Купить

Прокляты лесной девой. Мария Крутень

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Всем известно, что лесные девы обожают делать людям пакости. Умным поменьше, просто оттого, что тем хватает сообразительности избегать встречи с ними, а дуракам достаётся на всю катушку. Но не стоит страдать, обнаружив себя в последней категории. Может, народная молва и не права, и проклятие, на самом деле, не проклятие, а благословение?

   

ПРОЛОГ

Княжеский терем, как всегда был полон загадок и тайн. Вот казалось, сейчас во время бала все придворные и гости должны быть внизу, в большой зале, где по очереди играли музыканты обеих стран, а весёлая толпа плясала то под разудалые мотивы Волиссии, то под чинные мелодии Стратисса. Но, нет, к какой бы двери комнат второго этажа не прикладывала я ухо, отовсюду слышался шум голосов или просто чувствовалось, что там находятся люди. Неужели, им всем поговорить больше некогда?! Разве что сплетничают о ком-нибудь или заговоры строят, не иначе.

   - Ну что там?! – едва слышно, но нетерпеливо спросил мой спутник, дыша в другое ухо, отчего волосы на затылке едва ли не вставали дыбом, а тугой узел внизу живота скручивался ещё сильнее.

   - Занято! – раздражённо ответила я ему шёпотом и направилась в следующей двери.

   - Опять?! – неверяще прошипел тот. – Кузькин хряк, да, что они там все делают?! – задал он вопрос, который, впрочем, интересовал и меня тоже. – Я уже не могу терпеть!

   - А как же хвалёная стратисская выдержка? – я всё-таки не удержалась от язвительного комментария, переходя к следующей двери. За той, казалось, было пусто, но нужно было ещё раз проверить.

   - Да я уже почти три часа терплю! – возмутился парень, едва удержавшись от того, чтобы ударить кулаком по двери. – Тебе хорошо, что у женщин нет такого, - посетовал он несколько обиженно на кажущуюся ему несправедливость.

   - С чего ты взял? – удивлённо обернулась к нему. Хотя, впрочем, что тут удивительного, ведь этот зазнайка исключительного мнения только о самом себе.

   - Ты серьёзно?! – напряжённо спросил невтерпёжник, едва ли не прибив меня своим телом к двери и искательно заглядывая в глаза. – Ты …. тоже?!

   Хотелось хмыкнуть, но получилось только шумно выдохнуть.

   - Не мешай! – оттолкнула парня и, вытащив шпильку из уложенной на голове глупейшей причёски, стала ковыряться в замочной скважине, стараясь не обращать внимания на шумное дыхание подельника за своей спиной. Наконец, в замке что-то щёлкнуло, и я толкнула дверь вовнутрь. В неизвестном помещении было темно, но света исходящего от ламп в коридоре было достаточно, чтобы понять, что это не комната, а какая-то каморка, заполненная то ли старой, то ли редко требуемой одеждой.

   - Что за …. – но не успела я возмутиться открывшейся картиной, как не сдерживающий себя больше извращенец втолкнул меня в царство пыли, нафталина и моли, и закрыл за собой дверь, отрезав, таким образом, нас от света, внешнего мира, а также от нравственности, рассудка и, в целом, здравого смысла.

   - Это же чей-то гардероб, – пыхтела я, пытаясь воззвать к здравому смыслу парня, но тот уже вслепую пытался расстегнуть на мне платье и одновременно найти мои губы. Я вертела головой из стороны в сторону – не то, чтобы я была против, но просто хотелось, чтобы помучился, а то выдернул меня с бала, не дав станцевать даже пары танцев. А ведь, если во время первого бала на меня смотрели, в основном, с недоумением, проходя мимо к более представительным девицам, то в этот раз – я это чувствовала – меня хотели многие. И этот гад тоже это почувствовал! Иначе, почему он так злобно пялился на меня все время, пока шла торжественная часть сегодняшнего мероприятия, а едва только начались танцы, умыкнул меня под первым пришедшим ему в голову надуманным предлогом.

   Сообразив, наконец, что иначе не справится, он обхватил руками моё лицо, припав своими губами к моим, с каждым мгновением впиваясь всё глубже и заставляя забыть об окружающей действительности. Знал, змей, что его поцелуи на меня так действуют и бесстыдно пользовался. Дождавшись, когда моё сознание начнёт уплывать в блаженные дали, он стащил с меня платье, оставив его скомканной кучкой на полу, через которую мы просто переступили, и принялся за бельё. Если в первые разы после того случая на праздник летнего солнцестояния, мне приходилось почти всё делать самой, то теперь парень уже приноровился к расстёгиванию крючков и развязыванию завязок, не забывая, тем не менее, в сердцах ругать женские предметы туалета, иногда переходя на женский пол в целом. К моему счастью – да, в глубине души я сама себе в этом признавалась – он не знал о существовании аналогичных предметов гардероба, которые можно было снять одним движением руки, а если бы узнал, то я бы сама порвала его на мелкие кусочки. Потому что, это бы означало, что он развлекается не только со мной, а ещё и с кем-то из других фрейлин волисской принцессы. Странное ощущение – мне всегда казалось, что лучше бы мои глаза никогда его не видели, но в таких моментах, тем не менее, просыпалось неизвестно откуда взявшееся чувство собственности. Сама я, впрочем, тоже могла бы обзавестись подобными новинками, но это означало бы практически признание в том, что я с кем-то сплю, на что я была категорически не согласна. Пусть уж лучше этот гад потерпит, ведь это он и только он виноват в том, что с нами происходит.

   Мои пальцы между тем ловко орудовали с пуговицами его камзола, который здесь называли кафтаном, затем поясом, рубахой, штанами. Всё летело в ту же кучу, куда-то нам под ноги. Сапоги он снял с себя сам, а вот я почему-то осталась и в чулках, и в туфлях. Извращенец, так я и знала! Обхватив своими крепкими ладонями мои ноги как раз там, где кружевная бахрома чулка едва касалась обнажённой кожи, он прижал меня к своему до предела возбуждённому телу и, оторвавшись от моих губ, перешёл к плечам и шее. Однако, мне хотелось, чтобы его плоть елозила не по моему животу, а в совсем другом месте, но только я собралась возмутиться, как, казалось, совсем близко раздался щелчок и мужской голос произнёс: – «Замечательно, нам здесь никто не помешает».

   Я вздрогнула, но трущийся об меня развратник даже ухом не повёл, продолжая целовать так, что завтра наверняка появятся синяки, вынуждая изгибаться и самой словно по деревянному сучковатому столбу, которым он собственно и являлся, забираться выше, подставляя свою грудь под поцелуи.

   Показалось? Нет. Темнота нашей каморки вдруг превратилась в слегка освещённый полумрак, и, изогнувшись ещё больше, я смогла обнаружить, что источником света служит небольшое забранное деревянной решёткой оконце в ещё одной двери, ведущей в другое помещение, до которого мы из-за моего нетерпеливого сообщника не добрались. Для извращенца появление источника света послужило лишь поводом для более собранного и целенаправленного лапания моего тела, но меня же насторожило.

   - Тише! – успела шепнуть я ему, так как привлечённые странными звуками из гардеробной неизвестные, появившиеся в соседнем помещении, могли сюда заглянуть. Не то, чтобы это нам помешало. Появись здесь даже князь с княгиней и свитой придворных, мы бы всё равно не смогли остановиться, не доведя дело до победного конца, но подобного рода разоблачение нашего безудержного разврата грозило бы нам больше чем скандалом. Извращенец в ответ на мой призыв закрыл мне рот поцелуем, видимо, таким образом выражая своё со мной согласие, и тут же, резко приподняв меня за бёдра и ещё быстрее опустив вниз, насадил на свой такой твёрдый, что, действительно, казался деревянным сучок, заставляя дёрнуться, едва не задев ту самую дверь.

   «Идиот! А если мы упадём?!» - обхватив остолопа руками и ногами, мне не оставалось ничего другого как двигаться с ним в такт и надеяться, что тот сможет довести нас до кульминации, не грохнувшись об дверь, которая была всего только в поларшине от моей спины, пустив насмарку, таким образом, все наши потуги по конспирации.

   - Изнурительные усилия пока не привели к желаемому результату, - снова донеслось из-за двери уже раздражённым женским голосом.

   «Мы работаем над этим» - хотелось ответить, напряжённо наблюдая, как капли пота скатываются со лба парня ему на нос, текут по скулам, капают на губы, и слизывая их оттуда языком.

   - Не стоит отчаиваться, миледи, - произнёс уже мужской.

   «Ох! Ох, как он прав!»

   - У меня осталось не так уж много ресурсов, - поведала женщина. Что ответил мужчина, я уже не услышала, так как в моём сознании взорвалась первая вспышка, заставляя на мгновение ослепнуть и оглохнуть. Снова вспышка за вспышкой, а извращенец дышит мне ухо, поэтому мне слышны лишь редкие фразы, доносящиеся из-за двери.

   - …. так и не удалось …..

   - ….. эту тайну тщательно скрывают….

   - ….. отношения с Волиссией ……

   - ….. скандал неизбежен ……

   - ……. он обещал ……..

   «Заговорщики!» - пронеслось у меня в голове, но обдумать эту мысль я уже не успела, так как стратисский хвастун всё-таки не выдержал и, переступив пару шагов в сторону, прижал меня спиной к какому-то пахнущему лавандой тряпью, после чего стал вбиваться в меня с усилием, достойным …. в общем, с достойным усилием, из-за которого все заговорщики сразу вылетели из головы, где раз за разом вспыхивали звёзды, в конец взорвавшись настоящим фейерверком. Единственной мыслью было, как бы, не закричать, заставляя вжиматься пальцами в спину и плечи парня и впиваться в него ртом, чтобы заглушить рвущийся наружу крик. Казалось, что я уже на пике выше любого наслаждения и вот-вот потеряю сознание. В такие мгновения – если быть честной, то и в некоторые другие тоже – я не жалела о то ли проклятии, то ли благословении, полученном нами по глупости. Однако подобные мысли я старательно заглушала, так как после приходило осознание реальности и необходимости от наваждения избавляться, иначе …. Мои перспективы и так были не самыми радужными, но, если наш секрет раскроется, они таковыми станут втройне.

   

ГЛАВА 1.

   Когда стало известно, что меня включили в список фрейлин, которые будут сопровождать принцессу Файну в Стратисс, я, в отличие от большинства остальных, не возмутилась и не воспротивилась. Вернее, противиться за меня такому решению было некому – к пятнадцати годам я осталась круглой сиротой, а моим опекуном считался сам Его Величество, который, собственно, такое решение и принял. Мне даже казалось, что он с радостью ухватился за возможность отослать меня подальше, и Стратисс для этих целей подходил идеально. Слишком многие – даже в королевском окружении – помнили и чтили моего отца, оттого наивно считая, что королю должно быть не зазорно породниться с народным героем – военачальником, который спас страну от оурского нашествия. Королю же, ясно дело, мечтающем о династических браках, я была как кость в горле, да и самой мне имеющийся выбор королевских отпрысков был не по душе. Это только в девчоночьих романах, принц – прекрасное и благородное существо, а в реальности это ублюдок, который обожает мучить кошек и служанок, почти не знает грамоты, а в случае столкновения не выходит на честный бой, а нападает исподтишка и через других людей.

   Именно таковым был Франк, средний сын волисского короля, с которым у меня была непримиримая вражда с самой первой встречи, состоявшейся во время нашего с отцом визита в королевский дворец после завершения оурийской кампании. От безделья прогуливаясь по дворцу, я случайно поймала принца на том, что тот, собравшись со своими приспешниками на заднем дворе, приказал тем издеваться над девчонкой-служанкой, а сам с наслаждением наблюдал за процессом. Банду мучителей я тогда разогнала, благо в то время отец не видел ничего зазорного в том, чтобы одевать меня как мальчика, да и драться я умела. Девчонке-служанке удалось сбежать, пока я раздавала тумаки придворным трусам, а их покровитель отдыхал под грудой кухонных помоев. Однако избалованный подонок пожаловался Его Величеству. Вполне возможно, что именно из-за этого случая нам с отцом тогда пришлось сразу же выехать на новые позиции на южных рубежах, но ни он, ни я об этом не жалели. Впоследствии, через несколько лет, мы всё-таки снова появились при дворе ради большого королевского приёма, на который Его Величество не мог не пригласить своего именитого военачальника, и оказалось, что принц не забыл про своё унижение. Его повзрослевшие приятели по наказу своего покровителя частенько пытались зажать меня в пустынных коридорах или на конюшне, что заканчивалось разбитыми носами и лбами, а также болезненными повреждениями других частей тела. После нескольких громких инцидентов отец по чьему-то совету решил сдать меня в пансион. Это было три года назад. Во что превратился тот принц с тех пор, мне даже не хотелось думать, впрочем, слухи, которые ходили о нём в пансионе, говорили о том, что если изменения и были, то только в худшую сторону. Братья его были ничуть не лучше. Старший, наследник, слыл мучителем фрейлин, и то, что тот с ними делал, не каждая обитательница пансиона решалась сказать вслух даже шёпотом. Младший ограничивался пока лягушками и кошками, но и в этом случае все понимали, к чему всё придет. Впрочем, за наследника меня бы никто не посватал, а младший, к счастью, был слишком мал.

   Поэтому, я даже обрадовалась, когда было принято решение внести меня в список фрейлин Файны, и отправить в Стратисс – северный и, как у нас считали, суровый край – пусть сама принцесса от моей кандидатуры скривилась. Она предпочитала видеть вокруг себя девушек другого типа – фигуристых голубоглазых блондинок, таких же, как она сама – тем не менее, быстро приспособила меня в качестве девчонки на посылках: сбегать куда-нибудь, записку передать, сплетню узнать, секретное поручение исполнить. Ещё за время нашей совместной учёбы в пансионе она поняла, что болтать о её делишках, а тем более доносить на неё я не буду. Это, действительно было так – пусть мне её проделки не нравились, но доносить я бы не стала просто из гордости.

   Выезжали мы из Вальны – волисской столицы – огромным кортежем в несколько карет, битком набитыми фрейлинами, с обозом платьев, туфель, косметики и прочих просто необходимых для жизни мелочей, отрядом сопровождения, а также советниками, музыкантами, служанками, поварами…. Как будто и в самом деле собирались в Стратиссе остаться. Официально мы ехали на смотрины – такая формулировка немного успокаивала принцессу – к наследному княжичу Стратисса. Предполагалось, что молодые люди приглядятся друг к другу за те несколько месяцев, которые мы должны были провести при стратисском дворе, а потом приняли бы решение о помолвке. Однако на самом деле все знали, что это дело решённое. Поэтому в одной карете с принцессой ехал первый советник короля, маркиз Гладиной, задачей которого было заключить максимально выгодное для Волиссии соглашение. В нем со стороны Волиссии на кону, то есть в качестве приданого, стояли беспокойные земли на границе с Оурией и Тририхтом, от которых волисский король мечтал с выгодой для себя избавиться, а от Стратисса ждали льготных торговых соглашений, а также новых гарантий военного союза в случае повторного нападения со стороны Оурии. Ради последнего, поговаривали, Его Величество дочку бы и тририхтскому колдуну отдал, но тот, по слухам, сменил уже пять жён, преждевременно умерших, а оказаться шестой жертвой Файна не желала.

   Впрочем, меня эти политические перипетии не волновали так, как возможная встреча с родственницей. Я знала, что где-то на севере Стратисса у меня должна быть бабушка, поговаривали, что даже княжеского рода. Моя мать была её единственной дочерью, но в возрасте шестнадцати лет её похитили тририхтские горцы. Если их правитель и был причастен к похищению, то скрыл это достаточно хорошо. Впрочем, у колдуна для этого было множество возможностей. От разбойников мою мать спас случайно оказавшийся в тех местах отец, который намеревался вернуть девушку домой, но этому та уже сама воспротивилась. Всеми правдами и неправдами – так говорила мама, отец же уверял, что влюбился в дикую княжну с первого взгляда – она последовала за ним в Волиссию, где и вышла за него замуж. Княгиня, говорили, впала в неистовство – отец был не самого знатного рода, всего лишь барон, которым, впрочем, и остался до конца своей жизни, несмотря на все воинские заслуги, к тому же родителям никак не удавалось родить здорового ребёнка, у меня было трое мертворождённых братьев – и отлучила дочь от семьи. И только через пятнадцать лет после тех событий родилась я, но уже мама плохо пережила роды, постоянно болела и умерла, когда мне было восемь лет. Отца смерть матери сильно подкосила, хотя он и не показывал этого явно, и как раз в это время и случился оурийский набег.

   Отказавшись от мамок и нянек, он взял меня с собой, в самую гущу сражений. Да-да, я частенько сидела впереди него на лошади, когда он обозревал ведущийся бой с какого-нибудь пригорка, а в перерывах бегала по военному лагерю, болтала с солдатами или сидела в его шатре. Географию я учила по военных картам, математику по оружейным расчётам, про вышивку и танцы я тогда понятия не имела, но обучалась основам военного дела и даже рукопашному бою вместе с новобранцами. Мне потом казалось, что почти никто даже и не догадывался, что я девочка, а не мальчик, так как волосы мои всегда были коротко пострижены, тело было худое и жилистое, ходила я в штанах и рубахе, а дралась и ввязывалась в истории наравне с мальчишками-оруженосцами. Воспитателями моими были два отцовских денщика, в задачу которых входило проследить, чтобы дитё поспало, поело, погуляло, ни с кем не подралось, а если и подралось, то победило. Они лечили мои синяки, обрабатывали порезы, учили штопать порванную одежду и показывали потайные приёмы. А по вечерам отец, если было затишье, читал мне стратисскую поэзию, до которой был большой охотник, исторические байки, сказки и выдумки древних философов.

   Даже после славной нашей победы он продолжал таскать меня с собой на сборы, учения и манёвры вплоть до того, как мне пошёл пятнадцатый год. Кто внушил ему, что зазорно держать такую взрослую девицу вместе с солдатами, я так и не узнала, тем не менее, отец отдал меня в самый престижный пансион, тот самый, в котором воспитывали принцессу, а, оставшись один, угас, не прошло и года. Похоронили его рядом с нашим родовым поместьем, которое я с тех пор не бывала и уже не знала, побываю ли когда ещё. Впрочем, поместье – это громко сказано: достаточно большой дом, чтобы отличаться от соседних крестьянских, да клочок земли рядом, занятый теперь двумя могилами.

   Самым большим моим опасением, отправляясь в Стратисс, было то, что с самим князем и с его отпрыском мне приходилось раньше встречаться, и от той встречи, по крайней мере, у второго могли остаться не самые лучшие воспоминания. Впрочем, это было давно, почти десять лет назад. За прошедшее с тех пор время и тот, и другой вполне могли про меня забыть – да и не ко мне княжичу свататься, а к принцессе, а я лишь одна из многих девиц из ее сопровождения. По крайней мере, я глубоко надеялась, что меня и не заметят вовсе.

   А тогда, десять лет назад, во время нашей оурийской кампании князь прислал отряд воинов на подмогу и, более того, явился с ними сам. Для контраста, за всё время, пока шла война, Его Волисское Величество в ставке не появился ни разу. Я достаточно хорошо помнила эту встречу: отец выловил меня посреди лагеря, как я была – растрёпанная, босая и вся в пыли – посадил как обычно перед собой на коня и отправился встречать важного гостя. Как выглядел князь, я за прошедшие годы уже забыла, но вот мальчишку, ненамного старше меня, сидящего на лошади рядом со своим отцом, я запомнила хорошо.

   Блестящая золотыми нитями шапочка прикрывала ровно уложенные волнистые волосы – словно тот и не провёл почти весь день в пути – такой же богатый расшитый золотом и серебром ярко-синий камзольчик сидел как влитой на узких плечах, а на ногах болтались чистенькие красные сапожки. При виде меня он, конечно же, скривился, а я показала ему язык. После этого мы встретились уже в лагере, где тот с самым недовольным видом стоял недалеко от нашей полевой кухни, где нам всем – мой отец придерживался мнения, что командир должен есть ту же еду, что и солдаты – готовили похлёбку. С чего началась наша перепалка, и с какой фразы она перешла в потасовку, я тоже уже не помнила, но потрепала я его тогда знатно. Я до сих пор с удовольствием вспоминала, как валялись в пыли его шапочка и камзольчик, а красные сафьяновые сапожки оказались закинуты едва ли не в костёр. Мальчишка, уже такой же босой как и я, с выпущенной порванной рубахой, пытался применить ко мне какие-то приёмы, которым, судя по всему, его, бездаря, пытались обучить его бедные наставники, но я, нарушая все неписаные правила, изворачивалась, перекатывалась ему за спину, чтобы огреть по тощему филейному месту, а потом заломить руку. Под конец мы уже катались по земле, забыв о приёмах, выдирая друг у друга патлы, и каждый старался поставить противнику новый синяк. Я почему-то метила ему в скулы, наверное, чтобы поставить фингал под каждым насмешливым глазом, а он целился мне в ухо. В итоге, нас разняли прибывшее на место происшествия князь с отцом и развели по разным шатрам. Княжича с тех пор я не видела, так как тот с отцом отбыл обратно в Стратисс на следующий же день рано утром.

   Так случилось, что в тех местах, по которые проезжал кортеж принцессы, я не бывала. То ли отец не желал бередить душу видом белокорых берёз и огромных сосен, которые с нашим продвижением всё чаще доминировали в ландшафте, то ли путешествовать военачальнику в эти места не было необходимости оттого, что стратиссцы свято чтили договор о мире и дружбе, как, впрочем, и любые другие договора, которые заключали, и поэтому в этих краях жили мирно – редкие и жёстко пресекаемые набеги разбойников из Тририхта не в счёт. Мы отправились в путь в середине мая, и, казалось, несли в эти северные земли с собой весну. По-крайней мере, вид зелёной едва распустившейся сочной зелени и одуряющий запах цветущих деревьев и трав сопровождал нас всю дорогу. Двигались мы медленно: одинокому путнику понадобилось бы не более недели, чтобы без особой спешки добраться до Земьи, столицы Стратисса, а у нас тот же путь занял все четыре. Княжий град находился в неделе пути от границы между странами, но ещё до того, как мы добрались до неё, стала очевидна перемена в быте и нравах населения. И селяне, и горожане всё чаще носили другую, более свободную одежду, которая, впрочем, только на вид казалась простой: штаны – даже у женщин, туника, кафтан, сапоги, но каждая деталь стратисского одеяния была любовно вышита если и не золотом и серебром, как у знати, то цветными шёлковыми нитями. Даже сапоги, которые носили все, в том числе и простые горожане, и некоторые крестьяне, были часто украшены бисером или каким-нибудь орнаментом.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

99,00 руб Купить