. Несколько растерявшись, я не сразу сообразила, что можно сказать в ответ. Поблагодарить его за участие? Попытаться ускользнуть от разговора?

   – У меня есть для вас небольшое поручение, – вновь заговорил Антон, более не касаясь темы здоровья моей якобы захворавшей мамули. – Думал, что придется обращаться к Лазарю, но вы же знаете, как он не любит покидать дом. Однако теперь вы здесь, значит, все в порядке.

   – К вашим услугам, – пробормотала я, таращась на него почти не мигающим взглядом.

   Отвечать он не спешил. Качнувшись, отошел от прежнего места, развернулся спиной к окну и направился к письменному столу, то есть прямиком ко мне, раз уж я тут стояла. Лишь теперь мне представилась возможность получше рассмотреть хозяина стеклянного дома.

   Внешне Антон казался значительно моложе, чем был на самом деле, он выглядел почти моим ровесником, и в первые пару секунд это здорово сбило с толку. Мужчина, чей возраст, по моим скромным подсчетам, подкатывал к тридцати пяти, в реальности выглядел едва ли не юным мальчишкой. Неплохое телосложение, что не скрывал даже старомодный длинный пиджак черного цвета, к слову, весьма странный выбор для плюсовой апрельской температуры. Того же цвета брюки, вполне современные, такие довольно популярны среди тех же завсегдатаев в клубе меркантильного Вадика. Темные волосы, трехдневная щетина, придающая приятному, в общем-то, лицу писателя излишне суровое выражение. Глаза какого-то ненатурального оттенка с опущенными вниз уголками, выдавали отчетливое равнодушие Антона ко всему, что происходит вокруг, в том числе и ко мне.

   Под моим взглядом писатель величественно опустился в кресло с высокой спинкой, пододвинутое к письменному столу, и принялся рыться в разбросанных как попало бумажных клочках, методично разыскивая нужный. Я ненавязчиво придвинулась ближе, так, чтобы хорошо видеть все его нехитрые манипуляции руками, но наблюдала больше за несменным выражением лица Антона, тем, как сосредоточенно его глаза бегают по заполненным синими чернилами строчкам. И все же необычный у них оттенок… Может, он носит линзы? С какой стати ему это делать? Согласно сведениям Егора, этот человек несколько лет не покидает пределов стеклянного чудачества архитекторов. Он торчит тут целыми днями, и я сомневаюсь, что сюда к нему приходят толпы гостей. А менять цвет глаз только ради того, чтобы произвести впечатление на черствого сухаря Лазаря, по-моему, невероятная глупость.

   Он просто рисуется, отметила с раздражением, не зная точно, к чему именно оно относится. Ясно было лишь, что Антону удалось вызвать на себя мой интерес, не прикладывая к тому особых усилий. Но интерес мой носил чисто информативный характер, мне было любопытно узнать, кто такой Антон Бажутин на самом деле, что он вообще за человек, почему живет в подобном месте и с какой стати, собственно, на своем примере продвигает в массы позицию убежденного отшельника? Здоровый красивый молодой мужчина без видимых проблем… какие дьяволы заставляют его начертить крест на собственном будущем и запереться в этих стенах?

   Я наблюдала за тем, как ловко руки писателя перетасовывают ненужные бумаги, машинально отмечая, что у него красивые широкие ладони и короткие ногти без признаков грязи под ними. Да, видимо, за последнее время ничего тяжелее пишущей ручки он в них не держал…

   – Вот, – Антон, наконец, обнаружил искомое в груде листов, мельком пробежался глазами по строчкам, после чего протянул листок мне. Я взяла и в точности отразила его последнее действие. – Отправляйтесь в библиотеку и поищите для меня эти статьи. Я указал там, наверху, в каких журналах они могут быть.

   Что? Статьи? Пойти в… библиотеку, реально? Журналы?

   Чего он от меня хочет?

   В безоговорочном изумлении я медленно перевела взгляд с краткой инструкции на невозмутимого Антона.

   – Вы хотите, чтобы я принесла вам журналы?

   – Статьи. Можете снять копии с журнальных страниц, насколько я знаю, в библиотеке предоставляют такую возможность. Вы сами говорили, что ксерокс там точно есть. Но если вам нечем себя занять, и вы хотите потом относить назад кипу журналов – валяйте.

   – Не то чтобы я бралась вас учить... Но не кажется ли вам, что заполучить любую интересующую вас статью можно гораздо проще и быстрее?

   Откинувшись на спинку своего кресла, Антон с видимым интересом посмотрел на меня в ожидании продолжения.

   – Интернет, – выпалила я, мысленно увещевая себя не злиться на убогого самодура, который, быть может, даже не в курсе, что человечество давным-давно вступило в двадцать первый век со всеми благами автоматизации. – Любую статью из вашего списка можно без проблем отыскать в интернете.

   Антон, не мигая, смотрел на меня все с тем же нечитаемым выражением, и под этим его взглядом я вдруг стушевалась, начиная чувствовать себя круглой дурой. Хотя, если так разобраться, правота моих слов налицо. Кто в наше время ходит по библиотекам? Зачем? Что там вообще делать?

   – Ладно, – быстро пошла я на попятную, видя, что мои слова не достигают цели, – если хотите, я сама этим займусь, заодно могу показать вам, что именно нужно делать, чтобы…

   – Здесь нет интернета, – сдержанно проговорил писатель.

   Я едва успела проглотить рвущийся наружу закономерный вопрос, ответ на который Лиза, чью роль я так бездарно пыталась исполнить, не знать попросту не могла.

   – Может, стоит подключить? Это совсем несложно. К тому же, вся возня с подключением окупится безграничным доступом к любой интересующей вас информации. При помощи интернета вы сможете найти все, что только пожелаете, даже…

   – А вот теперь вы действительно беретесь меня учить.

   – Извините, – бросила с притупляемой злостью, машинально сминая в кулаке листок с инструкцией писателя. – Не хотите – как хотите. Я тогда лучше пойду. В библиотеку. Мало ли… Пока все страницы вам перекопирую…

   И, высоко вздернув подбородок, я с достоинством прошествовала к двери, борясь с сильным желанием обернуться и прибавить к сказанному еще парочку слов покрепче. Это же надо… Что за придурка подсунул мне Егор? Этот Антон, похоже, самый настоящий псих, хоть и весьма удачно маскируется под нормального. Он даже хуже противного Лазаря, управляющий хотя бы не строит из себя черт-те кого, он весь, как на ладони, и просчитать его – дело пары минут. Этот же тип…

   Странный. Невозможный. Себе на уме.

   Статьи ему нужны. И непременно из библиотеки. В бумажном, мать его, виде.

   Неустанно качая головой, я ввалилась в свою комнату и, основательно порывшись среди стремных Лизкиных шмоток, вытащила синюю юбку до колена и светлую блузку без рукавов. Переоделась, мысленно не переставая материться на застывший в голове образ сумасбродного писателя. Он здорово меня задел, причем я не понимала толком, как именно, ведь Антон в разговоре со мной был более чем корректен. И все же чем-то не на шутку цепанул, мгновенно вызвав во мне целый вихрь из смешанных эмоций и впечатлений.

   Интернет ему, видите ли, не нужен. Мамонт. Как он еще не выродился?

   Да и я хороша. Меня же вроде как для этого и нанимали, слушаться и беспрекословно исполнять поручения босса, даже если они дурацкие… Чего, спрашивается, лезть в чужой монастырь со своим уставом? Библиотека так библиотека.

   Немного поостыв, я расчесала волосы, придирчиво оглядела себя в зеркале, подхватила свою, не Лизкину, ветровку и устремилась за территорию стеклянного дома к остановке.

***

Раньше мне не доводилось бывать в этом городе, о чем я сразу же сообщила Егору, и он велел одному из своих парней установить на мой, точнее, Лизкин телефон программу, с помощью которой можно проложить кратчайший маршрут из любой точки А в точку Б. Сейчас приложение с картой существенно облегчило мне жизнь, достаточно было ввести слово «Библиотека», и я уже знала, куда мне двигаться. Запрыгнув в автобус, я без проблем доехала до нужной остановки, немного прошлась пешком и вскоре оказалась перед входом в высокое здание с красиво оформленным фасадом и табличкой наверху, гласящей, что здесь находится «Городская библиотека».

   Очень суровая дама на входе сразу же велела мне не шуметь, на что я серьезно кивнула и спросила, в каком из возможных направлений следует пройти, чтобы попасть в читальный зал. Как оказалось, спросила слишком громко – дама цыкнула на меня так, что стало ясно: сегодня мне вряд ли удастся выполнить пустяковое задание Антона. Но дама, вопреки моим опасениям, все же не стала выставлять злостную нарушительницу тишины вон и направила меня по одному из нескольких коридоров, напоследок повторив свое напутствие не шуметь.

   Уже продвигаясь к стойке, за которой находилась еще одна сотрудница библиотеки, чем-то неуловимо похожая на первую, я поймала себя на сквозной мысли, что Антон в чем-то даже прав; с почти бесконечной доступностью интернета я уже давным-давно позабыла, как следует вести себя в библиотеке и для чего вообще люди сюда ходят. Одичала иными словами, а ведь это не дело. Интернет – хорошо, но разве сравнится он с запахом бумажных страниц и особенной неповторимой атмосферой, витающей в помещении, с пола до потолка забитом всевозможными книгами, новыми и совсем старыми, перечитанными множеством людей?

   Приблизившись к стойке, я поздоровалась и только собралась было спросить про журналы, как вдруг библиотекарша мне кивнула:

   – Привет, Лиза. Давно тебя у нас не было. Прическу сменила? Тебе идет.

   Вот что значит свежий женский взгляд – ни едкий Лазарь, ни подчеркнуто равнодушный Антон, кажется, вовсе не заметили изменений в цвете «Лизиных» волос, а глазастая библиотекарша сразу подметила отличия.

   – Пришла полистать кое-какие журнальчики.

   Библиотекарша покивала, выбралась из-за стойки и приблизилась к полкам у самого окна, где принялась рыться в стопках разнопестрых глянцевых изданий в поисках нужных вздорному писателю. Сложив локти на поверхность стойки, я безучастно наблюдала за ее розысками, от нечего делать посматривая и на других посетителей. К слову, людей в огромном зале, битком набитом книгами, было маловато, что меня совсем не удивило. Я вообще допускала, что буду в библиотеке совсем одна, не считая сотрудников, которым тупо некуда деться.

   Библиотекарша водрузила передо мной не слишком большую стопку журналов, отобранных ею из общей кучи.

   – Вот, – пододвинула к себе, чтобы записать все названия в читательскую карточку Лизки. Я по одному передавала ей журналы, чтобы получилось быстрее.

   Случайно брошенный взгляд на раскрытую карточку заставил меня замедлиться. Если мое зрение не подводит, последний раз Лиза была в библиотеке… почти две недели назад? Но если верить Егору, пропала сестрица немногим раньше, прошло почти три недели, как она в одностороннем порядке разорвала с Ломовым их сомнительные договоренности и усвистала в неизвестность. Мог Егор перепутать? Или же он сознательно забивал мне мозги ложной информацией с неясной пока целью?

   А может, Лизка все еще находится где-то здесь, рядом?..

   Подавшись вперед, я напрягла зрение, но так и не сумела распознать нацарапанные неровным почерком названия книг или журналов, которые интересовали Лизку в ее последнее посещение библиотеки. Ладно, попробуем иначе. Нахмурившись озабоченно, я в задумчивости потерла подбородок, искоса поглядывая на занятую библиотекаршу, и поинтересовалась почти заискивающе:

   – А… можно достать мне все то, что я брала читать в прошлый раз? – и, видя ее удивленный взгляд, прибавила со смущенной улыбкой: – Я забыла снять копию с одной из страниц, но точно не помню, с какой именно. Придется перелопачивать все заново.

   Библиотекарша опустила взгляд в карточку.

   – Все-все?

   – Да… пожалуйста.

   Наверняка она решила, что у меня, то есть сестрицы, конечно, не все в порядке, но просьбу выполнила. Еще добрых десять минут ушло на то, чтобы переписать названия теперь уже новой порции журналов и газет. Мне казалось логичным продублировать их из прошлой записи, но библиотекарша, видимо, придерживалась иной точки зрения, а может, ей просто было скучно, а я невольно послужила ей развлечением. Меня съедало изнутри нетерпение, но я стойко выдержала длительную процедуру до самого конца, а после, прихватив увесистую стопку журналов, спешно откочевала к свободному столику в самом дальнем углу почти пустого читального зала.

   Первым делом я заглянула в те журналы, которые Лизка брала в свой предыдущий визит. Это оказались местные издания охватом в пару последних лет, посвященные в основном ничего не значащим для мирового масштаба событиям вроде кратких анонсов предстоящих праздников или интервью с выдающимися людьми этого края. Скучно, но неизменный кроссворд и колонка глупых анекдотов на обороте худо-бедно спасали положение. Что тут могло заинтересовать Лизку, или, если следовать тому, что Егор мне врал, Антона, по поручению которого она сюда пришла?

   Ничего.

   Совсем ничего любопытного.

   Однако, потратив еще немного времени, я вскоре обнаружила возможный предмет интереса сестрицы к этим изданиям – в каждом из номеров была опубликована заметка с упоминанием Евгения Аркадьевича Бажутина, дедушки аутичного противника всемирной сети. Моложавый и все еще довольно видный мужчина с седыми висками строго взирал на меня с фотографий, которые сопровождали каждую заметку с текстом. Директор филиала областного фонда ИЖС, очень деятельная личность, часто присутствует в том или ином важном для города событии – все это я уже знала от Егора, но теперь прочитала более подробно, правда, больше понимать не стала, оттого почувствовала себя на редкость глупо, ведь, по сути, я только потеряла кучу времени ни на что. И подборку журналов решительно отмела в сторону на самый край стола, теперь уже как следует принимаясь за тупое, муторное и абсолютно бессмысленное задание Антона.

   Может, стоит как-то уговорить его провести в стеклянный дом Интернет? Ну в самом деле, такими темпами я быстро выдохнусь и озверею…

ГЛАВА 2

Еще издали, подходя к воротам стеклянного дома, я рассмотрела за прутьями деятельно маячившее тут и там светло-коричневое пятно. Лазарь для разнообразия решил вылезти из особняка и лично проинспектировать окрестности? Не слишком заинтересованная в том, чтобы это выяснить, я дотащилась до калитки, прислонила внушительную стопку распечатанной в библиотеке бумаги к кирпичной колонне и принялась рыться в карманах в поисках ключей, выданных мне управляющим. О том, чтобы окликнуть Лазаря и попросить его о помощи, даже не подумала – я быстро учусь, а что-то и вовсе схватываю на лету, как, например, полезную информацию об отсутствии у господина управляющего джентльменских замашек.

   Ну его, справлюсь как-нибудь своими силами.

   Лазарь на мое появление почти не обратил внимания, так, мазнул взглядом, потому что его тут же отвлек стоящий рядом высокий крепкий мужчина в потертом джинсовом комбинезоне, ранее мной не замеченный. Я хотела было пройти мимо них ко входу в дом, но случайно выцепленная из контекста фраза заставила меня замедлить шаг. Чтобы мой интерес не вызвал обоснованного подозрения, я незаметно выпустила из ладони парочку листов, тут же плавно спикировавших на землю, и лишь после подумала о праведном гневе Антона.

   Ладно, переживет, не настолько они загрязнились. Картинки различимы, да и текст все еще вполне читабелен.

   – Нет, ну ты только взгляни – здесь что, бегемоты всю ночь бегали? – сердито выговаривал незнакомый мужчина звучным, хорошо поставленным голосом, ладонью указывая куда-то перед собой.

   Лазарь, хоть и хмурился, должного интереса не проявлял, а вот я тотчас напрягла подуставшие после долгого чтения глаза и сумела рассмотреть причину, по которой дядька в комбинезоне вызвал в сад управляющего. Ветки облюбованного мужчинами низкого декоративного кустарника были внушительно примяты к земле, что, учитывая идеальное состояние сада, действительно могло не на шутку взволновать. Сразу же сам собой отпал вопрос относительно того, что за тип стоит рядом с Лазарем – ясное дело, только садовник будет так сокрушаться об оскверненном растении.

   – И ведь я только вчера здесь проходил, еще вечером ничего подобного в помине не было! – продолжал сокрушаться садовник, горячо всплеснув руками и с самым несчастным видом уставившись на сломанный куст. – Кто мог это сделать?

   – Ну-ка… – пробормотал Лазарь, проворно опустившись на корточки и низко склонив голову к земле, что-то внимательно там рассматривая.

   – Евгений Аркадьевич любит прогуливаться здесь перед сном, – все не унимался садовник, тщетно пытаясь вовлечь пассивного управляющего в активное обсуждение своей проблемы. – Что? Что там такое?

   – Ничего, – Лазарь выпрямился, но я успела заметить, как его правая рука скользнула к велюровому карману, что-то туда опустив.

   В этот момент садовник развернулся и заметил меня, а я, живо сообразив, что потеряла свое преимущество в неведении, быстро сунула выпавшие распечатки в общую стопку бумаги и выпрямилась.

   – Лиза, привет! – окликнул мужчина, теперь уже полностью разворачиваясь ко мне лицом. – Ты вчера вечером приехала? Не видела, что за уродец тут безобразничал?

   – Привет, – помявшись с секунду, ответила я, решив, что Лизка вряд ли разводила церемонии с садовником. Подошла ближе, делано проявила интерес к искореженному кусту и медленно помотала головой. – Нет… Ничего не видела. Я приехала сегодня утром, с первым автобусом.

   – Не обратила внимания, это уже было? – садовник обвел ладонью полукруг возле кустарника.

   – Я сюда даже не смотрела, – пожала плечами, теснее прижав к себе стопку бумаги.

   Чертов Егор ни слова не сказал о наличии в доме садовника, и я понятия не имела, как зовут нового персонажа в моей сложной реалити-игре под кодовым названием «Стеклянный мир».

   Дурацкое название, нужно будет еще поразмыслить на досуге.

   – Вот гадство!.. Поди разберись, что тут творилось. А с меня теперь точно спросят, – расстроенно пробормотал садовник и, бросив на меня короткий взгляд, побрел, низко опустив голову, куда-то за дом.

   Лазарь, напротив, таращился на меня так, точно подозревал сразу во всех таинственных происшествиях в округе, о которых только мог быть осведомлен.

   – Что? – не выдержала я. – Думаете, это мне пришла охота порезвиться на газончике? Между прочим, в дом мы с вами заходили вместе, а потом вы сами хорошенько заперли дверь…

   – Почему ты приехала так рано? – сощурился управляющий, по-видимому, не оставляя попыток нащупать во мне второе дно, не вопросами, так пробирающим взглядом.

   – Как смогла, так и приехала, – парировала ворчливо. – У меня деньги не лишние, чтобы просто так болтаться без дела.

   – У тебя оставался еще один день.

   – И что мне этот ваш день? Слетать на Мальдивы на частном самолете туда и обратно? Я бы рада, но с желающими меня проспонсировать что-то вечные напряги.

   Лазарь в удивлении вздернул бровь, а я чертыхнулась мысленно, впредь железно пообещав себе сдерживаться и не болтать ничего, что могло бы вогнать велюрового в непродолжительный ступор или вызвать у него еще больше лишних подозрений.

   Антон по-прежнему сидел у себя в кабинете за письменным столом и выглядел так, точно с момента нашей последней встречи ни разу не сменил позы. Перед ним высилась стопка печатной бумаги, из которой он попеременно что-то вытаскивал, близко подносил к глазам и внимательно – хотя, может, симулировал – читал текст. Ну да, самое подходящее занятие для здорового мужика в самом расцвете сил и возможностей.

   Мне, вздумай я последовать дурному примеру господина Бажутина, пришлось бы навсегда распрощаться с мыслью жить вместе с Элькой долго, счастливо, а главное безбедно. Но у него есть возможности, у меня нет. Слишком разные уровни.

   Воспоминания о дочери подавили автоматически возникшее было раздражение к писателю, и я даже выжала из себя слабую улыбку, когда Антон, привлеченный хлопком двери, поднял на меня ничего не выражающий взгляд.

   – Ну, принимайте заказ, – бодренько затянула я, водружая на стол перед ним внушительную кипу свежих распечаток. Антон недовольно подвинул вправо свое чтиво, но от справедливого замечания почему-то удержался. А я вдруг с удивлением и легким смятением поняла, что сделала это нарочно.

   Писатель принялся рассматривать принесенные мною копии, медленно переворачивая листы, тщательно сканируя глазами текст на каждой странице и, кажется, полностью обо мне позабыв. Не зная, чем себя занять в ожидании, я маетно переминалась с ноги на ногу, попутно отгоняя весьма живенькие образы, в которых на темноволосую макушку Бажутина падает… хотя бы вон та бронзовая статуэтка с полки за спиной писателя, или добытая мною стопка бумаги. Сама собой, либо с посторонней помощью. Я бы даже с удовольствием этому поспособствовала… немного.

   Внезапно Антон поднял на меня чуть расфокусированный взгляд, в котором сквозило неприкрытое удивление, и я, разом позабыв о секундном приступе несвойственной мне кровожадности, приготовилась усиленно внимать его словам.

   – Спасибо, – подумав, сказал писатель, по-видимому, так и не найдя причины моей приверженности соляному столпу.

   – Больше никуда сходить не надо? – уточнила я на всякий случай.

   Губы Антона превратились в тонкую нитку:

   – Идите, Лиз. Если мне что-то понадобится, я дам вам знать.

   Меня тактично выставляли вон. Сообразив, что задержаться здесь никак не получится, я кивнула и с неохотой прошествовала к двери, мысленно теряясь в догадках относительно хозяина стеклянного дома и вообще ситуации в целом. Мое пребывание внутри особняка не вносит пока желанной ясности. Антон Бажутин оказался странным типом себе на уме, предельно вежливым, но в то же время не терпящим чужого вмешательства в свое тесно огороженное пространство. Впрочем, кто ж такое вообще жалует? И все же видимых причин для столь ярого интереса к Антону Егора Ломова я так и не обнаружила. Может, плохо смотрела? Должно быть что-то такое, что я упускаю из виду…

   Не забывая попутно таращиться по сторонам, я спустилась на первый этаж и двинулась к двери, за которой утром скрылся Лазарь – наверняка там находится кухня, больше ей, в общем-то, располагаться негде. Юркнув в темный проход, очень скоро я ощутила притягательные запахи готовящейся еды и окончательно уверилась в своей догадке. Передо мной возникла беспрестанно двигающаяся велюровая спина Лазаря; управляющий ходко передвигался от шикарной черной плиты к мраморной столешнице, на которой я рассмотрела какие-то миски и банки с неопределенным содержимым. Не удержавшись, повела носом и громко поинтересовалась:

   – М-м, Лазарь, что это вы такое готовите?

   От неожиданности управляющий едва не подпрыгнул, развернулся ко мне и тотчас упер руки в боки:

   – Что ты тут делаешь? Я терпеть не могу, когда ко мне подкрадываются со спины.

   – Подкрадываются? Да я топала, как слон!

   – Видимо, у нас разные понятия о слонах.

   Я лишь махнула рукой, давая понять, что не собираюсь с ним спорить. Подошла ближе и, старательно игнорируя гнев управляющего, поочередно сунула нос во все его кастрюли.

   – Ну-ка, брысь отсюда, – ворчливо велел Лазарь, придирчиво наблюдая за моими действиями. – На кухне я привык находиться в одиночестве. Это моя территория.

   – Ага, давайте сразу поделим между собой весь особняк. Флажки установим, чтобы не путаться и случайно не зайти за чужую зону, – хмыкнула я. Ароматные запахи и вид готовящейся еды тотчас напомнили о том, что сегодня я еще вообще ничего не ела, и теперь кухня притягивала меня почти так же, как забавный светло-коричневый костюмчик Лазаря. Покидать это место совсем не хотелось.

   – Я тебе без всяких флажков говорю, что кухня – моя территория.   

   Проклятый старикан!

   – Да ладно, ухожу, ухожу, – капитулировала я, на ходу импровизируя себе бутерброд из всего, на что только падал мой голодный взор, от чего Лазарь едва ли не пыхтел огнем ярости.

   – Могли бы хоть чашку кофе девушке предложить, – укорила я уже в дверях и, резонно опасаясь, как бы мне в спину не полетели алюминиевые сковородки, поспешила скрыться с глаз рассерженного управляющего.

   С дядькой мы подружимся, пусть даже мне придется потратить на это много сил, нервов и невосполнимой жизненной энергии. Результат однозначно стоит всех этих жертв уже хотя бы потому, что мне будет открыт беспрепятственный доступ в святая святых – кухню. С паршивой овцы хоть шерсти клок, с сомнительной авантюры хоть какое-то моральное удовлетворение. Никуда этот Лазарь не денется, в свое время я еще не к таким подход находила.

   Что ж, раз мое присутствие никому здесь не требуется, стоит воспользоваться временной передышкой и прогуляться по оставшейся части довольно-таки большого дома. Пора уже выяснить, что за чертовщина происходит вокруг этого места, каковы истинные мотивы Егора Ломова, чем стеклянный дом и Антон лично так привлекают колобка и где, самое главное, сейчас находится моя пропавшая сестрица.

   При одной только мысли о Лизке где-то глубоко в груди обозначилось неприятное ощущение тяжести, лютый холод сковал вены, замедляя кровообращение. Что бы ни происходило между нами в недавнем прошлом, она – моя родная сестра, моя точная копия, она всегда будет существенной частью моей жизни, как бы мне ни хотелось это изменить. Некогда лучшая подруга, безжалостно, по самую рукоять всадившая нож в мою неприкрытую спину. Я могла рассориться с ней в пух и прах, оборвать с ней любые контакты, запретить родителям при мне упоминать ее имя, но удалить большую часть собственного сердца при всем желании не смогла бы.

   Я не знаю, что с ней происходит, но мне не все равно, черт побери эту недалекую дуру.

   Тяжелый звук приближающихся шагов вытащил меня из маетных раздумий о прошлом. Резко обернувшись, я успела заметить, как мимо двери быстро прошел невысокий мужчина в темно-синем деловом костюме. Впрочем, он тоже меня увидел – замедлив шаг, развернулся ко мне лицом и покачал головой.

   – Лиза? Вы вернулись? Прошло уже три недели? Как быстро летит время…

   И, не дожидаясь ответа, он продолжил свой путь. Мне только и оставалось, что проводить его растерянным взглядом, пока он не скрылся из поля моего зрения.

   Так вот вы какой, Евгений Аркадьевич. Моложавый дедуля писателя Бажутина. Такой… тоже себе на уме, как и его внук. В этом месте вообще бывали нормальные люди?

   Передернув плечом, я усмехнулась, чувствуя, как от переизбытка впечатлений начинает кружиться голова, и переместилась в следующее помещение.

***

Остаток дня я уныло слонялась по дому без определенной цели, надеясь на внезапное просветление, но никаких намеков на ясность так и не обнаружилось. Я осмотрела доступные мне комнаты, полюбовалась на огромные портреты каких-то людей в просторной гостиной, заглянула в темный коридор, в конце которого оказалась запертая дверь, ключа от которой у меня не было. Комната Лазаря, скорее всего. Из-за преграды в виде замка мне остро захотелось проникнуть внутрь, но я заранее предвидела последствия, поэтому до поры до времени предпочла убраться подальше от соблазна. Усердно множить проблемы с велюровым было бы верхом неосмотрительности с моей стороны, особенно сейчас, когда мы с ним находимся в самом начале нашего тернистого пути к взаимопониманию.

   В его вещи можно будет заглянуть как-нибудь позже…

   Ближе к вечеру Лазарь отыскал меня на улице, где я безуспешно наворачивала круги вокруг маленькой пристройки позади дома, и предложил поужинать; ломаться я не стала и побрела за ним. Уже на кухне расчетливый управляющий вручил мне поднос с чашкой мятного зеленого чая, от которой поднимался ароматный пар, и несколькими бутербродами, велев отнести все это добро на второй этаж в кабинет Антона. Возражать я не стала. Странно, но неведомая сила так и тянула меня на непривлекательный второй этаж целый день с того момента, как писатель выставил меня из своего кабинета. Отчего-то я испытывала стойкое ощущение, что все разгадки мучивших меня тайн находятся именно там, наверху, нужно лишь как следует порыскать в их поисках. Словно невзначай я несколько раз проходила мимо лестницы, все порываясь подняться, но что-то меня стопорило, снова и снова заставляло свернуть в другую сторону. Должно быть, и здесь свою роль сыграли путаные рассказы Егора Ломова…

   Этот искусный хитрец основательно забил мою голову всякой чушью, и теперь мне самостоятельно придется отбирать крупицы истины из бесконечных нитей вдохновенно сплетенной лжи. И почему у меня такое ощущение, что за все время наших бесед он не сказал мне и малой доли правды?

   Аккуратно сжимая пальцами края подноса, я принялась подниматься по лестнице, вновь подмечая, как меня против воли охватывает искусственно спровоцированным волнением, к которому примешивались какие-то совершенно необъяснимые фантазии... В тусклом свете лампы над лестницей мне казалось, что совсем рядом со мной вверх по ступеням движется Лиза.

   Такими темпами я здесь попросту сойду с ума.

   Я ожидала увидеть Антона сидящим в кресле, но писатель вновь стоял у окна, бездумно таращась на меркнущий в закате пейзаж, и я невольно подумала о том, что жизнь его, наверное, так и проходит в пространстве между письменным столом и этим прочным стеклом, надежно заслоняющим его от внешних раздражителей.

   Все это представлялось мне грустным и довольно паршивым. Я бы уж точно не смогла добровольно запереться в четырех безликих стенах, пусть даже таких роскошных, и неоправданно отказаться от огромного многообразия возможностей и ярких впечатлений, ожидающих всюду за пределами этого дома. Что же заставляет Антона влачить жалкое существование вдали от мира под опекой вечно занятого деда и защитой цербера-Лазаря?

   Почему он не стремится сбросить с себя эти путы?

   Неужели они ему не давят? Не сковывают грудь невозможностью сделать вдох?

   Вечная смиренная жертва неизвестных мне обстоятельств или просто жалкий слабак, не желающий брать на себя ответственность за собственную судьбу, предпочитая прятаться от всего мира в этом комфортном логове?

   Я опустила поднос на свободную рабочую поверхность стола и принялась составлять с него посуду, попутно размышляя о том, что это очень печально, а еще почему-то о том, что мне не хотелось бы оказаться правой в своих нехитрых рассуждениях о личности Антона. Возможно, есть что-то, что попросту не приходит мне в голову, но является очень важным для него, диктуя ему именно такое поведение.

   – Спасибо, – услышала я его тихий голос у себя за спиной и едва не разжала пальцы вокруг хрупкой посуды.

   – Пустяки, – обронила через плечо, не оборачиваясь к нему.

   – Вы покрасили волосы.

   Он не спрашивал, утверждал. От неожиданности я замерла с чашкой в ладонях, чувствуя, как бешено взрывается мой пульс, и паника бьет в самое сердце.

   – Д-да… Захотелось что-то поменять. С вами наверняка такое бывало – стукнет что-то в голову, какая-нибудь сущая глупость, но ты больше ни о чем не можешь думать, кроме того, как бы поскорее ее исполнить.

   – Стукнет, – задумчиво повторил Антон, словно пробуя мои слова на вкус. – Нет… Думаю, нет.

   – Не бывало? Серьезно? Вы никогда не совершали опрометчивых поступков под влиянием момента?

   – Я не… – он вдруг осекся и ненадолго замолчал. – Неважно. Вам идет, но мне и прежняя ваша прическа нравилась.

   – Спасибо, – глухо пробормотала я в ответ. Антон оказался мастером ставить меня в дурацкие положения, когда все слова отчего-то терялись, оставляя вместо себя лишь тупой вакуум, пустоту в мыслях.

   За своей спиной я услышала его мягкие приближающиеся шаги.

   – Пустяки, – усмехнулся он, обходя письменный стол и останавливаясь у своего кресла.

   А это еще что за черт? Господину писателю пришла в голову весьма дурацкая идея отражать мои же слова? В такие игры я не играла, наверное, с самых начальных классов, когда это еще казалось остроумным и могло быстро завлечь.

   Неожиданно для себя я поинтересовалась в отместку:

   – Вы сегодня не спускались вниз?

   С его лица испарилась усмешка.

   – Нет, – устроившись в кресле, Антон откинулся на высокую спинку и бросил на меня долгий изучающий взгляд. – А что там интересного, Лиз?

   – Ну… – я неосмотрительно оперлась бедром о столешницу, раздумывая над ответом. – Да ничего особенного, в общем-то. Но у вас здесь так тихо, а там хотя бы есть люди. Лазарь ворчит, как заведенный. Иногда у него очень забавно выходит, – не знаю, зачем я вообще начала трепаться с писателем о такой ерунде.

   Уголки губ Антона едва приподнялись, однако лицо по-прежнему оставалось непроницаемо серьезным.

   – Я рад, что вам удается развлечься, – туманно проговорил он, не сводя с меня взгляда, от которого мне становилось все более не по себе.

   Может, он уже догадался, что перед ним вовсе никакая не Лиза, а неизвестная бездарная самозванка, обманом проникшая в тесноту стеклянного мира? И все мои хитрости уже вовсе не хитрости для этого человека, он лишь забавляется, наблюдая за тем, как я кручусь ужом в попытке его провести…

   Нет. Нет, нет, этого не может быть. Он ни о чем не догадывается. Невозможно.

   Я искоса посматривала на Антона, пытаясь угадать, о чем он сейчас думает, но, конечно, у меня не было ни единого шанса его просчитать.

   – А что еще? – внезапно спросил писатель, почему-то не торопясь отпускать меня восвояси.

   – В смысле, интересного?

   Он дернул плечом и кивнул, вновь продемонстрировав мне жалкое подобие улыбки.

   – Почему бы вам не посмотреть самому? – быстро нашлась я. – Боюсь, мой рассказ обернется против меня же, и вы решите, что я целыми днями только и делаю, что валяю дурака. В смысле, бью баклуши… Бездельничаю…

   – Я понял, – мягко остановил Антон мои жалкие попытки в наиболее удачное определение. – Не станем раскрывать ваших секретов.

   Мне ничего не оставалось, кроме как делано улыбнуться.

   – Отдыхайте, Лиз, – велел писатель, безошибочно распознав замешательство в моем взгляде. – Спасибо за чай.

   Несмотря на явное приглашение закрыть за собой дверь с той стороны, я чувствовала какую-то необъяснимую потребность задержаться в кабинете, но как назло не могла придумать повода.

   – Может, хотите чего-нибудь посущественнее бутербродов? Лазарь там что-то такое готовил весь день… Давайте я вам что-нибудь принесу?

   – Не нужно.

   – Ну… как хотите, – нарочито медленно я схватила пустой поднос и подняла глаза на Антона.

   Он снова выставляет меня вон. Компания моя ему без надобности, мне кажется, ему вообще здесь никто не нужен, и каким же тогда образом я должна держаться к нему поближе, а тем более пытаться стать ему другом? Подругой?.. На словах Егора все звучало проще простого, на деле же озвученная им задача обрастает непреодолимыми сложностями. К Антону не подступиться, по крайней мере, я не вижу никаких действенных способов.

   Прикрыв за собой дверь в кабинет писателя, я вдруг поймала себя на мысли о том, что вовсе не хочу шпионить против этого человека и втихую сливать Егору даже самую незначительную информацию о его скучных буднях. Это ведь… как отнять конфету у маленького беспомощного ребенка. Как пнуть ногой беззащитного щенка. Предать одинокого, который давно уже ни во что не верит и ни на что не надеется.

   Мне придется сделать это.

   Предать.

   Еще никогда в жизни я не была предательницей.

ГЛАВА 3

Телефон зазвонил после полуночи, когда я лежала на постели и выжидающе смотрела в темный потолок. На дисплее высветился контакт «мама», однако я точно знала, что с моей мамой звонивший не имеет ничего общего. Полуночник Егор Ломов не разменивался на любезности и сразу же перешел к делу:

   – Как успехи?

   – Смотря что вы называете успехами, – обтекаемо ответила я, покосившись в сторону закрытой двери.

   – Дорогая, давайте без дураковаляний и ближе к делу, я дико устал, и препираться с вами не имею ни малейшего желания. Как Антон?

   Я наскоро прикинула возможные варианты ответа.

   – Думаю, без изменений.

   – Ценю ваше остроумие. Полагаю, вы уже начинаете вливаться в ритм жизни обитателей дома?

   – Ну, это совсем несложно…

   Так называемый ритм оказался на редкость заторможенным, и если б не гиперактивный Лазарь, как-то умудряющийся находиться сразу во всех местах одновременно, я бы вообще решила, что попала в сонное царство.

   – У вас дурное настроение или вы переутомились?

   Долго трепаться с ним в том же духе я не собиралась, ночь вступила в свои права, и мне стоило поторопиться, поэтому я поинтересовалась с места в карьер:

   – Егор, где Лиза?

   – Об этом я осведомлен не больше вашего, – но голос его ощутимо напрягся.

   – Что-то мне подсказывает, вы здорово лукавите.

   – Оставьте свои догадки при себе и сосредоточьтесь на нашей основной цели. А чтобы вам легче было собраться с мыслями, я могу послать кого-нибудь передать привет вашей семье.

   Я насторожилась:

   – Эй, вы обещали…

   – Вы тоже, – резко перебил Ломов. – Мы обещали друг другу плодотворное сотрудничество на взаимно оговоренных условиях. Не следует нарушать установленные правила, еще и так глупо, как это делаете сейчас вы, моя дорогая.

   – Ладно, – я тяжело вздохнула, усаживаясь на краю Лизкиной постели.

   – Переходим, наконец, к главному? Стоило вообще выдумывать эти бесполезные ответвления от темы?

   Не ответив, я молча слушала неторопливый голос Егора, без всякого удовольствия рассматривая ногти на своей правой руке. Некогда безупречный маникюр уже начал портиться, темный матовый лак местами облупился и пошел мелкими трещинками на самых краях. А ведь это может быть серьезным проколом со стороны Ломова – как он вообще допустил наличие черного лака на моих ногтях и не заставил их перекрасить или вообще стереть? С каким маникюром ходила Лизка?

   – Так что с Антоном? – поторопил меня Ломов. – Можете отметить что-нибудь… странное в его поведении?

   Предусмотрительно подавив в себе желание ответить с максимальными подробностями и собственным мнением на этот счет, я тоскливо завела, соблюдая навязанные правила:

   – Кроме того, что он сутками торчит в своем кабинете на втором этаже? Дайте-ка подумать… Нет, не могу.

   – Плохо, Лиза. Очень плохо. Вы не хотите постараться, и меня это очень расстраивает.

   – Хочу. Прямо-таки жажду. Но я бы старалась еще лучше, если бы точно понимала, что именно от меня требуется.

   – Лиза, мы обсуждали это уже много раз. Присматривайте за Антоном, наблюдайте за его поведением, отмечайте любые странности или что-то, что покажется вам заслуживающим внимания. Будьте рядом, разговаривайте с ним, проявляйте готовность…

   – К чему? – с любопытством перебила я.

   – Да к чему угодно! К подетальному разбору его писанины, если ему этого захочется. К малейшим переменам в его настроении. К его капризам. Будьте же внимательны, черт бы вас побрал.

   – И вас со мной за компанию, – не выдержав, подхватила я. – Ваш Антон ничего не делает, можете вы это понять? Вообще ничего! Целый день сидит в своем кабинете, как одинокий шизик, читает какие-то заумные статьи из древних журналов и никого к себе не подпускает. А меня выставляет вон при первой возможности.

   – Исправьте это в свою пользу.

   – Здорово. Может, есть какие-то конкретные идеи?

   – Кто кому платит, вы мне или я вам? Не забывайте, что после того, как дело будет сделано, вы получите неплохую сумму. Можно постараться за полмиллиона, Лиз?

***

Можно постараться и за меньшие деньги. А можно и палец о палец не ударить за троекратно увеличенную кучу бабок. Суть в том, кто и за что именно тебе платит.

   Сейчас меня воротило от собственной роли, но иного выбора попросту не было. Задумчиво покосившись в сторону расправленной постели, я с полминуты маетно переминалась с ноги на ногу, размышляя, не плюнуть ли на все и не завалиться ли спать, но в конце концов решительно направилась к двери. Темная ночь, самое удачное время для небольшой прогулки – все обитатели стеклянного дома витают во снах, и в моей полной власти оказываются ранее недоступные участки особняка. Второй этаж, например… Лакомый кусочек, который так и манит исследовать каждый закоулок на предмет разгадки хотя бы одной из поставленных передо мной сложных задач.

   А если повезет, и Антон не ночует в своем драгоценном кабинете, то можно будет сунуть нос еще и туда. Воспользоваться отсутствием хозяина и немного покопаться среди писательских шмоток, заглянуть, наконец, во все ящички его письменного стола. Чем черт не шутит, вдруг это поможет узнать, чем же так привлекателен господин Бажутин для Егора, что за отношения связывают этих двоих, и не скрывает ли Антон пару-тройку древних скелетов за створками своих закрытых шкафов. Интуиция подсказывает мне, что не может быть дыма без огня.

   С писателем явно что-то нечисто.

   Стараясь соблюдать максимальную тишину, я взбежала по ступенькам и тенью скользнула в коридор второго этажа. Яркий полумесяц опасливо заглядывал внутрь сквозь тонкое стекло, освещая передо мной все доступное пространство, так что мне вовсе не требовалось искусственного света. Золотистые ручки светлых дверей загадочно поблескивали. Прямо предо мной находился вход в недоступную мне половину Евгения Аркадьевича, далее в комнату Антона, а рядом со мной – в кабинет писателя. Выждав с минуту, тщательно прислушиваясь к отсутствию посторонних звуков, я приблизилась к двери в кабинет и медленно зажала ладонью ручку. Открыто. Путь оказался свободен.

   И снова я испытала что-то похожее на стыдливое смятение, просачиваясь в кабинет Антона без ведома самого писателя. Не то чтобы я считала себя такой уж совестливой особой с железными принципами, вовсе нет, просто… Было что-то неправильное во всем этом. Вопреки желанию перед моим мысленным взором то и дело возникал образ Антона, эти его печальные глаза, в которых мне неизменно грезилось осуждение… Как будто он точно знал, кто я такая на самом деле и что из себя представляю, знал, что в наглую обманываю его, но по неизвестным причинам не вмешивался в мою игру, оставаясь лишь сторонним наблюдателем.

   Черт…

   С усердием помотав головой, я аккуратно прикрыла за собой дверь. Все это полная чушь, Антон спит, и ему нет никакого дела до того, что происходит в комнате рядом. Точнее, он просто не знает… Ему незачем об этом знать! Что бы ни таилось за всем этим невнятным дерьмом, но к обычным людям не приставляют «хвост», особенно таким сложным образом, значит, Антон сам где-то оступился, все дело конкретно в нем, он все это заслужил. Ему и расхлебывать.

   Я никому не делаю плохо. Мне нужно знать, что происходит на самом деле, только и всего. Меня загнали в ловушку, это действительно важно… Мне нельзя ошибаться, но и дальше бродить в туманном неведении, тупо надеясь, что однажды Егор сам от меня отстанет, совсем не выход.

   До моего слуха донесся какой-то неясный шум, и я тотчас замерла, вся обратившись в тонкую напряженную струну. Что это? Что это было?.. Но звук не повторился, и я выдохнула с облегчением, убедившись, что никто из обитателей дома вовсе не рвется застать меня в столь неподходящем месте. Это все чертов стеклянный куб со своей давящей атмосферой, способствующей полету даже самой скудной фантазии… Странно, что мне не чудятся по углам зловещие тени каких-нибудь давно умерших предков семьи Бажутиных, чьи портреты, вероятно, я сегодня разглядывала в гостиной.

   Подумав так, я с неудовольствием оглядела углы. На всякий случай.

   К черту суеверия, надо смотреть в оба.

   Приблизившись к письменному столу, который сейчас, в полумраке и без Антона за ним выглядел сиротливо, я щелкнула кнопкой на ножке грибообразного светильника. Рабочая поверхность стола тотчас озарилась желтым светом, достаточным, чтобы я могла осмотреть все, что тут есть. Склонившись ниже, я мельком пролистала уже знакомую мне стопку бумаг, в том числе и листы из сделанных мной распечаток. Какие-то псевдофилософские статьи с научным подтекстом, выдержки из разнообразных журналов, цитаты, некоторые подчеркнуты синей ручкой. На полях кое-где заметки, выполненные рукой Антона; я сразу узнала эти крупные и достаточно разборчивые буквы. Видимо, правописание – одна из наиболее сильных сторон господина Бажутина.

   А это, судя по всему, отрывок из его новой работы?

   «Но что я мог знать о покаянии прежде? Сплетая тысячи самых разных слов невидимой нитью, изобретая витиеватые сюжеты из сложных человеческих судеб – что мог я сказать о своей собственной жизни и тех ошибках, которые все это время казались мне такими незначительными? Наверное, каждый из нас должен чувствовать нечто подобное. Один-единственный нечаянный момент, ставший роковым и расколовший всю прежнюю жизнь на до и после. «После» – за которым не остается ничего, кроме холода там, где совсем недавно было тепло, и равнодушной темноты, безжалостно поглотившей весь дневной свет.

   И необратимая ярость – на безжалостный мир, на фатум, на самого себя – делает сердце таким же тяжелым, как будто его высекли из самого твердого камня».

   Зачеркнуто.

   «Я должен ненавидеть. Этого требует мой мир».

   Зачеркнуто.

   «Раньше мне казалось, что в моих силах сокрушить горы. С пугающей легкостью переписать каждый неверный эпизод, привнести в свою жизнь что-то новое, хорошее, доброе. Но я ошибался. Суть в том… (неразборчиво, зачеркнуто) Я рожден, чтобы разрушать все вокруг. Уничтожать и обесценивать. Больше я ни на что не способен…»

   Я вернула исписанный лист обратно со смешанным ощущением ирреальности прочитанных строк. Надеюсь, это всего лишь полет капризного писательского вдохновения от лица лирического персонажа, а не выдержки из собственного психологического автопортрета, в противном случае у Антона явно большие проблемы с принятием самого себя.

   Сосредоточившись на ящичках стола, я принялась выдвигать их один за другим, но это также не привело к ощутимым результатам – забитые всяким барахлом, преимущественно бумажным, они могли заинтересовать разве что помешанную на стерильной чистоте уборщицу, и то ненадолго.

   Нет. Ничего. Никаких намеков на страшные тайны.

   Егор просто издевается!..

   Присев на корточки, я вытянула нижний ящик и подсветила его содержимое при помощи фонарика на телефоне. Пара книг в потрепанных мягких обложках, общая тетрадь, страницы которой исписаны знакомым почерком Антона. Под всем этим – перевернутая рамка для фотографий. Перехватив телефон другой рукой, я вытащила ее и повернула лицевой стороной вверх. Со снимка на меня, ухмыляясь, смотрел симпатичный молодой мужчина с темными волосами. Однако вначале я обратила внимание вовсе не на лицо незнакомца, а на размашистые красные буквы в самом углу, собирающиеся в загадочное слово «Metanoia», значения которого я не знала.

   И кто это? Может, на фото отец Антона в молодости? Или дед? Нет, у Евгения Аркадьевича совсем другие черты лица, даже время не могло исказить их до полной неузнаваемости. В задумчивости я потерла подбородок, не сводя внимательного взгляда с мужчины. Чем больше я на него смотрела, тем сильнее мне становилось не по себе. Как будто снимок таил в себе что-то… Отчего-то по моему телу пробежала легкая дрожь и сердце забилось чуть быстрее, будто в моих руках была не старая фотография, а ценная улика в этом до невозможности странном деле.

   Между тем снимок мужчины вряд ли мог представлять какую-то ценность как для Егора, так и для меня самой. Подумаешь, перевернутая рамка в нижнем ящике стола Антона – мало ли, как она там очутилась. В моих собственных ящиках еще и не такое найдется… Да, я более чем уверена, что фото не имеет никакого значения, и все же…

   Глухой стук в отдалении заставил меня вздрогнуть; рамка едва не выпала из моих рук, но я вовремя стиснула пальцы и тотчас поспешила убрать ее обратно в ящик. Если в первый раз мне вполне могло пригрезиться, то теперь я была абсолютно уверена в том, что действительно слышала какой-то звук. Кажется, кто-то ошивается внизу рядом с лестницей. Кто? Неугомонный Лазарь берет пример с Егора и полуночничает? Антон-таки страдает лунатизмом?

   Нет, писатель так или иначе должен был миновать дверь кабинета, а в таком случае я бы обязательно его услышала, то же самое с Евгением Аркадьевичем. Значит, Лазарь? Думает, ему удастся взять меня за жабры на горяченьком? Ну, это мы еще посмотрим. Почти не дыша, я дотянулась ладонью до кнопки на светильнике, и комната мгновенно погрузилась в естественный сумрак.

   Ни звука. Я не двигалась, полностью обратившись в чуткий слух, подобравшись, готовая, чуть что, к любому исходу своего несанкционированного проникновения на запретную территорию. Неужели и правда показалось? Вновь? Верится с трудом, но нерушимая тишина, окутавшая стеклянный дом незримым коконом, казалась красноречивее любых доводов. Все спокойно… Выждав еще немного, я осторожно выпрямилась и вновь потянулась к настольной лампе. Ничего не произошло.

   – Черт-те что, – одними губами проговорила я, бегло осматривая книжные полки за своей спиной.

   Солидные томики знаменитых русских писателей, знакомых всем нам еще со школьных лет, выдающиеся труды иностранных деятелей, книги по психологии… Большинство фамилий я никогда не слышала, что неудивительно, учитывая, как мало времени я тратила на чтение за всю свою жизнь. Мне попросту некогда было торчать в обнимку с книжками, вот Лизка – да, частенько посещала библиотеки и активно интересовалась творчеством именитых литераторов. Как и Антон, думаю.

   А они здорово в чем-то похожи, Антон и моя сестрица, со странным неудовольствием отметила я, неощутимо касаясь пальцами корешков книг. Неудивительно, что Лиза… как там завернул Егор… сумела войти в жизнь отстраненного писателя. Это лишний раз доказывает, что у меня нет ни единого шанса ее заменить. Я совсем другая, и Антон вскоре быстро раскусит мои нехитрые хитрости, ему просто нужно присмотреться ко мне получше, и все сразу встанет на свои места. О том, что за этим последует, думать не хотелось.

   В лучшем случае меня просто вышвырнут вон.

   В худшем же…

   Вновь стук. Черт возьми! Я быстро оглянулась через плечо, теперь уже почти готовая поклясться в том, что видела неясную тень за дверью. Машинально вернула на место извлеченную было книгу Алана Пиза, осторожно прикрыла дверцу шкафа, выключила светильник и метнулась к двери, чувствуя, как сердце тревожно подбирается к самому горлу.

   Этот дом способен свести с ума любого разумного человека. В моей голове сами собой всплывали сюжеты из любимых фильмов ужасов, в которых через один фигурировали стремные огромные дома и их не менее стремные обитатели, охочие до чужой крови. Конечно, это не мой случай… надеюсь…

   Опустив ладонь на дверную ручку, я мысленно посоветовала себе не пасовать, зажала…

   Коридор по-прежнему был пуст. Зато внизу снова что-то стукнуло.

   Уже почти не таясь, я принялась спускаться по лестнице, прицельно пяля глаза в темноту перед собой. Спрыгнув с последней ступеньки, замерла на секунду, озираясь, потом кое-как нащупала ладонью выключатель. Комнату озарило светом. В той стороне, где находилась кухня, что-то вновь громко хлопнуло, и я со всех ног бросилась туда, более не заботясь о сохранности своего статуса инкогнито для спящих обитателей дома.

   Окно в тесном коридорчике перед кухней было распахнуто настежь; ночной ветер ощутимо колыхал легкую полупрозрачную занавеску. Вывалившись из окна почти наполовину, я успела заметить, как неясная тень мелькнула у кованых ворот. Крикнула вдогонку «Эй!», зло чертыхнулась и полезла было следом, но чьи-то сильные руки внезапно обхватили меня за талию, решительно водружая обратно в комнату.

   Сопротивляясь, я машинально вцепилась мертвой хваткой в подоконник с той, внешней стороны, в полной мере ощутив, как меня с головой накрывает панический ужас. До боли закусив нижнюю губу, я принялась вырываться, даже предприняла попытку лягнуть неизвестного позади себя ногой, но ничего не вышло. Буркнув за моей спиной что-то весьма неразборчивое, неизвестный дернул меня еще сильнее, мои пальцы неумолимо разжались, и уже спустя секунду я обнаружила себя сидящей на полу под подоконником.

   – Что за ерунда пришла вам в голову? – услышала я знакомый голос и едва не застонала от сильнейшей досады.

   Антон невозмутимо шагнул к окну, из которого я так усердно пыталась выбраться, и тщательно закрыл створку, перекрывая доступ холодному ветру, после чего опустился на корточках совсем рядом со мной. Его темные глаза, пытливые, пробирающие до самого дна души, так некстати оказались на одном уровне с моими.

   – Я… – отвечать было нечего. Мой взгляд скользнул к голому торсу писателя, с какой-то стати расхаживающего по дому в одних темных штанах, маленькой татуировке слева на груди, изображающей череп, и так же быстро поднялся к напрягшемуся в ожидании ответа лицу.

   – Лиза, вас учили пользоваться дверью? – приглушенным тоном поинтересовался Бажутин, приходя мне на помощь. – Знаете, окно – не самый безопасный способ совершить прогулку перед сном.

   – Здесь кто-то был, – выпалила я в ответ, весьма недовольная тем, что со мной обращаются, как с малахольной идиоткой.

   – Все двери заперты, – Антон лишь пожал плечами. – Вам показалось.

   – А окно?

   – Окно я закрыл при вас только что.

   – До этого оно было открыто. Я видела, как кто-то бежал отсюда к воротам. Кто-то выбрался через окно, – сердито заявила я, спешно придавая себе вертикальное положение.

   Писатель заботливо поддержал меня под локоть, тоже выпрямившись. Его ладонь была очень теплой; после своего незавершенного рейда по улице я остро ощущала это холодной кожей.

   – Вы мне не верите, – мрачно подытожила я, приблизившись к окну и теперь уже из упрямства выглядывая наружу. – А между тем здесь точно кто-то был. Я проснулась, потому что услышала какой-то подозрительный шум, и вышла проверить, когда…

   – Лиз, все хорошо, – мягко перебил Антон, вновь невзначай коснувшись моего локтя. Я обернулась с недоумением и на всякий случай отодвинулась в сторону, намеренно избегая встречаться с ним взглядами. Чувствовала, что ничего хорошего от его близости ждать не приходится. – Хотите, я выйду на улицу и посмотрю?

   – Не хочу, – вспомнив о нездоровом интересе Егора к писателю, я даже помотала головой для верности. Нет уж, пусть лучше продолжает торчать в своем обожаемом кабинете, пока неясно, что тут происходит на самом деле.

   – Вы боитесь? – тихо уточнил Антон, и я не выдержала:

   – Слушайте, вы можете думать обо мне что угодно, но в доме кто-то был, и я бы на вашем месте не отмахивалась так беспечно… – убедившись, что призрачная возможность окончательно потеряна, и тот, кто тут шастал, уже не вернется, я полностью развернулась к Антону и смогла убедиться в том, что он вновь оказался совсем рядом со мной. Без интереса заглядывал через мое плечо на улицу, видимо, отыскивая какое-либо подтверждение сказанного мною.

   Поздно – теперь уже он ничего не мог там увидеть.

   – Вы думаете, этот неизвестный захочет помахать вам ручкой на прощание? – буркнула я, непонятно из-за чего ощущая, как меня начинает охватывать раздражением. Антон с невозмутимым видом стоял слишком близко; немного вытянув руку, я могла коснуться ладонью его теплой кожи. Почему-то эта мысль, непрошенная, совершенно не подходящая моменту, никак не растворялась, напротив, сидела в голове занозой, заставляя меня испытывать повышенную нервозность, увеличивающуюся каждый раз, когда я невзначай натыкалась взглядом на обнаженную грудь писателя.

   В своих дурацких черных шмотках он производил совсем иное впечатление. Еще полчаса назад я бы ни за что не подумала, что на поверку он окажется таким… крепким, что ли? Длинный старомодный пиджак удачно маскировал отличное телосложение, и я на самом деле думала, что Антон Бажутин – хилый апатичный слабак, с которым не составит труда справиться даже мне.

   В амплуа начинающего нудиста, еще с этим загадочным черепом под сердцем писатель поражал мое воображение куда больше прежнего, вместе с тем активно распаляя ярость, так как теперь мне казалось, что меня попросту усердно водят за нос. С ним рядом я начинала ощущать себя дурой, что вовсе никуда не годилось.

   Усмехнувшись, Антон неторопливо придал занавеске прежний вид и, обернувшись ко мне, велел своим обычным тоном:

   – Отправляйтесь спать, Лиз. Как видите, в доме никаких посторонних, все заперто, волноваться вам совершенно не о чем.

   Я собиралась ответить ему совершенно другое, но в самый последний момент мне в голову пришла неожиданная идея.

   – А что, если вы правы, и этот неизвестный – Лазарь?

   Глаза Антона заметно округлились.

   – Лиз, вам надо поспать, – тоскливо затянул писатель, но я не была готова так скоро отказаться от столь заманчивой мысли.

   – Нет, послушайте, он решил меня напугать и…

   – Принялся скакать через окно? Лиз, он уже не в том возрасте для таких шуток. Боюсь, я с трудом могу себе представить подобную картину.

   – Уверяю вас, он еще не на такое способен!

   Антон едва заметно улыбнулся:

   – Поверьте, Лиз, если б он практиковал подобные забавы раньше, я бы непременно об этом знал.

   – Ваш Лазарь – самый настоящий цербер. От всей этой кутерьмы даже вы на втором этаже проснулись, а он – нет?

   Стало ясно: мои дурацкие, хотя в этот момент они таковыми мне не казались, идеи у Антона не находят ни малейшего отклика. И вообще, весь этот разговор резко стал ему надоедать:

   – Лазарь плохо спит, поэтому принимает снотворное. До семи часов утра его и пушкой не разбудишь.

   – Каждый день? – уточнила я.

   – …Что?

   – Принимает свои пилюли? Каждый день?

   – Да, насколько мне известно.

   Как же мало тебе известно на самом деле, мысленно посетовала я, припомнив об истинной цели моего пребывания в стеклянном доме. Антон просто поражал своей ничем не подкрепленной уверенностью, а самое паршивое, что просветить его на сей счет я при всем желании не могла. Но чувствовала, что если этот слепец не придет в себя и не вынырнет хоть на короткое время из своего ограниченного мирка, чтобы проверить состояние реальной жизни, в ближайшем будущем это очень дорого ему аукнется.

   И вовсе не факт, что он окажется к этому готов.

   Перед глазами, словно в доказательство моих мыслей, одна за другой поползли те жуткие строчки, которые я прочла в его записях. Нет, он совершенно точно не готов к открытому столкновению с неминуемыми проблемами.

   Но это уже не моя забота. Надеюсь, к тому времени, как здесь завертится беспорядочный бедлам, я уже буду рядом со своей малышкой, а вся эта история останется на задворках моей памяти, как страшный сон.

ГЛАВА 4

ВАДИМ

   Лениво оглядевшись, высокий блондин в легкой темной ветровке неспешным шагом спустился с крыльца и направился к своему кроссоверу, припаркованному в паре метров от его многоэтажки. Без конца зевая, Вадим Николаевич Трифонов пошарил по карманам в поисках ключей от машины, щелкнул брелоком сигнализации, дернул на себя дверцу и устроился на водительском сидении.

   Прошло несколько дней, почти неделя с того памятного вечера, как он самолично свел подозрительно щедрого дядю со взбалмошной красоткой, в последнее время почти единолично греющей его холостяцкую постель. Несколько бесконечно долгих дней, на протяжении которых о Нике так ничего и не слышно. Девчонка испарилась в неизвестном направлении, не оставив никакого намека на то, где ее теперь искать, и Вадим, пусть даже был далек от такой дурацкой мысли, все же испытывал необъяснимое чувство досады из-за столь вопиющей безответственности.

   Злился, не желая признаться в этом даже самому себе.

   Нет, он вовсе не хотел избавляться от Ники, по-своему даже привязался к ней, и поначалу, внимательно выслушав туманное предложение Егора Ломова, пробовал было предложить тому другую девчонку из своего клуба, но дядя уперся рогом. Ему была нужна именно Ника. А потом показал ту фотку… ее фотку. Вадим долго разглядывал снимок. На нем, вне всяких сомнений, была Ника, такая же, как всегда, и в то же время словно какая-то другая. Подобной улыбки, немного стеснительной, искрящейся лукавым озорством, у своей девчонки Вадиму видеть еще не приходилось, да и волосы у нее на снимке казались темнее, отсутствовали намеренно выбеленные прядки, кокетливо выпадающие из роскошных каштановых локонов. И взгляд…

   Близняшка. В голове алчного владельца популярного молодежного вертепа тотчас вскружились зачатки несвязных мыслей относительно того, как можно использовать случайно полученную информацию о наличии у Ники сестры, а ловкий Егор уже вытаскивал свой основной козырь, которому редко можно что-либо противопоставить. Бабки. Не сводя зачарованного взгляда с нацарапанной на бумажном листе внушительной суммы, Вадим быстренько подсчитал свою выгоду от, в общем-то, пустякового дела и едва удержался, чтобы не расплыться в довольной улыбке кота, сунувшего морду в банку со сметаной. От него всего-то и требовалось отпустить Нику с Егором на недельку-другую, не поднимая кипеш из-за ее отсутствия. Ну, и удерживать от того же ее немногочисленных приятелей, способных подкинуть толстяку ненужных проблем.

   Плевое дело, легкие деньги. Все, как любит Вадим.

   Но вот минула почти неделя, в каждый из последующих дней которой эти самые легкие деньги начинали казаться ему все менее и менее привлекательными. С необъяснимой тоской заглядывая в любимый сейф, Вадим не узнавал самого себя, не понимая, с какой стати ровные стопки купюр больше не греют ему душу. Это было непостижимо. Смотрел на бабки, а видел Нику в компании ушлого толстяка, ее преисполненный злости взгляд, сменившийся беспомощной растерянностью, и то, как Ломов беспрепятственно уводит ее из клуба. Его девчонку из его клуба с его же согласия. Хрен знает зачем. Теперь, возможно, он бы переиграл итоги того вечера, посоветовал бы Егору засунуть бабки себе в задницу, но оставил Нику рядом с собой. Все же когда он знал, где она, было как-то… спокойнее.

   Вадим никогда не думал о том, что однажды настанет день, когда Ника исчезнет из его жизни, и уж тем более не мог представить, что ему будет ее не доставать. Бред какой-то. Никогда она не играла для него существенной роли. Но теперь ее нигде нет, он не может вызвать ее к себе по телефону просто потому, что сам же отправил девчонку в неизвестность, с легкостью променяв ее на щедрое вознаграждение за бездействие.

   Неужели такой обмен в самом деле казался ему равноценным?..

   Выругавшись сквозь зубы, Вадим порывисто извлек из кармана неизменный айфон и, мельком поглядывая в экран, в то время как основное внимание фокусировалось на дороге, принялся набирать знакомый номер. Но вызываемый абонент по-прежнему не желал внимать его молчаливому зову и оставался недоступным.

   – Ну, Никуля… – буркнул Трифонов, в раздражении бросив айфон на сиденье рядом. – Проклятая сучка! Думаешь, меня это остановит? Хрен ты куда от меня денешься…

   И с чего так паршиво? Что в этой девке такого особенного, что он уже почти неделю не может найти себе места и мается, как полный придурок, то и дело отгоняя прочь мысли о том, где она может быть, и что с ней происходит? Расплавляя навязчивые воспоминания, в которых она оказывается рядом с ним, в его постели, и на ней нет ничего, что могло бы помешать ему добраться до ее тела…

   Девка как девка. Красивая, но таких красоток полным-полно даже в его клубешнике, при известном желании можно отыскать посимпатичнее и куда сговорчивее. Какую угодно – блондинку, брюнетку, рыжую; вздорную или согласную исполнить любой каприз, воплотить в реальность самую грязную фантазию. Любую, но не такую. Такой, как Ника, Вадим в жизни никогда не встречал, да и вряд ли теперь встретит.

   Припарковав кроссовер на заднем дворе клуба, Трифонов захлопнул дверцу и, привалившись к крутому боку автомобиля, принялся набирать другой номер. Эти цифры высветились на экране его айфона еще в тот вечер, когда он, делая вид, что рассматривает мобильник неведомой Лизы, незаметно для Ломова послал с него вызов на свой телефон. Как знал, что непременно пригодится. Но и этот номер оказался недоступен, и Вадик, пробормотав себе под нос нехитрые ругательства, двинулся было ко входу для персонала, но в это время кто-то негромко окликнул его со спины:

   – Вадим!..

   Развернувшись, он повертел головой и заметил бегущую к нему темноволосую девушку, в которой без труда узнал Никину дражайшую подружку. Кажется, ее зовут Дана, Диана… что-то вроде того. Небрежно сунув айфон в карман, Трифонов принялся молча ждать, пока она приблизится, и только когда расстояние между ними совсем сократилось, хмуро присвистнул, окидывая девчонку взглядом с ног до головы. Ее симпатичную мордашку отнюдь не украшал наливающийся всеми оттенками фиолетового синяк под глазом, да и в целом вид у нее был, как после хорошей взбучки.

   – Что это с тобой… Дина, да?

   – Дина, – она согласно кивнула, машинально схватившись ладонью за перила, возле которых стоял Вадим. Непроизвольно поморщившись, Трифонов все же сделал шаг назад, освобождая для нее место.

   – Выглядишь хе***ово, – не стал церемониться он, вновь бросив демонстративный взгляд на разукрашенное лицо Никиной закадычной подружки. Их бабской дружбы Вадим никогда не понимал, но и не вникал особо, считая, что все эти дела его никоим образом не касаются. – С парнем, что ли, поцапалась?

   – Так… – Дина не торопилась вдаваться в подробности.

   – От меня чего надо? – выждав с пару секунд, поинтересовался у нее Трифонов.

   Диана пожала плечами, словно сама задавалась тем же вопросом, поежилась зябко и сунула руки в карманы теплой кофты, однако от Вадима не ускользнула та поспешность, с какой она это сделала.

   – С руками что? – строго поинтересовался Трифонов, не испытывая ни малейшего желания ввязываться в проблемы этой поломанной куклы.

   – Ерунда, – Диана выжала из себя жутковатую улыбку, которая должна была восполнить первое впечатление, но только его усугубила. Мигом сообразив это, улыбаться девица перестала. – Вадим, мне срочно нужна Ника, но я не могу ей дозвониться. И на квартире ее почему-то нет…

   – Все путем, – заверил Трифонов, припомнив условия их устного договора с Егором Ломовым. – Никуля уехала ненадолго, скоро вернется.

   В блеклых глазах Дины мелькнула растерянность, плавно переходящая в кроткий испуг:

   – Как с ней можно связаться?

   Развернувшись на девяносто градусов, Вадим принялся возиться с замком двери, прикидывая заодно, что бы ответить.

   – Пока никак, – сообщил лаконично, распахивая дверь.

   – Куда именно она уехала? – кусая обескровленные губы, спросила Дина, догадавшись, что сейчас Трифонов просто-напросто скроется внутри, и узнать у него что-либо будет весьма проблематично. – Вадим?

   Помедлив, он все же обернулся через плечо, пристально уставившись на девчонку, имеющую сейчас мало общего с той дерзкой сексапильной штучкой, пару раз составлявшей Нике компанию в его клубе. Оба эти раза в голове Вадима вспыхивали смутные, но такие будоражащие кровь желания затащить их вдвоем в свой кабинет, тщательно запереть дверь и дать волю разыгравшейся фантазии, в которой обе красотки порочно сплетаются вокруг него в лучших традициях немецких фильмов, обвивая руками, освобождая от одежды, губами скользя вдоль влажной кожи все ниже и ниже... Вот только теперь от призрачных фантазий не осталось ни малейшего следа.

   Смотрел теперь на эту разукрашенную Дину и понимал, что действительно – не осталось.

   Странно, черт побери.

   – Слушай, Дина… – он с трудом прогнал от себя лишние мысли и вдруг спросил совсем не то, о чем собирался. – Ты правда, что ли, училка?

   Поджав губы, она все же кивнула.

   – Не похожа, – протянул Трифонов, вспоминая попутно, как эта самая Диана клала ладони на Никины обнаженные плечи, когда веселые девчонки танцевали под заводную музыку в толпе таких же раскованных и свободных посетителей, а он украдкой наблюдал за ними, оставаясь в тени.

   – Я просто не в форме, – неохотно парировала Дина. – Так ты скажешь, где Ника?

   – Может, скажу, – Трифонов пожал плечами. – Может и нет. Зависит от того, чего тебе, училка, надо?

   Диана нервно облизнула бледные губы:

   – Это наше с ней дело.

   – Не, так не пойдет. Ты, может, не в курсе, но все, что касается моей дорогой Никули, автоматически становится и моим делом тоже. Мы с ней, типа… в связке. Так что давай, училка, колись или проваливай.

   – Я не могу говорить с тобой на эту тему.

   – Как хочешь, – вторично пожав плечами, Трифонов вновь было развернулся к приоткрытой двери, но напоследок все же решил поделиться скудным мнением стороннего наблюдателя. – Ты, Дина, своему козлу воли не давай. На хрена тебе с таким таблом расхаживать?

   Она приоткрыла было рот, силясь что-то ответить, но из ее горла вырвался короткий полувсхлип-полувскрик, нижняя губа предательски задрожала, а на глаза навернулись слезы. Девчонка, училка или кто она там, явно была на грани неминуемой истерики; сообразив это, Вадим выдал лихие проклятья, хотел забить и скрыться внутри клуба, но что-то остановило. Жалкая она такая была, беспомощная, черт бы ее побрал. Поняв, что молча уйти не получится, Трифонов хмуро зацепил Диану под локоть и потянул за собой в клуб. За его спиной доносились сдавленные рыдания; Никина подружка усиленно пыталась давить слезы и не терять лицо, но у нее ничего не выходило. Эмоции постепенно брали верх над самоконтролем, и Вадим, запирая дверь, тоскливо поздравил себя с удачно полученным статусом бабской жилетки.

   – Ну, ладно. Хорош слезы лить, – непререкаемым тоном велел он, когда они с Дианой достигли дверей его кабинета. Первым вошел внутрь и потянул из шкафа початую бутылку коньяка, плеснул на дно узкой стопки, протянул девчонке. – Давай-ка, училка, хлебни.

   Она попыталась отказаться, на что Вадим сделал суровое лицо:

   – Пей, говорю, иначе вышвырну вон. Я не особый любитель дамских истерик, знаешь ли. Долго твоих концертов не вынесу.

   Нерешительно протянув трясущуюся руку, Диана взяла предложенную стопку и под его пристальным взглядом махом вылила в себя все содержимое, тут же сильно сморщившись.

   – Ну, – Вадим устроился в кресле и чинно сложил перед собой сцепленные в замок ладони.

   Диана больше не всхлипывала, но ее покрасневшие щеки все еще светились от мокрых дорожек.

   – Не жди, что я брошусь решать твои проблемы, у меня своих по самые… Но выговориться можешь, раз уж у меня выдался незапланированный приступ человеколюбия, – милостиво подтолкнул ее Вадим.

   Дина тоскливо разглядывала сложенные на коленях ладони, так и не решаясь раскрыть рот и что-то сказать, и Вадим, все же неплохо знающий эту ушлую публику, быстро предупредил:

   – Лапшу прибереги для локаторов своего воинственного дружка, о’кей?

   Диана подняла на его кристально честные глаза:

   – Я не собиралась…

   – Да брось, а?

   Она вздохнула.

   – Просто не вижу, чем тебе может быть интересен мой рассказ.

   – Той частью, которая напрямую касается Ники, – подсказал Трифонов.

   – В том-то и дело, что это ее напрямую не касается…

   – Считаешь себя самой умной, да?

   Диана вновь опустила взгляд, выдохнула жалко:

   – Уже нет.

   – Уже?

   – Понимаешь, я попала в историю, и теперь из-за меня у нее тоже могут возникнуть проблемы, Валик непременно станет меня искать, а он знает, что мы с ней лучшие подруги и…

   – А, Валентин, – Вадим едва ли не выплюнул имя этого небезызвестного торчка, который, хоть и имел весомый авторитет в определенных кругах, у самого Трифонова вызывал только острую головную боль и стойкое чувство брезгливости, хотя это вовсе не означало, что Вадим стал бы переть в прямой конфликт с этим бойким парнем. Валентин имел славу придурка, отмороженного на всю башку, и связываться с ним было себе дороже. – Так это он тебя так раскрасил?

   Вместо ответа девчонка кивнула и съежилась всем телом.

   – Голова у тебя совсем не варит, – посетовал Вадим, задумчиво рассматривая ее лицо, стараниями Валика потерявшее существенную часть своей привлекательности. – Связаться с таким типом, это надо быть либо отчаянной, либо непроходимо тупой.

   – Слушай, я просто хочу предупредить Нику, понимаешь?

   – Считай, ты выполнила свой дружеский долг. Никули пока нет в городе, так что при всем желании Валентину до нее не добраться.

   – А ее семья?.. – сказав это, Дина вновь беспокойно заерзала на сиденье.

   – Что – семья? – не понял Вадим.

   – Валик знает, где живут ее родители с Элькой.

   – Элька – это ее лялька? – без всякого удовольствия уточнил Трифонов.

   – Ее дочь. Славная малышка.

   Ничего не ответив, Вадим сверлил взглядом Дину, но мысли его уже приобретали нехороший оттенок. В том, что при желании Валик способен отправить к Никиной семье пару своих обкуренных отморозков, он не сомневался, этот тип опасен и непредсказуем, а люди для него лишь средства на пути к достижению намеченной цели. Дети, старики, женщины – разница если и есть, то незначительная. Если он захочет добраться до Ники, то будет идти по головам, пока не достигнет желаемого. Ему по***й на последствия, он сам себе царь и Бог в своем изуродованном иллюзией мире. Диана права. Нику следовало об этом предупредить.

***

Учитывая, что полночи я шныряла по стеклянному особняку и даже едва не пустилась вскачь по любовно расчищенной садовником дорожке в погоню за чьей-то тенью, утром мое настроение оставляло желать лучшего. Чувствуя себя совершенно измотанной и уставшей, я кое-как сползла с постели до того, как разгневанный Лазарь отправился бы на мои поиски с часами в руках. На автомате умылась, привела себя в порядок, влезла в новый спортивный костюм, невесть как попавший в сумку Егора, и сразу отправилась на кухню. Ушлый велюрчик уже был тут, свежий и бодрый, как чертова майская роза. Узрев меня на пороге, он почему-то не стал возмущенно вопить во всю глотку с требованием убраться прочь, напротив, любезно предложил мне завтрак, налил кофе и даже пододвинул сливки. Лучше бы это была пачка сигарет, конечно.

   Только теперь я сообразила, что же так неумолимо тянуло меня на кухню – упоительный, совершенно непередаваемый запах свежесваренного кофе.

   – Кажется, вы неплохо спали, – между прочим заметила я, забираясь на стул у окна. Сквозь тонкое стекло мне было прекрасно видно вчерашнего садовника. Мужчина вновь торчал у кустов, но на сей раз действительно был чем-то занят, я видела, как он с усердием копошится в земле.

   – Я всегда сплю хорошо, – подбоченился Лазарь, невольно проследив за моим взглядом.

   – Везет вам. А я всю ночь не могла уснуть. Мне казалось, что по дому кто-то ходит.

   – Когда кажется… – Лазарь только махнул рукой. – Фантазерка, – все же добавил он, не удержавшись.

   – Лазарь, вы пьете какао? – уточнила я, с изумлением глядя за тем, как управляющий, то и дело косясь в мою сторону, недовольно помешивает напиток серебряной чайной ложечкой.

   – А что? – ворчливо вопросил Лазарь, бросив на меня взгляд, полный величавого презрения.

   – Как-то не похожи вы на любителя сладкого, – не слишком тактично фыркнула я, умышленно поддевая велюрчика. Услышав это, Лазарь свел брови у переносицы, намекая на мою беспросветную тупость, но отвечать ничего не стал, уселся на стул, медленно пододвинул к себе чашку, захватил ее указательным пальцем и с видимым удовольствием поднес к губам. От нечего делать я наблюдала за ним чересчур пристально.

   – А знаете, – начала, припомнив некстати одну виденную мной в интернете штуку. – Вам с вашей грацией непременно нужно научиться пить элегантно.

   – Чего? – подумав с полминуты, Лазарь-таки проявил интерес.

   – Держать чашку элегантно, – пояснила я ему. – Я в интернете видела. Берете чашку так же, как вы ее держите сейчас, только с одним отличием – мизинец оттопыриваете в сторону. Пафосно так. Вот так, – продемонстрировала ему наглядно на собственной чашке. Вот только без предварительных репетиций мое желание пофорсить перед велюровым ожидаемо обернулось провалом. Чашка накренилась, и я едва успела подхватить ее, предотвращая тем самым наметившееся падение, однако на столе всё равно образовалась небольшая кофейная лужица.

   Глядя на это, Лазарь поджал тонкие губы, с присущим ему изяществом отставил кружку с какао, поднялся деловито и, схватив с раковины влажную тряпку, небрежно бросил ее на столешницу передо мной.

   – Ага, спасибо, – хмуро буркнула я, принимаясь за уборку.

   Ничего не сказав, Лазарь уселся обратно и продолжил неторопливо смаковать свой шоколадный напиток.

   – Чего не берешь сливки? – поинтересовался он спустя пару минут молчания.

   – Не люблю. По примеру Дейла Купера предпочитаю пить крепкий черный кофе, – решила я выпендриться, но номер опять не прошел, Лазарь задумчиво свел брови у переносицы:

   – И давно?

   – А что? – я насторожилась.

   Поднявшись с места, Лазарь схватил со стола сливки и молча сунул их обратно в холодильник.

   – Помнится, раньше ты всегда добавляла их в кофе, – буркнул он, с недовольством опускаясь на прежнее место. – Предупреждай, когда меняешь привычки.

   – Только не говорите, что ради меня вы таскались в магазин за свежими сливками, – недоверчиво скривилась я, но, видя, как на лицо Лазаря тотчас наползает знакомая каменная маска, прибавила уже другим тоном. – Что, в самом деле таскались?

   Проклятый Егор! Я не могу предусмотреть безумное множество каких-то незначительных мелочей, тем более не могу знать обо всех вкусовых пристрастиях пропавшей сестрицы. Раньше, в то время, когда мы еще общались, Лизка пила любой кофе, но мы слишком долго не виделись, а у меня нет дара ясновидения, чтобы вовремя использовать его и не попадать впросак. Кажется, отсчет до момента моего разоблачения идет даже не на дни, а на короткие часы. Лазарь уже что-то подозревает. Черт… мне кажется, он подозревает меня во всем, в чем только может!

   – Ладно, – пошла я на попятный, подавляя досаду и надеясь как-то сгладить наметившийся острый угол. – Я же не знала. Между прочим, к вашему настроению тоже трудно подстроиться. Пусть будут сливки…

   Но Лазарь уже прочно занял свои позиции:

   – Хватит болтать, – сурово отрезал он, откочевывая к мойке вместе с пустой чашкой. – Лучше иди и займись делом.

ГЛАВА 5

Теперь, когда на улице ярко светило весеннее солнце, все мои ночные приключения казались дурацким сном, не имеющим ничего общего с реальностью. Если б не чересчур пристальный взгляд Антона, который я поймала на себе, оттаскивая писателю дежурное приветствие от Лазаря, и вовсе можно было подумать, что ничего такого не происходило, и мне все померещилось. Следовало признать: минувшей ночью я была не на высоте, бездарно все прошляпила, ничего не выяснила, вдобавок выставила себя еще большей дурой в глазах Антона.

   Я немного подоставала Антона, изо всех сил стараясь быть полезной, но ему вновь было не до меня. По своему обыкновению он не грубил, отвечал сухо, но в ставшей уже привычной манере, однако чувствовалось, что мое присутствие ему в тягость.

   В общем, я решила не испытывать судьбу и отправилась на улицу. Меня ожидаемо потянуло к воротам, туда, где ночью я успела заметить мелькнувший силуэт неизвестного гостя. Поверхностный осмотр территории ничего не дал, зато я попутно припомнила, что кто-то совсем недавно помял кусты, и окончательно поспешила увериться в существовании некоей посторонней личности, шпионящей за кем-то из обитателей дома.

   А вдруг это была Лизка?

   Да, на ее месте я бы тоже рванула со всех ног, узрев за спиной разъяренную сестру, желающую во что бы то ни стало разобраться во всем творящемся здесь беспорядке.

   Зазвонил мой телефон. Бросив быстрый взгляд на светящийся экран, я обнаружила, что входящий номер скрыт, и, поколебавшись, все же нажала на кнопку ответа, подумав, что это наверняка Егор. Шифруется, мерзавец, хочет узнать последние новости из жизни аутичного бомонда так, чтобы не спалить при этом свой номер. Вот только с какой стати? Можно подумать, я стала бы названивать ему день и ночь! Тем более, что для экстренной связи в памяти моего телефона существует неприметный контакт «Мама».

   – Слушаю.

   – Привет, милая.

   Нет, это не Егор.

   – Откуда у тебя этот номер? – слишком резко бросила я, сразу сообразив, кто удостоил меня такой чести.

   – Ну, радость моя, у мафии длинные руки, – вкрадчиво проговорил Вадим.

   Трифонов. Что за черт, откуда он взял номер? Вот уж кого я точно не ожидала услышать.

   – У мафии – возможно, ты-то тут при чем?

   – Никуля, ты ведь не ждешь, что я вот так сходу начну выдавать тебе все свои явки-пароли?

   Даже не видя перед собой его лица, я очень живо представила себе, как Вадим довольно щурится, в полной мере наслаждаясь растерянностью в моем голосе, точно зная, что моему неведению может положить конец лишь он. И то – если захочет сам.

   Эта его непоколебимая вопиющая самоуверенность всегда ввергала меня в состояние наивного изумления, но сейчас хотелось разметать нахального болвана в пух и прах, наверное, оттого мой ответ прозвучал слишком резко:

   – Мне по барабану твои явки-пароли. Вадим, что тебе нужно?

   – А ты подумай.

   – Я кладу трубку.

   – Это после недельного отсутствия, да?

   Вот же мерзавец. Я сильнее сжала пальцы вокруг корпуса мобильного, живо припомнив, с каким видом алчный Вадик выбирался из-за столика, оставляя меня наедине с Ломовым и лишая даже малой толики столь необходимой поддержки в тот памятный вечер, когда он меня продал.

   – Слушай, ты…

   Короткий вздох.

   – Ну, где твои манеры? Я бы предпочел услышать, что ты скучаешь по мне в вынужденной разлуке...

   – У меня нет времени скучать, – сухо оборвала я Трифонова.

   – Это очень прискорбно, детка. Я вот, к примеру, уже начинаю по тебе тосковать.

   – Правда, Вадик? Как мило, – я скрипнула зубами, мысленно посоветовав себе не выходить за рамки, он этого совершенно не заслуживает. – Тебе тоскливо и одиноко, мой друг? Кажется, я знаю, как можно поднять твое настроение.

   – Ну же, порази меня. Я весьма заинтригован...

   – О, поверь, тут все до нелепого очевидно. Просто проверь свой счет… Или тебе платили налом? Да… вероятно, все-таки налом. Тогда загляни в сейф, дорогой, –прошипела я, очень жалея, что Вадик далеко, и моим ногтям при всем желании не добраться до его беззащитного горла. – Держу пари, там найдется что-нибудь, способное развеять твою скуку и повергнуть тебя в неописуемый экстаз.

   Трифонов рассмеялся:

   – Никуля, радость моя, то, на что ты сейчас так тонко намекаешь, я давным-давно вложил в дело.

   – Спустил, – любезно поправила я.

   – Прости, ничего личного – только и исключительно бизнес, – он вздохнул с притворным сожалением. – В общем, я был готов мириться с твоим отсутствием, пока у меня были иные заботы, но их больше нет, и я хочу, чтобы ты вернулась обратно.

   – Это лучшее, что я слышала за последнее время. Нет, в самом деле. Ты супер, Вадик! – невольно восхитилась я, уже с огромным трудом сдерживая рвущиеся с языка матерные реплики, которых мой друг, вне всякого сомнения, был достоин, как никто другой. – На твоем месте я бы предпочла сделать вид, что мы вообще не знакомы. Или убраться куда-нибудь подальше из города. Свалить нахрен, придурок, потому что не за горами тот день, когда я закончу со всеми этими делишками толстяка и в самом деле вернусь. И первым делом – будь уверен, мой милый – я приду по твою жалкую, черствую, насквозь прогнившую душонку!

   – Жду не дождусь, Никуля. Это будет жаркая встреча.

   – О, да! У тебя фантазии не хватит представить ее во всех красках! – мстительно заявила я, теснее сжимая телефон.

   – Детка, ты что, вздумала сделать меня основной причиной всех своих неприятностей? За что же такая немилость, Никуля? Конечно, я как-нибудь попробую пережить твое невежество, но учти, всего этого я не заслужил… Скажи мне лучше, у тебя все нормально?

   – Просто прекрасно! И хватает же наглости…

   – Наглости у меня за троих, – охотно согласился Вадик. – Еще и на несколько жизней вперед хватит. Не нервируй меня, а, детка?

   – Да пошел ты…

   – Хоть сейчас, любовь моя, – заерничал Трифонов, само собой разумеется, ничего толкового не подразумевая. – Скажи, где ты сейчас находишься, и я за тобой приеду.

   – Долго ехать придется, – фыркнула я.

   – У меня надежная тачка.

   Пришла моя очередь вздыхать.

   – Ты просто так треплешься, или твой упитанный дружок еще чего-нибудь тебе отстегнул за излишнее рвение?

   – Никуля, такое неверие больно ранит мое сердце.

   – Не льсти себе, там уже давно нечего ранить.

   Трифонов засмеялся, вопреки всякой логике отчего-то приходя в отличное расположение духа:

   – Ты прелесть, милая. Но мне очень не нравится, что ты таскаешься черт-те где без всякого контроля.

   – Зато я уверена, что тебе очень нравятся бабки, – не преминула заметить я. – Надеюсь, ты там ни в чем себе не отказываешь?

   – Смотря что ты имеешь в виду…

   Слушая Вадима, я вдруг заметила едва различимый отпечаток подошвы чуть в стороне от калитки, где прохаживалась, стремясь оказаться подальше от возможных любопытствующих ушей. Вряд ли Егор придет в восторг относительно нашего глупого разговора с внезапно обретшим зачатки совести Трифоновым, лучше бы ему об этом вообще не знать.

   След был маленьким, собственно, осталась только верхняя часть ботинка. Ни размера, ни какой-либо характерной приметы разглядеть невозможно, но я почему-то была уверена, что этот отпечаток оставил тот самый таинственный гость, которого я спугнула ночью. Еще не зная, чем это может помочь, но чувствуя себя заправским сыщиком, я спешно пожелала Вадиму сгинуть в пучинах неизвестности, желательно на долгий срок, скинула вызов и быстро сделала снимок камерой мобильного, еще какое-то время придирчиво рассматривая фотографию уже на экране, а когда собралась выпрямиться, внезапно почувствовала чью-то тяжелую ладонь на своем плече.

   Вздрогнув, я резко обернулась и увидела садовника. Вчерашнее придурковатое выражение с его лица исчезло, сменившись настороженностью.

   – Что ты тут делаешь? – с неожиданной грубостью поинтересовался он, предприняв попытку заглянуть в мой телефон, однако я быстро зажала кнопку блокировки экрана.

   – А в чем, собственно, дело?

   Он не сразу нашелся, что ответить.

   – Мне не нравится, когда кто-то ломает мои кусты, – несколько невпопад заявил садовник, не сводя с меня все такого же придирчиво-настороженного взгляда.

   – Да… кусты. Послушай, тебе несколько раз повторить надо, чтобы дошло? Не трогала я никаких кустов, – бросила в раздражении, сунув телефон в карман спортивных штанов. Хотела было пройти мимо, но садовник вдруг больно стиснул мое плечо, заставляя меня развернуться к нему лицом.

   Заметив мое замешательство, он осклабился и даже подмигнул, но голос его прозвучал грозно:

   – Будь осторожнее, кукла.

   Я с силой дернула плечом, сбрасывая его лапу, и, вскинув голову, демонстративно прошествовала мимо этого придурка по направлению к главному входу. Но неприятный осадок остался; садовник из типа, не представляющего для меня ни малейшего интереса, враз обратился в человека, с которым лучше держать ухо востро. Я даже подумала о том, что не зря Егор забыл рассказать мне о его присутствии в доме.

   Похоже, у каждого из нас имеется своя личная игра в пределах одной общей, невероятно запутанной и изощренной.

   Кругом враги, мать их!

   Я подумала о Вадиме и его неожиданном звонке, вновь прокрутила в голове наш непродолжительный разговор, невольно скривив губы в презрительной ухмылке. Трифонов, как обычно, в своем неповторимом стиле, невозмутимый и чертовски уверенный в собственной правоте, пусть даже он понятия не имеет, куда и во что лезет. И сотню раз плевать ему на то, что я жажду располосовать его подлую физиономию при первой же нашей встрече. Держу пари, он на полном серьезе полагает, будто вместо этого я сплю и вижу, как бы скорее оказаться в его жарких объятиях.

   Потрясающий мерзавец. И как меня угораздило с ним связаться?

   Мельком оглянувшись, я убедилась, что садовник по-прежнему стоит на том же месте и таращится мне вслед. Быстрая мысль, что, возможно, я могла бы позвонить дочери, испарилась моментально – только не при таких свидетелях. В досаде закусив нижнюю губу, я толкнула дверь и направилась в ту часть дома, которая вела к кухне и прочим подсобным помещениям. Но не успела сделать и нескольких шагов, как раздался перелив дверного звонка.

   Лазарь, возникший в поле моего зрения пару мгновений спустя, засеменил было на зов, но увидел меня и лишь взмахнул руками в белых перчатках:

   – Открой, – велел, наглядно продемонстрировав мне обе свои конечности, измазанные в чем-то, похожем на муку.

   – А что мне за это будет? – поинтересовалась просто так, для проформы, но Лазарь предсказуемо начал закипать. – Ладно, так и быть. Побуду вашей палочкой-выручалочкой. Но вы будете мне должны!

   Не дожидаясь ответа управляющего, я вновь толкнула входную дверь, отметив попутно, что противный садовник успел куда-то убраться, и направилась обратно к воротам, гадая, кто мог заявиться в это уединенное место, по-моему, не слишком лояльное к гостям.

   Конечно, я не отгадала. Воображение отчего-то упорно рисовало плечистых мальчиков Егора Ломова, пусть даже я затруднялась придумать причину их визиту, однако за калиткой оказалась худощавая темноволосая девушка в черной юбке чуть ниже колен и легкой темно-зеленой куртке нараспашку. Довольно симпатичная. При виде меня она рассеянно улыбнулась и чуть развела руками, словно предлагая извинить за излишнее беспокойство.

   Я машинально свела брови у переносицы и окинула девицу быстрым взглядом, подумав о том, что вряд ли она притащилась к идиотскому садовнику или, того хуже, Лазарю. Из всех обитателей стеклянного дома на ум приходил только Антон, и это мне почему-то совсем не понравилось. Более того, здорово обеспокоило.

   – Вам кого? – не слишком любезно осведомилась я, подняв взгляд на ее лицо. Улыбка девушки заметно потускнела.

   – Я… – она замешкалась, бросая на меня взгляды, полные безмолвных призывов о помощи, и это в самом деле было странно. – Лиза, я…

   Лиза. Значит, с сестрицей они знакомы. Прекрасно.

   На всякий случай я постаралась придать себе дружелюбия и тоже скривила губы.

   В каких они отношениях с Лизкой? Как с ней разговаривать – на ты или на вы? Кто она вообще такая, а?

   – …хотела увидеть Антона, – докончила девица на одном дыхании, точно перед этим несколько раз повторила в уме нехитрую фразу.

   Своей прозорливости я радоваться не спешила.

   – А… – как обратиться к девушке, по-прежнему не знала, оттого заметно сбавила обороты. Словно почувствовав это, незнакомка пришла на помощь:

   – Ася. Я понимаю, мое имя почему-то мало кто запоминает.

   Девушка изумляла меня все больше и больше, хотя казалось, что в этом смысле обитатели стеклянного особняка побили все мыслимые и немыслимые рекорды. Похоже, рано я начала считать себя закаленной, мне еще со многим предстоит столкнуться.

   – Я помню, – ложь далась на удивление легко. – Ася, я сейчас узнаю у Антона, сможет ли он уделить вам время, – я понятия не имела, можно ли пускать девушку на территорию дома, и на всякий случай решила перестраховаться. – Подождете здесь?

   – Конечно, – с готовностью закивала она, по-видимому, в самом деле обрадованная таким исходом. Дивясь про себя ее чудаковатости, я тем не менее захлопнула калитку и направилась обратно в дом узнать пожелания самого писателя.

   А что, если это его девушка? Наверное, только такая чудачка и могла бы стерпеть все бесчисленные причуды капризного баловня пера, стараниями Егора доставшегося мне под опеку. А я оставила ее прохлаждаться на улице, еще и бесцеремонно захлопнула калитку перед самым ее носом. В случае чего на незнание не спишешь – Лиза ведь абсолютно точно знакома с неведомой Асей, и подобные номера в ее исполнении должны выглядеть по меньшей мере странно, если не сказать подозрительно. Антон может обвинить меня черт-те в чем…

   Егор, гореть тебе в аду за все мои истраченные на бестолковые гадания нервы.

   Поднявшись по лестнице, я сразу же направилась к кабинету Антона. Пару раз основательно стукнув костяшками пальцев по беленой двери, толкнула ее и заглянула внутрь. Писатель обнаружился в глубоком утопическом кресле у окна, листал какую-то толстую книгу и, видимо, вновь был очень и очень занят. Однако при моем появлении он милостиво оторвал взгляд от страниц.

   – Антон, там… – начала было и вдруг сообразила, что не знаю его отчества, более того, я впервые назвала его по имени, еще и так… просто. По-свойски. Так, как Лиза вряд ли обращалась к писателю в случае возникающих у нее вопросов. Столь неожиданное открытие смутило больше положенного, а снисходительная улыбка Антона лишь усугубила без того дрянное положение, в которое я сама себя загнала.

   – Лиза, что там? – услужливо подтолкнул писатель, заметив, что я впала в легкую прострацию и не спешу продолжать.

   – А, да. Там пришла Ася, – надеюсь, девица ошибается, и Антон не из тех, кто все время забывает ее нехитрое имя, в противном случае мне будет невыразимо трудно что-либо объяснить ему по причине собственного неведения.

   – Ася? – он едва заметно вздернул бровь и одарил меня улыбкой.

   «Я должен ненавидеть», – так некстати всплыло в голове жестким контрастом.

   – Да, – подтвердила, с заметным трудом не отводя от него глаз. – Она хочет вас видеть. Что мне ей передать?

   Улыбка растворилась с губ писателя быстрее, чем я успела моргнуть. Оттягивая время, Антон рассеянно посмотрел на книгу в своих руках и едва повел плечом.

   – Я не знаю, – признался он, задумчиво ведя указательным пальцем по толстому корешку книги, и вдруг поинтересовался буднично. – А вы, Лиз?

   – Как я могу знать, по-вашему? – растерялась я, чувствуя с его стороны явный подвох. Как будто Антон нарочно все это делает, от бесконечной скуки играет со мной, как большой ленивый кот с шустрой мышкой, попавшей в тесный плен четырех углов и не знающей, куда скрыться.

   Играет не торопясь, точно зная, что победа в любом случае будет за ним.

   Или, напротив, тактично пытается вывести меня на чистую воду, давно сообразив, что за «Лиза» на самом деле неустанно маячит у него перед глазами. И попутно развлекается, наблюдая за моими мучительными попытками корчить из себя актрису погорелого театра, бездарную, но раздувшуюся от непомерного самомнения.

   Я услышала его смех, тихий, ненавязчивый, очень приятный, и с изумлением покосилась на писателя, силясь понять, что именно так его веселит.

   – Она меня пугает, – понизив голос почти до шепота, сообщил Антон, все еще улыбаясь. Подозрение, что меня старательно водят за нос, мгновенно усилилось в несколько раз. – Ладно, Лиз, зовите ее сюда.

   Писатель негромко вздохнул, как-то разом поникнув, махнул мне рукой и вновь уткнулся глазами в свою книгу. А я внезапно ощутила смутное, не совсем обозначившееся желание подойти к нему ближе, опуститься на подлокотник кресла и провести ладонью по его плечу под дурацким пиджаком, один вид которого словно переворачивает время вспять, возвращая меня на много лет назад, когда такие шмотки носили еще приятели с работы моего папы.

   Нет, это уже вовсе никуда не годится! Определенно, нелюдимый писатель в совокупности со своими многочисленными загадками действует на меня каким-то очень странным образом. Откуда берутся все эти непонятные мысли? Почему они такие навязчивые, с большим трудом поддающиеся даже самому поверхностному контролю? Отчего же так сложно раз за разом ставить мысленные запреты, сдерживаться в наступающих по всем фронтам необъяснимых стремлениях и фантазиях, доказывая себе самой, что все неверно, не так, как должно быть?

   Эта стеклянная дыра вместе с ее поехавшими обитателями методично сводит меня с ума, и я поддаюсь этому незримому влиянию, толком не осознавая, как именно это происходит.

   – Лиза? – Антон вновь смотрел с недоумением, и я, чертыхнувшись про себя, поспешила покинуть его кабинет.

   Услышав, что Антон ждет ее наверху, Ася засияла всеми оттенками радости и даже сцепила ладони в замок, словно пытаясь сдержать себя в руках. С большой неохотой я проводила девушку до лестницы и потом некоторое время стояла у ее подножья, хотя Ася давно уже скрылась за дверями кабинета писателя, и меня ничего не держало на одном месте. Непонятно с какой стати, но гостья Антона мне совершенно не нравилась, было в ней что-то настораживающее, еще эта ее буйная радость от встречи с Великим… Вдруг это какая-нибудь чокнутая фанатка вроде той ненормальной тетки из «Мизери»? А я так беспечно пустила ее к предполагаемому субъекту страстного обожания, еще и оставила их один на один без всякого присмотра...

   После таких мыслей мне стоило больших трудов не последовать за Асей, чтобы самолично убедиться, в том, что Антону не нужна… помощь?

   Черт возьми.

   Он взрослый мужик, кажется, даже вполне самостоятельный. Со сдвигами и странностями, но и у Аси в этом плане все более чем запущено. Эти двое определенно нашли друг друга. Нормальным людям, к коим я причисляю себя без колебаний, делать в подобном тандеме абсолютно нечего. В конце концов, если Асе окажутся не чужды лавры безумной Энни Вилкс, Антон всегда сумеет от нее удрать, благо с конечностями у него, в отличие от того бедняги Шелдона, полный порядок. (2)

   Убеждая себя таким образом, я заглянула в одно из подсобных помещений, вооружилась средствами для уборки и, сообщив выглянувшему Лазарю о своем намерении прибраться, отправилась в гостиную.

   Прямо над камином висел большой портрет Евгения Аркадьевича, яркий акцент, невольно привлекающий внимание любого, кто зайдет в это лишенное красок помещение. Моложавый дедуля смотрел орлом, пристально, уголки губ вздернуты ровно настолько, чтобы дежурная улыбка политика казалась хищным оскалом. Что ж, на удивление подходящий образ, художник, кем бы он ни был, угадал с передачей ощущений на все сто процентов. Лица с остальных портретов были мне незнакомы. Странно, что среди них нет портрета писателя. Пользуясь своим удачным прикрытием, я прошлась влажной тряпкой по всем доступным углам, не забывая глазеть по сторонам в поисках чего-нибудь интересного, но предсказуемо потерпела неудачу. Нет… если я хочу найти что-то стоящее, мне придется как следует прошерстить по личным комнатам обитателей дома, в общих помещениях вряд ли обнаружится что-то важное для моего необозначенного дела.

   Справившись, я невесело подмигнула портрету Евгения Аркадьевича, после чего сгребла все средства для уборки и вернулась обратно.

   Лазарь высунулся из кухни, услышав, как одна из пластиковых тар с грохотом покатилась за стеллаж.

   – У вас щека в муке, – сообщила я велюровому, неспешно водружая все обратно на полки. Лазарь за моей спиной что-то прошипел и велел мне оттащить в пристройку рядом с домом ненужные вещи. Спорить я не стала, а обернувшись, с тайным удовлетворением отметила, что щеку управляющий вытер.

   Меня так и подмывало спросить его, что велюрчику известно о неведомой девице Асе, но любые мои расспросы могли сильно его насторожить, что было мне абсолютно не нужно. И вновь приходилось рассчитывать лишь на свои силы, если я хотела что-нибудь прояснить, но не попасть при этом в чужую ловушку. Такое положение дел здорово удручало, стыдно признаться, но я бы не отказалась сейчас от сторонней помощи, даже совсем мизерной. Вот только желающих взвалить на себя хоть малую часть моих проблем нет и в ближайшем будущем не предвидится.

   Толкнув дверь, я кое-как просочилась в образовавшийся проем вместе с довольно увесистым мешком, под завязку набитым старыми шмотками. Моему взору открылось небольшое, но ужасно захламленное помещение с парочкой вертикальных окон, пропускающих внутрь достаточно света, чтобы я не расшибла себе голову, споткнувшись о какой-нибудь мусор. Похоже, сюда просто сваливают ненужное барахло, не разбирая его на контрольной проверке перед тем, как выбросить. Просто какой-то отстойник хлама. Скинув свою ношу в общую свалку старья, я развернулась к лестнице, упирающейся в люк чердака, и машинально зацепилась взглядом за край золотистой рамки, виднеющейся из-за древнего табурета на трех ножках. Не в силах совладать с любопытством, я подобралась ближе и, ухватившись за край рамы, не без усилий вытянула портрет, очень похожий на один из тех, что украшают стены гостиной в доме. Только на этом холсте был изображен другой член семьи.

   Вот и он, недостающий портрет Антона.

   Писатель угрюмо взирал на меня с картины, выполненной так натурально, что я ощутила смутное волнение, глядя в гротескно очерченные темные глаза Антона, очень выразительные даже в искусственных красках. Из-за этого пронзительного тяжелого взгляда я не узнавала его лица, но в то же время странным образом ловила скрытое послание, вложенное художником в свое творение, как будто невербально перенимая на себя то впечатление, которое производил на мастера Антон во время написания этого портрета.

   Жутко.

   Мистика.

   Захватывает дух до легкого ощущения дрожи.

   Настоящий?.. А тот, кого я знаю – подделка?

   Я помотала головой, сбрасывая с себя чарующее оцепенение, извлекла из кармана мобильный и пару раз щелкнула камерой. Пусть будет… на всякий случай.

   Почему этот портрет запрятан здесь, в пыли и богатых залежах старого хлама, как что-то несущественное и ненужное, что лучше убрать подальше от глаз, в то время как портреты других членов семейства украшают собой стены гостиной? Кто перенес его сюда? По какой причине? Как к этому относится сам Антон?

   Выпрямившись, я спрятала портрет обратно, все еще размышляя о его незавидной участи. Конечно, образ, пойманный талантливым художником, и тот, который примеряет на себя Антон в данный промежуток времени, создают между собой жуткий диссонанс для любого, кто имеет возможность сопоставить их вместе, и все же портрет слишком хорош и точно не заслуживает такого забвения...

   Я могла просто бросить мешок среди прочего мусора, но вспомнив, что никаких особых дел у меня нет, решила немного задержаться и полезла на лестницу, откинула крышку люка, сунулась в образовавшуюся дыру и убедилась, что там такой же бардак, как и внизу. Еще пара минут ушла, чтобы провернуть похожий фокус уже с мешком в руках. Кое-как взобравшись наверх, я глубоко вдохнула и попыталась спихнуть свою ношу, но это оказалось не так-то просто сделать, одновременно придерживаясь за край люка, чтобы не навернуться с лестницы. Да, видимо, я неверно оценила собственные силы.

   В этот момент кто-то прошел совсем рядом с пристройкой; до меня явственно донесся звук чужих шагов, ступающих по мелкому камню. Наверняка Лазарь рассудил так же, как я секунду назад, догадался, что с такой внушительной торбой девице моей комплекции вовсе не помешает посторонняя помощь и все-таки явился мне на выручку. Определенно, с велюровым мы скоро подружимся. Приободрившись, я позвала громко:

   – Эй, кто там? Загляните сюда, а?

   Но вместо ожидаемой помощи получила только звук спешно удаляющихся в ином направлении шагов.

   В смысле?.. Что это значит?

   – Проклятье! – рявкнула в сердцах. Скорее всего, это был вздорный садовник, который, услышав мой голос, предпочел включить полный игнор, притворившись глухим на оба уха. Его поведение выглядит совершенно по-идиотски и не находит во мне никакого отклика, но все же за его показательной неприязнью в мою сторону должно что-то стоять…

   – Нет, черт побери, нет! – мешок стремительно полетел вниз, неожиданное падение тотчас оживило мирно лежащую пыль, а я, проворно схватившись за край люка, едва удержалась от того, чтобы не полететь за ним следом. – Б***ь! Да что за…

   Проклятый садовник был бы очень доволен исходом моей провалившейся вылазки. От души чертыхаясь, я спустилась вниз, от расстройства бухнулась прямо на колени и принялась запихивать рассыпавшееся шмотье обратно в мешок, старательно прогоняя от себя мысль о том, что делаю никому ненужную работу. Монотонные действия хотя бы успокаивают нервы. Больше наверх не полезу, оставлю хлам внизу, Лазарю и в голову не придет все это проверять…

   Минуточку, а это еще что такое?

   В кармане старой трехцветной олимпийки я нащупала нечто, на поверку оказавшееся смятым листом в клетку, вырванным из блокнота. Аккуратно расправив края, я увидела каллиграфически красивые буквы, выписанные уже хорошо мне знакомым почерком Антона. Не знаю, зачем я зацепилась за них взглядом, но слова как-то сами собой сложились в полный текст, и вскоре я в легком обалдении уже сама мяла листок, не зная, что вообще следует думать, и правильны ли те мысли, которые сами собой всплывают в голове всякий раз, стоит мне обнаружить хоть что-то касающееся Антона…

   «Разговоры, разговоры, бесчисленные разговоры ни о чем…

   А нужно ли?..»

   Мой взгляд тупо застыл на последней строчке, несколько смазанной потекшими чернилами. В мыслях, точно продолжая отрывок из текста писателя, наметилась лишь сквозящая пустота. Я как будто держала в руках вырванную страницу из дневника задавленного депрессиями незнакомого человека, который уж точно не имеет никакого отношения к Антону… Ни к закрытому писателю, которого знаю я, ни к тому, каким он предстал взгляду неведомого художника, написавшего столь пронзительный портрет, так несправедливо задвинутый в компанию к остальному ненужному хламу.

   Это необъяснимо. Разве такое вообще возможно? Как будто три совершенно разных человека оказались скованы вместе под маской красивого черноволосого мужчины.

   Чертовщина.

   Антон, кто ты?

   Кажется, мне больше не хочется тебя разгадывать.

***

– Ну, наконец-то!

   Злополучный мешок, вопреки моему твердому намерению оставить его внизу, все же перекочевал на чердак, сопровождаемый многочисленными ругательствами с моей стороны. Весьма довольная собой, я уцепилась за край приоткрытого люка и нашарила ногой нижнюю ступеньку лестницы, собираясь спуститься, как вдруг… Громкий скребущий звук, и мои ноги внезапно нащупали пустоту; от неминуемого падения меня спасла разве что быстрота реакции. Каким образом приставленная лестница грохнулась на пол, оставалось лишь гадать, но сейчас у меня стихийно наметились заботы поважнее – нужно было очень быстро что-то сделать, так как долго мне в таком положении не провисеть, и вовсе не за горами та секунда, когда я не удержусь и все-таки полечу по заданной мешком, а затем и лестницей траектории в гору мусора. Вот только в моем случае последствия будут куда серьезнее, учитывая, что высота здесь все же приличная, а я не умею приземляться на четыре лапы, как кошка.

   – Черт, вот черт! Ну и где ты, любитель голых кустов и ненавистник нормальных девушек? – я покосилась на свои руки, мертвой хваткой вцепившиеся в края люка, и похолодела, сообразив, что вряд ли садовник вернется, а кроме него никто сюда не придет, следовательно, у меня большие проблемы. – Эй, кто-нибудь!

   В школе, а потом и в институте я удачно халявила все уроки физкультуры, и о том, чтобы подтянуться и влезть наверх, теперь не могло быть речи. Впрочем, я попробовала…

   – Эй! – заголосила в отчаянии, надеясь, что кто-нибудь из обитателей стеклянного дома все-таки решит проверить, куда делась «Лиза», и пойдет по моим следам. Впрочем, кому она тут нужна! Все мои кости разом заныли в болезненном предвкушении соприкосновения с захламленным полом, я трагически прикрыла глаза и уже из чистого упрямства повторила вслух свой призыв хоть к какой-нибудь живой душе, совсем не надеясь на ответ. Однако меня в который раз ждал сюрприз:

   – Лиза? Где вы?

   Антон.

   Антон!

   Я тотчас распахнула глаза и сильнее сцепила слабеющие пальцы, запретив себе думать о том, что писателю абсолютно нечего тут делать.

   – Антон, идите сюда! Я в пристройке… Черт знает, как вы ее между собой называете…

   Последние слова я проговорила намного тише, почти сквозь зубы, писатель вряд ли мог их слышать, хоть и появился на пороге спустя пару секунд. Этого времени хватило, чтобы он, задрав голову, сумел правильно оценить мое критически опасное положение, но я все же не удержалась и подсказала:

   – Лестница меня не выдержала, представляете?

   – Какого черта вы туда полезли? – с естественным изумлением вопросил писатель, взирая на меня снизу вверх.

   – Хороший вопрос. Может, вы сначала мне поможете? Не сочтите за грубость, просто я чертовски боюсь свалиться вам на голову.

   – Моя голова крепче, чем вам кажется, Лиз.

   – Давайте не будем проверять?

   – Давайте, – охотно согласился Антон, аккуратно продвигаясь ближе ко мне сквозь залежи хлама и попутно делясь нехитрыми соображениями. – Эта лестница стоит здесь уже очень много лет, думаю, она даже старше моего прадеда, – писатель не сдержал усмешки. – Где-то поблизости должна быть другая, вы бы лучше спросили у Лазаря, прежде чем…

   Умник, мать его!..

   – Помогите мне, – перебила в нетерпении, чувствуя, как мои пальцы начинают скользить вдоль острых краев люка.

   – Придется вам мне довериться, – с сомнением оповестил Антон, останавливаясь где-то подо мной и вскидывая голову кверху. Его руки мягко обхватили мои ноги выше коленей, сначала неловко, примеряясь, затем скользнули выше, теперь уже крепче фиксируясь на моих бедрах. Тишина, до сего момента казавшаяся ненавязчивым фоном, вдруг резко оглушила, с силой долбанув по моему размягченному слуху. Вздрогнув, я машинально опустила взгляд вниз, к карману своих спортивных штанов, в котором покоился обнаруженный мною лист из блокнота Антона. Его ладони совсем близко… Что, если он найдет?

   Нет. Конечно, нет. Для этого ему пришлось бы как следует меня облапать, а это точно не про писателя.

   – Давайте, – мягко подтолкнул Антон, ничего не подозревая о моих спонтанных мыслях.

   – Прыгать? Вы что, серьезно? Думаете, прыгну?

   – Не бойтесь, я вас держу.

   – Вы меня плохо знаете. Я сломаю вам шею, – честно предупредила я, в мыслях спрогнозировав возможную траекторию своего полета, у которого не было ни единого шанса закончиться на позитивной ноте.

   – Я что, так сильно вам надоел? – Антон улыбался, черт бы его побрал, и это здорово сбивало с толку. – Смелее, Лиз, я клятвенно обещаю вас поймать.

   – Нет, ни за что.

   – Как хотите. Все равно вы долго не продержитесь, – резонно заметил Антон, едва ощутимо сжав ладони на моих бедрах. Теперь, когда все мое тело превратилось в сплошной сгусток оголенных нервов, мне казалось, я чувствую тепло его рук даже сквозь одежду. – Ну, так что?

   – О, Господи, я очень надеюсь, вы знаете, о чем говорите, – судорожно пробормотала я, зажмурившись. Набрав в грудь больше воздуха, мысленно досчитала до трех и просипела в страхе: – Антон, на чем вы стоите?

   Смешок.

   – На стуле, Лиз. Не бойтесь, тут слишком тесно, чтобы мы с вами переломали себе кости.

   – И зачем тут такие высокие потолки?..

   – Разжимайте пальцы, я вас ловлю.

   – Точно?

   – Абсолютно.

   – Эй, я вам верю.

   – Хорошо. Просто прекрасно, – вновь смешок.

   – …Антон?

   – Что?

   – Нет… Ничего. Пожалуйста, попытайтесь меня поймать.

   И с этими словами я решительно расцепила пальцы, до сего момента крепко сжимавшие края треклятого люка. Сердце с глухим стуком ухнуло куда-то вниз, оборвалось под тяжестью нахлынувшего страха, я машинально сжалась в комок, готовая к чему угодно, но прогнозируемая боль вопреки ожиданию все никак не наступала. А спустя секунду, когда я решилась приоткрыть глаза, до меня вдруг дошло, что я крепко стискиваю руками шею несчастного Антона, который, в свою очередь, не спешит отбиваться, более того, его ладони держат меня за талию, и от ощущения тепла от его пальцев мне становится как-то подозрительно хорошо, приятная дрожь разливается по всему телу, стирая мысль о том, что нужно поблагодарить писателя за помощь и отстраниться, соблюсти хоть какие-нибудь рамки приличия, если понятие о таковых у меня еще есть… И все такое прочее…

   Я вдруг поймала на себе его взгляд. Темные глаза, в этом заваленном хламом помещении казавшиеся очерченными куском черного угля, пристально смотрели в мои, пробирая до костей, взглядом забираясь в самую душу, где и без того царил полный бардак. Наверное, именно это пытался отразить неизвестный художник своей работой, впоследствии оказавшейся задвинутой в самый дальний угол неиспользуемого хозяевами помещения.

   «Я – пустая оболочка»

   «Мне не освободиться»

   А мне?..

   – Лиза, – Антон коснулся моей щеки, сосредоточенно приподнял за подбородок большим пальцем, заставляя меня вновь посмотреть в его невыразимо глубокие глаза.

   Мне было тяжело соревноваться с ним во взглядах, но я упрямо не отводила глаз, внутри разрываемая паникой и стараясь как-то переключить мысли от ощущения его ладони, по-прежнему мягко касающейся моего лица, и того, что наши спонтанные объятия можно назвать почти интимными. Напряжение во мне зашкаливало с неумолимой силой. Можно было засмеяться, сказать что-то заведомо глупое, перевести все в шутку – странно, почему я вместо этого продолжала бездействовать, с беспокойством и тупым любопытством ожидая, что последует дальше? Мне в самом деле было интересно… да так, что ноги мелко дрожали, а руки стали слишком тяжелыми, чтобы можно было убрать их с плеч Антона, давая себе и ему спасительную свободу от этого безумного момента.

   Я упрямо таращилась на его застывшее лицо, усиленно прогоняя навязчивые мысли о том, каковы на вкус его губы, и меняют ли цвет его необыкновенные глаза, когда он видит что-то, заставляющее даже такое ненормальное сердце сжиматься в немом восторге. Тонкая футболка с глубоким вырезом никак не спасала меня от его теплой ладони, по-прежнему сжимающейся вокруг моей талии. Избыток тепла норовил переброситься в опасный жар, и нужно было немедленно что-то делать, говорить, любыми способами рассеять накалившийся между нами воздух, потому что это требовалось во что бы то ни стало предотвратить…

   Но несмотря на здравые рассуждения, меня неудержимо тянуло вперед, навстречу писателю, и этому притяжению было просто невозможно сопротивляться. Не знаю, скольких усилий мне стоило подпитывать шаткий самоконтроль, не раскрывая ему своего смятения, а главное, каким образом я все еще держалась параллельно взбунтовавшимся желаниям, не давая им воли осуществиться в реальности. Я будто со стороны наблюдала за тем, как Антон падает куда-то невообразимо глубоко, откуда уже очень трудно, почти невозможно вернуться, и тянет меня следом за собой, словно предлагая разделить с ним на двоих это нескончаемое безумие, пожирающее его изнутри долгие годы вдали от внешнего мира. Падение. Бесславное свержение в пропасть. Вот каким будет исход покорения необдуманным желаниям.

   Нет, только не Антон. Кто угодно кроме него. Это слишком тонкий губительный лед, не предназначенный для того, чтобы можно было беспрепятственно ступать по нему без риска провалиться под стылую воду. Я сделаю все возможное, чтобы не дать этому странному порыву поглотить нас обоих. Я не позволю ему себя затянуть. Нет. Черта с два Егор заставит меня плясать под свою дудку!

   – Спасибо, – невпопад проговорила я, все же не выдержав напряженной тишины, окутавшей нас невидимым коконом.

   – Пустяки, – мне показалось, Антон едва сдержал смех. – В следующий раз покоряйте высоты безопасным способом, ладно?

   – Я постараюсь. А как вы здесь очутились?

   Столь простой вопрос заметно поставил его в тупик.

   – Не знаю… Почему-то захотелось пройтись. Странно, правда?

   – Ну да, немного зная вас, – тут я улыбнулась, гадая, перегибаю палку или еще нет. – А где Ася?

   – Она уже ушла.

   – Так скоро… – протянула я, не зная, что еще добавить.

   – Вы так и не сказали, что делали наверху, – напомнил Антон, совсем не торопясь сворачивать нашу милую беседу. И убирать руки от моего тела тоже, как и я не спешила ему об этом напомнить.

   – Ну… Знаете, Лазарь попросил меня спрятать старые вещи. В конце концов, кто-то должен был этим заняться.

   – У вас с Лазарем свои отношения, – усмехнувшись, заметил Антон.

   Я пожала плечами, не решившись это комментировать.

   – Вы совершили настоящее чудо. По моим расчетам, стул непременно ломался, и мы с вами падали вниз, – зачем-то поделилась я с писателем. Наверное, молчать в эти мгновения было просто выше моих сил.

   – Я волшебник, вы не знали?

   – Теперь буду в курсе.

   Ладонь, тесно сжимающая мою талию, медленно разжалась; с видимым сожалением Антон отступил на шаг, высвобождая зону моего личного пространства, а я едва удержалась, чтобы не переступить за ним следом. Машинально коснулась рукой волос и тут же ее одернула, заметив, что писатель, глядя на меня, вновь улыбается. Ну вот что его постоянно так веселит? Моя глупая физиономия? То, что я перед ним постоянно влипаю в совершенно дурацкие неприятности? Что?

   – Вы закончили? – Антон обвел рукой помещение и указал в сторону выхода. – Тогда идемте отсюда, Лиз.

   Я согласно кивнула, дождалась, когда он развернется к двери, и только после направилась следом, ладонью нащупывая в своем кармане тот самый листок. В голове, словно прокручиваемая запись, вертелись въевшиеся в чернила пугающие слова:

   «А нужно ли?»…

   (2) Отсылка к роману Стивена Кинга «Мизери»

ГЛАВА 6

ВАДИМ

   В поселке, где родилась и выросла Ника и где по-прежнему жили ее родители вместе со своей маленькой внучкой, Трифонову бывать еще не доводилось. Проносящиеся мимо ряды деревьев навевали на него опаску и мысли о сбившемся маршруте, но выплывший из-за поворота сине-белый указатель с названием населенного пункта оповестил Вадима о том, что тот движется в правильном направлении и уже скоро будет на месте.

   Приободрившись, Трифонов увеличил скорость. Дорога была абсолютно пустынна, последняя встречная машина попалась ему около получаса назад, а все сопутствующие он обогнал еще при съезде с основной трассы. Даже тошнотворных камер по пути уже не встречалось; видимо, нарушители дорожного движения здесь были большой редкостью, и вытаскивать треноги на обочины не было смысла.

   Впрочем, неудивительно, учитывая ту пару ржавых колымаг, что он видел, пролетая мимо малочисленных населенных пунктов. Чтобы разогнать такие чудеса еще советского автопрома, нужно быть чертовым отмороженным гением с пропеллером в заднице, который поможет, в случае чего, сразу эвакуироваться вместе со столь раритетной тачкой.

   Вадим сам не знал, с какой стати вдруг подорвался с места, схватил ключи от машины и, велев притихшей Динке не высовываться из клуба, понемногу наполняющегося сотрудниками, быстро запрыгнул в свой кроссовер. Вооружившись навигатором, вбил в поисковую строку название поселка, прикинул расстояние, прикрепил навигатор к панели и схватился за руль, преисполненный решимости ехать туда и… Хрен знает, что. Предупредить Никиных родственников, раз уж сама она по его милости не может этого сделать? Просто убедиться, что поблизости от их дома не пасутся неадекватные парни Валика, способные причинить вред ребенку? Трифонов сам затруднялся с ответом, но после короткого телефонного разговора с Никой что-то неизъяснимое настойчиво толкало его в спину, побуждая действовать, и он следовал внутреннему наитию, в некоторой степени ощущая себя Никиным должником, раз уж именно он косвенно причастен к тому, что она попала в такую передрягу, и теперь ему необходимо что-то предпринять, помочь девчонке хотя бы в самой малости. Пока Ника не способна самостоятельно обеспечить безопасность своей ляльки, это должен сделать тот, кто лишил ее такой возможности.

   В поселок Трифонов въехал где-то в начале шестого, приткнул машину у обочины и, вновь схватившись за навигатор, принялся отыскивать кратчайший путь к дому Никиных родителей. Адресом его любезно снабдила все та же бедовая училка, хоть и колебалась поначалу, не верила, что он в самом деле желает помочь ее подруге, все подозревала какой-то подвох. Уговаривать ее Вадим не стал, рявкнул погромче, и Динка сдалась, мигом выболтав ему название улицы и номер дома.

   Все же гнилая она девка, эта училка…

   Никуля ни хрена не умеет выбирать себе друзей.

   Теперь, когда Трифонов был почти у цели, его с новой силой одолели прежние сомнения: что он станет делать, когда отыщет нужный дом? Что именно говорить родителям Ники? Как убедить их о вероятной опасности и необходимости хотя бы на время покинуть поселок? Чем подкрепить свои слова и заставить в них поверить? Для этих людей он незнакомый и совершенно чужой; вполне вероятно, его и слушать не станут, сразу выставят за дверь или вообще не откроют – Ника, наверное, так бы и поступила.

   Выругавшись сквозь зубы, Вадим решил для себя, что будет действовать по обстоятельствам. Все равно он уже приехал, поворачивать назад теперь просто-напросто глупо. Он должен что-нибудь сделать, и он сделает, а дальше… как пойдет.

   Проезжая мимо длинного кирпичного здания, огороженного темно-серым забором, Вадим рассмотрел надпись «Детский сад «Улитка», бросил взгляд на часы и решительно свернул к тротуару. Чем блуждать по лабиринту незнакомых улиц в поисках верного дома, куда проще дождаться, когда Эльвиру заберут из детского сада, и перехватить ее родственников прямо здесь. Девчонка совсем мелкая, должна ходить в садик. А в том, что садиков здесь больше одного, Трифонов очень сомневался.

   – Эй, малец! – присвистнул Вадим, увидев толстощекого мальчишку в теплой толстовке, вальяжно прохаживающегося возле деревянной лошадки, установленной неподалеку от забора. Основная масса детей развлекалась в некотором отдалении, там же можно было увидеть и деятельных воспитателей, которых явно не хватало на всю эту щебечущую ораву.

   Мальчишка оглянулся, словно желая проверить, не стоит ли кто за его спиной, после чего все-таки сделал шаг и недоверчиво уставился на Вадима.

   – Как тебя зовут? – Трифонов никогда особо не ладил с детьми и сейчас, приставая к незнакомому пацану, отчего-то чувствовал себя коварным маньяком вроде тех поехавших психов, что околачиваются у ворот детских учреждений с неясными целями.

   Присел на корточки, чтобы быть на одном уровне с мальцом, и кое-как развел губы в стороны, попытавшись ободрить и себя, и мальчишку.

   Однако лицо ребенка оставалось настороженно-недоверчивым.

   – Ладно. Слушай, – Трифонов задумчиво поскреб подбородок. – Ты знаешь Элю Демидову?

   Мальчишка осторожно кивнул.

   – А это ваша машина? – в свою очередь спросил он, указав пальцем в сторону припаркованного кроссовера.

   – Точно. Нравится?

   – А как называется?

   – Ниссан. Видишь эмблему на морде? Хотя ты, наверное, и наших букв-то еще не знаешь, – Вадим хмыкнул.

   – Знаю. И мы в садике учим английский алфавит, – не преминул похвалиться малыш.

   – Да иди… В смысле, да ну? За ка… чем? Зачем он вам нужен? – с неподдельным изумлением поинтересовался Трифонов, невольно припомнив себя в возрасте этого мальчугана. В первом классе он едва-едва читал по слогам и жутко, просто до зубовного скрежета ненавидел уроки чтения. Ни о каком изучении английского языка и речи не шло, там русский бы выучить с горем пополам…

   Мальчишка пожал плечами и вновь с любопытством посмотрел в сторону автомобиля.

   – А вы быстро ездите? – задал он следующий вопрос, давая понять, что и ему не слишком-то интересно обсуждать уроки.

   – Как ветер. – Вадим прикинул, достаточно ли налажен контакт с любознательным мальчуганом, и предпринял еще одну попытку что-либо выяснить. – А где сейчас Эля? Покажешь?

   – Зачем?

   – Я ее дядя, – ляпнул, не подумав, но это неожиданно сработало. Мальчишка кивнул, махнул рукой в сторону детей, указывая на девочку в светлых штанишках и красной кофте, сидящую на выкрашенном в желтый цвет колесе, и попытался было вернуть Вадима к обсуждению тачки, но маленькая девочка с двумя пышными каштановыми хвостиками уже полностью завладела вниманием Трифонова. Вадиму вдруг захотелось подойти и взглянуть на нее ближе. Быть может, рассмотреть в ее лице знакомые Никины черты, сравнить, похожа ли дочка на свою мамулю, представиться и… черт, познакомиться с ней. Бредовые фантазии, но, в принципе, вполне невинные, он же не собирается делать ничего дурного и вообще в порядке… без всяких вывертов... Вадим успокаивал себя этой мыслью, пока преодолевал расстояние, разделявшее их с Эльвирой.

   Девочка не замечала его приближения до самой последней секунды, пока вдруг не услышала рядом негромкое:

   – Привет, – Вадим присел напротив ребенка, с интересом вглядываясь в ее лицо. На приветствие Эля отвечать не спешила, но и признаков страха не выказывала, внимательно таращила на незнакомца огромные шоколадные глаза и ждала продолжения. – Я друг твоей мамы. Меня зовут Вадим.

   Она медленно моргнула, по-прежнему сохраняя безмолвие.

   – Мама наверняка советовала тебе не разговаривать с незнакомцами, да? – предположил Трифонов, рассеянно обозрев траву у своих ног. Подняв голову, увидел, как Эльвира медленно кивнула в знак согласия. – Это верно, малышка. Мама права, и я с ней полностью согласен. От незнакомых людей следует держаться подальше и поменьше с ними разговаривать… Да… – он с досадой припомнил лицо Валика. – Но я и в самом деле хороший друг твоей мамы.

   – Я тебя не знаю, – проговорила Эля, внимательно глядя в лицо Трифонова.

   – Теперь знаешь. Меня зовут Вадим… Просто Вадим, – добавил, маетно запустив ладонь в светлую шевелюру на затылке и лихорадочно соображая, что говорить дальше. Вот как вообще общаться с детьми, какими словами, чтобы было понятно? – О’кей… Кажется, я знаю, что нужно делать. Посмотри-ка, – он вытащил из кармана золотистый айфон и, сняв блокировку, полез в сохраненные фотографии, отыскивая нужный снимок среди кучи тех, которые вряд ли могли подойти для просмотра с посторонними, тем более с маленьким ребенком. – Вот, узнаешь?

   Эльвира с интересом схватилась тоненькими пальцами за край айфона, поворачивая к себе экран, и тут же заулыбалась, мгновенно узнав свою маму, обнимающую Вадима за шею.

   Трифонов вряд ли признался бы самому себе в том, что ему очень нравится этот снимок. На фото Ника задорно улыбалась в камеру, притягивая к себе делано хмурого Вадима, который смотрел строго, но выглядел все равно забавно. Он хорошо помнил тот вечер. А еще лучше помнил, что было после него…

   – Ты привез мою маму? – с надеждой спросила малышка, оторвав блестящие глаза от экрана. Этот доверчиво распахнутый взгляд лишний раз напомнил Трифонову о его собственной роли в истории с временным отсутствием Ники.

   – Нет, – покачал он головой, с досадой отметив, как на детское личико наползает выражение крайнего разочарования. – Но я думаю, что ты скоро ее увидишь.

   Эля грустно улыбнулась.

   – Я редко ее вижу. У мамы очень много дел. А у тебя есть еще ее фотографии?

   – Есть, конечно, сейчас покажу, – Вадим аккуратно извлек айфон из детской ладошки и принялся листать снимки, с готовностью, удивившей его самого, отыскивая нужные. – Вот, смотри… и вот тоже… Твоя мама просто красавица.

   На следующей фотографии он поймал Нику в белой Наташкиной блузке, очень серьезную, как раз за пару секунд до того, как, увидев тайную съемку, она выразительно показала горе-фотографу Вадику средний палец.

   Эльвира радостно заулыбалась, с явным удовольствием рассматривая Нику на фотографии, и Вадим как-то машинально улыбнулся следом за ней.

   – Кто вы такой? – внезапно раздалось над самым его ухом. Обернувшись, Трифонов увидел невысокую, чуть полноватую женщину средних лет, строго взирающую на него сверху вниз взглядом, сулящим большие неприятности.

   – Это друг моей мамы, – неожиданно пришла ему на выручку Эльвира, подняв глаза на хмурую тетку. Та, кажется, несколько успокоилась, во всяком случае, на Вадима взглянула уже с меньшей долей настороженности.

   – Правда? Ты знаешь этого дядю, Элечка?

   Эльвира степенно кивнула.

   – Я Татьяна Степановна, воспитательница, – женщина сделала попытку улыбнуться, вроде бы развеяв сомнения относительно личности Трифонова. – Знаете, лучше лишний раз убедиться, что все в порядке, чем потом случится что-то ужасное. Ну, вы понимаете, люди всякие бывают. Беспечность в наше время может обойтись слишком дорого.

   – Вы абсолютно правы, – подхватил Трифонов.

   – Конечно, Бог миловал нас от всяких таких случаев, но вот в городе… Стоит лишь почитать газеты, как волосы становятся дыбом от всех этих ужасов, что каждый день приключаются с нашими детьми, – Татьяна Степановна горестно покачала головой и присела на колесо рядом с Эльвирой. – Что это у тебя такое?

   – Это моя мама, – Эля с гордостью продемонстрировала воспитательнице тот самый снимок Ники в белой блузке.

   – Правда? Какая красивая. Ты очень на нее похожа, – проявляя интерес к снимку, воспитательница все же поглядывала в сторону неожиданно нарисовавшегося Трифонова; чем-то его физиономия ее упорно беспокоила, и Вадим в глубине души знал, что для этого у нее были все основания.

   Мимо, держа за руку молодую светловолосую женщину, прошел недавний любознательный малец. Он попрощался с Татьяной Степановной, помахал Эле и улыбнулся Вадиму, Трифонов подмигнул ему в ответ. Время шло, игровая площадка постепенно пустела, дети покидали территорию детского сада вместе со своими родителями, и Вадим ждал, когда наступит очередь Эльвиры. Он заранее пытался представить, что скажет ее бабушке, однако все его мысленные заготовки оказались бесполезны. К их маленькой компании приблизился лохматый долговязый парень, который, как вскоре выяснилось, был соседом Никиных родителей. Они-то и попросили его забрать Элю из садика.

   Татьяна Степановна охотно разговаривала с парнем, из чего Вадим сделал вывод, что они неплохо знакомы друг с другом, и Элю тот забирает отсюда явно не в первый раз. Тянуть время дальше не было смысла.

   – Идемте, – он поднялся с колеса, на котором уже успел устроиться со всеми удобствами, и посмотрел на изумленного парня, только обратившего внимание в его сторону. – Я отвезу вас с Элей домой.

   – А вы…

   – Я друг, парень, друг, – легонько толкнув соседа в спину по направлению к воротам, Вадим попрощался с воспитательницей и протянул Эльке руку. – Пойдем?

   Девочка взглянула на него, прежде чем ее маленькие пальцы скользнули в его ладонь, и Вадим ощутил странное тепло от ее доверчивого прикосновения.

   Лохматый сосед Никиных родителей, которого звали Сашкой, охотно забрался на переднее сиденье кроссовера и принялся восхищенно озираться. По пути Вадим задал ему пару вопросов, и Сашка пустился в краткий пересказ последних тревожных новостей, о которых знал сам. Как оказалось, сегодняшний день для некоторых жителей поселка выдался довольно богатым на события, начиная с появления подозрительного вида молодых ребят, которых ранее никто здесь никогда не видел, и заканчивая неожиданным сердечным приступом Сашкиной бабушки, которую отвезли в больницу Никины родители, попросив Сашку забрать из садика их внучку, потому что сами они не успевали.

   – Может, тебя тоже к больнице подкинуть? – предложил Вадим, в полной мере проникшись Сашкиной проблемой, но тот лишь отрицательно помотал головой:

   – Не, мне уроки делать… Получу двойку – бабуля из больницы вообще не выйдет. Она здорово волнуется за мои оценки.

   – Дела-а, – с пониманием протянул Трифонов.

   Впереди показалась легковая машина темно-зеленого цвета. Прищурившись, Вадим отметил городские номера, попытался рассмотреть водителя и тут же едва не выругался, узрев за рулем тачки одного из известных приближенных Валентина. Сам Валик скалил зубы на сиденье рядом, куда быстрее Трифонова сообразив, кто именно движется им навстречу. И хотя никаких особых терок между ними не вспыхивало, Вадим как-то сразу понял, что в этот раз спокойно разойтись им не удастся.

   Однако он, крепче стиснув ладонью рулевую оплетку, с невозмутимым видом продолжил движение вперед, вполуха прислушиваясь к отвлекающей болтовне Сашки.

   Поравнявшись с трифоновским Ниссаном, темно-зеленая машина немедленно замигала фарами, призывая Вадима свернуть к обочине, что тот и сделал. Учитывая, что Валик слишком легко зажигается в гневе, а на заднем сиденье кроссовера находится ничего не подозревающая Эльвира, выбора особо и не было. А так может обойдется еще. Глушить мотор Трифонов не стал, на вопросительный взгляд Сашки буркнул только:

   – Сиди тихо и не высовывайся, что бы ни случилось. – пока тот силился придумать ответ, Трифонов поймал взгляд Эльвиры в зеркале заднего вида и обратился уже к девочке. – Эля, ложись на спину, закрой глаза и не открывай их, пока я не скажу, ладно? Это такая игра. Встанешь, только когда я вернусь. Если выиграешь, получишь ящик конфет.

   – Шоколадных? – предусмотрительно спросила малышка.

   – А… что происходит? – Сашка взволновался не на шутку, но у Вадима не было времени успокаивать всполошившегося парня; краем глаза он заметил, как распахивается передняя дверь машины Валентина.

   – Шоколадных, да… целый ящик и все для тебя. Только играй честно и не вставай ни в коем случае. Сашка, не дергайся, – предупредил он парня, после чего выбрался из кроссовера и неторопливым шагом двинулся навстречу Валику.

   Выглядел Валентин на редкость паршиво – красные воспаленные круги под глазами, впалые щеки, отросшая разбойничья щетина, придававшая мятой физиономии еще более свирепое выражение, чем обычно. Но улыбался, вопреки внешнему виду, он как-то слишком радостно, точно от встречи с Вадимом Трифоновым зависело по меньшей мере получение этим торчком билета в счастливое будущее.

   Прищурив без того узкие глаза, Валик с деланым интересом принялся рассматривать Вадима, прекрасно понимая, как выводят из себя подобные взгляды. Целью, без сомнения, была провокация, и сейчас он здорово преуспевал в ее достижении.

   – Какая неожиданная встреча, – нараспев произнес Валентин, по-видимому, утомившись хранить непрерывное молчание. С ответом Трифонов не спешил. – Далеко же тебя занесло, дружище.

   На сей раз Вадим ограничился кивком.

   – Дела?.. – Валика заметно качнуло.

   – Типа того.

   – Угу, – Валентин размеренно прошелся вперед, так, чтобы хорошо видеть лобовое стекло трифоновской машины. – А это что за лохматый крендель с тобой? Охранник? – он выдал гнусный смешок и прихлопнул