Легенда о Гвендолин. Ветер Морвейн

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

⁡Я родилась на маленьком острове, такая же как десятки других девочек. Единственное, что отличало меня от остальных - я слышала голоса. И один из них звучал громче остальных. Звал меня, обещал жизнь, о которой любая другая могла только мечтать. Могла ли я поверить, как сильно изменится моя судьба? Могла ли знать, что однажды стану советницей короля? Нет, тогда меня волновало только одно - кто он, мой таинственный герой без лица? И что связывает нас - ненависть или любовь?

ПРОЛОГ

Стоя над обрывом, смотрю, как закатные всполохи окрашивают небо над океаном. Алые, серебристые и лиловые, невесомой дымкой закрывают линию горизонта.

   Там, на западе, остался Аустрайх — место, где когда-то я встретила тебя.

   Там, на западе, остались годы моей молодости и моей веры.

   Там остались моё сердце и моя душа.

   Провожу рукой перед собой, пробуждая древнюю магию, о которой ещё недавно и помыслить не могла. Стоила ли она того, что я прошла?

   Стоила ли она тебя?

   Я закрываю глаза.

   Память одичавшей кошкой скребётся в груди. Память — это всё, что осталось у нас, навсегда потерявших кров.

   Пусть те, кто не верит, скажут, что всё ерунда. Что есть завтра и есть вчера, и надо радоваться уже тому, что мы живём.

   Я не могу. На рассвете, и даже днём, я могу делать вид, что всё хорошо. Но стоит солнцу коснуться нижним краем островов, как магия, куда сильнее той, что я обрела, тянет меня сюда. На мыс Потерянных надежд.

   Солнце небрежной лаской высвечивает прошлое, и я, Гвендолин с Острова Туманов, первая чародейка Игвендола, закрываю глаза, чтобы спрятать слёзы, которые не хотят подчиняться мне.

   Каждую ночь ты приходишь ко мне во сне.

   Чёрные волосы твои падают на плечи, сливаясь с темнотой ночи, и вместе мы бредём по руинам города, который давно уже перестал существовать. С вечно серого неба, нависшего над осколками мраморных дворцов, слепо смотрит на опустевшую землю одна единственная звезда. Свет её мертвенно-бледными лучами озаряет твоё лицо. Всё в этом месте кажется неподвижным, как будто время остановило свой бег. Я знаю, что оно никогда не повернётся вспять. Я знаю, что мы никогда не ступим сюда.

   И ещё я знаю, что это место означает для тебя. Знаю, что его ты всегда будешь любить сильнее, чем способен любить меня.

   Но как бы я ни старалась избавиться от прошлого, надежда живёт в моей душе. В этом видении моё сердце бьётся напротив твоего, и ритм его силится слиться с твоим.

   Ты берёшь мою руку и подносишь её к губам. Сухие губы касаются пальцев — таких же сухих.

   Мы с тобой — два одиночества, неспособных дарить тепло.

   Я в бессилии смотрю на шрамы, изрезавшие твоё лицо.

   «Я люблю тебя» — ты никогда не говорил мне этих слов. А я так и не сумела сказать их тебе.

   Каждый раз я задаю себе вопрос: это ты, или память играет со мной?

   Каждый раз понимаю, что мне всё равно. Лишь бы касаться твоих плеч, скользить пальцами по изрезанным шрамами щекам. Лишь бы почувствовать вкус твоих губ на своих губах ещё хотя бы раз…

   Твоё тело обволакивает меня, втягивая в бесконечный танец, который танцуют вдвоём. Сильные руки комкают платье, оголяя кожу и подставляя обнажённое тело холодным, колючим ветрам.

   Мне всё равно, если эти недолгие мгновения ты проведёшь со мной.

   Мне всё равно, что в этом мире никогда не наступит рассвет.

   Мой Истинный мир — тот единственный мир, в котором мы с тобой сможем быть вдвоём. Всё остальное — только тени мира, которого нет.

   Потом наступает рассвет. Лучи холодного северного солнца бегут по векам, заставляя открыть глаза.

   Начинается новый день, полный учителей, учеников, политических танцев и других привычных забот.

   Но я знаю — наступит вечер, и я снова приду сюда, на Мыс Потерянных Надежд. Чтобы протягивать руку и силиться попасть туда — в мир, которого нет. Чтобы с наступлением ночи вернуться в пустую постель и опять и опять видеть один и тот же сон.

   Как глупо… Как нестерпимо глупо… Но есть силы, которые могущественнее меня.

   Снова и снова я прихожу сюда, чтобы вспомнить о днях, которые не вернутся уже никогда.

   Когда-нибудь я напишу о них — не в тех дневниках, что могут читать мои ученики.

   Я сделаю это так, чтобы никто не узнал меня. Чтобы никто не понял, что это Первая чародейка Игвендола, та, что вернула магию в страну замков и драконов, говорит о себе.

   Вдалеке звенят колокола. Солнце окончательно скрылось за призрачной дымкой, воцарившейся над водой.

   Я слышу своё имя, и нужно идти.

   Когда-нибудь настанет день, и я снова увижу тебя. Того единственного, без которого жизнь моя — лишь тень теней в череде миров.

ГЛАВА 1

Место, где я родилась, мало отличалось от сотни таких же мест. Небольшой квартал поблизости от старой части города, носившего имя Когерр-ласт. Не самый дешевый и не самый дорогой.

   Всё, что я могу вспомнить о нём, это то, что там почти всегда шёл дождь. Небо было серым летом и зимой. И если бы я была немножко умней, возможно, радовалась бы, что нас не мучают ни холод, ни жара.

   У нас почти не выпадал снег — разве что в самой середине зимы побережье накрывала белая пелена, и маяки, обычно светившие тусклыми фонариками с других островов, становились не видны.

   Так же редко выглядывало солнце, хотя летом камни мостовой всё же плавились под его лучами, так что становилось больно ногам.

   Причудливое переплетение городских кварталов и торговых площадей, прошитых неисчислимыми нитями каналов, узких улиц и пристаней, оплетало почерневшие от времени здания, дома галантерейщиков и сапожников, колодцы и склады муки, винные погреба, конюшни, овощные лавки, аптеки и прочие ремесленные мастерские. Неброские домики лепились друг к другу, и бельё — своё и чужое — вывешивали сушиться не только на балконах, нависавших над проулком, но и растягивали на верёвках между домами.

   Соседские мальчишки играли в тени этих тряпок, пока не высовывался кто-то из взрослых и не загонял его за работу — большинство помогало родителям по хозяйству, выполняло черновую работу.

   Я рано поняла, что родилась не такой как все — и что не буду такой, как все, никогда. Мне было шесть лет или около того, когда я впервые услышала голоса, говорившие со мной. Голоса из других миров.

   Там были женщины и мужчины, и всполохи магии, звуки музыки, танцы и смех. Я видела их урывками. Надолго выпадая из реальности, разглядывала их драгоценные платья и украшения и больше всего боялась, что кто-нибудь узнает о людях, которые живут в моей голове.

   Когда мне исполнилось десять, я настолько свыклась с мыслью о том, что чужие, яркие миры — часть меня, что мне стало казаться, что такие же миры есть у всех. И тогда же я обнаружила, что слышу не только голоса, доносившиеся из других миров — я слышу мысли чужих людей.

   Меня одолел страх. Не от того, что я могла, а от того, что то же самое, видимо, могут и все, кто окружает меня. Это значило, что мои миры и голоса больше не принадлежат мне — они общие для всех.

   Я стала пугливой, предчувствуя тот момент, когда кто-то раскроет все мои тайны — и, видимо, именно поэтому накликала беду. Я всё больше и больше времени проводила в себе, разговаривая с теми, кто живёт на той стороне, пока однажды мать не услышала один такой разговор.

   Она долго плакала — я не понимала почему. А потом пришёл мужчина в сверкающем доспехе и красном плаще и сказал, что я уезжаю с ним.

   Я не плакала. Миры оставались во мне — а на остальное мне было наплевать. Я, конечно же, не отличалась умом, но мне, как-никак, было одиннадцать лет.

   Мы сели на корабль, раскачивавшийся у пристани нашего островка на волнах, и тронулись в путь. Три ночи мы провели на палубе. За всё это время мой спутник ни разу не заговорил со мной — да и я не горела желанием разговаривать с ним. Для меня он был просто случайный, чужой человек. Куда роднее были те, чьи голоса слышались только мне.

   На третье утро корабль миновал хрустальную завесу — это было чудесное зрелище, и я, широко раскрыв глаза, наблюдала за тем, как он проникает сквозь мерцающий заслон. Такова была первая магия, которую я увидела наяву.

   Корабль причалил к берегу, и мы сошли на пристань.

   С того момента берёт отсчёт моя жизнь, о которой я точно могу сказать, что я — это я.

   Изящная башня с широким основанием к верхушке становилась тонкой, как проткнувшая небо игла.

   Академия.

   Круг магов.

   Место обучения чародеев — и их тюрьма.

   Много веков назад люди Аустрайха решили, что способные видеть сквозь Завесу опасны для мира живых.

   Когда-то подобных мне почитали, и каждая мать мечтала, чтобы её дочь или сын обнаружили в себе Дар. Так много находилось желающих попасть под покровительство Круга, что неспособные к чародейству стали изобретать способы пробудить его.

   Молодые девчонки, ещё не превратившиеся в женщин, пробовали на себе эликсиры и порошки, которые должны были привить им магию — но вместо этого лишь уродовали тела, превращая их в ни на что не похожие потусторонние существа.

   Сами родители давали детям загадочные жидкости, купленные у «самых настоящих чародеев», чтобы вместо зовущего Дара обнаружить лишь красные зрачки.

   Но порой им удавалось добиться того, что они искали. Многие дети обрели дар тогда. И магов стало много — так много, что обучение их из ритуала превратилось в простую формальность.

   Случалось, что брали в Академию и тех, кто вовсе не владеет волшебством — тех, кто просто хотел носить на груди заветный статусный медальон.

   Среди сотен новоявленных магов нашлись, конечно, и те, кто использовал магию во зло. Их было тем больше, чем больше людей приходило в Академию не для того, чтобы постигать мастерство, а для того, чтобы обрести власть.

   В конце концов люди, само собой, стали бояться магии — наверное, иначе быть не могло. И вот тогда появились они — Орден Луны.

   Изначально костяк ордена составили двенадцать чародеев, лишившихся магии навсегда. Но им оказалось нетрудно увлечь за собой остальных. Слово «магия» стремительно приравнивалось к слову «зло». И вот теперь, спустя пятьдесят лет, маги не только потеряли уважение и любовь. Теперь каждого, кто обнаруживал в себе дар, приводили сюда и запирали под замок.

   Так рассказала мне Иона — светловолосая девочка, на два года старше меня, с которой нам предстояло теперь спать на соседних кроватях. И я поверила ей. Мне было одиннадцать лет, и я, в сущности, была ещё довольно глупа.

   В Академии я обрела двух подруг — по крайней мере, так мне казалось тогда.

   Иона — светлая, как солнечный лучик, нежная, как весенний ветерок.

   Дая — яркая, как пламя костра, танцующее в ночи, и такая же колючая, даже со мной.

   Нам было четырнадцать, когда пришла пора пройти испытание — ступить за завесу и узнать, какая магия будет подвластна каждой из нас.

   С тех пор пути наши должны были разойтись, и мы со страхом ждали этого дня.

   Дая вошла в круг пламени первой, и знаки, ведомые пока ещё только учителям, указали для неё путь магии душ. Это значило, она будет подчинять сердца. Она станет куртизанкой или личной чародейкой короля — тут уже всё зависит от неё. Но магия позволит ей видеть души людей насквозь, а собственный ум — направлять их желания и помыслы тропами страсти.

   Иона получила своё предназначение второй — оно не удивило никого из нас. Учителя прочитали магию трав в знаках, показанных огнём, магию жизни и созидания. Ей предстояло стать целительницей, как она и хотела всегда. Иона радовалась, покидая зал, ей повезло.

   Часто случается так, что знаки указывают вовсе не тот путь, что обитает в твоём сердце. Твой талант далеко не всегда совпадает с помыслами, которыми ты живёшь. Но я ещё не понимала этого тогда.

   Я не боялась испытания, потому что верила, что Дева Бурь укажет мне правильный путь. Беспокойство вызывало лишь то, что я до сих пор не знала его сама.

   Большинство девочек, живущих в нашем крыле (мальчики жили в другом), уже давно обрели свою мечту. Знали, по какому пути хотели бы идти. Я — нет. Мне нравилось всё — или почти всё. Магия была ценна для меня сама по себе, и я хотела просто изучать её. Я ничего не знала о мире за стенами башни, и тот, что находился на Завесой, был мне куда родней.

   — Есть такая магия, — говорила мне любимая из моих наставниц, Фиэра, — которой нет имени в знаках судьбы. Магия Пути. Радость постигать, а не побеждать.

   Я не думаю, что она была права. Не бывает пути без цели, чтобы найти — нужно знать, что искать.

   Настал мой час, и я ступила в круг. Пламя обняло мои бёдра. Боли не было, только жар, проникающий до костей, согревающий то, чего, казалось, и не существовало во мне никогда.

   И тогда я услышала Его голос в первый раз.

   — Кто ты? — спрашивал он меня.

   Голос был бархатистым и в то же время сухим, как потрескивание костра. Хотелось протянуть руку и коснуться его шероховатых волн, исходивших отовсюду и ниоткуда.

   — Я не знаю, — растерянно ответила я. Я плыла по волнам этого голоса, и мне никак не удавалось сосредоточиться на смысле сказанных слов.

   — Чего ты хочешь?

   — Увидеть тебя.

   Пламя колыхнулось до потолка, обжигая меня. Я не видела, как кончики его чертят в воздухе над моей головой один знак за другим. Я напрочь забыла о том, зачем сюда пришла.

   — Что главное? — задал он третий вопрос.

   Я наконец собралась, но мне всё ещё казалось, что я парю в невесомости, и тёплые волны обволакивают меня.

   — Магия. Движение. Жизнь.

   На сей раз слова пришли сами собой.

   Пламя с хрустом метнулось к потолку, я осела на пол, лишившись сил — я и не знала, что так устала, до того мгновения, когда это произошло.

   Наставники поспешили ко мне, меня куда-то несли…

   Я очнулась уже в спальне, на своей узкой кровати, стоявшей в ряду таких же точно кроватей юных девочек, одарённых силой. В полумраке — только у самой двери — горела единственная свеча.

   — Кто я?.. — повторила я вопрос, на который не смогла дать ответ. Повторила, обращаясь к темноте над головой, потому что думала, что рядом нет больше никого.

   Но тут же лица Ионы и Даи появились из сумрака по обе стороны от меня.

   — Ты — Проводник, — сказала одна из них.

   — Ты — та, кто отбирает жизнь.

   Наступила тишина. Девочки молчали, ожидая, когда я сама пойму ответ.

ГЛАВА 2

«Проводник» — очень красивое название для того, чей удел и судьба — убивать.

   «Проводник между миров» — так они назвали меня и других, таких, как я.

   В течение нескольких недель нас с девочками и всех остальных, кто прошёл испытание, расселили по разным спальням. Не знаю, как изменилась жизнь других, а меня поселили одну в северное крыло.

   Здесь вдоль длинного мрачного коридора тянулись двери учеников — у каждого своя. В конце располагалось окно, выходившее на утёс, над которым почти что всегда бушевала гроза.

   Я полюбила стоять, распахнув ставни, и смотреть на океан. Он сливался в единое пространство с моей душой, где царил такой же сумрак, всегда было холодно, и бушевал ураган.

   Я снова осталась абсолютно одна и от того всё чаще задавалась вопросом — что же такое я? Мать рассказывала мне сказки, где кроме прочего существовало и колдовство. В её волшебных историях маги творили добро, защищали мир от тёмных сил, создавали из ничего замки и мосты.

   За четыре года, проведённые в башне, я успела позабыть, как выглядит её лицо. Но ни разу не видела я и того, о чём она пела мне перед сном — ни замков, ни мостов. Только вечная гроза, бушевавшая за окном.

   Чары, подчинявшие чувства и волю. Чары, приносившие боль. Чары, способные обратить пламя очага в пожар, покорить молнию и послать её во врага.

   И вот теперь меня обучали убивать.

   Мы, Проводники, на словах служившие звеном между миров, на деле изучали жизнь и смерть. Есть множество способов «проводить» несчастного в мир иной, помимо электрических разрядов и огненных шаров, которые магом использовать давно уже было запрещено.

   Нас обучали как отличить одну чудодейственную траву от другой. Один и тот же цветок, поданный по-разному, мог спасти жизнь, а мог накликать смерть.

   Мы изучали, как устроен человек, и как одним движением ветра заставить его замереть.

   Как исцеляющий сон превратить в смерть, а смерть — в сон.

   Они говорили красивые слова — о том, что мы, «проводники», нужны Аустрайху для защиты наших Островов. О том, что пока существуем мы, никому не придётся идти в бой. О том, что наша жизнь сольётся с жизнью архипелага в одно, мы будем дышать его душой и чувствовать каждое движение овевающих утёсы ветров.

   Я верила. С каждым днём моя вера становилась всё сильней.

   Но я ничего не могла поделать с собой. Меня привлекали не тайны жизни и смерти, а тайны материй и миров. Загадки отражений иных реальностей и сновидений, отражённых в зеркале и в воде. И легенды о тех существах, что обитают «на другой стороне».

   Я хотела быть чем-то большим, чем просто одинокой девочкой, застрявшей в жерновах Семи Ветров. Пусть даже и Проводником.

   Смерть, молнии, холод и огонь — они подчинялись мне всё лучше день за днём.

   Мне было пятнадцать, когда я научилась прогонять грозу от своих окон — или снова призывать её. Тогда, когда захочу.

   Наставник Озер — теперь он проводил со мной времени больше, чем кто-либо ещё, сказал, что это очень хороший результат. А я толком не знала почему. Я была грозой, и гроза была мной. Конечно, она делала так, как я захочу.

   Больше всего меня удивило то, что в группе, куда меня перевели, почти что не было девочек, кроме меня.

   Только худенькая и молчаливая Рейчел, длинные чёрные волосы которой всегда закрывали лицо, и Локлин — угловатая и широкоплечая, больше похожая на мужчину.

   Первая пугала меня больше, чем любой из мальчишек. Когда она поднимала лицо, можно было увидеть, что в глазах её уже живёт та смерть, которую она призвана привести в этот мир.

   Рейчел наслаждалась тем, чему её обучали. Наслаждалась мыслями о том, как будет убивать. Обычно она не говорила об этом вслух — но я видела это чувство в её глазах.

   Не могу сказать, чтобы оно было так уж чуждо и мне.

   Как-то я разговорилась с ней — я хотела знать. А она, очевидно, была рада расспросам, потому что кроме меня с ней не говорил никто.

   — Тебе нравится убивать, — первая сказала я. Думала, она станет со мной спорить, но Рейчел ответила:

   — Да.

   По спине у меня пробежал холодок.

   — Почему? — спросил я тогда.

   Она странно повела головой, на секунду становясь похожей на змею.

   — Они отправили меня сюда.

   Я пока ещё не понимала тогда.

   — Разве ты не хочешь изучать магию? — с удивлением спросила я.

   — Меня никто не спрашивал, чего я хочу, а чего — нет.

   Мне нечего было ответить ей.

   Меня тоже никто не спросил. Но я никогда не считала наказанием то, что оказалась здесь. Что я имела бы там, на общей земле? Жила бы сейчас в нищете и стирала чужое бельё, чтобы помогать матери зарабатывать на хлеб.

   И всё же зерно сомнения оказалось посеяно в моей душе. И, стоя у своего окна, я теперь часто думала о том, почему нас отправляют сюда, не спрашивая, хотим мы этого или нет?

   С Локлин общение ладилось ещё трудней.

   Она почти не ощущала токов магии и предпочитала орудовать мечом. Попала сюда, потому что однажды на занятиях воспламенила свой клинок и проткнула наставника насквозь.

   Мне всегда казалось, что она не слишком умна — неуклюжа как в искусстве общения, так и в колдовстве. Всё, что она делала, было грубым, и мне никак не удавалось понять, почему её определили заниматься столь тонким мастерством.

   На мой вопрос она ответила просто и легко:

   — Я не люблю и не умею делать чего-то иного, кроме как убивать.

   Мне стало грустно. Абсолютно отчётливо я поняла, что даже эти двое отлично знают, чего хотят и зачем оказались здесь.

   Я не знала. Мне нравилось управлять стихиями, но я боялась, что когда-нибудь моя магия призовёт настоящую смерть. И не хотела торопить этот момент.

   К своему удивлению, я обнаружила, что мне куда интереснее наблюдать за мальчиками — и, по возможности, общаться с ними.

   Все, с кем я училась, были хорошо воспитаны, и многие происходили из знатных семей.

   Раньше мне казалось, что богатенькие мальчишки до невозможности высокомерны и глупы. Ну… не могу сказать, что я была так уж неправа. Многие из них, обладая достоинством, манерами и красотой, имели такой заносчивый нрав, что больше хотелось врезать им чем-нибудь по башке, чем продолжать разговор.

   Но в то же время мне нравилось, что они не грубят, не ругаются и следят за собой.

   Были, конечно, и дети бедняков. Разделение между ними и аристократами проходило чёрной чертой. И те, и другие общались исключительно между собой. И те, и другие имели свой, особый язык.

   И те, и другие с одинаковым презрением относились ко мне… потому что я была ни то и ни сё. Родители мои не принадлежали к знати, и я не пыталась этого скрывать — ещё не хватало, чтобы кто-нибудь из богатеньких отпрысков, польстившись на то, что других кандидатур в округе нет, решил вступить со мной в династический брак.

   Но и бедняки видели, что хоть руки у меня и не такие белые, как у Рейчел, но я явно не привыкла отстаивать свою правоту кулаками и руганью на весь этаж.

   Ну и, конечно же, куда больше останавливало и тех, и других то, что я была девочкой. Никто толком не верил, что из меня получится хороший Проводник. У Рейчел её пристрастия были написаны на лбу. К Локлин попросту опасались подходить. А меня упорно считали книжным червём — в том смысле, что все были уверены: я не пойду дальше книг.

   Я бы, пожалуй, не стала доказывать никому и ничего, но мне было жутко одиноко здесь теперь, когда меня отделили от подруг — как в первые недели, когда меня только привезли в Башню Слоновой Кости.

   В конце концов у меня всё-таки обнаружился один друг. Его звали Густав, и он, так же, как я, не вылезал из книг.

   Он никогда не рассказывал о том, кем был до того, как ему пришлось стать колдуном, но на богатых мальчишек не походил.

   По большей части мы с ним засиживались в библиотеке до утра, вместе разбирали заклятия и готовили магические эликсиры.

   Через год после того, как мы стали друзьями — мне тогда исполнилось шестнадцать — я обнаружила, что он поджидает меня под дверью по утрам перед занятиями, чтобы помочь донести до аудитории забитый фолиантами мешок.

   Я не возражала. Никогда не любила носить тяжести, да и просто заниматься физическим трудом.

   Всё чаще я ловила на себе его взгляд — немного загадочный и будто бы выжидающий. Но что он значит, понять ещё не могла.

   Мне исполнилось восемнадцать, когда я впервые отправилась в город — то была ночь Ястреба, и двенадцать лучших учениц Академии должны были танцевать чаровные пляски перед императором.

   Великий Чародей Кавелл отбирал нас. По одной от каждой школы искусств. Не знаю, почему выбрали меня. Я никогда не отличалась особенной красотой лица — наверняка императорский двор видел немало девушек куда лучше меня.

   Но представлять факультет Проводников годились только Рейчел и я. Для мальчиков были свои праздники. А выбранные девочки как-никак должны были радовать глаз — то есть Локлин можно было сразу отметать.

   Рейчел… полагаю, она казалась им слишком опасной. Но Рейчел не считала так, и всё время, пока меня готовили к торжеству, смотрела на меня из-за угла. Я хотела бы подойти к ней и спросить, что её не устраивает, потому что чувствовала по её глазам — она не забудет просто так, что я у неё отобрала.

   Однако наставницы не спешили меня отпускать. Мои руки долго и тщательно умащивали маслами, расписывали хной. По волосам провели расчёской, должно быть, тысячу раз.

   Я успела задремать, а приподняв веки, увидела, что ещё один человек наблюдает за мной — это был Густав.

   Странное выражение в его глазах проступило отчётливей, но я всё ещё не понимала, чего он ждёт.

   — Ты будешь самой красивой из Двенадцати в этом году, — сказал он, когда наставницы наконец выпустили меня из своих цепких рук.

   Я посмотрела в зеркало. Мне нечасто доводилось видеть своё лицо, потому что в комнатах учеников не было зеркал.

   Наверное, поэтому я не могла оценить, правду он говорит или нет. Рыжие волосы мои, переплетённые золотыми нитями, оказались собраны в невесомую сеточку за спиной, шея, натёртая жемчужными мазями, казалась матовой и сама походила на слоновую кость. Платье, состоявшее из множества невесомых покрывал, поддерживало стан и едва прикрывало грудь.

   Хотела бы я знать, зачем нас представляют императору именно так? Зачем нужны танцы и красота, когда наша польза совсем в другом. Тогда я ещё не знала ответа на этот вопрос.

   Пока я медлила, раздумывая, что сказать, наставник Астер показался у меня за спиной.

   Фигура его отразилась в зеркале, когда он встал сзади меня. Руки легли мне на плечи, разгоняя по венам огонь.

   Мягкие пряди белоснежных волос стлались по его плечам, нижнюю часть лица скрывала такая же ухоженная седая борода. Но глаза не выглядели старыми — в них светились проницательность и ум.

   — Что бы ни случилось, — сказал Астер, глядя сквозь зеркало мне в глаза, — помни, кто тебя воспитал.

   Я кивнула.

   — Академия — твой дом. Только она — никогда не предаст.

   Я не стала спорить, хотя и не знала, зачем нужны эти слова.

ГЛАВА 3

Возведенная на скоплении небольших островов, омываемых лазурными волнами, тонувшая в лабиринте причудливо переплетавшихся улиц, каналов и проливов, лишённая защиты стен и отдавшаяся на волю ветров, Кахилла не походила ни на один другой город страны. Описать ее было очень нелегко. Мистерия, из которой вырос сам город и появилось его название, феномен, которым стали её влияние и мощь, Кахилла - древнейший город Аустрайха. Красота её прославила город на весь Архипелаг, вдохновляла поэтов на оды, а соседей - на зависть.

   В кольце портов, заполненных кораблями, мачты которых виднелись почти из любого квартала, Кахилла раскачивалась на волнах.

   С большого расстояния казалось, что она вырастает из вод морских. Однако чем ближе подходила процессия, тем явственнее я замечала, что все-таки город стоит на земле, и из насыщенного водными парами воздуха появлялись завораживающие дворцы, великолепные башни и непредсказуемые изгибы её проливов.

   Улицы Кахиллы сияли огнями: небольшие колбочки висели вдоль линии домов, и прозрачные жидкости внутри сверкали разноцветными язычками пламени.

   Из каждого закоулка слышались пение и звон литавр.

   Тут и там мелькали силуэты мужчин и женщин, разодетых в яркие платья. Многие лица закрывали маски, украшенные перьями. Девичьи косы, перевитые самоцветами, стлались по ветру.

   Процессия из двенадцати паланкинов, лежавших на плечах темнокожих великанов, медленно двигалась мимо этого безумия. Танцующие прямо на улицах пары расступались перед нами.

   Я осторожно выглядывала из-за занавесок в неудержимом желании хоть краешком глаза увидеть жизнь, которую до сих пор наблюдала только во сне.

   С одной стороны тянулся, казавшийся бесконечным, дворец Древнейших - здесь собирались выслушать и подтвердить решения императора главы девяти древнейших родов. К боку его примыкал Храм Солнца, олицетворявший могущество и сиятельность Островной Империи. А напротив них я увидела площадь Лунного Ветра, окруженную портиками, что строили самые знаменитые архитекторы Аустрайха.

   Затем гайдуки вынесли носилки на широкую улицу, и мы двинулись по направлению к мосту Львов. Процессия носильщиков двигалась по прямоугольным плитам из красного мрамора, миновала площадку, служившую городским базаром. Сюда ежедневно с лодок сгружали все, что вырастало на полях соседних островов, что было выловлено в их лесах или поймано в море.

   Наконец мы достигли моста, переброшенного через Коралловый пролив. Этот мост был построен с одной-единственной аркой шириной в сорок ярдов и такой высокой, что под ней спокойно проплывали каравеллы и баржи, даже когда прилив достигал наивысшей точки. Способный пропустить четыре пары носилок, устроившихся в ряд, мост служил одной из стен трем десяткам магазинчиков с жилищами для хозяев с зелеными черепичными крышами.

   Я не знала, что в мире так много людей. Что может быть так много смеха и песен. Всё, чем я жила до той ночи — пустые и тихие коридоры Башни Слоновой Кости и гроза за окном, которая мне казалась верхом великолепия.

   Наконец процессия остановилась у въезда на площадь. Паланкины опускались на мостовую один за другим. Девочки выбирались из них и выходили вперёд. Там, на площади, где сверкали костры, каждая танцевала единственный танец, чтобы снова скрыться под тканью покрывал.

   Танец у каждой был свой. С удивлением я заметила, что вижу алые юбки Даи, первой выступившей из носилок. Шло время, звенели бубны. Танец, которого я не видела, подошёл к концу, и следующая девушка отправилась на площадь её сменить.

   Три или четыре танца прошли так, когда я обнаружила, что и Иона тоже здесь. Тело её укутывали покрывала цвета морской волны, золотой обруч украшал чело.

   Мне стало завидно — никогда я не смогла бы выглядеть так ухожено и благочестиво, так по-королевски, как она.

   Стройная ножка, украшенная браслетом, скользнула по мостовой, и Иона отправилась танцевать.

   Я танцевала седьмой.

   «Танец» мой состоял из множества стоек и бросков, отточенных веками, чтобы убивать. В моих руках не было ни посоха, ни клинка — Проводнику не нужно оружие, кроме него самого.

   Когда я замерла, рухнув ниц на мостовую, и прижалась щекой к камням, наступила тишина. Мучительно выжидающая, от которой по венам разливался страх.

   Я подняла голову, уже не надеясь разглядеть одобрение на лице Императора — но вместо этого увидела другое, спрятанное под агатовой маской до середины. В прорезях маски виднелись аметистовые отблески глаз. Чёрные волосы падали на плечи. Расшитый серебром камзол не скрывал тонких ключиц.

   Что-то пробудилось внутри. То, что не имело имени до сих пор.

   И будто во сне прозвучал в моей голове голос с другой стороны:

   «Подойди к нему».

   Две наставницы приблизились ко мне и, взяв за руки, помогли подняться, отвели в сторону и закрыли собой.

   А я всё глядела на силуэт, затянутый в синий, как ночное небо, шёлк. В голове продолжало звенеть:

   «Подойди».

   Я стояла и смотрела на него из-за спин наставниц, прикрытых разноцветными покрывалами. Он же глядел мимо меня. Казалось, ему безразлично всё — потуги танцовщиц, огни костров. Рука незнакомца лежала на подлокотнике трона, изукрашенного позолоченным деревом. Император — мальчик лет четырнадцати, сидел в этом огромном кресле, разодетый в алые и золотые одежды, с короной на челе, которая казалась тяжелей его головы. Он сверкал, как все огни Кахиллы — такой же бесполезный и безвольный, как они.

   Но для меня человек в маске затмевал и его. Я видела, как слабо колышутся на ветру складки его плаща.

   «Подойди, — продолжало биться в голове. — Если уйдёшь сегодня — он никогда уже не увидит тебя».

   Я не могла понять — мой это голос звенит в ушах или чей-то ещё. Возможно, они вторили друг другу в унисон. Но мне было страшно, и я медлила, пока, наконец, выступление не подошло к концу.

   Пересчитав нас по головам, наставницы стали уводить нас прочь. Голову каждой покрывали шалью, скрывая лицо, и усаживали в приблизившийся паланкин.

   Я всё смотрела туда, на возвышение, где рядом с троном стоял незнакомый мне человек. Он поправил плащ и, шепнув на ухо императору пару слов, стал спускаться вниз.

   Передо мной оставалось ещё две ученицы. Я поняла, что если не сделаю ничего — он уйдёт, и я в самом деле больше не увижу его никогда.

   Я рванулась из рук наставниц и будто случайно рухнула на землю прямо перед ним.

   Незнакомец отшатнулся, но всё-таки опустил взгляд на моё лицо.

   Мгновение, показавшееся вечностью, он смотрел на меня.

   Наставницы, заголосившие было с упреками в мой адрес, умолкли. Стихли даже песни и смех в толпе.

   Он присел на корточки и поймал мой локоть — не прикрытый сейчас ничем. Там, где его пальцы касались кожи, по телу пробежал огонь.

   Бережно, но твёрдо, не отрывая взгляда от моих глаз, он поднял меня с земли и поставил на ноги.

   Рука легонько прошлась по шали, оказавшейся теперь на плечах.

   — Осторожней, — тихо сказал он. — Опасно падать вот так.

   Я сглотнула.

   — Может быть, я не боюсь?

   Он смотрел на меня ещё мгновение, затем отвернулся и двинулся прочь.

   Я думала, наставницы меня убьют. Но ничего не произошло. Напротив, обменявшись тихими фразами, которые я расслышать не смогла, они бережно взяли меня за руки и усадили в паланкин. Я ничего не понимала. Сознание по-прежнему заполняло ощущение его рук, лежавших на моей коже, и по венам всё так же бежал огонь.

   С тех пор я обнаружила какое-то особенно бережное отношение наставниц ко мне — как будто я была хрупкой вазой из редкого фарфора. Хрупкой и очень дорогой.

   Больше никто не настаивал на том, чтобы я знала уроки назубок.

   А через какое-то время мне открыли доступ в южное крыло — так что теперь я смогла бывать на солнце. Изменился даже рацион — мне стали давать больше овощей, меньше мучного и круп.

   И, конечно же, такие перемены не ускользнули от взглядов других учеников.

   Локлин то и дело искоса позыркивала на меня — её собственный рацион был по-прежнему настолько скуден, что оставалось удивляться, как ей удаётся управляться с мечом.

   Мальчики ничего не поняли. Только Густав, как и следовало ожидать, заметил некоторые перемены и спросил, наблюдая, как я уплетаю овощное рагу, которое досталось только мне и учителям:

   — Что ты сделала, Гвендолин, чтобы так умаслить их?

   Я улыбнулась загадочно, но долго держать случившееся в секрете не смогла. Тем же вечером, когда мы остались в библиотеке вдвоём, я торопливо рассказала Густаву обо всём, что произошло.

   Я ожидала, что он порадуется за меня — хотя сама толком не понимала, за что такая любовь.

   Вместо этого я напоролась на ледяную, ничем не походившую на обычное поведение Густава злость.

   — Так ты решила, да, Гвен? — он даже вскочил с места и уронил на пол старинный фолиант.

   Я наклонилась и, аккуратно подняв упавшую книгу, положила обратно на стол.

   — Не понимаю, что тебя не устраивает, — сухо произнесла я.

   Вернее было бы сказать, что я не хотела понимать. Потому что мне хотелось верить, что Густав дружит со мной просто так.

   — Ничего, — буркнул он. Торопливо собрал вещи и ушёл.

   Я осталась одна. В тишине и полумраке, среди запахов подсохших чернил и дублёной кожи корешков.

   «Он ещё придёт просить прощения», — думала я.

   Но Густав так и не пришёл тем вечером — и утром не встретил меня.

   Когда же через несколько дней я услышала стук в дверь моей кельи и с надеждой бросилась открывать, то вместо него увидела на пороге Рейчел.

   — Добрый день, — растерянно сказала я.

   — Хотела посмотреть тебе в глаза, — без приветствия сообщила Рейчел и вскинула подбородок.

   — Они такие же, как и неделю назад, — сухо ответила я, чувствуя, как поднимается в горле злость.

   — Стало быть, решила, что Ночной Ворон вытащит тебя? Решила, что ты лучше меня, да?

   Я возвела глаза к потолку и испустила стон. Затем резко захлопнула дверь.

   Первой моей реакцией была злость. Я не понимала, чего они все от меня хотят. Потом в памяти всплыли последние слова: «Ночной Ворон вытащит тебя».

   У меня и в мыслях не было отсюда сбегать. Академия полностью устраивала меня, но….

   — Ночной Ворон… — прошептала я, — так называют тебя?

   Дымчато-серые глаза в прорезях маски снова стояли передо мной.

   А ночью мне приснился сон. Юбки, непохожие на те, что носили самые знатные дамы на Островах, кружились и разлетались в воздухе под музыку, какой я не слышала никогда.

   Мужчина в странных одеждах тёмного цвета удерживал мою руку и вёл меня в танце — совсем непохожем на тот, что я исполняла на площади в Ястребиную ночь.

   Потом мы оказались за портьерами, непривычно густыми и тяжёлыми складками укрывавшими окно.

   — Ты сомневаешься? — спросил меня он.

   — Да, — призналась я. Почему-то я знала, что именно ему не смогу соврать.

   — Ты должна добиться его. Почему сомнения терзают тебя?

   И в это мгновение я догадалась, какое — единственное — сомнение, в самом деле одолевает меня.

   — Если я выберу его — я уже никогда не буду с тобой!

   Негромкий бархатистый смех стал мне ответом, и я ощутила его горячие губы на своей щеке.

   — Глупая, — сказал он. — Я не собираюсь тебя оставлять.

   — Но наставницы говорят… — я закусила губу, силясь подобрать слова, — говорят, тот, кто живёт земной жизнью, не может слышать миров.

   — У нас будет не так, — тихо сказал он, и губы его скользнули дальше, легко касаясь моего уха, рассылая по телу волны горячих мурашек. — Следуй моим советам. Ты получишь всё. Богатство. Власть. И любовь.

   Я запрокинула голову, внезапно поняв, что не знаю его лица, и попыталась заглянуть в глаза. Они были серыми, как тучи перед грозой. Может быть, потому я так полюбила шторм.

   Его глаза как два водоворота, разверзшиеся посреди бури, бушевавшей кругом празднества, затягивали меня.

   — Я никогда не оставлю тебя, — сказал он, и голос его обволакивал меня, как бархатный палантин, удерживал в своих сетях, но это был блаженный плен.

   — Ты поможешь мне? — прошептала я.

   — Да. Я приведу его к тебе. Но поймать — дело твоё.

   Я открыла глаза и осознала, что не сплю. Его голос всё ещё звучал в моих ушах, лаская слух.

   Но лицо… если я и успела разглядеть его, оно выветрилось из памяти в один миг. Только глаза продолжали звать к себе.

   Кого я видела во сне? Того ли, к чьим ногам упала на церемонии?

   Что-то подсказывало мне, что нет. Но мне было всё равно. Я хотела выполнить данное слово. Я хотела обрести всё. Я хотела, чтобы Ночной ворон пришёл за мной.

ГЛАВА 4

Голос не обманул, и так я впервые поняла, что могу кому-то доверять.

   Едва началась весна, и поутихли бушевавшие над островами дожди, как колёса экипажа застучали по мосту, ведущему на Остров Слоновой Кости.

   Среди наставников начался переполох — я видела это из окна, но смысла происходившего понять не могла.

   Любопытство одолевало меня, но совсем нестерпимым оно стало тогда, когда я увидела, как на пути от кареты до входа в центральную башню выстраивается вооружённый эскорт.

   Несколько охранников, стоявших на подножке, встали по обе стороны от дверей, и только после этого из кареты появился человек, на чьих плечах лежал подбитый соболем плащ, а лицо укрывал чёрный капюшон.

   Сердце моё забилось сильней. По походке, по движениям рук, одна из которых небрежно лежала на эфесе меча, я поняла — это он. Тот, кто не давал покоя ни мне, ни учителям.

   Глупо было бы поверить, что он приехал за мной. Он, наверное, давно уже забыл меня… а я всё ещё видела в полусне его глаза, серые, как небо, насытившееся грозой.

   Сердце бешено билось, пока я наблюдала, как, минуя выстроившийся эскорт, он заходит в башню.

   Выждав, пока двор опустеет, я торопливо вынула из сундука шаль, накинула на волосы, так чтобы никто не мог в первые секунды разглядеть лицо, и, выскользнув в коридор, направилась к входным дверям.

   Конечно же, холл уже опустел. Я огляделась по сторонам и, убедившись, что никто не подсматривает за мной, поиграла пальцами в воздухе, пробуждая к жизни завесный след — такой оставляет любой человек, и он исчезает только за пару дней.

   Определив, таким образом, что процессия направилась в восточное крыло, я произнесла ещё одно короткое заклятье, провела рукой над шалью, набрасывая на себя вуаль незримости, и, стараясь всё же на всякий случай держаться в тени, бросилась туда, куда вёл след.

   Я успела проскользнуть в дверной проём за мгновение до того, как последняя из наставниц закрыла за собой дверь.

   Огляделась по сторонам. Я никогда не бывала в этой части здания, и потому всё — изысканная, хоть и показавшаяся бы мне теперь слишком простой — мебель, посуда из тонкого фарфора, серебряный кувшин с вином на столе — всё представлялось мне творением волшебства.

   И самым волшебным в этой комнате был наш гость.

   Он скинул на плечи капюшон, и теперь я могла видеть его лицо — безупречно правильное, но навсегда искалеченное шрамом, пересекавшим правую бровь. Впрочем, шрам ничуть не портил его — по крайней мере в моих глазах. Чёрные волосы его спускались по плечам, у висков прихваченные серебряным венцом.

   «Он королевской крови?» — невольно подумала я. И тут, к собственному удивлению, услышала ответ, прозвучавший в моей голове:

   «Он двоюродный брат короля».

   По телу моему пробежала дрожь — не знаю, от волнения ли, от восхищения мужчиной, которого я видела перед собой, или от гулких вибраций, которые рассылал по телу этот бархатистый голос.

   А потом мужчина, сидевший передо мной, заговорил.

   — Вы же понимаете, — произнёс он, — в Аустрайхе много людей, которые ненавидят императора… и меня.

   — Императора или вас? — уточнила наставница Фиэра. К моему удивлению, напротив гостя сидела именно она.

   — Это не имеет значения. Важно, готовы ли вы нас поддержать.

   — А готовы ли вы поддержать нас?

   Мужчина кивнул и поднёс к губам кубок с вином.

   — Резонный вопрос. Но разве для Круга не будет честью уже то, что один из вас — или одна — станет приближен ко мне?

   Фиэра молчала. Видимо, гость попал в точку.

   Я начинала понимать смысл слов, которые сказал мне архимаг. «Только Круг всегда будет помнить о тебе». Все здесь мечтали о том, чтобы маги — чтобы хоть один из магов — вернулся ко двору. И если он будет один — чтобы этот единственный остался верен Академии.

   Мне стало грустно. Вряд ли в этом отношении я отличалась для магистра от других. Скорее всего, он говорил каждой девочке подобные слова.

   Но я-то в самом деле любила Академию, в отличие от большинства из них! Разве же не заслужила я особого отношения к себе?

   Однако мне некому было это сказать. Я затаилась в углу, за шторой — почти как во сне — и стала ждать.

   — Маги с факультета защиты, а так же маги с факультета боевой магии предстанут перед вами завтра, — сказала тем временем Фиэра, — вы сможете выбрать себе компаньона — а затем обговорить с архимагом условия сделки.

   Гость воздел перед собой руку и отрезал:

   — Нет. Всё не то.

   Фиэра в недоумении смотрела на него.

   — Мне не нужны электрики и огневики. Вы что, плохо понимаете, что я говорю? Мне нужен тот, кто сумеет делать своё дело тихо, так, чтобы скандалами не навредить мне.

   — Проводник!.. — невольно выдохнула я.

   На несколько секунд воцарилась тишина.

   — Здесь кто-то есть, — сказал гость. Он встал и, взяв в руки свечу, очертил ею полукруг, пытаясь высветить того, кто это сказал — но покров надёжно скрывал меня от обычного света.

   — Это исключено, — Фиэра махнула рукой, — во-первых, мы друг друга не предаем. Во-вторых, закрывая дверь, я наложила на комнату барьер.

   Гость колебался.

   — Я слышал голос, — сказал он.

   — Ветер за окнами просвистел?

   — Может быть, и так, — нехотя признал он. И тем не менее вы можете дать мне то, о чём я говорю?

   Фиэра помедлила.

   — Я посмотрю, что можно сделать, — сказала наконец она и, поднявшись со своего места, направилась к двери, — отдыхайте и чувствуйте себя как дома. Утром вы увидите лучшее, что мы можем вам предложить.

   Я не спешила покидать комнату — хоть и знала, что выбраться отсюда после ухода Фиэры будет нелегко. Я чувствовала, что должна каким-то образом заинтересовать этого мужчину — а отправившись сейчас в свою келью, вряд ли смогу это сделать.

   Падать ему под ноги, очевидно, было бесполезно — он бы только разбил лоб.

   Я затаилась, наблюдая, что наш высокородный гость станет делать теперь.

   Он не спешил вставать и какое-то время сидел, откинувшись на подушки, раскиданные по оттоманке, и потягивая из невысокой округлой чарки поданное ему вино.

   Гость смотрел перед собой, а я тем временем залюбовалась плавными и точными движениями его пальцев, их бледным абрисом на витом серебре.

   Гость был очень красив.

   Я подняла взгляд к его лицу и теперь принялась разглядывать его. Чёрные брови, густые и ровные, разлетались от переносицы. Такие же чёрные и густые ресницы — такие пушистые, что хотелось прикоснуться к ним пальцами и узнать, настоящие ли они.

   Ровный овал лица — почти женственный — и твёрдый контур губ, не позволявший заподозрить в нём слабость.

   Никогда ранее я не видела таких красивых людей… наяву.

   Ворон… это имя подходило ему. Но хорошего человека Вороном не назовут, даже за цвет волос. На Островах эту птицу считали вестником бед.

   Там, в Башне Слоновой Кости, я познавала тайны магии и истории день за днём, от рассвета до заката. А теперь обнаружила, что о мире вокруг не знаю ничего. Даже настоящего имени того, кто мог стоять у трона императора…

   Пока я раздумывала об этом, мужчина поднялся и принялся неторопливо разоблачаться.

   Я сглотнула и сама не заметила, как закусила губу. Зрелище его тонких пальцев, расстёгивавших крючок за крючком, будоражило кровь, и чувства, одолевавшие меня, были мне в новинку. Я не знала, как понимать разливавшийся в животе жар, но хотела ещё — чего, не знала сама.

   Арн за арном в вырезе его расстёгнутого кафтана показывалась белоснежная грудь — не знавшая солнечных лучей, как и моя.

   Он снял кафтан с себя и остался в одной рубахе, которую тут же стянул рывком.

   Я ахнула, не сдержав рвавшийся из груди вздох.

   Руки Ворона замерли на пряжке ремня.

   «Ну же, не тяни!» — одними губами прошептала я.

   Но он ждал, прислушиваясь к воцарившейся в комнате тишине, видимо, желая убедиться, что мой вздох только почудился ему. Человек верит в то, во что ему хочется верить. Почти всегда.

   В конце концов гость успокоился и потянул ремень, расстёгивая. Лёгкие нижние штаны упали к его ногам, являя на свет бёдра — стройные и мускулистые. Я не сдержала ещё один вздох, но он уже не слышал его.

   Натянув через голову длинную ночную сорочку, мужчина проследовал к просторной кровати с паланкином — таких я не видела до сих пор вообще нигде. В комнатах учениц кровати были узкие — и хорошо если не располагались в два этажа.

   Он упал на перину и некоторое время лежал, разглядывая складки тяжёлого бархата — видимо, думал о своём. Может быть, о том, зачем приехал сюда. Только потом гость потянул шёлковое покрывало на себя, укрылся и закрыл глаза.

   Ещё какое-то время я, затаив дыхание, наблюдала за ним и судорожно пыталась сообразить, что мне делать теперь. Потом улыбнулась самой себе — недавнее сновидение подсказало мне выход.

   Не выходя из тени, я проскользнула к мужчине и присела на край кровати. Поднесла одну руку к его глазам и, прочертив магический знак, прошептала слова заклятья. Теперь он увидит меня во сне. И как решил бы любой, незнакомый с магией, подумает, что это был вещий сон — завтра, когда встретит меня наяву.

   Я отодвинулась от него, разрешив себе ещё лишь мгновение понаблюдать за красивым лицом, а затем решительно распахнула ставни, позволяя свирепому морскому ветру ворваться в спальню, и, на ходу оборачиваясь чайкой, бросилась в окно.

   На следующее утро меня разбудили спозаранку — и дали мне на умывание и одевание четверть часа.

   На рассвете нужно было, облачившись в парадную мантию, стоять во дворе, среди других таких же подобранных для смотра.

   Уже закончив ежедневные процедуры и выбравшись в коридор, я обнаружила, что кроме меня готовятся спускаться Рейчел и Локлин, но никого из парней в коридоре не было.

   Они хотя и редко общались между собой, сейчас бурно обсуждали вопрос о том, что их ждёт. Я промолчала, не желая открывать своих тайн.

   Все вместе мы спустились на первый этаж, и я увидела, что там уже выстроились около двух десятков учениц — и трое хрупких, похожих на девушек, учеников.

   Всё происходившее потом более походило на смотрины невест.

   Ворон, снова надевший свою маску, подходил к каждой из нас. Сдвигал назад скрывавшие лицо и волосы покрывала, приподнимал подбородок двумя пальцами и разглядывал, поворачивая так и сяк.

   Когда он проходил мимо меня, процедура повторилась с точностью до жеста. Мне показалось, что в глазах Ворона промелькнул огонек — но он двинулся дальше, так и не сказав ничего.

   Досмотрев ряд, он молча развернулся и направился к входу в главный корпус.

   Сказать, что я была разочарована, значит не сказать ничего. За ночь я успела во всех подробностях вообразить себе жизнь, которая меня ждёт.

   — Все свободны, — сказал незнакомый мне магистр, и мы стали разбредаться по своим комнатам — большинство так и не узнали, зачем их звали сюда.

   Остаток дня прошёл в унынии. Мне не хотелось ни изучать заклятья, ни читать.

   А когда я уже переоделась в ночную сорочку и почти забралась в кровать, в дверь раздался стук. Мне не хотелось открывать. Не хватало ещё раз увидеть Рейчел, Густава или кого-то другого вроде них. Но я всё же подошла и приоткрыла её.

   На пороге стояла Фиэра. Она с волнением смотрела на меня.

   — Собирайся, — коротко сказала она, — у тебя полчаса. Карета уже ждёт.

ГЛАВА 5

На сей раз никто не позаботился о паланкине — хотя нам всё-таки и выделили небольшой, сравнительно скромный, но тогда казавшийся мне весьма добротным экипаж.

   Наставницы — Фиэра и ещё одна, по имени Клавдия, — тщательно проследили за тем, чтобы никто не заметил, как я ухожу. Меня закутали в покрывала как в гигантский кокон и, накрыв пологом тишины, вывели в коридор.

   Мы спустились вниз и забрались в экипаж. Наставницы ехали вместе со мной. Они сели с двух сторон, так чтобы сквозь окна можно было разглядеть их лица, но не моё.

   Я не совсем понимала, зачем такая секретность, хотя только то уже, что мой новый господин носил маску на торжествах, должно было о чём-то говорить.

   Невысокие домики без окон и фасадов тянулись по обе стороны от нас. Только плотные навесы укрывали ворота и части дворов.

    Солнце закатилось за горизонт, и в разрывы туч проглядывала луна. Тусклый свет её едва освещал небольшой участок пути. Где-то вдалеке волны бились о берег, да постукивали колёса нашего экипажа, но больше не было слышно ничего.

   Город, каким я видела его теперь, мало походил на тот город, который я застала в карнавал. Узкие улочки навевали на меня тоску, заставляя вспоминать о доме. Я не скучала по нему. Разве что чуть-чуть. Но куда сильнее была глухая тоска, накатывавшая на меня при мысли о том, что я могу снова вернуться в один из таких домов, растить детей, кричащих целый день, стирать бельё. Одна только мысль о подобной участи душила меня.

   Я вспоминала отца — не самого худшего, но и не самого лучшего из отцов. Грубоватого и не взвешенного, когда ему доводилось выпить, доброго и покладистого — когда не было денег на эль.

   Вспоминала мать — стройную и крепкую женщину лет пятидесяти, с морщинами, рано поселившимися на лице, с вечно шелушащимися руками.

   Её родители были аристократами — давно обедневшими, но всё ещё державшимися за свою честь. А ей самой было двадцать лет, когда, нарушив их запрет, отказавшись от выгодной партии, которая могла бы вытащить семью из нищеты, она сбежала к моему отцу.

   Любовь закончилась раньше, чем родился старший из моих братьев. Остался только такой вот домишка, корыто с водой, кухня и очаг, который она обещала хранить.

   «Никогда я не поступлю так, как она, — думала я, — что угодно, только не возвращаться туда». А потом экипаж выехал на площадь, и я увидела дом, в который меня везли.

   Карета миновала ворота, и я смогла разглядеть просторный двор, в котором, помимо множества небольших корпусов, находилось два великолепных здания — более прекрасных я не встречала, пожалуй, ни до того, ни потом.

   Одно из них, бледно-голубое, обрамлённое стройными белоснежными колоннами, с крышей, изукрашенной завитушками и арабесками, вздымалось на самой кромке моря. И издали можно было разглядеть, что закуток берега отгорожен витой оградой, за которой располагались места для отдыха. Вскоре я узнала, что это селамлик — покои нашего нового господина.

   Другое здание вряд ли уступало по роскоши первому, но отличалось тем, что было отделано розовым кварцем. В него вели массивные двустворчатые ворота, перед которыми стояли двое стражей.

   Я оглянулась на Фиэру, и та кивнула мне на селамлик. Но прежде, чем я направилась к нему, поймала моё запястье и развернула к себе.

   — Никогда не забывай, — сказала она, взяв в ладони моё лицо, — только Академия всегда будет помнить о тебе.

   Я кивнула, только чтобы поскорее избавиться от неё и двинуться навстречу своей судьбе.

   И тут же эхом прошелестело в голове:

   «Помни, кто всегда заботился о тебе». Я вздрогнула. Вряд ли тому, кто находится в моей голове, я сумею соврать так же легко. Но раз уж он забрался так далеко, ему придётся верить мне.

   Оправив юбки и плотнее прикрыв лицо, я двинулась ко входу в дом.

   Стража и не думала задерживать меня, но как только я прошла мимо, один из воинов, до того казавшийся каменным истуканом, снялся со своего места и двинулся следом за мной.

   Войдя внутрь, я немного растерялась, запутавшись в обилии лестниц и дверей, но он тут же направил меня.

   Мой проводник и пальцем не прикасался ко мне — как будто я была больна. Направление он указывал только рукой.

   Так мы поднялись на второй этаж, и, обогнав меня, он жестом приказал обождать — а сам постучался в резные двери, которыми заканчивался коридор.

   Поклонившись тому, кто находился внутри, он сообщил моё имя, и я услышала уже знакомый мне голос:

   — Войди.

   Вопреки собственным ожиданиям, в следующей зале я увидела сразу двоих мужчин.

   Одним был тот самый, кого называли Вороном. Он сидел, раскинувшись на подушках, в домашнем одеянии из невесомых лепестков разноцветного шёлка, и потягивал из пухлой пиалки какой-то согревающий напиток.

   Рядом с ним, чуть в отдалении и в тени, стоял ещё один мужчина в таком же одеянии, сухощавый и высокий. У него была короткая, изысканно подстриженная бородка, а руки он держал скрещенными на груди.

   — Сними покрывало, — велел мне Ворон. Я подчинилась. Я видела, как нахмурился второй, разглядывая моё лицо. — Ну, как тебе, Хасан?

   Тот приблизился и помедлил, внимательнее разглядывая меня. Потянулся взяться за подбородок, но замешкался и обернулся к Ворону, как бы испрашивая разрешения. Тот кивнул, и моё лицо оказалось в руках незнакомца. Он поворачивал его так и сяк, как будто ставил задачей разглядеть каждую пору на коже.

   — Грубая, как кухарка.

   — Что поделать, выбирал не в школе кадин.

   — С кожей и волосами что-нибудь сотворим. Но вот нос…

   — Мне нравится её нос! — неожиданно возразил Ворон, но от этой нежданной защиты я лишь ещё более ощутила себя вещью в их руках. — Пусть будет как есть. Подойди сюда, — он поманил меня к себе, а когда, высвободившись из рук его помощника, я шагнула к оттоманке, щелчком пальцев указал на пол перед собой.

   Я замешкалась. Никто и никогда, даже когда я была всего лишь дочкой небогатой горожанки, не заставлял меня вставать на колени перед собой.

   И всё же мне хотелось попасть в этот дом. Да и сам Ворон зачаровывал меня разрезом своих не по-мужски красивых глаз.

   Я подобрала юбки, которые накрутили на меня, и неторопливо, пытаясь изобразить изящество и жалея, что мне не довелось обучаться магии душ, опустилась на колени между его ног.

   Ворон коснулся кончиками пальцев моей щеки. Едва заметно поморщился, но провёл вниз и, взяв моё лицо в ладони, приподнял, заставляя смотреть на себя.

   — Ты понимаешь, зачем ты здесь? — спросил он.

   Я отвела взгляд, хотя мне хотелось смотреть и смотреть в туманную глубину его зрачков.

   — Нет, мой господин, — сказала я. — Знаю лишь, что вашему… — я замялась, не зная, как к нему обратиться, — сиятельству нужен маг.

   — Сиятельству… — фыркнул Хасан, — как ты говоришь с принцем крови?!

   — Хасан! — Ворон оборвал его, приказав молчать жестом одной руки. Затем снова посмотрел на меня. — Мне нужен магический страж, — почти что мягко сказал он, — тот, кто чувствует приближение угрозы из других миров и умеет их предотвращать.

   — Это я, — подтвердила я, обрадовавшись, что, по крайней мере, здесь его устремления и мои таланты в самом деле совпали.

   — Но это не всё, — продолжил он. — Ты станешь моей наложницей и будешь сопровождать меня… везде. В доме, в разъездах, при дворе… Даже когда я захочу развлечься со своей женой.

   Я сглотнула.

   — Если такова ваша воля, господин принц, — силясь скрыть разочарование, сказала я. Мне не нравилось, что есть какая-то «жена».

   Ворон тем временем обернулся к помощнику и произнёс:

   — Нужно будет преподать ей уроки этикета. Займись. И покажи всё, что может быть необходимо. Ты знаешь, что делать.

   Тот поклонился в очередной раз и кивнул.

   — Да, мой господин, — затем посмотрел на меня и, указав на дверь, распорядился: — Пойдём.

   Меня снова вывели во двор. Хасан махнул ожидавшему за воротами экипажу, и кучер хлестнул лошадей по спине. Карета тронулась, и мне показалось, что невидимый клинок отрезает меня от прошлого навсегда.

   Хасан тем временем и не думал ждать, пока я приду в себя. Я явно не нравилась ему, и только воля Ворона пока ещё сдерживала его от того, чтобы грубо подтолкнуть меня вперёд.

   Поймав взгляд Хасана, я поспешила двинуться через двор сама и, направляемая его рукой, вскоре вошла в ворота второго дворца.

   Великолепие холла обрушилось на меня как водопад, оглушило как гроза. Я изумлённо оглядывала золотые арки и убегавшие от них прочь коридоры и лестницы, а Хасан тем временем, твёрдо взяв меня за плечо, направил к ещё одной широкой лестнице, ведущей на второй этаж.

   За ней находилась зала, из которой три арки открывали также три коридора. Но, заглянув в каждый из них, я обнаружила, что все три выглядят абсолютно одинаково — мне показалось даже, что у меня двоится в глазах, когда я увидела ряды одинаковых дверей, убегающих прочь. Все они были обшиты серебряными инкрустациями, все имели нефритовые ручки. Все были богаты, безлики и казались дверями тюрьмы.

   — Слева покои тех, кого облагодетельствовал принц Ворон, — пояснил Хасан. — Справа — тех, кого он получил в подарок или купил просто так.

   — Отлично, — не выдержала я, — к каким отношусь я?

   Хасан раздражал меня точно так же, как и я его.

   — Прямо, — он подтолкнул меня вперёд, и когда уже я двинулась по коридору, всё же соизволил объяснить: — Ты не обучена и не годна для того, чтобы скрашивать его досуг. Ты не так красива, как другие жёны, и очень груба. Я, как управитель дома, не могу позволить господину проводить время с такой… простушкой… — последнее слово он выдохнул так мягко, что в нём прозвучало презрение.

   Я прищурилась и обернулась к нему через плечо.

   — Я чародейка из Башни Слоновой Кости! — резко сказала я. — Я не наложница и не собираюсь становиться ей!

   — Но мой господин пригласил тебя в дом, — насмешка заиграла на его губах, — и ты согласилась прийти. Продать себя. Значит, теперь ты принадлежишь нам. И будешь соблюдать правила нашей игры.

ГЛАВА 6

Многожёнство в Аустрайхе запрещено уже много-много лет. Как такового его и не было никогда, потому как девять кораблей, причалившие к островам и давшие начало девяти туатам, различались по своему укладу так сильно, что не раз шли друг на друга войной.

   Однако со временем все они заимствовали друг у друга традиции и законы, так что к тому времени, когда император Кадеирн объединил Острова, никого и нигде уже не удивлял обычай брать наложницу в дополнение к жене, если последняя не могла выносить детей — как принято это было в юго-восточном туате. Правда, довольно быстро северо-западный туат добавил к этому обычаю своё виденье — теперь и знатная дама могла позволить себе парочку наложников. Мораль империи крепла и снова слабела, принимая то одну форму, то другую. Законы не всегда следовали за ней.

   В те дни, когда я попала в дом Ночного Ворона, гаремы не были чем-то обычным — ни для женщин, ни для мужчин. И в то же время разговоров о том, как проводят досуг за высокими заборами, защищёнными магическими куполами, самые влиятельные лица Аустрайха, было немало. Даже до Академии доходили некоторые из них.

   Потому я не была удивлена самим фактом того, что у принца Ворона несколько женщин. Куда сильнее меня поразило, что мне предстояло стать одной из них.

   И в то же время недолгая радость от того, что он забирает меня в свой дом, стремительно тускнела. Я смотрела на всех этих девушек — ничего не знавших о магии, никогда не читавших книг — и понимала, что, несмотря на все свои познания и таланты, я не ровня им.

   Так же и они смотрели на меня. С тенью высокомерного презрения. Как коллекционер смотрит на редкого жука.

   В первый же день меня отправили в купальню, и почти что час я просидела, отпаривая кожу, которая Хасану показалась недостаточно нежной.

   Затем меня уложили на живот на скользкую холодную скамью абсолютно обнажённой и намазали какой-то липким, но весьма приятно пахнущим густым сиропом. Через некоторое время, когда сироп застыл, его начали снимать — вместе с прилипшми к нему волосками. Это оказалось не самой приятной процедурой…

   Мои волосы заново постригли, сделав чуть короче у лица, но Хасан всё равно не был удовлетворён. Он недовольно прицокивал языком, приподнимая то одну, то другую прядь, и наконец отдал наказ натирать их какими-то разноцветными жидкостями по утрам. Флакончики с этими таинственными эликсирами мне выдали тут же, и, едва оставшись в одиночестве, я открыла один из них и принюхалась.

   Запах был мне незнаком, хотя большинство магических зелий я определяла с одного вдоха уже тогда.

   Я надеялась, что остаток дня мне оставят, чтобы разобрать те немногие вещи, которые я смогла привести с собой — сменный плащ, сумку с травами и несколько книг — но сразу же после обеда, состоявшего почти из одних только овощей, ко мне привели галантерейщика.

   В тканях я не понимала ничего, потому большую часть приобретений сделал за меня Хасан и тут же приказал слуге передать одной из наложниц, чтобы позанималась со мной.

   Наконец последние приготовления были закончены, меня укутали в шелка и парчу, и снова в сопровождении Хасана я двинулась к селамлику.

   На сей раз в покоях моего нового господина было множество людей. Сам он сидел в небольшом алькове, сооружённом из цветных покрывал.

   Я невольно залюбовалась красотой его лица и чёрными завитками волос, обрамлявшими виски. Можно было подумать, что дело всего лишь в том, что я почти ещё не знала мужчин тогда — но нет, даже сейчас я с уверенностью могу сказать, что он — красивейший из мужчин. И даже годы спустя это лицо не давало мне покоя ни наяву, ни во сне.

   Он щёлкнул пальцами, подзывая меня к себе — как щенка. Этот жест неприятно отозвался в груди. У меня ещё не было права злиться на него, но я не собиралась и позволять обращаться с собой так.

   Я послушно подошла к господину и, поразмыслив, опустилась на колени.

   — Встань, — позволил он мне и пальцем указал на место у себя за спиной.

   Я переместилась туда и теперь оказалась у него за плечом.

   Физэн поманил меня к себе, заставил наклониться и носом провёл по моей щеке, будто лаская.

   От этого недолгого прикосновения мурашки стайками забегали у меня в животе. Я задышала тяжело и сквозь биение собственной крови в висках расслышала его голос:

   — Меня хотят убить. Возможно, попытаются прямо сегодня.

   — Кто, мой господин? — выдохнула я. В это мгновение мне казалось невозможным, что кто-то желает смерти этому прекрасному существу, от которого исходит запах орхидей и роз.

   — Это маг. Но я не знаю ни кто он, ни кто его послал. В этом вопросе я полагаюсь на тебя.

   Я кивнула, показывая, что поняла.

   — Мне нужно будет расспросить вас… — я моргнула, силясь прогнать навождение, — расспросить обо всём, что вы знаете о нём.

   — Потом, — он отвернулся от меня, и когда я лишилась возможности видеть его глаза, мне показалось, что солнце зашло за тучи. — Сегодня просто следи, чтобы никто не причинил мне вреда. И выполняй мои приказы. Пока это всё.

   За весь вечер Физэн больше ни разу не обернулся ко мне. Он возлежал на подушках, пил медовое вино и ел, наблюдал за девушками, танцевавшими для него. А я стояла за его спиной, не смея моргнуть. С обеда у меня крошки не побывало во рту, но никто не предложил мне ни еды, ни сесть.

   Я с трудом выдержала этот вечер полный дыма от кальянов, оглушающей музыки, звона монист и множества голосов, говоривших каждый о своём.

   Никогда ещё я не видела такого количества людей за один раз. И никогда ещё не чувствовала себя так странно — лишней, неуместной. Диковинкой, которую поставили на полку, чтобы каждый проходящий мог с любопытством смотреть на неё.

   Я так устала, что к окончанию вечера не хотела даже есть. Добравшись наконец в сопровождении всё того же Хасана до своих покоев, я, не снимая праздничных одежд, рухнула в постель.

   Но покоя мне не нашлось и во сне.

   Снова я видела сон. Снова оглушительно звенела музыка, кружились в танце драгоценные юбки — совсем не такие, как наяву.

   — Отпусти меня! — взмолилась я, когда меня подхватил за талию тот, чьё лицо я никак не могла ни запомнить, ни разглядеть.

   — Ты веришь мне?

   — Да… — мне было всё равно.

   — Ты должна сделать так, чтобы и он поверил тебе.

   Я кивала, соглашаясь с ним во всём. Волны музыки уносили нас, у меня кружилась голова.

   — Чего бы ты хотела, Гвендолин? — спросил он, замедляя эту безумную круговерть.

   — Спать… — устало сказала я.

   — Ты получишь больше, раз цена твоего доверия столь невысока.

   Он наконец отпустил меня, я вынырнула из хаоса этой безумной иллюзии и оказалась одна — в благословенной темноте и тишине.

   Лёгкий ветерок шуршал за окнами, вздымая невесомые занавески, и где-то в отдалении тихонько звенели струи фонтана.

   «Кто он такой?» — думала я. Впервые близость моего безымянного спутника показалась мне кошмаром, но, вспоминая прошлые свои сны и пытаясь собрать воедино всё, что было связано с человеком без лица, я понимала, что знаю его очень, очень давно. Возможно, ещё в детстве один из первых голосов, заговоривших со мной, принадлежал ему.

   И мне всегда хотелось увидеть его. Во сне в его глазах отражались огоньки свечей, мне нравилось на него смотреть. Но, просыпаясь, я никогда не помнила его лица.

   «Чего он хочет?» — это был ещё один вопрос, на который я никак не могла угадать ответ.

   «Он сказал, что я должна заслужить доверие Ворона…». В те мгновения я не догадывалась зачем. И не опасалась того, что может произойти потом.

   Я закрыла глаза и произнесла.

   — Я хочу видеть тебя наяву. Вот чего я хочу. Хочу запомнить твоё лицо.

   Он никогда не откликался, если я звала его — по крайней мере, тогда. Но на сей раз мне показалось, что я услышала негромкий смех, и бархатистый голос ответил:

   — Хорошо.

   Наутро, открыв глаза, я обнаружила, что напротив кровати стоит незнакомая мне девушка, укутанная, как и другие обитательницы дома Ворона, во множество лёгких покрывал. Ветер из окна раздувал её юбки, и девушка ощутимо мёрзла, но и не думала никуда отходить. У гостьи были чёрные волосы, собранные в косы и стлавшиеся по плечам, и такие же чёрные, сверкающие небольшие глазки.

   — Ты кто? — прямо спросила я.

   — Моё имя Дейдре, госпожа, — девушка низко поклонилась. — Почтеннейший Хасан распорядился ожидать здесь, пока вы не изволите использовать или отпустить меня.

   — Ты будешь мне прислуживать? — наконец догадалась я. Это было интересно. Никогда до тех пор у меня не было слуг. Зато я видела, как младшие девочки в Академии порой прислуживали старшим. Меня миновала эта роль, так что ни командовать, ни подчиняться я тогда ещё не умела.

   — Да, госпожа.

   — Мм… — мечтательно произнесла я, — и что я могу тебе приказать?

   — Хотите ванну или завтрак? Можете приказать, что из еды приготовить для вас, или распорядиться, чтобы я привела поставщика…

   — Могу я приказать тебе проводить меня в город? — тут же решила проверить границы дозволенного я.

   — Разумеется, нет! — Дейдре испуганно отступила назад, так что юбки её снова колыхнулись на ветру. — В город можно выйти только с особого распоряжения его высочества, госпожа. В вашем же случае… — она огляделась по сторонам, как будто нас могли подслушивать. Впрочем, наверняка могли. — Вы же чародейка! — шёпотом сказала она.

   Что я могла сказать? Меня освободили из Круга, который не мог покинуть ни один маг… разумеется, только для того, чтобы заключить в новую тюрьму. Даже у рабыни в гареме было больше возможностей обрести свободу, чем у меня. И если до сих пор я не воспринимала свою участь как ограничение, то теперь поняла очень отчётливо, что для них всех я буду «чародейкой». Это слово будут произносить шёпотом, как имя самого Владыки демонов.

   — Тогда принеси мне поесть! — распорядилась я резко. Мгновенная злость охватила меня. — И ванну. И всё остальное. Ну же, быстрей!

   Глубоко поклонившись, Дейдре бросилась исполнять.

ГЛАВА 7

Во второй половине дня, когда злость моя на Дейдре уже несколько утихла, в двери снова постучали — на сей раз одна из наложниц.

   Звали её Бриана, и она имела гордый взгляд и несколько высокомерные повадки.

   Волосы у Брианы были медно-рыжие, так же уложенные в косы, как и у Дейдре, а глаза — зелёные. Она, в отличие от служанки, не куталась в покрывала, а гордо несла их на плечах, демонстрируя обнажённые острые плечи и высокую грудь в вырезе декольте.

   — Мне приказали объяснить вам местные порядки и обучить манерам, — сказала Бриана.

   Я кивнула. Мне с первого взгляда стало ясно, что с этой женщиной следует быть настороже.

   Однако Бриана оказалась гораздо добрее, чем можно было подумать, глядя на неё. Она не требовала от меня слишком много, как некоторые учителя до неё, и не пыталась ставить себя выше меня.

   — Странно, что Ворон выбрал тебя, — говорила она, показывая, как нужно укладывать на плечи шаль, так чтобы соблюсти этикет и одновременно продемонстрировать всё, что послал Владыка Небес.

   — У меня есть особые таланты, — только и говорила с улыбкой я. Пока я не видела остальных наложниц, но если все они были так же красивы, как Бриана, то в самом деле я смотрелась среди них как обкатанная морем галька в ларце с драгоценностями.

   — Значит, это правда? — негромко произнесла Бриана, и я почти физически ощутила, как она отстраняется от меня.

   — Что именно? — стараясь изобразить недоумение, поинтересовалась она.

   Бриана отошла и села на оттоманку, на которой лежали наши шали и покрывала.

   — Когда я была маленькой, — сказала она, — бабка рассказывала мне, что помимо нашего существуют иные миры. Множество миров, и каждый непохож на другой, как непохожи друг на друга два самоцвета.

   Я внимательно смотрела на собеседницу, ожидая продолжения.

   — Бабка говорила, что владеющие Даром слышат голоса иных миров.

   — Слышат, — признала я осторожно, — но Ворон не поэтому взял меня в дом.

   — Но ты владеешь искусством… колдовством?

   Я снова ответила кивком.

   Воцарилось молчание, и лишь через минуту я решилась его прервать:

   — Ты боишься меня?

   Бриана повела плечом.

   — Мне нечего бояться тебя. Я же не боюсь всадника с мечом — хотя у меня и нет меча. Но это несправедливо — что одним из нас даровано больше, чем другим.

   — Ты красива и умеешь привлекать мужчин. Я — нет. Я умею только колдовать. Так на чьей же стороне справедливость?

   — Ты уверена… что красота — это дар? — спросила она.

   — А ты уверена, что чародейство можно назвать даром? — спросила я её в унисон.

   Бриана покачала головой и поднялась с оттоманки.

   — Мне надо подумать, — сказала она, — завтра продолжим урок.

   На сей раз Ворон ожидал меня, лёжа в небольшом озере, исходившем паром.

   Он был абсолютно обнажён, так что я имела возможность — и, можно даже сказать, счастье — лицезреть рельефные, будто выточенные из мрамора мускулы на его груди. Такие же руки — перевитые жилами, будто тугие виноградные лозы.

   Я никогда ещё не видела обнажённых мужчин — тем более таких. Разве что отца после рабочего дня, да изредка мальчишки в Башне раздевались до пояса и закатывали штаны, чтобы забраться в море или нарушить ещё какой-нибудь запрет. Последние были тощими, и самые красивые из них ни в какое сравнение с Вороном не шли.

   — Я явилась на ваш зов, мой господин, — сказала я и отвесила ему ритуальный поклон, какому обучила меня Бриана.

   — Ты заставила себя ждать.

   — Прошу меня простить.

   Меня не раз уже предупредили, что у Ворона вздорный нрав. Что не нужно его злить и не стоит принимать его выходки на свой счёт.

   — Ты хотела, чтобы я рассказал тебе о том, кто хочет меня убить, — он покровительственно махнул рукой, — изволь.

   Я осторожно присела на краешек бассейна, стараясь не замочить новые юбки, которые пока что своими считать не могла, и стала слушать его рассказ.

   — Ты наверняка знаешь, что я двоюродный брат императора. Причём старше его на двенадцать лет. Но я его брат по матери. Она была младшей сестрой прежнего правителя. Как ты понимаешь, об особых правах на престол здесь речь не идёт — да я к ним и не стремлюсь. Однако император и его союзники благосклонно относятся ко мне. Они знают, что если с императором что-то произойдёт… В общем, ни один разумный человек в империи не станет ссориться со мной.

   Я кивнула. Мне хотелось задать ещё один вопрос: почему он носит маску? Но, очевидно, не стоило его перебивать.

   — Когда мне исполнилось тринадцать, меня, как и любого мальчика из благородной семьи, ввели в Круг Огня, чтобы узнать мою судьбу. Огонь был справедлив ко мне — он обещал, что я стану великим вождём. Но было противоречие в знаках, которые он дал моему отцу — в двадцать шесть лет, говорил один из них, когда я вступлю во владение Островом Лазурных Волн, когда семь звёзд выстроятся на небе в ряд, и семь трав прорастут из земли… демон обретёт власть надо мной, и я перестану существовать.

   По спине моей пробежал холодок. Разговоры о демонах не любит ни один чародей.

   — Но у вас нет врагов, — повторила я его собственные слова.

   — Врагов нет. Но вот уже четыре месяца, как я владею островом Лазурных Волн. И вот уже месяц, как ко мне приходят видения: всё как в предсказании огня. Семь звёзд выстроились на небе в ряд. Семь трав… — он качнул головой, прогоняя наваждение, — понимаешь меня?

   Я кивнула и сказала:

   — Да.

   — Ты можешь мне помочь?

   — Мне нужно время, чтобы дать ответ, мой господин. Дело может оказаться простым — а может, и нет.

   Он схватил меня за руку и выдохнул, потянув на себя:

   — Времени у тебя нет! — а потом замолк и почти шёпотом добавил: — Я боюсь.

   Я спокойно высвободила руку:

   — Сделаю, что смогу. Позвольте мне идти.

   Бриана и её бабушка в самом деле были правы, хотя, очевидно, и не понимали в магии ничего.

   Каждый чародей, миновавший первую и вторую ступень, знает, что архипелаг, затерянный в океане — лишь одно звено в цепочке миров. Миры эти, подобно множеству пузырьков, теснятся в пустоте, иногда срастаясь стенками и создавая таким образом «проход». Отталкиваются друг от друга, разлетаясь в стороны, иногда даже взрываются — как свойственно мыльным пузырям.

   А ещё миры отражают друг друга своими гранями, и часто в одном из соседних миров повторяется то же, что произошло в другом. Именно так возникают предсказания и провиденья. Но отражения — обманчивая сущность. И часто на поверку всё оказывается не так, как показывает нам магическая чаша или хрустальный шар.

   Несведущие в искусстве, порой выучив всё один заговор на воде, принимаются ворожить, силясь предсказать завтрашний день. Но это едва ли не самый ненадёжный прогноз.

   Потому я не слишком поверила пророчеству, которое начертал моему господину огонь.

   Но знающий чародей сумеет разглядеть прошлое, сокрытое от глаз. Для этого надо не только уметь смотреть и видеть, но и правильно сделать расчет. Определить, какая правда отразилась в отражениях миров.

   Говорят, что все эти пузырьки — только тени настоящих деревьев и камней, которые растут там, где находится истинный мир. Нас всех учат так. Но иногда я задаю себе вопрос — если наш мир всего лишь отражение, хотя я чувствую и осязаю его, то кто смеет говорить мне, что там, по другую сторону пузырьков — настоящий мир?

   Что земля, на которой я стою, и глаза, которыми я смотрю, шум морской волны под окном и гром, бушующий над морем — всё это просто сон?

   Иногда я думаю, что они правы. Но если это в самом деле так — что будет, когда я проснусь? Или вернее — когда я на самом деле сплю?

   Мир, в котором ко мне приходит мой персональный дух, порой кажется мне таким же настоящим, как тот, в котором я живу наяву.

   А ещё иногда я испытываю странное чувство — будто настоящим тот мир делает именно он. Его голос, ласкающий мой слух. И тогда мне становится не важно, в каком из миров я нахожусь — я просто хочу, чтобы он оказался там со мной.

   Оставшись в одиночестве после встречи с моим новым господином, я приказала Дейдре принести мне чашу, воду и некоторое количество разных трав.

   Сама я в ожидании, когда будут выполнены мои распоряжения, прилегла отдохнуть.

   Когда же Дейдре появилась на пороге, опять я велела ей поставить чашу на ковёр передо мной, рядом сложить пучки зелени, которые она держала в руках, а затем выйти вон.

   Оставшись в одиночестве, я села на колени перед чашей и прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Затем приподнял веки и провела рукой над водой.

   Нараспев произнесла несколько слов, которые бумаге передавать не стоит. И начала один за другим выбирать из пучков нужные листочки, чтобы затем, раскрошив их в пальцах, кинуть в воду.

   Медленно в расходившихся по воде кругах появлялись миражи — отражения иных миров.

   Дрожь охватила моё тело — предчувствие, что я увижу его, гостя из снов.

   Но нет, ни лица его, ни голоса не появилось в воде.

   Зато я видела моего господина — в одной лишь ночной накидке на голое тело, такое же прекрасное, как наяву. Он сидел на подушках, широко расставив ноги и положив руку на одно колено — а одна из танцовщиц гарема извивалась перед ним.

   Она скользнула к повелителю, и всё померкло — на месте изображения появился луг, где одна за другой всходили семь разноцветных трав.

   Я вздрогнула, вспомнив слова господина, но тут же взяла себя в руки, когда изображение задрожало в унисон моим мыслям. Усилием воли я вернула сосредоточение и теперь снова видела Физэна, но теперь уже гуляющего по саду с кубком вина в руках. Драгоценные перстни унизывали его пальцы, они блестели на солнце, когда Ворон подносил кубок к губам.

   Снова отражение подёрнулось дымкой, и я увидела второй его сон — небо, полное звёзд, и среди них семь, выстроившихся в венец ярче других.

   Я напрягла волю, требуя воду снова показать мне господина, но тут обнаружила, что густая тень заслонила свет.

   Вскинулась и увидела Бриану, стоявшую прямо передо мной. Она прикрывала рот рукой.

   — Так значит, люди не лгут, — прошептала Бриана.

   — Бриана, тут нечего врать, — спокойно сказала я, — ты же всё поняла и так.

   Она отступила на шаг назад, но я поняла, что не могу её потерять. Слишком велика была опасность, что она разболтает о том, что увидела здесь. А лишенная покрова тайны — буду ли я Ворону нужна?

   Бриана отступила ещё на шаг назад, но я молниеносным движением вскинула руку и сжала её в кулак.

   Бриана захрипела и схватилась за горло.

   — Скажи, Бриана с острова Теней, согласна ли ты, что твоя душа отныне будет принадлежать мне?

   Бриана с ужасом и злостью смотрела на меня.

   — Я повторяю вопрос, — я крепче сжала кулак, — ты, Бриана с острова Теней, подпишешь ли со мной договор? Ты будешь служить мне, а я сохраню тебе жизнь.

   — Да… — выдохнула Бриана наконец.

   — Клянись, — потребовала я и чуть разжала пальцы.

   — Клянусь…

   Я наконец расслабила пальцы, и Бриана рухнула на пол, оглаживая горло рукой и завороженно глядя на меня.

   — Вот и хорошо, — мягко сказала я, — ты никому не скажешь о том, что видела здесь.

ГЛАВА 8

Никогда мне в голову не приходил вопрос о том, плохо я поступаю или хорошо.

   Я была девочкой, от рождения не имевшей ничего. Ничего, что должна была бы оберегать, и никого, кого должна была бы защищать.

   Академия говорила, что я обязана ей всем. Да. Благодарность к Академии жила в моей душе.

   Но весь остальной мир за пределами нашей башни был чужой, неизведанной землёй, которую мне только ещё следовало покорить.

   Невольно порой в моей душе проскальзывала обида на учителей — как не поняли они, что я была именно той, кто мог бы осуществить все их планы при дворе? Почему не поддержали меня, а выжидали, оправдаю ли я себя?

   Ни разу с того момента, когда я переступила порог Академии, наставники мне не помогли. И чем дальше, тем менее сильна была моя к ним любовь.

   Что и говорить обо всех остальных?

   К тому же кто из нас вообще знает, что такое добро, а что — зло, в нашем одном из затерянных среди других мыльных пузырьков миров?

   Я не убила Бриану. Никогда потом я не причиняла ей боль — она и не вынуждала меня.

   Бриана стала моей подругой. Самой доверенной, самой надёжной, от которой я могла не скрывать никаких тайн. Которая никогда бы мне не соврала. Кто из нас, женщин, не мечтает о такой?

   Она стала моим зеркалом, но зеркалом, которое никогда не лжёт. И с того дня, когда она заключила со мной контракт, моя уверенность не только в ней, но и в себе, стремительно росла.

   Первым делом, когда договор наш был заключён, я рассказала ей о своих видениях. Я хотела бы снова провести ритуал и показать ей ещё одно, которое и сама не сумела досмотреть, но сосредоточенность покинула меня.

   — Что за девушка танцевала перед нашим господином? — спросила я. — В голубых шароварах, с накидкой расшитой хризопразами.

   Бриана задумалась на несколько секунд.

   — В последние дни для танцев наш господин приглашает к себе только двух. Оливию, которую привели в дом в прошлом году, и Миану, которая здесь с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать лет.

   — Мне нужно посмотреть на них, — сказала я.

   — Тебе лучше не встречаться с ними лицом к лицу. Как и ни с кем другим, — торопливо пояснила Бриана.

   Я хмыкнула и откинулась на подушки, расслабленно глядя снизу вверх на неё, сидевшую на коленях на ковре.

   — Конечно, — признала я, — ничего интересного в разговорах с ними я, наверное, не найду. С ними поговоришь ты. А я понаблюдаю, как всё пройдёт.

   Первой мы взяли на примету Оливию. Бриана была знакома с ней достаточно хорошо. Ей не составило труда вызвать другую наложницу на разговор. Я же, чтобы не рисковать, осталась у себя в покоях. Приказав Дейдре принести цукатов — мне до безумия понравился этот очаровательный деликатес, который здесь мог получить любой, даже зимой, а я не пробовала ни разу за прошедшие восемнадцать лет — освежила воду в своей магической чаше, насыпала в неё новую комбинацию трав и стала наблюдать.

   Второй сеанс дался мне куда более легко, да и само заклинание было проще того, что я использовала в первый раз.

   В воде отразились две девушки, сидевшие на траве под навесом, который удерживали несколько служанок. Они пили лёгкое пряное вино и смеялись.

   Я сразу поняла, что Оливия не может быть той, кого я ищу. У неё была слишком тёмная кожа — а за те несколько мгновений, что наблюдала танец, отразившийся в чаше, я успела разглядеть белоснежные руки танцовщицы. Волосы у неё были чёрными, как и в моём видении, зато бёдра гораздо круче.

   Я всё же не торопилась убирать отражение и некоторое время задумчиво наблюдала за их беседой. Мне было интересно, не скажет ли Бриана что-нибудь обо мне — я тогда ещё не была уверена до конца, что моё заклятие достаточно сильно.

   Однако разговор шёл о другом.

   — Наш господин Физэн вряд ли останется на Острове Лазурных Волн на зиму, — говорила Оливия.

   — Да, — Бриана с улыбкой наблюдала за ней из-под приспущенных ресниц. — И, конечно же, в Кахиллу наш хозяин Т`Элинн, пусть славится имя его, возьмёт с собой не всех.

   Вот так я узнала настоящее имя Ворона — Физэн Т`Элинн. Оливии в знак особой милости и того, что она вхожа в его спальню, разрешалось произносить имя. Все остальные имели право только на употребление фамилии своего хозяина.

   — Я думаю, хорошо, если двух или трёх, — продолжала Оливия.

   — Но тебе-то нечего опасаться, Оливия, ты нынче в большой милости у него.

   Оливия нахмурилась.

   — В доме Ворона в последнее время много новых… имён.

   Я замерла, предчувствуя, что сейчас речь зайдёт обо мне, и отчасти оказалась права.

   — Ты имеешь в виду Гвендолин? — спросила моя дорогая верная Бриана.

   Оливия только махнула рукой.

   — Не смейся надо мной. Понятия не имею, как она вообще попала сюда.

   Я ожидала, что сейчас речь зайдёт о колдовстве — и снова не ошиблась.

   Бриана открыла рот, чтобы что-то сказать… и тут же закашлялась. Как ни старалась она выдавить хоть слово, но справиться с заклятьем не могла.

   Я улыбнулась, ощутив торжество. Оказалось, что ладить с людьми так легко. Они могут сколько угодно ненавидеть и бояться нас… Но сопротивляться не смогут никогда.

   — За последнюю неделю господин ни разу не вызвал меня, — сказала с грустью Оливия.

   — Тогда кто же танцует для него?

   Наконец Бриана повела себя так, как и должна бы была.

   — Не знаю… — растерянно произнесла Оливия, — это меня и беспокоит.

   Они говорили ещё о чём-то, но больше ничего полезного никто из них так и не сказал.

   Подобрать подход к Миане оказалось заметно тяжелей.

   Эта черноволосая красавица была одной из самых первых наложниц господина нашего, Физэна Т`Элинна. Была она старше его на добрый десяток лет, но, судя по всему, оказалась первой, кто научил его утехам любви.

   Миана в доме Ворона занимала особое положение — такое, какое могла бы занимать мать султана, живи мы несколько южней.

   Если кому-то из наложниц требовалось что-либо попросить у неё — та отправлялась к ней.

   Если кто-либо из наложниц попадал в немилость Мианы — в кратчайшие сроки та покидала дом.

   К моему удивлению, желающих оказаться за стенами дома Ворона было крайне мало — если не сказать, не было вообще. Не так уж много я общалась с живущими здесь, но, чтобы понять причины, мне оказалось достаточно перекинуться с Дейдре парой слов.

   — Там холодно зимой, — просто сказала она, — а когда долгие месяцы нет солнца — то нечего есть.

   Я поёжилась. Всё же своё детство я запомнила не совсем так — и тем не менее не могла не признать, что она была права.

   Именно Дейдре я решила подослать к Миане, потому как подпускать к себе Бриану той не было никакого резона.

   Однако сложность состояла в том, что, в отличие от Брианы, Дейдре пока ещё не была верна мне до кончиков ногтей. Она могла что-нибудь взболтнуть.

   Покопавшись в тех немногих книгах, что мне удалось привезти с собой, я легко нашла выход.

   Магию душ следовало объединить с магией пересечения миров. Ну и что, что именно этот раздел запретил какой-то там древний конклав? Если я буду слушать каждого старого идиота — то так и не добьюсь славы для Академии никогда.

   Так рассуждала я, раскладывая травки на разделочной доске и ножом вырезая тайный знак.

   — Кион! Явись! — приказала я. Прозрачный силуэт заколыхался над доской, видимый только мне. — Готов ли ты заключить со мной договор? Согласен ли ты, чтобы душа твоя отныне принадлежала мне? В обмен ты получишь плоть и возможность смотреть на мир островов глазами живых.

   — Да… — прозвучал в комнате едва слышный вздох.

   Вот и хорошо. Я спрятала нож и стала ждать, когда Дейдре принесёт мне обед.

   Та появилась на пороге как только солнце поднялось в зенит. Её уговаривать не было нужды — я лишь разорвала круг, и силуэт, обретший волю, бросился на неё. Дейдре вскрикнула, но уже через мгновение затихла. А мне оставалось наблюдать, как нездешнее пламя колышется в её глазах.

   — Иди к Миане, — сказала я, — ты станешь моими устами для неё.

   Щёлкнула пальцами, и покорная моей воле Дейдре двинулась прочь.

   «Почему никто не распознал во мне способности к магии душ?» — с тоской думала я, вспоминая красивое платье Даи, похожее на лепестки мака, танцующие на ветру.

   Тем временем в золотой чаше, снова стоявшей на полу, отразилось, на мой взгляд, слишком красивое лицо Мианы. У неё были полные алые губы, стройная шея, аккуратные изысканные подбородок и нос, и глаза, густо подведённые сурьмой. Чёрные волосы лежали на плечах.

   Я подумала, что хотела бы тоже быть такой. Но отложила эту мысль в сторону — решив, что сейчас нужно думать о другом.

   Дейдре вошла в покои старшей из наложниц и отвесила ей глубокий поклон.

   — Меня послала к тебе Гвендолин, госпожа.

   Та и бровью не повела.

   — Зачем? — спросила она.

   Дейдре замешкалась, и я поняла, что нужно брать инициативу на себя.

   — У неё прошение для тебя, о, прекраснейшая госпожа, — прошептала я, и Дейдре тут же повторила мои слова.

   Миана продолжала молча смотреть на неё.

   — Ведь ты будешь танцевать перед господином в эту ночь.

   Миана не отвечала.

   — Моя госпожа, Гвендолин, может богато одарить тебя.

   — Что может быть у неё такого, чего нет у меня? — фыркнула Миана.

   — У неё есть власть видеть то, что сокрыто от глаз, — сказала Дейдре, вслед за мной, — она умеет готовить зелья, какие могут разжечь любовь…

   Кое-что из сказанного было враньём. Например, зелья у меня получались не очень хорошо. Но я продолжал вдохновенно перечислять все дисциплины, какие успела изучить за последние десять лет.

   — Она читает по звёздам и говорит с умершими…

   Я замолкла, увидев, как полыхнул в глазах Мианы огонь, и разочарованно выдохнула, когда он потух.

   — Я могу поговорить с господином, — сказала она, — если твоя Гвендолин кое-что сделает для меня. Послезавтра я пойду к нему.

    Я мгновенно выпрямилась.

   — Послезавтра? Но это поздно! Кто сегодня танцует для него?

   Миана, мгновение назад готовая рассказать нам всё, мгновенно закрылась, услышав последние слова.

   — Твоя госпожа будет просить меня — потому что никто больше не властен в спальне принца так, как я!

   — Но…

   — Я сказала так!

   Мне оставалось лишь испустить разочарованный стон. На редкость глупый прокол.

   — Заканчивай сам, Кион! - буркнула я и в ярости швырнула чашу в окно.

   Впрочем, ярость утихла так же быстро, как и зажглась.

   «Итак, — подумала я, — обе танцовщицы не так влиятельны, как Бриана хотела мне показать. Есть, стало быть, третья. Та, которую она хотела скрыть от меня. Та, что обрела милость принца не так давно. Если она есть — я её найду. Дайте срок».

ГЛАВА 9

Наверное, Бриана не смогла бы мне солгать, спроси я её прямо — кто танцевал перед принцем. Но никто не мешал ей сказать только часть правды — как она и сделала, назвав мне два имени.

   Значит, она хотела кого-то защитить. Поначалу я подумала было, что себя. Но как она же сама и рассказывала мне, принц вызывал к себе наложниц в среду и в субботу — накануне тех дней, когда ему не нужно было разбирать дела и принимать просителей.

   И сколько я помнила, именно среду и пятницу Бриана проводила со мной — учила носить платье, падать ниц, красиво говорить.

   Значит, был в этой истории кто-то ещё.

   Я решила не задавать более вопросов Бриане — и так уже было ясно, что она имеет тайны от меня и будет скрывать их до конца.

   Вместо этого я призвала ещё одного духа и приказала следовать за ней по пятам. В награду обещала всего ничего — возможность выходить в мир каждое полнолуние, выпадающее на третий день месяца.

   Доклад от своего нового слуги я получила на следующий день, вечером.

   Я сидела на веранде и потягивала вино, принесённое Дейдре. Солнце медленно опускалось за берег моря, заливая алыми красками подёрнутый лёгкой дымкой облаков небосвод.

   Невесомая тень колыхнулась среди кустов, и почти инстинктивно я воздела руку, отгораживаясь от возможной угрозы магическим щитом.

   Однако это был всего лишь Алутай — мой призванный слуга.

   — Сестра моя, — дух отвесил мне поклон, и я в ответ поклонилась ему.

   — Что ты видел? — сразу же спросила я. — Говорила Бриана с кем-нибудь?

   Дух принялся перечислять имена — он плохо разбирался в том, что происходит в мире людей. С такими работать всегда хорошо — у них меньше шансов тебя обмануть.

   — Стоп! — скомандовала я, когда он дошёл до того места, когда Бриана отправилась гулять по второму этажу. Она за два дня делала это второй раз. — Кого она искала там?

   — Человека. Самку с волосами, как мёд.

   — Такими же, как у неё?

   — Да.

   — Как она её назвала?

   — Камрин.

   — Свободен! — я едва не танцевала от счастья, в полной уверенности, что принц меня вознаградит.

   Оставался один небольшой нюанс — нужно было выпросить у него аудиенцию. И как можно скорей.

   Послав Дейдре в дом, сама я принялась подбирать наряд, попутно размышляя о том, как лучше рассказать Физэну о том, что нашла.

   Однако господин наш не принял меня ни в тот, ни в следующий день. С тоской ждала я вестей от него. И только на третий день Дейдре прибежала ко мне сообщить, что господин наш Физэн Т`Элинн выслушает меня.

   Ворон принял мой рассказ без особой благосклонности. Я видела, как сходятся у переносицы его тонкие густые брови, и не могла понять, что не так говорю.

   — Камрин опоила вас, — уже по второму разу повторила я, — если в самом деле и случится с вами беда — то из-за неё. Но видения, которые вы описали — вряд ли результат воздействия яда. Скорее, просто галлюциногенная трава. Вы увидели то, чего боитесь больше всего, вот и всё. Прикажите обыскать её покой.

   — Ты завидуешь ей?

   Я словами поперхнулась от неожиданности.

   — Прошу прощения, мой господин?

   — Я вижу, как ты смотришь на меня. Не думай, что ты первая, кто пожелал избавиться от соперницы враньём и танцевать передо мной.

   Я молча смотрела на своего господина, от обиды не в силах связать двух слов. Как можно было принять меня за одну из этих дурочек, что плетут сети интриг только ради того, чтобы он затащил их в постель и наделал им детей?

   — Я никогда не обращу свой взор на столь грубое лицо, как твоё, — продолжил тем временем Физэн, — красивейшие женщины добивались того, чтобы я сделал их своими женами. А ты… всего лишь книжная мышь. От тебя требовалось одно — узнать, кто желает мне вреда.

   — Об этом я и рассказала вам, — упрямо сказала я, старательно преодолевая обиду.

   — Ты не справилась, — Физэн махнул рукой, — отправьте её в нижний гарем.

   — Не сметь! — крикнула я, когда, повинуясь движению его руки, двое крупных мужчин в доспехах вывернули мне локти. Но напрасно билась я в их руках — только хохот стал мне ответом.

   Меня потащили через двор туда, где я не была до сих пор, и где, как я думала, располагаются постройки для слуг. Тут, однако, обнаружился просторный полуразвалившийся сарай, в который и втолкнули меня.

   Когда глаза привыкли к темноте, я увидела ряды соломенных подстилок, на которых сидело множество женщин с рябыми и усталыми лицами, с распухшими ногами и покрасневшими руками, в поношенных платьях, оборванных вдоль подола.

   Мне показалось, что меня кинули в подвал к крысам, и сейчас эти крысы набросятся на меня — так жадно смотрели на моё красивое платье их горящие глаза.

   Можно было пустить в ход магию — но тогда я бы выдала себя. А как они относятся к чародеям — оставалось только гадать.

   И потому я нацепила на лицо фальшивую улыбку, сняла с шеи верхнюю шаль и дунула на нее. Затем подошла к женщине, которая менее всего походила на красивую желанную жену — у неё были широкие плечи и узловатые руки, как у деревенского мужика.

   — Примешь ли ты мой дар, самая прекрасная из неоцененных по достоинству пленниц Ворона? — спросила я. И, не дожидаясь ответа, набросила ей на плечи шаль.

   Думаю, она и без магии теперь стала бы защищать меня — но магия всё-таки немножко помогла.

   — Моё имя Гвендолин, — сказала я, — а как называть тебя?

   — Лесли, — после долгой паузы ответила та. Затем махнула рукой, подавая остальным знак, — не трогать её. Она со мной.

   Сколько ни старалась, я не могла понять: как подобное могло произойти со мной?

   Я делала всё, чему учили меня наставники. Видела цель, не замечала препятствий. Была верна тому, кто нанял меня. И никому не желала зла!

   В кратчайшие сроки я выполнила то, зачем меня привели в дом. Оставалось лишь получить награду за хорошо выполненную работу: так что же произошло?!

   Я сказала господину моему Физэну чистейшую правду. И расследование провела хорошо. У меня не было ни малейших сомнений в том, что преступница — в самом деле она, наложница Камрин.

   Будь у меня вода и травы, я проследила бы за ней прямо сейчас — и, безусловно, получила бы подтверждение своих выводов.

   Ворону нужно было только лишь осмотреть покои Камрин. Он мог сделать это даже не поднимая шум, даже не обвиняя её публично ни в чём.

   Но вместо этого он предпочёл отправить в опалу меня…

   Несмотря на то, что положение моё было не так уж плачевно, как у некоторых других девушек, оказавшихся здесь, меня день ото дня всё сильнее охватывала тоска.

   Впервые с тех пор, как попала в дом Т’Элинна, я задумывалась о том, что не для этого была обучена и рождена.

   Так много мне говорили о том, что значит быть проводником. Так долго рассказывали о том, как хрупка завеса между миров. О том, что когда мы вырастем, забота о целостности мира окажется на наших плечах.

   И всё это лишь для того, чтобы меня отвезли в гарем к богатому дураку, где я, возможно, проведу остаток своих дней? Даже не его женой!

   В том, что Т’Элинн дурак, сомнений быть не могло. Оставалось лишь удивляться тому, что этот мужчина, будучи столь красив, может быть столь напыщен и глуп.

   Конечно, первейшим основанием думать так стало то, что он не поверил мне. Но я видела и то, насколько высокого мнения он о себе. Насколько высокомерен и самолюбив.

   Да, его чёрные волосы и глаза, похожие на два уголька, приковывали к себе взор. Но разве найдётся девушка, которая добровольно свяжет жизнь с таким, как он?

   Все без исключения населявшие гарем мечтали о том, чтобы стать первой женой — но только лишь для того, чтобы получить лучшую еду, одежду, а может быть, и власть.

   Признаюсь, от власти не отказалась бы и я.

   Но как он, этот Физэн, может верить, что обитательницы гарема в самом деле дерутся за него, в самом деле что-то чувствуют к нему?

   Эти мысли терзали меня день за днём, когда я ходила за водой, когда стирала бельё. Теперь, когда я больше не относилась к числу приближённых к телу господина дам, мне стали поручать огромное количество домашних дел.

   Лесли до некоторой степени оберегала меня — да и в отличие от многих, я не боялась испортить руки и поднять слишком большой вес. Куда сильнее телесных мук были разочарование и унижение, которые испытывала я день за днём.

   Я видела, как Дейдре так же ходит за водой и набирает её на другом берегу ручья. Я видела, как Бриана в сопровождении служанок сидит под опахалами на берегу.

   Ни разу они не подошли ко мне — как будто и не знали никогда. Я всё ещё могла отдавать им приказы — но не знала, что приказать, ведь повлиять на развитие событий в селамлике они никак не могли. И духи не могли мне рассказать ничего стоящего. Без какого-либо определенного плана я не хотела использовать их. И чем дольше я наблюдала за ними, тем сильнее становилась моя злость.

   Я стала думать о том, чтобы сбежать. В Башне такие мысли ни разу не посещали меня, я даже и не задумывалась о том, что буду делать, если окажусь за пределами её стен.

   Теперь же выходило, что даже если я выберусь с Острова Лазурных Волн, мне некуда будет пойти. Ни дома, ни семьи у меня не было. Я не испытывала ни малейшего желания искать мать и отца, возвращаться в те далёкие дни, когда в моих руках ещё не было волшебства. Но и в башню вернуться не могла — наверняка наставники не приняли бы меня, зная как я разочаровала и Физэна, и их.

   Я не хотела рисковать, стучаться в закрытые ворота, идти на поклон.

   Куда радужнее казалась перспектива отправиться в город. Может, Физэн и не верил моим предсказаниям, но по крайней мере я могла бы гадать на площадях — другие ученики рассказывали, что таких бродячих предсказательниц в городах полным-полно. А там, кто знает, может быть, и отыскала бы собственный путь.

   Далеко вперёд я не заглядывала никогда. Слишком маленьким казался мне мир, в котором мы живём.

   У меня не было вещей, и оттого, как ни странно, уйти было ещё трудней — необыкновенно отчётливо ощущала я, что не имею ничего.

   Я почти уже было решилась. Разведав расписание караулов, ждала, когда место у ворот займут стражи, которых я присмотрела уже давно. Один из них всё время засыпал по ночам, а другой был молод и прикрывал первого. Уверена, он поверил бы мне и заключил договор. Может быть, даже последовал бы за мной в город.

   Оставалось совсем немного времени до назначенного срока, когда мне приснился сон. Снова голос говорил со мной — на сей раз он раздавался из сумрака, обступившего меня со всех сторон.

   «Всё хорошо», — говорил он.

   — Ничего себе хорошо! — не сдержалась я. — Я целыми днями стираю бельё!

   «Подожди ещё один день».

   Я проснулась, но сон всё ещё не отпускал. До самого вечера я вспоминала его.

   А на закате, когда возвращалась в наш барак, я обнаружила около него нескольких приближённых к Физэну людей.

   — Ты! — один из них ткнул в меня пальцем. — Следуй за мной!

ГЛАВА 10

— Ты была права, Камрин оказалась предательницей.

   Я стояла напротив господина и слушала его с равнодушием человека, который не верит ни единому слову. Руки мои были истерзаны постоянными стирками, волосы высохли, лишённые того ухода, какой получали тела наложниц в верхнем гареме.

   Я устала после долгого трудового дня и больше всего хотела рухнуть на вязанку соломы, служившую мне постелью в последние недели, и уснуть.

   Но мой господин желал говорить — и его смиренной рабыне оставалось только слушать его.

   — Проследив за ней, мои люди застали её ночью в подземном тоннеле, ведущем за стены дворца. Она говорила с чужаком. Её схватили и бросили в темницу для допроса. К сожалению, она убила себя — а чужаку удалось сбежать.

   — Ваше высочество так милосердно со своими женщинами, — не сдержалась я, — вы даже не убили её на месте, увидев, что она была с другим.

   Физэн моргнул — видимо, не ожидал атаки с моей стороны. Но тут же сделал вид, что не понял моих слов.

   — Её покои обыскали… и нашли там несколько писем. К сожалению, они были написаны на незнакомом языке. Никому из моих людей не удалось их прочитать. Я хочу, чтобы это попробовала сделать ты.

   — Такова воля моего господина? — поинтересовалась я.

   — Таков мой приказ.

   — А когда я выполню его, меня снова отправят стирать его бельё?

   — Стирать бельё господина великая честь! — прошипел один из охранников, стоявших рядом со мной. — Для женщины вроде тебя.

   — Если ты не сделаешь этого — я прикажу запороть тебя до смерти.

   Я пожала плечами.

   — Ты никогда не узнаешь содержимого письма. После моей смерти Академия не станет тебе помогать. А я скорее предпочту умереть, чем жить как теперь.

   Глаза Физэна сверлили меня несколько мгновений, как будто он понимал, что это чистейшей воды блеф — Академии, скорее всего, наплевать на меня. У них хватает собственных проблем.

   — Чего ты хочешь в обмен на услугу? — спросил он наконец.

   — Немного, — ответила я. Я собиралась попросить, чтобы принц отпустил меня — без денег, без награды, безо всего. Просто дал уйти и позволил выжить на Островах самой. Но знакомый голос в голове всколыхнулся тёплой волной.

   «Станцевать для него!» — потребовал он.

   Я так удивилась, что не сразу сообразила, что должна сказать. Гордость не позволяла произнести подобную просьбу вслух, но голос повторил те же слова, и теперь они звучали как приказ.

   — Станцевать для тебя! — наконец произнесла я. — Всего один раз, — заискивающая улыбка заиграла на моих губах, а щёки обдало огнём.

   Истинные миры, неужели это говорю я?

   Физэн поколебался для виду, но затем милостиво вздохнул:

   — Хорошо. Один раз я позволю тебе провести ночь у моих ног.

   Ярость всколыхнулась в моём сердце, но я заставила её утихнуть и отвесила принцу почтительный поклон.

   «С какой стати я хочу перед ним станцевать?» — вопрошала я голос, преследовавший меня, разбирая вещи покойной Камрин и обследуя её покой.

   Голос, однако, молчал, делая вид, что он тут не при чём.

   Я перебирала бумаги, лежавшие у Камрин на столе, и не переставала удивляться — кто научил эту глупую танцовщицу писать? Тем более на языке фере — старинном языке туатов, который ныне был ведом только историкам да магам. Да еще и частенько стихи. Большая часть писем была о любви, и я без особого интереса перелистывала их, постепенно складывая в голове картину случившегося.

   Камрин встречалась с мужчиной, приходившем к ней «в грот под землёй». Там они каждую неделю предавались плотским утехам, передавали друг друга письма и клялись в вечной верности. Но… я не могла понять одного. Зачем ей при этом убивать нашего господина? Или просто подсыпать волшебные травы ему в питьё?

   В письмах о травах не было ничего. А ведь не каждая горожанка знает, что именно нужно подсыпать, чтобы пробудить в человеке его главный страх.

   В конце концов, отложив письма в сторону, я встала и принялась оглядываться по сторонам. Платки, шали, драгоценные безделушки… опять платки. Круг интересов Камрин явно был очень широк.

   Воздев руку, я сосредоточилась и прочертила в воздухе круг.

   Стены комнаты слабо замерцали, высвечивая под одной из занавесок, покрывавших их почти целиком, прямоугольный проём. Вот и наш таинственный подземный грот.

   Я отодвинула полог в сторону и шагнула в проход.

   Каменные стены почти сразу окружили меня с обеих сторон. Проход вёл вниз, и по редким отметинам на необработанном камне стен я чувствовала, что он куда старше самого дворца. Даже не на сотни, а может быть, на тысячу лет.

   Так я спускалась вниз, пока коридор не закончился даже не пещерой — настоящим залом, очерченным колоннами из обсидиана. Залом, непохожим ни на одно из строений, какие я видела до сих пор — впрочем, я и не видела-то почти ничего.

   Часть залы занимало подземное озеро, и это весьма обрадовало меня. Подойдя к нему, я залезла в поясной мешок и высыпала в воду щёпоть заранее подготовленных трав. Провела ладонью над водой и прочла заклятье.

   Призрачные образы окружили меня. Я видела Камрин и видела её спутника — они стояли в центре пещеры, обняв друг друга, и шептались о чём-то.

   Я разобрала лишь несколько слов, прежде чем образ угас:

   — Я хочу вернуться назад, Элизи… — произнесла Камрин с мольбой.

   — Ещё не время, сердце моё. Ты нужна Ордену Луны.

   Их губы сомкнулись в поцелуе, и образ погас.

   В смятении возвращалась я в свои покои. Что мог желать храмовник Ордена Луны от принца-Ворона? Похоже, в случившемся были задействованы силы куда большие, чем плотская любовь.

   Должна ли я сказать моему господину о том, что нашла?

   «Он предал тебя», — прозвучал ответ в моей голове.

   Я колебалась — верить этому загадочному голосу или нет.

   «Я никогда тебя не предавал».

   Это в самом деле было так. Более того, голос не только приходил ко мне во снах — он понемногу помогал, давал подсказки там, где я не знала ответа сама.

   — Тогда что мне делать? — спросила я.

   «Танцевать».

   Безумный ответ… но другого я не имела. Всё было слишком загадочно и непонятно, а я не хотела снова оказаться в бараках для прислуги.

   Едва я подумала об этом, как в дверь постучали. Раньше, чем я разрешила войти, она распахнулась, и в комнате показались стражи.

   — К принцу, — коротко велел главный из них.

   Он всё ещё относился ко мне как прислуге. Меня охватила злость.

   — Хорошо.

   Я накинула на голову шаль, опустила ноги в сандалии и поспешила следом за ним.

   Принц ждал меня в садике с горячим озерцом, где я уже видела его один раз. Он был полностью обнажён, но тело его, каким бы красивым оно ни было, сейчас не вызывало у меня никаких чувств — разве что обиду и боль.

   — Что ты выяснила? — спросил он.

   — Как я и говорила, — я скинула на пол шаль и раздвинула плечи, как учила меня Бриана. Затем скинула сандалии и плавно, невесомо ступая по влажным камням босыми ногами, двинулась к нему. — Какой-то деревенщина соблазнил её. Вы наверняка знаете, мой господин, женщины не ценят тех мужчин, что дают им всё. Часто сбегают с конюхами и лакеями от тоски.

   — Неблагодарная дрянь! — выплюнул Физэн, и, взяв своей изящной, унизанной перстнями рукой, кубок с медовым вином, поднёс к чувственным губам.

   — Однако я исполнила вашу волю, — я завела руку за спину и ловко распустила шнурок, заставлявший платье обнимать стан, — позвольте же теперь, как и обещали, услужить мне вам ещё раз. Я покажу вам, что есть женщины, которые умеют ценить сделанное для них.

   Физэн колебался, глядя на меня. В голове моей промелькнула мысль: «А что, если я попросту не возбуждаю его?» Ведь он сказал, что никогда не взглянет на такую, как я. Но очень скоро я поняла, что мужчин устроены куда проще, чем мы. Ему может не нравиться моё лицо — но вполне хватит обнажённой груди.

   Позволив платью упасть на пол рядом с кромкой озерца, я мгновение наблюдала, как он скользит взглядом по моему телу, позволяла ему осматривать себя, а потом растерянно произнесла:

   — Но я не умею танцевать.

   Физэн моргнул.

   — Это не беда, — хрипло произнёс он и, поймав мою руку, рывком уронил в воду, рассыпая по берегу тучи брызг.

   Физэн не церемонился. Он брал то, что считал своим.

   В мгновение ока я оказалась сидящей верхом на нём. Он огладил мои ягодицы и, приподняв, насадил на себя — я едва успела ухватиться ногами за его бёдра, чтобы вода не меня не уносила.

   Быстрыми точными толчками Физэн принялся вбиваться в меня. Руки его скользили по моему животу, по бёдрам - и снова поднимались вверх, чтобы с силой стиснуть грудь.

   У меня не было до него никого. Я не знала, плохо ли то, что он делает, или хорошо. Мне было больно и в то же время горячо. Я хотела, чтоб он двигался быстрей, чтобы руки Физэна успевали гладить меня со всех сторон.

   В упоении от происходящего я склонилась, намереваясь запечатлеть на его губах поцелуй, но Физэн оттолкнул меня.

   — Я же сказал, — произнёс он, стиснув пальцами мой подбородок, — никогда не позарюсь на такое лицо.

   С этими словами он развернул меня к себе спиной и, снова насадив на свою плоть, продолжил уже так.

   Желание, которое он пробудил во мне, никуда не делось, но и обида, унижение сжирали меня изнутри.

   Наконец Физэн получил своё, и хватка его на моих боках ослабла. Я сумела перевернуться и заглянуть Физэну в глаза.

   Он выглядел расслабленным и разморённым.

   — Никогда-никогда? — с грустью в голосе поинтересовалась я.

   Физэн устало покачал головой. Он явно не считал, что сказал что-то не то.

   — Какая жалость, — вздохнула я. Потянулась одной рукой к вороху моего брошенного на землю тряпья, а другой взяла кубок, стоявший сейчас у Физэна над головой. Все манипуляции я производила, как бы обнимая его, так что Физэн не мог видеть, что делают мои руки у него за спиной.

   Я бросила в вино щепотку трав и поднесла кубок к собственным губам. Но вместо того, чтобы сделать глоток, прошептала над напитком несколько слов.

   — Испей. Я вижу, как жажда мучает тебя, — сказала я, протягивая любовнику кубок.

   Физэн с благодарностью кивнул и осушил чашу до дна.

   Затаив дыхание я ждала, что произойдёт теперь.

   Физэн схватился за горло, и на мгновение я испугалась, что отравила его.

   — Физэн… — забывшись, прошептала я, — мой принц?..

   Физэн наконец преодолел накрывший его спазм и сделал глубокий вдох — я видела, как раскрывается навстречу солнцу его широкая грудь... Затем он опустил взгляд на меня и широко улыбнулся.

   — Да, это я, — мужчина обнял меня, притянул к себе и жадно поцеловал.

ГЛАВА 11

— Дейдре, паршивка, ты подольёшь мне горячей воды, или я должна подогревать её сама?

   Я откинула голову на бортик бассейна и зажмурилась, наслаждаясь пузырьками, поднимавшимися со дна, чтобы приласкать моё тело.

   Жизнь моя, с тех пор как я совершила эту небольшую рокировку, изменилась кардинально.

   Лето к тому моменту уже подходило к концу, но по понятным причинам до последнего момента, в отличие от остальных обитательниц дома Физэна, меня мало тревожил вопрос, заберёт ли меня господин в столицу вместе с собой. Всё, о чём я могла мечтать — это просто выбраться из барака.

   Но жизнь учит нас: мечтай о большем — и получишь многое, пусть и не всё.

   После недолгого приватного танца «Физэн», само собой, распорядился вернуть меня в верхний гарем. Но это ещё не всё.

   Мне были выделены покои почившей Камрин — недавней фаворитки принца. Штат прислуги, по его собственному настоянию, оказался увеличен до пяти человек. «Пока», — так он сказал.

   Дейдре осталась ближайшей моей служанкой, потому как независимо от того, любила она меня или нет, я мало кого могла найти сейчас надёжней её. К ней прибавились два пажа, камеристка Грания, занимавшаяся моей красотой, и кухарка Триста, которая готовила лично для меня. Пажей звали Арлен и Найл. Один был светловолос, как юный принц, и отлично делал массаж ног. Другой оказался рыженьким, происходил с окраины западных островов и характер имел вспыльчивый, но забавный — его я в основном ставила охранять мой покой, зная, что мимо Найла змея не проползёт.

   Оставив в ту ночь моего принца в одиночестве разглядывать в зеркале своё новое лицо, я самовольно явилась к нему уже с утра — и застала за тем же занятием. Похоже, Ворон не ложился спать.

   — Нравится? — спросила я.

   — А тебе? — демон в облике принца повернулся ко мне.

   Я уклонилась от ответа, потому что мне в самом деле нравилось это лицо — но не нравилось то, что до сих пор находилось внутри. А то, каким станет это существо теперь, как мне казалось, во многом зависело от меня.

   Так и не получив ответа, демон-Физэн подошёл ко мне и обнял, бережно, но крепко, и прижал к себе. Руки его огладили мою спину — как не делал этого никто до него. Горячее дыхание коснулась моего виска, лишая рассудка и сил. Я едва не обмякла в его руках, но тут же вернула себе контроль и внимательно посмотрела Физэну в глаза:

   — Хотела бы я увидеть твоё настоящее лицо, — искренне сказала я, — ведь это ты… говорил со мной?

   — Я.

   Демон смотрел на меня глазами Физэна, и я видела разницу между этими двоими, затаившуюся в зрачках. Демон был намного старше и мудрей. Взгляд его обволакивал меня как кольца змеи, ласково оплетая своими сетями и обездвиживая своим ядом. Но я не собиралась становиться мухой в его паутине, каким бы сладким ни был этот дурман.

   — Как мне теперь называть тебя?

   Демон задумался.

   — Зови меня Физэном, как и его. Что бы никто не подслушал и не узнал наших тайн.

   Я кивнула и задумчиво погладила его по красивой щеке. Это имя было неприятно мне. И хотя само его тело было красиво, я чувствовала себя странно от осознания того, что он, ещё недавно пренебрегший мной, теперь так ко мне ластится.

   — Мне нужны новые покои, — сказала я

   — Я отдам распоряжение Хасану — пусть выполняет все твои пожелания.

   Я кивнула. Командовать я ещё не умела, но меня вполне устраивал такой расклад.

   Не дожидаясь новых вопросов, Физэн наклонился ко мне и приник к губам, заставляя окончательно растаять и раствориться в его огне.

   Когда пришёл сентябрь, на Острове Лазурных Волн было всё так же тепло. Но в Кахилле начинался сезон приёмов, и разговоры о том, кто из наложниц отправится туда вместе с принцем, доносились теперь изо всех углов.

   Выбор его означал не только знак внимания, но и комфорт, потому как зимой здесь, на окраинных островах, холод бывал даже более суровым, чем в столице. Означало это и не только приближение к принцу, но и новый статус — потому как в Кахилле никто не стал бы считаться с личными желаниями аристократа. Слово «наложница» там было не в ходу, так называлась не более чем служанка, которую пожелал использовать для своих утех господин.

   Те, кого Физэн взял бы с собой в город, независимо от происхождения должны были быть представлены его друзьям и сыграли бы в жизни принца уже совсем другую роль.

   Я слушала эти разговоры и не могла сдержать смеха. Я знала, что этой зимой выбор Физэна падёт на меня — но не спешила никого расстраивать.

   Разумеется, так и произошло. Поколебавшись, я попросила господина взять с собой и Бриану — чтобы та осталась моей подругой и в Кахилле и могла шпионить для меня.

   Новости эти поставили на уши гарем, где каждая считала себя более красивой и достойной, чем я — но мне было всё равно. Я никуда не выходила из комнаты в последние дни своего пребывания на Острове Лазурных Волн и заставляла Дейдре пробовать всю еду, что она приносила для меня. Мне по-прежнему было смешно наблюдать, как они суетятся вокруг того, кого я с уверенностью считала своим.

   Наконец в назначенный день экипажи были готовы, а вещи собраны. Под покровом темноты в сопровождении свиты я заняла своё место в носилках и, дождавшись, когда гайдуки, несшие их, двинутся вперёд, позволила себе задремать.

   Я не успела толком разглядеть города, который могла бы увидеть в ту ночь второй раз — теперь уже ступая в него не дрожащей ученицей, покорной воле любого, но одной из тех, кто вскоре станет им управлять. Так я ощущала себя. Физэн не давал мне ни малейшего повода усомниться в своём отношении.

   Столичный дом Ворона встретил процессию огнями горящих факелов. Десятки лакеев высыпали на улицы, чтобы выразить своё почтение приближавшемуся к дому господину.

   Приветственные крики прервали мой сон, и я, отодвинув в сторону плотный полог, скрывавший меня от посторонних глаз, наблюдала за тем, как принц Физэн во главе кавалькады всадников на таких же чёрных, как у него, конях въезжает во двор.

   Носилки замерли на некоторое время, пока Физэн принимал приветствия и дары. Затем, когда самые почтенные из встречавших последовали за ним в дом, а остальных выгнали вон, две пары носилок с женщинами — мои и Брианы — поднесли к широкому крыльцу с разъездом для экипажей и опустили на землю, так чтобы наши сандалии, не наступая в грязь, коснулись сразу мраморных ступеней.

   Я видела, как беззастенчиво Бриана разглядывает стройные ряды колонн, обрамившие дом, изукрашенные лепниной окна и карнизы. Изо всех сил я старалась не выдать такого же любопытства.

   — Никогда не была здесь, — призналась Бриана вполголоса.

   Я улыбнулась.

   — Вот видишь, как хорошо дружить с чародейкой, — поддела её я и тут же пожалела о сказанном — лицо Брианы помрачнело. — Пойдём, — я подтолкнула её в плечо в надежде, что, любуясь красотой особняка, она забудет о моих словах.

   В молчании мы вошли в дом, и хотя обида Брианы немного подпортила наслаждение от триумфа, я всё же по достоинству оценила отделанные мрамором просторные залы, изысканные скульптуры, стоявшие по углам, диваны и стулья с золочёными подлокотниками.

   Дом Физэна, как и другие городские дома, которыми владела богатая знать, возвышался на пять этажей. В отдельной внушительной пристройке располагалась кухня. Само здание изобиловало бальными залами, изящными гостиными, комнатами для игр и музыки. Отделка любого помещения поражала великолепием. Фасад украшали потрясающие скульптуры, к интерьеру же, как было заметно, приложили руку самые лучшие декораторы.

   — Господин наш Т`Элинн беззастенчиво пользуется государственной казной, — болтливость явно пересилила в Бриане все остальные порывы, — так говорят… — оправдываясь, поспешила добавить она, когда я перевела на неё взгляд, — император слишком мал, чтобы отказывать ему. А советники понимают, что господина Т`Элинна не стоит ни в чём стеснять… Он ведь может вспомнить, кто в семье старший брат.

   Я фыркнула.

   — Вот уж кто точно не станет строить интриг в погоне за властью… Наш господин прост как пятак.

   — Это, возможно, так, — не стала спорить Бриана, — но он охоч до женщин и вина. И не только до тех, кто принадлежит ему. Так что ему нужно поддерживать красоту — и свою, и своего дворца.

   Я промолчала, отметив в мыслях лишь то, что не зря взяла Бриану с собой. Мы с моим загадочным союзником мало знали о здешних нравах и привычках, и потому человек сведущий нам будет более чем полезен.

   Оставив позади анфилады парадных комнат, мы с Брианой, ведомые пажами, добрались до покоев, предназначенных нам. Они располагались рядом, в восточном крыле. А кроме того, рядом с моей спальней имелась небольшая комнатушка для Дейдре — чтобы я могла позвать её в любой час.

   Бриана отправилась к себе, а я распорядилась приготовить горячую ванну — очень я полюбила это наслаждение, совсем незнакомое мне в Академии, после того как испробовала его вместе с Физэном.

   В ожидании момента, когда будет исполнен мой приказ, я обходила комнату, разглядывая картины — слишком напыщенные и искусственные на мой взгляд, — и виды за окнами, которые в моих покоях выходили на две стороны, на юг и на восток. И там и там был разбит парк, но каждый его уголок не походил на другой. На востоке располагалось небольшое озерцо — наутро я разглядела, что в нём плескались забавные розовые рыбки. А на юге уходила вдаль аллея со статуями древних королей.

   Наконец Дейдре закончила, и я смогла погрузить свое измученное поездкой на шёлковых подушках тело в горячую воду. По моему приказу Дейдре насыпала туда разноцветных ароматных солей, и, потягивая из бокала принесённое вино, я стала отдыхать, иногда требуя подлить горячей воды.

   — Дейдре, ванна сегодня будет горячей, или я должна подогревать её магическим огнём?! — в очередной раз бросила я и ахнула, когда вместо маленьких ручек Дейдре плечи стиснули мужские сильные руки.

   — Гос… Физэн? — я торопливо оглянулась через плечо. В таком положении, обнажённая, почти полностью погружённая в воду, я чувствовала себя необыкновенно уязвимой.

   — Можно сказать и так, — улыбка заиграла на лице моего союзника, и он присел на краешек ванны, — сделать тебе массаж?

   Я колебалась, не зная, как с ним говорить. Там, во сне, я чувствовала, что он сильнее и старше меня. Здесь, наяву, это чувство никуда не делось. Но он был моим демоном! Я его призвала!

   — Ты хотел бы, чтобы наши отношения строились так? — осторожно спросила я.

   — Да, хотел бы, — улыбка снова проскользнула по его губам, и он коснулся ими моего виска, обжигая горячим дыханием краешек уха, — иначе не выбрал бы тебя… Гвен.

   Сердце гулко застучало в моей груди. В его руках я чувствовала себя слабой, и никакая магия не успокаивала меня.

   — Тогда — да… — выдохнула я.

   Его руки принялись ласкать мои плечи, погружая всё тело в сладостную негу, заставляя забыть о том, кто я, и кто он.

   И лишь одна мысль не давала мне покоя — тот, кто жил в теле Физэна, в отличие от демона, вселившегося в Дейдре, вовсе не был покорен мне. Он имел свою волю. И я не знала, куда она нас заведёт.

ГЛАВА 12

Когда девять кораблей увидели в бесконечном тумане мирового океана просвет, и капитаны их, позже назвавшие себя танами девяти туатов, приказали поворачивать к берегу, никто из них не владел магией — или, по крайней мере, магия та была кардинально иной.

   Легенды рассказывают о том, что кормчие умели предсказывать бурю и дождь, умели замаливать морских богов и пели песни, вдохновлявшие воинов на бой.

   Нынешняя магия — совсем иное. Она состоит из трав и эликсиров, заклятий-речитативов и призывов, тонкой игры на струнах чужой души.

   Магия развивается со временем, как развиваются архитектура и ремесло. И изменяется. Что-то рождается и становится обыденностью, что-то тонет в глубине веков.

   Девять капитанов поделили поровну архипелаг, который казался им спасением среди бесконечности вод. Откуда плыли они — о том не пишут историки и не рассказывают бабки-ведуньи. Даже мы, посвящённые в тайны магии, можем лишь гадать об этом, и никакие отражения в гранях иных миров не показывают нам достаточно достоверно, откуда происходит человеческий род.

   Однако знаем мы, что девять танов отличались друг от друга так же, как небо и земля, солнце и туман, огонь и лёд. И сколько бы ни жили все мы бок о бок, сколько б ни смешивались семьи между собой, никуда не деться от этих различий, и за века обитатели разных туатов так и не научились друг друга понимать.

   До сих пор я читала о них лишь в книгах.

   Аустайры — те, что назвали свой остров Островом Солнца, первым делом по прибытии на архипелаг построили храм Двенадцати Богов. С течением лет они почти целиком установили монополию на касту жрецов.

   Бейзилы — взявшие себе Остров Голубых Небес — никогда не претендовали на власть, и тем не менее от них зависели мы все. Именно они исконно делали лучшее оружие, экипажи и корабли.

   Кайены — вечные мятежники и реформаторы, вынудившие первого избранного короля основать сенат, выбрали десяток настолько мелких остров, что, по слухам, от дома до дома в их туате приходится путешествовать на лодке.

   Вейбелы — бескомпромиссные защитники порядка и закона, взяли на себя ответственность за соблюдение заветов первых капитанов. Большинство из них обитало в Кахилле, хотя они и имели собственные плодородные земли на острове Дождей.

   Сайсы — отказавшиеся от строительства городов, построившие свои дома в ветвях деревьев и до сих пор верившие, что нельзя тронуть ни одно живое существо. Иногда я задавалась вопросом — что же они едят?

   Хиссы, едва ступив на землю архипелага, отказались подчиняться единой воле. За долгие века они так и не присоединились к Аустрайху до конца. Говорят, с ними трудно вести дела, потому как ничто не интересует их, кроме них самих — но и ни один Хис не скажет тебе, в чём его настоящий интерес.

   Дараи — тайная стража короля. Никто не знает, как живут они на своём острове Туманов.

   Зерны — ещё менее дружелюбны к чужакам. Об их замках с высокими шпилями с отделкой из агата ходят легенды даже среди нас, чародеев.

   И Эйхи — самые таинственные из всех. Из всех божеств они признают только Смерть. Из всех законов — только закон силы. И единственные из всех они не приняли запрет на призыв демонов, так что остаётся лишь удивляться, почему император до сих пор их не изгнал. Впрочем, удивляться тут нечему — он боится их. И знает, что ни им, ни нам некуда бежать.

   В первый же полный день своего пребывания в столичном особняке Ворона я узнала, что он собирает их всех.

   — Мы устроим великолепный приём, — сообщил Физэн, развалившись на подушках и потягивая из драгоценного кубка вино. Гроздья перстней сверкали на его тонких белых пальцах. Все, кто отвечал за порядок в доме, собрались полукругом вокруг него и смиренно ожидали распоряжений. А я сидела у его ног. Только мне разрешалось теперь сидеть при нём, — должны быть лучшие закуски, вина, музыканты… Всё, чего может пожелать каждый из гостей.

   — Зачем? — с любопытством спросила я, когда слуги разошлись.

   Физэн привстал и, наклонившись ко мне, поцеловал в висок.

   — Они все должны влюбиться в нас. Разве нет?

   Я подняла бровь.

   — Кто-то может узнать, что с Физэном… с моим принцем... что-то не так.

   Физэн покачал головой и кончиком носа провёл по моей щеке, заставляя ослабнуть сдерживавшие мой разум тиски.

   — Они никогда не узнают, что с твоим принцем что-то не так, если хорошо запомнят, что твой принц — это я.

   Должна сказать, изображать Физэна у него получалось весьма хорошо. Рука демона скользнула мне на живот, лаская сквозь тонкую ткань, и я, ещё неопытная в ласках, мгновенно подалась навстречу, подыгрывая ему.

   — Потребуй лучшую портниху, — прошептал он, своим горячим дыханием обжигая мою кожу, — пусть сошьёт тебе такое платье, какого в Кахилле не было ни у кого.

   — Мне безразличны платья, — тихо сказала я, поглаживая сквозь батист его сильное плечо. Затем мгновенно опомнилась и отстранилась. — Ты играешь со мной! — я попыталась сосредоточиться на его глазах, но нос Физэна скользнул ещё ниже, и его язык прочертил на изгибе моего плеча замысловатый узор.

   — Я выполняю своё обещание, сердце моё. Выполняю наш договор.

   Впрочем, в горячей истоме я уже не расслышала последних слов.

   Шестеро мужчин и три дамы — в тот вечер мне довелось воочию увидеть их всех. Сидя на оттоманке у ног моего принца, я наблюдала, как один за другим выходят они вперёд, чтобы изобразить почтительный поклон.

   Айрис Аустайр имела светлые, как снег, волосы и голубые холодные глаза. Белое платье её украшали бриллианты, издалека походившие на изморозь. Она грациозно присела в реверансе и одарила нас высокомерным взглядом — Физэн явно не вызывал у неё уважения.

   — Запоминай, — шепнул Физэн мне на ухо, будто бы лаская мою шею, и я кивнула.

   Следующим к нам приблизился Коди Бейзил — разодетый в небесно-голубые и светло-зеленые, как первая листва, шелка. С волосами рыжими, как огонь. С лёгкой полуулыбкой он взглянул на меня и отвесил почтительный поклон.

   — С этим будет легко, — ещё один лёгкий поцелуй коснулся моего плеча.

   Эмрис Кайен, должна признаться, мог бы сравниться с моим принцем красотой. Он имел чёрные волосы, слегка завивавшиеся на концах и небрежно разметавшиеся по плечам. Костюм его синевой подчёркивал глубину глаз.

   — Моё почтение принцу и его избраннице, — произнёс гость, но насмешка звучала в его словах.

   Четвёртой к хозяину дома вышла Бритта Вейбл — сухопарая высокая женщина, напоминавшая кое-кого из моих наставниц. Её глухое тёмно-зелёное платье было сшито из плотной ткани, и высокий воротничок-стойка закрывал шею до самого подбородка.

   Пятой шла Йена Сайс. Одеяние её, такое же зелёное, как у предшественницы, мало напоминало любой из местных костюмов — казалось, оно было соткано из древесной листвы и острых ветвей. Волосы её, каштановые, как и мои, свободным потоком струились по плечам. Совсем не по-женски она отвесила нам поклон и двинулась назад.

   Хиссы вышли вперёд вдвоём, и я широко распахнула глаза, приметив не столько мужчину — невысокого и щуплого Моргана Хисса — сколько его спутницу, хорошо знакомую мне. Платье летело за спиной Даи — алое, как лепестки пламени. Кривая улыбка замерла на её губах, когда Дая увидела меня. Так же пристально я смотрела на неё, пока мужчины приветствовали друг друга, но никто из нас ни звука не произнес. И Физэн тоже ни о чём меня не спросил.

   Марвин Дарай вышел вперёд лишь на мгновение, чтобы отвесить короткий поклон и, ни слова не говоря, снова скрыться среди теней.

   Тарис Зерн приветствовал принца, лишь едва шагнув вперёд, однако Физэн склонился к моему плечу и прошептал:

   — Тебе не кажется, что мой хм… прототип… похож на него.

   Я кивнула, и на этом мы закончили разговор.

   Честно говоря, я была удивлена тем, что и Мариша Эйх пожаловала на приём. Это была одна из самых красивых дам, каких я видела здесь. В открытом платье с чёрным шлейфом и высоким воротником, она походила на саму ночь. Я ожидала высокомерия и льда в её глазах, но она, напротив, оказалась очень простой. С улыбкой изобразив поклон, она выбрала место в зале на одном из диванчиков и весь остаток вечера хохотала в компании двух молодых шевалье.

   Этот приём дался мне куда легче, чем тот, первый, который я провела у настоящего Физэна за спиной, хотя празднество и вымотало меня. Слишком много ярких огней, слишком много музыки, вина и платьев, мечущихся по залу в бесконечном хороводе — гости Физэна не слишком стесняли себя.

   Когда же наконец последний гость отправился домой, часы, должно быть, уже показывали шесть утра, и за окнами занимался рассвет.

   Физэн подал мне руку и вызвался проводить в мой покой. Всё время, поднимаясь по лестнице, я чувствовала жар его тела у себя за спиной.

   Я так устала, что мечтала только упасть на кровать и уснуть, но Физэн явно не собирался мне этого позволять. Он закрыл дверь за спиной и, обняв меня за пояс, притянул к себе. Спина моя оказалась прижата к его горячей груди.

   — Я так ждал этого… — прошептал Ворон мне в самое ухо.

   Усталость и вино сделали своё дело, я попросту обмякла в его руках.

   — Не сейчас… — прошептала я.

   — Как скажешь, моя госпожа, — вопреки сказанному, его зубы подцепили мочку моего уха и потянули на себя, заставляя разбегаться по телу волны дрожи. Я испустила шумный вздох.

   — Физэн, — собравшись с мыслями, я повернулась в его руках и твёрдо посмотрела в глаза, — зачем это представление? Чего ты хочешь от меня?

   Физэн ответил мне таким же полным недоумения взглядом.

   — Я знаю, что не так уж красива, мне далеко до этих дам, — пояснила я, — всё дело в том, что я тебя призвала? Ты зависишь от меня? Не обязательно доказывать свою преданность так…

   — Я выбрал тебя.

   Такая уверенность звучала в его словах, что я не решилась возражать — тем более, когда руки Ворона потянулись, чтобы расстегнуть мой корсет.

   Он уронил меня на кровать и, ловко избавив от одежды, нежно овладел.

   А потом, когда мы лежали в постели — каждый на своей стороне — я спросила:

   — Что ты задумал? Зачем пригласил всех этих людей?

   Рука Физэна, игравшая с моими волосами, чуть замедлила движения.

   — Ты не находишь, что принц был дураком? — спросил он.

   — Такая мысль меня посещала.

   — Он был братом короля и ничего не предпринимал, чтобы получить власть… Мы же с тобой умнее его?

   Я не стала отвечать.

ГЛАВА 13

Не прошло и трёх дней, как принц Ворон пожелал навестить своего младшего брата — императора. И, очевидно, его не слишком смущало, что кузен этот вовсе не его.

   Он послал гонцов, и мы ожидали их возвращения, проводя время за разговорами в саду, листва над которым медленно, но неизбежно покрывалась позолотой. Две служанки подавали нам виноград, а третья сидела с лирой в ногах.

   — Тебе нравится здесь? — спросил Физэн.

   Я задумчиво повела плечом.

   — Солнце встаёт и сразу же заливает светом мою спальню. Оно не даёт спать.

   — Хочешь переехать?

   Я задумчиво улыбнулась и приподняла брови.

   — Да. К тебе.

   Физэн помешкал. Два мгновения молчания показались мне на удивление напряжёнными. Разве призванный демон мог спорить со мной? Впрочем, Физэн от ответа попросту ушёл:

   — Это будет не слишком комфортно и тебе, и мне. Но я мог бы предложить кое-что иное. Мы можем освободить для тебя комнату, смежную с моей. И ты переделаешь под свой вкус всё западное крыло.

   Моя бровь медленно поползла вверх, и я заливисто рассмеялась.

   — Дорогой мой… Физэн… или как тебя ещё можно… назвать. Спасибо за милость, которую твой предшественник никогда бы мне не оказал, но я не собираюсь делать в твоём доме ремонт, пока ты… скажем так… занят делами императорского двора.

   — У тебя нет опыта в таких вопросах, — мягко возразил мой покровитель и протеже.

   — А у тебя есть? — я испытующе посмотрела на него. — Я хотела бы знать, кто ты такой? Это ведь ты с самого испытания говорил со мной?

   Физен чуть повернулся, приподнимаясь на локте и заглядывая мне в глаза. Пальцы его ласково коснулись моей щеки, очевидно рассчитывая, что от этой незначительной ласки я потеряю над собой контроль.

   Я прищурилась и бережно, но твёрдо отодвинула его пальцы в сторону.

   — Знаешь, мой принц. Ходят слухи, что тот, кто призовёт демона, всегда может его отозвать.

   Физэн перехватил моё запястье и стиснул до боли.

   — Ты угрожаешь мне… Гвендолин из восточного крыла?

   — Нет, — я осторожно высвободила руку, — я прошу лишь внимательней относиться ко мне. И не рассчитывать, что меня настолько легко купить.

   — Твои запросы растут с каждым днём.

   — Очень может быть. Я ничего ещё не видела в этом мире и толком не знаю, что за свои услуги просить. Но это не значит, что меня будет легко обмануть.

   Физен долго и пристально смотрел на меня.

   — Хорошо, — кивнул он наконец, — скоро мы исправим этот недочёт…

   Он хотел добавить что-то ещё, но запыхавшийся мальчишка-посыльный, показавшийся в дверях, прервал его.

   — Мой господин, ваше высочество, благословенный принц! — мальчишка упал на колени и опустил к земле чело. — Дозвольте говорить!

   — Говори.

   — Его Солнце, император Аустрайха, обрадован вашим желанием проведать его! Он ждёт вас у себя до того, как светило опустится за горизонт!

   Физэн резко встал и протянул мне руку, помогая подняться следом за собой.

   — Идём, — твёрдо сказал он.

   Императорское величество, Его Солнце, Тализин Т’Элинн, лишённый своего громоздкого головного убора и пурпурной мантии, казался хрупким и немощным, как последний книжный червь.

   Он встречал нас, сидя в зале, украшенном резными колоннами, у просторного окна. Проникавший оттуда лёгкий ветерок колыхал занавески и слегка смягчал жару первых осенних дней.

   Увидев Физэна, он привстал было, но лишь для того, чтобы опуститься назад на подушки.

   — Физэн, — насторожённо сказал он, — брат мой. Не ожидал, что ты вспомнишь обо мне.

   Физэн улыбнулся и ловко опустился на одну из подушек в полушаге от него.

   — Мне стало стыдно за то, что я так давно не приезжал.

   — У тебя кончились деньги или что-то ещё?

   Физэн покачал головой.

   — Напротив.

   Он хлопнул в ладоши, и двое слуг, приехавших вместе с нами, внесли довольно большой ларец.

   Поставили на стол и открыли его.

   Тализин привстал, с любопытством заглядывая внутрь. Затем брови его поползли вверх.

   — Магическое орудие! — воскликнул он и тут же с опаской оглянулся на замерших по сторонам охранников.

   — Отпусти их, — мягко предложил Физэн.

   — Ваш визит может угрожать жизни императора! — вмешался начальник стражи, стоявший у дверей.

   — Я же не идиот — причинять вред собственному царственному брату… тем более, когда вы знаете, что рядом с ним только я.

   Меня, очевидно, не принимали в расчет. Я скрипнула зубами, но промолчала.

   — Кален, иди! — Тализин махнул изящной рукой, отпуская его. И Кален нехотя подал знак своим людям вместе с ним выйти за дверь. Наши слуги вышли следом.

   Только когда мы остались втроём, император, опасливо покосившись на меня, вскочил на ноги и бросился к сундуку.

   — Магическое орудие! Как в сказках о Седьмом Орле! — воскликнул он и не без труда извлёк из сундука небольшую пушку, а затем принялся пристраивать её у окна.

   Ничего магического в пушке не было. Только металл и взрывоопасный порошок. Но кто за пределами Академии это разбёрет…

   Зато пушку украшали драгоценные камни, наверняка делавшие её непригодной для настоящей стрельбы, но мгновенно привлекшие внимание императора, который принялся гладить их и изучать.

   — Что это за знаки? — спросил он, прослеживая кончиками пальцев цепочку камней.

   — Это знаки, которые заставляют её стрелять.

   Мальчик понимающе кивнул. Я закатила глаза. Пушку заказал Т’Элинн, а вот знаки выкладывала я. Не знаю, зачем нужно было делать это из драгоценных камней. Обычно используется простая руническая резьба. Знаки ставили метку, которая позволила бы нам теперь следить за Его Солнцем ночью и днём.

   Я стояла в стороне и наблюдала, как мальчишка радостно заряжает оружие и палит по воробьям. «Жалко ли мне его?» — думала я. Чуть-чуть, наверное, да. Но этот мальчик с детства имел всё. Он видел, как живут такие, как я — и не делал ничего.

   — Как тебе мой брат? — спросил Физэн, помогая мне забраться в экипаж. В этот раз мы ехали в одной карете, что позволяло нам в дороге переговариваться между собой.

   — Он — император Девятнадцати Островов.