Оглавление
АННОТАЦИЯ
Разве могла представить Лиза, что в двадцать первом веке ее проиграют в карты?! Как вещь. Да и кто! Собственный муж! Это просто не укладывалось в ее голове. Но самое страшное -знать, кто тобой теперь владеет...
Когда-то они любили друг друга. Были единым целым. Но смерть ребенка разрушила их судьбы. Теперь Максим мечтает уничтожить Лизу, чего бы это ему ни стоило! Ведь именно она виновата в смерти их малыша…
В тексте присутствуют откровенные сцены и нецензурная лексика.
Автор обложки -Марина Рубцова. Небольшой бонус о жизни героев выложен в книге "Я возвращаю долг". Вторая книга цикла «По лезвию любви». Книги самостоятельны, можно читать в разной последовательности.
ПРОЛОГ
Дым сигарет заволакивал зал, создавая в нем еще более мрачную атмосферу. Небольшая группа людей, которая стояла вокруг круглого стола внимательно следила за двумя мужчинами. Один, молодой, красивый, спокойно сидел за столом и следил за своим оппонентом. Второй, примерно такого же возраста, лихорадочно смотрел по сторонам. На столе лежала внушительная гора денежных банкнот.
- Поднимаю ставку, -первый бросил в середину стола еще пару пачек денежных банкнот.
Второй ошарашенно посмотрел на это. Он знал, что Макс ( первый парень) — прекрасный игрок, но часто он выигрывал, умея прекрасно блефовать. Сегодня Виктор не мог проиграть. В начале вечера карта совершенно к нему не шла, но последние пару сдач, все начало налаживаться. У него идеальная карта — он победит. Но ему нечем повышать. Все, что у него было, уже лежало в центре.
Виктор глянул на свою руку. Кольцо! Он снял обручальное кольцо и бросил его в кучу.
- Принимаю.
Макс ухмыльнулся. А потом молча открыл карты. Нет! Виктор готов был завыть. Он проиграл. Все проиграл снова.
- Сегодня не твой вечер, Витек, как и всегда.
Виктор озлобленно посмотрел на Максима. Когда-то они были лучшими друзьями, но это было в прошлом.
- Я еще отыграюсь, -проговорил он со злостью.
- Конечно, -Макс оскалился в улыбке, -но сперва расплатись с этими долгами.
- Долгами, -Виктор не понимал. -Все перед тобой на столе, бери.
- Считаешь меня дураком, Левша? Думаешь, последняя моя ставка могла быть перекрыта твоим жалким колечком? Нееет, -он растянул слово и не отрываясь посмотрел на парня, -вместе со своим кольцом ты поставил на кон свой брак, а значит и свою жену.
- Что? -до Виктора, кажется, начал доходить ход мыслей Максима. -Что ты несешь? Какой брак? Какая Жена?
- Какой брак? Какая жена? -Максим откинулся на стуле и закурил, но взгляда от Виктора не оторвал. -Я про Лизу и ваш брак, которому... сейчас вспомню... аж целых десять лет.
Виктор смотрел на Макса и никак не мог поверить в происходящее. Неужели он, действительно, хочет забрать его жену в уплату долга?
- Ты шутишь, -проговорил Виктор.
- Нет, -сталь в голосе Макса полоснула по Виктору, заставив того сгорбиться от страха, -я сейчас серьезен как никогда. Либо твоя жена переходит в мое полное пользование на, скажем месяц,я сегодня добрый. Либо она сегодня станет вдовой. Решать тебе.
После его слов двое крепких парней встали за спиной Виктора. Липкий страх прошелся по спине парня. Он не хотел умирать. Он слишком молод, чтобы лишиться жизни. С Лизой ничего такого не случится... Она ведь ему должна... Если бы не он, где бы она была сейчас.... Виктор нервно сглотнул.
- Хорошо, я согласен.
- Я в тебе не сомневался, -Макс окинул его взглядом, полным презрения, -пошел прочь. За своим выигрышем я приеду сам. Ей не смей ничего говорить, понял.
- Да.
Виктор быстро вскочил и со всех ног пустился на выход. Он был счастлив, что так легко отделался.
Максим встал и молча пошел в свой кабинет. Его никто не останавливал. Он закрыл за собой дверь на ключ. Сел за рабочий стол. Снова закурил. Налил себе в стакан виски... Рука потянулась к ящику верхнего стояла. Он открыл его и достал старую фотографию в рамке.
На него привычно смотрели трое подростков: два парня и девушка. Эту фотографию его отец сделал, когда Макс, Виктор и Лиза учились в одиннадцатом классе...
Он с силой бросил фотографию в стену и залпом выпил алкоголь.
-Время пришло... я готов отомстить тебе за все, Лиза.
ГЛАВА 1
Лиза
Я устало закатила тележку с товаром на склад. До конца рабочей смены еще несколько часов, но мысленно мое тело уже было дома, потому что завтра начнется отпуск. Как я его ждала! Сегодня весь день не отрывала глаз от наручных часов. Считала ни минуты — секунды! Загудел звонок вызова кассира на кассу. Оставив товар, поспешила в торговый зал.
Уже три года как я работаю продавцом-кассиром в одном из супермаркетов крупной торговой сети. Пришла сюда только из-за стабильной и хорошей зарплаты. Нам с Виктором просто необходимы были деньги для оплаты кредитов.
Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Последние десять лет я только и делаю, что живу «в кредит». Первые семь лет постоянна работала: спала по нескольку часов в сутки, чтобы заработать, как можно больше. Но судьба улыбнулась мне — удалось устроиться в магазин. Здесь было чуть легче. Устойчивый график: два дня через два. Стабильная зарплата, которую никогда не задерживали. Расположение магазина рядом с домом.
Подойдя к кассе, увидела,что покупателей нет. Удивленно посмотрела на директора магазина. Молодой, высокий брюнет имел вид балагура, но был строгим и справедливым начальником. Его уважали и любили.
- Сереж, ты чего меня звал? -спросила я его.
- Лиз, ты закончила с выкладкой товара? -вместо ответа задал он вопрос.
- Да, осталось лишнее на склад убрать.
- Хорошо. Заканчивай и можешь идти домой, -проговорил он с улыбкой.
- Как домой? -опешила. -У меня еще не закончился рабочий день...
- Иди, я сегодня добрый. Отпускаю тебя, с завтрашнего дня, все равно, в отпуск уходишь. Это тебе бонус за хорошую работу.
- Спасибо.
Я так жалобно пролепетала это слово, что Сережа даже засмеялся. Ну а я быстро поспешила закончить незавершенное дело. Как же хорошо! Приду сегодня домой пораньше и приготовлю чего-нибудь вкусного. Может и Виктор сегодня приедет с вахты...
Виктор... муж... попробовала отогнать нахлынувшую неприязнь. И хотя мы уже десять лет прожили вместе, я не могла привыкнуть к нему, не смогла полюбить его.
Когда десять лет назад умер мой ребенок, а Максим отвернулся от меня, я готова несколько раз пыталась наложить на себя руки. Жить не хотелось вообще. Но не дали... откачали. А потом эта страшная история с квартирой бабушки, которой завладели «черные» риелторы. Я пыталась найти деньги, чтобы выкупить жилье, но никто не помог. В банке не давали кредит — безработная, без образования и места жительства. Помог Виктор, школьный друг. Он занял у брата большую сумму. Я выкупила квартиру.
За это я была благодарна парню. Если бы он не протянул руку помощи, то я бы давно умерла... Я начала работать. Копила деньги, чтобы отдать долг Виктору. Через пол года он сделал мне предложение.
Я понимала, что это произойдет. Чувствовала. Знала, что он ко мне испытывает еще со школы. Но упорно гнала это осознание. Попросила дать мне день, чтобы подумать. Всю ночь проревела в подушку. Жизнь давно для меня остановилась, еще там, в роддоме. Но тело почему-то еще жило... Мне совершенно не хотелось замуж за Виктора, сердце продолжало принадлежать другому... Выбора не было. Я была должна парню не только финансы, теперь я обязана ответить благодарностью на благодарность.
Свадьба была простой. Гостей было мало. Мы зажили в квартире, которую мне удалось отвоевать. Виктор ездил в Москву и работал там охранником вахтой. Вся его зарплата уходила на долг брату. Через пару лет парень не выдержал напора родственника и взял кредит в банке под квартиру. Я не роптала. Честно, я безвольно надеялась, что так будет лучше. Теперь вся зарплата Виктора уходила в банк, а мне приходилось содержать семью.
Хотя... нас сложно было назвать семьей. Первое время я еще пыталась отвечать на чувства Виктора. Видела, что его школьная любовь к мне переросла в большое чувство, но это было для меня невыносимо. Секс с мужем был испытанием. Тело помнило другие руки и губы, даже спустя долгое время... Постепенно понятие супружеский долг пропало в нашей семье совсем.
Но выбора не было, приходилось жить дальше. До конца оплаты кредита осталось пол года. И я твердо решила, что подам на развод. Больше так жить у меня не было сил...
С этими мыслями я возвращалась домой. Открыла дверь. Вошла. В прихожей валялась обувь мужская и женская. Дальше в коридоре были разбросаны вещи. Пошла в глубь квартиры. Передо мной предстала банальная картина — Виктор голый лежал на кровати, а на нем во всю прыгала такая же голая девица.
- Давай. Давай, детка,скачи на мне сильнее, -орал он ей.
Я устало прижалась к стене. От увиденного мн не стало больно или плохо. Я давно поняла, что у Вити есть другие женщины. Было обидно, что он притащил ее сюда.
Муж заметил меня не сразу. Быстро вскочил на кровати, скидывая с себя девицу. Та взвизгнула и попыталась прикрыться простыней.
- У тебя есть час, чтобы собрать вещи, -проговорила я Виктору и устало побрела на кухню.
Но дойти туда не смогла. Меня с силой развернули и больно ударили о стену. Виктор схватил меня за грудки и ударил снова.
- Не дождешься, милая, я здесь прописан. Я батрачу уже долбаные десять лет на эту квартиру. Это ты выметайся от сюда.
Я попыталась вырваться. Но он снова ударил меня головой о стену. Перед глазами все поплыло.
- Как ты меня достала, -плевал мне в лицо Виктор, -фригидная сука, наконец-то я от тебя избавлюсь. Макс оказал мне прекрасную услугу.
Попыталась сфокусировать взгляд на Викторе.
- Что ты сказал? При чем тут он?
- Да при всем! -рычал муж. -Урод, что б он сдох! Унизил меня, но ничего,скоро он и на тебе отыграется.
Виктор на секунду отпустил меня. Я попыталась вырваться, но сильная пощечина снова откинула меня назад к стене. Я тихонько сползла по твердой поверхности на пол. Мои глаза начали закрываться. Перед глазами все поплыло. Как сквозь туман я услышала, что кого-то бьют. Инстинктивно я сжалась и попыталась прикрыться руками, мне и так было очень плохо, новой порции побоев я не выдержу. Но тут до меня донесся мужской стон. А потом голос другого мужчины:
- Эх, Витек, Витек, я же просил ничего не говорить. Видно придется отрезать тебе язык, но я тебя прощу, -раздается смех. -А вот за то, что попортил мою игрушку, -злобно продолжает незнакомец, -придется ответить сейчас.
Игрушку? Это он о той бабе, которая прыгала на Вите? Стоп! Витька сказал, что Макс оказал ему услугу... Какую? Она связана со мной?
Нет, Лизка, уговариваю я себя, не открывай глаза! Притворись, что ты без сознания,может он уйдет. Но глаза против воли резко распахиваются сами. Так и есть. Это он. Мой кошмар, мой страх, мой единственный и до сих пор любимый человек — Максим Старов...
Он, не отрывая от меня злого взгляда серых глаз, с силой ударил мужа ногой в живот. Виктор заскулил, как раненная собака. Так ему и надо! Пронеслось в моей голове. Сегодня был первый случай, когда муж поднял на меня руку. Это было дико для меня. Это было больно. И,хотя я понимала, что это неправильно, все равно была рада, что супруг тоже получил свою порцию.
- Итак, -Максим присел на корточки, схватил Витю за волосы и задрал его голову, что смотреть ему в глаза, -ты испортил внешний вид моей вещи, распустил руки...
Вещи? До меня смутно стало доходить, что речь идет обо мне. Господи, да что происходит? А Макс заносит руку для нового удара.
- Нет! Остановись, ты его убьешь! -сама не знаю, как эти слова вырвались из моей груди.
Но становиться свидетельницей жестокой расправы я не хотела. Максим окинул меня взглядом полным ненависти и презрения. Не выпуская из руки голову Вити, он зашипел от нескрываемой злости:
- Не убивать? Жалко стало? А, когда он тебя чуть по стенке не размазал, тебе было его жалко? А, когда он бабу в вашей постели трахал, ты пожалела его? Или, может, тебе было его жалко, когда он проиграл тебя в карты, как вещь?
Тирада, которую Макс обрушил на меня, больно ударила по натянутым нервам. Но последняя фраза вызвала у меня смех.
- Проиграл в карты? -я улыбнулась, -что за бред ты несешь, Старов?
- Я тебе хоть когда-нибудь врал? -лед в каждом его слове.
Улыбка сползла с моего лица. Лучше бы он меня рукой ударил, чем этими словами.
- Нет, -ответила я ему глухо.
- Твой муж игрок, Лиза, -на его лице появляется злая улыбка, -игрок, которому постоянно не везет, но он все равно играет. Видишь ли, в последний раз у него не хватило средств, чтобы расплатиться с долгами. Он расплатился тобой.
- Этого не может быть, -этот нелепый фарс не укладывался в моей голове.
Старов с силой дернул мужа за волосы, от чего тот застонал.
- Говори, Витек, -произнес он с издевкой, правда это или ложь.
- Правда, -почти выплюнул это слово мой супруг. -Ты теперь принадлежишь ему.
От услышанного по моей спине побежал холодный пот. Это дикость! Мы в двадцать первом веке живем, люди! У нас демократия и свобода личности! Я не вещь, чтобы меня проигрывать. С трудом встала на ноги. Голова кружилась. В глазах замелькали мушки. К горлу подкатила тошнота. Сжала посильней зубы и направилась к выходу. В этом цирке я находиться не собираюсь.
- Уходишь, не жаль его? -очередная издевка слетела с губ Макса.
- Мне плевать, делайте, что хотите, я в этом не собираюсь участвовать.
Я обошла мужчин и подошла к открытой двери.
- Что ж, Витек, как видишь, твоя жена отказалась отрабатывать твой долг. Придется тебе самому расплатиться со мной.
А дальше я услышала звук снимающего с предохранителя пистолета...
ГЛАВА 2
Максим
Я всегда ношу с собой оружие. Нет, не так. Последние восемь лет я ношу с собой пистолет. И хотя я не использовал его ни разу по назначению, с ним мне спокойнее. Он дает мне ощущение безопасности. Почему? За два года, которые провел в Чечне, я не то что привык к оружию, я с ним сросся. Потому что там цена твоей жизни — это стоимость патрона, который бешеный кавказец выпустил в тебя, то есть копейки. Единственная возможность хоть как-то продлить себе жизнь — не выпускать оружие, а еще срастись с бронежилетом и каской. Правда, и это не всегда помогало... Я столько раз смотрел в глаза смерти, столько раз думал, что все — конец, но судьба вырывала меня из костлявых рук. Только не понимаю до сих пор, для чего она это делала? Почему не давала умереть? Я, ведь, сознательно искал смерти, после предательства Лизы. Но, видно, Богу видней.
Не хотел сегодня приходить сюда. Слишком много воспоминаний связано с этой квартирой. Слишком больно понимать, что здесь, в этом месте, где между мной и ней столько всего произошло, она теперь живет с ним. Радуется, смеется, готовит ему еду, спит с ним... Но внутренние демоны жаждали исполнения мести все сильнее, с той самой минуты, как закончилась игра. И теперь понимаю — поступил правильно. Не пришел бы сегодня, этот урод убил бы ее.
Всегда презирал мужчин, которые бьют женщин. Эти недоделки не могут называться даже мужиками. Они никто. Поднять руку на женщину низко, подло. Он заведомо понимает, что соперник не даст ему отпор, и пользуется этим. Повышает свою самооценку, эго, унижая и принося боль другому. Ненавижу таких козлов.
Я всегда знал, что Витек с червоточиной внутри, поэтому никогда ему не доверял. Другом называл, но близко к себе не подпускал. Как оказалось не зря.
Увидел, как он ее бьет, и думал не сдержусь. Думал убью тварь сразу, на месте. Никто не смеет ее бить. Как бы я ее ненавидел, как бы не желал ее унизить — бить не позволю ни себе, ни другому. Ударил его пару раз, спуская злость немного, но понимал, что он мне еще ответит за свой поступок. Мы с ним потом поговорим «по-мужски».
В мои планы не входило его убивать. Да и зачем вешать на себя труп. Блефовал, но она повелась. Как только сказал, что убью его, Лиза остановилась. Повернулась и внимательно посмотрела на меня. Я ждал в ее взгляде чего угодно, но не того, что увидел в ее прекрасных карих глазах. Обреченность, безразличие, боль... Ни грамма злости, ненависти... Почему?
- Не трогай его... -проговорила она тихо. -Я отработаю долг.
- Я не сомневался, -нарочно напускаю в голос сарказм, или нет? -Ты же ради своего лю-би-мо-го в лепешку расшибешься?
Она ничего не отвечает. Просто смотрит на меня все тем же взглядом. А мне почему-то противно становится от самого себя...
- Мы потом с тобой договорим, Витек.
Встаю и собираюсь выйти, но не могу себя сдержать — ударяю ногой в его живот.
- Не думай сбежать, падаль, я тебя везде найду.
Тот воет и от страха сжимается на полу. Подхожу к ней и беру ее за локоть. Лиза на меня не смотрит. Ее взгляд устремлен на корчащегося на полу Витька.
- Собери свои вещи, чтобы завтра тебя здесь уже не было, -говорит она ему безэмоционально. -Ключи отдашь соседки.
А потом ее ноги подкашиваются и она начинает падать. Ловлю ее тело почти у самого пола. Она смотрит на меня затуманенным взглядом.
- За что мне это все? -слетает с губ Лизы, а потом она теряет сознание.
Даже не стал раздумывать,что делать. Быстро отнес ее в свою машину. Хорошо, что я сегодня без охраны. Лишние глаза мне сейчас не нужны. Никто не должен видеть, как жестокий, бесчувственный Старов Максим, по прозвищу — Старый, бережно и аккуратно несет женщину в машину. Как потихоньку укладывает ее на сиденье. Как неотрывно смотрит на ее лицо.
Черт! Я знал, что находиться с ней будет тяжело, но не думал, что настолько. Я все эти годы неотрывно следил за ней. Сколько раз я шел за ней в темноте, когда она бежала домой с работы. Бесчисленное количество раз я караулил ее у подъезда, чтобы поговорить с ней, но ни разу не смог выйти из машины. Потому что знал — стоит мне увидеть Лизу и я либо все прощу, либо убью ее прямо на месте, вырвав голыми руками ее черное сердце.
Но это не все. Когда мне становилось совсем плохо, когда демоны прошлого одолевали меня окончательно, и я заливал себя под завязку алкоголем — я ехал к ее дому, и, как придурок, смотрел на окна квартиры, в котором мой бывший друг тра***л мою бывшую девушку. Тварь! Как я ее ненавижу, гадина!
Отрываю взгляд от дороги и смотрю на нее. На ее щеке наливается синяк. Сильно он ее приложил. Бросаю быстрый взгляд на дорогу и снова возвращаюсь к ней. Почти не изменилась... Густые светло-русые волосы коротко отстрижены, а раньше ее косе завидовали все девчонки в школе. На лице ни грамма косметики, а она ей и не нужна. У Лизы от природы густые брови идеальной формы, прекрасные карие глаза, чуть припухлые алые губы... Такая же худенькая, как и раньше, пока нес до машины — даже не устал. Тростинка.... Пальцы потянулись к ее лицу. Нет. Отдернул руку. Нельзя поддаваться. Я должен ее наказать. Сжал обеими руками руль, взглядом впиялся в дорогу. Сосредоточенность позволила быстро добраться до больницы. Я прекрасно понимал, что поездка к медикам вызовет вопросы, но, когда ты сын самого богатого человека в городе, да и при этом мэра, вопросов не будет. Ну и мои связи открывали мне везде зеленый свет. К тому же был у меня в больнице свой человечек, который мне всегда поможет.
С Васькой Климкиным мы познакомились, когда я вернулся из армии. Пережитое в Чечне не отпускало, наваливаясь каждую ночь, как липкая черная жижа, пытающаяся утащить меня на дно. Чтобы хоть немного забыться я пил. Но в пьяном угаре не соображал, что делал. В один раз я вышел во двор из окна второго этажа. Чудом не переломал ноги — падение смягчил снег. Но порезы, сломанную руку заработал. Васька меня «заштопал», а попутно узнал, что меня толкнуло на этот подвиг.
Так он и стал моим «мозгоправом». То, что не удавалось сделать высококвалифицированным психологам, смог исправит обычный травматолог местной больницы. Он, не просто помог мне пережить прошлое, он заставил меня жить настоящим. Но, когда мне становится снова плохо, я иду к нему. Друг мне никогда не отказывает. Я знал, что он сегодня на дежурстве, поэтому позвонил ему и предупредил о приезде. Васька ждал нас на улице, дымя сигаретой.
- Привет, что там у тебя стряслось? Опять решил прошлое вспомнить? -спросил он, внимательно наблюдая за мной.
- Привет, нет. Сотрясение мозга.
- Для такого диагноза ты выглядишь бодро.
- Не у меня, -я открыл дверцу машины и показал ему Лизу. -У нее.
- Это та девушка? -Васька все знал о Лизе, я ему рассказывал.
- Да, -подтвердил я. -Ее несколько раз ударили головой о стенку. Она в обморок потом упала.
- Я, конечно, знаю, что тебе срывает порой крышу, и ты кидаешься в драку, но чтобы женщину так избить... ты полный придурок, Старый, -в голосе Климкина осуждение.
- Что? -теряю я на время дар речи. -Ты подумал, что это я ее?
- Конечно, ты одержим жаждой мести к ней, это очевидное.
- Это ты придурок! -не выдерживаю я. -Ее муж избил, а я ее спас.
- Понятно, извини, -сконфуженно произносит он.
- Ладно, -ему можно со мной так разговаривать, -поможешь?
- Помогу, что с тобой делать. Оставляй ее до утра, завтра позвоню, расскажу, что да как.
- Хорошо.
Васька грузит Лизу на каталку, зовет медработников, и они увозят ее в здание больницы. Я еще некоторое время топчусь на улице, не спеша куря сигарету. А, ведь, он прав. Я не просто мог ударить Лизу, я жажду ее убить. И что меня до сих пор сдерживает — сам не знаю. Мои мысли прерывает звонок мобильного. Отец. Только его мне сейчас не хватало.
- Слушаю, -говорю, как можно, грубее.
- Где тебя носит? -в его голосе грубости не меньше, чем в моем. -Алиса до тебя не моет дозвониться. Ты должен быть с ней сегодня на приеме у Духовых.
- Моя жена не может до меня дозвониться, поэтому мой папочка любезно помогает ей? -просто изливаюсь цинизмом я.
- Прекрати паясничать. Ты не пацан. Не заставляй меня применять грубую силу.
Ох, как будто я этого боюсь! Молча отключаюсь, не собираясь продолжать этот разговор. На моем мобильном нет ни одного пропущенного от жены, значит эта сука наврала моему отцу, чтобы он надавил на меня. Внутри поднимается волна злости. Что ж надо срочно провести воспитательную беседу с моей зарвавшейся женушкой. А завтра я заберу Лизу из больницы. Настанет ее очередь отвечать за свои поступки.
ГЛАВА 3
Лиза
Приходить в себя было тяжело. Нет, точнее возвращаться в реальность совсем не хотелось. Если бы сейчас кто-то предложил мне лежать в коме всю сознательную жизнь — я бы, не задумываясь, согласилась. Плевать, что мое бренное тело будет лежать подключенным к куче аппаратов, еду будут вливать через трубку — все это не важно. Я пыталась умереть, пыталась уйти из этого гнилого мира к моему малышу, но не дали, заставляли вновь и вновь жить. Влачить жалкое существование. Да и самоубийство не выход. Предрассудки, а может и истинная правда, привитые в нас с детства, говорят, что самоубийцам нет входа в царство Боже... Наивная, до сих пор верю, что после смерти, смогу увидеть моего мальчика... На мне столько грязи, меня к нему ни за что не подпустят. А он там, у Господа под крылышком...
Чувствую, как из глаз начинают течь слезы. Соленая влага бежит по щекам, оставляя мокрые следы... Пытаюсь открыть глаза.
- Первый раз вижу, чтобы пациент начинал плакать, а потом открывал глаза, -мужской голос рядом заставляет сфокусировать взгляд. -Доброе утро, Лиза, рад, что вы пришли в себя.
На меня смотрит мужчина примерно сорока лет, одетый в белый халат. Доктор? Где я? В больнице? В голове проносится ворох вопросов. Словно чувствуя их, мужчина продолжает:
- Вчера вас привезли в местную больницу с сотрясением мозга. Мы провели осмотр — с вами все хорошо, но ближайшие дни вам нужен покой и отдых.
- Как я сюда попала? -спрашиваю сиплым голосом врача.
- Вас привез Максим, -отвечает он, а сам внимательно за мной наблюдает.
Максим... Он его знает, причем, видимо, хорошо. И тут в голове вспыхивает вчерашний вечер... Витя, измена, побои, карточный долг, мое согласие... резко становится нечем дышать. Пытаюсь сесть на кровати, но тут же падаю на нее обратно. Перед глазами все начинает плыть, а к горлу подкатывает тошнота. Врач бросается ко мне и начинает укладывать меня на кровать.
- Лиза, успокойтесь, вам сейчас лучше не делать резких движений. Просто лежите и отдыхайте. Хорошо?
- Хорошо, -соглашаюсь я с ним и замолкаю, отворачивая голову к стене.
Он некоторое время стоит еще, наблюдая за мной, а потом выходит. А я погружаюсь в свой мир, полный боли и мучений, мир, имя которому, Максим Старов....
Я знала, что рано или поздно он придет ко мне. Максим всю жизнь был упертым. Если что-то решил — по головам мог идти. Плевал на принципы, моральные устои. Все эти годы я ждала... Хотя...сначала ждала. Даже встретиться с ним пыталась. Хотела его увидеть, поговорить, но он был не досягаем. Потом я смирилась и принялась ждать его. В каждом шорохе, в каждой тени за спиной видела его. Понимала, что брошенные им в тот день угрозы рано или поздно будут исполнены.
В некоторых странах человека приговаривают к смертной казни, но приводят приговор в исполнение не сразу. Приговоренный может несколько лет ждать своего момента, а потом неожиданно раз — и все. Пока он дождется своего часа просто сойдет с ума, а может сам наложит на себя руки.
Помереть мне не дали, от сумасшествия тоже лечили, так что оставалось тупо ждать часа икс. И вот он наступил. Мой палач пришел ко мне — выносить свой вердикт.
Я не верю, что Витя специально поставил меня на кон, Максим определенно его вынудил — это особая извращенная форма мести. Был ли у меня выбор отказаться? Конечно, был, но быть повинной в смерти еще одного человека я не готова морально. А платить мне, все равно, пришлось бы. Максим еще тогда решил — во всем виновата я...
Слабость в теле, лекарство в крови заставляют меня снова погрузиться в сон.
Выныриваю из него от звуков разговора. Прислушиваюсь. За дверью Максим и тот доктор.
- Как она? -спрашивает Старов.
- Лучше, но ей бы пару дней в станционаре полежать... -говорит медленно доктор.
- Нет, я сейчас ее заберу. Отвезу за город, там в себя придет, -четко проговаривает Макс.
- Старый, -а доктор его очень хорошо знает, -чтобы ты не задумал, это не решение. Мы говорили с тобой об этом много раз — отпусти прошлое, живи настоящим. У тебя семья: жена, ребенок, стабильное будущее. Зачем она тебе?
- Ты знаешь прекрасно — у меня не жизнь, а искалеченное отражение. И это все из-за нее. Я должен с ней расплатиться за прошлое.
- Это ничего не исправит, -не унимается доктор.
- Зато меня сделает счастливым, -жестко произносит Старов.
Дверь в мою палату открывается. Сталь в его взгляде буквально разрезает меня на кусочки. Я смотрю на Максима, а вижу другое — жить мне осталось совсем немного. И в голове его слова из прошлого: «Ты сдохнешь, сука, в муках сдохнешь за моего умершего сына».
ГЛАВА 4
Максим
Я зол. Со вчерашнего дня злость во мне не угасает. Она с каждой минутой полыхает все сильнее и сильнее. После того, как оставил Лизу в больнице поехал домой. Понимал, что разговора с отцом не избежать.
Это для других он принципиальный и честный политик, образцовый семьянин, отзывчивый человек, но я знаю его истинное лицо. И оно, отнюдь, не так бело. Он не руководит нашим городом, а правит. В его руках вся власть, ему подчиняются все. Отцу даже деньги из казны воровать не надо — половина криминальных доходов и так идет ему, потому что всей этой грязью занимаюсь я. Да, да! Я всегда был бельмом на его глазу, всю жизнь шел поперек его слова. А теперь прикрываю его зад по всем фронтам. Нашлась работа для неблагодарного сынка.
Моя ненависть шла из детства, когда он пытался воспитать меня по своему образу и подобию. А я был заражен максимализмом дяди, который вместо военного училища поступил на актерский факультет и всю жизнь провел в трупах районных театров. Эта была не жизнь, а скитания, но в его глазах всегда горело счастье от того, что он делает родное ему занятие.
А еще я отвернулся от отца после того, как застукал его в кабинете с нашей няней. Образ сильного и преданного отца вмиг померк перед глазами. Теперь каждым своим поступком я старался сделать ему больно. У меня отчасти это выходило. И, хотя отец часто наказывал меня, за одно я ему был благодарен — он вытащил меня из ада, в который я загнал себя после армии, предательства Лизы и смерти сына. По его настоянию я женился на Алиске, у нас родился Ванька. Пусть я не люблю жену, но сын для меня святое. За это я и прикрывал отца.
Разговор между нами, как всегда,был не из приятных. Его очередное поучение о том, что семья — это святое, нужно учитывать мнение других, вывели меня из себя:
- Я смотрю ты учитывал наше мнение, когда трх***л нашу няню в своем кабинете? -плевал я ему в лицо. -Или учитываешь мнение мамы, когда отдыхаешь в сауне с проститутками из моего клуба?
- Заткнись, щенок! -ревет отец. -Не тебе мне указывать, что делать.
- Конечно, папочка, ты же у нас здесь начальник, мэр, -издеваюсь я, -а я так — шавка на побегушках.
Он буравит меня взглядом. Убил бы, да нельзя.
- Значит так, -говорит он, -в выходные улетаешь семьей на отдых. Это не обсуждается.
- А почему не завтра, сейчас? Почему ты опять все решаешь за меня? -внутри все кипит.
- Потому что дома надо чаще бывать, тогда будешь сам решать, -чеканит он.
- Извини, времени мало. Дела твои незаконные проворачиваю, -опять нарываюсь я. -Зачем отдых? Мы только месяц назад отдыхали.
- Затем, -он начинает говорить спокойнее, что я скоро стану снова дедом, а ты отцом.
- Что?
- Ты все прекрасно слышал.
Отцом... Я обожаю детей, готов со свои ребенком часами сидеть. Когда Алиска Ваньку родила, я сам его кормил и памперсы ему менял. Кто бы увидел — с ума сошел. Меня все знают как злого, безбашенного мерзавца, а тут такое. Но почему-то внутри грызет какой-то червяк сомнения... Почему я узнаю об этом не от жены, а от своего отца?
Разговор с Алисой не клеиться с самого начала... Она полностью ушла в счастливое ожидание будущего малыша и меня не слышит... Не могу слушать ее розовые сопли. Собираюсь и уезжаю в клуб. Плевал я на все эти приемы.
Привычно разруливаю дела. Думаю о ребенке... Но мысли улетают в другое место... К Лизе.
Интересно, не уйди я тогда в армию, родился бы наш малыш? А может у нас были бы еще дети? Внутри разливается порция горечи, растекаясь по венам и поджигая чуть утихнувший костер. Мать твою! Одной мысли о этой суке достаточно, чтобы вывести меня из себя. Спускаюсь в бар и пью. Напиваюсь до беспамятства. Подцепляю какую-то девицу и веду ее в кабинет. Я не интересуюсь ее мнением, мне плевать на то кто она, как зовут. Мне нужно выпустить пар. Беру ее прямо на своем рабочем столе, но не вижу лица девушки, вместо нее перед моими глазами стоит Лиза... будь она проклята...
Сегодняшнее утро началось с жуткой головной боли и истеричных криков Алиски. Ну почему Бог наделил некоторых женщин таким громким голосом и полным отсутствием мозгов? Неужели она не понимает своими куриными мозгами, что мне сейчас определенно не до ее истерики. Не понимает, орет дальше:
- Старов, ты обнаглел в корень! Тебе плевать на нашу семью: меня, детей, если только ты и твои шлюхи! Я устала! Я все расскажу твоему отцу, пусть он предпринимает мер...
Договорить она не успевает, моя рука сжимается вокруг ее горла. Голубенькие глазки Алисы мигом наполняются страхом. Она открывает свой рот, чтобы схватить воздух, но только смешно хлопает накаченными губами.
- Милая, -говорю я ей так, что она даже перестает пытаться вдохнуть воздух, -если ты еще раз, запомни, еще один только раз посмеешь открыть свой красивый ротик и пожаловаться отцу, я сделаю так, что ты больше никогда не посмотришь на мир своими очаровательными глазками.
Она хлопает наращенными ресницами, из ее глаз текут слезы. Ослабеваю хватку на горле, давая ей возможность вдохнуть хоть немного кислорода.
- Я мать твоего ребенка, -сипло произносит она, -и жду от тебя еще одного.
- Правда? -с издевкой произношу я. -Как же хорошо, что ты нормально мне это сказала только сейчас, из вчерашнего твоего бреда я понял только одно — нужно очень много денег для нашего будущего малыша. А вот моему папочке ты, почему-то, не замедлила сказать, что ты беременна. Или ты забыла, что мы семья?
На лице Алисы появляется растерянность. Она усиленно пытается придумать, что мне сказать.
- Я думала, он заставит тебя одуматься и вернуться ко мне, -наконец, выдает она.
Из моей груди вырывается смех. Я начинаю смеяться. Отпускаю ее. Алиса пятиться от меня назад.
- Вернуться к тебе? Я тебя умоляю — ты прекрасно с самого начала знала — нет никаких мы, есть я, ты и мои деньги.
- Я люблю тебя! -вопит она.
- Ложь! -начинаю звереть. -Ты любишь только мой счет с кучей денег на нем и все!
- Я родила тебе ребенка!
- Гарантию твоего благополучия! Меньше рассказывай своим милым подругам о том, как выгодно вышла замуж. У них очень сильно развязывается язык, когда я их имею.
- Ненавижу тебя! -визжит она. -Ублюдок! Ты мне всю жизнь сломал!
- Прекрасно! -моя злость достигает предела. -Так я освобожу тебя от своего присутствия в твоей жизни. Развод сейчас дело быстрое.
Она моментально бледнеет и кидается мне на грудь.
- Максимка, миленький, прости меня, прости. Это все гормоны. Ты же понимаешь, -молит она меня, -я не специально. Я больше ничего не скажу твоему отцу, умоляю, прости меня.
Отталкиваю ее от себя — надоела эта постоянная фальшь. Но понимаю, что выбора нет. У нас сын растет, скоро еще малыш появится, не могу лишить детей матери.
- Я тебя предупредил — еще раз пожалуешься на меня отцу: отберу детей и выгоню на улицу голой.
Она трясет головой, как китайский болванчик, соглашаясь с моими словами.
Отворачиваюсь от нее и иду в ванну. Холодная вода приносит мнимое облегчение ненадолго. Но, видимо, сегодня высшие силы решили вывести меня из себя. В гостиной мой пятилетний сын строит замок из нового конструктора. Помогаю ему в строительстве.
- Завтра мы с тобой, Вань, в бассейн едем, -говорю я ему между делом.
- Нее, пап, я завтра с дедом поеду, по делам, -с гордостью проговаривает мой сын.
- Каким? -задаю я вопрос.
- Садик открывать, мне разрешат ленточку перерезать, деда сказал.
Внутри все скрежет от злости. Бл***ь, я же просил его, не трогать мою семью. Я не желаю, чтобы мой ребенок с детства был у всех на виду. Чтобы с детства, был приучен к всеобщему внимаю и обожанию.
- Понятно, -со скрипом произношу я.
Доведенный до предела, я еду в больницу. Хорошо, что не встретил сегодня еще отца, иначе бы точно съездил ему по морде.
По дороге успел немного успокоиться, но Васька меня снова завел, доброжелатель хе***в. Заступиться он за нее решил! Ух!
Захожу в ее палату. Лежит. Смотрит на меня, но взгляд мутный, как будто куда-то в прошлое смотрит. Что, милая, вспомнила свои грехи? Правильно, пришло время за них отвечать. Подхожу к ней ближе. Смотрю в упор.
- Сейчас быстро оденешься и поедешь со мной, -отдаю ей указание, -поняла?
Лиза только кивает.
- Макс, -вклинивается Васька, -я бы не советовал...
- А я бы не советовал мне мешать, -обрываю я его. -Напиши все медицинские предназначения на листке.
- Хорошо, -он не спорит, знает меня прекрасно, -только мне ей укол надо сделать еще один.
- Делай, в коридоре подожду.
Сперва хотел в палате подождать, но понял — увижу, как она переодевается и сорвусь... Да, бл**ь, я до сих пор ее хочу! Так хочу, что зубы от похоти сводит, а член колом встает от одного воспоминания о ее теле. Жду, пока она соберется, а сам минуты считаю, почему так долго? Наконец, она выходит. Бледная, с синяками под глазами смотрит на меня и начинает падать. А я снова ее ловлю.
- Она не сможет дойти до машины, я тебе говорил, -говорит друг.
- Донесу, -огрызаюсь я. -все написал? Клади мне в карман.
Он послушно запихивает листок в мой карман. Я прощаюсь с ним и несу Лизу в машину. Она молчит. Только руками меня за шею обхватила. Но не прижимается, как будто старается сохранить дистанцию. А мне в нос ее запах ударяет. Дьявол! Она меня одним своим запахом убивает. Рушит все стены из возведенной мной ненависти.
На автомате сажаю ее в машину, на заднее сидение, рядом с собой не выдержу, сорвусь. Бросаю все внимание на дорогу, чтобы хоть как-то отвлечься.
Я с самого начала знал, куда отвезу Лизу. Это место за городом я присмотрел еще давно, когда мы с ней вместе были. Думал, построить нам дом тут. Не вышло... Но дом, все равно построил. Приезжал сюда, когда совсем туго становилось, когда мысли о ней на куски рвали, и пытался избавиться от наваждения...
Пока мы ехали, она уснула. Бережно, чтобы не разбудить ее, беру на руки и несу в дом. В комнате аккуратно раздеваю ее до белья. Меня уже ощутимо потряхивает.
Стоп, Макс, стоп! Ты поклялся, жизнью поклялся, что больше не притронешься к ней, не позволишь плотским желаниям взять верх над разумом. Не могу бороться... Рука сама тянется к ней. Касаюсь волос... Провожу пальцами по плечу, груди, животу... Тростинка, моя тростинка... Взгляд падает на ее губы... накидываюсь на них... целую ее, а сам на куски душу свою рву. Не могу! Не могу я без нее! Господи, помоги!
Внизу слышится стук закрываемой двери. Просто отскакиваю от Лизы. Если сейчас не уйду, то все, что я задумал с ней совершить, не произойдет. Прахом рассыпется, потому что я ей все прощу, только, чтобы моей снова была... все... даже убийство нашего малыша...
ГЛАВА 5
Лиза
Я не ведаю, что решил Максим. В чем заключается «отработка» долга мне тоже не известно. Пять дней назад я пришла в себя в одной из комнат загородного дома. Тот доктор, когда Максим вышел, сделал мне укол снотворного, которое и заставило меня уснуть в машине. Я ему за это благодарна.
За эти дни Максим не появился ни разу. Но это не означало, что он привез меня и забыл. За моим здоровьем следила Нина Григорьевна — женщине было шестьдесят лет, но она умело делала уколы, а еще прекрасно готовила и следила за домом. Со мной она была немногословна. Да и я не особо шла на контакт. Меня вдруг охватила какая-то апатия, накрыло чувством неизбежного. Ничего не интересовало, будущее было безразлично.
Сегодня мне удалось нормально, без тошноты и головокружения, встать. Привела себя в человеческий вид (моя одежда «чудом» оказалась в этом доме), позавтракала. И теперь, удобно усевшись в большое кресло, смотрела в окно. В голове мысли текли тихой неспешной рекой,унося к истокам моей жизни...
***
В детстве мы все верим в сказки, ждем чуда. Вырастая, мы теряем эту веру. У кого-то она теряется постепенно, растворяясь в реалиях жизни, а у кого-то эта вера разбивается как хрустальная ваза, обдавая вас осколками разбитых надежд. Для меня чудеса закончились в день смерти моих родителей. Молодые, полные жизни они ушли из этого мира быстро — в их машину на полной скорости влетел бензовоз. Водителю бензовоза чудом удалось спастись, а вот мои папа и мама умерли мгновенно. Потом, как бы страшно не звучало, я буду завидовать их мгновенной смерти.
А в тот день для маленькой десятилетней девочки мир из цветного и прекрасного, стал черным и злым.
Жалость... Ненавижу это чувство. Меня все жалели, а я озлобленным волчонком хотела на них кинуться. Жалость разъедает людей, она превращает их в наркоманов: они выделены из основной массы человеческого потока, на них постоянно обращают внимание, говорят про них — это становится зависимостью для некоторых. Вот я какой, пожалейте меня! Но для некоторых жалость становится стимулом жить дальше, бороться с ней и с миром.
Многое ли может ребенок? Многое! Обиженная на несправедливый мир, я решила, что вырасту и стану судьей. Это решение пришло ко мне после суда, на котором решали меру наказания для водителя бензовоза. В зале было много народу — такой резонансный случай. Многие шептались. Краем уха до меня долетали их голоса. Вот тогда-то я услышала фамилию — Старовы. Виновнику аварии, в которой погибли мои родители, дали три года условно! У него, как оказалось, были «влиятельные» родственники. Но, когда зачитывали приговор, судья сказал о хороших характеристиках виновного и о детях, находящихся на его иждивение. Бабушка на суде плакала. А я в упор смотрела на человека, который убил моих родителей и понимала — нет предела ненависти в сердце человека.
С того дня я шла к своей цели. С головой ушла в учебу. Бабуля думала, что так я пытаюсь уйти от горечи потери, отчасти она была права. Школа,в которой я училась была самой обычной. Я уговорила бабушку перевести меня в гимназию. Мотивировала это тем, что хочу получить больше знаний. Бабуля согласилась.
Первое сентября для меня, восьмиклассницы, прошло в стенах новой школы. Сначала было тяжело: новые учителя, углубленное преподавание, новые одноклассники. Многие из очень богатых семей. Для подростка не быть принятым сверстниками очень сложно. Меня встретили прохладно. Особо не трогали, но и радости не было. Не обращала внимания. Последние четыре года я была одиночкой. Из класса я хорошо общалась только с Витькой Левшиным. Мы с ним за одной партой сидели. Но все изменилось в один день.
С самого начала я знала, что в моей классе учиться Максим Старов. В городе только у одной семьи была такая фамилия. И семья эта была очень богатой и влиятельной. Сопоставить факты было не сложно — он один из тех, кто причастен к несправедливости в моей жизни. Я заранее его возненавидела.
Максим отсутствовал весь первый месяц обучения — отдыхал в каком-то лагере.
В тот день я привычно сидела перед началом уроков и повторяла домашнее задание по литературе. Вити до сих пор не было, поэтому за партой я была одна. Ребята обсуждали какой-то фильм, девчонки трепались о вещах. Неожиданно в классе стало тихо, а потом раздались радостные голоса:
- Старый, привет! Ну наконец-то! Мы тебя уже не ждали!
Девчонки вообще визжали от радости. Заинтересованная причиной их веселья я оторвалась от учебника и подняла голову. Встретилась с заинтересованным взглядом серых глаз и... утонула в них. Я добровольно привязала к своей шее веревку и прыгнула в глубокий омут. Он смотрел на меня не отрываясь. Нагло изучал. А я усилием воли отвела глаза и уставилась в учебник. Уже не понимая, что читаю.
Я слышала, как ему поспешно объяснили, кто я такая, добавляя при этом нелестные эпитеты в мой адрес. Мне было без разницы. На страницах учебника я видела только серые омуты его глаз.
Соседний стул за моей партой отодвинули. Подняла взгляд. Старов спокойно занял место рядом со мной.
- Вообще-то я сижу не одна! -возмутилась я.
- Да, ты сидишь не одна — теперь ты сидишь только со мной! -в его голосе уже тогда было столько власти. -И злить меня не советую, тростинка.
Надо ли говорить, что с того самого дня я всегда сидела только с ним за одной партой.
***
Воспоминания прерываются шумом подъезжающей машины. Встаю и смотрю в окно. Максим приехал. Опускаюсь снова в кресло. Он приходит в комнату через несколько минут. Слышу, как открывается дверь. Макс медленно подходит к креслу. Делаю глубокий вдох. Легкие обжигает его запах. Острые древесные нотки его парфюма, усиленные морозом. Внутри все сжимается от боли. Мой мужчина! Так пах всегда мой мужчина!
Максим присаживается рядом со мной на корточки и смотрит в упор. Какой же он красивый! Пальцы на руках начинает покалывать от желания прикоснуться к нему. Разбуженные воспоминаниями чувства рвут меня... Я поддаюсь желанию и касаюсь пальцами его щеки. Он удивлен, по глазам это видно. Макс закрывает на несколько секунд глаза. Его дыхание останавливается. Сама перестаю дышать. Вожу по его лицу пальцами, впитывая в себя его тепло... Родной, любимый когда-то... предавший, отказавшийся от меня... быстро отдергиваю руку и вжимаюсь в кресло.
Моя резкая перемена не остается незамеченной. Максим тоже меняется. Как ежик, выпускает иголки.
- Поправилась? -говорит он грубо и, не дожидаясь моего ответа, продолжает. -Прекрасно! Пора начинать отработку.
Его взгляд изучает мое тело. А на мне только короткий домашний халат одет — в доме тепло.
- Я не буду с тобой спать, -огрызаюсь я.
Он недолго смотрит на меня, а потом начинает громко смеяться. Его веселье растет с каждой минутой, а мне, почему-то, хочется еще сильнее в кресло вжаться.
- Спать? -говорит он с таким льдом в голосе, что я ежусь от мнимого холода. -Неужели ты думаешь, что мне нужно твое тело? Нет, милая моя, я больше никогда не притронусь к тебе! Запомни это. Я не подбираю объедки!
Он не бьет меня физически, но морально ударяет так больно, что дышать становится сложно.
- Если хочешь расплатиться своим телом, -издевается он дальше, -я могу это устроить — у меня есть пара знакомых, которые не прочь развлечься с проституткой.
Молчу. Знаю, он зол, в таком состоянии его лучше не трогать.
- Но я более милостив. Отработаешь мне другим способом — с сегодняшнего дня ты новая няня моего сына. Принимайся за свои обязанности.
ГЛАВА 6. Максим
Я не этого хотел для нее. Она должна была по-другому отрабатывать наказание. Жаждал унизить Лизу, сломать. Думал привезу ее в клуб, заставлю раздеваться перед толстыми,обнаглевшими от шальных денег мужиками, которые будут лапать ее своими сальными пальцами. Однако судьба распорядилась иначе.
***
Сразу после того, как я привез Лизу в дом, мне пришлось вылететь с семьей на отдых. Как я не хотел! Но спорить с отцом не стал. Да и Алиску не хотел расстраивать — беременная же. Но отдых не шел. Я постоянно был на взводе. Всем свои естеством рвался домой. Понимал, что это безумие, но мне просто необходимо было, чтобы Лиза находилась рядом. Я жаждал ее!
Прошло пять дней, но я не замечал окружающего мира. Пока в один из вечеров не пришел в комнату к сыну, которую он занимал со своей няней. Ванька сидел на полу и спокойно катал машинки.
- Вань, а ты чего один? -спросил я, присаживаясь рядом с сыном. -Где Люся?
- Мы с ней играем в разведчиков, -важно ответил ребенок.
- Это как? -не поминал я.
- Ну она ушла на разведку, а я сижу штаб охраняю. Вот так, пап!
- И куда на разведку ушла тетя?
- Не знаю, но она с собой маму хотела взять. Она скоро придет и принесет мне награду.
Сын весь засиял. А у меня внутри засвистел чайник, наполненный кипящей злостью. Взял Ваньку на руки.
- Мы с тобой тоже пойдем на разведку, хочешь?
- Очень! -возликовал ребенок.
Уверенно направился с сыном к себе в номер. За эти дни я бывал в нем только ночью, предпочитая проводить день вместе с сыном у бассейна, а вечера в баре — это помогало не думать о Лизе. Ожидаемо застал Люсю в нашем с Алисой номере.
Я был категорически против того, чтобы лучшая подруга Алисы стала няней нашего ребенка. Но жена в слезы умоляла взять именно ее, мотивируя это тем, что своего ребенка она доверит только близкому человеку. Насела на меня тогда так, что я согласился. Люся работала няней уже четыре года, но без особого усердия. Я терпел. Она исправно пыталась залезть ко мне в койку, но я постоянно ее выкидывал от туда — не хочу опускаться до уровня своего отца. Да, изменяю жене, но ее я сразу предупредил — верности не жди. А вот в своем доме разврат разводить не собираюсь.
Картина, представшая пред глазами, чуть не превратила меня в разъяренного зверя, останавливал только Ванька на моих руках. Алиса и Люся сидели на кровати и спокойно потягивали вино из бокалов, закусывая его конфетами и фруктами. Когда я открыл дверь, они заливисто смеялись над чем-то. Меня захлестнуло от злости. Ладно, это дура подруга пьет, хотя какое ладно. Она няня моего сына, должна исполнять, в-первую очередь, свои прямые обязанности — следить за ребенком, а не хлебать вино. А вот что выделывает моя, к слову сказать, беременная жена? Или не беременная?
- Празднуете? -проговорил я тихо, но сам ощутил холод в своем голосе.
Они синхронно обернулись и посмотрели на меня. На лице Люси проскользнул испуг, но он быстро сменился наглостью и ехидством. Она с вызовом посмотрела на меня и сделала глоток из бокала, облизнув после этого свои пухлые губы.
А вот женушка моментально побелела. Она бросила быстрый взгляд на бокал, видимо соображая куда бы его деть, чтобы я не заметил — никуда, я все прекрасно видел. Осознавая, что выхода нет, она опустила голову и молчала.
- У тебя час, чтобы собрать вещи, милая, -все так же спокойно обратился к жене. -А ты, -смотрю в наглые глаза Люси, -уволена. Добираться от сюда будешь сама, как сможешь.
- Что? -ее лицо вытягивается. -Ты псих! На какие деньги я полечу назад!
На крики этой дуры не обратил внимание. Вышел и громко хлопнул дверью.
- Пап, а мы домой едем? -задал вопрос мой сын.
- Да, -ответил ему.
- Хорошо, -он улыбнулся, -мне жара надоела, я к бабушке хочу.
Желание сына вызвало смех. Мы спустились с ним вниз. Попросил администратора забронировать нам билеты на ближайший рейс до дома. Он услужливо выполнил просьбу, подогретую купюрой.
- Па, а няня с нами не летит? -очередной вопрос от Ваньки.
- Нет. Она больше не твоя няня.
- Значит она больше не будет запрещать мне шуметь и раскидывать игрушки? -не унимался сын.
- Нет, но шуметь правда нехорошо, как и разбрасывать везде игрушки, -поучал его я.
- Эх... а у меня будет новая няня?
Его вопрос поставил меня в тупик. Перед глазами всплыло лицо Лизы. Вот оно решение! Осенило меня.
- Будет сын — у тебя скоро появится очень хорошая няня!
***
Я заранее понимал — для нее это будет тяжело: жить в моем доме, с моей семьей и понимать, что она потеряла это все. Так за богатством гналась, а ничего не нажила. Пусть теперь локти кусает!
Но увидел ее бледную, с пустым взглядом и чуть не раскололся от нахлынувших снова чувств. Моя, моя женщина!
Я ее, когда в школе в первый день увидел, секунды стало достаточно, чтобы понять — вот та, которая станет моей судьбой. За ней хоть в ад, хоть в рай. Как это в любовных романах пишут — истинная пара. Кроме нее никто не нужен был. Я ей дышал, жил!.. А Лизке это не нужно было...
Ее рука коснулась моей щеки... Думал сдохну от этой ласки. Столько лет не чувствовать ее тепла, не вдыхать запаха любимой женщины, не касаться... А она рука отдернула. Брезгует! Вмиг загорелся. Смотрю на нее, а она дальше издевается.
- Я не буду с тобой спать, -огрызается мне.
Не смог себя сдержать. Прорвало. Она не брезгует, дура, боится! Думает, я ее заставлю отрабатывать должок через постель! Нееет! У меня для тебя другое приготовлено.
- Но я более милостив. Отработаешь мне другим способом — с сегодняшнего дня ты новая няня моего сына. Принимайся за свои обязанности.
Лиза бледнеет еще сильнее. Вжимается в кресло. Закусывает нижнюю губу. Закрывает глаза. Перестает дышать. Ей больно... Кожей ощущаю ее боль... И внутри становится паршиво... Мне от ее боли плохо. Меня скручивает. Бумеранг наказания, который я бросил в нее, прилетел ко мне и ударил в разы сильнее. Нервно сглатываю. Вижу, как по ее щеке катиться одинокая слеза... Я равнодушен к женским слезам, они не вызывают во мне ничего. Но только она могла менять меня в один миг своими мокрыми дорожками на щеках.
Срываюсь... Бросаюсь к ней и накрываю ее губы в диком, больном поцелуе. Он не Лизе нужен, а мне! Чтобы хоть на минуты забыть, какая я сволочь, как ломаю ее. Целую, разрывая себя на куски... родные, самые желанные губы на свете... сколько раз я целовал их во сне, сколько раз пытался забыть, целуя других... не смог... не научился...
Она не реагирует... сидит как статуя... но постепенно чуть робко начинает отвечать. Углубляю поцелуй, сплетая наши языки в безумном танце. Мне крушу рвет. Чувствую, как хочу ее. Здесь, прямо сейчас. Подохну без нее сейчас. И плевать на все. Сдаюсь я... Рука проникает под халат. Касаюсь груди... Рычу от того, что нет сил ждать. Ее стон срывает последние преграды...
-Папа, папа, ты где? -голос сына обухом бьет по голове, возвращая к реальности...
Резко отрываюсь от нее. Если задержусь еще хоть на секунду, не смогу справиться с собой. Глаза Лизы полны удивления. Она судорожно поправляет на себе халат, хватая при этом воздух, как рыба. Отворачиваюсь от нее и опираюсь руками на подоконник окна. Мне нужно прийти в себя, у меня, мать твою, одуренный стояк. Вспоминаю армию. Тот ужас всегда помогал мне отрезвить немного нервы. Желание начинает спадать, хотя эрекция не спешит уходить.
Поворачиваюсь и иду на голос сына. Он стоит у двери соседней с Лизой комнаты. Той, которая должна была стать детской для наших с ней детей... символично...
- Я здесь, Вань, -отвечаю сыну.
- Ты в прятки играешь? -улыбается он.
- Почти, -подхожу к нему и беру его на руки.
- И я хочу! А зачем мы сюда приехали?
- Знакомиться с твоей новой няней.
Малыш смотрит на меня недоверчиво. Ванька плохо реагирует на чужих людей. Но выбора нет. С ним на руках возвращаюсь в комнату к Лизе. Она все так же находится у окна, только теперь не сидит в кресле, а стоит. По ее выпрямленной спине видно — она нервничает и очень сильно.
- Это Лиза, -нарушаю я тишину, -твоя няня, Вань.
Лиза вздрагивает, словно мой голос оглушает ее. Но через пару секунд поворачивает к нам голову. На ее лице улыбка, она приветливо смотрит на меня и сына, и только глаза выдают правду — моя месть удалась: ей больно, очень больно. И мне от этого совершенно не радостно на душе, а гадко и мерзко от самого себя...
***
Я весь день проторчал в кабинете своего загородного дома. Несколько раз порывался уехать, но не решался оставлять Лизу наедине с Ванькой, хотя в доме была Нина Григорьевна, а на улице находилась охрана. И рядом с ней и сыном быть не мог... Трясло, как в лихорадке.
Все эти годы, следя за ней, я видел, что она так и не родила. Эта, тварь, ненавидит детей, они ей ненужны, убеждал я себя. Ее сердце не способно любить кого-то больше себя любимой. У нее напрочь отсутствует материнский инстинкт. Но, весь день наблюдая, как Лиза ладит с моим сыном, я понимал — все мои выстроенные мосты из убеждений и ненависти рушатся, осыпаясь гигантским камнепадом.
Ванька, который сначала с опаской на нее посмотрел, уже через пару минут сидел у нее на руках и весело щебетал. На меня сын даже не обратил внимание. Смотреть на то, как Лиза держит моего ребенка на руках, как внимательно его слушает, что-то говорит, объясняет, долго я не смог. У меня внутри все в тугой узел свернулось от боли. Я стремительно вышел. Закрылся в кабинете. За день покинул его только пару раз, чтобы снова и снова натыкаться на них, и, задыхаясь, убегать в кабинет, где умирающим в дикой агонии зверем рычать от внутренней боли...
Лизка! Что же ты мать твою с нами сделала! Это нашего сына ты должна была так держать на руках. Ему рассказывать сказки, кормить обедом и помогать строить большой замок! Наши дети должны были наполнить этот дом смехом и радостью. Здесь бы царили любовь и мир. А вместо этого ты замужем за ублюдком, который над тобой издевается, который обманывает тебя. А я женат на нелюбимой женщине, которая мне рожает детей... Нет нас, разрушено предательством и ложью...
Решив сделать Лизу няней Ваньки, я хотел ее сломать, причинить боль, а сломал себя. Качусь стремительно в ад, из которого так долго вылезал. Меня, как-будто, пытают раскаленным железом, прижигая кожу вновь и вновь, стоит мне только подумать о ней и сыне... Я не знаю, сколько смогу продержаться, но выбранная месть не кажется мне уже такой замечательной.
Телефонные звонки отвлекают от тяжелых мыслей, не давая снова уйти в бездну моего безумия. Работа помогает немного отвлечься, ненадолго выбросить из голову больные воспоминания.
На часах уже десять вечера. Захваченные с собой документы просмотрены. Все отчеты проверены, указания на завтра разданы. Смысла тянут дальше нет времени — выбираюсь из своего добровольного заточения. В доме тихо. Свет приглушен. Понимая, что не должен этого делать, все равно отправляюсь на поиски Лизы и Вани.
Я нахожу их быстро. Они в детской комнате. Сын уже спит. А Лиза сидит рядом и смотрит на него, улыбаясь. В руках книга со сказками. Смотрю ее лицо, воздух вышибает из легких. В ее глазах столько нежности, любви, радости. И то все к моему сыну. Я интуитивно чувствую исходящую от нее ауру тепла и доброты. Невидимые теплые нити тянуться от нее в разные стороны. Мне до боли в пальцах хочется прикоснуться к этому волшебству.
Ну как здесь остаться спокойным! Тихо подхожу к ней. Касаюсь плеча. Она вздрагивает и поворачивается. Плескавшиеся до этого в ее глазах чувства быстро сменяются отчаянием и болью. Волшебство, разрушенное моим вторжением, растворяется. Реальность накрывает нас с головой... Она мой враг, я ее палач, и между нами бездна...
Лиза встает и тихо выходит из комнаты. Иду за ней следом. Преследую, как волк добычу. Она ускоряет шаг, потом начинает бежать. А я не в силах ее отпустить. Бросаюсь следом. Лиза несется вниз по лестнице, но на последней ступеньке спотыкается и падает. Подлетаю к ней. Бережно поднимаю. Смотрит на меня глазами, полными слез и тихо молит:
- Что ты хочешь, Максим? Скажи, что я должна сделать, чтобы ты оставил меня в покое? Я не вынесу долго твоих издевательств...
А у меня слов нет... Чего я хочу? Раньше мести, а сейчас... Взгляд падает на ее губы... А в голове слова мои о том, что мне ее тело не нужно... Дьявол! Я знаю, чего хочу...
ГЛАВА 7. Лиза
Мне хотелось сегодня умереть. Снова вернулись те мысли, загнанные глубоко на задворки моего сознания. Когда Максим сказал, что теперь я няня его сыну, время будто остановилось. Внутри что-то оборвалось. Стало пусто. Только боль осталась и рана, сочащаяся черной кровью... Какого это: потерять ребенка от любимого человека, а потом воспитывать его дитя от другой женщины? Лучше не знать... Потому что это не передать словами, не пережить даже человеку с устойчивой психикой... А мне как быть? Я еще до сих пор в кошмарах слышу крик моего родившегося сына...
Дети не виноваты в поступках своих родителей. Как можно злиться и мстить маленькому человечку, который толком еще не понимает где добро, а где зло?
Когда Максима увидела с сыном, мне показалось, что сердце наживую вырезали из груди — так скрутило. Макс добился желаемого — его месть хуже китайских пыток, изощренная, превращающая человека в ничто.
Его сын похож на него: тоже выражение лица, те же глаза. И от этого еще невыносимее. Я всегда терзалась одной мыслью: на кого был бы похож наш сын? Но детям не нужна суровая правда жизни, поэтому с натянутым на лице весельем познакомилась с парнем.
И влюбилась в него сразу! Ну а как его не полюбить! Тихий, не по годам рассудительный, но по-детски наивный Ванька покорил меня сразу. Для меня, не сумевшей растратить свою материнскую любовь, это стало живой водой, вернувшей меня к существованию. Отключилась от внешнего мира полностью, мы весь день провели так, как положено проводить его родителям и детям: игры, шалости, разговоры. Спасибо, Максиму, он не вмешивался в наш маленький рай...
Да, я поступила цинично... На месте Ваньки сначала видела своего малыша... Меня буквально трясло от этой мысли. Но потом я поняла — это предательство по отношению к моему мальчику: он другой был бы, а сейчас есть Ванька, который совершенно не причем.
За приятной возней пролетел день. Парень совершенно отказывался спать, если я не прочитаю ему сказку. Не устояла! Ванька заснул уже на первой странице о похождениях Кота в сапогах. Но я читала дальше. Волшебная магия разливалась в комнате... Она лечила мою истерзанную душу, мое разорванное сердце. Страдания, поедавшие меня эти годы, затихли. Дышать стало легче. Затея Максима со мной в роли няни не казалась уже такой дикой. Наоборот. Поняла, что хочу этого. Да! Пусть я буду воспитывать чужого ребенка, но мне будет кому дарить свою любовь...
Все закончилось в один миг. Стоило Максиму меня коснуться. Реальность острым лезвием полоснула по коже. Его тяжелый взгляд бил сильнее слов. Не позволит. Не разрешит. Будет дальше меня мучить. Я знаю его прекрасно. Максим умеет находить больное место у противника и бить по нему постоянно.
Бежать, только одно слово проносится в моей голове, потому что сейчас накатит новая волна унижений. Выхожу из комнаты, иду, бегу, но он преследует. Мне не скрыться, не спастись. Найдет везде. И только одно мучает: почему столько лет ждал? Что мешало привести месть в исполнение раньше?
Боль от неудачного падения окончательно добивает меня. Слезы, так долго просившиеся наружу, наконец получают свободу. Он бережно берет меня на руки и ставит на ноги, прижимая к себе. А я даже оттолкнуть его не могу — так морально истощена, что и физических сил нет. Упираю руки ему в грудь... молю, с отчаянием:
- Что ты хочешь, Максим? Скажи, что я должна сделать, чтобы ты оставил меня в покое? Я не вынесу долго твоих издевательств...
Молчит... Смотрит в упор и ничего не говорит. А слов и не надо. Все и так видно. Я вижу голод плоти во взгляде Максима. Слышу его тяжелое дыхание. Молчание затягивается. Но разум уже дал ответ на мои вопросы — он хочет меня, ему мало унизить морально, нужно еще и физически. И самое противное, что я приму его, позволю заняться со мной сексом. Я десять лет жила роботом, не получая оргазма. От секса с мужем было небольшое физическое облегчение, но не было удовольствия, я не парила в небесах... Я голодна, жажду получить, наконец, запретное...
И это тоже его месть. Максим знает, как влияет на меня, что делает со мной. И пользуется этим...
Он нервно сглатывает. Взгляд Макса перемещается к губам. Мои руки, упертые ему в грудь чувствуют, как напряжено его тело.
- Прости, -тихо срывается с его губ.
А потом он целует меня. Но не набрасывается, как днем, нет, сейчас поцелуй нежен, даже робок. Он словно исследует мои губы, чуть касаясь их своими. Меня захватывает эта нежность. Не перестаю плакать, но уже не с такой силой отталкиваю его от себя руками. Максим кладет мне одну руку на затылок, а другой крепче прижимает к себе. И я чувствую, как он возбужден.
Поцелуй с каждой секундой становится все жарче, меня начинает трясти. Почему я позволяю этому человеку ломать меня снова и снова...
Неожиданно Максим резко отталкивает меня от себя и со злостью говорит:
- Уходи! Пошла прочь!
Пару секунд смотрю на него, а потом со всех ног бросаюсь наверх в свою комнату. Противна! Вот почему он меня прогнал. А я, дура сентиментальная, опять у чуть не поддалась ему. Забегаю по лестнице и останавливаюсь, чтобы чуть отдышаться. До меня долетает звук разбиваемого стекла и крик Максима:
- Ненавижу!
Он никогда не сможет меня простить...
ГЛАВА 8. Максим
Я пытался! Я боролся! Бл***дь, кому я вру? Ни х***я не пытался! Только услышал в ее голосе мольбу, посмотрел в заплаканные глаза и все — гори оно синим пламенем, умру, если не поцелую. Тростинка... дрожит в моих руках, вижу, как боится, а сама тянется ко мне. К сердцу моему тянется, протягивая к нему руки. И я ей его открываю. Крушу все возведенные мной стены, только чтобы позволить ей еще раз одарить меня своей нежностью.
Прости, прости меня — молю мысленно и не замечаю, как произношу это вслух. Губ ее касаюсь,боясь спугнуть, оттолкнуть, но на самом деле, не желая причинять очередную боль... Лиза сопротивляется мне недолго, чувствую, как натянутое тело расслабляется. И вот она уже сама прижимается ко мне. Мне крышу чуть окончательно не сносит. Чувствую себя пьяным только от одного поцелуя. Еле сдерживаю себя... А потом из самого потаенного уголка вылазит эта сука ненависть. Она ехидно смеется над моим провалом. Отрезвление наступает мгновенно.
- Уходи! Пошла прочь!
Рычу на нее, отталкивая. А сам хочу сильнее ее к себе прижать. Смотрю в ее глаза, и противно становится от того, что там вижу отражение монстра — себя, пытающегося причинить ей очередную порцию боли. Лиза убегает. А я начинаю крушить все вокруг, потому что ненавижу сейчас не ее, а себя — жалкое подобие мужика, который не может совершить настоящий поступок, просто отпустив любимую, не причиняя ей при этом боль...
Хватаю какую-то вазу и с силой запускаю в стену:
- Ненавижу!
Ору во всю глотку. Ненавижу эту сраную жизнь! На автомате бреду в кабинет. Достаю бутылку с водкой. Она припасена на самый отвратный случай, как сегодня. Пью прямо из горла, чтобы алкоголь прижег раны внутри, подействовал, как анестезия. Но облегчения практически нет. Обессиленно падаю в кресло. Пью снова и снова, накачивая себя отравой, а сам улетаю мыслями туда, в прошлое...
***
Мой отец всегда говорил:
- Нужно всегда подстраиваться под обстоятельства, но никогда под них не прогибаться.
Так он всю жизнь и жил. В период, когда Советский Союз медленно исходил в агонии, мой отец во всю занимался спекуляцией. Это приносило доход, но было опасным делом. Ну а стоило пасть власти коммунистов, и наступить долгожданной демократии, тут он развернулся с размахом. Ловко маневрируя между новой властью и разборками криминальных авторитетов, он быстро разбогател, став самым богатым человеком в городе.
Наш дом был похож на замок: за высоким забором, с кучей охранников должна была быть сказка, которой на самом деле не было.
Любовь отца прошла к моей матери сразу, с появлением в его жизни больших денег. Он не приводил домой баб, не заводил себе открыто любовниц, но всегда ей изменял. И если в детстве я боготворил отца, то, как только подрос и узнал все реалии жизни, люто возненавидел. Видя постоянные страдания матери, которая продолжала любить этого козла, я с каждым днем превращался в волчонка, который в один день должен был перегрызть ему глотку.
Отец боролся со мной: когда был ребенком ругал, порой лупил, а с моим взрослением наказывал сильнее — не давал денег, запирал в детских лагерях. Но мне было плевать, пока этот урод не нашел мое слабое место — мать. Он начал издеваться над ней, заставляя меня таким образом быть ему послушным. И я был. Готовый в любую минуту сорваться с цепи, я послушно выполнял его приказы, внутри умирая от ненависти.
Для меня мать была всем: опорой, отдушиной, самым близким и дорогим человеком. Только с ней я делился самым сокровенным. Именно она первая узнала о Лизе. В тот день, когда я встретил Лизку в школе, мама поняла, что в моей жизни появился еще один важный для меня человек. И она искренне радовалась. А я, как ребенок, взахлеб рассказывал о девочке с длинной косой и шоколадными глазами...
Это была любовь с первого взгляда, с первой минуты, секунды... Просто внутри что-то щелкнуло — моя! И все тут.
Я с ней хотел быть круглые сутки рядом. А она меня близко не подпускала. Если с тем, что за одной партой сидеть с ней теперь буду только я, Лиза смерилась, то на счет остального присутствия в моей жизни, она была против. Но меня это только сильнее раззадоривало. Устав от постоянного внимания девушек, я искал живую и настоящую, как Лиза. Для нее изменял себя, делая таким, который ей нужен.
Начал учиться! Надо было видеть лицо моего папаши, когда в моем дневнике стали появляться четверки и, даже, пятерки! Он от удивления говорить не мог. А я шел дальше. Лизка много времени проводила в библиотеке, штурмуя книгу за книгой. Делал тоже самое. Выбирая те разделы, которые нравились ей, я мог часами сидеть и любоваться, как она читает или пишет, или просто сидит. Мне было плевать что делать, лишь бы рядом с ней.
Лиза не разрешала провожать ее до дома. Но я все равно шел за ней. На расстоянии, как охранник, оберегал ее. Она не пускала меня в свой круг друзей, а я настойчиво бился в стену ее отчуждения.
И постепенно стена начала разрушаться, крошиться от моего натиска. Я стал замечать в ее глазах нежность по отношению ко мне.
Я ликовал! Душа пела. Одиннадцатый класс мы закончили уже рука об руку. Она стала моей девушкой, хотя мысленно я давно считал ее моей женой. Отец противился нашим отношениям, но не лез в них пока, считая это моей очередной дурью. А мама поддерживала. Рядом была, пока в один день ее не стало. Она просто не проснулась. Врачи потом скажут — оторвался тромб. Но я ничего не хотел слышать. Жить не хотел. Умер самый родной для меня человек. Если бы не Лизка... не знаю что было бы.
Она меня вытащила, спасла. Я пил жутко. С отцом пару раз чуть не подрался, виня его в смерти матери. А моя тростинка рядом была, к жизни возвращала... эх, знал бы зачем ей это все нужно было, лег бы с матерью в одну могилу... а тогда...
После смерти матери отец взялся за меня всерьез. Решил сделать из сына идеал, сам-то он собрался идти в политику. Ему был нужен воспитанный, правильный сын, которого можно удачно женить на дочки своего спонсора или партнера, обеспечить себе надежный тыл.
- Нам не нужна это голытьба, -кричал он по поводу Лизы. -Поиграл, потрх***ся и ладно. Какое будущее у тебя с ней будет? Никакого! Нужно вперед смотреть, а не назад.
- А мне начхать на него было. Я даже дома тогда не жил, мы с Лизой у ее бабушки давно проживали. Но отец не унимался. Он, как всегда, решил бить по больному, но матери теперь не было, а была Лиза...
Мы жили с ней открыто, плюя на законы морали, но я не домогался моей девочки. Да хотел ее дико, жутко, несколько раз в день мог онанировать, но на ее честь не покушался. А еще не изменял. Вспоминаю и смешно становится — я у нее первым был, а она у меня. Это бред по нормам современного времени, но тогда я на все был готов ради нее. Вот и ждал нашего совершеннолетия. Конечно, мы тогда не очень понимали, что такое предохраняться. Да и зачем, если считали себя мужем и женой, только без регистрации в загсе.
Лиза была на втором месяце, когда мне принесли повестку в армию. Откосить не было возможности. Отец определенно подсуетился. Он последние месяцы меня всеми силами пытался вернуть в лоно «семьи». Да я и не пытался. Знал, что будет ждать. Только очень переживал, как она теперь с маленьким будет без меня. Но она заверяла меня, что все будет хорошо.
Подошел день,когда меня забирали. Лиза с друзьями провожали меня у военкомата. До сих пор помню ее голубое платье с ромашками. Она ничего не говорит, только жмется ко мне сильнее. А мне слов и не нужно — я сердцем все слышу. Потом нас призывником уводят. Бросаю на нее прощальный взгляд — плачет и губами говорит:
- Люблю тебя!
- И я тебя! -отвечаю ей без звука.
Жду с другими ребятами, когда нас распределят. Но, вышедший офицер,называет только мою фамилию и велит идти за ним. Послушно выполняю приказ. Он приводит меня к кабинету, открывает дверь, пропуская вперед. Внутри сидит мой отец и внимательно за мной наблюдает. Захожу, дверь закрывается. Мы с ним один на один.
- Решил отдать долг Родине, сынок, -начинает он без приветствия.
- А тебе какое дело? -огрызаюсь я.
- Не дерзи, -рычит он. -Хуже будет.
- И что ты мне сделаешь? -выдаю я с ухмылкой.
- Тебе... -он делает паузу. -Не знаю, а вот твоей беременной Лизе могу кое-что сделать, ах да, не я, мои ребята, -сально смеется.
- Только попробуй, урод, -шиплю ему, готовый броситься.
- Ну-ну, успокойся и слушай, -говорит он серьезно. -Сейчас ты выйдешь от сюда со мной, сядешь в машину и поедешь в наш дом, а там будешь вести себя как положено сыну. Про свою девку забудь. Иначе...
- Иначе, папочка?
- Ты пойдешь служить, как и хотел, но зашлют тебя далеко-далеко, от куда твоя «любимая» может тебя и не дождаться.
- Плевать, -не поддаюсь я на его угрозы, -я верю ей. Она дождется.
- Как знать, сын, как знать. Оттуда ты вернешься, но вот как? Сейчас так много народу в Чечню отправляют.
Чувствую, как холодеют руки. Мать твою, он режет меня по-живому. Войной, сволочь, пугает. Лишь бы только заполучить меня.
- Ничего, -решительно отвечаю я.-повоюем.
- Дурак! Сдохнешь там! -вскакивает он и начинает кричать.
- Без твоей помощи похоронят, папа.
Отвечаю и выхожу, хлопнув дверью.
Юношеский максимализм вместе с злостью на отца двигал тогда мной. Согласись я тогда на его предложение, может все было иначе?
Меня кинули в самое пекло. Точнее в самый ад. Гоню в самые потаенные глубины воспоминания об армии, если они сейчас вырвутся — это полная ж***а. Минимум на неделю выпаду из привычной жизни. То, что было там нельзя передать словами. Война — это не повод, чтобы ей гордиться, это тяжелое испытание. Умирать не страшно. Страшно видеть, как умирают другие. Страшно ждать, когда наступит твоя очередь...
Тяжело было первые месяцы. Мне привыкшему к чистой, сытой жизни было дико не мыться несколько суток, жрать консервы и спать, сжимая в руках автомат. Но человек привыкает ко всему. И я втянулся. Самым тяжелым было Лизино молчание. Я писал ей каждую неделю, но она не отвечала... Это сейчас можно позвонить в любое время, а тогда телефоны были только у избранных.
Понимал, что ее молчание это, скорее всего, работа моего отца. Но могло быть и не так. Может, беременность протекает плохо. Может, у нее какие-то проблемы с бабушкой, женщина она уже очень пожилая и часто болеет. А может... Слишком много этих может роилось в моей голове. По ночам, они, как шакалы, окружали и ехидно скалились, предчувствуя добычу. Я гнал их, но с приходом темноты они возвращались вновь. Пытался не думать о доме, Лизке, нашем ребенком, понимал — сойду от этих мыслей с ума. Видел, как людям сносит крышу от страха умереть, от тоски по дому. Были те, которые просто кидались под пули.
Но я хотел жить! Ради нее хотел жить! Только для Лизы...
От друзей приходили скупые письма. Мужчине сложно писать много. Письмо для женщины еще может получиться большим, но для друга — хватит и пары слов, чтобы передать главное. Мне писали многие. Жалели, переживали, ждали домой. Но никто о ней и словом не обмолвился.
Пока... Мой лучший друг, Петька Митин не написал, что ее видели в баре с Левшой и не один раз. Порвал письмо к чертям. Несколько часов не мог успокоиться. Рычал, кулаки в кровь о стены сбил. Ложь! Не могла она так поступить... Но в армии другие законы. Слишком многих бросают, не выдержав разлуки. Не я первый, не мне быть последнему. Мы никогда с Лизой не расставались так надолго. Испугалась, что меня убьют, а она с ребенком одна останется? Нет! Это все отец мой подстраивает. Уверен!
Но от него за все эти полгода не весточки, не звоночка... Смирился? Вряд ли, и все же... Петька не будет мне врать. Он один единственный был в курсе всего. Я ему верил, как себе. И Лизка не писала...
А потом начались письма от других ребят. И там одно и тоже: Лиза встречается с Витьком. Не верил, рвал письма. Ночью волком выл, потому что перед глазами она вставала в объятиях другого. Зерно сомнения попало в благодатную почву. Я жаждал правды! У меня напрочь отключались мозги. Хотел из армии рвануть, чтобы увидеть Лизу...
Не потребовалось... По срокам она должна была родить. Ждал этого, как дембеля. Думал, что хоть как-то весточку пошлет. Меня вызвали в штаб. Не шел, летел туда. В кабинете, помимо начальника увидел отца. Внутри как-то все замерло от нехорошего предчувствия. Начальник вышел.
Отец подошел ко мне и молча, без приветствия, обнял. Сжал сильно. Я невольно ответил на его объятия. Каким бы гадом он не был — это мой отец. Тот, кто дал мне жизнь, научил многому, не смотря на мое поведение, помогал... Он разомкнул объятия и осмотрел меня с ног до головы. В его глазах была тоска и переживание.
- Здравствуй, Максим, -произнес отец глухим голосом.
- Привет, -поздоровался с ним.
- Изменился ты... возмужал, заматерел...
- Жизнь заставила.
- Понимаю, -он присел на стул. -Домой не хочешь?
- Хочу, -не вижу смысла врать, -но, сам понимаешь, не могу.
- Да... если хочешь, я помогу, -начинает было папа.
- А что взамен? -взбрыкиваюсь вмиг я.
- Ничего, -спокойно отвечает он. -Макс, я просто хочу, чтобы ты вернулся домой и все. Я не буду тебя не к чему принуждать, будешь жить так, как посчитаешь нужным. Знаешь, я многое переосмыслил после твоего призыва. Да, я изменял твоей матери, но любил ее, все равно. Когда она умерла, это меня сильно подкосило. Я понял, сколько дров наломал. Сын, возвращайся домой, с начальством твоим все улажу... У меня, кроме тебя, никого больше нет.
- У тебя есть внук или внучка, -зачем-то говорю ему я.
Лицо отца немного побледнело. Он сжал губы в тонкую полоску и тихо проговорил:
- Ты все равно узнаешь... Твой ребенок умер при родах... Лиза... она тебя не дождалась, начала встречаться с вашим одноклассником. Ее часто стали видеть с ним в барах. Я беседовал с врачом, который принимал у нее роды. Твой сын задохнулся еще в утробе...
Я не помню,что было потом. Он еще не успел договорить, а у меня ослепила яркая белая вспышка... пришел в себя от удара о бетонный пол. Меня четверо здоровых парней держали, а начальник вокруг отца бегал, лицо которого было похоже на кровавое месиво. Это потом ко мне начнут возвращаться воспоминания... Я не поверил ему, от такой жуткой лжи просто озверел, поэтому накинулся на отца и избил его. Но отец не защищался. Он принимал удары, позволяя мне выплеснуть на себя накопленную боль. Это заставило меня задуматься. А врет ли он?
Попросил отца устроить мне разговор с Лизой. Не знаю, чего это ему стоило. Но через сутки я, наконец смог услышать ее голос:
- Алло.
- Лиза, -говорил, а самого трясет как в лихорадке от одного ее голоса -это я, Максим.
- Максим... -голос как у пьяной, мать твою.
- Да, почему ты мне не писала? Что с тобой, малыш?
- Со мной? Все хорошо. Не писала... я так устала, извини, хочу спать.
Она еле говорит. У меня внутри все холодеет от предчувствия...
- Как там наш малыш? -произношу на одном дыхании.
- Малыш... ребенок... -долгая тишина в трубке, -он умер, -отвечает она каким-то загробным голосом.
Я вспыхнул мгновенно, как факел, от правды:
- Ты сдохнешь, сука, в муках сдохнешь за моего умершего сына.
Орал, кричал, долбил телефонную трубку, из которой доносились гудки. Ломал все, что под руку попалось. Мечтая только об одном — добраться сейчас до нее и вырвать суке сердце. Хорошо, что меня после этого звонка на пару дней в карцер посадили. Отсиделся в холодном помещении, отрезвил голову, заморозил сердце. Я не принял предложение отца. Знал, приду сейчас домой и просто убью ее. Нет, она не заслуживает легкой смерти. Ей будет уготована другая судьба.
Отслужил следующий год верой и правдой Родине. Мечтая в тайне умереть от очередной пули, не знал, как жить дальше. Возвращение домой не принесло облегчения. Только приехал, как узнал о ее свадьбе с Левшой. В тот же день отец меня увез за границу, где я жил в постоянном пьяном угаре, где родилось мое окончательное желание уничтожить Лизу...
Все эти десять лет верил: в холоде бетона карцера, я навсегда похоронил чувства к ней, закопал и поставил могильную плиту. И, до сегодняшнего дня, плита стояла крепко... а теперь она начала трескаться...
ГЛАВА 9. Лиза
Я не могла уснуть. Да и как это сделать, если подушка уже насквозь мокрая от слез, а они и не думают останавливаться. И перед глазами Максим стоит...
Столько лет я пыталась смириться, научиться жить без него. Жить научилась, но вырвать из сердца не смогла. Он стал не просто моей первой любовью, Макс — моя единственная любовь. Не знаю, что будет дальше, но сердце навсегда останется принадлежать ему. Он своего добился.
Чувствую, как улыбаюсь сквозь слезы. Как Максим меня добивался! От воспоминаний дух захватывает. С первых минут знакомства Старов дал понять — или я с ним буду, или ни с кем. Меня это, конечно, взбесило. Кто он такой? Возомнил себя царем? Не замечала его, игнорировала все разговоры и предложения, поступающие от него, но за партой, правда, с ним сидела.
Я помнила о причастности его семьи к делу моих родителей. Поэтому старалась убить на корню его попытки стать друзьями. Меня бесила его настойчивость: куда бы я не пошла, чтобы не делала, он был везде. Это злило. Но и вода точит камень. Постепенно я привыкла к его постоянному присутствию рядом. Мне нравилось, что он молчит и просто смотрит на меня. Ходит рядом, но не приближается. Он, словно, давал мне время привыкнуть, завоевывал меня потихоньку.
Какая девушка устоит, да еще в подростковом возрасте, когда ее добивается первый парень школы! И я сдалась. Мы начали встречаться. С каждым днем Максим раскрывался для меня с совершенно другой стороны. Это с виду он был жестким, порой циничным не по годам. И только я знала — за всей этой злостью скрывается ребенок, которого предал родной отец, которого просто не долюбили.
Максим не любил, когда с ним спорили, указывали, что делать, как жить. Эту реакцию он выработал в себе для отца, но она перетекла в жизнь. Но со мной он так не поступал. Прислушивался, советовался, старался поступить так, чтобы нам обоим было хорошо.
Его отец был против наших отношений с самого начала. Я это видела, знала. Но тогда это было неважно. Да и за все время Семен Анатольевич ни разу не удостоил меня встречей или разговором.
Нас поддерживала его мама. Чистый и добрый человек, который напоминал мне мою бабушку. Я искренне ее полюбила. И, когда она умерла, плакала по-настоящему. Максим страдал сильно. На людях он держался, но наедине плакал, уткнувшись мне в плечо.
- Ну почему Бог отнимает у нас самых дорогих людей, Лиз, -спрашивал он у меня.
- Не знаю, -у меня не было ответа на его вопрос. -Я задавалась этим вопросом не единожды, Максим, после того, как потеряла своих родителей.
- Жизнь не справедлива.
Да, не справедлива и жестока. После смерти матери, Максим окончательно разругался с отцом. И я была одной из причин этой ссоры. Он рассказал мне, определенно опуская подробности. Мы стали жить вместе, планируя наше будущее. Спасибо бабушке, она нам помогала. Мне удалось поступить в институт на юридическое отделение — моя мечта обещала сбыться. А вот Максим даже в техникум не смог подать документы. Семен Анатольевич так решил наказать сына.
Старов-младший не испугался. Нашел работу обычным грузчиком. Я поддерживала его. Понимала, для выросшего в достатке парня, тяжелая физическая работа — испытание. Но он все стойко выдерживал. Вечерами сидел со мной и учил конспекты, помогал с учебой.
З все время нашей дружбы Максим не позволял себе ничего лишнего, хотя я,чего греха таить, мечтала о близости с ним. Он, как законопослушный гражданин, ждал моего совершеннолетия. А потом я стала его женщиной во всем понимание этого слова. Когда день с его рутиной отступал, и приходила ночь, и и он уносились в мир сказочного удовольствия. Мы изучали друг друга, учились дарить удовольствие руками, губами. Наши тела были музыкальными инструментами, на которых мы играли чувственные мелодии. А потом засыпали, тесно прижавшись друг к другу.
Моя жизнь была прекрасной. Дом, интересная учеба, любимый рядом. Все было хорошо. Пусть в паспорте не стоял штамп. Этого не требовалось. Я знала — Максим не предаст меня никогда. Мы не планировали ребенка, но известие о том, что я беременна, стало самым счастливым моментом в моей жизни.
Максим был горд. Он больше светился от счастья, чем я. Рассуждал, кто же родиться, как назовем. Строго решил — идем и расписываемся. Хватит уже жить не по-людски. А потом его призвали. Он очень переживал за нас, но ничего поделать было нельзя. Стоя у военкомата, я впервые подумала: «Все измениться». Так и получилось.
Его забрали в Чечню. Там и сейчас стреляют и убивают, но тогда это было еще страшнее. Каждую ночь, засыпая, я молила Бога, чтобы Максим остался живым. Из-за постоянного психологического напряжения беременность протекала сложно. Несколько раз меня клали на сохранение. Требовались витамины и особое питание. Жить на бабушкину пенсию было тяжело, да и задерживали ее периодически. Бабуля вязала носки, свитера, шапки и продавала. Идти к отцу Максима с просьбой о помощи я бы никогда не решилась.
От Макса не было не строчки. Мои письма уходили к нему еженедельно, но он не отвечал... Неизвестность пугала все сильнее. Вместо положенного набора веса, я теряла килограммы.
Помог Виктор. После того, как Максим стал моим соседом по парте, Витя долго со мной не разговаривал, но потом наша дружба возобновилась, хотя не была уже такой близкой. Он, как и я, поступил на юридическое отделение. Из-за тяжело протекающей беременности мне пришлось взять академический отпуск. Друг помог найти мне подработку. Он приносил мне контрольные и курсовые других студентов, а я их делала за деньги. Хорошо, что с моим домом рядом была библиотека и мне давали книги домой.
Вот только встречаться с Витей приходилось в одном баре. Он там подрабатывал официантом. Но иногда он приходил ко мне домой. Небольшой, но стабильный заработок помогал.
Я продолжала ждать Максима, не смотря ни на что. Верила, скоро все наладится, нужно потерпеть. Он жив, сердце чувствовало...
Близилось время родов. В тот вечер я в последний раз пришла к Вите — отдать работу и забрать деньги. Он попросил меня подождать в зале у стойки бара, а сам поспешил кого-то обслужить. Подошла к стойке и заняла место в самом конце. Народу в баре было много. Люди прожигали жизнь. Неожиданно мой слух уловил знакомую фамилию. Поискала глазами и увидела в паре шагов от себя Алиску Новину. Она была нашей одноклассницей. Постоянно вещалась на Макса, но он ее не замечал, а, однажды, при всех послал на три буквы.
Она стояла в компании каких-то разодетых как и она девиц. Они все были навеселе и меня точно не видели. Чуть ли не со слезами на глазах Алиса вещала:
- Да, представляете, девочки, Максим уже несколько месяцев лежит в госпитале после тяжелого ранения. Я к нему на днях ездила. Он весь изуродован.
Максим в госпитале... Я только и смогла схватиться за живот, который скрутило от адской боли. Что было дальше до сих пор смутно помню. Мой крик переполошил посетителей. Вызвали скорую, которая привезла меня в роддом. Роды длились почти сутки, я балансировала на грани жизни и смерти, то приходя в сознание, то снова его теряя. В итоге решили делать кесарево сечение. Ребенка могли потерять. Резали меня почти на живую, за сутки мучений мой порог боли отсутствовал. Я только молила врачей:
- Пожалуйста, спасите малыша, пожалуйста...
Мне все же ввели какую-то жидкость, от нее мое сознание поплыло совсем. События перестали запоминаться, все слилось. Вокруг меня началась какая-то возня. Я чувствовала — меня режут, вынимают что-то изнутри...
- Слишком поздно, -мужской голос прорвался сквозь туман в сознании, -ребенок задохнулся... Мы его не спасли, зашивайте роженицу...
Тьма злорадно поглотила мое сознание. Но даже через столько лет я отчетливо слышу сквозь этот мрак крик, который преследует меня в моих кошмарах.... Крик, который издает новорожденный ребенок...
ГЛАВА 10. Максим
Очередное утро и очередная головная боль. Вчерашнее общение с алкоголем не пошло мне на пользу. Я так скоро совсем в алкаша превращусь. Пора завязывать. Но события вчерашнего дня волной накатывают на мой воспаленный разум. Дьявол! Ну почему прошлое так упорно хочет меня добить. Даже сны были наполнены картинами из прошлого. Теми, что я так усиленно пытаюсь забыть; теми, где Лиза снова в моих объятиях, стонет, извивается... Это мой самый потаенный и самый желанный кошмар. Я мечтаю переживать его снова и снова. И одновременно боюсь его.
На автомате иду в ванну. Контрастным душем привожу себя в порядок. Но не больная голова меня сейчас мучает больше. Пах ноет от потребности. Возбуждение никак не покидает меня. Как же я хочу Лизу! Пусть она снова предаст, сломает, но за один только раз снова прикоснуться к ней, почувствовать вкус ее губ, погрузиться в ее горячее лоно, готов душу продать... не хочу больше никого! Только ее, тростинку.
Моя рука сама начинает двигаться по члену. Я не онанировал давно. Но сейчас эта вынужденная мера мне просто необходима. Закрываю глаза. Из запретных воспоминаний выныривает образ Лизы, стоящей передо мной на коленях и ласкающей мой член губами. Бл***ь, я не железный! Разрядка наступает быстро.
Стою, упершись головой в холодную плитку стены и выравниваю дыхание. Так нельзя больше. Нужно что-то сделать. Решение приходит само собой. Я не откажусь от мести, Лиза получит ее сполна. Но я должен себя удовлетворить. Должен еще раз взять ее тело, чтобы алчные демоны моей души насытились и отпустили меня. С этим твердым намерением я одеваюсь и иду на кухню.
Но не успеваю сделать и пары шагов, как в нос врезается аромат свежих блинчиков. Рот мгновенно наполняется слюной. Я не привык завтракать — кофе и на работу. А сейчас просто устоять не могу. Вспоминаю мультик один из диснеевских мультиков, которые так любит мой сын, «Чип и Дейл». Там есть смешная мышь, не помню, как зовут, которая, почуяв сыр, летит на него. Вот и я так сейчас «лечу» на запах из прошлого. Я его запомнил на всю жизнь. Блинчики Лизы я готов был есть на завтрак, обед и ужин... А если на них полить сгущенкой или вареньем, а можно просто со сметаной... все, жрать хочу!
Вхожу в кухню и на миг теряю дар речи. То, что я вижу, снова, как вчера,ударяет меня поддых и бросает на лопатки. Лиза в простом халате и переднике стоит у плиты. Простая одежда подчеркивает ее естественную красоту. Вот она настоящая женственность, и ей чужды современные ухищрения косметологов. Она что-то напевает себе под нос, наливая тесто на сковороду. Волосы собраны в неопрятный хвост. Несколько прядей вырвались наружу, и ее это чертовски красит. Она воровато опускает один палец в креманку с вареньем, подхватывает немного и несет ко рту. Как только ее губы обхватывают фалангу пальцу и начинают ее сосать, а теряю контроль. Я ее сейчас прямо на кухонном столе возьму.
Разрядки, которая была пару минут назад, как не существует. Подкрадываюсь к ней потихоньку. Обнимаю сзади. Она вздрагивает, но не вырывается. А я беру ее руку, подношу к своему рту и обхватываю губами тот самый палец, который она облизывала. От близости столь желанного тела,от родного до мурашек запаха Лизы, от интимности обстановки мне все тяжелее себя контролировать. Отпускаю ее руку и касаюсь губами ее шеи. Еще пара минут и мне себя не остановить. С силой прижимаюсь пахом к ее попке. Да, Лизка, я хочу тебя, до скрежета зубного хочу!
- Максим, -ее голос с нотками хрипотцы разрывает тишину, -сейчас Ванька придет завтракать, отпусти меня.
Не могу! Но реальность рвет на части мое желание, врываясь в мое сознание громкими шагами моего сына.... Отпускаю ее и отхожу в сторону. Ванька влетает в кухню ураганом.
- Лиза! -орет он громко. -Я заправил кровать и умылся.
Вот это номер! Мой сын, который в чем-то очень рассудителен, совершенно не приучен к порядку. А тут такое.
- Это хорошо, -она смотрит на Ваню с улыбкой, -значит заслужил вкусные блинчики с вареньем.
- Ура! Папа привет.
- Привет, сынок.
И только теперь он обращает внимание на меня. Как ей, продажной, лживой удалось буквально за сутки очаровать ребенка? Как может женщина, которая с любовью печет блинчики чужому ребенку, убить своего? Горечь комом встает в горле. Сжимаю кулаки и молча выхожу из кухни. Нет сил видеть это все. Слишком сильно я мечтал о такой жизни, где будет она, я и наши дети...
Ухожу в кабинет, но долго так просидеть не могу. Меня магнитом тянет обратно. Лиза — сильный яд. Но мне нужна отравиться ей снова. Пусть не касаться, не говорить, но хоть посмотреть...
Останавливаюсь в дверях кухни и наблюдаю за ними. Ванька сидит и уплетает один блинчик за другим, с энтузиазмом рассказывая Лизе о своих машинках. Она слушает его с внимательным лицом, иногда задает вопросы.
Смотрю на них, а у самого в ушах треск стоит. Это рушится ледник, который сковывал мое сердце все эти годы... Мне плохо, мне больно, мне дышать нечем... Лизка, змеюка хитрая, меня снова обворожила, сына моего к себе за сутки приучила... Задушить надо гадину... Но сначала залюбить, зацеловать до смерти... Чтобы больше никому не досталась, чтобы навсегда моей была...
- А кораблики нам папа из бумаги сделает. И мы все вместе их пойдем по лужам пускать, -его голос выдергивает меня из тумана боли. -Правда, пап?
Две пары глаз смотрят на меня с ожиданием. И мне совсем туго становится от этих взглядов: полного восторга и надежды Ванькиного и грустно-вопросительного Лизиного. И разве могу я им отказать?
Если бы я заранее знал, какие последствия принесет мое согласие, отказался бы? Нет! Нет! И снова нет! Попросил бы у судьбы еще возможность и снова повторил тот день в подробностях.
Стоило мне сказать да, и атмосфера в кухне изменилась. Натянутость и скованность ушли, воцарила гармония... То волшебство, которое было разлито вчера вечером в Ванькиной комнате, вернулось. Оно окружило меня снова. Мне не просто позволили к нему прикоснуться, я стал частью его. Лиза и Ваня разрешили мне стать частью их маленького, только зарождающего мирка. Это непередаваемое ощущение.
За все годы брака с Алиской мы так и не стали семьей в полном значение этого слова. На людях мы были идеальной парой с прекрасными отношениями, разыгрывали любовь друг к другу. Но в привычной обстановке красивая обертка отлетала, оставляя реальную картину. И она была не так хороша. О том, чтобы жена приготовила мне завтрак, поиграла с сыном в игрушки, сидя в простом халате на полу не могло быть и речи. Мы не вели задушевных разговоров, не лежали в обнимку на кровати, думая о будущем, детях, строя какие-то планы. Каждый жил своей жизнью, своими интересами, изредка пересекаясь за столом, или в комнате сына, но, чаще всего, видясь в постели, ради безумного секса...
А здесь в эту самую минуту все вокруг дышало другой жизнью. Меня словно взяли и перенесли в параллельную реальность. В ту, которая и должна была существовать, будь у нас с Лизой другая жизнь... У нас... Даже спустя столько лет я не разделяю ее и себя, все равно существуем мы...
Лизка заботливо накладывает мне тарелку блины и кладет большую ложку сметаны сверху. А у меня, как у собаки Павлова, слюна по подбородку готова потечь. Смешно даже становится! Смотрю на сына, тот весело уплетает выпечку, и мне передается его задор. Сам начинаю смеяться и шутить.
Дьявол, я готов отдать тебе душу, слышишь! Приди, забери ее, только оставь сделай эти минуты вечностью...
Вот та жизнь, о которой я долгими ночами мечтал, мысли о которой мне покоя не дают все эти годы, из-за которой я топлю себя в алкоголе... Мы с Ванькой соревнуемся в поедании блинов. Лиза смеется над нашими потугами и подкидывает нам на тарелки новые порции горячего. С виду беззаботное утро простой семьи. И только взрослые знают — это слабость, и за нее придется серьезно платить.
Кораблики из бумаги я не делал с пятнадцати лет... В девятом классе, разорвал свой дневник и пускал бумажные корабли по лужам, чтобы Лизу удивить. Удивил, она на меня в тот день так ругалась! А я смеялся от счастья, что ей за меня страшно — родители ругаться будут...
Отрываю глаза от бумаги и встречаюсь с ее взглядом. Помнит, по глазам вижу. И понимаю, хочу сейчас до нее дотронуться, прикоснуться. Просто ощутить мягкость ее кожи. Она быстро разрывает наш контакт и садиться рядом с Ванькой, который тоже пытается что-то смастерить.
- Нет, Вань, это не так. Смотри, как папа делает.
И я показываю. Учу сына мастерить. Втягиваюсь в это процесс с удовольствием. И страшно вдруг становится. Озарение приходит внезапно. За своей ненавистью к миру теряю главное: сына. Чем я лучше отца? Я, как и он, погружен в работу, а мой ребенок растет под присмотром чужих людей. Не уделяю я Ваньке нужного внимания, не играю с ним, говорю и то мало. Он чужому совершенно человеку за день больше поведал, чем мне за столько лет. Малышу родительского тепла и внимания не хватает... От тревожных мыслей ничего не получается.
- Максим, -рука Лизы касается моего плеча, -мы с Ваней пойдем одеваться, а ты делай дальше.
Тепло, исходящее от ее руки, мне прямо в сердце устремляется. Страх уходит. Она меня поняла. Интуитивно почувствовала мою растерянность. Сына уводит, чтобы я успокоился.
За ними дверь закрывается, а меня в жар кидает. Как, Господи, как мне жить дальше, если разум требует мести, а сердце и душа к ней рвется? Мне одного ее прикосновения достаточно, чтобы жить начать дальше. Я умираю без нее. И снова эта разъедающая нутро боль. И нет от нее лекарства... Хотя, есть. Лиза. Мне до дури она нужна... Желания, посетившие утром, требуют исполнения...
Не помню, когда столько смеялся последний раз. Успокоившись, соорудил Ваньке несколько кораблей. Сначала не хотел идти с ними на улицу, но не смог устоять, когда Лиза меня попросила. Не жалею теперь! Сидел, как пацан, у лужи и пускал в ней корабли с сыном. Ванька был счастлив безумно. Верещал от радости и восторга. Лиза стояла рядом и с улыбкой смотрела на нас. А в уголках ее прекрасных глаз таилась печаль. Как мне хотелось прогнать ее. Но отдергивал себя — нельзя.
Я сидел и смотрел, как по мутной грязной воде лужи плывут кипельно-белые корабли и думал: вот так же по жизни плывем мы. Сперва белые, чистые, но с каждой новой волной жизненных испытаний, все больше опускаемся в грязь, а в конце тонем от невозможности противостоять окружающей действительности. И лишь немногим удается выстоять и остаться чистыми и белыми...
День пролетел незаметно. Он промчался со скоростью быстрого поезда. Ванька, получивший за день столько эмоций, уснул быстро. Лиза тихо шепнула мне, что Ванька очень хочет, чтобы я почитал ему на ночь сказку. Никогда этого не делал. До сегодняшнего дня я многого не делал по отношению к сыну. Но ломал устоявшийся закон. Очередная волна радости и визга накрыла меня с головой. Ради счастья ребенка стоит жертвовать всем. Это я сегодня понял.
Мне удалось прочитать пару абзацев, а сын уже сопел. Смотря на спящего ребенка, я понимал. Почему она так улыбалась вчера. Нет ничего прекраснее, чудеснее, чем смотреть на ребенка, мирно спящего в кровати. Маленький ангелок, который днем носился по дому, не слушался, безобразничал, сейчас мирно спит, причмокивая во сне. И это счастье. Истинное, живое, дышащее умиротворением и покоем.
Укрыв сына, я спустился вниз. С кухни доносятся звуки. Лиза моет посуду, как и положено матери и жене... И мне впервые становится невыносимо тошно от мысли, которая врывается в мое сознание — я, ведь, могу развестись с Алиской и жить с Лизой и Ванькой... Это страшная, пугающая мысль врывается в мой мозг. И мне становится страшнее вдвойне, потому что я хочу этого! Жутко хочу! До кровавых слез!
Повторяю события утра. Подхожу к ней сзади. Обнимаю. Утыкаюсь носом в затылок и просто дышу ее запахом. Женщина, моя женщина. Губами чуть касаюсь ее шеи. Она напрягается. А я дальше губами дорожку прокладываю. Нежно, еле касаясь, словно боюсь спугнуть. Одну руку оставляю на ее животе, другую кладу на ее грудь. По моему телу дрожь проходит. Я себя еле сдерживаю — хочу Лизу до безумия.
Она разворачивается в моих объятиях. А меня снова страх накрывает. Вдруг сейчас она меня оттолкнет и уйдет. Я, ведь, озверею. Накинусь и возьму ее силой, у меня нет сил больше терпеть. Она не отталкивает. И я тянусь к ее губам. Пытаюсь быть терпеливым, но какое тут терпение, если я, наконец, получил то, о чем мечтал так долго.
Целую Лизу страстно, дико, потому что изголодался по ней. Освобождаю ее от халата за считанные секунды. Бросаю быстрый взгляд на ее тело: хочу! Обхватываю бедра и, приподняв, усаживаю на столешницу. Покрываю поцелуями шею. До меня долетает ее стон. Все! Тушите свет и проваливайте все! Меня уже не остановить.
- Лизка, моя любимая, как же я долго об этом мечтал.
Начинаю раздеваться, она помогает мне... Звонок телефона подобен удару грома в ясный день. Я, не обращая внимания, продолжаю скидывать одежду. Плевать, меня нет. Мне нужна сейчас только Лиза. Но телефон не замолкает. Лизка отрывается от меня. Смотрит затуманенным взглядом и говорит:
- Возьми, вдруг это что-то срочное.
- Пошло все на х***.
- Возьми, пожалуйста.
Достаю трубку из приспущенных штанов. Звонит отец. Бл***ь, как чувствует.
- Слушаю, -хриплю я,а сам развожу ее ноги и касаюсь ее влагалища.
- Алиска отвезли сейчас в больницу. У нее выкидыш.
Плата за день, который не должен был быть в моей жизни, наступила быстро...
ГЛАВА 11. Лиза
Максима не было уже несколько дней. И каждый из них проходил для меня в сильном моральном напряжении. Я боялась. Жутко боялась, что он приедет и заберет Ваньку... Ребенка, который стал за несколько дней моим миром, моим счастьем, моим сыном...
Мне поставили бесплодие сразу после родов. Господь не стал медлить с карой за смерть ребенка -наказание последовало сразу. Это потом врачи объяснят мне, что я, вроде, и не бесплодна, но шанс забеременеть у меня один на миллион. Мой муж никогда не поднимал тему детей — его все устраивало. Я один раз попыталась предложить Вите взять ребенка из детдома, но по3лучила мгновенный отказ:
- Нам еще платить и платить кредит, -проговорил он жестко, -а ты хочешь добавить новые расходы в наш бюджет.
Согласилась безропотно. И вот сейчас, оглядываясь назад, я с каждой минутой понимаю, какой безвольной и бесхребетной была все эти годы. Вся твердость моего характера, взращенная в детстве, ушла из меня. Сначала благодаря Максиму, взявшему на себя решение всех моих проблем. А потом из-за Вити, который кое-как помогал справиться с жизненными трудностями. Я стала размазней. А смерть малыша меня просто добила, вытащила позвоночник и превратила в кишечнополостное создание... У меня пропал смысл в жизни, я, вообще, перестала чувствовать ее вкус,запах, видеть яркие цвета. Все слилось в серую безликую картину.
Кто-то скажет — любое горе можно пережить. Но так говорят только те, кто не испытывал на своей шкуре горечи потерь. А их в моей жизни было предостаточно... Родители, бабушка, сын... Потерять все и оставаться виноватой за это — безумие. Пояс смертника. У тебя нет ни малейшее шанса его снять, поэтому обреченно ждешь, когда ты сам должен будешь привезти механизм в действие...
Последние дни серьезно поменяли меня внутри. Я словно из кокона вылезать начала. Спала в нем, как гусеница, спрятавшись за слоями своего бесконечного горя, и не видела окружающей действительности. Максим обвинил меня в смерти нашего малыша. А так ли я виновата? Это кощунственная мысль маленьким червячком забралась в мой мозг в ту ночь, когда Макс уехал к жене в больницу. Каждую ночь червяк просыпался и начинал есть мой мозг, разрастаясь все сильнее и сильнее.
Меня настолько убедили в том, что именно я виновница смерти моего малыша, что все эти годы так и считала. А где вина то? Я не пошла просить денег к папочке Максима? Подрабатывала, чтобы прокормить себя и бабушку? Не пила дорогущие витамины, на которые не могла наскрести средств? Я не пила, не гуляла, старалась меньше напрягаться. Мои роды начались из-за стресса, в котором был виноват, как раз, сам Максим. А ребенок? Мой мальчик задохнулся. Но что врачам помешало сделать кесарево сечение мне сразу?
Я ни грамма не уменьшала своей вины, но во мне что-то вдруг ожило, начало пробиваться сквозь гранитную глыбу вины, призывая открыть глаза, переосмыслить жизнь. Эта дикая мысль пришла ко мне темной ночью. В горле от неожиданности пересохло, дышать стало нечем. Как рыба глотала открытым ртом воздух, но еще больше задыхалась. Я бросилась на улицу, как была в одной ночной рубашке и с босыми ногами. Выбежала, упала на грязный весенний снег и стала громко дышать. Морозный воздух до боли наполнил легкие, остужая меня и мой воспаленный мозг, принося в мысли четкость и ясность.
Нужно жить дальше. Судьба позволила мне еще дышать и существовать. Так надо делать это с полной отдачей. Пусть я бесплодна, но на свете много детей, которым не хватает родительских любви и ласки. У меня есть работа, есть квартира. Я разведусь с Витей, отработаю долг Максиму, а потом подам документы на усыновление. Хочу жить!
После той ночи почувствовала, как сама изменилась. Пробуждение ранним утром больше не было тяжелым. Я с радостью поднималась с кровати под трель будильника. Спешила на кухню, опережая Нину Григорьевну. Хлопотала с завтраком. Весь день проводила на ногах. И ночью засыпала с блаженной улыбкой на губах, вспоминая день проведенный с Ваней...
Ваня... маленький мальчик, чужой ребенок — мой катализатор. Та искра, которая зажгла во мне пожар жизни. Я прикипела к нему . Приросла. Да, сначала видела в нем своего ребенка, но потом поняла — это другой мальчик, и он очень во мне нуждается. Ему не хватало простой человеческой ласки, чистого сердечного тепла. Не хочу лезть в семью Максима, но по мальчишке видно — любовь родительскую он видит очень редко. Это плохо, очень плохо. Стремясь достичь прекрасной, безбедной, полной удовольствий жизни, люди теряют главное — своих детей. А потом в старости удивляются, почему дети не уделяют им должного внимания и любви. Потому что они не умеют этого делать, не научили их родители.
Шебутной Ванька, почувствовав, что я готова ко всем его причудам, целыми днями изводил меня очередными грандиозными идеями: мы строили огромные замки из кубиков, бомбили их снарядами, лепили из пластилина всевозможных причудливых зверей, кидали в лужи сосульки и смотрели часами мультики. И мне это было не в тягость. Я с радостью соглашалась участвовать в играх парнишки. Его улыбки, смех были моими прививками, уколами, тем лекарством, которого мне так не хватало. Ванька лечил мою истерзанную душу, разравнивал рубцы на сердце.
Но оно еще страдало... как бы я не пыталась, во мне жила любовь к Максиму. И, не смотря на всю его жестокость, ненависть, я готова была ему уступить. Понимала, что и у него еще что-то теплится ко мне. Мое эго просило воспользоваться его чувствами, дать нам еще один шанс. А разум настойчиво просил отпустить все. И я с ним соглашалась. Нет больше нас, есть он и его семья. Рушить чужое счастье не для меня...
И пусть на душе скверно, и тело умирает без ласк Максима, но сердце поет от чувства, что я ожила.
Ночь уже давно наступила. Ванька спал, да и я тоже. Проснулась от того, что кто-то ложиться рядом со мной на кровать. Пахнуло холодом и перегаром. Максим... Он больно схватил меня за руку и дернул к себе. Я вскрикнула.
- Молчи, сука! Сына разбудишь, -прошипел он и больно сжал мое горло.
А потом навалился на меня всем телом. Я замерла в страхе... Сначала... Перерождение моего внутреннего я не прошло бесследно. Внутри меня все взбунтовалось. Мои руки уперлись в грудную клетку Максима. Я начала вырываться. Брыкалась, кусалась. Он пытался перехватить мои руки и сжать и сильней, но без результатов. Потом тяжело вздохнул и откатился на другой конец кровати. Полежал так несколько минут. И снова потянулся ко мне. Приготовилась к очередной битве. Но ее не последовало. Максим чуть приобнял меня и зашептал прямо на ухо:
- Почему, Лиз, -шепот полный боли тронул каждый мой нерв, -за что Господь ко мне так суров? Чем я его прогневил? Я же просто хочу жить. Хочу, чтобы дети мои жили, а он их забирает к себе... Меня пусть заберет... Я не могу так жить... устал.
Я молчала. Он легонько поцеловал мою шею, поднялся и шатающейся походкой вышел из комнаты.
До утра почти не уснула. Возвращения Макса не боялась. Просто лежала и думала, думала. Не позволив ему совершить очевидное, я доказала себе, что могу сопротивляться, могу жить иначе. Я больше не тепличное растение, а вполне жизненный росток, который может укорениться и в простой земле.
Утро началось как обычно. Старов не показывался до самого обеда. И, когда только Ваня уснул, наконец спустился в гостиную. Я разбирала разбросанные игрушки, поэтому не сразу его заметила. Подняла глаза и встретилась с его взглядом. Он изучал меня. Стало как-то не по себе.
- Нужно поговорить, -нарушил он тишину, -жду в кабинете.
Развернулся и быстро ушел. А я стояла и смотрела ему в след. Сколько лет мне нужна была эта фраза? Сколько лет я приходила к порогу его дома, в надежде поговорить? Но ничего... И вот теперь он жаждет разговора? Хорошо, моя решимость снова возрождается во мне. Мы поговорим с тобой!
Полная энергии двигаюсь в кабинет. Но стоит мне зайти и сесть в кресло, как он моментально бьет по самому больному:
- Как только Ванька проснется, мы уедим с ним. В твоих услугах я больше не нуждаюсь. Можешь сказать своему муженьку, что долг отработан сполна. Тебя отвезут в город. Я больше не хочу тебя видеть и слышать. Будет лучше, если ты навсегда уедешь из этого города.
Все это он произносит пустым, безэмоциональным