Полностью оправившись после тяжелого ранения, Ева Дарроу решает, что ей необходим перерыв и удаляется в провинцию, чтобы поправить физические и душевные силы. Однако оставшиеся без присмотра Эдвард Дарроу и братья Де Ла Серта оказываются в беде. И вот снова леди Еве приходится сломя голову бросаться на помощь брату и его друзьям.
ЛЕДИ ЕВА. ЛЕДИ БЕЗ СТРАХА
Мне уже давно казалось, что молодые Де Ла Серта либо вот-вот переедут к нам в дом или уже переехали – столько времени проводили у нас в гостях Мануэль и Теодоро. От матери своей они прятались, это стало ясно сразу, но почему им в голову пришло скрываться в обители колдовства и черных сил, каковой должен казаться молодым людям особняк рода Дарроу?
– Второй, может, ты как-нибудь намекнешь своим приятелям подоходчивей, что хорошо бы больше бывать у себя дома? – в конце концов обратилась я за помощью к Эдварду.
Сама я предпочитала из-да нездоровья, сперва настоящего, а затем и мнимого, перед гостями не показываться. Приходилось проводить большую часть времени у себя в комнате, и в итоге такое времяпровождение стало казаться просто невыносимым.
– Почему ты вообще перекладываешь все на мои плечи, Первая? – не преминул возмутиться дорогой брат, которого общество Де Ла Серта не особенно тяготило. – В конце концов, один из них – предмет именно твоих воздыханий.
Я картинно осела на подушки.
– Ах, не говори мне об этом. Уже сама десять раз пожалела, что влюбилась. От Мануэля Де Ла Серта лишь слезы и головная боль. Следовало полюбить кого-то более подходящего. И вообще-то эти двое твои друзья, а не мои.
Ко всему прочему, из-за постоянно снующих по дому иберийцев походы в табор пришлось отменить. К несчастью, Де Ла Серта, пусть и не видели подчас самого очевидного, превосходно замечали все, что не предназначалось для их глаз.
– Я по тете Шанте соскучилась, – пожаловалась я на свои несчастья брату. – Ну почему-то бы Де Ла Серта не побыть дома, скажи на милость? Мать их неопасна, в ней колдовской силы ни на йоту. Так и пусть бы жили себе и дальше как и прежде.
Брат переживал одновременно и за меня, и за своих друзей, поэтому сохранял позицию нейтралитета, отказываясь отступать от нее даже в малом.
– Ну, им не по себе подле нее. Нужно понимать, насколько Мануэль и Теодоро сильно переживают. Где же твое сочувствие, Ева?
Я закатила глаза.
– Сочувствие? О чем ты вообще говоришь сейчас, Второй? Да после всего, что мне довелось от него выслушать, о каком сочувствии может идти речь? Как бы я его ни любила… Лучше бы не любила. На порядок меньше унижений и головной боли.
Увы, мне действительно довелось испытать достаточно мучений по милости Мануэля Де Ла Серта. Единственное, что немного уменьшало его вину в моих глазах, так это лишь то, что ибериец не представлял, что его слова и поступки могут причинить мне страдания. Но, скажем так, мне в целом было не легче.
– Слушай, Первая, я все понимаю…
Я вложила во взгляд весь имевшийся во мне скепсис.
– Ну, хорошо, не все, но определенно многое. Так вот, несмотря на это, ты переигрываешь в умирающую. Пора тебе уже начать выходить из этой норы, которую почему-то упорно называют твоей спальней. Эмма скучает, а Де Ла Серта очень нервничают, подозревая, что ты или готовишься испустить дух или варишь зелья из нерожденных младенцев.
Округлив глаза, поинтересовалась:
– А почему вдруг такая экзотика? Где же кровь девственниц? Или чьи-нибудь там слезы?
В плане суеверий я была не особо сильна, мое воспитание не включало простонародных легенд, а все, что говорили цыгане о колдовстве, имело свойство соответствовать истине.
– Да понятия не имею. В общем, яви себя народу, о страдающая дева. Я уже готов в окно выпрыгнуть от скуки.
Выполнять просьбу близнеца категорически не хотелось, но, как и в большинстве случаев, я пошла навстречу Эдварду. На этом и зиждилась наша с ним родственная любовь: мы выполняли просьбы друг друга и не просили невозможного. Нельзя жадничать, если речь идет о себе самом, а мы ведь с ним были одним целым, лишь по ошибке разделенным на две части и помещенным в разные телесные оболочки.
Словом, к обеду я вышла, радуя всех нежно-зеленым цветом лица, который не мог скрыть даже толстый слой пудры. Пожалуй, с пудрой было только хуже. Точно покойница, которая решила выбраться из фамильного склепа. Горничная пыталась убедить меня, что на самом деле все замечательно, но… словом, я ценила свою служанку за редкостную бесхитростность, которая в данном случае не оставила ни единого шанса для иллюзий.
– Создатель, Ева, может… – тут же залепетала Эмма, первая заметившая мое появление в столовой. – Ты ведь все еще больна!
Я упрямо покачала головой. Эдвард, несомненно был совершенно прав. Невозможно до конца оправиться от раны, когда не видишь солнца и не дышишь свежим воздухом. Да и не удастся до конца жизни скрываться от братьев Де Ла Серта, как бы мне того ни хотелось.
– Рады видеть вас, леди Ева, – произнес Мануэль с достаточной теплотой.
Заговори со мной старший сын посла подобным образом всего несколько недель назад, моему счастью не было бы предела. Однако после всего пережитого боли во мне было не меньше, чем любви, и владела собой я прекрасно.
– Взаимно, сэр, – кивнула я скупо, занимая свое место за столом.
Эмма, сидевшая рядом, тут же начала накладывать мне на тарелку кушанья, опередив наших весьма расторопных слуг. Наша младшая обладала большим сердцем, в которым всегда было вдосталь любви и желания заботиться о близких.
– Тебе нужно есть побольше, чтобы окончательно выздороветь, – приговаривала сестра и смотрела на меня с такой нежностью, что мне даже казалось, будто я не заслуживаю настолько сильной любви.
Матушка полностью поддерживала намерение Эммы накормить меня до отвала.
– Ты действительно мало ешь в последнее время, моя дорогая, – отметила она. – Я понимаю, что тому во многом способствовало ранение в живот, однако сейчас все лекари в один голос утверждают о твоем выздоровлении и необходимости обильного питания.
Я не стала уточнять, что аппетиту, как минимум, не способствовало то, что с меня не сводили глаз все собравшиеся, как будто поглощение пищи вдруг стало каким-то дивным священнодейством. Особенно усердно разглядывали меня наши иберийские гости. Вероятно, искали на моем лице или одежде пятна крови тех самых младенцев, из которых я варила зелья.
– Я постараюсь, мама, – кивнула я, – мне и самой не терпится снова почувствовать себя живой и полной сил. Долгое безделье чрезвычайно утомительно.
Особенно для той, которая половину жизни проводила, бегая по улицам столицы в цыганском платье и танцуя едва ли не на каждом перекрестке. По табору я изрядно тосковала, в особенности по советам мудрой тети Шанты.
– Вы окажете нам любезность и побеседуете с нами после трапезы? – обратился ко мне с просьбой Мануэль Де Ла Серта.
Я кивнула, понимая, что разговор предстоит о проклятии на иберийцах и способах его снятия. Однако мои скромные познания уже исчерпаны в полной мере, так что я сочла за лучшее попросить и отца присоединиться к разговору. Наши гости несколько смутились (перед нашим отцом они явно благоговели), но согласились и даже поблагодарили батюшку, когда тот выразил согласие помочь нам с этим чрезвычайно сложным делом.
Собрались мы в гостиной за чаем. Матушка к нам не присоединились: когда дело касалось колдовства и всего с ним связанного, леди Кэтрин предпочитала заниматься многочисленными обязанностями, которые возложил на нее статус хозяйки дома, к примеру, делами хозяйственными, к которым подключала время от времени и Эмму. Та не проявляла особенного рвения в управлении домом, однако ради одобрения нашей матушки прилагала все усилия. К тому же младшая отлично понимала, что подобная наука поможет ей в дальнейшей жизни никак не меньше умения петь, танцевать и говорить на нескольких иностранных языках.
Меня, в свою очередь, управлением хозяйством нечасто беспокоили, я росла во многом как мужчина, больше времени мне доводилось тратить на изучение колдовства, а помимо этого я уделяла много сил языкам, истории и политике. Женщина не может занять государственных постов, однако ей всегда найдется место за спиной подходящего мужчины.
– Итак, у нас есть некий коварный иностранец, который предложил однажды молодой иберийке превосходную сделку. В итоге скромная бесприданница стала маркизой… – задумчиво произнес отец, глядя на Мануэля Де Ла Серта так, словно мысленно его расчленял.
-Была у батюшки такая милая привычка, которая часто доводила до нервного припадка людей, что плохо его знали. Все благоговели перед лордом Дарроу и боялись его едва не больше, чем самой смерти.
Ибериец изрядно нервничал, ежился, но терпел, пытаясь сохранить видимость достоинства и самообладания.
– Иностранец он в первую очередь для маркизы Де Ла Серта, – резонно заметил Второй. – Злодей вполне может оказаться и альбинцем.
Батюшка кивнул, соглашаясь.
– И, очевидно, этот неизвестный вполне в курсе того, что кто-то пытается спасти его законную жертву, – продолжила я после близнеца. – Этот колдун, надо сказать, весьма упорен, дорогой отец. И он абсолютно все пытается контролировать. Если в меня стреляли, то исключительно по его наущению, если это сделал не он сам собственноручно. Другое дело, непонятно, почему целью была выбрана именно я, а не, к примеру, Эдвард. А ведь он куда чаще появляется подле братьев Де Ла Серта.
Братец посмотрел на меня не слишком довольно. Вот же, глупый, как будто я пыталась сказать, что он станет лучшей жертвой, чем я.
– Вероятно, именно тебя, а не Эдварда посчитали главной угрозой, Ева. Не стоит слишком сильно удивляться, ты все же сильней брата.
Слова отца никак не задели Второго в отличие от моего последнего замечания. Мы с близнецом отлично знали потенциал друг друга, так что батюшка мой не сказал ничего нового. Так действительно вышло, что мое колдовское могущество превосходило могущество брата, и пусть его это и уязвляло, Эдвард держал в узде свою гордость.
– Однако это известно немногим, – покачал головою Эдвард и нахмурился. – Да и по виду не скажешь, что чопорная и сдержанная леди Ева может представлять хоть сколько-то серьезную опасность. Другое дело, ее брат, который успел и в паре дебошей поучаствовать, и... Но стреляли почему-то именно в Еву, не в меня.
Меня тоже такое внимание со стороны убийц весьма смущало. Хотя я никогда бы не сказала, что желала бы, чтобы стреляли в Эдварда, а не в меня.
– Значит, почему-то именно Ева опасна, – рассудительно произнес отец. – Или же дело именно в том, что она женщина… Над этим стоит поразмыслить отдельно. Не все детали происходящего мне до конца ясны.
Иберийцы переглянулись с той возмутительной снисходительностью, которую так часто проявляют мужчины из высшего света, когда речь заходит о нас, представительницах пола слабого. Простонародье подобных ошибок допускает все же меньше.
– Почему вдруг женщина стала для этого колдуна представлять какую-то особенную опасность? – с откровенной издевкой спросил у моего отца Мануэль, тут же удостоившись негодующего взгляда от батюшки и брата.
Те, вопреки современным представлениям о роли женщины в доме и за его пределами, не считали, что представительниц слабого пола непременно стоит относить к существам второго сорта. Немало тому, разумеется, способствовала наша почтенная матушка, леди Кэтрин Дарроу, особа в высшей мере одаренная умом, тактом и тем искусством, кое позволяет обзаводиться полезными в обществе связями.
Отец говорил, что часто ему не нужно было применять собственное влияние в свете, чтобы добиться желаемого, достаточно было лишь попросить маму, как все решалось будто бы само собой. И никакого колдовства.
– Это возможно по множеству причин, причем о большинстве из них мы не можем даже догадываться. Впрочем, многие женщины – существа чрезвычайно опасные, – ровным голосом пояснил батюшка, пожав плечами. Он откровенно не выносил, когда кто-то не выказывал должного почтения по отношению к его обожаемым и несравненным дочерям.
Старший из сыновей иберийского посла махнул рукой.
– Право слово, милорд, мы все же говорим о женщинах.
Я глядела на молодого человека, думаю, достаточно выразительно, но Мануэль или не замечал того, или просто не желал замечать. Вероятно, он считал, будто в обществе моего отца я ему не угрожаю. Мне же, напротив, думалось, папа не пожелает мешать любимой дочери, если той взбредет в голову силой восстанавливать свою честь и доброе имя. А я была близка к тому, чтобы выразить свое возмущение в наиболее возмутительной и опасной форме.
– Видимо, ваш опыт в общении с женщинами слишком скуден, – отметил отец совершенно невыразительным тоном.
Как говорила моя матушка, наш батюшка лорд Дарроу не был склонен относиться к женщинам как к существам заведомо второго сорта. Ее саму он сразу воспринял всерьез и не прогадал.
На беду свою, в этот момент я смотрела на лицо возлюбленного, и в деталях разглядела, как оно приобретает вид уж очень самодовольный. Вероятно, со множеством женщин Мануэль Де Ла Серта имел более чем близкие отношения, и подобное поведение он считает поводом для гордости, а никак не смущения.
Мне известно было, насколько по-разному смотрят на романтические отношения мужчины и женщины, и не сомневалась, что Второй познал плотские утехи, однако он старался скрывать это как минимум от матери и сестер, а никак не кичился своей опытностью. Отец с самого детства внушал и брату и мне, что бездумно предаваться плотским утехам – удел животных, а никак не людей разумных и образованных, к каковым мы себя относили.
– Я бы не сказал так, милорд. Поэтому не могу с вами согласиться. Женщины во всем уступают мужчинам, вот их удел. Не даром мы зовем их слабым полом. Они лишь матери, жены и дочери, место которых позади мужчины.
Брат, кажется, едва удерживался от смеха. И неудивительно, ведь с самого детства ему приходилось прилагать бездну усилий, чтобы не уступать мне. Недаром я звалась именно Первой.
– Очень верная диспозиция, молодой человек, – кивнул отец невозмутимо. – Однако для этого не женщине надобно отставать, а мужчине держаться впереди. Но не каждую женщину легко обогнать, и не каждый мужчин способен опережать. К примеру, моя дорогая супруга. Не будь она рождена женщиной, с легкостью заняла бы место министра. Какие интриги плетутся под ее руководством при дворе… Сам порой прихожу в восторг. Была у меня также одна знакомая, которой почти хватило сил на то, чтобы погубить меня. Впрочем, вы, юноша, можете найти себе какую-нибудь очаровательную дурочку и всю жизнь упиваться тем, что ваши достоинства превосходят ее.
Кажется, вся эта отповедь была произнесена и для меня тоже. Отец давал понять, что мне стоит обратить внимание на кого-то более достойного.
– Папа, не стоит воспитывать чужих детей, – примирительно улыбнулась я. – Возможно, все дело в том, что женщина может видеть его чары, а мужчина – нет. Второй ничего не замечал, да и вы, отец, – тоже. Быть может, таково условие заклинания и ничего больше.
Я была полностью на стороне отца, как и Второй, однако же эти два спесивых чудовища, в одно из которых я имела неосторожность влюбиться… Все равно их ни в чем не убедишь, да и смысл тратить перлы красноречия, если все впустую?
– И что же нам все-таки делать, отец? – подал голос Эдвард. – Маркиза ничего не знает, да и если бы знала… Мне кажется, она чрезвычайно сильно дорожит своей жизнью, чтобы открыть способ спасти жизнь сына. Договор есть договор, если платой не станет Мануэль, в ад отправится маркиза собственной персоной.
Сочувствия в голосе моего брата не было ни на пенс, я тоже не спешила огорчаться из-за печальной судьбы маркизы Де Ла Серта. У меня всегда вызывали отвращение настолько подлые люди. Пожалуй, даже к своей прабабке Тшилабе я испытывала бы больше симпатий, останься злобная старуха в живых.
Мануэль и Теодоро мрачно молчали. Только черными глазами со злобой сверкали.
– Нам известно только о том, что тот неизвестный колдун – иностранец, – припомнил слова маркизы брат.
Я тут же оборвала его.
– Иностранец он лишь для самой госпожи Де Ла Серта. А для нас вполне может оказаться и соотечественником. Слишком уж вольно чувствует себя этот таинственный человек в Альбине, слишком смело действует. И ведь как же он смел, я почти восхищена, клянусь. Тронуть дочь самого лорда Дарроу… Для этого нужна нешуточная отвага.
Отец хмыкнул.
– Или же нешуточная наглость, Ева. Впрочем, одно часто принимают за другое. Не сомневайся, мое драгоценное дитя, этот мерзавец непременно ответит за то, что посягнул на твою жизнь. Дарроу никто не смеет бросить вызов.
Глаза отца сверкнули непримиримой ненавистью и решимостью непременно уничтожить моего обидчика. Редко какой отец так любил своих детей, как наш. И мало какой человек отличался такой жестокой мстительностью, как лорд Николас Дарроу.
– То есть, теперь это еще и ваш личный враг, милорд? – быстро сообразил Теодоро.
О, этот молодой джентльмен был несколько расчетливей брата, и хотя и проигрывал ему в яркости, однако был куда более рассудочным и подчас замечал то, на что его более темпераментный брат не обращал внимания. Пожалуй, отдай я свое сердце младшему брату, а не старшему, бед было бы куда меньше. Вероятно, поразмыслив немного, Теодоро Де Ла Серта смирился бы с горькой участью моего мужа, а позже непременно нашел бы в ней множество преимуществ, которые потешили бы его самолюбие.
– Причинять вред членам моей семьи – это то преступление, за которое я караю сам, без следствия и суда, и караю жестоко.
Иберийцы едва заметно поежились и, видимо, пытались припомнить, не натворили ли они нечто, что могло бы вызвать желание мстить в моем отце. Пожалуй, если бы мне пришло в голову поведать родителю в мельчайших деталях о моем общении с сыновьями иберийского посла, тот бы вполне мог изрядно разгневаться. Особенно учитывая эпизод во время маскарада.
– Значит, теперь для вас имеется в этом деле и личная заинтересованность? – уточнил с нескрываемой надеждой Мануэль, который наверняка рассчитывал, что уж теперь-то всемогущий лорд Дарроу решит все проблемы с неизвестным колдуном.
Я не удержалась от мелкой мести.
– Порой даже смерть колдуна не разрушает его договоров и заклятий, – с совершенно невинным выражением на лице произнесла я, посмотрев в глаза Де Ла Серта.
Тот позеленел, и после этого удалился из комнаты, а следом за ним и Теодоро нас покинул.
– Это было жестоко, Ева, лишать молодого человека надежды на спасение, – отметил отец, впрочем, не выказывая особого осуждения моей выходке. – Ведь судя по тому, что колдун так спешит и так рискует…
Я с пониманием кивнула.
– От того, будет ли исполнен этот договор, зависит его собственная жизнь, – закончила я мысль отца. – Опасно иметь дело с нечистым и не выполнять собственные обещания. Чревато большими бедами в жизни и после того, как она завершится. Неизвестный – колдун, он просто не может не знать, кто такой лорд Николас Дарроу, никто в здравом уме и твердой памяти не осмелится связываться с вами, отец. У меня нет сомнений, что большинство предпочтет отступить, едва заслышав имя Дарроу.
Эдвард хмыкнул.
– Видимо, речь идет о жизни и смерти. Значит, неизвестный очень, очень спешит, и в опасности сейчас не только Де Ла Серта, но и те, кто ему помогают. Ради собственной шкуры стараться будешь вдвойне.
С этим спорить я не стала, как и с тем, что отныне нам придется ходить за Де Ла Серта след в след, не выпуская их из поля зрения ни на единую секунду. Младшую мы решили от греха подальше отправить к дяде Уоррингтону в провинцию. Эмма, разумеется, была возмущена тем, что ее лишают радостей столичной жизни и общества семьи, но после долгих уговоров согласилась уехать безропотно и прилично вести себя в доме у дяди.
За что особенно я любила свою младшую сестру, так это за то, что здравый смысл в ней всегда оставался исключительно силен, и если подобрать нужные аргументы, Эмма обычно соглашалась пойти навстречу.
В отличие от матушки, вот кто твердо намеревался не покидать поля боя до последнего выстрела и всячески помогать мужу и детям. Такова природа леди Кэтрин Дарроу.
Вечером мы сидели с братом у камина и обговаривали дальнейший план действий с глазу на глаз. Именно в такие моменты нам обоим в голову приходили лучшие идеи.
– Мне думается, маркизу скоро убьют, – высказала я одно из своих наиболее мрачных предположений в отношении дальнейшего развития событий.
Впрочем, меня не слишком огорчала мысль о гибели этой женщины. Она не вызывала во мне добрых чувств еще с самого момента знакомства, а после того, как я узнала о заключенной ею сделке, боюсь, я начала испытывать к ней огромнейшую неприязнь.
– И почему же, по-твоему? – осведомился брат, преспокойно попивая чай. – У колдуна заключен с ней договор.
Эдвард тоже не спешил расстраиваться из-за чрезвычайно печальной судьбы маркизы Де Ла Серта. Что же, у нас со Вторым даже чувства обычно не разнились.
– В плане своих обязательств колдун уже все исполнил, а пункта «Не убивать клиента» в таких договорах обычно не бывает. Марисоль Де Ла Серта больше всех знает о сделке и личности колдуна. Она может вольно или невольно выдать его, – пожала я плечами, говоря совершенно очевидную вещь. – От допроса с пристрастием ее защищает статус жены полномочного посла Иберии, но, знаешь, папа подчас бывает таким импульсивным и решительным в своих поступках, когда речь идет о членах его семьи. Значит, госпожа Де Ла Серта — угроза для преступника. А угрозу следует вовремя устранить.
Эдвард согласился с тем, что мой прогноз развития событий вполне логичен и может оправдаться. На нашу беду.
– Если умрет маркиза – ниточка к преступнику окажется для нас потеряна. Быть может, стоит навестить госпожу Де Ла Серта завтра же и надавить уже самим? Папа, конечно, суров и страшен, однако же мы с тобой, Ева, тоже кое-чего стоим.
Увы, мы не знали, что уже на следующее утро нас известят о скоропостижной смерти ее сиятельства маркизы Де Ла Серта. Умерла супруга посла вполне мирно, в своей постели, уснула и более глаз не открыла. Утром ее нашли уже остывшей. Никто не заподозрил, что с этой смертью что-то неладное. Посчитали, что дело в сердце, нервах или каких-то иных хворях, на которые Марисоль Де Ла Серта, в силу крайнего мужества и стойкости, не обращала должного внимания.
Однако в нашем доме никому и в голову не пришло, что эта женщина могла отойти в мир иной мирно и без чьей-то злой воли. Маркизу, несомненно, убили и сделали это очень расторопно.
– Стакан в ее спальне пах миндалем, именно так мне доложили, – сообщил отец, который и взялся во всех подробностях рассказать о случившемся нам с Эдвардом, а заодно и сыновьям почившей.
Мануэль и Теодоро выглядели как тени самих себя. Увы, правда такова, что как бы ужасно ни поступали родители, их гибель все равно причиняет детям огромную боль. Смерть маркизы ее сыновей буквально подкосила, я даже начала волноваться, не решит ли теперь Мануэль сдаться на милость своей ужасной судьбы и позволит убить себя.
Дворецкий вызвался было налить молодым людям виски, считая, что это непременно поможет им обрести душевное равновесие и примириться с ужасной новостью, однако я настояла на чае с ромашкой. Вряд ли алкоголь излечит душевные раны, однако наверняка лишит так необходимого сейчас душевного самообладания. А Де Ла Серта и без того слишком эмоциональны. Ох, уж эта горячая южная кровь, от которой нет спасения.
Если сейчас эти двое решат совершить какую-то необыкновенную глупость, как их остановить?
– То есть ее отравили… Нашу мать отравили! – с неизбывным отчаянием воскликнул Мануэль Де Ла Серта и заломил руки. Все-таки к матери он был сильно привязан.
Мое любящее женское сердце оказалось исполнено сочувствия, однако разум вместе с фамильной мстительностью Дарроу удержали меня на месте и позволили сохранить лицо.
– Увы, Мануэль, простите мне мою нечуткость, но все шло именно к этому. Если играешь с темными силами, гибель неминуема. Такова истина.
Кажется, Де Ла Серта желал сказать мне какую-то ужасную дерзость, но в последний момент сдержался. Немало тому способствовало и то, что Теодоро упреждающе коснулся плеча брата. Возможно, следовало говорить более сдержанно, но так старательно сдерживаемое долгие недели негодование, возмущение вырвались наружу тогда, когда я этого меньше всего ожидала.
– С огнем играешь, Первая, – шепнул мне на ухо близнец. – Веди себя поаккуратней.
Я и сама понимала всю безрассудность своего поведения, но право, удержаться было выше моих сил, так сильна оказалась тлевшая в душе обида. Настолько сильна, что ни горький излом губ, ни невыплаканные слезы в глазах Мануэля Де Ла Серта не трогали меня. По крайней мере, они тронули меня не настолько сильно, насколько должны были.
– Что же, вы правы, леди Ева, – согласился со мной спустя некоторое время, собравшись с духом, Мануэль. – Но вы так говорите… Словом, вы считаете, мать убил тот же человек, что…
Батюшка с видом умеренно скорбным и сочувствующим кивнул, выказывая свои соболезнования горю джентльменов, а также подтверждая правдивость последнего предположения Мануэля. Однако нам, детям Николаса Дарроу, было отчетливо видно, что отец испытывает исключительно раздражение из-за того, что потерял важного свидетеля. Гибель Марисоль Де Ла Серта сама по себе волновала не больше, чем гибель ягненка, чье мясо мы с аппетитом ели за обедом.
– Няня Шарлотта все еще служит в доме Де Ла Серта, – напомнил нам между делом Эдвард. – Конечно, вряд ли она более осведомлена, чем его светлость, однако она весьма наблюдательна и умна. Возможно, у нее есть, что нам сказать.
Я призадумалась, изучая пейзаж за окном. Сад пока радовал глаз зеленью, но скоро деревья начнут покрываться багрянцем и зарядят дожди. Сейчас бы мне танцевать на площадях с табором, пока погода хороша. Копить счастливые воспоминания, чтобы потом согреваться ими в долгую альбинскую зиму. Вместо этого, по милости братьев Де Ла Серта и их бед, я заперта в отцовском доме и вынуждена день за днем, час за часом изображать из себя благопристойную во всех отношениях леди.
Хоть в петлю лезь от радости…
– Вероятно, вашей нянюшке следует вернуться. Ей совершенно точно больше нечего делать в доме посла. Она нужней нам, – произнес отец, вырывая меня из печальных мыслей.
Я кивнула и тут же поднялась, чтобы исполнить невысказанный приказ отца. Следовало как можно быстрей послать за няней. У меня почти не было сомнений, что ей удалось о многом узнать, служа у Де Ла Серта, другое дело, все это могло не иметь никакого отношения к убийству маркизы и ее договоре с колдуном.
Возвращаться к скорбящим братьям Де Ла Серта я не планировала как можно дольше. Как раз кстати было то, что следовало написать несколько писем родственникам и непременно отписать Эмме, которая в доме дяди ежесекундно мучается от беспокойства и любопытства. Истинная мука для молодой особы со столь живым характером.
Няня Шарлотта вернулась в городской особняк нашего семейства уже через час, словно она только и ждала разрешения покинуть дом Де Ла Серта. Очевидно, служить у иберийцев нянюшке чрезвычайно не понравилось. Первым делом, по своему обыкновению, она пришла ко мне, игнорируя и мою матушку, и отца. Увы, по характеру она была совершенно несносна, но к этой черте характера няни уже давно все привыкли и смирились. Зато было не найти более преданного нашей семье человека, который готов был пойти на что угодно ради благоденствия Дарроу.
Няня Шарлотта неустанно радела об интересах нашей семьи и любила меня, брату и Эмму. Думается мне, она могла бы и умереть за любого из нас. Так неужто нельзя простить подобному человеку сварливость?
– Засиделась в клетке, птичка? – первым делом сказала няня Шарлотта, увидев меня. – И глазки не так сияют и румянец померк. Нельзя тебе сидеть взаперти, звездочка наша. Ты, не в пример своей матери, не рождена для всех этих расшаркиваний. Вот же напасть, родиться благородной леди и быть настолько равнодушной к богатству и власти.
Я только улыбнулась в ответ на эти слова. Сказать было нечего. Мама, по моему скромному мнению, была рождена абсолютно для чего угодно. А сама я все-таки была рада, что не приходится всерьез беспокоиться о хлебе насущном и крыше над головой. Хорошо танцевать на площадях, зная, что никто не может причинить тебе вред, табор давал мне свободу, а высший свет – защищенность и силу.
– Ничего, – махнула я рукою, – все это совершеннейшая ерунда. – И такую жизнь я тоже ценю, и благодарна Творцу нашему за все, что получаю каждый день. Так что же удалось разузнать тебе о том, что происходило в доме Де Ла Серта? И как так вышло, что маркизу настолько легко отравили в ее же собственном доме?
Няня тяжело вздохнула и покачала головой, выказывая неодобрение тому, насколько быстро забрасывала я ее вопросами.
– Вот всегда ты спешишь, девочка моя. Вся в делах и заботах. Когда уж начнешь наслаждаться своей юностью? Она проходит быстро. А этот паршивец из Иберии, которого вы с братом все спасти пытаетесь, точно не стоит ни твоих слез, ни усилий.
Я закатила глаза. Ну как можно ожидать чего-то другого от первенца в семье Дарроу? Наследником, конечно, числится у нас Эдвард, но он ведь всего лишь Второй. Да, в делах и заботах. А уж любовь моя… С ней и вовсе одна сплошная беда, да только чувства никак не угаснут, не отпустят на свободу.
– Так вот, звездочка моя, с неделю назад в доме появилась девчонка – новая горничная, – начала рассказ няня с тем невозможным простонародным говорком, который всегда выводил из себя мою матушку, но при этом забавлял всех остальных. Даже годы службы в знатном семействе никак не изменили манеру речи няни Шарлотты. – Да не просто появилась, а сразу стала личной горничной хозяйки. Маркиза была той еще сварливой гадиной и альбинцев ни во что не ставила, раньше ее иберийка и одевала, и причесывала, а тут на тебе, альбинка. Серая мышь, невзрачная, глазу не за что зацепиться. Один раз увидишь – другой не вспомнишь. Ни с кем из прислуги дружбы не заводила, да и говорила неохотно.
Странное дело. Молоденькие горничные обычно, напротив, излишне словоохотливы, и если молчат, то только по причинам невероятно серьезным. Так что все действительно выглядело очень и очень странно. Я почти не сомневалась, что новую горничную к графине направил как раз неизвестный колдун, который пытался убить и меня. Вот только в случае с маркизой Де Ла Серта все удалось как нельзя лучше.
Продавшая своего ребенка женщина получила по заслугам и легла в могилу. Отличный пример высшей справедливости. Но почему-то особого удовлетворения я не испытывала.
Жаль.
– Так вот, девчонка эта, то ли Мэгги, то ли Мэдди, едва лишь маркиза преставилась, как в воду канула. Расчет не брала, жалования не получала. Просто испарилась. И откуда она взялась, никто не знал. Маркиза наняла – и ладно. Главное, денег не требует.
Вот же досада!
Я в раздражении принялась ходить из угла в угол.
Надеялась по наивности своей, что сам колдун явится к маркизе Де Ла Серта, чтобы подсыпать ей яд, однако какое жестокое разочарование в итоге пришлось постичь.
– Но откуда-то должна была взяться эта Мэгги-Мэдди в доме Де Ла Серта, – вздохнула я, чувствуя, как начинает невыносимо болеть голова. – Человек рождается на свет и каждый его поступок, каждый вздох, оставляет след. Эта девушка не могла возникнуть из воздуха и раствориться как туман. Ее нужно непременно найти.
И снова я принялась выхаживать по комнате, разглядывая узоры на ковре.
– Звездочка моя, – схватила меня за руку няня, – ты так протопчешь дыру на этом ковре. Вспомни, сколько твой отец за него заплатил! Найдем мы девчонку, никуда не денется! Как можно спрятаться в столице от Дарроу?
С этим поспорить было трудно, речь тут шла о лорде Дарроу, а не о его детях. Все же по влиянию и власти мы точно не могли сравниться с нашим уже почти легендарным отцом. Еще и в таборе стоит попросить помощи. Цыгане – великие мастера, когда нужно кого-то выследить, уж с этим я был знакома не понаслышке.
Все еще можно исправить, изменить ситуацию в нашу пользу. Сдаваться после всего пережитого было бы просто трусостью и слабостью, а позволить себе ни то, ни другое не мог никто, носящий славное имя Дарроу.
Поэтому после недолгих размышлений я велела няне Шарлотте доложить обо всем батюшке, а сама отправилась искать брата или мать, чтобы предупредить их о том, что снова собираюсь выйти на улицу. Там, где может оказаться совершенно бессильна леди Ева, может справиться шувани Чергэн. Я определенно засиделась дома и это следовало исправить.
Второй со своими иберийскими друзьями обнаружился в библиотеке. Молодые люди со всем возможным тщанием изучали фамильную оккультную библиотеку рода Дарроу, хотя что именно могли понять из старинных манускриптов Де Ла Серта, лично я не представляла. Там ведь весьма сложный, вычурный и архаичный язык, через который даже отцу приходится продираться с огромным трудом.
Вероятно, молодые люди искали что-то по магическим контрактам. Брат вообще куда больше меня доверял книгам, я же чаще полагалась на изустные предания, наверно, сказывалось цыганское воспитание. Мало кто из рома грамотен, знание передается среди вольного народа от учителя к ученику без бумажных посредников, поэтому каждый из моего второго народа подлинный кладезь знаний. А одна шувани так и вовсе стоит целой библиотеки.
– Ева, ты куда-то собралась? – удивленно спросил Второй, видимо поняв что-то по выражению моего лица.
Я кивнула.
– Верно. Я пойду к тете. Попрошу у нее совета, а заодно еще и развеюсь по дороге. Сам понимаешь, как я устала за последние дни. Иногда мерещится, что потолок на меня давит.
Эдвард всполошился.
– Первая, ты ведь все еще недостаточно здорова для длительных прогулок! Отпускать тебя…
Вероятнее всего, он желал сказать «одну», но ему удалось вовремя смолкнуть. Потому что воспитанные молодые леди, разумеется, нигде одни не ходят, только в сопровождении хотя бы слуг. Прогулки в одиночестве для Евы Дарроу – совершенно невозможно. И Де Ла Серта точно не нужно знать о том, что я могу где-то бродить безо всякого сопровождения.
– Что со мной может случиться у тети? – пожала плечами я, чувствуя, как сил у меня прибавляется от одной мысли о возвращении в табор.
Взгляд брата выражал «все, что угодно», но Второй, разумеется, промолчал, не желая раскрывать мою тайну перед чужаками. К тому же вряд ли мне следует напоминать Эдварду, что ничто на улицах столицы не может по-настоящему мне угрожать. Уж кто-кто, а я отпор дать была готова всегда.
– Ты хотя бы можешь пообещать мне, что будешь осторожна? – взмолился Эдвард, беря меня за руку.
Оба Де Ла Серта выглядели на редкость изумленными. Разумеется, им было невдомек, почему обычный визит к родственнице вызывает столько эмоций в душе моего близнеца. Им и в голову не могло прийти, что леди Ева Дарроу переоденется в цыганское платье и уже в облике Чергэн пойдет прямиком в табор.
Спустя два часа цыганка Чергэн вышагивала по столичным мостовым, шурша длинными цветастыми юбками, звеня бесконечными ожерельями и браслетами и стреляя по сторонам черными глазами. Добропорядочные горожанки привычно прятали за юбки детей, явно желая скрыть их от моих глаз. Конечно, вот идет рома, или сглазит драгоценное дитя или вовсе украдет, чтобы он нищенствовал вместе с ней по дорогам Альбина. К цыганам всегда относились с предубеждением, но благодаря незримому вмешательству моего отца в столице рома не подвергались гонениям и полицейские не пытались любое преступление повесить именно на рома. И все равно в облике цыганки я предпочитала не задерживаться рядом с торговцами или богато одетыми леди или джентльменами. Во избежание. Потому что цыганка.
Меня словно магнитом тянуло к стоянке табора рядом с торговым кварталом, сердце пело от радости и предвкушения свободы и счастья, ноги готовы были пуститься в пляс в любой момент.
Как можно сравнить танцы под цыганскую гитару, под пенье моих братьев и сестер из табора с расшаркиваниями на балу со всевозможными светскими повесами, которые, глядя мне в глаза, про себя перечисляют список приданого, которое щедро отсыплет мой отец тому, кто станет моим мужем.
– Эй, красавица! – окликнул меня до ужаса знакомый голос. Слишком знакомый.
Но скажите на милость, как?! Как Де Ла Серта оказался на моем пути?! Я ведь точно оставляла его в собственном доме под присмотром Второго!
Вот уж точно злой рок.
Я оглянулась. Не только старший Де Ла Серта, но еще и Теодоро. Вот же незадача.
Разумеется, я собиралась игнорировать Мануэля, учитывая его последний разговор с Чергэн. Мне однозначно не стоило разговаривать с иберийцем, так что для надежности я прибавила шаг, чтобы до меня точно не удалось добраться.
К несчастью, Мануэль Де Ла Серта и его брат решили, как всегда, проявить настойчивость и поспешили следом за мной. Заодно я выяснила, что не иначе как чудом иберийцы начали разбираться в закоулках столицы не хуже меня, и в итоге молодым людям удалось зажать меня с двух сторон: Мануэль выскочил спереди, а Теодоро оказался сзади. Выглядели эти двое как чрезвычайно довольные собой охотничьи псы, загнавшие, наконец, лисицу.
– Ну куда же ты, красавица? – вполне дружелюбно поинтересовался старший Де Ла Серта, улыбаясь до ушей. Очевидно, собой он был весьма доволен.
Не знаю, чего ожидали от меня джентльмены, но я решила не облегчать задачу Де Ла Серта, не произнося ни единого слова. Пусть сами говорят, если так уж сильно желают побеседовать с простой цыганкою.
– Ну не хмурься так, Чергэн, не хмурься, – чрезвычайно ласково обратился ко мне Мануэль, и так захотелось ударить его, что сдерживалась я только из последних сил.
Цыганская кровь закипала, требуя отмщения за пережитое унижение.
– Прости уж меня, красавица. Вспылил тогда. Зря тебя обидел.
Брови Мануэль Де Ла Серта трогательно свел, словно ребенок, вымаливающий у матери прощение за разбитую вазу. Только дело-то было вовсе не в вазе, а у меня не имелось ни одной причины проявлять к сыну иберийского посла даже малейшую снисходительность. Признаться, за последние недели он меня успел изрядно измучить. Настолько измучить, что порой не хотелось даже видеть лицо Де Ла Серта.
А ведь горечи дать выход было никак нельзя.
– Что же ты молчишь? – снова попытался завязать разговор со мной Мануэль.
Я горделиво вздернула подбородок вверх и попыталась просто обойти живое препятствие. Стоит затем скрыться в толпе – и ищи ветра в поле. Второй раз я не позволю себя вот так запросто поймать. В последний момент меня схватили за плечо и развернули к себе лицом.
Да Де Ла Серта совершенно ополоумел! Любого другого я бы уже ударила как следует. Хорошо, не любого и не за все, но все-таки...
– Убрал бы от меня свои руки. Сэр. А то мало ли чего, – процедила я, сквозь зубы, опасаясь только лишь того, что цыганская кровь возьмет верх, и гнев вырвется наружу разрушительной бурей. А гнев ведьмы – вещь поистине страшная.
– Ну, прости меня, красавица, прости. Дурно тогда поступил, признаю это, – продолжил тем временем распинаться Де Ла Серта, улыбаясь так сладко и разглядывая при этом меня так… липко. – Но ты же умница, ты не станешь гневаться на меня, правда?
Я продолжала молчать, размышляя, как бы отвязаться от докучливого знакомца и добраться как можно скорее до табора. Уж туда-то ни один гаджо не рискнет сунуться без приглашения, а если ему еще и открыто угрожали расправой… Цыгане ведь могут просто сорваться с места и уйти, дорог на земле много.
К сожалению, Де Ла Серта не задумывались над тем, что связываться с цыганами может быть опасно даже для людей состоятельных и облеченных властью.
– Прости меня, Чергэн, – даже с некоторым намеком на искренность снова принялся вымаливать мою благосклонность Мануэль. – Ты же добрая славная девушка, ведь так? Ты не станешь злиться на дурака слишком уж сильно. Помоги мне, Чергэн, я в смертельной опасности. Ты ведь это и так знаешь.
Я вздрогнула и взглянула прямо в глаза человеку, в которого имела несчастье влюбиться. Наши глаза встретились, и пришлось судорожно размышлять о том, что же происходит. Мы с братом, и – что куда важней – отец, уже взялись за спасение Мануэля, однако теперь ибериец через нашу голову пытается просить помощи у цыган. С которыми не так давно умудрился рассориться. На удивление «мудрый» поступок.
Выходит, Дарроу Мануэль больше не доверяет? Но ведь, по его мнению, Чергэн – любовница Эдварда, значит, может все рассказать ему. О чем вообще думает Де Ла Серта? Все-таки иберийцы не так и умны и дальновидны. Верно, в мать пошли. Та тоже не отличалась особой рассудительностью и последовательностью в своих поступках.
– Тебе вроде уже помогают, гаджо, – произнесла я, прожигая молодого джентльмена взглядом до крайности неласковым.
– Брат, может, оставишь уже эту дикарку в покое, пока она тебе горло не перегрызла? – заговорил на иберийском Теодоро, которому выпала нелегкая доля помощника старшего. – Цыгане ужасно злопамятны, она вряд ли станет помогать тебе после того, как ты ее страшно обидел.
В глазах младшего сына посла застыла тоска и усталость, очевидно, не одна только я страдаю от бесконечного упрямства Мануэля. Разумеется, утешение слабое, но лучше, чем никакого.
– Если говорить прямо, эту цыганку я боюсь все-таки куда меньше леди Евы.
Вот это новость! На этот раз моему возлюбленному удалось меня по-настоящему огорошить. Чем же леди Ева Дарроу могла вызвать страх?
– Ты совсем ума лишился, – вторил моим мыслям Теодоро. – Леди Ева достойная молодая дама, она от чистого сердца помогает тебе, Эдвард так и вовсе наш близкий друг. Но нет, тебя потянуло к цыганам! Мануэль, опомнись! Эта цыганская ведьма первым делом расскажет обо всем любовнику, и нам придется объясняться с Дарроу!
Теодоро говорил вполне здравые вещи, не в пример своему старшему брату. Зачем Де Ла Серта настраивать против себя таких влиятельных людей, как мой отец?
Мануэль как-то странно усмехнулся, и мне, признаться, стало в какой-то мере не по себе. Хотя бы потому, что в этот момент я не смогла с уверенностью сказать, что творится в голове молодого иберийца. Обычно, несмотря на всю свою эмоциональность, Манэуль Де Ла Серта оставался для меня человеком довольно предсказуемым. Я знала, как именно он отреагирует на то или иное событие.
Но, кажется, на этот раз Мануэль Де Ла Серта сумел удивить меня.
– Ты до сих пор думаешь, что нашу мать убил какой-то там неизвестный злодей, который долгие годы провел в тени? – с насмешкой спросил младшего брата Мануэль.
Я замерла, плохо понимая, что вообще происходит сейчас.
– В лучшем случае Дарроу просто не пожелали спасти нашу мать. В худшем – они же ее и убили. В доме все это время жила та старая ведьма, Шарлотта. Разве так уж сложно было ей убить? Я уже практически не сомневаюсь, что это была месть! Месть за ранение леди Евы! Ты же помнишь, что говорил лорд Дарроу о неприкосновенности его семьи!
У меня голова пошла кругом от таких выводов. Вот скажите на милость, как можно из предпосылок, что имел Мануэль Де Ла Серта, додуматься до подобной глупости?!
– По-твоему, и прокляли тебя Дарроу, что ли? – не утратил разумного скептицизма Теодоро, не спешивший обвинять отца и меня во всех смертных грехах. – Брат, мне кажется, ты…
Подозреваю, слушала я весь этот бред с совершено неописуемым выражением на лице. Но хотя бы удалось хранить молчание, пусть на язык и просились все ругательства, которых мне было известно немало.
– Проклятье, Теодоро! – перешел на родной язык Мануэль, уже мало обращая на меня внимания. – Они не хотят нам помочь, как ты не понимаешь этого?! Лорд Дарроу, Эдвард… Хуже всех из них – леди Ева. Вот уж подлинное чудовище.
Стоило возгордиться от собственной злокозненности. Но пока братья Де Ла Серта так замечательно спорят друг с другом, скромной цыганке самое время уносить ноги.
Одно мне стало совершенно ясно: спасать Мануэля Де Ла Серта мне хотелось с каждым прожитым днем все меньше и меньше. Создатель заповедовал проявлять милосердие, но, вероятно, слишком много во мне было цыганской безудержной крови, мстительной и злопамятной.
– Леди Ева… – снова начал уговаривать взбесившегося брата младший Де Ла Серта.
Слушать тот не пожелал.
– Леди Ева готова была убить меня тогда! Ты помнишь, когда едва не придушила!
Стало обидно едва не до слез. О том, что я спасала этого неблагодарного мерзавца, причем не единожды, Мануэль Де Ла Серта предпочел почему-то не помнить. Все верно. Такого, как он, можно полюбить только с первого взгляда. Стоит узнать получше, как начинаешь испытывать жгучую неприязнь.
Воспользовавшись тем, что братья принялись спорить, я вывернулась и поспешила скрыться в толпе, подхватив цветастые юбки. Главное – добраться до табора, туда этим двум невыносимым и настырным типам хода уже не будет. Рома не пустят чужаков, которые оскорбили их шувани.
– Удирает! – крикнул на иберийском Мануэль и чертыхнулся.
Де Ла Серта опомнились достаточно быстро и теперь неслись следом как два гончих пса и с таким же азартом. Но куда им до меня, истинной дочери улиц, которая знает каждый закоулок столицы как свои пять пальцев. Разумеется, я оказалась в таборе куда раньше, чем они до меня добрались, и юркой белкой скрылась в кибитке тети Шанты.
Через несколько минут снаружи послышались крики и как будто бы звуки драки. Де Ла Серта ориентировались в столице все еще недостаточно хорошо, но бегали, судя по всему отлично.
– Звездочка моя, – заглянула в кибитку тетя Шанта, – там черноглазого твоего могут совсем измордовать. Сказать, чтобы не перестарались?
Я представила, до чего могут дойти рома, защищающие женщину своего табора, и ужаснулась. Люди моего народа – моего второго народа – отличались необузданностью нрава во всем, и в любви, и в веселье… и в гневе. А сочетание необузданной любви и необузданного гнева может обернуться большой бедой, кровью и смертью.
Мысль о смерти Де Ла Серта привела меня едва не в ужас. Как бы ни злилась и ни обижалась я на Мануэля, жизнь его оставалась для меня все также дорога.
– Это же сыновья посла! Тетя Шанта, убивать их никак нельзя! Такое даже отцу без труда не замять!
Да, Мануэль успел изрядно досадить мне, однако отступившие, но, как и прежде живые, чувства не давали мне допустить даже мысли о том, чтобы иберийца изувечили или вовсе убили. Да и здравый смысл напоминал о том, что ничего доброго не выйдет, если знатного иностранца убьют цыгане.
Пришлось выйти, чтобы самой разнять драку.
Члены моего табора слаженно и с полной отдачей избивали гаджо, посмевших оскорбить драгоценную шувани. Де Ла Серта держались неплохо… Насколько можно неплохо держаться двоим против десятерых. Разбитая губа Мануэля принесла мне порцию злого удовлетворения.
Цыгане мстительны.
– Хватит! Хватит, братья! – прикрикнула я, прекращая все это безобразие.
Послушались меня сразу. Мужчины табора отошли в сторону, но так, чтобы в случае чего продолжить. Де Ла Серта смотрели грозно и сжимали кулаки, однако же выглядели при этом несколько жалко. Еще бы. Вдвоем против десятерых. Для такого эпического подвига нужно быть моим отцом, братом или мной.
– Вон подите, гаджо, – зашипела я злобно на иберийцев и уперла руки в бока.
– Ну, прости уже, красавица, – начал умасливать меня Мануэль так сладко улыбаясь, что захотелось проредить его зубы. Хорошие зубы, белоснежные, как у матерого хищника. – Помоги, и уж деньгами мы тебя точно не обидим. Я тебя озолочу.
Ну, хорошо, положим эти два наглеца даже не подозревают, что говорят с дочерью лорда, которая родилась в роскоши, превосходящей, подозреваю, все те блага, которыми обладает маркиз Де Ла Серта, однако – проклятье! – они считают шувани Чергэн любовницей Эдварда Дарроу! Неужели же они думают, что мой Второй стал бы экономить в таком деле?
К тому же цыгане действительно отличаются редкостным златолюбием, но и гордость моего второго народа также общеизвестна. И неужели Де Ла Серта посчитали, будто могут купить гордость и честь цыганки какими-то ничтожными подачками?!
– Подавись своим золотом, гаджо. А заодно и всем золотом мира, – отчеканила я, глядя прямо в бесстыжие его глаза. – Не все в этом мире можно купить.
И пусть в каждом слове звучал характерный цыганский выговор, однако же осанка у меня была такая, как полагается леди Еве Дарроу, дочери третьего человека в королевстве.
– А как же человеколюбие? Я о помощи прошу, Чергэн! О помощи! Меня убить пытаются! – воскликнул Мануэль делая опрометчивые пару шагов вперед. Остановили его в ту же секунду.
Собственными глазами видеть, как Де Ла Серта получил оплеуху за наглость, оказалось невероятно приятно. Кажется, общение с этим молодым иберийцем вытаскивает наружу все самые дурные, самые черные стороны моей натуры. Даже жутко немного в какой-то мере.
– Так разве, гаджо, тебе не помогают? – хмыкнула я с издевкой. – Ты не остался без помощи, нам обоим это прекрасно известно, однако же из этих рук принимать помощь ты почему-то не пожелал и пришел сюда, в табор.
К той, которую ты не так давно жестоко и беспричинно оскорбил. Хотя… нет, небеспричинно, разумеется. Цыганская шувани стоит для человека благородного сословия не выше обычной уличной бродяжки. Уличная бродяжка не может обвинять даму в том, что она пыталась купить свое положение ценой жизни и души собственного сына.
– Тебе, Чергэн, я все-таки верю больше, чем всему семейству Дарроу, – огорошил меня внезапной откровенностью Де Ла Серта. Внутри меня поднималась горячая волна злости, которая могла снести все на своем пути.
– Очевидно, в тебе нет ни чести, ни благодарности, гаджо, – заявила я, не скрывая своего возмущения. – Я не имею дело с бесчестными людьми.
Тут Теодоро хохотнул.
– Сказала цыганка-обманщица.
Вероятно, я все-таки их прибью. Обоих. Скорее всего, неосознанно, просто терпение мое закончится, а когда я выхожу из себя по-настоящему… О, Эдвард, к примеру, в такие моменты готовится к концу света. Кажется, даже не совсем уж несерьезно. Так вышло, что весь семейный запас гневливости достался мне, и изредка я его показываю. По кое-каким веским поводам.
К примеру, как сейчас.
Ветер водоворотом завихрился вокруг меня, поднимая с земли пыль.
Даже братья-цыгане в ужасе отпрянули, никогда прежде им еще не доводилось видеть всю ту силу, что получила я от бабки своей и прабабки в настолько вещественной форме.
– Теодоро… Она кто угодно, но точно не обманщица.
На то, чтобы обуздать стихию, понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с собой – около минуты. Цыганская кровь бунтовала побольше колдовской силы.
– Вы под покровительством Дарроу, так и идите к Дарроу, – отчеканила я. – И не приставайте к рома! Не мое дело – возиться с твоими бедами. Уже тем более не после всего, что довелось услышать от тебя.
Я глядела на иберийцев со всей возможной враждебностью, чтобы ни у Мануэля, ни у Теодоро не возникло даже тени надежды на то, что меня можно уговорить помочь.
– Вон пошли отсюда, – приказала я и, развернувшись, пошла в кибитку.
– Стоило бы извиниться перед ней, – на иберийском пробормотал Теодоро. – Может, тогда бы эта девка смягчилась и согласилась бы помочь.
«Девка» меня категорически не устраивало, но и выдавать, что я понимаю иберийский, не стоило. Маленькое, а преимущество. В моем случае хоть что-то.
– Мне кажется, я ей изначально не особенно нравился. Хотя она мне… если бы не Эдвард, то познакомиться с этой ведьмой можно было бы и поближе. Если только у нее нет вшей. Хотя, будь у нее паразиты, вряд ли наш дорогой друг решился бы познакомиться с цыганкой поближе.
Мужчины всегда одинаковы и мыслят примерно в одном ключе. Все дело в том, что при леди Еве подобных вещей не говорят. Даже на якобы неизвестных ей языках. Другое дело уличная бродяжка.
В итоге начать конструктивный диалог с тетей Шантой вот так сразу не удалось: мои бедные нервы, пусть и по словам Второго были отлиты из лучшей стали, шалили.
– Ну, звездочка моя, успокойся. Не переживай так сильно, мужчины того не стоят. А ты сейчас просто рома, пусть и первая среди нашего народа. Сложно ожидать, что к тебе будут относиться как к дочери твоего отца. Хотя, подозреваю, эти двое чужаков все-таки сильно перегибают… Но раз уж ты терпишь… Так что же ты хочешь спросить у меня? Как разорвать договор с нечистым, да еще и так, чтобы черноглазый не угодил прямиком в ад? Верно?
Я тяжело вздохнула и кивнула, признавая очевидное. Что еще меня могло волновать больше? Ну, разве что сохранение собственного инкогнито?
– По-хорошему, звездочка моя, стоило бы найти того, кто заключал договор. И пусть бы сам расплачивался. Но этого злодея отыскать будет сложно даже лорду Дарроу. У батюшки-то твоего сила вся своя, не заемная, он договоры ни с кем не заключает. Стало быть…
Следовательно, не на стороне отца преимущества. Это как садиться за карточный стол с опытным шулером: как бы хорошо не играл, однако крапленые карты все равно помогут противнику одержать верх.
– Однако у отца есть мы со Вторым, – отметила я и нахмурилась. – Мы хорошо обучены, сильны… Если сражаться всей семьей, мы наверняка победим. Главное, найти врага.
Тетя Шанта выглядела чрезвычайно расстроенной и смущенной.
– Ну, я тоже на вашей стороне, звездочка моя. Твой отец мне как брат, а ты вовсе для меня дочка, так же, как для леди Кэтрин, матери, которая родила тебя. Так что я всегда помогу всем вам. Всем и каждому. Понадобится – всю силу до капли отдам и всю кровь по капле выпущу. И я сама ищу сейчас того мерзавца, который решил торговать чужими душами.
Я обняла тетю и вдохнула знакомый с детства запах трав и специй. Она и правда была мне так же близка, как и моя настоящая мать. И в тете Шанте я сомневалась не больше чем в той, что родила меня.
– Я разложу карты, звездочка, – похлопала меня по спине шувани. – И пару травок для тебя подобрала. Вот, гляди.
Мне торжественно вручили несколько холщовых мешочков.
– Для крепкого сна. Для душевного спокойствия. Для ясности мыслей. Словом, звездочка моя, ты всему найдешь применение, ты же у нас умница. Со всем справишься, главное, не сомневайся. Только тебе, звездочка моя, домой нужно. К брату и отцу. Поверь, сейчас тебе здесь не место. Чергэн бесполезна. Зато леди Ева потребуется вскоре очень многим людям. Иди домой.
Когда тетя Шанта что-то советует, лично я предпочитаю подчиниться. Это оборачивается только добром для всех. Интуиция шувани сильна, а интуиция моей тети и вовсе нечто уникальное.
Поэтому я выскользнула из табора и побрела по улице, время от времени настороженно озираясь по сторонам. Было ощущение неотступного взгляда, который преследовал меня. Однако же разглядеть я никого не смогла.
Понять, преследует меня кто-то на самом деле или нет, так и не удалось, сколько я ни петляла по переулкам, сколько бы ни пыталась слиться с толпой, все казалось, что за мной кто-то следует. И в этой неясности заключалась главная опасность. Я не сомневалась, что могу справиться с большинством опасностей, которые могут подстерегать меня. Однако вдруг тот, кто решил за мной проследить, как раз не относится к «большинству опасностей».
Как же все-таки неспокойно на душе.
