И грянул в Хренодерках гром. Татьяна Андрианова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12

АННОТАЦИЯ

Тяжело выдать ведьму замуж, особенно если сама она этого не хочет. Даже если она красива и с хорошим приданым, устроить личную жизнь ей ничуть не легче. Да и как наладить отношения с отшельницей, обитавшей в полном нежити Безымянном лесу и которая по случайности была принята за мертвую и даже похоронена за оградой местного кладбища?! Со всеми почестями, разумеется, но кому от этого легче? Уж точно, не самой ведьме. Да еще и избушку ее хотели спалить. Ну и как теперь идти к обозленной девице с простой просьбой вызвать весенний дождь, чтобы полить посевы? Но хренодерчане вовсе не такие люди, чтобы чего-нибудь да не придумать. И решение нашлось. И грянул в Хренодерках гром…

ПРОЛОГ

Рыжая Льесса натужно кряхтя тащила непомерно большую тушку гуся. Усекно-венная птица успела нагулять за урожайное лето вес, но несмотря на это, вовсе не была неповоротлива, и обернувшейся лисой девочке пришлось почти сутки провести окрест гусиного озера, прежде чем, наконец, ей улыбнулась удача. Конечно, строгая мама станет ругаться, когда Льесса вернется домой. Но она покажет родительнице добычу, гордо похвастается обретенным обликом. Мама обрадуется, погладит по рыжим непослушным волосам, и вечером в деревне меняющих облик будет праздник в ее честь. Льессе всего одиннадцать лет, а она уже обрела второй облик. Это очень важно. Мать Медведица го-ворит, что обретение следующего облика — это как собирать собственную душу по ку-сочкам, — чем больше кусков, тем полнее мозаика и целее душа. У самой Матери Медве-дицы, которая старше всех в селе и к тому же шаманка, целых пять обликов. Она может оборачиваться куницей, волчицей, совой, рысью и, конечно, медведицей. У нее самое большое количество обликов во всей деревне. Никто даже близко не подошел к ее числу, а значит, и душа у нее самая совершенная из всех. Но от старого Бобрика, что жил бобы-лем на краю села и имел только два облика (бобра и сокола), Льесса слышала, будто в давние времена жили меняющие облик, насчитывающие больше семи ипостасей. Но та-кого совершенства из их клана не достиг пока никто.

   Льесса стараясь и пыхтя, словно еж, продиралась сквозь кусты. Добыча цеплялась за торчащие тут и там ветки, оставляя на колючках клочки пуха, когда переменившийся ветер донес до нее страшный запах. Лисичка вздрогнула. Выпустила из пасти гуся, усе-лась на землю и сторожко принюхалась. Туша плюхнулась в траву, спугнув кузнечиков, но Льесса не обратила на них никакого внимания, хотя раньше никогда не упустила бы возможности погоняться за прыгучими насекомыми.

   Пугающий запах плыл со стороны оставленного вчера села, щекотал чуткие нозд-ри, готовые разразиться чиханием. Лисичка пыталась сообразить, что это за запах и поче-му он заставил насторожиться до испуганного замирания маленького сердечка. В новом облике все казалось удивительно необычным, но дело, наверное, было не в этом, а в том, что одной из составляющих запаха точно являлась гарь. Словно горело что-то сильно и на жарком огне. Но не так, как бывает, когда все жители села собирались возле огромного костра, смеялись, пели песни, жарили мясо, а кто посмелее, ловко прыгали через огонь под аплодисменты. Такой огонь не внушал ни страх, ни ужас, только веселье. Здесь же веяло такой жутью, что хотелось бежать со всех лап, бросив тушу гуся на произвол судь-бы. Но Льесса была не только зверем, но еще и девочкой, и прекрасно знала, что облик может взять верх, например, советуя не подходить к человеческому жилью слишком близко. Но это обман. Один из многих. Поддашься раз, поддашься два и облик заманит, закружит голову и не найдешь дороги домой, останешься зверем лесным или птицей.

   Она нервно облизнула ставший вдруг сухим нос и поднялась было на лапы, когда с неба упал сокол. Лисичка испуганно подпрыгнула на месте. Сокол с усилием поднял веки на замутненных близкой смертью глазах и прохрипел:

   — Беги!

   И она побежала. Она бежала, пока ее лапы не устали, пока сердце не стало коло-титься в горле, пока легкие не заболели от напряжения, затем упала и ползла. А когда со-знание уже грозило покинуть маленькое измученное тело, забилась в самую глубину раз-росшихся кустов боярышника и только тогда скользнула в благословенное беспамятство.

ГЛАВА 1

Магистр боевой магии Вешил въехал в город Большие Запруды ранним весенним утром. Утренняя зорька была еще по-весеннему холодной, но в воздухе все ощутимей пахло набухающими почками, свежестью первой травы, робко пробивающейся сквозь черную землю. Ростки упорно тянулись к солнцу, еще не такому жаркому, как бывает ле-том, но уже дарящему жизнь. Уставший за время долгого пути конь настойчиво тянул к ближайшей харчевне. Вешил вовсе не собирался мешать благородному животному (чье благородство было трудно доказуемо, так как родословной гнедой не имел и вообще был приобретен по случаю), его думы тоже склонялись к короткому отдыху, чистой по воз-можности постели и обязательно сытной кормежке как для себя, так и для коняги.

   Большие Запруды назывались так из-за трех больших запруд, где откармливалась, вылавливалась, а затем солилась, вялилась, коптилась рыба. Стойкий запах рыбы (свежей и не очень), чешуи, внутренностей и прочих продуктов рыбного производства, казалось, напрочь пропитал все: дома, жителей, собак, кошек, мышей, землю, пролетающих мимо птиц, лошадей и сам воздух. По берегам запруд стояли лодки, сушились сети, бегали, шлепая босыми ногами по холодной воде, дети. Каждая семья гордилась своим особен-ным посолом, и рыбой из Больших запруд не брезговали знатные семейства Рансильва-нии. И даже король не гнушался употребить парочку копченых лещей или хорошо провя-ленную тарань под кружечку холодного, настоянного на особых травах пива. Хотя Вешил и сам весьма охотно закусывал пенный напиток вкусной рыбкой, но запах такой концен-трации способен выбить из седла и менее привередливого человека.

   — Хорошо, что я маг, — пробормотал мужчина и сотворил заклинание, отключа-ющее обоняние.

   Странное ощущение — не чувствовать запахов вообще, но теперь хотя бы не воня-ло. А как известно, из двух зол выбирают меньшее.

   — Эй, любезный! — остановил он куда-то деловито спешащего горожанина. — Есть здесь трактир поприличней, да чтобы насекомые не заедали постояльцев до смерти?

   «Любезный» притормозил, задумчиво почесал давно не мытый затылок и бросил на приезжего такой выразительный взгляд, что магу пришлось отжалеть информатору па-ру медных монет на кружку пива. Вдохновленный мздой горожанин тут же радостно со-общил, что лучшего пива, чем в «Веселом леще», господин маг отродясь не пробовал, а уж лещей там готовят так, что пальчики оближешь. И даже вызвался проводить до самых дверей, если добрый господин спонсирует его еще одним медяком. Вешил сильно сомне-вался, что такие грязные, как у прохожего, пальцы стоит облизывать, но монетку дал, справедливо рассудив, что самостоятельные поиски трактира займут массу сил и време-ни, а гнедого хорошо бы подковать: передняя левая подкова потерялась, а задняя правая держится на честном слове кузнеца, которому на обратном пути следовало бы набить морду. Если кузнечных дел мастер рассчитывал на безвременную кончину Вешила в Безымянном лесу, куда он держал свой путь, то зря надеется, он чисто из принципа пере-живет всю нежить, в изобилии гнездящуюся там.

   «Веселый лещ» оказался довольно приличным заведением, если не обращать вни-мания на живописно разложенных у порога сомлевших посетителей. Ну, не рассчитали ребята своих сил, пусть подышат свежим воздухом — в себя придут, значит. На вывеске красовался живописно намалеванный на диво пучеглазый лещ, танцующий на хвостовом плавнике прямо на сковородке, передними плавниками жизнерадостная рыбина держала огромную кружку пенного напитка. Видимо, лещ до своего запечатления неизвестным художником успел принять не одну емкость внутрь, ибо как еще объяснить радостную пляску на сковороде.

   В полумраке трактира прохлаждались три посетителя. Все трое пристроились в са-мом дальнем углу, норовя прикрыться внушительными кружками пива, и дружно вздрог-нули, когда маг вошел внутрь. Из чего Вешил сделал вывод, что об их задушевном засе-дании вот-вот прознают супруги, вооружатся скалками и придут, дабы водворить отбив-шихся от рук благоверных обратно к семейному очагу. Внушительного вида хозяин, ко-торый вполне мог работать и вышибалой, экономя деньги семейного бизнеса, вольготно расположился за барной стойкой и лениво протирал полотенцем и без того чистые круж-ки. Зрелище весьма порадовало прибывшего мага. Далеко не в каждом заведении можно рассчитывать получить напиток в чистой посудине.

   — Здоровы будьте, честная компания! — вежливо приветствовал Вежил присут-ствующих, памятуя, что лишней вежливость не бывает, тем более, в трех днях пути от Безымянного леса.

   Перед тем как выдать ему задание для практической части диссертации на получе-ние степени архимага, посвященной Безымянному лесу и богатому разнообразию нежити, проживающей в нем, ГЛАВА совета магов Нилрем подробно описал соискателю дикие нравы глубинки. В окрестных селениях нежитью никого не удивишь, ее почитай каждый день хоть кто-то, но встретит, а вот маги заезжают не часто и еще реже покидают «госте-приимные» места целыми и невредимыми. Кто виноват в сложившейся ситуации так сра-зу и не разберешь. То ли маги оказались слишком самонадеянны и не рассчитывали сил при встрече с лесными обитателями (а нежити предъявлять претензии нереально, потому как в большинстве своем к ней относятся необразованные твари, которые магов почитают за изысканный деликатес). То ли местное население, не избалованное вниманием столич-ных властей, ошибочно принимало колдунов за вредителей, гораздых только порчу наво-дить да выманивать нечисть из нор и злить ее почем зря.

   — И тебе не хворать, — откликнулся владелец заведения, не отрываясь от своего занятия.

   Троица мужиков насторожилась, явно ожидая от мага любой каверзы. Вешил спо-койно прошествовал к стойке, готовый в любой момент занять оборону.

   — Мне нужна комната на ночь, а также хороший кузнец, подковать лошадь. Найдется в городе такой умелец?

   Серебряная монетка соблазнительно звякнула о полированное дерево стойки под жадным взглядом посетителей. Маг оглянулся; мужички хмуро уставились в собственные кружки, словно именно в них заключался единственный смысл их жизни, но он их со-вершенно не радовал.

   — Есть такой. Как не найтись? — Голос хозяина «Веселого леща» стал более бла-гожелательным, видимо серебро смягчило его сердце.

   То, что необдуманно демонстрировать наличие серебра местному населению было большой ошибкой, Вешил понял не сразу, а когда рекомендованный гостеприимным хо-зяином «Веселого леща» кузнец затребовал за услуги непомерную цену и сбавлять ее от-казался напрочь. Маг скрипнул зубами, но предложенную цену заплатил и даже не при-грозил распоясавшемуся умельцу карой в виде проклятия. Нилрем недвусмысленно пре-дупредил магистра, что на местное население угрозы если и действуют, то практически всегда выходят агрессору боком. Жрецы с магами никогда не ладили, а в удаленных се-лениях служители Всевышнего пользуются огромным авторитетом, и зарвавшийся маг мог запросто быть выброшен за околицу как нашкодивший щенок. А ему не только от-дохнуть, но и провизию прикупить в дорогу надо. Вешил мог бы поискать другого куз-неца, только в Больших Запрудах он был один, а до ближайшего села три дня пути. На хромой лошади и вся неделя уйти может.

   Но неприятности на этом не кончились. Хотя следующее утро началось на диво замечательно. Солнце выползло из-за горизонта и собиралось рассияться вовсю, обещая ясный денек. Мастер кузнец, содравший за каждую подкову по три серебряные монеты, дело свое знал, и подковы выглядели так, словно способны пережить самого коня по крайней мере вдвое. Вешил тяжело вздохнул, взнуздал четвероногого друга, уложил в се-дельные сумки немудреные пожитки, кое-какую снедь, прикупленную в дорогу в тракти-ре. Хотел шлепнуть по заду смазливую подавальщицу, но встретил суровый взгляд ее от-ца и передумал. Девчонок много, и там, куда он едет, наверняка найдется парочка сговор-чивых, а в Запруды ему еще на обратном пути заехать придется, и неизвестно в каком со-стоянии он будет пребывать после посещения Безымянного леса.

   День перестал быть хорошим, когда покинув относительно гостеприимный горо-док, конь, мерно протрусивший по наезженной, но практически безлюдной дороге весь день до самых сумерек, получил арбалетный болт в бок, взвизгнул и тяжело завалился на землю. Вешил спрыгнуть не успел, зато смог запустить магическим файерболом в сторо-ну, откуда, как ему показалось, стреляли. Раздался мощный взрыв, чьи-то вопли боли и ярости, и маг злорадно решил, что попал. Радовался он рано. Хотя действительно попал, и сомнений в этом теперь точно не было. Вылезти из-под бьющейся в предсмертной агонии лошади он не мог, оставалось вполглаза следить, чтобы не огрести свежеподкованными копытами и плести заклинание одновременно. «Эх! Только зря деньги потратил!» — тоскливо подумал он, но особо огорчаться было некогда.

   Местные разбойники тоже оказались не лыком шиты и перед нападением на мага успели подстраховаться. Из кустов вывалилась дюжина мужиков, суда по зверскому вы-ражению их лиц, с намерениями очень серьезными и далекими от радостных воплей «Добро пожаловать, господин маг! Отведайте нашего хлеба-соли!» Да и в руках мужички крепко сжимали разнообразные арбалеты, пики, сабли и дреколье, что с караваем не пе-репутает даже убежденный оптимист. Вешил не стал ждать, когда решительно настроен-ные люди подойдут поближе и предложат сделать добровольное пожертвование в фонд «сирых и убогих, волею судеб проживающих в лесу в нечеловеческих условиях», и запу-стил в них полусформированным заклинанием, рассудив, что оно взорвется по-любому, просто результат взрыва непредсказуем, но так даже интереснее.

   Как ни странно, нападавшие вовсе не убоялись и даже не расстроились. Они шуст-ро спрятались за широкой спиной особо крупного мужика, чья давно не бритая физионо-мия страшно перекосилась в улыбке, явив на обозрение изрядно прореженные в много-численных драках зубы. Заклинание мощно ударило чересчур жизнерадостного разбой-ника в грудь, подмяло хитрецов, укрывшихся за ним, проволокло по земле метров два-дцать и звучно впечатало в дерево.

   «Повезло!» — ошалело подумал обладатель широкой груди и антимагического амулета, закатив глазки и сползая по шершавому стволу сосны.

   Дерево покачнулось и с душераздирающим скрипом рухнуло, потянув за собой группу социально опасных мужчин.

   «Досадно! Такое заклинание пропало!» — сплюнул маг и удвоил попытки вы-браться из-под гнедого.

   Если бы не талисман, выигранный в кости после прошлого ограбления мага, остатки разбойников разметало бы на несколько метров вокруг, прервав тем самым их многолетнюю карьеру на ниве грабежа. Но видимо Всевышний в милости своей решил дать грешникам еще один шанс исправиться и ступить на путь покаяния. Только напа-давшие отчего-то не спешили вступать на спасительный путь раскаянья, вместо этого вскочили на ноги, отряхнулись как стая дворовых собак, взревели и пошли в наступле-ние.

   «Это конец!» — обреченно подумал Вешил. — «Но хрен я вам достанусь, с собой парочку точно прихвачу».

   И стал плести еще одно заклинание, сильное и действенное. Оно грозило лишить его практически всего магического резерва, но зато давало мощный взрыв, способный уничтожить все вокруг.

   В это время за спинами нападавших раздался дикий рев, и из-под поваленной сос-ны выскребся ящер размером с телка. Разбойники вздрогнули. Ящер зашипел и кинулся на них с прытью невероятной для такого неуклюжего существа. С ощеренных клыков на землю с шипением падала ядовитая слюна.

   — Ух ты! Плаксикус придорожнус! — искренне восхитился магистр. Он перестал плести заклинание, извлек из седельной сумки перо, кусок пергамента и принялся стро-чить со скоростью самописного пера, приговаривая вслух. — Та-а-ак… Плаксикус придо-рожнус — нежить из семейства ящеровидных. Селится преимущественно по обочинам проезжих дорог и нападает на одиноких путников. В зубах нежити содержится яд, не только умертвляющий свои жертвы, но и способствующий преобразованию внутренних тканей в студенистое вещество, годное для последующего пищеварения. После укушения жертвы ящер способен идти следом несколько часов, пока жертва не лишится сознания. Преследуя добычу, Плаксикус придорожнус издает плаксивые всхлипывания, отпугивая возможных конкурентов. В простонародье же нежить получила название Подкустовный выползень, так как преимущественно выползает из кустов. Встреченный мною довольно крупный экземпляр… та-а-ак… А какого же он размера? — покусывая кончик гусиного пера, вопросил маг.

   — А-а-а-а! — бодро откликнулись разбойники, в ужасе ломясь через кусты.

   — Ну, вот как с такими работать? Надо было сначала измерить, а уж потом убе-гать. Я бы им и рулетку дал, — тяжело вздохнул Вешил. — До чего же местное население невежественное. И с этими людьми приходится двигать науку вперед! Однако надо бы выбираться. Как бы еще кто-нибудь не пришел.

   И как в воду глядел. Плаксикус придорожнус немного погонял разбойников по кустам и полям, да вернулся. Оно и понятно. Бегать за удирающей со скоростью бегового зайца добычей не так интересно, как употребить практически обездвиженного на дороге путника. Ящер вылез из кустов тихо и неожиданно для монстра подобных размеров — сказывалась многолетняя тренировка. Вешил вздрогнул, до него только что, наконец, до-шло, что он почти неподвижен, а нежить уже проявила недюжинные способности к бегу на короткие дистанции. Маг забился под лошадиной тушей, как раненая птица со стрелой в крыле. Плаксикус не стал дожидаться исхода бестолковых трепыханий, рассудив, что сожрать лошадь вместе с всадником всяко лучше, чем просто лошадь, раззявил зубастую пасть и бросился в атаку. Мужчина плотно прижался к издохшему коню, и опасные зубы нежити прошли в нескольких миллиметрах от его головы и взрыли землю. Комья полете-ли во все стороны, из пасти монстра пахнуло такой несусветной вонью, что Вешил едва не задохнулся, горько пожалев об опрометчивой отмене заклинания против запахов.

   — Ну и вонючка же ты! — борясь с рвотными позывами, выдохнул он и из по-следних сил рванулся к седельной сумке, к рукояти любимого меча.

   Клинок был дорог и в магическом и в материальном смысле. В закаленную в горне горных гномов сталь вплетались заклинания на уровне сердечника. Маг-заклинатель рас-старался, вложив помимо основного заклятия против разрушения еще и заклинания про-тив нежити, да еще и самозатачивание. Такой клинок стоил баснословно дорого, а у Ве-шила еще и передавался по наследству. В бедре что-то хрустнуло, нога отозвалась дикой болью, в глазах появились круги, но слабеющие пальцы все-таки сжались на вожделен-ной рукояти и что есть силы рванули меч к себе. Ящер разочаровано взревел и кинулся вновь. Хитроумная рептилия на сей раз решила цапнуть беззащитную ногу, лежащую на боку гнедого. Ее-то точно спрятать не удастся. Замерший в ужасе маг умудрился-таки дернуть конечность в сторону, и монстр с противным треском раздираемой плоти погру-зил зубы в конскую тушу. Совершенно позабыв о том, что Плаксикуса можно убить, только попав ему копьем либо мечом в глаз (в такие моменты как-то не до воспоминаний о лекциях по монстроведенью), маг ткнул ревущему и брызжущему ядовитой слюной вы-ползню лезвием в нос. Клинок со скрежетом соскользнул с бронированной морды. Маг смачно выругался и добавил хорошего пинка.

   — На, гад! Получи!

   «Гад» расстроился еще больше. Зубы монстра увязли в туше, он мотал головой как собака, схватившая слишком большую кость и не желающая с ней расставаться, моргал желтыми глазами с змеиными вертикальными зрачками и утробно рычал. На Вешила снизошло озарение.

   — О! Как это я мог забыть?! — шлепнул рукой по лбу он. — Плаксикуса придо-рожного можно убить только в глаз.

   И стал тыкать уже более целенаправленно.

   Монстр зашипел, собрался с силами, уперся четырьмя лапами и хвостом, взрыл землю и единым мощным рывком стащил злополучное животное с мага. С влажным хлюпаньем извлек увязшие зубы (часть, правда, осталась в туше, но тут уж было не до пе-ресчета), распахнул бездонную пасть и бросился к ошеломленному Вешилу, явно намере-ваясь добить подранка. Маг попробовал отползти, но не преуспел и сделал единственное, что пришло в голову — выставил вперед руку с клинком. Зубы твари почти сомкнулись на руке мужчины. Ему повезло, можно сказать, впервые за этот день — рука попала на место, где зубы оказались выдранными (даже после смерти конь продолжал служить хо-зяину), и меч погрузился в беззащитное небо монстра. Яд вперемешку с кровью потек по руке, обжигая кожу. Предсмертный вопль монстра заглушил вопли самого мага. Подку-стовный выползень встал на дыбы, молотя когтями воздух и безуспешно пытаясь выта-щить меч из раны. «Не забыть записать… Рот Плаксикуса придорожного уязвим и его вполне можно убить, воткнув меч в верхнее небо и поразив при этом мозг. Но лучше все-таки использовать для этих целей копье», — подумал Вешил. Последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание — это огромная туша монстра, неотвратимо надвигающая-ся на него.

   Сарат неторопливо трусил по дороге из Больших Запруд в родные Хренодерки на широкой спине сивого мерина. Конягу звали Мальчик, хотя эта кличка была дана ему примерно лет пятнадцать назад. Теперь же животное находилось на заслуженном отдыхе и годилось только для зимнего подвоза хвороста или бочки для полива капусты на огоро-дах. Из-за абсолютного спокойствия мерина его запросто давали для работ даже детям, потому что испугаться и понести этот флегма в принципе не мог, а такой аллюр как галоп давно почитал не достойным своей почтенной особы.

   Но все когда-то бывает в первый раз. Эту простую истину Сарат благополучно по-забыл, горестно размышляя о том, что в родном селении все мужчины отправились в по-ход на нежить, нагло испортившую знатные поминки по ведьме. А сама ведьма умудри-лась покинуть место своего захоронения и наделить огород хренодерского головы див-ными посадками хрена, чьи корни не всякий мужчина обхватить сумеет — длины рук не хватит, да и прослезится, конечно, тоже. По всему видно, события в Хренодерках назре-вали интересные, времена наступали неспокойные. Тут бы парню проявить себя с лучшей стороны, покрыться славою геройскою с ног до головы, тогда, глядишь, и голова смяг-чился бы и благословил свою старшую дочку Доненьку за него замуж. Только вот сам хренодерский голова Панас Залесский вовсе не стремился породниться с бедным парнем, чье состояние исчерпывалось парой облезлых кур да почтенного возраста петухом. К то-му же мужчина оказался злопамятен и вовсе не забыл, как водил парней сватать ведьму Светлолику, но те не только не очаровали лесную отшельницу, но и обозлили ее до край-ности.

   Тягостные думы парня были самым предательским образом прерваны нервным визгом внезапно вздыбившегося коня, узревшего проползавшую через дорогу гадюку. Не ожидавший такого финта от еще минуту назад еле передвигавшего копыта мерина Сарат удивленно подпрыгнул на месте, полностью позабыв, где находится, и грохнулся вниз в дорожную пыль, пребольно ударившись копчиком о землю.

   — Ах ты, волчья сыть, травяной мешок, зараза сивая! Ты чего, паразит, надумал брыкаться?! — искренне возмутился Сарат лошадиным произволом.

   Мальчик повел ухом в сторону незадачливого всадника и отвернулся, рассудив, что такие грубые слова просто не могут относиться в его адрес. Пришлось парню подни-маться на ноги и отправляться ловить свой транспорт. Обидно, а что делать? Не сидеть же в пыли весь день. Сарат потянулся, проверяя целостность костей и суставов, побил рука-ми по льняным порткам, отчего они чище все равно не стали, погрозил наглой скотине кулаком и возблагодарил Всевышнего, что не сломал и не вывихнул чего-нибудь. На до-роге как на грех никого нет, и помочь ему было бы некому. С другой стороны, в безлюд-ности пути тоже есть свои преимущества — свидетелей позорного падения тоже не было.

   Сарат двинулся к коню. Животное покосилось в его сторону, как показалось пар-ню, довольно злорадно, и сделало несколько шагов в сторону живописного луга. Мол, дороги людьми построены, сами по ним и топайте. Мне же и тут неплохо, а дальше и тра-ва гуще будет.

   — Но-но! Не балуй! — на всякий случай пригрозил мерину Сарат, но не сильно усердствовал.

   Коняга передвигается гораздо быстрее, чем человек, чуть припустит — и ищи вет-ра в поле. Мальчик обернулся к незадачливому всаднику, затрепетал белесыми ресницами как девица на выданье, увидев хромого, жутко косящего жениха, презрительно фыркнул и сделал пару шагов дальше. Сарат стиснул челюсти до зубовного скрежета, выдал «лас-ковую» улыбку, способную испугать медведя, протянул руку в сторону мерина и тихо, чтобы не спугнуть, принялся красться к нему. Конь оказался не промах, в благие намере-ния не поверил и прошел еще дальше. Парень глубоко вздохнул, успокоил себя, пред-ставляя, как бьет пятками злосчастную скотину, и осторожно двинулся за ним. Так они шли некоторое время, и неизвестно где встретили бы утро следующего дня, если бы ме-рин чисто случайно не наступил на собственные поводья и не совершил вынужденную остановку. Парень не растерялся, тут же коршуном налетел на запутавшийся повод.

   — У-у-у! Попалась, скотина безрогая! Вот я тебя! — замахнулся на мерина.

   В ответ сивый удивленно захлопал глазками «О! И ты здесь? И как я тебя раньше не заметил?» Бить после этого конскую морду, пусть и очень хитроумную, тут же расхо-телось. Сарат все же строго пригрозил для профилактики зловредной животине кулаком и оседлал коня. Мальчик издал глубокий мученический вздох, обернулся на всадника с укоризной во взоре, мол, на тебе пахать можно, а у меня спина уже болит, слегка про-гнулся в позвоночнике для особой убедительности, и тронулся в путь, неторопливо и размеренно переставляя копыта.

   Но уехали они недалеко. Сначала из-за очередного поворота показалась какая-то бесформенная куча, которая при ближайшем рассмотрении оказалась дохлой, распотро-шенной лошадью, чей остекленевший взгляд с немым упреком уставился в голубое ве-сеннее небо. Мальчик испуганно всхрапнул и загарцевал на месте, словно боевой конь в ожидании сигнала атаки от трубача. Вряд ли даже в далекой молодости мерин с такой страстью высоко вкидывал ноги. Держал хвост на отлете, храпел и закусывал удила. Са-рат прекрасно понимал, что целая конская туша поперек дороги примета на порядок ху-же, чем десяток черных кошек, важно прошествовавших прямо перед носом за бабой с пустыми ведрами. Да и страшные раны на боках свидетельствовали о хищнике прилич-ного размера. С другой стороны, монстр вполне мог откушать и отправиться на боковую; греется на солнышке, переваривая сытную трапезу. В конце концов, на просторах Ран-сельвании не так много зверей, способных употребить лошадь целиком, разве что драко-ны. Но они обитали в горах и редко показывались окрест Больших Запруд.

   Поэтому Сарат решил продолжить свой путь в родное село. И так задержался в до-роге. Старый мерин всяко лучше путешествия на своих двоих, но Мальчик переставлял ноги со скоростью чуть большей, чем обычный пешеход. Что, конечно, не могло радовать нетерпеливого парня, чье отсутствие в селе могло отрицательно сказаться на постоянстве чувств невесты. В итоге парень предпочел спешиться и некоторое время повести испу-ганного мерина в поводу, так как заставить прошествовать мимо принявшего насиль-ственную смерть сородича сидя верхом все равно не сможет.

   Сарат крепко уцепился за повод (не хватало еще, чтобы конь вырвался из рук и ма-лодушно показал хвост), и потянул отчаянно сопротивляющегося коня за собой. Мальчик храпел, фыркал, танцевал на месте, но после пятнадцати минут уговоров сдался и мед-ленно тронулся следом. Парень утер рукавом пот, размазывая густо налипшую дорожную пыль по лицу, и глубоко с облегчением вздохнул, чего, как оказалось, делать не следова-ло. Тошнотворная гнилостная вонь тут же наполнила молодые легкие до краев, вызывая рвотные позывы в желудке такой силы, что аж глаза заслезились. Парнишка закашлялся и прибавил шагу. Мерин был другого мнения, торопиться в неизвестность явно не собирал-ся и снова упрямо уперся всеми четырьмя ногами, словно упрямый осел, завидевший опостылевший мельничный жернов. Парень выругался, но спорить с животным себе до-роже — больше времени потеряешь. Поэтому страшное место обогнули по широкой дуге и, выйдя на дорогу чуть дальше, обнаружили зловонную тушу издохшего выползня, при-гвоздившего своей тяжелой головой какого-то бездыханного бедолагу. Парень произнес краткую молитву Всевышнему, жалея, что не очень часто посещал в родных Хренодерках храм и вообще пустился в путь, в грехах не покаявшись, а в дороге, как известно, слу-читься может что угодно. «Хоть бы иконку какую взял или склянку со святой водой», — закручинился он. И в это время раздался исполненный муки стон.

   От неожиданности парень и мерин дружно подпрыгнули на месте, явив собой ред-кое единодушие коня с всадником. Сначала Сарат подумал, что звук издал недобитый монстр, решил было задать стрекача и даже пробежал шагов пять, когда тихо, но весомо прозвучали слова:

   — Помогите мне… Я маг… прислан к вам… отблагодарю.

   Сарат затормозил так резко, что Мальчик смял и опрокинул его в пыль. Надо от-дать должное пареньку, поводьев он и лежа не выпустил. Подозревая, что на сей раз ко-няга небольшой прогулкой не ограничится, а дунет сразу до села, не теряя времени на остановки. Мерин честно проволок своего незадачливого всадника метров пять, но потом то ли ему стало неудобно, то ли просто надоело везти парня волоком, но конь остановил-ся, всхрапнул пару раз для порядка и принялся пощипывать молодую короткую травку на обочине. Вопреки своему характеру, парнишка даже не стал костерить своенравный ко-пытный транспорт. Он лежал он в пыли, даже не пытаясь подняться на ноги, и мучитель-но размышлял, как же следует поступить теперь.

   Хренодерский парень посещал Большие Запруды не для праздной экскурсии, а был командирован жрецом Всевышнего отвезти в местный храм записку о появлении в селе подозрительных личностей, одна из которых нагло назвалась боевым магом из самой сто-лицы, а другая вообще была оборотнем в волчьей ипостаси. А еще местную ведьму похо-ронили, и она чудесным образом воскресла, вылезла из собственной могилы и заявилась к местному голове, чтобы наделить его огород замечательным урожаем хрена. Но Сарат никак не ожидал, что служитель Всевышнего в храме Больших Запруд окажется настоль-ко скор в решении проблем и умудрится вызвать настоящего мага в столь сжатые сроки.

   Магов побаивались, трепетали перед ними, но звали только в крайнем случае и ак-тивно не любили. Во-первых потому, что даже самый плохонький маг имелся только в больших городах, а Запруды до такого не дотягивали. Особо зажиточные купцы, приез-жавшие с караваном закупать местную рыбу, предпочитали нанимать мага для охраны в складчину, и даже возили с собой лари с магическим льдом, чтобы рыба не портилась. Такие лари для обычного жителя являлись настоящей диковинкой. Обычный ледник, по-читай, в каждом уважающем себя доме был. Рыли глубокий погреб и зимой забивали в него лед с реки. В хорошем погребе лед до осени не истаивал до конца и продукты не портились. А во-вторых, даже за самую пустячную услугу маги драли втридорога и цен не сбавляли.

   — Ох ты, лишенько! — испуганно пролепетал Сарат, представляя выражение лица Панаса, когда он расскажет, что присланный в помощь маг погиб, даже не проехав треть пути к Хренодеркам.

   Наверняка зловредный голова поспешит спихнуть всю вину на несчастного парня, хотя он-то к лиходейству монстра не имел никакого отношения и всего лишь разминулся с приезжим. И то лишь потому, что Мальчик — животное надежное, но очень медленное. А у мага наверняка конь быстроногий был, но даже это не спасло несчастного от постиг-шей его ужасной кончины. Впрочем, если немного поразмыслить, в этом можно найти и положительную сторону — ехал бы вровень, лежали бы вместе. А так Сарат цел, невре-дим и при лошади.

   — Эй! Ты еще жив? — на всякий случай поинтересовался парень, крепко помня, что от ведьм запросто можно огрести любых неприятностей, а маги — они еще зловред-нее будут.

   Мужик захрипел, завозился под тушей ящера, из чего хренодерчанин сделал неутешительный вывод, что тот все еще цепляется за жизнь. Связываться с магами себе дороже, но в данном случае маг мог оказаться злокозненным и выжить чисто из вредно-сти. Чтобы потом испортить жизнь не оказавшего помощь селянина. «Придется помо-гать», — затосковал Сарат, кляня себя, что угораздило задержаться в Больших Запрудах, дабы прикупить невесте вкусной вяленой рыбки. Очень уж Доненька ее уважает. А такой рыбки ему нигде больше не купить. С тяжелым вздохом обреченного на смертную казнь, которому еще до помоста с виселицей предстоит тащиться под проливным дождем, как будто и без того мало неприятностей, Сарат привязал Мальчика к растущей на обочине березке и отправился к пострадавшему.

   При ближайшем рассмотрении оказалось, что для того, чтобы сдвинуть тушу яще-ра, усилий одного человека маловато будет. Сарат пыхтел, упирался ногами, но не пре-успел. Пришлось привлекать к делу Мальчика, который, ясное дело, в восторг от транс-портируемого монстра не пришел. Это не удивительно. Редко кому нравится опутываться веревкой и тянуть за собой волоком этакую страшилу. Мерин храпел, пытался ударить по туше задними ногами, но веревочные узлы парень вязал на совесть; пришлось смириться со своей участью и идти куда скажут.

   Маг представлял собой жалкое зрелище. Весь в ранах и кровоподтеках, кое-где наружу торчали обломки костей, на судорожно сжимавшей рукоять меча руке кожа висе-ла клочьями. Непонятно каким чудом душа все еще цеплялась за поврежденное тело. И какое волшебство поможет Сарату отвезти полумертвого мага в Хренодерки. Что мужчи-ну вполне можно доставить в Большие Запруды и они гораздо ближе, хренодерчанин от-чего-то не догадался. Не догадался он и извлечь фамильную гордость мага — клинок гномьей ковки, который попросту не заметил в изуродованной пасти поверженного вы-ползня. Как и не стал собирать разбросанный по дороге скарб, в котором присутствовали дорогостоящие амулеты.

ГЛАВА 2

Вяз Дубрович — леший известного на всю Рансильванию наличием большого раз-нообразия нежити Безымянного леса — задумчиво созерцал встречу местной ведьмы Светлолики с волчьим тотемом. Встреча происходила, как и положено, ночью, при пол-ной луне, на тайной поляне. Одной из тех, что тщательно скрывались от взоров непосвя-щенных в глубине леса. Заповедных полян осталось очень мало. Их давно сгубили люди, повадившиеся использовать как источники магической энергии все доступные места. Грубое вмешательство в хрупкое равновесие, складывающееся веками, быстро нарушало сложившийся баланс, и магические жилы подобного рода быстро иссякали, приходили в упадок или, что еще хуже, начинали работать наоборот, тянуть из окружающего про-странства магию, как в бездонную воронку.

   На обласканной ярким серебром лунного света поляне, с дольменами и танцую-щими древний танец светлячками, царила торжественная тишина. Хрупкая девушка сре-ди огромных монолитов казалась особенно нереальной, как и беседа с серебряной светя-щейся волчицей, которая спокойно стояла рядом, положив лобастую голову на плечо Светлолики. Здоровенный серый вервольф в компании белой и черной вервольфиц смирно сидел в некотором отдалении, чтобы не мешать свободному общению, но встать на защиту, если таковая понадобится.

   Вяз Дубрович являлся не единственным наблюдателем редкой сцены. Вожак мест-ных двуипостасных Олек, находясь в своем зверином обличье, с невыразимым благого-вением смотрел, как Светлолика, оказавшаяся ведьмой, меняющей облик, знакомится с тотемом. На вершине дерева задумчиво восседал Валсидал Алукард, только на днях сбе-жавший из замка-тюрьмы Сартакля. Пусть весь род вампиров официально считался ис-требленным, это вовсе не мешало магической элите держать последних, некогда гордых представителей племени кровососущих в антисанитарных условиях тюремных камер. Сартакль славился тем, что за тысячелетнюю историю замка никто из опасных узников замка так и не смог совершить побег. Валсидал оказался первым, кому это удалось, и что вызвало озабоченное волнение в совете магов.

   — Ты вот что… — Леший хлопнул оборотня по холке, чтобы он точно знал, что обращаются к нему, заставив Олека присесть от неожиданности и удивленно крякнуть. — Поохотился бы, что ли. Сварил девке супчик какой… Ну, или картошечки с мясом поту-шил. Насколько мне известно, разговор может затянуться, а потом меняющие облик таки-ми голодными становятся, жуть. Аж сам порой пугаюсь.

   Вожак двуипостасных не имел обыкновения быть на побегушках у кого-либо. Но, во-первых, лешему хамить себе дороже. Убивать Вяз не станет, а жизнь испортит на диво. Во-вторых, Олек имел на девицу брачные планы, правда, сама невеста пока не была в курсе намерений. Двуипостасный мудро решил не ошарашивать Светлолику внезапным счастьем, а подвести к разговору осторожно, не травмируя нежную психику столь ра-достным известием. Нужно ведь сначала поухаживать, приучить девицу к мысли, что брак с двуипостасным имеет свои преимущества и поставка свежей дичи к столу не по-следнее из них. Поэтому вместо того, чтобы огрызнуться, злобно клацнуть зубами и за-явить, что он не охотничья собачка, приносящая дичь по первому требованию, а уважаю-щий себя вожак сообщества двуипостасных, Олек кивнул и с тихим шорохом исчез в ле-су, словно и не было его вовсе.

   Вяз Дубрович оценил, одобрительно кивнув. Он, правда, не знал о планах Олека насчет Светлолики, но подумал, что если удастся свести парочку вместе, брак может вый-ти очень и очень удачным. Валсидал же пригорюнился. Ему предложить оголодавшей ведьме было нечего. А ведь он почти сделал из нее упырицу… и в ответ никакой призна-тельности. Люди вообще на диво неблагодарные создания. Да, упыри — создания ночи, питаются кровью и привязаны к своему создателю, зато они обретали бессмертие, а это несомненный плюс. Хотя насчет еды имелись у него некоторые идеи. Вампир до того возгордился, что чуть не упал с дерева, но в последний момент удержался. Если верить легендам, лешие — народ суровый.

   Ведьма покинула поляну примерно через девять дней. Тот факт, что она умудри-лась провести столь долгий срок без воды и еды, вызывал в наблюдателях за общением с тотемом искренний интерес, а в вампире откровенную зависть. На охоте ему решительно не везло, и Валсидал опасался, что впадет в спячку. В этом свете на Лютого он смотрел уже с гастрономическим интересом. Впрочем, на вервольфах девятидневное воздержание тоже никак не сказалось. Разумеется, и Олек и леший и вампир покидали свой пост не единожды. Вампир пытался перекусить, но смог изловить только влюбленного ежа, чья более шустрая подруга благополучно успела сделать ноги. Добывание крови из колючего зверя больше походило на акт садомазохизма, чем полноценную еду. Валсидал больно ис-колол себе руки, ноги, губы, полночи со слезами на глазах выдергивал из самых неожи-данных мест застрявшие иголки, и все ради мизерных трех глотков крови. После такого жалкого ужина, кроме досады и чувства вины перед усекновенным зверьком, он ничего не испытывал. А в желудке словно поселилась какая-то воронка, настоятельно требующая пищи и противно сосущая внутри.

   — Ну, как? — Вяз Дубрович даже слегка подался вперед от любопытства, что сте-пенному лешему было не свойственно. — Объяснила она, куда девать оборотней?

   Светлолика смерила Олека задумчивым взглядом светло-серых с зелеными искор-ками глаз, словно подозревала двуипостасного в излишней болтливости. Вожак ответил спокойным взглядом, отчего девушка стала подозревать его еще больше.

   — Не совсем, — задумчиво молвила она и предъявила заинтригованному лешему внушительного вида фолиант в обложке из тисненой кожи неизвестного происхождения с массивными золотыми застежками по бокам. — Она дала мне это… ну, как это называ-ется…

   — Знаменитая волчья книга! — любезно подсказал Валсидал, свешиваясь со своей ветки, чтобы рассмотреть раритет поближе.

   И тут же огреб фолиантом по заинтересованной занимательным чтивом физионо-мии, ухнул от боли и убрался на дерево повыше от греха подальше.

   — Нет. Серебряная сказала, что это… енструкция по експлуатации. Вот.

   — Инструкция по эксплуатации, деревня! Ведьма ты темная! Сначала читать научись, а уж потом драться начинай, — обиженно прокомментировал вампир с безопас-ного расстояния. — Книжки пишут, чтобы читали и знаний набирались, а не били людей по лицу.

   — А ты не человек, — напомнил Олек, прикидывая, имеет смысл слазить наверх и проучить наглеца, или же подождать до удобного случая, когда ведьмы с ними не будет.

   Женщины народ жалостливый. Это волчицы выбирают самого сильного самца, а человеческие самки сначала пожалеют какого-то доходягу, а потом всю жизнь с ним му-чаются.

   — Это к делу не относится, — фыркнул Валсидал.

   — А я слышала, что иногда знания крепко вбивают в головы учащихся, — задум-чиво протянула Светлолика, демонстративно взвешивая увесистый том в руках на пред-мет метания его в зарвавшегося кровососа.

   Вампир прикинул расстояние. На первый взгляд не так-то просто добросить. А с другой стороны, ведьма же. С нее станется.

   — Ладно-ладно. Читайте или просто разглядывайте картинки. Мне-то какое дело? — уронил он и как бы невзначай полез повыше, почти на самую верхушку.

   — М-да, — протянул леший, поскреб веткой зазеленевшую по-весеннему шевелю-ру. — Такую книжку, пожалуй, до седых волос читать будешь, да и внукам много нечи-танных страниц останется.

   В это время Валсидал пришел к выводу, что неплохо бы воспользоваться нереши-тельностью соперника и взять инициативу в свои когтистые руки. Пока двуипостасный занят разглядыванием научного труда, предложенного к прочтению ведьме, он, как ис-тинный кавалер, успеет раздобыть для нее прекрасный обед, раз на романтический ужин рассчитывать не приходится. Вампир осторожно перебрался на соседнее дерево. Благо ветки касались друг друга.

   Лютый пришел точно к такому же выводу. Рявкнув вервольфицам, чтобы не спус-кали глаз с ведьмы (оборотню, вечно крутящемуся возле девицы, он совершенно не дове-рял), а сам отправился на поиски съестного.

   Боевой маг Флоднег и его однокурсник полуэльф Т мирно сидели на одной из многочисленных полян Безымянного леса возле уютно потрескивающего пламени костра, на котором аппетитно булькала наваристая каша с мясом. В отличие от светлых эльфов, темные вполне себе употребляли животную пищу, да и половина крови Т была человече-ской, так что он не испытывал угрызений совести, подстрелив парочку зайцев на обед. Кашеварил тоже он, добавляя в кашу разнообразные травы, отчего от будущей трапезы шел просто умопомрачительный запах, заставлявший желудки голодных магов замирать в мучительном предвкушении трапезы.

   — Может, уже готово? — судорожно сглотнул набежавшую слюну Флоднег.

   Т ответил непреклонным взглядом пронзительно-зеленых глаз.

   — Терпение, мой друг, является неоспоримой добродетелью людей, а магов в осо-бенности, — назидательным тоном молвил он, отчего Флоднегу до зуда в руках захоте-лось дать полуэльфу знатный подзатыльник и посмотреть, насколько у того хватит добро-детели, чтобы не ответить тем же.

   Что Т безропотно стерпит сей произвол, у Флоднега были большие сомнения. Оставалось только оттачивать внутреннее совершенство вдумчивой медитацией на еду.

   В это время на поляну к магам осторожно, практически полуползком выбрался се-рый вервольф с рваным ухом.

   — Лютый! — воскликнул пораженный Флоднег, но что дальше предпринять, не знал.

   Попытаться погладить? Без руки можно остаться запросто. Подозвать? Так Лютый и раньше людей не особо жаловал, и сейчас может неправильно понять. «Надо было по-просить Т захватить запасной ошейник подчинения», — с тоской подумал он. — «Как же теперь вервольфов водворять в родную стаю?»

   Т так и застыл с черпаком, которым только что помешивал аппетитное варево, то-же не понимая, как следует себя вести с диким на вид экземпляром, решившим вдруг по-играть в домашнего любимца.

   Лютый же униженно лег на пузо, пополз, виляя хвостом и преданно заглядывая в глаза мужчинам. Т вздрогнул, Флоднег чуть не перекрестился, шокированный миролю-бивым настроем прежде всегда свирепого зверя. Стараясь не делать резких движений, Флоднег осторожно поднялся на ноги и стал отступать к деревьям, рассчитывая быстро влезть, если вервольф внезапно кинется. Т был умным, глупые полукровки редко выжи-вают, потому воткнул черпак в кашу, с точностью повторил маневр наставника верволь-фов, и только потом спросил:

   — Что это с ним?

   — Думаю, бешенство, — потрясенно выдавил Флоднег. — Проклятый Безымян-ный лес! Какой генофонд гибнет!

   Т ошарашенно кивнул, не выпуская однако из поля зрения странно ведущего себя зверя. Вдруг кинется? С этими оборотнями держи ухо востро.

   — А почему у него пены нет? Нам в Академии говорили, что у бешеного живот-ного всегда пена капает. — Полуэльф осторожно попробовал ствол ближайшего дерева на прочность и остался доволен результатом. Выдержит его и вервольфа, хотя последнего лучше бы не надо.

   — Зато сам к людям идет…. Верный признак.

   Лютый же между тем, видя, что маги не спешат принимать его в свою тесную компанию, совершенно не расстроился, а поравнявшись с костром, осторожно сцапал палку с висящим на ней котелком, из которого одинокой свечой торчала ручка черпака, и ленивой трусцой покинул поляну.

   — Он нас ограбил! — то ли восхитился, то ли расстроился Флоднег.

   — Да-а, ловко провернул, ничего не скажешь, — подтвердил Т.

   — Вот смотрю я на вас и удивляюсь, — раздался за спиной вкрадчивый с приды-ханием голос, заставивший мужчин синхронно подпрыгнуть. — Вроде бы боевые маги, дипломированные специалисты… А позволили увести обед какой-то бродячей шавке-переростку. Стыдно за вас, господа. Очень стыдно!

   — А ты сам кто? — Ошарашенно поинтересовался раскритикованный Флоднег, жалея, что не догадался даже сотворить боевой пульсар.

   — Кто-кто? — мерзким голосом передразнил неизвестный. — Вампир в пальто.

   — Вампир?! — дружно обрадовались маги. — Тебя-то нам и надо!

   В руках у мужчин синхронно возникли файерболы.

   — Ой, а чего это вы? Зачем же так бурно реагировать на критику? Я вовсе не хотел вас обидеть! — испуганно взвизгнул Валсидал, прикинув, чем грозит ему сплоченная атака пары магов, и ринулся сквозь кусты, не дожидаясь демонстрации боевых возможно-стей.

   — Куда?! — синхронно крикнули мужчины и кинулись следом.

   Возглавив забег, вампир в очередной раз проклинал свой язык и заодно неудав-шуюся упырицу, из-за которой все время приходится убегать.

   Олек готов был рвать волосы на себе, а лучше, конечно, на наглом вервольфе, ко-гда Лютый бесшумно вынырнул из чащи и с гордым видом добытчика вручил ведьме ко-телок с кашей. Над едой поднимался ароматный парок, а из середины торчала ручка чер-пака. «Обо всем позаботился, зараза», — закручинился двуипостасный. — «И главное, где стащил, морда хитрая? Не сам же он умудрился такое сварганить?» Светлолика не могла нарадоваться подношению, не скупилась на похвалы и все время почесывала зверя за ухом. Вяз Дубрович пригвоздил укоризненным взором вождя двуипостасных, отчего Олеку отчаянно захотелось провалиться на месте, и демонстративно похвалил вервольфа:

   — Какой он у тебя, однако, молодец!

   Светлолика просияла, словно интеллектуальные способности вервольфа были це-ликом ее личной заслугой.

   — Да, он замечательный. Может, пойдем куда-нибудь перекусим? Что-то есть хо-чется.

   Употреблять пищу прямо на поляне почему-то казалось сродни святотатству.

   — Не мудрено. Девять дней без воды и еды — это вам не кабан чихнул, — автори-тетно заявил леший.

   — Девять дней? — ахнула ведьма. — У меня жк дома коза не доена!

   И помчалась по направлению к дому, умудрившись безошибочно найти тайную тропу, на которую без лешего выйти практически невозможно. Следом рванули верволь-фы.

   — Куда, заполошная? — крикнул в спину Вяз. — У тебя же там кот на хозяйстве остался!

   Но Лика уже не слышала воплей лешего.

   — Эх, молодость, молодость! — махнул сучковатой рукой он, вспоминая нечто да-лекое и настолько приятное, что на зеленой шевелюре один за другим стали распускаться белые крупные цветы.

   Воспользовавшись паузой, Олек решил было откланяться, но тут Вяз вынырнул из сладкого царства грез и воззрился на вождя, уставившись пронзительными зелеными гла-зами.

   — Ты бы поухаживал за девкой, что ли, — не то подумал вслух, не то просто так предложил он.

   Оборотень смущенно потупился, шаркнул по земле ножкой, обутой в сапоги, и выдал тяжелый вздох:

   — Так как за ней ухаживать-то… ведьма же.

   — Ага. А ты весь такой белый и пушистый, — скептически проскрипел леший. — Или ты того? Суеверный?

   — Да нет вроде, — пожал плечами оборотень. — Просто с волчицами проще как-то.

   Вяз иронично хмыкнул.

   — А с девкою обычной все сложно? Цветов ей подари. Меду там какого, сладо-стей. Девки, они страсть как сладкое любят, — посоветовал он.

   — А зачем ей цветы? — опешил Олек. — Их на любой поляне полно, чай в лесу живем. А от сладкого только зубы портятся.

   Леший понял, что и тут, наверное, Светлолике ничего не светит. Очень уж запу-щенный случай.

   — Эх, вожак! — вздохнул леший. — Нет в тебе ентого… романтизьму. Ты дума-ешь, девкам от тебя цветы нужны?

   — А разве нет? — совершенно запутался оборотень. — Если растения ей ни к че-му, зачем же тогда их дарить?

   — Внимание ей от тебя нужно, вот что. — Для пущей доходчивости Вяз даже по-стучал по лбу двуипостасного пальцем-веткой. — Она должна заботу твою ощущать.

   — Вон оно что… — поразился Олек. Впрочем, волчицы тоже любили, когда бу-дущий муж показывал себя хорошим добытчиком и рачительным хозяином еще до свадь-бы.

   Это был не последний показатель при принятии двуипостасной решения, нужно ли заводить от такого волчат или нет.

   Светлолика зря волновалась о не доеной козе. Ее черный кот выгодно отличался от местных мурлык не только наличием имени с отчеством вкупе с даром человеческой ре-чи, но еще и деловитостью. Маньку Дорофей Тимофеевич доил регулярно (молоко он и сам любил), таскал для нее сено из прошлогодних стожков селян и даже позволял немно-го пастись на активно пробивающейся травке, справедливо рассудив, что такую заразу двурогую ни одна нежить не схарчит, повезет, если сама нечисть ноги унесет. Так что в отсутствии ведьмы кот поживал неплохо, а на досуге занимался разбором на диво захлам-ленной кладовки, злорадно предавая явно ненужное хламье огню. Как в такое маленькое на вид помещение может вместиться столько вещей, оставалось загадкой, но костер горел все девять дней не переставая. Измотанный генеральной уборкой кот не менее двадцати раз собирался махнуть на все лапой, но стискивал волю в когтистый кулак и продолжал разгребать авгиевы конюшни. Волею случая проходящие мимо селяне видели непрерыв-но горящий огонь, вздрагивали, истово крестились, стараясь пробежать побыстрее. И по-том ставили в храме свечку, радуясь, что ведьма их не заметила. А то мало ли что затевает разобиженная на селян лесная отшельница.

   Как ни странно, у уборки имелись и плюсы. Например, в самом неожиданном ме-сте в кладовке обнаружилась старая тетрадь в зеленом кожаном переплете с записями ма-тери Светлолики, Льессы. Несколько дней Дорофей фырчал, ерошил пушистый черный хвост, расшифровывая затейливые закорючки, местами налезавшие друг на друга, а где-то и вовсе настолько неразборчивые, что ими хорошо секретные послания шпионам в со-предельные государства писать. Ни свои, ни чужие ни в жизнь не догадаются, что име-лось в виду — зато шифр изобретать не надо.

   — Кто же так пишет?! — патетически восклицал кот, возводя голубые глаза к по-толку, но и там не находил ответа на поставленный вопрос.

   На потолке виднелась паутина; пара юрких паучков слаженно трудилась над лов-чей сетью, не покладая лап. Но они то ли не понимали человеческую речь кота, то ли бы-ли не в состоянии проникнуться всей важностью вопроса. Озарение свыше тоже не снис-ходило. Дорофей издал мученический вздох, тщательно разгладил пушистыми лапками пожелтевшие от времени страницы и принялся за дешифровку. Кто знает, вдруг судьба ему улыбнется и обнаружится редкий рецепт уникальной хреновой самогонки. Но мечте не суждено было сбыться. В дверь застучали с такой силой, словно рассчитывали снести ее с петель. От неожиданности кот подпрыгнул на месте, закрыл лапами уши и зашипел, как обычный кошак.

   Сарат (а самозабвенно молотил в тяжелую дверь ведьминской избы именно он) не-безосновательно гордился своей изобретательностью, так как умудрился соорудить из подручных средств волокушу для травмированного мага, втащить раненого на нее и до-везти до дверей ведьмы. То, что Большие Запруды к месту усекновения Подкустовного выползня расположены гораздо ближе, чем Хренодерки, ничуть не смутило парня, и Ве-шил пережил это путешествие скорее вопреки стараниям спасителя, чем благодаря им. В очередной раз вынырнув из забытья, маг с удивлением увидел, как знакомый встрепан-ный русоволосый парень, облаченный в широкие домотканые порты из небеленого льна, заправленные в носки, рубаху-косоворотку и видавшие лучшие времена лапти, отчаянно дубасит в дверь рубленой избы, а изба в ответ скалится деревянными кольями и рычит.

   «Чего только не привидится», — ошеломленно подумал Вешил и даже несколько раз моргнул, чтобы прогнать видения.

   Ставни избы с грохотом распахнулись. Сарату очень повезло, что он стоял не там, иначе ведьма к своему возвращению непременно обзавелась бы замечательным отпечат-ком застывшего в недоумении селянина прямо на собственной стене. На широкий под-оконник тяжело вспрыгнул упитанный черный, без единого белого волоса, пушистый кот. Лениво поточил серповидные когти о деревянную поверхность и с интересом уста-вился на долбящего, как увлеченный дятел, парня голубыми глазами.

   — Мр-р-ну-у? — протяжно вопросил он. — Чего стучим?

   Но парень не услышал вежливый вопрос кошака, продолжая вдохновенно изби-вать несчастную дверь. Вешил же, увидев, как черный кот пытается что-то втолковать парню, полностью уверился в посетивших его галлюцинациях. Дорофей понял, что до-кричаться сквозь грохот просто нереально, покинул насиженное место, мягко спрыгнул на землю, дернул пушистой лапкой за штанину и повторил вопрос:

   — Любезный, чего надо-то?

   Но от него отмахнулись, лягнув ногой, словно лошадь, которая смахивает надоев-шего слепня. Кот совершил тройное сальто через спину, приземлился на четыре лапы, как истинный представитель семейства кошачьих, возмущенно фыркнул и погрозил кулаком супостату.

   — Ну, погоди ты у меня! Я тебе покажу, как благородными котами разбрасывать-ся!

   Возможно, угроза так и осталась бы угрозой, если бы не пасшаяся неподалеку Манька. Привязанная к колышку серая, с черной полосой на морде коза спокойно пощи-пывала себе сочную травку, прекрасно понимая, что до чужака веревка не дотянется, и с сожалением косилась на селянина желтыми с горизонтальными зрачками глазами. Доро-фей буквально облагодетельствовал рогатую, отвязав веревку и делая широкий жест в сторону Сарата. Мол, действуй на свое усмотрение. Манька не стала стыдливо отводить глаза, кокетливо отнекиваясь от свалившегося на нее счастья, издала воинственное «ме-е-е» и понеслась в атаку со скоростью осадного тарана. Встречу «тарана» с целью ознаме-новал дикий вопль, головокружительный прыжок вверх и площадная брань явно не предназначенная для дамских ушей. Единственной особой женского пола на поляне была коза, которая тут же оскорбилась, как и положено истинной леди, и наподдала скверно-слову для профилактики.

   Дорофей Тимофеевич злорадно потер лапы, наблюдая за унижением парня. Но ра-довался он недолго. Нрав деревенских коз лишь немногим уступал скверному характеру ведьмы, и если перед ведьмой жители робели, опасаясь злокозненного проклятья, то с ко-зами справлялись даже маленькие дети, которых летом отправляли животных пасти. По этому как только эффект внезапности миновал, Сарат взял себя в руки, схватил скотину за веревку и вознамерился отвесить ей хорошего пинка. Но хозяйственный Дорофей не позволил свершиться акту возмездия. Как-никак молоко Манька давала знатное, а побои могут отрицательно сказаться на удое.

   — Эй, любезный! — грозно рявкнул кот, вздыбив шерсть, чтобы казаться размером побольше. — Ты пошто животное тиранишь?

   Сарат изумленно воззрился на говорящего кота. Манька воспользовалась момен-том, боднула парня в бедро и рванулась так, что парень не только упал в пыль, но и про-ехал метров двадцать, прежде чем догадался отпустить злополучную веревку из рук. Коза победно взбрыкнула и поскакала в чащу.

   — Светлолика тебе этого ни за что не простит! — злорадно констатировал кот. — Единственную скотину в доме — и ту прогнал. Вот скажи мне, наивный селянин, какая от вас ведьме польза? Загончик и сарай просила — не построили. Кур и тех не донесли — по лесу расшвыряли, лишь бы ей не досталось. А теперь еще и козу прогнал, супостат.

   Парень впал в ступор. Проживавшая в лесу ведьма и раньше кротостью нрава не отличалась, а тут такая промашка вышла. И как ни крути, кот прав. Следов строительства на поляне, где жила лесная отшельница, не наблюдалось. Скорее всего, хренодерский го-лова в очередной раз рассудил, что обещанного три года ждут, вот и не торопился выпол-нять обещание.

   — А ведьма-то сама где? — осторожно поинтересовался парень, будто это был во-прос не первостепенной важности.

   — Да ушла она к лешему, — тяжело вздохнул Дорофей, который уже начинал вол-новаться за долго отсутствующую хозяйку. — Давно уж, дней девять или десять назад.

   Отсутствие ведьмы по постоянному месту жительства окончательно деморализо-вало парня.

   — Как же так? — горестно вопросил он небеса, поражаясь обрушившемуся на Хренодерки несчастью. — Ну, закопали ее разок, и что? Бросать нас теперь? Что я голове скажу?

   Перспектива сообщить страшную весть Панасу удручала до шума в ушах. Голова и так не питал к набивающемуся в зятья хренодерчанину особой приязни, а тут и вовсе прибить может. Да и ведьма тоже хороша — нельзя оставить без присмотра, сразу мигри-ровать норовит.

   — Было бы из-за чего рвать на себе волосы, — философски заметил кот.

   — Да? А вот это как раз очень хочется, — шмыгнул носом Сарат, проклиная тот час, когда его угораздило выехать из Больших Запруд.

   Ну что стоило покинуть их раньше? Или задержаться на полдня. Авось мага обна-ружил бы кто-нибудь еще, а парень благополучно доехал до дома и угощал бы теперь До-неньку рыбкой.

   — Подумаешь, Светлолика к лешему пошла! Так пообщается и вернется, — доба-вил Дорофей и принялся с интересом изучать волокушу с лежащим на ней телом. Мерин с опаской покосился на невиданного говорящего зверя, но решил, что при таких скромных размерах он, наверное, не очень опасен, а если что — убежать всегда успеет, и продолжал щипать траву вытянутыми в трубочку губами. — А труп ты зря привез к нам. Зачем нам нужна эта падаль? Мы мертвецов не воскрешаем, мы енто… не некромансеры.

   Сарат отмер и удивленно вытаращился на кота.

   — Так маг уже умер?

   — Он еще и маг? — вопросом на вопрос ответил Дорофей и осторожно потыкал в тело палкой, словно боялся, что не подающий признаков жизни маг вскочит на ноги, сде-лает пальцами «козу» и крикнет «бу!» Вешил слегка приоткрыл глаза и застонал. Из чего кот сделал вывод, что мужчина пока жив, но, скорее всего, это ненадолго. — Однако и правда, жив… — озадаченно почесал пушистой лапой затылок кот. — Вот скажи мне, грозный селянин, если ты так уработал мага, прикопал бы его где-нибудь на обочине, и все шито-крыто. Зачем было его тащить в такую даль? Ведь даже я вижу, что не жилец.

   Сарат жалостливо шмыгнул носом. Что делать, если ведьмы не будет дома, он не подумал. Но тут кусты затрещали и на поляну выскочила Светлолика собственной персо-ной, крепко сжимая в руке котелок. Ведьма попробовала притормозить, но по инерции проскакала еще несколько шагов и сначала метко съездила массивным котелком Сарату по уху, сбив парня с ног, затем сама же споткнулась о поверженное тело и упала сверху, чудом не перевернув емкость с едой.

   — Закусай тебя упырь! — в сердцах вскрикнула девушка, с трудом выравнивая дыхание. — В родном лесу и шагу ступить невозможно, чтобы не наткнуться на какого-нибудь жителя Хренодерок. Что теперь придумали? Новый план извести меня?

   Сарат лежал ни жив ни мертв и вообще старался не дышать, пытаясь не усугубить и так нелегкое положение. Разумеется, Светлолика имела все основания подозревать его в злом умысле. Хотя сама же и сбила парня с ног.

   — Ты посмотри, какую жуткую отбивную он нам привез, — тут же наябедничал кот, ткнув лапкой в сторону мерина с волокушей. — К тому же это маг.

   Девушка окончательно расстроилась. Магов любить у нее тоже причин не было. К ведьмам они относились хуже жрецов и к тому же были на порядок опаснее. Если служи-тели Всевышнего яростно предавали ведьм анафеме и призывали паству гнать противных богу колдуний взашей, то маги норовили попросту убрать конкурентов.

   Вешил с трудом разлепил грозившие закрыться навсегда веки и попытался сфоку-сировать мутнеющий взгляд светло-серых глаз на фигуре ведьмы. Девица скептически хмыкнула, увидев все еще теплящуюся жизнь в практически разрушенном теле, задумчи-во покрутила блондинистый локон указательным пальцем и кивнула своим мыслям.

   — Ладно. Дорофей Тимофеевич, принеси Сарату лопату.

   — Зачем? — опешил парень и на всякий случай сделал два шага назад, чтобы успеть сбежать.

   Тут уж не до сохранности мерина, самому бы унести ноги. Мало ли что надумала лесная отшельница. После последних событий вполне могла обозлиться и устроить мас-совое захоронение селян в компании магов, благо в Безымянном лесу места хоть отбав-ляй.

   — Ямку копать будешь, — подтвердила самые страшные опасения селянина Свет-лолика. — Думаю, во-о-он там в самый раз будет.

   Сарат покачнулся и стал белее снега зимой.

   — Зачем ямку? — на всякий случай переспросил парень, почти готовый задать стрекача, ревя как перепуганный теленок.

   — Для компании, — нагло мурлыкнул кошак и торжественно вручил окончатель-но деморализованному парню орудие труда.

   Еле волоча ноги, как приговоренный к месту казни, он потащился на трудовые ра-боты.

   — Глубоко не копай, — напутствовала добровольца Светлолика. — Так, чтобы только землей слегка присыпать, и хорошо будет.

   Вяз Дубрович подошел к поляне в компании Олека и сходу оценил обстановку.

   — Мага притащили, — презрительно фыркнул он. — Им что, медом здесь намаза-но? Повадились шляться туда-сюда. Даже в Безымянном лесу покоя нет!

   Двуипостасный тоже не стал заявлять о своем присутствии. С магами здороваться себе дороже. Это по их вине двуипостасные стали вымирающей расой, как и многие дру-гие, включая меняющих облик. Конкретно от этого индивида в волокуше пахло кровью и близкой смертью и это обстоятельство не могло не огорчать Олека. По его мнению, чело-веческие женщины падки на всяких убогих, самоотверженно возятся с ними, как со сле-пыми щенками, ограждают от волнений этого мира и гордятся своей беззаветной предан-ностью.

   — Ты бы взял ведро и сбегал к озеру за целебной глиной! — Скрипучий голос ле-шего бесцеремонно вырвал двуипостасного из состояния задумчивости.

   — Зачем? — невольно процитировал Олек Сарата.

   — На голову Светлолике выльешь, — фыркнул Вяз, но поймал ошарашенный взгляд янтарных глаз и понял, что мужчина принял его слова слишком близко к сердцу. — Ей этого мага придется по частям собирать, а что ей поможет лучше, чем ведерко хо-рошей целебной глины, что возле Ведьмина озера можно набрать? Глина и с исцелением пособит, и сломанные кости зафиксирует. Она же когда застывает, тверже камня стано-вится. Так что ты ведерко бери старенькое, поплоше — все равно выбросить придется.

   Двуипостасный сильно сомневался, что о маге вообще стоило заботиться. Он по-чти не жилец, и никакая глина этого не исправит. Так стоит ли напрягаться? Прикопали бы его в лесу по-тихому, и все. Безымянный лес бережно хранит свои тайны. Но спорить с Вязом Олек не стал. К тому же, если окружить ведьму ненавязчивым, но уместным вниманием, это поставит против его имени в списке претендентов на хрупкую руку Светлолики жирную галочку.

   Привычный к сельским работам Сарат управился с ямой довольно быстро. Пот лил с парня градом, но он вгрызался в грунт, не знавший лопаты, с упорством обезумевшего крота. Дорофей Тимофеевич тоже не сидел сложа лапы, натаскал березовых веток с не-давно распустившимися зелеными листочками. Щелкнул по носу козу Маньку, вылезшую откуда-то из кустарника, как только угроза со стороны уязвленного козьими рогами селя-нина миновала, деловито напоил мерина, благодарно фыркнувшего в ответ. Закончив свою яму, парень гордо обозрел деяние рук своих, воткнул лопату в земляной холмик, отер трудовой пот со лба и без предупреждения ринулся в чащу с воплями:

   — Спасите! Помогите! Заживо погребают! Умираю молодым!

   Но на помощь Сарату никто не кинулся. Местные обитатели поспешили убраться с дороги. На тех, кто не успел, безжалостно потоптались крепкие ноги в лаптях. Флоднег и Т, запекавшие щедро обмазанное глиной мясо в углях, успели шарахнуться в разные сто-роны, прежде чем парень опрометью вылетел на поляну. Он резвым жеребчиком прога-лопировал по углям, изрядно попинал обед магов, поджег собственные лапти и помчался дальше, обгоняя два самонаводящиеся файербола, выпущенные двумя обозленными ма-гами.

   — Дикий здесь народ, — констатировал Т. — Так от голода загнуться можно.

   — Или научимся употреблять мясо сырым и сами одичаем, — согласился Флоднег, печально рассматривая попранное лаптями мясо, безжалостно втоптанное в золу.

   Теперь оно скорее напоминало стельку в донельзя изношенном сапоге, чем еду.

   — Чего это он? — удивленно протянула Светлолика, которую внезапный старт Сарата застал врасплох.

   — Да кто его знает? — пожал пушистыми плечами Дорофей. — Может, он дома чайник забыл на плите, а теперь вспомнил. — Скажи лучше, что ты с этим объектом де-лать будешь? — Кот, в который раз, с сомнением во взоре осмотрел лежащего на волоку-ше мага. — Может, ну его, это лечение? Прикопаем в лесу и скажем, что не видели нико-гда этой колдовской морды.

   — Слишком просто, — усмехнулась ведьма. — Я давно хотела попробовать один ритуал, но он очень сложный. Да и добровольцев не было.

   Вешил, до которого сквозь туман полузабытья донеслась последняя фраза девушки, понял, что мучительная смерть от укуса Плаксикуса придорожнуса не самый худший ва-риант, и благоразумно потерял сознание.

   Олек вынырнул из леса и торжественно, словно корону на церемонии миропома-зания на царство, вручил ведьме ведро с глиной. Светлолика тоже преисполнилась коро-левского величия и приняла ведро с видом достойным императрицы. Подозрительно ко-сящиеся в сторону двуипостасного вервольфы с лихвой заменяли королевскую гвардию. Сцену несколько портила серая коза, которая невзлюбила мужчину с первого взгляда, но, как зачастую свойственно особам женского пола, свою неприязнь сразу не показала, а дождалась удобного случая, когда ничего не подозревающий Олек обернется к ней задом, и от души боднула оставленный без присмотра филей. Двуипостасный взвыл и обогатил лексикон ведьмы новыми ругательствами.

   Дорофей мертвой хваткой вцепился в веревку и изо всех сил пытался удержать Маньку, идущую на второй заход. Но что мог противопоставить кот, пусть и чуть больше обычных дворовых мурлык размером, целеустремленной рогатой скотине? Вот и воло-чился котейка за козой на веревке, оглашая окрестности оглушительными воплями, плав-но переходящими в ультразвук. Сделав полукруг по поляне, коза вышла на финишную прямую и застыла, пристально вглядываясь в противника. Дорофей вздохнул с облегче-нием, поднялся на задние лапы, потирая ушибленные места, и костерил зловредное жи-вотное на чем свет стоит, от волнения переходя на злобное мяуканье.

   Олек вперил в поставщика молочных продуктов ведьминского стола взгляд уже янтарных волчьих глаз. Как истинному двуипостасному, ему были ведомы тайны частич-ной трансформации. Хотя не всегда представлялся случай продемонстрировать подобные способности. Глаза зверя на человеческом лице смотрелись жутко, а уж пристальный взгляд способен напугать до икотных колик даже медведя. Но коза была не робкого де-сятка — как-никак, выросла возле Безымянного леса и за свою козью жизнь повидала больше, чем иной практикующий боевой маг. Она издала воинственное «ме!» и заскребла раздвоенным копытом землю.

   Глядя на эту картину, Светлолика стойко боролась с приступами смеха и все силь-нее прижимала к себе ведро с глиной, потому вмешаться в драматические события не могла.

   Олек покосился на веселящуюся ведьму и фыркнул про себя. Смех, конечно, дело хорошее, но становиться посмешищем в его планы точно не входило. С другой стороны, бить животное, принадлежащее девушке, на чье трепетное сердце имеешь виды, не очень дальновидно. Пока он решал про себя, как выйти из сложившейся ситуации, чтобы и ли-цо не потерять и девушку не обидеть, коза стартовала. Веревка между ней и котом натя-нулась. Слишком поздно Дорофей понял, что зря он намотал на лапу веревку, и с оглуши-тельным мявом покатился следом, тщетно пытаясь затормозить. Задние лапы кота распа-хивали лесную подстилку, оставляя за собой две глубокие борозды вполне пригодные для посадки картофеля. Олек с интересом наблюдал за приближением упряжки, подпустил животное поближе и коротко рявкнул прямо в наглую козью морду. Манька сразу поняла, что несколько погорячилась с выбором жертвы и резко свернула, не добегая до мишени. Веревка треснула, и кот с обрывком привязи, зажатым в лапе, упал в объятия ошарашен-ного двуипостасного.

   — А ты сильный! — ничуть не смутился таким поворотом событий кошак. — Светлолика, а может, он нам поможет ентого доходягу в ямку упаковать? Сами-то мы точно не дотащим, а его еще глиной нужно обмазать.

   — Зачем в ямку? — опешил Олек. Он, конечно, был не против оказать помощь лесной отшельнице, но с его точки зрения, переводить лечебную глину на мага прежде его похорон слишком накладно. Прикопал и ладно. Зачем же создавать себе трудности? Да еще и в глине… — Запекать, что ли, будете? — догадался он.

   Светлолика с интересом оглядела двуипостасного светло-серыми с зелеными ис-корками глазами, словно всерьез решала, а не разнообразить ли свой рацион еще одним блюдом, раз оно так мило пришло в гости самостоятельно, заправила золотистый локон за ухо и многозначительно протянула:

   — Ну да… Что-то вроде.

   Очнувшийся было Вешил, понял, что сделал это зря, и снова благоразумно потерял сознание. И правильно сделал, так как избавил себя от лишней боли при раздевании, мы-тье травяными настоями и бережной упаковке сначала в глину, затем в выложенную бе-резовыми ветками и пучками трав яму. Причем Олек предлагал ампутировать некоторые не нужные с его точки зрения части — все равно их сложно собирать, а маг и без них вполне может обойтись. Дорофей Тимофеевич голосовал за это решение сразу четырьмя лапами, искренне недоумевая, зачем мужику сразу две ноги и две руки, пусть радуется, что хоть что-то осталось. А упертая ведьма кокетливо предлагала отправиться обоим к лешему и продолжить дискуссию там. Сам леший стоял в тени деревьев и в спор не ме-шался, хотя точно знал, что магов лечить — занятие неблагодарное, завсегда себе дороже выходит.

   Как бы то ни было, спустя несколько часов упорной работы помятый выползнем маг был густо обмазан глиной и больше напоминал глиняный голем, чем живое суще-ство. Светлолика с чувством потянулась, смахнула со лба трудовой пот, осмотрела деяния рук своих и осталась вполне довольна.

   — Вот что, вы пока его прикопайте, а я, пожалуй, пойду вздремну. А то ночка та еще выдастся, — распорядилась она и направилась к избе, но на полпути остановилась, вспомнив еще кое-что. — Да… всего закапывать не надо — голову-то снаружи оставьте, а то задохнется.

   Теперь можно было и отдохнуть с чувством выполненного долга.

   — Вот где в этой жизни справедливость? — ни к кому собственно не обращаясь, вопросил Олек. — Я к ней со всем уважением, а в итоге мага приходится закапывать.

   — Скажи спасибо, что в могилке лежишь не ты, — ехидно сообщил вампир, кото-рый не мог простить двуипостасному своевременно принесенную грязь.

   — Кому сказать спасибо? — вкрадчиво поинтересовался вожак. — Уж не тебе ли? А ты спустись на землю, я сразу поблагодарю тебя от всей души.

   Предложение звучало угрожающе. Валсидал ехидно фыркнул с дерева, не спеша знакомиться с двуипостасным поближе. Это только с виду волчий облик у них пуши-стый, а когти очень даже острые. Знакомиться с ними более детально вампир вовсе не го-рел желанием.

   — Благодарствую, мне и здесь хорошо, — хмыкнул он с ветки и на всякий случай перебрался повыше, чтобы более громоздкий Олек точно его не достал.

   Как известно, в отличие от обычных волков, двуипостасные лазают по деревьям очень даже неплохо, им стрясти с дерева зарвавшегося вампира раз плюнуть. Но тут в пе-репалку вмешался Вяз Дубрович. Он хватил сучковатой рукой по дубу, на котором, слов-но ворона, восседал Валсидал Алукард. Дерево ощутимо тряхнуло, вампир соскользнул, едва не упал, но вовремя уцепился когтями за сук, совершил головокружительный акро-батический этюд, узрев который цирковые гимнасты облезли бы от зависти, и снова оседлал ветку, закогтившись чисто на всякий случай.

   — Хватит тебе препираться с упырем! Нашел себе собеседника. Ты бы еще с кома-ром пообщался, — скептически скрипнул леший.

   — Я не упырь и не комар! — Валсидал чуть не свалился с дерева от возмущения, но вовремя спохватился.

   Он не чувствовал в себе достаточно сил для драки, да и бегать по лесу уже подустал. Вампир не был противником физических нагрузок, но нужно и меру знать.

   — Да? — хмыкнул леший. — А питаешься чем? Кровью. Значит, комар и есть, только переросток. Ентот, как его… мудант.

   — Мутант, — ехидно поправил Валсидал. — Сначала говорить правильно научи-тесь, а потом уж ярлыки навешивайте.

   — Так в словах главное не произношение. А смысл, в них вкладываемый, — фи-лософски изрек Вяз и переключился на Олека. — А ты вместо того, чтобы в теньке про-хлаждаться, лучше бы думал, как успех развить в отношениях с ведьмой. Тем более что совместный труд сближает.

   — И что же мне делать дальше? — заинтересовался вожак.

   — А это уж тебе решать, — откликнулся леший. — Не все же по подсказкам жить, надо и самому усилия приложить, значит. Тем ценнее награда будет.

   Олек перевел взгляд потрясенных глаз цвета темного янтаря на Дорофея Тимофее-вича. Пушистый любимец ведьмы недоуменно пожал плечами, нахально самоустранив-шись от решения проблемы с ухаживанием двуипостасного, и пошел поить мерина. Рас-седлать натруженного конягу кот не мог, а отвести на водопой — запросто.

   Оставленный наедине с горем, Олек задумчиво взъерошил темные волосы.

   — М-да. Что-то определенно надо делать. Но что? Вот в чем вопрос…

ГЛАВА 3

Сарат влетел в деревню Хренодерки как камень, пущенный из пращи. Крепкие но-ги селянина, обутые в дымящиеся лапти, протопали по улице, распугивая кур, кошек, за-ставляя даже знакомых собак захлебываться злобным лаем и рвать цепи, грозя утащить будку за собой. Редкие прохожие благоразумно отпрыгивали в сторону, чтобы не быть сбитыми и затоптанными односельчанином. Затем непременно поминали его родню доб-рым словом, потом чесали в затылке и отправлялись следом, считая, раз человек так торо-пится, значит что-то стряслось. А новости лучше узнавать, стоя в первом ряду.

   Парень резво забежал во двор к голове, хлопнул калиткой, взбудоражил своим по-явлением лохматого пса, запнулся о выступающий из земли корень и рухнул на землю. Один из самонаводящихся файерболов ударил в хрен и взорвался, засыпав ошметками крупных (величиной с хорошее дерево) овощей весь участок головы и наградив замеча-тельным котлованом размером с небольшое озеро. Сарату повезло — взрывной волной второй файербол отнесло в сторону. Он сдетонировал о сарай, разметав соломенную крышу по округе. Сверху прилетел один из тлеющих лаптей, сорванных с ног парня, вто-рой упал точно на крышу дома головы. Оба строения занялись веселыми языками пламе-ни.

   — Ну ничего себе! — потрясенно выдохнул Сарат, обозрев принесенные разруше-ния. — Теперь точно Доненьку не отдаст.

   Голова деревни Хренодерки, названной так за обильное произрастание хрена как на ее территории, так и близ нее, сидел за столом в своей высокой рубленой избе и наблюдал за тем, как жена с дочерями накрывают на стол обедать. Глядел он на обычную суету женщин осуждающе, как инквизитор церкви Всевышнего на разгул нежити и ере-тиков. Перебрал Панас вчера самогонки в «Пьяном поросенке».

   Дело в том, что в Хренодерки уже несколько дней съезжались холостые парни с разных концов Рансильвании. Список претендентов на руку и сердце лесной отшельни-цы составлялся всей мужской половиной Хренодерок, письма благополучно разослали, не утаив от женихов, кого именно им предлагается сосватать. На отклик, конечно, надея-лись, дружно держали пальцы скрещенными на удачу и робко рассчитывали на приезд хотя бы двух-трех смельчаков из разряда совсем невезучих в любви.

   На удивление хренодерчан народ повалил валом. Местные сначала обрадовались, а затем крепко призадумались. Если на ведьму такой спрос, может, и самим такая невеста нужна, а тут какие-то пришлые понаехали. Хренодерские девки достали из сундуков па-радные платья, со слезами на глазах выпросили у матерей ожерелья, украсили волосы лентами. Что ни день у них гулянье, что ни вечер — посиделки. Все с песнями, плясками, прибаутками. И плясать успевают, и рукодельничать. На парней поглядывают, умениями своими хвастают. Хренодерские парни, наоборот, ходят мрачные. Девки к ним уже при-вычные, а пришлые — лица новые, на них посмотреть — удовольствие. Так что обста-новка в селе была напряженная.

   А тут еще и бабы взбеленились. Им пришлых парней кормить — выгоды никакой. Каждый день зудят да пилят, чтобы вел к ведьме на погляд. Кого выберет — останется. А кто не ко двору придется — тем в путь до дому собираться.

   Голова же хоть и ростом велик, плечами широк да обликом могуч, как тот дуб ве-ковой, а к ведьме идти не то чтобы боялся, просто слегка опасался. Да что он — все в селе не просто опасались, а боялись в лес ходить до мокрых штанов и икотных колик. Мест-ную ведьму (не со зла, конечно, ибо кто в своем уме решится просто по злому умыслу насолить ведьме, ведь проклянет — мало не покажется) приняли за мертвую и сначала похоронили со всеми почестями, а потом еще хотели избу спалить, приняв сидящего внутри говорящего кота за поселившуюся там нежить. Так ведь ведьма и впрямь не ды-шала. Бледная и холодная была, а котов говорящих в Хренодерках отродясь не водилось — попутались. С кем не бывает? Но ведьма отчего-то расстроилась. Девять дней на ее по-ляне непрерывно горел костер, повергая хренодерчан в суеверный ужас. Люди перестали ходить через лес. Потому как справедливо полагали, что лесная отшельница готовит не-что ужасное. Теперь в соседние села безопаснее было ходить не через лес, а по самому его краю. Далековато, конечно, но жизнь всем дорога. Если же край нужно было пройти ле-сом, готовились заранее, прощались с близкими (вдруг больше не увидятся), шли в храм Всевышнего на исповедь, ставили свечку за здравие. Затем одевались во все чистое (что-бы потом не заморачиваться с переодеванием перед похоронами) и шли, творя молитву, осеняя себя крестным знамением и крепко сжимая икону святого Николуса, покровителя путешественников.

   Панас как раз гадал, как именно намекнуть жене своей Параскеве, что неплохо бы к обеду приурочить чарку самогонки или кружечку холодного пивка из погреба, когда резко хлопнула калитка, захлебнулся лаем сидящий на привязи кобель, что-то громко ба-бахнуло и раздался истошный вопль, наводящий ужас на всякого владельца деревянных построек:

   — Пожар!

   Первой из дома выскочила младшая дочь Ареска с куклой и кошкой наперевес. Второй Ксанка с материной скалкой и парадным платьем. Следом выбежала Доненька, крепко держа в руках горшок наваристых щей. Как истинный капитан терпящего бед-ствие судна, Панас выскочил последним, умудрившись одновременно выволочь наружу дородную жену и два деревянных ведра с водой. Ведра тут же пригодились.

   Прибежавшие следом за Саратом хренодерчане тут же вступили в неравный бой с огнем. Выстроились в цепь и принялись передавать ведра с водой. Дом отстояли. А от сарая остались одни головешки. Зато животных успели спасти; они галдящим стадом рас-средоточились по селу, проявив при этом немалую прыть, причем злобный козел умудрился оседлать конек соседского дома и теперь блекотал оттуда что-то явно руга-тельное, гневно тряся бородой.

   — Сарат! — возопил Панас, глядя на виновника всех бед как огородник, узревший полосатого жука на листьях картофеля. — Как тебя понимать? Зачем ты мне дом поджег?!

   Пораженный чудесным спасением от магических снарядов парень распахнул свои голубые глаза на обозленного мужчину и выдавил:

   — Ведьма… там…. — Для уточнения парень даже ткнул перепачканной рукой в сторону леса.

   Присутствующие потрясенно замерли. Возразить было нечего. Лесная отшельница действительно была там, где-то в глубинах Безымянного леса. И что она задумала, никто точно не знал… но это что-то наверняка невыразимо ужасное.

   — Что — ведьма?! — вызверился голова, на которого одно лишь упоминание о лесной отшельнице действовало примерно так же, как красная тряпка на матерого быка-производителя.

   Сарат горестно всхлипнул.

   — Она мага закопала, — трагически выдавил он.

   Окружающие разом вздохнули. Эвон, ведьма, как сильна! Цельного мага закопала! Не каждая эдак исхитрится. Маги, они за здорово живешь не дадут себя в яму засунуть, молниями начнут кидаться, заклинаниями всякими.

   — А маг-то какой? Из вольных или из столицы приехал? — подал голос вездесу-щий дед Налим, проворно работая локтями и клюкой проталкиваясь в первые ряды. — А то, может, задрипанный какой, а мы и уши-то развесили? Ты не томи обчество, давай из-лагай, как есть.

   Парнишка понял, что сегодня его, наверное, не убьют. Видно не пробил еще его час предстать перед очами Всевышнего. Сарат шмыгнул носом, залез на перевернутую вверх дном бочку и начал проникновенный, захватывающий рассказ о своих приключе-ниях. Из его слов выходило, что мага он встретил, выезжая из Больших Запруд и тот, по-отечески выслушав рассказ о многочисленных бедах, нежданно-негаданно свалившихся на Хренодерки, проникся к сельчанам, чей неукротимый дух не смогли сломить бесчис-ленные несчастья, теплотой и пообещал помочь. Но только выехали они из города, как нечисть, непонятно каким образом прознавшая о том, что едет в Хренодерки долгождан-ная подмога (видно, в Больших Запрудах у хренодерской нечисти родня проживает), накинулась на путников, сверкая глазищами огромными, как плошки, угрожая когтями с косы величиной и зубами с хорошие охотничьи ножи (что он как-то на ярмарке видел, но купить не смог из-за жуткой дороговизны). И грянула битва неравная. Мерин Мальчик показал себя добрым конем и бил по врагам копытами довольно метко. Лошадь же мага пала сразу и пришлось взять бедолагу колдуна к себе в седло. Бились они с нечистью три дня и три ночи без роздыха и с переменным успехом. А когда встала заря четвертого утра, взмолилась нежить не своим голосом: мол, пощади нас, богатырь хренодерский, дети ма-лые дома плачут, мяса просят, кто же, кроме родителей, покормит сиротинушек. И дрог-нуло сердце мага. Отвлекся он, слезу утирая набежавшую, а нежить только и ждала этого, ударила всей мощью своей, и ранили товарища Сарата. Но сам хренодерчанин не опло-шал и добил супостатов буквально пинками, а потом долго топтал ногами. Израненного соратника доставил он Светлолике на излечение, а та рассмеялась глумливо (ибо ведьма она и над добрыми людьми ей глумиться по статусу положено), натравила на Сарата сна-чала козу, а затем бросила ему вслед молоньи. Но совершив стратегическое отступление (ибо негоже такому славному богатырю воевать с женщинами), видел парень, как девица зарывает в могилу мага нездешнего.

   Конец повествования окружающие дослушивали с открытыми от удивления рта-ми.

   — Во заливает! Прям заслушаешься! — восхитилась бабка Дорофея, с недавних пор ходившая в молодых женах благодаря повальному нежеланию местных парней пасть жертвой любвеобильности лесной отшельницы.

   Ибо каждому ребенку известно, что ведьмы зело охочи до мужчин и кто в их руки загребущие попадается, назад не возвращается.

   — Кто? Я? — возмутился парень.

   — Но не я же, — игриво хихикнула бабка.

   Сарат гордо подбоченился и хотел было ввернуть что-нибудь язвительное, но вме-сто старухи взгляд нашел рыжую Алкефу, чьи и без того глубокие вырезы на блузках с приездом новых парней стали еще откровеннее, и покраснел. Кокетка самодовольно улыбнулась. Доненька, заметив перемигивания возможного жениха с селянкой, которую путные бабы грозились побить раза три на неделе, отвесила ему крепкий подзатыльник, чтобы сразу привыкал к руке супруги и узнавал ее среди прочих, а саму Алкефу удостои-ла многозначительного взгляда. Впрочем, селянка ничуть не смутилась, по-хозяйски взяла под руку своего высокого мужа, презрительно скривила пухлые губы, — мол, вашего мне даром не надо, свое девать некуда.

   — Голова, — прервал затянувшееся молчание дед Налим. — А ведь Светлолика обещала твой сарай сжечь… Ну, когда ты ее избу чуть не пожег.

   Народ потрясенно уставился на Налима, как на пророка, сошедшего с небес, дабы донести до них волю Всевышнего.

   — А ведь и правда, — пронесся по мужским рядам тихих ропот.

   — Ведьма… — только и смог выдавить Панас, раздавленный постигшим его го-рем.

   Женское население деревни не было посвящено в подробности похода вооружен-ных кружками со святой водой мужчин на испортившую поминки по ведьме нежить, по-этому уставилась на сильный пол пристально и внимательно. Мужчины занервничали, внезапно вспоминая, что дома осталось множество недоделанных дел и вообще поздно уже… Но тут отмерла Параскева, и в руках ее, как по мановению волшебной палочки, возникла скалка. Когда она забрала ее у Ксанки, никто так и не понял.

   — Панас, — многозначительно выдавила она, и взгляд ее обещал мужу в лучшем случае неделю на сеновале, а в худшем… Позовет свою мать на год, и тогда уж лучше Панасу повеситься на остатках сгоревшего сарая, чтобы избавиться от грядущих страда-ний. — Это когда же вас, оглоедов, угораздило вывести из себя Светлолику настолько, что она обещала сарай сжечь?

   Голова потупился. Мужчина он был крепкий, но за годы семейной жизни четко усвоил, что спорить с супругой, когда она в гневе, опасно для жизни. Лучше подождать с доводами. Пока она остынет. Ну, или вообще… промолчать.

   — Да мы того… этого… — многообещающе начал он, но так и не смог подобрать слов для объяснения событий на ведьминой поляне. Причем именно тогда все действия казались правильными. А сейчас он сильно сомневался, что стоило вот так рубить сплеча и грозить избе ведьмы поджогом.

   — Не шуми так, Параскева, — вмешался дед Налим, чем заслужил от головы бла-годарный взгляд. — Мы здесь все виноваты. Ведьма завела говорящего кота, а мы приня-ли его за нежить, поселившуюся в доме после кончины хозяйки, и хотели очистить место огнем.

   — Вы хотели сжечь ее дом? — испуганно ахнула жена головы и с опаской покоси-лась в сторону леса, словно вездесущая ведьма могла подслушать.

   На двор опустилась гнетущая тишина. Женщины испуганно прикрыли рот перед-никами, кончиками платков или просто ладошками, горестно с надрывом заревел ребе-нок, сидевший на руках у матери, злобно заблекотал стоящий на крыше козел, на околице душевно, с переливами, завыла чья-то собака. Такого ужаса в Хренодерках не помнили даже старожилы.

   В этот момент всеобщей скорби к месту событий подошла старейшая жительница Хренодерок бабка Рагнеда. Согбенную старушку, едва передвигающую слабые ноги, под руки вели две внучки.

   Параскева отвлеклась от испепеления взглядом супруга (как показала практика, дело это совершенно бесперспективное и ни один из экспериментов, проведенных ранее, успехом так и не увенчался), дала подзатыльник Доненьке, чтобы не зевала.

   — Видишь, почтенная Рагнеда устала? Быстренько принеси ей стул.

   Доненька обиженно покосилась на мать, но перечить поостереглась, хоть и полу-чила от матери на глазах жениха за собственную недогадливость. Стул принесла быстро и выбрала парадный, с красивой резной спинкой и ножками. И подушечку вышитую не за-была, чтобы вдове предыдущего головы удобнее видеть было.

   Бабка сощурила подслеповатые глаза на солнце, благодарно улыбнулась беззубым ртом и устроилась поудобнее. Параскева не стала откладывать дело в долгий ящик и вкратце пояснила ситуацию:

   — Ты мудрая женщина, — склонила голову она. — Посоветуй нам, как теперь умилостивить ведьму? Ведь обозлили ее окончательно, а посевы на урожай заговаривать надо.

   — Да-а-а, — пожевав губами, задумчиво протянула старуха и оперлась морщини-стым подбородком на руки, скрещенные на клюке. — Заварили вы кашу, маслом не ис-правишь… Да и хрен с твоего огорода тоже надо бы убрать.

   — Да леший с хреном-то этим! — махнула рукой Параскева. — Вон его взрывом-то весь выкорчевало. Сарата в помощь возьмем и как-нибудь весь перетрем в бочки, да на ярмарку свезем. Авось раскупят овощ, в убытке не останемся.

   Мужички уважительно зацокали. Ишь какая у Панаса баба умная! Как славно все придумала. Хрен многие выращивают, но такого ядреного, как в Хренодерках, нигде не растет. Этак она и убытки от потери сарайчика отобьет.

   — А с ямой-то этой что делать станешь? — не удержалась Алкефа, которой муж-ское внимание к кому-то, кроме себя, всегда поперек горла вставало. Она даже чуть одер-нула блузку, спустив еще ниже и без того рискованный вырез. — Такую яму небось без посторонней помощи не закопаешь.

   Все дружно уставились на котлован. Яма вышла на зависть. Если подравнять, да сверху сруб поставить, в такой погреб всем селом можно картофель складывать и все равно место останется.

   — Подумаешь, яма! Нашла проблему. Чуть углубим, и неплохой прудок получится. Панас утят да гусят с озера натаскает — зимой с мясом будем, — фыркнула Параскева, которую смутить было не так-то просто.

   Теперь и женщины стали смотреть на жену головы с восхищением. Вот какая ум-ница! Все ей в хозяйстве пригодится, из всего пользу извлечет. Народ одобрительно за-шумел. Всем идея выращивать свою птицу понравилась. Гуси да утки на домашнем от-корме жирнее будут. Да и птенцов по гнездам набрать проще, чем потом по пояс в воде лазить, вылавливая тушки подстреленной птицы и отгоняя прожорливую нечисть. Иной раз больше половины тушек ненасытные монстры пожрут и не подавятся, заразы такие.

   — Я вот как думаю, — торжественно изрекла Рагнеда.

   Все разом заткнулись и уставились на старейшину, как на статую Всевышнего, с благоговением на лицах.

   — Девку вы сильно расстроили. Неспроста она мага закопала — значит, осерчала не на шутку. Трогать ее с мелкими нуждами не советую. Сначала следует выполнить обещания, что дали, да женихов пришлых представить. Женское счастье составит — успокоится. А хозяйством обзаведется, в благодушное настроение придет. Тогда, даст Всевышний, все в свое русло войдет.

   — А как же маг? — потрясенно выдавил Сарат, который все никак не мог сми-риться с людским равнодушием по отношению к печальной участи мага.

   — О, маг! Спасибо, что напомнил. Где, ты сказал, она закопала мага? — Взгляд подслеповатых глаз Рагнеды безуспешно пытался сфокусироваться на встрепанном, как воробей, русоволосом парне.

   — Так перед домом. Прямо на поляне и закопала, — шмыгнул носом тот.

   — Плохо… — пригорюнилась бабка.

   Сарат воспрянул духом. Может, теперь Рагнеда передумает, проникнется жалостью к несчастному страдальцу, кинет клич, и пойдут всем миром отбивать погребенного у злобной ведьмы?

   — Панас, надо будет, как ведьма поостынет, перезахоронить, — вынесла приговор бабка, заставив голову и Сарата тяжело вздохнуть.

   — Да куда же мне его девать, бабка Рагнеда?

   — В Безымянном лесу места свободного много. Оттащишь подальше, да прикопа-ешь где, чтобы и с собаками не нашли.

   У Панаса и так забот было выше крыши. Перезахоронение магов явно не входило в первые строчки списка ближайших дел. Маги, они народ зловредный, на порядок ведьмы хуже будут — могут и после смерти проклясть запросто и вообще в умертвие какое пре-вратиться, тогда вообще с ним сладу не будет. Да и просто так маги не пропадают. Это с поисками селян могут особо не заморачиваться, был — и нету, весь вышел. А магов все-гда ищут. Видно, ценный они народ, раз по ним так убиваются.

   — Так как же это, Рагнеда, — фхнул Панас, аж присев от удивления. — Переко-пать дело не хитрое. А как дознаватель по делу пожалует, да испрашивать начнет? Что говорить станем?

   — Правду, Панас. Чистую правду и ничего более, — наставительно прошамкала бабка, чем ввела голову в окончательное недоумение. — Скажем, в лесу где-то маг. Как пошел в него, так и не видели его более живым. Пусть ищут.

   Народ пораженно вздохнул, потрясенный хитроумием старухи. Вот ведь бабка-продуманка — сколько лет живет, а из ума так и не выжила. Это же надо такую штуку выдумать умом своим бабским, что не каждый мужик до такого докумекает.

   — А как нам с посевами быть? — поинтересовался кто-то из задних рядов. — Еже-ли ведьму сейчас не побеспокоить, так совсем без урожая остаться можно.

   Селяне одобрительно загалдели. Без урожая остаться никто не желал, да еще и на лес надеяться в этом году не приходится. Неизвестно, что лучше — встретиться с обо-зленной ведьмой или провести полуголодный год. У некоторых рачительных хозяев еще оставались некоторые излишки в погребах, немногие счастливые обладатели лишних продуктов торопливо подсчитывали в уме, дотянут ли до следующего урожая. По всему выходило, что если и дотянут, то с большим натягом. Народ загрустил.

   — Еще мой прадед говаривал, — нарушила затянувшееся молчание Рагнеда. — «Был бы в мае дождь и гром — на хрена нам маг нужон?» Надоть к деду Тарасюку идти. Он наверняка знает, как дождь закликать.

   Хренодерчане дружно закивали. Тарасюк был хорошо известен в селе, проживал на самой окраине в приземистой хате, крытой соломой, и слыл в Хренодерках кем-то вроде ведуна или дальнего родственника колдунам. Злые языки поговаривали, что в роду у Тарасюка были то ли колдуны, то ли черти, то ли далекая прапрабабка его вышивала полотенца крестом, но на окне до сей поры стояла большая корявая раковина, очень страшная на вид. Да такая жуткая, что народ, приходя в избу, завсегда пугался и втайне от хозяина дома крестился. Разве человек, который с чертями дружбу не водит, станет дер-жать в избе этакую страсть? Конечно, нет. На такую пакость не только взглянуть, но и плюнуть противно. Потому все в деревне считали Тарасюка человеком, знающим нужные слова, и бегали к нему, когда требовалось заговорить что-нибудь по мелочи, а ведьму тре-вожить опасались.

   Так что с Рагнедой согласились все. И решили двинуть к Тарасюку всем миром, чтобы уж точно никого дождь не обошел, потому что он поленился лишний крюк до окраины сделать.

   — Панас! — встрепенулась внезапно бабка. — Так ты не забудь парней-то ведьме представить. А то ведь загостились у нас гости дорогие, пора бы и честь знать.

   Голова пригорюнился. Идти к ведьме не хотелось ни сейчас, ни потом. Прошлое сватовство ничем хорошим не закончилось, и у Панаса не было причин думать, что и сейчас что-то изменится. Но спорить не стал.

   К Тарасюку шли дружно, всем селом, с мрачными и решительными лицами. Впе-реди важно шествовала Параскева со скалкой в руке, позади всех волочилась за внучками Рагнеда. Замечательный крестный ход получился, только икон, знамен и крестов не хва-тало для пущего сходства. Приезжие парни с удивлением смотрели на целенаправленно топающую куда-то толпу и, в конце концов, тоже присоединились, чисто позырить, куда народ чешет в таком количестве. На все расспросы хренодерчане отвечали уклончиво, отчего пришлых еще пуще разбирало любопытство.

   Дед Тарасюк проживал в избе-пятистенке. Огорода сроду не сажал, а пробивался тем, что ему приносили просители. Надо отметить, что худобой дед никогда не отличал-ся, отчего сам собой напрашивался вывод, что либо благодарность за помощь была вну-шительной, либо он умудрился освоить иные источники питания организма, например, от солнца.

   Селяне ввалились дружно, чуть не вынесли дверь и слегка своротили косяк на сто-рону. В избе оказалось так накурено, что хоть топор вешай — ни за что не упадет. Сам хозяин деревянного строения восседал на старом шерстяном ковре, сложив ноги по-басурмански, и курил длинную трубку с удивительно вонючим зельем, от которого у во-шедших тут же заслезились глаза. Дом Тарасюка не был рассчитан на такое количество гостей и скоро в нем не только встать, но и дышать было невозможно. Задние ряды напи-рали на передние, передним же деваться было некуда, и те, кого угораздило застрять в дверях, изрядно намяли друг другу бока. Но ни попасть внутрь, ни выйти наружу не смогли и выжидающе затихли, возмущенно пыхтя, как группа ежей. Оставшиеся снаружи сельчане тоже желали приобщиться к жизни Хренодерок, потому плотно обступили избу, с любопытством заглядывая в окна. Некоторые тут же пострадали, получив оконной ра-мой по лбу — кто-то сильно возжаждал свежего воздуха и распахнул створки, чтобы глотнуть кислорода.

   Молодежь, которой стоять на месте в такую чудесную погоду смерти подобно, отыскала где-то балалайку и устроила танцы с частушками. Тренькала балалайка, девки с парнями выступали друг перед другом, притопывая в такт, с хохотом кружились в хоро-воде. На них шикали, но только подзадоривали на новые выдумки. Парни притащили те-легу, насажали в нее девок, ухватили оглобли и помчали с ветерком.

   В это время Панас прекратил, наконец, кашлять, судорожно вдохнул свежий, пах-нущий цветущими садами воздух, и вперил взгляд в Тарасюка. Хозяин избы никуда не спешил — смолил себе трубку, пускал дымные кольца в потолок, да усмехался в длинные висячие усы. Выцветшие белесые глаза Тарасюка страшно уставились на вошедших, вго-няя их в нервную дрожь.

   — Здрав будь, — запоздало поздоровался голова, чувствуя себя под взглядом при-мерно так же, как в далеком отрочестве на правеже у батьки.

   — И тебе не хворать, — ответил Тарасюк, выпуская очередное ровное, словно нарисованное, кольцо.

   Они еще некоторое время потаращились друг на друга. Дед помогать голове стро-ить диалог явно не собирался. Мужчина робел, переминался с ноги на ногу, отчего успел всего за пару минуть оттоптать ноги окружающим. Народ шипел, толкался локтями, но деваться в тесном пространстве было некуда, потому приходилось терпеть, хотя цензур-ных слов не у всякого хватало.

   — Ты, Тарасюк, сродни колдунам… — осторожно начал Панас и замер.

   Тарасюку никто в лоб не объявлял, кем он слывет в деревне. Прежде всего потому, что четкого определения никто не знал, а «обладатель корявой страховидлой раковины» звучит как-то странно. Но хозяин дома возражать и возмущаться не спешил, из чего муж-чина с облегчением сделал вывод, что может продолжать излагать путающиеся в голове мысли.

   — Значит, того… — многозначительно расширил глаза Панас.

   — Чего — того? — тут же заинтересовался Тарасюк, выпуская дым уже из ноздрей.

   — Того самого… — не отступил от своего голова.

   — Понятно, — глубоко вздохнул дед, и собравшиеся разом позавидовали ему: ды-шать в прокуренном спертом воздухе им удавалось через раз, мелкими вдохами. — Ты, голова, или нормально объясни, зачем пожаловал, да еще с компанией, либо иди… — Он выдержал выразительную паузу, явно подбирая слова, куда же именно отправить Панаса и товарищей, чтобы и обидно никому не было, и убрались, наконец. А то уже пол затоп-тали до невозможности. — Иди домой, да речь подготовь и на бумажку ее запиши для яс-ного, стало быть, изложения.

   — Красиво завернул! — восхитился кто-то, сильно стиснутый в дверях, но на него шикнули, и он заткнулся.

   — Дождя бы нам, — грустно молвил Панас, глядя на удивительно розовые пятки Тарасюка, торчащие из штанин.

   «Надо бы потом его спросить, чем он ноги мажет, чтобы натоптыши свести, да трещины чтоб не беспокоили. Ишь, ступни-то какие! Прямо как у ребеночка грудного, розовые да гладкие», — толкнулась в голову мысль.

   — Дождя? — удивленно вскинул брови дед. — А что же к ведьме не идете? Она вам дождик завсегда организует, даже с молнией, если попросите.

   — Так это… — занервничал голова, как засидевшаяся девка перед нежданным уже сговором. — С ведьмой-то мы как бы того… в контрах.

   Тарасюк нахмурился, явно осуждая позицию головы относительно Светлолики. Как известно, с ведьмой враждовать, что медведя шатуна злить — неизвестно куда кинет-ся, но хорошего точно ничего не выйдет.

   — С ведьмой дружить надобно, а ты с нею расплевался. Нехорошо это, — выдал вердикт дед.

   — Да кто ж спорит, — загрустил голова. — Я с ней вообще не ссорился, она сама осерчала.

   — Ага, — доброжелательно хихикнули сзади. — Мы ее только живьем в землю зарыли, а когда она выбралась, хотели избу ее сжечь.

   Панас развернулся было предъявить зубоскалу кулак величиной со среднюю голо-ву, но в тесноте съездил Тараму по лбу. Парнишка ахнуть не успел, как обмяк в чьих-то руках в беспамятстве.

   — Ты бы, голова, потише руками размахивал, — настоятельно посоветовал Тара-сюк. — А то еще покалечишь кого-то. Ладно, помогу я вам. Скажу способ верный, а о цене потом сговоримся.

   — Вот спасибо, уважил, — поклонился в пояс голова благодетелю, и еще один се-лянин, неосторожно стоящий сзади, пал жертвою оттопыренного филея. — Ты же знаешь, за ценой мы не постоим. В разумных пределах, разумеется.

   — Понятное дело, — усмехнулся в усы Тарасюк. — Ты вот что, найди мне двух женщин, чтобы в самом соку были да дети у них имелись. Плуг, в который пару быков запрягаете, притащи, да сбрую. Все это к реке, значит, волоките. Как притащите, так и начнем…

   Он еще договорить не успел, как селяне резво рванули выполнять поручение.

   Река имелась неподалеку от Хренодерок. Звалась она Закавыка, так как имела весьма своенравный характер, переменчивое русло с семи загибами на версту, а по глу-бине где-то курица пешком перейдет, а где-то и до дна не донырнешь — глубоко.

   На берег явились дружно, всем селом. Даже пришлые притащились. Охота им по-глазеть, как принято вызывать дождь в Хренодерках. Опыт они, видишь ли, перенимают. Плугов притащили аж пять штук на выбор. Бабы выбрали из своих рядов Параскеву, как самую авторитетную и при этом еще в соку (Рагнеда взяла самоотвод по причине пре-клонных лет), а мужики все до одного проголосовали за Алкефу. Рыжеволосая сердцеедка кокетливо похихикала, но согласилась. Ожидали только самого затейника, и он не заста-вил себя ждать. Явился не спехом, в широких, подпоясанных затейливым шнуром шта-нах, длинной расшитой по рукавам и вороту косоворотке, босой и с кнутом в руках. Народ заинтересованно загудел. Интересно же, что этот затейник придумал.

   Светлолика тоже дожди накликала. Но у нее участия всего народа не требовалось. Сама походит, побурчит что-то невразумительное под нос, посмердит зело вонючим ды-мом, на пятке повертится — и вот он, дождик. Никакого тебе зрелища, глянуть не на что.

   — Вот что, бабоньки, — сразу приступил к делу дед, видимо времени даром терять не желал, дел дома припасено было немало. Все уважительно склонили головы. У всех дома осталась скотина, пригляду требующая, дети, которых кормить надобно, и прочие дела, требующие если не неусыпного бдения, то хотя бы вдумчивого почесывания затыл-ка. — Вы, значит, юбки до колен подоткните, да разуйтесь, чтобы зря обувь в речке не портить. Ща из вас лошадей делать будем.

   — Лошадей… — удивленно вздохнула толпа.

   Эвон как дед загнул. Ежели бы раньше знать, каждую посевную к нему б бегали. Баб, их как в урожайный год яблок, — с лихвой. А вот с лошадьми в хозяйстве нехватка большая.

   Однако Панас забеспокоился. Параскеву было жаль. Вдруг Тарасюк с заклятьем напутает и супругу назад не воротит? Где же он еще такую разумную жену сыщет? Она, конечно, бранится иногда, как без этого. Но все-таки своя, родная. Сколько лет душа в душу, и на тебе — копытами с гривой обзаведется и ржать начнет. Ни поговорить с ней, ни семок полузгать.

   — Ты там того… без этого, — насупился он. — Жинку мою в целости верни.

   Зарделась Параскева; сколько лет бок о бок, а супругу все еще не безразлична.

   — Да что с ней сделается? — фыркнул Тарасюк, не разделявший опасений головы. — Вот речку перепашем, и вернется назад живехонька и здоровехонька.

   Народ оживился. Всем стало интересно посмотреть, как речку пахать стану. Селяне рассредоточились по берегу. Благо на его склоне вполне можно было найти место на свой вкус и зоркость зрения. Самые предприимчивые достали жареные семечки и принялись их лузгать, вводя окружающих в грех зависти.

   Тарасюк подошел к упряжке творчески. Велел женщинам снять платки и сделать множество маленьких хвостиков на месте прямого пробора.

   — Вот и будет у вас грива, — довольно заключил он; посмотрел со стороны, оце-нивая. — Чего-то не хватает, — задумался колдун. — О! Понял! Ща, бабы, будем делать вам хвосты.

   Любопытный народ подался вперед. Все знали, что у ведьм хвосты растут, а у обычных женщин лишнего отростка на копчике никто до сей поры не замечал. Может, не приглядывались просто?

   Дед приподнял игриво хихикающей Алкефе юбку и завязал подол сзади на манер конского хвоста.

   — Ишь, какая кобылка славная получилась! — хмыкнул одобрительно.

   Параскева не стала ждать, пока ее оделят, сама юбку скрутила как надо, и пошла потеха. Тарасюк женщин в плуг запряг, кнутом щелкнул:

   — Но-о-о! — кричит. — Пошли, залетные, пашите воду, чтобы через тучи к нам на поля вернулась.

   Бабы в речку вошли, вода пошла брызгами, тут и самый серьезный рассмеется. Па-раскева с Алкефой хохочут, рвут плуг по дну, взбивают воду босыми ногами, мелкие рыбки из-под ног шарахаются, лягушки в разные стороны прыгают, квакают оглушитель-но, водоросли на плуг наматываются, ил со дна поднимается. Тарасюк сзади плуг при-держивает, кнутом по воде щелкает, на «лошадок» строго прикрикивает. «Такие-растакие, не мазаные — сухие! Пашите шибче, а то до осени входов не дождемся!» На берегу парни с девками балалайку притащили и тут танцы устроили. Шуметь на них не стали, многие присоединились: кто частушки поет, кто лаптями по земле топочет в плясовой. Прямо не обряд по вызову дождя, а цельный праздник получился.

   Но тут со дна самого глубокого омута поднялся водяной, сам страшный, вместо волос, усов и бороды водоросли длинные, выкатил на всех глазищи огромные, таращится осуждающе.

   — Что это вы тут расшумелися?! Всю рыбу мою распугали, полреки перебаламу-тили, лягушки от страха икру выметали преждевременно, русалки под коряги попрята-лись и трясутся, бедняжечки. Прекратите сей же миг безобразничать! Разве не знаете, что глупые игры на воде добром не кончаются?

   — Прощения просим, водяной-батюшка, — поясно поклонился Тарасюк. — Мы же не со злого умыслу, а по необходимости.

   На берегу плясать перестали только взрослые, подошли поближе, прислушались к разговору. «Лошадки» тоже встали до окончания переговоров. С водяным кто же ссо-риться? Молодежь же, знамо дело, уймется, когда выдохнется или дракон мимо пролетит и огнем пыхнет: знай себе песни поют, на балалайке тренькают да пляшут — скачут и смеются.

   — Ты что буробишь, человек? Седина в усы, а все детство в филее играет? Какая такая тебе надобность с плугом в речку лезть? С пашней, что ли, с пьяных глаз попутал? Баловство одно на уме, тут и думать нечего, — ярился водяной, тряся бородой.

   — Так нам дождя надобно, — развел руками дед. — Без него земля не родит, это всем известно.

   — Известно, говоришь? — недобро прищурился хозяин вод, пошуровал рукой где-то под водой, извлек из глубин большую сучковатую палку, потряс ею угрожающе и воз-вестил многозначительно: — А вот я сейчас покажу вам, где раки зимуют! Век меня пом-нить будете, а забывать станете, так я всегда рад память вашу улучшить.

   Параскева с Алкефой поняли, что прошел черед переговоров — сейчас их будут бить, и рванули так, что чуть лемех не сломали. Тарасюк замешкался, схлопотал палкой по спине, охнул и помчался чуть ли не впереди своей пары. Женщины бросить плуг не догадались, с визгом выскочили на противоположный берег, дернулись туда-сюда, за-скользили по глинистой почве обрыва.

   — Быстрей! — Благим матом верещала Алкефа, которой удрать от преследователя было делом чести.

   Кокетливую селянку, чей глубокий вырез служил вечным искусом для мужского населения, женщины собирались бить по три раза на неделю, и если бы не быстрые ноги, ходить бы ей вечно в синяках.

   — Куда уж быстрей, заполошная? — Параскева даже в сложной ситуации головы не теряла. — Видишь, берег крутой да скользкий. Не подняться нам наверх.

   Алкефа обернулась, с ужасом обнаружила настигающих Тарасюка и грозного во-дяного, размахивающего палкой, как ветряная мельница крыльями при хорошем ветре. Взвизгнула, развернулась, дунула обратно, не рассматривая, успевает ли Параскева или нет. Жена головы была женщиной сноровистой, вмиг сориентировалась. Проскочили мимо опешившего водяного и поволокли плуг обратно на тот берег. Тарасюк развернул-ся, получил знатного пинка для скорости и помчался следом. Водяной издал душеразди-рающий вопль, заставивший всех речных чаек попадать в воду оглушенными.

   Параскева с Алкефой бодро достигли другого берега, но ни «пахарь», ни водяной не отставали — дышали в затылок. Женщины взвизгнули и снова метнулись в воду. Так они и бегали туда-сюда под потрясенными взглядами односельчан. Молодежь сначала подивилась на игры взрослых, а затем свое веселье продолжила.

   Первым устал водяной. Метнул вслед Тарасюку палку сучковатую, угодил прямо в темечко, да видно сильно устал, или череп деда был тверже, чем думалось. Палка шлеп-нулась в воду, поплыла себе по течению, лишь слегка примяв полуседые волосы. Водя-ной упал следующим, погрозил кулаком селянам:

   — Вот придете ко мне за рыбкой! Я уж вам в сети тины накидаю, не поленюсь! — побулькал злобно да под воду ушел.

   Тарасюк выскочил на берег, да так и упал на спину, вдыхая воздух ведрами, слов-но сам под водой побывал — не надышится.

   «Лошадки» прогалопировали по берегу еще немного, Алкефа запнулась о высту-пающий из земли корень и упала на колени. Параскева споткнулась о товарку, пролетела несколько метров кувырком, увлекая за собой изуродованный плуг, и грохнулась оземь, так что дух перехватило, а перед глазами поплыли круги разноцветные.

   Селяне смеялись так, что чуть животы не надорвали. Панас же за жену разобидел-ся, цыкнул на всех грозно (но не преуспел, разве можно заткнуть людей веселящихся), подошел, поднял на ноги, отер ее перепачканное лицо, руки, ноги своею рубашкою, вы-путал из упряжи, одернул юбку заботливо. Параскева горестно всхлипнула, прижалась к груди мужниной, глубоко вздохнула. Он и не подумал протестовать, обнял жену нежно, погладил по встопорщенным волосам, вызвав в женщинах Хренодерок восхищенную за-висть. Жены мужей локтями дружно пихнули, — мол, смотрите, как голова наш жену свою чтит-уважает, у всех на виду обнимает да по волосам поглаживает.

   Мужчины зашумели, насупились. Зачем же вас, женщин взрослых, наглаживать? Аль вы кошки-мурлыки, что ласки за всякого мышонка требуете? Что вас, баб, зазря бало-вать? Эдак вы и на голову сядете. Женщины на мужей своих осерчали. Кошки не кошки, а доброе слово и нам приятно. И ушли по домам, на мужчин разобидевшись. Панас с Па-раскевой удалились в обнимку, как молодожены. Мужики еще пошумели для порядку, возмущаясь нахальству супруг своих, да пошли заливать грусть-тоску в «Пьяный поросе-нок». Тарасюк отдышался и домой отправился. На берегу только молодежь и осталась, что ж не погулять, пока погода хорошая. Но только они так подумали, как набежали на село тучи темные, грянул гром, и ударила молния прямо в реку. И пошел такой ливень, что насквозь за секунды всех промочил. Молодым же все хиханьки да хаханьки, — с визгом по домам разбежались, босыми ногами по лужам шлепая.

ГЛАВА 4

Сумерки спустились на Безымянный лес. На небе выступили частые звезды, вы-плыл ущербный месяц тонким серпиком. Из избы, с чувством потягиваясь, вышла Свет-лолика в сопровождении Дорофея. Вернулись с охоты вервольфы. Судя по их довольному виду и по зайцу в каждой пасти, охота у них задалась, раз они не только наелись, но и презент принесли ведьме.

   Очнувшемуся Вешилу оставалось только подивиться на оборотней, совершенно добровольно служивших ведьме без ошейников подчинения. Такого неприкрытого обо-жания на мордах монстров он как-то не ожидал увидеть. Каким образом девушка, прожи-вающая в лесу, умудрялась ладить с клыкастыми зверюгами, оставалось загадкой. На вся-кий случай маг решил не подавать активных признаков жизни (пусть все тело у него под землей, но голова тоже нужная часть организма, хотя бы чтобы есть, если уж на другое не способен) и осторожно продиагностировал пострадавший организм. Тело саднило, но в общем, самочувствие было гораздо лучше, чем можно было ожидать. Видимо, та дрянь, которой его щедро намазали, действительно была лечебной. Вешил попытался было со-творить исцеляющее заклинание, но не преуспел. Закопанные руки в жесты не складыва-лись, сотворить плетение в уме, конечно, можно, но формула почему-то не желала слу-шаться, скользила по краю сознания, словно тень на границе периферийного зрения, а за-цепить себя не давала. Только голова заболела от тщетных усилий. Наконец Вешил тяже-ло вздохнул и решил бросить сие неблагодарное занятие. Может, завтра получится. Хотя до него еще надо дожить.

   Тем временем Светлолика благосклонно приняла тушки зайцев, отнесла их в избу и принялась за приготовление к ритуалу. Перво-наперво развела костер. Положила рядом сучки, ветки и небольшие поленца, чтобы при необходимости можно было всю ночь огонь поддерживать. Принесла старый бубен с начертанными на нем таинственными знаками. Инструмент достался ей от матери, которой верно служил для вызова духов. Что за кожа пошла на изготовление, девушка старалась не думать, может статься, что и чело-веческая — кто знает. Дорофей принес небольшой стожок сушеных трав, разложил их в определенном порядке, полюбовался результатом и вздохнул:

   — Может, ну его, ритуал этот? Маги живучи, что собаки бесхозные — все на них заживает, и на этом заживет. Сарат вон его из такой дали тащил, а он так и не отдал Все-вышнему душу. Гляди, очнулся уже.

   — Да ладно тебе ворчать, — усмехнулась ведьма, да так многозначительно, что Вешилу сразу резко поплохело. Как бы она вот с такой милой улыбочкой жертвоприно-шение не устроила. Кто этих деревенских ведьм знает? У них же что ни зелье, то дрянь несусветная с составом до того омерзительным, что только крепкий желудок может при-нять такое без последствий. — Жалко тебе для несчастного ритуала?

   — Ритуала не жалко было бы, кабы не пришлось не спать всю ночь напролет. Од-них ведь трав сколько изведем, а лето еще не наступило.

   — Глупости, — фыркнула ведьма. — Давно пора было кладовку от старых запасов почистить. Они, наверное, там уже лет пять лежат, все рука не поднималась.

   «Они еще всякую гадость жечь станут», — с тоской подумал Вешил, поняв, что шансов пережить эту ночь становится все меньше.

   Светлолика извлекла из недр юбки книжицу в кожаной обложке, заботливо зало-женную где-то на середине деревянной линейкой, и спокойно принялась вчитываться в строки, шевеля при этом губами.

   «Мамочки, — испуганно расширил глаза Вешил. — Угробит ведь, как пить дать угробит, девка неученая!

   — Эй! — стараясь не особо поддаваться панике, вякнул он. — Эй!

   — О! Не только очнулся, но и орет! — обрадовался кот и дернул ведьму за юбку.

   — Чего надо? — неласково воззрилась на него девица, оторвавшись от занима-тельного чтения. — Видишь, я делом занята? — Маг потрясенно кивнул. — Вот и не ме-шай до конца ритуала. Вопросы станешь задавать потом. Если выживешь, конечно. — Последние слова девица пробурчала себе под нос, но раненый обладал хорошим слухом и едва не поседел от ужаса.

   Он понимал, что рваться из земляной ловушки — бесполезное, изматывающее за-нятие. Оставалось только попробовать решить проблему путем переговоров.

   — Уважаемая ведьма, — осторожно начал он. — А вы не пробовали сначала вы-учить заклинание, а уже потом проводить ритуал?

   — Обалдел? — фыркнула Светлолика. — Да тут пять листов мелким неразборчи-вым почерком! Когда же я его учить стану? За неделю не управлюсь.

   — О Всевышний! И этот неуч станет меня лечить? — возвел очи к небу маг.

   — А ты небось ученый? — заинтересовалась Лика.

   — Конечно, — справедливо возгордился своими успехами Вешил.

   Такой молодой, а уже на звание архимага замахнулся.

   — И Академию окончил?

   — Представь себе. Даже с отличием.

   — А я вот Академий не кончала, и ты все равно оказался в Безымянном лесу со мной. Причем я-то без ритуала вполне себе проживу. А вот из тебя проще котлет нажа-рить, чем исцелить. Вот скажи мне, маг, и стоило для этого так долго учиться?

   Вешил не нашелся с ответом и поспешил замаскировать неловкость кашлем.

   — Вот-вот, — фыркнул наглый черный кот. — Легкие уже простудил.

   От дальнейшего спора маг воздержался не потому, что сказать, в сущности, было нечего, просто когда ты зарыт в землю по самую шею, доказывать что-либо оппоненту, глядя на него снизу вверх, не очень удобно.

   Светлолика дочитала текст до конца. Задумчиво почесала подбородок и выдала Дорофею тонкую палочку.

   — Очерти-ка вокруг поляны круг, пожалуйста. А вы, любезные, подите погуляйте, что ли. — Это уже вервольфам.

   Оборотни приняли указания ведьмы без возражений, предупреждающе зыркнули в сторону мага, словно одна его голова, торчащая наружу, как булыжник посередь поля, могла навредить ведьме только одним своим присутствием, и растворились в ночи серы-ми тенями. Словно их и не было.

   Дорофей же взял палку и, старательно высунув язык, очертил совершенно кривой круг.

   — Между прочим, магический круг чертится по солнцу, а не против его хода, — наставительно заявил маг. «Если, конечно, вы тут некромантией не собрались занимать-ся», с тоской додумал он.

   — М-дя? — удивился пушистый зверь, почесал лапой затылок, пожал плечами и сообщил: — Мню, ладно. Для особо привередливых очерчу круг еще и в другую сторону. Но чисто чтобы ты заткнулся.

   Ведьма терпеливо подождала, пока кот закончит второй, еще более неказистый круг, смахивающий на многоугольник, нарисованный с пьяных глаз. Конечно, маг не претендовал на ювелирную точность, но всегда считал верное следование ритуалу одной из основ успешного магического действа. Поэтому струхнул еще больше, когда ведьма в одну руку взяла бубен, в другой стиснула сомнительного происхождения книжицу и по-шла обходить круг, вычитывая занудным голосом заклинание. Она явно его коверкала и оглашала окрестности звучными ударами по инструменту переплетом книги. Кот же принялся методично кидать в огонь травы, фыркая, когда особо ретивые искры грозили подпалить кошачьи усы. Смрад поднялся такой, что даже у мага заслезились глаза. Томи-мый смутными сомнениями, что данная ночь для него явно последняя в жизни и встре-тить рассвет ему уже не суждено, Вешил поднял взгляд светло серых глаз к ущербному месяцу и впервые в жизни испытал непреодолимое желание завыть на луну. Он закрыл глаза и попробовал воспроизвести волчью распевку:

   — У-у-у-у!

   Дорофей бросил метать сено в языки пламени и прислушался.

   — Слышь, Светлолика! Какой хороший у нас ритуал получается! Только начали, а как забирает болезного.

   — Замечательно! — радостно откликнулась ведьма. — Значит, мы двигаемся в правильном направлении.

   Она поманила филина, задумчиво восседавшего на ближайшей елке. Тот сразу по-нял, что именно от него требуется, хотя вслух не было произнесено ни слова, и медленно облетел круг ровно семь раз.

   Первыми появились сильфы. Вешил не был готов к визиту маленьких прекрасных духов воздуха со стрекозиными крылышками, похожих на мелких фей-крошек. Одежда их, сотканная из лунного света и воздуха, струилась многочисленными складками, что вовсе не мешало малышам весело резвиться на поляне. Они облетели костер в танце, не-которые принялись с интересом рассматривать торчащую, словно пень из земли, голову незнакомого мага. Самые отважные взобрались на макушку и стали кататься, будто рас-шалившиеся детки с горы, визжа и хохоча. Вешил боялся лишний раз вдохнуть, чтобы не спугнуть малышню, хотя было очень щекотно и приходилось прилагать титанические усилия, чтобы не расчихаться.

   Магу и раньше приходилось общаться с духами воздуха, но никогда при этом они так не веселились. Обычно вызову сильфов предшествовал долгий нудный ритуал, после чего появлялся мрачный представитель от духов, который вовсе не горел желанием помо-гать вызвавшему его колдуну, а наоборот, пакостил, стоило только чуть переврать форму-лу или расслабиться. Сильфы только выглядели безобидно, но вполне могли порвать одежду, разметать крышу здания (если вызов происходил в доме), выбить окна и двери. Многие адепты поплатились за самонадеянность порванными штанами и развешенной по ближайшим деревьям одеждой, сорванной с них же. Несколько студентов сильфы умудрились затащить в сад с магическими растениями и рассадить верхом на ветки пло-тоядного дерева. Дерево оказалось сытым и с удивлением косилось на млевших от ужаса будущих магов. Завхоз (садовник по совместительству) снял бедолаг только через три дня, когда смола дерева уже почти затянула несчастных в смолистый кокон, а в столовой сняли ребят с довольствия за прогулы.

   Следом появились огненные саламандры. Ящерки принялись танцевать в огне ко-стра, временами высоко подпрыгивая. Духи воздуха захлопали в ладошки от восторга и присоединились к танцу, легко лавируя между выпрыгивающими из костра саламандра-ми. Вместе духи огня и воздуха смогли изобразить множество различных фигур танца, плавно перетекающих одна в другую. Зрелище было феерическое. Из простой кружки во-ды, стоящей тут же, словно повинуясь дробным ударам бубна, вынырнула упитанная ун-дина. Как она умудрилась это сделать, если ее формы превышали все смелые мужские ожидания, загадка. Дух воды расположилась на краю кружки, невероятно свернувшись в калачик, умудряясь опасно балансировать на емкости и не мести при этом русалочьим хвостом землю, а длинными волосами не касаться прошлогодней листвы. Ундина сунула руку по плечо в кружку, пошарила там, извлекла гребень и принялась расчесывать длин-ные ярко-голубые локоны.

   Духи земли вылезли последними. Небольшие земляные гномики в непомерных шляпах из зеленого мха. Они гармонично вплелись в хоровод с остальными.

   Ведьма перевела дух, и дробный стук бубна зазвучал более уверенно. Видимо она все-таки слегка сомневалась в успехе.

   Вешил замер. Магия, царившая вокруг, была непривычной, какой-то особенной. Ее присутствие бодрило тело, разгоняло кровь, принуждая ее быстрее течь по венам, за-ставляло восхищенно трепетать сердце и оставляло терпкое, слегка пряное послевкусие, словно хорошо выдержанное дорогое вино. Духи самозабвенно плясали вокруг костра, наводя мага на мысль, что деревенские суеверия о ведьминских шабашах все-таки имеют под собой основания.

   «Да-а-а, такого даже в Академии не увидишь», — ошарашенно подумал он.

   Магия, творимая на поляне, как магнитом притягивала многих. Из глубины леса вынырнул леший, подошел к магическому кругу, осторожно попробовал плотные грани рукой, одобрительно хмыкнул. Растет девка, в мастерстве совершенствуется! Из темноты нарисовались вервольфы, зубы оскалили, глазами грозно сверкнули. Вяз Дубрович насмешливо фыркнул:

   — Успокойтесь, не трогаю я вашу хозяйку, и вообще ухожу.

   Лютый недоверчиво уставился на лешего, но нападать не стал. Спокойно подо-ждал, пока леший выполнит обещание, и вновь отправился патрулировать территорию. Он точно знал, что девушку нужно защищать всегда, а во время ритуала особенно. Это знание пришло к нему как озарение, на грани инстинкта, поэтому Лютый с Пантерой и Луной без устали скользили в темноте бесшумными тенями, настороженно принюхиваясь и прислушиваясь к звукам в ночном лесу.

   Олека с Икабатом тоже привлекла необычная магия. Вождь двуипостасных и его советник пришли посмотреть, что здесь происходит. Понюхали воздух, попробовали на вкус. Пусть царившая внутри круга магия была надежно заперта границами окружности, наружу все равно энергия просачивалась, но этих, казалось бы, крох хватало, чтобы заин-тересовать местную нежить. Олек несколько раз рявкнул, чтобы разогнать особо возжаж-давших нежного девичьего тела на ужин (или на завтрак, как повезет). Лютый с верволь-фицами тоже не оставили без внимания визит двуипостасных, вынырнули из темноты, оскалили внушительные зубы. Вождь даже ухом не повел, но и провоцировать конфликт поостерегся.

   — Мы не собираемся причинять вред, — спокойным тоном сообщил он. — Просто проверим, что все в порядке, и уйдем.

   Лютый недоверчиво обнюхал пришельцев, вспомнил запах Олека, клацнул зубами в сторону Икабата. Не то чтобы всерьез верил, что двуипостасные способны нанести ка-кой-либо вред Светлолике, просто решил предупредить на всякий случай. Затем фыркнул и затерялся в ночных тенях вместе с Пантерой и Луной.

   — Серьезные звери, — уважительно протянул Икабат. — Не боишься конкурен-ции?

   Если Олек чего-то и опасался, то предпочитал держать свои страхи при себе, стро-го следуя правилу: слабый вожак — мертвый вожак.

   — Красивое зрелище, — коротко заметил он, любуясь первобытным танцем духов.

   — Да-а-а. Завораживает, — подтвердил Икабат. — Просто глядел бы и глядел. Сложная профессия у твоей будущей спутницы. Не передумал насчет свадьбы, пока не поздно?

   — Это ты к чему? — заинтересовался Олек. — Хочешь предложить свою кандида-туру?

   — Нет, — радостно оскалился советник. — Просто при такой занятости жена не будет успевать готовить, убирать в доме и заниматься детьми.

   Олек потрясенно уставился на соратника, в голове, словно озарение, возникла идея для подарка. На лице его проявилась улыбка кота, добравшегося-таки до крынки со сме-таной. Оставалось только вручить подарок раньше, чем девушка ляжет спать (разбужен-ная после бессонной ночи девица вполне может не оценить дара и перейти к рукопри-кладству), но ритуал к этому времени должен быть уже закончен. Поэтому, оставив Икабата следить, чтобы местная нежить не особенно пускала слюни и не пошла на штурм, когда магический круг будет разорван, Олек отправился добывать подарок.

   Жрец Хренодерок Гонорий шел к Светлолике вовсе не для того, чтобы полюбо-ваться на ведьму за работой и не для лицезрения танцев духов. До служителя Всевышнего дошли слухи о закопанном живьем в землю маге. Он, конечно, не хотел верить в плохое, но решил проверить сплетню. Как говорится, дыма без огня не бывает. Старик спешил, как мог, и все равно в лес попал только после заката. Тяжелый посох с серебряным ост-рым наконечником (чтобы если не дать отпор нежити, хотя бы дорого обойтись своим обидчикам) вовсе не облегчал путь, скорее задерживал. Вызванный сельчанами ливень сплошной стеной заливал Хренодерски и вымочил старика до нитки. Но, как ни странно, в Безымянном лесу не упало ни капли, и мокрый с ног до головы жрец, в облепившей его рясе, с тоской понял, что завтра наверняка расхворается, зашмыгает носом, охрипнет. Кто станет служить в храме? И это в тот момент, когда вера во Всевышнего находится под угрозой. А как еще объяснить тот факт, что вместо того, чтобы, как порядочные прихо-жане, дружно явиться в храм истово молить Всевышнего о ниспослании на деревню бла-годатного дождя и обойти поля с молитвами на устах и иконами в руках, селяне предпо-чли пойти на поклон к Тарасюку? Только кознями демонов.

   Удары бубна разносились далеко за пределы поляны, а неистовая пляска духов вы-глядела так, словно обезумевшая стайка светлячков подпала под чары и никак не может улететь.

   — Слава тебе, Всевышний! Колдует! — истово перекрестился жрец, только сейчас поняв, насколько замерз.

   На всякий случай попросил у Всевышнего прощения за то, что возрадовался кол-довству ведьмы. Ему бы радоваться смерти мага, как кончине противного Всевышнему еретика, но Гонорий не мог заставить себя смотреть на пострадавшего в пути несчастного иначе, чем на заблудшую человеческую душу.

   Из темноты вынырнула группа вервольфов. Гонорий вздрогнул, понимая всю хрупкость своей жизни. Серый оборотень с рваным ухом и янтарными глазами оскалил зубы, сверкнув их влажной белизной в свете ущербного месяца, как красотка жемчугами. Жрец замер, сообразив, если побежит — точно кинутся. Посох против трех здоровенных зверюг смотрелся, как кинжал супротив дракона.

   — Я вас не трогал, — тихо выдохнул он, вознося про себя молитву Всевышнему с просьбой помочь своему недостойному служителю вернуться в Хренодерки живым. Ведь помог же он когда-то своему пророку Данию остаться невредимым даже в яме с мантико-рой.

   Жрец был стар, убелен сединами, и давно готов шагнуть за порог и предстать пе-ред Всевышним, чтобы держать ответ за прожитую жизнь. Но как же деревня? Как же его непутевая, переменчивая паства, в сомнениях мечущаяся от колдунов к божеству и об-ратно? У Всевышнего, конечно, терпение ангельское, но и оно имеет свои пределы. Если некому станет служить в стареньком храме, кто присмотрит за сельчанами? Пожурит по-отечески за редкое посещение, наставит на путь истинный, поможет примириться враж-дующим сторонам? Ибо нельзя допускать к исповеди, если человек не помирился с род-ственниками и знакомыми.

   Вервольфов мало интересовала внутренняя готовность служителя Всевышнего предстать перед Всевышним, а на кого он оставит приход, волновало еще меньше. Обо-ротни клином надвигались на Гонория. Широкие лапы бесшумно ступали по траве, но старику казалось, будто каждый шаг отдается стуком кованых сапог по булыжнику. Жрец был мужественным человеком, но спокойно наблюдать, как надвигается зубастая смерть, не смог — зажмурился.

   В этот момент откуда-то сбоку появился Икабат, оценил напряженность обстанов-ки и предупреждающе оскалил подвергшиеся изменению волчьего облика челюсти. Лю-тый с интересом посмотрел на соперника. Двуипостасный был одни, но даже в человече-ском теле угадывалась скрытая животная мощь. Матерый вервольф не струсил, воспита-ние магов научило его быть жестким при любых обстоятельствах, и смерть в бою была предпочтительней провала задания. Потому что наказание связанного ошейником подчи-нения зверя бывало гораздо хуже, чем безвременная кончина при исполнении. С другой стороны, двуипостасный открыто не нападал, а затевать свару первым не хотелось. Мало ли кто успеет проникнуть на территорию, пока охранники заняты дракой. Икабат понял, раз вервольфы стоят в раздумьях, нападать вряд ли станут, но напирать тоже не следует, а то не ровен час передумают. Он отступил назад, давая понять, что заступать дорогу не станет, лучше разойтись миром. Лютый смерил мужчину задумчивым взглядом, коротко рявкнул на вервольфиц, и троица так же бесшумно, как появилась, растворилась в ночи. Двуипостасный задержался на несколько секунд, чтобы убедиться, что старику ничего не грозит, и тоже ушел.

   Гонорий простоял еще немного, и только когда ожидание неминуемой смерти явно затянулось, решился открыть плотно зажмуренные глаза. К его неописуемому удивлению вокруг никого не было.

   — Вот что сила молитвы делает, — обомлел он. — Спасибо тебе, Всевышний!

   Тонкие флюиды магии, творимой ведьмой, привлекли внимание и двух магов, во-лею судеб обретавшихся в Безымянном лесу в тщетных поисках сбежавшего из Сартакля вампира. Самое интересное, что Валсидал не то чтобы им вообще не попадался, просто постоянно пакостил при каждой встрече и при этом оставался неуловим. В глубине души и Т и Флоднег почти мечтали, чтобы злосчастный вампир отправился в бега куда-нибудь подальше, так как вообще не представляли, как охотиться на мерзопакостную нежить без вервольфов. Флоднег тосковал.

   Т не знал, то ли ехать домой, то ли остаться. Амулет перемещения у него был, но совершенно разрядился. Чтобы его зарядить, нужно потратить уйму магической энергии и самому пролежать пластом без магии с неделю. Полуэльф не был готов к таким жерт-вам. Оставалось только где-то раздобыть лошадь и отправиться восвояси, не солоно хле-бавши. Но тут была загвоздка. Как поделикатней сообщить однокурснику, что бросает его одного в беде на растерзание местной нежити? Да и отец желал слышать ежедневные от-четы по поискам вампира, а ведьму желал заполучить в свою коллекцию диковинок. Т уже жалел, что пытался наладить отношения с родственником таким образом. Без яснови-денья понятно — боком выйдет.

   Необычная магия, сочившаяся из круга ведьмы, проникла глубоко в лес и помани-ла магов, как котов аромат кошачьей мяты. И они потянулись к поляне, словно грызуны за дудочкой крысолова.

   — Вот это да! — восхитился Т, увидев прекрасный танец духов стихий. — Надо же, какими талантами богата рансильванская глубинка!

   — Красивый ритуал. Интересно ради чего он проводится? — риторически поинте-ресовался Флоднег.

   Понятное дело, что просто так, за здорово живешь, никто не станет чертить маги-ческие круги в лесу и вызывать духов стихий. Пусть элементали весело резвятся на по-ляне, но их веселье тоже преследует какую-то цель. Впрочем, выяснить это они так и не успели. Из леса нарисовалось сразу трое вервольфов, и морды у них были многозначи-тельно задумчивые.

   — О-па! — возрадовался Флоднег, потирая руки. — На ловца и звери бегут.

   Т радости сокурсника не разделял. С его точки зрения задираться сразу с тремя оборотнями, разгуливающими без ошейников подчинения — себе дороже выйдет. На всякий случай он сформировал в руке боевой пульсар и приготовился стартовать при лю-бой опасности.

   Лютый тоже явно обрадовался встрече с бывшим наставником — оскалил рот в жутком подобии ухмылки, оскалил зубы, шерсть на загривке встала дыбом. Глаза Луны и Пантеры опасно налились красным. Флоднег дернулся было их ловить, но понял, что по-горячился, свернул в сторону и умчался в ночь. Вервольфы только успели разочарованно клацнуть зубами. Т исхитрился метнуть пульсар, не попал, повторил успешный маневр сокурсника, и кинулся прочь, только ветер в ушах засвистел. Вервольфы на секунду за-мешкались, затем радостно поскакали следом.

   Валсидал как раз спускался с дерева, чтобы отправиться на охоту, как сначала по нему с бесцеремонностью орангутана взобрался Флоднег, следом по проторенной дорож-ке взлетел Т. Вампир было возмутился наглости магов, но был немедленно сброшен мет-ким ударом сапога полуэльфа, кубарем скатился по потрясенной морде Лютого, чисто ин-стинктивно вцепился в шерсть на загривке оборотня и закогтился намертво — легче за-красить, чем отодрать. Лютый взвыл не столько от боли, сколько от неожиданности, обернулся к агрессору, сделал попытку цапнуть за ногу, чтобы впредь неповадно было, но вампир вовсе не собирался лишаться конечностей и ловко уворачивался от острых зу-бов зверя.

   — Молодец! — восхитился Т джигитовкой нежити. — В шапито с руками оторвут.

   Лютый либо придерживался иного мнения, либо цирковая карьера его решительно не устраивала, но он взбрыкнул, сделал несколько переворотов через голову, словно ре-шил проверить, как это в сказке сказано «грохнулся оземь и встал прекрасный юноша». Но не преуспел и помчался через кусты, надеясь как-нибудь содрать седока дорогою. Вер-вольфицы ринулись следом, оставив двух магов задумчиво восседать на деревьях, словно пара огромных птиц.

   — Вот скажи мне, Флоднег, — осторожно молвил полуэльф. — Какого ляда тебя понесло ловить оборотней? Не мог сначала попросить прислать новые ошейники? Или просто не подвиги потянуло? Что бы ты делать с ними стал, ежели бы поймал? За хвост держал?

   — М-да… — потрясенно протянул боевой маг. — Об этом я не подумал.

   Лютый с леденящим душу воем ворвался в исхлестанные проливным дождем Хре-нодерки, петляя как заяц. За ним, не отставая ни на шаг, неслись две вервольфицы, сла-женно подвывая вожаку из чувства солидарности. Валсидал держался на серой спине оборотня чисто благодаря нечеловеческому упорству, замешанному на инстинкте самосо-хранения, который просто вопил во всю глотку, что упавший на землю вампир из лихого наездника превратится в замечательный, но очень костлявый ужин, сервированный на три звериные персоны, что не входило в планы Валсидала. Кто бы его самого покормил, а то так с недокорму вполне можно ноги протянуть.

   Местные собаки никак не среагировали на появление необычного всадника и со-провождающих его зверей. Погода на дворе стояла такая, что путный хозяин и собаку на улицу не выгонит. Хренодерские кобели дружно решили не позорить своих хозяев, рас-средоточились по будкам, неодобрительно сверкали глазами на незваных гостей, но лаять не лаяли, чтобы не беспокоить сельчан попусту, справедливо рассудив, что ни верволь-фы, ни вампиры во дворы не лезут, на хозяйское добро не покушаются, значит, и тревогу поднимать незачем.

   Ливень, вызванный на Хренодерки с помощью Тарасюка, лил не переставая. Доро-ги превратились в жижу с непролазной грязью по колено, потоки воды грозили вымыть из почвы только что посеянные семена, подмывали надворные постройки. Угрожала выйти из берегов речка Заковыка. Резко поднявшийся уровень грунтовых вод грозил подтоплением погребов и лишением сельчан тех немногих продуктов, что еще остались. Сельчане уже начинали жалеть, что связались с Тарасюком. «Надо было к Светлолике ид-ти», — тяжко вздыхали они, глядя на неиссякаемый поток, льющийся с небес.

   Дед Налим вышел из «Пьяного поросенка» с первыми петухами. Уставший от ночного бдения последнего посетителя хозяин хренодерского кабачка давно зевал до хру-ста в челюстях и с явным облегчением закрыл дверь за засидевшимся дедком на засов. Надо было идти наверх к жене и молиться, чтобы дражайшая супруга видела десятый сон — тогда уж точно не разбудит даже внезапное крушение самого кабачка. Грозная супруга уже не менее пяти раз за ночь спускалась вниз, всем видом своей капитальной фигуры являя осуждение за ночное бдение. В руке женщина многозначительно сжимала прилич-ных размеров скалку, намекая кабатчику на грозящий семейный скандал. Но на вдового деда предмет устрашения действовал мало. Он терпеливо дожидался, пока супруге надо-ест злобное сопение с потрясанием предметами кухонной утвари, затем шмыгал носом, доверительно заглядывал в глаза кабатчику и спрашивал:

   — Может, еще по рюмочке?

   Хозяин «Пьяного поросенка не видел смысла отказывать позднему посетителю. Как ни крути, а дед частенько навещал заведение, у него не было супруги, а значит, никто не мог воспрепятствовать посидеть за кружечкой пива или чем покрепче, главное, чтобы деньги в кошельке звенели.

   Дед Налим как раз зябко ежился на порожке, не желая мокнуть под дождем по до-роге до дому, но выбора не было. Сколько ни чеши затылок пятерней, дождь от этого меньше капать не станет. Дед тяжело вздохнул, оперся на клюку и сделал несколько ша-гов. Но только сапоги со смачным чмоканьем погрузились в дорожную грязь, мимо про-мчался огромный серый зверь с завывающим, как неупокоенный дух, всадником. Следом молча неслись две размытые тени вервольфиц.

   — Чур меня! Чур! — обомлел селянин и принялся ломиться в закрытую дверь.

   Но в кабачке уже все легли спать и открывать перепуганному до полусмерти ста-рику вовсе не собирались. Наконец, после пяти минут непрерывного стука, ставни второ-го этажа распахнулись и недовольный женский голос сварливо поинтересовался:

   — Ты что, старый, озверел что ли? Ночь на дворе, а ты в дверь ломишься! Щас спущусь и скалкой по башке твоей постучу. Будешь знать, как честным людям спать не давать.

   — Вот дура-баба язык как помело! Буробишь сама не знаешь чего, как корова хво-стом языком машешь, а все без толку. А я ведь о тебе, бестолковой, забочусь! Нет бы «спасибо» сказать да в ножки поклониться, — не растерялся дедок, но клюку на всякий случай сжал покрепче, мало ли что там надумает вздорная баба.

   Например, вполне может спуститься, прихватив с собой грозную скалку, и задаст по первое число.

   — Да ты в своем ли уме? То уснуть спокойно не давал, все сидел до посинения, пока всю самогонку не выжрал, теперь лупишь по двери, ровно дятел, а мы еще и благо-дарность должны изъявлять? А вот это ты видел?

   Где-то далеко прогремел гром, полыхнула молния, и в открытом окне дед Налим узрел крепко сжатый кулак размером чуть ли не со свою голову. Дед нервно икнул.

   — Сейчас ведро принесу и как плесну помоями! — ярилась хозяйка кабачка.

   — Цыц! — неожиданно громко рявкнул дед. — Не привлекай внимания нежити! Ведь только что мимо твоего дома умертвие пронеслось на жутком звере верхом и двух монстров в поводу тащило. Видать ищет нежить для них всадников. А ты разоралась, как торговка на рынке.

   — Ой, лишенько! Охрани нас Всевышний! — истово перекрестилась женщина. — Спасибо, что предупредил. Мы сейчас всем скопом в подвал спрячемся от греха подаль-ше, а ты беги к голове. Надо же и других предупредить.

   — Почему я? — опешил дед, рассчитывающий благополучно переждать в кабачке, пока солнце не взойдет… или дождь не закончится.

   — Потому что ты уже пожил на этом свете, — отрезала жена кабатчика и захлоп-нула ставни, положив конец препирательству.

   — От чертова баба! — возмутился дед.

   Но делать нечего. Пришлось идти к голове, чтобы сообщить ему страшную весть о возвращении умертвия в село. Грозя Тарасюку страшными карами и побоями, дед про-чавкал по грязи до ворот изрядно потрепанного за день хозяйства Панаса. Одно хорошо, нескончаемый ливень напитал водой угли, оставшиеся от сарая, и угроза повторного воз-горания отпала сама собой. Параскеву это мало утешало. Ложась спать, она сильно рас-страивалась, что отослать проштрафившегося мужа спать в сарай не представляется воз-можным. Зато в котловане от взрыва одного из магических пульсаров уже пузырилась грязная вода, и запускать водоплавающую птицу туда можно было хоть сейчас. Впрочем, ни уток, ни гусей сейчас не было, зато был дед Налим, с трудом пробиравшийся в ночи, дабы озадачить голову новой проблемой.

   Кобель, проживающий, по деревенским меркам, в конуре повышенной комфорт-ности (это был рубленый сруб в миниатюре, с настоящей деревянной крышей, щели все законопачены мхом, деревянный пол хорошо согревал зимой, а плотно набитый тюфяк не позволял блохам активно размножаться) с непередаваемым изумлением во взоре наблю-дал, как дед прошлепал через калитку, спотыкаясь и проклиная непогоду на чем свет сто-ит, запнулся о корень поваленного хрена и с головой окунулся в новый пруд. Дед Налим вынырнул, глотнул воздуха и заорал благим матом. Кобель подпрыгнул от неожиданно-сти, стукнулся головой о потолок собственного жилища, взвизгнул и горестно завыл. Панас от удивления скатился с кровати, ощутимо приложился головой и выругался, нащупывая растущую на лбу, как рог единорога, шишку. Параскева взвизгнула и натяну-ла на дородные формы одеяло, будто кто-то собирался покуситься на ее честь. Дочери го-ловы проснулись и жадно прильнули к окну своей комнаты, отпихивая друг друга. Инте-ресно же первыми узнать, что там происходит.

   Голова злобно воздел себя на ноги, прихватил на всякий случай топор и отправил-ся на улицу злой, как медведь после внезапной зимней побудки. Параскева несколько се-кунд смотрела в белеющую рубашкой широкую спину мужа, накинула шерстяную шаль прямо поверх длинной ночной сорочки, подхватила скалку и отправилась следом. Жена головы близко к сердцу принимала брачные клятвы перед жрецом в храме Всевышнего. Особенно в ее разум впечаталось «пока смерть не разлучит вас», потому она точно знала, что на этом свете голова так просто от нее не избавится.

   Панас вышел во двор, строго прикрикнул на собаку, чтобы заткнулась, а то в ушах и так звенит. Упругие струи дождя вымочили его мгновенно, что радости, понятнее дело, не прибавило.

   — Эй! — с угрозой в голосе крикнул он в темноту. — Кто там шастает по ночам? И какого лешего вам, супостатам, надобно? Чего честных людей беспокоишь? Сейчас как обухом по башке огрею, мало не покажется!

   Угроза возымела почти магическое действие. И без того перепуганный внезапным купанием дед окончательно потерял голову и во избежание дальнейшего членовредитель-ства завопил что есть мочи первое, что пришло в голову:

   — Умертвие! Умертвие в селе!

   — Батюшки, умертвие… — горестно всплеснула руками Параскева. Ноги ее под-косились и она чуть не села в грязь от расстройства, но Панас успел поддержать обмяк-шую супругу за локоток, не дав свершиться ее падению.

   — Сейчас я этому умертвию покажу, как по ночам по селам шляться. Я уж его то-пором так отхожу — век меня помнить будет.

   Дед Налим запаниковал еще больше, заскреб слабеющими руками по скользкому берегу, роняя в воду изрядные порции земли, но воронка от магического снаряда получи-лась знатная, зарыть ее не один дед понадобится.

   — А-а-а! — завопил благим матом Налим, понимая, что жизнь его только на тон-ком волоске теперь и держится.

   — А-а-а! — страшно заорал голова и пошел в атаку с топором в одной руке и скал-кой в другой.

   — А-а-а! — испуганно голосила Параскева, которая без скалки воевать с умертви-ем опасалась, но еще больше боялась остаться вдовой смелого и очень воинственного мужчины.

   — Ой-й-йе! — вскрикнул Панас, поскальзываясь на грязи и ухнув в новоприобре-тенное место выпаса водоплавающей птицы.

   — Убью-у-у! — истерически взвыла женщина, подхватила чудом уцелевшие при пожаре вилы и кинулась воевать умертвие в полной уверенности, что за мужа можно уже начинать мстить.

   В самом деле, когда человек только что сразил врага, не станет же он так выражать свою радость?

   Жена головы била наотмашь и наугад, в темноте не очень-то и сориентируешься. Должно быть поэтому первые же два удара плашмя пришлись по затылку Панаса, третий просвистел над ухом оторопевшего от такого напора Налима, а четвертый угодил ему прямо по лбу. Оба мужчины звучно булькнули, глотнули воды, закашлялись и забили ру-ками еще активней. Женщина восприняла интригующие звуки из ямы как недовольное шипение монстра, приободрилась и повторила экзекуцию.

   — Сдурела баба! — возмущенно пробулькал Налим.

   — Но-но, — возразил голова, отплевываясь и из последних сил стараясь удержать стремительно слабеющее тело на плаву. — Прошу… не рассуждать… по поводу… моей жены… свою заведи… и… критикуй.

   — С радостью, — судорожно прохрюкал дедок. — Боюсь, не успею… Твоя… ща… нас… ухандокает.

   Панас тоскливо понял, что дед таки прав.

   — Параскевушка! — взмолился голова. — Что ж ты нас… так больно… бьешь… Потонем же!

   Жена головы ахнула. Голос мужа она всегда узнавала, даже когда его обладатель находился в изрядном подпитии и буробил не пойми что сорванным от застольных песен басом.

   — Панасушка, ты ли это? Живой? — всхлипнула женщина, не чаявшая увидеть супруга живым.

   — Твоими стараниями скоро потонет! — вклинился дед Налим. — Это ж надо так мужика не любить, чтоб ему весь лоб вилами отбить! Шишек столько — ни один картуз не налезет, а косынка топорщиться будет.

   Параскева всплеснула руками. В свете молний в своей белой ночной рубашке она смотрелась как привидение или гигантская птица с крыльями-платком. Женщина замета-лась по двору в поисках подходящего инструмента, дабы извлечь собственного мужа из ямы. Обнаружилась старая оглобля, служившая замечательной подпоркой под веревку с бельем. Женщина радостно вскрикнула, схватила находку и с размаху сунула ее в яму. Лоб деда Налима тут же украсила очередная шишка, и он зарекся впредь давать бабам со-веты; все равно ведь извратят, а в дураках ты же и останешься. Панас умудрился-таки ухватиться за предложенное спасательное средство, но ливень сделал деревяшку скольз-кой, как кусок мыла. К тому же Параскева, хоть и крутится по хозяйству день-деньской и сила в руках имеется, все же с мужчиной не сравнится. Покряхтела она, упираясь ногами в скользкий от воды грунт, подергала за оглоблю до подозрительного хруста в спине, да и бросила — не сдюжит.

   Панас плюхнулся обратно, чуть не утопив при этом вынырнувшего Налима. Па-раскева шлепнулась на зад и заголосила, как по покойнику:

   — Да на кого же ты меня покинул?! Что же я без тебя, родненький, де-е-елать бу-ду?! Остаюся я одна, сиротинушка…

   — Хорошо кричит, — искренне восхитился таланту плакальщицы дед Налим. — Душевно выводит. Однако, голова, надо думать, утопнем мы.

   — Хорош нас заживо хоронить, — сурово отрезал Панас, хотя комплимент жене воспринял благосклонно, словно ему самому похвалу сделали. — Нам помирать никак нельзя. Надо еще замуж ведьму выдать.

   Налим притих, оценив масштаб дум головы. Вот ведь каков, сам топнет, а о других не забывает.

   — Параскева! — крикнул дед. — Ты там брось голосить, не померли еще, значит, жить будем! Найди-ка быка нам, лошадь или еще какую скотину, надень на нее ярмо да веревку привяжи покрепче. Кинь кончик нам, авось выберемся из ямы проклятущей.

   Идея была хорошей, Параскеве сразу понравилась, и она, вытерев слезы платком, побежала искать тягловую силу. Но вот беда — и бык и лошадь ночевали у соседей, са-рай-то сгорел. Полубезумный взгляд женщины выхватил из мрака капитальную будку дворового кобеля, чья морда раздобрела на хороших харчах крепкого хозяйства, и весил пес не меньше самого хозяина подворья. Недолго думая, Параскева отвязала собаку, ки-нула конец цепи мужу и пригрозила кобелю вилами, чтобы тот не смел отпираться, а тя-нул что есть мочи. Пес принял беду хозяев близко к сердцу и рванул так, что пласты зем-ли и комья из-под мощных лап полетели в разные стороны. Женщина сразу была опроки-нута навзничь, сверху по ней резвым галопом проскакал кобель, оставляя на уже далеко не белой рубашке грязные следы.

   Панас умудрился ухватиться за конец цепи и сделал это в темноте, что лишний раз доказывало: жить заставит — таланты появятся, а вот то, что он намотал цепь на руку, было ошибкой. Резкий рывок пса выдернул несколько обалдевшего от такого поворота событий мужчину из ямы, как пробку из бочонка пива, которое сначала долго грели, а потом еще трясли. Голова сначала взлетел над будущим прудом для птицы, обозрел соб-ственный двор, так сказать, с высоты птичьего полета, нашел, что в неверном свете мол-ний все равно ни черта не видно. Затем приземлился на Параскеву, которая только умуд-рилась подняться на карачки, с воплями протащил ее по земле до ближайшего повержен-ного хрена, и умчался в ночь, влекомый одной собачьей силой.

   — Стой! Куда?! — горестно возопила покинутая мужем женщина вслед супругу, но ответа так и не получила.

   Именно этот момент избрал дед Налим, чтобы напомнить горюющей Параскеве о собственном присутствии. Пришлось нагло бить на жалость, взывая к чувству сострада-ния к ближнему своему и упирая на то, что бегать по селу в одной ночной рубашке не лучшая мысль. Пусть на дворе ночь и дождь, но бдительные соседи не дремлют и утром жена головы стыда не оберется. Не лучше ли сначала извлечь попавшего в беду старика, спокойно переодеться и отправиться на поиски, подключив к ним пару десятков соседей. Женщина с трудом поборола в себе стремление кинуться вслед за исчезнувшим в ночи супругом и сунула деду оглоблю, рассудив, что хоть, в сущности, из-за него и завертелась вся эта катавасия, но человека спасать надо. Все-таки свой, жалко.

    Наученный горьким опытом Налим весьма ловко увернулся от жердины и крепко вцепился в оглоблю двумя руками с энтузиазмом дворняги, обнаружившей старый схрон с костями. Старик оказался легче Панаса и вытащить его удалось, хоть и не без труда. В селе свято чтили традиции гостеприимства, и хлебосольная Параскева, прежде чем пере-одеться в сухое и отправиться на поиски пропавшего мужа, согрела гостю чай, подала чу-дом уцелевшее при таком количестве лакомок в доме малиновое варенье, мисочку с ме-дом да ковригу пшеничного хлеба.

   Панас же в это время с воем неупокоенного духа ехал на животе за собственным кобелем по родным Хренодеркам. Пес, подхлестываемый дикими воплями сзади, несся, как молодой лось от охотника, твердо решив для себя: если завтра хозяева убьют — хоть набегается напоследок. Деревенские собаки, узрев неописуемое счастье резво галопиру-ющего собрата, нагло обдающего плетни брызгами из-под мощных лап, озверели от зави-сти и подняли такой лай, что некоторые особо впечатлительные сельчане высоко под-прыгнули на лавках и понаставили себе шишек, встретившись с полом лбами, а другие подумали, что на деревню напали неведомые враги и выскочили, кто в чем был, прихва-тив вилы и дреколье.

   Валсидал уже сделал пятый круг по селу, когда перед храмом Всевышнего троица вервольфов нос к носу столкнулась с лохматым, запыхавшимся кобелем головы с обре-ченно волочившимся за ним на цепи хозяином. Оборотни дружно рявкнули. Пес понял, что связываться с клыкастой нежитью себе дороже и сделал то, что порядочной собаке делать по статусу не положено — взобрался на дерево с проворством бывалого кота. Пря-чущийся от непогоды в дупле дерева матерый котище (ветеран мартовских битв за луч-шую кошку Хренодерок) вызверился на морду неожиданного гостя, мелькнувшую в про-еме дупла, и с диким мявом вцепился прямо в нежный незащищенный нос. Кобель взвыл и прибавил ходу. Кот рычал и орудовал когтями, как двадцатью серпами разом. Панас вопил благим матом, возносясь над землей со скоростью дубинки, запущенной вверх пы-тающим силу богатырем.

   — Никогда такого не видел, — задумчиво молвил вампир, наблюдая за происхо-дящим, как зритель за загадочными манипуляциями ярмарочного фокусника. — Все-таки дикий здесь народ проживает!

   Тем временем Лютый подошел к дереву, на котором происходило избиение отча-янно воющего пса обнаглевшим от безнаказанности котом, звучно понюхал ствол, нашел несколько меток местных псов, бесцеремонно пометил территорию и потрусил дальше. Валсидал понял, что мог слезть, наконец, с оборотня хотя бы на дерево, но огорчаться не стал. Из своего недолгого опыта проживания в Безымянном лесу он вынес, что в Хрено-дерках поселились люди совершенно непредсказуемые и лишний раз мозолить им глаза не следует — могут и камнями закидать и с колами кинуться.

   Вскоре к дереву подошли суровые, вооруженные различным дрекольем селяне. Вид у них был мрачный, полуголый и мокрый. Увидев столько не склонных к улыбкам людей разом, кот решил, что нагло взгромоздившийся на дерево пес, пожалуй, уже полу-чил на сегодня свою толику плюх, и быстро юркнул в давно облюбованное дупло, авось не заметят.

   — Гля, народ! Умертвие! Воспользовалось ливнем и опять к нам в село просочи-лось! — крикнул кто-то из толпы.

   — У-у-у, морда наглая, — подхватил другой, не уточняя, чья именно морда была так звучно поименована. — Это из-за нее у нас дождь льет и не кончается.

   Народ одобрительно загалдел. Обвинить в том, что ливень льет как из ведра и со-вершенно не желает заканчиваться, все-таки проще неведомое «умертвие», чем деда Тара-сюка, к которому, к слову, сами же и обратились. «Умертвие» камнями закидать можно — не жалко. А Тарасюк свой. К нему за свою жизнь хоть раз да бегал любой хренодерчанин. Тарасюку же следовало пригрозить, чтобы впредь так не делал.

   — А давайте мы его с дерева снимем, смолой обмажем и в пуху обваляем! — пред-ложил задорный голос.

   Сельчане одобрительно загудели. Побить и после можно, а пустить такое чудо в перьях гораздо интереснее. Да и потом, когда смешно, оно не страшно.

   Панас не разделял энтузиазма односельчан, битым быть сильно не хотелось, но и в перьях по улицам бегать не хотелось тоже.

   — Мужики! Вы чего?! — возопил голова, силясь подтянуться до ближайшего сука, чтобы попробовать освободить замотанную цепью руку, которая стала уже затекать от напряжения. — Это же я!

   — Кто это — я? — тут же заинтересовалось несколько голосов разом. — Я — они разные бывают.

   — Что значит разные? — насупился Панас. — Голова у вас один, и это я!

   Народ под деревом заволновался. Некоторые сразу узнали голос Панаса, а другие же, наоборот, решили сразу не доверять. Нежить-то она хитростью славится — выманит такая из дома, и поминай как звали.

   — Стал бы голова эдак на дереве висеть, — недоверчиво подала голос любопытная бабка Дорофея, притащившаяся вместе со всеми, несмотря на разыгравшийся из-за вне-запной непогоды ревматизм. Но за молодым супругом требовался глаз да глаз.

   — Точно! — дружно поддержали сельчане.

   — Наш голова мужчина видный и ни за что не позволит себя на дереве подвеши-вать.

   — Это умертвие!

   — Оно нам голову морочит, а Панаса съело небось!

   Селяне возмущенно загудели. Мстить нежити за всяческие беды издавна было местным развлечением, — силушку потешить и супостатов помучить, чтобы неповадно соваться было.

   — Люди добрые! Да честно я ваш голова! Чем хотите поклясться могу, — начал впадать в панику Панас.

   До него дошло, что дело приняло слишком серьезный оборот, и что бы он сейчас не сказал, верить особо никто не собирается.

   — Конечно, какая же нежить добровольно признается в собственной сути? Тем бо-лее умертвие, — авторитетно заявил владелец «Пьяного поросенка», полностью подтвер-див невеселые мысли Панаса.

   — Так я могу знамением крестным себя осенить, — осторожно предложил голова. — А хотите, святой водой на меня брызните.

   Народ задумчиво засопел. С одной стороны, идти на поводу у нежити решительно не хотелось, да и бежать будить жреца Гонория, дабы он освятил воду, тоже не особо же-лалось. Поэтому все дружно решили, что нормальная нежить не станет добровольно предлагать окропить себя святой водой.

   — А может, она, нежить, ненормальная? — с хитрым прищуром предположила бабка Дорофея, но как раз этот момент выбрал Лютый, дабы совершить шестой круг по-чета по Хренодеркам, и вопрос был снят сам собой.

   Когда троица вервольфов и вампир показались из темноты, неизвестно кто уди-вился больше, сами представители нежити или сельчане, которые вместо одного зверя у «умертвия» обнаружили разом три.

   — Они еще и размножаются… — пораженно выдохнули в толпе.

   — Вот! Вот оно! — возопил Панас, который невиданно возрадовался своему чу-десному избавлению от неминуемых, казалось бы, тумаков.

   Но тут же пожалел о своей поспешности, так как сельчане подхватили свои сель-скохозяйственные орудия и резво кинулись за «умертвием», дружно потрясая вилами, ло-патами и прочими кольями, оставив позабытого голову дальше висеть на дереве.

   — Эй! Вы куда? — запоздало крикнул он вслед, но то ли из-за шума дождя, то ли по какой-то другой причине услышан не был. — А как же я? Эх, люди… — уныло протя-нул он, прикидывая, сколько еще осталось висеть до благополучного освобождения.

   По всему выходило, что много. Тихо и жалостно заскулил судорожно вцепивший-ся в ствол дерева кобель. Другие собаки разделили грусть-тоску своего товарища и доба-вили свои голоса к одинокому воплю пса головы. По деревне поплыл протяжный много-голосый вой, трогающий какие-то нежные струны где-то в самой глубине души. Даже кошки, ненавидевшие дождь всеми фибрами души, и те выглянули из своих укрытий, чтобы лучше слышать ночной концерт.

   Под это душевное пение в мокнущее под ливнем село вошел жрец Гонорий. Ста-рец зябко поежился, кутаясь в свою кацавейку поверх длинной рясы, что, впрочем, ни-сколько ему не помогло — одежда давно и безнадежно промокла. Служителя Всевышнего начинал бить кашель, и он сильно боялся окончательно расхвораться к утру.

   «Как приду, надо будет первым делом чая из липового цвета заварить с медом», — мечтательно думал он. — «Или растолкать прислужницу, чтобы травок каких заварила».

   Помогавшая жрецу по хозяйству Марыська — девка шустрая, в работе спорая, только болтливая не в меру. Ну, так это изъян не великий. Зато прислужница никогда не боялась лишний раз сбегать к ведьме, попросить каких сборов и трав. Гонорий стар, с ле-тами приобрел не только седину, но и болезни, отчего часто хворал, и без настоек Свет-лолики, наверное, давно вручил бы свою душу Всевышнему. Звучно шлепая по дорожной грязи, грозившей к утру превратиться в настоящее болото, жрец из последних сил тащил-ся к родному дому при храме, надеясь, что гораздая дрыхнуть прислужница догадалась поставить церковную свечу на окошко, чтобы припозднившийся Гонорий не заплутал сослепу в такую мерзопакостную погоду. Но напрасно, окна оставались темными.

   Жрец в очередной раз вздохнул и тяжело оперся на посох, переводя дух.

   — Ишь ты, как выводят, подлецы! Заслушаешься! — одобрительно крякнул он, вслушиваясь в многоголосый хор местной собачьей братии. — И чего они распелись? Стряслось опять что-то или так… развлекаются?

   Разумеется, ответа на свой вопрос Гонорий не получил, да на него и не рассчиты-вал. Жрец еще раз вздохнул и пошлепал дальше, пока не поравнялся с деревом, широко раскинувшим свои ветви напротив храма Всевышнего. Тут он поразился видением креп-ко закогтившегося на стволе, надсадно воющего кобеля, на длинной цепи которого обре-ченно висел Панас Залесский собственной персоной. Сначала убеленный сединами ста-рец принял увиденное за причудливую игру воображения, помноженную на начинаю-щуюся простуду, несколько раз сморгнул и потер слезящиеся глаза рукой с узловатыми пальцами, но галлюцинация не растаяла.

   — Скажи, сын мой, — потрясенно молвил жрец, — ты что же это на дерево за-брался, да еще с собакой? Развлекаешься так или по делу какому неотложному?

   Панас воззрился на Гонория, как на приведение, пришедшее по его отягощенную грехами душу.

   — Ваша светлость, — с опаской молвил он, словно опасаясь, что одно неудачное слово, и призрак увлечет его в бездну, где демоны, мракобесы и черти станут жарить его на раскаленных углях. — Да я тут того… этого… висю, значит.

   — Да вижу, что не стоишь, — хмыкнул Гонорий и закашлялся. — Как тебя угораз-дило-то так высоко забраться, да еще в компании собаки? Учишь его на птиц охотиться, что ли?

   — Нет, я в яму упал. Снимите меня, пожалуйста, у меня рука уже затекла вся, — взмолился голова и даже шмыгнул носом для убедительности.

   Гонорий задумчиво почесал затылок, раздумывая, как бы умудриться снять стра-дальца, если самому наверх не забраться, а Панасу и подавно вниз самому не спуститься, хоть чем приманивай. «Разве что за лестницей сходить?» — размышлял жрец. — «Но она слишком большая и один я ее не донесу. Придется, пожалуй, разбудить Марыську». И старец отправился за лестницей.

   План был хорош всем, но молодая прислужница, пользуясь отсутствием жреца, убежала на ночные посиделки с пришлыми парнями, а потому привлечь ее к перетаски-ванию добротного изделия местного плотника не представлялось возможным. Гонорий не был кичлив, как некоторые жрецы Всевышнего, работы не чурался и впрягся было сам. Лестница же совершенно не желала отправляться во тьму под дождь, коварно упала на старика и пригвоздила оного к полу храмовой сторожки. Но тут кстати появилась Па-раскева в компании вездесущего деда Налима, и вместе они вызволили несчастного из-под лестницы. Затем помогли спуститься страдальцу с дерева и даже сманили вниз шоки-рованного кобеля. Прятавшийся в дупле кот успел-таки пару раз пройтись по собачьей морде напоследок, заставив пса испуганно взвизгнуть.

   И еще одна история закончилась более-менее благополучно для всех ее участни-ков. Даже жреца хлебосольная Параскева отвела под руки к себе домой, где долго отпаи-вала горячим травяным отваром, редькой с медом и прикладывала к замерзшим старче-ским ступням горчичники.

ГЛАВА 5

Над Безымянным лесом занималось утро. Тяжелое, словно не выспавшееся за ночь, с каждыми сутками становившуюся все короче, вылезло на небо дневное светило. Огнен-ными всполохами пылал багрянец рассвета. День обещал быть жарким. Усталая Светло-лика отпустила последнюю саламандру на волю, поблагодарила огонь за помощь, тща-тельно загасила оставшиеся угли, окинула задумчивым взором поляну. Здесь еще не-сколько минут назад резвились духи стихий, наполняя землю своей силой, превращая ее из просто кормилицы в лечебную.

   — Ну, вот и все, — удовлетворенно молвила она.

   Дорофей Тимофеевич, активно помогавший хозяйке, отер пушистой лапой несу-ществующий пот со лба и вперил в ведьму пытливый взгляд голубых глаз.

   — Думаешь, у нас получилось? — с сомнением в голосе поинтересовался он.

   — Надеюсь, — неопределенно повела плечами девушка. — Раз наш пациент еще жив, значит, что-то да вышло.

   Вешил, которого результат ритуала местной ведьмы касался более всех присут-ствующих на поляне, пребывал в состоянии блаженной расслабленности, и вмешиваться в дискуссию новоявленных экспериментаторов ему было слишком лениво. Отчаянно хо-телось спать, но даже на зевок не имелось сил. Маг осоловело похлопал глазами и сам не заметил, как уснул.

   Вяз Дубрович стоял в тени деревьев и смотрел, как усталая после колдовства ведь-ма в компании кота собирают уже ненужные травы. Леший сурово разогнал набежавшую на необычную магию нежить, но Лика магического круга пока не размыкала. Оно и по-нятно, осторожность превыше всего, особенно теперь, когда магия схлынула, оставив де-вушку практически беззащитной перед клыками местных обитателей.

   Из леса вынырнула запыхавшаяся троица вервольфов. Вампира Лютый благопо-лучно потерял, как только Валсидал попал в лес, зацепился за ветку ели и влез на дерево с ловкостью белки, невзирая на колючие иголки. Впрочем, когда тебе угрожают острые клыки оборотня, тут уж не до сохранности собственной шкуры, уколы еловых игл ерунда — самому бы выжить. Завидев лешего, Лютый мотнул лобастой головой, сбрасывая на землю приставшие мелкие сухие веточки (репьи можно будет и потом повыкусывать — есть дела поважнее), и уселся неподалеку, вывалив розовый язык и тяжело дыша. Вер-вольфицы со степенностью придворных дам присели тут же.

   — Что? Набегался? — хмыкнул Вяз Дубрович, не особо рассчитывая на ответ.

   Оборотни в волчьей ипостаси не очень-то разговорчивы, а уж дикие подавно.

   — Да уж не без этого, — спокойно откликнулся Олек, выныривая из-за кустов.

   В отличие от вервольфов, вождь двуипостасных пребывал в своей человеческой ипостаси. Вяз с удивлением обнаружил, что Олек явился не один, а крепко сжимает за руку сильно заросшего бородатого мужичка, цвет волос и одежды которого не смог бы определить человек с самым богатым воображением. На ногах непонятной личности кра-совались растоптанные лапти непомерно большого размера. Как существо умудрялось хо-дить в такой обуви и не запинаться, оставалось только догадываться, зато зимой ему уж точно снегоступы были без надобности.

   — Твоя правда, Вяз Дубрович, — почтительно поклонился потрясенному лешему двуипостасный. Мужичок жалостливо шмыгнул, потер нос тыльной стороной ладони, на которой вполне можно было лук сажать, так она заросла грязью, тоже поклонился, стянул шляпу и принялся комкать ее в руках, поднимая тучу пыли. — Забегался я что-то совсем. Все Гнилушки и Репицы обегал. Вот — подарок Светлолике нашел.

   Вяз Дубрович окинул скептическим взглядом предъявленный презент и призаду-мался. Он вовсе не был таким уж завзятым дамским угодником, но и холостяком не про-живал. Хозяйкой в доме последний десяток лет была весьма домовитая кикимора из сре-динного болота, которая часто баловала лешего вкусными обедами. Ухаживать Вяз особо не умел, но подарить подруге букет-другой цветов, мха какого-нибудь особенного на платье или шубу никогда не забывал. Выбор подарка вожаком двуипостасных поставил лешего в тупик.

   — Это что еще за чудо-юдо в лапоточках? — недоуменно захлопал глазами он. — Хочешь сначала вручить Светлолике маленького мужичка, чтобы пока попривыкла к мужчине скромных размеров в собственном доме, а потом авось и тебя примет? Интерес-но придумано, но мудрено очень. Может не сработать. Сложные планы, они редко идут как надо.

   — А не сложные? — на всякий случай уточнил Олек, склонив голову набок, слов-но хотел до последней буквы расслышать мудрый совет лешего.

   — Не сложные тоже не всегда срабатывают, но это не так обидно, — наставитель-но изрек Вяз, подняв ветку-палец кверху для особого авторитету.

   — Да хорошо, коли так, значит, если подарок не придется ко двору, расстраиваться сильно не стану, — усмехнулся